Русские Сибири: зодчество в аспекте этнокультурной адаптации. XVII-XX вв.

Майничева, Анна Юрьевна

автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Русские Сибири: зодчество в аспекте этнокультурной адаптации. XVII-XX вв.

Год: 2005
Автор научной работы: Майничева, Анна Юрьевна
Ученая cтепень: доктора исторических наук
Место защиты диссертации: Новосибирск
Код cпециальности ВАК: 07.00.07

Диссертация по истории на тему 'Русские Сибири: зодчество в аспекте этнокультурной адаптации. XVII-XX вв.'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Русские Сибири: зодчество в аспекте этнокультурной адаптации. XVII-XX вв."

На правах рукописи

МАЙНИЧЕВА АННА ЮРЬЕВНА

РУССКИЕ СИБИРИ: ЗОДЧЕСТВО В АСПЕКТЕ ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ АДАПТАЦИИ.

XVII - XX ВВ.

07.00.07 - этнография, этнология и антропология

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Новосибирск - 2005

Работа выполнена в Отделе музееведения Института археологии и этнографии Сибирского отделения Российской Академии наук

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Лукина Надежда Васильевна

доктор исторических наук, профессор Резун Дмитрий Яковлевич

доктор исторических наук, профессор Садовой Александр Николаевич

Ведущая организация:

Омский государственный университет

Защита состоится 26 декабря 2005 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 003.006.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Институте археологии и этнографии Сибирского отделения Российской Академии наук по адресу: 630090, г. Новосибирск, проспект Академика Лаврентьева, 17.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института археологии и этнографии Сибирского отделения Российской Академии наук.

Автореферат разослан 25 ноября 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

доктор исторических наук СБ. Маркин

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Для русских, начавших освоение территории за Уралом более четырех столетий назад, сибирская земля в течение краткого по историческим меркам срока стала родной. Новые природно-климатические, социально-экономические условия, совместное проживание с представителями других народов не помешали их успешному обустройству и долговременному проживанию, что делает актуальным необходимость пристального внимания и детального изучения сибирского варианта культуры русских. Неотъемлемой частью культуры выступает зодчество, которому отводится особое место в обеспечении комфортной организации условий жизни. Архитектурные объекты, созданные людьми и для людей, сопровождают нас на протяжении всей жизни. Они выступают носителями черт, специфических для каждого народа.

В настоящее время востребованность разработки темы этнических особенностей зодчества заключается в необходимости осмысления закономерностей развития элементов культуры русских, в связи с усиливающимся стремлением людей к возрождению национальной культуры, к поиску национальных корней и, как следствие, национальной идеи. Уникальное поликультурное сообщество Сибири создавалось в течение веков. В разное время сюда прибывали новоселы, укореняясь на ее территории и проходя различные стадии адаптации к новым для них экологическим и этносоциальным условиям, что нашло отражение в хозяйственной и духовной жизни русских переселенцев, сказавшись на развитии зодчества, выступающего как рукотворная среда.

Интерес и обращение наших современников к использованию «народных знаний» в различных областях жизни, возрождение церковного строительства сделало насущным изучение многовекового опыта русских Сибири в возведении жилых, общественных и культовых сооружений, также как и исследование характерных черт геометрического и символического строя зданий, создающего своеобразную семантику образов культуры русских. То, что еще в недавнем прошлом казалось реликтами, чудом сохранившимися в современности, теперь занимает все большее место в жизни. Осмысление таких феноменов и явлений культуры требует глубокого научного обоснования, так как необходимо понять, что и в каких формах действительно ведет к возрождению и развитию традиций русской культуры.

Исследованию различных вопросов такой емкой темы, как особенности зодчества русских Сибири посвятили свои труды историки, археолога, этнографы, архитекторы, искусствоведы, культурологи, поэтому, в силу своей объемности, степень изученности темы

РОС. НАЦИОПЛ..

£ М СпилТСКА

подробно рассматривается в Главе 1. Необходимо отметить, что проведенный обзор показал неравномерность исследования вопроса. Авторы обращались, как правило, к проблемам зодчества русских Сибири в рамках предметно-методологической области одной из наук, традиционно занимающейся каким-либо аспектом темы. Выделилось три основных линии изучения зодчества русских Сибири: археологические исследования остатков сооружений и построек острогов и крепостей; историко-этнографические исследования жилищ, культовых сооружений и построек различного назначения, отчасти и в связи с проблемами адаптационных процессов, а также изучение населенных мест в рамках градоведения; архитектурно-искусствоведческие исследования, ограниченные спецификой архитектурных свойств сооружений, частными вопросами формирования жилой среды и пространства населенных пунктов.

Пока не решена проблема связи особенностей зодчества как части культуры этноса с широким историко-этнографическим контекстом адаптационных процессов на вновь осваиваемых землях, несмотря на то, что уже с первых лет разработки строительной тематики культуры русских Сибири исследователи показали необходимость ее осмысления. Вопросы этнокультурной адаптации русских Сибири, проявляющейся в сфере зодчества, которые включают характер освоения пространства и семантики сооружений, закономерности формирования жилой среды русскими Сибири, не получили пока должного освещения в научной литературе.

Целью работы является реконструкция характерных черт зодчества русских Сибири в связи с процессами этнокультурной адаптации в XVII -XX вв.

Для достижения цели поставлены следующие задачи:

1. Проведение историографического обзора проблемы этнокультурной адаптации русских Сибири в сфере зодчества;

2. Анализ характерных черт оборонной архитектуры в контексте семантики освоения пространства;

3. Определение роли символико-морфологических основ традиционности православных храмов Сибири в этнокультурной адаптации русских;

4. Выявление особенностей формирования жилой среды;

5. Рассмотрение проблемы адаптационного потенциала зодчества русских Сибири, которое выступает частью культуры движущегося этноса.

Объектам исследования выбраны русские Сибири, объединенные общностью территории проживания, рядом культурных признаков и самосознанием. В случае необходимости и возможности уточняются атрибуции отдельных этнических групп.

Предмет исследования - зодчество как часть культуры русских Сибири, включая семантику освоения пространства, морфологию, символику и феноменологию храмовых сооружений, принципы формирования жилой среды, что нашло отражение в сооружениях оборонной, церковной, жилой и общественной архитектуры.

Хронологические рамки обусловлены состоянием и достоверностью источников и охватывают практически весь период существования русского этноса в Сибири, т.е. XVII - XX вв., исключая более ранние эпизодические проникновения русских на ограниченные зауральские территории и несколько лет текущего XXI в. - современность, не успевшую еще стать историей. Начальная грань отмечает формирование основ локального варианта субкультуры русского этноса в Сибири, которое было инициировано в ХУЛ в. и получило развитие практически до конца XIX в., когда складывались этнические группы, известные ныне как сибиряки-старожилы. В это время происходило знакомство русских переселенцев с автохтонными культурами региона и адаптация к новым природным условиям. В конце XIX - начале XX вв. интенсивные миграционные процессы способствовали появившемуся численному преобладанию русских среди населения Сибири и дальнейшему широкому распространению элементов русской культуры. Конечная граница, XX в., выводит исследование на современное состояние вопроса, что позволяет выявить ставшие традиционными элементы, оценить присущую зодчеству сибиряков вариативность, показать устойчивость культуры при воздействии мощных социальных факторов. При необходимости начальная граница отодвигается в прошлое, а конечная приближается к нашим дням. Вместе с тем, поскольку проявление адаптационных возможностей этноса наиболее ярко проявляется в период интенсивного переселенческого движения, когда идет приспособление к новым условиям, особое внимание уделено раннему периоду освоения сибирских земель (XVII - первая половина XVIII вв.) и началу XX в.

Территориальные рамки ограничены Сибирью как исторически сложившимся регионом традиционного проживания русских. В целях сравнения и анализа этнокультурных явлений и этнических процессов границы исследования расширяются.

Источниковая база сформирована таким образом, чтобы диссертация опиралась на репрезентативное сочетание источников, о необходимости которого для любого исторического исследования писал В Л. Янин в своей книге «Очерки комплексного источниковедения».

Этнографические источники, использованные в работе, представлены полевыми материалами, некоторые из которых были собраны в 1970-1980х гг. для научного сопровождения организации экспозиции историко-архитектурного музея под открытым небом (НАМ

Института истории, филологии и философии СОАН СССР) в Среднем Приобье, Прииртышье, Тюмень-Тобольском, Красноярском, Забайкальском, Приангарском регионам (12 томов неопубликованных отчетов, содержащих сведения по миграции и составу населения, общую характеристику застройки, фотографии и чертежи зданий). Недостатком этих материалов является то, что остались невыясненными вопросы технологии строительства, применения инструментария, а также сопутствующей им обрядности. Существенным дополнением материалов ИАМ являются результаты работы автора в Приобском этнографическом отряде ИИФФ СО АН СССР и ИАЭТ СО РАН (1990-1994 гг.) и Западносибирском этнографическом отряде ИАЭТ СО РАН (1995-2004 гг.). Основной корпус полевых материалов был сформирован в экспедиционных исследованиях сел земледельческих районов традиционного проживания русских Приобья и Притоболья. Дополняют их сведения по уральским и сибирским городам: Барнаулу, Екатеринбургу, Иркутску, Колывани, Новосибирску, Омску, Саянску, Тобольску, Томску, Туре. Всего обследовано 107 населенных пунктов.

Использованные полевые материалы включают описания и фотографии объектов непосредственного наблюдения (усадебных построек, церквей и часовен, инструментов, процессов и операций строительных работ, а также технологических и обрядовых действий, в некоторых из которых автор принимала непосредственное участие); записи устных сообщений информаторов (рассказов людей преклонного возраста из старожильческой и переселенческой среды, осведомленных в вопросах строительства и строительной обрядности, местных мастеров, плотников и столяров, а также краеведов и служителей культа); перечни, фотокопии и описания коллекций (строительных инструментов, подборок фотографий старинной застройки, зарисовок), находящихся в фондах музеев обследованных регионов.

Достоверность полученных автором полевых материалов была обеспечена их повторяемостью, массовым характером и корреляцией с архивными и историческими сюжетами. Территориальные пределы и характер обследованных поселений русских, включающих сельские и городские формы, широкие временные рамки, охватываемые датировками сооружений и предметов, достигающих начала XIX в., а также глубиной памяти информаторов, достаточны для ряда обоснованных заключений.

истории Якутии, Бурятии и Тобольского архиерейского дома XVII в., материалы по истории Тюмени и Тобольска XVII - XVIII вв., «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки». Неопубликованные письменные и изобразительные источники найдены в российских центральных, местных, музейных и специализированных архивах: Российском государственном архиве древних актов (Сибирский приказ), г. Москва; фототеке Музея архитектуры им. A.B. Щусева, г. Москва; Отделе гравюр Государственного Русского музея, г. Санкт-Петербург; фотоархиве Института истории материальной культуры РАН, г. Санкт-Петербург; Государственном архиве Томской области (Фонды 5, 6); Государственном архиве в г. Тобольске (Фонд 156. Оп. 1, 2; Фонд 353); Центре хранения архивного фонда Алтайского края (Фонд 1), г. Барнаул; Государственном архиве Новосибирской области (фототека), а также Библиотеке Конгресса США, г. Вашингтон, OK, США. Значительная часть документов обнаружена самим автором и публикуется впервые, часть найдена и предоставлена автору A.A. Люцидарской.

Указы на возведение острогов, церквей и других сооружений, уставы, переписные книги городских дворов, отписки в Сибирский приказ воевод и представителей воеводской администрации, акты купли-продажи дворов, различные челобитные позволяют судить о ранних постройках и принципах освоения пространства в XVII - XVIII вв. Большинство описаний кратки, допускают большую степень вариативности их прочтения, что может являться причиной различных реконструкций зданий на основании одного и того же описания, однако, их значительное количество позволяет выявить общие закономерности. Примером подробного описания жилого комплекса, дающего возможность достоверной реконструкции, является перечень построек двора Тобольского архиепископа Киприана (1620е гг.), помещенный в материалах Тобольского архиерейского дома. В перечне указываются не только названия строений, но и их назначение, этажность, наличие печей, окон, замков.

Переписи зданий городов XVII - XVIII вв., деловая переписка конца XVIII - начала XX вв. дают ценный материал по структуре населенных мест и по особенностям возведения построек, а также некоторые сведения по истории населенных пунктов.

Для исследования привлечена Справочная книга Тобольской епархии, в которой собраны сведения о церквях на 1 сентября 1913 г. (наименование и число престолов церквей, количество церковных сооружений, материал стен и фундаментов, краткая историческая справка о постройке храма и чтимых иконах, причисленные к благочинию селения и пр.), достаточные для адекватной характеристики степени

духовной освоенности русскими территории своего проживания и установления специфики их адаптационной модели.

В работе использовались экономико-географические и краеведческие описания Сибири в целом и отдельных ее территорий. Записки, составленные сотрудниками научных обществ и местными краеведами в XIX в., были опубликованы в официальных изданиях, на страницах журналов и газет. Эти материалы содержат сведения по истории заселения Сибири, описания сохранившихся памятников зодчества, остатков древних сооружений, внешнего облика городов. Они имеют относительно систематизированный характер и сочетают черты исследований и конкретно-исторических источников. Принимая во внимание некоторый субъективизм оценок авторов, сообщения, содержащиеся в источниках этого вида, были критически проанализированы.

Представляют интерес неопубликованные записки и воспоминания местных жителей и краеведов, собранные в фондах районных музеев, школах, в частном хранении. Некоторые из них создавались по случаю подготовки к празднованию знаменательных дат, годовщин. Другие написаны авторами, желавшими поделиться своими знаниями по истории родного края, мыслями, чувствами. Для них характерны фиксация отдельных наблюдений, эмоциональность, непосредственность, а иногда и сумбурность изложения. Неизбежно эти виды источников страдают субъективизмом, неполнотой освещаемых вопросов, однако представляют интерес благодаря детальности содержащегося в них фактического материала (описаний жилищ, усадеб, процессов строительства).

Изобразительные источники - фотографии и чертежи конца XIX -начала XX вв., опубликованные и находящиеся в архивном хранении, фиксируют постройки русских сибиряков и достоверно передают облик зданий, построенных в предшествующие века или их остатков. Менее точны зарисовки, требующие внимательного анализа в связи с существовавшими в различные периоды графическими системами.

Археологические источники. В поисках аналогий и для изучения вопроса о правилах возведения крепостных сооружений автор обратилась к результатам раскопок А.П. Окладникова, А.П. Деревянко, В.И. Молодина, М.И. Белова и других археологов, проводивших исследования в разных регионах Сибири. Полученные профессионалами высокого класса, археологические материалы предоставляют сведения по размещению на местности, размерам, материалу, составу построек строившихся острогов и городов, что существенно дополняет письменные описания и имеющиеся изображения сибирских оборонных сооружений.

Использованный в работе источниковый комплекс репрезентативен, дает коррелируемую достоверную информацию по всему изучаемому периоду и в принятых территориальных рамках, что позволяет в полной мере решить поставленные в исследовании задачи.

Методология и методика работы. Принятое сейчас определение архитектуры как системы зданий и сооружений, формирующей пространственную среду для жизни и деятельности людей, а также как самого искусства создавать эти здания и сооружения в соответствии с законами красоты (БСЭ, 1970, с. 875), показывает возможное разнообразие подходов к ее изучению. Многоплановость аспектов проблематики, связанной с архитектурой вообще и русской архитектурой в частности, дала возможность ее исследования в рамках различных наук. Нельзя сказать, что зодчество является традиционной темой для этнографии, за исключением, жилища, исследуемого как продукт народного творчества, посредством которого создается и оформляется предметная среда, а также находят предметно-эстетическое выражение трудовые процессы, бытовой уклад, календарные и семейные обряды. Таким образом, зодчество русских как явление практически лишается специфически этнических черт, которые требуется изучать методами этнографии и в предметной области этнографии.

обеспечение архитектурой возможностей для существования этноса в изменяющейся социально-экономической, экологической и этнической ситуации и многие другие). Другими словами, так как этнография изучает компоненты культуры этноса с точки зрения выполнения ими этнических функций, предметная область этнографических исследований может быть ориентирована и на достаточно сложное культурное явление, такое как зодчество, обладающее, с одной стороны, этнодифференцирующими свойствами, а с другой стороны - чертами, интегрирующими его с другими этносами.

Выбор «пространственного» вида искусства - зодчества, в качестве предметной области этнографии обоснован и определением этнической группы P.A. Шермерхорна (R.A. Schermerhorn), которое в настоящее время можно считать наиболее полным и научно оправданным. В своей ставшей классической работе «Этнические взаимоотношения: теория и практика исследований», опубликованной в 1970х гг., он, в частности, пишет, что размещение в пространстве и его восприятие служат существенными этномаркирующими элементами. Этнические особенности зодчества можно усмотреть в семантике освоения пространства, в морфологии, символике и феноменологии храмовых сооружений, в характерных чертах формирования жилой среды, что в комплексе охватывает три важнейшие области рукотворной среды: основание и развитие поселений как результат преобразования «чужого» в «свое», что нашло отражение в оборонном зодчестве; обеспечение поселению высшего покровительства и освящения своего присутствия, выразившееся в строительстве храмовых сооружений; удовлетворение средствами архитектуры жизненных потребностей в крове, пище, общении и т.п., т.е. все то, что формирует жилую среду в широком смысле (жилище, общественные здания и сооружения).

Данная работа основывается на теории этноса, рассматривающей особенности функционирования культуры в связи с этническими процессами (В.П. Алексеев, Б.В. Андрианов, H.H. Чебоксаров, С.А. Арутюнов, Э.С. Маркарян, Ю.И. Мкртумян, Ю.В. Бромлей, М.Г. Левин, С.А. Токарев, Я.В. Чеснов). Отправной точкой является положение о том, что культура выступает как внебиологически выработанный и передаваемый способ человеческой деятельности, адаптационно-адаптирующий механизм общества (Маркарян, 1969). При этом ставшая традиционной для этнографии предметная область расширяется за счет изучения зодчества как целостного явления, выполняющего этнически окрашенные функции и обладающего как этнодифференцирующими свойствами, так и общими для ряда этносов. Исследование нацелено не только на фиксацию архаических компонентов культуры русских Сибири, но и воссоздает этнический облик народа в связи с динамикой

этнических процессов и выводит к возможности решения проблем национального в современной архитектуре.

Признается, что культура этноса неизбежно трансформируется, что является условием и следствием ее существования. При этом термин «этнокультурная адаптация» основывается на принятом в настоящее время более широком понятии культурная адаптация, под которым подразумевается «приспособление человеческих сообществ, социальных групп и отдельных индивидуумов к меняющимся природно-географическим и историческим (социальным) условиям жизни посредством изменения стереотипов сознания и поведения, форм социальной организации и регуляции, норм, ценностей, образа жизни и элементов картины мира, способов жизнеобеспечения, направлений и технологий деятельности, а также номенклатура ее продуктов, механизмов коммуцирования и трансляции социального опыта». Отличием этнокультурной адаптации является то, что процессы рассматриваются в отношении этносов и этнических групп любого таксономического ранга.

Для полноты отражения особенностей зодчества как части культуры этноса вводятся понятия «.адаптационный потенциал культуры этноса» и «адаптивность этноса». Под адаптационным потенциалом культуры (или части культуры в материальной, духовной или любой другой сфере - например, зодчество, землепашество, питание, календарная обрядность н пр.) этноса (или этнической группы любого таксономического ранга) понимаются возможности продуцируемой им (или ею) культуры по воспроизводству и развитию комплекса явлений и элементов, обеспечивающих его расширенное воспроизводство в определенных природно-климатических, социально-экономических, этнических, культурных и др. условиях. Адаптационный потенциал выступает свойством культурного комплекса этноса, адаптивность же - свойством деятельности этноса. Нельзя говорить об адаптационном потенциале культуры этноса вообще, а лишь в каждый исторически детерминированный период существования этноса и в определенном географическом месте. Чем выше адаптационный потенциал культуры, тем более комфортно существование этноса, легче и быстрее проходят приспособительные процессы к новым условиям, стабильнее существование уже выработанных культурных элементов и явлений, больше возможностей для длительного пребывания на вновь освоенных землях. Высокий адаптационный потенциал характеризуется значительной степенью передачи явлений и элементов культуры как внутри образований своего этноса, так и вовне - иноэтничным группам, а также восприятием культурных явлений и элементов, присущих другим народам, с осмыслением их как своих. Очевидно, что адаптационный потенциал ярко проявляется при изменении условий существования

этноса (экологических, социально-экономических и других), например, переселенческое движение в периоды интенсивных миграций в Сибирь высвечивает особенности адаптационного потенциала русского этноса. В условиях повышения плотности инфосети при увеличении числа и длительности разного рода контактов идет трансформация закрытых систем культуры в открытые, сопровождаемая процессами внедрения разного рода инноваций.

Для изучения особенностей зодчества в аспекте этнокультурной адаптации этноса недостаточно лишь реконструировать формы зданий, но требуется восстановить культурный контекст, в котором создавались сооружения. Отсюда и многоаспектность исследования, комплексность анализа, поиски культурных и смысловых аналогий в обращении к истории символизма чисел, названий и имен, к проблемам развития представлений о Природе, Вселенной и Человеке. Говоря о зодчестве русских в Сибири было необходимо прибегнуть к сравнению его с особенностями архитектуры прочих областей России, включая Русский Север, имея в виду их очевидную генетическую связь. Следуя выводам В.А. Александрова, в работе зодчество русских Сибири рассматривается как часть культуры русского этноса в ее локальном варианте, что придавало местное своеобразие. Принята гипотеза о характеристике русского этноса как движущегося (Щепанская, 1992), и, следовательно, продуцирующего «движущуюся» архитектуру, обладающую потенциями постоянной трансформации.

Работа базируется на общих требованиях, предъявляемых к современному историческому исследованию, которые определяются принципами историзма, конкретности и объективности, предполагающими, что каждое явление должно рассматриваться в хронологическом аспекте, с учетом местных особенностей и в совокупности с другими культурными явлениями, а также в связи с исторической действительностью эпохи. Оправданно использование общенаучных методов, которые включают в себя анализ, синтез, комплексность, сравнительный подход к изучаемому материалу, обобщение.

Специальные методы исследования определяются его целью, задачами и формой. Для его проведения потребовались методические приемы полевой этнографии. Метод непосредственного наблюдения применялся во время кратковременных и продолжительных экспедиционных поездок, когда проводились маршрутные и кустовые обследования поселений русских. Для обеспечения репрезентативности собранных материалов было избрано сочетание выборочных и сплошных приемов обследования. Для получения материалов использовались частные методы полевой этнографии - глубинные и тематические интервью, с использованием вопросников и таблиц узнавания типов и

конструкций жилищ, православных храмов, инструментов, предметов убранства. Фиксировались рассказы информаторов о тех или иных случаях в их жизни, связанных с тематикой исследования.

Поскольку исследование проводится в связи с проблемами зодчества прошлого, объекты которого в большинстве своем до наших дней не дошли, используется специфический метод графической реконструкции зданий и сооружений на основе имеющихся описаний, материальных остатков и архитектурных аналогий.

Системный подход позволяет рассмотреть зодчество в системе мировоззрения и жизнедеятельности русских. Информационно-деятельностный подход предполагает изучение явлений культуры, исходя из двоякой посылки, одна из сторон которой заключается в том, что культура этноса существует в исторически определенном информационном поле. Знания и традиции сохраняются в той или иной форме, транслируются от поколения к поколению, частью или полностью утрачиваются, замещаются новой системой знаний. Вместе с тем, информация находит отражение в объектах материальной культуры, которые порой остаются единственным свидетельством существования ее в прошлом. Здесь речь идет не только о книгах, аккумулирующих знания, но и о зданиях, предметах быта, одежде и т.п. Вторая сторона подхода предполагает, что созидательная деятельность людей не случайна. Люди возводят, например, здание, основываясь на «фундаменте» прошлого опыта, полученных знаний, эстетических категорий, ценностных установок и предпочтений. Здание приобретает объем, форму, характерные экстерьер и интерьер, объяснимые с точки зрения стилевых особенностей, наличия материала, погодно-климатических условий. Но это лишь поверхностный «слой» причин, обуславливающих облик зданий. Простая фиксация традиционности того или иного архитектурного феномена не является удовлетворительным объяснением его морфологии и символики, не дает понимания истоков традиции, лежащей в основе его создания. Для решения этой проблемы рационально использовать положение о том, что «люди видят мир сквозь призму воспринятых ими через их этническую культуру бессознательных представлений о способе и характере действия человека в мире» (Лурье,

1994), являющихся способом осознания мира в качестве арены деятельности человека. Информационно-деятельностный подход полезен при необходимости объяснить неизменное воспроизведение на протяжении веков ряда элементов культуры, которые входят в систему этнокультурных инвариантов, маркирующих этнос.

Методика исследований нацелена на первоначальное обращение к факту существования какого-либо элемента или явления сферы зодчества, будь то здание, символика его форм, принципы построения плана или верования, связанные с его возведением и функционированием. Затем ведется работа по обнаружению их характерных особенностей, поиск объяснения закономерности их появления в контексте культуры русских Сибири, что завершается их интерпретацией в свете адаптационных процессов.

Для достижения поставленной цели методически целесообразно придерживаться принципа этапности проведения исследований. На первом этапе осуществляются изучение литературы и поиск источников. Ведется сбор материалов путем проведения архивных изысканий и полевых исследований, которые позволяют дать описания архитектурных особенностей крепостных, храмовых, жилых, гражданских зданий и сооружений изучаемого периода. Особый акцент делается на натурном изучении сохранившихся памятников архитектуры Сибири, составлявших некогда часть массовой застройки. Особое внимание уделяется обмерам зданий или их остатков. Выполняются обмерные кроки фасадов, элементов, планов зданий, ситуационных и генеральных планов, делаются зарисовки объектов в природном и рукотворном окружении, записываются рассказы очевидцев или их потомков о строительстве зданий и о верованиях, связанных с ними, фиксируются данные об экстерьере и интерьере зданий. Необходима и фотофиксация зданий. В ходе архивных работ собираются сведения о сооружениях ныне не существующих, но игравших значительную роль в организации пространства поселений, ведется поиск проектной и деловой документации по исследуемым в полевых условиях памятникам, проводится отбор чертежей генеральных планов, фасадов, разрезов, планов церковных и гражданских сооружений, отложившихся в архивах. Аккумулируется информация, полученная археологами в результате проведения раскопок. Таким образом, формируется блок первичных материалов.

Второй этап - вербальная (при необходимости и изобразительная) реконструкция облика зданий, сооружений, убранства интерьера, а также приемов и способов строительства, верований путем обработки всех полученных данных для проведения анализа семантики освоения пространства в оборонном зодчестве, символики, морфологии и

феноменологии храмовых зданий, характерных черт формирования жилой среды.

На третьем этапе обобщаются полученные результаты, объясняются причины и обстоятельства появления в контексте адаптации тех или иных особенностей зодчества русских. Выявляются ценностные установки носителей культуры и этнокультурные инварианты, дается оценка адаптационному потенциалу культуры русского этноса, ставятся в соответствие специфика этнокультурной адаптации и особенности зодчества.

В целом комплекс методов и разработанная методика, реализованные в данной работе, позволяют достичь цели исследования, т.е. реконструировать характерные черты зодчества русских Сибири в связи с процессами этнокультурной адаптации в XVII - XX вв.

Новизна. Впервые комплексно с использованием методов полевой этнографии и разработанной автором методики исследуются особенности оборонного, культового, жилищного зодчества в широком контексте этнокультурной адаптации русских Сибири, что открывает новое направление в развитии предметной области этнографии. Введение терминов «адаптационный потенциал культуры этноса» и «адаптивность этноса» позволило выделить характерные черты зодчества русских как компонента культуры движущегося этноса, обосновать причины высокой адаптивности русского этноса. Данное исследование вводит в научный оборот большой массив вновь полученных данных по зодчеству русских в его региональном варианте, существовавшем в XVII - XX вв. Впервые на сибирских материалах подробно рассмотрены вопросы семантики форм православных храмов, выявлены истоки числовой и топографической символики, а также смыслового содержания пещерной архитектуры, восприятия утраченных православных святынь, элементов убранства и оборудования жилищ. Впервые изучена степень духовной освоенности русскими территории своего проживания, зависящая от количества часовен, молельных домов и престолов церквей, а также распределенности в рамках календарного года престольных праздников и дней чествования икон. Показана специфика адаптационной модели русских в духовной сфере. В работе представлен ранее не изучавшийся аспект построения планов сибирских церковных зданий и поселений, отражавших основополагающие христианские представления. Впервые указаны инварианты зодчества русских XVII - XX вв., отразившие специфику адаптационных процессов. На основе избранной методики и методических подходов предложены варианты форм построек и этапов развития Казымского и Зашиверского острогов, выполнены графические реконструкции построек XVII - XVIII вв. (тобольски* Софийского собора и церкви Похвалы Богородицы, томской церкви Троицы Живоначальной, туринской Спасской церкви, жилых и хозяйственных построек двора

архиепископа Киприана, воеводского двора в Нарыме, магистрата в Енисейске, ряда острожков, крепостиц, крестьянских изб и дворов), а также интерьера кельи архиепископа Киприана.

Теоретическая и практическая значимость. В диссертации решена крупная научная проблема реконструкции характерных черт зодчества русских Сибири в связи с процессами этнокультурной адаптации в XVII - XX вв., что является существенным развитием теории этноса. Результаты работы полезны для изучения особенностей зодчества разных регионов и этносов. Подходы и выводы, предложенные в работе, могут использоваться в исследовании других компонентов культуры этноса. Предложенная автором методика исследований представляет интерес для дальнейшего изучения адаптационных процессов на основе данных, предоставляемых сферой зодчества. Фактический материал потребуется при разработке методических материалов, программ и учебных курсов колледжей, школ народной культуры, высших учебных заведений, в практической деятельности архитекторов и строителей. Поскольку исследование дает ответы на вопросы «какие существовали традиции в русском зодчестве» и «можно ли им следовать в современном строительстве», его результаты могут помочь в выборе образного и символического языка проектирования. Работа значима в музееведческом аспекте, так как дает основу для разработки научно обоснованных вариантов реконструкции памятников архитектуры, а также организации выставок. Материалы исследования уже нашли отражение в ряде спецкурсов общеобразовательного лицея № 130 имени М.А. Лаврентьева, Научного общества учащихся Центра детского творчества Советского района г. Новосибирска, в двух методических пособиях для учителей средних учебных заведений, использованы при организации выставок в Историко-архитектурном музее под открытым небом ИАЭТ СО РАН и комплексном краеведческом музее Советского района г. Новосибирска.

Апробация работы. Полученные в ходе исследования результаты и основные положения диссертации нашли отражение в научных публикациях (3 монографиях, в т. ч. 1 в соавторстве с В.Н. Куриловым, 1 в соавторстве с A.B. Новиковым, В.М. Кравцовым, М.В. Грес), статьях в сборниках и журналах, включая рекомендованные ВАК, вклад автора -55,73 п. л., и предлагались к обсуждению на 35 научных конференциях различных уровней (1990-2005 гг.), включая 4 зарубежных. Исследование было поддержано в 1994-2005 гг. различными отечественными и иностранными фондами по 12 проектам, в которых автор выступала как руководитель и основной исполнитель. В Историко-архитектурном музее ИАЭТ СО РАН по разработкам автора велось восстановление тына Казымского острога и усадьбы сибирского крестьянина XIX в., осуществлялся авторский надзор за реконструкцией памятников

архитектуры Северной и Южной башен Казымского острога, Спасской церкви и колокольни из Зашиверска.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, указателя полевых исследований автора 1990-2005 гг. (16 позиций), списка литературы и неопубликованных источников (462 позиций), информаторов (130 позиций), принятых сокращений, а также приложений, в которых представлены вопросники, таблицы узнавания (22 позиции), рисунки и фотографии (113 позиций).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность исследования, определяются его цель и задачи, объект и предмет, территориальные и хронологические рамки, раскрываются научная новизна и практическая значимость работы, указывается апробация работы, дается описание источниковой базы и структуры диссертации.

Глава 1 показывает степень изученности темы. В XVIII - начале XIX вв. российской науке был свойствен интерес, прежде всего, к аборигенному населению Сибири, поэтому в историко-статистических обзорах и путевых заметках (И.Г. Георги, В.П. Великосельцев, Ф.П. Врангель, П.С. Паллас, А.Н. Радищев, Н. Спафарий, И.П. Фальк, Я. Яроцкий, К.Ф. Ледебур и др.) можно обнаружить лишь краткие общие сведения о русских поселениях, отдельных видах построек, приемах строительства или внутреннем убранстве жилища. Работы интересны тем, что в них проводится сравнение построек русских с сооружениями местных сибирских народов, выявляя особенности адаптационных процессов.

В течение XIX в. в литературе были намечены основные пути изучения русских построек и поселений в Сибири, преимущественно крестьянских, рассмотрены факторы, оказавшие наибольшее влияние на трансформацию компонентов культуры, накоплен значительный фактический материал (А.П. Степанов, Е.А. Авдеева, П. Кириллов, П.И. Небольсин, Н.С. Щукин, Н.А. Абрамов, С. Гуляев, Т. Успенский, П. Школдин). Г.Н. Потанин, изучая сибирские жилища русских, выделелил комплекс факторов, воздействующих на развитие культуры на осваиваемой этносом территории. В труде Ф.Ф. Ласковского можно найти первые сообщения о русском оборонном зодчестве Сибири, которое является своеобразным способом освоения пространства. Деятельность Н.М. Ядринцева, Н. Петропавловского, М. Швецовой, И. Булычева, Н. Ушарова, П.И. Третьякова в рамках сибирских отделов Русского Географического общества способствовала накоплению данных. Так постепенно создавались условия для проведения сравнительного анализа по сооружениям русских в Сибири, что важно

для определения направленности трансформаций в связи с адаптационными процессами.

Во второй половине XIX в. кроме исследований, посвященных простому описанию сооружений русских в Сибири (Г. Дьячков, В. Маргаритов, BJI. Комаров, Г.Е. Грум-Гржимайло, Ю.Д. Талько-Гринцевич, Н.П. Григоровский), стали появляться работы, в которых предпринимались попытки изучения трансформации материальной культуры славянского населения в условиях Сибири (ПЛ. Ровинский, A.B. Олсуфьев, В.И. Скорняков) и анализа культурно-бытовых различий между старожилами и новоселами (А. Принтц, JI.C. Чудновский). Впервые публикуются работы, посвященные общетеоретическому осмыслению закономерностей развития традиций русских сибиряков в связи с их исторической судьбой (А.П. Щапов, Н.М. Ядринцев, А. Новоселов, Д. Анучин). Несмотря на преувеличение сибирской специфики, их заслуга в попытке решения общих вопросов развития культуры народа, расселявшегося на новых территориях. Не используя прямых формулировок, исследователи в своих работах фактически поставили вопрос об особенностях адаптации русских в Сибири.

Почти вне поля зрения исследователей оказались строительная обрядность, семантика построек русских сибиряков, верования, касающиеся духов дома, хотя в литературе начинают появляться обзоры по различным губерниям России, включающие и вопросы этой тематики (И.Е. Неклепаев, В.И. Даль, C.B. Максимов, П.А. Городцов). Представление о трансформации культуры этноса в связи с адаптационными процессами еще не сформировалось, зодчество рассматривалось как часть традиционно-бытовой культуры.

В начале XX в. внимание исследователей привлекли отдельные постройки русских, возведенные на раннем этапе освоения Сибири: Якутский острог, Тобольский кремль, некоторые церкви. Фрагментарность описаний и изобразительного материала не позволила дать сколько-нибудь цельной характеристики особенностей архитектуры русских Сибири, несмотря на некоторые верные замечания, касающиеся продолжения северно-русских традиций зодчества в условиях Сибири благодаря специфике заселения зауральских территорий выходцами с Русского Севера (В.В. Суслов). Предпринимались попытки выполнить обобщающие работы, таков «Курс истории русской архитектуры» М. Красовского, который использовал для его написания труды своих предшественников: Н.В. Султанова, И.И. Серебренникова, Ф.Ф. Ласковского.

В 1910х гг. продолжались сборы данных по крестьянским хозяйствам Сибири. Заслуживают внимания работы A.A. Кауфмана и ВЛ. Нагнибеды, в которых дается анализ многочисленных статистические материалов по хозяйствам старожилов и переселенцев.

Они до сих пор важны для исследователей, занимающихся вопросами переселения и соотношения показателей обустройства крестьян на новых местах на рубеже XIX - XX вв.

В 1920х гг. исследования проводились различными специалистами. Медики делали попытки осуществить сплошное обследование сел и деревень для выявления их санитарного состояния. Полученные ими историко-статистические сведения о способах возведения и размерах построек, типах печей могут в известной мере являться источниками по изучению строительных традиций. Сотрудники Томского краевого музея занялись изучением проблем переустройства быта деревни в советское время. Было опубликовано несколько небольших статей. В одной из них описываются отдельные постройки и усадьбы русских крестьян, сравниваются элементы культуры старожилов и переселенцев (И. Бородкина). Используя материалы обследований, собранные в те же годы группой художников и архитекторов, А.М. Прибыткова-Фролова издала ряд работ о деревянном зодчестве Томска, в основном касающихся вопросов развития внешнего декора жилищ. В 1928 г. выходит обобщающая статья А.Р. Шнейдера и JI.H. Добровой-Ядринцевой, в которой были отмечены определенная общность сибирской старожильческой культуры и сложности описания культуры переселенцев, немного сказано о застройке сел.

В 1930 г. был опубликован труд Е.Э. Бломквист и Н.П. Гринковой, посвященный культуре бухтарминских старообрядцев, включающий рассмотрение традиций строительной культуры. Выводы о ее северорусской основе сочетались с признанием специфических особенностей, связанных с природно-климатическими условиями, южнорусским и тюркским влиянием, особенностями мировоззрения. Работа явилась важным шагом в утверждении аналитического способа исследования адаптационных процессов русских в Сибири.

В 1940-1950е годы архитектор Е.А. Ащепков выполнил огромную работу по фиксации типов русского жилища, его конструктивных и художественных особенностей. В течение длительного времени он был единственным из сибирских архитекторов, занимавшихся проблемами непрофессионального зодчества, и фактически стоял у истоков этого направления в истории и теории архитектуры Сибири. Деятельность Е.А. Ащепкова и позже была связана с исследованием различных аспектов сибирского зодчества. Одной из наиболее значительных его работ явилось обобщение результатов экспедиции по исследованию и вывозу памятника архитектуры Спасской церкви из Зашиверска. Его перу принадлежит раздел книги, подготовленной в 1970х гг. группой авторов, в составе которой были также А.П. Окладников и З.В. Гоголев.

В 1950х гт. выходят работы М.К. Одинцовой, посвященные истории сибирского зодчества XVII в., а также труды Б.И. Оглы и А.И. Попова,

где в контексте градостроительных исследований рассмотрены вопросы деревянной архитектуры Иркутска и Томска, что явилось продвижением в изучении закономерностей формирования жилой среды. Появляются обобщающие труды, включающие разделы по верованиям круга «малого пантеона» восточнославянских народов (С.А. Токарев, В.И. Чичеров, Е.Э. Бломквист).

С 1960х гг. большая часть работ по исследованию материальной культуры русских Сибири была организована Академией наук СССР. Было положено начало образованию нескольких центров изучения восточнославянских народов Сибири - в Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске (в академических институтах и университетах). В поле зрения ученых до начала 1970х годов, находилась материальная культура русских крестьян, поскольку считалось, что черты традиционности сохраняются преимущественно в крестьянской среде. Исследования, включающие описание и анализ облика села, построек, способа и материалов строительства, проводились в Восточной Сибири (Т.К. Вагнер, И.В. Маковецкий).

Монография В.А. Александрова, имеющая раздел о постройках Енисейского края ХУП - начала ХУ1П в., имела большое значение для формирования историко-этнографического подхода к исследованию культуры русских сибиряков. В дальнейшем в трудах этого автора были разработаны способы проведения сравнительного анализа русских Европейской России и Сибири. Он отметил важность привлечения для исследований источников разных типов. Большинство исследователей, занимавшихся изучением материальной культуры русского населения, последовали предложенным теоретическим установкам. Разработкой указанного направления стали статьи, представленные в сборнике «Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири», которые ценны также и своим фактическим материалом.

В тот же период начал исследования сибирских городов В.И. Кочедамов, с именем которого связано успешное изучение архитектуры и градостроительства первых сибирских городов: Омска, Тюмени, Тобольска и других. Кроме основательной исторической справки в его трудах можно найти многочисленные авторские реконструкции зданий и сооружений, выполненные на основе глубокого анализа документов, что придает особую наглядность его работам, показывающим особенности освоения пространства и формирования жилой среды в сибирских острогах и городах, атрибутом которых являлись крепостные сооружения.

В 1970х годах выход фундаментальных трудов по истории и этнографии Сибири, второго и третьего томов «Истории Сибири» показал отсутствие сведений по строительству в Западной Сибири. Было признано, что комплексный сбор и анализ материала даст возможность

раскрыть закономерности формирования жилища и усадебного комплекса в связи с развитием культуры русских сибиряков. Для дальнейших успешных исследований потребовалось привлечение ранее не известных архивных материалов. Большой вклад в изучение строительных традиций русских Западной и Восточной Сибири в XVIII -первой половины XIX вв. в связи с адаптационными процессами внесли М.М. Громыко и H.A. Миненко. Завершением значительного этапа историко-этнографической работы 1960-1970х гг. является коллективная монография «Этнография русского крестьянства Сибири. XVII - середина XIX в.». Авторы проследили в историческом аспекте общие тенденции развития русского сельского жилища и его областные особенности, используя разнообразные источники. Одними из основных итогов исследования стали выводы о сохранении и успешном развитии традиций домостроения, ускоренном темпе эволюции в жилища в Сибири по сравнению с европейской частью России, а также о проявлении в местной специфике строительства не только последствий адаптационных процессов, но и формирования одного из вариантов русской культуры. Собственно, в последнем утверждении прозвучала мысль об условиях появления варьирования этнокультурных явлений. В.А. Липинская являлась одним из соавторов указанной монографии и продолжила плодотворную работу по проблемам развития жилища и усадебного комплекса русских Тобольского и Алтайского регионов. Статьи и книги этого автора дают большой фактический материал, сделанные ею выводы значимы и в теоретическом плане, представляя существенный вклад в изучение адаптации этноса на осваиваемой территории.

Исследования 1970-1980х гг. показали устойчивый интерес ученых к проблемам зодчества русских. Их деятельность по разработке различных аспектов развития зодчества Сибири во многом была связана с необходимостью формирования и научного сопровождения экспозиций историко-архитектурного музея под открытым небом Института истории, филологии и философии СОАН СССР (г. Новосибирск), идея организации которого принадлежала академику А.П. Окладникову. Он инициировал экспедиционные этнографические и археологические работы в отдаленных районах Сибири по поиску памятников деревянной архитектуры, их описанию и вывозу на территорию музея. Значительное внимание уделялось архивным работам, проливающим свет на особенности зодчества русских. В дальнейшем организация научных работ по формированию экспозиции музея была продолжена его учениками - А.П. Деревянко, В.И. Молодиным, P.C. Васильевским, И.В. Асеевым. Начали свои исследования Ф.Ф. Болонев и JI.M. Русакова. Под руководством О.Н. Вилкова работали В.Н. Курилов, A.A. Люцидарская, Д.Я. Резун. Сибирские ученые сделали заметный вклад в разработку проблематики зодчества Сибири. В свет выходят многочисленные

сборники, в которых представлены результаты исследований особенностей архитектуры и развития населенных мест Сибири с точки зрения представителей различных специальностей, что обеспечивало комплексность и много аспекта ость изучения. В них печатаются кроме сотрудников ИИФФ СОАН архитекторы С.Н. Баландин, Н.П. Крадин, Е.А. Ополовникова, JI.K. Минерт. Отдельная монография принадлежит перу А.Н. Копы лова, который включил в нее информацию о церковном и гражданском строительстве Сибири, а также опубликовал чертежи, найденные в архивах. Журналы «Советская этнография» и «Архитектурное наследство» печатают ряд статей о новых открытиях в области церковной и оборонной архитектуры Сибири (Ю.Н. Гумбург, З.П. Соколова, Н.П. Крадин, A.B. Ополовников).

В те же годы продолжается публикация ряда работ по проблемам строительной обрядности и представлений о домовых духах восточных славян. В них не отмечены специфические для Сибири явления, но, вместе с тем, они имеют большое значение как теоретическая и методологическая основа для дальнейших исследований, в том числе и на сибирском материале (А.К. Байбурин, Э.В. Померанцева).

В последнее двадцатилетие XX в. изучение храмового и острожного зодчества, усадебного комплекса, жилищ, строительной обрядности, инструментария, экологических и санитарно-гигиенических аспектов велось сотрудниками академических институтов, университетов, архитектурно-художественных академий, краеведческих музеев в Новосибирске, Омске, Томске, Кемерове, Барнауле, Владивостоке. Вклад ученых Москвы заключается в подготовке обобщающих трудов. С 1980х гг. по настоящее время наметилось несколько основных линий изучения зодчества русских Сибири. Одна из них связана с археологическими исследованиями фортификационных сооружений Сибири (В.И. Молодин, P.C. Васильевский, группа ученых под руководством М.И. Белова, А.Н. Алексеев, А.Р. Артемьев, А.П. Бородовский, С.Г. Скобелев, М.П. Черная). Изучение материальных остатков русских острогов позволило авторам уточнить размеры и конструкции сооружений, выдвинуть обоснованные варианты реконструкции их внешнего вида.

История возникновения и функционирования целого ряда крепостей нашла отражение в работах историков. В 1988 г. выходит в свет информационно насыщенная книга ДЛ. Резуна и P.C. Васильевского «Летопись сибирских городов», ставшая своеобразной энциклопедией для исследователей городового строительства, поскольку аккумулировала огромный корпус архивных материалов (как письменных, так и изобразительных), ясно показывающих стадии развития сибирских городов и их архитектурных сооружений, включая не только оборонные, но церковные и гражданские здания. Ее высокая научная ценность сохраняется и до сих пор. Исследования A.C. Зуева

успешно продолжили историческую тематику сибирских острогов, в них конкретизированы сведения по истории возведения крепостей и составу их построек.

Появляются историко-этнографические работы A.A. Люцидарской и Л.М. Русаковой, в которых рассматриваются различные аспекты развития сибирских построек XVII - XVIII вв. Существенный вклад в исследование культуры русских Среднего Приобья внесли этнографы (П.Е. Бардина, Л.А. Скрябина).

Архитектурная направленность разработки тематики, связанной с зодчеством русских сибиряков продолжена работами A.B. Ополовникова, С.Н. Баландина, Н.П. Крадина, А.Г. Туманика, И.В. Калининой. В их статьях, монографиях, альбомах представлены материалы по типологии и видам построек XVII - XX вв., православным храмам и острогам Сибири. Эволюция сооружений рассматривается ими с точки зрения историков архитектуры, то есть как изменение пространственных форм. Авторы не ставили целью установление этнической принадлежности создателей того или иного сооружения, поэтому в центре внимания оказывалась лишь внешняя сторона изменений, причины же их при таком подходе раскрыть трудно. Несомненным достоинством работ является сопровождение текста богатым иллюстративным материалом, часть из которого можно использовать в качестве изобразительного источника.

В последнее время стало очевидным, что резервы накопления материала практически исчерпаны, вместе с тем, остается насущным его адекватное научное осмысление, которое нельзя обеспечить в строгих рамках одной науки. Это послужило причиной использования в изучении проблематики, связанной с зодчеством русских Сибири, комплексных междисциплинарных подходов (В .А. Зверев, В А. Ильиных, Живова, В.Н. Курилов, Т.С. Мамсик, А.Ю. Майничева, Г.А. Ноздрин, H.A. Соболевская, Т.М. Степанская, ОЛ. Федоренко, Т.К. Щеглова и др.). В значительной степени конкретизирует сведения о жилище и хозяйственных постройках XVIII - середины XIX вв. вышедшая в начале 1990х гт. работа О.Н. Шелегиной, которая посвящена материальной культуре русских крестьян Сибири. Автор исследует как качественные характеристиками крестьянских построек, так и количественные, привлекая для обработки данных компьютерные методы. Перу этого автора принадлежит и два выпуска учебного пособия для вузов, посвященного проблеме адаптации культуры жизнеобеспечения русских в Сибири. Впервые на многочисленных материалах, включающих и собственные этнографические исследования, были осмыслены механизмы, виды и формы адаптации, адекватные процессу формирования материальной культуры русских на осваиваемых территориях.

В целом, изучение особенностей зодчества русских перешло от рассмотрения частных несистематизированных характеристик, приближенно оценочного характера, касающихся узко территориальных границ, к обобщающим работам по обширным территориям, в которых предпринимались попытки делать выводы на основе большого объема данных. Наметилось обращение к исследованиям аналитического характера, в которых привлекаются как качественные, так и количественные характеристики. Появляются работы, показывающие возможность разных аспектов изучения темы и предлагающие оригинальные методические подходы. В трудах меньше места уделяется описаниям жилищ, усадеб, строительного инструментария и конструкций, что объяснимо объективными обстоятельствами -невосполнимой утратой элементов традиционной культуры. В настоящее время введение новых данных связано с исследованиями оставшихся слабоизученными регионов или этнокультурных групп, близких к современности периодов и при обнаружении ранее не известных письменных источников. В то же время, благодаря накоплению большого фактического материала по различным регионам и периодам, становится возможным осмысление разнородных данных, полученных в прошлом, а также проведение сравнительного анализа зодчества русских Сибири в аспекте адаптационных процессов.

Глава 2 посвящена проблемам адаптационных возможностей русских, проявившихся в специфике оборонного зодчества Сибири, связанной с семантикой освоения пространства. Обращение в первую очередь к оборонному зодчеству объясняется особенностями освоения сибирских территорий русскими, уже на ранних этапах своего продвижения возводивших укрепленные пункты. Способы разведки территории и характерные черты первых сибирских крепостей, а также развитие острогов и городов, рассмотренные на примерах Казымского острога, Зашиверска, и одной из исторически последних деревянных русских крепостей, возникших уже в XIX в. на американском континенте - Форта Росс, позволяют выявить характерные черты адаптации русских.

Разведка территории и строительство первых крепостей.

Создание сети поселений. В результате выбора для поселений мест, удобных для ведения хозяйства, быстрое перемещение русских по территории Сибири сопровождалось основательным укоренением на занятых землях. Созданные в оборонительных целях укрепленные пункты становились не только административными центрами округи, куда свозилась дань с объясаченных аборигенных племен и где взималась пошлина с добывавших и скупавших меха торгово-промышленных людей, но и торговым, культурным, хозяйственным, религиозным сосредоточением жизни русских. Вкратце общий характер освоения русскими сибирских территорий можно определить как поселение

«всерьез и надолго». Стереотипы прииска подходящих для дальнейшего оседлого хозяйственного использования мест были в чем-то повторены в начале XX в., когда сельская община посылала ходоков в Сибирь, а затем, получив благоприятные сведения о возможностях жизни, выезжала туда всем составом.

Тщательное исследование местности и условий, необходимых для рациональной организации жизни, уверенное обоснование необходимости своей деятельности и практический подход к делу облегчали преобразование семантически «чужого» пространства в «свое», понятное и доступное. Основанное на адекватной информационной базе и централизованном руководстве целенаправленное строительство многофункциональных укрепленных мест, а также формирование на осваиваемой территории развитой сети поселений создали условия для успешного продвижения вглубь сибирских территорий. Зная о существовании невдалеке целого ряда русских поселений, обитатели острогов осознавали свою общность с государством и всем русским народом, чувствовали защищенность от внешних сил и имели возможность воспроизводства привычной для себя хозяйственно-культурной среды.

Зимовья, остроги, города. Оборонное зодчество Сибири вобрало в себя лучшие традиции русского градостроительства. Освоение пространства русскими шло в стандартизированной форме. Градодельцы на протяжении трех столетий возводили наиболее экономичные и эффективные типы укреплений: зимовья, остроги и города. В сакрализации пространства поселений использовалась оборонная архитектура, как в виде символа государственной власти, так и путем размещения на башнях крепостей православных святынь - икон. Судьба возведенных в Сибири русских форпостов XVI - XVIII в. различна, часть из них была покинута, некоторым же суждено было пройти долгий путь развития, они превратились ныне в современные города или села. Многие из сибирских острогов и городов не раз переносились на новые, более удобные места, но формы укрепленных мест с небольшими вариациями были стабильны, обеспечивая успешную адаптацию русских в сибирских условиях.

Изображения русских крепостей в Сибири. Закономерно связана с непосредственным освоением пространства его символическая трактовка. Рисунки русских крепостей, помещенных С.У. Ремезовым в «Чертежной книги Сибири» (конец XVII в.) имеют знаковое, символическое значение, отмечающее не только существование укрепленного пункта, но и осмысление основания поселения как божественно освященного акта творения, поскольку своей формой повторяют изображение небесного Иерусалима.

Казимский острог. Крепость, построенная между ХШ и XV вв. в верховьях реки Казым, в XVIII - XIX вв. была перенесена ниже по течению. Новому поселению было присвоено прежнее название, и сохранены основные черты его архитектурного облика. Постройки Казымского (Юильского) острога, срубленные в послепетровскую эпоху, казались принадлежащими более раннему периоду, поскольку традиции возведения сооружений оборонного зодчества были достаточно устоявшимися и признанными. На новоосваиваемой территории они эффективно выполняли функции, присущие этому типу зданий: защитную, складскую, жилую. Острог воссоздавал привычные формы русских поселений и символически утверждал власть русского государства.

Зашиверск. История заполярного поселения была тесно связана с развитием построенного там храма Спаса Нерукотворного Образа. За полтора столетия церковь неоднократно перестраивалась, была перенесена на другое место. В начале каждого нового строительного этапа церковь-предшественница служила наглядным образцом художественного образа, а использовавшиеся при перестройке детали задавали размеры и приемы рубки. Храмовый комплекс был неразрывно связан с пространственным решением всего города, развившегося от небольшого острога до крупного центра, и пришедшего в XIX в. в упадок.

Форт Росс: русская крепость на американском континенте.

История форта Росс (1812-1841 гг.) во многом повторяла обстоятельства укоренения русских на сибирских территориях в XVI - XVIII вв., но в «просвещенном» XIX в. и на американском континенте, что позволяет более полно выявить этнически специфичную семантику освоения пространства. Для русских были характерны действия по традиционной программе; преобразующий характер хозяйственной деятельности, присущий европейской цивилизации; тесные контакты с местными жителями при сохранении выраженного этнического самосознания; воспроизведение привычных черт окружения на всех уровнях, включая лексический.

Адаптационные возможности русского этноса, заселявшего Сибирь, проявились в особенностях оборонного зодчества, которое выступало выразителем смыслового содержания освоения пространства, при этом преобразование семантически «чужого» пространства в «свое» шло по выработанной традицией программе как на практическом и утилитарном уровне (продвижение по территории и ее присвоение, воспроизведение привычных форм оборонных сооружений, поселений, элементов хозяйства и культуры), так и на символическом уровне (сакрализация пространства, обеспеченная символами государственной власти и веры, что давало человеку ощущение принадлежности к чему-то большему, чем

он сам); создание традиционных видов поселений - зимовий, острогов, городов - осмыслялось как осознанное целенаправленное действие, поддержанное основополагающими идеями православия; преемственность архитектурных черт оборонных построек составляла основу развития поселений, а трансформация сооружений соответствовала изменениям статуса поселений.

В Главе 3 рассмотрены вопросы этнокультурной адаптации русских в сфере формирования культового пространства, основанного на символико-морфологической традиционности сибирских православных храмов.

Храмовый комплекс Софийского собора в Тобольске (1621-1677

гг.). Архитектура каменного Тобольского Софийского собора 1686 г. стала выражением общего развития зодчества XVII в., а также продолжением традиционности образа православного храмового сооружения. Строители Софийского собора имели аналогами для создания его одни из самых значительных культовых зданий, поддерживающих образ церковных сооружений, в котором сосредоточены элементы, ведущие начало от глубокой древности. Пять глав собора связаны с осмыслением пятерки как символа женского начала и христианского восприятия мистического единения земной церкви со Спасителем. Посвящение собора Софии Премудрости Слова Божия в мировоззренческом аспекте знаменовало один из этапов созидания, гармонизации, расширения русского христианского мира и государства. Шестигранная форма колокольни продолжает древнюю традицию, связанную с понятиями времени и пространства, отраженную в деревянных шестигранных календарях русских и церковной утвари -сионах. В архитектуре храмового комплекса в Тобольске воплотились значимые традиции осмысления числовой и культовой христианской символики, а также пространственно-временных понятий, бытовавших в культуре русских.

Церковь Троицы Живоначальной в Томске (1654 г.). Троицкая церковь - первое значительное культовое сооружение Томска, возведенное вскоре после основания города в период, который можно определить как время Великих географических открытий России, продвижения в Сибирь и успешного устройства на уже известных землях. Композиционно Троицкая церковь господствовала над окрестностями, освящая огромное пространство. По мнению ряда этнологов, размещение народа на какой-либо территории связано с ее освящением и возведением характерных для каждой культуры своих «священных ритуальных столбов», обеспечивающих общение с Небом, которое жизненно необходимо для поддержания человеческого существования. Образ столпообразного храма Троицы в Томске отражал большое сотериологическое значение высотных шатровых церквей в поселениях

русских, социум которых начал осознавать свою целостность на новой территории.

Церковь Казанской Божьей Матери в Илимске (1679 г.). Церковь Казанской Богоматери была поставлена вне городских стен, недалеко от проездной Спасской башни. В русской культуре образ Богородицы являлся преемником древних представлений о божестве Матери-Сырой Земли, прародительницы и заступницы всего сущего, поэтому основным символико-смысловым значением иконы Казанской Богоматери и сооруженной для нее церкви являлась защита города и обеспечение ему божественного покровительства. Выбор же извода объяснялся закрепившимся за ним миссионерским значением, что закономерно для поселения православных, основанного на территории, заселенной ранее язычниками. Сибирский храм Илимской Богоматери обладал чертами, общими для русских культовых православных сооружений, включая символику форм и пространственной организации, а особенности семантики его образа были выражены в принципах топосимволики.

Особенности адаптационной модели духовного освоения русскими территории своего проживания на примере церквей Тобольской епархии (по справочным материалам начала XX в.). Возрождение церковного строительства в настоящее время заставляет более внимательно отнестись к известным в истории массовым примерам храмовозведения. Для анализа был выбран обширный Тобол-Тюменского регион, так как он является одним из старозаселенных сибирских районов. К первому десятилетию XX в. в нем имелась развитая сеть городов и сел, а также инородческих поселений - юрт и паулей, что отражало типичную этносоциальную ситуацию, складывавшуюся и в других регионах Сибири.

К началу второго десятилетия XX в. в церквях Тобольской епархии был представлен развитый корпус престолонаименований в 458 церквях (без учета пятнадцати единоверческих). Количество каменных храмов составляло приблизительно 1/3 от общего числа - 149, остальные были сделаны целиком из дерева или имели каменный фундамент. Большая часть церквей и все часовни (316) были одноэтажными. Церкви были как однопрестольные, так и многопрестольные. В храмах размещались престолы во имя практически всех основных праздников православного календарного цикла и в память некоторых святых и св. Богородичных икон. Наибольшее распространение получил ряд культов, среди которых значительное место занимало почитание свт. Николая Чудотворца, Пресвятой Троицы, Покрова Пресвятой Богородицы, Архистратига Михаила, Рождества Христова, св. ап. Петра и Павла, св. пророка Илии. В XIX и начале XX вв. происходило расширение и укрепление церковной системы: строились церкви, часовни, молитвенные дома; учреждались престолы с новыми и уже ставшими традиционными посвящениями, что

наряду с чтимыми иконами создавало основу духовной обжитости и освоенности территории «русского мира».

Основные принципы геометрии и морфологии православных храмов Сибири. «Схема Пресвятой Троицы», представляющая собой графическое воплощение идеи триединой сущности Бога в виде трех квадратов, находящихся на одной оси, объединенных прямоугольником, лежала в основе ряда европейских средневековых церквей (ЬеБэпег, 1957). Графический анализ планов русских церквей показал, что та же схема была принята в строительстве ряда византийских храмов и русских средневековых церквей, взята за основу в планах храмов рубежа XVII -" XVIII вв. на Русском Севере, Урале и в Сибири и типовых церквях XIX

начала XX в. Усвоение главных принципов геометрической схемы возводимых русскими храмов проходило как часть внедрения

* христианской культуры через вероучителей, византийцев-наставников русских зодчих, а затем приглашенных архитекторов-итальянцев и других иностранных мастеров. Геометрической основой традиционности сибирских православных церквей стало графическое воплощение идеи Троицы, для которой были характерны, с одной стороны, модульность и вариативность индивидуальных решений, а с другой - жесткая каноничность. В Сибири даже в конце XIX - начале XX в. русские продолжали строить церкви, имевшие в основе рожденную на заре христианства и развитую в средневековье графическую схему.

Семантика церковных сооружений и обрядовых действий строительства. Закладку основания храма обычно проводили в церковный праздник, связанный с посвящением храма христианскому чудесному событию или святому. В «размерении основания» православного храма виделся важнейший акт созидания, которому придавался особый смысл символа вечности в виде священной «схемы Троицы», единожаы зафиксированной на поверхности земли и сохраняемой далее в течение столетий. Здание церкви почиталось святым, но преходящим, конечным, как земная жизнь. Подтверждением ' может служить постоянная перестройка храмов, но сохранение мест

закладки, возведение памятных часовен на месте ранее существовавшей церкви.

* При строительстве храма особое значение придавалось выделению среди других площадок места, где он будет стоять. Камень, лежащий в основании здания церкви, играл роль указателя священного места, а устойчивость традиции его установки связана с христианской символикой самого церковного сооружения, рассматривавшегося как материальное представление духовного храма, который имеет в своем основании краеугольный камень, ассоциирующийся с образом Христа.

В церквях устройством алтарной «пещеры» воспроизводится сложный символический комплекс, основанный на положениях

Священного Писания, что поддерживалось поклонением людей природным комплексам и сложившимися традициями христианства вообще и русского православия в частности. Одним из основополагающих мотивов является осмысление пещер как убежищ, вместилищ сакрального и сокровенного, некоей исключительной ценности. В пещерных православных храмах и в каждой церкви воспроизводится христианская символика божественного проявления и его присутствия в мире людей.

После идеологической ломки начала XX в. русские крестьяне продолжали считать церковные здания святынями, несмотря на попытки поколебать это мнение. В настоящее время места размещения разрушенных храмов хорошо помнятся. Символика посвящений вновь возводимых современных церквей сочетает христианскую направленность и личностно ориентированный характер, закрепляя значимые моменты русской сибирской истории.

Адаптация русских в Сибири шла в тесной связи с формированием культового пространства, главной особенностью которого стало воспроизведение характерных черт русской храмовой архитектуры. Традиционность православных храмов, возводимых в Сибири, отражает особенности адаптационной модели духовного освоения территории своего проживания и основана на комплексе этнокультурных компонентов: в архитектуре церквей использованы известные ранее формы, элементы и детали, имевшие аналогии в истории русского искусства и строительства; геометрической основой построения плана зданий, их горизонтального и вертикального пропорционирования выступали обобщенные символические схемы формирования внутреннего пространства, имевшие распространение в «христианском мире» Византии, Руси и средневековой Европы; для семантики сибирской русской архитектуры характерно обращение к архетипическим элементам культуры русских, основанным на древнейших представлениях, включая числовую и топографическую символику. Почитание природных объектов совмещается со следованием древним христианским канонам. Смысл, заключенный в Священном Писании (преимущественно в Ветхом Завете), передается языком символических форм и принципов построения пространства, ключевых в возведении здания церкви; посвящения церквей основаны на правилах православия.

В Главе 4 выявляются принципы формирования жилой среды, отражающие особенности адаптационного потенциала культуры русских.

Городские и сельские постройки XVII - XVIII вв. Облик города или села, их приспособленность к нуждам жителей зависят от рядовой застройки, составляющей большую часть поселения. Крупные сибирские города имели регулярную планировку, в которой выделялись острог и посад с культовыми, жилыми и хозяйственными постройками.

Воеводские дворы и резиденции церковных иерархов были непременными сооружениями крупных сибирских городов. Они представляли собой выдающиеся образцы русской архитектуры, но практически полностью исчезли к XIX в. Дворы феодальной знати строили в центре города, рядом с значимыми для всего поселения общественными зданиями. В XVIII в. в связи с социальными преобразованиями начинают появляться общественные здания нового типа - магистраты, образ которого в дальнейшем сохранялся в других «казенных» и конторских зданиях.

Традиции строительного дела средневековой Руси и домостроение старообрядцев Приобья в конце XIX - начале XX вв. Русские сибиряки-старообрядцы, проживавшие в селах Приобья на всех этапах проведения строительных работ, в применении инструментария, технологических приемах строительства, планировке и организации интерьера жилища сохраняли целый ряд традиций, бытовавших в средневековой Руси (преимущественное использование во всех видах строительных работ топора и ограниченного инструментального набора, заготовка бревен во время остановки в деревьях сокодвижения, расположение дома на небольшой возвышенности, применение для возведения строений в срубной технике, безгвоздевых конструкций, установка печи, подвижной и встроенной мебели). Заложенные в XVII -XVIII вв. традиции возведения зданий, строительной техники, размещения ядра поселения сохранялись в массовой застройке русских и в последующие века.

Верования и семантика элементов жилища русских крестьян. Дом осмысляется в культуре русских как средоточие основных жизненных ценностей: счастья, достатка, единства семьи и рода, включая не только ныне живущих родственников, но и умерших предков. Система традиций, бытовых приемов и запретов была направлена на то, чтобы удержать счастье и не дать ему покинуть жилище, само сооружение которого сопровождалось различными символическими действиями и имело регламентированный характер. Верования в духов дома ведут начало с глубокой древности и продолжают существовать в современности. Элементы жилища выполняют не только утилитарные функции, но и семантически значимы. Русские сибиряки связывают окна с солнцем, солнечным светом. Построенные ими избы преимущественно ориентированы на восточную сторону горизонта. Небольшие окна рядом с печью служили для определения календарных сроков смены сезонов.

С печью в сознании сибиряков-старожилов связаны понятия надежности, защиты, основательности. Она наделялась способностью превращения «чужого» в «свое», диктуя не только правила обживания жилища, но и давая способ приема чужих людей в уже сложившееся сообщество. Чтобы получить право поселиться в деревне, нужно было

успеть за один день возвести жилище, сложить и затопить печь. Такая знаковая функция связана с тем, что печь выступает вместилищем огня, является преемницей древнего очага, вокруг которого концентрировалась жизненная сила, обладающая целительной и объединяющей энергией.

Принципы формирования жилой среды отражают особенности адаптационного потенциала культуры русских: в процессе заселения шло создание традиционных планировочных структур, характеризующихся четким зонированием территории поселения; архитектура сибирских изб и дворов обеспечивала полный спектр функций - от элементарных бытовых удобств до иерархически ' окрашенной социальной символичности; элементы строительной культуры средневековой Руси, включая верования в духов и покровителей дома, а также семантика элементов жилища, устойчиво сохранялись вплоть до наших дней русскими старообрядческими и старожильческими этнокультурными группами.

Глава 5 обобщает и дает интерпретацию данных по проблеме адаптационного потенциала зодчества русских Сибири как части культуры движущегося этноса.

Изменчивость и этнокультурные инварианты зодчества русских в Сибири. Для полноценного обеспечения адаптации этноса его культура должна развиваться и изменяться, приобретая новые черты и свойства. Сохраняющиеся длительное время в неизменном виде элементы, феномены и явления культуры этноса являются культурными инвариантами, которые противостоят тенденциям трансформации и вариабельности культуры. В зодчестве изменчивость наиболее наглядно выражена в смене архитектурных стилей, на фоне которых проявляются инварианты.

Византийская церковная архитектура и ее влияние на православное храмовое зодчество Сибири. Византийские традиции в храмовом зодчестве русских Сибири видны преимущественно в особенностях планов и интерьеров церквей, отвечая на совпадение литургических действий и оформления службы. В конце XIX - начале XX вв. укоренение русских на сибирских землях, стабилизация адаптационных процессов у старожильческой части в сочетании с актуализацией адаптации новых мигрантов вызвали необходимость обращения к основам и ценностям православия, что выразилось в повышении интереса к строительству храмов в русско-византийском стиле.

Влияние Запада: русское сибирское зодчество и творчество итальянских архитекторов. Итальянцы, приглашенные для возведения зданий в русских столицах, выбирались из технически подготовленных и художественно восприимчивых строителей, способных учиться и творить в духе русского национального зодчества. Сибирское православное храмовое зодчество, несмотря на удаленность от центра, вобрало черты

сменявшихся во времени архитектурных стилей, адаптированных к местным условиям. Сибирские мастера строили церкви, взяв за основу московские храмы, возведенные итальянцами (Успенский и Архангельский соборы Кремля), пытались сооружать большепролетные купола, трактовать поверхности стен в духе ренессанса.

Восточные заимствования в формах церковных сооружений. В Восточной Сибири строительство русских испытывало влияния архитектуры бурят и китайцев. Среди разнообразия церквей Иркутской епархии, в ХУП - XVIII вв. в большинстве своем выполненных в духе следования традициям русского деревянного зодчества, а затем с конца

XVIII в., как правило, имеющих барочные, русско-византийские, псевдорусские формы и черты романского искусства, классицизма, модерна и откровенной эклектики, обнаруживаются и сооружения, в которых можно заметить элементы, свойственные архитектуре Востока. Конструкции зданий, заимствованные в буддийской архитектуре (многоярусность, круговые галереи, формы столбов и кронштейнов), уже имели подобие в зодчестве русских и были опробованы в том или ином виде, что облегчило их внедрение в практику культового строительства. Применение заимствованных восточных форм было вполне осознанным и имело целью зрительно приблизиться к знаковой системе местного аборигенного населения, чтобы сделать понятным для него символику православных храмов и создать условия для принятия христианства. Адаптационным возможностям церковного зодчества русских выполнение такой задачи оказалась под силу, здания не потеряли своих высоких эстетических качеств и не утратили своей функции - быть материальным воплощением идей и символики православия.

Адаптационные процессы и инварианты в массовой крестьянской строительной практике XIX - XX вв. К середине XIX в. сибиряками-старожилами была выработана система строительных традиций, обеспечивавшая приспособление к существовавшим условиям проживания. С началом интенсивных миграционных процессов конца

XIX - начала XX в. и увеличением контактов различных этнокультурных групп культура строительства старожильческого населения претерпела изменения. Одновременно с этим, культура строительства приехавших этнических групп, начинавших жизнь в новых условиях, также подверглась трансформациям, причем в большей степени, чем старожилов. Массовые миграции в начале XX в. и революционные социальные преобразования 1917 г. в течение первой трети XX в. вызвали изменения в комплексе архитектурно-строительных традиций. Устойчивость культуры выразилась в стабильной передаче отдельных древнерусских компонентов, включая планы простейших жилищ, использование дерева в качестве строительного материала, убранство и

РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ! 33 БИБЛИОТЕКА СПтрвург •I Ж ю

оборудование избы, многоаспектность функций дома в утилитарной и сакральной сферах.

Мировоззренческое содержание храмового зодчества как фактор стабилизации адаптации русских в Сибири. В храмовом зодчестве созданное человеком пространство характеризуется особенностями символики, морфологии и феноменологии - смысловой триадой, понимание которой дает возможность осознать сущность взаимодействия человека с целенаправленно созданной им средой - архитектурой. Православие в символике культовых зданий выражает свои идеологические конструкции, в наибольшей степени противостоящие трансформации и этнической специфике. Потенции же изменчивости и этнической определенности воплощаются в морфологии зданий. Идеологические построения православия в архитектуре предполагают выражение господства духовного начала над материей, идеи Бога, чему прекрасно служит сохранение традиционной символики, являющейся значительным ценностным ориентиром создателей храмовой архитектуры. Основополагающая символика русских православных храмов сохраняет смысловое содержание на протяжении всей истории своего существования вне зависимости от региона расположения и стилевых особенностей зданий храмов. Она связана с пониманием храма как «подобия Неба на земле, где пребывает Бог».

Отступление от традиций, неизбежное при освоении новых территорий, уравновешивалось устойчивостью принципов организации среды обитания, возобновлением привычного, а значит, и надежного, безопасного окружения. Форма православных храмов Сибири была обусловлена комплексом условий: требованиями отправления культа, необходимостью выражения духовного начала материальными средствами, учетом влияния природно-климатических условий, свойств дерева как строительного материала, использования определенных конструкций, эстетическими установками. Храмы понимались не только как культовые сооружения, сопровождавшие человека от рождения до смерти, а в поминовениях и после нее. они несли многозначную символику и исполняли несколько функций. Церковь помимо молитвенного дома была для прихожан центром мироздания, архитектурной доминантой в силуэте города, местом театрализованного богослужебного действа, хранилищем произведений искусства и редких книг, своеобразным концертным залом, пантеоном с почетными захоронениями, центром публичной жизни города, а нередко и страны. Храмы нередко исполняли роль мемориальных построек, заменяя собой триумфальные арки, обелиски, стеллы. Полифункциональность церковных сооружений и их включенность во все стороны жизни людей, сложная многоуровневая мировоззренческая основа и высокие эстетические качества храмовой архитектуры, иерархичность охвата

своим влиянием сети поселений, воздействие не только на отдельное село или город, но и на целый круг населенных пунктов, стабилизировали процесс адаптации русских в Сибири, осознающих значимость своей веры, своего государства и самих себя как личностей.

Адаптационный потенциал зодчества русских и феномен «движущегося этноса». Адаптационные процессы русского этноса в Сибири тесно связаны со строительством церквей. Культовые сооружения возводились в острогах, городах, затем стали строиться в слободах и крупных селах. Первые церковные сооружения в Сибири были малы и просты по форме. С ростом сибирских поселений типы культовых зданий усложнились, повторяя традиционные образы русских церквей. Архитектура сибирских православных храмов до первой половины XVIII в. была во многом подобна северорусскому деревянному церковному зодчеству. К XIX в. русские в Сибири жили уже более двух веков, для них эта земля стала родной. Манифестация обживаемости территории сменилась символами устойчивости. Появились каменные здания, а также деревянные строения «под каменное дело», имитирующие сооружения из камня.

В средневековой России каменное строительство -экстраординарное явление, каждый храм - архитектурное событие. Но некоторые из этих уникальных построек с легкостью сносят и заменяют другими даже в первые десятилетия их существования. Трансформация деревянных сооружений была еще более обычным явлением. Преобразования не произвольны, каждая новая постройка реконструируется именно в архитектурно-планировочной связи со своей предшественницей. Возникают «переклички» архитектурных образов, отделенных друг от друга десятилетиями, в чем виден культурный стереотип поведения человека в архитектурном пространстве, основанный на сознательном преображении создаваемой им среды.

Приспособительные возможности культуры этноса отражаются в трансформируемое™ ее элементов. Ответом на изменения среды, социальных условий, воздействия культурных явлений другого этноса являются трансформационные процессы в культуре-реципиенте. Ее адаптивность определяется способностью адекватных изменений для приспособления к природно-климатическим условиям и готовностью принять «чужие» элементы, феномены и явления, освоив и вставив их в свой специфический культурный контекст таким образом, чтобы носители культуры-реципиента воспринимали переданное как часть собственной культуры. Отказ от принятия культурных явлений и элементов имеет идеологическую мотивировку и связан с посягательством на этномаркирующие характеристики обычаев, обрядов, ритуалов, одежды, зданий и сооружений и т.п. Вместе с тем,

адаптационный потенциал культуры характеризуется и высокой степенью передачи «своих» элементов и явлений в иные культуры.

Наличие инвариантов оказывает стабилизирующее действие на процессы адаптации и существование культуры, не позволяя трансформациям подойти к «критической массе», разрушающей саму культуру. Традиция, как форма существования и функционирования инвариантов, успешно работает в стабильных условиях, при их изменении она входит в противоречие с необходимостью адаптации. Так инициируются новации, перерастающие в инновации. Если появляющиеся существенные изменения несовместимы с самой традицией, то либо она прерывается, либо изменения исчезают. При утрате традиций в ряде случаев происходит «музеефикация» материальных воплощений культуры, приобретших знаковый, этно- и хрономаркирующий характер (башни русских острогов, кремли и т.п.). Сдвиг баланса инвариантов и трансформируемых элементов в сторону последних дает возможность развития.

Быстрые трансформации традиций вызывает идеологический фактор, поскольку имеет в основе целенаправленное осознанное действие. Адаптационный потенциал оказывает балансирующее действие, переводя намеренно изменяемые формы культуры в латентное или редуцированное состояние. При прекращении воздействия идеологического фактора «спящие» формы культуры могут «вернуться к жизни». Тесная связь идеологии и продуцируемых ею форм культуры ведет к «расцвету» элементов, феноменов и явлений культуры соответствующей идеологической окраски. Природно-климатический фактор не затрагивает инварианты, связанные с духовной составляющей традиций. Адаптационный потенциал зодчества предполагает использование новационных материалов и конструкций без ущерба для сопровождающих строительство обрядов и верований, имеющих охранительный характер (верования в домового, обряды новоселья, празднование завершения этапов строительства). В потенциях трансформации форм культуры социальные связи и способы деятельности людей играют существенную роль. Изменение социального состава и экономического положения общества ведет к потере традиций, связанных с исчезнувшими социальными группами или тех, что требуют избыточно высокое материальное обеспечение.

Традиции с течением времени претерпевают определенные трансформации и передаются детям в измененном виде. Время распространения новой традиции определяется периодом функционирования деятельного поколения, то есть людей в трудоспособном возрасте, являющихся основными активными участниками трудового процесса. На степень устойчивости той или иной

традиции существенное влияние оказывает ритм смены поколений, приступивших к труду.

В условиях непрерывного движения, общения с представителями иных культур каждый индивид должен был обладать развитым самосознанием, чтобы сохранять свою этничность и веру. При существовании феномена «надэтничности» или «суперэтничности», понимаемого как объединение людей на основе приверженности вере, в данном случае православию, самосознание индивида совмещало принадлежность к определенной этнической группе и конкретной конфессии при приоритете последней, в результате чего эти два понятия объединялись, приобретая характер этнокультурного явления. «Суперэтничность» обеспечивала психологически оправданный эффективный обмен элементами и явлениями культуры народов, живущих по соседству. Русские первопроходцы представляли собой тип развитой личности средневековья, основной особенностью которого было восприятие мира в его полноте и целостности. Следующие поколения сибиряков унаследовали системный комплекс стереотипов хозяйственного, социального и культурного поведения, формирующих личностную структуру индивида «землепроходческого» типа, который основывался на таких ценностных установках, как следование практической активности в ответ на действия природной и общественной среды, коллективизм, развитое этнокультурное самосознание, что обеспечило высокий адаптационный потенциал культуры русских. Ценностные ориентации проецировались на архитектурную сферу деятельности, создавая феномен непрерывно движущейся архитектуры, для которой характерны преобразования, перестройки, изменения.

Адаптационный потенциал в сфере зодчества русских Сибири XVII -XX вв. определяется характеристикой русского этноса как движущегося, что подтверждается особенностями его истории и культуры. Этнокультурные инварианты, включавшие структуру планов православных храмов, простейших форм жилища и общественных зданий, принципы убранства и оборудования помещений, преимущественное использование дерева в качестве строительного материала, многофункциональность жилых и культовых зданий, противостояли тенденциям трансформации культуры и частично сохранились и в современности, что свидетельствует о большой степени адаптации зодчества русских к сибирским условиям. Фактором, стабилизировавшим адаптацию русских, служило мировоззренческое содержание православных храмов. Оно обеспечивало создание комфортного психологического климата в условиях освоения новых территорий, давало ощущение общности людей, их защищенности и причастности к более высокому в духовном смысле, чем земное бытие, удовлетворяло разнообразные религиозные и эстетические потребности,

помогало убедиться в правильности своего способа жизни. Адаптивной способности зодчества русских присущи значительная степень заимствований, осваиваемых культурой как «свои», передача иным культурам и устойчивость явлений, феноменов и элементов в течение смены нескольких поколений, направленность на саморазвитие и воспроизводство в стабильных и изменчивых условиях, разработанность эффективных традиционных программ действия, работающих при вариативных ситуациях.

В Заключении подводятся итоги проведенного исследования.

Заселение русскими сибирских территорий сопровождалось процессами адаптации их культуры, которая была поставлена перед необходимостью обеспечения приспособления этноса к жизни в новых условиях. Будучи рукотворной «второй природой», зодчество как часть культуры испытывало мощное воздействие разнообразных трансформирующих факторов природного, социального и этнокультурного происхождения.

Оборонное зодчество, практическая насущность которого в XVI -XVIII вв. была связана с предполагаемой и фактической необходимостью вести боевые действия, стало одним из способов освоения пространства, дающего этномаркирующую характеристику этноса. В рамках культуры русских уже была выработана традиционная программа практического и символического преобразования семантически чуждого пространства в «свое», воспроизводящая привычные, но эффективные и в изменившихся условиях, формы оборонных сооружений и поселений - зимовья, остроги и города. Сибирское оборонное зодчество явилось отражением лучших традиций русского градостроительства, применение их и позже, в XIX в. на американском континенте показало свою действенность. Судьба возведенных в Сибири русских форпостов различна. Некоторым суждено было пройти долгий путь развития. Они превратились ныне в современные города или села, настолько удачно было их расположение. Планирование создания рациональной сети поселений на начальном этапе продвижения по сибирским землям, нацеленность на основательное обустройство на новых территориях, поддержанные одной из основополагающих идей православия - строительство на земле «небесного Иерусалима», обеспечили успешную адаптацию русских в сибирских условиях. Когда необходимость в оборонной функции городов отпала, крепостные сооружения сохранили значение символа государственной власти, а затем редкие оставшиеся башни и один сохранившийся на всю Сибирь Тобольский кремль были музеефицированы и получили статус памятников архитектуры, что указывает на сохранение их значимости.

Культовое пространство формировалось архитектурой православных церквей, мировоззренческое содержание которой стало

стабилизирующим фактором адаптации. Мировосприятие, переданное в образах замечательных храмов, среди которых можно назвать собор Софии Премудрости Слова Божия и церковь Похвалы Богородицы в Тобольске, церкви томской Троицы Живоначальной, илимской Казанской Божьей Матери и другие, показывает единство понимания божественного и мирского, находящихся в непрерывном взаимодействии. Такое сочетание оказалось гармоничным и жизнеспособным в течение многих веков. По правилам православия церкви освящались во имя святых и священных событий. Вместе с тем, часто поводом для их возведения служило желание увековечить память о реальных личностях и о важных моментах русской истории в Сибири, что облегчало духовную адаптацию людей. Адаптационная модель духовного освоения русскими территории своего проживания включала поступательное развитие сети православных церковных сооружений, а также преимущественное распространение почитания избранных культов и святых икон.

Для семантики русского сибирского церковного зодчества характерно обращение к архетипическим элементам культуры, основанным на древнейших представлениях, включая числовую и топографическую символику. Системы священных чисел, известные первым мыслителям христианства, стали основой построения храмов, имевших значимое количество глав и алтарей, а также специфическое геометрическое построение планов. Размещение церквей также было символически оправданно. Часть из них строилась на месте языческих культовых мест коренных народов, либо там, где происходили предполагаемые явления чудотворной иконы или чудесное событие. Расположение православных храмов вне крепостных стен поселения играло роль оберега. Сохраняющиеся элементы поклонения русских природным объектам совмещались с принципами следования древним христианским канонам, заключенным в трактовке текстов Священного Писания, преимущественно Ветхого Завета. Сибирские церкви, создававшиеся людьми и для людей, отразили противоречивую систему мировоззрения народного варианта православия. Строители православных храмов следовали принципам, которые стали традиционным для зодчества русских. Правила, составившие основу преемственности форм и образов храмов, появились на Руси после принятия христианства и имели распространение в Византии и средневековой Европе. В течение веков они претерпели изменения, подвергшись влияниям как западной, так и восточной архитектуры, что выразилось в разнообразии стилистики храмов, имевших своих архитектурных «предшественников» и «наследников».

понимания православного храма и его частей. Традиционность образа и облика не предполагает механического перенесения форм и их символической сущности от одного здания к другому, из одной эпохи в другую. Каждая эпоха по-своему трактует образы благодаря, формированию новых элементов содержания, поворотам в идеологии общества, изменениям эстетических взглядов, появлению новых материалов и способов производства. Образы архитектуры выражают идеи общества языком форм геометрических, абстрактных, что соотносит архитектурную форму с ее содержанием опосредованно, следуя принципу историчности. Сооружения православной культовой архитектуры выступают феноменом русской средневековой культуры, подверженным всем характерным для этой эпохи влияниям, начиная от идеи теоцентризма и кончая языческими реминисценциями. Канонизация не устанавливала жестких границ творчества - каждое сооружение уникально. Свою задачу создатели храмов видели том, чтобы, воспроизводя уже известные формы и испытанные конструкции, выразить идею единства всего Русского православного мира. Жители сибирских городов, происходившие из разных российских городов и пришедшие осваивать незнакомые территории, должны были чувствовать свою причастность к жизни всего государства, во всем ощущать «всгроениость» в его систему и в итоге обрести новую родину в ранее чуждом им краю.

Успешность адаптации русских в Сибири нашла выражение в принципах формирования жилой среды, наиболее близкой к быту и повседневным потребностям человека. Ясное зонирование поселений, выделяющее жилую застройку, административный, торговый и культурный центр, а также многофункциональность зданий различного назначения обеспечили удобство и рациональность поселений. Сохранение и сейчас элементов строительной культуры, известных со времен средневековой Руси, включая верования в духов-покровителей дома и семантику элементов жилища, свидетельствуют о высокой степени их адаптивности.

Зодчество русских в Сибири - неотъемлемая часть своеобразной культуры, созданной народом, формой жизни которого является непрерывное движение, перемещение, освоение. Отсюда приверженность к строительству деревянных зданий, которые прекрасно поддаются переделкам, усовершенствованиям, изменениям, без значительного ущерба для эстетических достоинств и семантической насыщенности. Феномен движущейся архитектуры проявляется в адаптационных возможностях культуры русских, основанных на приоритете преобразовательной деятельности людей. Перестройка и перенос острогов и церковных сооружений оказываются быстрой и адекватной реакцией на изменяющуюся внешнюю обстановку, осуществляясь в

ритме естественной смены поколений. Художественно-образный строй церковной архитектуры оставался единым, хотя в его пределах наблюдались тонкие, каждый раз конструктивно и семантически осмысленные вариации.

Специфическое для средневекового общества явление «надэтничности» или «суперэтничности», понимаемое как объединение людей разной этнической идентификации по другому, признававшемуся более весомым, признаку, например, по принадлежности к конфессии, обеспечило эффективный обмен элементами, феноменами и явлениями культуры народов, населявших сибирские территории. Сохранение до наших дней элементов системы ценностных установок, появившейся благодаря существованию суперэтничности, способствовали наследованию подобного сценария культурного взаимодействия и после исчезновения в XX в. объединяющей роли православия, основой чего

теперь стала общность долговременного совместного проживания на сибирских территориях. Несмотря на восприимчивость к внешним влияниям, зодчество русских в Сибири обладало большими донорскими способностями и значительной степенью устойчивости, противостоящей фатальным трансформациям, благодаря использованию стабильных этнокультурных инвариантов и следованию системе ценностных установок, которая присуща движущимся этносам. В особенностях зодчества нашла закономерное отражение специфика этнокультурной адаптации русских в Сибири в ХУЛ - XX вв.

Основные положения диссертации изложены в следующих авторских публикациях, общим объемом 55,73 п. л.:

Монографии и главы в коллективных монографиях

1. Деревянные церкви Сибири XVII века: Формы, символы, образы. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2000.64 с. 8 п. л.

2. Крепость и храм: Тенденции движения русской культуры в архитектурном творчестве. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии, 2003. 96 с. 11,5 п. л. (в соавторстве с В.Н. Куриловым); Крепость и храм: Тенденции движения русской культуры в архитектурном творчестве. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии, 2005. 2-е изд., испр. и дополн. 96 с. 14,5 п. л. (в соавторстве с В.Н. Куриловым)

3. Старожилы и переселенцы // Прошлое Болотнинской земли. Новосибирск: Изд-во АртИнфоДата, 2003. Гл. 3. С. 60-80.2,3 п. л.

4. Домостроение // Прошлое Болотнинской земли. Новосибирск: Изд-во АртИнфоДата, 2003. Гл. 5. С. 95-114.3 п. л.

Статьи в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК

1. Крестьянские усадьбы севера Верхнего Приобья (конец XIX -начало XX вв.) // ЭО. 1998. № 3. С. 56-65.1 п. л.

2. Семантика пещерных православных храмов Сибири // Археология, этнография и антропология Евразии. № 1 (21). 2005. С. 152-157.1 п. л.

3. Заимствования в церковном зодчестве Прибайкалья ХУП-ХГХ вв. в аспекте адаптационных возможностей русского этноса // Археология, этнография и антропология Евразии. № 2 (22). 2005. С. 151-158.1 п. л.

Статьи

1. Восстановление интерьера трапезной Спасо-Преображенской церкви из Зашиверска // Духовное возрождение России: Мат-лы Всеросс. научно-практ. конф. (24-25 мая 1993 г.). Омск, 1993. С. 142-146.0,3 п. л.

2. Опыт описания и реконструкции сибирских изб и дворов ХУП-Х1Х вв. // Проблемы культурогенеза и культурное наследие. Мат-лы к конф. в 3 ч. СПб., 1993. Ч. 3: Этнография и изучение культурных процессов и явлений. С. 40-46.0,4 п. л.

3. Дерево в ремеслах крестьян Приобья // Традиционная этническая культура и народные знания: Мат-лы междунар. конф. Москва, 2124 марта 1994 г. М„ 1994. С. 75.0,03 п. л.

4. Традиции строительного дела и верования крестьян Приобья (конец XIX - начало XX в.) // Гуманитарные науки в Сибири. 1995. № 3. С. 82-89.0,5 п. л.

5. Софийский собор в Тобольске (1621-1643) // Церковная археология: Мат-лы Первой Всеросс. конф. Псков, 20-24 ноября 1995 г. СПб.-Псков, 1995. Ч. 3: Памятники церковной археологии России. С. 2225.0,4 п. л.

6. Софийский собор в Тобольске 1621-1677 гт. // Религия и церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера: (К 450-летию преподобного Трифона, вятского чудотворца). Мат-лы Междунар. научн. конф. Киров, 1996. Т. 2. С. 196-198.0,4 п. л.

7. Развитие традиционного жилища русских крестьян Западной Сибири // Народы Сибири: История и культура. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнофафии СО РАН, 1997. С. 120-127.0,9 п. л.

8. К вопросу об ориентации жилищ крестьян Верхнего Приобья // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Мат-лы V Годовой итоговой сессии Инта археологии и этнографии СО РАН, посвященные 40-летию СО РАН и 30-летию Института истории, филологии и философии СО РАН, декабрь 1997 г. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1997. Т. Ш. С. 388-391.0,3 п. л.

9. Образование поселений Новосибирской области по воспоминаниям старожилов // Итоги и задачи регионального краеведения: Мат-лы Всеросс. конф. по историческому краеведению, состоявшейся в Кургане 6-7 мая 1997 г. Курган, 1997. Ч. I. С. 94-98.0,3 п. л.

Ю.Деревянные постройки в поселениях Колыванского района Новосибирской области // Русские Сибири: Культура, обычаи и обряды. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1998. С. 143-160.1,2 п. л.

11.Двор архиепископа Киприаиа в Тобольске (20-е годы XVII в.) // Гуманитарные науки в Сибири. 1998. № 3. С. 82-86.0,5 п. л.

12.Строители православных храмов Сибири XVI - XVII вв. // Межславянские взаимоотношения и связи: Средние века - раннее Новое время. М„ 1999. С. 107-110.0,3 п. л.

13.0 семантике архитектурного образа собора Софии Премудрости Слова Божия в Тобольске (1622-1643 гг.) // Гуманитарные науки в Сибири. 1999. № 3. С. 42-46.0,5 п. л.

14.Традиции строительного дела средневековой Руси и домостроение старообрядцев Верхнего Приобья в конце XIX - начале XX вв. // Культурное наследие средневековой Руси в традициях урало-сибирского старообрядчества: Мат-лы Всеросс. научн. конф. 17-19 мая 1999 г. Новосибирск, 1999. С. 51-63.1 п. л.

15.Этноэкологические системы Верхнего Приобья: особенности домостроения некоторых этнических групп // Этнос, ландшафт, культура: Мат-лы конф. - СПб.: Европейский Дом, 1999. - С. 171175.0,7 п. л.

16.Проблемы контактов и эволюционных процессов в культуре строительства населения Приобья: Традиции и инновации II Этносоциальные процессы в Сибири. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2000. Вып. 3. С. 117-122.0,8 п. л.

17.Семантика печи в культуре сибиряков-старожилов Верхнего Приобья // Гуманитарные науки в Сибири. 2000. № 3. С. 62-65. 0,4 п. л.

18.0 символике деревянных церквей Сибири XVII века // Русские старожилы: Мат-лы Ш Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири» (11-13 декабря 2000 г., г. Тобольск). Тобольск - Омск, 2000. С. 493-495.0,3 п. л.

19.Мастера-резчики в Верхи»« Приобьи // Мастер и народная художественная традиция Русского Севера: Доклады Ш Междунар. научн. конф. «Рябининские чтения-99». Петрозаводск, 2000. С. 371375 (в соавторстве с ЕЛ. Майничевой). 0,5 п. л.

20.Первые русские остроги в Сибири: особенности построения пространства // Пространство культуры в археолого-этнографическом измерении: Западная Сибирь и сопредельные территории: Мат-лы XII Западносиб. археолого-этнографич. конф. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001. С. 45-47 (в соавторстве с В.Н. Куриловым). 0,3 п. л.

21.Церковь во имя св. Серафима Саровского - памятник деревянного зодчества Сибири начала XX в. // Гуманитарные науки в Сибири. 2002. № 3. С. 25-27.0,4 п. л.

22.Форт Росс в историографии США // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2002. Т. VID. С. 577-580.0,3 п. л.

23 .Православные «язычники» // Проблемы межэтнического взаимодействия народов Сибири. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2002. С. 74-77 (в соавторстве с АЛ. Люцидарской). 0,4 п. л.

24.Проблемы этничности и самоидентификации в работах зарубежных авторов: Историографический очерк. // Проблемы межэтнического взаимодействия народов Сибири. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2002. С. 89-95.0,6 п. л.

25 .Из истории заселения в Томской губернии в середине XIX в. // Этнография Алтая и сопредельных территорий: Мат-лы между нар. научно-практ. конф. Барнаул, 2003. Вып. V. С. 20-24.0,5 п. л.

26.Выбор места для поселения и строительства крестьянами Приобья // Культурологические исследования в Сибири. 2000. № 2 (10). С. 107-114.0,8 п. л.

27.Усадьбы Тюмень-Тобольского региона по зарисовкам начала XX века // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Мат-лы Годовой сессии Ин-та археологии и этнографии СО РАН 2003 г. Новосибирск: Изд-во Инта археологии и этнографии СО РАН, 2003. Т. IX. Ч. П. С. 107-110. 0,3 п. л.

28 .Сибирские избы и дворы XVII - Х\ПШ вв. // Проблемы изучения этнической культуры восточных славян Сибири XVII - XX вв. Новосибирск, 2003. С.. 48-70.1 п. л.

29 .Рассказы о переселении // Традиционная культура русских Западной Сибири XIX - XX веков: Очерки истории и быта. Омск: Наука, 2003. С. 64-73.1 п. л.

30.Традиции строительного дела, верования и обрядность русских старожилов Приобья в конце XIX - начале XX вв. // Традиционная культура русских Западной Сибири XIX - XX веков: Очерки истории и быта. Омск: Наука, 2003. С. 85-105. (в соавторстве с A.A. Люцидарской). 1 п. л.

31.Русские православные храмы Сибири и творчество итальянских архитекторов // Искусство народов Сибири: Прошлое, настоящее, будущее: Сб. мат-лов Всеросс. научно-практ. конф.: (Омск, 19-20 октября 2004 года). Омск, 2004. С. 47-51.0,4 п. л.

32.0своение пространства русскими и изображения сибирских крепостей // Русские: Мат-лы VII Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири» (9-11 декабря 2004 г., Тобольск). Тобольск, 2004. С. 44-46.0,3 п. л.

33.Православные церкви и «священные рощи» русских крестьян XX в. // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Мат-лы Годовой сессии ИАЭТ СО РАН 2004 г. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2004. Т. XX. Ч. П. С. 81-84.0,3 п. л.

34.Религиозно-мировоззренческие аспекты адаптации культуры русских в Сибири в XVII - XX вв. (на примере зодчества) // Проблемы межэтнического взаимодействия в Сибири. Новосибирск: Изд-во АртИнфоДата, 2004. Вып. 2. С.69-73.1 п. л.

35.Православные храмы Сибири и архитектура Востока: проблемы заимствований и влияний // Православные традиции в народной культуре восточнославянского населения Западной Сибири в конце XIX - XX вв. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2005. С. 58-61.0,5 пл.

36.Церкви во имя святителя Николая Чудотворца: «Призывающим его помогает и от бед избавляет...» // Проблемы трансмиссии и бытования этнокультурных традиций славянского населения Сибири XVIH-XX вв. Новосибирск: Ин-т археологии и этнографии СО РАН, 2005. С.48-64.1,2 пл.

37.PowerfuI Ononis // Annual Research Journal: Institute for Rewriting Indian (and World) History. India, Deli, 1991. P. 11-12.0,3 п. л.

38.Almighty Time // MUSEUM. UNESCO. Paris. 1992. № 175 (Vol. XLIV. № 3). P. 174-177 (на английском, русском, французском, испанском, итальянском, арабском языках). 0,5 п. л.

Подписано в печать 10.11.05. Бумага офсетная. Печать RISO. Гарнитура Times New Roman. Уч.- изд. л. 2. Тираж 130. Заказ № 352. 630102, г. Новосибирск, ул. Нижегородская, 6, СибАГС

»24 2 9 7

РНБ Русский фонд

2006-4 26736

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Майничева, Анна Юрьевна

Введение

Глава 1. Историографический обзор проблемы этнокультурной адаптации русских в Сибири в сфере зодчества

Глава 2. Семантика освоения пространства в оборонном зодчестве в аспекте адаптационных процессов

2.1. Разведка территории и строительство первых крепостей

2.2. Казымский острог

2.3. Зашиверск

2.4. Форт Росс: русская крепость на американском континенте

Глава 3. Роль символико-морфологических основ традиционности православного храмового зодчества в этнокультурной адаптации русских

3.1. Храмовый комплекс Софийского собора в Тобольске (16211677 гг.)

3.2. Церковь Троицы Живоначальной в Томске (1654 г.)

3.3. Церковь Казанской Божьей Матери в Илимске (1679 г.)

3.4. Особенности адаптационной модели духовного освоения русскими территории своего проживания на примере церквей Тобольской епархии (по справочным материалам начала XX в.).

3.5. Основные принципы геометрии и морфологии православных храмов Сибири

3.6. Семантика церковных сооружений и обрядовых действий строительства

Глава 4. Формирование жилой среды

4.1. Городские и сельские постройки XVII - XVIII вв.

4.2. Традиции строительного дела средневековой Руси и 298 домостроение старообрядцев Приобья в конце XIX - начале XX

4.3. Верования и семантика элементов жилища русских крестьян

Глава 5. Адаптационный потенциал зодчества русских 331 Сибири XVII - XX вв.

5.1. Изменчивость и этнокультурные инварианты зодчества 331 русских в Сибири

5.2. Мировоззренческое содержание храмового зодчества как 357 фактор стабилизации адаптации русских в Сибири

5.3. Адаптационный потенциал зодчества русских и феномен 373 «движущегося этноса»

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Майничева, Анна Юрьевна

В настоящее время востребованность разработки темы этнических особенностей зодчества заключается и в необходимости осмысления закономерностей развития элементов культуры русских, в связи с усиливающимся стремлением людей к возрождению национальной культуры, к поиску национальных корней и, как следствие, национальной идеи. Уникальное поликультурное сообщество Сибири создавалось в течение веков. В разное время сюда прибывали новоселы, укореняясь на ее территории и проходя различные стадии адаптации к новым для них экологическим и этносоциальным условиям, что нашло отражение в хозяйственной и духовной жизни русских переселенцев, сказавшись на развитии зодчества, выступающего как рукотворная среда.

Исследованию различных вопросов такой емкой темы, как особенности зодчества русских Сибири посвятили свои труды историки, археологи, этнографы, архитекторы, искусствоведы, культурологи, поэтому, в силу своей объемности, степень изученности телш подробно рассматривается в Главе 1. Необходимо отметить, что проведенный обзор показал неравномерность исследования вопроса. Авторы обращались, как правило, к проблемам зодчества русских Сибири в рамках предметно-методологической области одной из наук, традиционно занимающейся каким-либо аспектом темы. Выделилось три основных линии изучения зодчества русских Сибири: археологические исследования остатков сооружений и построек острогов и крепостей; историко-этнографические исследования жилищ, культовых сооружений и построек различного назначения, отчасти и в связи с проблемами адаптационных процессов, а также изучение населенных мест в рамках градоведения; архитектурно-искусствоведческие исследования, ограниченные спецификой архитектурных свойств сооружений, частными вопросами формирования жилой среды и пространства населенных пунктов.

Пока не решена проблема взаимосвязи особенностей зодчества как части культуры этноса с широким историко-этнографическим контекстом адаптационных процессов на вновь осваиваемых землях, несмотря на то, что уже с первых лет разработки строительной тематики культуры русских Сибири исследователи показали необходимость ее осмысления. Вопросы этнокультурной адаптации русских Сибири, проявляющейся в сфере зодчества, которые включают характер освоения пространства и семантики сооружений, закономерности формирования жилой среды русскими Сибири, не получили пока должного освещения в научной литературе.

Для достижения цели поставлены следующие задачи:

2. Анализ характерных черт оборонной архитектуры в контексте семантики освоения пространства;

4. Выявление особенностей формирования жилой среды;

Объектом исследования выбраны русские Сибири, объединенные общностью территории проживания, рядом культурных признаков и самосознанием. В случае необходимости и возможности уточняются атрибуции отдельных этнических групп.

Хронологические рамки обусловлены состоянием и достоверностью источников и охватывают практически весь период существования русского этноса в Сибири, т.е. XVII - XX вв., исключая более ранние эпизодические проникновения русских на ограниченные зауральские территории и несколько лет текущего XXI в. - современность, не успевшую еще стать историей. Начальная грань отмечает формирование основ локального варианта субкультуры русского этноса в Сибири, которое было инициировано в XVII в. и получило развитие практически до конца XIX в., когда складывались этнические группы, известные ныне как сибиряки-старожилы. В это время происходило знакомство русских переселенцев с автохтонными культурами региона и адаптация к новым природным условиям. В конце XIX - начале XX вв. интенсивные миграционные процессы способствовали появившемуся численному преобладанию русских среди населения Сибири и дальнейшему широкому распространению элементов русской культуры. Конечная граница, XX в., выводит исследование на современное состояние вопроса, что позволяет выявить ставшие традиционными элементы, оценить присущую зодчеству сибиряков вариативность, показать устойчивость культуры при воздействии мощных социальных факторов. При необходимости начальная граница отодвигается в прошлое, а конечная приближается к нашим дням. Вместе с тем, поскольку проявление адаптационных возможностей этноса наиболее ярко проявляется в период интенсивного переселенческого движения, когда идет приспособление к новым условиям, особое внимание уделено раннему периоду освоения сибирских земель (XVII - первая половина XVIII вв.) и началу XX в.

Источниковая база сформирована таким образом, чтобы диссертация опиралась на репрезентативное сочетание источников, о необходимости которого для любого исторического исследования писал В.Л. Янин в своей книге «Очерки комплексного источниковедения» [Янин, 1977].

Этнографические источники, использованные в работе, представлены полевыми материалами, собранными в ходе экспедиционных работ в районах Сибири. В Институте археологии и этнографии СО РАН находится научно-проектная документация, подготовленная в течение 1970-1980х гг. проектным институтом по реставрации памятников истории и культуры «Спецпроектреставрация» Объединения «Росреставрация» Министерства культуры РСФСР (Москва) и ведущими архитекторами Новосибирского инженерно-строительного института Е.А. Ащепковым и С.Н. Баландиным, при участии в 1989 г. сотрудницы Лаборатории историко-архитектурного комплекса ИИФФ СОАН СССР А.Ю. Сидоровой. По заданию института архитекторы и искусствоведы выполняли подготовительные работы для формирования экспозиции Историко-архитектурного музея в Новосибирске. Результатом полевой работы по обследованию регионов Сибири, стали 12 томов неопубликованных отчетов, в которых на чертежах и фотографиях представлены церковные здания, жилые и хозяйственные постройки и усадьбы, а также некоторые сведения по миграционным процессам, составу населения и общей характеристики застройки Среднего Приобья, Тюмень-Тобольскому, Красноярскому, Забайкальскому, Приангарскому регионам. Недостатком этих материалов является то, что остались невыясненными вопросы технологии строительства, применения инструментария, а также сопутствующей им обрядности.

Большую часть полевых материалов составляют результаты работы автора в Приобском этнографическом отряде ИИФФ СО АН СССР и ИАЭТ СО РАН (начальник отряда - д.и.н. Е.Ф. Фурсова (1990-1994 гг.), а также в Западносибирском этнографическом отряде ИАЭТ СО РАН (19952004 гг.) в качестве его руководителя. Основной корпус полевых материалов был сформирован в экспедиционных исследованиях сел земледельческих районов традиционного проживания русских Приобья и Притоболья. Дополняют их сведения по уральским и сибирским городам: Барнаулу, Екатеринбургу, Иркутску, Колывани, Новосибирску, Омску, Саянску, Тобольску, Томску, Туре (см. Указатель полевых исследований автора). Всего обследовано 107 населенных пунктов. Использованные полевые материалы включают описания и фотографии объектов непосредственного наблюдения (усадебных построек, церквей и часовен, инструментов, процессов и операций строительных работ, а также технологических и обрядовых действий, в некоторых из которых автор принимала непосредственное участие); записи устных сообщений информаторов (рассказов людей преклонного возраста из старожильческой и переселенческой среды, осведомленных в вопросах строительства и строительной обрядности, местных мастеров, плотников и столяров, а также краеведов и служителей культа, что нашло отражение в Списке информаторов); перечни, фотокопии и описания коллекций (строительных инструментов, подборок фотографий старинной застройки, зарисовок), находящихся в фондах музеев обследованных регионов.

Достоверность полученных автором полевых материалов была обеспечена их повторяемостью, массовым характером и корреляцией с архивными и историческими сюжетами. Территориальные пределы и характер обследованных поселений русских, включающих сельские и городские формы, широкие временные рамки, охватываемые датировками сооружений и предметов, достигающих начала XIX в., а также глубиной памяти информаторов, достаточны для получения обоснованных заключений.

Кроме полевых материалов потребовались письменные и изобразительные источники, позволяющие исследовать зодчество раннего периода освоения Сибири, что определяет их исключительную важность для данной работы. Ряд из них был опубликован: Верхотурские грамоты конца XVI - начала XVII в.; Дополнения к актам историческим, собранным и изданным Археологической комиссией; документы по истории Якутии, Бурятии и Тобольского архиерейского дома XVII в., материалы по истории Тюмени и Тобольска XVII - XVIII вв., «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки». Неопубликованные письменные и изобразительные источники найдены в российских центральных, местных, музейных и специализированных архивах: Российском государственном архиве древних актов (Сибирский приказ), г. Москва; фототеке Музея архитектуры им. A.B. Щусева, г. Москва; Отделе гравюр Государственного Русского музея, г. Санкт-Петербург; фотоархиве Института истории материальной культуры РАН, г. Санкт-Петербург; Государственном архиве Томской области (Фонды 5, 6); Государственном архиве в г. Тобольске (Фонд 156. Оп. 1, 2; Фонд 353); Центре хранения архивного фонда Алтайского края (Фонд 1), г. Барнаул; Государственном архиве Новосибирской области (фототека), а также Библиотеке Конгресса США, г. Вашингтон, OK, США. Значительная часть документов обнаружена самим автором и публикуется впервые, часть найдена и предоставлена автору A.A. Люцидарской.

Указы на возведение острогов, церквей и других сооружений, уставы, переписные книги городских дворов, отписки в Сибирский приказ воевод и представителей воеводской администрации, акты купли-продажи дворов, различные челобитные позволяют судить о ранних постройках и принципах освоения пространства в XVII - XVIII вв. Большинство описаний кратки, допускают большую степень вариативности их прочтения, что может являться причиной различных реконструкций зданий на основании одного и того же описания, однако, их значительное количество позволяет выявить общие закономерности. Примером подробного описания жилого комплекса, дающего возможность достоверной реконструкции, является описание двора, который был построен в Тобольске для архиепископа Киприана в 1620х гг. [Тобольский архиерейский дом, 1994], когда город приобрел значимость военно-административного, торгового, культурного и церковного центра всей Сибири. Переписи строений городов XVII - XVIII вв., деловая переписка конца XVIII - начала XX вв. дают ценный материал по структуре населенных мест и по особенностям возведения построек, а также некоторые сведения по истории населенных пунктов.

Возрождение церковного строительства в настоящее время заставляет более внимательно отнестись к известным в истории примерам храмовозведения, которые характеризуются как качественными, так и количественными данными. Одним из наиболее информативных источников, позволяющих выполнить задачу установления количества имеющих разное число престолов церквей, а также часовен и молельных домов, являются епархиальные справочные книги, фиксирующие положение на определенную дату. Они же содержат данные о местоположении храмов, посвящениях престолов, наличии чудотворных икон и истории их обретения, особых праздничных днях, когда совершались богослужения и крестные ходы в честь почитаемых икон, типе церковных сооружений (летний или зимний), материале их стен, а в редких случаях и об истории существования храмов. Существенным недостатком справочников является то, что в них, как правило, нет сведений о датах учреждения престолов, поэтому можно говорить лишь о том, какие престолы существовали в церквях, возведенных в каком-либо столетии, к моменту публикации сведений. Недостаточны сведения и о часовнях, так как в ряде случаев указано лишь их количество в том или ином благочинии. Однако собранная справочная информация все же позволяет подойти к освещению вопроса об особенностях формирования духовной основы освоения русскими территории своего проживания. Указанный вид источников дает возможность рассмотреть материалы о церквях как продуманно сформированную целостную автономную систему, поскольку каждая епархия имела собственное управление и соподчиненность подразделений и позволяет проверить гипотезу исследования о том, что духовная освоенность и обжитость территории, где расселялись русские, находится в зависимости как от количества часовен и престолов церквей, так и от распределенности престольных праздников в календарном цикле. Для выполнения этой задачи была привлечена Справочная книга Тобольской епархии, где собраны сведения о храмах на 1 сентября 1913 г. [Справочная книга, 1913]. Для исследования привлечены данные о церквях обширного Тобол-Тюменского региона, являвшегося одним из старозаселенных районов Сибири, к первому десятилетию XX в. имевшему развитую сеть городов и сел, а также инородческих поселений - юрт и паулей, что отражает типичную этносоциальную ситуацию, складывавшуюся и в других регионах Сибири. Таким образом, анализ материалов справочника должен дать адекватную количественную и качественную характеристику степени духовной освоенности русскими территории своего проживания, показать специфику их адаптационной модели.

В исследовании использовались экономико-географические и краеведческие описания Сибири в целом и отдельных ее территорий. Записки, составленные сотрудниками научных обществ и местными краеведами в XIX в., были опубликованы в официальных изданиях, на страницах журналов и газет [Алтайский сборник, 1894; Живописная Россия, 1884; Россия, 1881; Памятная книжка Западной Сибири, 1881-1892; Иеромонах Иринарх, 1906; Памятная книжка Томской губернии, 1871, 1885; Памятная книжка Тобольской губернии, 1884]. Эти материалы содержат сведения по истории заселения Сибири, описания сохранившихся памятников зодчества и остатков древних сооружений, внешнего облика городов. Они имеют относительно систематизированный характер и сочетают черты исследований и конкретно-исторических источников. Принимая во внимание некоторый субъективизм оценок авторов, сообщения, содержащиеся в источниках этого вида, были критически проанализированы.

Представляют интерес неопубликованные записки и воспоминания местных жителей и краеведов, собранные в фондах районных музеев, школах, в частном хранении [Майничева, 1996; Мануйлова A.B. История г. Болотное и Болотнинского района (рукопись), материалы краеведческого музея г. Болотное; Румянцев A.A. История деревни Новобибеево (рукопись хранится в школе с. Новобибеево); Гусев Ю.Ф., Гусева JI.B. История нашей семьи (рукопись хранится у авторов, г. Новосибирск)]. Некоторые из них создавались по случаю подготовки к празднованию знаменательных дат, годовщин. Другие написаны авторами, желавшими поделиться своими знаниями по истории родного края, мыслями, чувствами. Для них характерны фиксация отдельных наблюдений, эмоциональность, непосредственность, а иногда и сумбурность изложения. Неизбежно эти виды источников страдают субъективизмом, неполнотой освещаемых вопросов, однако представляют интерес благодаря детальности содержащегося в них фактического материала (описаний жилищ, усадеб, процессов строительства).

Изобразительные источники - фотографии и чертежи конца XIX -начала XX вв., опубликованные [Прогулка по старому Томску, 1992; Старый Омск, 1991; Виды Новосибирска, 2003] и находящиеся в архивном хранении, фиксируют постройки русских сибиряков и достоверно передают облик зданий, построенных в предшествующие века или их остатков. Менее точны зарисовки, требующие внимательного анализа в связи с существовавшими в различные периоды графическими системами.

Археологические источники. В поисках аналогий и для изучения вопроса о правилах возведения крепостных сооружений автор обратилась к результатам раскопок А.П. Окладникова, А.П. Деревянко, В.И. Молодина, М.И. Белова и других археологов, проводивших исследования в разных регионах Сибири. Полученные профессионалами высокого класса, археологические материалы предоставляют ценные достоверные сведения по размещению на местности, размерам, материалу, составу построек строившихся острогов и городов, что существенно дополняет письменные описания и имеющиеся изображения сибирских оборонных сооружений.

Методология и методика работы. Принятое сейчас определение архитектуры как системы зданий и сооружений, формирующей пространственную среду для жизни и деятельности людей, а также как самого искусства создавать эти здания и сооружения в соответствии с законами красоты [БСЭ, 1970, с. 875], показывает возможное разнообразие подходов к ее изучению. Многоплановость аспектов проблематики, связанной с архитектурой вообще и русской архитектурой в частности, дала возможность ее исследования в рамках различных наук. Нельзя сказать, что зодчество является традиционной темой для этнографии, за исключением, жилища, исследуемого как продукт народного творчества, посредством которого создается и оформляется предметная среда, а также находят предметно-эстетическое выражение трудовые процессы, бытовой уклад, календарные и семейные обряды.

Более разнообразные вопросы, касающиеся возведения сооружений, изучаются историками архитектуры и искусствоведами. Несколько утрируя, можно сказать, что предметной областью истории архитектуры является хронологически выстроенная эволюция архитектурных форм, вне зависимости от этнических процессов. Искусствоведение преимущественно исследует профессиональную архитектуру и устанавливает стилевое своеобразие зданий, присущее той или иной эпохе. То и другое направления науки обращаются к закономерностям развития архитектуры, как вида искусства, рассматривая пути решения творческих проблем, с которыми сталкиваются зодчие. Архитектурная тематика присутствует и в культурологии, которая имеет дело с общими закономерностями развития зодчества как целостного культурного явления. Историки связывают развитие архитектуры с историей социальных слоев и классов, встраивая ее, как и археологи, в историю материальной культуры. Таким образом, зодчество русских как явление практически лишается специфически этнических черт, которые требуется изучать методами этнографии и в предметной области этнографии. Вместе с тем, архитектура коренных народов Сибири, представленная, как правило, жилищем и культовыми постройками, «передана» для изучения этнографам, поскольку вся рассматривается как часть традиционно-бытовой культуры.

В последнее время ограниченность тематики гуманитарных наук, традиционно изучающих зодчество русских, вызвала необходимость исследований в аспекте этнокультурных процессов и этнической специфики. Недаром появились публикации, обосновывающие подобные исследования, выделяя особо раздел этноархитектуры [Орфинский, 1992; Воронов, Хайт, 2003]. Близко к ним стоит обладающая большей гибкостью в формулировке объектно-предметной области зарубежная наука, исследующая этнокультурные явления в зодчестве в рамках архитектурной антропологии [Яаророг!, 1969; Е£еп1ег, 1980, 1982, 1992, 1995, 1996; СагаШ, 1986, 1988; БаПе, 1986; ВоигсНег, 1989], предметная область которой включает семантику архитектурных объектов, особенности жилой среды и закономерности формирования поселений. Вместе с тем, архитектурная антропология, признавая этнические особенности зодчества различных народов и обращаясь к изучению человека посредством исследования архитектуры, в большой мере опирается на положение об общности в вопросах сооружения зданий так называемых примитивных и современных культур и рассматривает процесс строительства как особое поведение человека вообще, а архитектурные формы как результат существования пассивных и активных концепций создания рукотворного пространства, общих в эволюции любой культуры.

Несомненно, русское зодчество - сложнейшее многоаспектное культурное явление, сочетающее профессиональные и «народные» компоненты, далеко выходит за рамки способов и форм построения жилища, простых промысловых и культовых сооружений. Для понимания его требуются специфические подходы различных наук и немалую роль здесь должна сыграть этнография, поскольку позволит прояснить вопросы, на которые пока не даны ответы (например, каковы особенности освоения пространства русскими, семантика сооружений и их частей, традиционное и новаторское в архитектуре культовых зданий в связи с действием этнического фактора, уровень развития зодчества русских в свете адаптационных процессов прошлого и современности, обеспечение архитектурой возможностей для существования этноса в изменяющейся социально-экономической, экологической и этнической ситуации и многие другие). Другими словами, так как этнография изучает компоненты культуры этноса с точки зрения выполнения ими этнических функций, предметная область этнографических исследований может быть ориентирована и на достаточно сложное культурное явление, такое как зодчество, обладающее, с одной стороны, этнодифференцирующими свойствами, а с другой стороны - чертами, интегрирующими его с другими этносами.

Выбор «пространственного» вида искусства - зодчества, в качестве предметной области этнографии обоснован и определением этнической группы, которое в настоящее время можно считать наиболее полным и научно оправданным. P.A. Шермерхорн (R.A. Schermerhorn) в ставшей классической работе «Этнические взаимоотношения: теория и практика исследований», опубликованной в 1970х гг., пишет: «Этническая группа является коллективом, выделяющимся из большего сообщества, по следующим признакам: представители его имеют реальных или предполагаемых предков, воспоминания об общем историческом прошлом, знаковые элементы, которые играют в их культуре роль этнических маркеров. Примерами таких маркеров могут быть нормы взаимоотношений в обществе, конфессиональная принадлежность, размещение в пространстве и его восприятие (выделено мной - A.M.), языковые особенности, национальность, фенотипические признаки, или комбинации вышеперечисленного. Необходимым дополнением является общность самосознания членов группы» (цит. по: [Sollors, 1996. P. XII.]). Таким образом, исходя из процитированного определения, особенности зодчества, являющиеся этническими маркерами, можно усмотреть в семантике освоения пространства, в морфологии, символике и феноменологии храмовых сооружений, в характерных чертах формирования жилой среды, что в комплексе охватывает три важнейшие области рукотворной среды: основание и развитие поселений как результат преобразования «чужого» в «свое», что нашло отражение в оборонном зодчестве; обеспечение поселению высшего покровительства и освящения своего присутствия, выразившееся в строительстве храмовых сооружений; удовлетворение средствами архитектуры жизненных потребностей в крове, пище, общении и т.п., т.е. все то, что формирует жилую среду в широком смысле (жилище, общественные здания и сооружения).

Указанные вопросы поставлены в центр внимания настоящего исследования.

Данная работа основывается на теории этноса, рассматривающей особенности функционирования культуры в связи с этническими процессами [Алексеев, 1986; Андрианов, Чебоксаров, 1975; Арутюнов, 1989; Арутюнов, Маркарян, Мкртумян, 1983; Бромлей, 1981, 1983; Левин, Чебоксаров, 1955; Маркарян, 1969; Мкртумян, 1978; Токарев, 1949, 1964; Чеснов, 1970]. Отправной точкой является положение о том, что культура выступает как внебиологически выработанный и передаваемый способ человеческой деятельности, адаптационно-адаптирующий механизм общества [Маркарян, 1969]. При этом ставшая традиционной для этнографии предметная область расширяется за счет изучения зодчества как целостного явления, выполняющего этнически окрашенные функции и обладающего как этнодифференцирующими свойствами, так и общими для ряда этносов. Исследование нацелено не только на фиксацию архаических компонентов культуры русских Сибири, но и воссоздает этнический облик народа в связи с динамикой этнических процессов и выводит к возможности решения проблем национального в современной архитектуре.

Признается, что культура этноса неизбежно трансформируется, что является условием и следствием ее существования. При этом термин этнокультурная адаптация» основывается на принятом в настоящее время более широком понятии культурная адаптация, под которым подразумевается «приспособление человеческих сообществ, социальных групп и отдельных индивидуумов к меняющимся природно-географическим и историческим (социальным) условиям жизни посредством изменения стереотипов сознания и поведения, форм социальной организации и регуляции, норм, ценностей, образа жизни и элементов картины мира, способов жизнеобеспечения, направлений и технологий деятельности, а также номенклатура ее продуктов, механизмов коммуцирования и трансляции социального опыта» [Культурология, с. 15]. Отличием этнокультурной адаптации является то, что процессы рассматриваются в отношении этносов и этнических групп любого таксономического ранга.

Для полноты отражения особенностей зодчества как части культуры этноса вводятся понятия «адаптационный потенциал культуры этноса» и «адаптивность этноса». Под адаптационным потенциалом культуры (или части культуры в материальной, духовной или любой другой сфере -например, зодчество, землепашество, питание, календарная обрядность и пр.) этноса (или этнической группы любого таксономического ранга) понимаются возможности продуцируемой им (или ею) культуры по воспроизводству и развитию комплекса явлений и элементов, обеспечивающих его расширенное воспроизводство в определенных природно-климатических, социально-экономических, этнических, культурных и др. условиях. Адаптационный потенциал выступает свойством культурного комплекса этноса, адаптивность же - свойством деятельности этноса. Нельзя говорить об адаптационном потенциале культуры этноса вообще, а лишь в каждый исторически детерминированный период существования этноса и в определенном географическом месте. Чем выше адаптационный потенциал культуры, тем более комфортно существование этноса, легче и быстрее проходят приспособительные процессы к новым условиям, стабильнее существование уже выработанных культурных элементов и явлений, больше возможностей для длительного пребывания на вновь освоенных землях. Высокий адаптационный потенциал характеризуется значительной степенью передачи явлений и элементов культуры как внутри образований своего этноса, так и вовне - иноэтничным группам, а также восприятием культурных явлений и элементов, присущих другим народам, с осмыслением их как своих. Очевидно, что адаптационный потенциал ярко проявляется при изменении условий существования этноса (экологических, социально-экономических и других), например, переселенческое движение в периоды интенсивных миграций в Сибирь высвечивает особенности адаптационного потенциала русского этноса. В условиях повышения плотности инфосети при увеличении числа и длительности разного рода контактов идет трансформация закрытых систем культуры в открытые, сопровождаемая процессами внедрения разного рода инноваций.

Для изучения особенностей зодчества в аспекте этнокультурной адаптации этноса недостаточно лишь реконструировать формы зданий, но требуется восстановить культурный контекст, в котором создавались сооружения. Отсюда и многоаспектность исследования, комплексность анализа, поиски культурных и смысловых аналогий в обращении к истории символизма чисел, названий и имен, к проблемам развития представлений о Природе, Вселенной и Человеке. Говоря о зодчестве русских в Сибири было необходимо прибегнуть к сравнению его с особенностями архитектуры прочих областей России, включая Русский Север, имея в виду их очевидную генетическую связь. Следуя выводам В.А. Александрова, в работе зодчество русских Сибири рассматривается как часть культуры русского этноса в ее локальном варианте, что придавало местное своеобразие (см. [Этнография русского крестьянства Сибири, с. 7]). Принята гипотеза о характеристике русского этноса как движущегося, и, следовательно, продуцирующего «движущуюся» архитектуру, обладающую потенциями постоянной трансформации.

Плодотворен для данного исследования сравнительно-исторический метод, который дает возможность проследить трансформационные тенденции традиций в зодчестве; выделить общее и особенное в развитии архитектуры в различные периоды, найти причины сходства и различия. В рамках сравнительно-исторического метода выбраны различные виды сравнений: историко-типологические (для изучения сходства конвергентных явлений), историко-генетические (для диахронных исследований явлений, имеющих генетическую связь), историко-диффузионные (для явлений, распространяющихся в результате заимствований). Необходим для применения и метод пережитков (реконструкция исчезнувших явлений по их пережиткам в современной культуре), который выступает частной формой сравнительно-исторического метода.

Системный подход позволяет рассмотреть зодчество в системе мировоззрения и жизнедеятельности русских. Информационно-деятельностный подход предполагает изучение явлений культуры, исходя из двоякой посылки, одна из сторон которой заключается в том, что культура этноса существует в исторически определенном информационном поле. Знания и традиции сохраняются в той или иной форме, транслируются от поколения к поколению, частью или полностью утрачиваются, замещаются новой системой знаний. Вместе с тем, информация находит отражение в объектах материальной культуры, которые порой остаются единственным свидетельством существования ее в прошлом. Здесь речь идет не только о книгах, аккумулирующих знания, но и о зданиях, предметах быта, одежде и т.п. Вторая сторона подхода предполагает, что созидательная деятельность людей не случайна. Люди возводят, например, здание, основываясь на «фундаменте» прошлого опыта, полученных знаний, эстетических категорий, ценностных установок и предпочтений. Здание приобретает объем, форму, характерные экстерьер и интерьер, объяснимые с точки зрения стилевых особенностей, наличия материала, погодно-климатических условий. Но это лишь поверхностный «слой» причин, обуславливающих облик зданий. Простая фиксация традиционности того или иного архитектурного феномена не является удовлетворительным объяснением его морфологии и символики, не дает понимания истоков традиции, лежащей в основе его создания. Для решения этой проблемы будет рациональным использовать положение о том, что «люди видят мир сквозь призму воспринятых ими через их этническую культуру бессознательных представлений о способе и характере действия человека в мире» [Лурье, 1994], являющихся способом осознания мира в качестве арены деятельности человека. Информационно-деятельностный подход полезен при необходимости объяснить неизменное воспроизведение на протяжении веков ряда элементов культуры, которые входят в систему этнокультурных инвариантов, маркирующих этнос.

Методика исследований нацелена на первоначальное обращение к факту существования какого-либо элемента, феномена или явления сферы' зодчества, будь то здание, символика его форм, принципы построения плана или верования, связанные с его возведением и функционированием. Затем ведется работа по обнаружению их характерных особенностей, поиск объяснения закономерности их появления в контексте культуры русских Сибири, что завершается их интерпретацией в свете адаптационных процессов.

На третьем этапе обобщаются полученные результаты, объясняются причины и обстоятельства появления контексте адаптации тех или иных особенностей зодчества русских. Выявляются ценностные установки носителей культуры и этнокультурные инварианты, дается оценка адаптационному потенциалу культуры русского этноса, ставятся в соответствие специфика этнокультурной адаптации и особенности зодчества.

Новизна. Впервые комплексно с использованием методов полевой этнографии и разработанной автором методики исследуются особенности оборонного, культового, жилищного зодчества в широком контексте этнокультурной адаптации русских Сибири, что открывает новое направление в развитии предметной области этнографии. Введение терминов «адаптационный потенциал культуры этноса» и «адаптивность этноса» позволило выделить характерные черты зодчества русских как компонента культуры движущегося этноса, обосновать причины высокой адаптивности русского этноса. Данное исследование вводит в научный оборот большой массив вновь полученных данных по зодчеству русских в его региональном варианте, существовавшем в XVII - XX вв. Впервые на сибирских материалах подробно рассмотрены вопросы семантики форм православных храмов, выявлены истоки числовой и топографической символики, а также смыслового содержания пещерной архитектуры, восприятия утраченных православных святынь, элементов убранства и оборудования жилищ. Впервые изучена степень духовной освоенности русскими территории своего проживания, зависящая от количества часовен, молельных домов и престолов церквей, а также распределенности в рамках календарного года престольных праздников и дней чествования икон. Показана специфика адаптационной модели русских в духовной сфере. В работе представлен ранее не изучавшийся аспект построения планов сибирских церковных зданий и поселений, отражавших основополагающие христианские представления. Впервые указаны инварианты зодчества русских XVII - XX вв., отразившие специфику адаптационных процессов. На основе избранной методики и методических подходов впервые предложены варианты форм построек и этапов развития Казымского и Зашиверского острогов, выполнены графические реконструкции построек XVII-XVIII вв. (тобольских Софийского собора и церкви Похвалы Богородицы, томской церкви Троицы Живоначальной, туринской Спасской церкви, жилых и хозяйственных построек двора архиепископа Киприана, воеводского двора в Нарыме, магистрата в Енисейске, ряда острожков, крепостиц, крестьянских изб и дворов), а также интерьера кельи архиепископа Киприана.

Теоретическая и практическая значимость. В диссертации решена крупная научная проблема реконструкции характерных черт зодчества русских Сибири в связи с процессами этнокультурной адаптации в XVII - XX вв., что является существенным развитием теории этноса. Результаты работы полезны для изучения особенностей зодчества разных регионов и этносов. Подходы и выводы, предложенные в работе, могут использоваться в исследовании других компонентов культуры этноса. Предложенная автором методика исследований представляет интерес для дальнейшего изучения адаптационных процессов на основе данных, предоставляемых сферой зодчества. Фактический материал потребуется при разработке методических материалов, программ и учебных курсов колледжей, школ народной культуры, высших учебных заведений, в практической деятельности архитекторов и строителей. Материалы исследования уже нашли отражение в ряде спецкурсов общеобразовательного лицея № 130 имени М.А. Лаврентьева, Научного общества учащихся Центра детского творчества Советского района г. Новосибирска, а также в двух методических пособиях для учителей средних учебных заведений. Поскольку исследование дает ответы на вопросы «какие существовали традиции в русском зодчестве» и «можно ли им следовать в современном строительстве», его результаты могут помочь в выборе образного и символического языка проектирования. Работа значима в музееведческом аспекте, так как дает основу для разработки научно обоснованных вариантов реконструкции памятников архитектуры.

Апробация. Полученные в ходе исследования результаты и основные положения диссертации нашли отражение в докладах автора на Международной научно-практической конференции «Пути сохранения и методы реставрации памятников деревянного зодчества», Архангельск, 1990 г., Международного научно-практического семинара «Народные традиции и архитектура в современном мире», Новосибирск, 1992 г., Всероссийской научно-практической конференции «Проблемы культурогенеза и культурное наследие», Санкт-Петербург, 1993 г., Всероссийских научно-практических конференциях «Русский вопрос и современность», Омск, 1994 г., 2005 г., Международной конференции «Традиционная этническая культура и народные знания», Москва, март 1994 г, Итоговых сессиях Института археологии и этнографии СО РАН Новосибирск, 1995-2004 гг., Научной конференции «Духовное наследие народов России и современная культура», Новосибирск, 1996 г., Первой научно-практической конференции «Культура и образование этнических меньшинств в Сибири», Новосибирск, апрель 1997 г., Всероссийской конференции по историческому краеведению, Курган, май 1997 г., II Международном конгрессе этнографов и антропологов, Уфа, июнь 1997 г., I и VII Сибирских симпозиумах «Культурное наследие народов Западной Сибири: русские старожилы», Тобольск, декабрь 2000 г., декабрь 2004 г.,

Международном семинаре Летнего института по изучению визуальных искусств в Сансбери Сентер, Норвич, Великобритания, август 2000, Международном конгрессе по истории искусства «Время», Лондон, Великобритания, сентябрь 2000 г., Международной конференции Центрально-Европейского университета «История искусства после культурного поворота», Будапешт, Венгрия, июль-август 2001 г., Международном семинаре Международного центра Вудро Вильсона, Института Кеннана, «Культура меньшинств в многонациональных странах», Вашингтон, США, январь-февраль 2002 г., Международной научной конференции RSS Института «Открытое общество» (Фонд Сороса), Будапешт, Венгрия, май 2002 г., Международных научно-практических конференциях «Этнография Алтая и сопредельных территорий», Барнаул, сентябрь 2003, октябрь 2005 г., Всероссийской научно-практической конференции «Искусство народов Сибири: прошлое, настоящее, будущее», Омск, октябрь 2004 г., Региональных научно-практических конференциях «Взаимодействие культур», Иркутск, октябрь 2004 г., ноябрь 2005 г., Всероссийской научной конференции «Евразия. Этнокультурное взаимодействие и исторические судьбы», Москва, ноябрь 2004 г., VI Конгрессе этнографов и антропологов России, С.-Петербург, 28 июня-2 июля 2005 г. По разработанным автором проектам в Историко-архитектурном музее ИАЭТ СО РАН велись работы по восстановлению тына Казымского острога и усадьбы сибирского крестьянина XIX в., осуществлялся авторский надзор за реконструкцией памятников архитектуры Северной и Южной башен Казымского острога, Спасской церкви и колокольни из Зашиверска.

Исследование было поддержано в 1994-2004 гг. различными фондами по проекгам, в которых автор выступала как руководитель: RSS (Фонд Сороса) №1196/1997 «Siberian Wooden Churches: Reality and Symbolics»; РГНФ, 00-04-16026д «Издание монографии «Деревянные церкви Сибири XVII века: формы, символы, образы», Московский общественный научный фонд (МНФ): «Российские общественные науки: новая перспектива», № 311 (история), грант-98; Институт Кеннана Международного центра Вудро Вильсона, Вашингтон, США, G-3-0346 «Культура меньшинств в многонациональных странах»; Интеграционная программа РАН фундаментальных исследований «Этнокультурные взаимодействия в Евразии, подпроект «Русский этнос в Сибири: сохранение и трансформация традиций», и как основной исполнитель: РФФИ 94-06-19286, «Культурные традиции народов Сибири. Архаика и современность»; Конкурс интеграционных межинститутских проектов СО РАН №185 «Этнокультурная история и общественное сознание населения Западной Сибири (традиции и современность)»; РГНФ 95-06-17620, «Народы Сибири: этнокультурные и этносоциальные процессы в исторической ретроспективе (XVII-XX вв.)», 97-01-00024, «Восточные славяне Западной Сибири: создание устойчивых этноэкологических систем развития», 98-01-00364, «Проблемы изучения традиционной культуры русских крестьян Сибири методами этнографии и лингвистики», 02-01-00329а. «Проблемы изучения этнической культуры восточных славян Сибири XVII-XX вв.», 04-01-00459а «Славяне в сибирском сообществе: бытование и развитие этнокультурных традиций. XVII-XXI вв.», 05-01-18122е «Научно-реставрационные работы в Историко-архитектурном музее под открытым небом ИАЭТ СО РАН». По теме исследования было опубликовано 3 монографии (в т. ч. 1 в соавторстве с В.Н. Куриловым, 1 в соавторстве с A.B. Новиковым, В.М. Кравцовым, М.В. Грес), статьи в научных сборниках и журналах, общим объемом 72,23 п. л., вклад автора -55,73 п. л.

Структура работы предусматривает раскрытие темы, исходя из принципа рассмотрения характерных черт зодчества, развивающегося в связи с адаптацией русских в Сибири. Диссертация состоит из введения,

Заключение научной работыдиссертация на тему "Русские Сибири: зодчество в аспекте этнокультурной адаптации. XVII-XX вв."

Выводы. Адаптационный потенциал в сфере зодчества русских Сибири XVII - XX вв. определяется характеристикой русского этноса как движущегося, что подтверждается особенностями его истории и культуры. В сибирском зодчестве русских сочетались разносторонние тенденции и стили, что характеризует его высокую восприимчивость и, как следствие, присущую ему изменчивость. Этнокультурные инварианты, включавшие структуру планов православных храмов, простейшие формы жилища и общественных зданий, принципы убранства и оборудования помещений, преимущественное использование дерева в качестве строительного материала, многофункциональность жилых и культовых зданий, противостояли тенденциям трансформации культуры и частично сохранились и в современности, что свидетельствует о высокой степени адаптации зодчества русских к сибирским условиям.

Фактором, стабилизировавшим адаптацию русских, служило мировоззренческое содержание православных храмов. Оно обеспечивало создание комфортного психологического климата в условиях освоения новых территорий, давало ощущение общности людей, их защищенности и причастности к более высокому в духовном смысле, чем земное бытие, удовлетворяло разнообразные религиозные и эстетические потребности, помогало убедиться в правильности своего способа жизни.

Адаптивной способности зодчества русских присущи значительная степень заимствований, осваиваемых культурой как «свои», передача иным культурам и устойчивость явлений, феноменов и элементов в течение смены нескольких поколений, направленность на саморазвитие и воспроизводство в стабильных и изменчивых условиях, разработанность эффективных традиционных программ действия, работающих при вариативных ситуациях.

Заключение

Освоение русскими сибирских территорий сопровождалось процессами адаптации их культуры, которая была поставлена перед необходимостью обеспечения приспособления этноса к жизни в новых условиях. Будучи рукотворной «второй природой», зодчество как часть культуры испытывало мощное воздействие разнообразных трансформирующих факторов природного, социального и этнокультурного происхождения.

Оборонное зодчество, практическая насущность которого в XVI -XVIII вв. была связана с предполагаемой и фактической необходимостью вести боевые действия, стало одним из способов освоения пространства, дающего этномаркирующую характеристику этноса. В рамках культуры русских уже была выработана традиционная программа практического и символического преобразования семантически чуждого пространства в «свое», воспроизводящая привычные, но эффективные и в изменившихся условиях, формы оборонных сооружений и поселений - зимовья, остроги и города. Сибирское оборонное зодчество явилось отражением лучших традиций русского градостроительства, применение их и позже, в XIX в. на американском континенте показало свою действенность. Судьба возведенных в Сибири русских форпостов различна. Некоторым суждено было пройти долгий путь развития. Они превратились ныне в современные города или села, настолько удачно было их расположение. Планирование создания рациональной сети поселений и нацеленность на основательное обустройство на новых территориях, поддержанные одной из основополагающих идей православия - строительство на земле «небесного Иерусалима», обеспечили успешную адаптацию русских в сибирских условиях. Когда необходимость в оборонной функции городов отпала, крепостные сооружения сохранили значение символа государственной власти, а затем редкие оставшиеся башни и один сохранившийся на всю Сибирь Тобольский кремль были музеефицированы и получили статус памятников архитектуры, что указывает на сохранение их значимости.

Культовое пространство формировалось архитектурой православных церквей, мировоззренческое содержание которой стало стабилизирующим фактором адаптации. Мировосприятие, переданное в образах замечательных храмов, среди которых можно назвать собор Софии Премудрости Слова Божия и церковь Похвалы Богородицы в Тобольске, церкви томской Троицы Живоначальной, илимской Казанской Божьей Матери и другие, показывает единство понимания божественного и мирского, находящихся в непрерывном взаимодействии. Такое сочетание оказалось гармоничным и жизнеспособным в течение многих веков. По правилам православия церкви освящались во имя святых и священных событий. Вместе с тем, часто поводом для их возведения служило желание увековечить память о реальных личностях и о важных моментах русской истории в Сибири, что облегчало духовную адаптацию людей. Адаптационная модель духовного освоения русскими территории своего проживания включала поступательное развитие сети православных церковных сооружений, а также преимущественное распространение почитания избранных культов и святых икон.

Для семантики русского сибирского церковного зодчества характерно обращение к архетипическим элементам культуры, основанным на древнейших представлениях, включая числовую и топографическую символику. Системы священных чисел, известные первым мыслителям христианства, стали основой построения храмов, имевших значимое количество глав и алтарей, а также специфическое геометрическое построение планов. Размещение церквей также было символически оправданно. Часть из них строилась на месте языческих капищ коренных народов, либо там, где происходили предполагаемые явления чудотворной иконы или чудесное событие. Расположение православных храмов вне крепостных стен поселения играло роль оберега. Сохраняющиеся элементы поклонения русских природным объектам совмещались с принципами следования древним христианским канонам, заключенным в трактовке текстов Священного Писания, преимущественно Ветхого Завета. Сибирские церкви, создававшиеся людьми и для людей, отразили противоречивую систему мировоззрения народного варианта православия. Строители православных храмов следовали принципам, которые стали традиционным для зодчества русских. Правила, составившие основу преемственности форм и образов храмов, появились на Руси после принятия христианства и имели распространение в Византии и средневековой Европе. В течение веков они претерпели изменения, подвергшись влияниям как западной, так и восточной архитектуры, что выразилось в разнообразии стилистики храмов, имевших своих архитектурных «предшественников» и «наследников».

Церкви как сооружения культового зодчества характеризуются наибольшей степенью традиционности своего архитектурного образа и облика, что следует из сохраняемого в течение столетий символического понимания православного храма и его частей. Традиционность образа и облика не предполагает механического перенесения форм и их символической сущности от одного здания к другому, из одной эпохи в другую. Каждая эпоха по-своему трактует образы благодаря, формированию новых элементов содержания, поворотам в идеологии общества, изменениям эстетических взглядов, появлению новых материалов и способов производства. Образы архитектуры выражают идеи общества языком форм геометрических, абстрактных, что соотносит архитектурную форму с ее содержанием опосредованно, следуя принципу историчности. Сооружения православной культовой архитектуры выступают феноменом русской средневековой культуры, подверженным всем характерным для этой эпохи влияниям, начиная от идеи теоцентризма и кончая языческими реминисценциями. Канонизация не устанавливала жестких границ творчества - каждое сооружение уникально. Свою задачу создатели храмов видели том, чтобы, воспроизводя уже известные формы и испытанные конструкции, выразить идею единства всего Русского православного мира. Жители сибирских городов, происходившие из разных российских городов и пришедшие осваивать незнакомые территории, должны были чувствовать свою причастность к жизни всего государства, во всем ощущать «встроенность» в его систему и в итоге обрести новую родину в ранее чуждом им краю.

Зодчество русских в Сибири - неотъемлемая часть своеобразной культуры, созданной народом, формой жизни которого является непрерывное движение, перемещение, освоение, преобразование. Отсюда приверженность к строительству деревянных зданий, которые прекрасно поддаются переделкам, усовершенствованиям, изменениям, без значительного ущерба для эстетических достоинств и семантической насыщенности. Каждое поколение в новом сооружении имело возможность проявить свой художественный вкус, показать свое прочтение известных канонов, трактовать традиционные формы в духе своей системы мировосприятия. А при необходимости и без сожаления, а с надеждой смириться с утратой здания, погибшего, например, в пожаре, поскольку всегда существовала уверенность в возможности возведения нового, одновременно и несущего элементы преемственности, и отвечающего потребностям времени.

Причины непрерывного, из поколения в поколение продолжавшегося преобразования архитектурной среды объясняет такая ценностная установка русских сибиряков, как следование принципу практической активности. Вторая - коллективизм, обосновывает приложение практики архитектурного творчества к сооружениям и постройкам общественного и культового назначения, потребность в которых выходит за пределы сугубо индивидуального использования. Третья ценностная установка устойчивая и активная этнокультурная определенность мировосприятия личности, выступает как общая основа для применения фиксированного набора конструктивных приемов и связанных с ними художественных форм.

Феномен движущейся архитектуры проявляется в адаптационных возможностях культуры русских, основанных на приоритете преобразовательной деятельности людей. Перестройка и перенос острогов и церковных сооружений оказываются быстрой и адекватной реакцией на изменяющуюся внешнюю обстановку. Многие сибирские города, основанные русскими, начинались как зимовья, обеспечивавшие потребности краткосрочной, сезонной жизни и деятельности предельно малого коллектива - охотничьей, промысловой артели в три-пять человек. Для размещения такого же малого коллектива, но уже служилых людей, представлявших государственную власть, требовалось придание тому же зимовью более впечатляющего образа. Так, например, возведение второго, боевого бруса с шатровой кровлей сразу превратило скромное зимовье будущего Казымского острога в мощную башню. Поскольку далее возникает потребность обеспечить укрытие опекаемого гарнизоном местного населения, находящегося в конфликте с иноплеменниками, то вокруг башни-зимовья возводится тыновое ограждение с двумя башнями, что превращает совокупность построек в ансамбль. При этом острог четко зонируется, что служит основанием для развития комплекса жилых и хозяйственных построек, предоставляющих все удобства для размещения гарнизона переменного состава, который увеличивается при непосредственной военной угрозе и сокращается, когда она исчезает.

Аналогично развертывается история Спасской церкви Зашиверска, ставшая типичной для большинства православных храмов, построенных на ранних этапах освоения Сибири. Вначале культовые действия выполнялись в одном из строений, входящих в комплекс острога, подобного Казымскому. Строительство церковного здания отметило образование ядра относительно постоянного населения. В Зашиверске это произошло, очевидно, через тридцать лет после основания зимовья, из которого развился острог. Расширение функций укрепленного пункта потребовало от его обитателей художественно-образного воплощения нового значения поселения-крепости. Если раньше в ансамбле выделялся амбар, то в обновленном остроге роль доминанты была передана символической, а не функциональной форме: часовня получила навершие в виде эффектной шатровой звонницы. Сформировавшийся силуэт острога оказался удачным в глазах его обитателей, и когда население Зашиверска выросло настолько, что оказалось в состоянии возвести храм и организовать свой церковный приход, уже ставший к тому времени традиционным акцент шатрового завершения был усилен и развит в мощный объем новой церкви.

Приблизительно через одно поколение выяснилось, что Зашиверск уже не нуждается в крепости как своем функциональном ядре и градообразующей доминанте. Специально сносить острожные стены не стали, но когда деревянный острог сгорел, его не восстанавливали. Посреди разросшегося поселения образовалась площадь, на которой реконструировали в привычных формах пострадавшую при пожаре церковь. Поскольку на предшествующем этапе церковь была составной частью сооружений острога, а возобновленная размещалась изолированно от других строений, оказалось логичным придать ее архитектуре более обобщенный облик, рассчитанный на восприятие со среднего и дальнего расстояния всего объема строения, а не одних только кровель, как это было, когда сруб церкви скрывался за острожными стенами. Одновременно была построена зимняя церковь, что соответствовало вхождению церковных обрядов в устоявшийся семейный быт. Холодное и теплое церковные строения создали типичный ансамбль погоста, третьим необходимым элементом которого стала отдельно стоящая колокольня. Вновь миновало около трети века, и перед следующим поколением обитателей Зашиверска открылись перспективы превращения поселения в административный центр. Его отвечавшее престижным потребностям обустройство началось с восстановления комплекса «острог - церковь», символизировавшего в глазах местных жителей союз государственной власти и христианской веры. Но после опустошительной эпидемии, Зашиверск практически перестал существовать как компактное поселение. Церковь вновь была реконструирована, сохранив, однако, свой шатровый тип.

Все перестройки осуществлялись приблизительно в ритме естественной смены поколений, их инициаторами и исполнителями были местные жители, совместными усилиями приводившие церковное здание в соответствие с изменяющимися обстоятельствами. Художественно-образный строй церковной архитектуры оставался единым, хотя в его пределах наблюдались тонкие, каждый раз конструктивно и семантически осмысленные вариации. Таким образом, на дальнем северо-востоке Сибири практически до середины XIX в. просуществовала традиционная русская средневековая культура, воплотившаяся в следовавшем канону архитектурном творчестве.

На протяжении XVII - XX вв. особенности зодчества обеспечивали успешное обустройство и жизнь русских на территории Сибири благодаря высокому адаптационному потенциалу культуры, выступающей и как донор, и как реципиент, что проявлялось в заимствованиях, принимаемых носителями культуры как «свои» и в передаче собственных элементов, феноменов и явлений иным культурам, а также вследствие возможности саморазвития и воспроизводства в любых условиях, широкому применению эффективных программ действия и апробированных форм. Даже в условиях мощного воздействия процессов модернизации, внедрения элементов научно-технического прогресса, социальных преобразований XX в. зодчество русских в Сибири сохранило свои основные характеристики. В процессе адаптации этноса отдельные формы культуры переходили в латентное состояние, но не исчезали полностью, и возвращались при появлении благоприятных условий. Актуализация древних элементов зодчества показывала инварианты, осмысляемые особенным образом в разные периоды истории. В духовной сфере строительной культуры такими инвариантами являются архетипические верования и православные каноны, а в материальной сфере - известные со времен Древней Руси конструкции, детали, приемы и правила возведения зданий и убранства интерьера. Стабилизирующее действие на адаптацию русских оказал религиозно-идеологический фактор, выступавший в форме православия, часто в его народном варианте, который в зодчестве воплощался в конструкциях, образах и символике церковных сооружений, а также в способах убранства помещений. Мировоззренческое содержание храмовой архитектуры обеспечивало русским создание духовной обустроенности в условиях освоения новых территорий и совместной жизни с народами, следовавшим иным религиозным и социальным нормам. Специфическое для средневекового общества явление «надэтничности» или «суперэтничности», понимаемое как объединение людей разной этнической идентификации по другому, признававшемуся более весомым, признаку, например, по принадлежности к конфессии, обеспечило эффективный обмен элементами, феноменами и явлениями культуры народов, населявших сибирские территории. Сохранение до наших дней элементов системы ценностных установок, появившейся благодаря существованию суперэтничности, способствовали наследованию подобного сценария культурного взаимодействия и после исчезновения в XX в. объединяющей роли православия, основой чего теперь стала общность долговременного совместного проживания на сибирских территориях. Несмотря на восприимчивость к внешним влияниям, зодчество русских в Сибири обладало большими донорскими способностями и значительной степенью устойчивости, противостоящей фатальным трансформациям, благодаря использованию стабильных этнокультурных инвариантов и следованию системе ценностных установок, которая присуща движущимся этносам. В особенностях зодчества нашла закономерное отражение специфика этнокультурной адаптации русских в Сибири в XVII - XX вв.

Список научной литературыМайничева, Анна Юрьевна, диссертация по теме "Этнография, этнология и антропология"

1. Абрамов Н. Город Ялуторовск с его округом // Тобольские губернские ведомости. 1864. № 26-29.

2. Абрамов Н. Описание Березовского края // Записки РГО. 1857. № 12. С. 360-362.

3. Авдеева Е.А. Записки и замечания о Сибири. М., 1837. 156 с.

4. Авдеева Е.А. Записки и замечания о старом и новом русском быте. М., 1842. 153 с.

5. Акты исторические. СПб, 1842.

6. Александров В.А. Итоги и перспективы изучения материальной культуры русского населения Сибири // Итоги и задачи изучения истории Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1971.

7. Александров В.А. Проблемы сравнительного изучения материальной культуры русского населения Сибири (XVII начало XX в.) // Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири. М.: Наука, 1974. С. 7-21.

8. Александров В.А. Русское население Сибири XVII начала XVIII в. (Енисейский край). М., 1964.

9. Алексеев А.Н. Первые русские поселения XVII XVIII вв. на северо-востоке Якутии. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1996.

10. Алексеев В.П. Этногенез. М., 1986.

11. Алисов Д.А. Культура городов Среднего Прииртышья в XIX -начале XX вв. Омск, 2001.

12. Алисов Д.А. Русские города Западной Сибири: социально-культурный облик и быт городского населения // Традиционная культурарусских Западной Сибири XIX XX веков: (Очерки культуры и быта). Омск: Наука, 2003. С. 171-236.

13. Алтайский сборник. Томск: Изд-во Об-ва любителей исследования Алтая. 1894.

14. Алферова Г.В. Русские города XVI XVII веков. М., 1989.

15. Альфа-Омега. Христианские и еврейские праздники, их языческое происхождение и история. М., 1991.

16. Андрианов Б.В., Чебоксаров H.H. Историко-этнографические области // СЭ. 1975. № 3. С. 15-25.

17. Анучин Д.Н. Этнографические очерки Сибири. Русско-сибирская народность // Ремесленная газета. 1876. № 14, 15, 21, 22, 24.

18. Арсеньев В. О церковном иконописании // Философия русского религиозного искусства XVI XX вв. М., 1993. Вып.1. С. 135-148.

19. Артемьев А.Р. Иргенский острог // Освоение Северной Пацифики. Владивосток, 1996. С. 212-223.

20. Артемьев А.Р. Обследование псковских пригородов Велья, Черницы, Коложе, Опочки, Красного и Вышгородка // Археология и история Пскова и Псковской земли: Тезисы докладов научн. конф. Псков. 1987. С. 104-106.

21. Артемьев А.Р. О некоторых особенностях строительства крепостей XVI XVII вв. в Сибири и на Дальнем Востоке // Мат-лы по средневековой археологии Дальнего Востока и Забайкалья: Препринт. Владивосток, 1989.

22. Артемьев А.Р. Русское позднесредневековое зодчество и пути его развития в Сибири и на Дальнем Востоке // Освоение Северной Пацифики. Владивосток, 1996а. С. 186-198.

23. Арутюнов С.А. Народы и культуры: Развитие и взаимодействие. М.: Наука, 1989.

24. Арутюнов С.А., Маркарян Э.С., Мкртумян Ю.И. Проблемы исследования культуры жизнеобеспечения этноса // СЭ. 1983. №2. С. 2231.

25. Археология: Древняя Русь: Быт и культура. М.: Наука, 1997.

26. Афанасьев К.Н. Витрувий и архитектурно-строительные традиции Древней Руси // Естественнонаучные представления Древней Руси. М., 1988. С. 3-11.

27. Афанасьев К.Н. Построение архитектурной формы древнерусскими зодчими. М., 1961.

28. Ащепков Е.А. Из опыта обследования народного зодчества в Восточной Сибири. Новосибирск, 1980.

29. Ащепков Е.А. О русском народном зодчестве в Сибири, о самобытных памятниках деревянной архитектуры. Новосибирск, 1973.

30. Ащепков Е.А. Особенности развития архитектуры народного жилища в Сибири. М., 1964.

31. Ащепков Е.А. Русское народное зодчество в Восточной Сибири. М.,1953.

32. Ащепков Е.А. Русское народное зодчество в Западной Сибири. М.: Изд-во Академии архитектуры СССР, 1950.

33. Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983.

34. Байбурин А.К. Обряды при переходе в новый дом у восточных славян (конец XIX начало XX вв.) // СЭ. 1976. № 5. С. 81-87.

35. Баландин С.Н. История архитектуры русских земледельческих поселений в Сибири (XVII нач. XX вв.). Новосибирск, 1984.

36. Баландин С.Н. К историографии деревянного зодчества и архитектуры Сибири конца XVII начала XX в. // Историография городов Сибири конца XVI - начала XX в. Новосибирск, 1983. С. 167-178.

37. Баландин С.Н. Каменный Софийский (Успенский) собор памятник архитектуры Тобольска // Памятники истории и архитектуры Сибири. Новосибирск, 1986. С. 76-87.

38. Баландин С.Н. Начало русского каменного строительства в Сибири // Сибирские города XVII начала XX века. Новосибирск, 1981.

39. Баландин С.Н. Оборонная архитектура Сибири в XVII в. // Города Сибири. Новосибирск, 1974. С. 10-15.

40. Баландин С.Н., Вилков О.Н. Юильский городок на Казыме // История городов Сибири. Новосибирск, 1977. С. 275-280.

41. Бардина П.Е. Быт русских сибиряков Томского края. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1995.

42. Бардина П.Е. Обживание нового дома у русского населения Среднего Приобья //Жилища народов Западной Сибири. Томск, 1991. С. 815.

43. Барская H.A. Сюжеты и образы древнерусской живописи. М., 1993.

44. Бартенев В. На крайнем северо-западе Сибири: Очерки Обдорского края. СПб., 1896. С. 92-93.

45. Баталов A.JI. Гроб Господень в замысле «святая святых» Бориса Годунова // Иерусалим в русской культуре. М., 1994. С. 154-171.

46. Баталов A.J1., Вятчанина Т.Н. Об идейном значении и интерпретации иерусалимского образца в русской архитектуре XVI XVII вв. // АН. 1988. Вып. 36. С. 22-42.

47. Бахрушин C.B. Научные труды. М., 1955. Т. III. Ч. I.

48. Белов М. И., Овсянников О. В., Старков В. Ф. Мангазея: Мангазейский морской ход. J1., 1980. Ч. I.

49. Белов М. И., Овсянников О. В., Старков В. Ф. Мангазея: Материальная культура русских полярных мореходов и землепроходцев XVI-XVII вв. М., 1981. Ч.Н.

50. Бердак Е., Буров И. Москва историческая: Улицы Москвы: Комплект открыток. М.: Панорама, 1991.

51. Бернштейн Б.М. Традиция и социокультурные структуры // СЭ. 1981. №2. С. 107-110.

52. Биркенгоф А.Л. Потомки землепроходцев. М., 1972.

53. Бломквист Е.Э. Крестьянские постройки русских, украинцев и белорусов // Восточнославянский этнографический сборник: ТИЭ АН СССР: Новая серия. М., 1956. Т. 31. С. 3-458.

54. Бломквист Е.Э. Общие черты в крестьянском жилище русских и белорусов // СЭ. 1954. № 4. С.40-42.

55. Бломквист Е.Э. Постройки бухтарминских старообрядцев // Бухтарминские старообрядцы: Мат-лы комплексного экспедиционного исследования. Л., 1930. Вып. 17.

56. Большая советская энциклопедия. М.: Изд-во Советская энциклопедия, 1970. Т. 2.

57. Бондаренко И.А. Народное и царственное зодчество Древней Руси: К проблеме общности традиций и идеалов // Народное зодчество. Петрозаводск, 1992. С. 7-10.

58. Бородкина М. Деревня Иткара Томского края. Хозяйственно-бытовые очерки // ТТКМ. Томск, 1927. Т. 1. С. 70-95.

59. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983.

60. Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии: Очерки теории и истории. М., 1981.

61. Брунов Н.И. Покровский собор. М., 1988.

62. Брызгунова Е.В., Кыштымова Т.А. Крестьянская изба Каменского округа //СМЖ. 1928. №9.

63. Булычев И. Путешествие по Восточной Сибири // Записки СО РГО. СПб., 1899. Кн. 1.С. 26-38.

64. Бусева-Давыдова И.Л. Об изменениях облика и названия собора Покрова на Рву // Архитектурное наследие Москвы. М., 1988. С. 40-51.

65. Бусева-Давыдова И.Л. О роли заказчика в организации строительного процесса на Руси в XVII в. // АН. Вып. 36: Русская архитектура. 1988. С.43-53.

66. Быконя Г.Ф. Заселение русскими Приенисейского края в XVIII в. Новосибирск, 1981.

67. Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. Новосибирск, 1971-1975. Ч. I: Приангарье, Ч. II: Забайкалье.

68. Вагнер Г.К. Византийский храм как образ мира // Византийский временник. М., 1986. Т. 47. С. 163-181

69. Вагнер Г.К. Деревянное зодчество русских старожилов в Среднем Приангарье // СЭ. 1956. № 3. С. 52-68.

70. Вагнер Г.К. Искусство мыслить в камне. М., 1990.

71. Вагнер Г.К., Владышевская Т.Ф. Искусство Древней Руси. М.: Искусство, 1993.

72. Валишевский К. Иван Грозный. М., 1912.

73. Васильевский P.C., Молодин В.И., Седякина Е.Ф. Исследования Илимского острога // Древние культуры Приангарья. Новосибирск, 1978. С. 215-231.

74. Великосельцев В.П. Сельскохозяйственные разъезды по Иркутской губерни//ЖМВД. СПб., 1850. Ч. XXXIV. С. 194-199.

75. Верхотурские грамоты конца XVI начала XVII в. M., 1982. T. I. Виды Новосибирска в конце XIX - начале XX веков. Новосибирск,

76. Витухновская М.А. Государственный историко-архитектурный и этнографический музей-заповедник Кижи. Петрозаводск, 1988.

77. Воронин H.H. Очерки по истории русского зодчества XVI XVII вв. М-Л., 1934.

78. Воронов A.A., Хайт В.Л. Ценные исследования по этноархитектуре (о трудах С.О. Хан-Магомедова, посвященных зодчеству народов Южного Дагестана // ЭО. 2003. № 2. С. 169-172.

79. Врангель Ф.П. Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю 1820-1824 гг. Л., 1948.

80. Выголов В.П. Архитектура Московской Руси середины XV века. М.,1988.

81. Выголов В.П. Надвратные храмы древней Руси (проблемы эволюции и происхождения) // Памятники русской архитектуры и монументального искусства: Столица и провинция. М., 1994. С. 28-35.

82. Гакстгаузен А. Исследования внутренних отношений народной жизни и в особенности сельских учреждений России. М., 1869. Т. 1. С. 151152.

83. Гаряев P.M. К вопросу об ориентации русских церквей // КСИА АН СССР. М., 1978. Вып. 155. С. 12-31.

84. Гелах Т. Жилище горнорабочего XVIII века на Урале // СЭ. 1936. № З.С. 111.

85. Голан А. Миф и символ. М., 1993.

86. Города России: Энциклопедия. М., 1994.

87. Города Сибири: (Экономика, управление и культура городов Сибири в досоветский период). Новосибирск, 1974.

88. Города Сибири: (Эпоха феодализма и капитализма). Новосибирск: Наука, 1978.

89. Грабарь И.Э. История русского искусства. М., 1953.

90. Григоровский Н.П. Крестьяне-старожилы Нарымского края // Записки ЗСОРГО. Кн. 1. Омск, 1879.

91. Громов М.Н., Козлов Н.С. Русская философская мысль X XVII вв. М., 1990.

92. Громыко М.М. Трудовые традиции русских крестьян Сибири (XVIII первая половина XIX в.). Новосибирск, 1975.

93. Грум-Гржимайло Г.Е. Описание Амурской области. СПб., 1894.

94. Гуляев С. Этнографические очерки Южной Сибири // Библиотека для чтения. 1848. Т. 90. С. 1-142.

95. Гуляницкий Н.Ф. Традиции классики и черты Ренессанса в архитектуре Москвы XV XVII вв. // АН. 1978. № 26. С. 16-19.

96. Гумбург Ю.Н. Церковь Казанской Божьей Матери села Илимского // АН. 1967. № 3. С.43-46.

97. Гунн Г.П. Каргополье Онега. М., 1974.

98. Гутнов А., Глазычев В. Мир архитектуры. М., 1990.

99. Даль В.И. О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб., 1994.

100. Дополнения к актам историческим, собранным и изданным Археологической комиссией. СПб., 1859. Т. 7.

101. Дынин В.И. Русская демонология: опыт выделения локальных вариантов // ЭО. 1993. № 4. С. 85-86.

102. Дьячков Г. Анадырский край // Записки общества изучения Амурского края. 1893. Т. II.

103. Ежегодник Тобольского губернского музея. Без в/д. Т. XIX.

104. Желоховцева Е.Ф. Геометрические структуры в архитектуре и живописи Древней Руси // Естественнонаучные знания в Древней Руси. М.: Наука, 1980. С. 23-62.

105. Жеравина А.Н. Очерки по истории приписных крестьян кабинетского хозяйства в Сибири (вторая половина XVIII первая половина XIX вв. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1985.

106. Живова Л.В. Домовая роспись на Алтае: по материалам полевых исследований 1991-1993 гг. // Этнография Алтайского края: Научно-методические материалы. Барнаул, 1994.

107. Живописная Россия: Отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении. М., 1884. Т. XI: Западная Сибирь.

108. Забелин И.Е. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях. М., 1990. Книга первая: Государев двор, или дворец.

109. Забелло С., Иванов В., Максимов П. Русское деревянное зодчество. М., 1942.

110. Забельшанский Г.Б., Миневрин Г.Б., Раппопорт А.Г., Сомов Г.Ю. Архитектура и эмоциональный мир человека. М., 1985.

111. Заварихин С.П. В древнем центре Сибири. Москва: Искусство, 1987.

112. Зверев В.А. Выйду на улицу, гляну на село. // Сибирское здоровье сегодня. 1997. №. 2.

113. Зверев В.А. Медико-санитарные условия жизни сельского населения Сибири (1861-1917 гг.) // Культурный потенциал Сибири в досоветский период: Межвузовский сборн. научн. трудов. Новосибирск: Изд-во НГПИ, 1992. С. 38-54.

114. Зуев A.C. Русские и аборигены на крайнем северо-востоке Сибири во второй половине XVII первой четверти XVIII вв. Новосибирск, 2002.

115. Иванов И.О. О значении храма и обряда в области веры и религии Христовой. Воронеж, 1894.

116. Иеромонах Иринарх. История Обдорской духовной миссии: 18541904. М., 1906.

117. Из записок декабриста Якушкина // Русский архив. 1870. № 1-19.

118. Ильин М.А. Архитектура Москвы в XVIII веке. М., 1953.

119. Ильин М.А. Русское шатровое зодчество: Памятники середины XVI в. М., 1980.

120. Ильиных В.А., Ноздрин Г.А. Очерки истории сибирской деревни. Новосибирск, 1995.

121. Иркутские губернские ведомости. 1858. № 4.

122. Историко-архитектурный музей под открытым небом: Принципы и методика организации. Новосибирск: Наука, 1980.

123. Историография городов Сибири конца XVI начала XX века. Новосибирск: Наука, 1984.

124. История и психология. М.: Наука, 1971.

125. История крестьянства России до 1917 г. М.: Наука, 1993. Т. 3.

126. История русского искусства. М., 1909. Т. 1.

127. Источниковедение городов Сибири XVI начало XX в. Новосибирск: Наука, 1983.

128. Источниковедение и историография городов Сибири: Конец XVI -первая половина XIX в. Новосибирск: Наука, 1987.

129. Кавельмахер В.В. Способы колокольного звона и древнерусские колокольни // Колокола: История и современность. М., 1985. С. 39-78.

130. Калинина И.В. Православные храмы Иркутской епархии. М.: ГАЛАРТ, 2000.

131. Каргер М.К. Новгород. Л.: Искусство, 1980.

132. Кауфман A.A. Очерк крестьянского хозяйства в Сибири. Томск,1894.

133. Кауфман A.A. Переселение и колонизация. СПб., 1905.

134. Кауфман A.A. Русская община в процессе ее зарождения и роста. М.,1908.

135. Кауфман A.A. Томские переселенцы по подворному обследованию. М, 1897. Т.VII.

136. Кауфман A.A. Хозяйственное положение переселенцев, водворенных на казенных землях Томской губернии. СПб., 1895. Ч. 1.

137. Кауфман A.A. Хозяйственное положение переселенцев, водворенных на казенных землях Томской губернии. СПб., 1895. Ч. 2.

138. Киево-Печерский патерик. Под ред. Абрамовича Д. Киев, 1930. Кириллин В.М. Символика чисел в древнерусских сказаниях XVI в. // Естественнонаучные представления Древней Руси. М., 1988. С. 83-87.

139. Кириллов П. Заметки о Сибири // ЖМВД. СПб., 1839. Ч. XXXIV. № 12. С. 11-24.

140. Ключевский В.О. Курс русской истории. М., 1956. Т. 1.

141. Князьков С. Очерки из истории Петра Великого и его времени. СПб.,1914.

142. Колесников А.Д. Памятники военно-оборонительного искусства Сибири // Памятники истории и архитектуры Сибири. Новосибирск, 1986. С. 4-8.

143. Комаров B.JI. О русском населении Камчатки // РАЖ. 1912. № 2-3. Комеч А.И. Древнерусское зодчество конца X начала XII в. М.: Наука, 1987.

144. Комеч А.И. Каменная летопись Пскова XII начала XVI в. М.: Наука, 1993.

145. Комин Г.Е. Дендрохронология Казымского городка // Историко-архитектурный музей под открытым небом: Принципы и методика организации. Новосибирск, 1980. С. 122-126.

146. Копылов А.Н. Очерки культурной жизни Сибири XVII начала XIX в. Новосибирск, 1974.

147. Копылова C.B. Из истории строительства в Тобольском кремле // ИСО АН СССР: Серия общественных наук. 1971. Вып. 1. № 1. С. 92-96.

148. Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. СПб., 1873. Первый отдел. Вып. 1.

149. Косточкин В.В. Русское оборонное зодчество конца XIII начала XVI вв. М., 1962.

150. Кочедамов В.И. Омск. Как рос и строился город. Омск, 1960. Кочедамов В.И. Строительство Тюмени в XVI XVIII вв. // ЕТОКМ. Тюмень, 1963. Вып. 3. С. 83-106.

151. Кочедамов В.И. Тобольск. Как рос и строился город. Тюмень, 1963а.

152. Кочедамов В.Н. Первые русские города в Сибири. М.: Стройиздат,

153. Крадин Н.П. Об основании Казымского (Юильского) острога // Историко-архитектурный музей под открытым небом. Принципы и методика организации. Новосибирск, 1980. С. 100-120.

154. Красовский М. История русской архитектуры. Птг., 1916. Ч. 1: Деревянное зодчество.

155. Крестьянство Сибири в эпоху капитализма. Новосибирск: Наука,1983.

156. Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. Новосибирск: Наука,1982.

157. Крупянская Ю.В. Опыт этнографического изучения уральских рабочих//СЭ. 1953. № 1.С. 77-81.

158. Крывелев И.А. Библия: Историко-критический анализ. М., 1985. Кудрявцев О.Ф. Патент на благородство: Миф о Золотом веке в становлении самосознания ренессансной культуры // Миф в культуре Возрождения. М., 2003. С. 80-87.

159. Культурное наследие средневековой Руси в традициях Урало-Сибирского старообрядчества: Материалы Всерос. научн. конф. Новосибирск: Новосиб. гос. консерватория им. М.И. Глинки, 1999. Культурология XX в.: Словарь. СПб., 1997.

160. Курилов В.Н. Из истории шатрового зодчества в Сибири XVII в. // Памятники быта и хозяйственное освоение Сибири. Новосибирск: Наука, 1989. С. 91-94.

161. Курилов В.Н., Майничева А.Ю. Крепость и храм: Тенденции движения русской культуры в архитектурном творчестве. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2003.

162. Куспак Н.В. Кемская крепость XVII в. // Народное зодчество. Петрозаводск, 1992. С. 167-176.

163. Кушелевский Ю.И. Северный полюс и земля Ямал. СПб., 1869.

164. Лаптев А.Н. Итоги жилищно-бытового обследования селений Томского округа // СМЖ. 1928. №5.

165. Ласковский Ф.Ф. Материалы для истории инженерного искусства в России. СПб., 1858.

166. Лебедева Н.И. Памятники культового зодчества в динамике культурно-исторических реалий XX в. (по материалам Омского Прииртышья): Автореф. дис. канд. ист. наук. Омск, 2000.

167. Левин М.Г., Чебоксаров H.H. Хозяйственно-культурные типы и историко-этнографические области (к постановке вопроса) // СЭ. 1955. №4. С. 3-17.

168. Ледебур К.Ф., Бунге A.A., К.А. Мейер К.А. Путешествие по Алтайским горам и джунгарской Киргизской степи. Новосибирск: Наука, 1993.

169. Липинская В.А. Заимки Западной Сибири конца XIX в. как сезонные поселения // Хозяйство и быт западносибирского крестьянства XVII -начала XX вв. М., 1979. С. 24-36.

170. Липинская В.А. Опыт анализа фотопланов при историко-этнографическом изучении поселений (по материалам Алтайского края) // Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири. М., 1974. С. 31-45.

171. Липинская В.А. Русские поселения в Алтайском крае // СЭ. 1965. № 6. С. 21-24.

172. Липинская В.А. Русское население Алтайского края: Народные традиции в материальной культуре (XVIII XX вв.). М., 1987.

173. Липинская В.А. Старожилы и переселенцы: Русские на Алтае. XVIII начало XX. М.: Наука, 1996.

174. Липинская В.А. Типы застройки усадьбы русского населения Западной Сибири // СЭ. 1975. № 5. С. 32-37.

175. Липинская В.А., Сафьянова A.B. Жилище русского населения восточных районов Алтайского края (конец XIX начало XX в.) // Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири. М., 1974. С. 198-201.

176. Лопарев X. Самарово, село Тобольской губернии и округа: Хроника, воспоминания и материалы о его прошлом. СПб., 1896.

177. Лурье C.B. Метаморфозы традиционного сознания: (Опыт разработки теоретических основ этнопсихологии и их применения к анализу исторического и этнографического материала). СПб., 1994.

178. Любимов Л. Искусство Западной Европы: Средние века, Возрождение в Италии. М., 1982.

179. Люцидарская A.A. Старожилы Сибири: Историко-этнографические очерки: XVII начало XVIII в. Новосибирск: Наука, 1992.

180. Люцидарская A.A. Усадебный комплекс Восточной Сибири начала XVIII в. // Памятники быта и хозяйственное освоение Сибири. Новосибирск: Наука, 1989. С. 144-149.

181. Люцидарская A.A. Юильский острог на р. Казым (К вопросу о времени и причинах возникновения) // Проблемы охраны и освоения культурно-исторических ландшафтов Сибири. Новосибирск: Наука, 1986. С. 153-172.

182. Люцидарская A.A., Майничева АЛО. Православные «язычники» // Проблемы межэтнического взаимодействия народов Сибири. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2002. С. 7477.

183. Майничева АЛО. Архитектурно-строительные традиции крестьянства северной части Верхнего Приобья: Проблемы эволюции и контактов. Середина XIX начало XX вв. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии, 2002.

184. Майничева АЛО. Восстановление интерьера трапезной Спасо-Преображенской церкви из Зашиверска // Духовное возрождение России: Мат-лы Всеросс. научно-практ. конф. (24-25 мая 1993 г.). Омск, 1993. С. 142-146.

185. Майничева А.Ю. Выбор места для поселения и строительства крестьянами Приобья // Культурологические исследования в Сибири, 2000. №2 (10). С. 107-114.

186. Майничева А.Ю. Двор архиепископа Киприана в Тобольске (20-е годы XVII в.) // Гуманитарные науки в Сибири. 1998. № 3. С. 82-86.

187. Майничева АЛО. Дерево в ремеслах крестьян Приобья // Традиционная этническая культура и народные знания: Мат-лы междунар. конф. Москва, 21-24 марта 1994 г. М., 1994. С. 75.

188. Майничева А.Ю. Деревянные постройки в поселениях Колыванского района Новосибирской области // Русские Сибири: Культура, обычаи и обряды. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1998а. С. 143-160.

189. Майничева А.Ю. Деревянные церкви Сибири XVII века: Формы, символы, образы. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2000.

190. Майничева А.Ю. Домостроение // Новиков A.B., Майничева А.Ю., Кравцов В.М., Грес М.В. Прошлое Болотнинской земли. Новосибирск: Изд-во АртИнфоДата, 2003. Гл. 5. С. 95-114.

191. Майничева А.Ю. Заимствования в церковном зодчестве Прибайкалья XVII-XIX вв. в аспекте адаптационных возможностей русского этноса // Археология, этнография и антропология Евразии. № 2 (22). 2005. С. 151158.

192. Майничева А.Ю. Зодчество как предмет исследования этнографии: методология и методика работы // Этнография Алтая и сопредельных территорий: Мат-лы международной научно-практической конференции. Барнаул: Изд-во БГПУ, 2005а. Вып. 6. С. 224-248.

193. Майничева А.Ю. Из истории заселения в Томской губернии в середине XIX в. // Этнография Алтая и сопредельных территорий: Мат-лы междунар. научно-практ. конф. Барнаул, 2003. Вып. 5. С. 20-24.

194. Майничева АЛО. Крестьянские усадьбы севера Верхнего Приобья (конец XIX начало XX вв.) // ЭО. 19986. № 3. С. 56-65.

195. Майничева АЛО. Освоение пространства русскими и изображения сибирских крепостей // Русские: Мат-лы VII Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири (9-11 декабря 2004 г., Тобольск). Тобольск, 2004. С. 44-46.

196. Майничева A.IO. О семантике архитектурного образа собора Софии Премудрости Слова Божия в Тобольске (1622-1643 гг.) // Гуманитарные науки в Сибири. 1999. № 3. С.42-46.

197. Майничева АЛО. О символике деревянных церквей Сибири XVII века // Русские старожилы: Мат-лы III Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири» (11-13 декабря 2000 г., г. Тобольск). Тобольск Омск, 2000а. С. 493-495.

198. Майничева АЛО. Опыт описания и реконструкции сибирских изб и дворов XVII XIX вв. // Проблемы культурогенеза и культурное наследие. Мат-лы к конф. в 3 ч. СПб., 1993а. Ч. 3: Этнография и изучение культурных процессов и явлений. С. 40-46.

199. Майничева АЛО. Проблемы контактов и эволюционных процессов в культуре строительства населения Приобья: традиции и инновации // Этносоциальные процессы в Сибири. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 20006. Вып. 3. С. 117-122.

200. Майничева А.Ю. Проблемы этничности и самоидентификации в работах зарубежных авторов: историографический очерк. // Проблемы межэтнического взаимодействия народов Сибири. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2002а. С. 89-95.

201. Майничева А.Ю. Развитие традиционного жилища русских крестьян Западной Сибири // Народы Сибири: История и культура. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1997а. С. 120-127.

202. Майничева А.Ю. Рассказы о переселении // Традиционная культура русских Западной Сибири XIX XX веков: Очерки истории и быта. Омск: Наука, 2003а. С. 64-73.

203. Майничева А.Ю. Реки в истории поселений восточных славян севера Верхнего Приобья (середина XIX начало XX вв.) // Природа и цивилизация: Реки и культуры: Мат-лы конф. СПб.: Европейский дом, 19976. С. 176-180.

204. Майничева А.Ю. Религиозно-мировоззренческие аспекты адаптации культуры русских в Сибири в XVII XX вв. (На примере зодчества) // Проблемы межэтнического взаимодействия в Сибири. Новосибирск: Изд-во АртИнфоДата, 2004а. Вып. 2. С. 69-73.

205. Майничева А.Ю. Роль адаптационного потенциала культуры этноса в процессах трансформации традиций // Тезисы док-ов: VI Конгресс этнографов и антропологов России: Санет-Петербург, 28 июня 2 июля 2005 г. С.-Пб., 2005в. С. 70.

206. Майничева А.Ю. Рукопись А.Т. Лямзина «Страницы из истории Маслянино» // Духовное наследие народов России и современная культура: Тезисы докладов научн. конф. (28-29 марта 1996 года). Новосибирск, 1996. С. 111-114.

207. Майничева А.Ю. Русские православные храмы Сибири и творчество итальянских архитекторов // Искусство народов Сибири: Прошлое,настоящее, будущее: Сборник мат-лов Всеросс. научно-практ. конф.: (Омск, 19-20 октября 2004 года). Омск: Наука, 20046. С. 47-51.

208. Майничева А.Ю. Семантика печи в культуре сибиряков-старожилов Верхнего Приобья //Гуманитарные науки в Сибири. 2000в. № 3. С. 62-65.

209. Майничева А.Ю. Семантика пещерных православных храмов Сибири // Археология, этнография и антропология Евразии. 2005г. № 1 (21). С. 152-157.

210. Майничева А.Ю. Сибирские избы и дворы XVII XVIII вв. // Проблемы изучения этнической культуры восточных славян Сибири XVII - XX вв. Новосибирск, 20036. С. 48-70.

211. Майничева А.Ю. Софийский собор в Тобольске (1621-1643) // Церковная археология: Мат-лы Первой Всерос. конф. Псков, 20-24 ноября 1995 г. СПб. Псков, 1995. Ч. 3: Памятники церковной археологии России. С. 22-25.

212. Майничева А.Ю. Софийский собор в Тобольске 1621-1677 гг. // Религия и церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера: (К 450-летию преподобного Трифона, вятского чудотворца): Мат-лы Междунар. научн. конф. Киров, 1996а. Т. 2. С. 196-198.

213. Майничева АЛО. Старожилы и переселенцы // Новиков A.B., Майничева АЛО., Кравцов В.М., Грес М.В. Прошлое Болотнинской земли. Новосибирск: Изд-во АртИнфоДата, 2003в. Гл. 3. С. 60-80.

214. Майничева А.Ю. Строители православных храмов Сибири XVI -XVII вв. // Межславянские взаимоотношения и связи: Средние века -раннее новое время. М., 1999а. С. 107-110.

215. Майничева А.Ю. Традиции строительного дела и верования крестьян Приобья (конец XIX начало XX в.) // Гуманитарные науки в Сибири. № 3. 1995а. С. 82-89.

216. Майничева А.Ю. Традиции строительного дела средневековой Руси и домостроение старообрядцев Верхнего Приобья в конце XIX начале

217. XX вв. // Культурное наследие средневековой Руси в традициях урало-сибирского старообрядчества: Мат-лы Зсеросс. научн. конф. 17-19 мая 1999 г. Новосибирск, 19996. С. 51-63.

218. Майничева АЛО. Усадьбы Тюмень-Тобольского региона по зарисовкам начала XX века // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2003. Т. IX. Ч. И. С. 107-110.

219. Майничева А.Ю. Форт Росс в историографии США // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 20026. Т. VIII. С. 577-580.

220. Майничева А.Ю. Церковь во имя св. Серафима Саровского -памятник деревянного зодчества Сибири начала XX в. // Гуманитарные науки в Сибири. 2002в. № 3. С. 25-27.

221. Майничева А.Ю. Этноэкологические системы Верхнего Приобья: особенности домостроения некоторых этнических групп // Этнос, ландшафт, культура: Мат-лы конф. СПб.: Европейский Дом, 1999в. - С. 171-175.

222. Майничева АЛО., Майничева Е.А. Мастера-резчики в Верхнем Приобьи // Мастер и народная художественная традиция Русского Севера:

223. Доклады III Междунар. научн. конф. «Рябининские чтения-99». Петрозаводск, 2000. С. 371-375.

224. Макаренко A.A. Сибирский народный календарь. Новосибирск: Наука, 1993.

225. Маковецкий И.В. Архитектура русского народного жилища Забайкалья // Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. Новосибирск, 1975. Ч. 2: Забайкалье. С. 15-82.

226. Маковецкий И.В. Деревянное зодчество Среднего Приангарья (XVII -XX вв.) // Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. Новосибирск, 1971. Ч. 1 : Приангарье. С. 11-120.

227. Максимов П.Н. Опыт исследования пропорций в древнерусской архитектуре // Архитектура СССР. 1940. № 1. С. 16-19.

228. Максимов C.B. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб., 1994.

229. Мамсик Т.С. Сельская непосредственная среда обитания сибиряков XVIII XIX вв.: Бюрократия и народная культура // Проблемы историко-культурного наследия Сибири и Дальнего Востока: Мат-лы регион, научн. конф. Новосибирск: ИЦ Writer, 1997. С. 21-26.

230. Маргаритов В. Камчатка и ее обитатели // Записки Приамурского отдела РГО. Хабаровск, 1899. T.V. Вып. 1.

231. Маркарян Э.С. Очерки теории культуры. Ереван, 1969.

232. Мархинин В.В., Удалова И.В. Межэтнические сообщества в регионах Сибири: (На материале социологической экспедиции в национально-смешанные поселения Сургутского района Ханты-Мансийского автономного округа). Новосибирск, 1996.

233. Материалы по истории Якутии XVII в.: Документы ясачного сбора. М.: Наука, 1970. Ч. 3.

234. Меньшиковский дворец-музей. Л.: Лениздат, 1989.

235. Миллер Г. История Сибири. М.-Л., 1941. T. II.

236. Мильчик М.И. Дома с росписью мастеров Петровских в Поважье // Проблемы исследования, реставрации и использования архитектурного наследия Российского Севера. Петрозаводск, 1991. С. 94-103.

237. Мильчик М.И. Ремонты деревянных церквей в XIX веке по порядным записям // Проблемы исследования, реставрации и использования архитектурного наследия Русского Севера. Петрозаводск, 1989. С. 120-124.

238. Миненко H.A. Северо-Западная Сибирь в XVIII первой половине XIX в.: Историко-этнографический очерк. Новосибирск, 1975.

239. Мирошниченко П.О. Легенда о ЛСП. Гатчина, 1992.

240. Мифы древних славян. Саратов, 1993.

241. Мкртумян Ю.И. Основные компоненты культуры теории этноса // Методологические проблемы исследования этнических культур. Ереван, 1978. С.42-46.

242. Молодин В.И. Археологическая разведка на реке Казым // Историко-архитектурный музей под открытым небом: Принципы и методика организации. Новосибирск, 1980. С. 134-140.

243. Молодин В.И., Добжанский В.Н. Система водоотводов Илимского острога// Древние культуры Приангарья. Новосибирск, 1978. С. 233-238.

244. Москва на старинных открытках. М.: Скорпион, 1992.

245. Нагнибеда В.Я. Сельское хозяйство Томской губернии. Томск, 1924.

246. Нагнибеда В.Я. Томская губерния. Томск, 1917.

247. Нагнибеда В.Я. Томская губерния. Томск, 1920.

248. Нагнибеда В.Я. Томская губерния. Томск, 1921.

249. Нагнибеда В.Я. Томский округ: Экономический очерк. Томск, 1925.1. Назиратель. М., 1990.

250. Найденов H.A. Сибирские города: Материалы для их истории XVII-XVIII столетий: Нерчинск. Селенгинск. Якутск. М., 1886.1. Народы Сибири. М., 1956.

251. Небольсин П.И. Заметки на пути из Петербурга в Барнаул. СПб., 1850. С. 33.

252. Неклепаев И.Е. Поверья и обряды Сургутского края // Записки ЗСО РГО. Омск, 1903. Кн. XXX. С. 29-230.

253. Никитин Н.И. Сибирская эпопея XVII века: Начало освоения Сибири русскими людьми. М., 1987.

254. Никольский Н.М. История русской церкви. М.: Политиздат, 1983.

255. Новоселов А. Задачи сибирской этнографии // Записки ЗСО РГО, 1916. Т. 38.

256. Оглы Б.И. Архитектура г. Иркутска XVIII XIX столетий // ТНИСИ. 1958. Т. VIII. С. 3-26.

257. Огрызко И.И. Христианизация народов Тобольского севера в XVIII в. Л., 1941.

258. Одинцова М.К. Из истории русского деревянного зодчества в Восточной Сибири (XVII в.). Иркутск, 1958.

259. Окладников А.П. Пенда забытый русский землепроходец XVII века //Летопись Севера. 1949. № 1. С. 36-37.

260. Окладников А.П., Ащепков Е.А., Гоголев З.В. Древний Зашиверск. Древнерусский заполярный город. М., 1977.

261. Олсуфьев A.B. Общий очерк Анадырской округи, ее экономического состояния и быта населения // Записки Приамурского отдела РГО, 1896. Т. II. Вып. 1.

262. Описание памятников русской архитектуры по губерниям. СПб., 1913. Т. 3: Иркутская губерния. Вып. 50.

263. Ополовников A.B. Сокровища Русского Севера. М., 1980.

264. Ополовников A.B., Крадин Н.П. Деревянные крепостные сооружения Якутии //АН. 1982. Вып. 30. С.85-93.

265. Орфинский В.П. К вопросу о художественной преемственности в современной русской архитектуре // Традиции и новаторство в градостроительстве Российской Федерации. М., 1986. С. 27-33.

266. Орфинский В.П. Народная деревянная архитектура в североевропейской этнической контактной зоне // Тезисы междунар. научн. конф. «Запад-Восток: взаимодействие архитектурных традиций». М., 1992.

267. Орфинский В.П. Народное деревянное культовое зодчество Российского Севера: Истоки развития // Народное зодчество. Петрозаводск, 1992. С. 39-42.

268. Очерки культурогенеза народов Западной Сибири: Поселения и жилища. Т. 1. Кн. II. Томск, 1994.

269. Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российской империи. СПб, 1773-1786. Ч. I IV.

270. Памятники истории и архитектуры Сибири. Новосибирск: Наука,1986.

271. Памятники истории, культуры и градостроительства Сибири. Новосибирск: Наука, 1991.

272. Памятники литературы Древней Руси: Начало русской литературы: XI начало XII века. М, 1978.

273. Первое столетие сибирских городов: XVII век. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1996.

274. Первые шаги в православном храме. М, 1991.

275. Петропавловский Н. По Ишиму и Тоболу (из путешествий и исследований крестьянского быта Западной Сибири) // Записки ЗСОРГО, 1886. Кн. 8. С. 8-31.

276. Писарев Н. Домашний быт русских патриархов: Репринтное воспроизведение издания 1904 года. М., 1991.

277. Плюснин Ю.М. Пространственное поведение человека (Методы проксемических исследований). Новосибирск, 1990.

278. Подъяпольский С.С. Венецианские истоки архитектуры Московского Архангельского собора // Древнерусское искусство. М., 1975. С. 264-272.

279. Подъяпольский С.С. Деятельность итальянских мастеров на Руси и в других странах Европы в конце XV начале XVI века // Советское искусствознание. М., 1986. № 20.

280. Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1975.

281. Попов А.И. Томск. М., 1959.

282. Потанин Г.Н. Полгода на Алтае // PC. 1859. № 9.

283. Прибыткова-Фролова A.M. Деревянное зодчество Томска // АН. 1955. №5.

284. Прибыткова-Фролова A.M. Памятники архитектуры XVIII и XIX века в Томске // ТТКМ. Томск, 1929. Т. II.

285. Принтц А. «Каменщики» ясачные крестьяне Бухтарминской волости Томской губернии // Записки РГО по общей географии. СПб., 1867. T.I.

286. Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири. М.: Наука, 1974.

287. Проблемы охраны и освоения культурно-исторических ландшафтов Сибири. Новосибирск: Наука, 1986.

288. Прогулка по старому Томску: Книга-альбом. Сост. Майданюк Э.К. Томск: Томск, книжн. изд-во, 1992.

289. Промышленность и техника. СПб.: Просвещение, 1904. Т. I: История и современная техника строительного искусства.

290. Прот. Сергий Булгаков. Православие: Очерки учения православной церкви. Paris: YMCA-Press, 1964.

291. Пыляев М.И. Старый Петербург. СПб., 1889.

292. Радищев А.Н. Избранные труды. M.-JL, 1952. Т. II.

293. Райхардт Г. Семь чудес света. Нюрнберг, 1987.

294. Рапов О.М. Русская церковь в IX первой трети XII в.: Принятие христианства М., 1988.

295. Раппопорт П.А. Ориентация древнерусских церквей // КСИА АН СССР. М., 1974. Вып. 139. 14-15.

296. Рахимов М.Р. Исчисление времени у таджиков Бассейна р. Хингоу // СЭ. 1954. №4. С. 34-38.

297. Резун Д.Я. О названиях русских церквей Западной Сибири в XVIII в. // Памятники быта и хозяйственное освоение Сибири. Новосибирск, 1989. С. 108-111.

298. Резун Д.Я. Родословная сибирских фамилий. Новосибирск, 1993.

299. Резун Д.Я. Эволюция понятия термина «город» и «острог» в приказном делопроизводстве XVII в. // ВИ. 1979. № 10. С. 172-176.

300. Резун Д.Я., Васильевский P.C. Летопись сибирских городов. -Новосибирск, 1989.

301. Религиоведение. СПб.: Изд-во Лань, 2004.

302. Ровинский П.А. Очерк Восточной Сибири // Древняя и новая Россия, 1875. Т. I. № 1.

303. Ровинский П.А. Сообщение о поездке по Ангаре и Лене // Известия ВСО РГО, 1871. Т. II. №3.

304. Рождение ребенка в обычаях и обрядах: Страны зарубежной Европы. М.: Наука, 1997.

305. Россия: Полное географическое описание нашего Отечества: Настольная и дорожная книга. Под ред. Семенова-Тян-Шанского В. П. Т. XVI: Западная Сибирь. СПб., 1881.

306. Русакова Л.М. Традиции и инновации в строительстве жилого комплекса у русских крестьян Сибири (Дооктябрьский период) // ИСО АН СССР: Серия общественных наук. 1982. № 1. Вып. 1. С. 21-24.

307. Русакова Л.М. Традиционное изобразительное искусство русских крестьян Сибири. Новосибирск, 1989.

308. Русский народ: Его обычаи, предания, суеверия и поэзия. М., 1880. Рыбаков Б.А. Архитектурная математика древнерусских зодчих // СА. 1957. №1. С. 21-24.

309. Рыбаков Б.А. Мерило Новгородского зодчего // Памятники культуры: Новые открытия: Ежегодник 1974. М., 1975. С. 196-219. Рыбаков Б.А. Ремесла Древней Руси. М., 1948. Рыбаков Б.А. Рождение богов и богинь // Мифы древних славян. Саратов, 1993. С. 210-229.

310. Рыбаков Б.А. Русские системы мер длины XI XV вв. // СА. 1949. №1.

311. Рыбаков Б.А. Русское прикладное искусство X XIII. Л., 1971. С. 50. Самсонов В.Ю. Подземные тайны. Пенза, 1996. Сафронов Ф.Г. Русские на северо-востоке Азии: XVII - первая половина XIX в. М., 1978.

312. Сборник документов по истории Бурятии XVII в. Улан-Удэ, 1960. Вып. 1.

313. Сибирские города XVII начала XX века. Новосибирск, 1981. Симченко Ю.Б., Смоляк А.В., Соколова З.П. Календари народов Сибири // Календарь в культуре народов мира. М., 1993. С. 45-56.

314. Скалой В.Н. Русские землепроходцы-исследователи Сибири XVII в. М., 1951.

315. Скобелев С.Г. Саянский острог // Тальцы. 1999. № 3 (7). С. 21-26.

316. Скорняков В.И. Приангарский край в этнографическом отношении // Сибирский наблюдатель. Томск, 1901. № 6.

317. Скрябина JI.A. Русские Притомья: Историко-этнографические очерки (XVII начало XX вв.). Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997.

318. Слукин В.М. Архитектурно-исторические подземные сооружения. Свердловск, 1991.

319. Смирнов Л.П. Правда и домыслы об Араповских пещерах // Новомосковская правда. 31.12.1969.

320. Соболевская H.A. Жилые и хозяйственные постройки в селах Приамурья начала XX в. // СЭ. 1986. № 2. С.80-91.

321. Соболевская H.A. Крестьянское строительство в системе ремесел и промыслов юга Дальнего Востока конца XIX начала XX вв. Автореф. дисс. на соискание уч. ст. канд. ист. наук. Владивосток, 1991.

322. Соболевская H.A. О жилищах белорусских крестьян-переселенцев в долине р. Кии в Приамурье в начале XX века // Памятники быта и хозяйственное освоение Сибири. Новосибирск: Наука, 1989. С. 149-163.

323. Соколов М.К. Жилища сельских местностей Омского округа // СМЖ. 1928. №5.

324. Соколов М.Н. Бытовые образы в западноевропейской живописи XV -XVII вв.: Реальность и символика. М, 1994.

325. Соколова З.П. Загадка Юильского городка // СЭ. 1977. №4. С. 129137.

326. Соловьев С.М. Начала русской земли. СПб, 1879. С. 18.

327. Спафарий Н. Путешествие через Сибирь от Тобольска до Нерчинска и границ Китая. СПб, 1882.

328. Справочная книга Тобольской Епархии к 1 сентября 1913 г. Тобольск: Изд-е Тобольского Епархиального Братства св. великомуч. Димитрия Солу некого, 1913.

329. Тарановская Н.В., Мальцев Н.В. Русские прялки. Л., 1970.

330. Тиц A.A. Загадки древнерусского чертежа. М.: Стройиздат, 1978.

331. Тобольск: Материалы для истории города XVII и XVIII столетий. М.,1885.

332. Тобольский архиерейский дом в XVII веке. Новосибирск, 1994. Вып.1..

333. Токарев С.А. К постановке проблем этногенеза // СЭ. 1949. С. 12-36. Токарев С.А. Проблема типов этнических общностей (к методологическим проблемам этнографии) // ВФ. 1964. № 11. С. 12-19.

334. Токарев С.А. Религиозные верования восточнославянских народов XIX начала XX вв. М.-Л., 1957.

335. Томилов H.A. Очерки этнографии тюркского населения Томского Приобья: Этническая история, быт и духовная культура. Томск, 1983.

336. Томилов H.A. Русские Нижнего Притомья (конец XIX первая четверть XX вв.). Омск, 2001.

337. Традиционное жилище народов России: XIX начало XX в. М.: Наука, 1997.

338. Третьяков П.И. Туруханский край, его природа и жители. СПб., 1871. Трубецкой Е. Два мира в древнерусской иконописи // Философия русского религиозного искусства XVI XX вв. М., 1993. Вып. 1. С. 142160.

339. Туманик А.Г. Крупнейшие православные храмы Сибири. Новосибирск, 1998.

340. Тюмень в XVII столетии. М., 1903. Тюмень в XVIII столетии. М., 1903. Уоллес М. Россия. СПб., 1880. Т. 1.

341. Успенский Т. Очерки юго-западной половины Шадринского уезда // Пермский сборник. М., 1859. Кн. 1. С. 4-31.

342. Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки. Сост. Михайлов О. СПб., 1777.

343. Ушаков Ю.С. Ансамбль в народном зодчестве Русского Севера. JL,1982.

344. Ушаров Н. Из путевых записок по Восточной Сибири // Записки СО РГО, СПб., 1864. Кн.7 . С. 13-49.

345. Фальк И.П. Записки путешествия академика Фалька. СПб., 1824. Т.6.

346. Фарафонтов А.П. Форт Росс, аванпост былой славы России в Америке (к 125-летнему юбилею): 1812-1937 г. Форт Росс, 1937.

347. Федоренко O.A. Строительная и бытовая культура крестьянского жилища по материалам экспедиции 1994 г. // Мат-лы научно-практ. конф.,посвященной 35-летию музея. Вт. пол. I тыс. до н. э.- конец II тыс. Барнаул, 1995. С. 81-90.

348. Федоров Г. Стихи духовные: Русская народная вера по духовным стихам. М., 1991.

349. Халпахчьян О.Х. Архитектурные памятники Ахтамара // АН. 1968. № 18. С. 136-139.

350. Черная М.П. Томский кремль середины XVII XVIII в.: Проблемы реконструкции и исторической интерпретации. Томск: Изд-во Томск, унта, 2002.

351. Чернецов В.Н. Быт хантов и манси по рисункам XIX в. // Сборник МАЭ.Л., 1949. Т. 10. С. 7-11.

352. Чудновский Л.С. Раскольники на Алтае // Северный вестник. 1890.9.

353. Шамаро A.A. Русское церковное зодчество: символика и истоки. М.,1988.

354. Швецова М. «Поляки» Змеиногорского округа // Записки ЗСОРГО, 1899. Кн. 26. С. 1-92.

355. Шелегина О.Н. Адаптация русского населения в условиях освоения территории Сибири: (Историко-этнографические аспекты. XVII XX вв.): Учебное пособие. М, 2001. Вып. 1,2.

356. Шелегина О.Н. Очерки материальной культуры русских крестьян Западной Сибири (XVIII первая половина XIX в.). Новосибирск: Наука, 1992.

357. Шенников A.A. Русское деревянное зодчество начала XVII века по книге А. Хутеериса // Современный художественный музей: Проблемы деятельности и перспективы развития. JL, 1980. С. 139-142.

358. Шерстобоев В.Н. Илимская пашня. Иркутск: Облгосиздат. 1949. Т. 1.

359. Школдин П. Хозяйственно-статистическое описание Бурлинской волости // ЖЗМОСХ. 1863. Кн. I. С. 37-50.

360. Шнейдер А.Р, Доброва-Ядринцева Л.Н. Население Сибирского края: Русские и туземцы. Сибкрайиздат, 1928.

361. Шперк Ф. Верхоленский округ Иркутской губернии // Медико-топографический сборник. СПб, 1870. Т. I. С. 160-168.

362. Шукуров Ш. Что есть мусульманский храм? // Наука и религия. № 1, 1995. С. 46-47.

363. Щапов А.П. Историко-географические и этнографические заметки о сибирском населении. Иркутск, 1937.

364. Щапов А.П. Собрание сочинений. Иркутск, 1937.

365. Щеглова Т.К. К вопросу о состоянии старинных образцов крестьянской деревянной архитектуры предгорного Алтая. По материалам экспедиций // Мат-лы научно-практ. конф, посвященной 35-летию музея. Вт. пол. I тыс. до н. э. конец II тыс. Барнаул, 1995.

366. Щеглова Т.К. Состояние традиционного крестьянского жилища в предгорьях Алтая: по материалам полевых исследований // Этнография Алтайского края: Научно-метод. мат-лы. Барнаул, 1994. С. 24-29.

367. Щепанская Т.Б. Культура дороги на Русском Севере // Русский Север. СПб., 1992. С. 103-106.

368. Щепанская Т.Б. Пронимальная символика // Женщина и вещественный мир культуры у народов России и Европы: Сборник МАЭ. СПб, 1999. Т. ЬУН. С. 15-19.

369. Щукин Н. Быт крестьянина Восточной Сибири // ЖМВД. СПб., 1859. Ч. XXXIV. №2. С. 17-47.

370. Щукин Н. Поездка в Якутск. СПб., 1844.

371. Энциклопедия уральских мифологий. Т.Н: Мифология манси. Новосибирск, 2001.

372. Этнография восточных славян: Очерки традиционной культуры. М.: Наука, 1987.

373. Этнография русского крестьянства Сибири (XVII середина XIX в.), М., 1981.

374. Яворницкий Д.И. История города Екатеринослава. Днепропетровск,1989.

375. Ядринцев Н. Сельские общества Салаирской волости // Записки ЗСОРГО. 1882. Кн. IV. С. 20-56.

376. Ядринцев Н.М. Поездка по Западной Сибири и в горный Алтайский округ//Записки ЗСОРГО. 1880. Кн. II.

377. Ядринцев Н.М. Русская народность на востоке // Дело. 1874. № 7. С. 321-333.

378. Ядринцев Н.М. Сибирь как колония. СПб., 1882. Ядринцев Н.М. Судьба сибирской поэзии и старинные поэты в Сибири // Литературный сборник. СПб., 1885.

379. Якобсон А.Л. Закономерности в развитии раннесредневековой архитектуры. Л., 1983.

380. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира: (Модели пространства, времени и восприятия). М., 1994.

381. Янин B.JI. Очерки комплексного источниковедения: Средневековый Новгород. М.: Высшая школа, 1977.

382. Яроцкий Я. Некоторые замечания о Туруханском крае // Казанский вестник. 1826. Ч. 16. С. 160-167.

383. Яскеляйнен А.Т. Новое об эволюции часовни Архангела Михаила на острове Кижи // Народное зодчество. Петрозаводск, 1992. С. 155-166.

384. Ластовский В.В., Сиволап Л.Г. Печерний комплекс Виноградського Монастиря на Черкащиш // М1жнародна Археолопчна Конференщя. Кшв, 1996. С. 14-16.

385. Марченко О.В. Сиволап Л.Г. Культов! печери Жаботинського Онуфрпвського монастиря // М1жнародна Археолопчна Конференщя. Кшв, 1996. С. 16-17.

386. Bourdier, Jean-Paul, AlSayyad, Nezar. Dwellings, Settlements and Tradition; Cross-Cultural Perspectives. Berkeley-Lanham-London, 1989.

387. Cataldi, Gian-Carlo. AlPOrigine dell'Abitare. Florence, 1986.

388. Cataldi, Gian-Carlo. Le Ragioni dell'Abitare // Les Raisons d'Habiter (Italian and French); Florence, 1988.

389. Colonial Russian America: Kyrill T. Khlebnikov's reports, 1817-1832. Portland, 1976.

390. Dragan R., loan A. Symbols and language in sacred Christian architecture. New York, 1996.

391. Egenter, Nold. Architectural Anthropology Semantic and Symbolic Architecture. An architectural-ethnological survey into hundred villages of central Japan. Structura Mundi, Lausanne, 1995.

392. Egenter, Nold. Bauform als Zeichen und Symbol. ETH, Zurich, 1980.

393. Egenter, Nold. Foundations for architectural anthropological research. Architectural Anthropology Research Series vol. 2., Structura Mundi, Lausanne, 1996.

394. Egenter, Nold. Sacred Symbols of Reed and Bamboo; Annually built cult-torches as spatial signs and symbols. Swiss Asiatic Studies Monographs vol.4, Zürich, 1982.

395. Egenter, Nold. The present Relevance of the Primitive in Architecture. Architectural Anthropology Research Series vol. 1, Structura Mundi, Lausanne, 1992.

396. Eubank, N. The Russians in America. Minneapolis, 1973. Fisher, Robert E. Buddhist art and architecture. London. Thames and Hudson. 1996.

397. Greene, Charles S. Fort Ross and the Russians. 1893 // Russians in America. 1727-1970. N. Y., 1977. P. 41-51.

398. Hall, E.T. A system of notation of proxemic behavior // American Anthropologist. Vol. 65,1963. P. 1003.

399. Hatch, F. The Russian advance into California. University of California,1922.

400. Hoddinott, R. Early Byzantine churches in Macedonia and South Serbia. London, 1963.

401. Hubka, T.C. Big House, Little House, Back House, Barn. The Connected Farm Buildings of New England. Univercity Press of New England. Hanover and London, 1984.

402. Kampfer, F. La concezione teologica ed architettonica della cattedrale «Vasiley Biazenny» a Mosca // Arte Lombarda, nuova serie, 1976. № 44/45.

403. Krautheimer, R. Early Christian and Byzantine architecture. Baltimore,1965.1.ssner, G. Gothic cathedrals and sacred geometry. London, 1957. Lightfoot, K., Wake, A., Schiff, A. The Archaeology and Ethnohistory of Fort Ross. California, 1991.

404. Mainicheva, Anna. Almighty Time // MUSEUM, UNESCO. Paris, № 175 (Vol. XLIV, № 3), 1992. P. 174-177 (на английском, русском, испанском, итальянском, арабском языках).

405. Mainicheva, Anna. Powerful Chronos // Annual Research Journal, Institute for Rewriting Indian (and World) History. India, Deli, 1991. P. 11-12.

406. Plans of the Sacred edifices of the Holy Land. Jerusalem, 1953.

407. Rapoport, A. House Form and Culture. Englewood-Cliffs, N. J., 1969.

408. Saile, D.G. Architecture and Cultural Change: Essays in Built Form and Culture Research. School of Architecture and Urban Design, University of Kansas, 1986.

409. Sollors, Werner. Foreword: Theories of American Ethnicity // Theories of Ethnicity: a Classical reader. N. Y., 1996.

410. Thompson, RA. The Russian settlement in California, Known as Fort Ross, founded 1812, abandoned 1841. Why the Russians came and why they left. Santa Rosa, 1896.

411. Указатель полевых исследований автора

412. ПМА1990 Материалы Приобского этнографического отряда (начальник отряда к.и.н. Е.Ф. Фурсова). Полевые и архивные исследования в Колыванском р-не НСО.

413. ПМА1991 Материалы Приобского этнографического отряда (начальник отряда к.и.н. Е.Ф. Фурсова). Полевые и архивные исследования в Сузунском р-не НСО.

414. ПМА1992 Материалы Приобского этнографического отряда (начальник отряда к.и.н. Е.Ф. Фурсова). Полевые и архивные исследования в Ордынском р-не НСО.

415. ПМА1993 Материалы Приобского этнографического отряда (начальник отряда к.и.н. Е.Ф. Фурсова). Полевые и архивные исследования в Ордынском р-не НСО.

416. ПМА1994 Материалы Приобского этнографического отряда (начальник отряда к.и.н. Е.Ф. Фурсова). Полевые и архивные исследования в Венгеровском р-не НСО.

417. ПМА1995 Западносибирского этнографического отряда (начальник отряда к.и.н. АЛО. Майничева). Полевые и архивные исследования в Ордынском р-не НСО.

418. ПМА1996 Материалы Западносибирского этнографического отряданачальник отряда к.и.н. АЛО. Майничева). Полевые и архивные исследования в Маслянинском и Тогучинском р-не НСО, г. Колывани.

419. ПМА1997 Материалы Западносибирского этнографического отряданачальник отряда к.и.н. А.Ю. Майничева). Полевые и архивные исследования в Маслянинском, Искитимском, Черепановском, Новосибирском р-нах НСО.

420. ПМА1998 Материалы Западносибирского этнографического отряданачальник отряда к.и.н. А.Ю. Майничева). Полевые и архивные исследования в Болотнинском р-не НСО.

421. ПМА1999 Материалы Западносибирского этнографического отряданачальник отряда к.и.н. А.Ю. Майничева). Полевые и архивные исследования в Маслянинском, Коченевском р-не НСО, г. Томске.

422. ПМА2000 Материалы Западносибирского этнографического отряданачальник отряда к.и.н. А.Ю. Майничева). Полевые и архивные исследования в Коченевском р-не НСО, Кожевниковском, Шегарском, Томском р-нах Томской области.

423. ПМА2001 Материалы Западносибирского этнографического отряданачальник отряда к.и.н. А.Ю. Майничева). Полевые и архивные исследования в Болотнинском, Куйбышевском, Барабинском р-нах НСО, Тюменской обл., г. Томске.

424. ПМА2002 Материалы Западносибирского этнографического отряданачальник отряда к.и.н. АЛО. Майничева). Полевые и архивные исследования в Мошковском р-не НСО, Тюменской обл., г. Тобольске.

425. ПМА2003 Материалы Западносибирского этнографического отряданачальник отряда к.и.н. А.Ю. Майничева). Полевые и архивные исследования в Мошковском р-не НСО, г. Барнауле, Туре.

426. ПМА2004 Материалы Западносибирского этнографического отряданачальник отряда к.и.н. А.Ю. Майничева). Полевые и архивные исследования в Мошковском р-не НСО, гг. Екатеринбурге, Иркутске, Омске, Саянске.1. СПИСОК ИНФОРМАТОРОВ

427. Агалакова Зоя Алексеевна, 1918 г. р., д. Нижний Сузун Сузунского р-на НСО.

428. Антоненко (Баннова) Наталья Агеевна, 1918 г. р., д. Турнаево Болотнинского р-на НСО.

429. Антошкина Анисья Дементьевна, 1914 г. р., д. Нижний Сузун Сузунского р-на НСО.

430. Ашаев Александр Алексеевич, 1930 г. р., д. Малая Черемшанка Колыванского р-на НСО.

431. Бархатова Аксинья Ивановна, 1932 г. р., д. Чингисы Ордынского р-на НСО.

432. Батурина Надежда Филипповна, 1912 г. р., д. Малышево Сузунского р-наНСО.

433. Башкиров Иван Митрофанович, 1921 г. р., г. Томск.

434. Богатырев Захар, 1903 г. р., д. Кондаурово Колыванского р-на НСО.

435. Ветрова Серафима Константиновна, 1928 г. р., д. Тараданово Ордынского р-на НСО.

436. Волков Никифор Никодимович, 1890 г. р., д. Девкино Искитимского р-наНСО.

437. Вольперт Ермолай Григорьевич, 1923 г. р., д. Верх-Ирмень Ордынского р-на НСО.

438. Воронкова Раиса Даниловна, 1924 г. р., д. Чаус Колыванского р-на НСО.

439. Вылегжанин Федор Васильевич 1899 г. р., с. Маслянино НСО.

440. Вылегжанина Ксения Кондратьевна, 1910 г. р., д. Чингисы Ордынского р-на НСО.

441. Высоцкая Марфа Устиновеш, 1922 г. р., д. Новобибеево Болотнинского р-на НСО

442. Гавриленко Павел Герасимович, 1921 г. р., д. Александровка Болотнинского р-на НСО.

443. Гавриленко Пелагея Макаровна, 1920 г. р., д. Александровка Болотнинского р-на НСО.

444. Гаврилов Василий Григорьевич, 1912 г. р., д. Каргополово Ордынского р-на НСО.

445. Гаврилова Ирина Ивановна, 1917 г. р., д. Тараданово Ордынского р-на НСО.

446. Горбунов Архип Семенович, 1901 г. р., д. Базой Кожевниковского р-на Томской обл.

447. Гражданкина Тамара Ивановна, 1924 г.р,. д. Ташара, Мошковского р-на НСО.

448. Гундарев Федор Михайлович, 1906 г. р., д. Верх-Ирмень Ордынского р-на НСО.

449. Гусев Юрий Федорович, 1923 г. р., г. Новосибирск.

450. Гусева Людмила Васильевна, 1928 г. р., г. Новосибирск.

451. Гущина (Панова) Лукерья Илларионовна, 1914 г. р., пос. Мошково НСО.

452. Данилова (Чепчугова) Софья Васильевна, 1917 г. р., д. Ташара Мошковского р-на НСО.

453. Данилова Евдокия Ивановна, 1915 г. р., д. Тараданово Ордынского р-на НСО.

454. Дегтярева Варвара Петровна, 1928 г. р., д. Верх-Алеус Ордынского р-наНСО.

455. Дегтярева Лукерья Никифоровна, 1905 г. р., д. Верх-Алеус Ордынского р-на НСО.

456. Елкина (Поликанова) Валентина Сергеевна, 1930 г. р., с. Маслянино НСО.

457. Елынин Иван Федорович, 1916 г. р., д. Верх-Сузун Сузунского р-на НСО.

458. Ермакова Валентина Андреевна, 1916 г. р., д. Верх-Сузун Сузунского р-на НСО.

459. Ефремова Татьяна Филипповна, 1916 г. р., д. Серебренниково Маслянинского р-на НСО.

460. Жирова Антонина Павловна, 1929 г. р., д. Малышево Сузунского р-на НСО.

461. Зарубин Захар Михайлович, 1910 г. р., д. Базой Кожевниковского р-на Томской обл.

462. Зарубина (Дружинина) Катерина Леонтьевна, 1910 г. р. Д. Базой Кожевниковского р-на Томской обл.

463. Зулина Мария Ивановна, 1915 г. р., д. Малышево Сузунского р-на НСО.

464. Зыкова Лидия Михайловна, 1929 г. р., д. Мамоново, Маслянинского р-на НСО.

465. Ивлева Федора Гавриловна, 1909 г. р., д. Средний Алеус Ордынского р-на НСО.

466. Ишимова (Довкина) Мария Михайловна, 1905 г. р., с. Маслянино НСО.

467. Казанцева Анна Ефимовна, 1894 г. р., д. Каргополово Ордынского р-на НСО.

468. Казанцева Елена Павловна, 1914 г. р., д. Базой Кожевниковского р-на Томской обл.

469. Карлова (Базарова) Ирина Петровна, 1909 г. р., с. Маслянино НСО.

470. Киршин Павел Алексеевич, 1901 г. р., д. Ташара Мошковского р-на НСО.

471. Клочихина Клавдия Александровна, 1910 г. р, с. Мереть Сузунского р-наНСО.

472. Клочихина Нина Николаевна, 1924 г. р, д. Мереть Сузунского р-нансо.

473. Колесникова Александра Гавриловна, 1930 г. р, д. Мамоново, Маслянинского р-на НСО.

474. Комашко Василий Степанович, 1919 г. р, д. Дубровино, Мошковского р-на НСО.

475. Комашко Таисия Петровна, 1923 г. р, д. Дубровино Мошковского р-на НСО.

476. Кондаков Петр Егорович, 1894 г. р, д. Федосово Коченевского р-на НСО.

477. Корнилова Анна Максимовна, 1921 г. р, д. Милованово Чингисы Ордынского р-на НСО.

478. Краснова Татьяна Семеновна, 1914 г. р, д. Средний Алеус Ордынского р-на НСО.

479. Кузьминкина Наталья Даниловна, 1916 г. р., д. Амба Колыванского р-на НСО.

480. Лагуткина (Игнатова) Анна Михайловна, 1905 г. р, д. Кирза, Ордынского р-на НСО. (Из д. Каменной Емской слободы Рязанской губернии).

481. Лопатина Евдокия Арьемовна, 1921 г. р, д. Чингисы Ордынского р-на НСО.

482. Лубянцев Тарас Дементьевич, 1915 г. р, д. Устюжанино Ордынского р-на НСО.

483. Лямзин Ананий Титович, 1889 г. р, с. Маслянино НСО.

484. Мальцева Мария Петровна, 1927 г. р, д. Зудово Болотнинского р-на НСО.

485. Мануйлова Анна Васильевна, 1930 г. р, г. Болотное НСО

486. Маркова Августа Артемьевна, 1920 г. р, д. Верх-Сузун Сузунского р-на НСО.

487. Маркушева Мария Семеновна, 1907 г. р, д. Киряково Болотнинского р-на НСО.

488. Милякина (Внукова) Варвара Ивановна, 1919 г. р, д. Чингисы Ордынского р-на НСО.

489. Мимошина (Рыбакова) Екатерина Степановна, 1913 г. р, д. Средний Алеус Ордынского р-на НСО (д. Лихачи Нижегородской губернии) НСО.

490. Мордвинов Иван Дементьевич, 1932 г. р, д. Новокузьминка Ордынского р-на НСО.

491. Мурзинцева Таисия Дмитриевна, 1912 г. р, д. Верх-Сузун Сузунского р-на НСО.

492. Мялкин Андрей Павлович, 1929 г. р, д. Большой Оеш Колыванского р-на НСО.

493. Назаров Николай Андреевич, 1919 г. р, пос. Мошково НСО.

494. Настенко Ирина Ивановна, 1928 г. р., г. Колывань НСО.

495. Некрасова (Малетина) Елена Владимировна, 1928 г. р., д. Кондаурово Колыванского р-на НСО.

496. Некрасова Евдокия Михайловна, 1921 г. р. Д. Тараданово Ордынского р-на НСО.

497. Никонова Киликея Евдокимовна, 1916 г. р., д. Козловка Болотнинского р-на НСО.

498. Новоселова Прасковья Никифоровна, 1913 г. р., д. Серебренниково Маслянинского р-на IICO.

499. Остякова Мария Ивановна, 1908 г. р., д. Верх-Сузун Сузунского р-на НСО.

500. Ошин Георгий Андреевич, 1902 г. р., д. Малышево Сузунского р-на НСО.

501. Павлов Павел Филиппович, 1904 г. р., пос. Мошково НСО.

502. Панов Никифор Иванович, 1895 г. р., д. Верх-Сузун Сузунского р-на НСО.

503. Пастухов Николай Фатеевич, 1926 г. р., г. Болотное НСО.

504. Пастухова (Кузьмина) Александра Ивановна, 1928 г. р.г. Болотное НСО.

505. Патракова Ульяна Степановна, 1892 г. р., д. Зудово Болотнинского р-на НСО.

506. Петелина Евдокия Николаевна, 1915 г. р., д. Нижний Сузун Сузунского р-на НСО.

507. Петков Иван Илларионович, 1896 г. р., с. Егорьевское Маслянинского р-на НСО.

508. Петракова Ольга Ивановна, 1911 г. р., д. Верх-Ирмень Ордынского р-на НСО.

509. Петров Максим Терентьевич, 1909 г. р., д. Средний Алеус Ордынского р-на НСО.

510. Пикачева Анна Андреевна, 1927 г. р., д. Дубровино Мошковского р-на НСО.

511. Пикачева Серафима Семеновна, 1891 г. р., д. Дубровино Мошковского р-на НСО.

512. Питерский Федот Петрович, 1915 г. р., д. Брусянка Тогучинского р-на НСО.

513. Плетнева Ирина Павловна, 1899 г. р., д. Дубровино Мошковского р-на НСО.

514. Поморцева (Шулятникова) Анна Гавриловна, 1909 г. р., д. Дубровино Мошковского р-на НСО.

515. Попова Мария Ивановна, 1938 г. р., пос. Черепаново НСО.

516. Портнягин Михаил Маркович, 1919 г. р., д. Мереть Сузунского р-на НСО.

517. Пронжилова Екатерина Алексеевна, 1918 г. р., д. Гутово Тогучинского р-на НСО.

518. Пругов Дмитрий Павлович, 1920 г. р., д. Мереть Сузунского р-на НСО.

519. Рогова Анна Ивановна, 1895 г. р., д. Шипуново Сузунского р-на НСО.

520. Романов Кронид Григорьевич, 1931 г. р., д. Ярки Черепановского р-на НСО.

521. Романова (Печенцова) Елизавета Родионовна, 1921 г. р., пос. Мошково НСО.

522. Румянцев Анатолий Арсентьевич, 1921 г. р., д. Новобибеево Болотнинского р-на НСО.

523. Сваровская Раиса Константиновна, 1924 г. р., д. Середино Колыванского р-на НСО.

524. Свиньина (Аникина) Александра Петровна, 1929 г. р. Д. Базой Кожевниковского р-на Томской обл.

525. Свистунова Мария Ананьевна, 1912 г. р., д. Верх-Ирмень Ордынского р-на НСО.

526. Селезнев Василий Дмитриевич, 1926 г. р., д. Верх-Сузун Сузунского р-на НСО.

527. Семиколенов Алексей Васильевич, 1932 г. р., д. Средний Алеус, Ордынского р-на НСО.

528. Сергачев Иван Тимофеевич, 1897 г. р., д. Амба Колыванского р-на НСО.

529. Соболев Владимир Дмитриевич, 1940 г. р., д. Ача Болотнинского р-на НСО.

530. Соболева Евфросинья Васильевна, 1920 г. р., д. Ача Болотнинского р-наНСО.

531. Спиридонова Елизавета Александровна, 1911 г. р., д. Устюжанино Ордынского р-на НСО.

532. Строганов С.Е. (сын переселенца Е.Е. Строганова), д. Верх-Сузун, Сузунского р-на НСО.

533. Суханова Татьяна Ивановна, 1910 г. р., д. Чингисы Ордынского р-на НСО.

534. Таскаев Илья Васильевич, г. Болотное НСО.

535. Текутьева Евдокия Петровна, 1909 г. р., д. Базой Кожевниковского р-на Томской обл.

536. Токарев Михаил Петрович, 1922 г. р., д. Серебренниково Маслянинского р-на НСО.

537. Токарев Феоктист Виссарионович, 1921 г. р., с. Маслянино НСО.

538. Тришина (Шакляева) Федосья Андреевна, 1918 г. р., с. Маслянино НСО.

539. Тукмачев Егор Федорович, 1898 г. р., д. Нижний Сузун Сузунского р-на НСО.

540. Федосеев Николай Григорьевич, 1929 г. р., д. Базой Кожевниковского р-на Томской обл.

541. Федосеев Николай Прокопьевич, 1920 г. р., с. Маслянино НСО.

542. Федосеева Анастасия Ековлевна, 1930 г. р., с. Маслянино НСО.

543. Фурсова Лидия Трофимовна, 1922 г. р., д. Верх-Сузун Сузунского р-на НСО.

544. Хазов Иван Тарасович, 1925 г. р., с. Маслянино НСО.

545. Хазова Анастасия Дмитриевна, 1923 г. р., с. Маслянино НСО.

546. Хомченко Тамара Николаевна, г. Болотное НСО.

547. Хрюкин Егор Иванович, 1911 г. р., д. Каменка Ордынского р-на НСО.

548. Цивилева Эмилия Андреевна, 1922 г. р., пос. Сузун НСО.

549. Чанов Тимофей Федорович, 1912 г. р., д. Верх-Сузун, Сузунского р-на НСО.

550. Червякова Александра Андреевна, 1928 г. р., д. Серебренниково, Маслянинского р-на НСО.

551. Черепанова (Ветошкина) Александра Никандровна, 1913 г. р., д. Старобибеево Болотнинского р-на НСО.

552. Чернова Устинья Васильевна, 1908 г. р., д. Тараданово Ордынского р-на НСО.

553. Щербинина (Бальцер) Валентина Францевна, 1917 г. р., д. Базой Кожевниковского р-на Томской области.

554. Щукина Мария Ивановна, 1901 г. р., д. Верх-Сузун Сузунского р-на НСО.

555. Ярцева Евдокия Андреевна, 1915 г. р., д. Верх-Ирмень Ордынского р-на НСО.