автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему:
Сатира и юмор в дореволюционном фольклоре рабочих Урала

  • Год: 1990
  • Автор научной работы: Блажес, Валентин Владимирович
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.09
Автореферат по филологии на тему 'Сатира и юмор в дореволюционном фольклоре рабочих Урала'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Сатира и юмор в дореволюционном фольклоре рабочих Урала"



МОСКОВСКИЙ ОРДЕНА ЛЕНИНА, ОРДЕНА ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ И ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ имени М.В.ЛОМОНОСОВА

ЕЛАЖЕС Валентин Владимирович

САТИРА И ЮМОР В ДОРЕВОЛЮЦИОННОМ ФОЛЬКЛОРЕ • РАБОЧИХ УРАЛА

Специальность 10.01.09 - фольклористика

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Филологический факультет

На правах рукописи 8.ФР(470.5)

Москва 1990

Работа выполнена на кафедре фольклора и древней литературы Уральского Ордена Трудового Красного Знамени государственного университета им.А.Ы.Горького.

КИРДЛН Б.П., доктор филологических наук, профессор

ЛАЗАРЕВ А.И., доктор филологических наук, профессор

ГОРЕЛОВ A.A., доктор филологических наук

Ведущая организация - Пермский государственный университет им.А.М.Горького.

и и

Защита диссертации состоится _1990 г.

в _ часов на заседании Специализированного совета Д 053.05.

в Московском государственном университете им.М.В.Ломоносова (Москва - I19899. ГСП, В-234. Ленинские горы. МГУ. I корпус гума нитарных факультетов, филологический факультет).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке гуманитарных факультетов МГУ.

Автореферат разослан -_1990 г.

Официальные оппоненты:

Ученый секретарь Специализированного совета, доктор филологических наук, профессор

А.А.Илюшин

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертация посвящена изучению сатиры и юмора в дореволюционны фольклоре рабочих Урала.

Актуальность исследования. Подлинно революционные преобразо-шия, которые совершаются сегодня в социально-экономической и 5щественной сферах, сопрововдаются повышенным интересом к куль-/рному наследию. Отечественная история, архитектура, музыка, ятература прошлых веков, народное искусство стали в последние эды предметом всеобщего внимания. Возросший уровень наукн и об-зственного сознания позволяет сегодня увидеть в том же традици-шоы фольклоре больше, чем пятнадцать-двадцать лет назад. В част-эсти, сегодня видно, что в общественно-социальной деятельности абочих существенную роль играл комический фольклор, который изу-зн недостаточно. Исследователи лишь определили круг сатирических зсен, наметили этапы развития сатиры рабочих, изучили сатиричес-ие сказки, частично пословицы, частушки, бытовавшие в рабочей реде. В предлагаемом объеме наша тема никем из фольклористов не свещалась.

Актуальность нашей темы очевидна на фоне большого внимания овременной науки к вопросам комизма и смеха. Правда, решаются ти вопросы преимущественно на литературном материале, и даже .Я.Пропп подчеркнул, что его книга о комизме - "работа литерату-оведческая", что им "в первую очередь изучалось творчество писа-елей"Полагаем, что не менее значителен для изучения комизма усский фольклор и, в частности, дореволюционный фольклор рабо-их Урала.

Можно было бы взять для изучения в целом фольклор русских абочих, но считаем, что в фольклористическом исследовании очень ажен региональный аспект, поскольку он дает возможность не толь-о вести анализ фольклора рабочих Урала как национального и как ольклора определенного класса, но и позволяет углубиться в устое творчество малых социальных групп, что особенно существенно ри рассмотрении вопросов комического, которое всегда непосред-твенно связано с современностью. Напомним также, что крестьяне, текавшиеся на Урал в конце ХУП - начале ХУШ века, принесли с обой фольклор разных регионов России. Этот рагнолокальный кре-

Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. - М., 1976. С.6.

- 2 -

стьянский фольклор стал со временем фольклором горнозаводского населения Урала, а затем и рабочих. Иными словами, комический фольклор уральских рабочих второй половины XIX - начала XX век "удерживал" определенные традиции русского крестьянского фольк лора и одновременно развивался вплоть до появления в нем револ ционной сатиры, следовательно, он дает динамичный материал для выявления некоторых национальных особенностей комического. Воз можно также получить новые данные по теории фольклора, в частности, по его локальности, по миросозерцательному характеру ко мизма, по народному этикету и другим вопросам. Кроме того, изу чение сатиры и юмора рабочих выводит на значимость шутливо-игр вого поведения в функционировании русской культурной традиции, возможно также освещение роли смеха в сложившихся стереотипах национального поведения и национального мышления.

Цель и задачи исследования. Цель исследования состоит в тс чтобы на основе опубликованных текстов' и произведений, вновь £ димых в научный оборот, изучить историю развития, идейно-худол твенную специфику и социально-общественную значимость сатиры \ юмора рабочих дореволюционного Урала. Для достижения этой цел! необходимо, во-первых, выявить традиции народного комизма в г( нозаводском фольклоре; отправной точкой здесь может быть изве( ный царский указ 1648 года, предписывавший изгонять скоморохо! а также регламентировавший не только игровое, но и празднично! поведение людей. Анализ позднего скоморошества и всего сатири: юмористического фольклора Урала ХУШ - первой половины XIX вею позволит выявить традиционные формы комизма, специфику изобра; ния человека в юмористике, сущность 'сатиры и подойти-к решеню второй задачи - изучению юмористического и сатирического смех его идейно-эстетической и функциональной связях с жизнедеятел костью уральских рабочих второй половины XIX - начала XX века

Новизна предлагаемого исследования определяется тем, что автор вводит новые материалы по дореволюционному фольклору ра чих. Выявляются традиции скоморошьего искусства в горнозаводс фольклоре, миросозерцательный характер эпической комики, ее ж равые форш, принципы изображения человека. Новой является по ка рассмотреть юмор в его связях с трудовой деятельностью раб чих: показана функциональность юмористических "наговоров" на мере спиики и сплава железных караванов, кроме того, дается а

из местных юмористических трудовых песен, которые, воздействуя на абочих эстетически, помогали им выдергать необходимый ритм тру-ового процесса. Уникальность этого типично уральского "праздни-а труда" в том, что он представлял двуединство трудового про-есса и образно-чувственной формы отражения производственно-бы-овой жизни людей прибрежных заводов, поселков.

Тема физической силы, будучи одной из основных тем народной мориетики, разрабатывается также в цикле устных юмористических ассказов - впервые анализируется этот цикл. Делается также по-ытка выявить основные типы заводских юмористов и основные темы х творчества. Показано, что хотя казвдый юморист имеет нечто свое, собенное, все-таки склад его личности, его внутренний облик со-иально детерминированы, а традиции национальной комики стали ля него внутренним регулятором поведения.

Продолжая наблюдения исследователей разговорной речи, автор иссертации исследует сферу шутливой тональности разговорной ечи с речевым этикетом и показывает, что это постоянно сущест-овавшая область народного юмористического словотворчества, от-еченная печатью образности и жанровой определенности. Впервые скрывается органическая связь мевду детским игровым фольклором, радиционной юмористикой, высмеивающей тех, кто плохо владеет одным языком, и "языковой игрой" в разговорной речи, то есть втор показывает, что народной культурной традицией была выра-отана система, обучающая родному языку, речевому поведению и пособствующая формированию национального сознания.

Также впервые изучена традиция публичного осмеяния - здесь, одной стороны, рассмотрен обычай шутить над новичком как форма еализации воспитательной функции рабочего коллектива, с другой,-бычай публичного осмеяния заводской администрации как форма оциального протеста рабочих. Новым является анализ озорничест-а в стихийном протесте и революционной работе заводской молоде-и в начале XX века.

Наконец, привлекая новые и уже известные произведения и акты, автор, показывает, что в основе общественно-политической революционной сатиры лежит всепроникающий смех, шедший от са-ых низов общества - такой подход расширяет наши знания о сати-ическом фольклоре рабочих.

Теоретико-методологическая основа диссертации. Ее состав-яют основные положения марксистско-ленинской философии, кроме

того, при написании диссертации бьши использованы труды эстеи ков и литературоведов по проблеме комизма и смеха. В диссерта: применен исторический метод исследования. Будучи основным, он позволял в ряде случаев прибегать к историко-функциональному. Но автор стремился, с одной стороны, постоянно соотносить стрс гие теоретические положения с данными народной фольклористики а с другой стороны, при анализе произведений учитывать исторический контекст, не исключал из него стереотипы традиционного поведения носителей фольклора.

Теоретическая и практическая значимость диссертации. Авто] убежден, что его работа с архивными источниками и результаты анализа фольклора уральских рабочих должны содействовать активизации исследования фольклора рабочих других регионов. В пер; очередь может быть использован методологический подход, предт лагающий соотнесенность научных данных и данных народной фолы лористики, а также непременный учет традиционных форм социаль но-бытового поведения. Такой подход помогает вскрыть новые зт: ко-эстетические ценности в устном народном творчестве и, кро; всего прочего, приближает нас к пониманию национального харак тера сатирического и юмористического смеха - это надежный пут к созданию, в конечном итоге, научно обоснованной истории кул туры рабочего класса. Хотя, конечно, наш подход может быть пр менен при изучении комического фольклора других социальных гр или классов. Результаты исследования могут быть использованы преподавателями в процессе чтения общего курса фольклора и сп циальных курсов в университетах и педагогических институтах, также в научных, научно-популярных сборниках, антологиях, про пагандир.ующих эстетические и исторические ценности народного творчества. Результаты исследования могут быть учтены при соз дании "Свода русского фольклора".

Апробация работы. Основное содержание диссертации отражеь! в публикациях (27,5 п.л.). Наблюдения и выводы докладывались На научных конференциях в различных вузах. Материалы диссерта ции использовались автором в курсе "Устное народное поэтическ творчество", в спецкурсах для студентов Уральского университе Частично материалы диссертации использовались также в спецкур "История древнерусской литературы" при освещении демократичес кой сатиры ХУП века. Кроме того, многие наблюдения автора по бытоишсш фольклора рабочих вошли в методические рекомендации

программы фольклорной практики студентов университетов и пе-.гоги'ческих институтов, написанных в соавторстве с В.П.Кругля-вой: Рабочий фольклор // Программы педагогических институтов: льклорная практика. - М., 1981. С. 49-55; М., 1983. С.78-83; юграмма-вопросник по собиранию рабочего фольклора. - Сверд-1вск, 1982; см.также: Русский фольклор: Полевые исследования.-, 1985. Т.ХХШ. С.92-94. Материалы диссертации использовались ¡тором в лекциях по линии общества "Знание", а также в статьях, 1Т0рые автор обязательно публиковал в районных, городских га-:тах - по месту работы фольклорных экспедиций, организованных [федрой фольклора и древней литературы Уральского университета.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, пяти глав заключения, прилагается список использованной литературы и фтотека архивных материалов.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении определяется актуальность темы, цель и задачи ¡следования, теоретико-методологическая основа, теоретическая и >актическая значимость диссертации, а также дается информация ) апробации работы, в целом мотивируется принятая структура ис-[едования.

В первой главе рассматриваются традиции народного комизма фольклоре горнозаводского населения Урала ХУШ - первой полови-1 XIX века. Делается это на репрезентативном материале, который зидетельствует, что традиционный комический фольклор в горно-шодской среде был воспринят и весьма активно бытовал.

Церковно-государственные попытки регламентации празднично-■рового поведения, категорического запрета исполнять комические эоизведения (мы млеем в виду царские указы 1648, 1653 годов) з принесли ощутимых результатов. Горнозаводской Урал в ХУШ -зрвой половине XIX века стал одним из регионов, "приютивших" соморохов. Поэтому мы находим здесь несколько десятков топоно-ютических скоморошьих следов, а также "очагов" инструментально исполнительства и промысла скоморошьих музыкальных инстру-знтов; поэтому бытовали игры, сказки, песни, в которых скоморох юуется очень привлекательно, а в апокрифах уральских старооб-^дцев скоморошество приравнивается к занятиям кузнеца, плотни-1, земледельца; поэтому сохранялись такие формы игрового пове-эния, как балагурство и озорничество. Правда, ш застаем в ХУШ

- б -

вене уже редуцированными ритуально-смеховые представления, боле того, их совсем нет в Сборнике Кирши Данилова. Его материалы дают основание считать, что в целом стихийно-материалистическое мировосприятие оставалось живым и продуктивным.

Для носителя фольклора того времени комические песни - одна из форм изображения человека в быту и одно из средств выражения противоречивости человека. Именно быт является той сферой, в которой равновеликими оказываются все, без исключения: и эпичес кий богатырь, и сам исполнитель, и его знакомые, и вообще любой человек любого сословия. Причем бытовое связывается с современностью, и комическое оказывается мощным объемлющим началом прои лого и настоящего, героического и повседневного, государственного и частного, высокого и низкого.

Юмористические песни первой половины XIX века, как и комические песни Сборника Кирши Данилова, "заземлены" на быт и современность: их тематика связана с земным весельем, игривой находчивостью, с осуждением скупости, сдержанности и т.п. Повтору что в средние века обыгрывание физиологической сферы человека имело ритуально-обрядовый характер. В ХУ1Н - первой половине XI) века мы сталкиваемся с тем же обыгрыванием физиологизма, с различными вариациями эротической темы, но все это лишено какого-либо ритуального смысла и является уже поэзией откровенной жизнерадостности. С современной точки зрения, эта позиция даже . слишком откровенна, а для ученых начала XIX века комические народные песни - это грубые, непристойные песни пьяного человека и отсюда один шаг к теории высокого и низкого комизма. Но с народной точки зрения того-времени, физиологическая прозаичность могла быть эстетически осмыслена в комических произведениях и соотнесена с духовностью. Поэтому когда мы встречаемся с откровенным обнажением всего телесно-физиологического, ш должны видеть здесь проявление поэтической закономерности - юмористические песни нарочиты, они созданы с установкой на сознательно! отступление от буднично-этикетных правил. Поведение персонажей шуточных и плясовых песен не регламентируется никакими этикетными установлениями, им предоставлена свобода поступков, выска зываний, жестов. Юмористические песни создают веселый ералашны мир беззаботности и дурачливости, к человеку в такой атмосфере как бы возвращается "память детства" - он становится игриво-ре бячлизыы, становится немного ребенком. В этом видится особенно

празднично-игрового поведения.

Если исключить из мира шуточных песен простонародную эротику и нарочитую грубоватость, тогда этот мир будет напоминать мир детских потешек, игровых баек, песенок. Ребенок входил в • кизнь через этот юмористический мир. У ребенка изначально возникали радостные, светлые эмоции, на основе которых формировалось чувство юмора - здесь закладывались основы такой национальной особенности характера, как веселость.

Второй полюс комического - сатиру - представляли произведения на тему социального неравенства и конфессиональную тему: первая разрабатывалась в аллегорических песнях, вторая - во многих жанрах. В разработке конфессиональной темы ощутима некоторая двойственность, обусловленная тем, что какие-то христианские идеи, очевидно, принимались горнозаводским населением и поэтому не стали предметом сатирического осмеяния, например, идея прощения человека, совершившего какой-либо проступок, или идея загробного воздаяния. А некоторые христианские идеи работными людьми отвергались или воспринимались равнодушно. Например, явно отвергалась идея христианского аскетизма, поэтому бытовали произведения про веселых монахов и монахинь. Тип монастырской блудни и хмельного монаха-чревоугодника перешел в фольклор ХУШ века из предшествующей фольклорно-литературной традиции. Но заметно, что в уральских песнях этот тип овеян некоторой симпатией. Например, бурлескный образ старца Игренища, который напоминает скорее сильного и хитрого мужика, обманувшего сборщиков дани и пронесшего в свою келью девушку-повариху; или образ монашки Стафиды Давыдовны, которая уединилась с пономарем в келье, ког-ца нужно было идти в церковь; или образ молодого монаха, пропившего в кабаке всю свою одежду и идущего не с покаянием к игумену, а на гулянку к девушкам, - о таких персонажах поется с лукавой усмешкой и не более того, ибо с народной точки зрения, ловкий, бесшабашный человек, не приносящий кому-либо зла или об-цественного ущерба, не заслуживает строгого порицания. Народные симпатии на стороне таких героев и сатирический смех направлен в целом на христианскую идею аскетизма, на монастыри, в которых, гак сказать, практически реализуется эта идея. Мужские и женские монастыри изображаются как место, где человек обречен на существование, а не на жизнь, и человеческая сущность - хотя бы в ее естественном стремлении испытать наслаждение, ощутить радость

бытия - способна проявить себя только с помощью хитрой уловки.

Большинство комических произведений, которые мы анализировали, известно по записям, сделанным в других регионах России, и это естественно, поскольку горнозаводское население формировалось из переселенцев разных областей, преимущественно центральных и северо-восточных. Но все-таки региональный колорит ощутим. Уральские варианты легко узнаются, во-первых, по топонимическим приметам, бытовым деталям - можно назвать много песен, начиная от знаменитой об Усах из Сборника Кирши Данилова и до шуточной песни 40-х годов XIX века про пьяного парня, который верхом на быке едет копать "золоченую" руду. Во-вторых, часть комических произведений сюжетно-тематически связана с уральской действительностью, например, песни про шарташских староверов, о курении табака, "приказы" о битве пермячек с пельменями, о поимке рака-ра-эбойника и другие.

Действенность сатиры и юмора всегда зависела от острословов-импровизаторов, людей критически мыслящих, активно участвующих в формировании общественного мнения. Среди них мы можем выделить, во-первых, людей, критически осмыслявших общественно-социальные вопросы, таких, как Гаврило Сурин, Вахромей Иванов, Михаил Ан-типьев, которые отрицали причастие, критиковали некоторые церковные сочинения, открыто говорили, что "и попы деньгами в начальство накупаются" и т.п. Их суждения были в виде обычных насмешливых, скептических высказываний. Иными словами, сожно выделить форму народного разговорного критицизма. Во-вторых, сохранилось традиционное балагурство, предполагавшее сатирическую критику с одновременной направленностью смеха на себя. В-третьих, нужно отметить такую форму сатирической критики, как озор-ничество, или публичное осмеяние - типично в этом плане поведение Василия Явленного из Дедюхина. В-четвертых, можно назвать людей, пытавшихся выразить свою критику в виде комических импровизаций фольклорного характера - здесь следует упомянуть автора "Солдатской прибаутки" из сборника А.Зырянова и импровизаторов из сборника В.Волегова. Наконец, в-пятых, в 30-40-е годы XIX века появляется новое - письменно-фольклорное русло сатирической поэзии работных людей. У его истоков стояли Алексей Третьяков, Иван Баканин, Федор Лодейщиков и безымянные, как их называл Н.Берви-Флеровский, "памфлетисты и сочинители" из среды уральских горнорабочих.

Во второй главе речь идет непосредственно о комическом фольклоре рабочих. В частности, в первом параграфе рассматриваются юмористические песни, "наговоры", присловья в трудовом процессе. Взят типично уральский сплав железных караванов. Отбывал караван в конце апреля - это был, по словам Д.Н.Мамина-Сибиряка, праздник праздников", поэтому отмечается вся праздничная атрибутика. Спишка (спихивание, сталкивание) построенных барок на воду была началом празднично-трудового дня, затем шла загрузка барок и отплытие. Главная идея праздника была связана с выполнением производственно-трудовой задачи, хотя в основе этого праздника была также и другая идея -идея весеннего торжества, весеннего обновления природы. Во время спишки и загрузки звучали артельные трудовые песни или выполнявшие их функцию другие юмористические произведения (частушки, отдельные куплеты шуточных песен, импровизационные припевки и т.п.). Трудовая песня воздействовала эмоционально, эстетически, а также регулировала мышечные усилия рабочих и помогала им включиться, а затем выдержать необходимый ритм трудового процесса. Можно констатировать значительную роль комического начала в трудовых песнях, им юмор. Какие бы оттенки юмор не приобретал в каждом отдельном случае, он далек от социальной критики, от сатирического утрирования. Это веселый, радостный юмор, публично-праздничный. Его принимали все присутствующие, и никто не обижался или, по крайней мере, делал вид, что не обижается, если оказывался задетым певцом или импровизатором. В тематических импровизациях запевалы многое шло от логики случайного, были непредсказуемые, спонтанные мотивы, В то же время в юмористических произведениях, непосредственно "вплетенных" в трудовой процесс, просматривается связь с фольклорной традицией ХУШ - первой половины XIX века. Во-первых, в комических песнях, в припевках о промахе, недосмотре какого-нибудь сплавщика, в шутливых подначках и т.п. ощутим идеал умелого, ловкого, сноровистого работника. С позиций этого идеала изображается и оценивается трудовая деятельность каждого рабочего, включая знаменитых сплавщиков. И этот идеал созвучен народному мнению о труде, мастерстве, которое закреплено в афористических произведениях, записанных В.Н.Татищевым в первой половине ХУШ веке. Во-вторых, комическое в произведениях сплавщиков той же природы, что и в Сборнике Кирши Данилова. У Кирши Данилова вся комика передает радость бытия, его многообразие и соч-

ность, сигнализируя о материальности мироощущения исполнителя. То же самое можно сказать о комических произведениях, звучащих на спишке и загрузке, но, разумеется, функция этих произведений иная. В-третьих, связь с предшествующей традицией есть и на поэтическом уровне, например, организующим началом комических трудовых песен часто является простонародная эротика, пародирование использование перверсивного принципа; на спишке и сплаве звучали припевки, частушки, начальные формы которых существовали, очевидно, в ХУШ веке. В целом день сплава железных караванов - уникальный, типично уральский праздник. Его уникальность в том, что он представлял двуединство трудового процесса и образно-чувственной формы отражения производственно-бытовой жизни людей прибрежных заводов и поселков.

В §2 "Отражение культа физической силы в устных юмористических рассказах" рассматривается одна из тем народной юмористики. Тема физической силы непосредственно связана с жизнью рабочих, их постоянной занятостью на производстве, она обусловлена характером мужского общения, наконец, она всякий раз возникала на народных празднествах, где непременно имели место жизнерадост ный смех и веселая соревновательность. В цикле юмористических рассказов о силачах видна, с одной стороны, национальная традиция восхищения силой, высокими моральными качествами крепких, богатырского типа людей - традиция, проявляющаяся во многих . жанрах русского фольклора, начиная от эпических песен и кончая пословицами, а с другой стороны, - это типично местные, узколокальные рассказы, отражающие конкретику текущей жизни. Нет юмористических рассказов, где герой был бы сильный, но глупый,дурной, приближающийся к типу простака. Через силу, ловкость героя всегда проявляется ег.о ум, сообразительность. Цикл рассказов о сильных людях дает мужской идеал, поэтому смешными выглядят побежденные, поскольку они в своих действиях как бы посягали на идеал. И сила насмешки могла быть, очевидно, пропорциональна несоответствию претендента и идеала. Самая резкая насмешка была адресована тем, кто позволял себе хвастовство, бахвальство силоЕ В §3 характеризуются типы заводских юмористов и основные темы их творчества. В любой артели, в любом цехе находились рабочие с обостренным чувством социальной справедливости и в то же время открыто, оптимистично смотрящие на, жизнь, знающие силу публичного слова и умеющие им владеть. Они мыслили в формах коллек-

гивного нравственного опыта, в формах художественного опыта сво-зй среды, поэтому их слово находило живой отклик в этой среде. Фактически они касались самых разных социально-бытовых вопросов. Проведенный анализ позволяет говорить о том, что в рабочей сре-це во второй половине XIX - начала XX века сохранялась традиция балагурства и озорничества. Кроме того, можно условно выделить собственно шутников и острословов. Кавдьгй заводской юморист имеет что-то свое, особенное, но склад его личности, его внутренний облик - интеллектуальный, нравственный, эмоциональный - социально детерминированы, а традиции народной комики стали для него внутренним регулятором личного поведения.

В третьей главе "Юмор и речевое поведение" фактически продолжается анализ творчества шутников и острословов, но делается также попытка показать, что юмор играл большую роль в речевом поведении всех рабочих. Речевое поведение - область лингвистики, но и фольклорист не может пройти мимо темы "Речевое поведение и фольклор", поскольку фольклор органически связан с речевым поведением. В свою очередь речевое поведение связано с юмористической сферой разговорной речи. Любой человек нередко испытывает "сознательную или бессознательную потребность не только сообщить что-то, не только использовать язык в утилитарных целях, но и испытать самому и вызвать у собеседника эстетическое чувство самой формой речи. Чаще всего это чувство реализуется в виде установки на комический эффект. Именно так проявляется установка на творчество, на эстетический эффект в разговорной речи... Следовательно, вся разговорная речь распадается на две сферы - шутливой тональности и серьезной тональности"*. В сфере шутливой тональности обыгрывается сама речь или, как пишут лингвисты,имеет место "языковая игра", то есть говорящие идут на условное нарушение правил функционирования языка в речи с целью достижения юмористического эффекта. С этой же целью говорящие используют уже готовые единицы художественной речи, например, вводят сравнения с фольклорными персонажами, цитируют фрагменты песен, ска-

I. Земская Е.А., Китайгородская М.В., Розанова H.H. Языковая игра // Русская разговорная речь: Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. - М., 1983. C.I73-I74.

сказок и т.п. Таким образом, когда "говорящий "играет" и сознае' это, рассчитывая на должную реакцию, - перед нами попытка импровизатора создать произведение микрофольклора, которое может быт принято коллективом..."^. Сфера шутливой тональности разговорной речи - это сфера, в которой всегда идет процесс реализации творческих потенций человека, в которой эстетическая потребност человека реализуется в форме комйческого и возникают иронически реплики, образные сравнения, каламбуры, пародийные оценки, шутливые цитаты и т.п., то есть это сфера, которую можно назвать переходной мевду собственно устной речью и устным поэтическим творчеством. Анализ показал, что этикет, регламентируя речевое поведение, сам подвергался пародированию - пародировались все речевые этикетные формулы: приветствия, прощания, благопожела-ния, благодарности, приглашения в гости, извинения и т.п., то есть существовал пародийный дублет речевого этикета, принадлежность которого к фольклору не вызывает сомнения. Комические оце ки лиц, обыгрывание собственных имен, фамилий, прозвищ, юмористические ответы и вопросы, повторы-отзвучия, словесные каламбуры, шутливые окказионализмы, самоироничная похвальба и другие жанровые формы, возникающие на "особом регистре" народной речи, имеют часто импровизационный характер - здесь все подвижно, сиюминутно, связано с бытовой ситуацией, речевым контекстом и может исчезнуть вместе с изменением ситуации или контекста. Но . вместе с тем, это постоянно существующая область народного юмористического словотворчества, отмеченная печатью образности и жанровой определенности. Скажем также, что "языковая игра" могла быть стилем речевого поведения отдельного человека (балагуре острослова), но она может выступать и как стиль речевого поведе ния социальной группы, целого коллектива. При этом возникает пс вишенная идиоматичность, ибо в каящом коллективе существуют свс темы, события, и в "языковой игре" они, как правило, обыгрываю! ся. Иными словами, вместе с общерусскими культурными ассоциацш ми у членов коллектива есть ассоциации, связанные с жизнью своего круга, поэтому их обыгрывание может не вызвать комической реакции у постороннего человека.

I. Скребнев Ю.М. Исследование русской разговорной речи: Обзор трудов Института русского языка АН СССР // Вопросы языкознания. - 1987, № I. С.151.

Русский народ насмешливо оценивает тех, кто плохо владеет одной речью, не знает правил речевого поведения. Поэтому во тором параграфе этой главы речевое поведение рассматривается ак предмет юмористической критики в фольклорных произведениях, русских былинах, песнях, сказках положительные герои всегда бладают не только внешней привлекательностью, добротой, силой, аходчивостыо и т.п., но и умением общаться: они знают этикет бщения, у них отличная русская речь. Они - русские и превде сего потому, что хорошо знают родной язык. Можно сказать, что тличное владение родным языком является атрибутивной чертой аждого идеального героя русского фольклора. И с позиции этого деала высмеиваются в фольклорных произведениях (да и в жизни) се люди, испытывающие языковые трудности. Поэтому существуют русском фольклоре и, конечно, в фольклоре горнозаводского рала, многочисленные анекдоты и юмористические сказаки про :епелявых девушек, картавых мужиков и прочих простаков, попа-,ающих в смешные ситуации из-за собственных речевых недостат-ов. Высмеиваются как болтливость, пустословие, так и косноязы-ие, неумение выразить свои чувства и мысли. Некоторые сказки [ анекдоты строятся как соревнование в остроумии, причем побеж-;ает тот, кто лучше владеет родным языком: умеет юмористически Сыграть какую-то фразу, знает несколько значений одного слова, ицущает омофонное богатство русского языка, умеет подбирать рифил, создавать неологизмы и т.п. По сути дела, все те приемы [зыковой игры, о которых шла речь в первом параграфе, используйся народной юмористикой для высмеивания тех, кто плохо знает »одной язык. Широко известна сказка про набитого дурака, кото->ый все говорит невпопад - на похоронах "Таскать вам не перетаскать", на свадьбе "Канун да ладан" и т.п. Высмеивая простака, ¡казка давала знание речевого этикета. Только в уральских запи- . :ях этой сказки обрисовано около двадцати типичных житейских ¡итуаций, в которых необходимо употребить определенные речевые зормулы: благопожелания, сочувствия, сожаления и т.п. А если гчесть все русские варианты, то таких ситуаций будет, конечно, ¡ольше, и по сути дела варианты дают свод речевых этикетных фор-|ул, которые необходимо знать каждому русскому человеку. Поте-ааясь над простаком, сказка демонстрировала этикетные формулы, I ее сюжетно-композиционная основа, построенная на повторах и

детальных пояснениях, способствовала усвоению формул. Эта сказка - веселая школа русского речевого поведения. Повторим, что народная юмористика оценивает людей и по произношению, и по лексикону, и в целом по умению пользоваться родным языком. Плохое знание родного языка - это как бы отдаление от национального самосознания, от национальной культуры. И юмористической критикой русский народ способствовал тому, чтобы не происходила этого отдаления. В то же время народ создал ряд жанров, способствующих усвоению русского языка. Здесь мы вступаем в область народной педагогики, в область детского фольклора, и в последнем, третьем параграфе этой главы показана роль юмористических жанров детского фольклора (считалок, дразнилок, скороговорок и т.п.) в обучении родному языку и языковой игре. Таким образом открывается органическая связь между детским игровым фольклорок традициционной народной юмористикой и "особым регистром" народной речи - перед нами система, выработанная народной культурно? традицией и способствующая не только обучению русскому языку, речевому поведению, но и функционированию шутливой сферы народной разговорной речи.

В четвертой главе "Традиции публичного осмеяния в обычаях рабочих" сначала речь идет вообще об обычае как форме удовлетворения духовных потребностей рабочих. Рабочие восприняли многие традиционные обычаи и обряды, аккумулировавшие важные идеи, образцы поведения и мышления, входившие в структуру русской народной духовной культуры. Обычай рассматривается как поведенческий стереотип, как исторически сложившиеся способы поведенш в виде целесообразных действий, которые передают и утверждают определенное мышление. И поскольку в реальной действительности переплетены политика, и быт, идеология и обыденное сознание, то и обычай может приобретать то или иное содержание. Обычай и обряд иногда могут быть равнозначимы, и некоторые исследователи выделяют обрядовые обычаи, или обычаи-обряды, но в принципе обычай более широкое понятие, а обряд - более узкое. Если обычай проявляется в любой сфере деятельности, то обряд, представляя из себя комплекс символических действий, всегда связан лиш1 с духовной культурой. В среде уральских рабочих были и обычаи, и обрядовые обычаи, мы касаемся лишь тех, которые связаны с публичным осмеянием.

В частности, в первом параграфе основное внимание уделяет-

ся брачным "крестинам" и обычаю шутить над молодым рабочим, впервые пришедшим на производство. Так называемые брачные "крестины" всегда принимали шуточную форму. Когда рабочий после свадьбы появлялся в цехе, над ним обязательно шутили: старались незаметно измазать рукавицы краской, онучи - грязью, фартук - дегтем и т.п. - пусть, мол, молодая жена отстирает, покажет свое умение. Звучали, конечно, нескромные мужские вопро-ся, шутки. Если молодожен достойно и умело выходил из ситуации (а помогала здесь, судя по рассказам стариков,, самоирония), то мужчины считали "крестины" состоявшимися. Но если молодожен злился, ругался, горделиво отмалчивался, изображал безразличие и т.п., то он становился предметом длительных насмешек, весьма колких подковырок. Брачные "крестины" имели место только в узком кругу бригады, артели, носили подчеркнуто мужской характер. Мужчины не делали из "крестин" тайны, но и не афишировали их, что обеспечивало эффект неожиданности, соответствующее поведет ние молодожена и, как следствие, всю дальнейшую комическую тональность. Более значим был обычай шутить над подростком, 16-17-летнем парнем, впервые пришедшим в цех. На такого.новичка коллектив смотрел лишь как на будущего рабочего, пока же он ничего не знает, не умеет, он настолько беспомощен, что ему стоит сказать нелепость и он кинется ее исполнять. "Сбегай в соседний цех, принеси ведро компрессии," - скажет шутник новичку и тот, не зная, что компрессия - это сжатый воздух, побежит с ведром под всеобщий хохот. Коллектив осуществлял не только производственную, но и воспитательную функции, которые фактически переплета-, лись, прибегал к различным формам воздействия на молодого рабочего, в том числе и к обычаю шутить над ним. Иногда имели место обычное зубоскальство, но в целом позитивность, обычая не вызывает сомнения. Шутка учила, шуткой учили. На ту или иную тему достаточно было пошутить только один раз, и подросток уже знал, что такое компрессия, или шабер, или станина, наждак, побежалый цвет, зубило, вагонная тарелка, протирка "на стекло" и. т.п. Обычай помогал знакомить безграмотного или малограмотного подростка с довольно сложным заводским хозяйством, .через розыгрыш передавались практические знания, необходимые для трудовой деятельности. Кроме того, даже грубоватые шутки учили подростка быть собранным, сообразительным, они вводили его в нравственную атмосферу рабочего коллектива, который не терпел инертных, ле-

нивых, безынициативных. Через шутки -рабочий-неофит постигал этику отношений мужского-коллектива, где своя особая доверительность, веселый дух товарищества, скрытая или явная соревновательность и т.п. Поэтому даже .родители"; особенно отцы, давали наставление-типа "не лови мух"., "не^раскрывай1 хлебйЗГо", когда-подростки начинали жаловаться дома на слишком занозистых заводских шутников. Щутки над молодыми рабочими не отличались большим разнообразием: строились они на логическом несоответствии слова и поступка, оксюмороне и каламбурном обыгрывании значений однокоренных слов.

Во втором параграфе четвертой главы анализируется обычай публичного осмеяния заводской администрации. Как выяснил Б.А.Успенский, обычай публичного осмеяния издавна существовал у русских . и был связан со средневековой идеей разоблачительного приобщения осмеиваемого к "изначальному, бесовскому миру"^. У рабочих в конце XIX века обычай существенно трансформируется. Принадлежность к "бесовскому миру" у рабочих переосмысляется как принадлежность к классу эксплуататоров, поэтому обычай приобретает функцию социального протеста, становится одной из форм классовой борьбы. Если администрация завода не выполняла тех или иных требований рабочих, то они обували в лапти управляющего или инженера, надевали на него рогожный мешок, обсыпали мусором, садили на тачку и под рев гудка вывозили за ворота. Обуть начальника цеха или инженера - значит как бы уравнять их с собой и,кстати сказать, эта же идея уравнивания лежит в других действиях рабочих: иногда начальника заставляли спуститься в шахту, помахать там каел-кой, попить ту же горную воду, которую пьют шахтеры, поесть из недоброкачественной муки хлеб, который вынуждены есть рабочие и т.п. И в то же время лапти на начальстве - знак не столько его "равенства" с рабочими, сколько превосходства рабочих, ведь силой надетые лапти делали фигуру начальника комической. Д.С.Лихачев пишет, что у русских всегда "особенную роль в смеховых переодеваниях имели рогожа, мочало, смола, береста, лыко". Начальник цеха в лаптях - уже ряженый, уже участник комического действа. В ¡зуках рабочих обычные производственно-бытовые предметы меняли свои функции, становились реквизитом, бутафорией: печная

I.' Успенский Б.А. Антиповедение в культуре Древней Руси // Проблемы изучения культурного наследия. - М., 1985. С.330-331.

заслонка превращалась в барабан, мешок из-под угля т в шутовской колпак. Особую роль играли чуман и тачка. К тому же их иногда мазали дегтем, который всегда знак публичного осмеяния. Такой "транспорт" обычно использовалоя для вывозки отходов, мусора и тем самым высмеиваемый администратор как бы .приравнивался к мусору, ему навешивался ярлык бросовости, ненужности, отторженности от массы заводчан. Идея отторженности выражена и в пространственной организации этого комического действа: высмеиваемый выдворялся за четко обозначенную границу - из цеха, из мастерских, за ворота завода. Кроме того, за тачкой шел иногда рабочий с метлой и заметал следы - так символически закреплялось изгнание администратора, подчеркивалась окончательность изгнания. С ряженым администратором можно было фамильярно обращаться: дать' в руки худые ведра, заставить приплясывать, освистать, закричать в лицо, толкнуть, бросить в него ком грязи, и по заводской территории вся процессия двигалась под рев гудка, гиканье, насмешливые восклицания, едкие реплики, злые высказывания. Это была кульминация, ибо классовая ненависть массы рабочих находила резкий, даже грубый эмоциональный выход. "Смех не только признак силы, но сама сила", - сказал А.В.Луначарский по другому поводу, однако, эти слова как нельзя лучше подходят к данной ситуации, определяют ее сущность. Рабочие торжествовали победу, пусть временную, но такие победы вселяли уверенность в силу рабочего братства, в силу коллектива. Такие победы способствовали укреплению чувства солидарности рабочих и, следовательно, можно говорить еще о воспитательной функции обычая публичного осмеяния . заводских администраторов.

Рабочие органически усваивали национальные формы культуры, что заметно также в озорничестве, которое рассматривается в третьем параграфе четвертой' главы. Озорство или озорничество в народной среде связано с действием, преследующим отместку смехом. В рабочей среде было озориичество трех типов. Во-первых, бытовое озорство, цель которого позабавиться смехом над кем-нибудь, поразвлечься, весело провести время, когда скучно и некуда деть себя. Это, в конечном итоге, групповой, юмористический поступок, это требующие чувства меры развлечения, где каждый молодой человек мог проявить выдумку, смекалку, остроумие. Бытовое озорство связано со свободным временем и, как показал В.Я.Пропп, генетически восходит к святочному смеху. Во-вторых,'

бытовое озорство, связанное не со свободным, а с трудовым временем и имеющее не развлекательную функцию, а собственно отместку шуткой. Например, был обычай, предписывавший печнику во время его работы трижды подносить чарку: когда сложено основание печи, когда выложен свод и когда выведена труба. Если хозяин скупился, то печник закладывал в печную трубу горлышко бутылки. Также поступали плотники, если хозяин не угощал их, когда клали матицу. В ветренную погоду в избе раздавались неприятные звуки. Такие шутки печников или плотников становились известными в поселке и обыгрывались в устных юмористических рассказах, в которых предметом осмеяния была скупость; прижимистость хозяев. Генетически этот тип бытового озорничества был связан с древними народными суеверными представлениями, согласно которым кузнецы, плотники, печники, как и представители других древнейших ремесел, обладали сверхъестественными способностями. В-третьих, в связи с развитием революционного движения озорничество приобре- . тает социально-политическую окраску. Первые революционные выступления рабочих вызвали ряд ответных мер правительства: на многих уральских заводах был увеличен штат полиции, в поселки вводились на неопределенное время войсковые подразделения, началось вечернее и ночное патрулирование, устраивались облавы, внезапные обыски, запрещалось собираться группами больше двух-трех человек и т.п. С охранниками устраивались различные "шутки", причем иногда даже по поручению партийных комитетов. Подростки отвязывали и угоняли казацких лошадей; дразнили полицейских: водружали на горах, окружавших завод, красные флаги, а как только полицейские их снимали, развешивали снова; темным вечером начинали петь хором революционные песни, но при приближении полицейских разбегались, потом собирались в условленном месте и снова начинали петь. Излюбленной шуткой заводской молодежи была такая:веревку или проволоку протягивали через улицу. А.И.Дорофеев, сам это проделывавший, вспоминает:"Собралось темным вечером человек семь парней, протянули проволоку через улицу, закрепили намертво, а.сами поем и пляшем под гармошку... Вдруг слышим - летят казаки во всеь опор, плетями щелкают... Мы врассыпную. Притаились на огородах, слышим, на улице, где мы протянули проволоку, вой, злобные ругательства..." В принципе это традиционное озорничество, но здесь цель - нанести моральный или физический ущерб блюстителям порядка, обхитрить их, одурачить, сделать посмешищем.

А поскольку эта функция приобретает социально-политическую окраску и отличается от функций ранее рассмотренных двух типов эзорничоства, то, очевидно, перед нами еще один - третий тип эзорничества, характерный для небольшого периода (примерно с 1905 по 1917 год). Партийные комитеты обычно давали подросткам и юношам поручения, требовавшие быстроты, сноровки, ловкости: доставить прокламации, перенести типографский шрифт, разбросать листовки и т.п.. Встречи с опасностью часто возбуждали молодую удаль, желание блеснуть ввдумкой, и пусть порой это оборачивалось ребячливостью, молодые революционеры не останавливались перед лихостью, озорством. "Мы были молоды в своем озорстве,без которого трудно было обойтись, и в изобретательности старались перещеголять друг друга," - признается рабочий Нытвенского завода, которому в 1905 году было всего 16 лет*. "Мы были тогда полны революционного порыва и конкурировали "на смелость друг . перед другом," - пишет его ровесник Н.Камаганцев^. Соревнование "на смелость" толкало молодых распространителей .листовок к отысканию таких хитроумных способов, чтобы подзадорить заводских администраторов или полицейских, посмеяться над ними. Поэтому посылали листовки в письме на имя земского начальника, наклеивали на двери квартиры управителя, на ворота волостного управления. Особо эффектным считалось "устроить буран" - разбросать листовки из ложи театра, или снова приклеить листовку там, где ее сорвал полицейский, или прикрепить листовку полицейскому на спину, или под видом газетчиков раздавать прокламации прохожим в руки, громко выкрикивая "Последняя новинка!" Таким образом, в несколько редуцированном виде народное озорничество, веселая соревновательность находили место в революционной работе юношей и девушек. Заводская молодежь, воспитанная в традициях национальной культу- ' ры, при выполнении некоторых партийных поручений вольно или невольно следовала этим традициям. В революционной работе были и шутка, и озорной поступок - здесь как бы "встречались" сравнительно недавно появившийся классовый оптимизм рабочих и давняя национальная культурная традиция.

1. ПАСО, ф.41, оп.2, л.30.

2. Камаганцев Н. Года борьбы: Воспоминания партийца // Из прошлого: Сб.воспоминаний. - М.,1931. С.27.

В выводах четвертой главы подчеркивается, что в рассмотренных обычаях смех - сила и орудие борьбы рабочего коллектива. Высокая действенность обычаев била обусловлена именно общественным смеховым резонансом. Показательно, что русские инженеры или управители покидали.завод, с которого их "вывезли на тачке", а немцы через неделю - другую возвращались и продолжали работать, потому что, будучи иностранцами, они не ощущали глубину общественного презрения, силу общественного осмеяния. Все проанализированные обычаи высмеивания выполняли различные функции от развлекающей до карающей, от воспитательной до наносящей классовым врагам моральный урон. Иногда обычай мог совмещать две-три функции. Каждый обычай, будучи установлением, регламентируемым общественным мнением, имел определенный вариативный диапазон. Эта способность обычая, с одной стороны, "приноравливаться" к изменяющейся жизни, а с другой - сохранять устойчивость, связь с национальной традицией, обусловили органическое "вхождение" его в практику социально-классовой и революционной борьбы рабочих.

В пятой главе. "Общественно-политическая и революционная сатира уральских рабочих второй половины XIX - начала XX века" выдерживаются исторический и локально-региональный принципы анализа. Делается попытка показать жанровое богатство сатиры рабочих, ее связь с различными формами массового критицизма и характеризуются демократическая и революционная тенденция в сатире рабочих Урала.

Уже в первые десятилетия своего существования сатира уральских рабочих "складывалась" из двух потоков: первый составляли произведения, генетически восходящие к общенациональному комическому репертуару и творчески переработанные в рабочей среде, второй - произведения, сочиненные самими рабочими. Именно эти произведения являются собственно рабочей сатирой и придают рабочей комической поэзии особую характерность. Она в том, что сама по себе сатира рабочих возникает и существует вплоть до 1917 года как местная, локальная, даже узколокальная, что она является формой классовой оценки, формой выраженного отношения рабочих к своим классовым антагонистам, которые и являются основ ным объектом осмеяния. Конкретизируя, скажем, что рабочие высмеивают всю заводскую администрацию - от заводовладельца до конторщика. Правда, заводовладельцев сравнительно немного в сатирических песнях: сысертский ".-етарий барин4 Пучеглазик, барин

'ромберг, "распроклятый" Турчанинов и, конечно, всесильные Деми-,овы, представленные одной обобщенной фигурой. В песнях Демидов |Ткрыто квалифицируется как "сукин сын", как мот, живущий "на •роши рабочих", как обжора и т.п. Рядом с заводовладельцами их ■правители Глухих, Котов, Петров, Сухорукое,■ сисертский упра-¡итель по прозвищу Немогутка и более десятка безымянных. Боль-1ая часть сатирических произведений высмеивает тех служащих, с :оторыми рабочие сталкивались ежедневно. Классовая позиция ра~ ючих здесь проявлялась даже в осмеивающих прозвищах этих слу-еащих, например, в Сысертском горном округе рабочие подразделя-[И их на несколько групп: присудари - конторщики, счетоводы, ¡ухгалтера; шоша - уставщики, надсмотрщики; кричные жомы - прилики угля, руды, дров. Как самые непосредственные исполнители гозяйской воли, они первыми осмеивались и были первыми жертва-га стихийного протеста. Объектом локальной сатиры были также юлицейские и царские чиновники. Чаще всего в сатирических пес-шх от лица заводских "удальцов-реэвецов" звучала угроза в ад-)ес урядника, пристава, стражника, городового, и они предстают ) непривлекательном виде. А отношение к чиновникам примерно та-гое же, каким его фиксируют жандармы в своих служебных документах. Например, помощник начальника Пермского губернского жандарм-:кого управления подавал такие сведения для "Политического от-гета 1897 года": "Чиновник в глазах населения - не есть эакон-;ая сила, не олицетворение правды и нрава, не защитник обижен-юго, а грубая сила, действующая по собственному произволу, умещая ловко обойти закон, а нередко и просто презирающая этот и ¡акон, и право, и честь, и совесть".

Рабочие считают негативное сущностной чертой своих классовых антагонистов. Негативная сущность скрыта лишь до поры, до случая, который непременно произойдет и выявит хотя бы одно отрицательное качество, другой - другое, третий - третье, и каждый случай может быть освещен либо в песне, либо в частушке, табо стать основой комического устного рассказа, то есть случай, [акт, реальный пример являются формообразующим, поэтическим наглом. Случай, обнажая в смешном виде объективное отрицательное сачество классового антагониста,■иногда подкрепляется прямым >ценивающим высказыванием, или моральной сентенциейили угрозой... В таких песнях нет гротеска, гипербола заземлена ("по гри раза в день обедает"), нет и не может быть ничего фантасти-

ческого, условного. Иногда вводились бранные, даже вульгарные эпитеты, сравнения: классовый антагонист - это лиходей, сопляк, у него не лицо, а рыло или даже "рожа - два квадрата", сизый нос от пьянства, один глаз "глядит вверх", у него жена - "стопудовая мадам"; угрозы в его. адрес всегда выражены грубо: подшибем, своротим рыло, "расколотим все мозги'.'.. В целом для сатирических произведений характерна словесная раскованность, доходящая даже до сквернословия. Один из бывших горняков Богословского рудника вспоминал, что в дореволюционное время "больше матерные песни складывали про приказчиков да управителей". У П.П.Бажова есть сходное наблюдение:"...похабщина была во многих случаях средством опорочить того человека, которого не любили. Так что если отбросить эту оболочку, останется суть классово направленная"*. Сниженное бытовое, а также вульгарное слово не несет в комической поэзии рабочих клейма "непотребного", такому слову не прегражден путь в песню, пословицу, анекдот, каламбур; грубо-фамильярное, бранно-нецензурное обладало эстетическим полноправием. Также не меняется в принципе отношение к объекту сатиры в песнях местной тематики на протяжении 1860-1917 годов - это тип отношения. Все сатирические песни в адрес классовых врагов, хотя и создавались на протяжении почти шестидесяти лет разными людьми в разных заводах, легко сопоставимы и приложимы друг к другу, это как бы один цикл, в котором все произведения расположены "по горизонтали", это как бы цикл произведений одного автора, рассказывающего о комичных случаях по принципу: и еще был случай и еще был факт.

Нельзя согласиться с О.Б.Алексеевой, когда она пишет, что "изображение классовых врагов в образах конкретных, наиболее близких рабочим представителей власти - весьма типичная черта устной поэзии русских рабочих на первом этапе ее развития". На наш взгляд, это типичная черта устной поэзии рабочих на всех этапах ее развития. И хотя в начале XX века предметом сатиры рабочих оказывается уже в целом весь самодержавно-крепостнический строй, местная тематика не исчезает,как не изменяется ее объем, а также функция и характер узколокальных комических произведений

Начиная с 90-х годов XIX века, интенсивно развивается народ-

I. Цит.по: Павел Петрович Бажов: Сборник статей и воспоминаний /Сост. К.Рождественская. - Молотов, 1955. С.194.

ный критицизм, принимавший такие формы, как сквернословие в адрес царя и представителей цар'ской власти, надругательства над портретом царя (публично рвали, били кулаком, плевали, выкалывали глаза), публичное оскорбление церковных служителей и т.п. Не следует преувеличивать значение подобных форм критицизма, но нельзя и преуменьшать, потому что эта богохульствующая и сквернословящая в адрес царя масса была готова отозваться и на поэтическое слово рабочей сатиры и на политические лозунги социал-демократов.

Народную оценку самодержавия активно формирует, начиная с последних лет XIX века, нелегальная социал-демократическая литература, она же "внедряет социалистические идеи и' политическое самосознание в массу пролетариата" (В.И.Ленин). Адресованные широким массам, листовки "учитывали" их мнения, критическую настроенность, поэтому партийная оценка могла соседствовать с народно-массовыми характеристиками, дополнять или уточнять их и, в конечном итоге, оказывать решающее воздействие на формирование народного мнения. Но очень часто листовки писали рабочие, еще "не отошедшие" от фольклорного мышления, от фольклорной поэтики, поэтому они привносили мотивы и образы народной сатиры. В. массовых политических разговорах присутствовали пародийные высказывания, шутки, остроты, каламбуры, прозвища, реплики, выражавшие сатирическое отношение рабочих к самодержавию, конкретным министерствам, блюстителям порядка и т.п. При этом рабочие и революционеры использовали традиционные языковые и поэтические приемы создания комического.

В первые годы XX века большое значение приобретает революционная песня. П.Г.Ширяева, А.Л.Дымшиц, К.В.Боголюбов, Н.С.Полищук, А.И.Лазарев, А.М.Новикова и другие исследователи много писали о том, что в революционном воспитании масс значительную роль играли гимны, марши, что поэзия на демонстрациях сливалась с прямым революционным выступлением. Сатирические песни звучали вместе с революционными, дополняя по контрасту их высокий слог резко сниженной характеристикой тех, кто стоял у власти. Например, царь в сатирических песнях предстает как безвольный правитель, подчиняющийся желаниям матери: "На престоле сидит Машка, под престолом Николашка", он "всероссийский провокатор", "убийца рабочих и крестьян", а его мать рисовалась как развратная воровка и пьяница. В таком же плане изображаются бездарные царские генералы,

государственные чиновники, царские министры; раскрывается ложный характер обещанных конституционных свобод. Россия рисуется как страна, где чиновники "творят беззаконья", в городах и деревнях "царит голод и смерть", а с другой стороны - рабочий народ, "свою силу познав, громко требовать стал человеческих прав", но всего этого будто не понимает царь-дурачок, ставший "посмещищем у всех на устах".

Революционная песенная сатира может быть сопоставлена с массовой антиправительственнной карикатурой, карнавальными политическими масками. Тематика нелегальных карикатур и карнавальных масок была связана с современностью, диапазон обобщаемого мог быть предельно широким: с одной стороны, негативные явления местной жизни, с другой - вся Россия с ее антагонистическими противоречиями и военно-чиновничьей иерархией и даже шире - мировой капитализм. Причем инерция обобщения настолько сильна, что образ приобретает иногда историко-философский смысл, например, в карикатуре из рукописной тюремной газеты: рабочий и крестьянин выметают помелом, как сор, царя, свалившуюся корону, царских министров. Каждая из карикатур и масок - емкий образ, а в совокупности они создают гротескный образ России с царем-свиньей в короне, со Свободой, скрученной цепями, с Думой, на которой верхом сидит царский министр, с кутящими чиновниками-бюрократами... И этот образ, несмотря на его неправдоподобие, нес художественную, историческую правду - такова была царская Россия в начале XX века.

В целом можно сделать вывод о тесном взаимодействии и идейном "созвучии" форм народного критицизма, жанров народной сатиры, политических карнавальных масок, рукописной карикатуры и окарика-туривания памятников, икон, царского манифеста и т.п. Вообще сатира начала XX века - уникальное явление народной культуры, и его уникальность в том, что сатирический смех был всепроникающим, шел от самых низов общества и был наполнен революционным пафосом.

В заключении делается вывод о том, что на Урале исторически сложился тип рабочего мастеровитого, общительного, самоуверенного и в то же время знающего силу коллектива. Казалось бы, жестокий социальный гнет, крепостничество, остатки которого сохранялись даже в конце XIX века, должны были подавить мажорную настроенность и жизненную активность рабочих, но весь рассмотренный в диссертации материал свидетельствует об обратном. И здесь сыграл

— —

плодотворную роль национальная культурная традиция, которую органически усвоили работные люди Урала.

Эта культурная традиция уже существовала к ХУШ веку - русский народ создал ее в процессе преодоления многовековых социально-бытовых трудностей. Несколько веков татаро-монгольского ига, которое, по словам К.Маркса, "не только давило, но и иссушало самою душу народа, ставшего его жертвой", затем крепостничество, регулярные войны, которые уносили жизнь многих тысяч крестьян, а также различные эпидемии, пожары, неурожайные годы — все эти социальные и природные тяготы и бедствия были способны подавить жизненные силы и отдельного человека, и всего народа, если бы он не противопоставил им выработанную систему воспитания и сохранения оптимизма посредством смеха. Эта система подвергалась воздействию церкви, но церковь не оказала решающего влияния на формы и функции народного смеха, как не смогло это сделать и государство рядом указов ХУЛ века. Они не смогли повлиять ни на высокие идейно-нравственные ценности народной культуры, ни на традиционные приемы и средства результативного воздействия на тружеников. Обладая позитивным потенциалом, народная культура, формировала человека, способного проявить свою подлинно человеческую сущность даже в бесчеловечных, крепостнических условиях. Одной из составных отой культуры был фольклор и, в частности, комический фольклор.

Стихия смеха не проявлялась лишь в какое-то особое, например, праздничное время, - нет, она была повседневностью и "пронизывала" жизнь и трудовую деятельность рабочих, она способствовала воспитанию изначального чувства юмора. Не случайно А.С.Пушкин, Н.В.Гоголь и другие знатоки русского народа говорили о его веселости, да и сам народ в пословицах называет склонность к юмору, веселость или шутливость своей чертой. Если суммировать все,сказанное в нашей работе на эту тему, то следует ввделить следующее: I) Веселость может выступать как свойство натуры русского человека - это жизнерадостность, оптимизм, постоянная готовность воспринимать шутку и отвечать шуткой. Такая веселость воспитывалась с раннего детства. Народная педагогика выработала систему воспитания ребенка, которая вводила его в суровую жизнь через юмористический фольклор - именно здесь закладывались основы веселости как черты национального характера. Чувство национальной принадлежности возникало с овладением родного языка, и этот про-

цесс также шел у ребенка с помощью юмористических игровых жанров. Подрастая, ребенок опять-таки попадал в атмосферу "языковой игры" взрослых. Уральские материалы очень определенно свидетельствуют, что существовал неписанный этикет общения, "предписывавший" юмористическую тональность. Поэтому сам этикет подвергался пародированию и возникал его юмористический дублет, а говорящие легко переходили на "особый речевой ригистр", когда caí/ язык становился объектом и материалом пародирования. И не случайно в любых жизненных ситуациях, в том числе во время трудового процесса, русские проявляли веселость в таких жанровых формах, как комическая оценка лиц, обыгрывание собственных имен, фамилий, прозвищ, остроумные вопросы, ответы, отказы, рифмованные реплики, повторы-отзвучия, веллеризмы, шутливая божба, самоуверенная похвальба и многих других - здесь все было импровизированно, связано с речевым контекстом, но вместе с тем это была постоянно существовавшая (хочется сказать: традиционная) область русского юмористического словотворчества, отмеченная печатью художественной образности. А те люди, которые плохо знали родной язык, подвергались юмористической критике в анекдотах, прозвищах, бытовых сказках, ибо слабое знание родного языка воспринималось как национальная ущербность. 2) У некоторых людей веселость - это природный талант, органическая склонность к выражению отношения к жизни преимущественно через комические формы. Из таких людей можно выделить шутников - их смех потешный, юмористический, "камерный"; острословов - их смех не только смешит, но и обличает, так как они касаются социально-общественных проблем; балагуров - их смех направлен не только на предмет осмеяния, но и непременно на себя. Острословы, шутники, балагуры существенно влияли и на формирование общественного мнения, и на распространение материалистических представлений. 3) Веселость, наконец, может выступать как результат предельной бедности и неустроенности. Испытывая постоянные жизненные тяготы, русский человек был способен обрести беззаботность, доходящую до бесшабашности. Такая веселость отражается пословицами типа "и то смешно, что в животе тощо", "и смех, и горе". Веселость бедного, неимущего, иного просто голодного человека сопряжена с печальной усмешкой - это народный "смех сквозь слезы".

Обобщая рассмотрение сатиры рабочих Урала, повторим, что ' она возникает как узколокальная, что в ней изначально представ-

лены два лагеря - рабочие и их классовые противники,. что последних объединяет одно - любые отрицательные свойства и действия им присущи, с точки зрения рабочих, объективно. Эта сатира была общественно-политической, так как несла классовую оценку, выражение критического отношения рабочих к своим классовым противникам. Исполняя сатирические произведения, рабочий исходил их потребности "самоутверждения", из стремления "реализовать себя, дать себе через себя самого объективность в объективном мире и осуществить (выполнить) себя"*. Интенсивная работа уральских большевиков по политическому воспитанию масс, по внедрению идей социализма в массовое сознание послужила толчком к возникновению революционной сатиры рабочих. Этому способствовали также революционные события 1905 года. Сатирические произведения бытуют вместе с революционными гимнами и маршами, призывающими к свержению царизма. В сатирических песнях, частушках, стихотворениях Россия рисуется как государство с пошатнувшимися устоями, лишенное конституционных свобод, возглавляемое недалеким царем. С еяце большей наглядностью сатирический образ самодержавной России, царя, царского правительства изображается в карикатурах и других гротескных формах. Своей революционной сатирой рабочие демонстрировали классовую силу, чувство исторического превосходства и презрение к классовым врагам.

Классовая борьба неизбежно должна была привести к появлению революционной сатиры рабочих. В развитии рабочего и, в частности, сатирического фольклора, проявился закон возрастания роли народных масс в истории, что выразилось во влиянии рабочих на подпольную, нелегальную литературу и в повышении роли рабочего фольклора в самой народной культуре: шло художественное освоение новых сфер действительности, возникало идейно-тематическое многообра- ' эие, общественно-политическая новизна, усиливалось воздействие на духовную жизнь общества.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях по теме:

1. Сатира и юмор в дореволюционном фольклоре рабочих Урала. - Свердловск, 1987. - 204 с. - 11,85 п.л.

2. Содержательность художественной формы русского былевого эпоса: Учебное пособие. - Свердловск, 1977. - 81 с. -4,9 п.л.

I. Ленин В.И. Поли.собр.соч. Т.29. С.194.

3. П.П.Бажов и рабочий фольклор: Учебное пособие. - Свердловск, 1982. - 85 с. - 4,8 п.л.

4. Состояние сказочной традиции на Среднем Урале // Уч.зап. Пермского пед.ин-та. - Пермь, 1971. Т.90. С.53-55. - 0,2 п.л.

5. Из полевых наблюдений над бытованием сказки // Фольклор Урала: Народная проза. - Свердловск, 1976. С.17-23. - 0,5 п.л.

6. Присказка. Закон композиционного контраста // Фольклор Урала: Народная проза. - Свердловск, 1976. С.31-39. - 0,4 п.л.

7. Фольклорном сказов П.П.Бажова // Фольклор Урала: Литература и фольклор. - Свердловск, 1976. С.87-99. - 0,8 п.л.

8. Песенно-повествовательный эпос в свете народной фольклористики // Фольклор Урала: Народно-песенное творчество. - Свердловск, 1977. С.95-110. - 0,9 п.л.

9. Фольклорный тип эпопеи // Проблемы литературных жанров: Тез.докл.научн.конф. - Томск, 1979. С.25-27. - 0,2 п.л.

10. "Институт заводских стариков" в оценке П.П.Бажова // Фольклор народов РСФСР. - Уфа, 1979. С.81-90. - 0,5 п.л.

11. К проблеме изображения человека в народном эпосе: На материале Сборника Кирши Данилова // Фольклор Урала: Фольклор

и историческая действительность. - Свердловск, 1980. С.ПЗ-122.-0,7 п.л.

12. Традиционный рабочий фольклор в современном городе // Фольклор Урала: Фольклор и историческая действительность. -Свердловск, 1980. С.13-27. - 0,9 п.л.(в соавторстве с Е.Елизарян).

13. Эпический сюжет 650 С в современных записях // Фольклор Урала: Фольклор городов и поселков. - Свердловск, 1982. С.150-155. - 0,4 п.л.

14. Коллективные прозвища и этнические эпитеты в жанрах русского фольклора Урала // П.И.Чайковский и Урал. - Ижевск, 1983. С.91-99. - 0,6 п.л.

15. Образцы народного творчества из репертуара знатоков фольклора // Фольклор Урала: Бытование фольклора в современно сти*-Свердловск, 1983. С.59-64. - 0,3 п.л. (в соавторстве с Н.Чаги-ной).

16. Рабочие предания родины П.П.Бажова // Фольклор Урала: Бытование фольклора в современности. - Свердловск, 1983. С.5-22.-I п.л.

17. Юмористические рассказы и анекдота, бытующие в рабочей среде // Фольклор Урала: Современный фольклор старых заводов. -

Свердловск, 1984. С.21-37. - 0,9 п.л.

18. Обычай публичного осмеяния заводской администрации как форма социального протеста рабочих в конце XIX - начале XX века // Фольклор в духовной культуре современного рабочего класса. - Свердловск, 1986. С.90-102. - 0,7. п.л.

19. Народные острословы из среды горнозаводского населения Урала ХУШ - первой половины XIX века // Русский фольклор и современность: Тез.докл.научн.конф. / Уральск.гос.ун-т. - Свердловск, 1987. С.30-32. - 0,2 п.л.

20. Карикатурно-гротескные формы сатиры рабочих Урала в эпоху революции 1905-1907 гг. // УП Бирюковские чтения: Тез.докл.научн. конф. / Челябинский гос.ун-т» - Челябинск, 1987. С.123-124. -0,2 п.л.

Подписано в печ. (Я Л? / ?<?<?г СОХ&б УкТ

__Бепллгяо Овъем 2.0 Тир. /00 Зак. «4 Ю19

Свердловск, К-83, пр. Леннна, 51.' Типолаборатория УрГУ.