автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Тюрки в византийском мире в XIII-XV вв.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Тюрки в византийском мире в XIII-XV вв."

Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова Исторический факультет Кафедра истории Средних веков и раннего Нового времени

005009388

На правах рукописи

Шукуров Рустам Мухамедович ТЮРКИ В ВИЗАНТИЙСКОМ МИРЕ В ХШ-ХУ ВВ.

специальность 07.00.03 - всеобщая история (средние века)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

2 5 ЯНЗ 2012

Москва, 2011

005009388

Работа выполнена на кафедре истории Средних веков и раннего Нового времени Исторического факультета Московского государственного университета имени М В Ломоносова

Официальные оппоненты

доктор исторических наук, профессор, академик Российской академии естественных наук, ректор Государственного Академического

Университета Гуманитарных Наук Бибиков Михаил Вадимович

член-корреспондент Российской академии наук, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории

Российской академии наук Медведев Игорь Павлович

доктор исторических наук,

профессор, директор Института стран Азии и Африки при Московском государственном университете

имени М.В. Ломоносова Мейер Михаил Серафимович

Ведущая организация:

Институт востоковедения Российской академии наук

Защита состоится «_»_201 г. в 16 часов на заседании

диссертационного совета Д 501.002.12 в Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова по адресу: 119992, г. Москва, Ломоносовский проспект, д. 27, корп. 4, МГУ, Исторический факультет, аудитория А-416.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке МГУ имени М.В. Ломоносова по адресу: 119991, г. Москва, Ломоносовский проспект, д. 27.

Автореферат разослан « »_201 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета кандидат исторических наук,

доцент Никитина Т В

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования обусловлена тем, что осмысление взаимоотношений Византии с тюркскими народами занимает центральное место в науке с самого зарождения византинистики как научной дисциплины в ХУ-ХУ1 вв. и до сих пор. Одной из принципиальных проблем истории Византии, которая до сих пор так и не получила систематического разрешения, является вопрос о причинах стремительного упадка и гибели византийской цивилизации в XIII—XV вв. Коренной вопрос заключается в следующем: почему Византийский мир, прежде столь устойчивый и гибкий перед лицом многих внутренних и внешних изменений, вдруг исчерпал свою жизненную силу и не смог найти адекватного ответа на очередной вызов истории? Основной чертой ранней историографии взаимоотношений Византии и тюркского мира является эмпиризм. Поскольку в трудах историков ХУП-Х1Х вв. преобладала политическая история, история войн, характеров, придворных и дипломатических интриг, то византийско-тюркские отношения рассматривались исключительно в измерении политическом и персональном. В концептуализации этой проблематики наиболее влиятельной была идея религиозного и культурного противостояния христианства и ислама. Причем эта базовая концепция была унаследована от средневековой (западноевропейской и византийской) историографии. Надолго ставшая влиятельной версия византийско-тюркского конфликта формулируется в знаменитом труде Эдварда Гиббона. Исследователь рассматривал успех турецких завоеваний как следствие интриг, трусости и раздоров в византийской среде. Этому разладу, предательству и трусости противостояли турки, которых он характеризует как «облагороженных боевой дисциплиной, религиозным энтузиазмом и энергичностью национального характера». Картина исторического проигрыша Византии в передаче Э. Гиббона выглядит весьма схематичной и упрощенной: с одной стороны, это необъяснимые военная мощь и непреодолимое стремление к завоеванию со стороны мусульман, а с другой стороны, персональная воля предателей-византийцев привели цивилизацию к катастрофе.

Последующие поколения исследователей (за немногим исключением) недалеко ушли от схемы Э. Гиббона в объяснениях исторического проигрыша Византии, принимая во внимание два класса гетерогенных (хотя и связанных) факторов — так называемые, внутренние, порожденные изменениями в собственно византийских общественных и хозяйственных институтах, и с другой стороны, внешние, привнесенные из-за пределов византийского мира, с тюркско-мусульманского Востока, Западной Европы или тюрко-

славянского Севера. Исследователи вполне единодушны в том, что решающую роль в судьбе Византии сыграли не только внутренний (хозяйственный и социальный) кризис, но и внешний удар турок, в одночасье покоривших Анатолию, часть Балкан, а затем и сам Константинополь. При этом, турецкий (тюркский) вопрос решительно выводится за рамки внутренней жизни империи, тюркское начало квалифицируется как нечто сугубо чуждое и противоположное византийскому миру, а потому вдвойне разрушительное.

Кажущаяся самоочевидность такого толкования тюркского вызова долго препятствовала серьезному изучению конкретных механизмов освоения тюрками византийской ойкумены. Именно поэтому тема византийско-тюркских взаимоотношений остается актуальной по сию пору. Необходимы новые подходы и новый исследовательский инструментарий, чтобы выявить роль тюркского начала в исчерпании византийской цивилизации.

Предметом исследования является реакция византийского общества на проникновение в него тюркского этнического элемента, а именно те социо-культурные трансформации, которые испытала византийская цивилизация в результате включения в себя тюркского культурного элемента. Мы говорим не только о «внешних» влияниях на византийскую цивилизацию, но скорее о существенной ее перестройке, инициированной присутствием в ее горизонте тюркского начала как одного из элементов «своего». Определение характера и меры освоения тюркских элементов византийским обществом и культурой позволит более предметно отвечать на вопрос о причинах неэффективности поздневизантийской цивилизации перед лицом внешнего завоевания в ХШ-ХУ вв. Не отрицая влиятельности внешнего военно-политического фактора для судеб византинизма, нам представляется не менее важным изучить явные и подспудные трансформации в самой византийской ментальности, приведшие к ее экзистенциальному поражению. Из сформулированной интерпретационной стратегии проистекают и конкретные цели исследования.

Цель исследования состоит 1) в выявлении тех сфер византийской социальной и культурной реальности, которые претерпели трансформацию под воздействием встречи с тюрками, и 2) в определении меры воздействия этих трансформаций на иммунные механизмы византийской цивилизации. Важно выяснить реакцию на встречу с тюрками самой византийской культуры: как на микроуровне индивидов, дворцового, церковного, городского и сельского быта переживала византийская цивилизация свое отступление

перед лицом более мощных противников. Воссоздание зримой картины исторического проигрыша Византии в этом цивилизационном противоборстве прояснило бы достаточно многое, а главное — действительную роль тюркских народов в трагедии, постигшей византийский мир, равно как и реальное соотношение между «внутренними» и «внешними» факторами истощения жизнеспособности византинизма.

Задачи исследования. Для достижения обозначенных целей следует разрешить следующие конкретные задачи, лежащие в двух плоскостях: первая группа вопросов относится к сфере социальной и антропологической, вторая группа задач относится к плоскости по преимуществу социо-лингвистической и ментальной. Во-первых, в качестве рабочей гипотезы в наших прежних исследованиях выдвигалось предположение о наличии на византийских территориях групп «византийских тюрков», т.е. тех тюрков, которые приняли византийское подданство и были расселены византийской администрацией в империи. Следовательно, следует доказать на материале первоисточников само наличие тюркских этнических меньшинств на территории Византийской империи, объединяемых воспоминанием об общем происхождении (либо тюркским-анатолийском, либо тюркским-подунайском), которое при определенных условиях отделяло их от большинства и от других меньшинств; описать эволюцию тюркских меньшинств в поздневизантийскую эпоху; определить их удельный вес в общей численности населения в различных географических зонах византийского мира; обрисовать пути проникновения тюрков-эмигрантов в византийское , общество; реконструировать степень и конкретные механизмы ассимиляции эмигрантов; определить место, которое занимали тюрки-эмигранты в византийском обществе.

Во-вторых, следует определить, насколько были влиятельны эмигранты-тюрки в культурном отношении; выяснить какие сферы византийской культуры подвергались трансформациям под воздействием тюрок как натурализованных, так и иностранцев; если такого рода воздействия, действительно, присутствовали, то следует выяснить, как они могли повлиять на реакцию византийцев на внешнюю угрозу со стороны тюркских государств. Анализ ментальных трансформаций наиболее эффективен в рамках социолингвистического исследования. Поэтому среди важнейших задач исследования следует назвать сбор и этимологизацию негреческих по происхождению языковых элементов, вошедших в византийский греческий, определить пути их проникновения в греческую языковую среду; следует оценить степень влиятельности этих иностранных языковых элементов на греческую языковую практику. Связанная с предыдущей группа задач

состоит в выяснении масштабов присутствия в византийском пространстве тюркофонии, а также и в выявлении агентов тюркофонии - кто, по какой причине и в каких масштабах мог на византийской территории практиковать тюркофонию.

При этом, исследование с неизбежностью должно носить выраженный сравнительный характер: во-первых, следует проанализировать и сравнить как западновизантийскую (Ласкаридская, Палеологовская), так и восточновизантийскую понтийскую парадигмы взаимодействия с тюрками; во-вторых, следует проследить типологические связи и различия между тюркскими анатолийской и северночерноморской парадигмами в их отношении к византийскому субстрату.

Хронологические и географические рамки исследования. В фокусе исследования находится поздневизантийский период с 1204 по 1453 г. - именно тогда наблюдаются кардинальные изменения традиционных парадигм византийской идентичности, а также и изменения в отношении византийцев к тюркам. При этом, византийский мир должен быть рассмотрен целостно, с учетом обоих его главных вариантов - западновизантийского (Западная Анатолия и Балканы) и восточновизантийского (Трапезундская империя). Под «византийским миром» в данной работе понимаются те регионы, на которых сохранялась византийская политическая власть (Никейское, Трапезундское и Эпирское государства, Византийская империя Палеологов).

Методологическая основа исследования перечисленных выше тем учитывает новейшие методологические стратегии, выработанные гуманитарными дисциплинами для интерпретации источника и реконструкции на его основе социальных и ментальных реалий прошлого. Работа носит выраженный междисциплинарный характер в силу многообразия и разножанровости источниковедческой базы. Типологическая и жанровая природа источников в сочетании со спецификой обращаемых к ним вопросов предопределила набор используемых частных методик и методологических подходов, относящихся к широкому спектру гуманитарных наук - исторической науки (включая многие из вспомогательных исторических дисциплин), филологии, лингвистики, искусствознания и т.д. Эта методологическая стратегия вслед за Жан-Франсуа Лиотаром может быть названа «номадической»: в зависимости от объекта исследования мысль ученого «мигрирует» не только по разным частным методикам, но и по различным, может быть даже, в прошлом и конфликтовавшим между собой методологическим подходам

(позитивистский и марксистский подходы, «новая историческая наука», герменевтика, феноменология, поэтология, эпистемологический подход в духе Мишеля Фуко и т.п.).

Весьма сложной проблемой методологического характера оказалось то обстоятельство, что в письменном наследии Византии сохранилось слишком мало эксплицитных сведений о натурализовавшихся иностранцах (будь то латиняне, славяне или тюрки) и том воздействии, как правило, подспудном, которое они оказывали на византийскую ментальность. То, что мы имеем в византийских текстах на эту тему, как правило, является счастливым для исследователя исключением. Однако очевидно, что сохранившиеся тексты, отнюдь не являются точным оттиском той социальной и ментальной реальности, которая их создавала. Отсутствие в текстах информации о том или ином объекте или феномене отнюдь не означает, что этих объектов или феноменов не существовало в исторической реальности. Эта индифферентность византийской письменности к этническим характеристикам в собственной среде и явилась, в частности, причиной почти полной неисследованности избранной нами темы в науке. Обычная научная оптика зачастую просто не различает объекта нашего исследования. Проблема реконструкции тюркского присутствия в византийской социальной жизни и ментальное™ в настоящей работе решалась двояко. Во-первых, ведущую роль в реконструкции этнического состава населения сыграла ономастика и, в особенности, ее антропомшическая и топонимическая части. Наиболее эффективным средством оказалась антропонимика, при некоторых условиях вскрывающая этническую идентичность носителя имени. Микротопонимика, хотя и менее обильная в сравнении с антропонимикой, давала важный материал по расселению не столько индивидов, сколько групп иноэтничных мигрантов. Во-вторых, для реконструкции значимых трансформаций в византийской ментальности, инициированных тюркским субстратом, главную роль сыграла лексикография. Именно она поставила наиболее важную информацию об уровне интенсивности восприятия византийской ментальностью восточных реалий, обрисовала состав и содержание «чужой» информации, освоенной византийским мышлением.

Опора на ономастику и лексикографию повлекла за собой не только применение особых методик исследования, специфичных для этих разделов лингвистики, но и выдвинула на первый план роль этимологической работы. В данной работе наиболее действенными были греческие, арабские, персидские, тюркские, латинские, южнославянские, картвельские этимологии. Для начальной социологической обработки полученного антропонимического материала весьма действенным был методический инструментарий просопографического исследования. Наше обращение к лингвистике

преследовало скорее социо-антропологические, чем сугубо языковедческие задачи, и имело конечной целью реконструировать историческую реальность в ее социальном и культурном аспекте.

Завершающим этапом анализа являлась герменевтическая перечитка византийских текстов разных жанров через призму тех результатов, которые были получены в ходе ономастического и лексикографического анализа, и их социо-антропологическая интерпретация. На герменевтическом этапе исследования наиболее эффективными оказались современные аллологические подходы. Собранные нами конкретные примеры встречи византийского «Собственного» и тюркского «Чужого» интерпретируются в модусе присвоения, то есть уничтожения «Чуждости».

Потребность как типологического, так и количественного анализа относительно больших объемов ономастического и лексического материала повлекла за собой применение современных информационных технологий, а именно создание электронных баз данных, которые значительно расширили исследовательские возможности. В основе настоящей работы - две электронные базы данных, созданные нами на подготовительном этапе работы: «Восточная антропонимика в Поздней Византии, ХШ-ХУ вв.» и «Восточные заимствования в среднегреческом, Х1-ХУ вв.».

Источники.

В настоящей работе ставилась задача комплексного исследования всех значимых сведений о тюркском элементе в византийской цивилизации в источниках любых жанров и типов, включая материальные, вне зависимости от языка их создания. Источниковая база исследуемой проблемы характеризуется исключительной широтой и пестротой. Автор стремился к исчерпывающему привлечению всех сохранившихся источников византийского, мусульманского, латинского и славянского круга. В западновизантийском ареале наибольшее значение имеют греческие, латинские, южнославянские, арабские, турецкие письменные источники. Для восточновизантийского ареала более всего важны греческие, латинские, персидские, арабские, картвельские источники. Для каждого из аспектов темы, вкратце обрисованных выше, преобладающее значение имеют специфические комплексы источников.

Подавляющее большинство значимых для нас антропонимов и топонимов извлечено из актового материала, весьма богатого для поздневизантийского периода. Это публичноправовые и частноправовые акты - императорские хрисовулы, простагмы, патриаршие послания, синодальные постановления, периорисмы, практики, дарственные,

завещания, купчие грамоты и т.д., - содержащих обильную экономическую и демографическую информацию. Более 70% антропонимов и микротопонимов восточного происхождения обнаруживаются в актовом материале. Наиболее богатый документальный материал собран в изданиях актов Афонских монастырей, подавляющее большинство которых относится к XIII-XV вв. С 1937 г. и по сегодняшний день французские византинисты продолжают систематическое издание афонских актов в серии Archives de 1'Athos; к настоящему времени уже вышло 22 тома. За пределами этих публикаций остается значительный пласт документов как Афонских, так и других монастырей на Балканах, Западной Анатолии и Эгейском море, изданных в сборниках документов, отдельных монографических исследованиях и статьях. Важным дополнением к данным греческих документов являются сербские акты второй четверти XIV в. Для Понтийского региона центральное значение имеют Вазелонские акты, существующее издание которых ныне устарело и требует переиздания на современном уровне. Близки по жанру и значимости сборники и регесты документов, относящихся к деятельности Константинопольского патриархата. Важными оказались другие документальные источники: финансовые заметки византийских купцов, в которых не только упоминаются имена людей, но дается и специальная терминология, названия товаров и предметов быта, заимствованные с Востока. Некоторое значение имеют османские документы, а в особенности, ретроспективные данные османских кадастров (defterler) и еакуфных грамот, которые создавались османской администрацией с XV в. Данные кадастров содержат ретроспективную информацию как о западновизантийской экономике и демографии, так и о византийском Понте. Однако, для нашей темы, в силу ее специфических особенностей, османская документация дает мало информации.

Следующий по значимости корпус источников представлен нарративными текстами. Нарративные источники, в первую очередь историография, имеют двоякое значение. Во-первых, они дают необходимый фон политической и социальной истории, необходимый для любого социологического и культурологического исследования. Во-вторых, именно историография является следующим после актов резервуаром сведений о тюркских поселенцах в византийском мире. Историографический нарратив имеет и существенное преимущество перед актовым материалом: историки часто прямо указывают на этническое происхождение персоны или группы лиц (что в документальных материалах встречается исключительно редко), иногда дают более или менее пространные описания как интересующих нас лиц, так и демографических и культурных процессов. В корпусе нарративных источников, несомненно, наибольшее значение имеют византийские

тексты, значимость которых, однако, неодинакова. Историки ХШ в. и самого начала XIV в. - Никита Хониат (ок. 1155-1215 или 1216), Георгий Акрополит (1217-1282), Феодор Скутариот (ок. 1230-после 1283), Георгий Пахимер (1242- ок. 1310), - со вниманием и, вместе с тем, профессиональным беспристрастием относятся к тюркской теме в византийской истории, отслеживая наиболее значимые события, не скупясь на пространные описания воздействия тюрков на византийскую жизнь и упоминания выходцев из тюркской среды. Этого не сказать об историографии первой половины XIV в., представленной мемуарной и апологетической «Историей» Иоанна Кантакузина (ок. 1292-1383) и историческим сочинением его идеологического противника Никифора Григоры (ок. 1295-1360). Для обоих историков тюрки превратились в весьма болезненную, жгучую тему. Причем, оба автора весьма тенденциозно, хоть и каждый по-своему, развивают тюркскую проблематику. Григора, в силу его высоких классицизирующих интеллектуальных стандартов, вообще не склонен их лишний раз упоминать. Болезненность тюркской проблемы иначе проявила себя у Иоанна Кантакузина. С одной стороны, он так же, как и Григора, не склонен упоминать тюрков без особой нужды, но с другой стороны, изо всех сил стремясь оправдать свои союзы с «варварами», он зачастую дает совершенно неожиданную информацию, уникальную для всего корпуса византийской письменности. Из историографов последующей эпохи наиболее интересен для нас Дука (ок. 1400- после 1462). Дука, нередко описывает турецкие реалии, используя аутентичную турецкую терминологию, которую тут же переводит и растолковывает на греческом. Этим он словно стремился добиться научной точности в деконструкции всей предыстории падения Византийской цивилизации.

Следующий по значению пласт информации содержится в восточных нарративных источниках - персидских, арабских и турецких. Наиболее важные из них - сельджукские хронисты Ибн Биби и Аксарайи, мамлюкские историографы Мухи ал-Дик б. 'Абд ал-Захир, Байбарс Мансури и др. Они в большей степени привлекались для реконструкции и уточнения необходимого для нашего исследования событийного фона, не всегда хорошо исследованного в современной историографии (как, например, история бегства сельджукского султана 'Изз ал-Дина Кайкавуса II в Константинополь). Но есть и несколько исключений из общего правила: османская хроника Иазыджызадэ 'Али дает уникальный материал о переселении в Византию множества кочевых тюрок в 1260-х гг., а иранский историк и географ Хафиз-и Абру дает уникальную информацию о существовании крипто-мусульман на византийском Понте на рубеже XIV и XV вв.

Некоторая информация была почерпнута из западноевропейских нарративных текстов, которые, однако, совсем мало интересовались натурализовавшимися в Византии тюрками.

Богатый материал восточных влияний на дворцовый быт и византийскую чиновную иерархию содержат прозаические и поэтические «Табели о рангах», авторство которых в науке условно приписывается Псевдо-Кодину.

Византийская географическая и астрологическая литература имела решающее значение не только для уяснения содержания концепта «тюрок», но и для реконструкции нараставшего дрейфа византийской географической номенклатуры от старых названий к новым, тюркским. Крупицы информации (иногда весьма важные) обнаружились в византийской эпистолографии, народной литературе, каноническом праве, монатырских типиках, полемической литературе, агиографии. Данные материальных источников, как то печати, монеты, эпиграфика, несут мало прямой информации для нашей темы, но не без пользы привлекались их косвенные данные в качестве сравнительного материала.

Следует сказать, что все перечисленные типы и разновидности византийских текстуальных источников несут в себе в большей или меньшей мере лексические элементы, связанные с Востоком и Севером и, в частности, с тюрками. Источниками для нашего лексикографического анализа, представленного в гл. 4, явились, по существу, все жанры и типы греческих письменных источников. Наиболее информативными из них оказались утилитарные жанры - документальный материал, заметки купцов, астрологические тексты, в которых были слабы диглоссийные фильтры. Интересный лексический материал и уникальные сведения о византийских дворцовых янычарах содержат мемуарные записки Сильвестра Сиропула. Ценные данные о роли туркофонии в поздневизантийский период содержатся у Геннадия Схолария.

Наконец, несмотря на свою малочисленность, особое место занимают изобразительные источники: в первую очередь, это венецианский кодекс середины XIV в. с самой ранней рукописью «Романа об Александре», богато украшенный миниатюрой. Изобразительный материал, имеющий отношение к византийским тюркам, содержится и в сигиллографии.

В качестве сравнительного материала привлекался широкий круг преимущественно византийских нарративных источников прежних эпох и, в особенности, Х-ХП вв. Наиболее полезными оказались Константин Багрянородный, Атталиат, Скилица, Анна Комнина, Иоанн Киннам, Птохопродром, Иоанн Цец, Евстафий Фессалоникийский и др.

Степень изученности темы

Первые важные шаги в сторону воссоздания механизмов разложения византинизма под воздействием тюркского начала делались не столько в обобщающих историях, сколько в узкоспециальных работах, фокусировавшихся на исчерпывающем анализе компактных коллекций источников. Наиболее ранняя и яркая попытка такого рода была предпринята Альбертом Вехтером в небольшой монографии «Der Verfall des Griechentums in Kleinasien im XIV. Jahrhundert» (1903). Основываясь, преимущественно, на актах Константинопольского патриархата и Notitiae episcopatuum, А. Вехтер убедительно продемонстрировал стремительно нараставший кризис в анатолийском христианстве в XIV в. А. Вехтер скуп на аналитические рассуждения, но сама идея рассмотреть изменения в организационных структурах Церкви в этно-культурном (а не только историко-церковном) ракурсе стоила многого. А. Вехтером был обозначен один из базовых индикаторов и, одновременно, действенных факторов угасания византинизма на территориях, перешедших под контроль мусульман, а именно развернувшийся процесс дехристианюации и деэлмпизации анатолийского этно-кулиурного пространства.

Следующий принципиальный шаг в осмыслении проблемы был сделан много десятилетий спустя Спиросом Врионисом (1970-1980-е гг.), выдающимся американским византинистом греческого происхождения, концепция которого органично включила в себя и развила подход А. Вехтера. В монографии и последующей серии статей Сп. Врионис открывает и обосновывает фактор номадизации наиболее густонаселенных и хозяйственно значимых регионов Анатолии, которая влекла за собой массовое и скоротечное вытеснение земледельцев-автохтонов с их земель. Освоение византийской Анатолии тюрками рассматривается Сп. Вриокисом как следствие завоевания/миграции, которое вводило в действие на занятых землях два параллельных процесса - депопуляции территорий и исламизации тех греков, которые остались под властью тюрок. В течение нескольких лет занятые тюрками территории лишались большей части греческого населения, а оставшиеся греки скоро теряли свою конфессиональную и этническую идентичность. Два связанных процесса деэллинизации и исламизации, виртуозно продемонстрированные Сп. Врионисом на материале источников XI-XV вв., признаются в современной науке основными движущими силами в освоении тюрками византийского мира. Концепция Сп. Вриониса закрепляет за тюрками статус внешней по отношению к византийскому миру силы, разрушительные для эллинизма потенции которой реализовывались почти исключительно через или вследствие открытого насилия.

Однако концепции противостояния греческого и тюркского субстрата, несмотря на свою влиятельность и даже самоочевидность в контексте науки того времени, не были единственными. Совершенно новый подход к проблеме греко-тюркских взаимоотношений был в свое время предложен блестящим ученым Ф. Хаслуком (рубеж XIX и XX в.). Английский исследователь, на примере верований, суеверий, обычаев и магических обрядов, циркулировавших, по преимуществу, в низших социальных пластах анатолийского и балканского населения под властью тюрок, наглядно демонстрирует совершенно иной модус христианско-мусульманского взаимодействия и взаимопроникновения, которые зачастую результировались в некоем неразделимом синкретическом единстве элементов обеих религий и культур в сознании греческого и тюркского обывателя. Эта линия получила признание и дальнейшее развитие только после Второй мировой войны в преимущественно антропологических исследованиях, изучавших синкретические феномены в переживаемой низовой религиозности и культуре.

В последние десятилетия наиболее ярким исследователем симбиоза и взаимовлияния греческого и тюркского культурных элементов стал французский тюрколог и грецист Мишель Баливе (с 1980-х гг.), который, подобно У. Хаслуку, концентрируется на позитивных трансформациях византийского и тюркского культурных субстратов, приводивших к постепенному их сближению. Причем, М. Баливе с успехом делает это, в частности, и на византийском материале, составляя противовес концепции Сп. Вриониса. На основе широкого привлечения новейшего материала религиозных, культурных, политических контактов между греками и тюрками, французский исследователь, не отрицая самого наличия конфликта между Византией и тюрками в военно-политической сфере, объединяет византийский и тюркский элементы в пределах одного пространства, обладающего известным этно-кулиурным единством — «Романии-Рума», ибо не только греки трансформировали тюркский мир, но и тюрки в его концепции оказывают осязаемое влияние на греко-византийский субстрат на уровне народной культуры, повседневности и мистического интеллектуализма. В ходе контактов с мусульманским миром (как и с Латинским Западом), сама Византия претерпевала, хотя и скрытые, но несомненные перемены, равно как эволюционировали и тюрки, занявшие завоеванное ими «римское» (т.е. византийское) географическое пространство.

Нельзя не признать плодотворность подхода М. Баливе, который делает значительный шаг в реконструкции именно микроуровня контактов, некоего специфического пространства греко-тюркского «примирения» (une aire de conciliation).

Тем не менее, этот подход не особенно популярен в современной византинистике. И этому есть довольно простое объяснение — концепция Сп. Вриониса более лаконично и точно обрисовывает суть греко-тюркской встречи как исторического феномена. Во-первых, все многообразие фактов взаимоотождествления греческого и тюркского элементов для греческой стороны явилось результатом вынужденного и нежелательного приспособления к внезапно изменившимся условиям, которые носили однозначно разрушительный характер для традиционных форм жизни автохтонов. Во-вторых, проблема греко-тюркского взаимодействия должна быть оценена в контексте ближайшей исторической перспективы, которая однозначно указывает на то, что главнейшим результатом византийско-тюркских контактов явилось исчезновение самой Византии как цивилизационного феномена: было бы слишком рискованной и несправедливой натяжкой перетолковывать этот неоспоримый факт гибели цивилизации как некую метаморфозу Византии в новом тюркском/турецком образе. Концепция Сп. Вриониса в этом смысле более лаконично и точно обрисовывает эту конечную суть греко-тюркской встречи как исторического феномена.

Хотя избранный нами аспект византийско-тюркского взаимодействия в науке систематически не разрабатывался, однако его полноценное исследование не может обойтись без широкого фактографического и концептуального контекста. Этот контекст с неизбежностью учитывался и влиял на ход нашего исследования. Начнем с тех работ, которые (помимо упомянутых выше) оказались наиболее близки нашим задачам. Нельзя сказать, что проблема тюркского присутствия в Поздней Византии совсем не привлекала исследовательский интерес. Ныне не может быть сомнений в существовании тюркских поселенцев на византийских территориях. Вместе с тем, тюрки на византийских территориях до сих пор рассматриваются в рамках двух традиционных для византинистики тем - «иностранцы в Византии» и «византийская аристократия». Первая тема «иностранцы в Византии» заострена на изучении торговцев, послов и других представителей иностранных государств, наемников-солдат, художников, путешественников, т.е. той категории лиц, которые являются иностранными подданными и находятся на территории империи лишь временно. В первую очередь, это несколько концептуальных работ, затронувших сюжеты, значимые для нашего исследования. Во-первых, это статья Сп. Вриониса «Византийское и тюркское общества и источники их людского ресурса». Сп. Врионис, рассуждая о территориальных потерях Византийской империи в последние столетия своего существования, совершенно правомерно ставит вопрос и о неизбежном параллельном истощении византийского людского ресурса.

Именно недостаток людского материала для армии и подвигало византийцев опираться на иностранных наемников, в первую очередь, тюрков. Это наблюдение Сп. Вриониса весьма важно для нас, подталкивая найти ответ и на следующий вопрос - а что, собственно, становилось потом с этой привлеченной людской силой? Другая работа, имеющая важные пересечения с нашим интересом, принадлежит Ангелики Лайу: «Иностранец и чужак в Византии XII в.: пути его умиротворения и аккультурации». Несмотря на то, что статья посвящена, во-первых, иностранцам, а во-вторых, выходит за наши хронологические рамки, ее концептуальный вектор имеет прямое отношение к рассматриваемой нами теме. Во-первых, в статье дается весьма детальная терминологическая проработка - подробно обсуждаются все возможные в греческих текстах определения и обозначения иностранца, чужака; во-вторых, обсуждаются традиционные византийские инструменты не столько даже «умиротворения» иностранца (как это определяет сама автор), сколько его ассимиляции и натурализации. Такой сдвиг в постановке вопроса заставляет нас искать в материале ХШ-ХУ вв. ответы на вопрос, насколько осевшие в Византии тюрки продолжали считаться чужаками, а также проанализировать конкретные механизмы натурализации переселенцев. В концептуальном смысле важна статья Чарльза Брэнда, которая, однако, выходит за хронологические пределы нашего исследования. Исследователь дает скрупулезное описание тюрков в высших классах Византии XII в., подробно обсуждая пути их проникновения в византийское общество, отношение к ним их современников, их культурный уровень, восстанавливает их биографии. Хотя Ч. Брэнд и ставит вопрос о тюрках в средних и низших классах, однако убедительно развить эту тему ему не удается в силу опоры исключительно на нарративные источники.

Другая традиционная тема - «византийская аристократия», - прямо относится к предмету нашего исследования. Некоторые знатные индивиды и семьи тюркского происхождения удостоились специальных исследований (В. Лоран, П.И. Жаворонков). Однако этим работам, посвященньм частным вопросам, не достает концептуального заряда, они менее важны для понимания роли тюркского элемента в византийском обществе.

Итак, как мы видим, внимание исследователей редко привлекает последующая судьба тюркских наемников и переселенцев, военнопленных и рабов, которые навсегда осели на территории империи. До сих пор отсутствует обобщающее исследование о роли тюркского элемента в этническом составе Поздней Византии: мы не знаем, представляли ли собой тюркские поселенцы компактные этнические группы? где они расселялись? и

даже - какова была их религиозная принадлежность? О натурализовавшихся на территории империи тюрках упоминают лишь походя.

Отправной точкой настоящего исследования является ономастический анализ личных имен и географических названий, сохранившихся в поздневизантийских источниках. Именно ономастика позволяет судить об этническом составе населения с относительно высокой точностью. Во многих случаях, ономастика позволяет восполнить лакуны в традиционных источниках. Поскольку этимологии лежат в основе многих разделов нашей работы, большое значение приобрели издания по лексикографии среднегреческого. Еще в начале XX в. была осознана необходимость сбора и анализа восточных заимствований в среднегреческом (М. Триандифилидис). Наша задача по сбору и этимологизации восточной ономастики в византийских текстах была облегчена фундаментальным двухтомным справочником Дь. Моравчика «ВугаШтоШплса», изданном в исправленном и дополненном виде в 1958 г. В первом томе исследования дается наиболее полный для своего времени библиографический обзор истории тюркских народов с IV по XV в. в их отношении с Византией, весьма содержательный каталог византийских источников, содержащих сведения о тюрках с указанием рукописей, изданий и переводов. Для своего времени это наиболее полный справочный очерк по историографии и источниковедению, по своей значимости выходивший далеко за пределы византийско-тюркской проблематики. Второй том представляет собой словарь восточной ономастики в византийских текстах с IV по XV в., обнимающий антропонимику, топонимику и другую лексику, заимствованную византийцами. Лексике, вошедшей в словарь, даны этимологии, указываются не только источники, в которых встречаются эти слова, но и исследования, их обсуждающие. Дь. Моравчик стремился каталогизировать всю лексику, так или иначе касающуюся тюркских народов. Поэтому помимо тюркизмов в его справочник вошло и некоторое количество арабских и персидских слов, заимствованных тюрками. Дь. Моравчиком был выполнен титанический труд, который не потерял своего значения до сих пор. Однако у этого исследования есть и существенные недостатки. Из-за чрезвычайно широкого хронологического охвата, автору не всегда удается выдерживать заданный им самим высокий уровень скрупулезности исследования. Этимологии, предложенные автором, зачастую недостаточны и даже ошибочны. Несомненно, гигантский материал, собранный автором, требует сегодня существенного дополнения и серьезнейшего пересмотра.

Важны были общие работы по общей лексикографии среднегреческого (справочники Лидделл-Скотта, Лампэ и Софоклиса, Ш. Дюканжа, Э. Криараса, Э.

Траппа). Незаменимым ресурсом, в частности, для работы с лексическим материалом византийского времени является электронный портал The Thesaurus Linguae Graecae: А Digital Library of Greek Literature (University of California, Irvine, USA). Для работы с понтийским диалектом центральное значение имеет словарь А. Паладопулоса, охвативший как лексику XX в., так и прежних эпох, включая локальные диалекты. В сравнительном ключе использовался материал греческого диалекта Италии.

Между с реднегреческим и новогреческим языками существует тесная преемственность, поэтому в нашей работе активно использовались словари по новогреческому языку - Н. Андриотиса, Г. Вавиниотиса, Д. Димитракоса. Приходилось обращаться и к специальным этимологическим словарям греческого, и к справочникам по средневековой латыни. Особую важность имеет небольшое исследование Д. Томпаидиса о тюркских фамильных именах у современных греков, мало известное византинистам. Заметное число имен, зафиксированных в справочнике Д. Томпаидиса, встречается и в поздневизантийской письменности. Восточные заимствования в среднегреческом в сравнительном ключе проверялись также и на предает их вхождения в славянские языки XIX в. Весьма разнообразен и привлеченный материал по тюркскому, персидскому и арабскому языкознанию. Для анализа понтийского лексического материала привлекались справочники и по картвельским языкам.

Для включения наших результатов в социальный, культурный и политический контекст привлекался широкий пласт современной византиноведческой литературы. Именно для определения хронологии и хода византийско-тюркского политического соперничества в науке более всего сделано. Среди общих работ по истории Византии XIII-XV вв. это, в первую очередь, недавно опубликованные кэмбриджские «История христианства», «История средних веков», «История Византийской империи» и «История Турции», написанные ведущими британскими и американскими исследователями, и обобщающий коллективный труд французской школы «Византийский мир». Не потеряли своего значения и добротные компендиумы истории Поздней Византии А. Вакалопулоса и Д. Никола. Среди исследований, посвященных отдельным периодам политической истории, следует упомянуть работы О. Тафрали, Дж. Денниса, А. Лайу, У. Бош, Г. Вайса, Э. Захариаду, Дж. Баркера, Д.А. Коробейникова, коллективную монографию «Византийская дипломатия». Работа с трапезундским материалом значительно облегчилась благодаря недавней обобщающей монографии С.П. Карпова. Особое место занимает монография турецкой византинистки Невры Неджипоглу «Византия между османами и латинянами», которая примечательна во многих смыслах. В основной части

своего исследования H. Неджипоглу фокусируется на трансформации политической, социальной и экономической жизни византийского общества под воздействием османского завоевания в период с середины XIV в. и до 1453 г. В монографии в отдельных очерках рассматриваются три наиболее значимых византийских региона того времени: Фессалоника, Константинополь и Морея. Материал собранный исследовательницей чрезвычайно богат и добротен, а в силу избранного аналитического ракурса во многих случаях инновационен. Однако и в этой работе тюркское начало рассматривается как внешняя сила. В рассмотрении византийско-турецкого противостояния Н. Неджипоглу, несомненно, делает значительный шаг вперед по сравнению с предыдущей историографией: она показывает, что взаимоотношения между обоими субъектами не сводились только к противостоянию (как это представлялось раньше), но включали в себя и элементы взаимной адаптации (accommodation).

Интеллектуальная история Поздней Византии изучена в науке хорошо, что явилось значительным подспорьем при написании данной работы. Помимо ставших уже классическими работ Г.-Г. Бека, Г. Хунгера, И. Шевченко, И.П. Медведева, А.П. Каждана, MA. Поляковской, Ф. Тиннефельда и др. наибольшее значение имели недавние обобщающие монографии по различным аспектам византийской идентичности (Д. Ангелова, А. Калделлиса, Дж. Пейджа). Специальные исследования по христианско-мусульманской полемике давали сравнительный материал и необходимую перспективу для наших рассуждений о месте конфессионального фактора для натурализации византийских тюрок (А. Хури, И. Мейендорф, К.И. Лобовикова, М. Баливэ). Сюжеты, связанные с экономической историей, выверялись по работам ведущих отечественных византинистов С.П. Карпова, А.П. Каждана, К.В. Хвостовой, а также по фундаментальной коллективной монографии под редакцией А. Лайу, монографиям M Хэнди, и совместной книги А. Лайу и С. Моррисон, фундаментальный труд по социальным и хозяйственным структурам К.-П. Мачке и Ф. Тиннефельда.

Наконец, особый разряд исследований, привлекавшийся нами, касается особенностей аллологической интерпретации источников. Это, в первую очередь, работы философов и философов культуры Э. Гуссерля, Ж. Дерриды, М. Бубера, Ж. Делеза, Б. Вальденфельса, В. Подороги, З.Р. Хестанова В.Н. Топорова и др., которые позволили нам применить специфические аллологические подходы к византийскому материалу.

Научная новизна исследования обусловлена тем, что избранная нами исследовательская стратегия лишь отчасти пересекается с традиционными подходами к

византийско-тюркской проблематике. Мы, придерживаясь линии А. Вехтера и Сп. Вриониса, продолжаем интерпретировать греко-тюркскую встречу в ракурсе цивилизационного конфликта по преимуществу, конфликта гибельного для одной из сторон. Однако материал византийско-тюркских контактов, извлекаемый из корпуса разнообразных письменных н материальных источников позволяет существенно скорректировать и дополнить общие установки современных концепций. Сближаясь с М. Бапиве, мы склонны рассматривать тюркское начало не только как внешний военно-политический фактор, воздействовавший на византийскую цивилизацию извне, но, по крайней мере с XIII в., и как один из действенных социальных и культурных элементов, трансформирующих сам византинизм. Однако для нас очевидна существенная недостаточность описанных выше подходов. Ни концепция противостояния, ни концепция взаимоуподобления не выходит за пределы бинарной исследовательской стратегии «влияний», рассматривающей византийский и тюркский элементы, как внешние по отношению друг к другу субъекты. Необходимо интериоризировать проблему тюркского влияния и рассмотреть, насколько глубоко проник тюркский элемент в толщу византийской культуры и в каком направлении он трансформировал византийские общество и культуру. В настоящей работе я предлагаю описать тюркское начало как один из элементов самой поздневизантийской цивилизации. Этот специфический ракурс отличает наш подход и от последователей концепции противостояния, и от тех, кто развивает концепции взаимоуподобления греков и тюрков. Еще одно существенное возражение по поводу имеющихся подходов. Как известно, после катастрофы 1204 г. византийский мир распался на два главенствующих анклава: первый в рамках настоящей работы мы будем называть западновизантнйским, обнимающим Никейскую и Палеологовскую империи и византийский Эпир, и второй - восточновизантийский, совпадающий с границами Трапезундской империи. В историографии до сих пор не делалось попыток систематически изучить региональные особенности взаимоотношений этих анклавов с тюркским началом, а как показывают частные исследования такие особенности, несомненно, имели место быть. Реконструкция двух моделей реакции на тюркский культурный субстрат (западновизантийской и восточновизантийской) и их систематическое сравнение могло бы дать новую значимую информацию для углубления нашего понимания поздневизантийской ойкумены и конечных судеб византинизма. Как Сп. Врионис, так и М. Баливе концентрируются почти исключительно на взаимодействии византийцев и анатолийских тюрок, упуская из вида, что существовала и другая парадигма - взаимоотношения византийцев и балканских тюрок-кочевников, которые

продолжались с средневизантийского периода вплоть до завоевания османами Балкан в последней четверти XIV в. Само собой разумеется, что это упущение с необходимостью должно быть восполнено; сравнительный анализ «анатолийской» и «балканской» парадигм может открыть новые ракурсы проблемы.

Таким образом, две центральные проблемы из интересующих нас в данной работе, - 1) наличие компактных групп тюркского натурализованного населения в Поздней Византии (т.е. проблема «византийских тюрков») и 2) трансформация византийской ментальности в результате присутствия внутри византийского цивилизационного горизонта двуязычных (тюрко- и грекоязычных) «византийских тюрков», - в таком виде до публикации наших работ в отечественной и мировой историографии не ставились. Сам термин «византийские тюрки» в качестве научного концепта был впервые введен нами. В нашей трактовке византийские тюрки рассматриваются, так сказать, феноменологически, т.е. делается попытка описать феномен византийских тюрков системно и всеобъемлюще, с учетом всех возможных связей и коннотаций социального и культурного плана. Новым является и систематическое сопоставление, во-первых, западновизантийского и восточновизантийского ареалов, а во-вторых, анатолийского и северопричерноморского тюркских этнокультурных элементов в их взаимодействии с византийским субстратом. Наконец, инновативным является и один из центральных выводов нашего исследования, касающийся результатов византийско-тюркского взаимодействия, которое, в частности, описывается нами как процесс «латентной тюркизации». Концепт «латентной тюркизации» был введен нами еще в 1995-1996 гг.

Практическая значимость работы. Нами выработаны частные методики реконструкции этнического состава византийского населения, а также новые подходы для обнаружения и интерпретации существенных ментальных сдвигов в ходе межкультурных и межэтнических контактов. Фактический материал, собранный в диссертации может быть использован при написании учебников и учебных пособий по истории Византии, средневековой Турции, государств и народов Северного Причерноморья и Ближнего Востока, при написании обобщающих работ по истории Восточного Средиземноморья, при подготовке общих и специальных курсов по истории Средних веков, Византии, а также по историографии и источниковедению. Полученные результаты могут быть использованы и лингвистами, в особенности, специалистами по средневековой греческой, турецкой и персидской диалектологии и фонологии. Материалы диссертации могут быть

привлечены и для создания учебных и исследовательских текстов по сравнительной культурологии.

Апробация материалов исследования

Основные результаты исследования излагались на международных научных конференциях и в расширенных персональных докладах на профильных семинарах в зарубежных и российских университетах и академических институтах, в которые диссертант приглашался. Среди наиболее важных и престижных в академическом мире конференций следует упомянуть следующие:

- международные конгрессы византинистов (International Congress of Byzantine Studies) в августе 1991 г. (XVIII конгресс, Москва, СССР); в августе 1996 (XIX конгресс, Копенгаген, Дания); в августе 2001 г. (XX конгресс, Париж, Франция); в августе 2006 г. (XXI конгресс, Лондон, Великобритания); в августе 2011 г. (XXII конгресс, София, Болгария);

- другие международные конгрессы по византинистике, медиевистике и востоковедению, как то в июле 1999 г. на Международном медиевистическом конгрессе (Лидс, Великобритания); в марте 1999 г. на ХХХШ Spring Symposium of Byzantine Studies (Ворик, Великобритания); в ноябре 1998 г. на Trabzon Tarihi Sempozyumu (Трабзон, Турция); в ноябре 2006 г. на Trabzon Tarihi Sempozyumu (Трабзон, Турция); в июле 2007 на First International Sevgi Gönül Byzantine Studies Symposium (Стамбул, Турция); в октябре 2010 г. на международном конгрессе «Мир Ислама: история, общество, культура» (в Фонде «Марджани», Москва);

- российские специализированные научные форумы, в частности, на 15, 16, 17 и 19 Всероссийских сессиях византинистов в 1999, 2002, 2005, 2011 гг.; в феврале 2006 г. на круглом столе «Потестарная имагология» (ИВИ РАН, Москва); в апреле 2010 г. на Ломоносовских чтениях (МГУ, Москва);

- международные специализированные конференции, симпозиумы и круглые столы, в частности, в феврале 1995 г. на "7th Pontic day", Университет Ньюкасла, Великобритания); в октябре 1996 г. на конференции "The Black Sea, a Gate to Europe" (Константа, Румыния); в мае 1997 г. на "8й1 Pontic Day" (Бирмингемский университет, Великобритания); в ноябре 1997 г. на "8lh Symposion Byzantinon" (Страсбургский университет, Франция); в ноябре 2001 г. на конференции "Anthropology, Archeology and Heritage in the Balkans and Anatolia or The Life and Times of F.W. Hasluck (1878-1920)" (Уэльсский универститет, Грегенок, Великобритания); октябрь 2002 г. на конференции

"La Persia e Bisanzio" (в Institute Italiano per ['Africa e l'Oriente, Рим, Италия); в апреле 2003 г. на конференции "Cristianità d'occidente e cristianità d'oriente (secoli VI-XI)" (в CISAM, Сполето, Италия); в марте 2004 г. на круглом столе в Curriculum Resource Center (Central European University, Будапешт, Венгрия); в марте 2005 г. на конференции "А Mosaic of Cultures" (Вилланова, США); в марте 2006 г. на коллоквиуме "Christianity and Languages of 'National' Identity in South-Eastern, Central and Eastern Europe. Middle-Ages -Early Modern Period" (Central European University, Будапешт, Венгрия); в марте 2007 г. на коллоквиуме "The Eastern Mediterranean in the Thirteenth Century: Building a Prosopographical Methodology of Identities and Allegiance" (в The British Academy, Лондон, Великобритания); в мае 2007 г. на симпозиуме "At the Crossroads of Empires: I4th-I5th Century Eastern Anatolia" (организаторы Institut Français d'Etudes Anatoliennes - Georges Dumézil, The Кос Center for Anatolian Studies, Стамбул, Турция); в октябре 2007 на конференции "XLIV Convegno storico internazionale «L'Europa dopo la caduta di Costantinopoli: 29 maggio 1453»" (в Fondazione CISAM, Тоди, Италия); в мае 2009 на конференции «Christianity in the East: Fostering Understanding» (Университет Бригам Янга, Солт-Лейк-Сити, США); в октябре 2009 г. на конференции "Court and Society in Seljuk Anatolia" ( в Orient-Institut, Стамбул, Турция); в октябре 2010 на конференции "Double Headed Eagle - Byzanz and the Seljuks between the late 11th and 13th Centuries in Anatolia" (в Römisch-Germanisches Zentralmuseum, Майнц, Германия);

- расширенные персональные доклады на профильных семинарах, в частности, в феврале 1995 г. в Бирмингемском университете (Великобритания); в ноябре 1996 г. в «Центре по изучению Византии» в ИВИ РАН (Москва); в мае 1997 г. в Ньюкасльском университете (Великобритания); в мае 1998 г, в "Harriman Institute" (Columbia University, Нью-Йорк, США); в мае 1998 г. в "Sp. Basil Vryonis Center" (Сакраменто, США); в декабре 1998 г. в Университете Лодзи (Лодзь, Польша); в мае 2005 г. в "Dumbarton Oaks Byzantine Library and Research Center" (Вашингтон, США); в октябре 2008 г. в Университете Поль-Валери (Монпелье, Франция); в феврале 2009 г. в Отделе сравнительного культуроведения ИВ РАН (Москва); в ноябре 2011 г. в Университете Поль-Валери (Монпелье, Франция).

Большинство докладов, прошедших апробацию на зарубежных международных форумах, были опубликованы в виде статей в странах проведения этих конференций на английском и турецком языках. Результаты исследований, легших в основу диссертации, опубликованы в одной монографии и в более чем 80 научных статьях общим объемом 110 а.л. Текст диссертации был обсужден и рекомендован к защите на заседании кафедры

истории Средних веков и раннего Нового времени Исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова 21 октября 2011 года.

Структура работы

Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка сокращений (включая библиографические сокращения) и списка цитируемых источников и исследований. Текст всех четырех глав иллюстрирован таблицами, картами и изобразительным материалом. Все главы завершаются особым разделом промежуточных выводов. Главы 2, 3, 4 снабжены приложениями, в которых содержатся исследования частных вопросов, карты и изобразительный материал, не вошедшие в основной текст. Структура диссертации обусловлена самой логикой исследования, каждая глава посвящена гомогенному комплексу проблем. Логика построения диссертации отражает развитие нашей аргументации по сформулированным во введении исследовательским проблемам.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении, состоящем из 5 параграфов, формулируется исследовательская проблема, обсуждаются предмет, цели и задачи исследования, его актуальность, обосновываются хронологические и географические рамки, а также дан обзор источников, использованных для разработки поставленных проблем, и предшествующей историографии. Особо отмечается, что в этой работе диссертант стремился избежать нежелательного упрощения, неизбежного при выстраивании унитарной концептуальной перспективы. Многие из обсуждаемых в книге феноменов византийского сознания содержали в себе заметную долю противоречивости. Противоречивость была обусловлена богатством и исключительным разнообразием воспринятых от прошлого гетерогенных традиций (полисная аттическая, имперская эллинистическая, римские республиканская и имперская, семитская христианская и т.д.), которые подвергались непрестанной переоценке и модификации в потоке исторической реальности. Унитарные объяснения нередко подводят под общий знаменатель явления, на наш взгляд, не сопоставимые. Наша стратегия заключается в том, чтобы напротив - как можно более контрастно обозначить выявляемые противоречия в византийском сознании, а также попытаться объяснить те механизмы нивелирования противоречий, которые позволяли культуре сохранять целостность и жизнеспособность. Введение завершается кратким планом последующего исследования.

В первой главе «Византийская классификация тюрков: образы и знание»,

состоящей из 14 параграфов, дается определение базовых параметров концепта «тюрки» в византийской культуре в широком смысле. Если тема «образ тюрков в византийской литературе» изучена хорошо, то само содержание и критерий маркировки «тюрок» осталось за пределом внимания исследователей. Для решения этой задачи мы попытались реконструировать эпистемологические модели, которые лежали в основе византийской классификации народов. Это позволило сделать и следующий шаг - выявить таксономическую шкалу разных подтипов тюрков, известных византийцам. Главными критериями классификации народов (и в частности, тюрков) были локативные и социокультурные признаки, которые восходили к изначально астрологической теории климатов. Если эти компоненты эпистемологической модели были восприняты византийцами от античности, то в последующие эпохи христианство привнесло в идентификационную парадигму еще и конфессиональный критерий, который исследуется нами в отдельном разделе. Таким образом, мы стремились определить те линии различения «чужого» и «своего», которые были бы значимы при «натурализации» и ассимиляции тюрков в византийском обществе. Тем самым мы проясняли что означала для византийцев «натурализация варваров» и их включение в византийское общество. Византийцы различали две главные разновидности тюрков - 1) северные тюрки, которые чаще всего именовались «скифами», и 2) восточные тюрки, чаще всего маркировавшиеся как «персы». Это базовое разделение опиралось на локативный критерий. Термины «скиф» и «перс» были наполнены для византийца совершенно конкретным социокультурным содержанием. В Х1-ХУ вв. византийцы не путали эти две разновидности тюрков ни в обыденной жизни, ни в текстах разных жанров, хотя и знали о генетическом единстве тех и других. В то же время, языковый критерий, господствующий ныне в современных этнических таксономиях, был настолько мало интересен для византийского мышления, что язык анатолийских тюрков («персов») мог определяться и как «персидский», и как «тюркский» в зависимости от стилистических предпочтений автора. Много более существенной чем язык для византийской ментальности была проблема конфессиональной идентичности. Византийцы последовательно препятствовали межконфессиональным бракам, по крайней мере, с XI в. Весьма строго ими соблюдались правила крещения эмигрантов как греческого, так и негреческого происхождения. Хотя мы располагаем по большей части данными по анатолийским переселенцам, однако они вполне могут быть экстраполированы и на задунавских тюрков. Подданными византийского императора могли быть только православные христиане. Свободно

исповедовать ислам на византийской территории могли только подданные мусульманских государей, включая торговцев и дипломатов. Следовательно, все переселенцы на территорию империи - как «скифы», так и «персы» - с необходимостью обращались в христианство.

В главе второй «Тюрки в западновизантийских землях» исследуется тюркское население западновизантийских земель в ХШ-ХУ вв. Глава разбита на пять частей. В первой части «Вводные замечания», состоящей из 6 параграфов, подробно обсуждена методика ономастических исследований в применении к нашей теме, их преимущества и ограничения. Во второй части «"Скифы" и "персы"» (7 параграфов) на основе анализа антропонимики и топонимики исследуется состав тюркского населения на византийских землях в Малой Азии и на Балканах, обсуждаются пути и масштабы проникновения «варваров» в Византию в разные эпохи. Анализируются четыре наиболее значимых периода, в которые происходила наиболее активная инфильтрация тюрков в пределы империи Палеологов: 1260-е гг., конец XIII в., первая половина XIV в. и, наконец, начало XV в. В третьей части «Расселение тюрков: прецедент Македонии», состоящей из 5 параграфов, делается попытка выявления закономерностей в расселении тюркских эмигрантов в Македонии, демография которой наиболее подробно документирована в источниках. В Македонии выделяется несколько районов концентрации тюркского населения (долины Стримона, Каламария, район Веррии, долина Вардара), что указывает на наличие у византийской администрации осознанной политики в отношении эмигрантов. Четвертая часть «Тюркская знать» (3 параграфа) дает не только общий обзор тюркской знати на службе Ласкарей и Палеологов, но и содержит просопографическое исследование знатных семей Иагупов и Анатавлов. Подробное описание этих двух семейств создает представление о судьбах натурализовавшихся в Византии тюрков. В итоге анализа биографий отдельных членов знатных фамилий удалось установить, что в семьях присутствовала профессиональная преемственность на протяжении нескольких поколений. Очевидна преемственность и в статусе фамилий -знать средней руки так и оставалась в среднем регистре аристократии, а наиболее знатные семьи Султанов и Меликов сохраняли свои связи с правящим домом. Наконец, пятая часть «Ассимиляционные механизмы», состоящая из 7 параграфов, обсуждает мотивацию тюркских эмигрантов, анализирует специфические парадигмы ассимиляции желательных и отторжения нежелательных эмигрантов, бытовавшие в византийском социуме, ставит вопрос о наличие особого тюркского этнического «меньшинства» в византийском обществе. Ономастический материал дает неопровержимые свидетельства наличия

индивидов и групп тюркского происхождения в составе византийского населения. Тюрки присутствовали во всех стратах общества. Среди них были как «персы», так и «скифы», причем первые значительно преобладали. Ок. 31 % носителей восточных имен в византийской Македонии были париками. Относительно мало выходцев с Востока среди клириков и монахов - лишь 7 %. Весьма заметным было присутствие тюрок в составе средней и высшей аристократии (для Македонии - 32 % от всего списка восточных эмигрантов), что указывало на высокую вертикальную мобильность западновизантийских обществ.

Несмотря на традиционное равнодушие византийских авторов к проблеме проникновения «варваров» на земли империи, удалось установить, что наиболее мощная волна переселений за весь Поздневизантийский период приходится на 1260-е гг., когда многие тысячи «персов», как оседлых, так и кочевых оказались в империи. Поначалу они имели статус иностранных подданных, но с бегством их государя султана 'Изз ал-Дина Кайкавуса II подавляющее большинство тюрок, находившихся в оседлых районах Фракии и Македонии, перешло в византийское подданство. Число переселенцев в первой половине XIV в. было также весьма значительным, однако нарративные источники не содержат никаких указаний на хотя бы относительные цифры. В этом случае на помощь приходят данные антропонимики - наибольший прирост «персидских» и «скифских» имен для Македонии приходится как раз на первую половину XIV в. - 56% в« «персидских» имен и 87% - «скифских». Это ясно указывает на значительный прите эмигрантов как с юга, так и с севера.

Однако со второй половины XIV в. наблюдается резкое падение чиа византийских тюрков в Македонии. В Константинополе не наблюдалось такого резко! падения численности носителей азиатских имен в период с середины XIV в. и до падет империи. Это означает, что с оскудением византийской казны, а потом и потерЕ Македонии и Фракии в пользу турок, в сельских районах феномен «византийских тюро[ прекращает свое существование; его заместят в ближайшем будущем иные реалии. Но эт не касалось Константинополя, в котором тюрки продолжают селиться. Хотя в сш особенностей источниковой базы сейчас трудно судить об истинных масштаб; проникновения тюрок в столицу.

Главным орудием натурализации пришельцев было обращение в христианство сопутствующая эллинизация. Второе поколение эмигрантов, как правило, было вшмн эллинизированным. Тем не менее, некоторые признаки позволяют говорить о восприяп

византийских тюрков греческим большинством как этнического меньшинства, отличного от автохтонного населения.

Глава третья «Тюркские поселенцы на византийском Понте», состоящая из 8 параграфов, посвящена составу, численности и расселению тюркских эмигрантов на территории Трапезундской империи. Она также по преимуществу построена на материале ономастики. В главе целиком приводится база данных выходцев с Востока, выделяются субэтнические типы эмигрантов, что позволяет с большей легкостью визуализировать социальный состав и место в обществе «византийских тюрок». В главе также анализируется место кочевого элемента в общей массе тюркского населения, обсуждаются пути проникновения тюрков на территорию империи. Важное место занимает проблема «крипто-мусульман» на Понте и обсуждение возможных причин появления этого феномена на территории Трапезундской империи. В Приложении к главе будут обсуждены отдельные вопросы генеалогического и просопографического характера, а также даны карты расселения тюрков на территории империи. Проникновение восточных «варваров» на территорию Трапезундской империи имело относительно более широкий характер, в сравнении с западновизантийским миром. Много сложней был и этнический состав натурализовавшихся эмигрантов: это не только тюрки, но и арабы, моголы, курды, иранцы. Среди тюркских поселенцев были и огузы, и кыпчаки. Социальный состав эмигрантов поражает своей гомогенностью: среди них мало париков и рабов, но также и аристократии; подавляющее большинство выходцев с Востока принадлежало к средним слоям населения. На трапезундской территории присутствовали как оседлые выходцы с Востока, так и тюркские кочевники, причем последние также принимали христианство и постепенно переходили на греческий язык. Однако большинство из выделенных нами азиатских эмигрантов известны только по именам, поэтому пока трудно судить об особенностях их адаптации в понтийских условиях. Низкий процент представителей низших классов среди эмигрантов (лишь 12 % носителей восточных имен были париками), по-видимому, указывает на изначально довольно высокий их статус: изначально, вероятно, среди них было мало рабов, они наделялись землей и обеспечивались ремесленными профессиями как свободные. Относительно много выходцев с Востока среди клириков и монахов - 16 %. Низкий процент присутствия эмигрантов в среде знати (от силы лишь 18 %), по-видимому, объясняется сугубой корпоративностью трапезундского общества, в котором доминировали греческие и картвельские знатные кланы, часто предопределявшие внутриполитическую жизнь. При этом заслуживает внимание и то обстоятельство, что эмигранты, по-видимому, не играли

большой роли в трапезундской армии: границы империи были стабильны и она не испытывала недостатка в собственном человеческом ресурсе, подобно Палеологовскому государству. Не исключено, что христианизация эмигрантов на территории империи не всегда была эффективной. Для рубежа Х1У-ХУ вв. источник фиксирует на Понте группу крипто-мусульман. Есть основания предполагать, что в первой половине XV в. часть выходцев с Востока сохраняло свою мусульманскую идентичность.

Наконец, четвертая глава «Слова, веши, люди: туркофония в Византии», состоящая из 16 параграфов, обсуждает тюркские влияния на лексику и идиоматику среднегреческого языка, вводит обнаруженные лингвистические элементы в широкий исторический и антропологический контекст. В ней анализируется влияние тюрок в византийском обществе на дворцовый быт, жизнь средних и низших классов. Наше исследование показало, что значительная часть арабской лексики, вошедшей в среднегреческий в ХШ-ХУ вв. (а частью и более ранняя), была воспринята греками через тюркскую передачу. При этом, важно отметить, что сами тюрки в большинстве случае воспринимали ее скорее всего из персидской языковой среды, но не напрямую ^ арабской. Византийские письменные источники указывает на циркуляцию в греческой среде значительного числа заимствований из тюркского. Эти заимствован« свидетельствуют о присутствии на византийских территориях относительн многочисленных и лингвистически влиятельных групп носителей тюркского языка (ил языков), которые и изменяли языковую ситуацию на византийских территориях. Эти тюрок, подданных византийских государей, мы называем тюркоязычными византийцам: которые натурализовались в византийском обществе, но сохранили тюркский язы Внешнее давление тюрок на Палеологовскую и Великокомниновскую импери: присутствие тюркского этнического элемента в самой византийской среде вызвало жизни целый ряд вторичных трансформаций. Признаки тюркизации фиксируются военной сфере, в дворцовом, городском и сельском быте, что в наличном комплек< источников выражается в появлении новой тюркской терминологии и в вытеснен!; тюркизмами старых греческих именований. Данные фонологического лингвистическо! анализа современных тюркских понтийских говоров позволяют предполагать, что, г крайней мере, на Понте уже в XIV в. существовали группы двуязычного (тюрко-грекоязычного) населения. Можно предполагать, что такого рода двуязычное населен! существовало и на Балканах. Балканский материал Х1У-ХУ вв. позволяет заключить, ч-часть византийцев в той или иной мере знала тюркский и разговаривала с тюрками на I языке. В Византийском мире принимает заметные масштабы греко-поркое двуязычи

Нарастающее проникновение тюркских языковых элементов в среднегреческом указывает на распространенность туркофонии в византийской среде, главным проводником которой были византийские тюрки. Источники сохранили имена византийцев, которые свободно говорили на тюркском. Более того, можно думать, что ко времени падения империи большинство византийцев в той или иной мере знали тюркский. Как мы показали, распространение тюркского языка в византийской среде лишь усиливалось к концу существования империи.

В связи со сказанным можно сделать следующий немаловажный вывод: в структуре византийско-тюркских контактов необходимо развести два их аспекта, присутствующие в современных историографических концепциях в нераздельном единстве - (1) конфессиональный (исламо-христианский конфликт и связанная с ним исламизация), (2) этнический {тюрко-греческий конфликт и связанная с ним тюркизация). В контексте конкретных прецедентов конфессиональный и этнический аспекты далеко не всегда совпадали друг с другом или сопутствовали друг другу. В случае византийских балканского и понтийского обществ внедрение тюркских элементов (этнических, языковых, бытовых) в греческую среду не только не сопутствовало исламизации греческого общества, но, напротив, зачастую предполагало христианизацию самих носителей этих чужеродных элементов.

Рассмотренные в данной работе факты восточного влияния на греческое общество мы определяем как проявление одного из самых ранних этапов тюркской этнической экспансии на византийских территориях, длившегося вплоть до достижения в нем тюрками политического господства. Смысл и последствия тюрко-греческого этнического и культурного «взаимообмена» в поздневизантийский период должны быть рассмотрены в исторической перспективе, с точки зрения долгосрочных его последствий. Захват османами Константинополя в 1453 г., равно как и падение Трапезунда в 1461 г., несомненно, оказались подготовленными подспудной и слабо отраженной современными источниками тюркизацией самого византийского общества: тюркский язык, тюркский быт, многочисленные реалии соседнего тюркского мира к середине XV в. были хорошо знакомы, привычны, а может быть, и близки византийцам. Тюркское мирное проникновение в греческую среду, рассмотренное в этой конечной катастрофической перспективе, предстает особым латентным этапом тюркской экспансии, внесшим свою лепту в политический разгром поздневизантийских государств и последующие витки тюркизации. Тюркизация зачастую являлась не только и не столько следствием установления тюркского политического господства на византийских территориях, сколько

одной из причин, обусловивших политическое поражение византийской государственности.

Таким образом, под латентной тюркизацией, проиллюстрированной в настоящей работе, мы понимаем целый комплекс изменений в недрах византийской цивилизации, в первую очередь, в обыденной ментальности византийцев, происходивших под воздействием тюрок. Характер собранного нами материала заставляет нас расценивать эти изменения не столько как последствие «взаимовыгодного культурного обмена», обогатившего византийский субстрат, сколько как один из разрушительных факторов, который, одновременно с нарастанием военно-политического соперничества, подспудно подрывал самоидентичность византинизма, видоизменял его традиционные ценностные ориентации. «Латентными» или «скрытыми» мы называем эти видоизменения оттого, что они представляли собою подспудный процесс, неосознаваемый ни субъектами, ни объектами тюркизации.

В Заключении подводятся наиболее существенные результаты исследования, дается итоговое сравнение западновизантийского и восточновизантийского цивилизационных ареалов. Наше исследование предоставляет доказательства физического присутствия на византийских территориях тюрков, расселявшихся там как подданные византийских императоров. Этих натурализовавшихся тюрков целесообразно выделять в особый разряд византийского населения - «византийских тюрков», тем самым отличая их от подданных иностранной державы, которые всегда присутствовали на территории империи. Византийские тюрки, как правило, переходили в христианство, чаше всего сочетались браком с местными (греками, славянами и т.д.); принятие христианства и поселение на византийской территории ставило их под юрисдикцию римского права и делало их полноценными гражданами; в зависимости от обстоятельств в результате их натурализации они могли быть наделены землей и другой собственностью, чинами. Ка удалось установить, многие из византийских тюрок являлись бывшими и действующими военными и членами их семей, а также рабами-военнопленными. Второе поколение «варваров» хотя в культурном смысле (но ни в коем случае не юридическом) выделялось самими коренными византийцами, однако в большинстве случаев было целиком интегрировано в местную культуру и говорило на греческом языке; среди представителей второго поколения немало интеллектуалов (монахов, священников, писцов и т.д.) Данные как балканских, так и понтийских актов демонстрируй проникновение «варваров» преимущественно в средние и низшие слои византийского общества. Перечисленные аспекты являются общими для средневизантийского

поздневизантийского периодов, отражая базовые модели натурализации «варваров» (будь то западных или восточных) в византийском мире. В этих аспектах западновизантийские земли и Понт не многим отличались друг от друга. Однако западновизантийская и понтийсжая парадигмы тюркского присутствия демонстрируют и весьма существенные различия.

1. Во-первых, это различие в распределении тюрков-эмигрантов по социальной шкале общества. Очевидно, что было бы некорректным сравнивать количественные показатели по всему западновизантийскому региону с соответствующими данными по византийскому Понту. Для сравнения представляется более логичным взять равновеликий Понту регион, например, Македонию, население которой по численности было сравнимо с понтийским. Сходство Македонии и Понта усиливается и тем, что оба региона преимущественно аграрные, в них располагался один крупный городской центр (Фессалоника, Трапезунд) и несколько средних и мелких городов. В понтийском списке восточных имен численно зафиксировано много меньше париков (крестьян, как правило, низшего социального и имущественного статуса), чем в Македонии. Другое отличие - на Понте выходцев с Востока. Еще одно существенное отличие касается высших классов: в Македонии вдвое больше носителей восточных имен, чем на Понте относилось к высшим слоям общества (аристократия, чиновничество). Из этого сопоставления можно сделать целый ряд важных выводов. Во-первых, как представляется, македонское общество было в некотором смысле более закрытым по отношению к тюркским эмигрантам вообще, нежели понтийское. Поселившиеся в Македонии тюрки занимали заведомо более низкое положение, чем автохтоны; они часто оказываются париками, пути полной аккультурации и вхождения в разряд «интеллектуалов» (клириков, монахов, нотариев и т.д.) если и не был закрыты для них и их потомков, то весьма затруднены. Напротив, на Понте тюркские поселенцы редко попадали в самые низы общества, быстрее ассимилировались, они сами или их потомки вскоре могли пополнить состав среднего чиновничества, клира и монашества. Во-вторых, как это ни парадоксально, при отмеченной закрытости македонское общество в большей степени, нежели Понт, было открытым для знатных тюрков - преимущественно военной знати, высокопоставленных анатолийских эмиров, тюркских командиров-прониаров. Этому может быть единственное объяснение -Палеологи в неизмеримо большей степени, чем Великие Комнины, опирались на тюркских наемников. По всей видимости, именно непрерывный приток тюрок в папеологовскую военную машину, более того, ставка именно на тюркскую живую силу в Палеологовской армии привели к сложению целого слоя знати и высших военачальников

с тюркскими корнями. Трапезунд, как представляется, в меньшей степени пользовалс услугами тюркских наемников, рассчитывая, по-видимому, на автохтонную живую силу. Похоже, только дворцовые гвардейские подразделения в Трапезунде (амирджандары хурджериоты) имели генетическую связь с тюркскими наемниками. В Трапезундско империи из среды тюркских эмигрантов не вышло ни одной по-настоящему знатнс семьи, сравнимой по влиянию с могущественными кланами Схолариев, Доранито Кавацитов и т.д. Это существенно отличает понтийскую ситуацию < западновизантийской, где несколько тюркских фамилий оказалось на высше иерархической ступени социальной иерархии (Султаны, Малики), а еще больше тюрке влилось в средний слой аристократии (Газисы, Иакубы, Анатавлы т.д.) Трапезундскс общество было во много большей степени корпоративным, чем западновизантийскс (балканское и западноанатолийское). Многочисленные знатные роды на Понте сохраняв свое единство в течение многих поколений, каждый из этих родов выступал кг консолидированная сила в политической борьбе. Временами роды объединялись протр императорской власти, временами сталкивались друг с другом в соперничестве : контроль над империей. Сами Великие Комнины воспроизводили ту же модель, выступ; скорее как знатный род наряду с другими аристократическими кланами и отличаясь ( последних лишь своей имперской харизмой. На византийском Понте, в силу клановост элиты, вертикальная мобильность (особенно, в самых высших стратах общества) бьи много слабее, чем на западновизантийских территориях, где гражданская, цивильн; парадигма продолжала играть существенную роль. Этим и можно объясни: сравнительную легкость проникновения тюркских эмигрантов в палеологовску аристократию в сравнении с понтийской ситуацией.

2. Другое важное отличие западновизантийской и понтийской парадигм. Ь Балканах верхняя точка переселений как анатолийских тюрок, так и кыпчаков приходит! на вторую половину XIII в. и первую половину XIV в. Черная смерть оказа: существенное влияние на азиатских эмигрантов, число которых резко сократилось I второй половине XIV в. Анализ понтийской антропонимики указывает на то, что в XIII в притоке тюрков в Трапезундскую империю наблюдается всплеск, в XIV в. I проникновение сокращается, но в первой половине XV в. их приток вновь рез] возрастает. Как показало наше исследование, падение притока тюрков в Палеологовску империю было связано с коллапсом прониарной системы и обнищанием казн; Трапезундская империя, напротив, с одной стороны, не претерпела сто. катастрофических трансформаций в экономике, а с другой - по мере нарасташ

османской угрозы с рубежа XIV и XV вв. все больше сближалась с мусульманскими соседями.

3. Каких-либо принципиальных предпочтений в отношении тех или других разновидностей «варваров» у византийцев не было, границы византийской ойкумены по всему периметру были одинаково проницаемы. Вместе с тем совершенно очевидно, что шансов натурализоваться в византийском обществе было больше у тех пришельцев, которые могли понять и принять новые правила игры. По этой причине на протяжении всей истории империи выходцы из тюркской и иранской Анатолии, арабского Восточного Средиземноморья, в силу их большей способности к культурной адаптации (причем у разных народов Востока причины адаптируемости могли не быть одинаковыми), с большой легкостью и в больших количествах встраивались в византийский социум и культуру. Эта особенность была общей для западновизантийского и понтийского византийских обществ. Вместе с тем, следует отметить существенные различия в этническом составе эмигрантов с Востока в западновизантийских землях и на Понте. В западновизантийском регионе в этническом плане, большинство из тюркских переселенцев были выходцами из Анатолии. Половцы численно преобладали, вероятно, только в Северо-Западной Македонии. Анатолийский и кыпчакский элементы были перемешаны на территориях расселения; как правило, невозможно выделить этнически однородные области, населенные исключительно той или иной подгруппой. Тюркских эмигрантов расселяли преимущественно в сельской местности, удаленной от основных стратегических центров империи. На Понте мы также встречаем как анатолийских, так и северно-причерноморских тюрок. Однако на территории Трапезундской империи в числе азиатских эмигрантов просматривается заметный слой иранцев и курдов, отсутствовавших в западновизантийских землях. Арабы и монголы жили как на Балканах, так и на Понте, но монголов было больше в трапезундском населении, а арабов - на Балканах. Эти отличия легко объясняются особенностями ближайшего окружения и традиционных торговых и политических связей Палеологовской и Великокомниновской империй.

4. Трапезундские территории в большей степени, нежели западновизантийские земли, были открыты для расселения кочевников. В земледельческих регионах Западной Анатолии и на Балканах фиксируются исключительно оседлые тюркские эмигранты. Лишь удаленная Добруджа была ок. 1262-1263 гг. заселена кочевниками из Анатолии, однако полноценный византийский контроль над этой территорией вряд ли распространялся за пределы рубежа XIII и XIV вв.

5. Обычно тюрки на византийских землях подверглась ассимиляци выражавшейся в их христианизации и постепенном переходе на греческий язык. Д; эпохи Ласкарей и Палеологов нам не известен ни один случай сохранения изначальнс конфессиональной идентичности (мусульманской, языческой) индивидом или группе восточных или северных «варваров», натурализовавшихся в империи. Ассимиляционнь механизмы в западновизантийском мире до самой гибели оставались весы действенными: все подданные империи исповедовали православное христианство. В эте поздневизантийская ситуация демонстрировала полную преемственность с прежш византийской традицией. Понтийский материал и в этом отношении особенен. Мож! предположить, что в XV в. некоторые осевшие на трапезундских землях азиатсю эмигранты продолжали сохранять мусульманскую идентичность. Недостаточная глубш христианизации осевших эмигрантов подтверждается и наличием на понтийсю территориях «криптомусульман», которые внешне были христианами, но тай! продолжали исповедовать ислам. Это различие вполне объяснимо этничесю фрагментированностью византийского Понта, населенного не только греками, но значительным числом картвелов (глубина христианизации которых, возможно, не всег, соответствовала византийским стандартам), а также и монофизитов-армян. Кроме тог как показало наше исследование, численность восточных эмигрантов на Понте превыша западновизантийские показатели в 3-4 раза. Конфессиональная и этническ фрагментированность, а также отмечавшаяся нами сугубая корпоративность общест! вероятно, препятствовали скорой и глубокой христианизации пришельцев 1 западновизантийской модели.

В Заключении отмечается также, что близкое знакомство с тюркским миро языком тюрков и их обычаями привело к существенным трансформациям в византийск« сознании (как западновизантийском, так и понтийском), которые с определенной дол условности можно определить как «латентную тюркизацию» Византии еще до ее падет «Латентная тюркизация» способствовала подрыву иммунных механизмов византийск культуры, которая уже не рассматривала тюрок как абсолютно «чужих».

Обрисовываются также и перспективы дальнейших исследований, котор: открывает настоящая диссертационная работа. Следует продолжить работу этимологизации византийской ономастики. Для Палеологовского времени 14 антропонимов до сих пор не растолкованы, т.е. их языковая привязка остается загадочю Процент не растолкованных антропонимов на византийском Понте еще выше - около %. Этимологизация антропонимического материала, несомненно, внесет существенн

коррективы в современные представления об этническом составе населения на византийских землях. Следует продолжить работу по сбору и анализу географической и этнической номенклатуры, содержащейся не только в изданных греческих источниках утилитарных и научных жанров (география, астрология и т.д., см. гл. I), но и в рукописях. Это позволит с большей точностью судить о темпах замещения старых названий иноязычной топонимикой. Следует продолжить работу по выявлению в негреческих источниках (славянских, латинских, персидских, арабских, тюркских и др.) лиц не вошедших в РЬР и введению их в исследовательский оборот византинистики. Эта работа проводилась, в частности, в настоящей диссертации и должна иметь продолжение. Следует также продолжить работу по выявлению и этимологизации лексических и иных лингвистических элементов в разговорном и литературном среднегреческом. До сих пор мы не располагаем полным списком арабских, персидских, тюркских и иных заимствований. Это позволит продолжить работу над отслеживанием ориентализирующих трансформаций в поздневизантийской менталыюсти. Необходимо продолжить реконструкцию образа «византийского порка» в византийской ментальное™. Если образ тюрка-иностранца разрабатывался в литературе, то отаошение византийцев к «своим» тюркам до сих пор не прояснено. Мы лишь начали эту работу и она должна быть продолжена. Не будет лишним в этой связи пересмотреть и эволюцию отношения к тюркам-чужакам. В результате нашего исследования, становится очевидным, что образ тюрка-чужака от изначального пренебрежения или равнодушия в XIII в. эволюционировал в сторону восприятия тюрок как части себя (пусть худшей и дикой, но все же части), в середине XIV в. явно наблюдается поворот к ощущению равенства с тюрками (например, эмиры Умур и Орхан), а после середины XIV в. в Византийском мире растет престиж тюрок и тюркского языка. Наконец, набор подходов и методик, опробованный нами, было бы небесполезным применить к исследованию и других этнических групп (персов, арабов, славян, латинян) в составе византийского населения, как в позднюю эпоху, так и в предыдущие столетия.

В итоге на защиту выносятся следующие положения:

1. Главными критериями византийской классификации народов (и в частност тюрков) были локативные признаки, которые восходили к астрологической теор! климатов. Византийская этнографическая классификация, выделяя родовые и видов! категории, была двухчастной. Опираясь на локативный критерий, византийцы различа. две главные разновидности тюрков - 1) северные тюрки, которые именовали «скифами», и 2) восточные тюрки, маркировавшиеся как «персы». Термины «скиф» «перс» были наполнены для византийца совершенно конкретным социокультурнь содержанием. Языковый критерий идентичности, господствующий ныне в современш этнических таксономиях, не был существенен для византийского мышления.

2. На византийских территориях жили в качестве подданных византийск! императоров отдельные индивиды и группы тюрков. Главным орудием натурализащ пришельцев было обращение в христианство и сопутствующая эллинизация. Принят тюрками христианства и поселение на византийской территории ставило их п юрисдикцию римского права и делало их полноценными гражданами. Эти тюркск подданные империи могут быть описаны как этническое меньшинство противоположность греческому этническому большинству.

3. Западная (балканская) и восточная (понтийская) части византийского ми отличались существенными региональными особенностями во взаимоотношени верховной власти и натурализованных тюрков. В восточном ареале ассимиляционн; механизмы, применяемые к тюркам, были менее жестки, чем на западе византийско мира. Христианизация тюркских эмигрантов на территории Трапезундской империи всегда была эффективной. На рубеже Х1У-ХУ вв. на Понте присутствовали груп) крипто-мусульман.

4. На византийских территориях жили достаточно многочисленные и культур влиятельные группы носителей греко-тюркского двуязычия. Это были натурализованные византийские тюрки и этнические греки, говорившие на тюркскс Присутствие этих групп на византийских территориях (в сочетании с усиливавшим внешним давлением тюркских завоевателей) привело к существенным латентш трансформациям в византийской культуре. Тюркское мирное проникновение в греческ; среду предстает особым латентным видом тюркской экспансии, обусловивш политическое поражение византийской государственности в середине XV в.

ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

Монография:

1. Шукуров P.M. Великие Комнины и Восток (1204-1461). СПб., 2001. 446 с. ( 25 а.л.).

Публикации в изданиях, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией1

2. Шукуров P.M. Трапезундский гороскоп 1336/1337 г. и проблема горизонтов жизненного мира// Византийский временник. 1999. Т. 58 (83). С. 47-59 (1 а.л.).

3. Шукуров P.M. Зона контакта: проблемы межцивилизационных отношений в

современной византинистике // Византийский временник. 2000. Т. 59 (84). С. 258268 (1 а.л.).

4. Шукуров P.M. Семейство 'Изз ал-Дина Кай-Кавуса II в Византии // Византийский временник. 2008. 67 (92). С. 89-И 6 (2 а.л.).

5. Шукуров P.M. Византийские тюрки: к вопросу об этническом составе Византийской империи в эпоху Палеологов // Византийский временник. 2009. Т. 68 (93). С. 108-134 (2 а.л.).

6. Шукуров P.M. Земли и племена: византийская классификация тюрок // Византийский временник. 2010. Т. 69 (94). С. 132-163 (2,5 а.л.).

7. Шукуров P.M. Анатавлы: тюркская фамилия на византийской службе // Византийский временник. 2007. Т. 66 (91). С. 193-207 (1 а.л.).

8. Шукуров P.M. Создание сакральных пространств: две новые публикации // Византийский временник. 2010. Т. 69 (94). С. 370-374 (0,5 а.л.).

9. Shukurov R. The Campaign of shaykh Djunayd Safawi against Trebizond (1456 AD/860 H) // Byzantine and Modern Greek Studies. 1993. Vol. 17. P. 127-140 (1 а.л.).

10. Shukurov R. Between Peace and Hostility: Trebizond and the Pontic Turkish Periphery in the Fourteenth Century // Mediterranean Historical Review. 1994. Vol. 9/1. P. 20-72 (3,5 а.л.).

11. Shukurov R. AIMA: the blood of the Grand Komnenoi // Byzantine and Modern Greek Studies. 1995. Vol. 19. P. 161-181 (1,5 а.л.).

12. Шукуров P.M. По дороге в Индию // Родина. 1995. № 10. С. 30-33 (0,3 а.л.).

13. Шукуров P.M., Аитопеико С. Феникс // Родина. 2001. С. 123-126 (1 а.л.).

14. Шукуров P.M. Средиземноморье в миниатюре// Родина. 2010. 11. (0,5 а.л.).

15. Шукуров P.M. Исламская утопия: проект счастья // Родина. 2006. № 6. С. 32-37 (0,5 а.л.).

16. Шукуров P.M. XXI международный конгресс византийских исследований в Лондоне (21-26 августа 2006 г.) // Византийский временник. 2008. 67 (92). С. 291-

1 В список включены статьи в зарубежных изданиях, вошедшие в систему цитирования Web of Science (Arts and Humanities Citation Index), рассматриваемую в ВАК как часть «Перечня ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертации на соискание ученой степени доктора и кандидата наук».

300 (в соавторстве: Ю.Я. Вин, A.B. Захарова, С.П. Карпов, A.M. Лидов и др.) (0,1 а.л.).

17. Шукуров P.M. XVIII Международный конгресс византинистов в Москве // Весгш МГУ. Сер. 8. История. 1992. № 4. С. 56-76 (в соавторстве: Н.М. Богданова, С.1 Близнюк, А.Л. Пономарев) (0,1 а.л.).

18. Шукуров P.M. XVIII Международный конгресс византинистов в Москве Византийский временник. 1993. Т. 54. С. 207-219 (в соавторстве: СП. Карпо Н.М. Богданова, C.B. Близнюк, А.Л. Пономарев, М.В. Бибиков) ( 0,1 а.л.).

19. Шукуров P.M. Рец.: A.A. Savvides, Byzantium in the Near East: its relations with tl Seljuk Sultanate of Rum in Asia Minor, the Armenians of Cilicia and the Mongo (Thessalonike, 1981) // Византийский временник. 1987. T. 46. С. 172-178 соавторстве с П.И. Жаворонковым) ( 0,5 а.л.).

20. Шукуров P.M. Рец. на: Жуков К.А. Эгейские эмираты в XIV—XV вв. Москва, 19S И Византийский временник. 1987. Т. 46. С. 172-178 ( 0,3 а.л.).

21. Шукуров P.M. Рец. на: Иванов С.А. Византийское юродство, M., 1994 // Вопрос истории. 1996. № 4. С. 171-173 (0,3 а.л.).

22. Шукуров P.M. Рец.: Shahid I. Byzantium and the Arabs in the Sixth Century. Vol. part 1: Political and Military History. Vol. 1, part 2: Ecclesiastical History. XXX + 10; p. + Index. Washington, D.C., 1995 II Византийский временник. 1997. T. 57 (82). ' 289-292 (0,2 а.л.).

23. Шукуров P.M. Рец.: Byzantine Magic / Ed. by Henry Maguire (Dumbarton Oa! Research Library and Collection). Washington, DC, 1995, 187 p. // Византийсю временник. 1997. T. 57 (82). С. 317-318 (0,1 а.л.).

24. Шукуров P.M. Обозрение итогов XX Международного конгрео византиноведческих исследований (Париж, 19-25 августа 2001 г.) // Византийсю временник. 2003. Т. 62. С. 201-223 (в соавторстве: Г.Г.Литаврин, М.В.Бибикс А.В.Захарова, А.Ю.Казарян, И.А.Стерлигова, Л.А.Герд, А.А.Талызина) (0,1 а.л.).

25. Шукуров P.M. Рец.: Карпов С.П. Средневековый Понт. Levviston; Queensto Lamperter, 2001 //Византийский временник. 2004. Т. 63 (88). С. 258-263 (0,5 а.л.).

26. Шукуров P.M. Рец.: Восточнохристианские реликвии / Ред., сост., А.М. Лидов. N 2003 // Византийский временник. 2005. Т. 64 (89). С. 297-301 (0,3 а.л.).

27. Шукуров P.M. Рец.: Арутюнова-Фиданян В.А. "Повествование о делах армянски (VII в.): источник и время. М.: "Индрик", 2004. 272 е., ил. // Византийсю временник. 2006. Т. 65 (90). С. 269-272 (0,2 а л.).

Другие научные публикации:

28. Шукуров P.M. Восточные этнические элементы в населении Трапезундсю империи // 18 Международный конгресс византинистов. Резюме сообщений. Т. М., 1991. С. 1052-1053 (0,1 а.л.).

29 .Шукуров P.M. Трапезу кдекая империя и тюркские эмираты Понта в XIV в. Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов М. 1991. С. 217-254 (3,2 а.л.).

30. Шукуров P.M. Тюрки на православном Понте в XIII-XV вв.: начальный эт тюркизации? // Причерноморье в средние века. Вып. 2 / Ред. С.П. Карпов. М., 19Í С. 68-103 (4 а.л.).

31. Шукуров P.M. Три жизни одного прорицания // Гуманитарная наука в Pocct соросовские лауреаты. История, археология ... М., 1996. С. 168-178 (1 а.л.).

32. Шукуров P.M. Латентная тюркизация: опыт византийского Понта // Byzantiu Identity, Image, Influence. Vol. 2: Abstracts. XIX International Congress of Byzanti

Studies. University of Copenhagen, 18-24 August, 1996. Copenhagen, 1996. № 3126 (0,1 а.л.).

33. Шукуров P.M. Коробейников Д.А. Великие Комнины, Синоп и Рум в 1223-1230 гг. (Загадка текста Иоанна Лазаронула // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. Вып. 3. М. 1998. С. 178-200(2,5 а.л.).

34. Щукуров P.M. Имя и власть на византийском Понте (чужое, принятое за свое) // Чужое: опыты преодоления (очерки по истории культуры Средиземноморья) / Ред. P.M. Шукуров. М., 1999. С. 194-234 (2,5 а.л.).

35. Шукуров P.M. «Новый Манцикерт» императора Феодора I Ласкариса // Византия между Востоком и Западом. Опыт исторической характеристики / Под ред. Г.Г. Литаврина. СПб., 1999. С. 409-427 (1 а.л.).

36. Шукуров P.M. Предварительные замечания о Чуждости в истории // Чужое: опыты преодоления (очерки по истории культуры Средиземноморья) / Ред. P.M. Шукуров. М., 1999. С. 9-30 (1 а л.).

37. Шукуров P.M. Великие Комнины и «синопский вопрос» в 1254-1277 гг. // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. М., 2000. С. 177-208 (2,5 а.л.).

38. Шукуров P.M. Формулы самоидентификации анатолийских тюрков и византийская традиция (XII-X11I вв.) // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. М., 2001. С. 151-173 (2 а.л.).

39. Шукуров P.M. Загадка Давида // Мир Александра Каждана / Ред. A.A. Чекалова. СПб., 2003. С. 223-233 (1 а.л.).

40. Шукуров P.M. Туркменские владыки Римской империи (К семантике термина Рум / Романия) // От Средних веков к Возрождению. Сборник в честь профессора Л.М. Брагиной. СПб., 2003. С. 169-180 (1 а.л.).

41. Шукуров P.M. Крипто-мусульмане Анатолии // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. Вып. 6. М. 2005. С. 214-233 (1 а.л.).

42. Шукуров P.M. Иагупы: тюркская фамилия на византийской службе // Византийские очерки. СПб., 2006. С. 205-229 (1,3 а.л.).

43. Шукуров P.M. Трапезундская империя и Восток // Карпов С.П. История Трапезундской империи. СПб., 2007. С. 453-507 (4,5 а.л.).

44. Шукуров P.M. Конфессия, этничность и византийская идентичность // Религиозные и этнические традиции в формировании национальных идентичностей в Европе / Ред. М.В. Дмитриев. М„ 2008. С. 243-262 (1 а.л.).

45. Шукуров P.M. О нескольких восточных именах в антропонимике Трапезундской империи // STPATHTOS. Сборник статей в честь Владимира Васильевича Кучмы / Ред. С.Н. Малахов, Н.Д. Барабанов. Армавир, 2008. С. 180-186 (0,5 а.л.).

46. Шукуров P.M. Восточные лексические заимствования в среднегреческом (XI-XV вв.): предварительные замечания // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. Вып. 7. М., 2009. С. 54-71 (1,5 а.л.).

47. Шукуров P.M. Латиняне в сельской Мацуке (13-15 вв.) // Море и берега. К 60-летию Сергея Павловича Карпова от коллег и учеников / Ред. P.M. Шукуров. М., 2009. С. 627-642 (1 а.л.).

48. Шукуров P.M. ZapKoMi; и ^аркоиХйд: два османских заимствования в среднегреческом // Османский мир и османистика. Сборник статей к 100-летию со дня рождения A.C. Тверитиновой (1910-1973) / Ред. И.В. Зайцев, С.Ф. Орсшкова. М., 2010. С. 511-515(1 а.л.).

49. Щукуров P.M. Гаремное христианство: византийская идентичность анатолийских Сельджуков // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. Вып. 8. СПб., 2011.С. 64-90 (2 а.л.).

50. Шукуров P.M. Церкви в цитаделях Испира и Байбурта: реликт гаремно христианства? // Византийские очерки. СПб., 2011. С. 228-242 (1 а.л.).

51 . Shukurov R. Eastern Ethnic Elements in the Empire of Trebizond // Acts, IS International Byzantine Congress, Selected Papers: Main and Communications, Mosco 1991 / Editors-in-Chief I. Sevcenko and G. Litavrin. Vol. 2: History, Archaeoloj Religion and Theology. Shepherdstown. 1996. P. 75-81 (0,5 а.л.).

52. Shukurov R. Three Lives of One Prophecy // The Humanities in Russia: Soros Laureai (Psychology, History...). Moscow, 1997. P. 87-91 (1 а.л.).

53. Shukurov R. Horizons of Daily Interest // Byzantinische Forschungen. 1999. Bd. 25. P. 14(1 а.л.).

54. Shukurov R. The Byzantine Turks of the Pontos // Mésogeios. 1999. T. 6. P. 7^17 Ç а.л.).

55. Shukurov R. Dogu Karadeniz bôlgesinde tiirkce konuçan bizanslilar // Trabzon Tar Sempozyumu. Trabzon, 1999. P. 22-46 (1 а.л.).

56. Shukurov R. The enigma of David Grand Komnenos // Mésogeios. 2001. T. 12. P. 12 136(1 а.л.).

57. Shukurov R. New Evidence on Crypto-Muslims in Anatolia during the Conquests Tamerlane (ca. 1400-1402) // Anthropology, Archeology and Heritage in the Balkans a Anatolia or The Life and Times of F.W. Hasluck (1878-1920). University of Wal Gregynog, 3-6 Nov. 2001 (0,1 а.л.).

58. Shukurov R. Christian Turks and Crypto-Muslims of Anatolia // XXe Congi international des etudes byzantines. Pré-actes. III. Communications libres. Paris, 2001. 263 (0,1 а.л.).

59. Shukurov R. Turkmen and Byzantine self-identity. Some Reflections on the Logic of 1 Title-Making in Twelfth- and Thirteenth-Century Anatolia // Eastern Approaches Byzantium / Ed. A. Eastmond. Aldershot, 2001. P. 255-272 (1,5 а.л.).

60. Shukurov R. The Crypto-Muslims of Anatolia // Anthropology, Archeology and Herita in the Balkans and Anatolia or the Life and Times of F.W. Hasluck (1878-1920) / Ï David Shankland. Vol. 1-2. Istanbul, 2004. Vol. 2. P. 135-158 (1 а.л.).

61 .Shukurov R. Christian Elements in the Identity of the Anatolian Turkmens (12th-L Centuries) // Cristianità d'occidente e cristianità d'oriente (secoli VI-XI). CISA Spoleto, 2004. P. 707-764 (3 а.л.).

62. Shukurov R. Trebizond and the Seljuks (1204-1299) // Mésogeios. Revue trimestrie d'études méditerranéennes, Special edition "The Saljuqs" / Ed. G. Leiser. [T. 25-2 Paris, 2005. P. 73-138 (2,5 а.л.).

63. Shukurov R. Two Waves of Nomadic Migration in the Pontos in the Thirteen Fourteenth Centuries // International Journal of Black Sea Studies. 2006. Vol. 1. P. 29-(1 а.л.).

64. Shukurov R. The Byzantine Turks under the Palaiologoi (1261-1453) // Proceedings the 21st International Congress of Byzantine Studies, London 21-26 August 2006. V II. Abstracts of Panel Papers. P. 16-18 (0,4 а.л.).

65. Shukurov R. Things and their Names: Oriental Borrowings in Byzantine Greek (12 15th Centuries) // First International Sevgi Gontll Byzantine Studies Symposiu Programme and Abstracts of Papers. Istanbul, 2007. Session 15 (0,1 а.л.).

66. Shukurov R. The Byzantine Turks: An Approach to the Study of Late Byzant Demography II L'Europa dopo la caduta di Costantinopoli: 29 maggio 1453. Spole 2008. P. 73-108 (2 а.л.).

67. Shukurov R. On some Oriental Borrowings in Middle Greek (11th-15th Centuries) Change in the Byzantine World in the 12th-13lh Centuries. First International Se' Gonul Byzantine Studies Symposium. Istanbul, 2010. P. 151-156 (0,5 а.л.).

68. Shukurov R. Ibn Bibi // Encyclopedia of the Medieval Chronicle / Ed. R.G. Dunphy.

Leiden and Boston, 2010. P. 830-831 (0,3 а.л.). 69.Shukurov R. The Oriental Margins of the Byzantine World: a Prosopographical Perspective // Identities and Allegiances in the Eastern Mediterranean after 1204 / Eds. J. Herrin & G. Saint-Guillain. Aldershot, 2011. P. 167-196 (2 а.л.).

70. Shukurov R. The Byzantine Classification of the Turks: Archaization or Academic Traditionalism? // Proceedings of the 22nd International Congress of Byzantine Studies. Sofia, 22-27 August 2011. Vol. 2: Abstracts of Round Table Communications. Sofia, 2011. P. 270-272 (0,2 а.л.).

Ответственная редактура сборников статей:

71. Чужое: опыты преодоления (очерки по истории культуры Средиземноморья) / Ред. P.M. Шукуров. М., 1999. 380 с. (24 а.л.).

72. Море и берега. К 60-летию Сергея Павловича Карпова от коллег и учеников / Ред. P.M. Шукуров. М„ 2009. 775 с. (48,5 а.л.).

Подписано в печать: 19.12.11 Объем: 1,5усл.п.л. Тираж: 75экз. Заказ № 648 Отпечатано в типографии «Реглет» 119526, г. Москва, Рождественка, 5/7,стр.1 (495)623-93-06; www.reglel.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Шукуров, Рустам Мухамедович

ВВЕДЕНИЕ.

§ 1. Постановка проблемы.

§ 2. Методологическая основа.

§ 3. Источники.

§ 4. Степень изученности темы.

§ 5. Структура исследования.

ГЛАВА 1. ВИЗАНТИЙСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ТЮРКОВ: ОБРАЗЫ И

ЗНАНИЕ.

§ 1. Данные ономастики.

§ 2. О византийской эпистемологии.

§ 3. Локативный критерий и теория климатов.

§ 4. Двухчастная классификация: роды и виды.

§ 5. Родовые категории.

§ 6. Видовые категории.

§ 7. Концепт Перош.

§ 8. Изъяны метода.

§ 9. Языковый критерий.

§ 10. Языки тюрков.

§11. Тюрки и конфессиональная идентичность.

§ 12. Браки с мусульманами.

§ 13. Проблема истинности крещения.

Введение диссертации2011 год, автореферат по истории, Шукуров, Рустам Мухамедович

На протяжении всего существования с IV по XV в. Византия находилась в тесном и многообразном контакте с цивилизациями и народами Востока. В ранневизантийское время главным контрагентом Византии на Востоке была Сасанидская держава. С VII в. структура взаимоотношений с восточными народами усложняется - на Ближнем Востоке Сасанидский Иран сменяет новая сверхдержава - мусульманская империя (сначала Омейядский, а затем Багдадский халифаты), а в Северном Причерноморье утверждаются тюркские народы, перекочевавшие на Запад из глубин Северо-Восточной Азии. Вплоть до ХП-ХШ вв. центр тяжести политической, культурной и / экономической жизни располагался в Восточном Средиземноморье, обнимая византийские территории и мусульманский Ближний Восток. Именно на восток от Византии располагались сверхдержавы, сравнимые с ней цивилизационным потенциалом. Поэтому не случайно, что вектор жизненных интересов Византийской империи был направлен на Восток. С ним Византийскую империю связывали многообразные коммуникативные каналы, именно оттуда в империю шли жизненно важные для нее информация и товар. Центральное положение Восточного Средиземноморья и Ближнего Востока в цивилизационных структурах ойкумены предопределяло остроту политического и культурного соперничества в регионе, одним из неизменных субъектов которого являлась Византии. На протяжении большей части своей истории Византия находилась в состоянии перманентной борьбы с восточными соседями за главенство в Восточном Средиземноморье, за контроль над торговыми потоками и территориями, которая нередко выливалась в крупномасштабные вооруженные конфликты, сравнимые с «мировыми войнами» новейшего времени. Отношения с Востоком отнюдь не сводились к военному противостоянию, однако война была важным элементом этих отношений, и для византийской ментальности традиционно наиболее опасный и опытный враг располагался на Востоке. Соперничество с Востоком складывалось по-разному. С Сасанидским

Ираном империи удавалось сохранять статус-кво; своего рода эпилогом византийско-иранского соперничества явилась поистине «мировая» война 602—628 гг., которая охватила огромные пространства от Египта до Армении и самого Константинополя. В последующую эпоху, начиная с VII в., мусульманские завоевания значительно сократили территорию Византии и значительно ослабили ее политико-экономический потенциал как сверхдержавы. Византии понадобилось более трех столетий, чтобы оправиться от мусульманского натиска и частично восстановить свои позиции. Однако в XI в. Византия испытала новые удары со стороны тюркских народов, наводнивших территорию империи на севере на Балканах и на востоке в Анатолии. К концу XI в. империя оказалась на краю гибели, и вновь, как в прежние эпохи, в XII в. она нашла силы стабилизировать ситуацию и восстановить свой престиж великой державы. Однако в ХШ-ХУ вв., после катастрофы 1204 г. и захвата латинянами Константинополя, противостояние с тюркскими народами вступило в новую фазу. Если на Балканах давление со стороны кочевых тюрков к XIII в. не представляло серьезной угрозы, то анатолийские тюрки, создав преуспевающее смешанное оседлое и кочевое общество по среднеазиатскому типу, постепенно усиливали давление на империю. Ко второй половине XIV в. византийцы, по существу, проиграли соперничество с анатолийскими тюрками; окончательное падение империи стало лишь делом времени. Настоящее исследование посвящено заключительному периоду в истории Византии, который завершился в середине XV в. гибелью византийской цивилизации -одного из самых замечательных и влиятельных цивилизационных феноменов средневековья.

§ 1. Постановка проблемы Актуальность нашего исследования обусловлена тем, что взаимоотношения Византии с тюрками с самого зарождения византинистики как научной дисциплины в ХУ-ХУ1 вв. продолжают занимать центральное место. Пожалуй, нет ни одного обобщающего исследования по истории Византии Х1-ХУ вв., которое бы могло обойти эту тему. Причем, следует отметить, на более ранних этапах развития византинистики тема тюрков занимала даже большее место по сравнению с поздней историографией: лишь с развитием науки в XIX и XX вв. стали открываться иные горизонты византийской истории, формулировались новые проблемы внутренней социальной, культурной, духовной и экономической жизни империи1. Одной из принципиальных проблем истории Византии, которая до сих пор так и не получила систематического разрешения, является вопрос о причинах стремительного упадка и гибели византийской цивилизации в XIII—XV вв. Коренной вопрос заключается в следующем: почему византийский мир, прежде столь устойчивый и гибкий перед лицом многих внутренних и внешних изменений, вдруг исчерпал свою жизненную силу и не смог найти адекватного ответа на очередной вызов истории?

Основной чертой ранней историографии взаимоотношений Византии и тюркского мира является эмпиризм. Поскольку в трудах историков XVII-XIX вв. преобладала политическая история, история войн, характеров, I придворных и дипломатических интриг, то византийско-тюркские отношения рассматривались исключительно в измерении политическом и персональном. В концептуализации этой проблематики наиболее влиятельной была идея религиозного и культурного противостояния христианства и мусульманства. Причем эта базовая концепция была унаследована от средневековой (западноевропейской и византийской) историографии. Надолго ставшая влиятельной версия византийско

1 Подробнее см., например, очерки ранней западноевропейской историографии: Pertusi A. Bisanzio е i Turchi nella cultura del Rinascimento e del Barocco. Milano, 2004; Europa und die Türken in der Renaissance / Hrsg. В. Guthmüller, W. Kühlmann. Tübingen, 2000; Bisaha N. Renaissance Humanists and the Ottoman Turks / PhD Dissertation, Cornell University. 1997. тюркского конфликта формулируется в знаменитом труде Эдварда Гиббона1. Исследователь рассматривал турецкие завоевания как следствие интриг, трусости и раздоров в византийской среде. Этому разладу, предательству и трусости противостояли турки, которых он характеризует как «ennobled by martial discipline, religious enthusiasm, and the energy of the national character»2. Картина исторического проигрыша Византии в передаче Э. Гиббона выглядит весьма схематичной и упрощенной: с одной стороны, это необъяснимые военная мощь и непреодолимое стремление к завоеванию со стороны мусульман, а с другой стороны, персональная воля предателей-византийцев привели цивилизацию к катастрофе.

Последующие поколения исследователей недалеко ушли от схемы Э. Гиббона в объяснениях исторического проигрыша Византии, принимая во внимание два класса гетерогенных (хотя и связанных) факторов — так называемые внутренние, порожденные изменениями в собственно византийских общественных и хозяйственных институтах, и, с другой стороны, внешние, привнесенные из-за пределов византийского мира, с тюркско-мусульманского Востока, Западной Европы или тюрко-славянского Севера. Исследователи вполне единодушны в том, что решающую роль в судьбе Византии сыграли не только внутренний (хозяйственный и социальный) кризис, но и внешний удар турок, в одночасье покоривших Анатолию, часть Балкан, а затем и сам Константинополь. При этом, турецкий (тюркский) вопрос решительно выводится за рамки внутренней

1 Gibbon Е. History of the Decline and Fall of the Roman Empire. Vol. 1-3. London, 1994 (наиболее близкий к первоначальному текст); Gibbon Е. History of the Decline and Fall of the Roman Empire / Ed. J.B. Bury. Vol. 1-7. London, 1909-1914 (отредактированный выдающимся английским византинистом).

2 Gibbon Е. History. Ch. LXIV. жизни империи, тюркское начало квалифицируется как нечто сугубо чуждое и противоположное византийскому миру, а потому вдвойне разрушительное1.

Кажущаяся самоочевидность такого толкования тюркского вызова долго препятствовала серьезному изучению конкретных механизмов освоения тюрками византийской ойкумены. При этом, особо подчеркнем, что описание таких механизмов никак не может ограничиваться лишь разработкой сугубо тюркологической тематики, сводимой к реконструкции «методов тюркского завоевания»2.

Первые важные шаги в сторону воссоздания механизмов разложения византинизма под воздействием тюркского начала делались не столько в обобщающих историях, сколько в узкоспециальных работах, фокусировавшихся на исчерпывающем анализе компактных коллекций источников. Наиболее ранняя и яркая попытка такого рода была предпринята Альбертом Вехтером, учеником Г. Гельцера, в небольшой монографии «Der Verfall des Griechentums in Kleinasien im XIV. Jahrhundert»Основываясь, преимущественно, на актах Константинопольского патриархата и Notitiae episcopatuum, А. Вехтер убедительно продемонстрировал стремительно См., например, наиболее авторитетные общие истории: Finlay G. The History of Greece from its Conquest by the Crusades to its Conquest by the Turks and of the Empire of Trebizond: 1204-1461. Edinburg & London, 1851; Finlay G. A History of Greece from its Conquest by the Romans to the Present Time. Vol. 4. Oxford, 1877; Ostrogorsky G. Geschichte des Byzantinischen Staates. München, 1963; Васильев A.A. История Византийской империи. Т. 2. СПб., 1998; Успенский Ф.И. История Византийской империи (X1-XV вв.). Т. 3. М., 1997; История Византии / Ред. С.Д. Сказкин. Т. 3. М., 1967; Le monde byzantin / Ed. С. Morrisson. Т. 3. Paris, 2011.

2 Matanov H. A Method of Conquest or a Stage of Social Development? // ЁВ. 1989. No. 3. P. 72-77. InalcikH. Ottoman Methods of Conquest // Idem. The Ottoman Empire. Organization and Economy. Variorum. London, 1978. No. 1.

3 Wächter A. Der Verfall des Griechentums in Kleinasien im XIV. Jahrhundert. Leipzig, нараставший кризис в анатолийском христианстве в XIV в. Эта книга замечательна явным несоответствием между сугубой фактографичностью и сухостью исследовательской манеры автора и ярко выраженным концептуальным зарядом самого подхода к материалу. А. Вехтер скуп на аналитические рассуждения, но сама идея рассмотреть изменения в организационных структурах Церкви в этно-культурном (а не только историко-церковном) ракурсе стоила многого. Он обозначил один из базовых индикаторов и, одновременно, действенных факторов угасания византинизма на территориях, перешедших под контроль мусульман, а именно развернувшийся процесс дехристианизации и деэллинизации анатолийского этно-культурного пространства.

Следующий принципиальный шаг в осмыслении проблемы был сделан много десятилетий спустя Спиросом Врионисом, выдающимся американским византинистом греческого происхождения, концепция которого органично включила в себя и развила подход А. Вехтера. В монографии и последующей серии статей Сп. Врионис открывает и обосновывает фактор номадизации наиболее густонаселенных и хозяйственно значимых регионов Анатолии, которая влекла за собой массовое и скоротечное вытеснение земледельцев-автохтонов с их земель. Причем, как подчеркивает Сп. Врионис, в отличие от Сасанидов и арабов прошлых эпох, тюрки захватывали анатолийские земли не столько вследствие крупномасштабных сражений регулярных армий, сколько в результате спонтанных множественных миграций кочевников.

Освоение византийской Анатолии тюрками рассматривается Сп. Врионисом как следствие завоевания/миграции, которое вводило в действие на занятых землях два параллельных процесса - депопуляции территорий и исламизации тех греков, которые остались под властью тюрок. В течение нескольких лет, от силы десятилетий, занятые тюрками территории лишались большей части греческого населения, а оставшиеся греки скоро теряли свою конфессиональную и этническую идентичность. Таким образом, депопуляция, деэллинизация и исламизация делали византийскую реконкисту территорий абсолютно невозможной. Нарастающие территориальные потери вели не только к экономическому упадку Византии, но и (что может быть важнее) к истощению ее человеческого ресурса. Два связанных процесса деэллинизации и исламизации, виртуозно продемонстрированные Сп. Врионисом на материале источников Х1-ХУ вв., признаются в современной науке основными движущими силами в освоении тюрками византийского мира1. В толковании Сп. Вриониса проблема византийско-тюркского взаимодействия остается в русле проблематики политического и этно-конфессионального соперничества между греко-христианскими и тюрко-мусульманскими мирами. Его концепция закрепляет за тюрками статус внешней по отношению к византийскому миру силы, разрушительные для эллинизма потенции которой реализовывались почти исключительно через или вследствие открытого насилия.

1 Vryonis. Decline; Vryonis Sp. «The Decline of Medieval Hellenism in Asia Minor and the Process of Islamization», the book and its Reviewers ten years later // Greek Orthodox Theological Review. 1982. Vol. 22. P. 225-285; Vryonis Sp. "The decline of medieval Hellenism in Asia Minor and the process of Islamization from the 11th through the 15th century": the book in the light of subsequent scholarship, 1971-98 // Eastern Approaches to Byzantium / Ed. A. Eastmond. Aldershot, 2001. P. 133-145; Vryonis Sp. Nomadization and Islamization in Asia Minor // DOP. 1975. Vol. 29. P. 43-71; Vryonis. Manpower. P. 125-140. На понтийском материале подход Сп. Вриониса развивал Э. Брайер в классической работе: Вгуег А. Greeks and Türkmens: the Pontic Exception // DOP. 1975. Vol.29. P. 113-149. См. обобщающие монографии последних десятилетий XX в., в которых транслируются подходы Сп. Вриониса: Savvides A. Byzantium in the Near East. Thessaloniki, 1981; Werner E. Die Geburt einer Grossmacht - Die Osmanen. Ein Beitrag zur Genesis des türkischen Feudalismus. Wien, 1985; Nicol D.M. The Last Centuries of Byzantium, 1261-1453. Cambridge, 1993; Angold M. The Byzantine Empire, 1025-1204: a Political History. London & New York, 1997; Bartusis M. The Late Byzantine Army: Arms and Society, 1204-1453. Philadelphia, 1992.

В сходном направлении - постулировании непримиримой чуждости греческого и тюркского субстратов, - двигались наиболее влиятельные школы тюркологии и османистики. В 1936-1938 гг. Пауль Виттек выдвигает быстро завоевавшую признание концепцию «гази», согласно которой главенствующим этосом анатолийских тюрков, и в особенности, османов в XIII в. была идея газавата, т.е. священной войны с христианством, а сами тюркские правители именовали себя и своих воинов гази «борец за веру»1. Концепция П. Виттека в силу недостаточности восточной источниковой базы носила довольно умозрительный характер. Исследования Сп. Вриониса, писавшего через тридцать лет, в силу его опоры на богатый греческий источниковый материал, более предметны и детальны.

Однако концепции противостояния греческого и тюркского субстрата, несмотря на свою влиятельность и даже самоочевидность в контексте науки того времени, не были единственными. Пересмотр и корректировка концепций противостояния выстраивается по двум линиям, причем, развиваемым по большей части тюркологами и османистами. Во-первых, «теория гази» в последние десятилетия подверглась решительной критике. Так, например, Руди Линднер в ставшей классической монографии показал, что «концепция гази» основывается лишь на одной единственной надписи в Бурсе от 1337 г., чтение которой сомнительно по палеографическим причинам. Ее явно недостаточно для построения универсальной концепции. Никакой «идеологии гази» в тюркской анатолийской среде XI-XIV вв. не

1 Wittek P. Deux chapitres de l'histoire des Turcs de Roum // Byzantion. T. 11. 1936. P. 285-319; Wittek P. De la défaite d'Ankara à la prise Constantinople H RÉI. 1938. T. 12. P. 1-34; Wittek P. The Rise of the Ottoman Empire. London, 1938; Wittek P. The Taking of Aydos Castle: A Ghazi Legend Transformed // Arabie and Islamic Studies in Honour of A.R. Gibb / Ed. G. Makdisi. London, 1965. P. 662-672. существовало, тюркские вождества1 и государственные образования Анатолии воевали как с христианами, так и с соседними мусульманами. Османский эмират стал превращаться из вождества в государство через седентеризацию кочевников и освоение византийских и иранских техник в экономике и управлении, пользуясь услугами многочисленных христиан. Следовательно, нельзя говорить о какой-то особой идеологии вражды и завоевания со стороны тюрок, которая бы оказалась главным фактором их успеха в разрушении византийской цивилизации2. Во-вторых, другая, много

1 Определение «вождества / chiefdorn»: «An autonomous political unit comprising a number of villages or communities under the permanent control of a paramount chief» (Carneiro R.L. The Chiefdom: Precursor of the State // The Transition to Statehood in the New World / Ed. G. D. Jones & R. R. Kautz. Cambridge, 1981. P. 37-79); о возникновении и эволюции концепции «вождества» см. там же с. 38-45. л

Lindner R. Nomads and Ottomans in Medieval Anatolia. Bloomington, 1983. P. 1-43. Разработки P. Линднера были подхвачены и детализованы многими исследователями: Imber С. Paul Wittek's De la défaite d'Ankara à la prise de Constantinople // Osmanli Araçtirmalan. 1986. C. 5. P. 65-81; Jennings R.C. Some Thoughts on the Gazi-Thesis // WZKM. 1986. Bd. 76. S. 151-161; Beldiceanu-Steinherr I. Analyse de la titulature d'Orhan sur deux inscriptions de Brousse // Turcica. 2002. T. 34. P. 223-240; Lowry H. The Nature of the Early Ottoman State. Albany, 2003; Heywood С. The 1337 Bursa Inscription and its Interpreters // Turcica. 2004. T. 36. P. 215-232. См. также серию статей Кита Хопвуда о византийско-тюркском пограничье в Анатолии: Hopwood К. Nomads or Bandits? The pastoralist/sedentarist interface in Anatolia // Manzikert to Lepanto. The Byzantine World and the Turks 1071-1571 / Ed. A. Bryer & M. Ursinus [Byzantinische Forschungen. 1991. Bd. XVI]. P. 179-194; Hopwood К. The Byzantine-Turkish Frontier с. 1250-1300 I I Acta Viennensia Ottomanica: Akten des 13. ClEPO-Symposiums / Eds. M. Köhbach, G. Prochâzka-Eisl und С. Römer. Wien, 1999. P. 153-161; Hopwood K.R. Low-level Diplomacy between Byzantines and Ottoman Turks: the Case of Bithynia // Byzantine Diplomacy / Ed. J. Shepard and S. Franklin. London, 1992. P. 151-158: Hopwood K.R. Peoples, Territories, and States: The Formation of the Begliks of Pre-Ottoman Turkey // Decision Making and Change in the Ottoman Empire / Ed. C. E. Farah. Kirksville, Mo., 1993. P. 129-138; Hopwood K.R. Osman, Bithynia and the Sources // Archiv Orientälni. Supplementa. 1998. T. 8. P. 155-164; Hopwood K.R. Turkmen, Bandits and более ранняя тенденция в историографии связана с антропологическими исследованиями в области повседневной жизни Анатолии и Балкан. Совершенно новый подход к проблеме греко-тюркских взаимоотношений был в свое время предложен блестящим ученым Фредериком Хаслуком1. Английский исследователь, на примере верований, суеверий, обычаев и магических обрядов, циркулировавших, по преимуществу, в низших социальных пластах анатолийского и балканского населения под властью тюрок, наглядно демонстрирует совершенно иной модус христианско-мусульманского взаимодействия и взаимопроникновения, которые зачастую результировались в некоем неразделимом синкретическом единстве элементов обеих религий и культур в сознании греческого и тюркского обывателя. Ф. Хаслук был пионером в исследовании многих тем: учение Бекташи и роль христианских персонажей в низовом и мистическом мусульманстве (Христос, Св. Георгий, Иов, св. Харитон, Семь Эфесских отроков), связи между мавлави и христианами, почитание мусульманами христианских святых мест, мусульманские легенды, связанные со св. Софией, тайное крещение у мусульман, христианские амулеты у тюрок и т.д. Эта линия получила признание и дальнейшее развитие только после Второй мировой войны в преимущественно антропологических исследованиях, изучавших синкретические феномены в переживаемой низовой религиозности и культуре2.

Nomads: Problems and Perceptions // Ed. J. L. Bacqué-Grammont & E. Van Donzel [Comité International d'Études Pré-Ottomanes. Vie Symposium. Istanbul, 1987. P. 23-30.

1 Hasluck F. W. Christianity and Islam under the Sultans. Vol. 1-2. Oxford, 1929.

2 Anthropology, Archeology and Heritage in the Balkans and Anatolia or the Life and Times of F.W. Hasluck (1878-1920) / Ed. David Shankland. Vol. 1-2. Istanbul, 2004; Syncrétismes et heresies dans l'Orient seldjoukide et ottoman (XIVe-XVIIIe siècle) / Ed. Gilles Veinstein. Paris, 2005 (с дальнейшей библиографией).

В последние десятилетия наиболее ярким исследователем симбиоза и взаимовлияния греческого и тюркского культурных элементов стал французский тюрколог и грецист Мишель Баливе, который, подобно Фредерику Хаслуку, концентрируется на позитивных трансформациях византийского и тюркского культурных субстратов, приводивших к постепенному их сближению. Причем М. Баливе с успехом делает это, в частности, и на византийском материале, составляя противовес концепции Сп. Вриониса. На основе широкого привлечения новейшего материала религиозных, культурных, политических контактов между греками и тюрками французский исследователь, не отрицая самого наличия конфликта между Византией и тюрками в военно-политической сфере, объединяет византийский и тюркский элементы в пределах одного пространства, обладающего известным этно-культурным единством — «Романии-Рума», ибо не только греки трансформировали тюркский мир, но и тюрки в его концепции оказывают осязаемое влияние на греко-византийский субстрат на уровне народной культуры, повседневности и мистического интеллектуализма. В ходе контактов с мусульманским миром (как и с Латинским Западом) сама Византия претерпевала, хотя и скрытые, но несомненные перемены, равно как эволюционировали и тюрки, занявшие завоеванное ими «римское» (т.е. византийское) географическое пространство. Это обоюдное преобразование происходило в направлении исчезновения наиболее непримиримых между обоими мирами противоречий. Взаимное изменение культур следует учитывать при исследовании истории формирования «полиэтнического стиля жизни»1.

1 Balivet M. Romanie byzantine et pays de Rûm turc: Histoire d'un espace d'imbrication gréco-turque, Istanbul, 1994; Balivet M. Byzantins et Ottomans: Relations, interaction, succession. Istanbul, 1999; Balivet M. Islam mystique et révolution armée dans les Balkans ottomans. Vie du Cheikh Bedreddîn le « Hallâj des Turcs» (1358/59-1416). Istanbul, 1995; Balivet M. Turcobyzantiae: échanges régionaux, contacts urbains. Istanbul, 2008. См. также

Нельзя не признать плодотворность подхода М. Баливе, который делает значительный шаг в реконструкции именно микроуровня контактов, некоего специфического пространства греко-тюркского «примирения» (une aire de conciliation). Тем не менее, этот подход не особенно популярен в современной византинистике. И этому есть свое, довольно простое объяснение — концепция Сп. Вриониса более лаконично и точно обрисовывает суть греко-тюркской встречи как исторического феномена. Во всем комплексе проблем, связанных с византийско-тюркскими взаимоотношениями, можно выделить две самоочевидные аксиомы, которые и заставляют исследователей делать выбор (осознанный или подсознательный) в пользу концепции Сп. Вриониса. Во-первых, все многообразие фактов взаимоотождествления греческого и тюркского элементов для греческой стороны явилось результатом вынужденного и нежелательного приспособления к внезапно изменившимся условиям, которые носили однозначно разрушительный характер для традиционных форм жизни автохтонов. Во-вторых, проблема греко-тюркского взаимодействия должна быть оценена в контексте ближайшей исторической перспективы, которая однозначно указывает на то, что главнейшим результатом византийско-тюркских контактов явилось исчезновение самой Византии как цивилизационного феномена: было бы слишком рискованной и несправедливой натяжкой перетолковывать этот неоспоримый факт гибели цивилизации как некую метаморфозу Византии в новом тюркском/турецком образе. Концепция Сп. Вриониса в этом смысле более точно и честно обрисовывает эту конечную суть греко-тюркской встречи как исторического наш обзор: Шукуров Р.М. Зона контакта: проблемы межцивилизационных отношений в современной византинистике (рец. на: Арутюнова-Фиданян В.А. Армяно-византийская контактная зона (X-XI вв.). Результаты взаимодействия культур. М., 1994; Balivet М. Romanie byzantine et pays de Rûm turc: Histoire d'un espace d'imbrication gréco-turque, Istanbul, 1994) // BB. T. 59 (84). 2000. C. 258-268. феномена. Таким образом, как мы видим, тема византийско-тюркских взаимоотношений остается актуальной по сию пору именно в силу ее прямой связи с поисками ответа на вопрос о причинах исчерпания византийской цивилизации.

Отталкиваясь от представленного очерка наиболее значимых для нас подходов, можно теперь попытаться сформулировать предмет, цели и задачи нашего исследования. По высказанным причинам мы, придерживаясь линии А. Вехтера и Сп. Вриониса, продолжаем интерпретировать греко-тюркскую встречу в ракурсе по преимуществу цивилизационного конфликта, конфликта, гибельного для одной из сторон. Однако материал византийско-тюркских контактов, извлекаемый из корпуса разнообразных письменных и материальных источников, позволяет существенно скорректировать и дополнить общие установки современных концепций. Сближаясь с М. Баливе, мы склонны рассматривать тюркское начало не только как внешний военно-политический фактор, воздействовавший на византийскую цивилизацию извне, но, по крайней мере с XIII в., и как один из действенных социальных и культурных элементов, трансформирующих сам византинизм. Однако очевидна существенная недостаточность описанных выше подходов. Ни концепция противостояния, ни концепция взаимоуподобления не выходит за пределы бинарной исследовательской стратегии «влияний», рассматривающей византийский и тюркский элементы, как внешние по отношению друг к другу субъекты. Необходимо интериоризировать проблему тюркского влияния и рассмотреть, насколько глубоко проник тюркский элемент в толщу византийской культуры и в каком направлении он трансформировал византийские общество и культуру. В настоящей работе я предлагаю описать тюркское начало как один из элементов самой поздневизантийской цивилизации. Этот специфический ракурс отличает мой подход и от последователей концепции противостояния, и от тех, кто развивает концепции взаимоуподобления греков и тюрков.

Еще одно существенное возражение по поводу имеющихся подходов. Как известно, после катастрофы 1204 г. византийский мир распался на два главенствующих анклава: первый в рамках настоящей работы мы будем называть западновизантийским, обнимающим Никейскую и Палеологовскую империи и византийский Эпир, и второй - восточновизантийский, совпадающий с границами Трапезундской империи. В историографии до сих пор не делалось попыток систематически изучить региональные особенности взаимоотношений этих анклавов с тюркским началом, а как показывают частные исследования (см. ниже), такие особенности, несомненно, имели место быть. Реконструкция двух моделей реакции на тюркский культурный субстрат (западновизантийской и восточновизантийской) и их систематическое сравнение могло бы дать новую значимую информацию для углубления нашего понимания поздневизантийской ойкумены и конечных судеб византинизма.

И, наконец, последнее: как Сп. Врионис, так и М. Баливе концентрируются почти исключительно на взаимодействии византийцев и анатолийских тюрков, упуская из вида, что существовала и другая парадигма - взаимоотношения византийцев и балканских тюрков-кочевников, которые продолжались с средневизантийского периода вплоть до завоевания османами Балкан в последней четверти XIV в. Само собой разумеется, что это упущение с необходимостью должно быть восполнено; сравнительный анализ «анатолийской» и «балканской» парадигм может открыть новые ракурсы проблемы.

Таким образом, предметом исследования является само византийское общество и культура, и их реакция на имплантацию в них тюркского культурного элемента, а именно те социокультурные трансформации, которые испытала византийская цивилизация в результате включения в себя тюркского начала. Мы говорим не только о «внешних» влияниях на византийскую цивилизацию, но скорее о существенной ее перестройке в результате включения в ее горизонт тюркского начала как одного из элементов «своего». Определение характера и меры освоения тюркского начала византийским обществом и культурой позволит более предметно ответить на вопрос о причинах неэффективности поздневизантийской цивилизации перед лицом внешних завоеваний в Х1П-ХУ вв. Не отрицая влиятельности внешнего военно-политического (Сп. Врионис) и внешнего культурного (М. Баливе) факторов для судеб византинизма, нам представляется не менее важным изучить явные и подспудные трансформации в самой византийской ментальности, приведшие к ее экзистенциальному поражению.

Отсюда же вытекают хронологические и географические рамки исследования. В фокусе исследования находится поздневизантийский период с 1204 по 1453 г. - именно тогда наблюдаются кардинальные изменения традиционных парадигм византийской идентичности, а также и изменения в отношении византийцев к тюркам. При этом, византийская ойкумена должна быть рассмотрена целостно, с учетом обеих ее главных вариантов - западновизантийского (Западная Анатолия и Балканы) и восточновизантийского (Трапезундская империя).

Из сформулированной интерпретационной стратегии проистекают и конкретные цели исследования. Цель нашего исследования состоит 1) в выявлении тех сфер византийской социальной и культурной реальности, которые претерпели трансформацию под воздействием встречи с тюрками, и 2) в определении меры воздействия этих трансформаций на «иммунные» механизмы византийской цивилизации. Важно выяснить реакцию на встречу с тюрками самого византинизма, как живого и борющегося (пусть, в конце концов, и проигравшего) цивилизационного организма: как на микроуровне индивидов, дворцового, церковного, городского и сельского быта переживала византийская цивилизация свое отступление перед лицом более мощных противников. Воссоздание зримой картины исторического проигрыша Византии в этом цивилизационном противоборстве прояснило бы достаточно многое, а главное — действительную роль тюркских народов в трагедии, постигшей византийский мир, равно как и реальное соотношение между «внутренними» и «внешними» факторами истощения жизнеспособности византинизма.

Для достижения обозначенных целей следует поставить и разрешить следующие конкретные задачи исследования, лежащие в двух плоскостях: первая группа вопросов относится к сфере социальной и антропологической, вторая группа задач относится к плоскости по преимуществу социолингвистической и ментальной. Во-первых, в качестве рабочей гипотезы в наших прежних исследованиях выдвигалось предположение о наличии на византийских территориях групп «византийских тюрков», т.е. тех тюрков, которые приняли византийское подданство и были расселены византийской администрацией в империи. Следовательно, следует доказать на материале первоисточников само наличие тюркских этнических меньшинств на территории Византийской империи, объединяемых воспоминанием об общем происхождении (либо тюркским-анатолийским, либо тюркским-подунайским), которое при определенных условиях отделяло их от большинства других меньшинств; описать эволюцию тюркских меньшинств в поздневизантийскую эпоху; определить их удельный вес в общей численности населения в различных географических зонах византийского мира; обрисовать пути проникновения тюрок-эмигрантов в византийское общество; реконструировать степень и конкретные механизмы ассимиляции эмигрантов; определить место, которое занимали тюрки-эмигранты в византийском обществе.

Во-вторых, следует определить, насколько были влиятельны эмигранты-тюрки в культурном отношении; выяснить, какие сферы византийской культуры подвергались трансформациям под воздействием тюрок как натурализованных, так и иностранцев; если такого рода воздействия, действительно, присутствовали, то следует выяснить, как они могли повлиять на реакцию византийцев на внешнюю угрозу со стороны тюркских государств. Анализ ментальных трансформаций наиболее эффективен в рамках социолингвистического исследования (см. подробнее ниже). Поэтому среди важнейших задач исследования следует назвать сбор и этимологизацию негреческих по происхождению языковых элементов, вошедших в византийский греческий, определить пути их проникновения в греческую языковую среду; следует оценить степень влиятельности этих иностранных языковых элементов на греческую языковую практику. Связанная с предыдущей группа задач состоит в выяснении масштабов присутствия в византийском пространстве тюркофонии, а также и в выявлении агентов тюркофонии - кто, по какой причине и в каких масштабах мог на византийской территории практиковать тюркофонию.

При этом исследование с неизбежностью должно носить выраженный сравнительный характер: во-первых, следует проанализировать и сравнить как западновизантийскую (Ласкаридская, Палеологовская), так и восточновизантийскую понтийскую парадигмы взаимодействия с тюрками; во-вторых, следует проследить типологические связи и различия между тюркскими анатолийской и северночерноморской парадигмами в их отношении к византийскому субстрату.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Тюрки в византийском мире в XIII-XV вв."

Выводы В. Лорана основываются на анализе нотиций конца XV в. в евангелиарии Barber.gr. 449, касающихся предков некоего Матфея Мелика Рауля. Согласно этим заметкам неназванный по крестному имени прародитель Меликов происходил из Персии (т.е. Сельджукского Рума) и пришел с конным войском спасать Константинополь. Вполне возможно, что это - указание на переезд в Византию 'Изз ал-Дина Кайкавуса II в преломлении семейной традиции: султан, действительно, привел с собой конное войско. Заметка называет прародителя aùGéviriç, что можно понять и как «государь», т.е. указание на принадлежность его к царской крови; это вполне применимо к малику Константину. Кроме того, сообщается, что головной убор прародителя был украшен огромным красным камнем (памирский лал?), а по велению императора он носил синее одеяние. Как справедливо отмечает В. Лоран, большие драгоценные камни на головном уборе были царским атрибутом, синее же платье указывало на то, что он обладал достоинством севастократора или кесаря. Таким образом, делает вывод В. Лоран, наиболее подходящим претендентом на роль основателя рода Меликов является Константин Мелик1. Мы полностью разделяем эту точку зрения. Ранг наместничества, которым был облечен Константин в Веррии и Пигах, предполагал высокий статус в иерархии чинов. Константин может считаться эмигрантом первого поколения, ибо, скорее всего, он родился еще в Сельджукском султанате, а к 1264/1265 г., в момент бегства отца из Византии, был несовершеннолетним и находился при женщинах султана.

Судя по Пахимеру, восточное почетное именование малик сначала перешло в прозвище Константина, а позже, судя по пометкам в евангелиарии, трансформировалось в фамильное имя, что было совершенно обычным для византийской антропонимики. Хотя Пахимер и не упоминал о

1 Laurent V. Une famille turque. P. 362-363. Ср.: Жаворонков П.И. Тюрки в Византии. С. 169-170. достоинстве или чине Константина, однако нотиции указывают на то, что он был, скорее всего, почтен одним из высших достоинств севастократора или кесаря, стоящих на самом верху византийской табели о рангах1. Потомками Константина Мелика, вероятно, были ÂGTpa7rûpr|ç МШкг|с; (PLP. № 1597, известен в 1338-1343 гг.), 'Pcdr|ç МШкг|<; (PLP. № 17791, ок. 1400), Mavour^ 'Paoi)X MsXÎKiiç (PLP. № 17788, ок. 1439/40), Maxôaîoç Acàvr|ç na/axioAôyoç 'PaoùA, MsX,îkt]ç (PLP. № 17790, p. 1397-ум. 1497). Может быть, к потомкам Константина Мелика принадлежали и 'Icoàwr|ç MsMktiç (PLP. № 17787, землевладелец в Серрах, 1323-1326 гг.) и другой МеАлк, крестного имени которого мы не знаем (PLP. № 17784, из Веррии, 1350-1352 гг.)

По-видимому, имя Мелик носили знатные лица или же более или менее высокопоставленные. В списке Меликов нет ни одного, которого можно было бы однозначно идентифицировать как представителя низших классов. Но следующие лица, носившие имя Мелик, определенно не имели отношения к обсуждавшейся выше аристократической фамилии. Уже упоминавшийся МеАж, один из командиров «персидского» контингента византийской армии во время войны на Пелопонессе в 1263 г. (PLP. № 17785), был много ниже по статусу и к тому же, скорее всего, много старше Константина Мелика. Несомненно, МеАж был эмигрантом первого поколения, пришедшим вместе с 'Изз ал-Дином Кайкавусом II. О его потомках мы не знаем ничего2.

Погибший в 1305/06 г. 'IoaàK MeXf|K (PLP. № 8242), предводитель анатолийских тюрков - союзников каталанцев, перешел на сторону Андроника II, который обещал ему руку знатной тюрчанки - дочери султана Мас'уда II, жившей в Константинополе. Император назначил его губернатором Пиг в Мизии. Однако Исаак Мелик был казнен каталанцами.

1 Pseudo-Kodinos. Traité / Introduc., texte et traduc. par J. Verpeaux. Paris, 1966.

Passim.

2 Ср. с толкованиями П.И. Жаворонкова, не сомневающегося, что этот Мелик принадлежал к семье султана 'Изз ал-Дина\ Жаворонков П.И. Тюрки в Византии. С. 171.

Судя по имени, 'IoaáK МеАт|к был крещеным тюрком1. Исаак Мелик, перейдя на сторону Андроника II и став византийским поданным, фактически стал эмигрантом первого поколения, но этим новым статусом воспользоваться не успел.

Другой Ме?1Г|К (PLP. № 17761) был христианином и командиром византийских туркопулов и перешел на сторону каталанцев в 1305 г. В 1307 г. он участвовал в войнах во Фракии на стороне каталанцев, а в 1308 г. он покинул их со своими людьми и отправился в Сербию. Хотя Григора настойчиво связывает этого Мелика с султаном 'Изз ал-Дином, однако хронологически маловероятно, чтобы он был из поколения воинов 'Изз ал-Дина; вероятно, Григора тут вновь неточен, как и во многих других случаях, когда он описывает события XIII-начала XIV в.2 Этот Мелик был, скорее всего, эмигрантом второго поколения.

Вряд ли имел какое-либо отношение к обсужденным выше Меликам священник в Константинополе KcovoxavxTvoí; МШкг^ (МеШкгц;, 1357 r.)J, хотя не исключено, что он был отпрыском знатного родителя. То же можно сказать о переписчике МеАжбц (PLP. № 17786). Скорее всего, эти Мелики были потомками эмигрантов в последующих поколениях. Этих примеров достаточно для того, чтобы отнестись с большой осторожностью к конструированию семей всего лишь на основе идентичности прозвища.

Возможно, в таком же ракурсе следует интерпретировать наличие родственных взаимоотношений между носителями громкого имени £ot>)a:ávo<; / Lou)a aviva. Нам известно 12 носителей этого имени - в большинстве случаев, вероятно, патронима, но не прозвища. Несомненно,

1 Pachym. XIII, 15, XIII, 22-23, XIII, 29 (t. 4, p. 651, 671, 673-675, 695-697).

2 Greg. Т. 1. P. 229.11-12, 248.5-10, 254.3-17.

3 Hunger H. Die Exarchenlist des Patriarchen Kallistos I. im Patriarchatsregister von Konstantinopel // КА0НГНТР1А. Essays Presented to Joan Hussey for her 80th Birthday / Ed. J. Chrysostomides. Camberley, Surrey, 1988. S. 438 (№ 1.54); PLP. № 92662. как фамильное имя EouA,xavo<; указывало на происхождение от правящего дома анатолийских сельджуков. Проблема заключается в том, что эти лица, скорее всего, принадлежали к разным семьям, которые, возможно, и были связаны между собой генетическим родством, восходя к общему предку. Как показали исследования Э. Захариаду и недавнее П.И. Жаворонкова, существовало по крайней мере две семьи Султанов, восходящих к разным представителям Сельджукского правящего дома1. Одна из семей восходит к некоему Афанасию Султану ('AOavaoioc; LoiAxavoq, PLP. № 26337), идентификация которого представляет некоторые трудности. Согласно предположению Э. Захариаду, Афанасий Султан являлся одним из сыновей 'Изз ал-Дина Кайкавуса. О нем сохранились лишь отрывочные сведения в двух документах Ватопедского монастыря на Афоне. Согласно хрисовулу Андроника II Палеолога от июня 1324 г., незадолго до этой даты пансеваст севаст скутерий Феодор Сарантин (ум. 1330, PLP, № 24906) основал монастырь Иоанна Предтечи в Веррии, называемый Петра, и просил у императора следующее: 1) подтвердить независимость монастыря и сделать его патриаршим, 2) освободить от налогового бремени его владения в Крициане, подаренные монастырю, а также освободить от налогов и другие владения, предназначенные монастырю - как его родовые, так и полученные в качестве приданного от его покойного тестя Султана (xoi) TisvOspoi) аг>тог>, тог) ЬогЛтсоюг) sksivod ).

В завещании Феодора Сарантина, датированном октябрем 1325 г., среди перечисленных движимых и недвижимых богатств, отказанных монастырю Иоанна Предтечи в Веррии, вновь упоминается земля, прежде принадлежавшая его тестю3. Этот документ несет дополнительную

1 Zachariadou Е. Oi xpictiavoi.; Жаворонков П. Тюрки в Византии. С. 171-172.

2 AVat. Т. 1. № 62, р. 334, 336.71-72.

3 AVat. №64, р. 344-361. информацию о Султане. Во-первых, тесть Сарантина назван по своему крестному имени - кирц Äöaväoioq о LovAravoc;, отсутствующему в предыдущем документе, отмечается его исключительно знатное происхождение (ейуеуестато^). Во-вторых, из того же документа известно, что единственной женой Феодора Сарантина была Евдокия Дукена Ангелина Комнина (PLP, № 151), которая, следовательно, и была дочерью упомянутого Афанасия Султана1. Судя по имени дочери, Афанасий Султан был женат на весьма знатной даме - некоей Дукене Ангелине Комнине . В-третьих, документ сообщает некоторые подробности о бывших владениях Афанасия, перешедших к Феодору Сарантину в качестве приданного - это пашня и лес в Команице. Селение Команица, весьма обстоятельно описанное Василики Кравари, располагалось примерно в 5 км севернее Веррии на южном берегу реки Трипотам. Лес, упомянутый в документах, ныне не существует, но сохранялся в восточных окрестностях селения до 1958 г.3 Небезынтересно само название села - Ko^iaviT^ri, происходящее от этнонима Kopavo<; «куман» и славянского суфф. с уменьшительным значением (см. выше). В. Кравари предполагает, что название села произошло от антропонима, имени бывшего владельца этой местности4. Если действительно эта местность прежде принадлежала тюрко-славянину (возможно, славянизированному куману), а затем перешло к тюрку-сельджуку, то тут можно усмотреть и некую преемственность - не предназначался ли издавна этот регион для расселения иноземцев?

1 AVat. № 64, р. 358.141.

Polemis D.I. The Doukai. P. 164. Ср. с точкой зрения Э. Захариаду, которая считает, что громкие фамильные имена Дукены Ангелины Комнины Евдокия получила от своего мужа: Zachariadou Е. Oi xpicrnavoi. Е. 67.

3 Kravari V. Villes et villages. P. 76-78 (см. там же обсуждение других локализаций Команицы), carte 10.

4 Kravari V. Villes et villages. P. 76.

В-четвертых, в завещании Сарантина указывается время, в течение которого Сарантин владел этой землей - 46 лет. Последнее указание можно рассматривать как дату женитьбы Феодора Сарантина на Евдокии, дочери Афанасия Султана - 1279 г., а также (с некоторой натяжкой) предположить, что в 1279 г. Афанасий был еще жив1.

Феодор Сарантин был престижной партией для Евдокии дочери Афанасия Султана. Мало того, что он к концу жизни обладал довольно значимыми чинами (пансеваст, севаст, скутерий), много важнее его принадлежность к слою высшей знати.

Сначала Г. Теохаридис предположил, что Афанасий был братом или сыном 'Изз ал-Дина Кайкавуса II и был женат на неизвестной сестре л

Михаила Палеолога . Затем Э. Захариаду отождествила Афанасия Султана с одним из сыновей 'Изз ал-Дина Кайкавуса II, оставшимся в Византии3. Последняя гипотеза была принята как доказанная Г. Хионидисом4. Однако издатели РЬР эту идентификацию принимают со знаком вопроса. Авторы парижского издания актов Ватопеда констатировали наличие ее, не приводя аргументов ни «за», ни «против». Основания для сомнений в этой идентификации весьма серьезные. Если разложить по хронологической шкале обсужденные выше датировки, связанные с Афанасием Султаном, то становится очевидным, что сыном 'Изз ал-Дина Кайкавуса II он быть не мог.

1 AVat. № 64, р. 355.64-356.67: «то &иуг|АлтеТо\' ион, то той Коцах-чтСг] цеха rcávTcov аитой tcov Sucaícov те ка1 лроуоцкш, той et>piaico|u.évou Xóyyou ка1 tcov úAx)KOftícov, каОозс ларе506г] rcpóq це Siá yuvauceíat; лрогкод кш кабак; SKpáTev сшто кои ó evyevéamxoq nevOepóc (íou KÚpic AOavácrioc ó EouXxávoc; £7ri ypóvoiq noXXoiq, Kai éyco rí5r| rqv стгщвроу xpóvouc тваааракоутае^». Прочтение П.И. Жаворонковым этого отрывка ошибочно: исследователь посчитал, что упомянутые тут «восемьдесят лет» являются указанием на возраст Афанасия Султана в момент его смерти (Тюрки. С. 171). См. также ниже.

Theocharides G. Mía Sia0rjKT|. X. 55 сггщ. 6.

J Zachariadou E. Oí -/pianavoi. I. 70-72.

4 Chionides G. 'Icrropía Tfjq Bepoíaq. E. 115-117.

Если его дочь Евдокия достигла брачного возраста (12 лет) и вышла замуж к 1279 г., то родилась она не позже 1267 г., а скорее всего, раньше. В таком случае, сам Афанасий родился не позже, чем 1250-1251 гг., чтобы на момент рождения дочери достичь репродуктивного возраста (16-17 лет)1. В таком случае он не мог приходиться сыном султану 'Изз ал-Дину, который родился в 1237 г. и которому в 1250-1251 г. было всего 13-14 лет. При этом, известно, что старшим сыном 'Изз ал-Дина был, скорее всего, Мас'уд.

Относительно датировок, содержащихся в актах, следует отметить следующее. Оба документа содержат еще одно временное указание, которое может быть растолковано лишь гипотетически. В документах утверждается, что Афанасий Султан владел неким поместьем «восемьдесят лет» (в хрисовуле 1324 г.) и «восемьдесят и больше лет» (в завещании 1325 г.) , указывая, таким образом, примерно на 1244 г. как время водворения тут Афанасия. По мнению Э. Захариаду, принятому В. Кравари, Афанасий или его отец могли получить эту землю лишь после 1261 г., времени переселения 'Изз ал-Дина Кайкавуса II в Византию^ Однако мы не можем игнорировать этого указания Феодора Сарантина - очевидно, что представление об этих «восьмидесяти годах» хранилось в семейной памяти и было привнесено его женой и тестем Афанасием Султаном, которые подразумевали некое конкретное событие в прошлом. Что могла обозначать эта настойчивая ссылка на восьмидесятилетнее владение землей Афанасием?

Скорее всего, Феодор Сарантин и его информаторы об этой дате подразумевали возвращение в этот регион никейцев - Иоанн III Ватац

1 Ср.: Жаворонков П.И Тюрки. С. 171 (годом рождения Афанасия дается 1244 г. что ошибочно).

2 AVat. № 62, р. 336.71-72 («Kaxsxôpeva жхр' айтой те (ка1) той îrsvOepoû айтой той Sou).tavou 8K8Îvou s ni xpôvoiç г]8г| ôySofjKovia»), № 64, p. 356.69-70 («tt']v tcov оу8ог|коута ка1 ènÉKEiva xpôvcov тайтг|У»).

3 Zachariadou E. Oi xpicmavoi. X. 70; Kravari V. Villes et villages. P. 76 note 1. захватил долину Вардара, Фессалонику и Веррию как раз осенью-зимой 1246 г.1 Интересный материал дает энкомий Феодора II Ласкариса своему отцу Иоанну III Ватацу. По утверждению Феодора II, Иоанн III переселял половцев в Малую Азию, а анатолийских тюрков, напротив, - на Запад, т.е. на Балканы2 (Беоцец toútcov tùç àvTiGTâoeiç rcpôç тàç Ôvo|ràç àGcpaXcaç). Более того, утверждается, что сам «Перс», т.е. султан 'Ала ал-Дин Кайкубад I (1220-1237) «прислал своих сыновей» к Иоанну III, которые поселились в империи3. О переселении половцев в 1241/1242 г. хорошо известно из других источников, о чем уже говорилось выше. Нет причин не доверять Феодору II в том, что какие-то анатолийцы были переселены на Балканы и что какие-то дети султана по той или иной причине оказались на территории Никейской империи. Следовательно, можно предположить, что Афанасий Султан на самом деле был одним из сыновей Кайкубада I, поселившимся в империи и отправленным в область Веррии после ее отвоевания в 1246 г. Ничего удивительного, если семейная память удревнила пребывание Афанасия на этих землях всего на 1-2 года. Если Афанасий Султан был действительно сыном Кайкубада I, то 'Изз ал-Дин Кайкавус II приходился ему племянником. Похоже, это единственная правдоподобная интерпретация, не противоречащая данным сохранившихся источников.

1 Acrop. Т. 1. Р. 78-84; Kravari V. Villes et villages. P. 43.

Teodoro II Duca Lascari. Encomio dell'Imperatore Giovanni Duca / Ed. L. Tartaglia. Naples, 1990. P. 50.95-98: icai yap то Ttpiv вк xrjç SuTucfjç Kai tcùv 5utuccûv x®pioov àjrooTrâaaç tôv Sicú9r|v rfj ¿фа ëSva SoûÀxx та toutou yewr||iaTa oweiçriyayeç, Kai à\na}JAiaq xéicva та Персика Secpeïç toijtcùv xàç аупатсссец npàç me Suapàç àocpaÀxùç. См. также об этом энкомии: Langdon J.S. Byzantium's Last Imperial Offensive in Asia Minor. The Documentary Evidence for the Hagiographical Lore about John III Ducas Vatatzes' Crusade against the Turks. 1222 or 1225 to 1231. New York, 1992. P. 19-20.

3 Teodoro II Duca Lascari. Encomio. P. 50.88-92: Пврсгг|с. ка1 TSKva aoi cpépei Kai Хргщата SíScooi Kai, то KaivÓTaTOv, àjioïKiGpoijç tcûv 0роф1)/.шу ópcov, тиргаакоцехю^ xrjv ^xriv.

Из семьи Афанасия Султана, помимо его дочери Евдокии и Феодора Сарантина, другие лица нам неизвестны. Много больше имен сохранилось от других Султанов, которые восходили к другому ближайшему родственнику 'Изз ал-Дина Кайкавуса II. Родоначальником этих Султанов является некий Sou^iáv (PLP. № 26333), упомянутый Мануилом Филом как отец Дмитрия Палеолога Султана (Дгщг|трю<; Палшол,0уо<; Xou/aávo<;, PLP. № 26339, начало XIV в.). Из слов Фила следует, что отец Дмитрия - персона султанской крови (соиА/гсмкоц aípaaiv), родился в «Персии» (е^уеуке Перец), но сменил «отеческую веру» (jiáipiov оероц)1. Нет сомнений, что речь идет о персоне из Сельджукского правящего дома. Возможно, это был неизвестный нам ближайший родственник 'Изз ал-Дина Кайкавуса - сын, племянник и т.д., переселившийся вместе с султаном в 1262 г. в Византию. £ouÁ.xáv был женат на некоей Палеологине Комнине, сестре протоиракария Дмитрия Палеолога. У Султана и Палеологини Комнины, по-видимому, было два сына - старшим братом упомянутого Дмитрия Палеолога Султана был, вероятно, AAi^toq ПаАшоХ,0уо<; SouAxávoc; (PLP. № 26338, возможно, идентичен PLP. № 26341). Алексей Палеолог Султан был женат на Ксении Палеологине Султанине (PLP. № 26336) и имел от нее сына - вероятно, Дгщ^трюс; £oT>A/rávo<; ПаА,аюА,0уо<; (PLP. № 26340). У последнего была дочь ©еобшра Loulxavíva (PLP. № 26335), которую он выдал за MavoufiA, Movopá^oi;2.

Скорее всего, к одной из этих двух семей - Афанасия Султана или SoD^xáv, - восходили Михаил Султан и Дмитрий Султан, жившие в первой четверти XV в. и упомянутые у Йазыджызадэ 'Али. С последними была связана известная знатная семья Лизиков3. Выше мы высказывали предположение, что Савва Султан (PLP. № 26294), живший в Суроже, мог

1 Manuelis Philae carmina inédita / Ed. A.E. Martini. Neapoli, 1900. P. 71.5-10 (№ 56).

Анализ этих строк см. в: Zachariadou Е. Oí %picmavoi. Е. 70.

2 (

Zachariadou Е. Oi xpvoiiavoi. Z. 70-72. j

Об этих Султанах и Лизиках см. выше в предыдущем разделе по Македонии. быть одним из младших сыновей 'Изз ал-Дина Кайкавуса. С точки зрения византийской ономастической практики, это вполне вероятно. Из обсужденных примеров видно, что члены одного рода могли иметь разные синонимические или почти синонимические прозвища - сын султана 'Ала ал-Дина носил прозвище Султан, сын султана 'Изз ал-Дина Константин носил прозвище Мелик (т.е. «царевич»), другого сына прозвали Султан, равно как именовался Султаном и другой близкий родственник 'Изз ал-Дина. Позже в трех обсужденных случаях эти прозвища превратились в фамильные имена. Этот пример весьма показателен для византийских принципов антропонимической идентификации. Как бы то ни было, в XIII-XIV вв. прозвище и патроним Султан прилагалось, похоже, только к потомкам правящего сельджукского дома и поэтому было редким. Позже, в эпоху Туркократии, статус имени, как кажется, меняется и оно встречается как личное имя христианки: в середине XV в. или, скорее всего, позже в маргиналиях одной из рукописей Евангелия-апракоса автор нотиции поминает некую HouXmvri (PLP. № 26334) в ряду других лиц, как видно, члена семьи, которая владела списком1.

Обратимся к другим знатным родам восточного происхождения. Патроним ArceXpeve, похоже, скрывает за собой одно семейство - слишком он редок для восточной антропонимики (об этом см. выше) . Если это действительно одно семейство, то возникло оно еще в Никейское время. В актах Лемвиотиссы упоминается П69о<; AfteXpeve (после 1235 г.), землевладелец в Мантее у Смирны3. Через несколько десятилетий (1268 г.) опять же у Смирны зафиксирован некий чиновник финансового ведомства севаст Mixaf)X, Але^цеуё (PLP. № 1158). С 1300 по 1394 г. в источниках

1 Hutter I. Corpus der Byzantinischen Miniaturenhandschriften. Bd. 3.1: Oxford, Bodleian Library. Stuttgart, 1982. S. 140 (№ 93).

2 PLP. Mo 151-158,91262.

3 MM. T. 4. P. 210 (№ CXXIH). фиксируется еще 7 носителей этого имени, все они - весьма знатные люди. Àrmrjxpioç AnsXjiEvé (PLP. № 1155), умерший между 1320 и 1323 гг., был пансевастом севастом и апографевсом Фессалоникийской фемы в 1299/1300— 1304 гг.; Sebastos, 1300 - 1302; lœàwriç Arce^své (PLP. № 1157) ок. 1324 г. был дукой фемы Волерон и Мосинополь во Фракии; два других À7i£X,|ievé (PLP. № 1151, 1342 г.; PLP. № 1152, 1343 г.) были высокопоставленными придворными. Среди них были и и довольно успешные представители клира: один эпистемонарх на Лемносе (PLP. № 91262, до 1355 г.), Ar(p,r|Tpioç ArceÀ^isvé - протекдик в Серрах (PLP. № 1156, 1360 г.), a Tscbpyioç AnsA.fisvé (PLP. № 1154, 1381-1394 гг.) - священник, экзарх, хартофилакс и т.д. на Киосе. Столь высокое положение светских чиновников и само наличие представителей духовенства в этом семействе указывают на его глубокую интегрированность, а значит и давнее внедрение в византийское общество.

Выше уже упоминалась знатная семья Масгидов, которая процветала в XIV и первой половине XV в. Судя по хронологии, ее родоначальник ApapavTrjvoç Maoyiôàç, возможно, был одним из людей Кайкавуса. На первый взгляд, этимология Maoyiôàç не представляет проблемы: <— jiaayiôiov «мечеть» араб, masjid (■>?—) с тем же значением1. Проблема заключается в семантике имени. Ясно, что имя безошибочно ассоциирует его владельца с мусульманским миром. Однако проблема заключается в том, что Maoyiôàç, в отличие от других личных имен, обсуждаемых здесь, не имело восточных эквивалентов. В отличие от христианской традиции, в которых личные имена со значением «церковь» обычны (ит. Chiesa, Tempio, фр. Temple, англ. Church, нем. Kirche и т.п.), традиционная мусульманская антропонимика никогда не использовала «мечеть» в качестве личного имени или прозвища. Можно выдвинуть два возможных объяснения. Во-первых, Maoyiôàç вполне могло обозначать выходца из мусульманской страны со значением «азиат»,

1 MoravcsikGy. Byzantinoturcica. Bd. 2. S. 182-183. происходящий из мусульман», возможно, с уничижительным оттенком. Возможно, оно синонимично прозвищам Ayapr|voc; (см. Гесорукх; о Ayaprivoq1) и SapaKr)v6q. Второй и менее вероятный вариант: MacytSaq могло быть эллинизированным и неправильно интерпретированным византийцами арабским именем Маджид ^ «Славный». Apa(3avTr|vd<; MaayiSaq упоминается в одном из актов как владелец соседнего участка'. Какое отношение он имел к двум другим малым семьям Масгидов неизвестно. Так, у супругов Каллистрата и Марфы были сыновья AOavaaioc; MaoyiSaq (PLP. № 17219, ум. март 1336) и 'Icoawr|<; ДотЗкш; MacyiSat; (PLP. № 17222, ум. ок. 1351)\ Афанасий зафиксирован в документе как монах, а его брат Иоанн, во-первых, породнился с Дуками, женившись на Ирине Дукене Масгидене (PLP. № 17216), а во-вторых, помечен как 8о\)А,о<; императора, что указывает на знатность не только его, но и его родственников. Вторая семья состояла из Константина Масгида (PLP. № 17223, ум. до 1374 г.), женатого на знатной женщине Сфранзене, чье крестное имя неизвестно; от этого брака родились Eiprjvri LcppciT^atva and 'Icodwric; Есррат^. Племянником Константина был АА,е^ю<; Ko|ivr)v6(; Maoyt5a<; (PLP. № 17220, 1374 г.), отмеченный в документе как боиАхх; императора.

Один венецианский документ 1425 г. содержит упоминание двух Масгидов, не отмеченных в PLP, которые принадлежали, судя по контексту,

1 ММ. Т. 4. Р. 76-77. Äyapr|v6^ как прозвище был на удивление редким в Византии, возможно, в связи с его негативными коннотациями в византийском контексте (см. выше гл. 1 §§ 11-14).

2 AIv. Т. 3. № 61.21 (р. 112) et р. 110; PLP. № 94097. О семье Масгидадов: APhilK. Р. 305-306; A Pan tel. P. 99.

3 Mercati S.G. Sull'epitafio di Atanasio Masgidas nel monastero del Prodromo presso Serres // OCP. 1947. T. 13. P. 239-244. к фессалоникийской знати1. Известно еще три землевладельца, которые носили фамильное имя или прозвище Maayiôaç (PLP. № 17217, 17218, 17221); к ним надо прибавить отсутствующего в PLP землевладельца 'Icûâwriç Maoyiôàç2. Таким образом, нам известно 17 носителей этого имени и 1 Maayiôiéxr|ç (PLP. № 17224). Однако связь между этими лицами, а также ими и отмеченными малыми семьми восстановить невозможно. Вполне вероятно, что они все были родственниками - имя Maoyiôàç встречается только в Македонии (Фессалоника, Серры, Зихна, Стримон), все они отмечены в источниках как землевладельцы или знатные люди.

Ниже мы сузим фокус исследования и на примере двух семейств попытаемся с большей детализацией проследить судьбы и карьеры их членов. Это позволит нам максимально точно визуализировать механизмы интеграции эмигрантов в византийское общество. В качестве объекта визуализации избраны две семьи - Иагупов и Анатавлов, которые прежде не описывались в историографии. Хотя принадлежность к одной фамилии отдельных носителей этих патронимов не вызывает сомнений (развернутое обоснование этого тезиса см. ниже), мы во многих случаях можем определить степени родства между ними лишь предположительно. Именно для тех случаев, где степень родства между членами фамилии не фиксируется эксплицитно в источниках, мы воспользуемся особой схемой, которая может дать приблизительное представление о характере родственных связей между ними. Имена будут распределены в таблицах по шкале поколений. За одно поколение берется 20-летний период, если учитывать ранний брачный возраст. По византийскому законодательству, для юношей брачный возраст наступал в 14 лет, а для девушек в \2\ По

1 Mertzios К. Mvrmeia (iaKeSoviKiiç laiopiaç. 0естааЛхткг|, 1947. S. 51, v|/. 3a (факсимиле оригинального документа).

2 APantél. № 11.17-18 (p. 99).

3 LaiouA. Mariage, amour et parenté à Byzance aux XIe-XIIIe siècles. Paris, 1992. P. 16. подсчетам А. Лайу, в первой половине XIV в. среднестатистическим возрастом вступления в брак для мужчин-крестьян было 20 лет (данные по феме Фессалоника)1. Очевидно, что в среде знати средний брачный возраст был несколько ниже. Начало первого поколения в нашей таблице отсчитывается от самой ранней даты упоминания первого известного представителя фамилии (ни в одном из ниже рассмотренных случаев годы рождения не известны). Точно также и другие лица с несколькими разновременными упоминаниями в источниках привязываются к шкале поколений по наиболее ранней дате их упоминания. Такой метод даст некоторое представление о вероятных степенях родства между конкретными индивидами, носившими один и тот же патроним.

§ 2. Иагупы

Фамильное имя Иагуп (ТауотЗлгц; и ГшуотЗяг^) встречалось в Палеологовскую эпоху на протяжении XIII-XV вв. Еще В. Лоран предположил, что фамильное имя Гшуоълг^ восточного происхождения, полагая, что один из носителей этого патронима (Василий - см. ниже) был крещеным тюрком2. Действительно, греческое Тауошт^/Гшуоъяг^ происходит от «Йакуб» уа 'qüb - арабского имени, арабизированного варианта библейского Иакова3. Следовательно, носители патронима Иагуп скорее всего были потомками некого мусульманина по имени Ya'qüb. Связь этого имени с библейской (коранической) традицией является указанием на

1 Laiou А.Е. Peasant Society. P. 272-273.

2 Laurent V. Note additionnelle. L'inscription de l'église Saint-Georges de Bélisérama // REB. T. 26. 1968. P. 369.

3 Firestone R. Ya'kub // El NE. Vol. XI. P. 254a. Эта этимология зафиксирована уже у Дь. Моравчика: Moravcsik. Byzantinoturcica. Bd. 2. S. 135. В.Лоран, зная о выводах Д. Моравчика, дал тем не менее ошибочную этимологию: выводя патроним из имени данишмандидского правителя Йаги Басана (<— тюрк. цН^Ь ¿jU-j «громящий врага»): он ошибочно полагал, что «Йаги Басан» (виз. 'Iayotutaaav) как-то связано с ар. «Иакуб». то, что родоначальник фамилии, скорее всего, был выходцем из Анатолии. Трудно сказать по самому преному, каков был статус исконного его носителя и родоначальника византийской семьи, ибо имя было весьма распространено в мусульманском мире и могло принадлежать как простолюдину, так и знатному лицу. Однако, судя по тому, что византийские потомки Йакуба ревностно сохраняли патроним в течение последующих восьми поколений, восточный родоначальник рода был весьма знатным человеком. Именно к его славе и родовитости и апеллировали потомки. Не исключено, что этот тюркский родоначальник принадлежал к правящему роду эмирата Гермийан - туркменского княжества с центром в Кютахье. Некоторые соображения в пользу этой гипотезы имеет смысл привести в конце предпринимаемого исследования, после того как будут обсуждены биографии известных Иагупов.

Я 1 ЧР л ПАТРОНИМ КРЕСТНОЕ; - СОН-чСГД;! \ ( 1Ц!? ВРЕМЯ ИСТОЧНИК № РТР

1А-1 Вас1Х.ею<; эмир Каппадокия / Белисырма ок. 1282-1304 ЬаигВе1. Р. 367-371; Угуошв 1977. Р 11 4149

1А-2 ЧауотЗтп^д ('1аогжг||;) N землевладелец Халкидика / Сарантареа 1300-1321 АЬауг II. № 90, р. 82-83; № 108, р. 185 7816

1А-3 '1ауошт|д Кюуатаухтуод свидетель Халкидика / св. 1335 АСЫ1. № 125, р. 261 7824

Парамон

1А-4 Ча/уогшт^ N протоиракарий, свидетель Фессалоника 1344 АОосЬ. № 23, р 170 92055

1А-5а Чауоитгрс; (Чауогт) 'А^с^юс; апографевс, онсеюд Мануила II Константинопол ь? 1394 (в РЬР ошибочно 1396)-1400 АРапШкг. N0 20 р. 145; № 21 р.148; № 22 р. 155; ММ II. Р. 354 7819

1А-5Ь ' I ауотЗл;г1 д, тот же, что Чауогшгц; А^с^юс N архюу Константинопол ь 1396 ЭагРа^ VI. № 3025 7814

1А-6 Чауоиятц; Геюруюд апографевс, о1ксюс, «раб» Мануила II Константинопол ь 1406-1407 Нип§СНо11: 8. 176; АЯиз. Р. 188, 198; АРаШё!. № 16 р. 120; № 17 р. 125 7821

1А-7а [Чаусияцд], сын 1А-6 N ребенок, ученик Иоанна Хортамена Константинопол ь нач. 15 в. Ниг^СИогТ 8. 176

1А-7Ь Чауогтгц; (Дшуогтгц;), тот же, что 1А-7а ©£о5соро<; о!кею<; императора, ся>укА.г|т1к6с; арусоу Фессалоника 1421 АМг IV. № 97 р. 158; ОбБсИ. № 102, 8. 266. 7822

Список научной литературыШукуров, Рустам Мухамедович, диссертация по теме "Всеобщая история (соответствующего периода)"

1. Античные теории языка и стиля. М.-Л., 1936.

2. Апанович О С. К вопросу о должности кундастабла у Сельджукидов Рума в XIII в.: кундастабл руми и Михаил Палеолог // ВВ. 2007. Т. 66 (91). С. 171192.

3. Арутюнова-Фиданян В.А. Армяне-халкидониты на восточных границах Византийской империи. Ереван, 1980.

4. Арутюнова-Фиданян В.А. Армяно-византийская контактная зона (X-XI вв.). Результаты взаимодействия культур. М., 1994.

5. Арутюнова-Фиданян В.А. «Повествование о делах армянских» (VII в.): источник и время. М., 2004.

6. Баранов Х.К. Арабско-русский словарь. М., 1977.

7. Бартикян Р. О византийской аристократической семье Гаврас // ИФЖ. Т. 118. № 3. 1987. С. 190-200; Т. 119. № 4. 1987. С. 181-193; Т. 120. № 1. 1988. С. 163-178.

8. БартольдВ.В. Сочинения. Т. 1-9. M., 1963-1977.

9. Бартолъд В В. Хафизи Абру и его сочинение // Al-Muzaffariya. Сборник статей учеников профессора барона Виктора РомановичаРозена ко дню двадцатипятилетия его первой лекции. СПб, 1897. С. 1-28 =Бартольд В.В. Сочинения. Т. 8.

10. Бибиков М. В. Византийская этнонимия: архаизация как система // Античная балканистика. Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М., 1980. С. 70-72.

11. Бибиков M. В. К изучению византийской этнонимии // ВО. М., 1982. С. 148-159.

12. Бибиков М. В. Пути имманентного анализа византийских источников по средневековой истории СССР: (XII—первой половины XIII вв.) // Методика изучения древнейших источников по истории народов СССР. М., 1978.

13. Бибиков М.В. Byzantinorossica. Свод византийских свидетельств о Руси. Т. 1.М., 2004.

14. Бибиков М.В, Византийская историческая проза. М., 1996. Бибиков М.В. Византийские источники по истории древней Руси и Кавказа. СПб., 1999.

15. Бибиков М.В. К вопросу об иноземцах в византийской государственной элите // Бибиков М.В. Очерки средневековой истории экономики и права. М., 1998. С. 173-187.

16. Бибиков М.В. Очерки средневековой истории экономики и права. М., 1998. Бибиков М.В. Сведения о пронии в письмах Григория Кипрского и «Истории» Георгия Пахимера // ЗРВИ. 1976. Т. 17. С. 93-99.

17. Близнюк C.B. Мир торговли и политики в королевстве крестоносцев на Кипре (1192-1373). М., 1994.

18. Богданова Н.М. Херсон в X-XV вв. Проблемы истории византийского города // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. Вып. 1. М., 1991. С. 8-172.

19. Божилов И. Асеневци (1186-1400). Генеалогия и просопография. София, 1985.

20. Бородин O.P., Гукова С.Н. История географической мысли в Византии. СПб., 2000

21. Бородин O.P. Византийская Италия в VI-VIII вв. Барнаул, 1991. Босворт К.Э. Нашествие варваров: появление тюрок в мусульманском мире // Мусульманский мир. 950-1150 / Ред. Д.С. Ричардса. М., 1981. С. 2035.

22. Бубер М. Я и Ты. М., 1993.

23. Будагов Л. Сравнительный словарь тюркско-татарских наречий. Т. 1-2. СПб., 1869-1871.

24. Булгакова В.И. Конфликтная зона Черное море: загадка вооруженного инцидента 1278 года из маргинальных заметок Сугдейского синаксаря // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. Вып. 8. СПб. 2011. С. 5063.

25. Вальденфелъс Б. Своя культура и чужая культура. Парадокс науки о «Чужом» (перевод О. Кубановой) // Логос. 1994. № 6. С. 77-94.

26. Васильев A.A. История Византийской империи. Т. 1-2. СПб., 1998.

27. Васильев A.A. Ласкарь Канан, византийский путешественник XV в. по северной Европе и в Исландии. Харьков, 1914.

28. Васильевский В.Г. Византия и печенеги // Васильевский В.Г. Труды. Т. 1. СПб., 1908. С. 1-175.

29. Великая степь в античных и византийских источниках. Сборник материалов / Составл. и ред. А.Н. Гаркавца. Алматы, 2005.

30. Берлинский А.Л. Античные учения о возникновении языка. 2006

31. Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988.

32. Гасратян М. А., Орешкова С. Ф. Очерки истории Турции. М., 1983.

33. Гафуров А. Имя и история. Об именах арабов, персов, таджиков и тюрков. Словарь. М., 1987.

34. Гордлевский В. Государство Сельджукидов Малой Азии. М.-Л., 1941.

35. Гукова С.Н. К вопросу об источниках географического трактата Плифона // ВВ. Т. 44. 1983. С. 88-97.

36. Гуссерль Э. и Деррида Ж. Начало геометрии. М., 1996.

37. Дагрон Ж. Формы и функции языкового плюрализма в Византии (IX-XII вв.) // Чужое: опыты преодоления (очерки по истории культуры Средиземноморья) / Ред. P.M. Шукуров. М., 1999. С. 160-193.

38. Делез Ж. Мишель Турнье и мир без Другого // Турнье М. Пятница, или тихоокеанский лимб. СПб., 1999. С. 282-302.

39. Джурич В. Византийские фрески. Средневековая Сербия, Далмация, славянская Македония. М., 2000.

40. Диттен Г. Известия Лаоника Халкокондила о России (I, 122.5-126.9) // ВВ. 1961. Т. 21. С. 51-94.

41. Древнетюркский словарь / Ред. В.М. Наделяев, Д.М. Насилов, Э.Р. Тенишев, A.M. Щербак. Ленинград, 1969.

42. Дуйчев И. Славянски местни и лични имена във византийските описни книги // Известия на Институт за български език. Кн. 8. 1962. С. 197-215.

43. ЪоковиЬ 3. Проучавагье словенске антропони^ке гра^е у практицима XII и XIII века // Зборник радова Византолошког института. Т. 43. 2006. С. 499-516

44. Жаворонков П.И. Никейская империя и Восток // ВВ. 1978. Т. 39. С. 93101.

45. Жаворонков П.И. Тюрки в Византии (XIII-середина XIV в.). Часть первая: тюркская аристократия//ВВ. 2006. Т. 65. С. 163-177.

46. Жордания Э. Картвельское население Понта в XIII-XV вв. : диссертация. кандидата исторических наук : 07.00.03. М., 2002.

47. Жордания Э. Этнический состав населения Понта в XIII-XV вв. и некоторые вопросы топонимики Понта. Часть II: чаны // BS. 1999. Т. 60. С. 71-86.

48. Жордания Э. Этнический состав населения Понта в XIII-XV вв. Часть I: Лазы // BS. 1997. Т. 58. 125-139.

49. Жуков К.А. Эгейские эмираты в XIV—XV вв. Москва, 1988.

50. Иванова О.В. О путях интеграции иноплеменников в Византийской империи в VII-X вв. (преимущественно на примере славян) // Византия между Западом и Востоком / Ред. Г.Г. Литаврин. М., 1999. С. 48-80.

51. Иностранцы в Византии. Византийцы за рубежами своего государства. Тезисы докладов конференции. Москва, 23-25 июня, 1997 г. М., 1997.

52. Каждая А.П. Рец. наМэгагс^/А: Су. ВугапИпойшлса. // ВВ. 1959. Т. 16. С. 271-287.

53. Каждая А.П. Социальный состав господствующего класса Византии XI-XII вв. М., 1974.

54. Каждая А.П. Характер и эволюция господствующего класса в Византии в ХЗ-ХП вв. // Ш. 1973. Вё. 66. С. 47-60.

55. Каждая А.П. Армяне в составе господствующего класса Византии в ХЗ-ХП вв. Ереван, 1975.

56. Карпов С.П. История Трапезундской империи. СПб., 2007. Карпов С.П. Итальянские «бароны» трапезундских императоров // ВВ. 1995. Т. 56. С. 144-155. Карпов С.П. Латинская Романия. СПб., 2000.

57. Карпов С.П. Путями средневековых мореходов: Черноморская навигация Венецианской республики в XIII XV вв. М., 1994.

58. Карпов С.П. Венецианская работорговля в Трапезунде (к. 14- н. 15 вв.) // ВО. 1982. С. 191-207.

59. Карпов С.П. Итальянские морские республики и Южное Причерноморье в Х1П-ХУ вв.: проблемы торговли. М., 1990.

60. Карпов С.П. Культура Трапезундской империи // Культура Византии. Т. 3. М. 1991. С. 86-119.

61. Карпов С.П. Сельское хозяйство Трапезундской империи по данным османской налоговой описи (ок. 1486 г.) // ВО. 2001. С. 23-38.

62. Карпов С.П. Трапезунд и Константинополь в XIV в. // ВВ. 1974. Т. 36. С. 83-99.

63. Карпов С.П. Трапезундская империя и западноевропейские государства в XIII-XV вв. М., 1981.

64. Коробейников ДА. Из 1УГГРАФ1КШ IETOPIQN Георгия Пахимера // ВВ. 2000. Т. 59. С. 288-292.

65. Красавина С. К. Мировоззрение и социально-политические взгляды византийского историка Дуки // ВВ. 1973. Т. 34. С. 97-111

66. Красавина С.К. Византийский историк Дука о восстании Берклюдже Муставы // Общество и государство на Балканах в Средние века. Калинин, 1980.

67. Крачковский И.Ю. Избранные сочинения. Т. 1-6. М., 1955-1960.

68. Крюков A.M. Византийцы и их соседи в проповедях Михаила Хониата // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. СПб., 2009. С. 33-53.

69. Культура Византии / Ред. З.В. Удальцова, Г.Г. Литаврин. Т. 1-3. М., 19841991.

70. Литаврин Г.Г. Болгария и Византия в XI-XII вв. М., 1960.

71. Лазарев В.Н. История византийской живописи. М., 1986.

72. Литаврин Г.Г. Византийское общество и государство в X-XI вв. М., 1977.

73. Лихачев Н.П. Моливдовулы греческого Востока. М., 1991.

74. Лобовикова К.И. Византия и Запад: поиски путей к примирению мусульман и христиан: (По поводу книги М. Баливе) // ВВ. 2006. Т. 65. С. 204-217.

75. Ломизе Е.М. Византийский патриотизм в ХУ в. и проблема церковной унии // Славяне и их соседи. Вып. 1. Этнопсихологические стереотипы в Средние века. 1990. С. 94-106.

76. Ломизе Е.М. Константинопольский патриархат и османская религиозная политика в конце XIV первой половине XV в. // ВВ. 1992. Т. 53. С. 89-96.

77. Ломизе Е.М. Константинопольская патриархия и церковная политика императоров с конца XIV в. до Ферраро-Флорентийского собора (1438-1439) //ВВ. 1994. Т. 55(80). С 104-110.

78. Лопарев X. Греческие жития святых VIII-IX вв. Петроград, 1914.

79. Любарский Я.Н. Критский поэт Стефан Сахликис // ВВ. 1959. Т. 16. С. 6581.

80. Марр Н. Грамматика чанского (лазского) языка. СПб., 1910.

81. Медведев И.П. Византийский гуманизм XIV-XV вв. СПб., 1997.

82. Медведев И.П. Мистра. Очерки истории и культуры поздневизантийского города. JL, 1973.

83. Медведев И.П. Очерки византийской дипломатики (частноправовой акт). Л., 1988.

84. Медведев И.П. Правовая культура Византийской империи. СПб., 2001.

85. Мейендорф И. Жизнь и труды святителя Григория Паламы. Введение в изучение. СПб., 1997.

86. Море и берега. К 60-летию Сергея Павловича Карпова от коллег и учеников / Ред. P.M. Шукуров. М., 2009.

87. Орешкова С.Ф. Византия и Османская империя: проблемы преемственности // Византия между Западом и Востоком. СПб., 2001. С. 474494.

88. Орешкова С.Ф. Становление Османской империи: ислам и византийское наследство // Османский мир и османистика Сб. ст. к 100-летию со дня рождения A.C. Тверитиновой. М., 2010. С. 248-268.

89. Плетнева С.А. Половцы. М., 1990.

90. Подорога В. Феноменология тела. Введение в философскую антропологию (Материалы лекционных курсов 1992-1994 гг.) М., 1995.

91. Поляковская М.А. Латинофил и латинянин: письма Димитрия Кидониса к Симону Атуману // АДСВ. 2004. Т. 35. С. 179-192.

92. Поляковская М.А. Место императорской стражи в византийском церемониале XIV в. // Море и берега. К 60-летию Сергея Павловича Карпова от коллег и учеников / Ред. P.M. Шукуров. М., 2009. С. 437-444.

93. Поляковская М.А. Портреты византийских интеллектуалов. СПб., 1998.

94. Поляковская M. А. Сакрализация парадной жизни византийского императорского дворца эпохи Палеологов // Известия Уральского государственного университета. 2009. № 4 (66). С. 229-237.

95. Пономарев А.Л. Территория и население генуэзской Кафы по данным бухгалтерской книги массарии казначейства за 1381-1382 гг. // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. Вып. 4. СПб., 2000. С. 317-443.

96. Радлов В. Опыт словаря тюркских наречий. Т. 1-4. СПб., 1893-1911.

97. Расовский Д.А. Половцы // SK. 1935. Т. 7. С. 247-262; ibid. 1936. Т. 8. С. 161-182; ibid. 1937. Т. 9. С. 71-85; ibid. 1938. Т. 10. С. 155-178; ibid. 1940. Т. 11. С. 95-126.

98. Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков. М., 1974.

99. Семеренъи О. Славянская этимология на индоевропейском фоне // Вопросы языкознания. 1967. № 4.

100. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.

101. Сметанин В.А. Византийское общество XII-XV веков (по данным эпистолографии). Свердловск, 1987.

102. Степанов A.C. Труд Дуки как источник по истории восстания Берклюдже Мустафа // ВВ. 1952. Т. 5. С. 99-104.

103. Стори Ч.А. Персидская литература. Био-библиографический обзор / Переработал и дополнил Ю.Э. Брегель. Ч. 1-3. М., 1972.

104. Тверитинова A.C. К вопросу об изучении первого антифеодального восстания в средневековой Турции // Византийский временник. 1956. Т. 11. С. 200-224.

105. Топоров В.Н. Эней человек судьбы. К "средиземноморской" персонологии. Т. 1. М., 1993.

106. Троицкий И.Е. Арсений и арсениты // Христианское чтение. 1867; 1869; 1871. 1872.

107. Трубачев О.Н. Примечания к Rudnyckyj J.B. Рец.: Georgakas D.J. Ichthyological Terms. 11 Этимология 1980. M., 1982. С. 177-179.

108. Успенский Ф.И. Византийские историки о монголах и египетских мамлюках // ВВ. 1926. Т. 24. С. 1-16.

109. Успенский Ф.И. История Византийской империи (XI-XV вв.). М., 1997. Успенский Ф.И. Очерки по истории византийской образованности. СПб., 1892.

110. Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезундской империи. Л., 1929. Фархднги забони точ,икй (аз асри X то ибтодои асри XX). I-II. Москва, 1968.

111. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / Перев., дополн. О.Н. Трубачева, ред. Б.А. Ларина. Т. М., 1986.

112. Флоринский Т.Д. Южные славяне и Византия во второй четверти XIV в. Вып. 1-2. СПб., 1882.

113. Фоменко И.К. Храм парадоксов // Историк и художник. 2004. № 1. С. 102— 108

114. Фонкич Б Л. Из истории реставрации одной греческой рукописи на рубеже XVI-XVII вв. («Роман об Александре» Греческого института в Венеции) // Хризограф. 2003. Т. 1. С. 243-258.

115. Хвостова К. В. Византийская цивилизация как историческая парадигма. СПб., 2009.

116. Хвостова К. В. Особенности Византийской цивилизации. М., 2005.

117. Хвостова К.В. Количественный подход в средневековой социально-экономической истории. М., 1980.

118. Хвостова КВ. Прония: социально-экономические и правовые проблемы // ВВ. Т. 49. 1988. С. 13-23.

119. Хвостова КВ. Социально-экономические процессы в Византии и их понимание византийцами-современниками (XIV-XV вв.) М., 1992.

120. Хестанов З.Р. Трансцендентальная феноменология и проблема истории // Логос. 1991. № 1.С. 67—75.

121. Черноусое Е. Дука, один из историков конца Византии // ВВ. 1915. Т. 21. С. 171-221.

122. Чужое: опыты преодоления (очерки по истории культуры Средиземноморья) / Ред. P.M. Шукуров. М., 1999.

123. Целебци Д. Словенски антропоними у судским актима Димитрща Хоматина // Зборник радова Византолошког института. Т. 43. 2006. С. 483498.

124. Шангин М.А. Новый географический текст // ВДИ. 1938. № 4. С. 252-255.

125. Шукуров P.M. XVIII Международный конгресс византинистов в Москве // ВВ. 1993. Т. 54. С. 207-219 (в соавторстве: С.П. Карпов, Н.М. Богданова, C.B. Близнюк, А.Л. Пономарев, М.В. Бибиков.

126. Шукуров P.M. ZapKOÀ,aç и ÇapKou^aç: два османских заимствования в среднегреческом // Османский мир и османистика. Сборник статей к 100-летию со дня рождения A.C. Тверитиновой (1910-1973) / Ред. И.В. Зайцев, С.Ф. Орешкова. М., 2010. С. 511-515.

127. Шукуров P.M. Анатавлы: тюркская фамилия на византийской службе // ВВ. 2007. Т. 66 (91). С. 193-207.

128. Шукуров P.M. Великие Комнины и Восток (1204-1461). СПб., 2001.

129. Шукуров P.M. Византийские тюрки: к вопросу об этническом составе Византийской империи в эпоху Палеологов // ВВ. 2009. Т. 68 (93). С. 108— 134.

130. Шукуров P.M. Восточные лексические заимствования в среднегреческом (XI-XV вв.): предварительные замечания // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. Вып. 7. М., 2009. С. 54-71.

131. Шукуров P.M. Гаремное христианство: византийская идентичность анатолийских Сельджуков // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. Вып. 8. СПб., 2011. С. 64-90.

132. Шукуров P.M. Земли и племена: византийская классификация тюрок // ВВ. 2010. Т. 69 (94). С. 132-163.

133. Шукуров P.M. Зона контакта: проблемы межцивилизационных отношений в современной византинистике // ВВ. 2000. Т. 59 (84). С. 258-268.

134. Шукуров P.M. Иагупы: тюркская фамилия на византийской службе // ВО. СПб., 2006. С. 205-229.

135. Шукуров P.M. Конфессия, этничность и византийская идентичность // Религиозные и этнические традиции в формировании национальных идентичностей в Европе / Ред. М.В. Дмитриев. М., 2008. С. 243-262.

136. Шукуров P.M. Коробейников Д.А. Великие Комнины, Синоп и Рум в 1223— 1230 гг. (Загадка текста Иоанна Лазаропула // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. Вып. 3. М. 1998. С. 178-200.

137. Шукуров P.M. Крипто-мусульмане Анатолии // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. Вып. 6. М. 2005. С. 214-233.

138. Шукуров P.M. Латиняне в сельской Мацуке (13-15 вв.) // Море и берега. К 60-летию Сергея Павловича Карпова от коллег и учеников / Ред. P.M. Шукуров. М., 2009. С. 627-642.

139. Шукуров P.M. Рец. на: Жуков КА. Эгейские эмираты в XIV—XV вв. Москва, 1988 // ВВ. 1987. Т. 46. С. 172-178.

140. Шукуров P.M. Рец.: A.A. Savvides, Byzantium in the Near East: its relations with the Seljuk Sultanate of Rum in Asia Minor, the Armenians of Cilicia and the Mongols (Thessalonike, 1981) // BB. 1987. T. 46. C. 172-178 (в соавторстве с П.И. Жаворонковым).

141. Шукуров P.M. Рец.: Byzantine Magic / Ed. by Henry Maguire (Dumbarton Oaks Research Library and Collection). Washington, DC, 1995, 187 p. // BB. 1997. T. 57 (82). C. 317-318

142. Шукуров P.M. Рец.: Shahid I. Byzantium and the Arabs in the Sixth Century. Vol. 1, part 1: Political and Military History. Vol. 1, part 2: Ecclesiastical History. XXX + 1034 p. + Index. Washington, D.C., 1995 // BB. 1997. T. 57 (82). C. 289292.

143. Шукуров P.M. Семейство 'Изз ал-Дина Кай-Кавуса II в Византии // ВВ. 2008. 67 (92). С. 89-116.

144. Шукуров P.M. Туркменские владыки Римской империи (К семантике термина Рум / Романия) // От Средних веков к Возрождению. Сборник в честь профессора Л.М. Брагиной. СПб., 2003. С. 169-180.

145. Шукуров P.M. Формулы самоидентификации анатолийских тюрков и византийская традиция (XII-XIII вв.) // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов. М., 2001. С. 151-173.

146. Шукуров P.M. Церкви в цитаделях Испира и Байбурта: реликт гаремного христианства? // ВО. СПб., 2011. С. 228-242.

147. Шукуров P.M. «Новый Манцикерт» императора Феодора I Ласкариса // Византия между Востоком и Западом. Опыт исторической характеристики / Под ред. Г.Г. Литаврина. СПб., 1999. С. 409-427.

148. Шукуров P.M. Восточные этнические элементы в населении Трапезундской империи // 18 Международный конгресс византинистов. Резюме сообщений. Т. 2. М., 1991. С. 1052-1053.

149. Шукуров P.M. Имя и власть на византийском Понте (чужое, принятое за свое) // Чужое: опыты преодоления (очерки по истории культуры Средиземноморья) / Ред. P.M. Шукуров. М., 1999. С. 194-234.

150. Шукуров P.M. Исламская утопия: проект счастья // Родина. 2006. № 6. С. 32-37.

151. Шукуров P.M. Трапезундская империя и Восток // Карпов. История. С. 453-507.

152. Шукуров P.M. Трапезундская империя и тюркские эмираты Понта в XIV в. // Причерноморье в средние века / Ред. С.П. Карпов М. 1991. С. 217-254.

153. Шукуров P.M. Трапезундский гороскоп 1336/1337 г. и проблема горизонтов жизненного мира // ВВ. 1999. Т. 58 (83). С. 47-59.

154. Шукуров P.M. Три жизни одного прорицания // Гуманитарная наука в России: соросовские лауреаты. История, археология . М., 1996. С. 168-178.

155. Шукуров P.M. Тюрки на православном Понте в XIII-XV вв.: начальный этап тюркизации? // Причерноморье в средние века. Вып. 2 / Ред. С.П. Карпов. М., 1995. С. 68-103.

156. H BuÇavnvri Mucpà Aoia (6oç 12oç ai.) / Ed. S. Lampakis. A8f|va, 1998. A 'lam H. Golâb // Encyclopaedia Iranica / Ed. E. Yarshater. Vol. 11. London; Routledge & Kegan Paul, 2002 (Online version: http://www.iranica.com).

157. Actes du XIVe Congrès International des Études Byzantines. Vol. I—II. Bucureçti, 1974.

158. Adjarian H. Étude sur la langue laze // Mémoires de la société de linguistique. 1898. T. 10. P. 145-160, 228-240, 364-401, 405-448.

159. Aerts W.J. & Hokwerda H. Lexicon on The Chronicle of Morea. Groningen, 2002.

160. Aerts W.J. Ein Lexikon (in statu nascendi) zur Chronik von Morea // Lexicographica Byzantina. Beiträge zum Symposion zur Byzantinischen Lexicographie (Wien, 1.-4. 3. 1989) / Herausg. von W. Hörandner und E. Trapp. Wien, 1991. S. 1-10.

161. Ahrweiler H. La région de Philadelphie, au XIVe siècle (1290-1390), dernier bastion de l'hellénisme en Asie Mineure // Comptes-rendus des séances de 1 année : Académie des inscriptions et belles-lettres. 1983. 127e année / No. 1. P. 175-197.

162. Ahrweiler H. Le sébaste, chef des groupes ethniques // Polychronion. Festschrift Franz Dölger. München, 1966. S. 34-38.

163. Alexandrescu-Dersca M.-M. La campagne de Timur en Anatolie (1402). Bucuresjti, 1942.

164. Andriotes N.P. EiupoIoyiKÖ Is^ikö xr|ç koiviîç v8oeXXr|viKT|c;. 0eaoa^ovÎKr|, 1967.

165. Angelov D. Imperial Ideology and Political Thought in Byzantium, 1204-1330. Cambridge, 2007.

166. Angold M. A Byzantine Government in Exile. Government and Society under the Laskarids ofNicaea: 1204-1461. Oxford, 1975.

167. Angold M. The Byzantine Empire, 1025-1204: a Political History. London & New York, 1997.

168. Asdracha C. La région des Rhodopes aux XHIe et XlVe siècles: étude de géographie historique. Athen, 1976.

169. Atabinen R.S. Les Turcs à Constantinople du Ve au XVe siècle // Revue d'Histoire diplomatique. 1953. T. 67. P. 338-364.

170. Ateç A. Hicri VI-VIII. (XII-XIV.) asirlarda Anadolu'da Farsça eserler // Türkiyat Mecmuasi. 1945. C. VII-VIII/2. S. 94-135.

171. Babinger Fr. Die Geschichtsschreiber der Osmanen und ihre Werke. Leipzig, 1927.

172. Badenas P. L'intégration des Turcs dans la société byzantine (XIe-XIIe siècles). Échecs d'un processus de coexistence // H BuÇavtivii Mucpà Acia (6oç 12oç ai.) / Ed. S. Lampakis. A0r|va, 1998. P. 179-188.

173. Bagrow L. The Origin of Ptolemy's Geographia // Geografiska Annaler. 1945. Vol. 27. P. 318-387.

174. Bakalopulos A. Les limites de l'empire byzantine depuis la fin du XIVe siècle jusqu'à sa chute (1453)//BZ. 1962. Bd. 55/1. P. 56-65.

175. Balard M. La Romanie génoise (Xlle-début du XVe siècle). T. 1-2. Roma & Genova, 1978.

176. Baldwin B. Theophylact's Knowledge of Latin // Byzantion. 1977. T. 47. P. 357-360.

177. Balivet M. Byzantins et Ottomans: Relations, interaction, succession. Istanbul, 1999.

178. Balivet M. Le personnage du "turcophile" dans les sources Byzantines antérieures au Concile de Florence (1370-1430) Il Balivet M. Byzantins et Ottomans: Relations, interaction, succession. Istanbul, 1999. P. 31-47.

179. Balivet M. Les turcs dans Byzance avant 1453 II Turcobyzantiae: échanges régionaux, contacts urbains. Istanbul, 2008. P. 115-131.

180. Balivet M. Mélanges byzantins, seldjoukides et ottomans. Istanbul, 2005.

181. Balivet M. Menteçe dit "Sâglâm Bey" et Germain alias "Mârpûç" : deux surnoms turcs dans la chronique byzantine de Georges Pachymère // Turcica. 1993. T. 25. P. 137-142.

182. Balivet M. Pour une concorde islamo-chrétienne. Démarches byzantines et latines à la fin du Moyen-âge (de Nicolas de Cues à Georges de Trébizonde). Roma, 1997.

183. Balivet M. Turcobyzantiae: échanges régionaux, contacts urbains. Istanbul, 2008.

184. Balivet M. Une dignité byzantine d'origine turque: le «Myrtaïtès» (MupTaiiriç) Il Balivet M. Byzantins et Ottomans.: Relations, interaction, succession. Istanbul, 1999. P. 115-123.

185. BalivetM. Culture ouverte et échanges inter-religieux dans les villes ottomanes du XIVe siècle // The Ottoman Emirate (1300-1389) / Ed. E. Zachariadou. Rethymnon, 1993. P. 1-6.

186. BalivetM. Islam mystique et révolution armée dans les Balkans Ottomans. Vie du Cheikh Bedreddîn le "Hallâj des Turcs" (1358/59-1416), Istanbul, 1995.

187. Barkan O.L. Osmanli Imperatorlugunda bir iskan ve kolonizasyon metodu olarak sürgünler II Istanbul Üniversitesi Iktisat Fakultesi Mecmuasi. 1953-1954. C. 15. S. 209-237.

188. Barker J. Manuel II Palaeologus (1391-1425). A Study in Late Byzantine Statesmanship. New Brunswick-New Jersey, 1969.

189. Bartusis M. On the Problem of Smallholding Soldiers in Late Byzantium // DOP. 1990. Vol. 44. P. 1-26.

190. Bartusis M. The Late Byzantine Army: Arms and Society, 1204-1453. Philadelphia, 1992.

191. Bartusis M. The Megala Allagia and the Tzaousios: Aspects of Provincial Military Organization in Late Byzantium // RÉB. 1989. T. 47. P. 183-207.

192. Bazin L. L'antiquité méconnue du titre turc çavus II Actes du Ier Congrès international des Études Balkaniques et Sud-est Européennes. Vol. 6. Sofia, 1968. P. 243-252.

193. Beck H. G. Theodoras Metochites: die Krise des byzantinischen Weltbildes im 14. Jahrhundert. München, 1952.

194. Beck H.-G. Geschichte der byzantinischen Volksliteratur. München, 1971.

195. Beck H.-G. Kirche und theologische Literatur im byzantinischen Reich. München, 1959.

196. Bees N. Die Inschriftenaufzeichnung des Codex Sinaiticus Graecus, 508 (976) und die Maria Spiläotissa Klosterkirche bei Sille (Lykaonien), mit Exkursen zur Geschichte der Seldschuken-Türken. Berlin, 1922.

197. Beihammer A. Die Ethnogenese der seldschukischen Türken im Urteil christlicher Geschichtsschreiber des 11. und 12. Jahrhunderts // BZ. 2009. Bd. 102. S. 589-614.

198. Beihammer A. Orthodoxy and Religious Antagonism in Byzantine. Perceptions of the Seljuk Turks (Eleventh and Twelfth Cenniries) // Al-Masäq. 2011. Vol. 23/1. P. 15-36.

199. Beldiceanu N. & Beldiceanu-Steinherr I. Biens des Amiroutzès d'après un registre ottoman de 1487 // TM. 1981. T. 8. P. 63-78.

200. Beldiceanu N., Nasturel R. Biens du monastère Sainte-Sophie de Trébizonde dans plusieurs bandons du pays à la charnière de la conquête (1461) // Byzantion. 1990. T. 60. P. 25-89.

201. Beldiceanu-Steinherr I. La Conquête d'Andrinople par les Turcs: la pénétration turque en Thrace et la valeur des chroniques ottomanes // TM. 1965. T. 1. P. 439461.

202. Beldiceanu-Steinherr I. La côte orientale de la mer de Marmara, des Dardanelles au Bosphore, du XlVe au XVe siècle (population, ressources) // École pratique des hautes études. Livret-Annuaire. № 16 (2000-2001). Paris, 2002. P. 78-82.

203. Beldiceanu-Steinherr I. La population non-musulmane de Bithynie (deuxième moitié du XIVe s. première moitié du XVe s.) // The Ottoman Emirate (13001389) / Ed. E. Zachariadou. Rethymnon, 1993. P. 7-22.

204. Beldiceanu-Steinherr I. Le destin des fils d'Orhan // Archivum Ottomanicum. 2005/2006. T. 23. P. 105-130.

205. Beldiceanu-Steinherr I. Les Bektasï à la lumière des recensements ottomans (XVe-XVIe siècles) // Wiener Zeitschrift für die Kunde des Morgenlandes. 1991. Bd. 81. P. 21-79.

206. Beldiceanu-Steinherr I. L'installation des ottomans // La Bithynie au Moyen Âge / Éd. B. Geyer, J. Lefort. Paris, 2003. P. 350-374.

207. Beldiceanu-Steinherr I. Notes pour l'histoire d'Alaçehir (Philadelphie) au XlVe siècle II Philadelphie et autres études. Paris, 1984. P. 17-37.

208. Beldiceanu-Steinherr I. Pachymère et les sources orientales II Turcica. T. 32. 2000. P. 425-434.

209. Beldicianu-Steinherr I. Review: Texte zur spätbyzantinischen Finanz- und Wirtschaftsgeschichte in Handschriften der Biblioteca Vaticana / Ed. P. Schreiner. Città del Vaticano, 1991 // Turcica. XXVI. 1994. P. 378-381.

210. Beyer H.-V. Die Chronologie der Briefe des Maximos Planudes an Alexios Dukas Philanthropenos und dessen Umgebung II REB. 1993. T. 51. S. 111-137.

211. Bilingualism in Ancient Society: Language Contact and the Written Text / Eds. J. N. Adams, Mark Janse, Simon Swain. Oxford, 2002.

212. Birkenmeier J. The Development of the Komnenian Army. 1081-1180. Leiden, Boston, Köln, 2002.

213. Bisaha N. Renaissance Humanists and the Ottoman Turks / PhD Dissertation, Cornell University. 1997.

214. Blanchet M.-H. Georges Gennadios Scholarios (vers 1400-vers 1472): un intellectuel orthodoxe face à la disparition de l'Empire byzantin, Paris, 2008.

215. Blum W. Georgios Gemistos Plethon. Politik, Philosophie und Rhetorik im spiitbyzantinischen Reich (1355-1452), Stuttgart 1988.

216. Bon A. La Morée Franque. Recherches historiques, topographiques et archéologiques sur la principauté d'Achaïe (1205-1430). T. 1-2. Paris, 1969.

217. Borst A. Der Turmbau von Babel. Geschichte der Meinungen über Ursprung und Vielfalt der Sprachen. Bd. 1-6. Stuttgart, 1957-1963.

218. Bosch U. V. Andronikos III Palaiologos: Versuch einer Darstellung der byzantinischen Geschichte in den Jahren. 1321-1341. Amsterdam, 1965. Bosworth C.E. Tardjumän // EI NE. Vol. 10. P. 236a.

219. Bouché-Leclercq A. Chorographie astrologique// Mélanges Graux. Paris, 1884. P. 341-351.

220. Brand C. The Turkish Element in Byzantium, 11th—12th centuries // DOP. 1989. Vol. 43. P. 1-25.

221. Brand C. Byzantium Confronts the West, 1180-1204. Cambridge, Mass., 1968. Bredenkamp Fr. The Byzantine Empire of Thessaloniki (1224-1242). Thessaloniki, 1996.

222. Brendemoen B. The Turkish Dialects of Trabzon. Their Phonology and Historical Development. Volume I: Analysis. Turcologica / Ed. Lars Johanson. Bd. 50. Wiesbaden, 2002.

223. Brock S. Aspects of Translation Technique in Antiquity // Greek, Roman and Byzantine Studies. 1979. Vol. 20. P. 69-87.

224. Brockelmann K. Geschichte der arabischen Literatur. Bd. 1-2. Weimar, 1898— 1902; Suppl. Bd. 1-3 Leiden, 1937-1940.

225. Brown T.S. Gentlemen and Officers. Imperial Administration and Aristocratic Power in Byzantine Italy. AD 554-800. Rome, 1984.

226. Browning R. Medieval and Modern Greek. Cambridge, 1969.

227. Brunei F. Sur 1' hellénisation des toponymes slaves en Macédoine byzantine // TM. 1985. T. 9. P. 235-265.

228. Bryer A. A Byzantine Family: The Gabrades, c. 979-c. 1653 // University of Birmingham Historical Journal. 1970. Vol. XII. P. 164-187 (=Idem. The Empire of Trebizond. No. Ilia).

229. Bryer A. Fassoulakis St., Nicol D.M. A Byzantine Family: The Gabrades. An Additional Note // BS. 1975. T. 36. P. 38-45 (=Idem. The Empire of Trebizond. No. Illb).

230. Bryer A. & Winfield D. The Byzantine Monuments and Topography of the Pontos. (DOS. XX). Vol. 1-2. Washington, 1985.

231. Bryer A. Ludovico da Bologna and the Georgian and Anatolian Embassy of 1460-1461 // BK. 1965. T. 19-20. P. 178-198 (=Idem. The Empire of Trebizond. No. X).

232. Bryer A. The Estates of the Empire of Trebizond. Evidence for their Resources, Products, Agriculture, Ownership and Location // An. 1979. T. 35. P. 370^177 (= Idem. The Empire of Trebizond and the Pontos / Collected Studies Series. London, 1980. № VII).

233. Bryer A. The Late Byzantine Identity // Byzantium. Identity, Image, Influence. Vol. 1: Major Papers. XIX International Congress of Byzantine Studies. University of Copenhagen, 18-24 August, 1996. Copenhagen, 1996. P. 49-50.

234. Bryer A. Some Trapezuntine Monastic Obits, 1368-1563 I ! RÉB. 1976. T. 34. P. 125-138. (=Idem. The Empire of Trebizond and the Pontos / Collected studies series. London, 1980. № IX).

235. Bryer A. Greeks and Tiirkmens: the Pontic Exception // DOP. 1975. Vol. 29. P. 113-149 (=Idem. The Empire of Trebizond and the Pontos / Collected studies series. London, 1980. № V).

236. Bryer A. Han Turali rides again // BMGS. 1987. Vol. 11. P. 193-206 (=Idem. Peoples and Settlement. No. II).

237. Bryer A. Peoples and Settlement in Anatolia and the Caucasus, 800-1900 / Variorum collected studies series. London, 1988.

238. Bryer A. Rural Society in Matzouka // Continuity and Change in late Byzantine and early Ottoman Society / Ed. A. Bryer and H. Lowry. Birmingham and Washington D.C., 1986. P. 53-95 (=Idem. Peoples and Settlement. No. XII).

239. Bryer A. Shipping in the Empire of Trebizond // Mariner's Mirror. 1966. Vol. 52. P. 3-12 (=Idem. The Empire of Trebizond. No. VIII).

240. Bryer A. Some Notes on the Laz and Tzan (I) // Bedi Kartlisa. 1966. Vol. 21-22 (50-51). P. 174-195 (=Idem. Peoples and Settlement. No. XlVa)

241. Bryer A. Some Notes on the Laz and Tzan (II) // Bedi Kartlisa. 1967. Vol. 23-24 (52-53). P.161-168 (Idem. Peoples and Settlement. No. XlVb)

242. Bryer A. The Empire of Trebizond and the Pontos / Variorum collected studies series. London, 1980.

243. Bryer A. The Faithless Kabazitai and Scholarioi 11 Maistor: Classical, Byzantine, Renaissance Studies for R. Browing / Ed. Ann Moffatt. Canberra, 1984. P. 309327 (=Idem. Peoples and Settlement. No. VII).

244. Bryer A. The Fate of George Komnenos Ruler of Trebizond (1266-1280) // BZ. 1973. Bd. 66. P. 332-350.

245. Bryer A. The Grand Komnenos and the Great Khan at Karakorum in 1246 // Res Orientales. 1994. T. 6 Itinéraires d'Orient. Hommages à Claude Cahen. P. 257261.

246. Bryer A. The Question of Byzantine Mines in the Pontos: Chalybian Iron, Chaldian Silver, Koloneian Alum, and Mummy of Cheriana // AS. 1982. Vol. 32. P. 133-150 (=Idem. Peoples and Settlement. No. XI).

247. Bukgakova V. Islamisch-christlicher Kulturkontakt im nördlichen Schwarzmeerraum. Sugdaia unter Herrschaft der Seldschuken // Mittelalter im Labor: Die Mediävistik testet Wege zu einer transkulturellen Europawissenschaft. Berlin, 2008. S. 261-274.

248. Buturas A. Ein Kapitel der historischen Grammatik der griechischen Sprache. Leipzig, 1910.

249. Byzantine Diplomacy / Ed. by J. Shepard and S. Franklin. London, 1992. Byzantium. State and Society. In Memory of Nikos Oikonomides / Ed. A. Avramea, A. Laiou, E. Chrysos. Athens, 2003.

250. Caferoglu A. Dogu illerimiz agizlarindan toplamalar (Kars, Erzerum, Çoruh ilbayliklari agizlari). Istanbul, 1942.

251. Caferoglu A. Kuzey-Dogu illerimiz agizlarindan toplamalar. Ordu, Giresun, Trabzon, Rize ve yöresi agizlari. Istanbul, 1946.

252. Cahen Cl. Quelques textes négligés concernant les Turcomans de Roum au moment de l'invasion mongole II Byzantion. 1939. T. 14. P. 131-139.

253. Cahen Cl. The Formation of Turkey. The Seljukid Sultanate of Rüm: Eleventh to Fourteenth Century, Harlow, 2001.

254. Cahen Cl. La Turquie pré-ottomane. Istanbul, 1988. Cahen CI. Pre-Ottoman Turkey. London, 1968.

255. Canard M. Byzance et les Musulmans du Proche Orient. Variorum Reprints. London, 1973.

256. Canard M. Deux épisodes des relations diplomatiques arabo-byzantines au Xe siècle // Bull. d'Et. Or. de l'Inst. fr. de Damas. T. 13. 1949-1950. P. 51-69. (~Idem. Byzance et les Musulmans du Proche Orient. Variorum Reprints. London, 1973. No. XII).

257. Canard M. Les relations politiques et sociales entre Byzance et les Arabes // DOP. 1964. Vol. 18. P. 33-56.

258. Cameron A. Agathias on the Sassanians // DOP. 1969-1970. Vol. 23-24. P. 67183.

259. Caracausi G. Arabismi medievali di Sicilia. Palermo, 1983

260. Caracausi G. Lessico greco délia Sicilia e dell'Italia méridionale (secoli XXIV). Palermo, 1990

261. Carneiro R.L. The Chiefdom: Precursor of the State // The Transition to Statehood in the New World / Ed. G. D. Jones & R. R. Kautz. Cambridge, 1981 (repr. 2010). P. 37-79.

262. Chalandon F. Les Comnènes. Etudes sur l'empire byzantin au XIe et au XIIe siècles. Vol. 2: Jean II Comnène (1118-1143) et Manuel I Comnène (1143-1180). Paris, 1912.

263. Chantraine P. Dictionnaire étymologique de al langue grecque. Histoire des mots. T. 1-4. Paris, 1968.

264. Charanis P. Studies on the Demography of the Byzantine Empire. Variorum Reprints. London, 1972.

265. Charanis P. The Formation of the Greek People //The 'Past' in Medieval and Modern Greek Culture / Ed. S. Vryonis. Malibu, 1978. P. 87-101.

266. Charanis P. The Transfer of Population as a Policy in the Byzantine Empire // Comparative Studies in Society and History. 1961. Vol. 3/2. P. 140-154.

267. Cheynet J.-C. Théophile, Théophobe et les Perses // H Bi)Çavnvf| Mucpà Aoia (6oç 12oç ai.) / Ed. S. Lampakis. AOrp/a, 1998. P. 39-50.

268. Cheynet J.-Cl Du prénom au patronyme: les étrangers à Byzance (Xe-XIIe siècles) // Studies in Byzantine Sigillography / Ed. N. Oikonomides. Washington, 1987. P. 57-66.

269. Cheynet J.-Cl. L'apport arabe à l'aristoratie byzantine des Xe-XIe siècles // ITEOANOI. Studia byzantina ac slavica V. Vavrinek ad annum sexagesimum quintum dedicata / Ed. R. Dostâlovâ & al. Pra.h.a, 1995. P. 137-146.

270. Cheynet J.-Cl., Malamut E., Morrisson C. Prix et salaires à Byzance (Xe-XVe siècle) Il Hommes et richesses dans l'Empire Byzantin / Ed. V. Kravari, J. Lefort, C. Morrisson. T. II. Paris, 1991. P. 339-374.

271. Chionides G. Toxopia xfjç Bepoiaç, xrjç пок&щ Kai 7repio%fjç;. ©sooa^oviKri, 1970.

272. Choudaverdoglou-Theodotos S. H Tovpicôcpcùvoç E?Jir)ViKf| (piX,oÀ,oyia, 14531924 II EEBL. 1930. T. 7. E. 299-307.

273. Christides V. Saracens' prodosia in Byzantine sources II Byzantion. 1970. T. 40. P. 5-13.

274. Christides V. The Image of Pre-Islamic Arab in the Byzantine Sources. Princeton, 1970.

275. Christides V. The Names apapeç, aapaicrivoi etc. and their False Byzantine Etymologies II BZ. 1972. Bd. 65. S. 329-333.

276. Chrysanthos. H еккАт)ош TpoOTsÇouvxoç // АП. 1933. T. 4/5.

277. Chrysostomides J. Symbiosis in the Peloponnese in the Aftermath of the Fourth Crusade // Byzantium. State and Society. In Memory of Nikos Oikonomides / Ed. A. Avramea, A. Laiou, E. Chrysos. Athens, 2003. P. 155-167.

278. Clauson G. An Etymological Dictionary of Pre-Thirteenth-Century Turkish. Oxford, 1972.

279. Constantinides C.N. Higher Education in Byzantium in the Thirteenth and Early Fourteenth Centuries (1204-ca. 1310). Nicosie, 1982.

280. Continuity and Change in late Byzantine and early Ottoman Society / A. Bryer and H. Lowry. Birmingham & Washington, 1986.

281. Cumont F. Inscription de l'époque des Comnènes de Trébizonde // Mélanges d'histoire offerts à Henri Pirenne. Paris, 1926. P. 67-72. Cutler A. Kallierges, Georgios II ODB. Vol. 2. P. 1093.

282. Dagron G. «Ceux d'en face»: Les peuples étrangers dans les traités militaires byzantins II TM. 1987. T. 10. P. 207-232.

283. Dagron G. Constantinople imaginaire: études sur le recueil des 'Patria'. Paris, 1984.

284. Dagron G. Formes et fonctions du pluralisme linguistique à Byzance (IXe-XIIe siècle) Il TM. 1994. T. 12. P. 219-240.

285. Dagron G. Minorités ethniques et religieuses dans l'Orient byzantin à la fin du Xe et au Xle siècle: L'immigration syrienne // TM. 1976. T. 6. P. 177-216.

286. Dagron G. Aux origines de la civilisation byzantine: langue de culture et langue d'état//Revue historique. 1964. T. 241. P. 23-56.

287. Dalby A. Tastes of Byzantium. The Cuisine of a Legendary Empire. London & New York, 2010.

288. Darrouzès J. Les regestes des actes du patriarcat de Constantinople. T. 1. Fasc. 5-7. Paris, 1977-1991.

289. Darrouzès J. Les réponses canoniques de Jean de Kitros II REB. 1973. T. 31. P. 319-334.

290. Dauge Y.A. Le barbare: recherches sur la conception romaine de la barbarie et de la civilisation. Bruxelles, 1981.

291. Dawkins R. The Crypto-Christians of Turkey II Byzantion. 1933. Vol. 8. P. 247275.

292. Dawkins R.M. Modem Greek in Asia Minor. Cambridge, 1916. Dawkins R.M. Notes on the Study of Modem Greek of Pontus II Byzantion. T. 6. 1931. P. 389-400.

293. Dawkins R.M. The Nature of the Cypriot Chronicle of Leontios Makhairas. Oxford, 1945. DeceiA. Dobruca//IA. C. 3. S. 628-643.

294. Decei A. Le problème de la colonisation des Turcs seldjoucides dans la Dobroggea au XIIIe siècle // TAD. 1968. T. 6/10-11. P. 85-111.

295. Dehkhodâ A. Loghatnâme (Dictionary). Tehran, 1998 (электронная CD-версия).

296. Dehkhodâ, Aliakbar. Loghatnâme. CD-Version. Tehran, 2000. Demetrakos D. Méya As^ikov 'ОХщ tt|ç EÀlr|viKf|ç ГАсЬса^с;. Т 1-15. Aôf|va, 1953.

297. Demetriades V. Tojroypatpia tt|ç @eoGaXovÎKT|ç ката rr|v £по%Ц xr|ç todркократ(а^. 1430-1912. 0eooaAovÎKr|, 1983.

298. Dennis G.T. The Byzantine-Turkish Treaty of 1403 // ОСР. 1967. Vol. 33. P. 72-88.

299. Dennis G.T. The Reign of Manuel II Palaeologus in Thessalonica, 1382-1387. Rome, 1960.

300. DeWeese D. Islamization and Native Religion in the Golden Horde: Baba Tükles and Conversion to Islam in Historical and Epic Tradition. University Park, Pennsylvania, 1994.

301. Di Cosmo N. Ancient City-States of the Tarim Basin // A comparative study of thirty city-state cultures: an investigation / Ed. M.H. Hansen. Copenhagen, 2000. P. 393^08.

302. Diaconu P. Les Coumans au Bas-Danube aux Xle et Xlle siècles. Bucarest, 1978.

303. Diaconu P. Les Petchénègues au Bas-Danube aux IXe—Xle siècles. Bucarest, 1970.

304. Dicks D.R. The KAIMATA in Greek Geography // The Classical Quarterly. New Series. 1955. Vol. 5. No. 3/4. P. 248-255.

305. Die Sprachen im römischen Reich der Kaiserzeit / Hrsg. von Günter Neumann, Jürgen Untermann // Beihefte der Bonner Jahrbücher. Bd. 40. Bonn, 1980.

306. Dieterich K. Byzantinische Quellen zur Länder- und Völkerkunde, 5.-15. Jahrhundert. Leipzig 1912 (repr. Hildesheim, New York, 1973).

307. Diplomatics in the Eastern Mediterranean 1000-1500. Aspects of Cross-Cultural Communication / Ed. A.D. Beihammer, M.G. Parani, Chr. D. Schabel. Leiden & Boston, 2008.

308. Ditten H. Bemerkungen zu Laonikos Chalkokondyles. Nachrichten über die Länder und Völker an den europäischen Küsten des Schwarzen Meeres (15. Jahrhundert u. Z.) // Klio. 1965. T. 43-45. S. 185-146.

309. Ditten H. Bemerkungen zu Laonikos Chalkokondyles: Deutschlands-Exkurz II BF. Bd. 1. 1966. S. 49-75.

310. Ditten H. Der Russland-Exkurs des Laonikos Chalkokondyles, interpretiert und mit Erläuterungen versehen. Berlin, 1968.

311. Ditten H. Ethnische Ferschiebungen zwischen der Balkanhalbinsel und Kleinasien von Ende des 6. bis zur zweiten Hälfte des 9. Jahrhunderts. Berlin, 1993.

312. Ditten H. Spanien und die Spanier im Spiegel der Geschichtsschreibung des byzantinischen Historikers Chalkokondyles (15. Jh.) II Helikon. 1963. T. 3. S. 170-195.

313. Doerfer G. Türkische und Mongolische Elemente in Neupersischen. Bd. 1-4. Wiesbaden, 1963-1975.

314. Dokovic Z. Stanovnistvo istocne Makedonije u prvoj polovini XIV veka // Зборник радова Византолошког института. T. 40. 2003. С. 97-244.

315. Dölger F. Byzantinische Diplomatik: 20 Aufsätze zum Urkundenwesen der Byzantiner. Ettal, 1956.

316. Dölger F. Zu den Urkunden des Vazelonsklosters bei Trapezunt // BZ. 1929/30. Bd. 29. S. 329-344 (repr.: Dölger F. Byzantinische Diplomatik. Ettal, 1956. S. 350-370).

317. Dölger Fr. Regesten der Kaiserurkunden des Oströmischen Reiches von 5651453. T. 5. München, 1965.

318. Du Cange Ch. Glossarium ad scriptores mediae et infimae graecitatis. Lugduni, 1688.

319. Ducellier A. Le Miroir de l'Islam, Musulmans et Chrétiens d'Orient au Moyen-Âge (VIIe-XIe siècles). Paris, 1971.

320. Dummer J. Die Begegnung mit den Nachbarvölkern als Sprachproblem in byzantinischer Sicht II Byzanz in der europäischen Staatenweit / Ed. J. Dummer und J. Irmscher. Berliner Byzantinistische Arbeiten 49. Berlin, 1983. S. 224-229.

321. Durak K. Defining the 'Turk': Mechanisms of Establishing Contemporary Meaning in the Archaizing Language of the Byzantines // JOB. 2009. Bd. 59. P. 65-78.

322. Eastmond A. Art and Identity in thirteenth-century Byzantium. Hagia Sophia and the empire of Trebizond. Aldershot, 2004.

323. Ebersolt J. Les arts somptuaires de Byzance. Étude sur l'art impérial de Constantinople. Paris, 1923.

324. Ebersolt J. Un itinéraire de Chypre en Perse d'après le Parisinus 1712 II BZ. Bd. 15. 1906. S. 223-226.

325. Emiroglu K. Trabzon-MaçkaEtimoloji Sözlügü. Ankara 1989.

326. Encyclopaedia Iranica / Ed. Ehsan Yarshater. Columbia University. New York, 2010-2011. Online version: http://ww-w.iranicaonline.org/.

327. Eredità dell' Islam: Arte islamica in Italia / Ed. G. Curatola. Venice, 1993.

328. Erkiletlioglu H., Güler O. Türkiye Selçuklu Sultanlari ve Sikkeleri. Kayseri, 1996.

329. Erzi A.S. Akkoyunlu ve Karakoyunlu tarihi hakkinda arasKltirmalar // Belleten. T. 18. 1954. S. 178-229.

330. Ethnische und religiöse Minderheiten in Kleinasien. Von der hellenistischen Antike bis in das byzantinische Mittelalter / Hrsg. P. Herz & J. Kobes. Wiesbaden, 1998.

331. Ettinghausen R. An Illuminated Manuscript of Hafiz-i Abru in Istanbul, Part I // Kunst des Orients / Hrsg. E. Kühnel. Bd. 2. Wiesbaden, 1955. P. 30^44.r

332. Etudes prosopographique / Ed. J.-Cl. Cheynet, J.-F. Vannier. Paris, 1986.

333. Evans J. The History and Practice of Ancient Astronomy. New York, Oxford, 1998.

334. Evert-Kappesowa H. La tiare ou le turban // Byzantinoslavica. 1953. Vol. 14. P. 245-257.

335. Failler A. Chronologie et composition dans l'Histoire de George Pachymérès, I //RÉB. 1980. T. 38. P. 5-103.

336. Failler A. Chronologie et composition dans l'Histoire de George Pachymérès, III II RÉB. 1990. T. 48. P. 5-87.

337. Failler A. Les émirs turcs à la conquête de l'Anatolie au début du 14e siècle II RÉB. 1994. T. 52. P. 69-112.

338. Fallmerayer J. Geschichte des Kaisertums von Trapezunt. München, 1827.

339. Fedalto G. Simone Atumano, monaco di Studio, arcivescovo di Tebe, secolo XIV. Brescia 1968.

340. Felix W. Byzanz und die islamische Welt in früheren 11. Jahrhundert: Geschichte der politischen Beziehungen von 1001 bis 1055. Wien, 1981.

341. Fine J.V.A. The Late Medieval Balkans. A Critical Survey from the Late Twelfth Century to the Ottoman Conquest. Ann Arbor, 1994.

342. Fine J. V.A. When Ethnicity did not Matter in the Balkans: A Study of Identity in Pre-Nationalist Croatia, Dalmatia, and Slavonia in the Medieval and Early Modern Periods. Ann Arbor, 2006.

343. Finlay G. A History of Greece from its Conquest by the Romans to the Present Time. Vol. 1-4. Oxford, 1877.

344. Finlay G. The History of Greece from its Conquest by the Crusades to its Conquest by the Turks and of the Empire of Trebizond: 1204-1461. Edinburg & London, 1851.

345. Foss C. Nicaea: A Byzantine Capital and Its Praises, With the Speeches of Theodore Laskaris «In Praise of the Great City of Nicaea» and Theodore Metochites «Nicene Oration» / With the collaboration of J. Tulchin. Brookline, 1996.

346. Fräser A. The Gypsies. Oxford & Cambridge, Mass., 2003.

347. Fremde der Gesellschaft: historische und sozialwissenschaftliche Untersuchungen zur Differenzierung von Normalität und Fremdheit / Ed. M.Th. Fögen. Frankfurt am Main, 1991.

348. Frisk H. Griechisches etymologisches Wörterbuch. Bd. 1-3. Heidelberg, 1960— 1972.

349. Garsoïan N.G. Notes préliminaires sur l'anthroponymie arménienne du Moyen Âge // L'anthroponymie. Document de l'histoire sociale des mondes méditerranéens médiévaux. Actes du colloque international. Rome, 1996. P. 227239.

350. Geanakoplos D.J. Byzantium. Church, Society, and Civilization Seen through Contemporary'Eyes, Chicago & London, 1984

351. Geanakoplos D.J. Emperor Michael Palaeologus and the West (1258-1282). A Study in Byzantine-Latin Relations. Cambridge, Mass., 1959.

352. Georgacas D. The Names for the Asia Minor Peninsula and a Register of Surviving Anatolian Pre-Turkish Placenames Beiträge zur Namenforschung. Neue Folge. / Hrsg. von R. Schützeichel, Beiheft 8. Heidelberg, 1971.

353. Georgakas D.J. Ichthyological Terms for the Sturgeon and Etymology of the International Terms Botargo, Caviar and Congeners (A Linguistic, philological and Culture-Historical Study). Athens, 1978.

354. Georgiadis P. Die lautlichen Veränderungen der türkischen Lehnwörter im Griechischen. Dissertation., München, 1974.

355. Gera D.L. Ancient Greek Ideas on Speech, Language, and Civilization. Oxford, 2003.

356. Gibbon E. History of the Decline and Fall of the Roman Empire / Ed. J.B. Bury. Vol. 1-7. London, 1909-1914.

357. Gibbon E. History of the Decline and Fall of the Roman Empire. Vol. 1-3. London, 1994.

358. Golden P. Codex Cumanicus // Central Asian Monuments / Ed. H.B. Paksoy. Istanbul, 1992. P. 33-63.

359. Golden P. Pecenegs // El NE. Vol. VIII. P. 289-290.

360. Greek Personal Names. Their Value as Evidence / Ed. Simon Hornblower & Elaine Matthews. Oxford, 2000

361. Greeks and Barbarians II Ed. Thomas Harrison. New York, 2002.

362. Grégoire H. Imperatoris Michaelis Palaeologi de vita sua II Byzantion. 19591960. T. 29-30. P. 447-476.

363. Grégoire H. Injure tudesque. ou arabe ? Il Byzantion. 1934. T. 9. P. 383-385.

364. Grégoire H, Les veilleurs de nuit à Trébizonde au XIVe siècle II BZ. 1909. Bd. 18. P. 490-499.

365. Griffith S.H. Bashir/Beser: Boon Companion of the Byzantine Emperor Leo III // Le Muséon. 1990. T. 103 (3-4). P. 293—327.

366. Grube E. Muslim Miniature Paintings. Venice, 1962.

367. Grumel V. & Darrouzès J. Les regestes des actes du patriarcat de Constantinople. T. 1. Fasc. II—III: Les regestes de 715 à 1206. Paris, 1989.

368. GuillandR. Recherches sur les institutions byzantines. T. 1-2. Berlin & Amsterdam, 1967.

369. Guillou A. La frontière pour les byzantins. Le barbare et le voisin II Byzance et ses voisins. Mélanges à la mémoire de Gy. Moravcsik. Szeged, 1994. P. 8-12.

370. Guillou A. Régionalisme et indépendance dans l'empire Byzantine au VII siècle. L'exemple de l'Exarchat et de la Pentapole d'Italie Istituto storico italiano per alto medio evo. Studi storici. Fasc. 75-76. Roma, 1972.

371. Gyôni M. Le nom de P^à^oi dans l'Alexiade d'Anne Comnène II BZ. 1951. Bd. 44. S. 241-252.

372. Hàgg T. A Byzantine visit to Bergen: Laskaris Kananos and his description of the Baltic and North Sea region // Graeco-Arabica. 2004. Vol. 9-10. P. 183-198.

373. Haldon J. Humour and the everyday in Byzantium // Humour, History and Politics in Late Antiquity and the Early Middle Ages / Ed. G. Halsall. Cambridge, 2002. P. 48-71.

374. Halasi-Kun T. Gennadios' Turkish Confession of faith // Archivum ottomanicum. 1987-1992. 12. P. 5-103.

375. Halsall G. Funny Foreigners: Laughing with the Barbarians in Late Antiquity // Humour, History and Politics in Late Antiquity and the Early Middle Ages / Ed. by G. Halsall. Cambridge, 2002. P. 89-113.

376. Hanson C.L. Manuel I Comnenus and the "God of Muhammad": A Study in Byzantine Ecclesiastical Politics // Medieval Christian Perceptions of Islam / Ed. J.V. Tolan. New York & London, 2000. P. 55-82.

377. Hartmann R. Zur Wiedergabe türkischer Namen und Wörter in den byzantinischen Quellen // Abhandlungen der Deutschen Akademie der Wissenschaften zu Berlin, Klasse fur Sprachen, Literatur und Kunst, Jahrgang 1952, 6, Berlin, 1952. S. 1-12.

378. Harvey A. Economic Expansion in the Byzantine Empire, 900-1200. Cambridge, 1990.

379. Hendy M. Studies in the Byzantine Monetary Economy c. 300-1450. Cambridge, 1985.

380. Hennequin G. Bibliothèque Nationale. Catalogue des monnaies musulmanes. Asie pré-Mongole. Paris, 1985.

381. Heywood C. The 1337 Bursa Inscription and its Interpreters // Turcica. 2004. T. 36. P. 215-232.

382. Hillenbrand C. Ravandi, the Seljuk Court at Konya and the Persianisation of Anatolian Cities // Mésogeios. 2005. T. 25-26. P. 157-169.

383. History and Historiography Studies in Honor of John E. Woods / Ed. J. Pfeiffer, S.A. Quinn in collab. with E. Tucker. Leiden, 2006.

384. Holy Women of Byzantium. Ten Saints' Lives in English Translation / Ed. Alice-Mary Talbot. Washington, 1996.

385. Hommes et richesses dans l'Empire byzantin II Éd. par V. Kravari, J. Lefort et C. Morrisson. T. 1-2. Paris, 1991.

386. Honigmann E. Die sieben Klimata und die nOAEIS EITEHMOI: eine Untersuchung zur Geschichte der Geographie und Astrologie im Altertum und Mittelalter. Heidelberg, 1929.

387. Hopwood K.R. Low-level Diplomacy between Byzantines and Ottoman Turks: the Case of Bithynia // Byzantine Diplomacy / Ed. J. Shepard and S. Franklin. London, 1992. P. 151-158.

388. Hopwood K.R. Osman, Bithynia and the Sources // Archiv Orientâlni. Supplementa. 1998. T. 8. P. 155-164.

389. Hopwood K.R. Peoples, Territories, and States: The Formation of the Begliks of Pre-Ottoman Turkey // Decision Making and Change in the Ottoman Empire / Ed. C. E. Farah. Kirksville, Mo., 1993. P. 129-138.

390. Hopwood K.R. Türkmen, Bandits and Nomads: Problems and Perceptions // Ed. J. L. Bacqué-Grammont & E. Van Donzel Comité International d'Études PréOttomanes. Vie Symposium. Istanbul, 1987. P. 23-30.

391. Hopwood K. Nomads or Bandits? The pastoralist/sedentarist interface in Anatolia // Manzikert to Lepanto. The Byzantine World and the Turks 1071-1571 / Ed. A. Bryer & M. Ursinus Byzantinische Forschungen. 1991. Bd. XVI. P. 179— 194.

392. HopwoodK. The Byzantine-Turkish Frontier c. 1250-1300 // Acta Viennensia Ottomanica: Akten des 13. CIEPO-Symposiums / Eds. M. Köhbach, G. Prochâzka-Eisl und C. Römer. Wien, 1999. P. 153-161.

393. Horrocks G. Greek: The History of the Language and its Speakers. London & New York, 1997.

394. Humour, History and Politics in Late Antiquity and the Early Middle Ages / Ed. by G. Halsall. Cambridge, 2002

395. Hunger H. Die Exarchenlist des Patriarchen Kallistos I. im Patriarchatsregister von Konstantinopel // KA0HTHTPIA. Essays Presented to Joan Hussey for her 80th Birthday / Ed. J. Chrysostomides. Camberley, Surrey, 1988. S. 431-480.

396. Hunger H. Klassizistische Tendenzen in der byzantinischen Literatur des 14. Jh. // Actes du XlVe Congrès International des Études Byzantines. Vol. I. Bucureçti, 1974. P. 139-151.

397. Hunger H. On the Imitation (MIMHÏII) of Antiquity in Byzantine Literature // DOP. 1969-1970. Vol. 23. P. 15-38.

398. Hunger H. Zu den restlichen Inedita des Konstantinopler Patriarchatsregisters // RÉB. 1966. T. 24. S. 58-68.

399. Hunger H. Zum Epilog der Theogonie des Johannes Tzetzes // BZ. 1953. Bd. 46. S. 302-307.

400. Hunger H. Die hochsprachliche profane Literatur der Byzantiner. Bd. 1-2. München, 1978.

401. Hutter I. Corpus der Byzantinischen Miniaturenhandschriften. Bd. 3.1: Oxford, Bodleian Library. Stuttgart, 1982.

402. Jacoby D. Caviar Trading in Byzantium // Море и берега. К 60-летию Сергея Павловича Карпова от коллег и учеников / Ред. P.M. Шукуров. М., 2009. Р. 349-364.

403. Jacoby D. Foreigners and the Urban Economy in Thessalonike, ca. 1150-ca. 1450 // DOP. 2003. Vol. 57. P. 85-132.

404. Jacoby D Phénomènes de démographie rurale à Byzance aux XIHe, XlVe et XVe siècles // Études rurales. 1962. T. 5-6. P. 163-186.

405. Jacoby D. Silk crosses the Mediterranean // Le vie del Mediterráneo: idee, uomini, oggetti (secoli XI-XVI). Genova, 1997. P. 55-79;

406. Janse M. Aspects of Bilingualism in the History of the Greek Language // Bilingualism in Ancient Society: Language Contact and the Written Text / Ed. J. N. Adams, Mark Janse, Simon Swain, Oxford: Oxford University Press, 2002. P. 332-390.

407. Janssens E. Trébizonde en Colchide. Bruxelles, 1969.

408. Jenkins R.J.H. Studies on Byzantine History of the 9th and 10th Centuries. Variorum reprints. London, 1970.

409. Jenkins R.J.H. The Flight of Samonas // Speculum. 1948. Vol. 23 (2). P. 217235 (=Jenkins R.J.H. Studies on Byzantine History of the 9th and 10th Centuries. Variorum reprints. London, 1970. No. X)

410. Jordanov I. Corpus of Byzantine Seals from Bulgaria. Vol. 1-3. Sofia, 20032009.

411. Kafadar C. Between Two Worlds, the Construction of the Ottoman State. Los Angeles, 1995.

412. Kahane H. & Kahane R. Abendland und Byzanz, Sprache // Reallexikon der Byzantinistik / Ed. P. Wirth. Bd. 1. Amsterdam, 1968-1976. S. 345-640.

413. Kahane H. & Kahane R. The Western Impact on Byzantium: The Linguistic Evidence // DOP. 1982. Vol. 36. P. 127-153.

414. Kahane H. & R. Abendland und Byzanz Sprache // Reallexikon der Byzantinistik. Bd. 1. Amsterdam, 1968-1976. Col. 345-640.

415. Kahane H. & R. Italienische Ortsnamen in Griechenland. Athen, 1940. Kahane H. & R. The Western Impact on Byzantium: The Linguistic Evidence // DOP. 1982. Vol. 36. P. 127-153.

416. Kahane H. & R., Tietze A. The Lingua Franca of the Levant, Turkish Nautical Terms of Italian and Greek Origin, Urbana, 1958.

417. Kaldellis A. Hellenism in Byzantium: The Transformations of Greek Identity and the Reception of the Classical Tradition (Greek Culture in the Roman World). Cambridge, 2007.

418. Karapotosoglou K. Erupo^oyiKa oe TrovTiaicéç Ài^eiç // An. 1990-1991. T. 33. I. 256-335.

419. Karayannopoulos I. E. & Weiss G. Quellenkunde zur Geschichte von Byzanz (324-1453). Bd. 1-2. Wiesbaden, 1982.

420. Karlin-Hayter P. L'Hétériarque. L'évolution de son rôle du De Cerimoniis au Traité des Offices // JÖB. 1974. Bd. 23. P. 101-143.

421. Karlin-Hayter P. Les Catalans et les Villages de la Chalcidique // Byzantion. 1982. T. 52. P. 244-263. Kazhdan A. Tatas II ODB. Vol. 3. P. 2013-2014. Kazhdan A. Tzaousios II ODB. Vol. 3. P. 2135-2136. Kazhdan A. Vardariotai II ODB. Vol. 3. P. 2153.

422. Kazhdan A.P. & Ronchey S. L'aristocrazia bizantina dal principio dell'XI alla fine del XII secolo. Palermo, 1999. Khoury A. Th. Polémique byzantine contre l'Islam. Leiden, 1972. KhouryP. Jean Damascène et l'Islam. Würzburg, 1994.

423. Khowaiter A. Baibars the First: His Endeavours and Achievements. London, 1978.

424. Kim R. On the Historical Phonology of Ossetic: The Origin of the Oblique Case Suffix // The Journal of the American Oriental Society. 2003. Vol. 123. P. 43-71.

425. Kim R. The origin of the Pre-Ossetic oblique case suffix and its implications // University of Pennsylvania Working Papers in Linguistics. 1999. Vol. 6. P. 233— 250.

426. Koder J. Byzantinische Identität einleitende Bemerkungen // Byzantium. Identity, Image, Influence. Major Papers. XIX International Congress of Byzantine Studies. University of Copenhagen, 18-24 August, 1996. Copenhagen, 1996. P. 45.

427. Kondov N. Das Dorf Gradée. Die demographisch-wirtschaftliche Gastalt eines Dorfes aus dem Gebiet des unteren Strymon von Anfang des 14. Jahrhunderts // Études balkaniques. 1971. T. 7. S. 31-55; 1977. T. 13. S. 71-91.

428. Kondov N. Demographische Notizien über die Landbevölkerung aus die Gebiet des Unteren Strymon in der erstem Hälften des XIV Jahrhunderts // Études balkaniques. 1965. T. 2-3. S. 261-272.

429. Konidares G.I. H 7rpcbrr| fxvsia xr|ç £7iigkojniç Bapôapioxcùv ToupKcov uttô tov OeoocdovÎKriç // OeoXoyia. 1952. T. 23. P. 87-94, 236-238;

430. Köpstein H. Zur Sklaverei im ausgehenden Byzanz. Philologisch-historische Untersuchung. Berlin, 1966.

431. Korobeinikov D. A Sultan in Constantinople: the Feasts of Ghiyäth al-Dïn Kay-Khusraw I // Eat, Drink, and be Merry (Luke 12:19) Food and Wine in Byzantium / Ed. L. Brubaker and K. Linardou. London, 2007. P. 93-108.

432. Korobeinikov D. Byzantium and the Turks in the Thirteenth Century. PhD Thesis. Oxford University, 2003.

433. Korobeinikov D.A. The revolt in Kastamonu, ca. 1291-1293 // Byzantinische Forschungen. 2004. Bd. 28. P. 87-117.

434. Koukkides K. As^ilöyiov £XÀ.r|viKév Is^scov 7rapayojiévo)v 8K xrjç xoupKiKf|ç // Apxeiov toi) ©pakikou AaoypacpiKoü Kai T^coooikoi) 0r|oaupoi3. 1959-1960. T. 24-25. S. 281-312, 121-200.

435. Kriaras E. Diglossie des derniers siècles de Byzance // XHIe Congrès international des études byzantines : Actes. Oxford, 1967. P. 283-299.

436. Kriaras E. Ae^nco tt|ç peoaicùviKf|ç £ÀÀr.viKr|ç 8r|pd)8oDÇ ypappaTeiaç 11001669. T. 1-. AOrjva, 1969-. Kurat A.N. (NimetA.K.) Peçenek tarihi. Istanbul, 1937.

437. Kursanskis M. L'empire de Trébizonde et les turcs au 13e siècle // REB. 1988. T. 46. P. 109-124.

438. Kursanskis M. Relations matrimoniales entre Grands Comnènes de Trébizonde et princes géorgiens // BK. 1976. T. 34. P. 112-127.

439. Maas P. Die Musen des Kaisers Alexios I // BZ. 1913. Bd. 22. S. 348-369. Mackridge P. The Pontic Dialect: A Corrupt Version of Ancient Greek? // JRS. 1991. Vol. 4. No. 4. P. 335-339.

440. Macmullen R. Provincial Languages in the Roman Empire // American Journal of Philology. 1966. Vol. 87. P. 1-17.

441. Magdalino P. Prosopography and Byzantine Identity // Fifty Years of Prosopography. The Later Roman Empire, Byzantium and Beyond / Ed. A. Cameron, Oxford, 2003. P. 41-56.

442. Malamut Ё. L'image byzantine des Petchenegues II BZ. 1995. Bd. 88. P. 105147.

443. Malingoudis Ph. Studien zu den slavischen Ortsnamen Griechenlands. Wiesbaden, 1981.

444. Mango C. Byzantinism and Romantic Hellenism // Journal of the Warburg and Courtauld Institutes. 1965. Vol. 28. P. 29^13.

445. Mantran R. Cä'üsh // EI NE. Vol. 2. P. 16a.

446. Markl O. Ortsnamen Griechenlands in frankischer Zeit, Byzantina Vindobonensia, I., Graz, Köln, 1966.

447. Matschke K.P. Die Schlacht bei Ankara und das Schiksal von Byzanz. Weimar, 1981.

448. Matschke K.P. & Tinnefeid F. Die Gesellschaft im späten Byzanz. Gruppen, Strukturen und Lebensformen. Köln, Weimar, Wien, 2001.

449. Mélikoff I. Germiyan II EI New Edition. Vol. 2. P. 989.

450. Mélikoff I. Ghâzï II EI NE. Vol. 2. P. 1043-1044.

451. Melville Ch. The Early Persian Historiography of Anatolia // History and Historiography Studies in Honor of John E. Woods / Ed. J. Pfeiffer, S.A. Quinn in collab. with E. Tucker. Leiden, 2006. P. 135-166.

452. Mercati S.G. Sull'epitafio di Atanasio Masgidas nel monastero del Prodromo presso Serres // OCP. 1947. T. 13. P. 239-244.

453. Mergiali S. L'enseignement et les lettrés pendant l'époque des Paléologues (1261-1453). Athènes, 1996.

454. Merianos G.A. «The Sons of Hagar» in Archbishop Eustathios' the Capture of Thessaloniki: Some Evidence Concerning Late Twelfth Century Byzantine-Turkish Relations // Li3ppeiKia. 2005. T. 17.1. 213-221.

455. Mertel H. Die biographische Form der griechischen Heiligenleben. München, 1909.

456. Mertzios K. Mvqpeia paKeôovuaiç loiopiaç. @eooalovÎKr|, 1947.

457. MeyendorffJ. Byzantine views of Islam // DOP. 1964. Vol. 18. P. 114-132.

458. Miklosic F. Die Türkischen Elemente in den südost- und osteuropäischen Sprachen (griechisch, albanisch, rumunisch, bulgarisch, serbisch, kleinrussisch, grossrussisch, polnisch) // Denkschriften der phil.-hist. Cl. Der Kaiserlichen

459. Millet G. Les monastères et les églises de Trébizonde II Bulletin de correspondence hellénique. 1895. T. 19. P. 419-459.

460. Mirambel A. Diglossie des derniers siècles de Byzance II XHIe Congrès international des études byzantines : Actes. Oxford, 1967. P. 309-313.

461. Mirambel A. 'H ôiykûcoia tôv xetauxaicûv aicovcov xoù BuÇavxiou àpxn xfjç veogMTiviKfjç A,oyoxe%viaç II napvaoooç. 1966. T. 8/3. P. 466^172.

462. Montet E. Un rituel d'abjuration des musulmans dans l'église grecque II Revue de l'histoire des religions. 1906. T. 53 P. 145-63.

463. Moravcsik Gy. Barbarische Sprachreste in der Theogonie des Johannes Tzetzes II BNJ. 1930. Bd. 7 (1928-1929). S. 352-365.

464. Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. 1-2. Leiden 1983.

465. Moravcsik Gy. Klassizismus in der byzantinischen Geschichtsschreibung II Polychronion, Festschrift F. Dölger zum 75. Geburtstag. Heidelberg, 1966. S. 366377.

466. Moritz H. Die Zunamen bei den byzantinischen Historikernund Chronisten. Bd. 1-2. Progr. des K. Hum. Gymnasiums in Landshut für das Schuljahr 1896/1897, 1897/1898.

467. Müller K.E. Geschichte der Antiken Ethnographie und ethnologischen Theoriebildung. Von den Anfängen bis auf die byzantinischen Historiographen. Bd. 1-2. Wiesbaden, 1972-1980.

468. Murphey R. Yeniçeri // EI NE. Vol. 11. P. 322a.

469. Mutafciev P. Die angebliche Einwanderung von Seldschuk-Türken in die Dobrudscha im XIII. Jahrhundert // Списание на Българската Академия на НаукигЪ и Изкуствата. 1943. Т. 66: Клонъ историко-филологиченъ. Т. 32. S. 1-128.

470. Muthesius A. Studies in Byzantine and Islamic silk weaving. London, 1995.

471. Necipoglu N. Byzantium between the Ottomans and the Latins: Politics and Society in the Late Empire. Cambridge, 2009.

472. Necipoglu N. The Aristocracy in Late Byzantine Thessalonike: A Case Study of the City's Archontes (Late 14th and Early 15th Centuries) // DOP. 2004. Vol. 57. P. 133-151.

473. Necipoglu N. The Coexistence of Turks and Greeks in Medieval Anatolia (Eleventh-Twelfth Centuries) // Harvard Middle Eastern and Islamic Review. 1999-2000. Vol. 5. P. 58-76.

474. Necipoglu N. Ottoman Merchants in Constantinople during the First Half of the Fifteenth Century//BMGS. 1992. Vol. 16. P. 158-169.

475. Nicol D.M. Mixed Marriages in Byzantium in the Thirteenth Century // Studies in Church History. 1964. Vol. 1. P. 160-172.

476. Nicol D.M. Refugees, Mixed Population and Local Patriotism in Epiros and Western Macedonia after the Fourth Crusade // Actes du XVe Congrès International des Études Byzantines. Vol. I. Athens, 1976. P. 1-33.

477. Nicol D.M. The Byzantine Family of Kantakouzenos. Washington, 1968.

478. Nimet Akde§ Kurat. Die türkische Prosopographie bei Laonikos Chalkokandyles. Hamburg, 1933.

479. Nystazopoulou M. H ev xr\ Taupucfi %spoovf|oco ttoàaç Louyôaia anô tod IP xexpi toi) IE' aicovoç. A6i)va, 1965.

480. Nystazopoulou M.G. La dernière reconquête de Sinope par les Grecs de Trébizonde (1254-1265) Il RÉB. 1964. T. 22. P. 241-249.

481. Ocak A. Y. San Saltik. Popüler Islâm'in Balkanlar'daki Destanî Öncüsü (XIII. Yüzyil). Ankara, 2002.

482. Oikonomidès N. Documents et études sur les institutions de Byzance (VIIe-XVe s.). Variorum Reprints. London, 1976.

483. Oikonomidès N. A propos des armées des premiers Paléologues et des compagnies de soldats II TM. 1981. T. 8 Hommage à Monsieur Paul Lemerle. P. 353-371.

484. Oikonomidès N. Le haradj dans l'empire byzantin du XVe siècle // Actes du Ier Congrès international des Études Balkaniques et Sud-est Européennes. Vol. 3. Sofia, 1969. P. 681-688.

485. Oikonomidès N. Les Danishmendid.es, entre Byzance, Bagdad et le sultanat d'Iconium // RN. 6e série. 1983. T. 25. P. 189-207.

486. Oikonomidès N. Monastères et moines lors de la conquête ottomane // SüdostForschungen. 1976. Bd. 35. P. 1-10.

487. Oikonomidès N. Ottoman Influence on Late Byzantine Fiscal Practice // SüdostForschungen. 1986. Bd. 45. P. 1-24.

488. Oikonomidès N. The Role of the Byzantine State in the Economy // The Economic History of Byzantium: From the Seventh through the Fifteenth Century / Ed. Angeliki E. Laiou. 3 vols. Dumbarton Oaks Studies, vol. 39. Washington, 2002. Vol. 3. P. 973-1058.

489. Oikonomidès N. The Turks in the Byzantine Rhetoric of the Twelfth Century // Decision Making and Change in the Ottoman Empire / Ed. Caesar E. Farah. Kirksville, 1993. P. 149-155.

490. Oikonomidès N. The Turks in Europe (1305-13) and the Serbs in Asia Minor (1313) // The Ottoman Emirate (1300-1389) / Ed. E. Zachariadou. Rethymnon, 1993. P. 163-164.

491. Okonomidès N. L'organisation de la frontière orientale de Byzance aux 10e-l le siècles et le taktikon de l'Escorial // Actes 14. Congr. Int. Et. Byz. Bucure§ti, 1974. P. 285-302.

492. Ostrogorsky G. Byzance, état tributaire de l'empire Turc II Зборник радова Византолошког института. 1958. T. 5. P. 49-58.

493. Ostrogorsky G. Geschichte des Byzantinischen Staates. München, 1963. Ostrogorsky G. Pour l'histoire de la féodalité byzantine. Bruxelles, 1954 Oxford Dictionary of Byzantium / ed. A. Kazhdan, A.M. Talbot. Vol. 1-3. New York & Oxford, 1991.

494. Page G. Being Byzantine: Greek Identity Before the Ottomans, 1200-1420. Cambridge, 2008.

495. Pâlôczi Horvath A. Pechenegs, Cumans, Iasians. Steppe Peoples in Medieval Hungary. Budapest, 1989.

496. Panagiotakis N.M. Aécov ô Aicucovoc;. Вюурафиса. Хегроурафа ка! екбооец. ÄÖfjvai, 1965.

497. Papadopoulos A. Таторисг. урарратгкг] xfjç TrovxiKfjç ôia^sKioi). AOrjvai, 1955. Papadopoulos A. Icruopucôv Xe^iKÔv xrjç novTixf|Ç ôiaXsKiou. T. 1-2. A0f|va, 1958-1961.

498. Papadopulos A.Th. Versuch einer Genealogie der Palaiologen. 1259-1453. München, 1938.

499. Pape W. Wörterbuch der griechischen Eigennamen. Dritte Auflage, neu bearbeitet von G. Benseier. Bd. 1-2. Braunschweig, 1911 (repr. Graz, 1959).

500. Parani M.G. Cultural Identity and Dress: Byzantine Ceremonial Costume // JOB. 2007. Bd. 57. P. 95-134.

501. Parani M.G. Intercultural Exchange in the Field of Material Culture in the Eastern Mediterranean: The Evidence of Byzantine Legal Documents (11th to 15th

502. Centuries) // Diplomatics in the Eastern Mediterranean 1000-1500. Aspects of Cross-Cultural Communication / Ed. A.D. Beihammer, M.G. Parani, Chr. D. Schabel. Leiden & Boston, 2008. P. 349-372.

503. PeacockA.C.S. Sinop: A Frontier City in Seljuq and Mongol Anatolia // Ancient Civilizations from Scythiato Siberia. 2010. Vol. 16. P. 103-124, 537.

504. Peirce L. The Imperial Harem: Women and Sovereignty in the Ottoman Empire. New York, 1993.

505. Personal Names Studies of Medieval Europe. Social Identity and Family Structures / Ed. G.T. Beech, M. Bourin, P. Chareille. Kalamazoo, 2002.

506. Pertusi A. Bisanzio e i Turchi nella cultura del Rinascimento e del Barocco. Milano, 2004.

507. Petrounias E. The Modern Greek Language and Diglossia // The 'Past' in Medieval and Modern Greek Culture / Ed. Sp. Vryonis, Malibu, 1978. P. 193-220.

508. Piltz E. Le costume officiel des dignitaires byzantins à l'époque Paléologue. Uppsala, 1994.

509. Pingree D. Gregory Chioniades and Palaeologan Astronomy // DOP. 1964. Vol. 18. P. 133-160.

510. Pohl W. Strategies of Distinction: The Construction of Ethnie Communities, 300-800. Leiden; New York, 1998.

511. Polemis D.I. The Doukai. A Contribution to Byzantine Prosopography. London, 1968.

512. Popper W. Egypt and Syria under the Circassian Sultans, 1382-1468 AD. Berkley & Los Angeles, 1957.

513. Pritsak O. The Pecenegs: a case of social and economic transformation. Lisse, 1976.

514. Prosopographisches Lexikon der Palaiologenzeit / Ed. E. Trapp et als. Bd. 1-12. Wien, 1976-1996.

515. Proxorov G.M. A Codicological Analysis of the Illuminated Akathistos to the Virgin (Moscow, State Historical Museum, Synodal Gr. 429) // DOP. 1972. Vol. 26. P. 237-252.

516. Reinert S.W. The Muslim Presence in Constantinople, 9th-l5th Centuries: Some Preliminary Observations // Studies on the Internal Diaspora of the Byzantine Empire / Ed. H. Ahrweiler, A.E. Laiou. Washington, 1998. P. 125-150.

517. Restle M. Byzantine Wall Painting in Asia Minor. Vol. 1-2. Greenwich, Conn. 1967.

518. Rosenthal Fr. A History of Muslim Historiography. Leiden, 1968.

519. Rudnyckyj J.B. Рец.: Georgakas D.J. Ichthyological Terms. // Этимология 1980. M., 1982. С. 177-179.

520. Runciman S. Mistra. Byzantine Capital of the Peloponnesus. London, 1980.

521. Runciman S. The Ladies of the Mongols // Eiç pvfjprjv K. Apavxou. A6f|va, 1960. P.46-53.

522. Runciman S. The Last Byzantine Renaissance. Cambridge, 1970.

523. Rybatzki V. Die Personennamen und Titel der mittelmongolischen Dokumente. Eine lexikalische Untersuchung. Helsinki, 2006.

524. Ryder J. The Career and Writings of Demetrius Kydones. A Study of Fourteenth-century Byzantine Politics, Religion and Society. Leiden, 2010.

525. Sahas D.J. Ritual of Conversion from Islam to the Byzantine Church // Greek Orthodox Theological Review. 1991. Vol. 36. P. 57-69.

526. Salia K. Histoire de la nation géorgienne. Paris, 1980.

527. Savory R.M. Kiircï // EI NE. Vol. 5. P. 437a-b.-Savvides A. Byzantines and Oghuz (Ghuzz). Some Observations on the Nomenclature//BS. 1993. T. 54/1. P. 147-155.

528. Savvides A. Oi Kopavoi (Koupdvoi) mi то BuÇàvTio (11oç—130Ç ai. M.X.) // BuÇavxivà. 1985. T. 13. P. 939-956.

529. Savvides A. Byzantium in the Near East. Thessaloniki, 1981.

530. Savvides A. Late Byzantine and Western Historiographers on Turkish Mercenaries in Greek and Latin Armies: the Turcoples/Tourkopouloi // The Making of Byzantine History. Studies dedicated to D.M. Nicol. London, 1993. P. 122-136.

531. Savvides A. EK%piaxiaviopévoi ToupKÔcpœvoi piaOocpôpoi axa ßu^avxivä Kai A.axiviKa Gxpaxstipaxa xr|ç AvaxoAiiç II Пракх1ка xou I' naveÀlr)viOD IcxopiKou X/uve8pioi). Oeooa^ovÎKri, 1989. S. 89-97.

532. Schreiner P. Slavisehes in den griechischen Athosurkunden // »Tgoli choie Mêstro«. Gedenkschrifït fur Reinhold Olesch / Hrsg. R. Lachmann, A. Lauhus, T. Andowski, B. Zelinsky. Köln-Wien, 1990. S. 307-316.

533. Schreiner P. Byzantinische Orientreisende im 14. Jahrhundert 11 ZDMG. Supplement VI. Wiesbaden, 1985. S. 141-149.

534. Schreiner P. Theophylaktos Symokattes und das Perserbild der Byzantiner im 6. und 7. Jh. // Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft. 1980. Bd. 21. Suppl. 5. S. 301-306.

535. Schreiner P. Zur Geschichte Philadelpheias im 14. Jahrhundert (1293-1390) // OCP. Vol. 34. 1968. S. 377-388.

536. Schwarz P. Die Herkunft von arabisch harâg (Grund-) Steuer // Der Islam. 1916. Bd. 6. S. 97-99.

537. Schweyzer E. Griechische Grammatik auf der Grundlage von K. Burgmanns Griechischer Grammatik. Bd. 1. München, 1939.

538. Sevcenko I. Alexios Makrembolites and his Dialogue between the Rich and the Poor // ZRVI. 1960. T. 8. P. 187-228.

539. Sevcenko I. Ideology, Letters and Culture in the Byzantine World. London, 1982.

540. Sevcenko I. Intellectual Repercussions of the Council of Florence // Church History. 1955. Vol. 24. P. 291-323.

541. Sevcenko I. La vie intellectuelle et politique à Byzance sous les premiers Paléologues. Études sur la polémique entre Théodore Métochite et Nicéphore Choumnos. Bruxelles, 1962.

542. Sevcenko I. Society and Intellectual Life in Late Byzantium. London, 1981. Sevcenko I. Society and Intellectual Life in the Fourteenth Century // Actes du XlVe Congrès International des Études Byzantines. Vol. 1. Bucureçti, 1974. P. 6992.

543. Sevcenko I. Theodore Metochites, the Chora, and the Intellectual Trends of His Time // The Kariye Djami / Ed. P. A. Underwood. Vol. 4. Princeton, 1975. P. 1155.

544. Shagrir I. Naming Patterns in the Latin Kingdom of Jerusalem. Oxford, 2003. Shawcross T. The Chronicle of Morea. Historiography in Crusader Greece. Oxford, 2009.

545. Shukurov R. Christian Turks and Crypto-Muslims of Anatolia // XXe Congrès international des études byzantines. Pré-actes. III. Communications libres. Paris, 2001. P. 263.

546. Shukurov R. Christian Elements in the Identity of the Anatolian Turkmens (12th-13th Centuries) // Cristianità d'occidente e cristianità d'oriente (secoli VI-XI). CISAM. Spoleto, 2004. P. 707-764.

547. Shukurov R. Ibn Bïbl // Encyclopedia of the Medieval Chronicle // Ed. R.G. Dunphy. Leiden & Boston, 2010. P. 830-831.

548. Shukurov R. On some Oriental Borrowings in Middle Greek (1 lth-15th Centuries) // Change in the Byzantine World in the 12th—13th Centuries. First International Sevgi Gôniil Byzantine Studies Symposium. Istanbul, 2010. P. 151156.

549. Shukurov R. The Byzantine Turks of the Pontos // Mésogeios. 1999. T. 6. P. 747.

550. Shukurov R. The Byzantine Turks under the Palaiologoi (1261-1453) // Proceedings of the 21st International Congress of Byzantine Studies, London 2126 August 2006. Vol. II. Abstracts of Panel Papers. P. 16-18.

551. Shukurov R. The Byzantine Turks: An Approach to the Study of Late Byzantine Demography // L'Europa dopo la caduta di Costantinopoli: 29 maggio 1453. Spoleto, 2008. P. 73-108.

552. Shukurov R. The Crypto-Muslims of Anatolia // Anthropology, Archeology and Heritage in the Balkans and Anatolia or the Life and Times of F.W. Hasluck (1878-1920) / Ed. David Shankland. Vol. 1-2. Istanbul, 2004. Vol. 2. P. 135-158.

553. Shukurov R. The enigma of David Grand Komnenos // Mésogeios. 2001. T. 12. P. 125-136

554. Shukurov R. The Oriental Margins of the Byzantine World: a Prosopographical Perspective // Identities and Allegiances in the Eastern Mediterranean after 1204 / Eds. J. Herrin & G. Saint-Guillain. Aldershot, 2011. P. 167-196.

555. Shukurov R. Things and their Names: Oriental Borrowings in Byzantine Greek (12th-15th Centuries) // First International Sevgi Goniil Byzantine Studies Symposium. Programme and Abstracts of Papers. Istanbul, 2007. Session 15.

556. Shukurov R. Trebizond and the Seljuks (1204-1299) // Mésogeios. Revue trimestrielle d'études méditerranéennes, Special edition "The Saljuqs" / Ed. G. Leiser. T. 25-26. Paris, 2005. P. 73-138.

557. Shukurov R. Two Waves of Nomadic Migration in the Pontos in the Thirteenth-Fourteenth Centuries // International Journal of Black Sea Studies. 2006. Vol. 1. P. 29^4.

558. Shukurov R. AIMA: the blood of the Grand Komnenoi // BMGS. 1995. Vol. 19. P. 161-181.

559. Shukurov R. Between Peace and Hostility: Trebizond and the Pontic Turkish Periphery in the Fourteenth Century // MHR. 1994. Vol. 9/1. P. 20-72.

560. Shukurov R. The Campaign of shaykh Djunayd Safawi against Trebizond (1456 AD/860 H) // BMGS. 1993. Vol. 17. P. 127-140.

561. Shukurov R. Three Lives of One Prophecy 11 The Humanities in Russia: Soros Laureates (Psychology, History.). Moscow, 1997. P. 87-91.

562. Shukurov R. Turkmen and Byzantine self-identity. Some Reflections on the Logic of the Title-Making in Twelfth- and Thirteenth-Century Anatolia // Eastern Approaches to Byzantium / Ed. A. Eastmond. Aldershot, 2001. P. 255-272.

563. Simonian H. Hamshen before Hemshin. The Prelude to Islamicization // The Hemshin: History, Society and identity in the Highlands of Northeast Turkey / Ed. Hovann H. Simonian. London & New York, 2007. P. 19-41.

564. Skoulatos B. Les personnages byzantins de l'Alexiade. Analyse prosopographique et synthèse. Louvain, 1980.

565. Smail R. C. Crusading Warfare, 1097-1193. Cambridge, 2005.

566. Smythe D.C. Byzantine Perceptions of the Outsider in the 11th and 12th Centuries: A Method. PhD Thesis, University of St. Andrews, 1993.

567. Smythe D.C. Minorities in the Cities of the Maeander Valley, c. 610-1100 // Ethnische und religiose Minderheiten in Kleinasien. Von der hellenistischen Antike bis in das byzantinische Mittelalter / Hrsg. P. Herz & J. Kobes. Wiesbaden, 1998. P. 141-152.

568. Sophokles E.A. Greek Lexicon of the Roman and Byzantine Periods from B.C. 146 to A.D. 1100. Vol. 1-2. Hildsheim, Zürich, New York, 1992.

569. Soulis G.C. The Gypsies in the Byzantine Empire and the Balkans in the Late Middle Ages//DOP. 1961. Vol. 15. P. 141-165.

570. Soustal P. Thrakien (Thrake, Rhodope und Haimimontos). Tabula Imperii Byzantini. Bd. 6. Wien, 1991.

571. Stein E. Untersuchungen zur spätbyzantinischen Verfassungs- und Wirtschaftgeschichte II MOG. 1926. Bd. 2. S. 1-62.

572. Steingass F. A Comprehensive Persian-English dictionary, including the Arabic words and phrases to be met with in Persian literature. London, 1984.

573. Steingass F. Arabic-English Dictionary. New Delhi, 1978.

574. Stiernon L. Note de titulature et de prosopographie byzantines. Théodora Comnène et Andronic Lapardas, sébastes // RÉB. 1966. T. 24. P.89-96.

575. Stiernon L. Notes de prosopographie et de titulature byzantines. Sebaste et gambros II RÉB. 1965. T. 23. P. 222-243.

576. Stone A.F. Stemming the Turkish Tide: Eustathios of Thessaloniki on the Seljuk Turks // BS. 2004. T. 62. P. 125-142.

577. Strangers to Themselves: The Byzantine Outsider / Ed. D.C. Smythe. Aldershot, 2000.

578. Studies on the Internal Diaspora of the Byzantine Empire / Ed. H. Ahrweiler, A.E. Laiou. Washington, 1998.

579. Sulejman Efendi. Cagataj-Osmanisches Wörterbuch / Bearbeitet von I. Kûnos. Budapest, 1902.

580. Sümer F. Anadolu'da Mogollar II Selçuklu ara§tirmalari dergisi. T. 1. 1969. P. 1-147.

581. Sümer F. Oguzlar (Türkmenler). Tarihleri, Boy teçkilati, Destanlari, Istanbul, 1992.

582. Symeonidis Ch. Die Nominalendung -àvi(oi), -âvxcov, -àvxa im neugriechischen Dialekt des Pontos II An. 1979. T. 36. S. 97-103.

583. Symeonidis Ch. Lautlehre der türkischen Lehnwörter im neugriechischen Dialekt des Pontos //AU. 1971-72. T. 31. S. 17-231.

584. Tauer F. Hafizi Abru sur l'historiographie // Mélanges d'orientalisme offerts à Henri Massé. Téhéran, 1963. P. 10-25.

585. Teteriatnikov N. The Liturgical Planning of Byzantine Churches in Cappadocia. Roma, 1996.

586. Teteriatnikov N. The Place of the Nun Melania (the Lady of the Mongols) in the Deesis Program of the Inner Narthex of Chora, Constantinople // Cahiers Archéologiques : Fin de l'antiquité et moyen âge. 1995. T. 43. P. 163-184.

587. The 'Past' in Medieval and Modem Greek Culture / Ed. by Sp. Vryonis, Los Angeles, 1975.

588. The Cambridge History of Christianity. Eastern Christianity / Ed. M. Angold. Cambridge, 2006.

589. The Cambridge History of the Byzantine Empire c. 500-1492 / Ed. J. Shepard. Cambridge, 2008.

590. The Cambridge History of Turkey. Vol. 1: Byzantium to Turkey, 1071-1453 / Ed. K. Fleet. Cambridge, 2009.

591. The Economic History of Byzantium: From the Seventh through the Fifteenth Century / Ed. Angeliki E. Laiou. Vol. 1-3. Dumbarton Oaks Studies. Vol. 39. Washington, 2002.

592. The Encyclopaedia of Islam. New Edition / Ed. P.J. Bearman, Th. Bianquis, C.E. Bosworth, E. van Donzel and W.P. Heinrichs et al. Vol. 1-12 with indexes and etc. Leiden, 1960-2005.

593. Theodoridis D. KYAIXAPTIA: ein mongolischer Stoffname chinesischen Ursprungs // JOB. 2002. Bd. 52. S. 249-257.

594. Tietze A. & Lazard G. Persian Loanwords in Anatolian Turkish // Oriens. Vol. 20. P. 125-168.

595. Tietze A. Griechische Lehnwörter im anatolischen Türkisch // Oriens. Vol. 20. S. 204-257.

596. Tihon A. Etudes d'astronomie byzantine. Variorum Reprints. London, 1994. Tihon A. Tables islamiques a Byzance // Byzantion. 1990. T. 60. P. 401-425. Tihon A. L'astronomie byzantine (du Ve au XVe siècle) // Byzantion. 1981. T. 51. P. 603-624.

597. Tihon A. Les tables astronomiques persanes à Constantinople dans la première moitié du XIVe siècle // Byzantion. 1987. T. 57. P. 471-487.

598. Timothy S.M. The Birth of the Hospital in the Byzantine Empire. Baltimore, Maryland & London, 1997.

599. Todt K.-P. Kaiser Johannes VI Kantakuzenos und der Islam. Politische Realität und theologische Polemik im palaiologenzeitlichen Byzanz. Würzburg & Altenberge, 1991.

600. Tompaïdes D. EÀA,r|viKà 87rcov\)(ia xoupKiKr|ç 7cpoeX,£i3or)ç. A0r|va, 1990. Tompaïdes D.E. H 7rovTiaKf| ôiâXsKxoç. AOrjva, 1988.

601. Toufexis N. Diglossia and register variation in Medieval Greek // BMGS. 2008. Vol. 32. P. 203-217.

602. Towfiq F. 'Asäyer // Encyclopaedia Iranica, online version: http://wvvw.iranicaonline.org/articles/asayer-tribes

603. Trachoulia N.S. Kcoöit, 5 EAAr|viKOi3 Ivgtitoijtou Bevsiiaq. To MuOioxopripa tod AXe^avSpov. AOrjva, 1997.

604. Trapp E. Lexicographical Notes, Illustrating Continuity and Change in Medieval Greek // DOP. 1994. Vol. 48. P. 243-255.

605. Trapp E. Aktualität in byzantinischen Reiseberichten // Zeitgeschehen und seine Darstellung im Mittelalter / hrsg. von C. Cormeau. Bonn, 1995. S. 47-58.

606. Trapp E. Learned and Vernacular Literature in Byzantium: Dichotomy or Symbiosis?//DOP. 1993. Vol. 47. P. 115-129.

607. Trapp E. Probleme der Prosopographie der Palaiologenzeit // JOB. 1978. Bd. 27. S. 181-201.

608. Treasures of Islam / Ed. T. Falk. Geneva, 1985.

609. Triandaphyllidis M. Die Lehnwörter der mittelgriechischen Vulgärliteratur. Strassburg, 1909.

610. Triandaphyllidis M. Studien zu den Lehnwörtern der mittelgriechischen Vulgärliteratur. Inaugural-Dissertation einer hohen philosophischen Fakultät Sektion I der Ludwig-Maximilians-Universität zu München. Marburg, 1909.

611. Trüdinger K. Studien zur Geschichte der griechisch-römischen Ethnographie. Basel, 1918.

612. Turan O. Les souverains seldjoukides et leurs sujets non-musulmans // SI. 1953. T. l.P. 65-100.

613. Turan O. Seltpuklular zamaninda Türkiye. Siyäsi Tarih Alp Arslan'dan Osman Gazi'ye (1071-1318). Istanbul, 1971.

614. Türkiye'de halk agizindan derleme sözlugu. C. 1-12. Ankara, 1963- . Tzitzilis G. Griechische Lehnwörter im Türkischen (mit besonderer Berücksichtigung der anatolischen Dialekte). Wien, 1987.

615. Urbs Capta. The Fourth Crusade and its Consequences (Urbs Capta. La IVe croisade et ses conséquences ) / Ed. A. Laiou. Paris, 2005.

616. Uyar T.B. Art et société en pays de Rum: les peintures 'byzantines' du XlIIe siècle en Cappadoce / Thèse de doctorat de l'Université Paris 1. Paris, 2011.

617. Uzunçarçili I.H. Afyon Karahisar, Sandikli, Bolvadin, Çay, Isakli, Manisa, Birgi, Mugla, Mi las, Peçin, Denizli, Isparta, A.tabey ve Egirdir deki kitabeler ve Sahip, Saruhan, Aydin, Menteçe, Inanç, Hamit ogullari hakkinda malûmat. Istanbul, 1929.

618. Vacalopoulos A. A History of Thessaloniki. Thessaloniki, 1972. Vacalopoulos A. Origins of the Greek Nation. The Byzantine Period, 12041461. New Brunswick, 1970.

619. Vagiakakos D. AiaXeiccixa £K toù peaaiœviKOÙ nôvxoD // An. 1964. T. 26. S. 267-289.

620. VarlikM. C. Germiyan ogullari tarihi (1300-1429). Ankara, 1974 Varvounis M.G. Ov|/eiç tt|ç KctBripepivriç Ç©f|ç atr|v TpaTieÇo'uvTa xou 14ou aicbva H paprupia tod QpooKOJiiou iriç TpTreÇoDvioç (1336) // An. 1994. T. 45. S. 18-36.

621. Varzos K. AAé^ioç Kopvr|vôç Eipf)vr| r| PœaïKii Kai oi àiuxoi a7iôyovoi todç // B^avxivâ. 1975. T. 7. S. 133-174.

622. Varzos K. 'H ysvealoyia lûiv Kopvr)vc6v. T. 1-2. OeaoaXovÎKr|, 1984. Vâsâry I. Cumans and Tatars. Oriental Military in the Pre-Ottoman Balkans, 1185-1365. Cambridge, 2005.

623. Verpeaiix J. Les oikeioi. Notes d'histoire institutionnelle et sociale // REB. 1965. T. 23. P. 89-99.

624. Vryonis Sp. Another note on the inscription of the church of St. George of Beliserama // Bu^avxiva. 1977. T. 9. P. 11-22.

625. Vryonis Sp. Byzantine and Turkish Societies and Their Sources of Manpower // Studies on Byzantium, Seljuks, and Ottomans: Reprinted Studies. Bu^avxiva Kai Msxaßu^avxivd. Vol. 2. Malibu, 1981. № III. P. 125-140.

626. Vryonis S. Byzantine attitudes toward Islam during the Late Middle Ages // Greek, Roman and Byzantine Studies. 1971. 12/2. P. 263-286.

627. Vryonis Sp. Byzantium: its internal history and relations with the Muslim world Variorum Reprints. London, 1971.

628. Vryonis Sp. Isidore Glabas and the Turkish devshirme II Byzantium: its internal history and relations with the Muslim world. London, 1971. N. XIII. P. 433-443.

629. Vryonis Sp. «The Decline of Medieval Hellenism in Asia Minor and the Process of Islamization», the book and its Reviewers ten years later // Greek Orthodox Theological Review. 1982. Vol. 22. P. 225-285.

630. Vryonis Sp. Byzantina kai Metabyzantina, Studies on Byzantium, Seljuks and Ottomans. Malibu, 1981.

631. Vryonis Sp. Nomadization and Islamization in Asia Minor // DOP. 1975. Vol. 29. P. 43-71.

632. Vryonis Sp. The Decline of Medieval Hellenism in Asia Minor and the Process of Islamization from the Eleventh through the Fifteenth Century. Berkley, 1971.

633. Wächter A. Der Verfall des Griechentums in Kleinasien in XIV Jahrhunderts. Leipzig, 1903.

634. Walbank F.W. The Problem of Greek Nationality II Phoenix. 1951. Vol. 5/2. P. 41-60.

635. Walde A. Lateinisches etymologisches Wörterbuch / 3., neubearbeitete Auflage von J.B. Hofmann. Heidelberg, 1938.

636. Weiss G. Joannes Kantakuzenos Aristokrat, Staatsmann, Kaiser und Mönch -in der Gesellschaftsentwicklung von Byzanz im 14. Jahrhundert. Wiesbaden, 1969.

637. Werner E. Die Geburt einer Grossmacht Die Osmanen. Ein Beitrag zur Genesis des türkischen Feudalismus. Wien, 1985.

638. Werner E. Johannes Kantakuzenos, Umur Pa§a und Orhan // BS. 1965. T. 26. S. 255-276.

639. Whelan E.J. A Contribution to Danishmendid History: the figured copper coins //ANSMN. 1980. Vol. 25. P. 133-166.

640. Whitby L.M. Theophylact's Knowledge of Languages // Byzantion. 1982. T. 52. P. 425^128.

641. WiitaJ.E. The Ethnika in Byzantine Military Treatises. Un. of Minnesota, Ph.D., 1977.

642. Wilson N. & Darrouzès J. Restes du cartulaire de Hiéra-Xérochoraphion // REB. 1968. T. 26. P. 5^17.

643. Wittek P. Das Fürstentum Mentesche. Studie zur Geschichte Westkleinasiens im 13-15 Jahrhundert Istanbuler Mitteilungen. H. 2. Istanbul, 1934.

644. Wittek P. De la défaite d'Ankara à la prise Constantinople // RÉI. 1938. T. 12. P. 1-34.

645. Wittek P. Deux chapitres de l'histoire des Turcs de Roum // Byzantion. 1936. T. 11. P. 285-319.

646. Wittek P. La descendance chrétienne de la dynastie Seldjouk en Macédoine // Echos d'Orient. 1952. No. 176. P. 409-412.

647. Wittek P. Les Gagaouzes = Les gens de Kaykaus // Rocznik Orientalistyczny. 1951-1952. T. 17. P. 12-24;

648. Wittek P. The Rise of the Ottoman Empire. London, 1938.

649. Wittek P. The Taking of Ay dos Castle: A Ghazi Legend Transformed // Arabic and Islamic Studies in Honour of A.R. Gibb / Ed. G. Makdisi. London, 1965. P. 662-672.

650. Wittek P. Yazijioghlu 'Ali on the Christian Turks of the Dobruja // BSOAS. 1952. Vol. XIV/3. P. 639-668.

651. Woods J.E. The Aqquyunlu. Clan, Confederation, Empire. Revised and Expanded Edition. Salt Lake City, 1999.

652. Yurtsever E. Tiirkçe Adlar Derlemesi. istanbul, 1997.

653. Zachariadou E. & Kazhdan A. Turks in Byzantine Service // ODB. Col. 212930.

654. Zachariadou E. Histoire et légendes des premiers Ottomans // Turcica. 1995. T. 26. P. 45-89.

655. Zachariadou E. Pachymeres on the 'Amourioi' of Kastamonu // BMGS. 1977. Vol. 3. P. 57-70 {Zachariadou E. Romania and the Turks (c.1300-c.1500) / Variorum Reprints. London, 1985. No. II)

656. Zachariadou E. The Emirate of Karasi and that of the Ottomans: Two Rival States // The Ottoman Emirate (1300-1389) / Ed. E. Zachariadou. Rethymnon, 1993. P. 225-236.

657. Zachariadou E. The presents of the Emirs // Cultural and Commercial Exchanges between the Orient and the Greek World. Athens, 1991. P. 79-84.

658. Zachariadou E. Trade and Crusade. Venetian Crete and the Emirates of Menteshe and Aydin (1300-1415). Venice, 1983. Zachariadou E. Udj // EI NE. Vol. 10. P. 111.

659. Zachariadou E. 01 xpicnavoi à7tôyovoi xoù 'IÇÇeôiv KaiKaoùç B' ctf. Bépoia // MaKeôoviKâ. 1964-1965. T. 6. P. 62-74.

660. Zachariadou E. Les janissaires de l'empereur byzantin // Studia turcologica memoriae Alexii Bombaci dedicata. Istituto Universitario Orientale, Seminario di Studi Asiatici. Series Minor. T. 19. Napoli, 1982. P. 591-597 {=Zachariadou E.cin ~

661. Romania and the Turks (c,1300-c.l500) / Variorum Reprints. London, 19ö57 no. XI)

662. Zachariadou E. Noms coumans à Trébizonde // RÉB. 1995. T. 53. P. 285-288. Zachariadou E. Observations on some Turcica of Pachymeres // REB. 1978. T. 36. P. 261-267 (=Eadem. Romania and the Turks (c,1300-c.l500) / Variorum Reprints. London, 1985. No. I).

663. Zachariadou E. Romania and the Turks (c.1300-c.1500) / Variorum Reprints. London, 1985.

664. Zachariadou E. Trebizond and the Turks (1352-1402) // An. 1979. T. 35. P. 333-358.

665. Zerzelides G. Eppeveuiucrj tod io7tcovupiKoi3 xr|ç Avcû MaiooÛKaç // An. 1961. T. 24. 2. 245-290.

666. Zgusta L. Die Rolle des Griechischen im Römischen Kaiserreich // Die Sprachen im römischen Reich der Kaiserzeit Beihefte der Bonner Jahrbücher. Bd. 40. Bonn, 1980. S. 121-146.

667. Zhukov K. Börklüce Mustafa. Was he another Mazdak? // Syncrétismes et heresies dans l'Orient seldjoukide et ottoman (XIVe-XVIlF siècle) / Éd. Gilles Veinstein. Paris, 2005. P. 119-127.