автореферат диссертации по политологии, специальность ВАК РФ 23.00.04
диссертация на тему: Региональные политические институты на примере Европейского союза и содружества независимых государств (социокультурный анализ)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Региональные политические институты на примере Европейского союза и содружества независимых государств (социокультурный анализ)"

на правах рукописи

РГБ ОД

СТРЕЖНЕВА Марина Вадимовна ; ,• - .

РЕГИОНАЛЬНЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНСТИТУТЫ НА ПРИМЕРЕ ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА И СОДРУЖЕСТВА НЕЗАВИСИМЫХ ГОСУДАРСТВ (социокультурный анализ)

Специальность 23.00.04 - Политические проблемы международных систем и глобального развития

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора политических наук

Москва

-2000

Работа выполнена в Отделе международно-политических проблем Института мировой экономики и международных отношений РАН

Официальные оппоненты

доктор экономических наук, профессор Ю.А.Борко доктор философских наук, профессор А.С.Панарин доктор исторических наук, профессор С.П.Перегудов

Ведущая организация - Московский государственный институт международных отношений (Университет) МИД РФ

Защита состоится "_" _ 2000 г. в 14 часов на заседании

диссертационного совета Д.002.12.01 в Институте мировой экономики и международных отношений по адресу: 117859, Москва, ГСП-7, Профсоюзная ул., 23.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института мировой экономики и международных отношений РАН. Автореферат разослан "{3' ЗМ&ЦрА ЛШ-г.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат политических наук

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Представления о региональной политической интеграции сложились на основании во многом исключительного опыта Европейского сообщества (Европейского Союза). Этим объясняются и обилие интеграционных концепций, и провал попыток построить на их базе интеграционную теорию: большинство специалистов судят о закономерностях интеграционного развития, отталкиваясь только от западноевропейской практики и не имея подтверждений справедливости собственных выводов в отношении наднациональной интеграции вообще. Для более убедительного обоснования и уточнения теоретических суждений о региональной политической интеграции необходимы сравнительные исследования, в которых Европейский Союз был бы не единственным, а только одним из анализируемых объектов.

Хотя в последние десятилетия в различных регионах мира возникали объединения (АСЕАН, МЕРКОСУР, СНГ и др.), институциональной моделью для которых в той или иной мере послужило Европейское сообщество, в мировой политической науке бытует мнение, что применять к ним термин «политическая интеграция» некорректно, поскольку ни в одном из этих объединений, в отличие от ЕС, нет наделенных значительными полномочиями наднациональных институтов. Это существенно затрудняет задачу сравнения подобных объединений с ЕС, однако не исключает возможности ее решения. В настоящей диссертации в качестве инструмента, помогающего сравнивать ЕС и СНГ, рассматривается более общее по отношению к понятию «политическая интеграция» понятие «региональный политический режим».

О наличии регионального политического режима можно судить в том случае, когда несколько соседствующих друг с другом государств, будь то в Западной Европе, в Центральной Америке или в постсоветском пространстве, вступают в региональное объединение, предполагающее подчинение определенных сфер национальной политики действию одних и тех же принципов и правил, которые применяются в масштабах всего объединения. Речь при этом может идти о политике в экономической сфере, в сфере образования или в сфере регулирования миграционных потоков. В основе всякого регионального политического режима лежит согласованность ценностных подходов и поведенческих норм участников политического процесса, которая позволяет им совместно вырабатывать и поддерживать общие политические нормы и правила, применение которых в каждом конкретном случае может требовать или не требовать организационной поддержки в форме наднациональных институтов.

Важно, что в этой трактовке данное понятие получило развитие также применительно к ЕС. Термин «режим» был введен в политологическую лексику приблизительно в 70-е годы XX века. С тех пор он активно использовался группой западных авторов (Дж.Ругги, Э.Хаас, А.Вендт), изучавших влияние на различные формы международного (регионального) сотрудничества, и прежде всего на Европейское сообщество, моральных норм, ценностных ориентиров и идеологических пристрастий, которыми руководствуются в своих совместных политических действиях участники того или иного объединения на международной арене.

Если подняться на достаточно высокий уровень обобщения, то Европейский Союз и Содружество Независимых Государств допустимо сравнивать как два региональных политических режима, сопоставимых по своим территориальным параметрам и общей численности населения. В обоих случаях наличествуют региональные судебные и парламентские органы, у каждого из которых есть более или менее четко определенные функции. Но центральная политическая роль в масштабе всего объединения и в ЕС, и в СНГ принадлежит государственным и международным чиновникам и лидерам национальной исполнительной власти, а не политическим партиям, группам интересов, парламентариям или судьям.

В своей организации и ЕС, и СНГ в большей мере воплощают черты элитного управления 1, что подразумевает авторитарный подход к политическому процессу. Противоположность элитному управлению составляет демократическая политика, основной чертой организации которой являются выборы. В любом случае для того, чтобы режим элитного управления сохранял жизнеспособность, приносимые этим управлением политические результаты должны быть созвучны преобладающим социокультурным предпочтениям в соответствующем пространстве. Между тем, при наличии определенных элементов институционального сходства, по сути два рассматриваемых здесь региональных объединения принципиально различны между собой: ЕС нацелено

1 Представления о делении общества на две страты и о существовании привилегированного меньшинства лидеров в конце XIX - начале XX вв. вылились в теорию элитизма, к числу создателей которой принадлежали итальянцы В.Парето, связывавший характер политического строя с доминирующими в тот или иной момент психологическими чертами внутри правящей элиты, и Г.Моска, автор понятия политического класса как подвида господствующего класса. В дальнейшем их идеи широко использовались социологами и политологами для разговора о социальной стратификации и политической власти в терминах, отличных от терминов демократической теории или марксизма (см. Albertoni Е.А. Mosca and the Theory of Elitism. - Oxford: Basil Blackwell, 1987; Газенко Г.В. Концепции власти в итальянской политологии на рубеже XIX -XX вв. (Политические теории Г.Моски и В.Парето). - М.: ИНИОН, 1993).

на интеграцию и социальный прогресс, а СНГ имеет дезинтегративную природу.

Актуальность исследования. Актуальность сравнительного изучения институтов ЕС и СНГ и в теоретическом, и в практическом плане не вызывает сомнения. С одной стороны, опыт взаимоотношений между новыми независимыми государствами - бывшими советскими республиками дает исследователям дополнительные возможности для испытания на прочность своих теоретических обобщений и выводов о природе и закономерностях развития региональной политической интеграции. С другой стороны, более четкое понимание механизмов действия интеграции/дезинтеграции и соответствующих институтов может оказаться полезным для достоверного объяснения того, что сейчас происходит в постсоветском мире.

Практическая значимость подобной работы состоит в том, что она открывает новые перспективы и для прогнозов в отношении будущего ЕС, и для выявления наиболее приемлемых путей политического реформирования стран Содружества, в первую очередь России.

Степень разработанности проблемы. Современные подходы к изучению региональной политической интеграции берут свое начало с 50-х годов. Их появление и развитие в первую очередь отразило попытки западных ученых осмыслить беспрецедентный характер тех политических процессов, которые начались в Западной Европе после создания Европейского объединения угля и стали (ЕОУС). К анализу интеграционной тематики обратились тогда такие авторы, как К.Дейч и Э.Хаас, работы которых специалисты сегодня справедливо считают классикой в данной области. Вслед за ними исследованием европейской интеграционной практики и разработкой понятия интеграции занимались такие известные европеисты, как Д.Пучала, Э.Моравчик, Х.Уоллес, У.Уоллес, К.Уэбб, П.Тейлор, Дж.Капоразо и многие другие авторы в Западной Европе и США, каждый из которых внес свой особый вклад в трактовку этого сложного феномена.

При всем разнообразии предложенных учеными оценок и трактовок существа понятия интеграции^, развитие на Западе интеграционной теории как таковой в целом оставалось тем не менее под преобладающим влиянием социологических идей - от К.-А.Сен-Симона и

2о разнообразных концепциях политической интеграции см. Шишков Ю.В. Теории региональной капиталистической интеграции. - М.: Мысль, 1978, с. 129-201; Барановский В.Г. Политическая интеграция в Западной Европе: Некоторые вопросы теории и практики. - М.: Наука, 1983.

О.Конта до Г.Спенсера и Э.Дюркгейма. В частности, структурно-функциональная сторона социологии Дюркгейма и возникший под ее влиянием структурный функционализм Т.Парсонса, предполагавший анализ общества как органического целого, в котором каждому институту принадлежит определенная функциональная роль, явственно просматриваются в качестве интеллектуальных корней неофункциональной концепции политической интеграции. Другой ее теоретический источник, как и коммуникационной концепции интеграции К.Дейча -«понимающая» социология М.Вебера, где объяснение совокупности связей и отношений, в которые вступают люди в обществе, исходит из трактовки смыслов, которыми они руководствуются в отношениях друг с другом.

В России начало конкретным исследованиям европейской инте-грацииЗ было положено в ИМЭМО. Усилиями сотрудников этого академического института были созданы такие коллективные монографии, как «Экономические проблемы Общего рынка» (М., 1962); «Западная Европа: трудящиеся против монополий» (М., 1965); «Экономические группировки в Западной Европе» (М., 1969); «Международные отношения в Западной Европе» (М., 1974); «Западная Европа в современном мире» (тт. 1-2, М., 1979); «Западноевропейская интеграция: политические аспекты» (М., 1985) и другие. Если в первых работах такого рода, даже когда в них признавались положительные следствия «капиталистической» интеграции, теоретическую основу вынужденно составляли тем не менее догмы марксистско-ленинской политэкономии, то более поздние по времени написания работы сыграли важную позитивную роль в отечественной европеистике, так как значительно более верно отразили основные особенности развития интеграционного процесса и те проблемы, которые на том или ином его этапе оказывались самыми важными.

Впоследствии эстафету в российских исследованиях интеграционных процессов подхватили научные сотрудники Института Европы РАН, перу которых принадлежат такие книги, как «Европейский Союз и Содружество Независимых Государств» (М., 1998) и "Европейский Союз на пороге XXI века: выбор стратегии развития" (готовится к публикации).

Существенный вклад в изучение интеграционной проблематики, ее экономических, социальных, политических аспектов был сделан российскими специалистами В.Барановским, Ю.Борко, И.Бусыгиной, О.Буториной, З.Кузиной, Д.Маклэйном, М.Максимовой, И.Манфред,

3 Об истории изучения европейской интеграции российскими учеными см. Заглядывая в XXI век: Европейский Союз и Содружество Независимых Государств / Под ред. Ю.А.Борко. - М.: Интердиалект+, 1998, с.7-10.

Д.Меламидом, А.Шебановым, В.Шенаевым, Ю.Шишковым, Е.Хесиным, В.Циренщиковым, другими авторами, работы которых тщательно изучены диссертантом.

Вместе с тем важно отметить, что в России при изучении проблем интеграции возник неоправданный, на взгляд диссертанта, крен в сторону придания исключительного значения выявлению ее объективного экономического смысла. Между тем, как представляется, чтобы понять и объяснить интеграционную практику, необходимо не только, а может быть, и не столько, проникновение в объективную суть материальной реальности, сколько изучение реальности мыслимой, которая включает концепции, теории, модели, идеологии, соображения престижа, эмоции, типы ментальности, составляющие основу представлений об интеграции ее участников.

Мышление участников влияет на то, как идет интеграционный процесс на практике, а ход интеграционного процесса оказывает обратное влияние на мышление участников. Последовательность событий при этом не может быть вполне понята, если ограничиться только рассмотрением доступных наблюдению экономических фактов. Сошлемся здесь на авторитет И.Канта, который в своих трудах по вопросам политики исходил из убеждения, что являющийся нам мир невозможно объяснить только на основании имеющегося на данный отрезок времени практического опыта. По Канту, чтобы картина мира обрела ясность, человеку нужно привнести в нее некие исходные принципы, которые сформировались в его собственном уме.

Среди специалистов на Западе сначала утвердилось применение концепции интеграции в связи с использованием объяснительной модели строительства национального государства в процессе модернизации, то есть перехода обществ от традиционного состояния к экономике капиталистического типа, гражданскому обществу и правовому демократическому государству. В дальнейшем региональная интеграция стала рассматриваться как вторая ступень, после завершения национальной интеграции через модернизацию, одного и того же процесса прогрессивного развития. С учетом этого при подготовке работы автор уделил особое внимание трудам отечественных и зарубежных специалистов по проблемам модернизации и социально-культурным аспектам общественного развития Ш.Айзенштадта, А.Ахиезера,

A.Гидценса, Н.Зарубиной, В.Ильина, Р.Ингльхарта, С.Каспэ,

B.Красилыцикова, А.Панарина, Т.Парсонса, В.Федотовой, В.Хороса, М.Чешкова, П.Штомпки и других.

Различные аспекты темы, исследуемой в диссертации, раскрыты в книгах и статьях политологов Д.Битэма (легитимизация власти), К.Гаджиева (территориально-политическая и национально-территориальная стороны государственности), М.Догана и Д.Пеласси

(сравнительная политическая со-циология), Д.Истона (теория политическим систем), Н.Косолапова (анализ социально-территориальных систем), С.Перегудова (европейская социал-демократия, тэтчеризм, группы интересов и корпоративизм в России), В.Тишкова (категория «нация-государство») и других.

Цель и задачи исследования. Данная диссертационная работа представляет собой опыт изучения взаимоотношений между политическими и социальными структурами в процессе региональной интегра-ции/дезин-теграции, при котором, по мнению автора, особенно большую роль играет культура, то есть социокультурные предпочтения его участников. Рассматривая региональные институты под таким углом зрения, мы открываем огромный массив еще не исследованных вопросов. Важно уточнить, в частности, откуда, по мнению исследователей, берутся такие предпочтения и что их формирует. Диссертант сознательно ограничивается в данной связи рассмотрением влияния на формирование коллективных (массовых) предпочтений в отношении региональной политической интеграции/дезинтеграции, общее представление о которой было сформировано западными социологами и политологами, главным образом социально-экономических факторов (прежде всего особенностей современной отраслевой структуры занятости населения в Западной Европе и в бывшем Советском Союзе и происходящих в этой сфере в настоящее время изменений), оставляя в стороне другие не менее важные факторы - скажем, конфессиональный.

В такой связи, непосредственная цель диссертации - сформулировать и обосновать гипотезу о том, что жизнеспособность политических институтов региональной интеграции зависит от особенностей социальной культуры в регионе, а именно от степени готовности основной массы региональных жителей следовать тем нормам и правилам социального поведения, которые поощряются существованием сильных наднациональных институтов, а также от их приверженности коллективистской по своей природе интеграционной идеологии. Особенности социальной культуры и образ жизни населения, в свою очередь, в значительной мере корректируются конкретными материальными обстоятельствами, в том числе тем, в какой из отраслей экономики (в промышленности, в сельском хозяйстве или в сфере услуг) занято более всего трудоспособных жителей и где (в городах или в сельской местности) проживает основная масса населения. Поэтому мы можем до какой-то степени судить о перспективах региональной политической интеграции в определенном регионе, отталкиваясь от оценки численности, роли и места конкретных групп занятости в его социальном пространстве. Как представляется, обсуждение такой гипотезы может спо-

собствовать дальнейшему развитию теоретических взглядов на феномен политической интеграции.

Для достижения данной цели в диссертации решаются следующие задачи:

- тщательно исследуется смысл понятия интеграции, которое связано с представлениями об идеальном типе социальной организации;

- вводятся в отечественный научный оборот проблематика и результаты анализа региональных институтов в западной политологии и теории международных отношений;

- дается трактовка истории развития институтов ЕС и состояния институтов СНГ с как с политической, так и с социокультурной точек зрения;

- уточняются и обосновываются некоторые критерии, позволяющие судить о наличии или отсутствии социальных предпосылок для участия той или иной страны в региональной интеграции.

Теоретическая и методологическая основа исследования. Проблематика, характер и стиль изложения материала в диссертации в основном определяются избранной ее автором позицией в области теории познания, которая находится в общем русле представлений конструк-ционизма. Согласно этим представлениям, основы которых были заложены философами-экзистенциалистами, реальность существует, но лишена какого-то смысла до тех пор, пока ее не наделяют этим смыслом мыслящие и чувствующие люди. Теоретическую основу избранной методологии составляет когнитивизм (понимание) - течение в гуманитарной науке, фокусирующее исследование социальной и политической реальности на изучении и раскрытии смысла того или иного действия с точки зрения тех, кто в этом действии участвует.

С методологической точки зрения, достаточно трудно убедительно связать предположения (гипотезы) когнитивного характера с фактическими данными. Макс Вебер предложил решать эту задачу с помощью особого диагностического средства - так называемых идеальных типов. Идеальный тип - это не то, что исследователь обнаруживает, непосредственно анализируя реальность. Идеальный тип - это концептуальная или ментальная конструкция, которая в чистом виде существует только в воображении исследователя.

Как «чистый случай» идеальный тип утопичен по своей природе, но полезен для целей сравнения различных общественных объектов. С его помощью можно анализировать действия различных групп людей, которые руководствуются общими для всей группы мотивами при выборе средств для достижения своих целей. Так, в настоящей работе будут рассмотрены идеальные типы неокоммунистов, социалистов («индустриалистов»), либералов, ультра-националистов и умеренных националистов (консерваторов), каждому из которых свойственны свои

критерии рациональности в оценке преимуществ и недостатков региональной интеграции.

Противоположность конструкционистскому методу «понимания» составляет объективистский метод «натурализации» (позитивизм), в данной работе выступающий в качестве вспомогательного. Подобно тому, что происходит в естественных науках, руководствующиеся позитивизмом аналитики-политологи сосредоточены на поиске объективных законов и факторов их детерминации, на статистической информации, на корреляции экономических и политических обстоя-тельств^.

Так, в настоящей диссертации автор настаивает на справедливости предположения о существовании определенного соответствия между социальной структурой того или иного общества и степенью поддержки, на которую в этом обществе могут рассчитывать региональные интеграционные институты. Общие изменения в численности занятых в различных секторах экономики, в частности, наблюдаемое сегодня прогрессирующее сокращение доли работников промышленности в общем числе занятых как в Западной Европе, так и в странах бывшего СССР, о чем свидетельствуют статистические данные, оцениваются поэтому с точки зрения их наиболее вероятных последствий для будущего региональных политических институтов, которые в западноевропейском регионе возникли во времена и на базе развитого индустриализма.

Научная новизна данного диссертационного исследования может рассматриваться с двух точек зрения - (1) с точки зрения вклада автора в разработку интеграционных проблем в отечественной политической науке и (2) в контексте дискуссий об интеграции, которые ведутся в современной западной социологии и политологии.

В отечественной политической науке настоящая диссертация представляет собой первую попытку систематизированного исследования региональных политических структур в ходе процессов интеграции/дезинтеграции, выполненного в традициях когнитивизма и опирающегося при этом на опыт изучения интеграции в социологии и политологии Запада. Учитывая, что в советской и российской европеи-стике проблемы социокультурной обусловленности существования региональных политических институтов до сих пор по существу оставались на втором плане, диссертант не только стремился сформулировать свое понимание природы региональной политической интеграции как способа защиты определенного образа социальной жизни, но и счел необходимым более или менее подробно остановиться на особенностях

4 О "понимании" и "натурализации" см.: Демин А.И. Понимание в политике // Полис (политические исследования). 1999. № 3, с. 131-137.

8

современной дискуссии по проблемам интеграции и теории международных отношений, которая продолжается сегодня за рубежом. Диссертант систематизирует и подробно анализирует основные интеграционные концепции, представленные в западной литературе, показывает, почему до сих пор оставалось невозможным появление универсальной теории интеграции. Представляя все наиболее значимые на сегодня подходы к существу политической интеграции, работа, таким образом, носит обобщающий характер.

Автором предлагается нетрадиционная методология концептуального анализа целей региональной интеграции с точки зрения индивидуалистической, иерархической и эгалитарной социальных культур.

В работе реабилитируется исследовательский интерес к социальным группам в контексте реконструктивного изучения региональной интеграции. Неофункционализм 50-60-х годов был единственным из базовых подходов к изучению интеграционной проблематики, в котором именно социальным группам уделялось особое внимание. Неофункциональное объяснение европейской интеграции состояло прежде всего в концептуализации поддержки, которую определенные социальные группы в отдельных государствах-членах способны оказать централизованному региональному управлению (региональным институтам) ввиду успешного выполнения им определенных функций.

В диссертации же доказывается, что массовая поддержка региональных политических режимов и институтов зависит не от разнообразия функций, выполнения которых от них ожидают определенные социальные группы, а от разнообразия в социальной логике, которой наиболее влиятельные в социокультурном отношении группы предпочитают следовать. Выявление различий в социальной логике, предпочтение которой могут отдавать сторонники и противники региональной интеграции, помогает расширить возможности неофункциональной интерпретации на режимы и институты, преследующие цели дезинтеграции, которые могут рассматриваться наряду с режимами и институтами, нацеленными на интеграцию.

Положения, которые выносятся на защиту

1. Идея интеграции неотделима от моральных суждений о направлении, в котором должны развиваться социальные процессы. Какие бы теоретические подходы к изучению европейской региональной интеграции ни предлагались, все они неизбежно исходят из определенной моральной или социокультурной точки зрения, даже если авторы того или иного подхода не обращают внимания на это важное обстоятельство.

2. Региональная интеграция, даже когда речь идет только об интеграции экономической, есть в первую очередь вопрос политического и идеологического выбора и только во вторую - вопрос экономической целесообразности. Поэтому решить с уверенностью, нужна ли в том или ином пространстве экономическая и валютная интеграция, нельзя, не определив прежде, какой образ жизни является для проживающих в этом пространстве людей предпочтительным, каков, с учетом принятых здесь традиций, допустимый минимальный уровень жизни, что общественное мнение считает возможным и что категорически исключает во взаимоотношениях власти и населения, в области международной политики. Если такие соображения проигнорировать, то абстрактные суждения о преимуществах и недостатках региональной интеграции теряют практический смысл.

3. В 50-е годы истекающего столетия в качестве главных общественных целей в развитых странах Запада признавались обеспечение военной безопасности и стимулирование промышленного роста. Именно в соответ-ствии с этими целями и выстраивалась тогда повестка дня европейской интеграции. Сегодняшняя повестка дня в ЕС сориентирована на иные цели - на поддержание экономической стабильности и обеспечение высокого качества жизни всего населения. Еще не выработан общеевропейский консенсус в отношении того, какой конкретно характер должен носить компромисс между этими двумя довольно противоречивыми целями. Но в любом случае нынешний состав институтов ЕС был бы невозможен, если бы ранее не был доказан на практике успех сходных наднациональных институциональных структур сначала в ЕОУС, а затем в ЕЭС.

4. В последние десятилетия, особенно на фоне процессов глобализации в торговых и финансовых отношениях и достижений в сфере научно-технического прогресса, не только в Западной Европе, но и в других регионах интенсифицировался процесс «выталкивания» трудоспособного населения из производственной сферы. С точки зрения решения проблем безработицы, он смягчается главным образом благодаря заметному расширению сферы услуг с рутинным и довольно примитивным трудом, не требующим особой квалификации. Продолжение общей тенденции к снижению относительной численности квалифицированных промышленных работников в Европе и на территории бывшего СССР, сокращение степени их влияния на определение образа жизни всего населения соответствующих стран сопоставимы по масштабу своих потенциальных социокультурных последствий с сокращением численности занятых в сельском хозяйстве и массовым переходом от сельского к городскому образу жизни, которые происходили на предшествующем этапе социального развития.

Эта современная тенденция не может не оказывать самого серьезного влияния и на региональные политические институты, поскольку именно квалифицированные работники, занятые в промышленном производстве, и составляли до сих пор основу массовой поддержки интеграционной идеологии и практики. Здесь кроется одна из основополагающих причин того, почему легитимность институтов ЕС сегодня многими ставится под вопрос, что заставляет руководство Союза предпринимать шаги по демократизации его институциональной системы. Этим же в конечном счете можно объяснять и трудности с реализацией интеграционных планов в СНГ.

5. Существование интеграционных институтов в Европе продолжает помогать сглаживанию резких социальных изменений и конфликтов, способствует утверждению норм цивилизованного образа жизни. Между тем постсоветские общества сталкиваются со многими проблемами, которые можно в целом охарактеризовать как следствие происходящей в ре-гиональных масштабах социальной деградации. Если бы ведущие политики региона на деле преследовали цель противостояния подобным тенденциям, внедрение в практику определенных элементов интегративного регионального политического режима могло бы оказаться кстати. В таком случае следовало бы начать, как и в Западной Европе в 50-е годы, с отраслевых форм экономической интеграции, с применения ее принципов к ограниченному числу направлений хозяйственной деятельности, более других нуждающихся в масштабном наднациональном администрировании, - таких, как машиностроение, транспорт или область научно-технических исследований.

Апробация работы. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании Отдела международно-политических проблем ИМЭМО РАН. Основные ее положения изложены в опубликованных автором монографиях и статьях на русском и английском языках, в выступлениях на научных конференциях и семинарах, в курсе лекций по институциональным аспектам интеграции, который был прочитан автором в МГУ и ряде других российских университетов.

Структура диссертации соответствует поставленной цели и задачам исследования. Она состоит из введения, восьми глав, заключения, приложения и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В предисловии обосновываются выбор темы, ее актуальность и практическая значимость, дана постановка проблемы, исследованию которой посвящена работа, сформулирована цель диссертационного исследования, отмечена его новизна. Здесь же содержится обзор источ-

ников, на которые опирался автор, и приводится краткое изложение содержания работы.

Первая глава «СООТНОШЕНИЕ СОЦИАЛЬНОЙ И ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ» дает представление о возможных сочетаниях социальной и политической интеграции в пределах того или иного пространства, что имеет особое значение в свете избранной автором точки зрения на явление региональной интеграции. Это дает возможность ввести читателей в круг базовых понятий и представлений об интеграции в социальной и политической областях.

Здесь приведены классические определения различных типов социальной интеграции, предложенные французским социологом Э.Дюрк-геймом. Это - механическая солидарность, означающая обладание сходными характеристиками, и органическая, или функциональная, солидарность, то есть взаимозависимость, которая основана на разделении труда. Тип механической интеграции (солидарности), по Дюркгейму, в свою очередь может быть разделен на три подтипа: культурную интеграцию, предполагающую совместимость культурных стандартов; нормативную интеграцию, то есть соответствие между поведенческими и культурными нормами; коммуникативную интеграцию, свидетельствующую о широте распространения общих культурных символов.

Приоритет в употреблении понятия интеграции при изучении проблем политического национализма и строительства национальной государственности принадлежит К.Дейчу, который подчеркивал особое значение коммуникативной социальной интеграции для достижения целей политического объединения.

В конце 50-х - 60-е годы - авторы неофункциональной концепции интеграции (Э.Хаас и его последователи Л.Линдберг и С.Шейнгольд) выделили необходимость коммуникации (контактов, трансакций), по крайней мере, между некоторыми группами европейцев в пределах всего рассматриваемого регионального пространства, как ключевое условие для продвижения к целям политической унификации региональных масштабов. Они полагали, что через поддержку наднациональных институтов, функции которых поначалу весьма незначительны, национальные группы интересов и национальные правящие элиты могут побуждаться к региональным контактам ввиду предполагаемой самоочевидности сравнительных преимуществ регионального хозяйственного комплекса перед комплексами национальными. В результате ожидалось, что и правящие слои, и массы окажутся вовлечены, как на индивидуальном, так и на коллективном уровне, в новый тип сообщества (в сети механической солидарности, если следовать терминологии Дюрк-гейма), на которое впоследствии сможет опереться уже полновесная наднациональная политическая конструкция.

Размышления неофункционалистов подвели их вплотную к выявлению социальных механизмов европейской региональной интеграции. Но, как и Дейч, неофункционалисты при оценке различных, в том числе неевропейских, региональных объединений игнорировали высокую вероятность того, что население или по крайней мере часть населения каких-то регионов может ориентироваться на принципиально иные нормативные критерии, нежели те, которыми привык руководствоваться в своих действиях современных человек на Западе.

Как нам хорошо известно, Россия/СССР прошла достаточно длительный период трансформации в направлении превращения в политическую нацию западного типа, которую характеризуют централизация власти, экономическая унификация, предоставление равных прав все более широким социальным слоям населения и развитие общественных систем образования и здравоохранения. В СССР переход к современному гражданству, при всей ограниченности индивидуальных прав советского гражданина, произошел под прямым патронажем советского государства. Сегодня региональная система коммуникации, или постсоветское общество (Gesellschaft), продолжает существовать и имеет собственную культуру как средство общения, социальной мобильности, социального самоутверждения.

Однако параллельно этому сохраняется основа для существования закрытых этнических или культурных сообществ, или общин (Gemeinschaft). Существенно, что каждое из этносообществ непременно должно быть основано на традиционных нормах индивидуального поведения, которые отличаются от современных поведенческих норм. Элементы социальной мобильности в пределах всего постсоветского пространства, которые были важным достижением при переходе от традиционного состояния к современности в советском исполнении и опирались на русскую этнокультуру, теперь вступают в конфликт с новыми национальными формами политической жизни в республиках, где русские государствообразующей этнической группой заведомо не являются.

Для сравнения, за кулисами европейской интеграции мы видим конфликт между уже существующим региональным измерением политического управления, которое подчиняется логике хозяйственной целесообразности, и сохраняющейся лояльностью национальных обществ своим правительствам вопреки некоторым очевидным экономическим преимуществам наднационального объединения. До тех пор, пока большинство европейцев - по различным причинам рационального или морального свойства - доверяют поддержание устоявшихся норм социальной жизни национальным правительствам, европейские региональные политические институты не в состоянии «похитить» с

национального уровня общественную лояльность, которая необходима для радикального расширения полномочий наднациональной власти.

Глава вторая «ИНТЕГРАЦИЯ КАК ВАРИАНТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ» начинается с обзора оказавшихся в конечном счете неудачными попыток развить теоретическую модель национальной интеграции в универсальную теорию интеграции и с обсуждения применимости этой концепции к изучению России/Советского Союза и постсоветских реальностей.

Интеграция вообще - это очень широкое понятие, приложимое к любому случаю, когда рассматриваемое целое представляется наблюдателям чем-то большим, нежели сумма составляющих его частей. Интеграция в политике имеет отношение прежде всего к структуре и поведению политических систем. Мы можем говорить либо об интегрированной политической системе, имея в виду ее статичное состояние, либо об интегрирующейся политической системе, при этом подразумевая процесс, в ходе которого некие политические единицы сходятся (сводятся) вместе для образования новой целостности. Причем среди специалистов сначала утвердилась достаточно узкая направленность в применении концепции интеграции лишь к модели строительства национального государства, в связи с чем в качестве принципа организации интегрированной политической системы признавалась только иерархия.

Представления о современном государстве как о продукте централизации, полученном в ходе решения задач модернизации, то есть в процессе перехода обществ от традиционного состояния к современному, с различных точек зрения разрабатывались группой ученых, среди которых наиболее известными были имена М.Вебера и Т.Парсонса. К.Дейч не только отчетливо указал на эту модель как на модель строительства государства через интеграцию, но и упоминал ее в непосредственной связи с ростом региональных «блоков» или образований.

Под преобладающим влиянием такого рода трактовок, интеграция в более узком значении свелась к наименованию, которое было дано в социальных науках процессу или этапу социальной унификации в пределах определенной территории. Термин «интеграция» имел уже отношение не столько к социальным общностям как таковым, изучение которых непосредственно составляет предмет социологии, сколько главным образом к особенностям перехода таких общностей от «традиции» к «современности», смоделированного по образцу формирования наций на Западе.

При испытании подобным образом описанной теоретической модели национальной интеграции советским и постсоветским опытом легко выясняется, что ее способность помочь в объяснении социальной реальности имеет ограничения. Она более или менее приемлема для

суждений о советском прошлом и даже о российской истории до Октябрьской революции 1917 г. Однако факт дезинтеграции СССС с целью построения на его территории множества национальных государств противоречит оптимизму неостановимой поступательной (прогрессивной) централизации, которую эта модель в себе несет.

Опрометчиво было бы безоговорочно полагаться все на ту же интеграционную модель как на основу объяснения элементов постсоветской реинтеграции. На деле интеграционные усилия уже дважды (в имперские и советские времена) предпринимались для объединения методами централизации приблизительно одного и того же пространства. В обоих случаях использование устоявшейся интеграционной модели не позволило бы нащупать факторы, которые оказались решающими в последующей политической дезинтеграции - сначала в 1917, а затем в 1991 гг.

Теоретическая модель национальной интеграции не благоприятствует учету противостоящих сил и факторов, которые способны интеграции помешать или даже повернуть вспять интеграционный процесс. Универсальная теория интеграции, даже если бы она была создана, также оставалась бы неполноценной до тех пор, пока в нее не включена была бы логика дезинтеграции наряду с логикой интеграции. Кроме того, в трактовке интеграции как строительства государства она предстает только как процесс, тогда как в более общем смысле это не только процесс, но и состояние.

Далее во второй главе предпринята попытка классифицировать основные подходы к изучению политической интеграции, которые появились в Западной Европе в 60-е и 70-е годы и отразили состояние и достижения западноевропейской интеграции на тот период времени.

Так, сторонникам плюралистического подхода к изучению интеграции свойственно было рассматривать нацию-государство как органическое единство, которое необходимо сохранить. Для них международная интеграция означала укрепление культуры сотрудничества в отношениях между государствами.

Классический федерализм адресуется к той же проблеме, что и плюралисты - к проблеме предотвращения войн. Но для ее решения федералисты прямо предлагают сформировать наднациональную власть, которая будет контролировать поведение государств и даже присвоит себе многие из их суверенных прав. Федералисты игнорируют особую потенциальную роль в процессе интеграции таких факторов, как отрасли промышленности или профсоюзы. Они сосредоточены на деталях территориального разделения власти в обществе, не отличающемся гомогенностью.

Аргументы в пользу функциональной политической теории интеграции обсуждались уже в 30-х годах. Наиболее полно они представле-

ны в работах Д.Митрани. Функционалисты в интеграции стремились не к безопасности, а к повышению благосостояния мирового общества. Однако в качестве действующих лиц на международной арене они, как и плюралисты, видели не отдельные личности, а отдельные государства. Вместе с тем в функционализме слышались отголоски социалистической традиции, противопоставляющей интернационалистические тенденции в обществе, народ, пролетариат, человеческие потребности или технологию воинственным и местническим характеристикам таких доминирующих в государстве меньшинств, как капиталистические классы.

Согласно неофункциональному подходу, в интеграции действуют не государства, а главным образом группы интересов, политические партии и правительства, а также международные институты. Особенно важным для успеха региональной интеграции неофункционалисты считали создание социально-психологических предпосылок для политической федерации. Неофункционализм более других подходов углубляется в изучение базы социокультурной поддержки региональных институтов, что особенно ценно в контексте настоящего исследования. Однако неофункционалисты никак не уточняли механизмов, устанавливающих связь между политическими институтами и социальными нормами.

Возможность для своего дальнейшего развития функциональный метод объяснения феномена социальной и политической интеграции получил в теории социокультурной жизнеспособности американских авторов М.Томпсона и А.Вильдавского. По их мнению, изъян прежних функциональных подходов объяснялся тем, что функции придавались обществу в целом, тогда как, разбивая общества на составляющие их культурные типы (образы жизни) и привязывая функции уже к ним, функциональное объяснение можно реабилитировать.

Каждый образ жизни в данной теории связывается с набором определенных социальных благ: это права человека и экономическая производительность, особенно высоко ценимые при индивидуалистическом типе культуры, экспертное знание и социальный порядок, которым придают исключительное значение при иерархическом типе культуры, а также социальная солидарность и справедливость, которые чтут превыше всего при образе жизни, свойственном эгалитарным группам. Присутствие тех или иных благ необходимо для жизнеспособности общества в целом. Как представляется, методологию теории социокультурной жизнеспособности можно с успехом применить и для того, чтобы ревизовать традицию, которая до сих пор доминировала в научных объяснениях развития ЕС и его институтов.

Различные возможные трактовки понятия международного (регионального) политического режима анализируются в третьей главе

диссертации «ЕС И СНГ: ВОЗМОЖНОСТИ СРАВНЕНИЯ». Так, понятие политического режима, которое используют авторы теории социокультурной жизнеспособности, согласуется с тенденцией рассматривать политику как форму соперничества или игры. Следовать такой тенденции значит прежде всего согласиться с тем, что лица, принимающие политические решения и делающие политику, постоянно соревнуются друг с другом. Однако такое предположение трудно совместить с логической посылкой, из которой исходит понятие «режим управления».

По логике понятия «режим управления», рациональные политические решения ведут к общему благу и, в конце концов, выигрышны для всех, а потому соревнование здесь неуместно. Ведь проигрыш - тоже в логике политического, как и любого другого, соревнования. За признанием, что политика - это игра, следует заключение, что цель создания политических институтов - не в нахождении наиболее эффективной системы принятия решений, а в выборе одного из вариантов организации среди других на основе ожиданий, что именно избранный вариант принесет искомые политические дивиденды.

Для применения теории игр в компаративных политических исследованиях Дж.Цебелис ввел понятие игры в лабиринте. Он проводит различие между двумя типами игр в лабиринте: это игры на нескольких аренах одновременно и конструирование институтов. В первом случае политические акторы вовлечены одновременно в игру не менее чем на двух площадках. Во втором случае они заняты не только непосредственным соперничеством между собою, но и соревнованием по поводу определения и изменения правил политической игры, в которой они участвуют.

Предложенный Цебелисом метод полезен для настоящего исследования в той мере, в какой он высвечивает разницу между вариантами, которые возможны в организации региональной политии. Трактуя сочетание внутриполитической и международной арен как лабиринт, мы можем четче сфокусировать свое внимание на руководителях национальной исполнительной власти как на главных игроках всей интеграционной игры в целом. Эта картина согласуется со взглядом на интеграцию как на игру, в которую в основном играет только политическая элита.

Но у этого метода объяснения тоже есть свои ограничения. Цебе-лис объясняет организацию процесса принятия решений в ЕС исходя из того, как она может обслуживать некие инструментальные цели. С точки зрения типических образов социальной жизни его объяснения всегда и только индивидуалистические.

Хотя понятия политического режима и политической игры передают взгляд на политику как на постоянное соперничество, между ни-

ми есть существенная разница. Подразумевается, что политическую игру ведут настроенные на собственный выигрыш «эгоисты», тогда как, заговаривая о политическом режиме, мы предполагаем существование установленного сочетания правил приемлемого политического поведения и институтов, в контексте которых социокультурная логика, которой следуют в своих действиях участвующие актеры, может быть различной.

С учетом всех указанных различий, понятие регионального политического режима и было выбрано здесь в качестве основного для разговора об институтах ЕС и СНГ. Региональный политический режим может иметь самую разную социокультурную природу, но если мы характеризуем такой режим как режим элитного управления или режим выборной политики (разновидность политической игры), то тем самым мы уже даем ему определенную социокультурную характеристику - как режиму в большей мере иерархическому или в большей мере индивидуалистическому.

С точки зрения их организации, демократические режимы, будь то национальные или региональные, в которых силен социокультурный индивидуализм, чаще всего приближены к модели, которую А.Лайпхарт называет мажоритарной^, а Дж.Марч и Й.Ольсен - агре-гативноцб.

Мажоритарную (агрегативную) политическую организацию характеризует постоянное соревнование двух относительно равных, но жестко противостоящих друг другу групп, на которые предположительно разделено все общество. Представители той и другой группы более или менее регулярно сменяют друг друга у руля государственного управления, на ограниченный во времени период получая тем самым шанс реализовать свои контрастные взгляды на политический мир.

В ином случае возможен постоянный компромисс между несколькими неравными группами, из которых состоит общество, с целью поиска такого решения, которое более или менее удовлетворило бы все общество в целом. Такой вариант Лайпхарт называет консен-сусным (кон-социальным), а Марч и Ольсен - интегративным.

Систему ЕС скорее можно определить как вариант консенсусного (интегративного) управления. Некоторые консенсусные черты можно наблюдать и в организации системы принятия решений в СНГ. Конечно, и ЕС, и тем более СНГ слишком сильно отличаются от идеального

5 Lijphart Arend. Democracies: Pattern of Majoritarian and Consensus Government in Twenty-One Countries. New Haven and London: Yale University Press, 1984.

6 March, James G. and Johan P. Olsen. Rediscovering Institutions. The Organizational Basis of Politics. New York: The Free Press, 1989.

18

типа консенсусной (консоциальной) демократии, сконструированного Лайпхартом, чтобы прямо назвать их режимы консенсусно-демократическими. С другой стороны, если мы рассматриваем ЕС и СНГ как два случая консенсусного управления, а не консенсусной демократии, то этого все же недостаточно, чтобы отказать им во всякой легитимности.

Безопасность, стабильность и эффективное управление во имя материального прогресса принадлежат к числу ценностей и социальных целей, которые обычно ассоциируются с иерархией как идеальным типом социально-политической организации. В той степени, в которой представительные демократические институты носят иерархический характер, их легитимность основывается, по крайней мере отчасти, на предположении, что они лучше всего приспособлены для достижения таких целей и для защиты таких ценностей. Если члены общества не считают подобные цели особо важными, легитимность иерархических институтов серьезно подрывается, даже если это институты демократические.

Широкое распространение иерархических ценностей среди членов общества необходимо для успешной легитимизации демократических политических режимов, которые сильно централизованы и забюрократизированы, - таких, как социал-демократические режимы. Оно не менее значимо и для легитимизации тоталитарных, то есть иерархо-фатали-стических, режимов.

Сторонники межгосударственного подхода к изучению интеграции между тем утверждают, что Европейский Союз не может и не должен легимизироваться на основе принципов демократии или оформления европейской идентичности. Они считают, что формы легитимизации у ЕС те же, что и у более традиционных межгосударственных объединений (заключение национальными правительствами договоров, которые проходят ратификацию в национальных парламентах либо путем референдума).

Пределы возможности легитимизировать институты ЕС на базе идеологии региональной интеграции, а также проблемы, которые вытекают из этого для обеспечения будущей жизнеспособности формальных институтов Европейского Союза, рассматриваются в главе четвертой «ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ ЭВОЛЮЦИЯ ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА И ПРОБЛЕМА ЛЕГИТИМНОСТИ». Сразу после окончания второй мировой войны идеологический климат в Западной Европе был исключительно благоприятен для распространения представлений о том, будто строительство сверхгосударства может стать средством преодоления недостатков государства-нации с его относительно ограниченной территориально-административной базой. Считалось также, что это особенно важно для предотвращения будущих войн в Европе.

Во Франции, Западной Германии, Италии и странах Бенилюкса многие политики социалистического, христианско-демократического и либерального направлений симпатизировали идеям отраслевой интеграции, которые привели к появлению системы институтов ЕОУС, причудливо сочетавшей черты бюрократического и либерального режимов.

Несколько позднее на первый план выдвинулась идея интеграции в форме общего рынка, которая уже оставляла меньше места для независимых действий технократов и отражала более радикальные эгалитарные настроения, связанные со стремлением к укреплению чувств солидарности и единения в Европе. ЮС как материализация идеи общего рынка оказалось более успешным, чем ЕОУС, и с тех пор заняло центральное место в практической интеграции. В сравнении с ЕОУС произошло существенное сокращение роли бюрократического органа (Комиссии) в общей институциональной структуре.

Если при реализации концепции отраслевой интеграции руководителям национальной исполнительной власти не отводилось серьезной политической роли, преимущественно эгалитарная логика интеграции на базе идеи общего рынка придавала именно им особую значимость как политическим лидерам, которые находятся в поиске регионального компромисса. Дальнейшая практика ЕС подтвердила, что, вопреки представлениям федералистов, политическая организация в масштабах большого региона сохраняет управляемость и без наличия централизующего ядра - до тех пор, пока участвующие в ней национальные правительства согласны, исходя соображений собственной выгоды, следовать правилам квалифицированного большинства при голосовании в Совете, подчиняться решениям Суда при возникновении разногласий, уважать роль Комиссии как одного из «локомотивов» интеграции и предоставить Парламенту как представительной структуре некоторые ограниченные полномочия.

Сохранению на региональном уровне подобного «гибридного» институционального устройства способствовали и преобладающие в Западной Европе общественные настроения. Несмотря на усилия евро-парламентариев, в 80-х годах им так и не удалось добиться последовательной массовой поддержки своих планов построения еврофедерации на конституционных основаниях. В отсутствие заинтересованной массовой поддержки интеграция в основном по-прежнему оставалась делом политической элиты.

Несмотря на существование Парламента, а также Суда, уполномоченного разрешать экономические споры между участниками ЕС, та центральная роль, которую получил в институциональной структуре Сообщества Совет министров, все же позволяла причислять объединение к другим, более традиционным межправительственным организа-

циям. В силу своей природы Совет должен был быть (и во многих случаях в 60-е и 70-е годы действительно был) тормозом на пути к единой федеративной Европе. Но в середине 80-х годов тот же Совет принял решение продвигаться к более полной интеграции. Такое решение выразилось в одобрении Единого европейского акта (ЕЕА).

Это произошло после того, как в 1983 г. находившееся под контролем социалистов французское правительство последним среди правительств стран-членов ЕС согласилось с необходимостью проведения жесткого курса бюджетно-финансовой политики. Была обеспечена прочная основа для достижения согласия в отношении новой модели экономической политики - неолиберальных программ 80-х годов, в которых прежние нормы государственного регулирования экономики были пересмотрены. Так как большинство национальных правительств были уверены в своем общем твердом намерении сократить вмешательство государства в экономику, им стало проще подчиняться принципу голосования большинством голосов в Совете в тех областях, которые относятся к внутреннему (взамен прежнего общего) рынку. Иначе говоря, национальные правительства были в достаточной мере уверены в существовании «европейского» консенсуса в базовых экономических вопросах, чтобы разделить с институтами ЕС (Комиссией и Парламентом) право на принятие окончательных решений.

Анализ процедур принятия решений в ЕС по Амстердамскому договору 1997 г. подтверждает: ради большей эффективности процесса принятия решений от прежнего постоянного поиска межправительственного согласия по большинству вопросов в режиме элитного управления отказались в пользу внедрения в систему ЕС элементов политической игры, по правилам которой отдельные государства-члены или институты ЕС иногда могут оказаться в положении проигравшей стороны. Тем самым была создана масса возможностей для сделок, торговли и союзов с участием меняющихся группировок национальных политических акторов и интеграционных институтов во всему спектру вопросов, которые относятся и к единому внутреннему рынку, и к институциональной реформе.

Как представляется, только на этой стадии поддержка рынка как социального института стала одной из центральных целей региональных политических структур. Поэтому индивидуалистический язык методологических подходов, которые рассматривают политику с позиций рационального выбора, в том числе индивидуалистический (либеральный) институционализм Цебелиса, лучше подходит для разговора об институциональных изменениях в ЕС периода 90-х годов, чем неофункционализм. С точки зрения политической структуры, несмотря на сохраняющийся демократический дефицит (отсутствие ответственности перед обществом), в организации ЕС в то же время был

сделан важный шаг от модели политического управления, ориентированной на интеграцию и коллективные действия, к политической модели, которая ориентируется на установление и перераспределение в обществе благ и тягот, тем самым допуская возможность конфронтации различных общественных сил.

Таким образом, региональный политический режим ЕС зародился в 50-е годы как режим элитного управления на базе коллективистской и иерархической в своей основе идеологии региональной интеграции. Сейчас мы наблюдаем довольно медленный и болезненный, далеко не во всем последовательный процесс его превращения в режим выборной политики на уровне «большого региона» и постепенную демократизацию. Выбор в организации регионального политического режима между формами мажоритарными и консенсусными, а тем более возможности его легитимизации зависят прежде всего от дальнейшего хода соперничества в Европе между сторонниками индивидуалистического и эгалитарного типов социальной культуры, однако более реальным представляется выбор в пользу режима консенсусного.

В главе пятой диссертации «СОЦИАЛЬНЫЕ ГРУППЫ И ИХ КУЛЬТУРНЫЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ В ПОСТСОВЕТСКОМ МИРЕ» рассматриваются этнокультурные, экономические и политические факторы, которые должны, по мнению диссертанта, в существенной мере формировать взгляды населения отдельных стран СНГ на интеграционную перспективу. На основании этого в работе выявляется различие между данными странами в отношении степени их предрасположенности к вовлечению в региональную интеграцию.

Автор приходит к заключению, что в настоящее время в определенных постсоветских странах (России, Белоруссии, Казахстане, Армении) сохраняется внушительная социальная основа для массовой поддержки политических шагов в направлении развития интеграционных региональных институтов. Равным образом, доминирующие в культурном отношении социальные группы (прежде всего группы индивидуалистической ориентации - торговцы, ремесленники, частные производители сельскохозяйственной продукции) в некоторых других республиках (Азербайджане, Грузии, Узбекистане) меньше выиграли бы и больше потеряли от организованного по иерархическому принципу, стабильного и упорядоченного регионального режима - при том, что идеи создания зоны свободной торговли, свободы перемещения людей, товаров и капиталов в пределах Евразии должны находить у них полную поддержку. В более длительной перспективе, при условии успешной демократизации, сложившиеся социокультурные предпочтения населения должны были бы повлиять на национальную политику этих двух групп стран в отношении перспектив региональной интеграции противоположным образом - если не учитывать стремительное размы-

вание базы социальной поддержки иерархической культуры в связи с сокращением доли занятых в промышленном производстве.

Есть и «промежуточная» с точки зрения предрасположенности к участию в интеграции группа постсоветских «наций», где особое влияние на политику интересов, эгалитарных ценностей и представлений сельского населения побуждает их руководство поддерживать экономическое сотрудничество в регионе бывшего СССР, но выступать против последовательной политической интеграции (Украина, Молдавия, Киргизия).

«Национальные» общества Туркменистана и Таджикистана в социокультурном отношении отличаются исключительно высоким влиянием фаталистических элементов, то есть там особенно много людей, готовых безропотно подчиняться любым решениям власти и при этом не ассоциирующих себя с каким-то коллективом. От населения, которое в основном настроено фаталистически, нет смысла ждать массовой поддержки идеологии интеграции, которую отличают коллективизм и вера в торжество разума и науки. Но при этом два национальных правительства занимают диаметрально противоположные позиции в отношении постсоветской интеграции: Таджикистан выступает за интеграцию, а Туркменистан воздерживается от более тесного вовлечения в нее. Такую разницу невозможно объяснять какими-то национальными социокультурными особенностями. Она в гораздо большей мере вызвана тем, что существование таджикского национального режима впрямую зависит от внешней (российской) поддержки, а в Туркмении политическое руководство добивается внутренней стабильности собственными средствами.

Представители выросшего в условиях тоталитарного советского государства слоя технических профессионалов («индустриалистов») вынуждены были убедиться в том, что в постсоветских обществах присущие им иерархические культурные предпочтения не являются господствующими. На массовом уровне теперь преобладают эгалитарные настроения, на уровне национальных правящих элит, включая выходцев из технократической среды, - индивидуалистическая логика, что закономерно, если учесть, что в постсоветских условиях доступ к власти практически равноценен доступу к собственности и личному обогащению. После дезинтеграции СССР, когда новые государства, следуя избранной национальными элитами индивидуалистической логике и при поощрении эгалитарно настроенной части населения, перестали оказывать особую поддержку образу жизни «индустриалистов», последние оказались маргинализованы. Положение постсоветских «индустриалистов» и отношение в ним национальных правительств усугубляют сомнения в возможности реализации в данном пространстве планов региональной интеграции.

В главе шестой «ПЕРСПЕКТИВЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ В СНГ» излагается точка зрения автора по поводу ведущейся среди специалистов и политиков дискуссии о том, нужна ли постсоветским странам региональная экономическая и валютная интеграция. В целом по этому вопросу сложились два противоположных мнения.

Как следует из логики одного подхода, экономическая взаимозависимость бывших советских республик представляла собой негативный фактор и должна быть преодолена, поскольку она носила колониальный характер (при этом может подразумеваться, что либо Россия эксплуатировала в советские годы всех остальных, либо «недоразвитые» колонии советской империи препятствовали быстрому прогрессу бывшей российской «метрополии», как единственного самодостаточного хозяйства в постсоветском мире, в направлении сотрудничества и последующей интеграции с Западом).

Исходя из другого подхода, который лучше согласуется с идеологией европейской региональной интеграции, развитие экономической интеграции в постсоветском пространстве соответствовало бы прогрессивным тенденциям современного мира. Оно было бы благотворно и для России, и для других постсоветских государств, хозяйства которых взаимно дополняют друг друга и не имеют шансов на самостоятельный успех в глобальном экономическом соревновании.

На самом деле, объективного разрешения такой спор не имеет, поскольку его участники ориентируются на разного рода социокультурные ценности, принципиально не сводимые к общему знаменателю. Для сторонников первого подхода важнее соображения об исторической справедливости и/или экономической выгоде с точки зрения интересов отдельных стран; для приверженцев второго - рациональное использование, совершенствование и приумножение накопленного за советские годы потенциала в производственной и научно-технической областях. Таким образом, первый подход выступает как эгалитарно-индивидуалистический, второй - как иерархический.

В главе приведены примеры начала формирования системы отношений между политическим руководством регионального объединения (СНГ) и производственными организациями, заинтересованными в непосредственном участии в процессе экономической интеграции в регионе бывшего СССР. Развитие данной системы подтверждает действие закономерностей, описанных в свое время неофункционалистами на основании практики ЕС. В частности, представители определенных социально-экономических групп в Евразии проявляют большую заинтересованность в экономической интеграции, чем соответствующие национальные правительства.

Руководители большинства государств Содружества, включая Россию, Белоруссию, Казахстан, Киргизию, Таджикистан, Молдавию и Армению, демонстрируют ту или иную меру поддержки планов, включающих различные шаги в области отраслевой экономической интеграции. Что же касается потребности в региональной валютной системе на территории бывшего СССР, то в настоящее время она невелика из-за резкого падения товарооборота между постсоветскими странами. Но какая-то форма валютного сотрудничества для региона в целом, начиная с работы по координации политики в деле согласования курсов национальных валют, скорее всего станет необходимой, если проблема углубляющегося разрыва в уровнях экономического развития между расположенными здесь странами будет создавать для них серьезные социальные и политические проблемы (связанные с интенсификацией миграционных потоков, подрывом внутренней стабильности и т.д.).

Валютный союз в конечном счете имеет целью устранить все искусственные (в экономическом смысле) преграды для движения капитала в региональных рамках. Условия, на которых он заключен, не могут впоследствии быть легко изменены в результате отдельной межправительственной договоренности. В каком-то смысле тесное валютное сотрудничество, при котором обменные курсы валют жестко зафиксированы, уже означает то же самое. В обоих случаях у наиболее сильных в экономическом отношении стран (России в СНГ и Германии в ЕС) при этом возникает определенная расстыковка между их экономическими и политическими интересами.

С точки зрения решения задач обеспечения внешней безопасности, внутренней стабильности и поддержки национальной промышленности, то есть исходя из приоритетов иерархической культуры, валютный союз может быть очень выгоден для названных стран, поскольку все государства-члены подобного регионального валютного режима оказываются в зависимости друг от друга и таким образом принуждаются к поиску политических и экономических компромиссов. Но в плане обеспечения конкурентоспособности национального хозяйства на глобальном уровне, то есть исходя из приоритетов индивидуалистической культуры, они при этом могут проигрывать. Тем самым лозунг создания валютного союза может провоцировать глубокий политический раскол в тех странах, которые в потенциале способны претендовать на самостоятельное участие в глобальной конкуренции.

Условия жесткой финансовой дисциплины невозможно было бы выдержать в Европейском Союзе с !5 имеющимися, а впоследствии с еще большим числом стран-участниц, без масштабного перераспределения средств в пользу более слабых национальных хозяйств. Поскольку такое перераспределение чревато ростом политической нестабиль-

носги, в экономический и валютный союз, в котором сегодня 11 участников, вряд ли когда-либо войдут все члены расширенного ЕС. Но с другой стороны валютный союз с ограниченным числом участников оказался реальным, так как это вопрос культурного и политического выбора никак не в меньшей степени, чем вопрос чистой экономики. В частности, создание экономического и валютного союза, который объединил Германию, Францию и ряд их западноевропейских соседей, можно считать важным средством обеспечения европейской безопасности в той мере, в какой контекст обсуждения вопросов европейской безопасности изменился после германского объединения.

Различные аспекты сотрудничества членов Содружества в политической и военно-политической областях рассматриваются в главе седьмой «ПЕРСПЕКТИВЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ В ЗОНЕ СНГ». В каждом случае, где это может быть целесообразным, проводится сравнение с аналогичной ситуацией в ЕС.

Так, сотрудничество стран СНГ в сфере коллективного обеспечения безопасности до сих пор не получило большого развития в первую очередь потому, что, как показала, например, различная реакция отдельных стран Содружества на проблему расширения НАТО и на бомбардировки НАТО в Югославии в 1999 г., они по-разному трактуют международную ситуацию и, соответственно, собственные национальные интересы. Кроме того, подобное сотрудничество заведомо неравновесно. Российские власти видят в нем возможность оказания дополнительного влияния на партнеров по СНГ, в том числе путем размещения на их территории российских воинских контингентов; а многие партнеры ждут от правительства РФ помощи в создании собственных вооруженных сил и российской поддержки в осуществлении целей собственной политики и поддержании внутренней стабильности своих режимов. На подобном фоне взаимной демонстрации «национальных эгоизмов» общими тенденциями являются постепенное сворачивание Россией военных проектов и сокращение своих военных контингентов за пределами российской территории (скажем, в Грузии), с одной стороны, и рост в различных регионах постсоветского мира политического влияния НАТО - с другой.

Важную проблему для СНГ составляет (или, по крайней мере, должно составлять) современное положение русской и так называемой русскоязычной диаспоры в евразийском мире. Один из возможных путей ее решения - признание всеми республиками СНГ идеи либо двойного, либо общего для всех государств СНГ гражданства. Оба варианта требуют существенного прогресса в двусторонней или многосторонней региональной интеграции, причем в случае реализации второго варианта особенно пригодился бы соответствующий опыт ЕС. Иной возможный путь - стимулирование или регулирование иммиграции на

этнонациональных основаниях, что практиковалось и практикуется, в частности, в ФРГ.

Положения Маастрихтского договора 1992 г. о европейском гражданстве предусмотрели предоставление прав на участие в местных выборах постоянно проживающим в данной местности национальным гражданам других государств ЕС. В то же время, как считает американский специалист по этому вопросу Рей Козловский, чтобы преодолеть противоречие между принципами демократии для всех и принципами европейского федерализма, необходима система, в которой были бы объединены черты федерализма и консоциации (то есть обеспечения политического представительства граждан ЕС определенной национальности вне зависимости от того, на территории какого из государств Союза они проживают): «европейский электорат был бы разделен по национальному, а не только по территориальному принципу, и представительство без привязки к определенной территории было бы институционализировано на всех уровнях политической структуры Европейского Союза»?. По мнению Козловского, это может прежде всего улучшить положение граждан стран-участниц, постоянно проживающих вне «собственных» государств, которым непросто обрести права национального гражданства по новому месту проживания из-за действия там правил предоставления гражданства по принципу крови (jus sanguinis).

В СНГ формальное предоставление гражданских, политических и социальных прав происходит по территориальному принципу (jus soli), а идея двойного гражданства для стран Содружества, будучи высказана российской стороной, с самого начала встретила сопротивление целого ряда стран Содружества (прежде всего Узбекистана и Украины). С точки зрения многих «нетитульных» в силу своего происхождения граждан постсоветских стран создавшаяся ситуация на деле носит более дискриминационный характер, чем та, которая имела место при наличии наднационального советского гражданства, поскольку формальное предоставление прав национального гражданства представителям национальных меньшинств далеко еще не гарантирует им возможности этими правами воспользоваться. Другое дело, что в создавшихся в регионе политических условиях институционализировать логику консоциации в соответствии с рекомендациями американского автора представляется совершенно нереальным.

В отсутствие жестких норм пограничного контроля в пределах бывшего Советского Союза и в условиях растущей криминализации постсоветских обществ сотрудничество в СНГ по различным аспектам

7 Koslowski Rey. Intra-EU Migration, Citizenship and Political Union // Journal of Common Market Studies. September 1994. Vol. 32, p.396.

27

миграционной политики закономерным образом превращается в одно из приоритетных направлений деятельности всего объединения. Однако следует обратить внимание на возможную недемократическую оборотную сторону такой деятельности в случае, если она не будет поставлена под наблюдение представительных органов. По крайней мере в ЕС в ходе Меж-правительственной конференции 90-х годов по вопросам институциональной реформы решению именно этой задачи уделялось достаточно заметное место.

Лидеры некоторых новых независимых государств, в первую очередь Грузии, Азербайджана и Узбекистана, зачастую эксплуатируют соответствующие межгосударственные контакты, демонстрируя только в данной области потенциальной интеграции исключительный энтузиазм, чтобы добраться до своих политических оппонентов, которые находят убежище в России, где национальный политический режим относительно более либерален.

Социальным регулированием, которому сегодня в повестке дня Европейского Союза отводится все более важное место, институты СНГ по большому счету не занимаются, что можно объяснять доминированием радикальной индивидуалистической логики в образе мысли большинства представителей постсоветских правящих слоев. Индивидуалистической логике, то есть логике «разумного эгоизма», в принципе не противоречит то обстоятельство, что руководители стран СНГ политику регионального уровня способны подчинять достижению прежде всего своих собственных личных и корпоративных интересов даже в ущерб интересам тех обществ, которые они формально представляют - не противоречит до тех пределов, в которых проводимая ими политика совместима с целями выживания самих правящих слоев и сохранения достигнутого ими материального и политического статуса.

Если исходить из того, что интеграция должна была бы способствовать населению постсоветских стран в решении проблем, с которыми человек сталкивается ежедневно, результаты деятельности СНГ трудно признать удовлетворительными. Декларации о намерении поэтапно двигаться по пути хозяйственной интеграции никак не переходят в стадию более или менее убедительной реализации. Успеху военно-политической интеграции на базе СНГ препятствует отсутствие ощущения, которое разделяли бы все, о наличии общей для стран Содружества серьезной внешней угрозы. Конфликты на постсоветском пространстве явились прямым следствием произошедшей политической децентрализации (распада СССР), а попытки институтов СНГ вмешаться в их урегулирование в конечном счете дискредитируют само Содружество и обнаруживают его недостаточную легитимность. Наконец, тот факт, что члены СНГ явно не готовы к введению элементов

наднационального гражданства, лишний раз подтверждает: до реальной политической интеграции в Содружестве еще очень далеко. Вызывающим дополнительные сомнения относительно перспектив демократизации СНГ контрастом на этом удручающем фоне могут смотреться только относительные успехи системы межгосударственного сотрудничества национальных министерств внутренних дел и прочих силовых ведомств, в том числе в борьбе с терроризмом на территории бывшего СССР.

Если руководствоваться коллективистской иерархической и/или эгалитарной логикой, то есть ориентироваться на достижение в процессе интеграции некоего общественного блага, приходится констатировать, что применительно к СНГ речь об интеграции не идет вообще. Однако если говорить об СНГ в еще более общем плане - как о возникновении некоей политической целостности из разрозненных частиц, то напрашивается вывод: для национальных лидеров существование Содружества определенным образом оформляет региональный уровень политической игры, который они стараются держать под своим контролем, чтобы инициатива в этой игре не перешла в руки оппозиционных групп. Существование Содружества используется президентами стран-участниц СНГ в основном в качестве дополнительного средства укрепления их власти на национальном уровне. Таким образом, Содружество хорошо укладывается в крайние индивидуалистические представления об региональном политическом режиме как о наличии общих правил игры для определенного набора игроков (национальных лидеров, каждый из которых представляет свое «государство-нацию») и о необходимости ограничить цели государственной политики только заботами о внешней безопасности и внутренней стабильности отдельных национальных государств.

В главе восьмой «ОБЩИЕ ЧЕРТЫ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ СИСТЕМЫ СОДРУЖЕСТВА НЕЗАВИСИМЫХ ГОСУДАРСТВ» подробно описывается и исследуется система институтов СНГ. Институциональный опыт ЕС используется при этом в целях сравнения.

Так, Совет глав государств Содружества (СГГ) до известной степени аналогичен Европейскому совету в рамках институциональной системы ЕС и по своему составу, и по функциям. В СНГ наивысший Совет состоит исключительно из президентов, а в Европейском совете мы обнаруживаем одного (французского) президента в компании национальных премьер-министров. Но этот факт можно и проигнорировать здесь как не способный отменить определенное сходство. Поясним, что во всех странах-участницах ЕС, за исключением Франции, принята парламентская, а не президентская форма правления - как и во всех странах СНГ за исключением Молдавии.

При парламентской системе, в отличие от системы президентской, главе государства несвойственно заниматься исполнительными функциями. Этим занимаются главы правительств. Таким образом, будь то президенты или главы национальных кабинетов министров, все члены двух сравниваемых нами Советов выступают как высшие представители национальной исполнительной власти.

Если продолжить аналогию, то, по крайней мере теоретически, роль Совета глав правительств СНГ (СГП) должна быть отчасти такая же, что и у Совета министров ЕС. Коль скоро высшая роль в объединении отведена лидерам национальной исполнительной власти в лице президентов, которые своими решениями задают направление движения, то на долю СГП остается сфера межправительственного сотрудничества участников объединения, в том числе нахождение точек совпадения их интересов.

Положением об Исполкоме СНГ предусмотрено, что он является исполнительным, административным и координирующим органом Содружества, который получает право анализировать ход выполнения принятых решений и информировать об их реализации, разрабатывать проекты единого бюджета аппаратов органов СНГ и осуществлять контроль за его выполнением. Исполком СНГ допустимо сравнивать с Комиссией ЕС, у которой, однако, многократно более значительная политическая функция.

Любопытно вспомнить в этой связи, что в период Общего рынка КЕС, вопреки начальным намерениям «отцов-основателей» интеграции, отведена была довольно скромная административно-хозяйственная роль. Со временем значение и функции Комиссии возросли, без чего успехи в интеграционном развитии были бы невозможны. В последующие годы КЕС, воплощая в Европейском Союзе наднациональное начало и идеи иерархической культуры, обрела большое политическое значение. Неготовность большинства стран СНГ дать развитие в системе Содружества аналогичному органу по существу равнозначна отсутствию интереса у правящих элит к региональной интеграции по европейским образцам.

К числу уставных органов СНГ относится также Экономический суд, который должен действовать в целях обеспечения выполнения экономических обязательств в рамках Содружества. Суд занимается рассмотрением споров экономического характера, вытекающих из межгосударственных, межправительственных соглашений и договоров, а также осуществляет толкование применения положений соглашений, других актов Содружества и его институтов. В отличие от Суда ЕС, который, помимо выполнения подобных функций, обеспечивает также защиту интересов физических и юридических лиц, понесших убытки вследствие нарушения права ЕС, Экономический суд СНГ подобными

делами не занимается. В целом, как представляется, еще рано говорить о том, что появление такого института, как Экономический суд, подтвердило укреплении правосознания лидеров новых независимых государств.

Межпарламентская ассамблея СНГ не имеет большого реального веса. В ее нынешнем виде она остается чисто консультативным органом, не обладающим непосредственной властью для принятия политически значимых решений. Однако потенциал Ассамблеи также не стоит игнорировать. Если бы интеграция развивалась на деле, со временем МПА должна была бы превратиться в парламент, избираемый на основе прямых выборов. Наднациональный парламент принес бы с собой принципиально иную систему интеграционных институтов, способную конкурировать с институтами национального государства.

Даже в ее нынешнем скромном положении Межпарламентской ассамблее удалось найти собственную роль в качестве законодательного противовеса произвольным действиям национальных лидеров исполнительной власти: она занимается выработкой модельного законодательства в экономической, культурной, образовательной, экологической и иных областях. Выработанные Межпарламентской ассамблеей модельные законопроекты предлагаются затем на рассмотрение национальных парламентов, что в конечном счете должно способствовать большей совместимости национальных законов на территории СНГ, а в перспективе - их унификации, то есть созданию единого правового пространства, которое уже могло бы составить реальную основу для деятельности регионального суда.

Так как цели сотрудничества в СНГ теоретически охватывают все возможные сферы межгосударственных отношений, в том числе политику, экономику, разоружение, образование, защиту окружающей среды и миграцию, это положение позволяет отдельным участникам защитить свой суверенитет в тех сферах, которые они считают для себя наиболее важными, не ставя при этом преград более тесному сотрудничеству других государств в тех же областях. Такой подход в конце концов вылился в определенный вариант «дифференцированной интеграции».

Россия и Белоруссия составляют «двойку» и в таком составе декларируют готовность как к экономической интеграции, так и к строительству конфедеративного политического союза. Пять стран (Россия, Казахстан, Белоруссия, Киргизия и Таджикистан) демонстрируют заинтересованность в продвижении по крайней мере к экономической интеграции, а остальные по большому счету согласны только на формирование зоны свободной торговли. В каждом из случаев идет формирование сепаратной институциональной системы, которая включает межправительственные советы и межпарламентские комитеты.

Правовую основу межгосударственных отношений в рамках СНГ составляют прежде всего многосторонние и двусторонние соглашения между национальными правительствами. Основные общие решения принимаются СГГ на основании проектов, подготовленных в национальных рамках либо исполнительными органами СНГ. Как правило, подобно всякому международному договору, они затем подлежат ратификации на национальном уровне в соответствии с установленным порядком и только после этого могут быть инкорпорированы в национальное законодательство государств-членов. Но сами по себе межправительственные действия не могут служить мотором региональной интеграции. К тому же далеко не все решения, которые принимались межправительственными органами СНГ, прошли национальные ратификационные процедуры и применяются во всех без исключения государствах-участниках.

Модельные законопроекты, которые вырабатываются Межпарламентской ассамблеей, предполагают иную процедуру, при которой ни национальные, ни наднациональные исполнительные институты непосредственно в процесс разработки и принятия законодательства СНГ не вмешивались бы. В качестве рекомендаций модельные законопроекты предлагаются вниманию национальных парламентов, от которых в результате ожидают выработки на их основе единообразных национальных законов.

Для сравнения, в ЕС сегодня законодательные функции имеются у Совета, Комиссии и Парламента. Стороной, в наименьшей степени вовлеченной в законотворчество на уровне ЕС и в целом в интеграционную политику, выступают в итоге национальные парламенты. К тому же показательно, что Европарламент пока продолжает уступать Совету по степени своего влияния на содержание и направленность европейского законодательства. Отсюда следует вывод, что четкое разделение функций исполнительной и законодательной власти в устройстве как ЕС, так и СНГ, не соблюдается.

В Западной Европе имеет место сочетание преимущественно кон-сенсусного управления на региональном уровне, далеко не во всем соответствующего современным представлениям о демократическом устройстве, но движущегося в сторону накопления демократических черт, в основном с консенсусными национальными политическими режимами, демократический характер которых сомнений не вызывает.

В постсоветском мире консенсусное элитное управление на региональном уровне сочетается с национальными политическими системами, которые предрасположены к искусственному конструированию политического большинства там, где аналогичного большинства в общественных настроениях не наблюдается. В отсутствие реальной оппозиции большинство избранных в ходе прямых выборов президен-

тов претендует на то, чтобы представлять совокупную волю своих наций, тогда как сами «нации» остаются расколотыми. Некоторые авторы даже полагают в этой связи, что сильное исполнительное президентство вообще не слишком желательно в качестве институциональной формы для новых восточноевропейских демократий, включая постсоветские республики, так как там оно способно автоматически привести к институционализации авторитаризма^.

Президенты в собственных институциональных и политических интересах стремятся к тому, чтобы дополнить национальные системы, которые больше отличаются мажоритаризмом в той степени, в какой их можно признать демократическими, системой недемократического консенсусного регионального управления. В результате элитное по форме Содружество обеспечивает не широкий спектр общественных интересов, как это происходит в ЕС, а главным образом интересы самой политической элиты постсоветских стран.

В заключении к диссертации дается систематизированное изложение соображений теоретического характера, которые связаны с предложенной диссертантом интерпретацией процессов интеграции/дезинтеграции или вытекают из нее. Во-первых, идея интеграция относится к тем априорным принципам, которые, по Канту, будь они правдивы или ложны, человек использует, чтобы узреть какую-то логику в сложных и не вполне доступных его пониманию социальных явлениях. В таком агностическом понимании интеграция - это не факт реальности, а система категоризации, используемая многими людьми, чтобы обсуждать между собою некоторые социальные и культурные процессы.

Во-вторых, коммуникативная социальная интеграция, под которой нужно понимать экстенсивное распространение общих культурных символов в результате долгих лег сосуществования в рамках единой наднациональной политической системы, в евразийском пространстве развита значительно более, нежели в социальном пространстве европейской интеграции. Большинство постсоветских жителей могут общаться друг с другом на русском языке и делят между собой множество общих смыслов, не доступных пониманию посторонних. Этим они отличаются от остального мира как особая, довольно тесно связанная социальная общность. Одновременно с тем в социальном пространстве европейской интеграции имеет место более высокая степень нормативной унификации, чем в пространстве СНГ или даже в отдельных странах СНГ.

^Cm. Institutional Design in New Democracies / Arend Lijphart and Carlos H, Waisman, eds. - Boulder, Colorado: Westview Press, 1996.

33

Ни в Содружестве, ни в Европейском Союзе мы не можем наблюдать последовательной культурной интеграции. В случае с Европейским Союзом, соответствие культурных стандартов нарушается по линиям национальных границ. В постсоветском пространстве оно отступает под давлением этнических, социально-экономических, региональных или религиозных различий.

В-третьих, в 50-е годы иерархическая по своей социокультурной природе идея европейской интеграции получила американскую поддержку из-за особенностей восприятия в США советской угрозы и германской проблемы. США в те времена были готовы оказать содействие повышению конкурентоспособности Западной Европы даже в ущерб собственным конкурентным позициям в мире ради укрепления европейской стабильности. Кроме того, еще свежи были воспоминания об экономическом кризисе 30-х годов, что значительно смягчило неприятие американской правящей элитой методов государственного вмешательства в экономику, которые воплощало собою ЕОУС. Без американской поддержки идеи европейской региональной интеграции вряд ли можно было бы реализовать. Сейчас, когда потенциальная российская угроза безопасности развитых стран представляется значительно менее реальной, это не способствует готовности правительства США содействовать укреплению СНГ в качестве меры повышения конкурентоспособности входящих в объединение стран.

В-четвертых, и мажоритарная, и консенсусная (интегративная) демократическая организация политики, в отличие от элитных форм ее организации, нацелена на решение вопроса об индивидуальных правах личности. Однако при этом данный вопрос может рассматриваться под различными углами зрения. С индивидуалистической точки зрения, которая отдает предпочтение мажоритарным формам политической организации, индивидуальные права - это правила, которые изобретены, чтобы избежать сбоев в системе обмена, или ресурсы, которые подлежат обмену. С эгалитарной точки зрения, которая выше ставит консенсусные организационные формы, идея прав есть выражение ключевых аспектов структуры социального верования, а потому они не могут служить предметом межгосударственных договоренностей^. В той мере, в какой идеи и практика региональной интеграции способствуют распространению терминологии прав (от прав политического представительства к социальным и экономическим гарантиям), они одновременно перемещают их из сферы добровольного обмена в сферу нормативных ограничений. Таким образом косвенно вся практика ЕС благоприятствует консенсусной, а не мажоритарной, организационной логике.

^См. March and Olsen, Rediscovering Institutions, op. cit., p. 125.

34

Наконец, в-пятых, социальная поддержка, которая нужна ЕС или любому другому региональному объединению интеграционного характера для того, чтобы действия его институтов признавались легитимными, в существенной мере продолжает зависеть от совокупной численности в странах данного «большого региона» квалифицированных работников, занятых прежде всего в сферах промышленного производства и научно-технического творчества. Именно их мнение уже традиционно составляет основу общественной поддержки европейских институтов, политика которых, в свою очередь, изначально была ориентирована как раз на преимущественную поддержку иерархических ценностей квалифицирован-ных работников промышленности и ученых-естественников.

Основные положения и выводы диссертации изложены в следующих публикациях:

Индивидуальные монографии:

1. Социальная культура и политические институты: Сравнительный анализ ЕС и СНГ. - М.: Московский общественный научный фонд, 2000. - 14 п.л.

2. Social Culture and Regional Governance: Comparison of the European Union and Post-Soviet Experiences. - New York: Nova Science Publishers, 1998. - 13 п.л.

3. Великобритания и Западная Европа: политические аспекты. -М.: Наука, 1988,- 12 п.л.

Доклады, главы в коллективных монографиях, статьи:

4. Институциональное развитие ЕС II Европейский Союз на пороге XXI века: выбор стратегии развития / Под ред. Ю.А.Борко, О.В.Буториной. - М.: УРСС, 2000. - 2 п.л.

5. Проблема легитимности институтов Европейского Союза // Десятилетие сотрудничества (1988-1998): Европейский Союз и Россия в перспективе. Материалы международной конференции 5-6 июня 1998 г. в Санкт-Петербурге / Под ред. И.Е.Лешукова (отв. ред.) и др. - СПб: Надежда, 1999. - 0,5 п.л.

6. Эволюция институтов Европейского Союза // Мировая экономика и международные отношения. 1999. №3.-1 п.л.

7. Федерализация или унификация? Два взгляда на прошлое и будущее Европейского союза. Рецензия на книги Д.Сиджански. Федералистское будущее Европы. От Европейского сообщества до Европей-

ского союза. Москва: РГГУ, 1998, 419 стр., и М.Арах. Европейский союз. Видение политического объединения. Москва: Экономика, 1998, 467 стр. // Мировая экономика и международные отношения. 1999. № 10. -0,5п.л.

8. Институциональные формы европейской интеграции // XXI век: Европейский Союз и СНГ / Отв. ред. Ю.А.Борко. - М.: Интердиа-лект+, 1998. - 2 п.л.

9. Attitudes of the National Post-Soviet Governments and Domestic Social Groups Towards the Commonwealth of Independent States (CIS) and the Integration in the Post-Soviet Territories // Russia on the Brink of the Millenium. International Policy and National Security Issues / Ed. by A. Voskressenski, B.Porfiriev and F.Columbus. - New York: Nova Science Publishers, 1998. - 2 п.л.

10. К началу Межправительственной конференции государств-участников ЕС // Европейский Союз: факты и комментарии. 1996. № 2. - 0,75 п.л.

11. Социально-культурные аспекты европейской интеграции И Мировая экономика и международные отношения. 1996 № 12. - 1 п.л.

12. Ряд глав в книге: Россия и будущее европейское устройство / Под ред. Н.А.Косолапова. - М.: Наука, 1995. - 4 п.л.

13. Институты СНГ // СНГ: Надежды, иллюзии и действительность / Под ред. Волковой Е. - М.: ИМЭМО, 1995. - 1 п.л.

14. Объединение Европы и мы // Полис (политические исследования). 1991. № 4. - в соавторстве с В.Красилыциковым, личный вклад - 1 п.л.

15. Европейское сообщество и другие европейцы // Мировая экономика и международные отношения. 1991. № 5. - 1 п.л.

16. Уроки Европейского сообщества // Международная жизнь. 1991. №11,- 1 п.л.

17. Понятие национализма и национального интереса в современной британской политологии // Национальные интересы: теория и практика / Сборник статей под ред. Э.А.Позднякова. - М.:ИМЭМО, 1991,- 0,75 п.л.

18. В коллективной монографии: Западноевропейская интеграция. Политические аспекты / Под ред. Н.С.Кишилова. - М.: Наука, 1985,- 1,2 п.л.