автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему:
Русское средневековье в трудах Эдварда Кинана

  • Год: 2007
  • Автор научной работы: Куренкова, Евгения Алексеевна
  • Ученая cтепень: кандидата исторических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 07.00.09
Диссертация по истории на тему 'Русское средневековье в трудах Эдварда Кинана'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Русское средневековье в трудах Эдварда Кинана"

На правах рукописи

□ОЗОБ2162

КУРЕНКОВА Евгения Алексеевна

РУССКОЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ В ТРУДАХ ЭДВАРДА КИНАНА

Специальность 07.00.09 -историография, источниковедение и методы исторического исследования

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Москва-2007

003052162

Работа выполнена на кафедре истории Московского государственного университета сервиса

Научный руководитель

доктор исторических наук, профессор

Багдасарян Вардан Эрнестович

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

, Дурновцев Валерий Иванович

кандидат исторических наук, доцент

Родионова Надежда Александровна

Ведущая организация

Институт переподготовки и повышения квалификации преподавателей гуманитарных и социальных наук Московского Государственного Университета имени М.В. Ломоносова.

Защита состоится 4 апреля 2007 г. в 15 часов на заседании Диссертационного совета Д. 212.155.05 по историческим наукам при Московском государственном областном университете по адресу: 105005, г. Москва, ул. Ф. Энгельса, д. 21а., МГОУ, ауд. 305.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Московского государственного областного университета

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат исторических наук, доцент

Никитаева Е.Б.

1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы диссертационного исследования обусловлена следующими обстоятельствами.

Изучение средневековой Руси всегда представляет интерес не только для российских, но и для зарубежных историков. Многие из них обращаются к Московской Руси XVI века. В связи с этим представляет особый интерес взгляд со стороны зарубежной исторической науки на проблемы становления национального самосознания. С начала 1990гх годов в России было опубликовано немало работ представителей американской исторической науки, посвященных изучению русской истории. Однако у большинства российских историков до сих пор сохраняется негативное отношение к исследованиям американских коллег. Ярким подтверждением этому служит крайне настороженное, а в ряде случаев и подчеркнуто критическое отношение к работам Эдварда Льюиса Кинана, одного из наиболее известных представителей гарвардской научной школы.

Эдвард Льюис Кинан является хорошо известным в Соединенных Штатах Америки славистом. Он долгое время работал директором центров по изучению Среднего Востока и России в Гарвардском университете, а также являлся деканом школы искусств и науки, в том числе возглавлял исторический факультет. В настоящее время он занимает пост директора Дамбартон Оакс, который считается лидирующим центром по изучению истории Византии на севере США. Там он читает лекции и ведет семинары по «Проблемам историографии средневековой Руси».

Долгое время доктор Э. Кинан изучал культуру и политическую жизнь Московии в XV - XVII веках. При этом особое внимание уделял темам: Грозный и Курбский - переписка; жизнь Ивана Грозного; подлинность различных источников в литературе и истории Руси (происхождение и подлинность «Слова о полку Игореве»); политические и культурные взаимоотношения между Московией и Османской империей. Но, пожалуй, самая знаменитая и прославившая его работа вышла в 1971 году -«Переписка Грозного - Курбского или "Апокриф"». Эта книга вызвала большой резонанс во всем мире. В частности, она была удостоена премии Томаса Вильсона I степени. Историографическое представление, сложившееся в ходе полемики о подлинности переписки между Иваном IV Грозным и Андреем Курбским, до сегодняшнего дня мешает критической оценке творчества американского ученого. Работы Э. Кинана никогда не публиковались у нас в стране.

Обращение к исследованиям Эдварда Л. Кинана представляется актуальным еще и потому, что их анализ в трудах советских историков носил по преимуществу односторонний характер. В отечественной историографии изучение трудов гарвардского исследователя основывалось

на критическом разборе его монографии «Апокриф о Курбском и Грозном. История составления в XVII веке «корреспонденции», приписываемой князю Курбскому и царю Ивану IV». Однако это сочинение не дает полного представления о научном творчестве Э. Кинана. До настоящего времени нет ни одного исследования, в том числе диссертационного, посвященного этому яркому представителю американской историографии, как и не проводилось комплексного критического анализа его трудов.

Общественно-политическая жизнь Московского государства XVI века привлекала внимание не только российских, но и зарубежных исследователей. При этом многие из них останавливались на отдельных моментах жизни Московии, не ставя перед собой цель рассмотреть механизм функционирования Московского политического общества того времени как единое целое. Кинан, напротив, делает акцент на изучении «моделей политического поведения» и культурных норм, практики управления, используя одним из первых среди историков-русистов понятие «политическая культура».1 В целом исследовательская деятельность американского ученого направлена на понимание эпохи в свойственных ей терминах и понятиях, исследование ее функционирования в комплексе.

Работы Э. Кинана, несмотря на негативную оценку оппонентами большей части содержавшихся в них выводов, подтолкнули научный мир к новому рассмотрению спорных и недостаточно изученных моментов русской истории.

Вышеизложенное позволяет считать, что проблема изучения научного наследия Эдварда Кинана требует повышенного внимания. Оптимальное решение обозначенной проблемы в рамках диссертационного исследования актуализирует также ряд следующих вопросов: присуще ли Кинану устоявшееся научное мировоззрение, или же его творчество представляет собой случайное явление в науке (а именно такое впечатление возникает при чтении работ некоторых его оппонентов); какую роль сыграло идеологическое противостояние между Советским Союзом и США в становлении взглядов ученого, опираясь на анализ его работ, посвященных исследованию русского средневековья; и, наконец, каково место американского ученого в мировой исторической науке? Результаты исследования помогут приблизиться к поиску ответов на эти вопросы, а также к пониманию творческого наследия Э. Кинана.

Степень изученности проблемы. Литературу, посвященную творчеству Э. Кинана, условно можно разделить на две группы, являющимися базовыми для темы исследования, поскольку при своем взаимодействии они напрямую выходят на освещение проблемы изображения русского средневековья в творчестве американского

1 Кром М.М. Историческая антропология русского средневековья: контуры нового направления http: //www.countries.ru/library/antropology/kontur.htm.

исследователя: работы, в которых акцент делался на анализе выводов Кинана о переписке Грозного-Курбского, и работы, связанные с исследованием других произведений ученого.

Вышедшая в 1971 году монография «ПерепискаГрозного-Курбского или "Апокриф"» вызвала большой резонанс в отечественной и мировой науке. В ходе развернувшейся дискуссии о подложности переписки между Грозным и Курбским в журнале «Русская литература» была напечатана статья Д,С. Лихачева, в которой отрицалась возможность подложности переписки между Грозным и его опальным боярином.1 Год спустя вышла подробная монография Р.Г. Скрынникова «Переписка Грозного и Курбского. Парадоксы Э. Кинана», а чуть позже был опубликован ответ советского исследователя на замечания Кинана, высказанные в журнале КгШка.2

Кроме того, свои взгляды на открытие Кинана выразили и другие ученые самых разных школ и направлений. Однако большинство из них ограничились беглым пересказом выводов исследователя.3

Рассматривая работы, связанные с исследованием других трудов Э. Кинана, можно отметить, что существуют публикации, освещающие определенные стороны научной деятельности американского ученого. Первым откликом в СССР на работы американского исследователя стали публикации Д.С. Лихачева и С.А. Клепикова, в которых они опровергали выводы Кинана относительно московского происхождения бумаги, найденной им в копенгагенском архиве.4 Кроме того, с публикациями по

1 Лихачев Д.С. Курбский и Грозный - были ли они писателями? //Русская литература. -1972. - №4. - С. 56-72.

2 Скрынников Р.Г. Мифы и действительность Московии XIV-XVII вв. Ответ проф. Э. Кинану (в связи с его замечаниями на книгу автора «Переписка Грозного и Курбского. Парадоксы Э. Кинана») //Русская литература. - 1974. -№3.-С.115-129.

3 Андреев Н. Мнимая тема //The New Review. - 1972. - №109. - P. 147-153; Szeftel M. The Kurbskii - Groznyi apocripha. By Edward L. Keenan //Slavic Review. American Quarterly of Soviet and East European Studies. - 1972. -Vol.31, №4, December. - P. 79-85. ; Orchard G.E. The Kurbskii - Groznyi apocripha, by Edward L. Keenan //Canadian Journal of History. - Sept. 1972. -vol. II, issue 2. - P. 52-63; Rossing N., Ronne B. Apocryphal - not apocryphal? Critical analysis of the discussion conserning the correspondence between Tsar Ivan IV Groznyi and prince Andrej Kurbskij. - Copenhagen, 1980; Halperin Ch. Edward Keenan and the Kurbskii-Groznyi Correspondence in Hindsight //JFGO. -1998.-Bd. 46.

4 «Литературная газета» от 14 июля 1971 г.; С.А. Клепиков. О допетровской бумаге и «бумаге для царя (письме Ивана IV) Э. Кинана». - М., 1971.

данной теме выступили историки А.А. Севастьянова, Я.Р. Дашкевич и Я. Бондаренко.1

Украинские историки перевели и опубликовали сборник статей американского ученого «Российские мифы», выделив его как основоположника становления «украинознания» в качестве полноценной университетской дисциплины.2

Зарубежные исследователи уделяли в основном внимание критическому разбору работы Э. Кинана «Московская политическая культура».3

Среди последних работ, посвященных творчеству американского ученого, можно выделить статью А. Филюшкина, в которой он резко осудил Кинана за приписывание авторства «Слова о полку Игореве» чешскому слависту Йозефу Добровскому, и монографию А.А. Зализняка, также посвященную историко-филологическому анализу построений Э. Кинана.4

Но большинство работ Э. Кинана остаются по-прежнему не изученными. Критическое отношение к научному творчеству ученого, установившееся в ходе полемики по вопросу подложности исторических документов, сказалось на восприятии практически всех последующих его исследований. Сложившееся историографическое представление мешает оценке творчества Кинана как одного из ярких представителей современной американской исторической науки.

Таким образом, проведенный анализ существующей литературы показывает, что: во-первых, самый высокий уровень разработанности характерен для изучения проблемы подлинности переписки Грозного-Курбского в трудах Э. Кинана, во-вторых, в гораздо меньшей степени рассмотрен вопрос подложности «Слова о полку Игореве» и, в-третьих, практически не исследованными являются проблемы функционирования

1 Севастьянова А.А. Американский историк о первой русской бумажной мельнице //Вопросы истории - 1972. - № 6. - С. 174-175; Dashkevych J.R. Literatur /ЛРН Information. Bulletin of the International Association of Paper Historians - 1981. - v. 15, n. 4. - P. 133-134; Бондаренко Я. «Бумага» // Книжное обозрение - 1978. -№ 13. - С. 12.

2 Толочко А. Уроки Э. Кинана. http://litopys.narod.ru/keenan/keen01.htm

3 Wortman R. «Muscovite Political Folkvvays» and the Problem of Russian Political Culture //The Russian Review. - 1987. - vol. 4. - P. 191-198; Daniels R.V. Russian Political Culture and the Post-Revolutionary Impasse //The Russian Review. - 1987. - vol. 46. - P. 165-176; Crummey Robert O. The Silence of Muscovy //The Russian Review. - 1987. - vol. 46. - P. 157-164.

4 Филюшкин A. Психопатическое уничтожение «Слова о полку...»: Рецензия на еще не изданную книгу Эдварда Кинана. http: //www.ruthenia.ru/logos/number/2002_02/03.htm; Зализняк А.А. «Слово о полку Игореве»: Взгляд лингвиста. - М., 2004.

политической культуры Московского государства XVI века в творческом наследии американского ученого.

Сложность, многоаспектность и недостаточная изученность ряда проблем русского средневековья, освещенных в трудах Э. Кинана, определили выбор темы, постановку цели и задач настоящего исследования.

В качестве объекта исследования выступает научное творчество Эдварда Кинана.

Предметом исследования является историография исторических воззрений Эдварда Кинана, посвященная изучению проблем русского средневековья.

Цель работы заключается в анализе взглядов американского ученого на эволюцию русского средневекового общества Московского периода.

Достижение поставленной цели подразумевает решение комплекса задач, которые включают в себя:

- во-первых, выявление сферы научных интересов Эдварда Кинана;

- во-вторых, определение его места в исторической науке и историографической оценки его творчества;

- в-третьих, выделение круга источников, на которые исследователь опирается в своих работах;

- в-четвертых, определение причин обращения американского исследователя к проблеме подлинности документов средневековой Руси;

- в-пятых, характеристика исследовательской манеры Кинана;

- в-шестых, анализ представлений ученого о формировании и функционировании московской политической системы XVI века.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1965 года, когда Э. Кинаном была защищена диссертация «Muscovy and Kazan', 1445-1552: A Study in Steppe Politics», определившая интерес исследователя к изучению исторических источников вообще и источников дипломатической переписки в частности, по 2004 год, связанный с публикацией последнего на настоящее время большого исследования американского слависта, посвященного разоблачению аутентичности «Слова о полку Игореве».

Источниковая база диссертации включает в себя опубликованные работы Э. Кинана, определившие основные вехи в его научном творчестве. Прежде всего - это монографии «The Kurbskii-Groznyi Apocrypha: The Seventeenth-Century Genesis of the "Correspondence" Attributed to Prince Andrew Kurbskii and Tsar Ivan IV» и «Josef Dobrovsky and the Origins of the Igor' Tale», посвященные подложности переписки Грозного-Курбского и проблеме подлинности «Слова о полку Игореве».1

1 Keenan E.L. The Kurbskii-Groznyi Apocrypha: The Seventeenth-Century Genesis of the "Correspondence" Attributed to Prince Andrew Kurbskii and Tsar Ivan IV

Помимо них источниковую базу составляют многочисленные статьи исследователя, которые можно разделить на группы: статьи, посвященные критическому разбору переписки Грозного-Курбского; статьи, в которых Кинан рассматривает жизнь Ивана Грозного и приближенных к нему; статьи, где исследователь обращается к теме политической культуры Московского государства XVI века, ее составляющих и их взаимодействию; статьи, основанные на историко-филологическом анализе документов дипломатической переписки Московии и Османской империи; и статьи, посвященные комплексному анализу «Слова о полку Игореве».

Также при написании данной работы использовались тексты лекций Кинана в Гарвардском университете США, Университете штата Индиана, Колумбийском университете, Русском исследовательском центре, выступлений на ежегодных собраниях Американской ассоциации славянских исследований и Международном конгрессе славистов.

Кроме того, в источниковую базу диссертации входят труды советских, российских и зарубежных исследователей творчества Э. Кинана.

Отдельной составляющей являются непосредственно источники, на которые опирается американский исследователь в своих трудах: политические памятники русского средневековья, документы дипломатической переписки между Москвой, Ордой и Османской империей, документы Посольского приказа, различные литературные и публицистические произведения Московского государства XVI века.

Методологической основой является принцип историзма, стремление к объективности, комплексный и системный подходы в осуществляемом исследовании.

Методы исследования. В данном исследовании применяется широкий спектр исторических и историографических методов, которые были апробированы в отечественной историографии.

Научная новизна исследования состоит в том, что впервые была предпринята попытка комплексного изучения научного творчества Эдварда Л. Кинана:

а) выявлена сфера научных интересов исследователя;

б) определено его место в исторической науке и представлена историографическая оценка творчества ученого, посвященного русскому средневековью;

в) выделен круг источников, на которые Э. Кинан опирается в своих исследованиях;

г) определены причины обращения американского исследователя к проблеме подлинности документов средневековой Руси;

(with an Appendix by Daniel C. Waugh), Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1971; Keenan E.L. Josef Dobrovsky and the Origins of the Igor' Tale. Cambridge, Mass., 2003.

д) дана характеристика исследовательской манеры Э. Кинана;

е) проведен анализ представлений ученого о формировании и функционировании московской политической системы XVI века.

Практическая значимость исследования. Результаты диссертационной работы позволяют расширить научные знания в области историографии исторической науки в целом и историографии русского средневековья в частности. Кроме того, проведенные изыскания дополняют уже существующие исследования работ зарубежных историков по истории русского средневековья. При этом ряд выводов, полученных в ходе исследования, помогут пересмотреть негативные суждения о трудах зарубежных историков, устоявшиеся как в советской, так и в российской исторической науке. Материалы диссертационного исследования предложены для включения в лекционные и специальные курсы по историографии, источниковедению и отечественной истории.

Апробация исследования. Основные положения диссертации, её выводы и обобщения прошли апробацию в выступлениях диссертанта на ряде научных конференций, на круглых столах «История и повседневность», в выступлениях на кафедре «История» Московского государственного университета сервиса, в процессе проведения лекционных и практических занятий по истории России в Московском государственном университете сервиса и Институте мировой экономики и информатизации.

Структура диссертации логически обусловлена целью и задачами исследования и включает в себя введение, две главы, разделенные на параграфы, заключение, список источников и использованной литературы, приложения. При этом каждая глава диссертации, будучи частью целого, одновременно имеет самостоятельное значение.

2. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обозначается тема исследования, обосновывается ее актуальность, раскрывается степень научной разработанности, определяются цели и задачи, объект и предмет исследования, обозначаются хронологические рамки исследования, выделяется научная новизна.

В первой главе «Проблемы подлинности исторических источников в научном творчестве Эдварда Кинана» определяется круг исторических источников, вызвавших у американского исследователя сомнение в их подлинности, рассматриваются причины обращения Э. Кинана к проблеме подлинности документов средневековой Руси, анализируется полемика, возникшая вокруг выдвинутых ученым тезисов.

В- первом параграфе рассматривается историко-филологический анализ, проведенный Э. Кинаном с целью определения подлинности документа дипломатической переписки между Ахмет-ханом и Иваном III.

Американский исследователь обращает внимание на очевидную «имитацию» переводов на русском языке, в подражании лексическим характеристикам оригиналов. По мнению Э. Кинана, такие тексты, богатые описанием и красками, могли быть обращены к читателю, необученному языку дипломатической переписки. Поэтому неудивительно, что именно они в позднейшее время были источниками ярких отрывков, используемых в литературных произведениях.

В частности, Э. Кинан показывает, что московские документы содержат ряд указаний, которым обязаны были следовать писцы. Те же самые аккуратность и точность характеризуют воспроизведение писцами традиционной формы документа. Подлинные переводы «Посольских книг» выполнены с соблюдением правил делопроизводства канцелярии Золотой Орды. Документы, к типу которых может принадлежать «Ярлык», говорит Кинан, составлены из отдельных формулировочных частей, так называемых призыва, титулатуры, приветствия, перехода и последующего тела документа, а также обозначения места и даты. В позднейшей практике Золотой Орды призыв иногда опускался или уменьшался до простой формулы.

Оставляя в стороне орфографическую и грамматическую специфику документа, Э. Кинан сосредоточил свое внимание на тех чертах «Ярлыка», которые раскрывали главные вопросы его происхождения:

1. На реке Угре, по мнению ученого, не было и не могло быть 70 орд, упомянутых в документе. Такое высказывание, скорее всего, предполагало обращение непосредственно к Золотой Орде;

2. Выражение «занеже вы блужные просянники» исследователь считал сомнительным. С точки зрения Кинана, татары не могли его использовать в своей речи с призрением, прежде всего потому, что регулярно сеяли просо в Степи. Исследователь обратил внимание не возможность перевода понятия «поткали» (то есть едящий просо), которое употреблялось в XVII и XVIII веках крымскими татарами для обозначения украинских казаков.

3. Кроме того, Э. Кинан не нашел ни одного упоминания в русских или восточных источниках о каком-либо символе или явлении, истолкованном как «ботыево знамение».

Ни одно из приведенных выражений, подчеркивает исследователь, не могло быть уместным для послания. Их аналоги не обнаружены в известной дипломатической переписке.

В заключение анализа «Ярлыка», приписываемого хану Ахмету, американский ученый выдвигает два положения:

во-первых, критический анализ «Ярлыка» показывает, что документ не может быть подлинником, то есть не может являться переводным образцом дипломатического документа канцелярии Орды, и, следовательно, не имеет отношения к изучению событий 1480 года;

во-вторых, «Ярлык» представляет собой поэтический памфлет, целью которого было показать в занимательной форме важность московской победы над наследниками Золотой Орды.

Во втором параграфе раскрывается опыт практического филиграноведения, примененный Э. Кинаном для определения оригинальной русской филиграни, обнаруженной на бумаге письма царя Ивана IV Васильевича, хранящейся в Датском государственном архиве (Rigsarkivet) в Копенгагене.

Заинтересовавший Кинана водяной знак был обнаружен на бумаге хорошо известного письма Ивана IV, адресованного датскому королю Фридриху П. В нем Иван IV гарантирует брату Фридриха Магнусу положение (status) марионеточного короля (puppet King) Ливонии. Письмо датировано 26-м сентября 1570 года, и Кинан считает, что сомневаться в его датировке или подлинности нет оснований. Документ хранится вместе с письмами того времени, принадлежавшими той же канцелярии, и написан на бумаге европейского качества, которая обычно встречается в документах второй половины XVI века.

Американский ученый полагает, что характер и природа, а также недвусмысленные обстоятельства сохранения письма, не оставляют места для сомнений в его истинной принадлежности Ивану IV и приблизительной датировки именно 1565/6 или 1570/1 годами. Однако Э. Кинан считает, что это еще ни коим образом не разрешает основных проблем, связанных с историей российских водяных знаков. Теперь, по его мнению, остается найти место этому знаку среди многих других известных ранее и рассмотреть возможность соотнесения его с некоторыми иностранными или с московскими образцами, известными из других письменных источников.

На исследование проф. Э. Кинана отреагировали сразу два крупных советских ученых - Д.С. Лихачев и С.А. Клепиков. И если Д.С. Лихачев в «Литературной газете» от 14 июля 1971 года только прокомментировал заметку американского ученого, заключив, что его находка подтверждает изготовление бумаги в Московском государстве в XVI столетии, то С.А. Клепиков выступил с подробным критическим разбором статьи Э. Кинана.

Анализируя исследование Э. Кинана, С.А. Клепиков пришел к таким выводам:

- форма для бумаги была изготовлена иностранцем, но кто был ее автором установить нельзя;

- место изготовления формы и отлива бумаги на основании имеющихся материалов установить нельзя, но можно сказать, что это не Россия и не мельница Федора Савинова;

- возможно, образец был отлит иностранцем на своей мельнице и представлен Ивану Грозному Гансом Шлиттом в качестве образца;

- вопрос о происхождении бумаги письма Ивана IV очень сложный и требует большой исследовательской работы.

На первый взгляд, сделанные С.А. Клепиковым выводы не вызывают сомнений. Тем не менее, следует отметить, что исследование Э. Кинана, носившее характер рабочей гипотезы заставило советских ученых обратиться к проблеме происхождения русской бумаги. Однако ни в одном из изданий XVI века бумага подобная открытой Кинаном не была обнаружена. Книги создавались в основном на материале французского происхождения. Это обстоятельство делает находку Кинана еще более важной.

В третьем параграфе анализируется кодикологическое исследование Э. Кинана «Апокриф о Грозном и Курбском», посвященное проблеме подложности знаменитой переписки между царем и его опальным боярином. Открытие американского ученого вызвало интерес во всем мире. Столь пристальное внимание, проявленное к работе Кинана со стороны мировой научной общественности, явилось следствием двух причин. Во-первых, исследование американского ученого представляет американскую текстологическую школу. Во-вторых, объектом широко задуманного текстологического эксперимента Э. Кинана является не одна переписка, а большой круг памятников русской литературы XVI века.

В основе теоретических построений Э. Кинана лежали текстологические наблюдения. Американский исследователь установил совпадение значительной части текста в послании Курбского и письме некоего монаха Исайи.

Предположения по поводу связей текстов Курбского и Исайи позволяют Э. Кинану сделать следующий важный вывод. «Жалоба Исайи» послужила источником для первого письма Курбского. Кроме того, ученый считает, что письмо Курбского было написано где-то после 1566 г., так как недатированная «Жалоба», возможно, написанная в 1566 г., сопровождается в сборнике другим текстом - «Плачем» Исайи, который, по мнению Кинана, явно повлиял на письмо Курбского и носит дату 1566 г.

Э. Кинан обнаруживает сходство нескольких фраз и оборотов в первом послании Курбского царю и тексте «К читателю» И.А. Хворостинина. Однако исследователь отрицает возможность влияния письма Курбского на Хворостинина, обращая внимание на то, что используемые Хворостининым слова Курбского лежат внутри длинного отрывка из «Жалобы» Исайи. Э. Кинан допускает, что Хворостинин делает заимствование из текста Курбского, имея под рукой тексты Исайи, и воссоздает «творческий процесс», в ходе которого неизвестный автор (С.И. Шаховской) искусно компоновал «послание Курбского» из фраз и оборотов, заимствованных у Исайи и Хворостинина.

Продолжая поиски текстологических связей, Э. Кинан обращается к переписке Курбского со старцем Васьяном из Псково-Печорского

монастыря. По его мнению, третье послание Васьяну, соответствующее первому посланию царю в самом раннем списке конца 20-х годов XVII века, на самом деле было написано автором «письма Курбского», которым являлся князь Шаховской.

Суммируя свои наблюдения, американский исследователь отмечает, что в первых письмах Васьяну нет определенных «за» или «против» в отношении его гипотезы об авторстве Шаховского, но в них все же есть свидетельства, что эти письма тоже могли быть написаны Шаховским. Итогом анализа первых посланий Курбского Васьяну оказываются выводы, сформулированные ученым в достаточно жесткой форме. Письма Васьяну, утверждает Э. Кинан, почти наверняка написаны не Курбским.

Исследователь намечает круг авторов, которые были связаны с текстом письма и с его рукописной традицией. Таковыми, по мнению Э. Кинана, кроме Курбского могут быть Исайя, возможно Хворостинин и Шаховской. Он указывает семь особенностей «письма Курбского», которые дают биографическую информацию об авторе: 1) автор письма был образованным человеком; 2) он обладал особым литературным вкусом, 3) он претерпел длительные гонения, 4) преследованиям подвергся его род, 5) автора занимает мысль о смерти, 6) он военный человек, не знавший поражения, и 7) автор редко виделся с женой из-за службы в городах.

Кроме того, Э. Кинан выдвигает еще два аргумента против авторства Курбского: 1) многие из сочинений, приписываемых Курбскому, написаны на западнославянском наречии, что в первом послании не прослеживается; 2) для Курбского не характерен «изысканный» славянский, на котором написано первое послание царю.

Не менее важным аспектом анализа, проведенного Кинаном, стали стилистические особенности послания Курбского. Найденная в послании тенденция к рифмованной прозе, пишет исследователь, свидетельствует об особом литературном вкусе автора и об эстетических пристрастиях, типичных для 30-х годов XVII века, но не характерных для известных сочинений Курбского. Это наблюдение позволило ему сделать вывод о том, что не Курбский, а князь Семен Шаховской является наиболее вероятным автором первого послания царю. Шаховской, по словам Кинана, написал много богослужебных виршей, и некоторые из них очень похожи на стихи из «письма Курбского». Ученый выражал искреннее сожаление по поводу невозможности сравнения стиля первого «письма Курбского» с подходящим экземпляром стиля Шаховского.

Исследователь не ставил перед собой задачи развенчания исторических образов Ивана IV, или Андрея Курбского, или в целом Московии XVI в., лишить их тех достижений, которые по праву им принадлежат. Ученый считает, что необходимо более полное и точное изучение источников по истории средневековой Руси для возможно

правильной расстановки акцентов в понимании роли данных исторических личностей.

Сенсационное открытие Э. Кинана вызвало мировую дискуссию. В ней приняли участие ведущие специалисты Советского Союза, Европы и США. В 1972 году Институт русской литературы (Пушкинский дом) опубликовал обстоятельную статью Д.С. Лихачева с критическим разбором аргументации Э. Кинана, а в 1973 году - книгу Р.Г. Скрынникова, специально посвященную парадоксам теоретических построений американского исследователя. Свои взгляды на открытие Кинана выразили ученые самых разных школ и направлений.

Вся развернувшаяся дискуссия проходила вокруг вопроса взаимоотношения текстов «Исайя - Курбский», в которых просматривались практически схожие отрывки.

Согласно точке зрения Э. Кинана, Курбский списал компактный текст послания Исайи, условно названный «Жалоба». Иное мнение отстаивает Д. Феннел. Р.Г. Скрынников, осуществив специальное исследование текстов Исайи, приходит к выводу, что «Жалоба» вытекает из «Листа» неизвестного, адресованного в тюрьму Исайе. «Лист» точно датирован 1562 годом. Следовательно, как предполагает Скрынников, «Жалоба», являющаяся ответом на послание неизвестного, разрушает доводы Э. Кинана о том, что настоящий Курбский не мог опираться на текст Исайи.

Однако приведенные аргументы, по-видимому, не поколебали уверенности американского ученого в своей правоте. Не случайно после выхода в свет книги Р.Г. Скрынникова «Переписка Грозного и Курбского. Парадоксы Эдварда Кинана» американский исследователь не счел нужным опровергать приводимые в ней данные. Уклонившись от обсуждения вопроса, он отметил: «Кроме некоторых незначительных исправлений я не вижу возражений к линии рассуждений, которая приводит Скрынникова к выводу, что «Жалоба» была написана в 1562 г., но датировка эта кажется мне далеко не доказанной».

Интерес к переписке Курбского-Грозного возобновляется с находкой Б.Н. Морозовым первого письма Андрея Курбского в переписке странствующего монаха Ионы Соловецкого. Вскоре на Западе выходит статья Чарльза Гальперина «Эдвард Кинан и переписка Курбского-Грозного под прицелом», в которой автор обобщает опыт изучения переписки, уделяя особое внимание взглядам американского исследователя.

Подводя итоги дискуссии об аутентичности переписки Курбского-Грозного, можно сказать, что много вопросов остаются без ответа: происхождение «Сборника Курбского» и его составных частей? Кто собрал эти тексты вместе? Какими языками они были написаны? В каком контексте возникли «Литовские письма» и прочие аутентичные, явным

образом русские, материалы? кто мог быть их автором? как эволюционировали тексты «Истории» и «Первого письма Ивана Грозного»?

Несмотря на большой вклад в изучение данной проблемы Я.С. Лурье, И. Ауэрбах, Б.Н. Морозова, проблемы переписки по-прежнему остаются вопросами веры и принадлежности к системе веры. По-видимому, идеологическая борьба, ведущаяся между СССР и США, не могла не затронуть творчества Э. Кинана, пытающегося оставаться в стороне от политических дискуссий.

В четвертом параграфе раскрываются основные положения теории Э.Кинана о подложности «Слова о полку Игореве».

Американский ученый полагает, что в существующей в науке версии о происхождении «Слова», верным является только то, что в его издании в 1800 г. принимал участие А.Ф. Малиновский. То, что оно является памятником древнерусской литературы XII века, посвящено походу Игоря Святославовича на половцев в 1185 году, что оно было найдено в конце XVIII века в Спасо-Ярославском монастыре графом А.И. Мусиным-Пушкиным, и оригинал сгорел в московском пожаре 1812 года - это не соответствует действительности.

В пользу такого уничтожения известной истории происхождения «Слова...» Кинан приводит две группы аргументов. Первая группа включает в себя критику версий о происхождении рукописи. Ученый заявляет, что нет никаких документальных свидетельств существования текста поэмы. Все существующие свидетельства содержатся только в памятниках эпистолярного характера, «противоречивы и лживы». В основном они восходят к К.Ф. Калайдовичу, которому в момент издания «Слова...» было восемь лет. Рассказанная графом А.И. Мусиным-Пушкиным история о приобретении поэмы у архимандрита Спасо-Ярославского монастыря Иоиля Быковского - «мошенническая». В каталогах монастырской библиотеки нет никакого конволюта с Хронографом под номером 323, в котором якобы и находилось «Слово...». Мусин-Пушкин вплоть до своей смерти в 1817 году не заявлял «явно» о потери рукописи «Слова...» в пожаре 1812 года, следовательно, ничего не терял. Поскольку знал, что поэма была сфальсифицирована на его глазах в 1792-1798 гг.

Ко второй группе замечаний Кинана относятся критические выпады против текста поэмы. Здесь американский славист применяет свой излюбленный прием: находит в более позднем памятнике цитату, имеющую с изучаемым произведением несомненное сходство, а затем заявляет, что она является первичной. Таким образом, «Слово...» списано с более поздних памятников.

Американский ученый при определении автора «Слова...» обнаруживает «беспрецедентное расположение к славянским народам»,

особенно к чехам, и делает вывод, что им мог быть известный чешский славист Йозеф Добровский, который в 1792-93 гг. познакомился с коллекцией древних рукописей, принадлежавших Мусину-Пушкину. Он сделал выписки из многих произведений, в том числе и из рукописи «Слова...». Эти конспективные выписки Кинан объявляет оригинальными набросками, которые потом использовали для изготовления фальсификата недобросовестные Мусин-Пушкин и Малиновский. Последний придумал, будто бы рукопись находилась в составе сборника с древнерусским Хронографом.

Из российских историков-исследователей «Слова...» с критической статьей выступил А. Филюшкин, который попытался разобраться в смеси дошедших до американского профессора слухов и обрывочных сообщений. Прежде всего, отмечает ученый, первые сведения о находке «Слова...» относятся еще к 1788-90 гг. В «Опыте повествования о России» И.П. Елагина помещено не только известие о чудесной находке «Слова...», но й цитата из него. Она не оставляет сомнений что речь идет именно об этом памятнике. Следовательно, в 1792-93 гг. Йозеф Добровский никак не мог его впервые сочинить.

А. Филюшкин обращает внимание на странное для фальсификаторов поведение: покупать список за цену, равную оброку с полсотни крепостных, готовить его к переизданию, объявить о находке по всей ученой Москве и потом горевать по поводу поддельности приобретения.

Непонятны российскому исследователю заявления Кинана о «неведении Добровского» или его «странном отношении к изданию «Слова...»»: в архиве слависта в Праге сохранились выписки, сделанные его рукой, в которых говорится: «Гранограф см. Хронограф, рукопись, из которой Игорь печатался, начинается с Гранографа».

По мнению А. Филюшкина, это и есть то самое искомое Кинаном независимое «документальное свидетельство», что конволют с Хронографом и «Словом...» существовал, что его в собрании Мусина-Пушкина в 1792-93 гг. держал в руках квалифицированный ученый. Следовательно, вопреки Кинану, Малиновский не изобретал «легенды о Хронографе». Таким образом, свидетельство находится в бумагах человека, которого американский ученый прочил в авторы «Слова...».

Особый интерес представляет точка зрения украинского историка А. Мишанича. Исследователь вменяет в вину Э. Кинану игнорирование истории поисков автора текста. Украинский ученый признает за гарвардским профессором право «не замечать» своих предшественников. Однако гипотеза не возникает на пустом месте, ее выдвигают ученые, среди которых имена А. Мазона и A.A. Зимина. Кинан же мало считается с их наблюдениями и выводами, не возражает им и не полемизирует с ними. Хотя все они сходятся на одном: «Слово...» - подделка конца XVIII века; называются только различные имена авторов.

Украинский исследователь обращает внимание, что все построения Кинана основываются только на душевной болезни Добровского и не подкреплены ни одним фактом или архивным документом.

В целом, подводя итоги дискуссии об авторе «Слова...» Мишанич заключает, что приписывать авторство чешскому филологу-слависту И. Добровскому нет ни единых научных оснований. Делать это, и еще и подчеркивать, что он «написал» «Слово» в состоянии «душевной болезни» - неэтично. Украинский исследователь полагает, что профессор Э. Кинан недостаточно владеет литературой вопроса и сознательно игнорирует достижения своих предшественников.

Однако славистика должна опираться на словесность, а не на некоторые исторические факты. В связи с этим необходимо обратиться к исследованию A.A. Зализняка ««Слово о полку Игореве»: Взгляд лингвиста», в котором он проводит критический разбор филологических построений Э. Кинана.

Российский исследователь отмечает, что, несмотря на достаточно подробный разбор Кинаном произведения, темные места в тесте остаются. Слова спорного происхождения остаются. А попытка американского ученого своей гипотезой прояснить неясные места без глубокого исследования комплекса памятников древнерусской литературы закончилась крахом.

Во второй главе «Опыт изучения идейно-политической жизни русского средневекового общества. Политическая культура Московии» рассматривается выделенный Э. Кинаном процесс появления и развития политической культуры Московского государства, определяются основные её составляющие, анализируются характерные черты политических культур различных групп средневекового общества, раскрываются механизмы функционирования политической культуры Московии.

В первом параграфе рассматривается проблема генезиса русской политической культуры, выявленная Э. Кинаном. Используя одним из первых историков-русистов понятие «политическая культура», американский исследователь расшифровывает его как «комплекс верований, практик и ожиданий, который придавал порядок и значение политической жизни», определяет «модели политического поведения... формы и символы, в которых оно выражалось». Ученый стремится отказаться от традиционного структурно-функционального анализа политических институтов в пользу изучения «моделей политического поведения» и взаимосвязи культурных норм и практики управления.

Чтобы овладеть исторической перспективой, необходимой при применении подобных приёмов к русскому материалу, Э. Кинан подробно рассматривает причины происхождения и развития политических традиций, делает попытку предложить некоторые нетрадиционные

объяснения значения и функционирования этих традиций. Определяя круг своего исследования, ученый приводит основные положения, с которыми придется столкнуться:

- Гражданская (бытовая) политическая культура. По мнению Кинана, может быть определена как «система» восприятий и реакций, «полученная» или «переведенная» в процессе общения и идейного обмена. Так как этот процесс систематичен, то в нём ученый прослеживает определенные симметрии, равенства, внутренние противоборства и обязательные символические формы, что определяет условия его происхождения и функционирования.

- Исследователь утверждает, что одной из характерных особенностей русской политической культуры, позволявшей поддерживать систему, являлось незнание народом важнейшей информации о законах самой системы. Глубочайшие структуры этой культуры не находили систематического выражения ни в законодательстве, ни в описаниях; и, как следствие, данные о них Кинан извлекает из исторических источников.

- Американский ученый в структуре политической культуры выделяет три группы «крестьянская культура», «бюрократическая культура» и «придворная культура», видоизменявшиеся в разных социальных условиях. Однако Кинан делает оговорку, что это лишь поверхностные группы (образования), хотя и конфликтовавшие временами, но всегда успешно сосуществующие и, в последнее время, объединившиеся.

- Выделяя экономическое и физическое давление среды как фактор, сыгравший большую роль в эволюции обыденной политической культуры, исследователь указывает на изменение этой роли в её влиянии на внешние линии нескольких вариантов русской политической культуры.

Кинан считает, что необходимо принимать во внимание все отклонения или «антикультурные» проявления политической культуры, полагая, что они являются как проявлениями культуры, так и способом проверки его гипотезы о внутреннем строении системы в целом.

Политическая культура, которая явилась предметом исследования американского ученого, исключительно московская. По мнению Э. Кинана, она возникла внутри московского княжества на отдельно стоящей территории Восточно-Славянской земли под влиянием условий значительно отличающихся от условий Киевского или Новгородского княжеств и сложилась в определенную систему в XVI веке. Исследователь полагает, что нецелесообразно искать свидетельства зависимости между современной русской или даже московской политической культурой с киевской или византийской: «невозможно найти доказательства того, что, например, в период формирования московской политической культуры (1450-1500) она в значительной степени подвергалась влиянию византийской политической культуры или идеологии».

Во втором параграфе раскрываются выделенные Э. Кинаном принципы функционирования деревенской жизни и их влияние на политическую культуры страны в целом.

Основной особенностью политической культуры деревни, отмеченной американским исследователем, явилась оторванность русского крестьянина от международной торговли и стабилизирующего влияния близлежащих торговых центров. Такое положение, по замечанию Кинана, вызывало постоянную социальную неустойчивость: линия, отделявшая процветание от нищенства, как в рамках отдельной семьи, так и в рамках больших объединений крестьян, была очень тонкой и постоянно изменявшейся.

Таким образом, главной доминирующей целью деревенской организации - целью, выработанной вековым опытом ведения земледелия по неизменяющимся принципам, целью, позволявшей создать единое ядро, было, на взгляд Э. Кинана, выживание экономическое, биологическое и социальное. Опираясь на свои выводы, ученый вступает в полемику со славянофилами. В противовес их положениям, которые представляли главную цель как «справедливость», «прогресс» или «сохранение традиционного образа жизни», Кинан выдвигает свою точку зрения. По ней самое важное для крестьян - сохранение человеческой жизни, жизни кормильца скота, жизнь особенно важных посевов. И, соответственно, главным действующим лицом деревенской жизни, считает исследователь, был не отдельный крестьянин (который бы не выжил в одиночку в таких условиях), и даже не семья (которая была в большей степени жизнеспособна, но всё же подвержена болезням и внезапным бедам), а вся деревня, интересам которой подчинялось всё общество.

Характерной чертой этой культуры, выделенной ученым, было то, что, выделяя первичную роль интересов общества над интересами личности, решения группы соединяли важность коллегиальности, при которой все полноправные члены общества (например, главы семейств) могли выражать свою точку зрения, с обязанностью единогласного подчинения всех членов общества принятым решениям. Исследователь указывает, что советы такого типа были традиционно однотипными в своих правилах процедур и членства. Группировки в выборных органах были недопустимы, и члены выборных органов подчинялись неписанным правилам прекращать разногласия после принятия окончательного решения и не обращаться за поддержкой вне самого совета.

Заключая краткое описание политической культуры русской деревни, Кинан выделяет ее основные особенности: сильная тенденция поддерживать стабильность и своего рода «закрытое» равновесие, стремление предотвратить риск, подавление индивидуальных инициатив, неформальность политической силы, значительная свобода действия и выражения «в пределах группы», борьба за единодушное заключительное

решение спорных вопросов. Американский ученый остановился на этих особенностях вследствие нескольких причин:

во-первых, данная политическая культура, в основных её чертах просуществовала в течение многих столетий;

во-вторых, до самого начала XX столетия значительное большинство русских жило в обществе, управляемом этой культурой;

и, наконец, в-третьих, понимание русской деревенской культуры необходимо для анализа русской политической культуры в целом.

В третьем параграфе рассматривается развитие и взаимодействие двух других составляющих политической культуры Московского государства XVI века, отмеченных Э. Кинаном: политической культуры двора и бюрократии.

Прежде всего, американский исследователь обращает внимание на тесную взаимосвязь политической культуры двора (или кланов) и политической культуры деревни. Консервативный характер, противность риску и обеспечение стабильности являлось для политической культуры кланов тем же, что и аграрный баланс для деревни

При климатических условиях, которые не позволяли установлению стабильной экономической основы, и в условиях политической системы, которая не допускала никаких независимых самостоятельных политических единиц, и, наконец, в соответствии с обязательной традицией княжеского наследования, целью политической системы, подчеркивает Кинан, - и ее достижением - было сохранение жизнеспособности маленькой, но растущей наследственной военной элиты. Как и деревенская культура, она развивала механизмы, которые объединяли индивидуальные интересы,. и предупреждали худшие последствия экономического и климатического кризиса; как и деревенская культура, она имела корпоративную и единогласную процедуру принятия решения при бесспорном авторитете старейшины клана, обычно представлявшего клан в Боярской думе.

Однако Э. Кинан выделяет главное отличие от деревенской культуры: политическая культура двора взаимодействовала, и до определенной степени определяла, высокую политику Московского государства, участвовала в процессе выработки сложной политической системы, включившей многие характерные черты клановой политической культуры.

Происхождение экономической и политической власти в пределах Московского государства Кинан связывает непосредственно с великокняжеской системой. Формирование политической культуры кланов он выделяет в постоянной их борьбе за тесную связь с правящей верхушкой и установлением контроля за ней. Теперь же перед ученым стоит задача объяснить концентрацию и распределение государственной власти при данных обстоятельствах. Именно здесь Кинан столкнулся с самым характерным и замечательным московским новшеством - созданием в

малоразвитой области без предшествующей «имперской» традиции, эффективной и политически послушной бюрократии. Действительно, исследователь утверждает, что рост московской бюрократии был не только ключом к росту и эффективности Русского государства. Энергия и эффективность этой бюрократии, с которой она препятствовала росту других учреждений, определили формирование других важнейших особенностей московской политической культуры.

Хотя американский ученый и относит происхождение бюрократии к более раннему времени, он понимает, что наследственная профессиональная бюрократия Московского государства появилась как отдельная группа только во время правления Ивана III, частично как ответ на огромные новые административные задачи, возложенные «на ранее аморфную великокняжескую организацию обширными завоеваниями», в частности, присоединением Новгородчины.

Отмечая рост бюрократии, исследователь выделяет ее задачи: отвечать потребностям и сложным задачам государства. Однако от его взгляда не ускользает появление вскоре тенденции передачи этих функций по наследству, что, по мнению ученого, послужило появлению чиновно-бюрократической прослойки общества. К середине шестнадцатого столетия, ведущие клерки, называвшиеся дьяками, были обычно вторым и даже третьим поколением профессиональных секретарей; они вступали в брак в пределах их профессионального окружения, и передавали их сыновьям и зятьям навыки канцелярской работы.

Ученый особо выделяет механизм принятия решений, в бюрократической культуре он был строго «вертикальным»: то есть, иерархическим и индивидуальным, а не коллективным и «горизонтальным», как в дворцовой культуре; решения передавались вверх и вниз по инстанциям как цепь команд. Благодаря их монополии на профессию, которая становилась все более и более жизненно важной для сохранения и роста системы в целом, подчеркивает исследователь, чиновники овладели значительной фактической властью, но так как их власть вела во дворец, из политики которого чиновники были исключены, их власть не была политической.

Полное слияние дворцовой и бюрократической культур произошло, по мнению Кинана, когда княжеские кланы, ощущая растущее значение бюрократии, начали требовать для себя посты в административном аппарате и требовали записывать своих сыновей на работу, неблагородной «карьеры», только для приобретения необходимых канцелярских навыков. Эта тенденция была закреплена политикой Петра I, который пытался разрушить власть старой олигархии и установить «упорядоченное» (бюрократическое) государство. Узаконил слияние царской и бюрократической элит «Табель о рангах», который с одной стороны, разрешал передачу статуса по наследству, а, с другой, усиливал

иерархическое соотношение подчинённости вместо принципов родства и «княжеских браков».

В четвертом параграфе анализируются процессы, которые, по мнению Э. Кинана, происходили внутри политической культуры двора.

Исследователь полагает, что в русском обществе, в большей степени, чем в европейских обществах того же времени, так называемая «политическая игра» велась при дворе и вокруг семейства и персоны монарха. Существование какой бы то ни было другой важной политической силы, светской или религиозной, корпоративной или неформальной Э. Кинан просто отрицает. Анализируя политическую жизнь Московии, ученый приходит к выводу, что не было никакой определенной политической власти, включая кланы, которая бы не происходила от номинальной власти великого князя. Государство же, по его мнению, само было ничем другим, как продолжением и осуществлением власти князя, а не её источником. И как следствие, контроль над государством, который был во власти великого князя, был наградой за политическую активность, а не ее содержанием.

«Структуру власти» русского государства, Кинан изображает в форме «атома с неподвижным ядром, окруженным множеством концентрических колец, каждое из которых составлено из частиц, которые могут перемещаться с одного кольца на другое, с более нижнего на более высокие энергетические уровни, поддерживая в основном устойчивую структуру самого атома». В центр этой системы исследователь помещает великого князя, как самую неподвижную фигуру. Вокруг него в самом внутреннем кольце, при меняющихся, но совокупно устойчивых уровнях власти, он расставляет самых важных лидеров клана, бояр, дядьев великого князя с материнской стороны, кузенов, или родственников со стороны жены.

Согласно построению Кинана, люди во внутреннем кольце, служили связями к внешним кольцам политической системы государства, которая охватывала в ранний период лишь малую часть общества, а через них уже осуществлялась связь с обществом в целом, которое было вне политики. Внешние кольца были составлены из клиентов или других групп общения членов внутренних колец.

Как и атом, структура, изображенная Кинаном, обладала динамическим равновесием центробежных и центростремительных сил. Великий князь, положение которого было, по определению исследователя, не затронуто политикой власти, держал тех людей, которые занимали самое внутреннее кольцо, в постоянном движении, то приближая, то удаляя от своей «светлейшей персоны». Точно так же они сами стремились оттолкнуть других подальше от центра, в то время как их клан толкач их к центру. Были и ограничения, выделенные Кинаном - очень влиятельные лица не могли даже надеяться войти в центр системы и стать великим князем; при малейшем признаке таких амбиций великий князь или, даже

более обычно, их соратники старались их уничтожить. Причём их нельзя было отодвигать слишком далеко к периферии, иначе они потеряли бы «лицо» и их статус лидеров клана или фракции.

Э. Кинан обращает внимание на тот факт, что, отдав себя в руки всемогущего и помазанного богом князя, элита немедленно столкнулась с двумя потребностями: 1) разработка механизмов необходимых для биологической непрерывности единственного рода, и 2) регулирование политической борьбы в кругах, не обложенных династическим «табу». Первая из этих потребностей, утверждает исследователь, была, в конечном счете, удовлетворена рядом гениальных находок: система могла работать при «слабых» или «некомпетентных» великих князьях, но не могла допустить бесцарствия, а также не могла допустить фракционной борьбы, которая приведёт к решению заменить больного или слабого в политическом смысле великого князя.

Менее всего эта система допускала борьбу за трон. Американский ученый полагает наличие своего рода «табу» по этому вопросу.

Вторая потребность могущественных лидеров клана в «неограниченной» власти, отмеченная Кинаном, нужна была для соглашений, которые могли бы регулировать их споры в областях, смежных с политической властью, но не в её центре. Главным орудием в урегулировании конфликтов, по мнению исследователя, выступает матримониальная стратегия (политика помолвок и браков).

Именно этот факт, по мнению Кинана, сделал русскую политическую систему динамической и гибкой, несмотря на весь её консерватизм. И как следствие, именно в области политики брака и политики родства в допетровское время происходила игра политических сил. Кроме того, политику помолвок и браков можно фактически рассматривать как политику власти в Кремле в течение примерно двух столетий становления московской политической культуры (1500-1700).

В заключении подведены итоги исследования, обобщены основные выводы и результаты.

Творчество Э. Кинана носит многоплановый характер. Начиная свой творческий путь с анализа проблемы подлинности исторических документов, исследователь постепенно пришел к совершенно новому пониманию Московии ХУ-ХУН веков. В сферу его интересов попали не только политические памятники русского средневековья, но и документы дипломатической переписки между Москвой и Ордой, документы Посольского приказа, различные литературные и публицистические произведения того времени. Рассматривая проблему становления и развития московской политической культуры, ученый использовал целый комплекс делопроизводственных материалов (разрядные книги, боярские книги и списки, родословные книги) и публично-правовых актов (духовные грамоты, межкняжеские договорные грамоты). Изучая ярлык Ахмет-хана

Ивану III, Кинан досконально исследовал образцы дипломатической переписки Золотой Орды, сравнив их с аналогами в Посольских книгах. Мы видим, что историк старался охватить как можно больше источников по истории средневековой Руси, чтобы всесторонне рассмотреть процессы, происходящие в Московском обществе и государстве XV-XVII вв.

Обращаясь к проблеме подлинности исторических источников, Кинан ставил перед собой задачу пересмотреть устоявшиеся взгляды на русскую историю в средневековый период. Ученый стремился выйти за пределы «закостенелой» традиции, по-новому взглянуть на основные факты и события. Однако Кинан не порывает с предшествующим опытом изучения рассматриваемых проблем, а, напротив, искусно использует лучшие достижения науки для объяснения и подтверждения своих выводов. Научный опыт предшественников и собственное понимание Кинаном истории выступают в единой связке. Не боясь критики и возражений, вступая в открытую полемику с ведущими советскими учеными, Кинан продолжал отстаивать свое мнение. Каждое его исследование было проникнуто личностным пониманием проблемы.

Э. Кинан обращает внимание на необходимость изучения источников и, прежде всего, литературных памятников, затрагивающих тему московско-тюркских отношений, поскольку они могут дать многое в понимании русской истории культуры XVI века и ранней историографии. Изучение такой литературы будет способствовать пересмотру устоявшихся взглядов на московскую историю в средневековый период.

Обращение американского ученого к вопросу подлинности переписки Ивана Грозного и Андрея Курбского способствовало активизации научного интереса не только к этой группе источников, но и к периоду правления Ивана IV в целом.

Эдвард Кинан не был сторонником той схемы русской истории, которая считает беспрерывной линию, соединяющую «Киевскую Русь» и «Санкт-Петербургскую империю». В своих исследованиях он возражает против общности киевского времени и московского периода русской истории XIV-XV вв. Эпоха формирования того типа развития, который демонстрируют исторические судьбы России, когда закладываются политические и культурные основы будущей российской государственности, для Кинана начинается с XIV-XV вв. Именно этот рубеж служит для него началом русской истории.

При этом необходимо отметить, что Э. Кинан остерегался необоснованной, идеологической критики своих работ, стремясь оставаться вне схватки двух держав. В частности, он подчеркивал необходимость доскональных полидисциплинарных исследований, по возможности -свободных от предубеждений. Однако существующее идеологическое влияние объективно не могло обойти стороной работы американского исследователя, контекстуализирующие со временем «холодной войны».

В приложении к диссертации содержится перечень работ Эдварда Кинана и выполненные соискателем переводы ранее не издававшихся на русском языке статей американского исследователя: «Поведение, стиль и самовосприятие русского царского двора»; «Загадка Карпа/Поликарпа. История «Первого Письма Ивана IV»».

3. ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ

1. Куренкова Е.А. Функционирование политической системы московского государства в трудах Э. Кинана //Власть. - 2006. - №8. -С. 60-63. (0,25 пл.)

2. Куренкова Е.А. Опыт изучения идейно-политической жизни русского средневекового общества в творчестве Эдварда Л. Кинана. -М.:Б.и., 2006.-52 с. (3,2 п.л.)

3. Куренкова Е.А. Эдвард Л. Кинан. Переписка Ивана IV с Андреем Курбским (кодикологическое исследование) //Армагеддон. - 2005. - Кн. 15 -С. 62-77.(1 п.л.)

4. Куренкова Е.А. В поисках Святой Руси (к 70-летию Эдварда Льюиса Кинана) //Материалы межвузовской научной конференции. М.: Магистраль, 2005. - С. 106-129 (1,5 п.л.)

Объем публикаций по теме диссертационного исследования составляет 5,95 п.л.

Принято к исполнению 21/02/2007 Исполнено 22/02/2007

Заказ № 131 Тираж. 100 экз.

Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш., 36 (495) 975-78-56 www autoreferat ru

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Куренкова, Евгения Алексеевна

ВВЕДЕНИЕ.

Глава 1. ПРОБЛЕМЫ ПОДЛИННОСТИ ИСТОРИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКОВ В НАУЧНОМ ТВОРЧЕСТВЕ ЭДВАРДА КИНАНА.

1.1. Ярлык Ахмет-хана Ивану III: историко-филологический анализ материалов дипломатической переписки.

1.2. Послание Ивана IV датскому королю Фридриху II: опыт практического филиграноведения.

1.3. Переписка Ивана IV с Андреем Курбским: кодикологическое исследование.

1.4. Слово о полку Игореве: новая ревизия аутентичности памятника древнерусской литературы.

Глава 2. ОПЫТ ИЗУЧЕНИЯ ИДЕЙНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ РУССКОГО СРЕДНЕВЕКОВОГО ОБЩЕСТВА. ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА МОСКОВИИ.

2.1. Проблема генезиса русской политической культуры.

2.2. Политическая культура деревни.

2.3. Политическая культура двора и бюрократии.

2.4. Функционирование политической культуры Московии.

 

Введение диссертации2007 год, автореферат по истории, Куренкова, Евгения Алексеевна

За время своего более чем двухсотлетнего существования американская историческая наука неоднократно обращалась к теме России, ее далекого и недавнего прошлого. В одном из ведущих университетов Соединенных Штатов Америки - Гарвардском - существуют специальные центры по изучению истории Руси и России. Русский центр и Украинский национальный институт уже более полувека разрабатывают актуальные проблемы истории нашего государства. Американская историография имеет большое количество работ, посвященных русской средневековой истории.

Советские исследователи, говоря о состоянии американской исторической науки, характеризовали ее как «явление сложное, многоплановое и противоречивое».1 Были отмечены две тенденции в развитии «буржуазной историографии». Во-первых, указывалось на снижение социальной функции исторической науки, и как следствие - утрата доверия к ней со стороны общества, и распространение крайних форм иррационализма и релятивизма. Речь шла о несоответствии между объективными исследовательскими возможностями и концепциями американской историографии, препятствующими эффективному использованию этих возможностей для более углубленного познания исторических закономерностей. Все большее значение, по мнению советских исследователей, приобретала неспособность американской исторической науки интерпретировать уже введенный в научный оборот фактический материал без прямого искажения места и значения важнейших фактов в существующей системе их взаимосвязи. Во-вторых, отмечалась совершенно противоположная первой - тенденция повышения социальной эффективности исторического познания, связанная с методологическим перевооружением, признанием объективности знаний о

1 Марушкин Б.И. История в современной идеологической борьбе. М., 1972. С.21.

2 Салов В.И. Историзм и современная буржуазная историография. М., 1977. С.47.

3 Искендеров A.A. Основные черты и этапы кризиса буржуазной исторической науки //Новая и новейшая история. - 1980. - №5. - С. 22-41. прошлом.1 Такая ситуация в «буржуазной историографии» вынудила историков искать пути выхода из сложившегося кризиса. В середине 1970-х годов профессор Гарвардского университета Франк Фридел писал: «Профессия историка находится в состоянии кризиса, а одной из самых благотворных американских традиций во время кризиса является поиск новых возможностей». Согласно прозвучавшему приблизительно в то же время признанию другого американского историка Оскара Хэндлина, историография США переживала «время, когда историческая дисциплина находится в состоянии разброда, когда выходит много работ низкого качества».3 Кроме того, выросший уровень специализации, внедрение новых методов, повышая конкретность и точность результатов, привели в ряде случаев к тому, что исторические исследования стали доступными только узкому кругу специалистов.4 Господство шаблонов коммунистической идеологии в общественной жизни нашей страны приводило к отторжению трудов западных историков. Результаты их работы или замалчивались или подвергались жесткой критике (преимущественно по тем же идеологическим соображениям). При этом лишь наиболее «скандальные» исследования чуждого «идейно-политического» контекста удостаивались внимания советских историков.

Изучение средневековой Руси всегда представляет интерес не только для российских, но и для зарубежных историков. Многие из них обращаются к Московской Руси XVI века. В связи с этим представляет особый интерес взгляд со стороны зарубежной исторической науки на проблемы становления национального самосознания. С начала 1990-х годов в России было опубликовано немало работ представителей американской исторической науки,

1 Могильницкий Б.Г. Современный этап кризиса буржуазной исторической науки //Вопросы истории. - 1980. - №9. - С.54-68.

2 Freidel F. American Historians. A Bicentennial Appraisal//The Journal of American History.-1976.-№1.-P.5.

3 Handlin O. The Capacity of Quantative History //Perspectives in American History. -1975.-P.25.

4 Скрынников Р.Г. Историографические итоги дискуссии с Русским центром в Гарварде. - Л., 1984. - С.215. посвященных изучению русской истории. Однако у большинства российских историков до сих пор сохраняется негативное отношение к исследованиям американских коллег. Ярким подтверждением этому служит крайне настороженное, а в ряде случаев и подчеркнуто критическое отношение к работам Эдварда Льюиса Кинана, одного из наиболее известных представителей гарвардской научной школы.

Эдвард Льюис Кинан является хорошо известным в Соединенных Штатах Америки славистом. Он долгое время работал директором центров по изучению Среднего Востока и России в Гарвардском университете, а также являлся деканом школы искусств и науки, в том числе возглавлял исторический факультет. В настоящее время он занимает пост директора Дамбартон Оакс, который считается лидирующим центром по изучению истории Византии на севере США. Там он читает лекции и ведет семинары по «Проблемам историографии средневековой Руси».

Долгое время доктор Э. Кинан изучал культуру и политическую жизнь Московии в XV - XVII веках. При этом особое внимание уделял темам: Грозный и Курбский - переписка; жизнь Ивана Грозного; подлинность различных источников в литературе и истории Руси (происхождение и подлинность «Слова о полку Игореве»); политические и культурные взаимоотношения между Московией и Османской империей. Но, пожалуй, самая знаменитая и прославившая его работа вышла в 1971 году - «Переписка Грозного - Курбского или "Апокриф"». Эта книга вызвала большой резонанс во всем мире. В частности, она была удостоена премии Томаса Вильсона I степени. Историографическое представление, сложившееся в ходе полемики о подлинности переписки между Иваном IV Грозным и Андреем Курбским, до сегодняшнего дня мешает критической оценке творчества американского ученого. Работы Э. Кинана никогда не публиковались у нас в стране.

Творческий путь Эдварда Кинана в исторической науке можно условно разделить на три этапа: проба пера (выбор «своей» темы); период «бури и натиска» (выработка собственной позиции в решении наиболее острых проблем); период академического «спокойствия».

В историческую науку Э. Кинан пришел в 25 лет. Его исследования начались с изучения языков. В 1962 году выходит в свет статья о революционном движении в Баку, годом позже исследование о молодых американцах за границей. Ученый делает обзоры книг по русской истории, изданных в России, изучает русско-ордынские отношения. В 1965 году Э. Кинан защищает диссертацию, которая не совсем удовлетворяет его. Период поиска продолжается. Интерес исследователя к России не укладывается только в профессиональные рамки работы историка. Вместе со своим коллегой Джоном Апдайком Э. Кинан делает несколько переводов Е. Евтушенко.

Ученый неустанно защищает интересы славянских исследований, создает библиотеки славянской и восточноевропейской литературы не только в Гарварде, но и по всей территории Соединенных Штатов.

В течение нескольких десятилетий Э. Кинан занимается подготовкой молодых ученых. Среди его учеников Н. Коллман, В. Кивельсон и многие другие талантливые американские исследователи. Одним из замечательных аспектов академической карьеры Э. Кинана является его роль или скорее влияние на интеллектуальное развитие тех, кто формально не входил в число его студентов. Э. Кинан курирует аспирантов из разных университетов Соединенных Штатов. Ученый активно сотрудничает с Русским центром (в 1996 году переименован в Центр русских и европейских исследований Дэвиса) и Украинским исследовательским институтом в Гарварде. Таким образом, он стал патроном для нескольких поколений исследователей русской истории в Соединенных Штатах.1

Обращение к исследованиям Эдварда Л. Кинана представляется актуальным еще и потому, что их анализ в трудах советских историков носил по преимуществу односторонний характер. В отечественной историографии

1 Rowland D. Edward L. Keenan: an Appreciation //Harvard Ukrainian Studies. - 1995. -vol. XIX.-P. 21. изучение трудов гарвардского исследователя основывалось на критическом разборе его монографии «Апокриф о Курбском и Грозном. История составления в XVII веке «корреспонденции», приписываемой князю Курбскому и царю Ивану IV». Однако это сочинение не дает полного представления о научном творчестве Э. Кинана. До настоящего времени нет ни одного исследования, в том числе диссертационного, посвященного этому яркому представителю американской историографии, как и не проводилось комплексного критического анализа его трудов.

Общественно-политическая жизнь Московского государства XVI века привлекала внимание не только российских, но и зарубежных исследователей. При этом многие из них останавливались на отдельных моментах жизни Московии, не ставя перед собой цель рассмотреть механизм функционирования Московского политического общества того времени как единое целое. Кинан, напротив, делает акцент на изучении «моделей политического поведения» и культурных норм, практики управления, используя одним из первых среди историков-русистов понятие «политическая культура».1 В целом исследовательская деятельность американского ученого направлена на понимание эпохи в свойственных ей терминах и понятиях, исследование ее функционирования в комплексе.

Работы Э. Кинана, несмотря на негативную оценку оппонентами большей части содержавшихся в них выводов, подтолкнули научный мир к новому рассмотрению спорных и недостаточно изученных моментов русской истории.

Вышеизложенное позволяет считать, что проблема изучения научного наследия Эдварда Кинана требует повышенного внимания. Оптимальное решение обозначенной проблемы в рамках диссертационного исследования актуализирует также ряд следующих вопросов: присуще ли Кинану устоявшееся научное мировоззрение, или же его творчество представляет собой случайное явление в науке (а именно такое впечатление возникает при чтении работ

1 Кром М.М. Историческая антропология русского средневековья: контуры нового направления http: //www.countries.ru/library/antropology/kontur.htm. некоторых его оппонентов); какую роль сыграло идеологическое противостояние между Советским Союзом и США в становлении взглядов ученого, опираясь на анализ его работ, посвященных исследованию русского средневековья; и, наконец, каково место американского ученого в мировой исторической науке? Результаты исследования помогут приблизиться к поиску ответов на эти вопросы, а также к пониманию творческого наследия Э. Кинана.

Степень изученности проблемы. Литературу, посвященную творчеству Э. Кинана, условно можно разделить на две группы, являющиеся базовыми для темы исследования, поскольку при своем взаимодействии они напрямую выходят на освещение проблемы изображения русского средневековья в творчестве американского исследователя: работы, в которых акцент делался на анализе выводов Кинана о переписке Грозного-Курбского, и работы, связанные с исследованием других произведений ученого.

Вышедшая в 1971 году монография «Переписка Грозного - Курбского или "Апокриф"» вызвала большой резонанс в отечественной и мировой науке. В ходе развернувшейся дискуссии о подложности переписки между Грозным и Курбским в журнале «Русская литература» была напечатана статья Д.С. Лихачева, в которой отрицалась возможность подложности переписки между Грозным и его опальным боярином.1 Год спустя вышла подробная монография Р.Г. Скрынникова «Переписка Грозного и Курбского. Парадоксы Э. Кинана», а чуть позже был опубликован ответ советского исследователя на замечания Кинана, высказанные в журнале КгШка.

1 Лихачев Д.С. Курбский и Грозный - были ли они писателями? //Русская литература. - 1972. - №4. - С. 56-72.

2 Скрынников Р.Г. Мифы и действительность Московии Х1У-ХУИ вв. Ответ проф. Э. Кинану (в связи с его замечаниями на книгу автора «Переписка Грозного и Курбского. Парадоксы Э. Кинана») //Русская литература. - 1974. - №3. - С. 115129.

Кроме того, свои взгляды на открытие Кинана выразили и другие ученые самых разных школ и направлений. Однако большинство из них ограничились беглым пересказом выводов исследователя.1

Рассматривая работы, связанные с исследованием других трудов Э. Кинана, можно отметить, что существуют публикации, освещающие определенные стороны научной деятельности американского ученого. Первым откликом в СССР на работы американского исследователя стали публикации Д.С. Лихачева и С.А. Клепикова, в которых они опровергали выводы Кинана относительно А московского происхождения бумаги, найденной им в копенгагенском архиве. Кроме того, с публикациями по данной теме выступили историки A.A. л

Севастьянова, Я.Р. Дашкевич и Я. Бондаренко.

Украинские историки перевели и опубликовали сборник статей американского ученого «Российские мифы», выделив его как основоположника становления «украинознания» в качестве полноценной университетской дисциплины.4

1 Андреев Н. Мнимая тема //The New Review. - 1972. - №109. - P. 147-153; Szeftel M. The Kurbskii - Groznyi apocripha. By Edward L. Keenan //Slavic Review. American Quarterly of Soviet and East European Studies. - 1972. - Vol.31, №4, December. - P. 79-85. ; Orchard G.E. The Kurbskii - Groznyi apocripha, by Edward L. Keenan //Canadian Journal of History. - Sept. 1972. - vol. II, issue 2. - P. 52-63; Rossing N., Ronne B. Apocryphal - not apocryphal? Critical analysis of the discussion conserning the correspondence between Tsar Ivan IV Groznyi and prince Andrej Kurbskij. -Copenhagen, 1980; Halperin Ch. Edward Keenan and the Kurbskii-Groznyi Correspondence in Hindsight // Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. - 1998. - Bd. 46.

2 «Литературная газета» от 14 июля 1971 г.; С.А. Клепиков. О допетровской бумаге и «бумаге для царя (письме Ивана IV) Э. Кинана». - М., 1971.

3 Севастьянова А.А. Американский историк о первой русской бумажной мельнице //Вопросы истории - 1972. - № 6. - С. 174-175; Dashkevych J.R. Literatur /ЛРН Information. Bulletin of the International Association of Paper Historians - 1981. - v. 15, n. 4. - P. 133-134; Бондаренко Я. «Бумага» // Книжное обозрение - 1978. - № 13.-С. 12.

4 Толочко А. Уроки Э. Кинана. http://litopys.narod.ru/keenan/keen01.htm

Зарубежные исследователи уделяли в основном внимание критическому разбору работы Э. Кинана «Московская политическая культура».1

Среди последних работ, посвященных творчеству американского ученого, можно выделить статью А. Филюшкина, в которой он резко осудил Кинана за приписывание авторства «Слова о полку Игореве» чешскому слависту Йозефу Добровскому, и монографию А.А. Зализняка, также посвященную историко-филологическому анализу построений Э. Кинана.2

Но большинство работ Э. Кинана остаются по-прежнему не изученными. Критическое отношение к научному творчеству ученого, установившееся в ходе полемики по вопросу подложности исторических документов, сказалось на восприятии практически всех последующих его исследований. Сложившееся историографическое представление мешает оценке творчества Кинана как одного из ярких представителей современной американской исторической науки.

Таким образом, проведенный анализ существующей литературы показывает, что: во-первых, самый высокий уровень разработанности характерен для изучения проблемы подлинности переписки Грозного-Курбского в трудах Э. Кинана, во-вторых, в гораздо меньшей степени рассмотрен вопрос подложности «Слова о полку Игореве» и, в-третьих, практически не исследованными являются проблемы функционирования политической культуры Московского государства XVI века в творческом наследии американского ученого.

1 Wortman R. «Muscovite Political Folkways» and the Problem of Russian Political Culture //The Russian Review. - 1987. - vol. 4. - P. 191-198; Daniels R.V. Russian Political Culture and the Post-Revolutionary Impasse //The Russian Review. - 1987. -vol. 46. - P. 165-176; Crummey Robert O. The Silence of Muscovy //The Russian Review.- 1987. -vol.46.-P. 157-164.

2 Филюшкин А. Психопатическое уничтожение «Слова о полку.»: Рецензия на еще не изданную книгу Эдварда Кинана. http: //www.ruthenia.ru/logos/number/200202/03.htm; Зализняк А.А. «Слово о полку Игореве»: Взгляд лингвиста. - М., 2004.

Сложность, многоаспектность и недостаточная изученность ряда проблем русского средневековья, освещенных в трудах Э. Кинана, определили выбор темы, постановку цели и задач настоящего исследования.

В качестве объекта исследования выступает научное творчество Эдварда Кинана.

Предметом исследования является историография исторических воззрений Эдварда Кинана, посвященная изучению проблем русского средневековья.

Цель работы заключается в анализе взглядов американского ученого на эволюцию русского средневекового общества Московского периода.

Достижение поставленной цели подразумевает решение комплекса задач, которые включают в себя:

- во-первых, выявление сферы научных интересов Эдварда Кинана;

- во-вторых, определение его места в исторической науке и историографической оценки его творчества;

- в-третьих, выделение круга источников, на которые исследователь опирается в своих работах;

- в-четвертых, определение причин обращения американского исследователя к проблеме подлинности документов средневековой Руси;

- в-пятых, характеристика исследовательской манеры Кинана;

- в-шестых, анализ представлений ученого о формировании и функционировании московской политической системы XVI века.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1965 года, когда Э. Кинаном была защищена диссертация «Muscovy and Kazan', 1445-1552: A Study in Steppe Politics», определившая интерес исследователя к изучению исторических источников вообще и источников дипломатической переписки в частности, по 2004 год, связанный с публикацией последнего на настоящее время большого исследования американского слависта, посвященного разоблачению аутентичности «Слова о полку Игореве».

Источниковая база диссертации включает в себя опубликованные работы Э. Кинана, определившие основные вехи в его научном творчестве. Прежде всего это монографии «The Kurbskii-Groznyi Apocrypha: The Seventeenth-Century Genesis of the "Correspondence" Attributed to Prince Andrew Kurbskii and Tsar Ivan IV» и «Josef Dobrovsky and the Origins of the Igor' Tale», посвященные подложности переписки Грозного-Курбского и проблеме подлинности «Слова о полку Игореве».1

Помимо них источниковую базу составляют многочисленные статьи исследователя, которые можно разделить на группы: статьи, посвященные критическому разбору переписки Грозного-Курбского; статьи, в которых Кинан рассматривает жизнь Ивана Грозного и приближенных к нему; статьи, где исследователь обращается к теме политической культуры Московского государства XVI века, ее составляющих и их взаимодействию; статьи, основанные на историко-филологическом анализе документов дипломатической переписки Московии и Османской империи; и статьи, посвященные комплексному анализу «Слова о полку Игореве».

Также при написании данной работы использовались тексты лекций Кинана в Гарвардском университете США, Университете штата Индиана, Колумбийском университете, Русском исследовательском центре, выступлений на ежегодных собраниях Американской ассоциации славянских исследований и Международном конгрессе славистов.

Кроме того, в источниковую базу диссертации входят труды советских, российских и зарубежных исследователей творчества Э. Кинана.

Отдельной составляющей являются непосредственно источники, на которые опирается американский исследователь в своих трудах: политические памятники русского средневековья, документы дипломатической переписки между Москвой, Ордой и Османской империей, документы Посольского

1 Keenan E.L. The Kurbskii-Groznyi Apocrypha: The Seventeenth-Century Genesis of the "Correspondence" Attributed to Prince Andrew Kurbskii and Tsar Ivan IV (with an Appendix by Daniel C. Waugh), Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1971; Keenan E.L. Josef Dobrovsky and the Origins of the Igor' Tale. Cambridge, Mass., 2003. приказа, различные литературные и публицистические произведения Московского государства XVI века.

Методологической основой является принцип историзма, стремление к объективности, комплексный и системный подходы в осуществляемом исследовании.

Методы исследования. В данном исследовании применяется широкий спектр исторических и историографических методов, которые были апробированы в отечественной историографии.

Научная новизна исследования состоит в том, что впервые была предпринята попытка комплексного изучения научного творчества Эдварда Л. Кинана: а) выявлена сфера научных интересов исследователя; б) определено его место в исторической науке и представлена историографическая оценка творчества ученого, посвященного русскому средневековью; в) выделен круг источников, на которые Э. Кинан опирается в своих исследованиях; г) определены причины обращения американского исследователя к проблеме подлинности документов средневековой Руси; д) дана характеристика исследовательской манеры Э. Кинана; е) проведен анализ представлений ученого о формировании и функционировании московской политической системы XVI века.

Результаты диссертационной работы позволяют расширить научные знания в области историографии исторической науки в целом и историографии русского средневековья в частности. Кроме того, проведенные изыскания дополняют уже существующие исследования работ зарубежных историков по истории русского средневековья. При этом ряд выводов, полученных в ходе исследования, помогут пересмотреть негативные суждения о трудах зарубежных историков, устоявшиеся как в советской, так и в российской исторической науке. Материалы диссертационного исследования предложены для включения в лекционные и специальные курсы по историографии, источниковедению и отечественной истории.

Основные положения диссертации, её выводы и обобщения прошли апробацию в выступлениях диссертанта на ряде научных конференций, на круглых столах «История и повседневность», в выступлениях на кафедре «История» Московского государственного университета сервиса, в процессе проведения лекционных и практических занятий по истории России в Московском государственном университете сервиса и Институте мировой экономики и информатизации.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Русское средневековье в трудах Эдварда Кинана"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Творчество Э. Кинана носит многоплановый характер. Начиная свой творческий путь с анализа проблемы подлинности исторических документов, ученый постепенно пришел к совершенно новому пониманию Московии XV-XVII веков. В сферу его интересов попали не только политические памятники русского средневековья, но и документы дипломатической переписки между Москвой и Ордой, документы Посольского приказа, различные литературные и публицистические произведения того времени. Рассматривая проблему становления и развития московской политической культуры, ученый использовал целый комплекс делопроизводственных материалов (разрядные книги, боярские книги и списки, родословные книги) и публично-правовых актов (духовные грамоты, межкняжеские договорные грамоты). Изучая ярлык Ахмет-хана Ивану III, Кинан досконально исследовал образцы дипломатической переписки Золотой Орды, сравнив их с аналогами в Посольских книгах. Мы видим, что историк старался охватить как можно больше источников по истории средневековой Руси, чтобы всесторонне рассмотреть процессы, происходящие в Московском обществе и государстве ХУ-ХУП вв.

Обращаясь к проблеме подлинности исторических источников, Кинан ставил перед собой задачу пересмотреть устоявшиеся взгляды на русскую историю в средневековый период. Ученый стремился выйти за пределы «закостенелой» традиции, по-новому взглянуть на основные факты и события. Однако Кинан не порывает с предшествующим опытом изучения рассматриваемых проблем, а, напротив, искусно использует лучшие достижения науки для объяснения и подтверждения своих выводов. Научный опыт предшественников и собственное понимание Кинаном истории выступают в единой связке. Ученый красочно описывает проблему, заставляет задуматься над истинным положением вещей. Не боясь критики и возражений, вступая в открытую полемику с ведущими советскими учеными, Кинан продолжал отстаивать свое мнение. Каждое его исследование было проникнуто личностным пониманием проблемы.

Э. Кинан считает, что истинный исследователь не должен поддаваться влиянию традиционных историографических штампов. Для него история - не сумма установленных фактов, а постоянный поиск, в котором исследователь снова и снова должен задавать себе вопросы, не следуя вековой традиции ответов на них. Все построения ученого должны основываться на доскональном изучении самого источника, и только после этого он волен обратиться к историографии. Источник, его критический разбор, по мнению Кинана, первичен. Лишь когда всестороннее исследование источника завершено, он начинает рассматривать все точки зрения по изучаемому вопросу.

Работы американского ученого, несмотря на негативную оценку оппонентами большей части содержавшихся в них выводов, подтолкнули научный мир к новому обращению к спорным и недостаточно изученным моментам русской истории. Э. Кинан обращает внимание на необходимость изучения источников и, прежде всего, литературных памятников, затрагивающих тему московско-тюркских отношений, поскольку они могут дать многое в понимании русской истории культуры XVII века и ранней историографии. Изучение такой литературы будет способствовать пересмотру устоявшихся взглядов на московскую историю в средневековый период.

Свои взгляды ученый старался обосновать вескими аргументами. Его творческая методика зиждилась на особом внимании к деталям, подчас ускользающим из вида других исследователей. Так, в частности, работая с рукописями в Копенгагенском архиве, Э. Кинан обнаружил в одной из них -письме Ивана Грозного 1570 года - водяной знак с надписью «Царь Иван Васильевич всеа Руси в лето 7074 совер. княз великии московскьи». Ученый посчитал, что текст филиграни был написан «характерной простой московской вязью второй половины XVI века». По его предположению, найденная бумага была изготовлена на подмосковной бумажной фабрике Ф. Савинова мастером Зауером, фамилия которого в русской транскрипции («совер») читается в тексте филиграни. Это и подтолкнуло ученого сделать вывод, что ему удалось найти «бумагу Грозного» с самым ранним русским водяным знаком.

Особенности исследовательской манеры, наметившиеся в данных произведениях, полностью раскрылись в книге Э. Кинана о переписке Грозного и Курбского. Книга была неоднозначно встречена по всему миру. И хотя большинство рецензий носили отрицательный характер, высказанные в труде Кинана мнения заставили многих задуматься о «совершенстве» сложившихся представлений. Во время развернувшейся дискуссии Э. Кинан пытался развить исследуемую тему в другой своей работе «Помещение Курбского на его место или наблюдения и предложения, касающиеся места «Истории великого князя Московского» в литературной традиции Московии», опубликованной в 1978 году.1

Его работы не описывают социальных и политических процессов и событий. Э. Кинан рассматривает историю - как историю текстов. Это история языка, стиля и сознания. Исследователя привлекает филологический подход Р.Якобсона и российская традиция гуманитарных исследований. Под влиянием О.Прицака американский исследователь начинает изучать восточные источники по истории средневековой Руси, Э. Кинан говорит о себе: « Я -структуралист». Однако подчеркивает, что он не является последователем Ю.Лотмана и Б.Успенского, ему ближе французская антропологическая школа и Клод Леви-Стросс.2

Стереотип восприятия Э. Кинана как «нигилиста и бунтаря, отчаянно дискредитирующего любой исторический текст Московской Руси» мешает объективному анализу его творческого наследия. Между тем ученый в своих работах ставит вполне конкретные проблемы: строятся ли наши гипотезы на

1 Keenan E.L. Putting Kurbskii in His Place, or; Observations and Suggestions concerning the Place of the History of the Grand Prince of Muscovy in The History of Muscovite Literary Culture //Forschungen zur osteuropaischen Geschichte. - 1978. -Bd. 24.-P. 131-162.

2 Pliguzov A. Notes on Edward L. Keenan as a Historian //Harvard Ukrainian Studies. -1995.-vol. XIX.-P. 17. первичных» источниках или на чьем-то «вторичном» по своей природе мнении? Насколько можно доверять дошедшим до нас источникам? Э. Кинан учит начинать исследование с первоисточников, конструировать историю на основе анализов текстов, которые являются опорой для историка. Не должно быть ничего кроме самого документа, в котором зашифрованы загадки языка, жанра, и контекста, который, кажется, вдохновляет и ведет нас за собой.1

Со временем любой внешний наблюдатель может исказить документ своими домыслами, задача историка, по мнению Э. Кинана, докопаться до первоначального вида источника, даже если для этого необходимо «потревожить» традиционную историографию.

Эдвард Кинан не сторонник великих трактатов, свои идеи он помещал в «маленькие научные письма» - статьи, эссе, лекции. В них ученый предпринял попытку реконструировать «унаследованный канон» русской истории, полагая, что исследователь историографии не должен поддаваться деспотизму традиции. История для Кинана постоянные дебаты, в ходе которых он задает себе и коллегам «наивные» вопросы. «Откуда мы знаем то, что знаем?», «что мы можем знать на самом деле, если не примем на веру концепции предшественников, их стереотипы, политические и идеологические суждения?» - лейтмотив каждой его работы. Свои построения Кинан основывает на источниках, отвечая на все вопросы, которые будут поставлены перед ним.

Историку, тем более историку XX века, источники редко встречаются в оригинале. Обычно их уже переводили, комментировали, исследовали поколения предшественников. То есть документ дошел до рук исследователя уже будучи внесенным в общую сеть культурной традиции, отягощенный личностной интерпретацией, предлагающей не только свое собственное непосредственное содержание, но и всю сумму дисциплинарного знания. Однако Эдвард Кинан пытается абстрагироваться от этого, строя свои

1 Kollman N. Thoughts on Mentoring //Harvard Ukrainian Studies. - 1995. - vol. XIX. -P.23. заключения, всегда ведущие к новому синтезу, неожиданному пониманию эпохи, на непосредственном изучении источника.

Такое понимание места источника в историческом исследовании привело к тому, что ряд советских ученых поставили Э. Кинана в один ряд с представителями американской «теории исторических перспектив». Сторонники этой теории пытаются совместить историческую реальность источника с «опытом» историка, который, работая с источником, «имеет дело преимущественно с реальностью своих ощущений».1 Исходные позиции этой теории сформулированы Д. Уайзом в книге «Американское историческое л объяснение». Автор в историческом познании выделяет четыре стадии: идея-форма, реальность-форма, документ-форма, объяснение-форма. Определяющую роль играет идея-форма, т.е. «способность человеческого сознания создавать абстрактные идеи или символы вещей по опыту», способность людей из опыта создавать «старый образ контекста вещей, даже если они видят только небольшую часть самих вещей». Источник, продолжает Д. Уайз, не несет в себе информации об истории в целом, а может дать лишь «несколько случайных фактов об истории», из которых историк на основании своей идеи-формы и отбирает те, которые «лучше поведают нам об опыте». В результате такой интерпретации «документ» приобретает значение исторического источника, интер-субъективный характер которого и подчеркивают сторонники «перспективизма».3 В итоге история перестает основываться только «на фактах, документированных в архивах» и «становится тем, что мы понимаем, во что мы верим, что мы воображаем», происходит «мифологизация истории».4

На наш взгляд, такое соотнесение не верно, поскольку Э. Кинан делает свои выводы не голословно, а опираясь-таки на исторические исследования

1 Салов В.И. Историзм и современная буржуазная историография. М., 1977. С.134.

2 Wise G. American Historical Explanation; a Strategy for Grounded Inquire. Homewood, 1973. P.l-76

3 Салов В.И. Историзм и современная буржуазная историография. М., 1977. С.135.

4 Norling В. Timeless Problems in History. Notre Dame - London, 1970. P.7-8. своих предшественников, причем источник и историография выступают в определенной связке, где доминирующее положение отведено источнику.

Метод Кинана-историка наиболее близок к антропологии, которую у нас принято ассоциировать с исследованиями французских медиевистов. Исследовательская деятельность ученого направлена на понимание эпохи в свойственных ей самой терминах и понятиях. Антропологический подход обеспечил редкостную независимость взглядов Э. Кинана, и, кроме того, призвал к проведению параллелей с реальностями современного российского общества. «Унаследованный канон» русской истории предполагает, что оно в основе своего развития тяготеет к фундаментальной «западной» модели. В то же время «восток» был призван подчеркнуть четкость контраста, самой сутью (интеллектуальной, социальной) противопоставленной «западному» типу цивилизации. В работах Кинана «оптика антропологического взгляда» на Россию ХУ-ХУП вв. направлена так, что мы не встретим аналогии с «западом». Средневековая Россия, по мнению историка, имеет больше общего с обществами, в европейском смысле «восточными»: Золотой Ордой и ее степными потомками.

Эдвард Кинан не был сторонником той схемы русской истории, которая считает беспрерывной линию, соединяющую «Киевскую Русь» и «Санкт-Петербургскую империю». В его исследованиях мы видим возражение против общности киевского времени и московского периода русской истории Х1У-ХУ вв. Эпоха формирования того типа развития, который демонстрируют исторические судьбы России, когда закладываются политические и культурные основы будущей российской государственности, для Кинана начинается с XIV-XV вв. Именно этот рубеж служит для него началом русской истории. Такая периодизация не несет в себе ничего идеологического, а лишь является следствием собственного метода и собственного научного мировоззрения.

При анализе славянского общества исследователь использует методы антропологического исследования. Э. Кинан стремится выделить различия между западноевропейским и российским средневековьем, и, таким образом, пройтись по зигзагам русской истории.

Для американского ученого Московия - традиционное общество, в рамках которого политические отношения строятся непосредственно самой личностью. Люди традиционного общества руководствуются иными категориями и стереотипами, а их культура принципиально отличается от современной европейской модели. При исследовании политики московского двора Кинан опирается на анализ присущих данному обществу структур -матримониальных стратегий («политика помолвок и браков»), которые выступали в качестве способа установления союзов и иерархий среднего политического класса Московии. Главным ее политическим институтом были, по мнению ученого, неконсолидированные боярские роды. От того, с какими семьями данный род установит связи, зависела как позиция отдельных членов рода, так и клана в целом. Исследователь изображает политическую модель Московского государства в виде горизонтальной структуры, в центре которой находится монарх, а около него по орбите отдаленности вращаются политические кланы. Доступ от периферии к центру (к особе монарха) определяется общей матримониальной стратегией.

Своеобразие исследовательской манеры Кинана заключается, на наш взгляд, в том, что он использует весь комплекс методов исторического исследования. Ученый не замыкается только на одном методе. В его работах мы можем проследить своеобразную эволюцию применения методов: в «Ярлыке.» Кинан использует историко-филологический анализ, в «Письме Ивана IV Датскому королю» добавляется филиграноведческий материал. В переписке Грозного с Курбским исследователь наряду с анализом самого содержания текста, большое внимание уделяет исследованию литературного стиля и языка их произведений. В дополнение к этому Кинан проводит палеографическое исследование посланий в сохранившихся списках.

Вклад Кинана в историческую науку бесспорно значителен. В своих исследованиях он показал первичность источника, отодвинув историографию, традицию» на второй план. Именно с досконального анализа источника ученый начинает разработку проблемы, а к научному опыту своих предшественников он обращается после его окончательного разбора. Американский исследователь усомнился в подлинности ряда исторических документов по истории средневековой Руси, вызвав тем самым большой интерес к этой проблеме во всем научной мире. Причем выводы, сделанные Кинаном не были голословными, а подтверждались серьезными аргументами, основанными на детальных источниковедческих наблюдениях, проведенных ученым. По сути, Кинан стал одним из основоположников историко-антропологического подхода как нового направления в изучении России периода средневековья и начала нового времени, введя термин «политическая культура» для обозначения отношений внутри правящей элиты, повседневной практики управления в центре и на местах.

Э. Кинан боялся необоснованной, идеологической критики своих работ, стремясь оставаться вне схватки двух держав. Он подчеркивал необходимость доскональных полидисциплинарных исследований, по возможности, свободных от предубеждений. Однако существующее идеологическое влияние не могло обойти стороной работы американского исследователя, контекстуализирующие со временем «холодной войны».

 

Список научной литературыКуренкова, Евгения Алексеевна, диссертация по теме "Историография, источниковедение и методы исторического исследования"

1. "К истории спора в подлинности «Слова о полку Игореве» (Из переписки академика Д. С. Лихачева) //Русская литература. 1994. - №2. - С.259.

2. Wilhelm Gesenius., A Hebrew and English Lexicon of the Old Testament, with an Appendix based on the of Lexicon William Gesenius, trans. Edward Robinson, ed. Fransis Brown et al. Boston, 1906.3. «Литературная газета» от 14 июля 1971 г.;

3. Aitzetmuller R. Die Polonismen des Igorlieds //Anzeiger for slavishe Philologie. 1977. - IX/1. - S.27-31.

4. Aitzetmuller R. Zum Nominalgebrauch im Igorlied //Anzeiger für slavishe Philologie, 1992. -XXI. - S. 109-117.

5. Auerbach J. Kurbskij-Studien. Bemerkungen zu einem Buch von E.L. Keenan //Jahrbucher iur Geschichte Osteuropas. Neue Folge. 1974. - Bd. 22 H. 2. - S.27-31.

6. Auerbach Inge. Andrej Michailovic Kurbskij: Leben in osteuropäischen Adelgesellschaften des 16. Jahrhunderts. Müchen, 1985.

7. Battisti Carlo, Alessio Giovanni. Dizionano etimologico Italiano. Firenze, 1950.9. ben Ephraim Саго Joseph, 1488-1575. Shulhan arukh. Hoshen mishpat. -Venice, 1565 (Ed. princeps).

8. Catholic Encyclopaedia, www.knight.org/advent/cathen/03352a.htm

9. Cheyne Thomas and J. Sutherland Black, eds. Encyclopaedia Biblica, 4 vols. London, 1899-1903, 1901, vol. 2 (1901), cols. 2683-2684.

10. Cornelius van Dam. The Urim and Thummim: A Means of Revelation in Ancient Israel (Winona Lake, Indiana: Eisenbrouns, 1997).

11. Crummey Robert O. The Silence of Muscovy //The Russian Review. 1987. -vol. 46. - P.157-164.

12. Czech Radio 7, Radio Prague http://www.radio.cz/ru/statja/44993

13. Daniels Robert V. Russian Political Culture and the Post-Revolutionary Imprasse //The Russian Review. 1987. - vol. 46. - P. 165-176.

14. Deutsches Woiterbuch von Jacob und Wilhelm Grimm (Leipzig, 1845 Reprint: München: Deutschen Taschenbuch Verlag.).

15. Eineder G. The Ancient Paper-mills of the Former Austro-Hungarian Empire and Their Watermarks. Hilversum, 1960.

16. Eybeschütz Jonathan. Urim ve-tumim: .beurim al Shulhan arukh Hoshen mishpat (ad siman 152).shene halakim. Karlsruhe: s.n., 1775-1777. - P. 535-537.

17. Fennel J. R.G. Skrynnikov. Perepiska Groznogo i Kurbskogo. London, 1973.

18. Fennel J.L.I. R.G. Skrynnikov. Perepiska Groznogo i Kurbskogo //Russia Mediaevalis. München, 1975. - T. II. - P. 197.

19. Freidel F. American Historians. A Bicentennial Appraisal //The Journal of American History. June 1976. - vol. LXIII, №1. - P.5.

20. Gebauer Jan, Slovnik starocesky. Praha, 1901.

21. Halperin C.J. A heretical view of sixteenth-century Moskovy Edward L. Keenan. Review Article //Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. Neue Folge. 1974. -Bd. 22, H. 2. -P.147-159.

22. Halperin Ch. Edward Keenan and the Kurbskii-Groznyi Correspondence in Hindsight // Jahrbucher für Geschichte Osteuropas. Neue Folge. 1998. - Bd. 46, H. 2. -P.123-146.

23. Handlin 0. The Capacity of Quantative History //Perspectives in American History. Cambridge (Mass.) 1975. - vol. IX. - P. 25-48.

24. Hellie Richard. Edward Keenan's Sholary Ways //The Russian Review. -1987. vol. 46. -P. 177-190.

25. Hiersche Rolf. Deutsches etymologisches Woiterbuch. Buchstabe A, Zweite Lieferung. Heidelberg, 1986.

26. Jakobson R. Selected Writings. The Hague: Mouton, 1966. - Vol. IV.

27. Janöw Jan. "Przyczynek do zrödel ewangeliarza popa Andrzeja z Jaroslawia: przeklad ruski pasji z Postylli M. Reja". Prace Filologiczne, 1931.-15, №2. - S. 119-162.

28. Johann Christian von Engel. Geschichte der Ukraine und der Cosaken. Halle, 1796.

29. Jungmann Josef, Slovnik cesko-nemecky. Praha, 1989.

30. Kappeler A. Die sowjetische Reaktion auf Keenans Häresie //Jahrbucher für Geschichte Osteuropas. Neue Folge. 1974. - Bd. 22 H. 2 - P.57-81.

31. Keenan E.L. Was Iaroslav of Halych Really Shooting Sultans in 1185?. In: Cultures and Nations of Central and Eastern Europe. Essays in Honor of Roman Szporluk. Ed. by Zvi Gitelman, Lubomyr Hajda, John-Paul Himka, Roman Solchanyk. Cambridge, 2000.

32. Keenan E.L. On Certain Mythical Beliefs and Russian Behaviors. In: S.Frederick Starr (ed.), The Legacy of History in Russia and the New States of Eurasia. — Armonk, New York and London, England, 1994. P. 19-40.

33. Keenan E.L. Reply //The Russian Review. 1987. - vol. 46. - P.199-209.

34. Keenan E.L. Response to Halperin, «Edward Keenan and the Kurbskii-Groznyi Correspondence in Hindsight». Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. 1998. -Bd.46. -P.120-146.

35. Keenan E.L. Royal Russian Behavior, Style and Self-image. In: Edward Allworth (ed.), Ethnic Russia in the USSR. The Dilemma of Dominance. — New York, 1980.- P.3-16.

36. Keenan E.L. Semen Shakhovskoi and the Condition of Orthodoxy //Harvard Ukrainian Studies. 1988/1989. - vol. XII/ XIII. - P. 795-815

37. Keenan E.L. Authorial ghost dogged editors, and somnolent scribes: the case of the spurious «first letter of Ivan IV to Andrey Kurbskii» Berlin, 1990.

38. Keenan E.L. Coming to Crips with the Kazanskaya Istoria. Some observations on Old answers and New Questions //The Annals of the Ukrainian academy of Arts and Sciences. 1964. - vol. XI. - P. 43-183.

39. Keenan E.L. Joseph Dobrovsky and the Origins of the «Igor Tale». -Cambridge, 2004.

40. Keenan E.L. Muscovite Political Folkways //The Russian Review. 1986. -v.45. -P.115-181.

41. Keenan E.L. Paper for the Tzar: "A Letter of Ivan IV 1570"- Oxford Slavonic paper. New series. Oxford. 1971. - Vol. IV. - P.21-29.

42. Keenan E. The «Yarlyk» of Ahmed-xan to Ivan III. A new Reading. //International Journal of Slavic Linguistic and Poetics. 1969. - XII. - P. 33-47.

43. Keenan E.L. The Karp/Polikarp Conundum: Some light on the History of «Ivan IV's first letter» //Essays in Honor of A.A.Zimin, Columbus (Ohaio). 1985. -P.205-231.

44. Keenan Edward Louis. The Kurbskii Groznyi apocrypha. The seventeenth century genesis of the «Correspondence» attributed to prince A.M. Kurbskii and tzar Ivan IV. With an appendix by Daniel C. Waugh. - Cambridge (Mass. Harvard univ. Press), 1971.

45. Kollman N. Thoughts on Mentoring //Harvard Ukrainian Studies. 1995. -vol. XIX.-P. 23-26.

46. Korrespondence Josefa Dobrovskeho. Vzajemne dopisy Josefa Dobrovskeho a Fortunata Duricha z let 1778-1800. Прага, 1895. - С. 356-383 =Sbirka pramenuv ku poznani literarniho zivota v Cechach, na Morave a v Slezsku.

47. Kotwicz W. Formules initales des documents mongoles aux XIII et XVI ss. //Rocznik Orientalistyczny. 1934. - X. - P.131-157.

48. Krbec Miloslav, Laiske Miroslav. Josef Dobrovsky, 1, Bibliographie der Veröffentlichungen von Josef Dobrovsky. Praha, 1970.

49. Mazon André. Le Slovo d'igor. Paris: Librairy Droz, 1940.

50. Myslivicek Zdenëk. Dusevni choroba Josefa Dobrovskëho //Bratislava: Casopis ucene spolecnosti Safarikovy. 1929. - 3 (3-4). - P.825-835.

51. Norling B. Timeless Problems in History. Notre Dame London, 1970.

52. Orchard G.E. The Kurbskii Groznyi apocripha, by Edward L. Keenan //Canadian Journal of History. - Sept. 1972. - vol. II, issue 2. - P.188-189.

53. Pliguzov A. Notes on Edward L. Keenan as a Historian //Harvard Ukrainian Studies. 1995. - vol. XIX. - P.17.

54. Rev. Uriah Smith. The Prophecy of Daniel and the Revelation. Nashville, 1944.

55. Robert R. Anderson, Ulrich Goebel, Oskar Reichmann (eds.). Fruneuhochdeutsches Woiterbuch. New York, 1986. - Band 1. - cols. 867-868.

56. Rössing N., Rönne B. Apocryphal not apocryphal? Critical analysis of the discussion conserning the correspondence between Tsar Ivan IV Groznyi and prince Andrej Kurbskij. - Copenhagen, 1980.

57. Rowland D. Edward L. Keenan: an Appreciation //Harvard Ukrainian Studies. 1995.-vol. XIX. -P.21-23.

58. Sevcenko Ihor. The Date and Author of the So-Called Fragments of Toparcha Gothicus //Dumbarton Oaks Paper. 1971. - №25. - P.l 17-188.

59. Slovnik jazyka staroslovenskego / Lexicon linguae palaeoslovenicae. -Prague, 1958.

60. Szeftel M. The Kurbskii Groznyi apocripha. By Edward L. Keenan //Slavic Review. American Quarterly of Soviet and East European Studies. - December, 1972.-Vol.31, №4.-P. 79-85.

61. Tatjana Cnzevska. Glossary of the Igor' Tale. London: The Hague; Paris: Mouton, 1966.

62. The Intepretefs Dictionary of the Bibie. New York, 1962. - 4 vols. - P.38-39.

63. Thomson Francis J. The Donatio Konstantini in Muscovy and Ruthenia. -Slavica Gandensia, 1995.

64. Trost К. Die Germanismen des Igoleids //Anzeiger fur slavishe Philologie. -1982.-XIII.-S.25-28.

65. Wise G. American Historical Explanation; a Strategy for Grounded Inquire. Home wood, 1973.

66. Wollman Slavomir. Slovo o pluku Igoreve Jako umelecke dilo. Praha, 1958.

67. Wortman Richard, «Muscovite Political Folkways» and the Problem of Russian Political Culture //The Russian Review. 1987. - vol. 46. - P.191-198.

68. Zajaczkowski Ananiasz and Reychman Jan. Zarys diplomatyki Osmansko-Tureckiej. Warsaw, 1955.

69. Андреев H. Мнимая тема //The New Review. 1972. - №109. - C.147-153.

70. Базилевич K.B. Внешняя политика централизованного Русского государства. Вторая половина XV века. М., 1952.

71. Базилевич К.В. Ярлык Ахмет-хана Ивану III //Вестник Московского государственного университета. 1948. - №1. - С.29-46.

72. Виноградова B.JI. и др. Словарь-справочник «Слова в полку Игореве»: в 6-ти томах. (Москва-Ленинград, 1965-1984), т. 6 (1984).92. ГПБ, О. XVII. 70, л. 178.93. ГПБ, О. XVII. 70, л. 179

73. Зализняк A.A. «Слово о полку Игореве»: Взгляд лингвиста. М.: Языки славянской культуры, 2004.95. Иов, 30.6,21.33.

74. Ироическая пЪснь о походЪ на половцовъ удТшьного князя Новагорода-СЪверского Игоря Святославича, писанная стариннымъ русскимъ языкомъ въ исходЪ XII столетия с переложешемъ на употребляемое нынЪ нареч\'е. М., 1800.

75. Искендеров A.A. Основные черты и этапы кризиса буржуазной исторической науки //Новая и новейшая история. 1980. - №5. - С.22-41

76. История городов и сел УССР, Львовская область. Киев, 1968.

77. Каган М.Д. Легендарная переписка Ивана IV с турецким султаном как литературный памятник первой четверти XVII в. // ТОДРЛ. Т. 13. - С.247-272.

78. Каган М.Д. Повесть о двух посольствах. // ТОДРЛ. Т.11. - С.225-237.

79. Калугин В. Литературное наследие князя Андрея Курбского (Спорные вопросы источников). -M.:Paleoslavica, 1997.

80. Калугин В. Теории текста в русской литературе XVI века //Труды Отдела русской литературы. 1997. - №50. - С.611-616.

81. Карамзин Н.М. История государства Российского. СПб.,1892. - Т.8.

82. Карпов Г.Е. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымской и Нагайской и с Турцией. Вып.1 (= сборник Императорского русского исторического общества, №41) СПб., 1884. = РИО 41.; Вып. 2, СПб., 1895 [= РИО 95].

83. Клепиков С.А. О допетровской бумаге и «бумаге для царя (письме Ивана IV)» Э. Кинана //Книга. Исследования и материалы. М.,1973. - Сб.27. - С.35-42.

84. Клепиков С.А. Филиграни и штемпели на бумаге русского и иностранного производства XVII-XX веков. М.,1959.

85. Козлов В.П. Кружок А.И. Мусина-Пушкина и «Слово о полку Игореве». -М., 1988.

86. Козлов В.П. Тайны фальсификаций: анализ подделок исторических источников XVIII-XIX веков. М.: Аспект-Пресс, 1996.

87. Коржин-Лурье Б. псевдоним Якова Соломоновича Лурье. История одной жизни. Париж, 1987.

88. Кром М.М. Историческая антропология русского средневековья: контуры нового направления, http: //www.countries.ru/library/antropology/kontur.htm.

89. Кучера М.П. Древний Плеснеск //Археологические памятки УССР. -1962.-№12.-С.3-9.

90. Лев Николаевич Энгельгардт. Записки. М.,1997;

91. Леонид, архимандрит. Два акта XV века с объяснительными к оным примечаниями //Известия Императорского Русского археологического общества. 1898. - Т. 10. - С.269-274.

92. Лихачев Д.С. Курбский и Грозный были ли они писателями? //Русская литература. - 1972. - №4. - С.56-72

93. Скрынников Р.Г. Переписка Грозного и Курбского: Парадоксы Э. Кинана. -Л, 1973.

94. Лихачев Н.П. Бумага и древнейшия бумажныя мельницы в Московском государстве. СПб., 1891.

95. Лихачев Н.П. Палеографическое знание бумажных водяных знаков. -СПб, 1899.

96. Лурье Я.С. Вопросы внешней и внутренней политики в посланиях Ивана IV //Послания Ивана Грозного. М.,1971.

97. Лурье Я.С. Рассказ о стоянии на реке Угре //Труды отдела древнерусской литературы. 1962. - XVIII. - С.289-293.

98. Марушкин Б.И. История в современной идеологической борьбе. -М.,1972.

99. Мишанич А. Вокруг «Слова.». Новая ревизия аутентичности выдающегося памятника //Золотое слово. Хрестоматия литературы Украины-Руси эпохи Средневековья 1Х-Х столетий. В 2-х кн. К, 2002. - Кн.2.

100. Могильницкий Б.Г. Современный этап кризиса буржуазной исторической науки //Вопросы истории. 1980. - №9. - С.54-68.

101. Моисеева Г.Н. Спасо-Ярославский Хронограф и «Слово о полку Игореве» -Л.,1984.

102. Моисеева Г.Н. Чешский славист Иозеф Добровский и «Слово в полке Игореве» // Слово о полку Игореве. 800 лет. /Альманах библиофила. Вып. 21. -Г.,1986.-С.103-114.

103. Моисеева Г.Н., Крбец М. Йосеф Добровский и Россия: памятники русской культуры Х1-ХУШ веков в изучении чешского слависта. Л.: Наука, 1990.

104. Письмо американского ученого Э. Кинана в редакцию «ЛГ». Д. Лихачева: «Факт, который войдет в учебники». Комментарий. «Литературная газета», 1971, 14 июля.128. РИО, 95, с.205.

105. РНБ (ГБЛ), ф. 205, собр. ОУДР, 197;

106. Русские акты Копенгагенского государственного архива, извлеченные Ю.Н. Щербачевым. Русская историческая библиотека, XVI - СПб., 1897.

107. Рыков Ю.Д. К вопросу об источниках Первого послания Курбского Ивану IV //«Слово о полку Игореве» и памятники древнерусской литературы (ТОДРЛ). Л., 1976. С. 235-247.

108. Савва В.И. Вновь открытые полемические сочинения XVII века против еретиков //Летопись занятий Археографической комиссии. 1907. - Вып. 18. -С.32-57.

109. Салов В.И. Историзм и современная буржуазная историография. М., 1977.

110. Свянтицький И. Описание рукописей Народного Дома из коллекции А. Петрушевича. Львов, 1911.

111. Сказания иностранцев о России в XVI и XVII веках: путешествия в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году. СПб.,1843.

112. Скрынников Р.Г. Историографические итоги дискуссии с Русским центром в Гарварде/Критика буржуазной историографии. Л., 1984.

113. Скрынников Р.Г. Курбский и его письма в Псково-Печерский монастырь. ТОДРЛ, т.ХУШ. М. - Л., 1962. - С. 112-113.

114. Скрынников Р.Г. Мифы и действительность Московии XIV-XVII вв. ответ проф. Э. Кинану (в связи с его замечаниями на книгу автора «Переписка Грозного и Курбского. Парадоксы Э. Кинана») //Русская литература. 1974. -№3.-С.52-76.

115. Словарь современного русского литературного языка в 17 томах. -Москва, 1950-1964. -Т.1.-С.107-108.

116. Соколов П.И. Подложный ярлык хана Узбека митрополиту Петру //Русский исторический журнал. 1918. - Кн.5. - С.75-84.

117. Татищев В.Н. История Российская. М.,1964. - Ч.З.

118. Толочко А. Уроки Э. Кинана. http://litopys.narod.ru/keenan/keen01.htm

119. Участкина З.В. История Российских бумажных мельниц и их водяных знаков.-М., 1962.

120. Филюшкин А. Психопатическое уничтожение «Слова о полку Игореве» -http://www.ruthenia.ru/logos/number/200202/03.htm

121. Шмидт С.О. Описи царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614 года.-М., 1960.

122. Энциклопедия «Слова о полку Игореве». Т. 1-5. СПб., 1995.

123. Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд/Под ред. О.Н. Трубачева. М., 1974. - Т. 5.153