автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.10
диссертация на тему: Русская географическая традиция

Введение диссертации2003 год, автореферат по истории, Александровская, Ольга Андреевна

Настоящее исследование - итог многолетних трудов диссертанта в области истории географии, науковедения и краеведения. Постоянная работа с обширным и разнообразным корпусом литературных и архивных источников, их осмысление позволили сделать ряд существенных выводов, касающихся особенностей русской географической традиции.

Структура работы и выводы вытекают из особенностей творческой судьбы соискателя, совокупность работ которого, возможно, на первый взгляд, покажется неоднородной, однако проблема национальных особенностей развития географии, как науки, в той или иной степени присутствовала практически во всех разработках, осуществленных за сорок с лишним лет работы в области истории географии и науковедения. Предлагаемый на соискание ученой степени доктора географических наук доклад по совокупности опубликованных трудов на тему «Русская географическая традиция» является подведением итогов этой многолетней работы. Путь к защите поставленной темы был далеко не прям. За это время приходилось заниматься самыми разнообразными вопросами. Разброс исследуемых проблем весьма широк. Нередко выбор тем, сюжетов и средств исследований был вынужден обстоятельствами, далеко не всегда зависящими от соискателя. Часто это был внешний заказ, а не внутренняя потребность.

Так случилось, что несколько лет пришлось заниматься вопросами формирования сети научных учреждений США, что, казалось бы, никак не вписывается в рамки заявленной темы. Но и эта.работа пошла на пользу, т.к. поставила перед диссертантом проблематику институциализации науки и позволила получить интересный материал для сопоставлений и выявления национальных особенностей организации географической науки, что было побочным результатом для «заказной» темы, и оказалось важным для уяснения особенностей организации русских географических исследований.

Десятилетие работы ученым секретарем редколлегии серии «Научное наследство» позволило вплотную соприкоснуться с богатым массивом до того неизданных первоисточников, среди которых многие прямо или косвенно связаны с пополнением источниковой базы по истории географии в разных странах на разных этапах ее эволюции. Таковы: трактаты арабских средневековых ученых ал-Бируни (т.6, 1983), Сабита ибн Корры (т.8, 1984), ал-Хорезми (Ташкент, 1983), свод лекарственных средств природного происхождения, составленный армянским врачом XV века Амирвоватом Амасици, под названием «Ненужное для неучей» (т.13, 1990), русская учебная книга XYII в. «Цыфирная счетная мудрость» (не дошедшая до издания), предлагающая учащимся в ряду других задачи, связанные, в частности, с измерением владений при межевании; Записки и письма В.Н.Татищева 1717-1750 (т.14, 1990), материалы русских кругосветных путешествий начала XIX в., в ходе предварительной проработки которых была предпринята попытка создания каталога более 1000 так и не опубликованных акварельных рисунков рыб, выполненных в ходе плавания 1826-1828 гг. под руководством Ф.П.Литке; два тома естественнонаучного наследия декабристов, в т.ч. Г.Батенькова, Н. и М.Бестужевых, К.Торсона (т.24, 1995) и П.Борисова (т.29, 2002), переписка Л.Эйлера с учеными И Сегнером, И.Бернули; материалы Каспийской экспедиции К.Бэра 1853-1857 (т.9, 1984); неизданные труды и переписка ПА.Кролоткина (т.25, 2001), кристаллографа Е.С.Федорова (т. 16, 1991; т.20, 1992), эпистолярное наследие Н.И.Вавилова (т.5, 1980; т. 10, 1987): Работа со всеми этими потрясающими первоисточниками чрезвычайно расширила кругозор соискателя. Возможно, именно они стали решающим обстоятельством, которое позволило так сформулировать защищаемую ныне тему.

Для диссертанта самым первым соприкосновением с историческими сюжетами в географии явилась студенческая работа «Гидрогеографическая сеть древней Москвы»(1954 г.); первым непосредственным обращением к истории географии стал реферат «Географические знания в Древней Руси» (1962), подготовленный при поступлении в аспирантуру. Последующая работа с русскоязычной литературой по истории географии показала богатство и глубину этого колоссального множества книг и статей. И не т-ак-то просто было в этом множестве выбрать свою тему.

С самого начала подспудно был интерес не столько к истории географических открытий в собственном смысле слова и изученности отдельных территорий, сколько привлекала эволюция географической мысли. Тогда, как впрочем и сейчас, предшественников здесь было не так много, но это были крупнейшие научные величины, такие, как А.Н.Краснов (1890, 1895, 1900), Д.Н.Анучин (1914), Л.С.Берг (1915), В.ИВернадский (курс лекций «Очерки по истории современного научного мировоззрения» прочитанный полностью опубликовалась 1981), А.А.Григорьев (1961), И.М.Забелин (1963; 1989) и др. Анализ современной отечественной историко-географической литературы привел к выводу, что этот подспудный интерес можно сузить и сосредоточиться на выявлении «национальных» особенностей развития географической науки, а для этого необходимы сопоставления особенностей развития географии в разных странах. Таких исследований в отечественной литературе было совсем немного.

Скорее случайно, чем осознанно возникла тема «Французская географическая школа на рубеже XIX-XX вв.», возможно под влиянием блестящей работы И.А.Витвера (1940). Выбор темы оказался удачным, т.к. рубеж этих двух столетий был исключительным для развития географии в разных странах и при всей схожести общих тенденций, исследование яркой научной школы ИВидаль де ла Блаша, отмеченной особым своеобразием, позволяло при сопоставлениях уловить черты своеобразия и других национальных школ. Работая над кандидатской диссертацией, удалось рассмотреть не только собственно эту школу, но и проследить особенности французской традиции, начиная с XVII в., когда центр географической мысли переместился во Францию; а для лучшего уяснения места школы Видаль де ла Блаша в развитии физико-географической мысли обратиться к рассмотрению общего состояния географической науки на рубеже XIX-XX века, в т.ч. к анализу трудов А.Н.Краснова, В.В.Докучаева, Д.Н.Анучина и других крупнейших русских географов того времени.

Участие в работе секции истории географии в рамках XXIII международного географического конгресса (Ленинград, 1978), где почти все доклады рассматривали так интересующий соискателя вопрос особенностей «национального» развития географической науки, дало много новых материалов, с одной стороны, а с другой показало, что для мирового сообщества историков географии особенности русской географической традиции представляют большой интерес, т.к. у зарубежных историков географии информация об эволюции географии в России не только недостаточна, но не редко и превратна. Последнее обстоятельство окончательно направило научные интересы диссертанта в сторону общей проблематики. Русская географическая традиция, которую, по мере сил, и разработана все последующее время.

В 1980-1991 гг. в серии биобиблиографических очерков географы мира (Geographers: Biobibliographical Studies), предпринятой международной комиссией по истории географии соискателю удалось представить таких характерных творцов и носителей русской географической традиции как В.Татищев, М-Ломоносов, Г.Гмелин, П.Кропоткин, А.Краснов, Н.Вавилов.

Этапными для диссертанта в разработке темы «Русская географическая традиция» стали статьи «О школах и направлениях в русской географии XVIII в. (1983) и «Русская географическая концепция первой половины XVIII в.» (1986); наконец, монография «становление географической науки в России в XVIII в.» (1989).

Исследование естественнонаучного наследия декабристов в его географической составляющей и выявления произведений русских экспедиционных художников, этих незаслуженно забытых деятелей отечественной науки, предпринятое в последние полтора десятилетия, ведется в рамках выработанных диссертантом представлений о русской географической традиции. * *

Несколько вводных слов по существу проблемы. Истоки русской географической традиции восходят, по всей вероятности, к временам зарождения русской (российской) общности. Летописные источники позволяют только в самых общих чертах выяснить географический кругозор русичей и отметить их интерес к отдельным редким или экстремальным явлениям (затмения, наводнения, пожары и т.п.), а также к природным объектам, которые могут служить «репер-ными» знаками на главных путях, в первую очередь на пути «из варяг в греки».

Времена удельной раздробленности и особенно период образования Московского государства богаты географическими открытиями в собственном смысле, которые несут в себе начало некоторых характерных черт русской географической традиции и могут рассматриваться как предыстория ее формирования.

Фактически становление географической науки в России начинается с рубежа XVII-XVIII вв. Именно в XVIII в. идет бурное развитие русской географической мысли, в этом столетии ярко выявляются характерные черты русской традиции, которые сохраняются, отчасти модифицируются и последовательно обогащаются вплоть до первой трети XX в.

Крупнейшими выразителями русской географической традиции являются В.Н.Татищев и М.В.Ломоносов, ПС.Паллас и И.И.Лепехин, К.И.Арсеньев и декабристы, Ф.П.Литке и П.А.Кропогкин, П.П. и В.П.Семеновы-Тяныданские, В.В.Докучаев и А.Н.Краснов. Конечно, это далеко не полный перечень творцов и носителей традиции, но это крупнейшие вершины. Их творчество демонстрирует ведущие тенденции русской географической традиции. Оно несет в себе заряд дальнейшей ее эволюции и является своего рода точками роста, которые определяют ее развитие.

История географической мысли в России показывает, что творчество В.И.Вернадского - та граница, которая отделяет современное развитие традиции от ее классического периода. Поэтому временные рамки предлагаемого к защите исследования, рассматривающего именно классический период истории отечественной географии, определяется рубежом XVII-XVIII вв. и началом XX в.

I. Зарождение традиции

Анализ источников географического содержания допетровского времени показывает, что существовала определенная преемственность традиции осмысления и отбора географического материала для тех или иных древнерусских сочинений, а также способов его получения.

Древнейшим памятником русской географической литературы, по праву, считается «Повесть временных лет», входившая разными своими частями в русские летописи XII-XVII вв. Историко-этяографическое введение «Повести», рассказывающее о событиях всемирной истории, позволяет в общих чертах судить о географическом кругозоре образованных русских людей начала XII в., включавшем Европу, северные области Африки, Малую Азию, Месопотамию, Персию, Бактрию. В основном географическое содержание «Повести» - сведения, касающиеся расселения племен и народов и перечисление множества населенных пунктов, что вообще типично для географической концепции средневековья.

Этот источник содержит сообщения об отдельных путешествиях и походах, а также некоторые данные физико-географического характера (главным образом о Восточно-европейской равнине), среди них особенно многочисленны упоминания о реках, которые в те времена имели исключительное важное транспортное и военно-стратегическое значение. В результате разнообразной хозяйственной, торговой и военной деятельности русские уже к началу XII в. вполне детально были знакомы с системами многих рек Черноморского, Балтийского и Каспийского бассейнов.

Из других физико-географических объектов на территории Древней Руси и сопредельных территорий сравнительно часты упоминания о некоторых отдельных формах земной поверхности. В частности, в «Повести временных лет» отмечается один из элементов рельефа Русской равнины - Среднерусская возвышенность, а точнее, Валдайская, называемая летописцем «Оковским лесом». Из описания Оковского леса следует, что это водораздел, («волок») Днепра, Западной Двины и Волги, представляющий собой цепь холмов, покрытых лесом. В «Повести», понятно, не приводятся еще сведения о размерах, высотах и других особенностях этого главного водораздела Европейкой России.

Дальнейшее накопление географических знаний шло параллельно с освоением новых обширных территорий. В XII-XLV вв. русская колонизация северо-востока Европы способствовала значительному расширению знаний об этом регионе. С тех времен дошли до нас письменные свидетельства плавания русских в Северном Ледовитом океане, их продвижения в Предуралье, на Кольский полуостров и некоторые другие территории. Проникновение русских в Зауралье вплоть до нижнего течения Оби Д.М.Лебедев относит к рубежу XIII-XIV вв. (Лебедев, Есаков, 1971, с.ЗЗ). По его мнению, «Повесть о Стефане Пермском» Епифанш Премудрого содержит географическое описание восточных территорий Европейской России, которое явилось не результатом какого-либо отдельного путешествия, а обобщением сведений, полученных в течение долголетнего пребывания русского миссионера конца XIV в. в Малой - бассейн Вычегды и Великой Перми - верховья Камы я Чусовой (там же, с.34).Особую ценность в этом сочинении представляет перечисление рек, протекающих по территории Перми и служащих ее границами, указание направления течения и мест впадения в более крупные речные артерии. В документах этого времени лишь изредка встречаются скупые сведения и о других природных географических объектах, в т.ч. отдельные упоминания о рельефе. Растительность и животный мир практически никак не освещаются. К XIII в. относится интенсивная русская колонизация Кольского полуострова. Существует немало письменных свидетельств морских плаваний русских в XIII-XIV вв. по прибрежным водам Баренцева моря и активной их деятельности в землях, прилегающих к Северному Ледовитому океану в районе Белого и Баренцева морей.

Уже в эти достаточно отдаленные времена появляются на Руси специальные географические труды. К XIV в. относится весьма интересный географический документ - перечень «Градов русских ближних it дальних», выражавший мечту о единстве Руси. Увенчавшаяся успехом реконструкция утраченных русских картографических произведений конца XV-начала XVI в., предпринятая академиком Б.А.Рыбаковым на основе собственно русских письменных источников того времени и западноевропейских карт XVI-XVIII вв. (Аньезе, 1525; А.Вида, 1542; А.Дженкинсона, 1562; Г.Герритса, 1613 и др.), обнаружила следы чертежей отдельных княжеств и государства в целом, составленных в 20-е годы XVI столетия. Составители одного из них пытались синтетически охватить территорию Московии времен Ивана III, подразделить ее на ряд крупных военнофискальных областей и дать тем самым общее представление о новой державе, объединившей множество мелких феодальных владений в единое государственное целое (Рыбаков, 1974. с. 109, 110).

Составление сводных чертежей стало возможным благодаря тому, что в московских правительственных и церковных кругах уже XV в. приступили к систематизации географических материалов по русским и соседним с Русью землям. Развитие писцового дела увеличило фонд «кадастровых» географических данных по основным территориям страны. Огромные пространства государства потребовали упорядочивания дорожной сети, а с ним и создания подробных дорожников с указанием расстояний в верстах. Объединение разрозненных русских княжеств в огромное единое государство потребовало иной формы осознания этого единства. Надо было ощутить эту обширную совокупность русских земель и найти ей место во всей системе Старого Света. И в этом смысле важное место занимает «Хождение за три моря» Афанасия Никитина, путевые записки русского купца, пересекшего в 1466-1472 гг. старый Свет по диагонали, от Твери до джунглей срединной Индии.

Со времени объединения русских земель, и образования Московского государства идет усиленное освоение его восточных территорий. На севере продолжает играть большую роль новгородская колонизация, но затем основное значение приобретает так называемая низовская колонизация, идущая из южных русских земель на северо-восток европейских территорий и особенно в Западную Сибирь. Русская колонизация севера Евразии XV-XVII вв. привела к целому ряду географических открытий мирового значения. В конце XV в. движение к Северному Уралу и за Урал приобретает систематический характер. Отправной точкой далеких зауральских экспедиций становится город Великий Устюг. В 1483 г. князь Федор Курбский с устюжанами дошел до Иртыша и Оби, а на рубеже XV-XVI вв. его сын Семен во главе четырехтысячной рати перешел Уральский хребет. В донесениях о последнем походе в разрядных книгах появляются сведения о некоторых особенностях Уральских гор, их протяженности и высоте. В XVI в. переходы через Урал и посещение Сибири становятся уже более или менее обычным делом. В русских документах вплоть до XVIII в. под Сибирью подразумевается Уральский хребет с прилегающими к нему с запада и востока землями. До середины XVI в. продвижение по Сибири на восток шло сравнительно медленно. Ускорение темпов этого процесса происходит после присоединения к России Казани, когда владетель Сибирского юрта признал себя в 1555 г. данником Москвы, а поход Ермака 80-х годов XVI в. способствовал распаду так называемого Сибирского царства и окончательному включению его в состав России. Все это привело к резкому увеличению объема сведений об этих территориях. К концу XVI в. обширные западносибирские территории не только были известны и подчинены русскому государству, но в значительной мере уже и освоены, а всякое освоение предполагает и определенную степень обследованности территории.

Одновременно с «сухопутными» (по рекам) прокладывались и морские пути к устью Печоры, Югорскому шару, низовьям Оби, Таза и Енисея. В течение столетий шло освоение поморами западной части морского пути из Европы в Азию, что привело к совершенствованию навыков полярного мореплавания и созданию опорных пунктов, содействовавших его развитию. В середине XVI в. русское мореходство на мурманском прибрежье уже существовало. К этому же времени известна морская дорога на Обь. Массовость и систематичность плаваний поморов на участке от Кольского полуострова до Печоры и Оби обеспечивались высоким искусством мореплавателей, хорошим знанием ими удобных маршрутов, а также погодных и ледовых условий. К концу XVI в. русские мореходы располагали разнообразной информацией о природе прибрежных полярных территорий, в т.ч. о белых ночах, суровом климате и ледовитости океана, характере рельефа отдельных островов, в частности, гористости Новой Земли, безлесности обширных тундровых пространств. Имелись сведения о животных, которые были объектом промысла островного населения. Движение на восток вдоль берегов Северного Ледовитого океана сделало возможным появление идеи пути в Китай и Индию «Студеным морем».

В начале XVI в. в Московском государстве широко организовано писцовое дело. Княжескимми писцами описаны земли от Прибалтики до средней Волги и Оки, а к середине XVI в. осуществлена первичная опись Поволжья и Севера Европейской России. Большое значение придавалось созданию порубежных чертежей и описанию важнейших дорог. По данным академика Б.А.Рыбакова, географические карты прочно вошли в русский государственный быт в эпоху Ивана III и Василия П1. Вторая половина XVI в. ознаменовалась дальнейшим развитием государственных работ, выразившимся в создании ряда не дошедших до нас карт Московского государства и отдельных его территорий, в частности, так называемой Волжской лоции (рубеж XVI-XVII вв.) и др. Географическая нагрузка этих картографических произведений разнообразна. Помимо основной дорожной и речной сети, она включает горы и заметные вершины (которые могли служить маршрутными ориентирами), основные повороты русла главных рек, мели, перекаты, населенные пункты. По справедливому замечанию Б.А.Рыбакова, географические карты, появившиеся в Московском княжестве в конце XV в., «вначале служили средством осознания и осмысления необъятного нового государства и его главных составных частей, а со второй половины XVI века стали насущной потребностью, важным пособием в управлении государством и в укреплении его обороны» (1974, с.227). Послу нужна была карга всего государства; полководцу - пути, расстояния, броды, колодцы; областному воеводе - села и волости управляемой им территории; дипломату, заключающему мир, - точные рубежи государств.

Таким образом, к началу XVI в. в Московском государстве существовало много разнообразных географических материалов, накопленных как купцами и путешественниками, так и правительственными чиновниками судебного, фискального и дворцового ведомства, и, в сущности, со времени превращения России в централизованное государство можно уже говорить об известных традициях изучения географии страны. Устойчивый интерес к новым землям, к их описанию и изображению на карте при решении разнообразных государственных проблем привел к тому, что обильные географические сведения о стране собирались задолго до появления ученых-путешественников, создания приборов для наблюдений, разработки научных методов исследования природных явлений. Издавна по распоряжению московского правительства или местных воевод составлялись так называемые «отписки» и «скаски», включавшие подробные сведения о новых землях, привозили свои отчеты участники посольств.

XVII в. в русской истории характеризуется общим подъемом культуры и крупнейшими географическими открытиями. В течение всего столетия русские вели напряженную и разнообразную работу по изучению России и некоторых соседних с нею восточных стран. Многочисленным экспедициям и походам в Сибирь, путешествиям в Китай и т.п. предшествовала большая организационная подготовительная работа, состоящая не только в сборе необходимых сведений, но и в выработке разнообразных инструкций. Завершение работ обязательно отмечалось составлением чертежей и отчетов, хранившихся в соответствующих ведомствах и достаточно широко использовавшихся в различных сферах государственной деятельности того времени. Эти источники включают целый ряд географических сведений, отмеченных точностью изложения и свидетельствующих об умении наблюдать. В такого рода «землеописаниях» приводились скрупулезные данные о дорогах, сухопутных и водных, основное же место занимало описание населения, хозяйства, пушных и минеральных ресурсов. Описания природы были гораздо скромнее. На первый план в них выступало освещение вопросов, непосредственно связанных с промысловой и хозяйственной деятельностью: сведения о промысловых животных, рыбах, лесах, рудах и т.п. Сведения о климатических условиях, рельефе и некоторых других природных явлениях ограничивались беглыми попутными замечаниями, связанными главным образом с их влиянием на условия путешествия.

Исключительное значения для истории географии имело стремительное продвижение русских в течение всего XVII в. на Восток, завершившееся присоединением Сибири и сопровождавшееся географическими открытиями, составившими целую эпоху в развитии мировой географии. К началу XVII в. существенная часть Западной Сибири в общих чертах была уже обследована и оказалась подчиненной Московскому правительству. В XVII в., хотя общее направление «завоевательной» политики находилось в руках центральных правительственных органов, инициатива дальнейшего открытия и освоение Восточной Сибири принадлежит главным образом «промышленным людям», но следам которых двигаются «служилые» для сбора ясака во вновь открытых землях. Д.М. Лебедев справедливо указывает, что разграничение первопроходцев на промышленных и служилых людей условно, так как первые нередко принимали на себя официальные поручения местной, а иногда и центральной администрации, а вторые приватно занимались промыслом (Лебедев, Есаков, 1971. с. 101). Движение за Обь шло двумя путями: по рекам и волокам, через горные хребты («камни») и северным морским путем по прибрежным водам от одного до другого устья рек, впадающих в Северный Ледовитый, а затем и в Тихий океан. Первая половина XVII в. принесла открытие Таймыра, Колымы, Чукотки, Приамурья, первые русские поселения на Аляске и многое другое. Вторая его половина характеризовалась дальнейшим процессом освоения огромных территорий. Многочисленные путешествия продолжались, хотя и не приносили столь ошеломляющего эффекта первооткрытий. Изучались и прокладывались более удобные пути из европейской части к восточным окраинам государства. Многочисленные «землепроходцы» и «мореходцы» XVII в. в своем движении на Восток прошли поэтапно Северным Ледовитым океаном и Беринговым морем, а затем бесчисленными реками, волоками и «камнями» к побережью Охотского моря. В ходе этого движения был сделан ряд географических открытий большой важности. Были собраны богатейшие картографические и географические материалы по Сибири и Дальнему Востоку, «мореходцы» и «землепроходцы» В.Д.Поярков, С.И.Дежнев, ЕИХабаров и многие другие не только были первооткрывателями неведомой Сибири; они составили многочисленные «чертежи» и описания (т н. «росписи») различных частей этой огромной территории, которые послужили основанием для существенного расширения географического кругозора, опирающегося на реальные знания (Титов, 1980; Бахрушин, 1926; Андреев, 1940; Лебедев, 1949; и др.).

Освоение русскими Сибири и Дальнего Востока в XVII в. в известной мере приобрело значение крупного научного предприятия не только потому, что оно положило начало изучению этих огромных территорий в столь крупных масштабах, но и потому, что оно проводилось по определенному плану. Конечно, здесь следует учитывать, что, как и прежде, основные цели многочисленных походов XVII в. определялись не запросами науки (их участники в подавляющей массе были малограмотны или вовсе не грамотны). Элементарный исследовательский характер всему этому предприятию придавали инструкции, которые, помимо прямых задач присоединения земель и населения, включали широкий круг вопросов для выяснения характера природы и особенностей жизни населения. В большинстве случаев они требовали по завершении похода представления письменных отчетов и чертежей. Для сибирских воевод было обычным делом, отправляя служилых людей на розыски инородцев, пушнины, свободных «землиц» и руд, давать «наказы» и «памяти», в которых значительное место занимали указания на маршруты намечаемых путешествий. В этих инструкциях подробно перечислялось, какие сведения должны собирать служилые люди о местности, жителях и их занятиях. Особое внимание обращалось на речную сеть, население, качество земель, возделываемые сельскохозяйственные культуры, их свойства, промыслы (пушной, рыболовный, рудный и др.) и торговлю.

Весьма характерной в этом отношении является обширная инструкция стольника Петра Головина «письменному голове» Пояркову, которую уже можно рассматривать как программу исследований географического характера (ЧОИДР, 1861, янв. - март.). В ней излагаются цели экспедиции Пояркова, который в 1643 г. отправлялся из Якутского острога на Зею и Шилку для сбора ясака и выяснения ресурсов вновь открытых земель (месторождений серебра, меди свинца), а также возможностей хлебопашества. Далее приводятся сведения о бассейне Амура, которыми располагала администрация Якутска к моменту организации этого полувоенного, полуисследовательского похода. Это были расспросные материалы о населении, его занятиях, о рудах - их местонахождении, качестве и характере залегания. В заключение приводится справка о намечаемом маршруте и данные о других возможных путях. Помимо общих целей, отмеченных в начале инструкции, ставится ряд специальных задач — выяснение и уточнение вопросов о реках Амурского бассейна, о населении, о хозяйстве и природных богатствах, о путях и сношениях с Китаем. При этом Пояркову вменялось в обязанность сделать подробные чертежи и «росписи» всего, что он наблюдал и выяснил с помощью расспросов. Наконец, если разведка руд окажется успешной, ему поручалось организовать их выплавку и поставить острог.

Соответственно, в дошедших до нас «отписках» и «скасках» В.Д.Пояркова, С.И.Дежнева, А.П.Перфильева и Е.П.Хабарова, а также многих других менее известных «мореходцев» и «землепроходцев», дается подробное перечисление многочисленных рек и волоков с указанием расстояний между ними в днях пути, по ходу которого проводятся сообщения о том, что увидели и о чем узнали из расспросов участники экспедиции. Отчеты эти показывают высокую степень наблюдательности и большой интерес русских землепроходцев к природе, населению и хозяйству вновь открытых мест. Их донесения не являются стройным описанием виденных мест - это подорожная запись пройденного пути с разнообразными сведениями топографического характера и описанием событий, случившихся в дороге.

Отписки», «расспросные речи» и прилагаемые к ним чертежи стали тем первоначальным материалом, на основании которого воеводы и их административный аппарат составляли сводки обобщающего характера. Такова, например, «Роспись сибирским городам и острогам», составленная в первой половине XVII в., а также сводные росписи (многие из которых опубликованы в Дополнениях к актам историческим) с чертежами маршрутов от Енисейска до Якутска, верховьев Лены, Байкала и прилегающих к нему земель, где даны, в частности верные сведения о Верхней Тунгуске и Ангаре. В этих росписях приводятся сведения о природе и населении обширного района от Енисея до Амура и Китая, о реках системы Оби и Енисея, о путях к Охотскому морю, о размещении рыбных богатств края.

Росписи показывают, что уже в первой половине XVII в. произведено частичное обобщение накопленного географического материала. Вторая половина XVII в. принесла еще больше такого рода обобщений, охватывающих не только отдельные районы, но все обширное пространство известной к тому времени Сибири. Наиболее показательны в этом отношении текст к «Чертежу всей Сибири» П.Годунова (1667 г.) и анонимный «Список с чертежа Сибирские земли» (1672 г.), которые свидетельствуют о том, что накопление и систематизация сведений географического характера о громадных сибирских территориях велись по четко выраженному пространственному признаку - по главным путям сообщения. В обоих документах для всей территории Сибири и Дальнего востока приведено большое число географических пунктов, содержатся маршрутные описания с попутными сведениями о природе, населении и его занятиях (изданы: 1-й - в сб. «Сибирь в конце XVII в.», 1890; 2-й - в Трудах ИИЕТ, вып.З, в 1962 г., под названием «Подлинная роспись чертежа Сибири»).

В такого рода сводках содержатся данные не только маршрутно-топографические, но и более широкого плана. Например, в «Списке с чертежа

Сибирские Земли» в числе других есть сообщение о возможности прохода морем из Северного Ледовитого в Тихий океан. Во второй половине XVII в. у русской сибирской администрации уже сложилось определенные мнение о наличии пролива между Азией и Америкой и некоторые общие представления об Аляске. Особое внимание к пушному, речному и морскому рыболовному промыслам привело к формированию довольно ясных представлений об ареалах распространения многих животных.

Таким образом, и в отчетах путешественников, и в сводках, составленных сибирской администрацией, порядок описаний следует определенным маршрутам. Центральное место в них занимают точные и детальные сведения о путях сообщения, преимущественно речных. Сводные росписи охватывают десятки тысяч километров различных дорог. По ходу маршрутных описаний отмечается все, что может иметь непосредственное практическое значение для дальнейшего освоения края: возможность занятий пушным промыслом, земледелием и скотоводством. Местными племенами интересовались в целях обложения ясаком и развития с ними торговых отношений, в связи, с чем отмечались их образ жизни, особенности хозяйства и торговли (откуда и какие товары получают, куда и какие продают). В результате создавалась довольно богатая географическими сведениями картина, масштаб которой мы еще полностью не представляем, так как подавляющая часть разнообразных богатейших рукописных материалов продолжает лежать неизвестной в архивах и еще ждет своего исследователя.

Географическое изучение Европейской России в XVII в. характеризуется постепенным накоплением разнообразных сведений, выявленных в результате различных учетно-админисгративных мероприятий и довольно широко проводившихся поисков полезных ископаемых. Накопленный материал позволил приступить к составлению систематического описания этой части страны. Таким серьезным обобщением явилась «Книга Большому чертежу». Дошедшая до нас во множестве списков она содержит более 1500 географических названий. Это данные о населенных местностях, путях сообщения (водных и сухопутных), некоторые сведения о хозяйстве этих территорий. Описание центра и севера Европейской России, а также Сибири ведется по рекам; описание юга -по дорогам. При этом тщательно соблюдается принятый принцип описания: указываются расстояния между главными населенными пунктами, реки, озера и т.п. Сведения касаются не только Московского государства, но и соседних, особенно восточных, стран. Они дополнены материалами специальной карты «Поля», охватывавшей узкую, но длинную полосу ог Московии до Черного моря между левыми притоками Днепра и правыми притоками Дона, составленной в интересах сторожевой службы. «Книга Большому чертежу» служила справочным подспорьем при отправлении самых разных государственных нужд и общеобразовательным пособием. Она имела широкое хождение в кругу образованных русских людей в XVII в.

Для анализа состояния географических знаний в Московии значительный интерес представляют некоторые результаты, полученные благодаря путешествиям русских посольств в Китай. Эти посольства не принесли открытий в прямом смысле этого слова - Китай был уже давно известен науке. Однако благодаря русским дипломатическим путешествиям XVII в. было разведано и освоено несколько удобных путей в это государство, а наблюдения дипломатов пополнили знания об этой малоизученной стране. Так посольство Николая Спа-фария 1675-1678 гг. было русской экспедицией, имевшей не только политическое, но и некоторые специальные научные цели. По возвращения Спафарий привез путевой Дневник путешествия по Сибири и Статейный список, на основе которых были созданы Книга и карта Китая.

В Дневнике Спафарий тщательно регистрирует все виденное и узнанное о порядке плавания по Иртышу, пишет об особенностях самой реки, ее притоках, селениях по ее берегам, занятиях и верованиях жителей. Далее столь обычное для отписок и росписей XVII в. подорожное описание прерывается особой главой, дающей целостное описание огромной реки (Иртыша), где Спафарий рассматривает происхождение ее названия, определяет протяженность, указывает глубины, истоки, притоки и т.п., отмечает связь оз. Нор-Зайсан с Иртышом, проводит аналогию с одной из крупнейших рек Европы - Дунаем, приводит некоторую характеристику рельефа, лесных и степных участков рассматриваемой территории, указывает на частые северные ветры, дующие в Сибири, сообщает о торговых путях. В этом описании Спафарий обнаруживает значительный географический кругозор, большие познания и способность к обобщению. После характеристики Иртыша он возвращается к описанию маршрута, которое вновь прерывается специальными главами об Оби и о Байкале, где, в частности, решая вопрос о том, море это или озеро, он принимает во внимание его размеры и «соленость» и полагает его одновременно и морем (большие размеры) и озером (пресная вода). Дальнейшее описание путешествия посольства за пределами русской границы приводится в статейном списке, который составлен в привычном стиле «дорожников» русских путешественников и содержит данные о маршруте с сообщением некоторых сведений о природе, жителях и населенных пунктах.

Книга Спафария о Китае (опубликована в 1910 г. в Казани) занимает особое место в истории русской географии второй половины XVII в. Она была приложена к отчету посла в качестве официального документа о путешествии, пользовалась большой известностью и имела широкое хождение во многих списках в течение XVII и XVIII столетий. В ней приводится широкий круг сведений социально-экономического порядка: краткая история Китая и его административного устройства, характеристика населения, много внимания уделяется путям сообщения и городам. Одна из центральных тем - хозяйство (земледелие, скотоводство, промысел, торговля). Сведения о природе скудны - отрывочные замечания о погодных условиях и растительности и значительно более полные о гидрографии и полезных ископаемых. В Книге 58 глав. Первые двадцать - общая характеристика Китая, остальные - описание отдельных частей страны, две последние главы содержат сведения о Корее и Японии. В самом начале помещено краткое введение, сообщающее о четырех частях света, об Азии и ее границах. Наличие разделов, обобщающих сведения, касающихся обширных территорий, свидетельствует о высоком уровне этого труда. В известной мере это уже прообраз географических исследований страноведческого типа. При этом в порайонном описании Спафарий стремится выделить наиболее характерные специфические особенности описываемых местностей. В Сиане и Шаньдуне он обращает внимание на множество озер, в Фуцзяне - на обилие корабельного леса, в Гуандуне - на развитие шелководства, разведение цитрусовых и т.д. К книге приложена таблица, в которой даны цифровые показатели по 15 отдельным провинциям: число больших и малых городов, домов, взрослых жителей мужского пола, капищ, резиденций, а для некоторых провинций -училищ. Кроме того, дан общий итог по стране.

Другим важным географическим сочинением этого периода был труд "Historia de Sibiria" (опубликован под разными названиями в 1859, 1890 и 1997 гг.) хорватского ученого священника Ю.Крижанича, прибывшего в Москву в 1659 г. и сосланного в 1676 г. в Тобольск, где он прожил 15 лет. Значительная часть сочинения Крижанича посвящена экономическому и политическому описанию России. Немало места отводится изложению программы предлагаемых им преобразований. По мнению ученого богослова, богатство, сила и могущество государства зависят главным образом от количества населения в стране. Он делит Сибирь на три пояса («климата»), в характеристике которых фигурируют самые разнообразные показатели. В Северном поясе, омываемом Ледовитым морем, не произрастают ни плоды, ни овощи, но добываются шкурки соболей и чернобурых лисиц, реки богаты рыбой, жители живут по берегам моря и рек, домашних животных (за исключением упряжных собак) нет, московитян мало, живут они в Березове и Туруханске, на севере обитают вогуличи, остяки, зыряне, дауры и другие народы. Средний пояс, населенный русскими и татарами, богат пахотными землями, там растет кедр, соболей мало, много горностаев, лисиц и лосей; далее указываются населенные пункты, пути и способы сообщения, города: Верхотурье, Тюмень, Тара, Тобольск, Томск, Красноярск, Кузнецк, Енисейск и др. Наконец, третий пояс охватывает обширные степи (от Астрахани до Китая), где кочуют «калмыки» со стадами, где почва солона и бесплодна много соленых озер, грава низкорослая, овцы крупные, рыболовсгво не развито. Далее отмечается, что из этих мест вытекает много рек, описываются кочевья, быт и вооружение калмыков, их отношение с московитами.

В XVII в. на Руси широкое распространение получают рукописные «космографии», представляющие собой русскую переработку лучших географических трудов, появившихся в Западной Европе в конце XVI - начале XVII в. Еще в 1584 г. был осуществлен перевод на русский язык «Географии» польского ученого Мартина Вельского, где приводятся сведения о географических открытиях европейцев, в частности, о плаваниях Х.Колумба и А.Веспуччи. В первые годы XVII в. создана «Космография, сиречь всемирное описание земель.», являющаяся переработкой труда А Ортелия «Зрелище земного шара» (Theatrum orbis terrarum, 1571); в 1637 г. - «Книга, глаголемая космография» - переработка «Космографии» Г. Меркатора; в середине XVII в. - так называемая «Космография из 76 глав» (существует в нескольких списках; опубликована в 1878 по списку 1670) - переработка трудов Меркатора и Вельского, насыщенная многими сведениями о России и прилегающих к ней территориях. Уже в 50-х годах

XVII столетия осуществлена переработка текстовой части известного голландского атласа Блау, изданного в 1645 г. в Амстердаме. Наиболее полная редакция известна по списку «Позорище1 Вселенный, или Атлас Новый». Вводная часть этого сочинения носит самостоятельный характер и входит в состав многих русских рукописных сборников XVII в. под названием «Зерцало всея Все-ленныя или Атлас новый». Наконец, следует отметить рукопись второй половины XVII в. «Описание света и всех в нем государств» - переработка труда Луки де Линда (по амстердамскому изданию 1668).

Все эти сочинения давали краткие описания отдельных материков и государств, в которых главное внимание было сосредоточено на политических и исторических сведениях; они знакомили русского читателя не только с новейшими географическими открытиями, но и с некоторыми понятиями, бытовавшими в европейской науке в XVI - XVII вв. Таково определение географии: «сие описание земли и моря, и елице в коих странах нравы и колико в коих землях озер и рек, и что всяких в коем государстве угодий, из древних памятных книг выписано еще древними мудрыми писателями», данное в переработке труда А.Ортелия «Космография, сиречь всемирное описание земель» (цит. по: Пекарский, Наука. при Петре Великом, 1862, с.336), или определение задач географии по Г. Меркатору: «в которой земле и государстве, где что родится и каковы люди и чином и нравом, и о их храбрости, и о воинстве, и о городах, и о реках, и о озерах, и о лесах, и о всяких вещах» (цит. по: Лебедев, 1949, с. 213). Одна из глав русских переработок атласа Блау трактует о разнице между космографией, географией и хорографией. Соответственно космографию составляет астрономия и география, первая из которых дает описание небес и небесных тел, а вторая - описание Земли, ее положения и частей. География, в свою очередь, разделяется на хорографию и топографию. Кроме того, в вводных главах к атласу Блау приводятся сведения по математической географии: о глобусе, картах, их употреблении и т.п.

Так, постоянные поиски и освоение торговых путей, колонизация новых земель и их освоение вели к интенсивному накоплению фактических географических данных. Неоднократные преобразования государственного аппарата и упорядочивания налоговой системы требовали и некоторой систематизации географических знаний. В результате к концу XVII в. русская география имела целый ряд достижений, связанных в первую очередь с успехами землепроходцев в Сибири, значение которых широко известно. Россия в XVII в., как и другие страны Европы, включилась в общий процесс открытия новых земель, а также приобрела известный опыт в изучении собственных территорий. Типичными географическими трудами в Росси вплоть до петровских реформ оставались «дорожники», писцовые книги и прочие подобные им произведения, содержание которых в основном определялось транспортными и военно-фискальными задачами.

Русская картография в течение XVII в. накопила большой и разнообразный первичный материал, широко использовавшийся для многочисленных го «Позорище» - зрелище, картина, образ. сударственных нужд. Дошедшие до нас «чертежи» допетровского времени не являются каргами в современном смысле слова, так как они составлялись без точных измерений и не имели системы координат, но они дают схему огромных территорий Восточной Европы и Сибири, близкую к действительности. В Разрядном, Сибирском и других приказах были собраны сотни чертежей. Причем уже в середине столетия проводились значительные обобщающие картографические работы, охватывающие огромные территории. Примером может служить уже упоминавшийся чертеж Сибири П.И.Годунова (1667), представляющий собой реальную схему гидрографической сети Сибири и дальнего Востока с показом важнейших городов и неопределенными, в форме треугольника, очертаниями азиатского материка. Расстояния между пунктами выражены временем пути между ними.

Вершиной русской картографии XVII в. явились труды С.Ремезова и его сыновей - «Чертежная книга Сибири» (1699-1701), «Хорографическая книга Сибири» (1697-1711) и «Служебная книга Сибири» (1702-1730).Две из них опубликованы. Одна — в конце ХЕК в., другая - в середине XX в., третья серьезно изучена и прокомментирована и ждет своего выхода в свет. Атласы Реме-зовых - результат обобщения многочисленных чертежей и описаний, ставшие достойным завершением всего предыдущего периода в развитии русской картографии. Карты атласов, как и другие карты того времени, созданы практически без использования инструментальных методов. Разносторонняя характеристика природных условий различных местностей и их хозяйственного потенциала дается на картах с помощью применения специальных условных знаков (для леса, болот, лугов, песков, пашен, дорог, колодцев, солеварен и т.д.).

Упорная разносторонняя работа по изучению страны и сопредельных областей, проводимая в Московском государстве в XVI-XVII вв., стала той базой, которая дала возможность поставить русскую географию на прочное научное основание, явилась важной предпосылкой становления географии как науки. Анализ характера географических знаний в Московском государстве допетровского времени показывает, что многие особенности дальнейшего развития русской географической традиции определяются именно этим ранним ее периодом: обильная географическая нагрузка карт, значительное место «ресурсной» составляющей в географических трудах, роль государственного «заказа» в развитии географических знаний.

II. Становление географической науки в России в XVIII в.

Рубеж XVII-XVIII вв. знаменует собой новый этап в развитии русской географии. Это время, когда географии как науки в России еще не было, но был напряженный интерес к географическим фактам и явлениям, шел интенсивный процесс накопления данных, полученных с помощью инструментальных измерений. Уже в первой трети столетия общий объем знаний достиг некой критической величины, когда появление теоретических положений, на основе которых ведется систематизация фактов и явлений, стало возможным и необходимым. Во многом становление новых представлений связано с преобразованиями, предпринятыми Петром I. Во весь рост встала задача общего географического описания страны, которая, по существу, оставалась главной на протяжении всего XVIII в.

Историческая обстановка петровского времени властно потребовала углубленных сведений о природе и хозяйстве отдельных районов обширного государства, о хозяйственных связях между отдельными его частями. В связи с подготовкой Азовского похода впервые в России были проведены собственно геодезические работы - съемка отдельных участков Приазовья (1695). В 1696 г. была составлена карта западной и южной частей России с подробными гидрографическими и некоторыми другими данными, известная как карга Менгдена и Брюса; затем последовали атлас Дона (1703-1704) и карта Черного моря. Во время войны со Швецией одновременно с продвижением к побережьям Балтийского моря проводятся съемки и составляются карты смежных районов. Особое значение имеют съемки 1715, 1719 и 1720 гг. проводившиеся на Каспии и завершившиеся в 1720 г. созданием первой русской печатной картой Каспийского моря.

В 1715 г. петровские геодезисты направляются в европейские губернии, что положило начало систематическим государственным съемламстраны. указ о которых был издан в 1720 г. Значение этого грандиозного географического предприятия трудно переоценить. С самого начала геодезисты были снабжены единой для всех инструкцией, составленной профессором Абердин-ского университета А.Фарварсоном, преподавателем московской Навигацкой школы, ас 1715 г. Морской академией в Петербурге. Систематически велась обработка полученных первичных материалов, все они направлялись в Сенат, где под руководством И.И.Кирилова были составлены несколько карт отдельных и провинций, а в 1726 г. Генеральная карта России, первая русская сводная карта страны, имевшая в основе математическую проекцию. В 1734 г. вышел первый выпуск Атласа Российской империи.

После смерти И.Кирилова в 1737 г. руководство съемками перешло к В.Н.Татищеву, который теснейшим образом сотрудничал с Географическим департаментом Петербургской Академией наук. Еще до Указа о государственных съемках Татищев в 1719 г. составил «Представление о размежевании земель и составлении планов и карт», ставшее основой проекта государственной генеральной съемки страны. Его «Наказ геодезистам» 1738 г. - значительный шаг по сравнению с ранее действовавшими инструкциями 1720 и 1723 гг. не только в повышении точности съемки, но и в организации топографо-геодезических работ. «Наказ» предусматривал руководящее положение географов в съемочных отрядах геодезистов и требовал единства работ в пределах губернии. До того астрономические определения производились лишь в центрах уездов. Инструкция Татищева предписывала инструментальное определение широт всех важных пунктов примерно через 30 верст. Астрономические пункты надлежало связывать инструментальными ходами. Ситуация снималась в радиусе 15 верст от пункта. Татищев требовал производить взаимный контроль геодезических и астрономических определений, тщательной проверки точности инструментов, увязки съемок и карт смежных уездов и прочее. Но, пожалуй, главное отличие «Наказа» от других инструкций и подходов состояло в том, что геодезическим отрядам предписывалось собирать первичные материалы для составления географического описания страны, в соответствии с вопросами, разработанных им анкет 1734 и 1737 гг., которые давали широкую программу изучения страны и ее ресурсов. Особо подробно изучалась гидрографическая сеть и орография.

К середине XVIII в. заметно возросло количество и качество кадров русских геодезистов и картографических работ в целом, по размаху которых Россия встала в один ряд с Францией в XVIII веке, признанного лидера географической науки. При этом следует подчеркнуть характерную особенность русской картографии, традиционно обширную географическую нагрузку картографических произведений.

Систематические государственные съемки, еще в первой четверти XVIII в., заложившие основы дальнейшего стремительного подъема русской географии, колоссальный размах экспедиционной деятельности в течение всего столетия (от первой Камчатской экспедиции, до академических экспедиций второй половины века) и начало более глубокого изучения территории страны в рамках генерального межевания сопоставимы по масштабу исследований с такими общепризнанными грандиозными предприятиями того времени как астрономические экспедиции Парижской академии наук в Перу и Лапландию или плавания Дж.Кука. Мы не будем останавливаться на результатах русских экспедиций, они хорошо известны, хотя, конечно, многое еще требует изучения, и на результатах генерального межевания, которые значительно менее известны и еще ждут своих исследователей. Здесь важно отметить основательность постановки географических исследований, их организованный, систематический, научный и государственный характер, что долгие годы составляло традиционную особенность развитая русской географии. Они принесли тот корпус знаний, который обеспечил в XVIII в. становление русской географической науки.

Уже в первой трети XVIII в. начался процесс институциализации и профессионализации географии, в ходе которых ярко проявились и некоторые черты отечественной географической традиции. Поставив столь масштабно задачу географического изучения царь-преобразователь Петр I, озаботился тем, как создать кадры способные ее осуществить.

Первые специальные школы

На рубеже XVII - XVIII столетий предпринимаются первые попытки организации специального образования в России. В течение 20 лет, начиная с 1699 г., возникло около десяти различных профессиональных учебных заведений: в 1699 г. - Артиллерийская школа при Пушечном дворе, в 1701 г. - Нави-гацкая школа в Москве, в 1711 - Инженерное училище в 1715 - Морская академия в Петербурге, а затем и Навигацкие школы в провинции, имевшие особое значение для развития русской географии, так как именно в их стенах в начале XVIII в. шла подготовка кадров отечественных географов, астрономов, геодезистов, землемеров, на чью долю выпала задача географического изучения страны.

Организации Навягацкой школы предшествовала серьезная предварительная работа. В 1698 г. в качестве преподавателей математики и морских наук были приглашены на русскую службу профессор Абердинского университета А.Фарварсон и английские «навигаторы» С.Гвин и Р.Грейс. Занятия в школе начались еще в 1699 г. до специального указа в 1701 г., когда было объявлено об ее открытии. Учебная программа, помимо математики и морских дисциплин, включала практическую астрономию, географию и геодезию, а кроме того, русскую грамоту и «рапирную науку» (фехтование). Из-за отсутствия общеобразовательных школ, в первый период ее существования (до момента основания Морской академии), Навигация школа должна была быть одновременно и подготовительной и профессиональной, а соответственно имела три ступени обучения («русские» классы, где обучали чтению, письму и счету; «математические» с обучением арифметике, геометрии и прямолинейной тригонометрии, и «навигацкие»). Собственно профессиональными были классы именно «нави-гацкие», в которых готовили специалистов для съемок на суше и с моря. Половина учеников «русских» и «математических» классов, дававших общеобразовательную подготовку, предназначалась для дальнейшего их обучения в артиллерийской, инженерной и других профессиональных школах. К 1715 г. число учащихся в Московской Навигацкой школе достигло 719 (Сергеев, 1954, с. 154), Она выросла в крупное учебное заведение, хорошо оснащенное учебными пособиями, астрономическими и геодезическими инструментами, картами и атласами, что позволяло вести преподавание на уровне научных достижений того времени. В Сухаревой башне, где она обосновалась, была оборудована астрономическая обсерватория.

Государственные ведомства

В первой четверти XVIII в. русская географическая наука организационно, в основном, была связана с центральными правительственными ведомствами: Сенатом, Адмиралтейством, Берг-, Мануфактур-, Коммерц- и Камер-коллегиями, успешная деятельность которых была немыслима без обстоятельного знания состояния земель, благосостояния и нужд населения.

Уже самые первые годы правления Петра I отмечены серией государственных мероприятий географического характера. Прежде всего, это работы, проводившиеся в целях создания единой системы внутренних водных сообщений с помощью каналов между крупнейшими реками европейской части России. И хотя первые попытки создания Волго-Донского канала не увенчались успехом, размах работ по строительству искусственных водных путей был весьма значительным для того времени - только на строительстве начатого в 1702 г. Ивановского канала ( т.н. «Епифанские шлюзы») трудилось до 20 тыс. человек. Вышневолоцкий 3,5-километровый канал соединил Тверцу и Цну, Ладожский обводной канал - Волхов с Невой. Осуществление этих мероприятий потребовало специальных предварительных исследований, прежде всего проведения съемок, составления карт и географических описаний.

К разряду первых правительственных мероприятий, направленных на экономическое развитие страны, следует также отнести указ 1703 г., вменявший губернским и провинциальным властям провести учет лесов по всему государству. В 1718 г. от всех губерний были затребованы сведения о купечестве, торговле и промыслах, налогах на купцов и прочих повинностях. В 1719 г.

Коммерц-коллегия собирала на местах материалы о мануфактурах и продуктах мануфактурного производства.

С проведением реформы государственного аппарата и учреждением 12 коллегий большинство работ географического характера осуществлялось под руководством центральных органов администрации. Всеми работами на Балтике, Каспии и других акваториях ведало Адмиралтейство. Государственные сухопутные съемки подведомственны Сенату. С учреждением Академии наук руководство по части астрономических наблюдений и разработке адекватных территория картографических проекций перешло к ней. Во второй половине века первенство в организации экспедиционных исследований переходит к ней же. Берг-коллегия наряду со строительством и эксплуатацией казенных рудников, металлургических, металлообрабатывающих и оружейных заводов, руководила организацией поисков полезных ископаемых. Со временем осуществление функций Берг-коллегии привело к развитию в системе этого ведомства экономического картирования. В архиве Берг-коллегии сохранился один из замечательных памятников экономической картографии XVIII в. - рукописный атлас 1777-1778 (Лебедев, 1956, с.96-99).

География в Петербургской академии наук

Учреждение в 1725 г. Петербургской академии наук, с которого начинается качественно новый этап в развитии науки в России, весьма существенно сказалось и на организационных формах существования русской географии XVIII в. Академия была одновременно научным и учебным учреждением, перед которым ставилась задача не только развивать науки, но и готовить национальные кадры ученых.

В состав академии предполагалось ввести одиннадцать профессоров по 10 специальностям: I класс математический, в нем: география и навигация, астрономия, механика; II класс физический, в т.ч., помимо собственно физики, включавший анагомию, химию, ботанику; III класс гуманитарный - красноречие и древности, история древняя и новая, право, политика и этика. Эта структура в целом отражала распространенные в то время представления о классификации науки, учитывала практику работы других научных корпораций. В Парижской академии наук, которая в значительной мере была принята за образец, гуманитарный класс не предусматривался. Во Франции гуманитарные науки были выделены в отдельные академии, где география связывалась с историей. С самого начала география в Петербургской академии занимала царственное положение, что связано с поставленной перед ней государственной задачей изучения страны. С образованием специального Географического департамента она получила еще более самостоятельное значение в стенах академии.

Проект основания Академии наук (1724 г.) положил начало профессионализации науки в России, ибо появился новый род службы, в котором оплата труда, главным образом исследовательская работа, уподоблялась оплате труда профессоров в университетах Западной Европы. Причем проект не только предусматривал гарантированное жалованье за научные исследования, но и подчеркивал обязанности академиков как лиц, состоящих на государственной службе, выполнять специальные исследования в интересах государства. Заметим, что Лондонское королевское общество вообще не получало государственных субсидий. Его члены сами платили взносы за право заниматься наукой. В немецких небольших княжествах средств для развития науки было еще меньше. Парижская академия наук получала финансовую поддержку, но не платила своим членам. Наукой занимались либо состоятельные люди, либо ученые добывали средства к существованию преподаванием, медицинской практикой, военной службой и пр. Именно Петербургская АН сделала профессией занятия наукой. В качестве особой обязанности ее академикам предлагалось создавать учебники по своей специальности для обучения молодежи. Такое расширенное толкование обязанностей членов Академии вело к возникновению в России широко трактуемой профессии ученого, и в частности ученого-географа.

В 1726 г. при Петербургской академии наук были открыты гимназия и университет. Преподавание в академической гимназии, которая готовила молодых людей к поступлению в академический университет, велось адъюнктами (младшими членами академии). Помимо языков, главным образом латинского и греческого, в гимназии преподавались элементы математики, история, география, логика и риторика. Среди первых преподавателей физической географии в академическом университете были Г.В.Крафт и М.В.Ломоносов. Структура академического университета предполагала три факультета - права, медицины и философии, что не совсем соответствовало обычному типу западноевропейских университетов, в которые наряду с перечисленными, как правило, входил теологический факультет. В 20-30-х гг. XVIII в. преподавание здесь велось в форме публичных лекций, а также индивидуальных занятий со студентами, число которых было невелико. Регламент 1747 г. предусматривал ежегодный прием в академический университет до 30 студентов «жалованных», т.е. содержавшихся за счет Академии, и еще некоторое число «вольных» слушателей. Но к концу 60-х гг. он фактически перестал существовать. Затем пришла в упадок и академическая гимназия. Учащихся становилось все меньше, и те из них, кто жили на средства Академии, постоянно терпели крайнюю нужду. В 1805 г. она прекратила свое существование. Но к этому времени уже были гимназии во всех губерниях страны, а задача подготовки специалистов перешла к университетам, из которых Московский университет в последней четверти XVIII в. стал одним из главных центров развития русской культуры и просвещения.

В стенах Петербургской академии наук с самого начала сложилась обстановка высокой научной активности и плодотворного содружества, что несомненно, стимулировало творчество русских ученых XVIII в. С прибытием в Петербург первых шести профессоров в августе 1725 г. члены Академии сразу стали проводить научные собрания. С новой партией свежеиспеченных петербургских академиков прибыл самый старейший из них и наиболее крупный по предыдущим заслугам ее член, известный французский астроном, профессор Коллеж де Франс, член Парижской академии наук, потомственный ученый -Ж.Н.Делиль. К концу 1725 г. в Академии наук уже было 16 членов, а в ближайшие два года появились еще 6 профессоров и 10 адъюнктов. Почти все они, выходцы из разных стран (воспитанники разных университетов, представители разных научных школ и направлений), были молоды. В этих условиях особое значение имело постоянное общение членов Академии, чтение и обсуждение докладов. Заседания Конференции, как правило, происходили два раза в неделю. На собраниях первых лет академики выступали с докладами и сообщениями о возникновении и дальнейших успехах геометрии, в которых, в частности, затрагивались вопросы геодезии и математической основы карт, рассматривались значение астрономических наблюдений и способы определения географических широт.

Петербургская академия наук с первых шагов оказалась в гуще острой борьбы мировоззрений и научных споров. Уже на первом торжественном собрании в сообщениях о фигуре Земли Г.Вюльфингер и Я.Герман выступили как воинствующие защитники двух противоположных натурфилософских концепций - Декарта и Ньютона. В публичном собрании 1738 г. И.Гмелин и Л.Эйлер полемизировали на тему о строении материи. Этот дух свободной дискуссии способствовал научному росту молодых петербургских ученых. С самого начала в деятельности Академии наук преобладало естественнонаучное направление. Причем, в ее стенах обосновались ньютонианцы со всей Европы. Она стала центром, который сыграл важную роль в пропаганде идей Ньютона. Книга ЛЭйлера «Письма к немецкой принцессе о разных физических и философских материях», написанная в 1740-х гг., впервые изданная в России в 1766 г. и недавно переизданная (СПб., 2002), дает популярное изложение основных фундаментальных проблем науки XVIII в. в излюбленной в те времена форме «писем-бесед».

Вместе с тем приглашенные из-за рубежа академики принесли с собой и научные традиции тех стран, откуда они прибыли. Академия стала своеобразным полигоном взаимодействия самых разных традиций. В географии это проявилось особенно ярко.

Н.Делиль, Х.Винсгейм, З.Крафт и Л.Эйлер были носителями европейских традиций математической географии, Г.Байер, Г.Миллер, Л.Бакмейстер, А.Бюшинг, И.Гейм и др. - исторической географии в ее немецком варианте. Натуралисты И.Буксбаум, Д.Мессершмидт, И.Гмелин, И.Георги, П.Паллас были проводниками иной традиции в изучении страны, связанной с зарождением систематики растений и животных, оказавшейся очень близкой русской географической традиции.

Самый именитый из первых академиков Ж.Н.Деяиль был приглашен Петром I в Россию задолго до создания Петербургской академии. Одержимый идеей полноценного географического изучения страны царь-преобразователь стремился поставить это грандиозное предприятие на научную основу. Вскоре после представления в Парижской академии наук в 1721 г. карты Каспийского моря, составленной по съемкам, выполненным под руководством Ф.И.Соймонова, и наделавшей много шума среди французских ученых. В ответ на предложение русского царя Делиль направляет общее изложение основных положений своего проекта работ (Гнучева. 1946, с. 103-106), который был затем расширен в 1727 г. (там же, с.120-126), в 1728 г. сформулирован как «Основные правила для составления карт России» (там же, с. 127-131), и в окончательном варианте представлен под названием «Предложение о мерянии земли в России»

СПб., 1737). В соответствии с этими разработками фактически ни карты, ни Атласа, ни обстоятельной географии России - то, чего от него ждали, он не смог создать. Тригонометрические измерения по проекту были начаты в 1737 г., но ограничились лишь измерениями базисной линии между Петергофом и Дубками. В 1739 г. было произведено тригонометрическое соединение базиса с некоторыми пунктами и на этом работы оборвались. Академический атлас 1745 г., работа над которым была начата в 1735 г., когда помощником Делиля был назначен Л.Эйлер, а закончена уже по отъезде обоих Х.Винсгеймом и Г.Гейнзиусом, быть может, давал более верное представление о протяженности страны, ее границах, очертаниях морей, положении городов и губерний. Однако с точки зрения географической нагрузки карт отдельных губерний и провинций этот атлас существенно уступал атласу Кирилова 1734 г., который широко использовали вплоть до начала XIX в. Именно этот последний служил источником сведений для ряда картографических работ в Западной Европе.

И все же результаты пребывания Ж.Делиля, в России трудно переоценить. К нему в Петербургскую академию наук присылали геодезистов для обучения методам ведения астрономических наблюдений. Он разработал картографическую проекцию, удобную для генеральной карты столь обширной и протяженной страны как Российская империя. Эта проекция была использована и для генеральной карты Кирилова (1726) и в Академическом атласе (1745) и многих последующих карт этого рода. Но главное, что составляло соль предложения Делиля - план градусных измерений и создания триангуляционной сети для составления генеральной карты России и здесь он был на самых передовых позициях своего времени, с другой стороны, географическая нагрузка карт этого представителя математического направления вообще мало интересовала. Возможности и нужды государства, на которое он работал, его как ученого, мало занимали. И тут он входил в прямое противоречие с русскими требованиями и русской географической традицией.

Не удивительно, что деятельность Делиля вызвала резкую критику. Г.Мшшер ядовито заметил «так велика была скрупулезная точность г-на Делиля, что по истечении двенадцати лет его работа так мало продвинулась вперед, что едва видны были ее первые наметки» (Гручева, 1946). В.Татищев тоже высказался достаточно резко, сказав о том, что если следовать тактике Делиля, то «чрез долгое время не токмо бесдогрешных, но и никаких ландкарт иметь не будем» (1950, с.101).

В 1737 г., по существу, в противовес проекту работ, предложенному Де-лилем, Татищев выступил со своей программой, направленной на осуществление «землемерия всего государства и сочинения обстоятельной российской географии с ландкартами». Впервые этими вопросами он был озадачен еще в 1719 г. (Пекарский, 1862. с.11). Его «Предложения о сочинении истории и географии российской» (анкета в 198 вопросов) была затем дополнена «Наказом геодезистам» (1738) и «Доношением» е Сенат по вопросам улучшения и ускорения картографических дел в стране (1739). Все три документа пронизывает требование многообразия географического содержания карт. Если в 1720-х гг., когда генеральные съемки только начинались, в каждую губернию направляли по два геодезиста, то в 1739 он предлагает выбрать из геодезистов наиболее искусных, которых с чином «географа» в ранге капитанов направить в губернии в качестве начальников отрядов; геодезистов в ранге поручиков направить по одному в провинции каждой губернии, к ним придать учеников навигацких и заводских школ для непосредственного производства съемки и составления карт уездов и провинций. Руководство в отрядах наиболее квалифицированных геодезистов-географов позволяло обеспечить единство работ в пределах губернии. Получаемые в результате такой организации работ материалы направлялись в Сенат и в Академию наук. Собрание этих карт 1740-х - 1750-х гг. получило в протоколах Географического бюро название «Атлас Татищева» (ныне хранится в рукописном отделе Библиотеки РАН в Санкт Петербурге).

Географический департамент в системе Петербургской академии наук XVIII в. - особое учреждение, свидетельствующее об особом месте географии, которая в известном смысле, в течение почти всего столетия занимала главенствующее приоритетное место в ряду поддерживаемых государством наук. Первоначально, до 1735 г. департамент назывался географическим бюро или географической палатой, сюда стекались материалы государственных съемок, где эти материалы подлежали обработке. Как самостоятельное подразделение Академии, Географический департамент просуществовал до 1798 г. Его функции менялись со временем. Они то расширялись, то сужались, но значение его для судеб отечественной географии невозможно переоценить. Первым его руководителем был Н.Делиль, непременными помощниками которого были Л.Эйлер, Х.Винсгейм и Г.Гейнзиус, в их задачу входило составление карт. После отъезда Делиля с 1739 до 1741 г. руководил департаментом Эйлер. По возвращении из Берлина Эйлер был вновь назначен его руководителем (1766-1783). Более десяти лет департамент состоял в управлении Винсгейма; с 1751 по 1758 — Гейнзиуса. Вслед за ним с 1758 до 1765 делами департамента ведал М.В.Ломоносов.

Деятельность последнего была направлена на организацию всестороннего исследования России и выводила Географический департамент из положения узкокартографического бюро в статус серьезного научного географического учреждения. Ломоносовский план общего географического изучения страны, воплотившийся в академической анкете 1759 г. - «географические запросы» из 30 вопросов (ПСС, т.9. с.199-205), предполагал выявление ресурсов государства и возможностей их использования. Анкета была развитием вопросников Татищева 1734 и 1737 гг., но имела и существенные отличия. Ученый исходил из понимания необходимости разработки целой системы мероприятий в области экономической политики для подъема и рационального использования производственных сил России. Отсюда внимание к экономическим вопросам в их связи с конкретной природной обстановкой и возможностями.

План Ломоносова не ограничивался сбором сведений с помощью анкет, он требовал организации географических экспедиций, а также получения в Камер-коллегии материалов о населении и населенных пунктах. Проектируемый ученым атлас должен был состоять из 60-70 карт (без Сибири), математическая основа должна была опираться более чем на 60 астрономически определенных пунктов. Он поставил вопрос о периодически повторяемом исследовании стран и путем отправления экспедиций во время переписей населения (время между ревизиями составляло 20 лет).

Каждую административно-территориальную единицу страны предполагалось описать в физическом, политическом и экономическом отношениях (Записки 1760 г. (ПСС, т.9, с.211-215).

Деятельность Ломоносова привела не только к дальнейшей разработке программы и методов анкетного и экспедиционного обследования, что само по себе важно и продолжает одну из интересных особенностей русской географии, но и к накоплению в Географическом департаменте большого и ценного материала по гидрографии и орографии, флоре и фауне, населению и его составу, сельском хозяйстве, промышленности и торговле, путях сообщения (водных и сухопутных). Материалы в ответ на «географические запросы» 1759 г. поступали в академию в течение почти десяти лет, когда их автора уже не было в живых. Основная их масса до сих пор не издана, и даже не обработана в должной мере.

По описи 1773 года в Географическом департаменте было сосредоточено более 1000 различных карт. Создание карт и атласов продолжалось, в т.ч. генеральные карты 1776 и 1786, карты Северо-Восточной Азии и Северо-Западной Америки. С 1792 по 1796 были опубликованы пять атласов, в т.ч. учебный Атлас 1794, вышедший незадолго до упразднения департамента. С началом деятельности картографической службы Генерального штаба и Межевой комиссии работы Географического департамента постепенно сходят на нет.

Что касается экспедиционной деятельности Петербургской Академии наук, то начало ей положено академическим отрядом Второй Камчатской экспедиции 1733-43 гг., в составе которой были члены и студенты Академии, в т.ч. И.Гмелин, Г.Миллер, Г.Стеллер, Л.Делиль де ла Кройер, С.Крашенинников. Организационная работа М.В.Ломоносова по Географическому департаменту во многом подготовила знаменитые академические экспедиции 1768-1774 гг., составившие целую эпоху в истории Академии и в истории географии вообще.

Однако с точки зрения общих задач русской географической науки XVIII в. и ее организационных возможностей в России академические экспедиции 1770-х гг. во многом отступили от целенаправленного и трезвого плана великого ученого. Инструкция академических экспедиций предусматривала сбор столь разнообразного материала, что трудно было даже предполагать, что все отряды экспедиции могут собрать единообразные материалы и проведут исследования по всем частям программы. Общая неопределенность объема работ экспедиций усугублялась и тем, что в ходе полевых работ различные ведомства могли давать все новые и новые поручения. При сравнительно ограниченных возможностях и обширности обследуемых территорий излишняя широта программы вела к тому, что страдала глубина и цельность исследования. Не удивительна, поэтому распыленность усилий и известная случайность в выборе направления работ отдельных отрядов, во многом зависевшая от личных научных интересов их руководителей, которые, будучи натуралистами, имели и более узкую, если так можно выразиться, специализацию: Паллас - зоолог и геолог по основным своим интересам, Лепехин - ботаник и меднк, Фальк - ботаник, Озерецковский особое внимание уделял изучению озер и т.д. Общий состав экспедиций был значителен. Отрядами руководили молодые талантливые ученые, к каждому из которых было прикомандировано 3-4 студента, препараторы и рисовальщики.

Выдающееся значение результатов академических экспедиций несомненно. Были собраны многочисленные и разнообразные сведения, полезные для разных отраслей знания и хозяйственной практики. В отчетах и описаниях путешествий немало обобщений, но общей картины страны они все же не давали. Удачный выбор участников экспедиций, их знания, способности и научный энтузиазм обусловили достижения экспедиций, но не могли восполнить неполноту охвата территории страны, разнобой в отчетах, отсутствие единой направленности в обследованиях. Для сведения материалов отчетов в единую картину многого не хватало. Их следовало, прежде всего, дополнить материалами по необследованным районам и привести в единую систему.

В 1777 г. Академией наук был организован Топографический комитет в составе академиков СЛ.Румовского, П.С.Палласа, Э.Лаксмана, И.И.Лепехина, И.А.Гюльденштендта и адъюнктов П.Б.Иноходцева, И.И.Георги, которым была поручена обработка собранных экспедициями сведений и пополнение их путем запросов ответов с мест. Комитет разработал проект описания, общая схема которого ориентировалась на идеи немецкой школы государствоведения. В эту схему материалы изучения России, полученные академическими экспедициями, не укладывались. Они более всего отвечали характерной для Петербургской академии наук естественнонаучной направленности исследований. Деятельность Топографического комитета не имела существенных результатов, но она представляет интерес как одна из первых попыток подготовки к созданию коллективного научного труда.

Казалось, Академия наук могла обеспечить организационные формы существования науки, которые бы соответствовали требованиям времени. Она существенно отличалась от своих заладноевропейских предшественниц, прежде всего тем, что не была местом подведения итогов научной работы, а сама ее осуществляла, став с первых шагов реальной помощницей государства в изучении страны. Вместе с тем Ю.Х.Копелевич, справедливо отметила, что формирование Петербургской академии в качестве государственного учреждения делало ее звеном в общей бюрократической системе послепетровской России, что, в свою очередь, наложило отпечаток на ее внутреннюю жизнь, привело к возвышению канцелярии как управленческого органа, хорошо приспособленного к чиновничьей системе (Копелевич, 1977, с. 190). По удачному выражению С.И.Вавилова (1956), политические условия второй половины XVIII в. превратили Академию в «некоторый придворный декорум», украшение, служащее демонстрации «просвещенного абсолютизма». Последняя четверть XVIII в. ознаменовалась почти полным свертыванием академических экспедиций. «Просвещенный» абсолютизм к концу царствования Екатерины II не нуждался в научных предприятиях такого рода. Тем более что материалы экспедиций отнюдь не свидетельствовали о процветании страны.

География в Московском университете

Если в первой половине XVIII в. можно говорить только о появлении в России научной общественности, то во второй половине столетия при несравненно более широкой подготовке научных кадров, в условиях стремительного роста объема учебной литературы, научное сообщество существенно расширилось. Важную роль в этом сыграл Московский университет. Его создание в 1755 г, свидетельствовало о значительном росте просвещения и науки и в то же время способствовало их дальнейшему развитию.

С момента основания и до введения первого устава в 1804 г. структура университета оставалась без существенных изменений. Он состоял из собственно университета и гимназии, которая обеспечивала университет абитуриентами. Ее выпускники были достаточно подготовлены для поступления в высшее учебное заведение и составляли основной контингент студентов. В гимназии начинали преподавательскую работу многие профессора университета, в частности Х.А.Чеботарев. К середине 60-х гг. университет полностью обеспечил гимназию учителями. Все это укрепляло основы профессионализации науки, и географии в частности. География, как и прочие дисциплины, становилась предметом профессиональных занятий.

Общая структура университета в значительной мере определяла положение в нем географии. Все студенты должны были начинать с философского факультета, являвшегося своего рода общеобразовательным курсом, обязательным для всех. Факультет имел четыре кафедры: красноречия и поэзии, истории, философии, физики. После окончания философского факультета студенты либо оставались на этом же факультете для дальнейшего изучения «одной или некоторых из множества наук, философский факультет составляющих», либо переходили на юридический или медицинский. Последний включал не только собственно медицину, но и весь цикл естественных наук и имел три кафедры: анатомии, натуральной истории и химии.

Комплектование и подготовка профессуры в университете осуществлялись разными путями. Первые профессора для университета были подготовлены в Петербургской академии наук. Впоследствии, с конца 60-х гг. штат профессоров пополнялся за счет воспитанников университета. Еще в 50-х гг. университет направил за границу шесть студентов для подготовки к профессорскому званию, в том числе будущего естествоиспытателя М.И.Афонина, занятиями которого вначале руководил К.Ликней. Среди профессоров, подготовленных в стенах университета, были и Х.А.Чеботарев и И.А.Двигубский, немало сделавшие для развития русской географии. С конца 60-х гг. университет имел возможность обеспечить себя собственными кадрами по всем кафедрам. Однако долгое время администрация университета продолжала выписывать профессоров-иностранцев, среди которых многие интересовались вопросами географии. Причем, как правило, это были юристы и историки, проводившие принципы немецкой школы статистического государствоведения. Здесь можно назвать Ф.Дилтея, И.Рейхеля и др.

География стада предметом преподавания в Московском университете почти одновременно с его основанием. Точное содержание курса не установлено, но известно, что в 50-60-х гг. лекции по географии читал Д.В.Савич, который одновременно вел и физику. Такое положение вполне соответствовало состоянию русской географии в середине XVIII в., когда развитие ее было связано главным образом с успехами в изучении природных явлений, что и обеспечивало законное место университетской географии в ряду естественнонаучных дисциплин. Таковы первые университетские естествоиспытатели, имевшие отношение и к географии - профессор ботаники П. Д.Вениаминов, изучавший флору центра Европейской России; профессор естественной истории М.И.Афонин, пионер отечественного почвоведения. С 1789 г. кафедру физики возглавлял П.И.Страхов, занимавшийся изучением атмосферы. Он организовал первые систематические метеорологические наблюдения в Москве и публикацию их результатов.

Однако, преподавание географии в Московском университете было связано не только с естествознанием, сколько с историей. Выпускник, а затем профессор истории Московского университета, автор учебника географии Х.АЛеботарев преподавал географию в 1776 г. в гимназии, а затем с 1780 по 1815 г. вел курс на кафедре истории в самом университете. Заметное влияние на преподавание географии оказал двухтомный труд «Географическо-историческое учение» (1792-1793) профессора истории, статистики и географии Н.Е.Черепанова. В последней трети столетия курс географии в Московском университете во многом сближается с аналогичными курсами государствоведе-ния в немецких университетах, он все больше отдаляется от естествознания и все чаще читается историками. В 1775 г. был издан университетский курс ста-тистики-государствоведения, читавшийся в Московском университете И.Г.Рейхелем под характерным названием «Краткое руководство к познанию натурального, церковного, политического, экономического и учебного состояния некоторых знатнейших европейских государств». Этот процесс был закреплен университетской реформой 1805 г., когда была учреждена кафедра «всемирной истории, статистики и географии» на отделении словесных наук, которую возглавил уроженец Брауншвейга И.А.Гейм, читавший историю и географию в Московском университете с 1782 г.

Русская географическая концепция

Поставленная нуждами петровских преобразований в начале XVIII в. задача полного географического описания страны вызвала к жизни серию крупнейших исследовательских предприятий неслыханного до того в России размаха и масштаба. Задача эта в полном объеме не была решена. Тем не менее, результаты были велики. Дело не только в накоплении огромного количества сведений, не только в самозабвенной погоне исследователей за фактами, столь характерной для того времени. Русская географическая мысль выработала специфическую географическую концепцию, на базе которой проводились сбор, отбор и научная обработка полученных данных. Именно ее формирование ознаменовало становление географии как науки. В первой половине XVIII в. складывается научное сообщество, которое обеспечивает высокий уровень проведения географического изучения страны.

Первоначально характерной фигурой этого сообщества был государственный деятель, сознающий важность развития наук, неустанно трудящийся в избранной научной области. Дальнейшая профессионализация науки в России (и географии в том числе), становление Петербургской академии наук и нужды изучения государства привели к появлению нового типа ученого. В середине столетия - это натуралист энциклопедического склада, который становится ведущим деятелем русской географии. На смену ему в конце века приходят «статистики». Часто это государсгвоведы немецкого толка. Углубление институ-циализации географии и расширение высшего образования укрепляют возможности ее развития как науки, чем дальше, тем больше. В среде академических ученых не было единства в понимании задач географии. Здесь сосуществовали и боролись разные концепции. Представители «математического» направления в географии (Ж.Н.Делиль, Л.Эйлер и др.) полагали, что главное - создать надежную основу для составления карт. Выразителями иного, традиционного западноевропейского направления были историки Г.Т.Байер и Г.Ф.Миллер, которые рассматривали географию как вспомогательный инструмент исторического исследования, обеспечивающий привязку тех или иных исторических событий. Идеальный географический труд, ло их мнению, должен был включать перечень всего достопримечательного. Правда, есть и нечто объединяющее оба эти направления. В основе представлений о сущности географии и в рамках математического, и в рамках исторического направлений лежит регионализм: идет ли речь о картах территорий разных рангов и размеров или об «инвентаризации» достопримечательностей тех же территорий. Представители «исторического» направления особенно много уделяли внимания вопросам административного деления стран и областей в разные времена.

Русская географическая концепция XVIII в. по сути своей также была региональной, но в этом случае территория рассматривалась с точки зрения ее «ресурсного наполнения». Отсюда столь желанная, но не всегда хорошо выполнимая комплексная характеристика, включающая и физико-географические и экономико-географические аспекты описания, которые, как правило, не привлекали внимания представителей традиционных западноевропейских направлений. Для русских теоретиков (В.Н.Татищева, Г.В.Крафта) и ведущих полевые описания практиков-геодезистов и межевщиков Сената, Берг-коллегии, Адмиралтейства и других ведомств - первой половины XVIII в. важнейшими географическими сведениями были данные о реках и их режиме, о сухопутных путях сообщения и особенностях местностей, через которые они проходили, о лесах и возможностях их использования, о плодородии почвы, условиях и способах возделывания земель, о животном мире и его промысловом значении, о полезных ископаемых, промышленности и торговле.

Стержнем географического исследования и описания было выявление ресурсов для их государственного использования. Понимание практической значимости добываемых сведений и государственный подход в проведении географических исследований - важнейшая отличительная черта русской географии того времени. Даже населенные пункты и население интересовали русских географов не в том аспекте, в каком они привлекали внимание их западноевропейских собратьев, для которых наиболее значимыми были сведения этнографического характера (быт, нравы, особенности облика, одежды, пищи и т.п.), исторические достопримечательности, характер архитектуры, административное устройство, правовые установления и т.д.

Географическое изучение страны, в понимании русских ученых, подразумевало, в частности, выяснение людских ресурсов, анализ оборонного, торгового и промышленного значения городов и крепостей, что было необходимо для хозяйственного освоения огромных пространств империи. Интересы русских географов связаны, в первую очередь, с познанием своего отечества, а не стран мира вообще. Заметим, что становление географической науки в рамках концепции такого рода, наложило отпечаток на все последующее развитие русской географии, для которой стало традиционным тесное взаимодействие ее с российской общественно-политической мыслью и патриотическим движением, о чем, к примеру, наглядно свидетельствуют географические высказывания А.Н. Радищева или особое положение географии в проектах политических преобразований, вынашивавшихся декабристами.

В своих основных чертах русская географическая концепция, выработанная В.Н.Татшцевым, была поначалу чужда первым членам Академии. Со временем она нашла своих сторонников и в ее стенах, наиболее последовательными среди которых следует назвать С.П.Крашешшникова, П.И.Рьгчкова и, конечно, М.В.Ломоносова, деятельность которого в области географии явилась важным рубежом ее эволюции. Он был самым ярким выразителем русской географической концепции в середине XVIII в.

На протяжении рассматриваемого периода русская географическая мысль напряженно работала над осмыслением того, что есть сущность географии. Воззрения В.Я.Татищева первого русского теоретика формировались на базе знания практических государственных нужд его времени и глубокого знания трудов предшественников и современников. Впервые он дает определение географии как землеописания, которое должно показать природные и хозяйственные особенности главным образом своего отечества, а затем и пограничных территорий, «дабы в государственном правлена будучи о всем со благоразумием, а не яко слепой о красках рассуждать мог» в 1733 г. в «Разговоре двух приятелей о пользе науки и училищах» (Татищев, 1979, с.72).

В докладной записке 1743 г., поданной в Сенат по поводу проекта административного деления страны, Татищев вновь разъясняет, что «собственно география» есть описание какой-либо области или «предела» (т.е. небольшой территориальной единицы), а географическое описание предполагает четыре аспекта астрономическое, физическое, политическое и историческое. Причем, «космографию» или «мироописание», чем по Татищеву, занимается астрономия, он не включает в предмет географии. Что касается физического описания, ученый дает четкое разъяснение, речь идет «о природе того предмета», который описывается. В частности, «в описании воздуха рассматривается, какие пользы и вреды и каким порядком от оных приключается по которому обилия и недостатки того предела познаются». В политическом описании речь должна идти о народах и населенных пунктах; наконец, в историческом - должно указывать происхождение названия и исторические судьбы «предела» или населенного пункта (Там же. с.236).

В начале 1745 г. Татищев направил на рассмотрение Академии наук три тома «Лексикона Российского», в котором наиболее полно раскрываются его представления о сущности географии. В первую очередь это статьи, дающие определения целого ряда ключевых понятий, в т.ч. «географа», «география историческая или политическая», «география математика», «география физическая», «Земля», «Климат (в значении «полоса» «зона») и другие. Географическое содержание «Лексикона» обильно и в высшей степени интересно, однако до сих пор в должной мере не рассмотрено. Наиболее четкое выражение тати-щевской концепции географии как науки, где дано определение ее задач и предмета, мы находим в его работе «О географии вообсче и о русской», составившей 43-ю главу «Предъизвещенкя» к «Истории Российской», последняя редакция которой относится к 1746 г. (Татищев, 1950).

Отметив, что существует разное понимание географии, или землеописания (одни полагают, что это - космография, другие - топография), он еще раз подчеркивает, чго география означает описание земли, тогда как космография имеет свою задачу — мироописание, и свой предмет - небесные светила. «Их величину, расстояния между ними изучает астрономия, а качества действ их до физики принадлежат». Татищев определяет место географии среди родственных наук и дает ее внутреннее деление по различным признакам. По размерам описываемых территорий он делит географию на «универсальную, или генеральную», охватывающую всю землю с водами, а также ее крупные части; «Специальную, или участную», предполагающую описание страны со всем, что к ней относится; и «топографию или пределоописание», характеризующую отдельные области, районы и даже города.

Общая иерархическая схема у Татищева: земной шар ~ материки - отдельные страны и их части, представляющие собой или определенные исторические образования, или административные единицы; затем в основу дальнейшего деления положены более или менее дробные политико-административные территориальные единицы. Сюда же он относил описание совсем маленьких территорий: «когда один град с его присудом опишется». Это деление показывает понимание Татищевым тогою, что различные по масштабам территории требуют разных подходов изучения и описания.

Другое деление географии, приводимое Татищевым, - деление «по качествам», т.е. по особенностям подхода к изучаемой территории. Первым в этом ряду ученый называет математическое описание, задачей которого является построение координат, определение положения пунктов на земной поверхности, «которое есть основание к познанию шара земного и ландкарт». Физическая география по Татищеву «показует по разности положений разность перемене-ний воздуха, теплоты и стуж и произходясчего из того природного довольства и недостатка не токмо на поверхности, но и внутрь земли и воды родясчегося, которое к разсуждению о приумножении пользы огврасчения вреда весьма полезно и нужно». Отмечая весьма широкий круг явлений политической жизни, хозяйства и культуры, которые следует включать в «политическое» описание изучаемой территориальной единицы, теоретик-Татищев считает необходимым показывать и то «как сии обстоятельства по временам пременяются». И, наконец, последнее - деление географии по историческому признаку («по переменам времян») на «древнее, среднее и настоящее. описание Земли и предел» (Татищев, 1950, с. 211).

Таким образом, Татищев под собственно географией подразумевает изучение территории в региональном, комплексном и, если можно так выразиться, экологическом смысле, которое характеризуется стремлением познать природу страны или района с тем, чтобы дать всестороннюю оценку ее возможностей в целях использования. Он неистощим в поисках доводов, поясняющих пользу географии и раскрывающих вред ее незнания; и настойчиво повторяет, что не зная подлинных положений о обстоятельствах в пределах, легко высокие правительства в рассуждениях и определениях погрешить и вместо пользы вред нанести могут, что во всех гражданских правительствах, от нижнего до высшего, знание географии или точных известий о пределах и весьма правильные ландкарты иметь необходимо нужно» (Там же, с.213, 214).

Именно Татищев заложил теоретические основы русского регионализма, которые он успешно реализовал и в «Общем географическом описании всея Сибири» (1736) и в «Лексиконе Российском» (1745) и практической работе по организации съемочных работ.

Другой не менее крупный создатель и носитель русской географической традиции в XVIII в. - М.В.Ломоносое. Здесь мы не будем останавливаться на значении его крупнейших географических трудов от «Первых оснований металлургии» (1744) или «Слова о явлениях воздушных» (1753) до трактата «О слоях земных» (1763) или обзора «О северном мореплавании на Восток» (1764), где ученый блестяще поставил и разрешил ряд существенных географических проблем, но обратим внимание на общих подходах ученого к географии. Его взгляды на географию как науку, не нашли формы законченной теоретической разработки, но практическая деятельность ученого, связанная с руководством Географическим департаментом, свидетельствует о наличии определенной системы представлений по этому вопросу, которая наиболее полно выразилась в его усилиях, направленных на развитие географических исследований России и обобщение сведений о природе и населении страны. Разработанная им про-1рамма работ для составления нового атласа с описанием России предполагала создание географического произведения, которое должно было представлять собой синтез природного, хозяйственного и картографического изучения страны. В результате непосредственных исследований в ходе планируемых им астрономических и «физических» экспедиций, а также массового сбора географических сведений с помощью анкет должно было появиться подлинно комплексное географическое описание России. Пожалуй, наиболее явственно отразили широкое понимание Ломоносовым задач географического исследования страны его «географические запросы», дающие конкретную программу комплексного изучения и описания России. Ученый продолжал и развивал положения Татищева о государственном значении географии.

В «Слове похвальном императрице Елизавете Петровне» (1749) он вопрошал: «Что полезнее есть человеческому роду к взаимному сообщению своих избытков, что безопаснее плавающим в море, что путешествующим по разным государствам нужнее, как знать положение мест, течение рек, расстояние градов, величину изобилие и соседство разных земель, нравы, обыкновения и правительства разных народов?» и сам же отвечал: «Сие ясно показует География, которая всея Вседенныя обширность единому взгляду повергает» (ПСС. т. 8, с,252). Вот квинтэссенция русской географической концепции. Вся деятельность великого русского ученого-энциклопеднста на поприще географии показывает, что и в середине XVIII в., когда многие известные ученые считали географию придатком той или иной науки, Ломоносов вслед за Татищевым не только утверждал географию как самостоятельную науку, но и рассматривал ее как науку универсальную, комплексную, охватывающую природу и экономическую деятельность человека.

Составленные Ломоносовым в 1759-1764 гг. проекты географических экспедиций, осуществления которых он настойчиво добивался, не были реализованы при его жизни, но подготовили в значительной мере почву для снаряжения больших академических экспедиций 1768-1774 гг., о чем мы уже упоминали. Участники академических экспедиций не оставили после себя сколько-нибудь определенных разработок, касающихся содержания географии как науки, но судя по всему, в своих исследованиях придерживались концепции географии, выработанной Татищевым и Ломоносовым, только с более четко выраженным вниманием к изучению природных явлений. Обилие и разнообразие наблюдаемых явлений, а также стремление изучать их более глубоко вело к более узкой специализации. И хотя исследования участников экспедиций носили многоаспектный характер, но именно с этим периодом следует связать начало размывания (распыления) русской концепции географии. Потеря ее цельности не сразу стала заметной.

Таким образом, можно говорить о том, что эволюция русских представлений о сущности географии на протяжении всего XVIII столетия незначительна. Географию понимали как всестороннее изучение ресурсов (как природных, так и людских) той или иной страны (в первую очередь отечества) или региона в целях их хозяйственного использования. В общем виде такой взгляд на географию в известной мере близок современным представлениям о ней, но, конечно, изучение ресурсов велось на существенно ином, весьма элементарном уровне, предполагавшем их предварительное выявление и первоначальную систематизацию.

В живой научной практике, как уже отмечалось, бытовали и взаимодействовали разные концепции и традиции. К концу XVIII в. в трудах «статисти-ков»-государствоведов, воспитанных на установках «исторического» направления и испытавших сильное влияние немецкой университетской школы государ-ствоведения. Можно проследить противоборство представлений типичных немецких государствоведов, А.Шлецер, А.Бюшинг, И.Рейхель, А.Шторх, работавших значительное время в России и русских просветителей из окружения А.Н.Радищева и Н.И.Новикова, к которым примыкали Х.А.Чеботарев и С.И.Плещеев, предпринявшие попытку дать обобщенные описания России, в некоторой мере отвечающие поставленным в начале века задачам. Влияние, по крайней мере, двух разных традиций географического описания видно в «Статистическом описании Российского государства» И.Германа (Hermann, SPb., 1790), пытавшегося представить сведения о населении, природе, естественных продуктах, горном деле, мануфактурах и торговле, в котором немецкая скрупулезность, доведенная до мелочности, с трудом сочеталась с характерным для русского репгионализма интересом к ресурсам в широком смысле слова. Показательна резкая оценка этого сочинения А.Н.Радшцевым: «оно писано со многими подробностями на немецкий лад; из него можно выучиться, как варить квас и кислые шти; искусство, помещенное между мануфактурами» (Собр. соч., т. 3. С.384).

Радищеву, носителю русской географической традиции чуждо стремление статистиков немецкой школы систематизировать географический материал по строго определенным рубрикам, куда важнее выяснение причин и следствий. Его географические сочинения пронизаны идеей практической государственной пользы географии. В «Описании Петербургской губернии» (1789-1790) он выясняет влияние столицы на хозяйственный быт окружающих районов, связь между почвой и набором сельскохозяйственных культур или особенностями земледельческих орудий. В «описании Тобольского наместничества» (1791), анализируя природные условия южных округов наместничества, приходит к выводу, что «страна моя могла изобиловать всяким хлебом не менее прикосновенных земель к Украине». Размышляя над тем, почему Сибирская ярмарка обосновалась в Ирбите, а не в Тобольске или Екатеринбурге, пытается оценить значение избытка земель в Сибири для быта переселенцев и способов ведения хозяйства в этих условиях; определяя причины недостаточного развития хлебопашества, видит их в природных (холод и каменистость грунтов на Урале) или экономических условиях (отдаленность хлебных рынков) и т.д. и т.п. (Там же, с, 134). Заметим, что Радищев идет именно путем, развития традиций Татищева и Ломоносова, но идет дальше их в анализе социально-экономических отношений.

Итак, русская география в XVIII в. уже существовала как наука, причем характерно, что ее становление было связано на первых порах не с университетской и даже не с академической наукой, а с правительственными ведомствами, что является одной из важных черт ее своеобразия.

Становление географической науки в России в XVIII в. потребовало появления особого типа ее творцов. Первоначально это были государственные деятели с разносторонними научными интересами - Я.В.Брюс и В.Н.Татшцев, затем универсально разносторонний ученый с ярким гражданским темпераментом - М.В.Ломоносов. Универсализм и гражданственность оставались в большей или меньшей степени свойственны и лучшим представителям русской географии второй половины столетия.

Остается добавить, что русская география применяла специфические методы исследования, адекватные выработанной концепции. Речь идет, прежде всего, о широком применении различного рода анкет и анкетных обследований. Традиция эта восходит к более ранним временам, но максимальный размах получил анкетный способ обследования территории России именно в XVIII в.

Наличие достаточного для обобщений массива данных, специфические методы, оригинальная концепция и своеобразные организационные формы, наконец, появление профессиональных исследователей - все это и позволяет нам утверждать, что в первой половине XVIII в. в России происходит становление географической науки. Более того, применительно к этому времени, можно говорить даже о наличии русской географической школы, ибо, помимо объединения определенного круга деятелей географии общностью представлений, в основе которой лежала региональная концепция Татищева, и специфических организационных форм, в которых протекала их деятельность (правительственные ведомства), следует отметить еще один необходимый компонент понятия «научная школа» - реально существующая система лидер - последователи (учитель - ученики или руководитель - подчиненные). Определенно можно утверждать, что Татищев, Соймонов и Кирилов составляли такую лидирующую группу, а геодезисты различных правительственных ведомств, непосредственно осуществлявшие исследование огромных территорий, в большинстве своем следовали разработанным лидерами установкам в меру своих способностей и подготовки.

Во всяком случае, беглое знакомство с массовыми (до сих пор неизданными) материалами географических описаний, выполненных геодезистами, отложившихся в архивах Екатеринбурга и Оренбурга, сотрудниками Татищева по уральским и сибирским горным заводам, генеральным съемкам и Оренбургской экспедиции, (в их числе Игнат Юдин, Константин Гордеев, Андрей Татищев, Иван и Василий Шишковы и многие другие) свидетельствует о высоком уровне их трудов, соответствующих русской географической концепции.

Как четко выраженное явление русская географическая школа просуществовала недолго. Рубежной оказалась фигура М.В.Ломоносова. Во второй половине XVIII в. плюрализм концепций, бытовавших в России, внутренняя логика развития географии с определившейся тенденцией к дифференциации, наконец, дальнейшая институциализация науки, выразившаяся в укреплении Академии наук, основной корпус которой составляли натуралисты, и развитие университетского образования, где географию представляли главным образом носители идей немецкой школы государствоведения. - все это привело к утрате единства русской географической школы. Существенные ее особенности легли в основу русской географической традиции, ярко прослеживаемой в русском регионализме со всеми его характерными чертами, восходящими еще к допетровским временам, и которое по необходимости кратко описана в данном разделе.

Ш. Развитие традиции в XIX-начале XX вв.

Общий процесс дифференциации науки привел к тому, что в течение XIX столетия сложился целый комплекс специальных географических наук, каждая из которых может представлять для истории географии особый объект исследования. Условия их формирования связаны с разными традициями и обстоятельствами, специфику которых было бы интересно изучить, в т.ч. и с точки зрения русской традиции. В данном исследовании мы не ставили перед собой такой задачи, ибо есть сфера, в которой черты русской традиции проявляются и развиваются особенно ярко - русский регионализм. У нас нет цели дать в настоящем докладе всеобъемлющую картину проявления традиции в конкретных региональных трудах русских исследователей XIX в.

Есть множество материалов, в том числе хорошо известных и изученных многими историками географии, где обнаруживаются черты русской географической традиции, заложенные еще в предшествующие времена. Однако, многое в контексте осмысления особенностей русского регионализма остается недостаточно разработанным. Множество важных первоисточников все еще ждут публикации. А многое и вовсе не выявлено. Это относится и к материалам генерального межевания, начатого во второй половине XVIII в., и продолжавшегося в XIX столетии и к материалам Вольного экономического общества, основанного еще в 3765 г., Переселеньческого общества и земских исследований рубежа XIX-XX вв. и даже кругосветных плаваний первой половины XIX в., казалось бы, столь хорошо известных.

Наша задача в этом разделе показать, пусть пунктиром, проявление русской географической традиции лишь в некоторых географических предприятиях и порайонных исследованиях, которыми соискателю пришлось заниматься сравнительно детально. Соответственно, в этом разделе рассматриваются: опыты районирования, учение о зонах и понятие территориальных комплексов, географические труды декабристов, творчество русских экспедиционных художников, представление о сущности географии на рубеже в XIX-XX вв. и некоторые др.). Для более отчетливого выявления преемственности и некоторых тенденций развития традиции в ряде случаев мы будем возвращаться в XVIII в. и забегать в XX столетие.

XIX в. не менее XVIII-ro богат грандиозными географическими предприятиями. От русских кругосветных плаваний первой половины столетия, до углубленного изучения собственной территории на протяжении всего столетия и серии путешествий в Центральную Азию второй половины XIX в.

Итак, в этом разделе мы ограничимся рассмотрением лишь отдельных ключевых проблем и некоторых малоизвестных материалов, с которыми диссертанту приходилось иметь дело, которые всплыли в ходе осмысления развития русской географической традиции

Вопросы географического разделения территорий: районирование, учение о зонах природы, природные территориальные комплексы

Уже в XVIII в. русских географов стало не удовлетворять деление на административные единицы, в рамках которых проводились съемки и обследования. Мысль исследователей обратилась к делению территории страны на части, независимые от административных границ, соответственно к поискам естественных границ, разделяющих изучаемые территории на части. Впервые эта мысль прозвучала в работах Татищева, утверждавшего, что Россия состоит из двух частей: европейской и азиатской, границей между которыми является Уральский хребет. Видя главную задачу, географа в порайонном описании земли, он не только стремился к ее решению в своих основных работах, но и неоднократно выступал со своими проектами разделения России на губернии с учетом природных условий и возможностей их использования для развития экономики страны. Вспомним «Изъяснения на посланные начета гисторические» (1739) и «Напомнение на присланноеросписание высоких и нижних государственных и земских правительств» (1744).

В 1761 г. свое районирование Сибири предлагает Ф.И.Соймонов в работе «Древняя пословица "Сибирь-золотое дно "». Он исходит из того, что истинное изобилие Сибири заключено в ее природных ресурсах и хозяйственной деятельности населения, которые и кладет в основу порайонной систематизации. При характеристике районов Соймонов последовательно называет главные хозяйственные особенности каждого, для одного (от Верхотурья до Тобольска) отмечает первостепенное значение пушных охотничьих промыслов и рыболовство, земледелие и скотоводство, изобилие леса; для другого (от Иртышского Верхотурья, до Тобольска) - рыбная ловля (на Оби и близ Томска), охота; для третьего (Барабинские степи) - горнозаводская промышленность, игравшая основную роль в хозяйстве; в четвертом (Северные уезды Тобольской губернии) -охотничьи «звериные» и пушные промыслы; для пятого (Прибайкалье и Дау-рия) - изобилие «диких зверей» и «мягкой рухляди», а затем скотоводство, хлебопашество и рыболовство; специфика шестого района (от Якутска до Камчатки) - отсутствие земледелия, песцовый промысел в междуречье Лены, Индигирки, Колымы и бобровый - на островах Тихого океана.

Представления о необходимости деления страны на природные части получили более широкое распространение после академических экспедиций 17681774 гг. Многие считали, что деление необходимо для решения хозяйственных и административных задач или для удобства изложения материала. Некоторые подошли к представлениям о существовании естественного деления территорий. Природные районы выделяли по внешним бросающимся в глаза изменениям рельефа или характеру растительного покрова. Именно в это время пришли к выводу о научном значении выделения естественных районов и сделаны первые попытки такого деления. Это понимали такие исследователи как И.И.Георги (1777), К.И.Габлиц (1785). Во всяком случае, выделение природных районов уже в XVIII в. представляло собой результат систематизации значительного массива географических данных, полученных в результате углубленных исследований отдельных территорий.

Попытку поставить проблему районирования страны как специальную научную проблему на рубеже XVTII-XIX вв. сделал А.Н.Радищев. Его не удовлетворяло существующее административное деление, единицы которого определялись автоматически по числу жителей (300-400 тыс. - губерния; 10-30 тыс.

- уезд). В письме А.Р.Воронцову от 15 марта 1791 г. он пишет: «Хорошо знать политическое разделение государства; но если бы весьма учебно было бы в Великой России сделать новое географическое разделение, следуя в том чертам, природою между народами назначенной, гораздо бы еще учебнее и любопытнее было, если бы Сибирь разделена была (на карте, разумеется) на округи, естественно назначенные. Тогда бы из двух губерний вышла иногда одна, а из одной пять или шесть. Но к сочинению такой карты не исправниково искусство нужно, но головы и глаза Палласа, Георги, Лепехина, да и без очков и внимания не на одни цветки и травы» (Собр. соч.,т.З,с.356-357).Устанавливая наличие в стране резких территориальных различий, Радищев обращает внимание на то, что разные части Российской империи отличаются друг от друга природой, хозяйством и трудовыми навыками населения, и подчеркивает, что действительное географическое разделение территории государства не совпадает с существовавшим тогда административным делением.

В первой половине ХЗХ в. эта проблема стала одной из центральных в русской географической науке, ее успешно разрабатывали Е.Ф.Зябловский (1818), К.И.Арсеньев (1818, 1848); И.Ф.Герман (1819), большое место ей отводилось в проектах декабристов, прежде всего в «Русской правде» Пестеля, «Конституции» Н.Муравьева, отчасти в «Правилах соединенных славян» П.Борисова.

Сын священника ученый-самородок К&Арсеньев, достигший высокого служебного положения, всю жизнь стремился «содействовать распространению сведений о великом отечестве нашем», и правдиво раскрыть «силу и недуги» его (1848, с.2). Широкую известность в научных кругах принесли ему труды «Обозрение физического состояния России» (1818), «Начертание Российского государства» (1818, 1819) и «Краткая всеобщая география» (1818, 1819), оказавшие сильнейшее влияние на общество. В следственных делах декабристов в ответе на вопрос о том, кто оказал на их образование особое воздействие, многократно повторяется имя Арсеньева. Не удивительно, что следы его влияния можно найти в географических трудах «государственных преступников».

В «Обозрении физического состояния России» постоянно и изобретательно подчеркиваются благоприятные условия природной среды России для хозяйственного развития страны, возможность каждой ее части предоставить населению разнообразное сочетание природных ресурсов, которое может использовать население для своего благополучия. Он утверждает, что природное «богатство материалов нужных для всех родов промышленности неисчерпаемо» и может обеспечить процветание державы. (1818,с.2), и успешно доказывает, что «Россия — есть государство, облагодетельствованное природою, пользующееся несметными выгодами, доставляемыми оному обширностью, местоположением, водами, разностью почвы, климата и естественными произведениями» (там же, с.50). Ему свойственно умение охватить «единым взглядом» географическую картину страны, ее природы и хозяйства; уловить закономерное разделение страны на своеобразные и вместе с тем тесно связанные между собой территории. Наиболее крупная работа Арсеньева «Статистические очерки России» (1848) дает развернутую характеристику системы районирования, предложенную ученым, которая является едва ли не лучшим образцом проявления русской географической традиции в XIX в.

В ряду страноведческих работ в XIX в., пожалуй, наиболее ярко традиции русского регионализма проявляются в знаменитых многотомных трудах «Живописная Россия» (1880-1884, 12 т.) и «Россия» (1899-1913; вышли в свет 11 томов из 22 намеченных), созданных под руководством П.П.Семеноеа-Тян-Шанского, в подготовке участвовал значительный коллектив сотрудников, в том числе его сын В.П.Семенов-Тян-Шанский. Всемирно-известный путешественник, блестящий организатор географических исследований, общественный и государственный деятель П.П.Семенов-Тян-Шанский в своем творчестве главное место отводил страноведению. В своих разработках проблем географического районирования, отмечая важность и необходимость комплексных исследований, он обращал особое внимание на растительность в ее разнообразных связях с геологическим строением и другими компонентами природной среды. В одной из своих ранних работ он писал: «Различие обстоятельств климата и почв и вида внешней поверхности различных частей земного шара очень велико и составляет географическую особенность каждой страны. Все эти обстоятельства всего яснее выражаются в живом растительном покрове земной поверхности» (1851, ч.1, с.1). В погубернских очерках 1880-х гг. его схема районирования Европейской России предполагает выделение крупных районов и подрайонов по характеру систем хозяйства в их сочетании с местными природными условиями. Это был новый важный шаг в развитии русского регионализма.

Другой, не менее важный шаг в формировании представлений о географическом районировании территорий, во многом определившим развитие русской географической традиции, были наблюдения ученого в экспедициях по Тянь-Шаню и соседним с ним горным образованиям (1856-1857), в ходе которых были выявлены закономерные региональные особенности от степей у подошвы гор до альпийских лугов на вершинах. П.П.Семенов-Тян-Шанский не первый, кто мог наблюдать вертикальную зональность, но он был одним из первых русских географов, кто пытался осмыслить это явление, тем самым закладывая основы учения о зонах природы, заслуга создания которого по праву принадлежит В.В.Докучаеву.

Докучаев считал, что природа - не хаотическое скопление предметов и процессов, а их совокупность, подчиняющаяся определенным законам (1899; соч. 1951, т.VI, с.403), и что все в природе совершается чрезвычайно медленно и постепенно, зато неумолимо последовательно и до конца (1892; там же, с.83-84). Он видел задачу науки в том, чтобы выяснить неизменное среди постоянно изменяющихся процессов и явлений и открыть закономерности явлений для отыскания путей более плодотворного использования природы человеком.

Изучая черноземные почвы по поручению Департамента земледелия Министерства гос.имуществ в 1877-1881 гг., ученый осуществлял почвенные исследования в рамках Нижегородской в 1882-1894 гг. и Полтавской в 1888-1890 гг. экспедиций, а также Особой экспедиции Лесного департамента Министерства земледелия в 1892-1894 гг. Он создал теорию образования чернозема, обосновал вывод о почве как особом естесгвенноисторическом теле и доказал, что почва является функцией всей совокупности природных явлений, действующих в пределах определенной территории, что ее изучение невозможно без глубокого анализа каждого из элементов природы и их отношений между собой.

Докучаев отличался особым умением видеть известные факты с новых точек зрения, находить закономерности в отношениях между явлениями. Изучение почвенного покрова привело его к представлениям о зональности как наиболее общей закономерности, определяющей природу степей в целом и любой ее части. Собственный опыт и воззрения А.Гумбольдта о широтных изменениях растительного покрова и климатических условий (нашедшие в России благодатную почву) позволили без «академических доказательств и цитат» признать, что если все почвообразователи изменяются зонально, то и все почвы несут на себе «резкие и неизгладимые черты закона мировой зональности» (1898; Соч. t.VI, с.375-376). Ученый полагал, что этот закон проявляется не только на суше, «ной в морях, океанах и реках» (там же, с.ЗЮ).

Взгляды Докучаева на районирование, которое он считал важным «и в научном и в практическом и в государственном отношениях», вырастали из его представлений о зональности. Говоря о районе, он имел в виду территорию, отмеченную однородностью природных условий, но понимал, что при выделении районов следует учитывать и плоды деятельности человека. «Со временем,-писал он,- в ту же непрерывную цепь удастся ввести, если не все, то многое и многое, из чего слагается жизнь человека, по крайней мере, экономическая, сельскохозяйственная и проч.» (1891; там же, с.389). Критикуя «официальное» разделение Европейской части страны на 12 областей, предложенное П.П.Семеновым-Тян-Шанским, Докучаев отмечал его искусственность, т.к. исходные принципы «разнохарактерны, случайны и неверны», предлагал в основу деления положить учение о естественноисторических зонах и замечал, что для успешного хозяйственного освоения территории необходимо определить особенности природных условий и только затем выяснить ее экономические возможности, Задачу выделения географических районов он рассматривал как исходную основу для оценки земель.

Понимание всеобщности и взаимосвязи природных процессов и явлений на Земле, осознание естественных и территориальных образований (единиц) как динамических систем природных тел и процессов привело ученого к представлению о формировании учения о «многосложных и многообразных соотношениях и взаимодействиях, равно и о законах, управляющих вековыми изменениями между гак называемой живой и мертвой природой» (там же, с.416). Именно к такому пониманию географии и ее новой дисциплины ландшафтове-дению отечественные географы подошли к началу XX в.

Творчество Докучаева, как можно заметить, развивало универсализм географических воззрений Ломоносова; в ряду других в нем вырастала новая черта русской географической традиции - интерес к типологии существующих при-родно-территориадьных единств разного порядка, отличающую ее от других национальных традиций, впоследствии в значительной мере определяющую своеобразие русской географической традиции, которую развивали его ученики и последователи. Говоря о Докучаеве, В.И.Вернадский (сам своим творчеством знаменующий поворотный момент в развитии географии), считавший себя последователем, отмечал, что «в истории естествознания в России в течение XIX в. мало найдется людей, которые могли бы быть поставлены наряду с ним по влиянию, какое они оказали на ход научной работы, по глубине и оригинальности их обобщающей мысли» (там же, т.I.e.5).

Идеи Докучаева о зональности географической среды и ландшафте стали основой развития в отечественной географии глобальных и региональных исследований, углубляющих и расширяющих черты своеобразия русской географической традиции. Среди его учеников и последователей, помимо В.И.Вернадского, А.Н.Краснов, С.С.Неусгруев, Г.И.Танфильев, Л.С.Берг, Л.И.Прасолов, А.А.Григорьев, В.Н.Сукачев. В известном смысле, можно говорить о специфической научной школе Докучаева, не имевшей жесткой организационной формы, сложившейся в конце XIX-начале XX вв.

Опираясь на идею взаимодействия явлений и процессов на земной поверхности, А.Н.Краснов создал курс «Основы землеведения» (1895-1896 гг. в 4х выпусках), в котором впервые дал описания зональных областей. Видя в них основной предмет географии, задачей которой, по Краснову, является выявление «законности в сочетаниях элементов», которые могут быть объектом специальных исследований физиков, зоологов, метеорологов или ботаников, он полагал, что географ должен стремиться к «установлению классификации географических сочетаний», изучению их особенностей, причин распределения и влияния на человека (вып.1, с.5). В качестве примера, в частности, он рассматривает такое «сочетание» как пустыня. «Мы видим, - пишет Краснов, - что в силу известного положения некоторых областей они лишены почти атмосферных осадков или дождей. Поверхность суши изменяется здесь только деятельностью ветра, что придает рельефу совершенно особые очертания, создает особые условия грунта, своеобразный тип растений, характерные особенности животной жизни и совсем отличную от других культуру человека. Сочетание всех этих явлений мы называем пустыней. Эти сочетания встречаются в самых различных частях света, и везде они обладают сходными чертами, вместе с тем резко их отличающими от других географических комплексов. Очевидно, что все эти пустыни относятся друг к другу как виды одного и того же рода. Такими же видами общего рода будут, например, области вечных снегов, ледники и оледенелые страны вроде Гренландии и Огненной Земли, области жаркие и постоянно влажные, области периодических дождей, степи и т.д. - образцы таких сочетаний» (там же).

По мнению ученого важно не только само по себе изучение «сочетаний» как целостных единств, но необходима классификация таких единств и изучение их значения для человека. Созданию научной географической классификации должен предшествовать анализ основных природных факторов, определяющих характер географических сочетаний. В их числе, по Краснову, солнце, климатические условия, движение, атмосферы, рельеф, вода, растительный и животный мир и человек. Основную роль в процессе образования современного облика земной поверхности, по мнению ученого, играет вода. Человека он считал фактором второстепенным.

Географические сочетания» Краснова - это то, что французы называют «pays» (страна, земля, местность, территория) или «ансамбль», немцы - «ландшафт», а современная наука - «природные территориальные комплексы» разного порядка. Идея комплексных территориальных единств оказалась одной из тех основополагающих идей, на которых строится и современная география. В.И.Вернадский справедливо называл Краснова «искателем географического синтеза», который всю жизнь выступал за географию, объединяющую основные выводы естественных наук в единую систему, открывающие самые общие закономерности происхождения и развития земной поверхности.

Географические труды декабристов

Здесь мы не будем останавливаться на основательно изученных декабри-стоведами и экономгеографами проектах районирования страны, но обратим внимание на менее известные работы «первенцев свободы», которые позволяют ввести в широкий оборот новые имена этих носителей русской географической традиции. С публикацией двух томов их естественнонаучного наследия (1985, 2002) есть возможность достойно оценить вклад в отечественную географию этих в прямом смысле слова каторжных тружеников науки.

До выступления на Сенатской площади немало деятелей декабристского движения в той или иной мере вели непосредственные географические исследования по долгу службы. Участниками кругосветных плаваний, имевших специальные научные задачи, были М.Кюхельбекер (1821-1824), В.Романов (18201822), ДЗавалишин (1822-1824), КТорсон (1819-1821). Последний вел обработку отчетных материалов первой русской антарктической экспедиции, а впоследствии в каторжной академии читал свои записки об антарктическом плавании, которые до сих пор не разысканы.

Г.С.Батеньков занимался изучением Сибири в качестве сотрудника М.М.Сперанского по Сибирской реформе (1819-1822), направленной на преобразование всей системы управления этим краем. Ее важнейшей частью было изучение особенностей региона и его районирование. В 1816 г. 25-летний отставной офицер Батеньков сдал экзамен в Корпус инженеров путей сообщения и получил назначение в X (Сибирский) округ Главного управления путей сообщения, где занят был совершенствованием дорог, включая инженерные работы по укреплению берегов рек Томь и Ангара, исследовал берега Байкала для разработки проекта Кругобайкальской дороги, что естественным образом требовало проведения разнообразных географических наблюдений. Сотрудничая со Сперанским, Багеньков собрал обширные географические материалы. В его личном фонде (РО РГБ) есть описания Тобольской, Томской, Иркутской губерний и целого ряда округов, множество разнообразных статистических материалов, наконец, его собственные записки и предложения по преобразованию края, важнейшими из которых являются «Проект положения о приведении в известность земель Сибири». Последний обычно рассматривали как руководство по съемке. Тогда как эта глубокая разработка особого рода «землеописательной» исследовательской экспедиции, задача которой, по словам автора «не входить ни в какие дела собственно по межеванию., занимаясь только ученою частью» (Научное наследство, т.24, с.32), входе которой попутно можно сделать «учебные открытия, усовершенствования общих географических сведений о сей стране» (там же, с.ЗЗ) и что экспедиция должна «снабжаться потребными для выполнения возлагаемой обязанности учеными пособиями так, чтобы сделанные до сего времени в науках открытия могли быть к делу сему приложены по крайней возможности» (гам же с.32,33). Выявление земельных ресурсов выступает как большая исследовательская задача, которая решается организацией кадастровых работ на базе крупномасштабных съемок. Очевидно, что задача ставится в духе русской географической традиции. Ту же печать несут на себе итоговый документ Сибирского комитета по рассмотрению Проекта Положения, озаглавленный «О приведении в известность земель Сибири» (там же), большая до сих пор не опубликованная «Записка о заселении Сибири» (ОР РГБ), схема районирования под названием «О разделении России» (Научное наследство, т.24) и развернутая итоговая работа «Общий взгляд на Сибирь» (опубликована анонимно в 1822, переиздана в 1995).

Все они в полной мере отражают мировоззрение и идеи деятелей движения декабристов. В автобиографических записках Батенькова читаем: «В исполинских делах человека самое важное есть устройство правительственных учреждений»; население из нескольких десятков миллионов людей, конечно, не такой предмет, который бы следовало обходить науке, ей нужно только достаточной для этого силы»; и далее он замечает: «власть теряет свою натуру, ежели гнетет жизнь; ее назначение. сохранять стройность жизни, облегчать ее отправления и возвращать ее силы» (Русский архив, 1881, №2, с.265-256). В этой связи особо важными представляются ему проблемы классификации: «.в устройстве государственном первое и широкое основание состоит в разделении: 1) разделение области и населения; 2) разделение предмета; 3) разделение силы по степеням» (там же, с.267). Не удивительно, что его внимание привлекают вопросы районирования, ибо без их научной разработки он не мыслит осуществления твердого административно-территориального разделения, столь важного для Сибири, где деление на губернии, провинции и округа (уезды) было нестабильным и часто менялось, что создавало много трудностей разного рода. Требование научного подхода при решении этой задачи вело, таким образом, к рассмотрению районирования как одной из важнейших проблем географии -науки, которая занимала значительное место в творчестве Батенькова и составляла, по его собственному утверждению, предмет особого интереса.

В своем понимании географии Батеньков близок Ломоносову «Желать совершенного знания географии - значит стремиться к вездесущности»-пишет он (Русские пропилеи, т.2, с.40). Как схожи утверждения Татищева о главенстве географа в съемках над геодезистом и словами Батенькова: «Рекогносцировка, геодезия, топография, статистика не равняются с географией в объеме и суть науки и искусства ее пополнительные» (Русские пропилеи, т.2, с.90). В отличие от немецких страноведов-статистиков XVIII-начала XIX в., которые видели задачу географии в скрупулезной фиксации всего достопримечательного, декабрист утверждает, что «сумма всех статистических чисел, если б она и была достигнута, составила бы только арифметический агрегат, не восходящий до степени рационального географического числа» (там же).

Схема районирования Сибири, разрабатывавшаяся Батеньковым, также лежит в общем русле русской географической традиции. В основу деления на крупные регионы он кладет естественнонаучный принцип: Западная Сибирь равнинна, Восточная - гориста. Аналогичным образом делили ее Радищев и Зябловский, а еще раньше Татищев и Гмелин. И соответственно граница между этими большими регионами проходит по водоразделу Оби и Енисея. Как и для его предшественников, выявление природного деления страны не есть для Ба-тенькова самоцель. Он стремится в своей схеме увязать природные закономерности с особенностями и нуждами экономического развития Сибири. И, настаивая на административном разделении Сибири на Западную и Восточную в указанных границах, подчеркивает, что торговые отношения первой более тяготеют к Европе, а второй - к Азии.

Позже, в 1850-х гг., в частности в неопубликованных заметках 1857 г. «О дорогах Сибири» (ОР РГБ, ф.20, к.5, л.1-21), Батеньков вновь возвращается к вопросам районирования Сибири, уточняя и детализируя свою схему. Здесь он предлагает вместо двучленного деления Сибири (на Западную и Восточную) трехчленное: на Западную (в старых границах), Центральную (то, что по сегодняшний день традиционно называется Восточной Сибирью) и Восточную (подразумевая в этом случае то, что ныне зовется Дальним Востоком) Сибирь. И здесь в основу районирования положено природное разделение территории.

Внутри крупных природных районов последовательное разделение территории он ведет, исходя из особенностей и возможностей их заселения и землепользования, т.е. учитывает как природные условия (включая деление, обязанное не только оро- и гидрографии, но и климатическим, и почвенно-растительным факторам), так и нужды развития края. В отличие от предшественников Батеньков в своей схеме районирования особо заостряет и разрабатывает вопросы, связанные с заселением, а тем самым и освоением края. Именно в этих целях он детализирует сетку районов. Как правило, в XVIII в., нередко и в начале XIX в., ограничивались широтным делением по «климатам» или «полосам», внутри которых разграничение велось лишь на два уже отмеченных выше больших района. Введя трехчленное «меридиональное» деление, Батеньков учитывает и возможности широтного деления. В первую широтную полосу он включает довольно обширную территорию, границы которой достаточно не определены, ибо тундры и топкие места, по его мнению, непригодны к заселению. Здесь даже не встает вопрос о том, делится ли эта полоса на Западную и Восточную. Основное внимание привлекает южная часть Восточной Сибири, где он выделяет самостоятельный перспективный с точки зрения заселения и экономического развития район степных солонцеватых территорий между Обью и Тоболом, полагая, что наиболее успешно заселение может идти в окрестностях Тобольска, в Тарском уезде (округе), северной части Ишимского округа, а также около озера Чаны, тогда как на высоких каменистых местах земледелие представляется ему сомнительным (Научное наследство, т.24, с.ЗО, 67); особо выделяет Батеньков Минусинскую котловину не называя ее так, но отмечая, что южная часть Енисейской губернии способна обеспечить хлебом «целый миллион. наших земледельцев» (там же, с.67).

Будучи в ссылке, Батеньков возвращается к размышлениям о проблемах управления Сибирью. Сохранились черновые варианты его статей 1840-1850-х гг. «Об управлении Сибири» (ОР РГБ, ф.20, к.2, №1-3), «Аналитический взгляд на золотопромышленность» (там же, к.5, №6) и «Краткое описание золотопромышленности» (там же, к.5, №4), начало которых восходит еще к черновому наброску плана записки 1820-х гг. «О промышленности в Сибири» (там же, к,2, №4). Новые работы ссыльного декабриста отражали новое состояние Томска, ставшего к годам второго пребывания в нем Батенькова крупным центром золотопромышленности и торговли.

В годы каторги и ссылки наука становится главной отдушиной в жизни «государственных преступников». Так Н.А.Бестужев писал в одном из писем: «Область наук невозбранима никому. Можно отнять у меня все, кроме того, что приобретено наукою, и первейшее и живейшее удовольствие состояло в том, что бы всегда следовать за наукою» (ИРЛИ. ф.604, on. 1, д.9, л. 100). Для многих декабристов Сибирь стала объектом серьезного исследования, Их систематические многолетние наблюдения дали науке ценнейшие метеорологические сведения для обобщений, которые позволили достоверно установить климатические особенности Сибири. Надежность этих материалов определяется не только их регулярностью и продолжительностью, главное - они были выполнены в разных местах обширной территории Сибири на основе единой методики, которую ссыльные декабристы освоили в «каторжном университете» Читы и Петровского завода. Если в первой половине XIX в. в Западной Европе только закладывалась регулярная метеорологическая служба, то в Сибири благодаря ссыльным труженикам науки сложилась разветвленная сеть постоянно действующих наблюдательных пунктов, работающих по единой программе. Как правило, декабристы вели трехсрочные наблюдения за температурой и давлением воздуха (уже в Чите они располагали термометрами и барометрами), отмечали состояние погоды, силу и направление ветра, и другие параметры. Н.Бестужев с помощью сконструированного им сейсмографа вел в Селенгинске регулярные сейсмологические замеры. Хотя не все материалы сохранились, возможно, кое-что еще удастся выявить, но значение и того, что ныне известно, трудно переоценить.

Ссыльным декабристам принадлежат специальные региональные обобщения, дающие разностороннюю географическую характеристику тех мест, где они многие годы в изгнании вели комплексные географические наблюдения. Первые такие обобщения мы находим в переписке декабристов. Не случайно одно из писем К.Торсона Н.Бестужеву, содержащее описание Акши и ее окрестностей, значится во многих исследованиях декабристоведов как трактат по географии. Такую же репутацию имеют описанья Якутска А.Бестужева, Турухан-ска Ф.Шаховского и др. Одной из первых специальных комплексных географических характеристик является «Краткий очерк Забайкальского края» (1836) М.Кюхельбекера Декабристы о Бурятии, (1975, с.25-52).Ставшим классическим очерк Н.Бестужева «Гусиное озеро» многократно издавался. Самый первый его вариант 1847 г. с комментарием опубликован в серии «Научное наследство» (1995, т.24).

Если работа М.Кюхельбекера имеет по преимуществу физико-географический характер, а «Гусиное озеро» Н.Бестужева, наряду с гидрографией, геологией, характеристикой климата, флоры и фауны, а также ландшафтными описаниями, несет в себе обширный этнографический и фольклорный материал, то монографическое «Статистическое описание Ишимского округа» В.И.Штейнгеля (журнал МВД, 1843, ч.2, с.3-48) представляет собой основательное экономико-географическое исследование, опирающееся на материалы гу бернской статистики самого начала 1840-х гг. Переписка декабристов позволяет предположить, что была задумана целая серия таких монографий. Возможно предложенная редактором «Земледельческого журнала» Е.А.Энгельгардтом. Во всяком случае, И.И.Пущин по поручению Энгельгардта, с которым он состоял в постоянной переписке. 16 июля 1840 г. обращается к И.Д.Якушкину с просьбой «что-нибудь сказать о Ялуторовске в статистическом, агрономическом и этнографическом отношении» (Пущин, 1989, с.152). 4 октября, выполнив аналогичную работу. Н.В.Басаргин писал Пущину: «При этом письме вы получите, любезнейший Иван Иванович, обещанные мною сведения об Туринске и его уезде» (там же, с.469-470). Если бы столь широко задуманная серия очерков была осуществлена, это был бы очень интересный труд, т.к. сколько-нибудь серьезного регионального обобщения по Восточной и Западной Сибири или хотя бы по отдельным сибирским губерниям и округам (уездам) тогда не существовало.

Особое место в научном творчестве декабристов бесспорно принадлежит П.И.Борисову. Он создал первую региональную сводку по орнитологии Прибайкалья - монография «Орнитологическая фавна Восточной Сибири» (Научное наследство, т.29, с.34-237) и несколько атласов акварельных изображений птиц, в которые вошли 122 вида, тогда как Паллас в конце 1770х отметил здесь всего 14 видов, а по современным данным орнитофауна Забайкалья составляет 261 вид с подвидами (сравнительные сведения принадлежат [В.К.Рахилину)). Эти цифры в самом первом приближении дают представление об объеме работы исследователя. Серьезное знакомство с текстом и акварелями покажет всякому, что мы имеем дело с крупным деятелем науки, труды которого не ограничиваются орнитологией. Он работает над созданием региональной сводки флоры мест заточения, сохранилось более 175 акварелей с изображением растений около 100 видов, представленные тремя сериями «Атлас без названия» (1830-е гг.), «Букет Восточной Сибири» (1844), «Очерк изящной флоры Забайкальского края» (1850 гг.). Его энтомологическая серия акварелей невелика. Она состоит всего из 14 листов; встречаются изображения насекомых на некоторых многофигурных орнитологических и ботанических рисунках. Среди рисунков этой серии есть такие, которые говорят о его безусловном приоритете в изучении березовых пилильщиков (по Борисову - «мухи-мотыльки»). Эти невзрачные насекомые-паразиты стали объектом основательного изучения в Прибайкалье лишь в 20х гг. XX столетия. Письма декабриста к сестрам свидетельствуют, что он стремился к систематическому и всестороннему изучению края, в котором он провел большую часть жизни (почти 30 из 54 лет). С первых лет каторги, куда братья Борисова прибыли с первой партией декабристов, и до самой смерти он вел регулярные мегеонаблюдения. Таких стационарных комплексных исследований в то время, пожалуй, не вел никто в мире. Следует отметить еще одну особенность трудов П.Борисова. И в описаниях отдельных видов птиц и в акварелях, помимо видовых и видовых признаков, окраски, поведения, пищи, образа жизни, ареала обитания описываемых животных он непременно отмечает особенности среды обитания, настойчиво стремится установить характер связи объектов его наблюдения со средой. Такой последовательно экологический подход свидетельствует о становлении в России столь важной для современного естествознания черты уже в первой половине XIX.

Наконец, необходимо подчеркнуть, что практически все естественнонаучные труды декабристов являются образцами блестящей научной прозы, что составляет одну из существенных особенностей русской географической традиции рассматриваемого периода.

Русские экспедиционные художники

Традиция вводить в состав экспедиции рисовальщиков, как и многое другое в истории отечественной географии, восходит к петровским преобразованиям. Она была неизменной на протяжении всего XVIII в. достигла блестящего расцвета в первой половине XIX в., но постепенно угасла с массовым распространением фотографии. Творчество русских экспедиционных художников практически не изучено и неосмысленно в достойной их труду степени. Единственная работа, специально касающаяся этой темы, принадлежит JI.JI.Емельяновой (1999). Однако пока она не меняет положения, при котором работу экспедиционных художников рассматривают, в лучшем случае, как естественнонаучную иллюстрацию, а чаще как некий вспомогательный труд второго сорта.

Многолетняя работа с первичными неизданными материалами русских экспедиций XVIII и XIX вв. в разных хранилищах, в т.ч. в Архиве РАН, РГО, ВМФ, РВИА, Государственном историческом музее (отделы картографии и изобразительных материалов), Гос. Эрмитаже (отдел истории русской культуры), Гос. Русском музее (отдел рисунка), научной библиотеке МГУ (отдел рукописей и редкой книги) и др., где хранится поистине несметное количество первоклассных произведений, убеждает в том, что рисунки русских экспедиционных художников имеют самостоятельное значение и представляют собой исключительную научную и художественную ценность. Это почти неведомый пласт отечественной культуры, насчитывающий тысячи и тысячи листов первоклассных рисунков и акварелей. Для того чтобы понять и оценить его, необходимы монографические исследования и полноценная публикация наследия этих почти безвестных тружеников науки. Примерная предварительная программа серийного издания монографических альбомов, разработанная диссертантом, может иметь бесконечное продолжение. Однако пока нет средств для издания даже нескольких первых томов такой серии.

Коротко остановимся на некоторых особенностях деятельности, статусе и результатах работы экспедиционных художников. В их задачу входила фиксация наблюдения различных объектов природы и населения (облик, обычаи, орудия труда и т.п.) непосредственно в полевых условиях, что делает рисунки художественно одаренного наблюдателя важным средством и результатом исследования. Это блестяще свидетельствуют акварели декабриста П.Борисова в его творческом путешествии длиною в жизнь.

Степень достоверности работы экспедиционных художников, как правило, исключительно высока. Так, в кругосветном плавании 1826-1829 гг. на шлюпах «Моллер» и Секявин» под руководством Ф.П.Литке работа художников А.Ф.Постельса и Ф.Г.Киттлица и русских рисовальщиков, оставшихся анонимами, такова, что Г.Гонзалес (ЗИН РАН) современный ихтиолог, составивший каталог акварельных изображений, наблюдаемых рисовальщиками рыб, смог определить систематическую принадлежность с точностью до вида (по нынешней системе) для всех без исключения. За время только этой экспедиции было выполнено около 1250 натурных акварелей. Помимо рыб, это были и другие обитатели моря, а также птицы, растения, люди, жилища, орудия труда и прочие этнографические сюжеты. Все это богатство, за исключением т.н. «морерослей» (опубликованы мизерным тиражом, один, известный мне, экземпляр храниться в библиотеке БИН РАН), так до сих пор, и не издано. И таких материалов множество. Даже большая часть наследия сравнительно известного художника П.Н. Михайлова, участника нескольких кругосветных плаваний, толком не изучена.

Между тем экспедиционные художники также являются носителями русской географической традиции, как и другие исследователи, нацеленные на выявление ресурсов изучаемых территорий и акваторий, действующие в интересах развития Российской империи, видящие свою задачу в комплексных исследованиях в целях последовательного освоения изучаемых пространств, работа, которых в значительной мере регламентирована центральными государственными ведомствами. Еще раз повторю, что для того, чтобы все это было в полном объеме осмыслено научным сообществом и широкой публикой, необходима долгосрочная, требующая больших затрат публикаторская и исследовательская работа. Тогда планомерная разработка темы «Русские экспедиционные художники» принесет богатые плоды для истории отечественной географии. А пока можно говорить о самых общих предварительных результатах изучения данной проблематики.

В России вовлечение художников в географические исследования приобрело массовый характер. Сначала это, в основном, были «видописцы». Истоки отечественной «видописи» восходят к появлению перспективных изображений монастырей и городов на некоторых местных иконах конца XVI-начала XVII вв. На рубеже XVII-XVIII вв. заметным явлением в развитии видовых рисунков стали Атласы Сибири С. У.Ремизова, где наряду с планами и картами есть изображения уральских и сибирских острогов и других населенных пунктов, выполненные в ортогональной перспективе. Такой же характер имеют рисунки, изображающие технологию добычи руды и металлургического производства. К сожалению, многочисленные изображения военных городков в трудах Ремизова и его «инженерная» графика пока еще не изучены. Хотя уже сейчас можно с уверенностью сказать, что Ремизов непосредственный предшественник российских «видописцев» следующих поколений.

Первая половина XVIII в. - время формирования института экспедиционных художников, как массовой профессии в России. Новый этап «видописи» связан с размахом петровских преобразований и, в первую очередь, с широко поставленной государственной задачей масштабного и достоверного описания страны. Задача получения достоверных сведений требовала от «видописцев» профессионального владения навыками рисунка. Петр I понимал это и постоянно возвращался к проблеме подготовки профессиональных кадров рисовальщиков. С самого начала она ставилась как научная задача, которая не может быть решена только посылкой на обучение пенсионеров за границу, или приглашением иностранных мастеров в Россию. И то, и другое делалось, но задача создания собственных кадров на месте оставалась ключевой.

Первые целенаправленные усилия по подготовке съемщиков, владеющих техникой рисунка, были предприняты еще в начале XVIII в. на уроках рисования в Навигацких школах, из которых вышло большинство геодезистов и землемеров того времени. В этой связи особое значение приобретает изучение изобразительного творчества петровских геодезистов, труды Л.А.Гольденберга, выявившего в течение всей его творческой жизни несколько сот имен этих рядовых тружеников науки, свидетельствуют о том, что исследователь столкнется здесь с большим массивом материалов. Строго говоря, именно петровские геодезисты - первые русские экспедиционные художники.

Вместе с тем подготовка, полученная в Навигацких школах, далеко не соответствовала масштабу поставленных задач. Поэтому в первой четверти XVIII в. неоднократно поднималась проблема специального учреждения для обучения рисовальщиков. А.К.Нартов, один из ближайших сподвижников царя-преобразователя и Л.Каравакк, популярный в те времена художник, предлагали учредить некий художественно-образовательный центр, представляющий прообраз учрежденной уже после смерти Петра I Академии наук. К петровскому времени относятся постоянные поручения многим эмиссарам царя по закупке необходимых учебных образцов «для учения россиских людей». Всю первую половину XVIII в. шло планомерное накопление книг и рисунков, предназначенных, а затем и широко используемых для обучения российских экспедиционных художников.

В 1717 г., в год смерти известной первоисследовательницы животного и растительного мира Суринама (Бразилия), блестящей потомственной художницы М.-С.Мериан, Петр I купил ее научные труды, которые прибыли в Петербург вместе с семьей ее дочери Д.-М.-Х.Гзель. Супруги Гзель оба художники, поступили на русскую службу, где до конца дней своих обучали русских учеников рисунку, живописи и гравированию сначала в Кунсткамере, затем в академической гимназии, используя при этом обширное творческое наследие М.-С.Мериан.

Регламент 1725 г. Петербургской Академии Наук опирался на идею создания системы учреждений, составляющих «социетет художеств и наук». На первых порах Академия объединяла помимо собственно научных отделений, целый ряд департаментов и подразделений, включая учреждения «для взраще-ния художеств». В их числе Рисовальная палата, обеспечивавшая начальный этап обучения технике рисунка (в 1743 в ней насчитывалось более 100 «рисовальных учеников») и Гравировальная палата, просуществовавшая с 1724, т.е. еще до официального учреждения Академии, до 1805 г. Масштаб разнообразной деятельности последней красноречиво раскрывают документы, опубликованные в сборнике «Гравировальная палата Академии наук XVIII века»(1985).

В 1726 г. в связи с намерением «топографию российскую со временем в доброе состояние привести» Академия планирует издание видов городов, для чего приглашает из Амстердама художника ОЗлингера, чтобы «рисовать горо-ды, сады, леса и протчие перспективы» (см.: указ. сб. с.48). Помимо этой задачи зачисленный в должность «гравера прошпектов» Элингер обучал рисованию и гравированию академических учеников, среди которых был блистательный рисовальщик, автор знаменитых рисованного им с натуры видов Петербурга и Москвы будущий руководитель «ландшафтного и словорезного дела» (1742) М.И.Махаев, который сам в последствии преподавал «перспективные науки». В 1728-1729 гг. сдельно работает в Академии наук лучший гравер петровского времени А.Ф.Зубов, вышедший из среды потомственных иконописцев и впитавший в себя традиции мастеров Оружейной палаты и западноевропейской гравюры. Он открывает для России жанр пейзажной гравюры и закладывает основы развития петербургской «перспективной видописи»

Начиная с Камчатских экспедиций, во всех сколько-нибудь крупных экспедиционных предприятиях XVIII и XIX вв., всегда есть профессионально подготовленный рисовальщик. Так художники И.Беркан, И.Люрсениус, И.Деккер и другие рисовальные мастера и академические ученики, получившие образование в Петербургской Академии Наук, с успехом работали в академическом отряде Камчатской экспедиции 1733-1743 гг. К середине XVIII в. сюжеты рисунков экспедиционных художников существенно расширяются, за счет изображения растений, птиц, людей, орудий труда и других этнографических тем. Таковы, например, 294 гравюры изображений растений, рисованных с натуры по ходу исследований академического отряда 2-ой Камчатской экспедиции, включенные в состав 4х-томного труда И.Гмелина «Flora Sibirica» (1747-1769). В «Описании земли Камчатки» С.Крашенинникова (1755) «видопись» уступила место этнографическим сюжетам (из 18 рисунков только 5 видовых).

В работах художников академических экспедиций 1770-х гг. преобладание естественнонаучных и этнографических сюжетов, порой становится почти абсолютным. Таковы этнографические рисунки Григория Белого, работавшего с И.Гильденштедом; зоологические Степана Бородулина, путешествовавшего с В.Зуевым. Появляется интерес к археологии и другим древностям. Петр Григорьев, сопровождавший И.Фалька, фиксирует наскальные рисунки. И, конечно, когда исследования ведут натуралисты, в зарисовках экспедиционных художников значительное место занимают изображение растений и животных. Так, с И.Лепехиным работал Михаил Шалауров, с С.Гмелиным - Иван Борисов, с П.Палласом - Николай Дмитриев. Видовые рисунки в работах путешественников 2-ой половины XVIII в. есть, но они оказываются в меньшинстве, причем, меняется и их характер. Они перестают быть схематическим изображением населенных пунктов и представляют существенно более близкий к действительности вид местности. На смену «ведугам» приходит реальный пейзаж.

В конце XVIII начале XIX в. в экспедициях работали, в основном, полевые рисовальщики старой академической выучки. С выходом Академии художеств в 1764 г. из недр Академии наук, последняя утратила роль центра художественного образования, и подготовка экспедиционных художников в ряду других перешла к этому новому учреждению. Как правило, она осуществлялась в нескольких отделениях - «перспективной живописи», «пейзажной» и там, где обучали рисовать «натуралии» разного рода. Выпускники по этим отделениям широко использовались при крупных географических исследовательских предприятиях XIX в. Профессионально как рисовальщики они были хорошо подготовлены работе с натурой.

Воспитанниками Академии художеств был целый ряд самобытных художников, участников кругосветных плаваний-М.П.Михайлов, Е.М.Корнеев, Л.А.Хорис, М.А. Тиханов и другие. Выпускниками АХ были академик живописи А. Я. Ку харев ский, прикомандированный к работам по описи Черного и Аральского морей в 1825-1836 гг., и поэт ТГ.Шевченко, участвовавший в Аральской экспедиции А.И.Бутчатова в 1848-1849 гг. Но и Академия наук ценила исследовательскую деятельность экспедиционных художников. Ее членами или работниками стали художники В.Г.Тилезеус, А.Ф.Постельс, А.К.Мертенс и другие.

В XIX в. пейзажах работы экспедиционных художников все более точно отражается реальная ситуация, по ним можно изучать характер рельефа и растительности изображаемых ландшафтов. Некоторая условность сохраняется в профильных изображениях островов, берегов, различных форм рельефа, или айсбергов и материковых льдов. В естественнонаучных сюжетах, помимо общего вида объекта наблюдения живой природы, появляются изображения деталей, важных для систематики. Тоже можно сказать и об этнографических сюжетах - помимо «жанровых» изображений, быта людей, - специальные листы или таблицы посвящаются лицам, костюмам, предметам и их деталям. В целом работа экспедиционных художников дает комплексное представление об изучаемых местах и объектах. Лишь в конце XIX в. нередко за подробностями утрачивается цельность.

Было бы интересно выявить характерные особенности работы художников-исследователей разных традиций. Но степень изученности выявленных для этого материалов пока не достаточна. Если, к примеру, сравнить естественнонаучные рисунки декабриста П.Борисова с работами его знаменитых современников англичанина Т.Бьюика и американца Дж.Одюбона, выполнявших, казалось бы, аналогичную работу, то ясно, что два последних ставили перед собой одинаково сложную, но более узкую чем у Борисова задачу - создать региональные сводки только орнитофауны исследуемых ими районов, а ссыльный декабрист стремился к комплексной характеристике природы мест изгнания, включающей и другие объекты живой природы - флору и насекомых.

Не берусь однозначно утверждать, что в других странах была столь же основательная традиция использования художников-исследователей в экспедиционной практике XVIII-XIX в., для этого то же надо провести специальное исследование. Но точно знаю, что нигде нет такого множества неопубликованных работ экспедиционных художников, должным образом не оцененных и не ведомых научному сообществу, в лучшем случае, смутно известных ему понаслышке. А с другой стороны, публикация немногим ранее неизданных рисунков Кука стало сенсацией в научном мире.

Между тем в познание мира достоверный рисунок - один из существенных путей к проникновению в суть вещей. Художник воспринимает объект наблюдения в целом, иногда бессознательно, а чаще целенаправленно улавливает и отбирает для изображения признаки, раскрывающие суть изображаемого. Быть может в работах русских экспедиционных художников так проявляется универсализм, который сродни восприятию целостности изменяющегося мира, свойственного Ломоносову.

Планомерное изучение и публикация творческого наследия русских экспедиционных художников может открыть для всех многие незаслуженно забытые имена исследователей облика мира. Оно должно помочь понять, какое значение может иметь искусство для науки. Воистину, как говорил Леонардо да Винчи, «живопись есть наука и законная дочь природы»!

Представление о сущности географии на рубеже XIX-XX вв.

Уже в середине XIX в. стихийно складывается целый ряд отраслевых географических дисциплин. Не будучи, как правило, официально признанными отраслями географии, эти области знания предоставляли обильный материал для организации географии на новых началах, в основе которой лежало бы рассмотрение природы как единственного целого, понимание взаимозависимости и взаимообусловленности явлений и процессов в природе. Понятно, что такая задача требовала четкого определения предмета и метода географии.

Вся вторая половина XIX в. проходит под знаком создания новой географии как самостоятельной науки. Этот процесс раньше других начался в Германии, но он характерен также и для России, и для Франции, и для США, и для других стран. Повсеместная перестройка географии отмечена широкой волной теоретических споров, направленных на выявление предмета исследования и выработку методологии нового понимания географической науки.

Особой силы дискуссия по методологии географии достигла в Германии. Уже к середине XIX в. число сочинений по этому поводу достигает 250 (Fehimann, 1962). Громадное значение имеют труды таких выдающихся деятелей немецкой географии, как А.Гумбольдт и К.Риттер. Поток исследований по методологии географии не оскудевает во второй половине XIX в. и в начале XX в. Из наиболее известных и значительных выступлений назовем работы Рихт-гофена (1883), Герланда (1888), Геттнера (1905), Банзе (1912), Вагнера (1913) и др. В 1895 г. А.Гетгаер основывает журнал Geographische Zeitschrift, одной из специальных целей которого стали публикации по методологическим вопросам.

Во Франции - П.Видаль де ла Блаш (1894, 1896, 1899, 1905, 1913, 1922); Л.де Лаппаран (1895, 1896); Л.Галлуа (1899, 1908); Ж.Брюн (1900); Э. де Мар-тон (1909, русский перевод 1939).

В Англии этими проблемами занимался А.Гейки, в Америке - В.Дэвис и многие другие.

В России вопросы методологии географии поднимают А.Н.Краснов (1890-1895, 1910), Э.Ю.Петри (1892), А.А.Ярилов (1905), Л.С.Берг (1915), Д.Н.Анучин (1892,1902, 1912, 1914), А.А.Крубер (1917) и др.

Перестройка представлений о географии как науки в разных странах шла различными путями, однако имела ряд основных общих черт. Важнейшей из таких черт развития географической мысли рассматриваемого периода было утверждение идеи единства, связи и развития природных явлений, которая ложится в основу нового понимания географии как науки.

Проводниками идеи связи, единства и развития природы в географической науке стали в начале XIX в. два крупных немецких ученых - А.Гумбольдт и К.Риттер. В первой части «Космоса» (1845) Гумбольдт писал, что он стремился «обнять явления внешнего мира в их общей связи, природу как целое, движимое и оживляемое внутренними силами» (Гумбольдт, 1866, c.III). Заметим, что такая формула очень близка постулату Ломоносова о географии, «которая всея Вселенныя обширность единому взгляду повергает». Еще раньше в сборнике «Картины природы» (1808) Гумбольдт дал выдающуюся для своего времени, совершенно новую по замыслу и содержанию комплексную сравнительную географическую характеристику природы степей и пустынь земного шара. Природные компоненты степей и пустынь рассматриваются им как неразрывные части единого природного целого. В этом же сборнике не менее значительна и новая комплексная характеристика органической природы (животного и растительного мира) и ее динамики в зоне влажных экваториальных лесов. Рассматривая растительность и животный мир в их связях с «физической» средой (высотой места, температурой и влажностью воздуха и т.п.), Гумбольдт устанавливает горизонтальную зональность и высотную поясность биотических ландшафтов. Широко и мастерски применяя идею единства и развития в географических работах, А.Гумбольдт, однако, не изложил свои исходные методологические принципы в виде учения. Это сделал его современник - К.Риттер. Из высказываний Риттера в его курсе «Общее землеведение» (1817) о задачах землеведения следует, что они состоят в познании земной поверхности как целого с учетом постоянных его изменений. Он подчеркивал, что, для того чтобы понять части, надо видеть целое, что Земля - это «большой организм, части которого взаимосвязаны», и требовал «взглянуть на картину и жизнь природы во всей ее связи» (Ритгер, 1853, с.312). Предметом географии он считал «взаимодействие трех главных формул (суши, водных и воздушных масс - О. А.) на поверхности земного шара по пространственным их отношениям и реакциям» (Риттер, 1864, с.29). Несмотря на заявленные принципы в своих конкретных работах Риттер оставался на уровне традиционных исследований, рассматривая обычно лишь внешние подобия, сходство или различие явлений, не вскрывая их внутреннюю связь и генезис.

Идеи, высказанные Гумбольдтом и Риттером, долгое время не получали дальнейшего развития в географии и оставались без применения. Труды Гумбольдта были менее известны среди его современников-географов, чем Ритте-ра, некоторые ученики которого, основываясь на его идее, что Земля предназначена бьгть «жилищем и школой человека», развивали, в основном, положения географического детермизма. Фундаментальное для ученого понятие пространства (Raum) в конце века привело Ф.Ратцеля к утверждению, что жизненность государства выражается, прежде всего, в стремлении к экспансии. Впоследствии на этом положении базировалась доктрина т.н. «жизненного пространства», ставшей основой геополитики, взятой на вооружение идеологами империализма, а затем и фашизма.

К концу XIX в., когда почва для формирования географии на новых основах была подготовлена значительным расширением знаний о земном шаре, в первую очередь благодаря мощному размаху внутриконтинентальных и океанографических исследований, а успехи естественных наук позволили выявить внутренние связи между явлениями и процессами, протекающими на поверхности Земли, идеи Гумбольдта и Риттера оказались востребованы научным сообществом в разных странах.

В Германии А.Геттнер (1905) называл географию «наука о земной поверхности в местных ее различиях», а предметом географического исследования полагал страну. Опираясь на хорологическое (пространственное) рассмотрение явлений происходящих на Земле, Геттнер и его последователи видели цель географии не в «познании Земли», а в «познании земель». Согласно хорологической концепции страноведение и было истинной географией.

Впоследствии «хоролошческий» принцип, доведенный до предела, привел к тому, что рассмотрение любого явления или показателя в пространственном (территориальном) аспекте, отдельные ученые почитают географическим исследованием. Такое понимание географии бытует в XX веке не только в Германии, но и в других странах.

Согласно представлениям французской географической школы рубежа XIX-XX вв. целью географии является изучение среды, в которой живет человек. Понятие «среда» (milieu) — одно из базовых во французской географии и имеет давнюю традицию, восходящую к ШМонтескье. Она понимается как некая материальная система, которая выражается комбинацией физических и биологических условий той или иной части Земли, где сталкиваются разнородные явления и процессы различного происхождения и разного порядка, образующее известное равновесие - «ансамбль» (ensemble - стройное целое). Приведение всех явлений и сил такой системы в равновесие происходит благодаря взаимному приспособлению друг к другу как неодушевленных форм, так и живых существ. Пока есть равновесие существует и саморазвивается система. По представлениям французских географов такая равновесная система не содержит в себе ничего абсолютно стабильного, все в ней находится в движении, под действием разных причин.

Столь же важным для французской географической концепции этого времени является понятие «земного единства» (unite terrestre), которые наиболее полно раскрыты в двух статьях Видаль де ла Бланша - «Принцип общей географии» (1896) и «Отличительные черты географии» (1913). В этих и других работах он постоянно подчеркивает, что именно понятие «земное единство» лежит в основе научной географии и ее метода. В него он вкладывает идею о том, что Земля - целое, части которого согласованы, что в данном организме ничто не существует изолированно, что всюду общие законы проявляются таким образом, что нельзя, коснувшись одной части, не затронуть всю цепь причин и следствий. Понимая Землю как сложный комплекс взаимозависимых явлений, французские географы подчеркивают, что задачей научной географии должно быть изучение отношений и взаимодействий между явлениями на земной поверхности. Но, несмотря на заявления, что география «стремится к выявлению общих закономерностей», для большинства французских географов эти закономерности нужны лишь как средство для объяснения различий в облике отдельных местностей, районов и стран. Их основные усилия направлены в область региональных исследований, ибо по их мнению общие законы проявляются только через конкретные территориальные сочетания или комплексы. «Что поражает нас, - пишет Видаль де ла Бланш, - с тех пор, как стало возможным сопоставление в крупных масштабах явлений, происходящих на земной поверхности, это чудесное многообразие образуемых ими сочетаний» (1899, ф.97).

Среди разнообразных агентов, действующих на поверхности Земли, французские географы рубежа XIX-XX века признают особую роль в формировании облика Земли деятельности человека. «Облик местности» (paysage) и «образ жизни» (genre de vie) представлены в неразрывном единстве в большинстве региональных исследований конкретных территориальных систем.

Во французских региональных работах начала XX в. каждый район выступает как некое объективно существующее территориальное образование, обладающее специфическими индивидуальными чертами, отличающими его от других территориальных образований, и представляющее собой относительно устойчивое единство образующих его элементов. Его единство обеспечивается системой разнообразных, нередко противоположных воздействий. Часто встречаются единства, основу которых составляют контрасты, реже - однородные образования. Задача исследователя состоит в том, чтобы суметь выявить индивидуальность территории и объяснить ее.

Все сказанное о немецкой и французской географической концепции конца XIX века в данном контексте, призвано еще раз подчеркнуть особенности русской географической традиции, изложению которой посвящен весь предшествующий текст, и показать, что, двигаясь в общеевропейском направлении, русская география выработала своеобразную традицию, к которой, помимо отмеченных в первых двух разделах доклада особенностей, как универсализм, особый интерес ресурсам природным и людским, теснейшая связь с государственными и общественными задачами, в XIX в. прибавились новые черты, отличающие ее от других традиций, — поиски типологии географических объектов изучения (в отличие, к примеру, от французского стремления к выявлению индивидуальности изучаемых географических образований) и появлению устойчивого интереса к «экологическим» проблемам, получившим новый импульс в XX в., во много обязанный трудам В.И.Вернадского и Н.И.Вавилова. Исследование этого направления выходит за временные рамки нашей работы.

Заключение

Анализ русских картографических произведений и описаний Московского государства и сопредельных с ним территорий XV1-XVII вв. показал, что еще на этапе предыстории формирования русской географической традиции, был заложен ряд устойчивых черт традиции.

• Богатство и разнообразие географической нагрузки отечественных картографических произведений;

• В отборе и систематизации географической нагрузки в ранний период развития отечественной географии уже заметен «ресурсный подход», тогда как в средневековой европейской и арабской традициях преобладают задачи математической и исторической географии, связанные с привязкой на местности гех или иных исторических событий и определением положения тех или иных географической пунктов;

• В отличие от западноевропейской традиции русская география в Московии фактически не связана ни с монастырской, ни с университетской наукой (последних не было на Руси тех времен) - те или иные географические предприятия осуществлялись исключительно в интересах воеводств или отдельных центральных государственных ведомств (приказов).

Становление русской географии как науки приходится на XVIII в., когда оформилась русская географическая концепция.

• Генеральные съемки страны первой трети этого столетия, развернутые в ходе преобразований Петра Великого, с самого начала приобрели характер крупного государственного предприятия, что закрепляло и развивало одну из самых существенных традиций российской географии. Го же следует отнести и к генеральному межеванию, начатому во второй половине XVIII в. и продолженному в XIX в. Отечественная география устойчиво связана с центральными правительственными ведомствами: Сенатом, Адмиралтейством, Берг-, Мануфактур-, Комерц-и Камер-коллегиями, успешная деятельность которых немыслима без обстоятельного знания земель, благосостояния и нужд населения.

• В течение всего столетия продолжается укрепление и развитие ресурсного принципа географического изучения страны, что нашло яркое выражение в разработанных В.Н.Татищевым и М.В.Ломоносовым анкетах и полученных в результате анкетных опросов корпусе разнообразных данных, касающихся как природных, гак и людских ресурсов.

• Новым для всех крупных географических предприятий того времени (будь то Камчатские экспедиции или Академические отряды и экспедиции) является го, что, наряду с четкой постановкой государственных конкретных прикладных задач, перед участниками экспедиций официально были поставлены и чисто научные задачи. Такое сочетание характерно для отечественной географической традиции и в последующие времена, особенно для русских кругосветных плаваний первой половины XIX в. и экспедиций Русского географического общества второй половины XIX в.

• Созданная в 1725 г. по инициативе Петра I Петербургская Академия наук стала полем взаимодействия и взаимного обогащения различных географических традиций. Носителем французской традиции математической географии был потомственный ученый крупный астроном Ж.Н.Делиль, а немецкой с ее упором на исторической направление географии - Г.Миллер. И Миллеру и Делилю противостоял М.В.Ломоносов с его учениками, которые последовательно развивали русскую географическую традицию, а вне стен Академии - В.Н.Татищев.

• В результате деятельности Татищева и Ломоносова определилась еще одна особенность русской географической традиции - комплексность и, более того, универсализм. Не случайно, основным положением географической концепции Ломоносова является понимание географии как науки, которая «всея вселенныя обширность единому взгляду повергает».

Несмотря на начавшуюся в XIX в. дифференциацию географии и создание ученых обществ при университетах, русская география сохраняет свои традиционные особенности: государственный, комплексный подход к географическим исследованиям, направленным на выявление важных для страны ресурсов в интересах государственного строительства.

• Следуют указанным выше традициям участники хорошо известных кругосветных плаваний и генерального межевания и других больших и малых географических предприятий. В частности, изучение трудов декабристов показывает, что в своих проектах преобразований и в исследованиях Сибири они опирались на географию, в ее традиционно русском понимании: государственный подход и комплексное изучение для выяснения ресурсов, районирование по этим основаниям и пр. Таковы разделы, касающиеся районирования и других проблем государственного строительства в их программных документах («Русская правда» П.Пестеля, «Конституция» Н.Муравьева, «Правила Соединенных славян» П.Борисова), а также «Общий взгляд на Сибирь» и «Приведение в известность земель Сибири» Г.Батенькова, многолетние наблюдения многих декабристов за погодой по единой методике в местах поселения.

• Поиски единых подходов для решения крупных (нередко глобальных) географических задач в XIX в. дают яркие примеры универсализма русской географической традиции. Здесь особое место занимают груды В.В.Докучаева, А.Н.Краснова, П.П.Семенова-Тян-Шанского, заложивших основы учения о широтной и вертикальной зональности, основы землеведения, последовательно развивающие традиционный русский регионализм с его комплексностью и «ресурсной» направленностью.

• Труды Докучаева, Краснова и их последователей внесли в русскую географическую традицию новый аспект -устойчивое стремление к выявлению типологии географических явлений и фактов.

Благодаря принятому соискателем аспекту рассмотрения можно проникнуть в существо различных, пока еще не разработанных проблем, и открыть новые важные явления в истории российской географии. Так, для диссертанта по-новому открылась проблема «Русские экспедиционные художники», разрабатываемая в последние годы, что позволило создать программу многотомного серийного издания комментированных атласов-персоналий отечественных художников-натуралистов, с тем, чтобы ввести в историю географии практически неизученный и необозримый пласт новых материалов и новых лиц. Подобных открытий в русле поставленной соискателем темы может быть немало. Тема несет в себе широкий простор для дальнейших исследований.

Список опубликованных работ Книги

1. Французская географическая школа конца XIX-начала XX века. М.: Наука, 1972. 144с. 900 экз. Рец.: Изв. ВГО. Т.105. 1979. С.555-557; ВИЕТ. 1957. Вып.2(51). С.115-117.

2. Формирование и особенности сети научных учреждений США. М.: Наука, 1979.208с. 1900 экз.

3. Становление географической науки в России в XYIII веке. М.: Наука, 1989.232с. 1300 экз.

4. Естественнонаучное наследие декабристов: Г.Батеньков, НБестужев, М.Бестужев, К.Торсон. (Серия «Научное наследство». Т.24). М.: Наука, 1995. 462с. 925 экз. Первая публикация (составитель).

5. Естественнонаучное наследие декабриста П.И.Борисова. (Серия «Научное наследство». Т.29). М.: Наука, 2002. 431с. Первая публикация (составитель).

6. 250 лет АН СССР. Документы и материалы юбилейных торжеств. М.: Наука, 1977.47 а.л. (составитель совместно с Е.А.Беляевым).

7. Научно-техническая революция и социальный прогресс//Труды конференции СЭВ. В 2-х тт. М.: ВИНИТИ, 1977. 61 а.л. (отв. секретарь редколлегии).

8. Сухова Н.Г. Развитие представлений о природном территориальном комплексе в русской географии. М.: Наука, 1981. 16 а.л. Серия «Научное наследство» (ученый секретарь редколлегии 1979-1991) (ответственный редактор).

9. Т.5. Н.И.Вавилов. Из эпистолярного наследия, 1911-1928. М.: Наука, 1980.427с. (ученый секретарь редколлегии).

10. Т.6. Из истории физико-математических наук на Средневековом Востоке: трактаты ал-Хазини, ал-Бируни, Ибн ал-Хусайна, аш-Ширази. М.: Наука, 1983. 337с. (ученый секретарь редколлегии).

11. Т.7. Переписка С.В.Ковалевской и Миттаг Леффлера. М.: Наука, 1984. 312с. (ученый секретарь редколлегии).

12. Т.8. Сабит Ибн Кора. Математические трактаты. М.: Наука, 1984. 392с. (ученый секретарь редколлегии).

13. Т.9. Каспийская экспедиция К.М.Бэра. 1853-1857. Л.: Наука, 1984. 558с. (ученый секретарь редколлегии).

14. Т. 10. Н.И.Вавилов. Из эпистолярного наследия. 1929-1940. М.: Наука,

1987. 484с. (ученый секретарь редколлегии).

15. Т.П. И.И.Спрыгин. Материалы к познанию растительности Среднего Поволжья. М.: Наука, 1986.512с. (ученый секретарь редколлегии).

16. Т.12. Новые материалы к биографии Н.И.Лобачесвского. Л.: Наука,

1988. 382с. (ученый секретарь редколлегии).

17. Т.13. Амирдовлат Амасиаци. Ненужное для неучей. М.: Наука, 1990. 880с. (ученый секретарь редколлегии).

18. Т.14. В.Н.Татишев. Записки. Письма. 1717-1750. М.: Наука, 1990. 430с. (ученый секретарь редколлегии).

19. Т.15. Научная переписка П.Н.Лебедева. М.: Наука, 1990. 452с. (ученый секретарь редколлегии).

20. Т. 16. Е.С.Федоров. Переписка. Неизданные и малоизвестные работы. Л.: Наука, 1991. 320с. (ученый секретарь редколлегии).

21. Т.17. В.А.Стеюгов. Переписка. Неизвестные и малоизвестные работы. Л.: Наука, 1991,320с. (ученый секретарь редколлегии).

22. Т. 18. А.М.Бутлеров. Лекции органической химии. М.: Наука, 1990. 369с. (ученый секретарь редколлегии).

23. Т.26. Моливдовулы средневекового греческого Востока. М.: Наука, 1991. (ученый секретарь редколлегии).

24. Т.27. Л.Н.Федорова. Наши будни, радости и горести. Воспоминания. Л.: Наука, 1992. 369с. (ученый секретарь редколлегии).

25. Т.28. Неизданные труды П.А.Кропоткина. М.: Наука, 2001. (ученый секретарь редколлегии).

Статьи

1. Характерные черты и исторические корни французской географической школы конца XIX-начала XX века//Труды VIII научной конференции ИИ-ЕТ. М.: ВИНИТИ, 1965. 0,3 а.л.

2. География во французской энциклопедии XVIII в.//Труды IX научной конференции ИИЕТ. М.: ВИНИТИ, 1965. 0,3 а.л.

3. Идея природно-территориального комплекса в русской и французской географии на рубеже XIX-XX веков/Материалы XII международного конгресса историков науки в Париже. М.: ИИЕТ, 1968.0,3 а.л.

4. Французская географическая школа конца XIX-начала XX века о сущности географии//Груды X научной конференции ИИЕТ. М.: ВИНИТИ, 1968, 0,3 а.л.

5. Сеть научно-исследовательских учреждений США//Труды XI научной конференции ИИЕТ. М.: ВИНИТИ, 1971. 0,3 а.л.

6. О месте вузов в сети научно-исследовательских учреждений США//Труды XIV научной конференции ИИЕТ. М.: ВИНИТИ, 1972. С.33-40.

7. Правительственные исследовательские организации в сети научных учреждений США//Труды XIV научной конференции ИИЕТ. М.: ВИНИТИ, 1972. С.41-46.

8. О национальном научном фонде США//Труды XV научной конференции ИИЕТ. М.: ВИНИТИ, 1973. С.58-62.

9. Бесприбыльские исследовательские организации в сети научных учреждений США/Яруды XVI научной конференции ИИЕТ. М.: ВИНИТИ, 1974. 0,3 ал.

10. Роль АН СССР в развитии науки в Советском союзе//ХГУ International congress of the History of Science Proceedings № 3. Tokyo, 1974. P.377-381. (совместно с Г.Е.Павловой).

11. Федеральные контрактные исследовательские центры СШАУ/Труды XVII научной конференции ИИЕТ. М.: ВИНИТИ, 1975. 0,3 ал.

12. Региональная концентрация научно-исследовательских учреждений США/Яруды XVIII научной конференции ИИЕТ. М.: ВИНИТИ, 1975. 0,3 а.л.

13. Russian Statesmen of the First Half of the XVIII-th Century - founder of the geographical Science in Russia/Материалы XV международного конгресса историков науки в Эдинбурге. М.: ИИЕТ, 1977. 0,5 а.л.

14. История географии на XXIII Международном географическом кон-грессе//ВИЕТ. Вып. 3 (60). 1978. С.112-113.

15. A.N.Krasnov//Geographers: Biobibliographical studies./ed. Freeman T.W/ London: Mansell, 1980. Vol.4. P. 77-87.

16. История и особенности издания серии «Научное наследством/Материалы XVI международного конгресса историков науки в Бухаресте. М., 1981. 0,7 ал.

17.Научное наследство//Вестник АН СССР. 1981.№ 5. С.120-127.

18. Натуралисты: академики И.И.Лепехин и Н.Я.Озерцковский//Вестник АН СССР. 1981. № 6. С.117-124. (совместно с И.А.Федосеевым).

19. Особенности организации исследований полярных районов в первые годы Советской власти//Материалы III польско-советского симпозиума по истории наук о Земле. Вроцлав-Варшава, 1981. С.75-82 (Dzieje polskich radzieckich badan polamich).

20. V.N.TatishceW/Geographers: Biobibliographical studies./ed Freeman T.W London: Mansell, 1982. Vol. 6. 1,0 ал.

21. M.V.LomonosovMbid. 1982 Vol. 6. 1,5 ал.

22.P.A.Kropotkin//Ibid. 1983 Vol. 7. P.57-62.

23. О школах и направлениях в русской географии XVIII века//Научные школы в географии. М.: МФ ГО СССР, 1983. С.36-53.

24. Место «Книги картины земли» ал-Хорезми в средневековой географической традиции//Великий ученый средневековья ал-Хорезми: материалы юбилейной научной конференции к 1200-летию ученого. Ташкент: ФАН, 1985. С.206-211.

25. Естественнонаучное содержание акварелей декабриста П.И.Борисова//ВИЕТ. № 3.1985. С. 108-119.

26. Особенности географической концепции М.В.Ломоносова/ЯГомоносов и Север. Архангельск.: АО ГО, 1986. С.79-82.

27. Lomonosov's geographical сопсерйоп/УМатериалы XVII Международного конгресса историков науки в Беркли. М.: Наука, 1985. 11с.

28. Основные этапы жизни и деятельности М.В.Ломоносова, формирование мировоззрения ученого//М.В .Ломоносов и науки о Земле: к 275-летию со дня рождения. М.: Знание, 1986. С.3-8.

29. География и картография в творчестве М.В.Ломоносова//М.В.Ломоносов и науки о Земле: к 275-летию со дня рождения. М.: Знание, 1986. С.9-25. (совместно с А.В.Постниковым).

30 В.Н.Татищев и М.В.Ломоносов - географы первой половины XVIII в.//География в школе. 1986. № 6. С.9-14.

31. Русская географическая концепция первой половины XVIII в.//Известия АН СССР. Серия географическая. 1986. № 6. С.100-108.

32. О конференции «Ломоносов и Север»/7ВИЕТ. 1986. №4.

33. «Ломоносовские чтения в Москве»//ВИЕТ. 1987. №1. С. 167-169.

34. Карта восстановленного растительного покрова Пензенской губернии, составленная И.И.Спрыгиным//История развития тематического картографирования в России и СССР. М.: МФ ГО СССР, 1987. С.115-120.

35. Юбилейные торжества по случаю 275-летия М.В.ЛомоносоваУ/ВИЕТ.

1987. № 2. С.160-161.

36. 300 лет со дня рождения В.Н.Тагищева//ВИЕТ. 1987. №3. С.161-162.

37. М.В.Ломоносов и создание сочинений о географии России: Из фактов рукописей библиотеки ВольтераУ/Вестник АН СССР. 1987. №5. С.116-125.

38. Труд В.Н.Татищева «О мамонтовых косгях»//Материалы XIII Симпозиума международной комиссии по истории геологической мысли в Пизе и Падуе. 1987. 0,2 а.л.

39. Гласность и природоохранная деятельность населения на примере защиты патриарха московских вязов//Там же. 0,2 а.л.

40. Н.И.Вавилов - выдающийся путешественник/ТГеография в школе.

1988. №2. С.2-6.

41. Путешествия в новые миры. О книге Вавилов Н.И. Пять континентов. Краснов А.Н. Под тропиками Азии//Известия АН СССР. Серия географическая.

1988. №3. С. 18-27.

42. Неизвестная записка К.П.Торсона «Взгляд на изобретение и его рас-пространение//Сибирь и декабристы. Иркутск. 1988. Вып.5.

43. XIII Симпозиум ИНИГЕО//ВИЕТ. 1989. №3. С. 167-168.

44. О судьбе естественнонаучных коллекций (письмо в редакцию)//ВИЕТ.

1989. №3. С.168-170.

45. Екатеринбургская библиотека В.Н.Татищева как собрание учебных книг//Учебная книга. М.: Просвещение, 1989.1,5 а.л.

46. Борьба за Вяз в центре заповедной зоны//Краеведческий сборник. М., 1989. 1,5 а.л.

47. Естественнонаучное наследие декабристов//Декабристы на Украине. Киев.: Укр.сов. энциклопедия, 1989. 0,5 а.л.

48. География в творчестве декабристов//Там же. 0,2 а.л.

49. Техника в творчестве декабристов//Там же. 0,2 а.л.

50. I.G.Gmelixi//Geographers: Biobibliographical studies./ed. Martin Mansell. 1991. Vol.13. P.33-38.

51. N.I.VaviloV/Ibid. P.109-116.

52. Опыт выявления и охраны памятников природы в большом горо-де//Памятники истории, культуры и природы Европейской России. Н.Новгород,

1994. С.78-80.

53. Представления первобытного человека о мире //Энциклопедия для детей. Т.З. География. М.г Аванта, 1994. С.14-16.

54. Географические открытия древних греков//Там же. 1994. С.26-32.

55. Географические сочинения эпохи Древнего Рима//Там же. С.32-35.

56. Представления о мире в раннем Средневековье/Там же. С.40-41.

57. Арабская география//Там же. С.41-48.

58. Землеописания в Средневековом Кигае//Там же. С.48.

59. Декабристы и естествознание//Естественнонаучное наследие декабристов: Г.Батеньков, Н.Бестужев, М.Бестужев, К.Горсон. М.: Наука, 1995. С.5-10.

60. Творческое наследие Г.С.Батенькова//Естественнонаучное наследие декабристов: Г.Батеньков, Н.Бесгужев, М.Бестужев, К.Торсон. М.: Наука, 1995. С.319-330.

61. Примечания к трудам Г.С.Батенькова//Там же. С.342-361.

62. Творческое наследие М.А.Бестужева и примечания к его трудам /Там же. С.389-414.

63. Творческое наследие Н.А.Бестужева и примечания к его трудам//Там же. С.415-426; С.398-406 (совместно с И.А.Киселевым).

64. Творческое наследие К.П.Торсона и примечания к его трудам//Там же. С.427-446 (совместно с Ю.П.Потаповым).

65. Трубники: дом за домом//Дом Остроухова в Трубниках: Альманах

1995. М.: ГЛМ, - Русский лицей, 1995. С.11-33.

66. Василий Никитич Тагищев//Творцы отечественной науки: Географы. М.: АГАР, 1996. С.32-39.

67. Михаил Васильевич Ломоносов//Там же. С.53-68.

68. Андрей Николаевич Краснов//Там же. С.307-317.

69. Николай Иванович Вавилов//Там же. С.483-494.

70. Урусове - перекресток двух дворянских родов//Научное наследие П.П.Семенова Тян-Шанского и его роль в развитии современной науки. Липецк, 1997. С.92-94.

71. Музыкально-театральные традиции Поварской слободы//Дом Остроухова в Трубниках: Альманах 1998. М.-СП6.: ГЛМ - Златоуст, 1998. С.7-40.

72. Градостроительная политика в историческом центре Москвы и некоторые способы защиты интересов граждан//Российские реформы: социальные аспекты. М.: Высшая школа экономики, 1998. С.104-110.

65

73. Добрососедство и взаимопомощь - один из способов социальной адаптации граждан/ЛТроблема социально-психологической адаптации населения в период трансформации общества. М.: Высшая школа экономики, 1999. С.98-102.

74. Мы ощутили себя гражданами//Женщинаплюс. 1999. №3. С. 13-16.

75. Поварская 21: история дома//Культурный, научный и информационный центр Венгерской республики в Москве. М., 1999. С.19-28.

76. Местный уровень социального развития и соседское сообщество//! ерриториальные проблемы социальной политики. М.: Высшая школа экономики, 2000. С. 13.

77. О программе серийного издания «Российские экспедиционные ху-дожники»//Годичная научная конференция ИИЕТ. М.,2000. С.222-226.

78. Проблема подготовки рисовальщиков в контексте систематического географического изучения Российской империи в первой трети XVIII в.//Годичная научная конференция ИИЕТ. М., 2001. С.351-353.

79. Предисловие//Естественнонаучное наследие декабриста П.И.Борисова. М.: Наука, 2002. С.5-8.

80. Жизнь и научная деятельность П.И.БорисоваУ/Там же. С.9-32 (совместно с К.С.Куйбришевой и Н.И.Сафоновой).

81. Реконструкция атласов//Там же. С.237-267.

82. Акварели ботанического и энтомологического содержания//Там же. С.286-295.

83. Каталог акварелей//Там же. С.389-409.

Издательство ООО "МАКС Пресс". Лицензия ИД № 00510 от 01.12.99 г. Подписано к печати 26.09.2003 г. Формат 60x90 1/16. Усл.печ.л. 4,0. Тираж 200 экз. Заказ 764. Тел. 939-3890, 939-3891, 928-1042. Тел./факс 939-3891. 119992, ГСП-2, Москва, Ленинские горы, МГУ им. М.В Ломоносова.