автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Самосознание поколения в творчестве писателей-младоэмигрантов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Самосознание поколения в творчестве писателей-младоэмигрантов"

003470279

На правах рукописи

МАТВЕЕВА Юлия Владимировна

Самосознание поколения в творчестве писателей-младоэмигрантов

Специальность 10.01.01 —русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

2 ' ВД 2йй9

Екатеринбург — 2009

003470279

Работа выполнена на кафедре русской литературы XX века ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. А. М. Горького».

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Эйдинова Виола Викторовна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Барковская Нина Владимировна

доктор филологических наук Красавченко Татьяна Николаевна

доктор филологических наук, профессор Штерн Миньона Савельевна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Московский государственный

университет им. М. В. Ломоносова»

Защита состоится «_/__» 2009 г. в час. на

заседании диссертационного совета Д 212.286.03 по защите докторских и кандидатских диссертаций при ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. А. М. Горького» (620000, г. Екатеринбург, пр. Ленина, 51, комн. 248).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. А. М. Горького».

Автореферат разослан «/о£» 2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор филологических наук, _

профессор --- М. А. Литовская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Предмет исследования реферируемой работы — творчество «молодых» писателей первой русской эмиграции, совпадающие элементы художественного мышления в их литературном наследии, взаимозависимость мироощущения и художественного сознания, свойственная представителям этого поколения.

Актуальность исследования. К концу XX — началу XXI столетия литература Русского Зарубежья, созданная писателями первой русской эмиграции, прочно вошла в читательский и литературоведческий обиход. Ее изучение стало дифференцированным, аналитическим и профессиональным. На общем фоне этого большого и сложного культурного явления рельефно выделились отдельные писательские имена, прояснилась структура личностных и творческих взаимоотношений (то, что О. Демидова справедливо назвала «литературным бытом» эмиграции)1, сформировались представления о литературных центрах, изданиях, кружках и тенденциях. Одним из самых дискуссионных, как в 1920-30-е гг., так и сегодня, оказался вопрос о «незамеченном поколении». Речь идет о «молодых» русских писателях, родившихся в конце XIX — первом десятилетии XX столетия, которые, пережив гражданскую войну и тяжелейший период адаптации за рубежом, к середине 1920-х годов активно вошли в литературу, заставили спорить и говорить о себе.

В 1920-30-е гг. у них были свои издания, кружки и союзы, о «молодой» эмигрантской литературе писали статьи и выступали на публичных диспутах. В 1936 г. на страницах эмигрантских периодических изданий разгорелась полемика о литературной состоятельности так называемых «сыновей эмиграции», в которой приняли участие М. Осоргин и М. Алданов, А. Бем и В. Ходасевич, Г. Адамович, Г. Газданов, В. Варшавский. Свидетельством того, что вопрос о поколении существовал вполне объективно, являются многочисленные мемуарно-биографические и документальные источники; сборник социологических и психологических исследований под ред. В. В. Зеньковского «Дети эмиграции: Воспоминания» (1925), книга В. Варшавского «Незамеченное поколение» (1956), целый ряд самоопределений: поколение «отчужденных» (3. Шаховская), поколение «из пролета эпох» (Г. Газданов), поколение «неудачников» (В. Варшавский), поколение «обнаженной совести» (Ю. Терапиано). В 1950-60-е годы, когда споры сменились аналитическими обобщениями, образ поколения окончательно сформировался в очерково-эссеистических работах Ю. Терапиано, Г. Адамовича, Н. Оцупа, в

1 Демидова O.P. Метаморфозы в изгнании: Литературный бьгг русского зарубежья. СПб.: Гиперион, 2003.

исследованиях В. Варшавского и Г. Струве, в мемуарах И. Одоевце-вой, Н. Берберовой, 3. Шаховской, Р. Гуля, А. Седых, А. Бахраха, В. Яновского.

Во многом благодаря появлению вышеназванных источников, к 1990-м годам стало очевидно, что в русской словесности, да и во всей русской культуре XX века состоялся такой феномен, как литературное творчество младоэмигрантов2, имеющий свой собственный ментальный смысл и свои качественные характеристики — психологические, морально-этические, эстетические. Кроме того, к концу XX — началу XXI столетия, в эпоху стремительно нарастающей языковой и культурной интеграции, жизненный и творческий опыт эмигрантских «сыновей» оказался неожиданно созвучен нашей современности, по-новому востребован читателями, художниками, культурой в целом. Неслучайно вполне конкретные, казалось бы, историко-литературные исследования, посвященные писателям-младоэмигрантам, все чаще превращаются в масштабный разговор о «незамеченном поколении». В качестве примера можно вспомнить опубликованную в журнале «Литературное обозрение» подборку материалов о журнале «Числа» (1996, № 2), впервые разыгравших тему младшего поколения русской эмиграции. Можно вспомнить состоявшуюся в декабре 2003 года в Москве конференцию (ИНИОН РАН, Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»), посвященную 100-летию Гайто Газданова, которая совершенно естественно превратилась, как высказался один из ее участников, В. Хазан, в дискуссию о «поэтике поколения».

Если говорить о степени изученности этого феномена в современном литературоведении, то, помимо исследований об отдельных его представителях (В. Набокове, Г. Газданове, Б. Поплавском, В. Яновском, Н. Берберовой, Д. Кнуте), помимо работ, посвященных в целом эмигрантологии или же конкретно «парижской ноте» (Т. П. Буслакова, В. Крейд, К. В. Ратников, Ф. П. Федоров), журналу «Числа» (М. А. Васильева, О. Р. Демидова, С. Р. Федякин), литературным дискуссиям 1930-х годов (Т. JI. Воронина, Н. Г. Мельников, О. А. Коростелев, М. О. Швабрин, A.A. Долинин, С. Р. Федякин, О. Р. Демидова), за последние годы появились две монографии, где литературное творчество «сыновей» эмиграции стало предметом системного анализа. Это труд Леонида Ливака «Как это делалось в Париже. Русская эмигрантская литература и французский модер-

2 Термин «младоэмигранты», не так давно вошедший в научный литературоведческий обиход, имеет много синонимов: «незамеченное поколение», «сыновья» эмиграции, «молодые» писатели Зарубежья. Автору данной работы он нравится максимальным лаконизмом и максимальной точностью, что и заставило вынести его в название диссертации.

низм»3 и книга Ирины Каспэ «Искусство отсутствовать: Незамеченное поколение русской литературы»4. В обеих работах образ «незамеченного поколения», сформированный и сформулированный самими эмигрантами, подвергается сомнению, оба исследователя — каждый, разумеется, по-своему — апеллируя к фактам эмигрантской литературной жизни, анализируя поведенческие и творческие стратегии писателей младшего поколения эмиграции, пытаются воссоздать обратную сторону мифа —- убедить в том, что «незамеченность» была лишь иллюзией, спланированной и удобной позицией, которая в результате привела своих адептов вовсе не к поражению, а к самой настоящей победе над временем и судьбой.

Из всего сказанного следует, что вопрос о культурно-эстетической самобытности и ценностной состоятельности поколения писателей-младоэмигрантов так и остается открытым: версии, концепции и литературоведческие интерпретации, несмотря на их глубину, фактогра-фичность, оригинальность, оставляют почти нетронутой для психологического, социологического и семиотического анализа сферу собственно литературного наследия «молодых» писателей-эмигрантов.

Материалом исследования явились художественные, мемуарные, публицистические тексты, принадлежащие авторам интересующей генерации — Б. Поплавскому, В. Набокову, Г. Газданову, В. Варшавскому, В. Андрееву, В. Емельянову, Н. Берберовой, И. Одо-евцевой, Р. Гулю, И. Савину, В. Смоленскому, Б. Вильде, 3. Шаховской.

Основная цель исследования: найти в творчестве разных художников — поэтов и прозаиков, знаменитых и безвестных — смысловые пятна подспудной общности, распознать их внутреннюю перекличку, а затем, уже на примере творчества конкретного автора, рассмотреть механизм превращения жизненного опыта и выработанного мироощущения в художественную реальность литературных произведений.

Основной целью диссертации обусловлены ее конкретные задачи:

1. Путем структурного и сравнительно-типологического анализа выявить в художественных текстах разных авторов спектр повторяющихся мотивов и эмблематически значимых образов, свидетельствующих об исторической общности реального жизненного опыта их создателей.

2. Определить для генерации эмигрантских «сыновей» круг универсально значимых вопросов философского, экзистенциального,

3 Livak L. How It Was Done in Paris. Russian Emigré Literature and French Modernism. Madison: The University of Wisconsin Press, 2003.

4 Каспэ И. M. Искусство отсутствовать: Незамеченное поколение русской литературы. М.: НЛО, 2005.

национального и культурного характера, проанализировать их мо-тивно-образное претворение в произведениях отдельных писателей.

3. На примере творчества конкретного художника (в данном случае — Гайто Газданова) рассмотреть специфические для всей созданной младоэмигрантами литературы черты поэтики и стиля, высвечивающие своеобразный уклад поколенческого мышления.

Выдвинутые задачи определяют научную новизну диссертационной работы, в которой по-новому описан и многосторонне исследован историко-литературный и социо-культурный феномен литературного творчества младоэмигрантов, представлены, проанализированы и введены в научный обиход малоизвестные художественные и публицистические тексты, безвестные и непопулярные писательские имена.

Метод предпринятого исследования можно назвать методом литературоведческой реконструкции, при котором эстетическое и внеэстетическое (онтологическое, психическое, бытовое) рассматриваются в их взаимной предобусловленности.

Методологической основой диссертации стали фундаментальные труды М.М. Бахтина, рассматривающие литературу в глобальной производности от форм, типов и функционирования человеческого сознания; философская герменевтика Х.-Г. Гадамера, предполагающая возможность обнаружения подлинного бытия творца в глубине его образной системы; учение Л. С. Выготского о психоаналитическом методе исследования, с точки зрения которого искусство есть особый, социально ангажированный способ разрешения бессознательного; работы Б. М. Эйхенбаума, на практике раскрывающие диффузию индивидуального и социального в литературном творчестве; семиотическая концепция искусства Ю. М. Лотмана; «психопоэтика» Е. Г. Эткинда; работы Н. А. Богомолова, В. Н. Топорова, Б. А. Успенского. В трактовке понятия «поколение» мы опирались на современные писателям-младоэмигрантам концепции К. Мангейма и X. Ортеги-и-Гассета, на отечественную традицию, намеченную трудами Л. Я. Гинзбург, Ю. М. Лотмана, А. Я. Гуреви-ча, М. О. Чудаковой, Б. В. Дубина. В трактовке понятия стиля, столь необходимого при анализе литературного текста — на работы А. Ф. Лосева, В.И. Тюпы, В. В. Эйдиновой.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что оно существенно расширяет представления отечественной историко-литературной науки. Благодаря применению сложных синтетических подходов, соединяющих семиотику и герменевтику, структурный и психологический анализ, достигается эффект психобиографической реконструкции «младшего» поколения русских эмигрантских писателей.

Практическая ценность исследования. Собранный литературный материал, результаты обобщений, выводов, умозаключений могут быть использованы в процессе дальнейшего научного изучения литературного наследия первой русской эмиграции, могут быть использованы также при чтении лекционных курсов по истории русской литературы первой половины XX века, при подготовке спецкурсов и спецсеминаров по литературе Русского Зарубежья для филологических факультетов высших учебных заведений. Основные результаты работы внедрены на филологическом факультете Уральского государственного университета им. А. М. Горького в рамках лекционного курса «Русская литература Зарубежья».

На защиту выносятся следующие положения:

1. Литературное творчество «молодых» писателей первой русской эмиграции может и должно быть рассматриваемо не только в качестве материала для подтверждения или опровержения мифа о «незамеченном поколении», но в первую очередь — в качестве целостного историко-литературного феномена, которому присущи собственные импульсы развития, а также собственные эмоциональные, интеллектуальные и эстетические характеристики.

2. Художники-младоэмигранты, исторически и объективно принадлежа одному поколению, в созданных ими литературных произведениях воспроизвели главные события своей биографии, причем не только индивидуальной, но и общей (типичной) для всей генерации.

3. На разных структурно-поэтических уровнях организации текста отразился в литературном творчестве эмигрантских «сыновей» их душевный опыт с его уникальными психическими комплексами и мировоззренческими установками.

4. Системный сравнительный анализ позволяет обнаружить в текстах разных самобытных художников моменты подспудной, а иногда и сознательно закрепленной общности (сюжеты, мотивы, образы), раскрывающие суть поколенческого единства.

5. Поскольку литературное творчество для младших эмигрантов имело статус бытийный и экзистенциальный, то истолкование и распознавание зашифрованных в литературную форму первопережива-ний и первообразов имеет реальный исследовательский смысл.

6. Помимо общности содержательной, нужно говорить и об элементах некоего поэтического и стилевого единства в наследии мла-доэмигрантов. Оно, в частности, проявляется в настойчивом стремлении реализовать в формах поэтики доминирующие черты поколенческого мировоззрения и мироощущения. К таковым можно отнести мистическое чувство жизни, романтический уклад сознания,

устремленность в перспективу экзистенциальной философии. Примером индивидуального претворения этой спонтанно сформировавшейся «поэтики поколения» служит проза Гайто Газданова.

Апробация результатов исследования. Основные положения и результаты исследования были представлены в виде научных докладов, прочитанных на девяти научных конференциях разных уровней в Екатеринбурге, Москве, Тюмени, Калининграде, среди которых Международная научная конференция «Русское Зарубежье: приглашение к диалогу» (Калининград — Светлогорск, 2002), Международная научная конференция «Гайто Газданов: Писатель на пересечении традиций, культур, цивилизаций. Взгляд из XXI века» (Москва, 2003), Международная научная конференция «Русское литературоведение в новом тысячелетии» (Москва, 2004), Международная научная конференция «Дергачевские чтения: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности» (Екатеринбург, 2006), Всероссийская научная конференция «Проблемы изучения культуры Русского Зарубежья» (Москва, 2006), Международный научный семинар «Франция — Россия: Проблемы культурных диффузий» (Екатеринбург, 2006; Тюмень, 2008).

Содержание диссертации изложено в двух монографиях: «"Превращение в любимое": Художественное мышление Гайто Газданова» (Екатеринбург, 2001), «Самосознание поколения в творчестве писа-телей-младоэмигрантов» (Екатеринбург, 2008), в семи статьях, опубликованных в ведущих рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК РФ, а также в ряде статей, посвященных как творчеству отдельных авторов, так и системным закономерностям, связывающим произведения разных творцов в единую культурно-эстетическую парадигму.

Структура диссертации соответствует ее научной цели и задачам, а также реализует поступательное применение заявленного научного метода. Работа состоит из Введения, двух частей, Заключения и Библиографического списка. Обе части работы, содержательно и методологически дополняющие друг друга, имеют свою внутреннюю логику. Первая — «Сценарий общей судьбы и его индивидуальные художественные модификации» — выстраивает поступательно развивающийся сюжет: каждая глава в ней представляет семантически значимое звено общей (при всех частностях, разновидностях и вариантах) судьбы «молодых» писателей-эмигрантов, которые прошли через гражданскую войну (глава 1); узнали тяжесть и радость неустроенного, нестабильного, бродяжнического бытия (глава 2); поневоле обрели в чужой земле «другое отечество», а иногда — другую культуру, другой язык (глава 3); осознанно сделали жизненную ставку на литературное творчество (глава 4); выработа-

ли, наконец, определенные духовные ценности, которые оказались незыблемы в самых критических испытаниях (глава 5). Вторая часть

— «Мироощущение как основа миростроения: Гайто Газданов» — на примере Г. Газданова, самобытного и в то же время очень типичного для своего времени и поколения художника, предлагает анализ трех наиважнейших ипостасей мышления «молодых» эмигрантских писателей. Это мистическая направленность сознания (глава 1), романтические установки мировоззрения (глава 2), исповедуемая экзистенциальная философия (глава 3).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновываются актуальность и научная новизна диссертационного исследования, определяется его методологическая основа, формулируются цели и задачи, дается общая характеристика процесса изучения литературного творчества писателей-младоэмигрантов, оговариваются признаки, на основании которых можно идентифицировать хронологические, социально-исторические, эмоционально-психологические границы поколения эмигрантских «сыновей».

Сегодня приходится говорить о двух сложившихся интерпретациях целостного образа русских писателей-младоэмигрантов: первая

— конструктивно-мифологическая, созданная внутри эмиграции в эпоху 1950-60-х годов, и вторая — деконструктивная аналитическая, представленная в монографиях наших современников Л. Ливака и И. Каспэ. Благодаря первой, сложился образ «незамеченного поколения» (В. Варшавский), вторая этот образ дезавуирует. Л. Ливак рассматривает «ключевую роль» французских источников для развития «младшего поколения» эмигрантских авторов, И. Каспэ ставит целью «выяснить», «как конструировалось "поколение" и как конструировалась его "незамеченность"»5 на поприще литературной жизни, однако оба исследователя приходят к выводу о том, что созданный русскими эмигрантами миф о «незамеченном поколении» — это не более чем поэтический вымысел, «риторика», особый прием. На самом деле литературная деятельность младоэмигрантов, считает Л. Ливак, превратилась в литературу «противоизгнания», которая смогла преобразовать эмигрантские потери в эстетическую выгоду6; «за сюжетом неуспешного поколения, — пишет в том же ключе И. Каспэ, — скрывается вполне достижимый успех»7.

5 Каспэ И. М. Указ. соч. С. 9.

6 Шак Ор. ск. Р. 206-207.

7 Каспэ ИМ Указ. соч. С. 82.

При всем интересе и уважении к подобным устремлениям сломать стереотипы и дать новую интерпретацию уже вошедшему в историко-литературный обиход явлению, такая точка зрения совсем не кажется бесспорной. Совершенно очевидно, что возможен иной путь исследования, более герменевтический, нежели интерпретационный. Согласно философской концепции Х.-Г. Гадамера, подлинное бытие творца надлежит искать в самом его творчестве, поколен-ческое же сознание (если говорить об универсалиях, ему объективно присущих) можно пытаться реконструировать, лишь собирая те смыслы, которые, как писал М. Бахтин, всегда «разделены мевду голосами».

Даже отобранные более или менее спонтанно, но опознанные и проанализированные, совпадающие элементы художественного мышления могут, на наш взгляд, дать представление об экзистенциальном и эстетическом своеобразии того поколения русских писателей-эмигрантов, которое принято называть «незамеченным». Факт его существования, думается, вряд ли стоит подвергать сомнению. В общеевропейском «литературном климате времени» (Н. Анастась-ев), от которого, как известно, не свободен никто, им все же удалось создать свою микроклиматическую зону, свою поэтику, свой стиль, в котором плодотворно соединилась русская (классическая и модернистская) литературная традиция с традицией европейской. Несмотря на бурную и весьма напряженную литературную жизнь, отмеченную точками личностного и группового противостояния, возникающими спорами, откровенными конфликтами и замаскированным неприятием, несмотря на разность литературных заслуг и степеней известности, молодые художники первой русской эмиграции представляли собой именно особую, внутренне спаянную общность, у которой был свой движущий импульс. И, конечно, не метрические данные, не игровые стратегии, не принадлежность к той или иной творческой группировке, не степень адаптации во французской или американской культуре, а общность жизненного опыта и душевных переживаний этот импульс сформировали. Особая проницаемость мембраны, отделяющей искусство от жизненных переживаний, о которой не раз писали Г. Адамович, Б. Поплавский, В. Вейдле, Н. Оцуп, свойственная художникам этой генерации, дает надежду распознать «систему эмоций» (Р. Барт) поколения в их литературном воплощении.

Первая часть работы «Сценарий общей судьбы и его индивидуальные художественные модификации» представляет собой выполненную на материале литературного творчества разных авторов реконструкцию наиважнейших для поколения младоэмигрантов моментов биографического и духовно-ценностного характера.

В первой главе «Опыт гражданской войны в его литературной проекции: Г. Газданов, В. Андреев, В. Смоленский, И. Савин, В. Набоков» речь идет о том громадном определяющем влиянии, которое оказала гражданская война в России на «молодых» эмигрантских писателей.

Во времена «русской усобицы» они были юношами, подростками, детьми. Революция не просто коснулась каждого из них, но так или иначе повернула их судьбы, сделав участниками или свидетелями большой истории, «катализировав» тем самым «объединение поколения по чисто календарному, биологически-возрастному признаку — война и призывной возраст» (М. Чудакова). На его краях, с одной стороны, остались те, кто был призван раньше, став участником еще мировой войны, с другой стороны — те, кто был слишком юн и в силу возраста обречен на позицию наблюдателя. В центре оказались художники, для которых революция и гражданская война (независимо от личного вклада и личной позиции) стали не только моментом сильнейшего жизненного потрясения, но и определенной биографической вехой — моментом превращения в ответственных участников социально-политической жизни: В. Набоков (1899 г. р.), И. Савин (1899 г. р.), В. Емельянов (1899 г. р.), Ю. Софиев (1899 г. р.) В. Смоленский (1901 г. р.), Н. Берберова (1901 г. р.), А. Бахрах (1902 г. р.), Л. Зуров (1902 г. р.), Г. Газданов (1903 г. р.), Б. Поплавский (1903 г. р.), В. Андреев (1904 г. р.). Именно эта возрастная категория русских эмигрантов была названа в 1925 г. социологическим исследованием русского Педагогического Бюро по Делам Молодежи среди «детей» эмиграции8 «квалифицированными жертвами революции», «преждевременными воинами». Литературное творчество представителей этого поколения русской эмигрантской молодежи было своеобразной попыткой избавиться от тяжести прошлого. Трансформация полученного на войне комплекса переживаний, впечатлений, психических потрясений в систему художественных образов, осуществленная в творчестве Г. Газданова, В. Андреева, В. Смоленского, И. Савина, В. Набокова, стала предметом рассмотрения в данной главе.

В художественном творчестве Гайто Газданова опыт гражданской войны присутствует повсеместно. Первые рассказы писателя будто заряжены экспансией и экспрессией революции. Сравнительный ряд для них — проза не столько эмигрантская, сколько советская: Вс. Иванов, А. Малышкин, Б. Пильняк, И. Бабель. Образ революционного времени здесь откровенно романтизируется. В дальнейшем, начиная с рассказа «Превращение», масштаб революции у

8 Дети эмиграции: Воспом.: Сб. ст. / Под ред. В. В. Зеньковского. М.: Аграф, 2001.

Газданова меняется — в качестве темы она перестанет быть ведущей, хотя легендарного своего ореола эпоха гражданской войны в творчестве писателя еще долго не потеряет. Этот устойчивый романтический миф, дикий, страшный и все же прекрасный, перейдет в собственность его героев и займет в их памяти и самосознании место почти сакральное.

Однако романтическая мифологизация — лишь одна грань восприятия Газдановым революции и гражданской войны. Ей сопутствуют с самого начала, а потом и вытесняют на периферию темы правдивая конкретика и уникальная психологическая достоверность. В созданной писателем смеси романтики и реализма, лирики и философичности, пристрастности и отстраненности сквозит человеческая убедительность: не правда факта, не правда истории, а правда человеческого переживания. Газданов, по сути, дает чисто феноменологическую трактовку гражданской войны. Характерно, что ни в рассказах, ни в романах гражданская война не изображается Газдановым как событие социально-политическое. Оппозиция «красные» — «белые» не является для него типичной. Силы, которые он чаще всего изображает как действующие в гражданской войне - в основном силы авантюрно-анархического характера: отряд Лазаря Рашевского («Товарищ Брак»), отряд Офицерова («Призрак Александра Вольфа»), Участники гражданской войны, начиная с Аскета («Рассказы о свободном времени») и заканчивая товарищем Офицеровым, — авантюристы и мечтатели, у которых нет идеалов, кроме жажды действия и приключений. Момент идейно-политического противостояния писатель вообще никак и почти нигде не подчеркивает. Напротив, Газданов всячески демонстрирует свою политическую неангажированность, гражданская война для него — угол экзистенциального, но ни в коем случае не идейного преломления бытия.

В позднем творчестве о гражданской войне Газданов будет писать все реже. Реально пережитое самим автором «оседает», опускается в скрытые, подводные пласты текста: из темы превращается в мотив, из события в фрагмент, из основного времени и места пребывания героев — в материю их памяти. Бесследно уходит «мажорный мужественный тон» (М. Слоним), но «выжженная душа» (Л. Диенеш) остается навсегда.

Продолжается «военная» тема обращением к творчеству Вадима Андреева, чья личная судьба, как и судьба Газданова, была в известной мере типична: голодное, томительное и безнадежное пребывание в русских военных лагерях на берегах Босфора, самовольное бегство, константинопольский русский лицей, переезд в Болгарию, тяжелый чернорабочий труд в Париже. Во времена Второй мировой войны оба были активными участниками Сопротивления,

после чего их пути диаметрально разошлись — Газданов с 1953 года начал работать на радио «Свобода», В. Андреев в 1946 году получил советский паспорт, затем, в 1949-м, должность в ООН. Л. Диенеш в своей книге о Газданове, а потом и О. Орлова в биографии писателя называют Газданова и Андреева друзьями. Не случайно автобиографическую повесть о своем участии в гражданской войне В. Андреев озаглавил так, как назывался второй роман Газданова — «История одного путешествия».

Столь откровенная отсылка была значительна. Газдановское название, по-видимому, привлекло В. Андреева своей метафорической емкостью. Под этим названием Андреев, конечно, имел в виду не столько конкретный текст, сколько Газданова вообще — писателя и человека ментально близкого. И хотя книга печаталась в СССР в издательстве «Советский писатель» (1974) и должна была проводить идею позднего раскаяния, неминуемой переоценки ценностей бывшим белоэмигрантом, идеологические сентенции в ней выглядят явно наносным, вторичным напластованием, в то время как монтекри-стовский авантюрный сюжет и подкупающий лирический тон указывают на то, что этот текст гораздо более адекватен газдановским романам, нежели романам советским.

Бросается в глаза откровенное сходство автобиографического персонажа Андреева с ранними героями Газданова (романтически настроенный молодой человек, превративший собственную жизнь в увлекательное путешествие сквозь войны и революции, моря и земли, трагические, иногда почти безвыходные ситуации), а также множество сюжетно-образных совпадений, перекличек, реминисценций из газдановских текстов. Очевидно, что тот образ гражданской войны, который создал Газданов, Андрееву оказался созвучен и близок.

В целом мотив гражданской войны у В. Андреева, как и в творчестве Газданова, имеет первостепенное значение. Присутствует не только в повести «История одного путешествия», но и в повести «Детство», где уходом на войну это самое детство заканчивается, в повести «Дикое поле», где герой — молодой русский эмигрант в Париже — в течение почти двадцати лет ощущает ее омертвляющее дыхание. Интересно, что и в последовавших за «Историей одного путешествия» автобиографических повестях («Возвращение в жизнь» и «Через двадцать лет») разворачивается сюжет преодоления героем своего военного опыта, снова сближающий Андреева с Газдановым. Таким образом, и в творчестве Газданова, и в творчестве Андреева реализовался по сути тот взгляд на гражданскую войну, что был одинаково предобусловлен их «незаинтересованным» участием в ней, участием ради запретного знания, которое

превратилось впоследствии в неисчерпаемый источник художественной рефлексии.

Другая позиция, равно представленная в литературном творчестве «сыновей» эмиграции — позиция жизненно и идейно предопределенная. Это позиция прежде всего тех, кто потерял во время гражданской войны своих близких, зачастую был свидетелем расправ с отцами и братьями. В литературе она ясно преломляется в творчестве Ивана Савина и Владимира Смоленского, чье участие в гражданской войне на стороне белых отнюдь не имело характера авантюрного приключения. На глазах у В. Смоленского был расстрелян отец, у И. Савина погибли четверо братьев, он сам чудом уцелел, побывав в застенках ЧК и фильтрационном лагере военнопленных. Ореол, окружавший и одного, и другого поэта, был именно «белым» — с оттенком героизма и романтики.

Пережитая в 18 лет трагедия в поэтическом творчестве Смоленского постоянно дает о себе знать: спустя почти двадцать лет после гибели отца его смерть переживается заново в поэтических строчках. Стихотворение «Над черным морем, над белым Крымом...» звучит поэтическим апофеозом белой эмиграции. В целом можно сказать, что образ гражданской войны в поэзии Смоленского закрепился в следующих, наиважнейших для него, мотивах: реально пережитая личная трагедия; героизация Белой идеи, ощущение исковерканной жизни, незаживающей сердечной раны.

В поэтическом (сборник стихов «Ладонка» (1926)) и прозаическом (рассказы, преимущественно очеркового жанра) наследии И. Савина, всецело посвященном теме гражданской войны, обращает на себя внимание установка на фактическую и эмоциональную правдивость. Позиция, которую занимает автор — чаще всего позиция свидетельства. Поэзия и проза И. Савина предельно лаконичны, бызыскусны, документально точны в изображении ужасного. Стремление облечь свой трагический опыт в адекватную литературную форму оказалось для Савина удачным, эффектным. Его стихи, его рассказы с самого начала производили сильное впечатление, но гораздо важней то, что и спустя годы, и сейчас они все так же потрясают и обжигают, не потеряв ни капли своей пронзительности (свидетельствуют об этом отзывы А. Амфитеатрова, Ю. Айхенвальда на сборник стихов «Ладонка», отзыв И. Бунина на смерть поэта, более поздние отзывы Кс. Деникиной, Г. Струве, Ю. Терапиано, И. Елагина).

Еще один случай, рассмотренный в данной главе — воплощение прошлого, связанного с гражданской войной, в виде мотива нереализованной мечты, навсегда упущенной и не осуществленной возможности. Ведь даже в судьбах тех младоэмигрантов, кого гра-

жданская война по разным причинам (объективным и субъективным) обошла стороной, она все равно так или иначе присутствует. Присутствует в минусе личного участия, но от этого не менее напряженно и драматично. Трудноуловимая ностальгия по военному опыту ощущается во многих произведениях В. Яновского. О своем громадном пожизненном сожалении по поводу неучастия в гражданской войне говорит в повести «Семь лет» устами своего автобиографического персонажа В. Варшавский. Б. Поплавскому на фоне, казалось бы, полного отсутствия у него военной темы принадлежит одно из самых пронзительных и человечных стихотворений о гражданской войне — «Уход из Ялты». Смутное сожаление о навсегда потерянной возможности совершить свой «подвиг» пронизывает творчество Владимира Набокова. Именно у Набокова мотив нереализованного участия в гражданской войне в России получил последовательное и устойчивое воплощение.

На фоне воевавших ровесников Набоков был явлением уникальным, исключительным во многих смыслах, однако любому, кто читал его романы, рассказы, стихи, статьи, ясно, что желание сделать вид, будто трагедия гражданской никак его не задела — всего лишь поза. Это видно из множества противоречивых оценок в его интервью, из откровенных признаний его лирики, это в первую очередь видно в его художественной прозе. На периферии действия гражданская война присутствует во многих произведениях Набокова: «Машенька», «Подвиг», «Соглядатай», «Защита Лужина», «Подлинная жизнь Себастьяна Найта», «Другие берега», «Смотри на арлекинов!». Сквозными мотивами станут у Набокова мотив казни, особенно расстрела; мотив страха, опасности, насилия. И все-таки сама стихия гражданской войны осталась для писателя «нераспечатанной», нераспознанной и потому на протяжении всей жизни вплоть до романа «Смотри на арлекинов!» притягательной. Неоднократно в своих произведениях он проигрывает иной, более героический вариант собственной судьбы.

Обобщая, можно сказать, что, трансформированная в систему художественных образов гражданская война для ее самых молодых участников долгое время оставалась мощным эмоциональным и содержательным генератором. Так или иначе она просвечивает сквозь творчество каждого из них, хоть и просвечивает по-разному — в виде лирического подтекста или трагического пафоса, в виде приключенческого сюжета или повторяющихся образов.

Вторая глава «Эмблематика странствий: корабли и поезда в творчестве «сыновей» эмиграции: В. Набоков, Г. Газданов, Б. По-плавский» посвящена структурообразующему и в экзистенциальном, и в эстетическом плане для большинства художников младше-

го эмигрантского поколения мотиву странствия, связанному с ним мотиву пути.

Свое нечаянное пожизненное странничество «молодые» писатели-эмигранты не только не проклинали, но благословляли, зачастую мифологизировали. Притчу о блудном сыне можно считать глубинной метафорой образа жизни этого поколения. Его экслибрисом, эмблемой, опознавательным знаком в литературе стали образы кораблей и поездов, неизменно присутствующие в творчестве самых разных художников.

Првдя из личного жизненного опыта, корабли и поезда «молодых» авторов эмиграции не окостенели и не слились навсегда с героическим, но удаляющимся прошлым. Семантическое значение этих образов или — вслед за В. Н. Топоровым — поэтического комплекса в парадигме их творчества невероятно расширилось — как в сторону метафизики, так и в сторону культуры. В данной главе рассмотрена реализация поэтического комплекса «поезда — корабли» на примере творчества Б. Поплавского, В. Набокова, Г. Газданова.

Человеческий и художественный опыт их был различен — отсюда туманно-романтическая недифференцированность поездов и кораблей Поплавского, а с другой стороны, вполне конкретная, вполне узнаваемая определенность, но тоже весьма разнящаяся, поездов и кораблей Набокова и Газданова: у Набокова — «величественные» международные экспрессы с их «изумительными» игрушечными копиями; у Газданова — мечущийся между фронтом и тылом бронепоезд. При этом и у Набокова, и Газданова в их текстах отчетливо фиксируется точка символизации — момент в жизни героев, когда поезда (пароходы) превращаются для них из однажды прожитого бытового эпизода в символ и метафору судьбы (у Набокова в «Подвиге» железнодорожная поездка девятилетнего Мартына во Францию сделала его способным чувствовать «сосущую пустоту под ложечкой и какую-то общую неустойчивость», которая станет впоследствии главной составляющей его натуры и приведет в конце концов к роковому путешествию в Зоо-рландию; у Газданова в «Вечере у Клэр» герой воспринимает свое «пребывание на бронепоезде» как пророческий символ собственного дальнейшего существования, как начало неизбывного «чувства постоянного отъезда»). И у того, и у другого автора «корабель-ный»/«железнодорожный» комплекс будет положен и в основу метафоры русской эмигрантской реальности (жизнь «на железнодорожном сквозняке» в романе Набокова «Машенька»; Севастополь, в бухту которого «приплывали и отплывали пароходы» в романе Газданова «Вечер у Клэр»).

Несколько иначе воспринимаются корабли и поезда Бориса Поплавского, который, собственно, и ввел на них моду, во всяком слу-

чае, много ей способствовал, причем не только своим поэтическим творчеством, но и своей внешностью, своим поведением, своими речами, своей манерой мыслить и изъясняться. В его индивидуальном языке корабли и поезда не столько образы, сколько языковые знаки, мыслительные категории, которые не являются самоцелью, а служат конструированию нового сообщения, формированию нового образа. В отличие от Набокова и Газданова, в текстах которых поезда и корабли имеют конкретные точки отправления, у Поплавско-го этот поэтический комплекс кажется, на первый взгляд, полностью лишенным всякой эмпирической первоосновы. Личный человеческий опыт Поплавского остается здесь словно за скобкой. Корабли и поезда, буквально наводняющие его поэзию, а потом и прозу, не имеют конкретной исторической прописки, зато имеют подчеркнуто культурную, подчеркнуто литературную традицию — французские «проклятые поэты» и русские символисты, главным образом А. Рембо и А. Блок. Так же, как и его предшественникам, поэту важна прежде всего ассоциативная подоплека этих образов, точно выражающая основную эмоциональную ауру его произведений: «И казалось, в воздухе, в печали, / Поминутно поезд отходил». Вся поэзия и проза Поплавского под знаком этой невыразимой и непреодолимой печали.

Характерно, что все три автора настойчиво возвращаются к образам (концептам, мотивам) кораблей и поездов, превратившимся в их текстах в некие лирические константы. И пореволюционная реальность, и ощущение экзистенциальной неустойчивости собственного бытия, и книжная романтика слились в контрапункте кораблей и поездов Набокова, Газданова и Поплавского, объединив их миры, внутренне мало схожие и разнонаправленные в своей динамике. Всем троим оказался нужен, важен в этих образах особый сплав минора и мажора, меланхолии и героизма, внешней и внутренней «красивости».

В целом для представителей «молодого» поколения русских эмигрантских писателей поезда и пароходы стали не только воплощением метафизической тоски и собственной человеческой судьбы, но и определенным эстетическим символом, интуитивно угаданным знаком, укрывающим суть их общей инакости, инакости по отношению к «старшим», инакости по отношению ко всей позитивистской классической литературной традиции.

Третья глава «Eautre patrie: 3. Шаховская, А. Труайя, В. Варшавский, В. Андреев, Н. Берберова, И. Одоевцева, Р. Гуль, Б. По-

плавский, В. Набоков, Г. Газданов»9 рассматривает отразившийся сквозь призму художественного сознания процесс «приживления» молодых русских эмигрантов на почве чуждой им культуры.

Представители младшего поколения, в отличие от старших эмигрантов, одинаково спокойно и свободно смотрели как на Восток, так и на Запад. Совершенно естественной кажется языковая интеграция целого ряда художников этого поколения в одну из европейских литератур, неизбежным представляется подчеркнутый европеизм внешней стилевой манеры «молодых» авторов. При всем том у большинства из них находим традиционные темы и образы восточной культуры, закрепленную символику Востока. И если, по словам Г. Адамовича, русская литература в принципе пытается «разрешить вопрос» «о своем месторасположении между востоком и западом»10, то младшее поколение писателей-эмигрантов в этом активно участвовало, причем участвовало по-своему, пытаясь «выйти из беженства» (И. Зданевич) в некий межнациональный и межкультурный космос.

Для многих из них вопрос о национальной самоидентификации оставался открытым до конца жизни: лишившись языковой и национальной почвы, они оказались абсолютными иностранцами всюду, причем русскоязычный читатель не может этого не чувствовать так же, как любой другой. «Неуловимый дух иностранщины» (М. Сло-ним) рождался из евразийской сущности художников-младоэмигрантов, из их ментальной разорванности, трансформируясь порой в устойчивую личную мифологию, становясь важной составляющей творческого образа.

Собственную иноприродность «молодые» писатели переживали болезненно; ясно ее чувствовали — иногда с досадой, иногда с опаской и сожалением — их старшие соотечественники; сегодня пытаются осознать этот феномен современные исследователи (Ж. Нива, Л. Ливак, В. Земсков, Е. Менегальдо, авторы сборника «Русские писатели в Париже: Взгляд на французскую литературу, 1920-1940» (2007)), неожиданно обнаружившие в нем так много созвучного нынешней эпохе культурной интеграции, ментальных и языковых сплавов.

В поле вышеобозначенной проблемы культурной идентификации и самоидентификации «молодых» русских писателей-эмигрантов данная глава предлагает обзор тех фактов, свидетельств, признаний, наблюдений, переживаний, которые сохрани-

9 В названии главы использовано название книги Г. Адамовича, написанной в Ницце в 1940-е годы. См.: Adamovich G. L'autre patrie. Paris: Egloff, 1947.

10 Адамович Г. Комментарии II Числа. 1930. Кн. 1. С. 296.

лись в литературном наследии младоэмигрантов. Понимая, что под чуждой культурой можно подразумевать и культуру Востока (Китая, Японии, Турции), и культуру Америки, и культуру всех тех стран Западной и Восточной Европы, где проживали русские беженцы, мы осознанно выбрали культуру Франции, которая в предвоенные десятилетия была для русской эмиграции главным центром не только физического (территориального и бытового), но и духовного тяготения.

Из всего многообразия конкретных материалов в работе выделены три наиболее устойчивые и явно выраженные позиции, принадлежащие большею частью писателям или одной возрастной группы, или сходной (в смысле культурно-языковой адаптации) линии судьбы. Так, особое (хоть и явно не центральное) место в поколении «сыновей» принадлежит тем, кто совершил переход на другой язык и реализовал себя в нем. В пределах французской культуры это, например, Лев Тарасов (Анри Труайя) и Зинаида Шаховская (Жак Круазе). Оба в большей или меньшей степени были включены в литературное пространство Русского Зарубежья, но это была лишь часть их жизни, которая в целом принадлежала Франции, Бельгии, Европе, миру вообще. Оказавшись во Франции (Шаховская сначала в Бельгии) в школьном возрасте, обучаясь во французских учебных заведениях, обретя французских друзей, а с другой стороны, имея драгоценные культурные корни, связанные с Россией, и Тарасов, и Шаховская должны были выбирать, по сути дела, между прошлым и будущим, между языком рода, семьи и языком окружения. Эта ситуация выбора впоследствии стала для них отдельным литературным сюжетом — роман А. Труайя «Сын сатрапа», его воспоминания «Моя столь длинная дорога», глава «Начало» и предисловие в «Отражениях» 3. Шаховской, а также особый структурообразующий лейтмотив четырех книг ее мемуаров «Таков мой век». Вообще пример творческих судеб 3. Шаховской и А. Труайя — это пример максимальной адаптации, в некотором роде мимикрии, пример удачного, успешного перехода в чужую культуру со своим, однако, русским багажом.

Иным, совершенно противоположным образом вошла Франция в жизнетворчество тех, кто был несколько старше: Р. Гуль, Н. Берберова, И. Одоевцева, В. Андреев, В. Варшавский. Их связь с Россией (и в смысле языка, и в смысле общей культуры, и в смысле исторического сознания) была крепка, поскольку «за душой» каждого из них что-то было: участие в гражданской войне (Гуль и Андреев), в поэтическом кипении пореволюционного Петрограда (Одоевцева и Берберова). Франция вошла в их жизнь мощным пластом, и это благодарно отразилось в их поздней автобиографиче-

ской прозе, да и не только в ней. Они не были чужды французской жизни — ни культурной, ни социально-бытовой. Однако в целом Франция при всей ее привлекательности оставалась для этих писателей страной пребывания, внешней по отношению к их внутреннему миру. Не случайно, хоть и по разным, конечно, причинам, все они рано или поздно ее покинули. Сложные, подчас драматичные, подчас весьма противоречивые взаимоотношения этих писателей с французской культурой анализируются на примере мемуаров И. Одоевцевой «На берегах Сены», трилогии Р. Гуля «Я унес Россию», автобиографии Н. Берберовой «Курсив мой», повести В. Варшавского «Семь лет», повести В. Андреева «Дикое поле».

Особое внимание уделяется в главе таким писателям, как В. Набоков, Б. Поплавский, Г. Газданов — тем, кто не стал франкоязычным, но и не был по отношению к французскому миру сторонним наблюдателем.

В сознании Поплавского этот мир явно был укоренен изначально: в детстве он долго жил за границей, в совершенстве владел французским языком. Сравнение Поплавского с Рембо стало общим местом в воспоминаниях и отзывах о нем. Не менее очевидно влияние на Поплавского Ш. Бодлера, который тоже «сквозит» в его творчестве. Определенное место в эволюции Поплавского занимали французские сюрреалисты. И все-таки, несмотря на полную, казалось бы, адаптивность к французской культуре, литературе и языку, несмотря на то, что он «читал французов» (Н. Берберова), «был детищем Запада» (Г. Адамович) и осуществлял «с яростным динамизмом» какой-то свой, но отнюдь «не православный» «духовный путь» (Н. Татищев), Поплавский все же сделал свой выбор — стал русским поэтом, «самым эмигрантским из всех эмигрантских писателей» (В. Варшавский). Зачем-то ему нужно было чувствовать себя русским — богемным, униженным, юродствующим, страждущим.

Несмотря на то, что в творчестве Поплавского почти нет обязательных в эмиграции «русских» тем, нет у него и тем однозначно «французских». Русское и французское у Поплавского иногда совершенно неразличимо, переплетено и образует единую реальность. Не случайно своим современникам Поплавский виделся поэтом богемным — не русским и не французским, но «русско-монпарнасским» (В. Варшавский). На первый взгляд, и подлинная Россия, и подлинная Франция действительно оказались за пределами эмигрантской метафизики поэта. И все-таки, если читать пристально, национальный русский компонент, реализуемый на разных уровнях смысла и структуры, у Поплавского очень значителен, особенно в прозе, где, как писал Г. Адамович, все то, что было в его стихах, «сказано глубже и тверже».

Кроме того, что «русская тема» постепенно усиливается от «Аполлона Безобразова» к «Домой с небес» чисто содержательно, русский хребет имеет сама повествовательная структура Поплавско-го, которая, несмотря на интернациональную интертекстуальность художественного языка, несмотря на влияние сюрреалистов, отчетливо воспроизводит интонации Гоголя, Достоевского, Розанова. Вообще, пребывая во всех отношениях в точке критического бытия, Поплавский оказался невероятно современен не только для Франции 1920-30-х годов, но прежде всего для русской культуры XX века — нащупал некую продуктивную форму говорения от имени мыслящего аутсайдера, персонажа не столько «подпольного», сколько мисте-риального. Поэтому язык Поплавского для русского читателя сближается в первую очередь не с языком французского модернизма, а, например, — парадоксальным, почти невероятным образом, — с языком А. Платонова или, хоть это и другая эпоха, но «механизмы культуры» в ней те же, с языком Вен. Ерофеева. Со всем своим французским культурным арсеналом Поплавский «попал» в эпицентр одного из интереснейших явлений русской словесности XX столетия.

В сознании В. Набокова Франция, очевидно, тоже всегда присутствовала. Читая Набокова (особенно русского), легко убеждаешься в том, что «французский» текст у него неразрывно связан с «российским». Юг Франции у писателя прочно закреплен, как ни странно, в памяти о России — это как бы вариант русского юга, куда возили на лето отдыхать и купаться. Хотя во Франции писатель так и не остановился надолго, в этой стране он бывал по-особому: на пляжах Биаррица в детстве; после расторжения помолвки со Светланой Зиверт в качестве сезонного рабочего собирал виноград в Провансе; в 1937 году французская Ривьера сделалась пристанищем для его семьи, наконец, в Париже обитала женщина, которую он любил. Все это как будто периферия личной географии Набокова, заметки на полях. И все же именно с этих «полей» многое окажется востребовано в его творчестве, начиная одинокими романтическими скитаниями Мартына Эдельвейса и заканчивая образом Лолиты, наследницы французской девочки Колетт с пляжа французской Ривьеры набоков-ского детства («Другие берега»). При всем его англофильстве, Набоков воспринимает Англию, по крайней мере в своих текстах, как неожиданно чуждое пространство, в то время как Франция для него часто оказывается синонимична дому. Взять хотя бы его последний «европейский» и первый англоязычный роман «Подлинная жизнь Себастьяна Найта», где бывшее когда-то российское единство семьи распалось на два варианта — сын англичанки Себастьян Найт едет в Англию, а сын русской остается с матерью в Париже.

По-видимому, Набоков мог бы «остановиться» во французской культуре. Об этом свидетельствуют его многочисленные признания о равенстве для него трех языков — русского, английского и французского. Однако обстоятельства сложились иначе — Набоков стал англоязычным автором, в полной мере реализуя логику своего космополитического движения. «Другим отечеством» для него стала Америка, и себя он с удовольствием называл американским писателем. Но, как в творчестве и сознании других писателей его поколения, второе отечество, эта «любимая родина» в творчестве и сознании Набокова все же не смогла отменить первой: «русский остаток, — как это называет Н. Анастасьев, — неизменно сохраняется в его книгах».

Интереснейшим примером освоения французского мира является проза Г. Газданова, писателя, сохранившего русский язык и верность русской культуре, но в то же время многое в них привнесшего из культуры Запада и Востока, более же всего — из культуры Франции. Присутствие западного (в основном французского) мира, отношение к нему в творчестве писателя претерпели большую эволюцию: от резкого противопоставления российского и европейского менталите-тов, топосов и героев в ранних рассказах — к изображению универсального вненационального бытия, скрепленного общечеловеческими законами экзистенциального чувствования. Это понимание и, главное, адекватное художественное воплощение взаимопроницаемости и взаимоперетекаемости национальных и культурных миров стало своеобразным открытием Газданова. Одну из наиболее устойчивых стилевых закономерностей газдановской прозы можно определить как прием культурного параллелизма, прием культурной рифмовки, когда по принципу ассоциативного стяжения, ассоциативной аналогии «рифмуются» явления и реалии, принадлежащие Космо-Психо-Логосу Востока и Запада, Франции и России.

Проживши большую часть жизни за рубежом, «сыновья» эмиграции обостренно чувствовали степень и качество тех культурно-языковых трансформаций, которые с ними происходили, а те из них, кто, пережив годы войны, остался на Западе, смогли по достоинству оценить неожиданную «изнанку» собственной судьбы. С другой стороны, очень сильный, а главное, ранний заряд русских воспоминаний, переживаний, впечатлений, российское воспитание и русско-эмигрантский круг общения сделали русский субстрат в творчестве «сыновей» не только неистребимым, но чаще всего базовым, фундаментальным основанием для всех позднейших напластований. Полученное русское наследство они ценили и умели ценить, прекрасно сознавая, что оно составляет их главный капитал в Европе, их духов-

ное своеобразие, их уникальность, их l'autre patrie, теперь уже, правда, в ином, противоположном смысле.

Четвертая глава «Литература как форма инобытия: В. Емельянов, Н. Берберова» посвящена проблемам, которые глубоко волновали молодых пишущих эмигрантов: что значит — быть причастным литературе, где находится водораздел между жизнью и литературным творчеством, в чем состоит истинный смысл писательской деятельности.

Генетически принадлежа традиции русского литературоцен-тризма, многое унаследовав от русского символизма и акмеизма, вобрав в себя атмосферу исканий и открытий европейской словесности 1910-20-х годов, «сыновья» эмиграции придавали литературному творчеству значение совершенно особое — скорее онтологическое, нежели профессиональное. Для большинства из них литература стала не профессией и даже не призванием, но местом самопознания и самораскрытия, способом превращения «неподлинного» (по терминологии К. Ясперса) бытия в «подлинное», а значит — наиболее адекватной формой личного участия в мире, наиболее адекватной формой создания и пересоздания себя. Такое понимание литературы постулировали в своих статьях Г. Адамович, В. Вейдле, Н. Оцуп, Б. Поплавский, оно было близко «молодым» русским писателям разных взглядов, идейных позиций, эстетических установок, профессионального уровня, силы дарования. В данном случае тезис о нерасторжимом единстве для младоэмигрантов этих двух субстанций — подлинной и литературной, эмпирической и художественно преображенной, рассматривается на примере творчества двух совершенно разных авторов: В. Емельянова и Н. Берберовой. Предметом внимания стали повесть В. Емельянова «Свидание Джима» и автобиография Н. Берберовой «Курсив мой» — книги, задуманные и созданные не просто в качестве предмета словесного творчества, но и в качестве особой формы инобытия для их создателей.

Повесть В.Н. Емельянова «Свидание Джима» (1938) рассматривается в контексте немногочисленных сведений о писателе, позволяющих, однако, уловить общие контуры его судьбы, направление его творческой инерции. Для понимания повести важно, что она была написана в ситуации если не экстремальной, то весьма напряженной, в годы безработицы («с 34 по 37 — безработица — невольный и невеселый отдых» (В. Емельянов)), и, по свидетельству О. Можайской, жены писателя, Емельянов пожертвовал для ее создания многим, сконцентрировав свое бытие в книге.

В результате В. Емельянов написал «очаровательную книгу» (В. Варшавский) — историю о вечной и верной любви, о любви возвышенной, идеальной, представления о которой из века рыцарства,

из времен романтики и эпохи символизма пришли к автору почти нерастраченными. Повествователем здесь является сеттер Джим, который на склоне дней, «когда все прошло», повествует о судьбе своего хозяина, о его «необычном и печальном счастье» и о собственной «счастливой звезде» — быть этого странного счастья соучастником и свидетелем. На поверхности лежат рыцарская куртуазная образность, романтический сюжет и стилистика, сентиментальное содержание. Ничего актуального, ничего социально значимого, ничего модного. Однако в случае В. Емельянова фактическая, историческая, этнографическая точность преднамеренно и непреднамеренно уступает точности другого порядка — психологической и эмоциональной. На самой глубине, в подводном течении, в подтексте она прорывается сквозь все структурно-содержательные оболочки и заставляет читать произведение как повесть об одиноком и несчастном человеке, чье одиночество и обреченность стремительно нарастают и чья душа судорожно ищет спасения. По сути своей книга Емельянова есть не что иное, как поиск опоры, опоры в самом буквальном, а с другой стороны, и в самом глобальном экзистенциально-метафорическом смысле этого слова. Именно поэтому в ней чувствуется что-то невыразимое, что дальше, глубже, существеннее использованного арсенала формальных возможностей. Именно в этом заключается секрет безусловной, как писал В. Вейдле, «душевной привлекательности» книги.

По-видимому, В. Емельянов вообще не мыслил себя в качестве писателя-профессионала, даже в годы вынужденной безработицы — иначе О. Можайская не говорила бы о написанной им книге как о добровольной жертве. Никакой писательской программы у него явно не было. Не случайно вторая задуманная им повесть «Рейс», насколько можно судить по единственному напечатанному отрывку «Ночь на Босфоре» (Грани. 1959. №41), совершенно не состоялась. «Изъявительно и программно» (В. Варшавский) В. Емельянов мог сделать в литературе только одно — воссоздать себя, свой жизненный опыт, свой духовный состав.

Образ Н. Н. Берберовой — совсем иной. Ее литературное наследие разнообразно и многочисленно, продолжительное и деятельное участие в литературной жизни эмиграции несомненно, стремление приобщиться к культуре европейской и американской налицо. Если у В. Емельянова понимание того, что акции приватного человеческого опыта в литературе бесспорно возрастают, проступало лишь косвенно и опосредованно, в зашифрованной, затранскрибированной форме, то в писательском сознании Берберовой всеобщее желание рассмотреть «под светом искусства» (В. Набоков) явления, лежащие вне сферы эстетических переживаний, рано обрело конкретное наполне-

ние в виде жанровых и стилевых дефиниций. Это прежде всего ее романы-биографии (о П. И. Чайковском, А. П. Бородине, А. Блоке, М. И. Закревской-Бенкендорф-Будберг), неуклонно совершенствующие технику «документального» письма. Вершиной творчества Н. Берберовой (как стилистически, так и концептуально), главной книгой ее жизни стала книга «Курсив мой», реализовавшая, как и повесть В. Емельянова, автобиографический фонд писательницы.

В отличие от В. Емельянова, Н. Берберова в своей книге-автобиографии открыто говорит о себе, воплощая, с одной стороны, идею самопознания, а с другой — идею выстраивания собственного мифологического образа. Приняв в качестве рабочего определения мифа определение, данное А. Ф. Лосевым («миф есть не субстанциальное, но энергийное самоутверждение личности», «это лик личности»), мы попытались проанализировать те его грани, на которых настаивает сама Берберова (связь с современность, со своим веком; развенчание стереотипа женственности, «буржуазных предрассудков» относительно женского счастья, норм женского поведения; почти ницшеанское утверждение собственной силы — духовной и физической; умение быть свободной, умение и способность меняться, бьггь «рекой», а не «скалой»).

Как и повесть В. Емельянова «Свидание Джима», «Курсив» писался с намерением высказать о себе главное. Однако и в том и в другом случае книга оказалась для автора не только творческим, но и жизненно важным шагом. И если для Емельянова его повесть была единственно возможным способом прорваться из грубой обыденности в потерянный рай духовного бытия, то для Берберовой ее автобиография в известной мере стала попыткой объяснить себя другим, внести ясность о себе там, где это было необходимо: взаимоотношения с В. Ходасевичем, с Н.В. Макеевым, скандал 1945, связанный с обвинениями в коллаборационизме. Воплотившись биографически и духовно в своих литературных текстах, и В. Емельянов, и Н. Берберова тем самым «получили право на биографию» (Ю. М. Лотман). В результате сложилась ситуация, воспроизведенная Ю. М. Лотма-ном, когда «биография автора» сделалась «постоянным — незримым или эксплицированным — спутником его произведений»11.

Предметом анализа в пятой главе «Гностика на краю жизни: «Приглашение на казнь» В. Набокова, дневник и письма из тюрьмы Б. Вильде» стали философские идеи, эмоциональная аура, духовно-ценностные ориентиры, присущие поколению младоэмигрантов и

11 Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте. (К типологическому соотношению текста и личности автора) // Избр. статьи: В 3 т. Таллинн, 1993. Т. 1. С. 369.

выраженные с максимальной отчетливостью в романе В. Набокова «Приглашение на казнь» и дневниковых записях Б. Вильде.

Мысль о сопоставлении двух имен — В. Набокова и Б. Вильде — возникает при чтении книги В. Варшавского «Незамеченное поколение», где в контексте разговора о «молодой» эмигрантской литературе выделяется и акцентируется роман Набокова «Приглашение на казнь», а в главе, посвященной Второй мировой войне и деятельности русских антифашистов, укрупняется образ Бориса Вильде. Воссоздавая энтелехию поколения во всем многообразии ее жизненных проявлений, Варшавский повсюду старается выделить духовное наполнение, идейную платформу. Это в равной мере относится и к анализу литературного творчества, и к рассказу о самоотверженном участии «молодых» русских эмигрантов в борьбе с фашизмом. Во всех вышеназванных сферах самопроявления «незамеченного поколения» Варшавского прежде всего интересует элемент «духовного творчества». Поэтому «героическая смерть» для него — «особая форма культуры», а «жертвенная смерть каждого человека» имеет «творческое значение». Конечно же, В. Набоков-Сирин и Б. Вильде ничем не связаны в его книге. Но если, как утверждают В. Варшавский и Г. Адамович, в сфере «духовного творчества» сходятся разные вещи и явления, само собой напрашивается сравнение: литературный герой и реальный человек, оказавшиеся в одной чудовищной ситуации. Сопоставление это сделалось очевидным после выхода сначала на французском, а потом и на русском языке дневников и писем Б. Вильде, написанных во время его заключения по делу Музея человека (записи велись с июля 1941 г. по январь 1942 г., последнее письмо было написано в день казни, 23 февраля 1942 г.)12.

То, что в творческом воображении смог «проиграть» В. Набоков, Б. Вильде пережил в своей реальной судьбе. Однако поражает здесь не столько трагическое совпадение ситуации внешней (обреченный на гибель и ни в чем не повинный с точки зрения гуманизма узник), сколько сходство внутренних переживаний, поразительное подчас совпадение в логике мышления и поведения антифашиста Вильде и «непрозрачного» Цинцинната. Вильде, чтобы приготовить себя к смерти, Набоков, чтобы раскрыть сознание приговоренного, оба они, пребывая в одном культурном контексте, интуитивно становятся в одну и ту же позицию гностика, желающего дознаться до ответов на

1г Vildé В. Jurnal et lettres de prison 1941-1942. Paris: Editions Allia, 1997; Вильде Б. Дневник и письма из тюрьмы, 1941-1942 / Пер. с фр. М. И. Иорданской. М.: Рус. путь, 2005.

вопросы предельного уровня13. Именно поэтому невольные переклички между дневниками Вильде и художественным текстом Набокова кажутся по-особому значительными. При том, что Вильде входил в редакцию «Чисел», состоял в объединении «Круг», был членом Союза молодых писателей и считался своим человеком на Мон-парнасе, т. е. формально принадлежал к лагерю набоковских противников, его автодокументальные свидетельства отчетливо коррелируют с романом Набокова.

Прежде всего, сближает вымышленного Цинцинната Ц. и политзаключенного тюрьмы Санте, а затем тюрьмы Френ тема смерти и ее преодоления, которая является главной и в романе Набокова, и в дневниковых записях Вильде. Для обоих узников, оказавшихся перед лицом собственного уничтожения, время одиночного заключения становится чем-то вроде аскезы, жизнь событийная, светская и реальная постепенно устраняется, в права вступает жизнь духа, в полной мере обнаруживая кантовскую «автономию воли». Тюрьма усугубляет, катализирует мистическую интуицию и стремление к чисто гностическому объяснению мира и самих себя. Оба узника вполне отчетливо это сознают, с той лишь разницей, что герой Набокова подобных слов не произносит, обходясь намеками и обиняками в виде описательных конструкций и неопределенных местоимений. Что касается Б. Вильде, он о собственном «мистическом опыте» и о мистическом опыте вообще пишет и рассуждает неоднократно.

Погружаясь в мир чистой духовности, оба узника претерпевают целую череду озарений, заново переживают прошлое, открывают для себя область сновидений и медитаций. При этом ни о Цинциннате Ц., ни о Б. Вильде нельзя сказать однозначно, что они следуют лишь путем отречения и духовного прозрения. Каждый из них переживает на этом пути свою внутреннюю трагедию, ведь любому, ставшему на путь гносиса, нужно совершить огромное усилие — усилие по преодолению своей телесной и чувственной инерции, своей дуалистической природы. Можно сказать, что подобное преодоление исконной двойственности становится главной задачей самосознания Цинцинната Ц. (как его изобразил Набоков) и «героя без кавычек» (А. Бахрах) Б. Вильде (как оно представляется сквозь призму его записей). «Я, можно сказать, возвращаюсь к истокам, высвобождаюсь

13 Оговоримся, что, употребляя этот термин, мы скорее вкладываем в него некий общефилософский, нежели точный историко-философский смысл. Было бы совсем неубедительно назвать гностиками в буквальном смысле этого слова Б. Вильде и В. Набокова, чье сознание сформировалось на пересечении сложных культурных и философских тенденций начала XX столетия. При этом ясно, что в том и другом случае определяющим стало влияние идеалистической традиции, в которой немалое значение имели и собственно гностические учения.

из своего общественного "я", восстанавливая "я" личное», — пишет Б. Вильде (15 сентяб. 1941). После оглашения приговора «высвобождается» «из своего общественного "я"» и набоковский Цинциннат.

Однако и в тексте Набокова, и в записях Вильде первостепенным становится это самое «"я" личное», ибо то, что в нем происходит, и есть настоящая борьба внутреннего и еще более внутреннего, инстинкта самосохранения и духовной интуиции бессмертия, страха и бесстрашия. Борьбой с самим собой занят Цинциннат, она же составляет центральную тему в дневниках Б. Вильде. Причем и тот и другой проходят общий путь мистического преодоления себя, оба почти все время колеблются между экзистенциальным отчаянием и гностическим озарением. Обоим преодоление двойственности дается трудно. При том, что отношение к миру, да и к собственной участи Б. Вильде гораздо более выверенное, более «готовое», нежели у нервного Цинцинната, он тоже непрерывно изобретает способы выяснения отношений с самим собой (драматический диалог двух «Я» в его дневнике).

В конце концов и Цинциннат Ц., и Б. Вильде, проделав очень схожий путь духовной эволюции, утверждаются в своем бессмертии: покидая этот мир, оба — словно распахивают врата: человек тоскующий, плотский остается по эту сторону, человек взыскующий и духовный переступает порог, идя навстречу неведомому. Ориентиры, которые дает своему герою В. Набоков, в целом романтические по духу и гностические по сути, во многом совпадают с экзистенциальными и философскими установками Б. Вильде.

Неожиданное созвучие этих двух миров — Набокова и Вильде — подтверждает и еще одна вещь — поразительная схожесть интеллектуальной структуры мышления набоковского персонажа и записывающего свой дневник узника тюрьмы Френ. И тот и другой по большому счету являются носителями книжного и в целом интеллектуального сознания. (Образ книги, книг, мотив чтения и у Вильде, и у Набокова играют совершенно особую роль.) Не случайно оба переживают свою трагедию в письменной форме, хотя сама стилистика их письма скорее указывает на кардинальную разницу двух типов мышления. Форма дневника для обоих стала не только формой спасения от одиночества, безумия и тоски («написанная мысль меньше давит»), но и формой сохранения духовной энергии, формой претворения вырванного из тайников бытия гностического знания.

Так изначальная романтическая уверенность в гностическом расширении бытия сблизила, казалось бы, несоединимых людей, позволила соотнести и поставить в единый контекст совершенно разнопри-родные тексты. Безусловно, за всем этим стоит предельное обострение

духовной чувствительности, такое узнаваемое, на взгляд русского читателя, в поколенческой когорте Б. Вильде и В. Набокова.

Вторая часть работы «Мироощущение как основа художественного миростроения: Гайто Газданов» на материале творчества Г. Газ-данова обращается к специфическим для всей «молодой» эмигрантской литературы чертам поэтики и стиля, в которых проступает уклад поколенческого мышления и мирочувствования.

Первая глава «Мистическая интуиция бытия» начинается с характеристики той интеллектуальной и эмоциональной атмосферы, которая повлияла на формирование «молодых» эмигрантских писателей. Основополагающим фактором видится общая потеря доверия в первые десятилетия XX века ко всему рациональному, материально детерминированному, правдоподобному. «Молодое» поколение русской пореволюционной эмиграции ощущало это особенно остро. Его представители восприняли теорию интуитивизма А. Бергсона, моду на индийскую философию, сюрреалистический манифест А. Бретона, беспредельный субъективизм М. Пруста. Совершенно естественно, что к искусству они предъявляли требования особого характера: о «мистической атмосфере молодой литературы в эмиграции» писал Б. Поплавский (1930), «лирическое визионерство» в прозе «младших» эмигрантских писателей анализировал В. Варшавский (1936), утверждал, что «великая литература идет по краю иррационального» В. Набоков (1944). Вообще русские писатели-младоэмигранты обладали, «кроме чувственного и интеллектуального созерцания» (С. Л. Франк), «особым и, притом, первичным типом сознания, который может быть назван живым знанием или знанием-жизнью»14. К писателям, в высшей мере наделенным этим «живым знанием» и воплотившим в своем творчестве сокровенный опыт души, принадлежал и Гайто Газданов. В реферируемой главе речь идет о формах художественного претворения мистической интуиции писателя.

Прежде всего, мистическое сознание реализовалась в прозе Газ-данова через манеру повествования (поток сознания, который на уровне слова переводит все внешнее в план внутреннего переживания), а кроме того, через содержательные черты этого «льющегося» сознания, а значит, через внутренний образ героя, им наделенного, который чаще всего у Газданова является лирическим alter ego автора. Не случайно своим любимым героям писатель почти всегда дарит способность мистического познания и мистического понимания жизни, ощущение бытия как неостановимого и в то же время

14 Франк С. Л. Реальность и человек. (Метафизика человеческого бытия). Париж, 1956. С. 30.

неосуществимого и от этого невероятно печального движения к чему-то неведомому, незримому, хоть и непременно должному существовать. Все эти герои — своего рода «очарованные странники» во времени и пространстве. Отсюда сквозной у Газданова и неоднократно отмеченный критикой мотив странствия и странничества, постоянный мотив недостижимой или несостоявшейся любви, мотив поиска любви совершенной.

Создает Газданов и особую действительность. Эта действительность лишена твердости, стабильности, определенности и однозначности. Все в ней «зыбко», «хрупко», непрочно, ненадежно, призрачно. Зачастую это действительность, увиденная изнутри одухотворенного сознания героя, которая непрестанно «ускользает», в которой «все иллюзия и обман», в которой все «неправдоподобно» и случайно. Именно через слово «казалось» опосредуется сознанием газда-новского героя все то, что связано с реалиями внешнего мира. Поэтому Газданов так любит вводные слова типа «может быть» и «наверное»; сравнительные обороты: «точно», «словно», «как»; сослагательное наклонение. Ими буквально наводняется его лексика, его синтаксические конструкции. Все это создает особый, колеблющийся стиль, из которого, в свою очередь, рождается зыбкость газданов-ского мироустройства.

Еще более расшатывает реальность у Газданова тот импрессионистический взгляд, которым наделены его герои: одни и те же предметы, вещи и явления они непрестанно видят по-новому, в зависимости от состояния, периода жизни, времени года или суток.

Кроме мистической интуиции, символико-идеалистического и импрессионистского восприятия, своих героев Газданов наделяет еще одной особенностью, которая, собственно, и приобщает их к миру ирреальному, создавая тем самым столь очевидную «мистическую атмосферу» его прозы. Речь идет о феномене «измененных» состояний сознания. К ним относятся сновидения, галлюцинации, медитации, болезненное ощущение единовременной множественности сознаний. Все они создают эффект «мерцающего взгляда», который осуществляет некую «аккомодацию между реальностью и фан-тазмом» (Е. Ю. Деготь). Соотношение реальности и сновидения рассматривается на примере романов «Вечер у Клэр» и «Призрак Александра Вольфа», болезнь множественного или раздробленного сознания — на примере романа «Возвращение Будды».

В конце главы делается вывод о том, что мистическое отношение к жизни и мистическое начало в творчестве обладают для Газданова не только эстетической притягательностью, но и вполне конкретным этическим значением: не таинственность сама по себе привлекает художника, но духовный и человеческий свет этой таинственности.

И если мистический мир — это «тонкий» мир, то Газданов видит его глазами тонкого, рафинированного этика, извлекая из него некий позитивный и созидательный смысл.

Вторая глава «Романтическое сознание» логически продолжает первую, ибо самым прямым образом со всем мистическим сопрягается романтическое мировосприятие, включающее и подразумевающее мистику. И все-таки это не одно и то же: определение «мистическое», более глубинное и родовое, больше соотносится с понятиями — мирочувствование и мироощущение, в то время как «романтическое» скорее характеризует мироотношение, мировоззрение. В художественном творчестве элементы романтического облекаются гораздо большей эстетической ответственностью, ибо вбирают в себя, пользуясь известной мыслью М. Бахтина, формы не только архитектонические, но и композиционные. А потому, говоря о сформировавшемся в среде младоэмигрантов типе художественного сознания, можно допустить следующую характеристику — это сознание мистическое, романтическое и экзистенциальное одновременно. Мистическое — в непосредственном осязании действительности; романтическое и экзистенциальное — в формах ее освоения. Характерно, что многие молодые художники Русского Зарубежья в своем творчестве удивительно «совпадали» с традиционными представлениями о романтизме. В данном случае осуществляется анализ элементов классической романтической поэтики в прозе Г. Газданова.

Доказательством того, что романтизм для Газданова отнюдь не был случайным наслоением, но являлся подлинной, органической частью его личности, доминантой его натуры и отличительным признаком его творчества, служит в его текстах обилие самых внешних, а потому самых заметных «привязок» к литературному и культурному романтическому прошлому: имена писателей и философов романтического склада, цитаты и эпиграфы из романтической литературы, упоминание традиционно романтических персонажей, обыгрывание традиционно романтических сюжетов. Романтическое двоемирие можно считать главным структурообразующим принципом в творческом сознании художника, во многом определившим его стилевую манеру, систему образов, систему оценок. Конфликт заурядного и духовного неизменно присутствует во всех произведениях Газданова, обретает первостепенное и самостоятельное значение в рассказе «Воспоминание» (1937), в романе «Ночные дороги» (1939).

Этот видимый и вполне откровенный романтизм у Газданова очень силен. Его черты не утратил писатель и в самых поздних своих вещах, и, надо полагать, что все эти безыскусные, давным-давно проработанные литературой «штампы», были ему особенно дороги. Ра-

но сложившийся и уцелевший в течение всей жизни «романтический комплекс» Газданова разбирается на примере его ранних экспрессивно-романтических рассказов («Повесть о трех неудачах», «Общество восьмерки пик», «Рассказы о свободном времени», «Товарищ Брак», «Мартын Расколинос»). Отдельно рассматривается в творчестве писателя роль музыкального начала, которое, с одной стороны, организовывает непроизвольно лирический, ассоциативно-импульсивный способ письма Газданова, а с другой — служит неотъемлемым компонентом содержания (духу музыки поклоняется лирический герой, музыкальная одаренность, как и музыкальная бездарность — отсутствие слуха, отсутствие мелодизма, беззвучие, безгласие — всегда оказываются лучшими характеристиками персонажей).

В какой-то мере можно говорить о романтическом стиле Газданова, которому свойственны причудливая ассоциативность логических сцеплений, постоянный многоуровневый принцип контраста, ярко выраженная романтическая метафорика, употребление романтической лексики с обилием определений, с «ключевыми» словами, создающими поле особого эмоционального напряжения. Отдельное внимание уделяется газдановской иронии, которая имеет все свойства иронии романтической, но одновременно и полемизирует с ней.

Третья глава «Экзистенциальное мышление» развивает две предыдущие, ведь саму философию экзистенциализма можно считать своеобразным продолжением романтического мышления с его пристальным вниманием к глубинам человеческого «я», а также — своеобразным результатом поисков мистического сознания, по-новому реализовавшего неутолимую жажду человека разрешить тайные смыслы своего бытия. Литература же Русского Зарубежья от экзистенциального миропонимания неотделима. Еще в 1930 г. Г. Адамович писал о конце в русской литературе периода «тяжб с Богом» и наступлении в ней новой эпохи, той, что обязывает литературу «быть с человеком с глазу на глаз». Признанными теоретиками такого мышления стали Н. Бердяев и Л. Шестов, по-своему преломили его И. Бунин, М. Алданов, Г. Иванов. «Молодым» авторам Зарубежья экзистенциальный взгляд на мир был присущ органически. И недаром, оглядываясь уже в середине 1950-х годов в ретроспективу «опыта молодых», В. Варшавский назовет главное в нем уже сформировавшимся термином «экзистенциальное беспокойство».. В высшей степени присуще «экзистенциальное беспокойство» и прозе Г. Газданова, которого первый его биограф Л. Диенеш не случайно назвал русским Камю.

На протяжении всего творчества Газданова в его романах, рассказах, критических эссе неизменно главными, смыслообразующими

и гипнотически-притягательными оказываются вопросы чисто экзистенциального порядка: человек перед лицом смерти, человек перед лицом судьбы, человек и устройство окружающего мира, человек и история. Вначале, в прозе 1920-х — первой половины 1930-х гг., проблемы эти прорываются у Газданова совершенно стихийно. В более позднее время они все более структурируются, начинают диктовать форму и жанр повествования, и уже романы «Полет», «Призрак Александра Вольфа», «Пилигримы», «Пробуждение» можно объединить под одним жанровым определением экзистенциального романа. Еще до публицистических и писательских выступлений Ж.-П. Сартра и А. Камю Газданов в своих «Заметках об Эдгаре По, Гоголе и Мопассане» (1929) ясно назвал сферу приложения ищущей человеческой мысли, которая позднее обретет статус мысли экзистенциальной. Для Газданова это — страх, смерть, предчувствие. Чтобы очертить границы именно газдановского своеобразия, выявить точки его пересечения с другими художниками и философами, в работе предлагается взглянуть на творчество писателя сквозь призму важнейших для него проблем: смерти и небытия, Бога и веры, личностного самоопределения. Анализируется большое количество произведений, в центре внимания находится роман «Призрак Александра Вольфа». Рассматривается также философский контекст творчества Газданова, соотношение исканий и выводов писателя с философией К. Ясперса, А. Бергсона, М. Хайдеггера, Н. Бердяева, Л. Шестова, Ж.-П. Сартра, А. Камю.

Отдельно анализируется движение экзистенциальной мысли писателя, ее эволюция. В целом экзистенциальное мышление Газданова все более и более гуманизируется в том смысле, что помимо озабоченности последними вопросами человеческого бытия оно все чаще начинает включать в себя и поиски возможных ответов. В конце концов Газданов приходит к более позитивному разрешению экзистенциальных проблем. Два классических в этом смысле текста — «Пилигримы» (1954) и «Пробуждение» (1966). Оба являются образцовыми философскими романами, где образная система и весь внутренний строй «работают» на раскрытие идеи и где Газданов-художник уступает место Газданову-экзистенциальному мыслителю, для которого главным становится моралистический смысл происходящего. Декларативно писатель здесь подводит черту под наиважнейшими для него идеями экзистенциального порядка.

В Заключении проговариваются основные обобщения и выводы, подводятся итоги исследования.

Младшее поколение писателей-эмигрантов в силу вполне объективных причин оказалось довольно закрытым. Плохо уцелели, трудно доступны, разрозненны документальные свидетельства; внутрен-

ний мир, эмоциональный состав и элементарные факты биографий многих «молодых» творцов вообще не оставили по себе почти никаких следов. И даже те, кто долгие годы был на виду, кто в разных обстоятельствах и жанрах сам о себе рассказывал (В. Набоков, Н. Берберова, Г. Газданов, Р. Гуль, В. Яновский), даже они хранят свои, как писала Берберова, «600 страниц умолчаний», невзирая на возрастающий интерес нынешних литературоведов. Однако принципиальная незавершенность, отсутствие какой бы то ни было окостенелости, духовная и интеллектуальная открытость, вечный поиск, вечная рефлексия, почти сейсмическая чувствительность к политическим, культурным, историческим событиям и процессам — все это делает генерацию молодых эмигрантских писателей особенно привлекательной.

Задачей данного исследования было посильное восстановление утерянных смысловых сцеплений между разными текстами и разными авторами, а еще точнее и определеннее — стремление показать, что такое восстановление, такая реконструкция возможны и плодотворны, ибо дают перспективу ощутить главенствующие в сознании поколения духовно-ценностные ориентиры, увидеть одно через другое, одно рядом с другим, рассмотреть замысловатую связь человеческих судеб, спаянных временем и историей. Результаты исследования таковы: в прозаическом, поэтическом, публицистическом творчестве младоэмигрантов несомненно сохранились следы их личного жизненного опыта и связанных с ним переживаний; «сквозной» темой для многих «молодых» авторов стала гражданская война, которая оказалась для них мощным источником впечатлений и вдохновения; структурообразующим в творчестве большинства художников младшего эмигрантского поколения явился мотив странствия, связанный с ним мотив пути, символами которого стали образы уходящих поездов и отплывающих пароходов; особо значимой темой для «молодых» авторов эмиграции оказалась тема соединения разных культурно-национальных начал, а также связанная с ней тема культурной и национальной самоидентификации; отношение к собственному литературному труду у младоэмигрантов было особенным: в нем «молодые» авторы пытались воссоздать, воплотить и даже мифологизировать себя, свою биографию, свой душевный состав; в системе постепенно сформировавшихся у них духовно-нравственных ценностей превалировала идея относительности посюстороннего материального бытия, мысль о возможном его преодолении; стилевое единство младшего эмигрантского поколения проявляется в настойчивом стремлении реализовать в формах поэтики доминирующие черты поколенческого мировоззрения и мироощущения.

Основное содержание диссертации отражено в следующих работах:

Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах, определенных ВАК

1. Матвеева Ю. В. Международная научная конференция «Гай-то Газданов: писатель на пересечении традиций, культур, цивилизаций. Взгляд из XXI века» (обзор работы конференции) / Ю. В. Матвеева // Новое лит. обозрение. — 2004. — № 65. — С. 439-441.

2. Матвеева Ю. В. «Молодые» писатели первой русской эмиграции: к вопросу поколенческой идентификации / Ю. В. Матвеева // Вестник Челяб. гос. ун-та. Филология. Искусствоведение. — 2008.

— № 20. — Вып. 22. — С. 59-64.

3. Матвеева Ю. В. Гностика на краю бытия («Приглашение на казнь» В. Набокова и дневник и письма из тюрьмы Б. Вильде) / Ю. В. Матвеева // Известия Урал. гос. ун-та. Серия 2: Гуманитарные науки. — 2008.— №55. —Вып. 15.— С. 153-165.

4. Матвеева Ю. В. Гражданская война как метатема «младшего» литературного поколения первой русской эмиграции: В. Андреев, Г. Газданов / Ю. В. Матвеева // Вестник Челяб. гос. ун-та. Филология. Искусствоведение. — 2008. — № 30. — Вып. 26. — С. 87-93.

5. Матвеева Ю. В. Творчество Бориса Поплавского: к вопросу культурной и языковой идентификации / Ю. В. Матвеева // Сибирский филологический журнал. — 2008. — № 3. — С. 75-81.

6. Матвеева Ю. В. Русский эмигрантский писатель В. Емельянов и его повесть «Свидание Джима» / Ю. В. Матвеева // Филол. науки.

— 2009.— № 1. —С. 31-39.

7. Матвеева Ю. В. Писатели-эмигранты о России и Франции / Ю. В. Матвеева // Известия Урал. гос. ун-та. Серия 2: Гуманитарные науки. — 2009. — № 1/2 (№63). — С. 305-309.

Монографии

8. Матвеева Ю. В. «Превращение в любимое»: Художественное мышление Гайто Газданова / Ю. В. Матвеева. — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2001. — 100 с.

9. Матвеева Ю. В. Самосознание поколения в творчестве писа-телей-младоэмигрантов / Ю. В. Матвеева. — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2008. — 196 с.

Другие публикации

10. Матвеева Ю. В. В. Н. Емельянов и его роман «Свидание Джима» / Ю. В. Матвеева // Дергачевские чтения — 1996: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности: Тез. докл. и сообщ. науч. конф. — Екатеринбург: Изд-во Урал, унта, 1996. —С. 68-70.

11. Матвеева Ю. В. О «мистической атмосфере» в творчестве Г. Газданова / Ю. В. Матвеева II Дарьял. — 1996. — № 2. — С. 106-119.

12. Матвеева Ю. В. Стилевая «незавершенность» и способы эстетического «завершения» в мире Гайто Газданова. / Ю. В. Матвеева // XX век. Литература. Стиль: Стилевые закономерности русской литературы (1900-1930). Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1996. — Вып. 2.—С. 73-80.

13. Матвеева Ю. В. Гражданская война в художественном восприятии первой русской эмиграции. (На примере творчества Г. Газданова.) / Ю. В. Матвеева // Литература русского Зарубежья. Часть IV. — Тюмень: Изд-во Тюменского гос. ун-та, 1998. — С. 57-62.

14. Матвеева Ю. В. Экзистенциальная концепция Г. Газданова: мотив религиозного беспокойства / Ю. В. Матвеева // XX век. Литература. Стиль. — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1999. — Вып. 4, —С. 223-226.

15. Матвеева Ю. В. «Дух музыки» в прозе Г. Газданова / Ю. В. Матвеева // Гайто Газданов в контексте русской и европейской культур: Тезисы докладов Междунар. науч. конф. — Владикавказ, 1998. — С. 31-32.

16. Матвеева Ю. В. Владимир Набоков и его поколение / Ю. В. Матвеева // Русская литература XX века: итоги и перспективы: Материалы Междунар. науч. конф. Москва, МГУ им. М. В. Ломоносова, 24-25 ноября 2000 г. — М.: МАКС Пресс, 2000. — С. 76-79.

17. Матвеева Ю. В. Классическое литературное наследие в творчестве писателей русского зарубежья (Гайто Газданов) / Ю. В. Матвеева // Дергачевские чтения — 2000. Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Материалы Международной научной конференции. — Екатеринбург: Изд-во Урал, унта, 2000. — С. 202-205.

18. Матвеева Ю. В. Экзистенциальное начало в творчестве Гай-то Газданова / Ю. В. Матвеева // Дарьял. — 2001. — № 2. — С. 46-179.

19. Матвеева Ю. В. В. Набоков и Г. Газданов — «метафизическая связь» творчества / Ю. В. Матвеева // Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной культуры. — Тюмень: Изд-во Тюменского гос. ун-та, 2001. — Вып. 5. — С. 154-157.

20. Матвеева Ю. В. «На освещенной сцене» — Чернышевский. Образ Чернышевского в романе В. Набокова «Дар» / Ю. В. Матвеева //Филологический класс: Региональный методический журнал учителей-словесников Урала. — Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т, 2001.— №6. —С. 46-49.

21. Матвеева Ю. В. Восток — Запад в пространстве «новой прозы» Русского Зарубежья / Ю. В. Матвеева // XIV Пуришевские чтения: Всемирная литература в контексте культуры: Сборник статей и материалов. — М.: МПГУ, 2002. — Т. 1. — С. 198.

22. Матвеева Ю. В. Жизнь, «поднятая» «под свет искусства»: жанр литературной биографии в творчестве Н. Берберовой / Ю. В. Матвеева // Вестник русского христианского движения. — 2004. — № 187. — С. 223-235.

23. Матвеева Ю. В. Корабли и поезда «сыновей» эмиграции / Ю. В. Матвеева // Русское Зарубежье: приглашение к диалогу: Сб. научн. тр. — Калининград: Изд-во Калинингр. гос. ун-та, 2004. — С. 28-36.

24. Матвеева Ю. В. Восток и Запад в творчестве Гайто Газданова / Ю. В. Матвеева // Гайто Газданов и «незамеченное поколение»: писатель на пересечении традиций и культур: Сб. научн. тр. ИНИОН РАН. — М.: ИНИОН РАН, 2005. — С. 16-26.

25. Литовская М. А., Матвеева Ю. В. Незамеченный контекст незамеченного поколения: Г. Газданов и А. Гайдар / М. А. Литовская, Ю. В. Матвеева // Гайто Газданов и «незамеченное поколение»: писатель на пересечении традиций и культур: Сб. научн. тр. ИНИОН РАН. — М.: ИНИОН РАН, 2005. — С. 103-129.

26. Матвеева Ю. В. Предисловие к публикации повести В. Н. Емельянова «Свидание Джима» / Ю.В. Матвеева // Урал. — 2006. — С. 98-99.

27. Литовская М. А., Матвеева Ю. В. Литература как жизнетвор-чество: Н. А. Островский, В. Н. Емельянов / М. А. Литовская, Ю. В. Матвеева // Русская литература XX — XXI веков: направления и течения. Выпуск 9. — Екатеринбург: Изд-во Уральского гос. пед. ун-та, 2006. —С. 102-120.

28. Литовская М. А., Матвеева Ю. В. Н. Берберова и В. Катаев: самоизмерение на фоне эпохи / М. А. Литовская, Ю. В. Матвеева // Русская литература XX — XXI веков: направления и течения. Выпуск 10. — Екатеринбург: Изд-во Уральского гос. пед. ун-та, 2007. — С. 137-146.

29. Матвеева Ю. В. «Обживание» Франции: Опыт писателей-эмигрантов «младшего» поколения / Ю. В. Матвеева // Франция — Россия: Проблемы культурных диффузий: Сб. научн. ст. и сообщений. — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2007. — С. 80-92.

Подписано в печать 20.04.2009. Формат 60x84 1/16. Усл. печ. л. 2,0. Тираж 100 экз. Заказ № SV,

Отпечатано в ИПЦ «Издательство Уральского университета» 620000, г. Екатеринбург, ул. Тургенева, 4

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Матвеева, Юлия Владимировна

Введение.

Часть I. Сценарий общей судьбы и его индивидуальные художественные модификации.

Глава 1. Опыт гражданской войны в его литературной проекции:

Г. Газданов, В. Андреев, В. Смоленский, И. Савин, В. Набоков.

Глава 2. Эмблематика странствий: корабли и поезда в творчестве «сыновей» эмиграции: В. Набоков, Г. Газданов, Б. Поплавский.

Глава 3. Eautre patrie: 3. Шаховская, А. Труайя, В. Варшавский, В. Андреев, Н. Берберова, И. Одоевцева, Р. Гуль, Б. Поплавский, В. Набоков,

Г. Газданов.

Глава 4. Литература как форма инобытия: В. Емельянов, Н. Берберова.

Глава 5. Гностика на краю жизни: «Приглашение на казнь» В. Набокова, дневник и письма из тюрьмы Б. Вильде.

Часть II. Мироощущение как основа миростроения: Гайто Газданов.

Глава 1. Мистическая интуиция бытия.

Глава 2. Романтическое сознание.

Глава 3. Экзистенциальное мышление.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Матвеева, Юлия Владимировна

В этой работе речь пойдет о русских художниках, родившихся в самом конце XIX — первом десятилетии XX столетия, в отроческом или юношеском возрасте переживших гражданскую войну и оказавшихся за рубежом. Уже ко второй половине 1920-х годов, пройдя тяжелейший период «приживления» и адаптации, который включал не только Кембридж и Сорбонну, но и галлиполийские лагеря, французские заводы, немецкие каменоломни, поколение «сыновей» активно вошло в литературу, заставило говорить и спорить о себе. С этого времени началось его творческое самоопределение. Началось с оппозиции по отношению к старшим, стремления создавать свои литературные издания («Воля России», «Числа», «Новый Дом», «Новый Корабль», «Новоселье»), кружки и объединения («Палата поэтов», «Скит поэтов», «Таверна поэтов», «Через», «Перекресток», «Кочевье»), творческие союзы (самый значительный из них — Союз молодых писателей и поэтов, созданный в 1925 году). Середина 1930-х годов была ознаменована масштабной журнально-газетной дискуссией о литературных достижениях молодых эмигрантских писателей1, что само по себе означало, конечно, только одно — то, что «сыновья» эмиграции достигли в это время творческой зрелости, творческого самоутверждения. 1950—1960-е годы стали временем мемуарной, философской, историко-литературной рефлексии, когда споры сменились аналитическими обобщениями, а сам образ поколения окончательно оформился, обретя поэтическую выразительность и эпический масштаб.

1 Подробно дискуссия о «молодой» эмигрантской литературе рассматривается в работах: Струве Г. П. Спор о молодой эмигрантской литературе // Русская литература в изгнании. 3-е изд., испр. и доп. Париж; Москва, 1996. С. 159-164; Воронина Т. Л. Спор о молодой эмигрантской литературе // Рос. литературовед, журн. 1993. № 2. С. 152—184; Демидова О. Р. Метаморфозы в изгнании: Литературный быт русского зарубежья. СПб.: Гиперион, 2003. С. 161-172; Федякин С. Р. Полемика о молодом поколении в контексте литературы Русского Зарубежья // Русское Зарубежье: приглашение к диалогу: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Л. В. Сыроватко. Калининград, 2004.

Одной из первых в этом ряду была книга воспоминаний Ю. Терапиано «Встречи» (1953) , где образ «младшего поколения» как такового еще не вырисовывается отчетливо, не является самостоятельной темой анализа и размышлений, однако «блистательный Монпарнасс» и его герои занимают здесь вполне определенное и, пожалуй, центральное место. Обращается Терапиано к судьбам Б. Поплавского и А. Штейгера, Ю. Мандельштама и Ю. Фельзена, И. Кнорринг и Б. Дикого, подробно воспроизводит атмосферу 1920-х - начала 1930-х годов, когда «на Монпарнассе вырабатывалось и создавалось то новое поэтическое мироощущение, которое выявилось потом под именем "парижской ноты"» .

Каким было это «новое поэтическое мироощущение», чем оно вдохновлялось и что его питало, в своей книге «Одиночество и свобода» в 1955 году сформулировал Г. Адамович4. Вписав литературную молодежь в общекультурное пространство Зарубежья, Адамович, вместе с тем, выделил ее в качестве особой, в своем роде уникальной человеческой общности.

В 1956 году появилась книга В. Варшавского «Незамеченное поколение»5, истинное значение которой прояснилось, к сожалению, лишь тогда, когда жизнь поколения, к которому принадлежал автор, окончательно завершилась и отошла в историю. Варшавский ее структурировал и описал, но главное, дал своему поколению имя - такое, с которым оно обрело новый историко-литературный статус, а вместе с ним и свою легенду. (Сегодня термин «незамеченное поколение», по крайней мере в русском литературоведческом контексте, употребляется наряду с известным термином «потерянное поколение» применительно к литературе западной6.) Кроме того, в главах своей книги Варшавский выстраивает хронологическую вертикаль сквозь толщу русской и европейской истории,

2 Терапиано Ю. К. Встречи. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1953.

3 Цит. по; Терапиано Ю. К. Встречи, 1926-1971. М.: 1п№ас1а, 2002. С. 81.

4 Адамович Г. В. Одиночество и свобода. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1955.

5 Варшавский В. С. Незамеченное поколение. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1956.

6 О. Демидова, например, эту аналогию проводит совершенно однозначно: «."незамеченное поколение" ассоциируется с западным "потерянным поколением" и воспринимается как его эмигрантский вариант». См.: Демидова О. Р. Указ. соч. С. 201. пытаясь соотнести жизнь своего поколения с судьбами Радищева и декабристов, Гоголя и Белинского, Герцена и славянофилов, В. Соловьева и античных философов, Бергсона, Декарта и даже Христа.

В этом же 1956 году вышла монография Г. Струве «Русская литература в изгнании: Опыт исторического обзора зарубежной литературы»7, где поколенческий принцип систематизации оказался главенствующим. И в первой, и во второй частях этого фундаментального труда имена эмигрантских прозаиков и поэтов сгруппированы по их возрастной принадлежности.

Двумя книгами Н. Оцупа («Литературные очерки» и «Современники»8) ознаменовался 1961 год. И первая, и вторая книга являются собранием очерков, тема которых — творчество любимых Оцупом поэтов (Ф. Тютчева, А. Пушкина), творчество поэтов-современников (Н. Гумилева, А. Блока, В. Маяковского, Б. Пастернака, А. Белого), а также сложные и неоднозначные культурные процессы, которые отразились в литературе советской и эмигрантской. При этом и в том, и в другом сборнике центральное место занимают главы, связанные с альманахом «Числа». В «Литературных очерках» это главы «В защиту одного литературного манифеста» и «Персонализм как явление литературы», в «Современниках» - «Рецензии о «Числах» и «Вступление к "Числам"». Тридцать лет спустя с момента выхода первой книжки «Чисел» атмосфера этого издания, мировоззренческая установка его редактора, вызванный журналом культурный резонанс — все это вновь оживает, переходя на глазах читателя из сферы литературной жизни в литературную историю.

Свою корректуру в образ поколения внесли мемуарно-биографические тексты И. Одоевцевой, Н. Берберовой, 3. Шаховской, Р. Гуля, А. Седых, А.

7 Струве Г. П. Русская литература в изгнании: Опыт ист. обзора зарубежной литературы. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1956.

8 ОцупН. А. Литературные очерки. Париж, 1961; Ог{упН. Современники. Париж: Орфей, 1961.

Бахраха, В. Яновского9 - очень субъективные, очень разные, но содержащие огромное количество фактических данных, свидетельств, оценок.

Во многом благодаря появлению вышеназванных источников, к 1990-м годам стало очевидно, что в русской словесности, да и во всей русской культуре XX века состоялся такой феномен, как литературное творчество младоэмигрантов, имеющий свой собственный ментальный смысл и свои собственные качественные характеристики — психологические, морально-этические, эстетические.

Кроме того, к концу XX - началу XXI столетия, в эпоху стремительно нарастающей языковой и культурной интеграции, жизненный и творческий опыт эмигрантских «сыновей» оказался неожиданно созвучен теперь уже и нашей современности, по-новому востребован читателями, художниками, культурой в целом.

Его «узнавание» способно многое дать. Не случайно вполне конкретные, казалось бы, историко-литературные исследования, посвященные писателям-младоэмигрантам, все чаще превращаются в масштабный разговор о «незамеченном» поколении. В качестве примера можно вспомнить опубликованную в журнале «Литературное обозрение» подборку материалов о журнале «Числа»10, на самом деле впервые разыгравших тему «младшего» поколения русской эмиграции. Можно вспомнить и состоявшуюся в декабре 2003 года в Москве конференцию, посвященную 100-летию Гайто Газданова, которая совершенно естественно превратилась, как высказался один из ее участников, В. Хазан, в дискуссию о «поэтике поколения»11.

9 Одосвцева И. В. На берегах Сены. Париж: La Presse libre, 1983; Берберова H. H. Курсив мой: Автобиография. M.: Согласие, 1996; Шаховская 3. А. Отражения // В поисках Набокова. Отражения. М.,1991; Шаховская 3. А. Таков мой век: Пер. с фр. М.: Рус. путь, 2006; Гуль Р. Б. Я унес Россию: Апология эмиграции: В 3 т. М.: Б.С.Г.-ПРЕСС, 2001; Седых А. Далекие - близкие. Нью-Йорк: Новое рус. слово, 1979; Бахрах А. В. По памяти, по записям. Литературные портреты. Париж: La press libre, 1980; Яновский В. С. Поля Елисейские: Книга памяти. Нью-Йорк: Серебряный век, 1983.

10 Вокруг «Чисел» // Лит. обозрение. 1996. № 2. Конференция «Гайто Газданов и "незамеченное поколение": писатель на пересечении традиций п культур» состоялась 3^1 декабря 2003 г. в ИНИОН РАН и Библиотеке-фонде «Русское Зарубежье».

Если говорить о степени изученности этого феномена в современном литературоведении, то, помимо исследований об отдельных его представителях (В. Набокове, Г. Газданове, Б. Поплавском, В. Яновском, Н. Берберовой, Д. Кнуте), помимо работ, посвященных в целом эмигрантологии или же конкретно «парижской ноте»12, журналу «Числа»13, за последние годы появились две монографии, где литературное творчество «сыновей» эмиграции стало предметом системного анализа. Это труд канадского слависта Леонида Ливака «Как это делалось в Париже. Русская эмигрантская литература и французский модернизм»14 и книга нашей соотечественницы Ирины Каспэ «Искусство отсутствовать: Незамеченное поколение русской литературы»15.

С этими работами, безусловно, нельзя не считаться, однако и в первом, и во втором случае мы имеем дело не столько с анализом творчества, сколько с анализом литературной жизни, литературного быта, анализом поведенческих и творческих стратегий, которые, по мнению авторов, создали только иллюзию «незамеченности», своеобразный поколенческий миф. Не случайно монография Л. Ливака, написанная по-английски, вызвала в среде русских исследователей полемическую реакцию, о чем говорят

1А 17 последовавшие рецензии и статьи (Н. Мельникова , Т. Красавченко , В.

1 б

Земскова ). Взамен созданного «сыновьями» образа поколения пКрейд В. Парижская нота и «Розы» Георгия Иванова // Культура Российского Зарубежья / Под ред. Л. В. Квакина и Э. Л. Шулеповой. М., 1995. С. 175-188; Ратников К. В. «Парижская нота» в поэзии русского зарубежья. Челябинск: Межрайонная типография, 1998; Федоров Ф. П. Поэзия первой русской эмиграции: младшее поколение // Русская литература первой трети XX века в контексте мировой культуры: Материалы I Междунар. летней филол. шк. / Отв. ред. В. В. Эйдинова. Екатеринбург, 1998; Буслакова Т. П. Парижская «нота» в русской литературе: взгляд критики // Русская культура XX века на родине и в эмиграции. Имена. Проблемы. Факты. М., 2000. С. 90-101; Крейд В. «В линиях нотной страницы.» // В Россию ветром строчки занесет.: Поэты «парижской ноты». М., 2003. С. 5-30.

13 Васильева М. А. Неудачи «Чисел» // Лит. обозрение. 1996. № 2. С. 63-69; Федякин С. Искусство рецензии в «Числах» и «Опытах» //Литературовед, журн. 2003. № 17. С. 65-96.

14 Livak L. How It Was Done in Paris. Russian Emigré Literature and French Modernism. Madison: The University of Wisconsin Press, 2003.

15 Каспэ И. M. Искусство отсутствовать: Незамеченное поколение русской литературы. M.: НЛО, 2005.

16 Мельников Н. Г. Как это делается в Торонто//Вопр. литературы. 2004. Июль-авг. С. 313-323.

17 Красавченко Т.Н. Реф.: Как это делалось в Париже и Торонто // Социальные и гуманитарные науки (РЖ): Отечественная и зарубежная лит. M., 2005. № 2. С. 143-152.

18 Земское В. Б. Писатели цивилизационного «промежутка»: Газданов, Набоков и другие // Гайто Газданов и «незамеченное поколение»: писатель на пересечении традиций и культур: Сб. науч. тр. / Отв. ред. T. H. Красавченко. M., 2005. С. 7-15. отчужденных» (3. Шаховская), поколения «из пролета эпох» (Г. Газданов), поколения «неудачников» (В. Варшавский), поколения «обнаженной совести» (Ю. Терапиано), JL Ливак, как пишет Т. Красавченко, «создает миф об "удачливых", "счастливых" русских младоэмигрантах»19.

Рассматривая «ключевую роль» французских источников для развития «младшего поколения» эмигрантских авторов, JI. Ливак приходит к заключению о том, что литературная деятельность младоэмигрантов претворилась в литературу «противоизгнания», которая смогла преобразовать эмигрантские потери в эстетическую выгоду20 и создать один из наиболее устойчивых мифов эмигрантской культуры — представление младших авторов как «незамеченного поколения»21.

Во многом солидаризируется с позицией Л. Ливака И. Каспэ, которая пишет, что поколение вообще есть «предельно размытый мерцающий конструкт» что коллективный образ «литературного поколения, возникшего в послереволюционной эмиграции» «может обозначаться по-разному, но всегда расплывчато, при помощи соотносительных дефиниций»23. Собственную задачу исследовательница видит в том, чтобы «выяснить», «как конструировалось "поколение" и как конструировалась его "незамеченность"»24, «как размечалось литературное пространство, скрывающееся за авторитетной риторикой "сохранения России", и каким образом разыгрывался в нем сюжет "смены поколений", появления "молодых эмигрантских литераторов"»" . Вслед за Л. Ливаком И. Каспэ ставит под вопрос сформулированное В. Варшавским определение «незамеченное поколение», пытаясь опровергнуть чистосердечно декларированную л/незамеченность» : «.за сюжетом неуспешного поколения скрывается

19 Красавченко Т. Н. Указ. соч.

20 Livak L. Op. cit. P. 206-207.

21 Ibid. P. 10.

22 Каспэ И. M. Указ. соч. С. 44.

23 Там же. С. 8.

24 Там же. С. 9.

25 Там же. С. 30.

26 Совершенно справедливо, на наш взгляд, возражает И. Каспэ М. Васильева: «Книга Варшавского, давшая окончательную формулировку поколения, — это ретроспектива, а не манифест, — одно дело вполне достижимый успех, в мангеймовском понимании этого слова. Узкому кругу писателей, поэтов и критиков удается сделать риторику неудачи одним из доминирующих языков эмигрантского сообщества — и с ее помощью решать проблемы распределения позиций в литературном пространстве. <.> Найденная формула успеха может бесконечно варьироваться, всякий раз заново переопределяя границы поколения, но сохраняя его основной стержень - образ всепобеждающей неудачи.»27.

При всем интересе и уважении к подобным устремлениям сломать стереотипы и дать новую интерпретацию уже вошедшему в историко-литературный обиход явлению, такая точка зрения совсем не кажется бесспорной. По крайней мере автор представленной работы стоит на принципиально иных позициях — не интерпретаторских, но скорее герменевтических, сообразно которым (если исходить из философских

Г) О постулатов Х.-Г. Гадамера в его работе «Истина и метод»" ) подлинное бытие творца надлежит искать в самом его творчестве, в глубине его образной системы, неизбежно требующей истолкования, а поколенческое сознание (если уж говорить об универсалиях, ему объективно присущих) можно пытаться реконструировать, лишь собирая те смыслы, которые, как писал М. Бахтин, всегда «разделены между голосами». Дабы соединить, «наложить» эти разделенные голоса, предполагается рассмотреть художественные, автодокументальные, публицистические тексты, принадлежащие авторам интересующей нас генерации и являющиеся непосредственным материалом данного исследования, на предмет наличия в них общих мотивно-тематических связей, объединяющих моментов поэтики и стилистики, без сомнения указывающих на психобиографическую общность их создателей. незамеченность" как рационально заданная стратегия, направленная в будущее, другое - как определение задним числом ушедшей в историю эпохи». См.: Васильева М. А. К проблеме «незамеченного поколения» во французской литературе // Русские писатели в Париже: Взгляд на французскую литературу, 1920-1940: Междунар. науч. конф. / Сост., науч. ред. Ж.-Ф. Жаккара, Л. Морар, Ж. Тассис. М., 2007. С. 44. (Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»: Материалы и исслед.; Вып. 8.)

27 Каст II. М. Указ. соч. С. 82-83.

28 Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы филос. герменевтики / Пер. с нем. Ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова. М.: Прогресс, 1988.

Сразу оговоримся, что предложенный ряд соположений не только не претендует на абсолютную полноту, но заведомо и преднамеренно включает в себя лакуны, подразумевает многоточие вместо заключения. Ведь он фактически бесконечен, а если не бесконечен, то, во всяком случае, весьма обширен. Только Г. Адамович в своей книге называет такой перечень главенствующих у «молодежи» «проклятых» вопросов, что каждое его звено могло бы стать заглавием целого научного труда: «.человек, Бог, литература, поэзия, ответственность, долг. затем Блок, любовь, смерть, Лермонтов преимущественно перед Пушкиным, Толстой и тут же, как

90 водится, Достоевский, наконец, коммунизм» ; «Еще сильнее, чем старшими, владело молодежью чувство, что жизнь им дана только раз и что в навязанном им, выпавшем им в удел одиночестве, если уж все равно практические успехи недостижимы, если их существование — не движение, а затянувшаяся остановка, должны они по крайней мере взглянуть судьбе прямо в глаза: кто мы? откуда? куда? что мы делаем на земле? по чьей воле или по чьей слепой жестокой прихоти брошены мы в мир?»

И все-таки даже отобранные более или менее спонтанно, но опознанные и проанализированные, совпадающие элементы художественного мышления могут, на наш взгляд, дать представление об экзистенциальном и эстетическом своеобразии того поколения русских писателей-эмигрантов, которое принято называть «незамеченным». Факт его существования, думается, вряд ли стоит подвергать сомнению. В общеевропейском «литературном климате времени» (Н. Анастасьев), от которого, как известно, не свободен никто, им все же удалось создать свою микроклиматическую зону, свою поэтику, свой стиль, в котором плодотворно соединилась русская (классическая и модернистская) литературная традиция с традицией европейской. Несмотря на бурную и весьма напряженную литературную жизнь, отмеченную точками

29 Адамович Г. В. Одиночество и свобода // Адамович Г. В. Одиночество и свобода / Сост. В. Крейд. М., 1996. С. 105.

30 Там же. С. 25. личностного и группового противостояния, возникающими спорами, откровенными конфликтами и замаскированным неприятием31, несмотря на разность литературных заслуг и степеней известности, молодые художники первой русской эмиграции представляли собой именно особую, внутренне спаянную общность, у которой был свой движущий импульс. И, конечно, не метрические данные, не игровые стратегии, не принадлежность к той или иной творческой группировке, не степень адаптации во французской или американской культуре, а общность жизненного опыта и душевных переживаний этот импульс сформировали.

Что касается термина, а точнее, самого понятия «поколение», мы предпочли бы традиционную, идущую от романтизма его трактовку. Тем более, что в 1920-е годы она была так мощно продолжена и претворена в литературе, философии, культурологической и социально-общественной мысли - от Ж. Дюамеля до Р. Олдингтона и Э. Хемингуэя, от X. Ортеги-и-Гассета до Ф. Степуна и Н. Бердяева. В качестве некоего суммарного результата вспыхнувшего в 20-е годы обсуждения поколенческой темы журнал «Новое литературное обозрение» (1998. № 30) ретроспективно опубликовал работу немецкого ученого Карла Мангейма .

Основные тезисы, в ней собранные и действительно звучащие как некие универсальные максимы гуманитарного сознания 1920-х годов, можно принять в качестве основополагающих: современники «являются современниками и составляют одно поколение именно потому, что

31 Общеизвестно противостояние берлинца В. Сирина и его парижских сверстников, группировавшихся вокруг журнала «Числа», а также разногласия среди последователей В. Ходасевича и Г. Адамовича. См. об этом: Терапшшо Ю. К. Об одной литературной воине // Терапиано Ю. К. Литературная жизнь русского Парижа за полвека (1924-1974). Париж; Нью-Йорк, 1987. С. 111-124; Kopocmaice О., Федякин С. Полемика Г. В. Адамовича и В. Ф. Ходасевича (1927-1937) // Рос. литературовед, журн. 1994. № 1. С. 204-208; Мельников II. «До последней капли чернил.»: Владимир Набоков и «Числа» //Лит. обозрение. 1996. № 2. С. 73-81; Короапелев О. А. Георгии Адамович, Владислав Ходасевич и молодые поэты эмиграции: Реплика к старому спору о влияниях // Рос. литературовед, журн. 1997. № U.C. 282-292; Швабрин М. О. Полемика Владимира Набокова и писателей «Парижской ноты» // Набоковский вестник. СПб., 1999. Вып. 4. С. 34-41. В качестве «одной из самых устойчивых форм эмигрантского быта» рассматривает литературную полемику, в том числе и ту, о которой идет речь, О. Демидова. См.: Демидова О. Р. Указ. соч. С. 172—197.

32 Мангейм К. Проблема поколений / Пер. В. Плунгяна и А. Урманчиевой // Новое лит. обозрение. 1998. № 30. С. 7-47. испытывают воздействие одних и тех же факторов»33; принадлежать к одному поколению — значит, прежде всего подвергаться одинаковым влияниям, а не просто иметь одинаковые даты рождения. Поколение -особый тип общественного положения, а «позитивным смыслом каждого данного положения является внутренне присущая ему тенденция формирования специфического типа поведения, чувств и мышления»34. Подобные мысли высказывал X. Ортега-и-Гассет: «Поколение - это и не горсть одиночек, и не просто масса: это как бы новое целостное социальное тело, обладающее и своим избранным меньшинством, и своей толпой, заброшенное на орбиту существования с определенной жизненной траекторией»35.

Не противоречат этим утверждениям и формулировки отечественных ученых. Так Л. Я. Гинзбург центральной проблемой своей монографии «О психологической прозе» назвала проблему «исторического характера»36, вбирающего в себя «жизненную символику, стихийную ритуальность» современности.

Ю. М. Лотман утверждал, что «на основе. общепсихологического пласта и под воздействием исключительно сложных социально-исторических процессов складываются специфические формы исторического и социального поведения, эпохальные и социальные типы реакций, представления о правильных и неправильных, разрешенных и недозволенных, ценных и не имеющих ценности поступках»37.

А. Я. Гуревич, говоря о той «линии горизонта», к которой должна стремиться мысль историка культуры, выделяет в качестве главной цели исследования доминирующий в той или иной культуре тип человеческой личности. Что означает этот условно доминирующий тип, ученый подробно

33 Там же. С. 11-12.

34 Там же. С. 19.

35 Ортега-и-Гассет X. Тема нашего времени // Ортега-и-Гассет X. Что такое философия?: Пер. с исп. / Под ред. М. Л. Кисселя. М., 1991. С. 3-50.

Гинзбург Л. Я. О психологической прозе. М.: 1гПгас1а, 1999. С. 18-19.

37 Лотман Ю. М. Декабрист в повседневной жизни. (Бытовое поведение как историко-психологическая характеристика) // Избр. статьи: В 3 т. Таллинн, 1993. Т. 1. С. 296. оговаривает: «Это не значит, конечно, что в каждом конкретном обществе существуют личности только одного типа и все скроены по одной мерке. Вовсе нет. Люди всегда и везде разные, но тем не менее есть некое ядро культуры, и оно в конечном итоге определяет основные параметры того типа личности, который наиболее характерен для данной культуры»38.

Подчеркивает общность социально-исторической реакции на события времени в своей трактовке «поколения» М. О. Чудакова: «В каком возрасте поколение получает цементирующую идею и именование? Какой возрастной диапазон может быть внутри поколения? В поколение могут попасть все, кто в момент общественного потрясения, требующего ответа, оказался в дееспособном возрасте и включился в ответ»39.

О «символической солидарности» в качестве фундаментального качества поколенческой общности пишет Б. В. Дубин: «В самом первом приближении и в самом общем смысле поколение можно представить как форму (тип) социальной связи и фокус символической солидарности: это нормативная рамка воображаемого соотнесения с другими "по горизонтали" - такими же, как "ты"»40.

Кто бы и когда ни писал о поэтах и прозаиках «младшего» поколения эмиграции, их художественные достижения редко переоценивались — Набоков, разумеется, не в счет. «Стихи стали менее нарядными», «поэты «опростились», «говорят невнятно, часто неразборчиво» - формулировки, взятые из статьи К. Мочульского «Молодые поэты» (1929)41. В том же 1929-м году М. Слоним с горечью констатирует итоги проведенного «Волей России» конкурса на лучший рассказ: «Литературная молодежь. слишком часто поражает своей некультурностью и даже невежественностью. Она мало

38 Гуревич А. Я. Культура средневековья и историк конца XX века // Гуревич А. Я. История мировой культуры: наследие Запада: Античность. Средневековье. Возрождение. М., 1998. С. 232.

39 Чудакова М. О. Заметки о поколениях в советской России // Новое лит. обозрение. 1998. № 30. С. 80.

40 Дубин Б. В. Поколение. Социологические и исторические границы понятия // Дубин Б. В. Интеллектуальные группы и символические формы: Очерки социологии современной культуры. М., 2004. С. 47.

41 Мочупъский К В. Молодые поэты // Последние новости. 1929. 13 июня. Цит. по: Критика русского зарубежья: В 2 ч. / Сост. О. А. Коростелев, Н. Г. Мельников. М.: Олимп: АСТ, 2002. Ч. 2. С. 29. читала, мало знает, мало работает над собою, но отличается безапелляционностью суждений и принимает свой ранний жизненный опыт за мудрость и художественную значительность»42. Выводы самих младоэмигрантов оказывались иногда еще определеннее, еще пессимистичней. Так, размышляющий о «молодой эмигрантской литературе» Газданов и в статье 1931 г., и в статье 1936 г. настойчиво пишет о ее бесплодии: «За 12 лет эмиграции выдвинулось два поэта (Ладинский и Поплавский) и один прозаик (Сирин). <.> Почти вся остальная «молодая» литература — это нечто вроде записок бывших сестер милосердия и

43 отставных прапорщиков» . С высоты 1950-х гг. Г. Струве, предваряя очерк о В. Яновском, даст весьма лаконичную, но по сути точную характеристику «молодым» авторам 1920-1930-х годов: «Это то поколение, которое было юношами, когда разразилась революция, и юношами приняло участие в гражданской войне. С окончанием гражданской войны часть этого поколения оказалась выброшенной за границу. Из него не очень многие пошли в литературу, но те, кто пошел, оказались мало или совершенно не связаны с Белым движением, в котором приняли участие. За границей они чувствовали себя выбитыми из колеи людьми без места. Эта неприкаянность очень чувствуется в их писаниях»44. Даже историограф своего поколения В. Варшавский вынужден, хоть и с оговорками, согласиться, что это было «поколение неудачников» - «кроме блистательной удачи некоторых' книг В. Набокова-Сирина, не назовешь ни одного произведения, художественно гг 45 вполне законченного и без срывов» .

И все же резкость оценок и самооценок отнюдь не была окончательной. В ней почти всегда ощущалось глубинное понимание того, что за «срывами»,

42 Слонам М. Литературный дневник. Молодые писатели за рубежом // Воля России. 1929. № 10-11. С. 100— 118. Цит. по: Критика русского зарубежья. Ч. 2. С. 99.

43 Газданов Г. Мысли о литературе // Новая газета. 1931. 15 апр. Под статьей 1936 года имеется в виду известная статья «О молодой эмигрантской литературе», где Газданов вынес «молодой» литературе суровый приговор («за 16 лет за границей не появилось ни одного крупного писателя из молодых, кроме Сирина»; «главное, что мы требуем от литературы в ее не-европейском, а русском понимании, из нее вынуто и делает ее неинтересной и бледной») и вызвал тем самым целый ряд полемических откликов. См.: Газданов Г. О молодой эмигрантской литературе // Современные записки. 1936. № 60. С. 404-408.

44 Струве Г. П. Указ. соч. С. 198.

45 Варшавский В. С. Указ. соч. С. 165. невнятицей», «неприкаянностью» литературной молодежи стоит весомость жизненного опыта, который нельзя отринуть. «Им есть что сказать. Эта воля выразить себя в слове, пожалуй, самая характерная черта их творчества. Вот почему судить их можно не только по делам, но и по намерениям», - к такому выводу приходит К. Мочульский46. Перекликается с ним М. Слоним, расширяет, конкретизирует, многократно варьирует эту мысль В. Варшавский, к такому же выводу приходят почти все, кто о «молодых» авторах писал и задумывался, - В. Ходасевич, М. Осоргин, 3. Гиппиус, Г. Адамович.

Весьма характерна опубликованная в 1933 году в «Новом Граде» статья В. Вейдле «Одиночество художника», во многом предварившая его книгу «Умирание искусства». Она, казалось бы, совсем не связана с конкретными именами, посвящена проблеме общефилософской - положению художника в современном мире, в мире «восстания масс» и «нового средневековья», однако же в том, как эта проблема трактуется, чувствуется несомненная конкретно-историческая подоплека. Современность, по мнению В. Вейдле, в унисон романтической традиции обращена не столько к творению, сколько к личности творца: «Жизнь художника становится нам нужней, она больше насыщает нас, чем искусство»47. «Оправдание» для современного художника Вейдле видит прежде всего в том, что в его жизни «первенствует не житейское, а житийное», в том, что он один среди «стяжателей» понимает, что «не погибнуть невозможно»48. Значителен перечень примеров - Клейст и Кольридж, Лермонтов и Рембо, значительна приведенная цитата из письма Александра Блока: «Чем хуже жить, тем лучше можно творить, а жизнь и профессия несовместимы».

Вейдле был немного старше большинства «молодых» — родился в

49

1895 г., «не воевал», «в лагерях и тюрьмах не сидел» , но основную

46 Мочульский К. В. Указ. соч. С. 29.

47 Вейдле В. Одиночество художника // Новый Град. 1933. № 7. С. 60.

48 Там же.

49 Слова В. Вейдле цит. по: Шмеман А. Памяти Владимира Васильевича Вейдле // Вестн. РСХД. 1979. № 129. С. 47. тональность их самовосприятия выразил здесь абсолютно точно. Именно эту категорическую истину о том, что «не погибнуть невозможно», представители младшего поколения вынесли из своего раннего опыта, хотя «обживал» ее каждый по-своему, на свой лад подтверждая или же, наоборот, значительно корректируя. Литература, созданная «сыновьями», была экзистенциальна по сути, по факту своего рождения. Блок, с его максимально высокими требованиями к личности поэта, в ней многое значил, и стихотворная формула — «уменьем умирать жизнь облагорожена» — могла бы стать эпиграфом ко многим текстам, являющим собой попытку поздней коллективной авторепрезентации.

Поскольку мемуарно-биографические книги Ю. Терапиано, В. Варшавского, Н. Берберовой, В. Яновского 3. Шаховской писались за скобкой «героического» времени поколения, то в них обязательно присутствует перечень потерь - своеобразная дань безвременно ушедшим ровесникам, погребенным в братской могиле поколенческой памяти. У В. Варшавского и Н. Берберовой это именно перечень: у Варшавского предельно лаконичный, максимально полный и выразительный, у Берберовой - образующий некую повествовательную линию, саму конструкцию «поколенческого» сюжета. У 3. Шаховской череда «монпарнасских» «отражений» открывается воспоминаниями о трагически рано погибших Иване Шкотте, Владимире Диксоне и Анатолии Штейгере. (Первым «монографическим» персонажем всей книги, правда, является А. Ремизов, однако образ его как бы логически предваряет линию Болдырева-Шкотта. Не случайно заканчивается «ремизовская» часть «проникновенным некрологом», написанным А. Ремизовым на смерть Шкотта.)

Не раз воссоздается ретроспектива «всеобщей обреченности» у В. Яновского: «.я поражаюсь, до чего ясно кругом проступали уже черты всеобщей обреченности. Мы часто хвалились умом, талантом, даром, но что земля уходит у нас из-под ног, Париж, Франция, Европа обваливаются в черную дыру - этого мы не желали разглядеть! <.> Мы сидели в кафе в одинаковой позе, в одинаковой комбинации, с почти одинаковыми речами десятилетия, словно давая судьбе возможность хорошо прицелиться. И она ударила по нас»50. В другом отрывке: «А теперь, рассматривая эту фотографию в 9-10-м номере "Чисел" [речь идет о коллективной фотографии редакции и авторов альманаха «Числа». — Ю.М.], я дергаюсь от боли: совершенно ясно, что все обречены, каждый по-своему»51.

Устойчивое обращение к именам и судьбам преждевременно погибших ровесников было, конечно, не просто добросовестной ссылкой историографа или риторической фигурой почтения, но имело самое непосредственное отношение к творчеству и осмыслению его природы. Оно, творчество, видится большинству младоэмигрантов равновеликим человеческой жизни. В свою очередь, жизнь и смерть (вполне по-символистски) прочитываются ими как текст, воспринимаются как подлинно творческий акт. «Жизнь художника становится нам нужней», - пишет В. Вейдле, ибо «каковы бы ни были ошибки, преувеличения, соблазны, проливается не клюквенный сок, а гл кровь» . Это говорится в 1933 году, и говорится в плане общефилософских рассуждений. Спустя два десятилетия, уже после гибели многих сверстников, после войны, в очередной раз выявившей творческий, жизненный и духовный потенциал поколения, В. Варшавский тот же самый тезис наполнит конкретикой жизненных примеров, напишет о «героической смерти как об особой форме творчества культуры», посвятив этой теме последнюю, шестую, главу своей книги. «Величие и ценность культуры, — пишет Варшавский, — измеряются не только "памятниками" искусства и

50 Яновский В. С. Поля Елисейские: Книга памяти//Соч.: В 2 т. М.,2000. Т.2. С. 190-191.

51 Там же. С. 385. В порядке комментария заметим, что эта фотография достаточно известна, она много раз перепечатывалась в разных изданиях, посвященных Русскому Зарубежью, но вот один из приводимых вариантов поражает — это снимок, который занимает целый разворот в замечательном альбоме А. Корлякова «Русская эмиграция в фотографиях». Воспроизводимая Корляковым фотография представляет собой не официальный числовский вариант, но снимок, сохранившийся в частном архиве, владелец которого внес своей рукой те роковые и трагические поправки, что сделало время. Над головами Поплапского, Гиппиус, Мережковского, Фельзена, Вильде поставлены крошечные крестики. Словно кондуктор Б. Поплавского из «Детства Гамлета» им «роздал билеты с крестами». Словно графически воплотились только что приведенные слова Яновского. См.: Корляков А. Русская эмиграция в фотографиях. Франция, 1917-1947.(Cemigration russe en photos. Françe, 1917-1947). Paris: YMCA-Press, 1999.

52 Вейдле В. Указ соч. С. 61. науки, но и тем, как умирали люди, воспитанные в этой культуре»53. «И если трудно предугадать, что останется от всей этой литературы поколения, выросшего в уничтожающих эмигрантских условиях, то предсмертное письмо Анатолия Левицкого и ответы Бориса Вильде и Веры Оболенской на допросах в немецких застенках, несомненно, должны быть причислены к самым волнующим и прекрасным выражениям русской культуры»54. Говорит за себя и эпиграф - слова Паскаля, которыми, собственно, глава начинается: «Я верю только тем свидетелям, которые дали себя зарезать». Несомненно, художников своего поколения Варшавский причисляет к таковым.

Даже В. Набоков, который в течение всей жизни декларировал в качестве единственно возможного для себя критерия оценки произведения искусства — критерий эстетический, зачастую противоречил сам себе, то и дело прибегая к мерилу сугубо этическому - быть может, не главному в его литературоведческих штудиях для имманентного анализа текста, но весьма существенному при общей характеристике того или иного творца. Так, противопоставляя Достоевского и Толстого, Набоков ставит в упрек первому несоответствие образа жизни его же собственным идеалам: «Злорадное сострадание Достоевского, его упоение жалостью к униженным и оскорбленным - все это были в конце концов одни лишь эмоции, та особая разновидность мрачного христианства, которую он исповедовал, ничуть не мешала ему вести жизнь, весьма далекую от его идеалов. Толстой же, как и его представитель Левин, напротив, был органически неспособен к сделке с совестью - и жестоко страдал, когда животное начало временно побеждало духовное»55. Подвижничество Чехова восхищает Набокова не меньше его литературного творчества. Все, что касается общественной и врачебной деятельности Чехова, Набоковым перечисляется подробнейшим образом, причем каждая фраза заканчивается восклицательным знаком56. «Та же

53 Варшавский В. С. Указ. соч. С. 312.

54 Там же.

55 Набоков В. В. Лев Толстой // Набоков В. В. Лекции по русской литературе: Пер. с англ. / Предисл. Ив. Толстого. М., 1996. С. 222-223.

56 Набоков В. В. Антон Чехов // Там же. С. 321. великая доброта, - констатирует Набоков, - пронизывает его книги - он не делал ее своей литературной платформой или программой, она была естественной окраской его таланта»57. Набокову, безусловно, важен этот адекват колорита жизни творца и колорита его творчества. А там, где жизнь становится жертвой или оборачивается гибелью, Набоков подлинно преклоняет голову. Например, его слова о Мандельштаме: «Стихи, которые он героически продолжал писать, пока безумие не затмило его ясный дар, — восхитительные образцы высот и глубин человеческого разума. <.> И когда я читаю стихотворения Мандельштама, написанные под проклятым игом этих зверей, то испытываю чувство беспомощного стыда от того, что я волен жить, и думать, и писать, и говорить в свободной части мира. Это единственные мгновения, когда свобода бывает горькой»58.

Мыслью о том, что литература «по самой природе своей» «есть вещь предварительная», проникнуты литературные суждения и критические статьи Г. Адамовича. Чье бы творчество ни анализировал, о ком бы ни писал Адамович, всегда за внешними проявлениями формы он пытается различить силуэт реального автора: «Никогда манера письма не была и не будет решающим признаком для оценки чьего-нибудь творчества. <.> Манера сама по себе ничего не значит. Уцелело во времени только то, что оживлено и согрето изнутри личным огнем, иногда в согласии с господствующими в

59 данные годы теориями, иногда — вопреки им» .

На уподоблении литературного творчества другим, более глубоким формам чувствования, таким, например, как жалость, любовь, дружеское общение, молитва, строится эмпирическая философия Б. Поплавского.

Целую теорию литературного персонализма обосновал Н. Оцуп . Отталкиваясь от идеи Н. Бердяева, основоположник «Чисел» попытался воссоздать своеобразное единство «религии, философии и поэзии», которое,

57 Там же.

58 Набоков В. В. Телеинтервью Роберту Хьюзу И Набоков о Набокове и прочем: Интервью, рецензии, эссе / Сост. Н. Г. Мельников. М., 2002. С.173.

59 Адамович Г. Анна Ахматова // Адамович Г. Одиночество и свобода. С. 299-300.

60 Оцуп Н. А. Персонализм как явление литературы // Оцуп Н. А. Литературные очерки. С. 127-149. как ему виделось, могло всецело характеризовать «плеяду» молодых эмигрантских художников. «Духовный сдвиг», произошедший в эпоху революций, считает Н. Оцуп, породил «новый тип человека», умеющего «стоически смотреть правде в глаза». Подобное мироощущение и есть персонализм: «Персонализм [выделено Н. Оцупом. — Ю.М.] — не эстетизм, а интегральность. Наша действительность опрокинула детские пережитки искусства для искусства, как забаву, недостойную смертников.»61. В персонализме «в отличие от литературных школ, до сих пор отделявших поэзию от жизни, есть элемент порядка нравственного, больше того: персонализм [выделено Н. Оцупом. — Ю.М.] отрицает право поэта считать себя существом, не ответственным за дело своей жизни»62.

В каком-то смысле младоэмигранты63 продолжили упования, устремления и взгляды русского символизма, «невоплотимая правда» которого, как писал В. Ходасевич, состояла в том, что он «пытался стать жизненно-творческим методом»64. Подобная устремленность к жизнетворчеству была типична и для эмигрантских «сыновей». Все, что писал Ходасевич о символистах, парадоксальным образом может быть отнесено и к ним: «Это был ряд попыток, порой истинно героических, — найти сплав жизни и творчества, своего рода философский камень искусства. Символизм упорно искал в своей среде гения, который сумел бы слить жизнь и творчество воедино. Мы знаем теперь, что такой гений не явился, формула не была открыта. Дело свелось к тому, что история символистов превратилась в историю разбитых жизней, а их творчество как бы недовоплотилось: часть творческой энергии и часть внутреннего опыта воплощалась в писаниях, а часть недовогоющалась, утекала в жизнь, как утекает электричество при недостаточной изоляции. Процент этой «утечки» в

61 Там же. С. 146.

62 Там же. С. 132.

63 Термин «младоэмигранты», не так давно вошедший в научный литературоведческий обиход, имеет много синонимов: «незамеченное поколение», «сыновья» эмиграции, «молодые» писатели Зарубежья. Автору данной работы он нравится максимальным лаконизмом и максимальной точностью, что заставило вынести его в название диссертации.

64Ходасевич В. Ф. Конец Ренаты II Ходасевич В. Ф. Некрополь: Воспом. М., 1991. С. 7. разных случаях был различен. Внутри каждой личности боролись за преобладание «человек» и «писатель»65.

В генерации «сыновей» тоже были попытки найти «в своей среде гения», каковым представлялся, конечно, Б. Поплавский, судьбы многих из них «превратились в историю разбитых жизней» и «внутри каждой личности боролись за преобладание «человек» и «писатель». Недовоплощенными ушли из жизни или из литературы И. Шкотт, М. Агеев, А. Штейгер, В. Емельянов, Б. Божнев, Д. Кнут, тот же Поплавский, многие другие.

Зато эмоциональная проницаемость мембраны, отделяющей искусство от жизненных переживаний, дает надежду распознать одно через другое, рассмотреть «систему эмоций» поколения в их литературном воплощении.

Из всего сказанного следует цель представленной работы: попытаться найти в творчестве разных художников — поэтов и прозаиков, знаменитых и безвестных - смысловые пятна подспудной общности, распознать их внутреннюю перекличку, а затем, уже на примере творчества конкретного автора, рассмотреть механизм превращения жизненного опыта и выработанного мироощущения в художественную реальность литературных произведений.

Метод предпринятого исследования можно назвать методом литературоведческой реконструкции, при котором эстетическое и внеэстетическое (онтологическое, психическое, бытовое) рассматриваются в их взаимной предобусловленности.

Подобный аспект анализа имеет в русском литературоведении давнюю и авторитетную традицию. Это, конечно, фундаментальные труды М. М. Бахтина, рассматривающие литературу в ее глобальной производности от форм, типов и функционирования человеческого сознания. Это работы Л. С. Выготского, и в первую очередь его «Психология искусства», на многие тезисы которой хотелось бы нам опереться. В частности, на ее трактовку бессознательного и специфическое понимание психоаналитического метода

65 Там же. С. 8.

- как способа «расширения сферы исследования» и «указания на то, как бессознательное в искусстве становится социальным»: «.искусство никогда не сможет быть объяснено до конца из малого круга личной жизни, но непременно требует объяснения из большого круга жизни социальной. Искусство как бессознательное есть только проблема; искусство как социальное разрешение бессознательного - вот ее наиболее вероятный ответ»66.

Стремление постичь в литературном творчестве диффузию ч индивидуального и социального, раскрыть этические первопричины («творческие стимулы») искусства пронизывает работы Б. М. Эйхенбаума, его исследования, посвященные Лермонтову, Некрасову, Толстому, Чехову67.

В иной форме и, соответственно, в терминологии семиотической концепции искусства, однако столь же масштабно, проблема соотнесения реальности внеэстетической и сугубо художественной ставится в работах Ю. М. Лотмана и многих представителей тартуско-московской семиотической школы.

Тот же аспект, ту же проблему взаимосвязи «всей совокупности внутренней жизни человека» с высказанным и художественно выраженным

ГО словом положил в основание своей «психопоэтики» Е. Г. Эткинд . Чтобы увидеть «не просто события личной жизни поэта, но основу его поэтической мифологии»69, всякий раз «реконструирует» биографию творца Н. А. Богомолов.

Подобное видение, одновременно схватывающее и синтезирующее фактуру творчества и фактуру жизни художника, было присуще Г. Адамовичу, а также многим писателям, философам, филологам и критикам

66 Выготский J1. С. Психология искусства // Выготский Л. С. Анализ эстетической реакции. М., 2001. С. 240.

67 Эйхенбаум Б. М. Некрасов; Живой образ Лермонтова // Эйхенбаум Б. М. О поэзии. Л., 1969; Он же. Молодой Толстой; Лермонтов; О Чехове; Судьба Блока; Писательский облик М. Горького // Эйхенбаум Б. М. О литературе. М., 1987.

68 Эткинд Е. Г. Психопоэтика. СПб.: Искусство-СПб., 2005.

69 Богомолов H.A. Жизнь и поэзия Владислава Ходасевича // Богомолов H.A. Русская литература первой трети XX века. Портреты. Разыскания. Томск, 1999. С. 82.

Русского Зарубежья, для которых антропоцентрический фактор в искусстве был (при всей их эстетической требовательности) совершенно неоспорим70.

Думается, так называемый антропоцентризм и вообще является непременной составляющей литературоведческого анализа. Ведь даже тогда, когда речь идет о пристальном анализе поэтики, выход к образу творца неизбежен. Сошлемся на работы В. В. Эйдиновой о стиле Л. Добычина, А.

71

Платонова, О. Мандельштама, И. Бабеля , возводящие стилевой «закон формы» в ранг генерализующего принципа индивидуального художественного мышления.

Основной целью диссертации обусловлены ее конкретные задачи:

1. Путем структурного и сравнительно-типологического анализа выявить в художественных текстах разных авторов спектр повторяющихся мотивов и эмблематически значимых образов, свидетельствующих об исторической общности реального жизненного опыта их создателей.

2. Определить для генерации эмигрантских «сыновей» круг универсально значимых вопросов философского, экзистенциального, национального и культурного характера, проанализировать их конкретное мотивно-образное претворение в творчестве отдельных писателей.

3. На примере творчества конкретного художника (в данном случае — Гайто Газданова) рассмотреть специфические для всей созданной младоэмигрантами литературы черты поэтики и стиля, высвечивающие своеобразный уклад поколенческого мышления.

70 Среди новейших исследований, посвященных литературе Русского Зарубежья, аналогичный подход акцентирован в монографии Е. Менегальдо «Поэтическая Вселенная Бориса Поплавского». Учитывая теории Фрейда и Юнга, идеи Леви-Стросса и де Соссюра, руководствуясь методологией анализа художественного текста Гастона Башляра, Е. Менегальдо видит в образной системе Б. Поплавского прежде всего структуру и динамику развития «нравственной жизни художника». Поэтический образ, считает вслед за Башляром Е. Менегальдо, это «внезапно проявившийся рельеф психики и в то же время — позитивное достижение слова». См.: Менегальдо Е. Поэтическая Вселенная Бориса Поплавского. СПб.: Алетейя, 2007.

71 Эндинова В. В. О стиле Леонида Добычина // Писатель Леонид Добычин: Воспоминания. Статьи. Письма. СПб., 1996. С. 101-116; Она же. О динамике стиля Л. Платонова: От раннего творчества- к «Котловану» // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 1. М., 1994. С. 132— 145; Она же. О стиле Исаака Бабеля. «Конармия» // Лит. обозрение. 1995. № 1. С. 66-69; Она же. Дуалистическая природа стиля О. Мандельштама (проза поэта) // XX век: Литература. Стиль. Стилевые закономерности русской литературы XX века (1900-1930). Екатеринбург, 1994. Вып. 1. С. 7-24.

Выдвинутые задачи определяют научную новизну предложенной диссертационной работы, в которой впервые описан и многосторонне исследован историко-литературный и социо-культурный феномен литературного • творчества младоэмигрантов, представлены, проанализированы и введены в научный обиход малоизвестные художественные и публицистические тексты, безвестные и непопулярные писательские имена.

Структура диссертации соответствует ее научной цели и задачам, а также реализует поступательное применение заявленного научного метода. Работа состоит из двух частей, содержательно и методологически дополняющих друг друга. Обе части при этом имеет свою внутреннюю логику. Первая - «Сценарий общей судьбы и его индивидуальные художественные модификации» — выстраивает поступательно развивающийся сюжет: каждая глава в ней представляет семантически значимое звено общей (при всех частностях, разновидностях и вариантах) судьбы «молодых» писателей-эмигрантов, которые прошли через гражданскую войну (глава 1); узнали тяжесть и радость неустроенного, нестабильного, бродяжнического бытия (глава 2); поневоле обрели в чужой земле «другое отечество», а иногда - другую культуру, другой язык (глава 3); осознанно сделали жизненную ставку на литературное творчество (глава 4); выработали, наконец, определенные духовные ценности, которые оказались незыблемы в самых критических испытаниях (глава 5). Вторая часть -«Мироощущение как основа миростроения: Гайто Газданов» — на примере Г. Газданова, самобытного и в то же время в чем-то очень типичного для своего времени и поколения художника, предлагает анализ трех наиважнейших ипостасей мышления «молодых» эмигрантских писателей. Это мистическая направленность сознания (глава 1), романтические установки в мировоззрении (глава 2), исповедуемая экзистенциальная философия (глава

На защиту выносятся следующие положения:

1. Литературное творчество «молодых» писателей первой русской «эмиграции» может и должно быть рассматриваемо не только в качестве материала для подтверждения или опровержения мифа о «незамеченном поколении», но в первую очередь — в качестве целостного историко-литературного феномена, которому присущи собственные импульсы развития, а также собственные эмоциональные, интеллектуальные и эстетические характеристики.

2. Художники-младоэмигранты, исторически и объективно принадлежа одному поколению, в созданных ими литературных произведениях воспроизвели главнейшие события своей биографии, причем не только индивидуальной, но и общей (типичной) для всей генерации.

3. На разных структурно-поэтических уровнях организации текста отразился в литературном творчестве эмигрантских «сыновей» их душевный опыт с его уникальными психическими комплексами и мировоззренческими установками.

4. Системный сравнительный анализ позволяет обнаружить в текстах разных самобытных художников моменты подспудной, а иногда и сознательно закрепленной общности (сюжеты, мотивы, образы), раскрывающие суть поколенческого единства.

5. Поскольку литературное творчество для младших эмигрантов имело статус бытийный и экзистенциальный, то истолкование и распознавание зашифрованных в литературную форму первопереживаний и первообразов имеет реальный исследовательский смысл.

6. Помимо общности содержательной, нужно говорить и об элементах некоего поэтического и стилевого единства в наследии младоэмигрантов. Оно, в частности, проявляется в настойчивом стремлении реализовать в формах поэтики доминирующие черты поколенческого мировоззрения и мироощущения. К таковым можно отнести мистическое чувство жизни, романтический уклад сознания, устремленность в перспективу экзистенциальной философии. Примером индивидуального претворения этой спонтанно сформировавшейся «поэтики поколения» (В. Хазан) служит проза Гайто Газданова.

Основные научные идеи диссертации, наблюдения и выводы прошли апробацию в виде научных докладов, прочитанных на международных и всероссийских конференциях (Екатеринбург, , Москва, Калининград, Тюмень), в целом ряде научных публикаций, в том числе 7 статьях, опубликованных в ведущих рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК РФ. Содержание работы изложено в двух монографиях. Диссертация обсуждалась на кафедре русской литературы XX века Уральского госуниверситета. Основные положения работы используются автором при чтении спецкурса «Русская литература Зарубежья».

ЧАСТЬ I

СЦЕНАРИЙ ОБЩЕЙ СУДЬБЫ И ЕГО ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ МОДИФИКАЦИИ

Заключение научной работыдиссертация на тему "Самосознание поколения в творчестве писателей-младоэмигрантов"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

О феномене русского «незамеченного поколения», о его ментальной и художественной целостности российские читатели и исследователи литературы узнали, в общем, не так уж давно, однако и сегодня творческое наследие младоэмигрантов зачастую остается не опубликованным или мало популярным. Даже те имена и те книги, которые прочно вошли в наше культурное сознание, в массовом читательском восприятии чаще всего так и существуют отдельными островками, никак друг с другом не связанными. Скажем, был когда-то абсолютно безвестный автор весьма популярных исторических романов Ан. Ладинский, а в 1960-1970-е годы промелькнули, всколыхнув и удивив интеллигенцию, повести В. Андреева. В 1980—1990-е годы из всей эмигрантской литературы на переднюю линию выдвинулся В. Набоков, стал набирать известность Г. Газданов, а вот вывезенные в Германию во время войны русские юноши и девушки зачитывались В. Емельяновым, до сих пор, кстати сказать, в России не переизданным.

В целом «младшее» поколение писателей-эмигратнов в силу вполне объективных причин оказалось довольно закрытым. Плохо уцелели, трудно доступны, разрозненны документальные свидетельства; внутренний мир, эмоциональный состав и даже элементарные факты биографий, многих «молодых» творцов вообще не оставили по себе почти никаких следов. Кто такой М. Агеев, к примеру, очень бы желали знать когда-то сами литераторы-эмигранты; о судьбе печатавшегося в «Числах» А. Алферова Г. Струве сообщает, как бы в порядке вещей, одной фразой - «куда-то потом пропавший Анатолий Алферов»; об И. Болдыреве, о Б. Буткевиче, о В. Емельянове и многих других известны лишь отдельные штрихи. И даже те, кто долгие годы был на виду, кто в разных обстоятельствах и жанрах сам о себе рассказывал (В. Набоков, Н. Берберова, Г. Газданов, Р. Гуль, В. Яновский), даже они хранят свои, как писала Берберова, «600 страниц умолчаний», невзирая на возрастающий интерес нынешних литературоведов.

Словом, представители этого поколения, как любимый ими А. Рембо, оставили за собой некое незаполненное пространство, неразгаданную тайну личного бытия, которая в сочетании с их общей легендой будет долго еще служить источником особого обаяния. Принципиальная незавершенность, отсутствие какой бы то ни было окостенелости, духовная и интеллектуальная открытость, вечный поиск, вечная рефлексия, почти сейсмическая чувствительность к политическим, культурным, историческим событиям и процессам - все это делает генерацию молодых эмигрантских писателей особенно привлекательной.

Задачей данного исследования было посильное восстановление утерянных смысловых сцеплений между разными текстами и разными авторами, а еще точнее и определеннее — стремление показать, что такое восстановление, такая реконструкция возможны и плодотворны, ибо дают перспективу ощутить главенствующие в сознании поколения духовно-ценностные ориентиры, увидеть одно через другое, одно рядом с другим, рассмотреть таинственную и замысловатую связь человеческих судеб, спаянных временем и историей.

В отличие от И. Каспэ, которая изначально подвергает сомнению поколенческое единство младоэмигрантов («Критерии различения "молодых" и "старших", в общем, остаются непроясненными»432), в отличие от Л. Ливака, считающего, что созданный младоэмигрантами в их мемуарах, воспоминаниях, статьях и эссе поколенческий миф не раскрывает истинного смысла их жизнетворческой инерции, а наоборот, препятствует его раскрытию, в отличие от этих, уже состоявшихся и в общем доказательных позиций, представленная работа разворачивает иную систему базовых тезисов.

Сообразно ей, границы поколения «сыновей», маркировка принадлежности к нему вполне ощутимы и определенны - это вехи общей

432 Каспэ И. М. Искусство отсутствовать: Незамеченное поколение русской литературы. М.: НЛО, 2005. С. 38. судьбы. Так, по крайней мере, считали сами младоэмигранты, так считали (если говорить о писателях) «старшие» представители эмигрантского литературного цеха, так считали философы, социологи и педагоги в лице составителей сборника «Дети эмиграции: Воспоминания» (1925). Что касается разоблачения мифа о «незамеченном поколении», созданного, как пишет Л. Ливак, самоописаниями младоэмигрантов, мы, в противоположность канадскому исследователю и поддержавшей его И. Каспэ, приняли этот миф на веру. Приняли не для того, чтобы огрубить и выпрямить отдельные судьбы, индивидуально претворенные образы, но чтобы путем анализа литературных источников и выявления в них повторяющихся схожих элементов и пересекающихся смыслов, миф этот в какой-то степени проверить. Художественное наследие «сыновей» эмиграции при этом понималось нами как единственно достоверный для литературоведческого толкования источник, в котором самым непосредственным образом осуществлялся «перевод» «непосредственного опыта в текст»433, т. е. «перевод» психической, эмоциональной и бытовой реальности в реальность эстетическую.

Отправной точкой наших размышлений была мысль о том, что для воспроизведения структуры какого-либо исторического сознания, его главным постулатам необходимо доверять, только так можно постичь произведенную им культуру и восстановить породивший его контекст. Именно этого результата нам и хотелось достичь. Если учесть, что литературное творчество для «сыновей» эмиграции имело статус бытийный и принадлежало в их глазах сфере духовно-метафизической гораздо более, нежели сфере профессиональной, то истолкование и распознавание зашифрованных в литературную оболочку первопереживаний имеет реальный историко-литературный смысл.

Результаты, к которым мы пришли в процессе исследования, таковы:

433 Лотлтн Ю. Л/., Успенский Б. А. О семиотическом механизме культуры // Лотман Ю. М. Избр. ст.: В 3 т. Таллин: «Александра», 1993. Т. 3. С. 329.

В прозаическом, поэтическом, публицистическом творчестве младоэмигрантов действительно сохранились следы их личного жизненного опыта и связанных с ним переживаний.

Сквозной» темой для многих «молодых» авторов стала гражданская война. На примере творчества Г. Газданова, В. Андреева, И. Савина, В. Смоленского, В. Набокова видно, что в течение долгого времени она служила для «сыновей» эмиграции мощным источником впечатлений и вдохновения. В их текстах она присутствует в виде лирического подтекста, в виде трагического пафоса, в виде приключенческого сюжета или повторяющихся константных образов.

Структурообразующим в творчестве большинства художников младшего эмигрантского поколения явился мотив странствия, связанный с ним мотив пути. Его символами стали образы уходящих поездов и отплывающих пароходов. Рассмотрев использование этих символов в прозе В. Набокова и Г. Газданова, в стихах, прозе, публицистике и днвниках Б. Поплавского, можно сделать вывод о том, что «поезда» и «корабли» не просто пронизывают художественное пространство каждого автора в отдельности, но и рифмуют их между собой, сопрягают в единый поэтический контекст.

Особо значимой темой для «молодых» авторов эмиграции оказалась тема соединения разных культурно-национальных начал, а также связанная с ней тема культурной и национальной самоидентификации. При сравнении творчества 3. Шаховской, А. Труайя, В. Варшавского, В. Андреева, Н. Берберовой, И. Одоевцевой, Р. Гуля, Б. Поплавского, В. Набокова, Г. Газданова видно, насколько этот вопрос, очень непростой и болезненный, и в языковом, и в стилевом, и в структурно-поэтическом смысле по-разному в их произведениях разрешается.

Вне родины литературная деятельность рассматривалась многими младоэмигрантами как единственная возможность собственной экзистенциальной и социальной реабилитации. Их отношение к собственному литературному труду было особенным: в нем «молодые» авторы пытались воссоздать, воплотить и даже мифологизировать себя, свою биографию, свой душевный состав. Очевидный и скрытый автобиографизм проступает почти у всех писателей-младоэмигрантов. Примером для анализа послужило творчество Н. Берберовой и В. Емельянова.

В конечном счете, поколение «сыновей» сформировало для себя вполне конкретный запас духовно-нравственных ценностей, которые в той или иной степени исповедовались всеми его представителями. В первую очередь, объединяла их идея относительности посюстороннего материального бытия, мысль о возможном его преодолении. При сравнении таких разных текстов, как роман В. Набокова «Приглашение на казнь» и дневниковые записи Б. Вильде это особенно чувствуется.

Несмотря на то, что Берберова сетовала на отсутствие стиля у представителей ее поколения, с позиции временной вненаходимости ясно, что элементы некоего стилевого единства в наследии младоэмигрантов, конечно, присутствуют. Прежде всего, это единство проявляется в настойчивом стремлении реализовать в формах поэтики доминирующие черты поколенческого мировоззрения и мироощущения. Таковыми, на наш взгляд, явились: мистичское чувство жизни, романтический уклад сознания, стремление ставить и разрешать вопросы экзистенциального свойства. Примером того, как эти установки эмоционального и интеллектуального характера реализовались в художественном мышлении «молодых» эмигрантских писателей, послужила проза Г. Газданова.

Список научной литературыМатвеева, Юлия Владимировна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Терапиано Ю. К. Блистательный Монпарнасс // Встречи, 1926 - 1971. М., 2002. С. 80-81.

2. Зданевич И. Борис Поплавский // Поплавский Б. Покушение с негодными средствами. Неизвестные стихотворения. Письма к И. М. Зданевичу / Сост. и предисл. Р. Гейро. Москва: Гилея; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1997. С. 115.

3. Поплавский Б. Письма к И. М. Зданевичу // Там же. С. 94.

4. Шаховская 3. А. Отражения // Шаховская 3. А. В поисках Набокова. Отражения. М., 1991. С. 117.

5. Потавский Б. О мистической атмосфере молодой литературы в эмиграции // Числа. 1930. Кн. 2-3. С. 309.

6. Вейдле В. Умирание искусства // Умирание искусства / Сост. В. М. Толмачев, М., 2001. С. 17.

7. Оцуп Н. А. Николай Гумилев // Оцуп H. А. Литературные очерки. С. 30.

8. Струве Г. П. Русская литература в изгнании. Париж; Москва, 1996. С. 159, 310.

9. Варшавский В. С. Незамеченное поколение. Нью-Йорк, 1956. С. 171, 185.

10. Яновский В. С. Поля Елисейские // Соч. : В 2 т. М., 2000. Т. 2. С. 228.

11. Тарасова Н. Джим и его хозяин // Грани. 1956. № 32. С. 233-235.

12. Вейдле В. Рец.: В. Емельянов. «Свидание Джима» // Современные записки. 1939. № 68. С. 479.

13. Вейдле В. Умирание искусства. С. 48.

14. Бахтин M. М. Искусство и ответственность // Бахтин M. М. Работы 1920-х годов. Киев, 1994. С. 7.

15. Гиппиус 3. Н. Письмо к H. Берберовой от 09.11.1929 // Гиппиус 3. H. Письма к Берберовой и Ходасевичу / Ed by Erika Freiberger Sheikholeslami. Michigan; Heatherway: Ann Arbor / Ardis, 1979. C. 31.

16. Берберова H. H Курсив мой: Автобиография. М.: Согласие, 1996. С. 522-523. В дальнейшем «Курсив» в этой главе цитируется по данному изданию с указанием в квадратных скобках номера страницы.

17. Берберова Н. Советская критика сегодня // Новый журнал. 1966. № 85. С. 82-106; № 86. С. 105-128.

18. Берберова Н. Ы. Предисловие к «Железной женщине» // Там же. С. 197-198.

19. Берберова Н. Н. Чайковский // Там же. С. 46-47.

20. Вейдле В. Русская литература в эмиграции. (Новая проза) // Возрождение. 1930. 19 июня.

21. Лосев Л. Ф. Диалектика мифа//Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 94.

22. Valentina Khodasevich and Olga Margolina-Khodasevich Unpublished letters to Nina Berberova / Ed. by R. D. SILVESTER. Berkeley. 1979.

23. Гиппиус 3. Н. Письмо к Н. Берберовой от 09.17.1926 // Гиппиус 3. Н. Письма к Берберовой и Ходасевичу. С. 8.

24. Гиппиус 3. Н. Письмо к Н. Берберовой от 11.01.1926 // Там же. С. 10.

25. Будницкий О. В. «Дело» Нины Берберовой // Новое лит. обозрение. 1999. № 39. С. 141-173.

26. Ронен О. Указ. соч. С. 213-220.

27. Варшавский В. О прозе «младших» эмигрантских писателей // Современные записки. 1936. № 61. С. 409414.

28. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина: Работы о Набокове. СПб.: Академ, проект, 2004. С. 107— 120.

29. Мельников Н. Указ. соч. С. 81.

30. Набоков В. В. Другие берега // Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 4. С. 287.

31. Цит. по: Долинин А. А., Тииенчик Р. Д. Комментарии // Набоков В. В. Рассказы. Приглашение на казнь: роман. Эссе, рецензии, интервью. М., 1989. С. 518.

32. Набоков В. Предисловие к английскому переводу романа «Приглашение на казнь» ("Invitation to а Beheading") // В. В. Набоков: pro et contra. С. 48.

33. Набоков В. Интервью Олвину Тоффлеру. Март 1963 // Набоков о Набокове и прочем: Интервью, рецензии, эссе / Сост. Н. Г. Мельников. М., 2002. С. 157.322 Там же. С. 156.

34. Философский энциклопедический словарь / Редкол.: Аверинцев С. и др. 2-е изд. М.: Сов. энцикл., 1989. С. 127.

35. Бердяев Н. А. По поводу «Дневников» Б. Поплавского // Современные записки. 1939. № 68. С. 441-446. Цит. по: Борис Поплавский в оценках и воспоминаниях современников. СПб: Logos; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1993. С. 150.331 Там же.

36. Вильде Б. Дневник и письма из тюрьмы, 1941-1942. С. 52. Здесь и далее в этой главе записи Б. Вильде цитируются по данному изданию с указанием в квадратных скобках номера страницы.

37. По мнению Л. Бергсона, видения, восторженный экстаз, озарения — это как раз те эмоционально-психические состояния, которые свойственны мистической душе. См.: Бергсон А. Два источника морали и религии: Пер. с фр. М.: Канон, 1994. С. 245.

38. Бердяев Н. А. Новое религиозное сознание и общественность // Бердяев Н. А. Новое религиозное сознание и общественность. М.: Канон+, 1999. С. 10.

39. Давыдов С. Указ. соч. С. 480.

40. Humbert A. Notre guerre. Paris: Emile-Paul, 1946.

41. Давыдов С. Указ. соч. С. 487.

42. Варшавский В. О прозе «младших» эмигрантских писателей // Современные записки. 1936. № б 1. С. 412.

43. Набоков В. Николай Гоголь // Набоков В. Лекции по русской литературе. М., 1996. С. 31-134.

44. Ллександров В. Е. Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика. СПб.: Алетейя, 1999. С. 18.

45. Варшавский В. Ожидание. Париж, 1972.

46. ЦГАЛИ. Ф. 1464. On. 1. Ед. хр. 60. Л. 1-2.

47. Осоргин М. А. Вольный каменщик. Указ. изд.

48. Бердяев Н. А. Философия свободного духа. Проблематика и апология христианства // Бердяев H. А. Философия свободного духа. М., 1994. С. 163.

49. Емельянов В. Свидание Джима. Париж, 1964.

50. Вейдле В. Русская литература в эмиграции П Возрождение. 1930. 19 июня.

51. Варшавский В. О прозе «младших» эмигрантских писателей // Современные записки. 1936. № 61. С. 412.

52. Газданов Г. Из записных книжек // Мосты. 1965. №11.

53. Гегель Ф. Эстетика: В 4 т. М.: Искусство, 1968. Т. 1. С. 307.

54. Бердяев Н. А. Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого // Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993. С. 254.

55. Шульман М. Ю. Газданов и Набоков // Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., поев. 95-летию со дня рождения / Сост. М. А. Васильева. М., 2000. С. 16. (Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»: Материалы и исслед.; Вып. 1.)

56. Адамович Г. Комментарии//Числа. 1930. № 1.С. 142.

57. Газданов Г. Заметки об Эдгаре По, Гоголе и Мопассане // Воля России. 1929. № 5-6. С. 96-107.

58. Термин принадлежит испанскому философу М. Унамуно См.: Унамуно М. О трагическом чувстве жизни // Даугава. 1990. № 2. С. 94-100.

59. Газданов Г. О Чехове // Новый журнал. 1964. № 76. С. 137.

60. Агеев М. Роман с кокаином. - Ростов н /Д: Феникс, 2000. - 156 с.

61. Андреев В. Л. Детство. Повесть. - М.: Сов. писатель, 1966. - 275 с.

62. Андреев В. Л. Дикое поле. - М.: Сов. писатель, 1967. - 391 с.

63. Андреев В. Л. История одного путешествия. Повести. — М.: Советский писатель, 1974. - 320 с.

64. Андреев В., Сосинский В., Прокша Л. Герои Олерона. — Минск: Изд-во «Беларусь», 1965. - 105 с.

65. Берберова Н. Н. Облегчение участи. Шесть повестей. — Париж: УМСА-РгеББ, 1949.

66. Берберова Н. Н. Рассказы в изгнании. - М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1994.-331 с.

67. Берберова Н. Н. Курсив мой: Автобиография /Вступ. ст. Е. В. Витковского; Коммент. В. П. Кочетова, Г. И. Мосешвили. - М.: Согласие, 1996. - 735 с.

68. Берберова Н. Н. Бородин; Мыс бурь; Повелительница; Набоков и его «Лолита». — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. — 368 с.

69. Берберова Н. Н. Неизвестная Берберова: Роман, стихи, статьи. — СПб.: Лимбус- Пресс, 1998. - 288 с.

70. Берберова Н. Н. Без заката; Маленькая девочка; Рассказы не о любви; Стихи. - М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1999. - 400 с.

71. Берберова Н. Н. Биянкурские праздники; Рассказы в изгнании. - М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1999. — 464 с.

72. Берберова Н. Н. Чайковский; Железная женщина; Рассказы в изгнании; Набоков и его «Лолита». - М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2001. — 672 с.

73. Божнев Б. Борьба за несуществованье. - Париж, 1925. — 94 с.1

74. Болдырев И. Мальчики и девочки. - Париж; Берлин: Изд-во «Новые писатели», 1929. — 173 с.

75. Варшавский В. С. Из записок бесстыдного молодого человека // Числа. — 1930.-Кн. 2/3.

76. Варшавский В. С. Семь лет. — Париж, 1950. - 301 с.

77. Варшавский В. С. Ожидание. — Paris, 1972. — 303 с.

78. Вилъде Б. Дневник и письма из тюрьмы, 1941—1942 / Пер. с фр. М. А. Иорданской. -М.: Рус. путь, 2005. - 160 с.

79. Вернуться в Россию — стихами. 200 поэтов эмиграции: Антология / Сост., авт. предисл., коммент. и биогр. сведений В. Крейд. - М.: Республика, 1995.-688 с.

80. В Россию ветром строчки занесет.: Поэты «парижской ноты» / Сост., предисл., примеч. В. Крейда. — М.: Мол. гвардия, 2003. - 384 с.

81. Газданов Г. И. Собр. соч.: В 3 т. / Сост., подг. текста JI. Диенеша, С. С. Никоненко, Ф. X. Хадоновой. — М.: Согласие, 1996.

82. Гуль Р. Б. Я унес Россию: Апология эмиграции: В 3 т. / Предисл. к каждому тому О. Коростелева. - М.: Б.С.Г.-Пресс, 2001.

83. Емельянов В. Ночь на Босфоре (отрывок из повести «Рейс») // Грани. -1959.-№41.-С. 39^44.

84. Емельянов В. Свидание Джима. - Париж, 1964. - 120 с.

85. ЗуровЛ. Кадет. - Рига: Саламандра, 1928. - 175 с.

86. Иванов Г. В. Собр. соч.: В 3 т. / Сост. Е. В. Витковского. - М.: Согласие, 1994.

87. Кнут Д. Избр. стихи. - Париж, 1949. - 190 с.

88. Кнут Д. Собр. соч.: В 2 т. / Сост. и коммент. В. Хазана; Вступ. ст. Д. Сегала. - Иерусалим: Еврейский ун-т, 1997.

89. Ковчег: Поэзия первой эмиграции / Сост., авт. предисл. и коммент. В. Крейд. - М.: Политиздат, 1991. - 511 с.

90. Ладинский А. Северное сердце. — Париж, 1937. — 57 с.

91. Ладинский А. Пять чувств: Четвертая кн. стихов. - Париж: YMCA-press, 1939.-62 с.

92. Лукам И. С. Соч.: В 2 т. / Сост. и вступ. ст. М. Д. Филина. - М.: НГЖ «Интелвак», 2000.

93. Мы. Женская проза русской эмиграции / Сост., вступ. ст. и коммент. О. Р. Демидовой. - СПб.: РХГИ, 2003. - 624 с.

94. Набоков В. В. Собр. соч.: В 4 т. / Сост. В. В. Ерофеев. - М.: Правда, 1990.

95. Набоков В. В. Собр. соч. русского периода: В 5 т. / Сост. Н. И. Артеменко-Толстой; Предисл. А. А. Долинина. - СПб.: Симпозиум, 1999-2000.

96. Набоков В. В. Собр. соч. американского периода: В 5 т.: Пер. с англ / Сост. С. Б. Ильин, А. К. Кононов; Коммент. А. М. Люксембурга. — СПб.: Симпозиум, 1999-2000.

97. Одоевцева И. В. Избранное: Стихотворения. На берегах Невы. На берегах Сены / Сост., подг. текста, вступ. ст. Е. В. Витковского; Послесл. А. П. Колоницкой. - М.: Согласие, 1998. - 960 с.

98. Оцуп Н. А. Жизнь и смерть: Стихи. В 2 т. / Предисл. К. Померанцева. -Париж, 1961.

99. Оцуп Н. А. Океан времени: Стихотворения; Дневник в стихах; Статьи и воспоминания / Сост., вступ. ст. Л. Аллена; Коммент. Р. Тименчика. — СПб.: Logos; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1994. - 615 с.

100. Поплавский Б. Неизданное: Дневники, статьи, стихи, письма / Сост. и коммент. А. Богословского и Е. Менегальдо. - М.: Христианское изд-во, 1996.-512 с.

101. Поплавский Б. Покушение с негодными средствами: Неизвестные стихотворения, письма к И. М. Зданевичу / Сост. и предисл. Р. Гейро. - М.: Гилея; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1997. — 160 с.

102. Поплавский Б. Автоматические стихи / Подг. текста А. Богословского, Е. Менегальдо; Вступ. ст. Е. Менегальдо. -М.: Согласие, 1999. - 228 с.

103. Поплавский Б. Соч. / Общ. ред. и коммент. С. А. Ивановой. — СПб.: Летний Сад: Журн. «Нева», 1999. - 448 с.

104. Поплавский Б. Собр. соч.: В 3 т. Т. 2: Аполлон Безобразов; Домой с небес: Романы / Подг. текста, коммент. А. Богословского, Е. Менегальдо. - М.: Согласие, 2000. - 464 с.

105. Поплавский Б. Неизданные стихи / Сост. и вступ. ст. Е. Менегальдо. - М.: ТЕРРА - Книжный клуб, 2003. - 176 с.

106. Савин И. Ладонка: Кн. лирики. — Нью-Йорк: «Перекличка», воен.-полит, журнал Общества Галлиполийцев, 1958. — 79 с.

107. Савин И. «Мой бедный витязь.» / Сост. В. Леонидова. - М., 1998.

108. Смоленский В. А. «О гибели страны единственной.»: Стихи и проза. — М.: Рус. путь, 2001. - 288 с.

109. Труайя А. Моя столь длинная дорога / Пер. с фр. Н. Унанянц. — М.: Эксмо, 2005.-420 с.

110. Труайя А. Сын сатрапа / Пер. с фр. Л. Дмитриенко. - М.: Эксмо, 2005. -192 с.

111. Фельзен Ю. Счастье. Роман. - Берлин: Парабола, 1932. — 194 с.

112. Фельзен Ю. Письма о Лермонтове. - Париж: Изд. Коллегия парижск. объединения писателей, 1935. — 136 с.

113. Ходасевич В. Ф. Колеблемый треножник: Избранное / Сост. и подг. текста В. Г. Перельмутера; Коммент. Е. М. Беня. — М.: Сов. писатель, 1991 — 688 с.

114. Шаховская 3. А. Таков мой век: Пер. с фр. - М.: Рус. путь, 2006. - 672 с.

115. Штейгер А. Дважды два четыре: Стихи, 1926-1939. — Париж: Рифма, 1950.-61 с.

116. Яновский В. С. Соч.: В 2 т. / Предисл., сост. Н. Мельникова; Примеч. Н. Мельникова, О. Коростелева. — М.: Гудьял-Пресс, 2000.1.

117. Аверин Б. В. Дар Мнемозины: Романы Набокова в контексте русской автобиографической традиции. — СПб.: Амфора, 2003. - 400 с.

118. Адамович Г. В. Одиночество и свобода. - Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1955.-317 с.

119. Адамович Г. В. Одиночество и свобода / Сост., предисл. и примеч. В. Крейда. - М.: Республика, 1996. — 447 с.

120. Адамович Г. В. Собр. соч. «Комментарии» / Сост., послесл. и примеч. О. А. Коростелева. - СПб.: Алетейя, 2000. - 472 с.

121. Адамович Г. В. Сомнения и надежды / Сост., вступ. ст. и коммент. С. Федякина. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. - 448 с.

122. Азаров Ю. А. Диалог поверх барьеров: Литературная жизнь русского зарубежья: центры эмиграции, периодические издания, взаимосвязи (19181940). - М.: Совпадение, 2005. - 335 с.

123. Айхенвальд Ю. Рец. на книгу стихов И. Савина «Ладонка» // Руль. - 1926. - 25 авг.

124. Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей / Предисл. В. Крейда. — М.: Республика, 1994.-591 с.

125. Александров В. Е. Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика / Пер. с англ. Н. А. Анастасьева; Под ред. Б. В. Аверина и Т. Ю. Смирновой. - СПб.: Алетейя, 1999. - 320 с.

126. Анастасьев Н. А. Феномен Набокова. — М.: Сов. писатель, 1992. — 316 с.

127. Анастасьев Н. А. Владимир Набоков. Одинокий король. - М.: Изд-во Центрполиграф, 2002. — 526 с.

128. Андреева Н. В. Черты культуры XX века в романе Бориса Поплавского «Аполлон Безобразов»: Автореф. дис. канд. филос. наук. — М., 2000.

129. Анненков Ю. Дневник моих встреч: Цикл трагедий. — М.: Захаров, 2001. — 512 с.

130. Бабичева Ю. В. Гайто Газданов и творческие искания Серебряного века: Учеб. пособие. - Вологда: Изд-во ВГПУ «Русь», 2002. - 86 с.

131. Барковская Н. В. Стилевой импульс «бестактности» в творчестве Б. Поплавского // XX век. Литература. Стиль: Стилевые закономерностирусской литературы XX века (1900-1950) / Отв. ред. В. В. Эйдинова. -Екатеринбург, 1998. - С. 104-114.

132. Барковская Н. В. Литература русского зарубежья (первая волна): Учеб. пособие. - Екатеринбург: Изд-во АМБ, 2001. - 156 с.

133. Бахрах А. В. Партизаны во Франции (о кн. Газданова «Партизаны во Франции») // Русские новости. - 1946. - 8 нояб.

134. Бахрах А. В. По памяти, по записям. Литературные портреты. — Париж: La press libre, 1980.-206 с.

135. Бахрах А. В. Бунин в халате. По памяти, по записям. — М.: Вагриус, 2005. - 592 с.

136. Бахтин M. М. Эстетика словесного творчества / Сост. С. Г. Бочаров. - М.: Искусство, 1986.-445 с.

137. Бахтин M. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. - М.: Худож. лит., 1990. — 543 с.

138. Бахтин M. М. Работы 20-х годов. - Киев: Next, 1994. - 384 с.

139. Бахтин M. М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук / Сост. С. Г. Бочаров. - СПб.: Азбука, 2000. - 336 с.

140. Бейзак М. Культура русской эмиграции во Франции: Хроника (19201930). - Paris: Presses Universitaires de Franse, 1971.

141. Берберова H. H. Великий век I ! Новый журнал. - 1961. — № 64. - С. 119140.

142. Берберова H. Н. Советская критика сегодня // Там же. — 1966. — № 85. - С. 82-106; № 86. - С. 105-128.

143. Бергсон А. Материя и память. Исследование об отношении тела к духу/ Пер. с фр. - СПб., 1911.-268 с.

144. Бергсон А. Собр. соч.: В 4 т. - М.: Моск. клуб, 1992. - Т. 1. - 325 с.

145. Бергсон А. Два источника морали и религии: Пер с фр. - М.: Канон, 1994. -382 с.

146. Бердяев Н. А. Об авторитете, свободе и человечности // Путь. — 1936. — № 50. - С. 37-49.

147. Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. - М.: Правда, 1989. - 607 с.

148. Бердяев Н. А. Новое средневековье: Размышления о судьбе России и Европы. - М.: Феникс; ХДС-пресс, 1991.-81 с.

149. Бердяев Н. А. Самопознание. - М.: Книга, 1991. - 445 с.

150. Бердяев Н. А. Философия свободного духа. - М.: Республика, 1994. -479 с.

151. Бердяев Н. А. О человеке, его свободе и духовности. Избр. труды / Ред.-сост. Л. И. Новикова, И. Н. Сиземская. - М.: Флинта, 1999. - 312 с.

152. Бицилли П. М. К пониманию современной культуры (проблема универсального языка) // Современные записки. - 1932. - Т. 49. - С. 318—334.

153. Бицилли 77. М. Венок на гробе Романа // Числа. - 1933. - Кн. 7/8. - С. 166— 173.

154. Бицилли 77. М Несколько заметок о современной зарубежной литературе //Новый Град.-1936.-№ 11.- С. 131-135.

155. Бицилли 77. М. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи; рецензии / Сост. и вступ. ст. М. А. Васильевой. - М.: Рус. путь, 2000. — 608 с.

156. Богомолов Н. А. Русская литература первой трети XX века: Портреты. Проблемы. Разыскания. - Томск: Изд-во «Водолей», 1999. — 640 с.

157. Богомолов Н. А. От Пушкина до Кибирова. Статьи о русской литературе, преимущественно о поэзии. - М.: Новое лит. Обозрение, 2004. - 623 с.

158. Богословский А. 77. Борис Юлианович Поплавский (1902—1935): Материалы // Вестн. РХД. - 1990. - С. 246-259.

159. Бойд Б. Владимир Набоков. Русские годы: Биография / Пер. с англ. Г. Лапиной. - СПб.: Независимая газета: Симпозиум, 2001. - 695 с.

160. Борис Поплавский в оценках и воспоминаниях современников / Предисл. JL Аллена, О. Гриз. - СПб.: Logos; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1993.- 184 с.

161. Будницкий О. В. «Дело» Нины Берберовой // Новое лит. обозрение. — 1999.-№39.-С. 141-173.

162. Бунин И. А. Памяти Ивана Савина // Последние новости. - 1932. - 15 июля.

163. Бунин И. А. Освобождение Толстого // Собр. соч.: В 6 т. — М.: Худож. лит, 1988.-Т. 6.-719 с.

164. Буслакова Т. П. Парижская «нота» в русской литературе: взгляд критики // Русская культура XX века на родине и в эмиграции: Имена. Проблемы. Факты. -М, 2000. - С. 90-101.

165. Валентина Ходасевич и Ольга Марголина-Ходасевич. Неизданные письма к Н. Берберовой / Ed. by R. D. Sylvester. - Berkeley, 1979.

166. Варшавский В. С. О «герое» молодой эмигрантской литературы // Числа. - 1932.-Кн. 6.-С. 164-172.

167. Варшавский В. С. О прозе «младших» эмигрантских писателей // Современные записки. - 1936. - Т. 61. - С. 409-414.

168. Варшавский В. С. О Поплавском и Набокове // Опыты. — 1955. — № 4. -С. 65-72.

169. Варшавский В. С. Незамеченное поколение. - Нью-Йорк: Изд. им. Чехрва, 1956. (Репринт, изд.: М.: ИНЭКС, 1992.)-387 с.

170. Васильева М. А. Неудачи «Чисел» // Лит. обозрение. - 1996. - № 2. - С. 63-69.

171. Васильева М. А. К проблеме «незамеченного поколения» во французской литературе // Русские писатели в Париже: Взгляд на французскую литературу: 1920-1940. - М.: Русский путь, 2007. - С. 43-62.

172. Вейдле В. В. Монпарнасские мечтания // Современные записки. - 1931 — Т. 47. - С. 457-467.

173. Вейдле В. В. Нина Берберова. «Последние и первые» // Там же. - С. 494496.

174. Вейдле В. В. Одиночество художника // Новый Град. - 1933. - № 7. - С. 52-62.

175. Вейдле В. В. Г. Газданов. История одного путешествия // Русские записки. - 1939. -№ 14. - С. 200-201.

176. Вейдле В. В. Умирание искусства. - М.: Республика, 2001. — 448 с.

177. Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., поев. 95-летию со дня рождения / Сост. М. А. Васильева. - М.: Рус. путь, 2000.- 308 с. -(Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»: Материалы и исслед.; Вып. 1).

178. Выготский JI. С. Собр. Трудов: Анализ эстетической реакции; Трагедия о Гамлете, принце Датском У. Шекспира; Психология искусства. / Науч. ред. В. В. Иванова и И. В. Пешкова. Коммент. В. В Иванова. — М.: Лабиринт, 2001.-479 с.

179. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики: Пер. с нем. / Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова. - М.: Прогресс, 1988. - 699 с.

180. Гадамер Х.-Г. Актуальность прекрасного: Пер. с нем. — М.: Искусство, 1991.-367 с.

181. Газданов Г. И. Заметки об Эдгаре По, Гоголе и Мопассане // Воля России. - 1929. -№ 5/6. - С. 96-107.

182. Газданов Г. Мысли о литературе // Новая газета. - 1931. - 15 апр.

183. Газданов Г. И. О Поплавском // Современные записки. - 1935. - Т. 59 -С. 462-466.

184. Газданов Г. И. О молодой эмигрантской литературе // Там же. - 1936. -Т. 60. - С. 404-408.

185. Газданов Г. И. Б. Поплавский. «Снежный час» // Там же. - 1936. - Т. 61. - С. 465-466.П\. Газданов Г. О Гоголе II Мосты. - 1960. - № 5. - С. 171-184.

186. Газданов Г. О Чехове // Новый журнал. - 1964. - № 76. - С. 128-140.

187. Газданов и мировая культура: Сб. ст. / И. В. Кондаков, JI. Б. Брусиловская, В. С. Березин и др.; Ред.-сост. JI. В. Сыроватко. -Калининград: ГП «КГТ», 2000. - 238 с.

188. Гайто Газданов и «незамеченное поколение»: писатель на пересечении традиций и культур: Сб. науч. тр. ИНИОН РАН / Сост. Т. Н. Красавченко (отв. ред.), М. А. Васильева, Ф. X. Хадонова. - М., 2005. - 344 с.

189. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос. — М.: Прогресс: Культура, 1994. - 479 с.

190. Гегель Ф. Эстетика: В 4 т. - М.: Искусство, 1968. - Т. 1. - 312 с.

191. Герра Р. Они унесли с собой Россию. Русские эмигранты-писатели и художники во Франции (1920—1970). - СПб.: Изд-во «Русско-Балтийский информ. центр "БЛИЦ"», 2004. - 186 с.

192. Гинзбург JI. Я. О психологической прозе. - М.: Intrada, 1999. — 416 с.

193. Гиппиус 3. Н. Письма к Берберовой и Ходасевичу / Ed. by Erika Freiberger Sheikholeslami. — Michigan; Heatherway: Ann Arbor. Ardis, 1978.

194. Гиппиус 3. Я. Дневники: В 2 кн. - M.: НПК «Интелвак», 1999.

195. Гиппиус 3. Н. Чего не было и что было. Неизвестная проза (1926—1930 гг.) / Сост, вступ. ст., коммент. А. Н. Николюкина. — СПб.: ООО «Изд-во "Росток"», 2002. - 592 с.

196. Голубков М. М. Русский Сирин: эстетизм как творческая позиция Владимира Набокова // Лит. учеба. - 2004. - № 3. - С. 82-103.

197. Гудков Л. Негативная идентичность: ст. 1997-2002 годов. — М.: Новое лит. обозрение, 2004. - 812 с.

198. Гуль Р. Б. N. Berberova. Tht Italics Are Mine (рец. на англ. изд.) // Новый журнал. - 1970. - № 99. - С. 283-292.

199. Гуль Р. Б. «Одвуконь»: Советская и эмигрантская литература. Нью-Йорк: Изд-во «Мост», 1973.

200. Гурееич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». — М.: Индрик, 1993.-328 с.

201. Дальние берега: Портреты писателей эмиграции. Мемуары / Сост., авт. предисл. и коммент. В. Крейд. -М.: Республика, 1994.

202. Демидова О. Р. Метаморфозы в изгнании: Литературный быт русского зарубежья. - СПб.: Гиперион, 2003. - 296 с.

203. Демидова О. Р. Женская проза и Большой канон литературы русского зарубежья // Мы: Женская проза русской эмиграции / Сост., вступ. статья и коммент. О. Р. Демидовой. - СПб., 2003. - С. 3-18.

204. Дети эмиграции: Воспом. Сб. статей / Под ред. проф. В. В. Зеньковского. - М.: Аграф, 2001.-256 с.

205. Диенеш Л. Гайто Газданов: Жизнь и творчество / Пер. с англ. Т. К. Салбиева. - Владикавказ: Изд-во Сев.-Осет. ин-та гуманит. исслед., 1995. — 304 с.

206. Долинин А. А. Истинная жизнь писателя Сирина. — СПб.: Академ, проект, 2004. - 400 с.

207. Дубин Б. В. Сюжет поражения (несколько общесоциологических примечаний к теме литературного успеха) // Новое лит. обозрение. — 1997. — №25.-С. 120-130.

208. Дубин Б. В. Интеллектуальные группы и символические формы: Очерки социологии современной культуры. - М.: Новое изд-во, 2004. — 352 с.

209. Елагин И. Рец.: «Ладонка» // Новое русское слово. - 1959. — 15 февр.

210. Ермилова Е. В. Поплавский // Литература русского зарубежья, 19201940. - М., 1999. - Вып. 2. - С. 233-249.

211. Есаулов И. Праздники. Радости. Скорби // Нов. мир. - 1992. — № 10. - С. 232-242.

212. Жердева В. М. Экзистенциальные мотивы в творчестве писателей «незамеченного поколения» русской эмиграции (Б. Поплавский, Г. Газданов): Автореф. дис. канд. филол. наук. -М., 1999.

213. Жирмунский В. М. Немецкий романтизм и современная мистика / Предисл. и коммент. А. Г. Аствацатурова. - СПб.: Аксиома: Новатор, 1996. -232 с.

214. Жолковский А. К. «Блуждающие сны» и другие работы. — М.: Наука, 1994.-429 с.

215. Зайцева-Соллогуб Н. Б. «Напишите мне в альбом.»: Беседы с Н. Б. Соллогуб в Бюсси-ан-От / Авт.-сост. О. А. Ростова; Коммент. Л. А. Мнухина, - М.: Рус. путь, 2004. - 280 с.

216. Заманская В. В. Русская литература первой трети XX века: проблема экзистенциального сознания. — Ектеринбург: Изд-во Урал, ун-та; Магнитогорск, 1996. - 230 с.

217. Зверев А. М. Парижский топос Газданова // Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., поев. 95-летию со дня рождения / Сост. М. А. Васильева. — М.5 2000. (Библтотека-фонд «Русское Зарубежье»: Материалы и исслед.; Вып. 1). - С. 58-66.

218. Зверев А. М. Повседневная жизнь русского литературного Парижа, 19201940. - М.: Мол. гвардия, 2003. - 372 с.

219. Зверев А. М. Набоков. - М.: Мол. гвардия, 2004. - 453 с.

220. Земское В. Б. Экстерриториальность как фактор творческого сознания // Русское Зарубежье: приглашение к диалогу: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Л. В. Сыроватко. — Калининград, 2004. - С. 7-14.

221. Земское В. Б. Писатели цивилизационного «промежутка»: Газданов, Набоков и другие // Гайто Газданов и «незамеченное поколение»: писатель на пересечении традиций и культур: Сб. науч. тр. ИНИОН РАН / Отв. ред. Т.H. Красавченко. - М., 2005. - С. 7-15.

222. Зензинов В. Рец.: Иван Болдырев. «Мальчики и девочки»; В. С. Яновский. «Колесо» // Современные записки. - 1930. — Т. 42. — С. 525—529.

223. Зенкин С. Н. Работы по французской литературе. - Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1999. - 320 с.

224. Зенкин С. Н. Французский романтизм и идея культуры (аспекты проблемы). — М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2001. - 290 с.

225. Иваницкая С. Л. О русских парижанах. «Сколько их, этих собственных лиц моих»? — М.: Эллис Лак, 2006. — 480 с.

226. Иванов Г. В. Рецензия на романы В. Набокова «Машенька», «Король, дама, валет», «Защита Лужина», «Возвращение Чорба» // Числа. — 1930. - Кн.1.-С. 233-236.

227. Иванов Г. В. Без читателя // Там же. - 1931. - Кн. 5. - С. 148-152.

228. Иванов Г. В. О новых русских людях // Там же. - 1933. - Кн. 7/8. - С. 184-194.

229. Иваск Ю. Две книги о Газданове // Русская мысль. - 1983. - 28 апр.Из писем Георгия Адамовича Игорю Чиннову / Публ. Е. Миллер // Новый журнал. - 1989.- № 175. - С. 246-262.

230. Ильин И. А. Одинокий художник / Сост., предисл. и примеч. В. И. Белова. - М.: Искусство, 1993. - 348 с.

231. Историческая поэтика: Лит. эпохи и типы худож. сознания. - М.: Наследие, 1994.-512 с.

232. Кабалоти С. Поэтика прозы Гайто Газданова 20-30-х годов. — СПб.: Петербургский писатель, 1998. — 336 с.

233. Казак В. Лексикон русской литературы XX века: Пер. с нем. - М.: РИК «Культура», 1996. - 494 с.

234. Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде // Камю А. Бунтующий человек. Философия. Искусство. Политика. Искусство. — М.: Политиздат, 1990.-415 с.

235. Каспэ И. М. Искусство отсутствовать: Незамеченное поколение русской литературы. — М.: Новое лит. обозрение, 2005. - 192 с.

236. Колобаева Я. А. От временного к вечному (феноменологический роман в русской прозе XX века) // Вопр. литературы. - 1998. - № 3. - С. 132—144.

237. Корляков А. Русская эмиграция в фотографиях. Франция, 1917-1947. (Eémigration russe en photos. France, 1917-194). - Paris: YMCA-Press, 2001. -300 c.

238. Коростелев О. A. Роман Гуль — редактор «Нового журнала» // Гуль Р. Б. Я унес Россию: Апология эмиграции. Т. 3: Россия в Америке. - М., 2001. — С. 5-22.

239. Коростелев О. А. «Опыты» в отзывах современников // Литературовед, журн. — 2003. - № 17.-С. 3-46.

240. Коростелев О., Федякин С. Полемика Г. В. Адамовича и В. Ф. » Ходасевича (1927-1937) // Рос. литературовед, журн. - 1994. - № 1. - С. 204208.

241. Косиков Г. К. Шарль Бодлер между «восторгом жизни» и «ужасом жизни» // Бодлер Ш. Цветы Зла: Стихотворения в прозе / Сост., вступ. ст. Г. К. Косикова; Коммент. А. Н. Гиривенко, Е. В. Баевской, Г. К. Косикова. — М., 1993.-С. 5-40.

242. Красавченко Т. Н. Гайто Газданов: Философия жизни // Рос. литературовед, журн. - 1993. - № 2. - С. 97-108.

243. Крейд В. П. Поэзия первой эмиграции // Ковчег: Поэзия первой эмиграции / Сост., авт. предисл. и коммент. В. Крейд. - М., 1991. — С. 3-21.

244. Крейд В. П. О духовном опыте эмигрантской поэзии // Вернуться в Россию - стихами. 200 поэтов эмиграции: Антология / Сост., авт. предисл., коммент. и биогр. сведений В. Крейд. — М., 1995. - С. 5-22.

245. Крейд В. П. Парижская нота и «Розы» Георгия Иванова // Культура Российского Зарубежья / Под ред. А. В. Квакина и Э. А. Шулеповой. - М., 1995.-С. 175-188.

246. Крейд В. П. «В линиях нотной страницы.» // В Россию ветром строчки занесет.: Поэты «парижской ноты» / Сост., предисл., примеч. В. Крейда. -М.: Мол. гвардия, 2003. - С. 5-30.

247. Крейд В. П. Георгий Иванов. - М.: Мол. гвардия, 2007. - 430 с.

248. Критика русского зарубежья: В 2 ч. / Сост., преамбулы, примеч. О. А. Коростелева, Н. Г. Мельникова. — М.: Олимп: ACT, 2002.

249. Кузнецова Г. Н. Грасский дневник. -М.: Олимп: ACT, 2001 -416 с.

250. Левинг Ю. Вокзал - Гараж - Ангар: Владимир Набоков и поэтика русского урбанизма. - СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2004 - 400 с.

251. Литература русского зарубежья: Антология: В 6 т. / Сост. В. В. Лаврова. - М.: Книга и бизнес, 1991.-Т. 1.-434 с.

252. Литература Русского Зарубежья, 1920-1940 / Сост. и отв. ред. О. Н. Михайлов. - М.: Наследие, 1993 - 336 с.

253. Литература русского зарубежья, 1920-1940 / Отв. ред. О. Н. Михайлов. — М.: ИМЛИ: Наследие, 1999. -Вып. 2. - 328 с.

254. Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918-1940) / Т. 1: Писатели русского зарубежья / Гл. ред. А. Н. Николюкин; Редкол.: Н. А. Богомолов, Е. А. Цурганова, А. И. Чагин. - М.: РОССПЭН, 1997. - 512 с.

255. Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918-1940) / Т. 2: Периодика и литературные центры / Гл. ред. и сост. А. Н. Николюкин. - М.: РОССПЭН, 2000.

256. Литовская М. А., Матвеева Ю. В. Литература как жизнетворчество: Н. А. Островский, В. Н. Емельянов // Русская литература XX—XXI веков: направления и течения / Отв. ред. Н. В. Барковская. - Екатеринбург, 2006. — С. 102-131.

257. Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. — М.: Политиздат, 1991. 524 с.

258. Лосский Н. О. История русской философии. - М.: Высш. шк., 1991. -478 с.

259. Лотман Ю. М. Избр. ст.: В 3 т. - Таллинн: Александра, 1993.

260. Лотман Ю. М. Семиосфера / Сост. М.Ю. Лотман. - СПб.: Искусство-СПб., 2000. - 704 с.

261. Мальцев Ю. Иван Бунин. - М.: Посев, 1994. - 432 с.

262. Мангейм К. Проблема поколений / Пер. В. Плунгяна и А. Урманчиевой // Новое лит. обозрение. - 1998. - № 30. - С. 7-^47.

263. Матвеева Ю. В. «Превращение в любимое»: Художественное мышление Гайто Газданова. - Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2001. - 100 с.

264. Матвеева Ю. В. Жизнь, «поднятая» «под свет искусства»: жанр литературной биографии в творчестве Нины Берберовой // Вестн. РХД. — 2004. 187. - С. 223-236.

265. Матвеева Ю. В. Восток и Запад в творчестве Гайто Газданова // Гайто Газданов и «незамеченное поколение»: писатель на пересечении традиций и культур: Сб. науч. тр. ИНИОН РАН / Отв. ред. Т. Н. Красавченко. - М., 2005.- С. 16-26.

266. Мелетинский Е. М. О литературных архетипах. - М.: РГГУ, 1994. — 135 с.

267. Мельников Н. Г. «Русский мальчик с седыми висками»: Жизнь и творчество Василия Яновского // Яновский В. С. Соч.: В 2 т. / Сост. Н. Мельников. - М., 2000. - С. 5-27.

268. Мельников Н. Г. Как это делается в Торонто // Вопр. литературы. — 2004.- Июль-авг. — С. 313-323.

269. Менегалъдо Е. Борис Поплавский — от футуризма к сюрреализму // Поплавский Б. Автоматические стихи / Подг. текста А. Богословского, Е. Менегальдо. - М., 1999. - С. 5-30.

270. Менегалъдо Е. Русские в Париже, 1919-1939 / Пер. с фр. Н. Поповой, И. Попова. - М.: Наталья Попова: Кстати, 2001. - 248 с.

271. Менегальдо Е. Поэтическая Вселенная Бориса Поплавского. — СПб.: Алетейя, 2007. - 268 с.

272. Менегетти А. Образ и бессознательное. -М.: ННБФ «Онтопсихология», 2000. - 448 с.

273. Мережковский Д. С. Письма в Новый Дом. Первое письмо: «О мудром жале» // Новый Дом. - 1926. - № 2. - С. 31-32.

274. Михаил Осоргин: Художник и журналист / Перм. гос. ун-т; Ред.-сост. В. В. Абашев. - Пермь: Мобиле, 2006.

275. Михайлов О. Н. Литература русского Зарубежья. - М.: Просвещение, 1995.-432 с.

276. Мосешвили Г. И. Между человеком и звездным небом // Лит. обозрение. -1996.-№2.-С. 4-10.

277. Мочулъский К. В. Гоголь. Соловьев. Достоевский / Сост. и послесл. В. М. Толмачева. - М.: Республика, 1995. - 607 с.

278. Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов / Сост. и отв. ред. А. Ф. Замалеев. - СПб.: Наука, 1992. - 464 с.

279. Набоков В. В. Лекции по русской литературе: Пер. с англ. / Предисл. Ив. Толстого. - М.: Независимая газета, 1996. - 440 с.

280. Набоков о Набокове и прочем: Интервью, рецензии, эссе / Сост., предисл., коммент., подбор иллюстраций Н. Г. Мельникова. - М.: Независимая газета, 2002. - 704 с.

281. Набоковский вестник. Вып. 4 / Науч. ред. В. П. Старк. — СПб.: Дорн, 1999.-207 с.

282. Н. В. Гоголь и Русское Зарубежье: Пятые Гоголевские чтения: Сб. док. / Под общ. ред. В. П. Викуловой. - М.: КДУ, 2006. - 368 с.

283. Нива Ж. Возвращение в Европу: Статьи о русской литературе / Пер. с фр. Е. Э. Ляминой; Предисл. А. Н. Архангельского. — М.: Высш. шк., 1999. — 304 с.

284. Нора П. Поколение как место памяти / Пер. Г. Дашевского // Новое лит. обозрение. - 1998.- № 30. - С. 48-72.

285. Носик Б. Мир и дар Набокова: Первая русская биография писателя. - М.: Пенаты, 1995.-570 с.

286. Орлова О. М. Гайто Газданов. — М.: Мол. гвардия, 2003. - 275 с.

287. Ортега-и-Гассет X. Тема нашего времени // Что такое философия?: Пер. с исп. / Под ред. М. А. Кисселя. - М., 1991. - С. 3-50.

288. Осоргин М. О «молодых писателях» // Последние новости. — 1936. — 19 марта.

289. Ответы на анкету о Прусте // Числа. - 1930. - Кн. 1.

290. Ответы на анкету об эмигрантской литературе // Там же. - Кн. 2/3.

291. Оцуп Н. А. Вместо ответа // Числа. - 1930-1931. - Кн. 4. - С. 158-160.

292. Оцуп Н. А. Рец.: В. С. Яновский. «Мир» // Там же. - 1932. - Кн. 6. - С. 262-264.

293. Оцуп Н. А. Литературный дневник // Там же. - 1933. - Кн. 7/8. - С. 174183.

294. Оцуп Н. А. Из дневника // Там же. - 1933. - Кн. 9.- С. 130-134.

295. Оцуп И. А. Литературные очерки-Париж, 1961. — 264 с.

296. Оцуп Н. А. Современники. — Париж, 1961 - 506 с.

297. Панова О. Рембо и симулякр // Новое лит. обозрение. — 2005- № 71. - С. 200-210.

298. Переписка Г. В. Адамовича с Р. Н. Гринбергом, 1953-1967 / Публ., подг. текста и коммент. О. А. Коростелева // Литературовед, журн. — 2003. — № 17. - С. 97-181.

299. Переселение душ: Сб. / Ред. и авт. вступ. ст. Г. И. Царева. — М.: Изд-во Ассоциации Духовного Единения «Золотой Век», 1994 — 450 с.

300. Пискунов В. Чистый ритм Мнемозины: О мемуарах и мемуаристах русского зарубежья // Лит. обозрение. — 1990. - № 10. — С. 21—31.

301. Письма Вадима Андреева Владимиру Сосинскому и Даниилу Резникову (1922-1923) / Публ., вступ. заметка и прим. Л. Н. Кен // Звезда. - 2003. - № 1. -С. 125-137.

302. Письма Г. Адамовича А. В. Бахраху (1966-1968) / Публ. Веры Крейд // Новый журнал. - 2002. — № 228.

303. Поплавский Б. О мистической атмосфере молодой литературы в эмиграции // Числа. - 1930. - Кн. 2/3.- С. 308-311.

304. Поплавский Б. По поводу. // Там же. - 1930-1931. - Кн. 4. - С. 161-175.

305. Поплавский Б. Человек и его знакомые // Там же. — 1933. - Кн. 9. — С. 135-138.

306. Поплавский Б. Вокруг «Чисел» // Там же. - 1934.- Кн. 10. - С. 204-209.

307. Раев М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции, 1919-1939 / Пер. с англ. А. Ратобыльской; Предисл. О. Казиной. - М.: Прогресс - Академия, 1994. - 296 с.

308. Ратников К. В. «Парижская нота» в поэзии русского зарубежья. -Челябинск: Межрайонная типография, 1998. - 164 с.

309. Резник Э. Р. «Поля Елисейские» В. С. Яновского как феномен русской мемуарной прозы XX века: художественная специфика хронотопа памяти: Автореф. дис. канд. филол. наук. - Омск, 2006. - 18 с.

310. Розанов В. В. Опавшие листья: Лирико-филос. зап. / Сост., вступ. ст. А. В. Гулыги. - М.: Современник, 1992. - 541 с.

311. Розанов В. В. Собр. соч. О писательстве и писателях / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. - М.: Республика, 1995. - 733 с.

312. Ронен О. Берберова (1901-2001) // Звезда. - 2001. - № 7. - С. 213-220.

313. Русская Атлантида: Поэзия русской эмиграции. Младшее поколение первой волны / Сост., библиогр. и коммент. С. А. Ивановой. - М.: Интрада, 1998.- 174 с.

314. Русская литература в эмиграции: Сб. ст. / Под ред. Н. П. Полторацкого. - Питтсбург: Отдел славянских языков и литератур Питтсбург. ун-та, 1972. — 414 с.

315. Русские писатели в Париже: Взгляд на французскую литературу, 19201940: Междунар. науч. конф. / Сост., науч. ред. Ж.-Ф. Жаккара, А. Морар, Ж. Тассис. - М.: Рус. путь, 2007. - 488 с. - (Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»: Материалы и исслед.; Вып. 8).

316. Русский Париж / Сост., предисл. и коммент. Т. П. Буслаковой. - М.: Изд-во МГУ, 1998.-528 с.

317. Русское Зарубежье: приглашение к диалогу: Сб. науч. тр. / Центр «Молодежь за свободу слова»; Отв. ред. Л. В. Сыроватко. - Калининград: Изд-во КГУ, 2004. - 281 с.

318. Сартр Ж.-П. Что такое литература? / Пер. Н. Полторацкой. - СПб.: Алетейя, 2000. - 467 с.

319. Седых А. Далекие - близкие. - Нью-Йорк: Новое рус. слово, 1979. -282 с.

320. Семенова С. Г. Экзистенциальное сознание в прозе русского зарубежья (Газданов, Поплавский) // Вопр. Литературы. — 2000. - № 3. — С. 67-106.

321. Семенова С. Г. Русская поэзия и проза 1920-1930-х годов: Поэтика. Видение мира. Философия. - М.: ИМЛИ РАН: Наследие, 2001 - 590 с.

322. Сылъман Т. И. Заметки о лирике. — Л.: Сов. писатель. 1977. — 223 с.

323. Слоиим М. Л. Литературный дневник. О литературной критике в эмиграции. Молодые русские поэты за рубежом // Воля России. - 1928. — №7.-С. 58-75.

324. Слоним М. Л. Литературный дневник. Молодые писатели за рубежом // Там же, - 1929.-№10/11.-С. 100-119.

325. Слоним М. Л. Литературный дневник. Два Маяковских. Роман Газданова // Там же. - 1930.- № 5/6. - С. 454-457.

326. Соколов А. Г. Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х гг. - М.: МГУ, 1991.- 180 с.

327. Сон - семиотическое окно. 26-е Випперовские чтения / Под общ. ред. И. Е. Даниловой. -М., 1993 - 148 с.

328. Степун Ф. А. Бывшее и несбывшееся. - М.: Прогресс-Литера; СПб.: Алетейя, 1995.-651 с.

329. Степун Ф. А. Встречи / Сост. С. В. Стахорский. - М.: Аграф, 1998. -256 с.

330. Струве Н. 77. Русская литература в изгнании. 3-е изд., испр. и доп. Париж: YMCA-Press; М.: Рус. путь, 1996. - 448 с.

331. Сыроватко Л. В. Газданов-новеллист // Газданов Г. Собр. соч.: В 3 т. -М., 1996. - Т. 3.-С. 775-784.

332. Сыроватко Л. В. О стихах и стихотворцах. - Калининград: Изд-во «НЭТ», 2007 — 88 с. - (Культурный слой: Вып. 7).

333. Тарасова Я. Джим и его хозяин // Грани. - 1956 - № 32 - С. 233-235.

334. Тартаковский А. Г. Мемуаристика как феномен культуры // Вопр. литературы. — 1999 - № 1. - С. 35-55.

335. Татигцев Н. Д. О Поплавском // Круг - 1938 - № 3. - С. 150-161.

336. Терапиано Ю. К. Человек 30-х годов // Числа. - 1933 - Кн. 7/8- С. 210212.

337. Терапиано Ю. К. О новом русском человеке и о новой литературе // Меч. - 1934.-№ 15/16.

338. Терапиано Ю. К. Путешествие в глубь ночи // Числа. - 1934. - Кн. 10. -С. 210-211.о

339. Терапиано Ю. К. Встречи. - Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1953. -206 с.

340. Терапиано Ю. К. Литературная жизнь русского Парижа за полвека (1924-1974) / Сост. Р. Герра. - Париж: Альбатрос; Нью-Йорк: Третья волна, 1987.-352 с.

341. Терапиано Ю. К. Маздеизм: Современные последователи Зороастра. -М.: Сфера, 1993.-109 с.

342. Терапиано Ю. К. Встречи, 1926-1971 / Вступ. ст., сост., подг. текста, коммент, указатели Т. Г. Юрченко. - М.: 1пйж1а, 2002. - 384 с.

343. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. — М.: Прогресс: Культура, 1995 - 623 с.

344. Труды по знаковым системам. Вып. 22: Зеркало. Семиотика зеркальности. -Тарту: ТГУ, 1988. (Учен. зап. Тарт. ун-та; Вып. 831).

345. Тхоржевский И. Русская литература. - Париж: Возрождение, 1956. -650 с.

346. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М.: Наука, 1977. -574 с.

347. Успенский Б. А. Избр. тр. Т.1: Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: Гнозис, 1994.-430 с.

348. Федотов Г. П. О смерти, культуре и «Числах» // Числа. - 1930-1931. -Кн. 4.-С. 143-148.

349. Федотов Г. П. Выстрел Горгулова // Новый Град. - 1932. - № 4. - С. 57.

350. Федотов Г. П. Судьба и грехи России: Избр. статьи по философии русской истории и культуры: В 2 т. — СПб.: София, 1991—1992.

351. Федякин С. Р. «На земле была одна столица.» // Адамович Г. В. Сомнения и надежды. - М., 2002. - С. 5-14.

352. Федякин С. Р. Искусство рецензии в «Числах» и «Опытах» // Литературовед, журн. - 2003. — № 17. — С. 65-96.

353. Федякин С. Р. Полемика о молодом поколении в контексте литературы Русского Зарубежья // Русское Зарубежье: приглашение к диалогу: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Л. В. Сыроватко. — Калининград, 2004. - С. 19-27.

354. Фельзен Ю. О Прусте и Джойсе // Числа. - 1932. - Кн. 6. - С. 215-218.

355. Фельзен Ю. Поплавский // Круг. - 1936. - № 1. - С. 172-176.

356. Федоров Ф. П. Лирика Набокова как парадокс и феномен // Текст. Поэтика. Стиль: Сб. науч. статей. - Екатеринбург, 2003. - С. 110-125.

357. Федоров Ф. П. Довид Кнут. - М.: МИК, 2005. - 448 с.

358. Философский энциклопедический словарь / Редкол. С. Аверинцев и др. — М.: Сов. энцикл., 1989. - 815 с.

359. Флоренский П. А. Иконостас. - М.: АСТ, 2001. - 208 с.

360. Франк С. Л. Реальность и человек / Сост. П.В. Алексеев. - М.: Республика, 1997.-480 с.

361. Франция - Россия: Проблемы культурных диффузий: Сборник науч. ст. и сообщ. / Урал. гос. ун-т; Сост.: Е. В. Борщ, Ю. В. Матвеева. -Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2007. - 120 с.

362. Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге: Пер. с нем. / Под ред. А. Л. Доброхотова. -М.: Высш. шк., 1991. - 190 с.

363. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления / Пер. с нем. - М.: Республика, 1993.-451 с.

364. Ходасевич В. Ф. Переписка с А. В. Бахрахом / Вступ. ст., публ. и примеч. Д. Малмстада // Новое лит. обозрение. - 1993. - № 2. - С. 165-169.

365. Ходасевич В. Ф. Собр. соч.: В 4 т. -М.: Согласие, 1996-1997.

366. Цховребов Н. Д. Гайто Газданов. — Владикавказ: Ир, 2003. - 272 с.

367. Червинскя JI. И. Болдырев. Мальчики и девочки // Числа. - 1930. - Кн. 2/3.-С. 252-253.

368. Червинская JT. Иван Болдырев // Там же. - 1933. - Кн. 9. - С. 232-233.

369. Черчесов А. Формула прозрачности // Владикавказ. - 1995. - № 2. - С. 67-81.

370. Чудакова М. О. Заметки о поколениях в советской России // Новое лит. обозрение. - 1998. - № 30. - С. 73-91.

371. Чуковский Н. К. Литературные воспоминания. -М.: Сов. писатель, 1989. -327 с.

372. Шаховская 3. А. В поисках Набокова. Отражения. — М.: Книга, 1991. — 319 с.

373. Шеллинг Ф. Философия искусства / Пер., вступ. ст. П. С. Попова, М. Ф. Овсянникова. -М.: Мысль, 1999. - 608 с.

374. Шестов Я. Киргегард и экзистенциальная философии. (Глас вопиющего в пустыне) / Вступ. ст. Ч. Милоша; Подг. текста и примеч. А. В. Ахутина. — М.: Прогресс, 1992. - 304 с.

375. Швабрин М. О. Полемика Владимира Набокова и писателей «Парижской ноты» // Набоковский вестник. — СПб.: Дорн, 1999. — Вып. 4. — С. 34-41.

376. Швейбелъман Н. Ф. «Поэтика блужданий» во французской литературе XIX века. - М.: Наука, 2003. - 144 с.

377. Шифф С. Вера. (Миссис Владимир Набоков): Биография / Пер. с англ. О. Кириченко. — М.: Независимая газета, 2002.

378. Шмеман А., прот. Дневники, 1973-1983 / Сост., подг. текста У. С. Шмеман, Н. А. Струве, Е. Ю. Дорман; Предисл. С. А. Шмемана; Примеч. Е. Ю. Дорман. - М.: Рус. путь, 2005. - 720 с.

379. Шпанн О. Философия истории / Пер. с нем. К. В. Лощевского. - СПб.: Изд-во СПб ГУ, 2005. - 485 с.

380. Эйдинова В. В. Стиль художника. Концепция стиля в литературной критике 1920-х годов. -М.: Худож. лит., 1991. - 284 с.

381. Эйхенбаум Б. М. О прозе; О поэзии: Сб. ст. / Вступ. ст. Г. Бялого. — Л.: Худож. лит., 1986.-453 с.

382. Эйхенбаум Б. М. О литературе: Работы разных лет / Сост. О. Б. Эйхенбаум, Е. А. Тоддес; Вступ. ст. М. О. Чудаковой, Е. А. Тоддес. — М.: Сов. писатель, 1987. - 541 с.

383. Эткинд Е. Г. Психопоэтика. - СПб.: Искусство-СПб., 2005. - 704 с.

384. Berberova N. A. Blok et son temps. - Paris, 1947.

385. Dienes L. Russian Literature in Exile: The Life and Work of Gajto Gazdanov. - Munhen, 1982.

386. Le Studio franco-russe, 1929-1931 / Textes réunis et présentés par L. Livak-Toronto, 2005.

387. Livak L. How It Was Done in Paris. Russian Emigré Literature and French Modernism. - Madison: The University of Wisconsin Press, 2003.

388. Vildé В. Jurnal et lettres de prison, 1941-1942. - Paris: Editions Allia, 1997.