автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Русские литературные сборники и периодические издания второй половины XVIII века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Русские литературные сборники и периодические издания второй половины XVIII века"

9 1/0 ИНСТИТУТ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ~ ~ * "' '(ПУШКИНСКИЙ ДОМ) АН СССР

На правах рукописи УДК 882-92

РАК

Вадим Дмитриевич

РУССКИЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ СБОРНИКИ И ПЕРИОДИЧЕСКИЕ ИЗДАНИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII ВЕКА

(Иностранные источники, состав, техника компиляции)

СПЕЦИАЛЬНОСТЬ 10.01.01 — РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

ЛЕНИНГРАД

1990

Работа выполнена в Институте русской литературы (Пушкинском доме) АН СССР.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук Ю. Д. ЛЕВИН доктор филологических наук В. А. ЗАПАДОВ доктор филологических наук А. С. ДЕМИН

Ведущая организация—кафедра русской литературы Ленинградского государственного университета.

Защита состоится « ^ » 1990 г. в 14.00 на заседа-

нии специализированного совета ^.002.43.01 при Институте русской литературы (Пушкинском доме) АН СССР по адресу: 199034, Ленинград, наб. Макарова, д. 4.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале Института русской литературы.

Автореферат разослан « ] » 1990 г.

Ученый секретарь специализированного совета

В. К. ПЕТУХОВ

правкою точкою реферируемой диссертации, являющейся ито-голетнвй работы автора, стал библиографический поиск, в середине 1960-х гг. с целью дополнить и уточнить приведенные в "Сводном каталоге русской книги гражданской печати ХУШ в., 1725 - 1800" (М., 1962 - 1975. Т. I - /"67; далее сокращенно: СК) сведения об авторах, подлинниках и оригиналах* переводных книг. Предпринятые разыскания логически перерастали в литературоведческие исследования, поскольку выявляемые факты влекли за собою неизменно существенную корректировку, частичный или кардинальный пересмотр, либо вообще полное опровержение как полемических, дискуссионных, гак и прочно устоявшихся суждений и точек зрения, которыми обросли в трудах ученых отдельные переводные сочинения и некоторые периодические издания. Собранный достаточно представительный, в рамках русской литературы ХУШ в., материал убедительно показал, что отсутствие сведений о подлиннике, его авторе и во многих случаях о конкретных изданиях, по которым непосредственно работал русский переводчик или писатель, оборачивается неизбежно помехой, вносящей

I. Подлинником (Пд) предлагается называть печатный авторский текст произведения; оригиналом (Ор) -текст, переданный русским переводом; источником (Ис) - конкретное издание, по которому выполнен перевод, или (в случае невозможности точного установления) стереотипные переиздания, по одному из которых он мог быть выполнен. Если переводчик работает с авторским текстом, Ор совпадает с Пд; в других случаях в функции Ор выступает перевод-посредник, искаженное издание авторского текста либо переработка, принадлежащая другому лицу, вольное подражание и пр. Ор всегда является посредником между Пд и конечным русским переводом; в свою очередь между Дд и Ор может находиться цепь опосредствующих трансформаций авторского текста (Тр) в виде переводов на другие языки, переделок, подражания и пр.

(СГДДГСПЕИШ

ШЬЛТШ

V С р И. I.

с

серьезные искажения в определение роли, места и значения в русской литературной жизни ХПП в. произведения, уходившего своими корнями в иноязычную почву. Таким образом в процессе работы четко выкристаллизовался и получил многократное подтверждение методологический вывод, согласно которому достоверная историко-литературная оценка переводного произведения в русском контексте, равно и любой иной русской трансформации (вольного переложения, подражания и пр.) иноязычного сочинения невозможна при отсутствии сведений о его Пд, Тр, Ор, Ис.

Несмотря на свою, казалось бы, очевидность и неоспоримость, этот тезис до сих пор отнвдь не признан в отечественном литературоведении обязательным методологическим принципом; напротив, исторически сложилось равнодушное, нередко переходящее в нигилистическое, а временами даже враждебное отношение к поиску Цц, Тр, Ор, Ис переводных сочинений, их переделок, подражаний и различных заимствований. Оно формировалось с конца 1920-х гг. в условиях директивного руководства наукой и принудительной ее идеологизации, которые прервали естественный путь ее развития, намеченный в конце XIX - начале XX вв. трудами русских ученых (В.Ф.Солнцева, В.Ф.Лазурского, В.В.Сиповского, В.П.Се-менникова) и выводивший на кропотливые разыскания Цц, Тр, Ор, Ис с последующим тщательным сопоставлением русских текстов с иностранными. Главное разрушительное воздействие оказала репрессивная политическая кампания борьбы с "космополитизмом" (конец 1940 - начало 1950-х гг.), в ходе которой приравнивалось к идеологической диверсии, а в отношении ряда ученых и к противоправному деянию любое упоминание о каких-либо связях русской литературы с западноевропейскими, если только при этом не декларировалась абсолютная ее независимость от иностранных влияний и не отрицалась даже сама возможность заимствований. Акцентирование самостоятельности и оригинальности отечественного литературного процесса (в исходной, научной своей сути полностью справедливое и открывавшее потенциальный выход на обширное поле плодотворных исследований, которые в нормальных условиях отнвдь не подвергали бы сомнению и не отменяли сопоставительные штудии) принимало в этой обстановке крайние, ис-

л

каменные, антинаучные формы.

Самый большой урон изучению зарубежных связей русской литературы ХУШ в. был нанесен не прямым запретом на публикацию уже подготовленных работ и продолжение исследований по этой тематике, а глубоким и прочным внедрением в сознание многих формировавшихся в те годы литературоведов сильного предубеждения против уже самой постановки вопроса об этих связях. Методологическую опору этот нигилизм нашел в упрощенном и одностороннем толковании разработанной советскими учеными (В.М.Жирмунский, М.П.Алексеев, Б.Г.Реизов, П.Н.Еерков, Ю.Д.Левин и др.) концепции восприятия творчества инонациональных писателей. На основе взятого изолированно ключевого ее положения, согласно которому перевод вызывается к жизни внутренними потребностями воспринимающей среды и, отвечая им, становится фактом культурной, литературной и общественной жизни этой среды, выросло стойкое, хотя никак из самой концепции не вытекавшее представление о принципиальной возможности дать историко-литературную интерпретацию любого переводного произведения безотносительно его подлинника и понять место перевода в русском контексте, ничего не зная о происхождении сочинения и его судьбе в других странах, прежде чем оно дошло до России. Эта точка зрения проложила в научном сознании многих литературоведов глубокую пропасть между переводом и подлинником и стала индульгенцией, освобождающей от кропотливой черновой и не всегда кончающейся успехом подготовительной работы, навыки которой в отечественной традиции практически отсутствовали и которая поэтому была особенно трудна. Так в работах исследователей, соблазненных мнимою простотою интерпретации переводной литературы под углом зрения русского ее восприятия, игнорирование иностранных: источников стало сознательной позицией, что повлекло за собою длинную цепь недоразумений, ошибок и нелепостей, которые, к глубокому сожалению, не перестают умножаться.

Почвой, на которой смогло так прочно укорениться представление о допустимости выносить суждения относительно произведений переводной литературы без обращения к их иноязычным ис-

токам и сопутствовавшему их приходу в Россию шлейфу зарубежных мнений, оценок, споров явилось неразвитое и крайне запущенное состояние библиографии русских переводов ХУШ в. До 1960-х гг,, когда был издан СК и начал интенсивные исследования Сектор взаимосвязей русской и зарубежных литератур ЙРЛИ (Пушкинского дома) АН СССР, ни литературоведы, ни библиографы не имели хорошо разработанной методики, а также устойчивых навыков и приемов разыскания Пд, Тр, 0р, Ис и не накопили сколь-либо представительного фонда материалов, которые убедили бы в обязательности и первоочередности этого рода исследований. И на сегодняшний день, при всем значительном продвижении в этой области, достигнутом трудами составителей СК и сотрудников названного Сектора, своей идентификации и, с ее учетом, осмысления в контексте культурной и общественной жизни России ХУШ в. ожидает большой массив переводных трудов в разных отраслях знания, художественных произведений и публицистических памфлетов: несколько более 400 книг (из них около 160 относящихся ко второй группе) и неучтенное множество, достигающее, по-видимому, нескольких тысяч, публикаций в журналах, альманахах и сборниках. Существенных уточнений требуют и многие уже опубликованные данные.

Необходимы фронтальные исследования для максимально полного выявления цепочек от подлинника до публикации перевода в русском журнале, альманахе и сборнике, так как каждое звено цепочки может нести историко-литературную информацию, полезную и необходимую для реконструкции восприятия рассматриваемого произведения в русской среде, а отсутствие таковой информации в отдельных обнаруживаемых звеньях также является немалоэначащм сигналом.

Разыскания должны проводиться не для того, чтобы вернуться к давно и справедливо осужденному бесперспективному, крохоборческому выискиванию источников и параллелей, замыкающемуся на само себя, а для того, чтобы через устанавливаемые факты рассмотреть потаенные связи, взаимодействия, процессы, познание которых углубляет или расширяет понимание закономерностей и особенностей функционирования в России того или иного иностранного произведения или группы произведений.

Изложенными соображениями определяется актуальность диссертации, включающая два аспекта: полемический и непосредственно исследовательский. Первый имеет целью разрушить стереотип, о котором шла речь выше, и тем самым расчистить путь для притока молодых, свежих научных сил, крайне необходимых для того, чтобы сохранить накопленный опыт и, обогащая его новыми открытиями, продвигаться далее. Второй аспект состоит в том, что, в свете всего сказанного, установление Пд, Тр, Ор, Ис переводных сочинений, напечатанных в России в ХУШ в., может с полным основанием быть отнесено к фундаментальным исследованиям, которые закладывают основу для изучения на современном уровне явлений русской национальной литературы и культуры, вовлекающих в свою орбиту сочинения непосредственно иноземного происхождения или хранящие в своем генезисе какую-то его степень.

Выбор объекта исследования обусловливался тем, что при всех эвристических успехах, достигнутых к концу 1960-х гг., оставался запущенным и необработанным сложный конгломерат огромного множества переводных произведений малых жанров, печатавшихся в периодических изданиях, альманахах и различных сборниках. В отличие от выходивших отдельными книгами переводных романов, пьес, эпических поэм, о большинстве которых известны хотя бы исходные библиографические сведения, для этого массива не была собрана, за немногими исключениями, база даже самых первичных фактических данных. Целью исследования было создание этой базы и историко-литературное осмысление устанавливаемых фактов, предполагающее обязательную критическую проверку существующих точек зрения, оценок и гипотез.

Научная новизна реферируемой диссертации определяется тем, что во всех своих частях работа опирается на впервые вводимые в оборот найденные автором сведения о Цц, Тр, Ор, Ис большого числа переводных художественных произведений и других разнообразных сочинений, дошедших до русского читателя анонимными, с измененными заглавиями, без указания их переводного характера либо языка Пд или Ор, в виде отрывков, переделок, подражаний и т.п. Точную "привязку" получили более 300 книг и 950 журнальных публикаций, многие мелкие сочинения, напечатанные в

сборниках и альманахах, а также 300 с лишним анекдотов и фацеций из "Письмовника" Н.Г.Курганова. Разработана и проверена на большом материале методика определения Ис переводных сочинений малых жанров.

Методологической основой диссертации является концепция восприятия художественного произведения в инонациональной среде, разработанная В.М.Жирмунским в его монографии "Гете в русской литературе" (1937) и статье "Пушкин и западные литературы" (1937), развитая и дополненная в трудах названных ранее ведущих советских ученых.

Научно-практическая значимость работы подтверждается тем, что опубликованные выводы и наблюдения автора, а также собранный им фактический материал учтены в работах исследователей русской литературы ХУШ в. (в том числе в "Словаре русских писателей ХУШ века". Л., 1988. Вып. I; следующие выпуски - в печати) , в комментариях к академическим и массовым изданиям сочинений русских писателей, в "Сводном каталоге русской книги гражданской печати ХУШ века, 1725 - 1800: Дополнения, разыскиваемые издания, уточнения" (М., 1975). Предложенная методика определения источников переводных произведений малых жанров найдет применение, как есть основание считать, при изучении оставшихся вне данного исследования периодических изданий и сборников ХУШ в. Она приложима также к аналогичным изданиям более позднего времени.

Апробация работы проходила на заседаниях Сектора истории русской литературы ХУШ века и Сектора взаимосвязей русской и зарубежных литератур Института русской литературы (Пушкинского дома) АН СССР, где докладывались и обсуждались все ее разделы. Ряд статей по материалам диссертации получил положительные отзывы советских и зарубежных ученых в печатных рецензиях на сборники, в которых эти статьи были опубликованы.

Структура и объем работы. Диссертация изложена на страницах машинописного текста и состоит из введения, четырех глав и заключения. В пяти приложениях на страницах представлены схемы, таблицы, библиографические списки и примеры, иллюстрирующие технику компиляции.

СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении уточняется содержание терминов "подлинник", "оригинал", "трансформация авторского текста", "источник"; обосновывается необходимость фронтальных литературоведческих исследований с целью установления Пд, Тр, Ор, Не переводов как обязательной базы изучения переводной литературы ХУШ в. В историческом обзоре), главные положения которого отражены на предыдущих страницах автореферата, приведены накопившиеся в русском и советском литературоведении за период с середины XIX в. вплоть до самых последних лет многочисленные и разнообразные примеры ошибочных интерпретаций переводных произведений, ложной атрибуции сочинений иностранных авторов русским писателям (И.А. Крылову, А.Н.Радищеву, Н.И.Новикову и др.) в качестве их собственных оригинальных творений, игнорирования того, что уже открыто и опубликовано в области разыскания иностранных источников. Дополнительные факты подобного же рода указаны в каждой из четырех глав применительно к анализируемым в ним изданиям. Публикуя этот выборочный, далекий от исчерпывающей полноты перечень всевозможных литературоведческих ляпсусов, возникших вследствие небрежения установлением Пд, Тр, Ор, Ис, автор видел свою задачу отшщь не в "обличении" тех, кто внес ту или иную лепту в эту не лучшую традицию отечественной филологии, а в том, чтобы проследить ее истоки и понять условия, в которых она формировалась.

Первая глава «Работа Ф.Змина-сатирика с произведениями иностранных писателей ("Адская почта" и ее французский источник)» посвящена анализу указанного в ее заглавии сатирического журнала 1769 г. в сопоставлении с иностранным произведением, которое, как было установлено специально предпринятыми разысканиями, редактор, он же и единственный автор, Ф.скин, положил в основу своего периодического издания.

Этим источником оказались сатирические памфлеты французского писателя Эсташа Ленобля (1643 - I7II), изданные в 1?08 г. по горячим следам шумной популярности романе Лесажа "Хромой бес" (1707) и написанные в форме диалога между Хромым и Кривым

бесами, которые, очутившись в Париже, посещают двор, общественные места, учреждения, где со стороны наблюдают за людьми и обмениваются между собою саркастическими замечаниями (Le Hoble Е. Dialogue entre le diable boiteux et le diable borgne. Ansterdaa, 1708; Idea. Second entretien entre le diable boiteux et le diable borgne. Aiasterda», 1708; И след.).

сМин использовал также две анонимные брошюры, вышедшие в том же году в продолжение серии, оборванной Леноблем на седьмом выпуске (La lorgnette du diable borgne, pour connoître le Passé , le Présent et le ?utur, par les entretiens entre le diable borgne et le diable boiteux. AksterdaB, 1708; La lorgnette du diable borgne: Second entretien pour connoître le Passé, le Présent et le Fntur... Aesterdae, 1708; в дальнейшем

сокращенно: "Лорнет(ы)").

Французские памфлеты нашли отражение в 69 письмах (из общего числа 112) "Адской почты". Целиком на материале этих книжек построены отнюдь не все из них; во многих случаях материал, пришедший из этого источника, занимает либо инспирирует лишь, часть письма, в то время как остальная имеет другой генезис.

Вышедшие из-под пера Ленобля сатирические диалоги бесов и анонимные "Лорнеты" были, по всей видимости, не единственным иностранным источником "Адской почты". Ряд писем содержит параллели к сочинениям других французских авторов ("Еврейским письмам" маркиза д'Аржанса, стихотворной сказке Ш.Перро "Нелепые желания" и ее прозаическому переложению в "Детском училище" М.Лепренс де Бомон). Бесспорно устанавливается знакомство Злина с анонимною книгою "Американский шпион в Европе"(L'Espion aaéricain en Europe, ou Lettres illinoieee, qui renversent quantité d'anecdotes amusantes et instructives. Londres (Stuttgart), 1766), в ней неходили подкрепление его антивольтеровские настроения, сильно проявившиеся в журнале. Встречаются в "Адской почте" реалии явно иноземного, но не выясненного происхождения и глухие ссылки на какие-то произведения неназванных западноевропейских авторов, приводится высказывание Монте-ня. Что-то из этого было взято, как можно предположить по некоторым признакам, не из самих первоисточников, однако посред-

/

ствующие издания были тоже иностранные. Таким образом, до тех пор, пока не определен весь круг книг и периодических изданий, использованных при подготовке каждого номера "Адской почты", нельзя вынести окончательное заключение относительно того, придавал или нет Эмин памфлетам Ленобля и продолжавшим их "Лорнетам" значение своего основного французского источника. Но если даже он это место им отводил, то в журнале постарался его замаскировать, что явствует из распределения восходящи^ к ним портретов и рассказов по месяцам и письмам.'

Парижские прогулки и беседы посланцев преисподней находились в поле внимания Эмина с самого начала его работы над "ежемесячным сочинением", причем уже на этой стадии он знал содержание всех книжок Ленобля и обоих продолжений. С первого и до последнего месяца существования "Адской почты" в ней на-бладается последовательное чередование выпусков со сравнительно умеренным (ишь, сентябрь, ноябрь) и резко увеличивающимся на этом фоне (август, октябрь, декабрь) процентным отношением числа писем, содержащих те или иные заимствования из этих источников, в общей переписке между бесами за данный месяц. Постоянство чередования дает основание видеть в нем намеренные действия издателя журнала, которым находится лишь предположительное объяснение. Один месяц черпая обильно из упомянутых французских памфлетов, Эмин в следующем к ним обращался гораздо меньше, возможно, для того, чтобы не создавалось огромного массива, сплошь от них зависящего; с этою же, несомненно, целью многие письма, им обязанные своею тематикою и образами, он дополнял зарисовками, взятыми из других источников либо полностью оригинальным материалом собственного сочинения. Занимаясь подобной компиляцией на всех уровнях (письмо, номер журнала, весь журнал), он, по-видимому, ощущал себя полноправным автором своего издания; а при нарушении установленных им для себя пропорций его детище приобретало бы, в его представлении, характерные черты перевода, очень "вольного", но тем не менее остававшегося - что Эмина не устраивало - переложением иностранного произведения на русский язык.

Распределение в "Адской почте" материала, заимствованного у Ленобля и его анонимного продолжателя, показывает, что в ос-

новном Эмин следовал французскому тексту страница за страницею, в прямой последовательности, с относительно немногими смысловыми инверсиями, вызванными логикой компиляции (сведение из разных мест фрагментов по принципу тематической сочетаемости либо на основе "подгоночной" переработки) или актуализацией в отечественном контексте в виде намека на реальное лицо. Детальный, шаг за шагом, анализ продвижения Злина по французским книжкам обнаруживает его колебания в отборе сатирических зарисовок. Важные детали его творческого процесса объясняет то обстоятельство, что, дойдя до конца второго "Лорнета", он для ноябрьского и декабрьского номеров заново перелистывал брошюры с целью что-нибудь подобрать среди ранее отвергнутого и при этом допустил - по всем признакам вполне сознательно - повторное обращение к ранее использованным страницам. Действия омина были таковы, как если бы у него наблюдалась острая нехватка материала, причем иссякал не только этот его источник, но и другие (если таковые имелись). Поскольку же в этих условиях он продолжал до самого последнего момента "скрести по сусекам", которые в общем уже были опорожнены, то можно заключить, что связь "Адской почты" с комплектом французских памфлетов была задумана жесткой и неразъемной. Вероятно, с самого начала была сделана прикидка и определено, что их должно хватить на шесть месяцев, после чего в конце года предполагалось раскрыть наличие заимствований, объявить, откуда они сделаны, и остановить журнал. Расчеты, однако, подвели; но весь круг иностранных сочинений, привлеченных для наполнения "Адской почты", был очерчен строго на исходной стадии и расширять его, очевидно, не предполагалось.

Установление факта повторного просмотра памфлетов о Кривом и Хромом бесах дает, как представляется, ответ на вопрос об атрибуции декабрьского номера "Адской почты", возникший в связи с более чем полугодовым запозданием этой последней книжки и выходом ее уже после смерти Эмина, чье участие в ней ставилось на этом основании под сомнение. Характер обращения с французским подлинником несет в декабрьском выпуске все характерные черты манеры йлина, как она проявилась во всех предьду-

щих. К тому же не только сам Эмин, вероятно, был в состоянии выловить из нескольких сотен страниц девяти памфлетов те, которые им были ранее опущены. Эти и другие косвенные свидетельства ведут к выводу о том, что декабрьский выпуск был составлен, до самой последней строчки, Эминнм. Что произошло, когда рукопись была готова, остается тайною, в которую нет возможности проникнуть.

При всей тесной зависимости "Адской почты" от ее французского источника, пока единственного установленного бесспорно, в ней мало заимствований оттуда, которые являются переводом в строгом значении этого слова, если даже брать тот более широкий по сравнению с нашим временем смысл, какой оно имело в ХУШ веке. Переходя на страницы русского журнала, сатирические портреты и рассказы Ленобля и неизвестного автора "Лорнетов" подвергались почти все кардинальной переработке, утрачивая под пером Эмина многие свои исконные детали и эпизоды, а с другой стороны - обрастая новыми, так далеко уводящими от подлинника, что подчас он становится едва различим. Самую высокую степень близости русского текста к исходному представляет в "Адской почте" лишь вольное переложение, с обильными изменениями разного рода, часто со "склонением на русские нравы" и с отдельными фразовыми и небольшими сверхфразовыми фрагментами собственно перевода. Наиболее удалены от иностранного подлинника те письма, в которых подсказанные им мотивы становятся импульсом для самостоятельного, абсолютно от него не зависимого развития творческой мысли. В диссертации приводятся и анализируются примеры, иллюстрирующие разные степени глубины трансформации в "Адской почте" исходного французского текста: вольное переложение, сохраняющее фрагментарные вкрапления относительно точного перевода и допускающее как расширение, так и сокращение (августовское письмо Я 28); свободное изложение взятой у французского автора темы при отсутствии переводных фрагментов, но при выраженной связи с основою через сохранение ее реалий и деталей (октябрьское письмо № 59); переработка, при которой опускаются все детали и реалии подлинника, вместо которых подставляются другие, равноценно передающие его

содержание и сатирический дух (июльское письмо К 7); самостоятельное развитие "заданной" источником темы, мотива, образа (там же). В своем течении мысль Змина уходит временами в другое русло от развиваемой французским автором и направляется в совершенно иную сторону. Связь в этих случаях улавливается только по признаку того, что на данное письмо "приходятся", согласно последовательности, которую соблвдал Емин, определенные страницы подлинника. Если на них обнаруживается хотя бы мельчайший нюанс, имеющий параллель в русском тексте, то установленная закономерность отражения в "Адской почте" французских памфлетов, дает основания считать его тем самым начальным импульсом, который был сообщен творческому воображению издателя журнала (например, портрет святоши в ноябрьском письме К 85). Но если фрагмент, в отношении которого возникает предположение, что он мог послужить издателю "Адской почты" отправною точкою самостоятельного сочинения, выпадает из последовательного ряда используемых страниц французского источника, то задача существенно усложняется и бесспорного решения не имеет, что показано на примере описанной в июльском письме К I перебранки мевду дамами в театре.

При сопоставлении "бесовской переписки", как ее представил на русском языке Эмин, с исходным французским текстом отчетливо проступает компилятивный характер "Адской почты". Компиляция осуществлялась на всех уровнях: журнала в целом, каждого его выпуска, отдельного письма и даже первичной структурно-композиционной единицы - портрета-характеристики. Среди неустановленных иностранных сочинений и, вероятно, периодических изданий, дававших оМину, помимо памфлетов Ленобля и "Лорнетов", материал для "Адской почты", были, очевидно, такие, которые в ней представлены единично, а какие-то другие, по-видимому, систематически, но этих было вряд ли более одного или двух. Нет сомнения, что все эти произведения подверглись таким же трансформациям, что и беседы Хромого беса с Кривым, почему и нельзя еще вынести окончательное суждение относительно тех писем, которые своим содержанием производят впечатление абсолютно независимы?: от каких-либо западноевропейских литературных источников. Зная

манеру Эмина перерабатывать чужой текст или получать в нем лишь намек либо творческий импульс, нельзя быть, например, уверенным, что ничего подобного не имело места с письмом № 2 на сугубо русскую тему - об уловке, изобретенной приказным для того, чтобы совершить купчую в обход закона о воспрещении продавать крепостных до окончания рекрутского набора. Тем не менее, если в подобных случаях какое-нибудь произведение и сообщало нечто вроде побудительного толчка или подсказывало тему, конечный результат был собственным, оригинальным сочинением Эмина.

На основании того, что письма, находящиеся в той или иной степени зависимости от установленного французского источника, располагаются в "Адской почте" гнездами (рядами), высказывается предположение о наличии подобных же концентраций, связанных с другим использовавшимся также систематически, но еще не выявленным иностранным произведением. Детальный разбор августовского письма № 29 вскрывает контаминацию в нем двух французских источников, и этот факт ведет логически к заключению о том, что компиляции такого рода применялись Эминым более или менее систематически, поскольку сопоставление его журнала с брошюрами Ленобля и "Лорнетами" не выявило случаев, чтобы какой-либо прием переделки иностранного текста был использован лишь единожды или дважды. Контаминацию отрывков, фраз и отдельных деталей Эмин осуществлял и тогда, когда исходный материал для портрета-характеристики, рассказа или бытовой сценки брал только из диалогов Хромого и Кривого бесов. Техническое исполнение компиляций было, как можно полагать, одинаковым, использовались ли в качестве основы при работе над кавдым данным письмом несколько иностранных книжек или одна (каковою в сущности была вся совокупность памфлетов о прогулках дьяволов по французской столице). В диссертации подробно рассматриваются приемы, к которым прибегал Элин для создания единого целого из разнородных зарисовок, разбросанных по страницам - нередко далеко отстоящим одна от другой - серии брошюр, написанных Леноблем и его анонимным последователем в продолжение романа Лесажа. Анализ показывает, что даже простейшая контаминация, требуя взаимной "подгонки" сводимых разнородных фрагментов, давала обязательно

толчок более сложному творческому процессу. Ввделены следующие типы компиляции: слияние двух соседствующих во французском подлиннике портретов-характеров (например, в сентябрьском письме № 50); сочетание фрагментов с удаленных друг от друга страниц "бесовской серии", при котором основу составлял какой-нибудь целостный характерологический очерк (как правило, очередной в последовательности) и в него вводились из других отдельные штрихи либо даже иногда законченные портреты, причем не служило препятствием отсутствие тематической общности (контаминация по сходству в августовском письме № 29, более сложные объединительные ассоциации в письме № 23 за тог же месяц, сочетание тематически разноплановых фрагментов в единую характеристику в июльском письме № 13 и августовском № 34); компиляция на уровне группы писем, проецирующая- на композицию целого номера (например, августовского); компиляция, распространяющаяся на смежные номера (стык августовского и сентябрьского) и становящаяся таким образом композиционным элементом всего журнала. Разбор подводит к предположительному заключению, согласно которому основную массу сатирических зарисовок, контаминированных с заимствованиями из французских "бесовских" диалогов, дали другие использованные сМиным произведения, а также подсказало его собственное творческое воображение. С учетом всех сложных объединительных связей, разъединяющих отталкиваний и отступлений от исходного французского материала, часто его до неузнаваемости преображающих, результатом был художественный текст, который, хотя и находился в сильной зависимости от иностранного источника, но не являлся ни переводом, ни вольным переложением. Это было самостоятельное художественное произведение в виде периодических выпусков, хотя его самостоятельность сложилась в немалой мере за счет комбинирования заимствований.

Разложение на исходные компоненты сложной амальгамы, которую представляет собою текст ".Адской почты", открывает новый взгляд на вопрос о том, в какой степени сатира Эмина была обобщенно-вневременной, осмеивавшей пороки в их общечеловеческом, отвлеченном от конкретных условий времени и места проявлении, а в какой она отражала специфические черты русской жизни конца 1760-х гг. и метила в реальные лица и события. Натренированный

взгляд читателей-современников не мог не замечать опоры "Адской почты" на иностранный источник, чем, конечно, притуплялась в их сознании злободневность сатиры, и насмешка приобретала несколько абстрактный характер. Снять этот эффект хотя бы частично было призвано "склонение" французского материала на русские нравы, к которому Змин прибегал нередко, но и не столь часто, чтобы полностью русифицированные очерки составляли бы большие непрерывные массивы писем. При "склонении" подобного рода, как при любых других переделках в "Адской почте", имела место очень глубокая трансформация, подчас оставлявшая от подлинника лишь общую мысль и какие-то мелкие черточки. Это иллюстрируется сравнительным анализом июльского письма )? 7, интересного еще и тем, как искусно пользуется Бмин французским сочинением, чтобы направить сатирические стрелы на французское засилье в России.

Актуализации заимствованного материала служило и активное участие "Адской почты" в журнальной полемике 1769 г., в которой остро дискутировалась правомерность и воспитательная ценность осмеяния пороков и, в частности, допустимость сатиры на реальные лица. Зиин высказался недвусмысленно за таковую, и его декларации должны были подталкивать читателей искать в журнале намеки на конкретные происшествия и их участников. Вместе с тем декларации требовали от писателя творческих действий, им соответствующих. Трудами литературоведов было расшифровано немало целенаправленных выпадов и ответных парирований, которые легко улавливались современниками (по крайней мере в литературной среде). Однако сопоставление "Адской почты" с ее французским субстратом показало неправомерность взгляда на нее как преимущественно сатирическую хронику петербургских скандалов, поскольку если принять эту трактовку, осмеиваемые свиным события, имевшие якобы место в русской столице в 1769 г., оказываются в жесткой хронологической зависимости от последовательности изложения в памфлетах, написанных иностранным писателем шестью десятилетиями ранее, когда Петербург только еще начинал строиться. Тем более противно логике и здравому смыслу, чтобы в реальной жизни не тольно воспроизводилась последовательность сатирических зарисовок старых иноземных брошюр, но и повторялись упо-

минавшиеся французским автором детали и реалии, в которых ис-' следователи усмотрели конкретные намеки. Сопоставлением текстов установлено, что все детали, на которых ученые строили свои толкования предполагаемых личных выпадов, например, в октябрьском письме К 65 и сентябрьском № 52, имеются у Ленобля. Из этого делается вывод, что совпадение реалий, хотя бы и в трансформированном виде, при одинаковой последовательности сатирических портретов или сценок в иностранном источнике и русском журнале может быть важным признаком обобщенной, по замыслу Эмина, сатиры и в связи с этим заслуживают доверия оспариваемые в научной литературе его неоднократные заявления, согласно которым бесы преимущественно "описывают вообще пороки и разные злоупотребления". С другой стороны, инверсия материала в "Адской почте", особенно в совокупности с трансформацией и введением отсутствующих во французском тексте подробностей, которые соотносимы с какими-то фактами русской жизни 1760-х гг., могут быть свидетельством конкретизации и актуализации насмешки, имевшей литературной основой язвительные замечания Ленобля и автора "Лорнетов" по адресу парижан. Всеми этими выводами ставится под сомнение давно существующая гипотеза о запрещении августовского номера "Адской почты": именно в нем наиболее высок процент заимствованного без существенных смысловых инверсий материала и потому наименее вероятны неулавливаемые за давностью "криминальные" аллюзии, которые могли бы послужить, как предполагалось, основанием цензурных репрессий.

В заключение первой главы приводится краткий обзор других русских журналов ("Друг честных лодей, или Стародум" Д.И.Фонвизина, "Почта духов" И.А.Крылова) и переводных сочинений ("Безщастный Флоридор" Г.Мартиано, "Горестная любовь маркиза де Толедо" - оба романа в переложении Эмина), задуманных и выполненных по тому же принципу искусного переплетения своего, оригинального материала с заимствованным из подходящих по духу иностранных произведений и подаваемым либо в виде перевода, либо вольного переложения, либо полной переделки, изменяющей отправной текст до неузнаваемости, оставляя от него лишь мелкие осколочные фрагменты.

Во второй главе - <<гУстановление источников переводов ( "Присовокупление второе" в "Письмовнике" Н.Г.Курганова)?»- излагается методика, примененная для выделения из массы всевозможных сборников анекдотов, фацеций, шэанков, острых речений и тому подобных малых жанров тех нескольких книг, которыми пользовался автор "Письмовника". Разработанная путем "проб и ошибок" в процессе обследования de visu- одного за другим подобных сборников в сопоставлении с "Присовокуплением вторым" эта методика раскрыла систему и приемы работы компилятора, в роли которого выступил Н.Г.Курганов, составляя эту литературную антологию. Методика оказалась действенной и для определения источников переводных журнальных публикаций.

Решение эвристической задачи установления источника в рассматриваемом случае имеет свою специфику. Прежде чем попасть в русский журнал или сборник, переводные рассказы, стихотворения, статьи, заметки, аневдоты и т.п. проходили обычно сложный зигзагообразный путь по страницам зарубежных периодических изданий, антологий, учебных пособий и других, иногда самых неожиданных, изданий. В ходе миграции часто возникали разные трансформации текста, и казвдая из них оставалась, как правило, стабильной во всех ее бесчисленных перепечатках. Один и тот же вариант мог прийти в Россию в разных изданиях, которые в свою очередь могли стать источниками разных переводов, отличающихся степенью точности. В приложении I (¿Источники русских переводов рассказа "Le Sauvage"» помещена с необходимыми пояснениями стемма, показывающая пути, которыми это небольшое произведение дошло до нескольких русских переводчиков.

Первые разделы главы содержат критический обзор мнений о генезисе "Кратких замысловатых повестей", составляющих в "Присовокуплении втором" основной раздел; рассматриваются предлагавшиеся интерпретации как всего этого раздела в целом, так и отдельных "повестей". Данными сравнительного литературоведения опровергается ведущее свое начало от А.И.Герцена, подробно развитое Е.Я.Колбасиным (1857) и, несмотря на веско аргументированные возражения А.И.Кирпичникова (1887), державшееся до последнего времени (А.П.Денисов, Г.П.Макогоненко и др.) предста-

вление о "кратких замысловатых повестях" как живых, едких откликах на текущие события петербургской жизни, сродни сатирической журналистике 1769 г. Все "повести", в которых Е.Я.Кол-басин и другие исследователи предполагали злободневные намеки на реальные лица и обстоятельства, имеют многовековую историю в фольклоре разных народов и (в новое время) в бесчисленных печатных сборниках. Разысканиями автора диссертации установлено, что 319 из общего числа 354 являются переводами или переделками западноевропейских фацеций, шванков и анекдотов. Не найдено ни точных соответствий, ни вариантов, ни параллелей для 35 "повестей", но лишь в отношении двух из них допустимо подозрение в авторстве самого Н.Г.Курганова независимо ни от каких образцов или источников. Не подтвердилась гипотеза, согласно которой некоторое количество "повестей" Курганов почерпнул непосредственно в русской народной среде. Поэтому неправомерно соотносить ту или инув "повесть", включенную Н.Г.Кургановым в свою подборку, с реальными людьми или обстоятельствами, не определив, какой степени переработки она подверглась, а также какой вид и историю имеет ее западноевропейский источник.

Единственную серьезную попытку установить, из каких книг были переведены "краткие замысловатые повести", предпринял сто лет тому назад А.И.Кирпичников, изучивший с этой целью ряд французских сборников и указавший в качестве источника тридцати шести "повестей" третье (как он считал) издание сборника "Рожер Бонтан в хорошем настроении"(£ Roquelaure A.-G.-J.-Б. de ?J7, Roger Bon-teiaa en belle humeur... Ifouv. éd., auga. considérablement. Cologne, 1734. T.1 - 2). Впрочем, ученый не был до конца уверен и допускал, что переводы были выполнены из какой-то более ранней книги, которую, по его предположению, "жестоко обобрал Рожер, не дававший себе труда переделывать заимствованное". Сомнения А.И.Кирпичникова оказались обоснованными: "Рожер Вонтан" не входил в число источников "Присовокупления второго". Не оправдались и догадки других ученых (А.В.Запа-дов, О.А.Хамицаева, Г.П.Макогоненко) касательно немногих отдельных повестей.

Ошибка А.И.Кирпичникова состояла в том, что достаточными

основаниями для признания "Рокера Бонтана" источником "кратких замысловатых повестей" он счел сравнительно большое число "повестей" Курганова, совпадающих с рассказами, находящимися в этой книге, и точное соответствие многих из этих "повестей" французскому тексту. Обследование ряда аналогичных французских изданий не выявило среди рассказов, общих с "повестями" Курганова, ни одного, не вошедшего в другие сборники, причем иногда в варианте, которому более близок русский перевод. Обнаружились сборники, не уступающие "Рожеру Бонтану" и превосходящие его по числу рассказов, общих с "Присовокуплением вторым"; опираясь лишь на те признаки, которые учитывал А.И.Кирпичников, любой из них можно было бы признать искомым источником, а также найти такое сочетание или даже сочетания различных сборников, что составилась бы вполне убедительная картина "источников", которыми мог пользоваться Курганов. Рассказы, имеющие аналоги в "Присовокуплении втором", распределялись в сборниках изолированно, с большим разбросом и хаотично, равно как и в "Письмовнике" соответствующие "повести". В получаемых результатах не прослеживалось никаких закономерностей, в которых можно было бы усмотреть отражение логики и хода процесса компиляции, что иллюстрируют сведения, представленные в приложении 2.

Решение эвристической задачи обозначилось при расширении круга обследуемых изданий за счет подборок небольших рассказов для упражнения в переводе, традиционно включавшихся в западноевропейские грамматики и пособия для изучения иностранных языков. На этом пути был нащупан организующий принцип работы Курганова - компилятора и сформулированы эмпирические правила для опознания источников "Присовокупления второго". Неоднократно уточненные по мере проверки на разных книгах и оправдавшие себя, эти правила формулируются в следующем виде:

1. Источником "Кратких замысловатых повестей" можно считать лишь такую книгу, ноторая обладает совокупностью признаков, подтверждающих обращение к ней Курганова.

2. Ни большое число рассказов, с которыми совпадают "повести" Курганова, ни точное соответствие русского текста иностранному не являются сами по себе достаточными признаками,

чтобы включить книгу в число источников, которыми пользовался Курганов. Однако они приобретают важное значение при наличии других признаков. Для русских книг текстуальные совпадения с "повестями" из "Письмовника" являются решающим признаком (но только потому, что "Кратким замысловатым повестям" предшествовало лишь несколько печатных книг на русском языке, в которых Курганов мог найти материал для этого раздела, и все они легко обозримы).

3. Важными признаками следует считать наличие в книге малораспространенных рассказов, воспроизведенных в "Письмовнике", и знакомство с него в России.

4. Как правило, книга, послужившая Курганову источником "повестей", давала ему материал и для других разделов "Присовокупления второго".

5. В числе "повестей", взятых из одного источника, всегда есть точные переводы, вольные переводы и "повести", подвергшиеся переработке, степень которой различна. Переработке подвергались и "повести", заимствованные из русских источников.

6. "Повести", взятые из одного источника, образуют в "Письмовнике" группы или ряды (этот признак организации материала, которая отражает процесс работы Курганова, показан в таблице, вынесенной в приложение 2).

7. В случае, когда рассказ, которому соответствует "повесть" Курганова, имеется в нескольких книгах, использованных в "Присовокуплении втором", источником этой повести следует считать книгу, из которой рассказы образуют в данном месте ряд. Однако если идентичные или почти идентичные иностранные тексты приходятся на стык двух взаимно перекрещивающихся рядов, образованных разными источниками, то решить вопрос о конкретном источнике почти нет возможности.

8. В некоторых случаях Курганов сравнивал и контаминиро-вал тексты разных источников.

На основании перечисленных признаков были выявлены семь книг, послуживших источниками "Присовокупления второго" (указываются в порядке их появления в разделе "Краткие замысловатые повести"):

Pêpliere J.-Я. des. La parfaite grammaire royale, françoise et allemande, Das int: Vollkommende Königl. Franz. Teut-sche Grammatica... 20 Auafertigung... verb. und verm. von Pierre Rondeau. Leipzig, 1717 (более ранние издания и переиздания этого варианта учебника, любым из которых мог пользоваться Курганов: 1713, 1715, 1725, 1735, 1737).

Мармонтель Ж,-Ф. Велизер... , переведен на Волге. J,

1768.

Nouvelle et parfaite grammaire françoise. JJeue und vollständige Französische Grammatik:, in Prag und Antwort abgefas-set. Aus dem Französischen des Herrn Heetaut, und andern Anmerkungen der besten Französischen Sprachlehrer zusammengetragen, nebst verschiedenen Zugaben... Mainz und Frankfurt am Mayn, 1749.

Семенов П. Товарыщ разумной к замысловатой... СПб., 1764. Ч. I - 2.

Gayot de Pitaval î. Bibliothèque des gens de cour ... Amsterdam, 1726. Vol. 1-5.

Contes à rire, ou récréations françoieee. Houv. éd., corr. et augm. Lille, 1781. T. 1-3. (Более ранние издания этого варианта собрания, любым из которых мог пользоваться Кур-гаков: Parie, 1762, 1769, 1775, 1731).

¿"Lacombe de Presel H. de J. Dictionnaire d'anecdotes, de traits singuliers et caractéristiques, historiettes, bons mots, naïvetés, saillies, réparties ingénieuses, etc. etc. Paris, 1766. T. 1 » 2. (Переиздания, любым из которых мог пользоваться Курганов: 1767, 1768, 1770, 1774).

Каждому из указанных источников посвящен отдельный раздел главы, в котором дается его подробная характеристика и приводится детальный анализ по всем сформулированным выше пунктам. В том числе большое внимание уделяется "повестям", представляющим сложные "пограничные" случаи либо не получающим, в пределах разработанной методики, окончательного решения. Рассматривается вопрос о сборнике и учебнике, которые своими рассказами удачно заполняют в "Кратких замысловатых повестях" оставшиеся незакры-

тыми ряды, но не могут - по крайней мере, на нынешнем этапе исследования - быть отнесены к числу их источников, так как не обладают никакими другими признаками, свидетельствующими о знакомстве с ними Курганова.

Реконструкция процесса компиляции "Присовокупления второго" и установление привлеченных Кургановым источников опровергают вьщвинутую Е.Я.Колбасиным характеристику "Письмовника" как своего рода периодического издания, в котором с кавдым но- ' вым тиснением отражалась в сатирическом свете хроника столичной жизни. Состав "Кратких замысловатых повестей" определился сразу и был дополнен лишь в четвертом издании (1790). Доказано, что все повести, кроме двух, остающихся под вопросом, имели западноевропейский литературный генезис. Актуализация иностранного материала за счет его русификации не обнаруживает каких-либо явных и четких персональных намеков (только одна, кажется, "повесть" была "привязана" к реальному русскому лицу - М.З,Ломоносову) и осуществлялась, таким образом, в рамках обобщенной сатиры на пороки. Тем не менее многие "повести" носили отчетливый злободневный характер, высмеивая те же явления, против которых направляли свои стрелы русские писатели-просветители: дворянскую спесь, взяточничество судейских, преклонение перед иностранным, жадность и развращенность священнослужителей. Переделка исходных рассказов и приспособление их к условиям русской действительности усиливали злободневность "повестей". Хорошо видно, что при переработке западноевропейских анекдотов и фацеций Курганов обращал свою насмешку преимущественно на су-дейско-чиновничий и ученый мир.

Вместе с тем главной функцией "Кратких замысловатых повестей" была - и по замыслу, и по его исполнению - учебная. "Присовокупление второе" занимало свое место в композиции "Письмовника", находившейся в зависимости от реальной педагогической практики, как она, в частности, прослеживается в структуре языковых учебников того времени, включая и те, которыми пользовался Курганов,

Наблюдения над приемами компиляции, примененными Кургановым в "Присовокуплении втором", особенно над "гнездовым" рас-

положением "повестей" из одного источника и перетасовкой как заимствованных рассказов внутри рядов, так и самих рядов из разных источников оказываются в методологическом плане полезными для определения источников переводов, публиковавшихся в журналах и сборниках. Аналогичное распределение статей в журналах, вызванное разными причинами, которые в каждом случае требуют выяснения, было отнюдь не редким явлением в русской периодике второй половины ХУШ в., как показано в приложении 3 на примере журнала "Чтение для вкуса, разума и чувствований". Однако, построенная на этом признаке методика не претендует, как и любая другая, на универсальность, и "гнездовое" расположение может навести на ошибочную идентификацию источника, что видно из приведенного в приложении 4 выборочного библиографического списка переводов в ч. 7 журнала "Детское чтение".

Третья и четвертая главы имеют целью представить, как установление иностранных источников существенно корректирует, вплоть до полного изменения, сложившиеся историко-литературные репутации отдельных периодических изданий и их редакторов, а также вводит в научный оборот важные аргументы, недостававшие для решения спорных вопросов авторства, состава участников издания, распределения между ними ролей и др.

Объектом анализа в третьей главе - «"Волтеризм" и "ан-тиволтеризм" И.Г.Рахманинова (иностранные источники "Утренних часов" и сборников 1787 - 1789 гг.)» - намеренно избран журнал, который в отечественном литературоведении почти единодушно признавался бесцветным и малосодержательным на том основании, что он наполнялся "переводными отрывками из разных нравоучительных произведений европейской литературы, из сборников анекдотов и даже буквально из детских книг" (Ф.А.Витберг) и якобы не содержал "никакого сколько-нибудь заметного отклика на борьбу . .р умственных и литературных течений" своего времени (В.П.Семенников). В ракурсе поставленной задачи этот журнал интересен и удобен для изучения также и тем, что, за отсутствием документальных или мемуарных свидетельств, исследователями высказывались разные мнения относительно того, кто играл в нем ведущую роль - И.Г.Рахманинов или П.А.Озеров.

На всех сценках "Утренних часов" - как отрицательных, так

и единичных положительных - сказалась неточная интерпретация переводов, составляющих в нем от 0,8 до 0,9 содержания, и смутное представление об их источниках. Существует обнаруженный в 1898 или 1897 г. Ф.А.Витбергоы экземпляр, в котором под каждой статьей напечатан криптоним автора или переводчика, а для переводной указано в сокращенной форме и заглавие иностранной книги. Благодаря этой находке, были установлены многие сотрудники журнала, атрибутированы ранние басни И.А.Крылова, разграничены оригинальные и переводные статьи в первой и второй частях. Однако расшифровке заглавий не было уделено должного внимания, так что в качестве источников были идентифицированы лишь три произведения Л.-С. Мерсье и французская антология немецкой поэзии ХУШ в., давшие 36 переводов, что составляет их малую долю в "Утренних часах"; невнимательно были-прочитаны сочинения Мерсьа, и выборка из них получила неверную характеристику как якобы проникнутая революционными настроениями.

Разыскания, проведенные по следам нерасшифрованных указаний в экземпляре Ф.А.Витберга и также других открывавшихся в ходе работы сведений, расширили круг установленных французских источников журнала. При атом обнаружилось, что одна из этих книг - "Восточная смесь" французского ориенталиста Д.-Д. Кардо-Ha(Cardoime D.-D. Mélanges de littéra-ture orientale... Parie, 1770) - представлена переведами также в двух изданных И.Г.Рахманиновым сборниках: "Уединенный кабинет" (СПб., 1787) и "Колесо счастья" (СПб., 1788). Динамика публикации переводов из каждого отдельно взятого источника показывает, что во многих случаях первым к нему обращался Рахманинов, а потом другие сотрудники, ноторым он, возможно, рекомендовал эту книгу или даже отдавал свой экземпляр, переходивший затем из рук в руки. Косвенные свидетельства того, что между сотрудниками журнала происходил обмен книгами и что центральным лицом в этом процессе был Рахманинов, образуют определенную систему, приобретая в совокупности доказательную силу. В них получают подтверждение и, очевидно, разъяснение известные по воспоминаниям И.П.Бы-строва слова Крылова о Рахманинове: "Он давал нам материалы"; эта фраза, вполне вероятно, подразумевала, что от Рахманинова

были получены книги, из которых выполнялись переводы и для "Почты духов".

Анализ содержания переводов Рахманинова, образующих в "Утренних часах" и сборниках "Уединенный кабинет" и "Колесо счастья" единый идейный комплекс, не подтверждает высказанного В.Л, Семенниковым суждения, согласно которому "по общему характеру журнала он, видимо, был ближе к умственному складу Озерова, чем Рахманинова". Посылкой для этого заключения послужило ученому отсутствие, как он считал, в "Утренних часах" "идейной выдержанности", проявившееся в их преобладающем нравоучительном характере и очень слабом "вольтерьянстве", в то время как Рахманинов был убежденным "волтеристом", поставившим основной целью своей литературной деятельности распространение идей "фернейского патриарха". На самом деле, хотя перевод на русский язык и издание русских переводов сочинений Вольтера было главным делом жизни Рахманинова, это не означало, что "вольтерьянство", понимаемое прежде всего как свободомыслие в религиозных вопросах, должно было заявлять о себе в каждой переведенной им статье, чуть ли не в каждой написанной им строке. Напротив, при своем "волтериз-ме" он не остался чужд влиянию и других очень значительных для своего времени течений мысли и литературы, отражавших искания просветителей на путях и в направлениях, противоположных "вольтерьянству" и даже ему враждебных. В его сознании "волтеризм" уживался с комплексом идей, усвоенных, очевидно, под влиянием кружка Н.И.Новикова, с которым он имел контакты в период издания журнала "Утренний свет" на рубеже 1770-х и 1780-х гг.; вольнодумство сосуществовало с религиозностью, пропаганда идей великого французского просветителя с пропагандою идеи о слабости разума и необходимости во всем полагаться на волю божию. По наблюдению А.С.Пушкина (статья "Александр Радищев", 1836), подобная "странная смесь мистической набожности и философического вольнодумства" отличала мартинистов екатерининского времени. В этом аспекте Рахманинов по своим взглядам был, несомненно, к ним близок, хотя сам, по-видимому, к масонам не принадлежал.

В основе миросозерцания Рахманинова, как оно выразилось через выбор произведений для перевода, лежали представление о

природной слабости и ничтожности человека, убеждение в неспособности разума вести человека по правильной стезе в жизни, упование на Провидение и вера в неисповедимость путей Господних. Соответствующие темы и мотивы проходят через многие переводы Рахманинова на всем протяжении 1780-х гг., начиная с отрывков из моралистических трактатов Э.Юнга, напечатанных в "Утреннем свете".

Утверждение о большей близости "Утренних часов" "к умственному складу Озерова, чем Рахманинова", ошибочно не только в отношении переводов нравоучительных рассуждений с религиозною подоплекою, но и применительно ко всем другим жанрам в журнале, ибо Рахманинов переводил и сатирические бытовые очерки, и нравоучительные изречения для постоянной рубрики "Избранные мысли", и басни, и "анекдоты" для отдела "Черты великодушия и добродетели". Иначе говоря, в "Утренних часах" не печаталось ничего, что мешало бы считать редактором именно Рахманинова; напротив, их содержание ведет к заключению о его ведущей роли, подкрепляя тем самым предшествующий аргумент, но не будучи, разумеется, ни в коей мере решающим доказательством.

"Утренние часы" и сборники, изданные Рахманиновым, четко вписываются в философские и религиозные дискуссии своего времени, докатывавшиеся из Европы и преломлявшиеся в контексте проблематики руссной общественной, духовной и культурной жизни. Под этим углом зрения в реферируемой работе прослеживается литературная судьба на Западе и в России трех переведенных Рахманиновым произведений: рассказа английского писателя Дж.Хоксу-орта о калифе Базальдабе (в "Уединенном кабинете" под заглавием "Омар" по измененному имени главного персонажа), повести немецкого писателя И.Г.Пфейля "Ацем или воображающий себя счастливым" (в "Уединенном кабинете" под заглавием "Гассан, или Суетность мыслей человеческих") и "философического сна" JI.-C.Mep-сье "Оптимизм", являвшегося вольным переложением на французский язык другой повести того же Пфейля, в подлиннике называвшейся "Ведение Мирзы". Издательская история этих произведений, многократные их переводы на другие языки, в том числе и русский, большое внимание, которым пользовался в России сборник Пфейля

"Опыт нравоучительных повестей" ("Versuch in moralischen Erzählungen". Leipzig, 1757), - все факты, представленные в диссертации, говорят о том, что рассматриваемые три повести были произведениями для второй половины ХУШ в. значительными, пользовавшимися общеевропейским вниманием и сыгравшими определенную роль в литературных контактах и борьбе идей. Как и на западноевропейской почве, в России они выполняли роль аргументов в полемике вокруг проблемы мирового зла, которая была если не в самом центре, то отнюдь и не на периферии философских исканий русских просветителей. В многолетнем, с начала 1760-х и до 1790-х гг., столкновении мнений "Бозальдаб" и "Видение Мирзы" в их разных переводах примыкали к вольтеровским "Видению Бабука",•"Задигу", "Мемнону" и в совокупности с ними, а также другими художественными и публицистическими сочинениями подобной же философской ориентации (например, притчей Х.Ф.Геллерта "Судьба") выступали противопоставлением вольтеровским же более поздним произведениям, написанным в опровержение оптимистической теории Лейбница, Шефтсбери, Болингброка, Попа, - "Поэме о гибели Лиссабона", "Кандиду", "Истории путешествий Скарментадо". Особый характер позиции Рахманинова проявился в том, что, печатая в "Уединенном набинете" повести "Омар" и "Гассан", он в том же году включил во вторую часть предпринятого им "Собрания сочинений г.Вольтера" (СПб., 1787) переведенную И.Ф.Богдановичем "Поэму на разрушение Лиссабона". Это собрание сочинений, в отличие от начатого несколькими годами позже, не предполагалось полным; печатать в нем поэму или нет целиком определялось волею Рахманинова, и тем более только от него зависел выбор для перевода и "Бозальдаба", и "Оптимизма", так что антитеза была сознательная.

Своим нравоучительным содержанием "Утренние часы" перекликаются с тремя разобранными повестями, соприкасаясь через них с разными аспектами и ответвлениями полемики о мировом эле; хорошо различимы и другие нити, связывавшие переводы в журнале с актуальной для всей эпохи Просвещения и оживленно дискутировавшейся философской, религиозной и нравственно-этической проблематикой. В этом свете очевидна необоснованность суждения об "Утренних часах" как о периодическом издании, стоявшем в

стороне от борьбы "тогдашних умственных и литературных течений".

Неверным оказался и пренебрежительный отзыв Ф.А.Витберга об иностранных книгах, служивших источниками переводов для "Утренних часов". Свое несправедливое мнение ученый составил исключительно по сокращенным заглавиям, приведенным в подписях. Между тем среди книг и журналов, из которых Рахманинов и другие сотрудники "Утренних часов" извлекали материал, не было малозначительных и случайных. Все они были в свое время изданиями солидными, авторитетными, находившимися в широком обиходе повсеместно в Европе и, в частности, в России.

Общеевропейское значение приобрела немедленно по выходе в свет "Восточная смесь", что подтверждается современными рецензиями на нее в авторитетных общественно-литературных и рефера-тивно-крктических журналах ("Mercure de Prance", "Journal encyclopédique ou universel", "l'année littéraire" ) сведениями об английских и немецких переводах и библиографией многочисленных русских переводов, появившихся в 1781 - 1796 гг.

Закономерно Рахманинов обратился и к хрестоматии французского писателя А.Беркена "Детское чтение" (¿"Berquin A.J. lectures pour lee enfane, ou Choix de petite contes également propres à les amuser et à leur faire aimer la vertu, Paris, 1775 и др.). Удостоившийся при своем появлении хвалебных рецензий в нескольких ведущих французских журналах, получивший сразу широкую популярность, часто переиздававшийся и переведенный, полностью и в извлечениях, на другие западноевропейские языки, этот сборник довольно быстро сделался известным в России, где не только получил распространение, б подлиннике и переводах, по своему непосредственному назначению, но употреблялся и в качестве пособия для обучения детей иностранным языкам. В отличие от тех детских книг, которые включали только произведения, написанные специально для малолетних, или подростков, или юношества, "Lectures pour les enfans" наполнялись рассказами, притчами и анекдотами из сугубо "взрослых" источников, в том числе из журнала "Французский Меркурий" ("Mercure de Prance"), сочинений Вольтера, С.Геснера, П.Летурнера, Ф.-Т.-М. де Баккля-ра д'Арно, П.Мариво,Ж.-Ф. де Сен-Ламбера и других писателей, иг-

равших главныеи ведущие роли в европейском литературном процессе эпохи Просвещения. Это позволило антологии Беркена выйти в России за пределы детской литературы и приобрести фолее общее значение. Переводы из нее появились в нескольких журналах и сборниках, где они легко опознаются по тем изменениям в заглавиях и в языке, а в отдельных случаях и по сокращениям, которые производил Верквн (в подстрочных примечаниях приведена подробная библиография с указанием источников и подлинников, установленных целевыми разысканиями).

"Lectures pour lee enfans" давали "Утренним часам" материал преимущественно для рубрики "Черты великодушия и добродетели", наполнявшейся также из "Словаря анекдотов" О.Лакомба де Презеля (см. выше, с. 23) и других подобных изданий, из которых идентифицированы "Английские ночи" А.Г.Контана д'Орвиля (СContant d'Orvtlle A.-G.J7. les nutts anglaises... Pario/770. T. 1-4). Через промежуточные звенья попали в эту рубрику в сильном сокращении два рассказа из очень популярных в те годы "Развлечений чувствительного человека" Ф.-Т.-М.Бакяляра д'Ар-HO (Baculard d'Arnaud F.-T.-îî. de. Délassements de l'hosae sensible, ou Ajiecdoteo diverses. Parie, 1783. T.1 - 6).

Начиная с 1760-х гг. в западноевропейских журналах (в том числе в "Французском Меркурии", к которому регулярно обращался Рахманинов и его сотрудники) регулярно предавались гласности ведающиеся акты добродетели, благотворительности, человеколюбия, самопожертвования, любви к отечеству, героизма, честности и т.п. Рассказы о подобных поступках включались и в различные сборники "анекдотов", преследовавшие нравоучительно-воспитательные цели. В русских периодических изданиях материалы такого рода появляются с середины 1770-х гг.

Журналы, имевшие много подписчиков, которые были и потенциальными корреспондентами, чаще публиковали свежие, текущие материалы, но охотно и перепечатывали друг у друга подобные "анекдоты", иногда почти немедленно, а нередко через несколько лет. Понятие о "злободневности" и "новизне" материала при этом стиралось. Современность была интересна и высоко ценилась как показатель того, что человечество неуклонно движется вперед по

стезе совершенствования и что добродетель все шире распространяется в повседневной жизни. Воспитательную же ценность, с точки зрения просветителей, веривших в неизменность человеческой природы во все времена и у всех народов, имело любое сообщение о любом добродетельном поступке, как недавнее, так и ретроспективное. Поэтому нередко при отсутствии текущих сообщений журналы обращались к историческим и литературным источникам, не пренебрегая и сборниками "анекдотов".

Когда в "Утренних часах" задумывалась рубрика "Черты великодушия и добродетели", ее предполагалось заполнить по возможности, судя по первому в ней сообщению, отечественными современными материалами, которые убеждали бы, что и в России нравы совершенствуются и создаются условия, обещающие лучшую жизнь для всех членов общества. Однако крепостническая действительность была неблагодарной средой для поисков "черт великодушия и добродетели", да и читательская аудитория "Утренних часов" была слишком узкой, а подписчики концентрировались на очень малой территории, чтобы журнал мог оперативно получать информацию о тех редких случаях, когда совершались примечательные в этом плане поступки. В связи с этим возникла необходимость обратиться к иностранным книгам и журналам, а тем самым сразу была снята проблема "современности" и "злободневности", в результате чего все книги и журналы приобрели как источники рассказов для этой рубрики одинаковую ценность, будь то "Словарь анекдотов", номера "Французского меркурия" двенадцати- или восемнадцатилетней давности либо детская книжка, в которой было немало заимствований из того же журнала и за те же годы. Кроме того, многие рассказы и анекдоты в этих печатных источниках совпадали, причем некоторые переводились на русский язык по нескольку раз (например, не менее девяти - рассказ о крестьянине, спасшем во время наводнения в Италии целое семейство, очутившееся среди бушевавших вод).

Сатирическая проза была представлена в "Утренних часах" отдельными главами из двенадцатитомной "Картины Парижа" ("ТаЪ-1еаи <1е РагЛв", 1781 - 1788) Л.-С.Мерсье и почти полным переводом романа французского писателя Ш.Ривьера Дюфрени "Серьезные

и комические развлечения (Dufreenjr Ch. Amusemena sérieux et coniques, ou Délassemens de l'esprit et du coeur, 1699).

выбор Рахманинова также отражал закономерные общие тенденции, наблюдавшиеся в переводной литературе 1780-х гг. Широким потоком вошли в ее русло в это десятилетие произведения Мерсье, издававшиеся отдельными книгами и в извлечениях печатавшиеся в периодических изданиях. Роман Дюфрени, хорошо известный в ХУШ в. и оставивший заметный след во французской литературе, подсказав Монтескье замысел "Персидских писем", был еще ранее переведен на русский язык и вышел из типографии Н.И.Новикова в тот самый год, когда Рахманинов участвовал в "Утреннем свете". Трудно сказать, явился ли выбор его Рахманиновым для повторного перевода случайным совпадением или же здесь опять, уже не в первый раз, сказалось долговременное влияние старых связей с кружком Н.И.Новикова. В те же годы к "Серьезным и комическим развлечениям" обращался Д.И.Фонвизин, взявший из них несколько строк для реплик Стародума в "Недоросле".

Следы былого общения Рахманинова с Новиковым проглядывают и в сатирическом очерке "Роднябар", приписывавшемся Крылову и включавшемся в полное собрание сочинений, однако представляющем на самом деле вольный перевод из той самой книги Ф.Шампьона де Понталье {/ГChampion de Pontalier F.J. Variétés d'un philosophe provincial, 1767), из которой Новиков много лет ранее перевел и напечатал извлечение под заглавием "Французского нынешнего времени философия" (СПб., 1772), переиздав его (Изд. 2-е. М., 1787) за год до "Утренних часов". Ни одна из инвектив и ни одно из апокалиптических предостережений французского клерикала не вошли ни в "Утренние часы", ни в сборники, составленные и выпущенные Рахманиновым, но знаменателен сам факт, что брошюра, послужившая Новикову для борьбы с французским свободомыслием, читалась и осмыслялась в кружке Рахманинова.

Ошибочность атрибуции была установлена не только в отношении "Роднябара", но и очерка "Модные торговки", считавшегося предположительно также сочинением Крылова, но являющегося главою из "Картины Парижа". Не найдено никаких подтверждений в пользу гипотезы о сотрудничестве в "Утренних часах" А.Н.Ради-

щева и принадлежности ему отрывка "Уединенный Пармен".

Литературные труды кружка, сложившегося вокруг "Утренних часов", протекали в столице, где был доступен богатый ассортимент разнообразных иностранных книг и журналов, из которых легко было выбрать несколько отвечавших направлению задуманного периодического издания, распределить их между постоянными и эпизодическими сотрудниками и затем следить за их циркуляцией от одного переводчика к другому. Иным было положение, в котором находились литераторы в далекой Сибири. У них отсутствовало профессиональное писательское окружение, а иностранные книги и периодика, которые могли бы им служить источником переводов, были не только немногочисленны, но, видимо, по преимуществу случайны и разрозненны. Тем интереснее проследить, как небольшому кружку местных учителей, чиновников и ссыльных удалось издавать журналы с четко выраженной программой, наполняя их главным образом переводами, превосходно ей отвечавшими своим подбором. &1о является предметом четвертой главы - "Распространение просветительских идей в Сибири (источники переводов в тобольских 'изданиях 1789 - 1794 гг.)".

Содержание первого сибирского журнала "Иртыш, превращающийся в Ипокрену", основанного при Тобольском главном народном училище с исходной целью "доставить учителям свойственное званию их упражнение", должно было, естественно, иметь точки соприкосновения с программою, которую предполагалось осуществлять в классных комнатах. Вместе с тем журнал далеко вышел за рамки печатного придатка к учебному процессу и с первых же номеров приобрел универсальный просветительский характер. Наряду с литературными "упражнениями", в нем печатались статьи по истории и эстетике, сообщались практические сведения из области медицины и металлургии, освещались различные вопросы естественных наук. Силы тобольского литературного кружка были не настолько велики, чтобы обеспечить журнал оригинальными сочинениями на все подобные темы, и потому большое место заняли в нем переводы, составляющие в общей сложности не менее половины объема.

О серьезных просветительских намерениях издателей журнала, в частности П.П.Сумарокова, говорит тот факт, что уже пер-

вая появившаяся в "Иртыше" переводная статья была извлечением из книги Вольтера "Основы философии Ньютона". В дальнейшем журнал напечатал еще несколько переводов из сочинений "феркейско-го патриарха" (фрагменты из "Речей о человеке", мадригал принцессе Ульрике и др.). Неоднократное обращение тобольских литераторов к Вольтеру было весьма примечательным явлением в культурной жизни далекого сибирского города. Однако говорить о местном "вольтерьянстве" как о выражении свободомыслия нет достаточных оснований, хотя круг чтения сотрудников "Иртыша" включал, очевидно, и другие сочинения прославленного французского писателя, а центром, откуда исходил к ним интерес был, вероятно, И.И.Бахтин, который, по его собственным воспоминаниям, в период службы в Тобольске "был еще вольтерист" и увлекался "Орлеанской девицей".

Переводы произведений Вольтера оказались в "Иртыше" лишь эпизодом. Литература французского Просвещения была представлена в журнале главным образом статьями, рассказами, стихотворениями и анекдотами, взятыми из двух ведущих журналов: "Французского меркурия" за 1770 - начало 1772 г. я "Энциклопедического журнала" ("Journal encyclopédique ou universel")за 1780 -1785 гг. Некоторые номера "Французского меркурия" использовались дважды и трижды, иногда одним лицом, а иногда переходя из рук в руки; из ряда номеров были переведены лишь небольшие анекдоты, многие же, особенно за 1771 г., не оставили в "Иртыше" никакого следа. Велики разрывы - от полугода и более - между использованными номерами "Энциклопедического журнала". Во всем этом видны явные признаки отбора материала, но не исключается и другая причина - лакуны в комплектах журналов.

Примечательно отсутствие в "Иртыше" переводов из номеров за 1789 - 1790-е гг., имевшихся в Тобольске, где А.Н.Радищев одни из них брал у кого-то для прочтения, а другие получил от А.Р.Воронцова почтою. Это обстоятельство выступает сильным аргументом в опровержение высказанного в свое время предположения о том, что Радищев и Сумароков пользовались книгами из общего источника либо последний снабжал ими задержавшегося в Тобольске по пути в ссылку автора "Путешествия из Петербурга в Москву".

Обращение тобольского кружка к старым французским журналам вызывалось отнвдь не только и, может быть, даже не столько тем, что в его распоряжении не было более новых, но и наличием в номерах двадцати-пятнадцатилет-ней давности материалов, прекрасно отвечавших просветительским задачам, которые предназначался решать "Иртыш", а также эстетическим потребностям его сотрудников. В русских журналах и сборниках конца 1780-х - 1790-х гг. выявлено немалое количество переводов из "Французского Меркурия" за 1760 - начало 1770-х гг. Отдельные рассказы пользовались большой популярностью и переводились по нескольку раз. Нередко русские переводчики располагали перепечатками в различных книгах и периодических изданиях, а также переводами на другие языки, часто не подозревая о первоначальной публикации, что указывает на широкое распространение в Европе произведений, опубликованных в "4ранцузском меркурии", и подчеркивает закономерность появления многочисленных переводов из него на русском языке. Устойчивым вниманием и авторитетом пользовался в России и "Энциклопедический журнал".

Актуальность сочинений, переведенных в Тобольске из старых номеров "Французского меркурия" и "Энциклопедического журнала", подтверждается также тем, что некоторые из них приблизительно в те же годы появились и в других русских изданиях. Это совпадение интересов столичных и тобольских литераторов свидетельствует о том, что "Иртыш" был провинциальным журналом лишь по месту выхода и что "литература Сибири даже при первых, робких шагах своих развивалась в русле литературы общерусской" (Ю.С.Постнов). Справедливость последнего утверждения доказывается подробным разбором содержания и проблематики переводов в "Иртыше".

Во всех опубликованных в журнале выступлениях тобольских учителей на торжественных актах и в их оригинальных и переводных статьях настойчиво повторяется мысль о просвещении как о единственном пути, способном привести государство к расцвету, а людей к счастью и благосостоянию. Эта тема диктовалась связью .журнала с училищем, отвечая назидательно-педагогическим целям. Официальный этикет требовал, чтобы все надежды на просвещение и все успехи в этой области связывались с именем им-

ператрицы, и славословие в ее честь неизбежно текло на страницах "Иртыша" широкою рекою. При всей вынужденности этих парадных восхвалений сама мысль о том, что содействие просвещению со всеми его благотворными последствиями должно исходить прежде всего от монархов, не вызывала у тобольских литераторов сомнения. В этом убеждении их укрепил авторитет французского просветителя Ш.-А.Кондорсе, чья речь на эту тему, произнесенная в Парижской академии наук перед наследником русского прэстола, была переведена учителем Т.Воскресенским и рассматривалась в Тобольске, видимо, как программная публикация в журнале.

Пропагандой идеи просвещенного абсолютизма определялась публикация нескольких переводных и оригинальных сочинёний об австрийском императоре Иосифе II, который в Европе повсеместно признавался живым воплощением просвещенного монарха-благодетеля. В притче "Ардостан" проповедовался идеал добродетельного и справедливого государя - "друга притесненных". Эта же проблема затрагивалась в "Иртыше" и на негативных примерах: в переводных "повестях" и "анекдотах" рассказывалось о "недостойных" государях, предававшихся страстям, порокам и пустым увлечениям; "анекдот" о прусском короле Фридрихе II служил иллюстрацией того, как в условиях абсолютизма монаршая милость может обернуться бедою для "облагодетельствованного".

Политическая позиция "Иртыша" вырисовывается из переводов умеренной; по крайней мере, в них не находят подтвзрждения выводы тех ученых (М.А.Алпатов, В.Г.Утков и др.), которые усмотрели в журнале ярко выраженный радикализм, пропаганду идей Французской революции и едва ли не признание права народа на восстание против государя. Все декларации о крайнем вольнодумстве сотрудников "Иртыша" зиждутся на узком и переходящем из одной научной работы в другую наборе цитат "крамольного", как представляется исследователям, содержания, но в действительности выражавших общие места эпохи Просвещения. Некоторые пассажи в журнале дают, без сомнения, основание полагать, что взгляды его сотрудников - во всяком случае по отдельным вопросам - били смелее тех мыслей, которые систематически излагались на его страницах. Однако "вольнодумные" заявления, производя-

щие большое впечатление, будучи собраны воедино, появлялись в "Иртыше" лишь спорадически; концентрация их Еасьма незначительна. Нет никаких свидетельств того, чтобы произведения для перевода отбирались специально по содержанию в них подобных рассуждений. Не заметно и попыток как-то вццелить или оттенить эти места в переводе; напротив, в отдельных случаях наличествует стремление смягчить остроту высказывания.

Важным пунктом в программе училища было нравственное воспитание, и соответственно на страницах "Иртыша" много места отводилось осуждению пороков и восхвалению частных добродетелей. В переведенных из "Французского Меркурия" и других источников нравоучительных произведениях разных прозаических и стихотворных жанров раскрывались "пагубные следствия" неистовой ревности и не поправляемой разумом любви, предлагались примеры героической добродетели, проповедовалась руссоистская мысль о нравственном и духовном превосходстве человека, воспитанного и живущего в патриархальных условиях, над лодьми, впитавшими с цивилизацией многочисленные ее пороки. Представлены в "Иртыша" отражающие сентиыенталистские настроения конфликт добродетельного человека с обществом и тема природы в разных ее аспектах. Задаче нравственного воспитания были подчинены в журнале также афористические жанры.

Один из замыслов тобольских литераторов состоял в том, чтобы обозреть комплекс вопросов, касавшихся, по терминологии ХУШ в., "истории человека", т.е. рассмотреть психическую организацию человека, в том числе зависимость характеров лвдей и народов от различных природных и социальных факторов; объяснить теоретические основы государственного устройства, а также причины расцвета и упадка отдельных государств; проследить зарождение и развитие ремесел, наук, искусства, литературы и определить их социальные функции. В обширном комплексе разнообразных статей, посвященных этим вопросам, преобладающим был цикл "Краткие исторические известия о разных происшествиях древних и новых времен, касательно происхождения народов, их исповеданий, законов, обычаев, наук, нравоучений и прочих примечания достойных вещей". Все составляющие его очерки были пе-

реведены председателем палаты уголовного суда Тобольского наместничества Г.X.Фризе из петербургского журнала "Английский еженедельный листок на немецком языке" ("DaB Englische Wochenblatt in deutsche Sprache") издававшегося в 1778 г. библиотекарем Британской фактории П.Хольсте'ном (Holsten). Из этого источника в "Иртыш" перешли реферативные обзоры трудов шотландского юриста и философа Г.Хоума лорда Кеймза, шотландского же ученого У.Гатри и его соавторов по монументальной двенадцатитомной "Всеобщей истории от сотворения мира до настоящего времени", а также в виде переводов, компиляций и изложения произведения и труды ряда других английских и французских авторов. Некоторые очерки представляют сложную и затейливую мозаику, составленную Хольстеном из пространных и небольших фрагментов, взятых из сочинений разных авторов; образцы подобных компиляций вынесены в приложение 5. Сопоставление текстов обнаружило несостоятельность выдвигавшегося до установления источника предположения, согласно которому Г.X.Фризе придавал своим пе- ^ реводам более радикальный по сравнению с авторским иностранным текстом смысл, вкладывая в него идеи, усвоенные от А.Н.Радищева при непосредственном общении с опальным писателем.

Статьи цикла "Краткие исторические известия" формулировали и доказывали большим фактическим материалом чрезвычайно важную, с точки зрения "Иртыша", мысль о постепенном движении человечества из мрака невежества в царство разума и необходимости для человека развивать свои интеллектуальные способности и эстетический вкус. Панорама прогресса в науке, ремеслах, искусстве, литературе и средствах обеспечения жизни убеждала в том, что движение к лучшей жизни, организованной на разумных началах, медленно, но неотвратимо и что основная его пружина - распространение знаний.

Многочисленные стихотворные притчи и "сказки" И.И.Бахтина, П.П.Сумарокова, И.Трунина, будучи оригинальными произведениями, написаны большею частью на сюжеты западноевропейских фацеций и анекдотов. Одним из проводников знакомства с ними служил тобольским литераторам упоминавшийся ранее в связи с "Письмовником" и "Утренними часами" двухтомный "Словарь аяе-

кдотов" О.Лакоиба дв Првзвля. Вместе с тем в Тобольске имели хождение и какие-то другие пока не выявленные сборники шутливых миниатюр подобного рода.

Итак, переводы характеризуют "Иртыш" как журнал, преследовавший общепросветительские цели. Очевидно, именно эта его особенность определила отсутствие в нем сугубо сибирских материалов. Тобольский кружок видел назначение своего периодического издания в приобщении читателей, в том числе и главным образом жителей глухой сибирской провинции, к общечеловеческим проблемам, в приближении культуры Сибири к европейскому уровню. Подобное понимание просветительских задач было более широким и плодотворным, чем если бы оно исходило только из местнических интересов. Но "Иртыш" ке был оторван от местной жизни: его связь с нею проявлялась в ориентировке на деятельность Тобольского главного народного училища. Принимал журнал участие и в общественной жизни Тобольска - правда, в соответствии со своим характером, в форме имперсонифицированной сатиры, адресат которой легко угадывался.

Следующим хронологически после основания "Иртыша" в Тобольске был издан любопытный сборник под заглавием "Исторической журнал, или Собрание из разных книг любопытных известий, увеселительных повестей и анекдотов" (1790). Составленный сыном владельца типографии Д.В.Корнильевым, дедом Д.И.Менделеева, сборник включая сделанные им выписки этнографического, географического, исторического и литературного содержания. ¡Установлено, что "увеселительные" рассказы - среди них большинство очень популярных и множество раз перепечатывавшихся и переводившихся в Европе и России, в их числе принадлежащие Р.Стилю, С.Геснеру, А.Попу - заимствованы компилятором из книги И.П. Ланге "Смеющийся Демокрит, или Поле честных увеселений с поруганием меланхолии" (М., 1769) и журналов "Праздное время, в пользу употребленное" (1759, ч. 2), "Собрание лучших сочинений к распространению знания и к произведению удовольствия" (1762, ч._ 3) и "Детское чтение для сердца и разума" (1786, ч. 6-7). Есть основания полагать, что аналогичное происхождение имеют и первые в сибирской печати краеведческие статьи; однако это

предположение еще предстоит подтвердить или частично либо полностью опровергнуть.

Последним в реферируемой главе рассматривается журнал "Библиотека ученая, экономическая, нравоучительная, историческая и увеселительная в пользу и удовольствие всякого звания читателей" (1793 - 1794. Ч. 1-12). Перед редактором П.П.Суыароко-вым, чьими единоличными усилиями как переводчика и составителя осуществлялось это предприятие, стояла задача критически осмыслить причины малого успеха "Иртыша" и, опираясь на опыт просветительской журналистики, накопленный со времен сатирико-нраво-учительных листков Дж.Аддисона и Р.Стиля, найти для задуманного им нового периодического издания такое сочетание разнообразных материалов, которое удовлетворило бы запросы в полпом смысле слова "всякого звания читателей" и, самое главное, заинтересовало людей, погрязших в прозе будничной жизни, лишенных любознательности и высоких устремлений, не имевших ни привычки, ни потребности читать с целью расширить свой кругозор.

"Библиотеке" была придана четкая единообразная структура из пяти постоянных отделов, перечисленных в ее полном названии. Этим устранялась "многим неприятная смесь", так как читатель, ориентировавшийся на узкую тематику, получал возможность легко найти нужные ему статьи, не утруждая себя просмотром всего номера. С другой стороны, расчет П.П.Сумарокова, несомненно, строился на том, что, привлеченный каким-либо определенным предметом, человек пожелает проверить, не предоставит ли ему журнал также иной пищи для ума или развлечения, и, обнаружив ее, с еще большей охотой перейдет к другим материалам. Кругозор его будет постепенно расширяться, и соответственно появятся ноше интересы, тик что контакт на более широкой основе уже не составит трудности.

Опыт "Иртыша" должен был подсказать, что художественные произведения не сыграли роль эффективной "приманки", потому что лоди, чьим вниманием надеялся овладеть П.П.Сумароков, литературы не понимали и, возможно, считали ее пустячной забавой. Поэтому, очевидно, основную надежду на популярность "Библиотеки" он связывал с ее "экономическим" отделом. Небольшие заметки по

домоводству и практической медицине должны были составить в совокупности небольшую домашнюю энциклопедию, которая облегчила бы проникновение "Библиотеки" в дома, где царили сугубо прозаические житейские заботы и интересы. Играя роль "приманки", эти заметки одновременно были рассчитаны на то, чтобы помочь лвдям научиться разумному хозяйствованию - этот пункт входил в просветительскую программу, сформулированную еще в "Иртыше".

Привлечению читателей должен был содействовать и "увеселительный" отдел, где печатались главным образом переводные восточные, псевдовосточные и волшебные повести и сказки, например: сказки мадам д'Онуа, арабская версия "Мучения семи отроков эфесских", повесть Монтескье "Арэас и Исмения" и др. С одной стороны, эти произведения, допускавшие их восприятие как популярных в низовой среде сказочных и галантно-героических жанров, могли приобщать к светскому чтению малообразованных людей; с другой - положение, занимаемое в литературе ХУП1 в. книгами, из которых они были извлечены, давало все основания рассчитывать на то, что "увеселительный" отдел будет отвечать и самому изысканному литературному вкусу. Тот же принцип компромисса между читательскими интересами побудил П.П.Сумарокова ввести в этом отделе постоянную рубрику "Разные анекдоты и острые шутки", поместить в двух первых выпусках пространную статью "Любопытные анекдоты о лунатиках или сноходцах" и печатать из номера в номер "Любопытные физические примечания на нравы животных", относившиеся по своему характеру также к анекдотическому жанру. Источниками ему служили "Словарь анекдотов" О.Лакомба де Презеля, какой-то неустановленный французский сборник (или сборники) и ккига занимательных рассказов о животных Ж.-В.Делакруа (Delacroix J.-V. Хе porte-feuille du physicien, ou recueil amusant et instructif des actions et des moeurs des ani-eaux. Paris, 1780. P.1 - 2).

Главная роль "увеселительного" отдела была, соответственно его названию, развлекательной, хотя он нес и более серьезную. воспитательно-образовательную нагрузку. Основные просветительские и воспитательные функции в "Библиотеке" распределялись между тремя отделами: "ученым", "нравоучительным", "историческим".

В объявлении о подписке П.П.Сумароков обещал издать такой журнал, который впоследствии мог бы служить разным людям своеобразным справочным пособием на все случаи жизни. Он ставил себе цель в кратком общедоступном, а также достаточно занимательном и изящном изложении дать квинтэссенцию сведений по различным вопросам соответственно тематике отделов. Не будучи, однако, должным образом эрудированным и не располагая в Тобольске настолько большим собранием книг, чтобы самостоятельно выполнить трудоемкую компилятивную работу, он обратился к словарям, справочникам и энциклопедиям, в которых задачи, стоявшие перед ним, были уже решены и материал можно было брать готовым для перевода. В частности, две статьи были переведены' из "й*-циклопедии" Ж.Даламбера и Д.Дидро; тридцать четыре небольшие легкие заметки "ученого" и две "исторического" содержания, относящиеся по форме к жанру свободного эссе, - из "Словаря светских людей" французского компилятора А.-Ф.Стикотти (Sticot-ti А.-P. Dictionnaire lee gene du monde... Perla, 1770. T. 1-5); серия биографий исторических лиц - из "Подручного словаря памятных деяний и изречений нового времени" Ж.-Ф. де Ла Круа (/ГЬа Croix J.-F. de J. Dictionnaire portatif dea faits et dite mémorables de l'histoire moderne. Liège, 1769. T. 1 - 2). "Нравоучительный" отдел содержал: переведенные с французского языка очерки из сатирико-нравоучительного журнала Дж.Аддисона и Р.Стиля "Зритель", прочно утвердившегося в литературе ХУШ в. в качестве образцового компендиума нравственно-этических уроков, полезного и пригодного людям любого возраста, пола и состояния; подборки "Избранных мыслей славнейших писателей о разных предметах", составленные по "Словарю изящных мыслей в стихах и прозе" Б.-Л. Пеле де Шенуто (Pélée de Chenouteau B.-L. Dictionnaire de pensées ingénieuses, tant en vers qu'en prose, tirées des meilleure écrivains françoie. Paris, 1773. T. 1-2), "Словарю светских людей" и "Словарю анекдотов"; рубрику "Примеры добродетели", включавшую анекдоты из книги О.Ла-комба де Презеля. В совокупности получалась своего рода небольшая энциклопедия практической морали, где каждая статья, даже состоявшая из одной краткой цитаты, имела отдельный заго-

ловок, так что в любое время читатель мог легко найти интересующий его материал.

Иностранные книги, которыми пользовался П.П.Сумароков, составляя "ученый", "исторический" и "нравоучительный" отделы "Библиотеки", служили ему в большинстве, как видно из приведенного неполного их перечня, источником "легких" и занимательных материалов, преимущественно анекдотического и афористического жанров, а также цитатного характера, удобных и емких в плане маневрирования между читательскими интересами и сочетания образовательной, воспитательной и развлекательной функций. Проводя четкую и последовательную линию в этом направлении, редактор не сводил исключительно к ней свою журналистскую политику и тактику. В "Библиотеке" были напечатаны: обстоятельные и одновременно популярные статьи ("Краткое историческое и хронологическое сказание о главнейших изобретениях в науках и художествах", "Краткое повествование о происхождении художеств"), продолжавшие начатую "Иртышом" "историю человека"; статья "О драматическом стихотворстве", являющаяся извлечением из трактата французского ученого Ш.Баттё "Принципы литературы" (Bat-teaux СЬ. Principes de la littérature. Paris, 1774. T.

I - 4); написанная бывшим английским работорговцем статья острого аболиционистского содержания о торговле неграми, которая в крепостнической России не могла не вызвать определенных ассоциаций.

Большой популярности "Библиотека" не приобрела, хотя географическая сфера ее распространения была шире, чем у "Иртыша". Наименьший интерес к ней был проявлен именно в Сибири, для которой она предназначалась в первую очередь.. Несомненно, что одной из причин этой неудачи было отсутствие в журнале специфических местных материалов, но было бы неправильно на этом основании видеть в П.П.Сумарокове чужеродного пришельца, не интересовавшегося местной жизнью. Подобно "Иртышу", "Библиотека" предназначалась для того, чтобы, содействуя пробуждении Сибири от умственной спячки, приблизить ее культуру к уровню общеевропейскому, ввести читателя в круг общепросветительских проблем. С просветительской точки зрения, ото было наивысшей услугой, которую писатель мог и должен был оказать лвдям, среди

которых он жил,

В "Заключении" намечаются перспективы и объекты исследований и разысканий, подобных представленным в диссертации, формулируется частная задача составления на основе собираемой информации новой, отвечающей современному уровню росписи содержания русских журналов ХУШ в., которой надлежит заменить превосходное, но устаревшее "Историческое разыскание о русских повременных изданиях и сборниках за 1703 - 1802 гг." А.Н.Неустро-ева. Вместе с тем подчеркивается, что от литературоведческих исследований ожидаются не сухие библиографические справки о переводных сочинениях, а привлечение всей суммы открывающихся сведений для более глубокого и подробного объяснения того, как, почему и зачем вовлекались в национальную литературную, культурную и общественную жизнь России разнообразные явления древних, новых и новейших зарубежных литератур.

Содержание диссертации отражено полностью в следующих печатных работах (общим объемом 32 авт. л.):

1. Библиографические заметки о переводных книгах ХУШ в. // Труды / Гос. б-ка СССР им. В.И.Ленина. 1969. Т. И. С. 145 -156.

Перепечатано в кн.: Сводный каталог русской книги гражданской печати ХУШ века, 1725 - 1800: Дополнения, разыскиваемые издания, уточнения. М.: Книга, 1975.

2. Три стихотворные сказки П.П.Сумарокова // Проблемы литературы Сибири ХУШ - XX вв. Новосибирск: Наука, 1974. С. 36

- 43.

3. Возможный источник стихотворения М.В.Ломоносова "Случились вместе два астронома в пиру..." // Русская литература ХУШ века и ее международные связи. Л.: Наука, 1975. С. 217

- 219. (ХУШ век. Сб. 10).

4. /"Библиографические материалы о переводных книгах ХУШ в. 96 новых записей в разделе "Уточнения"_7 // Сводный каталог русской книги гражданской печати ХУШ века, 1725 - 1800: Дополнения, разыскиваемые издания, уточнения. М.: Книга, 1975.

5. К истории четверостишия, приписанного Пушкину //' Временник Пушкинской комиссии, 1973. Л.: Наука, 1975. С. 107 - 117.

6. "Товарищ разумный и замысловатый" (1764) и его источник // Сравнительное изучение литератур. Л.: Наука, 1976. С. 223 -

228.

7. Переводы в первом сибирском журнале // Очерки литературы и критики Сибири, ХУП - XX вв. Новосибирск: Наука, 1976. С. 31-66.

8. Переводные анонимные произведения в "Городской и деревенской библиотеке" // Н.И.Новиков и общественно-литературное движение его времени. Л.: Наука, 1976. С. 125 - 130. (ХУШ век. Сб. И).

9. "Присовокупление второе" в "Письмовнике" Н.Г.Курганова // А.Н.Радищев и литература его времени. "Л.: Наука, 1977. С. 199 - 224. (ШИ век. Сб. 12).

10. Об одной ошибочной атрибуции // Там же. С. 251 - 253.

11. Тобольский журнал ХУШ века "Библиотека ученая, экономическая, нравоучительная, историческая и увеселительная в пользу и удовольствие всякого звания читателей" // Проблемы жанра в литературе Сибири. Новосибирск: Наука, 1977. С. 5 - 28.

12. Переводческая деятельность И.Г.Рахманинова и журнал "Утренние часы" // Русская культура ХУШ века и западноевропейские литературы. Л.: Наука, 1980. С. 83 - 126.

13. Многоликий русский Оссиан // Нева. 1981. M 2. С. 188 - 189.

14. Переводчик В.А.Приклонский: (Материалы к истории тверского "культурного гнезда" в 1770 - 1780-е годы) //Проблемы историзма в русской литературе, конец ХУШ - начало XIX в. Л.: Наука, 1981. С. 244 - 261. (ХУШ век. Сб. 13).

15. Первый сибирский журнал "Иртыш, превращающийся в Ипо-крену"; "Исторический журнал" Д.Корнильева; "Библиотека ученая, экономическая, нравоучительная, историческая и увеселительная

в пользу и удовольствие всякого звания читателей" // Очерки русской литературы Сибири. Новосибирск: Наука, 1982. С. 115 -131. Раздел "Первый сибирский журнал..." - в соавторстве с M.Г.Альтшуллером.

16. Русские переводы из "Опыта нравоучительных повестей" Пфейля // Взаимосвязи русской и зарубежных литератур. Л.: Наука, 1983. С. 73 - 99.

17. Загадки "Ключа коммерции" // Бухгалтерский учет. 1983. № И. С. 45 - 47.

Пер.: Uncovering "the Origin of -the First Huseian Book on Bookkeeping // Soviet and East European Accounting Bulletin (Birmingham). 1984. Vol.12. Ио.З. P.114- - 120.

18. "Часы правителей" в русских переводах ХУШ века // Сервантесовские чтения. Л.: Наука, 1985. С. 15 - 19.

19. "Адская почта" и ее французский источник // Русская литература ХУШ веке в ее связях с искусством и наукой! Л.: Наука, 1986. С. 169 - I®?. (ХУШ век. Сб. 15).

20. "Российская грамматика" М.В.Ломоносова и "Письмовник" Н.Г.Курганова // Ломоносов и книга: Сб. науч. тр. / ЕАН СССР. -Л., 1986. С. 124 - 138.

21. Статьи (18): Базилевич М.; Бенедиктов М.С.; Бврезайский B.C.; Едагодаров Я.И.; Богомолов Ф.; Бочарников К.; Виноградский И.; Воскресенский И,; Воскресенский Т.М.; Выродов А.; Выродов И.; Вышеславцев М.М.; Громов Г.И.; Данилов А.; Дворяшев С.А.; Завьялов М.Я.; Захарьин Г1.М.; Инэградский В.А. - в кн.: Словарь русских писателей ХУШ века. Л.: Наука, 1988. Вып. I.

Принята к печати во втором выпуске - 21 статья.

22. Гипотезы об издателе журнала "Смесь" // Итоги и проблемы изучения русской литературы ХУШ века. Л.: Наука, 1989. С. 76 - 103. (ХУШ век. Сб. 16).

23. Перевод из "Китайского шпиона" А.Гудара в рукописном сборнике конца ХУШ в. // Книга в России в ХУШ - середина XIX в.: Из истории Библиотеки Академии наук / БАН СССР. - Л., 1989. С. 155 - 163.

24. Петер Хольстен, библиотекарь британской фактории, и цикл "Краткие исторические известия" в тобольском журнале (печатается в кн.: ХУШ век. Сб. 17; выход в 1990 г.). 2,5 авт.л.

25. К 200-летию русского сибирского издания из фондов БАН ("Училище любви". Тобольск, 1791) (печатается в сб. ЕАН СССР: Книга в России ХУ1 - середины XIX в.; выход в 1991 г.) I авт.л.