автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему: Система модальности осетинского языка в сопоставительном освещении

Полный текст автореферата диссертации по теме "Система модальности осетинского языка в сопоставительном освещении"

На правах рукописи

Выдрин Арсений Павлович

СИСТЕМА МОДАЛЬНОСТИ ОСЕТИНСКОГО ЯЗЫКА В СОПОСТАВИТЕЛЬНОМ ОСВЕЩЕНИИ

10.02.20 - сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 9 МАЙ 20

Санкт-Петербург 2011

484667Ц

1

4846670

Работа выполнена в лаборатории типологического изучения языков Института лингвистических исследований РАН

Научный руководитель член-корреспондент РАН, профессор

Плунгян Владимир Александрович

Официальные оппоненты академик РАН, профессор

Стеблин-Каменский Иван Михайлович,

кандидат филологических наук, доцент Сердобольская Наталья Вадимовна

Ведущая организация

Институт востоковедения РАН

Защита состоится 31 мая 2011 года в 15 часов 30 мин. на заседании диссертационного совета Д 002.055.01 при Институте лингвистических исследований РАН по адресу: 199053, Санкт-Петербург, Тучков пер., д. 9, конферец-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института лингвистических исследований РАН по адресу: 199053, Санкт-Петербург, Тучков пер., 9.

Автореферат разослан 30 апреля 2011 года. Ученый секретарь

диссертационного совета

В. В. Казаковская

Диссертационное исследование посвящено изучению системы модальности в овременном литературном осетинском языке (восточноиранская группа) в сопос-авительном освещении. Под сопоставительным освещением подразумевается равнение наиболее интересных в типологическом смысле фактов системы мо-альности осетинского языка с данными языков, близких к осетинскому геогра-ически (нахско-дагестанские, адыгские, картвельские, тюркские) и генетически ругие иранские языки).

Целью диссертации является типологически ориентированное и сопостави-ельное описание системы модальности осетинского языка.

В качестве объекта исследования выбраны косвенные наклонения, модаль-ые конструкции, наиболее употребительные модальные глаголы, отдельные мо-альные частицы, слова и выражения осетинского языка. За рамками работы оста-тся изучение основной части модальных частиц, слов и выражений. Не описыва-тся сфера употребления индикатива, который в осетинском языке, главным обра-ом, передает нулевую (немаркированную) модальность. Взаимодействие модаль-ости с другими зонами и категориями (аспект, время, полярность и др.) не рас-матривается в диссертации подробно, поскольку эта тема заслуживает отдельно-о исследования.

Предметом исследования являются модальные значения, которые могут вы-ажать названные грамматические и лексические средства.

Актуальность работы обусловлена необходимостью расширения представ-ений о модальности в языках мира данными языков, которые до сих пор не были редметом типологического рассмотрения. Одним из таких языков является осе-инский.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые модальность сетинского языка описывается в рамках типологического подхода. Проводится равнение типологически релевантных особенностей осетинского языка с данны-и ареально близких кавказских и генетически родственных иранских языков.

Основными задачами диссертации являются:

1) описать в рамках типологического подхода сферу употребления косвенны наклонений осетинского языка;

2) исследовать морфосинтаксические и семантические особенности модал! ных конструкций и наиболее частотньгх модальных глаголов осетинского языка;

3) выявить в модальности осетинского языка редкие для ирано-кавказског языкового ареала явления;

4) проанализировать пути грамматикализации типологически нетривиальны особенностей модальности осетинского языка.

Исследование опирается на методы, принятые в типологических и полевы работах: анкетирование носителей языка, проверка грамматичности примеров, с ставленных самим исследователем (за время диссертационного исследования бь ло проведено шесть лингвистических экспедиций в различные районы Республик Северной Осетии-Алании), а также лексико-грамматический анализ устных письменных текстов современного осетинского языка. При сравнении данных ос тинского языка с ареально близкими и генетически родственными языками и пользовался сопоставительный метод.

Методологической и теоретической базой диссертации являются типолоп чески ориентированные исследования модальности— коллективная монограф! Дж. Байби, Р. Перкинса и В. Пальюки, работы Ф. Палмера, Ф. де Хаана, К. Хенг вельда, Й. Ван дер Ауверы, В. А. Плунгяна, Я. Нёйтса. Принимался во вниман опыт типологически ориентированных описаний модальности в отдельных язь ках, в частности, монографии и статьи А. Хольвута, П. Пьетрандреа, А. Талегаш Ф. Кифера. В диссертации учитываются грамматики и грамматические исследов ния осетинского языка, а также работы, посвященные изучению модальности осетинском языке, — монография Ф. Д. Техова, докторская диссертация и отдел ные статьи X. А. Токазова (Таказова), а также исследования Т. 3. Козыревой Ж. Лазара.

Материалом диссертации послужили данные, собранные в ходе полевой ра-оты (анкеты, составленные автором диссертации и использованные при опросе 5 носителей осетинского языка), записанные и морфологически проанализиро-анные устные тексты (около 600 предложений на иронском и 1000 предложений а дигорском диалектах осетинского языка1), а также небольшой корпус совре-1енных письменных текстов осетинского языка (около 4,6 миллиона словоупот-еблений). В качестве материала исследования привлекалась художественная ли-ература, доступная на сайте vvww.allingvo.ru. При сравнении особенностей осе-инского языка с другими кавказскими и иранскими языками использовались рамматики и специальные грамматические исследования этих языков.

На защиту выносятся следующие положения.

1. В осетинском языке имеется не засвидетельствованное ранее в типологии годальности грамматическое противопоставление значений внешней и внутрен-ей возможности— специализированные конструкции внешней и внутренней озможности. Происхождение конструкции внешней возможности связано с рамматикализацией посессивной конструкции. Конструкция внутренней возмож-ости либо существовала у предка осетинского языка (по крайней мере, со времен реднеиранского периода), либо была заимствована им из других восточноиран-ких языков среднеиранского периода.

2. В осетинском языке имеется редкий случай грамматикализации модально-о значения 'легко / трудно сделать' — так называемая фацилитивно-дифицили-ивная конструкция, развившаяся из конструкции внешней возможности.

3. В осетинском языке отмечается строгое разграничение семантики модаль-ых глаголов между динамической и эпистемической модальностью, которое хотя

не является типологически уникальным, однако кардинально отличает осетин-кий от языков «европейского стандарта».

1 Большинство текстов доступно на сайте www.ossetic-studies.org.

4. Показатели желания любого участника ситуации семантически могут быт связаны не только с модальностью, целью, эмоциями, восприятием и ментальны состоянием (как это было установлено в предыдущих типологических исследов ниях), но и с движением.

5. В осетинском языке обнаружены следующие не отмеченные на семантиче ской карте модальности Й. ван дер Ауверы и В. А. Плунгяна пути грамматикали зации основных модальных значений: развитие значения внутренней возможное из значения будущего времени; развитие значения эпистемической возможност из лексического значения 'знать' в особых контекстах; развитие значения внешне возможности из посессивного значения; развитие значения внешней необходим сти из проспективного значения; развитие значения деонтической необходимост из эмфатического значения.

6. Установлено, что единственным грамматическим средством выражени повеления в осетинском языке является императив. Конъюнктив выражает бли кое к повелению значение пожелания. В случае причастия на -гее императивно значение присуще не самому причастию, а эллиптированному вспомогательном глаголу ксепын 'делать' (в форме императива), который обязательно восстанавлр вается при определенных условиях.

7. Наличие в естественном языке специализированного грамматического п казателя контрфактива не является типологически уникальным явлением (как эт предполагалось ранее), в частности, он встречается в некоторых индоевропейски языках — в отдельных иранских и в большинстве современных индоарийских.

8. Типологически универсальных факторов, влияющих на возможность упо ребления показателя с эпистемической или динамической семантикой, практич ски не существует.

Теоретическая значимость исследования состоит в дополнении семантич ской карты модальности (Й. ван дер Аувера и В. А. ГТлунгян) новыми путям грамматикализации основных модальных значений. На примере иранских, индо

ийских и тюркских языков подверглось существенному уточнению утверждение типологической редкости языков со специализированным показателем контрактива. В осетинском языке обнаружено не засвидетельствованное ранее в типо-огической литературе грамматическое противопоставление значений внутренней 1 внешней возможности, а также редкий тип грамматикализации модального зна-ения 'легко / трудно сделать'. Уточнен набор основных значений, с которыми огут быть связаны показатели желания любого участника ситуации.

Практическая значимость диссертации заключается в создании дескрип-ивного фрагмента грамматики осетинского языка, который может быть исполь-ован для составления типологически ориентированной теоретической граммати-и и практических пособий по изучению осетинского языка. Результаты исследо-ания модальных глаголов, частиц и выражений могут быть применены при со-тавлении словарей осетинского языка. Материал диссертации полезен для лин-вистов, изучающих модальность в типологическом аспекте. Кроме того, опыт со-■тавления корпуса осетинского языка для целей диссертационного исследования ожет быть использован при создании будущего более полного корпуса осетин-кого языка, что является важной практической задачей современного осетинове-ения.

Апробация работы. Результаты исследования обсуждались в докладах, редставленных на ежегодных конференциях по типологии и грамматике для мо-одых исследователей (Санкт-Петербург, 2007-2010 гг.), на международной кон-еренции «Эргатив и эргативная конструкция в языках мира» (Тбилиси, 21-23 мая 009 г.), на третьей международной конференции по иранскому языкознанию Third International Conference on Iranian Linguistics, Париж, 11-13 сентября, 009 г.) и на международной конференции «Типологически редкие и уникальные вления на языковой карте России» (Санкт-Петербург, 2-4 декабря 2010 г.).

По теме диссертации опубликовано 10 (3,55 п.л.) работ, из них 3 — в издани-х, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией РФ.

Структура и объем работы. Диссертация включает 344 страницы машинописного текста и состоит из Введения, 6 глав, Заключения, списка сокращений и списка литературы (279 наименований, из них 111 — на иностранных языках).

Основное содержание работы Во Введении раскрываются цели и задачи исследования, актуальность и на учная новизна темы, а также описывается методика сбора материала и предлагает ся краткое содержание диссертации.

В первой главе «Семантическая зона модальности» рассматриваются ос новные подходы к описанию модальности в логике, философии и лингвистике Наибольшее внимание уделяется типологически релевантным лингвистически классификациям модальных значений, в частности, обсуждаются классификации предложенные в коллективной монографии Дж. Байби, Р. Перкинса и В. Пальюки а также в работах Ф. Палмера и В. А. Плунгяна. Уделяется внимание сложившейс под влиянием трудов Ш. Балли и В. В. Виноградова традиции описания модально сти в ряде отечественных и зарубежных исследований. Рассматриваются пути диа хронического развития основных модальных значений, а также единственная н данный момент семантическая карта модальности, разработанная Й. ван дер Ауве рой и В. А. Плунгяном. Приводятся данные осетинского языка, дополняющие э карту новыми путями грамматикализации модальных значений.

Модальность в работе понимается как обширная семантическая зона, группи рующаяся вокруг концептов возможности, необходимости и желания и имеюща два центральных типа значений: 1) статус ситуации по отношению к реальном) миру и 2) отношение говорящего к ситуации. Значения первого типа в литератур обычно описываются как объективная (ирреальная, агентивная или динамическая модальность; значения второго типа— как субъективная (эпистемическая) мо дальность. В зону модальности включается также желание любого участника си туации, которое в некотором роде сочетает оба центральных значения: желат можно только то, что не принадлежит к реальному миру, и то, что оцениваете

■убъектом желания положительно. Таким образом, на основе типологически ори-нтированных работ, посвященных изучению семантической зоны модальности, я описания материала осетинского языка предлагается следующая классифика-ия основных модальных значений.

1. Динамическая модальность:

(а) внутренняя возможность и необходимость;

(б) внешняя возможность и необходимость;

(б') деонтическая возможность и необходимость.

2. Эпистемическая модальность.

3. Модальность желания.

Динамическая модальность понимается как статус ситуации по отношению к еальному миру (то есть то, как ситуация соотносится с реальностью, например, вляется ли она возможной или необходимой). Хотя теоретически статус ситуации реальном мире может оцениваться по любому параметру (например, 'красиво', хорошо', 'выгодно', 'трудно', 'возможно'), в естественном языке чаще всего рамматикализуются значения возможности и необходимости, и поэтому именно ти значения являются основными составляющими динамической модальности, нутри динамической модальности возможность и необходимость разделяются на нутреннюю и внешнюю. Под внутренней возможностью и необходимостью под-азумеваются умения субъекта, его способности, физические возможности, по-ребности, например: Ксюша может (= 'способна') проплыть 50 метров кролем а 30 секунд; Серафиму нужно ежедневно спать не меньше 8 часов. Под внешней озможностью и необходимостью понимаются внешние обстоятельства, которые озволяют осуществиться ситуации, например: Сейчас пробок нет, и Катя мо-~ет доехать до аэропорта всего за полчаса; Юле нужно выйти в 7 часов, чтобы спеть на автобус. У внешней динамической модальности выделяется также ча-тный случай— деонтическая модальность (позволение/ запрещение, которое

обусловлено моральными нормами, общественными установками, например: Здесь нельзя курить', Можешь сесть вот сюда).

Под эпистемической модальностью подразумевается оценка говорящим сте пени вероятности осуществления ситуации. В диссертации, в отличие от некото рых типологических работ, эпистемическая модальность понимается как шкала, которой, в зависимости от описываемого языка, возможно выделение разного ко личества частных значений.

Третья составляющая модальности, желание, подразумевает желание любог участника речевой ситуации. Частным случаем желания можно считать желани (или пожелание) говорящего.

Включение желания в зону модальности объясняется многочисленными се мантическими связями (как синхронными, так и диахроническими) между значе ниями необходимости, возможности и желания2. Такое решение лучше соответст вует и материалу осетинского языка, в котором основные средства выражения же лания любого участника ситуации (глаголы желания) связаны с модальными гла голами необходимости и возможности семантически (например, глагол хъсеуьи выражает динамическую необходимость и желание) и морфосинтаксически (в ча стности, у глаголов возможности, необходимости и желания смысловой глаго может выступать в форме инфинитива).

Системность модальности осетинского языка проявляется в том, что многи грамматические средства, выражающие модальные значения, не являются специа лизированными, а сочетают в себе разные модальные значения. В качестве ярког примера такой полисемии можно привести косвенные наклонения осетинског языка — некоторые из них сочетают в себе все три перечисленные выше основны

2 Например, толкование частных модальных значений может содержать в себе желание Ср. определение внутренней возможности у А. Вежбицкой: ABILITY: I say: if X wants to do it vvill do it. Wierzbicka A. The semantics of modality // Folia Lingüistica. Acta Societatis Lingüistica Europaeae. — 1987. —Tomus 21 (1). — Pp. 25^13.

значения семантической зоны модальности: динамическую, эпистемическую модальность и желание.

Во второй главе «Основные сведения об осетинском глаголе» предлагает-я краткое описание основных сведений об осетинском глаголе в рамках типологического подхода. Рассматриваются особенности образования форм всех накло-ений и времен, происхождение глагольных окончаний, употребление превербов и астиц глагольного отрицания, особенности сложных глаголов, образование кау-ативных глаголов, пассивные и модально-пассивные конструкции, субъектный мперсонал, имперфективно-конативный показатель -цогй-, отглагольные дерива-ы: причастие прошедшего времени, причастие на -гее, конверб на -гсейсе, форма а -сен, инфинитив (-ын), причастие будущего времени на -аг, причастие на -ссг.

В настоящей работе, в отличие от грамматик и предыдущих исследований, в арадигму императива включаются формы 180 и 1рь, совпадающие с аналогичны-ш формами конъюнктива. Основанием для данного решения является то, что дру-ие формы конъюнктива самостоятельно не могут выражать повеления, и, таким бразом, если не включать формы 180 и 1РЬ в парадигму императива, придется онстатировать, что побуждение к первому лицу выражается конъюнктивом, а ко сем остальным лицам — императивом. Отнесение к разным парадигмам импера-ивных показателей для разных лиц представляется непоследовательным.

Отдельного внимания заслуживает рассмотрение сложных глаголов, которые редставляют собой сочетания имени и глагола и характеризуются такими свойст-ами как, неотделимость (не допускается перестановка компонентов сложного лагола), неразрывность (между именной и глагольной частью сложного глагола 1е могут вставляться другие автономные языковые элементы), цельнооформлен-ость (преверб и отрицание помещаются в препозиции к сложному глаголу, лич-ые окончания присоединяются к глагольной компоненте; если же речь идет о со-етании глагола и дополнения, преверб и отрицание находятся в препозиции к лаголу, личные окончания присоединяются к глаголу) и единое ударение. Выде-

ленные свойства позволяют различать в осетинском языке сложные глаголы (с-арт код-т-а (ркг.р-огонь делать.рзт-тк-рйт.ззо) 'Он развел огонь') и сочетания простого глагола с его дополнением (арт с-код-т-а (огонь РКЕГ-делать.ря т-тк-РЭТ.Зяо) 'Он развел огонь')3.

Именная компонента сложного глагола не может изменяться по падежам (за исключением экватива), однако в этой функции может выступать имя в косвенном падеже, например: тухсен-сей марын (РКЕР-мучение-ЛВЬ убивать) 'заставлять страдать, мучить'. Такие сложные глаголы с именной компонентой в косвенном падеже представляют собой закрытый класс глагольно-именных словосочетаний, которые в современном языке по своим свойствам ничем не отличаются от сложных глаголов с именной компонентой в прямом падеже.

Некоторые факты осетинского языка, приводимые во второй главе, описываются впервые, в частности, линейно-синтагматические особенности имперфектив-но-конативного глагольного показателя -цсей-. -Цсей- употребляется только с пре-вербными глаголами и ставится после преверба, например, фсе-цсей-цсеу-ын 'от правляться' (РКЕР-СОК-идти.РК8-1№;). При этом -цсей- не похож ни на именну часть сложных глаголов (-1{сей-, в отличие от именной компоненты сложного гла гола, не может употребляться автономно), ни на аффикс, так как -цсей- может от деляться от глагола клитиками, в том числе и энклитическими местоимениями: /Ерба-цсей та-иу мсем цыд-ис (РКЕГ-цэгй сомтя-один lSG.ENCL.ALL идти.Рвт РБТ.Ззс) 'Он попытался подойти ко мне'. -Цсей- отличается также от энклитик, ко торые, употребляясь с превербными глаголами, не могут стоять между превербол и глаголом.

Третья глава «Косвенные наклонения в осетинском языке» состоит и шести разделов и посвящена исследованию наиболее грамматикализованной фор

3 Примеры из работы Абаев В. И. Грамматический очерк осетинского языка. — Орджони кидзе: Северо-Осетинское книжное издательство, 1959. — С. 90.

мы выражения основных модальных значений— косвенным наклонениям. Основной задачей третьей главы является описание сферы употребления косвенных наклонений осетинского языка в рамках типологического подхода.

В первом разделе анализируются работы предшественников и предлагается следующая терминология для обозначения осетинских наклонений: индикатив, императив, конъюнктив, контрфактив4 и оптатив. Впервые дается краткое описание условных, уступительных и целевых конструкций осетинского языка, необходимое для понимания случаев употребления косвенных наклонений в сложноподчиненных предложениях.

Второй раздел посвящен описанию сферы употребления императива. Единственным обнаруженным грамматическим ограничением на образование императива является наличие в глагольной форме имперфективно-конативного показателя -¡¡сей-. У осетинского императива есть также лексические запреты: так, невозможно, например, образование императива от некоторых модальных глаголов, в частности, от хъаеын 'намереваться', 'желать' (однако этот глагол может употребляться в форме императива в своем основном значении 'целиться') и сембселын, который передает значение деонтической возможности и необходимости.

В работе не рассматриваются частные значения повеления, которые, как по-азали типологические исследования, в большинстве языков (и осетинский не яв-

4 Под контрфактивом имеется в виду наклонение, сфера употребления которого связана лавным образом с контрфактическими ситуациями (то есть ситуациями, которые противоречат еальному положению дел), например: Если бы Гена ел каждое утро геркулесовую кашу, у него ~ы сейчас не было язвы желудка. В грамматиках это наклонение называется прошедшим време-тем несовершенного вида сослагательного наклонения, имперфектом конъюнктива, прошедшим ременем сослагательного наклонения, старым оптативом, желательно-условным наклонением рошедшего времени, желательным наклонением прошедшего времени.

ляется исключением) не маркируются формально5. У осетинского императива выделяется только центральное значение повеления ко второму, первому и третьему лицам. Из семантических подтипов императива в осетинском языке отмечается только императив отдаленного будущего, который выражается энклитикой иу и формой глагола в императиве. Ср.:

(1) Ратт ын-иу давать.1мр.250 3sg.encl.dat-imp.fut

'Дай ему (потом)' (Пример из [Абаев 1959,106]).

Из супплетивных форм императива рассматривается форма сери, которая означает 'дай мне' (2). При этом возможно образование регулярной формы императива от глагола дсеттын 'давать' — дсгтт, которая выражает значение 'дай, передай, подари (ему)' (3).

(2) Голлаг сери тагъд мешок давать.1МР.250 быстрый

'Быстро дай мне мешок' (Мах дуг. — 2004. — № 4).

(3) Цин дсетт дсе дзыллсе-йсен радость давать.1мр.2зо робб^с народ-одт

'Дари радость своему народу' (Т. А. "Кокаев. Небесный ключ).

Этимологию супплетивной формы (ери предлагается связывать не с глаголом сер-ис-ын (РКЕР-брать.РК8-ШГ) 'снять, стащить сверху' (ср. [Багаев 1965, 314]6), а с древнеиранским *аи- с основами *аг-, агша- 'давать, отдавать' (возможно из *'аг-'двигать(ся)') [Расторгуева, Эдельман 2000, 192-193].

5 Ср. противоположный подход в работе Токазов X. А. Значение повелительного наклонения в осетинском языке // Проблемы осетинского языкознания. Вып. 1. — Орджоникидзе, 1984, —С. 106-119.

6 Багаев Н. К. Современный осетинский язык. Часть Г (фонетика и морфология). — Орджоникидзе, 1965.

В осетинском языке не было обнаружено таких транспозиционных употреблений императива7, в которых императив являлся бы единственным способом выражения данного значения. Из транспозиционных употреблений императива отмечаются следующие: реальное и контрфактическое условие, реальная и контрфактическая уступка, желание говорящего и фактитивный или перформативный оптатив (то есть проклятия и благословения8), возможность и долженствование. Как известно, выражение значений возможности и долженствования в настоящем и будущем времени с помощью императива встречается в языках мира довольно редко9. Не исключено, что данное значение развилось у осетинского императива под влиянием русского языка.

Во втором разделе также рассматриваются другие грамматические средства выражения повеления, отмечающиеся в грамматиках осетинского языка — конъюнктив и причастие на -гее. В результате исследования этих средств удалось установить, что самостоятельно они не способны выражать повеление. Конъюнктив второго и третьего лица может передавать близкое к повелительному значение пожелания. В случае самостоятельного употребления причастия на -гее в повелительных предложениях значение повеления выражается не самим причастием, а эллиптированным вспомогательным глаголом ксенын 'делать' в форме императива, ср.: Зар-гее [кеен]-ут! (петьлч«-РЛКХ [делать.1МР]-2РЬ) 'Пойте!'. Вспомогательный глагол ксенын 'делать' в этом случае обязательно восстанавливается при первом или третьем лице, превербном глаголе (во всех лицах) или при употреблении

7 Транспозиционными являются употребления императива, не связанные со значением повеления. Ср. рус. Будь каждый из нас чуть добрее, мир стал бы значительно лучше 'Если бы каждый из нас был чуть добрее, мир стал бы значительно лучше'.

8 Добрушина Н. Р. К типологии оптатива // Плунгян В. А. (ред.). Исследования по теории грамматики. Вып. 1: Глагольные категории. — М.: Русские словари, 2001. — С. 7-27.

9 Гусев В. Ю. Императив и смежные значения // Семиотика и информатика. — 2002. — Вып. 37,—С. 192.

отрицания. Конструкция из причастия на -гее и вспомогательного глагола ксенъп 'делать' используется для выражения эмфазы и далее будет называться эмфатиче ской, например:

(4) М(е лсег йсе цард-цсер-агн-бон-т-ы

РСйБЛвСт мужчина робз.Ззс жизнь-жить.PRS-NMLZ-дeиь-PL-GEN

нуаз-га код-т-а

питьриь-ра к т делать. рхт-тк-гет.Зхо

'Пил мой муж всю свою жизнь' (Мах дуг. — 2004. — № 4).

Третий раздел посвящен рассмотрению семантики конъюнктива, которьн может употребляться в зависимой части сложных предложений (условных, усту пительных, целевых придаточных, в таксисной конструкции с союзом цаяынм 'пока', а также в сентенциальных актантах) и в простых предложениях (где конъ юнктив употребляется после частиц и модальных выражений, а также независимо) Употребление конъюнктива в зависимой части сложных предложений связа но, прежде всего, с отнесенностью ситуации к настоящему или будущему (вклю чая также контексты с придаточными целевыми в ситуации прошлого) и с реапь ностью ситуации.

В простом предложении конъюнктив обязателен только после частиц хъуамсе 'нужно' и только при динамическом значении хъуамсе. Употребляясь не зависимо, конъюнктив может выражать следующие значения: предположени пожелание, фактитивный оптатив, делибератив и намерение. Употребление конъ юнктива в простом предложении связано прежде всего с референцией к настоя щему или к будущему.

В четвертом разделе рассматривается сфера употребления контрфактив Так же как и конъюнктив, контрфактив может употребляться в сложных предло жениях (условных, уступительных, целевых конструкциях и в сентенциальных а тантах) и в простых предложениях (после модальных частиц и выражений, а такж независимо). В сложных предложениях контрфактив употребляется, главным о

разом, при контрфактических ситуациях. В простых предложениях основной функцией контрфактива также остается маркирование контрфактичности, однако отмечаются два употребления, не связанные с этим значением: выражение эпи-стемического предположения о ситуации в прошлом и употребление после частицы хъусшсе 'нужно' при референции ситуации к прошлому (сама ситуация может быть как контрфактичной, так и фактичной). В то же время в современном осетинском языке замечена тенденция к исчезновению у этого наклонения некоторых неконтрфактических значений и к его превращению в специализированное контрфактическое наклонение. В частности, у контрфактива практически утеряно значение хабитуального действия в прошлом (отмеченное в предыдущих исследованиях на материале текстов из Нартского эпоса и художественной литературы первой половины 20 в.).

В типологических исследованиях контрфактичности [Lazard 1998; 2006]10 отмечается, что это значение крайне редко имеет специализированные грамматические средства выражения. Как правило, показатель, использующийся для передачи контрфактичности, имеет также ряд других, неконтрфактических значений. В связи с этим заслуживают внимания данные отдельных иранских языков (татский, та-лышский, парачи), где обнаруживается специализированное контрфактическое наклонение, а также территориально близких к ним тюркских и индоарийских языков, для которых специализированный контрфактив является характерной языковой особенностью. Представленный в четвертом разделе материал дает основания для сомнения в верности выдвинутого ранее тезиса о типологической редкости языков со специализированным контрфактическим показателем или наклонением.

10 Lazard G. L'expression de l'irréel: essai de typologie // L. Kulikov, H. Vater (cds.). Typology of Verbal Categories: Papers presented to Vladimir Nedjalkov on the occasion of his 70ft birthday. Linguistische Arbeiten, 382. — Tübingen: Niemeyer, 1998. — Pp. 413-424; Lazard G. More on coun-terfactuality, and on categories in general // Linguistic Typology — 2006. — Vol. 10 (1). —Pp. 61-66.

В пятом разделе рассматривается употребление оптатива. Оптатив, так же как и все другие косвенные наклонения осетинского языка, может употребляться как в простых, так и в сложноподчиненных предложениях. Однако, в отличие от других косвенных наклонений, употребление оптатива в сложных предложениях не является обязательным и непосредственно связано только с выражением значения желания говорящего. При независимом употреблении оптатив может передавать следующие значения: желание говорящего, внутренние колебания (или размышления) говорящего, носящие характер внутренней речи, вежливая просьба, гипотетическая внутренняя возможность, любопытство говорящего относительно ситуации в настоящем или в будущем. Оптатив обязательно употребляется только в специальной конструкции, выражающей значение адмиратива в прошлом, которая состоит из союза куы (основные значения союза— 'когда', 'если') и глагола в форме оптатива, например:

(5) знон еез ба-цыд-тсен Гост-мсе семае дзы куы

вчера я PREF-iwra.PST-PST. lSG Гошт-all и там когда/если

фе-н-ин дыуусе уазседж-ы

pref-BimeTb.prs-opt. Isg два гостъ-gen

'Вчера я зашел к Гошту и вдруг вижу там двух гостей'11.

В шестом разделе предлагается сравнительный анализ употреблений косвенных наклонений в осетинском языке. Распределение конъюнктива и контрфактива в придаточных предложениях связано, соответственно, с реальностью и контрфактичностью ситуации. Оптатив и императив в зависимых предикациях в некотором роде сочетают в себе функции конъюнктива и контрфактива и могут употребляться как в реальных, так и в контрфактических предложениях. Однако, в отличие от конъюнктива и контрфактива, употребление оптатива в придаточных предложениях не является обязательным и связано с выражением центрального значения оптатива— желания говорящего. Таким образом, оптатив в осетинском языке

u Примеры, не имеющие ссылки на источник, получены от носителей осетинского языка.

шжет быть назван «семантическим наклонением», в отличие от конъюнктива и 'онтрфактива, которые имеют как семантические, так и синтаксические употреб-ения. Императив также является преимущественно «семантическим наклонени-м», тем не менее, у этого наклонения отмечаются некоторые синтаксические ункции— такие как употребление в бессоюзных условных и уступительных ридаточных.

Рассматривая независимые употребления наклонений осетинского языка, ледует прежде всего отметить, что конъюнктив употребляется только в ситуаци-х, относящихся к плану будущего или настоящего; контрфактив же используется олько в контрфактических ситуациях или в ситуациях, относящихся к плану рошлого. Таким образом, сферы употребления конъюнктива и контрфактива ¡ротивопоставляются не только в сложных предложениях, но и в простых. Импе-атив и оптатив, употребляясь независимо, выражают, главным образом, значения овеления (императив) и желания говорящего (оптатив) и имеют референцию олько к настоящему или будущему.

Следует отметить, что осетинский язык противопоставляет значения собст-енно оптатива (выражается формами оптатива) и так называемого фактитивного ли перформативного оптатива (термин Н. Р. Добрушиной; выражается формами мператива или конъюнктива), что, скорее всего, является результатом влияния зыков Кавказского региона.

Также обращает на себя внимание то, что осетинский оптатив, употребляясь езависимо, выражает, главным образом, контрфактическое желание говорящего, еальное желание говорящего обычно выражается в осетинском языке лексически.

Четвертая глава «Динамическая модальность» состоит из трех разделов и освящена грамматическим и основным лексическим средствам выражения дина-шческой модальности в осетинском языке (модальные глаголы).

В первом разделе рассматриваются значения внутренней и внешней возмож-ости, а также частный случай внешней возможности — деонтическая возмож-

ность. Отдельные значения динамической возможности могут выражаться в осе тинском языке морфологически, лексически и синтаксически. Среди морфологи ческих способов выделяется потенциальный суффикс -хъом, выражающий внут реннюю возможность, а также некоторые косвенные наклонения (императив контрфактив и оптатив) и будущее время, которые могут передавать отдельны значения динамической возможности. Из лексических средств выражения дина мической возможности подробно рассматриваются следующие модальные глаго лы: сембагпыи (деонтическая возможность и необходимость), фогразын (внутрен няя возможность), арсехсын (внутренняя возможность), зонын (внутренняя воз можность); а также модальная конструкция с бон усгвьш (букв, 'сила есть'), с по мощью которой могут выражаться все выделяемые в диссертации значения воз можности: внутренняя, внешняя, деонтическая и эпистемическая.

Наибольший интерес представляют две специализированные модальные кон струкции, передающие отдельные значения динамической возможности — конст рукция внешней возможности и конструкция внутренней возможности. Конструк ция внешней возможности состоит из отглагольного имени на -сен, вспомогатель ного глагола усевын 'быть' в Звв (в настоящем времени индикатива используете экзистенциальная связка м(с)), а также (факультативно) Принципала (в терминоло гии А. Е. Кибрика [2005]), который маркируется дативом, например:

(6) Магнат ссеумсе-райсом нуаз-сен нж-й

Я. КАТ утром-утро ПИТЬ.Р1«-\М1,г иео-ехт

'Рано утром мне нельзя пить' (= 'запрещено') (пример из работы [Техов 1970, 81]).

Вторая конструкция состоит из инфинитива, стоящего в дативе, и вспомога тельного глагола усевын 'быть', который согласуется в лице и числе с подлежа щим, например:

(7) (Жз) рув-ын-сен нал доен

я полоть.ркй-ют-оат больше.не (Тытьрр«. 150

'Я больше не могу (= не в состоянии) полоть' (пример из работы [Техов 1970, 83]).

В диссертационном исследовании описываются свойства этих конструкций и проводится сравнение особенностей конструкций возможности в осетинском языке с дативно-инфинитивной конструкцией в русском языке (Президент был уверен, что ему не выиграть следующие выборы).

Семантически конструкции возможности осетинского языка имеют более специализированное значение, чем дативно-инфинитивная конструкция в русском, которая, помимо возможности, может передавать значения желания и пожелания (например, Мне бы только смотреть на тебя!). В то же время, значение возможности у дативно-инфинитивной конструкции в русском языке обычно возникает при наличии отрицания. В осетинском языке употребление отрицания необязательно в конструкциях возможности (хотя и отмечается большая частотность употребления конструкции со значением внешней возможности в отрицательных контекстах).

Существование конструкций возможности в осетинском языке позволяет обнаружить типологически важное грамматическое противопоставление внутренней и внешней возможности. Согласно данным, представленным в типологических работах по модальности, а также в грамматиках изученных в рамках типологического подхода европейских языков, значения внутренней и внешней возможности в конкретном языке могут противопоставляться (а) лексически (ср. оппозицию предикатива можно и глагола уметь в русском языке); (б) лексическо-морфоло-гически — одно из модальных значений выражается лексически, а другое — морфологически; такая ситуация наблюдается, например, в венгерском языке, где глагол tud 'знать', 'мочь, быть в состоянии' в подавляющем числе случаев выражает только внутреннюю возможность, а суффикс потенциалиса -hat / -het может передавать только значение внешней возможности, ср. (8)-(9); (в) не противопоставляться вовсе — например, если оба значения выражаются полисемичным модальным глаголом или одним и тем же морфологическим показателем, как, например, в согдийском (восточноиранский, мертвый), где отдельные значения возможности

выражаются только так называемыми потенциальными формами глагола (ср. при меры (10)-(11), в которых эти формы выделены полужирным).

(8) Anna tud zongorazni Ann be.able.to play.the.piano

'Ann can play the piano' (пример из работы [Kiefer 1988, 393]) 'Аня умеет играть на фор тепьяно'.

(9) Ann zongoraz-hat Ann play.the.piano-рот

'Ann may play the piano' (пример га работы [Kiefer 1988, 393]) 'Аня может (= разрешено поиграть на фортепьяно'.

(10) L' 'nx'st L' ZY nvst-w p-'m

neg встать.pst neg и cecrb.pst-pot 6bITb.prs-prs.lsg

'I can neither get up or sit down' (пример из работы [Sims-Williams 2007, 378]) 'Я не могу н встать, ни сесть'.

(11) 'rty 'yw w'tS'r w'n'kvv L' Pyrt p-'y ZKZY ynS'nyw и один творение такой neg находить.pst 6bitb.prs-prs.3sG который другой m'twh 'WZY 'By' L' wm't-'y

мать или отец neg 6bnb-iRR.2.3sg

'and such beings are not to be found, who were not mothers or fathers (etc.) to someone else (пример из работы [Gershevitch 1961, 123]) 'невозможно было найти таких существ, кото рые не были бы отцами или матерями кого-то другого'.

Обнаруженные в осетинском языке конструкции возможности представляю собой не засвидетельствованный ранее случай грамматического противопоставле ния значений внутренней и внешней возможности, когда каждое из основных зна чений динамической возможности выражается специ&чизированной конструкцией Среди ареально близких к осетинскому кавказских языков и генетически род ственных иранских (как мертвых, так и современных) не обнаруживается проти вопоставления значений внешней и внутренней возможности, выражающегося помощью специализированных морфологических показателей или коиструкциГ

днако в ряде восточноиранских языков среднеиранского периода (хотаносак-кий, хорезмийский и согдийский) имеются конструкции, сходные с осетинской онструкцией внутренней возможности. Данное обстоятельство позволяет пред-оложить, что конструкция внутренней возможности либо существовала у предка сетинского языка (по крайней мере, со времен среднеиранского периода), либо ыла заимствована им из других восточноиранских языков среднеиранского пе-иода.

Конструкция внешней возможности развилась в осетинском языке из посес-ивной конструкции, которая состоит из глагола усевын 'быть' (в презенсе исполь-уется экзистенциальная связка и(с)), посессора в дативе (12) (в случае неотчуж-аемого обладания) или аллативе (в случае отчуждаемого обладания) и обладае-юго в номинативе.

12) Мее мад-ы май-сен бирсе саби-тсе уыди

POSS.lSG мать-GEN мать-DAT много ребенок-PL.NOM 6biTb.PST.3SG

'У моей бабушки было много детей' (пример из работы [Belyaev 2010, 315]).

При дальнейшей грамматикализации конструкции неотчуждаемого облада-ия в качестве обладаемого начинает выступать нефинитная форма глагола на -сен, осессор превращается в Принципал, а значение самой конструкции меняется на качение внешней возможности.

Обнаруженный в осетинском языке сценарий развития значения внешней озможности из посессивного значения дополняет семантическую карту модаль-ости Й. ван дер Ауверы и В. А. Плунгяна новым путем грамматикализации. Ра-ее на семантической карте модальности для значения 'иметь' отмечалась только рамматикализация значения внешней необходимости, ср., например, англ. have и ave to.

В осетинском языке был также обнаружен редкий случай грамматикализации начения 'легко / трудно совершить действие' — специальная фацилитивно-дифи-илитивная конструкция (от лат. facilis 'легкий' и difficilis 'трудный'), состоящая

из отглагольного имени на -сен, прилагательного зын 'трудный' или сенцон 'лег кий' и вспомогательного глагола усевын 'быть', который в случае переходног глагола согласуется с Пациентивом (термин А. Е. Кибрика [2005]) в лице и числ (при непереходном глаголе вспомогательный глагол всегда находится в форм 3sg); при эксплицитном выражении Принципал маркируется дативом, например:

(13) Ацы фыс-тсе нын зын еерц-ахс-хн сты

этот баран-рь.шм Ipl.encl.dat трудный pref-ловить.prs-nmlz 6utl.prs.3pl 'Нам трудно поймать этих баранов'.

Фацилитивно-дифицилитивная конструкция не упоминается ни в граммати ках, ни в специальных исследованиях модальности осетинского языка. В други иранских языках не обнаружено специализированных средств выражения фацили тивного или дифицилитивного значения. Из географически близких к осетинском кавказских языков грамматикализация этого значения замечена только в адыгей ском языке, где существуют специальные суффиксы фацилитива {-гъош1у) и да фицилитива (-гъуай).

Фацилитивно-дифицилитивная конструкция в осетинском языке происходи из конструкции внешней возможности (6). Фацилитивно-дифицилитивная конст рукция и конструкция внешней возможности связаны как формально (только этих конструкциях употребляется отглагольная форма на -сен), так и семантически (в фацилитивно-дифицилитивной конструкции иногда усматривается знамени динамической возможности).

Второй раздел посвящен описанию основных средств выражения динамиче ской необходимости в осетинском языке. Динамическая необходимость може выражаться в осетинском морфологически (с помощью форм императива второг лица12), лексически (отдельными модальными глаголами, например, хъсеуын

15 Ф. Д. Техов отмечает, что значение необходимости передается также формами конь юнктива, контрфактива и субъектного имперсонала (в нашей терминологии) [1970, 83-95]. Од нако в результате анализа указанных средств удалось установить, что в современном осетин

> 4бсслын и частицами, например, хъуамсе 'нужно'), а также с помощью специаль-ых конструкций. Наибольшее внимание в диссертации уделяется описанию сле-ующих конструкций: (а) пассивно-долженствовательная конструкция, состоящая 13 причастия будущего времени, образованного обычно от морфологически пере-'одного глагола, и вспомогательного глагола усевын 'быть', который согласуется с ациенсом в лице и числе; агенс при этом маркируется дативом (14); (б) конст-укция деонтической необходимости, состоящая из причастия на -гее (при пере-'одном или непереходном глаголе) или деепричастия на -гсейсе (только в случае епереходного глагола) и вспомогательного глагола усевын 'быть', который при ереходном глаголе согласуется с Пациентивом, а при непереходном глаголе вы-тупает в форме 350; в обоих случаях Принципал маркируется дативом (15); в) конструкция неизбежности, состоящая из отрицательной частицы сенсе 'без', ричастия на -гее и вспомогательного глаголауавын 'быть' в неизменяемой форме 50 с глагольным отрицанием (16).

14) Мое бон 1!а.у-ын нее ба-уыджн, горсет-мев сымахсен РОБЗЛБО сила ИДТН.РЛЗ-ЮТ N£0 PREF-6bITb.FUT.lSG Г0р0Д-А1Х BbI.DAT уыдзынхн хсесс-ин-аг

быть.рит. Ьо нести.

'Я не смогу идти, вам придется нести меня до города' (http://www.allingvo.ru/PROSE/ та1-teo_falkone.htm).

15) Ссергълсеуусег куы серба-хиз-а кьлас-мсе, директор когда РКЕР-лезть.РЯЗ-сош.Зво класс-льь усед дсеусен сы-ст-гсе у

то Tbi.DAT РНЕР-вставать.РГ^-РАКТ 6biTb.PRS.3sG 'Когда в класс входит директор, ты должен встать'.

ком языке ни конъюнктив, ни контрфактив, ни субъектный имиерсонал самостоятельно не мо-ут выражать динамическую необходимость.

(16) цыфсенды карз сема авирхъау хыл-ан дар любой яростный и страшный драка-dat foc ансе ба-уром-гсе нее уыди

без PREF-ocTaHaMUBaTb.PRS-PART neo 6biTb.PST.3SG

'[Если женщина между двух дерущихся мужчин бросает свой платок,] любую, даже саму яростную и неожиданную драку, нельзя было не остановить' (Мах дуг. — 2002. — № 1).

Пассивно-долженствовательная конструкция передает, прежде всего, значе ние внешней необходимости. Конструкция деонтической необходимости выража ет необходимость, обусловленную моральными или общественными установками Конструкция неизбежности употребляется для выражения частного значени внешней необходимости, а именно, значения «сильной необходимости», неотвра тимости совершения действия. В отдельных случаях конструкция неизбежност может выражать деонтическую необходимость, а в будущем и прошедшем време ни может передавать также значение эпистемической высоковероятной оценки с стороны говорящего, например:

(17) На-усед, дам, хсест куы ра-къах-ой дуне-змсентсег NEG-6biTb.lMP.3SG мол война если PREF-KonaTb.PRS-coNj.3PL мир-бунтовщик коммунист-тсе, уад уын усе ракетой база

коммунист-pl.nom то 2pl.encl.datposs.2pl ракетный база

сенсе сехс-гсе нее уыдзеен

без Стрелять.PRS-PART NEG 6blTb.FUT.3SG

'А то, говорит, если войну затеют мятежные коммунисты, ваша ракетная база обязательи будет обстреляна' (букв, 'нельзя будет не обстрелять вашу ракетную базу') (Б. М. Гусалов И воздастся каждому).

i

Конструкция неизбежности происходит из сочетания причастия на -гее имеющего частицу отрицания сена 'без', с отрицательной формой глагола усгвъи 'быть', например:

18) Жз Хъулагъар-ы сенсе пымай-гсе нее доен

я Кулагар-GEN без считать, prs-part neg 6bitb.prs.lsa

"Я считаюсь с мнением Кулагара' букв. «Я не являюсь не считающимся с Кулагаром»

(Мах дуг. — 2005. — № 7).

Интересными представляются пути грамматикализации пассивно-долженст-овательной конструкции из проспективной (19) и конструкции деонтической не-бходимости из эмфатической конструкции (4). Эти типы развития основных мо-альных значений не учитываются на семантической карте модальности . ван дер Ауверы и В. А. Плунгяна.

19) Уыдон сты дуне ссе-хи ба-ксен-ин-аг

они 6bitb.prs.3PL мир poss.3PL-RFL pref-дeлатЬ.PRS-I^,F-suf

'Они намерены захватить весь мир' (пример из работы [Техов 1970, 96]).

Примечательно, что во многих рассмотренных в четвертой главе модальных конструкциях осетинского языка (в частности, в пассивно-долженствовательной и фацилитивно-дифицилитивной конструкции, а также в конструкции деонтиче-кой необходимости) согласование вспомогательного глагола происходит с паци-нтивным участником, что позволяет предположить их связь с пассивными конст-укциями.

В третьем разделе проводится сравнение модальных конструкций осетинкою языка с пассивными, в результате которого делается вывод, что как мини-1ум одна из модальных конструкций (а именно, пассивно-долженствовательная) ожет считаться пассивной в собственном смысле.

Модально-пассивные конструкции в разноструктурных языках с типологиче-кой точки зрения практически не исследованы. Тем не менее, на основе материа-а хорошо изученных европейских языков, обладающих модально-пассивными онструкциями, может сложиться мнение, что эти конструкции могут отличаться т модально-нейтральных пассивных только следующими свойствами: невозмож-остью выражения агенса, практически обязательным употреблением отрицания

или качественных наречий, а также аспектуально-темпоральными ограничениями Примечательно, что модально-пассивные и модально-нейтральные пассивны конструкции осетинского языка различаются другими свойствами: типом падеж ного маркирования агенса, возможностью образования некоторых модально-пас сивных конструкций от непереходных глаголов и невозможностью использовани в модально-пассивных конструкциях одного из вспомогательных глаголов (кото рый, однако, может употребляться в модально-нейтральных пассивных конструк циях). Обнаруженные данные осетинского языка делают перспективным дальней шее типологическое изучение модально-пассивных конструкций в разноструктур ных языках.

Пятая глава посвящена рассмотрению эпистемической модальности. Пока затели эпистемической модальности не только нередко развиваются из показате лей динамической модальности (что не раз отмечалось в типологических исследо ваниях модальности), но и довольно часто, особенно в языках «европейског стандарта», вместе с эпистемическим значением сохраняют значение динамиче ской модальности [van der Auvvera, Ammann, Kindt 2005]13. В связи с этим пред ставляется интересным определить те контексты, в которых полисемичные мо дальние показатели выражают только динамическую или только эпистемическу модальность. В ряде предыдущих работ14 отмечается, что у полисемичного мо дального показателя на выбор динамического и эпистемического значения мог влиять следующие факторы: вопросительность, отрицательная полярность, лиц субъекта, контролируемость ситуации субъектом, одушевленность субъекта, фо

13 van der AuweraJ,, Ammann A., Kindts. Modal polyfunctionality and Standard Averag European // A. Klinge, H. H. Müller (eds.). Modality: Studies in Form and Function. — London: Equi nox, 2005. — Pp. 247-272.

14 См., например, монографию PietrandreaP. Epistemic Modality: Functional Properties an the Italian System. Studies in Language Companion Series. Volume 74. — Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 2005. — 232 p.

ус, косвенное наклонение, акциональная и аспектуальная характеристики пред-ожения, употребление модального показателя в протасисе условных предложе-ий, а также экстралингвистические факторы. В результате исследования пере-исленных выше факторов приходится констатировать, что многие из них не но-ят универсальный характер. В частности, показатели только динамической мо-альности могут употребляться в частных вопросах, в утвердительных предложе-иях при фокусе на модальном показателе, а также в придаточных цели и време-и; выражение же только эпистемической модальности возможно в экзистенци-льных предложениях. Большинство ранее выделенных параметров свидетельст-уют лишь о частотности выражения эпистемического или динамического значе-ия в тех или иных контекстах.

В осетинском языке отсутствуют специализированные грамматические сред-тва выражения эпистемической модальности. Однако отдельные значения этого ида модальности могут передаваться будущим временем, конъюнктивом, контр-шктивом, а также с помощью конструкции неизбежности (17).

Из лексических средств выражения эпистемической модальности в диссерта-ин рассматриваются следующие: частица ксед, модальные выражения ни зоны может быть' (букв, «кто знает») и гсенсен ис 'возможно' (букв, «возможность сть»), частица хъуамсе 'нужно' и модальная конструкция с бонусевын 'мочь'. За-луживает внимания грамматикализация чи зоны (букв, «кто знает») в специали-ированный лексический показатель эпистемической возможности. На семантиче-кой карте модальности среди предмодальных значений, способных грамматика-изовываться в показатели эпистемической возможности, отмечается лишь близ-ое к осетинскому случаю значение 'я не знаю'.

Единственным обнаруженным в осетинском языке лексическим средством, пособным выражать и динамическую, и эпистемическую модальность, является он усевын 'мочь' (букв, 'сила есть'). Такая специализированность лексических редств выражения основных видов модальности кардинально отличает модаль-

ные глаголы осетинского языка от модальных глаголов языков «европейског стандарта», которые, как правило, сочетают в себе динамическую и эпистемиче скую модальность [van der Auwera, Ammann, Kindt 2005].

Шестая глава посвящена анализу модальности желания любого участник ситуации. Частным значением этого вида модальности можно считать желание го ворящего, а также фактитивный оптатив. В осетинском языке желание говорящег может выражаться формами оптатива и контрфактива. Значение фактитивного оп татива передается в осетинском языке императивом второго и третьего лица, также конъюнктивом во всех лицах.

Единственными обнаруженными в осетинском языке языковыми средствами способными выражать желание любого участника ситуации, являются лексиче ские единицы — глаголы желания. Наиболее употребительными глаголами жела ния являются следующие: фсендын 'хотеть', цсеуын 'хотеться' (основное знамени 'идти'), хъсеуын 'хотеть' (основное значение 'быть нужным, недоставать'), бселлы 'сильно желать, мечтать' и хъавын 'хотеть' (также 'намереваться' и 'целиться'), диссертации рассматриваются морфосинтаксические и семантические особенно сти названных глаголов желания. Описываются случаи употребления этих модаль ных глаголов в ситуации равносубъектного (субъекты желания и желаемой ситуа ции совпадают) и разносубъектного (субъекты желания и желаемой ситуации н совпадают) желания. Осетинские глаголы желания сравниваются с основным значениями глагола хотеть в русском языке.

В результате исследования в осетинском языке обнаружено лексическое про тивопоставление значений 'контролируемое желание' (глагол фсендын) vs. 'некон тролируемое желание' (глагол цсеуын), а также 'желание ситуаций' {фсендын) vs 'желание предметов' (хъсеуын).

В работах, посвященных типологическому изучению желания15, отмечается, то показатели, выражающие желание любого участника ситуации, семантически югут быть связаны только со следующими тремя зонами — 'модальность', 'цель', эмоции / восприятие' (а также 'ментальное состояние'). В этом отношении типо-югически ценным является обнаружение в осетинском языке глагола желания цсеуын), основное значение которого связано не с перечисленными тремя зонами, с движением, ср. следующие примеры:

20) Мсенмсе хсер-ын сеппын-дсер псе г/сеу-ы

H.ALL eCTb.PRS-lNF совсем-гос NEG HflTH.PRS-PRS.3SQ

'Мне совсем не хочется есть'.

21) Геор рынчындон-мсе а-цыд

Георгий больница-ALL pref-hhth.pst.3sg

'Георгий пошел в больницу'.

В Заключении обобщаются описанные в работе факты осетинского языка, а i акже суммируются типологически релевантные особенности осетинской модаль-ой системы.

Основные положения и научные результаты диссертации отражены в следующих публикациях.

I. Работы, опубликованные в ведущих рецензируемых научных изданиях и тзданиях, определенных Высшей аттестационной комиссией РФ:

1. Выдрин А. П. Контрафактив в иранских языках // Acta Lingüistica Petropoli-апа. Труды Института лингвистических исследований РАН / Отв. ред. Н. Н. Ка-анский. — Т. 6, Ч. 3. — СПб.: Наука, 2010. — С. 31-38.

15 В частности, ХанинаО. В. Желание: когнитивно-функциональный портрет// Вопросы зыкознания. — 2004. — № 4. — С. 122-155.

2. Выдрин А. П. Грамматические способы выражения внутренней и внешне! возможности в осетинском языке // Acta Lingüistica Petropolitana. Труды Институт лингвистических исследований РАН / Отв. ред. Н. Н. Казанский. — Т. 4, Ч. 2. СПб.: Наука, 2008. — С. 34-42.

3. Выдрин А. П. (рец.). Б.Я. Островский. Вопросы грамматической семантик глагола языка дари. М.: Гуманитарий, 2004. — 380 с. // Вопросы языкознания. 2006,—№2, —С. 128-133.

II. Работы, опубликованные в других изданиях:

4. Выдрин А. П. Условные конструкции в осетинском языке // Четвертая кон ференция по типологии и грамматике для молодых исследователей: Материалы Санкт-Петербург, 1-3 ноября 2007. — СПб.: Нестор-История, 2007. — С. 51-55.

5. Выдрин А. П. О лексическо-синтаксических способах выражения реальны и ирреальных значений (на материале осетинского языка) // Известия Северо Осетинского института гуманитарных и социальных исследований им. В. И. Абаев ВНЦ РАН и правительства РСО-А. — 2009. — Вып. 3 (42). —С. 171-182.

6. Выдрин А. П. Современный осетинский язык: опыт полевого изучения / Вестник Российского Гуманитарного Научного Фонда.— 2009, — Вып. 1 (54). С. 176-182.

7. Выдрин А. П. Выражение императивного значения в осетинском языке / Проблемы филологии. Язык и литература. — 2010. — № 4. — С. 73-89.

8. Выдрин А. П. Фацилитивно-дифицилитивные показатели и конструкци (на материале языков кавказского региона) // Типологически редкие и уникальны явления на языковой карте России: Тезисы докладов международной научно конференции. Санкт-Петербург, 2-4 декабря 2010 г.— СПб.: Нестор-История 2010, —С. 14-16.

Подписана в печать 23.04.2011. Формат 60x84 1/32 Бумага офсетная. Усл.-печл. 2,0. Тираж 150 экз. Заказ №2142

Отпечатано в типографии «Нестор-История» 198095, СПб., ул. Розенштенна, д. 21 Тел.:(812)622-01-23

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Выдрин, Арсений Павлович

Оглавление

Введение

Глава 1. Семантическая зона модальности

1. Введение

2. Модальность в философии

2.1. Аристотель

2.2. Кант

3. Модальность в логике

3.1. Алетическая модальность

3.2. Эпистемическая модальность

3.3. Деонтическая модальность

3.4. Действительность и возможность в модальной логике и в языке

3.5. Возможность и необходимость в философии, модальной логике и языке

4. Модальность в работах Ш. Балии и В. В. Виноградова

4.1. Ш. Балли

4.2. В. В. Виноградов

5. Концепция модальности Ф. Палмера

6. Диахронические пути развития модальных значений

7. Семантическая карта возможности и необходимости

И. ван дер Ауверы и В. А. Плунгяна

8. Данные осетинского языка, дополняющие семантическую карту

Й. ван дер Ауверы и В. А. Плунгяна

9. Концепция модальности В. А. Плунгяна

10. Лингвистический прагматизм

10.1. Динамическая модальность

10.2. Деонтическая модальность

10.3. Эпистемическая модальность

11. Наклонения и модальность

12. Классификация модальных значений, принятая в настоящей работе

13. Композиция диссертации

Глава 2. Основные сведения об осетинском глаголе

1. Глагольные основы, парадигмы форм времени и наклонения

1.1. Переходность

1.2. Морфемное членение форм прошедшего времени индикатива непереходных глаголов

2. Происхождение окончаний

2.1. Настоящее время

2.2. Прошедшее время

2.3. Будущее время

2.4. Императив

2.5. Конъюнктив

2.6. Оптатив

2.7. Контрафактив

3. Превербы

4. Отрицание

5. Сложные глаголы

6. Каузативные глаголы

7. Пассивные конструкции

7.1. Основная пассивная конструкция

7.2. Пассивная конструкция с причастием на -гее

7.3. Модально-пассивные конструкции

8. Субъектный имперсонал

9. Конативный показатель -цсей

10. Отглагольные дериваты

10.1. Причастие прошедшего времени

10.2. Причастие на -гее

10.3. Конверб на -гсейсг

10.4. Отглагольное имя на -сги

10.5. Инфинитив на -ын

10.6. Причастие будущего времени на -аг

10.7. Причастие на -се?

Глава 3. Косвенные наклонения в осетинском языке

1. Вводные замечания о косвенных наклонениях осетинского языка

1.1. Терминология

1.2. Предыдущие исследования косвенных наклонений осетинского языка "

1.3. Придаточные условные, уступительные и целевые

1.4. Индикатив

2. Императив

2.1. Определение императива

2.2. Грамматические и семантические ограничения на образование императива

2.3. Употребление императива в осетинском языке

2.4. Семантические подтипы императива

2.5. Супплетивные и нерегулярные формы императива

2.6. Транспозиционные употребления императива

2.7. Другие грамматические способы выражения повеления

2.8. Семантическая карта повеления

3. Конъюнктив

3.1. Употребление конъюнктива в сложных предложениях

3.2. Употребления конъюнктива в простых предложениях 157 3.3 Вывод

4. Контрафактив

4.1. Введение

4.2. Употребление контрафактива в сложных предложениях

4.3. Употребление контрафактива в простом предложении

4.4. Контрафактив в типологическом освещении

4.5. К типологии выражения контрафактических значений в иранских языках

4.6. Грамматические средства выражения контрафактичности в ареально близких к осетинскому кавказских языках

4.7. Общий вывод

5. Оптатив

5.1. Введение

5.2. Употребление оптатива в простом предложении

5.3. Употребление оптатива в сложных предложениях

5.4. Вывод

6. Распределение косвенных наклонений в осетинском языке: общий вывод

Глава 4. Динамическая модальность

1. Возможность

1.1. Введение

1.2. Выражение значений внутренней и внешней возможности в языках мира

1.3. Лексические и морфологические средства выражения динамической возможности в осетинском языке

1.4. Две конструкции возможности в осетинском языке

1.5. Грамматические средства выражения возможности в других иранских и кавказских языках

1.6. Происхождение конструкций внутренней и внешней возможности в осетинском языке

1.7. Фацилитивно-дифицилитивная конструкция

1.8. Деонтическая возможность

1.9. Выражение динамической возможности в осетинском языке

2. Необходимость

2.1. Введение

2.2. Косвенные наклонения и субъектный имперсонал

2.3. Конструкции необходимости 254 2.4 Лексические средства выражения динамической необходимости 261 2.5. Выводы о выражении динамической необходимости в осетинском языке

3. Пассивные и модально-пассивные конструкции

3.1. Модально-пассивные конструкции в европейских языках

3.2. Пассивные vs. модально-пассивные конструкции в осетинском языке

3.3. Вывод о модально-пассивных конструкциях осетинского языка

Глава 5. Эпистемическая модальность

1. Введение

2. Факторы, влияющие на употребление показателей эпистемической и динамической модальности

2.1. Вопросительность

2.2. Отрицание

2.3. Лицо субъекта

2.4. Контролируемость ситуации и одушевленность субъекта 275 2.5 Фокус

2.6. Косвенное наклонение

2.7. Акциональность

2.8. Аспектуальная характеристика предложения

2.9. Сложные предложения

2.10. Экстралингвистические факторы

2.11. Вывод

3. Эпистемическая модальность в осетинском языке

3.1. Будущее время

3.2. Конъюнктив

3.3. Контрафактив

3.4. Конструкция неизбежности

3.5. Частица ксед

3.6. Модальное выражение ни зоны 'может быть"

3.7. Модальное выражение гсенсен ис 'возможно'

3.8. Частица хьуамсе 'нужно'

3.9. Модальный предикат бонусевын 'мочь'

3.10. Выводы

Глава 6. Желание

1. Введение

2. Фсендын

2.1. Введение

2.2. Конструкция с союзом семсе 'и'

2.3. Конструкция с союзом цагмсей 'чтобы'

2.4. Разносубъектное желание

2.5. Семантика

3. Цсгуын

3.1. Введение

3.2. Семантика 302 4. Хыеуын

4.1. Введение

4.2. Семантика 303 5 .Хъавын

5.1. Введение

5.2. Семантика

6. Бселлын

7. Употребление глаголов желания в перформативных высказываниях

8. Употребление глаголов желания с модальными глаголами возможности и необходимости

8.1. Глаголы возможности

8.2. Глаголы необходимости

9. Отрицание

9.1. Отрицание при равносубъектном желании

9.2. Отрицание при разносубъектном желании

10. Выводы

11. Русский глагол хотеть Ув. осетинские глаголы желания

11.1. Хотеть \ (желание)

11.2. Хотетъг (намерение)

11.3. Хотеть?, (действие)

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Выдрин, Арсений Павлович

Диссертационное исследование посвящено изучению системы модальности в современном литературном осетинском языке (восточноиранская группа) в сопоставительном освещении. Под сопоставительным освещением подразумевается сравнение наиболее интересных в типологическом смысле фактов системы модальности осетинского языка с данными языков, близких к осетинскому географически (нахско-дагестанские, адыгские, картвельские, тюркские) и генетически (другие иранские языки).

Целью диссертации является типологически ориентированное и сопоставительное описание системы модальности осетинского языка.

В качестве объекта исследования выбраны косвенные наклонения, модальные конструкции, наиболее употребительные модальные глаголы, отдельные модальные частицы, слова и выражения осетинского языка. За рамками работы остается изучение основной части модальных частиц, слов и выражений. Не описывается сфера употребления индикатива, который в осетинском языке, главным образом, передает нулевую (немаркированную) модальность. Взаимодействие модальности с другими зонами и категориями (аспект, время, полярность и др.) не рассматривается в диссертации подробно, поскольку эта тема заслуживает отдельного исследования.

Предметом исследования являются модальные значения, которые могут выражать названные грамматические и лексические средства.

Актуальность работы обусловлена необходимостью расширения представлений о модальности в языках мира данными языков, которые до сих пор не были предметом типологического рассмотрения. Одним из таких языков является осетинский.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые модальность осетинского языка описывается в рамках типологического подхода. Проводится сравнение типологически релевантных особенностей осетинского языка с данными ареально близких кавказских и генетически родственных иранских языков.

Основными задачами диссертации являются:

1) описать в рамках типологического подхода сферу употребления косвенных наклонений осетинского языка;

2) исследовать морфосинтаксические и семантические особенности модальных конструкций и наиболее частотных модальных глаголов осетинского языка; 3) выявить в модальности осетинского языка редкие для ирано-кавказского языкового ареала явления; >

4) проанализировать пути грамматикализации типологически нетривиальных особенностей модальности осетинского языка.

Исследование опирается на методы, принятые в типологических и полевых работах: анке- , тирование носителей языка, проверка грамматичпости. примеров^ составленных самим исследователем (за время диссертационного исследования было проведено шесть лингвистических экспедиций в различные районы Республики Северной Осетии-Алании), а также лексико-грамматический анализ устных и письменных текстов современного осетинского языка. При сравнении данных осетинского языка с ареально близкими и генетически родственными языками использовался сопоставительный метод.

Методологической и теоретической базой диссертации являются типологически ориентированные исследованиямодальности — коллективная монография Дж. Байби, Р. Перкинса и В. Пальюки, работы Ф. Палмера, Ф. де Хаана. К. Хенгевельда, Й. Ван дер Ауверы, В. А. Плунгяна, Я. Нёйтса. Принимался во внимание опыт типологически ориентированных описаний модальности в отдельных языках, в частности, монографии и статьи А. Хольвута, П. Пьетрандреа, А. Талегани, Ф. Кифера. В диссертации учитываются грамматики и грамматические исследования осетинского языка, а также работы, посвященные изучению модальности в осетинском языке, — монография Ф. Д. Техова, докторская диссертация и отдельные статьи X. А. Токазова (Таказова), а также исследования Т. 3. Козыревой и Ж. Лазара.

Материалом диссертации послужили данные, собранные в ходе полевой работы (анкеты, составленные автором диссертации и использованные при опросе 15 носителей осетинского языка), записанные и морфологически проанализированные устные тексты (около 600 предложений на иронском и 1000 предложений на дигорском диалектах осетинского языка1), а также небольшой корпус современных письменных текстов осетинского языка (около 4,6 миллиона словоупотреблений) . В качестве материала исследования привлекалась художест

1 Большинство текстов доступно на сайте vvww.ossetic-studies.org.

2 В корпус вошли следующие печатные издания на осетинском языке: литературный журнал Мах дуг ('Наша эпоха') за 2001-2005 гг.; Абаев К. Мое поколение. Владикавказ: ИР, 2005; Агнаев Г. А. Длинной осенней дорогой. Владикавказ: ИР, 2003; Айларов Ч. Г. /Ергьэеу фееззеег ('Перламутровая осень'). Владикавказ: ИР, 2005; Айларов И., Гаджинова Р., Кцоева Р. Пословицы. Владикавказ: ИР, 2005; Бестаев Г. Г. Произведения. 3 тома Владикавказ: ИР, 2004; Бесаев Т. У. Родник жизни. Владикавказ: ИР, 2002; Бирагова Л. X., Агкацева Л. Т. Сборник диктантов. Владикавказ: ИР, 2005; БицоевГ. X. Вечерняя звезда. Владикавказ: ИР, 2003; Галаванова Л. Г. венная литература, доступная на сайте www.allingvo.ru. При сравнении особенностей осетинского языка с другими кавказскими и иранскими языками использовались грамматики,и специальные грамматические исследования этих языков.

На защиту выносятся следующие положения.

1. В осетинском языке имеется не засвидетельствованное ранее в типологии модальности^ грамматическое противопоставление значений внешней и'внутренней возможности— специализированные конструкции внешней и внутренней возможности. Происхождение конструкции внешней возможности связано с грамматикализацией посессивной конструкции. Конструкция'внутренней возможности либо существовала у предка осетинского языка (по крайней мере, со времен среднеиранского периода), либо была заимствована им из других вос-точноиранских языков среднеиранского периода.

2. В осетинском языке имеется редкий случай грамматикализации модального значения 'легко / трудно сделать' — так называемая фацилитивно-дифицилитивная конструкция, развившаяся из конструкции внешней возможности.

3. В осетинском языке отмечается строгое разграничение семантики модальных глаголов между динамической и эпистемической модальностью, которое хотя и не является типологически уникальным, однако кардинально отличает осетинский от языков «европейского стандарта».

4. Показатели желания любого участника ситуации, семантически могут быть связаны не только с модальностью, целью, эмоциями, восприятием и ментальным состоянием (как это было установлено в предыдущих типологических исследованиях), но и с движением.

5. В осетинском языке обнаружены следующие не отмеченные на семантической карте модальности И. ван дер Ауверы и В. А. Плунгяна пути грамматикализации основных модальных значений: развитие значения внутренней возможности из значения будущего времени; развитие значения эпистемической возможности из лексического значения 'знать' в осо

Осенняя чаша. Владикавказ: ИР, 2005; Гусалов Б. М. И воздастся каждому. Владикавказ: ИР, 2003; Дегое-ва С. М. Погасший луч солнца. Владикавказ: ИР, 2002; Джусойты Н. Г. Слезы Сырдона. Владикавказ: ИР, 2004; Джнкаева 3. Ш. Творец осетинской драмы. Владикавказ: ИР, 2004; Кайтов С. Осетинская мелодия; Владикавказ: ОТ, 2006; Казиев М. Я верю. Владикавказ: ИР, 2005; Кантемирова Р. С., Бекузарова В. Г. Хрестоматия 10. Владикавказ: ИР, 2002; Кокаев Т. А. Небесный ключ. Владикавказ: ИР, 2004; Кокоева Э. Жгучие глаза. Владикавказ: ИР, 2005; Плиев Г. Д. Произведения. Владикавказ: ИР, 2004; Хамицаев А. Ф. Свет очей. Владикавказ: ИР, 2006; Хамицаев Ц. X. Пьесы. Владикавказ: ИР, 2003; Хамицаев Ю. Ф., Кады нуазагн: /Емдззевга;та2 ('Бокал славы: Стихотворения'). Владикавказ: ИР, 2005; Цагараев М. Н. Легкое дыхание. Владикавказ: ИР, 2002. бых контекстах; развитие значения внешней возможности из посессивного значения; развитие значения внешней необходимости из проспективного значения; развитие значения деонтической необходимости из эмфатического значения.

6. Установлено, что единственным грамматическим средством выражения повеления в осетинском языке является императив. Конъюнктив выражает близкое к повелению значение пожелания. В случае причастия на -гее императивное значение присуще не самому причастию, а эллиптированному вспомогательному глаголу ксенын 'делать' (в форме императива), который обязательно восстанавливается при определенных условиях.

7. Наличие в естественном языке специализированного грамматического показателя кон-трафактива не является типологически уникальным явлением (как это предполагалось ранее), в частности, он встречается в некоторых индоевропейских языках — в отдельных иранских и в большинстве современных индоарийских.

8. Типологически универсальных факторов, влияющих на возможность употребления показателя с эпистемической или динамической семантикой, практически не существует.

Теоретическая значимость исследования состоит в дополнении семантической карты модальности (Й. ван дер Аувера и В. А. Плунгян) новыми путями грамматикализации основных модальных значений. На примере иранских, индоарийских и. тюркских языков подверглось существенному уточнению утверждение о типологической редкости языков со специализированным показателем контрафактива В осетинском языке обнаружено не засвидетельствованное ранее в типологической литературе грамматическое противопоставление значений внутренней и внешней возможности, а также редкий тип грамматикализации модального значения 'легко / трудно сделать'. Уточнен набор основных значений, с которыми могут быть связаны показатели желания любого участника ситуации.

Праю ическая значимость диссертации заключается в создании дескриптивного фрагмента грамматики осетинского языка, который может быть использован для составления типологически ориентированной теоретической грамматики и практических пособий по изучению осетинского языка. Результаты исследования модальных глаголов, частиц и выражений могут быть применены при составлении словарей осетинского языка. Материал диссертации полезен для лингвистов, изучающих модальность в типологическом аспекте. Кроме того, опыт составления корпуса осетинского языка для целей диссертационного исследования может быть использован при создании будущего более полного корпуса осетинского языка, что является важной практической задачей современного осетиноведения.

Апробация работы. Результаты исследования обсуждались в докладах, представленных на ежегодных конференциях по типологии и грамматике для молодых исследователей (Санкт-Петербург, 2007—2010 гг.), на международной конференции «Эргатив и эргативная 1 конструкция в языках мира» (Тбилиси, 21-23 мая 2009 г.), на третьей международной конференции по иранскому языкознанию (Third International Conference on Iranian Linguistics, Париж, 11-13 сентября, 2009 г.) и на международной конференции «Типологически редкие и уникальные явления на языковой карте России» (CaiiKi-Петербург. 2-4 декабря 2010 г.).

По теме диссертации опубликовано 10 (3,55 п.л.) работ, из них 3 — в изданиях, рекомен дованных Высшей аттестационной комиссией РФ. i Структура и объем работы. Диссертация включает 344 страницы машинописного текста и состоит из Введения, 6 глав, Заключения, списка сокращений и списка литературы (279 наименований, из них 111 —-на иностранных языках).

Во Введении раскрываются цели и задачи исследования, научная актуальность и новизна темы, а также методика сбора материала.

В первой главе рассматриваются основные подходы к модальности в логике, философии и лингвистике. Наибольшее внимание уделяется типологически релевантным лингвистическим классификациям модальности [Bybee, Perkins, Pagliuca 1994; van der Auwera and Plungian 1998; Плунгян 2000 (2010); Palmer 2001]. Рассматриваются пути диахронического развития основных модальных значений [Bybee, Perkins, Pagliuca 1994], а также семантиче-i екая карта модальности, предложенная Й. ван дер Ауверой и В. А. Плунгяном [van der Auwera and Plungian 1998]. Приводятся данные осетинского языка, дополняющие эту семантическую карту. Для описания материала осетинского языка предлагается следующая классификация основных модальных значений модальности: динамическая модальность (которая состоит, главным образом, из значений внутренней возможности и необходимости, а также внешней возможности и необходимости; внешняя возможность и необходимость, в свою очередь, имеют подзначение деонтической возможности и необходимости), эпистемическая модальность, желание любого участника ситуации. В конце раздела обосновывается композиция диссертация, в которой описание материала осетинского языка в одних главах строится от формы к значению, а в других — от значения к форме.

Во второй главе предлагается необходимое для читателя, не достаточно знакомого с особенностями грамматики осетинского языка, краткое описание основных сведений об осетинском глаголе: образование всех наклонений и времен, происхождение глагольных окончаний, превербьт, употребление частиц глагольного отрицания, особенности сложных глаголов, образование каузативных глаголов, пассивные и модально-пассивные конструкции, субъектный имперсонал, линейно-синтагмагические особенности конативного показателя -цсей-, отглагольные дериваты (причастие прошедшего времени, причастие на ---гее, конверб на -гсгйсе, отглагольная форма на -сея, инфинитив (-ьш), причастие будущего времени на -аг, причастие на -сег).

Третья глава посвящена описанию наиболее грамматикализованных форм выражения основных модальных значений в осетинском языке — косвенным наклонениям. Хотя существует около десятка отдельных исследований наклонений в осетинском языке [Козырева 1956; Токазов 1957, 1958; 1984; Техов 1970; Таказов 1992; Лазар 2005 (Lazard 1998а)], нисколько не умаляя их научной ценности, нужно сказать, что ни одно из них в силу того времени, в котором были написаны эти работы, и сложившейся традиции описания иранских языков не является типологически ориентированным. Последнее не всегда позволяет некоторым исследователям, не владеющим осетинским в полной мере, корректно оценивать некоторые представленные в предыдущих работах данные (ср., например, освещение данных осетинского языка в работе [Haspelmath et. al. 2005], где, в частности, ошибочно утверждается, что в осетинском отсутствует морфологический оптатив). Таким образом, основной задачей третьей главы является описание сферы употребления косвенных наклонений осетинского языка в рамках типологического подхода.

В первом разделе рассматриваются предыдущие исследования косвенных наклонений осетинского языка, предлагается отвечающая современным лингвистическим требованиям терминология для обозначения наклонений осетинского языка (индикатив, императив, конъюнктив, контрафактив и оптатив), впервые дается краткое описание условным, уступительным и целевым конструкциям осетинского языка, необходимое для понимания случаев употребления косвенных наклонений в сложноподчиненных предложениях. В конце раздела обосновывается исключение из настоящего исследования рассмотрения сферы употребления индикатива.

3 Под контрафактивом имеется в виду наклонение, сфера употребления которого связана главным образом с контрафактическими ситуациями (т. е. ситуациями, которые противоречат реальному положению дел), например- Если бы Ггна ел каждое утро геркулесовую кашу, у него бы сейчас не было язвы желудка.

Второй раздел третьей главы посвящен описанию сферы употребления императива. Рассматриваются грамматические и некоторые лексические ограничения- на образование императива, освещается проблема выделения »частных значений повеления, описываются семантические подтипы императива в осетинском языке, уделяется внимание описанию супплетивных и нерегулярных форм императива. Помимо значений императива, связанных с повелением, рассматриваются транспозиционные значения императива в осетинском языке (условие, уступка, возможность, долженствование, пожелание). В конце раздела данные осетинского языка наносятся на семантическую карту императива, предложенную Й<. ван дер Ауве-рой, В. Ю. Гусевым и Н. Р. Добрушиной [2004].

Во втором разделе третьей главы также рассматриваются другие грамматические средства выражения повеления, отмечающиеся в грамматиках осетинского языка— конъюнктив и причастие на -гае. В результате исследования этих средств удалось установить, что самостоятельно они не могут выражать повеление. Конъюнктив выражает близкое к повелению значение пожелания. В случае самостоятельного употребления причастия на -гее в повелительных предложениях императивное значение присуще не самому причастию, а эллиптированному вспомогательному глаголу ксснын 'делать' (в форме императива), который обязательно восстанавливается при определенных условиях.

Следующий раздел третьей главы посвящен рассмотрению случаев употребления конъюнктива. Конъюнктив в осетинском языке может употребляться в зависимой части сложных предложений (условных, уступительных, целевых, придаточных образа действия, в таксис-ной конструкции с союзом цалыписе 'пока', а также в сентенциальных актантах) и в простых предложениях (где отмечается употребление конъюнктива после частиц и модальных выражений, а также независимо). Употребляясь независимо, конъюнктив может выражать следующие значения: предположение, пожелание, фактитивный оптатив, делибератив и намерение. В результате исследования установлено, что употребление конъюнктива как в зависимой части сложных предложений, так и в главном предложении, связано, прежде всего, с референцией к настоящему или к будущему, а также с реальностью ситуации.

В четвертом разделе рассматривается сфера употребления контрафактива, который так же, как и конъюнктив может употребляться в сложных (условных, уступительных, целевых и в сентенциальных актантах) и в простых предложениях (после модальной частицы хъуамсв 'нужно' и независимо). В сложных предложениях контрафактив употребляется главным образом только при контрафактических ситуациях. При независимом употреблении основной I функцией контрафактива остается также маркирование контрафактичности, однако отмечаются два употребления контрафактива, не связанные с этим значением: выражение эпистеми-ческого предположения о ситуации в прошлом и употребление после частицы хъуамсе 'нужно' при референции ситуации к прошлому (сама ситуация может быть как контрафактичной, так и фактичной). Вместе с этим, в современном осетинском языке замечена тенденция к исчезновению у этого наклонения некоторых неконтрафактических значений и к его превращению в специализированное контрафактическое наклонение.

Нужно отметить, что в типологических исследованиях контрафактичности [Comrie 1986; Lazard 1998; 2006; Плунгян 2004. 278] общепринятым мнением считается, что это значение крайне редко имеет специализированные грамматические средства выражения. Данное обстоятельство позволяет в четвертом разделе третьей главы сделать небольшой экскурс в типологию грамматических средств выражения контрафактичности в других иранских языках, а также в близких к осетинскому кавказских и тюркских языках. В результате исследования были обнаружены специализированные контрафактические наклонения в некоторых иранских языках (татский, талышский, парачи; близкое к специализированному контрафактиву наклонение обнаружено в языке нушту), во многих индоарийских и тюркских языках. Предложена гипотеза о происхождении такого наклонения в некоторых иранских языках. Представленный в четвертом разделе материал дает основания для сомнения в верности выдвинутого ранее тезиса о типологической редкости языков со специализированным контрафактиче-ским показателем или наклонением.

В пятом разделе третьей главы рассматриваются случаи употребления оптатива в осетинском языке. Оптатив, так же как и все другие косвенные наклонения осетинского языка, может употребляться в зависимой части сложных предложений и в простом предложении. Тем не менее, ни в одном из сложноподчиненных предложений употребление оптатива не является обязательным и непосредственно связано только с центральным значением оптатива (желание говорящего). При независимом употреблении оптатив может передавать следующие значения: желание говорящего, колебания, размышления говорящего, носящие характер внутренней речи, вежливая просьба, гипотетическая внутренняя возможность, любопытство говорящего относительно ситуации в настоящем или в будущем. Единственным обязательным употребление оптатива является адмиративная конструкция (конструкция употребляется только при референции ситуации к прошлому), которая состоит из союза куьг (основные значения союза — 'когда', 'если') и глагола в форме оптатива.

В шестом разделе предлагается сравнительный анализ употреблений косвенных наклонений в осетинском языке и делаются выводы.

Распределение конъюнктива и контрафактива в придаточных сложных предложений связано, соответственно, с реальностью и контрафактичностыо ситуации, описываемой в придаточном. Оптатив и императив в зависимых предикациях в некотором роде сочетают в себе функции конъюнктива и контрафактива и могут употребляться как в реальных, так и в кон-трафактических предложениях. Однако заметим, что в отличие от конъюнктива и контрафактива, употребление оптатива в придаточных сложных предложений не является обязательным и связано с выражением центрального значения оптатива — желания говорящего. Таким образом, оптатив в осетинском языке может быть назван «семантическим наклонением», в отличие от конъюнктива и контрафактива, которые имеют как семантические, так и синтаксические употребления. Императив по большей части также является «семантическим наклонением», тем не менее, у этого наклонения отмечаются некоторые синтаксические функции — такие как употребление в бессоюзных условных и уступительных придаточных.

Рассматривая независимые употребления наклонений осетинского языка, следует прежде всего отметить, что конъюнктив независимо употребляется только в ситуациях, относящихся к плану будущего или настоящего; контрафактив же используется только в контрафактиче-ских сигуациях или ситуациях, относящихся к плану прошлого. Таким образом, сферы употребления конъюнктива и контрафактива противопоставляются не только в сложных предложениях, но и при их независимом употреблении. Императив и оптатив, употребляясь независимо, выражают, главным образом, значения повеления и желания соответственно и имеют референцию только к настоящему или будущему.

Четвертая глава посвящена грамматическим и основным лексическим (модальные глаголы) средствам выражения различных значений динамической модальности в осетинском языке. В первом разделе рассматривается значение возможности. Динамическая возможность может выражаться в осетинском языке морфологически (с помощью отдельных наклонений и специального суффикса -хъом), лексически (например, модальными глаголами) и аналитически. В первом разделе рассматривается каждый из перечисленных случаев.

Наибольший интерес представляют собой аналитические средства выражения динамической возможности в осетинском языке, а именно, две специализированные конструкции, одна из которых выражает только внешнюю возможность, другая — только внутреннюю. Согласно данным, представленным в типологических работах (прежде всего [Bybee, Perkins, Pagliuca 1994; van der Auwera, Plungian 1998; Palmer 2001]), значения внутренней и внешней возможности в конкретном языке могут противопоставляться (а) лексически, (б) лексическоморфологически (одно значение выражается лексически, другое — морфологически), (в) не противопоставляться вовсе (например, оба значения выражаются морфологически). Обнаруженные в осетинском языке конструкции возможности представляют собой не засвидетельствованный ранее случай аналитического противопоставления значений внутренней и внешней возможности.

В результате исследования грамматических средств выражения основных значений динамической возможности в ареально близких к осетинскому кавказских и тюркских языках, а также в генетически родственных иранских языках (как мертвых, так и современных), не было обнаружено грамматического противопоставления значений внутренней и внешней возможности. Хотя следует отметить во многих языках среднеиранского периода существование специальной конструкции возможности, схожей с осетинской конструкцией внутренней возможности (однако, сама конструкция в этих языках, насколько можно судить по имеющимся примерам, выражала как внутреннюю возможность, так и внешнюю). Проведенное исследование позволяет выдвинуть следующую гипотезу о происхождении обеих конструкций возможности в осетинском языке: конструкция внутренней возможности либо существовала у предка осетинского языка (по крайней мере, со времен среднеиранского периода), либо была заимствована предком осетинского из других восточноиранских языков среднеиранского периода; конструкция внешней возможности независимо развилась из данных осетинского языка, а именно, из посессивной конструкции.

В первом разделе четвертой главы также рассматривается так называемая фацилитивно-дифицилитивная конструкция, передающая значения 'легко / трудно осуществить действие'. Показывается, что эта конструкция развилась из конструкции внешней возможности, рассматриваются значение и морфо-синтаксические особенности фацшштивно-дифицшштивной конструкции. Внутри ирано-кавказского языкового ареала фацилитивно-дифицилитивная конструкция осетинского языка является редким случаем грамматикализации значения 'легко / трудно осуществить действие'.

Второй раздел четвертой главы посвящен описанию основных средств выражения динамической необходимости в осетинском языке. Рассматриваются морфологические (императив), лексические (модальные глаголы и частица хъуамсе 'нужно') и аналитические средства выражения этого значения (специальные конструкции). Так же как и в предыдущем разделе, наибольший интерес здесь представляют специальный модальные конструкции необходимости. Описываются происхождение, морфосинтаксические и семантические особенности трех модальных конструкций необходимости. I

Примечательно, что во многих модальных конструкциях осетинского языка, рассмотренных в четвертой главе, согласование вспомогательного глагола происходит с пациентивным участником, что позволяет предположить их связь с пассивными конструкциями. В конце раздела проводится сравнение модальных конструкций с пассивными, в результате которого я прихожу к выводу, что как минимум одна из модальных конструкций может считаться пассивной в собственном смысле.

Насколько мне известно, типологических исследований модально-пассивных конструкций в разноструктурных языках не проводилось Тем не менее, на основе материала хорошо изученных европейских языков, обладающих модально-пассивными конструкциями, может сложиться мнение, что эти конструкции могут отличаться от модально-нейтральных пассивных только следующими свойствами, невозможностью выражения агенса, практически обязательным употреблением отрицания или качественных наречий, а также аспектуально-темпоральными ограничениями. Примечательно, что модально-пассивные и модально-нейтральные пассивные конструкции осетинского языка различаются совершенно другими свойствами: различным падежным маркированием агенса, возможностью образования* некоторых модально-пассивных конструкций от непереходных глаголов и невозможностью использования в модально-пассивных конструкциях одного из вспомогательных глаголов (который тем не менее может употребляться в модально-нейтральных пассивных конструкциях). Обнаруженные данные осетинского языка делают перспективным типологическое изучение модально-пассивных конструкций или показателей в разноструктурных языках.

Пятая глава диссертации посвящена эпистемической модальности. Показатели эпистеми-ческой модальности не только нередко развиваются из показателей динамической модальности [Bybee, Perkins and Pagliuca 1994; van der Auwera and Plungian 1998], но и довольно часто, особенно в языках «европейского стандарта», вместе с эпистемическим значением сохраняют значение динамической модальности [van der Auwera, Ammann, Kindt 2005]. В связю с этим представляется интересным определить те контексты, в которых полисемичные модальные показатели выражали бы только динамическую или только эпистемическую модальность. В ряде предыдущих работ [Kiefei 1981; Hengeveld 1988; Heine 1995; Coats 1995; Шатуновский 1996; Pietrandrea 2005] отмечается, что на выбор динамического и эпистемического значения у полисемичного модального показателя могут влиять следующие факторы: вопроситель-ность, отрицательная полярность, лицо субъекта, контролируемость ситуации субъектом, одушевленность субъекта, фокус, косвенное наклонение, акциональная и аспектуальная характеристика предложения, употребление модального; показателя в протазисе условных предложений, а также экстралингвистические факторы. В;;результате исследования перечисленных выше факторов я прихожу к выводу, что универсальных факторов такого рода существует крайне мало: показателитолькодинамической модальности могут употребляться.в частных вопросах, при фокусе на лексическом модальном показателе в утвердительных предложениях, а также в придаточных целевых и временных; выражение же только эпистемиче-ской: модальности возможно в экзистенциальных предложениях. Большинство других параметров, выделенных в ряде предыдущих работ, свидетельствуют лишь о частотностивыражения эпистемического или динамического значения в тех или иных контекстах.

Далее рассматривается материал осетинского языка, где эпистемическая модальность может выражаться следующими грамматическими средствами: будущее время, конъюнктив, контрафактив и специальная модальная конструкция. Из лексических средств рассматриваются следующие: частица ксед, модальные выражения ни зоны 'может быть' (букв: «кто знает») игсенсен ис 'возможно' (букв, «возможность есть»), частица хъусглие 'нужно' игл игольное выражение бон усевын 'мочь'. В результате исследования эпистемической модальности в осетинском языке не обнаружено ни одного специализированного грамматического средства выражения этого модального значения. Единственным обнаруженным в осетинском; языке лексическим средством, способным передавать и значения динамической модальности, и значения , эпистемической модальности, является модальный предикат бон усевын 'мочь'. Такая; специализированность лексических средств выражения основных модальных значений кардинально отличает модальные глаголы осетинского языка от модальных глаголов языков европейского стандарта (о которых см. работу [van der Auwera, Ammann, Kindt 2005]).

В шестой главе рассматриваются глаголы желания, которые в осетинском языке являются единственным средством выражения желания любого участника ситуации. В диссертации рассматриваются морфосинтаксические и семантические особенности пяти наиболее употребительных глаголов желания: фсендын, цсеуын, хъсеуын, хъавын и бселлын. Описываются случаи употребления модальных глаголов в ситуации равносубъектного и разносубъектного желания. Обнаружена специальная конструкция с союзом цсемсчй, которая обязательно при раз-носубъектном желании и факультативна при равносубъектном.

В результате исследования в осетинском языке обнаружено лексическое противопоставление значений 'контролируемое желание' (глагол фсендын) vs. 'неконтролируемое, желание' (глагол цсеуын) и 'желание ситуаций' (фсендын) vs. 'желание предметов' (.хъсеуын). Обнаружен также глагол желания, основное значение которого связано с движением, т.е. со значением, которое не отмечается в работе О. В. Ханиной [2004], посвященной типологическому исследованию желания; тем самым, материал осетинского языка дает основание для некоторой типологической коррекции выводов О. В. Ханиной.

В конце главы осетинские глаголы желания сравниваются с основными значениями глагола хотеть в русском языке.

В Заключении обобщаются обнаруженные в осетинском языке данные, а также делаются типологически релевантные выводы. Наиболее важными выводами с точки зрения типологической специфики осетинского языка и вклада осетинского материала в теорию грамматикализации являются следующие:

1. Рассмотренный в диссертации материал осетинского языка дополняет единственную на сегодняшний день семантическую карту модальности, предложенную Й ван дер Ауверой и В. А. Плунгяном, следующими путями грамматикализации: а развитие значения внутренней возможности из значения будущего времени, б. развитие значения эпистемической возможности из значения 'кто знает', в. развитие значения внешней возможности из посессивного значения, г. развитие значения внешней необходимости из проспективного значения, д. развитие значения деонтическои необходимости из эмфатического значения.

2. Несмотря на распространенное в типологической литературе мнение о том, что специализированные показатели для выражения контрафактичности встречаются в языках мира довольно редко, в диссертации показано, что некоторые иранские (татский, талышский, пара-чи), а также многие тюркские и индоарийские языки обладают именно таким показателем, что ставит под сомнение тезис о его типологической редкости.

3. В осетинском языке обнаружено не засвидетельствованное ранее в типологии модальности грамматическое противопоставление модальных значений внешней и внутренней возможности (специализированные конструкции внешней и внутренней возможности).

4. В осетинском языке обнаружен редкий случай грамматикализации значения 'легко / трудно сделать'.

5. Несмотря на то, что в ряде лингвистических работ предлагается некоторый набор факторов, влияющих на возможность употребления показателя с эпистемической или динамической семантикой, подавляющее большинство этих факторов не являются типологически универсальными и носят лишь вероятностный характер.

6. Из всех модальных предикатов осетинского языка, рассмотренных в диссертации, только бон усевын 'мочь' (букв, «сила быть») может выражать как динамическую модальность, так и эпистемическую. Такое строгое разграничение семантики модальных глаголов между динамической и эпистемической модальностью, хотя и не является типологически уникальным, однако кардинально отличает осетинский от языков «европейского стандарта».

7. В осетинском языке обнаружен глагол (цсеуын), который, помимо желания, выражает движение и, таким образом, не входит ни в одну семантическую зону, окружающую желание согласно предыдущим типологическим исследованиям желания.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Система модальности осетинского языка в сопоставительном освещении"

10. Выводы

В осетинском языке желание любого участника ситуации выражается только лексически. В настоящей главе были рассмотрены наиболее употребительные глаголы желания — фсендын, цсеуын, хъсеуын, хъавыи, бселлын. Из рассмотренных глаголов только фсендын и бселлын являются специализированными лексическими средствами выражения желания. Согласно исследованию О. В. Ханиной [2004] семантически средства выражения желания в языках мира могут быть связаны только с семантическими зонами модальности, цели, эмоций, восприятия и ментального состояния. В осетинском языке не было обнаружено глаголов желания, которые могли бы войти в зону эмоций, восприятия, ментального состояния, а также в зону цели (хотя нужно заметить, что конструкции с союзами цсемсей или семсе, которые допускают некоторые глаголы желания, похожи.на целевые конструкции). Однако в осетинском языке был обнаружен глагол, который, помимо желания, выражает движение (цсеуыи 'идти') и, таким образом, не входит ни в одну семантическую зону, окружающую желание согласно исследованию О. В. Ханиной; тем самым, материал осетинского языка дает основание для некоторой типологической коррекции выводов О. В. Ханиной.

В настоящей главе была исследована семантика и морфосинтаксические особенности пяти глаголов осетинского языка, способных выражать желание. Перечислим их.

Фсеидът выражает контролируемое желание; объектом желания может быть только ситуация; глагол фсендын употребляется для выражения равносубъектного и разносубъект-ного желания.

Бселлын передает значение мечтания; объектом желания может быть как ситуация, так и предмет; глагол бселлын используется для выражения как равносубъектного, так и разно-субъектного желания.

Цсеуын передает неконтролируемое желание, естественные потребности одушевленного субъекта; объектом желания может быть только ситуация; цсеуын может передавать только равносубъектное желание.

Хъсеуып передает желание, связанное с потребностью (как физиологической, так и психологической); объектом желания может быть только предмет; хъсеуын употребляется только для выражения равносубъектного желания.

Хъавыи передает наиболее контролируемую степень желания, желание, связанное с намерением; объектом желания может быть только ситуация; хьавын используется только для передачи равносубъектного желания.

Из всех рассмотренных глаголов желания только фсендын может употребляться в пер-формативных высказываниях. Только у глагола фсендын глаголами желаемой ситуации могут быть другие модальные глаголы, в частности, некоторые глаголы динамической возможности.

В предложении с глаголами желания частицы отрицания могут употребляться как с глаголами желания, так и с глаголами желаемой ситуации, а также одновременно с глаголом желания и с глаголом желаемой ситуации. Распределение частиц отрицания с глаголами желания ничем не отличается от общего распределения частиц отрицания в простом предложении, описанного в разделе 4 второй главы: частица нее используется всегда, кроме случаев, когда предикат находится в форме императива. С глаголами желаемой ситуации, как в нефинитной конструкции, так и в конструкции с цеемсей, как при равносубъект-ном желании, так и при разносубъектном обычно используется только отрицание лш.

В настоящей главе было также показано, что в осетинском языке существует лексическое противопоставление контролируемого желания (глагол фсендын) и неконтролируемого желания (глагол цсеуын), а также противопоставление желания предметов (хъсеуын) и желания ситуаций (фсендын, цсеуын).

11. Русский глагол хотеть vs. осетинские глаголы желания

В этом разделе будет проведено сравнение описанных выше глаголов желания осетинского языка с различными значениями русского глагола хотеть. При описании полисемии хотеть я буду опираться на работу И. Б. Шатуновского [1996].

И. Б. Шатуновский выделяет у хотеть три основных значения, часть из которых в дальнейшем подразделяются еще на ряд употреблений [1996, 293].

11.1. Хотеть\ (желание)

Хотеть\ выражает желание и употребляется если

1. «Р, являющееся объектом желания, ирреально. Оно имеется в уме С (субъекта — A.B.), но его нет в действительности». Обычно Р возможно, реализуемо. Желания невозможного, нереализуемые желания редки. В русском языке такие желания выражаются сослагательным наклонением (Я хотел бы начать жизнь сначала)

2. субъект оценивает Р, предпочитает Р. Субъект оценивает не-Р хуже, чем Р.

Отрицание. При присоединении отрицания к глаголам типа хотеть\ отрицание действует только на «оценку» Р. Возможны две альтернативы и, следовательно, два вида отрицания:

1. субъект не оценивает Р как хорошо и не оценивает Р как плохо, равнодушен Я не хочу Рф Я хочу не-Р

2. субъект оценивает Р как плохо. Часто это означает, что Я не хочу Р = Я хочу не-Р

Однако в связи с (2) нужно отметить, что предложения типа С хочет не-Р малоупотребительны или часто аномальны, т.к. слишком много альтернатив остается после отрицания Р, неясно, что же хочет С, например, Я хочу не ехать в Киев [Шатуновский 1996, 297].

В осетинском языке русскому хотеть\ соответствуют глаголы фсендын и бсечлын.

11.2.Хотетъг (намерение)

И. Б. Шатуновский [1996, 298-299] отмечает, что хотетьг возникло в результате метонимического изменения значения этого глагола: 'основание, мотив выбора' —* 'сам выбор'. Т.е. С хочетг Р = 'С хочет] Р и поэтому намерен Р' = 'С намерен Р, потому что хочет] Р\ «В свете этого понятно предпочтение глагола хотеть предикату намерен. Хотетьг более информативно, оно сообщает как о наличии намерения, так и о его мотиве. Поэтому там, где намерение обусловлено желанием, оно (вместе с желанием) обозначается глаголом хотеть» [Шатуновский 1996, 299].

Необходимые условия для употребления хотетьг:

Р контролируемо, субъекты модального глагола и Р кореферентны. Если Р неконтролируемо — возможно употребление только хотеть\ (хотел умереть = *намеревался; хотел купить колбасу — скорее намеревался).

Таким образом, разграничение намерения и желания находится в области контролируемости предиката субъектом. Чем больше субъект контролирует Р, тем больше вероятность того, что значение глагола хотеть — намерение, а не желание; и, наоборот, чем меньше контроль, тем более вероятно, что это желание: Хочу поехать за границу — двузначно; если субъект контролирует Р, значит, значение предложения, скорее 'собираюсь' (Хочу поехать за границу на следующей неделе; а ты поедешь со мной?), если не контролирует, то 'желаю' (Хочу поехать за границу, но совсем нет денег и загранпаспорт уже пять месяцев как просрочен).

Иногда само желание в конструкции с хотеть2 редуцируется и восстанавливается только в конце смысловой цепочки. Например, Хочу вызвать на завтра телевизионного мастера = 'Намерен вызвать, потому что —* . —*. хочу смотреть телевизор'.

Хотетьг по классификации И. Б. Шатуновского подразделяется на хотеть2а и хо-теть2в

Первый глагол соответствует всему вышесказанному о глаголе хотетьг■ Глаголы хо-тетьгв и хотеть2а различаются тем, что хотетьг б «не предполагает "паузы" между выбором Р и началом его реализации», данный глагол обозначает «слабо контролируемый выбор, мгновенно возникающий и столь же быстро прекращающийся» [1996, 301]. Хотеть в данном значении употребляется только в прошедшем времени: Я хотел ударить старуху еще раз, но побоялся, чтобы на теле не остались знаки; Я хотела крикнуть, но оказалась не в состоянии издать ни звука.

Условия употребления хотетьгь'.

1. Предикаты при глаголе хотетъгь просты в исполнении, допускают «автоматизированное» (неконтролируемое) совершение.

2. Попытка была безуспешна, Р не имело места. Интересно, что попытка может носить итеративный характер (Он почему-то не падал, только шатался и все хотел вскинуть свой автомат, Хотел заснуть и никак не мог — *Пытачся заснуть, но не получалось).

В осетинском языке русскому хотетьг-А соответствует глагол хьавын. Значение хо-теть2о выражается в осетинском языке конативным показателем -цсвй- (об этом показателе см. раздел 9 второй главы).

11.3. Хотеть^ (действие)

Хотеть з употребляется только с контролируемыми Р и выражает действие. Метонимическое изменение значения: 'желание—* выбор —» действие'. Например, Что ты делаешь? -Да вот хочу починить часы /перевернуть лодку. Субъект хочет результата, глагол желания обозначает действие, которое субъект совершает с целью достижения результата. Различия между употреблениями глагола желания и простого глагола (чинить часы, переворачивать лодку) в этом случае заключается в том, что глагол желания обозначает не само действие, выраженное в предикации (чинить часы, переворачивать лодку), а подготовительные действия, направленные па осуществление запланированного действия (беру стул, встаю на него, снимаю часы и т.д.). 'С находится в фазе подготовительных действий между выбором делать Д, ведущее к желанному Р, и непосредственным началом соответствующего Д'.

В прошедшем времени значение хотетьз сливается с хотетьгъ (неудавшаяся попытка).

Лексического аналога хотетьз не существует в осетинском языке. Значение, передаваемое хотеть^, выражается в осетинском формой конъюнктива (см. раздел 3.2.6 третьей главы).

Заключение

В настоящей работе были исследованы случаи употребления косвенных наклонений осетинского языка, грамматические и основные лексические средства выражения динамической и эпистемической модальности, а также желания любого участника ситуации. Посмотрим, как соотносятся рассмотренные в диссертации средства выражения модальности с классификацией модальных значений, принятой в разделе 12 первой главы.

1. Динамическая модальность а) Внутренняя возможность: будущее временя, контрафактив (только в ситуации прошедшего), оптатив, суффикс -хъом, конструкция с инфинитивом, маркированным дативом, модальные глаголы фсера-зын, арсехсын, зонын и бон усевын б) Внешняя возможность: императив, контрафактив, конструкция с поминализованной формой глагола, фацили-тивно-дифицилитивная конструкция, модальный глагол бон усевын (б1) Деонтическая возможность: императив, конъюнктив, конструкция с номинализованной формой глагола, модальные глаголы сембселын и бон усевын. а) Внутренняя необходимость: модальный глагол хъсеуын, частица хъуамсе б) Внешняя необходимость: пассивно-долженствовательная конструкция, конструкция неизбежности с причастием на -гее, частица хъуамсе б') Деонтическая необходимость: конструкция деонтической необходимости, пассивно-долженствовательная конструкция, модальный глагол сембселын, частица хъуамсе

2. Эпистемическая модальность

Возможность: модальный глагол бон усевын, модальные частицы и выражения Предположение: конъюнктив (ситуация в настоящем), контрафактив (ситуация в прошлом)

Необходимость: частица хъуамсе

Уверенность говорящего: будущее время

Сильная уверенность говорящего: конструкция неизбежности

3. Желание

Контролируемое vs. неконтролируемое желание (глагол фсендын vs. цсеуын)

Желание ситуаций vs. желание предметов (глаголы фсендын, цсеуыи vs. хъееуын)

Желание, связанное с намерением (глагол хъавыи)

В результате проведенного диссертационного исследования можно сделать следующие выводы:

1) хотя в грамматиках и грамматических исследованиях осетинского языка утверждается, что повеление может передаваться не только императивом, но также конъюнктивом и причастными формами на -гее, было показано, что императив является единственным граммагическим средством выражения повеления. Конъюнктив выражает близкое к повелению значение пожелания. Что касается причастия на -гее, императивное значение присуще не самому причастию, а эллиптированному вспомогательному глаголу кеенын 'делать' в форме императива, который вместе с причастием на -гее образует эмфатическую конструкцию Вспомогательный глагол в данном случае обязательно восстанавливается при первом или третьем лице, отрицании или образовании эмфатической конструкции от 1 превербного глагола;

2) осетинский язык противопоставляет значения собственно оптатива (выражается формами оптатива) и так называемого фактитивного оптатива (выражается формами императива и конъюнктива), что, скорее всего, является влиянием языков кавказского региона [Добрушина 2001; 2009];

3) употребляясь независимо, осетинский оптатив как наклонение обслуживает, главным образом, достаточно узкое значение этой категории, а именно, контрафактическое желание говорящего; при этом реальное желание говорящего обычно выражается лексически;

4) несмотря на распространенное в типологической литературе мнение о том, что специализированные показатели для выражения контра факти ч пости встречаются в языках мира крайне редко [Comrie 1986; Lazard 1998, 2006], было показано, что некоторые иранские (татский, талышский, парачи), а также подавляющее большинство тюркских и ин-доарийских языков обладают именно таким показателем, что ставит под сомнение тезис о его типологической редкости;

5) конъюнктив и контрафактив в осетинском языке сочетают в себе синтаксические (обязательное употребление в определенных типах придаточных сложных предложений) и семантические (независимые) употребления. Употребление же оптатива в придаточных сложных предложений не является обязательным и связано только с выражением основного значения оптатива— желания говорящего. Таким образом, оптатив в осетинском языке может быть назван «семантическим наклонением»;

6) распределение конъюнктива и контрафакгива в придаточных сложных предложении связано, соответственно, с реальностью и контрафактичностью ситуации, описываемой в придаточном;

7) в осетинском языке обнаружено не засвидетельствованное ранее грамматическое противопоставление модальных значений внешней и внутренней возможности (специальные конструкции внешней и внутренней возможности);

8) конструкция внутренней возможности либо существовала у предка осетинского языка (по крайней мере со времен среднеиранского периода), либо была заимствована предком осетинского из других восточноиранских языков среднеиранского периода.; конструкция внешней возможности развилась в осетинском языке независимо, из посессивной конструкции;

9) в осетинском языке обнаруживается редкий случай грамматикализации значения 'легко / трудно сделать' — так называемая фацилитивно-дифицилитивная конструкция, происхождение которой связано с конструкцией внешней возможности;

10) специализированными средствами выражения динамической необходимости в осетинском языке являются только аналитические конструкции;

11) в осетинском языке обнаружен специализированный модальный глагол для выражения деонтической модальности;

12) в осетинском языке обнаружены модально-пассивные конструкции. Хотя все они отличаются по ряду свойств от собственно пассивных конструкций, различия между этими конструкциями не связаны с ограничениями на выражение агентивного дополнения, обязательным употреблением отрицания или аспектуально-темпоральными ограничениями, т.е. с ограничениями, характерными для» модально-пассивных конструкций в европейских языках. Вышесказанное делает перспективным дальнейшее типологическое изучение модально-пассивных конструкций в языках мира;

13) установлено, что из предлагаемых в ряде предыдущих работ [Kiefer 1981; Heine 1995; Coats 1995; Шатуновский 1996; Pietrandrea 2005] факторов, влияющих на эпистеми-ческое или динамическое прочтение предложения с полисемичным модальным показателем (в любой разновидности), подавляющее большинство этих факторов не является универсальными, а носят 'лишь вероятностный характер появления эпистемического или динамического прочтения;'

14) в осетинском языке единственными специализированными показателями эпистеми-ческой модальности являются лексические средства. При этом важно отметить, что из всех модальных глаголов и глагольных выражений, рассмотренных в диссертации, только глагольное выражение бонусевын 'мочь' (букв, «сила быть») может выражать как динамическую модальность, так и эпистемическую. Такое строгое разграничение семантики модальных глаголов между динамической и эпистемической модальностью, хотя и не является типологически уникальным, однако кардинально отличает осетинский от языков «европейского стандарта» [van der Auwera, Ammann, Kindt 2005];

15) в осетинском языке обнаружены только лексические средства выражения желания любого участника ситуации;

16) Согласно типологическому исследованию желания О. В. Ханиной [2004], показатели, выражающие желание любого участника ситуации, семантически могут быть связаны только со следующими тремя зонами— 'модальность', 'цель', 'эмоции / восприятие' (а также 'ментальное состояние'). В этом отношении типологически ценным является обнаружение в осетинском языке глагола желания (цсгуын), основное значение которого связано с движением. Тем самым, материал осетинского языка дает основание для некоторой типологической коррекции выводов О. В. Ханиной;

17) в осетинском языке обнаружено интересное лексическое противопоставление значений 'желание предметов' (глагол хъсеуын) vs. 'желание ситуаций' (глаголы фсендын и цсеуын). а также значений 'контролируемое' (фсендын) vs. 'неконтролируемое желание' (цсеуын);

18) Рассмотренный в диссертации материал также позволяет дополнить единственную о на сегодняшний день семантическую карту модальности И. ван дер Ауверы и В. А. Плун-гяна [van der Auwera and Plungian 1998] следующими фактами: а. развитие из значения будущего времени значения внутренней возможности, б. развитие значения 'кто знает' в значение эпистемической возможности, * в. развитие посессивного значения в значение внешней возможности, 1 г. развитее значения внешней необходимости из проспективного значения, д. развитее значения деонтической необходимости из значения эмфазы.

Список условных сокращений

ABL — аблатив;

ABS — абсолютив;

АСС — аккузатив;

ALL — аллатив;

AOR — аорист;

ART — артикль;

BEN — бенефактив;

CAUS — каузатив;

CMPL — комилементайзер; сом — комитатив;

COMP AR — компаратив; con — конатив;

COND — кондиционалис;

CONJ — конъюнктив; contr — контрастивная частица;

CNTRF — контрафактив;

CONV — деепричастие;

СОР — глагол-связка;

DA — датив-аккузатив;

DAT — датив;

DEM —указательное местоимение;

DESID (DSD) — дезидератив;

DFS —дифицилитив;

DIR — директив; прямой падеж;

ЕМРН — эмфатическая частица;

ENCL — энклитическое местоимение;

EQU — экватив;

ERG — эргатив;

ЕХТ — экзистенциальная связка; F — женский род; FSL — фацилитив; FOC — фокус;

FUT — будущее; gen — генитив;

HAB — показатель хабитуалиса; ч imp — императив; impers — имперсонал; impf — имперфект; ind — индикатив; incl —инклюзив; 1ness — инессив; inf — инфинитив; ins — инструментальный послелог; Ю — непрямой объект; irr —ирреальное наклонение; izf — изафет; loc —локатив; м — мужской род; neg — отрицание; nmlz — номинализация; nom — номинатив; nt — средний род; О — объект; obl (obj) — косвенный падеж или показатель прямого объекта; ОРТ — оптатив; PART — причастие; PASS — пассив; р.СОР — глагол-связка прошедшего времени;

PERF —перфект;

PL — множественное число;

PLUPERF — плюсквамперфект;

PN ■—■ имя собственное;

POSS — посессивность; post — послелог;

РОТ — потенциалис;

РР — причастие прошедшего времени; pref (prv) — преверб; prep — предлог;

PRS (PRES) — настоящее;

PRTCL — частица;

PSB — поссибилитив pst (past) — прошедшее; re — рефактив / реверсив;

REFL — рефлексив; rel.pass — релятивный пассив;

RM — рефлексивный показатель; s (sub) — субъект; ser — серия;

SG — единственное число; SM — показатель серии; ST — показатель основы;

SUBJ — сослагательное наклонение или субжонктив;

SUF — суффикс;

SUPER — суперэссив;

TR — переходность; ver.rel — релятивная версия;

WP — прошедшее засвидетельствованное (witnessed past); г — глагол; пд — прямое дополнение; СГ — сложный глагол.

Список научной литературыВыдрин, Арсений Павлович, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"

1. Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор, 1. — М.—Л.: Издательство академии наук СССР, 1949. —603 с.

2. Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка: В 4 т. — Т. 1. — М.—Л.: Издательство академии наук СССР, 1958. — 655 с.

3. Абаев В. И. Грамматический очерк осетинского языка.— Орджоникидзе: СевероОсетинское книжное издательство, 1959. — 168 с.

4. Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка: В 4 т. — Т. 2. — Л.: Наука, 1973,—448 с.

5. Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка: В 4 т. — Т. 3. — Л.: Наука, 1979. —358 с.

6. Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка: В 4 т. — Т. 4. — Л.: Наука, 1989,—325 с.

7. Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. Указатель. — М.: Институт языкознания РАН, 1995. — 447 с.

8. Абаев В. И. (сост.). Русско-осетинский словарь (ред. Исаев М. И.). — 3-е изд. — М.: Наука, 2000. — 583 с.

9. Апресян Ю. Д. Избранные труды. Т. II. Интегральное описание языка и системная лексикография. — М.: Языки русской культуры. 1995. — 767 с.

10. Аристотель. Первая аналитика // Сочинения в 4 т. — Т. 2. — М.: Мысль, 1978. — 687 с.

11. Ахвледиани Г.С. (ред.). Грамматика осетинского языка. Т. I. Фонетика и морфология. — Орджоникидзе: Научно-исследовательский институт при совете министров Се-веро-Осетинской АССР, 1963. — 368 с.

12. Ахвледиани Г. С. Превербный тмезис в осетинском языке// Краткие сообщения института народов Азии. 67. Иранская филология. — М.: Издательство восточной литературы. 1963а. —С. 11-15.

13. Ахвледиани Г.С. (ред.). Грамматика осетинского языка. Т. II. Синтаксис. — Орджоникидзе: Научно-исследовательский институт при совете министров СевероОсетинской АССР, 1969. — 387 с.

14. Багаев Н. К. Современный осетинский язык. Часть I (фонетика и морфология). — Орджоникидзе: Северо-Осетинское книжное издательство, 1965. —487 с.1.<

15. БагаевН. К. Современный осетинский язык. Часть II (синтаксис).— Орджоникидзе: ИР, 1982. — 493 с.

16. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. — М.: Издательство иностранной литературы, 1955. —416 с.

17. Барентсен А. А. Наблюдения над функционированием союза пока II Dutch Contributions of the Eight International Congress of Slavists. — Lisse, 1979. — C. 57-159.

18. Барентсен A. A. Об особенностях употребления союза пока при глаголах ожидания // Studies in Slavic and General Linguistics 1. — Amsterdam: Rodopi, 1980. — C. 17-68.

19. Бекоев H. Я. Иронский диалект осетинского языка.— Цхинвали: Ирыстон, 1985, —386 с.

20. Беляев О. И. Сочинительные конструкции с несимметричной семантикой в осетинском языке // Типологически редкие и уникальные явления на языковой карте России, Санкт-Петербург, 2-4 декабря 2010 г. (рукопись текста доклада).

21. Беляева Е. И.'Модальность и прагматические аспекты директивных речевых актов в современном английском языке: Автор, дис. . д-ра филол. наук. — М., 1988. — 33 с.

22. Бенвенист Э. Очерки по осетинскому языку. — М.: Наука, 1965. — 167 с.

23. Бесолова Е. Б. Особенности ритуала и текста осетинских бранных формул и проклятий // Известия Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований им. В. И. Абаева ВНЦ РАН и правительства РСО-А. — 2007. — Вып. 1 (40). — С. 115-122.

24. Бирюлин JI. А., Корди Е. Е. Основные типы модальных значений, выделяемых в лингвистической литературе // Бондарко А. В. (отв. ред.). Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. — Л.: Наука, 1990. — С. 67-71.

25. Бирюлин Л. А., Храковский В. С. Повелительные предложения: проблемы теории // Храковский В. С. ' (ред.). Типология императивных конструкций. — СПб.: Наука, 1992, —С. 5-49.

26. Боголюбов!М.'Н. Ягнобский язык// Языки народов СССР: в 5 т. — Т 1. Индоевропейские языки. — М.: Наука, 1966. — С. 342-361.

27. Бондарко А. В. (отв. ред.). Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. — Л.: Наука, 1990. —262 с.

28. Бонч-Осмоловская А. А. Конструкции с дативным субъектом в русском языке: Дис. . канд. филол. наук. — М., 2003. — 320 с.

29. Ван дер Аувера Й., Гусев В. Ю., Добрушина Н. Р. Семантическая карта императи-ва-гортатива // Володин А. П. (отв. ред.). Типологические обоснования в грамматике. К 70-летию профессора В. С. Храковского. — М.: Знак, 2004. — С. 36-60.

30. Ван дер Аувера Й., Схаллей Э. От оптатива и конъюнктива к ирреалису //. Лан-дер Ю. А., Плунгян В. А., Урманчиева А. Ю. (ред). Исследования по теории грамматики. Вып. 3. Ирреалис и ирреальность. — М.: Гнозис, 2004. — С. 75—87.

31. Виноградов В. В. О категории модальности и модальных словах в русском языке // Труды института русского языка. Т. II. — М.—Л., 1950. — С. 125—131.

32. Виноградова С. П. Древнеперсидский язык // Языки мира: Иранские языки. I. Юго-западные иранские языки. — М.: Индрик, 1997. — С. 35—57.

33. Виноградова С. П. Авесты язык// Языки мира: Иранские языки. III. Восточно-иранские языки. — М.: Индрик, 2000. — С. 10-37.

34. Восканян Г. А. Русско-персидский словарь. — М.: Русский мир, 1986. — 832 с.

35. Выдрин В. Ф. Язык бамана. — СПб.: СПбГУ, 2008. — 204 с.

36. Гагкаев К. Е. Очерки грамматики осетинского языка. — Дзауджикау: Севосгиз, 1952, —116 с.

37. Гагкаев К. Е. Синтаксис осетинского языка. — Орджоникидзе: СевероОсетинское книжное издательство, 1956. — 276 с.

38. Герценберг Л. Г. Хотаносакский язык // Расторгуева В. С. (отв. ред.). Основы иранского языкознания. Среднеиранские языки. — М.: Наука, 1981. — С. 233—313.

39. Грюнберг А. Л. Язык североазербайджанских татов. — Л.: Издательство академии наук СССР, 1963, —212 с.

40. Грюнберг А. Л. Очерк грамматики афганского языка (пашто).— Л.: Наука, 1987. —240 с.

41. Гуриев Т. А. (ред.). Осетинско-русский словарь. — 5-е изд. — Владикавказ: Алания, 2004. — 540 с. I

42. ГуриеваМ. А. О словообразовательной функции глагольных префиксов // Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института.— 1959.— Т. 21, вып. 4. —С. 45-68.

43. Гусев В. Ю. Императив и смежные значения // Семиотика и информатика. —2002. — Вып. 37. — С. 173-206.

44. Гусев В. Ю. Неспециализированные формыt в функции императива// Лан-дер Ю. А., Плунгян В. А., Урманчиева А. Ю. (ред.). Исследования по теории грамматики. Вып. 3.Ирреалис и ирреальность. — М.: Гнозис, 2004. — С. 385-413.

45. Гусев В. Ю. Типология специализированных глагольных форм императива: Дис. . канд. филол. наук. — М., 2005. — 297 с.

46. Гусев В. Ю. Типология нерегулярных императивных форм // Вопросы языкознания. — 2005а. — № 2. — С. 65-81.

47. Дешериев Ю. Д. Бацбийский язык. — М.: Издательство академии наук СССР, 1953.— 384 с.

48. Дешериева Т. И. Категория модальности в нахских и инострукгурных языках. —-М.: Наука, 1988. —208 с.

49. ДзидзигуриШ., ЧанишвилиН. Грузинский язык// Языки мира: Кавказские языки. — М.: Academia, 2001. — С. 20-51.

50. Добрушина Н. Р. Анкета по нахско-дагестанскому оптативу и императиву (рукопись).

51. Добрушина Н.1 Р. Ирреалис и императив // Рахилина Е. В., ТестелецЯ. Г. (ред.). Типология и теория языка: от описания к объяснению. К 60-летию А. Е. Кибрика. — М.: ЯРК, 1999. —С. 371-382.

52. Добрушина Н. Р. К типологии оптатива // Плунгян В. А. (ред.). Исследования по теории грамматики. Вып. 1. Глагольные категории. — М.: Русские словари, 2001. — С. 7— 27.

53. Добрушина Н. Р. Грамматические формы и конструкции со значением опасения и предостережения // Вопросы языкознания. — 2006. —№ 2. — С. 28-67.

54. Добрушина Н. Р. Семантическая зона оптатива в нахско-дагестанских языках // Вопросы языкознания. — 2009. — № 5. — С. 48-75.

55. Елизаренкова Т. Я., Топоров В. Н. Язык пали. — М.: Восточная литература,2003, —282 с.

56. Есперсен-О. Философия грамматики: Пер. с англ. — 3-е изд., стереотипное. — М.: КомКнига, 2006. — 408 с.t Ч <

57. Ефимов В. А. Язык парачи. — М.: Восточная литература, 2009. — 272 с.

58. Зеленщиков A.B. Пропозиция и модальность.— 2-е изд., дополненное.— М.: УРСС, 2010. —216 с.

59. Золотова Г. А. О модальности предложения в русском языке // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. — 1962. —№ 4. — С. 65-79.

60. Исаев М. И. Очерки по фразеологии осетинского языка. — Орджоникидзе: Севе-ро-Осетинское книжное издательство, 1964. — 104 с.

61. Исаев М. И. Осетинский язык // Расторгуева В. С. (отв. ред.) Основы иранского языкознания. Новоирднские языки: восточная группа. — М.: Наука, 1987. — С. 537—643.

62. Исаченко А. В. К вопросу об императиве в русском языке // Русский язык в школе. — 1957. — № 6. — С. 7-14.

63. Исхаков М. М. Глагол в согдийском языке (документы с горы Муг). — Ташкент: Фан, 1977. —240 с.

64. Калинина 3. М. Наклонения в современном литературном пушту: Автор, дис. . канд. филол. наук. — М., 1954. — 15 с.

65. Калинина'3. М: Условно-желательное наклонение в современном литературном пушту // Ученые записки Института международных отношений. Серия филологии. — 1961. — Вып. 5. — С. 214-230.

66. Калинина 3. М: Сложноподчиненные предложения в современном литературном пушту. — М.: Наука, 1966. — 160 с.

67. Калинина 3. М. Частица бъ и ее функции в глагольной системе пушту // Индийская и иранская филология: Вопросы грамматики. — М., 1976. — С. 68-78.

68. Камболов Т. Т. Очерк истории осетинского языка: Учебное пособие для вузов. — Владикавказ: Ир, 2006. — 463 с.

69. Кант И. Критика чистого разума. — М.: Мысль, 1994. — 591 с.

70. Кибрик А. Е. Константы и переменные языка. — СПб.: Алетейя, 2005. — 720 с.

71. Климчицкий С. И. Ягнобско-согдийские соответствия // Записки института востоковедения академии наук СССР. — 1937. — № VI. — С. 15-25.! t • !S >

72. Козинцева H. А. Типология категории засвидетельствованности // Храков-ский В. С. (отв. ред.). Эвиденциальность в языках Европы и Азии: Сборник статей памяти Наталии Андреевны Конзинцевой. — СПб.: Наука, 2007. — С. 13—37.

73. Козырева Т. 3. Категория глагольного вида в современном осетинском языке: Автор. дис. . канд. филол. наук. —М., 1951. —• 17 с.

74. Козырева Т. 3. Глагольные приставки и их основные функции в осетинском языке// Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института.— 1954.— Т. 16. —С. 112-132.

75. Козырева Т. 3. О категории наклонения в осетинском языке // Известия СевероОсетинского научно-исследовательского института. — 1956. — Т. 27. — С. 251-267.

76. Кононов А. Н. Грамматика современного ту рецкого литературного языка. — М.— JL: Издательство академии наук СССР, 1956. — 569 с.

77. Корди Е. Е. Модальные и каузативные глаголы в современном французском языке. — Л.: Наука, 1988. ^ 165 с. (2-е изд. — М.: УРСС, 2004).

78. Корди Е. Е. Оптативность// Бондарко А. В. (отв. ред.). Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. —JL: Наука, 1990. — С. 170-185.

79. Корди Е. Е. Оптатив и императив во французском языке. — СПб.: Нестор-История, 2009. —220 с.

80. Кузнецова Ю. JI. Модальность в адыгейском языке // Тестелец Я. Г. (отв. ред.). Аспекты полисинтетизма: Очерки по грамматике адыгейского языка.— М.: РГГУ, 2009. — С. 287-328.

81. Кулаев Н. X. Союзы в современном осетинском языке // Известия СевероОсетинского Научно-Исследовательского Института. — 1957. — Т. 19. — С. 14-28.

82. Кулаев Н.' X. Союзы1 в современном осетинском языке. — Орджоникидзе: СевероОсетинское книжное издательство, 1959. — 104 с.

83. Лазар Ж. Сослагательное и желательное наклонение в осетинском языке // Narta-mongae. — 2005. —'Vol. 3, № 1—2. — Владикавказ—Париж. — С. 37-48.

84. Ландер Ю. А., Плунгян В. А., Урманчиева А. Ю. (ред.) Исследования по теории грамматики. Вып. 3. Ирреалис и ирреальность. — М.: Гнозис, 2004. — 476 с.

85. Ландер Ю. А., Выдрин А. П. Неканоническое маркирование субъекта ситуации в языках Северного Кавказа: модальные конструкции // Эргатив и эргативная конструкция в иберийско-кавказских языках (в печати).

86. Левитская А. А. Аспектуальность в осетинском языке: Генетические предпосылки, ареальные связи, типологическое сходство // Вопросы языкознания. — 2004. — № 1. — С. 29-41.

87. Левитская А. А'. О видовой несоотносительности в современном осетинском языке (влияние универсальных и идиоэтнических факторов) // Вопросы языкознания. — 2007. — №5, —С. 89-107.

88. Летучий А. Ю. Фасилитив и дифисилитив. Отчет о лингвистической экспедиции в Республику Адыгея. — М:, 2006 (рукопись).

89. Летучий А. Ю. Аффиксы бснефактива и малефактива: синтаксические особенности и круг употреблений // Тестелец Я. Г. (отв. ред.). Аспекты полисинтетизма: Очерки по грамматике адыгейского языка. — М.: РГГУ, 2009. — С. 329-371.

90. Лившиц В. А., Хромов А. Л. Согдийский язык // Расторгуева В. С. (отв. ред.). Основы иранского языкознания. Среднеиранские языки. — М.: Наука, 1981. — С. 347—514.

91. Ломтатидзе К. В. Категория потеициалиса (возможности) в картвельских и абхазо-адыгских языках // Ежегодник иберийско-кавказского языкознания. — 1976. -—№ 3. — С. 101-114.

92. Ляпон М.<В. Модальность // Ярцева В. Н. (гл. ред.). Лингвистический энциклопедический словарь. -—М.: Советская энциклопедия, 1990. — С. 303-304.

93. Мальчуков А. Л. Опыт исчисления таксисных значений (на материале тунгусских языков)// ШубикС.:А.' (ред.). Исследования; по языкознанию:' к 70-летию члена-корреспондента РАН А. В. Бондарко. — СПб.: СПбГУ, 2001. — С. 186-196.

94. Мамаева В. В. Грамматические категории наклонения, вида, времени и способа глагольного действия в современном гуджарати (Опыт структурно-семантического анализа): Автор, дис. канд. филол. наук. — М., 1980. — 20 с.

95. Мациев А. Г. Чеченско-русский словарь. — М.: Наука, 1961. —■ 494 с.

96. МедоеваБ.Г. Деепричастие и деепричастные конструкции в осетинском языке: Автор, дис. . канд. филол. наук. — Тбилиси, 1969. — 16 с.

97. Мельчук И. А. Курс общей морфологии. ТII (Часть вторая. Морфологические значения). — Москва—Вена: Языки русской культуры, 1998. — 544 с.

98. Мельчук И. А.'Определение категории'залога и исчисление возможных залогов: 30 лет спустя // 40 лет Санкт-Петербургской типологической школе: Сборник статей. — М.: Знак, 2004. —С. 286-314.

99. Миллер Б. В. Талышские тексты. Тексты, русский перевод и талышско-русско-французский словарь. — М.:<РАНИОП, 1930. — 261 с.

100. Миллер Б. В. Талышский язык.— М.: Издательство академии наук СССР, 1953. —268 с.

101. Миллер Вс.Ф. Язык осетин.— М.—Л.: Издательство академии наук СССР, 1962, —190 с.

102. Недялков И В. Зависимый таксис в разиоструктуриых языках: значения одновременности/ предшествования/ следования// Бондарко А. В. (ред.). Проблемы функциональной грамматики: Семантическая инвариантность/ вариативность.— СПб.: Наука, 2003, —С. 156-174.

103. Островский Б. Я. Модальные глаголы языка дари. — М.: Ключ-С, 2008. — 196 с.

104. Панова Ю. Н. Ирреалис в персидском языке: прошедшее время + // Ландер Ю. А.,i

105. ПлунгянВ. А., Урманчиева А. Ю. (ред.). Исследования по теории грамматики. Вып. 3. Ирреалис и ирреальность. — М.: Гнозис, 2004. — С. 330—352.

106. Пахалина Т. Н. Ваханский язык//Расторгуева В. С (отв ред.). Основы иранского языкознания. Новоиранские языки: Восточная группа. — М.: Наука, 1987. — С. 408—473.

107. Перцов Н. Б. К проблеме инварианта грамматического значения. II. (Императив в русском языке) // Вопросы языкознания. — 1998. — № 2 — С 88-101.

108. Пирейко Л. А Краткий грамматический очерк талышского языка // Пирейко Л. А. Талышско-русский словарь. — М.: Русский язык, 1976. — С. 352

109. ИЗ. Плунгян В. А. Общая морфология. Введение в проблематику.— М.: УРСС,2000. — 384 с. (3-е изд., испр. и доп. — М.: УРСС, 2009.).

110. Плунгян В. А. Антирезультатив: до и после результата // В. А. Плунгян (ред.). Исследования по теории грамматики. Вып. 1. Глагольные категории. — М.: Русские словари,2001, —С. 50-88.

111. ПлунгянВ. А О контрафактических употреблениях плюсквамперфекта// Ландер Ю. А., Плунгян В. А , Урманчиева А. Ю. (ред.). Исследования по теории грамматики. Вып. 3. Ирреалис и ирреальность. — М.: Гнозис, 2004. — С. 273-291.

112. Пупьтнин Ю. А. Активность / пассивность во взаимосвязях с другими функционально-семантическими полями // Бондарко А. В. (отв. ред.). Теория функциональной грамматики: Персональность. Залоговость. — СПб.: Наука, 1991. — С. 211-238.

113. Расторгуева В. С., Эдельман Д. И. Этимологический словарь иранских языков. Т. 1. — М.: Восточная литература, 2000. — 327 с.

114. Расторгуева В. С., Эдельман Д. И. Этимологический словарь иранских языков. Т. 2. — М.: Восточная литература, 2003. — 502 с.

115. Рогава Г. В., Керашева 3. И. Грамматика адыгейского языка. -— Краснодар— Майкоп: Книжное издательство Краснодар, 1966. — 462 с.

116. РубинчикЮ. А. Грамматика современного персидского литературного'языка.— М.: Восточная литература, 2001. — 600 с.

117. Савельева J1. В. Язык гуджарати. — М.: Наука, 1965. — 70 с.

118. Садовский В. Н., Смирнов В. А. Я. Хинтикка и развитие логико-эпистсмологических исследований во второй половине XX века. Вступительная статья // Хинтикка Я. Логико-эпистемологические исследования. — М.: Наука, 1980. — С. 5—32.

119. Соколов С. Н. Язык Авесты// Расторгуева В. С. (отв. ред.). Основы иранского языкознания. Древнеиранские языки. — М.: Наука, 1979. — С. 129-233.

120. Солодухин О. А. Два подхода к проблеме оснований логических модальностей// Логика и онтология. — М.: Наука, 1978. — С. 128-158.

121. ТаказовХ. А. Категория глагола в современном осетинском языке: Дис. . д-ра. филол. наук. — М.: Институт языкознания РАН, 1992. — 348 с.

122. ТаказовХ. А. Категория глагола в современном осетинском языке: Автор, дис. . д-ра. филол. наук. — М., 1992а. — 53 с.

123. Тедеев Г.З. Семантическая структура осетинского глагола. — Тбилиси: Мецние-реба, 1989. — 118^с. ,

124. Техов Ф.Д. Выражение модальности в осетинском языке. — Тбилиси: Мецниере-баЛ 970. —194 с. '

125. Техов Ф.Д. Аналитическое выражение модальных оттенков в осетинском языке // Известия Юго-Осетинского научно-исследовательского института АН ГССР.— 1972.— Вып. 17. —С. 157-160.

126. Токазов X. А. Исторический оптатив в современном осетинском языке // Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института.— 1957.— Т. 19.— С. 354372.

127. Токазов X. А. Исторический конъюнктив в современном осетинском языке// Ученые записки Северо-Осетинского госпединститута.— 1958.— Т. 23, вып. 3.— С. 207-236.

128. ТоказовX. А.1 Модальные слова в осетинском языке// Известия СевероОсетинского научно-исследовательского института. — 1964. — Т. 24, вып. 1. — С. 84-90.

129. Токазов X. А. Значение повелительного наклонения в осетинском языке // Проблемы осетинского языкознания. — 1984. — Вып. 1. — С. 106—119.

130. Урманчиева А. Ю. Седьмое доказательство реальности ирреалиса // Ландер Ю. А., Плунгян В. А., Урманчиева А. Ю. (ред.). Исследования по теории грамматики. Вып. 3. Ирреалис и ирреальность. — М.: Гнозис, 2004. — С. 28-74.

131. Фейс Р. Модальная логика. — М.: Наука, 1974. — 520 с.

132. Фортейн Э. Полисемия императива в русском языке// Вопросы языкознания.— 2008.—№ 1. —С. 3-24.

133. ФрейманА. А. Хорезмийский язык.— М.—Л.: Академия наук СССР, 1951.— 120 с.

134. Ханина О. В. Желание: когнитивно-функциональный портрет// Вопросы языкознания. — 2004. — № 4. — С. 122-155.

135. ХолодиловаМ. А. Условные и уступительные предложения в ингерманландском финском (рукопись).

136. Холодович А. А. Типология пассивных конструкций. Диатезы и залоги. — Л.: Наука, 1974, —381 с.

137. Холодович А. А. Залоги I: Определение. Исчисление // Храковский В. С. (отв. ред.). Проблемы грамматической теории. —Л.: Наука, 1979. — С. 277—292.

138. Храковский В. С. Повелительность // Бондарко А. В. (отв. ред.). Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. — Л.: Наука, 1990. — С. 185-238.

139. Храковский B.C. Пассивные конструкции// Бондарко А. В. (отв. ред.). Теория функциональной грамматики: Персональность. Залоговость.— СПб.: Наука, 1991.—-С.141-180.

140. Храковский В. С. (отв. ред.). Типология императивных конструкций. — СПб.: Наука, 1992.—301 с.

141. Храковский В. С. Типологическая анкета для описания повелительных конструкций// Храковский В. С. (ред.). Типология императивных конструкций.— СПб.: Наука, 1992а. —С. 50-54.

142. Храковский В. С. Теоретический анализ условных конструкций (семантика, исчисление, типология) //Храковский В. С. (отв. ред.). Типология условных конструкций. — СПб.: Наука, 1998. — С. 7-96.

143. Храковский В. С. Уступительные конструкции: семантика, синтаксис, типология// Храковский В. С. (отв. ред.). Типология уступительных конструкций. — СПб.: Наука, 2004. — С. 9-94.

144. ХраковскийВ. С. Таксис следования в современном русском языке// Бондар-коА. В., ШубикС. А. (ред.). Проблемы функциональной грамматики: Полевые структуры. — СПб.: Наука, 2005. — С. 29-85.

145. Храковский В. С. Эвиденциальность, эпистемическая модальность, (ад)миратив-ность // Храковский В. С. (отв. ред.) Эвиденциальность в языках Европы и Азии. Сборник статей памяти Наталии Андреевны Козинцевой. — СПб.: Наука, 2007. — С. 600-632.

146. Храковский В. С. Анкета для описания таксисных конструкций // Храковский В. С. (отв ред.). Типология таксисных конструкций. — М.: Знак, 2009. -— С. 865-882.

147. Храковский В С., Володин А. П. Семантика и типология императива. Русский императив. — Л.: Наука, 1986. — 272 с. (2-е изд. — М.: УРСС, 2002).

148. Хромов А. Л. Ягнобский язык. — М.: Наука, 1972. — 120 с

149. Хромов А. Л. Ягнобский язык// Расторгуева В. С. (отв. ред.) Основы иранского языкознания. Новоиранские языки: восточная группа. —- М.: Наука, 1987. — С. 644-701.

150. Цаболов Р. <Л., К истории осетинских превербов// Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского институт. — 1957. — Т. 19. — С. 319-353.

151. Цаболов Р. Л. Составные глаголы в осетинском языке // Известия Северо-Осетин-ского научно-исследовательского института. — 1964. — Т. 24, вып. 1. — С. 113-121.

152. Цалиева А А. Аспекту ал ьность в осетинском языке, ее генетические и ареальные связи: Дис. . канд. филол. наук. — Л., 1983. — 270 с.

153. ЦопановаР. Г. Стилистическая дифференциация лексико-фразеологических и грамматических средств осетинского языка: Автор, дис. . д-ра. филол. наук.— Владикавказ, 2007 — 68 с.

154. Чёнг Дж. Очерки исторического развития осетинского вокализма. — Владикавказ—Цхинвал: Издательско-полиграфическое предприятие им. В. Гассиева, 2008. —496 с.

155. Шатуновский И. Б. Семантика предложения и нереферентные слова. — М.: Языки славянской культуры, 1996. — 400 с.

156. ПГерозия ¡P.P. Категория потенциалиса в картвельских языках: Автор, дис. . канд. филол. наук. — Тбилиси, 1984. — 24 с.

157. Шёгрен А. М. Осетинская грамматика, с кратким словарем осетинско-российским и российско-осетинским. — СПб., 1844. — 940 с. (репринтное изд. — 2010).

158. Щербак A.M. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков (глагол). —Л.: Наука, 1981. — 184 с.

159. Эдельман Д. И. Язгулямский язык. — М.: Наука, 1966. — 220 с.

160. Эдельман Д. И. Категория наклонения// Расторгуева В. С. (отв. ред.). Опыт исто-рико-типологического исследования иранских языков. T. II. — М.: Наука, 1975. — С. 412— 450.

161. Эдельман Д. И. Шугнано-рушанская языковая группа// Расторгуева В. С. (отв. ред.). Основы иранского языкознания. Новоиранские языки: Восточная группа. — М.: Паука, 1987. — С. 236-347.

162. Юм Д. Трактат, о человеческой природе // Сочинения в 2 т. — Т. 1. — М.: Мысль, 1965. —847 с.

163. Abraham W., Leisiö L. (eds.). Passivization and Typology. Form and function. Typological Studies in Language 68. —■ Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 2006. — 553 p.

164. Aikhenvald A. Y. Evidentiality. — Oxford: Oxford University Press. 2004. — 480 p.

165. AronsonH. Geoigian: A Reading Grammar. Corrected edition.— Bloomington: Slavica Publishers, 2005. — 538 p.

166. Axenov S. The Balochi Language of Turkmenistan. A corpus-based grammatical description. Acta Universitatis Upsaliensis. Studia Iranica Upsaliensia 10. — Uppsala: Uppsala Universitet, 2006. — 335 p.

167. Belyaev O. Evolution of Case in Ossetic // Iran and the Caucasus. — 2010. — № 14. —-pp. 287-322. • '

168. Belyaev О. I., Vydrin A. P. Participle-converbs in Iron Ossetic // To appear in Proceedings of ICIL3.

169. Benveniste E. Prétérit et optatif en indo-européen// Bulletin de la Société de Linguistique de Paris. — 1951. — Vol. 47 (1). — Pp. 11-20.

170. Benveniste E. Expression de 'pouvoir' en iianien// Bulletin de la Société de linguistique de Paris. — 1954. — Vol. 50 (1). — Pp. 56-67.

171. Benveniste E. Etudes sur la langue ossète. Société Linguistique de Paris. Collection Linguistique 60. — Paris : C. Klincksieck, 1959. — 163 p.

172. Bielmeier R. Präverbien im Ossetischen// Monumentum Georg Morgenstierne I. Acta Iranica 21. —Leiden: E. J. Brill, 1981. —Pp. 27-46.1

173. Boeder W: Mood in Modern Georgian // B. Rothstein and R. Thieroff (eds.). Mood in the Languages of Europe.'Studies in Language Companion Series 120. — Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 2010. — Pp. 603-632.

174. Butt J. and Benjamin C. A New Reference Grammar of Modern Spanish. — London: Edward Arnold, 1988. — 431 p. (2004 — 4th edition).

175. BybeeJ. 'Irrealis' as a Grammatical Category// Anthropological Linguistics.— 1998.—Vol.40.—№2. —Pp. 257-271.

176. Bybee J., Perkins R., Pagliuca W. The Evolution of Grammar: Tense, Aspect, and Mo- • dality in the Languages of the World. — Chicago and London: University of Chicago Press,1994. — 398 p.

177. Bybee J., Fleischman S. (eds.). Modality in Grammar and Discourse. Typological Studies in Language, .32.— Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins Publishing Company,1995, —575 p.

178. Cheung J. Studies in the Historical Development of the Ossetic Vocalism. Beiträga zur Iranistik. Gegründet von Georges Redard, herausgegeben von Nicholas Sims-Williams. Band 21. — Wiesbaden: Ludwig Reichert Verlag 2002. — 331 p.

179. Cheung J. Etymological Dictionary of the Iranian Verb. Leiden Indo-European Etymological Dictionary Series, 2. — Leiden; Boston: Brill, 2007. — 600 p.

180. Christensen A. Textes ossètes.— Kjzfbenhavn: Copenhagen Bianco Lunos, 1921.— 143 p.

181. Chung S, Timberlake A. Tense, Aspect and mood // T. Shopen (ed.). Language Typology and Syntactic Description. Vol. III.— Cambridge: Cambridge University Press, 1985.— Pp. 202-258.

182. Coats J. The Semantics of the Modal Auxiliaries. — London; Canberra: Croom Helm, 1983. — 259 p. ( 1985 — reprinted).

183. Coats J. The Expression of Root and Epistemic Possibility in English// J. Bybee, S. Fleischman (eds.). Mood in Grammar and Discourse. — Amsterdam: John Benjamins Publishing Company, 1995. — Pp.' 55-66.

184. Comrie B. Conditionals: a typology// E. C. Traugott, A. ter Meulen, J. R. Reilly, Ch. A. Ferguson (eds.). On Conditionals. — Cambridge: Cambridge University Press, 1986.— Pp. 77-99.

185. Dahl Ö. Tense and Aspect in the Languages of Europe. Empirical Approaches to Language Typology. EUROTYP 20, vol. 6. — Berlin; New York: Mouton de Gruyter, 2000. — 846 p.

186. Dendale P. Le futur conjectural versus devoir épistémique: différences de valeur et restrictions d'emploi // Le Français Moderne. — 2001. — Vol. 69 (1). — Pp. 1-20.

187. Dobrushina N.,- van der Auwera J., Goussev V. Optative // M. Haspelmath, M. S. Dryer, D. Gil, B. Comrie (eds.). The World Atlas of Language Structures. — New York: Oxford University Press, 2005. — Pp.' 298-302.i