автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему: Система бипредикативных конструкций с инфинитными формами глагола в тюркских языках Южной Сибири

Полный текст автореферата диссертации по теме "Система бипредикативных конструкций с инфинитными формами глагола в тюркских языках Южной Сибири"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

ОБЪЕДИНЕННЫЙ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ, ФИЛОЛОГИИ И ФИЛОСОФИИ

ИНСТИТУТ ФИЛОЛОГИИ

На правах рукописи

ШАМИНА Людмила Алексеевна

Система бипредикативных конструкций с инфинитными формами глагола в тюркских языках Южной Сибири

Специальность 10.02.20 «Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание»

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Новосибирск - 2004

Работа выполнена в Секторе языков народов Сибири Института филологии ОИИФФ Сибирского отделения РАН.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук

Н. Н. Ефремов доктор филологических наук А. Т. Тыбыкова доктор филологических наук И. В. Шенцова

Ведущая организация: Тывинский государственный

университет (Кафедра тувинского языка)

Защита состоится «7» июня 2004 г. в 10 часов на заседании диссертационного Совета Д 003.040.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук по специальности 10.02.20 «Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание» при Институте филологии ОИИФФ СО РАН по адресу: 630090, г. Новосибирск, ул. акад. Николаева, д. 8; тел. (3832) 34-34-69; e-mail: sham@philology.nsc.ru; fax:(3832)30-15-18.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Объединенного института истории, филологии и философии СО РАН.

Автореферат разослан апреля 2004 г.

Ученый секретарь ^

диссертационного совета, }'

кандидат филологических наук ' ^ -^¡-¿i-V__A.A. Мальцева

Исследование посвящено сопоставительному анализу системы бипредикативных монофинитных конструкций в тюркских языках Южной Сибири (тувинском, алтайском и хакасском). Объект исследования сложное предложение, состоящее только из двух предикативных частей (бипредикативное), где предикатом главной предикативной единицы (ГПЕ) является финитная форма глагола, а предикатом зависимой предикативной единицы (ЗПЕ) - инфинитная форма.

Актуальность данной работы определяется поставленной проблемой и самим объектом исследования. Бипредикативные конструкции (далее - БПК) как особая система выражения отношений между событиями в тюркских языках Сибири в сопоставительном аспекте специально не исследовались. Следовательно, само их описание - актуальная научно-исследовательская задача как для сопоставительного, так и для типологического исследования тюркских языков Южной Сибири. Результаты данного исследования являются важной составляющей в развитии теории синтаксиса агглютинативных языков.

В языках агглютинативного строя, к числу которых относятся тюркские языки Сибири, представлены конструкции, отличные от конструкций индоевропейских языков. Они базируются на способности инфинитных глагольных форм и форм косвенных наклонений выражать синтаксическую зависимость между частями БПК.

Дискуссионный в теоретическом синтаксисе вопрос о статусе конструкций с инфинитными формами глагола в зависимой части в языках алтайского типа вызван не только непроработанностью понятийно-терминологического аппарата, но и недостаточной изученностью самих языковых объектов, несформированностью представления о единицах и категориях синтаксиса.

Существенно, что почти все основные значения, выражаемые в индоевропейских языках средствами союзных сложноподчиненных предложений, в разных тюркских языках передаются конструкциями БПК с инфинитными формами. Передавая характер смысловых отношений между событиями, описываемыми частями БПК, они делают союзы совершенно избыточными.

Независимо от того, как ученые называли предложения с инфи-нитными формами глагола в их составе, эти формы признавались сказуемыми зависимой части. В результате конструкции, о которых идет речь, во многих тюркских языках оказались изученными довольно глубоко как в плане их построений, так и в плане значения

Г'ОС НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА

входящих в эти конструкции компонентов. Языки коренных народов Сибири всеми этими исследованиями практически не затрагивались. Кроме якутского, эвенкийского, эвенского, эскимосского в синтаксическом плане детально изученных Е. И. Убрятовой [1976], Н. Н. Ефремовым [1984, 1998], Л.М.Бродской [1988], Н. Б. Бахтиным [1995], А. Л. Мальчуковым [2002], сложное предложение в других языках Сибири специально не изучалось. Сколько-нибудь значительные описания синтаксиса хакасского, алтайского и тувинского языков являются фрагментарными и содержатся в работах общего характера. В специальных же работах в области синтаксиса сложного предложения исследовались преимущественно монофинитные БПК отдельных семантических типов.

Цель и задачи исследования. Целью является сопоставительное описание системы БПК трех тюркских языков Южной Сибири, различных структурных типов и выражаемых ими отношений. Для достижения этой цели решались следующие задачи: 1) выявление и систематизация структурных моделей БПК; 2) классификация их по определенным структурным типам, предполагающая изучение и систематизацию разных типов инфинитных глагольных форм; 3) функционально-семантическая классификация выявленных БПК: описание семантики представленных моделей, определение соответствия между структурными и функциональными типами; 4) сопоставительно-типологическое описание системы БПК в тюркских языках Южной Сибири (тувинский, алтайский, хакасский).

Материал и методы исследования. В качестве аксиомы в работе принято положение о существовании на синтаксическом языковом уровне готовых образцов - моделей синтаксических конструкций (в данном случае - моделей БПК), соотнесенных с некоторыми обобщенными ситуациями действительности и служащих их знаками. Их формальную сторону представляют структурные формулы; их означаемым является пропозиция - семантическая конструкция, задающая в обобщенном виде класс однотипных событий. Выявление моделей проводилось в рамках функционально-семантического подхода с применением разнообразных методов исследования, включая метод структурного моделирования, с использованием приемов трансформационного, дистрибутивно-статистического и компонентного анализа. Характеристика моделей проводилась методом лингвистического описания и сопоставления.

При сборе языкового материала в экспедициях использовалась традиционная методика полевых исследований: наблюдение, фиксация устных высказываний при помощи технических средств, метод лингвистического эксперимента, в частности опрос информантов.

Материалом исследования послужила выборка объемом около 10000 примеров из художественной литературы, словарей и грамматик, а также полевые материалы, полученные автором во время неоднократных экспедиций в Республику Тыва и другие регионы Сибири (Алтай, Хакасия, Бурятия, Ханты-Мансийский АО) и Дальнего Востока (Нанайский р-н Хабаровского края). Это позволило расширить материал и сделать его сопоставимым как с тюркскими, так и с типологически общими явлениями языков других семей.

Теоретической и методологической базой работы послужили труды отечественных и зарубежных ученых по алтаистике, общему и типологическому языкознанию. При описании БПК мы опирались на теоретические положения, разработанные Е. И. Убрятовой [1976], предложившей нетрадиционную концепцию якутского сложного предложения, и М. И. Черемисиной, развившей ее в исследованиях разносистемных языков [Черемисина, 1979].

Настоящая работа является продолжением сопоставительно-типологического изучения сложного предложения, проводившегося в Институте филологии ОИИФФ СО РАН. В работе используется метаязык описания, сложившийся в ходе коллективного исследования и отраженный в ряде публикаций1.

Научная новизна работы определяется тем, что в ней впервые в сопоставительном аспекте дано структурно-семантическое описание БПК трех тюркских языков, охарактеризован весь корпус моделей монофинитных БПК, дана их функциональная классификация. В работе также описаны бифинитные конструкции со скрепой деп. Результаты анализа представлены в виде классификационных схем и списка моделей, сгруппированных по структурным и семантическим типам. Описан специфический механизм спряжения зависимой предикативной единицы. Разработана методика, позволяющая класси-

1 Черемисина М. И., Бродская JI. М., Горелова Л. М„ Скрибник Е. К., Шамина Л. А., Боргоякова Т. Н. Предикативное склонение причастий в алтайских языках. - Новосибирск, 1984; Черемисина М. И., Бродская Л. М., Скрибник Е. К., Шамина Л. А. и др. Структурные типы синтетических полипредикативных конструкций в языках разных систем. - Новосибирск, 1986; Шамина Л. А. Временные полипредикативные конструкции тувинского языка. - Новосибирск, 1987; Скрибник Е. К. Полипредикагавные синтетические предложения в бурятском языке,- Новосибирск, 1988.

фицировать материал по двум принципам: структурному и функциональному, что дало возможность выявить не только структурные типы, но также состав функциональных типов и отношения между моделями внутри функциональных типов. Выделена система ядерных моделей, являющихся общими для всех рассмотренных языков. Выявлены модели, маркирующие один или два языка. Описана специфика грамматических форм, используемых в построении модели каждым языком. Определена специфика функциональной нагрузки моделей по различным языкам. Выделенные структурные и функциональные типы являются типологически значимыми.

Положения, выносимые на защиту.

1. Система бипредикативных конструкций представляет полевую структуру. Центром этого поля являются монофинитные БПК с синтетическими и аналитико-синтетическими показателями связи, имеющие сложную внутреннюю структуру и состоящие из отдельных подсистем. Бифинитные БПК с аналитической связью между частями в этой системе периферийны.

2. Монофинитные БПК представлены шестью структурными типами: это причастно-падежные, причастно-послеложные, причастные с частицами, причастные беспадежные (атрибутивные), БПК с формами косвенных наклонений и деепричастные. Нами выделено около 150 моделей для тувинского и около 100 для алтайского и хакасского языков, распределяющихся по этим типам довольно неравномерно. Большая часть моделей имеет серии вариантов, которые связаны с чередованием временных форм, форм отрицания, средств выражения грамматического лица и др.

3. Предикативное ядро зависимой части БПК имеет специфическую внутреннюю организацию: а) синтаксические отношения подчинения ЗПЕ выражаются аффиксами падежей; б) инфинитные формы в составе зависимого предиката, за исключением деепричастий, регулярно оформляются аффиксами грамматического лица, т. е. спрягаются.

4. Соотношение моделей со спрягаемой и неспрягаемой формой зависимого предиката позволяет судить о важных синтаксических свойствах различных языков. Тувинский язык, как показало исследование, в этом плане четко противостоит хакасскому, но оказывается близок не только алтайскому, но также бурятскому и эвенкийскому языкам, где оформление сказуемого ЗПЕ показателями грамматического лица является регулярным. По признаку неспрягаемости

б

деепричастий исследуемые языки четко противостоят якутскому языку, где деепричастия могут получать личное оформление.

5. Монофинитные БПК представлены тремя функционально-семантическими типами конструкций: это актантные, сирконстант-ные и атрибутивные. Функциональная семантика БПК, т. е. обобщенный характер формируемого ею представления об отношениях между двумя событиями, предопределяет способ синтаксической связи частей и конкретные средства ее выражения. Показатель синтаксической связи является важнейшим классифицирующим и типологическим признаком БПК. Форма зависимого сказуемого может придавать всей конструкции дополнительные значения видо-временного, модального, миративного и аспектуального типов.

6. Семантические типы БПК, выделенные в соответствии с общим характером выражаемых отношений, обнаруживают отчетливую координацию с функцией компонентов простого предложения и одновременно - с определенными структурными типами. Аналогию с членами предложения (прямым и косвенным дополнением, подлежащим) обнаруживают модели с управляемой ЗПЕ, сказуемое которой выражено падежной формой причастия. Аналогию с различными обстоятельствами обнаруживают БПК с зависимой ПЕ, сказуемое которых выражается неуправляемыми причастными, причастно-послеложными или деепричастными формами.

7. Наиболее нагруженным оказался тип сирконстантных конструкций, который включает около десяти подсистем, объединенных общностью устанавливаемого между событиями отношения. Это, прежде всего, темпоральные конструкции - самая крупная подсистема. БПК с отношениями причины, условия, уступки и цели объединяются в класс конструкций обусловленности. Сопоставительные БПК включают конструкции с отношениями сравнения, замещения, исключения.

8. Темпоральные БПК в изучаемых языках обнаруживают сходство как в структурном, так и в семантическом плане. Общим для них является: 1) использование трех причастных форм (=ган, =ар, =галак) в роли зависимого сказуемого; 2) оформление его аффиксами местного и творительного падежей. В темпоральных БПК хакасского языка активно используется исходный падеж; в алтайском и тувинском языках он употребляется только в сочетании с послелогом бээр (бери); 3) употребление деепричастных форм: —п, =а, алт. =бай, -калы\ тув. =байн, -кала, =гыже; хак. =бинац, =гачи, =ганца\

4) использование причастно-послеложных конструкций с общетюркскими послелогами {бери, бээр, пеер) и служебными именами (соон-да, сонында).

9. Специфика темпоральных БПК тувинского языка по сравнению с другими тюркскими языками Южной Сибири усматривается в следующем: а) регулярное использование дательного падежа причастия на =р для выражения общей временной соотнесенности, в алтайском и хакасском языках эта форма используется в функции инфинитива; б) незначительное участие частиц в выражении временных смыслов; в) большая по сравнению с другими языками роль аналитических глагольных форм, построенных по модели ^у=п + V веп}, выполняющих функцию сказуемого ЗПЕ.

10. Системная организация БПК обусловленности трех тюркских языков является сходной. Монофинитные БПК с синтетическим и аналитико-синтетическим показателями связи противопоставлены аналитическим. Специфика БПК обусловленности хакасского языка проявляется в большей синтетичности выражения причинно-следственных отношений, большем количестве причастных и деепричастных форм: =ган, =баан, =ар, =бас, =галах, =чатхан (алт. =ган, =баган, =ар, =бас, =атан, -байтан; тув. =ган, =ба=ган, =ар, =бас). Спецификой тувинского языка является преобладание аналитических и аналитико-синтетических конструкций и прономиналь-ных скреп союзного типа.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Анализ системы БПК имеет важное теоретическое и практическое значение. Он вводит в научный оборот новый объективный материал по трем тюркским языкам Сибири, обогащая представления о том, как организованы БПК в языках различного строя. Теоретические положения и выводы могут быть использованы в дальнейших сравнительно-сопоставительных работах, в частности, при описании синтаксиса. Предложенные принципы исследования и его формальный аппарат могут быть применены для работы с другими языками алтайской типологической общности.

Материалы и выводы работы могут послужить источником при создании учебных и учебно-методических пособий, лекционных курсов по синтаксису тюркских языков Южной Сибири.

Кроме того, результаты исследования могут найти применение в методике и практике преподавания родного языка в высшей и средней национальных школах республик Тыва, Хакасия и Алтай.

Апробация работы. Основные положения диссертации были отражены в докладах на научных конференциях различного уровня, в частности, на международных'. «Языки, культура и будущее народов Арктики», Якутск, 1993; «Аборигены Сибири: проблемы изучения исчезающих языков и культур», Новосибирск, 1995; «Алтай и тюрко-монгольский мир», Горно-Алтайск, 1995; «Международный конгресс тюркологов», Уфа, 1997; «XXII Дульзоновские чтения», Томск, 2000; «Письменность: становление и развитие науки в Туве», Кызыл, 2000; «Формирование образовательных программ, направленных на создание нового типа гуманитарного образования в условиях полиэтнического сибирского сообщества», Новосибирск, 2003; на всесоюзных: «III Всесоюзная тюркологическая конференция», Ташкент, 1980; «Сложное предложение в языках разных систем», Новосибирск, 1984; «XII Пленум Советского комитета тюркологов», Нальчик, 1986; «Происхождение аборигенов Сибири», Томск, 1985, 1987, 1990; «V Всесоюзная тюркологическая конференция», Фрунзе, 1988; на всероссийской: «Субъекты Российской Федерации в условиях реформ», Томск, 1995; на региональных: «Сложное предложение в языках разных систем», Новосибирск, 1980 - 1983; «Проблемы развития тувинского языка и письменности», Кызыл, 1990; «Языки народов Сибири и сопредельных регионов», Новосибирск, 1985 -2003.

Публикации по теме работы: 2 монографии и более 50 статей и

тезисов докладов.

Структура диссертации. Работа состоит из Введения, трех глав и Заключения. Общий объем работы 333 страницы. Библиография включает 282 названия на русском и иностранных языках.

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается выбор темы и формулируется научная проблема, на решение которой направлено исследование, его цели и задачи; раскрываются актуальность, научная новизна, теоретическая значимость и практическая ценность работы, формулируются положения, выносимые на защиту.

Г л а в а I. «Типология бипредикативных конструкций с инфинитными формами глагола».

1.1. В этом параграфе содержатся сведения общего характера о системе БПК с инфинитными зависимыми сказуемыми и средствах их выражения в тюркских языках. Здесь рассматриваются морфологические категории, служащие базой формирования системы БПК:

система глагольных форм, категория притяжания, падежные формы зависимого подлежащего. Описывается синтаксический механизм зависимой предикации, обеспечивающий формальное своеобразие зависимых ПЕ в составе БПК по сравнению с главными и простыми независимыми предложениями.

1.2. Характеристика грамматических категорий. В тюркологических исследованиях тюркские языки принято относить к языкам смешанного типа с синтетико-аналитическим характером выражения грамматических значений. По типу морфологической структуры они относятся к языкам агглютинативного строя. Словообразовательные, формообразовательные и словоизменительные аффиксы присоединяются к корню последовательно постпозиционно. Служебные слова всегда следуют за знаменательными. Структуру словоформы можно представить тувинским примером: дуза=ла=ш-кан=ывыс=ты помощь=У5=К£С1Р=РР=Р055/1РЬ=АСС 'то, что мы помогали.'

1. Падежная система. С точки зрения типологии падежных систем, выделения общего числа падежей, падежные системы тюркских языков Сибири занимают промежуточное положение между двумя крайними типами - «редуцированными» и «гипертрофированными» [Плунгян, 2000, с. 180]. Категория падежа в тюркских языках Южной Сибири (тувинский, алтайский, хакасский) включает 8-9 падежей. Материально общими для всех трех языков являются шесть падежей: неопределенный, притяжательный (или родительный), дательный, винительный, местный и исходный.

Падежная система хакасского языка дополнительно включает направительный падеж и творительный падеж, показатель которого восходит к общетюркскому послелогу. В алтайском языке имеются также послелог-аффикс =тоон, выполняющий функцию направительного падежа, но пока не нашедший отражения в грамматических описаниях, и аффикс творительного падежа =ла!=ле. В тувинском языке различаются два направительных падежа и послелог -биле как маркер творительного падежа, не гармонирующий и не признаваемый падежной формой в грамматической традиции.

Парадигма безличного (простого) склонения в трех тюркских языках Южной Сибири представлена в таблице 1.

Притяжательное склонение отличается от безличного тем, что его объектом является существительное или причастие, включенные в

Таблица 1

АФФИКСЫ БЕЗЛИЧНОГО СКЛОНЕНИЯ В ТЮРКСКИХ ЯЗЫКАХ ЮЖНОЙ СИБИРИ

Падеж Тувинский Хакасский Алтайский

Неопределенный 0 0 0

Родительный =нын/=нин/=нун/=нун =нын/=шк =иыи/=нин

=дын/=дин/=дун/=дун =тын/=пн =ДЫН-/=ДИ1Г

=тын/=тин/=тун/=тун =ТЪПГ/=ТИ!Г

Дательный =га/=ге =га /=ге =га/=ге/=го/=г6

=ка/=ке =ха/=хе; =а/=е =ка/=ке/=ко/=к6

Винительный =ны/=ни =НЫ/=Н1 =ны/=ни

=ды/=ди =ты/=п =ды/=ди

=ты/=ти =ты/=ти

Местный =да/=де =да/=де =да/=де/=до/=до

■=та/=те =га/=те =та/=ге/=го/=гб

Исходный =дан/=ден =дан/=ден =данУ=де н/=дон-/=д6 к

=тан/=тен =нан/=нен =на1г/=не!г/=нон'/=нбн'

=тан/=тен =гак/=тен-/=тон'/=гбн-

Направительный 1 =же/ =че =зар/=зер; =сар/=сер =т6он (=ден/тен)

Направительный 2 =гыва/=тиве; =дыва/=диве -

Творительный -биле =нан/=нен =ла/=ле

отношения принадлежности и маркированные соответствующими показателями грамматической категории принадлежности - притяжательными (посессивными) аффиксами.

Грамматическая категория принадлежности представлена пятью грамматическими значениями, которые соответствуют грамматическим лицам: 1-го и 2-го л. ед. и мн. ч. и 3-го л. без различия ед. и. мн. ч. (см. таблицу 2).

Притяжательные аффиксы в тюркских языках присоединяются непосредственно к основе имени или к форме причастия.

Таблица 2

АФФИКСЫ КАТЕГОРИИ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ В ТЮРКСКИХ ЯЗЫКАХ ЮЖНОЙ СИБИРИ

Грамматическое Тувинский Хакасский Алтайский

лицо

1-е л. ед. ч. =м/=ым/=им =м/=ым/=1м =м/=ым/=им

2-е л. ед. ч. =н/=ын/=ин =н/=ын/=щ =№/=ЫН'/=ИН'

3-е л. ед. ч. ■=зы/=зи, =зу/=зу =3ы/=31 =зы/=зи

=ы/=и, =у/=у =ы/=ч =ы/=и

1-е л. мн. ч. =выс/=вис =вус/=вус =быс/=б1с =быс/=бис

=ивыс/=ывис =ыбыс/=[б1с =ыбыс/=ибис

2-е л. мн. ч. =нар/=цер =нар/=нер =тар/=гер

=ынар/=инер =ыцар/=щер =ыгар/=игер

3-е л. мн. ч. =зы/=зи, =зу/=зу =зы/=з1 =зы/=зи

=ы/=и, =у/=у =ы/=| =ы/=и

2. Категория времени в тюркских языках Южной Сибири выражается аффиксами, которые непосредственно предшествуют показателям лица и являются общими для финитных и причастных форм. Аффикс =ган выражает прошедшее время, =р - настоящее и будущее. Значение прошедшего времени передается также формой на =ды, которая в современных языках причастной уже не является.

Кроме названных основных форм времени, каждый тюркский язык располагает богатой системой возможностей для выражения различных характеристик действия, локализованного в определенном времени. Например, в тувинском настоящее конкретное (длительное) передается аналитической формой Ту=п тур= {олур=, чор—, 12

чыт=). Существенно, что подавляющее большинство причастий может быть использовано в качестве финитных форм с определенными временными значениями.

При анализе временной локализации событий, названных частями БПК, оперируем понятием функционально-семантической категории темпоральности, которая опирается на различные (морфологические, синтаксические, лексические) средства языкового выражения времени.

Категория времени передает отнесенность событий к тому или иному плану абсолютного времени: прошедшего, настоящего, будущего.

В передаче разнообразных значений, которые исследуются в настоящей работе, особую роль играет аналитизм формы. Значения тувинских аналитических форм обнаруживают пересечение с функционально-семантическими полями темпоральности, аспектуально-сти, модальности, отрицания. При описании темпоральной семантики исследуемых БПК нами отмечаются только те элементы темпоральных значений, которые имеют прямое отношение к семантике анализируемых моделей.

3. Залоговая система представлена каузативным залогом с аффиксами (с фонетическими вариантами), страдательным -л=, возвратным =«= и взаимно-совместным (тув. =ш=, =ж=; алт. =ш=; хак. -с=) залогами.

Семантически наиболее нагруженной, а потому и наиболее употребительной является форма каузативного залога. В разных грамматических и лексико-грамматических окружениях она способна передавать разные залоговые значения.

4. Аспектуальные характеристики действий в тюркских языках Южной Сибири передаются как с помощью определенных аффиксов, которые занимают в словоформе позицию, предшествующую собственно грамматическим- аффиксам (отрицание, причастно-временные аффиксы), так и с помощью специальных аналитических форм.

В изучаемых языках имеются простые (синтетические) формы выражения завершенного вида. Ср. форму на =ыбыс=/=чб«'с= в хакасском языке; форму на в тувинском.

Относительная бедность аффиксальных способов выражения значений этого типа компенсируется широким использованием аналитических форм, которые образуются с помощью вспомогательных

глаголов, сочетающихся с одной из деепричастных форм смыслового глагола (на =п или на =а).

В нашей работе категория вида не является предметом специального исследования. Мы касаемся ее только в связи с прямыми задачами и говорим о существовании в языках функционально -семантической категории, представляющей характеристики протекания действия, пользуясь общим понятием «аспектуальность», объединяющим вид, способы действия, неглагольные лексические и синтаксические показатели характера протекания действия.

5. Модальность относится к числу наиболее актуальных проблем лингвистики. В отличие от аспектуальных значений, имеющих отчетливый общий компонент «динамика ситуации», модальные значения не имеют такого единого понятийного центра и считаются «двухполюсной зоной» [Плунгян, 2000, с. 309], выражающей, во-первых, оценку ситуации говорящим и, во-вторых, статус ситуации по отношению к реальному миру (реальность или ирреальность). Ирреальная модальность и оценка выражаются в целом ряде косвенных наклонений, противопоставленных прямому наклонению, описывающему реальную ситуацию. Так модальность желательности представляет событие не как имеющее место в реальной действительности, а как присутствующее лишь в сознании человека. Она противопоставляет целевые БПК причинно-следственным конструкциям, в которых эта модальность отсутствует. Появление в главной части БПК эксплицитного модусного компонента со значением 'надо', 'необходимо' сдвигает базовую семантику, и конструкция становится условной. Условные БПК сближаются с причинно-следственными через модальность необходимости.

Парадигма наклонений в каждом языке имеет свой, количественно различный, состав форм. Это зависит от подхода и понимания объема категории наклонения исследователями. В тюркских языках выделяют от четырех до двенадцати наклонений. Помимо признанных форм наклонений, тюркские языки располагают большим количеством форм, выражающих модальные значения и оттенки значений, не нашедших определенного грамматического места в традиционных грамматиках. В их числе и модальные глаголы, модальные неглагольные предикаты, модальные частицы, грамматикализованные сочетания форм основного и вспомогательного глаголов, синтаксические средства. В. И. Рассадин выделяет особый разряд модальных форм, куда включает и синтетические, и аналитические

формы с разнообразными модальными значениями [1978, с. 164 -170].

6. Значения, выражающие эксплицитное указание на источник сведений говорящего о сообщаемой им ситуации, относятся к сфере категории эвиденциальности [Е^ёепИаШу, 1986]. В хакасском языке от трех глаголов образуется особая причастная форма настоящего времени на =иган/=иген, маркированная значением очевидности: пар=иган, кел=иген и апар=иган [ГХЯ, 1975, с. 232]: хак. париган поезд 'идущий (в присутствии говорящего) поезд'; Мин Порчоны кдргем, ол аал ындгрв париган 'Я видела Порчо, она шла к аалу'.

Указание же на то, что информация об описываемой ситуации является неожиданной, «новой» для говорящего, относится к сфере категории миратива.

В тюркских языках эвиденциальность и миративность выражается либо специализированными средствами, либо совместно с другими значениями, модальными и аспектуальными. В тувинском языке миративные БПК, выражающие неожиданное обнаружение факта, образуются: 1) посредством аналитической конструкции (АК) сказуемого ЗПЕ: {{Бир) + у'°спр' + Ту=ар//=га}. Первым компонентом такой АК может быть (факультативно) лексема бир 'один', а вторым - глаголы ментальные, чувственного восприятия или внутреннего состояния: квер 'смотреть', миннир 'чувствовать', бодаар 'думать', дыцнаар 'слышать' и др. в форме на =ар//=га в разно- или, крайне редко, моносубъектной реализации модели: Чанчык боданып чыт-каш, бир миннип кэ=эр=ге, ол чарыкта бир теректщ холегези союп чедип келген бооп-тур 'Чанчык лежал в задумчивости; когда он вдруг очнулся, оказалось, что тень тополя (который стоял) на той стороне подползла к нему'. Ср. МСК: Бир минн=ир=им=ге, аал ча-нында тей кырында унуп келген чор мен (СС, А, 57) 'Когда я опомнился, оказалось, что я взобрался на горку около юрты'; 2) формой на =са-ла. Структурно-семантическая особенность этих БПК в том, что здесь обнаруживается пропущенное, но легко восстанавливаемое смысловое звено, которое можно представить с помощью предиката кор= 'смотреть'. Это опущенное звено являлось бы главной частью по отношению к ЗПЕ. Предикативная единица, которая на самом деле заканчивает предложение, описывает то событие, которое неожиданно открылось, когда совершилось зависимое событие. Естественно, что эта ЗПЕ должна в качестве субъекта действия иметь человека, способного видеть и оценивать увиденное: Хенертен дирс-дарс ди=зе-ле, снарядтар ында-мында частып эгелээн (ЕТ, 136) 'Вдруг

раздался треск, (оказалось) снаряды там и сям начали взрываться'. Сказуемое главной ПЕ имеет форму прошедшего времени.

7. Вопрос об именных формах глагола относится к числу наиболее важных вопросов, разрабатываемых в тюркском языкознании. Его значимость обусловливается той большой ролью, которую играют именные формы глагола в строе тюркских языков. Во-первых, они составляют мощный и чрезвычайно развитый блок морфологических форм со сложной семантикой. Во-вторых, именно они являются причиной проявления одной из черт своеобразия тюркского синтаксиса - отсутствия потребности в сочинительных и подчинительных союзах.

Причастные формы в языках Южной Сибири многочисленны, но не все они одинаково употребительны и одинаково важны в контексте данного исследования. Термин «причастие» в алтаистике характеризуется неоднозначно. Критерием причастной формы является ее способность быть определением. Формы глаголов, способные быть определениями, могут обладать или не обладать способностью быть конечным сказуемым и сказуемым зависимой части, что для нас особенно важно. Глагольные формы, выполняющие эту функцию, могут в роли определений не функционировать и потому в списки причастий не попадать. Их называют обычно именами действия, реже - причастиями. Такова форма на =гу, рефлексы которой прослеживаются во всех трех языках: это формы будущего возможного, тув. =гу дег, хак. =гадаг. В роли определений и зависимых сказуемых они нам не встретились.

Ядро причастных систем в изучаемых языках является общим и включает три причастия: прошедшего времени на =ган, настояще-будущего на =р и еще не совершившегося действия на =галак. Они могут выполнять все три функции: конечного сказуемого, зависимого сказуемого и определения. В предикативном склонении максимально полно участвует причастие на =гап; его падежные (и падеж -но-послеложные) формы конструируют в каждом из языков десятки бипредикативных конструкций. Активно используется и причастие на =р, которое тоже принимает разнообразные падежные формы. Менее употребительно, особенно в тувинском языке, причастие на =галак.

В тувинском языке других причастий, участвующих в предикативном склонении, нет. Даже причастие на =галак образует здесь только одну форму местного падежа с временным значением 'когда

еще не'. Однако в предикативное склонение втягивается форма на =бышаап, оцениваемая как деепричастие и способная принимать, по крайней мере, форму винительного падежа.

В алтайском языке, кроме трех названных, представлено причастие на =атан, которое выполняет все три причастные функции и участвует в предикативном склонении, передавая значение обычного, регулярного действия в прошлом.

В хакасском языке морфологическим аналогом алтайской формы на —атан является -чатхан, выражающая значение настоящего времени.

Причастие настояще-будущего времени, передающее постоянный процессуальный признак или, реже, действие в будущем, образуется при помощи аффикса Причастий будущего времени выделяет-

ся два: на =р и на -гадаг, но последняя форма в предикативном склонении не участвует.

Таким образом, самая богатая система причастий, способных быть сказуемыми зависимой части БПК и участвовать в предикативном склонении, представлена в хакасском языке, где насчитывается шесть форм; в алтайском таких форм четыре, в тувинском, с учетом формы на -пышаан, тоже четыре.

Деепричастная система тюркских языков представлена шестью формами. Они выражают различные смысловые отношения зависимого действия к главному и характеризуются относительными модально-временными характеристиками.

В структурном отношении деепричастия исследуемых языков представляют собой формы, не осложненные личными и падежными аффиксами: они не спрягаются и не склоняются. Исключение составляют формы «деепричастного типа», имеющие парадигму спряжения (=са и =гыже/=ганча) и склонения (=гыже). По признаку не-спрягаемости они противостоят деепричастиям якутского языка, которые могут оформляться показателями грамматического лица. Основные значения деепричастных форм - темпоральные. В зависимости от семантики глагольной основы, от которой образована деепричастная форма, а также от семантики финитного глагола, на фоновую семантическую базу могут накладываться значения из серии обусловленности. Они передаются теми же формами, что и временные отношения.

Помимо семантики, деепричастия различаются по своим конструктивным свойствам. Одни обладают способностью иметь собст-

венную подлежащную валентность (тувинские: =гаш, =кала, =п, реже =пайн), другие такой способностью не обладают и реализуются в моносубъектных конструкциях (=а, =пышаан).

В хакасском и алтайском языках формы на =гаш и =пышаан отсутствуют. В тувинском и хакасском нет формы на =гажын (см. таблицу 3).

Таблица 3

ИНФИНИТНЫЕ ФОРМЫ ГЛАГОЛА В ТЮРКСКИХ ЯЗЫКАХ ЮЖНОЙ СИБИРИ

Форма Тувинский Хакасский Алтайский

Причастие ~аР ~аР

=ган =ган =ган

=галак =галах -галак

(=пышаан) =чатхан ■ -атан

- =гадаг -

= Чан -

=иган (от

пар=.

кел~, стар=)

Деепричастие -а =а -а

=п -п =п

=кала =галы =калы

-пайн =бин =6ай

=пышаан - -

=.гаги - -

=ганча =ганча

- =абас (качин.) -

- - =аяа

- =кажын

Формы кос- =са =са =са

венных накло- =гыже - -

нений

1.3. Структурная характеристика БПК. Структура БПК определяется тремя компонентами: в ней выделяются два компонента, представляющие два события, и третий компонент (показатель синтаксической связи), выражающий отношение между ними! Именно от этого третьего компонента зависит и структурный, и содержательный (семантический) тип БПК.

В соответствии с характером показателя связи выделяются два крупных структурных типа БПК: синтетические (монофинитные) - с инфинитными (причастными и деепричастными) формами сказуемых ЗПЕ и аналитические (бифинитные) - с финитными формами сказуемых в обеих ПЕ.

1.3.1. Монофинитные БПК. Показатель связи в монофинитных БПК синтетический: морфема входит в словоформу зависимого сказуемого: алт. Кайда-кайда бар=ган=да, ол керегинде эрикпейтен де (К, ПВК, 2) 'Если ехал куда-нибудь, о ней даже не скучал'. Среди синтетических выделяется подтип синтетико-аналитических БПК: инфинитная форма сказуемого ЗПЕ сочетается с послелогами или служебными именами: хак. Ол туунг1 чти, тдре=ен=нец пеер оршмеен полар (НГД, ЫА, 79) 'Он с тех пор, как родился, как сегодня, наверное, не радовался'.

1.3.2. Предикативное склонение причастий. Грамматический механизм, который определяет возможности использования падежей при конструировании БПК разных структурных и функциональных типов, мы, следуя традиции, рассматриваем как причастное предикативное склонение.

Являясь сказуемыми зависимых ПЕ в составе БПК, причастия получают способность склоняться. Подлинным же объектом склонения являются те предикативные единицы, в которые причастие входит как сказуемое, замыкая их и принимая на себя падежный аффикс.

1.4. Семантическая характеристика БПК. В системе конструкций причастного предикативного склонения выделяются две подсистемы. Первая представлена БПК с актантными (выполняющими роль подлежащего и дополнения) ЗПЕ. Ядро этой подсистемы составляют винительный и неопределенный падежи. Вторая подсистема представлена БПК с сирконстантными (обстоятельственными) ЗПЕ. Ядро этой системы составляют местный, дательный, исходный и творительный падежи.

Атрибутивные БПК составляют особый структурно-функциональный тип, отличный от актантных и сирконстантных БПК. Сказуемым ЗПЕ в них служат несклоняемые и неспрягаемые причастные формы, примыкающие к определяемым.

В главе II «Структурные типы БПК» описываются структурные типы БПК, ядро которых составляют монофинитные конструкции с синтетическим показателем связи. БПК с аналитическим показателем связи представлены конструкциями со скрепой деп.

Сказуемое ЗПЕ в монофинитных БПК выступает в синтетических причастных, причастно-падежных, деепричастных формах и анали-тико-синтетических причастно-послеложных формах.

2.1. Причастно-падежные БПК. Состав инфинитных форм, участвующих в формировании БПК, неоднороден и различается в зависимости от семантики конструкции. Причастия принимают грамматические показатели, указывающие на лицо и число субъекта действия, и употребляются в падежных формах.

Нами различаются две парадигмы изменения причастий по лицам и числам: лично-финитная и притяжательная. Лично-финитная предполагает нулевое личное оформление сказуемого ЗПЕ в 3-м л.: тув. Санап ор=ар=ым=га, шупту он сес болду (Сур., 132) 'Когда я посчитал, всех их было восемнадцать'; хак. Ыс тарап пар=ган=в=да, кдрзелер, хара хустар тиг1р когтде андар-мындар ла пытырасчалар (НГД, ЫА, 8 ) 'Когда дым рассеялся, (они) увидели, что орлы разлетаются в разные стороны в небе'. Притяжательная парадигма характеризуется обязательным оформлением 3-го л. показателями посессивного типа (=ы/~и): алт. 1аы болгонын }арды изи=ген=и=нек билди, кыш болганын чырайы кызара топ=гон=ы=нак билди (Дыр., 278) 'О том, что наступило лето, он узнавал по тому, как согревались его лопатки; о том, что наступила зима, он узнавал по тому, как краснело и мерзло его лицо'.

2.1.1. БПК с управляемыми ЗПЕ представлены конструкциями с винительным, дательным, исходным и неопределенным падежами ЗПЕ: (N2 Ту=прч.=//=пад.), (N1 УПп.упр).

БПК с винительным падежом ЗПЕ формируются глаголами с семантикой оперирования информацией (ОИ), среди которых глаголы чувственного восприятия, глаголы с семантикой модальности, получения, хранения, обработки, утраты информации и др.: бил= 'знать', квр= 'видеть', дыцна= 'слышать', оралдаш= 'стараться', бо-да= 'думать', эскер= 'замечать', ут= 'забывать', сагыи- 'помнить',

энде= 'угадывать', айтыр= 'спрашивать', кузе= 'желать', де= 'говорить', минни= 'чувствовать', свгле= 'передавать', сумелеш= 'советоваться'.

В моделях с глаголами мышления, чувственного восприятия функцию сказуемого ЗПЕ выполняют разные причастия, реализующие свои временные значения (=ар, =чатхан, =ган, -атан): тув.: Ийи кижинщ мээсти ввру унуп олур=ар=ын даштарныц даажын-дан Кара-Кат билип алган (Суван, 36) 'Два человека вверх по солнечной стороне горы поднимаются (что) по шуму камней Кара-Кат знал'; хак. Звонок пол=ган=ын испеезер бе! (НТ, КК, 103) 'Не слышал, что звонок был?'

В модели со значением каузации в ГПЕ - глаголы типа дилээр 'просить', дужаар 'приказывать' и ожидания, намерения мана= 'ждать', кузэ ='стремиться'. Сказуемое ЗПЕ выражается формой причастия на -ар\ тув. Авамныц чагыын дурген куусед=ир=щ диле-дим 'Прошу, чтобы ты скорее выполнил заказ матери'; хак. Амды Каврис тайызын Хора талайдац айлан^фртщнтанда чи-

Ыкпин сагып чорче (НТ, КК, 8) 'Теперь Каврис изо дня в день с нетерпением ожидает возвращения дяди с Черного моря'.

БПК с дательным и исходным падежами ЗПЕ формируются эмотивными непереходными глаголами типа: воруур 'радоваться', магадаар 'восхищаться', ажынар 'сердиться' и др.: хак. Кире1апер1 кгтспин пар=гап=ын=а чонхомзынган (ФБ, ПТН, 123) 'Дела его не получились, (тому) народ огорчился'. Сказуемое ЗПЕ чаще всего выражается формой причастия на ~ган, сохраняющей абсолютное временное значение.

Исходным падежом управляют глаголы с семантикой отвращения, опасения, стыда: тув. Багай кеттинип ал=ган=ын=дан оол ыядып турган 'Мальчик стеснялся того, что он плохо одет'.

Сопоставление с другими тюркскими языками показало, что у глаголов этой семантической группы возможно вариативное управление дательным или исходным падежом (см. таблицу 4).

В алтайском языке дательным падежом вариативно управляют глаголы эмоционального состояния, которые связаны со стремлением отстраниться от объекта, вызывающего отвращение, страх, стыд, хотя для глаголов этой группы характерно управление исходным падежом: алт. Мен бу ишти эдип 6ол=боз=ы=ма {болбозым=нан) кор-кып турум (Анк., 97) 'Я боюсь, что не справлюсь с этой работой'.

В хакасском языке глаголы названной семантической группы управляют в основном исходным падежом, хотя и здесь возможно управление дательным падежом со стороны глаголов с семантикой «отвращение»: хак. Мин пу кШнец таныс полганымнац сагыи=ар=га даа чиркестя полган (Анк., 97) 'Мне о том, что я была знакома с этим человеком, даже думать отвратительно'.

Таблица 4

УПРАВЛЕНИЕ ЭМОТИВНЫХ ГЛАГОЛОВ

ЛСГ глаголов Тувинский Алтайский Хакасский

Стыд Исх. ДатУИсх. Исх.

Страх Исх. Дат./Исх. Исх.

отвращение Исх. Исх. Дат./Исх.

огорчение / радость Дат. Дат. Дат.

БПК с неопределенным падежом ЗПЕ: противопоставляются структурные модели БПК с глагольными сказуемыми и структурные модели конструкций с неглагольными (именными) конечными сказуемыми. Структурная схема БПК с глагольным финитным сказуемым: (N1 Ту=прч.=/!/)=0), (N3- V ои у0|се). Словоформа зависимого сказуемого в таких БПК заканчивается притяжательным аффиксом, который передает грамматическое значение лица субъекта действия: тув. Ооц ындыг дурген чоруй бар=ган=ы бисти элдепсиндирген 'То, что он уехал так скоро, нас удивило'. Структурная схема БПК с именным финитным сказуемым: (N2 Ту=прч.=/!/)=и), (N3) Ь0"'): тув. .Аалчыларныц кээп тур=ар=ы эки 'Гости приходят, (то) счастье'.

2.1.2. БПК с неуправляемыми; ЗПЕ: (N1) Т\=прч.//=пад.) (ГПЕ). В причастном предикативном склонении сирконстантного типа тувинского языка участвуют следующие формы: причастие будущего времени на -ар, причастие прошедшего времени на =ган, причастие ожидаемого времени на =галак. Все эти формы имеют отрицательные пары: =бас, =баан, =баалак.

В алтайском и хакасском языках в системе темпоральных БПК используются причастия на В сис-

тему инфинитных форм каузальных БПК алтайского языка входит

форма на =атан, хакасского - =чатхан, а также формы на =ар и =ган.

В функции зависимого сказуемого они могут принимать формы местного (=да), дательного (=га), исходного (=дан) и творительного {-биле) падежей. Ограничения касаются БПК алтайского языка, в темпоральной системе которого не используется дательный падеж. В тувинском языке этот падеж принимает только форма причастия на =ар, в хакасском - причастие на =галах. В алтайском языке в системе каузальных БПК не используется творительный падеж.

Причастия в сирконстантных БПК свои абсолютные временные характеристики утрачивают. Подлежащее в БПК с ЗПЕ в форме местного, дательного и творительного падежей имеет форму неопределенного падежа. В конструкциях с исходным падежом ЗПЕ подлежащее может оформляться родительным падежом (в хакасском) или неопределенным (в тувинском), а сказуемое ЗПЕ - посессивными показателями 3-го л.

БПК с местным падежом ЗПЕ. Форму местного падежа принимают причастия на =ар, -ган (=баан), чатхан: хак. Иртен, Кудет конторазар пар=чатхан=да, туралар устулерЫде аппагас ыстар хатхлап парган чти турганнар (ФБ, ПТН, 48) 'Утром, когда Кудет шел в контору, над домами стоял белый дым, как будто застывший'; алт. Фермага^ууктап кел=ер=ис-те, озокто/г туура барган теретт кобыда салкын билдирбей барды (О, КУ, 18) 'Когда мы приблизились к ферме, ветер, который дул с долины, стал незаметным'; тув. Барып-барып сен октап шыда=ва=ан=ыц—да, а менде чуу боор (ТРС, 92) 'Если даже ты не смог побороть, я тем более (не смогу)'.

БПК с дательным падежом ЗПЕ. Форму дательного падежа принимают причастия на =ар (=бас), =ган (=баан): тув. Тонум ке-ди=п тур=ар=ым=га, холдарым болгаш балдырларым сирщейнип турар мындыг (СС, А, 56) 'Когда я надевал пальто, руки мои и икры (ног) вот так дрожали'.

Форма на =арга в тувинском языке используется в основном в разносубъектных БПК. Но возможны с этой формой и моносубъектные реализации: тув.: Ол хиредеу вир миннип бодап турар=ым-га, шуугаан тур мен (Дам.,74) 'Несмотря на это, когда я опомнился, оказалось я скандалю'.

В хакасском и алтайском, кроме инфинитива на =арга, дательным падежом оформляются причастия на =чатхан, =атан.

БПК с исходным падежом ЗПЕ. Исходный падеж используется с формами причастий на =ган (=баан), =ар, =чатхан: тув. Чаагай чемиш ун-ген=ин=ден тарааныц бажы сыгыла берген-дир (СТ) 'Оттого, что полные зерна взошли, просо голову согнуло'; хак. Пас-кир оларныц хырина кил=ер=1=нец Клаша, аны холтишац хаап, Тананац хости орын пирген 'Как только Паскир подошел к ним, Клаша, его под руку схватив, место рядом уступила'.

БПК с творительным падежом ЗПЕ. В тувинском и хакасском языках с формами творительного падежа сочетаются причастия на -ар, =ган (=баан), =чатхан, формируя моно- и разносубъектные БПК. Сказуемое зависимой ПЕ последовательно оформляется посессивными аффиксами 3-го л. притяжательного типа спряжения =ы: тув. Биске дузала=ар=ы-биле келгеннер 'Они приехали, чтобы нам помочь';Дя// адьт кэ=эр=и-биле, куштар ырлажы бээр 'С наступлением рассвета птицы запоют'; хак. Хызыцах ылг—ан=ы~нац узу-бысхан (ГХЯ, 77) 'Так как девочка наплакалась, (она) уснула'.

Итак, система причастного предикативного склонения для тюркского синтаксиса является центральной. В каждой из выделенных подсистем действуют собственные внутренние закономерности - в строении ЗПЕ, в использовании падежных, причастных форм, в характере временных значений причастий и т.д. В системе предикативного склонения используются шесть падежей. Неопределенный и винительный выступают в конструкциях, где управляющий компонент имеет семантику модуса. Остальные падежи могут использоваться и как управляемые (дательный, исходный), и как неуправляемые.

Использование причастных форм тоже различается. Имеется зависимость между семантикой предиката ГПЕ и использованием временных форм ЗПЕ в управляемой подсистеме. В сирконстантной же подсистеме временные значения причастий стираются.

2.2. Причастно-послеложные БПК. Послелоги представляют собой класс служебных слов, которые выполняют функцию модификаторов падежных значений. Тюркские послелоги, неоднородные по своему составу и конструктивным свойствам, представлены двумя структурными типами: 1) собственно послелоги, которые управляют именной формой или примыкают к падежно неоформленному компоненту, и 2) служебные имена, которые связываются с именными формами посредством изафета, т. е. принимают посессивный показатель. Знаменательный компонент принимает форму неопределенно-

го или родительного падежа (см. таблицы 5, 6). В причастно-послеложных конструкциях участвуют те же причастия, что и в при-частно-падежных.

Таблица 5

УПРАВЛЕНИЕ ПОСЛЕЛОГОВ

Падеж Тувинский Алтайский Хакасский

ЮМ орта, дораан, соон дарый, билек, хире, эрте, ёзугаар, ышкаш, дег, болгаш, боорга, ужун, дээш, ояар, олчаан, двмей, эртип, твлээдг, ту-дум, хире сайын, учун, ошкош, керегынде тустох, учун

ОАТ Чедир ]етире, тучей -

АВЬ соц гаар, бурунгаар, эрте бээр, веке, башка, ацгыда бери, ала, бейин, бскб, озо, у лам пеер, сыгара, ала, пасха, осхас

п^та - кожо -

Таблица 6

СЛУЖЕБНЫЕ ИМЕНА (ИЗАФЕТНЫЕ ПОСЛЕЛОГИ)

Падеж Тувинский Алтайский Хакасский

КОМ/ СЕЛ мурнунда, бетинде, бертинде, мурнуу чарыында, соонда, еввлунде, аразында, дургузун-да-ла, шаанда, санында-ла, уде, виде, хире, хирезинде, ужурунда, хараазындан, ула-мында, орнунга, дугайында кийнинде, соон-до, сокында, бойынча, туш-та, шылтуунда, аайынча, алдын-да, ордына ту ста, аразында, алнына, соонда, соонда ла, сылтаанда, хоостыра, ор-нына

Показатель грамматического лица в словоформе зависимого сказуемого в ЗПЕ с послелогами и служебными именами может занимать разную позицию: им оформляется либо причастие, либо служебное имя. Если показатели лица принимает на себя причастие, то послелог имеет нулевое личное оформление: алгырыпт=ар=ым орта 'как только я закричал'. Если же показатели лица принимает на

себя служебное имя, то возможны два варианта: 1) причастие может не иметь показателя лица: кел-ген соо=м=да 'после того как я пришел' и 2) причастие получает оформление аффиксами 1-го и 2-го л., а служебное имя имеет показатель 3-го л.: келир=им мурну=н=да 'прежде чем я приду'.

Послелоги обнаруживают разную способность сочетаться с предшествующей инфинитной формой и передавать различные смыслы: тув. Шакты ацаа тургус=кан=дан бээр чус чьи ашкан (БХ, 87) 'С тех пор, как там поставили часы, прошло сто лет'; Чай дуж=ер=ден бээр, тудуувус доозар бис 'До того как наступит лето, мы закончим стройку'.

2.3. БПК с формами косвенных наклонений. В функции сказуемого зависимой части выступают формы косвенных наклонений: условного на =са и предельного на =гыже (алт., хак. =ганча): тув. Кызылга чеде бер=зи=м=зе, сецээ барып болур мен бе! (Кудажы, 147) 'Если приеду в Кызыл, можно к тебе зайти?' Эти формы принадлежат к общему деепричастному типу, занимая в нем особое место. Это последовательно спрягаемые формы: тув. Мен ажылга тур=гуже=м=де, уруглары бажыцга боттары турган 'Пока я была на работе, дети сидели дома'.

2.4. БПК с деепричастными формами глагола. Деепричастия реализуются в двух типах конструкций: моносубъектных (тув. =я, =пышаан, =пайн) и вариативно-субъектных (тув. =гаш, =кала, =п). Используются указанные формы в конструкциях сирконстантного типа, формируя разнообразные типы таксисных отношений между зависимым и главным действиями. Тувинские деепричастия - последовательно неспрягаемые формы, не осложненные падежными аффиксами. Только деепричастие на =гаш в некоторых диалектах имеет падежную парадигму [Катанов, 1903, с. 593].

В хакасском языке аффикс исходного падежа принимает отрицательное деепричастие на =бин: хак. Натка, 1згк ас=пи=нац, ах састыг палацахты корче (ГХЯ, 241) 'Как только Натка открыла дверь, тут же увидела белоголового ребенка'.

Конструктивная специфика предопределяет и специфику семантическую, передаваемую названными формами. Так, например, в тувинском форма на =гаш, реализуясь в моносубъектной конструкции, передает темпоральные отношения: тув. Суурга чурттап тур=гаш ургулчу ацнаар турган бис 'Когда (мы) жили в деревне, мы часто ходили на охоту' (отношения одновременности событий). При разно-

субъектной реализации этой модели выражается семантика причины: тув. Кызыл будум доца бер=геш, чадырымче дедир кирипкелдим (ШЧС, 94) 'Так как босые ноги мои замерзли, домой обратно пришел я'.

Деепричастие на =ганча в современных сибирских тюркских языках полифункционально. Эта форма употребляется в конструкциях со значением сравнения, предельной степени, замещения, времени: алт. Бис бой-бойыстын тумчуктарыстык каны ак=канча]уд-руктажып, ол ло Акуулдагы}айлуда согушканыс 'На стоянке Акуул мы друг с дружкой дрались до того, что из носов кровь потекла'; хак. Шс кун хон^ганца хой хадар чоргеб^с 'Мы пасли овец до тех пор, пока не село солнце'.

В шорском языке форма на =ганче, помимо выражения временного, качественного и количественного предела, значений предпочтения, замещения и сравнения, может выражать и специфическое значение все еще продолжающегося действия с оттенком удивления [Невская, 1993, с. 62-70]: шор. Ииги алып тартышцанче полдылар (ИН, 68) 'Два богатыря все еще боролись, оказывается'.

Наши наблюдения по другим тюркским языкам юга Сибири наличие такой семантики у аналитической конструкции с формой на =ганча подтвердили только для алтайского языка. Здесь также в состав бивербальной АК входит аналитический компонент, вносящий миративное значение, - это частица эмтир: алт. Игистер тыгикары уйукта=ганча эмтир 'Близнецы все еще спят на улице, оказывается'.

В якутском языке форме на =ганча соответствует форма на =бычча. В отличие от других якутских деепричастий, она не только не принимает ни личных, ни падежных аффиксов и не имеет отрицательного аспекта, но и выражает значение, отличное от значений формы на =ганча в рассматриваемых языках. Основными значениями якутской формы на =бычча являются значения причины, условия, возможности совершения действия [Коркина, 1985, с. 72 - 74]: якут. Улэбитин бутэрэ охсу=бучча, оонньоон ылаагын! (ЕК, 72) 'Поскольку мы управились с работой, немного поиграем'; ср. тув.

.чайгавайн салыптарымга, мырыцай-ла кулаам чарыл=гыжекыш-кырып-ла унген (СС, А, 31) '...когда я перестал качать, он завопил до такой степени, что в ушах зазвенело'.

2.5. ВПК с частицами и другими служебными словами, дополняющими основные показатели связи.

1. Частицы в синтаксической системе тюркских языков играют важную роль. Они могут участвовать в организации предикативности высказывания, являясь обязательным элементом структуры предложения. Вхождение частиц в состав сказуемого ЗПЕ определенным образом модифицирует базовую, исходную семантику образующих его форм. В тувинском языке регулярные сочетания с инфи-нитными формами образуют частицы -ла, -даа, в хакасском - ла, ох. Сочетаясь с падежными формами причастия будущего времени на =ар, =галак и формой условного наклонения на =са, они конструируют БПК различных семантических типов: тув. Во улусту олур-туп=су=м=за-ла чеде бээр мен 'Как только отправлю этих людей, сразу приеду я'; Чаъс ча=ар=га-даа, чер эки шыгываап (ШЧС, 176) 'Хотя шел дождь, хорошо землю не промочил'.

2. Лексикализованные формы причастия и деепричастия от глагола бол- 'быть' - болза, болганда широко используются в роли средства связей частей БПК. В тувинском языке, кроме этих форм,-употребительна и форма болгаш. Они линейно заканчивают аналитическую конструкцию зависимого сказуемого, и выбор между ними определяется соответствием этих грамматических форм характеру отношений между частями конструкции. Все скрепы, образованные от глагола бол-, сочетаются с формами (положительными и отрицательными) причастий на =ган и на =ар, формами имен наличия бар и отсутствия чок, именами существительными и прилагательными в предикативном употреблении. Скрепы болза и болганда способны формировать БПК моно - и разносубъектного типа. Болгаш формирует в основном моносубъектные конструкции.

В тувинском языке в несобственно сложных конструкциях служебное слово болза используется для выделения темы высказывания (т. е. маркирования топика): тув. Арзыланнар, парлар болгаш бврулер болза араатан амытатар (ТРС, 110) 'Что до львов, тигров и волков - (они) хищные животные'.

Предложения, построенные по схеме /ТУ; + болза}, имеют коммуникативную направленность, раскрывают информативный аспект высказывания. Маркер болза может встраиваться в другую конструкцию, построенную по схеме {Ту=п + ка=ар—ым} болза. После болза, третьего компонента в этой цепочке, следует информативная часть предложения - предикативная единица, акцентированная пре-

дыдущим аналитическим комплексом: тув. Ам силерден диле=п ка=ар=ым болза, фактыларны эки-ле хынan коруц ер (ДС, 10) 'К вам просьба, хорошо проверьте факты'. В качестве знаменательного компонента конструкции с маркером болза используются глаголы с семантикой 'просить', 'предупреждать', 'указывать'. Болза оформляет готовый аналитический глагольный комплекс {Tv=n ка=ар=ым}, последний компонент которого принимает на себя показатель грамматического лица. Болза же остается за пределами этого комплекса и грамматического оформления не получает.

2.6. Бипредикативные конструкции с внепадежной формой причастия в роли сказуемого ЗПЕ. Несклоняемые причастные формы служат сказуемыми зависимых ПЕ в составе бипредикативных конструкций атрибутивной семантики. В этой функции тюркские прпчастпя примыкают к определяемым, оставаясь неизменными, и занимают позицию перед определяемыми словами: хак.

азах чолца паргабыс, хайзы тагны uôipe парчатхан (ГХЯ, 400) 'Мы шли по тропинке, которая огибала го_ру'.

2.7. Конструкции со скрепой den/min. В тюркских языках широко функционируют в роли показателя связи между частями ПЕ инфинитные формы глагола де= 'говорить': деп, дээш, дээк, дээр. Скрепа деп играет важную конструктивную роль в составе целого ряда синтаксических единиц тюркских языков. Она вводит формально законченную ПЕ, построенную по схеме простого предложения. Входя в состав зависимой части, деп маркирует ее именно как подчиненную.

Возможны как моносубъектные, так и разносубъектные реализации конструкций. Субъект зависимого действия может иметь форму номинатива или аккузатива: алт. Картыс (NOM) совхоз биске тал-дама аттар берер деп ижепген 'Картыс надеялся, что совхоз даст нам самых лучших лошадей'; тув. А силер=ни (АСС) актарга тава-рышкан боор деп коргуп тургап бис (СТ, 122) 'Мы боялись, что вы попадетесь к белым' (таварышкан боор деп 'попадутся=что=они').

Форма грамматического лица сказуемого ЗПЕ зависит от того, моносубъектна или разносубъектна данная конструкция. В МСК сказуемое ЗПЕ принимает форму 1-го л., независимо от того, какое лицо является производителем действия (1-е, 2-е или 3-е): тув. Ол ча-гаазында эмнелгеде чыдырмен деп бижээн чорду (ШК, 282) 'Он написал в письме, что лежит в больнице' (в больнице лежу я).

В РСК с субъектом зависимого действия в аккузативе сказуемое ЗПЕ принимает форму 3-го л., как в рассмотренном выше тувинском примере.

Скрепу деп прогнозируют глаголы со значением оперирования информацией типа: бодаар 'думать', шиитпирлээр 'решать', санаар 'считать'; билир 'знать'; сактыр 'помнить', уттур 'забывать'; дыцнаар 'слышать', эскерер 'замечать', биокиир 'писать'.

В главной части БПК со скрепой деп используются также глаголы, дающие дифференцированное представление о передаваемой информации. Они сообщают о новых и актуальных в момент речи событиях: медээлээр, дыцнадыр 'сообщать', 'информировать', свгледир 'извещать', чарлаар 'объявлять', сагындырар 'предупреждать': хак. Чыылыг понедельникте upmipinep min, пастых чарлаан 'Директор известил членов комиссии, что заседание переносится на понедельник'.

Глаголы этой группы по-разному отражают временную ориентацию сообщения. Так, глаголы дыцнадыр 'сообщать' и медеглээр 'доносить' ориентированы на прошлое событие, которое уже произошло к моменту речи: тув. Англияныц кадыны келир чылын кээр деп солуннарда парлаан 'Газеты сообщили (опубликовали), что визит английской королевы переносится на следующий год'. Глаголы 'предупреждать' и 'извещать' - на будущее: тув. Эртемдээннер чон изиг агаардан влур деп сагындырып турар 'Ученые предупреждают, что человечество погибнет от потепления климата'.

Глаголы бадыткаар, херечилээр 'свидетельствовать', дафыраглаар 'клясться' дают разное представление об истинности/ложности, достоверности передаваемой информации: алт. Бас-тыра концертте болгон улустар артист эзирик болгон деп чертен-гилейт 'Все, кто был на концерте, клянутся, что артист был пьян'.

2.8. Соотношение аспектуально-темпоральных и модальных характеристик частей БПК. В функции сказуемого ЗПЕ регулярно встречаются аналитические формы глаголов, построенные по схеме «деепричастие лексического глагола + требуемая конструкцией форма вспомогательного глагола».

Аналитическую форму глагол принимает в соответствии с тем аспектуальным, реже - модальным значением, которое необходимо для описания самой зависимой ситуации и не обусловлено непосредственно ролью данной ПЕ в составе БПК. Когда такая аналитическая форма оказывается в позиии зависимого сказуемого, именно вспо-

могательный глагол в ее составе принимает те показатели, которых требует соответствующая модель БПК.

Использование в обеих ПЕ разных глаголов, в том числе сложных с разными вспомогательными компонентами, позволяет выразить и длительность, и краткость, и результативность, и многие другие характеристики событий, предопределяет те конкретные таксис-ные отношения, которые будут установлены между событиями, названными в двух частях БПК (одновременность или следование): тув. Соо=й бер=ген=де; арганыц ыяштары дазырткайНы=п турар апаар 'Когда стоят морозы, в лесу деревья трещат'; Кежээликте=й апар=ган-да, Улуг-Баалыкка ийи ацчы одагланы=п ал=ган 'Когда наступил вечер, два охотника расположились (на ночлег) в Улуг-Баалыке'.

Что касается временного плана БПК обусловленности, то для каждого типа выявляется своя специфика. Причинно-следственные БПК характеризуются свободным варьированием временного плана зависимой и главной ПЕ и модальностью реальности действий. Условные БПК могут иметь временной план будущего и прошедшего времени и модальный план гипотетичности события зависимой ПЕ. Для целевых БПК вопрос об осуществленности или неосуществлен-ности события зависимой ПЕ нерелевантен. Важно то, что это событие является желательным. Обращенность действия к настоящему, будущему или прошедшему фиксируется формами финитного сказуемого ГПЕ.

Описывая аспектуальные (аспектуально-темпоральные) значения частей БПК, мы фиксируем не все элементы названных значений, а только те, которые непосредственно связаны с семантикой той или иной модели обсуждаемых БПК.

Глава III. «Функционально-семантические типы БПК».

БПК тюркских языков Южной Сибири представлены тремя функциональными типами: актантный, сирконстантный и атрибутивный. Каждый тип представляет собою систему - упорядоченное множество элементов, между которыми устанавливаются определенные отношения.

3.1. Актантные БПК. Содержательная специфика актантных конструкций состоит в том, что предикативные единицы, связанные таким образом, принадлежат разным уровням рефлексии: зависимая ПЕ представляет какое-то событие действительности, а главная ПЕ выражает какую-либо психическую операцию - восприятие, мысль,

чувство, оценку, направленную на событие действительности, представленное ЗПЕ.

Выделяется две структурно-семантические разновидности БПК: диктумная ЗПЕ по отношению к модусной ГПЕ может выполнять синтаксическую функцию либо подлежащего, либо дополнения.

Модусные пропозиции, выражаемые главной частью актантных БПК, противопоставлены друг другу и формально, и семантически. Пропозиция интеллектуального оперирования информацией противостоят оценочным пропозициям. Каждый из этих типов представлен более частными группами значений.

3.1.1. В БПК с диктумной ЗПЕ в функции дополнения сказуемое ГПЕ выражается ЛСГ глаголов 1) оперирования информацией: билир 'знать', угаар 'соображать', бодаар 'думать', сананар 'размышлять': Ооц канчап билип ка=ан=ын база билбес мен (МК, ТЧЫ, 74) 'Даже не знаю, откуда он узнал это'; 2) получения информации, ее переработка.* кввр 'видеть', дыцнаар 'слышать', угаап бодаар 'догадаться', миннир, медээр, 'чувствовать', эскерер 'замечать': тув. Ооц чуну канчап ка=ан=ын шуптуцар дыцнаан-на болгай силер (ВМ, ББХ, 97) 'Вы же все слышали, что он сделал'; 3) хранения или утрата информации: сактыр 'вспомнить', уттур, уттуптар 'забывать': Ол ужен ажыг чылдар мурнунда Шериг-оол-биле сввлгу катап байырлажып тур=ган=ын сактып келген 'Он вспомнил, как он в начале тридцатых годов в последний раз прощался с Шериг-оолом'; 4) передача информации другому лицу: чугаалаар 'рассказывать', тайылбырлаар 'объяснять', свглээр, дээр 'говорить', дилээр 'просить': тув. Булат бодунуц тввгузун кысказы-биле бижээш, ада-иезиниц адрези ылавылап бэ=эр=ин дилээн болду (Сувац, 37) 'Оказалось, что Булат, написав кратко свою биографию, попросил уточнить адрес его родителей'.

Модус-диктумные БПК, управляемые модусным глаголом, являются лексико-синтаксическим средством выражения эвиденциально-сти. Персуазивность (неуверенность в достоверности передаваемой информации), также как и достоверность, выражается в тюркских языках сказуемым ЗПЕ в форме винительного падежа.

В изучаемых тюркских языках Сибири модус-диктумные конструкции передают широкий спектр значений, в отличие, например, от ненецкого, в котором наличие большого количества наклонений [Кошкарева, 2004], специализированно передающих значения мо-дусных смыслов, приводит к тому, что средствами актантных БПК

передаются только значения оперирования достоверной информацией.

3.1.2. В БПК с диктумной ЗПЕ в функции подлежащего сказуемое ГПЕ выражается глагольными предикатами и именными оценочными лексемами; 1) на базе глаголов оперирования информацией прн помощи залоговых аффиксов образованы три регулярно встречающихся глагола: 'слышаться', 'виднеться', бил=дир=ер 'становиться ясным', формирующие предложения данного типа. Будучи в исходной своей форме переходными, они, принимая аффиксы косвенных залогов, становятся непереходными: алт. Аламалардын• ]ерге кучулдеп туш=кен=иугулды (БУ, Т, 36) 'Было ясно слышно, как яблоки падают на землю'; 2) при выражении сказуемого ГПЕ именными оценочными лексемами в позицию предиката выдвигается модус, выражающий пропозициональное отношение - оценку. Оценка может даваться по самым разным признакам (истинность - неистинность, важность - неважность и т. п.), однако основная сфера значений, которые обычно относят к оценочным, связана с признаком «хорошо - плохо»: тув. Быштак, боорзак, эт чип турган=ы эки (УХ-49, 140) 'Сыр, боорсаки, мясо есть - (то) хорошо'.

Нами выявлено восемь подсистем, позволяющих оценивать дик-тумные пропозиции, выражаемые предикативными подлежащими. С точки зрения прагматического структурирования предложения это особые синтаксические структуры, выражающие топик.

3.2. Сирконстантные БПК включают три семантических класса конструкций: темпоральные, обусловленности (или каузальные) и сравнительно-сопоставительные.

3.2.1. БПК, выражающие темпоральные отношения между событиями. Внутри темпорального подтипа функционального типа сирконстантных БПК выделяются микросистемы, в рамках которых конструкции объединяются и взаимно противопоставляются в зависимости от общности их конкретной семантики. Прежде всего различаются микросистемы, состоящие из моделей недифференцированного и дифференцированного временного значения.

3.2.1.1. Модели недифференцированного временного значения передают значения общей временной соотнесенности событий: алт. Кош-Агашта болорыста, бис соокко бтконис (ТФ, 113) 'Когда мы были в Кош-Агаче, мы простудились'.

3.2.1.2. Модели дифференцированного временного значения представлены двумя группами: а) выражающие значение одновременности, б) выражающие значение разновременности.

Одновременность может быть простой и ограничительной: алт. Таадазычайлапотпырганда, Тоодылонын" куучынын угарга jtm6up-кейтен (ТФ, 129) 'Когда дедушка пил чай, Тоодыл любил слушать его рассказы'; хак. Олар idu узур=генце Манон Петрович, nip dee тапсабин, u6ipe пас чорген (ТБ, 18) 'Пока они так обсуждали, Манон Петрович молчаливо прохаживался около них'.

Разновременность делится на предшествование и следование, внутри которых выделяются значения общего следования и общего предшествования, близкого следования и близкого предшествования: хак.

пирген (ГХЯ, 404) 'Когда все собрались в одно место, командир дал поручение'; тув. Кыш эгелэ=эр мурнуу чарыында ававыс Кацгыйга база Бежендейгеужуражыр дээш чорупкан (СТ, 60) 'Перед самым началом зимы наша мать поехала навестить Кангый с Бежендеем'.

3.2.13. Типы семантических отношений между моделями темпоральных конструкций. Каждый семантический тип темпоральных БПК представлен определенным количеством структурных моделей, содержательные отношения между которыми, с некоторыми оговорками, в целом оцениваются как синонимия, хотя среди моделей есть только МСК или только РСК, которые, передавая один темпоральный смысл, взаимно дополняют друг друга, а отношения дополнительности не являются разновидностью синонимии: тув. Биче-Ой/iyrf вртээлинге чедирип келгеш, машинам доктаадыптым (УХ, 134) 'Довезя Биче-Ой до станции, я остановил свою машину'; тув. Бис ажылдап каапканывыс соонда, ерээлди аштаар сен 'После того как мы поработаем, ты будешь убирать комнату'. Модели, имеющие только моносубъектную реализацию, встречаются во всех семантических типах темпоральных БПК. Но системными отношениями они связаны не между собой, а с другими моделями той же семантики, т. е. и с другими моносубъектными и разносубъектными конструкциями. Между моделями, входящими в один семантический тип, возможны как семантическое тождество, так и семантические различия: тув. Чоруурунуц мурпундаменди свзун солчур дээштиц Кодур-оол чылгычылар орар чыдыгыр кара огге маннай берген (СТ, 86) 'Перед тем как уйти, Кодур-оол забежал попрощаться в низкую темную юрту, где живут табунщики'; Удуп чыдыптарыныц бетинде

мен аяк-саваны an каапкан мен 'Перед тем как ложиться спать, я убрала со стола посуду'.

Исследование семантики темпоральных БПК позволяет заключить, что система выражаемых ими временных отношений богата и дифференцирована. Типология таксисных отношений между событиями (одновременности, разновременности - следования, предшествования), выражаемая формами трех языков одинакова, но каждый тип представлен по-разному и качественно и количественно: в алтайском используется большее количество моделей для выражения значения следования, большая насыщенность моделями для передачи отношений одновременности. Особенностью алтайской и хакасской микросистемы является то, что для выражения близкого следования в них (в отличие от тувинского) обязательно активное употребление частицы ла. В хакасском языке активно используется еще и частица ох.

В тувинском языке модели, выражающие таксисные отношения, сложнее, так как, кроме местного падежа, в выражении временной соотнесенности активно задействован дательный падеж. Эту форму принимает только причастие на -ар, но соответствующая модель (N¡ Tv=ap//ea) (ГПЕ) в тувинском более активна, чем редкая модель с зависимым сказуемым в форме на =ган//=да и не очень частотная модель со сказуемым на =ар11=да.

3.2.2. БПК, выражающие каузальные отношения между событиями. Каузальные отношения понимаются как отношения внутренней, неслучайной связи событий (процессов) в естественном и социальном мире, в природе и обществе.

В каузальный комплекс входят БПК с отношениями причинно-следственными, целевыми, условными и уступительными. Все эти типы отношений получают выражение с помощью языковых средств, лексических и грамматических, в частности разными ( мам и словосочетаний и предложений. Но наиболее четко и адекватно они выражаются БПК.

3.2.2.1. Причинные БПК представлены разными конкретными видами отношений.

1) Причинно-следственные БПК. Причинно-следственные отношения являются центром отношений каузальности, они выступают как категория более высокого порядка по отношению к целевым, условным и уступительным, которые занимают в нем подчиненное положение и включаются в родовое значение причинности.

В языковых реализациях конкретные причина и следствие связаны как части высказывания, и эти отношения наиболее четкое выражение получают в бинарной конструкции, в которой одна часть называет следствие, другая - причину. Тув. Чылыг бол=ган твлээде, тон кетпейн (тон чок) унуп болур (ГТЯ, 454) 'Можно выходить без пальто, потому что тепло'. Причинные отношения выражаются разными формальными средствами. Среди них есть такие, которые в качестве первого и единственного своего значения выражают именно причинные отношения, и такие, которые в первом, основном своем функциональном варианте передают отношения временные и лишь окказионально интерпретируются как причинные.

С семантической точки зрения различают несколько разновидностей отношений причинного типа. Все они объединяются общим, инвариантным значением причины, противопоставляясь друг другу разными специфическими оттенками.

2) БПК причинной зависимости базируются на объективной связи двух явлений, одно из которых позволяет совершиться другому. Главная и зависимая ПЕ представляют два диктумных события: хак. Пуун на/рмырлыг кун пол=ган==нацар, nie палыхтирга парбаа-быс (ГХЯ, 399) 'Из-за того, что сегодня был дождливый день, мы не пошли на рыбалку'.

3) БПК причинного обоснования. В отличие от собственно причинных конструкций, в которых отношения причины и следствия устанавливаются между двумя диктумными событиями, конструкции причинного обоснования семантически трехчленны: в них вер-бально выражены два диктумных события и есть имплицитное мо-дусное звено. Именно причина модуса и названа в зависимой ПЕ: тув. Ок эктинге деггенинден боор, холун хенертен бадырыпты 'Наверное, пуля попала ему в плечо, потому что вдруг он опустил руку'.

Рассмотренные БПК составляют ядро конструкций причинной семантики. Периферийными являются конструкции, в которых представлены признаки и тех, и других: 1) БПК со значением санкции; 2) БПК со значением эмоциональной и физиологической реакции на событие-стимул и др.

4) БПК со значением санкции. Причинно-следственные отношения санкции (поощрение, наказание) устанавливаются благодаря действиям человека: алт. Уулчакты слерге мындый коп курт jyyn бергенучун мактады 'Похвалил мальчонку за то, что он накопал вам столько червей'; хак. Ягор хызылларзар парбысхан учун, казактар

соххан миш, пабамны илет салганнар (ОА, 18) 'За то, что Ягор ушел к красным, казаки били меня, отца убили'.

5) Отношения стимула (ЗПЕ) и эмоциональной реакции (ГПЕ)

также требуют, чтобы субъектом главной части был человек, субъект эмоций. Событие ЗПЕ представляет эмоцию субъекта, которая становится причиной-стимулом его поступка: тув. Чаптанчыг чараш вврлеривисти камгалаанывыска аажок-ла сагыжывыс еерду (Аял-га, 107) 'Тому, что мы защищали милых, хороших друзей, душа наша радовалась'.

Значение эмоциональной и физиологической реакции на событие-стимул в тувинском и хакасском языках выражается БПК со сказуемым ЗПЕ в форме дательного, исходного и творительного падежей. В алтайском языке творительный падеж в выражении этих отношений не участвует.

Отношения «стимул-реакция» отличаются от отношений «причина-следствие» в том плане, что последние не обязательно предполагают участие человека как носителя сознания и эмоций.

3.2.2.2. Целевые БПК рассматриваются как специфическая разновидность причинных, обусловленная тем, что человек как субъект сознания проецирует возможные ситуации в будущем и ставит перед собой цель, которая каузирует его действия, направленные к ее достижению.

Целевые отношения содержат указание на активную и сознательную деятельность субъекта. Это ожидаемый и желаемый для говорящего результат тех действий, которые уже реализуются или реализовались, или же еще должны быть реализованы в будущем. Это та же причина, которая из будущего "управляет" сознательными действиями лиц, стремящихся к ее достижению. В основе причинных и целевых отношений лежит общий смысл «оправдание некоторой ситуации» [Рахилина, 1989, с. 47].

Тюркские языки используют три основных способа выражения целевых отношений: 1) ЗПЕ с инфинитивом на =арга (в хакасском и алтайском языках). В тувинском им соответствует форма на =ар=ы-биле: алт. Слердиуредип аларгамен иштеп}адым 'Я работаю, чтобы вас выучить'; тув. Уруглар колхоз садынче яблоктап ал=ыр=ы-бгле кире бергеннер 'Мальчишки залезли в колхозный сад нарвать яблок'; 2) ЗПЕ с послелогами: учун/учун - в хакасском и алтайском языках: алт. Балдарына кийим ал=аручулн, Арина город ба-рып }урген 'Чтобы купить детям одежду, Арина поехала в город'. В

тувинском языке - с послелогами дээш и толээде: Тывага коммуна-лар хвй тургустунар, оларны бот-боттарындан ылга=ар твлээде, оларга тус-тус аттар бээр деп даргалар тайылбырлааннар (КК, I, 154) 'Начальники объяснили, что в Туве будет много коммун, и чтобы их отличать друг от друга, им надо давать разные названия'; 3) ЗПЕ со сказуемым в форме побудительно-желательного наклонения =зын, которое замыкает скрепа деп (=айн/зын den/min). Хак. Харас-хы хараа туе кил=бе=зт min, nie адыбысты табырах чоргшп одыргабыс (ГХЯ, 407) 'Чтобы не застала нас темная ночь, мы быстро гнали коня'.

В тюркских языках для выражения отношений причины и цели используются разные служебные средства. Выбор их зависит от формы причастия. Так, в тувинском языке, с помощью послелогов ужун, твлээде и причастием на =ар формируется целевая конструкция. Но если причастие имеет форму на =ган, то отношения - причинные.

3.2.23. Условные БПК. Условные конструкции (УК), всесторонне исследованные в типологическом плане [Haiman, 1978; Comrie, 1986; Касевич, 1998; Храковский, 1998; Подлесская, 1999], описывают событие как имеющее место не в реальной действительности, а только в мыслимой, гипотетической. Особое место в системе условных отношений занимают отношения, которые предстают как имеющие место не в возможной, а в невозможной, уже не реализовавшейся действительности.

Главное отличие условности от причинности состоит в потенциальности всей цепочки событий. Причина - это отношение совершившегося события к другому, которое произойдет после него и вследствие него. Условие - это отношение между двумя событиями, связанными во времени аналогично причинным, но при этом первое событие мыслится еще не происшедшим. Оно может быть представлено как возможное или невозможное, как желательное или нежелательное: тув. Дирыг-ле бол~за, тыпты бээр ыйнаан (Суван, 28) 'Если живой, найдется, наверное'; Даарта чаъс чаг=ба=за, тоорук дужуруп чоруур бис 'Если завтра не пойдет дождь, пойдем бить орехи'.

Возможны две формы представления условного значения, относящегося к будущему: вероятное и предположительное условие. Первое выражается реальной УК, второе - нереальной УК. В нереальных УК событие может мыслиться как уже не происшедшее и по-

тому невозможное в будущем: тув. 0залда=ва'=ан бол=зу=ц=за, ху-ралды ойунде эгелэ=эр шик бис 'Если бы ты не опоздал, мы бы вовремя начали собрание'.

В рамках исчисления УК, предложенного В. С. Храковским, описываем их временные и семантические типы. Среди непрототипиче-ских УК, значение которых осложнено дополнительными семантическими компонентами, выделяем: 1) УК, в которых условное значение совмещается с причинным: тув. Таныш болганда, киришпейн канчаар (Сур., 25) 'Раз знакомы, как же не зайти'; 2) УК, в которых снимается оппозиция между условными и временными отношениями между событиями: тув. Хар бичии-ле эриге бер=зе, ацнап кирип-гпер бис 'Если (когда) снег немного растает, мы пойдем на охоту'; 3) УК со сложной семантикой, соединяющей в себе взаимоисключающие значения. Достигается это появлением семы «незнания». Тув. Самовар хайпы бер=ген бол=за, аалчыларны стполче чала 'Если самовар уже закипел, приглашай гостей к столу'.

3.2.2.4. Уступительные отношения представляют следствие некоторой причины как противоречащее ожиданию. Это отношения между предпосылкой и неожиданным следствием. Прослеживается аналогия в отношениях между следствием-соответствием и уступкой-несоответствием (противоречием). Уступка - это аналог причины в ситуации несоответствия. Уступительные отношения обнаруживают отчетливое родство с сочинительными отношениями.

Уступительные отношения в тюркских языках Южной Сибири выражаются и, вероятно, формируются на базе условных введением в них уступительной частицы -даа.

Кроме этой основной, универсальной для всех тюркских языков модели, передающей уступительную семантику, тувинский, например, обладает целым рядом других моделей. Для выражения обсуждаемых отношений используются как монофинитные, так и бифи-нитные БПК с аналитическим показателем связи - прономинальны-ми скрепами.

На основании различия модальности зависимой части различаются два вида уступительных конструкций: реально-уступительные и предположительно-уступительные. Предположительно-уступительные конструкции, в свою очередь, делятся на потенциально-уступительные и ирреально-уступительные.

Ядро составляют реально-уступительные БПК. В структурном плане этот семантический тип отношений представлен в тувинском языке богатым набором моделей.

В реально-уступительных конструкциях явление, названное в ЗПЕ, предстает как реальный факт, относящийся к прошлому или настоящему: хак. Часхы читкен дее болза, чылыг полбинча (ГХЯ, 408) 'Весна хотя и наступила, тепла еще нет'; тув. Мен у ннерни дыц на=зы=м=за-даа, чу ну-даа кврбейн-дир мен (СТ, 15) 'Хотя и слышу голоса, но ничего не вижу'.

Реально-уступительные конструкции обнаруживают, с одной стороны, семантическую соотнесенность с причинными (если ни в главной, ни в зависимой ПЕ нет отрицания); но еще в большей степени они соотносятся с противительными конструкциями, особенно когда отрицание в них отсутствует: тув. Дедир ору чуткуурун кы-зыт-са-даа, ооц буттарындан бир-леузуп холдуг чуве ону куду алзы киир шеле сопкан (АД, 48) 'Хотя и старался (он) подняться обратно вверх, но некто с длинными руками быстро сдернул его за ноги вниз'.

Потенциально-уступительные БПК сообщают о двух явлениях, одно из которых, представленное зависимой ПЕ, только может реализоваться. Это БПК с модально-временным планом будущего в ЗПЕ: тув. Ац-даа ады=п ач=зы-ц=за, щаа хонар сен (УХ-49, 33) 'Если даже убьешь зверя, там ночуй'. Потенциально-уступительные БПК четко соотносимы с условными. Говорящий не знает, произойдет или не произойдет событие, обозначенное в зависимой ПЕ.

3.2.3. Сравнительно-сопоставительные БПК как в семантическом, так и в структурном отношении смыкаются с рассмотренными выше конструкциями, составляющими ядро обстоятельственных отношений.

3.2.3.1. Сравнительные БПК. Категориальное значение сравнения включает в себя две разновидности: сравнение реальное и ирреальное (образное).

Структурно-семантическое ядро БПК сравнения составляют собственно сравнительные, устанавливающие сходство объектов. В качестве эталона сравнения выступает ситуация, передаваемая ЗПЕ. Такие сравнения базируются на предикативных характеристиках сопоставляемых событий: хак.

(ГХЯ,

406) 'На его груди шелковый пояс, как радуга, светился, а кисти пояса, словно девичьи косы, рассыпались'.

В конструкциях ирреального сравнения ситуация, представленная ЗПЕ, не имеет места в действительности, а является субъективной интерпретацией того, о чем сообщается в главной части: алт. Улустардын тыныжы узуле бер=гендий, тым боло берди (ЛТ, 89) 'Стало тихо, будто у людей оборвалось дыхание'.

3.2.3.2. Сопоставительные БПК находятся на периферии этой общей системы. Интегрирующим признаком является компаративная семантика, присущая обоим типам. Основным дифференцирующим признаком является реальность и конкретность сопоставляемых событий, которые, однако, являются не в одинаковой мере значимыми.

Отношения сравнения и сопоставления входят в общий блок компаративности, но четкой границы между ними нет.

3.2.3.3. Заместительные БПК. Особый вариант сопоставительного значения представлен в конструкциях с отношениями замещения, которые, как и рассмотренные выше отношения обусловленности, относятся к отношениям логического типа. Они являются связующим звеном между сопоставительными отношениями и отношениями обусловленности. В этих конструкциях сопоставляются две ситуации. Одна описывает событие, соответствующее нормативной установке говорящего, другая - ненормативной. Тув. Ол дедир ээп кээринге чедир мана=ар=ы=ныц орнунга, кижи боду барганы чиик 'Легче пойти самому, вместо того, чтобы ждать, пока он вернется'; А апдазын тудукчузу оол ону хору=ур=у=нуц орнунга, харын-даа соон-да «дембилдейин» ырлап чоруп тургап болбас ийикпе (Ак-кек, 13) 'А тот парень, который держал плуг, вместо того, чтобы запретить, ведь даже за ним ходил и пел «Дембилдей»'.

Общим для тюркских языков является использование для выражения заместительных отношений БПК с причастно-послеложной конструкцией сказуемого Исходный падеж так-

же выражает идею замещения: тув. Ооц келирин мана=ар=ын=дан боду чорааны дээре 'Чем ждать того, что он вернется, лучше самому поехать'.

3.2.3.4. Ограничительные БПК формируются обстоятельственными детерминантами со значением включения и исключения. В обстоятельственном распространителе с семантикой 'кроме' заключены два значения: исключающее ('все, кроме тебя') и включающее

('кроме тебя, еще кто-то'). Тувинские послелоги ацгыда и кадына имеют включающее значение. А послелоги башка и веке - исключающее: тув. Ол кыдат бараан саарып сад=ар=ын=дан ацгыда, би-чии ногаа тарыырынга кончуг сундулуг чораан (ХЧ, 76) 'Этот китаец, кроме того что продавал, любил сажать и овощи'; Аксы-свзу чок дээр~ден башка бо база кпжи дег дириг амытан (Тыва дыл, 139) 'Кроме того что не может говорить, он ведь тоже живое существо, как человек'.

3.3. Атрибутивные БПК составляют особый структурно-функциональный тип, отличный от рассмотренных. Основу определительной конструкции (ОК) всегда составляет сочетание определяемого имени (ОИ) с определяющим его компонентом. ОИ, являясь членом главной ПЕ, выполняет в ней любую синтаксическую роль и принимает любую падежную или падежно-послеложную форму. В тюркских языках Южной Сибири ОК находятся непосредственно перед определяемым именем. Используется лакунарный принцип построения ОК: незаполненная именная позиция в ЗПЕ - важное свойство определительной ЗПЕ.

На основании характера ОИ (его автосемантичность, либо синсе-мантичность) различаем собственно-определительные и псевдоопределительные конструкции.

Основной тип составляют собственно-определительные ОК, где ОИ - автосемантичное слово. Хак. Чай тоозахар чат=чатхан Пай-Тайга min адалганнар 'Все эти горные вершины, на которых все лето лежит снег, получили название Бай-Тайга'.

Псевдо-определительные ОК, где ОИ - синсемантичное слово, .делятся на два подтипа: 1) ограничительно-определительные (ОИ -слова со значением кижи (тув., алт.), кШ (хак.) 'человек', чуве (тув.), неме (алт.), ниме (хак.) 'предмет', чер (mye.),jep (алт.), чир (хак.) 'место': алт.

'Там, где раньше ничего не росло, сейчас зеленеют сады'; 2) изъяс-нительно-определительные (ОИ - слова со значением медээ 'сообщение', чагаа 'письмо', бодал 'мысль', свс 'слово' и т.п.). Связь между ОИ и определяющей ЗПЕ осуществляется с помощью форм глагола говорения (де=) - причастных (тув. дээр, дээн, алт. деген) и деепричастных (тув., алт. деп, хак. min, в хакасском это единственное средство связи). В роли посредника между определяемой и определяющей ПЕ могут выступать специальные послелоги - тув. ду-гайында, алт. керегинде, хак. =нацар 'о, об': хак. Ол Агбанда чур-

тапча min, ucKipiz читкен 'Дошло сообщение о том, что он живет в Абакане'.

Проведенное исследование показало, что каждый из выделенных функциональных типов БПК характеризуется ярко выраженной формальной и семантической спецификой. Результаты исследования БПК тюркских языков Южной Сибири представлены в схеме 1.

В: Заключении формулируются общие выводы исследования. Основную и наиболее значимую часть БПК тюркских языков Южной Сибири составляют монофинитные конструкции с синтетическим показателем связи (с инфинитными формами глагола), а среди них центральными являются конструкции причастного предикативного склонения. Аналитический тип представлен БПК со скрепой деп и другими средствами союзного типа

Согласно той роли, которую выполняет ЗПЕ относительно главной ПЕ, выделяется три крупных функциональных типа БПК: ак-тантные, сирконстантные и атрибутивные. Каждому крупному функциональному типу соответствует определенное множество моделей, конкретных структурных форм, имеющих в изучаемых языках как общие, так и различные черты.

В сирконстантных БПК принципы построения темпоральных моделей аналогичны во всех трех языках. Выделяются модели, которые передают конкретный тип отношений дифференцированно, а также модели, передающие разные типы темпоральных отношений. Актуализация того или иного значения зависит от лексического наполнения конструкции. Особенностью тувинского и алтайского языков является использование большого количества моделей с послелогами (тувинский) и служебными именами (алтайский) в составе сказуемого ЗПЕ для выражения значения следования. В хакасском языке эти отношения выражаются синтетическими причастно-падежными БПК, как и отношения предшествования. Отношения одновременности представлены примерно одинаково в трех языках конструкциями со служебными именами. Семантика общей временной соотнесенности выражается большим количеством моделей причастно-падежного типа в тувинском языке.

Отношения обусловленности сложнее временных отношений, потому что обусловленность органически сопряжена с модальностью, основанной на ожидании говорящего. Отношения обусловленности не могут устанавливаться помимо субъекта, способного к умо-

сравнительно-сопоставительные

заключению. Временные же отношения умозаключения не предполагают.

Системная организация БПК обусловленности трех тюркских языков характеризуется принципиальной общностью: синтетические БПК с синтетико-аналитическим подтипом в плане выражения противопоставлены аналитическим.

Наряду со сходствами обнаружены индивидуальные особенности этих конструкций. Тувинские БПК обусловленности отличаются от своих аналогов в хакасском и алтайском языках вхождением целого ряда послеложных форм и аналитических связующих элементов союзного типа, либо заимствованных, либо созданных из собственных ресурсов языка.

Важнейший дифференциальный признак актантных БПК, отличающий их от первых двух, заключается в том, что падежное оформление ЗПЕ определяется требованием, исходящим от доминирующего предиката и существенно предопределяемым его типовой семантикой. Зависимая ПЕ непосредственно подчиняется сказуемому главной ПЕ, выступая при нем в качестве обязательного сильно управляемого предикативного дополнения или предикативного подлежащего. В первом случае она оформляется показателем винительного падежа, который принимает на себя сказуемое ЗПЕ. Выполняя роль предикативного подлежащего, ЗПЕ выступает в форме номинатива.

В системе атрибутивных БПК основные типы обнаруживают большую типологическую близость друг к другу. Ведущей моделью ОК является модель с неоформленным примыкающим причастием и лакуной на месте позиции подлежащего при нем.

Список условных сокращений

ABL - исходный падеж; АС С - винительный падеж; CAUS -каузативный залог; DAT - дательный падеж; GEN - родительный падеж; INSTR - творительный падеж; LAT - направительный падеж; LOC - местный - именные оценочные предикаты; NOM - неопределенный падеж; Nt - имя в номинативе; N2 - имя в генитиве; PL - множественное число; POSS - посессивный показатель; РР - причастие прошедшего времени на =ган; РгР - причастие настояще-будущего времени на =ар; RECIP - совместно-взаимный залог; Tv - основа глагольного слова; VS - глагольный суффикс; // -

аффикс грамматического лица лично-финитного типа спряжения; /!/ - аффикс грамматического лица притяжательного типа спряжения.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

Монографии

1. Шамина Л. А. Временные полипредикативные конструкции тувинского языка. - Новосибирск: Наука, 1987. - 140 с.

2. Шамина Л. А. Полипредикативные синтетические предложения в тувинском языке. - Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001. -250 с.

Статьи

3. Шамина Л.А. Способы выражения причинных отношений в тувинском языке // Аналитические средства связи в полипредикативных конструкциях. - Новосибирск, 1980. - С. 12 - 30.

4. Шамина Л. А. Служебные имена в тувинском языке // Морфология имени в сибирских языках. - Новосибирск, 1981. - С. 15-25.

5. Шамина Л. А. Причастно-послеложные конструкции зависимой части сложноподчиненного предложения времени в тувинском языке // Падежи и их эквиваленты в строе сложного предложения в языках народов Сибири. - Новосибирск, 1981. - С. 98 - 112.

6. Шамина Л. А. Конструкции общей временной соотнесенности в тувинском языке // Структурные и функциональные типы сложных предложений. - Новосибирск, 1982. - С. 61 - 79.

7. Шамина Л. А. О моделях тувинских сложных предложений с формой на =гыже в зависимой части // Тюркские языки Сибири. -Новосибирск, 1983. - С. 36 - 45.

8. Шамина Л. А. Использование структурной схемы изафетной конструкции в организации сложного предложения тувинского языка // Теоретические аспекты лингвистических исследований. - Новосибирск, 1984. - С. 94 - 108.

9. Шамина Л. А. Типы семантических отношений, устанавливаемых между структурными моделями темпоральных ППК // Полипредикативные конструкции в языках разных систем. - Новосибирск, 1985. - С. 37 - 54.

10. Шамина Л. А. Причинные конструкции в тувинском языке // Тезисы докладов III Всесоюзной тюркологической конференции. -Ташкент, 1985. - С. 95-96.

11. Шамина Л. А. Семантика конструкций с деепричастной зависимой частью в тувинском языке // Синтаксическая и лексическая семантика. - Новосибирск: Наука, 1986. - С. 115 -126.

12. Шамина Л. А. Структурные типы полипредикативных конструкций тувинского языка // Исследования по тувинской филологии. -Кызыл, 1986.-С. 16-25.

13. Шамина Л. А. Аналитические средства союзного и межфразового типа в тувинском языке // Показатели связи в сложном предложении. - Новосибирск, 1987. - С. 115 - 128.

14. Шамина Л. А. Частицы в составе инфинитных форм глаголов в тувинском языке // Диалектная лексика тюркских языков Сибири. -Новосибирск, 1987. - С. 139 - 144.

15. Шамина Л. А. Зависимое сказуемое с формами глагола бол= в роли второго компонента // Компоненты предложения. - Новосибирск, 1988.-С. 143-153.

16. Шамина Л.А. Условные конструкции в тувинском языке // Грамматические исследования по тюркским языкам. - Новосибирск,

1988.-С. 95-103.

17. Шамина Л. А. Изъяснительные конструкции со скрепой деп в тувинском языке // Предложение в языках Сибири. - Новосибирск,

1989.-С. 131-140.

18. Шамина Л. А. Тувинское служебное слово дег: синтаксический статус и функции // Системность на разных уровнях языка. Новосибирск, 1990. С. 126- 141.

19. Шамина Л. А. Послелоги в тувинском языке // Лексика и грамматика агглютинативных языков. - Барнаул, 1990. - С. 122 -130.

20. Шамина Л. А. Уступительные конструкции тувинского языка // Языки народов Сибири. Грамматические исследования. - Новосибирск: Наука, 1991. - С. 32-42.

21. Шамина Л. А. Сложные предложения, выражающие отношения обусловленности // Вопросы тувинского языкознания. - Кызыл, 1993.-С. 63-76.

22. Шамина Л. А. Инфинитивные конструкции в тувинском языке // Языки, культура и будущее народов Арктики. Материалы Международной конференции. - Якутск, 1993. - С. 48 -51.

23. Шамина Л. А. Бивербальные конструкции с управляемым первым компонентом в тувинском языке // Гуманитарные науки в Сибири. № 4. - Новосибирск, 1994. - С. 25 - 30.

24. Шамина Л. А. Конструкции модально-инфинитивного типа в тувинском языке // Языки коренных народов Сибири. Вып. 1. - Новосибирск, 1995. - С. 52 - 68.

25. Шамина Л. А. Аналитические конструкции сказуемого в тувинском языке // Языки коренных народов Сибири. Вып. 2. - Новосибирск, 1995. - С. 23 - 39.

26. Шамина Л. А. Аналитические конструкции с модальной семантикой долженствования и возможности в тувинском языке // Гуманитарные науки в Сибири. №. 4. - Новосибирск, 1995. - С. 82 - 87.

27. Шамина Л. А. Аналитический показатель обусловленности болгаш в тувинском языке // Языковые единицы в семантическом и лексикографическом аспектах. Вып. 1. - Новосибирск, 1996. -С. 36-44.

28. Шамина Л. А. Бивербальные конструкции с вспомогательным глаголом кал- в тувинском языке // Языки коренных народов Сибири. Вып. 3. - Новосибирск, 1996. - С. 85 - 98.

29. Шамина Л. А. Бивербальные конструкции с вспомогательным глаголом каг= в тувинском языке // Гуманитарные науки в Сибири. № 4. - Новосибирск, 1996. - С. 69 - 74.

30. Shamina L. Analytical predicate constructions in Tuvinian // Abstracts. VIII International Conference on Turkish Linguistics. August 7 -9,1996. - Ankara, 1996. - P. 77.

31. Шамина Л. А. Система многозначных моделей темпоральной семантики в тувинском языке // Гуманитарные науки в Сибири. № 4. - Новосибирск, 1997. - С. 70 - 76.

32. Шамина Л. А. АК с семантикой множества действия/деятеля в тувинском языке // Языки коренных народов Сибири. Вып. 4. - Новосибирск, 1998.-С. 152-164.

33. Шамина Л. А. Структурно-семантические типы изъяснительных ППК с глагольными сказуемыми в тувинском языке // Гуманитарные науки в Сибири. № 4. - Новосибирск, 1998. - С. 81 - 86.

34. Шамина Л. А. Структурно-функциональные типы сложного предложения в тувинском языке // Гуманитарные науки в Сибири. № 4. - Новосибирск, 1999. - С. 74 - 78.

35. Шамина Л. А. Модели изъяснительных ППК с именными сказуемыми в тувинском языке // Языки коренных народов Сибири. Вып. 5. - Новосибирск, 1999. - С. 70 - 84.

36. Шамина Л. А. Каузальные сложные предложения в тувинском языке // Сравнительно-историческое и типологическое изучение языков и культур. Преподавание национальных языков. Материалы международной конференции XXII Дульзоновские чтения. Ч. III. -Томск, 2000. -С. 183-187.

37. Shamina L. Polypredicative sentence in the Tuvan Language // ICTL-2000. Abstracts. Tenth International Conference on Turkish Linguistics. Bogazi?i Üniversitesi. - Istanbul, 2000. - P. 74.

38. Шамина Л. А. Многокомпонентные сказуемые тувинского языка // Гуманитарные науки в Сибири. № 4. - Новосибирск, 2001. -С. 47 - 53.

39. Шамина Л. А. Грамматические средства, используемые для указания на источник получения информации в тувинском языке // Языки коренных народов Сибири. Вып. 8. - Новосибирск, 2001. -С. 201-215.

40. Шамина Л. А. Соотношение аналитических форм сказуемого главной и зависимой части сложного предложения в тувинском языке // Языки коренных народов Сибири. Вып. 12. - Новосибирск, 2002.-С. 124-141.

41. Шамина Л. А. Перифрастические формы тувинского глагола // Языки коренных народов Сибири. Вып. 11. - Новосибирск, 2003.-С. 162 -194.

42. Shamina L. Multicomponent analytical predicates in Tuvinian // Turkic Languages 7. - Harrassowitz Verlag. Wiesbaden, 2003. - P. 13 -18.

Публикации в соавторстве

43. Причастие на =гапак (=калак) в тувинском языке // Грамматические исследования по языкам Сибири. - Новосибирск. 1982. - С. 57 - 70. (в соавторстве с Черемисиной М. И.).

44. Предикативное склонение причастий в алтайских языках. Новосибирск: Наука, 1984. - 192 с. (в соавторстве с Черемисиной М. И., Бродской Л. М. и др.).

45. Структурные типы синтетических полипредикативных конструкций в языках разных систем. - Новосибирск: Наука, 1986. - 320 с. (в соавторстве с Черемисиной М. И., Бродской Л. М. и др.).

46. Структурно-типологические конструкции сказуемых в тюркских языках Южной Сибири // Гуманитарная наука в России. Соро-совские лауреаты. Материалы всероссийского конкурса научно-исследовательских проектов в области гуманитарных наук 1994. Филология. Литературоведение. - М., 1996. - С. 224 - 229. (в соавторстве с Черемисиной М. И., Монгушем Д. А. и др.).

47. Глагольные аналитические конструкции с первым причастным компонентом в тувинском языке. - Новосибирск, 2003. - 242 с. (в соавторстве с Ондар Ч. С).

Отпечатано в ЗАО РИЦ «Прайс-курьер», тел 34-22-02, эак. № 3??, тираж ЦЮ

»11646

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Шамина, Людмила Алексеевна

ВВЕДЕНИЕ.

Г Л А В А I. ТИПОЛОГИЯ БИПРЕДИКАТИВНЫХ КОНСТРУКЦИЙ С ИНФИНИТНБ1МИ ФОРМАМИ ГЛАГОЛА.

1.1. Понятие сложного предложения и бипредикативной конструкции

1.2. Характеристика грамматических категорий изучаемых языков.

1.3. Структурная характеристика бипредикативных конструкций.

1.3.1. Монофинитные конструкции.

1.3.2. Предикативное склонение причастий.

1.3.3. Порядок следования ПЕ в монофинитных бипредикативных конструкциях.

1.4. Семантическая характеристика бипредикативных конструкций. 70 Г Л А В А II. СТРУКТУРНЫЕ ТИПЫ БИПРЕДИКАТИВНЫХ КОНСТРУКЦИЙ.

2.1. Причастно-падежные бипредикативные конструкции.

2.1.1. Бипредикативные конструкции с управляемыми ЗПЕ.

2.1.2. Бипредикативные конструкции с неуправляемыми ЗПЕ.

2.2. Причастно-послеложные бипредикативные конструкции.

2.3. Бипредикативные конструкции с формами косвенных наклонений в роли сказуемого зависимой части.

2.4. Бипредикативные конструкции с деепричастными формами глагола.

2.5. Бипредикативные конструкции с частицами и другими служебными словами, дополняющими основные показатели связи.

2.6. Бипредикативные конструкции с внепадежной формой причастия

2.7. Конструкции со скрепой den/min.

2.8. Соотношение аспектуально-темпоральных и модальных характеристик частей бипредикативных конструкций.

ГЛАВА III. ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКИЕ ТИПЫ

БИПРЕДИКАТИВНЫХ КОНСТРУКЦИЙ.

3.1. Актантные бипредикативные конструкции.

3.1.1. Конструкции с зависимой ПЕ в роли дополнения.

3.1.2. Конструкции с зависимой ПЕ в роли подлежащего.

3.2. Сирконстантные бипредикативные конструкции.

3.2.1. Бипредикативные конструкции, выражающие темпоральные отношения между событиями.

3.2.1.1. Модели недифференцированного временного значения.

3.2.1.2. Модели дифференцированного временного значения.

3.2.1.3. Типы семантических отношений между моделями темпоральных конструкций.

3.2.2. Бипредикативные конструкции, выражающие каузальные отношения между событиями.

3.2.2.1. Причинно-следственные бипредикативные конструкции.

3.2.2.2. Целевые бипредикативные конструкции.

3.2.2.3. Условные бипредикативные конструкции.

3.2.2.4. Уступительные бипредикативные конструкции.

3.2.3. Бипредикативные конструкции, выражающие сравнительно-сопоставительные отношения.

3.2.3.1. Сравнительные бипредикативные конструкции.

3.2.3.2. Сопоставительные бипредикативные конструкции.

3.2.3.3. Заместительные бипредикативные конструкции.

3.2.3.4. Ограничительные Б ПК.

3.3. Атрибутивные бипредикативные конструкции.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Шамина, Людмила Алексеевна

Исследование посвящено сопоставительному анализу системы бипреди-кативных монофинитных конструкций в тюркских языках Южной Сибири (тувинском, алтайском и хакасском). Объект исследования сложное предложение, состоящее только из двух предикативных частей (бипредикатив-ное), где предикатом главной предикативной единицы (ГПЕ) является финитная форма глагола, а предикатом зависимой предикативной единицы (ЗПЕ) - инфинитная форма.

Актуальность данной работы определяется поставленной проблемой и самим объектом исследования. Бипредикативные конструкции (далее -БПК) как особая система выражения отношений между событиями в тюркских языках Сибири в сопоставительном аспекте специально не исследовалась. Следовательно, само их описание - актуальная научно-исследовательская задача как для сопоставительного, так и для типологического исследования тюркских языков Южной Сибири. Результаты данного исследования являются важной составляющей в развитии теории синтаксиса агглютинативных языков.

В языках агглютинативного строя, к числу которых относятся тюркские языки Сибири, представлены конструкции, отличные от конструкций индоевропейских языков. Они базируются на способности инфинитных глагольных форм и форм косвенных наклонений выражать синтаксическую зависимость между частями БПК.

Дискуссионный в теоретическом синтаксисе вопрос о статусе конструкций с инфинитными формами глагола в зависимой части в языках алтайского типа вызван не только непроработанностью понятийно-терминологического аппарата, но и недостаточной изученностью самих языковых объектов, несформированностью представления о единицах и категориях синтаксиса.

Существенно, что почти все основные значения, выражаемые в индоевропейских языках средствами союзных сложноподчиненных предложений [КогЬпапп,1998, р. 457], в разных тюркских языках передаются средствами исследуемых инфинитных форм. Передавая характер смысловых отношений между событиями, описываемыми частями бипредикативных конструкций (БПК), они делают союзы совершенно избыточными.

Независимо от того, как ученые называли предложения с инфинитными формами глагола в их составе, эти формы признавались сказуемыми зависимой части. В результате конструкции, о которых идет речь, во многих тюркских языках оказались изученными довольно глубоко как в плане их построений, так и в плане значения входящих в эти конструкции компонентов. Языки коренных народов Сибири всеми этими исследованиями практически не затрагивались. Кроме якутского, эвенкийского, эвенского, эскимосского в синтаксическом плане детально изученных Е. И. Убрятовой [1976], Н.Н.Ефремовым [1984, 1998], Л.М.Бродской [1988], Н. Б. Бахтиным [1995], А. Л. Мальчуковым [2002], сложное предложение в других языках Сибири специально не изучалось. Сколько-нибудь значительные описания синтаксиса хакасского, алтайского и тувинского языков являются фрагментарными и содержатся в работах общего характера. В специальных же работах в области синтаксиса сложного предложения исследовались преимущественно монофинитные БПК отдельных семантических типов. Между тем без данных сибирских языков лингвистическая карта мира не может быть полной.

Цель и задачи исследования. Целью является сопоставительное описание системы БПК тюркских языков Южной Сибири, различных структурных типов и выражаемых ими отношений. Для достижения этой цели решались следующие задачи: 1) выявление и систематизация структурных моделей БПК; 2) классификация их по определенным структурным типам, предполагающая изучение и систематизацию разных типов инфинитных глагольных форм; 3) функционально-семантическая классификация выявленных БПК: описание семантики представленных моделей, определение соответствия между структурными и функциональными типами; 4) сопоставительно-типологическое описание системы БПК в тюркских языках Южной Сибири.

Материал и методы исследования.

В качестве аксиомы в работе принято положение о существовании на синтаксическом языковом уровне готовых образцов - моделей синтаксических конструкций (в данном случае - моделей БПК), соотнесенных с некоторыми обобщенными ситуациями действительности и служащих их знаками. Их формальную сторону представляют структурные формулы; их означаемым является пропозиция - семантическая конструкция, задающая в обобщенном виде класс однотипных событий. Выявление моделей проводилось в рамках функционально-семантического подхода с применением разнообразных методов исследования, включая метод структурного моделирования, с использованием приемов трансформационного, дистрибутивно-статистического и компонентного анализа. Характеристика моделей проводилась методом лингвистического описания и сопоставления.

При исследовании синтаксической семантики БПК мы опирались на идеи и методы современной лингвистики, рассматривающей семантический аспект языка как систему. Набор грамматических средств (падежи, послелоги, союзы, частицы) представляет замкнутую систему, имеющую строение, специфическое для каждого языка. Методом, который лучше других отвечает задаче системного исследования синтаксических значений, является метод компонентного анализа.

При сборе языкового материала в экспедициях использовалась традиционная методика полевых исследований: опрос, наблюдение, фиксация устных высказываний при помощи технических средств. В ходе полевых работ применялся метод лингвистического эксперимента, в частности опрос информантов.

Материалом исследования послужила выборка объемом около 10000 примеров из художественной литературы, словарей и грамматик, а также полевые материалы, полученные автором во время неоднократных экспедиций в Республику Тыва и другие регионы Сибири (Алтай, Хакасия, Бурятия, Ханты-Мансийский АО) и Дальнего Востока (Нанайский р-н Хабаровского края). Это позволило расширить материал и сделать его сопоставимым как с тюркскими, так и с типологически общими явлениями языков других семей.

Теоретической и методологической базой работы послужили труды отечественных и зарубежных ученых по алтаистике, общему и типологическому языкознанию. При описании БПК мы опирались на теоретические положения, разработанные Е. И. Убрятовой, предложившей нетрадиционную концепцию якутского сложного предложения и М. И. Черемисиной, развившей ее в исследованиях разносистемных языков [Черемисина, 1979].

Настоящая работа является продолжением сопоставительно-типологического изучения сложного предложения, проводившегося в Институте филологии ОИИФиФ СО РАН. В работе используется метаязык описания, сложившийся в ходе коллективного исследования и отраженный в ряде публикаций [Предикативное склонение причастий в алтайских языках, 1984; Структурные типы синтетических полипредикативных конструкций в языках разных систем, 1986; Шамина Л. А. 1987; Скрибник Е. К., 1988].

Научная новизна работы определяется тем, что в ней впервые в сопоставительном аспекте дано структурно-семантическое описание Б ПК трех тюркских языков, охарактеризован весь корпус моделей монофинитных БПК с инфинитным зависимым сказуемым, дана их функциональная классификации. В работе также описаны бифинитные конструкции со скрепой den. Результаты анализа представлены в виде классификационных схем и списка моделей, сгруппированных по структурным и семантическим типам. Описан специфический механизм спряжения зависимой предикативной единицы (ЗПЕ). Разработана методика, позволяющая классифицировать материал по двум принципам: структурному и функциональному, что дало возможность выявить не только структурные типы, но также состав функциональных типов и отношения между моделями внутри функциональных типов. Выделена система ядерных моделей, являющихся общими для всех рассмотренных языков. Выявлены модели, маркирующие один или два языка. Описана специфика грамматических форм, используемых в построении модели каждым языком. Определена специфика функциональной нагрузки моделей по различным языкам. Выделенные структурные и функциональные типы являются типологически значимыми.

Положения, выносимые на защиту.

1. Система бипредикативных конструкций представляет полевую структуру. Центром этого поля являются монофинитные БПК с синтетическими и аналитико-синтетическими показателями связи, имеющие сложную внутреннюю структуру и состоящие из отдельных подсистем. Бифинитные БПК с аналитической связью между частями в этой системе периферийны.

2. Монофинитные БПК представлены шестью структурными типами: это причастно-падежные, причастно-послеложные, причастные с частицами, причастные беспадежные (атрибутивные), БПК с формами косвенных наклонений и деепричастные. Нами выделено около 150 моделей в тувинском (в алтайском и хакасском около 100), распределяющихся по этим типам довольно неравномерно. Большая часть моделей имеет серии вариантов, которые связаны с чередованием временных форм, форм отрицания, средств выражения грамматического лица и др.

3. Предикативное ядро зависимой части БПК имеет специфическую внутреннюю организацию: а) синтаксические отношения подчинения ЗПЕ выражаются аффиксами падежей; б) инфинитные формы в составе зависимого предиката, за исключением деепричастий, регулярно оформляются аффиксами грамматического лица, т. е. спрягаются.

4. Соотношение моделей со спрягаемой и неспрягаемой формой зависимого предиката позволяет судить о важных синтаксических свойствах различных языков. Тувинский язык, как показало исследование, в этом плане четко противостоит хакасскому, но оказывается близок не только алтайскому, но также бурятскому и эвенкийскому языкам, где оформление сказуемого ЗПЕ показателями грамматического лица является регулярным. По признаку неспрягаемости деепричастий исследуемые языки четко противостоят якутскому языку, где деепричастия могут получать личное оформление.

5. Монофинитные БПК представлены тремя функционально-семантическими типами конструкций: это актантные, сирконстантные и атрибутивные. Функциональная семантика БПК, т. е. обобщенный характер формируемого ею представления об отношениях между двумя событиями, предопределяет способ синтаксической связи частей и конкретные средства ее выражения. Показатель синтаксической связи является важнейшим классифицирующим и типологическим признаком БПК. Форма зависимого сказуемого может придавать всей конструкции дополнительные значения видо-временного, модального, миративного и аспектуально-го типов.

6. Семантические типы БПК, выделенные в соответствии с общим характером выражаемых отношений, обнаруживают отчетливую координацию с функцией компонентов простого предложения и одновременно - с определенными структурными типами. Аналогию с членами предложения (прямым и косвенным дополнением, подлежащим) обнаруживают модели с управляемой зависимой частью, сказуемое которой выражено падежной формой причастия. Аналогию с различными обстоятельствами обнаруживают БПК с неуправляемой зависимой частью, сказуемое которых выражается неуправляемыми причастными, причастно-послеложными или деепричастными формами.

7. Наиболее нагруженным оказался тип сирконстантных конструкций, который включает около десяти подсистем, объединенных общностью устанавливаемого между событиями отношения. Это, прежде всего, темпоральные конструкции - самая крупная подсистема. БПК с отношениями причины, условия, уступки и цели объединяются в класс конструкций обусловленности. Сопоставительные БПК включают конструкции с отношениями сравнения, замещения, исключения.

8. Темпоральные БПК в изучаемых языках обнаруживают сходство как в структурном, так и в семантическом плане. Общим для них является: 1) использование трех причастных форм (=ган, =ар, =галак) в роли зависимого сказуемого; 2) оформление его аффиксами местного и творительного падежей. В темпоральных БПК хакасского языка активно используется исходный падеж; в алтайском и тувинском языках он употребляется только в сочетании с послелогом бээр (бери); 3) употребление деепричастных форм: —п, —а, алт. =бай, =калы; тув. —байн, капа, =гыже\ хак. —бинац, —гали, =ганча; 4) использование причастно-послеложных конструкций с общетюркскими послелогами (бери, бээр, пеер) и служебными именами (соон-да, сокында).

9. Специфика темпоральных БПК тувинского языка по сравнению с другими тюркскими языками Южной Сибири усматривается в следующем: а) регулярное использование дательного падежа причастия на =р для выражения общей временной соотнесенности, в алтайском и хакасском языках эта форма используется в функции инфинитива; б) незначительное участие частиц в выражении временных смыслов; в) большая по сравнению с другими языками роль аналитических глагольных форм, построенных по модели {Tv=n + Veen), выполняющих функцию сказуемого ЗПЕ.

10. Системная организация БПК обусловленности трех тюркских языков является сходной. Монофинитные БПК с синтетическим и аналитико-синтетическим показателем связи противопоставлены аналитическим. Специфика БПК обусловленности хакасского языка проявляется в большей синтетичности выражения причинно-следственных отношений, большем количестве причастных и деепричастных форм: =ган, =баан, =ар, =бас, =галах, —чатхан (алт. =ган, =баан, =ар, -бас, =атан\ тув. =ган, =баан, -ар, =бас). Спецификой тувинского языка является преобладание аналитических и аналитико-синтетических конструкций и прономиналь-ных скреп союзного типа.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Анализ системы БПК с инфинитными формами глагола в роли зависимого сказуемого имеет важное теоретическое и практическое значение. Он вводит в научный оборот новый объективный материал по трем тюркским языкам Сибири, обогащая представления о том, как организованы БПК в языках различного строя. Теоретические положения и выводы могут быть использованы в дальнейших сравнительно-сопоставительных работах, в частности, при описании синтаксиса. Предложенные принципы исследования и его формальный аппарат могут быть применены для работы с другими языками алтайской типологической общности.

Материалы и выводы работы могут послужить источником при создании учебных и учебно-методических пособий, лекционных курсов по синтаксису тюркских языков Южной Сибири.

Кроме того, результаты исследования могут найти применение в методике и практике преподавания родного языка в высшей и средней национальных школах республик Тыва, Хакасии и Алтая.

Апробация работы. Основные положения диссертации были отражены в докладах на научных конференциях различного уровня, в частности, на международных: «Языки, культура и будущее народов Арктики», Якутск, 1993; «Аборигены Сибири: проблемы изучения исчезающих языков и культур», Новосибирск, 1995; «Алтай и тюрко-монгольский мир», Горно-Алтайск, 1995; «Международный конгресс тюркологов», Уфа, 1997; «XXII Дульзоновские чтения», Томск, 2000; «Письменность: становление и развитие науки в Туве», Кызыл, 2000; на всероссийской'. «Формирование образовательных программ, направленных на создание нового типа гуманитарного образования, в условиях полиэтнического сибирского сообщества», Новосибирск, 2003; на всесоюзных: «III Всесоюзная тюркологическая конференция», Ташкент, 1980; «Сложное предложение в языках разных систем», Новосибирск, 1984; «XII Пленум Советского комитета тюркологов», Нальчик, 1986; «Происхождение аборигенов Сибири», Томск 1985, 1987, 1990; «V Всесоюзная тюркологическая конференция», Фрунзе, 1988; «Субъекты Российской Федерации в условиях реформ», Томск, 1995; на региональных: «Сложное предложение в языках разных систем», Новосибирск, 1980 - 1983; «Проблемы развития тувинского языка и письменности», Кызыл, 1990; «Языки народов Сибири и сопредельных регионов», Новосибирск, 1985 - 2003.

Публикации по теме работы: 2 монографии и более 50 статей и тезисов докладов.

Структура диссертации. Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения и трех Приложений. Общий объем работы 15 страницы. Библиография включает около 282 названий на русском и иностранных языках.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Система бипредикативных конструкций с инфинитными формами глагола в тюркских языках Южной Сибири"

Заключение

Проведенное исследование позволяет сделать следующие выводы:

Основную и наиболее значимую часть БПК тюркских языков Южной Сибири составляют конструкции синтетического типа (с инфинитными формами глагола), а среди них центральными являются конструкции причастного предикативного склонения. Аналитический тип представлен БПК со скрепой den. Объектом анализа были бипредикативные конструкции, состоящие только из двух предикативных частей. Одна из частей - вторая - сохраняет структурное подобие простому предложению. Но первая часть БПК организуется качественно иначе, в соответствии с другими принципами. Действуют два механизма предикации: один из них реализуется в составе простого предложения и главной части БПК, другой - в составе препозитивной части БПК. Предикативная единица, устроенная по этому принципу, всегда является зависимой и самой формой выражает и факт своей «несвободы», и характер зависимости, связывающей ее с другой предикативной частью.

Важнейшие структурные особенности предикативных частей, построенных по принципу зависимой предикации, заключаются в том, что в роли сказуемого здесь используются инфинитные формы глагола. Предикативные отношения между подлежащим и сказуемым зависимой части выражаются с помощью личных показателей сказуемого, координированных в лице с подлежащим. В этой роли выступают две системы показателей, те -которые используются при спряжении финитных глаголов, и те, которые используются для выражения посессивных отношений.

Исследование показало, что ЗПЕ представляет собой важнейшую часть БПК, ее устройство предопределяет строение БПК в целом. Это позволило использовать символическую запись ЗПЕ и даже только ее сказуемого для наглядного представления моделей БПК в целом.

Предикативные узлы зависимой части БПК имеют специфическую внутреннюю организацию; ее особенности заключаются в следующем:

Синтаксические отношения подчинения ЗПЕ выражаются аффиксами падежей (склонение). Инфинитные формы в составе зависимого предиката, за исключением деепричастий, имеют обязательное личное оформление. Зависимое сказуемое регулярно оформляется аффиксами грамматического лица, т.е. спрягается. Спряжение ЗПЕ характеризуется следующими признаками: во-первых, спряжение лично-финитного типа противостоит спряжению притяжательного типа; во-вторых, разные зависимые сказуемые, иногда даже формально однотипные, имеют различные модели спряжения.

Сказуемое зависимой части может быть выражено как простыми инфи-нитными формами, так и аналитическими конструкциями: сочетанием причастия в форме одного из косвенных падежей с послелогами или в форме прямого или родительного падежа со служебными именами.

Специфика конструкций со сказуемым ЗПЕ, выраженным сочетанием причастия со служебным именем, состоит в том, что ЗПЕ здесь строится по принципу изафетной конструкции. Но отношения, которые устанавливаются между составляющими этой конструкции, носят предикативный характер. Эти конструкции (аналитические формы зависимых сказуемых) регулярно сочетаются с подлежащим в прямом падеже и оформляются показателями грамматического лица, т. е. спрягаются.

Важной задачей нашего исследования мы считали выделение и описание основных моделей, входящих в каждый структурный тип. Итогом явились инвентарные списки моделей БПК. Общая совокупность моделей представляет собой систему, т. е. все модели связаны между собой разного рода отношениями.

Семантические типы БПК, выделенные в соответствии с общим характером выражаемых отношений, обнаруживают отчетливую координацию с функцией компонентов простого предложения и одновременно - с определенными структурными типами. Аналогию с простыми членами предложения (прямым и косвенным дополнением, подлежащим) обнаруживают модели с управляемой зависимой частью, сказуемое которой выражено падежной формой причастия. Аналогию с различными обстоятельствами обнаруживают ВПК с неуправляемой зависимой частью, сказуемое которых выражается неуправляемыми падежными или причастно-послеложными, деепричастными формами.

В отличие от языков европейского типа, где союз является выразителем и сочинительной, и подчинительной связи, в тюркских языках подчинение всегда выражается морфологическими средствами, а использование союзов представляет собою другой способ связи, выражает другой тип смысловой информации целого

Исследование показало, что в тюркских языках активно используются прономинальные скрепы внутрифразового и межфразового типа.

Согласно той роли, которую выполняет ЗПЕ относительно главной ПЕ, выделяется три крупных функциональных типа. Каждый их этих типов характеризуется ярко выраженной структурой, формальной спецификой. В частности, сирконстантные конструкции темпоральной семантики имеют структурную организацию, отличную от актантных, атрибутивных, а также, хотя в меньшей мере, от других сирконстантных, например, от причинных конструкций.

Внутри выделенного функционального типа выделяем семантические типы, например, в сирконстантном типе выделяем семантические отношения причины, времени, условия и др. Внутри семантического типа, например, временных конструкций представлено множество семантических подтипов: одновременность/разновременность. Внутри разновременности -следование и предшествование и пр.

Каждому семантическому типу соответствует определенное множество моделей, конкретных структурных форм. Такие множества, соотносительные с одной широкой функцией, составляют подсистемы в рамках общей системы. Содержательные отношения между ними можно оценить как синонимию, которая на следующем этапе становится материальной базой дальнейшей дифференциации смыслов, закрепление за формами, исходно принятыми за синонимы, разных дополнительных, дифференцирующих значений.

Принципы построения моделей темпоральных БПК аналогичны во всех трех языках. Среди монофинитных БПК, выражающих темпоральные отношения, имеются такие, которые дифференцированно передают конкретный тип отношений. Имеются БПК, передающие разные типы темпоральных отношений. Актуализация того или иного значения зависит от лексического наполнения конструкции.

Особенностью тувинского и алтайского языков является использование большого количества моделей с послелогами (тувинский) и служебными именами (алтайский) в составе сказуемого ЗПЕ для выражения значения следования. В хакасском языке эти отношения выражаются синтетическими причастно-падежными БПК. Отношения предшествования в хакасском языке выражаются большим качеством моделей причастно-падежного типа. Отношения одновременности представлены примерно одинаково в трех языках конструкциями со служебными именами. Семантика общей временной соотнесенности выражается большим количеством моделей причастно-падежного типа в тувинском языке. Внутри этой микросистемы в алтайском языке наблюдается оппозиция моделей Т\>=ган//=да и Ту=ар//=да. Первая выражает регулярность, повторяемость событий. Вторая - конкретные единичные действия.

В тувинском языке отношения моделей сложнее, так как кроме местного падежа в выражении временной соотнесенности активно задействован дательный падеж. Эту форму принимает только причастие на —ар, но соответствующая модель (N1 Ту=ар//га) (11Ш) в тувинском более активна, чем редкая модель с зависимым сказуемым в форме на -ган//=да и не очень частотная модель со сказуемым на =ар//=да.

Проведенное исследование показало, что существует связь между типом формальной организации БПК с ЗПЕ времени и характером синтаксической семантики этого предложения. Важная закономерность состоит в том, что чем проще формальное устройство конструкции, тем более разнообразное содержание она позволяет выразить. Самыми простыми являются конструкции с деепричастными формами сказуемого ЗПЕ. Эти формы способны выражать не только временные отношения между событиями, но и широкий спектр других отношений: причинные, уступительные и т.д. Простейшие формы в темпоральных БПК связаны прежде всего с выражением общей временной отнесенности, а во вторую очередь - с выражением простейшего из дифференцированных отношений - следования.

Чем сложнее выражаемые моделью семантические отношения между событиями, тем, как правило, сложнее оказывается ее структурная организация. Причастно-падежные формы без послелогов передают значения более простые, менее дифференцированные, нежели с послелогами. Временные отношения между событиями так или иначе выражаются в любых БПК. Но в специализированных (причинных, уступительных и т. п.) они составляют фон, а в темпоральных конструкциях - основное синтаксическое содержание связи. Они формируют ту базисную структуру, на которую налагаются специализированные типы отношений.

Отношения обусловленности сложнее временных отношений, потому что обусловленность органически сплетена с модальностью, основанной на ожидании субъекта речи (говорящего). Отношения обусловленности не могут устанавливаться помимо субъекта, способного к умозаключению. Временные отношения не предполагают умозаключения.

Системная организация БПК обусловленности трех тюркских языков характеризуется принципиальной общностью: синтетические БПК с синте-тико-аналитическим подтипом в плане выражения противопоставлены аналитическим.

Наряду со сходствами обнаружены индивидуальные особенности этих конструкций. Тувинские БПК обусловленности отличаются от своих аналогов в хакасском и алтайском языках вхождением целого ряда послелож-ных форм и аналитических связующих элементов союзного типа, либо заимствованных, либо созданных из собственных ресурсов языка. Вопрос только заключается в том, в какой мере они соответствуют или не соответствуют традиционному представлению о союзах.

Общее причинно-следственное значение передается формами =ган//—дан, =ган ужун (учун). В тувинском и алтайском языках общее значение причины передается аналитическими ВПК с союзами: чуге дизе, чуге дэрге, неник учун дезе, образованными от глагола говорения де=.

Значение благоприятной причины в хакасском и алтайском языках выражается причастно-послеложными ВПК с послелогами сылтаанда, шыл-туунда. В тувинском языке это значение передает форма =ган/!/-биле с обязательным посессивным оформлением причастия.

В хакасском и тувинском значение следствия выражаются союзами ын-чангаш, аннацар 'поэтому'.

Несобственно-причинные значения санкции, эмоциональной и физиологической реакции на событие стимул в хакасском и алтайском языках выражаются причастно-послеложными конструкциями (санкция) и причаст-но-падежными (стимул-реация).

Специализированное средство выражения санкции имеется только в тувинском языке (послелог дээш).

Особенностью тувинского языка является большая функциональная нагрузка дательного падежа: он регулярно употребляется во временных и причинных конструкциях, что вызывает образование омонимичных конструкций (=1арИ=га 'когда' и =ар!М=га в эмотивной конструкции). Видимо, поэтому в тувинском языке в составе эмотивной конструкции может появляться специальная аналитическая форма с бытийным глаголом бол= 'быть' для выражения того факта, что событие-стимул следует во времени за эмоциональной реакцией.

В отличие от причинно-следственных, целевые ВПК в сопоставляемых языках не отличаются ни структурным, ни семантическим разнообразием.

Условные БПК в трех сопоставляемых языках формируются с помощью общетюркской условной формы на =са.

Уступительные БПК в тувинском языке представлены большим количеством структурных разновидностей моделей сказуемого ЗПЕ, значительную часть которых составляют модели с прономинальными скрепами в составе сказуемого зависимой части. Хакасские и алтайские уступительные конструкции нуждаются в дальнейшем изучении.

Среди монофинитных БПК, выражающих отношения обусловленности, имеются БПК, способные передавать другие типы отношений — временные: общетюркская форма на =са. Значения обусловленности предстают как сопутствующие, фоновые в разных типах БПК (сравнительные, определительные и др.).

Важнейший дифференциальный признак актантных БПК заключается в том, что падежное оформление ЗПЕ определяется требованием, исходящим от доминирующего предиката и существенно предопределяемым его типовой семантикой. Зависимая ПЕ непосредственно подчиняется сказуемому главной ПЕ, выступая при нем в качестве обязательного сильно управляемого предикативного дополнения или предикативного подлежащего. В первом случае она оформляется показателем винительного падежа, который принимает на себя сказуемое ЗПЕ. Выполняя роль предикативного подлежащего, ЗПЕ не принимает падежного аффикса; соответствующее падежное значение передается отсутствием падежного показателя.

В системе атрибутивных БПК ведущей моделью, где ОИ называет субъект действия определяющего причастия, является модель с неоформленным примыкающим причастием и лакуной на месте позиции подлежащего при нем. В моделях, где ОИ называет не субъект, а других участников ситуации ЗПЕ (объект, сирконстант, атрибут), имеется позиция подлежащего и лакуна на месте соответствующей именной позиции. Основные типы атрибутивных конструкций обнаруживают большую типологическую близость друг к другу; периферийные типы, более редкие и передающие более сложные отношения между определительной ЗПЕ и определяемым именем, оказываются более специфическими, более индивидуальными и поэтому менее сопоставимыми.

Монофинитные БПК тюркских языков Южной Сибири обнаруживают стройную системную организацию, общую для всех исследуемых языков. Основные принципы этой системной организации могут иметь типологически сходные явления в разных языках мира: наблюдается общность принципов построения БПК тюркских языков с урало-алтайскими языками. Им противопоставляется алюторский (представитель языков чукотско-камчатской группы), где наряду с синтетическими БПК с инфинитными глагольными формами, имеется достаточно богатая система аналитических средств связи: союзов и союзных слов.

Как перспективную проблему мы рассматриваем изучение выражения эвиденциальной семантики как средствами синтаксиса, так и морфологии.

Употребление высказываний в определенных жизненных ситуациях составляет мощный фактор формирования синтаксических структур и их дифференциации. Изучение информационной структуры предложения в тюркских языках Сибири - актуальная задача наших дальнейших исследований.

Список научной литературыШамина, Людмила Алексеевна, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"

1. Абдуллаев С. Н. Причастие еще не совершившегося действия в роли зависимого предиката // Структурные и функциональные типы сложных предложений (на материале языков народов Сибири). Новосибирск, 1982. -С. 90-109.

2. Абдуллаев С. Н. Сложные предложения аналитико-синтетического типа со значением времени в тюркских языках // Тюркские языки Сибири. Новосибирск, 1983.-С. 108-122.

3. Аврорин В. А. Особый способ синтаксической связи // Вопросы грамматики (Сборник статей к 75-летию академика И. И. Мещанинова). -M.-JL, 1960.-С. 41-43.

4. Адмони В. Г. Сложноспаянное предложение в тюркских языках // Советская тюркология. Баку, 1982, № 3. - С. 30-36.

5. Алпатов В. М. Замечания о японской падежной системе // Падежи и их эквиваленты в строе сложного предложения в языках народов Сибири. -Новосибирск, 1981. С. 66-79.

6. Апресян Ю. Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Семиотика и информатика. Вып. 35. М., 1997. - С. 272 - 298.

7. Арнольд И. В. Семантическая структура слова в современном английском языке и методика ее исследования Л., 1966.

8. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. М., 1976.

9. Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. -М., 1988.

10. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. — М., 1998. 895 с.

11. АскароваМ. А. К критериям придаточных предложений в современном узбекском языке // Структура и история тюркских языков. М., 1971. С. 148—155.

12. Ахманова О. А. Словарь лингвистических терминов. М., 1966. - 605 с.

13. БабаловаЛ.Л. Семантическая разновидность причинных и условных предложений в современном русском языке. Автореф. диссертации кан. Филол. наук. М., 1974.

14. Бабушкин Г. Ф. О значениях и синтаксических функциях деепричастий в тувинском языке // Уч. зап. ТувНИИЯЛИ. Кызыл, 1959. Вып. 7. - С. 93 -103.

15. Бабушкин Г. Ф. О структуре придаточных предложений в тувинском языке // Уч. зап. ТувНИИЯЛИ. Вып. 8. Кызыл, 1960. - С. 127 - 138.

16. Баллы Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языкознания. -М., 1950.

17. Баскаков Н. А. Предложения с развернутыми членами в каракалпакском языке // Исследования по сравнительной грамматике тюркских языков. III. Синтаксис. -М., 1961.-С. 111-121.

18. Белимов Э. И. Кетский синтаксис Новосибирск, 1991. - 163 с.

19. Беличева-Кржижкова X Система причинных отношений между предложениями в русском и чешском языках // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 15. М., 1985. - С. 407-433.

20. Белошапкова В. А. Современный русский язык. Синтаксис. М., 1977. -248 с.

21. Белошапкова В. А. Синтаксис // Современный русский язык. М., 1981.-С. 363-552.

22. Бенвенист Э. Общая лингвистика. — М., 1974.

23. Бергельсон М. Б, Кибрик А. А. Система переключения референции в тувинском языке // Советская тюркология. Баку, 1987. № 2. - С. 16 - 32.

24. БичелдейК.А. Теоретические проблемы фонетики современного тувинского языка.- М. 2001.

25. БичеядейК. А, Звуковой строй диалектов Тувы.- М., 2001.

26. Благова Г. Ф. Имена действия в тюркских языках средне-азиатского региона // Тюркологические исследования. М., 1976. — С. 51 - 76.

27. Благова Г. Ф. Тюркское склонение в ареально-историческом освещении.-М., 1982.

28. Болдырев Н. Н. Отражение пространства деятеля и пространства наблюдателя в высказывании // Логический анализ языка. Языки пространств. М., 2000. - С. 212 - 216.

29. Бондаренко И. В. О типах полипредикативных конструкций с инфинитивом в функции предиката зависимой части // Инфинитные формы глагола. Новосибирск, 1980. - С. 134 - 142.

30. Боргоякова Т. Н. Полипредикативные конструкции с причастно-послеложной зависимой частью (на материале хакасского языка) // Структурные и функциональные типы сложных предложений (на материале языков народов Сибири). Новосибирск, 1982. - С. 80 - 95.

31. Боргоякова Г. Н. Падежные формы предикативных причастий как средство выражения связи частей в темпоральных полипредикативных конструкциях // Тюркские языки Сибири. Новосибирск, 1983. - С. 63 - 77.

32. Бродская Л. М. К вопросу о дифференциации именных глагольных форм в эвенкийском языке // Вопросы языка и фольклора народностей Севера. Якутск, 1972. - С. 19 - 33.

33. Бродская Л. М. Вспомогательные глаголы в структуре сложноподчиненного предложения эвенкийского языка // Сложное предложение в языках разных систем. Новосибирск, 1977. - С. 36 - 54.

34. Бродская Л. М. Придаточное как член парадигмы предложения // Полипредикативные конструкции и их морфологическая база. -Новосибирск, 1980.-С. 181-184.

35. Бродская Л. М. Значение склоняемых предикативных единиц в эвенкийском языке // Падежи и их эквиваленты в строе сложного предложения в языках Сибири. Новосибирск, 1981. - С. 39-65.

36. Бродская Л. М. Притяжательное оформление определяемого слова как средство связи в определительных сложноподчиненных предложениях эвенкийского языка // Структурные и функциональные типы сложных предложений. Новосибирск, 1982. - С. 21-37.

37. Бродская Л. М. Сложноподчиненное предложение в эвенкийском языке. Новосибирск, 1988.

38. Бахтин Н. Б. Синтаксис языка азиатских эскимосов. Санкт-Петербург, 1995.

39. ВежбицкаяА. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999.-776 с.

40. Виноградов В. В. Русский язык. М., 1972. - 614 с.

41. Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки. М., 1985.

42. Володин А. П. Падеж: форма и значение или значение и форма // Склонение в палеоазиатских и самодийских языках. Л., 1974. - С. 261-291.

43. Гаджиев M. М. Синтаксис лезгинского языка. Ч. I—II. Махачкала, 1963.

44. Гаджиева Н. 3. Критерии выделения придаточных предложений в тюркских языках // Вопросы языкознания. М., 1957. № 3. - С. 112-118.

45. Гаджиева Н, 3. Основные пути развития синтаксической структуры тюркских языков. М., 1973.

46. Гак В. Г. Номинализация сказуемого и устранение субъекта // Синтаксис и стилистика. -М., 1976. С. 85-102.

47. Гак В. Г. Синтаксис эмоций и оценок // Функциональная семантика. Оценка, экспрессивность, модальность. М., 1996.

48. Гак В. Г. Языковые преобразования. М., 1998. - 763 с.

49. Герасимова А, Н. Структурные типы определительных полипредикативных конструкций в нанайском языке // Языки коренных народов Сибири. Вып. 11. Новосибирск 2003. - С. 109 - 136.

50. Гладкий А. В. О значении союза «если» // Семиотика и информатика. -М., 1997. Вып. 35. С. 153-183.

51. Гловинская М. Я. Семантические типы видовых противопоставлений русского глагола. М., 1982 - С. 155.

52. Гловинская МЛ. Общефактическое значение несовершенного вида (формы прошедшего времени) // Проблема структурной лингвистики. М., 1981.-С. 108-125.

53. Головнин И. В. Введение в синтаксис современного японского языка. -М., 1979.

54. Гордлевский В. А. Грамматика турецкого языка. М., 1928.

55. Горелова JI. М. О специфике аналитических форм эвенкийского глагола // Сложное предложение в языках разных систем. Новосибирск, 1977. -С. 55-75.

56. Горелова Л. М. Функции эвенкийских причастий в их отношении к деепричастиям // Инфинитные формы глагола. Новосибирск, 1979. -С. 3-31.

57. Горелова Л. М, Модели полипредикативных конструкций в эвенкийском языке // Полипредикативные конструкции и их морфологическая база. -Новосибирск, 1980. С. 83-90.

58. Горелова Л. М. Условно-временные формы в эвенкийском языке // Народы и языки Сибири. Новосибирск, 1980 - С. 72-83.

59. Горелова Л. М. Способы выражения подчинения в полипредикативных конструкциях в маньчжурском языке // Грамматические исследования по языкам Сибири. Новосибирск, 1982. - С. 40-56.

60. Грамматика алтайского языка (составленная членами алтайской миссии). Казань, 1869.

61. Грамматика русского языка. Т. I, II (ч. 1 и 2). М., 1960.

62. Грамматика современного башкирского литературного языка. М., 1981.

63. Грамматика современного русского литературного языка. М., 1970.

64. Грамматика современного якутского литературного языка. Фонетика и морфология. М., 1982.

65. Грамматика хакасского языка. М., 1975.

66. Грамматика тувинского языка. М., 1961.

67. Гришина Н. М. Падежные показатели и служебные слова в структуре сложного предложения кетского языка. Автореф. Диссертации канд. фи-лол. наук. Л., 1979.

68. ГрунинаЭ.А. Некоторые вопросы синтаксиса сложноподчиненного предложения в современном литературном узбекском языке // Исследования по сравнительной грамматике тюркских языков. III. Синтаксис. М., 1962.-С. 134—163.

69. Гузев В. Г. О разграничении понятий «финитная форма» и «личная форма» // Ученые записки С.-Петерб. гос. ун-та № 34. Сер. востоковед, наук. Вып. 18. — СПб., 1993. С. 36-42.

70. Гузев В.Г. Система именных форм тюркского глагола как морфологическая категория // Тпгсо1о^са. Л., 1976. - С. 56 -78.

71. Гулыга Е. В. Теория сложноподчиненного предложения в современном немецком языке. — М., 1971.

72. Демесинова Н. X. Развитие синтаксиса современного казахского языка. Алма-Ата, 1974.

73. Демесинова Н. X. Типы сложноподчиненного предложения и вопросы синтаксической синонимии // Сложное предложение в языках разных систем. Новосибирск, 1977. - С. 84-91.

74. Дмитриев Н. К. Строй турецкого языка. Л., 1939.

75. Дмитриев Н. К. Грамматика кумыкского языка. М.-Л., 1940.

76. Дмитриев Н. К. Сложноподчиненное предложение // Строй тюркских языков. М., 1962. - С. 388-392.

77. Дубровина 3. М. Инфинитив и причастие как дополнительное ядро предикации в финском предложении // Вопросы финно-угорской филологии. -Л., 1977.-С. 34-74.

78. Дульзон А. П, Кетские послелоги // Кетский сборник. М., 1968. -С. 247250.

79. Дьяконов И. М. Эргативная конструкция и субъектно-обьектные отношения // Эргативная конструкция предложения в языках различных типов. -Л., 1967.-С. 95-115.

80. Дьяконов И, М. Шумерский язык // Языки Азии и Африки. III. М., 1979.-С. 7-36.

81. Дыренкова Н. П. Грамматика ойротского языка. М.-Л. - 1941.

82. Дыренкова Н. П. Грамматика шорского языка. М., 1941.

83. ЕсеновХ. М. Основные средства связи компонентов сложноподчиненных предложений И Советская тюркология. Баку, 1972. № 4. - С. 17-22.

84. ЕсеновХ.М. Сложноподчиненные предложения с падежно-после-ложными формами причастий в казахском языке // Падежи и их эквиваленты в строе сложного предложения в языках народов Сибири. Новосибирск, 1981.-С. 89-97.

85. ЕсеновХ. М. Осложненные предложения со смыкающими оборотами в казахском языке // Структурные и функциональные типы сложных предложений. Новосибирск, 1982. - С. 38-47.

86. Есипова А. В. Определительная функция причастия в шорском языке. -Новосибирск, 1993.

87. Ефремов Н. Н. Сложноподчиненные предложения якутского языка, выражающие простую одновременность // Синтаксис алтайских и европейских языков. Новосибирск, 1981. - С. 51-59.

88. Ефремов Н. Н. Якутские полипредикативные предложения с формой на =тагына II Тюркские языки Сибири. Новосибирск, 1983. -С. 165-169.

89. Ефремов Н. Н. Сложноподчиненные предложения времени в якутском языке. М., 1984.

90. Ефремов Н. Н. Полипредикативные конструкции в якутском языке. -Новосибирск, 1998.

91. Закиев М. 3. О наличии придаточных предложений в татарском языке // Уч. зап. Казанск. ун-та. Т. 119. Кн. 5. Казань, 1961. - С. 312-320.

92. Закиев М. 3. Синтаксический строй татарского языка. Казань, 1963.

93. Зализняк А. А., Падучева Е. В, К типологии относительного предложения // Семиотика и информатика. Вып. 6. М., 1975. - С. 51-101.

94. ЗолотоваГ.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. -М., 1982.

95. Иванов С. Н. Тюркские атрибутивные конструкции с показателем относительной связи // Уч. зап. ЛГУ. №282. Сер. востоковедческих наук. Вып. 11.-Л., 1959.-С. 189-196.

96. Иванов С Н. К истолкованию категории принадлежности // Советская тюркология. № 1. Баку. 1973. - С. 26-32.

97. Иванов С. Н. К проблеме придаточных предложений в тюркских языках. (Изъяснительные причастные конструкции в узбекском языке и вопрос о трансформах) // Тюркологический сборник. 1977. М., 1981. -С. 109-116.

98. Изысканный дар тюркскому языку. Грамматический трактат XIV в. на арабском языке / Пер. Э. И. Фазылова, М. Т. Зияевой. Ташкент, 1978.

99. Исхаков Ф. Г., Пальмбах А. А. Грамматика тувинского языка. М., 1961.

100. Казем-Бек А. Общая грамматика турецко-татарского языка. -Казань, 1846.

101. Касевич В. Б. О семантике некоторых условных конструкций // Типология. Грамматика. Семантика. СПб., 1998. - С. 282-292.

102. Катаное Н. Ф. Опыт исследования урянхайского языка с указанием главнейших родственных отношении его к другим языкам тюркского корня.-Казань, 1903.

103. Кацнельсон С Д. Типология языка и речевое мышление. Л., 1972.

104. Кенесбаев С. К., Карашева Н. Б. Казахский язык // Языки народов СССР. Т. II. Тюркские языки. М., 1966. - С. 320-339.

105. Кибрик А .А. Языки мира и языковые ареалы: проспект учебника // Языки мира. Типология. Уралистика- М., 2002. С. 252 - 275.

106. Кибрик А. Е. Константы и переменные языка. Санкт-Петербург, 2003. -719 с.

107. Климов Г. А. Типология языков активного строя. М., 1977.

108. Коваленко Н. Н. Выражение субъекта зависимой части полипредикативного временного предложения в нганасанском языке //Структурные функциональные типы сложных предложений (на материале языков народов Сибири). Новосибирск, 1982. - С. 110-114.

109. Колесникова В. Д. Синтаксис эвенкийского языка. М.-Л., 1966.

110. Козинцева Н. А. Временная локализованность действия и ее связи с аспекту альными, модальными и таксисными значениями. Л., 1991.

111. Козинцева Н. А. Результата®, пассив и перфект в армянском языке // Типология результативных конструкций. Л., 1983.

112. Козинцева Н. А. Категория эвидеициальности (проблемы типологического анализа) // Вопросы языкознания. № 3. М., 1994. - С. 92-104.

113. Колосова Т. А. Русские сложные предложения асимметричной структуры. Воронеж, 1980.

114. Кононов А, Н. Грамматика турецкого языка. M.-JL, 1941.

115. Кононов А. Н. Грамматика узбекского языка. —Ташкент, 1948.

116. Кононов А. Н. Грамматика языка тюркских рунических памятников. -Л., 1980.

117. Константинова О. А. Эвенкийский язык //Языки народов СССР. Т. 5. -Л., 1968.-С. 68-87.

118. Копыленко М. М. Теория сложноподчиненного предложения в русском языкознании. Одесса, 1954.

119. Коркина Е. И. Наклонения глагола в якутском языке. М., 1971.

120. Коркина Е. И. Деепричастия в якутском языке. Новосибирск, 1985.

121. КормушинИ.В. Системы времен глагола в алтайских языках. М., 1984.-85 с.

122. Н. Б. Способы выражения модус-диктумных отношений в уральских языках Сибири (на материале хантыйского и ненецкого языков) // Лексическая и синтаксическая семантика. Новосибирск, 2004.

123. Крючков С. Е., Максимов Л. Ю. Современный русский язык. Синтаксис. Сложное предложение. — М., 1977.

124. Кузнецов П. И. Условное наклонение в турецком языке // Академику В.А. Гордлевскому к его 75-летию. М., 1953.

125. Кузнецов П, И. Система функциональных форм глагола в турецком языке // Советская тюркология. № 1.- Баку, 1982. С. 3-21.

126. Кунаа А. Ч. Синтаксис простого предложения современного тувинского языка. Кызыл 1970.

127. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

128. Липеровский В. П. Сложные предложения в хинди. Опыт структурно-семантического описания. М., 1972.

129. Майзель С С Изафет в турецком языке М.-Л., 1957.

130. Майсак Т. АТатевосов С. Г. Пространство говорящего в категориях грамматики // Вопросы языкознания № 5. М., 2000. - С. 68-80.

131. Мальцева А. А. Релятивные слова в чукотско-корякских языках // Сибирский филологический журнал. № 1. — Новосибирск, 2003. с. 58 - 97.

132. Мальчуков А. Л. Тунгусские «сложноспаянные» предложения и критерии отождествления предикативных единиц // Проблемы функциональной грамматики. Санкт-Петербург, 2003. - С. с. 346 — 359.

133. Мураталиев М. Придаточные предложения времени в киргизском языке. Автореф.диссертации канд. филол. наук. Алма-Ата, 1953.

134. Марузо Ж. Словарь лингвистических терминов. М., 1960.

135. Маслиева. О. В. Становление категории причинности. Л., 1980.

136. Мельчук И. А. Курс общей морфологии. Т. 2. Москва Вена, 1998. - 543с.

137. Меновщиков Г. А. Грамматика языка азиатских эскимосов. Ч. П. Л., 1967.

138. Меновщиков Г, А., Бахтин Н. Б. Эскимосский язык. Л., 1983.

139. Мещанинов И. И. Структура предложения. М.-Л., 1963.

140. Мещанинов И. И. Проблемы развития языка. Л., 1975.

141. Мещанинов И. И. Члены предложения и части речи. М., 1978.

142. МонгушД.А. О временных формах в тувинском языке // Уч. зап. ТувНИИЯЛИ. Кызыл, 1959. Вып. VII. - С. 85-92.

143. Монгуш Д. А. Формы прошедшего времени изъявительного наклонения в тувинском языке. Кызыл, 1963.

144. Монгуш Д. А. О служебных функциях слов кижи, улус и чуве в тувинском языке // Тюркские языки Сибири. Новосибирск, 1983. - С. 12-35.

145. МонгушД.А. Частицы как компонент аналитических сказуемых (на материале тувинского языка) // Языки коренных народов Сибири. Вып. 4. -Новосибирск, 1998.-С. 122-153.

146. Монгуш Д. А. Частица эвес как компонент в зависимой части сложного предложения // Языки коренных народов Сибири. Вып.5. Новосибирск, 2001 (1999).-С. 33-41.

147. Москалъская О. И. Грамматика текста. М., 1981.

148. Наделяев В. М. Современный монгольский язык. Новосибирск, 1988.

149. Невская И. А. Формы деепричастного типа в шорском языке. -Новосибирск, 1993. 118 с.

150. Ооржак Б.Ч. Временная система тувинского языка в сопоставлении с древнеуйгурским и южносибирскими тюркскими языками. Автореф. диссертации канд. филол. наук. Новосибирск, 2002.

151. Оралбаева Н., БалтабаеваЖ. Дифференциация функции аффиксальной и нулевой формы винительного падежа // Тюркские языки Сибири. Новосибирск, 1983. - С. 3-11.

152. Оюн М. В. Придаточные определительные предложения, вводимые служебными словами den, дээр, дээн в тувинском языке // Тюркские языки Сибири. Новосибирск, 1983. - С. 40-55.

153. Оюн М. В. Об одном типе определительных ППК тувинского языка // Полипредикативные конструкции в языках разных систем. -Новосибирск, 1985.-С. 114-124.

154. Оюн М. В. Семантика тувинских сложных определительных конструкций со служебным словом дугайында II Синтаксическая и лексическая семантика. Новосибирск, 1986. - С. 98-104.

155. Оюн М. В. Определительные конструкции в тувинском языке. Автореф. Диссертации канд. филол. наук. Алма-Ата, 1988.

156. Падучева Е. В. О семантике синтаксиса. М., 1974.

157. Падучева Е. В. Семантические исследования. М.,1996. - 464 с.

158. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1938.

159. Плоткин В, Я. Грамматические системы в английском языке. Кишинев, 1975. -126 с.

160. Плунгян В. А. Общая морфология. Введение в проблематику. М., 2000. -383 с.

161. Плунгян В.А. О специфике выражения именных пространственных характеристик в глаголе: категория глагольной ориентации // Исследованияпо теории грамматики 2. Грамматикализация пространственных значений. -М., 2002.-С. 57-98.

162. Подлесская В. И. Условные конструкции: стратегии кодирования и функциональная мотивация // Типология и теория языка. От описания к объяснению. М., 1999.

163. Попова Н. И. Атрибутивная функция причастных форм якутского языка // Исследования по грамматике якутского языка. Якутск, 1983. -С. 104— 109.

164. Поркшеян Е. М. Сравнительные конструкции современного русского языка и их структурно-семантические разновидности. Автореф. Диссертации канд. филол. наук. Ростов-на-Дону, 1991.

165. Поцелуевский А. П. Основы синтаксиса туркменского литературного языка. Ашхабад, 1943.

166. Поцелуевский Е. А. Тюркский трехчлен. М., 1967.

167. Предикативное склонение причастий в алтайских языках. -Новосибирск, 1984.

168. Пюрбеев Г. Ц. Типы сложных предложений в монгольских языках. М., 1979.

169. Пюрбеев Г. Ц. Специфика падежного оформления субъекта в инфинит-ных конструкциях монгольских языков // Падежи и их эквиваленты в строе сложного предложения в языках народов Сибири. —Новосибирск, 1981. — С. 80-88.

170. Рамстедт Г. И. Введение в алтайское языкознание. — М., 1959.

171. Распопов И. П. Очерки по теории синтаксиса. — Воронеж, 1973.

172. Рассадин В. И. Морфология тофаларского языка. М., 1978. - 287 с.

173. Ревзин И. И. Модели языка. М., 1962.

174. Рифтин А.П. О двух путях развития сложного предложения в аккадском языке // Советское языкознание. Т. 3. JI., 1937.

175. Русская грамматика. Т. 1-П. М., 1980.

176. Рыжова Е. Ю. Система причастий в северном диалекте энецкого языка // Советское финно-угроведение. № 3. Таллин, 1982. - С. 205-209.

177. Сайнахова А. И. Служебные слова в мансийском языке. Автореф. Диссертации канд. филол. наук. Л., 1966.

178. Cam Ш. Ч. Тувинско-русский словарь. -М., 1955.

179. СатШ. Ч. Синтаксические функции причастий в тувинском языке. -Кызыл, 1960.

180. Cam Ш. Ч. Амгы тыва литератур луг дыл. Синтаксис. Кызыл, 1966.

181. Cam Ш. Ч. Образование формы условного наклонения в тувинском языке // Уч. Записки ТувНИИЯЛИ .Вып. 13. Кызыл, 1966. - С. 237.

182. СевортянЭ.В. Категория падежа // Исследования по сравнительной грамматике тюркских языков. II. Морфология. М., 1956. - С. 45-64.

183. Семантические типы предикатов. М., 1982.

184. Серебренников Б. А. Основные линии развития падежной и глагольной систем в уральских языках. — М., 1964.

185. Серебренников Б. А., Гаджиева Н.З. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Баку, 1979.

186. Серээдар Н. Ч. Основные типы предложений с именным сказуемым в тувинском языке. Автореф .диссертации канд. филол. наук. Новосибирск 1995.

187. Скаличка В. Типология и тождественность языков // Исследования по структурной типологии. М., 1963. - С. 32-34.

188. СкорикП. Я. Грамматика чукотского языка. Ч. П. Л., 1977.

189. Скрибник Е. К. Полипредикативные синтетические предложения в бурятском языке. Новосибирск, 1988. - 196 с.

190. Смирницкий А. И. Синтаксис английского языка. М., 1957.

191. Соколов С. Л. К вопросу о классификации сложных предложений в современном литературном турецком языке // Структура и история тюркских языков. — М., 1971.-С. 156-164.

192. Степанов Ю. С. Имена, предикаты, предложения. М. 1981.

193. Структурные типы синтетических полипредикативных конструкций в языках разных систем. Новосибирск, 1986.

194. Субракова О. В. Средства выражения синтаксической связи в сложноподчиненных предложениях // Исследования по современному хакасскому языку. Абакан, 1980. - С. 22-39.

195. Суник О. П. Глагол в тунгусо-маньчжурских языках. M.-JL, 1962.1982.

196. Сыромятников Н. А. Система времен в новояпонском языке. М., 1971.

197. Тадыкин В. Н. Причастия в алтайском языке. Горно-Алтайск, 1971.

198. Татаринцев Б. И. Смысловые связи и отношения слов в тувинском языке. -М.,1987.

199. Тенишев Э. Р. Строй сарыг-югурского языка. М., 1976.

200. Тенишев Э. Р. Строй саларского языка. М., 1976.

201. ТеньерЛ. Основы структурного синтаксиса. М., 1988. - 654 с.

202. Терещенко Н. М. Нганасанский язык. JL, 1979.

203. Теория грамматического значения и аспектологические исследования. -Л., 1984.

204. Теория функциональной грамматики. Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис. Л., 1987.

205. Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. -Л., 1990.

206. Теория функциональной грамматики. Локативность. Бытийность. По-сессивность. Обусловленность. СПб., 1996.

207. Теория функциональной грамматики. Персональность. Залоговость. -С-Пб., 1992.

208. Типология вида. Проблемы, поиски, решения. М., 1998.

209. Типология условных конструкций. СПб., 1988.

210. Трубецкой Н. С. Основы фонологии. М., 1960.

211. Труды аспектологического семинара филологического факультета МГУ. Т1.-М., 1997.

212. ТумашеваД. Г. Татарский глагол. Казань, 1987.

213. Убрятова Е. И. Исследования по синтаксису якутского языка. Ч. I. Простое предложение. M.-JL, 1960.

214. Убрятова Е. И. О вопросах сложноподчиненного предложения в тюркских и якутском языке // Вопросы грамматики тюркских языков. -Алма-Ата, 1958.-С. 221-225.

215. Убрятова Е. И. Согласование в якутском языке // Исследования по синтаксису тюркских языков. М., 1962. - С. 101-188.

216. Убрятова Е. И. Исследования по синтаксису якутского языка. II. Сложное предложение. Кн. 1-2. Новосибирск, 1976.

217. Фельдман Н. И. О реальном и фиктивном склонении предложений в современном японском языке // Уч. зап. Ин-та востоковедения АН СССР. Т. IV. М., 1952. - С. 230-276.

218. Фидлер В. Условные предложения в албанском // Проблема синтаксиса языков албанского ареала. Л., 1979. - С. 226-249.

219. Филиппович Т. П. Темпоральные полипредикативные конструкции алтайского языка. Новосибирск, 1991.

220. Хаямагомедов Б. Г.-К. Очерки по синтаксису табасаранского языка. -Махачкала, 1970.

221. Храковский В. С. Условные конструкции (проблемы типологического анализа) // Типологические и сопоставительные методы в славянском языкознании. М., 1993.

222. Храковский В. С. Типология условных конструкций. Санкт-Петербург, 1998.-583 с.

223. Ханмурзаева Э. А. Полипредикативные конструкции в кумыкском и ненецком языках. Принцип сравнения // Структурные и функциональные типы сложных предложений (на материале языков народов Сибири). -Новосибирск, 1982. С. 143-147.

224. Черемисина М. И. Деепричастия как класс форм глагола в языках разных систем // Сложное предложение в языках разных систем. Новосибирск, 1977. - С. 3-28.

225. Черемисина М. И. Некоторые вопросы теории сложного предложения. -Новосибирск, 1979.

226. Черемисина М. И. Моносубьектная конструкция. Понятие и типология // Полипредикативные конструкции и их морфологическая база. Новосибирск, 1980. С. 6-34.

227. Черемисина М. И. Сложное предложение как знак языка (об отдельных моделях сложного предложения) // Синтаксис алтайских и европейских языков. Новосибирск, 1981. - С. 3-36.

228. Черемисина М. И. Структурно-функциональные типы конструкций с падежными формами зависимых предикатов // Структурные и функциональные типы сложных предложений. Новосибирск, 1982. - С. 3-20.

229. Черемисина М. И. Теоретические итоги исследования сложных предложений в алтайских языках Сибири // Изв. СО АН СССР. Новосибирск, 1984. № 14. Серия истории, филол. и филос. Вып. 3. С. 15-20.

230. Черемисина М. И., Боргоякова Г. Н. О хакасском причастии на -галах/-гелек в роли зависимого предиката // Грамматические исследования по языкам Сибири. Новосибирск, 1982. - С. 70-82.

231. Черемисина М. ИСкрибник Е. К. Опыт формального описания прича-стно-послеложных конструкций бурятского языка // Подчинение в полипредикативных конструкциях. Новосибирск, 1980. — С. 38-76.

232. Черемисина М. И, Колосова Т. А. Очерки по теории сложного предложения. Новосибирск, 1987.

233. Черемисина М. И. Лекции по синтаксису сложного предложения в тюркских языках Южной Сибири. Новосибирск: НГУ, 1998 (рукопись).

234. Чиспияков Э. Ф. Придаточные предложения в шорском языке. Автореф. диссертации канд. филол. наук. Томск, 1973.

235. Чонбашев К. С. Сложные предложения в русском и киргизском языках. -Фрунзе, 1968.

236. Шамина JI. А. Временные полипредикативные конструкции тувинского языка. Новосибирск: Наука, 1987. - 140 с.

237. Шамина Л. А. Система многозначных моделей темпоральной семантики в тувинском языке // Гуманитарные науки в Сибири. № 4 Новосибирск, 1997.-С. 70-76.

238. Шамина Л. А., Ондар Ч.С. Глагольные аналитические конструкции с первым причастным компонентом в тувинском языке. Новосибирск, 2003.-242 с.

239. Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. Л., 1941.

240. Швнцова И. В. Шорский глагол. Функционально-семантическое исследование. Автореф. диссертации канд. филол. наук. М., 1998.

241. Шенцова И. В. Акциональные формы глагола в шорском языке. Кемерово, 1997. - 147 с.

242. Ширалиев М. Ш. Сложноподчиненное предложение в азербайджанском языке // Вопросы языкознания. № 1. 1956. - С. 93-99.

243. Ширалиев М. Ш. Проблема сложноподчиненного предложения в азербайджанском языке // Вопросы составления описательных грамматик. -М., 1961.-С. 153-159.

244. Широбокова Н. Н. Отношение якутского языка к тюркским языкам Сибири. Автореф. диссертации докт. филол. наук. Якутск, 2000.

245. Шубина Т. П. Основные виды условных конструкций современного алтайского языка с формой на -са/-за в зависимой части // Тюркские языки Сибири. Новосибирск, 1983. - С. 99-107.

246. Щербак А, М. Грамматический очерк языка тюркских текстов в X-XIII вв. из Восточного Туркестана. — M.-JL, 1961.

247. Щербак А. М. О происхождении формы условного наклонения в тюркских языках // Советская тюркология. № 2. Баку, 1970. - С. 13-22.

248. Щербак А. М. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков. Глагол. Л., 1981. - 150 с.

249. Щербак А. М. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков. -Л., 1987.

250. Эсхаджиев Я. Ц. Способы выражения сложноподчиненного предложения в чеченском литературном языке. Автореф. диссертации канд. филол. наук. Грозный, 1971.

251. Юлдашев А. А. Соотношение деепричастных и личных форм глагола в тюркских языках. М., 1977.

252. Якобсон Р. О. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципы типологического анализа языков разного строя. М., 1972. -С. 95-113.

253. Auwera J., Plungian V, Modality's semantic map // Linguistic Typology 2.- Cambridge University Press, 1998. p. 79 - 124.

254. Keenan E. L. Relative clauses // Shopen T. (ed.), Language typology and syntactic description. Cambridge University Press, 1985. - P. 141 - 170.

255. Keenan E. L, Comrie B. Noun Phrase Accessibility and Universal Grammar. Linguistic Inquiry 8, 1977. P. 63 99.

256. Krueger J. R. Tuvan Manual. University, UAS, vol. 126.

257. Kortmann B. Adverbial subordinators in the Languages of Europe // Adverbial Constructions in the Languages of Europe. Empirical Approaches to Language Typology/ Eds. Georg Bossong, Bernard Comrie. Berlin-New York 1998.-457 p.

258. Martin G B. Dispositions and conditionals // Philos. quart. St. Andrews, 1994. Vol. 44. № 179. P. 1-8.

259. Menges K. H. Das Sojonische und Karagassische. Philologiae Turcicae Fundamenta. Wiesbaden, 1959. - S. 640-670.

260. Palmer F. R. Mood and modality. Cambridge University Press, 1986. 2361. P

261. Shamina L. Polypredicative sentence in the Tuvan Language // Tenth International Conference on Turkish Linguistics. Bogazigi Üniversitesi. Istanbul, 2000.

262. Shamina L. Multicomponent analytical predicates in Tuvinian // Turkic Languages 7. № 1. Wiesbaden, 2003. P. 13 - 17.

263. Schdnig C Relativsatzbantypen in den sogenannten altaischen Sprachen // Acta orientalia. Budapest, 1992/ 93. T. 46. Fasc. 2 / 3. - S. 327-338.

264. Schdnig CI. Hilfsverben im Tatarischen. Wiesbaden, 1984.

265. Wierzbicka A. Semantic primitives // Linguistische Forrschungen. -Frankfurt/M., 1972. Bd. 22.