автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Рецепция мусульманской ментальности в русской / советской культуре XX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Рецепция мусульманской ментальности в русской / советской культуре XX века"

На правах рукописи

Кожеванова Екатерина Владимировна

РЕЦЕПЦИЯ МУСУЛЬМАНСКОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ В РУССКОЙ / СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЕ XX ВЕКА

24.00 01 - теория и история культуры

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии

Ярославль 2007

003174589

Работа выполнена на кафедре культурологии и журналистики ГОУ ВПО «Ярославский государственный педагогический университет имени К Д Ушинского»

Научный руководитель:

кандидат культурологии, доцент Ерохина Т И

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Г М Нажмудинов, кандидат культурологии М И Марчук

Ведущая организация:

ГОУ ВПО «Мордовский государственный университет имени Н А Огарева»

Защита диссертации состоится 2 ноября 2007 года в Л. час на заседании диссертационного совета К 212 307 03 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата искусствоведения, кандидата культурологии и кандидата философских наук при ГОУ ВПО «Ярославский государственный педагогический университет имени К Д Ушинского» по адресу г Ярославль, Которосль-ная наб , д 66, ауд 314

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке Ярославского государственного педагогического университета им К Д Ушинского по адресу г Ярославль, Республиканская ул, 108

Отзывы на автореферат присылать по адресу 150000, г Ярославль, Республиканская ул., 108 Диссертационный совет К 212 307 03

Автореферат разослан « { » октября 2007 г

Ученый секретарь

диссертационного совета , / />

кандидат культурологии, доцент ' НН Лети на

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

К концу XX столетия в области гуманитарных научных исследований активизируется интерес к феномену ментальное™, с которым связывается новая возможность оценки и понимания происходящих в обществе процессов Причем сложность и относительная малоизученность этого понятия, в последнее время существенно расширившегося в своих смыслах, способствует прогрессу исследовательской мысли, и феномен ментальное™ входит в социально-политическую публицистику, психолого-философскую литературу на правах научно признанной категории Следовательно, актуальность исследования определяется необходимостью обращения к ментальной сфере национальных культур

Во многих культурных, в том числе исследовательских, опытах ментапьность реконструируется путем сопоставления с другой мен-тальностью В этой связи обращение к проблеме межкультурного диалога (России и СССР XX века и средневекового мусульманского Востока) позволяет осуществить глубокий и всесторонний анализ ментального аспекта культуры Отсюда, актуальным представляется выявление специфики рецепции мусульманской ментально-сти на территории России XX века - процедуры, обусловленной длительным историко-культурным освоением Востока со стороны русского сознания в результате двойной колонизации (имперской, затем советской) В мультикультурном постсоветском пространстве понимание специфики данного межкультурного диалога имеет особое значение для сохранившихся в России автономных республик (прежде всего с мусульманским населением), поскольку принципиально новая ситуация требует от людей уже не подчинения навязанным идеологическим принципам, единым социальным импульсам, а осознания себя представителями своеобразной национальной среды со своими ментальными, этническими, религиозными установками Возможность познать себя, определить основы своего миросозерцания предоставляет межкультурный диалог, в данном случае русской и мусульманской традиций

Наконец, изучение рецепции мусульманской ментальное™ представляется сейчас особенно актуальным еще и потому, что в начале XX! столетия сознательное искажение, извращение многих положений ислама порождает реальную угрозу со стороны религиозного экстремизма, провоцирует столкновение между представителями религий, цивилизаций, образов жизни Для предотвращения и разрешения межкультурных и межнациональных конфликтов важно выявить ментальные особенности представителей разных этнических культур, обозначить пути, ведущие к национальной толерантности

Автора данной диссертации интересует не ислам как таковой (это - дело религиоведов) и не мусульманская ментальность в ее аутентичном качестве (это - дело этнологов), а мусульманский модус, определяющий особенности мировосприятия в стране, расположенной в географическом перекрестье и несущей в своем культурном опыте груз взаимного интереса и, разумеется, взаимного непонимания Запада и Востока

Целью данного диссертационного исследования является выявление социокультурной и психологической специфики восприятия мусульманской ментальности в России XX века сквозь призму художественных текстов

Для достижения цели были поставлены следующие задачи, которые и определили структуру работы

1 Выделить основные смыслы категории ментальности применительно к мусульманской картине мира, явленной в классике восточной поэзии

2 Определить своеобразие межкультурного диалога России начала XX века со средневековым Востоком в аспекте поэтической традиции

3 Обобщить влияние социокультурных реалий советской эпохи на ментальные особенности мусульманского населения на основе анализа художественного текста

Проблема исследования связана с рецепцией мусульманской ментальности представителями русской культуры в аспекте художественного творчества Данная проблема представлена в диссертации в разных научных ракурсах восприятие эстетической, религиозной, философской традиций мусульманской культуры носителями русской ментальности - В Брюсовым и С Есениным, восприятие социально-культурных, политических, нравственных аспектов функционирования этой ментальности носителем собственно мусульманского мировидения - Т Пулатовым.

Объектом исследования является мусульманская ментальность в историко-культурном и художественно-образном ракурсах

Предмет исследования - рецепция мусульманской ментальности в репрезентативных образцах русской /советской лирики и эпоса XX века

Материалом исследования послужили аутентичные художественные тексты, где осуществилась рецепция ментальных особенностей мусульманства философские четверостишия (рубай) О Хай-ама, поэтические стилизации восточной средневековой лирики, предпринятые В Брюсовым, цикл «Персидские мотивы» С Есенина и ставший пограничным в историко-культурном, социально-психологическом и художественном отношениях явлением роман Т Пу-латова «Жизнеописание строптивого бухарца»

Выбор эмпирического материала определяется с точки зрения максимальной репрезентативности исследуемых произведений В ряду традиционно рассматриваемых представителей классической персидской лирики, таких, как Руми, Джами, для российской историко-культурной системы особенно значимой, излюбленной, возможно, понятной и потому востребованной фигурой является О Хайам, рубай которого стали источником подражания для русских поэтов начала XX века Именно хайамовская афористичность, ироничность, философичность с легкостью и энтузиазмом воспринимаются иным (европейским) сознанием В качестве реципиентов классической стихотворной традиции в данной работе выступают В Брюсов и С Есенин, что объясняется не только особым местом этих поэтов в традиции рецепции, но и личным интересом автора к творчеству русских поэтов Идея «всемирной отзывчивости», включавшая в себя, в ее символистской версии, и обращение к поэтическому опыту восточных мудрецов, коснулась не только ее родоначальника, высоко эрудированного В Брюсова, но и куда менее «энциклопедичного», несомненно, талантливого «народного» поэта С Есенина Для выбора эмпирического материала диссертации важно, что пути прочтения и интерпретации персидской классики русскими поэтами разойдутся в разные стороны в силу сугубо различных творческих и личностных интенций Значимость этих двух фигур для данного исследования заключается в возможности обозначить разные полюса взаимодействия художников XX века с поэтической традицией средневекового Востока при общности восприятия «чужого» ментального материала

Совершенно уникальный опыт имманентной (интроспективной) рецепции мусульманской ментальности представлен в трилогии «Жизнеописание строптивого бухарца» советского узбеко-таджикского писателя Т Пулатова, который, наряду с другими писателями национальных «окраин» советской империи, такими, как киргиз Ч Айтматов, грузин Н Думбадзе, армянин Г Матевосян, воссоздает мифологизированную в национальной (в его случае - мусульманской) традиции картину мира, вскрывая ментальный опыт через культуру повседневности, бытовые реалии бухарских улиц, домов, дворов, привычек

Методология исследования Методологические подходы, примененные в работе, отвечают теоретической базе современной культурологии, обогащенной методами и приемами других наук, в том числе культурной и исторической антропологии, этнологии, социологии, психологии В диссертации использован комплексный подход к изучению воплощения определенной ментальной модели в культурном тексте, для чего привлечены методы сравнительно-исторического, психоаналитического анализа, методы герменевтики и семиотики, социокультурный и социопсихологический методы

Сравнительно-исторический метод изучения конкретных явлений культуры в аспекте ментапьности позволяет сопоставить различные национальные культуры с опорой на категории ментальнос-ти и диалога культур Герменевтический подход к эмпирическому анализу культурных явлений востребован применительно к проблеме межкультурного диалога, происходящего в поле художественного текста (М Бахтин, В Библер, X -Г Гадамер) Приемы семиотического анализа позволяют рассматривать проявления мусульманской ментальное™ в художественно-образной системе творчества, а также проследить процесс формирования ментапьности в условиях мусульманской культуры повседневности (А Лосев, У Эко) Использование психоаналитической методики как частного метода анализа дает возможность вскрыть глубокий пласт национальной ментапьности - сферу бессознательного (Д Кэмпбелл, К Г Юнг) Социокультурный и социопсихологический анализ культурного текста позволяет выявить механизм творческого процесса на основе ментальных и общественных закономерностей, воссоздать социокультурный контекст, в котором формируется творческая личность и осуществляется бытие персонажа

К числу наиболее важных теоретико-методологических ориентиров, носящих обобщающий смысл для нашего исследования, принадлежат

Всестороннее осмысление феномена ментапьности (А Гуревич, Й Хейзинга, К Г Юнг, И Яковенко),

Герменевтическая концепция диалога культур (В Библер, X -Г Гадамер, И Кондаков),

Теории мифологического и религиозного сознания (Э Голосов-кер, Э Кассирер, Л Леви-Брюль, Л Митрохин, К Г Юнг) Гипотеза исследования состоит в следующих предположениях

- творческая личность трансформирует ментальные характеристики в мотивы и образы-символы, берущие свое начало в коллективном бессознательном определенного субэтноса,

- в процессе межкультурного диалога, осуществляемого в рамках художественного творчества, происходит не только акт понимания творцом культуры прошлого, но и акт самопознания, самоопределения с точки зрения частных (этнических) и общих (ментальных) установок,

- рецепция классической мусульманской культуры в России первой трети XX века (В Брюсов, С Есенин) была реализована на философском и индивидуально-психологическом уровнях с опорой на художественно-образную систему творчества восточной поэтической классики (О Хайам),

- ментальные характеристики мусульманина - обыденной личности и творца - советского (тоталитарного) периода являли собой

сложный социокультурный конгломерат, актуализировавший мифологическое сознание в контексте социальных детерминант эпохи (Т Пулатов)

Степень разработанности проблемы определяется в нескольких аспектах Тема диссертационного исследования обусловила обращение к широкому кругу научной литературы, посвященной как работам по теории и истории культуры, так и монографиям, посвященным изучению мусульманской культуры, исламу, в частности

Наиболее важными работами общего характера для исследования стали:

1 Концептуальные работы в области культурологии, посвященные истории культуры и проблемам ментапьности и менталитета (А Гу-ревич, Ж Ле Гофф, И Хейзинга, К Г Юнг)

2 Философские исследования феномена мифа и мифологического сознания (Э Голосовкер, Э Кассирер, Л Леви-Брюль, Л Митрохин, К Г Юнг)

3 Труды по социологии и этнологии, посвященные стереотипам поведения и этнокультурной картине мира (В Богораз-Тан, Л Гумилев)

4 Теоретико-литературоведческие, культурологические, психологические исследования по проблеме мотива и образа-символа (А Ве-селовский, Г Гачев, 3 Фрейд)

Исследования эстетических и этических особенностей ара-бо-мусульманской культуры.

В трудах, посвященных культуре средневекового (исламского) Востока, такими исследователями, как М Каган, С Каганович, И Крачковский, А Мец определены основные черты художественного мышления средневекового художника-мусульманина, опирающиеся на принципы исламской религии В востоковедческих работах Е Бертельса, М Степанянц подробно рассмотрены философские и эстетические аспекты суфийской лирики

Этнологические исследования, направленные на изучение бытовых и ментальных особенностей мусульманских народов, в советское время были подчинены официальной идеологии и, следовательно, во многом искажали объективное видение данной проблемы Для проведенного диссертационного исследования, хронологические рамки которого, с точки зрения процесса рецепции, охватывают советскую эпоху, важным было обращение к работам советских же ученых второй половины XX века Н Аширова, Н Байрам-сахатова, Ю Бромлея, Д Еремеева, X Иноятова, Т Кары-Ниязова, где внимание концентрируется на негативных чертах исламской религии, идеи которой, как утверждают ученые, препятствуют социальному и культурному прогрессу, древнейшая мусульманская культура объявляется отсталой, застойной, полной религиозных суеверий, патриархально-родовых пережитков Данные работы послужили в

нашей диссертации важным историко-культурным источником понимания атмосферы, системы координат, в которой при советской власти существовала мусульманская культура Принципиальное отсутствие внимания к специфике национальной жизни, за исключением чисто бытовых деталей, не было компенсировано работами ученых в постсоветский период Однако позднее появляются исследовательские труды (И Ермаков, Л Митрохин, Я Рой), развенчивающие созданный советскими учеными миф о несостоятельности культурного развития мусульманских республик

Особый вклад в изучение исламской картины мира внес историк Д Щедровицкий, который провел глубокий всесторонний анализ исламской мифологической картины мира на основе сопоставления книг Священного Писания (Торы, Евангелия, Корана)

Труды, посвященные отдельным творческим личностям (О.Хайам, В.Брюсов, С.Есенин).

Малочисленность и отрывочность сведений о личности О Хай-ама, разногласие и споры по поводу его поэтического наследия, а также малоизученность творчества В Брюсова и С Есенина в аспекте связи с восточной традицией,- все это сделало невозможным использование широкого круга критической литературы в данной работе Изучение предмета исследования происходило непосредственно с опорой на художественные произведения и немногочисленные исследовательские труды, касающиеся тех или иных сторон поставленной проблемы В исследовании поэтических текстов В Брюсова, С Есенина осуществлялась опора на литературоведческие статьи (С Кошечкин, А Марченко, К Мочульский), воспоминания современников поэтов (П.Антокольский, Н Гумилев, В Ходасевич, В Хлебников), а также на философские статьи самого В Брюсова («Об Искусстве», «Истины (начала и намеки)», «Ключи тайн»)

В силу того, что творчество Т.Пулатова не было признано советской критикой, а личность писателя как «литературного функционера» заслонила для исследователей его оригинальное художественное творчество, практически отсутствуют исследовательские труды, посвященные прозе узбекского писателя, в области литературоведения и публицистики И лишь совсем недавно (2005г) в России, а не в Узбекистане вышла работа Э Шафранской, в которой был осуществлен анализ мифопоэтики прозы Т Пулатова, а также отражена мифологическая основа национальных образов в его творчестве

Характеризуя степень разработанности интересующей нас проблемы на основе широкого круга трудов, актуализированных в диссертации, необходимо констатировать следующее Несмотря на возросший в последнее время научный интерес к проблемам ментальное™, в культурологии до сих пор не была предпринята попытка типологизировать данную категорию как модус личных творчес-

ких интенций, в том числе, осуществлявшихся в сложные, переходные в социально-политическом отношении периоды XX века Научная новизна исследования определяется

- осуществлением эмпирического анализа художественных текстов различных эпох в контексте категории ментальное™,

- применением герменевтического и, в особенности, семиотического методов к изучению проблемы межкультурного диалога, а также к проблеме выявления ментальное™ в условиях повседневности, воплощенной в художественных текстах,

- привлечением романа Т Пулатова «Жизнеописание строптивого бухарца» как источника анализа мусульманской ментальное™, актуализированной в ее повседневных проявлениях,

- постановкой проблемы рецепции ментальных характеристик одной культуры через художественный опыт носителей иной культурной традиции

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что

- интерпретированы в соответствии с исламской картиной мира на основе конкретных текстов О Хайама специфические для мусульманского Востока образы-символы,

- систематизированы проявления рецепции творческими личностями России XX века средневековой восточной художественной традиции (В Брюсов, С Есенин),

- соотнесены с имманентной художественно-образной конструкцией романа писателя советского Узбекистана Т Пулатова личностные (скрытые) мотивы и социально-культурные (явные) приемы рецепции мусульманской ментальное™

Практическая значимость работы определяется возможностью проведения на основе разработанных принципов аналогичных исследований рецепции национальной ментальности в иных культурных традициях Материалы диссертации могут быть использованы в лекционных и практических курсах по зарубежной (восточной) литературе, мировой художественной культуре, отечественной истории Значимым является опыт исследования ментальных взаимодействий в актуальном контексте межнациональных контактов и толерантности

Личный вклад диссертанта состоит в изучении историко-культурного механизма рецепции мусульманской ментальное™, в выявлении этнопсихологической специфики культурных знаков (мотивов, образов-символов), содержащихся в произведениях классиков восточной и русской поэзии (О Хайам, В Брюсов, С Есенин), в воссоздании специфической картины мира мусульманина советского периода через художественно-образный мир узбекского писателя Т Пулатова

На защиту выносятся следующие положения:

1 Мусульманская ментальность, понимаемая как система координат, заданная человеческому сознанию и человеческому поведению социокультурной средой, может быть исследована в контексте взаимодействия с русской/советской культурой, актуализированной в художественных произведениях авторов XX века - В Брюсова, С Есенина, Т Пулато-ва

2 Художественный опыт творцов, рожденных на Востоке как в Средневековье, так и в XX веке, свидетельствует о том, что религиозные (исламские) преставления укореняются в повседневности и через нее аккумулируются в коллективном бессознательном, а затем и в ментальное™ мусульманских народов

3 Рецепция мусульманской культуры русскими поэтами начала XX века (В Брюсов, С Есенин) имеет специфический, культурно и социально значимый характер и определяется не только общими ментальными особенностями реципиентов, но и своеобразием конкретных творческих личностей

4 Т Пулатов выступает апологетом системы исламских ценностей, защищая ее через обращение к древнейшим мифическим образам мусульманской культуры, но осуществляет это, в силу социальных реалий, через национальный образ обыденного мира (социум), где живет ребенок (личность)

5 Творчество автора, рожденного на национальной окраине тоталитарной империи, строится на основе рецепции национально-культурных традиций, в силу чего становление сознания героя-мусульманина вопреки и в контексте эпохи, а также его трансформация социокультурной действительностью советского времени дают репрезентативную картину духовной жизни общества

Апробация результатов исследования осуществлялась на заседаниях кафедры культурологии и журналистики ЯГПУ им К Д У-шинского, на региональных, всероссийских и международных научно-практических конференциях в Санкт-Петербурге, Ярославле, Саранске «Человек в информационном пространстве» (Ярославль, 2003 г), «Чтения Ушинского» (Ярославль, 2004г), «Культурология в контексте гуманитарного мышления» (Саранск, 2004 г), «Пушкинские Чтения» (Санкт-Петербург, 2005 г), «Столицы и столичность в истории русской культуры» (Ярославль, 2005 г), «Науки о культуре в новом тысячелетии» (Международный коллоквиум молодых ученых, Ярославль, 2007 г) Основные положения исследования отражены в 9 публикациях

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав (Глава I «Теоретические и исторические аспекты понимания культурного смысла мусульманской ментальности», Глава II «Многогранность рецепции мусульманской ментальности в русской /советской культуре XX века») заключения и списка литературы, включающего 145 наименований Общий объем работы - \Ч9с

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснована актуальность выбора темы исследования, рассмотрена степень изученности проблемы, определены цели и задачи исследования, декларирован его объект, предмет, материал, обозначена теоретико-методологическая база, сформулирована научная гипотеза, положения, определяющие новизну исследования, его теоретическую и практическую значимость Глава I. Теоретические и исторические аспекты понимания культурного смысла мусульманской ментальности 1 1 Ментальность в аспекте образного структурирования картины мира

Изучение современной культурологической литературы дает основание утверждать, что ментальность (или менталитет) является многозначной дефиницией в силу ряда причин, и в первую очередь потому, что речь идет о сфере подсознания Однако отсутствие общепринятых определений ментальности не является препятствием для работы исследователей, обращающихся к данной категории

Большинство представителей отечественной гуманитарной науки склонны употреблять дефиниции «ментальности» и «менталитета» как синонимичные, хотя в целом их синонимичное или специфическое использование не устоялось В силу того, что в современном научном знании отсутствуют корректные критерии для разведения этих понятий, автор данного исследования, в рамках которого категория ментальности (менталитета) носит вспомогательный, инструментальный характер, не ставит перед собой задачи определить четкий научный статус дефиниций «менталитета» и «ментальности», однако принимает к сведению позиции ученых, установивших разницу между этими категориями

Дефиниция ментальности может быть репрезентативно представлена с учетом опыта гуманитарных исследований в этой области В историко-культурном анализе французских ученых (Л Февр, Ж Ле Гофф, Э Леруа Ладюри) ментальность обнаруживается, прежде всего, как причина «сопротивления» переменам в социополити-ческих или идеологических сферах (инерционность ментальности) В этом отношении ментальность предстает как «система координат,

(за)данная человеческому сознанию и человеческому поведению той общественной средой, в которой данный человек существует»

Гуманитарная наука XX века обратила свое внимание на такую важную составляющую ментальности (менталитета), как сфера бессознательного Истоки феномена ментальности обнаруживаются в области первобытного мифологического мышления, основу которого, по мнению Л Леви-Брюля, составляет закон «мистического сопричастия» («партиципации») или принцип идентификации части как целого (по Э Кассиреру) Не ставя под сомнение достижения Л Леви-Брюля, Э Голосовкер усматривает логику мифологического мышления (да и мышления вообще) не в «законе партиципации», а в «законе имагинации» (воображения), который есть абсолют, определяющий все другие законы познания и творчества Это имагинативное бытие, которое созерцает в своем воображении мыслитель, является не просто чувственными образами вещей, но образами идей и смыслов (символами) К Г Юнг, указывая на архаико-мифологический характер бессознательного способа мышления и обозначив его содержание термином «архетипы», также указывал, что в процессе осознания и восприятия архетипы приобретают форму, становятся символами и тем самым входят в мир человечески-ограниченного понимания, не искажая при этом своей сущности Л Митрохин, вслед за К Г Юнгом, развивает культурфи-лософский подход к проблеме менталитета (ментальности), считая национальное мифологическое сознание неким «коллективным бессознательным» или «охранительным» архетипом

В диссертации учитывается, что в XX веке человек мыслится в семиотической традиции как «существо символическое» он живет в сложной системе символических знаков, посредством которых осознает свое окружение, свой социальный и природный мир Такое понимание человека и его способностей определило новый подход к ментальности в культурологии В то же время в герменевтике природа человеческой ментальности рассматривается как «разворачивание пространства смыслов и взаимодействие смыслов и психики человека»

И Кондаков, также рассматривающий менталитет в герменевтической парадигме, противопоставляет это понятие категории межкультурного диалога По мнению исследователя, «содержательная определенность каждой национальной культуры, ее неповторимо своеобразная культурная семантика обусловливаются ее интерсубъективным ценностно-смысловым «ядром», то есть национально-культурным менталитетом» В то же время каждая культура обладает интертекстуальностью, то есть открытостью для межкультурного диалога

Сущность и механизм диалога культур, происходящего не просто в поле художественного творчества, но в зависимости от ментальных особенностей взаимодействующих субъектов, важно рассмотреть в той же герменевтической традиции, согласно которой художественный текст вовлекается в особый процесс понимания, истолкования и применения

Понимание, в контексте проведенного исследования, - это процесс «слияния горизонтов» (X -Г Гадамер), «граней культур» (М Бахтин), процесс «диалога» Парадоксальной является ситуация, когда две культуры, обладающие различным историческим бытием, способны «общаться» в абсолютной одновременности Причем общение и взаимопонимание индивидов, позиционируемых в контексте различных культур, становится возможным через язык, благодаря которому осуществляется истолкование, а значит самодетерминация индивида в горизонте бытия его культуры Объявляя сущностью языка игру, X -Г Гадамер связывает ее с понятием «герменевтического круга» Именно круг раскрывает понимание как игру между интерпретатором и художественным текстом, традицией Игра традиции и интерпретации порождает «мир впервые» (В Библер), который создается автором (интерпретатором), читателем за счет применения (аппликации) Истолкование непременно включает в себя применение понятого к современной ситуации, что позволяет культурной традиции прошлого стать действенной и получить авторитет, новое бытие

«Диалог культур», как это рассматривается в диссертации, происходит в зоне взаимодействия ценностей, норм, значений, которые заложены в художественном образе Структурные элементы последнего (образ-символ и мотив) несут в себе основную информационную нагрузку обобщают особенности быта, конкретизируют эстетический идеал той или иной культуры

Используя семиотические представления, можно сказать, что на уровне художественного образа мотив и образ-символ соответствуют понятиям «означаемого» и «означающего» Смыслообразующий характер структурных элементов мотива и образа-символа предполагает необходимость, в свою очередь, обращения к герменевтическим представлениям Так, понятие «смысл» предполагает содержательное единство, которое может меняться в зависимости от воспринимающего субъекта и контекста восприятия

Обращение к опыту культурологического (Г Гачев) и психоаналитического (3 Фрейд) анализа воплощения мотивов в конкретных образах-символах, позволяет прийти к следующему выводу Мотивы, являясь неизменными знаками, наполняются новым смыслом в зависимости от воплощающих их образов-символов Последние, в свою очередь, детерминированы особенностями эпохи, националь-

ной культуры и творческой индивидуальностью автора конкретных произведений

На основании установленного нами принципа соотношения между мотивом и образом-символом, а также опираясь на особенности классических образов средневековой суфийской лирики, выявленных Е Бертельсом, мы далее обращаемся к исследованию специфики творчества разных авторов как ментально обусловленной деятельности на основе устойчивых форм восточной поэтической классики

1.2 Отражение ментального опыта мусульманина в образной системе творчества О.Хайама

Специфика мусульманской ментальности в творческой личности О Хайама.

Исследователи поэзии О Хайама говорят о ней как о противоречивой, причину чего видят в слишком разнообразной интерпретации переводчиками рубай персидского поэта По нашему мнению, столь разные по тональности стихи есть следствие двойственной сущности мусульманской ментальности, включающей в себя не только картину мира кочевых племен (арабов-бедуинов), но, в равной степени, представления земледельческих завоеванных народов, влившихся в культуру ислама (персы-зороастрийцы) Согласно идее Г Гачева относительно национальных образов мира, в основе исламского космоса лежит «некая верховность и кентавризм кочевников верхом на земледельцах».

Соглашаясь с данной точкой зрения ученого, мы установили, что в ментальном опыте творческой личности О Хайама четко прослеживается бунт земледельческого космоса (влаги) против традиций кочевнической культуры (камня) Идее фатализма (мотив судьбы) ортодоксального ислама, воспитывающего в сознании мусульманина покорность по отношению к бытию, персидский поэт противопоставляет, по сути, общечеловеческую идею «человек - венец творения», отстаивая право смертного самому распоряжаться своей судьбой Проблему бренности мира, недолговечности человеческой жизни О Хайам решает со свойственным ему остроумием, обрушивая на аскетичных и воинственных кочевников представления о культе любви, неги и блаженства, «развращая» бедуинскую культуру «запретными плодами» рая И, наконец, открытый и ясный для кочевников небосвод астроном и философ О Хайам «занавешивает» тайнами мироздания, подводя мусульманина к мистическому способу постижения божественной истины, которая воплощается в женском (солнечном) начале

Исламская картина мира в мотивах и образах-символах

Культурный опыт человечества показывает, что в художественном образе заложены элементы ментального опыта творческой лич-

ности, то есть те коллективные представления, или архетипы, которые изначально содержатся в бессознательном человека, но способны обрести форму в виде символов

Поскольку архетипы содержатся в национальном мифологическом сознании, то мифологические мотивы в классической арабо-персидской культуре могут стать репрезентативным источником раскрытия мусульманского менталитета В связи с этим в диссертации предпринята попытка интерпретации мотивов и образов-символов в лирике О Хайама на основе мифологического дискурса исламской картины мира, зафиксированной в ментальном опыте мусульманина Классификация «винных» образов-символов персидского поэта позволяет выделить некоторые пары предмет (вино, кувшин) и человек, связанный с этим предметом (виночерпий, гончар) Обратившись к образной системе персидского поэта, мы пришли к выводу, что характерные для хайамовской поэтики образы-символы вина и виночерпия, глиняной чаши и гончара (гончарного круга) наполнены мифологическим содержанием и отражают средневековую исламскую картину мира Они оказываются тесно переплетенными с мусульманскими мотивами предопределенности бытия, быстротечности жизни, которым противопоставляются характерные для суфизма мотивы радости жизни, восхождения к божественной истине Причем один и тот же образ-символ способен выражаться в контрастных мотивах, что свидетельствует не только о бинарности восточных образов, но и дуализме мусульманской ментальное™, в основе которой лежит кочевнический космос первых арабов-бедуинов, с одной стороны, и земледельческий космос завоеванных народов речных цивилизаций (в том числе и персов)

Глава II. Многогранность рецепции мусульманской ментально-сти в русской / советской культуре XX века 2 1 Интерпретация восточной поэтической традиции в русской культуре начала XX века

Логико-рационалистический аспект наследования восточной традиции в творчестве В Брюсова

В диссертации утверждается, что взаимодействие В Брюсова с арабо-персидской лирикой развивалось в двух аспектах 1) в русле хайамовской традиции и 2) в традициях суфийской поэзии Философская восточная лирика как нельзя больше соответствовала рационалистическому стилю поэзии В Брюсова Поэт мастерски использует форму рубай, однако вкладывает в нее аналитическое видение мира, в отличие от синтетического взгляда О Хайама Субъективно-экспрессивный набор художественных средств персидского поэта сменяется строгим рационалистическим выбором образных средств у В Брюсова

Рубай О Хайама привлекли русского символиста близостью к научной, в частности философской, системе мировосприятия, рационалистической сутью Взывая сквозь века к праху самого персидского поэта, В Брюсов тем самым уже в своем творчестве актуализирует гедонистическую философию О Хайама Рожденный на рубеже веков, мотив самолюбования поэта, возвышения своего «я» над остальными характерен для всего творчества В Брюсова Поэтому традиционному для восточной поэзии смирению (или, по крайней мере, стремлению к нему) В Брюсов противопоставляет свойственную европейскому менталитету уверенность в собственной значимости

Мусульманская художественная традиция как нельзя больше соответствовала задаче воплощения «брюсовской» женщины Более того, именно мусульманский мистицизм с его любовной, эротической лирикой стал наиболее привлекательным для русского символиста

В Брюсова особо привлекала суфийская символика, с помощью которой восточные поэты пытались передать то, что, в сущности, непередаваемо, то, что находится вне логики, в сфере подсознательной Образы суфийских мистиков создают в брюсовской лирике особый эротизм, призванный вызывать эстетический восторг, духовный экстаз у слушателя Однако это не значит, что Брюсов стал буквально проповедать суфизм Его божество совсем иного рода - творчество, с помощью которого поэт становится сверхчеловеком Женский образ здесь - своего рода жрица любовного ритуала, у нее нет лица конкретной живой женщины

В Брюсов, подобно поэтам суфийской мистики, использует язык любовных газелей ради прикосновения к «таинственному и странному», несущему «божественный огонь» познания Основываясь, вероятно, на практике суфийских радений, В Брюсов считал, что достичь состояния «божественного» человек может только в «мгновения экстаза, сверхчувственной интуиции » и что «задача искусства и состоит в том, чтобы запечатлеть эти мгновения прозрения и вдохновения» («Ключи тайн» В Брюсова)

На основе анализа поэтического творчества В Брюсова, в первую очередь, его пласта, связанного с наследованием восточной традиции, мы пришли к выводу об аналитическом типе личности русского поэта Исследуя «я» лирического героя, поглощенного собственным гипертрофированным миром, можно говорить об интро-вертированном сознании русского символиста Кроме того, мы установили, что В Брюсов обладает темпераментом флегматика, на это указывают и некоторые биографические источники, в особенности воспоминания современников поэта (Н Гумилев, В Ходасевич) Опираясь на типологию личности А Лазурского, мы считаем, что В Брюсова можно отнести к интеллектуальному (логическому) типу личности Русский символист использует традицию суфизма ради

сознательно осуществляемого эксперимента актуализации собственных теоретических положений о мистической природе творческого процесса По сути дела, В Брюсов проводит очередной научный опыт в рамках собственной идеи «всемирной отзывчивости», перевоплощаясь на этот раз в средневекового суфийского мистика Интуитивно-эмоциональный аспект наследования восточной традиции в творчестве С Есенина.

Вдохновляясь творчеством персидских классиков, С Есенин откровенно и простодушно заимствует внешнюю, эмоциональную -особенно эффектную - сторону восточной поэзии Очарованный эстетическим совершенством персидского стиха, прежде всего, особой напевной интонацией, стройной упорядоченностью и музыкальной гармонией стихов, русский поэт насыщает свою лирику восточными географическими названиями (Тегеран, Хороссан, Шираз, Багдад), звучными экзотичными именами (Лала, Шаганэ, Саади, Хайам) Особая музыкальность создается у С Есенина повторами, ассонансами («е», «а», «о»), аллитерацией

Если В Брюсов пытался приобщиться к мистической сути суфийских образов-символов, то С Есенин интуитивно восприняв внешний, зримый смысл этих знаков ведет с ними своеобразную словесную игру, которая имеет эмоционально-субъективную основу и строится на личностных ассоциациях поэта Опыт поэта подтверждает, что художественный образ, основанный на ассоциации, является, по 3 Фрейду, приемом «остроумной мысли» 3 Фрейд опирается на представление об «изображении при помощи противоположностей» или «контраста представлений» В стихотворении С Есенина («Я спросил сегодня у менялы») нечто подобное возникает, когда понятия «люблю», «поцелуй», «моя», соотносятся с восточными образами-символами (взгляд, покров, роза) Однако эти образы-символы воспринимаются русским поэтом не как абстрактные философские категории, а как конкретно-вещественные знаки, органически входящие в само понятие любви Так в лирике С Есенина возникает «контраст представлений» восточного и русского человека Традиционный суфийский мотив срывания чадры (покрова) с лика Возлюбленной (Истины) лишен своего философско-мистического смысла и переведен в конкретно-чувственное содержание Слово «моя» вводится на ассоциативном уровне поэтом с помощью индексаль-ного знака - рук, срывающих чадру с восточной женщины

Как видим, С Есенин ведет своеобразную словесную игру понятия, которые запрещены в мусульманском мире, он пытается перевести на «язык» восточных образов-символов, традиционно обладающих абстрактно-философским содержанием Однако в данном стихотворении они предстают в конкретно-чувственном плане, как глаза, губы, руки, то есть как индексальные знаки любви и страсти русского поэта

С Есенин, наследуя суфийскую поэтическую традицию, обращается к двойному образу-символу чадры (покрова) и лика (взгляда) Но, если в лирике мусульманских мистиков эти образы-символы соответствуют организации самой жизни, то есть выступают в качестве религиозной категории, то в творчестве С Есенина они тесно связаны с философскими воззрениями русского поэта и перерастают в мотивы любви, радости бытия, быстротечности жизни, связанные с традицией О Хайама

Ментальное™ русского поэта на интуитивном уровне оказывается близко философское творчество О Хайама Однако характерные для восточной лирики мотивы быстротечности человеческой жизни и радости бытия переосмысливаются С Есениным поэт раскрывает их с помощью традиционно русского мотива любви к родине, согласно которому счастье состоит в духовном слиянии человека с общей гармонией мира живой природы, из которой тот вышел В отличие от О Хайама, русский поэт не оспаривает законы бытия, не сетует на невозможность для человека постичь тайны мироздания, а с радостью и благоговением готов принять мир таким, каков он есть

С Есенин сумел интуитивно проникнуть в сущность восточной культуры, постичь эстетическое совершенство персидской лирики Поэт написал необычную стилизацию, не употребив ни одного собственно клише восточной поэзии, а взяв за основу лишь формально-языковую сторону персидской лирики (напевность, лексическая простота, четкость ритма, звучность восточных имен, названий, наконец, твердая устойчивая форма рубай) Однако в мир мусульманского Востока он перенес и свое мировосприятие, обнаруживая взгляд русского человека на экзотику «шафранного края» При всей точности стилизации «под Восток» каждая строчка «Персидских мотивов» остается авторской индивидуальное своеобразие русского поэта органично вобрало в себя особый язык восточной лирики 2.2 Социокультурные реалии XX века в личном опыте писателя-мусульманина (Т.Пулатов)

В романе узбеко-таджикского «русскоязчного» писателя Т Пу-латова «Жизнеописание строптивого бухарца» представлен особый взгляд «изнутри» на бывшую культурную столицу Туркестана - Бухару, один из главных духовных центров исламской цивилизации, ставших мишенью идеологического террора в советский период Применительно к поставленной в диссертации проблеме рецепции данный материал является уникальным еще и в том смысле, что сам Т Пулатов оказался в ситуации «транскультуры» - «виртуальной принадлежности одного индивида многим культурам» (М Эпш-тейн) В этом аспекте его роман о жизни ребенка в советском Узбекистане - своеобразный транслятор столкновения двух различных картин мира, систем ценностей, принадлежащих мусульманскому ареалу, с одной стороны, и коммунистическому субэтносу, с другой

Сконцентрировав устойчивые представления о Востоке в невин-

ном детском сознании (ребенок не столько думает, сколько воспринимает), он исходит из того, что только ребенок, с его незамутненным синкретичным восприятием внешнего мира, способен воплотить в себе архаическое сознание человечества, культурную память предков и тем самым защитить национальную культуру от унификации в сфере духовной деятельности, от привычного клейма, в соответствии с которым культура была «социалистическая по содержанию, национальная по форме»

Духовно-символический уровень личностного бытия мусульманина ■ система «ребенок-семья-род»

Посредством культурных кодов, выделенных У Эко, можно охарактеризовать лежащие в основе ментальное™ различные культурные традиции, в том числе интересующую нас мусульманскую В данной работе использованы два таких кода 1) этикет и 2) системы моделирования мира

С самого рождения герой повести - ребенок, рожденный во второй трети XX века в советской Средней Азии, - вовлечен в атмосферу сложившегося и незыблемого этикета систему внешних норм, правил, обычаев, конвенций, табу, суть которых пока неподвластна детскому сознанию Для мальчика это бытие другого порядка, странный мир взрослых, которые разговаривают на «птичьем языке» и заключают «тайный сговор» со всем, что появилось в доме до него, Душана Ребенок осознает повседневный быт родного дома на уровне конвенций либо табу, подобно тому, как древние люди пытались договориться с окружающим миром

Однако детское (архаическое) сознание способно на более сложное и глубокое постижение обыденного через сложившуюся систему моделирования мира мусульманского сообщества Национальная картина мира становится своеобразным кодом, используемым для расшифровки процесса наращивания ментального опыта в сознании мусульманина Экзистенционапьная сущность природного мира, с которым органически срослась душа ребенка, раскрывается с помощью мотива памяти рода Трепетное, благоговейное отношение «восточного» человека к истории своего рода трансформировалось в представлениях Душана в тайную и мистическую связь с предками, которую он ощущает непосредственно в самом себе

Погружение в повседневность предстает одним из основных способов освоения мира, благодаря которому процесс онтогенеза получает свое развитие Именно культурная универсальная память, хранящаяся в детском сознании, позволяет человеку впервые познать и понять тайну окружающего его мира

Если в первой повести цикла повседневность исламского мира как пространство онтогенеза лишена социально-политических реалий советской эпохи, то в последующих частях романа широко актуализированы социокультурные смыслы рецепций сквозь призму мусульманского сознания

Социально-политический уровень обезличенного бытия «восточного человека» система «подчиненный-руководитель»

Значительная историко-культурная ценность романа-цикла Т Пу-латова связана с попыткой соотнесения, в том числе противопоставления ментального и социально-политического опыта личности в условиях явных противоречий двух названных векторов опыта В определенное время к формированию ментальное™ человека подключаются социальные структуры - детские сады, школы, - где глазам ребенка предстает новый (реальный) мир, не прикрытый «защитной дымкой тайн и иллюзий» В романе Т Пулатова ребенок-мусульманин помещен не просто в детское социальное учреждение, но в совершенно специфический мир, с чуждыми ему ценностями, традициями и нормами общежития, - интернат.

Мусульманская ментальность, укорененная в сознании бухарских (столичных) аристократов как память поколений, не соответствовала мировоззрению, сориентированному на формирование тоталитарного государства Все, что являлось особенным, неповторимым в национальной культуре той или иной республики, решительно изживалось Деконструктивный характер тоталитаризма выразился в разрушении культурных, религиозных, ментальных связей в Средней Азии Поскольку хранителями этих связей были древние столичные роды, ломка сознания происходила именно среди их представителей Советская власть стремилась всячески принизить культурный статус столичных городов, а среди жителей активно проводилась политика насаждения_«комплекса провинциальности»

Семейное воспитание в строгих мусульманских традициях, верность кораническим заветам, заложенным в сознание ребенка бабушкой, не позволяет Душану принять новые нормы жизни, которые навязывались советскими идеологами Однако, вернувшись из интерната, герой уже не может жить по-прежнему в своем старом родовом доме - чужой взгляд на мир, пришедший из советской России, рушит семейные связи, растворяет древние мусульманские традиции во влиянии иных ментальных тенденций Ситуация «между», в которой оказался герой, позволят выделить ценностные доминанты мусульманского мира и советской России, причем через восприятие среднеазиатского жителя, а значит сквозь призму национальной семантики

В советском Узбекистане сложился гетеростереотип, описывающий русский этнос в виде системы этнопсихологических эталонов советской идеологии, что, в общем, не может быть применимо к этнической культуре собственно русской нации Принципиальная не-комплиментарность в восприятии русских была обусловлена тем, что этнические ценности мусульманского мира (сакральность семейного быта, религиозность сознания, почитание старшего поко-

ления, преемственность традиций) и коммунистического субэтноса (коллективизм, «иероглифичность и агрессивность массового сознания», сознательный разрыв семейных связей) были, как правило, взаимоисключающи, и уж во всяком случае, плохо совместимы между собой

Впитав культурный опыт предков, мусульманин, даже на долгое время выключенный из родного космоса, остается носителем прежних ментальных характеристик (Душан в советском интернате) Тем не менее, для тех, кто по каким-то причинам не имел возможности пройти «ментальную обработку» родовыми, семейными традициями, существует реальная опасность соблазниться новой, современной идеологией и потерять тем самым культурные национальные корни В романе Т Пулатова показана такая ситуация и в отношении взрослых (Пай-Хамбаров, Наби-Заде), и (что еще страшнее) в отношении детей, воспитанников интерната, ставших сиротами во всех смыслах

Возвращаясь к бытовым реалиям уже новой, советской, действительности, где происходит постепенная утрата мусульманами главной своей ценности - культурной и родственной связи с близкими, - Т Пулатов видит единственное спасение в незыблемых основах жизни старшего поколения, авторитет которого никогда не переставал цениться в исламском мире

В Заключении диссертации излагаются основные выводы и намечаются возможные перспективы дальнейшего исследования

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Опубликовано в ведущих рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ

1 Кожеванова Е В Рецепция советского мировосприятия в Средней Азии [Текст] /ЕВ Кожеванова // Регионология - 2007 - N93 -С (0,5 п л)

Другие публикации

2 Кожеванова Е В Информационный потенциал межкультурного диалога [Текст] /ЕВ Кожеванова // Материалы конференции «Человек в информационном пространстве» - Воронеж-Ярославль, 2004 - С 95-97 (0,25 п л )

3 Кожеванова Е В Категория ментальное™ как основание культурологического исследования [Текст] /ЕВ Кожеванова // Язык и культура Материалы конференции «Чтения Ушинского» - Т 1 -Ярославль, 2004 - С 252-257 (0,3 п л )

4 Кожеванова Е В Изучение проблемы диалога культур в контексте интерпретации восточной традиции в русской поэзии XX века

[Текст] /ЕВ Кожеванова // Ярославский педагогический вестник -

2004 №4 - С 189-193 (0,4 п л)

5 Кожеванова Е В Герменевтика художественного текста в аспекте восточно-западного диалога культур /ЕВ Кожеванова // Культурология в контексте гуманитарного мышления Материалы Всероссийской межвузовской конференции - Саранск, 2004 - С 5760 (0,25 п л )

6 Кожеванова Е В Повседневность как пространство онтогенеза (восточная ментапьность в прозе Т Пулатова) [Текст] /ЕВ Кожеванова // Поэтика повседневности Фольклор Художественная литература Материалы конференции «Пушкинские чтения» - СПб,

2005 - С 114-118 (0,3 п л)

7 Кожеванова Е В Насаждение комплекса провинциальности среди представителей древних культурных столиц в советскую эпоху [Текст] /ЕВ Кожеванова // Столицы и столичность в истории русской культуры - Ярославль, 2006 - С 171-176 (0,4 п л)

8 Кожеванова Е В «Восточная» образность в системе мироощущения советского писателя Т Пулатов [Текст]/ЕВ Кожеванова//Ярославский педагогический вестник №3 (52)/2007 - С 80-83 (0,3 п л )

9 Кожеванова Е В Религиозное сознание и ментапьность в советской Средней Азии сквозь призму художественного текста [Текст] /ЕВ Кожеванова // Международный коллоквиум молодых ученых «Науки о культуре в новом тысячелетии» - М - Ярославль, 2007 -С 118-122 (0,4 п л)

Подписано в печать

Формат 60x90 1/16 Печать офсетная Уел печ л 1,5 Тираж 100 экз . Заказ

МАО

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Ярославский государственный педагогический университет имени К Д Ушинского», 150000, г Ярославль, Республиканская ул , 108

Типография

ГОУ ВПО «Ярославский государственный педагогический университет имени К Д Ушинского», 150000, г Ярославль, Которосльная наб , 44

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата культурологии Кожеванова, Екатерина Владимировна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА

Теоретические и исторические аспекты понимания культурного смысла мусульманской ментальности.

1.1 Ментальность в аспекте образного структурирования картины мира.

1.2 Отражение ментального опыта мусульманина в образной системе творчества О.Хайама

ГЛАВА

Многогранность рецепции мусульманской ментальности в русской/советской культуре XX века.

2.1 Интерпретация восточной поэтической традиции в русской культуре первой трети XX века.

2.2 Социокультурные реалии XX века в личном опыте писателя-мусульманина (Т.Пулатов).

Введение диссертации2007 год, автореферат по культурологии, Кожеванова, Екатерина Владимировна

Спецификой российского государства всегда считалось особое, пограничное положение (причем в самых разных смыслах) между Востоком и Западом. Христианская и исламская культурные традиции сосуществуют на территории многонациональной России больше двух столетий, что не могло не повлечь за собой значительного интереса к восточной (мусульманской) культуре со стороны русских ученых, писателей, музыкантов, художников. Знакомство с литературой мусульманского Востока (не разделяемого в массовом сознании на арабский, персидский, турецкий) начинается в XVIII веке, в эпоху Екатерины II. Успехи российской дипломатии, победы русского оружия (присоединение Крыма, войны с Турцией) пробуждают государственный интерес к магометанской вере. В русскую литературу проникает восточная топика, главным каналом чего послужили так называемые «восточные повести», как переводившиеся с французского (авантюрно-фантастические и философские), так и оригинальные произведения. Такой «Восток» воспринимался как «специфическая, условная поэзия, экзотика, как материал, знакомящий читателя с изощренной литературой фантастических приключений» [63, с.302]. Большую роль в подобном понимании сыграли переводы сказок «1001 ночи», которые печатались с 1763 года. Впоследствии, во второй половине XVIII века накопленный фонд восточных сюжетов, имен и образов уже стал служить в просветительской литературе формой выражения «острых мыслей, тонкой критики и разумных наставлений» [63, с.304]. В поле зрения переводчиков попадает великий перс Саади (XIII в.), прославленный на мусульманском Востоке умением «развлекать наставляя и наставлять развлекая».

В начале XIX века в России начинается процесс художественного освоения Востока, ведущего к обогащению русской культуры за счет восприятия «новых мыслей, оборотов и выражений восточной словесности» [Цит. по: 51, с.32]. Занимавший в то время пост министра просвещения

С.Уваров писал, что «.поле восточной поэзии ожидает трудолюбивой руки, которая, обработав его, показала бы нам гений Востока во всем великолепии, ему принадлежащему и тем расширила бы сферу наук словесных» [Цит. по: 51, с.32]. Если восточные повести XVIII века использовали восточную топику и ономастику в качестве экзотических декораций, в которых развертывался душеполезный «просветительский» сюжет, то в поэзии русского романтизма (В.Жуковский, А.Пушкин, М.Лермонтов, А.Бестужев-Марлинский), собственно, начинается освоение восточных мотивов на уровне стилистических исканий. О XIX веке принято говорить как о периоде интенсивного взаимодействия русской поэзии с восточной классикой. И, в первую очередь, это относится к творчеству А.Пушкина, который в «Подражаниях Корану» заложил особую традицию обращения к мусульманскому первоисточнику как «блестящему образцу специфически-национального арабского мыслевыражения» [108, с.8]. Именно этот аспект русской коранической традиции уловил и понял в пушкинских «Подражаниях» Ф.Достоевский: «Разве тут не мусульманин, разве это не сам дух Корана и меч его, простодушная величавость веры и грозная кровавая сила ее?». Вслед за А.Пушкиным в мир Саади и Хафиза проникает А.Фет (цикл «Из Гафиза»), постигая не только специфику ориентальной формы, но и философские идеи персидского мудреца.

Начало XX века в России отмечено новым всплеском интереса к культуре Востока. На гребне двойной колонизации (имперской, затем советской) «чужое», «восточное» начинает восприниматься как «свое», понятное, обжитое. Ориентальные мотивы проникают в творчество многих деятелей культуры - К.Бальмонта, А.Бенуа, А.Блока, В.Брюсова, В.Верещагина, М.Врубеля, Н.Гумилева, Д.Мережковского, И.Стравинского, В.Хлебникова. В этот период Восток стал поистине неисчерпаемым источником новых смыслов, чувствований и стилей жизни, что связано, в первую очередь, с особой духовной атмосферой Серебряного века в России. Поскольку, отличительной чертой художника этого времени стал творческий универсализм, в творческих поисках этого времени нашло свое выражение общее тяготение эпохи к мировоззренческим синтезам. Отвергнув принцип непосредственного изображения окружающего мира, деятели искусства стремились к преображению натуры, то есть ее эстетизированной трансформации с целью выстраивания иной реальности. Художник, «формулируя» действительность наступавшего века, творит новый миф. В культуру, таким образом, вернулось мифопоэтическое мироощущение, поэтически-эмоциональное переживание мира. Мифологизированное мировосприятие стимулирует интерес к культурам прошлого (в том числе средневековому и весьма условному современному Востоку), в которых привлекательным является именно мифологическая концепция мира, целостное и гармоничное ее восприятие. Субъективные импульсы, пронизывающие мифологизм рубежа веков, ведут к авторскому мифотворчеству. Если И.Бунин-ориенталист еще способен мыслить «словами Корана» в аспекте пушкинской традиции, уловленной Ф.Достоевским [108, с.13-14], то русские символисты (К.Бальмонт, В.Брюсов, Вяч.Иванов, М.Кузмин, В.Хлебников,) творят свой собственный Восток, в котором тонко воспроизведенная восточная образность, стилистика предстает все-таки «осовремененной», а средневековая мусульманская картина мира получает совершенно новую интерпретацию.

К концу XX столетия в области гуманитарных научных исследований активизируется интерес к феномену ментальности, с которым связывается новая возможность оценки и понимания происходящих в обществе процессов. Причем сложность и относительная малоизученность этого понятия, в последнее время существенно расширившегося в своих смыслах, способствует прогрессу исследовательской мысли, и феномен ментальности входит в социально-политическую публицистику, психолого-философскую литературу на правах научно признанной категории. Следовательно, актуальность исследования определяется необходимостью обращения к ментальной сфере национальных культур.

Во многих культурных, в том числе исследовательских, опытах ментальность реконструируется путем сопоставления с другой ментальностью. В этой связи обращение к проблеме межкультурного диалога (России и СССР XX века и средневекового мусульманского Востока) позволяет осуществить глубокий и всесторонний анализ ментального аспекта культуры. Отсюда, актуальным представляется выявление специфики рецепции мусульманской ментальности на территории России XX века -процедуры, обусловленной длительным историко-культурным освоением Востока со стороны русского сознания. В мультикультурном постсоветском пространстве понимание специфики данного межкультурного диалога имеет особое значение для сохранившихся в России автономных республик (прежде всего с мусульманским населением), поскольку принципиально новая ситуация требует от людей уже не подчинения навязанным идеологическим принципам, единым социальным импульсам, а осознания себя представителями своеобразной национальной среды со своими ментальными, этническими, религиозными установками. Возможность познать себя, определить основы своего миросозерцания предоставляет межкультурный диалог, в данном случае русской и мусульманской традиций.

Наконец, изучение рецепции мусульманской ментальности представляется сейчас особенно актуальным еще и потому, что в начале XXI столетия сознательное искажение, извращение многих положений ислама порождает реальную угрозу со стороны религиозного экстремизма, провоцирует столкновение между представителями религий, цивилизаций, образов жизни. Для предотвращения и разрешения межкультурных и межнациональных конфликтов важно выявить ментальные особенности представителей разных этнических культур, обозначить пути, ведущие к национальной толерантности.

Автора данной диссертации интересует не ислам как таковой (это -дело религиоведов) и не мусульманская ментальность в ее аутентичном качестве (это - дело этнологов), а мусульманский модус, определяющий особенности мировосприятия в стране, расположенной в географическом перекрестье и несущей в своем культурном опыте груз взаимного интереса и, разумеется, взаимного непонимания Запада и Востока.

Целью данного диссертационного исследования является выявление социокультурной и психологической специфики восприятия мусульманской ментальности в России XX века сквозь призму художественных текстов.

Для достижения цели были поставлены следующие задачи, которые и определили структуру работы:

1. Выделить основные смыслы категории ментальности применительно к мусульманской картине мира, явленной в классике восточной поэзии.

2. Определить своеобразие межкультурного диалога России начала XX века со средневековым Востоком в аспекте поэтической традиции.

3. Обобщить влияние социокультурных реалий советской эпохи на ментальные особенности мусульманского населения на основе анализа художественного текста.

Проблема исследования связана с рецепцией мусульманской ментальности представителями русской культуры в аспекте художественного творчества. Данная проблема представлена в диссертации в разных научных ракурсах: восприятие эстетической, религиозной, философской традиций мусульманской культуры носителями русской ментальности - В.Брюсовым и С.Есениным; восприятие социально-культурных, политических, нравственных аспектов функционирования этой ментальности носителем собственно мусульманского мировидения - Т.Пулатовым.

Объектом исследования является мусульманская ментальность в историко-культурном и художественно-образном ракурсах.

Предмет исследования - рецепция мусульманской ментальности в репрезентативных образцах русской/советской лирики и эпоса XX века.

Материалом исследования послужили аутентичные художественные тексты, где осуществилась рецепция ментальных особенностей мусульманства: философские четверостишия (рубай) О.Хайама, поэтические стилизации восточной средневековой лирики В.Брюсова, цикл «Персидские мотивы» С.Есенина и ставший пограничным в историко-культурном, социально-психологическом и художественном отношениях явлением роман Т.Пулатова «Жизнеописание строптивого бухарца».

Выбор эмпирического материала определяется с точки зрения максимальной репрезентативности исследуемых произведений. В ряду традиционно рассматриваемых представителей классической персидской лирики, таких, как Руми, Джами, для российской историко-культурной системы особенно значимой, излюбленной, возможно, понятной и потому востребованной фигурой является О.Хайам, рубай которого стали источником подражания для русских поэтов начала XX века. Именно хайамовская афористичность, ироничность, философичность с легкостью и энтузиазмом воспринимаются иным (европейским) сознанием. В качестве реципиентов классической стихотворной традиции в данной работе выступают В.Брюсов и С.Есенин, что объясняется не только особым местом этих поэтов в традиции рецепции, но и личным интересом автора к творчеству русских поэтов. Идея «всемирной отзывчивости», включавшая в себя, в ее символистской версии, и обращение к поэтическому опыту восточных мудрецов, коснулась не только ее родоначальника, высоко эрудированного В.Брюсова, но и куда менее «энциклопедичного», несомненно, талантливого «народного» поэта С.Есенина. Для выбора эмпирического материала диссертации важно, что пути прочтения и интерпретации персидской классики русскими поэтами разойдутся в разные стороны в силу сугубо различных творческих и личностных интенций. Значимость этих двух фигур для данного исследования заключается в возможности обозначить разные полюса взаимодействия художников XX века с поэтической традицией средневекового Востока при общности восприятия «чужого» ментального материала.

Совершенно уникальный опыт имманентной (интроспективной) рецепции мусульманской ментальности представлен в трилогии «Жизнеописание строптивого бухарца» советского узбеко-таджикского писателя Т.Пулатова, который наряду с другими писателями национальных «окраин» советской империи, такими, как киргиз Ч.Айтматов, грузин Н.Думбадзе, армянин Г.Матевосян, воссоздает мифологизированную в национальной (в его случае - мусульманской) традиции картину мира, вскрывая ментальный опыт через культуру повседневности, бытовые реалии бухарских улиц, домов, дворов, привычек.

Методология исследования. Методологические подходы, примененные в работе, отвечают теоретической базе современной культурологии, обогащенной методами и приемами других наук, в том числе культурной и исторической антропологии, этнологии, социологии, психологии. В диссертации использован комплексный подход к изучению воплощения определенной ментальной модели в культурном тексте, для чего привлечены методы сравнительно-исторического, психоаналитического анализа, методы герменевтики и семиотики, социокультурный и социопсихологический методы.

Сравнительно-исторический метод изучения конкретных явлений культуры в аспекте ментальное™ позволяет сопоставить различные национальные культуры с опорой на категории ментальности и диалога культур. Герменевтический подход к эмпирическому анализу культурных явлений востребован применительно к проблеме межкультурного диалога, происходящего в поле художественного текста (М.Бахтин, В.Библер, Х.-Г.Гадамер). Приемы семиотического анализа позволяют рассматривать проявления мусульманской ментальности в художественно-образной системе творчества, а также проследить процесс формирования ментальное™ в условиях мусульманской культуры повседневности (А.Лосев, У.Эко). Использование психоаналитической методики как частного метода анализа дает возможность вскрыть глубокий пласт национальной ментальное™ -сферу бессознательного (Д.Кэмпбелл, К.Г.Юнг). Социокультурный и социопсихологический анализ культурного текста позволяет выявить механизм творческого процесса на основе ментальных и общественных закономерностей, воссоздать социокультурный контекст, в котором формируется творческая личность и осуществляется бытие персонажа.

К числу наиболее важных теоретико-методологических ориентиров, носящих обобщающий смысл для нашего исследования, принадлежат:

• Всестороннее осмысление феномена ментальности (А.Гуревич,

U

И.Хейзинга, К.Г. Юнг, И.Яковенко);

• Герменевтическая концепция диалога культур (В.Библер, Х.-Г.Гадамер, И.Кондаков);

• Теории мифологического и религиозного сознания (Э.Голосовкер, Э.Кассирер, Л.Леви-Брюль, Л.Митрохин, К.Г.Юнг).

Гипотеза исследования состоит в следующих предположениях:

- творческая личность трансформирует ментальные характеристики в мотивы и образы-символы, берущие свое начало в коллективном бессознательном определенного субэтноса;

- в процессе межкультурного диалога, осуществляемого в рамках художественного творчества, происходит не только акт понимания творцом культуры прошлого, но и акт самопознания, самоопределения с точки зрения частных (этнических) и общих (ментальных) установок;

- рецепция классической мусульманской культуры в России первой трети XX века (В.Брюсов, С.Есенин) была реализована на философском и индивидуально-психологическом уровнях с опорой на художественно-образную систему творчества восточной поэтической классики (О.Хайам);

- ментальные характеристики мусульманина - обыденной личности и творца

- советского (тоталитарного) периода являли собой сложный социокультурный конгломерат, актуализировавший мифологическое сознание в контексте социальных детерминант эпохи (Т.Пулатов).

Степень разработанности проблемы определяется в нескольких аспектах. Тема диссертационного исследования обусловила обращение к широкому кругу научной литературы, посвященной как работам по теории и истории культуры, так и монографиям, посвященным изучению мусульманской культуры, исламу, в частности.

Наиболее важными работами общего характера для исследования стали:

1. Концептуальные работы в области культурологии, посвященные истории культуры и проблемам ментальности и менталитета (А.Гуревич, Ж. Jle Гофф, Й.Хейзинга, К.Г.Юнг).

2. Философские исследования феномена мифа и мифологического сознания (Э.Голосовкер, Э.Кассирер, Л.Леви-Брюль, Л.Митрохин, К.Г.Юнг).

3. Труды по социологии и этнологии, посвященные стереотипам поведения и этнокультурной картине мира (В.Богораз-Тан, Л.Гумилев).

4. Теоретико-литературоведческие, культурологические, психологические исследования по проблеме мотива и образа-символа (А.Веселовский, Г.Гачев, З.Фрейд).

Исследования эстетических и этических особенностей арабо-мусульманской культуры.

В трудах, посвященных культуре средневекового (исламского) Востока, такими исследователями, как М.Каган, С.Каганович, И.Крачковский, А.Мец определены основные черты художественного мышления средневекового художника-мусульманина, опирающиеся на принципы исламской религии. В востоковедческих работах Е.Бертельса, М.Степанянц подробно рассмотрены философские и эстетические аспекты суфийской лирики.

Этнологические исследования, направленные на изучение бытовых и ментальных особенностей мусульманских народов, в советское время были подчинены официальной идеологии и, следовательно, во многом искажали объективное видение данной проблемы. Для проведенного диссертационного исследования, хронологические рамки которого, с точки зрения процесса рецепции, охватывают советскую эпоху, важным было обращение к работам советских же ученых второй половины XX века Н.Аширова, Н.Байрамсахатова, Ю.Бромлея, Д.Еремеева, Х.Иноятова, Т.Кары-Ниязова, где внимание концентрируется на негативных чертах исламской религии, идеи которой, как утверждают ученые, препятствуют социальному и культурному прогрессу; древнейшая мусульманская культура объявляется отсталой, застойной, полной религиозных суеверий, патриархально-родовых пережитков. Данные работы послужили в нашей диссертации важным историко-культурным источником понимания атмосферы, системы координат, в которой при советской власти существовала мусульманская культура. Принципиальное отсутствие внимания к специфике национальной жизни, за исключением чисто бытовых деталей, не было компенсировано работами ученых в постсоветский период. Однако позднее появляются исследовательские труды (И.Ермаков, Л.Митрохин, Я.Рой), развенчивающие созданный советскими учеными миф о несостоятельности культурного развития мусульманских республик.

Особый вклад в изучение исламской картины мира внес историк Д.Щедровицкий, который провел глубокий всесторонний анализ исламской мифологической картины мира на основе сопоставления книг Священного Писания (Торы, Евангелия, Корана).

Труды, посвященные отдельным творческим личностям (О.Хайам, В.Брюсов, С.Есенин).

Малочисленность и отрывочность сведений о личности О. Хайама, разногласие и споры по поводу его поэтического наследия, а также малоизученность творчества В.Брюсова и С.Есенина в аспекте связи с восточной традицией, - все это сделало невозможным использование широкого круга критической литературы в данной работе. Изучение предмета исследования происходило непосредственно с опорой на художественные произведения и немногочисленные исследовательские труды, касающиеся тех или иных сторон поставленной проблемы. В исследовании поэтических текстов В.Брюсова, С.Есенина осуществлялась опора на литературоведческие статьи (С.Кошечкин, А.Марченко, К.Мочульский, П.Тартаковский, Г.Хлебников), воспоминания современников поэтов (П.Антокольский, Н.Вержбицкий, Н.Гумилев, В.Мануйлов, М.Ройзман, В.Ходасевич), а также на философские статьи самого В.Брюсова («Об Искусстве», «Истины (начала и намеки)», «Ключи тайн»).

В силу того, что творчество Т.Пулатова не было признано советской критикой, а личность писателя как «литературного функционера» заслонила для исследователей его оригинальное художественное творчество, практически отсутствуют исследовательские труды, посвященные прозе узбекского писателя, в области литературоведения и публицистики. И лишь совсем недавно (2005г.) в России, а не в Узбекистане вышла работа Э.Шафранской, в которой был осуществлен анализ мифопоэтики прозы Т.Пулатова, а также отражена мифологическая основа национальных образов в его творчестве.

Характеризуя степень разработанности интересующей нас проблемы на основе широкого круга трудов, актуализированных в диссертации, необходимо констатировать следующее. Несмотря на возросший в последнее время научный интерес к проблемам ментальности, в культурологии до сих пор не была предпринята попытка типологизировать данную категорию как модус личных творческих интенций, в том числе, осуществлявшихся в сложные, переходные в социально-политическом отношении периоды XX века.

Научная новизна исследования определяется:

- осуществлением эмпирического анализа художественных текстов различных эпох в контексте категории ментальности;

- применением герменевтического и, в особенности, семиотического методов к изучению проблемы межкультурного диалога, а также к проблеме выявления ментальности в условиях повседневности, воплощенной в художественных текстах;

- привлечением романа Т.Пулатова «Жизнеописание строптивого бухарца» как источника анализа мусульманской ментальности, актуализированной в ее повседневных проявлениях;

- постановкой проблемы рецепции ментальных характеристик одной культуры через художественный опыт носителей иной культурной традиции.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что

- интерпретированы в соответствии с исламской картиной мира на основе конкретных текстов О.Хайама специфические для мусульманского Востока образы-символы;

- систематизированы проявления рецепции творческими личностями России XX века средневековой восточной художественной традиции (В.Брюсов, С.Есенин);

- соотнесены с имманентной художественно-образной конструкцией романа писателя советского Узбекистана Т.Пулатова личностные (скрытые) мотивы и социально-культурные (явные) приемы рецепции мусульманской ментальности.

Практическая значимость работы определяется возможностью проведения на основе разработанных принципов аналогичных исследований рецепции национальной ментальности в иных культурных традициях. Материалы диссертации могут быть использованы в лекционных и практических курсах по зарубежной (восточной) литературе, мировой художественной культуре, отечественной истории. Значимым является опыт исследования ментальных взаимодействий в актуальном контексте межнациональных контактов и толерантности.

Личный вклад диссертанта состоит в изучении историко-культурного механизма рецепции мусульманской ментальности, в выявлении этнопсихологической специфики культурных знаков (мотивов, образов-символов), содержащихся в произведениях классиков восточной и русской поэзии (О.Хайам, В.Брюсов, С.Есенин), в воссоздании специфической картины мира мусульманина советского периода через художественно-образный мир узбекского писателя Т.Пулатова.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Мусульманская ментальность, понимаемая как система координат, заданная человеческому сознанию и человеческому поведению социокультурной средой, может быть исследована в контексте взаимодействия с русской/советской культурой, актуализированной в художественных произведениях авторов XX века - В.Брюсова, С.Есенина, Т.Пулатова.

2. Художественный опыт творцов, рожденных на Востоке как в Средневековье, так и в XX веке, свидетельствует о том, что религиозные (исламские) представления укореняются в повседневности и через нее аккумулируются в коллективном бессознательном, а затем и в ментальности мусульманских народов.

3. Рецепция мусульманской культуры русскими поэтами начала XX века (В.Брюсов, С.Есенин) имеет специфический, культурно и социально значимый характер и определяется не только общими ментальными особенностями реципиентов, но и своеобразием конкретных творческих личностей.

4. Т.Пулатов выступает апологетом системы исламских ценностей, защищая ее через обращение к древнейшим мифическим образам мусульманской культуры, но осуществляет это, в силу социальных реалий, через национальный образ обыденного мира (социум), где живет ребенок (личность).

5. Творчество автора, рожденного на национальной окраине тоталитарной империи, строится на основе рецепции национально-культурных традиций, в силу чего становление сознания героя-мусульманина вопреки и в контексте эпохи, а также его трансформация социокультурной действительностью советского времени дают репрезентативную картину духовной жизни общества.

Апробация результатов исследования осуществлялась на заседаниях кафедры культурологии и журналистики ЯГПУ им.К.Д.Ушинского; на региональных, всероссийских и международных научно-практических конференциях в Санкт-Петербурге, Ярославле, Саранске: «Человек в информационном пространстве» (Ярославль, 2003 г.), «Чтения Ушинского» (Ярославль, 2004г.), «Культурология в контексте гуманитарного мышления» (Саранск, 2004 г.), «Пушкинские Чтения» (Санкт-Петербург, 2005 г.), «Столицы и столичность в истории русской культуры» (Ярославль, 2005 г.), «Науки о культуре в новом тысячелетии» (Международный коллоквиум молодых ученых, Ярославль, 2007 г.).

Структура работы подчиняется решению поставленных задач и состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы. В первой главе анализируются и обосновываются концепции ключевых для данной работы категорий ментальности, межкультурного диалога и мифологического сознания, рассматриваются психологические особенности личности О.Хайама сквозь призму художественно-образной системы его творчества; вторая глава посвящена собственно рецепции мусульманской ментальности в русской/советской культуре XX века (на примере творчества В.Брюсова, С.Есенина, Т.Пулатова).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Рецепция мусульманской ментальности в русской / советской культуре XX века"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данном диссертационном исследовании осуществлен новый культурологический подход к проблеме ментальности как модусу личных творческих интенций, вследствие чего нами были проанализированы художественные тексты средневековой арабской лирики с точки зрения содержащихся в них органичных мусульманскому сознанию мотивов и образов-символов (О.Хайам). В ходе дальнейшего исследования внимание было сосредоточено на рецепциях ментальной специфики исламского мира творческими личностями XX века.

Исследование теоретических и исторических аспектов ментальности показало, что социокультурная динамика может проявляться в межкультурных коммуникациях, в процессе которых происходит столкновение, «соперничество» культурно-ментальных «ядер», то есть ценностей, норм, значений, которые заложены в художественном образе. В силу этого мотивы и образы-символы (структурные элементы художественного образа) обладают мощным информационным потенциалом, поскольку являются не только следствием индивидуальных психических проявлений творческих личностей, но и продуктом мифотворческой фантазии «коллективного бессознательного», также содержащегося в ментальности индивида.

Изучение художественно-образной системы лирики О.Хайама позволило определить ментальные характеристики данной творческой личности, детерминированные мусульманским мировидением. В актуализации исламского миросозерцания О.Хайамом заявлены мифологические представления о вечном круговороте материи (человеческий прах есть глина, из которой лепят гончарные изделия), которые трансформируются в свою очередь в идеи предопределенности, конечности человеческой жизни, а также представления об иллюзорности наличного бытия и мнимости ценностей земного мира. Эти мотивы реализуются в образах-символах вина как средоточии пьянящих, сбивающих с праведного пути земных соблазнов, глиняного сосуда, который по восточным поверьям слеплен из людского праха, а также в фатальном образе-символе гончара, властелина глиняной плоти.

На исламскую картину мира накладываются индивидуальные психические интенции Хайама как творческой личности. Поэт со свойственным ему экстравертированным взглядом на мир, выходящим в сферу вселенского охвата, пытается решить философскую проблему познания смысла жизни: Истина скрыта в вине, которое Виночерпий-Аллах разливает лишь избранным, потому человек бессилен в своих попытках самостоятельно открыть тайны Вселенной. Религиозные запреты, которые, казалось бы, прочно вошли в сознание и быт средневекового мусульманина, подвергаются ироническому осмыслению в лирике Хайама, который, вооружившись остроумной логикой философа-софиста, отстаивает человеческое право быть независимым вершителем собственной судьбы.

В процессе исследования было также установлено: огромный информационный потенциал, который несут в себе мотивы и образы-символы, в свою очередь может быть обнаружен и интерпретирован с помощью определенных культурных кодов. Более того, межкультурный диалог немыслим без определенных информационных кодов, обеспечивающих прочтение и интерпретацию конкретного сообщения внутри художественного образа.

Культурные коды, как системы поведения и ценностей, были выделены У.Эко, но не рассматривались в коммуникативном аспекте. Мы обратились к этой классификации применительно к межкультурному диалогу России начала XX века (В.Брюсов и С.Есенин) с персидским средневековым Востоком (О.Хайам). В результате анализа лирики русских поэтов мы пришли к следующим выводам.

Взаимодействие Брюсова с персидской поэзией носило логико-рационалистический характер. Используя типологический код восточной культуры, поэт вникает в суть суфийской традиции, представленной в любовной лирике поэтов-мистиков. Мотив любви (как постижение божественного) и мотив смерти (как трагический процесс слияния с Возлюбленной Истиной) Брюсов интерпретирует согласно собственным мистическим и эстетическим представлениям, но в традиционных суфийских образах-символах вина, лика, покрова, взора, розы и т. д.

Характерными для восточной лирики художественными средствами (устойчивые сравнения, аллегории, образы-символы вина, сосуда) русский поэт реализует известный хайамовский мотив предопределенности и быстротечности человеческой жизни. Однако, используя код моделирования мира, характерный для мусульманской традиции, Брюсов интерпретирует последнюю в русле собственного мировосприятия. Восточному смирению перед лицом вечности он противопоставляет свойственную европейскому менталитету уверенность в собственной значимости: другие культурные миры лишь отражаются в гипертрофированном «Я» Брюсова.

Диалог» Есенина с восточной поэтической традицией затрагивает эмоционально-интуитивный аспект коммуникации: поэту для воплощения его собственного эмоционального мира, соответствующего русской ментальности, потребно только эстетическое совершенство восточного стиха. Есенин воспринимает чужую культурную традицию как экзотическую. Восточные мотивы любви, радости бытия, быстротечности жизни и образы-символы розы, чадры, очей, сада используются поэтом как информационные коды, которые интерпретируются в соответствии с русской традицией. Если мировоззрение мусульманина основано на представлениях о вечном круговороте материи, вследствие чего окружающий мир есть не более чем скопище людского праха, то Есенин видит счастье в духовном слиянии человека с гармонией божьего мира. Интерпретация Есениным культурного кода этикета выразилась в своеобразной рефлексии поэта по поводу мусульманских запретов, более того, в откровенной критике чужих обычаев с позиции иностранного «обывателя». Несколько наивное, стереотипное восприятие восточных обычаев помогает поэту создать собственное представление о Персии как экзотике, инобытии, которой можно противопоставить русскую православную традицию.

Обосновав презентативность романа Т.Пулатова «Жизнеописание строптивого бухарца» как источника раскрытия специфики национальной жизни и менталитета, мы далее, с опорой именно на этот источник воссоздали рецепцию мусульманской ментальности со стороны представителя исламской культуры, несколько трансформированной социально-исторической атмосферой советского времени.

В ходе исследования мы установили, что отраженный в романе ментальный аспект исламской культуры, раскрывается через национальный архетип памяти рода, который, будучи укорененным в «коллективном бессознательном» ребенка, становится проводником в мир взрослых, своеобразным кодом расшифровки системы внешних норм, правил, обычаев, конвенций, табу мусульманского сообщества. В процессе анализа художественно-образного, мифологического, социально-культурного, философского уровней романа, становится очевидным, что Т.Пулатов выступает апологетом старинных мусульманских ценностей, однако, в силу социальных реалий советского эпохи, обращение к национальному, культурному опыту происходит через невинное детское сознание, являющееся, тем не менее, уникальным транслятором особенностей исламского мировидения.

Значимым для данной работы аспектом исследования мусульманской ментальности явилась специфика религиозного мироощущения, которая состоит в отсутствии разделения на светское и духовное начала, в результате чего исламская картина мира становится органическим элементом повседневной деятельности людей. Погружение детского мифологического сознания в повседневность мусульманского быта предстает в романе Т.Пулатова одним из основных способов освоения мира, благодаря которому процесс онтогенеза получает свое развитие.

В процессе дальнейшего исследования исламской картины мира, определенной на основе анализа романа Т.Пулатова, нами был четко обозначен социально-культурный модус становления и трансформации мусульманской ментальности в условиях тоталитарного государства.

Мы доказали, что в советской Средней Азии проводилась политика насаждения «комплекс провинциальности» среди жителей столичных культурных центров (одним из которых являлась Бухара), поскольку в сознании именно столичных аристократов была сосредоточена культурная память поколений, являющейся основой национальной ментальности.

Деконструктивный характер тоталитаризма, не признававшего особенные, уникальные проявления национальной ментальности, выразился в разрушении культурных, религиозных, ментальных связей в мусульманских республиках. Под влиянием антинациональной политики СССР в Средней Азии сложился определенный стереотип восприятия русского этноса как системы этнопсихологических эталонов советской идеологии, что не может быть применено к этнической культуре собственно русской нации.

В отличие от распространенного мнения многих историков о том, что в советский период в истории республик Центральной Азии произошла советизация мусульманского сознания, нивелировка исламских ценностей, роман Т.Пулатова послужил источником иной точки зрения, согласно которой, политическое объединение народов СССР не способствовало целостности в этническом, ментальном аспектах. В силу того, что религиозные исламские представления, укоренены в повседневной деятельности людей и составляют глубокий, личностный пласт национальной ментальности, мусульманское население на территории советского государства продолжало идентифицировать себя в качестве такового. Сохранить ценности исламского мира позволила верность семейным традициям, незыблемость которых определяется непререкаемым авторитетом старшего поколения.

Данное исследование открывает новые перспективы для дальнейшего изучения проблемы межкультурного диалога в аспекте рецепций национальной ментальности. Изучение это может быть произведено в новом научном ракурсе: через сопоставление восточного и западного эпоса как особого способа мировидения.

Список научной литературыКожеванова, Екатерина Владимировна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Азадовский К,М. Бальмонт в Японии / К.М. Азадовский, Е.М. Дьяконова. М.: Наука, 1991. - 190 с.

2. Алексеев В.М. Наука о Востоке / В.М. Алексеев. М.: Наука, 1982. -536с.

3. Антокольский П.Г. Собрание сочинений. В 4-х томах. Т.4. Современники. Сила Вьетнама. Некоторые итоги / П.Г. Антокольский. М.: Художественная литература, 1973. - 352 с.

4. Арутюнов С.А. Народы и культуры: Развитие и взаимодействие / С.А. Арутюнов. М.: Наука, 1989. - 246 с.

5. Аширов Н. Нравственные поучения современного ислама / Н.Аширов. -М.: Знание, 1977. 64 с.

6. Байрамсахатов Н. Новый быт и ислам / Н. Байрамсахатов. М.: Политиздат, 1979. - 64 с.

7. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова.- М.: Прогресс, Универс, 1994.- 616с.

8. Бауэр В. Энциклопедия символов / В. Бауэр, И. Дюмотц, С.Головин. М.: КРОН-ПРЕСС, 1998.-512 с.

9. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. М.: Искусство, 1986. - 445 с.

10. Белобородое Д. Философская эстетика традиционализма в мире современной художественной культуры Запада и Востока / Д. Белобородов // http://vostpol.chat.ru/articles/beloborodov.htm

11. П.Бертельс Е.Э. Избранные труды. Т.З. Суфизм и суфийская литература /

12. Е.Э, Бертельс. М.: Наука, 1965. - 523 с. 12. Библер B.C. На гранях логики культуры. Книга избранных очерков / B.C. Библер. - М.: Русское феноменологическое общество, 1997. - 440 с.

13. Богораз-Тан В.Г. Распространение культуры на земле. Основы этнографии / В.Г. Богораз-Тан. M.-JL: ГИЗ, 1928. - 314 с.

14. Брюсов В.Я. Собрание сочинений. В 7-ми тт. / Под общ.ред. П.Г. Антокольского. Т.2. Стихотворения. 1909-1917. М.: Художественная литература, 1973. - 494 с.

15. Брюсов В.Я. Сочинения. В 2-х т. Т.2. Статьи и рецензии. 1893-1924; Из книги «Далекие и близкие»; Miscellanea / Сост. Д. Максимова. М.: Художественная литература, 1987. - 575 с.

16. Вержбицкий Н. Встречи с Сергеем Есениным / Н. Вержбицкий // Звезда, 1958, №2.- С.152-179.

17. Веселовский А.Н. Историческая поэтика / А.Н. Веселовский. М.: Высшая школа, 1989. - 406 с.

18. Взаимодействие культур Востока и Запада. М.: Наука, 1987. - 200 с.

19. Восток в русской литературе XVIII начала XX века. Знакомство. Переводы. Восприятие / Отв.ред. Л.Д. Громова-Опульская. - М.: ИМЛИ РАН, 2004.-253 с.

20. Восточные мотивы. Стихотворения и поэмы. / Сост. JI.E. Черкасский,

21. B.C. Муравьев. М.: Наука, 1985. - 508 с.

22. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988.-700 с.

23. Гаспаров M.JL Брюсов переводчик / M.JI. Гаспаров // Гаспаров M.JI. Избранные труды. Т.2: О стихах. - М.: Языки русской культуры, 1997.1. C. 121-130.

24. Гаспаров M.JI. Очерк истории русского стиха: Метрика, ритмика, строфика / M.JI. Гаспаров; АН СССР Ин-т мировой литературы им. A.M. Горького. М.: Наука, 1984. - 320 с.

25. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос / Г.Д. Гачев. М.: Прогресс: Культура, 1995. - 480 с.

26. Гачев Г.Д. Русский эрос / Г.Д. Гачев. -М.: Интерпринт, 1994. 279 с.

27. Голосовкер Я.Э. Логика мифа / Я.Э. Голосовкер. М.: ГРВЛ, 1987. -220с.

28. Греймас А.-Ж. Семиотика: объяснительный словарь теории языка / А.-Ж. Греймас, Ж. Курте // Семиотика: Общ.ред. Ю.С.Степанова. М.: Радуга, 1983. С.483-550.

29. Гумилев Л.Н. Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации / Л.Н. Гумилев. -М. Прогресс, 1993.-575 с.

30. Гумилев Н.С. Письма о русской поэзии / Н.С. Гумилев. М.: Художественная литература, 1990. - 447 с.

31. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры / А.Я. Гуревич. М.: Искусство, 1972. - 317 с.

32. Гуревич А.Я. Культура средневековья и историк конца XX века / А.Я. Гуревич // История мировой культуры. Наследие Запада. Курс лекций. -М.: РГГУ, 1998.-С. 210-316.

33. Ерасов Б.С. Культура, религия и цивилизация на Востоке. Очерки общей теории / Б.С. Ерасов. М.: Наука, 1990. - 207 с.

34. Ерасов Б.С. Образ Востока в русской культуре / Б.С. Ерасов // Цивилизации и культуры: Научный альманах. Вып.З. Россия и Восток: геополитика и цивилизационные отношения. М.: Ин-т востоковедения, 1996.-С. 336-355.

35. Ермаков И.А. Ислам в культуре России в очерках и образах / И.А. Ермаков. М.: Издательский сервис, 2001. - 307 с.

36. Ермолин Е.А. Миф и культура: учебно-метод. пособие / Е.А. Ермолин. -Ярославль: Александр Руман, 2002. 119 с.

37. Есенин и миф о Есенине. Беседа с Шумихиным С. // Лит. обозрение, 1996, №1.-С. 4-12.

38. Есенин С.А. Собр. соч. в 2-х тт Том 1. Стихотворения, поэмы / Слово о поэте Ю.В. Бондарева; Сост. Ю.Л. Прокушева. М.: Сов. Россия: Современник, 1990. - 480 с.

39. Завадская Е.В. Культура Востока в современном западном мире / Е.В. Завадская. М.: Наука, 1977. - 168 с.

40. Зайцев В.Н. Омар Хайам и Эдвард Фитцджеральд / В.Н. Зайцев // Восток Запад: Исследования. Переводы. Публикации. - М.: Наука, 1982. - С. 113-166.

41. Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX вв. - М.: Изд-во Московского университета, 1987. - 510 с.

42. Злотникова Т.С. Введение в культурологию: Учебное пособие / Т.О. Злотникова. Ярославль: Изд-во ЯГПУ, 1999. -117 с.

43. Злотникова Т.С. Человек хронотоп - культура. Введение в культурологию: курс лекций / Т.С. Злотникова. - Ярославль: Александр Рутман, 2003.-172 с.

44. Икромов Б. Ферганская долина и феномен ислама / Б. Икромов // Вероруд. № 38 (74). - 24 сент. 2003 // www.varomd.org/old/analitics/security/securitv24Q903.html

45. Иноятов Х.Ш. Победа Советской власти в Узбекистане. Ташкент: Узбекистан, 1967. - 250 с.

46. Программа спецкурса И.С. Смирнова «Восток на Западе» // Программы учебных курсов / Институт европейских культур, Рос.гос.гуманитар. ун-т; Отв.ред. Д.П. Бак. М.: РГГУ, 2000. - 405-409.

47. Ислам: Краткий справочник / М.Б. Пиотровский, С.М. Алиев и др.. -М.: Наука, 1983.- 159 с.

48. Ислам: Энциклопедический словарь / Г.В. Милославский М.: Наука, 1991.-311 с.

49. История Бухарской и Хорезмской Народных Советских Республик / П.В.Волобуев и др.. М.: Наука, 1971. - 253 с.

50. История всемирной литературы в 9-и тт. / Х.Г. Корглы и др.; под ред. Г.П. Бердникова. М.: Наука. - Т.2,1984. - 672 с.

51. Каган М.С. Философия культуры / М.С. Каган. СПб.: Петрополис, 1996.-415 с.

52. Каганович C.JI. Русский романтизм и Восток. Специфика международного взаимодействия. Ташкент: Фан, 1984. - 113 с.

53. Калина Н.Ф. Лики ментальности и поле политики / Н.Ф. Калина, Е.В. Черный, А.Д. Шоркин // http://politicon.iatp.org.ua/Library/kalina/title.htm

54. Квятковский А.П. Поэтический словарь / А.П. Квятковский. М.: Советская энциклопедия, 1966. - 376 с.

55. Книга тысячи и одной ночи / Под ред. Академика И.Ю. Крачковского. -2-е изд.- Т.1. М.: ГИХЛ, 1958. - 384 с.

56. Кондаков И.В. Интерсубъективность культуры / И.В. Кондаков // Человек как субъект культуры / Отв.ред. Э.В. Сайко. М.: Наука, 2002. -С.152-186.

57. Конрад Н.И. Запад и Восток. Статьи / Н.И. Конрад. М.: Наука, 1972. -496 с.

58. Коран / Пер. с араб. акад. И.Ю. Крачковского. М.: Раритет, 1990. -528с.

59. Корнеев В. Интеллект и провинциальность / В. Корнеев // Корнеев В. Гуманитарные записки // http://kovit.narod.ru/open.html7/marginalia/intel provincia.html

60. Косарев А.Ф. Философия мифа: Мифология и ее эвристическая значимость: Учебное пособие для вузов / А.Ф. Косарев. М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2000. - 304 с.

61. Кошечкин С.П. Биография «Персидских мотивов» / С.П. Кошечкин // Огонек,- 1985.-№40.-С.24.

62. Кравченко А.И. Культурология: Словарь / А.И. Кравченко. М.: Академический проект, 2001. - 671 с.

63. Крачковский И.Ю. Над арабскими рукописями / И.Ю. Крачковский. -М.- Л.: АН СССР, 1945. 166 с.

64. Кубачева В.Н. «Восточная» повесть в русской литературе XVIII начала XIX века / В.Н. Кубачева // XVIII век. Сборник. - М.-Л.: АН СССР, 1962. -С.295-315.

65. Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание / В.Г.Кузнецов. -М.: Изд-во МГУ, 1991. 191 с.

66. Культурология. XX век: Словарь / Гл.ред. Л.Я. Левит СПб.: Университетская книга, 1997. - 630 с.

67. Лазурский А.Ф. Классификация личностей / А.Ф. Лазурский. 3-е изд. -Л.Госиздат, 1924.-290 с.

68. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада / Ж. Ле Гофф. М.: Прогресс, 1992.-376 с.

69. Левада Ю.А. Социальная природа религии / Ю.А. Левада. М.: Наука, 1965.-263 с.

70. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление / Л. Леви-Брюль. М.Атеист, 1930.-810 с.

71. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении / Л. Леви-Брюль.-М.: ОГИЗ-ГАИЗ, 1937.-518 с.

72. Ломтев С.В. Брюсов В. // Русская литература серебряного века: учебное пособие / Под ред. В.В.Агеносова. 2-е изд., стер. - М.:Про-Пресс, 2000. -С.71-88.

73. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство / А.Ф. Лосев. Изд. 2-е, испр. - М.: Искусство, 1995. - 320 с.

74. Лосев И. «Децентрализация» или расчленение Украины? / И.Лосев // «Флот Украины» // http://www.fleet.sebastopol.ua/index.php7article to view=301

75. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. 4.1. / Ю.М. Лотман. Л.: Просвещение, 1972.-271 с.

76. Лотман Ю.М. Об искусстве / Ю.М. Лотман / Сост. Р.Г. Григорьев, М.Ю.Лотман. СПб.: Искусство-СПБ, 1998. - 704 с.

77. Макаренко Г. Вторая украинская или пятая российская? / Г. Макаренко // «Зеркало недели» №32 (560) 20-26 авг.2005 // http://www.zn.ua/3000/3150/50941

78. Мануйлов В. О Сергее Есенине // Звезда, 1972, №2. С. 176-188.

79. Марченко A.M. Поэтический мир Есенина / A.M. Марченко. М.: Советский писатель, 1987. - 302 с.

80. Марьенгоф А. Роман без вранья. Циники. Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги / А. Марьенгоф; Сост. Б. Аверина. JL: Худож.лит.Ленингр. отделение, 1988.-478.

81. Массэ А. Ислам / А. Массэ. М.: ИВ Л, 1963. - 229 с.

82. Митрохин Л.Н. Религия и культура: философские очерки / Л.Н. Митрохин; РАН, Ин-т философии. М., 2000. - 318 с.

83. Митрохин Л.Н. Философия религии. Опыт истолкования Марксова наследия / Л.Н. Митрохин. М.: Республика, 1993. - 416 с.

84. Мочульский К.В. А, Блок, А. Белый, В. Брюсов / К.В. Мочульский. М.: Республика, 1997.-479 с.

85. Мукаржовский Я.Н. Исследования по эстетике и теории искусства / Я.Н. Мукаржовский. М.: Искусство, 1994. - 607 с.

86. Народы и религии мира: Энциклопедия / Гл.ред. В.А. Тишков. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1998.- 928 с.

87. Независимый исламский информационный канал /Ислам.Ру / Пресс клуб / Гость на Ислам.Ру / Тимур Пулатов: Ислам наполнил мою душу на всю жизнь! // http://www.islam.ru/pressclub/gost/pulatov/

88. Новикова М. Мир «Персидских мотивов» / М. Новикова // Вопросы литературы. 1975. - №7. - С. 173-184.

89. Общая психология / Под ред. В.В.Богословского. М.: Просвещение, 1973.-352 с.

90. Оганесян Д. Ценностная система ислама. Начало пути / Д. Оганесян // Отечественные записки, 2004, №1. с.478-489.

91. Омар Хайам в созвездии поэтов. Антология восточной лирики / Сост. И.Н.Крайневой. СПб.: Фирма «Кристалл», АОЗТ «Невский клуб», 1997. -592 с.

92. Очерки по истории мировой культуры: учебное пособие / Ин-т «Открытое общество» (Фонд Сороса); Отв.ред. Т.Ф. Кузнецова. М.: Язык русской культуры, 1997. - 495 с.

93. Пави П. Словарь театра / П.Пави. М.: Прогресс, 1991. - 504 с.

94. Постникова Т. Повседневность и смысл: опыт философско-антропологической археологии / Т. Постникова // http://www.visiology.fatal.ru/texts.html.

95. Психология эмоций: Тексты / Под ред. В.К. Вилюнаса, Ю.Б. Гиппенрейтер. М.: Изд-во Московского ун-та, 1984. - 288 с.

96. Пулатов Т. Страсти бухарского дома. Жизнеописание. М.: Молодая гвардия, 1985.-495 с.

97. Пушкарев JI.H. Что такое менталитет? / Л.Н.Пушкарев // Отечественная история. 1995. - №3. - С.158-166.

98. Ройзман М.Д. Все, что помню о Есенине / М.Д. Ройзман. М.: Советская Россия, 1973.-340 с.

99. Российская цивилизация. Этнокультурные и духовные аспекты. Энциклопедический словарь / М.Г. Мчедлов и др.. М., 2001. - 544 с.

100. Садохин А.П. Этнология. Учебный словарь / А.П. Садохин. М.: Гардарики, 2002. - 208 с.

101. Семиотика и художественное творчество: Сборник статей / Отв.ред. Ю.Я. Барабаш. -М.: Наука, 1977.-368 с.

102. Серебряный век. Поэзия / Под ред. Т.А.Бека. М.: ACT Олимп, 1997. -672 с.

103. Современная западная философия: Словарь. / Сост. Малахов B.C. М.: Политиздат, 1991. - 414 с.

104. Соловей Т.Г. «Потому что я с севера что ли.»: Анализ поэтического цикла «Персидские мотивы» С. Есенина / Т.Г. Соловей // Литература в школе. 2005. - №11. - С. 23-29.

105. Степанянц М.Т. Философские аспекты суфизма / М.Т. Степанянц. М.: Наука, 1987. - 190 с.

106. Сыров В.Н. О статусе и структуре повседневности. Методологические аспекты // Личность. Культура. Общество. 2000. - Т.2. Спец. выпуск. С.147-159.

107. Тартаковский П. И. Русская советская поэзия 20-х начало 30-х годов и художественное наследие народов Востока / П.И. Тартаковский. -Ташкент: Фан, 1977. - 336 с.

108. Теоретическая культурология. М.: Деловая книга, 2005. - 624 с.

109. Тэнасе А. Культура и религия / А. Тэнасе. М.: Политиздат, 1975. -127 с.

110. Тэрнер В. Символ и ритуал / В. Тэрнер. М.: Наука, 1983. - 278 с.

111. Филыптинский И.М. Представление о «потустороннем мире» в арабской мифологии и литературе / И.М. Филыптинский // Восток -Запад: Исследования. Переводы. Публикации. Вып.4. М.: Наука, 1989. -С. 56-64.

112. Флоренский П.А. У водоразделов мысли / П.А. Флоренский. Т.2. -М.: Правда, 1990. - 447 с.

113. Фрейд 3. Остроумие и его отношение к бессознательному / 3. Фрейд. -СПб.: Алетейя, 2000. 308 с.

114. Фрейд 3. Художник и фантазирование / 3. Фрейд. М.: Республика,1995.-396 с.

115. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / М. Фуко. -М.: Прогресс, 1977. 488 с.

116. Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет / М. Хайдеггер. М.: Гнозис, 1993.-464 с.

117. Хализев В.Е. Повторы и вариации. Мотив // Хализев В.Е. Теория литературы / В.Е. Хализев. 3-е изд., испр. и доп. - М.: Высшая школа, 2002. С.298-304.

118. Хейзинга Й. Об исторических жизненных идеалах / Под ред. Ю. Колкера / Й. Хейзинга. London: Overseas publ. inter-change, 1992. - 220c.

119. Хлебников Г. Мистико-философские импульсы в сознании Брюсова / Г. Хлебников // Литературная Россия. 1996. - 11 окт. (№ 41). - С. 15; 18 окт. (№42). - С. 15.

120. Ходасевич В.Ф. Некрополь. Воспоминания / В.Ф.Ходасевич. М.: СС,1996.-461 с.

121. Художественная культура в докапиталистических формациях: Структурно-типологические исследования / Науч. ред. М.С. Кагана. Л.: ЛГУ, 1984.-303 с.

122. Чалисова Н.Ю. Подражания восточным стихотворцам: встреча русской поэзии и арабо-прсидской поэтики / Н.Ю. Чалисова, А.В. Смирнов //

123. Сравнительная философия. М.: Изд. фирма «Восточная литература», РАН, 2000.-С.245-343.

124. Чебоксаров Н.А. Народы, расы, культуры / Н.А. Чебоксаров, И.А. Чебоксарова. М.: Наука, 1971. - 256 с.

125. Шафранская Э.Ф. Мифопоэтика прозы Тимура Пулатова. Национальные образы мира / Э.Ф. Шафранская. М.: Едиториал УРСС, 2005. - 160 с.

126. Шекспир В. Трагическая история о Гамлете, принце Датском. М.: Детгиз, 1935.- 142 с.

127. Щедровицкий Д.В.Сияющий Коран. Взгляд библеиста / Д.В. Щедровицкий. М.: Оклик, 2005. - 312 с.

128. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию / У. Эко. -СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1998. С.405.

129. Энциклопедия для детей. Т. 7. Искусство. Часть 1. 2-е изд., испр. / Гл.ред. М.Д. Аксенова. - М.: Аванта, 2003. - 688 с.

130. Энциклопедия для детей. Т.9. Русская литература. Часть 2. XX век / Гл. ред. М.Д. Аксенова. М.: Аванта, 1999. - 688 с.

131. Эпштейн М.Н. Философия возможного / М.Н. Эпштейн. СПб.: Алетейя, 2001.-334 с.

132. Эткинд Е.Г. Материи стиха. Репринт.изд. - СПб.: Гуманит.союз, 1998.-506 с.

133. Юнг К.Г. Архетип и символ / К.Г. Юнг. М.: Ренессанс, 1991. - 304 с.

134. Юнг К.Г. Психология бессознательного / К.Г. Юнг. М.: Канон, 1994. -320 с.

135. Якобсон P.O. К вопросу о зрительных и слуховых знаках / P.O. Якобсон // Семиотика и искусствометрия: Сб. пер. Сост и ред. Ю.М. Лотмана и В.М. Петрова. М.: Мир, 1997. - С.82-87.

136. Якобсон P.O. Лингвистика и поэтика / P.O. Якобсон // Структурализм: «за» и «против». Сборник статей. М.: Прогресс, 1975. - С.193-230.

137. Яковенко И.Г. Ментальность в структурировании субъекта и субъектности / И.Г. Яковенко / Отв.ред. Э.В. Сайко // Человек как субъект культуры. М.: Наука, 2002. С.130-151.

138. Яковлев Е.Г. Искусство и мировые религии. Система искусств в структуре мировых религий / Е.Г. Яковлев. М.: Высшая школа, 1977. -224 с.