автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Рецепция культуры русского балагана в драматургии Григория Горина

Полный текст автореферата диссертации по теме "Рецепция культуры русского балагана в драматургии Григория Горина"

На правах рукописи

СУЩИНСКАЯ АЛЕКСАНДРА АЛЬБЕРТОВНА

РЕЦЕПЦИЯ КУЛЬТУРЫ РУССКОГО БАЛАГАНА В ДРАМАТУРГИИ

ГРИГОРИЯ ГОРИНА

Специальность 10.01.01 — Русская литература

2 я НО Я 2013

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 2013

005539779

005539779

Работа выполнена на кафедре русской литературы ХХ-ХХ1 веков филологического факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова.

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Скороспелова Екатерина Борисовна

Официальные оппоненты: Головчинер Валентина Егоровна

доктор филологических наук, профессор Томский государственный педагогический университет профессор кафедры литературы Купченко Татьяна Александровна кандидат филологических наук, Институт мировой литературы им. А.М.Горького РАН, старший научный сотрудник отдела новейшей русской литературы и литературы русского зарубежья

Ведущая организация - Российский университет дружбы народов

Защита состоится 12 декабря 2013 года на заседании диссертационного совета Д. 501.001.32 при Московском государственном университете имени М.В.Ломоносова по адресу: 119991, Москва, Ленинские горы, МГУ, 1-й учебный корпус.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале отдела диссертаций фундаментальной библиотеки МГУ имени М.В.Ломоносова по адресу: 119991, Москва, Ломоносовский пр., дом 27

Автореферат разослан «12» ноября 2013 года. / ( '

Ученый секретарь диссертационного совета

доктор филологических наук, профессор М. М.Голубков

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Драматургия Григория Горина - крупное и яркое явление русского литературного процесса последней трети XX века. Его пьесыпользовались огромным успехом у публики, некоторые приобрели поистине культовый характер (постановка «Тиля» в Лейкоме - 1974 г., художественный фильм «Тот самый Мюнхгаузен» - 1979 г.). Драматург создал уникальный художественный мир, своеобразие которого отмечалось как критиками, так читателями и зрителями.

Хотя фигура Гр. Горина значима для русской драматургии, в современном литературоведении существует сравнительно небольшое количество работ, посвященных анализу его творчества.Пьесы Горина рассматриваются в связи с проблемой эпической драмы (В. Головчинер)1, интеллектуализацией драматургии 1970-х годов (Н. Лейдерман и М. Липовецкий)2, развитием игрового иронически-философского начала в драматургии (Т. Рыбальченко)3, в контексте исследования жанровых разновидностей комедиографии (С. Гон-чарова-Грабовская)4 и др.Впервые изучение творческого наследия драматурга в его целостности впервые было предпринято в диссертационной работе Н. Федоровой «Пьесы и киноповести Г.И. Горина конца 1970 - 1990-х годов: герой и хронотоп» (2010).

Творчество Горина принадлежит к одной из двух тенденций, характерных, согласно наблюдениям Е. Хализева, для русской драматургии XIX -XX веков: не к преобладающему в ней тяготению к жизнеподобию, отказу от патетики и аффектации в пользу камерности, внимания к психологии, а к гораздо реже встречающейся яркой и эффектной театральной условности (драматургии В.Маяковского, «Блохе» Евг. Замятина, пьесам Н.Эрдмана,

1 Головчинер В. Эпическая драма в русской литературе XX века. Томск, 2007.

Лейдерман Н., Липовевецкий М. Современная русская литература. 1950-1990-е годы. В 2-х т. М., 2003. Рыбальченко Т. Иронико-философская проза в современном литературном процессе // Проблемы метода

и жанра. Томск, 1991. - Вып. 17. Рыбальченко Т. Иро нико-философская проза в современном литературном процессе // Проблемы метода и жанра. Томск, 1991. - Вып. 17.

4 Гончарова-Грабовская С. Комедия в русской драматургии конца XX- начала XXI века. М., 2006.

Д.Хармса и А.Введенского)5. Амбивалентный характер смеха, использование приемов гротеска, соединение комического и трагического начал, атмосфера игры, лицедейства и народного площадного праздника в этих пьесах отсылают к культуре русского балагана.

Влияние архаического искусства на современную культуру, традиции балагана в искусстве и, в частности, в драматургии привлекают в последнее время особый интерес исследователей. Данной проблеме посвящен ряд работ: «Конструктивистский балаган Н. Эрдмана» Ю.Щеглова, «Мироздание в слове. Поэтика Велемира Хлебникова» Б. Леннквист, «Балаган в драматургии русского авангарда» Г.Нефагиной, «Традиции русского народного театра в литературе авангарда 1910 - 1930-х годов (кубофутуризм, имажинизм, ОБЭРИУ)» Н.Сарафановой, «Эстетика балагана в русской драматургии 19101930-х гг.» Е.Шевченко, «Балаганный трагикомизм в романах К. Вагинова «Козлиная песнь», «Труды и дни Свистонова», «Бамбочада» и «Гарпагониа-на»» М. Литвинюк и др. Попытка осмыслить влияние площадной ярмарочной культуры на драматургию второй половины XX века была предпринята в диссертационной работе В. Заржецкого «Традиции балагана в русской современной драматургии», где исследование проводилось на материале творчества Н.Садур, В.Коркия и Гр. Горина. Однако изучение творческого наследия Гр.Горина в ракурсе его отношения к балаганной традиции требует дальнейшей разработки.

Постановка проблемы. Реферируемая диссертация посвящена проблеме рецепции балаганной культуры в драматургии Гр. Горина.

Актуальность темы связана как с недостаточной изученностью творческого наследия Гр. Горина вообще, так и с необходимостью исследования источников его комедийного мастерства.

5Хализев В. Драма как родлитературы {Поэтика, генезис, функционирование). М., 1986. С. 94 См. также: Купченко Т. А. Условная драма 1920-1950-х годов {Л. Лунц,В. Маяковский Е. Шварц). М.,2004.

Цель данного диссертационного исследования - выявить художественные принципы рецепции русской балаганной культуры в драматургии Гр. Горина.

Задачи работы: определить характерные черты русскогобалаганногоми-ра, установить моменты соприкосновения драматургии Гр. Горина с культурой балагана, определить причины такого взаимодействия и с этих позиций осветить особенности художественного мировосприятия и поэтики Гр.Горина.

Объектом данного диссертационного исследования является связь культуры русского балагана и драматургии Гр. Горина, воздействие пласта архаической и древнерусской средневековой культур на пьесы современного автора.

Предметом исследования выбраны шесть пьес Гр. Горина: «Тиль» (1974), «Тот самый Мюнхгаузен» (1980), «Дом, который построил Свифт» (1982), «Кин IV» (1991), «...Чума на оба ваши дома!» (1993), «Шут Балакирев» (2000).

Основные положения работы, выносимые на защиту:

1. Балаган представляет собой особый эстетический мир, вобравший в себя компоненты архаических форм мышления и древнерусской смехо-вой культуры и способный оказывать как прямое, так и опосредованное влияние на современную драматургию, послужив источником яркой театральности.

2. Гр. Горин организует художественное пространство своих пьес по модели площадного выступления, использует модели вертепа, райка, театра Петрушки, что определяет характер системы персонажей, эксцентрику их поведения, универсальность драматургических коллизий.

3. Сэстетикой и философией балаганного мира в драматургии Гр. Горина связаны мотивы маски, раздвоения, гротеска, поэтика телесного низа, «небывальщина».

4. Центральный герой предстает как воплощение архетипа трикстера с

характерным для него балаганным сознанием, вносящим в действие комедийную игровую стихию.

Методологической и теоретической основой диссертации стали труды М. Бахтина, А. Веселовского, Д. Гаврилова, Д. Лихачева, Ю.Лотмана, Е. Ме-летинского, В. Мильдона,В. Топорова, О. Фрейденберг, В. Хализева, Н.Хренова, Ю. Щеглова и ряда других исследователей. Были применены методы сравнительно-типологического и культурно-исторического анализа.

Научная новизна настоящей диссертации заключается в том, что в ней впервые на системном уровне выявлена балаганная составляющая модели художественного мира Гр. Горина, определены закономерности ее воплощения на уровне поэтики.

Практическая значимость работы состоит в возможности использовать ее основные положения в учебном процессе при чтении курсов по истории русской литературы XX века, в работе специальных семинаров, на факультативных занятиях в школе и при дальнейшем изучении творчества Гр. Горина.

Апробация работы. Положения диссертации изложены в двух публикациях.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения и Библиографического списка.

Основное содержание работы.

Во Введении обосновываются актуальность, научная новизна исследования, дается характеристика степени разработанности проблемы, формулируются рабочая гипотеза, цель и задачи диссертации, критерии отбора материала, положения, выносимые на защиту.

В первой главе («Традиции балаганной культуры») характеризуется балаганная модель мира, рассматриваются мифологическая, философская и

эстетическая ее составляющие, а также кратко освещается их рецепция в русской литературе XX века.

В первом параграфе («Философия и эстетика балаганного мира») дается представление о важнейших компонентах праздника и комплексе представлений о мироздании, который он транслирует. Попытка реконструкции культуры балагана осуществляется в диссертации на основании работ Д. Лихачева, Ю. Лотмана, В. Мильдона, А. Панченко, В. Понырко, О. Фрейден-берг, Н. Хренова, С. Юркова и других исследователей6.

В работе рассматриваются пространство праздника и отдельные его ком-поненты:небольшие деревянные постройки, где демонстрировались «чудеса» и «диковины»; передвижные зверинцы,народные театры.Особое внимание обращается на малые формы театрального действа: раек, кукольный театр Петрушки, вертеп.

В райке - ящике со стеклом двигались изображения, воссоздающие не только события истории (победы Суворова, отступление Наполеона и т.п.), но и сенсационные подробности местной жизни, городские новости.

Другим типом балаганного представления был кукольный театр Петрушки, где использовались приемы грубой комики, где предметом насмешки становились лица, которые воплощали собой официальный порядок. В позднем балагане XIX века героями пантомим стали Арлекин, Пьеро и Коломбина - персонажи итальянской комедии дель арте, однако балаган трансформировал их всоответствии со своей эстетикой.

Еще одним типом кукольного театра был вертеп - кукольный театр, приуроченный к рождественским праздникам. Он состоял из двух ярусов: на верхнем демонстрировались сюжеты христианской истории, а на нижнем

6ЛихачевД., Панченко Д., Понырко Н. Смех в Древней Руси. М., 1984; Лотман Ю.Избранные статьи. В 3 т. Таллинн, 1999; Мильдон В. Балаган в литературе (введение в философию балагана). М., 1993; Фрейденберг О. Миф и литература древности. М., 1978; Фрейденберг О. Миф и театр. М., 1988; Фрейденберг О. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997;Хренов Н. Балаган на городской площади. Космологический аспект// Славянская традиционная культура и современный мир: Сборник материалов научно-практической конференции. Вып. 2. М., 1997; Хренов Н. Балаган в традиционной культуре: миф, пространство, время //Славянская традиционная культура и современный мир: Сборник материалов научно-практической конференции. Вып. 3. М., 1999; Хренов Н. «Человек играющий» в русской культуре. СПб.,2005;Юрков С. Под знаком гротеска: антиповедение в русской культуре (Х1-начало XX вв.). СПб., 2003.

разворачивались комические интермедии. Вертеп в целом символизировал единство жизни в ее сакральном и бытовом воплощении.

В диссертации обращается особое внимание на центральное лицо праздника -балаганного «деда», непрерывно балагурящего, олицетворяющего праздничную атмосферу с характерным для нее духом фамильярности и чрезмерности.Его речи посвящены обжорству и алкогольным пристрастиям, комическим разоблачениям, там звучат гиперболизированные брань и хвала, фамильярность. Его поведение было раздерганным, характеризовалось резкими перепадами интонаций, активной жестикуляцией, насмешками. Тем самым публика подспудно готовилась к приему любой информации, какой бы абсурдной она ни казалась, поскольку дестабилизировались нормы восприятия.

Еще одной необходимой балаганной фигуройпраздникабыл вор. Он воплощал стихию страшного, неожиданного вторжения рока в судьбу любого участника ярмарочного балагана и подчеркивал амбивалентный характер веселья.

С опорой на работу В. Мильдона («Балаган в литературе (введение в философию балагана)») в диссертации характеризуются фундаментальные философские и эстетические принципы балаганной модели мира.

Основополагающая черта балаганного мира - его абсолютная открытость. С одной стороны, с этим качеством сопряжено особое ощущение свободы, с другой - открытость предполагает способность соединить в единое целое любые начала и категории, зачастую разнонаправленные. Помимо смешного и серьезного, соединяются небесное и земное, телесное и духовное, возвышенное и низменное, истинное и ложное и так далее. Мироздание оказывается пестрым, неоднородным, в нем смешаны разнонаправленные начала, ни одному из которых не отдается предпочтения.

Отмечается амбивалентность как характеристика балаганного мира. Все составляющие его начала способны перетекать в свою противоположность, ни одно из них не маркировано как безусловно положительное или отрица-

тельное. Во многом с этим свойством связано обилие в ярмарочной культуре мотивов лицедейства, переодевания, перемены облика, странствий.

Своеобразное освещение в балаганной культуре получает оппозиция истинного и ложного, сущности и маски. Истина будто бы мерцает и просвечивает сквозь множество обликов, однако не предлагается в качестве готовой концепции.

В балаганном мироздании человек предстает как явление неодномерное. С одной стороны, он физиологичен, что подчеркивается обилием грубых деталей, с другой - принадлежит миру духа. Образ высшей реальности может быть выражен эксплицитно или имплицитно, но его присутствие ясно ощущается всегда.

Еще одна оппозиция, которая снимается в балаганном мироздании, - это жизнь и смерть. В древних представлениях эти категории воспринимались как неразрывно связанные между собой, произрастающие одна из другой. Смерть не была чем-то безусловным и конечным, но представала всегда началом жизни. Площадная культура наследует такое восприятие.

Итак, философия балагана предстает как противоположность догматичности мышления, отторгает иерархическую организованность и противостоит любой идеологии. Ее пафос - это утверждение многообразия существования в противовес одномерным моделям, ее оружие - смех, сообщающий мирозданию объем и многогранность.

В работе характеризуется общая эстетика праздника. Балаган должен изумлять, удерживать внимание, поэтому невиданному и экзотическому отдавалось предпочтение. Ярмарочная культура была очень яркой, кричащей, требовала усиления любого слова или звука, интенсивности каждой краски.

В диссертации отмечается, что характерная для балагана праздничная чрезмерность в духе «все и сразу» свидетельствовала о переживании полноты бытия, которое было тем острее, чем большим было осознание, что уже на следующий день атмосфера свободы и вольности утратится.

Во втором параграфе рассматриваются «архаические начала балаганной культуры и ее связь со смеховым миром средневековой Руси».

Балаган воспринял характерные для архаического мировосприятия цикличность, сакрализацию времени и пространства, апелляцию к силам хаоса как предтече всего сущего, видение происходящего в масштабах космологических процессов. В русском балагане вплоть до позднейших его форм воспроизводятся ритуалы, обозначающие разрушение старого миропорядка и возникновение нового, сопровождающиеся атмосферой веселья и разгула.

Своеобразие балаганной модели мира определяетсятакже глубинной связью с русской средневековой культурой. Ее блестящая характеристика принадлежит Д. Лихачеву и его ученикам, А.Н.Панченко и В.Н.Понырко, в соавторстве с которыми он выпустил книгу «Смех в Древней Руси». Согласно концепции исследователей, в древнерусской смеховой системе весь универсум делится на мир культуры, настоящий, упорядоченный, благополучный, и мир антикультуры - ненастоящий, неустойчивый, неупорядоченный, отрицательный. Это мир изнанки, он противоположен миру действительному и пародирует его, Лихачев обозначает его как «кромешный».

Изнаночный мир выстраивается способом «вывертывания» наизнанку знаков и реалий мира культуры. В первую очередь этой «операции» подвергаются наиболее ценные и почитаемые свойства человеческого бытия: благочестие, благопристойность, богатство, знатность. Церковь заменяется кабаком, монастырь - тюрьмой, благочестивые подвиги — пьянством. Персонажи босы, наги, не имеют устойчивого социального положения .Изнаночный мир всегда негативен, это мир зла. Однако пока там властвует смех, он не страшен для человека.

Чтобы быть смешным, «кромешный» должен восприниматься как нагромождение чепухи, как абсурд, как то, чего не существует на самом деле, должен стать подобным небылице.

Важны момент смеховой культуры - акцент на мотивах телесности и наготы. Так подчеркивается материальность антимира, препятствующая про-

никновению в него серьезности - враждебного ему элемента. К тому же при-земленность и конкретность смехового мира противостоит официальной культуре, стремящейся к абстрагированию и отрыву от земных корней. Нагота объединяет людей и уравнивает их между собой. Этот мотив обнаженности тела апеллирует к важной функции древнерусского смеха - обнажению правды. Таким образом с реальности снимаются покровы разного рода условностей, уничтожается всяческая фальшь и тогда обнаруживается истина без прикрас.

Той же цели обнажения истины служит и балагурство - своего рода обнажение слова, чаще всего его обессмысливающее. В балагурстве существенную роль играет рифма. Она делает смешными самые негативные явления «кромешного» мира. Рифма провоцирует сравнение разных слов, объединяет явления разного порядка на основании внешнего сходства, оглупляет их, «обнажает» слова и создает впечатление нереальности изображаемого. Ключевой компонент балагурства - следование смеховой инерции, непрерывность.

Подвижность, неустойчивость - один из важнейших признаков смехового «антимира»: как только он останавливается, становится страшным. Подвижность создается за счет присутствия в нем компонента «лишенности» (по терминологии Д.С.Лихачева). Смеховой герой не просто не имеет неких благ - он лишен того, чем располагал, будучи субъектом нормального, действительного мира, что ярко маркирует антимир и квалифицирует его как ущербный.

В древнерусских пародиях всегда чувствуется присутствие некого имплицитно выраженного идеала, желанного и в грядущем потенциально возможного. Разрушая действительность, мир «кромешный» - пусть пока в воображении - создает мир, где царит гармония, благополучие, равенство человеческих отношений.

Проводником между миром реальности и миром кромешным становится дурак. Средневековый смех в принципе направлен на личность самого сме-

ющегося, рассказчики и авторы смешат собой: «представляют себя неудачниками, нагими или плохо одетыми, бедными, голодными, оголяются целиком или заголяют сокровенные места своего тела. ...Притворяются дураками, валяют дурака, делают нелепости и прикидываются непонимающими. На самом же деле они чувствуют себя умными, дураками же они только изображают себя, чтобы быть свободными в смехе. Это их "авторский образ", необходимый им для их "смеховой работы", которая состоит в том, чтобы "дурить" и "воздурять" все существующее»7.

В этом «валянии дурака» в той или иной форме присутствует критика социальных норм, разоблачается несправедливость. Дурак в какой-то степени умнее своей аудитории, видит нечто, сокрытое от взгляда обывателя и больше знает о мире. Древнерусский дурак нарушает приличия, обычаи, его манера себя вести - антиповедение, противоположное общепринятому.

Д. Лихачев считает, что оппозиция «реальность - антимир», а вместе с ней целостная древнерусская комическая культура прекратили существование в XVII веке, и древнерусская смеховая стихия осталась жить лишь в «остаточных» явлениях. Балаганный мир, собственно говоря, и репрезентирует собой «кромешный», хаотический мир и присущую ему культуру смеха.

В третьем параграфе («Традиции балагана в драматургии XX в.») освещается рецепция ярмарочной культуры профессиональным театром.

Активное восприятие и освоение культуры площадей профессиональным театром стало происходить в 1900 — 1930х гг., когда формировалось и развивалось множество различных художественных систем. Те или иные балаганные формы оказались втянуты в орбиту их эстетики и философии. Освещается роль, которая отводилась народной культуре в театральных теориях символистов, Вс. Мейерхольда, Н. Евреинова, В. Шкловского. Кратко описано преломление балаганных традиций в драматургии 1900 - 1930-х гг. на примере творчества В. Соловьева, А. Блока, Ф. Сологуба, Е. Гуро, футуристов (А. Крученых, В. Маяковского, В. Хлебникова, И. Зданевича), Н. Эрдмана, А.

'Лихачев Д. Смех в Древней Руси // Лихачев Д. Избранные работы: в 3 т. Л., 1987. Т. 2. С. 347.

Платонова, представителей ОБЭРИУ (Д. Хармс, В. Введенский). Отмечено, что взаимодействие профессионального театра с балаганом было прервано в начале 1930-х гг., когда в искусстве установились монументальные формы репрезентации реальности. Балаган же в драматургии начал оживать только в ту эпоху, которая последовала за смертью Сталина, и его формы начали проявляться активно с 1960 - 1970-х гг.

Во второй главе («Поэтика балаганной театральности в драматургии Григория Горина»)характеризуется рецепция мировоззренческих и эстетических компонентов балагана в творчестве Гр. Горина.

В выбранных нами для анализа пьесах художественное пространство организовано по модели ярмарочного выступления. Среди действующих лиц присутствуют персонажи, которые обладают либо именами, либо указаниями на род занятий (Палач, Бургомистр) развивают действие, и «статисты» - «горожане», «солдаты», «музыканты», «слуги», «родственники». Эти две группы персонажей коррелируют с актерами и толпой во время площадного представления.

Значительное число эпизодов в пьесах Горина разворачивается в присутствии «толпы», но имеют место и «камерные» ситуации. Но даже в таких ситуациях в репликах персонажей драматург вводит указания на постоянное присутствие неких незримых наблюдателей эпического масштаба: Фландрия («Тиль»), все человеческое сообщество («Тот самый Мюнхгаузен»), Англия и Ирландия («Дом, который построил Свифт»), Бог («Кин IV»), Россия («Шут Балакирев»).

Горин вводит указания на соотнесенность драматургического действия пьес с площадным театром в тех или иных его разновидностях. «Тиль» и «Тот самый Мюнхгаузен» отсылают к выступлениям шута перед публикой и театру Петрушки. Пьеса «Дом, который построил Свифт» соотнесена с выступлением бродячего театра. Центральный персонаж пьесы «Кин IV» заставляет вспомнить мир площадных актеров. В прочих двух пьесах, «...Чума на оба ваши дома!» и «Шут Балакирев», сцены собственно площадных пред-

ставлений появляются, однако они бросают новый свет на действие. В первом из обозначенных произведений карнавал с присутствием масок итальянской народной комедии дель-арте придает действию игровой характер. В пьесе «Шут Балакирев» финальная сцена - первое в истории России празднование Дня дурака, - возводит действие в статус фарсового представления.

В диссертации обращено внимание на такую характерную особенность русского балагана - связь лицедейства и ярмарочного торга. Как представление велось практически без отрыва от праздничной торговли, так и балаган, разыгрываемый героями Горина, коррелирует с течением самой жизни.

В роли вора на ярмарке у Горина выступает смерть, которая может в любой момент вмешаться в праздник и показать мрачную его сторону.

Модель площадного театра определяет особую эксцентрику поведения персонажей: оно ориентировано будто на большое пространство и толпу людей перед ними. Жесты и интонации рельефны и выразительны, слово и действие не расходятся между собой, образы ярки и очерчены, поведение отличается патетикой и аффектированностью, что связано со стремлением заразить зрителя своими эмоциями.

Важным компонентом художественного мира Горина, определяющим специфику системы персонажей, становится мотив маски, напоминающий об атмосфере клоунады, шутовства, лицедейства в балаганной культуре. Особенность функционирования этого мотива у Горина заключается в том, что зачастую почти невозможно определить, какая личина представляет собой истинную. Комизм и трагизм, смешное и страшное в масках его персонажей переплетаются друг с другом и перетекают одно в другое. Человек изображен неодномерным, противоречивым, жизнь предстает как воплощение стихии игры и творчества.

Так, в пьесе«Дом, который построил Свифт» маски надевают практически все персонажи. Лилипуты, великан Глюм, мистер Некто сначала кажутся не то безумцами, не то персонажами ,сошедшими со страниц книг Свифта. Затем зритель узнает, что эти герои — бродячие актеры, которые дают пред-

ставление, и готов принять это объяснение происходящего . Обычно драматурги показывают неотделимость личины от истинного облика, у Горина же маски и обладатели находятся в сложных отношениях. Глюм, который играл великана и передвигался на ходулях, к концу действия их отбрасывает, потому что превратился в настоящего великана, «дорос» до своего амплуа, а рыжий констебль с помощью мистера Некто оказывается способен выйти из привычного амплуа и осознать, что сам он представляет собой нечто большее.

Традиционный для комедии прием двойничества Горин использует в его балаганном варианте. Так, в пьесе «...Чума на оба Ваши дома!» прием комического раздвоения используется чрезвычайно активно.«Двоятся» образы слуг и представителей молодого поколения: комические пары составляют Бальтазар и Самсон, Бенволио и Валентин. И хотя участники этих пар находятся по разные стороны баррикад, они практически идентичны друг другу (как древнерусские Фома и Ерема). Антонио и Розалина выступают как комические двойники Ромео и Джульетты. Герои проходят сходные сюжетные ситуации: раздор семейств, обращение к монаху Лоренцо как посреднику, угроза смерти от яда. Однако онистарше знаменитых шекспировских героев, искушены жизнью и способны агрессивно за себя постоять. Прием комического раздвоения акцентирует бессмысленность вражды семей Монтекки и Капулетти, нивелирует причины и важность ссоры.

Модифицированные формы вертепа и райка способствуют организации пространственно-временной и смысловой структуры пьес. Эти модели помогают представить реальность как состоящую из сакрального и профанно-бытового уровней, существующих одновременно, но в разных моделях по-разному. Вертеп — кукольный театр, состоящий из «сакрального» и «бытового» рядов. В райке картинки высокого и низкого содержания накладывались друг на друга, что обозначает более тесное взаимодействие этих уровней. В художественном мире Гр. Горина события повседневной жизни героев, комические казусы принадлежат к категориям «нижним», а статус сакральных

понятий получают любовь, Бог и священная история, творчество, талант, очищающий смех, которые обозначают возможность претворения высшей реальности в низшей. Сакральный план сопутствует повседневности, вторгается в нее, подчас они смешиваются: происходит «заземление» высоких понятий и, в свою очередь, одухотворение обычных вещей и событий.

В драматургии Горина ясная вертепная структура представлена в пьесе «Тот самый Мюнхгаузен». На «нижнем» уровне проходит повседневная жизнь бюргерского общества, «верхний» же указывает на сакральное измерение, где обитают Софокл, Жанна Д'Арк, Рембрандт, Шекспира и не вполне работают обычные законы и причинно-следственные взаимосвязи. К сакральному уровню причастны Мюнхгаузен и Марта.

«Дом, который построил Свифт» и «Кин IV» более напоминают раек, где происходит тесное наложение двух рядов, и «высокие» и «низкие» понятия и события неразрывно связаны. Вероятно, дело в том, что в фокус внимания драматурга попадают судьбы титанических личностей, обладающих огромным талантом и внесших значительный вклад в мировую культуру. В пьесах «Тиль» и «Шут Балакирев» сакральный и профанно-бытовой ряды вертепа далеко разведены между собой. Высокий уровень выражен слабо или имплицитно, поскольку задача драматурга - изобразить реальность, практически лишенную светлого начала: Фландрию под гнетом испанцев, Россию с одной из самых горьких своих сторон.

Наличие в структуре пьес моделей вертепа и райка, соприкосновение сакрального и бытового начал придают миру Горина гротескный характер, позволяют соединить прочие разнонаправленные категории: фантастику и реальность, прекрасное и безобразное, страшное и смешное. Создается реальность, где привычные причинно-следственные связи предстают нарушенными и происходит смещение художественных плоскостей. В диссертации отмечается, что переплетение комических элементов с драматическими и трагическими - специфическое качество русского балагана по сравнению с карнавалом.

Для Горина гротеск - это способ показать полноту и неоднозначность бытия, невозможность категоричных характеристик и вместе с тем способ развлечь читателя или зрителя, представляя жизнь в ее игровом течении. К примеру, в пятой картине пьесы «Дом, который построил Свифт» Горин предоставляет два угла зрения на историю великана Глюма. Первый предлагает поверить драматичной истории персонажа, повествующей, как под давлением социума он решил отказаться от своих талантов и уменьшиться в росте. Второй озвучен дворецким Патриком: сумасшедший пьянчуга. Драматург делает равно убедительными как позицию Патрика, так и исповедь бывшего великана, воссоздавая атмосферу нестабильности и балаганной игры, в которой звучат трагичные ноты: в финале эпизода Глюм вонзает меч себе в грудь.

Яркий аспект балаганного мира - поэтика «телесного низа». Присутствуя в пьесах Горина, она напрямую отсылает читательское или зрительское восприятие к культуре площадей. Мотивы телесности могут становиться темой шуток, манерой ведения речи (как, к примеру, в «Шуте Балакиреве»), присутствовать в действии, придавая ему определенную окраску (так, в «Тиле» одна из сцен разворачивается в публичном доме).Активное использование поэтики «телесного низа» становится противовесом по отношению к излишней серьезности, возвращает зрителя или читателя к полноте бытия, ниспровергает авторитеты, аннулирует условности.

Утверждению материального мира способствует обилие приемов грубой комики: герои спотыкаются, падают, колотят друг друга, что на протяжении многих веков гарантированно вызывало хохот публики.

В художественный мир Горина входит эффект небывальщины, становясь признаком индивидуальной манеры автора, который наполняет свои пьесы изображением чудесных явлений, не укладывающихся в рамки привычного восприятия (сцена с участием духов в «Тиле», многочисленные подвиги Мюнхгаузена, картины загробной жизни в «Шуте Балакиреве», удивительные свойства актерского таланта Кина, который без грима чернел лицом для роли мавра и т.п.). Подобные сцены придают представлению праздничный,

игровой характер, привносят в него атмосферу подлинного балагана, а также помогают отличить «своих» от «чужих» - тех, кто способен приобщиться к волшебству жизни, и тех, кто не наделен таким талантом. С другой стороны, поэтика небывальщины у Горина позволяет показатьпрозаические события как необычные, заострить внимание читателя или зрителя на ценности каждого единичного момента жизни. Помимо того, смех и удивление от созерцания необычного позволяют преодолеть сюжетную предсказуемость.

Третья глава(«Герой и сюжет: архетип трикстера в драматургии Гр.Горина»)посвящена образу шута в творчестве Горина и определению его роли в создании комедийной атмосферы пьес,обозначается его связь с балаганной моделью мира с архетипом трикстера.

В первом параграфе(«Архетип трикстера в культуре») на основании работ К. Юнга, Д. Гаврилова, М. Липовецкого и др. дается обобщенная характеристика архетипа трикстера, рассматривается его место в советской литературе XX века.

Трикстер — прирожденный лицедей, отличается врожденной артистичностью и воплощает собой игровую стихию.Он появляется там и тогда, где необходимо нарушить сформировавшиеся нормы и традиции, привнести хаос в сложившийся порядок, вывернуть наизнанку понятия и ситуации, низвергнуть авторитеты.

XX век в русской литературе был отмечен созданием ярких образов трикстеров: таковы Хулио Хуренито, Воланд и его свита, Остап Бендер, Сандро из Чегема и ряд других героев. М. Липовецкий связывает появление этого ряда персонажей, которые сочетали в себе острый ум, артистизм, жизненную силу и известный цинизм не только с условиями выживания свободно-гочеловека в тоталитарном обществе, но и с живущей в подсознании такой личности потребности взрывать изнутри сложившиеся устои8.

8 Липовецкий М. Трикстер и «закрытое» общество// Новое литературное обозрение. - 2009. - №100. - С. 224-245.

Тиль, барон Мюнхгаузен, Джонатан Свифт, Антонио Монтекки, артист Кин, Петр Первый, отчасти Иван Балакирев воплощают архетип трикстера в драматургии Гр. Горина. Трикстер в художественном пространстве его пьес оказывается связанным с балаганным мировосприятием, несет в себе черты древнерусского дурака и балаганного деда. Герои такого типа выступают как воплощение смеховой стихии и утверждают ее в сюжете, способствуяподры-ву основ окружающей их действительности, которая представляет собой «кромешный » мир.

Обращение к персонажам мировой литературы и истории связано, с одной стороны, сиспользованием «эзопова языка» как попытки противостоять требованиям цензуры1970-1980-х годов, с другой - со стремлением подчеркнуть вечный характер поднимаемых проблем, что роднит позиции Горина со стратегией Шварца, который, как в свое время писала В. Головчинер , «размышляя о сложнейших социально-нравственных и политических тенденциях развития своего времени, ...ощущал необходимость «проверить» их, оценить в контексте универсальных, безусловных общечеловеческих значений»9.

Второй параграф(«Образ трикстера и «кромешный» мир») посвящен проблеме конфликта в пьесах«Тиль», «Тот самый Мюнхгаузен», «Дом, который построил Свифт» и «...Чума на оба ваши дома!», где герой дан в его противостоянии мирозданию, представляющим собой «кромешный» мир.

Картина «кромешного» мир создается за счет «выворачивания» как повседневных мелочей, так и значимых понятий и явлений: власть, церковь, народное самосознание, благополучие, милосердие, любовь. В пьесе «Тиль» монах подрабатывает сутенером, народное благополучие выглядит как костры, на которых горят еретики, король скучает на троне, милосердие ограничивается покупкой индульгенций.

9 Головчинер В. «Протосюжет» в сказках Е. Шварца (трансформация и функционирование) // Сибирский филологический журнал. - 2003. - №2. С. 62.

В пьесах «Тот самый Мюнхгаузен», «Дом, который построил Свифт» и «...Чума на оба ваши дома!», где поле битвы переносится в пространство человеческой души, «кромешным» делает мир система общепринятых социальных условностей. Мотив ужасного заключается в разрушительном влиянии, который она оказывает на человеческую душу. В «Том самом Мюнхгаузене» принципы , на основе которых строится жизнь этого общества, представляют собой симулякры вечных ценностей. Супружество предстает как антитеза любви, сами понятия любви и морали дискредитируется («Имеешь любовницу - на здоровье! Все имеют любовниц. Но нельзя же допускать, чтобы на них женились. Это аморально!»10). Творчество приравнивается к «богомерзким фантазиям»), свобода самовыражения личности — к сумасше-ствию.Пространство «...Чумы на оба ваши дома!» наполнено картинами драк, кровопролитий, цинических рассуждений и предстает как реальность, которая отторгает любовь. Символом ситуации в Вероне становится чума, которая приходит в город.

«Кромешному » миру противостоит подвижный балаган, иерархии и замкнутости -открытость и амбивалентность. Центральные герои Горина воплощают собой смеховую стихию, их поступки и речевое поведение призваны утвердить понятия свободы человеческого духа и сознания как мировосприятие, альтернативные «кромешному» миру.

В диссертации отмечается, что горинский трикстер надевает маску древнерусского дурака и может быть соотнесен с образом балаганного деда-балагура. Маска дурака и соответствующая манера поведения помогают персонажам противопоставить себя традиционным общественным нормам и чувствовать себя свободным в смехе. С балаганным дедом героев роднит также статус заправилы праздника, прерогатива на владение искусством балагурства и балаганным словом, а также своеобразная подача себя, которая дестабилизирует реальность и подготавливает зрителя к восприятию любой, даже небывалой информации.

10 Цитирую по: Горин Г. Тот самый Мюнхгаузен. Пьесы. Екатеринбург, 2005. С. 500.

Центральная тема пьесы «Тиль» на глубинном уровне представлена как привнесение неустойчивости в «кромешный» мир, разрушение его знаков, превращение его в балаган. Дисбаланс в окружающей действительности создает Тиль: он всегда в движении, валяет дурака, нагнетает чепуху, проницательно смеется над окружающими, устраивает практически скоморошьи представления и провоцирует публику. Он постоянно опрокидывает происходящее в смеховой план и от этого события кажутся порой нереальными. При этом смех получается напряженный, поскольку возникает на стыке перехода явлений из страшных в смешные и наоборот.

Центральный персонаж пьесы «Тот самый Мюнхгаузен» актуализирует в «кромешном» художественном пространстве балаганную модель мира двумя способами. Первый - это создание собственной реальности, которая, с точки зрения обыденного создания, выглядит небывалой и экзотической. Поскольку главное условие существования балаганного мира - непрерывность смеховой инерции, «чрезмерность», в тексте пьесы (репликах различных персонажей, монологах Мюнхгаузена) присутствует целый ряд отсылок к удивительным событиям его жизни(полеты на луну, охота на медведя голыми руками, война с аборигенами, получение Библии с дарственной надписью от Святого Матфея и др.).Поведение и речь Мюнхгаузена свидетельствуют об особенном состоянии сознания - творческом, свободном.

Другой путь утверждения в пространстве пьесы балаганной модели мира - это разрушение основ мира «кромешного», приведение его в движение путем последовательного «выворачивания» всех его понятий. Парадокс пьесы «Тот самый Мюнхгаузен» заключается в том, что разрушительной становится искренность, абсолютная правдивость главного героя.

В комедии «Тот самый Свифт» балаганная стихия властвует практически безраздельно. Архетип трикстера в этом творении воплощен в образе декана Свифта, который вплоть до финальной картины не произносит ни единого слова. Балаган разворачивается, в первую очередь, усилиями труппы бродячих актеров, которые, разыгрывая персонажей из произведений Свифта, до-

носят его идеи. Другой трикстериый трюк - это ежедневные похороны Свифта и следующие за ними поминки, которые герой устраивает сам по себе как в высшей степени невероятный способ, к которому он прибегает, чтобы напомнить о себе и о своих идеях.

В пьесе «...Чума на оба ваши дома!» в роли трикстера предстает Антонио Монтекки, который выступает как носитель балаганного сознания, как паяц, не признающий границ и авторитетов, воспринимающий всю жизнь через призму игры, а его косоглазие и хромота вызывают ассоциации с представителем иного мира. Однако при этом введенная в пьесу сюжетная линия Антонио - Розалина неожиданно позволяет ему выступить разрушителем «кромешного» мира вражды и бесчеловечности, противопоставив ему возможность высокого чувства.

В диссертации отмечается, что с трикстером у Горина плотно связан сакральный контекст произведений, и эта особенность вписывается в общую тенденцию XX века. Как указал М. Липовецкий, если в архаических культурах трикстер нарушал табу и способствовал десакрализации реальности, то в современности, когда «высокие» понятия уже деструкрурированы, он, следуя своей природе нарушителя устоев, парадоксальным образом способствует их возрождению". Отражение этого парадокса времени мы видим в драматургии Горина, которая явила нам удивительно тонкие варианты проявления данного архетипа, борющегося за идеалы любви, свободы, духовности и творчества.

Третий параграф («Король и шут: отношения трикстера и власти») посвящен проблеме взаимоотношений трикстера и власти, поставленной в пьесах «Кин IV» и «Шут Балакирев».

В пьесе «Кин IV» сталкиваются великий актер Эдмунд Кин и Принц Уэльский, который впоследствии становится королем. Парадоксальность ситуации, созданной Гориным, заключается в том, что в отношениях короля и

пЛиповецкий М. Трикстер и «закрытое» общество // Новое литературное обозрение. - 2009. - N9100. - С. 224-245.

трикстера, хаоса и порядка, порядок стремится подражать хаосу, пытаясь приобщиться к его творческому духу. Горин подчеркивает нелепость этих попыток. В целом пьеса «Кин IV» представляет такую модель взаимоотношений короля и шута, где герои объединены узами дружбы-соперничества и вместе с тем происходит снижение королевского облика и разрушение пиетета, окружающего персону, которая облечена властью.

В последнем творении Горина («Шут Балакирев») проблема взаимоотношений шута и власти решается совершенно нетрадиционны с образом: представитель власти (Петр) выступает в неожиданной роли трикстера с харак-тернойдля него потребностью в разрушении устоявшегося мира и непредсказуемостью поступков, что оборачивается трагикомедией для окружающих. Дела государственные оказываются погруженными в балаганную стихию, которую создает введение эпизодов с участием гильдии дураков, трагикомичной шутовской свадьбой, комическим бытовым поведением Петра. Подчеркивается, что игровое поведение не органично сану императора, поэтому оборачивается жестокостью. Балаганный мир то и дело опрокидывается в «кромешный».

Образ Ивана Балакирева не соответствует традиционной роли шута, поскольку персонаж не желает вступать в конфликт с властью. Его игровой талант подавляется страхом, инстинктом самосохранения и стремлением, будучи при власти, не обделить себя и своих близких. По мысли Горина, это определяет безысходность ситуации, в которой находится русский народ, если он, по завету Петра, не начнет «думать».

В Заключении подводятся итоги работы.

Основные положения диссертации нашли отражение в следующих публикациях:

1. «За что я люблю тебя, Тиль, - с тобой всегда весело!» // Литературная учеба. 2012. №1. С. 174-185.

2. Маркеры древнерусского «кромешного мира» в комедии Г. Горина «Шут Балакирев» // Ярославский педагогический вестник. - 2012 - №1 -Т. 1 (Гуманитарные науки). С. 319 - 322.

Подписано в печать Формат А5 Бумага офсетная. Печать цифровая. Тираж 100 Экз. Заказ № 0281 Типография ООО "Ай-клуб" (Печатный салон МДМ) 119146, г. Москва, Комсомольский пр-кт, д.28 Тел. 8-495-782-88-39

Текст диссертации на тему "Рецепция культуры русского балагана в драматургии Григория Горина"

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИМ. М. В. ЛОМОНОСОВА

ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

04201450465 На ПраВаХ РУК0ПИСИ

СУЩИНСКАЯ АЛЕКСАНДРА АЛЬБЕРТОВНА

РЕЦЕПЦИЯ КУЛЬТУРЫ РУССКОГО БАЛАГАНА В ДРАМАТУРГИИ ГРИГОРИЯ ГОРИНА

Специальность 10.01.01 - русская литература

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель -доктор филологических наук, профессор Е. Б. Скороспелова

Москва 2013

Оглавление

Стр.

Введение.................................................................................................................... 3

Глава первая. Традиции балаганной культуры......................................................7

1.1. Философия и эстетика балаганного мира........................................ 9

1.2. Архаические начала балаганной культуры и ее связь со смеховым миром

средневековой Руси................................................................ 20

/

1.3. Традиции балагана в драматургии XX в........................................32

Глава вторая. Поэтика балаганной театральности в драматургии Гр.Горина ... 52 Глава третья. Герой и сюжет: архетип трикстера в драматургии Гр.Горина ... 91

3.1. Архетип трикстера в культуре......................................................92

3.2. Образ трикстера и «кромешный» мир............................................ 106

3.3. Король и шут: отношения трикстера и власти..................................128

Заключение.......................................................................................................... 137

Библиография................................................................................... 139

Введение

Драматургия Григория Горина - крупное и яркое явление русского литературного процесса последней трети XX века. Его пьесы пользовались огромным успехом у публики, некоторые приобрели поистине культовый характер (постановка «Тиля» в Ленкоме - 1974 г., художественный фильм «Тот самый Мюнхгаузен» - 1979 г.). Драматург создал уникальный художественный мир, своеобразие которого отмечалось как критиками, так читателями и зрителями.

Хотя фигура Гр. Горина значима для русской драматургии, в современном литературоведении существует сравнительно небольшое количество работ, посвященных анализу его творчества. Пьесы Горина рассматриваются в связи с проблемой эпической драмы (В. Головчинер)1, интеллектуализацией драматургии 1970-х годов (Н. Лейдерман и М. Липовецкий) , развитием игрового ирони-

о

чески-философского начала в драматургии (Т. Рыбальченко) , в контексте исследования жанровых разновидностей современной комедиографии (С. Гонча-рова-Грабовская)4 и др. Впервые изучение творческого наследия драматурга в его целостности впервые было предпринято в диссертационной работе Н. Федоровой «Пьесы и киноповести Г.И. Горина конца 1970 - 1990-х годов: герой и хронотоп» (2010).

Творчество Горина принадлежит к одной из двух тенденций, характерных, согласно наблюдениям Е. Хализева, для русской драматургии XIX — XX веков: не к преобладающему в ней тяготению к жизнеподобию, отказу от патетики и аффектации в пользу камерности, внимания к психологии, а к гораздо реже встречающейся яркой и эффектной театральной условности (драматургии В.Маяковского, «Блохе» Евг. Замятина, пьесам Н. Эрдмана, Д.Хармса и А.Введенского)5. Амбивалентный характер смеха, использование приемов гро-

1 Головчинер В. Эпическая драма в русской литературе XX века. Томск, 2007.

2 Лейдерман Н., Липовевецкий М. Современная русская литература. 1950-1990-е годы. В 2-х т. М.( 2003.

3 Рыбальченко Т. Иронико-философская проза в современном литературном процессе // Проблемы метода и жанра. Томск, 1991. Вып. 17.

4 Гончарова-Грабовская С. Комедия в русской драматургии конца XX - начала XXI века. М., 2006.

5 Хализев В. Драма как род литературы (Поэтика, генезис, функционирование). М., 1986. С. 94

теска, соединение комического и трагического начал, атмосфера игры, лицедейства и народного площадного праздника в этих пьесах отсылают к культуре русского балагана.

Влияние архаического искусства на современную культуру, традиции балагана в искусстве и, в частности, в драматургии привлекают в последнее время особый интерес исследователей. Данной проблеме посвящен ряд работ: «Конструктивистский балаган Н. Эрдмана» Ю.Щеглова, «Мироздание в слове. Поэтика Велемира Хлебникова» Б. Леннквист, «Балаган в драматургии русского авангарда» Г.Нефагиной, «Традиции русского народного театра в литературе авангарда 1910 - 1930-х годов (кубофутуризм, имажинизм, ОБЭРИУ)» Н.Сарафановой, «Эстетика балагана в русской драматургии 1910-1930-х гг.» Е.Шевченко, «Балаганный трагикомизм в романах К. Вагинова «Козлиная песнь», «Труды и дни Свистонова», «Бамбочада» и «Гарпагониана»» М. Литви-нюк и др6. Попытка осмыслить влияние площадной ярмарочной культуры на драматургию второй половины XX века была предпринята в диссертационной работе В. Заржецкого «Традиции балагана в русской современной драматургии», где исследование проводилось на материале творчества Н.Садур, В.Коркия и Гр. Горина. Однако изучение творческого наследия Гр.Горина в ракурсе его отношения к балаганной традиции требует дальнейшей разработки.

Постановка проблемы. Реферируемая диссертация посвящена проблеме рецепции балаганной культуры в драматургии Гр. Горина.

Актуальность темы связана как с недостаточной изученностью творческого наследия Гр. Горина вообще, так и с необходимостью исследования источников его комедийного мастерства.

См. также: Купченко Т. Условная драма 1920-1950-х годов (Л. Лунц, В. Маяковский Е. Шварц). М., 2004.

6 Щеглов Ю. Конструктивистский балаган Ю. Эрдмана//Новое литературное обозрение. - 1988. - N933; Леннквист Б. Мироздание в слове. Поэтика Велимира Хлебникова. СПб., 1999; Нефагина Г. Балаган в драматургии русского авангарда//Драма и театр: III: сб. научных трудов. Тверь, 2002; Сарафанова Н. Традиции русского народного театра в литературе аваргарда 1910-1930-х годов (кубофутуризм, имажинизм, ОБЭРИУ). М., 2008; Шевченко Е. Эстетика балагана в русской драматургии 1910-1930-х гг. Самара, 2010; Литвинюк М. Балаганный трагикомизм в романах К. Вагинова «Козлиная песнь», «Труды и дни Свистонова», «Бамбочада» и «Гарпагониана». М., 1998.

Цель данного диссертационного исследования - выявить художественные принципы рецепции русской балаганной культуры в драматургии Гр. Горина.

Задачи работы: определить характерные черты русского балаганного мира, установить моменты соприкосновения драматургии Гр. Горина с культурой балагана, определить причины такого взаимодействия и с этих позиций осветить особенности художественного мировосприятия и поэтики Гр.Горина.

Объектом данного диссертационного исследования является связь культуры русского балагана и драматургии Гр. Горина, воздействие пласта архаической и древнерусской средневековой культур на пьесы современного автора.

Предметом исследования выбраны шесть пьес Гр. Горина: «Тиль» (1974), «Тот самый Мюнхгаузен» (1980), «Дом, который построил Свифт» (1982), «Кин IV» (1991), «...Чума на оба ваши дома!» (1993), «Шут Балакирев» (2000).

Основные положения работы, выносимые на защиту:

1. Балаган представляет собой особый эстетический мир, вобравший в себя компоненты архаических форм мышления и древнерусской смеховой культуры и способный оказывать как прямое, так и опосредованное

г

влияние на современную драматургию, послужив источником яркой театральности.

2. Гр. Горин организует художественное пространство своих пьес по модели площадного выступления, использует модели вертепа, райка, театра Петрушки, что определяет характер системы персонажей, эксцентрику их поведения, универсальность драматургических коллизий.

3. С эстетикой и философией балаганного мира в драматургии Гр. Горина связаны мотивы маски, раздвоения, гротеска, поэтика телесного низа, «небывальщина».

4. Центральный герой предстает как воплощение архетипа трикстера с характерным для него балаганным сознанием, вносящим в действие комедийную игровую стихию.

Методологической и теоретической основой диссертации стали труды М. Бахтина, А. Веселовского, Д. Гаврилова, Д. Лихачева, Ю. Лотмана, Е. Мелетин-

ского, В. Мильдона, В. Топорова, О. Фрейденберг, В. Хализева, Н. Хренова, Ю. Щеглова и ряда других исследователей. Были применены методы сравнительно-типологического и культурно-исторического анализа.

Научная новизна настоящей диссертации заключается в том, что в ней впервые на системном уровне выявлена балаганная составляющая модели художественного мира Гр. Горина, определены закономерности ее воплощения на уровне поэтики.

Практическая значимость работы состоит в возможности использовать ее основные положения в учебном процессе при чтении курсов по истории русской литературы XX века, в работе специальных семинаров, на факультативных занятиях в школе и при дальнейшем изучении творчества Гр. Горина.

Апробация работы. Положения диссертации изложены в двух публикациях.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения и Библиографического списка.

Глава 1 Традиции балаганной культуры

Как известно, литературный путь Григория Горина начался в 1960-х годах, он писал фельетоны, юмористические сценки и скетчи, эстрадные антрепризы и был известен, в первую очередь, как писатель-сатирик. В 1966 году в соавторстве с Аркадием Аркановым он создал пьесу «Свадьба на всю Европу» и с этого момента стал выступать еще и как драматург, а комическая стихия стала той составляющей, которая определила своеобразие произведений, написанных им для театра.

Можно предположить, что стихия комического каким-то образом тесно вплеталась и в течение жизни самого Горина. Недаром же с 1993 года писатель был ведущим в юмористической передаче Клуб «Белый попугай», где встречались любители анекдотов. Программа была одной из самых популярных на отечественном телевидении. Да и медицинская карьера Горина на «скорой помощи», по его собственным словам, началась с комической ситуации:

«Вспоминаю такой случай: меня вызвали к одной старушке, которая случайно вывихнула себе нижнюю челюсть. <...> . Приезжаю к старушке домой, вижу: вся комната забита родственниками, соседями, сочувствующими. <...> Но я виду не подаю, что волнуюсь, а, наоборот, очень так солидно и спокойно говорю: "Не волнуйтесь, бабушка, сейчас мы вас мигом вылечим!"

После этого сажаю старушку к столу, пододвигаю себе стул...

Вот тут происходит нечто непредвиденное. Я сажусь мимо стула и со всей силой шлепаюсь на пол. По пути хватаюсь за скатерть со стола, на меня падает графин с водой и ваза с цветами.

Наступила зловещая тишина. Я лежу на полу, облитый водой, засыпанный цветами, и с ужасом понимаю, что моему врачебному авторитету пришел конец. И тут в тишине я вдруг слышу какой-то странный звук: "Хи-хи-хи!". Под-

нимаю глаза, вижу - это смеется моя старушка. Челюсть у нее сама вправилась и теперь лишь чуть подрагивает от смеха.

Тогда я встаю, спокойно отряхиваюсь и небрежно говорю собравшимся: "Ну вот и все!"

А позднее во врачебном журнале, в графе "проведенное лечение", в той самой графе, где обычно записываются всевозможные инъекции и манипуляции, я написал только одно короткое слово: "Рассмешил"»7.

Как отмечал Марк Захаров, режиссер, с которым у Горина сложилось теснейшее творческое сотрудничество, комедийное мышление последнего «умело

о

продуцируется им на глубинные пласты человеческой психики» . Думается, что, в частности, этой причине Горин стал одним из самых ярких драматургов второй половины XX в., чьи пьесы глубоко трогают и вызывают живейший отклик у читателя и зрителя.

С нашей точки зрения, своеобразие комедий Горина и его успех как драматурга связаны с тем, что он воспринимает, воссоздает и модифицирует в своем творчестве глубокий пласт древнерусской смеховой культуры в различных ее аспектах. Тем самым его произведения начинают апеллировать к культурному опыту и менталитету человека, воспитанного в рамках русских традиций.

Хотя смех как начало универсален, смеховой мир отличается у разных культур и в разные эпохи: это связано с присущей ему способностью соединять в себе два противоположных начала - разрушительное и созидательное. Первое из них заключается в дискредитации понятий и отношений, которые существуют в мире, в инверсии ценностей. Смех опрокидывает причинно-следственные связи, нарушает логику объяснения тех или иных явлений, преподносит условности человеческого поведения и жизнь общества как бессмыслицу. Он отвергает неравенство и показывает случайный характер возникновения тех законов, которые ведут к этому неравенству, их произвольность и надуманность. Важно

7 Горин Гр. Хочу Харчо (Рассказы, монологи, сценки, пьесы). М., 1985. С. 14.

8 Захаров М. Комическое послесловие к фантазиям Горина // Григорий Горин. Комические фантазии. М., 1986. С. 321.

отметить, что смех конкретен, он дискредитирует знаковую систему культуры, замкнутой в определенных пространственно-временных границах.

Противоположное начало, которое несет в себе смех, Д. Лихачев называет созидательным, а исследователь Н. Хренов - медиативным9. Это начало проявляется в том, что смех облегчает психологический гнет, успокаивает, дает способность подняться над ситуацией. Помимо этого, он объединяет людей: как заговорщики, они начинают видеть нечто, чего не видели прежде и что непонятно другим. Смех создает свой собственный мир - мир нелепостей, неустойчивых отношений, свободы от условностей. Он строится по принципу отталкивания от реальности, как ее противоположность. Он альтернативен миру действительному, миру культуры, и является, следовательно, миром антикультуры. Его наполнение также весьма конкретно и не сходно в разные эпохи и у разных народов.

В связи с созидательной, медиативной функцией смеха очень интересна мысль Н. Хренова об ее особой важности именно для русской культуры. Как отметил еще Н. Бердяев10, российская история развивается путем катастроф, ее этапы резко - и порой с разрушительными последствиями - сменяют друг друга. Смех же, соотносясь с механизмами медиации, способствует нейтрализации конфликтов, сохранению связей в социуме и дальнейшему развитию культуры.

1.1 Философия и эстетика балаганного мира

Нужно отметить, что в России власть и церковь были крайне жестко, непримиримо настроены по отношению к формам проявления народной смеховой культуры, поскольку она была тесно связана с язычеством, несла в себе нежелательный дух вольности. Как доказывает исследователь А. Белкин11, если и терпели народную праздничность, то только поневоле, не имея возможности ее

9 Лихачев Д., Панченко А., Понырко Н. Смех в Древней Руси. М.( 1984; Хренов Н. Культура в эпоху социального хаоса. М., 2002.

10 Бердяев Н. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. Судьба России. М., 1997. С. 6.

11 Белкин А. Русские скоморохи. М., 1975.

уничтожить. Всевозможные смеховые действа приравнивались к сатанинским

(«Умножилось скоморошества и всяких игр и кулачного бою и на качелях ка-

12

чаютца и иных всяких неподобных дел умножилось много» ). В качестве идеала, напротив, утверждались серьезность и православное смирение. Народная смеховая традиция долго не была признана в качестве полноправного явления культуры.

Между тем, широко праздновалась масленица и святки, массовым театрализованным действием был свадебный обряд, не последняя роль в проведении увеселительных представлений была отведена скоморохам (до XVII века). И одним из главных проявлений народной смеховой культуры со временем стал балаган.

Попытаемся реконструировать пространство праздника и отдельные его компоненты на основании работ Д. Лихачева, Ю. Лотмана, В. Мильдона, А. Панченко, В. Понырко, О. Фрейденберг, Н. Хренова, С. Юркова и других исследователей13.

В газете «Северная пчела» отмечается, что в Москве праздник простирался на значительной территории и временно превращал древнюю столицу в пестрый гомонящий азиатский город: «С 12 часов утра до сумерек наблюдателю открыта живая и беспрерывно движущаяся картина: на качелях кружатся, поднимаются и опускаются с песнями веселые простолюдины, катаются с гор отважные, на балконах шатров под звуки вальса кривляются, забавляют чернь своими шутками паясы, а хитрые хозяева балаганов ласково приглашают почтенных господ в свою комедию. Толпа перебегает из одного шатра в другой, и в одном видит проворство фокусника над картами, шариками, деньгами, в другом лю-

12 Копылов А. Культура русского населения Сибири в XVII - XVIII вв. Новосибирск, 1968. С. 28.

13 Лихачев Д., Панченко А., Понырко Н. Смех в Древней Руси. М., 1984; Лотман Ю. Избранные статьи. В 3 т. Таллинн, 1999; Мильдон В. Балаган в литературе (введение в философию балагана). М., 1993; Фрейденберг О. Миф и литература древности. М., 1978; Фрейденберг О. Миф и театр. М., 1988; Фрейденберг О. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997; Хренов Н. Балаган на городской площади. Космологический аспект // Славянская традиционная культура и современный мир: Сборник материалов научно-практической конференции. Вып. 2. М., 1997; Хренов Н. Балаган в традиционной культуре: миф, пространство, время // Славянская традиционная культура и совр