автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Северо-Западный Кавказ в начале железного века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Северо-Западный Кавказ в начале железного века"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ

На правах рукописи

Эрлих Владимир Роальдович

Северо-Западный Кавказ в начале железного века (протомеотская группа памятников)

Исторические науки: специальность 07.00.06 - археология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Москва 2005

Работа выполнена в Государственном музее Востока и Отделе скифо-сарматской археологии Института археологии РАН

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук доктор исторических наук доктор исторических наук,

М.Н. Погребова, В.Б. Ковалевская, профессор СЛ. Дударев.

Ведущая организация - Государственный Исторический музей.

Защита состоится « /хУ » сЛЛ-С2005 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 002.007.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук по специальности археология 07.00.06. при Институте археологии РАН по адресу: 117036, Москва, ул. Дм. Ульянова, 19,4-й этаж, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института археологии РАН.

Автореферат разослан

« » 2005 г.

Ученый секретарь

диссертационного сове доктор исторических наук

Дэвлет

Актуальность темы исследования. Изучение «транзитных» периодов, формирование новых археологических культур всегда представляет большой интерес. Генезис меотской культуры раннего железного века, занимавшей равнины и предгорья Северо-Западного Кавказа на протяжении практически 1000 лет, никогда не являлся предметом специального изучения. Долговременные могильники оседлого населения Северо-Западного Кавказа с момента их открытия играют важную роль в установлении относительной и абсолютной хронологии предскифских древностей всего Северного Причерноморья.

Цели и задачи исследования. Основной задачей исследования является системное изучение протомеотских памятников, выявление их локальных особенностей и возможных путей формирования, комплексное изучения всей совокупности материальной культуры, установление относительной и абсолютной хронологии.

Источниковой базой исследования являются «переходные» памятники протомеотской группы, составляющие около 500 погребальных комплексов из 30 могильников и более 10 поселений, погребальный обряд и предметы материальной культуры этих памятников, а также вся совокупность предскифских материалов изучаемого региона, хранящихся в музеях России.

Методологическая основой исследования является сравнительный анализ культурных явлений, выяснения их генезиса и взаимодействий. Для исследования материальной культуры используется сравнительно-типологический метод, систематизированы результаты металлографии железных предметов и спектрохимические анализы бронзы.

Научная новизна исследования заключается в предложении модели дифференцированного генезиса различных локальных вариантов протомеотской группы, выделении двух традиций перехода этих групп к раннему железному веку в регионе, в более дробной относительной хронологии протомеотской группы памятников, в выявлении истоков ряда культурных явлений предскифского и скифского времени Северного Причерноморья (колесницы, птицеголовые скипетры, меотские святилища и др.)

Апробация результатов и практическая значимость. Результаты исследования опубликованы в двух монографиях и серии статей, докладывались на международных научных конференциях в Москве, Санкт-Петербурге, Кишеневе, Киеве, Краснодаре, Кисловодске, Анапе, Дареме (Великобритания) и Гётеборге (Швеция).

Они могут быть использованы при создании музейных экспозиций, для написания учебников, чтения курса лекций и т.д.

Основное содержание работы.

Диссертация состоит из введения, десяти глав, заключения, списка использованной литературы и архивных материалов, приложения, включающего 215 иллюстраций и таблицы спектрального анализа ряда протомеотских бронз.

Во Введении дается краткая географическая характеристика изучаемого региона, который в настоящее время занимает территорию Краснодарского края и Республики Адыгея.

Большая часть этой территории приходится на Левобережье Кубани и представляет собой несколько ландшафтных зон. В начале раннего железного века, возможно, климат здесь был более сухим, так как в погребенной почве Хаджохских

курганов первой половины VII в. до н.э., находящихся на высоте 600 м над уровнем моря, в зоне широколиственных лесов, почвоведами была обнаружена пыльца растений, характерных для степей (Александровский, 1997). Фактор климатических колебаний, приводящих к сдвигу на зону или подзону, явился, вероятно, одним из основных при смене хозяйственного уклада населения данной территории и формировании новой культуры. В то же время этот сдвиг происходил на фоне общей аридизации степей Причерноморья в эпоху финала поздней бронзы. Эта своеобразная экологическая катастрофа, произошедшая, по мнению некоторых исследователей, в самом начале I тыс. до н.э. (Махортых, Иевлев, 1991), привела к резкому (десятикратному) сокращению оседло-земледельческих поселков и вынудила часть населения перейти к пастушеско-кочевому хозяйству (Ванчугов, 1990; Березанская, Отрощенко и др., 1986). Другая часть населения степей, вероятно, мигрировала, заняв ниши более пригодные для земледелия и скотоводства в сопредельных регионах. Одной из таких «экологических ниш», очевидно, явилось Левобережье Кубани. Эту версию о формирования здесь протомеотских памятников времени перехода к раннему железному веку можно считать основной «рабочей гипотезой». В реальности этот процесс был, очевидно, сложнее, что показывает многокомпонентность и многовариантность материальной культуры этих памятников.

В главе I рассматривается история изучения меотской археологической культуры, проблемы, связанные с се периодизацией и, в частности, с выделением особого переходного «протомеотского» периода.

В первой части главы прослеживается история изучения памятников раннего железного века Северо-Западного Кавказа, которая начинается с работ В.Г.Тизенгаузена (1875-1876 гг.). В начальный период здесь исследовались исключительно курганы раннего железного века, открытие же меотских грунтовых могильников может относиться к середине 20-х годов XX в. Впервые меотские грунтовые могильники были открыты на правом берегу Кубани в районе г.Краснодара в местах интенсивных строительных работ и разрушений. А.А. Миллер положил начало исследованию 1-ю Усть-Лабинского могильника. В 1927-1929 гг. на могильниках и городищах, обнаруженных в результате строительства в Краснодаре, работали Н.А. Захаров и М.В. Покровский.

Конец 20-х годов знаменуется началом деятельности видного исследователя древностей Северо-Западного Кавказа - Н.В.Анфимова. Пик ее приходится на 50-60-е годы, когда им была проведена большая серия разведочных работ и стационарных исследований как на Правобережье, так и на Левобережье Кубани. Именно этому исследователю первому выпала честь открытия и исследования протомеотских могильников VIII-начала VII вв. до н.э.: Николаевского в 1958-1959 гг. (на территории современного пос. Красногвардейский РА) и Кубанского в 1965 г. (у хут.Кубанского в Усть-Лабинском районе).

Резкое приращение материала произошло в последней четверти XX в., прежде всего, в связи с интенсивными исследованиями в зоне новостроек. Памятники раннего железного века в это время здесь изучали: П.А.Дитлер, И.НАнфимов, Е.А.Хачатурова, Л.К.Галанина, А.ЮАлексеев, ВАТарабанов, А.Н..Гей, И.С.Каменецкий, ИАСорокина, А.В.Пьянков, А.В.Кондрашев, А.М.Ждановский, И.И.Марченко, М.К.Тешев, Н.ГЛовпаче, Л.М.Носкова, А.МЛесков, В.Р.Эрлих, А.А.Сазонов и ряд других исследователей.

Уже в первые послевоенные десятилетия исследования памятников раннего железного века Кубани позволили выделить меотскую археологическую культуру,

существовавшую здесь более тысячи лет, и предложить первую ее периодизацию (Анфимов, 1954). Вместе с тем отдельные высказывания ученых о присутствии здесь меотов и меотская интерпретация ряда памятников начали звучать в литературе гораздо раньше, еще в 20-е годы XX столетия.

Название этой археологической культуры основывается на античной литературной традиции. В интерпретации памятников меотской культуры существуют две противоположные точки зрения. Первая была высказана Н.В. Анфимовым и поддержана В.П. Шиловым, И.С. Каменецким и другими исследователями. Она заключается в понимании меотов как единого этноса. Локальные же варианты меотской культуры этими исследователями трактуются как материальные остатки различных меотских племен, известных по письменным источникам (Анфимов, 1954; Шилов, 1950; Каменецкий, 1989). Наиболее видимое противоречие в этой концепции - наличие в Левобережье Кубани синхронных курганных могильников, содержащих материал, аналогичный тому, что встречается в грунтовых могильниках, и в то же время составляющих общность с культурами раннескифской архаики Северного Кавказа и Украинской Лесостепи. Это противоречие исследователями снимается по-разному. Одна часть ученых, следуя за Б.Н. Граковым, отрицает принадлежность кубанских курганов к раннескифской общности, считая их меотскими. В настоящее время наиболее последовательный защитник этой точки зрения - И.С. Каменецкий, который считает, "что "скифские" могилы, вкрапленные в "меотские" грунтовые могильники без рядового скифского населения или хотя бы дружины, выглядят несколько странно". Единственной причиной живучести гипотезы скифской принадлежности таких курганов, как Келермесские, Ульские и Костромской, по его мнению, "заключается в нежелании скифологов расстаться с этими яркими памятниками" (Каменецкий, 1990). Однако все-таки значительная часть исследователей как скифологов, так и специалистов по памятникам меотов продолжает считать курганы проявлением скифского присутствия в меотской среде (Ждановский, Марченко, 1989, 1990; Махортых, 1991; Галанина, 1997).

Все эти противоречия снимаются, однако, если принять во внимание другую точку зрения на понятие "меоты" которая, на наш взгляд, завоевывает в настоящее время все большее число сторонников. Эта точка зрения заключается в следующем. Под "меотами", упоминаемыми древними авторами, следует понимать всякое негреческое население, жившее восточнее и юго-восточнее Меотиды (Азовского моря) и именуемое так древними греками в соответствии с названием самого моря. Таким образом, это, скорее всего, экзоэтноним, обозначающий не единый этнос или близкородственную группу этносов, а разноязычные народы. Именно поэтому, как заметили исследователи, среди народов (племен), входящих в это собирательное понятие, имеются этнонимы как иранского, так и кавказского происхождения. Подобных взглядов придерживались Л.А. Ельницкий, В.Е. Максименко, Дж.Гардинер-Гарден (Ельницкий, 1961; Максименко, 1983, Gardiner-Garden, 1986), к сходному мнению подошли в своей работе 1990 г. Л. К. Галанина и А.Ю. Алексеев (Галанина, Алексеев, 1990), к нему же склоняется большинство лингвистов.

Вторая часть первой главы посвящена дискуссии вокруг периодизации меотской культуры. Первая и до сих пор наиболее употребляемая - это периодизация Н.В. Анфимова (Анфимов, 1954). Он выделял следующие периоды - раннемеотский (конец VII-начало IV вв. до н.э.), среднемеотский (IV - первая половина I в. до н.э.), позднемеотско-сарматский (вторая половина I в. до н.э. - III в. н.э.). Впоследствии

после открытия Николаевского и Кубанского могильников им был выделен протомеотский (или домеотский) период (VIII-VII вв. до н.э.) (Анфимов, 1961; Анфимов, 1971). Сходную периодизацию с некоторыми хронологическими уточнениями предлагает и И.С. Каменецкий (Каменецкий, 1989). A.M. Ждановский и И.И. Марченко недавно предложили свою периодизацию меотской культуры, большей частью построенную на материалах Правобережья Кубани. Они объединили в древнемеотский период памятники VIII, VII и VI вв. до н.э., т.е. протомеотские могильники, с одной стороны, и погребения, относящиеся ко времени скифской архаики, - с другой (Ждановский, Марченко, 1989, 1998). По мнению этих исследователей, выделение «протомеотского» периода носит «механистический случайный» характер.

На наш взгляд, объединение протомеотских и раннемеотских памятников, или говоря хронологическими категориям, принятыми для всего юга Восточной Европы, памятников предскифского и раннескифского времени достаточно спорно. Прежде всего потому, что первые памятники относятся к периоду перехода от эпохи бронзы к железному веку, а вторые - уже к развитому железному веку. Кроме этого, не правомерно объединять в один период группу протомеотских памятников, имеющих различные источники формирования, разную систему связей и т.п., которые по сути представляет собой лишь археологическую культуру в процессе своего формирования (Эрлих, 2002, 2002а), с уже развитой меотской культурой VI в. до н.э., какую мы застаем, например, в Усть-Лабинском могильнике. Доказательством невозможности подобного объединения, служит и эта работа, в которой мы стараемся дать характеристику протомеотского периода как особого переходного периода формирования культурыраннегожелезного века.

Кроме того, периодизация А.М.Ждановского и И.И.Марченко построена, в основном, за исключением своей "древнемеотской" части, на материалах Правобережья Кубани и не может отражать всех других внутренних процессов, происходящих в культуре. По нашему мнению, периодизация меотской культуры, наиболее строго отражающая внутренние процессы в ее развитии должна строиться с учетом памятников Левобережья Кубани, где собственно она и формировалась (Эрлих, Кожухов, 1992). В своем подходе к периодизации меотской культуры мы выделяем основной процесс - «лейтмотив» каждого периода, а рубежными считаем те моменты, когда эти процессы можно считать в основном завершенными. В реферируемой работе мы продолжаем придерживаться периодизации меотской культуры, которая была предложена нами ранее (Эрлих, Кожухов, 1992), выделяя следующие периоды: протомеотский (VIII (конец IX) - середина VH вв. до н.э.); меото-скифский (середина VII-IV вв. до н.э.); меотский (Ш-1 вв. до н.э.); меото-сарматский (1 в. до н.э.-Ш в. н.э.).

В главе II «Освоение железа и переход к раннему железному веку в Средиземноморье и Циркумпонтийской зоне» рассматривается процесс перехода к раннему железному веку в разных областях Старого Света. Ближний Восток и Малая Азия, по мнению большинства исследователей, являются первичным очагом черной металлургии и местом, где ранее всего наступил железный век. Как считают специалисты-металловеды, на Ближнем Востоке и в Малой Азии железо было известно чуть ли не на протяжении всего бронзового века, хотя за почти двухтысячелетний период железных вещей здесь известно менее 500, в то время как бронзовые изделия насчитываются десятками тысяч. По популярной теории А.Снодграсса, наступление развитого железного века связывается с началом

использования железа для выполнения основных режущих и колющих функций в древних технологических процессах. Подобная ситуация в Восточном Средиземноморье наступает в 1050-900 г. до н.э., когда среди оружия и железных орудий труда начинает преобладать железо (Snodgrass, 1980).

По мнению специалистов по древнему металлу, причина такого долгого нежелания широко использовать железо коренилась собственно в свойствах кричного железа. Микротвердость чистого железа, даже хорошо прокованного, почти в полтора раза уступала микротвердости оловянистой бронзы. Кроме того, бронза имела и ряд других преимуществ перед железом: низкую точку плавления, возможность многократного использования. Таким образом, в сравнении с кричным железом бронза явно была лучшим материалом для производства оружия и орудий (Maddin, Muhly, Wheeler, 1977; Waldbaum, 1978). Свидетельства древнейшего использования стали, которые были выявлены методом металлографии, немногочисленны (ввиду крайне плохой сохранности изделий из черного металла), но весьма показательны. Это стальной нож из Египта, сделанный между 900-800 г. до н.э., намеренно науглероженный нож из Идалиона (Кипр), датирующийся XII в. до н.э. и кирка с горы Адир, найденная в комплексе с керамикой XII в. до н.э., которая, как указывают исследователи, имела характеристики, близкие к современной стали (Maddin, Muhly, Wheeler, 1977). В более поздней работе П.Креддок упомянул также стальной клинок из Пеллы в Иордании, относящийся к середине II тыс. до н.э.(древнейшее стальное изделие на сегодняшний день), а также кипрский кинжал XI в. до н.э., имеющий поверхностный сталистый слой при железном ядре, что явно свидетельствует о преднамеренной цементации (Craddock, 1995). Хотя на ряде вещей этого времени карбонизация, возможно, была случайной, исследователи полагают, что кузнецы Восточного Средиземноморья уже к X в. до н.э. могли целенаправленно получать сталь (Maddin, Muhly, Wheeler, 1977). Среди технических приемов, улучшающих рабочие качества железа, помимо науглероживания (цементации), до VIII в. до н.э. в Средиземноморье была освоена термическая обработка стали (закалка). Металлографически древнейшие следы закалки прослежены у клинка XI в. до н.э. из Идалиона на Кипре (Craddock, 1995, р.258). В этом же разделе рассматривается гипотеза изобретения и монопольного владения секретом получения стали хеттами, имеющая большое количество сторонников (Р.Форбс, Т.Вертайм, Б.Б.Пиотровский, ГА. Меликашвили, ГГ.Гиоргадзе, В.В.Иванов и др.). Однако в настоящее время, по данным археологии, Центральная Анатолия (территория Хеттского царства) пока никак не выделяется среди других областей Средиземноморья ни количеством находок железных вещей, ни качеством получаемого здесь железа.

В Иране переход к железному веку происходит в период РЖВ II (1100-800 вв. до н.э.). Исследователи предполагают появление стальных преднамеренно науглероженных изделий в Западном Иране лишь в начале VIII в. до н.э., когда этот регион оказался под влиянием Урарту, где уже широко использовались железные орудия и оружие (Pleiner, 1980; Piggot, 1980). Однако данных металлографии из этого района, относящихся к периоду РЖВ III, нет. Известно только единственное (из-за очень плохой сохранности металла) металлографически изученное урартское изделие, изготовленное из преднамеренно равномерно науглероженной стали (Piggot, 1980, р. 451). Таким образом, проникновение в Иран высокоразвитой "стальной" индустрии на основе имеющихся данных, очевидно, следует связывать с древневосточными цивилизациями.

Наиболее дискуссионным вопросом до сего дня остается время распространения черного металла и начала железного века в Закавказье. Дата его распространения колеблется от конца Ш тыс. до урартской эпохи. Ряд исследователей (Б.Б.Пиотровский, А.А.Мартиросян, Р.Плейнер, Ю.Ю.Воронов, О.Х.Бгажба и др.) предполагают, что в Закавказье железо распространилось под непосредственным влиянием древневосточных цивилизаций и на первоначальном этапе сюда ввозили готовые изделия. В то же время другие ученые (Д.Форбс, БАКуфтин, Г.Ф. Гобеджишвили/ О.МДжапаридзе, Р.МАбрамишвили, Д.А.Хахутайшвили, Г.Е.Арешьян и др.) считали Южное Закавказье самостоятельным древнейшим очагом металлообработки.

Датировка древнейших изделий из железа в Закавказье считается спорной. Даже сторонники теории самостоятельного зарождения железной металлообработки в этом регионе расходятся в датах: это XIV в. до н.э. (Абрамишвили, 1962) или XII в. до н.э. (Арешьян, 1974).

Древнейшие железные вещи, найденные в основном на территории Восточной Грузии, немногочисленны. Это нож из комплекса, обнаруженного инженером Чагуловым на могильнике Бешташени, нож с двумя бронзовыми штифтами для закрепления рукояти из п. 13 и кинжал из п. 18 этого же могильника, комплекс из Уде, где среди 100 бронзовых предметов было обнаружено 5 железных (два копья, кинжал, булава и булавка), железный нож из п.56 могильника Самтавро (Абрамишвили, 1962). Г.Е. Арешьян добавляет к этому списку еще два комплекса из Армении (Арешьян, 1974, с. 205). Исследователи отмечают, что железо в это время встречается редко и обнаруживается, как правило, в богатых воинских погребениях.

Металлографические исследования древнейших вещей из черного металла, проведенные грузинскими металловедами, показали, что многие из них были уже преднамеренно науглероженными, что определяет высокую степень развития металлообработки. Науглероживанию подвергались как заготовки, так и готовые изделия (Абрамишвили, 1962; Товадзе и др., 1977).

Как мы уже отметили, хронология древнейших железных изделий из Закавказья, как и существующие хронологические схемы закавказских древностей, весьма спорны. Однако развитая технологическая схема древнейших закавказских стальных вещей в сочетаний с теми фактами, что они принадлежат оружию, и их относительная редкость по отношению к бронзовым предметам свидетельствуют не в пользу того, что Закавказье можно считать первичным очагом металлообработки. Здесь пока отсутствует древнейшая стадия использования железа в виде украшений, выделенная Снодграссом для Восточного Средиземноморья. Таким образом, вопрос о "первичности" очага металлообработки, расположенного в Квемо Картли, пока остается открытым.

Следует заметить, что изучение древнейших железных изделий из Западного Закавказья (Колхиды), проведенное О.Х.Бгажба, показывают относительно позднее появление здесь предметов черного металла (не ранее VIII в. до н.э.) (Бгажба, 1994). Возможно, причины этого кроются в очень хорошо развитой металлообработке бронзы в Колхиде. С Закавказьем самым тесным образом связано и появление древнейшего железа в могильниках Центрального Кавказа. В знаменитом Тлийском могильнике известно 75 погребений предскифского времени, в которых найдены железные предметы. Б.В.Техов разделил их на два периода. Тридцать шесть погребений, где встречены единичные предметы из железа, которые полностью повторяют форму своих бронзовых прототипов, он отнес к концу X-IX вв. до н.э.

(Техов, 1981, с.6). Оставшиеся погребения, в которых встречено более одного железного предмета он датировал УШ-первой половиной VII в., «когда количество железных предметов увеличивается и к его концу начинается период широкого освоения железной металлургии». Для этих погребений могильника Тли характерно и присутствие урартских вещей. Изделия из черного металла Тлийского могильника металлографически исследовались ГА.Вознесенской. Она обнаружила среди комплексов, датированных Б.В.Теховым Х-1Х вв. до н.э., присутствие стальных вещей. Один кинжальный клинок имел цементированное лезвие и три предмета были откованы из процементированных заготовок. Среди комплексов второй хронологической группы, по Б.В.Техову (УШ-начало VII в. до н.э.), 6 изделий из черного металла были изготовлены с применением цементации (Вознесенская, 1975, с.90). Однако термическая обработка изделий в эти два хронологических периода, по мнению исследователя, не применялась. Даже делая поправку на "широкую хронологию" Тлийского могильника Б.В.Техова, появление стальных вещей здесь можно определенно отнести ко времени не позже начала VIII в. до н.э. Преднамеренному науглероживанию в предскифское время здесь подвергались кинжальные клинки, ножи и наконечники копий. Интересно, что здесь для этого времени выявлена односторонняя цементация изделий, когда одна сторона изделия подвергается науглероживанию, а другая от этого предохраняется (Вознесенская, 1975, сс. 114-115).

Центральная Европа также являлась вторичным очагом металлообработки железа, куда оно распространилось из Юго-Западной Азии. Выделяются различные пути проникновения железа в Европу: Греция - Италия - Северные Балканы -Центральная Европа, либо Греция - Балканы - Центральная Европа. Выделяется и путь в Карпатский бассейн - через южнорусские степи с Кавказа (Р1етег, 1980, р.376). Отдельные немногочисленные железные изделия здесь начинают встречаться со II тыс. до н.э. Однако переход к развитому железному веку, когда основные виды оружия и орудий начинают делатся из железа, здесь происходит только в период Гальштад С-Б - и Ранний Латен (700-400 гг. до н.э.) (Р1етег, 1980, р.384). Здесь можно отметить достаточно продолжительный период перехода к раннему железному веку (IX -VIII вв. до н.э.). Проблема начала железного века в Восточной Европе ставилась неоднократно такими исследователями, как ВА Городцов, А.П. Смирнов и М.А. Фосс, и особенно Б.Н.Граковым, который посвятил специальную статью старейшим находкам железных вещей в Европейской части СССР. В ней он пришел к выводу, что процесс восстановления и получения железа был известен уже в середине II тыс. до н.э., решительное же наступление железа на бронзу относится к VIII - первой половине VII вв. до н.э. (Граков, 1958, с.9). Древнейшие изделия из металлургического кричного железа на юге Восточной Европы немногочисленны. Самой древней находкой кричного железа на сегодняшний день является привозной биметаллический нож или кинжальчик из кургана раннекатакомбной культуры (ок. 1750-1700 г. до н.э.) у с.Герасимовка в бассейне Северского Донца. Среди местных восточноевропейских древнейших находок обычно упоминают нож, найденный на дне землянки срубного времени на селище у сЛюбовки ^Игатко, 1981), а также шило, найденное на полу жилища позднесабатиновского времени Ташлык I (Николаевская обл.). Металлографическое исследование последнего предмета показало, что оно отковано из трех кусочков металлургического железа (очевидное свидетельство редкости железа). Кроме этого, имеется ряд исследованных металлографически железных изделий из Лесостепной Украины. Это нож с поселения

Оскол, шило и нож с поселения Бондариха и т.д. У ножа из Бондарихи были обнаружены следы цементации поверхности, но скорее всего, это была случайная науглероженность (Бидзиля и др., 1983). Однако пока достоверно утверждать, что эти изделия произведены на месте, а не привезены из мест со сложившимся железоделательным производством - нельзя (Терехова и др., 1997, с.40).

Местное производство изделий из железа можно констатировать лишь с белозерского времени, и эта уверенность основана на том, что железные изделия подражают бронзовым. Это биметаллические кинжалы с кольцевым упором и параллельными лезвиями из Широкой могилы близ с. Малая Лепетиха, из Збурьевки Херсонской обл., из п.2, кург. 5 могильника Степной и Верхнехортицкого поселения Запорожской обл. (Отрощенко, 1975; Березанская и др., 1986; Бидзиля и др., 1983) и два кинжала - цельножелезный и биметаллический из с.Кочковатое Одесской обл. (Ванчугов, 1990). В этот список можно добавить и биметаллический кинжал из кургана Хаджиляр в Нижнем Поднестровье и другие изделия. Биметаллический и железный кинжалы из Кочковатого были подвергнуты металлографическому исследованию, которое показало, что они изготовлены из металлургического кричного железа (Ванчугов, 1990, с.99).

Имея в виду приведенные выше свидетельства, В.И. Бидзиля и его соавторы считают, что белозерский этап Х11-Х (IX) вв. до н.э. (по А.И.Тереножкину) можно отнести к «первой древнейшей ступени железного века, которая еще на протяжении одного-двух столетий сосуществует с конечной фазой бронзового века» (Бидзиля и др., 1983, с. 19). Эти исследователи полагают, что с IX в. (то есть, по их мнению, с начала бытования киммерийских племен) железо на юге Восточной Европы перестает быть уникальным, а в VIII веке до н.э., ссылаясь на работы БАШрамко, население Лесостепи уже использует сталь для изготовления оружия (Бидзиля и др., 1983). Однако все эти положения требуют уточнения и корректировки. Прежде всего, следует указать на мнение Н.И.Никитенко о том, что начало замены некоторых бронзовых типов ножей железными и появление биметаллических кинжальчиков в белозерской культуре явилось следствием не прогресса, а регресса, вызванного рядом кризисных явлений, в том числе и недостатком сырья для бронзолитейного производства (Никитенко, 1993; Никитенко, 1993а).

Немногочисленные металлографические анализы вещей предскифского времени из Степи и Лесостепи, сделанные БА.Шрамко и его сотрудниками, действительно выявили стальные изделия конца "УШ-начала VII вв. до н.э., однако они, во-первых, изготовлены с применением сырцовой неравномерно науглероженной стали, полученной в горне, во-вторых, не могут безусловно относится к местному производству (Терехова и др, 1997). Известные стальные вещи предскифского времени из Лесостепи, скорее всего, по своему происхождению можно связывать с Северным Кавказом. Они были изготовлены из сырцовой, неравномерно науглероженной стали. Свидетельств преднамеренной, целенаправленной. цементации (получения стали), а также ее термообработки в Степном и Лесостепном Причерноморье для предскифского времени на сегодняшний день не имеется. Именно этим характеризуется восточноевропейская (степная) традиция перехода к раннему железному веку (Терехова, Эрлих, 2002).

Переход к железному веку на Северном Кавказе происходил под влиянием двух традиций: закавказской (передневосточной) и восточноевропейской (степной). В памятниках восточного ареала кобанской культуры железные вещи появляются в комплексах первой половины VIII в. до н.э. Металлографический анализ выявил

и

следы преднамеренной цементации у трех изделий из черного металла из могильника Сержень-Юрт. Это клинки кинжалов из погребений 26 и 28, а также наконечник копья из погребения 26 (Терехова, Эрлих, 2002, табл.2). Эти предметы, относящиеся к VIII в. до н.э., были изготовлены из железной заготовки и подвергнуты целенаправленному цементированию поверхности (Терехова и др., 1997, с. 47).

В Центральном Предкавказье наиболее ранние железные вещи представлены теми же категориями, что и на востоке ареала кобанской культуры. Из древнейших железных изделий Центрального Предкавказья металлографическому анализу пока удалось подвергнуть лишь четыре предмета из погребений конца VIII-начала VII в. до н.э. могильника Клин-Яр III, доисследованных Я.Б. Березиным, - три наконечника копья и клинок длинного биметаллического меча (Терехова, Эрлих, 2002, рис.3). Обобщая эти аналитические данные, следует сказать, что преднамеренная цементация железных изделий здесь не прослежена. Все они выполнены из железа или неравномерного науглероженной сырцовой стали (Терехова, 1997, с. 64-66, таблица). По-видимому, в железообработке здесь были сильны степные традиции (Терехова, Эрлих, 2002, с. 138).

Более сложную картину в процессе освоения черного металла представляет собой Северо-Западный Кавказ. В немногочисленных погребениях периода финальной бронзы - белозерских и кобяковских изделия из железа не встречены.

По нашим подсчетам, в Николаевском могильнике имеется около 10% железных изделий от общего числа металлических вещей, в могильнике Фарс среди наиболее ранних грунтовых комплексов -12%, в могильнике Пшиш, достаточно растянутом во времени, количество железных предметов составляет 28% от общего числа металлических, а в несколько более позднем по отношению к древнейшим протомеотским памятникам Кубанском могильнике железные предметы составляют треть от общего количества металлических - 33 % (Терехова, Эрлих, 2002, с. 138). Из железа делались ножи, наконечники копий, клинки биметаллических кинжалов, а иногда и целиком кинжалы, топоры.

К сожалению, далеко не все железные предметы в силу очень плохой сохранности могли быть подвергнуты металлографическому исследованию. Однако нам удалось собрать серию изделий черного металла из памятников предскифского времени Северо-Западного Кавказа, таких как Фарс, Кубанский могильник, Псекупский могильник, курган Уашхиту, кинжал из хутора Чернышев. Всего металлографическому анализу здесь было подвергнуто 18 изделий (Терехова, Эрлих, 2000; Терехова, Эрлих, 2002).

В могильнике Фарс (предгорный вариант) металлографически было изучено 11 изделий первой половины VIII в. до н.э. Обобщая результаты их изучения, можно сказать, что мастера, их изготовившие, прекрасно владели приемами пластической обработки черного металла, умели определять по цвету каления необходимую для оптимальных результатов ковочную температуру. За исключением наконечника дротика из погребения 27, все проанализированные предметы изготовлены с использованием стали. Это либо цельностальные изделия, либо стальной слой покрывает поверхность изделия. Технологические приемы, используемые при изготовлении стальных изделий (сквозная и односторонняя цементация, мягкая закалка) могильника Фарс, находят соответствия как на Центральном Кавказе (Тлийский могильник), так и в Закавказье - Самтавро, Бешташени, клад из Уде, Эшерские кромлехи. По нашему мнению, появление черного металла в протомеотских памятниках предгорного варианта следует связывать с закавказской

традицией.

Среди изделий степного варианта протомеотских памятников следует отметит технологическую близость фарсовским клинка кинжала, случайно найденного у хутора Чернышев (Терехова, Эрлих, 2002, с. 139, рис.6).

В то же время металлографическое изучение остальных железных изделий протомеотских памятников центрального (степного) варианта дает совершенно другую технологическую картину. Железные изделия Кубанского могильника (где было исследовано методом металлографии 4 наконечника копий), а также Псекупского, из которого происходит цельножелезный кинжал, подражающий биметаллическим, были изготовлены из железа со следами случайной науглероженности. В отличие от изделий из Фарса, которые были откованы из цельных кусков металла, наконечники копий Кубанского могильника изготовлены из пакетированных заготовок (сваренных из нескольких полос металла), что, скорее всего, связано с отсутствием заготовок достаточного размера. Здесь не обнаружено приемов цементации и термообработки. При изготовлении навершия псекупского кинжала не была использована конструктивная сварка - оно было отковано из того же куска металла. Все эти приемы сопоставимы с более примитивной восточноевропейской (степной) традицией освоения черного металла. Ориентированность на степную традицию подтверждает и характер связей протомеотских памятников центрального варианта.

Таким образом, переход к железному веку на Северном Кавказе проходит под влиянием двух традиций: восточноевропейской закавказской, которые выделяются не только морфологически, но и технологически. Особенно показателен в этом плане и изучаемый нами регион Северо-Западного Кавказа, где для предгорных памятников характерна традиция закавказская, а для равнинных - восточноевропейская (степная). Однако количество исследованных металлографически древнейших изделий из черного металла еще чрезвычайно мало, возможно, дальнейшие исследования позволят внести определенные коррективы в имеющуюся на сегодняшний день картину.

В главе III « Памятники финальной бронзы на Северо-Западном Кавказе» рассматриваются как общие проблемы изучения поздней бронзы на Северо-Западном Кавказе, так и памятники, непосредственно предшествующие появлению здесь протомеотской группы. Можно сказать, что начало изучения памятников эпохи поздней бронзы в этом регионе было положено ААИессеном. Еще в 30-е годы им было произведено хронологическое распределение бронзовых предметов с Кавказа, хранящихся в ряде центральных и региональных музеев СССР. В работе, опубликованной в 1951 г., А.А.Иессен подробно останавливается на бронзовых предметах "конца меднобронзового века" - Прикубанского очага металлообработки, выделяя так называемый позднекубанский период, который он датировал с XI (или XII) - по VII в. до н.э. Обширная статья А.А.Иессена на долгие годы оставалась единственным в своем роде сводным исследованием, задачей которого было «наполнить реальным содержанием наше представление о позднем периоде медно-каменного века в Прикубанье» (Иессен, 1951, с.76). Такая ситуация продолжалась приблизительно до конца 70-х - начала 80-х годов, когда в результате интенсивных раскопок в степной зоне Прикубанья и равнинном Закубанье археологами Москвы, Ленинграда и Краснодара был выявлен пласт погребений, по всем признакам и стратиграфически соотносящихся со срубным горизонтом. Обобщающие исследования срубных погребений Прикубанья были сделаны ИАСорокиной и

Э.С.Шарафутдиновой. Сейчас известно более 154 погребений из 36 могильников (по данным И.А.Сорокиной) или более 190 из 38 могильников (по данным Э.С.Шарафутдиновой) (Сорокина, 1985; Шарафутдинова, 1991).

Однако на верхнюю дату этих памятников исследователи смотрят по-разному. Если ИА. Сорокина ограничила бытование срубных памятников XII веком, то Э.С.Шарафутдинова выделила по крайней мере 4 комплекса белозерского этапа и довела срубные памятники до X века до н.э. (Шарафутдинова, 1991, с.78-79; 1991а, с. 187-194.). Как считает этот автор, срубные памятники в Прикубанье, как и в Подонье, просуществовали до конца поздней бронзы (Шарафутдинова, 1991, с. 91). В работе 1995 г. ИА. Сорокина признала, что поскольку белозерские комплексы, выделенные в Прикубанье, пока единичны, то вопрос о верхней дате прикубанского варианта срубных погребений остается открытым (Сорокина, 1995, с.54).

Во втором разделе третьей главы рассматриваются немногочисленные погребальные памятники финальной бронзы. Безусловно, к белозерскому времени можно отнести погребения из Пролетарского и Михайловского могильника, в комплексах которых встречаются белозерские бронзовые ножи, столь редкие в Прикубанье (Шарафутдинова, 1991а). В то же время не исключено, что Михаиловское погребение синхронно или близко по времени другим 12 погребениям этого же могильника, относящихся к эпохе поздней бронзы. Три погребения финальной бронзы Правобережья Кубани эта исследовательница отнесла к двум разным культурам. Погребение со белозерским ножом из Пролетарского могильника -к позднесрубной культуре, а комплексы из Анапского и Батуринского могильника предположительно к кобяковской (Шарафутдинова 1991а, с. 193). В настоящее время практически этими памятниками (16 или 14 погребений) ограничиваются известные нам погребения финальной бронзы в Прикубанье. Возможно, их число несколько больше. Попытку выделить погребения, синхронные Михайловскому могильнику, среди безынвентарных погребений Закубанья в районе Абинска (Мингрельский II, Ахтырский лиман I, Общественный И-Ш (См. Сорокина, 2001) сейчас предпринимает Ел.Н.Черных. Тем не менее, можно утверждать, что надежно относящиеся к финальной бронзе комплексы белозерского этапа, которые могли бы послужить основной для погребений протомеотской группы памятников, - единичны.

В третьем разделе данной главы рассматриваются бытовые памятники финальной бронзы, которые лучше всего представлены двумя поселениями, относимыми исследователями к кобяковской культуре, - Красногвардейское I и Красногвардейское II (нижний слой), находящимися в Левобережье Кубани недалеко от устья р.Лабы, а также рядом поселений, культурная принадлежность которых пока не установлена (Лесное, Чишхо, Пшикуйхабль, Пшиш). Дата нижнего слоя поселения Красногвардейского II и поселения Красногвардейское I, предложенная Э.С.Шарафутдиновой, ограничивается рамками белозерского этапа по хронологии А.И.Тереножкина. В статье 1989 г. она относит два этих кобяковских поселения к XI-рубежу X и IX вв. до н.э. (Шарафутдинова, 1989, с.59), в то время как в статье 1991 г., эти рамки несколько шире и захватывают XII в. до н.э. (Шарафутдинова, 1991, с. 90). Остальные бытовые памятники финальной бронзы опубликованы, к сожалению, лишь тезисно или известны по сборам и незначительным шурфовкам. Попытка хронологического членения закубанских поселений периода средней-поздней бронзы до протомеотского времени на основе керамического материала недавно в форме тезисов была предложена Ел.Н.Черных. Выделенные ею вторая и третья группы синхронизируются соответственно с сабатиновским и белозерским этапами, а

четвертая относится уже к протомеотскому времени (Черных Ел., 2004). Ко второму этапу отнесены нижний слой поселения Лесное, Чишхо, Пшикуйхабль, Пхагугапе, а также верхний слой поселения Старчики. Отметим, что обсуждение этой схемы до полной публикации материала, преждевременно.

Большое значение имеют и открытые вблизи поселения Чишхо АА.Сазоновым при исследовании протомеотского могильника Пшиш I остатки поселения эпохи поздней бронзы. Здесь вместе с керамикой позднесрубного облика (сосуды с расчлененным валиком) обнаружены остатки металлургического производства: часть литейной формы для наверший кинжалов типа Н-48/50 (по Е.Н.Черных, 1976), мелкие слитки бронзы, а также роговой псалий (Сазонов, 1990; 1994а). В то же время по керамике материалы поселения Пшиш I отнесены Ел.Н.Черных к белозерскому времени (Черных Ел., 2004). Это поселение, как и расположенное неподалеку поселение Пшикуйхабль, где Ел.Н.Черных также обнаружены следы бронзолитейного производства: большой бронзовый слиток и формочка-матрица тесловидного орудия, аналогичного теслу клада из Упорной, позволяют связать напрямую памятники поздней бронзы степного Закубанья с Прикубанским очагом металлообработки.

Проблемы, связанные с существованием этого очага, обсуждаются в четвертом разделе данной главы. Наиболее последовательным сторонником выводов А.А.Иессена о существовании Прикубанского очага металлургии и металлообработки является В.М.Бочкарев, который вслед за ААИессеном рассматривал Прикубанский очаг как локальное производственное объединение, в котором сочетаются местные архаические традиции и новые черты, идущие от высокоразвитой кобанской металлургии (Бочкарев, 1996). В конце 80-х годов этим исследователем была сделана сводка комплексов и отдельных изделий Прикубанского очага, к сожалению, так и не опубликованная. На основании анализа вновь полученного материала было отмечено, что в Прикубанском очаге отчетливо выделяются две хронологические" группы, названные им ахметовской и бекешевской, первая датирована им сабатиновским временем (XV-XШ вв. до н.э.), а вторая белозерским (ХП-Х вв. до н.э.) (Бочкарев, 1996). Совсем недавно к материалам Прикубанского очага металлообработки обратился молодой исследователь из Армавира А.Л.Пелих. Ему удалось собрать информацию о 320 предметах, относящихся к Прикубанскому очагу (Пелих, 2003, 2003а).

К интересным результатам привело и картографированние типов и категорий артефактов, однако, не получившее дальнейшую интерпретацию у исследователя. Судя по нанесенным на карту типам, получившим определенную хронологическую (или этапную) привязку, можно предположить, что все изделия прикубанского очага распадаются на два отдельных, существовавших асинхронно центра. Восточный -верхнекубанский (проявивший себя еще в ахметовский (раннесабатиновский) период, и западный (позднесабатиновского-белозерского времени). Первый центр, для которого характерны топоры «верхнекубанского типа», вполне мог стать впоследствии одним из источников металлургического производства западного варианта кобанской культуры.

Западный центр - более поздний. Для него характерны кубанские двухушковые кельты типа К-50 и он связан с поселениями равнинного центрального Закубанья Тауйхабльскими (Чишхо, Пхагугапе, Пшихуйхабль) и Пшишским и, возможно, Красногвардейскими). Этот центр, в свою очередь, дал металлургическую основу производству центрального варианта протомеотской группы памятников,

которая в VIII в. до н.э. уже снабжала степи юга Восточной Европы бронзовой уздой черногоровско-камышевахской схемы. Однако, чтобы доказать это предположение требуется более четко проследить преемственность в металлургических традициях. Мы предлагаем это в качестве рабочей гипотезы, которая возникла у нас при прочтении работы А.Л.Пелиха.

Действительно, сейчас на небольшом отрезке Левобережья Кубани сконцентрированы находки кельтов, где, по нашим данным, их известно уже более 10 экземпляров (Иессен, 1951; Анфимов, 1988; Тов, 2004; 2004а). Самый западный обнаружен в районе аула Начерзий, а самый восточный в обрыве Тщикского карьера у аула Адамий (приблизительно в 10 км к западу от Красногвардейских поселений)

Кроме того, здесь на поселениях финала поздней бронзы Пшикуйхабль и Пшиш I найдены остатки бронзолитейных производств: литейных формочек и бронзовых слитков. Имеющийся материал эпохи финальной бронзы из степных районов Закубанья позволяет предполагать, что промеотские памятники центрального варианта генетически связаны с поселениями с бронзолитейными производствами, находившимися здесь в эпоху финальной бронзы. Эта связь в определенной степени прослеживается и по химическому составу бронз

предновочеркасского/раннечерногоровского времени из протомеотских памятников центрального варианта, который достаточно близок бронзам прикубанского очага (Равич, Малышев, Эрлих, 2004). Тем не менее, пока не известны могильники, как-то связанные с поселениями финальной бронзы

Подводя итоги рассмотрению памятников финальной бронзы СевероЗападного Кавказа, мы можем сказать, что субстрат, на котором возникают протомеотские памятники сейчас пока выглядит очень аморфно. С эпохой финальной бронзы в Закубанье с определенной степенью уверенности можно связать лишь 13 впускных погребений Михайловского могильника, однако, на уровне наших знаний отнесение их к какой-либо культурной группе не представляется возможным.

Более уверенно в качестве субстрата протомеотским памятникам центрального варианта можно видеть поселения финальной бронзы Левобережья Кубани -кобяковские (Красногвардейские) и с бронзолитейным производством (Пшикуйхабль и Пшиш I и др.). Однако мы ничего не можем'сказать о могильниках, связанных с этими поселениями, поскольку все погребальные памятники, открытые здесь, относятся уже ко времени перехода к железному веку (протомеотской группе). Очевидно, что в эпоху финальной бронзы погребальный обряд был иным, и появление здесь протомеотских грунтовых могильников следует рассматривать как инновацию эпохи перехода к раннему железному веку.

Глава IV «Памятники «перехода» к раннему железному веку Северо-западного Кавказа (протомеотская группа памятников) и их локальные варианты» посвящена обзору протомеотских памятников, которые сейчас насчитывают более 30 могильников, включающих около 500 погребальных комплексов, а также более 10 бытовых памятников, протянувшихся в Закубанье от берегов Черного моря на западе до среднего течения Кубани на востоке. По-видимому, термин «протомеотская культура», которым пользуются сейчас многие исследователи, не вполне правомерен. Слишком велики различия между отдельными локальными группировками памятников. Скорее всего, здесь мы видим новообразование - археологическую культуру в период своего формирования. Поэтому мы предпочитаем пользоваться термином "протомеотская группа" памятников (Эрлих, 2002а, с. 26). Ее развитие, взаимодействие различных ее компонентов и привело в конечном итоге к

формированию меотской археологической культуры. Обзор протомеотских памятников строится по трем локальным вариантам - приморско-абинскому, центральному, степному и предгорному (См. Эрлих, 2002, 2002а). Немногочисленные комплексы предскифского времени, встреченные в Правобережье Кубани, очевидно, следует отнести к степной черногоровской культуре.

Могильники приморско-абинского варианта локализуются двумя «кустами» вдоль Черноморского побережья и в районе города Абинска. Погребальный обряд здесь нестабилен. В приморской зоне имеются как погребения в дольменах, использованных, скорее всего, вторично (Геленджик), так и в каменных ящиках (Псыбе, Б.Хутора, Шесхарис, Широкая Балка). Для более восточных памятников характерны впускные погребения в курганы предшествующих эпох и естественные возвышенности (могильники Абинский, Ахтырский лиман, Циплиевский кут, Мингрельский, Холмский, Чернокленовский). Очень редки конские захоронения, хотя в погребениях присутствует конская узда. Известные здесь культовые комплексы или тризны - скопления вещей, иногда со следами огня и ритуальной порчи, возможно, предтечи меотских святилищ - Холмский I, курган 2, комплекс 2 и комплекс VII кургана I Ястребовского могильника. В целом для керамики этой группы характерны черпаки с гвоздевидными выступами, орнаментация сосудов малохарактерна. Кроме этого, особенностями материальной культуры этой группы памятников являются булавки типа Сукко. Для вооружения причерноморской зоны характерны железные топоры, появившиеся, вероятно, под влиянием колхидских памятников. Можно выделить и особенность бронзовых удил этого района. Это строгие "шипы" на грызлах, известные на востоке до центральной группы и отсутствующие в предгорьях. Здесь также пока не встречены дырчатые псалии «степных» форм: черногоровские, цимбальские и камышевахские.

Связи этого варианта протомеотских памятников, помимо северо-западнокавказских, можно протянуть в Восточное Причерноморье (булавки и железные топоры) и горный Крым (черпаки, булавки).

Памятники центрального (степного) варианта идут по левому берегу Кубани, начинаясь на западе напротив Краснодара и продолжаются приблизительно до места впадения Лабы в Кубань. Основные памятники этого локального варианта могильники Казазаво, Псекупс, Чишхо, Пшиш, Николаевский, Кубанский, курган Уашхиту у аула Кабехабль. Известно также поселение Красногвардейское II, предположительно относящее к Николаевскому могильнику, а также святилище у аула Ленинохабль.

Для могильников этого варианта характерны одиночные грунтовые погребения без внешних признаков, позднее появляются курганы Чишхо, Уашхиту. Ориентировка погребенных в предскифское время еще не устойчива. Поза погребенного, вероятно, коррелируется с социально-половым статусом умершего. Вытянутых костяков прослежено от трети до половины. Как правило, это наиболее богатые погребения, часто включающие оружие, конскую узду и кости лошади. Кости лошади, находящиеся в могильниках центрального варианта, практически всегда представлены черепами и костями конечностей. Принято считать, что в могилу помещалась шкура - чучело жертвенного коня, набитое травой, либо соломой, лишь дважды в могильнике Пшиш были встречены целые скелеты.

Керамика этого варианта разнообразна: помимо черпаков, здесь встречаются горшки, миски, кувшины. Однако крупные корчаги отсутствуют. Оружие представлено наконечниками копий - бронзовыми с цельнолитой втулкой и

железными, железными топорами, биметаллическими кинжалами, каменными топорами- молотками.

Узда - самый интересный элемент материальной культуры этого локального варианта. Для раннего периода характерны как однокольчатые, так и треугольноконечные удила. Кроме того, имеются и среднеевропейские с D-образными окончаниями. Псалии характерны для раннего периода черногоровско-камышевахской схемы - бронзовые и роговые, а также прямые стержневидные трехпетельчатые (тип I-A нашей схемы). Интересно, что «степных» (черногоровско-камышевахских) типов псалиев здесь больше, чем во всей степи юга Восточной Европы, о чем говорит произведенное нами картографирование этих псалиев по типам - черногоровским, камышевахским и цимбальским, а также подсчет этих типов по регионам: центральный вариант протомеотских памятников Закубанья, прочие регионы Северного Кавказа, Степь юга Восточной Европы, Средняя Европа. Наблюдается явный процентный "перевес" дырчатых псалиев "степных" типов, встреченных на территории центрального варианта протометских памятников, по сравнению с регионом Степи и остальным Северным Кавказом. Концентрация на небольшом участке этих псалиев позволяет сделать предположение, что именно в этом районе могло находиться производство псалиев "степных" дырчатых форм.

В более позднее время здесь появляются двукольчатые удила с шипастым рифлением как в абинском варианте, так и с прямоугольным рифлением и "классические" новочеркасские псалии. Среди украшений только здесь пока встречены бронзовые булавки с плоской шляпкой и четырьмя шипами, крест на крест, выступающими из стержня с отверстием, встречаются также булавки типа Сукко, а также подвески типа Шаренград, которые также известны в Средней Европе. Металлографический анализ древнейших железных вещей из Кубанского и Псекупского могильника, выполненный Н.Н. Тереховой, позволяет относить их к восточноевропейской (степной) традиции - здесь пока не выявлена для предскифского времени преднамеренная цементация заготовок либо готовых изделий и термообработка, используется прием пакетирования (Терехова, Эрлих, 2002).

Центральная группа демонстрирует устойчивые и продолжительные связи с Центральной Европой и степями Северного Причерноморья. В основе центрального варианта протомеотских памятников безусловно лежат позднебелозерские и кобяковские памятники, что наглядно демонстрируют поселения Красногвардейское I, и особенно Красногвардейское II. Однако сложение вещевого комплекса этой группы, вероятно, шло сложным путем. К белозерскому и кобяковским типам, безусловно, восходит керамический комплекс - это черпаки, горшочки-кубки. В украшениях есть как кавказские типы - браслеты, так и степные - (булавки с протуберанцами), находящие аналогии в культуре Ноа. Роговые псалии восходят к степным белозерским формам.

Памятники предгорного варианта находятся на границе равнины и предгорий, а также в предгорьях по реке Фарс, Белой и ее притокам. Для этого варианта характерны бескурганные могильники, как правило, с присутствием камня в заполнении и иногда с каменной наброской. Курганы появляются лишь на позднем этапе (могильники Клады, Хаджох). В могильнике Фарс/Клады также встречена серия погребений, впущенных в курганы эпохи бронзы. Все известные погребения -одиночные, ориентировка неустойчивая, однако, преобладает северо-западная -могильник Кочипе (северный - протомеотский участок) (Ловпаче, 1985-1986) и юго-западная - могильник Фарс (Лесков, Эрлих, 1999, с. 31). Имеются погребения

всадников. В аристократическом могильнике Фарс их процент достаточно высок -около 40%. Здесь преобладает обряд помещения целого костяка лошади в могилу, шкура встречается реже. В погребениях, достаточно устойчив керамический набор -это черпаки и корчаги, другие формы - горшки, миски менее характерны, а для могильника Фарс/Клады - единичны). Среди оружия преобладают бронзовые и железные наконечники копий. Топоры-молотки (бронзовые и железные), а также кинжалы в погребениях встречаются редко. Узда достаточно устойчива - это удила однокольчатые, треугольноконечные и двукольчатые и исключительно петельчатые типы бронзовых псалиев. Дырчатые псалии встречены только роговые. Самый характерный тип ранних псалиев - это пластинчатый трехпетельчатый тип -Па нашей схемы, который очень редок в равнинной части. Для предгорного варианта характерны определенные типы булавок - с грибовидным навершием, имеющими аналогии в кобанской культуре, с кольцевидной головкой, восходящие, по-видимому, еще к сабатиновским булавкам типа У-18 (по Е.Н. Черных), грибовидной головкой и четырьмя грибовидными выступами. Субстрат, на котором возник предгорный вариант протомеотских памятников, сейчас не вполне ясен. Имеются слои, относимые исследователями к финальной бронзе, на поселениях Старчики и Гуамский грот. К предгорной зоне можно отнести и позднебронзовое поселение Лесное, расположенное севернее Майкопа. Очевидно, что формирование этой группы, было вызвано притоком сюда в начале I тыс. до н.э. степного населения -позднесабатиновского - белозерского облика, который принес сюда основные керамические формы - черпак и корчагу, роговые формы псалиев. К степным прототипам восходят скипетры, булавки, роговые псалии.

В ранний период прослеживаются связи памятников предгорной группы с Закавказьем, особенно Абхазией (это копья с разомкнутой втулкой, молоточковидное навершие, фибулы, застежки), а также с западным вариантом кобанской культуры (двукольчатые удила с ранним «ложновитым» рифлением, петельчатые псални, некоторые формы булавок, серия уздечных блях).

Металлографический анализ железных изделий из могильника Фарс, проведенный Н.Н.Тереховой, показал, что изделия из черного металла ранней хронологической группы уже изготовлены с применением самых передовых приемов этого времени - преднамеренным получением цементированнной стали и ее термической обработки, что позволило сделать вывод о привнесении традиции железообработки в этот регион из Закавказья (Терехова, 1999; Терехова. Эрлих, 2000; Терехова, Эрлих, 2002).

В более поздний период этот регион начинает активно контактировать со степью и Лесостепью - начинается "новочеркасская" культурная (а возможно и военная) экспансия, отзвуки которой имеются и в Средней Европе (Эрлих, 1994; Эрлих, 1997). По нашему мнению, предгорная группа, как и западный вариант кобанской культуры, является тем местом, где вызревает комплекс типа "новочеркасского" клада, поскольку именно здесь последовательно развивается традиция петельчатых прототипов "классических" новочеркасских псалиев.

В главе V рассматривается погребальный обряд протомеотских памятников. Проблемы погребального обряда протомеотской группы так или иначе касались Н.ВАнфимов, И.С.Каменцкий, Э.С. Шарафутдинова, С.В.Махортых, Е.А.Беглова, А.А.Сазонов, СЛ.Дударев, А.МЛесков и В.Р.Эрлих, а также ряд других исследователей. Подходя к анализу погребального обряда, следует повторить мысль уже высказывавшуюся нами, как и другими исследователями, что говорить о каком-

либо устойчивом погребальном обряде для протомеотской группы памятников не приходится. Близость черт соблюдается в пределах, как правило, одного могильника, что свидетельствует о том, что население в это время представляло собой некие локальные общности, достаточно слабо связанные в сфере представлений о погребальном культе и не имеющие единых традиций в духовной культуре. Единственное, что можно назвать общей чертой - это обряд ингумации. Рассматривать погребальный обряд следует по локальным вариантам, где все-таки проявляется определенная близость между могильниками.

В приморско-абинском варианте погребальный обряд памятников "переходного" периода чрезвычайно пестрый. В приморской части погребения совершаются как в каменных ящиках (могильники Псыбе, Б.Хутора и Широкая балка), так и грунтовые (могильник Шесхарис). Кроме этого, используются и подкурганные дольмены. Таким образом, можно сделать вывод, что каменные ящики характерны только для причерноморской зоны. Как считают ЕА. Беглова и С.Л. Дударев, обычай сооружения каменных ящиков связывают с традиционно горским "кавказским" обрядом многоразовых погребений, каменных ящиков (Беглова, 1993; Дударев, 1999). Однако С.Л. Дударевым было замечено, что многоразовые западнокобанские (как и североколхидские) погребения, содержащие более двух погребенных, почти не известны, в то время как большинство каменных ящиков могильника Большие Хутора содержат до 4 погребенных. Интересно, что традиция каменных ящиков, появление которых в причерноморской зоне мы можем фиксировать лишь при переходе от бронзы к железу (каменных ящиков, а не дольменов), продолжает существовать и позже (Лобанова Щель, Владимировский могильник, Рассвет и др.). Общим для приморского и абинского подвариантов является наличие коллективных погребений, что совсем нехарактерно для других вариантов протомеотских памятников. Среди поз погребенных приморско-абинского варианта преобладает вытянутость. В таких могильниках, как Абинский, Большие Хутора и Шесхарис, она прослежена у всех погребенных, чью позу удалось проследить (от 50 до 94 % от общего числа погребений). Скорченные погребения выявлены в могильниках Псыбе и Чернокленовском. В ориентировке погребенных причерноморского-абинского варианта можно констатировать отсутствие "доминирующего" направления. Однако для некоторых могильников приморской зоны такие направления имеются в пределах одного памятника. Кроме того, здесь не известны конские погребения, либо погребения черепов и костей конечностей лошадей. Все эти признаки чрезвычайно характерны для других вариантов протомеотской группы памятников. Исключение составляет лишь одно довольно позднее (судя по узде, относящееся к первой половине - середине VII в. до н.э.) погребение 4 могильника у нефтебазы Шесхарис в районе Новороссийска, где находился череп лошади с удилами и псалиями, а также кости конечностей (Дмитриев, 1973). В то же время принадлежности узды, которые pars pro toto замещают погребение с лошадью, здесь встречается в погребениях ряда могильников. В древнейшем могильнике этого варианта Псыбе узды еще нет, однако, ее детали уже присутствуют в Геленджикских дольменах (лунница). В некомплексные находки удил происходят из разрушенных погребений могильника Большие Хутора. В погребениях абинского подварианта погребений, в которых встречены принадлежности узды, несколько больше. В Абинском могильнике - 9% погребений; по одному погребению с элементами конской узды встречено в Чернокленовском могильнике и могильнике Ахтырский лиман.

В целом зафиксированные археологически всаднические погребения здесь очень незначительны - около 7%. Эта цифра в целом несколько меньше среднего значения всаднических погребений могильников протомеотской группы. Прослеженная нами тенденция увеличения всаднических погребений к началу VII в. до н.э. подтверждается и материалами приморско-абинского варианта. Однако полное отсутствие узды в древнейшем могильнике этого варианта таком, как Псыбе, и тот факт, что здесь чрезвычайно редки погребения с костями лошадей, позволяет думать, что традиция всаднических погребений здесь была заимствована из ареалов других вариантов протомеотской группы памятников.

Погребальный обряд центрального варианта более гомогенен, с одной стороны, с другой - наиболее хорошо представлен статистически. На картину в достаточной мере влияют два наиболее репрезентативных могильника -Николаевский и Пшиш. Основной погребальной конструкцией является грунтовая яма. Курганы появляются лишь на позднейшей («классической» новочерксскаской) стадии и их немного. Грунтовые могилы, не имеющие никаких обкладок стенок, составляют достаточно крупные кладбища до 150 могил (Пшиш). Погребения здесь практически все одиночные. В проведенных нами подсчетах мы можем отметить, что в целом в степных протомеотских памятниках встречено приблизительно равное соотношение вытянутых и скорченных погребенных. Исключение составляет лишь Кубанский могильник. По нашим подсчетам, преобладание скорченных погребений здесь прослежено почти вдвое. Кубанский могильник является самым молодым среди памятников этого варианта, и в целом значительно больший процент скорченных погребений здесь мог бы привести нас к выводу об имеющейся тенденции к увеличению скорченных погребений. Однако, по-видимому, это сочетание является индивидуальной особенностью памятника. Поскольку уже в собственно меотских могильниках продолжает существовать приблизительно равное сочетание вытянутых и скорченных погребений (Уляпский могильник). Определенная связь между вытянутой позой и полом погребенного имеется, но она не абсолютна. Особенно последовательно она прослеживается для Пшишского могильника. В то же время в Кубанском могильнике, например, с «мужским» инвентарем встречено одинаковое число вытянутых и скорченных погребений. Так же явно преобладает сочетание «безынвентарности» с скорченной позой. Однако жесткой корреляции в этом нет. Поэтому принимать утверждение, что поза погребенного является «отражением статуса умерших и их половой принадлежности» (Шарафутдинова, 1991), как абсолютно справедливое, на наш взгляд, нельзя.

Ориентировка погребений не вполне устойчива, однако, в большинстве степных могильников, за исключением Пшишского, преобладает южный или юго-восточный сектор, что впоследствии уже характерно для грунтовых могильников меотской культуры УП-У вв. до н.э. Исключением является Пшишский могильник, подавляющее большинство погребенных которого (около 70%), ориентировано на северо-запад, а юго-восточная ориентировка составляет в этом могильнике лишь 13,5%. Наличие небольшого процента погребенных с «нетипичной» северной ориентировкой в Николаевском могильнике дало возможность Н.В. Анфимову связать их с «иноплеменными элементами в среде аборигенного населения» (Анфимов, 1971, с. 172). Однако после открытия Пшишского могильника мы можем утверждать, что эта ориентация характерна и для определенных групп протомеотского населения. В целом мы можем констатировать преобладание меридианальной ориентации для этого варианта протомеотских памятников.

Значительная доля широтных погребений - восточных (21%) характерна лишь для Кубанского могильника. С другой стороны, можно отметить, что в каждом могильнике существуют свои «излюбленные» ориентации.

Погребения «всадников» в степном варианте протомеотских могильников как правило, сопровождает «шкура» или «чучело» лошади, что проявляется нахождением в могилах черепа и костей конечностей животного. Очевидно, лошадь приносилась в жертву, а ее мясо съедалось во время поминального пира. Лишь в могильнике Пшиш известно два случая, когда в могилу были положены целые скелеты лошадей. Шкура лошади в погребении находилась, как правило, у левой стенки могильной ямы на 1020 см выше самого погребенного (лежала на ступеньке). Такая черта погребального обряда, как помещение «шкуры» или «чучела» коня, сохраняется потом и в собственно меотской культуре и встречается в таких могильниках, как Келермесский и Уляпский. Присутствие в могилах степного варианта протомеотских памятников такого признака, как гальки, особенно характерен для Николаевского могильника (32%), менее характерен для Кубанского могильника (15%), еще менее для Пшиша (3%) и совсем не встречен в Псекупском могильнике. Интересно, что этот признак уже ярко характеризует раннемеотские грунтовые погребения и прослеживается в могильниках: Келермесском, Уляпском и Усть-Лабинском (ранняя группа).

Очевидно, сходную культовую функцию в протомеотских погребениях выполняли кремневые отщепы. Они встречены в 11,5 % могил Пшишского могильника, в 5% Псекупского, в 2% - Кубанского и полностью отсутствуют в Николаевском могильнике. Такой признак, как присутствие в погребении кремневого отщепа мы можем связывать со степным влиянием.

В конце предскифского периода здесь появляются подкурганные погребения. Известно одно впускное погребение в курган эпохи бронзы (ст.Некрасовская) и основное погребение воина-колесничего в кургане Уашхиту. Предположительно в кургане, по сообщению ААТова, совершено погребение № 1 могильника Чишхо. Наиболее полно погребальная конструкция прослежена в кургане Уашхиту -шатровое сооружение, несколько уровней деревянного перекрытия, большая яма, ориентированная по линии север - юг со столбами внутри и специально огороженной погребальной площадкой. Все эти признаки в той или иной степени прослеживаются уже в погребальных и культовых памятниках - курганах раннемеотского времени: Келермесских, Уляпских и Ульских, а также в раннескифских памятниках Северного Кавказа и Украинской Лесостепи. Тем не менее сочетание всех этих признаков для кургана протомеотского периода уникально. Анализ погребального обряда этого памятника мы провели в специальной работе (Эрлих, 1994).

Для погребального обряда предгорного варианта прослежены два основных обряда: подкурганные погребения (наиболее поздние) и грунтовые либо впускные могилы.

Впускные и грунтовые погребения предгорных памятников совершались в неглубоких прямоугольных ямах, обложенных камнем и часто камнем же и перекрытых. У ряда погребений неглубокая могильная яма не прослеживается. Это характерно для могильника Фарс/Клады. Близкие конструкции имелись и в могильнике Кочипэ, где камень также встречается в заполнении могильных ям. Как полагает исследователь этого могильника, в яму проседал булыжный могильный холмик (Ловпаче, 1991). Обилие камня в обряде предгорных памятников обусловлено, прежде всего, их местоположением.

Все погребения предгорного варианта - одиночные. Групповые и парные захоронения здесь не встречены. Эта же черта сближает предгорные памятники с центральным вариантом протомеотских памятников. Как и в памятниках центрального варианта, в предгорных памятниках сочетаются вытянутые и скорченные захоронения. Следует отметить, что в могильниках Фарс и Кочипэ мы наблюдаем незначительное преобладание вытянутых погребений. Среди скорченных погребений в могильнике Кочипэ присутствуют только скорченные на левом боку, скорченные на правом боку и на спине - отсутствуют. В то время как в могильнике Фарс имеется незначительный процент всех видов скорченных погребений.

Ориентировка погребенных в могильнике Фарс прослежена в 37 случаях. Преобладает юго-западная - 17 случаев, в 3 случаях ориентировка - южная, 9 погребений имеют западную ориентировку, 6 - северо-западную, в 2 случаях -северную. Отсутствуют восточная, северо-восточная и юго-восточная ориентировки. Таким образом, погребенные здесь ориентированны явно в западную полуокружность, с преобладанием юго-западного направления. Интересно, что в ближайшем к могильнику Фарс могильнике Ясеновая Поляна, где известно 5 могил протомеотского времени, ориентировка восточная, с незначительным отклонением к югу (Дитлер, 1961). В могильнике Кочипэ преобладала меридианальная ориентировка, с небольшими отклонениями (Ловпаче, 1991). По нашим подсчетам, сделанным по отчету этого исследователя, мы можем сказать, что на северном участке могильника, где находились протомеотские погребения, преобладала северозападная ориентировка - 40,5%, противонаправленная ей юго-восточная была на втором месте - 22%, на третьем и четвертом месте стоит северная и южная ориентировки соответственно - 16 и 12 %. Юго-западное направление погребенного встречено лишь однажды (3%) и полностью отсутствуют широтные ориентировки и северо-восточная (Ловпаче, 1985-1986). Таким образом, в могильнике Кочипэ мы можем говорить о незначительном преобладании ориентировок в северный сектор. Все это свидетельствует о неустойчивости ориентировки погребенных в могильниках предгорной части Закубанья в это время. Как и в протомеотских памятниках центрального варианта, связь между полом и статусом погребенного и его позой, хотя и существует, но она не абсолютна. Подсчет таких «социально-половых» признаков («лошадь», «оружие», «узда», «мужские орудия труда», «украшения» и т.п.) для грунтового могильника Фарс позволил нам выделить 4 группы погребений: «всадники», «пешие войны», «мужчины без оружия», «женщины», «неопределимые». Корреляцию «мужских признаков» с вытянутой позой, подобно другим протомеотским памятникам, здесь нельзя назвать жесткой. В могильнике Фарс в тех погребениях, где прослежена поза погребенного, мы наблюдаем следующую картину. Из 12 вытянутых погребений 10 содержат оружие либо конскую узду, одно - нож (мужской признак) и булавку, в одном погребении - содержится только сосуд. Из 7 скорченных погребений этого могильника - 4 содержат оружие, а 3 - женский инвентарь.

Необходимо отметить, что в могильнике Фарс/Клады, по сравнению с другими протомеотскими могильниками, чрезвычайно высок процент воинских погребений. Из 44 грунтовых погребений оружие содержалось в 21 могиле (48%). Если добавить к ним и еще такие «мужские» признаки, как «оселок», «нож», «уздечка» и «лошадь», то этот процент возрастет до 61,5%.

Состав керамических наборов погребений предгорного варианта чрезвычайно стабилен - корчага или несколько корчаг и лепные черпаки, лишь иногда встречаются

миски. Часто черпаки помещаются на венчики крупных корчаг, служа своеобразной крышкой. В предгорных могильниках отсутствуют так называемые «ритуальные предметы» - «гальки», «культовые кости», распространенные в степных закубанских могильниках.

Подводя итоги описанию черт погребального обряда грунтовых предгорных погребений, мы отмечаем как общие «протомеотские», так и локальные (предгорно-закубанские) и индивидуальные черты каждого могильника.

Для предгорного варианта протомеотских памятников известно пять основных подкурганных погребений. Могильник Фарс/Клады помимо грунтовых погребений содержит 3 подкурганных захоронения, относящихся к предскифскому и раннескифскому времени, еще 2 были открыты в Хаджохском некрополе. Можно было бы предположить, что в курганах захоронены вожди, верхушка военной аристократии, погребенной в грунтовом могильнике. Периодизация погребений могильника Фарс указывает на то, что в урочище Клады подкурганные погребения асинхронны грунтовым погребениям и хронологически следуют за последними. Погребальная конструкция их единообразна. Это подпрямоугольная или подквадратная, ограниченная каменной оградкой, погребальная площадка, находящаяся на уровне древнего горизонта, ориентированная по линии северо-запад-юго-восток и перекрытая курганной насыпью. В некрополе Клады она была невысокой от 0,5 до 1,2 м, тогда как в Хаджохе достигала 3 м.

Безусловно, что курганы принадлежали самому высшему сословию протомеотского общества этого периода, - вождям. Об этом говорят находки колесничной упряжи, обнаруженные в трех курганах (Клады, к. 46, Хаджох, к.1 и 2). Можно заключить, что древнейшие предскифские курганы элитного некрополя Фарс/Клады, а также хаджохские курганы демонстрируют формирование курганного обряда начиная уже с «классического» новочеркасского периода. Многое в их конструкции связано с наиболее престижными погребениями грунтового могильника Фарс: это ориентация и форма каменных оградок, набор керамики. Факт трансформации могильного холмика в курганную насыпь и относительно малое количество курганов свидетельствует о росте значимости воинской элиты в период ранних военных походов классического «новочеркасского» периода.

Глава VI посвящена рассмотрению бытовых и культовых памятников протомеотского периода. Имеющаяся в нашем распоряжение информация о протомеотских поселениях очень невелика, что в какой-то степени объясняется слабой изученностью бытовых памятников меотской культуры в целом. Практически неизвестны поселения приморско-абинского варианта. Ряд протомеотских поселений известен в ареале центрального варианта, вдоль левого берега Кубани. Протомеотские поселения обнаружены и на малых реках бассейна Лабы - Уляпское и Серегинское. В основном все поселения открыты в результате сборов и незначительных шурфовок. В Левобережье Кубани ряд поселений возникает на месте поселков финальной бронзы - это такие памятники, как Чишхо, Пшикуйхабль, Красногвардейское И. Лишь последнее поселение является единственным памятником, изученным более или менее широкой площадью. Из всех протомеотских бытовых памятников лишь здесь можно говорить об открытии каких-то строительных остатков. Э.С.Шарафутдиновой удалось обнаружить остатки однорядной вымостки из необработанных камней. В непосредственной близости от вымостки были открыты остатки глинобитных строго горизонтальных полов.

Таким образом, можно предполагать, что была вскрыта часть жилища, в

пределах которого и обнаружена наибольшая концентрация археологического материала. Уже в первой публикации поселения Э.С.Шарафутдинова сопоставила Красногвардейское- II с расположенным поблизости Николаевским могильником. Основанием этому, помимо ряда соответствий в керамике, была находка фрагмента рогового псалия, отнесенного автором к черногоровскому типу. В первой публикации поселения была предложена дата протомеотского слоя - середина 1Х-середина VIII в. до н.э., а в более поздней нижняя дата этого слоя распространена уже на весь IX в. до н.э. (Шарафутдинова, 1987; Шарафутдинова, 1989). Однако следует поставить под сомнение полную синхронизацию протомеотского слоя Николаевскому могильнику. Об этом говорит находка ручки черпака с развитыми «рожками». Подобные не встречены в Николаевском могильнике. Кроме того, роговые псалии с отверстиями, имеющие овальную форму, встречены и в погребении 36 Кубанского могильника более позднего времени. Интересно, что среди металлического инвентаря здесь обнаружено два железных ножа, в то время как в Николаевском могильнике значительно преобладают бронзовые ножи. Таким образом, можно предполагать, что поселение Красногвардейское II могло существовать несколько более продолжительный период, чем Николаевский могильник, по крайней мере на протяжении всего VIII в. до н.э.

Среди поселений протомеотского времени предгорного варианта также существуют памятники, возникшие на месте поселений эпохи бронзы. К последним относится многослойное поселение Гуамский грот, самый высокогорный протомеотский памятник, находящийся на высоте 1200 м над уровнем моря. К протомеотскому времени здесь относятся слои 4 и 5 этого поселения. Спорной является хронологическая позиция верхнего слоя (№ 1) поселения Старчики. Отметим, что несмотря на малую выразительность керамики из этого слоя здесь встречен фрагмент миски со сдвоенной ручкой-выступом, аналогичной ручкам на миске из могильника Фарс. -•

Протомеотский верхний слой сейчас выделяется Ел.Н.Черных на поселении Лесное (Черных Ел., 2004), однако, не вполне ясно на основании каких признаков, поскольку в предыдущей тезисной публикации этого памятника ничего не говорилось о «многослойности» этого поселения (Черных Ел., 1996).

Из предгорных поселений, более уверенно сопоставимых с протомеотским периодом, помимо слоев 4-5 Гуамского грота, можно отнести Курджипское поселение (по орнаментированным стенкам черпаков). К сожалению, несмотря на его раскопки в течение нескольких сезонов, никаких строительных остатков здесь не обнаружено.

Подводя итоги, можно сказать, что изучение бытовых памятников протомеотского периода находится в самом зачаточном состоянии. Очевидно, изучение протомеотских поселений, как и раскопки широкими площадями бытовых памятников меотской культуры, дело будущих исследователей.

Раздел 6.2. данной главы посвящен протомеотским прототипам меотских святилищ, которые являются характерной чертой меотской культуры, бытуя по крайней мере до II в. до н.э. В настоящее время мы можем насчитать более 20 подкурганных культовых комплексов меотской культуры, их расцвет приходится на IV в. до н.э. Для этого времени нами выделено несколько видов святилищ, причем большинство их имеют свои прототипы, встречающиеся в протомеотский период (Эрлих, 2001; 2002). Два подкурганных ритуальных комплекса обнаружены в ареале протомеотских памятников приморско-абинского варианта.

Комплекс 1 кургана 2 могильника Холмский, где выше уровня древнего горизонта была расчищена прокаленная площадка подпрямоугольной формы с закругленными углами, имеющая размеры 2,68x1,8 м и длинной осью ориентированная по линии С-Ю. На площадке прослежены пятна золы и вкрапления углей. В слое золы найдено несколько мелких обоженных фрагментов черепа взрослого человека и осколок зуба. Кроме этого, здесь были разбросаны различные предметы, некоторые со следами ритуальной порчи (Василиненко, Кондрашев, Пьянков, 1993). Поскольку нигде в могильниках меотской культуры вообще и в протомеотских памятниках, в частности, не известна кремация, то остатки обожженных костей человека, очевидно, следует трактовать как человеческие жертвоприношения. Остатки человеческих жертвоприношений известны в меотских святилищах IV и II вв. до н.э. Характерной чертой являются и следы прокала, остатки огненного ритуала, которые прослеживаются у меотских святилищ разных видов (Эрлих, 2002).

Второй культовый комплекс в Абинском районе - комплекс VII кургана 1 Ястребовского курганного могильника был исследован в 1984 г. А.Н.Геем. Святилище представляло собой бессистемное скопление жертвенных предметов, устроенное на возвышенном месте, на специальной площадке или в ямке, контур которой проследить не удалось. Оба комплекса из Абинского района можно считать прототипами меотских подкурганных святилищ первого вида, представляющих собой бессистемное скопление жертвенных вещей и костей животных без специальной деревянной конструкции под невысокой насыпью (Эрлих, 2001).

Очевидно, к этому же типу можно отнести и святилище у аула Ленинохабль, исследованное в 1991 г. А.А.Сазоновым, относящееся уже к центральному варианту протомеотских памятников. Мы не знаем, имелась ли здесь первоначально какая-либо насыпь или нет, поскольку комплекс был размыт водами Краснодарского водохранилища. Святилище представляло собой скопление 85-90 лепных сосудов, расположенных без определенного порядка. Кроме развалов керамики, на культовой площадке встречались фрагменты челюстей и отдельные зубы лошади и свиньи (Сазонов, 1995а, с.73).

Прототипами меотских святилищ, имеющих конские жертвоприношения, вероятно, можно считать конские жертвоприношения Пшишского могильника. Они составляют около 16% от общего числа комплексов могильника и, судя по сопровождающим конские жертвоприношения уздечным наборам, различаются хронологически. Аналогичное явление мог представлять собой и комплекс из Чишхо. Вероятно, такие конские жертвоприношения на грунтовых могильниках типа Пшиш I и Чишхо являются прототипами меотских святилищ, содержащих конские жертвоприношения: целые костяки коней либо конские черепа с уздой и кости конечностей (чучела), располагавшиеся в курганах без определенной системы и деревянной конструкции, которые мы выделяем в святилища второго вида. К подобным комплексам относятся Говердовские курганы 6,7,9, курган 14 у аула Уляп, а также ряд комплексов-святилищ с меотскими уздечными наборами стиля ст. Елизаветинской, встреченные в Абхазии (Гюэнос, Ахул-Абаа) (Эрлих, 2001; 2002; 2004).

К культовым явлениям следует относить и находки отдельных наборов колесничной упряжи либо скоплений других вещей на территории могильников -ритуальных «кладов». К подобному явлению мы можем отнести Пшишский клад. Отметим, что ритуальные «клады» чрезвычайно характерны для соседней территории

кобанской культуры, примером могут служить такие известные клады, как Жемталинский и на горе Бештау (Крупное, 1953; Иессен, 1954).

Таким образом, традиция святилищ и ритуальных комплексов, характерная для меотской культуры, хорошо прослеживается с протомеотского времени, по крайней мере с УШ в. до н.э.

Глава VII посвящена рассмотрению всей совокупности материальной культуры протомеотской группы памятников.

В разделе 7.1. рассматривается керамическая и бронзовая посуда

протомеотского периода.

7.1.1. Тарная керамика - корчаги, являются характерной особенностью могильников предгорной группы памятников. Выделяются два основных типа сосудов: 1-е грушевидным или слегка приземистым округлым туловом, цилиндрическим горлом и слабо отогнутым венчиком и II - сосуды со слабо сужающимся или цилиндрическим горлом и резко отогнутым венчиком, образующим «воротничок». Выделяется три вида декоративных ручек- налепов корчаг. «Катушковидные» ручки встречены в более ранних комплексах могильника Фарс, а «ручки» - горизонтальные выступы-упоры - в более поздних. Более поздним признаком здесь являются и «сосцевидные» налепы в месте перегиба профиля. Украшение корчаг гравированной орнаментацией распространено гораздо в меньшей степени, чем украшение этим приемом черпаков. Гравированный орнамент встречен лишь у 4 сосудов, происходящих из могильника Фарс/Клады.

7.1.2. Столовая керамика - черпаки являются самым характерной категорией посуды протомеотских памятников. По форме тулова мы делим черпаки на три группы. Первую группу составляют профилированные черпаки с округлым туловом. У этих сосудов имеется плечо и высокое или низкое расширяющееся горло. Они встречаются с петлевидной ручкой без «зооморфных» выступов. Дно чаще уплощенно, однако, иногда имеется вогнутость. Среди -этой группы выделяется высокогорлый тип черпаков-кубков, чья высота равна или больше максимального диаметра. Для черпаков с округлым туловом в целом характерна орнаментация в виде горизонтальных врезных полос, проходящих по горлу и краю сосуда, либо орнаментация отсутствует вовсе. Лишь в одном случае имелись заштрихованные полосами треугольники вершинами вверх. По всей видимости черпаки этой группы типологически наиболее ранние и восходят к черпакам периода финальной бронзы.

Вторую группу черпаков составляют сосуды со слабовыпуклым туловом, низким горлом и отогнутым краем (венчиком). Эти сосуды чаще встречаются с ручками, имеющими зооморфные «рогатые» выступы, однако, известны черпаки, не имеющие этих выступов на ручках. Дно сосудов как уплощенное, так и вогнутое. Гравированный орнамент этих черпаков более разнообразен. Орнаментируется не только венчик и горло, но и верхняя часть тулова. На ручках черпаков этой группы, происходящих из памятников приморско-абинского варианта, встречаются гвоздевидные выступы. Наиболее территориально близкой аналогией им являются черпаки эпохи поздней бронзы горного Крыма. Заметим также, что гвоздевидные выступы на ручках характерны и для чернолесских и жаботинских черпаков, а также для черпаков гальштатоидных культур к западу от Днестра. Орнаментация для черпаков приморско-абинского варианта менее характерна. Именно черпаки второй группы с «рогатой» ручкой доживают до скифского времени, встречаясь как на левом берегу (Келермесский и Новопеховском могильник), так и на правом берегу Кубани (Усть-Лабинский, Тбилисский, ст.Ладожская и др. могильники).

Третью группу составляют черпаки с усеченноконическим туловом, венчик (край) сосуда едва отогнут или является продолжением прямой стенки тулова. Встречены как с ручкой, имеющей зооморфные выступы, так и без них. Орнамент различен, встречаются и неорнаментированные сосуды. Мы можем предположить, что этот вид черпаков появляется в комплексах предклассического/переходного горизонта и доживает до конца протомеотского периода.

Специальное место уделено анализу орнаментации черпаков, где нами выделено девять видов орнаментальных композиций, характерных для протомеотских черпаков.

Подводя итоги рассмотрению черпаков, мы можем указать на относительно ранние и относительно поздние признаки этой категории посуды. Они были отмечены нами благодаря выделению хронологических горизонтов могильника Фарс/Клады. К ранним признакам мы можем отнести кубкообразную форму, отсутствие зооморфных выступов, орнаментацию в виде горизонтальных полос.

К относительно поздним признакам мы можем отнести - слабовыраженную профилировку тулова, доходящую в конечном итоге до формы усеченного конуса, «рогатые» выступы на ручке. Для поздних черпаков характерно большее разнообразие в орнаментации, где повторяются такие мотивы, как ломаная или волнистая линия, «елочный» орнамент, заштрихованные треугольники, «свисающие волюты» и полуокружья с лучами. Таким образом, широкие и менее глубокие слабопрофилированные черпаки с «зооморфной» ручкой доживают до раннескифского времени и вместе с расширением ареала меотской культуры встречаются уже в памятниках Правобережья Кубани. Интересно, что аналогичная тенденция изменения этой категории керамики - от более профилированных и глубоких к менее профилированным характерна и для черпаков Украинской Лесостепи, и для культуры Козия-Сахарна.

7.1.3. Горшкообразные сосуды, вероятно, имели широкое применение для хозяйственных и ритуальных целей в культуре носителей протомеотской группы памятников. Можно выделить два вида горшков - с профилированным туловом и слабопрофилированным, баночной формы, хотя, следует заметить, что граница между этими формами достаточно размыта. Небольшие горшки более характерны для погребальных и культовых протомеотских памятников центрального варианта Закубанья. Из предгорных могильников к этой группе керамики мы можем отнести лишь приземистые горшкообразные сосуды из могильника Кочипэ. В тоже время в слое предгорных поселений Гуамский грот (слои 4-5) и Курджипское имеются фрагменты горшков как с более профилированным туловом, так и баночной формы. Встречаются различные виды орнаментации этих сосудов: налепы, валики, наколы и т.д.

7.1.4. Кувшинообразные сосуды занимают по форме промежуточное положение между горшкообразными сосудами и корчагами. Как правило, они имеют более или менее выраженное горло и максимальный диаметр тулова 17-25 см. Происходят они из могильников и святилищ равнинного Закубанья. Пока нам известно 4 сосуда, которые можно отнести к этой группе. Эта категория получает развитие в меото-скифский период (Беглова, 1995).

7.1.5. Кувшины-кружки представляют собой небольшие преимущественно закрытые сосуды с ручкой, происходящие из памятников центрального и приморско-абинского варианта. Мы можем выделить их 4 типа. Для некоторых типов характерна орнаментация.

7.1.6. Миски. К сосудам открытой формы, использовавшимся как в качестве кухонной, так и в качестве столовой посуды, можно отнести миски. Они встречаются достаточно редко в протомеотских погребальных памятниках. Причем для ранних погребальных комплексов протомеотской группы они не характерны. В то же время на поселениях они встречаются достаточно часто. Среди известных нам мисок можно выделить два основных типа: с округлым туловом и усеченно-коническим туловом.

7.1.7.Миски-черпаки встречены в Кубанском могильнике. Ручки этих мисок близки ручкам черпаков, однако, менее высокие. Как и ручки черпаков, они имеют «рогатые» выступы. Появление подобной синкретической формы - «миски-черпака», очевидно, следует рассматривать в русле общей тенденции развития черпаков, когда эти сосуды становится менее глубокими и более широким, что характерно для жаботинских черпаков и черпаков IV типа культуры Козия-Сахарна.

7.1.8. Чаши. Глубокие открытые сосуды, изредка встречающиеся как в погребальных памятниках, так и на поселениях.

7.1.9. Бронзовая посуда встречается как предскифское, так и раннескифское время. Представлена ситулами двух типов. Предскифские и раннескифские ситулы этого типа практически не отличимы, что лишний раз свидетельствует о том, что хронологический разрыв между предскифскими и раннескифскими памятниками не может быть большим. Наиболее достоверными находками предскифского времени являются две бронзовые ситулы первого типа с литыми зооморфными ручками, обнаруженные в кургане Уашхиту. Ко второму типу мы относим два бронзовых сосуда, выполненных в сходной технике, т.е. клепке из бронзового листа с изготовленным отдельно и приклепанным дном, происходящие из Кубанского могильника и кургана 3, раскопанного Д.Г.Шульцем в Келермесе. Эти сосуды имеют литые петлевидные ручки, однако, лишенные зооморфных «ушастых» выступов. Единственная находка бронзовой кружки с зооморфной ручкой, происходит из дореволюционных поступлений в Краснодарский музей из бывшей Кубанской области.

Как и Л.К.Галанина (1997), происхождение этих сосудов в Прикубанье и Центральном Предкавказье мы склонны связывать с мастерскими Центрального Кавказа, а, вероятнее всего, с его южными склонами, на которых расположен Тлийский могильник. Именно там развивалась традиция производства бронзовой посуды, огромное количество которой найдено в Тли. Здесь же прослеживаются и все технологические и стилистические особенности, которые мы находим у северокавказской бронзовой посуды.

Во втором разделе данной главы рассматривается оружие. Наступательное вооружение протомеотских племен представлено прежде всего оружием ближнего боя - клинковым (мечами и кинжалами) и наконечниками копий. Рубяще-ударное оружие (топоры, топоры-молотки, боевые молотки и булавы) в большей степени имело статусное, чем боевое значение. Гораздо меньше, чем в других областях юга Восточной Европы, здесь используются лук и стрелы. К защитному вооружению мы относим фрагменты панцирей, найденные в наиболее поздних комплексах протомеотского приода.

7.2.1. Мечи и кинжалы. Территория Северо-Западного Кавказа является одной из областей распространения мечей и кинжалов предскифского времени, называемых кинжалами «кабардино-пятигорского» типа (Е.И.Крупнов), «северокавказскими» (Н.ВАнфимов) или «киммерийскими с крестовидной рукоятью» (А.И.Тереножин). Существует множество классификационных схем этого оружия, предложенных

Б.В.Виноградовым и СЛ.Дударевым, В.Г.Котовичем, А.И.Тереножкиным, В.И.Козенковой, С.Б.Вальчаком. Учитывая то обстоятельство, что нет универсальной общепринятой типологической схемы этих кинжалов, каждый из которых весьма индивидуален, для описания клинкового оружия протомеотских памятников мы будем придерживаться классификации В.И.Козенковой, которая наиболее близка нашим представлениям, в тоже время сопоставляя их с другими известными классификациями предскифских кинжалов. По-видимому, деление всех кинжалов на два отдела по форме рукоятей и наверший (округлых и уплощенных) является правомерным.

К первому отделу мы относим И мечей с круглым сечением рукояти и грибовидным или грибовидно-уплощенным навершием.

Проблема происхождения мечей и кинжалов первого отдела весьма дискуссионна. На наш взгляд, гипотеза о «киммерийско-карасукском» центре производства этих кинжалов неприемлема, поскольку нигде в области собственно карасукской культуры эти биметаллические кинжалы не встречаются. Очевидно, что подобные кинжалы появляются в результате экспериментирования с новым материалом, превосходящим по своим рабочими качествами бронзу. Как показывают паши исследования, подобные эксперименты происходили на Северном Кавказе, а не в степях Причерноморья.

Ко второму отделу мы отнесли И кинжалов и один меч с рукоятями, имеющими прямоугольное сечение. Деление на типы в этом отделе производится в зависимости от характера орнаментации рукояти.

Подводя итог рассмотрению этого вида вооружения, мы отмечаем, что СевероЗападный Кавказ являлся одним из центров производства «северокавказских» кинжалов. Для Северо-Западного Кавказа характерно также относительно большее количество обнаруженных целыюжелезных (5 экз.) и цельнобронзовых (5 экз.) кинжалов. Безусловно, местное их производство подчеркивают признаки, нигде больше не встречающиеся: составной кинжал со съемной рукоятью из Псекупского могильника, цельножелезные кинжалы первого и второго отделов и цельнобронзовые из могильников Пшиш и Псекупс. Следует отметить и отсутствие здесь кинжалов с «рамчатой» рукоятью, характерных для Кисловодской котловины.

В этом же разделе рассмотрены два кинжала закавказского происхождения, а также находки наконечников ножен.

Бронзовые и железные наконечники копий, рассматриваемые в подразделе 7.2.2., являлись основным видом вооружения населения Северо-Западного Кавказа как в предскифское время, так и в последующее скифское. Используя размерные данные, мы условно выделяем среди массива этого оружия «копья», «малые копья» и «дротики». Бронзовые наконечники копий классифицируются в зависимости от формы конура пера на два типа -«лавролистые» (18 экземпляров) и «остролистые» (более 60 экземпляров). Первый тип бронзовых копий, очевидно, наиболее архаичный, поскольку восходит еще к копьям с цельнолитой втулкой Прикубанского очага металлообработки (Упорная). Подавляющее большинство исследованных бронзовых цельнолитых наконечников копий отлиты из сплава бронзы на основе мышьяка. Бронзовые цельнолитые наконечники копий, судя по встречам их в комплексах Николаевского, Пшишского и Фарсовского могильников, характерны для двух ранних этапов протомеотских памятников и, начиная с новочеркасского «классического» периода, перестают встречаться. Таким образом, время их бытования мы можем обозначить в пределах конца IX- третьей четверти VIII в. до н.э.

Обнаруженные в могильнике Фарс два бронзовых наконечника копья с разомкнутой втулкой, очевидно, колхидского производства, о чем свидетельствует и состав их металла.

Железные наконечники копий встречены пока с остролистым контуром пера, по сечению пера их можно подразделить на три типа. Наиболее ранние железные наконечники копий, откованные из высококачественной стали, происходят из могильника Фарс, они синхронны встреченным здесь бронзовым наконечникам. В то же время более поздние наконечники копий центрального варианта, судя по исследованным экземплярам из Кубанского могильника, откованы из чистого железа (степная традиция перехода к железу). Очевидно, к этой же традиции следует относить и биметаллические наконечники копий, два экземпляра которых происходят из центрального варианта протомеотских памятников.

7.2.3. Наконечники стрел для предскифского времени Северо-Западного Кавказа чрезвычайно редки. В памятниках протомеотской группы наконечники стрел изредка встречаются в единичных экземплярах в погребениях приморско-абинского и центрального вариантов, а также в кочевнических памятниках Правобережья Кубани. До сих пор не встречены предскифские наконечники стрел в предгорьях. Лишь одна комплексная находка наконечника стрелы может быть отнесена к ранней хронологической группе протомеотских памятников - могильник Пшиш. Появление здесь степных типов мы можем объяснить контактами центрального варианта протомеотских памятников с черногоровской культурой степи, которые хорошо прослеживаются в первую половину VIII в. до н.э. по другим элементам материальной культуры. К этой же культуре мы относим и колчанный набор из Первомайского на правом берегу Кубани.

Новочеркасские наконечники стрел также попадают в Прикубанье относительно поздно. Их генезис происходил явно за пределами исследуемого региона, очевидно, в Центральном Предкавказье, с которым протомеотские памятники имели тесные связи.

К группе «статусного» оружия мы можем отнести такие категории ударно-рубящего оружия, изредка встречающиеся в воинских погребениях, как булавы, каменные топоры-молотки, молотки, а также металлические топоры, которые, скорее всего, в протомеотских памятниках являлись знаком воинского достоинства. С этой группой вещей тесно связаны и топорики-скипетры.

Среди встреченных здесь каменных и бронзовых булав имеются четыре типа: с четырьмя выступами, округлые, биконическая и в виде основания оленьих рогов (бронза). Встреченные здесь каменные и бронзовые молотки подразделяются на два типа - цилиндрической формы и молоток со втулкой (Казазово). Каменные топоры-молотки, обнаруженные здесь имеют клиновидную форму (тип I), либо загнутый книзу боек - каменные скипетры птицеголовой формы (тип II).

Весьма разнообразны бронзовые и железные топоры, среди которых мы выделяем пять типов. Некоторые из них можно отнести к топорикам-скипетрами, другие являются прототипами секир скифского времени. В специальном подразделе нами рассмотрена на основе новых данных хронология и проблема происхождения бронзовых птицеголовых скипетров, встреченных на Северном Кавказе и в Средней Европе.

К элементам защитного вооружения можно отнести фрагменты бронзовых панцирей, встреченные на ограбленных погребальных площадках в двух курганах: Уашхиту-! и кургане 2 у пос.Хаджох. Находки чешуек бронзовых панцирей в

комплексах предскифского времени мы рассматриваем в ряду свидетельств о военных контактах доскифской поры носителей кобанской культуры и протомеотской группы памятников с Закавказьем и Передней Азией (Эрлих, 1992; Эрлих, 1994).

Раздел 7.3. посвящен конскому снаряжению и упряжи колесниц. Для характеристики удил и псалиев мы продолжаем пользоваться типологической схемой, предложенной в 1991 г. (Эрлих, 1991) с небольшими модификациями, учитывая в то же время и классификации, появившиеся позже, среди которых следует отметить схемы К.Метцнер-Небельсик, У.Дитц и С.Б.Вальчака. По форме внешних петель выделяются шесть типов бронзовых удил, рифление стержней рассматривается как вариантный признак. В конце протомеотского периода появляются железные удила.

Весьма разнообразны псалии. Роговые псалии, встреченные здесь, относятся исключительно ко отделу «дырчатых» псалиев. Бронзовые псалии встречены «петельчатой», «дырчатой» и «муфтовой» схемы. Петельчатые псалии ведут свое происхождение из протомеотских памятников предгорного варианта. Центром производства бронзовых псалиев дырчатой и муфтовой схемы в Северном Причерноморье мы считаем протомеотские памятники центрального варианта. Для нас, очевидно, что выработка цимбальских и камышевахских форм происходила именно здесь, и шла она от черногоровских псалиев в тесном взаимодействии со среднеевропейской «модой». В «классический» новочеркасский период происходит повсеместная унификация уздечных наборов на базе типов удил и псалии, развившихся в предгорьях Северо-Западного Кавказа.

В подразделе 7.3.4 нами рассмотрены детали конской гарнитуры протомеотского периода, к которой мы отнесли 13 типов уздечных блях, пронизи для перекрестных ремней, наконечники ремней, ременные обоймы, ворварки и бубенцы. Определена хронологическая позиция ряда типов.

Раздел 7.3.5. посвящен рассмотрению и классификации деталей упряжи колесниц - кольцам с подвижными привесками, браслетообразным кольцам и сдвоенным упряжным бляхам. Рассматривая в специальном разделе вызывающий дискуссию вопрос о месте и времени появления упряжи новочеркасских колесниц, нам приходится констатировать, что на новом уровне наших знаний жесткой корреляции упряжи колесниц с комплексами исключительно «классического» новочеркасского и «жаботинского» пласта уже не существует (Ср. Эрлих, 1994, 1997). Встреча колесничных деталей с уздой ранней хронологической группы, по крайней мере, в трех погребениях могильника Пшиш, очевидно, может иллюстрировать место и время формирования этой упряжи в Закубанье, в памятниках центрального варианта протомеотской группы. Новые материалы пока не дают однозначного ответа о причинах возникновения традиции предскифских колесниц, но и не опровергают нашу прежнюю версию (военные контакты населения Северного Кавказа со странами Древнего Востока).

Раздел 7.4. посвящен орудиям труда и предметам быта.

Встреченные в протомеотских погребениях ранней хронологической группы бронзовые ножи имеют слабоизогнутую спинку и прямое или вогнутое в результате использования и заточки лезвие. Можно выделить два варианта этих ножей. У первого имеется плавный переход от лезвия к черешку. Несколько другую форму имеют ножи из Николаевского могильника. Переход от лезвийной части к черешку у них оформлен уступом, а сам черешок имеет подпрямоугольную форму (вариант 2). В Северном Причерноморье однолезвийные бронзовые и железные ножи пояаляются

еще в белозерское время. Исследователи связывают их появление в этом регионе со Средней Европой, и особенно Карпато-Дунайским бассейном, где они получили широкое распространение.

Железные ножи появляются уже в ранний хронологический период и сосуществуют с бронзовыми ножами. Они отличаются степенью изогнутости спинки и оформлением черенка. Железные ножи можно разделить на два подтипа: слабоизогнутые и сильноизогнутые. Для изготовления железных ножей могильника Фарс использован характерный прием односторонней цементации готового изделия, а также специальные режимы охлаждения. Как считает Н.Н.Терехова, по своим характеристикам черный металл могильника Фарс имеет наибольшее соответствие с изделиями Центрального Кавказа и Закавказья. Все это говорит о явном рабочем преимуществе стальных железных ножей, по сравнению с ножами из мышьяковой бронзы, из которой отлито большинство ножей Николаевского могильника.

7.4.2. Оселки являются наиболее характерным атрибутом мужских погребений протомеотских памятников, имевшим не только хозяйственную, но и культовую роль. Большинство этих предметов выполнены из мелкозернистых пород камня: песчаника, глинистого сланца, базальта и имеют в верхней части отверстие, просверленное с двух сторон. Они имеют, как правило, прямоугольное сечение и встречаются в двух вариантах с подпрямоугольным контуром (вариант 1) и подтрапецевидным контуром (вариант 2). В вопросе происхождения точильных брусков мы придерживаемся кавказской гипотезы. На Северо-Западном Кавказе оселки начинают встречаться еще с эпохи средней бронзы (поселение Старчики).

К предметам быта мы также относим три типа бронзовых игл, бронзовое шило, глиняные, каменные и костяные пряслица пяти различных типов, а также железную вилку.

Раздел 7.5. посвящен протомеотским украшениям.

Среди браслетов нами выделяются литые пластинчатые с последующей проковкой (тип I); кованые из несомкнутой пластины (тип II), браслеты из круглой в сечении проволоки или дрота (тип III). Вариантными признаками являются форма сечения и оформление концов. На наш взгляд, все типы браслетов, встреченные в протомеотских памятниках, имеют кавказское происхождение. Очевидно также, что браслеты первого типа по своему происхождению можно связать с памятниками кобанской культуры. В то же время вопрос о происхождении двух остальных типов протомеотских браслетов остается открытым.

Среди многочисленных протомеотских булавок нами выделено пять основных типов, различающихся по своему происхождению. С кобанской культурой можно связать два первых типа: булавки со свернутым в трубочку окончанием (тип 1) и гладким стержнем и плоским или округлым навершием (тип 2). В то же время в других типах булавок можно наблюдать развитие традиций степной поздней бронзы. Так, булавки с грибовидной шляпкой с четырьмя шипами-выступами (тип 3, вариант 2), характерные для могильников центрального варианта, в качестве возможного прототипа могли иметь булавки с шипами-«протуберанцами», встречающиеся в памятниках культур Ноа и Сабатиновка. К сабатиновским булавкам с кольцевидным навершиям, очевидно, восходят булавки из могильника Фарс, имеющие в верхней части овальную петлю (тип 4). Местное происхождение, восходящее к булавкам Прикубанского очага металлообработки, имеют булавки типа 5 - «Сукко». Эти булавки характерны для приморско-абинского варианта, хотя встречаются и в могильниках центрального варианта (Пшиш).

Встреченные в протомеотских памятниках височные подвески можно отнести к двум типам - спиральные подвески и подвески типа «Шаренград». Среди подвесок первого типа мы выделяем три варианта: подвески 1,5 оборота (вариант 1); многовитковые (вариант 2) и с гвоздевидным оформлением одного из концов (вариант 3). Прототипы спиральным подвескам встречаются как в белозерских памятниках, так и в памятниках финальной бронзы Северо-Западного Кавказа. Ко второму типу мы отнесли подвески типа «Шаренград» в виде раздвоенных ребристых трубочек с запгутыми краями и дужкой для подвешивания. Их находки концентрируются в пределах центрального варианта протомеотских памятников (10 находок). На остальном Северном Кавказе они встречены лишь один раз - Верхний Акбаш в Кабардино-Балкарии и трижды в Степи - на Нижнем Дону и в Саратовской области. Пять пунктов находок этих подвесок двух вариантов (больших и маленьких) приходится на Среднюю Европу. Поскольку на юге Восточной Европы встречается только один вариант этих подвесок (маленький), а в Средней Европе они имеются в двух вариантах - большие и маленькие подвески, у нас есть основания предполагать, что все-таки форма подобных подвесок попала в равнинное Закубанье из Средней Европы. Следует согласиться с мнением О.Р. Дубовской и В.А. Подобеда, что в черногоровскую среду эти подвески попадают уже из Закубанья.

Фибулы в памятниках протомеотской группы достаточно редки. Они дуговидные и имеют небольшое расширение дужки к центру. Края дуги оформлены кольцевидными выступами- «припухлостями», пружина иглы закручена в один оборот (тип 2 кавказских фибул, по Ю.Н.Воронову). Появление их в приморских и предгорных протомеотских памятниках (Атмачева Щель, Фарс) мы объясняем связями с Восточным Причерноморьем.

Цилиндрические пронизи из тонкой липзовидной в сечении пластины, плотно скрученной в спираль, достаточно часто встречаются в протомеотских памятниках и использовались в костюме как мужчин, так и женщин. Их происхождение на Северо-Западном Кавказе, по-видимому, следует связывать с проникновением сюда степных белозерских элементов.

В этом же разделе рассмотрены также бляхи и пуговицы, безусловно относящиеся к деталям костюма, а также бусы, выполненные из бронзы, сердолика, янтаря и стекла.

В Главе VIII «Протомеотские бронзы - традиции и инновации»

рассматривается химический состав бронзовых изделий Северо-Западного Кавказа, относящихся ко времени перехода к раннему железному веку. Единственной публикацией на эту тему долгое время было исследование Е.Н.Черныха, посвященное химическому составу 34 бронзовых предметов из Николаевского могильника (Черных, 1972). Большая выборка анализов бронзовых изделий из Кубанского могильника (40 предметов) и Ясеновой Поляны (9 предметов) были приведены в диссертации Т.Б.Барцевой и так и остались неопубликованными. В настоящем работе мы имеем возможность их учитывать только в плане общей статистики.

В дополнение к бронзам из Николаевского могильника в 2003 г. было изучено 43 бронзовых изделия из могильников Фарс и Пшиш, хранящихся в фондах Государственного музея Востока. Это украшения конской узды, упряжь и наконечники копий. Все изделия прошли металлографическое исследование, 28 предметов изучено методом спектрального анализа. Кроме этого, исследовано 10 бронзовых предметов протомеотского времени причерноморско-абинского локального варианта, хранящихся в музее Новороссийска. Таким образом, для

протомеотских памятников в той или иной степени мы можем оперировать массивом в 120 анализов. Изученный как диахронно, так и территориально материал отражает общую тенденцию эпохи поздней бронзы и перехода к железному веку Кавказа и Причерноморья - переход на лигатуры на основе олова.

В связи с этой тенденцией, наиболее архаично бронзолитейное производство выглядит в Николаевском могильнике, время бытования которого ограничено концом 1Х-серединой VIII в. до н.э. Интересно, что еще в эпоху поздней бронзы в районе, занятом впоследствии степными протомеотскими памятниками, находился один из центров Прикубанского очага металлообработки. Очевидно, бронзолитейные традиции Николаевского могильника, как и ранней группы погребений могильника Пшиш, связаны с этим центром.

Преобладание оловянистых бронз в ранней группе могильника Фарс, относящегося к предгорным памятникам, возможно, объясняется его связями с колхидской и кобанской культурой, в которых в это время доминировали оловянные лигатуры. Связями с Закавказьем мы можем объяснить и появление оловянных лигатур в причерноморских памятниках протомеотской группы.

В тоже время необходимо отметить и ряд общих тенденций для всех протомеотских бронз, заключающихся в существовании определенной корреляции между группами категорий вещей и рецептурой сплавов.

Изделия из оловянных бронз здесь начинают использовать прежде всего для украшений конской уздечки и костюма. Сплавы для изделий «рабочего металла» -оружия и орудий труда продолжали делаться преимущественно на основе архаичной мышьяковой рецептуры, восходящей к прикубанскому очагу металлообработки. Литейщиков привлекал прежде всего золотистый блеск оловянных бронз, а их высокая твердость, которая вовсю использовалась в Закавказье для топоров и наконечников копий, по-видимому, осталась не востребованной. Таким образом, переход к железу в «рабочем металле» здесь, вероятно, происходит, минуя стадию использования твердых высокооловянных бронз. Возможно, это объясняется тем, что бронзы на основе олова появляются в предгорных протомеотских памятниках из Закавказья одновременно со стальными изделиями, превосходящими бронзу по своим рабочим качествам и, возможно, являющимися более дешевыми. В то же время вплоть до «классического» новочеркасского времени сохраняются и чистомедные сплавы, которые преимущественно используются для удил и деталей колесничной упряжи. В классическое «новочеркасское» время, когда в качестве «рабочего металла» уже повсеместно используется железо, в деталях и украшениях конской упряжи преобладают изделия из оловянных сплавов при сохранении чистомедных и других, что находит соответствие с «новочеркасскими» бронзами Украинской Лесостепи.

В главе IX рассматривается относительная и абсолютная хронология протомеотских памятников. С уверенностью можно сказать, что памятники оседлого населения Северо-Западного Кавказа всегда играли ключевую роль для установления относительной и абсолютной хронологии предскифских древностей Юго-Восточной Европы. После работ ААИессена, безусловной заслугой которого является выделение предскифского пласта древностей (1953, 1954), основополагающая роль в установлении хронологической позиции этих древностей принадлежит А.И.Тереножкину. Хронологическая схема, намеченная А.И. Тереножкиным после открытия протомеотских памятников (Николаевского и Кубанского могильников), в основном сохраняет свое значение и по сию пору и

является определяющей при отнесении предскифского памятника к тому или иному периоду. Однако, как и любая схема, она не может быть абсолютной. К концу 90-х годов в Предкавказье был накоплен значительный материал предскифского времени, содержащий большое количество разнообразного инвентаря и, прежде всего, уздечных принадлежностей. Хронологические изыскания автора этих строк (1991, 1994), а также С.Б.Вальчака (1997,2003) и СЛ.Дударева (1999) основывались, прежде всего, на изучении взаимостречаемости определенных типов псалиев с определенными типами узды. Последний автор в результате своих хронологических разработок пришел к выводу «о невозможности полной синхронизации древностей черногоровского и новочеркасского облика на Северном Кавказе», полагая, что черногоровский пласт старше новочеркасского. В то же время СЛ.Дударев отмечал, что «бесспорным является факт тесного сосуществования вещей черногоровских и новочеркасских типов на протяжении не менее чем полустолетия» (Дударев, 1999). Следует заметить, что вывод о том, что черногоровские древности на каком-то этапе предшествуют новочеркасским или предновочеркасским во многом был основан на опубликованной в тезисной форме относительной хронологии могильника Пшиш, безусловно, являющимся «эталонным» памятником для хронологии центрального локального варианта (см. Сазонов, 1996; Дударев, 1999). Наши возражения подобной позиции уже опубликованы. Мы считаем, что различия между уздой предновочеркасской и раннечерногоровской схем, обусловлены разными культурными традициями протомеотских памятников предгорного и центрального вариантов. В тоже время ряд других типов инвентаря свидетельствуют об их синхронности (Эрлих, 2002).

Предлагаемая относительная хронология протомеотской группы памятников строится на периодизации двух эталонных могильников. Для предгорного варианта -это могильник Фарс/Клады, а для центрального - могильник Пшиш.

1. Ранний горизонт - предновочеркасский/раннечерногоровский.

Представлен в основном «предновочеркасскими» комплексами предгорного локального варианта и «раннечерногоровскими» - центрального. Название «раннечерногоровский» для памятников равнинного варианта кажется уместным еще и потому, что именно этот район являлся центром (или одним из центров) изготовления «черногоровской» металлической узды степной дырчатой схемы. К этому горизонту мы относим комплексы ранней (предновочеркасской) хронологической группы могильника Фарс. Сюда же можно включить ряд комплексов могильника Кочипэ с псалиями «предновочеркасских» типов, сочетающихся с однокольчатыми, треугольноконечными и двукольчатыми удилами с ложновитым рифлением грызел (погребения 2, 28, 32), а также, возможно, и погребение 29, содержащее бронзовый наконечник копья. В этих комплексах отсутствуют другие относительно поздние признаки. Среди памятников центрального варианта в этот хронологический горизонт входит большая часть погребений Николаевского могильника, предположительно погребение 56 Псекупского могильника, а также ряд комплексов выделенной ААСазоновым ранней группы с конскими жертвоприношениями могильника Пшиш. Это погребения 3, 28, 51, 61, 83, 93, а также те комплексы могильника, в которых встречена предновочеркасская узда (треугольноконечные удила с ложновитым рифлением и прямые трехпетельчатые псалии типа I-a нашей схемы) и отсутствуют поздние признаки. Причем самым ранним комплексом в этом хронологическом горизонте, возможно, является комплекс конского захоронения № 93 с костяным набором типа Жирноклеевской (Сазонов,

1995, с.98, рис.1; Вальчак и др., 1996, с.24, рис.1), а самым поздним комплекс погребения 3, в котором имеются крестовидные пронизи, золотые подвески типа Шаренград, характерные уже для раннегальщтадского времени (На С1) или горизонта DFS-VI по относительной хронологии К.Пеа. Мы не исключаем возможности включения последнего комплекса и в следующий «предклассический»/переходный хронологический горизонт. Из бытовых памятников к

раннечерногоровской/предновочеркасской группе мы можем отнести протомеотский слой поселения Красногвардейское-П, которое исследователями сопоставляется с соседним Николаевским могильником. Однако мы не можем разделить уверенности СЛ.Дударева о «кардинальном значении этого памятника для определения нижнего рубежа «предскифского» времени на всем Северном Кавказе» (Дударев, 1999). Прежде всего, потому, что в этом слое среди металлического инвентаря встречены исключительно железные ножи и отсутствуют бронзовые.

Среди комплексов абинского-приморского варианта протомеотских памятников к раннему хронологическому горизонту следует отнести могильник Псыбе, а также могильник Черноклен и комплекс VII Ястребовского могильника I.

Обозначим наиболее важные хроноиндикаторы и признаки раннего горизонта протометской группы памятников. Это однокольчатые, треугольноконечные и двукольчатые удила с ложновитым рифлением (последние характерны практически исключительно для предгорного варианта). Для предгорного варианта в это время характерны предновочеркасские типы псалиев (типы I-a и П-а нашей классификации), а для центрального - черногоровские, камышевахские и цимбальские псалии дырчатой схемы.

В то же время в обоих локальных вариантах в это время встречаются роговые псалии, выполненные из отростков рогов оленя с тремя округлыми либо прямоугольными отверстиями. Хронологическим признаком этого горизонта является ложновитое рифление на грызлах удил всех типов.

Для этого периода характерны черпаки с округлым или кубковидным туловом, на ручках которых отсутствуют «рогатые» выступы. Орнаментация черпаков отсутствует или ограничивается горизонтальными линиями на венчике. Орнаментация тулова черпаков встречается чрезвычайно редко. Для предгорного варианта характерны корчаги с «катушкообразным» налепом на тулове.

Среди украшений для комплексов этот горизонта в целом характерны бронзовые булавки, являющие собой переживания далеких «сабатиновских» форм. Для предгорных памятников - это булавки с кольцевидным навершием (см. Эрлих, 2000), а для степных - с грибовидной головкой и четырьмя шипами.

Этот хронологический горизонт можно синхронизировать с комплексами, содержащими «предновочеркасскую» узду Центрального Предкавказья и раннечерногоровским горизонтом Степи. В Средней Европе с этим горизонтом можно сопоставить последний горизонт культуры полей погребальных урн (На В2/ВЗ) либо горизонт кладов V (по К.Пеа).

2. «Предклассический»/ переходный горизонт.

Этот горизонт в масштабах древностей юга Восточной Европы пока можно лишь наметить. Его составляют комплексы, в которых совместно встречаются признаки как предновочеркасского/раннечерногоровского горизонта, так и «классического» новочеркасского, а также комплексы содержащие, псалии «предклассических» вариантов. При этом необходимо указывать, какой именно признак является здесь наиболее поздним. Таким образом, мы не исключаем

«подвижку» отдельных комплексов в более ранний или более поздний горизонт. К этому горизонту мы относим среди комплексов предгорного варианта погребение 14 могильника Фарс, а также погребения, впущенные в курганы 24 и 25 этого могильника, в могильнике Кочипэ в этот горизонт входят погребения 5,30,33.

Из комплексов центрального варианта к этому горизонту мы можем отнести конские погребения 35 и 38 могильника Пшиш на том основании, что на удилах с D-образном окончанием здесь имеется рельеф в виде двух рядов квадратиков, характерный для «классического» новочеркасского и более позднего времени, а также п.89 и 105, в которых предновочеркасская узда сочетается с поздней «классической». К этому горизонту мы относим п. 90 Псекупского могильника и Ленинохабльское святилище, сочетающее как относительно поздние, так и ранние по форме и орнаментации черпаки.

Среди памятников приморско-абинского локального варианта к этому горизонту мы относим погребение 1 кургана 1 Абинского могильника, а также погребение 35 могильника Ахтырский лиман I. С определенной долей условности сюда мы можем отнести и культовый комплекс из могильника у пос.Холмский, а также курган 6, группы 2 Геленджикских долменов, поскольку имеющиеся там булавки типа Сукко в могильнике Пшиш относятся именно к этому горизонту. Поскольку настоящий горизонт являет собой сочетание ранних и поздних предскифских артефактов, достаточно трудно устанавливаются те хроноиндикаторы, которые присущи исключительно этому периоду. Однако для уздечных наборов мы можем указать псалии «предклассических» вариантов - I-Б и I-В-а, а также ранние формы удил (с однокольчатым и D-образным окончанием) с поздним рифлением: квадрагиками и шипами-выступами. Для черпаков характерны «рогатые» ручки в сочетании с орнаментацией горизонтальными полосами. Остальные признаки встречаются как в более раннее, так и в более позднее время.

Этот горизонт в Центральном Предкавказье мы можем синхронизировать (по уздечным принадлежностям) с гробницей III могильника Терезе, с погребением 186 могильника Клин-Яр III, представляющим, очевидно, наиболее поздний комплекс этот горизонта, с недавно открытым комплексом на могильнике Индустрия, а также комплексом из кургана в ст.Александровской на Ставрополье, в котором встречены черногоровские удила с типичными «классическими» новочеркасскими псалиям.

Среди комплексов черногоровской культуры Степи мы гипотетически можем синхронизировать этот горизонт со среднечерногоровским, намеченным О.Р.Дубовской, куда входят такие комплексы, как Высокая Могила п.2 (Дубовская, 1996;Дубовская, Подобед, 1996). В Средней Европе этому горизонту синхронны переходные комплексы от На ВЗ к НаС1, или от горизонта кладов V к горизонту VI (по К.Пеа), а может и начало НаС1. Интересно, что именно в этом горизонте, в его позднейших комплексах на Северном Кавказе, уже начинают появляться самые ранние признаки, которые мы связывали с военными походами - это бронзовые шлемы (Клин-Яр III, п. 186), чешуйки бронзовых панцирей (всадническое погребение могильника Индустрия), детали упряжи колесниц из п.89 и 105 могильника Пшиш, удила со скрепленными псалиями (гробница III могильника Терезе).

3. Классический «новочеркасский» горизонт.

Этот горизонт достаточно четко выделяется благодаря «классическим» новочеркасским псалиями типа I-в нашей классификации, жестко сопрягающимися с двукольчатыми удилами, имеющими двухрядное или многорядное рифление в виде квадратиков или шипы. К этому же горизонту мы относим комплексы с упряжью

колесниц, в которых еще отсутствуют раннескифские («раннежаботинские») черты (РСК-1).

Среди комплексов предгорного варианта к этому горизонту мы можем отнести подкурганное погребение с колесничной упряжью - комплекс погребения 46 могильника Фарс, погребения могильника Ясеновая Поляна, комплекс у ст.Махошевской.

Среди памятников центрального варианта протомеотской группы укажем Пшишский клад 1988 г., разрушенное погребение 1986 г., погребение 109 могильника Пшиш-1, часть погребений Кубанского могильника, куда входит, например, погребение конного война из могилы 50, а также разрушенное погребение 1930 г., погребение 9 Псекупского могильника. Сюда мы можем отнести и комплекс новочеркасских наконечников стрел из ст.Некрасовской.

Среди памятников приморско-абинского варианта - погребение 7, кургана 1 Абинского могильника, комплекс из станицы Ильской (хотя в последнем имеются и удила типа Енжде-Константиновка, возможно, позволяющие относить этот комплекс уже к следующему - раннежаботинскому горизонту), а также большая часть Геленджикских дольменов, судя по бляшкам с «солярным» знаком, также может быть отнесена к этому горизонту. Отметим, что в этот период уже не встречаются бронзовые ножи и наконечники копий, черпаки встречаются исключительно поздней формы с «рогатыми» выступами.

Основными хроноиндикаторами этого горизонта являются «классические» новочеркасские псалии, двукольчатые бронзовые удила с поздним рифлением, «новочеркасские» наконечники стрел, то есть те типы, которые встречены в комплексе Новочеркасского клада 1939 г. Как инновацию этого периода следует отметить появление подкурганных основных захоронений вождей-колесничих. Пока уверенно мы можем отнести к этому горизонту только один курган - 46 в урочище Клады.

В Центральном Предкавказье этому горизонту соответствуют такие комплексы, как погребение у Кабан-горы, Развальский клад, комплекс у Лермонтовского разъезда. Именно памятники этого пласта широко представлены в Степи и Лесостепи: это Новочеркасский клад 1939 г., хут. Обрывский, Аксайский клад, Преображенное, Бутенки, Зольный курган, Носачев и ряд других памятников, характеризующих, на наш взгляд, «выплеск» кавказского новочеркасского комплекса в Степь и Лесостепь Восточной Европы, связанный с военными компаниями конца VIII в. до н.э. В Средней Европе этому горизонту соответствуют комплексы, соотносимые к периодом На С1 (как ранним, так и поздним) - горизонт кладов VI (по К.Пеа), сюда мы можем отнести такие комплексы, как Прюдь и Дюнакомлед и другие памятники.

4. «Раннежаботинский» горизонт.

Достаточно отчетливо этот горизонт среди древностей юга Восточной Европы был обозначен Г.Коссаком и И.Н.Медведской как переходный от новочеркасского к раннекелермесскому (РСК-1) (Кожаск,1987; Медведская, 1992). Исследователи называют его «жаботинским», однако, принимая поправку Г.И.Смирновой, нам следует называть его «раннежаботинским» (Смирнова, 2002). Суть этого периода заключается в совместной встрече в Новочеркасском контексте раннескифских артефактов. Кроме того, этот горизонт имеет и собственные хроноиндикаторы, каковыми являются трехдырчатые псалии «сиалковского» варианта, псалии типа «Уашхиту-Жаботин», бронзовые наконечники стрел с ромбическим контуром пера

типа Енджа-Жаботин, а возможно, и удила с жесткоскрепленными псалиями типа «Енджа-Константиновка». Следует отметить, что именно с этим горизонтом связано появление древнейших изделий, выполненных в скифском зверином стиле (пронизь из к.1 у пос.Хаджох, псалии с зооморфным завершением из п.39 Кубанского могильника и п.5 могильника Чишхо), а также предметов, находящих аналогии на востоке Евразии (удила со стремячковидным окончанием с дополнительным отверстием (Хаджох, к.1), бронзовые котлы и подпружные бляшки из Центрального Предкавказья (Бештау, Кызбурун).

Среди протомеотских памятников предгорного варианта наиболее яркими комплексами этого горизонта являются два кургана у пос. Хаджох. По-видимому, к этому горизонту следует отнести по сохранившемуся керамическому комплексу, идентичному хаджохскому, и ограбленный курган Клады-48. Если раньше мы только предполагали отнесение этого кургана к раннежаботинскому пласту (см.Лесков, Эрлих, 1999, с.70), то после полной публикации Хаджохских курганов эта позиция получила новые аргументы.

Среди комплексов центрального варианта к этому горизонту можно отнести курган Уашхиту I, комплект узды из хутора Дукмасова, погребение 39 Кубанского могильника, погребение 1 и 5 могильника Чишхо. По-видимому, с этим горизонтом следует связывать и появление на Северо-Западном Кавказе бронзовых сосудов-ситул с литыми «ушастыми» ручками, самые ранние комплексные находки которых происходят из кургана Уашхиту.

Среди памятников приморско-абинского локального варианта протомеотских памятников мы можем более или менее уверенно отнести к этому горизонту погребение 19 кургана 1 Абинского могильника, в котором встречены «раннескифские» бронзовые удила, а также п. 4 могильника Шесхарис под Новороссийском. По-видимому, к этому же горизо1пу следует относить и большинство комплексов Геленджикских дольменов, в которых встречены наконечники стрел раннескифского облика.

В Центральном Предкавказье этому горизонту синхронны комплекс из хут. Алексевского, комплекс 1921 г. Каменномосткого могильника, погребение у Лермонтовского разъезда, Бештаугорский и Кызбурунский клады. Среди комплексов Лесостепи к этому горизонту, помимо «эпонимного» кургана Жаботин 524, мы относим такие блестящие подкурганные комплексы, как Квитки и Ольшана. В Приуралье этому горизонту соответствует Гумаровский комплекс, а в Болгарии -Енджа- Царев Брод. По-видимому, «раннежаботинский» горизонт в Средней Европе следует в большей мере синхронизировать с поздним горизонтом HaCl (HaCla), к которому исследователи относят, например комплекс Фюгод.

В разделе 9.3. рассмотрены проблемы абсолютного датирования комплексов. Хронология предскифской и раннескифской поры практически всегда являлась остро дискуссионной. Говоря о проблемах абсолютного датирования предскифских древностей юга Восточной Европы, нельзя не отметить и определенный пересмотр западноевропейскими исследователями абсолютных привязок среднеевропейской шкалы, разработанной Г.Мюллером-Карпе, вызванный серией новых дендродат и прежде всего даты погребения война с повозкой и мечом, типичным для раннегальштатской культуры (HaCl) из гробницы 8 «Хексенбергель» около Аугсбурга в Баварской Швабии (Henning 1995; Fiidiich/Henning 1995) - 778±5 г. до н.э. В новейших работах рядом исследователей граница финального этапа культуры полей погребальных урн, объединяющийся ныне в горизонт НаВ2/3, и начала

гальштатской культуры (HaCla) отнесен к рубежу IX и \П1 вв. до н.э. (Pare, 1998; Metzner-Nebelsick, 2002). Таким образом, связанные с этими горизонтами раннечерногоровский и новочеркасский («классический») периоды датируются этими исследователями IX и \Ш вв. до н.э. соответственно. Принимая новые европейские дендродаты, более компромиссную позицию сейчас занял Т.Кеменцеи, полагающий, что наступление гальштатской культуры возможно происходило в Европе асинхронно. Ряд признаков, относящихся уже к раннегалыптатскому времени, на западе находят соответствия в комплексах конца культуры полей погребальных урн на востоке, в Карпато-Дунайском регионе (Kemenczei, 2000).

Совсем недавно попытку еще более радикальной коррекции хронологии предскифского периода совершил А. И. Иванчик (2001), датировав комплексы «классического» новочеркасского периода в пределах IX в. до н.э. Поскольку большая часть монографии этого автора была посвящена критике нашей (и не только нашей) хронологической позиции, в этой части работы мы приводим свои контраргументы. Основным из них является невозможность более чем 100-летней хронологической лакуны между «классическими» новочеркасскими комплексами и раннескифскими. Особенно показательны в этом плане материалы могильника Фарс/Клады, где раннежаботинский горизонт сопоставим со временем «правления» одного поколения вождей. Радиокарбонные даты кургана Уашхиту находятся в интервалах дат, полученных для раннескифских курганов у ст.Келермесской и с.Новозаведенного.

Абсолютные даты, предлагаемые в настоящей работе для выделенных нами горизонтов, базируются, прежде всего, на датах раннескифской хронологии. Раннекелермесский пласт (РСК-2) укладывается во вторую половину VII в. до н.э., а раннежаботинский этап находится в пределах первой половины этого столетия.

«Классический» новочеркасский период мы датируем временем близким к концу VIII в. до н.э., а «предклассический»/переходный, который представляется сейчас нам более продолжительным, в пределах всей второй половины VIII в. до н.э. Мы полагаем, что время его завершения должно совпадать с началом переднеазиатских походов (714 г. до н.э.), поскольку именно в конце этого периода проявляются самые ранние свидетельства о военных контактах с Закавказьем и Передней Азией.

Предновочеркасский/раннечерногоровский период мы относим в основном к первой половине VIII в. до н.э., понимая также, что IX в. до н.э. для этого периода не исключен, и при получении новых материалов нижняя граница предскифского периода может быть уточнена.

В главе X «Историческая роль протомеотского периода» рассмотрен ряд общих вопросов связанных с ролью и значением протомеотских памятников в системе культур юга Восточной Европы и «наследием» этого периода в меотской культуре Северо-Западного Кавказа.

В разделе 10.1. рассмотрены внешние связи протомеотских памятников с окружающим миром.

Северо-Кавказские связи. Связи протомеотской группы памятников с кобанской культурой и, прежде всего с ее западным вариантом прослеживаются на протяжении всего протомеотского периода. Они обусловлены наличием определенных «смешанных» памятников «контактной» зоны, а также, очевидно, определенной общностью субстрата, заключающегося в феномене Прикубанского очага металлообработки. Для раннего «предновочеркасского» периода мы можем

говорить об устойчивых и продолжительных связях предгорного варианта протомеотских памятников с памятниками Кисловодском котловины, где происходит формирования «классического» новочеркасского комплекса. Механизм этих контактов на ранней стадии мог быть аналогичен тому, каким он был между СевероЗападным Предкавказьем и Причерноморьем, с одной стороны, и Карпато-Дунайским регионом - с другой. Суть этих связей заключается в обмене лошадьми, основного богатства и показателя престижа. В связи с этим унифицировалась и уздечка, а также шел обмен элементами «всаднической культуры». Однако мы не исключаем в этом варианте и другие, более близкие типы контактов между элитой: межплеменные браки и как их следствие - родственные связи.

На поздней стадии («предклассический» и «классический» новочеркасский периоды) основополагающим фактором близкого взаимодействия явились совместные походы в Закавказье, Переднюю Азию, а также в Степь и Лесостепь, приведшие к окончательному формированию комплекса типа «новочеркасского» клада, а также верхушки воинов-колесничих.

Связи со Степью и Лесостепью юга Восточной Европы. Как мы уже писали выше, в предновочеркасский/раннечерногоровский период протомеотские памятники центрального варианта имели тесные связи со степной черногоровской культурой. По нашему мнению, в районе центрального варианта для степняков могли отливаться бронзовые псалии дырчатых форм - черногоровские и цимбальские. Очевидно, в ранний период этот регион тесно взаимодействовал с номадами черногоровской культуры, ближайшие погребения которых мы находим уже на правом берегу Кубани. Это взаимодействие, вероятно, имело вид обоюдовыгодного обмена. Степняки могли поставлять лошадей, в свою очередь, «протомеотское» население снабжало кочевников металлической уздой и оружием. Характер взаимоотношений в направлении юг-север меняется в «классический» новочеркасский период после начала военных походов в Закавказье. Элитные комплексы с северокавказским, в том числе и протомсотскими всадническим и колесничными наборами, появляющиеся повсеместно в Степи и Лесостепи юга Восточной Европы, своеобразный «выплеск» новочеркасского комплекса в Степь и Лесостепь (Эрлих, 1994) дает основание нам предполагать, что в данном случае мы имеем дело с военной экспансией с территории Предкавказья, в том числе из ареала протомеотской группы памятников.

Транскавказские связи. Древнейшие связи с Закавказском регионом прослеживаются в наиболее ранний предновочеркасский/раннечерногоровский период у памятников предгорного варианта. Пока направление этих связей проявляется как одностороннее и характеризуется находками колхидских вещей в комплексах предгорного варианта. Объяснить возникновение этих связей, которые, скорее всего, осуществлялись через систему перевалов Большого Кавказа, мы можем потребностью в качественном железе, которое, по нашему мнению, импортировалось в полосовых заготовках, а возможно, и в готовых изделиях в предгорья СевероЗападного Кавказа из района Бзыбской Абхазии (Эрлих, 20046). Пока не ясно, какой продукт мог быть эквивалентом подобного обмена, поскольку протомеотские импорты этого времени в Закавказье пока не найдены. С «классического» новочеркасского времени транскавказские коммуникации с территории Северного Кавказа нужно рассматривать в едином контексте связей с Закавказьем и Малой Азией времени древнейших походов конца VIII в. до н.э. В своих работах прошлых лет мы старались выделить свидетельства ближневосточных заимствований, которые говорят о прямом знакомстве населения Предкавказья с военным делом Ассирии и

Урарту. К этим свидетельствам мы относили древнейшие фрагменты металлических панцирей этой поры, которые находят как на Северо-Западном Кавказе, так и в Кабардино-Пятигорье, и детали упряжи колесниц, также характерные для двух этих регионов. Возможно, с этими походами мы можем связывать и появление на СевероЗападном Кавказе бронзовых сосудов центрально-кавказского производства с литыми зооморфными ручками. Ранние комплексные находки последних можно датировать раннежаботинским горизонтом.

Связи с Центральной Европой. Одной из наиболее интересных проблем являются связи Северо-Западного Кавказа с Центральной Европой в предскифский период, которые, безусловно, следует рассматривать в общей системе коммуникаций между югом Восточной Европы и Центральной Европой. Механизм этих связей давно вызывает определенную дискуссию. На наш взгляд, эти контакты, продолжающиеся на протяжении всего протомеотского периода, более отвечают модели обмена престижными вещами и идеями, являясь контактами между элитами обществ (Эрлих, 1997; ЕгНкИ, 1998).

Причерноморские связи. Это наименее разработанный аспект в системе коммуникаций предскифского времени Северо-Западного Кавказа. О существовании этих связей свидетельствует, например, распространение вдоль берега Черного моря булавок типа «Сукко». В качестве рабочей гипотезы мы можем предположить распространение этих булавок и фибул морским путем. Для более позднего времени имеются указания Страбона о развитом морском пиратстве у народов, населявших побережье Черного моря в районе Кавказских гор - ахеев, зихов и гениохов (География, XI, II, 12). Экстраполируя это сообщение в более глубокую древность мы можем предполагать именно морской путь распространения вещей и идей вдоль северного и восточного берегов Черного моря.

Раздел 10.2. посвящен рассмотрению протомеотского «наследия» и появившимся инновациям в меотской культуре уже в следующий, меото-скифский период. В этом разделе мы стараемся подвести читателя к мысли, что многие черты обряда, которые исследователи Кубани считают «скифскими», появляются еще в протомеотский период. Данный анализ проводится на примере выделенных Л.К.Галаниной обрядов'ых групп для Келермесского могильника. Ряд черт, характерных для грунтовых могильников, появляется еще в предновочеркаский/раннечерногоровский период, впускные в курганы сооружения, возможно, появляются позже, в «предклассический» период. То же можно сказать и о подкурганных святилищах, которые, по нашему мнению, встречены и в Келермесском некрополе. В позднейшие «классический» новочеркасский и раннежаботинский периоды в результате ранних закавказских походов и формирования элиты здесь появляются погребения под курганными насыпями в больших ямах. Очевидно, классификация погребальных и культовых сооружений, выявленная на материалах Келермесского некрополя, применима и к другим памятникам архаического этапа меото-скифского периода.

Здесь также рассматриваются качественные изменения в меотской культуре, произошедшие в меото-скифский период - расширение границ ареала культуры, изменения в керамическом комплексе, в воинской паноплии и других сферах. Мы можем полагать, что, несмотря на определенную преемственность, между протомеотским и меото-скифским периодом, имеются существенные различия, которые не позволяют нам объединять эти два периода, как предлагают некоторые исследователи. Прежде всего, в эти периоды культура имеет разные границы, в

раннемеотский период она освоила правый берег Кубани и продвинулась на восток до поворота Кубани. Радикальные изменения произошли в керамическом наборе, в воинской паноплии, в снаряжении коня, в скифскую эпоху существенно изменились связи. Определенная трансформация наблюдается и в такой консервативной области, как погребальный обряд.

Раздел 10.3. «Кубанский очаг раннескифской культуры» или меотская культура. Рассмотрев памятники раннескифского времени в соотношении с предшествующим протомеотским периодом, мы вполне можем подтвердить вывод А.А.Иессена, что «культура раннескифского времени келермесских

курганов....закономерно развивается на основе культуры предшествующего времени»

(Иессен, 1954, с. 129). Исследования, подобное нашему, обычно заканчиваются рассмотрением проблемы: какому народу или народам могла принадлежать данная культура? В отсутствии прямых и синхронных указаний эта задача для исследователей является одной из наиболее сложных и малопродуктивных с точки зрения положительного знания, поскольку все выводы строятся на целом ряде допущений. Тем не менее именно эти выводы больше всего подвержены критике со стороны коллег. В своей работе 1994 г. мы старались показать, что ситуация с культурами раннескифского времени и предшествующего предскифского уникальна тем, что находится в пограничной зоне двух научных знаний - доисторического и исторического (Эрлих, 1994, с. 3-17). Для исследуемой эпохи имеются синхронные источники - аккадские тексты, но они весьма отрывочны и не имеют прямого отношения к изучаемой нам территории. Более конкретны античные источники, но они на 200 лет «отстают» во времени от изучаемых событий. На наш взгляд, превалировать в исследованиях такого рода должен доисторический подход. Тем не мнение исследователь не вправе упускать и те соответствия с письменными источниками (пусть не прямыми и не синхронными), которые эти исследования выявляют.

Попробуем привести их применительно к нашей теме.

1. В генезисе протомеотской группы памятников не последнюю роль сыграли компоненты, характерные для финальной бронзы Степи (сабатиновский и белозерский). Однако надежных оснований связывать эти степные компоненты с историческими киммерийцами у нас нет.

2. Ряд свидетельств знакомства населения Северо-Западного Кавказа (как и Центрального Предкавказья) с военным делом Ассирии и Урарту, скорее всего, могут говорить о военных походах с территории Предкавказья в эти области. Последнее обстоятельство в какой-то степени находит соответствие с указанием ближневосточных источников о киммерийских походах конца VIII в. до н.э. В то же время точка зрения А.И.Тереножкина о киммерийцах как степняках, являющихся носителями культурного прогресса, которые «первыми в широких производственных целях овладели железом, были создателями совершенного железного (в сущности стального) оружия..» (1976, с. 19) в настоящее время не соответствует действительности. Исследования, в том числе и наши, показывают, что, скорее всего, именно Кавказ, в частности протомеотская группа памятников, снабжал степняков металлической уздой, а степная традиция освоения железа была более отсталой, по сравнению с закавказской, развивающейся и в предгорьях Северного Кавказа.

3. Появление на Северном Кавказе (и отчасти в Закубанье) в материалах раннежаботского пласта определенных черт кочевнической

культуры востока - Саяна-Алтая и Средней Азии (удил со стремявидными окончаниями и дополнительным отверстием, определенных элементов звериного стиля, бронзовых котлов, подпружных пряжек) свидетельствует о проникновении с востока какой-то новой волны кочевников. Все это находит соответствие с одной из версий происхождения скифов, приведенных Геродотом.

4. То обстоятельство, что в наиболее богатых комплексах Келермесского некрополя содержится большое количество импортных изделий ближневосточного и закавказского производства находит соответствие с указанием Геродота о возвращении скифов из переднеазиатских походов. В тоже время все погребальные и культовые сооружения этого некрополя мы рассматриваем в рамках единой местной археологической культуры, которую мы называем меотской, не вкладывая в это понятие прямое этническое содержание.

Последний пункт не противоречит точке зрение о существовании на Северо-Западном Кавказе «очага раннескифской культуры» (Галанина, 1997), если понимать последнюю в традиционной, расширительной трактовке, определяемой единством конской сбруи, оружия и вещей звериного стиля, а не в конкретно-этническом значении культуры ираноязычных скифов степной полосы Северного Причерноморья. Для разделения двух понятий - «меотская археологическая культура» и «раннескифская культура» мы предложили последнее определение, сутью которого является так называемая «скифская триада», заменить на более широкое «надкультурное» понятие «раннескифский комплекс» (Эрлих, 1994, с. 17). Такому же «надкультурному» или «внекультурному» понятию отвечает и предшествующий комплекс типа «новочеркасского клада» или «новочеркасский комплекс». В подобном расширенном понимании Северо-Западный Кавказ, безусловно, является одним из очагов «раннескифского комплекса», в котором «скифские» черты, характеризующиеся элементам триады, продолжаются в той или иной степени развиваться до IV в. до н.э., приобретая все более локальные черты.

В Заключении приводятся все основные выводы работы. Дифференцированный подход к рассмотрению локальных вариантов протомеотской группы дает основание полагать, что каждый из них имеет свое особенное происхождение и историю развития.

Имеющаяся «рабочая гипотеза» формирования протомеотских памятников -миграция на Северо-Западный Кавказ в эпоху поздней бронзы какой-то части земледелельческо-скотоводческого населения из степей вследствие общей аридизации климата в это время остается основной для всех локальных вариантов протомеотских памятников. Однако в каждом локальном варианте степные черты проявляются по-разному, на основе различных традиций происходит освоение железа, существенно различается система связей с окружающими культурами. Можно определенно сказать, что мы имеем дело с разными культурными группами, имеющими тенденцию к сближению и нивелировке признаков.

По теме диссертации автором опубликованы следующие работы

Монографии

1. Эрлих В.Р. У истоков раннескифского комплекса. М., 1994.12 п.л.

2. Лесков А..М, Эрлих В.Р. Могильник Фарс/Клады. Памятник перехода от эпохи бронзы к раннему железному веку на Северном Кавказе.М., 1999.16 п.л.

Статьи, заметки, тезисы докладов.

3. Эрлих В.Р. Бронзовый скипетр из могильника Фарс. // Культура и искусство Востока. Тезисы докладов конференции молодых ученых ГМИНВ. Москва, 1987, с. 118-119.

4. Эрлих В.Р. Раскопки могильника Фарс. АО 1986 г. М., 1988, с. 145-146.

5. Эрлих В.Р. Бронзовые наконечники стрел из Закубанья. // Древнее производство, ремесло и торговля по археологическим данным. // Тезисы докладов IV конференции молодых ученых ИА АН СССР. М., 1988, с. 126-127.

6. Эрлих В.Р. Бронзовые наконечники стрел и проблема хронологического распределения комплексов раннескифского времени Среднего Закубанья. // Материальная культура Востока, ч.1. М., 1988, с. 100-120.

7. Кожухов С.П., Эрлих В.Р. Археологические разведки левого берега Краснодарского водохранилища. // Материальная культура Востока, ч.П, М., 1988, с. 147-169.

8. Эрлих В.Р. Корчага из Майкопского музея. // СА, 1989, N 3, с. 244-247.

9. Эрлих В.Р. Курган Уашхиту и проблема интерпретации некоторых комплексов типа Новочеркасского клада. // XVI Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. Ставрополь, 1990, с.59-61.

10. Эрлих В.Р. К проблеме происхождения птицеголовых скипетров предскифского времени. // СА, 1990, N 1, с. 247-250.

11. Эрлих В.Р. Уздечные наборы и проблема хронологии Закубанья в предскифское время. //Древнейшие общности земледельцев и скотоводов Северного Причерноморья. Материалы международной конференции Кишинев 10-14 декабря' 1990 г. Киев, 1991, с.157-158.

12. Erlich V. Ероса del Ferro Iniziale // I tresori dei kurgani del Caucaso Settentrionale. Nuove scoperte degli archeologi sovietici nell'Adygeja e nell'Osetia Settentrionale. Roma, 1990, p. 45-48.

13. Эрлих В.Р. Бронзовые уздечные наборы и проблема хронологии предскифского и раннескифского времени Закубанья. // Древности Северного Кавказа и Причерноморья. М., 1991, с.31-55.

14. Эрлих В.Р. О времени появления и характере "восточных" элементов в культуре Северного Кавказа конца VIII - первой половины VII вв. до н.э. // Северная Евразия от древности до средневековья. Тезисы конференции к 90-летию М.П.Грязнова. СПб., 1992, с. 177-179.

15. Эрлих В.Р. Среднее Закубанье в свете киммерийской и скифской проблем. // Тезисы конференции памяти А.И.Тереножкина. Мелитополь, 1992, с. 103-104.

16. Эрлих В.Р., Кожухов СП. Об основных этапах развития меотской культуры Закубанья. // Сборник докладов семинара "Античность и варварский мир". Новочеркасск, 1992, с.82-89.

17. Вальчак СБ., Эрлих В.Р. Еще раз о комплексах типа Новочеркасского клада. // Тезисы докладов Второй Кубанской археологической конференции. Краснодар, 1993, с.17-19.

18. Эрлих В.Р. К хронологии Ульских курганов. // Тезисы докладов Второй Кубанской археологической конференции. Краснодар, 1993, с. 104.

19. Белинский А.Б., Эрлих В.Р. О хронологии могильника Клин-Яр III // XVIII "Крупновские чтения" по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. Кисловодск, 1994, с.68-69.

20. Эрлих В.Р. Об интерпретации некоторых комплексов типа Новочеркасского клада. //РА, 3,1994, с. 134-150.

21. Эрлих В.Р. В защиту северопричерноморской традиции происхождения киммерийцев.// ВДИ, 3,1994, с. 168-175.

22. Erlikh V. The archaeological evidences of the early period of the military contacts between the Black Sea North Littoral and the Ancient East and the "Cimmerian problem". // Cuadernos de prehistoria у arcuelogia, v.20. Madrid, 1995, p.133-145.

23. Erlikh V. The earliest military contacts between the southern part of Eastern Europe and Asia Minor in the first half of the first millennium ВС: archaeological evidence.// Ancient Warfare: archaeological perspectives. Abstracts Book. Durham, 1996, p.10.

24. Эрлих В.Р. Импорта и проблема абсолютного датирования комплексов предскифского и скифского времени.// Материалы V семинара «Античность и варварский мир», Новочеркасск, 1997, с. 14-16.

25. Эрлих В.Р. К проблеме связей Предкавказья и Средней Европы в новочеркасский период. // Материалы и исследования по археологии России, вып.1. М., 1997, с. 19-34.

26. Erlikh V. Relationships of The Norh Caucasus and Central Europe: Expancion or Exchange? // 4th Annual Meeting of European Assosiation of Archaeologist. Abstracts Book. Goteborg, 1998, p. 116.

27. Эрлих В.Р. Переход к железному к железному веку на Северо-Западном Кавказе //60 лет кафедре археологии МГУ. Тезисы докладов юбилейной конференции. М., 1999, с. 157-159. '

28. Erlikh V. Military elite of Northwest Caucasus of the Pre-Scythian times and renewal of the "kurgan" rite. // 5th Annual Meeting of European Assosiatoin of Archeologist. Abstracts. Bournemouth, 1999, p. 183.

29. Терехова Н.Н., Эрлих В.Р. Древнейший черный металл на СевероЗападном Кавказе //Скифы Северного Причерноморья в VII-IV вв. до н.э. Тезисы докладов международной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Б.Н.Гракова, М., 1999, с.136-138,.

30. Терехова Н.Н., Эрлих В.Р. К проблеме перехода к раннему железному веку на Северном Кавказе. Две культурно-исторические традиции. // XXI «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа, Кисловодск, 2000, с. 135-137.

31. Эрлих В.Р. Булавки с кольцевидным навершием из Закубанья и их позднесрубные прототипы. // Древности Кубани, вып. 16, Краснодар, 2000, с.4-9.

32. Терехова Н.Н., Эрлих В.Р. Древнейший черный металл на Северо-западном Кавказе (к проблеме выделения традиций).// Скифы и сарматы в VII-III вв до н.э.: палеоэкология, антропология и археология. М., 2000 г., с. 281-286

33. Эрлих В.Р. Святилища в меотской культуре Закубанья скифского времени (к постановке проблемы). // БоспорскиЙ феномен. Материалы международной научной конференции. Часть 2. СПб. 2001, с. 115-119.

34. Эрлих В.Р. Степной и предгорный варианты протомеотских памятников (хронологический аспект). // Бронзовый век Восточной Европы: характеристика культур. Материалы международной научной конференции «К столетию периодизации В.А.Городцова бронзового века южной половины Восточной Европы». Самара, 2001, с.238-242.

35. Хачатурова ЕА, Вальчак СБ., Пьянков А.В., Эрлих В.Р. Новый комплекс предскифского времени из Западного Закубанья. // III Кубанская конференция по археологии. Тезисы докладов. Краснодар-Анапа, 2001, с.203-208.

36. Терехова Н.Н., Эрлих В.Р. К проблеме перехода к раннежелезному веку на Северном Кавказе. Две культурно-исторические традиции // Материальная культура Востока, вып. 3. М., 2002., с. 134-152.

37. Эрлих В.Р. Переход к раннему железному веку на Северном Кавказе. К постановке проблемы.// РА, 2002 № з, с.26-38; № 4, с.40-49.

38. Хачатурова ЕА, Вальчак СБ., Пьянков А.В., Эрлих В.Р. Материалы предскифского и скифского времени из Краснодарского музея-заповедника: формирование коллекций в дореволюционный период и проблема восстановления паспортных данных// Развитие социально-культурной сферы Северо-Кавказского региона. Сборник статей. Краснодар, 2002, с.146-151

39. Эрлих В.Р. СштсШшт Vitae железного ножа // Прорез, 2002, № 2, с. 40-45.

40. Хачатурова ЕА, Вальчак СБ., Пьянков А.В., Эрлих В.Р Новые материалы предскифского времени из могильника Казазово 3. // Античная цивилизация и варварский мир. Материалы 8-го археологического семинара. Краснодар, 2002, с. 15-

41. Эрлих В.Р. Связи меотских памятников с Западным Закавказьем в VIII-IV вв. до н.э. // Международные отношения в бассейне Черного моря в древности и средние века. // Резюме докладов XI Международной научной конференции. Ростов-на-Дону, 2003, с. 11-12.

42. Эрлих В.Р. Меотское святилище в Абхазии. // ВДИ, 2004, № 1, с.158-172.

43. Равич И.Г., Малышев А.А., Эрлих В.Р. Протомеотские бронзы - традиции и инновации. // Древний Кавказ: ретроспекция культур. Международжная научная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения Е.И.Крупнова. (XXIII Крупновские чтения). Тезисы докладов. М., 2004, с. 160-163

44. Эрлих В.Р. О «птицеголовости» некоторых предскифских топориков-скипетров. // Вад Юммери до Сармати. 60 роив Ввддшу сифо-сарматско! археологи (Матер1али Мiжнародноl науково! конференций Кив, 2004, с 106-110.

45. Эрлих В.Р. Связи Древней Абхазии с протомеотскими памятниками. // Кавказ: история, культура, традиции, языки. По материалам международной научной конференции, посвященной 75-летию Абхазского института гуманитарных исследований им.Д.ИГулиа. Сухум, 2004, с.206-217.

20.

I « 4V14

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Эрлих, Владимир Роальдович

Введение 2.

Глава I. Феномен меотской археологической культуры раннего железного века. История изучения и периодизация 5.

1.1. Меотская культура раннего железного века: история изучения и основные характеристики

1.2. Проблемы периодизации меотской археологической культуры 14.

Глава II. Освоение железа и переход к раннему железному веку в Средиземноморье и Циркумпонтийской зоне 21.

2.1 Ближний Восток и Малая Азия

2.2. Иран

2.3. Закавказье и Центральный Кавказ 26.

2.4. Центральная ЕвропаЗО.

2.5. Освоение железа в Степи и Лесостепи Восточной ЕвропыЗО.

2.6. Древнейшее железо Северного Кавказа 37.

Глава III. Памятники финальной бронзы на Северо-Западном Кавказе

3.1. Общие проблемы изучения поздней бронзы на Северо-Западном Кавказе

3.2. Погребальные памятники финальной бронзы52.

3.3. Бытовые памятники финальной бронзы 55.

3.4. Прикубанский очаг металлообработки

Глава IV. Памятники перехода к раннему железному веку Северо-Западного Кавказа (протомеотская группа памятников) и их локальные варианты 67.

4.1. Памятники предскифского времени Правого берега Кубани 68.

4.2. Приморско-абинский локальный вариант протомеотских памятников

4.3. Центральный (степной) локальный вариант протомеотских памятников 83.

4.4. Предгорный локальный вариант протомеотских памятников 96.

Глава V. Погребальный обряд протомеотских могильников 111.

5.1. Погребальный обряд могильников приморско-абинского варианта

5.2. Погребальный обряд могильников центрального варианта 119.

5.3. Погребальный обряд предгорных памятников 127.

Глава VI. Бытовые и культовые памятники протомеотского периода 138.

6.1. Протомеотские поселения 138.

6.2. Протомеотские «прототипы» меотскихятилищ 142.

Глава VII. Материальная культура протомеотских памятников 148.

7.1. Керамическая и бронзовая посуда 148.

7.1.1. Тарная керамика. Корчаги 148.

7.1.2. Столовая керамика. Черпаки 154.

7.1.3. Горшкообразныесуды 163.

7.1.4. Кувшинообразныесуды 164.

7.1.5. Кувшины-кружки 165.

7.1.6. Миски 166.

7.1.7. Миски-черпаки 169.

7.1.8. Чаши 169.

7.1.9. Бронзовая посуда 169.

7.2. Оружие 175.

7.2.1. Мечи и кинжалы

7.2.2. Наконечники копий 197.

7.2.2.1. Бронзовые наконечники копий 198.

7.2.2.2. Железные наконечники копий 204.

7.2.2.3. Биметаллические наконечники копий 208.

7.2.3. Наконечникирел 210.

7.2.4. Знаки власти и престижное ударно-рубящее оружие 221.

7.2.4.1. Булавы 221.

7.2.4.2. Молотки

7.2.4.3. Каменные топоры-молотки 229.

7.2.4.4. Металлические топоры 233.

7.2.4.5. Бронзовый птицеголовыйипетр 239.

7.2.5. Защитное вооружение 244.

7.3. Конскоеаряжение 246.

7.3.1. Удила и псалии 246.

7.3.1.1. Удила 246.

7.3.1.2. Псалии 261.

7.3.2. Детали конской гарнитуры 282.

7.3.2.1. Бронзовые бляхи 282.

7.3.2.2. Уздечные пронизи 293.

7.3.2.3. Наконечники ремней 301.

7.3.2.4. Обоймы ремней 304.

7.3.2.5. Ворворки

7.3.2.6. Бубенцы 306.

7.3.3. Детали упряжи колесниц 308.

7.3.3.1. Кольцаподвижными привескам 309.

7.3.3.2. Браслетообразные кольца без привесок 312.

7.3.3.3. Сдвоенные бляхи 313.

7.3.3.4. О месте и времени появления деталей предскифских колесниц 314.

7.4. Орудия труда и предметы обихода 331.

7.4.1. Ножи 331.

7.4.1.1. Бронзовые ножи 331.

7.4.1.2. Железные ножи 333.

7.4.2. Оселки 335.

7.4.3. Иглы 338.

7.4.4. Шило 339.

7.4.5. Пряслица 340.

7.4.6. Железная вилка 342.

7.5. Украшения 343.

7.5.1. Браслеты 343.

7.5.2. Булавки 346.

7.5.3. Височные привески 352.

7.5.4. Фибулы 356.

7.5.5. Спиральные пронизи 357.

7.5.6. Бляхи и пуговицы 359.

7.7. Бусы 360.

Глава VIII. Протомеотские бронзы - традиции и инновации

Глава IX. Проблемы относительной и абсолютной хронологии протомеотских памятников 372.

9.1. Периодизация могильника Фарс/Клады. 376.

9.2.Периодизация могильника Пшиш и проблеманхронизации равнинных протомеотских памятниковпредгорными 380.

9.3. Проблемы абсолютного датирования комплексов 396.

Глава X. Историческая роль протомеотского периода

10.1. Протомеотские памятники и окружающий мир 412.

10.2. Протомеотское «наследие» и инновации в меотской культуре меото-скифского (раннемеотского) периода 423.

10.3. «Кубанский очаг раннескифской культуры» или меотская культура 435.

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Эрлих, Владимир Роальдович

ф Для любого исследователя всегда определенный интерес представляют моменты «перехода», качественного изменения, рубежа. В археологии такими рубежными пунктами являются смена одной археологической культуры другой, смена эпох, археологических «веков». Предлагаемое читателю исследование является попыткой изучения подобного «транзитного» периода, проистекавшего на Северо-Западном Кавказе при переходе к раннему железному веку. Этот переход явился частью общего процесса наступления железного века на огромном пространстве Евразии, где в это время повсеместно происходили качественные сдвиги, формировалась свита новых культур раннего железного века. Этот период • # находится на стыке «доисторического» и «исторического» знания о прошлом, когда появляются первые отрывочные исторические данные о народах населявших территорию к северу от Кавказа, и эти сведения приходится принимать во внимание.

Территория нашего исследования - Северо-Западный Кавказ - один из наиболее крупных регионов Юга России, занимающий в настоящее время Краснодарский край и находящуюся на этой территории в виде анклава Адыгею Она ограничена с юга западными хребтами Большого Кавказа с максимальными высотами Фишт (2868 м) и Оштен (2808 м), с севера - степями Прикубано-Азовской низменности, с запада - Черным морем, а с востока - западной » оконечностью Ставропольской возвышенности. ф Большая часть этой территории приходится на Левобережье Кубани, которая представляет собой несколько ландшафтных зон. Территория прилегающая к Кубани в ее среднем и нижнем течении равнинная, даже низменная. Южнее начинаются предгорья покрытые широколиственным лесом, еще выше - хвойные леса и альпийские пастбища. Климат здесь влажный и теплый - осадков около 700 мм год, средняя температура для января - -2°, а для июля 22°.

Однако, так было не всегда. В начале раннего железного века, возможно, климат здесь был более сухим, так как в погребенной почве Хаджохских курганов 1 ® первой половины VII в до н.э., находящихся на высоте 600 м над уровнем моря в зоне широколиственных лесов почвоведами была обнаружена пыльца растений характерных для степей (Александровский, 1997, с. 24, 27). Фактор климатических колебаний, приводящих к сдвигу на зону или подзону, являлся одним из основных при смене хозяйственного уклада населения данной территории и формировании новой культуры. В то же время этот сдвиг происходил на фоне общей аридизации степей Причерноморья в эпоху финала поздней бронзы. Эта своеобразная экологическая катастрофа произошедшая, по мнению некоторых исследователей в самом начале I тыс. до н.э. (Махортых, Иевлев, 1991, с.23), привела резкому (десятикратному) сокращению оседло-земледельческих поселков и вынудила часть населения перейти к пастушеско-кочевому хозяйству (Ванчугов, 1990, с.139-140; Березанская, Отрощенко и др., 1986, с. 150-151). Другая часть населения степей, вероятно, мигрировала, заняв ниши более пригодные для земледелия и скотоводства в сопредельных регионах. Одной из таких «экологических ниш», очевидно, явилось Левобережье Кубани. Эту версию о формирования здесь протомеотских памятников времени перехода к раннему железному веку можно считать основной «рабочей гипотезой». В реальности этот процесс был очевидно сложнее, что показывает многокомпонентность и многовариантность материальной культуры этих памятников.

Предлагаемое ниже исследование следует рассматривать как попытку мобилизовать имеющуюся на сегодняшний день совокупность данных о формировании и самом начале существования меотской археологической культуры, культуры которая вплоть до эпохи раннего средневековья занимала огромные пространства Прикубанья.

Я благодарю всех, кто оказал содействие моей работе. Прежде всего - это мои ближайшие коллеги - сотрудники Отдела истории материальной культуры и древнего искусства Государственного музея Востока, в котором уже более двадцати лет я имею удовольствие работать. Особенно я благодарен A.M. Лескову, который первый обратил мое внимание на протомеотские памятники, а также Л.М. Носковой, которая щедро поделилась со мной протомеотским материалом, собранным ее экспедицией на Левом берегу Краснодарского водохранилища.

Я благодарен хранителям протомеотских древностей в Государственном Эрмитаже, Краснодарском музее-заповеднике и Национальном музее Адыгеи

Л.К.Галаниной, Е.А.Хачатуровой, А.В.Пьянкову и А.А.Коцевой за предоставленную возможность работать с коллекциями.

Я чрезвычайно признателен сотруднику Института археологии РАН Н.Н.Тереховой, проанализировавшей серию изделий из черного металла из протометских памятников, а также сотруднику ВНИИР И.Г.Равич, изучавшей методом металлографии и спектральным анализом протомеотские бронзы.

Самые искренние слова благодарности - художнику Государственного музея Востока - Н.С. Сурвилло, чьим неизменным мастерством я восхищаюсь. Большая часть рисунков протомеотских артефактов в таблицах, иллюстрирующих эту работу принадлежит ей.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Северо-Западный Кавказ в начале железного века"

Заключение.

Подводя итоги рассмотрению протомеотских памятников СевероЗападного Кавказа, мы приходим к выводу, что время бытования этой группы -отдельный «переходный» этап в развитии меотской культуры, объединять который уже с развитым раннемеотским или меото-скифским этапом, как это делают некоторые исследователи, неправомерно. Прежде всего это обусловлено тем, что в это время мы застаем еще не сложившуюся культуру, где у локальных вариантов протомеотских памятников «особенное» превалируют над общим. Дифференцированный подход к рассмотрению локальных вариантов протомеотской группы дает основание полагать, что каждый из них имеет свое особенное происхождение и историю развития.

Имеющаяся «рабочая гипотеза» формирования протомеотских памятников, о которой мы писали в самом начале нашей работы - миграция в эпоху поздней бронзы какой-то части земледелельческо-скотоводческого населения из степей вследствие общей аридизации климата в это время, в целом, остается основной для всех локальных вариантов протомеотских памятников. Однако в каждом локальном варианте степные черты проявляются по-разному, на основе различных традиций происходит освоение железа, существенно различается система связей с окружающими культурами. Можно определенно сказать, что мы имеем дело с разными культурными группами, имеющими тенденцию к сближению и нивелировке признаков.

Для приморско-абинского варианта, в котором можно обозначить два подварианта (приморский и абинский), на имеющийся местный архаический субстрат указывают встречающиеся в приморской зоне коллективные погребения в дольменах и каменных ящиках, восходящий очевидно еще к эпохе средней бронзы. «Коллективность» характерна и для впускных могил абинского региона. Отсутствие конских погребений вплоть до начала скифского времени, когда могилы всадников pars pro toto маркируют лишь наборы конской упряжи, также являет характерным признаком приморско-абинского варианта и в тоже время, очевидно, «консервативной» чертой погребального обряда этого варианта, в которой в меньшей степени проявляется влияние степи (ср. с кобанской культурой). Для абинского подварианта возможен также местный субстрат, представленный безынвентарными впускными погребениями, относимыми исследователями к периоду финальной бронзы.

Пока нет данных о том, какая традиция в освоении черного металла доминировала в этом локальном варианте, в то же время бронзолитейное производство здесь носит черты характерные для протомеотской группы в целом -украшения делаются из оловянистой бронзы, узда - практически из чистой меди. В системе коммуникаций по-видимому преобладают морские пути, мы имеем данные о связях с Крымом на севере и Бзыбской Абхазией на юге. Вкладом приморско-абинского варианта протомеотских памятников в меотскую культуры, по-видимому, следует считать зарождение традиции меотских подкурганных святилищ, самые ранние из которых встречены в районе Абинска. Несмотря на то что среди памятников приморско-абинского варианта пока не известны долговременные могильники, которые могли бы быть хронологическими «эталонами», мы можем утверждать, что памятники этого варианта существовали здесь на протяжении всего протомеотского периода.

Памятники Центрального варианта, находящиеся в равнинном Закубанье, в зоне контакта со кочевниками черногоровской культуры степи, занимают особое место среди протомеотских памятников. Они возникают в районе поселений с бронзолитейном производством прикубанского очага металлообработки белозерского времени. В начале перехода к раннему железному веку именно протомеотские памятники этого варианта являются центром распространения бронзовой узды с псалиями степной «черногоровско-камышевахской» дырчатой схемы, о чем свидетельствует концентрация находок этих псалиев на сравнительно небольшом участке территории. О длительной бронзолитейной традиции говорят находки литейных форм, слитков бронзы, а также готовых бронзовых изделий белозерской эпохи, обнаруживаемые близь поселений, имеющих слои, относящиеся к финалу эпохи бронзы.

Эти поселения как и поселения кобяковской культуры Красногвардейское I и Красногвардейское II (нижний слой) мы можем рассматривать как основной субстрат сложения протомеотских памятников центрального варианта. В то же время пока не открыто ни одно погребение белозерского времени, сопоставимое к этими поселениями. Известный Михайловский могильник финальной бронзы находится уже за пределами того микрорегиона, где встречаются как кобяковские поселения, так и протомеотские могильники. Появление протомеотских могильников в зоне центрального варианта следует рассматривать как инновацию, возможно вызванную притоком нового населения из степей.

На ранней стадии развития связи со Степью и Средней Европой здесь особенно сильны, они проявляются как в использовании ряда общих типов узды и украшений, так и в степной «причерноморской» традиции освоения черного металла, когда используется чистое или неравномерно науглероженное железо. Отметим, что переход к железу в «рабочем» металле здесь происходит сразу от архаических мышьяковых бронз прикубанского очага металлообработки, минуя стадию твердых оловянистых бронз, которые здесь используются лишь в украшениях. Судя по материалам долговременных «эталонных» могильников, таких как Пшиш-1, своеобычность развития региона продолжается вплоть до «классического» новочеркасского периода, когда произошла определенная «нивелировка» культуры. Необходимо обозначить и вклад этого микрорегиона в меотскую культуру: здесь впервые прослежены ритуальные жертвоприношения лошадей, столь популярные в культуре меотов в последующие века, прослежена традиция использования в обряде не целой лошади, а его шкуры, впервые отмечен ряд керамических форм характерных в более позднее время. В памятниках центрального варианта обнаружены и наиболее ранние детали упряжи колесниц в горизонте «переходного» периода с «предклассической» уздой.

Ранние периоды эталонного для этого варианта могильника Пшиш по керамическим формам и отчасти по узде позволили синхронизировать его двумя ранними этапами протомеотских памятников предгорного варианта, предшествующих классическому новочеркасскому периоду - мы назвали их «раннечерногоровским» и «переходным». В последующее время можно говорить о «нивелировке» культурных признаков, приведших к сложению меотской культуры.

Не менее важное место в сложении меотской культуры занимают протомеотские памятники предгорного локального варианта. В предгорьях Закубанья пока не обнаружены погребальные и бытовые памятники финальной бронзы, которые однозначно можно считать субстратом этого локального варианта. Придерживаясь гипотезы формирования этого локального варианта путем проникновения в предгорья населения из причерноморских степей, мы можем предполагать, что проникновение степного компонента сюда могло произойти несколько раньше чем в равнинное Закубанье. Здесь «законсервировались» определенные формы сабатиновского времени - такие как бронзовые птицеголовые скипетры, булавки с кольцевидным навершием и др. На ранней стадии развития этого локального варианта формируется определенная система связей, которая ориентирована, прежде всего, на памятники западного варианта кобанской культуры и Закавказье. С кобанскими памятниками этот микрорегион роднит использование близкой предновочеркасской узды, основанной на применении псалиев петельчатой схемы, однотипных уздечных украшений, определенных типов булавок. Можно сказать, что «классический» новочеркасский комплекс в равной степени вызревает в как в Кисловодской котловине, так и в предгорных протомеотских памятниках в процессе тесного взаимообмена идеями и вещами

Весьма значимы для предгорных памятников и закавказские связи, прежде всего с территорией Бзыбской Абхазии, которые, вероятно, осуществлялись через перевальную систему Большого Кавказа. Под влиянием этих связей переход к железному веку здесь происходил на основе наиболее передовой закавказской традиции, характеризующейся производством высококачественной стали, полученной путем преднамеренной цементации как заготовок, так и готовых изделий, термической обработки железных орудий, то есть всех самых совершенных технологических схем, которые выработало человечество в началу VIII в. до н.э.

В тоже время, как и в равнинных протомеотских памятниках, переход к новому материалу в изделиях «рабочего металла» происходит от архаичных мышьяковых бронз, восходящих к прикубанскому очагу металлообработки. Более передовые бронзовые сплавы на основе олова использовались для изготовления украшений и уздечных аксессуаров. Можно отметить единовременное использование ножей и копий из архаичной мышьяковой бронзы и высококачественной стали.

Мы полагаем, что на последних фазах развития протомеотских памятников предгорный вариант начинает доминировать по отношению к другим локальным вариантам. Вызревший здесь классический «новочеркасский» комплекс приводит к культурной нивелировке, он проникает глубоко в Степь и Лесостепь юга Восточной Европы. Объяснение этому процессу мы видим в военных походах в Закавказье и Переднюю Азию конца УШ-начала VII вв. до н.э. Эти походы привели к определенной консолидации населения, к тесному культурному обмену прежде в сего в области военного дела и использовании лошади. На примере элитного воинского могильника Фарс/Клады, являющегося эталонным для предгорного варианта протомеотских памятников, мы можем проследить социальную дифференциацию, происходящею в результате походов, появление подкурганных вождеских захоронений.

Помимо самой передовой технологии черного металла, вкладом предгорных памятников в меотскую культуру можно считать курганный обряд, погребение целых туш лошадей, традицию использования петельчатых псалиев.

Многокомпонентная меотская культура раннего железного века, по нашему мнению, сформировалась к середине VII в до н.э., ко времени завершения скифских походов в Переднюю Азию, когда в левобережье Кубани появляются грунтовые могильники и подкурганные святилища в районе станицы Келермесской и аула Уляп. Тем не менее, некоторые протомеотские могильники продолжают функционировать и в раннескифское время. Новой культурой начинает осваиваться Правобережье, отмечается ее продвижение на восток вплоть до поворота Кубани. Таким образом, меотская культура к VI в. до н.э. утверждается в своих окончательных границах, в которых и существует вплоть до эпохи переселения народов.

Список научной литературыЭрлих, Владимир Роальдович, диссертация по теме "Археология"

1. АБКИЕА 1974: Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX веков. Нальчик, 1974.

2. Абрамишвили, 1957: Абрамишвили P.M. К вопросу о датировке памятников эпохи поздней бронзы и широкого освоения железа, обнаруженных в Самтаврском могильнике. // Вестник Государственного музея Грузии. Т. XlXa, ХХ1в. Тбилиси, 1957.

3. Абрамишвили, 1962: Абрамишвили P.M. К вопросу об освоении железа на территории Восточной Грузии. Автореф.канд. ист. наук. Тбилиси, 1962.

4. Агульников, 1987: Агульников С.М. Белозерские памятники степной Молдавии. // Акутуальные проблемы историко-археологических исследований. Тез. докл. VI Респ. конференции молодых археологов. Киев, 1987, с.4-5.

5. Александровский 1997: Александровский A.JI. Степи Северного Кавказа в голоцене по данным палеопочвенных исследований. // Степь и Кавказ (культурные традиции). Москва.

6. Алексеев, 1992: Алексеев А.Ю. Скифская хроника. СПб, 1992.

7. Алексеев, 2003: Алексеев А.Ю. Хронография Европейской Скифии. СПб, 2003.

8. Алексеев, 2004: Алексеев А.Ю. Некоторые проблемы раннескифской хронологии: археология и радиоуглерод. //Боспорский феномен: поблемы хронологии и датировки памятников. Спб., 2004.

9. Алексеев, Кузнецова 2001: Алексеев А.Ю., Кузнецова Т.М. Келермесс (1990 г. -курган № 31). // Северный Кавказ: историко-археологические очерки и заметки. МИАР, 3. М., 2001.

10. Алексеева, 1971: Алексеева Е.П. Древняя и средневековая история Карачаево-Черкессии. М., 1971.

11. Анфимов, 1981: Анфимов И.Н. Древнемеотский могильник близь г.Абинска.// ВАА, 1981.

12. Анфимов, 1989: Анфимов И.Н. Могильник протомеотской культуры хутора Казазово. // Меоты предки адыгов. Майкоп, 1989.

13. Анфимов, 1949: Анфимов Н.В. К вопросу о населении Прикубанья в скифскую эпоху. // СА, XI.

14. Анфимов, 1951: Анфимов Н.В. Меото-сарматский могильник у ст.Усть-Лабинской //МИА, 23.

15. Анфимов, 1954: Анфимов Н.В. Основные этапы развития культуры меото-сарматских племен. Автореф.канд. ист.наук. М., 1954.

16. Анфимов, 1955: Анфимов H.B. Археологические разведки по Среднему Прикубанью., КСИИМК, 60.

17. Анфимов, 1958-1963: Анфимов Н.В. Отчеты о работе Адыгейской экспедиции. Николаевский могильник. // Архив ИА РАН P-I, № 2988.

18. Анфимов, 1961: Анфимов Н.В. Протомеотский могильник у с.Николаевского // СМАА, II. Майкоп.

19. Анфимов, 1964: Анфимов Н.В. Отчет о раскопках Кубанского могильника// Архив ИА РАН, P-I, № 3174.

20. Анфимов, 1965: Анфимов Н.В. Кинжалы кабардино-пятигорского типа из Прикубанья //Новое в советской археологии. МИА 130 . М., 1965.

21. Анфимов, 1971: Анфимов Н.В. Сложение меотской и связи ее со степными культурами Северного Причерноморья. // Проблемы скифской археологии . МИА 177.

22. Анфимов, 1975: Анфимов Н.В. Новый памятник древнемеотской культуры могильник у хут.Кубанского. // Скифский мир. Киев.

23. Анфимов, 1981: Анфимов Н.В. К вопросу о восточной границе распространения меотских племен // Вопросы археологии Адыгеи. Майкоп, 1981.

24. Анфимов, 1988: Анфимов Н.В. Бронзовый кельт из аула Тауйхабль // Вопросы археологии Адыгеи. Майкоп, 1988.

25. Анфимов, Пьянков 1989: Анфимов Н.В., Пьянков A.B. Протомеотские погребения в курганах эпохи бронзы Закубанья. // Меоты- предки Адыгов. Майкоп, 1989.

26. Анфимов, Шарафутдинова, 1982: Анфимов Н.В., Шарафутдинова Э.С. Поселение Красногвардейское на Кубани новый памятник кобяковской культуры. // CA, 1982, 3.

27. Аптекарев, Козенкова: Аптекарев А.З., Козенкова В.И. Клад эпохи поздней бронзы из станицы Упорной // CA, 1986, 3.

28. Арешян, 1974: Арешян Г.Е. О раннем этапе освоения железа в Армении и на Южном Кавказе. ИФИ, 1974, 2.

29. Асланов, Ваидов, Ионе, 1959: Асланов Г.М., Ваидов P.M., Ионе Г.И. Древний Мингечаур. Баку, 1969.

30. Атабиев, 2000: Атабиев Б.Х. Изваяния ранних кочевников из Кабардино-Балкарии. // Археология, палеоэкология и палеодемография Евразии. Москва, 2000.

31. Афанасьев, 1980: Афанасьев Г.Е. Пряжки катакомбного могильника Мокрая Балка у г. Кисловодска. // Северный Кавказ в древности и в средние века. М., 1980.

32. Афанасьев, Козенкова, 1986: Афанасьев Г.Е., Козенкова В.И. О неизвестных погребальных комплексах предскифского времени из окрестностей Кисловодска. // CA, 1981, № 2.

33. Аханов 1961: Аханов A.A. Геленджикские подкурганные дольмены// CA, 1961, 1.

34. Аханов 1961а: Аханов A.A. Древняя стоянка в Геленджике. // CA, 1961, 3.

35. Балагур^ 1971: Banarypi Е.А. Культура Ноа // Археолопя Украшско! PCP. Т.1. Киев., 1971.

36. Балонов, 1987: Балонов Ф.Р Святилища скифской эпохи в Адыгее. // Скифо -сибирский мир. Новосибирск, 1987.

37. Барцева, 1974: Барцева Т.Б. Цветная металлообработка на Северном Кавказе в раннем железном веке. Дис. канд. ист. наук. // Архив ИА РАН, Р-И, 2130.

38. Барцева, 1981: Барцева Т.Б. Цветная металлообработка скифского времени. М., 1981.

39. Барцева, 1985: Барцева Т.Б. Химический состав наконечников копий Северного Кавказа VIII-VII вв. // КСИА, вып.184. М., 1985.

40. Барцева, 1988: Барцева Т.Б. Бронзовые кинжалы Сержень-Юрта (итоги спекгроаналитического изучения). КСИА, вып. 194. М., 1988.

41. Батчаев, 1985: Батчаев В.М. Древности предскифского и скифского периодов. В кн.: Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии в 1972-1979 гг. II. Нальчик, 1985.

42. Бгажба, 1983: Бгажба О.Х. Черная металлургия и металлообработка в древней и средневековой Абхазии. Тбилиси, 1983.

43. Бгажба, 1994: Бгажба О.Х. История железообрабатывающего производства в Западном Закавказье (I тыс. до н.э. середина II тыс. н.э.). Автореф. дис. докт. ист.наук. М., 1994.

44. Бгажба, Розанова, Терехова, 1989: Бгажба О.Х., Розанова JI.C., Терехова H.H. Обработка железа в древней Колхиде. // Естественнонаучные методы в археологии. М., 1989.

45. Беглова, 1989: Беглова Е.А. Погребальный обряд уляпских грунтовых могильников в Красногвардейском районе. // Меоты предки адыгов. Майкоп, 1989.

46. Беглова, 1991: Беглова Е.А. Венцы I поселение эпохи раннего железа Закубанья // Древности Северного Кавказа и Причерноморья. М., 1991.

47. Беглова, 1993: Беглова Е.А. К вопросу о сложении Абинского локального варианта в протомеотское время. // Вторая Кубанская археологическая конференция. Тезисы докладов. Краснодар, 1993.

48. Беглова, 1995: Беглова Е.А. Керамика Закубанья VI-IV вв. до н.э. как исторический источник. Автореф. дисс. канд. ист. наук. М., 1995

49. Беглова, 1995а: Беглова Е.А. Керамика Закубанья VI-IV вв. до н.э. как исторический источник. Дисс . канд. ист. наук. М., 1995.

50. Беглова, Орловская, Сорокина, 1997: Беглова Е.А., Орловская Л.Б., Сорокина И.А. Протомеотские древности в Закубанье. // МИАР, 1, М., 1997.

51. Беглова, Эрлих, 1998: Беглова Е.А., Эрлих В.Р. Древнейшая фортификация меотской культуры // Проблемы археологии Юго-Восточной Европы. Тезисы докладов VII Донской археологической конференции. Ростов-на-Дону, 1998.

52. Белинский, 1990: Белинский А.Б. К вопросу о появлении шлемов ассирийского типа на Кавказе. //- CA, 1990, 4.

53. Белинский, 1991: Белинский А.Б. Отчет о работе Кисловодской археологической экспедиции в 1991 г. //Архив ИА РАН. Р-1, № 16613-16615.

54. Белинский, 2004: Белинский А.Б. Могильник Клин-Яр III как источник по изучению культуры населения Кавминвод в раннем железном веке. Автореф.канд. ист. наук. М., 2004.

55. Белинский, Эрлих 1994: Белинский А.Б., Эрлих В.Р. О хронологии нижнего горизонта могильника Клин-Яр III. // XVIII Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. Кисловодск, 1994.

56. Березанская и др. 1986: Березанская С.С., Отрощенко В.В., Чередниченко H.H., Шарафутдинова И.Н. Культуры эпохи бронзы на территории Украины. Киев.

57. Бжания В., Бжания Д. 1991: Бжания В.В., Бжания Д.С., Древний могильник в Гагре. Сухуми, 1991.

58. Бидзиля и др., 1983: Бидзиля В.И., Недопако Д.Л., Вознесенская Г.А., Паньков C.B. История черной металлургии и металлообработки на территории Украины. Киев, 1983.

59. Бокий, Горбул, 1985: Бокий Н.М., Горбул Г.П. Могила киммерийского всадника у села Чечелиевка Кировоградской области. // CA, 1985, 4.

60. Бокий, Горбул, Отрощенко 1991: Бокий Н.М., Горбул Г.П., Отрощенко В.В. Киммерийские захоронения на Кировоградчине. // CA, 1991, 1.

61. Бочкарев, Трифонов, Бестужев, 1982: Бочкарев B.C., Трифонов В.А., Бестужев Г.А. Отчет о работе Кубанской экспедиции ЛОИА в 1982 г, с. 95, рис.32323// Архив ИА АН РАН, P-I, 9605, 9605а.

62. Бочкарев и др., 1991: Бочкарев B.C., Бестужев Г.Н., Бианки A.M., Трифонов В.А. Раскопки курганов у ст. Брюховецкой Краснодарского края в 1978 г.// Древние культуры Прикубанья. Л., 1991.

63. Буйнов, Грубник-Буйнова, 1985: Буйнов Ю.В. Грубник-Буйнова Л.П. Бронзовые изделия предскифского периода из днепровского лесостепного Левобережья. // Проблемы археологии Поднепровья. Днепропетровск, 1985.

64. Вальчак, 1993: Вальчак С.Б. О некоторых цельнолитых уздечных комплектах предскифского времени на юге Восточной Европы // Граковские чтения на кфедре археологии МГУ, 1989-1990 гт. Материалы семинара по скифо-сарматской археологии. М., 1993.

65. Вальчак, 1994: Вальчак С.Б. К вопросу о датировке комплекса из Черногоровского кургана. // РА, 1994,2.

66. Вальчак, 1995: Вальчак С.Б. Удила предскифского периода и киммерийские лошади Восточной Европы. // Древности 1995. Харьковский историко-археологический ежегодник. Харьков, 1995.

67. Вальчак, 1997: Вальчак С.Б. Предскифская узда Восточной Европы: уздечные комплекты с трехпетельчатыми псалиями (классификация и хронология). // Древности Евразии,M., 1997.

68. Вальчак 1997а: Вальчак С.Б. Предскифские колесницы и «новочеркасские клада» // Памятники предскифского и скифского времени на юге Восточной Европы// МИАР, 1. М., 1997.

69. Вальчак, 2000: Вальчак С.Б. Основные мотивы орнаментации уздечных принадлежностей юга Восточной Европы в начале раннего железного века// Скифы и сарматы в VII-III вв. до н.э. М., 2000.

70. Вальчак, 2003: Вальчак С.Б. Вооружение всадников и конская сбруя юга Восточной Европы в предскифский период. Автореф. дисс. канд. ист. наук. М., 2003.

71. Вальчак 2004: Вальчак С.Б. К вопросу о развитии и хронологии «северокавказских» мечей и кинжалов. // Вщ KiMMepiï до Сарматп. 60 poKÎB Вщщлу сюфо-сарматско!' археологи (Матер1али М1жнародно!' науково'1 конференцп). Кшв, 2004.

72. Вальчак, Мамонтов, Сазонов, 1996: Вальчак С.Б., Мамонтов В.И., Сазонов A.A. Ранние памятники черногоровского этапа в Восточной Европе: происхождение и хронология.// Историко-археологический альманах, в. 2. Армавир-Москва, 1996.

73. Ванчугов 1982: Ванчугов В.П. О появлении корчаг в памятниках позднего бронзового века Северо-Западного Причерноморья. В кн.: Археологические памятники Северо-Западного Причерноморья. Киев.

74. Ванчугов, 1990: Ванчугов В.П. Белозерские памятники в Северо-Западном Причерноморье. Киев, 1990.

75. Василиненко, Кондрашев, Пьянков, 1993: Василиненко Д.Э., Кондрашев A.B., Пьянков A.B. Археологические материалы предскифского и раннескифского времени из Западного Закубанья. // Древности Кубани и Черноморья, Studia Pontocaucasica, I, Краснодар, 1993.

76. Васильева, Нахимов, 1953: Васильева Л.П. , Нахимов Д.М. Исследование древних металлических изделий. В кн. Структура и прочность металлов и сплавов, вып.5. Москва, 1953.

77. Виноградов, 1972: Виноградов В.Б. Центральный и Северо-Восточный Кавказ в Скифское время. Грозный, 1972.

78. Виноградов, 1973: Виноградов В.Б. Кинжалы с «крестовидной рукоятью» на Североном Кавказе// III «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Грозный, 1973.

79. Виноградов, Рунич, Михайлов 1974: Виноградов В.Б., Рунич А.П., Михайлов Н.Б. Новое о кобанской культуре Центрального Предкавказья. // Археолого-этгнографический сборник, т.4. Грозный, 1976.

80. Виноградов и др. 1980: Виноградов В.Б., Дударев С.Л. , Рунич А.П. Киммерийско-кавказские связи.// Скифия и Кавказ, Киев, 1980.

81. Вознесенская, 1975: Вознесенская Г.А. Технология производства железных предметов Тлийского могильника. // Очерки технологии древнейших производств. М., 1975.

82. Воронов, 1983. Воронов Ю.Н. Кавказские дуговидные фибулы раннежелезной эпохи. // КСИА, 176, М„ 1983.

83. Воронов, 1984: Воронов Ю.Н. Восточное Причерноморье в железном веке (вопросы хронологии и интерпретации памятников VIII в до н.э. VIII в н.э.). Автореф.дисс. докт. ист. наук. М., 1984.

84. Воронов, Гунба, 1978: Воронов Ю.Н., Гунба М.М. Новые памятники колхидской культуры в Абхазии // CA, 1978, 2.

85. Гадагатль, 1997: Гадагатль А.М. Память нации. Генезис эпоса «Нарты». Майкоп, 1997.

86. Галанина, 1983: Галанина J1.K. Раннескифские уздечные наборы по материалам Келермесских курганов.//АСГЭ, 24. J1., 1983.

87. Галанина, 1985: Галанина JI.K. К проблеме взаимоотношения скифов с меотами (по данным новых раскопок Келермесского курганного могильника) // CA, 1985,№3.

88. Галанина, 1985а: Галанина J1.K. Шлемы кубанского типа (вопросы хронологии и происхождения)// Культурное наследие Востока. Л., 1985.

89. Галанина, 1989: Галанина J1.K. Новые погребальные комплексы раннескифского времени из Келермесского грунтового могильника. // Меоты предки Адыгов. Майкоп, 1989.

90. Галанина, 1994: Галанина JT.K. К проблеме хронологии Келермесских курганов // РА, 1994, 1.

91. Галанина, 1995: Галанина JI.K Раннескифские стрелковые наборы из Келермесских курганов.//АСГЭ, 32, JL, 1995.

92. Галанина 1997: Галанина JI.К. Келермесские курганы. М., 1997.

93. Галанина 1997а: Галанина JT.K. К вопросу о кубанском очаге раннескифской культуры// ВДИ,, 1997, № 3.

94. Галанина 1999: Галанина JT.K. Ульский курган (Раскопки Н.И. Веселовского в 1910 г.). АСГЭ, № 34, СПб., 1999.

95. Галанина, Алексеев 1990: Галанина JI.K., Алексеев АЛО. Новые материалы к истории Закубанья в раннескифское время по данным келермесских комплексов. //АСГЭ 30, Л., 1990.

96. Галанина, Лесков, 1996: Галанина Л.К., Лесков А.М. Ульские курганы как исторический источник. // Эрмитажные чтения памяти Б.Б.Пиотровского. Тезисы докладов. СПб, 1996.

97. Гей, 1979: Гей А.Н. Отчет о работе Понурского отряда в 1979 г. // Архив ИА РАН. P-IN 11597- 115976.

98. Гей, 1984: Гей А.Н. Отчет о работе Абинского отряда Северо-Кавказской экспедиции в 1984 //Архив ИА РАН, Р-1,11062.

99. Гей, Каменецкий, 1986: Гей А.Н., Каменецкий И.С. Северо-Кавказская экспедицияв 1979-1983 гг.//КСИА, 188. М., 1986.

100. Гиоргадзе, 1988: Гиоргадзе Г.Г. Производство и применение железа в Центральной Анатолии по данным хеттских клинописных текстов // Древний Восток: этнокультурные связи. М, 1988.

101. Горбунова, 2001: Горбунова Н.Г. Конская упряжь ранних саков Центральной Азии // Древние цивилизации Евразии. М., 2001.

102. Горюши, 1978: Горшний П.А. Бронзов! вудила з с.Теремць // Археолопя, вып. 27, К., 1978.

103. Гошко, 1998: Гошко Т. Технология изготовления бронзовых изделий из Гордиевки // Das Gräberfeld von Hordeevka. Archäologie in Eurasien, Bd.5, Berlin, 1998.

104. Граков, 1958: Граков Б.Н. Старейшие находки железных вещей в Европейской части территории СССР// CA, 1958, № 4.

105. Грантовский, 1998: Грантовский Э.А. Иран и иранцы до ахеменидов. М., 1998.

106. Гриневич, 1951: Гриневич К.Э. Новые данные по археологии Кабарды. МИА 23.

107. Грязное, 1980: Грязнов М.П. Аржан: Царский курган раннескифского времени. Л., 1980.

108. Дергачев, 1975. Дергачев В.А. Бронзовые предметы XIII-VIII вв до н.э. Днестровско-Прутского междуречья. Кишинев.

109. Джопуа, Ска ков, Шамба, 2004: Джопуа А.И., Скаков А.Ю., Шамба Г.К. Новый могильник колхидской культуры// Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып.4. Армавир, 2004.

110. Дитлер, 1961: Дитлер П.А. Могильник в районе поселка Колосовка на реке Фарс.// СМАА, вып. II, Майкоп, 1961.

111. Дмитриев, 1973: Дмитриев A.B. Отчет об археологических разведках в районе г.Новороссийска и в Крымском районе Краснодарского края. // Архив ИА РАН-Р-1, № 10757, а,б.

112. Дмитриев, Малышев, 1999: Дмитриев A.B., Малышев A.A., 1999. Могильник VIII вв. до н.э. в устье Лобановой щели. // Историко-археологический альманах. Армавир-Москва, 1999.

113. Доманский 1979: Доманский В. Я. Новый комплекс колхидской культуры из Абхазии. // ТГЭ XX, Л., 1979.

114. Древности страны Луров: Древности страны Луров. Каталог выставки. СПб, 1992.

115. Дубовская, 1993: Дубовская O.P. Вопросы сложения инвентарного комплекса черногоровской культуры.// Археологический альманах, № 2. Донецк, 1993.

116. Дубовская, 1996: Дубовская O.P. Этапы черногоровской культуры (в плане относительной хронологии). // Между Азией и Европой. Кавказ в IV-I тыс. до н.э. Материалы конференции посвященной 100-летию А.А.Иессена. Спб., 1996.

117. Дубовская 1997: Дубовская O.P. Об этнокультурной атрибуции «новочеркасских» погребений Северного Причерноморья // Археологический альманах, № 6, Донецк, 1997.

118. Дубовская, Подобед, 1996: Дубовская O.P., Подобед В.А. Об одном типе украшений черногоровского времени // Северо-восточное Приазовье в системе евразийских древностей (энеолит-бронзовый век). Материалы международной конференции. Ч. II. Донецк, 1996.

119. Дударев, 1976: Дударев С.Л. О некоторых предметах погребального инвентаря из захоронений пятигорского варианта кобанской культуры // Археология Северного Кавказа. VI Крупновские чтения. Тезисы докладов. Краснодар, 1976.

120. Дударев, 1979: Дударев С.Л. Деталь конской сбруи из окрестностей Кисловодска.// CA, 1979,4.

121. Дударев, 1983: Дударев С.Л. Ранний этап освоения железа на Центральном Предкавказье и в бассейне р.Терека (IX-VII вв. до н.э.). Автореф. дис. канд. наук. Киев.

122. Дударев, 1991: Дударев С.Л. Из истории связей населения Кавказа с киммерийско-скифским миром. Грозный.

123. Дударев, 1999: Дударев С.Л. Взаимодействие племен Северного Кавказа с кочевниками Юго-Восточной Европы. Армавир, 1999.

124. Дударев, 2004: Дударев C.JI. Белореченский 2-ой могильник памятник эпохи раннего железа Кавказских минеральных вод. // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып.З. Армавир, 2004.

125. Дударев, Пелих 1997: Дударев С.Л., Пелих А.Л. О некоторых особенностях протомеотского погребального обряда // Четвертые чтения по археологии Кубани. Армавир, 1997.

126. Евдокимов, 1987: Евдокимов Г.Л. Курганный могильнк белозерского времени у с.Первомаевка.// Древнейшие скотоводы степей юга Украины. Киев, 1987.

127. Евдокимов 1999: Евдокимов Г.Л. Некоторые итоги изучения материалов Брилевского могильника. // Проблемы скифо-сарматской археологии Северного Причерноорья (к столетию Б.Н.Гракова). Запорожье, 1999.

128. Ельницкий, 1961: Ельницкий Л.А. Знания древних о северных странах. М., 1961

129. Есаян, 1962: Есаян С.А. Военное дело Древней Армении. Ереван, 1962.

130. Есаян, Погребова, 1985: Есаян С.А., Погребова М.Н. Скифские памятники Закавказья. М., 1985.

131. Ждановский, 1976: Ждановский A.M. Исследование Начерзийского могильника в 1976 г. // Архив ИА РАН, Р-1, N 6169.

132. Ждановский, Марченко, 1989: Ждановский A.M., Марченко И.И. Ираноязычные кочевники в Прикубанье. // Тезисы докладов конференции «Проблемы скифо-сарматской археологии Северного Причерноморья». Запорожье, 1989

133. Ждановский, Марченко, 1998: Ждановский A.M., Марченко И.И. Проблемы периодизации и хронологии раннего железного века Прикубанья. // Археология и этнография Северного Кавказа. Краснодар, 1998.

134. Заднепровский, 1969: Заднепровский Ю.А. Древнеземледельческая культура Ферганы.//МИА,188. М., 1969.

135. Иванчик, 1996: Иванчик А.И. Киммерийцы. Древневосточные цивилизации и степные кочевники в VIII-VII вв до н.э. М., 1996.

136. Иванчик, 2001: Иванчик А.И. Киммерийцы и скифы. М., 2001.

137. Иессен, 1941: Иессен A.A. Археологические памятники Кабардино-Балкарии.// МИА, 3.

138. Иессен 1951: Иессен A.A. Прикубанский очаг металлургии и металлообработки в конце медно-бронзового века. // МИА, 23.

139. Иессен 1953: Иессен A.A. К вопросу о памятниках VIII-VII вв до н.э. на юге Европейской части СССР. CA, XVIII.

140. Иессен 1954: Некоторые памятники VIII-VII вв. до н.э. на Северном Кавказе.// ВССА. Москва, 1954.

141. Иессен 1965: Иессен A.A. Из исторического прошлого Мильско-Карабахской степи// Труды Азербайджанской археологической экспедиции. T. II. МИА, 125.

142. Иессен, Деген-Ковалевский, 1935: Иессен A.A., Деген-Ковалевский Б.Е. Из истории древней металлургии Кавказа. М-Л. 1935.

143. Ильинская, 1968: Ильинская В.А. Скифы днепровского лесостепного левобережья. Киев, 1968

144. Ильинская, 1973: 1ллшська В.А. Бронзов1 наконечники стрш так званого жаботинського I новочеркаського тишв. // Археолопя, № 12. Киев, 1973.

145. Ильинская, 1975: Ильинская В.А. Раннескифские курганы бассейна р.Тясмин. Киев, 1975.1ллшська, Тереножкш, 1971: Иллшська В.А, Тереножкш O.I. Сюфський перюд. Археолопя УРСР, т.Н, Киев, 1971.

146. Ильинская и др., 1980: Ильинская В.А., Мозолевский Б.Н., Тереножкин А.И. Курганы VI в. до н.э. у с. Матусов. Скифия и Кавказ. Киев, 1980.

147. Ильюков, 1999: Ильюков Л.С. Ростовский клад бронзовых вещей. // Донская археология, № 3-4. Ростов-на-Дону, 1999.

148. Исмагилов, 1988: Исмагилов Р.Б. Погребение Большого Гумаровского кургана в Южном Приуралье// АСГЭ, № 29. Л., 1988.

149. История народов Северного Кавказа, 1988: История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. М., 1988.

150. Итина, Яблонский, 1997: Итина М.А., Яблонский Л.Т. Саки нижней Сырдарьи (по материалам могильника Южный Тагискен). М., 1997.

151. Каландадзе, 1982: Каландадзе А.Н. Самтавро. Археологические памятники доантичной эпохи// Мцхета. Результаты археологических исследований. Т. VI. Тбилиси, 1982 (на груз. яз).

152. Каменев, 1870: Каменев Н.Л. Попытки археологических разведок в Кубанской области . Кубанские войсковые ведомости 47,48.

153. Каменецкий, 1989: Каменецкий И.С. Меоты и другие племена Северо-Западного Кавказа в VII в. до н.э.- III в. н.э. // Степи Европейской части СССР в Скифо-сарматское время. М., 1989.

154. Каменецкий, 1990: Каменецкий И.С. Племена Закубанья в VII в до н.э. III в. н.э. // Древние памятники Кубани. Краснодар., 1990

155. Каминская, 1992: Каминская И.В. Исследования Лабинского отряда в бассейнах рек Урупа и Лабы. // Археологические раскопки на Кубани в 1980-1990 годах. Ейск, 1992.

156. Каминская, Цокур, 1998: Каминская И.В., Цокур Д.В., 1998. Поселение "Каменные столбы" эпохи поздней бронзы в бассейне реки Лабы на СевероЗападном Кавказе.// Древности Кубани, 7. Краснодар, 1998.

157. Каминский, 1987: Каминский В.Н. Погребальные комплексы из окрестностей Краснодара.//СА, 1987,№2

158. Кашуба, 2000: Кашуба М.Т. Раннее железо в лесостепи между Днестром и Сиретом (культура Козия-Сахарна). //Stratum-plus, 2000, № 3, СПб.

159. Ковалев, 2000: Ковалев А.А. О происхождении оленных камней западного региона. // Археология, палеоэкология и палеодемография Евразии. М., 2000.

160. Ковпаненко, 1962: Ковпаненко Г.Т. Погребение VIII-VII вв.до н.э. в бассейне р.Воркслы. // КСИА АН УССР, 12.

161. Ковпаненко, 1981: Ковпаненко Г.Т. Курганы раннескифского времени в бассейне р.Рось. Киев, 1981.

162. Ковпаненко, Гупало, 1984: Ковпаненко Г.Т., Гупало Н.Д. Погребение воина у с.Квитки на Поросье. // Вооружение скифов и сарматов. Киев.

163. Ковпаненко, Бессонова, Скорый, 1989: Ковпаненко Г.Т., Бессонова С.С., Скорый С.А. Памятники скифской эпохи Днепровского Лесостепного Правобережья. К., 1989.

164. Ковпаненко, Бессонова, Скорый, 1994: Ковпаненко Г.Т., Бессонова С.С., Скорый С.А. Новые погребения раннего железного века в Поросье// Древности скифов. Киев, 1994.

165. Кожухов, Эрлих, 1988: Кожухов С.П., Эрлих В.Р. Археологические разведки левого берега Краснодарского водохранилища. // Материальная культура Востока, ч.Н. Москва, 1988.

166. Козенкова, 1975: Козенкова В.И. К вопросу о ранней дате некоторых кинжалов так называеого кабардино-пятигорского типа. // Studia Thracica, 1. Sofía, 1975.

167. Козенкова, 1975а: Козенкова В.И. Связи Северного Кавказа с Карпато-Дунайским миром (некоторые археологические параллели) // Скифский мир. Киев, 1975.

168. Козенкова, 1977: Козенкова В.И. Вопросы хронологии восточного варианта кобанской культуры в свете новых раскопок в Чечено-Ингушетии. // Древние памятники Северо-Восточного Кавказа. Махачкала, 1977.

169. Козенкова, 1978: Козенкова В.И. VI Крупновские чтения (Краснодар 1976) // СА, 1978, № 1,.

170. Козенкова, 1981: Козенкова В.И. О границах западного варианта кобанской культуры.//СА, 1981, 3.

171. Козенкова, 1982: Козенкова В.И. Типология и хронологическая классификация предметов кобанской культуры. Восточный вариант. // САИ В2-5.

172. Козенкова, 1986: Козенкова В.И. Пседахский могильник кобанской культуры. // Новое в археологии Северного Кавказа.М., 1986.

173. Козенкова, 1989: Козенкова В.И. Кобанская культура. Западный вариант. // САИ В2-6.

174. Козенкова, 1990: Козенкова В.И. Хронология кобанской культуры: достижкния, опыт уточнения, нерешенные проблемы.// СА, 1990, 3.

175. Козенкова, 1995: Козенкова В.И. Оружие, воинское и конское снаряение племен кобанской культуры (систематизация и хронология). Западный вариант. // САИ В2-5.

176. Козенкова, 1996: Козенкова В.И. Культурно-исторические процессы на Северном Кавказе в эпоху поздней бронзы и в раннем железном веке. М.

177. Козенкова, 1998: Козенкова В.И. Материальная основа быта кобанских племен. Западный вариант. // САИ В2-5. Москва, 1998.

178. Козенкова, 2002: Козенкова В.И. У истоков горского менталитета. Могильник эпохи поздней бронзы раннего железа у аула Сержень-Юрт, Чечня. М., 2002.

179. Козенкова, 2004: Козенкова В.И. Об уточненных границах кобанской культуры // Древний Кавказ: ретроспекция культур. Международная научная конференция посвященная 100-летию Е.И.Крупнова . Тезисы докладов. М., 2004.

180. Козенкова 2004а: Козенкова В.И. Древности новочеркасского типа: фазы межкультурных контактов кобанской культуры. // Археологические памятники раннего железного века юга России. МИАР № 6. М., 2004.

181. Колотухин, 1996: Колотухин В.А. Горный Крым в эпоху поздней бронзы начале железного века. Киев, 1996.

182. Копылов, 2003: Копылов В.П. Скифы Нижнего Дона и Северо-Восточного Приазовья (вопросы хронологии и военно-политической истории) // ВДИ, 2003,3.

183. Кореневский, 1981: Кореневский С.Н. Химический состав бронзовых изделий из Тлийского могильника. // СА, № 3, 1981.

184. Коробов, 2002: Коробов Д.С. Работы в Кисловодской котловине // АО 2001. М., 2002.

185. Коровина, 1957: К вопросу об изучении Семибратних курганов // СА, № 2, 1957 г.

186. Корпусова, Белозор 1980: Корпусова В.Н., Белозор В.П. Могила киммерийского война у Джанкоя в Крыму. // С А, 1980, № 3.

187. Котович, 1978: Котович В.Г. О происхождении «кабардино-пятигорских» или «киммерийских» биметаллических мечей и кинжалов. // Материалы по археологии Дагестана. Вып.VIII. Махачкала, 1978.

188. Котович, Давудов, 1980: Котович В.Г., Давудов О.М. О периодизации и хронологии памятников поздней бронзы-раннего железа на СевероВосточном Кавказе.// СА, № 4, 1980.

189. Крупное, 1950: Крупное Е.И. Археологические исследования в Кабардинской АССР в 1948 г. В кн. Ученые записки Каб.НИИ, т. V. Нальчик, 1950.

190. Крупное, 1952: Крупное Е.И. Жемталинский клад. М., 1952.

191. Крупное, 1957: Крупное Е.И. Древняя история и культура Кабарды. М., 1957.

192. Крупное, 1960: Древняя история Северного Кавказа. Москва., 1960.

193. Крушельницька, 1976: Крушельницька JI.I. П1вшчне Прикарпаття i Захщна Волинь за доби раннього зал!за. Кшв, 1976.

194. Крушкол, Карасев, 1971: Крушкол Ю.С., Карасев В.Н. Раскопки на хуторе Рассвет// АО 1970 г.

195. Крушкол, Карасев, 1972: Крушкол Ю.С., Карасев В.Н. Раскопки на хуторе Рассвет// АО 1971 г.

196. Крушкол, Карасев, 1973: Крушкол Ю.С., Карасев В.Н. Раскопки на хуторе Рассвет// АО 1972 г.

197. Кубышев, Полин, Черняков, 1985:. Кубышев А.И., Полин С.В., Черняков И.Т. Погребения раннежелезного века на Ингульце. //СА, 1985,4.

198. Кубышев, Черняков, 1986: Кубышев А.И., Черняков И.Т. Грунтовый могильник белозерской культуры у с.Чернянка. // СА, 1986, 3.

199. Куфтин, 1949: Куфтин Б.А. Материалы к археологии Колхиды I. Тбилиси, 1949.

200. Куфтин 1949а: Куфтин Б.А. Археологическая маршрутная экспедиция 1945 г. в Юго-Осетию и Имеретию. Тбилиси, 1949.

201. Левицкий, 2002: Левицкий О.Г. Раннегальштатские общности и культура Белозерка в Северном Причерноморье о диалоге миров // Северное Причерноморье от энеолита до античности. Тирасполь, 2002.

202. Лесков, 1971: Лесков А.М, Предскифский период в степях Северного Причерноморья.//МИА, 177.

203. Лесков, 1975: Лесков A.M. Заключительный этап бронзового века на юге Украины. //Автореф. дисс. докт. ист. наук.М., 1975.

204. Лесков, 1984: Лесков A.M. О хронологическом соотношении памятников железного века на Юге Европейской части СССР. В кн.: Древности Евразии в скифо-сарматское время. Москва.

205. Лесков и др., 1998: Лесков A.M., Беглова Е.А., Ксенофонтова И.В., Эрлих В.Р. Меоты Закубанья в середине VI-начале III вв. по материалам некрополя у аула Уляп. // Вестник РГНФ, № 4. Москва, 1998.

206. Лесков, Эрлих, 1999: Лесков A.M., Эрлих В.Р. Могильник Фарс/Клады. Памятник перехода от эпохи поздней бронзы к раннему железному веку на Северо-Западном Кавказе. М., 1999.

207. Лимберис, Марченко, 2001: Лимберис Н.Ю., Марченко И.И. Погребения VI-V вв до н.э. из грунтовых могильников меотских городищ Правобережья Кубани. // Материалы и исследования по археологии Кубани. Вып. 1. Краснодар, 2001.

208. Ловпаче, 1981: Ловпаче Н.Г. Эволюция форм и художественных средств в меотской керамике // ВАА, Майкоп, 1981.

209. Ловпаче, 1985: Ловпаче Н.Г. Могильники в устье р.Псекупс.// ВАА, Майкоп, 1985.

210. Ловпаче, 1985-1986: Ловпаче Н.Г. Отчет об археологической экспедиции на могильнике «Тыгакочипе» в 1985-1986 гг. // Архив ИА РАН, Р-1, № 12921.

211. Ловпаче, 1991:. Ловпаче Н.Г. Могильник Кочипэ (Восточный) в Майкопе. // Культура и быт адыгов. Майкоп, 1991.

212. Ловпаче, Дитлер, 1988: Ловпаче Н.Г., Дитлер П.А. Псекупское послеление № 1// ВАА. Майкоп, 1988.

213. Ловпаче, Тов, 1983: Ловпаче Н.Г.Тов A.A. Некоторые материалы из Псекупского могильниа эпохи железа и средневековья // ВАА, Майкоп, 1983.

214. Лукин, 1941: Лукин А.Л. Материалы к археологии Бзыбской Абхазии. ТОИПК, т.1, Л. 1941.

215. Лукьяшко 1999: Лукьяшко С.И. Предскифский период на Нижнем Дону. Азов, 1999.

216. Лунин, 1940: Лунин Б.В. Археологические раскопки и разведки в Ростовской области в 1938 и 1939 гг. В кн.: Памятники древности на Дону. Вып.1. Ростов-на-Дону, 1940.

217. Максименко, 1983: Максименко В.Е., 1983. Савроматы и сарматы на нижнем Дону. Ростов-на-Дону, 1983.

218. Малышев, 1996: Малышев A.A. Античный импорт в Закубанье (VI-IV вв. до н.э.). По материалам раскопок II Тенгинского городища // Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа. XIX «Крупновские чтения». Тезисы докладов. М., 1996.

219. Мамонтов, 1986: Мамонтов В.И. Погребение VIII в. до н.э. из Ильевского курганного могильника. // КСИА, 186.М., 1986.

220. Марковин, 1960: Марковин В.И. Культура племен Северного Кавказа в эпоху бронзы (II тыс. до н.э.).// МИА 93.

221. Марковин, 1994: Марковин В.И. Северо-восточный Кавказ в эпоху бронзы // Эпоха бронзы Кавказа и Средней Азии. Ранняя и средняя бронза Кавказа. Археология. М., 1994

222. Марковин, 2002: Марковин В.И. Зандакский могильник эпохи раннего железа на реке Ярык-Су. М., 2002.

223. Марсодолов, 1997: Марсодолов JI.C. Проблемы уточнения абсолютной хронологии больших курганов Саяно-Алтая I тыс. до н.э.// Радиоуглерод и археология. Вып. 2. СПб, 1997.

224. Марсодолов, 1998: Марсодолов JI.C. Основные тенденции в изменении форм удил, псалиев и пряжек коня на Алтае в VIII-V вв до н.э. // Снаряжение верхового коня на Алтае в раннем железном веке и средневековье. Барнаул, 1998.

225. Марченко, 1996.: Марченко И.И.Сираки Кубани. Краснодар, 1996.

226. Махортых ,1991: Махортых C.B. Скифы на Североном Кавказе. Киев, 1991.

227. Махортых 1991а: Махортых C.B. Кочевники и вопросы происхождения кладов VIII -VII вв. на юге Европейской части СССР. // Древности Кубани (материалы научно-практической конференции). Краснодар, 1991.

228. Махортых, 1992: Махортых C.B. Кочевники и вопросы происхождения кладов VIII -VII вв. на юге Европейской части СССР.// Античная цивилизация и варварский мир (материалы Ш-го археологического семинара) 4.1. Новочеркасск, 1992.

229. Махортых, 1992а: Махортых C.B., 1992. О происхождении протомеотской группы памятников. // Насельнщтва Беларуа i сумежных тэрыторый у эпоху жалеза. Тэзюы дакладау канференцьн прысвечайнай 80-годдаю з дня нараджэння А.Р. Мгграфанава. Менск, 1992.

230. Махортых, 1994: Махортых C.B. Киммерийцы на Северном Кавказе. К., 1994.

231. Махортых, 1997: Происхождение и хронология бронзовых ножей Северного Кавказа Х-VIII вв. до н.э.// Памятники предскифского и скифского времени на Юге Восточной Европы. МИАР, I. М., 1997.

232. Махортых, 1999: Махортых C.B., 1999. О предскифских шлемовидных бляхах. // Проблемы скифо-сармтской археологи Северного Причерноморья (к 100-летию Б.Н.Гракова). Запорожье, 1999.

233. Махортых, 2003: Махортых C.B. Культурные контакты населения Северного Причерномоья и Центральной Европы в киммерийскую эпоху. Киев, 2003.

234. Махортых, Иевлев, 1991: Махортых C.B., Иевлев М.М. О путях и времени формирования раннекочевнических образований на юге Европейской части СССР в позднейший предскифский период. В кн.: Древности Северного Кавказа и Причерноморья. Москва, 1991.

235. Махортых, Фоменко, 1994: Махортых C.B., Фоменко В.А. Развальский клад.// Древности скифов. Киев, 1994.

236. Махортых, Скорый, 1998: Махортых C.B., Скорый С.А. О «несуществующей» новочеркасской группе памятников //Памятники предскифского и скифского времени на юге Восточной Европы. М., 1998.

237. Медведская, 1983: Медведская И.Н. Конский убор из могильника Сиалк В. // Iranica Antiqua, XVIII, 1983.

238. Медведская, 1992: Периодизация скифской архаики и древний Восток. // РА, 1992, 3.

239. Мелентьев 1967: Мелентьев А.Н. Некоторые детали конской упряжи киммерийского времени (Аксайский клад). // КСИА, 112.

240. Монахов, 2003: Монахов С.Ю. Греческие амфоры в Причерноморье. Москва, Саратов, 2003.

241. Мунчаев, 1994: Мунчаев P.M. Куро-аракская культура // Эпоха бронзы Кавказа и Средней Азии. Ранняя и средняя бронза Кавказа. Археология. М., 1994.

242. Мурзин, 1990: Мурзин В.Ю. Происхождение скифов: основные этапы формирования скифского этноса. Киев.

243. Нартхэр: Нарттхэр. Адыге эпос. Нарты. Адыгский эпос. Собрание текстов в семи томах. Майкоп, 1968-1971.

244. Нераденко, 1988: Нераденко Т.Н. Связи племен Северного Кавказа с населением Центрального Закавказья и цивилизациями Древнего Востока в конце второго начале I тыс. до н.э. Дисс.канд. ист. наук. Киев, 1988.

245. Нехаев, 1979: Нехаев А.А., 1977. Отчет о раскопках в Кореновском и Выселковском районах Краснодарского края. // Архив ИА РАН, P-I, N 7551.

246. Нечитайло, 1971: Нечитайло АЛ. Новые находки эпохи поздней бронзы в Ставропольском крае. // КСИА, 127. М., 1971.

247. Нечитайло, 1975: Нечитайло A.JI. Верхнее Прикубанье в бронзовом веке. Киев.

248. Никитенко Н.И., 1992. Процесс перехода от бронзы к железу в степях Восточной Европы. // История и археология Слободской Украины. Харьков, 1992.

249. Никитенко Н.И., 1993. Начало освоения железа в Степной и Лесостепной зоне Восточной Европы. Дисс. канд. ист.наук. М., 1993.

250. Новичихин 1990: Новичихин A.M. Биметаллический кинжал из х. Бужор Анапского района // Традиции и инновации в материальной культуре древних обществ. М., 1990.

251. Новичихин 1995: Новичихин A.M. Материалы первой половины I тыс. до н.э. из долины Сукко. // Историко-археологический альманах, 1. Армавир-Москва, 1995.

252. Новичихин, 1997: Новичихин A.M. Находки предметов раннего железа на Шум-речке.// Памятники предскифского и скифского времени на юге Восточной Европы. МИАР, I, М., 1997.

253. Новичихин, 2003: Новичихин A.M. Население Западного Закубанья в первой половине I тысячелетия до н.э. (по материалам погребальных памятников). Автореф.дис.канд.наук. М., 2003.

254. Новичихин, 2003а : Новичихин A.M. Население Западного Закубанья в первой половине I тысячелетия до н.э. (по материалам погребальных памятников). Дис.канд.наук. М., 2003.

255. Нуцубидзе, 1978: Нуцубидзе Б.Б. Археологические раскопки в сел. Абано.// Вопросы археологии Грузии, в.1. Тбилиси, 1978.

256. OAK, 1898 :ОАКза 1898, СПб, 1901.

257. Ольговський, 1987: Ольговський С.Я. Бронзовый казан з Реп'яховатоТ могили з Черкащины. // Археолопя, вып. 58. Кшв, 1987.

258. Ольховский, 1990: Ольховский B.C. О северокавказских стелах эпохи раннего железа //СА, 1990,3.

259. Онайко, 1969: Онайко Н.А., 1969. Отчет о работе за 1969 г.//Архив И А РАН, Р-I, 4253.

260. Островерхов, 1987: Островерхое A.C. Киммерийское стекло.// Стекло и керамика № 1, М, 1987.

261. Отрощенко, 1975: Отрощенко В.В. Новый курганный могильник белозерского времени // Скифский мир. Киев, 1975.

262. Отрощенко, Шевченко, 1987: Отрощенко В.В., Шевченко Н.П. О восточной границе и восточных связях племен белозерской культуры // Межплеменные связи эпохи бронзы на территории Украины. Киев, 1987.

263. Патрушев, Халиков, 1980: Патрушев B.C. Халиков А.Х. Пустоморквашинский комплекс.//АО-1979. М., 1980.

264. Патрушев, Халиков, 1982: Патрушев B.C., Халиков А.Х. Волжские ананьинцы (Старший Ахмыловский могильник). М., 1982.

265. Пелих, 2003: Пелих A.J1. Прикубанский очаг металлургии и металлообработки и его место в системе межкультурных связей эпохи поздней бронзы Кавказа и Юго-Восточной Европы. Дис. канд. историч. наук. СПб, 2003.

266. Пелих 2003а: Пелих A.J1. Прикубанский очаг металлургии и металлообработки и его место в системе межкультурных связей эпохи поздней бронзы Кавказа и Юго-Восточной Европы. Автореф.дисс. канд. историч. наук. СПб., 2003.

267. Пелих 20036: Пелих A.JI. Топоры верхнекубанского типа позднебронзового времени. // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып. 1. Армавир,, 2003.

268. Петренко, 1980: Петренко В.Г. Изображение богини Иштар из кургана в Ставрополье // КСИА, № 162,1980.

269. Петренко, 1982: Петренко В.Г. Комплекс VIII-VII вв. из Ставрополья // КСИА, 170, М., 1982.

270. Петренко, 1983: Петренко В.Г. Скифская культура на Северном Кавказе. // АСГЭ, 23, Л., 1983.

271. Петренко, 1984: Петренко В.Г. Конская упряжь у скифских племен Ставрополья в VII-VI вв. до н.э.// XIII Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. Майкоп., 1984.

272. Петренко, 1989: Петренко В.Г. Скифы на Северном Кавказе// Степи Европейской части СССР в скифо-сарматское время. Археология СССР. М., 1989.

273. Петренко, Маслов, Канторович, 1998: Петренко В.Г., Маслов В.Е., Канторович А.Р. Могильник Новозаведенное-Н в контексте ранескифской истории Северного Кавказа. // Эрмитажные чтения памяти Б.Б.Пиотровского. Тезисы докладов. СПб, 1998.

274. Пицхелаури, 1979: Пицхелаури К.Н. Восточная Грузия в конце бронзового века. Тбилиси, 1979.

275. Погребова, 1977: Погребова М.Н. Иран и Закавказье в раннем железном веке. М., 1977.

276. Погребова, 1984: Погребова М.Н. Закавказье и его связи с Передней Азией в скифское время. М., 1984.

277. Погребова, 1993: Погребова М.Н. О принципах датировки раннескифской архаики. // CA,, 1993,№ 2.

278. Погребова, 2001: Погребова М.Н. Закавказье и киммерийцы ассирийских текстов конца VIII в. до н.э.// Древнейшие цивилизации Евразии. История и культура. М., 2001.

279. Покровский, 1989: Покровский М.В. Из истории адыгов в конце XVIII-первой половине XIX в. Краснодар, 1989.

280. Полш, 1987: Полш C.B. Хронология раньосюфських пам'яток .// Археолопя, 59.

281. Полин, 1998: Полин C.B. О хронологии раннескифской культуры (по И.Н.Медведской). -// РА, 1998,.4.

282. Попов, 1932: Попов Р. Могильниете гробове при с.Ендже // Известия на Българския Археологически институт, т.1 V. София, 1932.

283. Попова, 1955: Попова Т.Б. Племена катакомбной культуры .М., 1955.

284. Попова, 1963: Попова Т.Б. Дольмены станицы Новосвободной. // ТГИМ, 34, М., 1963.

285. Потапов, 1998: Потапов В.В. Предскифские черпаки на Нижнем Дону // Древности Кубани, вып. 9. Краснодар, 1998.

286. Потапов, 1999: Потапов В.В. Черногоровские погребения в низовьях левого берега Дона. // Донская археология, 1. Ростов-на-Дону, 1999.

287. Потапов, Бабешко, 1994: Потапов В.В., Бабешко И.Г. Черногоровское всадническое погребение в могильнике Красногоровка III // Историко-археологические исследования в Азове и на Нижнем Дону. Вып.12. Азов, 1994.

288. Пьянков, Тарабанов, 1997: Пьянков A.B., Тарабанов В.А. Могильник протомеотского времени Казазаво 3 и другие находки из чаши Краснодарского водохранилища. //МИАР, 1. М., 1997.

289. Пьянков, Пономарев 1998: Пьянков A.B., Пономарев В.П. Бронзовый топор из окресшостей ст.Шапсугской. // Древности Кубани, 7, Краснодар, 1998.

290. Пьянков, Пономарев 2002: Пьянков A.B., Пономарев В.П. Несколько археологических находок из окрестностей г.Абинска (Западное Закубанье)// Историко-археологический альманах. Вып.8. Москва-Армавир, 2002.

291. Пьянков, Смаглюк, 2002: Пьянков A.B., Смаглюк М.И. Реконструкция бронзового котла из могильника Циплиевский Кут 1 (Западное Закубанье). //

292. Античная цивилизация и варварский мир. Материалы 7-го археологического семинара. Краснодар, 2000.

293. Пьянков, Хачатурова, 1998: Пьянков A.B., Хачатурова Е.А. Комплекс деталей конской узды предскифского времени из фондов Краснодарского музея-заповедника.// Историко-археологический альманах. Вып. 4. Армавир-Москва, 1998.

294. Пьянков, Хачатурова, 2002: Пьянков A.B., Хачатурова Е.А. Бронзовое навершие булавы из фондов Краснодарского музея-заповедника.// Историко-археологический альманах. Вып.8. Москва-Армавир, 2002.

295. Рабинович 1941: Рабинович Б.З. Шлемы скифского периода. // ТОИПК, 1941, Т.1.Л., 1941.

296. Равич 1983: Равич И.Г. Эталоны микроструктур оловянной бронзы» -Художественное наследие. Хранение, исследование, реставрация. Вып. 8 (38). М., 1983.

297. Равич, Малышев, Эрлих, 2004: Равич И.Г., Малышев A.A., Эрлих В.Р. Протомеотские бронзы- традиции и инновации//Древний Кавказ: ретроспекция культур. Международная научная конференция посвященная 100-летию Е.И.Крупнова . Тезисы докладов. Москва, 2004.

298. Раевский 1992: Раевский Д.С. О логике построения раннескифской хронологии. // CA, 1993, №2,.

299. Резепкин, 1881: Резепкин А.Д. Работы близ станицы Новосвободной.// АО 1980.

300. Русу, 1960: Русу М. «Докиммерийские» детали конской сбруи из Трансильвании. // Dada, IV., Buharest, 1960.

301. Рысин, 1985: Рысин М.Б Отчет Майкопского отряда Кубанской археологической экспедиции ЛОИА АН СССР о раскопкахпоселения Стачики в Краснодарском крае//Архив ИА РАН Р-1,10920, 10920а.

302. Рысин, 1986: Рысин М.Б. Отчет о работе на поселении Старики Майкопского района Адыгейской АО Краснодарского края. // Архив ИА РАН, 12439, 12439а

303. Рысин, 1987: Рысин М.Б. Отчет Майкопского отряда Кубанской экспедиции ЛОИА АН СССР о работах на поселении эпохи бронзы Старчики в Майкопском районе Адыгейской р-не // Архив ИА РАН, Р-1,13112.

304. Рысин, 1993: Рысин М.Б. Закубанье в эпоху средней бронзы (по материалам поселений предгорной зоны).// Дисс. канд. ист. наук. СПб. 1993.

305. Рысин, 1997: Рысин М.Б. Культурная трансформация и культура строителей дольменов на Кавказе //Древние общества Кавказа в эпоху палеометалла, СПб, 1997.

306. Савинов, Членова, 1978: Савинов Д.Г., Членова Н.Л. Западные пределы распространения оленных камней и вопросы их культурно-этничской принадлежности//Археология этнография Монголии. Новосибирск, 1978.

307. Сазонов, 1990-1994: Сазонов A.A. Отчеты об исследовании могильника Пшиш в 1990-1994 гг.// Архив ИА РАН Р-1, №№ 16404, 16405, 17845, 1846, 18979, 18980.

308. Сазонов, 1991: Сазонов A.A. Бронзовый нож из хут.Городского Теучежского р-на Адыгеи// Древности Кубани. Тезисы докладов конференции. Краснодар, 1991.

309. Сазонов, 1991 а: Сазонов A.A. Отчет о работе Теучежского отряда археологической экспедиции Адыгейского НИИ ЭЯЛИ в 1991 г. //Архив ИА РАН, P-I, N16404-16405.

310. Сазонов, 1992: Сазонов A.A. Протомеотский могильник Пшиш I // XVII Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. Майкоп, 1992.

311. Сазонов, 1992а: Сазонов A.A. Поселение Курджипское новый памятник протомеотской культуры.- В кн.: Археологические раскопки на Кубани в 1989-1990 гг. Ейск, 1992.

312. Сазонов, 1994: Сазонов A.A. Отчет о работе Теучежского отряда археологической экспедиции АРИГИ в 1994 г.// Архив ИА РАН № 18979, 18980.

313. Сазонов, 1995: Сазонов A.A. Ранняя группа конских захоронений протомеотского могильника Пшиш I.// Археология Адыгеи. Майкоп, 1995.

314. Сазонов, 1995а: Сазонов A.A. Протомеотский культовый комплекс в урочище Ленинхабль на реке Пшиш. // Археология Адыгеи. Майкоп, 1995.

315. Сазонов, 1996: Сазонов A.A. Относительная и абсолютная хронология протомеотского могильника Пшиш I. // Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа (XIX Крупновские чтения). Тезисы докладов. М., 1996.

316. Сазонов, 1997: Сазонов A.A. К вопросу о хронологии протомеотских колесничных наборов в эпоху киммеро-скифских походов.// Новые исследования археогов России и СНГ. СПб., 1997.

317. Сазонов, 1998: Сазонов A.A. Могильник Чишхо: поздние протомеоты и раннескифские древности //XX юбилейные международные «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Ставрополь, 1998.

318. Сазонов, 2000: Сазонов A.A. Хаджохские курганы некрополь древнемеотских вождей // Информационно-аналитический вестник. Майкоп, 2000.

319. Сазонов, 2002: Сазонов A.A. Отчет о работе археологической экспедиции Адыгейского института гуманитарных исследований в 1996 г. // Архив ИА РАН

320. Сазонов, 2004: Сазонов A.A. Конская упряжь эпохи поздней бронзы из Центрального Закубанья. // Материалы и исследования по археологии Кубани. Краснодар., 2004.

321. Сенаторов, 2002: Сенаторов С.Н. Лепная керамика кизил-кобинской культуры: типология и хронология. Автореф. дисс. канд. ист. наук. СПб, 2002.

322. Скаков, 1997: Скаков А.Ю. К вопросу об эволюции декора кобано-колхидских бронзовых топоров. // Древности Евразии. М., 1997.

323. Скаков, 1997а: Скаков А.Ю. Кобано-колхидские орнаментированные топоры как исторический источник. Автореф. канд. ист.наук. М., 1997.

324. Скорый 1991: Скорий С. А. До питания про «культурну нал1жнють» старожитностей типу Новочркаського скарбу 1939 р. // Археолопя, № 3, 1991.

325. Скорый, 1999: Скорый С.А. Киммерийцы в украинской Лесостепи. К., 1999.

326. Смирнова, 1972: Смирнова Г.И. Новые исследования поселения Магала. // АСГЭ, №14., Л., 1972

327. Смирнова, 1993: Смиронова Г.И. Памятники Среднего Поднестровья в хронологической схеме раннескифской культуры. // CA, 1993, №2.

328. Смирнова, 2002: Смирнова Г.И. Немировское городище в хронологической схеме скифской архаики Северного Причерноморья.// Североное Причерноморье: от энеолита до античности. Тирасполь, 2002.

329. Смирнова, Войнаровский, 1994: Смирнова ГЛ., Войнаровский В.М. Мощанецкий скарб бронз KiMepicbKoro типу з Среднього Подшстров'я. //Археолопя. 1994. № 1.

330. Сокровища.1985: Сокровища курганов Адыгеи. Каталог выставки. Москва.

331. Сорокина, 1985: Сорокина И.А. Погребения эпохи поздней бронзы в Нижнем Прикубанье.//CA, 1985,3.

332. Сорокина, 1989: Сорокина И.А. О прикубанском варианте срубной культурно-исторической общности. // Древности Ставрополья. Москва, 1989.

333. Сорокина, 1995: Сорокина И.А. Поздний период бронзового века в Западном Предкавказье.// Археология Адыгеи, 1995.

334. Сорокина, 2001: Сорокина И.А. Курганные могильники Закубанья. Краснодар, 2001.

335. Спенсер, 1994. Спенсер Эдмонт. Путешествие в Черкессию. Майкоп, 1994.

336. Степи Европейской части, 1989: Степи Европейской части СССР в скифо-сарматское время. Археология СССР. Москва, 1989.

337. Татаринов, 1980: Татаринов С.И. Железоделательный горн бондарихинской культуры // CA, 1980, № 3.

338. Татаринов, 1982: Татаринов С.И. Раннескифское погребение из Приазовья. // CA, 1982, № 1.

339. Тереножкин, 1951: Тереножкш O.I. Поселения бшогруд!вского типа бшя Умаш // Археолопя, 1951, № 5.

340. Тереножкин, 1976: Киммерийцы. Киев, 1976.

341. Терехова, 1996: Терехова H.H. Черный металл из предскифских комплексов Прикубанья и Пятигорья: проблема культурных контактов. В кн. Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа (XIX "Крупновские чтения") Тезисы докладов. М., 1997.

342. Терехова и др. 1997: Терехова H.H., Розанова Л.С., Завьялов В.И., Толмачева М.М., Очерки по истории древней железообработки в Восточной Европе. М., 1997.

343. Терехова, 1999: Терехова H.H. К вопросу о происхождении черного металла из могильника Фарс/Клады. // Лесков A.M., Эрлих В.Р. Могильник Фарс/Клады. М., 1999.

344. Терехова, Эрлих, 2000: Древнейший черный металл на Северо-Западном Кавказе.// Скифы и сарматы в VII-III вв. до н.э. М., 2000.

345. Терехова, Эрлих, 2002: К проблеме перехода к раннему железному веку на Северном Кавказе. Две культурно-исторические традиции. // Материальная культура Востока. М., 2002.

346. Техов, 1977: Техов Б.В. Центральный Кавказ в XVI-X вв. до н.э. М., 1977.

347. Техов, 1980: Техов Б.В. Тлийский могильник (комплексы IX-первой половины VII в. до н.э. Вып.Н. Тбилиси, 1981.

348. Техов, 1980а: Техов Б.В. Скифы и Центральный Кавказ в VII-VI вв до н.э. М., 1977.

349. Техов, 1988: Техов Б.В. Бронзовые топоры Тлийского могильника. Тбилиси, 1988.

350. Техов, 2000: Техов Б.В. Стырфазские кромлехи. Владикавказ, 2000.

351. Техов, 2002: Техов Б.В. Тайны древних погребений. Владикавказ, 2002.

352. Тешев, 1983: Тешев М.К. Могильник Псыбе новый памятник поздней бронзы на Северном Кавказе.// CA, 1983,4.

353. Тихонов, 1998: Тихонов В.В. О распространении бронзовых удил в киммерийское и раннесавроматское время в Саратовском Поволжье.// Проблемы археологии Юго-Восточной Европы. VII Донская археологическая конференция. Тезисы докладов. Ростов-на-Дону, 1998.

354. Тихонов, 2000: Тихонов В.В. Новый комплекс киммерийского времени из Саратовской области// Материалы международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения И.В.Синицына. Саратов, 2000.

355. Титенко, 1954: Титенко Г.Т. Закавказские удила, найденные на Полтавщине //КСИА АН УССР, в.З. Киев, 1954.

356. Тов, 1989:. Тов A.A. Протомеотский могильник Чишхо близь аула Тауйхабль в Теучежском районе. В кн. Меоты - предки Адыгов. Майкоп, 1989.

357. Тов, 2004: Тов A.A. Бронзовые кельты с южного берега Краснодарского водохранилища//Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып. 3. Армавир, 2004

358. Тов, 2004а: Новые находки кельтов на территории равнинной Адыгеи// Информационно-аналитический вестник. Вып. 8. Майкоп, 2004.

359. Товадзе и др., 1977: Товадзе Ц.Н., Сакварелизде Т. Н., Абесадзе Ц.Н., Двали Т.А. К истории железного производства в древнейшей Грузии // Реставрация, консервация, технология музейных, экспонатов (на груз. яз.). Тбилиси, 1977.

360. Трапш, 1969: Трапш М.М. Труды. Т. 2. Сухуми, 1969.

361. Трифонов, 1983: Трифонов В.А. Степное Прикубанье в эпоху ранней и средней бронзы. Автореф. дисс. канд. ист. наук. JI., 1983.

362. Трифонов, 1984: Трифонов В.А. Отчет об археологической разведке разведочного отряда Кубанской археологической экспедиции ЛОИА АН СССР// Архив ИА РАН Р-1№ 11095.

363. Трифонов, 1985-1989: Трифонов. В.А. Отчеты об исследовании поселения Гуамский грот в Апшеронском районе Краснодарского края. // Архив ИА РАН Р-1,№№ 11088, 12394, 12471, 13315, 13737.

364. Трифонов, 1991: Трифонов В.А. Степное Прикубанья в эпоху энеолита средней бронзы (периодизация) // Древние культуры Прикубанья. Л., 1991.

365. Тункина, 2002: Тункина И.В. Русская наука о классических древностях России (XVIII-середина XIX вв. до н.э.) СПб. ,2002.

366. Уварова, 1900: Уварова П.С. Могильники Северного Кавказа. // МАК, т.VIII. М., 1900.

367. Флеров, Дубовская, 1993: Флеров B.C., Дубовская O.P. Мужские погребения кобанского могильника Клин-Яр III в г.Кисловодске. //Вестник шелкового пути. Археологические источники I. Москва, 1993.

368. Халиков, 1963: Халиков А.Х. Стелы с изображением оружия раннего железного века//CA, 1963, №3.

369. Хачатурова и др. 2001: Хачатурова Е.А., Вальчак С.Б., Пьянков A.B., Эрлих В.Р. Новый комплекс предскифского времени из Западного Закубанья.// Третья Кубанская археологическая конференция. Тезисы докладов. Краснодар-Анапа, 2001.

370. Хачатрян, 1979: Хачатрян Т.С. Артикский некрополь. Каталог. Ереван, 1979.

371. Хойновский, 1896: Хойновский И.А. Археологические сведения о предках славян на Руси. Киев, 1896.

372. Хондзия, Бжания, 2004: Хондзия З.Г., Бжания Д.С. Новые археологические реликвии села Куланырхуа (Абхазия) // Древний Кавказ: ретроспекция культур. Международная научная конференция посвященная 100-летию Е.И.Крупнова. Тезисы докладов. М., 2004.

373. Цимиданов, Евглевский 1993: Цимиданов В.В., Евгелевский A.B. Классификация погребений с инсигниями власти срубной общности. // Ахеологический альманах, №2. Донецк, 1993.

374. Чеботаренко, 1982: Чеботаренко Г.Ф. Курган X-IX вв до н.э. у с. Казаклия. // Археологические исследования в Молдавии в 1977-1978 гг. Кишинев, 1982.

375. Черненко, 1988: Черненко Е.В. Военное дело скифов (вооружение, тактика, стратегия). Автореф. док. ист.наук. Киев, 1988.

376. Черных, 1966: Черных E.H. История древнейшей металлургии Восточной Европы. М., 1966.

377. Черных, 1972: Черных E.H. Спектральные исследования бронзовых предметов из Николаевского могильника (предварительный отчет) // СМАА, III.Майкоп, 1972.

378. Черных 1976: Черных E.H. Древняя металлообработка на юго-западе СССР. М., 1976.

379. Черных Ел. 1996: Новые памятники бронзы в Закубанье. // Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа (XIX «Крупновские чтения»). Тезисы докладов. М., 1996.

380. Черных, Кузьминых, 1989: Черных E.H., Кузьминых C.B. Древняя металлургия Северной Азии (сейминско-турбинский феномен). М., 1989.

381. Черняков 1971: Черняков И.Т. Новые находки эпохи бронзы и раннего железа на Одесчине. // АИУ в 1968, 3.

382. Черняков и др., 1986: Черняков, И.Т., Ванчугов В.П., Кушнир В.Г. Древнейшие бронзовые наконечники стрел Северного Причерноморья // CA, 1986, № 2.

383. Членова, 1976: Членова H.JI. Карасукские кинжалы, М., 1976.

384. Членова, 1984: Членова H.JI. Оленные камни как исторический источник (на примере оленных камней Северного Кавказа). Новосибирск, 1984.

385. Членова, 1997: Членова H.JI. Центральная Азия и скифы. М., 1997.

386. Шабардин, 1986: Шабардин A.A. Бронзовый топор кобанского облика из станицы Бесленеевской // Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа // XIX «Крупноские чтения». Тезисы докладов. М., 1986.

387. Шамба, 1974: ШамбаГ.К. Эшерские кромлехи. Сухуми, 1974.

388. Шамба, 1984: Шамба Г.К. Раскопки древних памятников Абхазии. Сухуми, 1984.

389. Шарафутдинова И. 1987: Шарафутдинова И.Н. Бронзовые украшения сабатиновской культуры (К вопросу о контактах). // Межплеменные связи эпохи бронзы на территории Украины. Киев, 1987.

390. Шарафутдинова, 1973: Шарафутдинова Э.С. Заключительный этап позднего бронзового века на Нижнем Дону// CA, № 2, 1973.

391. Шарафутдинова, 1987: Шарафутдинова Э.С. Поселение Красногвардейское II -новый памятник начала эпохи раннего железа на Кубани. КСИА 192.

392. Шарафутдинова, 1989: Шарафутдинова Э.С. Двуслойное поселение Красногвардейское II памятник эпохи поздней бронзы - начала раннего железа. В кн.: Меоты - предки адыгов. Майкоп.

393. Шарафутдинова, 1991: Шарафутдинова Э.С. Новые данные о памятниках эпохи поздней бронзы и начала раннего железа на Кубани. В кн.: Древние культуры Прикубанья. Ленинград.

394. Шарафутдинова, 1991а: Шарафутдинова Э.С. Памятники эпохи поздней бронзы на Нижнем Дону и степном Прикубанье. CA, 1.

395. Шарафутдинова, 19916: Шарафутдинова Э.С. О социальной градации в протомеотском погребальном обряде. КСИА 203.

396. Шарафутдинова, 1996: Шарафутдинова Э.С. Новые памятники эпохи средней и поздней бронзы Северо-западного Кавказа. В кн.: Между Азией и Европой. Кавказ в IV-I тыс. до н.э. Материалы конференции посвященной 100-летию А.А.Иессена. Спб.

397. Шарафутдинова, Каминский, 1988: Шарафутдинова Э.С., Каминский В.Н. Михайловский могильник конца эпохи поздней бронзы в Закубанье. CA 4.

398. Шилов, 1950 Шилов В.П., 1950. О расселении меотских племен. // CA, XIV.

399. Шишлов, Федоренко, Колпакова, 1999: Шишлов A.B., Федоренко Н.В., Колпакова A.B. Некрополь VII-V вв до н.э. близ г. Новороссийска. // Проблемы истории, филологии и культуры. Монографии и статьи. Вып. VII. Москва-Магнитогорск, 1999.

400. Шрамко, 1984: Шрамко Б.А. Из истории скифского вооружения // Вооружение скифов и сарматов. Киев, 1984.

401. Шрамко и др., 1963. Шрамко Б.А., Фомин Л.Д., Солнцев Л.А. Техника обработки железа в лесостепной и степной Скифии // С А, 1963, № 4.

402. Шрамко и др., 1977. Шрамко Б.А., Фомин Л.Д., Солнцев Л.А. Начальный этап обработки железа в Восточной Европе.// СА, 1977, 1.

403. Шрамко, Машкаров, 1993. Шрамко Б.А., Машкаров Ю.Г. Исследование биметаллического ножа из погребения катакомбной культуры.// СА, 1993, 2.

404. Эрлих, 1987: Эрлих В.Р. Раскопки могильника Фарс. // АО в 1986 г. М., 1987.

405. Эрлих, 1988: Эрлих В.Р, Бронзовые наконечники стрел и проблема хронологического распределения комплексов раннескифского времени Среднего Закубанья. В кн.: Материальная культура Востока 1. М., 1988.

406. Эрлих, 1988а: Эрлих В.Р. Мечи скифского облика из могильника у аула Уляп. // Древний и средневековый Восток. М., 1988.

407. Эрлих, 1989: Эрлих В.Р. Корчага из Майкопского музея//СА, 1989, 3.

408. Эрлих, 1990: Эрлих В.Р. К проблеме происхождения птицеголовых скипетров предскифского времени.// С А, 1990, 1.

409. Эрлих, 1990а: Эрлих В.Р. Курган Уашхиту и проблема интерпретации некоторых комплексов типа Новочеркасского клада// XVI Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. Ставрополь, 1990.

410. Эрлих, 1991: Бронзовые уздечные наборы и проблема хронологии предскифского и раннескифского времени Закубанья. В кн. Древности Северного Кавказа и Причерноморья. М., 1991.

411. Эрлих, 1991а: Эрлих В.Р. Меотские мечи. // В кн. Древности Северного Кавказа и Причерноморья. Москва, 1991.

412. Эрлих, 1992: Эрлих В.Р. Вооружение и конское снаряжение в культуре населения Закубанья в скифское время. Дис. канд. ист. наук.

413. Эрлих, 1992а: Эрлих В.Р. Вооружение и конское снаряжение в культуре населения Закубанья в скифское время. Автореф. дис. канд. ист. наук. Москва, 1992.

414. Эрлих, 1994: Эрлих В.Р. У истоков раннескифского комплекса. М., 1994.

415. Эрлих, 1994а: Эрлих В.Р. В защиту северо-причерноморской традиции происхождения киммерийцев// ВДИ, 1994 , 3

416. Эрлих, 19946: Эрлих В.Р. Об интерпретации некоторых комплексов типа Новочеркасского клада// РА, № 2, 1994.

417. Эрлих, 1997: Эрлих В.Р. К проблеме связей Предкавказья и Средней Европы в новочеркасский период.// МИАР, 1. М., 1997.

418. Эрлих, 2000: Эрлих В.Р. Булавки с кольцевидным навершием из Закубанья и их позднесрубные прототипы // Древности Кубани, 16, Краснодар, 2000.

419. Эрлих, 2001: Святилища в меотской культуре скифского времени (к постановке проблемы). // Боспорский феномен. Материалы международной научной конференции. Ч. II. СПб, 2001.

420. Эрлих, 2002: Эрлих В.Р. Переход от бронзового к железному веку на СевероЗападном Кавказе (К постановке проблемы). Часть I // РА, 2002, № 3.

421. Эрлих, 2002а: Эрлих В.Р. Переход от бронзового к железному веку на СевероЗападном Кавказе (К постановке проблемы). Часть II // РА, 2002, № 4

422. Эрлих, 20026: Эрлих В.Р. Новое меотское святилище в Закубанье // Историко-археологический альманах, 8. Армавир-Москва, 2002.

423. Эрлих, 2002в: Эрлих В.Р. О работе Кавказской археологической экспедиции // АО, 2001. М., 2002.

424. Эрлих, 2004: Эрлих В.Р. О «птицелоговости» некоторых предскифских топориков-скипетров // Вщ KiMMepi'í до Сармата. 60 pokíb Вщдшу сюфо-сарматско1 археолог^' (Матер i ал и М1жнародноТ науково'1 конференцн). Кшв, 2004.

425. Эрлих, 2004а: Эрлих В.Р. Меотское святилище в Абхазии // ВДИ, 2004, 1.

426. Эрлих, Кожухов, 1992: Эрлих В.Р., Кожухов С.П. Об основных этапах развития меотской культуры Закубанья.// Античная цивилизация и варварский мир (Материалы Ш-го археологческого семинара). 4.1. Новочеркасск, 1992.

427. Эрлих, Канторович (в печати): Эрлих В.Р., Канторович А.Р. Древнее бронзолитейное искусство Адыгеи.

428. Яблонский, 1991: Яблонский JI.T. Проблема формирования культуры саков Южного Приаралья. // CA, 1991, №1.

429. Яровой, Бруяко, 2000: Яровой Е.В., Бруяко И.В. Комплекс предскифского времени у с. Пуркары в Нижнем Поднестровье (к вопросу о киммерийских колесницах в Восточной Европе) // Stratum-plus, 2000,3.

430. Яровой, Кашуба, Махортых, 2002: Яровой Е.В., Кашуба М.Т., Махортых С.А. Киммерийский курган у пгт.Слободзея// Северное Причерноморье: от энеолита к античности. Тирасполь, 2002.

431. Adler, 1985/1986: Adler Н. Parndorf, Burgenland.// Fundber. Österreich 24/25, 1985/86.

432. Alexandrescu, 1966: Alexandrescu A. Dépots du Tage Bonze tardif. Inventaría Archchaelogoca 2. Bucärest.

433. Barnet, Falkner, 1962: Barnet R.D. , Falkner M. The Sculptures of Tiglath-Pileser III (745-727 B.C.) from the Central and South-West Palaces of Nimrud. London, 1962.

434. Beglova, 2002: Ritualkomplex mit menschlichen Opfergaben aus der Grabstätte von Tenginskaja. // Antike Welt. №3, 2002.

435. Berezanskaya, Klochko, 1998: Berezanskaya S., Klochko V. Das Gräberfeld von Hordeevka. //Archäologie in Eurasien, Bd.5, Berlin, 1998.

436. Berezin, Dudarev, 1999: Berezin J.B., Dudarev S.L. Neue präskythische Funde aus der Umgebung von Pjatigorsk, Nordkaukasien.// Eurasia Antiqua, 5. Berlin, 1999.

437. Bockarev, Leskov, 1980: Bockarev B., Lskov A. Jung- und spätdronzezeitliche Gussformen im nördlichen Schwarzmeergebiet // PBF. Abt.XIX.Bd.l. München, 1980.

438. Calmeyer, 1985: Calmeyer P. Zur Genese altiranischer motive IX. Die Verbreitung des westiranischen Raumzeugs im Achemenidereich.// Archäologische Mitteilungen aus Iran, XVIII, 1985.

439. Chochorowski, 1993: Chochorowski J. Ekspansja kimmeryska na tereny Europy Srodkowej. Krakow.

440. Craddock, 1995: Craddock P. Early metal maining and production. Edinburgh, 1995.

441. Dietz, 1998: Dietz, U. L. Spätbronze- und früheisenzeitliche Trensen im Nordschwarzmeergebiet und im Nordkaukasus, PBF, Abt. 16, Bd. 5 Stuttgart, 1998.

442. Dubovskaja, 1997: Dubovskaja O.R. Zur etnichen und kulturellen Einordnung der "Novocerkassk-Gruppe". // Eurasia Antiqua, 3, 1997.

443. Dyson, 1965: Dyson R.H. Problems in the Relative Chronology of Iran, 6000-2000 B.C.// Chronology of Old World Archeology. Chicago-London, 1965.

444. Dyson, 1968: Annotations and Corrections of the Relative Chronology of Iran -American Journal of Archeology. N.Y., 1968, vol.72, N 4, October.

445. Erlikh ,1998: Erlikh V.R. Relationships of The Norh Caucasus and Central Europe: Expancion or Exchange? In: 4th Annual Meeting of European Association of Archaeologist in Göteborg. Abstracts Book., 1998

446. Friedrich/Henning, 1995: Friedrich M., Henning H. Dendrochronologische Untersuchung der Hölzer des hallstattzeitlichen Wagengrabes 8 aus Wehringen, Lkr.Ausburg und andere Absolutdaten zur Hallstattzeit. // Bayerische Vorgeschichtsblätter, 60, 1995.

447. Gallus, Horvath, 1939: Gallus S., Horvath T. Un peuple cavalier prescythique en Hongrie. Budapest.

448. Gardiner-Garden, 1986.: Gardiner-Garden J., 1986. Fourth century conception of maiotian tnography // Historia, Bd.35, N 2.

449. Gedl, 1994: Gedl M. Archäologische Untersuchungen zum Übergang von der Bronzezur Eisenzeit in Polen. // Archäologische Untersuchungen zum Übergang von der

450. Bronze- zur Eisenzeit zwischen Nordsee und Kaukasus. Regensburg 1994.

451. Ghirshman, 1939: Ghirshman R. Fouilles de Sialk prés de Kahan 1933, 1934-1937.1. Paris, 1939.

452. Jacob-Fraisen, 1968: Jacob-Frisen G. Eine Pferdekopfkeule der frühen Eisenzeit aus Siebenbürgen. // Studien zur europäischen Vor- Frühgeschichte. Neumünster.

453. Tesori.,1990: I Tesori dei kurgani del Caucaso Settentrionale. Roma, 1990.

454. Hansel, 1976: Hansel B. Beiträge zur regionalen und chronologischen Gliederung der alteren Hallstattzeit an der unteren Donau. Bonn, 1976.

455. Hansel, 1998:. Hansel A.&B. Gaben an die Götter. Berlin, 1998.

456. Hauptman, 1983: Hauptman H. Neue Funde eurasischer Steppennomaden in Kleinasien. //Beiträge zur Altertumskunde Kleinasien. B.l. Mainz, 1983.

457. Henning, 1995: Hening H. Zur Frage der Datierung des Grabhügel 8 "Hexenbergel" von Wehringen Lkr. Ausburg, Bayerish-Schwaben// Trans-Europa Festschrift für Margarita Primas. Bonn, 1995.

458. Kaus, 1976: Kaus M. Forshungen in Stillfried// Veröffentlichungen der Östreieichischen Arbeitsgemeinschaft fur Ur- und Fruhgeshishcte, XIV, 9. Wien, 1976/

459. Kaus, 1989: Kaus M. Kimmerischer pferdeschmunck im Karpatenbecken das Stillffrieder Depot aus neuer Sicht. - Mitteilungen der Antropologeschen Gessellschaft in Wien CXVIII/CXIX. Horn-Wien.

460. Kemenczei, 1981: Kemenczei T. A prüge koravaskori kincselet. // Commun. Arch. Hungariae, 1, Budapest, 1981.

461. Kemenczei 1988: Kemenczei T. Der pferdegeschirrfiind von Fügöd. // Acta Archaeologica, 40, Budapest, 1988.

462. Kemenczei 1988a: Kemenczei T. Zu den Beziehungen zwichen dem Ungarischen Dounau-Theißraum und dem NW-Balkan in der Früheisenzeit// Folia Archaeologica, XXXIX, 1988. Budapest, 1988.

463. Kemenczei 1994: Kemenczei T. Hungarian Early Iron Age finds and their relations to the Steppes. // The archaeology of the Steppes. Methods and strategies. Napoli, 1994.

464. Kemenczei, 1995: Kemenczei T. Früheisenzeitliche trensenfunde vom Somloberg. // Folia Archaelogica, XLIV, Budapest, 1995.

465. Kemenczei, 1996: Kemenczei T. Notes on the chronology of Late Bronze Age hoard in Hungary. // Problemy epoki brazu i wcesnej epoki zelaza w Europie Srodkowej. Krakow, 1996

466. Kemenczei, 2000: Kemenczei T. Zum früheisenzeitlichen Pferdegeschirr in Mitteleuropa// Acta Archaeologica Acad. Seien. Hungaricae, 51, Budapest, 2000.

467. Knox, 1963: Knox R. Detection of Iron Carbide Structures in the Oxide Remains of Ancient Steel // Arhaeometry, 6,1963.

468. Krahe, 1963: Krähe G. Eine Grbhügelgruppe der mittleren Hallatattzeit bei Wehringen, Ldkr. Schwabmünchen, Shwaben. // Germania, 41, 1963.

469. Kristiansen, 1991: Kristiansen K. Chiefdoms, states, and systems of social evolution. -In: Chiefdoms: Power, Economy, and Ideology (ed. Timothy Earle). Cambridge.

470. Koczownicy Ukrainy, 1996: Koczownicy Ukrainy. Katalog Wystawy. Katowice, 1996.

471. Kossack, 1980: Kossack G. "Kimmerische" Bronzen. Bemerkungen zur Zeitstellung in Ost- und Mitteleuropa// Situla, 20/21. Ljubljana, 1980.

472. Kossack, 1983: Kossack G. Tli Grab 85. Bemerkungen zum Beginn des skythenzietlichen Formenkreises im Kaukasus //Beiträge zur Allgemeinen und Vergleichenden Archeologie, 5. München, 1983

473. Kossack, 1987: Kossack G. Von den Anfängen des skytho-iranichen Tierstils. In: Skythika. Abhandlungen der Bayerischen Akademie der Wissenschften. Phil.-hist. Klasse 98. München.

474. Kossack, 1987a: Kossack G. Fremdlinge in Fars. // Archäologische Mitteilungen aus Iran, XVIII, 1985.1.skov, 1974: Leskov A.M. Die skythischen Kurgane.// Antike Welt, Sondernummer.1.skov ,1990: Grabschätze der Adygeen, München.

475. Maddin , 1975: Maddin R. Early Iron Metallurgy in the Near East // Transaction of the Iron and Steel Institute of Japan, 15. Tokyo, 1975.

476. Maddin, 1984: Maddin R. The early blacksmitShs// The Craft of Blacksmith. Belfast, 1984.

477. Maddin, Muhly, Wheeler, 1977: Maddin R., Muhly L., Wheeler T. How the Iron Age Began. // Scientific America, № 237/2.

478. Metzner-Nebelsick, 1994: Metzner-Nebelsick C. Die frühenzeitliche Trensentwicklung zwischen Kaukasus und Mitteleuropa. // Regensburger Beiträge zur Prähistorischen Archäologie 1.

479. Metzner-Nebelsick, 1997: Metzner-Nebelsick C. Hallstattzeitliche Zentren in Südostpannonien. // Chronologishe Fragen der Eisenzeit Archäologische Konferenz des Komotates Zala und Niederösterrichs V. Zalai Muzeum 8. Zalaegerszeg, 1997.

480. Metzner-Nebelsick 2002: Metzner-Nebelsick C. Der "Thrako-Kimmerishe" Formenkreis aus der Sicht der Urnefelder- und Hallstattzeit im südöstlichen Pannonien. Rahden/Westf. 2002.

481. Miske, 1908: von Miske K. Die prähistorische Ansiedlung Velem St.Vid. Wien, 1908.

482. Moscalu, Beda, 1988: Moscalu E., Beda C. Bojoru. Un tumuli cu car-cazan votiv apartinid culturii Basarabi. // Thraco-Dacica. Вып. 9.1988.

483. Motzenbacker, 1996: Motzenbacker I. Sammlung Kossinierska der digorische Formenkreis der kaukasisschen Bronzezeit. Berlin, 1996.

484. Muhli и др., 1985: Muhli J.D., Maddin R., Stech Т., Ozgen. Iron in Anatolia and the Nature of the Hittite Iron Industry. // Anatolien Studies, vol. 35.

485. Muscarella, 1988: Muscarella O.W. Bronze and Iron. Ancient Near East Artifacts in the Metropolitan Museum of Art. New-York,1988.

486. Nagel & Stromenger, 1985: Nagel W., Strommenger E. Kalakent. Frbheisenzeitliche Grabfunde aus transkaukasischen Gebeit von Kirovabad/Jelisavetopol. // BBV, Neue Folge 4.

487. Nevizänsky, 1985: Nevizänsky G. Bronzovy depot tzv. träcko-kimerskeho horizontu zo Santovky. //Arheologick Rozhledy XXXVII. Praha.

488. Pare, 1992: Pare C.F.E. Wagon and wagon-graves of Early Iron Age in Central Europe. Oxford, 1992

489. Pare, 1998: Pare C. Beiträge zum Ubergang von der Bronze- zur Eisenzeit in Mitteleuropa. Teil I: Grunzüge der Chronologie im Östlichen Mitteleuropa (11.8. Jahrhundert v. Chr.). // Jahrb. RGZM, 45,1998.

490. Patay, 1961: Patay P. Az Alsötelekesi vaskori temetö. Folia Arch. 13. Budapest, 1961.

491. Patay, 1990: Patay P. Die Bronzegefäße in Ungarn. // PBF II 10 . München, 1990.

492. Petrescu-Dimbodita 1977: Petrescu-Dimbodija M. 1977. Depozitele de bronzuri din Romania. Bucuresti.

493. Picchelauri, 1996: Picchelauri К. Waffen dre Bronzenzait aus Ost-Georgian.// Archäologie in Eurasien. Bd.4, Berlin.

494. Piggot, 1980: Piggot V.C. The Iron Age in Westeren Iran// The Coming of the Age of1.on. New Haven and London, 1980. Plainer, 1980: Early Iron Metallurgy in Europe// The Coming of the Age of Iron. New

495. Haven and London, 1980 Podborsky, 1970: Podborsky V. Südmähren in der Spätbronzezeit und an der Shwelle zur Eisenzeit. Brno, 1970

496. Richly 1894: Richly H. Die Bronzen in Böhmen. Wien, 1894.

497. Sapouna-Sakellarakis 1978: Sapouna-Sakellarakis E. Die Fiblen der griecschen Insien.// PBF, Abteilung XIV, 4 Band. München.

498. Shramko, 1981: Shramko B.A. Die ältesten Eisenfundstüke in Osteuropa. In: Frühes Eisen in Europa. Acta des 3. Symposiums des "Comité pour siderurgie ancienne de l'UISPP". Schaffhausen.

499. Snodgrass, 1980: Snodgrass A. Iron and Early Metallurgy in Mediterranean. In: The Coming of the Age of Iron. New Haven & London.

500. Stegmann-Rajtär 1992: Stegmann-Rajtär S. Spätbronze- und früheisenzeitliche Fundgruppen des mettleren Donaugebietes. -//BRGK 73.

501. Tamas & Curtis 1991: Tamas D., Curtis J. Assyrian iron helmets from Nimrud now in the British Museum. // Iraq 53. London.

502. Török 1950. Török G. Pécs-Jakabhegyi fbldvâr és tumulusok. // Archaelogia Ertesitö, 77.

503. Vinogadov, Dudarev, 2000: Vinigradov V.B. Dudarev S.B. Spätbronzezeitliche Gräberfelder bei Majrtup in Cecenien// Eurasia Antiqua, 6. Berlin, 2000.

504. Waldbaum, 1978: Waldbaum J. From Bronze to Iron, Goteborg, 1978.

505. Waldbaum, 1980: Waldbaum J. The First Archaeological Appearance of Iron and the Transition to the Iron Age. In: The Coming of the Age of Iron. New Haven & London.

506. Werner 1961: Werner J. Pferdekopfzepter der Hallstattzeit aus Predmëfice bei Hradec Krâlové.// Pâmatky archeologicne, LII, 2, 1961.

507. Wheeler, Maddin 1980: Wheeler T., Maddin R. Metallurgy and Ancient Man // The

508. Coming of the Age of Iron. New Haven & London, 1980. Young 1965: Young T.C. A comparative ceramic chronology for Western Iran, 1500500 B.C. -Iran, 1965,vol.3.

509. Young 1966: Young T.C. Survey of Western Iran, 1961 -Journal of Near Eastern Studies, 1966, vol. 25.

510. Young 1967: Young T.C. The Iranian migration into the Zagros // Iran, 1967, vol.5.