автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Религиозные мотивы в позднем творчестве И. С. Шмелева, 1927-1947 гг.

Текст диссертации на тему "Религиозные мотивы в позднем творчестве И. С. Шмелева, 1927-1947 гг."

61- /£/5Т6 Н

Московский Государственный университет имени М. В. Ломоносова

Зайцева Лариса Евгеньевна

Религиозные мотивы в позднем творчестве

И. С. Шмелева (1927-1947 гг.)

Специальность 10.01.01- Русская литература

/

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 1998 \

ОГЛАВЛЕНИЕ

I. Введение 4

II. Древнерусские источники внутренних жанров и фундаментальные религиозные мотивы в творчестве Шмелева

1. Понятие внутреннего жанра и мотив в контексте целостности произведения 23

2. Внутренний жанр хожения. Мотив Пути 27

3. Паломничество как образ пути к горнему миру 40

4. Образ Града небесного и Града земного 48

III. Рефлекс житийного жанра в творчестве Шмелева. Временной аспект художественного мира

1. Житийные мотивы и литургическое время произведений 64

2. Мотив вечной жизни: смерть и почитание святых 69

3. Тема святости и роль чуда в фабуле 75

4. Догматическая тема почитания икон и мощей 80

5. Мотив сомнения в чуде 83

6. Мотив откровения и ведения 88

7. Временная структура поздних произведений 92

IV. Провиденциальные мотивы и тема Промысла 108

V. Стилистический аспект 137

VI. Заключение 145 VI. Библиография 151

Г

I. ВВЕДЕНИЕ

Настоящее исследование посвящено отражению религиозных мотивов в позднем творчестве Ивана Сергеевича Шмелева. Творческий путь этого замечательного русского писателя представляет для исследователей неисчерпаемый источник открытий, однако серьезный анализ текстов писателя в отечественном литературоведении появился лишь в последние годы. Между тем для эмигрантской критики Шмелев всегда был актуален. В 1926 и 1931 годах его кандидатура была представлена на получение премии А. Нобеля. Критики и литературоведы Русского зарубежья единодушно оценивают Шмелева как писателя-проповедника, "бытописателя русского благочестия" (архиепископ Се-I рафим), "певца Святой Руси" (А. Карташов), художника простонародной веры и древнего уклада. Эмигрантская критика заостряла свое внимание на том, что в его художественном мире ожил и вновь воплотился погибший мир старой Москвы и России, с надеждой на то, что прошлое воскреснет в воспоминании. Мнения критиков разделялись: от восхищения до резкого неприятия мировоззрения и поэтики автора. Например, Г. Адамович признает талант Шмелева "больным и искалеченным": "Чего хочет автор? Воскрешения "святой Руси", при этом вовсе не углубленно-подспудного, таинственного, очищенного, обновленного, но громкого, торжественно-задорного, наглядного, осязаемо-реального! Чтобы вновь зазвонили все московские колокола, заблистали звездами синеглавые \ соборы бесчисленных русских монастырей, чтобы купцы ездили на богомолье, черноусые красавцы кутили и буйствовали, а смиренные и

добродушные мужички в холщевых рубахах кланялись в пояс барыням и произносили слова, как будто простые, но полные неизреченного смысла... Была ли старина именно такой? Не обольщаемся ли мы насчет ее подлинного благолепия? Не поддаемся ли иллюзии? Шмелев отказывается поднимать об этом вопрос. Была или не была - все равно должна была быть! Проверять теперь поздно - надо принять идеал традиционный как идеал живой. Если впереди тьма, будем хранить свет прошлый."1 А. Найденович, однако, видит пользу в изображении прошлого России для тех поколений эмигрантов, которые вырастут в отрыве от родины и через книги Шмелева получат православное воспитание2. Мо-чульский и Рябушинский в дискуссии об авторской самостоятельности "Богомолья" и "Лета Господня" отмечают, что это не историческая книга, своеобразно преломляющая реалии дореволюционной России, а "субъективная эпопея". Глеб Струве пишет о "истеричной русской ноте, своего рода патриотическом надрыве" романов Шмелева, "находившем несомненный отклик в читательских кругах эмиграции".3 Ю. Айхенвальд даже ввел в литературоведение специальный термин для определения послереволюционной прозы Шмелева-'художественный патриотизм"4

В эмиграции о Шмелеве писали не только критики, но и русские религиозные философы. Иван Ильин взглянул на творчество Шмелева сквозь призму собственной метафизики и увидел в его произведениях осуществление основной национальной антиномии - страстность и духовность. Исследуя поэтику и особенности художественного мира писателя, философ выделяет два основных периода творчества. Первый -

1 Адамович Г. Одиночество и свобода. М., 1996. С. 35 - 36.

2 Найденович А. Родная почва // Грани. 1978. N 107. С 143.

3 Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж; Москва, 1996.

С. 77.

4 Айхенвальд Ю. // Руль. 1928. 18 апреля.

от начала творческой деятельности писателя (1890-е годы) до создания «Богомолья» и «Лета Господня» - характеризуется расцветом образного таланта: бытовые описания, "преобладание эмпирического тона со склонностью к сентиментальному лиризму, трепет перед трагедией мироздания" и т. д. В этот период Шмелев еще не вышел "из сферы быта в сферу бытия". Во второй же период, начиная с 1930-х годов - сфера предметного созерцания приобретает пророческий полет, углубляется лиризм, трагическое начало мира выступает на первый план.5

Ю. Кутырина, родственница писателя, в своей книге о Шмелеве, также выделяет два периода, связанных уже с исторической реальностью - до 1917 года и после, и отмечает главную доминанту его творчества: "он всегда верен ...русскости русского народа"6

Подобная трактовка шмелевского творчества Ильиным, Адамовичем, Кутыриной типична для русской эмигрантской критики. Так, "Лето Господне" была принята ими как "настольная книга о Руси, быте, внешнем укладе" (проф. Н. К. Кульман). "Писатели - горные вершины народного творческого гения, мы благодарны им на чужбине родным воздухом, они - наше утешение, наша радость, гордость и слава... "Лето Господне" - книга с чудесным изображением ушедшего быта и всего того, чем была жива и прекрасна душа русского народа",- говорил Н. Кульман в слове, посвященном 35-летию творческой деятельности Шмелева7. "Патриотизм - струна, на которой играть легко, особенно теперь, после всех русских несчастий и невзгод, - скептически замечает Адамович по поводу Шмелева. Но именно после всех несчастий и невзгод русские

5 Ильин И. О тьме и просветлении. М., 1991. С. 139.

6 Кутырина Ю. И. Шмелев. Париж, 1960. С. 15.

7 Россия и славянство. 1930. 18 октября.

^ сознания, казалось бы, слишком встревожены, чтобы удовлетвориться обращением к прошлому, притом в приукрашенном виде".8

Однако, среди эмигрантов существовал и иной взгляд на Шмелева, не только как на бытописателя, художника национальной идеи, ортодоксальная церковность которого низводилась до маргинального атрибута или религиозной экзотики, но прежде всего на писателя - православного христианина, идущего своим путем ко спасению через творчество. В год смерти Шмелева была опубликована статья его памяти А. В. Карташова "Певец Святой Руси": «Шмелев, и сам того не подозревая, попал в некую не литературно - формальную, а духовно-биологическую точку. Он спустился в недра русского церковного благочестия и там попал во власть суда... собора Церкви. Суд этот не боится переоценки ценностей. Критерий его устойчив, тысячелетен, неизменен. Претендент на светского "учителя жизни" превратился в учителя церковного. У людей на ночном столике, наряду с молитвословом и Евангелием, лежат ' томики "Лета Господня", как прежде лежали "Жития" Димитрия Ростовского. Это уже не литература. Это - метаморфоза, переход в инобытие.»9 Это - одна из крайних оценок творчества Шмелева, с точки зрения профессора-богослова, историка Церкви. Приблизительно такое мнение высказал Г Гребенщиков: Шмелев "оставил неподдающееся тлению наследие в его проникнутых светом любви и всепрощения книгах. Благодать Духа Святого озаряет их целительные качества."10

Немногочисленные зарубежные исследователи также уделяют внимание анализу религиозного контекста его творчества. В настоящее время Шмелеву посвящены монографии немецких исследователей В.

У 8 Адамович. Одиночество и свобода. С. 35.

9 Возрождение. 1950. N 10. С. 157.

Шрика и М. Ашенбреннера11, а также книга американской исследовательницы О. Сорокиной "Московиана". Шрик рассматривает художественный мир Шмелева как религиозный по преимуществу, выделяя наиболее маркированные для писателя и всей православной традиции мотивы: Бог, Христос, Святой Дух, Богородица, Ангелы, Святые, Свет, Иконы, Чудо, Добро, Зло, Смерть, Праздник. По мнению Ашенбреннера эти мотивы иконически преображают бытовой уклад героев.12 О том же писал и французский критикА. Труайа (1952). По его мнению, "Лето Господне" являет собою не только календарь дня, но и Календарь души: внутренний свет озаряет души героев. В центре произведений Шмелева, по мысли Труайа - преображение мира. В век рационализма это религиозная проповедь о претворении ветхого Адама в нового.

Исследование О. Сорокиной посвящено творчеству писателя в контексте всего жизненного пути. Труд насыщен обильным документальным материалом, письмами и уникальными архивными источниками.

Современность предлагает нам свежий взгляд на творчество Шмелева. А. Звозников в докладе «Шмелев в его отношении к православию (О святоотеческих традициях в художественном мире "Богомолья")» выделяет все возможные мотивы жизни верующего человека в одном произведении - "Богомолье". Автор доклада полагает критерием оценки шмелевского творчества не метафизические, национальные или

10 Гребенщиков Г. Как много в этом звуке... // Дальние берега. М., 1994. С. 37.

11 Schriek W. Iwan Schmelew. München, 1987.

12 Aschenbrenner M. I. Schmelew. Leben und Schaffen. Königsberg, 1937

литературные ценности, но святоотеческую мысль и соборный церковный разум.13

Аналогичен, в духе православной аскетики, и опыт исследований А. М. Любомудрова, которые посвящены позднему творчеству писателя: "Оптинские источники романа И. С. Шмелева "Пути небесные" (1993) и "Православное монашество в творчестве и судьбе И. С. Шмелева" (1994). По мысли Любомудрова, русская литература в очень малой степени отразила опыт церковной жизни, поскольку вся культура Нового времени пошла по пути секуляризации, выбрав такие ориентиры, которые "по сути противны христианским. Речь идет именно об отражении в искусстве жизни человека как члена церковного организма. Традиции православия, церковность были чужды также религиозным философам, художникам начала века, когда оживился интерес к метафизическим вопросам".14 Творчество Шмелева ставится в контекст основных тенденций развития всей русской литературы.

Следует отметить, что оценка произведений Шмелева со святоотеческой точки зрения оправдана сознательной ориентацией автора на церковное творчество. По воспоминаниям современников, жизненные испытания, положение изгнанника, оторванность от родных корней сыграли решающую роль в воцерковлении писателя. А. Карташов отмечал: "Престиж казавшихся авторитетными теорий улетучился... Шмелев-художник очутился в эмиграции наедине с своей душой. Стоило ему только внимательно заглянуть в нее, как из глубин ее поднялся целый кряж полузабытого мира устойчивости, благообразия, нравственной и эстетической красоты, материк Святой Руси. Ориентация художествен-

13 И. Шмелев. Мир ушедший - мир грядущий. Материалы конференция. Алушта, 1993. С. 30 .

14 Христианство и русская литература. СПб., 1994. С. 79.

ного внимания на Святую Русь повлекла за собой потребность в сторону перестройки всего привычного интеллигентского мировоззрения".15 Любомудров же доказал, что именно в эмиграции "первой волны" появился ряд писателей, которые вошли в мир русского православия и воплотили его на страницах своих книг. Об особенностях православного сознания Шмелева высказывались практически все критики и исследователи, но каждому открывалась эта важнейшая сторона его мировоззрения в разной степени. О. Михайлов считает, что "православие это не просто цер-ковно-уставное, а простонародное, сросшееся с другими, чисто языческими, чертами".16 По словам же Карташова, писатель "знал только простую, цельную, единую, неделимую, традиционную, бытовую, русскую церковность. Церковность уставную, статическую, и - Боже сохрани! - не динамическую. В этом смысле его религиозность была старообрядческой".17 В последнее время появляются работы, сопоставляющие художественную систему Шмелева с близкими к православию философскими системами. Примером может служить доклад В. А. Кошелева "Лето Господне" и общественный идеал русского славянофильства", в котором автор рассматривает философему славянофилов "вечные религиозные отношения" применительно к повести Шмелева: "Существо веры понимается по-славянофильски. Вера не доверенность к чужому уверению, но действительное событие внутренней жизни, через которое человек входит в существенное общение с Божественными вещами". Такое событие происходит с героями "Лета Господня". Указывается также на то, что композиция повести "соответствует славянофильским пред-

15 Карташов А. В. Певец Святой Руси // Возрождение. 1950. N

10. С. 158.

16 Михайлов О. Поэма о старой Москве // Шмелев И. С. Лето

Господне. М., 1988. С. 12.

17 Карташов. Певец Святй Руси. С. 155.

ю

ставлениям о светском применении церковного календаря".18 Однако, такое сопоставление может говорить не столько о славянофильстве Шмелева, сколько о единомыслии православных христиан, коими были и Киреевский, и - столетием позже - Шмелев. Причиной сходства может служить единство личного опыта жизни в Церкви, а не приверженность единой идеологии. Напомним, что писатель "никогда не претендовал на компетентность в области религиозной философии. Если в России Шмелев и интересовался в какой-то степени религиозной философией В. С. Соловьева, то в эмиграции его знакомство с религиозно-философскими вопросами основывалось на живом общении с кругом таких мыслителей, как С. Булгаков, Б. Вышеславцев и т. д. В прения Шмелев не вступал, а оставался пассивным слушателем".19 Редактор "Современных записок" М. В. Вишняк вспоминает: "Иван Сергеевич постоянно вел сравнительно уединенный образ жизни... Шмелевы благожелательно относились к наезжавшим в Капбертон русским. Одновременно с нами приехали отдохнуть священник Булгаков с семьей, Бердяевы, Вышеславцевы. Они устраивали по воскресеньям совместные богословско - философские обсуждения. Шмелев принимал в этом скорее пассивное участие. При всей склонности к религиозному быту и православному обряду, в проблематике он был не силен и на это не претендовал".20 "Лето Господне" и "Богомолье", по мнению американской исследовательницы, не имели прямого отношения к религиозным диспутам, очевидно сознательное отстранение писателя от них. "Религиозные проблемы в их богословско - философском смысле не интере-

18 Кошелев В.А. Шмелев // Шмелев. Мир ушедший - мир грядущий. Алушта, 1993. С.9

19 Сорокина О. Московиана. М., 1994. С.275.

20 Вишняк М. В. «Современные записки». Воспоминания редактора. СПб., 1993. С. 132.

и

суют людей в "Лете Господнем"; вера народа изначально непосредственна и логична в этой своей непосредственности. Бог простолюдина милостив к кающимся грешникам."21 В эмиграции писатель был дружен с И. Ильиным, философская система которого - хилиастского толка - далека от православной догматики. Однако и мыслитель Ильин в труде "О тьме и просветлении" обращает внимание на то, что движущей силой шмелевского творчества является сердечная вера, "попирающая премудрость мира сего... Россия и православный строй ее души показаны силою ясновидящей любви. И вот эта сила любви и эта нежность младенчества блаженно впитывают в себя стихию православия. Не в порядке богословия и не в порядке богослужения, ибо обе эти стороны требуют не младенческого разума. А в порядке непосредственного жиз-неосвящения."22 По словам Ильина, мир шмелевских произведений -мир сердечной глубины верующего ребенка, поэтому любые сопоставления его художественной реальности с философскими системами противоречат самой авторской установке.

2) Обоснование выбора периода творчества

И. Ильин и Ю. Кутырина, как было сказано выше, выделяли два периода в творчестве И. Шмелева. Исследователь А. Любомудров, изучив эволюцию взглядов писателя, выделил три периода в "житийном" контексте. Духовный путь Шмелева реализуется в следующих вехах: революция, потеря в 1920 году в Крыму единственного сына, жизнь на

21 Там же.

22 Ильин.О тьме и просветлении. С. 138.

12

чужбине, мучительная болезнь, разрешившаяся чудом преподобного Серафима Саровского, смерть жены, многочисленные испытания, обретение твердой веры в промысел Божий, опытная жизнь в лоне Церкви. На фоне этих испытаний совершается эволюция основного пафоса создаваемых произведений.

Первый период исследователь относит ко времени до Крымских событий: религиозные, экзистенциальные вопросы еще не поставлены, трагедия мира преодолевается гуманистическим упованием на социальный прогресс и просвещение, а церковные таинства играют эстетическую роль. В "Неупиваемо�