автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Сельские женщины в условиях колхозного строительства в конце 1920-х - начале 1940-х гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Сельские женщины в условиях колхозного строительства в конце 1920-х - начале 1940-х гг."

На правах рукописи

003456502 ГАДИЦКАЯ Марина Александровна

СЕЛЬСКИЕ ЖЕНЩИНЫ В УСЛОВИЯХ КОЛХОЗНОГО СТРОИТЕЛЬСТВА В КОНЦЕ 1920-х - НАЧАЛЕ 1940-х гг. (НА МАТЕРИАЛАХ ДОНА, КУБАНИ И СТАВРОПОЛЬЯ)

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

о 5 ЦЕН 2008

Новочеркасск 2008

003456502

Диссертация выполнена в Южно-Российском государственном техническом университете (Новочеркасском политехническом институте)

Научный руководитель: доктор философских наук,

кандидат исторических наук, профессор Скорпк Александр Павлович

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Плохотннж Татьяна Николаевна

доктор исторических наук, профессор Линец Сергей Иванович

Ведущая организация: Кубанский государственный

университет

Защита состоится 12 декабря 2008 г. в_часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.256.03 в Ставропольском государственном университете по адресу: 355009, г. Ставрополь, ул. Пушкина, 1.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Ставропольского государственного университета.

Автореферат разослан 12 ноября 2008 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор исторических наук,

профессор

И.А. Краснова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Проблемы взаимодействия полов, соотношения и трансформации мужских и женских ролей, всегда привлекают к себе пристальное снимание человеческого общества. В современных же условиях, когда в глобальных масштабах наблюдаются активные процессы феминизации, эти проблемы ощущаются с особенной остротой. В значительной мере именно трансформации т ендерной структуры, развернувшиеся в XX веке, стали мощным импульсом к развитию (в том числе в России) такого направления научных исследований, как «женская история» или историческая феминология.

Одной из актуальных тем научного анализа в российской исторической феминологии является «гендерная революция» (по аналогии с «культурной революцией»), чей пик пришелся на коней 1920-х - 1930-е гг., на период «сталинской» модернизации. Научно-теоретическая актуальность данной темы обусловлена масштабностью, глубиной и радикализмом тендерных трансформаций, что было особенно заметно в российской деревне, традиционализм которой вызывал резкое неприятие большевиков и подвергся их яростному реформаторскому воздействию в годы коллективизации. Необходимость взвешенного исследования перемен в жизни и деятельности сельских женщин 1930-х гг. актуализируется также многомерностью и противоречивостью результатов коллективизации в тендерной сфере: ведь декларации большевиков об «освобождении женщины-крестьянки» зачастую резко контрастировали с действительным положением и социальным статусом колхозниц. Наконец, затянувшееся и не отличающееся эффективностью реформирование аграрного производства постсоветской России наделяет исследуемую тему и практической актуальностью. В частности, в постсоветский период могут (и должны) быть востребованы позитивные принципы и методы осуществленных в советский период мер по социальной защите сельских женщин, улучшению их быта, и пр.

Хронологические границы исследования - конец 1920-х - начало 1940-х гг. Начальным рубежом служит 1929 г., когда И.В. Сталиным провозгласил переход к политике сплошной форсированной коллективизации, в рамках которой осуществлялись преобразования тендерной структуры советской (в том числе южкороссийской) деревни. Завершает период Великая Отечественная война, прервавшая поступательное развитие колхозной системы и существенно изменившая демографические параметры и тендерную структуру села.

Территориальные рамки исследования охватывают Дон, Кубань и Ставрополье, с учетом неоднократных административно-территориальных изменений, происходивших на протяжении 1930-х гг. Лишь в 1937 г. указанные регионы оформились в границах существующих и ныне Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского (до 1943 г. - Орджоникидзевского) края.

Историография проблемы.' В процессе научного осмысления темы многообразных изменений, вызванных коллективизацией в жизни и деятельности советских крестьянок, выделяется ряд качественно различных этапов:

Первый этап (конец 1920-х гг. - начало 1940-х гг.), на протяжении которого шел процесс формирования источниковой базы и первичного анализа результатов «колхозного строительства» в области гендерного устройства коллективизированной советской (в том числе южнороссийской) деревни.

Второй этап (вторая половина 1940-х гг. - середина 1980-х гг.) характеризуется введением в научный оборот значительного массива новых источников и, соответственно, заметно возросшим уровнем научно-теоретического осмысления проблемы тендерных трансформаций в колхозной деревне.

Третий этап (вторая половина 1980-х гг. - наше время) отличается расширением источниковой базы за счет прежде недоступных, засекреченных материалов, резкой сменой исследовательских приоритетов при анализе «тендерной революции» 1930-х гг., существенной корректировкой ранее незыблемых оценок тендерных трансформаций периода «колхозного строительства».

Первые работы, посвященные вопросам преобразований и трансформаций жизнедеятельности женщин советской деревне, и в том числе сел и станиц Юга России, появились уже в 1930-х гг,1 Они основывались на относительно узкой и однообразной источниковой базе, представленной в основном наблюдениями самих авторов, материалами прессы и статистических или справочных изданий. В большинстве своем авторы этих работ не столько анализировали, сколько описывали процессы тендерных трансформаций в

В автореферате содержится сокращенный вариант1 историографического обзора. Полный вариант анализа историографии проблемы изложен в тексте диссертации.

' См., напр.' Акинин И.А. Женский труд в колхозах. М, 1930; Артюхина A.B. Крестьянка за коллективизацию. М., 1930, Барановская О. Курица - не птица, баба - не человек. М. - Л, 1929, Горева Е. Делегатка - опора партии. М., 1930; Карпова У. За новый труд и быт колхозницы. М, 1931; Лукашенкова Э.В Роль женскою -груда ъ колхозном производстве // Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. 1932. №11- 12; Малевич Ф.Е. Организация женского труда // Коллективист. 1931. № 4, Мыльникова М.А. Женские бригады на колхозных полях М„ 1932; Серебренников Г. Женский труд в СССР. М, 1934, Сталь Л.Н. Работница и крестьянка в культпоходе. М. - Л., 1931; Тодрес В. Колхозная стройка на Тереке. Пятигорск, 1930; Чинарин Н. Не баба, а колхозница. Ростов н/Д., 1930, Шуваев K.M. Старая и новая деревня М, 1937.

коллективизируемой деревне, делая упор на позитивном характере происходящих изменений (чего от них требовал правящий режим). Обзор жизнедеятельности колхозниц основывался на двух концептуальных подходах, доминирующих в советской историографии - историко-политологическом и исто-рико-экономическом. Поэтому основное внимание уделялось проколхозной активности крестьянок, производственной деятельности колхозниц и мерам ее стимулирования, позитивным изменениям в быту и повседневной жизни сельских женщин, и пр. При этом в большинстве работ тендерные проблемы рассматривались лишь как один из аспектов «колхозного строительства».

В рамках второго из выделенных нами этапов историографии (вторая половина 1940-х - середина 1980-х гг.) учеными была существенно расширена источниковая база, что позволило углубить анализ проблемы. Но концептуальные подходы к осмыслению коллективизации (и, в частности, тендерных трансформаций на селе) остались практически неизменными, в- связи с чем круг рассматриваемых вопросов расширился несущественно.1 Как и ранее, в первую очередь ученые Юга России освешали политико-идеологические аспекты тендерных трансформаций (проколхозную и «антикулацкую» активность сельских женщин) и, в меньшей мере, рассматривали производственная деятельность колхозниц, мероприятия властей по их социальной защите, улучшению культурно-бытовых условий, и т.п.2 Тем самым, в работах историков Дона, Кубани и Ставрополья историко-политологический подход был выражен гораздо ярче и четче, чем историко-экономический. Не были пересмотрены идеологически заданные еще в 1930-х гг. основные оценки тендерных трансформаций: перемены в жизнедеятельности сельских женщин, вызванные коллективизацией, по-прежнему оценивалась лишь положительно.

1 См,, напр.: Абакумова В Октябрьская революция и раскрепощение женщины. Л., 1958; Аниси-

мов А. Советское крестьянство. М , 1947, Белоза В С. Подлинное равноправие. М, 1965; Бильшай В Л. Решение женского вопроса в СССР. М., 1956; Громова Г М. Советская женщина - труженица, мать. М, 1963, История советского крестьянства. В 5-та т. Т. 2 (1927 - 1037 гг.). М„ 1985; Т. 3. (1938 - 1945 гт). М, 1987; Островский B.B. Колхозное крестьянство СССР. Саратов, 1967; Татаринова H И Строительство коммунизма и трудженщин. М„ 1964; Карасева Л. Советская женщина в борьбе за построение коммунизма. М , 1954.

3 См, напр 1 Абрамова П.Ф. Деятельность партийных организаций Северного Кавказа по вовлечению трудящихся женщин в социалистическое строительство в период построения фундамента социализма (1926 - 1932 гг.) Дис. ... канд ист. наук. М., 1976, Го]Кткина Л Колхоз «Украина». Ростов н/Д, 1950; Измайлов П.П Борьба партийных организации Кубани за коллективизацию сельского хозяйства в голы первой сталинской пятилетки. Дис. ... канд. ист. наук М., 1953; Канцедалов П.3. Коллективизация сельского хозяйства на Тереке1 Дис ... канд ист. наук. Пятигорск, 1951; Ковалев K.M. Прошлое и настоящее крестьян Ставрополья. Ставрополь, 1947; Ленинский путь донской станицы / Под ред. Ф.И. Поташева, С.А. Андронова. Ростов н/Д, 1970; Осколков Е Н. Победа колхозного строя в зерновых районах Северного Кавказа. Ростов н/Д., 1973; Пейгатев В Н. Большевики Ставрополья в борьбе за сплошную коллективизацию сельского хозяйства: Дис, ... канд ист. наук. Пятигорск, 1951; Русина А Женщина колхозной деревни Ставрополь, 1947.

На протяжении третьего этапа историографии проблемы (вторая половина 1980-х гг. - наше время) марксистская методология лишилась монопольного положения, открылись засекреченные архивные фонды и были сняты запреты на анализ табуированных аспектов коллективизации. Это позволило исследователям анализировать проблему тендерных трансформаций 1930-х гг. с совершенно иных теоретико-методологических позиций и существенно переосмыслить процессы жизнедеятельности женщин-колхозниц. В отличие от предшествующей историографической традиции, в постсоветский период ученые, основываясь, помимо прочего, и на материалах Дона, Кубани и Ставрополья, акцентировали внимание на антиколхозной протестной активности крестьянок и на противоречивости социальной (в более узком смысле - тендерной) политики сталинского режима.1 Так, в работах В.Б. Жиромской, Р.Т. Маннинг, Ш. Фицпатрик убедительно доказывалось, что коллективизация не только усилила уже существовавшие диспропорции в соотношении полов, но и весьма несущественно изменила расстановку тендерных ролей в аграрном производстве.2

Те же тенденции характерны и для южнороссийской региональной историографии. Так, H.A. Мальцева указала на важную роль женщин в сопротивлении «колхозному строительству», а В.А. Бондарев предпринял попытку установить причины, характер и специфику массовых женских акций протеста против хлебозаготовок, «раскулачивания» и коллективизации.3 В представительной диссертации Н.И. Булгаковой анализировались демографические процессы в селах Ставрополья 1930-х г. и было освещено функционирование личных подсобных хозяйств (ЛПХ) колхозников, в которых сельские женщины играли ведущую роль.4 Вопросы состояния и развития ЛПХ в той или иной мере рассматривались в работах В.А. Бондарева, И.И. Некрасовой, М.Б. Тленкопачева.5

1 Вишневский Л.Г Консервативная модернизация в СССР. М., 199S, Бонц.;лл В Крестьянка в политическом искусстве сталинской эпохи // Советская социальная политика 1920 -- 1930-х годов: идеология и повседневное п» 'Под ред П Романова и В Ярскои-Смирновой. М., 2007, Ивкицкий H.A. Ко.ччективщаиия и раскулачивание (начало 30-х гт) М . 1994; Лебина H. «Навстречу многочисленным заявлениям трудящихся женщин ..» Абортная политика как зеркало советской социальной заботы // Советская социальная политика 1920 -1930-хгодов. М , 2007; РогалинаН Л Коллективизация' уроки пройденного пути М, 19ÍÍ9, и др.

1 Жиромская В Б Демографическая история России в 1930-е годы. Взгляд в неизвестное. М., 2001; Маннинг РТ Женщины советской деревни накануне Второй мировой войны 1935 - 1940 годы // Отечественная история 2001 № 5. Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. М., 2001.

J Бондарев ВА Фрагментарная модернизация постоктябрьской деревни. Ростоь н/Д, 2005; Мальцева Н А Очерки истории коллективизации на Ставрополье. СПб, 2000

4 Булгакова Н.И. Сельское население Ставрополья во второй половине 1920х -начале 30-х годов XX века, изменения в демографическом, хозяйственном и культурном облике Дис .. канд. ист. наук. Ставрополь, 2003.

s Бондарев В А. Крестьянство и коллективизация. Ростов к/Д., 2006; Некрасова НИ. Коллективизация в сельском хозяйстве Ставропольского края (конец 20-х - начало 30-х гг.): оценки и выводы Автореф дис. ...

Следует признать, что в постсоветский период на Юге России несколько снизился исследовательский интерес к проблеме тендерных трансформаций на селе в эпоху «колхозного строительства». Результаты анализа историографии подтверждают мнение Э.Г. Колесниковой о том, что тема гендерных преобразований и динамики (в том числе на протяжении 1930-х гг.), в южнороссийской региональной историографии «раскрыта фрагментарно».1 К числу аспектов данной темы, не получивших удовлетворительного освещения, относятся:

- особенности социально-профессиональной дифференциации женщин-колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гг.;

- специфика производственной деятельности колхозниц и меры властей по ее стимулированию;

- трансформации гендерных ролей в колхозной деревне Юга России, изменения ментальности сельских женщин в 1930-х гг.;

- историческая повседневность донских, кубанских, ставропольских колхозниц в рассматриваемый период времени.

Источниковая база исследования включает в себя архивные материалы, сборники документов, сочинения и тезисы выступлений советско-партийных деятелей, периодические издания, письма, мемуары и воспоминания.

Диссертационное исследование основано на материалах Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСГТИ), Российского государственной) архива экономики (РГАЭ), Центров документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО) и Краснодарского края (ЦЦНИ КК), Государственного архива новейшей истории Ставропольского края (ГАНИ СК), Государственным архивов Ростовской области (ГАРО), Краснодарского (ГАКК) и Ставропольского (ГАСК) краев. Общий объем использованных в работе архивных материалов составляет 33 фонда и свыше 170 дел.

Постановления, распоряжения, материалы съездов, пленумов, совещаний, бюро ЦК ВКП(б) (РГАСПИ, ф. 17), Северо-Кавказского (ЦДНИ РО, ф. 7), Азо-во-Черноморского (ЦДНИ РО, ф. 8), Краснодарского (ЦДНИ КК, ф. 1774-а), Орджоникидзевского (ГАНИ СК, ф. 1) крайкомов ВКП(б), Ростовского обкома ВКП(б) (ЦДНИ РО, ф. 9), Терского охружкома ВКП(б) (ГАНИ СК, ф. 5938) позволяют реконструировать процесс разработки и реализации на Юге России го-

нанд. ист. наук Птгигоцск, 2004, Тленкопачев М.Б. Политико-правовой сгагус личного подсобного хозяйства в российском обществе; илорич н современность. М., - Пятигорск, 2001,

1 Колесникова Э.Г. Тендерные представления и стереотипы Сгзэропольского провинциального общества а последней четверга XIX - начале XX вв. Автореф. дис. . кала ист. наук. Ставрополь, 2007. С. 3.

сударственной политики по вовлечению сельских женщин в «колхозное строительство». К этим документам близки по содержанию материалы советских учреждений: Ставропольского окружного (ГАСК, ф, р-299), Ростовского областного (ГАРО, ф. р-3737), Краснодарского краевого (ГАКК, ф.р-687, ф. р-1480) исполкомов советов депутатов трудящихся.

Материалы Центрального статистического управления (ЦСУ) СССР (РГАЭ, ф. 1562) дают представление о численности и удельном весе сельских женщин в массе колхозников Юга России. Такие же сведения содержатся в документах статуправлений Ростовской области (ГАРО, ф. р-4034), Ставропольского (ГАСК, ф.р-1886) и Краснодарского (ГАКК, ф. р-1246) краев, Краснодарской краевой плановой комиссии (ГАКК, ф. р-1378), в отчетах отдельных колхозов Ставрополья (ГАСК, ф. р-2034, ф. р-2870, ф. р-5350) и Дона (ГАРО, ф. р-4340).

Масса информации о производственной деятельности, повседневной жизни, социальном статусе колхозниц Юга России содержится в фондах Северо-Кавказского (ГАРО, ф. р-1390) и Орджоникидзевского (ГАСК, ф. р-2395) краевых земельных управлений, Северо-Кавказского краевого (ГАРО, ф. р-2399) и Ставропольского окружного (ГАСК, ф. р-602) колхозсоюзов, Северо-Кавказского краевого управления зерновых МТС (ГАРО, ф. р-2573). Особенно важны фонды Северо-Кавказского краевого (ГАРО, ф. р-1185) и Кубанского окружного (ГАКК, ф. р-226) управлений Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ), а также политотделов МТС Северо-Кавказского и Азово-Черноморского краев (ЦДНИ РО, ф. 166), где сосредоточены секретные доклады и отчеты, предоставляющие возможность объективно отобразить противоречивые изменения в жизни колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гт.

В работе использованы 14 центральных журналов («Коллективист», «Социалистическое сельское хозяйство» и др.) и газета «Социалистическое земледелие», а также 3 региональных журнала («Колхозница», «Колхозный путь», «Северо-Кавказский край») и 8 газет («Большевик», «Молот», «Орджоникид-зевская правда», и пр.). В прессе 1930-хгг. содержится значительный объем информации о труде и повседневной жизни колхозниц Юга России. Однако, учитывая тенденциозность многих публикаций, использование такой информации возможно лишь после обстоятельного критического анализа.

Разнообразные сведения о государственной тендерной политике и жизнедеятельности южнороссийских колхозниц в 1930-х гг. были почерпнуты нами из сборников опубликованных документов и материалов, в том числе издан-

ных на Юге России.1 Наиболее информативны сборники, изданные в постсоветский период, поскольку в них сосредоточено значительное количество интереснейших, но ранее практически недоступных, засекреченных документов.

Особой группой источников выступают произведения и материалы выступлений партийно-советских деятелей: И.В. Сталина, Б.П. Шеболдаева, Я.А. Яковлева, и др. В них содержатся характеристики государственных мероприятий по отношению к сельским женщинам, нередко даются достаточные взвешенные оценки тендерных трансформаций 1930-х гг.

О том, как сами колхозницы оценивали изменения в своей жизни и деятельности, вызванные «колхозным строительством», свидетельствуют их воспоминания,2 а также эпистолярные источники, хранящиеся в архивных фондах (РГАЭ, ф. 396), или опубликованные как в 1930-х гг., так и по завершении данной исторической эпохи.3 Современные коллективизации литературные произведения, использованные при написании диссертации, позволили полнее отобразить мысли и переживания сельских женщин Юга России.4

Эмпирическая база, подвергнутая комплексному и критическому анализу, позволила раскрыть заявленную тему и решить поставленные задачи.

Цель исследования заключается во всестороннем анализе трансформаций, происходивших в гендерной структуре южнороссийской деревни, и жизнедеятельности женщин-колхозниц Юга России в конце 1920-х - начале 1940-х гг.

Сформулированная цель предполагает решение нижеследующих задач:

- реконструировать тендерную динамику в колхозах Юга России;

- выявить социально-профессиональную дифференциацию колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья;

1 История колхозного права 1917 - 1958 гг. Т. 2 1937 - 1958. М, 1959. Коллективизация сельского хозяйства на Северном Кавказе (1927 - 1937 гг.) / Под. ред ПВ Семернина и Е.Н. Осколкова. Краснодар, 1972; Краснодарский край в 1937 - 1941 гг. Документы и материалы / Гл. ред. А.А. Алексеева. Краснодар, 1997, Советская деревня глазами ВЧК - ОПТУ - НКВД; Документы и материалы / Под ред. А. Береловича, В.Данилова. 1918- 1939. Т.З. Кн.1. 1930- 1931. М, 2003, Кн 2. 1932 - 1934. М., 2005; Трагедия советской деревни Коллективизация я раскулачивание Документы и материалы в пяти томах. 1927 - 1939 / Гл ред В. Данилов. Р, Маннинг, Л. Виола Т 2. Ноябрь 1929 - декабрь 1930. М., 2000, Т.З. Конец 1930 - 1933. М., 2001, Т. 4. 1934- 1936. М, 2002, и др.

1 Александрова П. А. Пережитое // Колхозница. 1936 Хз 1 - 2. С 9; Деревянко С. Старая хата // Крестьянин. 2007. № 2. С. 19; Карпов В. Лихолетье // Крестьянин. 2003. № 23. С. 9; Кияшко 310 Годы шлхозшй жизни. Краснодар, 1953, Павлов А. Записки переселенца. // Советская Кубань 1991.18 января; Сокольский Э. Забытый уклад// Крестьянин. 2004. № 18. С. 8; ТкаченкоН Как загоняли в колхоз //Крестьянин, 2000. №31. С. 22.

3 День нашей жизни. Очерки Статьи. Замсттси. Письма. Документы. (15 мая 1940 г.). Ростов н/Д, 1940, Бутко. Письмо в редакцию // Колхозница. 1937. № 4. С. 19; Письмо 385 казачек Александрийско-Обиленского района Северо-Кавказского края И В. Сталину // Северо-Кавказский большевик. 1936 8 марта; Письма во власть. 1928 -1939 / Сост. АЛ. Лившим, И.Б. Орлов, О.В. Хлевянж. М„ 2002, и др.

* Панферов Ф.И. Бруски. Кн. 2, 3 М., 1950; Шолохов М.А. Поднятая целина. М, 1960; Его же: По правобережью Дона // Шолохов М.А. Собрание сочинений в восьми томах Т, 8. М.. 1975.

- установить особенности трудовой занятости сельских женщин в колхозном производстве;

- определить факторы и формы участия крестьянок и казачек Юга России в общественной жизни села в период «колхозного строительства»;

- проанализировать тендерную специфику крестьянского протеста, обусловленного проведением сплошной форсированной коллективизации;

- исследовать роль и формы занятости колхозниц в своем домашнем хозяйстве как особой сфере приложения труда;

- осуществить детальное и всестороннее освещение исторической повседневности женщин-колхозниц Юга России 1930-х гг.;

- дать анализ изменению тендерных ролей и трансформации ментально-сти женщин-колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гг.

Объект исследования - социальная структура российской (советской) деревни и возникающие в ее рамках взаимоотношения полов, в динамике и развитии.

Предмет исследования- трансформации жизнедеятельности, повседневности и ментальности женщин-колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в период «колхозного строительства» конца 1920-х - начала 1940-х гг.

Основополагающими компонентам к теоретико-методологической базы исследования являются принципы историзма, системности, всесторонности и объективности, следование которым выражается в освещении прошедших событий во всей их сложности и противоречивости, с учетом причинно-следственных связей и специфики рассматриваемой эпохи. Работа основана на синтезе ряда методологических подходов (формационного, цивилизационного, тендерного), что позволило достаточно эффективно осуществить анализ поставленной проблемы.

Поскольку предметом настоящего исследования выступают тендерные трансформации эпохи «колхозного стро1гтельства», нам предстазляется актуальной обоснованная в работах В.А.Бондарева частно-историческая теория фрагментарной модернизации, объясняющая противоречивость тендерных трансформаций 1930-х гг. Немаловажны и разработанные Т.А. Булыгиной и С.И. Ма-ловичко1 положения «новой локальной истории», адекватно объясняющие региональные особенности изменений в жизни крестьянок Юга России.

1 См., напр: Булыгииа Т.А. Исторически антропология и исследовательские по,'коды :сновой локальной истории» И Человек на исторических поворотах XX века I Под ред А.Н. Еремеевой, А.Ю Рожкоьа. Краснодар, 2006, С. 27 - 34; Маловичко С И, Булыгина ТА Современная историческая наука и изучение локальной историк II Новая локальная история. Выл 1. Новая локальная история: методы, источники, столичная и провинциальная историография: Материалы первой Всероссийской Интернет-конференции, Ставрополь, 23 мая 2003 г. - Слан ропать. 2003. С. 6 - 2.

Методологический инструментарий, использованный в работе, включает в себя универсальные (общенаучные), и специально-исторические методы исследования. Так. сравшлельно-исторический метод применялся при установлении сходства и различия тендерного устройства доколхозной и коллективизированной деревни, историко-генетический мегод дал возможность проследить преемственность социального статуса и образа жизни крестьянок и колхозниц. На основе метода коитент-анализа был осуществлен поиск смысловых единиц в периодических изданиях, а при анализе гендерно-демографических процессов в южнороссийской деревне использовался метод когорт.

Новизна представленной работы, прежде всего, состоит в том, что впервые в региональной историографии проведено комплексное исследование многообразных изменений в производственной и общественной деятельности, повседневной жизни, ментацьности, социально-гендерном статусе сельских женщин Юга России в конце 1920-х - начале 1940-х гг. Кроме того, в работе:

1. Осуществлен анализ динамики тендерного состава колхозов Дона, Кубани и Ставрополья в конце 1920-х - начале 1940-х гг., и факторов, оказывавших на данные процессы определяющее влияние. Доказано, что на всем протяжении отмеченного периода в колхозах Юга России численность женщин превышала количество мужчин, причем одной из ведущих причин гендерных диспропорций являлось отходничество - как организованное, так и стихийное.

2. Установлена и проанализирована социально-профессиональная дифференциация женщин-колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гг., освещен процесс модернизации их производственной деятельности. Доказано, что, вследствие отстаиваемого государством курса на активное вовлечение женщин в «мужские» отрасли производства (механизация, коневодство, и пр.), основными результатами модернизации являлись увеличение трудовременной нагрузки на колхозниц и расширение сфер приложения женского труда.

3. Определен и детально рассмотрен комплекс факторов женской трудовой активности в коллективных хозяйствах Юга России. Подтверждена авторская гипотеза о динамике данных факторов в 1930-х гг., обусловленной постепенным организационно-хозяйственным укреплением колхозной системы (что положительно влияло на производственную мотивацию женщин-колхозниц).

4. Проведен анализ общественной деятельности сельских женщин в конце 1920-х - начале 1940-х гг. Впервые в южнороссийской историографии разработана периодизация общественной деятельности колхозниц: 1) конец 1920-х гг. -

начало 1933 г. («социально-политический этап», или «этап содействия коллективизации»); 2) начало 1933 г. - конец 1936 г. («социально-экономический этап», или «этап закрепления результатов коллективизации»); 3) 1937 г. - начало 1940-х гг. («хозяйственно-политический этап»).

5. Дана оценка трансформации тендерных ролей в южнороссийской деревне в 1930-х гг. Установлено, что сформулированная большевиками задача освобождения женщины и достижения равенства полов в деревне, не была реализована в полной мере, причиной чего являлись не только устойчивые патриархальные традиции сельского социума, но и особенности колхозной системы, подчинившей крестьянство диктату сталинского режима. Хотя в ходе «колхозного строительства» в деревне Юга России сформировался слой «новых женщин» (как правило, молодых возрастов), ощущавших себя свободными и равными мужчинам, существенной смены тендерных ролей не произошло.

6. Доказано, что сфера повседневности и ментальности женщин-колхозниц Юга России в 1930-х гг. характеризовалась сочетанием традиций и новаций, при доминировании первых над вторыми. Колхозницы, как и крестьянки до-колхозной деревни, в большей мере были заняты в домашних хозяйствах, чем в колхозах, их костюм, интерьер жилищи сами жилища изменились несущественно. Сохранялись и базовые компоненты ментальности сельских женщин, такие, как осознание себя матерью, женой, хранительницей домашнего очага.

Практическая значимость исследования. Материалы диссертационной работы использовались при подготовке к проведению лекционных и практических занятий по дисциплинам исторического цикла в Сочинском филиале Российского университета дружбы народов. Эмпирическая база диссертационного исследования, его содержание и выводы могут быть использованы в учебной работе, в лекционных курсах по отечественной истории, регионоведению, аграрной истории, истории советского крестьянства.

Апробация работы. По теме исследования опубликованы 4 работы общим объемом 1,38 п.л. Основные положения и выводы диссертации обсуждались на ряде научных конференций, таких, как «Девятые Всероссийские научные чтения по актуальным проблемам социальной истории и социальной работы» (Новочеркасск, 2008 г.), «Лосевские чтения» (Новочеркасск, 2008 г.).

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В двух параграфах первой главы «Социально-групповые характеристики женщин-колхозниц Юга России в 30-е гг. XX в.» осуществлен анализ демографических процессов в коллективизированной деревне Дона, Кубани и Ставрополья, прослежена динамика тендерного состава коллективных хозяйств и рассмотрены особенности социально-профессиональной дифференциации женщин-колхозниц.

В результате войн и революций первых двух десятилетий XX в. в России не только заметно уменьшилась численность населения, но и возникли четко выраженные диспропорции в соотношении полов. Причем наибольшие потери понесла российская деревня, так как к началу XX в. сельские жители составляли подавляющее большинство населения России. Территории Дона, Кубани и Ставрополья представляли собой в данном случае не только не исключение, на один из наиболее характерных примеров, так как здесь, в силу этносоциальной специфики (резкие противоречия между казаками и иногородними, национальная пестрота), гражданская война отличалась особой длительностью и ожесточенностью. Согласно переписи 1926 г., на Дону и Кубани насчитывалось 2 957,7 тыс. женщин и лишь 2 685,6 тыс. мужчин, а в районах Ставрополья, Терека, национальных регионах Северного Кавказа - соответственно 890,5 тыс. и 814,4 тыс. Даже в 1927 г. в Северо-Кавказском крае женщины возглавляли 70 тыс. хозяйств. Поскольку экономическое и общественное положение одиноких крестьянок было весьма тяжелым, многие из них стремились объединиться в колхозы или вступить в уже существующие коллективные хозяйства. Так в Северо-Кавказском крае возник один из феноменов 1920-х гг. - женские колхозы, которых в 1929 г. насчитывалось 85.

Коллективизация еще более усилила тендерные диспропорции, наблюдавшиеся в доколхозной деревне Юга России. Репрессии, «раскулачивание», голод 1932 - 1933 гг. и, в особенности, организованное и неорганизованное (зачастую принимавшее форму бегства из деревни) отходничество, - все это привело к тому, что численность женщин-колхозниц была выше, чем мужчин. По данным специальных исследований, уже в 1931 г. в колхозах СевероКавказского края на каждых 100 мужчин приходилось 117 женщин. Учитывая масштабы репрессий и бегства из деревни, можно говорить о том, что феминизация аграрного производства в 1930-х гг. не только объяснялась воздейст-

вием большевистских установок на равноправие полов, но отчасти являлась вынужденной мерой, - из-за нехватки мужских рабочих рук. Лишь к исходу 1930-х гг. ситуация была несколько выправлена. В это время тендерные диспропорции выражались не столь четко, вследствие восстановительных демографических процессов (которые, в свою очередь, стали возможны в результате организационно-хозяйственного укрепления колхозной системы и общего смягчения аграрной политики сталинского режима). Но и в 1939 г. на Юге России женская часть населения превосходила мужскую на 567,2 тыс. человек.

Среди женщин-колхозниц Юга России, как и в целом среди колхозного крестьянства СССР, в 1930-х гг. достаточно отчетливо выделялся ряд социально-профессиональных групп. Это такие группы, как: рядовые колхозшщы, передовики производства, специалисты и, наконец, работники колхозной администрации (управленцы). В данном случае речь идет о взаимосвязи профессионального и социального статуса, когда первый определял второй.

Подавляющее большинство колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гг. относились к рядовому составу коллективных хозяйств и были заняты физическим, нередко неквалифицированным, трудом в различных отраслях колхозного производства. Как правило, женщины трудились в колхозных бригадах наравне и вперемешку с мужчинами. Однако уже в начале 1930-х гг. практиковалась и организация чисто женских бригад, на том основании, что колхознииы в этом случае демонстрировали более высокую трудовую активность и могли получать повышенные доходы на трудодни (так как постоянные специализированные женские бригады обладали способностью собирать более высокие урожаи). Когда во второй половине 1930-х гг. на Юге России широко распространилась такая организационная форма, как звенья, то многие из них стали женскими, особенно в огородничестве, табаководстве, хлопководстве и т. п. Впрочем, специализированная звеньевая организация работы нередко нарушалась администрацией коллективных хозяйств, перебрасывавшей колхозниц из одного звена, занятого в определенной отрасли хозяйства, в другие звенья, на совершенно другие работы. Все это препятствовало специализации женского труда, в которой специалисты в 1930-х гг. обоснованно видели средство увеличения эффективности трудоусилий колхозниц и важное условие повышения оплаты их производственной деятельности.

По сравнению с рядовыми колхозницами, более высокое положение в колхозной иерархии на Юге России занимали передовики производства -

ударницы и стахановки. Основное различие между ударницами и стахановками заключалось в том, что вторые превосходили первых своим трудовым энтузиазмом и, в еще больших размерах, перевыполняли нормы выработки на производстве и собирали еще более высокие урожаи. Так, летом 1934 г. в молодежной бригаде колхоза им. Магницкого Азово-Черноморского края ударниками считали колхозников, перевыполнявших нормы выработки на 20 %. А колхозница Нина Билиминка из сельхозартели им. Политбюро Ла-бинского района того же края в 1937 г. перевыполняла норму по прополке озимых в два раза, за что была причислена к когорте стахановцев.

Теоретически за свой тяжелый труд ударницы и стахановки должны были получать более высокое вознаграждение и питаться в процессе работы по усиленным нормам («котел ударника», «стол ударника»). Однако далеко не все колхозы Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гг. имели необходимые средства для достойного вознаграждения передовиков производства. Кроме того, ударницы и стахановки, которых сталинский режим использовал как средство воздействия на остальных колхозников с целью усиления их трудовой активности, нередко становились объектом негативной реакции односельчан - насмешек, общественного отчуждения, избиений и даже убийств. Все это существенно затрудняло расширение рядов передовиков колхозного производства.

В то же время, несмотря на недостаточно высокую оплату труда и неприязнь односельчан, колхозницы, - ударницы и стахановки, - имели шанс повысить свой социальный статус, иной раз весьма значительно. Во-первых, передовики производства входили в состав так называемого «актива», из представителей которого рекрутировались кадры административно-управленческого аппарата коллективных хозяйств. Во-вторых, из массы рядовых колхозниц ударница (особенно стахановка) могла подняться до уровня членов высших органов государственной власти, обрести широкую известность не только в СССР, но даже за его пределами. В частности, кубанская трактористка-стахановка Паша Ковардак в 1937 г. стала членом Верховного Совета СССР.

Ступенькой выше рядовых колхозниц, а нередко и выше ударниц, в колхозах Юга России 1930-х гг. располагались специалисты (механизаторы, бухгалтеры, счетоводы, заведующие хатами-лабораториями, и пр.). Необходимо, впрочем, отметить, что женщины-специалисты, работавшие непосредственно на производстве (например, механизаторы), хотя и составляли особую группу среди колхозниц, но радикально от них не отличались. Зато женщины-бухгалтеры,

счетоводы и подобные им входили в состав администрации (или были близки к ней) и поэтому занимали в колхозах позиции, не сравнимые с положением ни рядовых колхозниц, ни специалистов-производственников. Однако представленность женщин среди лиц указанных профессий была минимальна. Так, в 1939 г. на Всесоюзных заочных курсах из 2 300 курсантов, обучавшихся премудростям колхозной бухгалтерии, насчитывалось всего лишь 275 колхозниц.

Те же тенденции отличали и корпорацию колхозных управленцев. Хотя женщины составляли примерно 60 % трудовых ресурсов южнороссийских колхозов, их доля в составе руководящих колхозных кадров была далеко непропорциональна удельному весу среди рядовых колхозников. Особенно незначительным было представительство женщин в высшем звене колхозных управленцев: среди председателей и членов правлений коллективных хозяйств, ревизионных комиссий. Чаще всего женщины занимали средние и низшие уровни в иерархии колхозных администраторов, становясь бригадирами, заведующими животноводческими фермами, звеньевыми, и т. п. К осени 1931 г. в колхозах 51 района Северо-Кавказского края женщины составляли лишь 7,9 % председательского корпуса, 19,5 % членов колхозных правлений, 18.7 % членов ревизионных комиссий, 60,2 % заведующих молочно-товарными фермами. В 1940 г. в Ростовской области среди 8 622 председателей колхозов, заведующих животноводческими фермами, бухгалтеров и счетоводов было только 789 женщин, или 9,1 %. В конце 1930-х гг. в Орджоникидзев-ском крае насчитывалось больше тысячи женщин-бригадиров и около пяти тысяч га помощников (хотя в среднем на каждый колхоз приходилось менее одной женщины-бригадира и немногим более трех помощниц бригадира).

Можно утверждать, что сталинская модернизация аграрного производства, выразившаяся в сплошной форсированной коллективизации, означала для сельских женщин и Юга России, и всей страны значительное повышение трудовых затрат и расширение сфер приложения трудоусилий. Механизация же сельского хозяйства, способная облегчить труд крестьян, хотя и осуществлялась в 1930-х гг., но ее уровень даже к исходу десятилетия не был достаточно высок. В то же время значительного вовлечения рядовых колхозниц в административно-управленческий аппарат коллективных хозяйств не произошло.

Сложившаяся ситуация (которую можно характеризовать как дискриминацию по половой принадлежности), на наш взгляд, объяснялась в первую очередь стойкими патриархальными стереотипами сельских сообществ Юга Рос-

сии (особенно национальных регионов Северного Кавказа). В силу своей укорененности в крестьянском сознании эти традиции не могли быть не только преодолены, но даже сколь-нибудь существенно поколеблены сплошной коллективизацией, несмотря на весь ее радикализм. Хотя крестьяне и казаки признавали и даже приветствовали важную роль женщин в производстве или сопротивлении властям, они не были готовы допустить их на руководящие должности, особенно относящиеся к высшим звеньям колхозной иерархии. Причем, антифеминистскую позицию рядовых членов колхозов чаще всего разделяли представители органов власти на Юге России, от районного начальства до краевого руководства. Иначе невозможно объяснить, почему вакантные должности председателей колхозов, комплектовавшиеся с ведома партийно-советских властей, с завидным постоянством заполнялись почти исключительно мужчинами.

Во второй главе «Развитие социально-производственного потенциала женшин-колхозннц в условиях колхозного строительства», состоящей из четырех параграфов, освещаются такие вопросы, как факторы трудовой активности и особенности производственной деятельности женщин в коллективных хозяйствах, общественная активность крестьянок и колхозниц Юга России, а также тендерная специфика крестьянского протеста форсированной коллективизации и негативным компонентам колхозной системы.

Партийно-советское руководство, стремясь реализовать масштабные планы индустриализации и коллективизации, не последнюю роль отводило в этом сельским женщинам. Колхозницы рассматривались властью как важнейшая тендерная группа коллективизированной деревни, способная обеспечить проведение сельхозрабог и заменить в аграрном секторе экономики мужчин, которые в массовом порядке направлялись на создание советской индустрии; не случайно Сталин утверждал, что «женщины в колхозах - большая сила».

Стремясь к максимальному вовлечению женщин в колхозное производство, представители власти пытались устранить все препятствия этому. Особое внимание уделялось развитию сельских культурно-бытовых учреждений, на которые возлагалась задача освободить женщину от домашних забот, препятствующих ей трудиться в колхозах. Именно в ходе «колхозного строительства» численность культурно-бытовых заведений (детских садоз, яслей, площадок, общественных столовых, бань, прачечных), уже появившихся в деревне на протяжении 1920-х гг., резко возросла. Так, в 1940 г. в 1 886 коллективных хозяйствах Ростовской области насчитывалось в общей сложности 2 966 сезон-

ных и постоянных детских садов, яслей и площадок, могущих вместить на период сельхозработ минимум 102,8 тыс. детей разного возраста.

Помимо семейно-бытовых забот, существовал еще целый ряд факторов, способных оказать как стимулирующее, так и, напротив, блокирующее воздействие на процесс вовлечения женщин в колхозное производство. Это такие факторы, как: отношение представителей власти (особенно колхозных управленцев) к женщинам-колхозницам; реакция сельского социума, в том числе и самих колхозниц, на попытки властей усилить их значение в аграрном секторе (желание или нежелание женщин участвовать в общественном производстве, отношение к этому мужей, и пр.); принципы и размеры оплаты труда в колхозах; роль ЛПХ в жизнеобеспечении семей колхозников.

На всем протяжении 1930-х гг. (как, впрочем, и в 1920-х гг.) органы власти вели бескомпромиссную борьбу с патриархально-пренебрежительным отношением к женщинам вообще и с использованием женского труда в ряде считавшихся «мужскими» отраслей аграрного производства, - в частности (что было характерно для казачьих колхозов Дона, Кубани и Терека, не говоря уже о национальных регионах Северного Кавказа). В определенной степени усилия властей, а также сельских активистов и активисток дали свои плоды. Тем более, что многие колхозницы сами стремились путем активного участия в производстве или освоения престижных сельских профессий (например, профессий тракториста или комбайнера) обрести материальную независимость и выйти из-под плотной мужской опеки. Однако низкий уровень вознаграждения за труд в колхозах на всем протяжении 1930-х гг. оставался неустранимым фактором, затруднявшим участие женщин в общественных работах и серьезно снижавшим женскую трудовую активность. Большинство коллективных хозяйств Юга России не могло обеспечить своим членам достойного вознаграждения за труд, и поэтому колхозники возлагали основные надежды на свои личные подсобные хозяйства (ЛПХ), в которых преимущественно были заняты именно женщины. Даже в конце 1930-х гг., несмотря на заметное улучшение условий жизни в коллективизированной деревне Дона, Кубани и Ставрополья вследствие организационно-хозяйственного укрепления коллективных хозяйств, женщины намного чаще, чем мужчины, уклонялись от участия в общественном производстве, предпочитая колхозным полям свои ЛПХ. Так, в 1940 г. на Кубани не выработали ни одного трудодня 11,9 % колхозниц (и только 2,3 % колхозников), на Ставрополье - 15,5 % и 2,7 % соответственно. Все же, если рассматривать си-

туацию с факторами трудовой активности женщин-колхозниц Юга России в целом, то следует признать, что к исходу рассматриваемого десятилетия, по сравнению с его началом, негативное воздействие перечисленных факторов было минимизировано, а степень вовлеченности колхозниц в общественное производство и их трудовая активность возросли.

Говоря об особенностях производственной деятельности колхозниц, следует отметить, что в коллективных хозяйствах Юга России, как и в доколхоз-ной деревне, на женщинах держались целые отрасли хозяйства (огородничество, птицеводство, молочное животноводство, свиноводство, и т.д.), а также множество производственных операций в других отраслях (например, прополка, сноповязание, скирдование, и т.п. в полеводстве). В то же время в ходе «колхозного строительства» произошла модернизация женского труда в сельском хозяйстве, что выразилось, прежде всего, в существенном расширении сфер приложения трудоусилий женщин-колхозниц. На протяжении 1930-х гг. женщины активно вовлекались в новые отрасли сельского хозяйства и новые сферы занятости на селе, которые были обязаны своим возникновением и развитием «колхозному строительству», - в сферу механизации (трактористки, комбайнерки), в опытно-исследовательские учреждения (в частности, колхозные хаты-лаборатории), в культурно-бытовые учреждения (заведующие и работницы детских садов, яслей, площадок, сельских амбулаторий, библиотек, и т.п.). Модернизация женского труда коснулась и вполне традиционных сфер занятости в аграрном секторе, нарушая сложившиеся стереотипы: в частности, заметно возросла роль колхозниц в коневодстве, которое рассматривалось на Юге России (особенно в национальных регионах Северного Кавказа) как типично мужская сфера занятости.

Однако необходимо подчеркнуть, что под влиянием объективных обстоятельств попытки коллективизаторов подвергнуть аграрное производство радикальной феминизации не достигли успеха. В частности, несмотря даже на развернутую в конце 1930-х гг. широкомасштабную кампанию «женщины - на трактор!», колхозницы составляли весьма небольшую часть механизаторских кадров: в Орджоникидзевском крае насчитывалось около 600 женщин-трактористок, в Ростовской области - около 2 тыс., что не шло ни в какое сравнение с тысячами механизаторов-мужчин. Причем в данном случае сказывалось не только скептическое отношение руководства колхозов и МТС к женщинам-трактористам, комбайнерам, и т.п. Сами женщины зачастую не

стремились в ряды механизаторов из-за неудовлетворительных материально-бытовых условий, характерных для данных профессий, а также из-за физических нагрузок, явно чрезмерных для женского организма. Незначительное количество женщин, овладевших в колхозах и МТС «мужскими» специальностями, позволяет утверждать, что сферы приложения трудоусилий колхозниц Юга России в 1930-х гг. оставались все же в основном традиционными.

Женщины южнороссийских сел и станиц периода «колхозного строительства» играли важную роль не только в аграрном производстве, но и в сфере общественной деятельности. Значительная часть крестьянок и казачек Юга России более или менее активно поддержала политику коллективизации, видя в ней единственное спасение от вечной нужды. Сталинский режим в полной мере использовал проколхозную активность сельских женщин для быстрейшего осуществления коллективизации, укрепления колхозов, а также для борьбы с оппозицией. С учетом того, какие именно задачи ставились перед сельскими активистками в рамках определенного периода времени, можно разделить их общественную деятельность на ряд этапов: 1) конец 1920-х гт. - начало 1933 г. («этап содействия коллективизации», или, иначе, «социально-политический этап»); 2) начало 1933 г.- конец 1936 г. («этап закрепления результатов коллективизации», или «социально-экономический этап»); 3) 1937 г. - начало 1940-х гг. («хозяйственно-политический этап»).

В конце 1920-х - начале 1930-х гг. представители власти организовывали разнообразные женские совещания, конференции, съезды, на которых женщинам-сторонницам колхозов предоставлялась роль бескорыстных агитаторов за «колхозное строительство». Тем самым, сельские активистки вносили свой посильный вклад в формирование позитивного общественного мнения по отношению к колхозам и содействовали скорейшему и беспрепятственному осуществлению коллективизации. После того, как в начале 1933 г. Сталин объявил о завершении форсированной коллективизации, общественная деятельность колхозниц-активисток была переориентирована на организационно-хозяйственное укрепление колхозов. С этой целью женщины участвовали в различных акциях, направленных на укрепление трудовой дисциплины, выполнение колхозами «государственных обязательств», и т.п. Наконец, с 1937 г., наряду с борьбой за организационно-хозяйственное укрепление коллективных хозяйств, перед колхозницами-активистками была поставлена задача содействия кампаниям по борьбе с «врагами народа» (что выражалось в публичной

поддержке и одобрении суровых правительственных мер по отношению к этим «врагам»). Хотя на протяжении двух первых этапов сельские женщины также всемерно привлекались к кампаниям по борьбе с разного рода «врагами» «колхозного строительства» (будь то «кулаки», «вредители», «рвачи» и пр.), именно в рамках третьего из указанных нами этапов сталинский режим в наибольшей мере использовал потенциал женщин колхозной деревни для одобрения осуществляемых им широкомасштабных репрессий.

Однако далеко не все крестьянки и казачки Юга России поддержали политику коллективизации. Не меньшая, а то и большая, часть сельских женщин Дона, Кубани и Ставрополья решительно воспротивилась попьпкам сталинского режима коллективизировать деревню и тем самым «железной рукой загнать человечество (в данном случае - российское крестьянство) к счастью». Зачастую женщины играли намного более активную роль, чем мужчины, в акциях протеста против коллективизации, «раскулачивания», хлебозаготовок, закрытия церквей, и пр., так что в период «колхозного строительства» получил широкое распространение такой тендерный феномен, как «бабьи бунты». В целом по СССР волнения и бунты, большинством участников которых были женщины, составляли в первом полугодии 1930 г. 32% от общего количества массовых крестьянских акций протеста, во втором полугодии - уже 40 %. Все 56 массовых крестьянских выступлений против коллективизации и негативных компонентов колхозной системы, произошедшие в Северо-Кавказском крае с октября 1931 г. по март 1932 г., были преимущественно женскими.

Столь активная отрицательная реакция крестьянок на коллективизацию была обусловлена не только определенной мягкостью советского уголовного законодательства к сельским женщинам или снижением протестного потенциала мужской части населения деревни в результате властного террора. Женская часть сельского социума во все времена играла заметную роль в сопротивлении любым попыткам извне поколебать размеренный ход деревенской жизни и разрушить домашний очаг (о чем, например, писал еще во второй половине XIX в. такой прекрасный знаток российской деревни, как А,Н. Энгельгардт). По существу, «бабьи бунты» против коллективизации являлись проявлением в новых исторических условиях крестьянских тендерных традиций.

Как и крестьянское протестное движение в целом, активные формы сопротивления сельских женщин Юга России «колхозному строительству» постепенно сошли на нет в 1933 - 1934 гг., в результате репрессий, голопомора, а

также организационно-хозяйственного укрепления коллективных хозяйств. На протяжении последующих лет протест сельских женщин против негативных компонентов и характеристик колхозной системы выражался в пассивных формах, преимущественно в уклонении от участия в общественном производстве. По мере укрепления колхозов (которые с наибольшей полнотой демонстрировали свои достоинства к исходу' 1930-х гг.) позиция сельского населения, в том числе и женщин, по отношению к ним все более и более смягчалась.

Третья глава «Повседневность и ментальность жеящины-колхоз-ннцы: соотношение традиции и модерна», включающая в себя три параграфа, посвящена анализу трансформаций, произошедших на протяжении 1930-х гг. в системе тендерных ролей коллективизированной деревни Юга России, в повседневной жизни и ментальное™ женщин-колхозниц.

В сфере повседневности и ментальности женщин-колхозниц Юга России 1930-х гг. было явно заметно сочетание традиций и новаций. При этом, как нам представляется, традиции преобладали над новациями, несмотря на весь массив изменений, произошедших в повседневной жизни и коллективной психологии сельских женщин в ходе «колхозного строительства». Данное обстоятельство являлось прямым следствием коллективизации, которая в силу своей ускоренности не могла существенно поколебать, а уж тем более, коренным образом трансформировать, ни систему тендерных взаимоотношений в деревне, ни сферу повседневности или менталитет крестьянок и казачек Дона, Кубани, Ставрополья и Терека.

В доколхозной деревне сельские женщины играли традиционно ведущую роль в домашнем хозяйстве, выполняя массу обязанностей (уборка жилища, приготовление пищи, присмотр за детьми, работа на огороде, уход за скотиной и птицей, и пр., и пр.). Домашнее хозяйство, получившее наименование личного подсобного хозяйства, оставалось женским уделом и в коллективизированной деревне. Причиной этого являлась не только неготовность сельского сообщества признать «мужские» и «женские» сферы занятости равноценными, но и особенности колхозной системы. Низкая оплата труда в коллективных хозяйствах, производившаяся на всем протяжении 1930-х гг. по остаточному принципу (то есть на трудодни колхозники получали лишь минимум средств, остававшихся в колхозах после выполнения госпоставок и других заданий) вела к тому, что основным источником средств для крестьянских семей оставались ЛПХ. Учитывая же, что ЛПХ держались в основном на женских плечах, можно утверждать,

что женщины-колхозницы Юга России в 1930-х гг., по существу, выступали гарантом продовольственной стабильности, причем не только для своих семей, но и всего населения региона: ведь личные подсобные хозяйства успешно конкурировали с колхозами в производстве картофеля, овощей, мяса, молока и др. продуктов, поставляя часть произведенной продукции на рынок. Однако устойчивость женской роли «домашней хозяйки» в определенной степени препятствовала тендерному выравниванию на селе.

Трансформации в системе тендерных ролей южнороссийской деревни были заметны еще в 1920-х гг., когда советская власть пыталась донести до сознания крестьянства и провести в жизнь свои постулаты о равноправии женщин и мужчин. В период же «колхозного строительства» 1930-х гг. эти трансформации неизмеримо усилились и ускорились. Основной их вектор был направлен в сторону тендерного эгалитаризма, достижения равенства полов. Правда, зачастую это равенство понималось весьма своеобразно: например, большевики стремились достичь равенства в труде, усиленно вовлекая женщин даже в те отрасли производства, которые были им противопоказаны из-за неблагоприятных условий деятельности (как в случае со сферой механизации).

На протяжении 1930-х гг., благодаря совокупным усилиям властей и самих крестьянок и казачек Юга России, удалось достичь определенного выравнивания тендерного статуса сельских женщин и мужчин, ослабления жестко патриархальной модели устройства деревенской жизни. Прежде всего, этому способствовали позитивные сдвиги в социально-экономической структуре коллективизированной деревни. Уже в начале коллективизации представители власти сделали все возможное, чтобы ликвидировать неравенство в оплате труда по половозрастному признаку, когда за один и тот же объем работы мужчины получали более высокое жалованье, а женщины и подростки - сниженное. В результате разделения и специализации труда в коллективных хозяйствах, а также в результате предоставленной возможности приобрести востребованные и относительно высокооплачиваемые профессии женщины могли обеспечить себе материальную независимость, которая естественным образом превращалась в независимость от мужа или отца. Одинокие или овдовевшие колхозницы могли надеяться на получение помощи от коллективного хозяйства, что также повышало их тендерный статус и минимизировало зависимость от мужчин.

Тендерному выравниванию способствовало и активное привлечение крестьянок и казачек к общественной, общественно-политической, административной деятельности, к оборонно-спортивной работе. Многие колхозницы становились делегатами различных конференций, слетов, съездов, членами сельских советов, депутатами исполкомов различного уровня и Верховного Совета СССР, и т.н. Немало сельских женщин и девушек занимались в конно-спор-тивных клубах (клубы «ворошиловских кавалеристов») и кружках Осоавиахи-ма, где они учились верховой езде, снайперской стрельбе, штыковому бою и владению клинковым оружием, прыжкам с парашютом, и т.д. Так, благодаря участию в конно-спортивных кружках, в Азово-Черноморском крае получила известность молодая колхозница Вера Куркина, в Северо-Кавказском крае -Биля Мис-остишхова. Тем самым подчеркивалась важная роль женщин в жизни страны, тот факт, что они вполне равны мужчинам и в деле управления государством, и в деле защиты своей Родины. В ходе трансформации системы тендерных ролей в советской коллективизированной деревне 1930-х гг. (в том числе в колхозных селах и станицах Юга России) сформировалась генерация «новых женщин», считавших себя вполне равными мужчинам и стремившихся выйти за рамки традиционных женских ролей, таких, как «жена» (в худшем варианте - «служанка»), «мать», «хозяйка домашнего очага». Эти настроения были прекрасно отражены в 1931 г. в плакате Г. Шегаля с броской надписью: «Долой кухонное рабство! Даешь новый быт!.».

С другой стороны, трансформации системы тендерных взаимоотношений в 1930-х гг. носили поверхностный характер, что было обусловлено ус-коренностыо коллективизации, неспособной существенно поколебать складывавшийся веками уклад сельской жизни и, следовательно, патриархальные стереотипы южнороссийской деревни (особенно эти стереотипы были сильны на Северном Кавказе). О том, что сельское сообщество не готово было признать женщину равной мужчине, свидетельствовала непропорционально низкая представленность колхозниц в органах управления коллективными хозяйствами (хотя против равенства в труде, а тем более лидирования женщин в сфере трудовых отношений, сельские мужчины, кажется, ничего не имели). Да и незамужняя женщина считалась в колхозной деревне, так же, как и в доколхозной, как бы неполноценной, не заслуживающей уважения -это тоже являлось свидетельством сохранения патриархальных стереотипов.

Сохранению традиционной расстановки тендерных ролей (и, в конечном счете, - неравноправия по половому признаку) способствовала и специфика колхозной системы. Прежде всего, коллективизация, по существу, превратила российских крестьян в неполноправную социальную группу советского государства (своеобразных крепостных). Колхозники находились под постоянным контролем местных властей и администрации коллективных хозяйств, а так называемая «колхозная демократия» в подавляющем большинстве случаев оказывалась не более чем мифом. В этих условиях сложно было ожидать какого-либо освобождения женщин, поскольку и колхозники, и колхозницы находились в одинаковой зависимости от сталинского режима.

Говоря о мекгальности женщин-колхозниц Юга России в 1930-х гг., следует отметить факт сохранения ее базисных компонентов, таких, как осознание себя матерью и хранительницей домашнего очага. В некоторой степени сохранению указанных компонентов ментальное™ способствовали устойчивость патриархальных традиций крестьянства (когда незамужняя женщина не могла рассчитывать на уважение сельского социума), важная роль ЛПХ, а также и целенаправленная политика властей, обеспокоенных негативными демографическими процессами в СССР и стремившихся поэтому укрепить престиж семьи и материнства с целью стимулирования рождаемости. Не подверглась значимому разрушению и такая характерная черта коллективной психологии сельских женщин Юга России, как религиозность.

В сфере позседневности сельских женщин Дона, Кубани и Ставрополья 1930-х гг. сочетание традиций и новаций (при доминировании первых над вторыми) проявлялось особенно наглядно. Под влиянием городской мода и большевистских идеологем в повседневную жизнь южнороссийской деревни проникали определенные новации, что находило выражение в костюме колхозниц (городские платья, прически, «комсомольский стиль» - красные косынки, блузки, и пр.), в меню колхозных семей, в том, что у крестьянок появилась возможность проводил, досуг в клубах, домах культуры, избах-читальнях. Вместе с тем, эти и другие новации в повседневной жизни женщин-колхозниц Юга России в 1930-х гг. носили частный характер. Ускоренность коллективизации и политика сталинского режима, нацеленная на снабжение города за счет деревни (вследствие чего крестьяне были вынуждены зачастую заниматься самообеспечением), вели к тому, что внешний вид и интерьер сельских домов на Юге России оставались традиционными, как и костюм колхозниц.

В заключение подведены итога исследования, обобщены авторские суждения и выводы, основными из которых являются следующие.

Коллективизация, осуществленная в кратчайшие сроки, не пользовалась поддержкой значительной части крестьянства и не могла существенно изменить целый ряд сельских институтов и традиций, складывавшихся веками. К тому же крестьяне и крестьянки, не являлись пассивными субъектами аграрных преобразований большевиков, но активно корректировали их курс: либо протестуя против самых непопулярных на селе форм и методов коллективизации, либо, -в союзе с властью, - предлагая наиболее приемлемые пути решения возникавших проблем. Все это предопределило многомерность и неоднозначность изменений, произошедших в жизнедеятельности и ментальности сельских женщин Дона, Кубани и Ставрополья в процессе «колхозного строительства».

Еще более усилив и без того существенные гендерные диспропорции в селах и станицах Юга России, коллективизация привела к феминизации аграрного производства. Однако в производственной сфере полного тендерного равенства достигнуто не было. Сельские женщины в большинстве своем превратились в рядовых колхозниц, занятых тяжелым ручным трудом или не менее тяжелой работой на тех или иных сельхозмашинах (тракторах, комбайнах, и т.д.). Напротив, доля женщин в составе колхозных специалистов или административно-управленческом аппарате коллективных хозяйств была непропорционально мала, по сравнению с их общей численностью в колхозах.

На всем протяжении 1930-х гг. представители власти стремились к максимально полному вовлечению колхозниц в общественное производство, для чего в колхозах создавались культурно-бытовые учреждения, велась борьба с патриархальными стереотипами, предпринимались меры для ограничения занятости женщин в ЛПХ. Однако устойчивость сельских традиций и специфика колхозной системы, основанной на отчуждении работников от средств /

производства и произведенной продукции, способствовали тому, что даже к исходу рассматриваемого десятилетия женщины в меньшей мере, чем мужчины, были заняты в колхозах Неверно было бы утверждать, что занятость сельских женщин 1930-х гг. в сфере колхозного производства являлась минимальной (точнее, она была сезонной: трудовременные затраты возрастали летом и снижались с осени). Но все же уделом колхозницы, как прежде крестьянки, оставалось домашнее (личное подсобное) хозяйство: здесь женщины тратили больше труда и времени, чем в колхозе.

Коллективизация разделила крестьянок и казачек Юга России на сторонниц и противниц данной политики. Сельские активистки, видя в колхозах мощное средство улучшения своего положения и положения всего крестьянства, стремились содействовать «колхозному строительству», созданию и укреплению коллективных хозяйств. Но значительная часть женского населения южнороссийской деревни решительно выступила против коллективизации, все более и более оттесняя при этом мужчин на второй план.

В сфере повседневности и ментальное™ сельских женщин Юга России, а также в области взаимоотношения полов в деревне на протяжении 1930-х гг. радикальных изменений не произошло, вследствие ускоренности коллективизации и воздействия негативных компонентов колхозной системы. Повседневная жизнь и менталитет колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья, равно как их позиции по сравнению с мужчинами, оставались по большей части традиционными, а наблюдавшиеся новации носили, как правило, частный характер.

Публикация по теме исследования:

1. Гадицкая М.А. Детские дошкольные учреждений как фактор роста занятости женщин-колхозниц в 1930-х годах // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. № 33 (73). Ч. I. (Общественные и гуманитарные науки): Научный журнал. - СПб., 2008. С, 135-140.(0,5 п.л.).

2. Гадицкая М.А. Эволюция тендерного статуса сельских женщин в коллективизированной деревне Юга России в 1930-х годах // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. № 33 (73). Ч. 1. (Общественные и гуманитарные науки): Научный журнал. -СПб., 2008. С. 140- 143. (0,32 пл.).

3. Гадицкая М.А., Скорик А.17. К вопросу о динамике тендерного состава коллективных хозяйств Юга России в 1930-х гг. // Страницы истории Юга России (XIX - XX вв.). Сборник статей преподавателей и студентов ЮРГТУ(НПИ). - Новочеркасск, 2008. - С. 14 - 21. - Рус. - Деп. в ИНИОН РАН от 30.06.2008 г. № 60588 (0,5 пл.).

4. Гадицкая М.А. Факторы женской трудовой активности в колхозах Юга России 1930-х гг. // Девятые Всероссийские научные чтения по актуальным проблемам социальной истории и социальной работы. Тез. докл. и сообщ. на-уч.-теор. конф., Новочеркасск, 15 - 16 мая 2008 г. - Новочеркасск; Ростов н/Д., 2008. С. 45. (0,06 пл.).

Гадицкяя Марина Александровна

СЕЛЬСКИЕ ЖЕНЩИНЫ В УСЛОВИЯХ КОЛХОЗНОГО СТРОИТЕЛЬСТВА В КОНЦЕ 1920-х - НАЧАЛЕ 1940-х гг. (НА МАТЕРИАЛАХ ДОНА, КУБАНИ И СТАВРОПОЛЬЯ)

Подписано в печать 02.10.2008. Формат 60x84 '/|б. Бумага офсетная. Ризография. Усл. печ. л. 1,75. Уч.-изд л. 1,66. Тираж 120 экз. Заказ 908

Издательство ЮРГТУ (НЛИ) 346428, г. Новочеркасск, ул. Просвещения, 132

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Гадицкая, Марина Александровна

Введение.

Глава 1. Социально-групповые характеристики женщин-колхозниц Юга России в 30-е гг. XX в.

1.1. Динамика тендерного состава коллективных хозяйств.

1.2. Социально-профессиональная дифференциация женщин-колхозниц.

Глава 2. Развитие социально-производственного потенциала женщин-колхозниц в условиях колхозного строительства.

2.1. Роль женщин-колхозниц в общественном производстве (факторы трудовой активности).

2.2. Особенности трудовой занятости женщин-колхозниц (виды и специфика работ в колхозах).

2.3. Участие женщин-колхозниц в общественной жизни.

2.4. Тендерная специфика крестьянского протеста насильственной коллективизации.

Глава 3. Повседневность и ментальность женщины-колхозницы: соотношение традиции и модерна.

3.1. Колхозница в домашнем хозяйстве как особом виде производства социальных благ.

3.2. Историческая повседневность женщины-колхозницы (костюм, пшца, досуг, забота о жилище).

3.3. Тенденции изменения социальных ролей в деревне и трансформация ментальности женщин-колхозниц.

Введение диссертации2008 год, автореферат по истории, Гадицкая, Марина Александровна

Актуальность темы исследования. Проблемы соотношения и трансформации мужских и женских ролей, взаимоотношения полов всегда привлекают к себе пристальное внимание человеческого общества, на каком бы этапе своего развития оно не находилось, в рамках какой бы исторической эпохи не пребывало. В современных же условиях, когда в глобальных масштабах наблюдаются активные процессы феминизации (так что специалисты даже полагают возможным говорить о частичной смене тендерных ролей), эти проблемы ощущаются с особенной остротой. В значительной мере именно трансформации тендерной структуры и процессы феминизации, развернувшиеся в XX веке, стали мощным импульсом к развитию (в том числе и в России) такого нового направления исторических исследований, как «женская история» или историческая феминология.

Одной из актуальных тем научного анализа в российской исторической феминологии является «тендерная революция», чей пик пришелся на конец 1920-х - 1930-е гг., то есть на период «сталинской» модернизации. Пожалуй, именно термин «революция» (по аналогии с «культурной революцией») с наибольшей полнотой и точностью передает масштабность, глубину и радикализм целенаправленных трансформаций тендерной структуры в 1930-х гг. Особенно это было особенно заметно в российской деревне, традиционализм которой вызывал резкое неприятие большевиков и подвергся их яростной реформаторской деятельности в годы коллективизации. Осуществленное в период «колхозного строительства» коренное переустройство (а зачастую — ломка) системы социально-экономических отношений российской деревни не могло не отразиться на укладе крестьянской жизни в целом, и в том числе, - на взаимоотношениях полов, на расстановке тендерных ролей. Тем более, что большевики уделяли отнюдь не последнее внимание социальным (а, значит, - и тендерным) вопросам сельской жизни; вовсе не случайно специалисты в области крестьяноведения и аграрной истории определяют коллективизацию как «попытку широкомасштабной социальной инженерии».1

Научно-теоретическая актуальность исследования тендерных трансформаций в российской деревне в 1930-х гг. обусловлена не только их масштабностью и глубиной, но также многомерностью и противоречивостью, свойственной и указанным трансформациям, и коллективизации вообще. В советской историографии внимание акцентировалось на положительных сдвигах в жизнедеятельности сельских женщин, произошедших во время «колхозного строительства»: в частности, на том, что колхозницы все-таки имели возможность обрести определенную самостоятельность и независимость от мужа или отца. Но результаты коллективизации в тендерной сфере оказались далеко не столь однозначны: декларации большевиков об «освобождении женщины-крестьянки» зачастую резко контрастировали с социальным статусом колхозниц и тем положением, которое они занимали в коллективных хозяйствах. В постсоветский период исследователи имеют возможность, опираясь на ранее недоступные им источники, провести всесторонний анализ неоднозначных, противоречивых изменений в тендерной структуре колхозной деревни.

Следует подчеркнуть, что затянувшееся и не отличающееся эффективностью реформирование аграрного производства постсоветской России придает теме нашей работы не только научно-теоретическую, но также и практическую актуальность. В целях оптимизации аграрных преобразований необходимо как учитывать негативные характеристики колхозной системы (которые нередко проявляются и в жизнедеятельности современной нам деревни), так и всемерно использовать полезный опыт, накопленный в процессе многолетнего функционирования коллективных хозяйств. В частности, в постсоветский период могут (и должны) быть востребованы позитивные принципы и методы осуществлен

1 Данилов В.П., Маннинг Р., Виола Л. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы в 5-ти томах (Редакторское вводное слово) // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы в 5-ти томах. 1927 - 1939. Т. 1. Май 1927 - ноябрь 1929. М., 1999. С. 7. ных в советский период мероприятий по социальной защите сельских женщин, улучшению их быта, и пр.

Хронологические границы исследования - конец 1920-х - начало 1940-х гг. Начальным рубежом служит 1929 г., когда И.В. Сталиным был провозглашен переход к политике сплошной форсированной коллективизации, в рамках которой осуществлялись и преобразования тендерной структуры советской деревни. Завершает период Великая Отечественная война, прервавшая поступательное развитие колхозной системы и существенно изменившая демографические параметры и тендерную структуру советской (в том числе южнороссийской) деревни.

Территориальные рамки исследования охватывают Дон, Кубань и Ставрополье, входившие с 1924 г. по январь 1934 г. в состав Северо-Кавказского края (административный центр - г. Ростов-на-Дону). С 1934 г. по сентябрь 1937 г. территории Дона и Кубани объединялись в границах Азово-Черноморского края (центр - г. Ростов-на-Дону), а затем вошли в состав двух новых административно-территориальных единиц - Ростовской области (г. Ростов-на-Дону) и Краснодарского края (г. Краснодар). Территории Ставрополья с 1934 г. оставались в составе преобразованного и территориально значительно уменьшившегося Северо-Кавказского края с центром в г. Пятигорске, а в 1937 г. получили административное оформление в виде Орджоникидзевского края с центром в г. Ворошиловске (в 1943 г. край был переименован в Ставропольский, а его центру вернули прежнее название - Ставрополь).

Исследование осуществлено на материалах русских районов Юга России, отличающихся общностью культурно-исторических традиций и социально-экономических характеристик. Своеобразие национальных регионов Северного Кавказа, в большинстве своем входивших в состав Северо-Кавказского (с 1937 г. - Орджоникидзевского) края на правах автономий, превращает их в объекты специального, самостоятельного исследования.

Историография проблемы. Тема многообразных, разноплановых изменений, вызванных в жизни и деятельности советских крестьянок «колхозным строительством», привлекла к себе внимание исследователей, а также политических и общественных деятелей Советского Союза, уже с момента развертывания коллективизации - с конца 1920-х - начала 1930-х гг. В процессе научного осмысления данной темы представляется возможным выделить ряд этапов, отличных друг от друга количеством привлеченных к работе источников, уровнем анализа, содержанием выводов и суждений:

Первый этап (конец 1920-х гг. - начало 1940-х гг.), на протяжении которого шел процесс формирования источниковой базы и первичного анализа результатов «колхозного строительства» в области тендерного устройства коллективизированной советской деревни, в том числе - колхозных сел и станиц Дона, Кубани и Ставрополья.

Второй этап (вторая половина 1940-х гг. - середина 1980-х гг.) характеризуется введением в научный оборот значительного массива новых источников и, соответственно, заметно возросшим уровнем научно-теоретического осмысления проблемы тендерных трансформаций в колхозной деревне.

Третий этап, длящийся со второй половины 1980-х гг. до настоящего времени, отличается от предыдущих не только расширением источниковой базы за счет малоизвестных и засекреченных материалов, но и резкой сменой исследовательских приоритетов при анализе «тендерной революции» 1930-х гг. в советской деревне, а также существенной корректировкой (нередко — радикальным пересмотром) ранее незыблемых оценок тендерных трансформаций периода «колхозного строительства».

Предваряя анализ работ, выходивших на протяжении первого из отмеченных нами этапа историографии проблемы, необходимо заметить, что они имеют, так сказать, двойственный статус. С одной стороны, эти книги, брошюры, статьи представляют собой исторические источники, поскольку создавались они современниками «колхозного строительства» и непосредственно во время этого строительства. Исторические же источники (в том числе и письменные), представляют собой, согласно общепринятому в науке определению, продукты жизнедеятельности людей, содержащие в себе факты и свидетельства о событиях и явлениях современной им общественной жизни.1 Проще говоря, исторический источник - это тот или иной памятник эпохи, современный данной эпохе и содержащий определенную информацию о ней.

Вместе с тем, очевидно, что те или иные публикации 1930-х гг. вполне могут быть охарактеризованы как исследовательские работы, появление которых знаменовало начало научного осмысления затронутой нами проблемы трансформаций жизни и деятельности сельских женщин во время коллективизации. Подобный вывод обоснован тем, что в этих работах предпринимались попытки не только описать, но и осмыслить процессы, проходившие в коллективизированной деревне (в том числе в жизнедеятельности колхозниц Юга России). Более того, - выводы и суждения, сделанные советскими исследователями «колхозного строительства» в 1930-х гг., легли в основу последующей историографической традиции, причем нередко они считались незыблемыми вплоть до начала постсоветской эпохи. Без анализа публикаций указанного периода невозможно понять закономерности историографии «колхозного строительства» и особенности, присущие остальным этапам научного осмысления данной проблемы. Поэтому, на наш взгляд, не только возможно, но и необходимо, трактовать работы 1930-х гг. одновременно и как исторические источники, и как научные исследования, заложившие основы историографии исследуемой нами темы. В данном случае мы полностью солидарны с целым рядом исследователей (в частности, В.Т. Анисковым, А.В. Митрофановым, и др.),2 относившими публикации, современные происходившим событиям, к первому этапу научно-теоретического осмысления этих событий.

1 Пронштейн А.П. Методика исторического исследования. Ростов н/Д, 1971. С. 18; Пронштейн А.П., Данилевский И.Н. Вопросы теории и методики исторического исследования. М., 1986.

2 См.: Анисков В.Т. Подвиг советского крестьянства в Великой Отечественной войне. Историографический очерк. М., 1979. С. 12 - 15; Митрофанов А.В.Рабочий класс СССР в годы Великой Отечественной войны. М., 1971. С. 9-10.

Итак, первые работы по затронутой нами проблеме были современны «колхозному строительству». Работы эти, посвященные вопросам преобразований и трансформаций жизнедеятельности женщин советской деревне, и в том числе сел и станиц Юга России, как правило, основывались на относительно узкой и однообразной источниковой базе, представленной в основном наблюдениями самих авторов, материалами прессы, сведениями из статистических и справочных изданий. В большинстве своем авторы этих работ не столько анализировали, сколько описывали процессы тендерных трансформаций в коллективизируемой деревне, делая упор на позитивном характере происходящих изменений. Иначе и не могло быть в условиях сталинского режима, при безраздельном политико-идеологическом диктате и жесткой цензуре, перед которой бледнел даже «чугунный» цензурный устав Николая I. Основное внимание уделялось таким вопросам, как: участие крестьянок в борьбе за создание и укрепление коллективных хозяйств; мероприятия партийных органов по привлечению женских масс к «колхозному строительству» и по преодолению попыток «кулаков» использовать женщин в антиколхозных акциях протеста; производственная деятельность колхозниц и методы ее стимулирования, в том числе - развитие в колхозах сети культурно-бытовых и детских дошкольных заведений; позитивные изменения в быту и повседневной жизни колхозниц по сравнению с крестьянками доколхозной деревни. Иными словами, освещение изменений, происходивших и жизни и деятельности женщин коллективизированной деревни, основывалось на двух концептуальных подходах, столь характерных для советской историографии - историко-политологическом и историко-экономическом. При этом в большинстве работ тендерные проблемы рассматривались всего лишь как один из аспектов «колхозного строительства».1

1 См., например: Альфпш С.Д. Победа колхозного строя. Саратов, 1939; Анисимов Н.И. Победа социалистического сельского хозяйства. М., 1937; Артюхина А.В. Крестьянка за коллективизацию. М., 1930; Барановская О. Курица - не птица, баба - не человек. М. - Л., 1929; Власов М. Коллективизация советской деревни. М., 1930; Горева Е. Делегатка - опора партии. М., 1930; Ильин И Б. Колхозы РСФСР и перспективы их развития. М. - Л., 1930; Лаптев И Исторические победы колхозного строя // Социалистическое сельское хо

Те же тенденции были характерны для южнороссийской региональной историографии затронутой нами проблемы. Так, член Терского окружкома ВКП(б) В. Тодрес в своей солидной брошюре «Колхозная стройка на Тереке» привел примеры проколхозной активности терских казачек и крестьянок, а также осветил факты женских выступлений, направленных против коллективизации. Показательно, что в последнем случае автор устранился от выявления истинных причин женских антиколхозных акций протеста, сваливая всю вину на «кулаков», которые якобы подстрекали односельчанок на неповиновение властям.1 Н. Чинарин в своих небольших работах рассматривал роль сельских женщин в агитации за коллективные хозяйства, а также поверхностные, наиболее бросающиеся в глаза изменения в их коллективной психологии, вызванные коллективизацией.2 П.А Синицын и А.Б. Дарьев, освещавшие процесс «колхозного строительства» на Дону и Ставрополье, коснулись и такого вопроса, как участие крестьянок в колхозном производстве.3 Ф.М. Ани-симов, Н. Гайдаш, И.И. Гарус, Ю. Давыдов, С. Криволапов, А.Ф. Кудряше-ва, рассматривавшие процессы развития и функционирования отдельных, наиболее мощных коллективных хозяйств Юга России, уделили некоторое внимание производственной деятельности колхозниц, их участию в управлении колхозами, изменениям в повседневной жизни сельских женщин.4

Отдельного упоминания заслуживают работы И.А. Акинина, К. Кравченко, И. Лаптева, Э.В. Лукашенковой, Г. Серебренникова и др.,5 в которых зяйспзо. 1939. № 11; Лнбкшзд А.С. Аграрное перенаселение и коллективизация деревни. М., 1931; Малевич Ф.Е. Органшация женского труда // Коллективист. 1931. № 4; Мыльникова М.А. Женские бригады на колхозных полях. М., 1932; Сталь Л.Н. Работница и крестьянка в культпоходе. М. - Л., 1931; ШуваевК.М. Старая и новая деревня. M., 1937.

1 Тодрес В. Колхозная стройка на Тереке. Пятигорск, 1930.

2 Чинарин H. Не баба, а колхозница. Ростов н/Д., 1930; Его же: О чем говорили казачки и крестьянки. Ростов н/Д., 1930.

3 Синицын ПА Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. Ставрополь, 1932; Дарьев А.Б. Колхозный Дон. Ростов н/Д «Северный Кавказ», 1933.

1 4 Анисимов Ф.М, Кудряшева АФ. Колхоз-миллионер «Красный буденовец». Пятигорск, 1940; Гайдаш Н Калиновский колхоз «15 лет Октября». Пятигорск, 1940; Гарус И.И. Крупный колхоз «Октябрь», Ростов н/Д, 1930; Давыдов Ю. «Красныйтерец». Ростов н/Д, 1931; Криволапов С. Коммуна «Наша жизнь». Ростов н/Д, 1930.

5 Акшшн И.А. Женский труд в колхозах. М., 1930; Карпова У. За новый труд и быт колхозницы. М., 1931; Кирсанова К.И. Полное равноправие женщин в СССР. М., 1936; Кравченко К. Крестьянка при советской власти. М., 1932; Лаптев И. Советское крестьянство. М., 1939; Лукашенкова Э.В. Роль женского труда вызванные коллективизацией тендерные трансформации в советской деревне либо являлись предметом специального исследования, либо занимали важное место в общем анализе процессов «колхозного строительства». Перечисленные исследователи также работали в рамках историко-политологического и историко-экономического подходов, в результате чего круг рассматриваемых ими вопросов ничем не отличался от указанного нами выше: основное внимание уделялось общественной и производственной деятельности колхозниц, а также изменениям в их быту и повседневной жизни.

Однако названные авторы основывали свои выводы и суждения на достаточно солидной по тем временам источниковой базе, центральное звено которой составляли отчеты коллективных хозяйств и материалы специальных исследований и наблюдений. В частности, объемная и отличающаяся глубоким анализом статья Э.В. Лукашенковой базировалась на материалах обследования 10 колхозов Украины, Белоруссии, Узбекистана и РСФСР, проведенного сотрудниками и слушателями Научно-исследовательского колхозного института (НИКИ) и Аграрного института Коммунистической академии (Комакадемии) в 1932 г. Причем, важное место в общей массе использованных теми или иными авторами источников занимали материалы Дона, Кубани и Ставрополья как преимущественно аграрных регионов, в которых сплошная форсированная коллективизация была проведена в кратчайшие сроки и позиции колхозной системы отличались относительной прочностью.

Разумеется, солидная эмпирическая база придавала большую убедительность выводам и суждениям исследователей относительно сути и характера тендерных изменений в коллективизированной деревне. Вместе с тем следует отметить, что все опубликованные в конце 1920-х- начале 1940-х гг. работы, в которых в той или иной степени освещались вопросы жизни и деятельности колхозниц, полностью соответствовали господствовавшей в СССР идеологив колхозном производстве // Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. 1932. № 11 - 12; Серебренников Г. Женский труд в СССР. М., 1934. ческой доктрине, согласно которой коллективизация и вызванные ею процессы в советской деревне должны были расцениваться как положительные явления и подаваться чуть ли не исключительно в розовом цвете. Отдельные негативные факты, приводившиеся в исследованиях (например, об антиколхозных женских акциях протеста, об отсутствии или неудовлетворительном состоянии колхозных детских садов, яслей, площадок, и т. п.), трактовались как результат вражеских происков, «перегибов» или временных неурядиц, вызванных огромными масштабами «колхозного строительства». При таком подходе картина жизнедеятельности женщин колхозной деревни подвергалась сильнейшему искажению, и положение не спасало даже использование в тех или иных работах широкого круга источников.

После перерыва, вызванного Великой Отечественной войной (когда предметом исследовательского внимания являлись текущие вопросы функционирования колхозной системы, в том числе трудовой героизм колхозниц), исследования тендерных трансформаций в 1930-х гг. возобновились. В отличие от первого этапа историографии (конец 1920-х - начало 1940-х гг.), в период со второй половины 1940-х гг. до середины 1980-х гг. учеными была существенно расширена источниковая база, что позволило углубить анализ проблемы и несколько увеличить число рассматриваемых вопросов.

Однако нисколько не изменились концептуальные подходы к осмыслению и коллективизации в целом, и такого ее аспекта, как тендерные трансформации. Как и ранее, исследовательская мысль была скована узкими рамками историко-политологического и историко-экономического подходов, базировавшихся на марксисткой метатеории (так, как ее понимали в СССР) и советской моноидеологии. Заданные еще в 1930-х гг. основные оценки изменений, произошедших во время «колхозного строительства» в жизни и деятельности женщин российской (в том числе и южнороссийской) деревни, на протяжении второго этапа историографии не были пересмотрены. Это было попросту невозможно в условиях, когда у ученых отсутствовали легальные возможности объективного анализа тендерных трансформаций, имевших место в период «колхозного строительства». Как и прежде, коллективизация оценивалась лишь в положительном плане, так же, как и те изменения, которые она внесла в жизнь и труд крестьянок. Лишь в связи с кратковременной хрущевской «оттепелью» исследователи смогли несколько поколебать (но никоим образом не разрушить) эту традицию, указывая, что далеко не всегда «колхозное строительство» было благом для сельских женщин. В частности, Ю.В. Арутюнян справедливо отметил, что непомерные для женского организма физические нагрузки и неудовлетворительные материально-бытовые условия на производстве являлись основными препятствиями вовлечению максимально возможного количества колхозниц в сферу механизации сельского хозяйства, чего настойчиво добивалось советско-партийное руководство в 1930-х гг.1

Неизменность научно-теоретических подходов к осмыслению рассматриваемой нами проблемы привела к тому, что основное внимание специалистов во второй половине 1940-х - середине 1980-х гг. по-прежнему было сосредоточено на таких вопросах, как роль сельских женщин, руководимых компартией, в осуществлении сплошной форсированной коллективизации, производственная деятельность колхозниц и методы ее стимулирования, позитивные изменения в культурно-бытовой сфере деревни. Такие вопросы в той или иной степени (либо как предмет специального анализа, либо как частный сюжет) рассматривались в работах В. Абакумовой, М.С. Андреевой, А. Анисимова, B.JI. Биль-шай, Э.Н. Бурджалова, М.А. Вылцана, В.П. Данилова, Н.А. Ивницкого, JI. Карасевой, М.А. Краева, В.Б. Островского, во втором и третьем томах «Истории советского крестьянства» (в написании которых принимал участие целый ряд из перечисленных авторитетных исследователей), и др.2

1 Арутюнян Ю.В. Механизаторы сельского хозяйства СССР в 1929 - 1957 гг. (формирование кадров массовых квалификаций). М., 1960.

2 См., например: Абакумова В. Октябрьская революция и раскрепощенне женщины. Л., 1958; Андреева М.С. Коммунистическая партия - организатор культурно-просветительной работы в СССР (1917 - 1933). М., 1963; Анисимов А. Советское крестьянство. М., 1947; Белов П.А. Социалистическая индустриализация страны и коллективизация сельского хозяйства СССР. М., 1946; Белова B.C. Подлинное равноправие, М., 1965; Бильшай В Л. Советская демократия и равноправие женщин в СССР. М., 1948; Бурджалов Э.Н. СССР

Среди специальных работ, посвященных рассмотрению тендерных трансформаций в колхозной деревне, необходимо выделить монографии B.JI. Биль-шай, В.В. Михайлюк, Н.И. Татариновой.1 В этих работах на основе представительного круга источников, среди которых видное место занимали материалы Дона, Кубани и Ставрополья, достаточно обстоятельно анализировались вопросы трудовой занятости и социальной защиты женщин-колхозниц, а также улучшения их культурно-бытовых условий. В частности, вполне можно согласиться с общим мнением В.В. Михайлюк и Н.И. Татариновой о том, что коллективизация значительно увеличила профессиональную и социальную мобильность сельских женщин (хотя представляется поспешным их суждение о якобы произошедшем в условиях колхозной системы значительном облегчении трудовременных нагрузок на колхозниц).

На Юге России во второй половине 1940-х - середине 1980-х гг. заметно возросла численность работ, в которых затрагивалась и освещалась такая тема, как многоплановые изменения в жизни и деятельности казачек и крестьянок в период коллективизации. Правда, надо отметить, что чаще всего данная тема не рассматривалась в рамках самостоятельного, специального исследования: как правило, специалисты освещали отдельные ее аспекты в рамках общего анализа «колхозного строительства» на Дону, Кубани и Ставрополье.

Анализ выходивших в данное время на Юге России работ позволяет утверждать, что первоочередное внимание специалистов привлекла роль сельских женщин Дона, Кубани и Ставрополья в содействии осуществлению в период борьбы за коллективизацию сельского хозяйства (1930 - 1934 гг.). М., 1950; ВылцанМ.А. Советская деревня накануне Великой Отечественной войны (1938- 1941 гг.). М., 1970; Вылцан М.А., Данилов В.П., Кабанов В.В., Мошков Ю.А. Коллективизация сельского хозяйства в СССР: пути, формы, достижения. Краткий очерк истории. М., 1982; Генкина Э.Б. СССР в период борьбы за коллективизацию сельского хозяйства (1930 - 1934). М., 1952; Громова Г.М. Советская женщина - труженица, мать. М., 1963; Ивнйц-юш Н.А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929- 1932 гг.). М., 1972; История советского крестьянства. В 5-ти т. Т. 2. (1927 - 1037 гг.). М., 1985; Т. 3. (1938 - 1945 гг.). М., 1987; Селун-ская В.М. Борьба Коммунистической партии Советского Союза за социалистическое преобразование сельского хозяйства. М., 1961; Карасева Л. Советская женщина в борьбе за построение коммунизма. М., 1954; Краев М.А. Победа колхозного строя в СССР. М., 1954; Кукушкина Ю.С. Сельские советы и классовая борьба в деревне (1921 - 1932 гг.). М., 1968; Островский В.Б. Колхозное крестьянство СССР. Саратов, 1967.

1 Бильшай В. Л Решение женского вопроса в СССР. М., 1956; Михайлюк В.В. Использование женского труда в народном хозяйстве. М, 1970; Татарннова НИ. Стро1ггельство коммунизма и труд женщин. М., 1964. сплошной форсированной коллективизации. Отмеченный вопрос более или менее подробно освещался в целом ряде обзорных работ, а также диссертационных исследований и монографий, посвященных процессам «колхозного строительства» в Северо-Кавказском крае в конце 1920-х - начале 1930-х гг.1 Среди них следует особо выделить диссертационное исследование П.Ф.Абрамовой, которое представляет собой одну из крайне немногочисленных специальных работ по проблеме тендерных трансформаций в коллективизированной деревне русских регионов Юга России, появившихся на протяжении второго из выделенных нами этапов историографии. П.Ф. Абрамова посвятила три из четырех параграфов своей диссертации именно деятельности партийно-советских органов по повышению уровня общественно-политической активности работниц и крестьянок Ставрополья и Кубани в период «колхозного строительства».2

В полном соответствии с официальной идеологической доктриной южнороссийские ученые акцентировали внимание на фактах проколхозной деятельности сельских активисток (агитация, поддержка массовых хозяйственно-политических кампаний, и пр.), подчеркивая при этом ведущую и направляющую роль компартии. Напротив, массовые женские антиколхозные акции

1 Иванов В.И., Чернопицкий П.Г. Социалистическое строительство и классовая борьба на Дону (1920 -1937 гг.). Исторический очерк. Ростов н/Д., 1971; Извекова A.K. Сплошная коллективизация и ликвидация кулачества как класса на Кубани: Дис. . канд. ист. наук. Краснодар, 1948; Измайлов П.П. Борьба партийных организаций Кубани за коллективизацию сельского хозяйства в годы первой сталинской пятилетки: Дне. . канд. ист. наук. М., 1953; Канцедалов П.З. Коллективизация сельского хозяйства на Тереке: Дис. . канд. ист. наук. Пятигорск, 1951; Ленинский путь донской станицы / Под ред. Ф.И. Поташева, С. А. Андронова. Ростов н/Д., 1970; Мельсшов В А Азово-Черноморская краевая партийная организация в борьбе за политическое и орга-шшциошю-хозяйственное укрепление колхозов годы второй пятилетки: Дис. . кшщ. ист. наук Ростов н/Д, 1969; Молчанов МБ. Победа колхозного строя на Дону н Кубани. Шахты, 1960; Негодов Д.Г. Терская партийная организация в борьбе за коллективизацию сельского хозяйства округа (1927 - 1931 гг.): Дне. . канд. ист. наук. Ростов н/Д., 19710сколков Е.Н. Победа колхозного строя в зерновых районах Северного Кавказа (очерки истории партийного руководства коллективизацией крестьянских и казачьих хозяйств). Ростов н/Д, 1973; Очерки истории партийных организаций Дона. Ч. 2. 1921 - 1971 гг. Ростов н/Д, 1973; Очерки истории Ставропольской организации КПСС. Ставрополь, 1970; Пейгашев В.Н. Большевики Ставрополья в борьбе за сплошную коллективизацию сельского хозяйства: Дис. . канд. ист. наук. Пятигорск, 1951; Его же: Коллективизация сельского хозяйства Ставропольского края (1927—1932 гг.)// Ученые записки Пятигорского государственного педагогического института. Т. 16. Пятигорск, 1958; Прозоров А.К. Комсомол Дона - помощник партии в борьбе за сплошную коллективизацию сельского хозяйства: Дис. . канд. ист. наук. М., 1950; Турчанинова Е.И. Подготовка и проведение сплошной коллективизации сельского хозяйства в Ставрополье. Душанбе, 1963.

2 Абрамова П.Ф. Деятельность партийных организаций Северного Кавказа по вовлечению трудящихся женщин в социалистическое стро!ггельство в период построения фундамента социализма (1926 - 1932 гг.). Дне. . канд. ист. наук. М., 1976 протеста привлекли гораздо меньшее внимание исследователей, причем объяснялись они, как и в 1930-х гг., злонамеренными происками «кулаков» или влиянием «перегибов», а не тем, что сама политика насильственной форсированной коллективизации вызывала резкое отторжение значительной части крестьянства. Правда, можно дать положительную оценку тому, что, начиная с 1960-х гг., специалисты более смело, открыто и подробно заговорили о самих «перегибах», об их масштабах и о негативном влиянии на процессы «колхозного строительства» (в качестве примера можно привести работы Е.Н. Осколкова1 и Е.И. Турчаниновой2).

В меньшей мере южнороссийскими исследователями анализировались такие вопросы, как производственная деятельность колхозниц, мероприятия властей по их социальной защите, улучшению культурно-бытовых условий, и т. п. Данные вопросы в слабой степени затрагивались в работах JI. Горсткиной и В.И. Кузнецова (здесь освещалась специфика устройства и функционирования отдельных, наиболее развитых, колхозов), К.М. Ковалева и А. Русиной, обосновывавших мнение, что коллективизация значительно улучшила жизнь крестьян и крестьянок.3 П.Ф. Абрамова посвятила один из параграфов своей диссертации работе партийных организаций СевероКавказского края по повышению роли крестьянок в общественном производстве, но оставила за пределами внимания социальные и культурно-бытовые вопросы сельской жизни 1930-х гг.4 Таким образом, в работах южнороссийских исследователей, выходивших во второй половине 1940-х -середины 1980-х гг. и посвященных вопросам тендерных трансформаций в деревне в период коллективизации, историко-политологический подход был выражен гораздо ярче и четче, чем историко-экономический.

1 Осколков Е.Н. Победа колхозного строя. С. 206.

2 Турчанинова Е.И. Подготовка и проведение сплошной коллективизации. С. 196 - 201.

3 Горсткина Л. Колхоз «Украина». Ростов н/Д, 1950; Кузнецов В.И. История колхоза имени Военсовета СКВО Ростовской области: Дис. . канд. ист. наук. М., 1950; Ковалев К.М. Прошлое и настоящее крестьян Ставрополья. Ставрополь, 1947; Русина А. Женщина колхозной деревни. Ставрополь, 1947.

4 Абрамова П.Ф. Деятельность партийных организаций Северного Кавказа. С. 112 - 142.

На протяжении третьего этапа научного осмысления проблемы преобразований тендерной структуры советской деревни в период коллективизации, начало которому было положено общественно-политическими процессами середины - второй половины 1980-х гг. («перестройка», демократические реформы в постсоветской России), марксистская методология лишилась своего монопольного положения, открылись ранее засекреченные архивные фонды и были сняты запреты на анализ табуированных аспектов коллективизации. Это позволило исследователям по-новому взглянуть на процесс «колхозного строительства», устранить множество лакун, образовавшихся в историографии коллективизации, и подвергнуть кардинальному пересмотру целый ряд суждений и выводов, казавшихся прежде незыблемыми. В том числе были существенно переосмыслены и тендерные трансформации в коллективизированной деревне, процессы жизнедеятельности женщин-колхозниц.

В постсоветский период произошла смена исследовательских приоритетов при исследовании жизни и деятельности женщин-колхозниц, что объяснялось как расширением эмпирической базы, так и, главным образом, формированием новых исследовательских подходов к осмыслению минувших эпох. Если в рамках марксистской методологии упор делался на политические и социально-экономические аспекты исторического процесса, то с позиций новых подходов, получивших признание в среде российских ученых (цивилизационная теория, социальная история, историческая антропология, история повседневности и др.), важнейшими объектами изучения выступают, прежде всего, сам человек, его сознание, быт, культура, и т. п. Если в советской историографии освещались, прежде всего, вопросы общественно-политической и производственной деятельности женщин-колхозниц, то в постсоветской - их повседневная жизнь и то влияние, какое оказывали на нее коллективизация и колхозная система. Исследователи, подчеркивая факт повышения внимания к сфере женской повседневности, справедливо замечают, что «историческая фемииология вернула женщин истории».1 При этом специалисты, следуя принципу объективности, стремятся выявить как позитивное, так и негативное влияние «колхозного строительства» на жизнь и деятельность сельских женщин, в том числе крестьянок и казачек Дона, Кубани, Ставрополья, Терека.

На протяжении третьего из выделенных нами этапов историографии впервые подвергся жесткой критике незыблемый в советское время тезис о том, что коллективизация пользовалась поддержкой подавляющего большинства сельского населения, а имевшие место факты женских протестов были инспирированы «кулаками». В частности, в работах H.JI. Рогалиной, Н.А. Ивницкого указывалось на важную роль крестьянок в противодействии коллективизации и антиколхозных протестных акциях конца 1920-х- начала 1930-х гг.

Достаточно критично специалисты оценивали итоги «колхозного строительства» в отношении женской части населения коллективизированной деревни. В.Б. Жиромская на основе тщательного анализа Всесоюзных переписей населения конца 1930-х гг. доказала, что коллективизация не только усилила диспропорции в соотношении полов, но и весьма несущественно изменила положение женщин в сфере производства: колхозницы, так же, как ранее крестьянки, в подавляющем большинстве были заняты тяжелым физическим трудом, не занимая сколь-нибудь заметных позиций в составе колхозной администрации.3 Противоречивость тендерных трансформаций 1930-х гг. подчеркивали в своих работах Р.Т. Маннинг и Ш. Фицпатрик (вообще необходимо отметить, что в постсоветский период зарубежные специалисты внесли заметный вклад в исследование тендерных трансформаций в колхозной деревне 1930-х гг.). Так, Р.Т. Маннинг констатировала факт некоторого выравнивания тендерных ролей

1 Пушкарева Н. Зачем он нужен, этот «гендер»? К анализу прошлого // Социальная истории. Ежегодник. 1998 / 99. М„ 1999. С. 159.

2 Рогалина Н.Л. Коллективизация: уроки пройденного пути. М., 1989; Ивницкий Н А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х гг.). М., 1994; Его же: Коллективизация и раскулачивание в начале 30-х годов. По материалам Политбюро ЦК ВКП(б) и ОГПУ // Судьбы российского крестьянства. М., 1995.

3 Жиромская В.Б. Демографическая история России в 1930-е годы. Взгляд в неизвестное. М., 2001. в колхозной деревне и повышения социальной мобильности колхозниц (которые могли стать агрономами, зоотехниками, занять посты в административно-управленческом аппарате и т. д.). Вместе с тем ею справедливо указывалось, что труд сельских женщин в это время был крайне тяжел, а попытки властей расширить сферу приложения трудоусилий колхозниц (например, вовлекая их в ряды механизаторов) не лучшим образом сказывались на здоровье и личной жизни последних. Ш. Фицпатрик обосновала мысль о том, что потрясения 1930-х гг. на некоторое время подорвали на селе институт семьи, нов то же время коллективизаторам так и не удалось существенно изменить патриархальное отношение к женщинам, что проявлялось, в частности, в недопущении колхозниц в управленческие структуры.1 В ряде работ подчеркивалась неоднозначность и противоречивость социальной политики сталинского режима, а также общих изменений, вызванных «великим переломом» в жизнедеятельности советских женщин, в том числе и сельских.2

Авторы многих из вышеперечисленных работ, в которых в той или иной мере освещались тендерные трансформации в колхозной деревне Советского Союза 1930-х гг., использовали, помимо прочих, и материалы Дона, Кубани и Ставрополья. Это вполне объяснимо, учитывая, что названные регионы Юга России исторически являются аграрными и предоставляют массу информации о самых разных сторонах жизнедеятельности населения колхозной деревни, в том числе и женщин-колхозниц. Однако на Юге России, начиная с 1990-х гг., несколько снизился исследовательский интерес к теме «колхозно

1 Маннинг P.T. Женщины советской деревни накануне Второй мировой войны. 1935 - 1940 годы // Отечественная история 2001. № 5; Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. М., 2001; Ее же: Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в ЗОе годы: город. 2-е изд. М. 2008. С. 8.

2 Вишневский А.Г. Консервативная модернизация в СССР. М., 1998; Боннелл В. Крестьянка в политическом искусстве сталинской эпохи // Советская социальная политика 1920 - 1930-х годов: идеология и повседневность / Под ред. П. Романова и Е. Ярской-Смирновой. М., 2007; Лебина H. «Навстречу многочисленным заявлениям трудящихся женщин.» Абортная политика как зеркало советской социальной заботы // Советская социальная политика 1920 - 1930-х годов. М., 2007; Лебина H., Романов П., Ярская-Смирнова Е. Забота и контроль: социальная политика советской действительности, 1917 - 1930-е годы // Советская социальная политика 1920 - 1930-х годов. М., 2007. го строительства», и, в частности, к такому ее аспекту, как изменения в образе жизни и психологии казачек и крестьянок, ставших колхозницами.

В ряде посвященных «колхозному строительству» исследований, выходивших на Юге России в рамках третьего из выделенных нами периода историографии, затрагивались вопросы жизнедеятельности и положения сельских женщин. Так, в объемной и насыщенной фактическими материалами диссертации Н.И. Булгаковой был осуществлен взвешенный и детальный анализ демографических процессов на Ставрополье в период коллективизации. Автором было справедливо указано на то, что в условиях сталинского «великого перелома» тендерные диспропорции на селе еще более усилились.1

Н.И. Булгакова, кроме того, коснулась вопросов функционирования личных подсобных хозяйств колхозников Ставрополья, проследив динамику посевных площадей и выявив предпочтения владельцев ЛПХ в выращивании сельхозкультур и разведении видов скота. Проблемы функционирования ЛПХ также затрагивались в диссертации И.И. Некрасовой; В.А. Бондарев посвятил им один из разделов своей представительной монографии, а М.Б. Тленкопачев -специальное исследование. Поскольку женщины колхозной деревни Юга России преимущественно были заняты именно в личных подсобных хозяйствах, нам представляется необходимым указать на данный аспект исследований.

Н.А. Мальцева в своей монографии о коллективизации на Ставрополье, отметила факт активного участия крестьянок в антиколхозных акциях протесо та. В. А. Бондарев, анализируя процесс противоборства крестьянства и сталинского режима в период коллективизации, впервые в южнороссийской историо

1 Булгакова Н.И. Сельское население Ставрополья во второй половине 1920х - начале 30-х годов XX века: изменения в демографическом, хозяйственном и культурном облике. Дис. канд. ист. наук. Ставрополь, 2003.

2 Бондарев В. А. Крестьянство и коллективизация: многоукладносгь социально-экономических отношений деревни в районах Дона, Кубани и Ставрополья в конце 20-х - 30-х годах XX века. Ростов н/Д., 2006, Некрасова И И. Коллективизация в сельском хозяйстве Ставропольского края (конец 20-х - начало 30-х гг.): оценки и выводы. Автореф. дис. канд ист. наук. Пятигорск, 2004; Тленкопачев М.Б. Политико-правовой статус личного подсобного хозяйства в российском обществе: история и современность. М., -Пятигорск, 2001.

3 Мальцева Н.А. Очерки истории коллективизации на Ставрополье. СПб, 2000. i графии предпринял попытку установить причины и характер массовых женских акций протеста против хлебозаготовок, «раскулачивания» и коллективизации.1

Результаты анализа историографии позволяют полностью согласиться с Э.Г. Колесниковой, полагающей, что такая тема, как динамика тендерной структуры и тендерных ролей, особенности взаимоотношений полов в южнол российской региональной историографии «раскрыта фрагментарно». Целый ряд аспектов проблемы тендерных трансформаций в колхозной деревне Юга России не получил детального и всестороннего освещения. В их числе:

- особенности социально-профессиональной дифференциации женщин-колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гг.;

- специфика производственной деятельности колхозниц и меры властей по ее стимулированию;

- трансформации тендерных ролей в коллективизированной деревне Юга России, изменения ментальности сельских женщин, произошедшие в условиях «колхозного строительства»;

- историческая повседневность донских, кубанских, ставропольских колхозниц в рассматриваемый период времени.

Источниковая база исследования включает в себя архивные материалы, сборники документов, сочинения и тезисы выступлений советско-партийных деятелей, периодические издания, письма, мемуары и воспоминания.

Диссертационное исследование основано на материалах Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Центров документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО) и Краснодарского края (Г.ЩНИ КК), Государственного архива новейшей истории Ставропольского края (ГАНИ СК), Государственных архивов Ростовской области (ГАРО), Краснодарского (ГАКК)

1 Бондарев В.А. Фрагментарная модернизация постоктябрьской деревни: история преобразований в сельском хозяйстве и эволюция крестьянства в конце 20-х - начале 50-х годов XX века на примере зерновых районов Дона, Кубани и Ставрополья. Ростов н/Д., 2005.

2 Колесникова Э.Г. Тендерные представления и стереотипы Ставропольского провинциального общества в последней четверти XIX- начале XX вв. Автореф. Дисс. канд. ист. наук. Ставрополь, 2007. С. 3. и Ставропольского (ГАСК) краев. Общий объем использованных в работе архивных материалов составляет 33 фонда и свыше 170 дел.

В РГАСПИ сосредоточен массив разнообразных документов ЦК ВКП(б) (ф. 17), из которых наибольшее значение в рамках избранной нами темы представляют материалы докладов и выступлений партийных деятелей, посвященных вопросам привлечения крестьянок к борьбе за коллективизацию и организационно-хозяйственное укрепление коллективных хозяйств. Не менее интересны стенограммы слетов и совещаний передовиков колхозного производства (животноводов, льноводов, и т. д.), в которых зафиксированы рассказы колхозниц о жизни, деятельности, профессиональных достижениях.

В РГАЭ хранится архив «Крестьянской газеты» (ф. 396), в котором собраны письма колхозников, отражающие настроения и надежды сельских жителей, в том числе крестьянок и казачек Дона, Кубани и Ставрополья. Материалы Центрального статистического управления (ЦСУ) при Совете министров СССР (РГАЭ, ф. 1562) дают представление о динамике численности и удельном весе колхозниц в общей массе членов коллективных хозяйств Юга России, их роли в аграрном производстве. Такие же сведения содержатся в документах стат-управлений Ростовской области (ГАРО, ф. р-4034), Ставропольского (ГАСК, ф. р-1886) и Краснодарского (ГАКК, ф. р-1246) краев, Краснодарской краевой плановой комиссии (ГАКК, ф. р-1378), в отчетах отдельных колхозов Ставрополья (ГАСК, ф. р-2034, ф. р-2870, ф. р-5350) и Дона (ГАРО, ф. р-4340).

Постановления, распоряжения, протоколы и материалы бюро, пленумов и совещаний Северо-Кавказского (ЦДНИ РО, ф. 7), Азово-Черноморского (ЦЦНИ РО, ф. 8), Краснодарского (ЦДНИ КК, ф. 1774-а), Орджоникидзев-ского (ГАНИ СК, ф. 1) крайкомов ВКП(б), Ростовского обкома ВКП(б) (ЦДНИ РО, ф. 9), Терского окружкома ВКП(б) (ГАНИ СК, ф. 5938) позволяют реконструировать процесс реализации на региональном уровне государственной политики по вовлечению сельских женщин в «колхозное строительство». К перечисленным документам высших партийных органов Юга

России близки по содержанию материалы таких советских учреждений, как исполнительные комитеты советов депутатов трудящихся: Ставропольского окружного (ГАСК, ф. р-299), Ростовского областного (ГАРО, ф. р-37373), Краснодарского краевого (ГАКК, ф. р-687, ф. р-1480) исполкомов.

В фондах Северо-Кавказского (ГАРО, ф. р-1390) и Орджоникидзевского (ГАСК, ф. р-2395) краевых земельных управлений, земельного управления Ставропольского окрисполкома (ГАСК, ф. р-595), Северо-Кавказского краевого (ГАРО, ф. р-2399) и Ставропольского окружного (ГАСК, ф. р-602) союзов сельскохозяйственных коллективов (колхозсоюзов), Северо-Кавказского краевого управления зерновых МТС (ГАРО, ф. р-2573) также сосредоточено значительное количество разного рода постановлений, приказов и инструкций, касающихся аграрного производства. Вместе с тем в материалах перечисленных учреждений, осуществлявших непосредственное руководство функционированием колхозов и МТС, содержится деловая переписка между различными инстанциями, отчеты инструкторов, уполномоченных и проверяющих, письма, заявления и жалобы колхозников, и т. д. Сведения, почерпнутые из этих документов, позволяют создать детальную картину жизнедеятельности колхозного крестьянства (в том числе и женщин-колхозниц) Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гг.

Массу интереснейшей и уникальной информации предоставляют исследователям «колхозного строительства» на Юге России документы СевероКавказского краевого (ГАРО, ф. р-1185) и Кубанского окружного (ГАКК, ф. р-226) управлений Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ), и особенно -полигсектора Северо-Кавказского и Азово-Черноморского краевого земельного управления (ЦДНИРО, ф. 166). Эти контролирующие (РКИ) и чрезвычайные (политотделы МТС) органы обязаны были информировать представителей вышестоящего партийно-советского руководства о действительном положении дел в колхозной деревне, которое очень сильно отличалось от парадных официальных отчетов и деклараций. Поэтому докладные записки, сводки и отчеты

РКИ и политотделов МТС содержат массу информации о негативных сторонах жизнедеятельности южнороссийских колхозниц: крайне низкой оплате труда, систематических «продовольственных затруднениях», издевательствах и рукоприкладстве со стороны колхозных администраторов, и т. п. Все эти материалы предоставляют возможность объективно отобразить процессы, происходившие в колхозной деревне (и, в частности, в жизни колхозниц) в 1930-х гг. Однако, именно в целях соблюдения принципа объективности, крайне важно придерживаться взвешенного и осторожного подхода в работе с перечисленными документами, не впадая в соблазн абсолютизации негатива.

Данное требование актуально и при анализе материалов периодических изданий, составляющих важный компонент источниковой базы нашего исследования. Список периодических изданий, использованных в работе, включает в себя 26 наименований газет и журналов. В их числе 14 центральных журналов («Коллективист», «Социалистическая реконструкция сельского хозяйства», «Социалистическое сельское хозяйство» и др.) и газета «Социалистическое земледелие», а также 3 региональных журнала («Колхозница», «Колхозный путь», «Северо-Кавказский край») и 8 газет («Большевик», «Молот», «Орджо-никидзевская правда», и пр.). Пресса, служившая мощным средством агитации и пропаганды, предоставляет массу материалов, как о реализации государственной аграрной политики, так и о производственной деятельности и повседневной жизни колхозниц Юга России, их настроениях, и пр. Но, в отличие от органов РКИ и политотделов МТС, советская пресса впадала в прямо противоположную крайность: журналисты, выполняя четкий социально-политический заказ, стремились к приукрашиванию действительности, а нередко к ее искажению в угоду официальной идеологической доктрине. В связи с этим материалы прессы нуждаются в обстоятельном критическом анализе.

Разнообразные сведения о государственной тендерной политике и о жизнедеятельности колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гг. были почерпнуты нами из сборников опубликованных документов и материалов,1 в том числе и тех, которые издавались на Юге России.2 Высокой информативностью отличаются сборники, изданные в постсоветский период, поскольку в них сосредоточено значительное количество ранее засекреченных документов, содержание которых способствует заполнению ряда лакун, существующих в рамках проблемы тендерных трансформаций в советской колхозной деревне.

Особой группой источников выступают произведения и материалы выступлений политических и государственных деятелей: А.А. Андреева, И.В. Сталина, Б.П. Шеболдаева, Я.А. Яковлева, и др. В них содержатся характеристики государственных мероприятий по отношению к женщинам-колхозницам, а нередко даются достаточные взвешенные оценки процессу и результатам тендерных трансформаций.

О том, как сами колхозницы Дона, Кубани и Ставрополья оценивали изменения в своей жизни и деятельности, вызванные «колхозным строительством», свидетельствуют эпистолярные источники. В работе использовались письма южнороссийских колхозниц, опубликованные как на протяжении 1930-х гг. в сборниках и, особенно, в периодических изданиях («Колхозница», «Колхозный путь»), так и по завершении данной исторической эпохи.3 Настроения, впечат

1 Директивы КПСС и советского правительства по хозяйственным вопросам. 1917 - 1957 годы. Сб. документов. В 4-х т. Т. 2. 1929- 1945 гт. М., 1957; Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927 - 1932 гг. / Под ред. В.П. Данилова и H.A. Ивницкого. М., 1989; История колхозного права. Сборник законодательных материалов СССР и РСФСР. 1917- 1958 гт. Т. 2. 1937- 1958. М., 1959; КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 1898 - 1953. 7-е изд. В 2-х ч. 4. 2. М., 1953; Советская деревня глазами ВЧК - ОГПУ - НКВД: Документы и материалы / Под ред. А. Береловича,

B. Данилова. 1918 - 1939. Т.З. Кн.1. 1930 - 1931. М., 2003; Кн. 2. 1932 - 1934. М., 2005; Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы в пяти томах. 1927 - 1939 / Гл. ред. В. Данилов, Р. Маннинг, Л. Виола. Т.2. Ноябрь 1929- декабрь 1930. М., 2000; Т.З. Конец 1930- 1933. М., 2001; Т. 4. 1934-1936. М., 2002.

2 Коллективизация и развитие сельского хозяйства на Кубани (1927 - 1941 гг.): Сб. документов и материалов / Под ред. И.И. Алексеенко. Краснодар, 1981; Коллективизация сельского хозяйства на Северном Кавказе (1927 - 1937 гт.) / Под. ред. П.В. Семернина и Е.Н. Осколкова. Краснодар, 1972; Краснодарский край в 1937 - 1941 гг. Документы и материалы/ Гл. ред. А.А. Алексеева. Краснодар, 1997.

3 День нашей жизни. Очерки. Статьи. Заметки. Письма. Документы. (15 мая 1940 г.). Ростов н/Д, 1940; Бутко. Письмо в редакцию // Колхозница. 1937. № 4. С. 19; Ефименко Е.А. Письмо в редакцию // Колхозница. 1937. № 5. С. 19; Кабан Е.С. Все женщины хотят учиться // Колхозница. 1936. JSs 1 - 2. С. 6; Лаврухина В.Г. На широкой дороге // Колхозница. 1937. № 11. С. 14; Мазевич Е. Если бы мне крылья! // Колхозница. 1936. Л'а 1-2.

C. 10; Малютин, Марфунцев, Волченко. По сталинскому уставу работаем и распределяем доходы // Колхозный путь. 1935. № 9.С. 20; Мандрнк О.Т. У меня растет прекрасная дочурка // Колхозница. 1937. № 6. С. 117; Письмо 26 колхозниц-ударниц Троицкой МТС Славянского района Азово-Черноморского края Всесоюзному съезду пиления и переживания колхозников и колхозниц Юга России, современников коллективизации, отражены также в их дневниках, мемуарах и воспоминаниях.1 Солидаризуясь с мнением, что «чаще всего художник, а не историк открывает нашему современнику духовный мир» предшествующих нам поколений,2 в эмпирическую базу исследования были включены художественные произведения.3 Среди них наиболее важными представляются произведения М.А. Шолохова, отличающиеся не только большой художественной силой, но и высоким уровнем исторической достоверности, в полной мере отражающие дух и характер эпохи «великого перелома».

Данная эмпирическая база, подвергнутая комплексному и критическому анализу, предоставила возможность раскрыть заявленную тему и решить поставленные в рамках нашего исследования задачи.

Цель исследования заключается во всестороннем анализе трансформаций, происходивших в тендерной структуре южнороссийской деревни и жизнедеятельности женщин-колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья на протяжении исторического периода с конца 1920-х гг. до начала 1940-х гг. сателей // Молот. 1934. 28 августа; Письмо колхозниц колхоза «12-й Октябрь» Тарасовского района Ростовской области И.В. Сталину // Колхозница. 1937. № 11. С. 10; Письмо многодетных матерей Тарасовского района ко всем многодетным матерям // Колхозница. 1937. № 6. С. 15; Письмо 385 казачек Александрийско-Обнленского района Северо-Кавказского края И.В. Сталину // Северо-Кавказский большевик. 1936. 8 марта; Писковацкова А Первенство в области // Тракторист и комбайнер. 1939. № 5. С. 11; Поливара З.Ф. С радостью жду шестого ребенка// Колхозница. 1937. № 6. С. 17; Ромащенко AM. Хочу видеть жизнь в будущем // Колхозница. 1936. № 3 -4. С. 16; Саенко Е. Жажду культуры // Колхозница. 1936. № 1 - 2. С. 14; Ус В. Как произошел мир? // Колхозница. 1937. Ки 5. С. 5; Финько М. Особенный год // Колхозница. 1936. № 1 - 2. С. 16; Крестьянские истории: Российская деревня 20-х годов в письмах и документах / Сост С.С. Крюкова. М., 2001; Письма во власть. 1928 - 1939. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и советским вождям / Сост. АЯ. Лившин, И.Б. Орлов, О.В. Хлевнюк. М., 2002; Тепцов H.B. В дни великого перелома. История коллективизации, раскулачивания и крестьянской ссылки в России (СССР) по письмам и воспоминаниям: 1929 - 1933 годы. М., 2002; Шолохов и Сталин. Переписка начала 30-х годов (Публикация, вступительная статья и примечания Ю.Г. Мурина) // Вопросы истории. 1994. № 3.

1 Александрова П.А. Пережитое // Колхозница. 1936. № 1 - 2. С. 9; Деревянко С. Старая хата // Крестьянин. 2007. № 2. С. 19; Карпов В. Лихолетье // Крестьянин. 2003. № 23. С. 9; Кияшко З.О. Годы колхозной жизни. Краснодар, 1953; Павлов А Записки переселенца. О найденном дневнике, который мог стоить жизни его автору // Советская Кубань. 1991. 18 января; Сокольский Э. Забытый уклад // Крестьянин. 2004. № 18. С. 8; Тка-ченко Н. Как загоняли в колхоз // Крестьянин, 2000. №31. С. 22.

2 Кабытов П.С., Козлов B.A., Литвак Б.Г. Русское крестьянство: этапы духовного освобождения. М., 1988. С. 3.

3 Панферов Ф.И. Бруски. Кн. 2. М., 1950; Его же: Бруски. Кн. 3. М., 1950; Шолохов М.А. В казачьих колхозах // Шолохов М.А. Они сражались за Родину. Рассказы. Очерки. Ростов н/Д., 1974; Его же: Поднятая целина. М., 1960; Его же: По правобережью Дона // Шолохов М.А. Собрание сочинений в восьми томах. Т. 8. М., 1975; Его же: Слово о родине //Шолохов М.А. Собрание сочинении в восьми томах. Т. 8. М., 1975.

Поставленная цель предполагает решение ряда задач'.

- проследить тендерную динамику коллективных хозяйств Юга России;

- выявить социально-профессиональную дифференциацию колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья;

- установить особенности трудовой занятости сельских женщин в колхозном производстве;

- определить факторы и формы участия крестьянок и казачек Юга России в общественной жизни села в период «колхозного строительства»;

- проанализировать тендерную специфику крестьянского протеста, обусловленного проведением сплошной форсированной коллективизации;

- исследовать роль и формы занятости колхозниц в своем домашнем хозяйстве как особой сфере приложения труда;

- осуществить детальное и всестороннее освещение исторической повседневности женщин-колхозниц Юга России 1930-х гг.;

- дать анализ процессам изменения тендерных ролей и трансформации ментальности женщин-колхозниц, имевших место в коллективизированной деревне Дона, Кубани и Ставрополья.

Объектом исследования выступает социальная структура российской (советской) деревни и возникающие в ее рамках взаимоотношения полов, в их динамике и развитии.

Предмет исследования- трансформации жизнедеятельности, повседневности и ментальности женщин-колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в период «колхозного строительства» конца 1920-х-начала 1940-хгг.

Основополагающими компонентами теоретико-методологической базы исследования являются принципы историзма, системности, всесторонности и объективности, следование которым выражается в освещении прошедших событий и явлений во всей их сложности и противоречивости, с учетом причинно-следственных связей и специфики рассматриваемой эпохи. Работа основана на синтезе ряда методологических подходов, что позволяет с достаточной эффективносгью осуществить анализ такой сложной, отчасти имеющей междисциплинарный статус, проблемы, как тендерные трансформации в колхозной деревне Юга России на протяжении 1930-х гг. Положения формационного подхода, не утратившего своей научно-теоретической значимости при анализе социально-экономических процессов, послужили основой для освещения особенностей функционирования колхозной системы, производственных отношений на селе. Базой для исследования преобразований и изменений сельской культуры, мен-тальности крестьянок, структур женской повседневности послужил цивилизанионный подход. Учитывая специфику заявленной темы, важным компонентом авторской методологической позиции является также тендерный подход, трактующий взаимоотношения полов как часть социальной организации общества со всеми вытекающими отсюда последствиями (такими, например, как способность тендерных отношений детерминировать сферу производства или влиять на общественно-политические процессы).

Поскольку предметом нашего исследования выступают тендерные трансформации в южнороссийской деревне, проходившие в общем русле модернизации аграрного производства в 1930-х гг., нам представляется актуальной обоснованная в работах В.А.Бондарева частно-историческая теория фрагментарной модернизации, характеризующая «колхозное строительство» как процесс неполных, частичных преобразований, сопровождающихся в ряде случаев обратным вектором развития.1 Использование в работе указанной теории позволило осветить и объяснить всю противоречивость и фрагментарность изменений в жизни и деятельности колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья, происходивших на протяжении исторического периода конца 1920-х гг. до начала 1940-х гг.

В процессе анализа тендерных трансформаций в южнороссийской деревне периода «колхозного строительства» немаловажны и положения «новой ло

1 См.: Бондарев В.А. Фрагментарная модернизация постоктябрьской деревни: история преобразований в сельском хозяйстве и эволюция крестьянства в конце 20-х - начале 50-х годов XX века на примере зерновых рйонов Дона, Кубани и Ставрополья. Ростов н/Д, 2005; Его же: Крестьянство и коллективизация: многоукладность социально-экономических отношений деревни в районах Дона, Кубани и Ставрополья в конце 20-х - 30-х годах XX века. Ростов н/Д, 2006. кальной истории», - обладающего высоким научно-теоретическим потенциалом направления исторических исследований, обоснованного в работах Т.А. Булыгиной и С.И. Маловичко.1 «Новая локальная история» представляет собой комплексное изучение истории того или иного региона «в исследовательском поле общероссийской истории, с позиций междисциплинарного подхода»,2 и, тем самым, ориентирует исследователей на всемерное выявление региональной специфики. В рамках избранной нами темы «новая локальная история» позволяет установить и проанализировать региональные особенности тендерных трансформаций на Юге России.

Методологический инструментарий, использованный в работе, включает в себя универсальные (общенаучные) и специально-исторические методы исследования. В последнем случае следует отметить сравнительно-исторический метод (позволивший выявить сходства и различия тендерного устройства докол-хозной и коллективизированной деревни), историко-генетический метод (давший возможность проследить преемственность социального статуса и образа жизни крестьянок и колхозниц), и др. На основе метода контент-анализа был осуществлен поиск смысловых единиц в периодических изданиях (так, подсчи-тывалось количество корреспонденции, присланных в журнал «Колхозное опытничество» заведующих колхозными хатами-лабораториями Юга России -мужчинами и женщинами); метод когорт применялся при анализе гендерно-демографических процессов в южнороссийской деревне 1920-х - 1930-х гг.

1 См.: Булыпша ТА Историческая антропология и исследовательские подходы «новой локальной истории» // Человек на исторических поворотах XX века / Под ред. А.Н. Еремеевой, А.Ю. Рожкова. Краснодар, 2006. С. 27 - 34; Булыгина ТА, Маловичко С.И. Культура берегов и некоторые тенденции современной историографической культуры // Новая локальная история. Вып. 2. Новая локальная история: пограничные реки и культура берегов: Материалы второй Международной Ищернет-конференции, Ставрополь, 2о мая 2004 г. - Ставрополь, 2004. С. 4 - 24; Маловичко С.И., Булыпша ТА Современная историческая наука и шучение локальной исторш! // Новая локальная история. Вып. 1. Новая локальная история: методы, источники, столичная и провинциальная историография: Материалы первой Всероссийском Интернет-конференции., Ставрополь, 23 мая 2003 г. - Ставрополь. 2003. С. 6 - 2; Маловичко С.И Новая локальная история: историографический опыт выход за границы провинциализма // Новая локальная история. Вып. 2. Новая локальная история: пограничные реки и культура берегов: Материалы второй Международной Интернет-конференции, Ставрополь, 20 мая 2004 г. - Ставрополь, щд-во СГУ, 2004. С. 140 - 156; Оборский ЕЮ. Заметки о современной исторической науке и деятельности центра «Новая локальная история» // Новая локальная история Вып. 2. Новая локальная ncropiw: пограничные реки и культура берегов: Материалы второй Международной Интернет-конференции, Ставрополь, 20 мая 2004 г. - Ставрополь, гад-во СГУ, 2004. С. 184 -187.

2 Булыгина ТА Историческая антропология. //Человек на исторических поворотахXXвека. С. 27.

Новизна представленной работы прежде всего состоит в том, что впервые в региональной историографии осуществлено комплексное исследование многообразных изменений в производственной и общественной деятельности, повседневной жизни, ментальности, социально-гендерном статусе сельских женщин Дона, Кубани и Ставрополья в период «колхозного строительства» конца 1920-х - начала 1940-х гг. Кроме того, в работе:

1. Осуществлен анализ динамики тендерного состава колхозов Юга России в конце 1920-х - начале 1940-х гг., и факторов, оказывавших на данные процессы определяющее влияние. Доказано, что на всем протяжении рассматриваемого периода в колхозах Дона, Кубани и Ставрополья сохранялись тендерные диспропорции, выражавшиеся в численном превалировании колхозниц над колхозниками. Коллективизация усилила эти диспропорции и привела к феминизации аграрного производства (хотя, с другой стороны, в ходе «колхозного строительства» был ликвидирован такой феномен 1920-х гг., как женские колхозы). Обосновано авторское мнение, что в комплексе факторов, усиливавших количественные разрывы в численности колхозников и колхозниц, ведущим являлось отходничество - как организованное, так и стихийное.

2. Установлена и проанализирована социально-профессиональная дифференциация колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гг. Выделены следующие группы в составе колхозниц, имеющие как профессиональный, так и социальный статус: администраторы (управленцы), специалисты, передовики производства (ударники, стахановцы), рядовые колхозницы. Определены основные области и формы занятости колхозниц в рамках общественного хозяйства. Освещен процесс модернизации производственной деятельности колхозниц Юга России и ее результатов, каковыми являлись расширение сфер приложения женских трудоусилий и повышения трудовых и временных затрат в аграрном производстве. Это стало следствием снижения численности мужчин-колхозников и отстаиваемого государством курса на активное вовлечение женщин в «мужские» отрасли производства (коневодство, механизация, и пр.).

3. Определен и детально рассмотрен комплекс факторов женской трудовой активности в коллективных хозяйствах Юга России, к числу которых относились: позиция местного руководства по отношению к колхозницам, обусловленная воздействием крестьянских традиций; уровень материального вознаграждения за труд в колхозах; степень вовлеченности женщин-колхозниц в домашнее хозяйство; гендерно-производственные позиции членов колхозных семей, - как мужчин, так и женщин; наличие и степень развития культурно-бытовых заведений. Путем анализа источников подтверждена авторская гипотеза о динамике данных факторов в 1930-х гг., обусловленной постепенным организационно-хозяйственным укреплением колхозной системы (что положительно влияло на производственную мотивацию женщин-колхозниц).

4. Проведен анализ общественной деятельности колхозниц в лице наиболее активных представительниц данной группы (активисток). Впервые в региональной южнороссийской историографии разработана периодизация общественной деятельности колхозниц в условиях «колхозного строительства». В зависимости от преобладающей совокупности задач, стоявших перед сельскими активистками на Юге России, выделены следующие этапы их деятельности: 1) конец 1920-х гг. - начало 1933 г. («этап содействия коллективизации», или «социально-политический этап»); 2) начало 1933 г. - конец 1936 г. («этап закрепления результатов коллективизации», или «социально-экономический этап»); 3) 1937 г. - начало 1940-х гг. («хозяйственно-политический этап»).

5. Дана оценка процессу трансформации тендерных ролей в южнороссийской деревне на протяжении 1930-х гг. Установлено, что такие задачи коллективизации, как освобождение женщины и достижение равноправия полов, не были реализованы в полной мере. Причиной этого являлись не только устойчивые патриархальные традиции сельского социума (с точки зрения которых женщина не могла претендовать на равные позиции с мужчиной), но и особенности колхозной системы, подчинившей крестьянство, — как женщин, так и мужчин, - диктату сталинского режима. Хотя в ходе «колхозного строительства» в деревне и сформировался слой «новых женщин», как правило, молодых возрастов, действительно ощущавших (или желавших ощущать) себя свободными и равными мужчинам, в целом существенной смены тендерных ролей в деревне Юга России не произошло.

6. Доказано, что в сфере повседневности и ментальности женщин-колхозниц Юга России в 1930-х гг. господствующей характеристикой являлось сочетание традиций и новаций при доминировании первых над вторыми. Колхозницы, как и крестьянки доколхозного периода, преимущественно были заняты в домашних хозяйствах; тем самым образ жизни сельских женщин оставался традиционным. Низкий уровень материального обеспечения колхозников и ориентация сталинского режима на снабжение деревни промышленными товарами по остаточному принципу привели к тому, что костюм колхозниц, так же, как интерьер их жилищ и сами жилища, претерпел несущественные изменения. Сохранялись и базовые компоненты ментальности сельских женщин, такие, как осознание себя матерью, женой, хранительницей домашнего очага; кроме того, колхозницы отличались большей религиозностью по сравнению с мужским населением деревни или горожанками.

Практическая значимость исследования. Материалы диссертационной работы использовались при подготовке к проведению лекционных и практических занятий по дисциплинам исторического цикла в Сочинском филиале Российского университета дружбы народов. Эмпирическая база диссертационного исследования, его содержание и выводы могут быть использованы в учебной работе, в лекционных курсах по отечественной истории, краеведению, аграрной истории, истории советского крестьянства.

Апробация работы. По теме исследования опубликованы 4 работы общим объемом 1,38 п.л. Основные положения и выводы исследования обсуждались на ряде научных конференций, таких, как «Межрегиональные научные чтения по актуальным проблемам социальной истории и социальной работы» (Новочеркасск, 2008 г.), «Лосевские чтения» (Новочеркасск, 2008 г.).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Сельские женщины в условиях колхозного строительства в конце 1920-х - начале 1940-х гг."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Коллективизация, согласно знаменитому «Краткому курсу истории ВКП(б)», была «революцией сверху»,1 осуществленной по воле высшего партийно-советского руководства СССР и в соответствии с большевистскими идеями о социалистических преобразованиях российской деревни. Однако эта «революция сверху», осуществлявшаяся форсированными темпами, зачастую методами насилия и террора, не пользовалась под держкой значительной части крестьянства и не могла сколь-нибудь существенно изменить целый ряд сельских институтов и традиций, складывавшихся веками. К тому же крестьянство, и в том числе женская часть сельского социума, не являлось пассивным субъектом аграрных преобразований большевиков, но активно корректировало их курс: либо протестуя против самых непопулярных на селе форм и методов коллективизации, либо, - в союзе с властью, - предлагая наиболее приемлемые пути решения возникавших проблем. Все это и предопределило многомерность и неоднозначность изменений, произошедших в жизнедеятельности и ментальности сельских женщин Дона, Кубани и Ставрополья в процессе «колхозного строительства».

В конце 1920-х - начале 1930-х гг. значительная часть крестьянок Юга России решительно воспротивилась попыткам сталинского режима коллективизировать деревню и тем самым «железной рукой загнать человечество (в данном случае - российское крестьянство) к счастью». Причем зачастую женщины играли намного более активную роль, чем мужчины, в акциях протеста против коллективизации, «раскулачивания», хлебозаготовок, закрытия церквей, и пр., так что в период «колхозного строительства» получил широкое распространение такой тендерный феномен, как «бабьи бунты». Это было обусловлено не только снижением протестного потенциала мужской части

1 История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс / Под ред. комиссии ЦК ВКП(б). Одобрен ЦК ВКП(б). 1938 год. М, 1950. С. 291. населения деревни в результате властного террора (в ходе которого наиболее явные и непримиримые противники коллективизации были устранены из деревни, а остальные крестьяне запуганы), но и изначально заметной ролью женщин-крестьянок в сопротивлении любым попыткам извне поколебать размеренный ход сельской жизни и разрушить домашний очаг. Однако, как и крестьянское протестное движение в целом, активные формы сопротивления сельских женщин Юга России коллективизации постепенно сошли на нет в 1933 - 1934 гг., в результате репрессий, голодомора, а также и организационно-хозяйственного укрепления коллективных хозяйств. На протяжении последующих лет протест сельских женщин против негативных компонентов и характеристик колхозной системы выражался в пассивных формах, преимущественно в уклонении от участия в общественном производстве.

В то же время не менее значительная часть сельских женщин Юга России более или менее активно поддержала коллективизацию, видя в ней единственное спасение от вечной нужды. Сталинский режим в полной мере использовал проколхозную активность крестьянок и казачек для быстрейшего осуществления политики коллективизации, укрепления коллективных хозяйств, а также для борьбы с оппозицией. В зависимости от преобладающей совокупности задач, стоявших перед сельскими активистками на Юге России, можно разделить их общественную деятельность на ряд этапов: 1) конец 1920-х гг. - начало 1933 г. («этап содействия коллективизации», или «социально-политический этап»); 2) начало 1933 г. - конец 1936 г. («этап закрепления результатов коллективизации», или «социально-экономический этап»); 3) 1937 г. - начало 1940-х гг. («хозяйственно-политический этап»).

Несмотря на специфику рассматриваемого периода, в рамках которого идеология и политика вторгались буквально во все сферы жизни общества (так что даже в проведении сельхозкампаний власти находили политические аспекты), все же отнюдь не общественно-политическая деятельность являлась основной и важнейшей применительно ко всей массе женщин-колхозниц Юга

России. Колхозницы рассматривались властью прежде всего как важнейшая тендерная группа коллективизированной деревни, способная обеспечить проведение сельхозработ и заменить в аграрном секторе экономики мужчин, которые в массовом порядке направлялись на создание советской индустрии; не случайно Сталин утверждал, что «женщины в колхозах - большая сила».

Стремясь к максимально полному вовлечению сельских женщин в колхозное производство, представители власти пытались устранить все препятствия этому. Особое внимание уделялось развитию сельских культурно-бытовых учреждений, на которые возлагалась задача освободить женщину от домашних забот, препятствующих ей трудиться в коллективных хозяйствах. Именно в ходе «колхозного строительства» численность культурно-бытовых заведений (детских садов, яслей, площадок, общественных столовых, бань, прачечных), уже появившихся в деревне на протяжении 1920-х гг., резко возросла.

Помимо семейно-бытовых забот, существовал еще целый ряд факторов, способных оказать как стимулирующее, так и, напротив, блокирующее воздействие на процесс вовлечения женщин в колхозное производство. К их числу относились: позиция местного (особенно колхозного) руководства по отношению к женщинам-колхозницам, обусловленная воздействием сельских ген-дерно-производственных традиций; тендерные позиции членов колхозных семей - как мужчин, так и женщин (особенности взаимоотношений в семьях, желание или нежелание жен участвовать в общественном производстве, отношение к этому мужей, и пр.); уровень материального возна1раждения за труд в коллективных хозяйствах; степень вовлеченности женщин-колхозниц в домашнее хозяйство. На всем протяжении 1930-х гг. органы власти вели бескомпромиссную борьбу с патриархально-пренебрежительным отношением к использованию женского труда вообще и в ряде считавшихся «мужскими» отраслей аграрного производства, - в частности (что было особенно характерно для казачьих колхозов Дона, Кубани и Терека, не говоря уже о национальных регионах Северного Кавказа). Так, в прессе, выступлениях передовиков сельского хозяйства и большевистских лидеров постоянно утверждалось, что женщины равны мужчине во всем, в том числе и труде.

В определенной степени массированное воздействие на общественное сознание сельского населения дало свои положительные результаты. Однако низкий уровень вознаграждения за труд в колхозах оставался неустранимым фактором, затруднявшим участие женщин в общественных работах и серьезно снижавшим женскую трудовую активность. Даже в конце 1930-х гг., несмотря на заметное улучшение условий жизни в деревне вследствие организационно-хозяйственного укрепления коллективных хозяйств, женщины намного чаще, чем мужчины, уклонялись от участия в общественном производстве, предпочитая колхозным полям свои ЛПХ. Все же, если рассматривать ситуацию с факторами трудовой активности женщин-колхозниц Юга России в целом, следует признать, что к исходу рассматриваемого десятилетия, по сравнению с его началом, степень вовлеченности колхозниц в общественное производство и их трудовая активность значительно возросли.

В колхозах Дона, Кубани и Ставрополья, как и в доколхозной деревне, на женщинах держались целые отрасли хозяйства (огородничество, птицеводство, молочное животноводство, свиноводство, и т. д.), а также целый ряд производственных операций в других отраслях аграрной экономики (например, в полеводстве - прополка, сноповязание, скирдование, и т п.). В то же время в ходе «колхозного строительства» произошла модернизация женского труда в сельском хозяйстве, что выразилось, прежде всего, в существенном расширении сфер приложения трудоусилий женщин-колхозниц.

На протяжении 1930-х гг. женщины активно вовлекались в новые отрасли сельского хозяйства и новые сферы занятости на селе, которые были обязаны своим возникновением и развитием «колхозному строительству», - в сферу механизации (трактористки, комбайнерки), в опытно-исследовательские учреждения (в частности, колхозные хаты-лаборатории), в культурно-бытовые учреждения (заведующие и работницы детских садов, яслей, площадок, сельских амбулаторий, библиотек, и т. п.). Модернизация женского труда коснулась и вполне традиционных сфер занятости в аграрном секторе, нарушая сложившиеся стереотипы: в частности, заметно возросла роль колхозниц в коневодстве, которое рассматривалось на Юге России (особенно в национальных регионах Северного Кавказа) как типично мужская сфера занятости. Однако необходимо подчеркнуть, что под влиянием объективных обстоятельств попытки коллективизаторов подвергнуть аграрное производство радикальной феминизации не достигли успеха: сферы приложения трудоусилий колхозниц Юга России в 1930-х гг. оставались в основном традиционными.

Сходная ситуация складывалась и при формировании руководящих кадров колхозной деревни Дона, Кубани и Ставрополья за счет сельских женщин. Причем в данном случае можно говорить (в известном смысле) о дискриминации по тендерному признаку. Чаще всего женщины занимали средние и низшие уровни в иерархии колхозных управленцев, становясь бригадирами, заведующими животноводческим и птицеводческими фермами, звеньевыми. Но на более высокие посты они проходили гораздо реже.

В связи с вышеизложенными обстоятельствами подавляющее большинство колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гг. (да и на протяжении всего советского периода) относились к рядовому составу коллективных хозяйств и были заняты физическим, нередко неквалифицированным, трудом в различных отраслях колхозного производства. Сталинская модернизация аграрного производства, выразившаяся в сплошной форсированной коллективизации, означала для сельских женщин и Юга России, и всей страны значительное (двух-, а то и трехкратное) повышение трудовых затрат и значительное расширение сфер приложения трудоусилий.

В сфере повседневности и ментальности женщин-колхозниц Юга России 1930-х гг. было явно заметно сочетание традиций и новаций. При этом, как нам представляется, традиции все же преобладали над новациями, несмотря на весь массив изменений, произошедших в повседневной жизни и коллективной психологии сельских женщин в ходе «колхозного строительства». Данное обстоятельство являлось прямым следствием коллективизации, которая в силу своей ускоренности не могла существенно поколебать, а уж тем более, коренным образом трансформировать, ни систему тендерных взаимоотношений в деревне, ни сферу повседневности или менталитет крестьянок и казачек Дона, Кубани, Ставрополья и Терека.

Трансформации в системе тендерных ролей южнороссийской деревни были заметны еще в 1920-х гг., когда советская власть пыталась донести до сознания крестьянства и провести в жизнь свои постулаты о равноправии женщин и мужчин. В период же «колхозного строительства» 1930-х гг. эти трансформации неизмеримо усилились и ускорились. Благодаря совокупным усилиям властей и самих крестьянок и казачек Юга России, удалось достичь определенного выравнивания гендерного статуса сельских женщин и мужчин, ослабления жестко патриархальной модели устройства деревенской жизни.

В ходе трансформаций системы тендерных ролей в советской коллективизированной деревне 1930-х гг. (в том числе в колхозных селах и станицах Юга России) сформировалась генерация «новых женщин», которые мыслили себя вполне равными мужчинам и стремились выйти за рамки традиционных женских ролей, которые можно определить как «жена» (в худшем варианте -«служанка»), «мать», «хозяйка домашнего очага». Но, с другой стороны, трансформации системы тендерных взаимоотношений в 1930-х гг. носили поверхностный характер, что было обусловлено ускоренностью коллективизации. О том, что сельское сообщество не готово было признать женщину равной мужчине, свидетельствовала непропорционально низкая представленность колхозниц в органах управления коллективными хозяйствами (хотя против равенства в труде, а тем более лидирования женщин в сфере трудовых отношений, сельские мужчины, кажется, ничего не имели). Да и незамужняя женщина считалась в коллективизированной деревне, как и ранее, как бы неполноценной, не заслуживающей уважения — это тоже являлось свидетельством сохранения патриархальных стереотипов.

Добавим, что вследствие низкой оплаты труда в колхозах основным источником средств для крестьянских семей оставались ЛПХ. Заботы же по домашнему хозяйству возлагались преимущественно на плечи женщин. Конечно, ЛПХ, державшиеся в основном на женских плечах, нередко вполне успешно конкурировали с колхозами в производстве картофеля, овощей, мяса, молока и др. продуктов, поставляя часть произведенной продукции на рынок (так что женщины-колхозницы Юга России в 1930-х гг., по существу, выступали гарантом продовольственной стабильности не только для своих семей, но и для населения региона). Однако устойчивость женской роли «домашней хозяйки» в определенной степени препятствовала тендерному выравниванию.

Говоря о менгальности женщин-колхозниц Юга России в 1930-х гг., следует отметить факт сохранения ее базисных компонентов, таких, как осознание себя матерью и хранительницей домашнего очага. Не подверглась разрушению и такая характерная черта коллективной психологии сельских женщин Юга России, как религиозность.

В сфере повседневности сельских женщин Дона, Кубани и Ставрополья 1930-х гг. также было заметно сочетание традиций и новаций, при доминировании первых над вторыми. Под влиянием городской моды и большевистских идеологем в повседневную жизнь южнороссийской деревни проникали определенные новации, что находило выражение в костюме колхозниц, в меню колхозных семей, в том, что у крестьянок появилась возможность проводить досуг в клубах, Домах культуры, избах-читальнях. Вместе с тем эти и другие новации в повседневной жизни женщин-колхозниц Юга России в 1930-х гг. носили частный характер. Да и в целом следует констатировать, что коллективизация, при всем радикализме данной политики, не способна была на протяжении всего лишь десятилетия существенно изменить веками складывавшийся уклад жизни и менталитет сельских женщин Юга России.

Список научной литературыГадицкая, Марина Александровна, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Архивные источники.

2. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ).

3. Ф. 17. Центральный комитет Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) (ЦК ВКП(б)). Оп. 84, д. 2, 38, 95; Оп. 85, д. 16; Оп. 120, д. 117, 118, 138, 139, 202, 219, 220, 232.

4. Ф. 558. Архив И.В. Сталина. Оп. И, д. 153, 720.

5. Российский государственный архив экономики (РГАЭ).

6. Ф. 396. Архив «Крестьянской газеты». Оп. 10, д. 102, 116,117. Ф. 1562. Центральное статистическое управление (ЦСУ) при Совете Министров СССР. Оп. 82, д. 272; Оп. 323, д. 405, 412, 415.

7. Центр документации новейшей истории Ростовской области (ЦЦНИРО).

8. Ф. 7. Северо-Кавказский крайком ВКП(б). On. 1, д. 704, 754, 760, 945, 948, 995,1074,1076, 1372, 1400.

9. Ф. 8. Азово-Черноморский крайком ВКП(б). On. 1, д. 58, 122, 155, 248,v249, 251,252, 282, 335в, 344.

10. Ф. 9. Ростовский обком ВКП(б). On. 1, д. 14, 41, 61, 72, 201. Ф. 166. Политсектор МТС Северо-Кавказского краевого земельного управления (крайзу). On. 1, д. 11, 16, 21, 22, 23, 100, 101, 102, 105, 111, 112, 113, 114, 115, 116, 180, 227.

11. Государственный архив новейшей истории Ставропольского края (ГАНИ СК).

12. Ф. 1. Орджоникидзевский краевой комитет ВКП(б). On. 1, д. 11, 15, 35, 36, 39, 40, 42, 43, 69, 71, 312, 480, 495, 664, 682, 691, 753; Оп. 2, д. 17, 39, 42.

13. Ф. р-1016. Орджоникидзевский крайком профсоюза рабочих МТС Юга и Центра. On. 1, д. 16, 17, 24, 42.

14. Ф. р-1157. Пятигорский горком профсоюза рабочих МТС и батрачества. On. 1, д. 64.

15. Ф. 5938. Терский окружной комитет ВКП(б). On. 1, д. 8,24, 31,33, 35, 36,42.

16. Центр документации новейшей истории Краснодарского края (ПДНИКК).

17. Ф. 1774-а. Краснодарский краевой комитет ВКП(б). On. 1, д. 87, 978, 988.

18. Государственный архив Ростовской области (ГАРО).

19. Ф. р-1185. Краевое управление Северо-Кавказской Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ). Оп. 2, д. 51; Оп. 3, д. 4, 88, 532, 548.

20. Ф. р-1390. Северо-Кавказское краевое земельное управление. Оп. 6, д. 439, 3184, 3632; Оп. 7, д. 442, 462, 463, 470, 2314.

21. Ф. р-2399. Северо-Кавказский краевой союз сельскохозяйственных коллективов (Крайколхозсоюз). On. 1, д. 56, 341, 666.

22. Ф. р-2573. Северо-Кавказское краевое управление зерновых МТС (Край-зернотрактор). On. 1, д. 20, 92, 127.

23. Ф. р-3737. Ростовский облисполком. Оп. 2, д. 35, 47, 77, 94.

24. Ф. р-4034. Статистическое управление Ростовской области. Оп. 8, д. 1, 35, 143.

25. Ф. р-4340. Сельскохозяйственная артель им. Сталина Сальского района Ростовской области. On. 1, д. 32.

26. Государственный архив Ставропольского края (ГАСК).

27. Ф. р-299. Ставропольский окружной исполком. On. 1, д. 825, 1074, 1257, 1396, 1398, 1447,1483.

28. Ф. р-595. Земельное управление Ставропольского окр исполкома. On. 1, д. 753, 1006.

29. Ф. р-602. Ставропольский окружной союз сельскохозяйственных коллективов (окрколхозсоюз). On. 1, д. 19, 51, 88, 92, 107, 212, 254.

30. Ф. р-1886. Статистическое управление при Орджоникидзевском крайисполкоме. Оп. 2, д. 3, 86, 214; Оп. 3, д. 756.

31. Ф. р-2034. Сельскохозяйственная артель им. Ильича Ессентукского района Северо-Кавказского края. On. 1, д. 4, 5, 6, 10,

32. Ф. р-2395. Краевое земельное управление Орджоникидзевского края. Оп. 2, д. 10, 32.

33. Ф. р-2870. Сельхозартель «Борьба за урожай» Арзгирского района Северо-Кавказского края. On. 1, д. 11, 12, 13.

34. Ф. р-5350. Сельскохозяйственная артель им. 5 декабря Прикумского района Северо-Кавказского края. On. 1, д. 6.

35. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК).

36. Ф. р-226. Кубанская окружная РКИ Северо-Кавказского края. On. 1, д. 505, 652.

37. Ф. р-687. Крайисполком Краснодарского края (до 1943 г.). On. 1, д. 2, 3, 4, 7, 13.

38. Ф. р-1246. Краевое статистическое управление Краснодарского края. On. 1, д. 3, 7, 10, 17.

39. Ф. р-1378. Краевая плановая комиссия Краснодарского края. On. 1, д. 3,4, 8.

40. Ф. р-1480. Крайисполком Краснодарского края (с 1943 г.). On. 1, д. 580.

41. Сборники, документов, материалов, нормативных актов, стенограммы съездов, пленумов и совещаний.

42. Важнейшие решения по сельскому хозяйству за 1938 1946 гг. М., Изд-во сельскохозяйственной литературы. 1948.-640 с.;

43. Восстановительный период на Дону (1921 1925 гг.). Сб. документов / Науч. ред. П.В. Барчугов; Сост: А.Г. Беспалова, И.М. Борохова, Е.В. Захарова, В.Н. Перелыгина. Ростов н/Д., книжное изд-во, 1962. - 496 е.;

44. День нашей жизни. Статьи. Заметки. Письма. Документы. (15 мая 1940 г.). Ростов н/Д., Ростоблкнигоиздат. 1940. 228 е.;

45. Директивы КПСС и советского правительства по хозяйственным вопросам. 1917 1957 годы. Сб. документов. В 4-х т. / Сост. В.Н. Малин, А.В. Коробов: Т. 2.1929-1945 гг. М., Госполигиздат, 1957. - 888 е.;

46. История колхозного права Сборник законодательных материалов СССР и РСФСР. 1917 1958 гг. В 2-х т. / Сост. Н.Д. Казанцев, В.К. Григорьев, А.И. Волков, Е.Н. Колотинская, Г.В. Иванов, А.В. Смирнов. Т.1. 1917- 1936. М., Госюриздат, 1959-518 е.;

47. Коллективизация и развитие сельского хозяйства на Кубани (1927 — 1941 гг.): Сб. документов и материалов / Под ред. И.И. Алексеенко; Сост. Н.С. Вертышева, Э.М. Ефимова-Сякина, В.Ф. Латкин, А.А. Прохорова. Краснодар, кн. изд-во, 1981. 207 е.;

48. Коллективизация сельского хозяйства на Северном Кавказе (1927 — 1937 гг.) / Под. ред. П.В. Семернина и Е.Н. Осколкова; Сост. Н.С. Вертышева, М.Я. Левина, А.А. Прохорова. Краснодар, кн. изд-во, 1972 823 е.;

49. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 1898 1953. Изд. 7-е. В 2-х ч. Ч. П. 1925 - 1953. М., Госполитиздат, 1953.- 1 204 е.;

50. Краснодарский край в 1937 1941 гг. Документы и материалы /Пред. ред. коллегии А.А. Алексеева; Сост: A.M. Беляев, И.Ю. Бондарь, В.Е. Токарев. Краснодар, Эдви. 1997. - 1 120 е.;

51. Крестная ноша. Трагедия казачества. Ч. I. Как научить собаку есть горчицу. 1924 1934 / Сост. B.C. Сидоров. Ростов н/Д., «Гефест», 1994. - 511 е.;

52. Крестьянские истории: Российская деревня 20-х годов в письмах и документах / Сост., автор предисловия С.С. Крюкова. М., РОССПЭН, 2001. 2000.-232 е.;

53. Материалы по истории СССР. Т. I. Материалы по истории советского общества / Отв. ред. А.А. Новосельский; Отв. сост. В.Е. Полетаев, Ю.У. Томашевич. М., изд-во АН СССР, 1955. 520 е.;

54. Письма во власть. 1928— 1939. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и советским вождям / Сост. А .Я. Лив-шин, И.Б. Орлов, О.В. Хлевнюк. М., РОССПЭН, 2002.-528 е.;

55. Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение. 1930 1940: В 2 кн. Кн. 1 / Отв. ред. Н.Н. Покровский. М., РОССПЭН, 2005. - 910 е.;

56. Советская деревня глазами ВЧК- ОГПУ- НКВД: Документы и материалы в 4-х т. Т. 3. Советская деревня глазами ОГПУ НКВД. 1930 - 1934. Кн. 2. 1932 - 1934 / Под ред. А. Береловича, В. Данилова; Сост: Л. Борисова,219N

57. В. Данилов, Н. Перемышленникова, Н. Тархова, Т. Голышкина, С. Мякиньков, Ю. Разбоев, Т. Сорокина, Е. Степанова. М., РОССПЭН, 2005. 840 е.;

58. Сокращенное собрание законов СССР и РСФСР для сельских советов. 1931. Вып. 11. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». 23 с. (С. 340 - 363);*

59. Сокращенное собрание законов СССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 8. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». 32 с. (С. 291-324);

60. Сокращенное собрание законов СССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 13. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». — 30 с. (С. 439-468);

61. Сокращенное собрание законов СССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 23. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». — 17 с. (С. 679-695);

62. Тепцов Н.В. В дни великого перелома. История коллективизации, раскулачивания и крестьянской ссылки в России (СССР) по письмам и воспоминаниям: 1929 1933 годы. М., Издат. дом «Звонница», 2002. - 416 е.;

63. В указанных сборниках принята сквозная нумерация, начиная с первого номера текущего года.

64. B. Михалева, Н. Муравьева, С. Мякиньков, Н. Перемышленникова, Т. Привалова, Н. Тархова, А. Федоренко, Т. Царевская. М., РОССПЭН, 2001. -1007 е.;

65. Шолохов и Сталин. Переписка начала 30-х годов (Публикация, вступительная статья и примечания Ю.Г. Мурина) // Вопросы истории. 1994. №3. С. 3-25;

66. Статистические и справочные издания.

67. История России в вопросах и ответах. Курс лекций / Сост.

68. C.А. Кислицын. Ростов н/Д, «Феникс», 1997 606 е.;

69. Народное хозяйство Ростовской области за 20 лет / Под ред.

70. A.И. Гозулова. Ростов н/Д., Ростиздат, 1940. -436 С.;

71. Народное хозяйство Ставропольского края. Стат. сборник. Краснодар, кн. Изд-во. 1959. 311 е.;

72. Наш край (сельское хозяйство Орджоникидзевского края) / Под ред.

73. B. Воронцова и Р. Саренца. Вып. 1-й. Пятигорск, кн. итзд-во, 1939.-44 е.;

74. Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил. Статистическое исследование / Под общ. ред. Г.Ф. Кривошеева. М., ОЛМА-ПРЕСС, 2001.-608 е.;

75. Ростовская область за 40 лет. Стат. сборник. Ростов н/Д., кн. Изд-во, 1957.-289 е.;

76. Ростовская область. Природа, население, хозяйство, культура / Под ред. А.И. Гозулова, П.Г. Шумилина. Ростов н/Д., кн. Изд-во, 1961. 334 е.;

77. Шолохов. Фотоальбом (издание 2-е) / Вступит, статья А.В. Софронова, сост. Э.С. Софроновой. М, «Планета», 1989. -272 е.;4. Периодические издания.1. Центральные.

78. Коллективист. Массовый колхозный журнал Народного комиссариата земледелия СССР, колхозцентра СССР и РСФСР. 1931. № 4, 15-16, 20, 21; 1932. № 16, 17; 1933. № 3 4,18;

79. Колхозник. Литературно-политический и научно-популярный ежемесячный журнал. Издание «Крестьянская газета». 1939. № 1,5;

80. Колхозное опытничество. Ежемесячный журнал. Издание газеты «Социалистическое земледелие». 1938. № 1,2,3,5,6,7,8 9,11 -12;

81. Колхозное производство. Журнал Народного комиссариата земледелия СССР. 1941. № 4; 1944. № 2 3;

82. Крестьянка. Журнал Отдела по работе среди женщин ЦК РКП(б). 1923. № 8, 16;

83. МТС. Журнал Народного комиссариата земледелия СССР. 1941. № 1, 2;

84. На аграрном фронте. Журнал Аграрной секции (Аграрного института) Коммунистической академии. 1934. № 9, 11;

85. На стройке МТС. Журнал Трактороценгра СССР. 1932. № 1;

86. Наши достижения. Ежемесячный журнал. Под ред. A.M. Горького. 1930. №4;

87. Социалистическое земледелие. Газета Народного комиссариата земледелия СССР, колхозцентра СССР, Зернотреста и Наркомзема РСФСР. 1931,1933;

88. Социалистическое сельское хозяйство. Журнал Народного комиссариата земледелия СССР.1939. № 4,5,11,12; 1940. № 1,7; 1941. № 2;

89. Социальное обеспечение. Журнал Народного комиссариата социального обеспечения СССР. 1938. № 2; 1940. № 1;

90. Тракторист и комбайнер. Журнал Народного комиссариата земледелия СССР, Народного комиссариата совхозов СССР и ЦК Союза рабочих зерносовхозов. 1939. № 1, 3, 10;

91. Учет и финансы в колхозах. Журнал Народного комиссариата земледелия СССР. 1937. № 6, 9; 1940. № 4, 5, 8;1. Региональные

92. Большевик. Газета Краснодарского крайкома ВКП(б), крайисполкома и Краснодарского горкома ВКП(б). 1938,1940;

93. Вперед. Газета райкома ВКП(б) и райисполкома Егорлыкского района Орджоникидзевского края (до 1940 г. газета парторганизации, рабочкома и дирекции Лад-Балковской МТС Егорлыкского района). 1941;

94. Звезда. Газета райкома ВКП(б) и райисполкома Арзгирского района Орджоникидзевского края. 1941;

95. Колхозница. Журнал Азово-Черноморского крайкома ВКП(б) (с сентября 1937 г. Ростовского обкома ВКП(б)). 1936. № 1 - 2,3 - 4; 1937. № 1,2,3,4,5,6,7, 8-9,11-12;

96. Колхозный путь. Газета политотдела Гулькевичской МТС Азово-Черноморского края. 1934;

97. Колхозный путь. Газета политотдела Кореновской МТС Азово-Черноморского края. 1934;

98. Колхозный путь. Журнал Азово-Черноморского крайзу. 1935. № 2, 4, 5;

99. Молот. Газета Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) (с 1934 г. Азово-Черноморского крайкома ВКП(б), с 1937 г. - Ростовского обкома ВКП(б)), крайисполкома и Ростовского-на-Дону горкома ВКП(б). 1929,1930,1931,1934,1936;

100. Орджоникидзевская правда. Газета Орджоникидзевского крайкома ВКП(б), крайисполкома и Ворошиловского горкома ВКП(б). 1937,1938,1939,1940;

101. Северо-Кавказский край. Журнал Северо-Кавказской краевой плановой комиссии. 1930. № 12; 1932. № 3 4;

102. Северо-Кавказский большевик. Газета Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) (1934 1937 гг.). 1936.;

103. Произведения, речи, доклады, выступления общественных и политических деятелей.

104. Андреев А.А. Речь на XVIII съезде ВКП(б) // Социалистическое сельское хозяйство. 1939. № 5. С. 3 18;

105. Малинов М. За место в шеренге передовых // Молот. 1934. 8 апреля;

106. Сталин И.В. Итоги первой пятилетки. Доклад на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б). 7 января 1933 г. // Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. М., Госполитиздат, 1952. С. 161-215;

107. Сталин И.В. О правом уклоне в ВКП(б). Речь на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в апреле 1929 г.// Сталин И.В. Сочинения. Т. 12. М.5 Госполигиздат, 1953. С. 1 107;

108. Сталин И.В. Отчетный доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б). 26 января 1934 г. // Сталин И.В. Сочинения Т. 13. М., Госполигиздат, 1952. С. 282-379;

109. Сталин KB. Речь на Первом всесоюзном съезде колхозников-ударников. 19 февраля 1933 г. // Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. М., Госполитиздат, 1952. С. 236-256;

110. Филов В. О работе с беспартийным колхозным и совхозным активом. Доклад на объединенном пленуме С.еверо.-К.[аквказского] Крайкома и КрайКК ВКП(б) 29 января 1933. Ростов н/Д, Партиздат, 1933. 48 е.;

111. Шеболдаев Б.П. Казачество в колхозах // Колхозный путь. 1935. № 11. С. 3-7;6. Мемуары и воспоминания.

112. Александрова П. А. Пережитое //Колхозница. 1936. №1-2. С. 9.

113. Деревянко С. Старая хата // Крестьянин. 2007. № 2. С. 19. 63. Карпов В. Лихолетье // Крестьянин. 2003. № 23. С. 9;

114. Кияшко З.О. Годы колхозной жизни. Литературная запись Г. Новогруд-скош, А. Дунаевского. Краснодар, кн. изд-во, 1953. 215 е.;

115. Павлов А. Записки переселенца О найденном дневнике, который мог стоить жизни его автору // Советская Кубань. 1991. 18 января;

116. Сокольский Э. Забытый уклад // Крестьянин. 2004. № 18. С. 8;

117. Тещов Н.В. В дни великого перелома. История коллективизации, раскулачивания и крестьянской ссылки в России (СССР) по письмам и воспоминаниям: 1929 1933 годы. М., Издат. дом «Звонница», 2002. -416 е.;

118. Ткаченко Н. Как загоняли в колхоз // Крестьянин, 2000. № 31. С. 22;7. Литература.

119. Абакумова В. Октябрьская революция и раскрепощение женщины. Л., Госиздат, 1958.-213 е.;

120. Абрамов В. Сталинская забота о колхозных кадрах // Социалистическое сельское хозяйство. 1940. № 1. С. 33 — 41;

121. Акинин И.А. Женский труд в колхозах. М., Соцэкгиз, 1930. 67 е.;

122. Алъфиш С.Д. Победа колхозного строя. Саратов, 1939. 94 е.;

123. Ангерт И.Б. МТС к XV годовщине Октября // Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. 1932. № 11 12. С. 69 — 87;

124. Андреева М.С. Коммунистическая партия организатор культурно-просветительной работы в ССР (1917 - 1933). М., Госполитиздат, 1963. -282 е.;

125. Анисимов А. Советское крестьянство. М., 1947. 113 е.;

126. Анисимов Н.И. Победа социалистического сельского хозяйства. М., Госиздат, 1937. 86 е.;

127. Анисимов Ф.М., Кудряшева А. Ф. Колхоз-миллионер «Красный буде-новец». Пятигорск, крайиздат, 1940. 54 е.;

128. Аракелова М.П. Ликвидация неграмотности среди женщин в первой половине 20-х годов // Социс. 1994. № 3. С. 75 78;

129. Арина А. Колхозы в 1938 году (По материалам годовых отчетов колхозов) // Социалистическое сельское хозяйство. 1939. № 12. С. 60 69;

130. Артюхина А.В. Крестьянка за коллективизацию. М., Партиздат, 1930.-26 е.;

131. Арутюнян Ю.В. Механизаторы сельского хозяйства СССР в 1929 -1957 гг. (Формирование кадров массовых квалификаций). М., изд-во АН СССР, 1960.-341 е.;

132. Баранов А.В. Многоукладное общество Северного Кавказа в условиях новой экономической политики. Краснодар, КубГУ, 1999. 346 е.;

133. Барановская О. Курица не птица, баба - не человек. М. - Л., 1929.-44 е.;

134. Барсукова С.Ю. Сущность и функции домашней экономики, способы измерения домашнего труда // Социс. 2003. № 12. С. 21 31;

135. Безнин М.А., Димони Т.М. Крестьянство и власть в России в конце 1930-х 1950- е годы // Менталитет и аграрное развитие России (XIX - XX вв.). Материалы международной конференции. М., РОССПЭН, 1996. С. 155 -166;

136. Безнин М.А., Димони Т.М. Повинности российских колхозников в 1930 1960- е годы // Отечественная история. 2002. № 2. С. 96 - 111;

137. Белов П.А. Социалистическая индустриализация страны и коллективизация сельского хозяйства СССР. М., Госполитиздат, 1946. 186 е.;

138. Белова B.C. Подлинное равноправие. М., Госполитиздат, 1965. -188 е.;

139. Бипъшай В. JI. Решение женского вопроса в СССР. М., изд-во «Знание», 1956. 164 е.;

140. Билыиай B.JI. Советская демократия и равноправие женщин в СССР. М., Госполитиздат, 1948.-202 е.;

141. Большой И. В полтора и два раза повысился доход колхозной семьи //Коллективист. 1931. № 21. С. 64;

142. Бондарев В.А. Крестьянство и коллективизация: многоукладное^ социально-экономических отношений деревни в районах Дона, Кубани и Ставрополья в конце 20-х 30-х годах XX века. Ростов н/Д., изд-во СКНЦ ВШ, 2006.-520 е.;

143. Боннелл В. Крестьянка в политическом искусстве сталинской эпохи // Советская социальная политика 1920 1930-х годов: идеология и повседневность / Под ред. П. Романова и Е. Ярской-Смирновой. М., ООО «Вариант», ЦСПГИ, 2007. С. 262 - 295;

144. Борина Л. Развернуть оборонную работу // Тракторист и комбайнер. 1939. № 3. С. 10;

145. Бородин А. О правилах внутреннего распорядка в колхозах // Социалистическое сельское хозяйство. 1940. № 1. С. 42 53;

146. Будницкий О.В. «Кровь по совести»: терроризм в России (вторая половина ХЕК начало XX в.) // История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях / Сост. О.В. Будницкий. Ростов н /Д., «Феникс», 1997. С. 5-24;

147. Булыгина Т.А. Историческая антропология и исследовательские подходы «новой локальной истории» // Человек на исторических поворотах XX века / Под ред. А.Н. Еремеевой, А.Ю. Рожкова. Краснодар, «Кубаньки-но», 2006. С. 27-34;

148. Бурджалов Э.Н. СССР в период борьбы за коллективизацию сельского хозяйства (1930 1934 гг.). М., Госполитиздат, 1950. - 344 е.;

149. Вишневский А.Г. Серп й рубль. Консервативная модернизация в СССР. М, ОГИ, 1998 432 е.;

150. Власов М. Коллективизация советской деревни. М., Госиздат, 1930. -114 е.;

151. Володкович М. О распределении доходов в колхозах // Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. 1932. № 8. С. 30 52;

152. Выпцан М.А. Индивидуализм и коллективизм крестьян // Менталитет и аграрное развитие России (XIX XX вв.). Материалы Междунар. конф. -М., 1996. С. 334-347;

153. Вылцан М.А. Материальное положение колхозного крестьянства в довоенные годы // Вопросы истории. 1963. № 9. С. 15 24;

154. Вылцан М.А. Советская деревня накануне Великой Отечественной войны (1938 1941 гг.). М., Наука, 1970. - 306 е.;

155. Вылцан М.А., Данилов В.П., Кабанов В.В., Мошков Ю.А. Коллективизация сельского хозяйства в СССР: пути, формы, достижения. Краткий очерк истории. М., Колос, 1982. 399 е.;

156. Гайдаш Н. Калиновский колхоз «15 лет Октября». Пятигорск, край-издат, 1940. 68 е.;

157. Галшенко А. Роль управления в планировании колхозного производства // Социалистическая реконструкция сельского хозяйства 1932. № 5. С. 32 36;

158. Гарус И.И. Крупный колхоз «Октябрь». Ростов н/Д., «Северный Кавказ», 1930.-55 е.;

159. Генкина Э.Б. СССР в период борьбы за коллективизацию сельского хозяйства (1930 1934). М., Госполитиздат, 1952. - 522 е.;

160. Годович. Как Ново-Щербиновские депутатки готовятся к выборам // Колхозница. 1937. № 5. С. 8 9;

161. Годович Я. Комбайнерки//Колхозница. 1937. №6. С. 18;

162. Гордон А.В. Хозяйствование на земле основа крестьянского мировосприятия // Менталитет и аграрное развитие России (XIX - XX вв.). Материалы международной конференции. М., РОССПЭН, 1996. С. 57 - 74;

163. ГореваЕ. Делегатка опора партии. М., Политиздат, 1930. - 24 е.;

164. ГорсткинаЛ. Колхоз «Украина». Ростов н/Д., облиздат, 1950. 64с.;

165. Грегори П. Политическая экономия сталинизма. М., РОССПЭН, 2006.-400 е.;

166. Громова Г.М. Советская женщина труженица, мать. М., «Знание», 1963.- 117 с.;

167. Гужвин П. Хлеб России // Свободная мысль. 1992. № 65. С. 5 9;

168. Гуревич А.Я. Историческая наука и историческая антропология // Вопросы философии. 1988. № 1. С. 56 69;

169. Давыдов Ю. «Красный терец» (о колхозе ст. Ново-Павловской, Георгиевского района). Ростов н/Д, 1931.-40 е.;

170. Данилов В.П. Введение. Советская деревня в годы «Большого террора» // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы в 5-ти т. Т. 5. Кн. 1. 1937. М., РОССПЭН, 2004. С. 7 50;

171. Данилов В., Ильин А., Тепцов Н. Коллективизация: как это было // Урок дает история. Под общ. ред. В.Г. Афанасьева, Г.Л. Смирнова М., Госполитиздат, 1989. С. 138-182;

172. Данилова Л.В., Данилов В.П. Крестьянская ментальность и община // Менталитет и аграрное развитие России (XIX XX вв.). Материалы международной конференции. М., РОССПЭН, 1996. С. 22 - 39;

173. ДаръевА.Б. Колхозный Дон. Ростов н/Д «Северный Кавказ», 1933. 64 е.;

174. Демьяненко П. Социальное обеспечение в Орджоникидзевском крае // Социальное обеспечение. 1940. № 1. С. 22-23;

175. Денисова Л.Н. Судьба русской крестьянки в XX веке: брак, семья, быт. М., «Памятники исторической мысли»; РОССПЭН, 2007. -480 е.;

176. Дзиов X. Колхозницы на счетную работу // Учет и финансы в колхозах. 1940. № 4. С. 23 - 24;

177. Дмитриев В. Общественная земля основной источник силы и крепости колхозного строя // Социалистическое сельское хозяйство. 1940. № 7. С. 5 —18;

178. Донской И. Край сплошной коллективизации // Северо-Кавказский край. 1930. №12. С. 43-54;

179. Жиромская В.Б. Демографическая история России в 1930-е годы. Взгляд в неизвестное. М., РОССПЭН, 2001. 280 е.;

180. Журавлев С.В., Соколов А.К. Повседневная жизнь советских людей в 1920-е годы // Социальная история. Ежегодник. 1997. М., РОССПЭН, 1998. С. 287-332;

181. Захаров С. Модернизация рождаемости в России за 100 лет // Россия и ее регионы в XX веке: территория расселение - миграции / Под ред. О. Глезер и П. Поляна. М., ОГИ, 2005. С. 113 - 124;

182. Зеленин И.Е. Был ли «колхозный неонэп»? // Отечественная исто-рия.1994. №2. С. 105-121;

183. Земское В.Н. Судьба «кулацкой ссылки» (1930 1954 гг.) // Отечественная история. 1994. № 1. С. 118-147;

184. Иванов Л. Лицом к деревне // Новый мир. 1966. № 5. С. 63-93;

185. Иванов В.Н, Чернопицкий П.Г. Социалистическое строительство и классовая борьба на Дону (1920 1937 гг.). Исторический очерк. Ростов н/Д., кн. изд-во, 1971. -174 е.;

186. Ивницкий НА. Голод 1932 1933 годов: кто виноват? // Судьбы российского крестьянства. М., изд-во РГТУ, 1995. С. 333 - 363;

187. Ивницкий Н.А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929 1932 гг.). М., Наука, 1972. - 360 е.;

188. Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание в начале 30-х годов. По материалам Политбюро ЦК ВКП(б) и ОГПУ // Судьбы российского крестьянства. М., изд-во РГГУ, 1995. С. 249 297;

189. Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х гг.). М., РОССПЭН, 1994.-316 е.;

190. Ильенков В. Мечта // Колхозник. 1939. № 1. С. 56 62;

191. Ильин И.Е. Колхозы РСФСР и перспективы их развития. М. JI., Госиздат, 1930. -122 е.;

192. История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. Под ред. комиссии ЦК ВКП(б). М., Госполитиздат, 1950. 351 е.;

193. История советского крестьянства. Т. 2. Советское крестьянство в период социалистической реконструкции народного хозяйства. Конец 1927 -1937 / Отв. ред. И.Е. Зеленин. М., Наука, 1986. -448 е.;

194. История советского крестьянства. Т. 3. Крестьянство СССР накануне и в период Великой Отечественной войны. 1938 1945 / Отв. ред. М.А.Вылцан. М., Наука, 1987. - 448 е.;

195. Кабытов П.С., Козлов В.А., Литвак Б.Г. Русское крестьянство: этапы духовного освобождения. М., «Наука», 1988. 244 е.;

196. Казачий Дон. Очерки истории. Ч. I / Под ред. А.П. Скорика. Ростов н/Д, изд-во Ростовского облИУУ, 1995. 192 е.;

197. Караваев А., Иезуитов В. Колхозное строительство накануне второй пятилетки // Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. 1932. №5. С. 5-14;

198. Карасева Л. Советская женщина в борьбе за построение коммунизма. М., Госполитиздат, 1954. -214 е.;

199. Карпова У. За новый труд и быт колхозницы. М., изд-во «Крестьянской газеты», 1931. 30 е.;

200. Кирсанова К.И. Полное равноправие женщин в СССР. М., Госполитиздат, 1936. 88 е.;

201. Ковалев КМ. Прошлое и настоящее крестьян Ставрополья. Ставрополь, 1947.-44 е.;

202. Кожеуров И. Распланирование колхозных населенных пунктов // На аграрном фронте. 1934. № 11. С. 38-49;

203. Кознова Е.И. Историческая память российского крестьянства о попытках преобразования деревни в XX веке // Менталитет и аграрное развитие России (XIX XX вв.). Материалы Междунар. конф. - М., РОССПЭН, 1996. С. 238-246;

204. Кондрашин В.В. История села Лох // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1997. М., 1997. С. 176-216;

205. Котельников В. Дон. Кубань. Терек. М., «Молодая гвардия», 1950. -217 с.;

206. Котов Г., Струков М., Горбатенко Г. Советская деревня в третьей пятилетке. Ст. 1 // Социалистическое сельское хозяйство. 1939. № 4. С. 143 -157;

207. Кофанов П. Земля в походе // Наши достижения. 1930. № 4. С. 32 37;

208. Кравченко К. Крестьянка при советской власти. М., Колхозгиз, 1932.-56 е.;

209. Краев М.А. Победа колхозного строя в СССР. М., Госполитиздат, 1954.-720 е.;

210. Край наш Ставрополье: Очерки истории / Науч. ред. Д.В. Кочура, В.П. Невская. Ставрополь, Шат-гора, 1999. 528 е.;

211. Диссертаиии и авторефераты.

212. Абрамова П.Ф. Деятельность партийных организаций Северного Кавказа по вовлечению трудящихся женщин в социалистическое строительство в период построения фундамента социализма (1926 1932 гг.). Дис. . канд. ист. наук. М., 1976. - 222 е.;

213. Булгакова Н.И. Сельское население Ставрополья во второй половине 1920х начале 30-х годов XX века: изменения в демографическом, хозяйственном и культурном облике. Дис. . канд. ист. наук. Ставрополь, 2003. -325 е.;

214. Григорьев B.C. Организация общественной взаимопомощи российского крестьянства(1921 -1941 гг.). Дисс. докт. ист. наук. М., 1997.-388 е.;

215. Извекова А.К. Сплошная коллективизация и ликвидация кулачества как класса на Кубани: Дис. . канд. ист. наук. Краснодар, 1948. 196 е.;

216. Измайлов П.П. Борьба партийных организаций Кубани за коллективизацию сельского хозяйства в годы первой сталинской пятилетки: Дис. . канд. ист. наук. М., 1953. 189 е.;

217. Канцедалов П.З. Коллективизация сельского хозяйства на Тереке: Дис. . канд. ист. наук. Пятигорск, 1951. -204 е.;

218. Колесникова Э.Г. Тендерные представления и стереотипы Ставропольского провинциального общества в последней четверти XIX начале XX вв. Автореф. дисс. канд. ист. наук. Ставрополь, 2007. - 25 е.;

219. Кузнецов В.И. История колхоза имени Военсовета СКВО Ростовской области: Дис. . канд. ист. наук. М., 1950. 188 е.;

220. Мелъситов В.А. Азово-Черноморская краевая партийная организация в борьбе за политическое и организационно-хозяйственное укрепление колхозов годы второй пятилетки: Дис. канд. ист. наук. Ростов н/Д., 1969. 211 е.;

221. Негодов Д.Г. Терская партийная организация в борьбе за коллективизацию сельского хозяйства округа (1927 — 1931 гг.): Дис. . канд. ист. наук. Ростов н/Д., 1971.-232 е.;

222. Некрасова ИИ. Коллективизация в сельском хозяйстве Ставропольского края (конец 20-х начало 30-х гг.): оценки и выводы. Автореф. дис. . канд. ист. наук. Пятигорск, 2004. - 27 е.;

223. Пейгашев В.Н. Большевики Ставрополья в борьбе за сплошную коллективизацию сельского хозяйства: Дис. . канд. ист. наук. Пятигорск, 1951.-218 е.;

224. Прозоров А.К. Комсомол Дона помощник партии в борьбе за сплошную коллективизацию сельского хозяйства: Дис. . канд. ист. наук. М., 1950.-202 е.;