автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Рецепция незавершенной прозы А. С. Пушкина в русской литературе XIX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Рецепция незавершенной прозы А. С. Пушкина в русской литературе XIX века"

На правах рукописи

АБРАМОВСКИХ Елена Валерьевна

г.'

РЕЦЕПЦИЯ НЕЗАВЕРШЕННОЙ ПРОЗЫ А. С. ПУШКИНА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XIX ВЕКА

Специальность 10. 01. 01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Екатеринбург 2000

Работа выполнен;! ка кафедре русской литературы Уральского государственного университета им. А. М. Горького

Научный руководитель -Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Г. К. Щенников

доктор филологических наук, профессор С. И. Ермоленко

кандидат филологических наук, доцент Б. Е. Приказчикова

Ведущая организация: Пермский государственный

университет

Защита состоится 9 июня 21100 г. в_часов на заседании диссертационного совета Д 063.78. 03 по защитам диссертаций на соискание учёной степени доктора филологических наук в Уральском государственном университете им. А. М. Горького по адресу: 620083, г. Екатеринбург, пр. Ленина, 51, комн. 248.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Уральского государственного университета.

Автореферат разослан "Лб&Л-ЮОО г.

Учёный секретарь диссертационного

совета доктор филологических наук, --- -

профессор П. Быков

ждя ЗЕННАЯ

ЕХА О >ЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

Юбилейные пушкинские торжества особенна отчетливо продемонстрк-)овали уникальность места Пушкина в отечественной культуре. Общеизвестно, что его творчество явилось "пророчеством иуказанисм" (Ф. М. Досто-:вский) русской литературы. Именно поэтому представляется актуальным ^следование незавершенной прозы Пушкина (как наименее изученной ча-гги его наследия) с точки зрения ее влияния на ход и развитие литературно-

0 процесса страны.

В исследовании эта часть творчества Пушкина рассматривается как ис-очник дальнейшего развили литературы, генератор ее тем, сюжетов, тагов героев. Тем самым намечается возможность преодоления определеннее научных тупиков, связанных с усиливающимся в последнее время эзо-еризмом пушкиноведения, с одной стороны, и ростом числа "околопуш-зшеких" субъективных работ - с другой.

Объектом исследования является незавершенная проза Пушкина, ко-орой до сих пор не посвящено ни одной обстоятельной монографии. В дан-юм исследовании впервые осуществляется полный обзор имеющихся на егодняшник день сведений о незавершенной прозе Пушкина, к которой обещались такие исследователи, как Н. О. Лернер, В. Б. Шкловский, г. Р. Фохт, С. М. Петров, А. В. Чичерин, Б. В. Томавкжский, H. JI. Степа-[ов, А. 3. Лежнев, Д. Д. Благой, Л. С. Сидяков, H. Н. Петрунина, \ М. Фридлендер, Н. К. Гей, Б. С. Мейлах, В. Г. Одиноков, В. С. Бель-:инд, Р. Г. Назиров, П. Дебредсни, Ю. И. Селезнев, В. С. Непомнящий,

1 А. Фомичев и др.

Предмет исследования - рецепция незавершенкой прозы Пушкина в ознании "интеллектуальной элиты" XIX века.

Цель работы: выявление закономерностей исторического функционирования данной части творческого наследия Пушкина как генеративного дра русской литературы.

Цель определяет следующие задачи:

1. выработать методологические принципы изучения восприятия неза-ершенной прозы Пушкина на основе теории рецепции;

2. осуществить обзор существующих подходов к изучению незавершенок прозы Пушкина для выявления основных вариантов интерпретаций;

3. описать типологию содержания незавершенной прозы Пушкина с точи зрения "романизации жанров";

4. рассмотреть рецепцию незавершенной прозы Пушкина в критике и итературе XIX века;

5. выявить реальное место этой части наследия Пушкина в истории рус ской литературы XIX века.

Методология работы опирается на принципы историко-функциональ ного метода (изучение восприятия произведения в разные эпохи и с разные точек зрения). Однако историко-функциональный метод в том виде, как 01 сложился в отечественной литературоведческой практике, нуждается в ол ределенной корректировке, связанной с наличием в мировом литературовс дении сходных, но во многом отличных методов, важнейший из которых -рецептивная эстетика. Использование достижений обоих этих подходов по зволяег выработать оригинальную методологию исследования предмета анализу подвергаются факты восприятия незавершенной прозы Пушкина 1 их эволюции от 20-х годов до конца XIX века, что дает возможность объек тивно оценить место этой части наследия Пушкина в развитии русской ли тературы.

Научная новизна работы:

- доказано, что незавершенная проза Пушкина выражает перспективные "силовые линии" развития русской прозы (особенно романа) XIX века

- показано, что эта часть наследия Пушкина является постоянно ислоль зуемым арсеналом словесного искусства в России;

- представлен обзор существующих сведений о незавершенной проз« Пушкина;

- дан сквозной анализ ее содержания;

- прослежена эволюция восприятия крупной части наследия Пушкина I течение XIX века.

Практическая значимость работы: материалы данного исследования могут быть использованы при подготовке справочных и энциклопедических изданий по творчеству Пушкина; исследование может стать основой спецкурсов в рамках программ высших учебных заведений.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Незавершенная проза Пушкина (как коррелят его творчества в целом) явилась для русской литературы эволюционно неисчерпаемым источником тем и сюжетов (генетический аспект).

2. В незавершенной прозе Пушкина предугаданы основные ходы литературной мысли XIX века (типологический аспект).

3. В восприятии незавершенной прозы Пушкина двумя важнейшими группами читателей ("интеллектуальной элитой") выявилась оппозиция: критики (в основном не заметившие этой части наследия Пушкина) - писатели (развернувшие "пружины" незавершенной прозы в своих произведениях).

4. Интеграция пушкинской незавершенной прозы в литературный процесс сопровождалась отталкиванием писателей от Пушкина, стремлением "преодолеть" его и найти свой оригинальный путь.

5. Типологическая универсальность незавершенной прозы Пушкина определила формирование национальной культурной "матрицы", способной вместить в себя любые художественные миры.

Апробация работы проведена на Всероссийской конференции "Два века с Пушкиным" (Оренбург, 1999), Международной конференции "А. С. Пушкин и культура" (Самара, 1999).

Структура работы: текст диссертации состоит из введения, трех глав, заключения, примечаний и списка использованной литературы, включающего 309 наименовании.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении дается обоснование актуальности и новизны избранной тепы, определяются цели и задачи работы, дается обзор литературы по проблеме.

Глава первая, "Понятие рецепции художественного текста как литературоведческая проблема", посвящена выработке методологии исследования на основе изучения существующих теоретических подходов к проблеме рецепции. При этом использовал опыт таких исследователей, как Р. Иигардеи, Э. Гуссерль, Ф. Водичка, Я. Мукаржовский, X. Гадамер, X. Яусс, В. Изер, Р. Варнинг, X. Вайнрих, Г. Гримм, Р. Эскарпи, М. Нау-ман, К. Улкг; М. М. Бахтин, Л. С. Выготский, Б. С. Мейлах, Н. В. Осьма-ков, Г. Н. Ишук и др.

Данная глава состоит из двух параграфов: "Основные положения теории рецепции" и "Методология исследования художественной рецепции". В первом параграфе проанализированы возможности историко-функциоиального метода и рецептивной эстетики как основы исследования данной проблемы. В центре изучения этих литературоведческих направлений находится оппозиция; воздействие - восприятие, прочитываемая иначе как соотношение: автор - текст - читатель (или адресант — адресат, реальный читатель).

При опоре писателя на "чужой текст" может возникнуть ряд достаточно хорошо изученных в литературоведении явлений и процессов. И. П. Смирнов отмечает: "Писатель запоминает ту информацию, которую запомнил старший писатель (реконструктивная интертекстуальность). Акт конструктивной интертекстуальности предусматривает, что писатель сохранил в памяти два такие источника, один из которых напомнил ему о другом. Память

художника авторефлексивна, направлена на самое себя. Художник запоминает процесс запоминания (объективно данный в чужих текстах или переживавшийся субъективно"1. Важной гранью интертекстуальности считается явление взаимоотраэкения текстов (С. Шабоук, О. Турышева, М. Зельдович), которое предполагает чтение двух сопоставляемых текстов не только в хронологической последовательности, но и в обратной перспективе, когда текст предшественника, "учителя", прочитывается сквозь призму текста последователя, "ученика". Такое "обратное" видение позволяет обнаружить в "старшем" тексте скрытые ранее смысловые пружины и пласты. "Читателями-посредниками", с чьей точки зрения можно рассматривать актуализацию незавершенной прозы Пушкина в литературном процессе XIX века, выступают литературоведы XX века. Мы рассматриваем исследования, в которых пушкинское незавершенное прозаическое наследие прочитано "сквозь призму" "большой" русской литературы XIX века. Очевидно, что главным механизмом рецепции в таком случае будет актуализация: "лакуны", "пустые места" пушкинских незавершенных текстов "заполняются" послелушкннскимк произведениями. Знание произведений первого ряда русской литературы XIX века позволяет конкретизировать "пустые места", что было невозможно в эпоху, непосредственно примыкающую к пу шкинской. "Горизонт ожидания" читателя-посредника (литературоведа) намного шире, чем "горизонт ожидания" читателя-современника (критика) н тем более читателя-'пепребителя". Это обеспечивает большую адекватность "горизошу ожидания" текста.

Во втором параграфе излагается описание рабочей методологии исследования, формулируются ее основные принципы.

Рецепция текста художественного произведения достаточно подробно изучена с точки зрения гипотетического представления о механизмах рецепции, когда выявляются сами параметры, по которым можно судить о процессе адаптации текста в сознании реципиента (идентификация, ассоциация, рецептивная установка, рецепционное ожидание, то есть стилистическое настраивание и жанровая ориентированность). Существующая теория рецепции позволяет составить гипотетическую картину восприятия произведения искусства в определенную историческую эпоху. Можно выделить следующие две сферы такого восприятия: 1) наличие существующего на уровне архетипа читательского "горизонта ожидания" (неизменного в любые времена, т. е. связанного только с самим феноменом человеческой психологик, что выступает контрастом по отношению к совершенно неуловимому "горизонту ожидания" каждого отдельного читательского сознания,

1 Смирнов И. П. Порождение шпертекста: Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б. Л. Пастернака. СПб.: йзд-во Санкг-Петерб. гос. ун-та, 1995. С. 126.

которое по своей сути феноменологичко); 2) конкретно-историческое икон-кретно-содиальное осуществление рецепции. В исследовании предпринята попытка изучить восприятие пушкинской незавершенной прозы двумя важнейшими группами читателей в разные периоды XIX века: критиками и писателями (то есть читателями-реципиентами и "интерпретаторами"). В процессе читательского восприятия незавершенного текста действуют такие механизмы, как актуализация, идентификация, конституирование смысла. Актуализация "запрограммирована" самим текстом, и проявляется в следующем: читатель, натолкнувшись в тексте на какое-либо упоминание об определенной ситуации (жест, пейзаж, лицо и т. п.), начинает видеть, слышать, обонять, осязать звуки, краски, тела, вещи. Главный парадокс при этом заключается в том, что наиболее яркие актуализации вызываются не подробными описаниями, а отдельными деталями, фрагментами, намеками. Разумеется, незавершенная проза в этом смысле более чем благодатный материал. Ее незаконченность, неопределенность заставляют читателя фиксировать внимание на мельчайших деталях, которые теряются за "бегом" сюжета в объемных текстах. Второй механизм - идентификация - напротив, больше характерен для целостных текстов, поскольку он предполагает самоотождествление читателя с литературным персонажем, эффект "иллюзии достоверности"2. Читатель начинает переживать "чужой опыт", и в это время, по словам В. Изера, ему дано "сформулировать самого себя"3. Для незавершенной прозы данный механизм играет не менее важную роль. Это связано прежде всего с большим количеством "темных" мест в объяснении персонажа. Чтобы "домыслить" мотивацию, читатель ставит себя на место героя. Третий механизм - конституирование смысла - это "заполните пустых мест". Читатель вступает в "борьбу" с незавершенностью, его психология требует "финала", ему остается самому додумывать сюжет. Творческого читателя (писателя) незавершенная проза может подвигнуть на "художественное продолжение". Относительно этой последней категории читателей можно назвать и еще один механизм рецепции незавершенной прозы - заимствование готовой творческой идеи. Разумеется, это вряд ли расценивалось положительно в литературных кругах, поэтому писатели не стремились афишировать свою зависимость. Но соблазн "развернуть" именно пушкинский сюжет был велик, что мы и показываем в ходе исследования.

1 Бонецкая II. К. "Образ автора" как эстетическая категория // Контекст 1985. М.: Наука, 1986.

С. 243.

3 Iser W. Appellstruktur der Texte. Unbestimmtheit als Wirkungsbedingung literarischer Prosa. Konstanz, 1970. Циг. по: Современное зарубежное литературоведение: Страны Западной Европы и США. Концепции, школы, термины: Энциклопедический справочник. М.: Интрада -ИНИОЯ, 1999. С. 41

Основной стратегией работы стало изучение всего блока критических статей и заметок о незавершенной прозе Пушкина с 1820-х до 1900 года и исследование реминисценций, аллюзий, скрытых и явных цитат в творчестве русских писателей" посленушкннского" периода XIX века; их дневников, писем, черновиков. Главный метод - сплошной выборки, вспомогательный - обращение к литературоведческим работам XX века в области сопоставительного анализа незавершенной прозы Пушкина и произведений "послепушкинского" периода.

Глава вторая, "Незавершенная проза Пушкина как специфическая часть его наследия", представляет собой подробный анализ всего корпуса прозаических незавершенных произведений Пушкина. При этом в первом параграфе ("Проблема завершенности / незавершенности прозаических текстов Пушкина") дается обзор существующих сведений об этой части наследия Пушкина с точки зрения их завершенности, анализируются основные точки зрения литературоведения на данный вопрос: 1) его отвлекали более обширные и глобальные замыслы (тех произведений, которые завершены - точка зренияЕ. С. Гладковой, Н. В. Измайлова и др.); 2) жизненные обстоятельства не давали возможности дописывать начатое (Ю. Г. Оксман, Н. О. Лернер и др.); 3) Пушкину была предельна ясна идея, и замыслы (и их раскрытие) становились неинтересными, переставали его. удовлетворял. (Ю. М. Лотман, Н. Н. Петруюша и др.); 4) незавершенность (и как главный признак - открытый финал) - основная особенность пушкинской поэтики. Первым высказал эту идею В. Г. Белинский: "Мы думаем, что есть романы, которых мысль в том и заключается, что в них нет конца, потому что в самой действительности бывают события без развязки, существования без цели, существа неопределенные"4. В настоящее время идея "незавершенной завершенности" раскрывается в работах Н. П струни-ной, В. Непомнящего и др. исследователей.

Во втором параграфе этой главы ("Типология незавершенной прозы Пушкина") предлагается анализ содержательного плана объекта изучения. Вероятнее всего, в незавершенной прозе Пушкина мы можем усмотреть своеобразную "энциклопедию" романных модификаций, которые впоследствии окажутся востребованными русской литературой (в большей или меньшей степени). Пушкинское "предчувствование" основных направлений развития русской словесности отражается в незавершенной прозе с особой полнотой. "Примеряя" и отбрасывая разные варианты романной конструкции, Пушкин не искал "единого" универсального варианта. Он именно "пробовал наощупь" возможности прозаического текста, откладывая в сторону "образцы", когда эта конструкция для него самого станови-

4 Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. М.: Худож. липе., 1984. Т. VI С. 35.

лась понятной. В таком отношении Пушкина к прозаическому повествованию можно обнаружить именно "литературность" - пушкинская деятельность в области прозы оказывается принципиально эстетической, а отбор тем и сюжетов подчинен не столько "идеологическим задачам", которые так настойчиво искали в пушкинском наследии потомки, сколько исследованию возможностей самой литературы в ее русском варианте. Однако важно, что Пушкин в незавершенной прозе пробует не сюжеты, а романные концепции, то есть такие коллизии, в которых по-новому раскрываются отношения между людьми, человека с обществом, миром. Тяготение к решению задач общечеловеческого масштаба стало одной из главных особенностей русского романа XIX века вслед за Пушкиным. Он формулирует модели, схемы, по которъш и пойдет развитие русской литературы. В "Рославле-ве" есть прямое указание на важнейшую из таких схем: "Нет сомнения, что русские женщины лучше образованны, более читают, более мыслят, нежели мужчины, занятые бог знает чем", - которая предваряет дальнейшее развертывание "сильных женских натур", "русских героинь" в последующей русской литературе, а также указывает на приоритет женского характера в произведениях XIX века ("Рудин", "Дворянское гнездо", "Новь" Тургенева, "Обломов", "Обрыв" Гончарова, "Тысяча душ" Писемского и др.).

Называя "романами" главные модификации незавершенных прозаических произведений: Пушкина, следует иметь в виду, что вопрос об их жанровой природе связан с общими процессами деканонизацпи и "романизации" жанров в литературе нового времени

Первая группа набросков соотносима с таким вариантом романной ориентации, как исторический роман, в основном восходящий к творчеству Вальтера Скотта. Пушкин обращается к жанру исторического романа в следующих незавершенных произведениях: "Арап Петра Великого", "В начале 1812 года", "История села Горюхина", "Рославлев", "В 179* году возвращался я", "Планы повести о стрельце", "Повесть из римской жизни". Внутри этой группы можно усмотреть ряд модификаций, тематических нюансов. Это описание исторической эпохи ("Арап Петра Великого", "Планы повести о стрельце", "Повесть из римской жизни"), ситуация "накануне" исторического события ("В начале 1812 года"), тема шродной войны ("Рославлев"), имитация формы "хронографа" ("История села Горюхина") и мемуарной формы ("В 179* году возвращался я"). Каждая из этих групп подробно рассматривается в работе.

Другая группа отрывков и незавершенных произведений условно представляет мистико-фантастический роман. Главным текстом Пушкина, определившим во многом дальнейшее развитие мистико-фантастического направления в романной технике, была "Пиковая дама". Планы "Влюблен-

ный бес" и "Н. избирает себе в наперсники" создавались раньше этой повести, поэтому напрашивается мысль об их "подготовительном" характере. Однако характерная черта творческой лаборатории Пушкина - "нспоглоти-мость" одних планов другими. В этих набросках можно увидеть обращение Пушкина к одной из наиболее известных жанровых форм романа конца XVIII- начала XIX веков - готическому роману. Здесь на первый план выступает внутренний мир человека, а не внешние обстоятельства, которые могут оказаться полными мистической необъяснимости. Сумасшествие героя (вероятнее всего, чиновника) оказывается изначально заданным. "Петербургский" мистический текст, создание которого во многом заслуга именно Пушкина, обогащается образом "счастливого сумасшедшего". Это предвестие "подпольного" типа: "Об нем жалеют. - Он доволен". Перекрещивание внутренней и внешней точек зрения должно было, по-видимому, создать стереоскопичность повествования. Одушевление Невского проспекта оказывается вполне осмысленным в "призрачном" городе. Действие "Влюбленного беса" было отнесено в Москву, "деревенскую" столицу, где вполне возможно появление "дьявольских" сил в их "плотском" обличил (и это еще один аргумент в пользу доказательства "тшовского" авторства "Уединенного домика на Васильевском", когда "московский текст" волевым нажимом трансформируется в "петербургский"). "Демоническое" в отрывке "Н. избирает себе в наперсники" отсутствует. Ему на смену приходит настоящая мистика, связанная с признанием "ночной души" человека. Герой рассказывает Невскому проспекту о.своих "домашних беспокойствах" и "семейственных огорчениях", при этом он вполне доволен своей судьбой (или тем, что его жалеют). Объектом изображения становится душа "городского сумасшедшего" - вскоре эта тема в петербургском тексте займет устойчивое место.

Самое большое число незавершенных отрывков можно условно отнести к наиболее актуальному для всей последующей русской литературы типу социально-психологического романа. Очевидно, что если концептуально исторический роман ставит перед собой задачу осмысления причинно-следственных связей исторического процесса, а мистико-фантастический роман демонстрирует власть темной, подсознательной части жизни и провозглашает бессилие Разума, то социально-психологический роман ставит своей задачей детерминацию личностного начала в человеке. Сложность заключается в том, что эта детерминация имеет большое число вариантов, которые образуют разные воплощения, модификации5. Пушкин пробовал различные формы такого романа, "примеряя" возможности известных роман-

5 См. об этом подробнее: Абрамовских Е. В. Роман в движении // Русские романы: Энциклопедия словесности. Челябинск: Урал-1/ГО, 1999. С. 637-650.

ных модификаций, но наполняя их новым смыслом. Деление отрывков на группы представляется в этом случае несколько субъективным, но необходимым моментом. В основу классификации можно положить критерий доминирующего типа романной ситуации. Особую группу составят фрагменты, где стержнем сюжета является поведение "страстных" женских натур ("романы страстей"). Непредсказуемость поступков оказывается генератором сюжетных ходов. В то же время, очевидно, что настойчивое обращение Пушкина к образам "страстных" женских характеров обусловлено стремлением обнаружить мотивацию их поступков, за непредсказуемостью увидеть неизбежность и необходимость. Романная ситуация, создаваемая по этому типу, требует ограниченного числа персонажей, а также экспериментального сюжета, продиктованного незаурядностью героики. Действие такого романа должно разворачиваться "здесь и сейчас", без какой-либо дистанции; читатель оказывается свидетелем "на его глазах" происходящего действия. Это позволяет отнести данную романную модификацию к типу "романа-драмы" (противопоставленного, по мнению Бальзака, "роману-истории") и даже "романа-трагедии". Трагичность разворачивающегося сюжета также жестко предопределена и связана с ведущим типом конфликта такого романа - между пылкой и страстной натурой и "низкой" средой. Однако в пушкинском варианте этот конфликт осложняется внутренней нецельностью героинь, находящихся в противоречии со своим "вторым я". К этой группе можно отнести следующие отрывки: "Надинька", "Гости съезжались на дачу", "На углу маленькой площади", "Мы проводили вечер на даче", "Египетские ночи".

Другой тип романной сшуации возникает, когда в фокусе оказывается "кроткий" характер (тип Татьяны). Вариант такой романной модификации можно увидеть в отрывке "Марья Шонилг". А. Лежнев назвал этот набросок "первым образцом экспериментально-психологической повести"6.

Важнейшей романной модификацией (и одним из древнейших типов романа вообще) считается плутовской (шире - авантюрный) роман. Пушкин внимательно относился к образцам этого жанра. Его задачей было трансформировать саму доминагау жанра - перенести романное ядро не в сферу "нанизывания" неожиданных событий, авантюр, а в сферу детерминации главных действующих лиц. Возможности авантюрного романа позволяли Пушкину создать романное полотно, охватывающее различные сферы общественной жизни. Сложный баланс между социальной и психологической детерминацией создавал необходимое напряжение, обеспечивающее стройность возможных и реализованных романных систем. К этому типу можно

' Лежнев А. Проза Пушкина. М.: Худож. лит., 1966. С. 197.

условно отнести такие произведения, как "Дубровский", "Роман на Кавказских водах", "Карты, продан", "Русский Пелам".

В таких фрагментах, как "Записки молодого человека", "Часто думал я", "Криспин приезжает в губернию", "Les deux danseuses" Пушкин пробует форму нравоописательного (обличительного) романа. Другое "ответвление" социально-психологического романа - роман "автобиографический". Сюда можно отнести "Отрывок" н "Участь моя решена".

Наконец, эпистолярный роман - "Роман в письмах". По мнению Г. О. Винокура, текст вырос из собственной переписки Пушкина7, также Пушкин обращался н х литературным образцам8.

Таким образом, актуализируя романные формы, казалось бы, безнадежно устаревшие и осмеянные новым временем, Пушкин стремится не потерять опыт былых эпох, разных литератур. Демонстрируя, сколько возможностей таит в себе "роман на старый лад", Пушкин оказался новатором именно в области жанровых романных модификаций.

В третьей главе, "Восприятие незавершенной прозы Пушкина в XIX веке", осуществляется анализ восприятия незавершенной прозы Пушкина "интеллектуальной элитой" XIX века - критиками (первый параграф) и писателями (второй параграф и далее). Первый параграф ("Восприятие незавершенной прозы Пушкина в критике XIX века") дает представление о месте незавершенной прозы Пушкина в критических статьях В. Г. Белинского, Д. И. Писарева, Н. А. Добролюбова, H. Н. Страхова, Н. Г. Чернышевского, M. Н. Каткова,, А. А. Григорьева, П. В. Анненкова и др.

В критике разных направлений и эстетических платформ наметилось единодушие по вопросу о пушкинской прозе. Признавая достоинства отдельных прозаических произведений, критики в целом не видят та глубины и не могут осознать реальную значимость пушкинской прозы в истории русской литературы. Отдельные "прорывы" критиков к постижению истинной глубины незавершенной прозы (В. Г. Белинский, А. А. Григорьев, П. В.Анненков и др.) "тонут" в общей "идеологической борьбе". Важным представляется тот факт, что в это же время писатели активно включают пушкинскую прозу и в частности, незавершенную прозу Пушкина, в свои творческие лаборатории. Упрямое нежелание критики считаться с этими параллелями можно усмотреть в ее общем "идеологическом" характере (не исключая и "артистического" направления); ее стремлении акцентировать

7 Винокур Г. О. Пупткнн-прозаик // Винокур Г. О. Культура жшка. Очерки лингвистической технологии. М.: Работник просвещения, 1925. С. 179-188.

* Вольперт Л. И. Пушкин и Шодерло де Лакло: На пут к "Роману в письмах" // Пушкинский сборник. Псков, 1972. С. 84-114 (Учей. зап. / Лснингр. Гос. пед. ин-тим. А. И. Герцена: Т. 483); Шкловский В. Б. За и против: Заметки о Достоевском. М: Сое. писатель, 1957. С. 28.

внимание на произведениях "первого" ряда, где очевидны мировоззренческие установки автора. Незавершенная проза, сама суть которой не допускает единых "замкнутых" оценок, оказывалась неудобной, "лишней" частью наследия Пушкина, мешающей критикам подтверждать свои взгляды.

Для писателей, в отличие от критиков, незавершенные тексты Пушкина оказались интересны не в меньшей степени, чем его завершенная проза. Психология писательского сознания определяет специфическое "цеховое" видение творческого мира "собрата по перу". В штрихах и набросках Пушкина писатели обнаруживали пружины и импульсы к собственному творчеству. Соблазн продолжения или самостоятельного решения именно пушкинских незавершенных отрывков оказывался тем большим, чем быстрее в русском обществе утверждался статус Пушкина как великого национального Поэта. Так возникла оппозиция между отношением к незавершенной прозе критиков и писателей.

Второй параграф ("Проблема ученичества русских писателей по отнотепшо к Пушкину") раскрывает особенности общего восприятия творчества Пушкина, в частности незавершенной прозы, русскими писателями XIX века. Можно выделить два главных варианта такого отношения: признание зависимости и ученичества и творческий интерес.

Для Гоголя, Тургенева и Гончарова Пушкин был безусловным ориентиром; они осознавали, что это их "личное" пристрастие. Каждый из этих писателей оказывался в ситуации отстаивания "права на учителя" - ведь им приходилось говорить о своем ученичестве у Пушкина в периоды забвешш имени поэта (Гоголь), или в моменты нигилистического к нему отношения (Тургенев, Гончаров), или во время "покаяния" интеллигенции (Чехов). Пушкин превращается в обязательный элемент русской литературы.

Упомянутые нами писатели первого ряда открыто признавали себя учениками Пушкина. Эта тенденция - "не стесняясь" говорить о своей "вторич-ности" по отношению к Пушкину - показательна. Факт повышенного интереса большинства писателей этого типа к "анненковскому" изданию подтверждает мысль о том, что для них слово Пушкина, в том числе и незавершенное слово, оказывалось бесценным даром, особым миром, на который они глядели глазами творческих людей, видели в этих набросках прообразы новых творений, стремились развернуть "спрятанное" содержание в соответствии со своими эстетическими принципами и стилем.

В "документальной" части наследия другой группы реципиентов - Лермонтова, Лескова, Салтыкова-Щедрина - мы не обнаруживаем прямых указаний на важность дал их художественных систем творчества Пушкина (тем более незавершенной прозы). Однако "подчиненный" характер ряда их произведений оказывается косвенный свидетельством факта этой важ-

ности. Очевидно, что отсутствие прямых указаний на признание факта ученичества в "документальной" части наследия крупных писателей XIX века не является основанием для предположений о "внепушкинском" пути развития русской литературы. В каждом конкретном случае можно найти особое объяснение "непризнания". Например, для представителей демократического лагеря 1860-х годов такой причиной стало "апологстированне" Пушкина их противниками. Пушкин переставал быть "творческим миром" и превращался в политический ярлык. Естественно, это было достаточным основанием для "умолчаний". Главными объектами в полемике становились пушкинские стихотворения о назначении поэта и поэзии. Пушкинская проза оказывается на периферии общих рассуждений. Но характерно, что незавершенная проза, тем не менее, интересна для таких писателей, как, например, Салтыков-Щедрин, в той же мерс, что и для писателей первой условно выделенной нами группы. Однако в русской литературе можно найти случаи "сложного", непоследовательного признания пушкинского наставничества. Таковы факты, связанные с именем Л. Н. Толстого.

Третий параграф ("Актуализация незавершенной прозы в русской литературе XIX века") посвящен поименному разбору восприятия незавершенной прозы Пушкнна писателями "первого ряда" русской литературы XIX века и анализу общего места незавершенной прозы в даторико-литературном процессе.

Сложность определения "чистого" влияния незавершенной прозы Пушкнна на историко-литературный процесс, как уже отмечалось, связана и с "затмеванием" этой части наследия Пушкина его завершенными произведениями, бесспорно, оказавшимися центральными ориентирами в русской литературе. Историческое повествование, намечаемое в "Арапе" и "Планах повести о стрельце", не так актуально, как принцип историзма в "Капитанской дочке"; мистические мотивы "Влюбленного беса", несомненно, перекрываются "Пиковой дамой"; "История села Горюхина" оказывается в тени "Повестей Белкина" и т. п. Однако нельзя утверждать, что незавершенная проза Пушкина в основной своей части - это подступы к его реализованным замыслам. Можно обнаружить ряд конкретных текстовых перекличек, которые в одних случаях могут рассматриваться как прямые заимствования, в других - как типологически близкие:

Название иушкинскоги отрывка Сюжет, образ, тема Типологические н генетические соответствия, отмеченные литературоведением XX века

«Надншкг» Карточная игра; обра! «иифер-налывшы» «Игрок», «Идаот» Достоевского

«Карта, продаж» Не поддается адекватной нк-терпретацнн

«Влюбленный бес» («Уединенный домни на Васильевском») «Демонический» герой, мистический сюжет «ЛГтосс» Лермонтова, «Портрет», «Страшная месть» Гоголя, «31сснь торжествующей любви» Турх^енева; «Хозяйка» Достоевского

«Арап Петра Великого», «Планы повести о стрельце» Историческая эпоха глазами частого человека «Война и мир» Толстого, «Князь Серебряный» А. Толстого

«Вначале 1812 года» Ситуация «накануне» исторического события: поместный бит; «городничий» «Война и мир» Толстого; «Ревизор» Гоголя

«Роман в письмах» Светский быт; помеезная жизнь; путь к самопознанию «Переписка», «Рудин» Тургенева; «Война и мир» Толстого; «Записки из подполья», «Идиот» Достоевского

«Гости съезжались на дачу»; «11а углу маленькой площади» Светское общество; «страстный» женский характер; пресыщенный dandy; измена мужу «Княгиня Литовская» Лермонтова; «Анна Каренина», «Война и мир» Толстого; «Ася», «Вешние поды», «Первая любовь» Тургенева; «Рассказ неизвестного человека», «Дама с собачкой» Чехова

«История села Горюхкга» Изображение российского менталитета через бит глухой провинции; тип повествователя-«простака» «История одного города», «Пошехонская старина», «Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина; «Обломов»; «Обыкновенная история»; «Обрив» Гончарова; «Отрывок» Чехова; «Кому на Руся жить хороню» Некрасова

«Отрывок» Художник й общество «Портрет» Гоголя

«Записки молодого человека» Сентиментальное путешествие «Мертвые душк» Гоголя

«Участь моя решена» «Переход» в новую жкзнь (сватовство) «Анна Каренина»; «Крейцерова соната» Толстого

«П. избирает себе в наперсники» «Городской сумасшедший» «Записки сумасшедшего», «Невский проспект» Гоголя, «Господин Прохарчин», «Слабое сердце» Достоевского

«Рослаклев» «Страстная» женская натура; Народная война «Война и мир» Толстого; «Накануне» Тургенева; «Что делать?» Чернышевского; «Братья Карамазовы» Достоевского

«Роман на Кавказских водах» «Водяное общество»; герой -романтический .злодей «Герой нашего времени» Лермонтова

«Дубровский» Самодур-тирал; «благородный разбойник»; «Татьяна», «освободительная борьба» «Вадим» Лермонтова; <Мертвые души» Гоголя; «Дворянское гнездо», «Записки охотника» Тургенева, «Господа Гшювлевы» Салтыкова-Щедрина, «Село Сте-пакчиково и его обитатели», «Унижедные и оскорбленные» Достоевского, «Сороха-воровкд», «Кто виноват» Герцем

«Часто думал я» Адюльтер; «преступные» роды «Анна Каренина» Толстого, «Бесы» Достоевского

«Русский Папам» «Случайное семейство», повествователь вспоминает свою жизнь, светский быт, жизнь низов «Петербургские трущобы» Крестовского, «Подросток», «Идиот», «Братья Карамазовы» Достоевского, «Детство» Толстого

«Криспии пристает в губернию» Быт провинции; герой-«го1ут», сватовство за губернаторскую дочку (Мертвые души» и «Ревизор» Гоголя

«Les deux danseuses» Жизнь театральной богемы; искусство как ремесло «Портрет» Гоголя: «Господа Головлевы» Салтыкоы-Щеррииа; «театральные» пьесы Островского

«Повеете нз римской: жизни» Искусство н власть; «идеологическое» самоубийство «Бесы» Достоевского

«Мы проводили вечер на даче», «Египетские ночи» «Страстный» женский характер; искусство и власть; художники общество «Братья Карамазовы», «Идиот» «Хозяйка». «Белые ночи» Достоевского; «Альберт» Толстого, «Тамара» Лермонтова, «Студент» Чехова, «Клара Мнлич», «Песнь торжествующей любви» Тургенева

«В 179* году возвращался: л» Провинциальный Сиг, любовь к замужней женщине «Кто виноват?» Герцена; «Что делап?» Чернышевского; «О любви» Чехова

«Марья Шонинго Жизнь социальных низов «Униженные к оскорбленные»; «Неточка Незванова» Достоевского

Большое число таких соответствий свидетельствует прежде всего о том, что Пушкин предугадал ряд важнейших "ходов" русской литературы в плане самой поэтики - сюжетов, образов. Незавершенная проза оказалась не только (и не столько) его собственной лабораторией, сколько лабораторией будущего русского литературного процесса. "Пробуя" различные сюжетные "ходы" и образы, Пушкин обращался к всевозможным жанровым моделям. Гибкость жанровых форм была необходима ему для создания множества

романных ситуаций, представляющих собой в каждом случае уникальное "поле деятельности" "героев времени".

Очевидно, что многие темы повторяются; вполне возможно выделение ряда наиболее "активных" из них. Говоря об ассимиляции пушкинской незавершенной прозы, мы имеем в виду ее фактическое "растворение" в литературном пространстве. Здесь даже не важны хронологические факты публикации незавершенных отрывков - важно, что Пушкин намечал главные тематические и сюжетные линии русской литературы, а также целые романные концепции. В ряде таких сопоставлений можно усмотреть и прямое влияние пушкинских отрывков на творческое сознание писателей-потомков.

Этой стороне проблемы посвящены следующие три параграфа, которые содержат конкретный анализ рецепции незавершенных отрывков Гоголем, Салтыковым-Щедриным и Толстым. Это те писатели, которые предприняли попытку "развития" незавершенного пушкинского замысла до цельного завершенного текста. В остальных многочисленных случаях мы имеем дело с отдельными заимствованиями, перекличками и аллюзиями.

В параграфе четвергом, "Воплощепис пушкинских замыслов (Гоголь)", прослеживаются механизмы возможной рецепции пушкинского замысла "Криспин приезжает в губернию" автором "Ревизора" и "Мертвых душ". Основные исследования по этой проблеме (Г. А. Гуковского, Ю. В. Манна, В. Э. Вацуро, Г. П. Макогоненко, Э. В. Войголовсхой и др.) выдвигают различные толкования, которые сводятся к главной позиции: определению степени самостоятельности Гоголя как творца своих главных произведений. Мнение исследователей сводится к тому, что Пушкин послужил лишь генератором самой общей идеи, которая была Гоголем развернута в гениальных сюжетах. В то же время метод рецептивного анализа позволяет предположить, что Гоголь разворачивает из "Криспина" и сюжет "Ревизора", и сюжет "Мертвых душ". В процессе рецепции пушкинского замысла Гоголем можно выделить несколько этапов. На уровне актуализации дня Гоголя оказывается важной сюжетная схема: некто приезжает в условный город N>1, у Пушкина - на "ярмонку" (символ, модель России) и его принимают за другого; он пользуется выгодами такого положения. В двух строках пушкинского замысла для "творческого читателя" Гоголя содержится канва "национального сюжета". Тип главного героя прогнозируется именами плута (Криспин - Чичиков) и вруна (Свиньин - Хлестаков). "Ярмонка" оказывается условным вариантом Города, где все покупается и продается (в "Ревизоре" - честь, совесть, собственное достоинство, добродетели, не случайно главным символическим актом становится взяточниче-

ство; в "Мертвых душах" - объектом купли-продажи становится Душа). В пушкинском наброске героя принимают за "атЬаБэаскиг'а" (т. е. "посланника", по версии Б. Томашевского, расшифровавшего таким образом неясное написание). Даже если версия Томашевского не верна, важен сам факт "принятия за другого". Здесь нет подчеркивания плутовского характера сюжетной линии. "Обстоятельственный ряд" у Пушкина представляет "честного дурака" губернатора и "кокетничающую" губернаторшу. Этим объясняется возможность обмана. Для Гоголя обстоятельство "принятия за другого" оказывается ключевым в обоих текстах. При этом и "врун" Хлеста-ков-Свиньин, и "плут" Чичиков-Криспин не готовы и не ожидают такого поворота событий. Чичиков, разумеется, более заинтересован в сокрытии своих истинных намерений, но никак не ожидает, что его примут за ревизора, похитителя и т. п. Как и в пушкинском наброске, герои Гоголя попадают в заданный "обстоятельственный ряд". "Честной дурак" и "кокетка" Пушкина оказываются для Гоголя прообразами "бытовых характеристик", которые развернутся у него в "грибоедовскую" галерею типов - как в "Ревизоре", так и в "Мертвых душах". Любовный сюжет в пушкинском тексте оказывается "вписан" в уже заданный ряд событий, то есть отступает на второй план, оказывается "логическим следствием". Это наблюдается и в текстах Гоголя. На этапе идентификации Гоголь разворачивает пушкинский сюжет линейно, подчиняя ему свой замысел, неслучайно ранняя, сохранившаяся редакция первой главы второго тома начинается с дальнейшего описания дороги и всего, что попадается на пути. Последний механизм рецепции. -это собственно рождение нового текста (конеппуирование смысла): "дорожного романа" ("Мертвые души") и "дорожной пьесы" ("Ревизор") с доминирующей чертой поэтики - сюжетом. Важно, что "Криспин" может быть "развернут" и "ло-хлестаковски", и "по-чичиковски". "Пустые места" пушкинского наброска позволяют восстанавливать "пропущенные звенья" различными способами. Виртуальный сюжст конкретизируется в соответствии с творческой задачей реципиента - Гоголя. Именно поэтому гоголевские попытки воплотить пушкинский сюжет оказались вполне "пушкинскими" (важно, что Пушкин никогда не возвращался к своему замыслу в связи с появлением "Ревизора"). Таким образом, мы можем усмотреть здесь действие одного из возможных механизмов восприятия пушкинской незавершенной прозы сознанием "творческих читателей" - стремление "развернуть" пушкинский замысел "по-пушкински", отгадать пушкинское "решение задачи", оказаться "достойным" наставника.

Пятый параграф третьей главы, ".Трансформация пушкинских незавершенных текстов (Салтыков-Щедрин)", содержит анализ возмож-

ной рецепции пушкинской "Истории села Горюхина" автором "Истории одного города".

Здесь можно усмотреть иной механизм ''усвоения" пушкинских незавершенных произведений - стремление "написать" пушкинское произведение на новом актуальном материале. Салтыков-Щедрин использует в "Ист ории одного города" "оболочку" "Истории села Горюхина" Пушкина. Речь идет о более сложном взаимодействии двух текстов, нежели простое заимствование формы. Сопоставление двух "Историй..." проделано в работах таких исследователей, как Л. Акулова и Ю. Грицай. Однако помимо текстовых перекличек, можно уверенно говорить о генетическом родстве, подтверждающемся на уровне рецептивных механизмов.

Очевидно, что Салтыков-Щедрин "начал с формы" - использовал само название и "конструктивный ярнкцшх" пушкинского произведения (простодушный "летописец" важно и бесхитростно рассказывает о судьбе ничтожного села (городишка), опираясь на "подлинные документы"). Однако в ходе создания произведения осуществилось действие механизма рецепции: пушкинский текст "втянул" "нового автора", подчинил его себе. От следования форме Салтыков-Щедрин переходит к следованию "духу и букве" пушкинского текста, и "История одного города" становится "Историей села Горюхина" "на новый лад".

Механизм восприятия пушкинского текста строится на близости тематики "Истории села Горюхина" основным проблемам, волновавшим Салтыкова-Щедрина. Будучи одним из самых "крестьянских" произведений Пушкина, "История села Горюхина" прямо ставила острейшие проблемы крепостной зависимости. Новым в литературе был не сам факт обращения к этим вопросам ("Путешествие из Петербурга в Москву" Радищева), а форма такого обращения. На смену пафос ному, гневному, обличительному тексту Радищева, полному сентиментальных восклицаний и эмоциональных выпадов, приходит ироничный, подчеркнуто пародийный текст, чье воздействие оказывается не менее потрясающим. Салтыков-Щедрин не мог в 60-е годы в прозе заговорить на языке Радищева. Иронический пафос "Истории села Горюхина" оказался магически притягательным. Произошла актуализация текста: основные смысловые "пуанты" пушкинской"Истории..." вызывают в творческом сознании Салтыкова-Щедрина определенные импульсы, генерирующие новый текст по "старому" образцу. Актуализация неизменно влечет за собой идентификацию - Салтыков-Щедрин "примеряет" "маску" Белкина. Характерно, что он не стал вводить опосредованный образ издателя, заменив его вполне "авторским" вступлением, да и впоследствии ведет повествование от своего лица, изредка приводя "буквальные цитаты" из "летописей".

Прямым доказательством "втягивания" Салтыкова-Щедрина в пушкинский текст можно считать криптоцетирование "Истории села Горюхина" в романе "Господа Голов левы". Усадьба Погорелки становится "эпицентром" смертей (само название усадьбы соотносится с названием села "Горю-хино"). Отзвуком былой жизни Горюхина является воспоминание о прежней жизни в Горюшкине: "А дыни, говорит, какие в Горюшкине росли! По 20 фунтов весу - вот какие дыни!". "Запустение", "уныние" оказываются лейтмотивными характеристиками повествования. Движение голсвлевской усадьбы от относительного благополучия в "баснословные времена" до полного разорения в настоящем времени оказывается повторением сюжетных пружин "Истории одного города" и соответственно "Истории села Горюхина".

Также показательным представляется повторение общей схемы "Истории села Горюхина" в последнем крупном произведении Салтыкова-Щедрина - романе "Пошехонская старина". Хотя по общему сюжету история Никанора Затрапезного гораздо ближе стоит к "Господам Головлевым", она удивительно напоминает именно "Историю села Горюхина". Никанор Затрапезный повторяет главные повествовательные находки Белкина. Повествование разбито на главы, названия которых вполне соотносимы с названиями частей пушкинской "хроники" ("Гнездо", "Воспитание нравственное", "День в помещичьей усадьбе", "Портретная галерея", "Помещичья среда" и др. соотносятся с "Баснословными временам^', "Старостой Трифоном"). Периодически воспоминания детства прерываются патетическими восклицаниями рассказчика: "Припомните: разве история не была многократно свидетельницей мрачных и жестоких эпох, когда общество, гонимое паникой, перестает верить в освежающую силу знания и ищет спасения в невежестве?". Рад конкретных перекличек двух текстов показывает, что главной задачей Салтыкова оказывается полемика с пушкинским произведением. Пошехонье (Ярославская губерния) и Горюхино (Псковская губерния) - "страны", описываемые "одновременно": Салтыков-Щедрин родился и воспитывался в этаком "Горюхине" - Заболотье - как раз в то время, когда об этом "крае" вздумал писать Белкин (1824 год - "повествовательное" время; 1826 - год рождения Салтыкова). В тексте "Пошехонской старины" акцент сделан на "спорных" моментах - Никанор Затрапезный выступает оппонентом Белкина. "Красота мужиков" белкинского повествования сменяется тщедушием и жалкостью пошехонских, целомудрие женщин Горюхина оборачивается безнравственностью в Заболотье, богатая рыбой, грибами, хлебом земля, описанная Белкиным, трансформируется в нищий болотный край у Затрапезного. "Полемика" повествователей тем более ощутима, что для Затрапезного Белкин предстает вполне реальным ориен-

тиром и объектом возражений. Салтыков-Щедрин как будто не обращает внимания на "снятый" характер повествования - Белкин не равен Пушкину, однако Затрапезный в значительно большей степени близок Салтыкову-Щедрину. Очевидно, насколько в творческом сознании Салтыкова-Щедрина пушкинский текст оказался парадигматичным. Это проявляется на следующих уровнях заимствований, выделяемых 3. Г. Минц': атрибуты (образы - "коллективный" портрет обывателей и тип безжалостного правителя, многократно варьируемый в его повествовании) и предикаты (действия героев - их размеренный, регламентированный вековыми устоями быт и потрясение этого мира вторжением "управляющего"). Однако Салтыков-Щедрин трансформирует и саму "мифему" текста (воспроизведенный в свернутом виде чужой сюжет в целом), применяя ее к современной ему действительности; поэтому, приступая к автобиографическому повествованию, он оказывается во власти "Истории села Горюхина".

Шестой параграф, "Продолжение пушкинских фрагментов (Толстой)", содержит анализ "Анны Карениной" Толстого в связи с пушкинскими замыслами "Гости съезжались на дачу", "На углу маленькой площади" и "Участь моя решена".

В данном случае внешним стимулом к реализации творческого замысла послужил текст Пушкина. Об этом и говорится в неотправленном письме Толстого к Н. Н. Страхову от 25 марта 1873 года: "Я как-то после работы взял этот том Пушкина и, как всегда (кажется седьмой раз) перечел всего, не в силах оторваться, и как будто вновь читал. (...) И там есть отрывок "Гости собирались на дачу". Я невольно, нечаянно, сам не зная зачем и что будет, задумал лица и события, стал продолжать, потом, разумеется, изменил, и вдруг завязалось гак красиво и круто, что вышел роман, который я нынче кончил начерно, роман очень живой, горячий и законченный, которым я очень доволен и который будет готов, если бог даст здоровья, через две недели и который ничего общего не имеет со всем тем, над чем я бился целый год". В данном случае мемуарный источник становится реальным подтверждением процесса актуализации замысла, то есть художник видит в конкретном тексте подтверждение своим мыслям, идеям, развитие своих образов.

Этапом идентификации в восприятии отрывка можно считать время создания того самого чернового фрагмента, о котором Толстой говорит Н. Страхову и в следующем письме от 11 мая 1873 года: "...Я пишу роман, не имеющий ничего общего с Петром I. Питу уже больше месяца и начерно кончил. Роман этот - именно роман, первый в моей жизни, очень взял меня

' Минц 3. Г. Функции реминисценций в поэтике А. Епока//Учен. зап. Тартуского ун-та. Труды но знаковым системам. Тарту, 1973. С. 388-417.

за душу, я им увлечен весь, и, несмотря на то, философские вопросы нынешнюю весну сильно занимают меня. В письме, которое я не послал вам, я писал об этом романе и о том, как он пришел мне невольно и благодаря божественному Пушкину, которого я случайно взял в руки и с новым восторгом перечел всего". Толстой объясняет для себя Пушкина. В это время он создает планы и заметки к роману. Одной из первых редакций явилась рукопись под названием "Молодец-баба". В этом наброске мы видим явную зависимость толстовского варианта от пушкинского. На сюжетно-композн-ционном уровне Толстой дублирует строение пушкинского отрывка, так что на уровне сюжета (или предикации) в первоначальных набросках наблюдается идентификация толстовского замысла с пушкинским текстом.

С наброска "Два романа" вступает в действие следующий этап рецепции пушкинского отрывка - констигуирование смысла (можно сказать, "сведение круга", используя определение самого Л. Н. Толстого). "Сведенный" текст романа (любопытна установка Толстого на принципиальную завершенность текста, в отличие от открытых финалов Пушкина) создает ощущение неожиданной переломности, усложненности в состоянии героев, чего не было в черновых вариантах. Логика характера требует и определенной логики развития сюжета. В окончательном тексте романа сцена "Гости съезжались" была перемещена Толстым в центр произведения, однако он ее не уничтожает. На место пушкинской лаконичности приходит романная обстоятельность другого художника, где эта сцена подготовлена ходом предшествующего повествования. Случилось то, что могло случиться с героями Пушкина, по мнению Толстого. Сюжетные линии бесконечны и тесно переплетаются в романе.

В отличие от Салтыкова-Щедрина, демонстрирующего сходную модель рецепции, Толстой не трансформирует мифему, но развивает ее, продолжая пушкинский незавершенный текст. Если Салтыков-Щедрин берет за основу своего произведения один, достаточно подробно разработанный Пушкиным сюжет, то Толстой обращается к "калейдоскопу" отдельных фрагментов, связанных общей темой - сюжетом "вызова светскому обществу". Ре-цепционная деятельность Толстого, таким образом, связана с процессом синтеза актуализируемых в его сознании текстов.

Эти наблюдения подтверждаются и при сопоставлении линии Левина с пушкинским отрывком "Участь моя решена", который по своему эмоциональному тону и парадоксальности психологического состояния героя коррелирует с образом "счастливца" Левина. Параллельность этих сюжетов не может быть подтверждена однозначно как "прямое заимствование". Однако сам факт пристального внимания Толстого к прозаическим опытам Пушкина, в том числе незавершенным отрывкам, позволяет сделать выводы об

актуальности для Толстого и этого фрагмента, его "внедренности" в творческое сознание писателя. Механизм рецепции, который мы можем здесь наблюдать, оказывается вариантом "вхождения в чужую мысль". Однако в отличие от случая с Гоголем здесь наблюдается иная схема действия этого "вхождения". Толстой отталкивается от пушкинского сюжета, не стремясь стать бережным продолжателем пушкинского слова, а разворачивая этот фрагмент по-своему. Здесь наблюдается некий синтез механизмов рецепции незавершенных пушкинских текстов, выявленных в рецептивных реакциях Гоголя и Са.тгыкова-Щедринп. "Попадание" Толстого в мир пушкинских героев и ситуаций ("завязалось так красиво и круто") становится вариантом его авторской интенции, Пушкин выступает здесь в качестве "генератора" идеи, которая облекается в плоть "по-толстовски". Стремление не столько продолжить, сколько "вписать" в длинный причинно-следственный ряд пушкинские наброски, уничтожить их дискретность и синтезировать единый текст вполне отвечает главным мировоззренческим позициям Толстого.

В заключении сделаны общие выводы и намечены дальнейшие пути изучения темы. Процесс "вхождения' незавершенной прозы Пушкина в общелитературное пространство, как мы уже отмечали, обеспечивался двумя главными группами реципиентов - профессиональными критиками и писателями. Критики "отодвинули" незавершенную прозу в сторону как слишком "многозначную", мешающую им подтверждать собственные мировоззренческие установки о пушкинском творчестве. Писатели, напротив, активно включились в процесс творческого освоения этой части наследия Пушкина. Предпринятое нами исследование подводит к выводу о глубоком внутреннем потенциале незавершенной прозы Пушкина, о возможности дальнейшего разворачивания и воплощения его в русской литературе. Незавершенная проза Пушкина оказалась типологическим провозвестником основных тем, идей, образов, романных модификаций гослепушкинской литературы. Для писателей пушкинские незавершенные отрывки и наброски стали своеобразной школой сюжетов, образов, художественного мастерства. В пушкинских сюжетах они видели творческие идеи, которые готовы были воплощать в своих произведениях. Рецепция шла по пути от прямого и "открытого" заимствования, бережного отношения к возможному пушкинскому ходу реализации замысла через "скрытое" подражание, заимствование, разворачиваемое на новом историческом материале, к стремлению включить пушкинский замысел в собственный художественный мир как органическую его часть, использовать пушкинские незавершенные тексты в качестве генеративной основы собственного творческого процесса. Этот

ход ассимиляции пушкинской незавершенной прозы в XIX веке представляется исторически последовательным и логичным.

Очевидно, что актуальным становится решение вопроса об эволюции незавершенной прозы Пушкина в литературе фактически завершившегося XX века. )

СПИСОК ПУБЛИКАЦИЙ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИОННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

1. К вопросу о рецепции незавершенной прозы Пушкина "идеальными читателями" // Проблемы изучения литературы. Сб. науч. тр. ЧслГУ. Вып. 1, 1999 г. С. 15-22.

2. Механизмы рецеппдк незавершенной прозы А. С. Пушкина // Два века с Пушкиным. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. 17-18 февр. 1999. В2-хчастях. Оренбург:Изд-во ОГПУ, 1999. Ч. 1. С. 133-144.

3. Незавершенная проза Пушкина // Вестник Челябинского университета. Филология. Сер. 2. 1999. № 1. С. 54-69.

4. Минц 3. Г. Функции реминисценций в поэтике А. Блока // Учен. зап. Тартуского ун-та. Труды по знаковым системам. Тар ту, 1973. С. 388-417,Рецепция пушкинского замысла "Криспин приезжает в губернию..." Н. В. Гоголем // А. С. Пушкин и культура. Тезисы международной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения. Самара, 1999. С. 3-4.

5. Рецепция художественного текста: "Египетские ночи" в движении эпох // Graduate Essays on Slavic Languages and Literatures: Пушкинский сборник. University of Pittsburgh. Department of Slavic Languages and Literatures / Ed. Ъу M. Altschuller, M. Brewer. 1999. Vol. 11-12. P. 8-17.

6. Роман в движении// Русские романы: Энциклопедия словесности. Челябинск: Урал-LTD, 1999. С. 637-650.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Абрамовских, Елена Валерьевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ПОНЯТИЕ РЕЦЕПЦИИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО

ТЕКСТА КАК ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА.

§ 1. Основные положения теории рецепции.

§2. Методология исследования художественной рецепции.

ГЛАВА 2. НЕЗАВЕРШЕННАЯ ПРОЗА ПУШКИНА КАК

СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ ЕГО НАСЛЕДИЯ.

§ 1. Проблема завершенности/незавершенности прозаических текстов Пушкина.

§ 2. Типология незавершенной прозы Пушкина.

ГЛАВА 3. ВОСПРИЯТИЕ НЕЗАВЕРШЕННОЙ ПРОЗЫ ПУШКИНА

В XIX ВЕКЕ.

§ 1. Восприятие незавершенной прозы Пушкина в критике XIX века.

§ 2. Проблема «ученичества» русских писателей по отношению к

Пушкину.

§ 3. Актуализация незавершенной прозы Пушкина в русской литературе XIX века.

§ 4. Воплощение пушкинских замыслов (Гоголь).

§ 5. Трансформация пушкинских незавершенных текстов

Салтыков-Щедрин).

§ 6. Продолжение пушкинских фрагментов (Толстой).

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Абрамовских, Елена Валерьевна

Актуальность работы. Юбилейные пушкинские торжества особенно отчетливо продемонстрировали уникальность места Пушкина в отечественной культуре. Общеизвестно, что его творчество явилось «пророчеством и указанием» (Ф. М. Достоевский) русской литературы. Именно поэтому представляется актуальным исследование незавершенной прозы Пушкина (как наименее изученной части его наследия) с точки зрения ее влияния на ход и развитие литературного процесса страны.

В исследовании предпринята попытка рассмотреть эту часть творчества Пушкина как источник дальнейшего развития литературы, как генератор ее тем, сюжетов, типов героев. Тем самым намечается возможность преодоления определенных научных тупиков, связанных с усиливающимся в последнее время эзотеризмом пушкиноведения, с одной стороны, и ростом числа «околопушкинских» субъективных работ - с другой.

Объектом исследования является незавершенная проза Пушкина, которой до сих пор не посвящено ни одной обстоятельной монографии. В данном исследовании впервые осуществляется полный обзор имеющихся на сегодняшний день сведений о незавершенной прозе Пушкина.

Предмет исследования - рецепция незавершенной прозы Пушкина в сознании интеллектуальной элиты XIX века.

Цель работы: выявление закономерностей исторического функционирования данной части творческого наследия Пушкина как генеративного ядра русской литературы.

Цель определяет следующие задачи:

1. выработать методологические принципы изучения восприятия незавершенной прозы Пушкина на основе теории рецепции;

2. осуществить обзор существующих подходов к изучению незавершенной прозы Пушкина для выявления основных вариантов интерпретаций;

3. описать типологию содержания незавершенной прозы Пушкина с точки зрения «романизации жанров»;

4. рассмотреть рецепцию этой типологии в критике и литературе XIX века;

5. выявить реальное место незавершенной прозы Пушкина в истории русской литературы XIX века.

Методология работы опирается на принципы историко-функционального метода (изучение восприятия произведения в разные эпохи и с разных точек зрения). Однако историко-функциональный метод в том виде, как он сложился в отечественной литературоведческой практике, нуждается в определенной корректировке, связанной с наличием в мировом литературоведении сходных, но во многом отличных методов, важнейший из которых -рецептивная эстетика. Использование достижений обоих этих подходов позволяет выработать оригинальную методологию исследования предмета: анализу подвергаются факты восприятия незавершенной прозы Пушкина в их эволюции от 20-х годов до конца XIX века, что дает возможность объективно оценить место этой части наследия Пушкина в развитии русской литературы.

Научная новизна работы:

- доказано, что незавершенная проза Пушкина выражает перспективные «силовые линии» развития русской прозы (особенно романа) XIX века;

- показано, что эта часть наследия Пушкина является постоянно используемым арсеналом словесного искусства в России;

- представлен обзор существующих сведений о незавершенной прозе Пушкина;

- дан сквозной анализ ее содержания;

- прослежена эволюция восприятия крупной части наследия Пушкина в течение XIX века.

Практическая значимость работы: материалы данного исследования могут быть использованы при подготовке справочных и энциклопедических изданий по творчеству Пушкина; исследование может стать основой спецкурсов в рамках программ высших учебных заведений.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Незавершенная проза Пушкина (как коррелят его творчества в целом) явилась для русской литературы эволюционно неисчерпаемым источником тем и сюжетов (генетический аспект).

2. В незавершенной прозе Пушкина предугаданы основные ходы литературной мысли XIX века (типологический аспект).

3. В восприятии незавершенной прозы Пушкина двумя важнейшими группами читателей (интеллектуальной элитой) выявилась оппозиция: критики (в целом не заметившие этой части наследия Пушкина) - писатели (развернувшие «пружины» незавершенной прозы в своих произведениях).

4. Интеграция пушкинской незавершенной прозы в литературный процесс сопровождалась отталкиванием писателей от Пушкина, стремлением «преодолеть» его и найти свой оригинальный путь.

5. Типологическая универсальность незавершенной прозы Пушкина определила формирование культурной «матрицы», способной вместить в себя любые художественные миры.

Структура работы: текст диссертации состоит из введения, трех глав, заключения, примечаний и списка использованной литературы, включающего 3 09 наименований. Глава первая, «Понятие рецепции художественного текста как литературоведческая проблема», посвящена выработке методологии исследования на основе изучения существующих теоретических подходов к проблеме рецепции. Данная глава состоит из двух параграфов: «Основные положения теории рецепции» и «Методология исследования художественной рецепции». В первом параграфе проанализированы возможности историко-функционального метода, герменевтики, рецептивной эстетики как основы исследования данной проблемы. Во втором параграфе излагается описание рабочей методологии исследования, формулируются ее основные принципы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Рецепция незавершенной прозы А. С. Пушкина в русской литературе XIX века"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В настоящем исследовании предпринята попытка описать процесс восприятия незавершенной прозы Пушкина в русской литературе XIX века и выявить механизмы этого восприятия.

В ходе исследования были решены основные задачи, определяемые целью работы.

На основе знакомства с рядом фундаментальных трудов по теории рецепции были выработаны методологические принципы изучения восприятия незавершенной прозы Пушкина. Эта сфера в настоящее время оказывается невостребованной в литературоведении. Внимание не к самим пушкинским текстам как таковым, а к их «интеграции» в литературный процесс представляется достаточно актуальным. Вот почему в нашем исследовании вопрос о теории рецепции занял достаточно большое место. В процессе освоения трудов по данной проблеме мы пришли к выводам о необходимости выявления специфических механизмов рецепции, которые объяснят характер восприятия незавершенной прозы Пушкина в литературе XIX века. В то же время было установлено, что среди всех читательских групп как возможных объектов изучения характера восприятия есть смысл остановиться на двух, представляющих категорию так называемых творческих читателей - профессиональных критиков и писателей. Описание воззрений этих категорий читателей на незавершенную прозу Пушкина также стало предметом специального рассмотрения в работе. В ходе этого рассмотрения выяснилось, что первая группа -профессиональных критиков - за некоторыми исключениями оказалась неспособна увидеть реальное значение незавершенной прозы Пушкина для русской литературы и отказала этой части наследия Пушкина в статусе эстетической ценности. Как показывает анализ основных критических выступлений, причина невнимания к незавершенной прозе Пушкина (и - шире - к прозе Пушкина вообще) кроется в глубинных принципах критической мысли в России XIX века, главный из которых - примат идеологии над эстетикой (не исключая «эстетических» направлений в критике, которые в эпоху активной журнальной борьбы тоже принимали выраженный идеологический оттенок). Поэтому отдельные замечания о потенциале пушкинских незавершенных прозаических произведений оказывались оттеснены на второй план этой борьбы.

Вторая группа «творческих читателей» оказалась в совершенно ином отношении к незавершенной прозе Пушкина. Для писателей публикация пушкинских незавершенных отрывков и набросков стала своеобразной школой сюжетов, образов, художественного мастерства. В пушкинских сюжетах они видели творческие идеи, которые готовы были воплощать в своих произведениях. Особенно наглядно различие рецептивных подходов критиков и писателей прослеживается на примере полемики М. Каткова и Ф. Достоевского по поводу «Египетских ночей».

Для того чтобы говорить о незавершенной прозе как части литературного процесса XIX века, нам пришлось обратиться к имеющимся в пушкиноведении сведениям об этой части его наследия. В работе осуществлен обзор существующих подходов к изучению незавершенной прозы Пушкина и выявлены основные варианты интерпретаций каждого незавершенного произведения. Этот материал способствовал в дальнейшем ходе работы выяснению характера интерпретаций пушкинских произведений в творческом сознании писателей. При этом выяснилось, что незавершенная проза Пушкина и на современном этапе развития пушкиноведения оказывается недостаточно изученной и изучаемой, что еще раз доказывает актуальность предпринятого исследования.

Чтобы уяснить реальное место незавершенной прозы Пушкина в литературном процессе XIX века, пришлось описать типологию ее содержания. Было установлено, что пушкинская незавершенная проза отражает такое явление в истории литературы, как «романизация жанров», когда любое прозаическое повествование «чревато» разворачиванием до романного пространства. Это связано с обращением Пушкина в его незавершенных фрагментах к крупномасштабным проблемам, провоцирующим возникновение романной ситуации и выдвижение на первый план романной проблематики.

Процесс «вхождения» незавершенной прозы Пушкина в общелитературное пространство, как мы уже отмечали, обеспечивался двумя главными группами реципиентов -профессиональными критиками и писателями. Критики «отодвинули» незавершенную прозу в сторону как слишком «многозначную», мешающую им подтверждать свои идеологические размышления о пушкинском творчестве. Писатели, напротив, активно включились в процесс творческого освоения этой части наследия Пушкина. Чтобы «увидеть» пушкинские незавершенные тексты в творчестве писателей «первого ряда» XIX века, нам пришлось обратиться к документальным материалам, подтверждающим их внимание к незавершенной прозе Пушкина. В результате работы с документальными источниками подтвердилось предположение о всеобщем «ученичестве» писателей послепушкинского периода у Пушкина, которое могло быть явным и скрытым. Обращение к самим произведениям русской литературы XIX века как «полю» интеграции пушкинских незавершенных произведений потребовало апелляции к «сторонней точке зрения», то есть к литературоведческому видению русской литературы XIX века как единого процесса. Точка зрения литературоведов (отличающаяся принципиально и от позиции критиков, и от позиции писателей) является в нашей работе не объектом изучения рецептивных механизмов (так как это сознание следующего века, выходящего за рамки нашего исследования), а именно «инструментарием» в выработке адекватного представления о «внедрении» пушкинской незавершенной прозы в «большую» литературу XIX века. Взгляд на литературу с позиций временной дистанции позволяет обнаружить принцип взаимоотражения произведений: когда влияние оказывается не хронологически-последовательным, а взаимообратимым. Другими словами, сквозь призму произведений русских писателей второй половины XIX века, обратившимися в своем творчестве к пушкинской незавершенной прозе как возможному источнику тем, образов, сюжетов, моделей, становится очевидна глубина смыслов самих этих незавершенных фрагментов, ускользающая от сознания при непосредственном обращении к этим фрагментам. Незавершенное произведение, включаясь в строй завершенных текстов, впитывает те смыслы, которыми наполняет их автор, обогащается ими. Читатель-литературовед («посредник») усматривает эти значения, актуализует их в своем сознании и делает частью своей интерпретации. Опираясь на исследования литературоведов и используя собственные наблюдения, мы пришли к выводу о том, что незавершенная проза Пушкина оказалась типологическим провозвестником основных тем, идей, образов послепушкинской литературы.

Механизмы рецепции незавершенных произведений Пушкина были прослежены на примере трех «творческих читателей» - Н.

Гоголя, М. Салтыкова-Щедрина и Л. Толстого. Это не «репрезантативная выборка», но исчерпывающий перечень писателей, кто предпринял попытку «развития» незавершенного пушкинского замысла до цельного завершенного текста. В остальных многочисленных случаях мы имеем дело с отдельными заимствованиями, перекличками и аллюзиями.

Рецепция шла по пути от прямого и «открытого» заимствования, попыток имитации, повторения, бережного отношения к возможному пушкинскому ходу реализации замысла (Гоголь) через скрытую имитацию, подражание, заимствование на новом историческом материале (Салтыков-Щедрин) к стремлению включить пушкинский замысел в собственный художественный мир как органическую его часть, использовать пушкинские незавершенные тексты в качестве генеративной основы собственного творческого процесса. Этот итог ассимиляции пушкинской незавершенной прозы в XIX веке представляется исторически последовательным и логичным.

Главные «методологические» проблемы, с которыми мы столкнулись во время исследования, связаны с практической сложностью: невозможно «отделить» незавершенную прозу Пушкина от его завершенной прозы, равно как и от его поэзии. Поэтому вопрос об ассимиляции незавершенной прозы оказывается всегда проблематичным в своем решении, возможные «ответы» на этот вопрос страдают некоторой гипотетичностью. Однако предпринятое нами исследование подводит к выводу о глубоком внутреннем потенциале этой части наследия Пушкина, о возможности дальнейшего разворачивания и воплощения его в русской литературе. Очевидно, что актуальным представляется

243 решение вопроса об эволюции незавершенной прозы Пушкина в литературе фактически завершившегося XX века.

Список научной литературыАбрамовских, Елена Валерьевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: В 16 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937-1949. Т. 17. Справочный. М.: АН СССР, 1959.

2. Абрамович С. Л. К вопросу о становлении повествовательной прозы Пушкина // Рус. лит. 1974. № 2. С. 54-73.

3. Абрамовских E. В. Роман в движении // Русские романы: Энциклопедия словесности. Челябинск: Урал-LTD, 1999. С. 637-650.

4. Акелькина Е. А. Пушкинская традиция повествования в «Записках из Мертвого дома» Ф. М. Достоевского // Проблемы литературных жанров. Материалы третьей науч. межвуз. конф. Томск, 1979. С. 4-7.

5. Акулова Е. А. Наблюдения над языком и стилем «Истории села Горюхина» А. С. Пушкина // Учен. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена. Каф. рус. яз. 1949. Т. 76. С. 203-210.

6. Алексеев М. П. К «Истории села Горюхина» // Пушкин: Ст. и материалы. Одесса, 1926. Вып. 2. С. 70-87.

7. Альтман М. С. Блудная дочь. Пушкин и Достоевский // Slavica. Praha. 1937. RocnikXIV. Sesit. 3. С. 405-415.

8. Альтшуллер М. Г. Эпоха Вальтера Скотта в России. СПб.: Гуманит. агентство «Академический проект», 1996.

9. Ю.Анненков П. В. Литературные воспоминания. М.: Правда, 1989.

10. П.Анненков П. В. Литературные проекты А. С. Пушкина. Планы: социального романа и фантастической драмы // Вестник Европы. 1881. №7. С. 29-60.

11. Анненков П. В. Материалы для биографии А. С. Пушкина. М.: Современник, 1984.

12. Ауэр А. П. «История села Горюхина» А. С. Пушкина и «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина // 27 Пушк. конф. К 150-летию Оренбургской поездки А. С. Пушкина. Тез. докл. Оренбург, 1983. С. 37-38.

13. Ахматова А. А. Неизданные заметки о Пушкине // Вопр. лит. 1970. № 1.С. 176-187.

14. Ахматова А. А. О Пушкине. М.: Книга, 1989.

15. Бабаев Э. Г. Из истории русского романа XIX века. Пушкин, Герцен, Толстой. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984. Ч. III.

16. Багдасарьянц Я. К. К истории текста «Египетских ночей» // Пушкин. Ст. и материалы / Под ред. М. П. Алексеева. Одесса, 1926. Вып. 2. С. 88-91.

17. Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. М.: Худож. лит., 1976-1984.

18. Белкин Д. И. Заметки о пушкинской трактовке национального и общечеловеческого в образе африканца Ибрагима Ганнибала // Литературные связи и традиции. Межвуз. сб. / Горьк. гос. ун-т. Горький, 1972. Вып. 3. С. 52-63.

19. Белкин Д. И. О российских источниках «Арапа Петра Великого» // Болдинские чтения. Горький, 1987. С. 222-238.

20. Белкина М. А. «Светская повесть» 30-х гг. и «Княгиня Лиговская» Лермонтова // Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова. Л.: Гослитиздат, 1941. С. 516-549.

21. Белькинд В. С. Художественная проза А. С. Пушкина. Повести и романы. Таллин, 1989.

22. Бем А. Л. Достоевский гениальный читатель // Вопр. лит. 1991. № 6. С. 76-93.

23. Бем А. Л. У истоков творчества Достоевского / Сб. ст. под ред. А. Л. Бема. Прага: Петрополис, 1936.

24. Благой Д. Д. Вступительная статья // Пушкин А. С. Повести покойного Ивана Петровича Белкина. М., 1936.

25. Благой Д. Д. Лермонтов и Пушкин // Жизнь и творчество Лермонтова. Исследования и материалы. М.: ОГИЗ, 1941. С. 356422.

26. Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина (1826-1830). М.: Сов. писатель, 1967.

27. Благой Д. От Пушкина до Горького // Благой Д. От Кантемира до наших дней. М.: Худож. лит., 1972. С. 100-242.

28. Бонди С. М. Новые страницы Пушкина. М.: Мир, 1931.

29. Бонди С. М. О Пушкине. Ст. и исследования. 2-е изд. М.: Худож. лит, 1983.

30. Бонецкая Н. К. «Образ автора» как эстетическая категория // Контекст: 1985. М.: Наука, 1986.

31. Борев Ю. Эстетика. М.: Политиздат, 1981.

32. Боровский Я. М. К тексту наброска «Участь моя решена.» // Временник Пушкинской комиссии, 1973. Л., 1975.

33. Бочаров С. Г. Поэтика Пушкина: Очерки. М.: Наука, 1974.

34. Брандис Л. В. Сотворчество // Художественное восприятие. Основные термины и понятия. Словарь-справочник. Тверь, 1991. С. 50-53.

35. Брентано // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 61.

36. Бродский Н. Л. Новое о Пушкине // Голос минувшего. 1913. № 4. С. 270-275.

37. Брюсов В. Я. «Египетские ночи» // Брюсов В. Я. Мой Пушкин. Ст., исслед., наблюдения. М.; Л.: ГИЗ, 1929. С. 107-118.

38. Брюсов В. Я. Неоконченные повести из русской жизни. // Пушкин. Сочинения: В 6 т. Т. 4. СПб.; Пг.: Брокгауз-Ефрон, 19071915 / Под ред. С. А. Венгерова. С. 264-270.

39. Вайль П., Генис А. Бремя маленького человека. Гоголь // Звезда. 1992. №3. С. 182-184.

40. Вайнштейн A. JL, Павлова В. П. К истории повести Пушкина «Гости съезжались на дачу.» // Временник Пушкинской комиссии, 1966. Л., 1969. С. 36-43.

41. Вальбе Б. «Египетские ночи» // Звезда. 1937. № 3. С. 143-157.

42. Вацуро В. Э. «Великий меланхолик» в «Путешествии из Москвы в Петербург» // Временник пушкинской комиссии. 1974. Л.: Наука, 1977. Вып. 12. С. 43-63.

43. Вацуро В. Три Клеопатры // Dissertationes Slavical. Материалы и сообщения по славяноведению. XXI. Szeged. 1995. С. 211-214.

44. Венгеров С. А. Горюхино, а не Горохино. Пушкин. СПб.: Изд-во Брокгауз-Ефрон, 1910. С. 226.

45. Викторович В. А. К поэтике сюжетного эксперимента. Пушкин и Достоевский //Болдинские чтения. Горький, 1981. С. 166-177.

46. Викторович В. А. Пушкинский мотив в «Идиоте» Ф. М. Достоевского//Болдинские чтения. Горький, 1980. С. 126-136.

47. Виноградов В. В. Стиль Пушкина. М.: Гослитиздат, 1941.

48. Виноградов В. В. Сюжет о влюбленном бесе в творчестве Пушкина и Тита Космократова «Уединенный домик на Васильевском» // Пушкин: Исследования и материалы. Л.: Наука, 1982. Т. 10. С. 121-147.

49. Винокур Г. О. Пушкин-прозаик // Винокур Г. О. Культура языка. Очерки лингвистической технологии. М.: Работник просвещения, 1925. С. 179-188.

50. Войтоловская Э. Л. Комедия Н. В. Гоголя «Ревизор». Комментарий. Л.: Просвещение, 1971.

51. Вольперт Л. И. Пушкин и Шодерло де Лакло: На пути к «Роману в письмах» // Пушкинский сборник. Псков, 1972. С. 84-114 (Учен, зап. / Ленингр. гос. пед. ин-т им. А. И. Герцена: Т. 483).

52. Вольперт Л. Тема безумия в прозе Пушкина и Стендаля // Болдинские чтения. Горький, 1985. С. 134-143.

53. Воспоминания Полевого. Неизданный Пушкин // Атеней. 1922. С. 369.

54. Вульф А. Н. Дневники. М., 1929.

55. Выготский Л. Психология искусства. М., 1965.

56. Габель М. О. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина // Научные записки Харьковского пед. ин-та. Т. 3. Харьков, 1949. С. 61-95.

57. Гадамер Г. Г. Актуальность прекрасного / Пер. с нем. М.: Искусство, 1991.

58. Гаджиев А. Д. О литературных откликах на «Путешествие в Арзрум» А. С. Пушкина // Изв. АН СССР. 1973. Сер. лит., яз. и иск. № 2. С. 18-23.

59. Гегель. Эстетика. М.,1970. Т. 1. С. 274.

60. Гедройц А. Пушкинские речи Тургенева и Достоевского (7 и 8 июня 1880 г.) // Записки рус. академ. гр. в США. Нью-Йорк, 1984. Т. 17. С. 253-260.

61. Гей Н. К. Проза Пушкина: Поэтика повествования. М.: Наука, 1989.

62. Гиппиус В. В. От Пушкина до Блока. М.; Л., 1966.

63. Гицкий В. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина. Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1941.

64. Гладкова Е. С. Прозаические наброски Пушкина из жизни «света» // Временник Пушкинской комиссии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. Кн. 6. С. 305-322.

65. Глухов В. И. О творческом замысле повести Пушкина «Рославлев» // Науч. докл. высшей школы. Филол. науки. 1962. № 1. С. 98-107.

66. Гоголь Н. В. Поли. собр. соч. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1938-1952.

67. Голлер Б. Пейзаж с фигурами на заднем плане // Вопр. лит. М., 1998. №3. С. 202-239.

68. Головина Т. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина. Литературные параллели. Учеб. пособие. Иваново, 1997.

69. Гончаров в воспоминаниях современников. Л.: Худож. лит., 1969.

70. Гончаров И. А. Собр. соч.: В 8 т. М.: Худож. лит., 1955.

71. Гончаров И. А. Соч.: В 4 т. М.: Правда, 1981.

72. Гончаров И. О Пушкине // Венок Пушкину. Сборник. М., 1974. С. 72.

73. Горная В. Из наблюдений над стилем романа «Анна Каренина»: О пушкинских традициях в романе // Толстой-художник: Сб. ст. М.: Изд-во АН СССР, 1961. С. 181-208.

74. Горячкина С. М. Е. Салтыков-Щедрин. Пособие для учителей ср. шк. М.: Учпедгиз, 1952.

75. Гребнева М. П. Поэтика демонической темы в русской литературе 10-30-х гг. XIX века. Жуковский Пушкин - Лермонтов. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Томск, 1995.

76. Грехнев В. А. «Пушкинское» у Гоголя (о символике «живого» и «мертвого» // Пушкин и другие. Новгород, 1997. С. 134-141.

77. Грицай Ю. Ф. «История села Горюхина» А. С. Пушкина -литературный прототип «Истории одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина // Вопросы русской литературы. Вып. 1(21). Львов, 1973. С. 19-26.

78. Гудзий Н. История писания и печатания «Анны Карениной» // Толстой Л. Н. Поли. собр. соч.: В 90 т. Т. 20. М.: Худож. лит., 1939. С. 577-644.

79. Гукасова А. Г. «История села Горюхина» Пушкина // Учен, записки Моск. гос. пед. ин-та им. В. И. Ленина. 1954. Т. 70. Каф. рус. лит. Вып. 4. С. 63-110.

80. Гуковский Г. А. «Дубровский» Пушкина // Э. Ф. Направник. Дубровский / Гос. акад. театр оперы и балета им. С. М. Кирова. Л., 1948. С. 5-16.

81. Гуковский Г. А. Об источнике «Рославлева» // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1939. Т. 4 / 5. С. 477-479.

82. Гуковский Г. А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М.: Гослитиздат, 1957.

83. Гуковский Г. А. Реализм Гоголя. М.; Л.: Худож. лит., 1959. С. 417.

84. Дарский Д. С. Доклады «Пиковая дама» Пушкина» и «Пушкин и Достоевский» // Пушкин: Сб. ст. / Под ред. Н. К. Пиксанова. М.: ГИЗ, 1924. С. 243-247.

85. Дебрецени П. Блудная дочь. Подход Пушкина к прозе. СПб.: Гуманит. агентство «Академический проект», 1996.

86. Дегтяревский И. М. Тургенев и Пушкин // Русская классическая литература. Учен, записки Моск. гос. пед. института им. В. П. Потемкина. Т. 107. Вып. 10. М., 1960. С. 57-83.

87. Денисова Э. И. Пушкинские цитаты и реминисценции в «Обыкновенной истории» И. А. Гончарова // Науч. докл. высш. школы. Филол. науки. 1990. № 2. С. 26-36.

88. Дильтей. //Философский энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1983. С. 167.

89. Дмитриева Н. Л. «Отрывок из неизвестных записок дамы» // Незавершенные произведения А. С. Пушкина. Материалы науч. конф. М.: Гос. Музей А. С. Пушкина, 1993. С. 44-54.

90. Добролюбов Н. А. Сочинения Пушкина // Добролюбов Н. А. Собр. соч.: В 3 т. М.: Худож. лит., 1986. Т. 1. С. 334-349.

91. Долинин А. С. Достоевский и другие. Статьи и исследования о русской классической литературе. Л.: Худож. лит., 1989. 478 с.

92. Доманский Ю. В. Архетипические мотивы в русской прозе XIX века. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Тверь, 1998.

93. Достоевский художник и мыслитель. М.: Худож. лит., 1972. 687с.

94. Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников: В 2 т. М.: Худож. лит., 1990.

95. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. В 30 т. Л.: Наука, 1972-1990.

96. Дранов А. В. Рецептивная эстетика // Терминология современного зарубежного литературоведения. Справочник. Вып. 1. М., 1992. С. 145.

97. Дубшан Л. Из Пушкинской энциклопедии // Нева. 1999. № 6. С. 174-180.

98. Жданов В. А. и Зайденшнур Э. Е. История создания романа «Анна Каренина» // Толстой Л. Н. Анна Каренина. М.: Наука, 1970.

99. Жданов В.А. Творческая история "Анны Карениной". Материалы и наблюдения. М.: Сов. писатель, 1957.

100. Живолупова Н. В. Тип сюжетной ситуации «нежданного гостя» в творчестве Достоевского 60-70 годов // Вопросы сюжета и композиции: Межвуз. сб. науч. тр. Горький: Изд-во Горьковского гос. ун-та, 1985. С. 107-113.

101. Живолупова Н. В. Характер в сюжете исповедальной прозы Ф. М. Достоевского в 60-х годах // Вопросы сюжета и композиции: Межвуз. сб. науч. тр. Горький: Изд-во Горьковского гос. ун-та, 1984. С. 76-84.

102. Жилякова Э. М. «Сады Покровского» в романах А. С. Пушкина и И. С. Тургенева (Сентиментальные традиции в романах «Дубровский» и «Дворянское гнездо») // Пушкин и Тургенев. Тезисы докладов. СПб.: Орел, 1998. С. 36-37.

103. Жирмунский В. М. «Египетские ночи» Валерия Брюсова // Жирмунский В. М. Валерий Брюсов и наследие Пушкина. Опыт сравнительно-стилевого исследования. Пб.: Эльзевир, 1922. С. 52-86.

104. Житкова О. Н. Пушкин и Достоевский: К проблеме взаимоотношения художественных произведений // Ф. М.

105. Достоевский и национальная культура. Вып. 1. Челябинск, 1994. С. 161-186.

106. Загидуллина М. В. Типы финалов романов «Великого пятикнижия» Ф. М. Достоевского в связи с пушкинскими традициями // Вестник Челябинского университета. 1993. № 1. С. 9799.

107. Закруткин В. А. Пушкин и Лермонтов. Исследования и статьи. Р/наД., 1941.

108. Зелинский В. Русская критическая литература о произведениях А. С. Пушкина. Хронологич. сб. критико-библиографических статей. М., 1899.

109. Зельдович М. Г. «Взаимоотражение» художественных произведений: Некрасов и Достоевский // Некрасов и его время. Калининград, 1981. Вып. 6. С. 102-115.

110. Зингер Л. Судьба одного устного рассказа // Вопр. лит. 1979. №4. С. 203-229.

111. Злобин В. Гончаров и Пушкин // Звезда. 1937. № 6. С. 217-224.

112. Золотусский И. Гоголь. М.: Мол. гвардия, 1984. (Жизнь замечательных людей).

113. Иванов Вяч. Борозды и Межи. Опыты эстетические и критические. М.: Мусагет, 1916. С. 16-17.

114. Иванов Г. В. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Л., 1963.

115. Иванов-Разумник (Иванов Р. В.) Пушкин и Белинский. Ст. ист.-лит. Пг.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1916.

116. Измайлов Н. В. «Роман на Кавказских водах» водах. Неосуществленный замысел Пушкина // Измайлов Н. В. Очерки творчества Пушкина. Л.: Наука, 1976. С. 174-213.

117. Измайлов Н. В. «Капитанская дочка» // История русского романа. В 2 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. Т. 1. С.203-251.

118. Ильенков Э. В. Гегель // Философский энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1983. С. 104.

119. Ингарден Р. Исследования по эстетике. М., 1962.

120. Искусство повествования. Статьи о художественной литературе. М., 1983.

121. История русской литературы. Т. VI. М.; Л.: АНСССР, 1953.

122. Казанович Е. П. К источникам «Египетских ночей» // Звенья. М.; Л.: Academia, 1934. Кн. 3 / 4.С. 187-204.

123. Казанцев П. М. К изучению «Русского Пелама» А. С. Пушкина // Временник Пушкинской комиссии, 1964. Л., 1967. С. 21-33.

124. Казарин В. П. Проблемы художественного метода. Пушкин, Лермонтов, Гоголь. Дисс. докт. филол. наук. Киев, 1987.125. «Как я учился праздновать». Из детских воспоминаний писателя // Лесков А. Жизнь Николая Лескова. М., 1984. Т. 1. С. 113.

125. Карпов А. А. Проблема развития пушкинской прозы 1833-1837 годов. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Л.: ЛГУ, 1979.

126. Кедрова М. М., Строганов М. В. Введение // Художественное восприятие. Основные термины и понятия. Словарь-справочник. Тверь, 1991.

127. Кирай Д. Сюжет и диалог у Пушкина, Гоголя и Достоевского // От Пушкина до Благого. Проблемы поэтики русского реализма. XIX нач. XX века. Межвузовский сборник. СПб., 1992. С. 68-79.

128. Кирпотин В. Я. Пушкинская речь Достоевского // Кирпотин В. Я. Мир Достоевского. Этюды и исследования. М: Сов. писатель, 1980. С. 370-373.

129. Кирпотин В. Я. У истоков романа-трагедии. Достоевский -Пушкин Гоголь // Достоевский и русские писатели. М.: Сов. писатель, 1971. С. 8-86.

130. Колосова Г. А. Гоголь читатель, истолкователь и пропагандист Пушкина // Русская классическая литература. Москва. Учен, записки. Т. CVII. Каф. рус. лит. Вып. 10. Моск. гор. пед. ин-т им. В. П. Потемкина, 1960. С. 99-100.

131. Комарович В. Л. Достоевский и «Египетские ночи» Пушкина // Пушкин и его современники. 1918. Вып. 29 / 30. С. 36-48.

132. Кони А. Ф. Воспоминания о писателях. JL: Лениздат, 1965. С. 147.

133. Кони А. Ф. Иван Александрович Гончаров // И. А. Гончаров в воспоминаниях современников. Л.: Худож. лит, 1969. С. 255.

134. Котлов А. К. Творчество И. С. Тургенева 1850-х нач. 1860-х гг. и пушкинская традиция. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Ярославль, 1997.

135. Кузичева А. П. Кто он, «маленький человек»? Опыт чтения русской классики // Художественные проблемы русской культуры II половины XIX в. М., 1994. С. 61-115.

136. Кузичева А. П. Пушкинские цитаты в произведениях Чехова // Чеховиана: Чехов и Пушкин. М.: Наука, 1998. С. 54-66.

137. Лапкина Г. А. К истории создания «Арапа Петра Великого» // Исследования и материалы. Л.: Изд-во АН СССР. 1958. Т. 2. С. 293309.

138. Лебедев А. В. Поэтика // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С.519.

139. Лежнев А. Проза Пушкина. М.: Худож. лит., 1966.

140. Леонтьев-Щеглов И. Л. Из воспоминаний об Антоне Чехове // А. П. Чехов в воспоминаниях современников. М.: Худож. лит., 1986. С. 80.

141. Лермонтов М. Ю. Собр. соч.: В 4 т. Л.: Наука, 1981.

142. Лернер Н. О. Заметки о Пушкине. СЩ, 1908.

143. Лернер Н. О. Пушкинологические этюды. XXI. О «Дубровском» // Звенья. Сб. материалов и документов по истории литературы, искусства и общественной мысли XIX века. М.; Л.: Academia, 1935. Т. V. С. 44-186.

144. Лесков Н. С. Собр. соч.: В 12 т. М.: Правда, 1989.

145. Лотман Ю. М. В школе поэтического слова. Пушкин, Лермонтов, Гоголь. Кн. для учителя. М.: Просвещение, 1988.

146. Лотман Ю. M. Опыт реконструкции пушкинского сюжета об Иисусе // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн-Александра, 1992. Т.П. С. 452-463.

147. Лотман Ю. М. Путь Пушкина к прозе // Пушкин и русская литература. Сб. науч. тр. Рига: ЛГУ, 1986. С. 34-45.

148. Лотман Ю. М. Роман А. С Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий. Л.: Просвещение, 1980.

149. Мазон А. Материалы для биографии и характеристики И. А. Гончарова. Щ 1912. С. 92-93.

150. Маймин Е. А. Полифонический роман Достоевского и пушкинские традиции // Культурное наследие Древней Руси: Истоки. Становление. Традиции. М.: Наука, 1976. С. 312-315.

151. Макогоненко Г. П. Гоголь и Пушкин. Л.: Сов. писатель, 1985.

152. Макогоненко Г. П. Творчество А. С. Пушкина в 1830-е годы /1830-1833/. Л.: Худож. лит., 1974.

153. Макогоненко Г. П. Творчество А. С. Пушкина в 1830-е годы /1833-1836/. Л.: Худож. лит., 1982.

154. Маркович В. М. Пушкин и Лермонтов в истории русской литературы. Ст. разных лет. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 1997.

155. Масловский В. И., Хализев В. Е. Историко-функциональное изучение литературы // Литературный энциклопедический словарь. Л.: Сов. энциклопедия, 1987. С. 138.

156. Матковская И. Я. Маша Миронова и Соня Мармеладова (К проблеме «героя сердца» в русской литературе XIX века) // Материалы Пушкинской научной конференции 1-2 марта 1999 года. К 200-летию со дня рождения А. С. Пушкина). Киев, 1995.

157. Межов В. И. Puschkiniana. СПб, 1886.

158. Мейлах Б. С. «.сквозь магический кристалл.»: Пути в мир Пушкина. М.: Высш. шк., 1990.

159. Мейлах Б. С. Талант писателя и процессы творчества. Л., 1969; Художественное восприятие как научная проблема // Художественное восприятие. Л., 1971. Сб. 1. С. 43-69.

160. Мейлах Б. Художественное восприятие. Аспекты и методы изучения // Вопр. лит. 1970. № 10. С. 39-49.

161. Мельник В. И. А. С. Пушкин и И. А. Гончаров. Пушкинские традиции в романах Гончарова // Рус. яз. в киргизской школе. 1989. № 3. С. 57-63.

162. Минц 3. Г. Функции реминисценций в поэтике А. Блока. // Учен. зап. Тартуского ун-та. Труды по знаковым системам. Тарту,1973. С. 388-417.

163. Михайлова Н. И. Временная композиция «Истории села Горюхина» // Болдинские чтения. Горький, 1981. С. 44-52.

164. Михайлова Н. И. Заметки о прозе Пушкина // Русская речь.1974. №4. С. 59-63.

165. Назарова Т. В. Интерпретация творчества А. С. Пушкина демократической журналистикой конца 1860-х начала 1880-х годов: На материале журналов «Отечественные записки» и «Дело». Автореферат дис.канд. филол. наук. Волгоград: Волгоградск. гос. ун-т, 1999.

166. Назиров Р. Г. Традиции Пушкина и Гоголя в русской прозе. Дисс. в виде науч. докл. . докт. филол. наук. Екатеринбург, 1995.

167. Найдич Э. Э. Еще раз о «Штоссе» // Лермонтовский сборник. Л.: Наука, 1985. С. 194-212.

168. Науман М. и др. Общество. Литература. Чтение. М., 1978.

169. Науман М. Литературное произведение и история литературы. М., 1984.

170. Неизданный Пушкин // Атеней. 1922. С. 369.

171. Нейман Б. Пушкин и Лермонтов (из наблюдений над стилем) // Пушкин. Сборник статей. М., 1941. С. 315-348.

172. Непомнящий В. Поэзия и судьба. М.: Сов. писатель, 1983.

173. Николаева С. Ю. Чехов и Пушкин. К постановке проблемы // Пушкин: проблемы поэтики. Тверь, 1992. С. 123-134.

174. Никольский В. А. Салтыков-Щедрин и Пушкин. Калинин, 1989.

175. Новицкий П. И. «Египетские ночи» Пушкина // Пушкин А. С. Египетские ночи. JL: Academia, 1927. С. 37-81.

176. Нусинов И. М. Пушкин против Достоевского // Нусинов И. М. Пушкин и мировая культура. М.: Сов. писатель, 1941. С. 379-396.

177. Овсянико-Куликовский Д. Н. Лирическое творчество Пушкина по его собственным показаниям // Овсянико-Куликовский Д. Н. Собр. соч. Симферополь, 1919. Т. 4. С. 114-139.

178. Одиноков В. Г. Пушкин и прозаический роман // Одиноков В. Г. Проблемы поэтики и типологии русского романа XIX века. Новосибирск: Наука, 1971. С. 35-60.

179. Одиноков В. Г. Пушкин и Тургенев. Новосибирск, 1968.

180. Одиноков В. Г. Типология образов в художественной системе Ф. М. Достоевского. Новосибирск: Наука, 1981.

181. Оксман Ю. Г. Может ли быть раскрыт пушкинский план «Влюбленного беса»? // Атеней: Ист.-лит. временник. Л.: Атеней, 1924. Кн. 1/2. С. 166-168.

182. Оксман Ю. Г. Повесть о прапорщике Черниговского полка: (Неизвестный замысел Пушкина) // Звезда, 1930. № 7. С. 217-220.

183. Описание рукописей художественных произведений Л. Н. Толстого. М.: Сов. писатель, 1955.

184. Осмоловский О. Н. Достоевский и русский психологический роман. Кишенев: Штиинца, 1981.

185. Островская М. Неприуроченный отрывок «Египетских ночей» Пушкина // Вестник литературы. 1921. № 9. С. 7.

186. Палиевский П. В. Русские классики. М.: Худож. лит., 1987.

187. Пашкова Г. Р. Принципы сюжетосложения в творчестве Ф. М. Достоевского 60-х годов // Проблема жанра и взаимодействия литератур: Сб. ст. Алма-Ата: КазГУ, 1986. С. 104-108.

188. Петров С. М. Исторический роман А. С. Пушкина. М.: Изд-во АН СССР, 1953. С. 78-106.

189. Петрунина Н. Н. «Египетские ночи» и русская повесть 1830-х годов // Пушкин: Исследования и материалы. Л.: Наука, 1978. Т. 8. С. 22-50.

190. Петрунина Н. Н. Проза Пушкина. Пути эволюции. Л.: Наука, 1987.

191. Петрунина Н. Н. Пушкин на пути к роману в прозе. «Дубровский» // Пушкин А. С. Исследования и материалы. Л.: Наука, 1979. Т. IX. С. 141-168.

192. Поварнин С. И. «Русский Пелам» А. С. Пушкина // Памяти А. С. Пушкина. Сб. ст. преподавателей и слушателей ист.-филол. ф-та Санкт-Петербургского ун-та. СПб., 1900. С. 329-350.

193. Повести, изд. А. Пушкиным. СПб, 1834 // Северная Пчела. 1834. № 192. С. 765-767.

194. Покусаев Е. Н. Революционная сатира Салтыкова-Щедрина. М.: Гослитиздат, 1963.

195. Полоцкая Э. А. «Первые достоинства прозы». От Пушкина к Чехову // Связь времен. Проблемы преемственности в русской литературе к. XIX н. XX вв. М.: Наследие, 1992. С. 116-139.

196. Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М., 1976.

197. Проза А. С. Пушкина. Библиографические замечания по поводу последнего издания сочинений поэта // Библиографические записки. 1859. Т. 2. № 5. С. 129-148.

198. Прозоров В. В. О читательской направленности художественного произведения // Литературное произведение и читательское восприятие. К., 1982. С. 9.

199. Прозоров В. В. Читатель и литературный процесс. Саратов, 1975.

200. Прянишников Н. Проза Пушкина и JI. Толстого. Чкалов, 1939.

201. Пушкин в печати за сто лет (1837-1937). Сост. К. И. Богаевская. М., 1938.

202. Пушкин: Итоги и проблемы изучения / йод ред. Б. П. Городецкого, Н. В. Измайлова, Б. С. Мейлаха. М.; Л.: АН СССР, 1966.

203. Рассовская Л. П. Типология персонажей в произведениях Пушкина и Гоголя // А. С. Пушкин и мировая культура. Междунар. науч. конф. Материалы. Москва. 2-4 февр., 1999. Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова. С. 107-108.

204. Романов Н. М. Незавершенные прозаические произведения А. С. Пушкина 1835 г. Дисс. канд. филол. наук. Л., 1983.

205. Русская литература в историко-функциоанальном освещении. М., 1979.

206. Русская повесть XIX века. История и проблематика жанра / Под ред. Б. С. Мейлаха. Л.: Наука, 1973.

207. Сабуров А. «Война и мир» и русская литература 20-50-х гг. XIX века // Толстой Л. Н. Сборник статей о творчестве. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1959. С. 52-75.

208. Сакулин П. Н. Русская литература. Ч. 2. М., 1929.

209. Салтыков Щедрин в воспоминаниях современников: В 2 т. М.: Худож. лит., 1975.

210. Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 20 т. М.: Худож. лит., 1972.

211. Селезнев Ю. Все мы вышлй из . Пушкина // Селезнев Ю. Избранное. М.: Современник, 1987. С. 123-172.

212. Селезнев Ю. Проза Пушкина и развитие русской литературы (к поэтике сюжета) // В мире Пушкина. М.: Сов. писатель, 1974. С. 413-447.

213. Сидяков Л. С. Пушкин и развитие русской повести в начале 30-х годов XIX века // Пушкин. Исследования и материалы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. Т. 3. С. 193-217.

214. Сидяков Л. С. Художественная проза А. С. Пушкина / Латв. гос. ун-т им. П. Стучки. Рига, 1973.

215. Сиповский В. В. К литературной истории «Истории села Горохина» // Пушкин и его современники. Вып. IV. СПб., 1906. С. 47-56.

216. Слюсарь А. А. Проза А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя. Опыт жанрово-типологического сопоставления. Киев-Одесса: Лыбидь, 1990.

217. Смирнов И. П. Порождение интертекста: Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б. Л. Пастернака. СПб.: Изд-во Санкт-Петерб. гос. ун-та, 1995.

218. Солоухина О. В. Концепции "читателя" в современном западном литературоведении //Теории, школы, концепции. М.: Наука. 1985. С.213-218.

219. Стасов о Пушкине и Гоголе. Из статьи «Училище правоведения сорок лет тому назад» // Сороковые годы XIX века. М.: Детгиз, 1959. С. 260-261.

220. Степанов Н. Л. Повесть, рассказанная Пушкиным // Степанов Н. Л. Поэты и прозаики. М.: Худож. лит., 1966. С. 125-138.

221. Степанов Н. Л. Проза Пушкина. М.: Изд-во АН СССР, 1962.

222. Строганов М. В. Соотношение фабулы и сюжета // Строганов М. В. Человек в художественном мире Пушкина. Учебное пособие. Тверь, 1990. С. 7-18.

223. Строганова Е. Н. Пушкинская формула в романе Л. Н. Толстого «Война и мир» // А. С. Пушкин. Проблемы творчества. Калинин, 1987. С. 132-150.

224. Таборисская Е. М. Своеобразие решения темы безумия в произведениях Пушкина 1833 года // Пушкинские чтения в Тарту: Тезисы докладов научной конференции 13-14 ноября 1987 г. Таллин: Тартусский гос. ун-т, 1987. С. 26-30.

225. Тамарченко Д. Е. Из истории русского классического романа. М.: АН СССР, 1961.

226. Терминология современного зарубежного литературоведения. Справочник. Вып. 1. М., 1992.

227. Тодд III У. М. Литература и общество в эпоху Пушкина. СПб.: «Академический проект», 1996.

228. Тойбин И. М. «Египетские ночи» и некоторые вопросы творчества Пушкина 1830-х гг. // Учен, записки Орловского гос. пед. ин-та. Орел, 1966. Т. 30. С. 112-152.

229. Токаржевский Ш. Из книги «Каторжане» // Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников: В 2 т. М.: Худож. лит., 1990. Т. 1. С. 351.

230. Толстая С. А. Дневники: В 2 т. М.: Современник, 1984.

231. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М.: Худож. лит., 19391990.

232. Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. М.гХудож. лит., 1984.

233. Томашевский Б. В. Пушкин и Франция. Л., 1960. С. 409-410.

234. Томашевский Б. В. Пушкин. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1956. Кн. 1 (1813-1824).

235. Томашевский Б. В. Судьба Дубровского // Книга и революция. 1923. № 11/12. С. 9-12.

236. Трубачев С. Пушкин в русской критике. 1820-1880. Изд-во А. С. Суворина. СПб, 1889.

237. Турбин В. Н. Пушкин. Гоголь. Лермонтов. Об изучении литературных жанров. М., 1978.

238. Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 28 т. Сочинения. T.I XV. Письма. Т. I - XIII. М.; Л.: Наука, 1960-1998.

239. Тынянов Ю. Пушкин и его современники. М., 1969. С

240. Фейнберг И. Л. Незавершенные работы Пушкина. М.: Сов. писатель, 1985.

241. Филиппов Б. Завершенная незаконченность у Пушкина // Записки академической группы в США. New York, 1987. Вып. XX. С. 33-40.

242. Филиппова Н. Закончен ли пушкинский «Рославлев»? // Рус. лит. 1962. № 1. С. 55-59.

243. Фомичев С. А. Незавершенная проза А. С. Пушкина как издательская проблема. // Незавершенные произведения А. С. Пушкина. Материалы науч. конф. М.: Гос. Музей А. С. Пушкина. 1993. С. 91-103.

244. Фомичев С. А. Проза Пушкина: Начальный этап и перспективы эволюции // Временник пушкинской комиссии: Сб. науч. тр. Вып. 21. Л.: Наука, 1987. С. 5-15.

245. Фортунатов Н. Творческая лаборатория Л. Толстого. М.: Сов. писатель, 1983.

246. Фохт У. Значение прозы Пушкина для русской литературы // Фохт У. Пути русского реализма. М.: Сов. писатель, 1963. С. 88-147.

247. Фохт У. Проза Пушкина в развитии русской литературы // Пушкин родоначальник новой русской литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. С. 437-470.

248. Фохт У. Р. Лермонтов. Логика творчества. М.: Наука, 1975.

249. Фридлендер Г. М. Два этюда о прозе Пушкина // Известия АН. Сер. лит. и яз. 1995. № 6. Т. 54. С. 4-12.

250. Фридлендер Г. М. Литература в движении времени: Ист.-лит. и теорет. очерки. М.: Современник, 1983.

251. Фридлендер Г. М. Поэтика русского реализма. Л.: Наука, 1971.

252. Фридлендер Г. М. Речь о Пушкине как выражение эстетического самосознания Достоевского // Рус. лит. 1981. № 1. С. 57-64.

253. Хализев В. Е. Функция случая в литературных сюжетах // Литературный процесс: Сб. ст. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 15201.

254. Ханило А. В. Книги А. С. Пушкина в личной библиотеке А. П. Чехова и пометы в них // Чеховиана: Чехов и Пушкин. М.: Наука, 1998. С. 48-49.

255. Харлап М. Г. Ненаписанная повесть Белкина // Изв. АН. Сер. лит. и яз. 1997. Т. 56. № 6. С. 36-42.

256. Харлап М. Г. О замысле «Арапа Петра Великого» // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1989. Т. 48. № 3. С. 270-275.

257. Храпченко М. Б. Познание литературы и искусства. М., 1987.

258. Храпченко М. Б. Пути историко-литературных исследований // Храпченко М. Б. Собр. соч.: В 4 т. М.: Худож. лит., 1982. С.384-397.

259. Художественное восприятие. Основные термины и понятия. Словарь-справочник. Тверь, 1991.

260. Художественное произведение и его читатель. Калинин: Калининский гос. ун-т, 1980.

261. Цейтлин А. Г. И. А. Гончаров. М., 1950.

262. Цявловская Т. Г. Влюбленный бес. Неосуществленный замысел Пушкина // Пушкин: Исследования и материалы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. Т. 3. С. 101-130.

263. Чебанова О. Е. Проза А. С. Пушкина 1830-1834 гг. Литературно-эстетические проблемы сюжета. Дисс. канд. филол. наук. Киев, 1991.

264. Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. Л.: Наука, 1988.

265. Чернец Л. В. Функционирование литературных произведений как теоретическая проблема. Автореф. дисс. докт. филол. наук. М, 1992.

266. Чернышевский Н. Г. Сочинения Пушкина. Ст. 2. // Пушкин в русской критике: Сб. ст. М.: Худож. лит., 1953.

267. Черняев Н. И. Критические статьи и заметки о Пушкине. Харьков, 1900.

268. Чехов А. П. Полн. Собр. соч.: В 30 т. М.: Наука, 1975.

269. Чехов в воспоминаниях современников. М.: Худож. лит., 1986.

270. Чичерин А. В. Возникновение романа-эпопеи. М.: Сов писатель, 1975.

271. Чичерин А. В. Путь Пушкина к прозаическому роману // Чичерин А. В. Идеи и стиль. М.: Сов. писатель, 1965. С. 92-142.

272. Чичерин А. В. Пушкинские замыслы прозаического романа // Ученые записки. Т. XXIV. Литературно-критический сборник. Вып. 2. Львов. Харьков: Изд-во Харьков, гос. ун-та им. А. М. Горького, 1963.

273. Шабоук С. Искусство система - отражение. М.: Прогресс, 1976.

274. Шепель С. Г. Гончаров и Пушкин. К проблеме литературной преемственности. Дисс. канд. филол. наук. М.: Моск. пед. гос. ун-т им. В. И. Ленина, 1995.

275. Шервинский С. В. Из «Египетских ночей» // Шервинский С. В. Ритм и смысл. К изучению поэтики Пушкина. М.: Изд-во АН СССР, 1961. С. 137-155.

276. Шкловский В. Б. За и против: Заметки о Достоевском. М.: Сов. писатель, 1957.

277. Шкловский В. Б. Заметки о прозе Пушкина. М.: Сов. писатель, 1937.

278. Шкловский В. Заметки о прозе русских классиков. М.: Сов. писатель, 1955.

279. Шкловский В. Энергия заблуждения. Книга о сюжете. М.: Сов. писатель, 1981.

280. Штедтке К. «Египетские ночи» и вопрос об искусстве (к проблеме интекста в статье «Ответ Русскому вестнику») // Семиотика пространства и пространство семиотики. Труды по знаковым системам. Тарту, 1986. Вып. 720. Т. 19. С. 133-144.

281. Щенников Г.К. Достоевский и русский реализм. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1987.

282. Эйгес И. Значение Пушкина для творчества Тургенева // Литературная учеба. 1940. № 12. С. 55-76.

283. Эйхенбаум Б. М. Путь Пушкина к прозе // Пушкинский сборник памяти проф. С. А. Венгерова: Пушкинист, IV / Под ред. Н. В. Яковлева. М.; Пг.: ГИЗ, 1922.

284. Эйхенбаум Б. M. Статьи о Лермонтове. M.; Л., 1961. С. 271273.

285. Эйхенбаум Б. Пушкин и Толстой // Эйхенбаум Б. О прозе. Л.: Худож. лит., 1969. С. 167-184.

286. Эко У. Заметки на полях "Имени розы" // Иностр. лит. М., 1988. № 10. С. 88-104.

287. Эштейн А. Проза Пушкина в русской критике // Лит. современник. 1936. № 3. С. 183-206.

288. Юван Марко. Поворот к интертекстуальности. Развенчпние или риторизация влияния // Slavica tergestina. 3. Studia comparata et russica. Edisioni LINT Trieste. 1995. C. 5-33.

289. Якубович Д. «Марья Шонинг» как этап историко-социального романа Пушкина//Звенья. T. III-IV, 1934. Academia. С. 146-167.

290. Якубович Д. П. Арап Петра Великого // Пушкин. Исследования и материалы. Т. 9. Л.: Наука, 1979. С. 261-293.

291. Якубович Д. П. Обзор статей и исследований о прозе Пушкина с 1917 по 1935 // Временник Пушкинской комиссии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. С. 295-318.

292. Якубович Д. П. Пушкин в работе над прозой // Литературная учеба. 1930. № 4. С. 46-64.

293. Яновский С. Д. Воспоминания о Достоевском // Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников: В 2 т. М.: Худож. лит, 1990. Т. 1.С. 238.

294. Bethea D, Davydov S. "The (Hi)story of the Village Gorjuxino". In Praise of PushkirÖs Folly // Slavic and East European Journal. 1984. Vol. 3. P. 291-309.

295. Gadamer H. G. Wirkungsgeschichte und Applikation // Rezeptionsasthetik/Hrsg/von R. Warning. München. 1975. S. 113-125.

296. Gorlin M. "Noce Egipskie": (Kompozycja i geneza) // Gorline M, Bloch-Gorlina R. Etudes Littéraires et historiques. Paris, 1957. P. 139156.

297. Grimm G. Rezeptionsgeschichte: Grundlegung einer Theorie, mit Analysen u. Bibliographie. München, 1977.

298. Iser W. Appellstruktur der Texte. Unbestimmtheit als Wirkungsbedingung literarischer Prosa. Konstanz, 1970. 38 S.

299. Jauss H. R. Literaturgeschichte als Provocation. Frankfurt a. M., 1970.

300. Jauss H. R. Literaturgeschichte als Provocation der Literaturwissenschaft. Konstanz^ 1967.

301. Luhmann N/ Soziologische Aufklärung/ Aufsätze zur Theorie sozialer Systeme. Opladen. 1982. Bd. 1-3.

302. Matlow R. E. Poetry and the Poet in Romantic Society as Reflected in PushkiiÖs "Egyptian Nights" // Slavonic and East European Review. 1954. Vol. 33. №8. P. 102-119.

303. CÖBell L. C. Pushkiids Egyptian Nights: The Biography of a Work Ann Arbor, Mich.: Ardis, 1984.

304. Timmer Ch. B. The History of a History A. S. Puskin and "The History of the Village of Gorjchino" // Russian Literature. 1971. Vol. 1 P. 113-131.

305. Uhlig C. Theorie der Literarhistorien. Prinzipen und Paradigmen. Heidelberg, 1982.

306. Vodièka F. Die Rezeptionsgeschichte literarischer Werke // Rezeptionsasthetik / Hrsg/ von R. Warning. München^ 1975. S. 71-83.

307. Weil I. Language and Narrative Voice in "Egiptian Nights": Transition Between Prose and Poetry // Transactions of Association of Russian-American Scholars. 1988. Vol. 20. P. 81-90.