автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Россия на Дальнем Востоке в конце XIX - начале XX в.: борьба за выбор политического курса

Полный текст автореферата диссертации по теме "Россия на Дальнем Востоке в конце XIX - начале XX в.: борьба за выбор политического курса"

ЛУКОЯНОВ Игорь Владимирович

Россия на Дальнем Востоке в конце XIX - начале XX в.: борьба за выбор политического курса

Специальность: 07.00.02 - Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

0034о

Санкт-Петербург 2009

003461215

Работа выполнена в Санкт-Петербургском институте истории Российской Академии наук.

Официальные оппоненты:

Доктор исторических наук, профессор Павлов Дмитрий Борисович Доктор исторических наук, профессор Ремнёв Анатолий Викторович Доктор исторических наук Беляев Сергей Геннадьевич

Ведущая организация:

Санкт-Петербургский государственный университет

Защита диссертации состоится 24 февраля 2009 г. в 14.30 на заседании Диссертационного совета Д 002.200.01 по защите диссертаций на соискание учёной степени доктора исторических наук при Санкт-Петербургском институте истории Российской Академии наук (197110, Санкт-Петербург, ул. Петрозаводская, д. 7).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Санкт-Петербургского института истории Российской академии наук.

Автореферат разослан_января 2009 г.

Учёный секретарь Диссертационного совета, кандидат исторических наук

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования

Изучение политики России на Дальнем Востоке представляет собой комплексную исследовательскую задачу, так как находится на стыке внешней и внутренней политики, а с конца XIX в. к этому добавляется и колониальный аспект. Это также проблема расширения Российской империи, освоения новых территорий, закрепления их за собой и управления огромной по размеру страной. Угол зрения, используемый в диссертационном исследовании, позволяет также отнести его к изучению самодержавия в целом, пределов его возможностей и условий устойчивости. В частности, это касается «технология власти» применительно к системе выработки внешнеполитических решений. Дальневосточная политика Петербурга — это часть истории отношений России со странами Дальнего Востока, её дальнейшее изучение может представлять интерес и для понимания современной ситуации в регионе.

Степень изученности темы

Число работ, затрагивающих дальневосточную политику России конца XIX - начала XX вв. огромно и насчитывает не одну тысячу названий. Правда, большинство из них касаются этой проблемы «вскользь» либо представляют собой пересказ других сочинений. Число же настоящих исследований, выполненных на основании добротной документальной базы, невелико. Большое внимание уделялось этому вопросу в отечественной историографии в связи с происхождением русско-японской войны. Это задало исследовательский дискурс «кто виноват?», оказавший несомненное и сильное негативное влияние на историографию.

Первой фундаментальной работой, посвящённой российской дипломатии на Дальнем Востоке перед войной с Японией стал трёхтомник полковника П. Н. Симанского, выполненный в рамках работы Военно-исторической комиссии по описанию русско-японской войны1. Исследование оказалось весьма обстоятельным, опиралось

1 Симанский П. Н. События на Дальнем Востоке, предшествовавшие русско-японской войне (1891-1903 гг.). Ч. I. Борьба России с Японией в Корее; Ч. II. Борьба России с Японией в Китае; Ч. III. Последний год перед войной. СПб., 1910. В 1994 г. эта книга была переиздана под другим названием: «Россия и Япония на заре XX столетия. Аналитические материалы отечественной военной ориенталистики». Мало того, что публикатор —

преимущественно на архивы Военного министерства, Министерства иностранных дел, Министерства финансов, а также на личные бумаги некоторых важных действующих лиц (А. Н. Куропаткина, В. М. Вонлярлярского и др.)- Но оно получило гриф «секретно» и было напечатано всего в 7 экземплярах. Для публики из труда П. Н. Симанского была сделана краткая выжимка, опубликованная как первая глава первого тома — «События на Дальнем Востоке, предшествовавшие войне, и подготовка России и Японии к этой войне в политическом отношении»2. Автор связал активность России на Дальнем Востоке с агрессивной деятельностью там других великих держав, особенно Англии (С. 2). Офицер рассматривал политику Петербурга в регионе как вынужденное противостояние извечным своим соперникам в Европе с тем, чтобы вместо слабых Китая и Кореи не иметь у своих беззащитных дальневосточных рубежей сильного соседа вроде Великобритании (С. 4). Какие-либо экспансионистские замыслы у российского руководства вообще не отмечены в книге. Наоборот, даже когда можно было отхватить себе что-то, например, в 1900 г. Маньчжурию, то ради дружбы (!) с Китаем Россия великодушно отказалась от этого (С. 17). Причина же конфликта с Японией, по мысли военного историка, заключалась в агрессивной политике Страны восходящего солнца в Корее. Ей препятствовали безобразовцы, озабоченные защитой российских рубежей (С. 25-27, 29). П. Н. Симанский, вопреки мнению подавляющего большинства своих современников, с нескрываемой симпатией относился к их деятельности. Он завершил очерк подробным изложением хода последних перед войной русско-японских переговоров, упирая на ультимативность и непомерный размах японских требований к России (С. 31 и далее).

Альтернативную официальной точку зрения на причины происхождения русско-японской войны высказал главный архитектор дальневосточной политики России в 1890-е гг. С. 10. Витте. Наиболее аргументировано его взгляд был представлен в появившемся уже после

В. А. Золотарёв — зачем-то дал исследованию название, искажающее его содержание, так он ещё и переделал систему сносок так, что пользоваться ими стало весьма неудобно.

2 Русско-японская война 1904-1905 гг. Работа военно-исторической комиссии по описанию русско-японской войны. Т. 1. События на Дальнем Востоке, предшествовавшие войне, и подготовка России и Японии к этой войне в политическом отношении. СПб., 1910. С. 1-84.

смерти графа «Прологе русско-японской войны»3. Это объемное сочинение было подготовлено сотрудниками экс-премьера по его заказу и отражало исключительно мнение бывшего министра финансов как на российскую политику в регионе, так и па причины русско-японской войны4. Сановник предстал перед читателем как поборник исключительно мирной, экономически ориентированной политики России в Китае, исходившей из многолетней дружбы и добрососедства двух империй (С. 23-24). Виноватыми в неудачах Петербурга оказались исключительно другие участники. Политика России в Маньчжурии после 1900 г. излагается на фоне повышенного внимания к ней других держав (как будто ранее такого не наблюдалось) (С. 146-163) — попятно, что это камень в огород А. Н. Куропаткина, стремившегося аннексировать хотя бы её северную часть (С. 175 и др.). Один С. 10. Витте выступал за полный вывод русских войск из Северного Китая (С. 174), при этом не слова не говорится о том, какими условиями министр финансов обставлял этот вывод. Наконец, это будущий граф предлагал совершенно поступиться Кореей в пользу Японии (С. 189), его не послушали — и вот вам война. Ответственность за конфликт в книге возлагается на неразумную политику безобразовцев с их предприятием на р. Ялу, которые сумели разрушить единое ведение внешней политики, добившись передачи её на Дальнем Востоке в ведение наместника Е. И. Алексеева (С. 351-352). Разумеется, провал переговоров с Токио — дело рук прежде всего русской стороны. В книге нет прямого упоминания главного виноватого, но он постоянно присутствует — это Николай II, не слушавший советов своего министра финансов и доведший таким образом всю политику до полного краха. Конечно, «Пролог...» — наиболее тонко составленное изложение дальневосточной политики России, но это не сделало его бесспорным.

В 1918 г. увидело свет исследование, подготовленное Исторической комиссией по описанию деятельности флота в войну 1904— 1905 гг., которая действовала при Морском Генеральном штабе5. Этот

3 Пролог русско-японской войны. Материалы из архива графа С. Ю. Витте. С предисловием и под ред. Б. Б. Глинского. Пг., 1916.

4 Подробнее об обстоятельствах появления «Пролога...» см.: Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. С. Ю. Витте — мемуарист. СПб., 1994.

5 Русско-японская война 1904-1905 гг. Часть I. Русские морские силы на Дальнем Востоке с 1894 г. по 1901 г. Работа исторической комиссии по описанию действий флота в войну 1904-1905 гг. при Морском Генеральном штабе. Пг., 1918.

авторский коллектив написал историю русского флота на Тихом океане на рубеже XIX-XX веков. Офицеры работали над текстом каждый по 1-2 года, получился значительный том (505 страниц), насыщенным фактами. Он был основан преимущественно на архивных документах из Морского министерства, но использовались и документы Министерства финансов, Министерства иностранных дел и некоторых других ведомств. Авторы впервые ввели в научный оборот значительное количество архивного материала, что позволило им осветить многие вопросы, которые включали не только собственно историю Тихоокеанской эскадры, но и такую проблему, как поиск незамерзающего порта, злоключения вокруг приобретения участков на корейском побережье и некоторые другие. К сожалению, эта книга оказалась забыта и по сей день практически не известна и не используется даже специалистами.

Благодаря революции 1917 г., открывшей архивы, историки получили возможность обратиться к документам, остававшимся до этого закрытыми. В 1920-1930-е гг. в СССР появился ряд работ, посвящённых изучению дальневосточной политики России рубежа XIX-XX веков. В первую очередь, это книга Б. А. Романова «Россия в Маньчжурии», которая выросла из его статей, посвящённых критике воспоминаний С. Ю. Витте, где граф писал о своих действиях на Дальнем Востоке как министра финансов6. Работы же историка опровергали содержание мемуаров, показывали, что С. 10. Витте для самооправдания создал совершенно ложную картину своей политики. Исследование стало явлением в отечественной историографии. Выполненное на материалах архива Общей канцелярии министра финансов, оно детально представляло картину экспансии Петербурга в Северном Китае. Однако автор, фактически отождествив действия С. Ю. Витте на Дальнем Востоке с внешней политикой империи (С. VI), преувеличил тем самым его действительное влияние (С. VIII). Говорить о его доминирующей роли можно лишь применительно к периоду: весна 1895 г. - зима 1897 г., пока М. Н. Муравьёв

6 Романов Б. А. Витте и концессия на р. Ялу. (Документальный комментарий к «Воспоминаниям» гр. С. Ю. Витте) // Сборник статей по русской истории, посвящённых С. Ф. Платонову. Пг., 1922. С. 425-459; он же. Концессия на Ялу. К характеристике личной политики Николая II // Русское прошлое. Кн. 1. Пг„ 1923. С. 87-108; он же. «Лихунчагский фонд». (Из истории империалистической политики на Дальнем Востоке) // Борьба классов. 1924. №1/2. С. 77-126 и др.

не положил ей конец, настояв на заходе русских кораблей в гавани Порт-Артура и Далянпаня, несмотря на сопротивление министра финансов. Кроме того, Б. А. Романов исходил из того, что вся активность финансового ведомства была нацелена «именно на Маньчжурию и преимущественно на Маньчжурию» в течение 15 лет (1892-1906) (С. VI). В принципе, так оно и было, но это не должно оставлять вне сферы внимания политику в Корее. Только в их переплетении можно понять некоторые шаги Петербурга в Северном Китае. Корейская же политика России не получила внятного отражения в книге «Россия в Маньчжурии». Нельзя согласиться с представлением Б. А. Романова об агрессивном характере русской политики в Корее с середины 1880-х гг. (С. 140): оно не имеет фактических подтверждений и полностью отвергается современными исследованиями.

Позднее, вопреки репрессиям («академическое дело» 1929— 1931 гг.) и значительным жизненным трудностям, историк продолжил свои исследования дальневосточной политики. В 1947 г. он издал первое, а в 1955 г. — второе, значительно дополненное издание «Очерков дипломатической истории русско-японской войны». Эта книга оказалась построена иным образом, чем «Россия в Маньчжурии». В центр внимания автор поместил политику США. Однако стремление Б. А. Романова показать, «что Трумен — это переродившийся по последнему слову атомной моды Теодор Первый»7, то есть, быть полезным власти, сыграло с автором злую шутку. Несмотря на тщательную работу над многотомными публикациями документов (французской, немецкой, английской), многие интересные и точные наблюдения, книгу нельзя назвать однозначно успешной.

В 1931 г. в СССР вышла книга В. Я. Аварина (Аболтина) «Империализм в Мавньчжурии» (в 1934 г. появилось второе, значительно дополненное издание этого исследования). Основное место в ней было уделено событиям в Северном Китае после русско-японской войны, на период до 1905 г. автор отвёл чуть более 100 страниц. По обстоятельности эта монография значительно уступала книге Б. А. Романова, её скорее можно назвать кратким очерком. Но выполнен он был тщательно, с использованием документов Архива внешней политики Российской империи. Как и Б. А. Романов, А. Я. Аварии искал прежде всего экономическое объяснение борьбы великих держав на Дальнем Востоке. Россия не являлась исключением: по мнению

7 Б. А. Романов - А. Л. Сидорову 30 декабря 1950 г. // ОР РГБ. Ф. 632. К. 90. №29. Л. 12-13.

автора, политика Петербурге в регионе стремилась защитить коммерческие интересы в Маньчжурии и Корее8. Так же, как и М. Н. Покровский, В. Я. Аварин разделил политику России на буржуазную (С. Ю. Витте) и авантюрную, осуществлявшуюся «главенствующей камарильей» с Николаем II. Но в отличие от Б. А. Романова, показывавшего доминирование С. Ю. Витте, А. Я. Аварин отдал безоговорочное господство «крепостникам»9. По его мнению, «эта группировка крепостников наложила в тот период своеобразный отпечаток на всю государственную жизнь России, полностью повернув в сторону удовлетворения своих узких интересов руль государственной политики, уклонявшийся временами в сторону удовлетворения интересов буржуазии» (С. 70). Среди «крепостнической камарильи» он и искал виновных в русско-японской войне, упрекая Б. А. Романова за то, что тот указывал в первую очередь на С. Ю. Витте (С. 78). Кроме того, если у Б. А. Романова на Дальнем Востоке действовали люди, то у В. Я. Аварина — исключительно «классовые интересы». Также книгу В. Я. Аварина, несмотря на опору на документы, отличает большое количество мелких неточностей. В целом она в историографии — скорее шаг назад по сравнению с работами Б. А. Романова из-за примитивных исследовательских установок автора.

Подход В. Я. Аварина получил продолжение в большой монографии А. Л. Нарочницкого10. Книгу будущего академика отличала огромная фактическая база, состоящая как из архивных, так и опубликованных документов, широкого использования периодической печати. Исследователь также скрупулёзно учёл работы предшественников, продемонстрировав к ним «классовое отношение». Однако собранным им фактам он постоянно навязывал заданную схему и оценки. Согласно А. Л. Нарочницкому, экспансия России в Азии отражала не только интересы отечественной буржуазии, но и «задерживала обострение классовых противоречий» в центре империи, позволяя тем

8 Аварин [Аболтин] В. Я. Империализм в Маньчжурии. Т. 1. Этапы империалистической борьбы за Маньчжурию. 2-е, пересмотренное и дополненное издание. М. :Л„ 1934. С. 30.

9 В этом можно усмотреть некоторый положительный момент, так как автор подчеркнул, что уже в 1900 г. С. Ю. Витте не оказывал решающего влияния на дальневосточную политику России (Аварин В. Я. [Аболтин]. Указ. соч. С. 80). Это было справедливое замечание.

10 Нарочницкий А. Л. Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке. 1860-1895. М„ 1956.

самым «реакционному царскому правительству временно укреплять своё положение» (С. 351). Вскрывая «классовую сущность» действии Петербурга на Дальнем Востоке как «реакционную», он, тем не менее, отмечал, что политика России носила менее агрессивный характер, чем других великих держав (С. 362). Тем не менее, благодаря добротной фактической базе и отдельным тонким наблюдениям его книга сохраняет важное значение.

В «поздней» советской историографии дальневосточные сюжеты присутствовали в небольшом количестве и трактовались с осторожностью. Вместо анализа в них изобиловали общие оценки и представления. «Обличение» российской политики сменилась на стремление «обелить» её действия. Особенно выпукло эти установки проступили в общих работах, приведя авторов к весьма противоречивым и никак не стыкующимися между собой утверждениями. Так, в коллективной «Истории Дальнего Востока в эпоху феодализма и капитализма» констатировалось, что Россия двинулась на Дальний Восток по двум причинам. Первая из них — это экспансия в регионе других держав, в первую очередь — США, на которую Петербург был вынужден ответить. Вторая — это заинтересованность «русской буржуазии» в китайском рынке для сбыта промышленной продукции и железнодорожном строительстве (игнорируя тот факт, что всё оно осуществлялось исключительно на казённые средства). Оказывается, что политика С. Ю. Витте выражала взгляды именно этой группы". Пересмотрены были также оценки отношений с Китаем. Если ранее Россия изображалась агрессором, то теперь утверждалась вечно доброжелательная позиция Петербурга к своему дальневосточному соседу. Железная дорога в Маньчжурии служила не более чем средством спрямления Сибирской магистрали и принесла только положительные результаты, в частности, способствовала росту торговли с Китаем12. В целом, сильнейший идеологический пресс на исторические исследования продиктовал их выводы и формулировки. Можно сказать, что к концу СССР создалась виртуальная история русско-китайских отношений, политизированная для доказательства «вечной дружбы» со стороны России. Конечно, эти установки сказывались на исследованиях по-разному. Например, в книге Г. Н. Романовой, посвящённой русской

11 История Дальнего Востока в эпоху феодализма и капитализма (XVII в. — 1917). М„ 1991. С. 289-295.

12 История Северо-Восточного Китая XVIII-XX вв. Кн. 1. Владивосток, 1987. С. 288-294.

торговле с Китаем, получилась картина её успешного поступательного развития, не омрачённая какими-либо проблемами13. Но ценность монографии состоит в основном в сообщении значительного количества фактического материала.

Одновременно, к концу советской эпохи, наметился и отход от установленных стереотипов. В частности, его отразила вышедшая в 1989 г. книга А. В. Игнатьева о дипломатической деятельности С. Ю. Витте14. Она явилась первым за многие годы исследованием, в котором автор не искал ни «военно-феодальной», ни «империалистической» политики России на Дальнем Востоке, то есть, не давал «классовых оценок». Он показал действия министра финансов на широком фоне международных отношений и внутренних проблем России, в том числе экономических, а также непростых взаимоотношений среди российских сановников. Конечно, в целом, картина, представленная А. В. Игнатьевым, была уже хорошо известна. Другая особенность книги — это явные симпатии автора к своему герою. С. Ю. Витте представлен у него как политик, для которого на первом месте стояли интересы России (С. 8) и который во имя их добивался больших успехов. Соглашаясь с противоречивостью поступков своего героя (С. 129), в целом историк высоко оценил действия С. Ю. Витте, хотя и признал их неоднозначный итог: промежуточные успехи и невозможность достичь конечной цели (С. 9). Несмотря на то, что автор также преувеличил агрессивность безобразовцев и оказался склонен многое простить министру финансов, книга привлекает широтой подхода, богатой эрудицией исследователя, использованием некоторого количества новых источников. Главная заслуга автора — отказ от многих штампов советской историографии.

К столетнему юбилею начала русско-японской войны появилось посвящённое ей большое иллюстрированное двухтомное исследование В. А. Золотарёва и Ю. Ф. Соколова, претендующее одновременно на популярность и фундаментальность15. Работу отличает широкое использование различных, в том числе архивных, источников, пристальное внимание к историографии, особенно зарубежной (японской). Несмотря на то, что речь в книге идёт в основном о военных

13 Романова Г. Н. Экономические отношения России и Китая на Дальнем Востоке в XIX - начале XX в. М., 1987.

14 Игнатьев А. В. С. Ю. Витте — дипломат. М„ 1989.

15 Золотарёв В. А., Соколов Ю. Ф. Трагедия на Дальнем Востоке: русско-японская война 1904-1905 гг. Кн. 1-2. М„ 2004.

действиях, авторы остановились также и на предыстории конфликта. Она оказалась разбита па две части. Обострению русско-японских отношений накануне войны историки посвятили один из параграфов работы (Т. 1. С. 75-115), где кратко изложили главные проблемы дальневосточной политики России с середины 1890-х гг. Обращает па себя внимание то, что относительно много места В. А. Золотарёв и 10. Ф. Соколов уделили авантюристичной, по их оценке, деятельности безобразовцев (С. 93-100). Отдельно от основного текста оказалась представлена «историческая справка» под названием «Развязывание русско-японской войны 1904-1905 гг. и отношение к ней иностранных государств» (Т. 1. С. 249-306). В ней речь идёт о последних русско-японских переговорах, преимущественно — об их завершающей фазе декабря 1903 - января 1904 гг. Несмотря на краткость, в исследовании даны некоторые новые оценки, основанные па критическом отношении к дальневосточной политике Петербурга рубежа XIX-XX столетий.

В целом, в отечественной историографии на сегодня не оказалось хорошо документированного исследования дальневосточной политики России рубежа XIX-XX веков, выполненного па современном уровне, которое охватывало бы весь регион и базировалось бы на комплексе источников.

Англоязычные исследования, особенно до Второй мировой войны, посвящённые российской внешней политике, базировались в основном па материалах Форин оффиса и чаще всего разделяли оценки и соображения, почерпнутые у британских дипломатов. По мнению Дж. Лензена, «корень проблемы находится не в намеренной фальсификации истории, а в неспособности большинства специалистов по истории международных отношений читать по-русски и в недоступности советских дипломатических архивов для того небольшого числа западных исследователей, которые владеют [русским] языком»16. Конечно, сейчас многое изменилось, по нельзя признать, что вывод известного специалиста полностью потерял свою актуальность.

На общем фоне «старой» зарубежной историографии выделяется, пожалуй, лишь книга А. Малозёмова17. Её автор (род. в 1910 г.) — из семьи эмигрантов, в 1930-е гг. учился в Калифорнийском университе-

16 Lensen G. A. Balance of Intrigue: International Rivalry in Korea & Manchuria, 1884-1899. Tallahassee: University Presses of Florida, 1982. Vol. II. P. 835.

17 Malozemoff A. Russian Far Eastern Policy 1881-1904. With Spccial Emphasis on the Causes of the Russo-Japanese War. Berkeley: University of California Press, 1958.

те, специализировался на истории России. Его не вполне законченная дпссертция всё-таки была опубликована в 1958 г. Исследование основана исключительно на опубликованных материалах, архивы в ней не использованы. Зато автор мобилизовал обширный круг публикаций и исследований как на русском (это и сделало его монографию заметным явлением), так и на европейских языках.

В представлении А. Малозёмова на Дальнем Востоке встретились колонизационные потоки Китая и России. Движение России он не увязывал только с экономическими интересами: слабость внутрирос-сийского производства (Р. 186-196), по его мнению, предопределила незначительные размеры русской торговли с Китаем во второй половине XIX века (Р. 6-9). А. Малозёмов — первый из историков, кто попытался также увязать интерес России к региону с «агрессивной» идеологией «восточников» (Н. М. Пржевальский, Э. Э. Ухтомский). Тем не менее, он пришёл к выводу, что в 1890-1900 гг. политика России на Дальнем Востоке не была захватнической (Р. 51).

Историк почувствовал, что к началу XX века амбициозные планы С. 10. Витте уже выдохлись, но объяснил это своеобразно. По его мнению, весной 1900 г. Россия перешла к медленным экономическим методам экспансии (Р. 123), так как Сибирская магистраль и КВЖД ещё пе были завершены и не позволяли Петербургу ставить па Дальнем Востоке амбициозные цели. А. Малозёмов заметил расхождения во взглядах на дальневосточную политику в российском руководстве (например, между А. Н. Куропаткиным и С. 10. Витте во время боксёрского восстания — Р. 131 и далее), но не придавал этому определяющего значения. Исследователь стал первым из историков, кто уделил значительное внимание деятельности бсзобразовской группы, справедливо расценив её появление как оппозицию программе С. 10. Витте (Р. 177-186 и далее). Серьёзные проблемы министра финансов он констатировал с 1902 г. (Р. 196-207), но представил их в большей части как поток внешних неудач: ничего не давший сепаратный договор с Китаем, оживлённая деятельность безобразовцев и т. п., не анализируя корпи этих событий. В объяснении причин русско-японской войны А. Малозёмов оказался пе оригинален, повторив в основном версию, предложенную С. 10. Витте: виноваты безобразовцы. В целом эта добротная для своего времени книга сейчас, когда появились работы, выполненные на японских, китайских и русских источниках, выглядит по содержанию и представлениям устаревшей.

Наибольшее значение для дальневосточной политики России в англоязычной историографии имеет большая монография Дж. Лен-

зона «Balance of Intrigue: International Rivalry in Korea & Manchuria, 1884-1899», опубликованная в 1982 г. Автор — Джордж Александр Лснзен — из семыг русских эмигрантов, образование он получил в Колумбийском университете. Дж. Лепзен специализировался па истории Японии и ранним русско-японским отношениям. С 1950 г. он опубликовал большое количество статей и несколько книг о международных отношениях на Дальнем Востоке, в том числе — о ранних русско-японских контактах, о Маньчжурии, подготовил издание некоторых интересных документов, в частности, изложение дневника посланника Англии в Японии и Китае Э. Сатоу18. К сожалению, жизнь историка оборвалась трагически: Дж. Лепзен погиб 5 января 1979 г. в автомобильной катастрофе, ему было всего 55 лет. Последней его книгой стал «Баланс интриг», которую исследователь окончил в 1978 г.19

Дж. Лензен — едва ли не первый из западных историков, кто обратился к истории международных отношений па Дальнем Востоке, используя английские, русские и японские архивы (он знал три европейских, русский, китайский и японский языки). Его исследование удивляет размахом его фактической базы, а также аккуратной работой с ней. По точному наблюдению автора предисловия к «Балансу интриг» Дж. Стефана, его коллега являлся одним из немногих историков, у кого факты заслоняли аналитику20. Колоссальная фактическая база позволила Дж. Леизену показать картину политики великих держав в Маньчжурии и Корее, во многом отличную от других работ англоязычной историографии. Применительно к России историк отказался от традиционного преувеличения её агрессивности в регионе, отметив, что с 1881 г. Петербург стремился к сохранению status quo в регионе (Р. 850). Первым из исследователей он подчеркнул противоречивость курса Петербурга, показав неспособность министров финансов, иностранных дел, военного и морского договориться о проведении согласованного и последовательного курса (Р. 839). У Дж. Лензена маньчжурская и корейская политики увязаны — это подход, не присущий отечественной историографии. Историк также

18 Korea and Manchuria Between Russia and Japan 1895-1904. The Observation of Sir Ernest Satow, British Minister Plenipotentiary to Japan (1895-1900) and China (1900-1906). Tokyo, 1966.

19 Lensen G. A. Balance of Intrigue: International Rivalry in Korea & Manchuria, 1884-1899. Tallahassee: University Presses of Florida, 1982. Vol. I—II.

20 Lensen G. A. Op. cit. Vol. I. P. XI.

не подходил к дальневосточной политике России с излишней прямолинейностью, свойственной ряду общих работ, авторы которых представляли её как путь к русско-япопской войне. Наоборот, он полагал, что захват Порт-Артура нельзя рассматривать как причину русско-японской войны, наоборот, договор об аренде открывал путь к русско-японскому соглашению, дальневосточной «антанте» (Р. 851). Соответственно, у него ист попыток представить российский «империализм» либо «военно-феодальную политику самодержавия» как причины войны. Они — в конкретных политических решениях, а не в природе строя или основах политики. Это понимание, вытекающее из книги Дж. Лензена, кажется весьма важным для изучения дальневосточного курса России.

Одна из последних книг о судьбе Маньчжурии во второй половине XIX - первой половине XX вв. принадлежит перу американского историка Сары Пэйн21. Она сосредоточила своё внимание на политике России в Китае на протяжении нескольких десятилетий. В частности, третья глава её монографии охватывает период 1896-1905 гг. (Р. 178-268). Текст С. Пейн отражает современный уровень исследований: автор использовала литературу и архивные материалы из России, Китая, Японии. Однако авторский подход упростил многосторонность источпиковой базы: С. Пэйн проводит как основную мысль о неизменной агрессивности политики России в Китае, в частности в Маньчжурии. Для автора важно предположение, превратившееся в аксиому, что эта агрессивность была значительно выше, чем у других великих держав. Для аргументации такого понимания исследовательница постоянно вплетает в контекст политики все возможные предложения об аннексии тех или иных территорий, в том числе исходившие часто от местных чиновников, забывая о том, что эти инициативы далеко не всегда встречали поддержку Петербурга. Надо также иметь в виду, что неопределённые желания завладеть всей Маньчжурией и Кореей не подкреплялись разработкой и тем более осуществлением конкретных планов, большей частью оставаясь в области общих рассуждений. Конечно, справедливости ради, надо признать, что мысль о грядущем присоединении Кореи и Маньчжурии к России к началу XX века стала общим местом в представлениях многих деятелей, связанных с дальневосточной политикой. Однако эти мечтания отражали не только агрессивность, но и ожидание скорого, как тогда казалось,

21 Paine S. C. M. Imperial Rivals: China, Russia and Their Disputed Frontier, 1858-1924. N. Y„ 1996.

раздела Китая, и связанного с ним опасения за границы собственных владений: Петербург категорически не хотел увидеть рядом со своими дальневосточными рубежами очередные британские владения.

С другой мыслью С. Пэйн также сложно согласиться. Она сглаживает агрессивность политики Японии, выводя её как неизбежную заботу о собственной безопасности после того как Россия в 1900 г. оккупировала Маньчжурию (Р. 225, 234 и др.). В целом, несмотря на использование широкого круга материалов, в том числе и архивных, книга не выглядит оригинальной, приведённые оценки в общем уже давно известны в историографии.

В 1985 г. в Англии в серии «Происхождение современных войн» увидела свет книга английского историка, специалиста по англо-японским отношениям Яна Ниша о возникновении русско-японской войны22. Автор откровенно сообщил читателю, что у пего слишком мало сведений о том, как вырабатывалась и осуществлялась политика в Петербурге. Поэтому в исследовании заметно доминирующее влияние японской точки зрения на происхождение конфликта. Автор видит главную причину войны не в Корее или захвате Россией Порт-Артура, а в русской оккупации Маньчжурии в 1900 г. (Р. 70) — Петербург решил остаться там, а это противоречило принципу «открытых дверей» (Р. 93). Японская политика предстаёт под его пером в высшей степени миролюбивой, а нападение на Россию — как вынужденная акция. Много места Я. Ниш уделил последним русско-японским переговорам (Р. 132-137, 183-187, 192-213). Он полагает, что японский кабинет не собирался сражаться из-за Маньчжурии (Р. 197) (это несмотря на то, что имел там интересы) и что вопрос о войне не был окончательно решён до последнего момента. Тем не менее, историк признаёт, что в Токио решили воевать до того, как получили последние русские предложения — «компромисс», который пытался задержать Т. Хаяши (Р. 210). Я. Ниш стремится дезавуировать их, усматривая в последнем слове Петербурга не позицию, а дипломатическую уловку, сделанную для того, чтобы обвинить Японию в развязывании войны (Р. 213). Он также пытается найти конкретных лиц, виновных в войне (Р. 245-253). С российской стороны он считает таковым Е. И. Алексеева, а С. Ю. Витте — нет (Р. 250-253). В целом же у Я. Ниша получилась монография, оправдывающая японскую политику в регионе и позицию Токио по отношению к России.

22 NishJ. The Origins of the Russo-Japanese War. L. :N. Y„ 1985.

Последним общим исследованием о внешней политике России начала XX века в англоязычной историографии является книга Дэвида Мак Доналда23. Автор уделил значительное внимание тому, как эта политика готовилась, кто принимал и осуществлял решения. Первые три главы он посвятил дипломатической предыстории русско-японской войны (Р. 9-75). Д. Мак Доналд смотрит на дальневосточную политику как на путь к войне. К сожалению, и его документальная база — в основном опубликованные материалы (особенно дневник А. Н. Куропаткина), а также архив С. Ю. Витте, хранящийся в РГИА (как можно понять, она является такой не по вине автора). Не удивительно, что историк воспроизвёл многие уже имеющиеся в литературе оценки и суждения, не все их которых являются точными. Например, легенду о «маленькой победоносной войне» В. К. Плеве (Р. 71). Или — излишне прямолинейное представление о позиции Николая II в 1903 г. как объединении двух разных политик (Р. 70). Вместе с тем, следует отметить, что большинство суждений и заключений Д. Мак Доналда вполне справедливо. К примеру, о длительной, до конца 1903 г. симпатии царя политике Е. И. Алексеева или о системном кризисе власти к этому времени и т. д. Дальневосточный «тупик» России Д. Мак Доналд представил по большей части как противостояние «триумвирата» (С. 10. Витте - В. Н. Ламздорф -А. Н. Куропаткин) и безобразовского кружка (которому автор уделил немало места), начиная его чуть ли не с 1897 г. (Р. 41). Дипломатия 1903 г. выглядит у исследователя соревнованием записок и выступлений, а интересы, за ними стоявшие, понятны далеко не всегда.

Российскому «восточничеству», о котором впервые написал А. Малозёмов, посвящена монография Дэвида Схиммельпешшка ван дер Ойе24. Его книга опирается на большое количество архивных источников, в том числе российских. Интерес автора сконцентрирован на влиянии идеологии на внешнюю политику России, хотя он и признаёт, что она редко играла направляющую роль (Р. 9). Историк отметил общее для русских и европейцев отношение к Азии как к громадной территории, предназначенной для завоеваний (Р. 94). В живом, полухудожественном стиле с многочисленными экскурсами в самые разные стороны Д. Схиммельненник ван дер Ойе представляет в

23 Mac Laren Мс Donald D. United Government and Foreign Policy in Russia, 1900-1914. Cambridge (Mass.), 1992.

24 Schimmelpenninck van der Oye D. Toward the Rising Sun: Russian Ideologies of Empire and the Path to War with Japan. DeKalb, 2001.

первой части монографии биографии своих основных персонажей (Н. М. Пржевальского, Э. Э. Ухтомского, В. С. Соловьёва, П. А. Бад-маева, А. Н. Куропаткина). Несмотря на то, что всех их объединял интерес к Востоку, исследователь отмечает значительные различия в мировоззрении своих героев (А. Н. Куропатки» и В. С. Соловьёв, например, больше склонялись к признанию «жёлтой опасности» — Р. 102-103) и в степени их влияния на политику. Во второй части книги (около 100 страниц), где основное внимание уделено общей характеристике российской дальневосточной политики, начиная с Александра III, историк постоянно отмечает разницу во взглядах в российском руководстве — может быть, более акцентировано, чем многие другие авторы.

В целом в историографии как отечественной, так и зарубежной получается весьма неоднородная картина российской дальневосточной политики рубежа XIX-XX веков. Есть серьёзные и многочисленные разногласия в оценке степени её агрессивности, далеко не всегда чётко формулируются намерения Петербурга. Большинство авторов, сужая проблему, ищут ответ на тему, что явилось причиной русско-японской войны, и ответы эти значительно расходятся (от строительства Сибирской железной дороги до завершающего раунда последних перед войной переговоров Токио и Петербурга). Историки используют самый разный круг источников, но в большинстве, если не во всех случаях, можно говорить об их ограниченности (по многим причинам). Наконец, нет окончательного вывода: была ли война неизбежна, а если нет — то что именно привело к вооружённому конфликту, потрясшему весь регион и сейчас, когда после его завершения прошло уже более 100 лет, рассматриваемому как World War Zero.

Объект и предмет исследования

Объектом диссертационного исследования является политика России па Дальнем Востоке, отношения с Китаем, Японией, Кореей, а также с рядом великих держав в связи с указанным регионом.

Предмет — это действия различных ведомств и их представителей на местах, межминистерская борьба за определение политического курса, «вневедомственные влияния» и их место.

Цель и задачи исследования

Целью диссертационной работы является анализ дальневосточной политики России во всей её противоречивости и сложности, выявление её изменений и причин их, влияний на общий курс, исноль-

зования различных инструментов (силовых, экономических и др.). Разумеется, невозможно обойти вопрос: как политика России зашла в тупик, при котором война с Японией оказалась неизбежной? Но исследование выполнено шире, чем непосредственный анализ причин русско-японской войны — это формирование дальневосточной политики Петербурга в целом в конце XIX — начале XX в., причины активизации России в этом направлении. В рамках диссертации автор поставил перед собой следующие цели:

Определить содержание экономического колониализма С. Ю. Витте и его итоги.

Показать позицию различных ведомств по дальневосточным вопросам (МИД, Министерство финансов, Военное министерство, Морское министерство) и степень их влияния на выработку общей линии.

Изучить позиции представителей министерств в регионе, то, насколько они отличались от представлений и директив центрального аппарата.

Проанализировать причины появления вневедомственных влияний на дальневосточную политику Петербурга и их значение.

Выявить взаимосвязь возникновения русско-японской войны и общего состояния российской власти как системы управления империей..

Территориальные рамки

Территориальными рамками диссертационного исследования является Дальний Восток в целом — исторически сложившийся регион со своими особенностями. Это часть Российской империи, часть Китая (не затрагиваются его западные области (Синьцзян) и южные регионы (Тибет, Формоза)), Корея, Япония.

Хронологические рамки исследования

Диссертация охватывает период, когда Россия начала активно интересоваться своими дальневосточными владениями (1880-е гг.), и до начала русско-японской войны 1904-1905 гг., потребовавшая кардинальной перемены всей политики. Глава о Портсмутском мире, выходящая за эти хронологические рамки, введена как антитеза предыдущей политике.

Источниковая база исследования

Источники, отражающие политику России на Дальнем Востоке в конце XIX - начале XX вв., крайне многочисленны и разнообраз-

ны по жанру. Специфика источниковой базы заключается в том, что она в основном состоит из официальных материалов, комплексы которых, отложившиеся как в архивах различных ведомств, так и в личных бумагах, в значительной части дублируют друг друга. При этом в каждом крупном собрании бумаг находятся важные для темы исследования уникальные документы, которые отсутствуют в других местах. Это относится как к министерскому делопроизводству, так и к частным коллекциям документов. Наконец, в связи с существованием в России неофициальной дальневосточной политики, образовался целый корпус фондов личного происхождения, используя который только и можно проанализировать этот необычный процесс, так как по естественным причинам он не нашёл исчерпывающего отражения в официальном делопроизводстве.

Необходимо также отметить, что уже в момент образования документальных коллекций они использовались как орудие политической борьбы среди ряда крупных сановников либо как средство оправдания собственных действий (С. 10. Витте, А. Н. Куропаткин, В. М. Вонлярлярский и др.). Это послужило причиной создания нескольких частных собраний бумаг, на основе которых создавалась канва для оригинальной версии событий и обвинений оппонентов.

В такой ситуации колоссальное значение приобретает степень сохранности документальных коллекций, как официального происхождения, так и особенно личных. Лучше других сохранился, по-видимому, архив Министерства иностранных дел (АВПРИ). Но это касается только материалов центрального аппарата ведомства. Среди корреспонденции, находящейся в фонде канцелярии министра иностранных дел (Ф. 133. Оп. 470) присутствует переписка с посланниками в Сеуле и Пекине. Материалы, касающиеся дальневосточной политики, в большом количестве сосредоточены в Китайском столе (Ф. 143. Оп. 491.3438 дел). Здесь и корпус депеш российского посланника в Пекине в Петербург с начала 1890-х гг. (бумаги за 1880-е гг. содержится в Ф. 161 (Санкт-Петербургский Главный архив. Оп. 181/3 (У-Аз.)), и большая коллекция всеподданнейших докладов по Китаю, много консульских донесений, документов о борьбе разных стран за концессии и материалов о торговле. В Японском столе (Ф. 150. Оп. 493, 2058 дел) имеются сведения по политике России в Корее, о русско-японских переговорах по Корее (Д. 183-201), большой корпус материалов по заключению Портсмутского мира (Д. 619-629). Некоторое количество интересных документов отложилось в делах чиновника по дипломатической части приамурского генерал-губернатора

(Ф. 327. Оп. 579) — в основном материалы по Маньчжурии и Корее. Значительно хуже уцелели документы дипломатических представительств России на Дальнем Востоке, особенно консульств в Китае, которых на рубеже веков насчитывалось около десятка. Часть из них утрачена, часть попала в руки эмигрантов и рассеялась по нескольким хранилищам русских бумаг за границей, преимущественно в США, часть, по-видимому, осталась в Китае. Эти материалы особенно важны для изучения торговли в регионе и степени проникновения русского капитала в Китай. Самые разные сведения содержатся в фонде миссии в Сеуле (Ф. 191. Оп. 768). Здесь много материалов, связанных с получением концессий и развитием торговли.

Другой, базовый для исследования, архив Министерства финансов существенно пострадал как из-за переездов, так и из-за пожара 1921 г. Это видно, в частности по наличию в современном фонде (РГИА. Ф. 560) «сборных» описей, созданных из россыпи (Оп. 43). Тем пс менее, некоторые группы материалов, отложившиеся в бумагах различных ведомств, представлены весьма обильно. Это, к примеру, документы, касающиеся строительства Сибирской железной дороги. В основном они находятся в архивах Министерства финансов (Ф.560. Оп. 27,1874-1913 гг., 121 единица хранения) и Министерства путей сообщения (Ф. 268. Оп. 1,3; Ф. 265 (технический отдел Управления казённых железных дорог). Оп. 2), где содержится многочисленная документация, касающаяся как технических вопросов сооружения магистрали (Ф. 265. Оп. 2. Д. 617-621 — об изысканиях трассы Сибирской магистрали; Ф. 268. Оп. 3. Д. 362-363,423-430 — о сооружении Сибирской дороги, Д. 536-540 — о строительстве Забайкальской дороги, Д. 948-965 — об Амурской железной дороге и т. д.), так и отражающая деятельность различных подготовительных комиссий и совещаний, и, наконец, сам ход строительных работ. Вопросы эксплуатации дороги отражены преимущественно в других фондах, в частности, в архиве Управления Сибирской железной дороги (Ф. 441, 67 дел), содержащем материалы ревизий и борьбу с хищениями (Д. 10, 21,29 и др.). Важное значение имеют документы Комитета Сибирской дороги (РГИА. Ф. 1273,655 дел) — специального органа, призванного координировать все вопросы, касавшиеся сооружения магистрали, и наделённого невиданными для межведомственной структуры полномочиями — права подготовки и представления в Государственный совет законопроектов, что делало его власть реальной. Разумеется, в подавляющем большинстве ведомственные материалы, касающиеся истории Сибирской железной дороги, представляют собой техниче-

скую документацию и переписку с другими ведомствами по разным вопросам. Политические вопросы там затрагивались крайне мало25.

Эту лакуну отчасти заполняют личные материалы. Самостоятельное значение имеют бумаги А. Н. Куломзина, управляющего делами Комитета Сибирской дороги, особенно — его обширные воспоминания, в которых много места уделено строительству Сибирской железной дороги (РГИА. Ф. 1642). Кроме архива А. Н. Куломзина, планы сооружения Транссибирской магистрали находятся среди бумаг Е. В. Богдановича (ОР РГБ. Ф. 58. Раздел I. К. 39. № 1, 2), а также вице-адмирала Н. В. Копытова, ещё в 1880-е годы выступившего с идеей спрямления Сибирской железной дороги через китайскую территорию (РГА ВМФ. Ф. 12. On. 1. Д. 32,33).

Иная ситуация сложилась с архивом КВЖД. Основная его часть долгое время (до 1945 г.) находилась в Харбине и неоднократно переживала существенные утраты. Первый пожар в здании правления КВЖД произошел 14 ноября 1905 г., после чего 28 ноября, 12 и 19 декабря служебные площади горели вновь. В итоге нетронутой огнём осталась лишь четвёртая часть здания. Сомнений, что это были поджоги, у современников не осталось: пламя уничтожило в основном бумаги, касавшиеся вопросов строительства магистрали, которые отражали в той или иной степени многочисленные злоупотребления и кражи. Совершенно не пострадали документы тех служб, где красть было практически нечего: пути, телеграфа, сношения с китайскими властями, отчуждения земель, судоходства26. В 1917 г. в связи с ликвидацией полосы отчуждения опять пропало большое количество документов27. Уцелевшие документы составляют ныне фонд 323 в РГИА. Несмотря на многочисленные утраты, в составе 13 описей фонда представлены самые разные материалы, в том числе протоколы заседаний правления КВЖД (On. 1. Д. 1-121,1177-1180), разные материалы, касающиеся строительства и эксплуатации дороги, о де-

23 Подробнее см.: Борзунов В. Ф. Архивные материалы по истории строи-

тельства Сибирской железной дороги (1880-1905 гг.) // Исторический

архив. 1960. №5. С. 194-207.

26 Шмуккер М. М. Финансы казённой сети железных дорог России в связи с бюджетом (1890-1913 гг.) и очерк «Восточно-Китайской железной дороги». Вольск, 1918. С. 134-135; Нилус Е. X. Исторический обзор Китайской Восточной железной дороги. 1896-1923 гг. Т. 1. Харбин, 1923. С. 340-350.

27 Нилус Е. X. Указ. соч. С. XIV-XV.

ятелыюсти её администрации, об управлении в полосе отчуждения КВЖД, многие экономические вопросы Дальнего Востока (Маньчжурии, Кореи), личные дела нескольких тысяч сотрудников КВЖД (Оп. 9, 12, 13). Значительная часть документов попала в китайские архивы, где хранится и поныне. Небольшие коллекции были вывезены эмигрантами, сейчас они разбросаны по разным странам. Например, бумаги начальника КВЖД Д. Л. Хорвата находятся ныне в Музее русской культуры в Сан-Франциско (США). Незначительная часть этих документов вернулась в СССР в 1945 г. в составе Пражского архива (ГАРФ. Ф. Р-6081,183 дела).

В составе делопроизводства Морского министерства (ныне хранится в РГА ВМФ) основное значение имеет фонд Главного морского штаба (Ф. 417), где сосредоточилась вся переписка по дальневосточным проблемам. Эти материалы наиболее полно представляют реакцию и планы руководства морского ведомства на дальневосточную политику, а также содержат весьма обильную информацию касательно желания заполучить незамерзающий порт на тихоокеанском побережье для нужд военной эскадры.

В архиве Военного министерства (РГВИА) основная масса документов, касающихся дальневосточной политики России, сосредоточена в фонде Военно-учёного архива (Ф. 846 — это материалы, переписка и донесения о Корее, Китае, в том числе Маньчжурии), в азиатской части Главного штаба (Ф. 400 содержит дела, касающиеся в основном Квантуна и Маньчжурии), а также ряде коллекций (Ф. 447 — Китай, где в частности отложились донесения военных агентов, Ф. 448 — Корея). В РГВИА находится значительное количество небольших фондов с материалами в связи с пребыванием русских войск в Маньчжурии (1900-1904 гг.): Ф. 14383 — управление военного комиссара Гиринской провинции, 173 дела; Ф. 14378 — управление военного комиссара Мукденской провинции, 252 дела; Ф. 14465 — управление военного комиссара Хейлунцзянской провинции, 21 дело. Там также отложились материалы по управлению Квантунским полуостровом (Ф. 14370 — полевой штаб командующего войсками Квантунской области, 28 дел; Ф. 14372 — штаб войск Квантунской области; Ф. 16120 — управление заведующего инженерной частью Квантунской области, 198 дел; Ф. 16212 — управление почты и телеграфа Маньчжурии и Квантуна, 163 дела). Эти бумаги ещё не привлекали внимания исследователей.

Ещё в начале XX века, во время работы специальной комиссии для составления истории русско-японской войны 1904-1905 гг., груп-

па офицеров, иад ней работавшая, была допущена к ознакомлению со многими архивными материалами. Над предысторией войны работал военный историк, тогда полковник П. Н. Симапский. Он не только написал три тома, но и скопировал значительную часть документов, показавшихся ему интересными. Подготовительные материалы к исследованию П. Н. Симанского сохранились (ОПИ ГИМ. Ф. 444. Оп. 1. Д. 67-128). Они включают в себя копии большого количества бумаг преимущественно из архивов Военного министерства, МИД, а также Министерства финансов. Такой исследовательский «архив копий» официальной переписки для начала XX века — большая редкость, учитывая то, что их сделал человек, не занимавший высших административных постов. Особую ценность его коллекции придаёт тот факт, что он сумел получить большое количество бумаг от А. М. Без-образова и В. М. Воплярлярского. Среди них оказался и сборник документов, освещающих планы создания Восточно-Азиатской компании (Д. 112-113), который мне нигде более обнаружить не удалось.

Среди фондов государственных учреждений материалы безоб-разовцев отложились преимущественно в архиве Особого комитета Дальнего Востока (РГИА. Ф. 1337). Несмотря на то, что сам комитет так ни разу и не собрался, его канцелярия, возглавляемая А. М. Аба-зой, действовала почти два года, и от нее осталось немалое количество бумаг. Часть их оказалась после 1917 г. в фонде Царскосельского дворца (ГАРФ. Ф. 543. Оп. 1.Д. 183-185,187). Переписка безобразов-цев с В. К. Плеве уцелела в архиве канцелярии министра внутренних дел (РГИА. Ф. 1282. Оп. 1. Д. 759-761).

Исключительное важное значение для изучения дальневосточной политики России рубежа Х1Х-ХХ веков имеют личные архивы непосредственных участников тех событий. От А. Н. Куропаткина (РГВИА. Ф. 165) остался огромный и хорошо сохранившийся личный архив, насчитывающий ныне 5351 единицу хранения. Он содержит много переписки, связанной с дальневосточной политикой, различных записок, вообще материалов политического характера. Особый интерес представляют дневники А. Н. Куропаткина — его записные книжки под номерами, куда он записывал все важнейшие события, в том числе — разговоры с Николаем II, «тотчас же, после беседы, в одной из соседних с кабинетом государя комнат»28. Дневники военного министра, изданные лишь частично, составляют сейчас

28 Симанский П. Дневник генерала Куропаткина (из моих воспоминаний) // На чужой стороне. 1925. № 11. С. 79.

более двухсот единиц хранения. Они содержат пространные записи о самых разных событиях, сделанные чаще всего по их горячим следам. Помимо прочего генерал любил фиксировать свои разговоры с другими сановниками. На основании своих записей А. Н. Куропаткин составил текст, призванный осветить путь России к войне с Японией, он был опубликован в 1925 г. вместе с дневником покойного к тому времени Н. П. Линевичаи в значительной степени противостоял версии, изложенной в мемуарах С. Ю. Витте29.

Другой хорошо сохранившийся личный фонд принадлежит Е. И. Алексееву (РГА ВМФ. Ф. 32, 511 дел). Адмирал оправдываться не намеревался, поэтому специально материалы, касавшиеся Дальнего Востока, не собирал. Но благодаря занимаемым им высоким постам главного начальника Квантунской области, а затем и наместника Дальнего Востока, у него сохранилось большое количество документов, имевших отношение к службе на восточной окраине (переписка с А. П. Извольским, Р. Р. Розепом, П. М. Лессаром, А. И. Павловым, В. Н. Ламздорфом, И. Я. Коростовцом, исполнявшим одно время должность его дипломатического чиновника, а также с безобразов-цами). Важное значение имеет большой личный фонд В. Н. Ламз-дорфа (ГАРФ. Ф. 568, 1034 дела). Дипломат в течение многих лет составлял для себя своеобразные досье в виде копий документов по многим внешнеполитическим вопросам, в том числе и касающимся Дальнего Востока. В частности, это материалы по подготовке русско-китайского секретного договора (ГАРФ. Ф. 568. Оп. 1. Д. 126), переписка о занятии Порт-Артура (Д. 127-128), переписка о Корее (Д. 145, 177, 179), переговоры о сепаратном соглашении с Пекином в 1900-1904 гг. (Д. 133-139), материалы по последним перед войной русско-японским переговорам (Д. 180-182), переписка с некоторыми дипломатами. Значительный интерес для исследования представляет большой корпус писем С. Ю. Витте, до сих пор не опубликованных, во многих из которых затрагивались вопросы дальневосточной политики (Д. 381). Хорошо известен дневник В. Н. Ламздорфа, все сохранившиеся тетради которого были опубликованы с купюрами, связанными с личной жизиыо графа, в 1926-1991 гг. в трёх книгах30. Но

29 Русско-японская война. Из дневников А. Н. Куропаткина и Н. П. Линеви-ча. Л., 1925.

30 Дневник В. Н. Ламздорфа (1886-1890). М. :Л„ 1926; Ламздорф В. Н. Дневник 1891-1892. М. :Л„ 1934; Ламздорф В. Н. Дневник 1894-1896. М„ 1991.

дневник охватывает период со второй половины 1880-х гг. до 1896 г., когда его автор ещё не был министром. Между тем, за последующие годы сохранился не менее интересный и важный источник — записи всеподданнейших докладов В. Н. Ламздорфа, где он указывал, иногда — кратко, иногда — пространно — содержание разговора с царём и перечислял затронутые темы. В этом отношении записи сановника уникальны, так как в России не существовало практики стенографирования личных всеподданнейших докладов министров. Конспекты всеподданнейших докладов сохранились за 1897-1906 гг. (Д. 58-67) и представляют собой важное дополнение к дневнику.

Архив С. Ю. Витте (РГИА. Ф. 1622, 1033 дела), хотя и сохранился далеко не полностью, заслуживает отдельной и подробной характеристики из-за его специфики и репрезентативности для исследования дальневосточной политики России. Его хозяин очень рано, уже в 1900 г. начал активно собирать документы, в том числе письменные свидетельства непосредственных участников событий для доказательства своей правоты. Вряд ли министр финансов тогда задумывался над мемуарами, скорее это делалось для «битвы документов». Когда после смерти графа в феврале 1915 г. генерал-адъютант К. К. Максимович был послан забрать его бумаги, то выяснилось, что материалы личного архива тщательно систематизированы по отдельным вопросам, хранятся в виде папок, в том числе — по дальневосточной политике (дело № 23 — «непосредственная безобразовщина», дело № 24 — документы по Корее, дело № 26 содержало записки А. М. Абазы и В. М. Вонлярлярского, дело №21 — документы, касающиеся эвакуации Маньчжурии, дела №29, 31,32 и 34 — материалы по заключению Портсмутского договора, дело № 47 — переписку по поводу заявления, сделанного А. Н. Куропаткиным в 1909 г. о Портсмутском мире и т. д.)31. Сейчас в личном фонде С. Ю. Витте в РГИА не менее полутораста дел относятся к дальневосточной политике32. В основном это документы, связанные с его деятельностью, и сочинения некоторых безобразовцев (в частности — В. М. Вонлярлярского). Большинство

31 Можно предположить, что всего их было много больше ста, так как только изъятая после смерти графа часть насчитывала 80 папок (Витенберг Б. М. К истории личного архива С. Ю. Витте // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. XVII. Л., 1985. С. 260).

32 Надо учитывать, что в советское время архивисты расшили оставшиеся «досье» графа, стараясь придерживаться принципа: один документ — одно дело.

бумаг представляют собой копии, подлинники встречаются редко. Несмотря на многочисленность материалов, в них заметны изъяны. В общем, архив С. 10. Витте по информативности сильно уступает, например, комплексам бумаг А. Н. Куропаткина, В. Н. Ламздорфа или Е. И. Алексеева.

В отличие от других сановников, С. 10. Витте ещё находясь в должности министра, уделил много внимания составлению исторических справок нужного ему содержания, для которых использовался не только личный архив, как было в случае с «Прологом русско-японской войны», но и делопроизводство Министерства финансов. Так, вероятно, в 1899 г. он поручил чиновнику особых поручений при Департаменте железнодорожных дел Министерства финансов М. Г. Зельманову подготовить исторический очерк строительства Сибирской железной дороги и КВЖД. Этот текст появился в печатном виде под заглавием: «Историческая справка о сооружении Великого Сибирского железнодорожного пути» СПб., 1903. (97 е.). Примерно в это же время Д. Д. Покотилов работал над «Исторической справкой о важнейших для России событиях на Дальнем Востоке в трёхлетие 1898-1900 гг.» (СПб., 1902. 93 с.)33. Её продолжение - «Историческая справка о важнейших для России событиях на Дальнем Востоке в четырёхлетие от 1900 г. до 1903 г.» — издано не было, оно сохранилось лишь в виде машинописного текста34. Основное внимание в нём уделено безобразовцам и их деятельности. По-видимому, мы имеем дело с первым вариантом «Пролога русско-японской войны».

К сожалению, личные фонды других участников разработки и осуществления дальневосточной политики, которые содержали бы обильную информацию по проблеме, отсутствуют. Ни от Н. К. Гир-са, ни от А. Б. Лобанова-Ростовского, ни от М. Н. Муравьёва не осталось значительного количества бумаг. Документы М. Н. Муравьёва в АВПРИ объединены в небольшой фонд из нескольких десятков единиц хранения и содержат лишь некоторое количество личной переписки (Ф. 340. Оп. 806). Ещё меньше материалов сохранилось после Н. К. Гирса (Ф. 340. Оп. 803) — всего 19 дел. Документов по Дальнему Востоку среди них нет вообще. Бесполезно искать их и в двух личных фондах А. Б. Лобанова-Ростовского (АВПРИ. Ф. 340. Оп. 805, 54 дела; ГАРФ. Ф. 978, 51 дело).

33 Издания носили ведомственный характер, поэтому сколько-нибудь широкого распространения не получили.

34 РГИА. Ф. 560. Оп. 28. Д. 249. Л. 1-131.

Чуть лучше дело обстоит с материалами дипломатов более низкого ранга. В личном фонде И. Я. Коростовца (АВПРИ. Ф. 340. Оп. 839) находятся преимущественно его объёмные воспоминания, касающиеся деятельности автора на Дальнем Востоке. Они пока опубликованы лишь частично (Международная жизнь. 1994. №4. С. 113-122; 1994. № 9. С. 136-144, а также в выходившем в Торонто журнале «Россияне в Азии»), В частично сохранившихся бумагах Р. Р. Розена (РГИА. Ф. 1038, 144 дела; ОР РНБ. Ф. 647, 116 дел) представлена его личная переписка, п том числе с коллегами-дипломатами, служившими в Японии и Китае. Бумаги А. П. Извольского в АВПРИ (Ф. 340. Оп. 835, 59 дел) содержат лишь небольшую, но интересную часть его переписки за время службы посланником в Токио. Много материалов о дипломатии наместника Е. И. Алексеева, в том числе по переговорам с Японией и с Китаем в 1903-1904 гг., находится в фонде его дипломатического чиновника Г. А. Плансона (ГАРФ. Ф. 818, 269 дел). Среди них — его дневник (Д. 211-213), большая часть которого была опубликована в 1930 г.35 Там также отложились некоторые материалы в связи с Портсмутской конференцией (Г. А. Плансон входил в состав русской делегации). В частности — так и не увидевший спет пространный отчёт дипломата о ходе переговоров. Большой личный архив остался после П. А. Дмитревского, долгое время служившего консулом России в Китае и Корее (ГАРФ. Ф. 918, 24 дела; СПБ филиал Института востоковедения РАН. Ф. 14, 365 дел). В его составе — часть дневников за время службы в Корее и многочисленная переписка, но в основном лично-бытового содержания. В бумагах сотрудника Министерства финансов Д. М. Позднеева (ОР РНБ. Ф. 590. 196 дел) сохранилось несколько копийных книг его переписки по делам Русско-Китайского банка (Д. 112-117), а также его дневник за 1903-1906 гг. (Д. 12). Бумаги самого Д. Д. Покотилова были, по-видимому, переданы после его кончины в 1908 г. в Пекине в Министерство финансов, где и были рассыпаны среди дел канцелярии министра (Ф. 560. Оп. 29).

Немалое значение имеют небольшие и разрозненные коллекции материалов, отложившиеся в фондах различных государственных деятелей, так или иначе оказавшихся связанных с дальневосточной политикой. Конечно, их не могло не оказаться в бумагах последнего российского императора. В личном архиве Николая II (ГАРФ.

35 В штабе адм[ирала] Е. И. Алексеева. (Из дневника Е. А. Плансона) // Красный архив. 1930. №4/5 (41/42). С. 148-204.

Ф. 601) имеются некоторые всеподданнейшие доклады С. 10. Витте (Д. 688), записки А. М. Абазы о русских предприятиях в Корее (Д. 529, 718), материалы, касающиеся деятельности П. А. Бадмаева (Д. 700,792,833,1370), документы о политике России в Корее и о последних русско-японских переговорах (Д. 514, 720, 2421, 2422) и др. Часть аналогичных бумаг находилась в библиотеке Царскосельского дворца (ГАРФ. Ф. 543). Это, например, некоторые записки А. М. Без-образова общеполитического характера (Д. 12), письма Э. Э. Ухтомского (Д. 171, 173), различные тексты по вопросам дальневосточной политики (Д. 170, 173, 176-179, 180). Большинству этих материалов следовало бы находиться в ведомственных архивах, они лишь по стечению обстоятельств попали в императорские библиотеки.

Лишь частично сохранились документы, отражающие деятельность безобразовской группы. Бумаги А. М. Безобразова, скончавшегося в эмиграции в Париже, в России остались фрагментарно (РГИА. Ф. 648, 122 дела). Из всех безобразовцев в России сохранилась только часть большого когда-то архива В. М. Вонлярлярского (основную массу бумаг он тайно вывез в Берлин в первой половине 1920-х гг. при помощи немецких дипломатов, куда затем в 1925 г. открыто выехал и сам)36. Оставшиеся же в России бумаги составили небольшой фамильный фонд в РГИА. (Ф. 917, 252 дела), где материалы самого

B. М. Вонлярлярского представлены примерно десятком единиц хранения. Среди них — машинописные экземпляры его отчета об экспедиции в Северную Корею, «Материалы для выяснения причин войны с Японией» (Д. 4,5,7, существующие, впрочем, не в одном экземпляре и имеющиеся и в других фондах). Они же (исключая деловые бумаги) попали в личный фонд близкого приятеля В. М. Вонлярлярского

C. А. Панчулидзева (РГИА. Ф. 1652. On. 1. Д. 96-100). По-видимому, В. М. Вонлярлярский таким образом заботился об их сохранности, так как сам С. А. Панчулидзев никакого отношения к безобразовской авантюре не имел.

Большое значение для изучения деятельности безобразовцев имеют бумаги их покровителей. В частности — архив графа И. И. Воронцова-Дашкова. Он весьма велик, поделён примерно на две равные части, одна из которых находится в РГБ (Ф. 58,5996 дел), другая — в РГИА (Ф. 919, 5381 дело). Среди прочего у графа отложились некоторые записки А. М. Безобразова и В. М. Вонлярлярского

30 Вонлярлярский В. М. Мои воспоминания 1852-1939 гг. Берлин, [1939]. С. 242,250.

(Ф. 919. Оп. 2. Д. 599, 603), письма А. М. Безобразова (Ф. 919. Оп. 2. Д. 1371; Ф. 58. Раздел I. Папка 6. № 2). Нельзя сказать, что они имеют большое значение для исследования дальневосточной политики России, но благодаря хорошей сохранности фонда в целом можно найти немало интересных деталей (в частности, ранние письма А. М. Безобразова).

В составе семейного архива Балашёвых (РГИА. Ф. 892,3080 дел) отложились частично и материалы И. П. Балашёва, безобразовского «ястреба», управлявшего в 1903 г. их лесопромышленным предприятием на р. Ялу. Правда, их количество весьма скромно. В частности, это копии некоторых записок А. М. Безобразова (Ф. 892. Оп. 3. Д. 119, 126, 123) и незначительная часть переписки самого И. П. Балашёва. Он, правда, оставил обширные воспоминания, часть которых посвящена его деятельности на Дальнем Востоке. Но они составлялись без документов, содержат в основном общие рассуждения (Архив СПбИИ РАН. Ф. 115. Оп. 1. № 1167).

Немного осталось от бумаг П. А. Бадмаева. Часть его архива попала в ГАРФ (после того как она побывала в руках следователей Чрезвычайной следственной комиссии в 1917 г.) и образовала небольшой фонд (Ф. 713, 71 дело). Самые интересные документы были опубликованы в 1925 г. В. П. Семенниковым37. Совсем недавно в ЦГИА СПб также появился маленький личный фонд П. А. Бадмаева из бумаг, переданных из архива Главного управления внутренних дел Санкт-Петербурга и Ленинградской области (Ф. 2300, 23 дела). Большинство полученных документов имеют отношение к его имуществу и судебному процессу о его наследстве (Д. 18). Но есть и некоторые материалы о деятельности торгового дома «П. А. Бадмаев и К°», о планировавшихся им железных дорогах в Китае (Д. 2,4, 7, И) и т. д.

Среди опубликованных источников важное место занимают итоги различных обследований дальневосточных территорий, предпринимавшиеся в конце XIX - начале XX в. По направлениям подобных изысканий, степени их интенсивности и времени проведения можно сделать немало любопытных выводов относительно дальневосточной политики России в целом.

В частности, после ввода русских войск в Маньчжурию в 1900 г. приказом по Приамурскому военному округу № 666 было объявлено «высочайшее разрешение» произвести военно-статистическое описа-

37 За кулисами царизма. Архив тибетского врача Бадмаева. Л., 1925.

ние Гиринской и Хэйлунцзянской провинций Китая (то есть, Северной Маньчжурии). Предполагалось сделать подробное описание территории, превосходящей по размеру многие европейские государства, с помощью 14 партий специалистов (каждая должна была состоять из четырёх человек: начальник (как правило, офицер Генерального штаба), топограф и два строевых офицера). На основании семи отчётов по Гиринской провинции и пяти — Хэйлунцзянской (остались неохваче-ны Хайларское фудутунство и восточный Айгун) был опубликован свод данных по Гиринской провинции38. Результаты же работ партий по фудутунствам также увидели свет ещё до появления обобщающей книги39. Их издали в Хабаровске в серии «Материалы по военно-статистическому описанию Маньчжурии» в 1902-1903 гг. Путевые заметки выходили также и отдельными изданиями40. В принципе они ничем не отличаются от «сериалов».

38 Цихович, подполковник Генерального штаба. Военный обзор Гиринской провинции в Северной Маньчжурии. СПб., 1904. С. 1-2. Обобщающая работа по Хэйлунцзянской провинции появилась позднее (Доброловский И. А. Хэйлунцзянская провинция Маньчжурии. Краткий очерк географии, путей сообщения, населения, администрации и экономического положения. Харбин, 1906).

39 Богаевский. Сан-синское фудутунство. Хабаровск, 1903; Богданов [А. Ф.] Ансехинское фудутунство. Т. 1-2 (Ч. 1-3). Хабаровск, 1902; Дуров П. Цицикарское фудутунство. Хабаровск, 1903; Зигель. Гиринское фудутунство. Хабаровск, 1903; Ижицкий. Мергенское фудутунство. Хабаровск, 1902; Карликов К. Ниигутинское фудутунство. Хабаровск, 1903; Лисовский. Гиринское фудутунство. Хабаровск, 1903; Лишин. Хунчунское фудутунство. Хабаровск, 1903; Люпов [С. Н.], капитан. Хуланьское фудутунство Хей-лун-цзянской провинции. Ч. 1-2. Хабаровск, 1903; Мельгунов. Бутхасское фудутунство. Хабаровск, 1903; Тихменев. Чань-чунь-фу и фудутунство Бодунэ-Хайлар. Хабаровск, 1903; Щедрин. Айгунское фудутунство (западная часть). Хабаровск, 1903.

40 Свиягин Н. С. По русской и китайской Маньчжурии от Хабаровска до Нингуты. Впечатления и наблюдения. СПб., 1897; [Вейль Э.] Южно-Сунгарийский район. Разведка Генерального штаба капитана Э. Вейль в 1897-1898 году. Ч. 1. Краткий военно-статистический очерк. Хабаровск, 1899; Самойлов [В. К.] Описание занятой нами территории на Ляодунском полуострове. СПб., 1899; [Звегинцов А. И.] Северная Корея. Сборник описаний позиций. СПб., 1901; Звегинцов А. И. Описание Жёлтого и Японского морей и Корейского пролива как районов военных действий. СПб., 1904; Корф Н. А., Звегинцов А. И. Военное обозрение Северной Кореи. СПб., 1904 и др.

Большое значение имеют подборки бумаг, опубликованные в «Красном архиве» в 1920-1930-е гг., которых насчитывается несколько десятков. Особенно это касается материалов, раскрывающих политику Петербурга на окраине с середины 1890-х гг. до 1904 г/1 Конечно, в них невозможно было исчерпывающе представить даже основные документы, тем не менее, многие важные свидетельства впервые увидели свет. В частности, это журналы Особых совещаний 26 апреля 1888 г., 9 августа 1894 г., 20 января 1895 г., 25 января 1903 г.42 Официальная переписка дипломатов и сановников касалась отношения России к японо-китайской войне 1894-1895 гг., подготовки договора о КВЖД. К сожалению, А. Л. Попов, подобравший эти документы и подготовивший обширную вводную статью (С. 34-54), обозначил лишь общее место нахождения публикуемых им документов (АВПРИ, Китайский стол). Лишь по отмеченным в издании пометам на них Александра III и Николая II можно догадаться, что это подлинники. Кроме того, из дел Японского стола АВПРИ была обнародована переписка российского МИДа и некоторые всеподданнейшие доклады в связи с японо-китайской войной 1894-1895 гг. (всего 109 документов). Важное значение имеет подборка документов, касающихся занятия Германией Киао-Чао и реакция на это России (45 документов, часть из них представлена в извлечениях)43. К сожалению, в пей, как и в большинстве других случаев, никак не обозначены критерии отбора документов и точное их нахождение. Одна из публикаций посвящена русско-японским отношениям в 1901 г. после того, как Россия заняла Маньчжурию (это в основном переписка А. П. Извольского — всего 41 документ). Подготовивший её И. И. Ерухимо-вич также весьма глухо заметил, что подлинники хранятся в Архиве внешней политики (С. 7). Исключение в этом отношении составила публикация Б. А. Романова «Портсмут», в сопроводительной ста-

41 Первые шаги русского империализма на Дальнем Востоке (1888-1903 гг.). Подготовил к печати А. Л. Попов // Красный архив. 1932. №3 (52). С. 34124; Из эпохи японо-китайской войны 1894-95 гг. Подготовили к печати Б. Г. Вебер и С. Р. Димант// Красный архив. 1932. №1-2 (50-51). С. 3-63; Накануне русско-японской войны. (Декабрь 1900 г. - январь 1902 г.). Подготовил к печати И. Ерухимович // Красный архив. 1934. №2 (63). С. 3-54.

42 Красный архив. 1932. №3. С. 54-61, 62-67, 67-74, 110-124.

43 Захват Германией Киао-Чао в 1897 г. // Красный архив. 1938. №2 (87). С. 19-63. Она подготовлена Ф. А. Ротштейном.

тьс к которой историк дал точные сноски на использованные дела44. Важно, что в большинстве случаев документы печатались без купюр. Кроме того, специалисты, их готовившие, могли весьма откровенно выражать свои взгляды, пока в 1920-е — первой половине 1930-х гг. существовал курс на разоблачение царской политики, что давало возможность отбирать наиболее яркие и откровенные свидетельства её «антинародной сущности», не стесняясь в комментариях.

Некоторое количество документов, важных для изучения дальневосточной политики России, появилось в различных сборниках. В частности, материалы из дневников А. Н. Куропаткина и Н. П. Ли-невича, опубликованные в 1925 г., сопровождались приложением из ряда писем (9) и записок (5) А. М. Безобразова Николаю II, 3 писем его же В. Н. Ламздорфу, 3 писем А. М. Абазы царю и нескольких материалов А. Н. Куропаткина и Н. П. Линевича45. К сожалению, никакого археографического предисловия к изданию предпослано не было. Б. А. Романов к своей большой статье «Лихунчагский фонд» приложил текст всеподданнейшего доклада С. Ю. Витте «О предприятиях Общества Китайской Восточной железной дороги» 14 марта 1903 г. и справку о выдачах из «лихунчагского фонда» до 1914 г.46

Иначе дело обстояло с дневниками. Они печатались как правило, со значительными купюрами либо частями, причём пропуски в тексте не оговаривались. Пример такого рода — записи Е. А. Плансона, опубликованные А. Л. Поповым47. То, что дневник представлен не полностью, можно узнать лишь сопоставив упоминание о двух тетрадях с записями «за период 1904-1905 гг.» и публикацию, в которой текст обрывается 2 ноября 1904 г. Для читателя остаётся также неясным принцип, по которому из текста удалялись его части: далеко не всегда это были личные либо бытовые записи, не представлявшие интереса в политическом отношении. В общем, это не только упрёк публикаторам и издательской культуре того времени, сколько констатация грустного факта: по большому счёту, все издания 1920-1930-х гг. нуждаются в сверке с оригиналом (там, где это возможно). Иногда дневники публиковались целиком, но это были счастливые исключе-

44 Красный архив. 1924. № 6. С. 5.

45 Русско-японская война. Из дневников А. Н. Куропаткина и Н. П. Линевича. Л., 1925. С. 131-179.

46 Борьба классов. 1924. №1/2. С. 117-126.

47 В штабе адм[ирала] Е. И. Алексеева. (Из дневника Е. А. Плансона) // Красный архив. 1930. №4/5 (41/42). С. 148-204.

ния. Один из таких примеров — записи И. Я. Коростовца, секретаря русской делегации, о переговорах в Портсмуте, опубликованные сначала в «Былом», а затем — отдельным изданием)48.

Важным, хотя и не первостепенным источником для исследования явились воспоминания. Условно их можно разделить на две группы. Первая — это мемуары людей о Дальнем Востоке. Помимо ярких бытовых зарисовок их отличает высокая степень достоверности и критичности, особенно в бытовом плане'19. Они позволяют точнее понять многие обстоятельства и ярко оттеняют сведения официальных источников. Очень интересны воспоминания русских людей, живших или бывавших в Китае или в Маньчжурии. Они также весьма выразительны и рассказывают о многих явлениях и событиях глазами русских, но с «той» строрны50. Пример таких мемуаров — записки врача В. В. Корсакова о его жизни в Китае, написанные хорошим литературным языком51. Но по части политики там содержится лишь случайная и фрагментарная информация.

В отдельную группу следует выделить мемуарные свидетельства тех, кто непосредственно участвовал в политике или близко наблюдал её. Они, как правило, носят совершенно иной характер: автор составлял их, прежде всего, чтобы объяснить свои действия и оправдаться, обвинив н ошибках или даже очернив других. Яркий пример таких мемуаров — воспоминания С. 10. Витте. Имея под рукой обширный архив, он постарался представить свою дальневосточную политику как всегда правильную, найдя причины русско-японской войны в ошибочных действиях М. Н. Муравьёва, А. Н. Куропаткина,

48 Коростовец И. Я. Мирные переговоры в Портсмуте в 1905 году // Былое. 1918. №1 (29). С. 177-220; 1918. №2 (30). С. 110-146; 1918. №3 (31). С. 58-85; 1918. Книга 6. №12. С. 154-182; Страница из истории русской дипломатии. Русско-японские переговоры в Портсмуте в 1905 г. Дневник И. Я. Коростовец, секретаря графа Витте. Пекин, 1923 (два издания).

49 Муров Г. Т. Люди и нравы Дальнего Востока. От Владивостока до Хабаровска (путевой дневник). Томск, 1901 и др.

30 Хвостов А. Русский Китай // Вестник Европы. 1902. №10. С. 653-696, № 11. С. 181-208; Тиреер. Порт-Артур и его интересы до учреждения наместничества//Военный сборник. 1904. № 1. С. 179-194; №2. С. 225-232; № 3. С. 187-200; Кулаев И. В. Под счастливой звездой (воспоминания). Тяньцзин, 1938 и др.

51 Корсаков В. В. В старом Пекине. СПб., 1904; он же. В проснувшемся Китае. Дневник — хроника русской жизни перед войной. 1902-1903. М., 1911.

Е. И. Алексеева и безобразовцев52. Антиподом С. Ю. Витте стал один из лидеров безобразовской группы В. М. Вонлярлярский, который с большим опозданием, в 1939 г. опубликовал свои воспоминания, где главную вину за конфликт с Японией взвалил на С. Ю. Витте53. Естественно, к таким мемуарным свидетельствам следует относиться с большой осторожностью.

К сожалению, немногочисленны оказались записки дипломатов. Прежде всего, надо отметить очень интересные воспоминания И. Я. Коростовца, долгое время служившего на Дальнем Востоке (В Пекине, Порт-Артуре, Урге)5,1. Они написаны в эмиграции, имеют весьма значительный объём, опубликованы лишь частично. Щедрый на различные сочинения «дважды» посланник в Японии Р. Р. Розен, покинув Россию, издал свои мемуары в двух томах на английском языке55. Они составлялись дипломатом без привлечения документов. Да и авторский стиль предполагал не рассказ о жизни и местах службы, а в большей степени о встречах и международных проблемах. Дальневосточным делам в них уделено немного места. Книга Р. Р. Ро-зена читается без особого интереса, его служебные материалы содержат куда больше важных сведений. Ещё один дипломат — Ю. Я. Соловьёв, служивший в Пекине в 1895-1898 гг. секретарём миссии, опубликовал книгу воспоминаний в Советской России56. Очень живо написанные, они рассказывают о жизни и людях русской миссии в Китае при А. П. Кассини.

52 Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 1-2; Т. 2. Рукописные заметки. СПб., 2003. Критике мемуаров С. Ю. Витте посвящен ряд работ Б. В. Ананьича и Р. Ш. Ганедина (Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. С. Ю. Витте — мемуарист. СПб., 1994; они же. Сергей Юльевич Витте и его время. СПб., 1999; они же. С. Ю. Витте и издательская деятельность «безобразовского кружка» // Книжное дело в России во второй половине XIX - начале XX века. Вып. 4. Л., 1989. С. 59-78).

53 Вонлярлярский В. М. Мои воспоминания 1852-1939 гг. Берлин, [1939].

54 Коростовец И. Я. Россия на Дальнем Востоке. Пекин, 1922; [он же]. Накануне... 90 лет назад началась русско-японская война (записки русского дипломата) // Международная жизнь. 1994. №4. С. 113-122; он же. После Портсмутского мира//Международная жизнь. 1994. №9. С. 136-144. Его воспоминания о Монголии также опубликованы в нескольких номерах журнала «Россияне в Азии», издававшегося в Торонто.

55 Rosen, baron. Forty Years of Diplomacy. Vol. I—II. L. :N. Y., 1922.

36 Соловьёв Ю. Я. 25 лет моей дипломатической службы (1893-1918). М., 1928; он же. Воспоминания дипломата 1893-1922. М., 1959.

Остались в рукописи значительные по объёму мемуары, начальника штаба Квантунской области перед русско-японской войной57. Они также составлялись в эмиграции, в 1929 г., исключительно по памяти, поэтому содержат в основном бытовые зарисовки и запомнившиеся эпизоды службы.

Если исключить китайские и японские источники, для использования которых требуется знание соответствующих языков, то доступных материалов остаётся очень немного. В первую очередь, надо упомянуть многотомную японскую публикацию дипломатических документов конца XIX - начала XX вв. «Ниппон гайко буншо», изданную большей частью в 1950-х гг., в которой представлена корреспонденция, передававшаяся по телеграфу на английском языке (вероятно, это было связано с шифровкой телеграмм). Известный интерес представляет японская Белая книга, предъявленная депутатам японского парламента уже в марте 1904 г., в которой представлены некоторые материалы по переговорам с Россией в 1903-1904 гг. Они публиковались, разумеется, выборочно, с цслыо оправдать развязывание войны и возложить ответственность за провал переговоров на русскую сторону. В 1905 г. она была переведена с английского на русский язык и опубликована безоб-разовцами в России вместе с английской Синей книгой, посвященной переговорам о выводе русских войск из Маньчжурии в 1901-1904 гг58.

Для исследования русской дальневосточной политики определённое значение имеют мемуары Т. Хаяши, служившего посланником в Пекине, Петербурге и Лондоне и стоявшим за подготовкой англо-японского союза 1902 г.59 К сожалению, основное место в них уделено именно службе автора в Британии. К тому же они отражают, в первую очередь, желание дипломата изобразить удобную для себя версию событий. В 1913 г. в Лондоне увидели свет так называемые «воспоминания» Ли Хунчжана60. «Так называемые» — потому что ав-

57 ГАРФ. Ф. 6683. On. 1. Д. 1в-5 — до русско-японской войны.

38 Русский перевод английской Синей книги «Переписка о русской оккупации Маньчжурии Ню-чжуана» за время 1901-1904 гг.; русский перевод с английского языка японской Белой книги «Переписка о русско-японских переговорах 1903-1904 гг.» с параллельным французским текстом //Гиппиус А. И. О причинах нашей войны с Японией. С приложениями (документы). СПб., 1905. С. 1-230 (вторая пагинация).

53 [Хаяши Т.] Записки графа Хаяси об англо-японском союзе // Известия МИД. 1913. Кн. 5. С. 312-337; The Secret Memoirs of Count Tadasu Hayashi. Edited ву A. M. Pooley. N. Y. :L„ 1915.

60 Memoirs of the viceroy Li Hung Chang. L., 1913.

тор вёл дневниковые записи на китайском языке, после его кончины в конце 1901 г. родственники предоставили их для перевода и публикации. Составители весьма вольно обошлись с текстом, поэтому английская версия «воспоминаний» содержит много неточностей и по жанру скорее ближе к их художественному пересказу, чем к историческому источнику. Конечно, относиться к ним следует с удвоенной осторожностью. Однако и без того книга отражает в основном личные эмоциональные впечатления китайского сановника.

Методология исследования

Автор диссертации считает необходимым придерживаться в научном исследовании общих принципов историзма и объективности. Для выявления и использования максимально возможного количества источников большую роль играет архивная эвристика, позволяющая находить нужные для работы данные. В основу построения текста положен метод установление причинно-следственных связей между различными фактами и событиями (детерминизм). На основе этих связей, а также сравнения в процессе дальнейшего синтеза делаются более общие выводы. Большое значение для диссертации, где исследуется государственная политика, имеет личностный подход, требующий учитывать персональные качества и психологические особенности действующих лиц. Используются приёмы политологического анализа (например — системного), позволяющие давать качественную характеристику политической системы па разных моментах её развития. В частности, это теория элит. Для изучения «мирной экспансии» С. Ю. Витте с помощью финансовых рычагов использованы методы, традиционно присущие экономической истории.

Научная новизна исследования

Диссертационное исследование предлагает выводы, сделанные на основе изучения значительной источниковой базы преимущественно архивного происхождения не только из отечественных, но и зарубежных хранилищ, из которых в конечном итоге складывается оригинальная картина российской политики на Дальнем Востоке в конце XIX — начале XX в.

Практическая значимость исследования

Материалы и выводы, представленные в диссертации, возможно использовать для дальнейшей разработки вопросов внешней по-

литики Российской империи второй половины XIX - начала XX в., исследования проблем функционирования самодержавной власти, а также при подготовке учебников, учебных пособий, курсов лекций соответствующей тематики. Хотелось бы надеяться, что диссертация сможет стимулировать аналогичные исследовательские проекты в Китае, Японии и Корее, что в будущем привело бы к появлению как общей, основанной на взглядах национальных историографий картины международных отношений в регионе, так и более глубокого и комплексного взгляда на происхождение русско-японской войны 1904-1905 гг. и последовавших за ней в XX веке других вооружённых конфликтов на Дальнем Востоке.

Апробация работы

Основные положения исследования, его выводы, а также текст опубликованной монографии обсуждались па заседаниях Отдела Новой истории России Санкт-Петербургского института истории РАН, а также представлялись на международных конференциях и семинарах в Саппоро, Токио, Ничинане (Япония), Гановере (США), Санкт-Петербурге (Россия).

Структура исследования

Диссертация состоит из введения, характеристики источников и общей по теме литературы, 12 глав, заключения, списков использованных архивных фондов, опубликованных источников и литературы.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается научная актуальность и новизна диссертации, поставлены её цели и задачи, определены предмет и объект исследования, его хронологические и территориальные рамки, исследовательские приёмы, возможности использования полученных результатов. Два последующих раздела представляют характеристику использованных источников, как архивных, так и опубликованных, а также основной литературы по проблеме в целом (историография отдельных вопросов рассматривается в соответствующих главах).

В первой главе «Сибирская железная дорога и КВЖД» исследуется история проектирования и сооружения железной дороги через Сибирь до Владивостока. Власть видела в ней прежде всего стратегическую трассу, призванную обезопасить дальневосточные владения

России. Но с самого начала будущая железная дорога будоражила фантазии относительно её экономического использования и в первую очередь — для развития торговли с Китаем.

В частности, это вызвало к жизни проект спрямления трассы через территорию китайской Маньчжурии, разработанный во второй половине 1880-х гг. вице-адмиралом Н. В. Копытовым, а также план сооружения железной дороги в Китай, представленный в начале 1893 г. известным в столице «доктором тибетской медицины» П. А. Бадмаевым. Этот план, подготовленный не без участия С. Ю. Витте, впервые ставил совершенно новую задачу — не только проникновения с помощью магистрали на китайские рынки, а завоевания там господствующих позиций. Несмотря на то, что проект этот представлял собой пока что лишь общие рассуждения, он получил одобрение императора Александра III и отразил начавшееся формирование у министра финансов его плана широкой экономической экспансии России в Китае. Однако вскоре дороги С. Ю. Витте и П. А. Бадмаева разошлись.

Надо признать, что все надежды на роль Сибирской железной дороги как транзитного транспортного пути, соединяющего Европу и Дальний Восток, оказались безосновательны. Стоимость провоза грузов в несколько раз превышала морские тарифы, а выигрыш по времени оказывался не слишком велик. Да и технические возможности однопутной магистрали были рассчитаны на пропуск всего трёх пар поездов в сутки. Однако дорога играла важную роль в местном товарообороте.

Специальное внимание в главе уделено порядку финансирования и стоимости строительства как Сибирской железной дороги, так и КВЖД. К 1904 г. в эти трассы было вложено около 1,135 млрд. руб., а к 1914 г. эта сумма увеличилась до 1,5 млрд. руб. Далеко не все деньги оказались израсходованы производительно, на строительстве (особенно — КВЖД) процветали хищения и приписки. Такая магистраль была конечно же нужна России, в первую очередь — в стратегических соображениях. Но конкретный план её строительства оказался заложником огромной по масштабу и крайне слабо разработанной мечты С. Ю. Витте захватить рынки Китая для быстро развивавшейся российской индустрии. Министр финансов не смог ни точно расставить приоритеты, ни трезво соразмерить свои желания и возможности экономики Российской империи, ни правильно оценить международную обстановку. Все это сопровождалось ненужной тратой огромных средств, особенно па КВЖД. Вложенные деньги до 1914 г. не только не были окуплены, но и вообще не приносили отдачи. Это означает,

что в качестве экономического проекта Сибирская дорога и КВЖД оказались несостоятельны.

Во второй главе «Экономическая политика России на Дальнем Востоке: радужные надежды и разочаровывающая реальность»

анализируется содержание виттевской экономической экспансии. Даже общий взгляд на торговлю России со странами Дальнего Востока показывает, что размер её был незначительным, позиции русских товаров за отдельными исключениями (ткани, керосин), и то временно, не занимали видного места, постоянно проигрывая конкуренцию продукции из Англии, США, Японии. Казалось бы, что возможным решением этой проблемы могло бы стать развитие производства на русских землях. Вместо этого Министерство финансов ничего не делало для промышленного развития окраины, а отмена в 1900 г. порто-франко имела на первых порах явно отрицательный эффект. Борьба же за концессии в Китае осложнялась отсутствием значительных свободных средств для этого в русской казне. Даже специально созданное в 1902 г. «Маньчжурское горнопромышленное товарищество» не преуспело. Оно сумело получить порядка полутора десятков концессий, из которых серьёзное значение имели лишь две-три. Ошибочной оказались надежды на частный капитал: он совершенно не шёл на Дальний Восток, наоборот, местные предприниматели предпочитали выводить свои средства в Европейскую часть России. События после русско-японской войны показали, что отечественная индустрия оказалась не в состоянии контролировать даже российские территории, не говоря уж о том, чтобы успешно соревноваться с другими державами в Китае.

В третьей главе «Русско-Китайский банк в 1895-1904 гг.» исследуется деятельность этого кредитного института за первое десятилетие его существования. Распределение акций банка с самого начала позволяет сделать вывод, что с момента его учреждения Министерство финансов могло рассчитывать на большинство голосов в собрании акционеров, а в 1898 г. оно приобрело полный контроль над ним. Тем не менее, С. Ю. Витте поддерживал баланс в деятельности банка: он вёл себя как обычное кредитное учреждение, стремящееся к получению прибыли. И лишь в ряде важных случаев он выполнял политические заказы министра финансов. Такая почва придала банку устойчивость и видную роль одного из главных кредитных учреждений на Дальнем Востоке.

Четвёртая глава «Русско-китайский союзный договор 1896 г.» посвящена истории подготовки и заключения этого важного документа. Договор — первый для Китая равноправный союз с европейской

державой — стал следствием поражения Пекина в войне с Японией 1894-1895 гг. Если Пекин искал себе союзника против Японии, то Петербург был заинтересован получить согласие правителей Поднебесной на строительство железной дороги в Маньчжурии и получить незамерзающий порт на Жёлтом море. Переговоры, которые велись с 1895 г., шли долго и трудно. Вопреки распространённой версии, взятка, обещанная главе китайского посольства, приехавшего на коронацию Николая II, Ли Хунчжану, вряд ли сыграла важную, и, тем более, решающую роль. Конечно, согласие Китая на русскую железную дорогу в Маньчжурии следует признать значительным успехом С. Ю. Витте. Но получить незамерзающий порт он так и не сумел.

Пятая глава «Корейская политика России и отношения с Японией» посвящена курсу Петербурга в отношении этого королевства. Среди исследователей нет единодушия в оценке российской политики в Корее. Отечественные авторы (Б. Д. Пак, Б. Б. Пак, 10. Н. Ро-залиев и др.), как правило, подчёркивают миролюбивый характер действий России, отсутствие планов её аннексии и борьбу с Японией за сохранение независимости королевства. Наоборот, в современной корейской историографии Петербург предстаёт как один из главных агрессоров, соревнующийся с Токио за захват полуострова.

В основе корейской политики России, которая появившаяся в 1880-х гг., лежал принцип поддержания status quo в регионе. У России всегда имелось в Корее лишь два самостоятельных интереса — это приобретение в южной или западной части её побережья незамерзающего порта и опасение того, что королевство, находящееся рядом, может стать плацдармом для агрессии против российского Дальнего Востока. Петербург, даже имея хорошие возможности усилить своё влияние в королевстве, к чему его подталкивали и Сеул, и Пекин (усматривая в России противовес японским амбициям), не выказывал намерений воспользоваться ими. Наоборот, политика России носила очень сдержанный характер. Неоднократные обращения корейского короля о помощи чаще всего оставались без ответа, так как Петербург опасался поссориться из-за Кореи с Японией. Однако с такой линией были не согласны дипломатические представители России в королевстве. К. И. Вебер, А. Н. Шпейер и др. полагали, что Корея должна стать российской и что им следует всеми силами стремиться к упрочению в ней русского влияния. Даже после государственного переворота 8 октября 1895 г., устроенного японцами с целыо укрепить собственное влияние, и бегства короля в русскую дипломатическую миссию 11 февраля 1896 г. (где он провёл целый год) Россия не

воспользовалась представившимися для неё возможностями. Вместо этого 2 (14) и 28 мая (9 июня) 1896 г. были подписаны два соглашения Вебер-Комура и Лобанов-Ямагата, значительно ограничившие размах японской активности на полуострове. При этом Россия не выговорила для себя никаких преимуществ.

Эта политическая линия резко изменилась в 1897 г., когда С. 10. Витте потерпел неудачу в переговорах с Пекином о предоставлении России незамерзающего порта. Внимание министра финансов переключилось на Корею, со второй половины 1897 г. там резко усиливается активность русских. Корейские финансы передаются в руки бывшего чиновника Министерства финансов К. А. Алексеева, учреждается Русско-Корейский банк, призванный стать главным кредитным учреждением в королевстве, а в Петербурге решают предоставить заём королю в 5 млн. иен. Однако эта активность так же быстро оборвалась: после захвата Порт-Артура в декабре 1897 г. и подписании договора об аренде Ляодунского полуострова в марте 1898 г. Петербург потерял всякий интерес к королевству. Но единодушия в российском руководстве не наблюдалось: если С. 10. Витте был готов уступить Корею японцам как компенсацию за Ляодун, то моряки по-прежнему желали приобрести себе незамерзающую гавань на корейском побережье, а военные видели в Северной Корее важный стратегический заслон, обеспечивающий безопасность русских дальневосточных владений и арендованной у Китая территории. Такая неопределённость создала благоприятную почву для развития «вневедомственных влияний»: в начале 1898 г. к Николаю II обратилась группа лиц во главе с отставным гвардейским полковником А. М. Безобразовым, предлагавшая не оставлять, а, наоборот, усиливать российские позиции в Корее с помощью концессий. «Концессионеры» встретили у царя понимание и поддержку, а российская политика в королевстве с этого времени раздвоилась на царскую официальную и царскую же, но неофициальную. Ситуация ещё раз поменялась в 1900 г. после того как Россия ввела свои войска в Маньчжурию. В Токио полагали, что «естественной» компенсацией за это должна стать уступка Японии Кореи. Но Петербург мялся, колебался, был согласен лишь допустить на полуострове доминирующее японское влияние, что уже не устраивало Страну восходящего солнца. Разрешить эту ситуацию японское руководство решило с помощью визита в Россию X. Ито. Маркиз, не занимавший на тот момент официальных должностей, провёл в Петербурге несколько неофициальных встреч, на которых он хотел бы добиться, чтобы Россия уступила Корею в одностороннем порядке.

Разумеется, он услышал твёрдый отказ. Неудача миссии X. Ито резко подстегнула англо-японские переговоры, завершившиеся заключением англо-японского союза в январе 1902 г. Его образование стало одним из важнейших просчётов российской дипломатии, так как именно этот союз сделал для Токио возможной войну с Россией.

Корейская политика оказалась весьма сложной и одной из самых неудачных для Петербурга. Имея колоссальные возможности, Россия так и не приобрела практически ничего в королевстве, ни преобладающего влияния, ни незамерзающего порта. Зато именно Корея стала главной причиной русско-японской войны 1904-1905 гг.

Глава шестая «Как и зачем Россия захватила Порт-Артур: события конца 1897 - начала 1898 гг.» призвана по-новому посмотреть на причины приобретения Россией этого китайского полуострова. При обращении к теме Порт-Артура историки (Б. А. Романов, Ф. А. Ротштейн, А. В. Игнатьев и Г. В. Мелихов и др.), как правило, следуют схеме, изложенной в мемуарах непосредственного участника тех событий — министра финансов С. 10. Витте. С точки зрения графа, инициированное им мирное, экономическое проникновение в Китай было грубо нарушено силовым захватом Ляодунского полуострова, на чём настоял министр иностранных дел М. Н. Муравьёв. Сохранение прежних отношений с Пекином стало невозможным, его курсу был нанесён непоправимый удар, явившийся также «первым шагом» к русско-японской войне. На самом деле появление российских кораблей на рейде Порт-Артура 4 (16) декабря 1897 г. с согласия Пекина ещё не означало, что Россия нацелилась на захват китайской территории. Решение занять гавани было продиктовано боязнью Петербурга, что её может опередить Англия. Однако позднее именно С. Ю. Витте впервые поставил вопрос о приобретении Россией Ляодуна, предложив в середине января 1898 г. увязать этот вопрос и заём Китаю, за который ожесточённо боролись Петербург и Лондон. Отказ от займа в пользу Англии Пекину следовало компенсировать передачей России навечно Порт-Артура и Далянваня. Именно эта комбинация и легла в отснову дальнейших действий России, в результате которых 15 (27) марта 1898 г. было заключено русско-китайское соглашение об аренде Ляодунского полуострова и о строительстве железной дороги к нему. Оно действительно ухудшило отношения Петербурга и Пекина, но справедливости ради, надо признать, что они и до этого не были блестящими. Этот договор также не привёл к обострению отношений с Токио: в Японии полагали, что за ним последует уступка Кореи, что их вполне устраивало.

Вместе с тем действия М. Н. Муравьёва в конце 1897 г. показали, что монополии С. Ю. Витте на дальневосточные дела пришёл конец. Но едва ли не самым важным стал фактический крах виттевской мирной экономической экспансии и тот тупик, в который она зашла к концу 1897 г.: после японо-китайской войны 1894-1895 гг. правители Поднебесной пришли в себя от страха и перестали отступать. По сути М. Н. Муравьёв оказался прав — чтобы добиться от Китая дальнейших уступок, нужны были новые, силовые рычаги давления. Наконец, обстоятельства захвата Порт-Артура и Далянваня не подтверждают справедливость обвинений С. Ю. Витте в адрес М. Н. Муравьёва: «славу» и ответственность за договор об аренде Ляодунского полуострова министру финансов следует разделить с главой внешнеполитического ведомства как минимум пополам.

Глава семь «Англо-русские переговоры о Китае 1898-1899 гг.» посвящена всё ещё недостаточно изученному соперничеству Лондона и Петербурга в Срединной империи. Советские историки (Б. А. Романов, Ф. А. Ротштейп) подозревали Англию в нечестной игре, в том, что она симулировала желание договориться с Россией. Такое предположение вызывает большие сомнения. С другой стороны, Д. Лсн-зен и Я. Ниш полагали, что британское правительство действительно стремилось к соглашению с Россией по широкому кругу международных вопросов.

Поводом к началу англо-русских переговоров по Китаю стал вопрос о предоставлении Пекину займа в 100 млн. лан (примерно 140 млн. руб.), возникший летом 1897 г., в соревновании за него обе стороны не хотели уступать. С инициативой англо-русских переговоров в разгар соперничества двух стран по поводу китайского займа выступил Лондон, предложив двум империям договориться по широкому кругу спорных вопросов на Дальнем и Ближнем Востоке. С. Ю. Витте, к которому первым обратился английский посол в Петербурге Н. О'Конор, предложил раздел сфер влияния в Китае, по которому за Россией признавалась бы свобода действий в центральных и северных его областях, а за Англией — в бассейне Янцзы. Однако это была его личная точка зрения, а не российского руководства в целом. Вскоре выяснились главные пункты противоречий: Министерство иностранных дел решило ограничиться лишь Дальним Востоком, полагая необходимым закрепить за Россией лишь Северный Китай. Кроме того, простой обмен сферами не выглядел выгодным для Петербурга: если российская сфера влияния в Маньчжурии признавалась другими державами, например, Францией и Германией, то

британская в бассейне р. Янцзы — нет. С. Ю. Витте же категорически настаивал включении в русскую сферу центральных областей Китая. Если М. Н. Муравьёв предлагал провести черту по линии Пекина, то Министерство финансов располагало её южнее, «приблизительно около Хуанхэ» из-за «успехов» Русско-Китайского банка там (совершенно неизвестных в МИД).

Неожиданно в конце 1898 г. С. 10. Витте изменил свою точку зрения, вернувшись к идее общего договора. В Англии без труда раскусили истинные цели министра финансов: заключить какое-нибудь соглашение, чтобы успокоить англичан и облегчить выход на лондонский финансовый рынок (в преддверии мирового экономического кризиса делать займы в Париже становилось всё труднее). Чтобы не создавать препятствий проникновению Русско-Китайского банка в бассейн р. Янцзы, министр финансов был готов допустить англичан в русскую сферу — Маньчжурию (т. с. севернее китайской степы), невзирая на очевидный риск такого шага. Позиция С. 10. Витте вызвала энергичный протест со стороны военного министра А. Н. Куропаткина, не понимавшего, зачем ради интересов одного коммерческого учреждения (Русско-Китайского банка) открывать англичанам Маньчжурию. М. Н. Муравьёв также вынес категорический вердикт: «ради выгод частных железнодорожных компаний и кредитных учреждений императорское правительство едва ли может жертвовать политическими интересами первостепенной государственной важности», намекая на необходимости сосредоточить усилия на закреплении за Россией Маньчжурии. Тем неожиданнее оказался финал: в последний момент С. 10. Витте отступил и заменил в тексте документа слово «не препятствовать» применительно к железнодорожным концессиям в сфере другой стороны на «не домогаться» согласно царской воле. По справедливому заключению Б. А. Романова, это означало, что министр финансов фактически отказался от железнодорожных предприятий южнее Великой степы, что он категорически не хотел делать ранее. Таким образом, идея общего договора России и Англии по делам Востока выродилась в малозначительный обмен нотами о разделе сфер железнодорожного влияния в Китае (территория севернее китайской стены — бассейн р. Янцзы, состоявшийся 16 (28) апреля 1899 г. Не удивительно, что соглашение не удовлетворило обе стороны.

Разумеется, ответственность за неудачу в англо-русских переговорах 1898-1899 гг. ложится на обе стороны, но Россия не прошла свой путь до понимания необходимости урегулировать спорные вопросы с Британской империей на Дальнем Востоке, прежде всего,

из-за амбиций С. 10. Витте. Продолжение этой фантастической политики явилось громадной ошибкой, так как Англия начала искать себе других путей для решения собственных проблем в Поднебесной. Через несколько лет это завершилось англо-японским союзом.

В главе восемь «Россия и Китай в 1900-1903 гг.: конец экономической экспансии» анализируется политика Петербурга в отношении Китая во время и после боксёрского восстания. Народное движение, нацеленное против иностранного засилья, инспирируемое также официальным Пекином, привело к масштабным военным действиям в Центральном и Северном Китае, вводу русских войск в Маньчжурию, походу объединённого военного отряда на Пекин, чтобы освободить дипломатов, осаждённых в посольском квартале. Новые обстоятельства вызвали значительные изменения в политике Петербурга в Срединной империи. Несмотря на официальные заверения, что ввод войск не являлся объявлением войны пекинскому правительству и обещаний не аннексировать китайской территории, вся сласть в маньчжурских провинциях попала в руки военных, которые не намеревались так просто уходить оттуда. Это вызвало сначала большую тревогу, а затем и недовольство С. Ю. Витте. С другой стороны, китайское руководство, напуганное как размахом восстания, так и ответом держав, было готово обещать значительные уступки и преференции лишь за сохранение территориальной целостности Срединной империи. Уже в августе - сентябре 1900 г. начались русско-китайские сепаратные (отдельно от «консорциума» держав-победителей) переговоры об условиях освобождения Маньчжурии. Хорошо знакомый российскому руководству Ли Хунчжан обещал сначала совершенно необъятное — свободное предоставление русским любых концессий и прав в Маньчжурии. Однако этим старый китайский сановник лишь начал свою игру — обещать и ссорить, постепенно забирая свои уступки назад. Удивительно, что российское руководство попалось на эту удочку. Ему пришлось постепенно проделать путь от радужных иллюзий до осознания того, что войска придётся выводить без всяких особых условий, не получив практически ничего от Пекина. Не помогло и очередное обещание взяток китайским должностным лицам. Трудность ведения переговоров объяснялась ещё и разногласиями внутри российского руководства: если военный министр А. Н. Куро-паткин настаивал на сохранении там некоторого количества армейских частей, мотивируя это интересами защиты российских рубежей, то С. Ю. Витте был готов очистить Северный Китай от войск за экономические привилегии. По большому счёту стремление С. Ю. Витте

подкрепить договорными преимуществами желание экономически доминировать в Маньчжурии недвусмысленно свидетельствовало: министр финансов отдавал себе отчёт в том, что он не имел возможностей добиться этого иным путём. Все прежние рассуждения о том, что Китай должен быть «наш» в смысле экономическом оказались не более чем мечтами. Своевременное признание их невоплотимости позволило бы избежать большого числа ошибок. К сожалению, этого не произошло. С. Ю. Витте лишь ограничил размах своей активности Северным Китаем и перестал делать ставку на экономическую экспансию, так как у него не имелось достаточно денег. Министр финансов также был готов отказаться в случае необходимости от всего, кроме КВЖД.

Впервые в отечественной историографии значительное внимание уделено переговорам российских должностных лиц и местной китайской администрации. Последняя оказалась более покладиста, чем Пекин, так как находилась целиком в руках военных. Однако значительных результатов эти соглашения (первое из которых было заключено в октябре 1900 г.) не принесли: число концессий, полученных от цзянь-цзюней, оказалось невелико (несколько десятков) и они, как правило, не представляли большой ценности (в основном это были разрешения на разведку и добычу золота).

История подготовки сепаратного соглашения стала первым крупным провалом прежде всего для С. 10. Витте, который чаще всего играл в этих переговорах ключевую роль. В ходе обсуждений также явственно проступили изменения во взглядах министра финансов на цели и методы дальневосточной политики. Сначала он отказался от движения в Центральный и Южный Китай, сосредоточившись на его северных окраинах, позднее С. 10. Витте также признал, что чисто экономические рычаги не приносят желаемых результатов и сделал ставку на закрепления экономических преимуществ с помощью договоров — путь, который также не принёс результата. Весьма показательны были серьёзные расхождения во взглядах на цели и методы русской политики на Дальнем Востоке, которые выявились между С. 10. Витте, А. Н. Куропаткиным и В. Н. Ламздорфом. Если министры финансов и иностранных дел всё-таки без особых затруднений находили общий язык, то военный министр не был склонен к компромиссам и стремился настоять на собственных решениях. После 1902 г. Петербург так и не мог решить, что именно он хочет и возможно ли этого добиться. Всё тонуло в соперничестве сановников, к которым к тому же подключились безответственные личности.

В главе девятой «Безобразовцы: царская «неофициальная» политика на Дальнем Востоке в 1898-1904 гг.» впервые в историографии исследуется деятельность «безобразовского кружка» (А. М. Безобразов, В. М. Вонлярлярскнй, Н. Г. Матюнин и др.). Он сформировался в начале 1898 г., поводом для его появления стала «концессия Бринера» — право на лесоразработки в бассейне корейской реки Ялу, полученное владивостокским купцом и лесопромышленником 10. И. Бринером. Для освоения столь масштабной концессии у него не было денег и предприниматель приехал в Петербург с намерением продать концессию. У безобразовцев денег также не было, но они надеялись получить их из казны, придав предприятию политическое значение: «в руках компании <...> должно сгруппироваться всё влияние на общий ход дел в Корее». Благодаря содействию И. И. Воронцова-Дашкова «концессионеры» сумели попасть к Николаю II, и царь одобрил идею. На личные средства он направил на полуостров две секретные экспедиции для обследования королевства и приобретения других концессий. Руководство операцией было возложено па великого князя Александра Михайловича. Однако идее резко воспротивился С. Ю. Витте, так как возобновление российской активности в Корее противоречило его политике. Его вмешательство привело к тому, что безобразовцы так и не получили значительных казённых средств для своего предприятия.

И далее, до конца 1902 г. министр финансов не давал развернуться «вневедомственным влияниям» в Корее. Безобразовцы отвечали резкой критикой всей политики С. 10. Витте, но особого успеха не имели. Положение дел резко изменилось в конце 1902 г., после того как министр финансов официально отказался от прежних своих целей в Китае, предложив свернуть всякую активность России па Дальнем Востоке. Для царя, ещё продолжавшего грезить Тибетом, «освобождением» Индии от англичан и т. п., такое изменение курса явилось сильнейшим ударом по амбициям. Естественным стало разочарование в С. 10. Витте и обращение к рецептам безобразовцев, которые, наоборот, предлагали всячески усиливать русское влияние па Крайнем Востоке.

Первая половина 1903 г. прошла под знаком острого соперничества лидеров «неофициального курса» и «триумвирата» С. 10. Витте — В. Н. Ламздорф — А. Н. Куропаткип, выступавшего за умеренность и осторожность. Борьба шла с переменным успехом. Если на Особом совещании 26 марта, созванном по настоянию безобразовцев, большинство участников отвергло возможность государственной

поддержки их предприятия, то 7 мая верх одержали «вневедомственные влияния» благодаря прямой поддержке Николая II. Тем не менее, потребовались ещё совещания в Порт-Артуре 18-28 июня и в Петербурге 1 августа, после которых Николай II окончательно принял сторону своих неофициальных советников, а главный их оппонент С. 10. Витте получил отставку. Однако торжество «нового курса» обернулось новыми колоссальными проблемами в дальневосточной политике России. Её ведение было изъято из компетенции МИДа и передано наместнику Дальнего Востока Е. И. Алексееву, близкого во многих вопросах безобразовцам. Утрата единства в управлении сказалась самым негативным образом на русско-японских переговорах по Корее второй половины 1903 - начала 1904 гг. Деятельность же без-образовского лесного предприятия на р. Ялу получила скандальную известность не столько «заготовкой» леса, сколько сосредоточением в устс под видом лесной стражи нескольких сотен переодетых русских солдат и хунхузов, нанятых руководством предприятия. Она служила удобным поводом для Англии и Японии, чтобы обвинять Россию в агрессивных шагах в регионе.

Лесная концессия на р. Ялу была аннулирована корейским королём в мае 1904 г. Всего на авантюру по подсчётам самого А. М. Без-образова, ушло 2,58 млн. руб. Сколько стоили политические последствия — учесть практически невозможно. Дальневосточная политика России перед войной и появление безобразовцев стали одним из важных симптомов кризиса имперской власти в начале XX века. Бсзоб-разовцы, с одной стороны, отразили неспособность официального бюрократического аппарата действовать новыми методами, используя предпринимательскую деятельность, концессии и т. п. С другой, они показали, что бесконтрольная опора на личный фактор приводит к вовлечению в высокую политику совершенно не пригодных к этому людей. Применительно к дальневосточной политике России следует признать, что именно безобразовцы внесли решающий вклад в изменение се курса в 1903 г., в провал русско-японских переговоров и, таким образом, содействовали началу войны.

В одиннадцатой главе «Дальневосточное наместничество (1903-1905 гг.)» исследуется создание новой административной структуры управления Дальним Востоком в связи с внешней политикой Петербурга в регионе. С одной стороны, наместничество отражало особенности управления окраинами империи и явилось в определённой степени логичным завершением системы генерал-губернаторств. Но с другой, учреждение наместничества в 1903 г. с

максимально широким кругом полномочий, вплоть до собственного бюджета и права наместника руководить внешней политикой России в регионе, отражали лишь желание безобразовцев разрушить «империю Витте». Однако назначенный 2 мая 1903 г. наместником Е. И. Алексеев встретился с большими трудностями при создании повой, надведомствепнон структуры управления в регионе. Он натолкнулся на сильнейшее сопротивление ведомств при попытке изъять у них ряд вопросов. Попытка создать отдельный бюджет наместничества вызвал непреодолимое препятствие: для этого требовалось изменить принципы составления всей государственной росписи. Передача же наместнику вопросов внешней политики в регионе обернулась лишь большими неприятностями: Е. И. Алексеев оказался не готов играть такую роль.

Обращение к истории управления Дальним Востоком на рубеже Х1Х-ХХ веков показвыаст быстрое нереростание вопроса из области совершенствования механизма местной администрации и решения проблем управления арендуемой территорией в борьбу за обладание рычагами власти, в которой аппарат министерского управления стал помехой определенной группе лиц. Безобразовцы для реализации своей программы, заручившись согласием царя, попытались создать собственную структуру власти, которая действовала бы практически независимо от уже существующей. Вообще связь наместничества с реальными проблемами управления Дальним Востоком оказалась минимальна. Конечно, никаких межведомственных противоречий учреждение наместничества не сняло. Нелепостей же было более чем достаточно: царь, давая добро на учреждение такого «параллельного управления», фактически давал понять, что он не доверяет министерствам и министрам, то есть, тем людям, которых он сам и назначал. Одновременно монарх также являлся непосредственным начальником как над новой вертикалью власти (прямо над наместником, а также через возглавляемый им Особый комитет Дальнего Востока), так и над прежней, министерской. Вместо положительного эффекта такая реформа дала лишь разрушение прежней системы власти.

В главе одиннадцать «Последние русско-японские переговоры перед войной 1904-1905 гг.» анализируется их ход и намерениея сторон. Япония рассматривала переговоры как последнюю попытку мирным образом договориться с Россией о том, что Корея переходит в сферу исключительного влияния Страны восходящего солнца. Российское руководство подошло к лету 1903 г. — началу переговоров — в состоянии внутреннего кризиса. В российском руководстве

выявилось несколько точек зрения на политику империи на Дальнем Востоке. С. 10. Витте н В. Н. Ламздорф выступали за уступку Кореи и вывод русских войск из Маньчжурии. Однако их позиция не являлась доминирующей. Всё больший вес получало мнение безобразовцев и Е. И. Алексеева: Японии можно отдать половину Кореи, Маньчжурию эвакуировать не следует, наоборот, необходимо закрепить её за собой. Промежуточную позицию занимал А. Н. Куропаткин: поддерживая необходимость пассивной политики и уступок, он, тем не менее, полагал возможным ограничиться захватом Северно!! Маньчжурии.

30 июля (12 августа) посланник в Петербурге Ш. Курино передал В. Н. Ламздорфу японские предложения. В их основе лежала идея обмена Кореи на Маньчжурию (как бы Токио это не отрицал), причём обмена неравноценного (хотя речь преимущественно шла о судьбе королевства). За Россией Япония признавала только специальные железнодорожные интересы, тогда как сама хотела действовать в Корее практически без ограничений. Реакция всего российского руководства на полученный японский проект соглашения являлась эмоциональной и дружно негативной: притязяния Японии расценивались как наглость. Е. И. Алексеев, которому и было поручено ведение переговоров, подготовил контрпроект. Россия, соглашаясь уступить большую часть Кореи Японии, настаивала на том, чтобы бассейн р. Ялу стал нейтральной зоной. Петербург также хотел получить обещание Японии не вмешиваться в русско-китайские отношения.

Дальнейший ход переговоров представлял собой попытку установить компромиссную точку зрения между этими позициями. Россия стремилась оговорить свои преимущества в Маньчжурии, Япония — снятиь все оргапичеиия для себя в Корее. В конце концов осталось единственное препятствие — нейтральная зона на северной границе Кореи. Казалось, что стороны близки к согласию. Однако здесь негативную роль сыграли безобразовцьт, активно вмешавшиеся в декабре 1903 г. в ход переговоров. Они настаивали на жёсткой позиции России, В. Н. Ламздорф, наоборот, был склонен уступать. В итоге в январе 1904 г. ни одна точка зрения не победила. Петербург оказался не в состоянии в критический момент чётко сформулировать свои интересы и взвесить опасности им угрожающие.

Ход русско-японских переговоров 1903 г. показал, что едва ли не главную роль с русской стороны играли интриги и борьба за власть и влияние. То есть, в большей части они оказались продолжением внутренних проблем управления, явно находившихся в кризисном состоянии. Не удивительно, что Петербургу с трудом удавалось, и то не всегда,

подыскивать ответы Токио, а чаще — он просто не находил их. Вместо формулирования консолидированной позиции российские верхи занимались либо перетягиванием одеяла на себя (Е. И, Алексеев и министерства — у кого больше власти), либо пытались настоять на собственном варианте решения проблем (А. Н. Куропаткип — присоединить Северную Маньчжурию к России). Совершенно дезориентированные дипломаты действовали по противоречивым указаниям, а представления некоторых из них также нельзя назвать безошибочными (Р. Р. Розен). Тем не менее, в России практически никто не хотел участвовать в вооружённом конфликте. Самодержавная власть отчётливо ощущала, что находится накануне войны, но, несмотря на это, оказалась не в состоянии предпринять необходимых мер, чтобы предотвратить её. Разумеется, это никак не снимает ответственности с Японии за развязывание вооружённого конфликта с Россией в 1904-1905 гг.

В двенадцатой главе «Портсмутский договор: путь России к миру» анализируется процесс подготовки и хода мирных переговоров между Россией и Японией. Первые серьёзные контакты на эту тему состоялись летом 1904 г. между С. Ю. Витте и японским послом в Лондоне Т. Хаяши. Инициатором их был, по-видимому, С. Ю. Витте, хотя он и отрицал это. Вообще председатель Комитета министров на протяжении почти года был едва ли не единственным крупным сановником, выступавшим за немедленное прекращение войны. Российское руководство окончательно склонилось в пользу мира лишь после цусимской катастрофы 14-15 мая 1905 г. Несмотря на категорическое нежелание Николая II доверить заключение мира С. Ю. Витте, ему пришлось сделать это. Будущий граф был снабжён необходимыми инструкциями. На этот раз они были составлены профессионально, большую роль в этом сыграла российская разведка (И. И. Манасевич-Мануйлов и др.). Характерно, что минимум японских притязаний не противоречили пределу российских уступок. Это в принципе давало хороший шанс на успех мирной конференции.

Кроме того, С. Ю. Витте предпринял ряд удачных шагов, в частности, провёл переговоры в Берлине и Париже, заручившись определённой поддержкой руководства этих стран. Кроме того, он предпринял попытку развернуть в свою пользу американское общественное мнение и это ему отчасти удалось. Надо признать, что стартовые позиции России на переговорах были, пожалуй, более благоприятные, чем у японской стороны, несмотря на военные неудачи.

Внимательный анализ хода переговоров позволяет сделать вывод, что С. Ю. Витте склонялся уступать японцам. Он сделал ставку

на заключение с ними союзного договора, для этого сановник был готов не только на территориальные потери (Сахалин), но и на уплату контрибуции. В том, что Россия официально так и не заплатила ни рубля, она обязана прежде всего твёрдой позиции Николая II, хорошо информированного о положении дел и роли американского президента благодаря хорошо налаженной системе перлюстрации, и поэтому категорически отказавшегося платить. Половину же Сахалина царь отдал на том основании, что не считал её русской землёй (эта часть острова перешла к России по соглашению 1870 г.).

В Заключении подводятся итоги диссертационного исследования. В дальневосточной политике России 1890-х - 1904 гг. выделяется несколько периодов. Её активизация (начальный этап) оказалась связана с планами, а затем и с началом строительства Сибирской железной дороги. По времени это совпало с приходом в правительство С. 10. Витгс, сначала как министра путей сообщения, а затем — министра финансов (1892 г.). Молодой сановник, будучи дилетантом в международных делах, тем не менее, решил связать свою бюрократическую карьеру с программой грандиозных действий на Дальнем Востоке. Что именно и как следовало делать, министр на первых порах совершенно не понимал, но у него уже имелось представление, что регион должен служить росту экономического могущества империи: быстро развивающаяся промышленность России нашла бы на восточной окраине огромный рынок сбыта для своей продукции. С самого начала речь шла не об освоении российских территорий, а об экономической экспансии за пределы империи, пользуясь будущей Сибирской железной дорогой. Ни о каких территориальных приобретениях и захватах речь тогда не шла.

Определённость наступила в середине 1890-х гг. в связи с японо-китайской войной. В начале 1895 г. Петербург, наконец, решил, как ему использовать конфликт соседей. Из двух точек зрения, представленных министром иностранных дел А. Б. Лобановым-Ростовским (союз с Японией) и С. 10. Витте (дружба с Китаем) верх одержала последняя. В сущности, тогдашнюю программу министра финансов можно свести к следующим тезисам: установив дружеские отношения с Пекином, следовало широко развернуть в Поднебесной деятельность русского капитала (кажется, С. 10. Витте ещё не понимал, что это будут не частные, а исключительно казённые), затем к этому присоединился план строительства по Маньчжурии русской железной дороги (КВЖД) и желание получить незамерзающий порт на Жёлтом море. Остальное, по замыслу министра финансов, должна

была сделать торговля. С этого момента С. Ю. Витте стал главным руководителем политики Петербурга на Дальнем Востоке. Важнейшим его достижением явились союзный договор с Китаем и контракт на постройку КВЖД, заключённые в 1896 г. Несмотря на провозглашение С. Ю. Витте программы экономической экспансии, большинство чиновников полагало, что это лишь новое средство для территориальных присоединений, видя в перспективе российское знамя над Маньчжурией и Кореей. Высказывания подобного рода нередки, их можно обнаружить у многих сановников. Но они не дают оснований к прямолинейному выводу об агрессивности России в регионе: реально для захвата или завоевания Маньчжурии и Кореи ничего не делалось, даже на уровне разработки программы или плана.

Однако единоличное господство С. Ю. Витте продолжалось недолго. Его конец наступил на рубеже 1897-1898 гг. Новый министр иностранных дел М. Н. Муравьёв проявлял больший интерес к дальневосточным делам. Первым его самостоятельным шагом стал ввод русских кораблей в бухты Порт-Артура и Далянваня 4 декабря 1897 г. Несмотря на яростные протесты С. Ю. Витте, его точка зрения не была принята во внимание Николаем II. Помимо прочего, к концу 1897 г. в позиции министра финансов выявились слабости: Китай, оправившись от испуга после поражения в войне с Японией 18941895 гг., перестал уступать. Уговорить его либо воздействовать на Пекин экономическими рычагами, чтобы получить для России незамерзающий порт, не получалось. К тому же с конца 1897 г. С. Ю. Витте постепенно сокращал сферу своих экономических интересов в Поднебесной, ограничивая их преимущественно Северным Китаем. Поражение означало потерю монополии на политику в регионе. С этого момента на неё оказывали существенное влияния, кроме С. Ю. Витте и М. Н. Муравьёва, ещё и новый с 1 января 1898 г. глава военного ведомства А. Н. Куропаткин, а также некоторые другие фигуры. Надо признать, что потеря министром финансов «монополии» на дальневосточную политику стала следствием не только личных решений царя. За 1896-1897 гг., кроме договора о КВЖД, он не сумел добиться новых успехов в Китае, в частности — решить вопрос о незамерзающем порте. Экономическая же экспансия в Срединную империю, несмотря на первоначальные прожекты, свелась к весьма умеренной деятельности основанного в 1895 г. Русско-Китайского банка.

Захват Порт-Артура также привёл к пересмотру корейской политики России. Если ранее, в 1896-1897 гг. Петербург проявлял большой интерес к некоторым незамерзающим гаваням в королевстве, то по-

еле заключения договора об аренде Ляодунского полуострова в марте 1898 г. о Корее решили забыть, постепенно уступив первенство на полуострове Японии. Такая политика отличалась последовательностью и логичностью, тем не менее, она встретила возражения со стороны моряков, а также группы неофициальных, но влиятельных лиц — бе-зобразовцев. Используя корейский вопрос в своих корыстных целях, они убедили самодержца, что от Кореи нельзя отказываться, наоборот, её следует присоединить к России. «Царская неофициальная политика», нацеленная на приобретение королевства, не только ослабила и без того пошатнувшиеся позиции министра финансов. Она также резко ускорила уже начавшийся опаснейший процесс дробления политики России в регионе, которая и до этого уже не отличалась необходимым для успеха единством и последовательностью. Наконец, «новый» курс обещал серьёзно поссорить Петербург с Токио.

Расстановка сил в дальневосточной политике России ещё раз изменилась во второй половине 1900 г. после того как восстание боксёров привело к масштабным боевым действиям в Северном Китае и оккупации русскими войсками Маньчжурии. Колоссальное влияние на дела получили военные и, прежде всего, А. Н. Куропаткин. Они придерживались совершенно иных представлений о том, как следовало действовать на сопредельных России территориях, полагаясь больше на силу штыков, чем рубля и выступая за насильственное присоединение Маньчжурии к России. Несмотря на все усилия С. Ю. Витте, его влияние постепенно, но постоянно уменьшалось. В немалой степени этому способствовали неудачные переговоры с Пекином о сепаратном соглашении, призванном закрепить экономические преимущества России в Северном Китае. Непрерывные уступки китайской стороне, и, в конце концов, категорический отказ руководства Поднебесной принять русские условия нанесли сильный удар по прежней политике С. Ю. Витте, основанной на планах экономического доминирования. При стеснённых денежных возможностях и международной конкуренции все усилия министра финансов завершились приобретением 10-15 концессий, из которых лишь 2-3 имели сколько-нибудь важное значение. Стало ясно, что такие действия не имеют шансов на успех, их результаты разительно отличаются от мечтаний середины 1890-х гг., которыми С. Ю. Витте «кланялся» молодому монарху Николаю II. К концу 1902 г. царь окончательно разочаровался в политике министра финансов на Дальнем Востоке.

Первая половина 1903 г. прошла под знаком ожесточённой борьбы между сторонниками «бескомпромиссной линии» и поддержав-

mero их В. К. Плеве с «триумвиратом» С. 10. Витте — В. Н. Ламз-дорф — А. Н. Куропатки». Поражение «триумвирата» произошло в мае 1903 г., а черта под предыдущей политикой была окончательно подведена 16 августа 1903 г. увольнением С. Ю. Витте. Тем не менее, кризисные явления в действиях России на дальневосточной окраине только усилились. Их апогеем стало даже не отсутствие последовательного курса, а разрушение прежнего, централизованного механизма руководства ею благодаря созданию наместничества. Действия Петербурга в регионе с этого момента диктовались в основном противостоянием МИДа и наместника, они перестали учитывать в должной мере международный фактор, прежде всего, реакцию великих держав на поведение России. Весь этот тяжкий груз лёг на начавшиеся летом 1903 г. переговоры с Японией о судьбе Кореи. В них и проявилась принципиальная неспособность Петербурга придерживаться определённой и взвешенной точки зрения, а также достигнуть обоснованного, продиктованного национальными интересами компромисса. Итогом стала неожиданная для российского руководства война, начавшаяся в весьма неблагоприятных стартовых политических условиях для России.

Дальневосточная политика России — это не только международные дела, по и отражение внутренних проблем, накопившихся к началу XX века. В целом русско-японская война показала, что власть не справлялась со стоящими перед ней задачами. Можно сказать, что это яркий пример институционального кризиса самодержавия. Однако неудача дальневосточной политики в целом ещё не приговор политическому строю. Российский абсолютизм накладывал жёсткие рамки на возможности в политике — им просто надо было ограничиваться. История заключения Портсмутского мира показала, что если власть не раздирают противоречия и задача, стоящая перед ней, посильна, то она способна добиться успеха. Поэтому мирный договор стал, прежде всего, победой российской власти над самой собой. Тем не менее, совмещение статуса великой, мировой державы и самодержавного строя в начале XX века оказалось невозможным.

ОСНОВНЫЕ НАУЧНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ОТРАЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ:

Монография:

1. Лукоянов И. В. «Не отстать от держав...». Россия на Дальнем Востоке в конце XIX - начале XX в. СПб.: «Нестор-История», 2008. 668 с. 43,2 уч. -изд. листа.

Раздел в книге:

2. Витте С. Ю. Собрание сочинений и документальных материалов. Т. 1. Кн. 2. Ч. 1. М. :Наука, 2004. (Памятники экономической мысли). Раздел I. Великая Сибирская железная дорога и КВЖД — С. 123-412. Лукоянов И. В. Сибирская железная дорога — С. 123-158 (2 уч. -изд. листа).

Статьи, опубликованные в журналах, входящих в список ВАК:

3. Лукоянов И. В. Дипломатическая предыстория войны 19041905 годов // Космополис. 2004. Лето. № 2 (8). С. 37-60 (2 уч.-изд. листа).

4. Лукоянов И. В. Восточная политика России и П. А. Бадмаев // Вопросы истории. 2001. №4. С. 111-126 (1,5 уч. -изд. листа).

5. Лукоянов И. В. Портсмутский мир // Вопросы истории. 2007. № 2. С. 16-33 (1,7 уч. -изд. листа).

6. Лукоянов И. В. Порт-Артур в политике России (конец XIXв.)//Вопросы истории. 2008. №4. С. 49-66 (1,7 уч. -изд. листа).

7. Лукоянов И. В. Дальневосточное наместничество (1903— 1905 гг.) // Отечественная история. 2008. №5. С. 73-82 (1 уч.-изд. лист).

Другие публикации:

8. Лукоянов И. В. Дальневосточный наместник Е. И. Алексеев: необыкновенная карьера // Азиатская Россия: люди и структуры империи. Сборник научных статей. Омск: Из-во ОмГУ, 2005. С. 393-416 (1,1 уч.-изд. листа).

9. Лукоянов И. В. Первый русско-китайский союзный договор 1896 г. // Санкт-Петербург — Китай. Три века контактов. СПб.: Европейский дом, 2006. С. 180-211 (2 уч. -изд. листа). Эта статья переведена на китайский язык.

10. Лукоянов И. В. Последние русско-японские переговоры перед войной 1904-1905 гг. (взгляд из России) // Acta Slavica Iaponica. Tomus XXIII. 2006. P. 1-36 (2,5 уч.-изд. листа).

11. Лукоянов И. В. Российский империализм на Дальнем Востоке в конце XIX - начале XX вв.: крах программы экономической экспансии С. Ю. Витте // Власть и общество в России во время русско-японской войны и революции 1905-1907 гг. Материалы научно-теоретической конференции 29-30 сентября 2005 года. СПб.: Олеариус-пресс, 2007. С. 69-81. (1 уч.-изд. лист).

12. Lukoianov I. V. The Bezobrazovtsy // The Russo-Japanese War in Global Perspective. World War Zero. Ed. By John H. Steinberg ect. Leiden-Boston, 2005. P. 65-86 (1,5 уч.-изд. листа). Есть сокращённый перевод этой статьи на японский язык.

13. Lukoianov I. V. Russian Imperialism in the Far East at the Turn of the Twentieth Century: The Collapse of S. Iu. Witte's Program of Economic Expansion // Imperiology: From Imperial Knowledge to Discussing the Russian Empire. Ed. by K. Matsuzato. Sapporo, 2007. P. 225-244 (1,5 уч.-изд. листа).

14. Lukoianov I. V. The First Russo-Chenese Allied Treaty of 1896 // International Journal of Korean History. Vol. 11 (2007, December). P. 151-178 (2 уч.-изд. листа)

Подписано в печать 14.01.2009. Формат 60x84 1/16. Усл.-печ. 3,625 л. Тираж 100 экз. Заказ № 961.

Отпечатано в типографии «Нестор-История» СПб., Розенштейна ул., д. 21 тел.: (812)622-01-23

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Лукоянов, Игорь Владимирович

Введение лл. 8

Историография лл. 17

Источники лл. 48

Глава 1. Сибирская железная дорога и КВЖД лл. 82

1.1. Историография лл. 82

1.2. Проекты железнодорожной магистрали в Сибирь: политика или экономика? лл. 86

1.3. «Сибирские рубли» лл. 94

1.4. Особенности строительства Сибирской магистрали лл. 96

1.5. Перевозки по Сибирской железной дороге: мечты и реальность лл. 100

1.6. Строительство Китайской Восточной железной дороги (КВЖД) и её экономическая роль лл. 103

1.7. КВЖД и бадмаевские прожекты лл. 106

1.8. Железнодорожные планы С.Ю. Витте лл. 117

1.9. Проекты русской железной дороги в Китае в 1895 - первой половине 1896 гг. лл. 120

1.10. Финансово-экономические вопросы строительства

КВЖД лл. 128

1.11. Экономическое значение КВЖД лл. 141

Глава 2. Экономическая политика России на Дальнем Востоке: радужные надежды и разочаровывающая реальность лл. 145

2.1. Русская торговля на Дальнем Востоке лл. 146

2.2. Порто-франко лл. 161

2.3. Экономическая экспансия России в Китае лл. 169

2.3.1. Борьба за железнодорожные концессии в Китае лл. 175

2.4. Маньчжурское горнопромышленное товарищество лл. 190

2.5. Экономическая политика Министерства финансов в Маньчжурии лл. 194

Глава 3. Русско-Китайский банк в 1895-1904 гг. лл. 200

Введение диссертации2009 год, автореферат по истории, Лукоянов, Игорь Владимирович

Территориальная экспансия — неотъемлемое свойство и серьёзная проблема для всех без исключения империй. Россия также не избежала этой участи. Николай II прямо заявил военному министру А.Н. Куропаткину: «Да, прав был Николай 1-й, который говорил, что где станет русская нога, оттуда уходить нельзя»1.

Причин значительно усилившегося интереса Петербурга к Дальнему Востоку в конце XIX - начале XX в. существовало множество, как внутри-, так и внешнеполитических. В представлении многих, в частности, М.Д. Скобелева, территориальные завоевания требовались для поддержания статуса «великой державы». Например, не захватив проливы Босфор и Дарданеллы, Россия, по мнению генерала, не могла претендовать на величие «державы первенствующей»*". Интересы геополитики постоянно толкали Петербург не только к приращению владений, но и к защите обретённого и поиску уязвимых мест у конкурентов, главным из которых виделась Англия. Уклониться от политики постоянной экспансии в Азии, логическим завершением которой стало её продолжение и на Дальнем Востоке, было просто невозможно.

Помимо общих тенденций, внимание Петербурга к Дальнему Востоку резко усилилось с 1840-х гг. в связи с опиумными войнами. Быстро растущее влияние западных держав в Поднебесной вызывало в России смешанные чувства, начиная с опасений за собственные рубежи и заканчивая желанием воспользоваться слабостью Китая в своих интересах. Подобным образом рассуждал, например, граф Н.Н. Муравьёв-Амурский: «Соседний многолюдный Китай, бессильный ныне по своему невежеству, легко может сделаться опасным для нас под влиянием и руководством англичан, французов, и тогда Сибирь перестанет быть русскою; а в Сибири, кроме золота, важны нам пространства, достаточные для всего излишества

1 Дневник А.Н. Куропаткина. Запись 6 августа 1897 г. // РГВИА. Ф.165. Оп.1. Д. 1769. Л. 172.

2 М.Д. Скобелев-M.H. Каткову 14 августа 1881 г. // ОР ИРЛИ. Разряд I. On. 12. №417. Л.7. S земледельческого народонаселения Европейской России на целый век; потеря этих пространств не может не вознаградиться никакими победами и завоеваниями в Европе; и, чтоб сохранить Сибирь, необходимо ныне же сохранить и утвердить за нами Камчатку, Сахалин, устье и плавание по Амуру и приобрести прочное влияние на соседний Китай»3. Моряки в это же время смотрели как на объекты для приобретения на залив Посьета в Корее и японский остров Цусима4.

Многим политикам и военным, как в России, так и в других великих державах, казалось, что на Дальнем Востоке имелось немало «плохо лежавших» земель, приобретение которых не составляло трудностей. Тем более, что на фоне военных неудач правителей Срединной империи, Петербург сумел заключить в 1858 и 1860 гг. три договора с Пекином, закрепивших за Россией Приморье и установивших границу соседей по Амуру. Это сразу изменило геополитические представления в глазах общества. По мнению современников, «присоединение Амура изворачивает наше понятие о Восточной Сибири; она становится, или, по крайней мере, обещает быть посредницей, а Амур - проводником нашей торговой самостоятельности и политического влияния в международных сношениях на крайнем Востоке. Два века мы стояли на гранях Великого океана, два века смотрели на этот океан, получаем соболей и бобров, собранных на его побережье, и не можем уяснить себе, какая знаменательная будущность предстоит нам на приволье. Явился амурский вопрос, и вдруг у нас оказалась сознательность, все разом заговорили о громадности русского значения на востоке Сибири; мы поняли, что такое для нас этот океан, зачем так долго и так упорно глядели на него, вдумываясь в его загадку, почему так настойчиво стремились к нему помыслы государственных деятелей»5. Конечно, речь об экспансии на чужих территориях ещё не шла, но мысль об огромной роли

3 Цит. по: Ремнеп А.В. Кам>пика п планах Мураиьеип-Ачурского // Исторический ежегодник. 1999. Омск, 2000. С.32.

4 См., например, письмо великого князя Конаангниа Николаевича И.Ф. Лихачёву 26 июля I860 г. (OP РНК. Ф.650. Он.!. .N"1322. Л.-1-5).

5 Афанасьев Д. Амурский край и его значение// Морской сборник. 1863. .Nl'I I. С.8. 9 новых земель, о необходимости их освоения и какой-то неясной, но, несомненно, грандиозной будущности Крайнего Востока для судеб России уже отразилась в сознании.

Чуть позже, в 1870-е гг. проявился интерес к развитию русской торговли в Маньчжурии. Важно, что вопрос сразу ставился не просто о развитии торговых операций, а о русском влиянии в Северном Китае: «имея возможность снабжать Маньчжурию всеми товарами, в которых она нуждается, мы, при свободной торговле, можем поставить её в экономическую зависимость от себя, пользуясь всеми выгодами, отсюда проистекающими, начиная с политического влияния»6. То есть, идея экономической экспансии в Маньчжурию была сформулирована задолго до появления на политическом небосклоне С.Ю. Витте. Вот только осуществить её в те годы не представлялось возможным.

Но к середине 1880-х гг. раздались голоса, предостерегавшие от бесконечного расширения территорий на Востоке. Генерал Н.Н. Обручев посмотрел на восточные окраины России не как на счастливые приобретения, а как на слабость империи: «На беду одновременно с войнами в Европе всё расширялись и азиатские владения России, обращая политическое её тело в громадную комету с неокрепшим ещё европейски ядром и страшным азиатским хвостом, растянувшимся от Тифлиса до Владивостока» . По мнению генерала, многочисленные окраины истощили России. Его вывод оказался пессимистичным: Россия стояла перед перспективой потерять статус великой державы. «Сколько славных побед, сколько завоеваний. А в результате: истощение и полная ещё необеспеченность собственной государственной целости и безопасности. Против Германии и Австрии мы не готовы, нет ни конченых крепостей, ни конченой стратегической сети;

6 Стенографический отчёт заседания Комитета общества для содействия русской промышленности и торговле 20 марта 1874 г. для выслушивания сообщения Я.Ф. Барабаша о русских торговых интересах в Манджурии II Труды Общества для содействия русской промышленности и торговле. 4.7. СПб., 1874. С. 132. Правда, автор полагал, что англичане уже захватили южную Маньчжурию через Нючжуан, её главные торговые ворота, поэтому России осталась только северная часть (С. 144).

7 Обручев Н.Н. Основные исторические вопросы России и наша готовность к их решению (1885 г.) // Источник. 1994. №6. С.6. против Англии и Турции не готовы, нет флота и десантных средств на Чёрном море; против Китая? и тот, без войск, людей и путей в Уссурийском крае становится тревожен». Что же делать? Н.Н. Обручев дал прямой и простой ответ, отрезав мечтания: главная задача - «стоять твёрдо в Европе»8. Несмотря на прямолинейность генеральских выводов, они наталкивали на справедливое заключение: прирост земель прямо пропорционален угрозе их утраты.

Действительно, слабость России на дальневосточных рубежах была тогда такова, что Н.М. Пржевальский в 1885 г. с большой тревогой писал об угрозе российским владениям со стороны китайских войск9. Местные власти серьёзно опасались войны с Поднебесной. В частности, генерал-губернатор Восточной Сибири А.Н. Корф полагал, что поводом для конфликта с Пекином может стать Корея, а также желание Англии поссорить соседей. А.Н. Корфу такая схватка казалась неизбежной, он лишь надеялся, что её можно отсрочить, подготовившись к конфликту более основательно10. Несмотря на то, что тогда война не началась, российские власти усилили внимание к состоянию войск на окраине, стремясь постоянно увеличивать их и избегать малейших поводов для вооружённой борьбы в регионе. Однако возможности для этого были весьма ограничены из-за отсутствия надёжных и быстрых путей сообщения с окраиной.

К 1890-м гг. Дальний Восток рассматривался и как уязвимое место для России, и в то же время как территория возможной экспансии, плацдарм для создания угрозы врагам, прежде всего, Англии. Решение двух задач удачно объединилось в проекте Сибирской железной дороги от Петербурга до Владивостока: это и стратегическая трасса и средство развития торговли, и орудие экономического проникновения на огромные азиатские рынки. Собственно с этого момента и начинается моё исследование.

8 Там же. С.6, 7.

9 Пржевальский Н.М. О возможной войне с Китаем // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып.1. СПб., 1883. С.293-306.

10 Рапорт А.Н. Корфа П.С. Ванновскому 9 сентября ! 885 г. и письмо 25 ноября 1885 г. (копии) // ОПИ ГИМ. Ф.444. Оп.1.№П7. Л.1-6.

Его цель - изучение дальневосточной политики России преимущественно за 1890-е -1904 гг.: как она вырабатывалась и осуществлялась, чьи интересы и понимание отражала, как преодолевались конфликты и разные точки зрения внутри российского руководства. Это не работа о международных отношениях в регионе - таких написано уже немало, как общих, так и по отдельным аспектам и периодам. Центр тяжести в исследовании смещён в сторону внутренних проблем управления империей в эпоху её заката. Я не рассматриваю рубеж столетий исключительно с позиции ретроспективы русско-японской войны: это сужает взгляд и несколько деформирует сам процесс. Разумеется, вооружённый конфликт как результат политического курса постоянно присутствует, от этого невозможно совершенно абстрагироваться, да и не нужно. Условно действия Петербурга в регионе можно разделить на два направления. Отношения с Китаем и Кореей, как с заведомо более слабыми соседями, строились, имея в виду их значение - как объектов экспансии. Содержанием же отношений с великими державами и с Японией была борьба за влияние в регионе. Конечно, эти направления заметно отличались друг от друга. Например, по методам: давление, оказываемое российскими представителями в Пекине или Сеуле, было невозможно в Токио.

В рамках диссертации автор поставил перед собой следующие задачи: определить содержание экономического колониализма С.Ю. Витте и его итоги; показать позицию различных ведомств по дальневосточным вопросам (МИД, Министерство финансов, Военное министерство, Морское министерство) и степень их влияния на выработку общей линии; изучить позиции представителей министерств в регионе и то, насколько они отличались от представлений и директив центрального аппарата; проанализировать причины появления вневедомственных влияний на дальневосточную политику Петербурга и их значение; выявить взаимосвязь возникновения русско-японской войны и общего состояния российской власти как системы управления империей.

Объектом диссертационного исследования является политика России на Дальнем Востоке, отношения с Китаем, Японией, Кореей, а также с рядом великих держав в связи с указанным регионом. Предмет - это действия различных ведомств и их представителей на местах, межминистерская борьба за определение политического курса, «вневедомственные влияния» и их место.

Российская дальневосточная политика отражена в работе как сложный и весьма противоречивый процесс выработки и осуществления решений. По жанру это можно определить как исследование «технологии власти» (термин, впервые подмеченный мной у А.Г. Авторханова). Другими словами, международные отношения служат по большей части индикатором, а иногда - и катализатором внутренних проблем. Текст базируется на представлении, что политика отражает интересы конкретных людей и их понимание ситуации, поэтому в ней действуют личности, а не классы или сословия. Главный метод исследования - детерминизм, то есть поиск причинно-следственных связей между различными фактами. Разумеется, внешняя политика, сколько бы не увязывать её с внутренними проблемами, требует международного фона. Он есть, но представлен в минимальном объёме. Кроме того, специфика дальневосточной политики Петербурга заключалась в том, что она была в большей степени «замкнута» на регионе и в меньшей исходила из общих соображений, чем, к примеру, балканская либо ближневосточная сферы деятельности. Влияние на неё общих отношений России с другими странами проявлялось слабее, чем это происходило во многих других местах - Европе, Передней Азии, на Балканах и т.д.

Самостоятельное значение в диссертации уделено деятельности и взглядам российских представителей на Дальнем Востоке. Ещё одна особенность региона состояла в том, что они действовали там часто автономно, даже вопреки инструкциям из Петербурга. Причин тут несколько, в том числе - сложность оперативной связи с ними. Обычная почта в Китай шла, к примеру, не менее месяца. Существовал телеграф, но ему не доверяли по-настоящему секретную корреспонденцию. Но расстояния - не главная причина их самостоятельности. Другой аспект - скептическое отношение дипломатов к своему начальству, которое надо признать, по большей части, справедливым. В центральном аппарате министерства дальневосточной проблематикой владели слабо, восточных языков не знали, долгое время этому направлению придавали минимальное значение. Также к мнению своих представителей в регионе в столице прислушивались далеко не всегда. Эти обстоятельства и установили значительную дистанцию между руководством и исполнителями, что оказывало заметное негативное влияние на политику России в регионе.

Исследование базируется на источниках, извлечённых преимущественно из российских ведомственных архивов (то есть, на документах делопроизводственного характера). Использованы также материалы британского и японского внешнеполитических ведомств. Конечно, далеко не все интересующие меня фонды удалось обследовать в должной мере, особенно это касается бумаг российского Министерства иностранных дел. Дело тут как в колоссальном объёме информации, так и в позиции руководства архива, которое в последние годы резко ограничило возможности изучать документы, связанные с дальневосточной политикой России. Важную роль для понимания проблемы играют материалы частного происхождения, но, к сожалению, их сохранилось немного. Ограниченное значение дневников и мемуаров связано, прежде всего, с их малым количеством. Наконец, фрагментарное внимание уделено российской периодической печати. Вопреки имеющимся исследованиям о внешнеполитических взглядах того или иного сословия или класса в России, я полагаю, что эти представления серьёзно не принимались в расчёт властью и никакого заметного влияния на её решения не оказывали. Не играли доминирующей роли в политике и идеологические соображения. Они, скорее, привлекали внимание к той или иной проблеме, но не диктовали ход и способ её решения. Поэтому идеология «восточничества» в книге не рассматривается специально. К тому же на эту тему уже есть интересные монографии". Ещё раз подчеркну - в центре внимания находится именно политическая история, популярные ныне области изучения вроде пограничных территорий (фронтир), идейных исканий, этнической истории и т.п. - за пределами этой книги.

Географически область изучения ограничена политикой России в отношении Кореи, Японии и северной части Китая. Монголия не включена в книгу, так как интерес к ней основывался на других причинах, чем к перечисленным выше территориям. По той же причине в исследовании не затрагивается позиция Петербурга по Тибету и контакты с далай-ламой - это принципиально иная политика, в большей степени связанная с англорусскими отношениями. К тому же она неплохо изучена12.

Автор диссертации считает необходимым придерживаться в научном исследовании общих принципов историзма и объективности. Для выявления и использования максимально возможного количества источников большую роль играет архивная эвристика, позволяющая находить нужные для работы данные. В основу построения текста положен метод установление причинно-следственных связей между различными фактами и событиями (детерминизм). На основе этих связей, а также сравнения в процессе дальнейшего синтеза делаются более общие выводы. Большое значение для диссертации, где исследуется государственная политика, имеет личностный подход, требующий учитывать персональные качества и психологические особенности действующих лиц. Используются приёмы политологического анализа (в частности - системного), позволяющие давать качественную характеристику политической системы на разных моментах её развития. В

11 Schimmelpenninck van der Oye D. Toward the Rising Sun: Russian Ideologies of Empire and the Path to War with Japan DeKalb, 2001; Лукин A.B. Медведь наблюдает за драконом: образ Китая в России в XVII-XX1 веках. М., 2007 и др.

12 Андреев А.И. Тибет в политике царской, советской и постсоветской России. СПб., 2006; Snelling J. Buddizm in Russia: the Story of Agvan Dorzhiev, Lhasa's Emissary to the Tsar, Rockport, Mass. 1993 и др. частности, это теория элит. Для изучения «мирной экспансии» С.Ю. Витте с помощью финансовых рычагов использованы методы, традиционно присущие экономической истории.

Основные положения исследования, его выводы, а также текст опубликованной монографии обсуждались на заседаниях Отдела Новой истории России Санкт-Петербургского института истории РАН, а также представлялись на международных конференциях и семинарах в Саппоро, Токио, Ничинане (Япония), Гановере (США), Санкт-Петербурге (Россия).

Материалы и выводы, представленные в диссертации, возможно использовать для дальнейшей разработки вопросов внешней политики Российской империи второй половины XIX - начала XX в., исследования проблем функционирования самодержавной власти, а также при подготовке учебников, учебных пособий, курсов лекций соответствующей тематики. Хотелось бы надеяться, что диссертация сможет стимулировать аналогичные исследовательские проекты в Китае, Японии и Корее, что в будущем привело бы к появлению как общей, основанной на взглядах национальных историографий картины международных отношений в регионе, так и более глубокого и комплексного взгляда на происхождение русско-японской войны 1904-1905 гг. и последовавшей за ней в XX веке других вооружённых конфликтов на Дальнем Востоке.

Историография

Число работ, затрагивающих дальневосточную политику России конца XIX - начала XX вв. огромно и насчитывает не одну тысячу названий. Правда, большинство из них касаются этой проблемы «вскользь» либо представляют собой пересказ других сочинений. Число же настоящих исследований, выполненных на основании добротной документальной базы, невелико.

Конечно, большое внимание уделялось этому вопросу в отечественной историографии в связи с происхождением русско-японской войны. Это задало исследовательский дискурс «кто виноват?», оказавший несомненное и сильное негативное влияние на историографию. Поиск виноватых в конфликте начался ещё во время войны. Разумеется, обоснованные ответы появились несколько позже. Причины, приведшие Россию к войне с Японией, и сама война стали предметом изучения Военно-исторической комиссии по описанию русско-японской войны, начавшей свои занятия в октябре 1906 г. В её состав под председательством генерала В.И. Гурко вошли К.М. Адариди, М.В. Грулёв, П.Н. Симанский, Ф.П. Рёрберг, С.П. Илинский, A.M. Хвостов, В.Н. Минут, Н.Н. Сивере, А.В. фон Шварц, Н.А. Корф, К.К. Агафонов (заведовал её архивом)1. На первом заседании комиссии, состоявшемся 9 октября 1906 г., военные исследователи решили, что результатом их деятельности станут восемь томов истории войны. Историки-офицеры использовали в работе в основном материалы Военного министерства (общий архив Главного штаба) и писали они преимущественно об армии, о ходе военных действий.

Исключение составил первый том, излагавший причины конфликта и подготовку сторон к нему. Его поручили полковнику П.Н. Симанскому. Книгу следовало сдать в печать к 1 марта 1909 г., а вся работа комиссии

1 Русско-японская война 1904-1905 п\ Работа поенно-исторической комиссии по описанию русско-японской войны. Т. 1. Собышя на Дальнем Востоке, предшествовавшие войне, и подготовка России и Японии к этой войне в политическом отношении. СПб., 1910. C.V, VII. должна была завершиться к 1 января 1910 г. Большинство авторов, в том числе и П.Н. Симанский, в срок не уложились. И не удивительно, так как он только в марте 1907 г. приступил к сбору материала". С начала 1908 г. полковнику удалось получить доступ к архиву МИДа, причём если сначала П.Н. Симанский получал в день лишь 2-3 дела из рук чиновника, то вскоре отношение к нему изменилось. «Дела я стал сам брать из указанных мне шкапов, <. .> много позже все неиспользованные днём дела стал уносить к себе на квартиру и таким образом резко расширил уделённые работе часы <.> Я работал здесь почти полных два года» . исследование увлекло автора: «материал был в высшей степени благодарный. Передо мной раскрылись широкие горизонты мировой политики, поднялись таинственные завесы, прошли своими поучительными страницами письма главнейших деятелей, мелькнули, а местами и отчётливо выявились людской ум и ловкость, низость и предательство, хитрость и простая измена, великодушие и простота, наивность и запуганность, упорство и систематичность. Я, не отрываясь, перечитывал многочисленные письма, депеши и ноты, знакомился с царскими резолюциями, любовался блестящими по стилю докладами Гартвига, интересными донесениями Извольского из Токио, пророческими предсказаниями барона Розена, великолепными по французскому языку письмами Нелидова; копался в спутанных документах по делу Ялу, в загадочном материале по гулльскому инциденту, в бесконечной переписке по очищению нами Маньчжурии»4. Кроме архива внешнеполитического ведомства П.Н. Симанский получил для работы «громадную связку» дел из Министерства финансов, а также многочисленные материалы Военного министерства. Благодаря содействию Н.А. Корфа офицер имел доступ к бумагам A.M. Безобразова, в числе которых был «полный подбор разновременно поданных им докладных

2 Симанский П. Дневник генерала Куропаткина (из моих воспоминаний) // На чужой стороне. 1925. №11. С.62.

3 Там же. С.64.

4 Там же. записок» по Дальнему Востоку5. Это обстоятельство приобретает особую ценность из-за того, что личный архив A.M. Безобразова, по-видимому, не сохранился. Н.А. Корф свёл П.Н. Симанского и с В.М. Вонлярлярским, у которого полковнику также удалось добыть «целую кипу» документов6. Разумеется, рамки работы резко расширились, и вместо одной книги у 7 военного историка получился трёхтомник . Однако его напечатали в количестве всего семи экземпляров с грифом «секретно» .

В 1994 г. труд П.Н. Симанского был переиздан в России под другим названием («Россия и Япония на заре XX столетия. Аналитические материалы (? — И.Л.) отечественной военной ориенталистики»), которое совершенно не отражает суть исследования. Казалось бы, перепечатку этой незаурядной работы следовало сопроводить вводной статьёй, объясняющей обстоятельства её появления и место в историографии. Вместо этого, читателям были предложены отвлечённые рассуждения генерала от истории В.А. Золотарёва и его соавтора В.И. Шеремета о дальневосточной политике России начала XX в., изобилующие нелепыми оценками и по уровню владения проблемой сильно уступающие труду П.Н. Симанского. В завершение всего публикатор переделал справочный аппарат трёхтомника, заменив постраничные сноски на концевые для каждого тома, да ещё и сделав их двойными (это когда в сноске содержится отсылка на источник, находящийся в списке под определённым номером). Учитывая, что источниками работы служили почти исключительно архивные документы, такое «усовершенствование» привело лишь к тому, что пользоваться справочным аппаратом стало весьма сложно. Этого В.А. Золотарёву показалось мало: в силу собственного разумения он ещё и внес в сноски некоторые «исправления», искажающие их. В общем, получился образец того, как не следует перепечатывать исторические исследования.

5 Там же. С.73-74.

6 Там же. С.74.

1 Снманский П.Н. События на Дальнем Востоке, предшествовавшие русско-японской войне (1891-1903 гг.). 4.I-III. СПб., 1910.

8 Симанский П. Дневник генерала Куропаткина. С.61-99. 19

Для публики из труда П.Н. Симанского была сделана краткая выжимка, опубликованная как первая глава первого тома - «События на Дальнем Востоке, предшествовавшие войне, и подготовка России и Японии к этой войне в политическом отношении»9. Она была призвана изложить политические события, приведшие к вооружённому конфликту. Даже в кратком очерке взгляды П.Н. Симанского проступили весьма явственно. Он связал активность России на Дальнем Востоке с агрессивной деятельностью там других великих держав, особенно Англии (С.2). Офицер рассматривал политику Петербурга в регионе как вынужденное противостояние извечным своим соперникам в Европе с тем, чтобы вместо слабых Китая и Кореи не иметь у своих беззащитных дальневосточных рубежей сильного соседа вроде Великобритании (С.4). Какие-либо экспансионистские замыслы у российского руководства вообще не отмечены автором. Наоборот, даже когда молено было отхватить себе что-то, например, в 1900 г. Маньчжурию, то ради дружбы (!) с Китаем Россия великодушно отказалась от этого (С.17). Причина же конфликта с Японией, по мысли военного историка, заключалась в агрессивной политике Страны восходящего солнца в Корее. Ей препятствовали безобразовцы, озабоченные защитой российских рубежей (С.25-27, 29). П.Н. Симанский, вопреки мнению подавляющего большинства своих современников, с нескрываемой симпатией относился к их деятельности. Он завершил очерк подробным изложением хода последних перед войной русско-японских переговоров, упирая на ультимативность и непомерный размах японских требований к России (С.31 и далее).

Являлась ли позиция, изложенная военным историком, официальным объяснением причин войны? Автор утверждал, что не выполнял никакого политического заказа и что они получили от царя напутствие писать правду,

9 Русско-японская война 1904-1905 гг. Работа военно-исторической комиссии по описанию русско-японской войны. Т.1. События на Дальнем Востоке, предшествовавшие войне, и подготовка России и Японии к этой войне в политическом отношении. СПб., 1910. С. 1-84. невзирая на личности10. Работы по мере их завершения просматривал лишь генерал В.И. Гурко, никакой цензуры, по свидетельству П.Н. Симанского, не было". В комиссии отсутствовал единый подход: каждый автор трудился над своим томом самостоятельно, его взгляды не обязательно сочетались с представлениями коллег. Правда, текст П.Н. Симанского не по его воле оказался ещё в рукописи в руках у Е.И. Алексеева благодаря услужливости перед бывшим наместником дипломатического чиновника Е.А. Плансона. Но адмирал ограничился мелкими замечаниями, носившими преимущественно личный характер12. Тем не менее, сомнения в беспристрастности некоторых авторов возникли. Одни из членов комиссии - Ф.П. Рёрберг, пострадавший за жёсткую критику действий А.Н. Куропаткина, - отметил, что он был единственным, кто сдал свой труд в назначенное время и не получил за это очередного звания. Тогда как П.Н. Симанский и двое его коллег стали обладателями генеральских погон, несмотря на то, что не завершили свои тома в срок. Возможно, что не последнюю роль в этом играл подход к изучаемому вопросу13. Во всяком случае, несомненно, что точка зрения, изложенная П.Н. Симанским, была близка по духу Николаю II.

В свою очередь, С.Ю. Витте инспирировал появление нескольких сочинений для оправдания своих действий. Они базировались на предоставленных им документах и представляли удобную ему точку зрения. В 1908 г. Б.Н. Демчинский (сын известного инженера, метеоролога, близкого С.Ю. Витте Н.А. Демчинского) издал книгу «Россия в Маньчжурии (по неопубликованным документам)»14. Такой подзаголовок должен был привлечь внимание читателя. Правда, автор не дал подробной характеристики использованных им материалов, поэтому часто о том, что именно оказалось у него в руках, приходится только догадываться. Однако

10 Рёрберг Ф.П. Исторические тайны великих побед и необъяснимых поражений. Записки участника русско-японской войны 1904-1905 гг. и члена Военно-исторической комиссии по описанию русско-японской войны. 1906-1909 гг. Мадрид, 1967. С.288-289.

11 Симанский П. Дневник генерала Куропаткина. С.65.

12 Оригиналы записочек Е.И. Алексеева сохранились в личном архиве П.Н. Симанского (ОПИ ГИМ. Ф.444. Оп.1. Д.19. Л.1-10).

13 Рёрберг Ф.П. Указ. соч. С.343-344.

14 Демчинский Б.Н. Россия в Маньчжурии (по неопубликованным документам). СПб., 1908.

Б.Н. Демчинский оказался действительно хорошо осведомлён в документах, касавшихся русской дальневосточной политики. Так, публицист подробно изложил меморандум А.П. Кассини, приготовленный в Министерстве финансов для переговоров о железной дороге в Маньчжурии (который, кстати, сейчас отсутствует в архиве С.Ю. Витте) (С.25-29). Рассказал он и об истории захвата Порт-Артура и об Особом совещании, ему предшествовавшем (С.34-35), а также об особых совещаниях 1903 г. (С.66-74). Много места в книге уделено всеподданнейшему докладу С.Ю. Витте о поездке на Дальний Восток осенью 1902 г. и боксёрскому восстанию. Автор спел гимн мирной, экономической политике С.Ю. Витте на Дальнем Востоке: «До недавнего времени весь исполинский рост России обуславливался почти исключительно её военным могуществом, и только вступление в Маньчжурию открывало новый путь культурно-экономического завоевания чужой страны. <.> Впервые было найдено приложение такому виду государственного творчества, которое завоёвывает целые области и порабощает народы, не вынимая меча, не проливая капли крови и даже не бряцая оружием. Здесь, в зародышевом состоянии, должны были впервые обозначиться некоторые новые свойства, новые признаки России как нации, дебютирующей в роли мирного, культурно-экономического борца» (С.82). «Причину разрыва России с Японией» автор усмотрел в деятельности безобразовцев (С.9) - в частности, в предприятии на р. Ялу, которое назвал «самой тёмной страницей нашего пребывания на Дальнем Востоке» (С.8). Вина A.M. Безобразова состояла в том, что он отвергал разграничение сфер влияния в регионе, чего добивались японцы (С.75). В общем, точка зрения С.Ю. Витте была представлена Б.Н. Демчинским довольно полно, но вряд ли убедительно для читателя как по выводам, максимальное упрощение которых не придало им бесспорности, так и по скучноватому языку.

Бывший министр финансов не остановился на этом в распространении своих взглядов о виновниках русско-японской войны. Наиболее аргументировано точка зрения С.Ю. Витте была представлена в появившемся позже «Прологе русско-японской войны»15. Это объёмное сочинение, подготовленное сотрудниками графа по его заказу, отражало исключительно точку зрения бывшего министра финансов как на российскую политику в регионе, так и на причины русско-японской войны16. Сановник предстал перед читателем как поборник исключительно мирной, экономически ориентированной политики России в Китае, исходившей из многолетней дружбы и добрососедства двух империй (С.23-24). Прежде звучавшие резкие оценки М.Н. Муравьёва (за Порт-Артур), А.Н. Куропаткина и безобразовцев были значительно смягчены. Однако, по сути, они не изменились, просто утратили прямолинейность. Так, в книге утверждается, что «дружеские» отношения Китая и России в 1898-1900 гг. сменились на недружелюбную политику пекинского правительства (С.78). Нетрудно догадаться, почему это произошло. Политика России в Маньчжурии после 1900 г. излагается на фоне повышенного внимания к ней других держав (как будто ранее такого не наблюдалось) (С. 146-163) - понятно, что это камень в огород А.Н. Куропаткина, стремившегося аннексировать хотя бы её северную часть (СЛ 75 и др.). Один С.Ю. Витте выступал за полный вывод русских войск из Северного Китая (С. 174), при этом не слова не говорится о том, какими условиями министр финансов обставлял этот вывод. Наконец, это будущий граф предлагал совершенно поступиться Кореей в пользу Японии (С. 189), его не послушали — и вот вам война. Ответственность за конфликт в книге возлагается на неразумную политику безобразовцев с их предприятием на р. Ялу, которые сумели разрушить единое ведение внешней политики, добившись передачи её на Дальнем Востоке в ведение наместника Е.И. Алексеева (С.351-352). Разумеется, провал переговоров с Токио - дело рук прежде всего русской стороны. Конечно, в книге нет прямого упоминания главного виноватого, но он постоянно присутствует — это Николай II, не

15 Пролог русско-японской войны. Материалы из архива графа С.Ю. Витте. С предисловием и под ред. Б.Б, Глинского. Пг., 1916.

16 Подробнее об обстоятельствах появления «Пролога.» см.: Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. С.Ю. Витте -мемуарист. СПб., 1994. слушавший советов своего министра финансов и доведший таким образом всю политику до полного краха. «Пролог.» - наиболее тонко составленное изложение дальневосточной политики России, но это ещё не сделало его бесспорным.

В 1918 г. увидело свет исследование, подготовленное Исторической комиссией по описанию деятельности флота в войну 1904-1905 гг., которая действовала при Морском Генеральном штабе17. В комиссию входило 19 человек при двух председателях. Этот авторский коллектив написал историю русского флота на Тихом океане на рубеже XIX-XX веков. Офицеры работали над текстом каждый по 1-2 года, получился значительный том (505 страниц), насыщенный фактами. Он был основан преимущественно на архивных документах из Морского министерства, но использовались и документы Министерства финансов, Министерства иностранных дел и некоторых других ведомств. Авторы впервые ввели в научный оборот значительное количество архивного материала, что позволило им осветить многие вопросы, которые включали не только собственно историю Тихоокеанской эскадры, но и такую проблему, как поиск незамерзающего порта, злоключения вокруг приобретения участков на корейском побережье и некоторые другие. К сожалению, эта книга оказалась забыта и по сей день практически не известна и не используется даже специалистами.

В остальном же в дореволюционной историографии и не могли появиться исследования, на документальной основе рассмотревшие бы колоссальный клубок проблем дальневосточной политике России. Хотя архивы и не были совершенно закрыты, доступ к ним получали единицы. Те же комплексы материалов, которые использовались, оказались сознательно вброшены в историографический и публицистический оборот двумя сторонами: С.Ю. Витте и безобразовцами, соответственно, с определёнными целями, поэтому страдали неполнотой и тенденциозностью. Не удивительно,

17 Русско-японская война 1904-1905 гг. Часть I. Русские морские силы на Дальнем Востоке с 1894 г. по 1901 г. Работа исторической комиссии по описанию действий флота в войну 1904-1905 гг. при Морском Генеральном штабе. Пг., 1918. что историография носила дискретный характер, её представляли по большей части публицистические сочинения, в которых давались лишь общие оценки18. Слабость таких трудов состояла в том, что эти оценки в подавляющем большинстве случаев были недостаточно обоснованы, отражая личное мнение автора (или тех, кто стоял за ним). Всплеск исследовательского интереса к теме произошёл после 1917 г., когда историки, наконец, получили на некоторое время широкий доступ ко всем царским архивам. В 1920-1930-е гг. в СССР появился ряд работ, посвящённых изучению дальневосточной политики России рубежа XIX-XX веков. В первую очередь, это книга Б.А. Романова «Россия в Маньчжурии»19, которая выросла из его статей, посвящённых критике воспоминаний С.Ю. Витте, где граф писал о своих действиях на Дальнем Востоке как министра финансов20. Работы же историка опровергали содержание мемуаров, показывали, что С.Ю. Витте для самооправдания создал совершенно ложную картину своей политики21.

Книга Б.А. Романова - явление в советской историографии""*. Прежде всего, она основана на весьма значительном архивном материале, что придало картине, нарисованной историком, убедительность. В монографии также ярко проявилась отличительная черта работ Б.А. Романова - блестящее умение устанавливать связи различных фактов. Это мастерство историка,

18 Панов В. Историческая ошибка. Владивосток, 1908; Семёнов-Тян-Шанский А.П. Наши ближайшие задачи на Дальнем Востоке. СПб., 1908; Дружинин К.И. Наша современная политика - стратегия на Дальнем Востоке. СПб., 1910; Быковский Н. Начало русско-японской войны. Одесса, 1911; Меркулов С.Д. Русское дело на Дальнем Востоке. СПб., 1912; Денисов В.И. Россия на Дальнем Востоке. СПб., 1913; Гейден А.Ф. Итоги русско-японской войны. Пг., 1914 и др.

19 Романов Б.А. Россия в Маньчжурии (1892-1906). Очерки по истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма. Л., 1928.

20 Романов Б.А. Витте и концессия на р. Ялу. (Документальный комментарий к «Воспоминаниям» гр. С.Ю. Витте) // Сборник статей по русской истории, посвящённых С.Ф. Платонову. Пг., 1922. С.425-459; он же. Концессия на Ялу. К характеристике личной политики Николая II // Русское прошлое. Кн.1. Пг., 1923. С.87-108; он же. «Лихунчагский фонд». (Из истории империалистической политики на Дальнем Востоке) // Борьба классов. 1924. №1/2. С.77-126 и др.

21 О биографии Б.А. Романова уже опубликопано внушительное по размеру исследование: Папеях В.М. Творчество и судьба историка: Борис Александрович Романов. СПб., 2000. К сожалению, среди задач, поставленных автором перед eoGoii, нет анализа работ Б.А. Романова (С.5). Пе вдаваясь в содержание книги «Россия в Маш.чж\рии». он. тем не менее, оценил её как «фундаментальную» (С. 145) и пошёл по другому пути: подробно пересказал выявленные им рецензии на исследования Б.А. Романова, относясь сочувственно к положительным и негативно - к критическим.

22 Она получила высокую оценку как среди специалистов по отечественной истории, так и у востоковедов (Никифоров B.H. Борис Александрович Романов (к восьмидесятилетию со дня рождения) И Народы Азии и Африки. 1969. №3. С.206-210; он же. Советские историки о проблемах Китая. М., 1970. С.341-345). которым можно только восхищаться. Оригинален и стиль исследователя -это не простое изложение или пересказ событий, а авторское понимание их значения и места в создаваемой им картине. Однако опора Б.А. Романова на архив канцелярии министра финансов имела не только положительные стороны: картина российской политики в Маньчжурии получилась деформированной, с преобладанием действий и намерений Министерства финансов. Непонятным является игнорирование текстов предшественников: в значительной по объёму монографии на 605 страницах в ссылках упоминается всего лишь 47 названий других изданий (я не беру в расчёт сноски на собственные работы автора). Из них 30 — источники и лишь 17 -исследования, среди которых есть единично встречающиеся. На фоне уже колоссальной к тому времени литературы, связанной как с дальневосточной политикой России, так и с Маньчжурией, такое отношение к трудам предшественников выглядит необычно.

В книге «Россия в Маньчжурии» Б.А. Романов фактически отождествил действия С.Ю. Витте на Дальнем Востоке с внешней политикой империи (C.VI), определив предметом своего исследования работу «русской дипломатии». Не удивительно, что автор связал появление «маньчжурского вопроса» не со строительством Сибирской железной дороги, что было бы логично для экономической истории, а с японо-китайской войной 1894-1895 гг. (С.З). В продолжение этого тезиса историк обусловил появление КВЖД решением Особого совещания 20 марта 1895 г. и вытеснением Японии с Ляодуна (С.80-81). Однако выбор автора оказался не так однозначен. Одновременно он отнёс идею КВЖД по крайней мере к 1894 г., связав её с изыскательскими экспедициями в Маньчжурию (С.84). Б.А. Романов был также уверен, что С.Ю. Витте играл «руководящую роль» «в направлении русской политики и в работе русской дипломатии на Дальнем Востоке» (C.VIII). Эти исходные установки Б.А. Романова не имеют фактического подтверждения и нуждаются, как минимум, в уточнении. С.Ю. Витте был лишь одним из тех, кто определял русскую политику на окраине. Говорить о его доминирующей роли можно лишь применительно к периоду: весна 1895 г. - зима 1897 г., пока М.Н. Муравьёв не положил ей конец, настояв на заходе русских кораблей в гавани Порт-Артура и Далянваня, несмотря на сопротивление министра финансов. Правда, позднее, при В.Н. Ламаздорфе -министре иностранных дел, МИД, по замечанию Б.А. Романова, превратился «как бы в подчинённый орган» Министерства финансов, «и шагу не делавший без ведома министра финансов» (С.VIII). Но оставался ещё А.Н. Куропаткин (военный министр с 1898 г.), чьи представления далеко не всегда совпадали с позицией С.Ю. Витте и который не стеснялся возражать коллеге, а также Морское министерство. Кроме того, Б. А. Романов исходил из того, что вся активность финансового ведомства была нацелена «именно на Маньчжурию и преимущественно на Маньчжурию» в течение 15 лет (18921906) (С.VI). В принципе, так оно и было, но это не должно оставлять вне сферы внимания политику в Корее. Только в их переплетении можно понять некоторые шаги Петербурга в Северном Китае. Корейская же политика России не получила внятного отражения в книге «Россия в Маньчжурии». Нельзя согласиться с представлением Б.А. Романова об агрессивном характере русской политики в Корее с середины 1880-х гг. (С. 140): оно не имеет фактических подтверждений и полностью отвергается современными исследованиями.

Несмотря на то, что нет никаких оснований относить Б.А. Романова и его книгу как принадлежавшие направлению М.Н. Покровского, тем не менее, автор в общих заявлениях не противоречил представлениям «главного советского историка». Он трактовал дальневосточную политику России как смесь феодально-самодержавной (силовой) и виттевской (экономической) экспансии, не проводя между ними чёткой грани. Б.А. Романов не разделял по характеру действия С.Ю. Витте и его оппонентов (А.Н. Куропаткин, Николай II, безобразовцы) (С.51). Историк связывал курс министра финансов с интересами так называемого «финансового капитала», олицетворявшимся Петербургским Международным коммерческим банком (С.IX). Но как следует из его же книги, деньги, которые использовал С.Ю. Витте для дальневосточной политики России, были исключительно государственного, казённого происхождения. Частный капитал не шёл на Дальний Восток, наоборот, оттуда наблюдался его отток. Отчасти противореча себе, Б.А. Романов почему-то считал, что чем больше было участие казны в дальневосточных предприятиях, тем более «боевой» характер носила политика России в регионе (С.Х). Здесь оценка должна быть скорее обратной: эффективность использования государственных средств оказывалась всегда ниже, чем у частных, а псевдочастные компании, действовавшие за казённый счёт, не демонстрировали особой активности, спокойно используя государственный ресурс (например, КВЖД). Тем не менее, одна из несомненных заслуг Б.А. Романова - это создание богатой фактами картины межминистерских разногласий при определении курса России на Дальнем Востоке. Правда, по моему мнению, он несколько недооценивает этот фактор, преувеличивая влияние С.Ю. Витте.

Академическое дело» 1929-1931 гг. сильно повлияло на жизнь историка, однако Б.А. Романов не отказался от дальнейшей работы по дальневосточной тематике, невзирая на значительно усложнившиеся условия и многочисленные трудности (например, в 1935 г. он получил отказ в допуске в архив)23. В 1947 г. он издал первое, а в 1955 г. - второе, значительно дополненное издание «Очерков дипломатической истории русско-японской войны». Эта книга оказалась построена иным образом, чем «Россия в Маньчжурии». Биограф Б.А. Романова В.М. Панеях пишет, что историк решил делать её как американский монтаж на тему о стержневом положении США в 1905 г.», никак не комментируя такой авторский замысел24. Между тем, он нуждается по меньшей мере в объяснении. Общепринято, что в основе русско-японской войны лежали неудачные действия России, агрессивная позиция Японии и закулисные манёвры Англии. Откуда же здесь взялось «стержневое положение» США, которые

23 Панеях В.М. Указ. соч. С.151.

24 Там же. С.351. тогда не требовали себе ничего, кроме свободы торговли на всём Дальнем Востоке и равных условий? Между тем, сам Б.А. Романов объяснил свой «американский монтаж» весьма откровенно: «задача общая -американизировать изложение сплошь. Хочу отодвинуть несколько вперёд японо-русский конфликт с тем, чтобы он оказался на фоне уже состоявшегося англо-американского оплетения Китая и Кореи (примерно с 70-80-х гг.)». Он также решил ввести «англо-американскую тему» (такое объединение политики двух стран нельзя признать обоснованным) с 1895 г., «чтобы франко-германо-русское вмешательство опять легло на англоамериканский фон. Борьбе за захваты в Китае 1898 г. я предпошлю американо-гавайский эпизод 1897 г. Внутрь событий 1898 г. вгоню американо-испанскую войну купно с Филиппинами, из которой (! -И.Л.) выведу провозглашение политики "открытых дверей" 1899 г. В боксёрский отрезок включу американскую попытку покуситься на порт в Китае (была такая мельком!)» и т.д. Но главное - почему Б.А. Романов решил произвести столь радикальный пересмотр картины международных отношений на Дальнем Востоке - прозвучало далее. «Ибо думаю, что читателю сейчас необходимо дать себе отчёт, что Тру мен - это переродившийся по последнему слову атомной моды Теодор Первый»25.

Кроме осовременивания истории в угоду официальному антиамериканизму, Б.А. Романов также произвёл переоценку некоторых своих представлений о дальневосточной политике России. Если в 1928 г. исследователь сближал безобразовцев и С.Ю. Витте, то в середине 1950-х гг. он уже однозначно разделил их «политики»: буржуазная - у министра финансов, помещичья - у царя и его окружения26. Желание быть полезным

25 Б.Л. Романов-ЛЛ. Сидорову 30 декабря 1950 г. // OP РГБ. Ф.632. К.90. №29. Л. 12-13. Б. А. Романов писал столь подробно о своей будущей книге ЛЛ. Сидорову не только как коллеге, но и как будущему редактору. Понятно, почему Л.Л. Сидоров уклонился от редактирования книги Б.Л. Романова: он не разделял представление о приоритетности «англо-американской темы», lime в 1946 г. ЛЛ. Сидоров подготовил большую еташо о Портсмутском мире (Там же. К.4. №4. J1.49-89). Опираясь в основном на опубликованные источники, он показал, что великие державы, в том числе Англия и США, были заинтересованы в прекращении войны в большей степени, чем Япония и. особенно. - Россия. Это был подход, противоположный установкам Б.А. Романова.

26 Романов Б.А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны. Изд. 2-е, перераб. и доп. М.:Л., 1955. С.105-107, 112-113, 212-214. Ранее Б.А. Романов выделил даже три течения в русских правящих кругах по проблемам Дальнего Востока: С.Ю. Витте и B.H. Ламздорф; А.Н. Куропаткин; Николай II и власти сыграло с автором злую шутку. Несмотря на тщательную работу над многотомными публикациями документов (французской, немецкой, английской), многие интересные и точные наблюдения, книгу нельзя назвать однозначно успешной. «Американский монтаж», стремление соответствовать официальным установкам оказались главной проблемой автора, так как их произвольность и искусственность сразу бросались в глаза неангажированным читателям27.

Кроме Б.А. Романова дальневосточную политику империи конца XIX -начала XX вв. изучал другой советский историк - Александр Львович Попов. У него была похожая биография: чуть старше Б.А. Романова (родился в 1888 г.), также окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, учился у А.Е. Преснякова, В.Н. Строева, а после 1917 г. работал в системе Главархива. Их пути разошлись в 1919 г.: если Б.А. Романов продолжал службу в Петрограде, то А.Л. Попов трудился в Костроме, Симбирске, Баку и лишь в 1923 г. переехал в Москву. Там он стал архивистом- консультантом Архива внешней политики, а с 1929 г. участвовал в деятельности комиссии по изданию документов эпохи империализма. Его профессиональная судьба сложилась благополучнее, чем у Б.А. Романова: он не подвергся репрессиям, в 1935 г. стал научным сотрудником Института истории АН СССР, в 1942 г. ему была присуждена степень доктора исторических наук без защиты диссертации. Тем не менее, и его возможность работать в архивах со второй половины 1930-х гг. значительно сократилась. До этого А.Л. Попов успел подготовить ряд публикаций по истории восточной политики России во второй половине XIX - начале XX вв. (к 1931 г. - 11), преимущественно из документов внешнеполитического ведомства. Они и сейчас имеют важное значение, так как других изданий этих материалов просто нет. Он также представил на суд читателей несколько статей. У него были написаны и книги, в частности безобразовский кружок (Романов Б.А. Витте накануне русско-японской войны // Россия и Запад. Кн.1. Пг., 1923. С.141). Эта оценка была напрочь лишена всякой «классовости». Однако следует заметить, что отождествление Николая II и безобразовцев являлось едва ли оправданным.

27 Ростов А. [Сигрист С.В.] «Дело Академии Наук» // Возрождение (Париж). 1958. Тетрадь 84. С.119.

30 монография о русско-японской войне, которая, к сожалению, осталась неопубликованной28. Исследовательский подход А.Л. Попова отличался от приёмов работы Б.А. Романова. Он пришёл к иному, чем Б.А. Романов, пониманию сущности и особенностей внешней политики самодержавия. В частности, А.Л. Попов подчёркивал не только её агрессивность, но и преобладание в ней «военно-захватнических методов». Применительно к дальневосточной политике историк усматривал переплетение методов империализма (экономических) и предшествовавшей эпохи (военно-захватнических) с доминированием последних29. Мне кажется, что такая оценка точнее, чем представления Б.А. Романова.

Удивительно, но о дальневосточной политике России написал исследование ещё один выпускник Петербургского университета - Фридрих фон Штайнман, учившийся примерно в одно время с Б.А. Романовым и А.Л. Поповым и закончивший в 1913 г. историко-филологический факультет (он занимался Византией, его учителями были В.Н. Бенешевич и А.А. Васильев). В 1920 г. Ф. фон Штайнман эмигрировал в Германию, в 1926 г. поступил на работу в Берлинский университет Фридриха-Вильгельма и в 1931 г. защитил там диссертацию о дальневосточной политике России30. Так же, как и Б.А. Романов, Ф. фон Штайнман не доверял публикациям документов «от Витте», считая их малодостоверными. Но в отличие от Б.А. Романова, он опирался в основном на материалы архива немецкого Министерства иностранных дел и на бумаги В.М. Вонлярлярского, находившиеся в Берлине, к которым историк получил доступ. Поэтому дальневосточный курс Петербурга автор представил прежде всего через призму деятельности безобразовцев. Ф. фон

28 Её текст находится в архиве Института российской истории РАН (Ф.Б. Разд.З. Д. 17. Л. 1-214). К сожалению, бумаги историка сохранились лишь частично (Мендельсон В.И. А.Л. Попов - историк внешней политики России и международных отношений // История и историки. Историографический ежегодник 1971. М., 1973. С.252-273).

29 Попов А.Л. Вступительная статья к публикации «Первые шаги русского империализма на Дальнем Востоке (1888-1903 гг.)»// Красный архив. 1932. №3 (52). С.41; Мендельсон В.И. А.Л. Попов - историк внешней политики России и международных отношений // История и историки. Историографический ежегодник 1971. М., 1973. С.264.

30 Steinmann F. Ruslands Politik im Fernen Osten und der Staatssekretar Bezobrazov. Leipzig, 1931. Диссертация Ф. фон Штайнмана не издана, опубликован было только её краткое изложение, наподобие нашего автореферата, но значительно большего объёма (66 страниц).

Штайнман полагал переломным моментом в политике России захват Порт-Артура и Далянваня, после чего отношения с Китаем и Японией резко ухудшились. Ошибкой, по его мнению, явились нерешительность и колебания российского руководства, а также противоречивые действия. Вместо этого России, согласно рецепту безобразовцев, после заключения договора об аренде Порт-Артура следовало бы захватить и Северную Корею. Много места в исследовании уделено истории безобразовского предприятия на р. Ялу. Ф. фон Штайнман отвёл все обвинения в адрес безобразовцев в том, что именно их политика явилась причиной русско-японской войны. Он выдвинул контрверсию: конфликт возник не из-за Кореи, а из-за Маньчжурии, повторив японскую официальную точку зрения.

В 1931 г. в СССР вышла книга В.Я. Аварина (Аболтина) «Империализм в Маньчжурии» (в 1934 г. появилось второе, значительно дополненное издание этого исследования). Основное место в ней было уделено событиям в Северном Китае после русско-японской войны, на период до 1905 г. автор отвёл чуть более 100 страниц. По обстоятельности эта монография значительно уступала книге Б.А. Романова, её скорее можно назвать кратким очерком. Но выполнен он был тщательно, с использованием документов Архива внешней политики Российской империи. Как и Б.А. Романов, В.Я. Аварии искал прежде всего экономическое объяснение борьбы великих держав на Дальнем Востоке. Россия не являлась исключением: по мнению автора, политика Петербурге в регионе стремилась защитить коммерческие интересы в Маньчжурии и Корее31. Так же, как и М.Н. Покровский, В.Я. Аварии разделил политику России на буржуазную (С.Ю. Витте) и авантюрную, осуществлявшуюся «главенствующей камарильей» с Николаем II. Но в отличие от Б.А. Романова, показывавшего доминирование С.Ю. Витте, В.Я. Аварин отдал безоговорочное превосходство

31 Аварии [Аболтин] В.Я. Империализм в Маньчжурии. T.I. Этапы империалистической борьбы за Маньчжурию. 2-е, пересмотренное и дополненное издание. М.:Л., 1934. С.30. крепостникам» \ По его мнению, «эта группировка крепостников наложила в тот период своеобразный отпечаток на всю государственную жизнь России, -полностью повернув в сторону удовлетворения своих узких интересов руль государственной политики, уклонявшийся временами в сторону удовлетворения интересов буржуазии» (С.70). Среди «крепостнической камарильи» он и искал виновных в русско-японской войне, упрекая Б.А. Романова за то, что тот указывал в первую очередь на С.Ю. Витте (С.78). Кроме того, если у Б.А. Романова на Дальнем Востоке действовали люди, то у В .Я. Аварина - исключительно «классовые интересы». Также книгу В.Я. Аварина, несмотря на опору на документы, отличает большое количество мелких неточностей. В целом она в историографии - скорее шаг назад по сравнению с работами Б.А. Романова и A.J1. Попова из-за примитивных исследовательских установок автора. Однозначно: тема дальневосточной политики России не нашла в лице В.Я. Аварина перспективного развития.

Однако подход В.Я. Аварина получил в будущем продолжение, в частности, в большой монографии А.Л. Нарочницкого . Книгу будущего академика отличала огромная фактическая база, состоящая как из архивных, так и опубликованных документов, широкого использования периодической печати, в том числе газет. Исследователь также скрупулёзно учёл работы предшественников, продемонстрировав к ним «классовое отношение». Однако собранным им фактам он постоянно навязывал заданную схему и оценки. Согласно А.Л. Нарочницкому, экспансия России в Азии отражала не только интересы отечественной буржуазии, но и «задерживала обострение классовых противоречий» в центре империи, позволяя тем самым «реакционному царскому правительству временно укреплять своё положение» (С.351). Вскрывая «классовую сущность» действий Петербурга на Дальнем Востоке как «реакционную», он, тем не менее, отмечал, что

32 В этом можно усмотреть некоторый положительный момент, так как автор подчеркнул, что уже в 1900 г. С.Ю. Витте не оказывал решающего влияния на дальневосточную политику России (Аварии [Аболтин] В.Я. Указ. соч. С.80). Это было справедливое замечание.

31 Нарочницкий А.Л. Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке. 1860-1895. М., 1956. политика России носила менее агрессивный характер, чем других великих держав: «Царская Россия, несмотря на захватнический характер политики царизма, не могла быть инициатором агрессивных действий <.> Её политика на Тихом океане развивалась <. .> под знаком отставания самодержавно-помещичьей России от более развитых в капиталистическом отношении государств» (С.362). В качестве главного агрессора A.JI. Нарочницкий выделил США, ставя буквально всякое лыко в строку Вашингтону (даже покупка Аляски - это, оказывается, не самоцель, а лишь приобретение плацдарма для будущего наступления на Восточную Сибирь и т.д.). «Свобода торговли» - это, прежде всего, разновидность закабаления, метод экспансии. Тем не менее, благодаря добротной фактической базе и отдельным тонким наблюдениям его книга сохраняет важное значение. Для советской историографии она подчеркнула важность использования максимально широкого круга источников.

Известный революционный деятель и историк Ф.А. Ротштейн несколько десятилетий работал над исследованием международных отношений эпохи империализма34. Он предполагал довести его до 1914 г., но не успел, изданный после его кончины текст охватил полностью лишь конец XIX века. В общем, это общий очерк истории международных отношений за 1880-е—1890-е гг., выполненный историком-марксистом. Несмотря на то, что в этой большой по объёму книге, базирующейся на публикациях документов по международным отношениям конца XIX века, по большому счёту, мало нового, автор не столь преувеличенно, как А.Л. Нарочницкий, изображал агрессивность политики великих держав на Дальнем Востоке. Нет у него и «стержневой роли американского империализма». Уже по этим причинам это большое незаконченное исследование заслуживает внимания.

В «поздней» советской историографии дальневосточные сюжеты присутствовали в небольшом количестве и трактовались с осторожностью. Вместо анализа в них изобиловали общие оценки и представления.

34 Ротштейн Ф.А. Международные отношения в конце XIX века. М.Л., 1960.

Обличение» российской политики сменилась на стремление «обелить» её действия. Особенно выпукло эти установки проступили в общих работах, приведя авторов к весьма противоречивым и никак не стыкующимися между собой утверждениями. Так, в коллективной «Истории Дальнего Востока в эпоху феодализма и капитализма» констатировалось, что Россия двинулась на Дальний Восток по двум причинам. Первая из них - это экспансия в регионе других держав, в первую очередь - США, на которую Петербург был вынужден ответить. Вторая - это заинтересованность «русской буржуазии» в китайском рынке для сбыта промышленной продукции и железнодорожном строительстве (игнорируя тот факт, что всё оно осуществлялось исключительно на казённые средства). Оказывается, что политика С.Ю. Витте выражала взгляды именно этой группы35. Утверждая это необъяснимое стремление «русской буржуазии» на Дальний Восток, авторы признавали весьма низкий уровень экономического развития русской окраины и отсутствие надежд на быстрые перемены. Они смотрели на регион как на колонию (!) России, развитию которой действия министра финансов только препятствовали. Так, строительство КВЖД задержало экономическое освоение Амура36. Пересмотрены были также оценки отношений с Китаем. Если ранее Россия изображалась агрессором, то теперь утверждалась вечно доброжелательная позиция Петербурга к своему дальневосточному соседу. Железная дорога в Маньчжурии служила не более чем средством спрямления Сибирской магистрали и принесла только положительные результаты, в частности, способствовала росту торговли с Китаем . В целом, сильнейший идеологический пресс на исторические исследования продиктовал их выводы и формулировки. Можно сказать, что к концу СССР создалась виртуальная история русско-китайских отношений, политизированная для доказательства «вечной дружбы» России. Конечно, эти установки сказывались на исследованиях по-разному. Например, в книге Г.Н. Романовой, посвящённой

35 История Дальнего Востока в эпоху феодализма и капитализма (XVII в. - 1917). М., 1991. С.289-295.

36 Хозяйственное освоение русского Дальнего Востока в эпоху капитализма. Сборник научных трудов. Под редакцией академика А.И. Крушанова. Владивосток, 1989.

37 История Северо-Восточного Китая XVIII-XX вв. Кн.1. Владивосток, 1987. С.288-294.

35 русской торговле с Китаем, получилась картина её успешного поступательного развития, не омрачённая какими-либо проблемами38. Но ценность монографии состоит в основном в сообщении значительного количества фактического материала.

Одновременно, к концу советской эпохи, наметился и отход от установленных стереотипов. В частности, его отразила вышедшая в 1989 г.

-jq книга А.В. Игнатьева о дипломатической деятельности С.Ю. Витте . Она явилась первым за многие годы исследованием, в котором автор не искал ни «военно-феодальной», ни империалистической» политики России на Дальнем Востоке, то есть, не давал «классовых оценок». Он показал действия министра финансов на широком фоне международных отношений и внутренних проблем России, в том числе экономических, а также непростых взаимоотношений среди российских сановников. Конечно, в целом, картина, представленная А.В. Игнатьевым, была уже хорошо известна. Другая особенность книги — это явные симпатии автора к своему герою. С.Ю. Витте представлен у него как политик, для которого на первом месте стояли интересы России (С.8) и который во имя их добивался больших успехов. Например, соглашения о КВЖД 1896 г. (С.49). А.В. Игнатьев не скрывает, что у министра финансов имелись и значительные неудачи, например, сепаратные переговоры с Китаем (С. 147). Признавая противоречивость поступков своего героя (С. 129), в целом историк очень высоко оценил действия С.Ю. Витте, хотя и констатировал их неоднозначный итог: промежуточные успехи и невозможность достичь конечной цели (С.9). Несмотря на то, что автор также отчасти преувеличил агрессивность безобразовцев и оказался склонен многое простить министру финансов, книга привлекает широтой подхода, богатой эрудицией исследователя, использованием некоторого количества новых источников. Главная заслуга автора - отказ от штампов советской историографии.

38 Романова Г.Н. Экономические отношения России и Китая на Дальнем Востоке в XIX - начале XX в. М., 1987.

39

Игнатьев Л.В. С.Ю. Витте -дипломат. М„ 1989.

К столетнему юбилею начала русско-японской войны появилось посвященное ей большое иллюстрированное двухтомное исследование В.А. Золотарёва и Ю.Ф. Соколова, претендующее одновременно на популярность и фундаментальность'10. Работу отличает широкое использование различных, в том числе архивных, источников, пристальное внимание к историографии, особенно зарубежной (японской). Несмотря на то, что речь в книге идёт в основном о военных действиях, авторы остановились также и на предыстории конфликта. Она оказалась разбита на две части. Обострению русско-японских отношений накануне войны историки посвятили один из параграфов работы (Т. 1. С.75-115), где кратко изложили главные проблемы дальневосточной политики России с середины 1890-х гг. Обращает на себя внимание то, что относительно много места В.А. Золотарёв и Ю.Ф. Соколов уделили авантюристичной, по их оценке, деятельности безобразовцев (С.93-100). Отдельно от основного текста оказалась представлена «историческая справка» под названием «Развязывание русско-японской войны 1904-1905 гг. и отношение к ней иностранных государств» (Т.1. С.249-306). В ней речь идёт о последних русско-японских переговорах, преимущественно - об их завершающей фазе декабря 1903 - января 1904 гг. Впервые в отечественной историографии авторы увязали выход Тихоокеанской эскадры с рейда Порт-Артура на манёвры 22 января (4 февраля) 1904 г. и последовавшее за этим , решение Токио начать войну как причину и следствие (С.278-279). В целом же, несмотря на краткость, в исследовании даны некоторые новые оценки, основанные на критическом отношении к дальневосточной политике Петербурга рубежа XIX-XX столетий.

Англоязычные исследования, особенно до Второй мировой войны, посвящённые российской внешней политике, базировались в основном на материалах Форин оффиса и чаще всего разделяли оценки и соображения, почерпнутые у британских дипломатов. Для англоязычной историографии

40 Золотарёв В.А., Соколов Ю.Ф. Трагедия на Дальнем Востоке: русско-японская война 1904-1905 гг. Кн. I-2. М., 2004. справедливо заключение Дж. Лензена, констатировавшего, что большинство западных историков основывались на ограниченном количестве источников, касавшихся российской дипломатии, что предопределило «историографический круг», когда авторы часто цитировали друг друга, не двигаясь вперёд. «Корень проблемы находится не в намеренной фальсификации истории, а в неспособности большинства специалистов по истории международных отношений читать по-русски и в недоступности советских дипломатических архивов для того небольшого числа западных исследователей, которые владеют [русским] языком»41. Конечно, сейчас многое изменилось, но нельзя признать, что вывод известного специалиста полностью потерял свою актуальность.

На общем фоне «старой» зарубежной историографии выделяется, пожалуй, лишь книга А. Малозёмова42. Её автор (род. в 1910 г.) - из семьи эмигрантов, в 1930-е гг. учился в Калифорнийском университете, специализировался на истории России. В течение 10 лет А. Малозёмов готовил диссертацию по дальневосточной политике Петербурга второй половины XIX - начала XX вв. К сожалению, молодой историк скончался в 1952 г., но его не вполне законченное исследование стараниями матери всё-таки было опубликовано в 1958 г. Диссертация основана исключительно на опубликованных материалах, архивы в ней не использованы. Зато автор мобилизовал обширный круг публикаций и исследований как на русском (это и сделало его монографию заметным явлением), так и на европейских языках. В частности, он активно использовал книгу Б.А. Романова преимущественно как источник фактов. Получилась добротно выполненная PhD, но по уровню её нельзя назвать фундаментальной работой.

В представлении А. Малозёмова на Дальнем Востоке встретились колонизационные потоки Китая и России. Движение России он не увязывал с экономическими интересами: слабость внутрироссийского производства

41 Lensen G.A. Balance of Intrigue: International Rivalry in Korea & Manchuria, 1884-1899. Tallahassee: University Presses of Florida, 1982. Vol.11. P.835.

42 Malozemoff A. Russian Far Eastern Policy 1881-1904. With Special Emphasis on the Causes of the Russo-Japanese War. Berkeley: University of California Press, 1958.

РЛ 86—196), по его мнению, предопределила незначительные размеры русской торговли с Китаем во второй половине XIX века (Р.6-9). Автор видел в нём ответ на китайскую колонизацию Маньчжурии (Р.26 и далее). Однако конкретные причины и время начала активной политики Петербурга на Дальнем Востоке он не смог установить вполне определённо. А. Малозёмов - первый из историков, кто попытался также увязать интерес России к региону с «агрессивной» идеологией «восточников» (Н.М. Пржевальский, Э.Э. Ухтомский). Тем не менее, он пришёл к выводу, что в 1890-1900 гг. политика России на Дальнем Востоке не была захватнической (Р.51). Историк почувствовал, что к началу XX века амбициозные планы С.Ю. Витте уже выдохлись, но объяснил это своеобразно. По его мнению, весной 1900 г. Россия перешла к медленным экономическим методам экспансии (Р. 123), так как Сибирская магистраль и КВЖД ещё не были завершены и не позволяли Петербургу ставить на Дальнем Востоке амбициозные цели. А. Малозёмов заметил расхождения во взглядах на дальневосточную политику в российском руководстве (например, между А.Н. Куропаткиным и С.Ю. Витте во время боксёрского восстания - Р. 131 и далее), но не придавал этому определяющего значения. Исследователь стал первым из историков, кто уделил значительное внимание деятельности безобразовской группы, справедливо расценив её появление как оппозицию программе С.Ю. Витте (Р.177-186 и далее). Серьёзные проблемы министра финансов он констатировал с 1902 г. (Р. 196-207), но представил их в большей части как поток внешних неудач: ничего не давший сепаратный договор с Китаем, оживлённая деятельность безобразовцев и т.п., не анализируя корни этих событий. В объяснении причин русско-японской войны А. Малозёмов оказался не оригинален, повторив в основном версию, предложенную С.Ю. Витте: виноваты безобразовцы. В целом эта добротная для своего времени книга сейчас, когда появились работы, выполненные на японских, китайских и русских источниках, выглядит по содержанию и представлениям устаревшей.

Наибольшее значение в исследовании дальневосточной политики России в англоязычной историографии имеет большая монография Дж. Лензена «Balance of Intrigue: International Rivalry in Korea & Manchuria, 1884— 1899», опубликованная в 1982 г. Автор - Джордж Александр Лензен - из семьи русских эмигрантов, родился в Берлине 5 ноября 1923 г. В 1939 г. семья переехала в США, будущий историк участвовал во Второй мировой войне, он служил в 1943-1946 гг. в американской армии. Образование он получил в Колумбийском университете, Дж. Лензен специализировался на истории Японии и ранним русско-японским отношениям. С 1950 г. он опубликовал большое количество статей и несколько книг о международных отношениях на Дальнем Востоке, в том числе - о ранних русско-японских контактах, о Маньчжурии, подготовил издание некоторых интересных документов, в частности, изложение дневника посланника Англии в Японии и Китае Э. Сатоу . Дж. Лензен приезжал в СССР в конце 1950-х гг. Он хотел встретиться с Б.А. Романовым (не зная, что тот к тому времени уже скончался), пытался получить доступ к архивам, но потерпел неудачу. Позже из АВПРИ ему всё-таки прислали микрофильмы некоторых материалов, но исключительно из дел канцелярии министра. Конечно, этого было недостаточно для изучения дальневосточной политики России, что исследователь хорошо понимал. К сожалению, жизнь историка оборвалась трагически: Дж. Лензен погиб 5 января 1979 г. в автомобильной катастрофе, ему было всего 55 лет. После его кончины библиотека и архив историка поступили в университет Хоккайдо (Япония). Последней книгой Дж. Лензена стал «Баланс интриг», которую он окончил в 1978 г., но не успел опубликовать: получив после обсуждения критические замечания, автор намеревался внести в текст некоторые изменения.

Дж. Лензен - едва ли не первый из западных историков, кто обратился к истории международных отношений на Дальнем Востоке, используя английские, русские и японские архивы (он знал три европейских, русский,

43 Korea and Manchuria Between Russia and Japan 1895-1904. The Observation of Sir Ernest Satow, British Minister Plenipotentiary to Japan (1895-1900) and China (1900-1906). Tokyo, 1966. китайский и японский языки). Его исследование удивляет размахом фактической базы, а также аккуратной работой с ней. По точному наблюдению автора предисловия к «Балансу интриг» Дж. Стефана, его коллега являлся одним из немногих историков, у кого факты заслоняли аналитику (P.XI). Колоссальная фактическая база позволила Дж. Лензену показать картину политики великих держав в Маньчжурии и Корее, во многом отличную от других работ англоязычной историографии. Применительно к России историк отказался от традиционного преувеличения её агрессивности в регионе, отметив, что с 1881 г. Петербург стремился к сохранению status quo в регионе (Р.850). Первым из исследователей он подчеркнул противоречивость курса Петербурга, показав неспособность министров финансов, иностранных дел, военного и морского договориться о проведении согласованного и последовательного курса (Р.839). У Дж. Лензена маньчжурская и корейская политики увязаны - это подход, не присущий отечественной историографии. Историк также не подходил к дальневосточной политике России с излишней прямолинейностью, свойственной ряду общих работ, авторы которых представляли её как путь к русско-японской войне. Он полагал, что захват Порт-Артура нельзя рассматривать как причину русско-японской войны, наоборот, договор об аренде открывал путь к русско-японскому соглашению, дальневосточной «антанте» (Р.851). Соответственно, у него нет попыток представить российский «империализм» либо «военно-феодальную политику самодержавия» как причины войны. Они - в конкретных политических решениях, а не в природе строя или основах политики. Это понимание, вытекающее из книги Дж. Лензена, кажется весьма важным для изучения дальневосточного курса России.

Одна из последних книг о судьбе Маньчжурии во второй половине XIX - первой половине XX вв. принадлежит перу американского историка Сары Пэйн44. Она сосредоточила своё внимание на политике России в Китае на

Paine S.C.M. Imperial Rivals: China, Russia and Their Disputed Frontier, 1858-1924. N.Y., 1996. протяжении нескольких десятилетий. В частности, третья глава её монографии охватывает период 1896-1905 гг. (Р. 178-268). Текст С. Пейн отражает современный уровень исследований: автор использовала литературу и архивные материалы из России, Китая, Японии. Однако авторский подход упростил многосторонность источниковой базы: С. Пэйн проводит как основную мысль о неизменной агрессивности политики России в Китае, в частности в Маньчжурии. Для автора важно предположение, превратившееся в аксиому, что эта агрессивность была значительно выше, чем у других великих держав. Для аргументации такого понимания исследовательница постоянно вплетает в контекст политики все возможные предложения об аннексии тех или иных территорий, в том числе исходившие часто от местных чиновников, забывая о том, что эти инициативы далеко не всегда встречали поддержку Петербурга. Надо также иметь в виду значительную дистанцию в российской политике между мечтаниями и реальными действиями. Неопределённые желания завладеть всей Маньчжурией и Кореей не подкреплялись разработкой и тем более осуществлением конкретных планов, большей частью оставаясь в области общих рассуждений. Такое же положение дел можно, например, зафиксировать в политике России по отношению к Англии (вроде «освободить» от англичан Индию, выдавить их из Персии и т.п.), но это не даёт оснований усматривать в шагах Петербурга постоянную повышенную агрессивность. Конечно, справедливости ради, надо признать, что мысль о грядущем присоединении Кореи и Маньчжурии к России к началу XX века стала общим местом в представлениях многих деятелей, связанных с дальневосточной политикой. Однако эти мечтания отражали не только агрессивность, но и ожидание скорого, как тогда казалось, раздела Китая, и связанного с ним опасения за границы собственных владений: Петербург категорически не хотел увидеть рядом со своими дальневосточными рубежами очередные британские владения.

С другой мыслью С. Пэйн также сложно согласиться. Она сглаживает агрессивность политики Японии, выводя её как неизбежную заботу о собственной безопасности после того как Россия в 1900 г. оккупировала Маньчжурию (225, 234 и др.). В целом, несмотря на использование широкого круга материалов, в том числе и архивных, книга не выглядит оригинальной, приведённые оценки в общем уже давно известны в историографии. Автор не сумела сделать их более убедительными.

Одной из последних работ по истории Маньчжурии является книга американского исследователя Дэвида Волфа43. Автор поместил в центр внимания не политические сюжеты, а формирование в Маньчжурии в связи со строительством КВЖД уникального анклава. Д. Волф видит в нём оригинальное явление, он рассматривает это в связи с русскими жителями бассейна р. Амур, которых, вслед за Д. Стефаном, называет «амурцами», подчёркивая, что они отличались от россиян, проживавших по другую сторону Уральского хребта. Книга посвящена истории формирования уникальной мультиэтнической общности в Харбине, создавшей свою особую культуру, где встретились и проявились как азиатские, так и европейские черты.

В 1985 г. в Англии в серии «Происхождение современных войн» увидела свет книга английского историка, специалиста по англо-японским отношениям Яна Ниша о возникновении русско-японской войны46. Автор откровенно сообщил читателю, что у него слишком мало сведений о том, как вырабатывалась и осуществлялась русская дальневосточная политика, это стало пробелом в его исследовании. Для её изложения он пользовался преимущественно английскими и японскими источниками. Я. Ниш использовал также некоторые работы и публикации на русском языке, но их число невелико. Его книга - это популярное изложение событий, происходивших на Дальнем Востоке в последнее десятилетие перед войной. Заслуга британского историка прежде всего в том, что уделил большое

45 Wolff D. То the Harbin Station. The Liberal Alternative in Russian Manchuria, 1898-1914. Stanford, 1999.

46 Nish J. The Origins of the Russo-Japanese War. L.:N.Y., 1985.

43 внимание русско-японским отношениям. Однако в тексте заметно доминирующее влияние японской точки зрения на происхождение конфликта. Автор видит главную причину войны не в Корее или захвате Россией Порт-Артура, а в русской оккупации Маньчжурии в 1900 г. (Р.70) -Петербург решил остаться там, а это противоречило принципу «открытых дверей» (Р.93). Японская политика предстаёт под его пером в высшей степени миролюбивой, а нападение на Россию - как вынужденная акция. Я. Ниш полагает, что Япония была действительно заинтересована в Маньчжурии, а Корея являлась отдельной от неё проблемой (Р. 100). В этом контексте он отвергает значение англо-японского союза как важнейшей предпосылки войны (Р. 130). Надо признать, что такие суждения не выглядят убедительными. Конечно, в советской историографии существовало не подтверждаемое фактами убеждение, что цель Японии - война (именно цель, а не средство). Разумеется, в Токио рассматривали военный конфликт лишь как крайнюю меру, мир казался предпочтительнее. Но англо-японский союз сделал для Японии нападение на Россию возможным, без него и финансовой поддержки США война вряд ли имела бы место.

Много места Я. Ниш уделил последним русско-японским переговорам (Р. 132-137, 183-187, 192-213). Он полагает, что японский кабинет не собирался сражаться из-за Маньчжурии (Р. 197) (это несмотря на то, что имел там интересы) и что вопрос о войне не был окончательно решён до последнего момента. Тем не менее, историк признаёт, что в Токио решили воевать до того, как получили последние русские предложения -«компромисс», который пытался задержать Т. Хаяши (Р.210). Я. Ниш стремится дезавуировать их, усматривая в последнем слове Петербурга не позицию, а дипломатическую уловку, сделанную для того, чтобы обвинить Японию в развязывании войны (Р.213). Он также пытается найти конкретных -лиц, виновных в войне (Р.245-253). С российской стороны он считает таковым Е.И. Алексеева, а С.Ю. Витте - нет (Р.250-253). Любопытно, что британский историк не придаёт большого значения безобразовцам. Похоже, что его окончательная оценка - оправдание политики Японии - являлась изначально заданной.

Последним общим исследованием о внешней политике России начала XX века в англоязычной историографии является книга Дэвида Мак Доналда47. Автор уделил значительное внимание тому, как эта политика готовилась, кто принимал и осуществлял решения. Первые три главы он посвятил дипломатической предыстории русско-японской войны (Р.9-75). Д. Мак Доналд смотрит на дальневосточную политику как на путь к войне. К сожалению, и его документальная база - в основном опубликованные материалы, а также архив С.Ю. Витте, хранящийся в РГИА (как можно понять, она является такой не по вине автора). Особенно часто Д. Мак Доналд обращался к дневнику А.Н. Куропаткина, большая часть которого увидела свет в 1920-е гг. Не удивительно, что историк воспроизвёл многие уже имеющиеся в литературе оценки и суждения, не все из которых являются точными. Например, легенду о «маленькой победоносной войне» В.К. Плеве (Р.71). Или - излишне прямолинейное представление о позиции Николая II в 1903 г. как объединении двух разных политик (Р.70). Вместе с тем, следует отметить, что большинство суждений и заключений Д. Мак Доналда вполне справедливо. К примеру, о длительной, до конца 1903 г. симпатии царя политике Е.И. Алексеева или о системном кризисе власти к этому времени и -т.д. Дальневосточный «тупик» России Д. Мак Доналд представил по большей части как противостояние «триумвирата» (С.Ю. Витте - В.Н. Ламздорф -А.Н. Куропаткин) и безобразовского кружка (которому автор уделил немало места), начиная его чуть ли не с 1897 г. (Р.41). Дипломатия 1903 г. выглядит у исследователя соревнованием записок и выступлений, а интересы, за ними стоявшие, понятны далеко не всегда.

47 Mac Laren Мс Donald D. 1992.

United Government and Foreign Policy in Russia, 1900-1914. Cambridge (Mass.),

Российскому «восточничеству», о котором впервые написал А. Малозёмов, посвящена монография Дэвида Схиммельпенника ван дер Ойе48. Его книга опирается на большое количество архивных источников, в том числе российских. Интерес автора сконцентрирован на влиянии идеологии на -внешнюю политику России, хотя он и признаёт, что она редко играла направляющую роль (Р.9). Историк отметил общее для русских и европейцев отношение к Азии как к громадной территории, предназначенной для завоеваний (Р.94). В живом, полухудожественном стиле с многочисленными экскурсами в самые разные стороны Д. Схиммельпенник ван дер Ойе представляет в первой части монографии биографии своих основных персонажей (Н.М. Пржевальского, Э.Э. Ухтомского, B.C. Соловьёва, П.А. Бадмаева, А.Н. Куропаткина). Несмотря на то, что всех их объединял интерес к Востоку, исследователь отмечает значительные различия в мировоззрении своих героев (А.Н. Куропаткин и B.C. Соловьёв, например, больше склонялись к признанию «жёлтой опасности» - Р. 102—103) и в степени их влияния на политику. Во второй части книги (около 100 страниц), где основное внимание уделено общей характеристике российской дальневосточной политики, начиная с Александра III, историк постоянно отмечает разницу во взглядах в российском руководстве - может быть, более акцентировано, чем многие другие авторы.

В целом в историографии как отечественной, так и зарубежной получается весьма неоднородная картина российской дальневосточной политики рубежа XIX-XX веков. Есть серьёзные и многочисленные разногласия в оценке степени её агрессивности, далеко не всегда чётко формулируются намерения Петербурга. Большинство авторов ищут ответ на тему, что явилось причиной русско-японской войны, и ответы эти значительно расходятся (от строительства Сибирской железной дороги до завершающего раунда последних перед войной переговоров Токио и Петербурга). Историки используют самый разный круг источников, но в

48 Schimmelpenninck van derOye D. Toward the Rising Sun: Russian Ideologies of Empire and the Path to War with Japan. DeKalb, 2001. большинстве, если не во всех случаях, можно говорить об их ограниченности (по многим причинам). Наконец, нет окончательного вывода: была ли война неизбежна, а если нет - то что именно привело к вооружённому конфликту, потрясшему весь регион и сейчас, когда после его завершения прошло уже более 100 лет, рассматриваемому как World War Zero.

Источники

Архивные материалы

Источники, отражающие политику России на Дальнем Востоке в конце XIX - начале XX вв., крайне многочисленны и разнообразны по жанру. Их описание и анализ могут служить темой самостоятельного обширного исследования. Специфика источниковой базы заключается в том, что источники в основном состоят из официальных материалов, комплексы которых, отложившиеся как в архивах различных ведомств, так и в личных бумагах, в значительной части дублируют друг друга. При этом в каждом крупном собрании бумаг находятся важные для темы исследования уникальные документы, которые отсутствуют в других местах. Это относится как к министерскому делопроизводству, так и к частным коллекциям документов. Наконец, в связи с существованием в России неофициальной дальневосточной политики, образовался целый корпус фондов личного происхождения, используя который только и можно проанализировать этот необычный процесс, так как по естественным причинам он не нашёл исчерпывающего отражения в официальном делопроизводстве.

Необходимо также отметить, что уже в момент образования документальных коллекций они использовались как орудие политической борьбы среди ряда крупных сановников либо как средство оправдания собственных действий (С.Ю. Витте, А.Н. Куропаткин, В.М. Вонлярлярский и др.). Это послужило причиной создания нескольких частных собраний бумаг, на основе которых создавалась канва для оригинальной версии событий и обвинений оппонентов.

В такой ситуации колоссальное значение приобретает степень сохранности документальных коллекций, как официального происхождения, так и особенно личных. Лучше других сохранился, по-видимому, архив

Министерства иностранных дел (АВПРИ). Но это касается только материалов центрального аппарата ведомства. Среди корреспонденции, находящейся в фонде канцелярии министра иностранных дел (Ф.133. 0п.470) присутствует переписка с посланниками в Сеуле и Пекине. Материалы, касающиеся дальневосточной политики, в большом количестве сосредоточены в Китайском столе (Ф.143. Оп.491, 3438 дел). Здесь и корпус депеш российского посланника в Пекине в Петербург с начала 1890-х гг. (бумаги за 1880-е гг. содержится в Ф.161 (Санкт-Петербургский Главный архив. Оп.181/3 (V-Аз.)), и большая коллекция всеподданнейших докладов по Китаю, много консульских донесений, документов о борьбе разных стран за концессии и материалов о торговле. В Японском столе (Ф.150. Оп.493, 2058 дел) имеются сведения по политике России в Корее, о русско-японских переговорах по Корее (Д. 183-201), большой корпус материалов по заключению Портсмутского мира (Д.619-629). Некоторое количество интересных документов отложилось в делах чиновника по дипломатической части приамурского генерал-губернатора (Ф.327. Оп.579) - в основном материалы по Маньчжурии и Корее. Значительно хуже уцелели документы дипломатических представительств России на Дальнем Востоке, особенно консульств в Китае, которых на рубеже веков насчитывалось около десятка. Часть из них утрачена, часть попала в руки эмигрантов и рассеялась по нескольким хранилищам русских бумаг за границей, преимущественно в США, часть, по-видимому, осталась в Китае. Эти материалы особенно важны для изучения торговли в регионе и степени проникновения русского капитала в Китай. Самые разные сведения содержатся в фонде миссии в Сеуле (Ф.191. Оп.768). Здесь много документов, связанных с получением концессий и развитием торговли.

Другой, базовый для исследования, архив Министерства финансов существенно пострадал. Часть его эвакуировалась из Петрограда в Москву в 1918 г., в том числе бумаги, касавшаяся КВЖД. С.Г. Беляев сообщил о пожаре, который произошёл в марте 1921 г. в здании Министерства финансов, где хранилась общая канцелярия министра1. Но какой именно ущерб он нанёс бумагам, не известно. Тем не менее, состояние фонда Министерства финансов свидетельствует, что архив канцелярии министра, где была сосредоточена основная масса документов, относящихся к дальневосточной политике (РГИА. Ф.560. Оп.28, 29), пережил утраты. Это видно, в частности по наличию в современном фонде «сборных» описей, созданных из россыпи (Оп.43). Но некоторые группы материалов представлены весьма обильно. Это, к примеру, документы, касающиеся строительства Сибирской железной дороги. В основном они находятся в архивах Министерства финансов (Ф.560. Оп.27. 1874-1913 гг., 121 единица хранения) и Министерства путей сообщения (Ф.268. Оп.1, 3; Ф.265 (технический отдел Управления казённых железных дорог). Оп.2), где содержится многочисленная документация, касающаяся как технических вопросов сооружения магистрали (Ф.265. Оп.2. Д.617-621 - об изысканиях трассы Сибирской магистрали; Ф.268. Оп.З. Д.362-363, 423-430 - о сооружении Сибирской дороги, Д.536-540 - о строительстве Забайкальской дороги, Д.948-965 - об Амурской железной дороге и т.д.), так и отражающая деятельность различных подготовительных комиссий и совещаний, и, наконец, сам ход строительных работ. Вопросы эксплуатации дороги отражены преимущественно в других фондах, в частности, в архиве Управления Сибирской железной дороги (Ф.441, 67 дел), содержащем материалы ревизий и борьбу с хищениями (Д. 10, 21, 29 и др.). Важное значение имеют документы Комитета Сибирской дороги (РГИА. Ф. 1273, 655 дел) - специального органа, призванного координировать все вопросы, касавшиеся сооружения магистрали, и наделённого невиданными для межведомственной структуры полномочиями. В частности, Комитет Сибирской железной дороги имел право подготовки и представления в Государственный совет законопроектов, что делало его власть реальной. Разумеется, в подавляющем большинстве ведомственные материалы,

1 Беляев С.Г. Б.А. Романов - архивист // Проблемы социально-экономической истории России. К 100-летию со дня рождения Бориса Александровича Романова. СПб., 1991. С.58. касающиеся истории Сибирской железной дороги, представляют собой техническую документацию и переписку с другими ведомствами по разным вопросам. Политические вопросы там затрагивались крайне мало2.

Эту лакуну отчасти заполняют личные материалы. Самостоятельное значение имеют бумаги А.Н. Куломзина, управляющего делами Комитета Сибирской дороги, особенно - его обширные воспоминания, в которых много места уделено строительству Сибирской железной дороги (РГИА. Ф.1642). Кроме архива А.Н. Куломзина, планы сооружения Транссибирской магистрали находятся среди бумаг Е.В. Богдановича (ОР РГБ. Ф.58. Раздел I. К.39. №1, 2), а также вице-адмирала Н.В. Копытова, ещё в 1880-е годы выступившего с идеей спрямления Сибирской железной дороги через китайскую территорию (РГА ВМФ. Ф.12. Оп.1. Д.32, 33).

Иная ситуация сложилась с архивом КВЖД. Основная его часть долгое время (до 1945 г.) находилась в Харбине и неоднократно переживала существенные утраты. Слухи о том, что на КВЖД уничтожались многие документы, чтобы скрыть масштабные хищения, впервые появились в 1900 г. в связи с боксёрским восстанием. Обеспокоенный этим С.Ю. Витте назначил расследование, которое ничего не выявило (за исключением намерения одного инженера присвоить 260 тыс. руб.)3. Первый пожар в здании правления КВЖД произошёл 14 ноября 1905 г., после чего 28 ноября, 12 и 19 декабря служебные площади горели вновь. В итоге нетронутой огнём осталась лишь четвёртая часть здания. Сомнений, что это были поджоги, у современников не имелось: пламя уничтожило в основном бумаги, касавшиеся вопросов строительства магистрали, которые отражали в той или иной степени многочисленные злоупотребления и кражи. Совершенно не пострадали документы тех служб, где красть было практически нечего: пути, телеграфа, сношения с китайскими властями, отчуждения земель,

2 Подробнее см.: Борзунов В.Ф. Архивные материалы по истории строительства Сибирской железной дороги (18801905 гг.) // Исторический архив. 1960. №5. С. 194-207.

3 РГИА. Ф.560. Оп.28. Д. 194. судоходства4. В 1917 г. в связи с ликвидацией полосы отчуждения опять пропало большое количество документов3. Наконец, после 1917 г. архив КВЖД оказался не вполне досягаем для Советской власти, лишь в 1945 г. советские войска захватили уцелевшие документы (ныне составляет фонд 323 РГИА). Несмотря на многочисленные утраты, в составе 13 описей этого фонда представлены самые разные материалы, в том числе протоколы заседаний правления КВЖД (Оп.1. Д. 1—121, 1177-1180), бумаги, касающиеся строительства и эксплуатации дороги, о деятельности её администрации, об управлении в полосе отчуждения КВЖД, многие экономические вопросы Дальнего Востока (Маньчжурии, Кореи), личные дела нескольких тысяч сотрудников КВЖД (Оп. 9, 12, 13). Значительная часть документов попала в китайские архивы, где хранятся и поныне. Небольшие коллекции были вывезены эмигрантами, сейчас они разбросаны по разным странам. Например, бумаги начальника КВЖД Д.Л. Хорвата находятся ныне в Музее русской культуры в Сан-Франциско (США). Незначительная часть этих документов вернулась в СССР в 1945 г. в составе Пражского архива (ГАРФ. Ф.Р-6081, 183 дела).

В делопроизводстве Морского министерства (ныне - РГА ВМФ) -основное значение имеет фонд Главного морского штаба (Ф.417), где сосредоточилась вся переписка по дальневосточным проблемам. Эти материалы наиболее полно представляют реакцию и планы руководства морского ведомства на дальневосточную политику, а также содержат обильную информацию касательно желания заполучить незамерзающий порт на тихоокеанском побережье для нужд военной эскадры.

В архиве Военного министерства (ныне - РГВИА) основная масса документов, касающихся дальневосточной политики России, сосредоточена в фонде Военно-учёного архива (Ф.846 - это материалы, переписка и донесения о Корее, Китае, в том числе Маньчжурии), в азиатской части

4 Шчуккер М.М. Финансы кагёмнои сеги желчных дорог России н снязи с бюджетом (1890-1913 it.) и очерк «Восточно-Китайской железной дороги». Вольск. 1918. С. 134—135; Пилус К.Х. Исторический обзор Китайской Восточной железной дороги. 1896-1923 гг. Т. 1. Харбин, 1923. С.340-350.

5 Нилус Е.Х. Указ. соч. C.XIV-XV.

Главного штаба (Ф.400 содержит дела, касающиеся в основном Квантуна и Маньчжурии), а также ряде коллекций (Ф.447 - Китай, где в частности отложились донесения военных агентов, Ф.448 - Корея). В РГВИА находится . значительное количество небольших фондов с материалами в связи с пребыванием русских войск в Маньчжурии (1900-1904 гг.): Ф. 14383 -управление военного комиссара Гиринской провинции, 173 дела; Ф. 14378 -управление военного комиссара Мукденской провинции, 252 дела; Ф. 14465 -управление военного комиссара Хейлунцзянской провинции, 21 дело. В РГВИА также отложились материалы по управлению Квантунским полуостровом (Ф. 14370 - полевой штаб командующего войсками Квантунской области, 28 дел; Ф. 14372 ~ штаб войск Квантунской области; Ф. 16120 - управление заведующего инженерной частью Квантунской области, 198 дел; Ф. 16212 - управление почты и телеграфа Маньчжурии и Квантуна, 163 дела). Эти бумаги ещё не привлекали внимания исследователей.

Ещё в начале XX века, во время работы специальной комиссии для составления истории русско-японской войны 1904-1905 гг., группа офицеров, над ней работавшая, была допущена к ознакомлению со многими архивными материалами. Над предысторией войны работал военный историк, тогда полковник П.Н. Симанский. Он не только написал три тома, но и скопировал значительную часть документов, показавшихся ему интересными. Подготовительные материалы к исследованию П.Н. Симанского сохранились (ОПИ ГИМ. Ф.444, Оп.1. Д.67-128). Они включают в себя копии большого количества бумаг преимущественно из архивов Военного министерства, МИД, а также Министерства финансов. Такой «архив копий» официальной переписки для начала XX века - большая редкость, учитывая то, что их сделал человек, не занимавший высших административных постов. Особую ценность его коллекции придаёт тот факт, что он сумел получить большое количество бумаг от A.M. Безобразова и В.М. Вонлярлярского. Среди них оказался и сборник документов, освещающих планы создания Восточно-Азиатской компании (Д. 112-113), который мне нигде более обнаружить не удалось6.

Среди фондов государственных учреждений материалы безобразовцев отложились преимущественно в архиве Особого комитета Дальнего Востока. Несмотря на то, что сам комитет так ни разу и не собрался, его канцелярия, возглавляемая A.M. Абазой, действовала почти два года, и от неё осталось немалое количество бумаг. Они, согласно распоряжению Николая II 8 июня 1905 г., были переданы в Собственную Его императорского величества канцелярию. Однако часть материалов «с высочайшего соизволения» осталась в руках A.M. Абазы: это были «дела, не относящиеся к деятельности Комитета Дальнего Востока и производившиеся в особом порядке» . Надо полагать, что за этим эвфемизмом скрывалась частная переписка безобразовцев. Вероятно, что часть её оказалась после 1917 г. в фонде Царскосельского дворца (ГАРФ. Ф.543. On. 1. Д. 183-185, 187). Согласно составленному перечню, все материалы были поделены на два отдела. В первом находилась 121 папка, в основном - личные документы, а единицы хранения 108-118 значились как секретные. Было ещё дело 119 в трёх частях, содержавшее переписку безобразовцев с покойным В.К. Плеве8. Им очень заинтересовался О.Б. Рихтер, оно и было ему направлено, после чего назад не вернулось, а попало в архив канцелярии министра внутренних дел (РГИА. Ф.1282. Оп.1. Д.759-761). Во второй отдел оказалось включено 36 дел, часть из них разошлась по подлежащим ведомствам9. Так, 60 документов, касавшихся концессии на р. Ялу, были переданы министру финансов В.Н. Коковцову10., Наконец, по завершении разбора бумаг была составлена ещё одна, третья опись дел, в которую вошли 54 единицы (преимущественно реестры и т.п.)11. Материалы канцелярии Особого комитета Дальнего

6 Его характеристику см. в главе 9 «Везобразовцы: царская «неофициальная» политика на Дальнем Востоке в 1898-1904 гг.»

7 A.M. Абаза - О.Б. Рихтеру 18 августа 1905 г. // РГИА. Ф.1409. Оп.4. Д.12234. Л.4.

8 Там же. Л.20-24.

9 Там же. Л.8-9.

10 A.M. Абаза- O.K. Рихтеру 5 октября 1905 г. // РГИА. Ф.1591. On. T.XVI. Д.1. J1.28.

11 РГИА. Ф.1409. Оп.4. Д. 12233. Л.26-27.

Востока использовались комиссией В.П. Череванского, призванного выявить виновников русско-японской войны. Оттуда они вернулись к A.M. Абазе и были препровождены им обратно в Собственную Его императорского величества канцелярию в виде двух ящиков с бумагами12.По-видимому, именно из этих материалов состоит архивный фонд Особого комитета Дальнего Востока (РГИА. Ф.1337). При его изучении сразу бросаются в глаза значительные лакуны. Так, среди дел нет большинства всеподданнейших докладов A.M. Абазы, практически нет материалов за вторую половину 1904 - начало 1905 гг., когда контр-адмирал развил бурную деятельность по подготовке проектов переустройства Дальнего Востока после триумфального, как тогда им казалось, разгрома Японии.

Исключительное важное значение для изучения дальневосточной политики России рубежа XIX-XX веков имеют личные архивы непосредственных участников тех событий. От А.Н. Куропаткин (РГВИА. Ф.165) остался огромный и хорошо сохранившийся комплекс бумаг, насчитывающий ныне 5351 единицу хранения. Он содержит много переписки, связанной с дальневосточной политикой, различных записок, вообще материалов политического характера. Особый интерес представляют дневники А.Н. Куропаткина - его записные книжки под номерами, куда он записывал все важнейшие события, в том числе - разговоры с Николаем II, «тотчас же, после беседы, в одной из соседних с кабинетом государя комнат»13. Дневники военного министра составляют сейчас более двухсот единиц хранения. Они содержат пространные записи о самых разных событиях, сделанные чаще всего по их горячим следам. Помимо прочего генерал любил фиксировать свои разговоры с другими сановниками. Первый их читатель ещё при жизни А.Н. Куропаткина - П.Н. Симанский - дал выразительную характеристику этому источнику: «дневник Куропаткина не представляет собой нечто монолитное, логически и хронологически

12 Там же. Л.29.

13 Симанский П. Дневник генерала Куропаткина (из моих воспоминаний) // На чужой стороне. 1925. №11. С.79. переходящее из одной тетради в другую. Нет, параллельно главному руслу имеются и второстепенные рукава, сводящиеся к тому, что какое-либо из более крупных событий, в основном дневнике лишь бегло упомянутое, рассказано уже подробно в этих дополнительных тетрадях»14. К сожалению, до сих пор изданы лишь части этого ценного источника15. Тем не менее, дневник содержит массу важнейшей информации, которую трудно либо невозможно обнаружить в других источниках. На основании своих записей А.Н. Куропаткин составил текст, призванный осветить путь России к войне с Японией, он был опубликован в 1925 г. вместе с дневником покойного к тому времени Н.П. Линевича и в значительной степени противостоял версии, изложенной в мемуарах С.Ю. Витте16.

А.Н. Куропаткин использовал свой архив (особенно дневники) в разгоревшейся после русско-японской войны полемике о том, кто виноват в её развязывании. Например, он ответил на заметку С.Ю. Витте в «Новом времени» (1907. 9 декабря) по поводу г. Дальнего (это нашло отражение в переписке бывшего военного министра с П.Н. Симанским)17.

Другой хорошо сохранившийся личный фонд принадлежит Е.И. Алексееву (РГА ВМФ. Ф.32, 511 дел). Адмирал оправдываться не намеревался, поэтому специально материалы, касавшиеся Дальнего Востока, не собирал. Но благодаря занимаемым им высоким постам главного начальника Квантунской области, а затем и наместника Дальнего Востока, у него сохранилось большое количество документов, имевших отношение к

14 Там же. С.80.

15 Значительная часть огромного дневника А.Н. Куропаткина была опубликована частями в советскую эпоху: i 1овые материалы о Гаагской мирной конференции. 1899 г. // Красный архив. 1932. №5/6. С.49-79 (с 28 февраля 1898 г. по 12 января 1899 г.); дневник А.Н. Куропаткина// Красный архив. 1922. №2. C.5-117 (записи с 17 ноября 1902 г. по 7 февраля

1904 г.) - издано отдельной брошюрой - Дневник А.Н. Куропаткина. Б/м. 1923. 140 е.; японские дневники А.Н. Kyponai кипа // Российский архив. Кн.VI. M. 1995. С.393-444 (с 27 мая по I июля 1903 г.): дневник А.П. Куропаткина (с 14 февраля 1904 по 25 марта 1904 г.) // Красный архив. 1924. Х»5. С.82-101: дневник А.Н. Куропаткина (31 марта-21 ноября 1905 г.)// Красный архив. 1935. jVsl (68). С. 101-126; из дневника А.Н. Куропаткина (с 23 октября по 23 декабря

1905 г. №27)// Красный архив. 1924. №7. С.55-69. 1925. №1 (8). С. 70-100: выдержки из дневников за 1914-1915 гг. // Разложение армии в 1917 г. М.:Л., 1925; восстание в Средней Азии // Красный архив. 1929. №3 (34). С.39-94; извлечения из дневника с 23 июля по 10 ноября 1916 г.); из дневника А.Н. Куропаткина // Красный архив. 1927. №1 (20). С.56-77 (с 6 марта по 15 мая 1917 г.); дневник генерала А.Н. Куропаткина. 1917 год// Исторический архив. 1992. №1. С.159-172 (с 20 мая по 23 октября 1917 г.) и.т.д.

16 Русско-японская война. Из дневников А.Н. Куропаткина и 11.Г1. Линевича. Л., 1925.

17 А.Н. Куропаткин - П.Н. Симанскому 10 декабря 1907 г., 11 декабря 1907 г., 16 января 1911 г. // ОПИ ГИМ. Ф.444. Оп.1. Д. 18. Л.84-85, 86-87, 88-89. службе на восточной окраине (переписка с А.П. Извольским, P.P. Розеном, П.М. Лессаром, А.И. Павловым, В.Н. Ламздорфом, И .Я. Коростовцом, исполнявшем одно время должность его дипломатического чиновника, а также с безобразовцами). Сохранился его дневник (Д.11а-26, за 1890-1916 гг.), но он мало информативен. Выразительную характеристику бумаг, выходивших из-под пера адмирала, дал осведомлённый П.Н. Симанский: «когда ген.-ад. Алексеев ссылался на свои настояния, якобы невыполненные Петербургом, то всегда оказывалось, что эти настояния находились в конце документа, тонули в массе предшествовавшего им текста и излагались настолько нерельефно и в такой ненастойчивой форме, что, конечно, на них никто не мог обратить должного внимания»18.

Важное значение имеет большой личный фонд В.Н. Ламздорфа (ГАРФ. Ф.568, 1034 дела). Дипломат в течение многих лет составлял для себя своеобразные досье в виде копий документов по многим внешнеполитическим вопросам, в том числе и касающимся Дальнего Востока. В частности, это материалы по подготовке русско-китайского секретного договора (ГАРФ. Ф.568. Оп.1. Д. 126), переписка о занятии Порт-Артура (Д.127-128), переписка о Корее (Д. 145, 177, 179), переговоры о сепаратном соглашении с Пекином в 1900-1904 гг. (Д. 133-139), материалы по последним перед войной русско-японским переговорам (Д. 180-182), переписка с некоторыми дипломатами. Значительный интерес для исследования представляет большой корпус писем С.Ю. Витте, до сих пор не опубликованных, во многих из которых затрагивались вопросы дальневосточной политики (Д.381). Хорошо известен дневник В.Н. Ламздорфа, все сохранившиеся тетради которого были опубликованы с купюрами, связанными с личной жизнью графа, в 1926-1991 гг. в трёх книгах19. Но дневник охватывает период со второй половины 1880-х гг. до 1896 г., когда его автор ещё не был министром. Между тем, за последующие

18 Симанский П. Указ. соч. С.75-76.

19 Дневник В.Н. Ламздорфа (1886-1890). М.:Л„ 1926; Ламздорф В.Н. Дневник 1891-1892. М.:Л., 1934; Ламздорф В.Н. Дневник 1894-1896. М., 1991. годы сохранился не менее интересный и важный источник - записи всеподданнейших докладов В.Н. Ламздорфа, где он указывал, иногда-кратко, иногда - пространно - содержание разговора с царём и перечислял затронутые темы. В этом отношении записи сановника уникальны, так как в России не существовало практики стенографирования личных всеподданнейших докладов министров. Конспекты всеподданнейших докладов сохранились за 1897-1906 гг. (Д.58-67) и представляют собой важное дополнение к дневнику.

Архив С.Ю. Витте (РГИА. Ф.1622, 1033 дела), хотя и сохранился далеко не полностью, заслуживает отдельной и подробной характеристики из-за его специфики и репрезентативности для исследования дальневосточной политики России. Его хозяин очень рано, уже в 1900 г. начал активно подбирать документы, в том числе письменные свидетельства непосредственных участников событий для доказательства своей правоты. Например, он искал подтверждений своей борьбы против захвата Порт-Артура и Далянваня в конце 1897 г.20 Уже 14 июля 1900 г. С.Ю. Витте сообщил Д.С. Сипягину, что собрал все необходимые документы по Порт-Артуру для доказательства собственной непричастности21. У него собралось немалое по объёму досье: в описании архива сановника, сделанном при жизни владельца, значится дело № 22 («документы, касающиеся взятия Порт-Артура»), в составе которого насчитывалось 72 позиции (почти все -копии)"". Вряд ли министр финансов в 1900 г. задумывался над мемуарами, скорее это делалось для «битвы документов». Когда после смерти графа в феврале 1915 г. генерал-адъютант К.К. Максимович был послан забрать его бумаги, то выяснилось, что материалы личного архива тщательно систематизированы по отдельным вопросам, хранятся в виде папок, в том числе - по дальневосточной политике (дело №23 - «непосредственная

20 H.B. Муравьёв - С.Ю. Витте, июль 1900 г. // РГИА. Ф. 1622. On. 1. Д. 171; П.П. Тыртов - С.Ю. Витте 7 июля 1900 г. //Там же. Д.168;Э.Э. Ухтомский - С.Ю. Витте 15июля 1900 г.//Там же. Д. 172; А.С. Долгорукий - С.Ю. Витте 5 января 1901 г.//РГИА.Ф.931. Оп.З. Д.177. Л.13.

21 Красный архив 1926. №5 (18). С.35.

22 ГМ'Ф. Ф.6887. Он.!. Д 175. J1.161-163. безобразовщина», дело №24 - документы по Корее, дело № 26 содержало записки A.M. Абазы и В.М. Вонлярлярского, дело №21 - документы, касающиеся эвакуации Маньчжурии, дела №29, 31, 32 и 34 - материалы по заключению Портсмутского договора, дело №47 - переписку по поводу заявления, сделанного А.Н. Куропаткиным в 1909 г. о Портсмутском мире и т.д.)23. После доклада К.К. Максимовича Николаю II все материалы, касающиеся дальневосточных проблем, были переданы либо в императорские библиотеки, либо в Министерство иностранных дел24. Тем не менее, сопоставляя доклад К.К. Максимовича и сохранившуюся часть

О 'S описания архива С.Ю. Витте (с его собственноручной правкой)" , можно прийти к выводу, что в руках у генерал-адъютанта оказалась лишь часть бумаг графа. В составленном им перечне обнаруженных в доме на Каменноостровском проспекте и изъятых документов, например, совсем не значится дело №22 о Порт-Артуре. Сам К.К. Максимович сообщил царю, пославшего его за бумагами покойного: «В числе взятых дел имеется подробный список всех, находившихся у графа Витте документов. Большинство из указанных в этом списке документов оказалось налицо, но некоторых, из коих многие представляются особо интересными и важными, недостаёт, и в списке они обозначены как находящиеся за границею»26. Здесь что-то не так. Либо у К.К. Максимовича оказался не весь перечень архива С.Ю. Витте, либо он почему-то не упомянул о значительной части бумаг в своём всеподданнейшем докладе. Первое кажется более вероятным. Недостачу царский посланец, по- видимому, списал на заграничное

23 Можно предположить, что всего их было много больше ста, так как только изъятая после смерти графа часть насчитывала 80 папок (Витенберг Б.М. К истории личного архива С.Ю. Витте // Вспомогательные исторические дисциплины. T.XVII. Л., 1985. С.260).

24 Опись бумаг и документов, принадлежащих графу С.Ю. Витте и находившихся в его квартире в Петрограде 12 марта 1915 г. // РГИА. Ф.472. Оп.39 (224/2746). Д.2. Л.3-8; Витенберг Б.М. Указ. соч. С.248-260.

25 ГАРФ. Ф.6887. Оп.1. Д.175. Л. 154-165.

26 Всеподданнейший доклад К.К. Максимовича «Об оставшихся после кончины статс-сскретаря графа Витте документах» [2 апреля 1915 г.] // РГИА. Ф.472. Оп.39 (224/2746). Д.2. J1.1. Резолюция Николая И: «Поступить согласно Вашим предположениям» 2 апреля 1915 г. хранилище графских документов" . К тому же его более всего интересовали мемуары графа, а не копии переписки по некоторым внешнеполитическим делам (хотя и это, очевидно, тоже, так как все материалы по Дальнему Востоку предназначались к изъятию). Можно предположить, что бумаги были скрыты от царского посланника, так как сейчас в личном фонде С.Ю. Витте в РГИА не менее полутораста дел относятся к дальневосточной политике28. В основном это документы, связанные с его деятельностью, и сочинения некоторых безобразовцев (в частности - В.М. Вонлярлярского). Большинство бумаг представляют собой копии, подлинники встречаются редко. Несмотря на многочисленность материалов, в них заметны изъяны. В общем, архив С.Ю. Витте по информативности сильно уступает, например, комплексам бумаг А.Н. Куропаткина, В.Н. Ламздорфа или Е.И. Алексеева.

С.Ю. Витте не скрывал, что собирает документальные источники о важнейших событиях на Дальнем Востоке и уже при жизни пустил свою коллекцию в дело. Так, осенью 1903 г. он представил обличительные материалы на безобразовцев К.П. Победоносцеву, который по достоинству оценил полученное: «Это летопись непонятного и небывалого у нас государственного безумия и чудовищного разделения власти и распоряжений! Помилуй Боже от страшных последствий»29. 30 октября 1903 г. экс-министр финансов ознакомил военного министра А.Н. Куропаткина с документами о концессии на р. Ялу и о выделении A.M. Безобразову 2 млн. руб. Но это были уже запоздалые попытки оправдаться после отставки. Наученный горьким опытом, в будущем С.Ю. Витте только увеличил усилия, направленные на сбор бумаг. В 1905 г., сразу после назначения уполномоченным России на переговоры в Портсмут, он распорядился «снимать копии со всех решительно документов, отправляемых и

27 Там действительно оказалось значительное количество документов, касающихся дальневосточной политики. Ныне они находятся в Колумбийском университете (см., например, многочисленные ссылки на эти материалы в кн.: Paine S.C.M. Imperial Rivals: China, Russia and Their Disputed Frontier, 1858-1924. N.Y., 1996).

28 Надо учитывать, что в советское время архивисты расшили оставшиеся «досье» графа, стараясь придерживаться принципа: один документ - одно дело.

29 К. П. Победоносцев - С.Ю. Витте 23 октября 1903 г. //РГИА. Ф.1622. Оп.1. Д.694. Л.1.

30 Дневник А.Н. Куропаткина. Б/м., 1923. С.97. Запись 31 октября 1903 г.

60 получаемых телеграмм и т.п.: один экземпляр будет для дела, другой - для него лично'»31.

В отличие от других сановников, С.Ю. Витте ещё находясь в должности министра, уделил много внимания составлению исторических справок нужного ему содержания, для которых использовался не только личный архив, как было в случае с «Прологом русско-японской войны», но и делопроизводство Министерства финансов. Так, вероятно, в 1899 г. он поручил чиновнику особых поручений при Департаменте железнодорожных дел Министерства финансов М.Г. Зельманову подготовить исторический очерк строительства Сибирской железной дороги и КВЖД. К 1900 г. М.Г. Зельманов сначала представил его проспект, который получил высокую оценку заказчика («Конспект составлен отлично») \ С.Ю. Витте торопил, для ускорения работы М.Г. Зельманову был предложен помощник, ему открыли доступ ко всем журналам Комитета Сибирской железной дороги. Наконец, 7 августа 1901 г. чиновник передал рукопись своего сочинения П.М. Романову, затем она попала к С.Ю. Витте . Он оставил на полях правку и резолюцию: «Я желал бы прочесть в исправленном более объективном в отношении меня виде»34. Переделанный согласно пожеланиям министра финансов текст появился в печатном виде под заглавием: «Историческая справка о сооружении Великого Сибирского железнодорожного пути» СПб., 1903. (97 е.). Примерно в это же время Д.Д. Покотилов работал над «Исторической справкой о важнейших для России событиях на Дальнем Востоке в трёхлетие 1898-1900 гг.»

СПб., 1902. 93 с.)35. Её продолжение

- «Историческая справка о важнейших для России событиях на Дальнем Востоке в четырёхлетие от 1900 г. до 1903 г.», издано не было, оно сохранилось лишь в

31 Это С.Ю. Витте заявил Г.А. Плансону и К.Д. Набокову 1 июля 1905 г. вечером, после встречи с Николаем II (Дневник Г.А. Плансона. Запись 1 июля 1905 г.//ГАРФ. Ф.818,Оп.1. Д.213. Л.26.

32 Записка С.Ю. Витте М.Г. Зельманову 21 января 1900 г. II РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.249. Л. 183.

33 Гам же. J1.232—106.

34 Там же. Л.232.

35 Издания носили ведомственный характер, поэтому сколько-нибудь широкого распространения не получили. виде машинописного текста36. Основное внимание в нём уделено безобразовцам и их деятельности. По-видимому, мы имеем дело с первым вариантом «Пролога русско-японской войны».

Однако документальный компромат собирал не только С.Ю. Витте, но и его противники. Так, известный дворянский деятель Н.А. Павлов весной 1905 г. располагал документами, якобы дававшими основания для серьёзных обвинений в адрес председателя Комитета министров. В апреле 1905 г. эти бумаги попросил у Н.А. Павлова Д.Ф. Трепов, чтобы «спустить» С.Ю. Витте. Н.А. Павлов выполнил просьбу и после этого уехал за границу. Вернувшись в мае 1905 г. он обнаружил, что С.Ю. Витте не тронули. Хозяин компромата возмутился и опубликовал в «Московских ведомостях» громовую статью против бывшего министра. С.Ю. Витте через И.И. Колышко попросил с ним встречи. Н.А. Павлов, посоветовавшись с Д.Ф. Треповым, согласился, после чего четыре дня подряд имел продолжительные беседы с С.Ю. Витте, каждый раз по два часа (по-видимому, в особняке на Каменноостровском проспекте) . Про них Н.А. Павлов «как-то таинственно, загадочно говорил, <. .> что он теперь Витте держит в руках, что у него есть такие документы против Витте, что теперь можно его свалить, что эти документы сам Витте ему дал, что это и есть те документы, которыми он держит в руках царя, который боится их обнародования». Но сановник напрасно пытался перевербовать «дворянина Павлова» в свои сторонники. Н.А. Павлов с согласия Д.Ф. Трепова предполагал представить всё это Николаю II, чтобы он решился, наконец, «спасти Россию и себя от Витте»38. Здесь далеко не всё понятно, но вероятно, что документы эти касались деятельности безобразовцев.

Встреча с царём по-видимому не состоялась. Н.А. Павлов уехал в деревню, вернувшись, он встретился с Д.Ф. Треповым, который ему сказал, что С.Ю. Витте «пользуется полным доверием царя». Это была явная

36 Гам же. Л.1-131.

37 Богданович А.В. Три последних самодержца. М., 1990. С.372-373. Запись 23 февраля 1906 г.

38 Там же. С 345-346. Запись 6 мая 1905 г. неправда, сказанная, очевидно, для того, чтобы остановить интригу. Скорее всего, сам её замысел исходил от безобразовцев, а недалёкий и к тому же некомпетентный Н.А. Павлов просто играл роль их орудия. Д.Ф. Трепов, сначала поддержавший идею, затем, видимо, сообразил, какой удар он нанесёт царю. Поэтому он и сдал назад. Н.А. Павлов подчинился, но потребовал свои документы назад, ему вернули лишь часть, а главные Д.Ф. Трепов якобы передал для расследования О.Б. Рихтеру и В.П. Череванскому39. Если судить по официальным бумагам комиссии, никаких материалов Н.А. Павлова от Д.Ф. Трепова они не получали.

Часть бумаг С.Ю. Витте, в том числе и рукопись его мемуаров, которые он хранил за границей, находятся ныне в Колумбийском университете. Часть материалов осталась в семье, ими, к примеру, пользовался М. Энден в начале 1960-х гг. при написании большой работы о С.Ю. Витте40. Кое -что оказалось в других руках. Э. Диллон в воспоминаниях сообщил, что у него в распоряжении была переписка С.Ю. Витте, касающаяся портсмутских переговоров, в том числе письма М. Гэли (М. Galy) и Т. Хаяши февраля 1905 г.41 Конечно, министр финансов дал эти материалы с очевидным расчётом -чтобы его версия переговоров и заключения мира появилась через известного журналиста в западной печати. Содержание мемуаров Э. Диллона не оставляет сомнений в том, что многие обстоятельства этих событий были известны ему именно со слов или в версии С.Ю. Витте (в частности, о том, что поездку С.Ю. Витте в Японию в 1902 г. якобы отклонил Николай II, о том, что сановника посылали в Портсмут в расчёте на неудачу и т.п.)42.

К сожалению, личные фонды других участников разработки и осуществления дальневосточной политики, которые содержали бы обильную информацию по проблеме, отсутствуют. Ни от Н.К. Гирса, ни от А.Б. Лобанова-Ростовского, ни от М.Н. Муравьёва не осталось значительного количества бумаг. Документы М.Н. Муравьёва в АВПРИ объединены в

39 Там же. С.373. Запись 23 февраля 1906 г.

40 Энден М.Н. Граф С.Ю. Витте // Возрождение (Париж). 1971, октябрь. №236. С.82.

41 Dillon E.J. The eclipse of Russia. N.Y., 1918. P.297.

42 Там же. небольшой фонд из нескольких десятков единиц хранения и содержат лишь некоторое количество личной переписки (Ф.340. 0п.806). Ещё меньше материалов сохранилось после Н.К. Гирса (Ф.340. Оп.ВОЗ) - всего 19 дел. Документов по Дальнему Востоку среди них нет вообще. Бесполезно искать их и в двух личных фондах А.Б. Лобанова-Ростовского (АВПРИ. Ф.340. 0п.805, 54 дела; ГАРФ. Ф.978, 51 дело).

Чуть лучше дело обстоит с материалами дипломатов более низкого ранга. В личном фонде И .Я. Коростовца (АВПРИ. Ф.340. Оп.839) находятся преимущественно его объёмные воспоминания, касающиеся деятельности автора на Дальнем Востоке. Они пока опубликованы лишь частично (Международная жизнь. 1994. №4. С.113-122; 1994. №9. С. 136-144, а также в выходившем в Торонто журнале «Россияне в Азии»), В частично сохранившихся бумагах P.P. Розена (РГИА. Ф.1038, 144 дела; ОР РНБ. Ф.647, 116 дел) представлена его личная переписка, в том числе с коллегами-дипломатами, служившими в Японии и Китае. Бумаги А.П. Извольского в АВПРИ (Ф.340. Оп.835, 59 дел) содержат лишь небольшую, но интересную часть его переписки за время службы посланником в Токио. Более обширный фонд А.П. Извольского в ГАРФ (Ф.559, 84 дела) состоит из бумаг, начиная с 1906 г. Много материалов о дипломатии наместника Е.И. Алексеева, в том числе по переговорам с Японией и с Китаем в 1903-1904 гг., находится в фонде его дипломатического чиновника Г.А. Плансона (ГАРФ. Ф.818, 269 дел). Среди них - его дневник (Д.211-213), большая часть которого была опубликована в 1930 г.43 Там также отложились некоторые материалы в связи с Портсмутской конференцией (Г.А. Плансон входил в состав русской делегации). В частности - так и не увидевший свет пространный отчёт дипломата о ходе переговоров. Большой личный архив остался после П.А. Дмитревского, долгое время служившего консулом России в Китае и Корее (ГАРФ. Ф.918, 24 дела; СПБ филиал Института востоковедения РАН. Ф.14, 365 дел). В его составе - часть дневников за время службы в Корее и

43 В штабе адм[ирала] Е.И. Алексеева. (Из дневника Е.А. Плансона) // Красный архив. 1930. №4/5 (41/42). С. 148-204. многочисленная переписка, но в основном лично-бытового содержания. В бумагах сотрудника Министерства финансов Д.М. Позднеева (ОР РНБ. Ф.590. 196 дел) сохранилось несколько копийных книг его переписки по делам Русско-Китайского банка (Д.112-117), а также его дневник за 1903— 1906 гг. (Д. 12). Д.М. Позднеев тщательно копировал свою корреспонденцию с Д.Д, Покотиловым, объясняя это так: «Когда-либо нужно будет подобрать документы для доказательства мысли, что Покотилов: во-1-х, никогда не принимает на себя ответственности, во-2-х, не дает инструкций по существу дела, в-3-х, когда их дает, то в лужу»44. Бумаги самого Д.Д. Покотилова были, по видимому, переданы после его кончины в 1908 г. в Пекине в Министерство финансов, где и были рассыпаны среди дел канцелярии министра (Ф.560. Оп.29).

К сожалению, список лакун получается куда обширнее. В небольшом личном фонде Н.Г. Гартвига (АВПРИ) нет никаких бумаг по Крайнему Востоку, несмотря на то, что он был незадолго до русско-японской войны директором Азиатского департамента МИД. Совсем чуть-чуть материалов в связи со службой в Токио осталось в архиве М.А. Хитрово (ОР ИР ЛИ. Ф.325), тем не менее, они представляют значительный интерес. По-видимому, канули в лету документы А.П. Кассини, скончавшегося во Франции в 1917 г., его коллеги по Пекину А.И. Павлова, служившего затем посланником в Сеуле, П.М. Jleccapa, умершего в Пекине в 1905 г., военного агента в Китае К.И. Вогака. Их частные архивы, сохранись они, могли бы пролить хотя бы частично свет на многие вопросы, которые невозможно исследовать исключительно по официальной документации. Например, на предысторию русско-китайского договора 1896 г. или на отношения между российскими дипломатами в регионе и разницу в их мнениях по различным вопросам и т.д.

Немалое значение имеют небольшие и разрозненные коллекции материалов, отложившиеся в фондах различных государственных деятелей,

44 Днешшк Д.М. Позднеева Запись 28 января 1903 г. // ОР РНБ. Ф.590. Оп.1. №12. Л.22.

65 так или иначе оказавшихся связанных с дальневосточной политикой. Конечно, их не могло не оказаться в бумагах последнего российского императора. В личном архиве Николая II (ГАРФ. Ф.601) имеются некоторые всеподданнейшие доклады С.Ю. Витте (Д.688), записки A.M. Абазы о русских предприятиях в Корее (Д.529, 718), материалы, касающиеся деятельности П.А. Бадмаева (Д.700, 792, 833, 1370), документы о политике России в Корее и о последних русско-японских переговорах (Д.514, 720, 2421, 2422) и др. Часть аналогичных бумаг находилась в библиотеке Царскосельского дворца (ГАРФ. Ф.543). Это, например, некоторые записки A.M. Безобразова общеполитического характера (Д.12), письма Э.Э. Ухтомского (Д. 171, 173), различные тексты по вопросам дальневосточной политики (Д.170, 173, 176-179, 180). Большинству этих материалов следовало бы лежать в ведомственных архивах, они лишь по стечению обстоятельств попали в императорские библиотеки. В личном фонде Ф.В. Дубасова (РГА ВМФ. Ф.9, 1156 дел), одно время командовавшим Тихоокеанской эскадрой, есть некоторое количество материалов по Дальнему Востоку (в основном в связи с поиском незамерзающего порта в Корее, занятием Порт-Артура и организацией управления Ляодунским полуостровом).

Лишь частично сохранились документы, отражающие деятельность безобразовской группы. Бумаги A.M. Безобразова, скончавшегося в эмиграции в Париже, в России остались лишь фрагментарно (РГИА. Ф.648, 122 дела). Ещё находясь на родине, он писал воспоминания, но мне удалось обнаружить лишь несколько страниц черновика, где речь шла об эпохе «Святой дружины»43. Были ли они завершены и сохранились ли -неизвестно. Целиком канули в лету личные архивы Н.Г. Матюнина, умершего в 1907 г. в Петербурге, A.M. Абазы, скончавшегося в 1915 г.

Из всех безобразовцев в России сохранилась лишь часть большого когда-то архива В.М. Вонлярлярского (основную массу бумаг он тайно вывез

45 РГИА. Ф.648. Оп.1. Д.123. в Берлин в первой половине 1920-х гг. при помощи немецких дипломатов, куда затем в 1925 г. открыто выехал и сам)46. Судя по всему, его архив погиб в годы Второй мировой войны (сам В.М. Вонлярлярский умер в 1940 г., успев опубликовать свои воспоминания и не успев - подготовленный им сборник документов по дальневосточной политике — «Затемнённая страница русской истории»)47. Представление об архиве В.М. Вонлярлярского можно также составить из диссертации Ф. фон Штаймана, который был допущен

4 48 владельцем к своей документальной коллекции . Судя по всему, он был хорошо систематизирован по типу досье (как и архив С.Ю. Витте). Оставшиеся же в России бумаги составили небольшой фамильный фонд в РГИА. (Ф.917, 252 дела), где материалы самого В.М. Вонлярлярского представлены примерно десятком единиц хранения. Среди них -машинописные экземпляры его отчёта об экспедиции в Северную Корею, «Материалы для выяснения причин войны с Японией» (Д.4,5,7, существующие, впрочем, не в одном экземпляре и имеющиеся и в других фондах), а также документы по уголовному делу о подлоге завещания князя Б. Огинского (Д.6) и некоторые деловые бумаги. Они же (исключая деловые бумаги) попали в личный фонд близкого приятеля В.М. Вонлярлярского С.А. Панчулидзева (РГИА. Ф.1652. Оп.1. Д.96-100). По-видимому, В.М. Вонлярлярский таким образом заботился об их сохранности, так как сам С.А. Панчулидзев никакого отношения к безобразовской авантюре не имел. Некоторые документы, связанные с В.М. Вонлярлярским и Н.Г. Матюниным отложились среди бумаг ещё одного друга детства - Н.В. Минина (Архив СПб ИИ РАН. Ф.195, 128 дел). Но они крайне фрагментарны, дальневосточных дел почти не касаются (можно упомянуть лишь письма Н.Г. Матюнина - пограничного комиссара с Дальнего Востока и его записку о Корее 1891 г.).

46 Вонлярлярский В.М. Мои воспоминания 1852-1939 гг. Берлин. [1939]. С.242, 250.

47 Там же. С.241. Он пользовался для подготовки «Затемнённой страницы русской истории» статьями Б.А. Романова.

48 Steinmann F. Ruslands Politik im Fernen Osten und der Staatssekretar Bezobrazov. Leipzig, 1931.

Большое значение для изучения деятельности безобразовцев имеют бумаги их покровителей. В частности - архив графа И.И. Воронцова-Дашкова. Он весьма велик, поделён примерно на две равные части, одна из которых находится в РГБ (Ф.58, 5996 дел), другая - в РГИА (Ф.919, 5381 дело). Среди прочего у графа отложились некоторые записки A.M. Безобразова и В.М. Вонлярлярского (Ф.919. Оп.2. Д.599, 603), письма A.M. Безобразова (Ф.919. Оп.2. Д.1371; Ф.58. Раздел 1. Папка 6. №2). Нельзя сказать, что они имеют большое значение для исследования дальневосточной политики России, но благодаря хорошей сохранности фонда в целом можно найти немало интересных деталей (в частности, ранние письма A.M. Безобразова).

К сожалению, обратная ситуация сложилась с документами другого покровителя безобразовцев - великого князя Александра Михайловича. Они сохранились лишь фрагментарно. Несмотря на то, что в личном фонде царского дяди насчитывается 800 единиц хранения (ГАРФ. Ф.645), лишь несколько из них касаются вопроса усиления дальневосточной эскадры (Д. 19, 729). В дневниковых записях Александра Михайловича за 1897, 18991902 гг. (Ф.645. Оп.1. Д.8-12) существенной информации совсем мало.

В составе семейного архива Балашёвых (РГИА. Ф.892, 3080 дел) отложились частично и материалы И.П. Балашёва, безобразовского «ястреба», управлявшего в 1903 г. Их лесопромышленным предприятием на р. Ялу. Правда, их количество весьма скромно. В частности, это копии некоторых записок A.M. Безобразова (Ф.892. Оп.З. Д.119, 126, 123) и незначительная часть переписки самого И.П. Балашёва. Он, правда, оставил обширные воспоминания, часть которых посвящена его деятельности на Дальнем Востоке. Но они составлялись без документов, содержат в основном общие рассуждения (Архив СПбИИ РАН. Ф.115. Оп.1. №1167).

От других людей, так или иначе сопричастных к дальневосточным делам рубежа XIX-XX вв., документов о них осталось ещё меньше. Казалось бы, у князя Э.Э. Ухтомского, много лет интересовавшегося Востоком, долгое время возглавлявшего правление Русско-Китайского банка, должны бы сохраниться следы его деятельности. Тем более, что бумаги князя уцелели в немалом количестве и оказались распределены между несколькими архивами (РГИА. Ф.1072, 646 дел; ОР ИР ЛИ. Ф.314, 264 дела; ОР РНБ. Ф.1167, 79 дел; РГАЛИ. Ф.2140, 9 дел). Удивительно, но материалов, связанных с его деятельностью на Востоке, среди них почти нет. Куда они исчезли - загадка.

То же самое можно сказать и про архив известного журналиста С.Н. Сыромятникова, участника посольства князя Э.Э.Ухтомского в Пекин в первой половине 1897 г. и безобразовской экспедиции в Корею 1898 г. Он сохранился далеко не полностью (ОР ИР ЛИ. Ф.655, 113 дел; РГАЛИ. Ф.1757, 9 дел), но от самого хозяина известно, что у него имелись материалы по Дальнему Востоку. В 1932 г. В.Д. Бонч-Бруевич предложил С.Н. Сыромятникову приобрести его архив для Центрального музея художественной литературы, критики и публицистики49. Хозяин был готов продать имеющиеся у него документы, касающиеся безобразовского предприятия на р. Ялу, музею30, но сделка по каким-то причинам не состоялась. Уже после смерти С.Н. Сыромятникова В.Д. Бонч-Бруевич повторил своё предложение его наследникам31. Дальнейшая судьба этих материалов мне неизвестна. У ныне здравствующих родственников из бумаг предка не осталось практически ничего (единственное исключение - путевой дневник по Персидскому заливу 1900-1901 гг.)52. Среди бумаг С.Н. Сыромятникова, находящихся сейчас в ОР ИР ЛИ и РГАЛИ, документы по Дальнему Востоку почти не присутствуют, а связанных с безобразовцами нет совсем. Складывается ощущение, что чей-то внимательный глаз тщательно изучил содержимое архива публициста на предмет наличия подобных материалов.

49 ОР РГБ. Ф.369. К.209. №21.

50 С.Н. Сыромятников - В.Д. Бонч-Бруевичу 5 января 1933 г. // Там же. K.347. №18. Л. 18.

51 Там же. К.209. №21.

52 Сыромятников Б.Д. «Странные» путешествия и командировки «Сигмы» (1897.1916 гг.). СПб., 2004.

Схожая судьба постигла «Воспоминания писателя» С.Н. Сыромятникова. Работал он над ними, по-видимому, с 1924 г.э3 Для их составления он интересовался исследованиями (в частности, Б.А. Романова), а также некоторыми дневниками (И.Я. Коростовца и др.)э4. Мемуары состояли из пяти частей (три из них к 1927 г. были уже написаны) и были посвящены в основном дальневосточным путешествиям автора: «много довольно о Китае, но больше о Корее и обо всех лицах, действовавших в 1897-1899 на Дальнем Востоке»53. С.Н. Сыромятников намеревался привести сведения, дополняющие книгу Б.А. Романова «Россия в Маньчжурии»56. Завершил он их не позднее 1930 г., текст «Воспоминаний писателя» был напечатан на машинке, вероятно, в нескольких экземплярах (автор давал читать его Н.А. Энгельгардту), имел немалый объём (не менее 200 страниц). Журналист предложил рукопись для публикации В.Д. Бонч-Бруевичу. Однако директор Государственного Литературного музея дал ей низкую оценку и согласился напечатать лишь некоторые её фрагменты . Но публикация не состоялась, а отрывок, касающийся А.И. Ульянова, с которым В.Д. Бонч-Бруевич намеревался ознакомить Н.К. Крупскую и М.И. Ульянову, с о остался в его бумагах . Кроме этого, от «Воспоминаний писателя» уцелели небольшие рукописные фрагменты, относящиеся к 1880-м гг.59 Где находится сейчас полный текст воспоминаний С.Н. Сыромятникова и сохранился ли он вообще - мне неизвестно.

Немного осталось и от бумаг П.А. Бадмаева. Часть его архива попала в ГАРФ (после того как она побывала в руках следователей Чрезвычайной следственной комиссии в 1917 г.) и образовала небольшой фонд (Ф.713, 71 дело). Самые интересные документы были опубликованы в 1925 г. В.П.

53 «А с 24-го будет центральное отопление, и я примусь за мемуары» (С.Н. Сыромятников - В.М. Алексееву 13 октября 1924 г. // СПб филиал архива РАН. Ф. 820. Оп.З. Д.759. Л.45).

54 С.Н. Сыромятников - П.Е. Щёголеву 20 декабря 1924 г. // ОР ИМЛИ. Ф.28. Оп.З. №.442.

55 С.Н. Сыромятников - В.М. Алексееву 14 января 1927 г. // СПб филиал архива РАН. Ф.820. Оп.З. Д.759. Л.72.

56 С.Н. Сыромятников - В.Д. Бонч-Бруевичу 17 апреля 1930 г.//ОГ РГБ. Ф.369. K.347. №18. Л. 1-2.

57 Рецензия В.Д. Бонч-Бруевича на рукопись С.Н. Сыромятникова «Воспоминания писателя» // Там же. K.58. №63.

58 Сыромятников С.Н. Из воспоминаний//Там же. K.407. №10. Л. 1-27.

59 ОР ИРЛИ Ф.655. Ои.1. №113.

Семенниковым60. Совсем недавно в ЦГИА СПб также появился маленький личный фонд П.А. Бадмаева из бумаг, переданных из архива Главного управления внутренних дел Санкт-Петербурга и Ленинградской области (Ф.2300, 23 дела). Большинство полученных документов имеют отношение к его имуществу и судебному процессу о его наследстве (Д. 18). Но есть и некоторые материалы о деятельности торгового дома «П.А. Бадмаев и Ко», о планировавшихся им железных дорогах в Китае (Д.2, 4, 7, 11) и т.д. Кое-что из документов «доктора тибетской медицины» осталось на руках у родственников, но, судя по всему, лишь те, что касались его медицинской практики61.

Опубликованные источники

Среди опубликованных источников важное место занимают итоги различных обследований дальневосточных территорий, предпринимавшиеся в конце XIX - начале XX в. Конечно, это специфический источник, так как политические сюжеты там, как правило, не представлены прямо. Но по направлениям подобных изысканий, степени их интенсивности и времени проведения можно сделать немало любопытных выводов относительно дальне восточной политики России в целом.

В частности, после ввода русских войск в Маньчжурию в 1900 г. приказом по Приамурскому военному округу №666 было объявлено «высочайшее разрешение» произвести военно-статистическое описание Гиринской и Хэйлунцзянской провинций Китая (то есть, Северной Маньчжурии)62. Предполагалось сделать подробное описание территории, превосходящей по размеру многие европейские государства, с помощью 14 партий специалистов (каждая должна была состоять из четырёх человек:

60 За кулисами царизма. Архив тибетского врача Бадмаева. JI., 1925.

61 Гусев Б. Мой дед Жамсаран Бадмаев // Доктор Бадмаев: тибетская медицина, царский двор, советская власть. М., 1995. С.94, 97-98.

62 Косвенно такая работа свидетельствовала о намерениях власти: вряд ли стоило бы проводить доскональное топографическое описание местности, которую Россия планировала оставить в ближайшие месяцы. Разумеется, из этого нельзя делать вывода о непременном захвате Маньчжурии, но к этому явно готовились - вот о чём говорят усилия военных топографов. начальник (как правило, офицер Генерального штаба), топограф и два строевых офицера). Каждой группе предстояло описать одно фудутунство (аналог российского уезда). Работу предполагалось провести по той же схеме, по какой в Министерстве финансов было издано в 1897 г. «Описание Маньчжурии» (его автор - Д.М. Позднеев). Сроки для выполнения задания отводились минимальные: партиям следовало отправиться в путь 20 февраля 1901 г., к 15 октября 1901 г. им надлежало завершить полевую работу, а к 15 декабря 1901 г. - подготовить сводные описания провинций. Однако на деле партии стартовали в разное время в 1901-1902 гг., соответственно их отчёты были получены позднее, поэтому к составлению общего свода приступили лишь в середине мая 1903 г. На основании семи отчётов по Гиринской провинции и пяти - Хэйлунцзянской (остались неохвачены Хайларское фудутунство и восточный Айгун) был опубликован свод данных по Гиринской провинции63. Результаты же работ партий по фудутунствам также увидели свет ещё до появления обобщающей книги64. Их издали в Хабаровске в серии «Материалы по военно-статистическому описанию Маньчжурии» в 1902-1903 гг. Это настолько редкие издания, что РНБ, к примеру, располагает лишь 2 книгами из 14, попавшими в её фонды в 1960-е гг., а в РГБ и БАН их нет вообще. Путевые заметки выходили также и отдельными изданиями65. В принципе они ничем не отличаются от «сериалов».

63 Цихопич, подполковник Генерального штаба. Военный обзор Гиринской провинции в Северной Маньчжурии. СПб. 1904. С. 1-2. Была ли одновременно издана обобщающая работа по Хэйлунцзянской провинции - мне неизвестно. Но позднее такая книга появилась (Доброловский И.А. Хэйлунцзянская провинция Маньчжурии. Краткий очерк географии, путей сообщения, населения, администрации и экономического положения. Харбин, 1906).

64 Богаевский. Сан-синское фудутунство. Хабаровск, 1903; Богданов [А.Ф.] Ансехинское фудутунство. Т. 1-2 (4.1-3). Хабаровск, 1902; Дуров П. Цицикарское фудутунство. Хабаровск, 1903; Зигель. Гиринское фудутунство. Хабаровск, 1903; Ижицкий. Мергенское фудутунство. Хабаровск, 1902; Карликов К. Нингутинское фудутунство. Хабаровск, 1903; Лисовский. Гиринское фудутунство. Хабаровск, 1903; Лишин. Хунчунское фудутунство. Хабаровск, 1903; Лшпов [C.H.], капитан. Хуланьское фудутунство Хей-лун-цзянской провинции. Ч. 1—2. Хабаровск, 1903; Мельгунов. Бутхасское фудутунство. Хабаровск, 1903; Тихменев. Чань-чунь-фу и фудутунство Бодунэ-Хайлар. Хабаровск, 1903; Щедрин. Айгунское фудутунство (западная часть). Хабаровск, 1903.

65 Спиягин H.C. По русской и китайской Маньчжурии от Хабаровска до Нннгуты. Впечатления и наблюдения. СПб. 1897: (Вейль Э.| Южно-Сунгарийекий район. Разведка Генерального штаба капитана Э. Вейль в 1897-1898 году. 4.1. Краткий военно-статистический очерк. Хабаровск. 1899; Самойлов [В.К.] Описание занятой нами территории на Ляодунском полуострове. СПб., 1899; ([Звегшшон А.И.] Северная Корея. Сборник описаний позиций. СПб. 1901; Звегинцов А.И. Описание Жёлтого и Японского морей и Корейского пролива как районов военных действий. СПб., 1904; Корф H.A., Звегинцов А.И. Военное обозрение Северной Кореи. СПб., 1904 и др.

Аналогичные наблюдения, только за более длинный период, можно сделать, анализируя записки Военно-топографического управления Главного штаба. Если в 1893-1895 гг. военные топографы работали преимущественно в русском Забайкалье и Амурской области66, то в 1896 г. они переключились на Маньчжурию67. 15 октября 1900 г. начальник Приамурского военно-топографического отдела М.П. Поляновский представил рапорт о необходимости съёмки поверхности Северной Маньчжурии в 1901 г. (127 тыс. кв. вёрст), для чего требовалось 115 топографов и геодезистов и 600 тыс. руб. Однако в Петербурге план М.П. Поляновского принят не был, вместо сплошной топографической съёмки решили усилить состав «описных партий фудутунств»68. Богатый фактический материал содержат различные местные, дальневосточные издания69. Они касаются не только географии. Например, в публикациях местного биржевого комитета можно найти интересные сведения о положении дел в экономике региона70.

Большое значение имеют подборки бумаг, опубликованные в «Красном архиве» в 1920-1930-е гг., которых насчитывается несколько десятков. Особенно это касается материалов, раскрывающих политику Петербурга на окраине с середины 1890-х гг. до 1904 г.71 Конечно, в них невозможно было представить даже основные документы, тем не менее, многие важные свидетельства впервые увидели свет. В частности, это журналы Особых

66 Поляновский М.П. Астрономические определения в Амурской области в 1895 г.; Щеткин H.O. Астрономические определения в Забайкальской области, произведённые в 1893 и 1894 гг.; он же. Астрономические определения в Забайкальской области, произведённые в 1895 г. //Записки Военно-топографического отдела Главного штаба. 1897. Часть LIV. Отд.2. С. 10—18; 19—46, 47-75.

67 Поляновский М.П. Астрономически наблюдения в Восточной Маньчжурии, исполненные в 1896 г.; Щеткин H.O. Астрономические наблюдения, исполненные в Забайкальской области и в Маньчжурии вдоль проектировавшегося направления Сибирской железной дороги и проведённые в 1896 г. // Записки Военно-топографического отдела Главного штаба. 1898. Часть LV. Отд.2. С. 115-123; 124-149.

68 Алексеев Я. Предисловие // Записки Военно-топографического отдела Главного управления Генерального штаба. Часть LXXII. Отдел 1 и 2. Пг., 1918. С. 1-Й.

69 Унтербергер П.Ф. Приморская область 1856-1898 гг. Очерк. СПб., 1900; Обзор Приморской области за 1890-1896 гг. Владивосток, 1897; Обзор Приморской области за 1901 г. Владивосток, 1904; Обзор Приморской области за 1902 г. Владивосток, 1905; Справочная книга г. Владивостока. Владивосток, 1900 и лр Первый съезд представителей дальневосточных биржевых комитетов 11-15 июня 1914 года во Владивостоке. Владивосток, 1915.

71 Первые шаги русского империализма на Дальнем Востоке (1888-1903 гг.). Подготовил к печати А.Л. Попов // Красный архив. 1932. №3 (52). С.34-124; Из эпохи японо-китайской войны 1894-95 гг. Подготовили к печати Б.Г. Вебер и С.Р. Димант// Красный архив. 1932. №1-2 (50-51). С.3-63; Накануне русско-японской войны. (Декабрь 1900 г. - январь 1902 г.). Подготовил к печати И. Ерухимович // Красный архив. 1934. №2 (63). С.3-54. совещаний 26 апреля 1888 г., 9 августа 1894 г., 20 января 1895 г., 25 января 1903 г.72 Официальная переписка дипломатов и сановников касалась отношения России к японо-китайской войне 1894-1895 гг., подготовки договора о КВЖД. К сожалению, А.Л. Попов, подобравший эти документы и подготовивший обширную вводную статью (С.34—54), в которой попытался дать общую характеристику внешней политики самодержавия, обозначил лишь общее место нахождения публикуемых им документов (АВПРИ, Китайский стол). Лишь по отмеченным в издании пометам на них (автографы Александра III, Николая И) можно догадаться, что это подлинники. Кроме того, из дел Японского стола АВПРИ была обнародована переписка российского МИДа и некоторые всеподданнейшие доклады в связи с японо-китайской войной 1894-1895 гг. (всего 109 документов). Важное значение имеет подборка документов, касающихся занятия Германией Киао-Чао и реакция на это России (45 документов, часть из них представлена в извлечениях) . К сожалению, в ней, как и в большинстве других случаев, никак не обозначены критерии отбора документов и точное их нахождение. Одна из публикаций посвящена русско-японским отношениям в 1901 г. после того, как Россия заняла Маньчжурию (это в основном переписка А.П. Извольского - всего 41 документ). Подготовивший её И.И. Ерухимович также весьма глухо заметил, что подлинники хранятся в Архиве внешней политики (С.7), ограничившись вводной статьёй к ним общеисторического содержания (С.3-7). Исключение в этом отношении составила публикация Б.А. Романова «Портсмут», в сопроводительной статье к которой историк дал точные сноски на использованные дела74. Важно, что в большинстве случаев документы печатались без купюр. Кроме того, специалисты, их готовившие, могли весьма откровенно выражать свои взгляды, пока в 1920-е - первой половине 1930-х гг. существовал курс на разоблачение царской

72 Красный ар\ив 1932. №3 С.54-61. 62-67. 67-74. 110-124

73 Захват Германией Киао-Чао в 1897 г. // Красный архив. 1938. №2 (87). С. 19-63. Она подготовлена Ф.А. Ротштейном.

74 Красный архив. 1924. Л'-6. С.5. политики, что давало возможность отбирать наиболее яркие и откровенные свидетельства её «антинародной сущности», не стесняясь в комментариях.

Некоторое количество документов, важных для изучения дальневосточной политики России, появилось в различных сборниках. В частности, материалы из дневников А.Н. Куропаткина и Н.П. Линевича, опубликованные в 1925 г., сопровождались приложением из ряда писем (9) и записок (5) A.M. Безобразова Николаю II, 3 писем его же В.Н. Ламздорфу, 3 писем A.M. Абазы царю и нескольких материалов А.Н. Куропаткина и Н.П. Линевича75. К сожалению, никакого археографического предисловия к изданию предпослано не было. Б.А. Романов к своей большой статье «Лихунчагский фонд» приложил текст всеподданнейшего доклада С.Ю. Витте «О предприятиях Общества Китайской Восточной железной дороги» 14 марта 1903 г. и справку о выдачах из «лихунчагского фонда» до 1914 г.76

Активная работа по обнародованию документов дальневосточной политики России рубежа XIX-XX вв. прервалась в 1930-х гг., она получила продолжение лишь в 2006 г. В.В. Глушков и К.Е. Черевко подготовили и издали большой том материалов из архива дипломатического ведомства, касающихся русско-японской войны 1904-1905 гг.77 Основное место в нём заняли бумаги периода войны. Однако составитель первой части книги В.В. Глушков первую главу (С. 12-88) посвятил «преддверию» конфликта, а точнее - некоторым фактам дальневосточной политики России 1895-1904 гг. В ней представлен 141 документ, к сожалению, исключительно в выдержках. Публикатор никак не оговорил принципы составления своей подборки, но вся она сделана только по материалам Китайского стола АВПРИ. Непонятно, чем диктовалась такая избирательность, тем более, что другие фонды этого архива, не говоря уже об иных хранилищах, содержат большое количество не менее интересных и важных для темы документов.

75 Русско-японская война. Из дневников А.Н. Куропаткина и Н.П. Линевича. Л., 1925. С. 131-179.

76 Борьба классов. 1924. №1/2. С. 117-126.

77 Глушков В.В., Черевко К.Е. Русско-японская война 1904-1905 гг. в документах внешнеполитического ведомства России: факты и комментарии. М., 2006.

Уровень археографической подготовки издания находится ниже всякой критики и по многим параметрам уступает публикациям 1920-1930-х гг. Это распространяется даже на титулы: в ряде случаев автор не смог дать

78 грамотные заголовки использованным им бумагам . Отрывки документов расположены в хронологическом порядке, без всякой группировки по проблемам. Помещённые рядом цитаты чаще всего никак не связаны между собой по смыслу, во многих из них содержатся отсылки к другим материалам, не нашедшим никакого отражения в книге. Сам отбор выдержек оставляет много вопросов. Зачем, например, помещать куски сопроводительных писем, не несущих практически никакой существенной информации? (см., например, документ №27). Или — краткие телеграммы дипломатов о ходе боевых действий, которые сильно уступают в подробности и точности военной корреспонденции? Особенно странно -публиковать в выдержках журналы Особых совещаний (кстати, часть их уже появилась полностью в 1930-е гг. на страницах «Красного архива», что, по-видимому, осталось неизвестным составителю) - исключительно важных и без того весьма лапидарных текстов. Комментарии, помещённые после главы (С.89-151), значительно отстоят от выдержек из документов. В них повествуется много о чём, но они совершенно не объединяют разрозненные цитаты и мало проясняют их содержание. Значительная часть комментариев - это биографические справки, часто - излишне подробные. Вызывает изумление список литературы, который В.В. Глушков использовал для пояснений. В нём представлены не только такие «специалисты» в дальневосточной тематике как С.С. Ольденбург, А.А. Керсновский, И.Л. Бунич и др., но и авторы художественных (!) произведений - Р. Масси, Э.С. Радзинский и B.C. Пикуль.

В целом, следует признать, что В.В. Глушков взялся за непосильное для себя дело, так как он не обладает необходимой квалификацией для подготовки документальных публикаций. Его принципы исключают

78 Например, журнал Особого совещания 14 ноября 1897 г. назван «резюме» (такого жанра официальное делопроизводство в России тогда не знало) (С. 19) и др. возможность использовать приведённые тексты для дальнейших исследований - а это и есть важнейшая задача научных изданий. В качестве хрестоматии для массового читателя этот набор цитат также не годится, так как он не способен дать внятное представление о дальневосточной политике империи рубежа XIX-XX столетий, а комментарии никак не улучшают эту картину. Прочитав главу, можно сделать лишь один вывод - надо обращаться в архив к самому массиву документов.

Эта нелестная характеристика совершенно не касается второй части книги о Портсмутской мирной конференции, подготовленной известным специалистом по истории русско-японских отношений К.Е. Черевко. Он впервые опубликовал на русском языке полный текст протоколов конференции (ранее они были напечатаны на английском и французском языках). Единственное замечание касается комментариев - они слишком кратки и посвящены большей частью вопросам о Курильских островах и Сахалине.

Кроме официальных материалов за минувшее с начала русско-японской войны столетие увидели свет и некоторые документы личного происхождения. Прежде всего, это мемуары и дневники. Последние печатались как правило, со значительными купюрами либо частями, причём пропуски в тексте не оговаривались. Пример такого рода - записи Е.А.

79

Плансона, опубликованные А.Л. Поповым . То, что дневник представлен не полностью, можно узнать лишь сопоставив упоминание о двух тетрадях с записями «за период 1904-1905 гг.» и публикацию, в которой текст обрывается 2 ноября 1904 г. Для читателя остаётся также неясным принцип, по которому из текста удалялись его части: далеко не всегда это были личные либо бытовые записи, не представлявшие интереса в политическом отношении. В общем, это не только упрёк публикаторам и издательской культуре того времени, сколько констатация грустного факта: по большому

79 В штабе адм[ирала] Е.И. Алексеева. (Из дневника Е.А. Плансона) // Красный архив. 1930. №4/5 (41/42). С. 148-204. счёту, все издания 1920-1930-х гг. нуждаются в сверке с оригиналом (там, где это возможно).

Впрочем, иногда дневники публиковались целиком, но это были счастливые исключения. Один из таких примеров — дневник И .Я.

Коростовца, секретаря русской делегации, о переговорах в Портсмуте,

80 опубликованный сначала в «Былом», а затем - отдельным изданием) .

Важным, хотя и не первостепенным источником для исследования явились воспоминания. Условно их можно разделить на две группы. Первая -это мемуары людей о Дальнем Востоке. Помимо ярких бытовых зарисовок их отличает высокая степень достоверности и критичности, особенно в бытовом плане81. Они позволяют точнее понять многие обстоятельства и ярко оттеняют сведения официальных источников. Очень интересны воспоминания русских людей, живших или бывавших в Китае или в Маньчжурии. Они также весьма выразительны и рассказывают о многих явлениях и событиях глазами русских, но с «той» стороны Пример таких мемуаров - это записки врача В.В. Корсакова о его жизни в Китае, написанные хорошим литературным языком83. Но по части политики там содержится лишь случайная и фрагментарная информация.

В отдельную группу следует выделить мемуарные свидетельства тех, кто непосредственно участвовал в политике или близко наблюдал её. Они, как правило, носят совершенно иной характер: автор составлял их, прежде всего, чтобы объяснить свои действия и оправдаться, обвинив в ошибках или даже очернив других. Яркий пример таких мемуаров - воспоминания С.Ю.

80 Коростовец И.Я. Мирные переговоры в Портсмуте в 1905 году // Былое. 1918. №1 (29). С.177-220; 1918. №2 (30). С. 110-146; 1918. №3 (31). С.58-85; 1918. Книга 6. №12. С. 154-182; Страница из истории русской дипломатии. Русско-японские переговоры в Портсмуте в 1905 г. Дневник И.Я. Коростовец, секретаря графа Витте. Пекин, 1923 (два издания). АЛ. Попов планировал издать в «Красном архиве» также значительный по объёму отчёт Е.А. Плансона о Портсмутской конференции, но эта публикация почему-то не состоялась (Мендельсон В.И. А.Л. Попов - историк внешней политики России и международных отношений // История и историки. Историографический ежегодник 1971. М., 1973. С.261).

81 Муров Г.Т. Люди и нравы Дальнего Востока. От Владивостока до Хабаровска (путевой дневник). Томск, 1901 и др.

82 Хвостов А. Русский Китай // Вестник Европы. 1902. №10. С.653-696, №11. С.181-208; Тиреер. Порт-Артур и его интересы до учреждения наместничества // Военный сборник. 1904. №1. С. 179-194; №2. С.225-232; №3. С.187-200; Кулаев И.В. Под счастливой звездой (воспоминания). Тяньцзин, 1938 и др.

83 Корсаков В.В. В старом Пекине. СПб., 1904; он же. В проснувшемся Китае. Дневник - хроника русской жизни передвойной. 1902-1903. М„ 1911.

Витте. Имея под рукой обширный архив, он постарался представить свою дальневосточную политику как всегда правильную, найдя причины русско-японской войны в ошибочных действиях М.Н. Муравьёва, А.Н. Куропаткина, Е.И. Алексеева и безобразовцев84. Антиподом С.Ю. Витте стал один из лидеров безобразовской группы В.М. Вонлярлярский, который с большим опозданием, в 1939 г. опубликовал свои воспоминания, где главную вину за

Of конфликт с Японией взвалил на С.Ю. Витте . Естественно, к таким мемуарным свидетельствам следует относиться с большой осторожностью.

К сожалению, немногочисленны оказались записки дипломатов. Прежде всего, надо отметить очень интересные воспоминания И.Я. Коростовца, долгое время служившего на Дальнем Востоке (в Пекине, Порт-Артуре, Урге)86. Они написаны в эмиграции, имеют весьма значительный объём, опубликованы лишь частично. Щедрый на различные сочинения «дважды» посланник в Японии P.P. Розен, покинув Россию, издал свои

87 мемуары в двух томах на английском языке . Они составлялись дипломатом без привлечения документов. Да и авторский стиль предполагал не рассказ о жизни и местах службы, а в большей степени о встречах и международных проблемах. Дальневосточным делам в них уделено немного места. Книга P.P. Розена читается без особого интереса, его служебные материалы содержат куда больше важных сведений. Ещё один дипломат - Ю.Я. Соловьёв, служивший в Пекине в 1895-1898 гг. секретарём миссии, опубликовал книгу

8 S воспоминаний в Советской России 1. Очень живо написанные, они рассказывают о жизни и людях русской миссии в Китае при А.П. Кассини.

84 Из архива С.Ю. Вигтс. Воспоминания. Т.1. Рассказы н стенографической записи. Кн. 1-2: T.2. Рукописные заметки. СПб. 2003. Критике мемуарон С.Ю. Витте поснящён ряд работ К.В. Анаиьича и P.III. Ганелина (Анаш.ич К.В. Ганелин Р.Ш. С.Ю. Витте -мемуарись СПб., 1994; они же. Сергей Юльевич Витте и его время. СПб., 1999; они же.

С.Ю. Витте и издательская деятельность «безобразовского кружка» // Книжное дело вРоссии во второй половине XIX - начале XX века. Вып.4. Л., 1989. С.59-78).

85 Вонлярлярский В.М. Указ. соч.

86 Коростовец И.Я. Россия на Дальнем Востоке. Пекин, 1922; [он же]. Накануне. 90 лет назад началась русско-японская война (записки русского дипломата) // Международная жизнь. 1994. №4. С. 113-122; он же. После Портсмутского мира// Международная жизнь. 1994. №9. С.136-144. Его воспоминания о Монголии также опубликованы внескольких номерах журнала «Россияне в Азии», издававшегося в Торонто.

87 Rosen, baron. Forty Years of Diplomacy. Vol. 1—II. L.:N.Y. 1922.

88 Соловьёв Ю.Я. 25 лет моей дипломатической службы (1893-1918). М., 1928; он же. Воспоминания дипломата 1893-1922. М., 1959.

Остались в рукописи значительные по объёму мемуары начальника штаба Квантунской области перед русско-японской войной В.Е. Флуга89. Они также составлялись в эмиграции, в 1929 г., исключительно по памяти, поэтому содержат в основном бытовые зарисовки и запомнившиеся эпизоды службы.

Зарубежные публикации источников

Если исключить китайские и японские источники, для использования которых требуется знание соответствующих языков (за редкими исключениями), то доступных материалов остаётся очень немного. В первую очередь, надо упомянуть многотомную японскую публикацию дипломатических документов конца XIX - начала XX вв. «Ниппон гайко буншо», изданную большей частью в 1950-х гг., где часть корреспонденции, передаваемая по телеграфу, составлялась на английском языке (вероятно, это было связано с шифровкой телеграмм). Известный интерес представляет японская Белая книга, предъявленная депутатам японского парламента уже в марте 1904 г., в которой представлены некоторые материалы по переговорам с Россией в 1903-1904 гг. Они публиковались, разумеется, выборочно, с целью оправдать развязывание войны и возложить ответственность за провал переговоров на русскую сторону. В 1905 г. она была переведена с английского на русский язык и опубликована безобразовцами в России вместе с английской Синей книгой, посвященной переговорам о выводе русских войск из Маньчжурии в 1901-1904 гг.90

Для исследования русской дальневосточной политики определённое значение имеют мемуары Т. Хаяши, служившего посланником в Пекине, Петербурге и Лондоне и стоявшим за подготовкой англо-японского союза

89

ГАРФ. Ф.6683. Оп.1. Д.1в-5 - до русско-японской войны.

90 Русский перевод английской Синей книги «Переписка о русской оккупации Маньчжурии Ню-чжуана» за время 1901-1904 гг.; русский перевод с английского языка японской Белой книги «Переписка о русско-японских переговорах 1903-1904 гг.» с параллельным французским текстом // Гиппиус А.И. О причинах нашей войны с Японией. С приложениями (документы). СПб., 1905. С. 1-230 (вторая пагинация).

1902 г.91 К сожалению, основное место в них уделено именно службе автора в Британии. К тому же они отражают, в первую очередь, желание дипломата изобразить удобную для себя версию событий. В 1913 г. в Лондоне увидели свет так называемые «воспоминания» Ли Хунчжана92. «Так называемые» -потому что автор вёл дневниковые записи на китайском языке, после его кончины в конце 1901 г. родственники предоставили их для перевода и публикации. Составители весьма вольно обошлись с текстом, поэтому английская версия «воспоминаний» содержит много неточностей и по жанру скорее ближе к их художественному пересказу, чем к историческому источнику. Конечно, относиться к ним следует с удвоенной осторожностью. Однако и без того книга отражает в основном личные эмоциональные впечатления китайского сановника. Его поездке в Петербург и Москву на коронацию Николая II в 1896 г. посвящена отдельная глава, но она не добавляет ничего нового к уже известным деталям переговоров93.

91 [Хаяши Т.] Записки графа Хаяси об англо-японском союзе // Известия МИД. 1913. Кн.5. С.312-337; The Secret Memoirs of Count Tadasu Hayashi. Edited ву A.M. Pooley. N.Y.:L., 1915.

92 Memoirs of the viceroy Li Hung Chang. L., 1913.

93 Ibid. P. 128-142.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Россия на Дальнем Востоке в конце XIX - начале XX в.: борьба за выбор политического курса"

Заключение

В дальневосточной политике России 1890-х— 1904 гг. выделяется несколько периодов. Её активизация (начальный этап) оказалась связана с планами, а затем и с началом строительства Сибирской железной дороги. По времени это совпало с приходом в правительство С.Ю. Витте, сначала как министра путей сообщения, а затем - министра финансов (1892 г.). Молодой сановник, будучи дилетантом в международных отношениях, тем не менее, решил связать свою бюрократическую карьеру с программой грандиозных действий на Дальнем Востоке. Что именно и как следовало делать, министр на первых порах совершенно не понимал, но у него уже имелось представление, что регион должен служить росту экономического могущества империи: быстро развивающаяся промышленность России нашла бы на восточной окраине огромный рынок сбыта для своей продукции. С самого начала речь шла не об освоении российских территорий, а об экономической экспансии за пределы империи, пользуясь будущей Сибирской железной дорогой. Несмотря на фантастический размах и крайне слабую проработанность замыслов С.Ю. Витте, в Министерстве финансов верили в реальность его планов, были увлечены своим начальником, сравнивали его с Петром I, как минимум - с H.H. Муравьёвым-Амурским1. Ни о каких территориальных приобретениях и захватах речь тогда не шла.

Определённость наступила в середине 1890-х гг. в связи с японо-китайской войной 1894-1895 гг. В начале 1895 г. Петербург, наконец, решил, как ему использовать конфликт соседей. Из двух точек зрения, представленных министром иностранных дел А.Б. Лобановым-Ростовским (союз с Японией) и С.Ю. Витте (дружба с Китаем) верх одержала последняя. В сущности, тогдашнюю программу министра финансов можно свести к следующим тезисам: установив дружеские отношения с Пекином, следовало широко развернуть в Поднебесной деятельность русского капитала (кажется,

1 Коростовец И.Я. Россия на Дальнем Востоке (продолжение книги) // АВПРИ. Ф.340. Оп.839. Д.7. Л.8.

С.Ю. Витте ещё не понимал, что его роль сыграют не частные, а исключительно казённые средства), затем к этому присоединился план строительства по Маньчжурии русской железной дороги (КВЖД) и желание получить незамерзающий порт на Жёлтом море. Остальное, по замыслу министра финансов, должна была сделать торговля. С этого момента С.Ю. Витте стал главным руководителем политики Петербурга на Дальнем Востоке. Важнейшим его достижением явились союзный договор с Китаем и контракт на постройку КВЖД, заключённые в 1896 г. Несмотря на провозглашение С.Ю. Витте программы строго экономической экспансии, большинство чиновников полагало, что это лишь новое средство для территориальных присоединений, видя в перспективе реющее российское знамя над Маньчжурией и Кореей. Высказывания о таком будущем нередки, их можно обнаружить у многих сановников. Но они не дают оснований к прямолинейному выводу об агрессивной политике России в регионе: реально для захвата или завоевания Маньчжурии и Кореи ничего не делалось, даже на уровне разработки программы или плана.

Однако единоличное господство С.Ю. Витте продолжалось недолго. Его конец наступил на рубеже 1897-1898 гг. Новый министр иностранных дел М.Н. Муравьёв проявлял больший интерес к дальневосточным делам. Первым его самостоятельным шагом стал ввод русских кораблей в бухты Порт-Артура и Далянваня 4 декабря 1897 г. Несмотря на яростные протесты С.Ю. Витте, его точка зрения не была принята во внимание Николаем II. Помимо прочего, к концу 1897 г. в позиции министра финансов выявились слабости: Китай, оправившись от испуга после поражения в войне с Японией 1894—1895 гг., перестал уступать. Уговорить его либо воздействовать на Пекин экономическими рычагами, чтобы получить для России незамерзающий порт, не получалось. К тому же с конца 1897 г. С.Ю. Витте постепенно сокращал сферу своих экономических интересов в Поднебесной, ограничивая их преимущественно Северным Китаем. Поражение министра финансов в дискуссии вокруг Ляодунского полуострова означало потерю

монополии на политику в регионе. С этого момента на неё оказывали существенное влияния, кроме С.Ю. Витте и М.Н. Муравьёва, ещё и новый с 1 января 1898 г. глава военного ведомства А.Н. Куропаткин, а также некоторые другие фигуры. Нельзя не признать: неудача будущего графа стала закономерным итогом его курса. За 1896-1897 гг., кроме договора о КВЖД, он не сумел добиться новых успехов в Китае, в частности - решить вопрос о незамерзающем порте. Экономическая же экспансия в Срединную империю, несмотря на первоначальные прожекты, свелась к весьма умеренной деятельности основанного в 1895 г. Русско-Китайского банка.

Захват Порт-Артура также привёл к пересмотру корейской политики России. Ранее Петербург проявлял к королевству осторожный интерес, сменившийся в 1896-1897 гг. резкой активизацией в связи с возможностью приобрести незамерзающую гавань в королевстве. После заключения договора об аренде Ляодунского полуострова в марте 1898 г. о Корее решили забыть, постепенно уступив первенство на полуострове Японии. Логичный итог такого курса встретил возражения со стороны моряков, а также группы неофициальных, но влиятельных лиц - безобразовцев. Используя корейский вопрос в своих корыстных целях, они убедили самодержца, что от Кореи нельзя отказываться, наоборот, её следует присоединить к России. «Царская неофициальная политика», нацеленная на приобретение королевства, не только ослабила и без того пошатнувшиеся позиции министра финансов. Она также резко ускорила уже начавшийся опаснейший процесс дробления политики России в регионе, которая и до этого уже не отличалась необходимым для успеха единством и последовательностью. Наконец, «новый» курс обещал серьёзно поссорить Петербург с Токио.

Расстановка сил в дальневосточной политике России ещё раз изменилась во второй половине 1900 г. после того как восстание боксёров привело к масштабным боевым действиям в Северном Китае и оккупации русскими войсками Маньчжурии. Колоссальное влияние на дела получили военные и, прежде всего, А.Н. Куропаткин, Они придерживались совершенно

иных представлений о том, как следовало действовать на сопредельных России территориях, полагаясь больше на силу штыков, чем рубля, и выступая за насильственное присоединение части Маньчжурии к России. Несмотря на все усилия С.Ю. Витте, его влияние постепенно, но постоянно уменьшалось. В немалой степени этому способствовали неудачные переговоры с Пекином о сепаратном соглашении, призванном закрепить экономические преимущества России в Северном Китае. Непрерывные уступки китайской стороне, и, в конце концов, категорический отказ руководства Поднебесной принять русские условия нанесли сильный удар по прежней политике С.Ю. Витте, основанной на планах экономического доминирования. При стеснённых денежных возможностях и международной конкуренции все усилия министра финансов завершились приобретением 10— 15 концессий (их точное число сложно определить, так как в ряде случаев полученные права были оспорены в суде), из которых лишь 2-3 имели сколько-нибудь важное значение. Стало ясно, что такие действия не имеют шансов на успех, их результаты разительно отличаются от мечтаний середины 1890-х гг., которыми С.Ю. Витте «кланялся» молодому монарху Николаю II. Б.А. Романов отметил, что уже в 1901 - начале 1902 гг. самодержец стал испытывать сомнения относительно политики министра финансов и дальнейших действий России на Дальнем Востоке. Царь был полон решимости укреплять позиции Петербурга в регионе и не собирался уступать Корею японцам2.

Одним из ключевых моментов в российской дальневосточной политике рубежа веков стала дискуссия конца 1902 г. о её дальнейшем направлении. К тому времени уже все отчётливо понимали, что предыдущие решения и намётки, сделанные С.Ю. Витте, не годятся. Экономическая экспансия сошла на нет. Кроме того, резко обострились отношения с Китаем из-за Маньчжурии и с Японией из-за Кореи. Пребывание русских войск в Северном Китае вызывало всё более усиливавшиеся протесты великих

2 Романов Б.А. Россия в Маньчжурии (1892-1906). Очерки по истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма. Л., 1928. С.361-362.

держав, прежде всего, США и Англии. Позиции Петербурга в регионе постоянно ухудшались. Дальневосточная политика России попала в тупик, следовало решить, что делать дальше.

Согласно представлениям посланника в Токио P.P. Розена, прежний курс С.Ю. Витте на Дальнем Востоке, нацеленный на приобретение Маньчжурии, неизбежно вёл к антирусскому союзу между Японией и Китаем при поддержке Англии (чего, кстати, не произошло)3. Вместо соответствующих выводов дипломат воспроизвёл точку зрения министра финансов весны 1895 г.: главный враг России - Япония, а Корея, как и Маньчжурия, со временем «неоспоримо» должны отойти России4. Но тогда это сопровождалось «союзом» с Китаем. В 1902 г. барон утверждал, что никакие экономические меры не могли привести к обладанию Маньчжурией, забрать её можно было только силой5. Из этого логично вытекали меры по усилению армии и флота России на Дальнем Востоке, а также отказ даже от «бумажной» дружбы с Китаем6. Получалась - война России против всех. Нельзя сказать, что посланник совсем не понимал опасности ситуации, но разрешение её казалось P.P. Розену лёгким делом: будто достаточно было прощупать возможность договориться с Англией, что уже разрушит альянс Лондона и Токио.

Посланник в Сеуле А.И. Павлов предложил более простое и умеренное решение: заключить соглашение с Японией о Корее и с Китаем - о Маньчжурии, которое бы защитило русские интересы там7. Общим рассуждениям барона, нередко носивших отвлечённый и даже фантастический характер, посланник в Сеуле противопоставил набор понятных действий, призванных разрядить напряжение на Дальнем Востоке.

3 Записка P.P. Розена о политике России на Дальнем Востоке с пометами С.Ю. Витте 12 сентября 1902 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.59. Л.61.

4 Там же. Л.55.

5 Там же. Л.62.

6 Там же. Л.67.

7 Записка А.И. Павлова, посвященная опровержению записки P.P. Розена 25 сентября 1902 г. // Там же. Л.47-54.

Подход министра финансов отличался внутренним противоречием. С одной стороны, он опасался военного конфликта на Дальнем Востоке, поэтому полагал необходимым уступить, в частности — Японии в Корее. Но с другой, С.Ю. Витте возлагал неоправданные надежды на то, что договорённость с Токио может изменить его внешнеполитический ориентир («Япония давно ищет сближения с нами»). Однако он также признавал, что у Страны восходящего солнца имелись интересы и в Маньчжурии - что

исключало возможность дружбы с Россией. Сановник понимал неисполнимость обещаний середины 1890-х гг., поэтому вынужденно маневрировал: отступая, убеждал всех в том, что он вовсе не отказывается от своих прежних замыслов. Поэтому фактический отказ от активной политики сопровождался у министра финансов неубедительными рассуждениями о том, что присоединение Маньчжурии возможно лишь через 25-50 лет, и что события идут быстрее, чем он ожидал9. Вдобавок, возражая себе же (и P.P. Розену), С.Ю. Витте резонно заметил, что ни Лондон, ни Токио не согласятся с хозяйничаньем России в Маньчжурии10. Свои взгляды сановник изложил в ответной записке на сочинения двух дипломатов1'. Вступив в открытую полемику с P.P. Розеном, министр финансов солидаризовался с А.И. Павловым, желая соглашения с Японией (но не на условиях Токио) и вывода русских войск из Северного Китая. В отличие от осторожного А.И. Павлова министр финансов был более конкретен, допустив даже «некоторое участие» японцев «в делах внутреннего управления Кореи, не исключая финансовой и военной частей». Вместе с тем, он так же неубедительно, как и в случае с Маньчжурией, утверждал, что уступки не должны лишить Россию «возможности окончательно решить в будущем судьбу Кореи в согласии с нашими государственными интересами»12.

8 Пометы С.Ю. Витте на записке Р.Р. Рознена 12 сентября 1902 г. // Там же. Л.56-57.

9 Там же. Л.62, 74.

10 Там же. Л.68.

" Записка С.Ю. Витте 28 декабря 1902 г. (копия) // ОПИ ГИМ. Ф.444. Оп.1. Д. 101. Л.26-65.

12 Записка С.Ю. Витте 28 декабря 1902 г. (копия) // ОПИ ГИМ. Ф.444. Оп. I. Д. 101. Л.65.

Признание краха предыдущей политики состоялось в конце 1902 г. на совещании в Ялте в присутствии Николая II, когда, по мнению министра финансов, оказалось, что России не следует проявлять активности на Дальнем Востоке. Нетрудно представить себе разочарование императора и быстрый взлёт оппонентов С.Ю. Витте, в первую очередь — безобразовцев. Они и Е.И. Алексеев заняли максимально агрессивную позицию. Суть её можно выразить одной фразой: не уступать ничего ни в Маньчжурии, ни в Корее (по крайней мере, в северной её половине).

Первая половина 1903 г. прошла под знаком ожесточённой борьбы между сторонниками «бескомпромиссной линии» и поддержавшего их В.К. Плеве с «триумвиратом» С.Ю. Витте - В.Н. Ламздорф — А.Н. Куропаткин. Поражение «триумвирата» произошло в мае 1903 г., а черта под предыдущей политикой была окончательно подведена 16 августа 1903 г. увольнением С.Ю. Витте. Тем не менее, кризисные явления в действиях России на дальневосточной окраине только усилились. Их апогеем стало даже не отсутствие последовательного курса, а разрушение прежнего, централизованного механизма руководства ею благодаря созданию наместничества. Действия Петербурга в регионе с этого момента диктовались в основном противостоянием МИДа и наместника, они перестали учитывать в должной мере международный фактор, прежде всего, реакцию великих держав на поведение России. Весь этот тяжкий груз лёг на начавшиеся летом 1903 г. переговоры с Японией о судьбе Кореи. В них и проявилась принципиальная неспособность Петербурга придерживаться определённой и взвешенной точки зрения, а также достигнуть обоснованного, продиктованного национальными интересами компромисса. Итогом стала неожиданная для российского руководства война, начавшаяся в весьма неблагоприятных стартовых политических условиях для России. В чём причины того, что Россия оказалась неспособной проводить эффективную политику на дальневосточной окраине?

Следует признать, что с самого начала задача экономического захвата большей части Китая, поставленная главным архитектором русской дальневосточной политики С.Ю. Витте, выглядела нереально. Рассуждения о том, что быстро растущей российской индустрии вскоре понадобятся крупные внешние рынки, при ближайшем рассмотрении оказались не более чем необоснованными мечтаниями. Кроме того, отсутствие значительного интереса к российским товарам в Поднебесной (это убедительно показали донесения консулов в середине 1890-х гг., специально посвященные состоянию торговли в подведомственных им районах империи) требовала колоссальных вложений, чтобы изменить ситуацию. Однако вместо того, чтобы увеличивать расходы, уже в конце 1897 г. С.Ю. Витте заговорил о том, что России не выдержать большие затраты на Дальний Восток: по его данным, из 130 млн. подданных Николая II лишь 40 млн. имели достаточно средств к существованию, а 90 млн. были нищими13. Эти рассуждения повторились и в 1899, и в 1900 гг. И далее министр финансов соглашался выделять деньги в основном на то, что было непосредственно связано со строительством КВЖД, а затем с освоением Порт-Артура и Дальнего. Расходы на другие цели, например, на приобретение концессий в Маньчжурии, оказались крайне невелики. За несколько миллионов рублей нельзя было «купить» экономическое преобладание в Поднебесной, а договорной рычаг - закрепить за собой коммерческие привилегии с помощью специальных соглашений - не сработал, да и не мог принести успеха, так как необходимых средств давления на Пекин у Петербурга просто не имелось.

Политику России на Дальнем Востоке нельзя назвать комплексной. Несмотря на масштабные цели, на явную нехватку средств, Петербург не пользовался всеми имевшимися у него возможностями. Крайне невнятно выглядело идеологическое обоснование активной политики на Дальнем Востоке. Да, существовала многочисленная публицистика, но она

13 Дневник А.Н. Куропаткина (копия). Запись 25 декабря 1897 г. // РГВИА. Ф.165. Оп.1. Д.1871. Л.12.

совершенно по-разному относилась к Востоку, начиная с «жёлтой опасности» (B.C. Соловьёв) до воспевания будущего России исключительно на окраине (С.Н. Сыромятников, Э.Э. Ухтомский и др.). Несмотря на то, что взглядам князя придавалось официальное значение (его брошюру «На Восток» Морское министерство разослало в дар кают-компаниям судов, офицерским библиотекам, она также презентовалась кадетам Морского корпуса)14, читатель вряд ли мог однозначно уяснить себе, зачем России нужен этот богатый, таинственный и пугающий Восток. Даже пропаганда, развернувшаяся с началом русско-японской войны, не принесла должного эффекта. Показателен пример, приведённый писателем В.В. Вересаевым. «Нынче утром, - рассказывает своим товарищам по полку один из офицеров (Рубцов), - солдаты говорят мне: "Ваше благородие! Вот в Вестнике Маньчжурской армии пишут, что тут за веру воюем, за царя и отечество. Как это так? Ведь веры нашей никто не трогает, царя не обижает. А отечество -китайское". Все засмеялись, только Рубцов враждебно насторожился. Батальонный спросил:

• Что же вы?

• Ну что! Стал им что-то про Тихий океан объяснять, да сам спутался»15. Думается, комментарии тут излишни.

Российская власть пренебрегала и другими идеологическими ресурсами. Например, возможностями православной церкви. Не секрет, что многие европейские страны активно использовали миссионеров для успешного продвижения на Восток, которые шли вместе с товарами и капиталом. Денег на это не жалели: так, из общей суммы американских капиталовложений в Китай к 1900 г. в 24,7 млн. долларов 5 млн. составляло имущество христианских миссий16. Россия же совершенно не использовала имевшиеся у неё возможности. Давно существовавшая духовная миссия в

14 Ф.к. Авелан- Э.Э. Ухтомскому 29 июля 1899 г. // ОР ИРЛИ. Ф.314. Оп.1. №9. Л.1.

15 Цит. по: Ремнёв A.B. Россия Дальнего Востока. Имперская география власти XIX - начала XX веков. Омск, 2004. С.355-356.

16 Фурсенко A.A. Борьба за раздел Китая и американская доктрина открытых дверей 1895-1900. М,:Л., 1956. С.63.

Пекине была весьма скромной по размеру, любые попытки увеличить её численность и финансирование наталкивались на сопротивление министра финансов и проходили с трудом. Даже незначительные просьбы оставались втуне. К примеру, глава 17-ой духовной миссии архимандрит Амфилохий в связи с понижением курса серебра в Китае из-за войны с Японией 18 февраля 1895 г. просил выдать содержание миссии (примерно 20 тыс. руб.) золотом. 14 августа 1895 г. он также ходатайствовал об увеличении штата миссии и, соответственно, её содержания до 24 тыс. руб. Но в том и другом случае Амфилохий получил отказ от С.Ю. Витте. Попытки убедить министра финансов в том, что проблема действительно существовала, привели лишь к тому, что вопрос пустили обычным законодательным порядком через Государственный совет. Это означало, что его решение состоится в лучшем случае год спустя. Раз министр финансов поставил своей целью завоевание азиатских рынков для России, то поддержка церкви была бы ему как нельзя более кстати. Но нет, лишь в конце 1896 г. уже другой глава духовной миссии в Пекине добился незначительного повышения финансирования — на 2,6 тыс. руб. При этом даже к концу 1898 г. вся миссия состояла лишь из пяти человек: начальник, два иеромонаха, священник и дьякон — и это во время, когда деятельность С.Ю. Витте в Китае находилась в апогее активности17.

Однако есть и другая сторона вопроса — пассивность православной церкви и её иерархов в вопросах миссионерства. Лишь в конце 1896 г. пекинскую духовную миссию возглавил Иннокентий (И.А. Фигуровский) -весьма энергичный руководитель, планировавший резко расширить проповедь православной веры в Китае18. Иннокентий прибыл в Китай в марте

17 Краткая история русской православной миссии в Китае. Пекин, 1916. С.178, 184, 187-188.

18 Иннокентий (И.А. Фигуровский) (1863-1931)- сын священника, до назначения в Китай успел окончить Духовную академию, побывать ректором Санкт-Петербургской духовной семинарии и настоятелем Покровского миссионерского монастыря. По пути в Китай Иннокентий посетил ряд европейских стран, где ознакомился с состоянием миссионерского дела - поступок крайне нетипичный для православного священника. В Китае он развернул на редкость активную деятельность, особенно по обращению китайцев в православие и коммерческую деятельность подворий пекинской духовной миссии, которых к 1917 г. было уже пять (Москва, Санкт-Петербург, Харбин, Дальний, станция Маньчжурия). И это несмотря на отсутствие

1897 г. Казалось бы, наконец, у православной миссии появился инициативный начальник, и власть могла бы воспользоваться этим. Но нет: Синод в 1901 г. даже обсуждал вопрос о полном упразднении пекинской духовной миссии, и лишь благодаря энергичным протестам Иннокентия этого удалось избежать. Сам настоятель был в 1902 г. хиротонисан в епископа Переяславского и вернулся в Китай в августе 1902 г. Пусть и не в такт российской политике, со значительным опозданием, его впервые сопровождали три десятка монахов, епископ ехал с немалыми средствами, полученными им, вероятно, из частных пожертвований, для развёртывания активной миссионерской деятельности. Тем не менее, у российских представителей в Поднебесной это вызвало лишь тревогу. Д.Д. Покотилов полагал, что отсутствие у России интереса к миссионерской деятельности являлось её большим преимуществом (!) перед остальными державами, поэтому заявил Иннокентию, что усилия миссии следовало бы сосредоточить на удовлетворении духовных потребностей проживающих в Китае русских, а не на обращение китайцев в православие19.

Вопреки данному ему совету, Иннокентий не только начал активно действовать преимущественно в китайской среде, но и направил усилия миссии в основном на юг Поднебесной. Д.Д. Покотилов решил, что это может привести лишь к «печальным результатам»: подозрительные

иностранцы начнут уличать Петербург в скрытых замыслах". Аналогичное отношение к деятельности духовной миссии выражали и российские дипломаты в Китае. Иннокентий же, невзирая ни на что, гнул свою линию, жалуясь на невнимание к нему российских властей: «Открытие 10 миссионерских станов в различных провинциях Китая обошлось бы правительству не более 30 т[ыс.] руб., почти столько же, сколько стоит одно генеральное консульство в Шанхае, а между тем правительство могло бы

помощи, а иногда и прямое противодействие ему со стороны МИД и Министерства финансов, противившихся усилению роли пекинской духовной миссии (Иванов П.М. Православные миссионерские станы в Китае в начале XX в. // История российской духовной миссии в Китае. Сборник статей. М., 1997. С.253-280; Ипатова A.C. Российская духовная миссия в Китае: век двадцатый // Там же. С.281-317).

19 Д.Д. Покотилов - С.Ю. Витте 19 августа 1902 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.4. Л.144-145.

20 Д.Д. Покотилов - С.Ю. Витте 4 января 1903 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.5. Л.5.

знать из первоисточников о состоянии всей китайской империи»". Нельзя не признать обоснованность суждений епископа.

Иначе развивалась история с духовной миссией в Корее, но результат получился схожий. Инициатива её учреждения принадлежала дипломату H.A. Шуйскому, который выступил с ней ещё в 1889 г. С помощью православной миссии он предполагал приобрести в Корее духовное влияние, «составляющее фундамент, на котором строится влияние политическое»22. Однако, несмотря на поддержку тогдашнего посланника в Пекине А.П. Кассини, идея не получила воплощения. Лишь в 1897 г. к ней обратился С.Ю. Витте, по-видимому, в связи с начавшейся активностью России в Корее. Наконец-то политики выступили с инициативой создания православной миссии и использования её для укрепления российского влияния. Однако Синод раскачивался два года, когда он, наконец, учредил отдельную православную миссию в Корее (1900 г.), было уже поздно: С.Ю. Витте взял курс на сворачивание активности Петербурга в королевстве. Кроме того, будущее показало, что её деятельность миссии оказалась малоэффективной из-за сильной конкуренции с католическими и иными европейскими и американскими миссиями (протестанты), действовавшими в Корее уже не одно десятилетие, и значительными вложениями в них23.

Разобщённость ведомств проявлялась не только во взаимодействии между ними, но даже и внутри них, и наиболее ярко, как ни удивительно, — в политике Министерства иностранных дел. Прежде всего, оно не получало всегда точных указаний от самодержца. Несомненно, сильное влияние на решения Николая II по дальневосточным делам оказывали его общие установки, в частности, нелюбовь к японцам и англичанам. А.Н. Куропаткин свидетельствовал: «У государя кроме слов "обезьяны" нет другого названия японцам. <.> К англичанам, сколько я мог заметить, государь относится

21 Епископ Иннокентий - Ф.Р. Остен-Сакену 21 декабря 1903 г. // РГАДА. Ф.1385. Оп.1. Д. 1509. Л.2.

22 Цит. по: Феодосии (Перевалов), архимандрит. Российская духовная миссия в Корее за первое 25-летие её существования (1900-1925 гг.). Харбин, 1926. С.2.

23 Волохова А. Из истории российской политики на Дальнем Востоке: МИД, Министерство финансов и учреждение российской духовной миссии в Корее // Проблемы Дальнего Востока. 1998. №4. С. 112-122.

также враждебно, и в его уме возможность разрыва с ними упрочивается в[есьма] настойчиво»24. Эти представления самодержца не носили рационального характера, а отражали психологические особенности его личности. Конечно, нельзя делать из этого прямые выводы, но такие эмоциональные ощущения накладывали заметный негативный отпечаток на внешнеполитический курс. К примеру, в Лондоне, где в последние годы XIX века полагали, что русские ведут себя отвратительно, тем не менее, искали возможностей договориться с Петербургом, а не вести дело к разрыву.

Очевидно также, что Николай II не только не понимал вполне детали дальневосточной политики, он даже не был в курсе многих действий и намерений своих подчинённых. Так, царь считал, что России не следует двигаться далее линии Пекин-Тяньцзин в то время, когда министр финансов требовал сферы свободной конкуренции и в центральной части Поднебесной. Вопреки заявлениям С.Ю. Витте, император не возражал против русификации Монголии и Маньчжурии с помощью крестьянской колонизации — но это была совсем другая политика, имевшая мало общего с экономической экспансией и требовавшая, кстати, колоссальных средств25.

Не лучше дело обстояло и с ролью министров. А.Б. Лобанов-Ростовский вообще не вникал в дальневосточные дела, молчаливо согласившись с тем, что они фактически перешли в ведение С.Ю. Витте. Его преемник М.Н. Муравьёв установил свои порядки. Он оказался более внимателен к проблемам восточной окраины, но зато изменил ход дел в ведомстве. Сановник обращал мало внимания на детали, оставив за собой лишь общее руководство, а большую часть текущей работы переложил на В.Н. Ламздорфа. Более осведомлённый товарищ министра, несмотря на то, что являлся сведущим дипломатом, не знал жизни, не имел воли, чтобы настоять на собственной точке зрения, на переговорах мог выказать

24 Дневник A.H. Куропаткина (копия). Запись 22 сентября 1899 г.// РГВИА. Ф. 165. On. 1. Д.4768. Л.22 об. -23.

25 Пометы Николая II на рапорте командующего войсками Приамурского военного округа военному министру П.С. Ванновскому, приложенному к записке «Военная готовность Приамурского военного округа к концу 1897 г.» // РГИА. Ф.1093. Оп.1. Д.372. Л.216 об. -217.

чрезвычайную, болезненную обидчивость. И в дальнейшем В.Н. Ламздорф, став уже главой ведомства, неважно ориентировался в дальневосточной политике и не стремился овладеть ею, негласно отдав многие вопросы на усмотрение С.Ю. Витте. Составление докладов по проблемам региона граф перепоручил Н.Г. Гартвигу, сам же он часто даже не знал их содержания26. На рубеже веков также состоялась смена руководящих кадров в ведомстве: место многоопытных Ф.Р. Остен-Сакена, Д.А. Капниста, М.Н. Никонова и др. заняли, как правило, малосведущие чиновники. Осведомлённый сотрудник МИД К.А. Губастов приводит пример А.К. Базили, который заместил Д.А. Капниста в должности директора Азиатского департамента. Он имел репутацию канцелярского педанта, замкнутого и необщительного человека, панически боявшегося ответственности27.

Не удивительно, что российские дипломаты, служившие на Дальнем Востоке, с презрением относились к своему столичному начальству, не без основания упрекая его в некомпетентности и недостаточном внимании к региону. Они справедливо полагали, что служба на восточной окраине требовала от чиновников специфических умений и знаний, не тех, что в Европе. Например, К.И. Вебер считал, что для успешной деятельности на Дальнем Востоке дипломат должен хорошо знать Китай (язык, географию, литературу, историю, нравы, обычаи, государственное устройство), обязательно владеть английским языком (для изучения коммерции), обладать обширными сведениями в области истории международных отношений (трактаты, конвенции, торговые правила и т.п.). Он также предлагал по-иному, чем это было принято, строить отношения посланника и его подчинённых: главе миссии, который, кстати, мог и не знать Китая досконально, следовало больше доверять своим подчинённым, лучше осведомлённым в делах Востока28. Показательно уже то, что посланник вообще составил такой текст: в начале XX века на дипломатическом

26 Коростовец И.Я. Россия на Дальнем Востоке (продолжение книги) // АВПРИ. Ф.340. Оп.839. Д.9. Л.67.

27 Губастов К.А. Мемуары. IX Азиатский департамент 1895-1897 // ОР ИРЛИ. Ф.212. Оп.1. №18. Л.147 об. -149.

28 Вебер К.И. [Каким должен быть русский дипломат на Востоке?] // РГАДА. Ф.1385. Оп.1. Д.487. Л.1-3.

экзамене для приёма на службу в ведомство главное внимание уделялось красоте почерка. Коммерческие знания необходимыми для будущих дипломатов не считались29.

Негативное отношение к действиям своего руководства проявлялось в поведении российских представителей. Так, в Корее К.И. Вебер, А.Н. Шпейер и Е.Ф. Штейн с середины 1890-х гг. фактически вели дело к присоединению королевства или, по крайней мере, к установлению протектората над ним, несмотря на крайне осторожную позицию министерства. Нередко они, на свой страх и риск, действовали вообще без инструкций Петербурга, а иногда и вопреки им. Заметная независимость дальневосточных дипломатов проступила ив 1901 г., когда они установили неформальные отношения с главным начальником Квантунской области Е.И. Алексеевым. Дипломаты делились с ним не только информацией, но и оценками и соображениями о российской политике, которые далеко не всегда совпадали с распоряжениями, получаемыми из Петербурга. Весной 1901 г. И.Я. Коростовец, дипломатический чиновник при Е.И. Алексееве, побывал в гостях у посланника в Японии А.П. Извольского и услышал от него, что тот являлся противником российского колониализма на Дальнем Востоке. По мнению дипломата, Россия не располагала пригодным для «колонизационных прыжков» административным аппаратом, не имела такой культуры, чтобы претендовать на преобразование Китая. А.П. Извольский открыто смеялся над планами превратить Дальний в центр торговли региона: по его мнению, нельзя было искусственно направлять поток товаров по чьему бы то ни было желанию. Вместо этого следовало бы всеми силами стремиться к успокоению Китая и Японии и к укреплению уже занятых позиций. Несмотря на то, что обо всём этом посланник сообщал в Петербург, его мнению там не придавали большого значения. К тому же содержание его

29 Гейкинг A.A. Четверть века на российской консульской службе 1892-1917. Berlin, 1921. С.34,40-41.

депеш расходилось с донесениями военного агента полковника Б.П. Ванновского, полагавшего, что дела обстоят в целом как нельзя лучше30.

Своё мнение о надлежащих действиях России имели и местные власти на Дальнем Востоке. Вопреки рассуждениям С.Ю. Витте о мирной, экономической экспансии и строительстве железной дороги через Маньчжурию без всяких аннексий, приамурский генерал-губернатор С.М. Духовской уже в 1898 г. прямо писал, что значение КВЖД осуществимо «во всей полноте только тогда, когда мы будем в Маньчжурии сильны как у себя

дома». То есть, неизбежность присоединения Северного Китая к России в ближайшие годы казалась ещё до восстания ихэтуаней 1900 г. очевидной. У этой медали имелась и другая сторона. Похоже, такие намерения российских властей не были секретом и для Пекина. Ли Хунчжан открыто говорил русским, что они строят КВЖД для присоединения Маньчжурии, а он предвидел обратное — «дорога лишь облегчит прилив и переселение китайцев в Сибирь»32. Отчасти его предсказания оправдались: Маньчжурия надолго стала причиной головной боли Петербурга.

Путь к русско-японской войне - это не злая воля или ошибочные действия одного или нескольких человек. С.Ю. Витте обвинял во всём безобразовцев, они взваливали большую часть вины на министра финансов. Б.А. Романов в этом вопросе фактически присоединился к ним, добавив новые аргументы против сановника. Если искать «крайних», то надо разделить ответственность по «участкам». С.Ю. Витте был прав, когда образно обрисовал картину кризиса дальневосточной политики ещё до начала войны А.Н. Куропаткину: «Представьте себе, что я повёл своих гостей в "Аквариум", а они, напившись пьяны, попали в публичный дом и наделали там скандалы. Неужели я виноват в этом? Я хотел ограничиться

"Аквариумом". Далее тянули другие». Этой известной

30 Коростовец И.Я. Россия на Дальнем Востоке (продолжение книги) // АВПРИ. Ф.340. Оп.839. Д.9. Л. 12-16.

31 Всеподданнейший отчёт приамурского генерал-губернатора генерал-лейтенанта С.М. Духовского. 18961897 годы. СПб., 1898. С. 18.

32 Коростовец И.Я. Россия на Дальнем Востоке (продолжение книги) // АВПРИ. Ф.340. Оп.839. Д.7. Л.42.

33 Дневник А.Н. Куропаткина. Запись 3 декабря 1903 г. // Красный архив. 1922. №2. С.91.

аллегорией министр финансов довольно точно обрисовал ситуацию, сложившуюся перед русско-японской войной. Но сановник не ответил на вопрос: идя в «Аквариум», неужели он не подозревал, что его гости пойдут дальше? Тогда почему он вообще повёл их туда?

С.Ю. Витте безраздельно господствовал в дальневосточной политике лишь в 1895 - конце 1897 гг. Далее можно говорить, что его влияние на дела в регионе было хотя и преобладающим, но идущим по нисходящей линии. С 1898 г. он постепенно утрачивал влияние и изменял прежний курс, особенно - в 1900-1902 гг. В конце 1902 г. министр финансов выразил готовность отказаться от большинства своих амбициозных мечтаний и заявлений, ограничившись борьбой за экономическое влияние в Маньчжурии и избегая силовых методов. Нет никаких оснований предполагать, что такая политика привела бы к войне. Разумеется, она стоила много денег, но большинство из них вложили не напрасно (строительство Сибирской железной дороги и КВЖД). Но Петербург и, прежде всего, сам Николай II оказались категорически не готовы отступить. Любые уступки казались им катастрофой, потерей влияния, по большей части уже мифического. Эта позиция и вызвала к жизни безобразовскую группу с её радикальными рецептами. Ответственность за развязывание войны с Японией ложится именно на них, а также на близкого им по взглядам Е.И. Алексеева. Воинствующая некомпетентность привела к катастрофе — иного трудно было ожидать. Но весь процесс — это есть, с моей точки зрения, институциональный кризис самодержавной власти, когда она оказалась не в состоянии сформулировать действительные интересы империи в регионе и предложить средства их реализации. Вместо этого в дальневосточной политики воцарились безответственность и хаос вкупе с агрессивной позицией. В общем, война явилась закономерным итогом такой ситуации.

Повторюсь: сегодня, анализируя политику России, представляется, что вооружённая схватка между Россией и Японией не являлась неизбежной. Стремление Страны восходящего солнца превратить Корею в свою колонию

не затрагивало жизненных интересов Петербурга, а С.Ю. Витте, по сути, не интересовался королевством, за исключением небольшого периода во второй половине 1896-1897 гг. Конфликта длительных и глубинных интересов двух стран в регионе не существовало. Даже после 1900 г. в Токио смотрели на Маньчжурию не столько как на сферу жизненных интересов, сколько как на средство для борьбы за вожделенную Корею. О ситуации в целом весьма выразительно написал много позднее, в феврале 1914 г., в своей известной записке П.Н. Дурново: «В сущности, Россия и Япония созданы для того, чтобы жить в мире и согласии, так как делить им решительно нечего. Все задачи России на Дальнем Востоке, правильно понятые, вполне совместимы с интересами Японии. Эти задачи, в сущности, сводятся к очень скромным пределам. Слишком широкий размах фантазии зарвавшихся исполнителей, не имевшей под собою почву, действительных государственных интересов -с одной стороны, чрезмерная нервность и впечатлительность Японии, ошибочно принявшей эти фантазии за последовательно проводимый план — с другой, вызвали столкновение, которое более искусная дипломатия, несомненно, сумела бы избежать»34. То есть, война оказалась следствием ошибок политиков (разумеется, не только со стороны России).

Причины русско-японской войны - не в том, что безобразовцы вообще появились и развязали конфликт, а в том, что они смогли появиться. Не следует поддаваться соблазну и списывать провал на непрофессиональные действия группы безответственных людей. Дальневосточная политика России — это не столько международные дела, сколько отражение внутренних проблем, накопившихся к началу XX века. В целом русско-японская война показала, что власть не справлялась со стоящими перед ней задачами. Однако неудача дальневосточной политики в целом ещё не приговор политическому строю. Российский абсолютизм накладывал жёсткие рамки на возможности в политике - им просто надо было следовать. История заключения Портсмутского мира показала, что если власть не раздирают

34 Записка П.Н. Дурново. Февраль 1914 г. // ОР ИРЛИ. Ф.134. Оп.4. №283. Л.2.

противоречия и задача, стоящая перед ней, посильна, то она способна добиться успеха. Поэтому мирный договор стал, прежде всего, победой российской власти над самой собой. Тем не менее, совмещение статуса великой, мировой державы и самодержавного строя в начале XX века оказалось невозможным.

Архивные источники

Архив внешней политики Российской империи (Москва)

Ф.133 (канцелярия министра).

Ф.138 (секретный архив министра).

Ф.143 (Китайский стол).

Ф.150 (Японский стол).

Ф.161 (Санкт-Петербургский Главный архив).

Ф.191 (миссия в Сеуле).

Ф.326 (архив дипломатической канцелярии при наместнике Дальнего Востока).

Ф.340. Оп.584 (Н.Г. Гартвиг). Ф.340. Оп.835 (А.П. Извольский). Ф.340. Оп.839 (И.Я. Коростовец).

Архив востоковедов Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН (Санкт-Петербург)

Разряд I. On. 1 (Китай). Разряд III. Оп.З. Ф.14 (П.А. Дмитревский). Ф.44 (A.M. Позднеев).

Архив Русского Географического общества (Санкт-Петербург)

Ф.1 (канцелярия РГО). Ф.32 (Г.Е. Грум-Гржимайло).

Архив Санкт-Петербургского Института истории РАН (Санкт-Петербург)

Ф. 115 (коллекция рукописных книг). Ф.121 (A.A. Сивере).

Ф.195 (Н.В. Минин). Ф.257 (И.К. Педашенко).

Государственный архив Российской Федерации (Москва) Ф.102 (Департамент полиции).

Ф.543 (коллекция рукописей Царскосельского дворца).

Ф.568 (В.Н. Ламздорф).

Ф.586 (В.К. Плеве).

Ф.597 (С.С. Татищев).

Ф.601 (Николай II).

Ф.645 (великий князь Александр Михайлович).

Ф.818 (Г.А. Плансон).

Ф.1729 (П.Д. Святополк-Мирский).

Ф.5881 (коллекция отдельных документов эмигрантов).

Ф.6683 (В.Е. Флуг).

Ф.6887 (редакция журнала «Красный архив»).

Отдел письменных источников Государственного Исторического музея (Москва)

Ф.42 (A.A. Куломзин) Ф.307 (Н.И. Гродеков).

Ф.424 (коллекция материалов периода буржуазно-демократических революций в России). Ф.444 (Симанские).

Отдел рукописей Института мировой литературы РАН (Москва)

Ф.28 (П.Е. Щёголев).

Отдел рукописей Института русской литературы РАН (Пушкинский дом) (Санкт-Петербург)

Разряд I.

Ф.134 (А.Ф. Кони).

Ф.212 (архив издательства «Огни»).

Ф.262 (B.C. Россоловский).

Ф.273 (П.В. Быков).

Ф.325 (М.А. Хитрово).

Ф.377 (С.А. Венгеров).

Ф.661 (М.К. Лемке).

Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (Москва)

Ф.58 (И.И. Воронцов-Дашков).

Ф.126 (Киреевы и Новиковы).

Ф.218 (собрание единичных поступлений).

Ф.369 (В.Д. Бонч-Бруевич).

Ф.632 (А.Л. Сидоров).

Ф.664 (Е.В. Богданович).

Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (Санкт-Петербург)

Ф.123 (П.Л. Ваксель).

Ф.311 (Ю.А. Икскуль).

Ф.521 (М.Н. Новиков).

Ф.586 (В.К. Плеве).

Ф.590 (A.M. и Д.М. Позднеевы).

Ф.647 (P.P. Розен).

Ф.781 (И.И. Толстой).

Российский государственный архив военно-морского флота (Санкт-

Петербург)

Ф.9 (Ф.В. Дубасов).

Ф.12 (H.B. Копытов). Ф.32 (Е.И. Алексеев).

Ф.406 (коллекция послужных и формулярных списков). Ф.417 (Главный морской штаб).

Ф.467 (Временный морской штаб наместника Дальнего Востока). Ф.469 (Морской походный штаб наместника Дальнего Востока). Ф.763 (коллекция материалов о русско-японской войне). Ф.1335 (Русин А.И.).

Российский государственный архив древних актов (Москва) Ф.1385 (Ф.Р. Остен-Сакен).

Российский государственный архив литературы и искусства (Москва)

Ф.459 (Суворины).

Ф.1337 (коллекция воспоминаний).

Ф.1694 (A.B. Руманов).

Российский государственный военно-исторический архив (Москва)

Ф.165 (А.Н. Куропаткин).

Ф.846 (коллекция Военно-учёного архива).

Ф.970 (Военно-походная канцелярия).

Ф.1343 (Петроградский военный округ).

Ф.14372 (штаб войск Квантунской области).

Ф. 14378 (управление военного комиссара Мукденской провинции).

Российский государственный исторический архив (Санкт-Петербург) Ф.20 (Департамент торговли и мануфактур Министерства финансов). Ф.22 (центральные учреждения Министерства финансов по части торговли и промышленности).

Ф.40 (Министерство торговли и промышленности. Всеподданнейшие доклады по части торговли и промышленности). Ф.68 (Маньчжурское горнопромышленное товарищество). Ф.265 (Технический отдел Управления казённых железных дорог Министерства путей сообщения).

Ф.268 (Департамент железнодорожных дел Министерства финансов). Ф.323 (Китайская Восточная железная дорога). Ф.441 (Управление Сибирской железной дорогой). Ф.468 (Кабинет Его императорского величества). Ф.472 (Министерство двора).

Ф.521 (контора великого князя Александра Михайловича). Ф.560 (Министерство финансов).

Ф.565 (Департамент государственного казначейства Министерства финансов).

Ф.626 (Санкт-Петербургский Международный коммерческий банк).

Ф.632 (Русско-Китайский банк).

Ф.648 (Безобразовы).

Ф.694 (Д.М. Сольский).

Ф.721 (Д.С. Сипягин).

Ф.727 (Э.Ю. Нольде)

Ф.797 (канцелярия обер-прокурора Синода).

Ф.892 (Балашёвы).

Ф.917 (Вонлярлярские).

Ф.919 (И.И. Воронцов-Дашков).

Ф.931 (Долгоруковы).

Ф.1038 (P.P. Розен).

Ф.1072 (Э.Э. Ухтомский).

Ф.1093 (П.Е. Щёголев).

Ф. 1102 (коллекция документов личного происхождения). Ф.1273 (Комитет Сибирской железной дороги).

Ф.1276 (Совет министров).

Ф.1282 (канцелярия министра внутренних дел).

Ф.1284 (Департамент общих дел МВД).

Ф.1328 (Управление дворцового коменданта).

Ф.1337 (канцелярия Особого комитета Дальнего Востока).

Ф.1409 (Собственная Его императорского величества канцелярия).

Ф.1416 (канцелярия комиссара по финансовой части Кванту некого

полуострова).

Ф.1417 (Градоначальство города Дальнего).

Ф.1591 (Особое совещание о выяснении причин, которые привели Россию к

вооружённому столкновению с Японией).

Ф.1622 (С.Ю. Витте).

Ф.1626 (И.Л. Горемыкин).

Ф.1642 (А.Н. Куломзин).

Ф.1652 (С.А. Панчулидзев).

Санкт-Петербургский филиал архива РАН (Санкт-Петербург) Ф. 820 (В.М. Алексеев).

Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (Санкт-Петербург)

Ф. 2300 (П.А. Бадмаев)

Diplomatic Record Office, Ministry of Foreign Affairs of Japan (Tokyo, Japan)

Hoover Institution on War, Revolution and Peace (Stanford, USA).

Collection of B.I. Nikolaevski

Public Record Office. Foreign Office (The Great Britain, London).

• Correspondence Russia.

Публикации: источники

1. Александр Ильич Ульянов и дело 1 марта 1887 г. Сборник, составленный А.И. Ульяновой-Елизаровой. M.:JI.: Государственное издательство, 1927. XV, 416 с.

2. Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. М.: Современник, 1991. 271 с.

3. Англо-германское сближение в 1898 г. // Красный архив. 1933. №1 (56). С.65-79.

4. [Балашёв И.П.] «От всего Вами затеянного останутся лишь груды развалин.» Обер-егермейстер императорского двора предостерегает председателя Совнаркома//Источник. 1993. №5/6. С. 18-23.

5. Барабаш [Я.Ф.] Записка о Маньчжурии // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып. 1. СПб., 1883. С.1-171.

6. Безобразовский кружок летом 1904 г. // Красный архив. 1926. №4 (17). С.70-80.

7. Богданович A.B. Три последних самодержца. М.: Новости, 1990. 608 с.

8. Бок Б.И. Завтрак у наместника // Порт-Артур. Воспоминания участников. Нью-Йорк: Издательство имени А.П. Чехова, 1955. С.23-27.

9. [Бухман А.Н.] Доклад об эксплуатационных расходах Сибирской железной дороги, составленный А.Н. Бухман при участии A.B. Барашкова и Б.И. Плана. СПб., 1912. 182 с.

10. Васенев А. Дневник, ведённый на пути от Лан-чжоу-фу до Си-ань-фу и Хань-чжоу-фу и обратно (28-го июля - 4 октября 1888 г.) // Труды русских торговых людей в Монголии и Китае (Записки Восточно-Сибирского отдела ИРГО по общей географии. Т.1. Вып.1). Иркутск, 1890.

11. Вебер К.И. Записка о Корее до 1898 г. и после // Российское корееведение. Альманах. Выпуск второй. М., 2001. С.133-148.

12. [Вейль Э.] Южно-Сунгарийский район. Разведка Генерального штаба капитана Э. Вейль в 1897—1898 году. 4.1. Краткий военно-статистический очерк. Хабаровск, 1899.

13. Вильгельм II. Мемуары. События и люди 1878-1918. М.:Пг.: Издательство Л.Д. Френкель, 1923. XX, 177 с.

14. Витте С.Ю. Воспоминания. Т.2 (1894 - октябрь 1905). Царствование Николая II. М. Издательство социально-экономической литературы, 1960. 639 с.

15. [Витте С.Ю.] Всеподданнейшая докладная записка С.Ю. Витте «Об угнетённом положении денежных рынков» 4 ноября 1898 г./ Ананьич Б.В., Романов Б.А. Попытки С.Ю. Витте открыть американский денежный рынок для русских займов (1898-1902 гг.) // Исторический архив. 1959. №1. С.123-144.

16. Из архива С.Ю. Витте. Воспоминания. Т.1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 1-2; Т.2. Рукописные заметки. СПб.: «Дмитрий Буланин», 2003. 1053 и 649 с.

17. [Витте С.Ю.] Письма С.Ю. Витге к Д.С. Сипягину (1900-1901 гг.) // Красный архив. 1926. №5 (18). С.30-48.

18. Витте С.Ю. Собрание сочинений и документальных материалов. Т.1. Пути сообщения и экономическое развитие России. Кн.2. 4.1. М.: Наука, 2004. 647 с.

19. Вогак К.И. Извлечения из донесений // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып. ЬХ. СПб., 1895.

20. Вонлярлярский В.М. Мои воспоминания 1852-1939 гг. Берлин: Русское национальное издательство, [1939]. 254 с.

21. Гедин С. Приключения в Тибете. Берлин: С. Ефрон, [1923]. 194 с.

22. Гейкинг А. А. Четверть века на российской консульской службе 18921917. Berlin: Puttkammer & Muhlbrecht, 1921. 472 с.

23. [Герценштейн В.О.] Выступление В.О. Герценштейна в дискуссии по поводу сообщения Н.В. Копытова «О наивыгоднейшем направлении магистрали и непрерывности Всероссийской великой восточной железной дороги», сделанном 18 декабря 1887 г. в Императорском Русском техническом обществе // Железнодорожное дело. 1888. №2-4.

24. Гиппиус А.И. О причинах нашей войны с Японией. С приложениями (документы). СПб., 1905. 56, XXX, 230 с.

25. Гримм Э.Д. Сборник договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке (1842-1925). (Труды московского института востоковедения имени Н.И. Нариманова при ЦИК СССР. VI). М.: Издание института востоковедения, 1927. 218, III с.

26. [Гродеков Н.И.] Всеподданнейший отчёт приамурского генерал-губернатора генерала от инфантерии Гродекова. 1898-1900 годы. Хабаровск, 1901.2, 148, II с.

27. Документы по переговорам с Японией 1903-1904 гг., хранящиеся в Канцелярии Особого комитета Дальнего Востока. На правах рукописи. [СПБ., 1905]. 50 с.

28. [Духовской С.М.] Всеподданнейший отчёт приамурского генерал-губернатора генерал-лейтенанта Духовского. 1896-1897 годы. СПб., 1898. 4, 95 с.

29. За кулисами царизма. Архив тибетского врача Бадмаева. Ред. и вступительная статья В.П. Семенникова. JL: Государственное издательство, 1925. XXXIV, 175 с.

30. Записка по поводу изданного Особым комитетом Дальнего Востока Сборника документов по переговорам с Японией. 1903-1904 гг. На правах рукописи. СПб., 1905. 2, 13 с.

31. Захват Германией Киао-Чао в 1897 г. // Красный архив. 1938. №2 (87). С. 19-63.

Из эпохи японо-китайской войны 1894-95 гг. // Красный архив. 1932. №1/2 (50/51). С.3-63.

32. Извольский А.П. Воспоминания. М.: Международные отношения, 1989. 192 с.

33. Изнар H.H. Записки инженера // Вопросы истории. 2003. №11, 12; 2004. №1-6, 9-12.

34. Как царь и его слуги довели Россию до войны. Тайные документы // Освобождение. 1905. №73. 19 июля. С.375-378.

35. Карцов Ю.С. Семь лет на Ближнем Востоке 1879-1886. Воспоминания политические и личные. СПб., 1906. 2, 393 с.

36. Козьмин Г. Дальний Восток. Воспоминания и рассказы. СПб.: В. Березовский, 1904. 4, 331 с.

37. Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903-1919 гг. Кн.1. М.: Наука, 1992. 447 с.

38. Конец русско-японской войны (Военное совещание 24 мая 1905 г. в Царском Селе) // Красный архив. 1928. №3 (28). С. 182-204.

39. [Копытов Н.В.] О наивыгоднейшем направлении магистральной и непрерывной Всероссийской великой восточной железной дороги. Сообщение контр-адмирала Н.В. Копытова на технической беседе в Императорском Русском техническом обществе 18 декабря 1887 г. под председательством А.Г. Горчакова // Железнодорожное дело. 1888. №2-4. С.13-27.

40. [Копытов Н.В.] Н.К. Петербург - Владивосток. Всероссийская великая восточная железная дорога // Нива. 1889. №16. С.422-423; №17. С.442-444.

41. Коростовец И.Я. Мирные переговоры в Портсмуте в 1905 году // Былое. 1918. №1 (29). С.177-220; 1918. №2 (30). С.110-146; 1918. №3 (31). С.58-85; 1918. Книга 6. №12. С.154-182.

42. Коростовец И.Я. Россия на Дальнем Востоке. Пекин: Товарищество «Восточное просвещение», 1922. 153 с.

43. Корсаков В.В. В проснувшемся Китае. Дневник-хроника русской жизни перед русско-японской войной. Ч. 1. Перед японской войной. (Дневник-хроника 1902-1903). М., 1911. 2, 404 с.

44. Корсаков В.В. В старом Пекине. Очерки из жизни в Китае. СПб., 1904. VIII, 360 с.

45. Кулаев И.В. Под счастливой звездой (воспоминания). Тяньцзин, 1938. 306, III с.

46. [Куропаткин А.Н.] Дневник А.Н. Куропаткина. Б/м., 1923. 140 с.

47. [Куропаткин А.Н.] Японские дневники А.Н. Куропаткина [с 27 мая по 1 июля 1903 г.] //Российский архив. Kh.VI. М., 1995. С.393-444.

48. Ламздорф В.Н. Дневник 1894-1896 гг. М.: Международные отношения, 1991.456 с.

49. Львов Ф.А. Лиходеи бюрократического самовластья как непосредственные виновники первой русско-японской войны. СПб., 1906. 79 с.

50. Любимов Д.Н. Накануне русско-японской войны (по личным воспоминаниям и документам) // Возрождение (Париж). 1936. 19 апреля. №3973. С.5.

51. [Мещерский В.П.] «Россия не созрела даже для совещательной Думы». Письма князя В.П. Мещерского к императору Николаю II. 1902-1907 гг. II Исторический архив. 2005. №6. С.34-51.

52. Монополистический капитал в нефтяной промышленности России 18831914. Материалы и документы. М.:Л.: Наука, 1961. 795 с.

53. Муров Г.Т. Люди и нравы Дальнего Востока. От Владивостока до Хабаровска. (Путевой дневник). Томск, 1901. 4, II, 161 с.

54. Накануне русско-японской войны (декабрь 1900 г. — январь 1902 г.) // Красный архив. 1934. №2 (63). С.3-54.

55. Никитин (Фокагитов) Д. Как началась война с Японией // Порт-Артур. Воспоминания участников. Нью-Йорк: Издательство имени А.П. Чехова, 1955. С.43-56.

56. [Николай II]. Дневники императора Николая II. М.: «Орбита», 1991. 736 с. Николай II и самодержавие в 1903 г. // Былое. 1918. №2. С.190-222.

57. Отчёт по операциям Русско-Китайского банка за 1904 год. СПб., 1905. 10, 42 с.

58. Отчёт по сооружению порта и города Дальнего 1898—1904. СПб., 1905.

59. Падение царского режима. Стенографические отчёты допросов и показаний, данных в 1917 году в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Ред. П.Е. Щёголева. Т.З. Л.: Государственное издательство, 1925. 507 с.

60. Первая Наша Забота — Стоять Твёрдо в Европе. Так считал крупный военный учёный, профессор Академии Генерального штаба Н.Н. Обручев. Публикация И. Рыбачёнок // Источник. 1994. №6. С.4-21.

61. Первые шаги русского империализма на Дальнем Востоке (1888-1903 гг.) // Красный архив. 1932. №3 (52). С.34-124.

62. Первый съезд представителей дальневосточных биржевых комитетов 1115 июня 1914 года во Владивостоке. Владивосток, 1915.

63. Переписка Вильгельма II с Николаем II 1894-1914. М.:Пг.: Государственное издательство, 1923. 212 с.

64. Переписка о подкупе китайских сановников Ли-Хун-Чжана и Чжан-ин-Хуана // Красный архив. 1922. №2. С.287-293.

65. [Плансон Г.А.] В штабе адм[ирала] Е.И. Алексеева. (Из дневника Е.А. Плансона) // Красный архив. 1930. №4/5 (41/42). С. 148-204.

66. [Победоносцев К.П.] Письма К.П. Победоносцева к Александру III. Т.2. М., 1926.

Поездка Генерального штаба полковника Карнеева и поручика Михайлова по Южной Корее в 1895-96 гг. // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып. LXXV. СПб., 1901. С. 1-171.

67. [Половцов A.A.] Дневник государственного секретаря A.A. Половцова. Т. 1-2. М.: Наука, 1966. 551, 578 с.

68. Поляновский М.П. Астрономические определения в Восточной Маньчжурии, исполненные в 1896 г. // Записки Военно-топографического отдела Главного штаба. Часть LV. Отдел 2. СПб., 1898.

69. Поляновский М.П. Хронометрические рейсы между Сеулом, Порт-Артуром, Харбиным и Владивостоком, исполненные в 1901 году // Записки Военно-топографического управления Главного штаба. Часть LX. Отдел 2. СПб., 1903.

70. Портсмут // Красный архив. 1924. №6. С. 1-47; 1924. №7. С.3-31.

71. Путём секретной переписки. О царской дипломатии в начале XX века. Публикация И.В. Рыбачёнок // Источник. 1999. №2. С.28-41.

72. Рёрберг Ф.П. Исторические тайны великих побед и необъяснимых поражений. Записки участника русско-японской войны 1904—1905 гг. и члена Военно-исторической комиссии по описанию русско-японской войны. 19061909 гг. Мадрид, 1967. 357 с.

73. Россия и мировой бизнес: дела и судьбы. М., 1996.

74. Русин А.И. К истории мирных переговоров в Портсмуте в 1905 году // Морские записки. Vol. II. №4. Нью-Йорк, 1944. С.252-257.

75. Русско-японская война. Из дневников А.Н. Куропаткина и Н.П. Линевича. Л.: Государственное издательство, 1925. VIII, 190 с.

76. Самойлов [В.К.] Описание занятой нами территории на Ляодунском полуострове. СПб., 1899. 2, XII, 347 с.

77. Сборник дипломатических документов, касающихся переговоров между Россией и Японией о заключении мирного договора. 24 мая — 3 октября 1905 года. СПб., 1906. 237, X с.

78. Сборник договоров России с другими государствами 1856-1917. М.: Государственное издательство политической литературы, 1952. 463 с.

79. Свиягин Н. По Восточной Маньчжурии в 1895-96 году // Сибирский сборник. Год XI. Вып. III. Иркутск, 1896. С.308-330.

80. Сенчакова Л.Т. «Священная дружина» и её состав // Вестник МГУ. Серия IX «История». 1967. №2. С.62-83.

81. Симанский П. Дневник генерала Куропаткина (из моих воспоминаний) // На чужой стороне. 1925. №11. С.61-99.

82. Современная летопись Дальнего Востока. Особое приложение к «Известиям Восточного института». 1-й год издания. С 25-го июля 1900 г. по 15-е августа 1901 г. Владивосток, 1901.

83. Современная летопись Дальнего Востока. Особое приложение к «Известиям Восточного института». П-й год издания. С 3-го июля 1901 по 30-е июня 1902 г. Владивосток, 1902.

84. Современная летопись Дальнего Востока. Особое приложение к «Известиям Восточного института». III-й год издания. С 1 июля 1902 г. по 30 июня 1903 г. Владивосток, 1903.

85. Соловьёв Ю.Я. Воспоминания дипломата 1893-1922. М.: Издательство социально-экономической литературы, 1959. 415 с.

86. Старый консул, Россия в Корее. История одного неудавшегося мирного завоевания. Из воспоминаний и переживаний свидетеля и очевидца // Возрождение. 1935. 7 апреля. №3595. С.5; 11 апреля. №3599. С.2; 16 апреля. №3604. С.2; 20 апреля. №3608. С.З; 23 апреля. №3611. С.4.

87. Стенографический отчёт заседания Комитета общества для содействия русской промышленности и торговле 20 марта 1874 г. для выслушивания

сообщения Я.Ф. Барабаша о русских торговых интересах в Манджурии // Труды Общества для содействия русской промышленности и торговле. 4.7. СПб., 1874. С. 127-145.

88. [Стрельбицкий И.И.] Отчёт о путешествии в 1894 году по Маньчжурии члена Приамурского отдела ИРГО [И.И.] Стрельбицкого // Записки Приамурского отдела ИРГО. Т.1. Вып. IV. Хабаровск, 1896. С.211—312.

89. Стрельбицкий [И.И.], подполковник. Отчёт о семимесячном путешествии по Монголии и Маньчжурии в 1894 году (Хулумбур и Хинган) // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. T.LXVII. СПб., 1896. С.32-126.

90. Тибетская экспедиция 1899-1901 гг. П.К. Козлова // Труды Троицкосавско-Кяхтинекого отделения Приамурского отдела Императорского Русского Географического общества. 1902. Т.4. Вып.2.

91. Тихонов В.А. Двадцать пять лет на казённой службе. (Воспоминания отставного чиновника). 4.2. СПб., 1912.

92. Толстой JI.H. Полное собрание сочинений. Т.70-71. М.: Гослитиздат,!954. 570 с.

93. Труды III хабаровского съезда [местных деятелей Амурской и Приморской областей]. Хабаровск, 1893.

94. Устав Русско-Китайского банка. СПб., 1901.

95. [Хаяши Т.] Записки графа Хаяси об англо-японском союзе // Известия МИД. 1913. Кн.5.С.312-337.

96. Цывинский Г.Ф. 50 лет в императорском флоте. Рига: «Orient», [1921]. 375 с.

97. Щеткин Н.О. Астрономические определения в Забайкальской области и в Маньчжурии вдоль проектированного направления Сибирской железной дороги, произведённые в 1896 г. // Записки Военно-топографического отдела Главного штаба. Часть LV. Отдел 2. СПб., 1898.

98. Z. Маньчжурский вопрос. Посвящается С.Ю. Витте. [Берлин, 1902].

99. British Documents on the Origins of the War 1898-1917. Vol.1. L., 1927.

100. British Documents on the Origins of the War. Vol. IV. The anglo-russian rapprochement, 1903-1907. L., 1929.

101. Dillon E.J. The eclipse of Russia. N.Y.: George H. Doran company, 1918. 423 p.

102. Drage G. Russian Affairs. L.: J. Murray, 1904. 738 p.

103. The Letters of Theodore Roosevelt. Vol. 4. Cambridge (Mass.), 1951.

104. [Li Hung Chang]. Memoirs of the viceroy Lu Hung Chang. L., 1913.

105. MacMurray J. Treaties and Agreements with and concerning China, 18941919. Vol.l. N.Y.: Oxford university press, 1921.

106. Morse H.B. The International relations of the Chinese Empire. Vol.III. The Period of Subjection 1894-1911. L., 1918.

107. Rakka ryusui: colonel Akashi's report on his secret cooperation with the Russian revolutionary parties during the Russo-Japanese War. Helsinki, 1988.

108. Savinsky A. Recollections of a Russian Diplomat. L., n/d.

109. Vinogradoff I. Some Russian Imperial Letters to Prince V.P. Meshchersky (1839-1914) // Oxford Slavonic Papers. Vol.10. 1962. P.105-158.

110. Ниппон гайко буншо (Документы японской дипломатии, подготовленные японским министерством иностранных дел). Т.28. 4.1-2. Токио, 1953; Т.29. Токио, 1954; Т.34. Токио, 1956; Т.37. 4.1. Токио, 1958; Т.37-38. Приложение «Русско-японская война». 4.5. Токио, 1960.

Публикации: литература

1. А.Г. [Гиппиус А.И.] Наши задачи на Востоке. СПб., 1904. 32 с.

2. А.Д. М.А. Гинсбург // С эскадрой адмирала Рожественского. Сборник статей, посвященных двадцатипятилетию похода П-й эскадры Тихого океана. Прага: «Пламя», 1930. С.135-149.

3. Аварии [Аболтин] В.Я. Империализм в Маньчжурии. Т.1. Этапы империалистической борьбы за Маньчжурию. 2-е, пересмотренное и дополненное издание. М.:Л.: Государственное социально-экономическое издательство, 1934. 414, 2 с.

4. Алексеев Я. Предисловие // Записки Военно-топографического отдела Главного управления Генерального штаба. Часть ЬХХП. Отдел 1 и 2. Пг., 1918.

5. [Альфтан В.А.] Поездка в Корею Генерального штаба подполковника Альфтана в декабре 1895 г. и январе 1896 г. // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып. ЬХ1Х. СПб., 1896. С.8-96.

6. Ананьич Б.В. Банкирские дома в России 1860-1914 гг. Очерки истории частного предпринимательства. Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1991. 196,2 с.

7. Ананьич Б.В. Из истории англо-русских отношений на рубеже XX столетия // Проблемы истории международных отношений. Сборник статей памяти академика Е.В. Тарле. Л., 1972. С.184-192.

8. Ананьич Б.В. Политика царизма в крестьянском вопросе // Кризис самодержавия в России. 1895-1917. Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1984. С.46-69.

9. Ананьич Б.В. Россия и международный капитал 1897—1914: очерки истории финансовых отношений. Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1970. 316 с.

10. Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. С.Ю. Витте - мемуарист. СПб., 1994. 95 с.

Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. Сергей Юльевич Витте и его время. СПб.: «Дмитрий Буланин», 1999. 431 с.

11. Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. С.Ю. Витте и издательская деятельность «безобразовского кружка» // Книжное дело в России во второй половине XIX - начале XX века. Вып.4. Л., 1989. С.59-78.

12. Анерт Э.Э. От Петрограда до Владивостока. Великий Сибирский путь. 2-е изд., доп. и перераб. Пг., [1916]. 6, 127 с.

13. Анненков М.Н. Сибирская транзитная железная дорога. СПб., 1890.

14. Афанасьев Д. Амурский край и его значение // Морской сборник. 1863. №11.

15. Б. Очерк русской торговли в Южной Маньчжурии // Вестник Азии. 1911. №8. С.63-69.

16. Белокрыс М. На пути к Великой стене / Янковский В. Михаил Григорьевич Шевелёв и его потомки от XIX века до наших дней. Владимир: Маркарт, 2005. 155 с.

17. Беляев С.Г. Б.А. Романов - архивист // Проблемы социально-экономической истории России. К 100-летию со дня рождения Бориса Александровича Романова. СПб., 1991. С.57-62.

18. Березовский A.A. К вопросу об экономическом и торгово-промышленном развитии порта и города Владивостока. Статистические данные Владивостокского биржевого комитета. Владивосток, 1907. 2, 23 с.

19. Березовский A.A. Таможенное обложение и порто-франко в Приамурском крае. Опыт всестороннего исследования. Владивосток, 1907. 134, 88 с.

20. Борзунов В.Ф. Архивные материалы по истории строительства Сибирской железной дороги (1880-1905 гг.) // Исторический архив. 1960. №5. С. 194-207.

21. Борзунов В.Ф. К вопросу об экономическом значении Сибирской железной дороги в конце XIX — начале XX вв. // Вопросы истории Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1961. С.97-107.

22. Борзунов В.Ф. Транссибирская магистраль в мировой политике великих держав. 4.1-2. М., 2001. 167, 159 с.

23. Брандт Я.Я. Вдовствующая императрица Цыси и император Гуансюй. Харбин, 1909. с.

24. Бродский P.M. Американская экспансия в Северо-Восточном Китае 1898— 1905. Львов: Издательство Львовского университета, 1965. 168 с.

25. Бруннерт И.С., Гагельстром В.В. Современная политическая организация Китая. Пекин, 1910. VI, 2, 532 с.

26. Бурцев В.Л. Истинные виновники русско-японской войны // Царь и внешняя политика. Виновники русско-японской войны. По тайным документам: записке гр. Ламздорфа и Малиновой книге. Berlin, 1910. С.7—24.

27. Бянкин В.П. Русское торговое мореплавание на Дальнем Востоке (18601925 гг.). Владивосток: Дальневосточное книжное издательство, 1979. 255 с.

28. [Васильев]. Торговое и экономическое положение Кореи // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып. XVII. СПб., 1888. С. 1-35.

29. Вильчинский Ф.Л. Рабочие силы промышленных предприятий Приморской области. Статистическое исследование. Владивосток, 1904. 208 с.

30. Витенберг Б.М. К истории личного архива С.Ю. Витте // Вспомогательные исторические дисциплины. T.XVII. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1985. С.248-260.

31. Война между Китаем и Японией в 1894-1895 гг. Нижний Новгород, 1896.

32. Волохова A.A. Из истории российской политики на Дальнем Востоке: МИД, Министерство финансов и учреждение духовной миссии в Корее // Проблемы Дальнего Востока. 1998. №4. С.112-122.

33. Волохова A.A. К истории русско-китайского договора 1896 г. // Проблемы Дальнего Востока. 2001. №5. С. 123-130.

34. Волошинов H.A. Сибирская железная дорога. СПб., 1890. 31 с.

35. Гальперин A.JI. Англо-японский союз 1902-1921 годы. М.: Государственное издательство политической литературы, 1947. 448 с.

36. Гальперин A.JI. Дипломатическая подготовка Портсмутской мирной конференции японо-англо-американским блоком // Исторические записки. Т.50. М.: Наука, 1955. С.169-223.

37. Гейштор И.Э. Торговля России на Дальнем Востоке. СПб., 1903. 27 с.

38. [Гейштор И.Э.] Экономическое обследование района Китайской Восточной жел[езной] дороги. Отчёт заведующего экспедицией И.Э. Гейштора. Западная и Восточная линии. СПб., 1904. 2, II, 232, 2, III с.

39. Глуздовский В.Е. Приморско-Амурская окраина и Северная Маньчжурия. 2-е испр. И доп. изд. [Владивосток, 1917]. 2, II, 184 с.

40. Горелик С.Б. Политика США в Маньчжурии в 1898-1903 гг. и доктрина «открытых дверей». М.: Издательство восточной литературы, 1960. 196 с.

41. Гурьев А. Развитие фабрично-заводской промышленности на дальневосточной русской окраине в связи с порто-франко // Вестник Азии. 1911. №7. С. 59-77.

42. Дацышен В.Г. Шоу Шань // Вопросы истории. 1998. №4. С.152-157.

43. Демчинский Б.Н. Россия в Маньчжурии (по неопубликованным документам). СПб., 1908. 2, 170 с.

44. Дмитриев К. Северо-Китайские императорские железные дороги // Известия Восточного института. Т.П. 1900-1901 академический год. Вып.Ш. Владивосток, 1901. С.351-357.

45. Доктор Бадмаев: тибетская медицина, царский двор, советская власть. М.: Русская книга, 1995. 240 с.

46. Дунганское восстание 1895 года// Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Bbin.XLVII. СПб., 1896. С.158-164.

47. Дуров, подполковник. Цицикарское фудутунство. Хабаровск, 1903. 93 с.

48. Ефимов Г.В. Внешняя политика Китая 1894-1899 гг. М. Госполитиздат, 1958. 423 с.

49. Ефимов Г.В. История русско-китайского договора 1896 г. // Советское китаеведение. 1958. №2. С.23-38.

50. Золотарёв В.А., Соколов Ю.Ф. Трагедия на Дальнем Востоке: русско-японская война 1904-1905 гг. Кн.1-2. М.: Animi Fortitudo, 2004. 637, 479 с.

51. Зензинов H.A. Строительство магистрали: идеи, предложения, проекты // Железнодорожный транспорт. 1991. №5. С. 11-15.

52. Иванов П.М. Православные миссионерские станы в Китае в начале XX в. // История российской духовной миссии в Китае. Сборник статей. М.: Издательство Свято-Владимирского братства, 1997. С.253-280.

53. Игнатьев A.B. С.Ю. Витте - дипломат. М.: Международные отношения, 1989. 336 с.

54. Ижицкий, подполковник. Мэргэньское фудутунство. Хабаровск, 1902. 177 с.

55. Ипатова A.C. Российская духовная миссия в Китае: век двадцатый // История российской духовной миссии в Китае. Сборник статей. М.: Издательство Свято-Владимирского братства, 1997. С.281-317

56. Историческая справка о важнейших для России событиях на Дальнем Востоке в трёхлетие 1898-1900 гг. СПб., 1902. 93 с.

57. История внешней политики России. Вторая половина XIX века (от Парижского мира 1856 г. до русско-французского союза). М.: Международные отношения, 1997. 384 с.

История Дальнего Востока в эпоху феодализма и капитализма (XVII в. -февраль 1917 г.). М.: Наука, 1991. 469 с.

58. [Хвостов В.М.] История дипломатии. Т.2. Дипломатия в новое время 1871-1914. М.: Государственное издательство политической литературы, 1963. 820 с.

59. История Северо-Восточного Китая XVIII-XX вв. Кн.1. Владивосток: Дальневосточное книжное издательство, 1987. 422 с.

60. К-ч. Наследство адм[ирала] Алексеева. Процесс бывш. нотариуса Старицкого // Возрождение. 1938. 18 ноября. №4158. С.6.

61. Карцов Ю.С. О причинах нашей войны с Японией. [СПб., 1906]. 18 с.

62. Кессельбреннер Г.Л. Светлейший князь. М.: Московские учебники и картолитография, 1998. 256 с.

63. Китайская Восточная железная дорога. Исторический очерк. Т.1. СПб., 1914.

64. Коряков В.П. Политика Франции в Китае в конце XIX в. М.: Наука, 1985. 239 с.

65. Краткая история русской православной миссии в Китае, составленная по случаю исполнившегося в 1913 году двухсотлетнего юбилея её существования. Пекин, 1916. 4, II, 223 с.

66. Краткий обзор коммерческой деятельности Сибирской железной дороги за 1909 г. по сравнению с предыдущими годами десятилетия (1900-1909 гг.). Томск, 1910.

67. Кротков H.H. Русская мануфактура и ее конкуренция на китайском рынке. (С кратким очерком современного экономического состояния собственного Китая, Маньчжурии и Синь-Цзяна). СПб., 1914. IV, 105 с.

68. Крюков H.A. Промышленность и торговля Приамурского края. Нижний Новгород, [1896]. 106 с.

69. Кутаков Л.Н. Россия и Япония. М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1988. 384 с.

•ло. Беседы о русской политике на Дальнем Востоке. 1-ХХУН // Голос правды. 1906.

70. Лебедев Е. Остров Дажалет // Известия Восточного института. Т.Х1. Владивосток, 1904. С. 163-174.

71. Лебедев С.К. Вокруг Кривого Рога: А.Л. Животовский и другие в 1920-х гг. // Отечественная история и историческая мысль в России Х1Х-ХХ веков. Сборник статей к 75-летию Алексея Николаевича Цамутали. СПб.: «Нестор-История», 2006. С.508-520.

72. Лукоянов И.В. Конец царствования Александра III: была ли альтернатива «контрреформам»? // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX—XX веков. Сборник статей памяти Валентина Семёновича Дякина и Юрия Борисовича Соловьёва. СПб.: Алетейя, 1999. С.247-258.

73. Лян Цичао. Лихунчжан или политическая история Китая за последние 40 лет. СПб.: В. Березовский, 1905. XV, 5, 346 с.

74. Люпов. Хуланьское фудутунство Хэйлунцзянской провинции. 4.1. Хабаровск, 1903.

75. М.Г. [Герсеванов М.Н.] Труды комиссии Императорского Русского технического общества по вопросу о Сибирской железной дороге и вопрос о дальнейших изысканиях и исследованиях в Сибири. СПб., 1891.

76. Мартынов Е.И. Работа наших железнодорожных дельцов в Маньчжурии. М., 1914. 110 с.

77. Маньчжурец. Русская казна на китайской дороге. СПб., 1910. 30 с.

78. Матюнин Н.Г. Об отношениях Кореи к иностранным государствам // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып.ЬУШ. СПб., 1894. С. 1-32.

79. Мендельсон В.И. А.Л. Попов - историк внешней политики России и международных отношений // История и историки. Историографический ежегодник 1971. М.: Наука, 1973. С.252-273.

80. [Меньшиков П.Н. и др.] Северная Маньчжурия. Отчёт по командировке агентов коммерческой части Китайской Восточной железной дороги П.Н. Меньшикова, П.Н. Смольникова и А.И. Чиркова в 1914и 1915 гг. Т. 1. Гиринская провинция. Харбин, 1916. XXII, 652 с.

81. Меркулов С.Д. Возможные судьбы русской торговли на Дальнем Востоке. (Доклад, прочитанный в Обществе для содействия русской промышленности и торговле 14 апреля 1903 г.). СПб., 1903. 55 с.

82. Мясоедов-Иванов В.А. В какой степени Великий Сибирский путь может оправдать возлагаемые на него надежды? [СПб., 1902]. 19 с.

83. Нарочницкий А.Л. Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке. 1860-1895. М.: Издательство Академии наук СССР, 1956. 899 с.

84. Нилус Е.Х. Исторический обзор Китайской Восточной железной дороги. 1896-1923 гг. Т.1. Харбин, 1923. XIX, 690 с.

85. Нихамин В.П. Дипломатия русского царизма в Корее после японо-китайской войны (1895—1896 гг.). По документам Архива внешней политики России // История международных отношений, история зарубежных стран. М., 1957. С. 137-172.

86. Новиков Н. Альчукаское фудутунство. Владивосток, 1904. 4, 100, XIII с.

87. Обзор Приморской области за 1902 год. Владивосток, 1905.

88. Острецова М.Л. Бьёркский договор 1905 г. (К вопросу о влиянии русско-японской войны и революции 1905 г. на развитие русско-германских отношений) // Учёные записки Московского городского педагогического института им. В.П. Потёмкина. Т.83. Кафедра истории Нового времени. Вып.4. М., 1958.

89. [Орлов М.Н., Карпинский П.В., Самойлов С.Н.] Очерк развития и деятельности Сибирской железной дороги за время с 1900 по 1910 гг. по данным, изготовленным для омской выставки 1911 г. Томск, 1912.

90. Павлов Д.Б. Русско-японская война 1904-1905 гг. Секретные операции на суше и на море. М. «Материк», 2004. 464 с.

91. Пак Б.Б. Вопрос о направлении восточной ветви Сибирской железной дороги во внешней политике России в конце XIX - начале XX вв. // Россия и политика держав в странах Востока. Иркутск, 1991. С.76-88.

92. Пак Б.Б. Новые материалы об устном соглашении Лодыженского — Ли Хунчжана 1886 г. // Проблемы Дальнего Востока. 1999. №5.

93. Пак Б.Б. Российская дипломатия и Корея. Кн.2: 1888-1897. М.: Институт востоковедения РАН, 2004. 270 с.

94. Пак Б.Б. Строительство Амурской железнодорожной магистрали (18911916). СПб.; Иркутск, 1995. 132 с.

95. Пак Б.Д. Дипломатическая деятельность Ли Бомчжина (Ли Пом Чина) в России // Корея и Россия: традиции и современность. М., 2002. С.25—36.

96. Пак Б.Д. Россия и Корея. Издание второе, дополненное. М.: Институт востоковедения РАН, 2004. 520 с.

97. Пак Б.Д. Существовал ли в России реальный проект раздела Кореи на рубеже XIX и XX веков? // Проблемы Дальнего Востока. 1998. №3. С. 108115.

98. Пак Ро Бёг. Борьба капиталистических держав за железнодорожные концессии в Корее в конце XIX - начале XX веков и позиция России // Россия и народы стран Востока. Иркутск, 1993. С.54-65.

99. Пак Ро Бёг. История корейско-российских отношений (торгово-экономические аспекты). 1884-1903 гг. Автореферат диссертации. кандидата исторических наук. М., 1993.

100. Пак Чон Хё. Русско-японская война 1904-1905 гг. и Корея. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1997. 278 с.

101. Панеях В.М. Творчество и судьба историка: Борис Александрович Романов. СПб.: «Дмитрий Буланин», 2000. 444 с.

102. Паталеев A.B. История строительства Великого Сибирского железнодорожного пути. Хабаровск, 1962. 32 с.

103. Пилипенко А.Н. Моисей Гинсбург — «благодетель, от которого зависел весь наш Тихоокеанский флот» II Из глубины времён. Вып. 12. СПб., 2000. С.163-170.

104. Пискулова Ю.Е. Русско-корейские отношения в середине XIX - начале XX в. М.: Восточная литература, 2004. 150, 2 с.

105. Поггенполь М. Очерк возникновения и деятельности Добровольного флота за время 25-летнего его существования. СПб., 1903. 284 с.

106. Пономарёв В.Н. Свидание в Бальморале и русско-английские отношения 90-х гг. XIX века // Исторические записки. Т.99. М.: Наука, 1977. С.340-356.

107. Попов A.JI. Англо-русское соглашение о разделе Китая (1899 г.) // Красный архив. 1927. №6 (25). С.111-134.

108. Пржевальский Н.М. О возможной войне с Китаем // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып.1. СПб., 1883. С.293-306.

109. Пролог русско-японской войны. Материалы из архива графа С.Ю. Витте. С предисловием и под ред. Б.Б. Глинского. Пг., 1916. 352 с.

110. Путята Д.В. Китай. Очерки географии, экономического состояния, административного и военного устройства Серединной империи и военного значения пограничной с Россией полосы. СПб., 1895. 4, IV, 266, 83 с.

111. Ремнёв A.B. Россия Дальнего Востока. Имперская география власти XIX - начала XX веков. Омск: Издательство Омского государственного университета, 2004. 552 с.

112. Розалиев Ю.Н. Из истории русско-корейских отношений. М.: Восточная литература, 1998. 80 с.

113. Романов Б.А. Витте и концессия на р. Ялу. (Документальный комментарий к «Воспоминаниям» гр. С.Ю. Витте) // Сборник статей по русской истории, посвященных С.Ф. Платонову. Пг., 1922. С.425-459.

114. Романов Б.А. Витте накануне русско-японской войны // Россия и Запад. Кн.1.Пг., 1923. С.140-167.

115. Романов Б.А. Концессия на Ялу. К характеристике личной политики Николая II // Русское прошлое. Кн.1. Пг., 1923. С.87-108.

116. Романов Б.А. «Лихунчагский фонд». (Из истории империалистической политики на Дальнем Востоке) // Борьба классов. 1924. №1/2. С.77-126.

117. Романов Б.А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны 1895-1907. Изд 2-е, испр. и доп. М.:Л.: Издательство Академии наук СССР, 1955. 695 с.

118. Романов Б.А. Россия в Маньчжурии (1892-1906). Очерки по истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма. Л.: издание Ленинградского Восточного Института имени A.C. Енукидзе, 1928. 607 с.

119. Романова Г.Н. Экономические отношения России и Китая на Дальнем Востоке в XIX - начале XX в. М.: Наука, 1987. 164 с.

120. Россов П. Национальное самосознание корейцев. СПб.: П.А. Артемьев, 1906. 2, 40 с.

121. Ростов А. [Сигрист C.B.] «Дело Академии Наук» // Возрождение (Париж). 1958. Сентябрь. Тетрадь 81. С.97-105; 1958. Октябрь. Тетрадь 82. С. 109-118; 1958. Ноябрь. Тетрадь 83. С.111-122; 1958. Декабрь. Тетрадь 84. С. 111—119.

122. Ротштейн Ф.А. Международные отношения в конце XIX века. М.:Л.: Издательство Академии наук СССР, 1960. 705 с.

123. Рупин С. В Маньчжурии. СПб., [1904].

124. Русско-японская война 1904-1905 гг. Работа исторической комиссии по описанию действий флота в войну 1904-1905 гг. при Морском генеральном штабе. 4.1. Русские морские силы на Дальнем Востоке с 1894 по 1901. Пг., 1918. XIV, 505 с.

125. Саблер C.B., Сосновский И.В. Сибирская железная дорога в её прошлом и настоящем. Исторический очерк. СПб., 1903. 2, VIII, И, 451, 12 с.

126. Саханский В.А. Очерк Амурской области в связи с грузооборотом проектируемой средне-амурской железной дороги. СПб.: «Товарищество художественной печати», 1909. IV, 272 с.

127. Сибирская железная дорога с китайской точки зрения // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып. LV. СПб., 1894. С.112-117.

128. Краснов П.Н., Сафонов В.Ф. Сибирь под влиянием рельсового пути. СПб., 1902.3,221 с.

129. Сидоров A.JI. Граф С.Ю. Витте и его "Воспоминания" // Витте С.Ю. Воспоминания. T.l. М.: Издательство социально-экономической литературы, 1960. C.III-LXXVII.

130. Симанский П.Н. События на Дальнем Востоке, предшествовавшие русско-японской войне (1891-1903 гг.). 4.1. Борьба России с Японией в Корее; 4.II. Борьба России с Японией в Китае; Ч.Ш. Последний год перед войной. СПб., 1910. 304, 232, 255 с.

131. [Симанский П.Н.] События на Дальнем Востоке, предшествовавшие войне, и подготовка России и Японии к этой войне в политическом отношении // Русско-японская война 1904—1905 гг. Т.1. События на Дальнем Востоке, предшествовавшие войне, и подготовка к этой войне. СПб., 1910. С. 1-84.

132. Скальковский К. Русская торговля в Тихом океане. СПб., 1883. XIV, 515 с.

133. Сквирский Ф.Б. Царская авантюра на Дальнем Востоке // Вестник Маньчжурии. 1931. №1. С.92-97.

134. Сладковский М.И. История торгово-экономических отношений народов России с Китаем (до 1917 г.). М.:Наука, 1974. 439 с.

135. Слиозберг Г.Б. Барон Г.О. Гинцбург, его жизнь и деятельность. Париж, 1933. 165 с.

136. Соловьёв В.Ф. Китайское отходничество на Дальнем Востоке России в эпоху капитализма (1861 — март 1917). Автореферат диссертации. доктора исторических наук. Владивосток, 1979.

137. Соловьёва A.M. Железнодорожный транспорт России во второй половине XIX в. М.: Наука, 1975. 315 с.

138. Сурин В.И. Железные дороги в Маньчжурии и Китае. Материалы к транспортной проблеме в Китае и Маньчжурии. Харбин, 1932. LVIII, 393, 3 с.

139. Сурин В.И. Северная Маньчжурия. Экономический обзор. Вып.1. Харбин, 1925. 154 с.

140. Сухачёва Г.А. Влияние русского капитала на промышленное развитие Маньчжурии (1895-1917 гг.) // Исторические контакты России и Советского Союза с Китаем во второй половине XIX - первой половине XX в. Владивосток, 1986. С.92-103.

141. Сыромятников Б.Д. «Странные» путешествия и командировки «Сигмы» (1897.1916 гг.). СПб., 2004. 127 с.

142. Табохаси Киёси. Дипломатическая история японо-китайской войны (1894-1895 гг.). М.: Издательство иностранной литературы, 1956. 608 с.

143. Тиреер. Порт-Артур и его интересы до учреждения наместничества// Военный сборник. 1904. №1. С.179-194; №2. С.225-232; №3. С.187-200.

144. Торгашев П.И. Авантюры на Дальнем Востоке. Из-за чего мы воевали с Японией? М., 1907. 2, 224 с.

145. Трубецкой Г.Н. Россия как великая держава // Великая Россия. Сборник статей по военным и общественным вопросам. Кн.1. М., 1911. С.21-138.

146. Фань Вэньлань. Новая история Китая. T.l. М.: Издательство иностранной литературы, 1955. 600 с.

147. Фёдоров М.П. Экономическое положение Сибирской магистрали. СПб., 1912. 2, 65 с.

148. Феодосий (Перевалов), архимандрит. Российская духовная миссия в Корее за первое 25-летие её существования (1900-1925 гг.). Харбин, 1926. 176 с.

149. Фурсенко A.A. Концерн К.И. Ярошинского в 1917-1918 гг. // Проблемы социально-экономической истории России. К 100-летию со дня рождения Бориса Александровича Романова. СПб., 1991. С.265—287.

150. Фурсенко A.A. Борьба за раздел Китая и американская доктрина открытых дверей 1895-1900. М.;Л.: Издательство Академии наук СССР, 1956. 247 с.

151. Фурсенко A.A. Первый нефтяной синдикат в России (1893-1897) // Монополии и иностранный капитал в России. М.:Л., 1962. С.

152. Хвостов А. Русский Китай // Вестник Европы. 1902. №11.

153. Ходоров А.Е. Мировой империализм и Китай (опыт политико-экономического исследования). Шанхай: «Шанхайская жизнь», 1922. XII, 448 с.

154. Хренков A.B. Россия и Эфиопия: развитие двусторонних связей (от первых контактов до 1917 года). М.: Институт Африки, 1992. 200 с.

155. Хромов П.А. Экономическое развитие России в XIX-XX вв. 1800-1917. М.: Госполитиздат, 1950. 552 с.

156. Церерин А. Чиннампо, корейский порт, открытый для внешней торговли. Б/м., [1903]. 48 с.

157. Цихович [Я.К.]. Военный обзор Гиринской провинции в Северной Маньчжурии. СПб., 1904. XIV, 282 с.

158. Чо Чон Хван. Русская православная миссия в Корее. М.: Диалог-МГУ, 1997. 147 с.

159. Чой Докюо. Великий князь Александр Михайлович накануне и в годы русско-японской войны (1895-1906 гг.) // Власть и общество в России во

время русско-японской войны и революции 1905-1907 гг. Материалы научно-теоретической конференции 29—30 сентября 2005 года. СПб., 2007. С.40-51.

160. Чой Доккю. Россия в Корее: 1893-1905 гг. (Политика Министерства финансов и Морского министерства). СПб.: Зеро, 1996. 159 с.

161. Шилов Д.Н., Кузьмин. Ю.А. Члены Государственного совета Российской империи. 1801-1906: библиографический справочник. СПб.: «Дмитрий Буланин», 2007. 992 с.

162. Шипаев В.И. Колониальное закабаление Кореи японским империализмом (1895-1917). М.: Наука, 1964. 242 с.

163. Шмуккер М.М. Финансы казённой сети железных дорог России в связи с бюджетом (1890-1913 гг.) и очерк «Восточно-Китайской железной дороги». Вольск, 1918. 164 с.

164. Щедрин, подполковник. Айгунское фудутунство. Хабаровск, 1903. 41 с.

165. Щетинина Е.В. Идеологические концепции экспансионистской политики Японии на Дальнем Востоке в 70-80-х годах XIX века // Японская историография отношений России с сопредельными странами на Дальнем Востоке. Владивосток, 1986.

166. Энден М.Н. Граф С.Ю. Витте // Возрождение (Париж). 1970, июль -1971, октябрь. №223-236.

167. Янчевецкий Д. У стен недвижимого Китая. Дневник корреспондента «Нового края» на театре военных действий в Китае в 1900 г. Дмитрия Янчевецкого. СПб.: Порт-Артур: П.П. Артемьев, 1903. XVI, 618, XII с.

168. Nemo. Таинственное предприятие. (По поводу письма статс - секретарю A.M. Безобразову). [Владивосток, 1905].

169. Small. Зигзаги. Паломничество С.Ю. Витте в Портсмут. СПб., 1906. 124 с.

170. Esthus R.A. Double Eagle and Rising Sun: the Russians and Japanese at Portsmouth in 1905. Durham: Duke University Press, 1988. 265 p.

171. Hackett R.F. Yamagata Aritomo in the Rise of Modern Japan, 1838-1922. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1971. 377 p.

172. HamadaK. Prince Ito. Tokyo: Sanseido Co., ltd, 1936. 240 p.

173. Lensen G.A. Balance of Intrigue: International Rivalry in Korea & Manchuria, 1884-1899. Tallahassee: University Presses of Florida, 1982. Vol.I-II. 984 p.

174. McDonald D. United Government and Foreign Policy in Russia, 1900-1914. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1992. 276 p.

175. Malozemoff A. Russian Far Eastern Policy 1881-1904. With Special Emphasis on the Causes of the Russo-Japanese War. Berkeley: University of California Press, 1958. 358 p.

176. Marks S.G. Road to Power. The Trans-Siberian Railroad and the Colonization of Asian Russia 1850-1917. N.Y.: Cornell University Press, 1991. 240 p.

177. Nish J. Ito Hirobumi in St.Petersburg, 1901 // Nish J. Collected Writings. Part 1. Tokyo, 2001. P.85-91.

178. Nish J. The Origins of the Russo-Japanese War. L.-.N.Y.: Longman, 1985. 274 P-

179. Okamoto Sh. The Japanese Oligarchy and the Russo-Japanese War. N.Y;L., 1970. 358 p.

180. Quested R.K.I. «Matey» imperialists?: the tsarist Russians in Manchuria, 1895-1917. [Hong Kong]: Centre of Asian Studies, University of Hong Kong, 1982. 430 p.

181. Quested R. The Russo-Chinese bank: a multi-national financial base of tsarism in China. Birmingham: University of Birmingham, 1977. 69 p.

182. Remer C.F. Foreign Investments in China. N.Y.: H. Fertig, 1968. 732 p.

183. Schimmelpenninck van der Oye D. Toward the Rising Sun: Russian Ideologies of Empire and the Path to War with Japan. DeKalb: Northern Illinois University Press, 2001. 329 p.

184. Schulman I.J. China's Response to Imperialism, 1895-1900. Ph.D. dissertation. Columbia University, 1967.

185. Steinmann F. Ruslands Politik im Fernen Osten und der Staatssekretär Bezobrazov. Leipzig, 1931. 66 s.

186. Trani E.P. The Treaty of Portsmouth: an Adventure in American Diplomacy. [Lexington]: University of Kentucky Press, [1969]. 194 p.

187. Wolff D. To the Harbin Station. The Liberal Alternative in Russian Manchuria, 1898-1914. Stanford: Stanford University Press, 1999. 255 p.