автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Русская литература и книжная культура в наследии местных книжно-рукописных традиций

Полный текст автореферата диссертации по теме "Русская литература и книжная культура в наследии местных книжно-рукописных традиций"

с*

I ! •

ЪУ РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

Институт русской литературы (Пушкинский Дом)

На правах рукописи

САВЕЛЬЕВА

Наталья Вячеславовна

Русская литература и книжная культура в наследии местных книжно-рукописных

традиций

(на материале литературы и книжности Пинежья XVI-нач. XX веков)

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Санкт-Петербург 2005

Работа выполнена в Отделе древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН

Официальные оппоненты:

член-корреспондент РАН Е. К. Ромодановская доктор филологических наук Т. В. Рождественская доктор филологических наук С И. Николаев

Ведущая организация:

Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена

Защита состоится 23 мая 2005 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д.002.208.01 по присуждению ученой степени доктора филологических наук при Институте русской литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии Наук по адресу: 199034, Санкт-Петербург, наб. Макарова, д. 4.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН

Автореферат разослан апреля 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного сов кандидат филологических наук

С. А. Семячко

Общая характеристика работы

Постановка вопроса и актуальность темы

исследования. Понятие «местные книжно-рукописные традиции» неразрывно связано с археографической практикой ,и формированием в научных центрах России территориальных собраний. Определение «территориальное собрание» теоретически обосновано в 50-60-е гг. XX в. и связано своим происхождением с территориальным принципом хранения вновь найденных рукописей. В. И. Малышев, основываясь на опыте дореволюционных археографов, прежде всего В. И. Срезневского, возродил этот принцип для современной археографической школы и наполнил термин «территориальное собрание» конкретным содержанием - собрание рукописей, найденных на определенной территории и хранящихся по территориальному принципу. На сегодняшний день процесс формирования территориальных собраний в археографических центрах Москвы, Санкт-Петербурга, Новосибирска, Сыктывкара, Нижнего Новгорода, Екатеринбурга, Перми, Вятки можно считать, в основном, завершенным. И хотя полевая археография еще существует в определенном состоянии в некоторых научных центрах, основная роль сейчас отводится археографии камеральной - описанию и изучению собранных материалов.

Научное предназначение территориальных собраний как основных источников по изучению книжной культуры и книжно -рукописной традиции определенного района сформулировано в ряде теоретических работ о задачах археографии, вышедших в 60-е-нач. 80-х гг. XX в. (работы В. Н. Алексеева, Е. И. Дергачевой-Скоп, А. А. Амосова, В. П. Бударагина, А. А. Курносова, В. И. Малышева, Г. В. Маркелова, В. В. Морозова, Р. Г. Пихои, Н. Н. Покровского, В. А. Черныха, С. О. Шмидта и др.). Материалы территориальных собраний легли в основу исследований книжно-рукописных традиций районов Русского Севера, Сибири, Вятки, Перми, Устюга, Соль-Вычегодска, представленных

многочисленными работами ученых всех археографических центров (исследования В. Н. Алексеева, В. П. Бударагина, А. Н. Власова, Т. Ф. Волковой, Е. И. Дергачевой-Скоп, Л. А. Дмитриева, Г. В. Маркелова, А. Г. Мосина, Р. Г. Пихои, И. В. Поздеевой, Ю. В. Савельева, Л. А. Ситникова, А. Т. Шашкова

и др.). Эти исследования отражают закономерный первоначальный этап работы с материалами территориальных собраний, цель которого - изучение путей формирования книжно-рукописных традиций определенного территориального образования и выявление особенностей этих традиций, характерных для данной местности.

В неразрывной связи с анализом местных книжных традиций находятся современные исследования памятников литературы, созданных в различных районах, и местных редакций памятников русской средневековой литературы (работы Т. Ф. Волковой, А. Н. Власова, Н. Д. Зольниковой, А. Г. Мосина, Н. Н. Покровского, Е. В. Прокуратовой, Е. К. Ромодановской, Д. К. Уо). Анализ литературных памятников в контексте местной книжной культуры дает возможность применять к их исследованию те же методы, что и методы исследования книжно-литературных традиций крупнейших монастырей, представленные в работах современных исследователей (Е. В. Крушельницкой, Н. А. Охотиной-Линд, О. В. Панченко, Г. М. Прохорова, Е. А. Рыжовой, О. С. Сапожниковой, С. К. Севастьяновой и др.). Продуктивность анализа литературных памятников в контексте книжной культуры различных центов наглядно демонстрирует серия изданий Отдела древнерусской литературы ИРЛИ РАН «Книжные центры Древней Руси» (1991-2004). Этот же метод исследования книжной и литературной традиции в контексте духовной жизни и культурного строительства воплощен в единственном на сегодняшний день всестороннем исследовании самого значительного центра старообрядческой культуры -Выговской старообрядческой пустыни.1

Вместе с тем, несмотря на многочисленность и многоаспектность исследований книжно-рукописных традиций различных районов, до сих пор остается нераскрытым само наследие этих традиций, совокупность всех памятников литературы и книжности, созданных и бытовавших в разных уголках России. Первоначальные сведения о составе рукописных и старопечатных собраний, сложившихся в каждом археографическом центре, как правило, отражены в отчетах об экспедициях, в обзорных статьях и в отдельных изданиях, по

1 Юхименко Е. М. Выговская старообрядческая пустынь: Литератора и духовная жизнь. М. 2002. Т. 1-2.

существу являющихся краткими инвентарными описями соорании. Рядом научных центров предпринимаются работы по описанию хранилищ провинциальных библиотек и музеев с целью создания сводных каталогов книг, бытовавших в рамках той или иной традиции. Глобальность задачи создания сводного каталога диктует закономерный подход к описанию этих материалов по упрощенной схеме. Подробных научных описаний территориальных собраний очень немного - к ним относится не утратившее до сих пор своей научной значимости описание В. И. Малышева «Усть-Цилемские рукописные сборники»2 и описание рукописей Верхокамья, выполненное коллективом авторов Московского университета под руководством И. В. Поздеевой.3 Недостаточный уровень описаний территориальных собраний не только не способствует формированию целостного представления о масштабе и научной значимости книжно-рукописного наследия традиций разных районов России, но и препятствует разработке одного из важнейших направлений в изучении местных книжных традиций -анализа репертуара памятников, сохранившихся в рамках каждой традиции, в контексте общерусского развития книжной культуры и литературного процесса.

Представленная работа выполнена в русле современных задач поиска оптимальных методов исследования местных книжных традиций. Основная цель исследования - на материале литературы и книжности одной из наиболее репрезентативных

2 Малышев В. II. Усть-Цилемские рукописные сборники XVI-XX вв. Сыктывкар. 1960.

3 Рукописи Верхокамья ХУ-ХХ вв. Из собрания научной библиотеки Московского университета имени М. В. Ломоносова. Каталог / Сост. Е. А. Агеева, Н. А. Кобяк, Т. А Крутлова, Е. Б. Смилянская. М.. 1994. Основные принципы описания рукописей территориальных собраний, положенные в основу этого каталога, сформировались в более ранних описаниях находок археографических экспедиций, подготовленных московскими археографами, см.: Славяно-русские рукописи ХУ-ХУ1 веков Научной библиотеки Московского университета (Поступления 1964-1978 годов) / Сост. Н. А. Кобяк, И. В. Поздеева. М.. 1981; Кобяк Н.Л., Поздеева II. В. Славяно-русские рукописи Х1У-ХУП веков Научной библиотки МГУ (Поступления 1964-1984 годов). М., 1986.

севернорусских традиции показать возможности нового подхода к изучению этой проблемы. Такой подход базируется на двух основных принципах: во-первых, к анализу должны привлекаться все памятники литературы и книжности, как созданные, так и бытовавшие в пределах одного территориального образования; во-вторых, в основе анализа памятников литературы и книжности местной традиции должно лежать их научное источниковедческое описание. Источниковедческий подход к описанию и анализу памятников литературы позволяет на примере истории ряда текстов, представленных в рукописях местного происхождения и бытования, на примере анализа отдельных сборников и их источников ввести наследие местной традиции в общерусский книжный и литературный контекст и, с одной стороны, выявить, в какой степени общерусские культурные процессы отразились на развитии местной книжной культуры, с другой - представить необходимость обращения к книжно-рукописному наследию местных традиций при изучении общего пути развития русской литературы и книжной культуры.

Предмет и задачи исследования. Предметом диссертационного исследования является опыт анализа книжно-рукописной традиции XVI-нач. XX вв., сформировавшейся на территории, равной современному Пинежскому району Архангельской области. В диссертации ставятся несколько связанных между собой задач, позволяющих наиболее адекватно представить возможности предлагаемого подхода к изучению местных книжно-рукописных традиций: 1) выработать принципы научного описания материалов рукописных территориальных собраний; 2) в соответствии с выработанными принципами описания рукописей, а также с принятыми в современном книговедении принципами описания экземпляров старопечатных книг подготовить научные описания пинежских рукописей и привезенных с Пинеги старопечатных изданий; 3) на основании всей совокупности описанных материалов и выявленных документальных источников проанализировать особенности формирования пинежской книжно-рукописной традиции в контексте религиозной жизни крестьянского общества; 4) представить местную книжно-рукописную традицию в различных аспектах ее бытования - дать анализ палеографической характеристики пинежских рукописей, представить «в лицах» местных книжников, наиболее значимых для развития пинежской

рукописной традиции, реконструировать и проанализировать состав частных и церковных книжных собраний и крестьянских архивов; 5) исследовать особенности формирования книжных собраний монастырей, территориально принадлежавших изучаемому району, и литературную историю памятников о монастырских святых и святынях; установить особенности соотношения монастырской книжности и литературы с книжно-рукописной традицией Пинежья; 6) на основании источниковедческого подхода к анализу сохранившегося наследия представить пути формирования местного репертуара памятников литературы и закономерности отбора памятников общерусского книжного наследия, определяющие своеобразие местной книжно-рукописной традиции; 7) на примере анализа источников отдельных рукописей и истории текстов наименее изученных памятников литературы представить сопричастность развития местной книжной традиции общерусскому культурному процессу и закономерность обращения к книжно-рукописному наследию местных традиций при изучении важнейших проблем развития русской литературы и книжной культуры.

Материал исследования. Основным материалом для исследования служат рукописи Пинежского территориального собрания Древлехранилища Пушкинского Дома - в настоящее время оно насчитывает 787 единиц хранения XIV-XX вв. Основная часть книг кирилловской и гражданской печати XV-нач. XX вв., найденных пинежскими экспедициями (232 экземпляра), хранится в ОРК НБ СПбГУ, 16 книг находятся в собрании старопечатных изданий Древлехранилища ИРЛИ (оп. 36), 7 изданий выявлено в составе конволютов рукописного Пинежского собрания Древлехранилища ИРЛИ. Кроме того, к основному комплексу источников относятся 49 рукописей пинежской части собрания А. Д. Григорьева в Славянской библиотеке в Праге, 28 рукописей пинежского происхождения и бытования, выявленных нами в хранилищах Москвы, Санкт-Петербурга, Вологды, а также ряд использованных в работе документов Государственного архива Архангельской области. Анализ книжного собрания Красногорского монастыря основан на изучении рукописей Архангельского собрания ОР БАН и монастырских старопечатных книг, хранящихся в ОРК БАН. Исследование литературной истории отдельных памятников основано на текстологическом и палеографическом изучении

списков этих памятников из хранилищ Москвы и Санкт-Петербурга.

Научная новизна исследования заключается в представлении нового подхода к изучению местных книжных традиций. В работе впервые предлагается исследование книжно-рукописной традиции на протяжении всего периода ее существования, основанное на научном источниковедческом описании всех сохранившихся материалов. Кроме того, в работе впервые предпринято исследование севернорусской книжно-рукописной традиции, сложившейся задолго до реформы патриарха Никона и развивавшейся до нач XX в не только под влиянием старообрядческого движения, но и под воздействием специфических для данной местности этнографических, социальных, экономических, географических и других факторов, способствовавших формированию особого местного социально-антропологического типа со своим укладом жизни, отношением к традиции и представлением о духовно-нравственных ценностях

Методологическая база исследования. Работа базируется на комплексном анализе источников, изучении палеографических и кодикологических характеристик рукописей, разработанном в диссертации источниковедческом методе описания и анализа содержания рукописей. Исследование истории текстов и рукописной традиции отдельных памятников литературы выполнено в рамках выработанного школой Д С. Лихачева метода комплексного исследования памятников литературы, основанного на текстологическом, источниковедческом и историко-литературном анализе текста.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Материалы и выводы исследования могут быть использованы в общих курсах истории литературы и культуры Древней Руси. Разработанный нами метод источниковедческого подхода к описанию и анализу наследия местных книжных традиций может быть применен в специальных работах, посвященных этой проблеме. Подготовленные описания рукописей и старопечатных книг вводят в научный оборот как новые списки древнерусских произведений и экземпляры кириллических изданий, так и неизвестные ранее памятники литературы Древней Руси и неучтенные в библиографии издания XVП-XVПI вв. Аннотированные указатели к каталогам позволят использовать

представленные в раооте описания в качестве справочного посооия для составителей каталогов рукописных и печатных книг.

Апробация работы. Основные положения исследования были изложены в докладах на заседаниях Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (2001-2004 гг.), на «Малышевских чтениях» (1995-2004 гг.); на межрегирнальной научно-практической конференции «Книжные собрания Русского Севера: проблемы изучения, обеспечения сохранности и доступности» (Архангельск, 2001 г.); на Чтениях памяти св. Иоанна Кронштадтского (Карпогоры-Сура, 2003 г.) на научных чтениях по филиграноведению (С.-Петербург, 2002 г.).

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и двух приложений.

Основное содержание диссертации

Во Введении обозначены основные направления современных работ по изучению местных книжно-рукописных традиций и сформулированы задачи диссертационного исследования.

Глава 1. Источники для исследования книжно-рукописных традиций и принципы их описания

Пинежская книжно-рукописная традиция - одна из местных традиций Русского Севера. Наиболее полный обзор основных комплексов источников для изучения книжной культуры районов Русского Севера представлен в работе А. А. Амосова.4 Автор уделяет внимание как широко известным книжным центрам, какими являются, например, Соловецкий и Антониево-Сийский монастыри, так и периферийным крестьянским традициям, развивающимся на Русском Севере параллельно с монастырскими и как бы «на фоне» книжной культуры крупнейших монастырей. Исследование этих традиций затруднено прежде всего из-за отсутствия исторических источников - архивных описей книжных собраний, грамот, вкладных книг и т. д. Кроме того, до недавнего

4 Амосов А. А. Книжная культура Архангельского Севера (Проблемы. Источники. Неотложные задачи) // Культура Русского Севера. Л.. 1988. С. 108-113.

времени основные источники для исследования крестьянских традиций - книги и рукописи, созданные и бытовавшие в определенной местности, не представляли собой единого комплекса в составе хранилищ и библиотек. Археографическая практика позволила создать такие комплексы, не только сосредоточившие в себе памятники книжности, принадлежавшие определенной традиции, но и дающие основания для выявления книг этой традиции в крупнейших российских хранилищах, в том числе и в составе частных коллекций. Для изучения книжной культуры районов Русского Севера такие комплексы книжно -рукописных источников сосредоточены прежде всего в Древлехранилище Пушкинского Дома и ОРК НБ СПбГУ.

Пинежское территориальное собрание

Древлехранилища Пушкинского Дома: Археография и историография. История Пинежских земель, уходящая корнями в давнее прошлое, и в то же время, удаленность этих мест от центра России, позволившая сохраниться самобытности, патриархальному укладу жизни пинежан, несомненно, стали причиной особого внимания исследователей русской культуры к этим местам. Уже со 2-й пол. Х1Х в. сюда приезжают этнографы, искусствоведы, фольклористы, лингвисты, музыковеды. Немного позднее, с кон. Х1Х в., в этих районах начинают работу и собиратели рукописных книг (П. Д. Богданов, А. Д. Григорьев, А. И. Никифоров).

Систематическое археографическое обследование Пинежского района началось в 1962 г. и с небольшими перерывами продолжалось вплоть до 1990 г., когда состоялась последняя экспедиция на Пинегу. В работе этих экспедиций принимали участие сотрудники и аспиранты Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, преподаватели филологического факультета и сотрудники ОРК НБ СПбГУ, а также студенты-филологи из * семинара по древнерусской литературе Н. С. Демковой, для которых экспедиции были учебной археографической практикой. В результате работы археографических экспедиций в Пинежском районе Архангельской области было создано Пинежское рукописное собрание Древлехранилища им. В. И. Малышева ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН, насчитывающее в настоящее время 787 единиц хранения Х1У-ХХ вв. Основная часть книг кирилловской и гражданской

печати XV-нач. XX вв, найденных пинежскими экспедициями (232 экземпляра), хранится в ОРК НБ СПбГУ.

Отдельные рукописи Пинежского собрания и старопечатные книги, привезенные с берегов Пинеги, ранее привлекали внимание исследователей древнерусской литературы и использовались в работах над различными темами. Историография вопроса о существовании самостоятельной местной традиции исчерпывается дипломной работой 1967 г. В. И. Апряткина,5 рядом замечаний его оппонента Г. Я. Симиной, и краткой характеристикой Н. И. Николаева6 нескольких этапов в истории формирования пинежской книжной традиции.

Принципы и особенности описания рукописных территориальных собраний. Основным источником для изучения местных книжно-рукописных традиций является само наследие этих традиций - рукописи и старопечатные книги, созданные и бытовавшие на определенной территории. Адекватное представление об этом наследии может быть раскрыто только в научных описаниях рукописей и старопечатных книг. Методика описания старопечатных изданий в настоящее время сложилась в довольно устойчивую систему, успешно применяемую на практике составителями каталогов. Эта методика подразумевает два вида описания старопечатных книг: описание издания (для сводных каталогов) и описание экземпляра того или иного издания (для описания коллекций старопечатных книг). Именно принцип описания экземпляра, который отражает процесс исторического бытования издания и, в конечном счете, дает возможность воссоздать историю каждой книги: пути ее миграции, имена ее владельцев, читателей, реставраторов и т. п., положен нами в основу каталога бытовавших на Пинеге старопечатных книг.

5 Основные выводы работы изложены в тезисах: Апряткин В. И. Пинежское собрание рукописей ИРЛИ АН СССР (К вопросу о местной рукописно-книжной традиции XIV-XIX вв.) // Тез. докл. на совещании молодых специалистов «Вопросы изучения средневекового славянского и греческого рукописного наследия в советских собраниях (Текстология, палеография, кодикология, источниковедение и др.)». Л., 1967. С. 10-11.

6 Николаев Н. И Неотчуждаемая ценность // Горфункель А. X., Николаев Н. И. Неотчуждаемая ценность: Рассказы о книжных редкостях университетской библиотеки. Л., 1984. С. 144-160.

Описание рукописного территориального собрания, как цельного комплекса для изучения определенной книжной традиции, может быть выполнено только в форме описания-исследования, максимально полно отражающего все аспекты палеографического и содержательного анализа каждой рукописи. На сегодняшний день ни у кого не вызывает сомнения необходимость указывать при описании все палеографические особенности рукописи, являющиеся элементами ее территориальной отнесенности, ее происхождения или бытования. Это особенности почерков, характерная орнаментика, особенности переплетов и другие палеографические данные. Никто не сомневается в необходимости воспроизведения всех записей, отражающих этапы создания и бытования книги. В то же время, кодикологическое и палеографическое описание рукописей чаще всего предпринимается по упрощенной схеме, при которой могут быть упущены важные детали, имеющие значение как для истории местной традиции, так и для общерусской истории книжного дела.

Необходимым элементом кодикологического описания рукописей территориальных собраний является обязательная фиксация нумерации тетрадей и счет листов в тетрадях. Этот элемент не только предоставляет сведения о первоначальном состоянии рукописного блока, зачастую искаженном в процессе бытования, но и помогает воссоединить разрозненные фрагменты рукописей, нередко поступавшие в собрания в разное время и от разных владельцев.

Обязательный элемент палеографического исследования рукописи - просмотр филиграней и штемпелей на всех листах блока, в том числе на переплетных листах. Этот аспект палеографического описания способствует воссозданию этапов бытования каждой книги. Общерусские процессы миграции книг, вызванные различными историко-культурными причинами и обстоятельствами, привели к тому, что именно рукописи, в конце концов попавшие на окраины России и оказавшиеся в настоящее время в составе территориальных собраний, подчас заключают в себе уникальные материалы общерусского культурного значения. В результате просмотра водяных знаков на переплетных листах одной из рукописей Пинежского собрания была сделана находка, имеющая важное значение для истории производства бумаги в России. В рукописном Евангелии 10-х гг. XVI в. (№ 66) обнаружен лист с уникальной текстовой датированной филигранью:

«Царь Ивдн ... всед ... л'Ьтд 7074 ... сокер...».

Пинежский экземпляр левой половины листа бумаги является вторым экземпляром в мире, полный лист был найден в 1971 г. профессором Э. Кинаном в Датском королевском архиве7 В свое время эта находка вызвала дискуссию о происхождении бумаги. Предположение Э. Кинана о том, что найденный лист -самый ранний образец бумаги, произведенной в России, поддержали Д С. Лихачев, 3. В. Участкина, А. А. Севастьянова, Т Герарди, В. А. Гуляницкий и, позднее, Я. Дашкевич. Однако в 1974 г. с аргументированным опровержением этой точки зрения выступил авторитетный исследователь филиграней С. А. Клепиков, предполагавший, что бумага является образцом, сделанным для Ивана Грозного одним из иностранных производителей Мнение С. А. Клепикова фактически прекратило дискуссию и утвердилось в науке о производстве бумаги в России Одним из важнейших доводов, свидетельствующих об иностранном происхождении найденной Э. Кинаном бумаги, для С. А. Клепикова служил факт сохранения ее в единственном экземпляре в зарубежном архиве. Находка пинежского экземпляра листа с такой филигранью вновь заставляет вернуться к вопросу о первых попытках наладить производство бумаги в России в связи с началом книгопечатания.

Особое внимание в этом параграфе уделяется необходимости полистного аннотированного описания содержания рукописей, предполагающего источниковедческий подход к атрибуции текстов. Такой подход означает введение элементов научного исследования текстов при раскрытии содержания рукописей. Целью этого исследования становится не только атрибуция того или иного памятника, но и анализ особенностей его бытования в рамках рукописной традиции как определенного локального звена в истории текста. Кроме того, задачей такого исследования является анализ всех характеристик текста с целью выявления, по возможности, источника списка того или иного памятника в конкретной рукописи как на уровне архетипа, так и на уровне протографа, если удается установить прямую взаимозависимость списков, бытовавших в рамках одной рукописной традиции. Решение этих задач основано на тех же текстологических методах, что и исследование истории текста

7 Keenan Edward L. Paper for the Tsar: A Letter of Ivan IV of 1570 // Oxford Slavonic Papers New series. Oxford, 1971. Vol. IV. P. 21-29.

любого памятника. При этом, в соответствии с жанром описания, в статье-аннотации, как правило, дается лишь краткий результат такого поиска, оставляющий за рамками процесс исследования.

Наиболее вероятно обнаружение источника для рукописных текстов, изначально восходящих к печатным изданиям, а именно такие тексты составляют значительную массу рукописей поздней традиции. Неоценимую помощь в поисках источника оказывают каталоги старопечатных книг, прежде всего каталоги старообрядческих изданий А. В. Вознесенского8 и И. В. Починской,9 без которых в настоящее время не представляется возможной работа не только с печатными изданиями, но и с рукописями территориальных собраний. Зачастую источник текстов в поздних рукописях обнаруживается при изучении как состава, так и палеографических данных рукописи, поэтому при атрибуции списков памятников в поздних старообрядческих и нестарообрядческих рукописях, изначально восходящих к печатному источнику, необходимо учитывать все текстовые и внетекстовые данные, свидетельствующие о достоверности и возможности использования в качестве оригинала конкретного издания.

Источниковедческий подход к атрибуции памятников при описании территориального собрания позволяет расширить наши представления о круге массовых изданий для народа, бытовавших в крестьянской среде и также служивших источниками многих текстов в рукописных сборниках. Прежде всего это касается разного рода лубочных изданий, дешевых изданий назидательных текстов и отдельных житий святых, а также изданий учебной литературы для церковно-приходских школ и народных училищ, отдельные тексты из которых, а иногда и издание целиком, также переписывались крестьянскими книгописцами.

8 Кириллические издания старообрядческих типографий конца ХУШ-начала Х1Х века: Каталог / Сост. А. В. Вознесенский. Л., 1991: Предварительный список старообрядческих кириллических изданий ХУШ века / Сост. А. В. Вознесенский // Материалы к библиографии истории и культуры русского старообрядчества. Вып. 1. СПб., 1994; Вознесенский. А. В. Старообрядческие издания ХУШ-начала Х1Х века Введение в изучение. СПб, 1996.

9 Починская И. В. Старообрядческое книгопечатание ХУШ-первой четверти Х1Х веков. Екатеринбург. 1994.

Книжная традиция каждого района не может быть достаточно полно исследована вне общерусской книжной культуры. Поэтому к анализу списков памятников, сохранившихся в рукописях той или иной традиции, необходимо привлекать рукописи из собраний других хранилищ. Целью такого сопоставления может быть не только изучение истории текста конкретногр памятника, но и стремление проследить историю формирования состава рукописей, бытовавших в рамках местной традиции.

Территориальные собрания, созданные в результате археографических экспедиций, обладают рядом особенностей, вызывающих наибольшее затруднение при описании рукописей этих собраний. К таким особенностям прежде всего относится широкий круг материалов в составе собрания - от пергаменных фрагментов богослужебных текстов до рукописных сборников стихов и романсов нач. XX в. Однако принцип всестороннего исследования собрания предусматривает его полное описание, не исключающее ни одной единицы хранения. Другая особенность, присущая территориальным собраниям, - дефектность и фрагментарность ряда сохранившихся рукописей, атрибуция которых невозможна без детального исследования. Между тем, именно в таких дефектных и фрагментарно сохранившихся рукописях находятся порой редкие материалы. Исследование и атрибуция таких рукописей позволила ввести в научный оборот целый ряд пинежских списков памятников, не учтенных ни в предварительных обзорах, ни в охранной описи собрания: Толковую Палею в списке XV в. (№ 505), Сводный патерик с дополнениями в списке 1-й четв. XVII в. (№ 281), редактированный перевод «Ключа разумения» Иоанникия Галятовского (№ 442), отдельные главы из «Зерцала богословия» и «Евангелия учительного» Кирилла Транквиллиона (№ 113, 442) и другие памятники. А в рассыпанном конволюте XVIII в. (№ 109) удалось выявить фрагменты двух редчайших синодальных изданий, одно из которых - Азбука (Начальное учение человеком) 1739 г. — представляет собой единственный известный на сегодняшний день экземпляр издания такого типа, сохранившийся от 1-й пол. XVIII в.

В соответствии с изложенными принципами подготовлено описание рукописей Пинежского собрания Древлехранилища Пушкинского Дома.

Глава 2. История формирования и особенности развития пинежской книжно-рукописной традиции XVI-нач. XX вв.

Освоение пинежских земель новгородцами на протяжении XII-XV вв. оказало закономерное влияние на формирование местной религиозной культуры. Уже в конце XIV-XV в. появляются на Пинеге первые церковные приходы. Возможно, в это же время был основан в Кевроле первый монастырь -Воскресенский, обращенный в XVII в. в Кевроло-Воскресенский приход. Возникновение приходов непосредственно связано с развитием административных и торговых отношений Пинежья с Новгородом и центральной Россией. Не случайно первыми появляются приходы в среднем течении реки, поблизости от Кевролы - административного центра края, и на его окраинах, пограничных с соседними территориями и находящихся на торговых путях от Пинеги в соседние земли и далее в центр. В XVII в. число церковных приходов на Пинеге растет, тогда же появляются здесь еще 2 монастыря - Красногорский Богородицкий, основанный в 1603 г., и Артемиев Вер Кольский, основанный в 1645 г. в среднем течении реки.

Основные этапы развития пинежской книжно-рукописной традиции в контексте религиозной жизни крестьянского общества. Формирование пинежской книжной традиции закономерно связано с развитием церковных приходов. По-видимому, первые рукописные книги, необходимые для ведения церковной службы, были привезены на Пинегу новгородскими поселенцами в XIV-XV вв. В 1-й пол. XV! в. количество таких книг было настолько значительным, что позволяет предполагать их специальный подбор для только что созданных пинежских церквей и отсчитывать именно с этого периода начало формирования местной, пинежской книжной традиции. 1-й пол. XVI в. датируются и первые рукописи местного происхождения, из которых самая ранняя датированная рукопись -Сборник («Златоуст») 1533 г., переписанный «у Воскресения Христова в Кегроле» Левушкой Постохой (№ 280). Большая часть рукописей XVI в. Пинежского собрания Древлехранилища -богослужебные книги, хотя к XVI в. относятся и первые списки книг, имеющих не только исключительно служебное назначение, но и использовавшихся для келейного и трапезного чтения.

Первыми владельцами книг, так же, как и первыми пинежскими книгописцами, были представители местного духовенства - книги концентрировались во вновь создаваемых храмах, первые уроки грамотности пинежане могли получить только в церкви. Однако, говоря о местном духовенстве, следует учитывать, что русское средневековое сельское духовенство - это представители крестьянского общества. В XVI-XVII BB. крестьянская община на Севере самым непосредственным образом участвовала в жизни приходских храмов, ей принадлежало право избрания кандидатов на церковно-приходские должности, избрание на эти должности производилось из среды самих же крестьян. Лишь к кон. XVII в. духовные звания стали закрепляться за лицами только духовного происхождения, по большей части передавались по наследству, однако формально выборы сохранялись вплоть до сер. XVIII в. Таким образом, формирование местной книжно-рукописной традиции связано с определенным крутом просвещенных людей, выделявшихся из крестьянского общества и имевших непосредственное отношение к развитию местной церковно-приходской жизни.

XVII-нач. XVIII в. - период интенсивного развития пинежской книжной традиции. С самого начала XVII в. бытование книг на Пинеге характеризуется чертами, отражающими особенности жизни крестьянской общины на Русском Севере. Крестьяне участвовали во всех делах общины, в том числе и в делах своей приходской церкви. Более состоятельные члены крестьянской общины вкладывали свои деньги в церковную казну для приобретения книг. Книги для церкви приобретались и всем миром - крестьяне по деньге, по алтыну складывались на покупку той или иной книги для церкви, а имена вкладчиков записывали на полях этой книги. Таким образом волостные крестьяне становились совместными владельцами книг приходской церкви.

В нач.-сер. XVII в. появляются книги в частном владении пинежан. Уже в это время складывается понятие «родовая книга» -книги передавались по наследству от отца к сыну или продавались родителями своим детям. Расширение торговых связей между пинежанами и их ближайшими соседями, в том числе и с северными землями, способствовало появлению новых источников пополнения пинежской книжности. В это время на Пинеге появляются первые печатные книги, в том числе и издания XVI в. К сер. XVII в., до реформы патриарха Никона, в пинежских

церковных собраниях уже было достаточное количество печатных книг для ведения службы.

В то же время, продолжается и развивается традиция местного книгописания. Репертуар рукописных книг ХУ11-1-й четв. ХУШ в. значительно расширился по сравнению с предшествовавшим периодом. Как и ранее, определенную часть сохранившихся от этого периода книг составляют рукописи служебного назначения, принадлежавшие церковным библиотекам. В сер. ХУ11 в. появляются в церковных библиотеках отдельные рукописи, содержащие службу (или службы), а иногда и житие святого, во имя которого освящена церковь. Такие рукописи либо изготовлялись при церкви, либо заказывались церковью местным книгописцам.

Значительное число пинежских рукописей ХУ11-1-й четв. ХУШ в. - это хранившиеся в крестьянских домах сборники, в состав которых входят служебные тексты, необходимые в повседневном мирском христианском обиходе: Святцы, Помянники, сборники с избранными канонами, тропарями, молитвами на разные случаи, Псалтыри, Часовники. Последние могли находиться и в церковных собраниях, но большая их часть хранилась в домах крестьян. Большая часть таких рукописей переписана, по-видимому, самими владельцами. Как правило, они небольшие по формату (в 8-ку, в 16-ю долю листа), почти не украшенные, в простых дощаных, иногда поволоченных кожей без тиснения, переплетах. Источниками для таких крестьянских сборников чаще всего служили старопечатные книги. С печатных изданий ХУП-нач. ХУШ в. переписывались и тексты, не имевшие исключительно служебного назначения. Эти издания, как правило, находились в церковных и монастырских собраниях, и копии с них выполнены церковными и монастырскими писцами.

Значительную часть источников пинежских рукописей ХУП-нач. ХУШ в. по-прежнему составляли рукописи предшествующих периодов, попадавшие на Пинегу из соседних земель, через Мезенскую и Пинежскую ярмарки, из Москвы через Кеврольскую канцелярию, через Холмогоры и Архангельск. Рукописные источники имели прежде всего четьи книги. В составе книг, бытовавших на Пинеге в ХУ11-1-й четв. ХУШ в., до нас дошли более 30 рукописей, представляющих собой литературные сборники и отдельные списки произведений, отражающих все жанры древнерусской литературы: сочинения учительные и

исторические, публицистика, памятники агиографии, естественнонаучные сочинения, апокрифы и др. Большая часть этих рукописей концентрировалась в руках одних и тех же владельцев, близких церковным и монастырским кругам, и кеврольскому административному центру.

Наивысшего расцвета не прекращающаяся на протяжении всего XVII в. пинежская книжно-рукописная традиция достигает в 1-й четв. XVIII в. и, в отличие от других районов Русского Севера, в этот период она не связана с движением старообрядцев, а продолжается в русле господствующей церкви. Именно литературные сборники этого периода, переписанные местными священниками, иноками Веркольского монастыря и крестьянами, близкими церковным кругам, сосредоточили в себе все черты древнерусской книжной и литературной традиции предшествующего периода.

Старообрядческое движение, сыгравшее важную роль в развитии последующего периода местной книжно-рукописной традиции, распространилось на Пинеге много позднее по сравнению с другими районами Русского Севера. Более раннему распространению старообрядчества в этих местах препятствовала, очевидно, активная деятельность довольно крупных для сравнительно небольшой территории уезда духовных и административных центров, связанных с господствующей церковью. С одной стороны, это Кеврольская канцелярия, с другой - два монастыря: Красногорский Богородицкий и Артемиев Веркольский. Изучение культурного наследия этих обителей показывает, что именно кон. XVП-нач. XVIII в. был периодом наивысшего расцвета монастырской духовной жизни. И оба пинежских монастыря, и довольно плотное расположение церковных приходов на территории края, и постоянное присутствие «властей» в Кевроле могли препятствовать раннему распространению на Пинеге старообрядческого движения.

Однако уже в посл. трети XVIII в. старообрядчество прочно укрепилось в этих местах, особенно в деревнях, расположенных в среднем и верхнем течении Пинеги, и почти сразу приобрело массовый характер. По-видимому, причины столь массового обращения пинежан к старообрядчеству кроются в патриархальности жизненного уклада, основанного на незыблемости устоев, выработанных длительным опытом и передающихся из поколения в поколение, в единстве отношения к

традициям ртцов и дедов, присущего пинежанам. Именно духовно-нравственный аспект старообрядческого учения, выражающийся в неизменности отеческих традиций, привлекал к себе пинежан, а само движение старообрядчества для них представляло собой скорее институт «подвижничества», чем понятие «иноверия» Такое понимание приверженности пинежан старообрядчеству объясняет и особый характер его на Пинеге - между пинежскими старообрядцами и «мирскими» не было враждебности, конфронтации, что подтверждается и свидетельствами современников и содержанием рукописных сборников, представляющих местную старообрядческую традицию книгописания.

Согласно данным миссионерских отчетов, до нач. XX в. почти все пинежские старообрядцы относились к филипповскому согласию. На 1913 г. официально зарегистрированы были три беспоповские общины: одна - в Ярушевской волости с центром в д. Явзора, две другие моленные действовали в Кеврольской волости. Остальные старообрядческие общины не были официально зарегистрированы, хотя местное население отдавало предпочтение старой вере, доверяя свои духовные потребности старообрядческим начетчикам. Первыми пинежскими наставниками филипповского согласил были выходцы из пустыни Гарь (или пустынь «на Хрепте»), находящейся в лесах в 50 верстах от д. Качем, на р. Попка, впадающей в приток Пинеги - р. Юлу. В нач. XX в. в Суре появилась община старообрядцев-поповцев белокриницкого согласия, основанная мезенскими наставниками Иваном Степановичем Жмаевым и Иваном Алексеевичем Староверовым и особенно разросшаяся и окрепшая после октябрьского манифеста 1905 г.

Таким образом, в нач. XX в. Пинега представляла собой средоточие различных конфессиональных убеждений, определяющих не только духовные потребности, но и весь уклад жизни пинежских крестьян. С одной стороны, здесь сохранялась сильная позиция господствующей церкви - помимо крупных церковных приходов на Пинеге действовали три монастыря: Веркольский и Красногорский мужские и Сурский Иоанно-Богословский женский монастырь, основанный в 1900 г. местным уроженцем Иваном Ильичем Сергиевым - известным духовным деятелем св. Иоанном Кронштадтским. И монастыри, и наиболее крупные церковные приходы, особенно Лавельский и Сурский,

вели большую миссионерскую работу среди населения, в которой участвовал не только причт, но и прихожане. С другой строны, активную жизнь вели старообрядческие общины поповского и беспоповского согласий. При таком разнообразии конфессиональных убеждений пинежан закономерной неоднородностью характеризуется и развитие местной книжной традиции Пинежья, значительный пласт которой составляла в кон. XVШ-нач. XX вв. старообрядческая книжность.

Большое количество имен пинежан на рукописях и печатных книгах дониконовского периода, на старообрядческих изданиях и старообрядческих рукописях XVШ-XX вв. свидетельствует о том, что одна-две книги были в каждой семье старообрядцев. Чаще всего в домах пинежан-старообрядцев обнаруживались издания старообрядческих типографий кон. XVШ-нач. XIX в.: Псалтырь, Часовник, Канонник, Устав о христианском житии, Святцы. Необходимость иметь в доме эти книги была настолько велика, что пинежане сами переписывали их или заказывали копии с этих изданий местным книгописцам. Переписка таких изданий была постоянной и повсеместной, на Пинеге имелись мастера-переписчики, которые «тиражировали» такие книги на заказ. Многочисленные издания старообрядческих типографий, богатый репертуар этих изданий и большая по сравнению с изданиями прошлых столетий доступность их крестьянскому читателю позволили значительно расширить и ряд книг, читавшихся пинежскими крестьянами и хранившихся в их домах. Так, с Пинеги попали в университетскую библиотеку старообрядческие издания, весьма популярные, судя по записям, среди читателей-пинежан: Служба и житие Николая чудотворца, Житие Василия Нового, Златоуст, «Лествица» Иоанна Синайского, Страсти Христовы, Альфа и Омега, История об отцах и страдальцах Соловецких, Поучения Ефрема Сирина и аввы Дорофея, Цветник, Цветник священноинока Дорофея. Эти издания также служили источниками для не прекращавшей свое существование вплоть до начала XX в. рукописной деятельности старообрядцев. Тот факт, что пинежское старообрядчество носило в целом несколько обособленный и самодостаточный характер и не имело, по-видимому, постоянных прочных связей с крупнейшими старообрядческими центрами Русского Севера, прежде всего -Выго-Лексинским общежительством, отразился на пинежской старообрядческой рукописной традиции, характерной чертой

которой является довольно незначительное по сравнению с другими севернорусскими традициями (Северодвинской, Печорской, Карельской) количество списков старообрядческой литературы (сочинений ранних старообрядцев, выговских памятников) и полемических произведений. В то же время, наибольшее распространение в местной старообрядческой традиции имели учительные и эсхатологические сборники XVIII-нач. XX вв.

Старообрядческая книжность занимает важнейшее место в пинежской традиции кон. XVIII-нач. XX вв. Однако книжная культура Пинежья этого периода развивалась не только под влиянием старообрядчества. Сохранились печатные книги, изданные после реформы патриарха Никона, и, позднее, издания Синодальной типографии, приобретенные пинежанами в XVIII-XIX вв. и характеризующие круг интересов их владельцев. Самобытность уклада жизни пинежан, традиционализм и патриархальное отношение к древней культуре позволили сохраниться поздней рукописной традиции, не связанной со старообрядчеством, но запечатлевшей черты древнейшей пинежской книжности. В кон. XVIII-нач. XX вв. на Пинеге нестарообрядческими книжниками переписываются служебные книги и четьи сборники. С одной стороны, как и в древнейший период, они создаются в среде местного духовенства, с другой -рукописи переписывают книжники из мирян, не имеющие непосредственного отношения к церковным кругам.

Рукописные сборники поздней нестарообрядческой пинежской традиции отражают разнообразие репертуара бытовавших в этот период рукописей и изданий книг кириллической и гражданской печати. Пути попадания книг на Пинегу в это время очень разнообразны. Многие книги приобретались самими пинежанами, чаще всего их привозили с собой из Архангельска, Петербурга, из других городов местные торговые люди и возвращавшиеся в родные места со службы отставные солдаты. В то же время, по-видимому, основная роль в распространении книг по-прежнему принадлежала церкви. Рассылалась по церквам миссионерская литература для полемики со старообрядцами, эта литература активно использовалась миссионерскими кружками при церковных приходах. Из церкви попадали в дома пинежан различные дешевые издания назидательной литературы, первые учебники народных школ. Эти

тексты переписывались и бытовали в рукописных копиях О просветительской деятельности народных училищ и, позднее, приходских школ свидетельствуют экземпляры учебных книг и соответствующих изданий книг Св. Писания. Рукописные копии таких школьных учебников также имеются среди поздних рукописей Пинежского собрания. В нач. Х1Х в. на Пинеге появляются священники, окончившие курс духовной семинарии, как правило, в Архангельске. Этим священникам принадлежали учебные книги церковной и гражданской печати, привезенные ими из Архангельска и хранившиеся в их домах, переходя от одного поколения пинежских священников к другому. В пометах и записях о прочтении на листах таких книг отразился интерес к ним и прихожан местных церквей. Именно из среды пинежского духовенства Х1Х-нач. ХХ в. происходят два известных русских религиозных деятеля и духовных писателя: Игнатий, архиепископ Воронежский (в миру Матвей Афанасьевич Семенов, 1791-1850), из семьи пинежских священников Семеновых и св Иоанн Кронштадтский, протоиерей Кронштадтского собора (в миру Иван Ильич Сергиев, 1829-1908), из семьи пономаря Сурской церкви. Оба они, покинув пинежские пределы, не забывали родных мест и оставались духовными наставниками пинежан. Покровительством архиепископа Игнатия пользовалось несколько пинежских священников - родственников архиепископа. По своей смерти архиепископ Игнатий завещал разослать свои труды по церквам Пинежского и Мезенского уездов. Документы дела о рассылке этих книг от 6 октября 1858 г. свидетельствуют о том, что издания 22 сочинений Игнатия Воронежского попали во все церкви этих уездов. Св Иоанн Кронштадтский в 1900 г. основал у себя на родине, в Суре, монастырь, многократно присылал денежные пожертвования в пинежские церкви. Книги же его, в том числе к наиболее известное сочинение «Моя жизнь во Христе» (впервые издано в С.-Петербурге в 1893-1894 гг.), до сих пор можно увидеть на книжных полках в домах пинежан в соседстве с произведениями их земляка, писателя Федора Александровича Абрамова.

Зачастую провести четкую границу между кругом чтения пинежских старообрядцев и сторонников господствующей церкви достаточно трудно. Во-первых, существовал целый пласт литературы, популярной в обоих кругах и бытовавшей в рукописной традиции и старообрядцев, и «мирских». Прежде всего это различного рода лубочные издания, апокрифы, тексты,

связанные с народной обрядовой культурой. Во-вторых, при индивидуальности интересов каждого пинежского книжника-нестарообрядца можно выявить общую для многих из них черту -своего рода «некритическое» отношение к особенностям письма, текстам и изданиям старообрядческой традиции. Во многих рукописях нестарообрядческих книжников, в том числе и из церковных кругов, встречаются сочинения, выписанные из старообрядческих изданий, во многих рукописях последовательно (или отчасти, в зависимости от источника) сохраняется написание в старой традиции: «Исус», «веком». Записи пинежских священников на изданиях старообрядческих типографий свидетельствуют о том, что эти издания были известны и читались в кругу сторонников господствующей церкви. Поскольку поздняя книжная нестарообрядческая традиция других севернорусских районов изучена недостаточно, при отсутствии материалов для сравнения трудно сказать, является ли такое сосуществование двух поздних традиций самобытным, характерным только для Пинеги. Но, по-видимому, не случайно, что именно пинежанин родом, архиепископ Игнатий Воронежский даже в годы царствования Николая I находил возможным оправдание старообрядцев как хранителей памятников древней письменности и культуры.

Таким образом, еще в нач. XX в. рукописная традиция на Пинеге, богатая и разнообразная, продолжает свое существование, а появление все большего количества печатных книг, хотя и вытесняет в какой-то степени книгу рукописную, вместе с тем, предоставляет новые источники для пинежских рукописей этого периода. Угасание же рукописной традиции, по-видимому, связано с общими, как материальными, так и духовно-нравственными, изменениями, произошедшими в России после 1917 г.

Палеографическая характеристика рукописей пинежской традиции и пинежские кн и го писцы. Анализ палеографических особенностей пинежских по происхождению рукописей XVI-XVII вв. не дает оснований говорить о каком-либо особом, характерном только для местных книжников, типе полуустава. Пинежские полууставные почерки разнообразны, имеют индивидуальные черты, связанные прежде всего с большим или меньшим навыком писца. Вместе с тем, пинежские полууставные рукописи имеют и некоторые общие характеристики — полуустав довольно высокий и сжатый, заостренный, с

некоторым наклоном, отличается вариативностью букв и обилием лигатур, что в целом соответствует полууставным почеркам севернорусских рукописей этого времени. На формирование пинежских полууставных почерков XVШ-XIX вв. повлияли, с одной стороны, ранние полууставные рукописи местной традиции, с другой - шрифт старопечатных изданий, с которых переписывались те или иные тексты. В полууставе поздних пинежских рукописей совершенно не прослеживаются элементы поморского полуустава, давшего, например, целую традицию печорских почерков, названных В. И. Малышевым «печорским полууставом». В целом же, и поздние полууставные почерки очень разнообразны, отличаются большой вариативностью начертаний, которая объясняется отчасти и тем, что, как правило, переписчики владели и полууставом и скорописью.

Скорописные почерки многих пинежских рукописей кон. XVII-нач. XVIII в. характеризуются своим изяществом и присущей им вариативностью почерка одной руки. По-видимому, появлению на Пинеге профессиональных скорописных почерков способствовало огромное делопроизводство, которое велось в Кеврольской приказной избе и в земских избах других селений. Участие грамотных крестьян и местного духовенства в делопроизводстве подтверждается рядом рукописей и документов, созданных одними и теми же писцами, а также записями на книгах, сделанных по заказу Кеврольской канцелярии. Поздние скорописные почерки в пинежских рукописях весьма разнообразны, причем, именно в поздний период, когда число грамотных пинежан, занимавшихся перепиской рукописей, было очень велико, уверенные скорописные почерки духовенства, имевшего навыки книгописания, резко выделяются на общем фоне так называемой демократической скорописи, которой написано большинство книг этого периода.

Характерным отличием пинежских рукописей от рукописей, представляющих традиции других районов, например, северодвинской традиции, является почти полное отсутствие не только лицевых рукописей как раннего, так и позднего периодов, но и вообще элементов художественного оформления рукописей -заставок, инициалов, орнаментированных рамок. Поэтому так выделяются из всех пинежских рукописей XVII в. великолепно украшенные книги, переписанные Алексеем Ивановым Ловцовым (иноком Веркольского монастыря Антонием). В поздний же период

стремление украсить рукописи в традиции древнерусского книгописания прослеживается только в работе священника Петра Борисовича Карлина. Изучение переплетов пинежских рукописей весьма затруднительно, так как переплетов, современных рукописям, сохранилось очень мало. Можно, по-видимому, предполагать, что переплетчиками рукописей были сами писцы. В целом же, пинежские по происхождению переплеты объединяет бедность оформления, отсутствие средников, порой даже вообще тиснения, если переплетные доски покрыты кожей; некоторые переплеты имеют только кожаный корешок. Для поздних переплетов характерно использование для поволочки досок крашеного холста.

Палеографические характеристики пинежских рукописей свидетельствуют о существовании на Пинеге рукописной традиции, характерные признаки которой сложились под воздействием местных условий жизни. На Пинеге не было какой-либо централизованной мастерской по переписке книг, по большей части этим занимались грамотные крестьяне, избранные обществом на различные церковные и административные должности, и духовенство. Над созданием дошедших до нас рукописных книг трудились десятки пинежан как анонимных, так и поименовавших себя на листах своих рукописей. Большинству из них принадлежит одна-две рукописи, однако в их числе выделяются книгописцы, создавшие целый ряд книг и наиболее ярко представляющие местную традицию.

В кратких очерках, посвященных каждому книгописцу, представлены его биографические данные, реконструированные на основе документальных источников и записей на книгах, палеографические особенности созданных ими рукописей, а также особенности круга интересов каждого книжника и принципы его работы с рукописными и печатными источниками, на основе которых им создавались рукописные сборники. Наиболее значимой для раннего периода местной рукописной традиции была деятельность анонимного книгописца 50-60-х гг. XVII в. из семьи церкогорцев Поповых (Нехороший Попова?) и двух книжников, жизнь которых была связана с Артемиевым Веркольским монастырем: Апексея Иванова Ловцова - инока Антония (Ловцова). работа которого приходится на 40-60-е гг. XVII в. и Анкидгша Ануфриева Попова (иеромонаха Антония, строителя Веркольского монастыря), жившего в 1653-1729 гг. Пинежскую рукописную

традицию ХУШ-нач. ХХ вв. наиболее ярко представляют старообрядческие книгописцы Иван Ермилов Рудаков (20-60-е гг. ХУШ в.), книготворческая деятельность которого служит первым и единственным для этого периода пинежской традиции образцом типичной работы книжника-старообрядца; его сын Григорий Иванович Рудаков - наиболее яркий старообрядческий книгописец посл. четв. ХУШ-нач. Х1Х в.; Григорий Ефимович Фофанов -старообрядческий книжник, трудившийся в 60-70-е г. Х1Х в., и наставник Айногорской старообрядческой общины Никита Иванович Мельников (1880-1942). К наиболее плодотворным книгописцам из круга сторонников господствующей церкви относится Петр Борисович Карлин, священник Чухченемской Никольской церкви, постриженик Красногорского монастыря Порфирий, с 1809 г. строитель Вер Кольского монастыря. В его деятельности, пришедшейся на посл. четв. ХУШ-нач. Х1Х в. наиболее полно отразилось стремление сохранить традиции древнерусского книжного искусства. 60-70-ми гг. Х1Х в. датируются рукописи отставного унтер-офицера Василия Ивановича Томилова, написанные подражанием печатному шрифту, сохраняющие традиционные элементы книжного оформления и характеризующиеся несовместимым, казалось бы, кругом источников, в числе которых старообрядческие издания, дешевые издания житий святых, рукописные книги севернорусской традиции.

Пинежские книжные собрания и крестьянские архивы. История бытования книг непосредственно связана с историей формирования и характером собраний, в составе которых они находились. Книжные собрания пинежских приходских церквей складываются, в основном, в кон. ХУ1-нач. ХУ11 в. На начальном этапе формирования эти собрания пополнялись привозными новгородскими рукописями, позднее рукописями местных книгописцев. С нач. ХУ11 в. церковные собрания пополнялись, в основном, печатными изданиями После реформы патриарха Никона сюда поступают новые издания богослужебных книг, а позднее, в Х1Х в., и различные кириллические издания учительной литературы. Эти издания Печатного двора, а позднее Синодальной типографии, по-видимому, хранились в церквах вплоть до 1917 г. и имеют, как правило, записи о их церковной принадлежности, сделанные служителями в различное время. Однако и

богослужебных книг новой печати, очевидно, все же было недостаточно, и недостаток этот также восполнялся их рукописными копиями. Характеризуя пинежские церковные книжные собрания 2-й пол. XVII-XIXBB., необходимо отметить, что в местных церквах долгое время сосуществовали рукописные и печатные книги старой и новой традиции. Такая ситуация сохранялась, несмотря на попытки церковных иерархов изъять старые книги. У нас нет оснований утверждать, что эти книги использовались при богослужении, однако факт длительного хранения старых книг в пинежских церквах позволяет объяснить появление в кон. XVHI-XIX вв. местных церковных книг старой традиции в домах пинежан-старообрядцев. На основании записей и некоторых других признаков, в том числе и «археографических легенд», записанных во время экспедиций, в работе зафиксирована принадлежность отдельных книг и рукописей собраниям определенных пинежских церквей

Соотношение сохранившихся книг и рукописей, принадлежавших церковным собраниям и частным владельцам, неравно, вторые намного преобладают в коллекциях пинежских рукописей и старопечатных книг. Владельческие записи свидетельствуют о том, что одна-две книги, особенно в XVIII-XIX вв., были практически в каждой семье пинежан. Родовые крестьянские библиотеки на Пинеге складываются уже в XVII в., самая ранняя по времени формирования и, в то же время, самая значительная по количеству сохранившихся материалов -библиотека церкогорцев Поповых. Книжное собрание Поповых сложилось в 1-й пол. XVII в. как домашняя библиотека священника местной церкви. Библиотека постепенно пополнялась последующими поколениями церкогорцев Поповых и содержит в том виде, в каком удалось ее реконструировать в настоящее время, 49 рукописей XIV-XIX вв., 28 из них - рукописи, не имеющие исключительно богослужебного назначения. В составе книжного собрания церкогорцев Поповых сохранились списки произведений разнообразных жанров древнерусской литературы: памятники агиографии и святоотеческая литература, русские и переводные повести, паломническая литература, естественнонаучные сочинения. Особо следует отметить интерес церкогорцев Поповых к истории, как России в целом, так и своего края. В числе произведений, переписанных в этой семье, находится отрывок из «Казанской истории», из семейной библиотеки происходит

единственный дошедший до нас список «Пинежского летописца», в котором наряду с событиями общерусской истории отражены местные события XVII в., введенные в текст летописца в семье Поповых. Интерес к местной истории пинежан Поповых выражается и во внимании к пинежским, и севернорусским вообще, подвижникам и местнопочитаемым святыням. Изучение рукописей XVII в. из книжного собрания Поповых позволяет предположить, что в этой семье не только читали и переписывали книги, но что один из членов семьи - Нехорошко (?) Попов был автором произведения о местночтимой иконе - Сказания о чудесах иконы Спаса Нерукотворного в Кузнецовой слободе

В кон. XVШ-нач. XIX в. на Пинеге складываются книжные собрания старообрядческих наставников и наиболее крепких экономически пинежан-старообрядцев. В этих библиотеках бытовали как рукописные книги, так и старопечатные, причем рукописи составляют почти 3/4 в каждом реконструированном нами книжном собрании пинежских старообрядцев. Издания старообрядческих типографий кон. XVIH-XIX в. и перепечатки нач. XX в., прежде всего из-за своей доступности, составляли значительную часть тех старообрядческих библиотек, которые сложились в ХГХ-нач. XX в. Большая часть дониконовских изданий, привезенных с Пинеги, также сохранилась в составе крупных книжных собраний старообрядцев.

В диссертации представлена реконструкция состава и анализ содержания наиболее значительных старообрядческих библиотек: крестьян Рудаковых из д. Ваймуша, собрания кон. XVIП-нач. XX в. Зыковых Н. Е. Валькова из д. Заозерье, собрания 1-й четв. XIX в. крестьян Мерзлых из д. Сура, собрания крестьян Кобылиных из д Покшеньга, сложившегося в сер, XIX в., библиотеки кон. ХГХ-нач. XX в. шотогорцев Кыркаловых, собрания веркольских наставников Бурачкиных, айногорских наставников Мельниковых, а также библиотеки сурских крестьян Никифоровых и собрания Иваново-Чернышевской белокриницкой общины. Перечисленные библиотеки пинежских старообрядцев неоднородны по своему характеру. Часть этих библиотек -собрания книг, хранящихся в одной семье, пинежан, придерживающихся старой веры (собрания Рудаковых, Зыковых-Валькова, Мерзлых, Кобылиных, Кыркаловых, Степана Никифорова). Почти все эти собрания поступили к археографам из одного дома от наследников пинежских крестьян-старообрядцев.

На семейный характер этих библиотек указывают собранные в них книги - это Псалтыри и Часовники, а также четьи книги, рукописные и старопечатные. На семейный характер указывают и следы пребывания этих книг в одном доме - как правило, на них имеются владельческие записи членов семьи разных поколений, и лишь иногда записи о прочтении книги другими пинежанами, не принадлежавшими данному роду. Другой характер имеют библиотеки пинежских старообрядческих наставников, которые, в сущности, являлись библиотеками старообрядческих общин (собрания Бурачкина, Мельникова, Иваново-Чернышевской австрийской общины). Книги из этих собраний поступили, как правило, из разных домов, от разных владельцев - наследников старообрядцев, принадлежавших к той или иной общине. На этих книгах встречаются пометы не только владельцев - наставников старообрядческих общин, но и упоминания о прежних наставниках и записи других членов общины. Эти собрания отличаются от семейных библиотек и по составу - здесь преобладают книги, по которым велась служба в общине Наконец, преимущественно в этих собраниях сохранились книги, прежде принадлежавшие пинежским церковным библиотекам.

В этом же параграфе помещен анализ двух крестьянских собраний XVIII-нач. XX вв, владельцы которых представляют позднюю книжную традицию, не связанную с пинежским старообрядчеством - собрания немнюжских крестьян Томиловых и собрания Верщагиных-Заверниных (Карпогоры-Покшеньга) Анализ состава этих библиотек, содержащих и печатные книги, и рукописи, в том числе созданные самими владельцами, наглядно демонстрирует особенности поздней местной книжно-рукописной традиции, развивающейся в кругах сторонников господствующей церкви и сохраняющей черты пинежской книжности древнейшего периода.

Типологический анализ крестьянских архивов, завершающий этот раздел диссертации, позволяет отметить бережное отношение пинежан не только к дорогим, в кожаных переплетах с застежками, книгам, но ко всему рукописному и печатному материалу, воплощавшему в себе опыт предыдущих поколений. Кроме того, архивы имели и непосредственную хозяйственную функцию в укладе жизни севернорусского крестьянства различные по времени документы того или иного рода часто становились необходимыми свидетельствами для

решения земельных и имущественных тяжб и других хозяйственных споров. В Пинежском собрании помимо большого количества отдельных разрозненных документов, крестьянских писем и прочих материалов сохранились 7 пинежских родовых архивов. Эти архивы, так же как и крестьянские письма, являются ценнейшей частью истории экономической жизни и культуры пинежского крестьянства.

Глава 3. Книжная традиция пинежских монастырей и литературные памятники о монастырских святых и святынях

В ХУ1-нач. ХХ вв. на Пинеге действовало 3 монастыря: Кевроло-Воскресенский, Артемиев Веркольский и Красногорский Богородицкий.10 Судьба книжного собрания Кевроло-Воскресенского монастыря неизвестна, можно только предположить, что из этого монастыря происходит первая датированная рукопись местного происхождения - Сборник («Златоуст») Левушки Постохи 1533 г. К сер. ХУ11 в. монастырь был преобразован к Кевроло-Воскресенский приход. Книжная традиция Красногорского и Веркольского монастырей и история памятников литературы, связанных с ними, развивались по-разному.

Красногорский Богородицкий монастырь. Книжная культура Красногорского (изначально Черногорского) монастыря, выходит за рамки не только местной, но и вообще севернорусской, книжной традиции. Анализ сохранившихся рукописей и старопечатных книг из Красногорского монастыря в сопоставлении с документальными источниками показал, что основная часть монастырского собрания сложилась к середине ХУ11 в. Уже к

10 В 1900 г. св. Иоанном Кронштадтским у себя на родине, в Суре, был основан монастырь, который просуществовал совсем недолго. По-видимому, его библиотека, на собирание которой, в частности, выделял средства сам Иоанн Кронштадтский, состояла в основном из печатных изданий Синодальной типографии и других современных изданий. О каких-либо рукописях, связанных своим бытованием с этим монастырем, ничего не известно.

этому времени монастырь обладал значительным и разнообразным по составу книжным собранием. Но это собрание было создано извне, независимо от потребностей и интересов насельников монастыря, оно представляет собой часть родовой библиотеки ярославских купцов Лыткиных. Книги были вложены в монастырь гостем Георгием (Третьяком) Лыткиным в соответствии с его представлениями о нуждах монастыря и необходимом его обитателям круге богослужебных и четьих книг. Рукописной традиции в самом монастыре не сформировалось, вклады книг в монастырь на протяжении 2-й пол. XVII-XIX вв. пополняли, в основном, богослужебную часть собрания.

Репертуар четьих книг монастырского собрания, в котором представлены все типы и жанры литературных памятников - от сочинений отцов церкви до русских полемических, публицистических и исторических произведений, отражает интересы просвещенных кругов русского купечества XVII в. Этот факт позволяет с особым вниманием рассматривать предпринятый М. В. Кукушкиной11 анализ состава библиотеки Красногорского монастыря в контексте севернорусской монастырской книжности, прежде всего, в сопоставлении с собраниями Соловецкого и Антониево-Сийского монастырей. Как и з библиотеках этих обителей, в собрании Красногорского монастыря к сер. XVII в. находилось достаточное число памятников, не имеющих исключительно богослужебного назначения и представляющих различные тематические группы: исторические произведения, гражданское и церковное право, русская публицистика, сборники учительные и т. д. По-видимому, черты сходства репертуара четьих книг собраний монастырей со столь разной историей формирования этих собраний отражают не столько особенности развития книжной культуры Русского Севера, сколько закономерное влияние на состав любого значительного книжного собрания этого времени уровня развития общерусской книжной культуры. К сер. XVII в , до реформы патриарха Никона, в России сложился определенный фонд памятников русского и общеславянского наследия. Этот фонд в той или иной степени

11 Кукушкина М. В. Монастырские библиотеки Русского Севера Очерки по истории книжной культуры XVI-XVII веков. Л., 1977. С. 125176.

влиял на формирование крупных книжных собраний вне зависимости от социального статуса и территориальной принадлежности их владельцев, но напрямую обусловленный уровнем образованности и эрудиции непосредственных создателей собрания. Именно поэтому библиотека просвещенного ярославского купца сопоставима по репертуару четьих книг с библиотеками крупнейших монастырей, в которых трудились иноки-эрудиты, сами порой являясь выходцами из просвещенных кругов, например, из среды московских приказных подьячих, каковым был Сергий Шелонин - самый известный на сегодняшний день соловецкий книжник и писатель сер. XVII в.

История формирования книжного собрания Красногорского монастыря определила особый характер взаимоотношения монастырской книжности с местной крестьянской книжно-рукописной традицией. В дошедших до нашего времени рукописях пинежского происхождения почти нет памятников литературы, входящих в состав рукописей Красногорского монастыря. По-видимому, несмотря на неизбежные контакты местного населения, прежде всего местного духовенства, с насельниками Красногорского монастыря, библиотека монастыря оставалась в каком-то смысле закрытой, недоступной для местных книгописцев.

Своеобразный характер книжной традиции Красногорского монастыря подтверждается и литературной историей памятника, повествующего о двух монастырских святынях, - чудотворной иконе Богородицы Владимирской, явление которой послужило поводом для основания монастыря, и чудотворной иконе Богородицы Грузинской, прославившей монастырь далеко за пределами Русского Севера. Все исследователи, обращавшиеся к циклу из двух сказаний о монастырских богородичных иконах, получившему общепринятое научное название Повесть о Черногорском монастыре (П. М. Строев, В. О. Ключевский, А. Кириллов, А. Эббингхаус), связывали его создание с монастырской литературной традицией и предполагали, что автором повести был один из иноков монастыря, прекрасно знавший местные реалии. Изучение литературной истории повести на основании анализа всех известных в настоящее время списков позволило воссоздать этапы этой истории и установить ее независимость от монастырской традиции. Первоначальная запись о принесении в 1629 г. купцом Георгием Лыткиным чудотворной иконы Богородицы Грузинской в монастырь и о первых 15 чудесах

от иконы была сделана, по-видимому, одним из приказчиков Георгия Лыткина со слов насельников монастыря. Эта запись представляет собой неизвестный ранее текст под названием «Сказание о пришествии... иконы Пресвятыя Владычица нашея Богородица... из Кизылбашъ в Рускую землю...», найденный нами в двух списках XVII в. Этот текст лег в основу памятника, получившего общерусское распространение - собственно Повести о Черногорском монастыре.

Анализ двух сходных авторских записей о создании Повести о Черногорском монастыре и Сказания о мезенской иконе Троицы в с. Лампожня в контексте документальных источников и реалий общерусского почитания иконы Богородицы Грузинской позволил установить, что автором обоих памятников был пинежанин родом, купец гостиной сотни, впоследствии гость, Иван Богданович Щепоткин. В 1645 г. он написал первоначальную редакцию повести (с 15 чудесами) и впоследствии дополнял ее новыми чудесами. Особенности словоупотребления и характер использования источников позволяют видеть в этом авторе, имя которого впервые вводится в научный оборот, человека, принадлежавшего к тому кругу писателей и книжников сер. XVII в., которые умело демонстрировали в своих трудах ученость и эрудицию, основанную на совершенном знании круга накопленных к середине XVII в. памятников славянской книжной культуры. В последние годы жизни (1654-1661/62) Иван Богданович Щепоткин служил в Москве дьяком Приказа печатного дела и имел определенные контакты со справщиками Печатного двора, что позволило ему способствовать дальнейшему прославлению чудотворной иконы, просиявшей в его родных местах - он составил проложную редакцию повести и, вероятнее всего, был инициатором включения ее в печатный Пролог. Впервые повесть была опубликована в Прологе, вышедшем на Печатном дворе в 1659-1660 гг.

Общерусское почитание не только самой иконы Богородицы Грузинской, но и копии с нее, находящейся в Москве в церкви Св. Троицы в Никитниках, отразилось в создании уже в Москве при этой церкви еще одной редакции повести, в которой была переписана вся история принесения образа Богородицы Грузинской в Красногорский монастырь и акцентировано внимание на чудотворениях московской копии. Нам удалось найти список этой редакции, известный ранее только по изложению в

работе протоиерея А. Кириллова, и доказать зависимость ее от сочинения Ивана Богдановича Щепоткина.

Особому почитанию иконы Богородицы Грузинской содействовал первый холмогорский архиепископ Афанасий, который не только установил ежегодное празднование в честь принесения иконы из монастыря в Холмогоры, но и заказал в 16971698 г. Феод ору Поликарпову новую редакцию службы иконе Богородицы Грузинской. Мысль о грамматической неисправности существовавшей до тех пор службы, созданной в сер. ХУ11 в., очевидно, волновала Афанасия Холмогорского и ранее, о чем свидетельствует еще одна, неизвестная ранее, редакция службы 1692 г., которую мы атрибутировали Андрею Артамоновичу Матвееву. Эта редакция сохранилась в единственном списке из собрания Соловецкого монастыря.12 Редактирование текста службы Андреем Матвеевым, по существу, свелось либо к модернизации, либо к усложнению языка, отягощению его новыми метафорами. Феодор Поликарпов сочинил для службы еще один канон, но, в то же время, внес очень незначительную правку в древний текст. Редакция Феодора Поликарпова была принята Афанасием Холмогорским и после ряда поправок, внесенных им самим в текст службы, именно она была рекомендована пастве и вытеснила в рукописях текст первоначальной службы.

Книжная культура Красногорского монастыря является частью пинежской книжной культуры как совокупности всего книжно-рукописного наследия, закономерно влиявшего на духовно-нравственное и религиозное развитие крестьянского общества. Пострижениками и трудниками Красногорского монастыря были местные жители, пинежане и жители соседних земель приходили в монастырь на праздничные богослужения и на поклонение монастырским святыням, а следовательно, приобщались к монастырским книгам, как неизменному атрибуту христианской литургической практики. Вместе с тем, книжное собрание Красногорского монастыря формировалось независимо от пинежской и, вообще, севернорусской книжно-рукописной традиции. Библиотеку Красногорского монастыря нельзя рассматривать в контексте только севернорусской книжной культуры. Основу этого книжного собрания составляет библиотека русского купца-эрудита, подбиравшего ее по своему вкусу и в

12 РНБ, Сол. 988/1097, список указан С. А. Семячко.

соответствии со своими интересами. С вопросом о роли купечества в истории русского просвещения связана и литературная история памятника, повествующего о монастырской святыне, почитание которой распространилось далеко за пределы Русского Севера. Именно трудами и деяниями таких людей XVII в. как Георгий Лыткин и Иван Щепоткин осуществлялась та духовная связь между окраиной и центром, которая способствовала формированию культурного единства России.

Артемиев Веркольский монастырь. Совершенно иной характер книжной традиции и литературной истории памятника, прославляющего небесного покровителя монастыря, прослеживается на материалах, связанных с Артемиевым Веркольским монастырем. Ни одно из опубликованных в XIX-XX вв. исторических описаний Веркольского монастыря не упоминает о монастырском книжном собрании или о переписке книг в монастыре. Однако в процессе изучения пинежских рукописей и старопечатных книг удалось найти материалы, свидетельствующие не только о наличии в Веркольском монастыре книжного собрания, включавшего как богослужебные, так и четьи книги, но и о существовании в XVII-XIX вв. монастырской рукописной традиции. В настоящее время в разных фондах выявлены 21 рукопись XVII-XIX вв. и 7 старопечатных книг, имеющих отношение к Веркольскому монастырю. Эти рукописи и книги, несомненно, составляют лишь небольшую часть монастырского книжного собрания. Среди них почти нет книг богослужебных, что, конечно же, не соответствует реальному составу книжного собрания монастыря, который, скорее всего, был вполне обеспечен богослужебными печатными книгами — изданиями московского Печатного двора. В то же время, даже выявленные книги позволяют утверждать, что в Веркольском монастыре почти с самого его возникновения существовала своя рукописная традиция. Эта традиция не была постоянной, она не сопоставима по объему с книгописной деятельностью крупнейших севернорусских монастырей, в Веркольском монастыре не было своей «книгописной палаты», перепиской рукописей занималось небольшое число иноков, из которых точно нам известны лишь два имени - Антоний (Ловцов) в сер. XVII в. и строитель иеромонах Антоний (Попов) в кон. XVII-1-й четв. XVIII в. Вместе с тем, содержание известных нам книг, написанных в Веркольском

монастыре, как бы в миниатюре повторяет состав двух традиционных для крупных монастырей разделов книжных собраний - это раздаточные книги, содержащие Службу и Житие Артемия Вер Кольского, небесного покровителя монастыря, и келейные сборники, отражающие индивидуальные интересы их составителей.

Анализ источников рукописных сборников, созданных в монастыре иеромонахом Антонием (Поповым) или под его непосредственным надзором, позволил установить, что памятники, переписанные в монастырских сборниках, имели широкое хождение в рукописной традиции севернорусских монастырей, а подборки кратких выписок из святоотеческой литературы и сочинений русских авторов позволяют в ряде случаев судить об определенном типе протографов для списков этих текстов в сборниках из Вер Кольского монастыря. По-видимому, основную роль в поисках необходимых для переписки текстов играл именно строитель Антоний (Попов), по своим обязанностям выезжавший и в монастыри Холмогорской епархии, и в Москву. Несомненно, благоприятными в этом отношении были и поездки по монастырским делам в Холмогорский архиерейский дом, а личность самого Афанасия Холмогорского, на последние годы жизни которого приходится начало настоятельства иеромонаха Антония (Попова), конечно же, не могла не вызывать почтения у просвещенного строителя Веркольского монастыря.

В целом же, в отличие от книжной традиции Красногорского монастыря, книжно-рукописная традиция Веркольского монастыря является неотъемлемой частью пинежской крестьянской традиции, вбирает в себя ее черты и развивается в ее русле. В монастырских сборниках переписаны и тексты, широко распространенные в среде пинежских книжников-мирян, палеографические характеристики монастырских сборников никак не выделяют их из сборников мирских книгописцев -монастырские рукописи (за исключением книг Антония (Ловцова)) не обладают особыми признаками художественного оформления или богатством переплетов. Вполне закономерно, что выходец из просвещенной книжной семьи церкогорцев Поповых иеромонах Антоний продолжал заниматься книгописанием в благоприятствующих тому условиях монастырской жизни и способствовал проявлению интереса к книге и других иноков монастыря.

Характерные черты книжной традиции Веркольского монастыря закономерно отражаются и в литературной истории Жития Артемия Веркольского. Основные редакции памятника выделены и проанализированы в монографии Л. А. Дмитриева.13 Изучение вновь найденных списков позволило выявить промежуточные звенья в создании редакций памятника и конкретизировать сведения о бытовании текста Жития Артемия Веркольского в Веркольском монастыре. 1-я, по классификации Л А. Дмитриева, редакция жития была создана около 1618 г. по заказу новгородского митрополита Макария. Исследование вновь найденных списков жития позволило установить, что создание 2-й и 3-й редакций памятника связано с Веркольским монастырем и, по-видимому, непосредственно с работой двух монастырских книжников. Иноком Антонием (Ловцовым) написана в нач. 50-х гг. XVII в. 2-я редакция памятника, дополненная новыми чудесами святого В изложении этой редакции чудо об исцелении сына Афанасия Пашкова, обнаруженное нами и в другом, не имеющем отношения к монастырю, варианте, становится непосредственным поводом для основания Веркольского монастыря. Иеромонахом Антонием (Поповым) в кон. XVII-нач. XVIII в. было начато ведение Летописца Веркольского монастыря, создана 3-я, по классификации Л. А. Дмитриева, редакция Жития Артемия Веркольского, в которой к тексту 2-й редакции были добавлены не только новые чудеса святого, но и рассказы о важнейших событиях монастырской жизни. Вариантом текста 3-й редакции, в котором изменена лишь композиция памятника, является еще один созданный иеромонахом Антонием (Поповым) текст, в рукописях имеющий самозаглавие «Сказание о зачале Веркольского монастыря». В соответствии с новым жанром, в этом тексте на первый план вынесены все события, связанные с историей Веркольского монастыря, и лишь после этого изложены все чудеса святого, начиная с самых ранних. Эти три текста (Летописец Веркольского монастыря, житие 3-й редакции и «Сказание о зачале Веркольского монастыря») одновременно бытовали в монастыре, при этом для «тиражирования» жития покровителя Веркольского монастыря, для создания «раздаточных» книг иеромонахом

13 Дмитриев Л. А. Житийные повести Русского Севера как памятники литературы ХШ-XVП вв. Эволюция жанра легендарно-биографических сказаний. Л.. 1973. С. 249-261,290-292.

Антонием (Поповым) была избрана традиционная житийная форма, где факты монастырской истории вплетены в хронологический ряд чудес св. Артемия - три известные нам списка жития 3-й редакции переписаны им самим. Изучение вновь найденных списков позволило выявить еще одну редакцию памятника, представляющую параллельную монастырской, местную приходскую линию почитания св. Артемия Веркольского Эта редакция дополняет рассказ о святом чудесами, случившимися в 60-е гг. ХУ11 в. и не отраженными в монастырских текстах.

В истории текста Жития Артемия Веркольского можно выделить два периода. Первый период - это написание событийной части жития и первых 53 чудес святого - то есть 1-й редакции Жития Артемия Веркольского. Перед неизвестным нам автором, создававшим около 1618 г. житие по заказу новгородского митрополита Макария, и, судя по всему, при новгородской митрополии, стояла трудная задача - на основании имевшихся у него сведений о чудотворениях объяснить святость мальчика, ничем не проявившего себя в традиционном христианском подвиге. Артемий Веркольский был причислен к лику новоявленных праведников, и именно эта основа его святости -праведность - должна была быть отражена в жизнеописании отрока. Отсюда столь формализованный, нарочито этикетный стиль событийной части, единственными реальными фактами которой являются соответствующие канону отказ от детских игр и земледелие - работа в поле 12-летнего отрока. Столь же невыразительны и первые 53 чуда, очень краткие, схематичные, похожие по языку и композиции друг на друга. Эти чудеса, несомненно, были стилистически обработаны при создании 1-й редакции жития и не в полной мере отражают те рассказы (или записи), которые легли в их основу. Второй период литературной истории памятника связан с его бытованием в тех местах, где прославился св. Артемий Веркольский. Именно в ряде чудес, дополненных в Веркольском монастыре или при местных приходских храмах, в рассказах об истории монастыря можно найти те бытовые подробности и яркие детали, в которых и заключается, по существу, самоценность Жития Артемия Веркольского как памятника севернорусской агиографии.

История текста Жития Артемия Веркольского еще более тесно связывает монастырскую книжную и литературную традицию с пинежской мирской крестьянской книжностью.

Веркольский монастырь стал неотъемлемой частью реальной жизни пинежан, и все, что происходило в стенах монастыря, непосредственно затрагивало интересы и чаяния мирян. Монастырские тексты, прославляющие Артемия Веркольского, относятся к самым важным периодам в истории развития монастыря: 2-я редакция жития создана в момент утверждения монастыря на веркольской земле, памятники, написанные в период управления монастырем иеромонахом Антонием (Поповым), относятся ко времени наибольшего расцвета Веркольского монастыря. Они отражают общую тенденцию Б развитии монастырской жизни на Русском Севере в кон. ^КУП-нач XVIII в. -стремление укрепить позиции своих монастырей, противопоставив их тем самым все больше распространявшемуся на Севере движению старообрядцев. В то же время, духовная жизнь и культурная традиция самого монастыря также неотделима от жизни Верколы и соседних с нею деревень, от той среды, выходцами из которой были сами постриженики монастыря.

Глава 4. Памятники литературы в пинежских рукописях

Представленный в данной главе анализ памятников литературы, дошедших до нас в составе пинежских рукописей, выполнен в соответствии с двумя основными задачами: во-первых, на примере изучения отдельных сборников и их источников, на примере исследования истории ряда текстов, представленных в рукописях местного происхождения и бытования, ввести наследие местной традиции в общерусский книжный и литературный контекст и выявить, в какой степени книжная культура и литературные явления местной традиции отражают как общие тенденции, так и более частные моменты развития общерусской литературы и книжности. Во-вторых, акцентировать внимание на необходимости изучения книжного наследия местных традиций, введения в научный оборот рукописей территориальных собраний для наиболее полного представления о развитии русской литературы и книжной культуры. Источниковедческий подход к анализу сохранившихся памятников позволил рассмотреть пути формирования местного репертуара памятников литературы и выявить закономерности отбора памятников общерусского книжного наследия, определяющие своеобразие местной книжно-рукописной традиции.

Обзор литературных памятников, сохранившихся в рукописях пинежского происхождения и бытования. Репертуар бытовавших на Пинеге памятников литературы свидетельствует не только о богатстве местной традиции, но и о закономерной причастности пинежской книжкой культуры культурному пространству всей России. В рукописях пинежского происхождения и бытования представлены все типы книг и жанры памятников древнерусской литературы. Вместе с тем, патриархальность жизненного уклада, стремление сохранить традиции отцов и дедов, присущая пинежанам верность исторической памяти повлияли на сложившиеся закономерности отбора памятников общерусского книжного наследия, определяющие своеобразие местной книжно-рукописной традиции.

Значительную часть сохранившихся пинежских рукописей составляют книги, непосредственно связанные с церковным обиходом. Эти книги представлены списками XV-XVI вв., их датировка совпадает с началом формирования церковноприходской жизни и местной книжной традиции, непосредственно связанной с утверждением на Пинеге христианства. В истории текста каждой из этих богослужебных книг обозначенный период является «поздним», не имеющим определяющего значения для истории формирования их состава. Вместе с тем, пинежские списки некоторых из этих книг, представляют новые данные для изучения как истории бытования определенных богослужебных книг, так и истории текста библейских служебных книг и отдельных памятников гимнографиии. В списках кон. XV-нач. XX вв. сохранились служебные рукописи, необходимые в повседневном мирском христианском обиходе (Псалтырь, Часовник, Требник, Месяцеслов, Канонник и различные богослужебные сборники, созданные на основе этих книг). Большая их часть относится к XVII-XX вв., бытование этих книг, как правило, связано не с церковными, а с частными книжными собраниями, и значительное число таких рукописей изначально восходит к изданиям московского Печатного двора и к старообрядческим изданиям. Рядом отдельных списков, в том числе ранних, представлены в пинежской традиции книги, предназначенные и для церковной службы, и для келейного (трапезного) чтения, некалендарные сборники устойчивого состава, патерики, отдельные библейские книги, сборники поучений византийских авторов.

Наибольшие возможности для изучения особенностей местной традиции предоставляют различного рода четьи рукописные сборники. Анализ сборников местного происхождения раннего периода пинежской традиции, XVI-1-й пол. XVIII вв., позволил отметить, что все они типологически близки сборникам русской средневековой традиции. Рукописные сборники этого времени сходны по тематике и по набору определенных жанров и текстов. Темы спасения и покаяния, христианского подвижничества, истории русской церкви, библейской истории и толкования ветхозаветных и новозаветных символов и образов раскрываются в памятниках византийской и русской литературы, имеющих длительную рукописную традицию и собранных в единые комплексы еще в XV-XVI вв. (например, в таких книгах как Златоуст, Измарагд, Синодик и др.). Именно эта цельность, типологическая однородность и репертуарное сходство пинежских по происхождению сборников XVII-1-й пол. XVIII вв. позволяет выделить из общего ряда не местные по происхождению рукописи, попавшие на Пинегу не ранее кон. XVIII в., в составе которых появляются в местном репертуаре новые тексты, вызывающие определенный интерес, осознанное и даже критическое прочтение их пинежанами.

Самобытность уклада жизни пинежан, традиционализм в повседневной жизни и патриархальное отношение к книжной культуре, к традициям отцов и дедов, закономерно отразились и в рукописях поздней традиции, традиции периода древнерусской литературы после Древней Руси, воплощенной в книготворчестве представителей разных кругов крестьянского общества. С одной стороны, сборники, типологические близкие средневековой рукописной книге, тематически соответствующие сборникам эсхатологической и синодичной тематики, распространенным в старообрядческой книжности и других районов, создавались пинежанами-старообрядцами. Своеобразные черты местного старообрядческого движения - отсутствие ярких полемик между представителями разных толков и неконфронтационное сосуществование с «мирскими» - закономерно отразились и на развитии старообрядческой книжности, в которой нет полемических сочинений, очень мало, по сравнению с традициями других районов Русского Севера памятников старообрядческой литературы, как раннего периода, так и памятников выговского литературного наследия, но преобладают сборники, отражающие

стремление их составителей найти в старой вере путь спасения. В работе представлен анализ старообрядческих сборников, наиболее разнообразных по кругу источников и представленным в них темам. С другой стороны, традиционализм в выборе тематики и типологии сохранился и в книготворчестве представителей кругов, близких господствующей церкви, в том числе местного духовенства ХУШ-ХГХ вв. Анализ ряда сборников пинежской нестарообрядческой традиции позволил выявить определенные черты, сближающие эти две традиции, как по тематическим предпочтениям, так и по выбору произведений определенных жанров.

В то же время, на развитие местной традиции закономерно оказывали влияние те же культурные явления и процессы, которые влияли на развитие общерусской книжной и литературной традиции. Эти явления связаны с периодом ХУП-нач. ХХ вв. и выражаются прежде всего в последовательном процессе смены источников рукописных сборников. Влияние печатной книги на развитие рукописной традиции ХУП-ХГХ вв., которому уделено особое внимание в этой главе, отчетливо прослеживается именно на материале сборников, хранящихся в составе территориальных собраний. Это вполне закономерно, поскольку собрания, сложившиеся в результате археографических экспедиций, в настоящее время содержат, по-видимому, основную массу поздних рукописных сборников, которые не представляли интереса для коллекционеров прошлых столетий. В сборниках местного происхождения и бытования, представляющих круг интересов различных слоев крестьянского общества, выявлен целый ряд текстов, изначально восходящих к изданиям московского Печатного двора, украинских и белорусских типографий, позднее -старообрядческих типографий и Синодальной типографии, лубочным изданиям и изданиям гражданской печати. С сер. ХУИ1 в. в сборниках пинежан, представляющих наиболее просвещенную часть крестьянского общества, появляются тексты из учебных изданий Петровского времени и, позднее, гимназических учебников. Как правило, эти рукописи бытовали в кругу наиболее крепких экономически пинежан, выезжающих по торговым делам не только в Архангельск, но и в Москву, и в Петербург.

С кругом читателей - прихожан господствующей церкви связано и закономерное появление в местной рукописной традиции

жанров литературы нового времени и сборников, типичных прежде всего для городской народной культуры. К таким памятникам относятся сборники песен и городских романсов, сборники стихов, выписанных из учебных хрестоматий по русской словесности. В такие сборники попадают и стихотворные пробы самих владельцев - наивные стихи и «песни» на бытовые темы. В записных книжках крестьян появляются воспоминания о важных событиях в их жизни, связанные более всего с прохождением солдатской службы.

Памятники разных периодов русской литературы, попавшие в сборники из разных источников, как рукописных, так и печатных, представляющие как местную рукописную традицию, так и традицию других районов России, бытовали в пинежской книжности в едином пространстве. Через историю ряда наименее изученных текстов, читающихся в рукописях пинежского происхождения и бытования, через анализ отдельных сборников и их источников в работе представлена необходимость обращения к пинежским спискам древнерусских произведений разных жанров и хронологических отрезков при исследовании общих проблем истории русской литературы и книжной культуры.

Анализ палеографических и кодикологических особенностей сборника слов Григория Синаита в списке 1651 г. созданном иноком Кожеозерского монастыря Авраамием (№ 131), позволил выявить традицию «тиражирования» сочинений этого автора в монастырях, имевших непосредственные связи с московским Печатным двором. Неслучайность интереса к этому автору в 50-е гг. XVII в. в Кожеозерском и Соловецком монастырях подтверждается обращением к его сочинениям соловецкого книжника Сергия Шелонина.

Изучение рукописной традиции текста естественнонаучной компиляции XVI в. «О знамениях небесных», переписанного в семье церкогорцев Поповых (№ 208) дало возможность установить соловецкий протограф для этого списка и еще раз отметить влияние книжной традиции Соловецкого монастыря на развитие севернорусских крестьянских традиций.

Анализ рукописного сборника нач. 50-х гг. XVII в. со статьями, выписанными из печатного Соборника 1647 г. (№ 6), позволил не только обратиться к проблеме формирования состава эсхатологических и синодичных сборников, получивших широкое распространение в старообрядческой среде и повлиявших на репертуар памятников, изданных старообрядческими

типографиями, но и еще раз отметить закономерный интерес старообрядцев-книгоиздателей к общественному настроению предшествовавшего реформе патриарха Никона периода. Это настроение отразилось в целом ряде памятников 1-й пол. XVII в., в которых выражена идея истинности русского православия, получившая наибольшее воплощение в книгоиздательской деятельности московского Печатного двора 40-х-нач. 50-х гг. XVII в. Тот факт, что старообрядческими типографиями не только переиздаются выпущенные в этот период московские книги, но и издаются впервые книги, предположительно готовившиеся к изданию еще на Печатном дворе, мы попытались подтвердить на примере анализа найденного нами в списке нач. 50-х гг. XVII в варианта книги Альфа и Омега, известного до сих пор только по старообрядческому изданию Супрасльской типографии.

Изучение рукописной традиции неизвестного ранее текста переводной географии, сохранившегося в сборнике Пинежского собрания № 113, позволил обратиться к вопросу о научных предприятиях Петровского времени и о существовании культурных связей этого периода между Москвой и Соловецким монастырем

В отдельных параграфах помещены самостоятельные исследования, своего рода экскурсы, поводом для которых послужила необходимость наиболее точной атрибуции текстов, сохранившихся в рукописях пинежской традиции. В то же время, анализ этих памятников имеет самую непосредственную связь с общей темой исследования Процессы миграции книг, связанные с различными периодами русской истории, вызванные различными историко-культурными причинами и обстоятельствами, привели к тому, что именно рукописи, в конце концов попавшие на окраины России и оказавшиеся в настоящее время в составе территориальных собраний, подчас заключают в себе ценные материалы, имеющие общерусское культурное значение. Одно из этих исследований вводит в научный оборот неизвестные ранее космологические и хронографические компиляции XV в., а также представляет новые материалы о формировании рукописных сборников XV-XVI вв. Второе исследование позволило на материале стихотворных предисловий к памятникам древнерусской литературы обратиться к анализу деятельности московского Печатного Двора в 30-е - нач. 50-х гг. XVII в.

Слово о Святой Троице и его бытование в составе древнерусских сборников.

Памятник, исследованию которого посвящен этот параграф, является основой хронографической компиляции, находящейся на первых листах сборника («Златоуста») Левушки Постохи 1533 г. Неизвестная ранее космологическая компиляция названа нами Слово о Троице по наиболее употребляемому самозаглавию этого текста в рукописях (в настоящее время найдено 9 списков XVI-XVIII вв.). Анализ источников Слова о Троице позволил сделать вывод о том, что этот памятник является самостоятельной авторской компиляцией XV в., основанной на библейских книгах, «Богословии о Святей...Троице» - русской богословской компиляции, известной в рукописях с сер. XV в., «Богословии» Иоанна Дамаскина, Толковой Палее, возможно, Житии Андрея Юродивого, а также на традиционных сюжетах ветхозаветных апокрифов.

Изучение рукописной традиции памятника позволило установить, что все известные его списки относятся к одной редакции. Текст, близкий к архетипному, уже в XV в. лег в основу хронографической компиляции, один из вариантов которой и читается на первых листах рукописи Левушки Постохи. Самый ранний список этой хронографической компиляции (РНБ,рЛ.1411) датируется 1482 г. Этот список, а также список XVII в. (РГБ, ф. 29, № 43) представляют один вариант текста, в котором повествование заканчивается апокрифическими статьями «От коих частей бысть создан Адам» и «О наречении имени Адама». Второй вариант текста, представленный пинежским списком, продолжается рассказом о грехопадении Адама и Евы и родословием Адама. Помимо Слова о Троице, источником этой компиляции, послужил памятник «Слово о бытии всего мира», старший известный список которого (РГАДА, ф. 181, № 370) датируется 1-й четв. XV в.

Исследование рукописной традиции Слова о Троице, показало, что основная часть его списков относится к одной группе, сложившейся уже на раннем этапе бытования памятника. Изучение особенностей и литературного конвоя списков этой группы, позволило обратиться к проблеме типологического и текстологического определения древнерусских сборников «Златая матица» (ЗМ) и «Жемчужная матица» (ЖМ). Впервые сведения о сборнике ЗМ появились в «Исторической хрестоматии» Ф. И. Буслаева при публикации под общим названием «О природе»

ряда текстов из сборника с таким названием по рукописи кон. ХУ в. (РНБ, Пог. 1024).14 Все последующие работы, в которых затрагивался вопрос о ЗМ, так или иначе были связаны с решением проблемы взаимоотношения естественнонаучных статей из этого сборника, опубликованных Ф. И. Буслаевым, с текстом соответствующих фрагментов Толковой Палеи (работы В. М. Истрина, А. Карнеева, А. В. Рыстенко, Н. К. Гаврюшина, Е. Г. Водолазина). В статье В. М. Истрина впервые упоминается сборник с названием ЖМ, известный автору также в единственном списке (РНБ, Пог. 1615, 1632 г.). Специальному вопросу о взаимоотношении сборников с названиями ЗМ и ЖМ посвящена работа А. Г. Боброва и Т. В. Черторицкой.15 Авторы статьи ввели в научный оборот еще по одному списку сборников, имеющих такие названия. Однако сопоставление составов всех сборников, а также анализ бытовавших в рукописях выписок с отсылками к сборникам ЗМ и ЖМ привели исследователей к выводу, что все сборники разнятся по составу, их названия следует считать лексическими вариантами, а выписки с отсылками к этим сборникам не имеют реальной основы и упоминают эти названия в самозаглавиях лишь для придания авторитета тем или иным текстам.

Анализ состава двух известных авторам и 4 вновь найденных списков сборника с названием ЖМ, а также анализ 18 списков выписок, отсылающих к ЗМ и ЖМ, позволил сделать вывод о том, что в древнерусской традиции бытовал самостоятельный сборник с названием ЖМ. В отличие от сборника ЗМ, он не имеет календарной основы (составляющие его тексты не входят в минейные или триодные сборники постоянного состава). Если сборник ЗМ известен в настоящее время в двух списках, сходных типологически, но различных по составу, то в списках ЖМ можно выделить ряд статей, создающих основу сборника, к которой в зависимости от круга интересов и потребностей составителя каждой рукописи добавлялись те или иные тексты. Сборник ЖМ, изначально имевший со ЗМ типологическую и текстологическую связь, в процессе бытования приобретает черты распространенных в ХУ-ХУ1 вв. изборников, в которых

14 Буслаев Ф. И. Историческая хрестоматия церковно-славянского и древнерусского языков. М.. 1861. С. 683-692.

15 Бобров А. Г., Черторицкая Т. В. К проблеме Златой матицы // ТОДРЛ. Л., 1990. Т. 43. С. 341-358.

апокрифические и толковые тексты соседствуют с краткими дидактическими сочинениями различной тематики. Типологически такой сборник соотносим, с одной стороны, с Измарагдом, с другой - с рядом широко распространенных на Руси толковых сборников. Основным отличием таких сборников от энциклопедических сборников монахов-эрудитов XV в. является преобладание в них апокрифических текстов и эротапокритических толковых компиляций. Эти сборники имеют открытую структуру, тексты могут добавляться или изыматься в соответствии с потребностями переписчика. Основу этих сборников составляют не краткие выписки из крупных произведений различной тематики, а самостоятельные статьи, в которых в лаконичной и доступной форме даются ответы на самые различные вопросы, интересующие читателя. Именно в составе такого сборника бытовала космологическая компиляция Слово о Троице.

Компилятивный характер Слова о Троице осознавался древнерусскими книжниками и, как свидетельствует его рукописный конвой, оно воспринималось, с одной стороны, как дидактический памятник, с другой - как естественнонаучное сочинение. В XVII в. Слово о Троице из ЖМ попадает в сборники, в которых помимо апокрифических и толковых сочинений помещаются выписки из Луцидариуса, «Предисловие Святцам», циклы статей, начинающиеся текстом «Галиново на Ипократа», известные еще по рукописям XV в. Очевидно, на основе одного из таких сборников была создана самостоятельная компиляция, известная как вводная статья к Хронографу 1620 г. 2-го разряда по классификации А. Н. Попова.16 Анализ этого текста показал, что его основу составляют не выписки из Толковой Палеи, как полагал исследователь, а Слово о Троице, вошедшее в этот текст почти в полном объеме.

«Предисловия многоразлична...» и «Предисловие к Царственной книге...». Вопросы атрибуции и истории текстов. В рукописи из собрания А. Д. Григорьева (А. II. 23) находится список 60-х гг. XVII в. антологии «Предисловия многоразлична...», которая содержит стихотворные предисловия к 8 книгам: «Шестодневу Василия Великого», Повести о Варлааме и Иоасафе,

16 Попов А Обзор Хронографов русской редакции. М., 1869, Вып. 2. С. 154-169.

Прению Григория Омиритского с Герваном жид овином, Песни Песней с толкованием, «Лествице» Иоанна Синайского, Басням Эзопа, «Книге на еретики» и «Царственной книге, сиречь Хронографу». Антология была введена в научный оборот А. М. Панченко,17 который датировал памятник 40-ми гг. XVII в., определил один из текстов антологии - предисловие к «Царственной книге, сиречь Хронографу» как предисловие к Хронике Георгия Амартола, предположил, что предисловие предназначалось для издания книги на московском Печатном дворе, атрибутировал этот текст поэту приказной школы справщику Савватию и предположил, что инок Савватий мог быть и составителем всей антологии. С иной точкой зрения на памятник выступил в 1983 г. В. К. Былинин.18 По его мнению, ((Предисловие к Царственной книге...» является предисловием к Хронографу Русскому, автором предисловия был Антоний Подольский, составителем же всей антологии исследователь назвал Алексея Зюзина, автографом которого, по его мнению, является список первоначальной редакции антологии в рукописи РГБ, собр. Андронова, № 2. Сосуществование в научной литературе двух противоположных точек зрения вызвало необходимость исследования памятника при атрибуции текста в пинежской рукописи.

Изучение вновь найденных списков антологии и отдельных списков входящих в нее предисловий позволило подтвердить точку зрения А. М. Панченко и установить причастность к созданию этих текстов и к работе над книгами, предисловия к которым вошли в антологию, круга авторов и книжников, имеющих непосредственное отношение к деятельности московского Печатного двора. На основании анализа истории текста «Предисловия к Царственной книге...» в работе сделан вывод о том, что это предисловие сохранилось в 3-х редакциях, по-видимому, все они созданы справщиком Савватием. 1-я редакция текста отражает первоначальный замысел создания предисловия к последней части Хроники Георгия Амартола - «Временнику

17 Панченко А И. Русская стихотворная культура XVII века. Л..-1973. С. 559-62.

18 Былинин В. К. Стихотворные «Предисловия многоразлична» в рукописях первой половины XVII в. // Записки ОР ГБЛ. М, 1983. Вып. 44. С. 5-38.

христианских царей». Вариант этой редакции вошел в антологию «Предисловия многоразлична...». Вторая редакция памятника представляет собой начальный этап непосредственной работы над осуществлением предполагавшегося издания последней части Хроники Георгия Амартола. Эта работа отражена в списке (БАН, Арх. Д. 7) последней части Хроники Георгия Амартола, рукописи XV в. с присоединенными к ней на Печатном дворе в кон. 30-х-нач. 40-х гг. XVII в. листами, на которых находится предисловие с правкой, внесенной в процессе работы над текстом. 3-я, распространенная редакция памятника, возможно, была предназначена для представления царю Михаилу Федоровичу.

Изучение рукописной традиции списков предисловия к «Шестодневу Василия Великого», как обозначен в самозаглавии бытовавший под таким названием «Шестоднев» Севериана Гавальского, и предисловия к Песни Песней с толкованием показало, что работа над этими текстами также велась в кругах, близких Печатному двору - в Троице-Сергиевом монастыре и в Соловецком монастыре, где предисловия к Шестодневу помещены в списках, отражающих работу над этим памятникам Сергия Шелонина.

Подборка предисловий, в первоначальной редакции, сохранившейся в рукописи РГБ, собр. Андронова, № 2, по-видимому, была создана в кругу людей, имеющих отношение к деятельности московского Печатного двора в кон. 30-х-нач. 50-хгг. XVII в., и отражает определенный интерес представителей этих кругов к вошедшем в антологию сочинениям. Важно отметить, что круг памятников, предисловия к которым вошли в антологию, не был случайным - так или иначе 4 из этих книг были изданы в Москве в XVII в.: «Книга на еретики» - Кириллова книга в 1644 г., «Лествица» Иоанна Синайского в 1647 г., Беседы на Шестоднев Василия Великого в 1665 г. в сборнике переводов Епифания Славинецкого, и, наконец, Повесть о Варлааме и Иоасафе в 1680 г. в Верхней типографии.

Сопоставительный анализ стихотворных текстов, бытовавших в кругах, близких Печатному двору, позволил нам сделать предположение о том, что справщик Савватий, один из самых известных поэтов приказной школы, является автором не только стихотворного предисловия к Хронике Георгия Амартола, но и двух стихотворных предисловий к напечатанным в Москве

книгам - Бурцовской Азбуке 1637 г. и Кирилловой книге, изданной на Печатном дворе в 1644 г.

Антология «Предисловия многоразлична...» сохранилась в нескольких списках севернорусского бытования, кругу этих списков принадлежит и рукопись из собрания А. Д. Григорьева

В Заключении кратко сформулированы основные выводы диссертации о причастности местных традиций общерусскому пути развития литературы и книжной культуры и о необходимости всестороннего изучении местных традиций, которое позволит оценить их многообразие и понять общность русской культуры, основанную на этом многообразии.

Диссертация сопровождается 2-мя Приложениями. 1-е приложение - Описание рукописных и старопечатных источников для исследования пинежской книжно-рукописной традиции. Во 2-м приложении опубликованы тексты неизвестных и неизданных памятников, исследованию которых посвящены отдельные разделы диссертации.

Публикации по теме диссертации

Монографии:

1. Очерк истории формирования Пинежской книжно-рукописной традиции. Описание рукописных источников. СПб., 2003 (Пинежская книжно-рукописная традиция ХУ1-начала ХХ вв. Опыт исследования. Источники. Т. 1). 721 с. - 45 печ. л.

2. Описание старопечатных изданий ХУ-нач. ХХ вв. Указатели. СПб., 2005 (Пинежская книжно-рукописная традиция ХУ1-начала ХХ вв. Опыт исследования. Источники. Т. 2). 323 с. (в соавт. с А. А Савельевым). -20 печ. л.

Статьи:

3. Пинежская экспедиция 1985 г. // ТОДРЛ. Л., 1989. Т. 42. С. 439-448 (в соавт. с А. Г. Бобровым). - 0,6 печ. л.

4. Экспедиция 1986 г. на Пинегу // ТОДРЛ. Л., 1990. Т. 43. С. 394-400 (в соавт. с М. В. Рождественской, Т. Р. Руди) - 0,5 печ. л.

5. Пинежские находки 1987 г. // ТОДРЛ Л., 1990. Т. 44 С. 480-488 - 0,6 печ. л.

6. Пинежская экспедиция 1988 г. // ТОДРЛ. СПб., 1992. Т. 45. С. 456-460 (в соавт. с А. А. Савельевым) -0,5 печ. л..

7. Сказание о чудесах иконы Спаса Нерукотворного в Кузнецовой слободе // ТОДРЛ. СПб., 1992. Т. 45. С. 259-272 - 1 печ. л.

8. Экспедиция на Мезень 1989 г. // ТОДРЛ. СПб., 1993. Т. 46. С. 491-494 (в соавт. с А. А. Савельевым) -0,4 печ. л.

9. Житийные памятники в пинежских рукописях // ТОДРЛ. СПб., 1993. Т. 48. С. 323-330 - 0,7 печ. л.

10. Библиотека пинежан Поповых // Книжные центры Древней Руси. XVII век. Разные аспекты исследования. СПб., 1994. С. 266-314 - 4 печ. л.

11. «Житие Артемия Веркольского» в рукописной традиции Веркольского монастыря // ТОДРЛ. СПб., 1999. Т. 51. С. 365-376 - 1 печ. л.

12. Принципы и особенности описания рукописных территориальных собраний (к описанию Пинежского собрания Древлехранилища ИРЛИ РАН) // Книжные собрания Русского Севера: проблемы изучения, обеспечения сохранности и доступности: Материалы межрегиональной научно-практической конференции (Архангельск, 29-30 июня 2001 года). Архангельск, 2001. С. 38-47-0,7 печ. л..

13. Русская бумага XVI века в Древлехранилище Пушкинского Дома // Актуальные вопросы истории бумаги и бумажного производства (К 40-летию со дня выхода в свет книги 3. В. Участкиной «Из истории российских бумажных мануфактур и их водяных знаков»). Материалы сообщ. первых научных чтений. СПб., 2003. С. 46-61 - 1 печ. л.

14. «Paper for Tsar Ivan Groznyi» in the Archive (Drevlekhranilishche) of Pushkinskii Dom // Solanus. New Series. London. 2003. Vol. 17. P. 5-17-1 печ. л.

15. Видения Евфимия Чакольского 1611-1614 гг. // Словарь книжников и книжности Древней Руси. XVII в. СПб.,

2004. Вып. 3, ч. 4. С. 340-344 (в соавт. с Д. М. Буланиным) - 0,3 печ. л.

16. Чудеса Параскевы Пиринемской // Словарь книжников и книжности Древней Руси. XVII в. СПб., 2004. Вып. 3, ч. 4. С. 254-257 (в соавт. с Д. М. Буланиным) - 0,3 печ. л..

17. «Бумага для царя Ивана Грозного» в Древлехранилище Пушкинского Дома //ТОДРЛ. СПб., 2004. Т 55. С. 430440 - 1 печ. л.

18. Видения Евфимия Чакольского 1611-1614 гг. Подгот. текста, перевод и коммент. // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 14. (в печати) - 2 печ. л.

19. Житие Артемия Веркольского. Подгот. текста и коммент. // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 15. (в печати) - 3 печ. л.

20. Повесть о Черногорском монастыре. Подгот. текста и коммент. // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 15. (в печати) - 3 печ. л.

21. К истории текста Повести о Черногорском монастыре // ТОДРЛ. Т. 57 (в печати) - 3 печ. л.

22. Слово о Святой Троице и его бытование в составе древнерусских сборников // ТОДРЛ. Т. 58 (в печати) - 2 печ. л.

23. «Предисловия многоразлична...» и «Предисловие к Царственной книге сиречь Гранографу». Проблемы датировки и атрибуции // Книжная старина. Сборник статей / Ред. А. В. Вознесенский (в печати) - 4 печ. л.

24. Заметки к литературной истории Жития Артемия Веркольского // От средневековья к Новому времени. Сборник статей к 80-летию О. А. Белобровой / Ред. М. А. Федотова (в печати) — 0,5 печ. л.

Отпечатано в ООО «ПОЛЭКС», Санкт-Петербург, В.О., Средний пр.,4 Подписано в печать 18.04.2005. Усл. печ. л. 2,5. Зак. № 53. Тираж 100 экз.

M Шй 2005 g