автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Северная Анатолия в XI-XV вв.: наследие Византии в эпоху тюркских завоеваний

Полный текст автореферата диссертации по теме "Северная Анатолия в XI-XV вв.: наследие Византии в эпоху тюркских завоеваний"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ

: . ОД

На правах рукописи

3 и мар 1333

Коробейников Дмитрий Александрович

Северная Анатолия в Х1-ХУ вв.: наследие Византии

в эпоху тюркских завоевани й

Специальность 07.00.03 - всеобщая история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Москва 1998

Работа выполнена в секторе истории Византии Института всеобщей исторш Российской академии наук

Научный руководитель - академик Г.Г.Литаврин

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор С.П.Карпов доктор исторических наук, профессор М.С.МеЙер

Ведущая организация: Институт востоковедения Российской академии наук

заседании диссертацио , диссертаций на соиска1

ученой степени кандидата исторических наук в Институте всеобщей истории Российск академии наук по адресу: Москва, Ленинский проспект, 32-а, корпус «В», 14 эт;

С диссертацией можно ознакомиться в секторе истории Византии Института всеобщей истории РАН

Защита состоится

часов

Автореферат разослан

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат исторических наук

Л.Л.Кофанов

© Институт всеобщей истории Российской академии наук

общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. Одним из приорететных направлений в исторической науке является исследование межцивилизационных контактов. В данном случае мной предпринята попытка проанализировать взаимодействие двух миров -византийского и тюркского (впоследствии - турецкого1). На начальном этапе взаимодействия оба общества обладали разными параметрами: византийское представляло собой один из центров христианской цивилизации, было оседлым, созданным преимущественно на основе греческого этнического элемента, обладало давней непрерывной культурной традицией, восходящей ко временам Римской империи. Напротив, тюркское общество было кочевым и, хотя принадлежало мусульманскому миру, длительное время было на периферии арабо-персидской цивилизации. Тем не менее, начиная с 1071 года, когда император Роман IV Диоген потерпел поражение при Манцикерте и тюркские орды хлынули в Анатолию, оба общества вступили в период длительного и сложного взаимодействия, результатом которого в конечном итоге было основание Османской империи, включившей в себя и византийское наследство. Таким образом, исследование тюрко-византайских контактов Х1-ХУ вв. является ключом к пониманию структуры собственно Османской державы (ведущей силы в мире ислама в ХУ1-Х1Х вв.), а также греческих и армянских земель после XV века. Кроме того, важным представляется изучение механизма ассимиляции целой народности на обширной территории (греков Малой Азии) - явление, редкое для средневековья, особенно в эпоху начала складывания национальных государств.

Предмет и задачи исследования. Прежде всего необходимо дать истолкование понятию «наследие Византии». Под ним в данной работе подразумеваются три вещи. Во-первых, это сама политическая история, когда империя отступала под натиском тюрок. Во-вторых, это история православной церкви, главного носителя СпесЬепШт^, на бывших византийских территориях. И, наконец, это история утраты Византией политического (в сфере дипломатии), культурного, в какой-то мере социального и экономического влияния на мусульманские государства этого региона, когда империя в последний век своего существования окончательно «уходила» из Северной Анатолии, предоставив греческое население Своей собственной судьбе. Равным образом нуждается в обосновании выбор региона. Дело в том, что, в отличие от южной части полуострова, где был очень влиятелен армянский элемент (Киликнйская Армения), Северная Анатолия была территорией, на которой греческое население составляло большинство (за исключением восточных районов). Кроме того. Северная Анатолия являлась по-своему

уникальным регионом, в котором имели место - нередко в концентрированной форме, -сложные явления этнической и политической трансформации, характерные для всего полуострова в целом. Соответственно, главные задачи диссертации предопределены той формулировкой «наследия Византии», которая дана выше. В политике главное внимание было обращено на межгосударственные взаимоотношения (с восстановлением собственно плохо изученной политической истории), в конфессиональной сфере - на проблему выживаемости церкви. Кроме того, исследовалось дипломатическое влияние Византии, которое было невозможно, если не сохранялся авторитет и вес греческого православного населения и самой церкви в мусульманском государстве. И наконец, этническое влияние я рассматривал как проблему этнического тюркского давления, имея в виду при этом, что упадок Иконийского султаната и образование бейликов привели к мощному всплеску тюркской культуры, а следовательно - и тюркского этнического самосознания.

Методологическая основа исследования была предопределена самим характером источников - разрозненных и разноязыких (т.е. принадлежащих к разным культурным традициям). Правилом был филологический (нередко - и лингвистический) анализ используемых текстов, с целью проверки их достоверности. Главном было признано применение т.н. комплексного метода, т.е. одновременного использования по возможности всех доступных источников, включая не только летописи, хроники, исторические труды, произведения агиографии и эпистолографии, но и данные нумизматики, эпиграфики, отчасти - археологического и топографического обследования территорий, топонимики и лингвистики (в частности, этимологии аппелятивной и ономастической лексики). Особая методика была применена к османскому историческому преданию, когда сведения раннеосманских хроник, имеющие явно фольклорный характер, сопоставлялись с данными классической (византийской, арабской и персидской) письменной традиции, с целью выявить хронологически достоверные «пласты» предания. «Обработанное» таким образом, предание становится важным и относительно достоверным источником.

Хронологические рамки диссертации, В их качестве были взяты две значимые даты - разгром Великим Сельджукидом султаном Алп Арсланом армии византийского императора Романа IV Диогена в 1071 г. при Манцикерте, и капитуляция Трапезунда османскому султану Мехмеду II Фатиху в 1461 году, что означало конец последнего независимого греческого государства - части Византии. Тем не менее я счел необходимым дать в первой главе небольшой очерк начального движения тюрок из Средней Азии к Анатолии (преимущественно в период от битвы при Дандагане (1040), когда тюрки-сельджуки разбили войско Мас'уда Газневи, до сражения при Манцикерте).

Географические рамки диссертации. Хотя само название темы указывает на регион исследования - север Малой Азии, тем не менее существует необходимость более точно определить его. Ядром этого района были области византийской Пафлагонии и Западного Понта, т.е. земли к востоку от Ираклии Понтийской (Бендерегли) и Клавдиополя (Болу) до Амиса (Самсуна)З. Северная граница этой территории -черноморское побережье Турции, южная - горная цепь, отделявшая прибрежные районы от Центральноанатолийского плато: горы Джаник, Ильгаз, Ке'роглу. Поскольку регион не представляет собой географически замкнутого пространства (за исключением побережья), то в ряде случаев пришлось пренебречь строго очерченными рамками -изучалась и история Восточной Вифинии (к востоку от нижнего течения р. Сангарий (Сакарья)), и собственно Понта (с центром в Трапезунде), и даже Табриза (Иранский Азербайджан). Тем не менее территория Пафлагонии и Западного Понта обладает определенной особенностью - это было место длительного сосуществования византийских и тюркских владений.

Научная новизна исследования. Впервые с такой полнотой привлекается практически весь комплекс сохранившихся источников для реконструкции сложной и малоисследованной политической истории Северной Анатолии. Кроме того, на материале отдельного региона удалось доказать, что взаимоотношения византийцев и тюрок, несмотря на войны, конфликты и вероисповедные различия, нужно рассматривать в рамках единой синкратии (объединения без конфессионального признака), - причем ее существование было осознано как византийцами, так и самими тюрками. Получен ряд выводов и наблюдений о специфике греко-тюркского симбиоза в Малой Азии, о взаимном переплетении византийских и тюркских политических структур; исследование истории православной церкви Понта и Пафлагонии позволило предложить другие объяснения причин ее упадка в XIУ-ХУ вв.

Практическое значение исследования. Полученные выводы важны при изучении межэтнических и межконфессиональных контактов, актуальных по сей день. В частности, в исследуемый мной период была заложена основа для этнических конфликтов, проявившихся в полной мере в новое время - турецко-греческого, турецко-курдского и турецко-армянского противостояния Х1Х-ХХ вв. Реконструкция политической истории Малой Азии XI-XV вв. может быть использована для подготовки общих и специальных курсов по истории Византии и истории средних веков, а также при создании учебных пособий (поскольку рассматривается малоизученный период взаимоотношений Византии и Османского государства).

Апробация работы. Результаты исследований по т ^ме диссертации были отражены в следующих докладах: на конференциях - «Византия между Востоком и Западом» (Москва, апрель 1994); «Российское византиноведбние. Итоги и перспективы» (Санкт-

Петербург, май 1994); «Иностранцы в Византии. Византийцы за рубежами своего отечества» (Москва, июнь 1997); на XIX Международном конгрессе византинистов (Копенгаген, август 1996); при обсуждении глав коллективного труда «Византия между Западом и Востоком» (в печати). Диссертация в целом обсуждена и одобрена на заседании сектора истории Византии Института всеобщей истории РАН 29 октября 1997 г.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, обзора источников, историографии, части первой (состоящей из шести глав), части второй (три главы), заключения, двух приложений, перечня источников, библиографии, списка сокращений, карт и послесловия.

основное содержание диссертации

Во введении дана постановка проблемы, определен географический регион и объяснена структура работы.

Источники. Основными источниками для работы послужили, с одной стороны, византийские, с другой - восточные источники^.

Для реконструкции политической истории наибольшую важность представляют классические византийские исторические труды. Для эпохи правления династии Комнинов (включая и период после битвы при Манцикерте, и царствование Ангелов) -т.е. с 1071 до 1204 г. - самыми информативными были сочинения Михаила Атталиата, Продолжателя Скилицы, Никифора Вриенния, Анны Комниной, Зонары, Иоанна Киннама, Никиты Хониата. Их сведения о тюрках отличаются большой степенью надежности и достоверности, а нередко просто незаменимы, поскольку в Сельджукском султанате Рума историографическая традиция в XII в. отсутствовала или была настолько слабой, что до нашего времени не дошла. Поэтому для раннего пери ода византийско-тюркского симбиоза в Малой Азии (доначалаХШ века) главный фонд (наряду с византийской исторической традицией) составляют арабские источники, созданные главным образом в Сирии или в Ираке - хроники Ибн ал-Асира, Абу-л-Фиды, Сибта ибн ал-Джаузи, Имад ад-Дина ал-Исфагани, а также сирийских христианских авторов, прежде всего Михаила Сирийца и Бар Эбрея. Кроме того, я использовал и армянских авторов - Аристакэса Ластавертци и Матфея Эдесского, а среди латинских - хронику Альберта Аахенского (о ломбардском крестовом походе, трагически закончившемся в Северной Анатолии в 1101 году). Практически все эти источники созданы высокообразованными авторами (особенно арабские, греческие, армянские и сирийские), нередко - современниками или даже участниками событий. Однако история тюркских княжеств Северной Анатолии известна крайне фрагментарно, поэтому для восстановления некоторых реалий их внутренней истории пришлось привлекать данные нумизматики и эпиграфики.

Что касается источников XIII-XIVbb., то бурные политические события,

произошедшие в эти столетия, сказались на типе и характере источников - даже в языковом отношении. После взятия Константинополя крестоносцами в 1204 году и последовавшего за тем распада Византии на три независимых государства - Эпирское царство, Никейская и Трапезундская империи,- «раскололась» и византийская историческая традиция. Наибольшее значение имеют никейские (после 1261 г. -византийские) и трапезундскиенарративныеисточники. Первые представлены трудами Георгия Акрополита, Николая Месарита, Георгия Пахимера, Никифора Григоры; вторые - официальной хроникой Михаила Панарета и интереснейшим «Описанием чудес св.Евгения» - важным агиографическим источником, повествующим о трапезундско-сельджукском противоборстве в 1220-1230-х гг. Формально «Описание чудес» принадлежит к жанру агиографии, но содержит в себе столько реальных подробностей [описание хода войны, датировку, редкие топонимы, кроме того, следует помнить, что это произведение - компиляция, составленная Иоанном (Иосифом) Лазаропулом, митрополитом Трапезунда в 1364-1367 гг. из трудов нескольких людей: Иоанна Ксифилина (константинопольский патриарх в 1064-1075 гг.), Дионисия, купца в Константинополе, и трапезундского протовестиария Константина Лукита (ум. в 1340 г.)], что его скорее нужно воспринимать как историческое произведение. Из «никейских» авторов наибольший интерес представляет «История царствования Михаила и Андроника Палеологов» Георгия Пахимера. Она содержит уникальные сведения о византийско-монгольских и византийско-тюркских^ связях 1250-1307 гг. Мое исследование позволило сделать вывод, что Пахимер пользовался довольно грамотными переводами (судя по передаче имен и титулов) с текстов, написанных арабской графикой (хотя сам восточный язык - был ли это арабский, персидский или турецкий,- мне определить не удалось, поскольку патронимика и титулатура во многом общи для этих грех традиций). Именно поэтому труд Пахимера - не только редкий по своей достоверности источник, но и важное свидетельство современника событий в пограничной полосе византийских владений в Малой Азии.

В отношении восточной историографии ситуация не менее своеобразна. Хотя арабские источники весьма информативны в отношении событий первой трети XIII в. (Ибн ал-Асир, ал-Хамави, ан-Насави), но в целом первенство принадлежит уже персидской историографии, созданной на территории Румского султаната. Здесь выделяются два крупных труда - «ал-Авамир ал-Алаийа фи'л-умур ал-алаийа» Ибн Биби(?-после 1284/85) и «Мусамаратал-ахбарва мусайаратал-ахйар» Карим ад-Дина Аксарайи (сер. XIII в. - между 1323-1327). Эти два сочинения являются наиболее достоверными и информативными по истории Сельджукского султаната Рума в 12001320 гг. Оба автора были высокообразованными людьми, имели доступ к архивам, заведовали канцелярией султаната, дружили с высокопоставленными особами. Полнота их сведений такова, что они дают интересный материал не только по политической или этнической истории, но даже по истории православной церкви - большая редкость для мусульманских авторов. В сочетании с другими хрониками (в частности, с

анонимной персоязычной хроникой, созданной «простонародным» автором), армянскими (Киракос Гандзакеци, Самвел Анеци, Вардан Великий, армянские хроники о монголах), сирийскими (Бар Эбрей, «История мар Ябалахи и раббан Саумы»), грузинскими (Картлис Цховреба), персидскими источниками, созданными в Иране (Рашид ад-Дин, Казвини), арабскими летописями, созданными в мамлкжском Египте (Макриэи), они позволяют воссоздать не только сложную политическую историю Рума в эпоху его могущества (1220-1230 гг.), подчинения монголами (после битвы при Кёсе Даге в 1243 г.), распада на бейлики (1300-1310 гг.), но и дать широкую панораму международных отношений во второй половине XIII века.

Ситуация с источниками в Х1У-ХУ вв. (особенно со второй половины XIV в. до 1460-х гг.) принципиально отличается от предыдущего периода.

Во-первых, основной комплекс греческих источников был создан уже после падения Константинополя в 1453году(трудыЛаоникаХалкокондила, Дуки, Критовула, Псевдо-Сфрандзцб, а также т.н. синоптических хроник ХУ1-ХУП вв). Современными изучаемым мной событиям являются только трапезундские источники (прежде всего хроника Панарета), а также данные эпистолографии (письма Мануила II Палеолога, Димитрия Кидониса). Следствием такой ситуации является то, что основная масса сведений византийской исторической традиции не имеет четких хронологических ориентиров и требует специального углубленного текстологического анализа, чтобы восстановить правильную последовательность событий.

Во-вторых, именно для этого периода возрастает значение документальных источников: венецианских (прежде всего постановлений Сената Республики св.Марка)', а по истории церкви важны акты Константинопольской патриархии (комплекс этих документов приходится преимущественно на 1310-1400 гг.), списки епископий (т.н. МлШае ЕрисораШит), формуляры (ЕкШёБ^в Ыеа).

В-третьих, добавляется новый тип источников - записки путешественников (в частности, испанского посла ко двору Тимура Рюи Гонзалеса де Клавихо и немецкого наемника Иоганна Шильтбергера).

В-четвертых, основной комплекс восточных источников представлен для этого времени турецкой (османской) историографией (Ахмеда, Шукруллах Заки, Энвери, Языджыоглу Али, Урудж, анонимная староосманская хроника, изданная Гизе, Ашикпашазаде, Нешри, Турсун-бей, Ибн Кемаль, Идрис Бидлиси, Саадеддин, краткие османские хроники, т.н. Тарихи Таквим). Создана она преимущественно на турецком (османском) языке, хотя есть исключения - часть источников написана на персидском (Шукруллах Заки, Идрис Бидлиси). Османской исторической традиции присущи некоторые особенности - прежде всего слабая степень критичности, хронологические и смысловые несоответствия, компилятивность; османские историки редко дают сведения независимо друг от друга. Особняком стоит «Базм у разм» Азиза ибн Ардащира Астарабади. Он был одним из приближенных кади Бурхан ад-Дина Ахмада, правителя Сиваса. Труд Астарабади, написанный по-персидски, в отличие от османских хроник,

повествующих об османской экспансии на востоке, посвящен истории Сивасского султаната, которому до смерти кади Бурхан ад-Дина (1398) удавалось сдерживать натиск османов. Это позволяет увидеть молодой Османский бейлик глазами его противников, откорректировать нередко тенденциозные интерпретации событий османскими историками. Именно труд Астарабади завершает персидскую историографию в Малой Азии до-османского периода - традицию, начатую Ибн Биби и продолженную Аксарайи.

В целом следует признать, что мной был сделан сознательный упор на нарративные источники. Из всех языковых традиций, прочитанных мной в оригинале, наибольшее доверие вызывают греческие, латинские (или, шире - западноевропейские, включая итальянские и немецкие), персидские и арабские источники. Раннеосманские исторические труды обладают определенной специфичностью, вызванной тем, что османская историография только начала развиваться. Важным дополнением оказываются источники, использованные мной в переводе,- армянские, грузинские и сирийские,- но для моего региона они маргинальны.

Историография. История Пафлагонии и Западного Понта, в отличие от богатой исследовательской традиции в отношении Трапезундской империи (занимавшей территорию центральных и восточных понтийских областей), довольно скудна. Связано это было с несколькими причинами. Во-первых, для анализа исторических проблем Пафлагонии необходимо знание восточных источников, причем многие из них не переведены или только кратко пересказаны. Во-вторых, довольно отрывочными, скудными и трудными для анализа оказываются сведения, предоставляемые византийской исторической традицией. Именно поэтому проблема изучения пафлагонской истории в том виде, в каком она вынесена в заглавие диссертации, еще никем не ставилась.

Действительно, очень трудно отрешиться отраспространенного взгляда на тюркскую Пафлагонию как на совокупность типичных тюркских бейликов, забывая при этом, что у Пахимера есть недвусмысленные указания на то, что ранняя история османов связана именно с Западной Пафлагонией. Примером такой точки зрения является труд моего единственного предшественника по истории самого региона - турецкого исследователя Я.Юджеля. Он поставил своей задачей изучить историю двух бейликов - Чобанидов и Джандаридов, с центром в (Састамону,- с XIII по XV вв. Однако отказ проанализировать историю этих эмиратов с точки зрения сопоставления влияния тюркского и греческого элемента привело к тому, что подробно описана политическая и экономическая история этой земли, но ее своеобразие даже по сравнению с остальным мусульманским миром Анатолии не выяснено. Поэтому изложение историографической ситуации по интересующей нас проблеме лучше начать с тех концепций, в которых была сделана попытка осмыслить взаимоотношения Византии и соседнего тюркского мира Анатолии после 1071 года.

Собственно, традиционный «европо»- и «христианоцентризм», присущий

европейской исторической традиции, в моей области преодолевался долго и с большим трудом. Тюрки a priori рассматривались как антагонисты Византии, которые, будучи мусульманами, не усвоили ничего из христианской византийской цивилизации, но полностью ее разрушили. Эти положения являются определяющими для многих византиноведов XIX и XX века, начиная от Я.Фальмерайера и кончая Сп.Врионисом. Фактически первой работой, в которой была сделана робкая попытка обосновать положение об отсутствии конфессиональной вражды - хотя бы временно, только в эпоху раннего этапа существования Османского государства,- был труд Гиббонса «Основание Османской империи» (1916). Он утверждал, в частности, что раннеосманское государство во многом имело племенной характер, а сама «раса» османов была сформирована из двух элементов - бывших язычников-тюрок и христиан-греков. Концепция Гиббонса была спустя двадцать лет (в 1935 г.) подвергнута сокрушительной критике выдающимся турецким историком М.Ф.Кёпрюлю. Кёпрюлю отвергал, за редким исключением, византийское влияние на сельджуков и османов, был противником мнения о племенной стадии развития раннеосманского государства, отрицал гетерогенный в целом состав османской правящей элиты (т.е. греческом этническом влиянии не может быть и речи - процесс освоения тюрками Анатолии близился к концу уже в XII в.), а в отношении османской историографии - главного источника Гиббонса,-Кёпрюлю заявлял, что она в своем начале малодостоверна, легенды, приводимые в ней, суть ходячие сюжеты, присущие восточной литературе вообще. Почти одновременно с Кёпрюлю другой крупный османист, П.Випек, сформулировал т.н. теорию гази, т.е. особого воецного слоя - борцов за веру,- послужившего основой Османского государства, его военной мощи, определившего всю внешнеполитическую направленность Османской империи, резко враждебной христианскому миру. Воздействие этих двух концепций было таково, что, несмотря на эпохальную работу Ф.Хаслака, который уже к 1929 г. собрал важный материал, свидетельствующий об очень большой степени толерантности тюркского ислама и православия в Малой Азии, о совместном почитании святынь, о роли дервишских братств (прежде всего - мевлеви) в восприятии тюрками элементов христианских представлений, большинство исследователей предпочитало рассматривать взаимоотношения Византии и сельджуков (а затем - османов) как историю конфронтации двух обществ. Из османистов ее придерживается Х.Иналджик, что же касается Малой Азии, главными трудами в этой традиции следует признать две базовые работы - «До-османская Турция» Кл.Каэна (196В) и «Упадок средневекового эллинизма в Малой Азии в XI-XV вв.» Сп.Вриониса (1971).

У этих монографий по-разному даны акценты исследования - труд Каэна заканчивается началом XIV в., основан на более широком привлечении данных восточных источников, у Вриониса, напротив, хронологические рамки шире, а византийский корпус источников в целом более представителен, чем у французского ученого. Тем не менее в своих попытках оба исследователя рассматривали

взаимоотношения Византии и ее тюркских соседей как противостояние - вплоть до того, что и тот, и другой ученый считали, например, никейско-сельджукские взаимоотношения полувековой передышкой перед грядущими боями, когда оба государства, вместо того, чтобы привычно сражаться друг с другом, отвлеклись: греки отвоевывали у латинян Балканы, а сельджуки стали покорять восточные области Малой Азии. При этом был проигнорирован большой объем информации, содержащейся у Ибн Биби и Аксарайи, что оба государства в это время активно сотрудничали друг с другом (вплоть до военной помощи). Не отрицая византийского влияния как такового, Казн все же считал, что в Румском султанате культурный и политический приоритет принадлежал арабам и персам, а само Сельджукское государство в Руме строилось по образцу великих иранских империй.

Однако Казн не ставил себе задачи исследовать само явление греко-тюркского симбиоза - это сделал Спирос Врионис. В своей работе «Упадок средневекового эллинизма» он выделил главные компоненты процесса де-эллинизации - потеря византийцами малоазийских областей (т.е. поражение византийской государственности в столкновении с тюрками); упадок православной церкви в Малой Азии (преимущественно в XIV в.); деятельность дервишских братств, создавших своего рода смешение христианских и мусульманских идей (религиозный синкретизм), что существенно облегчало переход в ислам; низкий правовой статус христиан и дополнительные налоги для них; возможность быстрого продвижения по службе для ренегатов (имеются в виду т.н. гулямы, т.е. рабы-бывшие христиане); специфика поземельных отношений, при которой собственность церкви, имевшая вакуфный статус, облагалась повышенными налогами, доход от которых шел на строительство мечетей, караван-сараев и т.п. К достоинствам концепции Вриониса принадлежит то, что он отчетливее, чем кто-либо, показал роль кочевого элемента в завоевании Малой Азии. Именно тактика кочевников во многом парализовала действие византийских армий, именно их расселение, причем в массовом масштабе, привело к тому, что завоевание Анатолии приобрело характер этнического вторжения и, затем, прочного хозяйственного освоения ими малоазийских территорий.

Эта концепция вызвала критику, особенно в отношении религиозного синкретизма (Е.М.Ломизе, М.Баливе), некоторые данные, проанализированные Врионисом, допускают другую интерпретацию (Э.Весела). Кроме того, многие ее положения требуют проверки, поскольку не подтверждаются на материале регионов. И, наконец, в последнее время был накоплен значительный материал о мирных контактах Византии и тюрок.

Во-первых, определенный прорыв сделали исследователи истории Трапезундской империи, которая ухитрилась пережить в сплошном тюркском окружении сам Константинополь. Исследования Э.Брайера, Д.Винфильда, М.Куршанскиса, Э.Захариаду, Р.М.Шукурова четко показали, что речь должна идти о трапезундской синкратии (термин мой -Д.К.), когда трапезундский император поддерживал тесные

контакты с мусульманскими государями. Впервые было доказано, что военное противостояние трапезундцев и тюрок было борьбой за удобные пастбища и вовсе не представляло собой непреодолимого антагонизма, что между империей и ее мусульманскими соседями существовал целый комплекс союзных отношений, подкрепленный матримониальными связями, что греки и тюрки кооперировались друг с другом в стремлении контролировать выгодные торговые пути, что, наконец, Трапезундская империя и окружавшие ее бейлики объединялись, дабы выжить в условиях сильного военно-политического давления крупных мусульманских государств (прежде всего Сиваса). Любопытно, что к похожим выводам пришли исследователи (И.Белдичеану-Штайнер, П.Лемерль) истории византийской Филадельфии, которая существовала в тюркском окружении с 1300 по 1390 год. В определенной мере оказалось важным накопление фактического материала во многих исследованиях, которые не имеют четко выраженной концептуальной направленности - по политической истории (Э.Жансан, А.Брайер, А.Саввидис, П.И.Жаворонков, Р.М.Шукуров, Кл.Каэн [статьи], М.Куршанскис, О.Туран, Я.Юджель), по этнической истории (Ф.Сюмер), по истории черноморской торговли, сопровождающиеся важными наблюдениями о развитии городских центров (С.П.Карпов, Н.М.Богданова, М.Нистазопулу), а также исследование понтийских кадастров (Н.Белдичеану, Х.Лаури), по истории локальных церковных центров (митрополит Хрисанф, Р.Жанен).

Во-вторых, многие византинисты, особенно исследователи истории XII в., начали отказываться от тезиса коренной вражды Византии и Рума - стали говорить не только о peaceful coexistence, но даже о постоянном и долговременном союзе между двумя державами (Р.-Й.Лили, П.Магдалино). Тем не менее следует подчеркнуть, что сторонников старой теории гази (или, шире, теории конфронтации) достаточно - среди крупных византинистов, писавших о Малой Азии, следует упомянуть Э.Вернера, Э.Захариаду (в ее работе «История и легенды о первых султанах», посвященной Вифинии и Фракии XIII-XV вв.), а из исследователей контактов Византия-Рум в XII в. - О.Турана, В.П.Степаненко.

В этом плане очень важен тот теоретический прогресс, который был достигнут в османоведении в 80 гг. XX в. Начало ему положил РЛинднер, который в своей работе «Кочевники и османы в средневековой Анатолии» смог доказать, что, во-первых, теория гази базируется всего-навсего на одном источнике - на надписи в Бурсе 1337 года, где в отношении османского бея Орхана (пока еще не султана!) фигурирует титул «гази»; во-вторых, он привел дополнительные соображения в пользу того, что османское государство развилось во многом и из племенных структур. Но успехи османов, подчеркивает Линднер, были бы невозможны без: а) массового процесса седентаризации самих тюрок в XIV веке; б) сильной миграции мусульманской интеллигенции и городских жителей в земли бейлика (бурсская надпись - их творчество), которые познакомили османов с классическими мусульманскими государственными институтами. Таким образом, ранняя история османов - история типичного

пограничного бейлика, который воевал как с византийцами, так и со своими мусульманскими соседями. В этом плане важна реконструкция истории «приморских» бейликов (т.е. эмиратов Эгейского моря), выполненная К.А.Жуковым, который показал однородность - как политическую, так и экономическую,- раннеосманского государства и эмиратов Эгейского моря. Аргументация Линднера была дополнена рядом исследователей - Р. Дженнингсом, К.Хопвудом и К.Хейвудом (я упоминаю не всех критиков концепции гази, но преимущественно тех, которые оперируют малоазийским материалом). Таким образом, формальные препятствия для пересмотра старой точки зрения на отношения Византии и тюрок отпали, и как бы в ответ на это появилось исследование М.Баливе «Византийская Романия и области тюркского Рума. История контактного греко-тюркского пространства» (1994). В ней он собрал практически все доныне известные сведения о византийско-сельджукских и византийско-османских контактах. Автор последовательно показывает, как развивались взаимоотношения византийского и тюркского обществ: от тюркских наемников на византийской службе и дружеских контактов в эпоху Комнинов до явной туркофильской политики в XIV-XV вв. Он смог доказать, что османское (а ранее - сельджукское) и византийское общества были открыты друг другу, что контакты существовали на всем протяжении их истории, но что при этом имела место и политическая враждебность, и военное противостояние, и этническое, языковое и конфессиональное соперничество. Несколько по-другому попробовал подойти к этой проблеме Р.М.Шукуров - его концепция скрытой (латентной) тюркизации посвящена именно явлению бессознательного усвоения византийцами тюркских обычаев, нравов, культуры, языка.

В целом следует признать, что в историографии до сих пор соседствуют две взаимоисключающие тенденции - рассматривать контакты Византии и тюрок либо как антагонизм, либо как своего рода «сердечное согласие». Связано это с тем, что, несмотря на обнаружение явления стойкой исламо- и туркофилии (и христиано- и грекофилии соответственно), эти сведения до сих пор не были согласованы с фактами тюрко-византийского противостояния (завоевание Константинополя говорит само за себя). Непонятно даже, входили ли тюрки в круг византийских стран. Вопрос заключается в том, как «взвесить» эти явления, что именно - конфликт или контакт,- являлось определяющим при складывании османского и умирающего (а действительно ли империя умирала?) византийского общества. Дело, таким образом, за будущими исследованиями. В этом плане я рассматриваю и свое собственное. Оно во многом построено на разборке тех проблем, которые не стал исследовать Баливе. В политике я беру межгосударственные взаимоотношения (с восстановлением собственно политической истории), в конфессиональной сфере - проблему выживаемости церкви. Кроме того, исследуется дипломатическое влияние Византии, которое во многом опиралось на авторитет и вес греческого православного населения и самой церкви в мусульманском мире Анатолии. И наконец, этническое влияние я рассматривал как проблему этнического тюркского давления и ассимиляции малоазийских греков.

Часть первая Глава 1. Византия и тюрки в эпоху правления Комнинов.

Здесь главный предмет изучения - ранний этап взаимоотношений Византии и тюрок. Хотя она начинается, вообще говоря, с VIII в., т.е. со времени Первого тюркского каганата (поскольку необходимо было представить себе начало тюркской экспансии вообще), однако подробное изложение - с 1040-х гг., когда тюрки стали делать первые набеги на восточные границы Византии. Завершается же эта глава событиями 1204 г. -захватом Константинополя крестоносцами и последующим распадом Византии, в результате чего в Малой Азии появилось два греческих государства - Никейская и Трапезундская империи.

Изучение маршрутов вторжений первых тюркских отрядов (период 1040-1070 гг.) позволило заключить, что, в отличие от предыдущей попытки завоевать Малую Азию, предпринятой арабами, тюрки вторгались не с юга, а преимущественно в северной части полуострова, наименее укрепленной в то время. Однако завоевание тюрками Малой Азии произошло не столько вследствие военного поражения Византии (битва при Манцикерте в 1071 г.), сколько в результате ожесточенной гражданской войны (10711081), которой была объята империя. Тюрки многократно использовались византийским правительством или претендентами на престол для достижения своих внутриполитических целей. Византийское общество, раздираемое мятежами, с явно деградирующим государственным аппаратом, лишенное боеспособной армии, нуждалось в тюркской военной силе, которая могла хоть как-то (пусть даже ценой завоевания или потери провинций) стабилизировать внутриполитическую ситуацию. Детальное рассмотрение самого хода тюркского завоевания Малой Азии позволило мне отказаться от некоторых распространенных стереотипов. Во-первых, не совсем корректным представляется мнение о сплошном тюркском завоевании Малой Азии. Некоторые области кочевники завоевали сразу вместе с городами, в других городские центры сдались не фазу, но их округа была разорена набегами, третьи, вследствие особенностей положения (приморские города или внутренние горные области), вообще на первых порах не знали тюркского вторжения. Во-вторых, тюркское завоевание в целом, видимо, не приводило к большим материальным разрушениям. Все это создавало действенные предпосылки для того, чтобы на территории, завоеванной тюрками, сложилось гетерогенное тюрко-греческое общество, в котором важную роль играла не только тюркская, но и греческая знать; православная церковь, несмотря на потрясения войны и частичное экономическое разорение, сохраняла в целом свои позиции, а само греческое православное население составляло большинство.

Не менее важно и другое - в сложившихся условиях Византии удалось навязать тюркам свое стойкое политическое и культурное влияние. Произошло это не сразу. Анализ сведений византийской исторической традиции позволяет сделать вывод, что византийцы воспринимали тюркские эмираты Анатолии как семью государств, во главе которой стоял византийский император. Начало этой традиции положил Алексей I,

когда он смог навязать в 1116 году мирный договор султану Малик Шаху. Сопоставление церемонии встречи двух государей - еще до подписания договора! - с аналогичными встречами османских султанов и византийских императоров в XV веке позволяет заключить, что связь между ними определялась как родство отца и сына: старшинство принадлежало византийскому императору. Тюрки, в свою очередь, частично признавали эту теорию (о чем свидетельствует не только сам факт подписания мирного договора в 1161 г., но и тип монет тюркских государств Анатолии XII в,-эмиратов Салтукидов, Мангуджакидов и Данишмендидов).

Нельзя, однако, считать, что весь XII век прошел под знаком доминирования Византии - во-первых, после битвы при Мириокефале (1176 г.) империя перешла и в военном, и в дипломатическом плане к обороне, а Иконийскому султанату удалось подчинить практически все крупные эмираты полуострова (прежде всего Данишмендидов); во-вторых, сами сельджуки во время своих успехов добивались, чтобы империя воспринимала их как равных. Я предложил гипотезу о сущности политического взаимодействия Византии с султанатом Рума как идейного противоборства двух принципов - «византийского» и «сасанидского». Первый представлен политическим сознанием византийцев, воспринимавших тюркских правителей Малой Азии как «рабов его царственности», причем даже высокий титул султана воспринимался ниже, чем титулатура Великих Сельджукидов и тем более - императора. Второй принцип, предполагавший равенство в отношениях с Византией, был основой внешнеполитической доктрины Иконийского султаната, рассматривавшего себя как наследника Великих Сельджукидов, а через них и Иранской империи.

Глава 2. Пафлагоння и Западный Поит под властью Иконийского султаната и Трапезу идской империи.

После падения Константинополя под ударами латинян-участников IV Крестового похода в 1204 г. наступил новый этап в истории Северной Анатолии. На бывших византийских владениях в Малой Азии образовалось два греческих государства -Никейская и Трапезундская империи. Практически сразу встал вопрос об их отношениях с Сельджукским султанатом Рума. Сельджуки признали Никею, но с Трапезундом у них с самого начала были враждебные отношения. Избранный мной период - 12041230-е гг., т.е. до монгольского нашествия на Ру м, знаменовавшего новый этап в истории мусульманской Анатолии, - распадается, таким образом, на два связанных отрезка времени: первый, хронологически соответствующий 1204-1214 гг., отмечен острым никейско-трапезундским противостоянием; во время второго периода, приходящегося на 1214-1230 гг., главным событием были уже трапезундско-сельджукские войны. Работа над реконструкцией хода трапезундско-сельджукских войн в этот период (их было несколько - в 1205/6,1214,1222-1223, 1225-1226,1228,1230 гг.), позволила сделать ряд выводов.

Во-первых, уже в 1205 г. Румский султанат был союзником Никейской империи в

ее противоборстве с Трапезундом. Усилия союзников увенчались в 1214 г., когда в результате согласованной атаки никейцы покорили Западную Пафлагонию, а сельджуки -Синоп.

Во-вторых, после падения Синопа Трапезундская империя далеко не сразу превратилась в маленькое изолированное государство. Напротив, она входила в состав коалиции «малых» государств: Хлатский эмират (сирийские Айюбиды)- Эрзерум -Захаридская Армения (Грузия). На короткий период (1225-1228 гг.) с этим союзом пытался взаимодействовать и Эрзинджан. Именно эти государства оказали отчаянное сопротивление не только сельджукам Рума, но и появившемуся в 1225 г. хорезмшаху Джалал ад-Дину, с которым сельджукский султан Ала ад-Дин Кей-Кубад 1 сразу заключил союз.

Важно подчеркнуть, что в этой системе «малых государств» фактор конфессионального противостояния не играл никакой роли. Только после битвы при Яссы Чемене (10.VIII.1230), когда хорезмийцы и их союзники, рассорившиеся с румским султаном, были разбиты, сельджукско-айюбидский отряд совершил набег на Трапезунд - о чем повествует (без указания даты) «Описание чудес св.Евгения». С этого времени именно Иконийский султанат стал главным соседом империи Великих Комнинов на всем протяжении трапезундской границы.

Глава 3. Владычество династии Перване. Образование эмирата Джандаров.

Новым этапом в истории Сельджукского султаната Рума стала битва при Кёсе Даге в 1243 г., когда огромное войско султана и его союзников (Никейская и Трапезундская империи, Киликийская Армения) было наголову разгромлено монголами. Султан вынужден признать себя вассалом - сначала Золотой Орды, затем державы Ильханов (после 1256 г.). Монгольское владычество над султанатом привело к появлению сепаратистских тенденций, осложнявшихся борьбой за престол и почти непрерывными восстаниями тюркских племен. Именно в это время процесс тюркизации Анатолии приобрел необратимый характер; кроме того, фактический распад султаната привел к возникновению большого числа тюркских бейликов.

Никейская империя и сменившая ее восстановленная Византия сначала удерживали пограничные рубежи. Однако к концу XIII в. система защиты восточных границ Византии оказалась неэффективной перед лицом все возраставшего давления тюркских номадов; к 1306 г. империя теряет последние анатолийские владения. В 1308 г. держава Ильханов идет на прямое упразднение Иконийского султаната, однако к 1320-м гг. Малая Азия фактически независима от Ирана. Таким образом, в центре внимания в данной главе был сложный процесс возникновения новых государств в Анатолии. Его хронологические рамки - 1250-1320 гг. В начале этого периода, во время царствования Феодора IIЛ аскариса (1254-1258) и Михаила VIII Палеолога (1259-1282) наблюдается очень тесное взаимодействие Рума и Никеи. Достаточно сказать, что именно в это время, в 1258 г. Михаил Палеолог был назначен румским султаном Изз ад-Дином Кей-Каву-

сом II на должность бейлербея Кастамону, т.е. будущий византийский император был главным военачальником армии султаната! Самым важным выводом в этой главе является установление феномена двойного (византийско-сельджукского, а затем византийско-монгольского) контроля над Пафлагонией.Это проявилось, в частности, в 1290-1291 гг., когда в Кастамону разразилось мощное антимонгольское восстание. Чтобы подавить бунт тюркских племен, султану пришлось обратиться за помощью не только к монголам, но и к Византии. До 1310-х гг. византийцы (как и монголы) поддерживали контакты с местными династиями (прежде всего с Чобаногуллары и Джандарогуллары). Однако внутренние неурядицы в империи (каталанская кампания (1302-1311) и гражданская война в 1321 -1328 гг.) прервали традицию контактов Византии с тюрками Пафлагонии. Эта роль перешла к Трапезундской империи, которая уже в 1312 г. заключила союз с Гази Челеби, правителем Синопа.

Глава 4. Византия и государство Ильханов в ХШ- начале XIV в.: система внешней политики империи в Малой Азии.

Феномен двойного византийско-монгольского контроля над Кастамону заставил меня обратиться к исследованию международной ситуации в Восточном Средиземноморье в этот переломный период 1250-1320 гг. В центре моего внимания осталась по-прежнему Малая Азия, но я исследовал ее историю уже с точки зрения пересечения интересов крупных держав - Золотой Орды, Египта, Византии, государства Ильханов. Выяснилось, что традиция дружественных отношений между Византией и государством Ильханов была длительной и настолько прочной, что ради контроля над Малой Азией Табриз прощал Константинополю все его контакты со злейшими врагами И льхана - Золотой Ордой и Египтом. Более того, анализрелигиозной ситуации в монгольском Иране выявил, что политика Ильханов, вопреки тому, что утверждает Б.Шпулер, не зависела от их конфессиональной принадлежности, т.е. оттого, были ли они язычниками (очень толерантными к христианству) или мусульманами. Во-первых, уже Михаил VIII Палеолог после 1260 г. смог добиться у монголов Ирана гарантий безопасности восточных границ Византии (эту же роль еще во времена Комнинов выполнял Румский султанат). Во-вторых, именно в правление принявшего ислам Ильхана Газана (1295-1304) между ним и Андроником II был заключен союз, направленный против мятежных тюрок Анатолии.

Эта уникальная система, которую можно назвать «дипломатической обороной» восточных границ империи, позволила Византии в течение 50 лет (с 1260 по 1310 гг.) избегать крупных военных столкновений на Востоке. Фактически дипломатия империи одержала блестящую победу. Она учитывала те внутренние процессы, которые происходили на Востоке, и использовала сильное влияние православного (и - шире -христианского) населения в Малой Азии, Сирии, Западном Иране, Армении и на Кавказе, политический вес и высокий статус православной церкви в этих регионах, активизацию (в связи с основанием в Иране не-мусульманской монгольской державы)

внешней политики малых христианских государств, длительную традицию отношений с Сельджукским султанатом Рума. Дипломатия империи добилась того, что во второй половине XIII в. на Востоке не было силы, способной на враждебные действия против Византии. Равным образом Михаил VIII смог добиться, чтобы многие вассалы Ильхана (Трапезунд, Грузия, Киликийская Армения, отчасти Рум) признали и старшинство Византии. Это сочетание было названо мной совмещением двух разных культурных, религиозных и политических систем - византийского круга государств на Востоке и . Pax Mongolica (в виде улуса Хулагу). Оно стало возможным потому, что каждая из этих систем занимала в государствах Малой Азии и Кавказа свою, особую нишу. Монголам принадлежало первенство в правовой, политической и военной областях. Византия же для Грузии, Трапезунда и Киликийской Армении была образцом в сферах культурной и конфессиональной, хотя существовала также - но уже на втором плане -и политическая иерархия государств, первое место в которой занимал константинопольский император. Единственное, что не смогла учесть византийская дипломатия - это начавшегося подъема тюркских племен в Анатолии.

Глава 5. Эмират Джандаров в XIV в.

После 1310-х гг. Византия не только потеряла свои восточные владения, но и утратила дипломатический контроль над образовавшимися бейликами. Иными словами, империя уже не смогла оказать на молодые государства такого же мощного культурного и политического влияния, как это было в XII в. В какой-то мере преемницей Византии в этом регионе выступила Трапезундская империя. В XIV в. Великие Комнины заключают брачные союзы с соседними мусульманскими эмирами, формируя тем самым трапезундскую синкрагию. Эмират Джандаров-Исфендияров (два названия одной династии), с двумя столицами - Кастамону и Синопом,- неоднократно не только заключал союз с мелкими понтийскими государствами-союзниками империи Великих Комнинов, но и с самим Трапезундом. Целью этих соглашений было противостоять давлению двух крупных держав: на западе - Османской державы, на востоке - Сиваса, где правил кади Бурханеддин. Эта задача была наиболее актуальна для Джандаров, поскольку они граничили с обоими противниками. В результате исследования хронологии походов Баязида I Йылдырыма (1389-1402) удалось выяснить, что Джандары оказались не в состоянии противостоять натиску османов. К 1398 г. Синоп, последнее оставшееся у Джандаров владение, был полностью окружен кольцом османских земель. Несмотря на вынужденный мир, Джандары остались непримиримыми противниками османов. Именно они сыграли важнейшую роль в сплочении малоазийских беев под покровительством эмира Тимура Гургана (1370-1405) против Баязида 1. Помимо того, что через Кастамону и Синоп бежали плененные Баязидом I западно-анатолийские беи, Джандары еще заключили союз с Мутаххартаном, эмиром Эрзинджана, верным вассалом Тимура и зятем трапезундского императора. На западе главным союзником стал валашский господарь. В результате после битвы при Анкаре

(1402) эмир Тимур восстановил все былые владения Джандаров, включая Кастамону.

Глава 6. Потеря независимости.

Хотя эмир Тимур сделал все возможное для ослабления державы османов, тем не менее он не ликвидировал османский удел в Сивасе. ПослеАнкарской битвы эти земли (Никсар, Амасья,ТокатиСивас)получилсын Баязида I Мехмед Чслеби, будущий султан в 1413-1421 гг. Несмотря на сопротивление Исфендияридов (действовавших в союзе с Исой, братом Мехмеда), уже к 1404 г. Мехмеду покорились практически все османские владения в Малой Азии. С этого времени эмират Джандаров вновь окружен территориями Османской державы; Исфендияроглу вынуждены стать вассалами султана в 1417 г., хотя сохранили Синоп и Кастамону. После этого участь эмирата была предрешена. В отчаянной попытке спасти независимость последний Джандарид Исмаил-бей (1444-1461) обратился за помощью к Узун Хасану (1452-1478), султану Ак-коюнлу (на его жепомощь рассчитывал и трапезундский император Давид (1458-1461)). Однако Мехмед11Фатих(1444-1446; 1451-1481) опередил их: в 1461 г.османы покорили и Синоп вместе с Кастамону, и Трапезунд.

Часть вторая Глава 1. Митрополии Понта и Пафлагонии.

Цель этой небольшой главы - исследовать географическое положение православных понтийских и пафлагонских митрополий (для чего использовались данные епископских Нотиций). Фактически это - справочная сводка, предназначенная только для того, чтобы у читателя было ясное представление о предмете моего исследования (история упадка церкви). Тем не менее даже это малоинформативное изложение позволило заключить, что епархии митрополий Неокесарии и Амасии располагались частью на территории Трапезундской империи, частью - на землях, находившихся под господством мусульман. Другие центры - Сивас, Эрзинджан, Эрзерум, Камах, Колония,- обладали епархиями, границы которых вплотную примыкали к рубежам империи. Диоцезы митрополий Трапезунда, Неокесарии, Севастии, Келтцинм, Феодосиополя располагались чересполосно, не образуя компактных территорий, поэтому в том случае, если трапезундские митрополиты осуществляли свои обязанности только в границах империи Великих Комнинов, они просто лишались многих своих приходов. Таким образом, оказалось необходимым выяснить, не могло ли географическое положение этих митрополий повлиять на их судьбу. Изучению православной церкви Понта и Пафлагонии, ее связи с Трапезундом и Константинополем посвящена следующая глава.

Глава 2. Понтийскне митрополии на мусульманских землях в XIV в.

История православной церкви Малой Азии лучше всего обеспечена источниками именно для XIV в. Сохранившийся сборник постановлений Константинопольской патриархии позволяет с большей или меньшей степенью подробности представить, как

существовало на территории ислама православное население Малой Азии. Однако на мое решение ограничиться XIV в. повлияло не только состояние источников (от других эпох документы единичны). Дело в том, что именно в середине XIV в. христиане стали меньшинством в Малой Азии. Были, однако, регионы, которые смогли сопротивляться исламизации - понгийский в их числе. Очевидно, что гарантом сохранения православного населения выступала Трапезундская империя, покоренная османами только в 1461 г. Но вне границ империи Великих Комнинов также проживало немалое число православных. Они попали под владычество мусульман самое позднее в 20-х гг. XIII в. и, тем не менее, несколько понтийских митрополий продолжают существовать в ХУ-ХУН вв. Что же помогло греческому населению Понта, жившему вне границ Трапезундской империи, выстоять в непростых условиях XIV века?

В результате изучения актов Патриархии (обязательно в сопоставлении с политической обстановкой) выяснились следующие особенности истории православной церкви на Понте. История митрополий Понта в XIV в. четко разделяется на два периода: 1310-1360-е и 1370-1390-егг. В первой половине Х1Ув. завершается долгий процесс перемещения кафедр понтийских иерархов на земли Трапезундской империи. Однако патриархия предпочитала опираться на ресурсы митрополий Мелитины, Кесарии, Севастии, а неТрапезунда. Политика в отношении понтийских митрополий практически не отличалась от остальной Анатолии: были нередки назначения титулярных епископов, избрание и хиротония только для того, чтобы повысить ранг патриаршего эмиссара и т.д. К концу XIV в. происходят важные изменения.

Во-первых, в период, когда Великие Комнины становятся родственниками понтийских эмиров, а связи Константинополя с Восточной Анатолией резко ослабляются, становится возможным использовать трапезундцев для налаживания церковного управления.

Во-вторых, в это время Трапезундская империя теряет ряд западных владений, и Керасунт становится крайним рубежом империи. Иными словами, территория митрополий Амасии и Неокесарии полностью контролируется мусульманами. Тем не менее понтийские митрополии не приходят в упадок и сохраняют прежний ранг в списках епископств.Упоминаниегреческих архонтов в патриарших актах 1384 и 1391 гт. может служить указанием на то, что они были широко распространены и на мусульманских землях Понта. Их независимость или полунезависимость от мусульманских правителей, а также сохранение значительного греческого населения и, вероятно, договоры Трапезунда с эмирами Понта привели к тому, что положение понтийских иерархов к концу XIV в. не ухудшилось.

В-третьих, судьба Михаила Амасийского, который покинул свою митрополию из-за брака дочери Алексея 111 с эмиром Никсара (Неокесарии) Таджеддином Челеби, позволяет предположить, что со второй половины XIV века Великие Комнины добиваются, чтобы на понтийских кафедрах пребывали угодные им иерархи. Таким образом, греко-тюркский (православно-мусульманский - с точки зрения религиозной

терпимости и возможности мирного соседствования) симбиоз, исторически сложившийся на Понте, и существование в течение долгого времени связей этого региона с Трапезундской империей способствовали сохранению ряда понтийских митрополий.

Глава 3. Этнические перемещения в Северной Малой Азии в XIII-XIV вв.

Мной было проанализировано османское историческое предание (с чего начинается любая османская историческая хроника), представленное в трудах Ахмеди, Энвери, Шукруллаха Заки, Уруджа. Ашикпашазаде, Нешри и ряда других авторов. Его данные свидетельствуют, что стремление приписать происхождение османов к «престижным» тюркам эмира Чобана (управлявшего сельджукской Пафлагонией в 1219-1225 гг.) и ко времени правления самого знаменитого румского султана Ала ад-Дина Кей-Кубада I (1219-1237) - один из наиболее ранних «пластов» предания. Формирование этой версии относится самое раннее к концу XII 1-началу XIV в. В ней сохранен ряд малоизвестных имен (восстанавливаемых, напри мер, с помощью Аксарайи), редких топонимов (причем они расположены компактно, на территории Западной Пафлагонии и Восточной Вифинии). Скорее всего, эти пункты являлись местами усиленной концентрации тюрок, часть которых участвовала в этногенезе османов. В этом плане примечательно, что предание не называет топонимов Западного Понта, в котором было значительно греческое население, нов отношении Пафлагонии (особенно ее западной части) и Понта (причем именно восточного Понта) демонстрирует знакомство с редкими названиями населенных пунктов, которые так и не развились в значительные города. Видимо, османское историческое предание географически довольно верно рисует этническую картину Северной Малой Азии XIII-XIV вв. Оно непротиворечит ни лингвистическим, ни историческим свидетельствам о концентрации тюркского населения в Пафлагонии. Именно этот пафлагонский этнический «котел» был одной из решающих причин гибели Византии.

Заключение. Основные итоги могут быть сформулированы в двух областях -временной и географической. Если рассматривать события во временном плане, то нужно подчеркнуть, что процесс медленного «умирания» Византии в Северной Анатолии протекал с разной интенсивностью. В эпоху Комнинов, Ласкарей и первых Палеологов мы находим теснейшие контакты между двумя государствами - Византией и Сельджукским султанатом Рума. Как показывает исследование взаимоотношений Никейской империи (затем - Византии) и монголов, в Анатолии была достигнута определенная кооперация в действиях между императором и Ильханом. Вряд ли это было случайным: вскоре после первого этапа тюркского завоевания Малой Азии (10711118) Византия подчинила своему влиянию не только Сельджукский султанат Рума, но также эмираты Данишмендидов, Салтукидов, Мангуджакидов. Достаточно отметить, что византийцы устойчиво воспринимали эти государства как часть византийских земель. Этот тип взаимоотношений был изменен только при Михаиле VIII Палеологе,

который, убедившись в полной неспособности своего друга Кей-Кавуса II противостоять первому Ильхану, изменил курс внешней политики империи и стал сотрудничать уже с монголами Ирана в контроле над пограничными сельджукскими областями Анатолии.

Решающими с точки зрения политических и этнических изменений оказались XIII и XIV вв. Как показывают данные османского исторического предания, именно в XIII в. под воздействием монгольского нашествия началась миграция тюркских племен на запад Анатолии. Поразителен тот факт, что при всем разнообразии вариантов предания мне так и не удалось найти свидетельства о том, что в памяти османов сохранились сведения о событиях предшествующего времени, т.е. XII в. Маршрут, описанный в предании, отличается конкретностью и, на мой взгляд, свидетельствует, что Северная Анатолия была одним из магистральных путей миграции тюрок. Именно в Пафлагонии сложился значительный тюркский этнический «котел», откуда «вышли» Османы, Джандары, а также некоторые другие тюркские династии.

В результате дипломатическая оборона восточных границ, бывшая довольно эффективным средством сдерживания тюркской экспансии, теперь просто не работала. Самое главное, изменился противник. Тюркские племена, дотоле не имевшие места в государственном аппарате румских Сельджукидов, основывали собственные эмираты (примечательно, что в Пафлагонии не-племенные эмираты, вроде бейликов Чобанидов или Перванеоглу, просто не выжили); разворачивались процессы седентаризации. Становился многочисленным слой горожан-тюрок, в среде которых растворялось персидское («таджикское») и частично греческое население. Важно отметить, что становление эмиратов привело к подъему тюркского этнического самосознания, в определенной мере противопоставлявшего себя окружающему миру, в том числе и Византии. Это обстоятельство, а также гражданская война внутри самой империи в 1320-х гг., когда Константинополю было не до восточной дипломатии, привели к тому, что Византия упустила момент «строительства» бейликов. не смогла оказать такое же мощное дипломатическое, конфессиональное и культурное влияние, какое она некогда оказала на сельджуков Рума. Таким образом, Пафлагония навсегда ушла из-под влияния Константинополя (в какой бы форме оно ни осуществлялось). Именно поэтому процесс ассимиляции греческого населения и упадка православной церкви в Пафлагонии был одним из самых глубоких на полуострове. Несколько иная ситуация сложилась на Западном Понте (здесь мы сталкиваемся с пространственным аспектом проблемы). В определенной степени гарантом сохранения византинизма в этом регионе выступила Трапезундская империя. Исследование истории православной церкви на Понте свидетельствует, что в целом она сохранила свои позиции в XV в. - как раз в границах трапезундской синкратии, т.е. в пределах как самой империи, так и в дружественных Великим Комнинам тюркских эмиратах Понта.

Итак, ранний уход Византии из Пафлагонии, мощные ассимиляционные процессы в этом регионе в XIV в. предопределили столь разительную судьбу греческого населения

в Северной Анатолии: на востоке оно сохранилось, на западе практически исчезло.

Приложение /. Кастамоиийский диалект турецкого языка.

Это приложение является, по сути, лингвистическим дополнением к главе 3 части второй диссертации. Исследование кастамонийского диалекта показывает, что в нем проявляется туркменское влияние (что подтверждается и историческими сведениями). Есть и кыпчакские формы, но следует ли объяснять их связями с Крымом или же сохранением рудиментов языка общего огузо-кыпчакского ареала, сказать трудно. Все же я склонен ко второму ответу, что свидетельствует об особой чистоте и архаичности диалекта. Вероятно, это было следствием большого притока туркменов в этот регион в XIII- XIV вв. (туркменского происхождения была и династия Джандаров) -дополнительный довод в пользу усиленной тюркизации. Данные греческих диалектов подтверждают эту картину. В Кастамону и даже Синопе греческий диалект не сложился - иными словами, его современное греческое население почти целиком обосновалось здесь позже, в эпоху Османской империи. Это тем более поразительно, что к востоку находился (до XX в.) обширный ареал грекоязычного населения Понта со своим диалектом, и даже в Вифинии, в области складывания Pax Ottomanica, сохранился особый греческий малоазийский диалект.

Приложение II. Восточные источники Лаоника Халкокондила. Походы Баязида I Йыддырыма в Малой Азии.

Здесь предпринята попытка идентифицировать (пока только предположительно, поскольку нужно более комплексное исследование) турецкие источники Лаоника Халкокондила на примере одного текста - описания походов Баязида I в Малой Азии, причем как в ее западной, так и восточной части. Скорее всего, Халкокондил (и независимо от него позже Макарий Мелиссин, составитель «Большой хроники» Георгия Сфрандзи (т.н. Псевдо-Сфрандзи) в XVI в.) использовал краткую турецкую хронику (переведенную на греческий), которая в оригинале вошла в «Искендер-наме» Ахмеди и «Бехджет-ут-теварих» Шукруллаха Заки. Учитывая тот факт, что византийская историческая традиция была крайне консервативна и редко использовала собственно восточные источники (без передаточного звена - сирийского или, например, армянского), то это предположение заставляет думать, что византийская литература на последнем этапе своего существования стала более «открытой» прямому восточному влиянию. Без этого трудно понять традиции греческой хронистики XVI-XVII вв.

Послесловие. Политический, культурный, конфессиональный (в виде взаимной религиозной терпимости) симбиоз Византии и мусульманского мира требует своего терминологического объяснения. Этот симбиоз - не ойкумена, поскольку концепция

Д.Оболенского подразумевает именно круг христианских государств. Поэтому я предложил другой термин-синкратия («совладение», «кондоминиум»). Итак, синкратия - это сложившаяся в XU-XVee. особая семьи государств, правители которых находились в действительном или условном родстве с императором Византии и признавали его старшинство, принадлежа в это же время к не-византийской гео-политической системе (в данном случае - миру ислама). В этих государствах православная церковь, зичастую непосредственно зависящая от Константинопольского патриархата, не была господствующей («государственной»), но обладала большим влиянием. Для такой семьи, кроме того, было .характерно и культурное воздействие Византии. В результате подобного политического, конфессионального и культурного влияния империи, в странах-членах византийскойсинкратииимелась, как правило, мощная про-византийская прослойка, прямо заинтересованная в мирных отношениях с Византией. Признание старшинства императора далеко не всегда означало при этом политическую зависимость от него,-последняя всегда должна была оформляться договором. Тем не менее почти все мусульманские государства византийской синкратии в той или иной форме на протяжении хотя бы одного поколения признавали византийский сюзеренитет. Эпохой полного развития синкратии лучше всего назвать Комниновскую эпоху (а периодом формирования - время Македонской династии), поскольку феодальные -кровнородственные связи, условные или безусловные, стали играть в самой Византии роль не меньшую, чем в окружающем ее мире. Эти связи «перехлестывали» конфессиональные барьеры, и, кстати говоря, далеко не всегда совпадали с государственной политикой (в качестве яркого примера можноуказать на деятельность знатного рода Гавров в Трапезунде в XII в.). Но оформление данной системы было возможно только при условии, что в окружающих Византию странах существовала развитая социальная структура, т.е. зрелый феодализм, а не родоплеменной строй. Иными словами, синкратия - сочетание двух властей, двух начал, двух авторитетов во всех областях жизни еинкратичного государства.

Основное содержание диссертации отражено в публикациях:

1. Пафлагония и Крым в начале XIII в. // Российское византиноведение. Итоги и перспективы. Тезисы конференции. М. 1994. С. 62-63.

2. Понтийские митрополии на мусульманских землях в XIV в. // Византийский временник. 1996. Т. 56 (81). С. 156-169.

3. Восточные источники Лаоника Халкокондила. Эпизод 1. Походы Баязида I Йылдырыма в Малой Азии // Византийские очерки. М. 1996. С. 152-168.

4. Byzantium and the Ilkhans: the impérial diplomacy in the Orient ca. 1250-1310 // Byzantium: Identity, Image, Influence. XIX International Congress of Byzantine Studies. Copenhagen, !8-24August 1996. Abstractsof Communications. Copenhagen. 1996. N 1318.

5. Византийцы в Сельджукском султанате Рума в ХН-ХШ вв. II Иностранцы в Византии. Византийцы за рубежами своего отечества. Тезисы докладов конференции. Москва, 23-25 июня 1997. М. 1997. С. 21-23.

6. Византия и государство Ильханов в XIII- начале XIV в.: система внешней политики империи в Малой Азии // Византия между Западом и Востоком. М. 1998. (В печати). (4 а.л.).

Примечания

' Под турками в работе подразумеваются турки-османы, а также турки - жители других малоазийских эмиратов, возникших после распада Румского султаната (начало XIV в.) и впоследствии покоренные османами (в середине XV в.). Основание - вывод современной историографии, что именно в XIV веке сложилась турецкая народность, основа Османской империи, а также современного турецкого народа. Понятие «тюрки» хронологически более раннее и, соответственно, географически более широкое. В него включены, во-первых, турки-сельджуки (предки турок-османов, азербайджанцев, туркмен и др. тюрок Средней Азии), во-вторых, под ним часто понимаются вообще тюркские народы Евразии, т.е. не только порки-огузы, но и кыпчаки.

^ Под Griechentum («гречеством», хотя этот термин может обозначать и «эллинизм») здесь понимается преимущественно самосознание греческого населения, комплекс его этнических, культурных и государственных представлений ( а также язык), препятствовавшие ассимиляции греков тюрками.

3 Здесь и далее сначала дается греческое (византийское) название города, затем в скобках современное турецкое.

4 Понятие «восточные источники» весьма условно. В данном случае под ними понимаются три комплекса - арабские, персидские и турецкие источники соответственно.

5 Под ними следует понимать не только контакты между Византией и Сельджукским султанатом Рума, но и контакты дипломатии империи с новообразованными тюркскими бейликами Малой Азии, среди которых были и османы.

® Труд самого Сфрандзи по моей теме не дает ничего.

? Однако кроме собственно венецианских использовались и итальянские хроники.