автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Системно-функциональный анализ категории падежа в русском языке

Полный текст автореферата диссертации по теме "Системно-функциональный анализ категории падежа в русском языке"

ЛУТИН Сергей Алексеевич

На правах рукописи

СИСТЕМНО-ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ ДНАЛ1В КАТЕГОРИИ НАДЕЖА В РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Специальность 10 02 01 - русский язык

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

00344Э25 1

Москва - 2008

003449251

Работа выполнена на кафедре общего и русского языкознания Российского университета дружбы народов

Научный консультант -академик РАЕН, академик МАНПО,

доктор филочогических наук, профессор Крылова Ольга Алексеевна

(Российский университет дружбы народов)

Официальные оппоненты

доктор филологических наук, профессор Маркелова Татьяна Викторовна

(Московский государственный университет печати)

доктор филологических наук, профессор Уфимцева Наталия Владимировна

(Институт языкознания Российской академии наук)

доктор филологических наук, профессор Федосюк Михаил Юрьевич

(Московский государственный университет им М В Ломоносова)

Ведущая организация:

Институт русского языка им В В Виноградова Российской академии наук

Защита диссертации состоится 31 октября 2008 г. в 15 часов на заседании диссертационного совета Д 212 203 12 при Российском университете дружбы народов по адресу: Москва, ул Миклухо-Маклая, д 6, зал № 1

С диссертациеи можно ознакомиться в Научной библиотеке Российского университета дружбы народов (117198, Москва, ул Миклухо-Маклая, д 6)

Автореферат диссертации размещен на сайте РУДН - wwvv rudn ru

Автореферат диссертации разослан 22 сентября 2008 г

Ученый секретарь

диссертационного совета / fjj>

кандидат филологических наук уfi НЮ Нелюбова

Общая харак-тсрисшка работы

Насгоящсе диссертационное исследование посвящено системно-функциональному иализу калории падежа в русском языке

Интерес учеппх к виде ichhio, описанию и осмыслению падежей как составных лементов целостной подсистемы языка, по-видимому, столь же древен и стоек, как опыгки человека структурировать окружшощии мир и систематизировать наблюдаемые вления Уже n V в до н j мы находим достаточно законченную и системную падежную октрину в знаменитом древнеиндийском «Восьмикнижин» Димри Дж П Панини -ервои дошедшей до нас грамматике санскрита. Почти в то же время Аристотель в своеи Потгике» впервые вводит термин "падеж", который впоследствии прочно закрепится в вропейской лингвистической градиции (nxwaiç), а в античности станет предметом бурной искуссии перипатетиков (последователей Аристотеля) и стоиков

Видный представитель александрийской i-рамматической школы Дионисии ракийский, сю последователи Диомед (IV век нэ) и Присциан (V в пэ), с одной ороны, Универсальная 1рамматика Ф Санчеса «Минерва» (1587 г) и «Общая и ациопальная грамматика» Антуана Арно и Клода Лансло (1660 г ) - с другой, намного риблизи m нас к современному пониманию падежа

Что касается русской лингвистической традиции, то здесь выдающийся вклад в гаисалие категории падежа (как с чисто терминологической, так и с содержательной точки рения), безусловно, внес M В Ломоносов, опиравшийся в своих исследованиях как на помянутую выше рациональную 1рамчатику Пор-Роячя, так и на труды своих российских редшественников - Лавретния Зизания (1596 г) и Милетия Смотрицкого (1619 г) 1омоносовская терминология прочно утвердилась в отечественной науке и практике реподавания русского языка

Разработка принципов выделения падежей в русском языке и анализ их семантики ~тал органической частью лингвистических концепций таких классиков отечественного зыкознания конца XIX-начала XX вв, как А А Потебня, Ф Ф Фортунатов, А А ахматов, A M Пешковский

Вместе с тем, подлинный интерес к структурному построению категории падежа как елосгной языковой подсистемы, к содержательной классификации падежей, к выявтению х поверхностной и глубинной семантики появился лишь в 30-ые годы XX пека

Начало целому ряду специальных исследований, посвященных категории падежа оложила работа выдающегося датского лингвиста Л Етьмслева «La catégorie des cas Etude de grammaire générale» Практически одновременно появляются знаменитые работы Р Якобсона «К общему учению о падеже» (1936 г) и А В де Гроота «Les oppositions dans les systèmes de la syntaxe et des cas» (1939 г ) Новый всплеск интереса к категории надежа возникает в связи с появлением в середине 50-ых годов работ Е Куриловича по падежной семантике и новей работы де Гроота (1956 г ), значительно пересмотревшего свои взгляды Новым словом в изучении категории падежа стала «падежная грамматика» Ч Филлмора, впервые опубликованная в 1968 г Отказ от учета формальных способов выражения падежных значений и перенос анализа в тоской ь «глубинных структур» н «семантических ролей аргумента» оказался весьма востребованным на том этапе развития лингвистики, особенно американской, и породил целый ряд самостоятельных моделей «падежной грамматики» (модель Чейфа (1975 г), локалистская модель Дж Андерсона (1971 г), модель, основанная на тематических отношениях [Jackendoff 1972] и [Gruber 1976] ), модель, разработанная в рамках тагмемики [Pike К L, Pike Е 1977] и «матричная» модель У Кука (1979 г)

Невозможно переоцепить и вклад отечественных языковедов в разработку проблематики падежа Это и "формальные" теории В А Успенского ([1957 г), А В Гладкого (1969 г, 1999 г), И А Мельчука ([1974, 1998 г), А А Зализняка (1967 г),

методологически близкие к ним концепции Т В Булыгииой (1961 г ) и В В Мадояна (1989 г), это и концепция С К Шаумяна в его «аппликативной грамматике» (1974 г), это и описание падежей с опорой на понятие диатезы у СЕ Яхонтова (1978ь г), это и "типологический" подход СД Кацнельсона (1972 г), это и различные попытки синтеза морфологического и синтаксического подходов в работах НЮ Шведовой (1978 г) и, с иных позиций, Ю С Степанова (1968 г), и "позиционный анализ" Е В Клобукова 1979 г , 1986 г), и "последовательно типологический" - В А Плунгяна (2000 г), и наиболее близкий нам "системный подход" ГП Мельникова (1980 г), это и "контенсивно-типологический" подход А Е Кибрика (1992 г), типологический анализ А М Лаврентьева (2001 г) и мно1ие другие, простое перечисление которых заняло бы несколько страниц

Несмотря на огромное количество целостных концепций категории падежа и отдельных работ, посвященных изучению этой категории, в лингвистике до сих пор не существует устоявшегося мнения не только на природу этой языковой категории, но и даже единого определения термина падеж Такое почожение дел позволяет, как представляется, еще раз обратиться к исследованию падежей в русском языке как флективном языке номинативного строя, с целью доказать, что падежная система представ тает собой системно организованную категорию, каждый элемент которой (падеж) выполняет в ее рамках вполне определенную функцию, а вся падежная система предназначена для выполнения единой функции в языке как своей надсистеме

В связи с этим, объектом настоящего исследования является русская падежная система

Предметом исследования явтяются грамматические значения русских падежей с точки зрения реализации в них инвариантных падежных функций

Общая цель исследования заключается в выявлении и объяснении принципов функционирования падежной системы как элемента надсистемы -современного русского языка

Для достижения общей цели предпринята попытка решить следующие частные задачи

> выявить для каждого русского падежа инвариантную функцию, объединяющую все многообразие его грамматических значений в цельное системно-функциональное поле,

^ показать динамику развития инвариантных функций русских падежей от исходного состояния к актуальному,

> доказать, что появление/отмирание частных грамматических значений падежей определяется их соответствием/несоответствием инвариантной функции падежа на очередном этапе ее развития,

> определить критерии системно-функционального противопоставления русских падежей и представить падежи в виде целостной системы, объединенной единой функцией

Актуальность данной работы связана со стремлением проанализировать падежную систему в соответствии с «новым обликом» современной лингвистики - объяснительной, антропоцентричной, функциональной Это выражается в том, что в ходе исследования

• осуществляется выявление причинно-следственных связей в языке, а также показываются условия их возникновения и исчезновения,

• доказывается возможность и необходимость рассмотрения падежей с точки зрения интенций говорящего, стремящегося с помощью различных средств номинативного флективного языка максимально точно передать свой коммуникативный замысел слушающему,

• подчеркивается, что приоритетным при характеристике падежей является выявление их функциональных особенностей как элементов системы

Новизна исследования определяется тем, что проведено че1кое различи^ функциональною и семантическою уровней анализа, в результате чего выявлена инвариантная функция каждого из русских падежей, а также определены критерии их системно-функционального противопоставления, вместо многочисленных частных грамматических падежных значений, выделяемых в существующих лингвистических исследованиях, сформулированы системообразующие инвариантные функции, из которых выводятся эти частные значения, покачана динамика их исторического развития в связи с развитием инвариантных функции

Общая iiinoTcta исследования заключается в следующем традиционно выделяемые грамматические значения каждого из падежей объединяема в сознании носителей языка в единый надеж не только бла1 одаря формальному единообразию, но и благодаря единой, инвариантной функции Инвариантная функция проявляется во всех падежных значениях, отвечая при этом на вполне определенный функциональный запрос падежной системы и тем самым поддерживая ее функционирование как целостной системы в надсистеме следующего яруса -языке, при этом инвариантные функции падежей оказываются системно противопоставленными друг другу по ряду коммуникативно значимых критериев

В рамках доказательства общей гипотезы на защиту выносятся следующие положения

1 для каждого русского падежа может быть выявлена единая инвариантная функция (кроме особняком стоящего родительного падежа),

2 инвариантная функция развивается вместе с развитием всей системы языка от исходного состояния к актуальному1,

3 развитие грамматических значений падежей, отмирание старых и рождение новых определяется развитием инвариантьои функции падежа,

4 чем более адаптированной (т е совершенной в рамках данного типа языковой системы - номинативного языка флективного типа в стучае русского языка) становится система, тем ботес четко противопоставленными и взаимодополняющими друг друга становятся инвариантные функции падежей, тем более стройную систему они образуют,

5 выявление инвариантных функций падежей и определение направления их развития позволяв! не только объяснить многие особенности функционирования падежей в современном русском языке, но и в ряде случаев прогнозировать дальнейшее развитие тех ичи иных языковых процессов

Теоретическая значимость исследования заключается в его экстанаторноети поставлена и решена задача объяснения сущности и принципов развития русской падежной системы, доказана принципиальная возможность выявления инвариантов при анализе грамматических систем в целом и русских падежей, в частности

Практическая ценность исследования состоит в возможности использования полученных результатов при чтении курсов по морфологии и синтаксису русского языка, при составлении учебников нового поколения по русскому языку для иностранцев -учебников, направленных на развитие лингвистической компетенции и чувства языка, а также при подготовке спецкурсов по проблемам общего языкознания

Методологической базой исследования является системная лингвистика и системная типология языков, разработанная в трудах известного российского лингвиста ГП Мельникова

Методика исследования языкового материала может быть сформулирована следующим образом от синхронии к диахронии и через диахронию к новому осмыслению современных языковых процессов На основе анализа нескольких падежных значений

1 При назывании инвариантной функции актуальной здесь и далее имеется в виду исключительно временная отнесенность понятия ^современному состоянию русского языка

5

делается предположение об актуальной инвариантной функции определенного падежа Далее осуществляется анализ всех известных значений данного падежа в современном языке с точки зрения проявления в них актуальной инвариантной функции Те значения, которые оказываются не соответствующими предполагаемой функции, исследуются с диахронической точки зрения семантическая история падежа призвана проявить "затемнённую" искомую функцию либо привести к выявлению иной инвариантной функции для предшествующего синхронного среза В конечном итоге, актуальное семантическое поле определенного падежа оказывается неоднородным часть его значений есть проявление исходной инвариантной функции этого падежа, другая часть -соответствует актуальной инвариантной функции, третья часть отражает намечающиеся тенденции функционального развития того или иного падежа

Основным результатом исследования является выявление исходных и актуальных инвариантных функций русских падежей и критериев их системно-функционального противопоставления, а также представление системно-функционального поля каждого из падежей в виде динамически развивающейся системы, все элементы и связи которой определяются на каждом конкретном этапе синхронной инвариантной функцией падежа, а общий вектор развития задается направлением развития инвариантной функции - от исходной к актуальной

Апробация работы Результаты исследования нашли своё отражение в монографии и 18 научных публикациях, из них 8 опубликованы в изданиях, включенных в перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий ВАК Министерства образования и науки РФ

Основные положения работы легли в основу докладов и стали предметом обсуждения на международных научных конференциях и семинарах, в частности на X Конгрессе МАПРЯЛ (Санкт-Петербург, 2003), XI Конгресс МАПРЯЛ (Варна, 2007), на II Международном конгрессе исследователей русского языка (Москва, МГУ, 2004), на III Международном конгрессе исследователей русского языка (Москва, МГУ, 2007 г), [1а XI Международной научно-методической конференции в Варшава (2004), на Международной конференции «Проблемы функционирования и преподавания русского языка в Юго-Восточной Азии» (Ханой, 2005), на Международной научной конференции «Проблемы функционирования русского языка в Республике Армения» (Ереван, 2006), на Международном семинаре преподавателей русского языка и литературы в рамках Дней русского языка во Франции (Париж, 2004), на Международном семинаре преподавателей русского языка и литературы в рамках Дней русского языка в Бельгии (Брюссель, 2005), на Международных семинарах преподавателей русского языка и литературы в рамках Дней русского языка в Индии (Мумбай 2005, Мумбай 2006, Дели-Мумбай, 2007)

Внедрение результатов работы Полученные в ходе исследования результаты легли в основу спецкурса «Грамматические категории русского языка в системно-функциональном аспекте», прочитанного в 2006/2007 и 2007/2008 учебных годах студентам дневного и вечернего отделений Института иностранных языков Московского авиационного института (ГТУ)

Предварительное обсуждение диссертации состоялось на кафедре общего и русского языкознания филологического факультета Российского университета дружбы народов

Диссертация состоит из Введения, теоретической главы, посвященной обоснованию методологии и методов исследования, а также формулировке базовых понятий и основной гипотезы (Глава 1), шести глав, каждая из которых посвящена анализу одного из шести традиционно выделяемых в русском языке падежей (Главы 2-7), Главы 8, специально посвященной способам выражения семантического субъекта в русском языке, Заключения, обобщающего результаты исследования, Библиографии и Приложения, в

котором приводятся схсмы хронологическою развития функциональных нолей русских падежей

Основное содержание работы В Главе 1 «Основные теоретические положении» излагаются общие принципы сисчемологии и системной лингвистики, разработанные в трудах выдающегося российского языковеда Г II Мельникова и принимаемые в качесгвс методологической базы исследования

Ключевым понятиям системолопш, является понятие детерминанты, иод которой понимается ведущая 1рамматическая тенденция языка, его специфический способ функционирования, который предопределяет особенность всех конкрешых единиц и ярусои языка в их системной взаимосвязи (Г П Мельников)

Перечень предпочтений средств намека, обеспечивающий наиболее эффективную коммуникацию, Г П Мельников связывал с операторским представлением о ракурсе изображения, который в системной типологии языков назван коммуникативным ракурсом языка как его внутренней дегерминанюй

Русский язык относится ученым к языкам мегаколлективов, в которых говорящий должен строить свое высказывание, исходя из того, что собеседнику молет быть вообще ещё ничего но известно о сообщаемом событии Поэтому типичное высказывание на языке, оптимизированном для общения в мегаколлективе, должно содержать в себе сведения и о субъекте, и об объекте, и о том действии, юторое субъект направляет на объект, и об ииых участниках события и об обстоятельствах его протекания Такой способ построения высказывания, обеспечивающий эффективное речевое общение между членами мегаколлектива, называется в работах по системной лингвистике событийным

В диссертационном исследовании основные положения системной лингвистики применяются к анализу падежной системы русского языка

Стремление преподнести любой, даже самый статичный сюжет как развивающееся событие, подлежащее многократной передаче "из уст в уста" с минимальными смысловыми искажениями, приводит к тому, что говорящему приходится максимально точно указывать слушающему на свое представление о роли соответствующих партиципаптов в развитии события и о степени их причастности к его развитию Возникновение такого функционального запроса в системе языка приводит к появлению специальных средств для его выполнения зарождается особая подсистема языковых средств, которая постепенно развивается и совершенств}ется в направлении преде 1ьно точного выполнения функционального запроса Такой специализированной подсистемой языковых средств, позволяющих максимально точно передать представление говорящего о коммуникативно значимых ролях участников в описываемой ситуации путем соответствующего маркирования2 их имен, н ста та русская падежная система. Именно так в работе определяется основная функция падежной подсистемы в системе русскою языка как фтективного языка номинативного строя с событийным коммуникативным ракурсом

Исходя из этого, предлагается следующее определение падежа падеж существительного - это словоизменительная грамматическая категория, выражающаяся в системе противопоставленных друг другу рядов форм, с помощью которых оформлнс1ся представление говорящего (пишущего) о коммуникативно значимой роли каждого из участников описываемой ситуации.

2 Термин "маркер" используется в настоящей работе для обозначения языкового знака указывающего на определенную коммуникахивно значимую функцию словоформы Следовательно, "маркирование имени" означает указание на его коммуникативно значимую функцию при данной реалгаации в речи

7

Отдельно подчеркивается, что в работе проводится функциональный анализ системы падежей существительных (не выделяя отдельно, но подразумевая и местоимения как их субституенты) Это объясняется тем, что именно существительные являются носителями падежных значений и функций, тогда как для прилагательных и прочих согласуемых с существительными частей речи падеж является лишь одним из способов согласования словоформ в предложении

Поскольку падежная система в целом является надсистемой для каждого из падежей как ее элемента, логично предпотожить, что свойства каждой из подсистем падежной системы (каждого падежа) задаются определенным функциональным запросом этой надсистемы Из этого следует, что и каждый падеж должен иметь свою особую функцию, своё "предназначение" в этой надсистеме, по существу, свою внутреннюю детерминанту

Таким образом, одной из основных целей исследования становится поиск "предназначения" каждого из русских падежей в падежной системе русского языка, другими словами, поиск внутренней детерминанты каждого падежа Такая внутренняя детерминанта называется в работе инвариантной функцией падежа, с тем чтобы избежать терминологической путаницы, которая может возникнуть в связи с тем, что термин внутренняя детерминанта применяется в системной типологии по отношению к типам языковых систем, а не к частным подсистемам

В связи с введенным термином в работе уточняются составляющие его понятия -инвариант и функция

Под функцией элемента как подсистемы в системе более высокого яруса в диссертации понимается его "предназначение" в этой системе Одной своей стороной функция элемента как целостной части системы обращена "вовне" - к самой этой системе предназначение, или функция, элемента в системе определяется, задается функциональным запросом, потребностью системы в поддержании определенных ее свойств

Другая сторона функции элемента, теперь уже как сложного составного объекта, обращена "внутрь" той подсистемы, которой он и является сам по себе Другими словами, функция элемента является для всех его составных частей тем функциональным запросом (внутренней детерминантой, по Мельникову), который и определяет состав, свойства и структуру связей "элементов элемента" В этом смысле все элементы подсистемы во всем их многообразии объединяются ради ив рамках реализации одной цели -оптимального выполнения элементом как подсистемой своего предн азначения в системе более высокого яруса

Инвариант в реферируемой диссертационной работе трактуется «в широком плане как некоторое свойство языковой единицы, объясняющее ее внешне разнородные частные значения (интерпретации) или тем или иным образом "скрепляющее" эти частные значения » (Н В Перцов)

В диссертации признается бесперспективность поиска инвариантов на семантическом уровне, например, поиска общей семы в значениях места, времени, пространства или орудия у творительного падежа, в локативном, темпоральном или делиберативном значениях предложного падежа, в удалительном, достигательном, партитивном или посессивном значениях родительного падежа и т п Главным признается вопрос о том, что заставляет носителей языка в столь различных ситуациях общения, при передаче столь различных значений использовать одну и ту же падежную форму, и причем именно эту, а не другую

Описанный выше системный, детерминантный подход к языку, являясь методологической основой настоящей работы, требует от исстедователя искать ответ на сформулированный вопрос на уровне (ярусе), более высоком по отношению к конкретному падежу и системе его значений

Эют уровень (^ярус^система - по отношению к 01дстыюму падежу как подсистеме) и должен определять главное свойство (-инвариантную фупкцшо=внутреннюю дс1срминашу) отдельною падежа как целостною с южного элемента падежной системы Именно на этом - функциональном, а не семантическом - уровне и следует, возвращаясь к определению НВ Перцова, искать «свойство языковой единицы, объясняющее ее внешние разнородные частные значения (интерпретации) или тем или иным образом "скрепляющее" эти частные значения » Разнообразие значений в рамках инвариантной функции и ради сё выполнения - в таком ключе рассматриваются русские падежи в данной диссертационной работе Именно такой подход предлагается называть системно-функциональным

Далее в Главе 1 мотивируется необходимость активного привлечения материала из истории языка дтя понимания современного состояния грамматической категории вообще и падежной системы, в частности На современном этапе развития лингвистики уже недостаточно просто ответить на вопрос "к а к развивалась система грамматических значений падежа'", необходимо перейти к поиску ответа на вопрос "почему она развивалась именно так9" Почему одни грамматические значения, издревле присущие тому или иному падежу, сохранились вплоть до наших дней, а другие вышли из употребления'

Ветви современного «семантического древа» определенного падежа крепятся на едином стволе - его инвариантной функции Любое грамматическое значение живо до тех пор, пока оно сохрани ю связь с питающим его стволом - инвариантной функцией, пока оно соответствует этой функции Но, как и дерево, инвариаитная функция падежа способна развиваться и видоизменяться в зависимости от развития всей падежной системы, элементом которой отдельный падеж и является Видоизменяется и вся падежная система, т к с развитием системы языка в цетом, элементом которой она является в свою очередь, может видоизменяться и "коммуникативная сверхзадача" отдельных элементов -падежной системы в данном случае При таком подходе становится понятным, что некоторые старые падежные значения могут оказаться несоответствующими видоизменившейся инвариантной функции данного падежа, и наоборот видоизмененная инвариантная функция может дать возможность для развития новых значений Таким образом, тотько поняв историю развития инвариантной функции того или иного падежа, становится возможным ответить на многочисленные "почему7", бывшие в лингвистике столь непопулярными еще до недавнего времени и во многом определяющие новый этап развития науки о языке

Далее в работе уточняются некоторые базовые понятия, которые активно используются в исследовании

Грамматическое значение надежа Под отдельным грамматическим значением падежа в работе понимается узуально закрепленный тип употребления конкретного падежа

Ситуации Под ситуацией в работе понимается "денотативная картинка", т е то данное в объективной реальности "положение дел", которое подлежит описанию языковыми средствами

Событие Под событием понимается тот способ изображения ситуации, к которому обычно прибегают носители русского языка при описании "денотативной картинки", носители русского языка стремятся изобразить любую, даже самую статичную ситуацию, в виде развивающегося события

Системно-функциональное поле падежа (СФПП)3 Под системно-функциональным почем падежа понимается совокупность его грамматических значений в рамках инвариантной функции отдельного падежа Имеется в виду, что инвариантная

3 Термин предложен проф Е А Красиной

функция падежа реализуется в конкретных типах его употребления, т е в грамматических значениях Одной частью системно-функционального поля, те определенными грамматическими значениями, падеж может противопоставляться другим падежам в рамках основной функции падежной системы (например, противопоставление винительного и предложного падежей по признаку потенциальной/реализованной фиксации события Иван едет в Москву - Иван живёт в Москве), какая-то часть системно-функционального поля может пересекаться с системно-функциональным полем другого падежа и вступать с ним в конкуренцию в рамках некоторых грамматических значений (например, конкуренция винительного и родительного падежей в рамках оформления объекта переходных глаголов с отрицанием Иван не читал этой книги - Иван не читал эту книгу), некоторая часть системно-функционального поля падежа может не вступать в оппозицию с другими падежами в рамках основной функции падежной системы, при этом по-прежнему реализуя инвариантную функцию этого падежа (например, именительный темы, называющий имя референта, который не генерирует никакого события в рамках данного высказывания Иван Его нет дома)

Далее в Главе I формулируется гипотеза о критериях системно-функционального описания русской падежной системы Системоорганизующим принимается деление падежей по трем основаниям

• падежи-генераторы (ИП и ТП) / падежи-локализаторы (ПП, ВП, ДП и, частично, РП),

• падежи реальные (ИП, ПП, РП) / потенциальные (TI1, ВП, ДП) и

• (внутри падежей-локализаторов) падежи, указывающие на место фиксации (те на непосредственный контакт с субстанцией) или на зону фиксации (т е на соположение с субстанцией при неважности непосредственного контакта)

Различие между падежами-генераторами и падежами-локализаторами проходит по линии причастности/непричастности к генерированию события с помощью ИП и ТП говорящий (пишущий) маркирует имена тех партиципантов, которые, по его мнению, являются непосредственными инициаторами, генераторами описываемого события, с помощью же всех остальных падежей маркируются имена тех партиципантов, которые участвуют в событии пассивно, хотя и будучи в разной степени причастны к его развитию (но не генерированию')

Второе различие, проходящее по линии реальности/потенциальности, менее очевидно Для общения практически на любом языке чрезвычайно важным является указание либо на реальность того или иного события, факта, действия и т п , либо лишь на возможность, вероятность его осуществления, существования В русском языке для выражения этого различия существует широкий спектр средств субъективной и объективной модальности, который пронизывает все уровни языка В работе показано, что противопоставление реального и потенциального (те возможного при определенных условиях) не только коснулось, но во многом и определило развитие падежной системы русского языка

По поводу деления падежей-локализаторов по критерию важности/неважности контакта в смысле указания на место или на зону фиксации отмечается, что такой подход к дифференциации падежей был впервые намечен еще Л Ельмслевом Строя свою универсальную систему «падежных координат» («сублогическую систему»), датский ученый постоянно использовал критерий дифференциации падежей по признаку «в контакте-без контакта» Этот признак является системообразующим и для русской падежной системы

В заключение Главы 1 отмечается, что в ходе исследования отдельных падежей выявляется их исходная инвариантная функция и показывается ее путь развития в актуальную, при этом в отношении временнбй отнесенности исходных инвариантных функций имеется в виду то состояние языка, в котором оно доступно для исследования по

первым памятникам славянской письменности Это значит, что исходность выявляемых функций является относительной - относящейся к языковому срезу Х1-ХП веков Вопрос о том, были чи эти функции присущи падежам, к примеру, праславяпско1 о, ираиндоевропейского и других ггра-пра-периодов, выходит за рамки настоящего исследования

Глава 2 «Именительный надеж» посвящена системно-функциональному описанию именительного падежа (далее - ИП) В данной главе доказывается, что инвариантной функцией именитечыгого падежа является маркирование имени генератора потенциальною события.

В русистике можно огметить два прямо противоположных подхода к описанию семантики ИП подавляющее большинство лингвистов считает ИП простым, "голым" названием предмета (А М Пешховский), беспризнаковым, лишенным фамматическо! о значения падежом (С Карцевский), лишенной признака формой (Р Якобсон), оформляющим центральный актант пропозиции без каких-либо нюансов его семантической рочи (А М Лаврентьев)

Г А Золтова и вслед за ней Е В Клобуков, напротив, находят в ИП «целый ряд позиционно черед>юшихся значений дикгалыгого и модальною типов» (ЕВ Клобуков) Несмотря на то, что авторы данной концепции называют найденные ими значения ИП денотативными, те, по-видимому, отражающими объективный статус референта имени в денотативной ситуации, они описывают семантику ИП в категориях логики и семантики значение субъекта (Рабочие строят дом), объекта (Дом строится рабочими, У меня есть дом), объекта-инструмента (Нож в руках мастера хорошо режет заготовку), причинное (Боль мучает его) и т п - все эти логические и семантические характеристики отражают не собственно свойства денотатов, а толкование исследователем их ролей в денотативной ситуации, никак не выражающееся при падежном оформлении актантов

В связи с этим формулируется один из основополагающих для данной работы вопросов о релевантности логических (денотативных, семантических, глубинных и пр) ролей референтов имен при языковом оформлении высказывания если, например, существительное в ИП одинаково успешно и без каких-либо формальных изменений молсет обозначать и ло1ический субъект, и логический объект, и входить в состав предиката, может указывать и на инструмент, и на причину, то можно ли считать, что при выборе именно этой формы слова при именовании данного участника ситуации говорящий хоть в какой-то степени руководствуется ею логической или семантической ролью в этой ситуации1? И наоборот если логический субъект может быть выражен в русском языке и именитетьным, и дательным, и винительным падежами, то существенен ли для языка как знаковой системы логический статус данного участника ситуации'? Другими словами, где то общее во всех граммашческих значениях ИП, что позволяет употреблять эту форму во всех названных случаях"?

Проводится анализ всех известных типов употреблений (грамматических значений) ИП с целью выявления в них инвариантной функции ИП представления и ИП темы, ИП в памяти и в словаре, ИП в односоставных номинативных и в двусоставных предложениях, ИП в биноминативных предложениях

Вначале анализируются конструкции с так называемым именительным представления типа Москва1 Как много в этом звуке Для сердца русского слилось' И именительным темы типа Муж/ его нет дома, в которых существительное в ИГ1 используется «для обозначения предмета мысли, вспоминаемого, того, о чем пойдет речь, на чем сосредоточивается внимание» (Грамматика-80)

Существительное в ИП в конструкциях с именительным представления и именительным темы произносится с интонацией незавершенности и не сопровождается предикативной характеристикой При таком употреблении адресант с помощью ИП

указывает адресату, что далее должна последовать информация, связанная с их обоюдным узуально закрепленным представлением о названном референте А понятие об этом представлении отражается не в чем ином, как в лексических значениях этого слова

Таким образом, назвав существительное в ИП "в чистом виде", говорящий указывает слушающему, что далее предполагается такое событие, источником которого будет изображен референт данного имени в соответствии с одним из значений соответствующего слова, т е событие, которое будет генерировано в связи с лексическим значением этого слова и в его рамках

Таким образом, функцией именительного падежа при маркировании существительного, употребленного в качестве именительного представления/темы, является указание на генератор того события, которое потенциально может последовать, или, другими словами, на генератор потенциального события При этом под генератором мы будем понимать того участника ситуации (=тот партиципант), который с помощью языковых средств изображается говорящим как источник события

При таком взгляде на ИП становится понятным, почему существительные хранятся в памяти и в словаре именно в этой форме эта и только эта форма имени может указывать на то, что референт еще не включен говорящим ни в какое событие, те потенциально готов генерировать его/их в рамках одного из значений соответствующего слова И наоборот поскольку референт имени в косвенном падеже в обязательном порядке включен в какое-то событие, значит, называющее его слово употреблено в каком-то одном конкретном своем значении, а следовательно, никак не может указывать на весь круг лексических значений этого слова. И лишь та форма слова, которая указывает на существительное как на генератор потенциальных событий в рамках совокупности его лексических значений, может быть записана в качестве исходной в словарь, предполагающий описание всего круга его значений

Та же функция ИП - указание на генератор потенциального события -осуществляется и в структуре односоставных номинативных предложений

Анализ употребления ИП в роли подлежащего в двусоставных предложениях показывает, что, независимо от субъектной (Строители возводят дом) или объектной (Дом возводится строителями) логической квалификации подлежащего, коммуникативно значимые свойства референта никак не изменяются с помощью ИП говорящий по-прежнему указывает на тот партиципант, который он хочет изобразить в качестве генератора события

Таким образом, используя ИП для оформления подлежащего в двусоставном предложении, говорящий лишь указывает на готовность референта имени генерировать события, отраженные в лексических значениях данного слова, реализованность этой готовности связана с контекстным окружением - наличием сказуемого в данном предложении

Анализ употребления ИП в роли сказуемого в двусоставных предложениях позволяет заключить, что биноминативные связочные предложения типа Лингвистика -это наука о языке Мой сын - строитель представляют собой высказывания, в которых референты имен, маркированных ИП, не генерирует никакого события в этих предложениях полностью отсутствует событийность Причина появления в языке такого типа предложений заключается в коммуникативных законах построения текста говорящий на русском языке "не имеет права" построить первое предложение текста в виде развивающегося события, если он не уверен, что в фонде знаний адресата есть достаточная информация о партиципанте, который говорящий хочет изобразить в качестве генератора события

Именно с целью преодоления указанного препятствия на пути информационного построения письменных текстов и сложилась в русском языке конструкция с двумя

существительными в ИП - в роли подлежащего и в рол» сказуемого Поставив слово лингвистика в ИП, адресант средствами грамматики настраивает адресата на ожидание события, которое может быть генерировано Однако ы нашем случае положение дел таково, что говорящий не уверен в том, чго адресату известно то самое лексическое значение слова, в рамках которого и планируется генерирование последующего события Учитывая это, адресант, во-первых, исио 1ьзует узуально закрепленные знаки того, что события далее не последует (в устной форме - интонацию, в письменной - гире), а во-вторых, линейно сополагает оба сушествигечьных в ИП, тс в падежной форме, указывающей па потенциальную i отовность генерировать событие в рамках лексического значения (в том числе, и при отсутствии самого события1)

Эти два со-положенных существшсльных формально ничем не отлнчаклея Их главное огличие - информационное автор полагает, что второе из них, обычно с более общим значением, известно реципиенту, в огличие от первого, имеющею бочее конкретное значение Две одинаковые формы именительного падежа творят о том, что, с точки зрения юворящею, референт первой), неизвестного реципиенту существителыю!о в ИП, способен генерировать юг же круг событий, что и референт второго, уже известного ему, тотько с определенной спецификой, о которой сообщается далее в том же предложении

Другими словами, два ИП в биноминативных предложениях грамматически приравниваю! (отождествтяют) референты соответствующих существительных по способности генерировать события

При этом речь идет именно о грамматическом, а не о логической отождествлении При таком подходе становится понятным, почему различные с логической точки зрения конструкции оформляются одинаковыми языковыми средствами как только перед автором высказывания встает вопрос «с чего начать''», те вопрос введения в текст максимально надежной информационной оноры для дальнейшего изложения, он прибегает к специализированному языковому средству — с помощью несобытийного биноминативного предложения он приравнивает имя впервые вводимого в текст референта (или вводимого в новом качестве, т е все равно впервые для дальнейшего изложения) к другому- известному, по мнению автора, собеседнику

Дальнейший анализ показывает, чго разнородные в логическом отношении бииомипативные связочные предложения выполняют в языке единую функцию они обеспечивают говорящему возможность использования имени неизвестного референта в качестве генератора последующих событий в данном (кон)тексге Будучи использованным в двуименных связочных предложениях - как в роли подлежащего, так и в роли сказуемого, - ИП продолжает выполнять свою инвариантную функцию - указывать на готовность референта генерировать событие

В заключение Главы 2 подчеркивается, что ИГ1 оказывается включенным в системно-функциональные противопоставления с другими падежами не всем своим функциональным полем, а лишь цешральной его частью - в качестве указателя на реального генератора события Именно при включении имени в ИП в описание события, т е при реализации соответствующим референтом его потенциальной готовности ¡снерировать событие, на синтагматическом уровне возникает противопоставление ИП всем другим падежам имя референта оказывается включенным в описание ситуации, где н противопоставляется другим падежам как "знак автора первотолчка события" (TII Мельников) Именно этим своим грамматическим значением, реализующимся в рамках его инвариантном функции, ИП входит в функциональную систему русских падежей, предназначенную для указания на роли участников в описываемом событии

В Главе 3 « Творительный падеж» доказывается, что актуальной инвариантной ф>нкцией творительного падежа (далее - ТП) является маркирование имени вторичного

(потенциального) генератора события С системно-функциональных позиций рассматривается весь спектр грамматических значений ТП, которые подразделяются на две большие группы - актантные и сирконстантные

Понимание ТП в реферируемом исследовании восходит к точке зрения А А Шахматова, который считал, что "дополнение в творительном падеже вообще за немногими исключениями означает не зависимое от глагола представление, не объект, испытывающий на себе действие, влияние глагольного признака, а напротив, представление, способствующее развитию этого признака, видоизменяющее или определяющее его проявление, в этом существенное отличие творит падежа от родит, винит, и дательного"

Анализ ТП инструментального проводится на примере следующего предложения Иван пишет карандашом друга письмо сестре в комнате у камина

Карандаш как участника базового события Иван пишет принципиально отличает от остальных партиципантов, имена которых представлены в этом предложении в формах других косвенных падежей, причастность к генерированию события, о чем, собственно, и писал А А Шахматов в приведенной выше цитате Действительно, когда Иван пишет письмо, само письмо, участвуя в развитии этого события как объект внесения глагольного признака, не влияет на его генерирование, а лишь сужает сферу распространения базового события, т е локализует его с помощью указания на объект Ту же локализующую функцию выполняет и адресат события, имя которого маркировано дательным падежом, падежная форма указывает, в какой роли хочет представить нам этот актант говорящий, сужая с его помощью сферу распространения события, локализуя его вплоть до сестры В этом же смысле локализует событие указание на место (в комнате) и зону его фиксации (у камина)

Инструмент, в свою очередь, тоже локализует, сужает сферу распространения события (и это функционально сближает ТП с другими косвенными падежами), но при этом он непосредственно участвует в его генерировании, «способствует развитию» (по Шахматову) глагольного признака Иначе говоря, не будь карандаша как инструмента - не могло бы быть осуществлено и само действие в том виде, в каком оно описывается говорящим Причастность данного партиципанта к развитию события, его "активность" настолько высока, что при чуть изменившейся ситуации он легко может быть изображен как источник того же действия, как вноситель того же глагольного признака («с оттенком некоторой метафоричности», по словам Р О Якобсона) Карандаш хорошо пишет Иначе говоря, партиципант, имя которого оформлено ТП при описании данной ситуации, на данный момент - еще не генератор, но он потенциально может быть изображен в таком качестве в любую минуту, пока же он на вторых ролях, он исполнитель "воли" генератора, он как бы вторичный генератор, потенциально всегда готовый заменить главный и занять его место

Анализируя все семантические подгруппы древнего ТП инструментального, выявляеем исходную инвариантную функцию ТП, которую называем "функцей поссибилизатора события" (по аналогии с термином Р Мразека "овозможнитель") Доказывается, что те грамматические значения, в которых ТП указывал собственно на поссибилизатор события, постепенно вышли из употребления или резко сузили свою лексическую базу, в значительной степени адвербиализовавшись, если же ТП мог быть переосмыслен из поссибилизатора во вторичного генератора события, то он оставался употребительным и даже расширял свою лексическую базу Так, например, сохранившийся лишь в узком круге устойчивых выражений творительный цены (любой ценой, какой ценой, ценой собственной жизни) употреблялся в древнерусском языке значительно шире, практически не имея лексических ограничений и являясь одним из грамматических значений ТП начнетъ хотРти игуменства или мздою или насильемъ,

нанята своих охочих людей войсковою казною и т п Лексикализация, свндспе 1ьствующая о выходе из употребления творшечыюю цены как грамматического подзначения творигешюго инструментального, легко объясняется с системно-функциональных позиции цена как «косвенное средство» (поссибилизатор) осуществления действия не могла восприниматься как вторичпыи генератор того же события, как потенциальный вноситель юю же глагольного признака (войсковая казна не могла нанять охочих людей, мзда не могла начать хотРти игуменства), что противоречило «генеральной линии» развития ТП - от указанна на поссибилизатор к указанию на вторичный генератор события - и вело к постепенному выходу данного значения из употребления

Рассматривая так называемый ТП агентивный (Дом строится рабочими), еще раз доказываем, что логическая (субъект/объект) ипи семантическая (агепс/пациенс) рочь актанта безразлична для говорящего на русском языке при выборе им падежного оформления имени референта В частности, оспаривается широко распространенное мнение о синонимичности конструкции активного и страдатетьного залогов и о том, что агентивное (субъектное) дополнение в форме Ш имеет значение действующего субъекта С учетом того, что имя в Т11 в страдательных конструкциях «более принимается за орудие действия, нежели за самостоятельного действователя» (Ф И Буслаев) и что исторически подобный ТП «весьма близок к творительному орудия и легко может бьгть выведен прямо из него» (К И Ходова), в диссертации показывается, что любое имя в ТП в конструкции страдательного залога указывает на поссибилизатор события В этом автобусе двери закрываются руками/нажатием на кнопку, или Дом построен топором и рубанком/руками мастеров Если же «инструментом» осуществления описываемою действия является лицо (лицо-посредник), то и оно ставится говорящим в ТП, поскольку интересует его при данном ракурсе описания ситуации (те в рамках рассказа о дверях ити о доме, соответственно) лишь как способ, средство осуществлен™ действия Двери закрываются водителем, Дом построен рабочими Главмосстроя При этом особо подчеркивается, что те способы осуществтения действия, поссибштизаторьг, которые могли быть восприняты как вторичные генераторы события {Рука/наясатие кнопки/водитель закрывает дверь, Рабочие построили дом), сохранились в рамках данных конструкций с ТП, а те, степень причастности которых к развитию события оказывалась недостаточной, чтобы быть воспринятыми как вторичные генераторы этого или сходного события, постепенно выходили из употребления если в древнерусском и старославянском широко встречаются предложения типа цьркъвь же велику камениемь възградити, то в современном русском языке возможно лишь из камня (из кирпича), поскольку поссибилизатор в таком сообщении "не дотягивает" по активности до вторичного генератора и не можег быть изображен как генератор сходного события *Каменъ (кирпич) построил дом По тем же причинам резко сузилась лексическая база собственно инструментального употребления ТП в подобных конструкциях если устойчивое сочетание Дом построен топором и рубанком еще возможно в языке, то, скажем, Дом построен пилой/подъемным краном ггевозможно в силу недостаточной активности референтов данных слов и невозможности трансформации *Пила/ подъемный кран построили дом

Со всей очевидностью обнаруживают проявление инвариантной функции ТП -указывать па вторичный генератор события — и конструкции с ТП социагавным (Каждое лето она уезжает с отцом на море - Каждое лето отец уезжает с ней на кюре)

При переходе к анализу творитечыюго предикативного в исследовании отмечается, что, по мере системно-функциональной эволюции ТП, все более укреплялось представление об этом падеже как о падеже, маркирующем актант, максимально причастньти к генерированию события и этим функционально сближающийся с ИП

Такое функциональное сближение ИП и ТП привело к развитию еще одной функции ТП, тесно связанной с основной, но не тождественной ей Эту функцию можно было бы назвать функцией грамматического приравнивания Наиболее ярко она проявилась в конструкциях с творительным предикативным при знаменательных и полузнаменательных связках типа стать, становиться, являться, считаться, делаться, слыть кем-л /чем-л, назначить (директором), приехать (инженером), вернуться (победителем) и т п

При появлении в квалификативной конструкции полузнаменательной связки Лингвистика является наукой о - образуется предложение, полностью синонимичное биноминативному (Лингвистика - это наука ), в котором ТП оказывается полным функциональным и семантическим эквивалентом именительного, а именно указывает, что и определяемое, и определяющее равны в своей способности генерировать события -лингвистика может генерировать те же события, участвовать в тех же событиях, что и наука

Ту же ситуацию мы можем наблюдать и при знаменательных связках в конструкциях типа Мой отец стал (работает, вернулся) врачом ТП существительного в составе сказуемого указывает, что далее (в последующем тексте) речь пойдет об отце в качестве врача, те на то, что он будет проявлять те же признаки, что и врач, а в системно-функциональных терминах, будет способен генерировать те же события, что и врач (что вытекает из его грамматического приравнивания с помощью ТП к ИП)

Таким образом, общий исторический путь семантического развития предикативного творительного от указания на поссибилизатор события к указанию на вторичный генератор события - явился «генеральной линией» развития этого падежа как элемента падежной системы

Далее в Главе 3 рассматриваются трехкомпонентные безличные предложения с творительным падежом типа лодку унесло ветром, человека убило громом, командира ранило пулей и т п Подытоживая старый лингвистический спор о субъектной или орудийной природе компонента в ТП данных конструкций, мы доказываем, что когда 1) истинный субъект действия неизвестен или несущественен, 2) событие изображено как бессубъектное (личный глагол в безличной форме), но 3) при этом известен и подлежит упоминанию поссибилизатор действия, тогда у говорящего не остается другого выхода, кроме постановки этого компонента высказывания в ТП в этом случае ТП указывает слушающему на вторичный генератор этого события, те не являющийся главным при данном ракурсе описания события (точнее, преподнесенный как неглавный), но готовый стать (быть изображенным) таковым в любую минуту (т е занять позицию подлежащего, став - пусть и с некоторым метафорическим оттенком - генератором этого же события) Важно при этом, что форма ТП указывает именно на эту функцию данного участника события, ничего не говоря о том, является ли соответствующий референт логическим субъектом или орудием в данном событии

Далее в работе подробно анализируются прочие употребления агентивного ТП в таких конструкциях, как безобъектный безличный оборот типа пахнет сеном, творительный каузатора состояние после глаголов интересоваться, соблазняться, наслаждаться, восторгаться и т п, творительный "объекта" бросить камнем и некот др , и показывается, что во всех перечисленных случаях маркирование существительного творительным падежом указывает на соответствующий референт как на вторичный генератор события, т е во всех этих грамматических значениях проявляется инвариантная функция ТП, сформулированная в начале главы

Несколько следующих разделов посвящены подробному анализу сирконстантных значений ТП

При рассмотрении семантики творительного места (идти чесом, пчыть морем) ц работе, вслед за Р Мразеком, указывается, что древнерусский ТП места обозначал "средства достижения определенной цели", те, по сути, поссибитизатор события убежать окном, оконцемъ маломъ бесРдоваше, не бо его видР двьрьми излРзъша ни пакы двьрьми вълРзъша Понятно, что по мере трансформации инвариантной функции ГП от функции носсибилизатора к функции вторичного генератора подобные конструкции постепенно вышли из употребления, сохранившись в адберализованном виде на весьма узкой лексической базе

Далее в работе проводится анализ творшельного времени, который в современном русском языке представляет собой весьма ограниченную лексически, хотя и частотную группу слов, образованных от названий времен года и времени суток утром, днем, вечером, ночью, зимой, весной, летом, осенью Вслед за Л С Малаховской и Р Мразеком, отмечаем, что материал старославянского языка «представляет примеры почти исключительно с творительным в значении "ночью" », например 8штВ ли кьто ходить ношти/ нотъкнВтъ сТ, носить с/тый отъ Вфрата рРкы ношти/ воде!, г.огрВбошГ ношти/ стуВ Вго тРло Приведенные примеры показывают, что осуществление описываемых событий делается возможным именно благодаря ночи, причем не столько как определенному временному периоду, сколько благодаря ее главному отличительному признаку - темноте, скрывающей действие с>бъекта Ночь интересует говорящего не как время, а как обстоятельство, делающее возможным осуществление действия, тс как ею поссибилизатор В этом смысле другое время суток вряд ли мог ю выступать в гаком значении просто в силу «денотативной немаркированности», а если и возникала необходимость указать на другое время суток как имеющее отношение к развитию события, то язык поначалу даже предпочитал непарадигматическую форму дьнь/(дьнь/же о 'рьлоу то ждВ съконь 'чава/штоу), "похожую" на ношть/, за которой узуально закрепилась функция поссибилизатора, парадигматическом форме ды/ьиь

В отношении современного творительного времени в диссертации делается вывод, что, возникнув как чисто лексическое значение у существительного ночь, которое в силу яркой «денотативной маркированности» стало с помощью ТП указывать на время суток как обстоятельсгво-поссибилизатор события, данное значение «перекинулось» по законам грамматической и семантической аналогии на существительные со значением других частей суток и времен года (вначале наиболее «денотативно маркированные», а потом на все) и заняло свое прочное место в системе языка указание на время при наличии причинной связи между действием и временем Такое развитие творительног о времени стало возможным к концу XVII века в условиях окончательного становления актуальной инвариантной функции ТП, соответствие/несоответствие которой стало решающим фактором при определении дальнейшей судьбы различных грамматических значений этого падежа Творительный времени оказался в данном случае достаточно активным участником события («"инструмент", средство к достижению цели», по Л Вежбицкой), чтобы получить право на существование и даже упрочить свое положение в языке (ср «Агенс "использует" время, чтобы достичь некоей самостоятельной цели, он не "использует" действие, чтобы заполнить данное время Время для него - "инструмент", средство к достижению цели Ночью Маша тайно встретилась с Иваном, Теплый весенним утром девочки пошли купаться (А Вежбицкая))

В конце раздела, гговященного анализу ТП места и ТП времени, отмечается, что оба этих творительных в праславянскую эпоху огносились к исконно недифференцированной просекутивной (пространственно-временной) семантической области В этом смысле и оконцемь маломъ бесРдоваше (пересекаемое пространство), и везе рвом в баню отца своего (непересекаемое пространство), и идыи тръми недРлями (полный охват времени действием), и посла отрока того нощью в город (неполный охват времени действием) -

все это есть не что иное, как указание с помощью творительного падежа на обстоятельство-поссибилизатор события

По мере постепенной трансформации инвариантной функции ТП - от указания на поссибилизатор события к указанию на вторичный генератор события - и тем самым с возрастанием причастности актанта, имя которого маркировалось ТП, к развитию события, претерпели изменения и сирконстантные употребления данного падежа. Те конструкции с ТП места и времени, где значение ТП соответствовали постепенно формирующейся актуальной инвариантной функции этого падежа, сохранились в языке, а те, которые оказались не достаточно "активными" (календарные даты - в силу своего лексического значения), постепенно вышли из употребления

С системно-функциональных позиций удалось объяснить и бурный расцвет ТП, определяющего «род количественного данного» (окружность диаметром 40 сантиметров) ТП здесь возник как средство оформления генератора события, потребность в котором (средстве) возникла после компрессии4 двух предложений с ИП (Учитель чертит окружность Диаметр окружности составляет 40 сантиметров) в одно (Учитель начертил окружность диаметром 40 сантиметров)

Анализ ТП в пространственном значении, употребляющегося в современном русском языке с шестью предлогами над, под, перед, за, между, а также с предлогом с в составе сложного предлога рядом с, основывается на признании "денотативной равноправности" объектов, соотносимых друг с другом с помощью имен в ТП и предлогов Если взять два равных по величине объекта (напр, книжные полки) и со-расположить их по вертикали (повесить на стене), то получившуюся денотативную картинку можно с равным успехом описать и Полка с книгами Толстого висит над полкой с книгами Достоевского, и Полка с книгами Достоевского висит под полкой с книгами Толстого Выбор того или иного способа описания ситуации целиком и полностью будет зависеть от коммуникативных интенций говорящего

Аналогична и ситуация с предлогами за/перед предложения Роза посажена за флоксами или Флоксы посажены перед розой описывают абсолютно одинаковую денотативную ситуацию в разных ракурсах, генератор события выбирается говорящим, исходя из более широкого контекста - ведет он рассказ о розе или о флоксах

Ту же самую ситуацию мы имеем и в случае с пространственным значением предлога с при описании ситуации с взаимным расположением флоксов и розы падежная маркировка имен партиципантов будет определяться исключительно темой рассказа - о розе (Роза посажена рядом с флоксами) или о флоксах (Флоксы посажены рядом с розой) После рассмотрения с указанных позиций всех предлогов с пространственным ТП, в исследовании делается вывод о том, что, с точки зрения грамматики, ТП (как и в случае с социативным значением), помогает описать ситуацию с двумя равноправными по способности генерировать события участниками в рамках стандартного событийного коммуникативного ракурса, т е представив одного из них как главный генератор со своим событием, а имя второго маркировав таким знаком, который укажет слушающему на его способность генерировать то же или сходное событие И только в случае, если оба участника ситуации будут одинаково значимы для говорящего при описании данной ситуации, он скажет Роза и флоксы посажены рядом

Глава 4 «Предложный падеж» посвящена доказательству гипотезы о том, что актуальной инвариантной функцией предложного падежа (далее - ПП) является маркирование имени партиципанта-места реальной фиксации события (при обязательном контакте с этим местом и конкретизации способа контакта с помощью предлогов)

4 Термин Г П Мельникова

После краткого анализа конструкций в/на (- ПП в значении мест и времени, в работе отмечается, что их соответствие сформулированной инвариантом функции ПГ1 достаточно очевидно, т к в обоих своих значениях >та конструкция указывает на место фиксации партиципанта в точке пространства/времени Особо подчеркивается, чш речь здесь идет о реальной (а не о потенциальной, как это будет в случае с некоторыми другими падежами) фиксации при наличии непосредственного контакта с указанным местом/временем При этом консташруется, чго на место реальной фиксации партиципанта при наличии непосредственною контакта указывает сам нредюжнми падеж, а предлоги при этом выполняют функцию ко икре г и заторов способа контакта Аналогичный вывод делается и по отношению к предлогу при, употребляясь с которым ГШ по-прежнему указывает на место фиксации в пространстве/времени, тогда как предлог - на способ контакта, а именно на "касательность"

В отличие от конструкций в/па + ПП, конструкция о + ПП подверглась наибольшим семантическим изменениям в истории русскою языка, поэтому ее анализ в работе начинается с экскурса в историю Речь идет о полной утраге конструкцией о + ПП локативных значений (типа и стоял об Оке рРке, еемь беды принял о мРсте сем) при полном сохранении ее изъяснительного значения (типа и о том РамР глаголеть, почаша мълъвити о СужьдальстРи еоинР), хотя и на фоне сужения глагольной лексической базы

На примере древнего беспредложного локатива, исторически предшествовавшего пред-южному употреблению эгого падежа, показывается, вслед за В Н Топоровым, что в древнерусском языке один и гот же падеж мог использоваться для обозначения не только местонахождения (быс пожарь великь КыевР городР, прРставися Костянтинъ ЦьрниговР), но и направления (приближитися горР той, приближитися мънР, еемь ехаль КиевР)

В работе предлагается объяснение такою синкретичного выражения места и направтения одной падежной формой форма локатива КыевР/ в КыевР всегда указывает на место, различие в том, что после глагота со значением местонахождения она воспринимается как место фиксации, те зафиксированного в определенном месте партиципанта, а после глагола движения (направления) - как то место, где окажется зафиксированным партиципант в случае завершения движения При глаголе местоположения - это реальное место пребывания (фиксации), при глаголе движения

- это потенциальное, но опять-таки место пребывания (фиксации) Значение места сохраняется, глагол же уточняет мы "уже там" либо мы "еще в направлении", мы еще движемся, чтобы оказаться тоудР (КыевР), или мы уже находимся тоудР {КыевР) - ни для древнего внеязыкового сознания, ни для древнего языка, соответственно, это не было существенно и могло выражаться одной и той же формой локатива

Далее в исследовании сопоставляются две древнерусские конструкции с предложно-надежным сочетанием о + ПП, которые, с точки зрения современного языкового сознания, представляются омонимичными с одной стороны, с местным и близким к нему временны'м значением еемь беды принял о мРсте семь, се было о РождествР, а с другой

- с изъяснительным глаголати о РождествР /о мРсте семь Делается вывод, что функция токатива в древней конструкции о+локатив была единой - указание на место фиксации Однако на том историческом этапе различие по признаку места-направления, те реальности/потенциальности фиксации, было нерелевантно для падежной системы, и поэтому конструкция о+локатив, изначально употребляясь после глаголов с «ослабленной изъяснительностью» (каяться, хвалиться, соблазниться, гневаться, постыдиться, насладиться и т п каетьс7 о своей винР всей, радость о единомь грРишицР, аще ли сТ покаемь о злобахъ своихъ /по В Н Топорову/), могла указывать в рамках своей общей функции па направление эмоций как на место их потенциальной фиксации (каетьсТ о своей винР всей воспринималось как "каять себя в связи со своей виной", вина при этом

была направлением покаяния), а в собственно локативных, контекстах (покаявъся о семь мРстР) - на реальное место фиксации в пространстве/времени Таким образом, древнюю конструкцию о + локатив можно считать единой конструкцией с двумя слабо дифференцированными грамматическими значениями, сосуществовавшими в рамках единой функции данной конструкции

Важно отметить при этом, что если в собственно просекутивных значениях партиципант, имя которого маркировалось беспредложным или предложным локативом, обозначал место фиксации другого партии ипанта. т е речь шла о взаиморасположении двух точек в пространстве-времени (есмь беды принял о мРсте семь -я и это место как точки в пространстве, се было о РождествР — это событие и Рождество как точки во времени), то при "эмоциональных", а потом и при изъяснительных глаголах ПП приобрел принципиально новое качество в предложениях князь же о томь пожали, покаявъся о грРсРхъ, глаголати о РождествР речь идет уже о фиксации глагольного признака в определенной точке пространства-времени, об охвате партиципанта-места действием, те о партиципанте как о месте фиксации глагольного признака - жалости, покаяния, речи, соответственно А это означает не что иное, как трансформацию локативной семантики в объектную Как будет показано в последующих главах, такой путь развития от выражения собственно пространственных отношений к выражению отношений объектных - прошли все падежи-локализаторы в русском языке

После того как «лок с предлогом о утвердился при глаголах с "ослабленной изъяснителыюстью", началась экспансия этого сочетания в условиях собственно "изъяснительных" глаголов» (В Н Топоров), уже в рамках объектной семантики ПП Дальнейшая история этой конструкции хорошо известна о+локатив с чисто местным (есмь беды принял о мРсте семь) и временным (се было о РождествР) значениями, а также после глаголов с «ослабленной изъяснительностыо» (покаявъся о грРсРхъ) полностью вышел из употребления приблизительно к концу XVIII в, а конструкции с глаголами собственно изъяснительными (глаголати о РождествР) сохранились в языке, значительно упрочив свое положение

В работе детается предположение о причинах столь различных судеб этих конструкций Глаголы эмоционального состояния по самой своей сути требуют указания на направленность описываемых ими эмоций Сначала после них ставилось существительное в аккузативе после предлога о, потом локативная конструкция с тем же предлогом постепенно вытеснила аккузативную (пока локатив еще сохранял способность восприниматься как указатеть направления есмь ехаль КиевР) Когда же способность выражать направление действия, т е указывать на место потенциальной фиксации, была полностью утрачена локативом, конструкция в целом переосмыслилась в собственно локативную, указывающую на место реальной фиксации события, а не на направленность эмоций Это позволило на какое-то время сохранить целостность локатива как падежа, указывающего на место реальной фиксации, но вошло в явное противоречие с "эмоциональной семантикой" самих глаголов, подразумевающей указание на "направление эмоций" Постепенно все глаголы указанной группы приобрели распространители в "направительных" падежах дательном или винительном, если важнее оказывалось указать на направление эмоции (удивляться чему, благодарить за что), родительном или творительном, если важнее было указать на ее причину (источник) (постыдиться чего, грустить, печалиться от чего, из-за чего, хвалиться чем, соблазниться чем, насладиться чем), а иногда получали возможность указывать на оба значения (ужасаться чему /чего, радоваться чему/ от чего) Логично, что сохранить управление локативом с предлогом о могли только наиболее "неэмоциональные" глаголы этой группы, а именно глаголы собственно изъяснительные (говорить, рассказывать, задумываться и т п)

Гаким образом, общая направленность развития изъяснительных конструкции о + локатив может быть очерчена следующим образом чем четче дифференцировались надежи ио линии реальности/потенциальности, чем отчетливее становилась актуальная инвариантная функция ПП, в рамках которой древний локатив окончательно утратил способность указывать на направление, тем лексически уже становилась группа изъяснительных глаголов, сохранявших при себе о^локатив, тем активнее исключались из нее глаголы, семантически требующие указания на направленность, те на место потенциальной фиксации эмоциональною состояния

При этом конструкция о+локатив при «чисто изъяснигстьных» глаголах с-.юпа сохраниться в языке а состав глаголов внутри нее даже значительно расширился, поскольку в цетом она не противоречила инвариантной функции ПГ1 постепенно формировавшееся пространственное значение приставки о как указателя на "полный, круговой охват предмета действием" полностью соответствовало семантике предлога о в изъяснительных конструкциях, тк говорить, рассказывать, думать о каком-либо предмете и означало "охва1ывать предмет рассказом/мыслью целиком, со всех сторон", что впотне согласовывалось как с семантикой о вообще, так и с инвариантной функцией локатива - предмет говорения/мысли, имя которого маркировалось ПП, оказывался местом фиксации события (говорения, рассказывания, дутния), а предлог о указывал на способ контакта - не точечный, а всеохватывающий, как бы по кругу говорить/ расскатвать/ думать о книге значит "охватывать ее говорением/ рассказом/ мыслыо"

Итак, исходной инвариантной функцией локатива периода первых памятников славянской письменности являлось маркирование имени партнципанта-места реальном или потенциальной фиксации события (при неважности наличия контакта с указанным местом)

Актуальная инвариантная функция ПП состоит в маркировании имени партшшпанта-месга реальной фиксации события (при обязательном контакте с этим местом), при этом функция указания на место потенциальной фиксации отошла к винительному падежу, а функция указания на место реальной фиксации события при отсутствии обязательного контакта (те в зоне определенной субстанции) - к сочетанию у+РП, как это будет показано в соответствующих главах

Глава 5 «Винительный падеж'» посвящена выявлению инвариантной функции винительного надежа (далее - ВП) в русском языке, под которой понимается маркирование имени нартнцнпанта-места потенциальной фиксации результата действия.

Все грамматические значения ВП дечятся на две группы 1) прямообъектное, которое является основным значением современного ВП (Иван читает книгу), 2) множество обстоятельственных значении, являющихся первичными исторически, но периферийными для современного русского языка (ВП локативно-финальный Иван едет в Москву, ВГ1 временного этапа Иван едет в Москву пятые сутки) ВП временной продолжительности Иван ехал в Москву всю ночь, ВП пространственно-временной Иван ехал до Москвы 300 км и некот др )

Сопоставление предложений со сказуемым в форме глагола НСВ наст вр (Иван едет в Москву) и СВ прош вр (Иван приехал в Москву) приводит к выводу, что, независимо от завершенности/незавершенности действия, ВП в обоих предложениях указывает на партиципант-место лишь как на направление, как на место-цель движения партиципанта-генератора события О достижении цели и вступлении в контакт обоих нартиципантов свидетельствует только форма глагола, поскольку других "доказательств" этому в предложении нет (падежные формы имен партиципантов остались без изменений) Следовательно, наличие/отсутствие контакта, возникающего между пратиципантами в результате совершения события, не является релевантным дтя

семантики винительного падежа в конструкции в+ВП, т к никак не выражается при изменении характера события по этому параметру

При этом указание на направление движения означает указание на тот партиципант, который, в случае успешного завершения движения, станет партиципантом-местом С одной стороны, если мы говорим Иван едет в Москву, это значит, что мы указываем на Москву как на направление его движения, т е как на партиципант, на который (в который) направлено движение партиципанта-генератора, с другой стороны, Москва - это то место, где окажется Иван в случае успешного завершения действия, т е тот же самый партиципант-место, только в другой функции Другими словами, маркируя имя какого-либо партиципанта ВП с предлогом в, говорящий всегда (как при незавершенном, так и при завершенном действии) указывает на тот партиципант, который потенциально может стать местом фиксации другого партиципанта Другими словами, направление - это и есть место, только потенциальное Коротко говоря, направление - это потенциальное место фиксации партиципанта, или, точнее, место потенциальной фиксации партиципанта В этом смысле форма ПП в предложении Иван живет/ находится/ оказался в Москве указывает, что есть (был) и контакт, и фиксация

После экскурса в историю развития обстоятельственных значений ВП в работе делается вывод о том, что древний ВП был способом маркирования имени наиболее значимого (после генератора) в развитии события партиципанта, причем партиципантом этим могло быть и место-направление, и пространство, и время Эта коммуникативная функция аккузатива ещё не была дифференцирована по признакам объектности/обстоятельственности, инклюзивности/эксклюзивности, направленности/ненаправленности и, видимо, являлась отголоском того винительного независимого, который в глубокой древности играл роль общего косвенного падежа Именно она стала тем системно-функциональным "центром кристаллизации"5, вокруг которого в благоприятной среде номинативного строя вырос полноценный и гармоничный кристалл — винительный падеж прямого объекта Эта функция называется в исследовании функцией фокусировки и принимается за исходную инвариантную функцию ВП

Анализ прямообъектного значения ВП потребовал ответа на следующие вопросы почему ив каком смысле именно переход ВП в ИП при мене залога является доказательством прямообъектности актанта, а также почему признаком переходности глагола является именно способность к образованию страдательной формы''

Иван читает книгу - говорящий, маркируя имя одного из участников ситуации именительным падежом, указывает слушающему на генератор события {Иван), с помощью глагола настоящего времени - на то, что речь идет о процессе внесения глагольного признака (Иван читает) При этом узуально закрепленная переходность глагола читать позволяет слушающему прогнозировать, что далее может последовать объект, в который названный глагольный признак сможет быть внесен (сможет перейти) полностью Ожидания слушающего подтверждаются формой ВП (Иван читает книгу), с помощью которой говорящий маркирует имя того участника ситуации (книга), который в случае успешного завершения процесса внесения глагольного признака (=завершения действия) станет носителем этого признака, приобретя при этом новое качество "прочитанное™"

Иван прочитал книгу - говорящий, маркируя имя одного из участников ситуации именительным падежом, по-прежнему указывает слушающему на генератор события (Иван), с помощью глагола прошедшего времени совершенного вида - на то, что действие завершено (Иван прочитал) Но из этого предложения мы ничего не можем узнать о качественном изменении объекта, т к сделать это в рамках данной конструкции (которая служит для описания действия Ивана и его завершенности/незавершенности) невозможно

* Имеется в виду историческая «кристаллизация прямообъектиой функции» ВП в понимании В Б Крысько

Другими словами, путем маркировки имени винительным падежом говорящий опять указывает на соответствующий партиципант как на потенциальное месю фиксации результата данного действия

Если же для говорящего при описании той же денотативной ситуации коммуникативно значимым будет не завершенность/незавершенность действия Ивана, а качественное изменение объекта,то говорящему придется прибегнуть к не очень удобной, с точки зрения номинативного русского языка, конструкции говорящий "изобразит" партиципант, являющийся в реальности объектом (воз)действия, в качестве главного участника (генератора) события, маркировав его имя ИП (книга), глагольный же признак он изобразит уже как новое качество партиципанта (Книга прочитана) и в любой момент сможет указать на истинного генератора события, введя его в сообщение в ТП -падеже вторичного генератора события (Книга прочитана Иваном)

Полученная таким образом конструкция страдательного залога и оказывается тем способом, с помощью которого в русском языке можно описать полный переход глагольного признака в прямой объект Теперь книга может генерировать последующие события или участвовать в них уже в этом новом качестве - как прочитанная книга6 Другими словами, книга как партиципант последующих событий приобретает новое коммуникативно значимое качество

Итогом приведенного рассуждения становится формулировка понятий переходности и прямого объекта переходность - это свойство глагола указывать на то, что за ним в предсказуемой форме последует имя партиципанта, коммуникативно значимые свойства которого могут оказаться качественно измененными в случае успешного завершения действия Другими словами, переходный глагол указывает на возможность перехода партиципанта, имя которого маркировано ВП, в новое коммуникативно значимое качество В этом смысле прямой объект - это партиципант, имя которого маркируется говорящим с помощью ВП с целью указать на возможность изменения его коммуникативно значимого качества Ни один другой партиципант не меняет своего коммуникативно значимого качества в результате совершения действия Именно здесь проходит водораздел между прямым объектом и косвенным объектом, именно в этом их качественное различие

Таким образом, страдательный залог развивается в русском языке параллельно с категориями переходности и прямообъектности как способ указания на место реализованной фиксации результата действия при наличии конструкции для указания на место потенциальной фиксации результата действия Конструкция страдательного залога позволяет сохранить симметрию, "привычную" для ВП как падежа со свойством потенциальности если потенциальность ВП при его восходящем к древности употреблении с глаголами движения "компенсировалась" предложным падежом, то в данном случае эту функцию взял на себя страдательный залог

Анализ вышедшего из употребления ВП пространственного объекта со значением «пространство, преодолеваемое в процессе движения» (ВРчьнаго щствия шьствоуя пространьство, Моря чьрмьноую поучиноу немокрыими стопами древьнии шьствовавъ Излъ, шествоваше же съ еп(с)пы и съ народомь вся млтвьная мРста) позволил выявить еще одно системно-функциональное свойство этого падежа. Причиной утраты этого грамматического значения явилось отсутствие указания на направленность действия прямо на объект (в/на его границы), что позволяет говорить о зарождении и развитии

6 Речь вдет о логике я з ы к а , а не о научной логике и, тем более, не о внеязыковой реальности, т к сама по себе книга (как денотат) или книга как логический объект не приобретают нового качества, в рамках логики языка книга приобретает новое качество потому что ей теперь может быть дана новая качественная характеристика с помощью счова, специально предназначенного для качественной характеристики предмета - с помощью причастия

нового свойства беспредложного аккузатива - указывать на направленность действия (прямо) на/в объект, или свойства потенциальной инклюзпвности

Выявленное свойство потенциальной инклюзивное™ определяется четырьмя системно-функциональными признаками, формирующими семантику и определяющими употребление современного ВП

(1) признак направленности действия7,

(2) признак прямой направленности в/на субстанцию (если ожидается инклюзивность, значит действие направлено прямо на/в субстанцию),

(3) признак потенциальности (т к направление - это всегда лишь потенциальное место фиксации),

(4) вытекающий из (2) и (3) признак потенциального контакта

Именно идея контакта явилась принципиально новым шагом в развитии аккузагива, ранее индифферентного к этому признаку Другими словами, свойство потенциальной инклюзивное™ полностью вписывалось в формирующуюся функцию ВП как указателя на место потенциальной фиксации результата действия, лишь конкретизируя её если в рамках своей исходной функции фокусировки ВП мог указывай, на место, относительно которого/в связи с которым/в сфере которого будет зафиксирован результат действия, в том числе, но не обязательно и на/в границах партиципанта-места, то в своем прямообъектном значении он указывал на обязательность полного контакта результата действия и места ею фиксации в случае успешного завершения внесения глагольного признака (= достижения результата)

Глава 6 «Родительный падеж» посвящена системно-функциональному анализу родительного падежа (далее - РП) Участвуя в формировании падежной системы, РП вошел в нее не во всем объёме своих грамматических значений, а лишь частично Этот падеж функционально "поддержал" падежную систему лишь одним своим грамматическим значением - в рамках конструкцииу+РП В остальном РП остался стоять особняком среди других падежей в системно-функциональном отношении, заняв при этом свое прочное место в грамматической системе языка в целом

Исходной посылкой для дальнейшего системно-функционального иссчсдовапия РП является положение о том, что «область функций родительного падежа изначально неоднородна и имеет как минимум два ядра» (А М Лаврентьев), т е в русском языке на протяжении всей его истории существовало и существует два омонимичных РП, принципиально различающихся в историческом и системно-функциональном плапе - РП приименный, восходящий собственно к генитиву (чтение книги, падение книги, успех книги, Дом книги и т п), и РП приглагольный (лишиться денег, бояться угрозы, не читать книг, отойти от дома и т п ), происходящий из древнего аблатива

На примере названия романа В Набокова «Защита Лужина» показывается, что словосочетание, вынесенное в его название, может быть истолковано трояко 1) кто-то защищал Лужина (объектные отношения), 2) Лужин кого-то защищал (= защита Лужиным, субъектные отношения), 3) защита, носящая имя Лужина (опредечителыше отношения) Следовательно, существительное в этой форме равновероятно способно указывать на любое из названных семантических отношений с другим существительным и собственно РП невозможно приписать ни одного из трех значений

После анализа широкого спектра грамматических значений, традиционно приписываемых РП, в работе делается вывод о том, что

7 Подчеркнем ещё раз, что ранее признак направленности/ненаправленности был нерелевантен для падежной системы, т к и ВП, и ПП, и ДП практически в равной мере мопи указывать и на направление, и на место, изначальное же отсутствие признака направленности собственно у древнейше! о ВП наиболее ярко было видно в тех его употреблениях, где четко прослеживалась фиксирующая функция, которая лишь впоследствии привела к отмиранию этих конструкций

• собственно приименным PII не способен указывать на семашические отношения между компонентами словосочетания,

• семантические отношения между компонентами словосочетания с приименным РП понимаются говорящими лишь на основе их лексико-семантических и имманентных грамматических (например, переходности/непереходности исходного глагола) свойств и широкого контекста

Невозможность выявить семантику приименного РП на уровне словосочетания приводит к необходимости исследовать функционирование этого падежа на уровне предложения и на уровне текста

Анализ строится на понимании функции падежной подсистемы в системе русского языка, как она была сформулирована в Главе 1 при помощи падежной маркировки языковых знаков адресант указывает адресату на своё представление о роли соответствующих партиципантов в ситуации, описываемой обычно как развивающееся событие, и о степени их причастности к развитию этого события

Если с этой точки зрения взглянуть на предложение Иван пишет карандашом письмо сестре в комнате бабушки, то легко заметить, что партиципанты, представленные в этом предложении по-разному маркированными именами, делятся - в смысле причастности к развитию события "написание письма" — на две неравные группы и Иван, и ручка, и письмо, и сестра, и комната зримо или незримо (сестра) в разной степени оказываются причастными к развитию этого события (Иван - генератор (инициатор) события, письмо - прямой объект воздействия, ручка - инструмент, сестра - адресат, комната - место) Только бабушка как реальный объект действительности стоит особняком в ряду денотатов, имена которых мы встречаем в этом предложении присутствует или нет она в этой комнате и даже жива она или нет - никак не влияет на развитие актуально описываемого события

Из сказанного вытекает принципиальное отличие РП приименного от всех других падежей с помощью всех остальных падежей адресант маркирует имена участников ситуации так, чтобы максимально точно донести до адресата свое представление об их роли в актуальном событии и степени причастности к его развитию Другими словами, маркирование имен падежами отражает актуальное отношение каждого из участников к описываемому событию Не так обстоит дело с родительным приименным этот падеж маркирует имя того референта, который сам по себе может принимать а может и не принимать участия в актуальном событии Иначе говоря, само свойство участия/неучастия референта в актуально описываемом событии оказывается нерелевантным при маркировании его имени с помощью РП С другой стороны несущественным оказывается и наличие непосредственного контакта в пространстве-времени между референтами главного и зависимого стова

В работе показывается нерелевантность для приименного РП тех семантических отношений, которые складываются к моменту актуального высказывания между компонентами соответствующих словосочетаний возникли ли они в результате предыдущего акта предикации (чтение книги) или не могут быть возведены к нему ([магазин технической книги) восходит ли генитивный компонент к подлежащему-номинативу (книга читается) или прямому дополнению-аккузативу (книгу читают), являлся ли Лужин субъектом или объектом в предыдущем акте предикации - все это никак не проясняет системно-функциональную сущность собственно приименного генитива в актуальном высказывании, т к, маркируя имя того референта, который непосредственно не участвует в развитии этого события, РП сам по себе и не должен выражать тех ролей и отношений, которые возникли за рамками данного события обо всех этих отношениях между компонентами словосочетания мы можем лишь догадаться из сопоставления их лексической семантики (чтение докладчика/ чтение доклада/

проблематика доклада/ два доклада) или из более широкого контекста_(зшцшиа Лужина, фотография сына)

Таким образом, семантическое разнообразие словосочетаний, в которые можег быть включен приименный РП, свидетельствует не о многообразии его грамматических значений, а наоборот, о том, что РП вообще не имеет собственно падежных значений (таких, как орудийное, прямообъектное, локативное, делиберативное и т п у соответствующих падежей)

Далее, с целью выявления инвариантной функции приименного РП в современном языке, проводится анализ этого падежа на уровне текста.

Предлагается различать две функционально-семантические разновидности приименного РП

- атрибутивный приименный РП,

- контекстуальный приименный РП

Под атрибутивным приименным РП понимается такая словоформа, текущий смысл которой не требует предварительной актуализации, т к ее сочетание с данным главным словом словосочетания является узуально воспроизводимым и обозначает цельное понятие (луч солнца, цвет апельсина, магазин технической книги, дом младенца, капитан милиции, учитель физики) Наличие синонимичного словосочетания с прилагательным не является обязательным условием отнесения приименного РП к атрибутивному виду

Под контекстуальным приименным РП предлагается понимать такую словоформу, смысл которой требует предварительной актуализации в рамках данного контекста, т к ее сочетание с главным словом является окказиональным (портфель папы, детство Ивана, кабинет Петрова и т п )

В любом тексте родительный приименный маркирует имя того и только того референта, который заранее известен либо из предтекста, либо из пресуппозиции Необходимость введения в текст контекстуального признака в форме имени в РП возникает в случае, если сведения об одном из референтов представляются автору информативно недостаточными Такая ситуация возникает либо в силу того, что имя референта впервые водится в контекст, либо только что было введено в контекст, но в слишком обобщенном виде, либо в дальнейшем контексте будет пониматься по-новому Говоря коротко, необходимость в родительном приименном появляется тогда и только тогда, когда требуется актуализация смысла имени одного из референтов Такое имя в РП является контекстуальным признаком имени референта, сведения о котором представляются адресанту недостаточными

Указанная функция приименного РП, на первый взгляд, очень напоминает основную функцию прилагательных - называть признак существительного, выделяющий его из ряда идентичных объектов, тем самым конкретизируя его актуальный смысл Однако взгляд на эти конструкции в рамках контекста, а не словосочетания или предложения, доказывает, что перед нами именно сходство, но никак не тождество

Это можно увидеть при сопоставлении пары цвет апельсина — апельсиновый цвет При покупке конкретного апельсина может оказаться, что цвет его будет зеленым Вернувшись с рынка, мама достала из сумки апельсин, грушу и яблоко Цвет апельсина был зеленый "Это такой новый сорт, — сказала мама, - давай попробуем " Во втором предложении словоформа апельсина лишь актуализирует вновь введенное в текст слово цвет, привязывая последнее к контексту и указывая слушающему, что далее речь пойдет именно о цвете ранее упомянутого апельсина, а не груши или яблока. Другими словами, слово апепьсин в РП является здесь лишь контекстуальным признаком слова цвет Понятно, что как только мы образуем от слова апельсин прилагательное апельсиновый, то в сочетании со словом цвет оно станет его атрибутом, т е начнет обозначать его «(< лат

attributum - приданое) существенный признак неотъемлемую принадлежность предмета» (Словарь иностранных слов)

В исследовании показывается, что лишь атрибутивный приименной РГ1 полностью функционально совпадает с прилагательным, тогда как контекстуальный выполняет свою особую функцию в языке Исходя из этого, в работе делается предположение о возможности постепенного возврата (безусловно, частичного) к исконно русскому тотальному способу выражения атрибутивных отношений - с помощью прилагательных как крестное целование в ходе истории постепенно превращалось в целование креста, так и, наоборот, послание/выборы президента постепенно превращается в президентское послание/выборы, причем прямо на наших глазах

С другой стороны, можно полагать, что приименный РП надежно сохранит свои позиции там, где произошла его системно-функциональная дифференциация с прилагательным, а именно в функции контекстуального признака существительного, выделяющего его из ряда идентичных объектов путем ассоциирования с референтом, заранее известным из предыдущего контекста

Принципиальное отличие контекстуального родительного от всех других падежей заключается в том, что с его помощью устанавливаются сверхфразовые, вертикальные отношения в тексте, а с помощью всех остальных (включая приглагольный РП) -внутрифразовые, горизонтальные отношения в предложении8

Принципиально иным является качество отношений, устанавливаемых при помощи контекстуального РП Последний указывает на межреферентные отношения, а все остальные падежи - на отношения референтов к событию (действию, в широком смысле)

Природа устанавливаемых при помощи генитива межреферентных сверхфразовых отношений признаковая это ассоциация по смежности между двумя референтами, недостаток сведений об одном из которых (названном главным словом словосочетания) воспочняется путем его актуализации с помощью имени другого, заранее известного референта. Указание на какие бы то ни было семантические отношения между членами словосочетания не входит в функцию приименного РП, семантические отношения между компонентами словосочетания выводятся реципиентом из лексических и имманентных грамматических свойств лексем

Инвариантная функция приименного РП называется в исследовании патронимической (отгр pater (patros) отец onyma имя) РП маркирует имя референта, ассоциация с которым служит для актуализации (порождения=>родительный падеж) текущего смысла определяемого слова

Вторая часть Главы 6 посвящена анализу приглагольного РП Сопоставление двух древнерусских предложений Того берега отплыхомъ и Изяславъ же Давыдович доиде Игорева броду, в которых с помощью одной и той же падежной формы описывается, согласно традиционной трактовке, удаление от определенного места в первом случае и достижение определенного места - во втором, позволяет сделать предположение об иной функции древнего приглагольного РП В работе доказывается, что древний РП был, как и другие падежи, нейтрален по отношению к вектору направленности движения Этот падеж указывал на определенное свойство партиципанта как места в пространстве, а именно на его отдаленность от производителя действия При этом отдаленность этого партиципанта могла как возникать в результате действия, описанного глаголом (удалительные глаголы), так и преодолеваться (достигательные глаголы), в любом

1 Указанная трактовка согласуется, ь частности, со взглядами на приименный генитив А В де Гроота, который выделял генитив среди падежей, имеющих референциальные значения (referential meaning) - генитива, аккузатива, аблатива и датива, в отдельную подгруппу, отмечая, что генитив отражает отношение предмета к предмету (thmg-to-thing relation), в отличие от трех других, указывающих на отношение предмета к процессу (process-to-thing relation) [De Groot 1956 190]

случае РП указывал лишь на отдаленность (=диетангное расположение) этого партиципанта-места в пространстве (изначальную или возникшую в результате действия -неважно), а направление в приведенных примерах задавалось лишь префиксами глаголов

Аналогичным образом трактуются и глаголы лишения (переносно-удалилельные рече ему Феодосии "се отхожю свРта сего", Псковъ отлучися Московского государства, и избавленъ буду безконечных мучений) и достигательные глаголы в переносном значении (хлРба прошю и ризы хоуды, вРчнаго жития желаешь, житию распявъши ся имРния ли трРбоуеши) При этом суть последних из этих конструкций, которые дошли до нашего времени почти без изменений и которые всегда вызывали наибольшие споры у лингвистов, определяется как указание на объективную отдаленность объекта при его субъективной достижимости (вслед за А А Потебней, который указывал, что значение желаемого предмета «предполагает отсутствие объекта в действительности и присутствие его лишь в мысли») Здесь важно то, что отсутствие в действительности и присутствие в мысли - это уже не есть полное отсутствие, это есть, во-первых, осознание наличия этого партиципанта (предмета или места в пространстве) и, во-вторых, нахождение его вне сферы владения субъекта, те отдаленности На отдаленность указывает РП, на достижимость - переносно-достигательные паголы (хотеть, желать, жаждать, искать (покоя), домогаться, требовать, вымаливать и т п), имеющие "эмоционально-модальную" (Г А Золотова) окраску, оттеняющую возможность достижения результата лишь с субъективной точки зрения говорящего (в отличие от исходно достигательных глаголов типа достигнуты города, где речь идет о реальном достижении реального объекта)

В результате анализа древнерусского и старославянского материала в работе делается вывод об исходной инвариантной функции приглагольного РП. С помощью РП маркировалось имя партиципанта-мсста, дистантно расположенного по отношению к производителю действия Гакую функцию приглагольного РП предлагается для краткости называть дистантной функцией РП Все рассмотренные глаголы описывают такие действия, в результате которых эта дистанция (в пространстве или во времени) возникает или преодолевается Существенно при этом, что в значении самого древнерусского РП не присутствует указание на направленность действия, сама же направленность "от отдаленной точки/к отдаленной точке" передается исключительно глаголом

Выявленная инвариантная функция дошла до нашего времени практически без изменений Вместе с тем, в истории развития языка был период когда данная функция начала свое развитие в несколько ином направлении, которое, в конечном итоге, оказалось "тупиковым", хотя рефлексы этого развития находят свое отражение и в современном языке, позволяя объяснить многие "неясности" и сделать прогноз развития ряда языковых явлений

Речь идет о функции приглагольного РП, которая названа в работе объектной Системно-функциональный анализ глаголов группы слушати/сь мотрити (А всядемъ, братие, па свои бьрзыя комони, да позримъ синего Дону, Гладай взоря,. и лица его и смысла его, Послушай учения родительского, Поиде и посмотрю Елеоноры, А у торговых людей смотрят товаров) приводит к выводу о том, что наряду с сохранением пространственно-достигательной семантики, здесь возникает идея достижения удаленного партиципанта_не производителем действия, а самим действием,

А это означает не что иное, как то, что подлежащий достижению параиципант приобретает свойства объекта действия Другими словами, производитель действия, как и в случае достигнути берега/мужескаго возраста, достигает контакта с партиципантом, но уже не непосредственного, а опосредованного слухом/зрением При этом сам РП указывает теперь не только и не столько иа партиципант, дистантно расположенный по

отношению к производителю действия, сколько на партиципант, находящийся вне сферы действия до его начала

Развитие объектной функции РП привело к пересечению системно-функциональных полей РП и ВП эти падежи оказались способными описывать один и тот же объект действия, только в разных ракурсах, в различных качествах РП - с точки зрения его состояния до начала действия (нахождение вне сферы действия), ВП - с точки зрения его потенциального состояния после осуществления действия (место потенциальной фиксации результата действия)

Такой подход позволяет понять постоянно подчеркивавшиеся многими лингвистами хаотичность и немотивированность употребления ВП и РП на протяжении достаточно долгого периода истории, отказавшись при этом от малопродуктивных попыток найти семантические различия конкурировавших конструкций (типа томоу еероу имитъ (ВП) -тому вРры имите (РП), иже оукрадетъ еъ время жнитвы серпь, или коситвы косоу, или секироу во время дРланиа (ВП) - Аще земледРлець оукрадетъ ральны(х) желРзъ (РП), томоу Ираклионоу боляриноу оурРзавъше носъ (ВП) а мтри его языка (РП, в одном и том же предложении), Блядоущюмоу черньцю по закону людьскомоу нось емоу оурРзають (ВП) - Александра и дроужиноу его казни овомоу носа оурРзаша а иномоу очи выимаша (РП))

Таким образом, с системно-функциональных позиций, причина сосуществования ВП и РП в общих контекстуальных условиях связана сврёменным пересечением их системно-функциональных полей, т е оба этих падежа маркировали имя одного и того же участника события, но описывали соответствующий актант в разных ракурсах

Далее в работе рассматриваются три пути развития приглагольного РП (1) повсеместное "отмирание генитивной переходности" (В Б Крысько) там, где пересекались системно-функциональные поля РП и ВП, (2) сохранение приглагольного РП в стучае поддержки его исходной дистантной функции предлогами, (3) сохранение приглагольного РП в случае функционально-семантической дифференциация РП и ВП в одинаковых контекстах и их сосуществования на принципах дополнительной дистрибуции

Особое внимание в работе уделяется третьему пути, в рамках которого рассматривается вопрос о мене ВП на РП при отрицании переходных глаголов (Он читал эту книгу? - Нет он не читал этой книги) и мене ИП на РП в отрицательных бытийных (Завтра в ЦК будет концерт ? - Нет, концерта не будет) и посессивных (У тебя есть эта статья ? - Нет, у меня нет этой статьи) конструкциях

Между этими конструкциями имеются существенные различия

1 При отрицании переходного действия (он не читал этой книги) РП соотносится с ВП утвердительного предложения, при отрицании в посессивной (у меня нет этой статьи) и в бытийной (концерта не будет) конструкциях - с ИП

2 РП в первой из них может свободно варьироваться с ВП, не нарушая норм современного русского языка (он не читал этой книги - он не читал эту книгу), РП в двух последних конструкциях является обязательным (невозможно *у меня нет эта статья, *концерт не будет)

3 РП при отрицании переходных глаголов является исконно присущим русскому языку (при его почти абсолютной обязательности в древнерусском языке), а появление ВП в подобных конструкциях - факт более позднего развития языка, причем последнего его периода в наибольшей степени, и наоборот в бытийных конструкциях мена ИП на РП не была обязательной (хотя и являлась возможной) в древнерусском языке, при этом облигаторный РП в отрицательных бытийных конструкциях - результат постепенного развития языка

Что касается мены ВП на РП при отрицании переходного действия, то обязательность такой грамматической трансформации в древнерусском языке хорошо

известна (А хто почттъ лРсь сРчи и пожни косити, и заяци гоняти или рыбы ловити, или ягоды и губы брати uno тоть за свою вину дасть намь рубль, лРса не сРките, сРна не косите, заяцевъ не гоняшпе, рыбъ не ловити, ягодъ пи губъ не берите) С системно-функциональных позиций такое положение дел достаточно легко объяснимо как только в ВП начала развиваться функция указания на объект как на место потенциальной фиксации результата действия, так сразу же она вступила в конфликт с содержательной стороной отрицательных предложений суть последних как раз и заключалась в том, чтобы указать на невозможность внесения глагольного признака в объект

Употребление же именно РП при отрицании переходных действий мотивировалось ею объектной функцией указанием на объект, находящийся вне сферы глагольного действия (я не читал этой книги - книга находится вне сферы глагольного действия)

Современное состояние этих конструкций, по единодушному мнению лингвистов, характеризуется устойчивой экспансией ВП в область отрицания переходного действия модель я не читал эту книгу, начиная с конца XVII-начала XVIII вв , все более активно вытесняет модель я не читач этой книги В работе показывается, что употребление ВП и РП при переходных глаголах с отрицанием свидетельствует не об их семантической дифференциации, а об их «полном смешении» (А М Пешковский), обусловленном их временным сосуществованием в рамках данной конструкции на современном нам этапе развития русского языка На фоне общей тенденции к вытеснению винительным падежом родительного из сферы беспредложного приглагольного употребления, связанную с отмиранием объектной функции РП и кристаллизацией прямообъектного значения ВП, прогнозируется окончательный выход РП из употребления при переходных глаголах с отрицанием

Что касается бытийных конструкций, то в них тенденция к употреблению РП и ИП при отрицании была прямо противоположной в историческом плане исконно замена ИП на РП не была присуща славянским языкам и впередъ торгъ Рижскимъ и всРхъ НРметцкихъ городовь во Пскове за то не будетъ, Тоя же веснР бысть вода велика егтна за много летъ не бывала такова вода, нРсть ничто же не бысть ничто же

Можно предположить, что ИП при отрицании в бытийных предложениях мог сохраняться до тех пор, пока нет еще воспринималось как не Рсть, а вся отрицательная конструкция в целом - не как бытийная (существует/не существует референт подлежащего, по НД Арутюновой), а как декларативная (совершается/не совершается действие) Иначе говоря, "бытийные" предложения древнерусского периода (и, видимо, более раннего) не были собственно бытийными, тк сообщали о том, Рсть или не Рсть такова вода отрицалось не само существование референта, решался вопрос не о "бытии", а о том, генерируется или не генерируется событие объективно существующим партицинантом В этом случае ИП, в рамках своей инвариантной функции, по-прежнему маркировал имя партиципанта, который генерировал событие Рсть или не Рсть Когда же отрицание перестало восприниматься как не+глагол Рсть и слилось в одно слово нет, то оно стало восприниматься - при отсутствии глагола - уже как отрицание существования самого партиципанта, а вся конструкция в целом и стала бытийной в современном понимании От несуществующего партиципанта нельзя было и ожидать генерирования события, что привело к невозможности маркирования его имени с помощью ИП Такое переосмысление конструкции в презенсе привело и к общему ее переосмыслению во всех временных формах и, по аналогии, окончательному выходу из употребления ИП в отрицательных бытийных конструкциях как в прошедшем, так и в будущем времени

Появление РП взамен ИП в анализируемых конструкциях полностью соответствовало развивавшейся объектной функции родительного При этом оказалось совершенно несущественным, является ли соответствующий актант обьектом или субъектом РП указывал на него лишь как на субстанцию, находящуюся вне сферы

действия

Что касается окончательного выхода из употребления ИП и абсолютной устойчивости РП в отрицательных бытийных предложениях, то причины этих процессов очевидны во-первых, потное противоречие коммуникативно значимых свойств партиципанта инвариантной функции ИП и, следовательно, невозможность маркирования его имени этим падежом как падежом генератора события, во-вторых, отсутствие конкуренции с ВП, тк соответствующий актант не является в данной конструкции прямым объектом действия

Особое место в русской падежной системе занимает конструкции у+РП В качестве исходной принимается восходящая к А А Потебне "локалистская" трактовка семантики этого компонента, независимо от лексического наполнения конструкций, в которые он включается функция предложно-падежного сочетания у+РП в предложениях типа У меня есть друг и У стены стоит стол идентична речь идет о том, что один партиципант события (друг/стол) находится в з о и е другого партиципанта (у меня/у стены), т е у-\ РП указывает на зону фиксации партиципанта-генератора

Бытийные предложения с предложно-падежным сочетанием у+РП специализировались в языке на интродуктивной функции Постановка имени генератора события в позицию ремы позволило - в рамках инвариантной функции ИП - указать на то, что дальше последует рассказ именно об этом партиципанте, те что последующие события будут связаны именно с ним При этом в позицию темы сообщения ставится имя того партиципанта, информация о котором гарантированно известна участникам акта коммуникации (у меня) и не требует ввода отдельным предикативным актом Рассматриваемые предложения позволили в устном общении решить ту же проблему, которую в письменном позвонили решить биноминативные конструкции типа Лингвистика - это наука о языке они решили проблему "с чего начать9", те как построить первое сообщение текста, если у говорящего нет уверенности, что предмет рассказа достаточно известен собеседнику В этом и заключается функция бытийных предложений с предложно-падежным сочетанием у+РП в системе языка

Что касается собственно локального грамматического значения у+РП, сформулированного в работе как указание на фиксацию события в з о н е субстанции, оно оказалось востребованным падежной системой, когда на первый план стали выдвигаться противопоставления падежей по линии потенциальности/реализованности фиксации события, а также по линии важности/неважности контакта с местом фиксации Именно в своем сочетании с предлогом у родительный падеж заполнил нишу в падежной системе, вступив в оппозицию с ПП по линии важности/неважности контакта (Иван сидит в доме -Иван сидит у дома) и с ДП по линии потенциальности/рсализованности фиксации (Иван подошел к дому - Иван стоит у до \ш)

Таким образом, особое значение этой конструкции в рамках инвариантной функции РП таково конструкция у+РП специализировалась в языке на маркировании партнципанта-зоны реализованной фиксации события

Глава 7 «Дательный падеж» посвящена системно-функциональному исследованию дательного падежа (далее - ДП) Под актуальной инвариантной функцией ДП падежа понимается маркирование имени партиципанта-зоны потенциальной фиксации результата события

Сопоставительный анализ обстоятельственного значения предтожно-падежного сочетания к+ДП, указывающего на направление движения (Отряд идет к городу) с обстоятельственным значением сочетания в+ВП ( Отряд идет в город), показывает, что в случае к+ДП речь идет о так называемом эксклюзивном движении, те движении, не предполагающем заход в границы объекта, движении к границе объекта, а в случае в+ВП — об инклюзивном движении, предполагающем заход в границы объекта Завершение

указанных действий описывается, соответственно, следующими предложениями Отряд подошел к городу - Отряд вошел в город, вид глагола указывает на завершенность действия, обстоятельства по-прежнему указывают на эксклюзивную либо инклюзивную направленность движения

Как уже было показано ранее, направление есть не что иное, как потенциальное местонахождение движущегося партиципанта Поэтому, если говорящего будет интересовать не завершенность/незавершенность движения в определенном направлении (что в приведенных выше предложениях выражается видом глагопа), а собственно местонахождение партиципанга, то конечный результат инклюзивного движения будет описан предложением Теперь отряд в городе, т е обстоятельством в ПП с предлогом е Последняя конструкция укажет слушающему на то, что партиципант-генератор реально зафиксировался в данном партиципанте-месте, тогда как в+ВП указывала на это место (город - в данном случае) лишь как на направтение движения, те на потенциальное место фиксации партиципаита-генератора (отряда - в данном случае)

Если же говорящего будет интересовать конечный результат эксклюзивного движения, те местонахождение партиципанта в результате движения к месту, то он оформит соответствующее сообщение следующим образом Теперь отряд у города Если вспомнить, что РП в системно-функциональном отношении указывает на партиципант-место (город), в зоне которого реально фиксируется партиципант-генератор (отряд), а предлог у уточняет при этом эксклюзивный характер со-отношения этих партиципангов в пространстве, то становится понятным, что конструкция к+ДП указывает на партиципант-место (город), в зоне которого потенциально может зафиксироваться другой партиципант (отряд), а предлог к уточняет при этом эксклюзивный характер потенциального со-отношения этих партииипантов в пространстве Другими словами, ДП указывает на место, по завершении движения к которому партиципант окажется зафиксированнымкоторого

Таким образом, сопоставление конструкций к+ДП и у * РП позволяет говорить о том, что в пространственно-обстоятельственном значении они соотносятся как указатели назону потенциальной (к+ДП) и реальной (у+РП) фиксации партиципанта

Анализ древнерусскою и старославянского материала даст возможность сформулировать исходную инвариантную функцию ДП маркирование имени партиципанга, в зоне которого находится другой партиципант. Такая трактовка является (1) более широкой, чем формулировка, сводящая значение ДП к значению направленности, и включает ее в себя, (2) позволяет объяснить все случаи употребления древнего ДП (3) соответствует общему "локалистскому" взг иду на исходное состояние древней падежной системы, (4) позволяет восстановить системно-функциональную логику развития ДП от древнего состояния вптоть до наших дней

К примеру, признание "ненаправленности" ДП позволяет непротиворечиво объяснять древнее употребтение ДП при глаголах отнимания и избавления НОСТЬ ДОБРО ОТЭТИ ХЛОБА ЗДДОМЪ, ВЪ АДО ОТРОШИТЪ БОЛОЗНИ ОУМЬРЪШИИМЪ, Святополкъ имРния многимъ отъимъ, Прохор черпець отъялъ ны есть богатство и мы обнищахомь ДП в них указывает на партиципант, находящийся в зоне другого партиципанта, а глагол указывает на исключение этого партиципанта из указанной зоны НОСТЬ ДОБРО ОТвТИ ХЛОБА ЧЗДОМЪ -словоформа ЧБДОМЪ в ДП указывает, что субстанция ХЛОБЪ находилась в зоне детей, глагол указывает на изъятие последней из данной зоны Прохор черпець отъялъ ны есть богатство и мы обнищахомь — богатство находилось в зоне, на которую указывает местоимение ны в ДП, глагол по-прежнему указывает на изъятие из этой зоны Еслн же, наоборот, признать, что древний ДП указывал на предмет, «к которому направлено действие» (А Б Правдин), то объяснить

существование указанных конструкций оказывается совершенно невозможным, т к они оказываются противоречащими самой сути ДП в его традиционном понимании

Исходная инвариантная функция ДП позволяет также понять, что так называемый древний ДП принадлежности (СЕМОУ ВЛАСБНА РИЗА БО, МЬНО ОУБО ЖЕЛАНИЕ-В Е-ВСГЬ ВЪЗВРАТИТИ СБ, МЬНО ЕСТЬ ДРОУГЬ, И НЕ БО НМЛ ЧвДА, И СЕ ЕИБО СЕСТРА, АШТЕ БсДЕТЪ ЕТЕРОУ СЪТО ОВЪЦЪ) не имеет никакого отношения к посессивности, как не будет иметь к ней отношения и конструкция у+РП, которая придет ей на смену в указанных конструкциях В древней дативной конструкции не шла речь об "обладании или принадлежности" (по Р Мразеку), а говорилось в ней о нахождении одного партиципанта в зоне другого, т е ДП маркировал имя партиципанта, в зоне которого находился другой партиципант, при этом ничто никуда не было направлено и никто ничем не обладал Так, в предложении СЕМОУ ВЛАСЭНА РИЗА БО констатируется наличие власяной ризы, очевидно, что ни о какой "направленности" этой власяной ризы к субъекту речи здесь не идет, "локалистская" трактовка у+РП в той же позиции позволяет понять, что и в предложении с ДП речи об обладании не идет Особенно наглядно это видно в другом из приведенных выше предложений - И НЕ БО ИМА ЧБДА ни о каком "обладании" тут речи быть не может В обоих случаях говорится лишь о том, что факт наличия (ВЛАСБНА РИЗА БО) или отсутствия (НЕ БО ЧБДА) партиципанта относится к данному лицу, существует не вообще, а в связи с данным лицом, находится в зоне этого лица, у этого лица

Рассматривая развитие исходной инвариантной функции ДП в актуальную, отмечаем, что уже к моменту появления первых памятников письменности этот падеж активно использовался для указания на отношения между лартиципантом-местом и событием, т е для указания на роль в событии партиципанта, имя которого маркировалось ДП, а не на пространственные отношения между партиципантами Тем самым ДП приобрел объектную функцию, тк маркируемое им имя партиципанта превратилось из обстоятельства в объект действия

Так же как ВП, в противоположность ПП, стал указывать на место потенциальной фиксации результата события, так же и ДП в своей объектной функции стал указывать не на зону фиксации вообще, а на зону потенциальной фиксации результата события При этом понятие "з о н ы " подчеркивает, что результат события оказывается лишь приписанным к этой субстанции, не охватывая ее целиком и не сливаясь с ней (как в случае с ВП) Так, если Иван кидает мяч сестре, то это вовсе не значит, что сестра этот мяч поймает и он окажется у неё - сестра лишь потенциальная зона фиксации, при этом речь идет именно озоне фиксации, поскольку иначе мячик оказался бы *в сестре

Подход к пониманию актуальной инвариантной функции ДП поясняется на примере предложения Иван пишет карандашом письмо сестре в комнате бабушки В Главе 6 уже говорилось, что референт слова бабушка стоит особняком в ряду референтов, имена которых встречаются в этом предложении присутствует или нет она в этой комнате и даже жива она или нет - никак не влияет на развитие актуально описываемого события Партиципанты, представленные в предложении именами Иван, ручка, письмо, комната, реально участвуют в актуальном событии, т е находятся в данном месте и в данный час - в момент протекания события Что касается сестры, то она. с одной стороны, причастна к развитию события "написание письма", поскольку ради нее, для нее это событие и совершается, но, с другой стороны, она непосредственно не участвует в самом действии, в самом "процессе писания" Другими словами, и Иван как инициатор действия, и ручка как орудие этого действия, и письмо как прямой объект этого действия, и даже комната как место, где это действие осуществляется, - все они находятся в одно время и в одном месте, участвуя в самом действии Сестра же вообще не участвует в процессе осуществления данного действия, хотя при этом и причастна к событию в целом все событие "написание ручкой письма в комнате" совершается для сестры, т е словоформа в

ДП указывает слушающему на адресата, но не действия, а всего события1 Есчи же при этом учесть, что адресат - это не что иное, как некая зона потенциальной фиксации, го остается только уточнить, что в нашем случае в этой зоне потенциально может оказаться зафиксированным результат события Иначе говоря, ДП указывает на партиципанг как на зону потенциальной фиксации результата события

В связи со сказанным, правильнее было бы говорить не о прямом и косвенном объектах действия, а об адресате действия, имя которого маркируется ВП, и адресате события, имя которою маркируется ДП При этом адресаг действия является потенциальным получателем ьтагольного признака (Я читаю книгу - после успешного завершения действия книга окажется прочитанной, те глагольный признак полностью переидет в объект), а адресат события является потенциальным получателем результата события, или зоной его потенциальной фиксации При этом наличие узуально закрепленной конструкции для описания результата адресации события у одних глаголов, при которых ДП частично сохранил свое локативно-обстоятельственное значение (Посол вручает/вручил верительную грамоту президенту — Врученная грамота у президента), либо отсутствие такой специализированной конструкции у других глаголов, при которых ДП сгал полностью синтаксичным (Иван читает книгу сестре - 0), никак не влияет на инвариантную функцию ДП в данных конструкциях

Сема потенциальности и явилась тем новым, что видоизменило инвариантную функцию ДП древнии датив был безразличен к этому признаку и одинаково успешно мог описывать ситуацию как реальной фиксации одного иартиципанта в зоне другого (семоу ВЛАСЭНА РИЗА БО), так и потенциальной (ТЪГДА ПОУСТИШБ еВМОУ ТРИСЬТА ЗЛАТИЦЪ) По мере развития функционально-семантической системы русских надежей, функция указания на р е а л ьн о е место фиксации партицинанта или результата события в зоне другого партиципанта отошла к конструкции у+РП, а за ДП закрепилась функция указания на партиципант как на зону потенциальной фиксации другого партиципанта или результата события

Таким образом, при описании потенциальной/реальной фиксации результата события в языке не сложилось столь же строгой и симметричной системы, как в случае потенциальной/реальной фиксации результата действия беспредложному ДП оказался противопоставлен не какой-то другой падеж или специализированная грамматическая конструкция, а сочетание предлога у с РП, да и то лишь в тех его значениях, которые были частично связаны с исходной обстоятельственной семантикой беспредложного датива (Петя бросает/бросил куклу сестре - Теперь (брошенная) кукла у сестры ) При этом для тех значений ДП, где он стал полностью синтаксичным, в русском языке не развилось никаких специализированных грамматических средств для описания реальной фиксации результата события в зоне субстанции, к которой это событие было направлено {Петя читает сказку сестре - 0)

Таким образом, вследствие развития способности падежей дифференцировать такие свойства события, как реализованность/потенциальность его фиксации и важность/неважность непосредственного контакта с местом фиксации, исходная инвариантная функция ДП маркирование имени партиципанта, в зоне которого находшея другой партиципант - постепенно трансформиовалась в актуальную функцию ДП: маркирование имени партнципанта-зонм потенциальной фиксации результата события

Глава 8 «Падежное оформление семантического субъект я» посвящена анализу способов падежного оформления семантического субъекта (далее - СС)

Если описываемая ситуация не относится к тому узуально закрепленному кругу событий, который может быть генерирован данным референтом или данным классом референтов, то СС, подлежащий упоминанию в предложении, как правило, не может быть

оформлен ИП В частности, в языке существует определенный узуально закрепленный круг событий, который не может быть генерирован человеком или, шире, одушевленным лицом Как правило, это события, участие или неучастие в которых не зависит от воли лица - события, которые возникают помимо воли человека и поэтому не могут быть им генерированы, с точки зрения языкового сознания В русском языке это, в первую очередь, различные виды душевного и физического состояния грустно, весело, тепло, холодно, страшно, больно, хорошо, плохо, температура, жар, лихорадка, тошнит, знобит и т п Все эти состояния возникают помимо воли человека, и поэтому при выборе ракурса изображения такого рода событий оказывается предпочтительным, а часто и обязательным, не изображать человека в качестве их генератора.

Если при описании таких событий все же возникает необходимость назвать не только само событие-состояние, но и испытывающее это состояние лицо, то перед говорящим возникает вопрос, как оформить его имя, чтобы тот не оказался, во-первых, "заподозренным" в генерировании этого события, а во-вторых, чтобы все-таки была понятна его причастность к данному событию

Использовать ТП в данном случае нельзя, т к в рамках своей актуальной инвариантной функции этот падеж указал бы на то, что перед нами вторичный генератор события, те тот партиципант, который не просто принимает в событии участие, но и генерирует его, проявляя тем самым максимальную после ИП причастность к развитию события Другими словами, если бы в русском языке существовали предложения * Петром грустно/ * Петром температура/ * Петром тошнит, то Петр в них мог бы быть воспринят лишь как источник (каузатор) названных состояний, т е как будто грусть/температура/тошнота возникли из-за Петра, но никак не в качестве СС, испытывающего это состояние

Что касается ПП, то этот падеж с его инвариантной функцией указания на место реализованной фиксации события с обязательным контактом мог бы гипотетически быть использован в данных конструкциях, т к СС в них может быть описан именно как место фиксации события-состояния Однако локализация события с помощью ПП, т е сужение сферы его распространения вплоть до места, говорит о минимальной активности партиципанта в развитии этого события Такая степень "дезактивации" СС, т е сведение его до роли места, оказалась, по-видимому, чрезмерной при описании данного типа событий, в развитии которых он волей или неволей все-таки принимает участие Думается, что именно чрезмерная "дезактивация" субстанции предложным падежом и привела к тому, что маркирование СС с помощью ПП оказалось возможным в русском языке лишь в очень ограниченном круге конструкций, описывающих имманентные свойства лица (внутренне присущие ему = зафиксированные в нем), но не его состояние В нем много плохого, но есть и хорошее Другими словами, идея реализованной полной фиксации события в партиципанте противоречив сути данных конструкций, в подавляющем большинстве случаев выражающих временное состояние лица-партиципанта

Таким образом, три из шести падежей оказались функционально неподходящими для описания состояния субъекта, независимого от его воли ИП и ТП - как слишком активные с точки зрения причастности к развитию события, ПП - как слишком пассивный в этом отношении, с одной стороны, и как чрезмерно сильный фиксатор - с другой

Как известно, с помощью трех остальных падежей - ВП, ДП и РП в составе конструкции у+РП - оформлять СС в русском языке можно Далее в работе показывается, как распределяются указанные падежи по степени причастности к развитию события, исходя из их инвариантных функций

Конструкция у+РП, закрепившись в языке за одушевленными объектами в случае необходимости указать на них как на зону фиксации события {Петя сидит у врача) и вступив тем самым в оппозицию с в+ПП (Петя сидит в комнате), оказалась максимально близкой к последней конструкции по признаку причастности соответствующего референта

к развитию события референт-лицо - это все равно лишь локус в рамках данной конструкции Именно поэтому конструкция у+РП указывает на минимальную для одушевленного лица степень причастности к развитию события В целом эта степень у нее несколько выше чем у конструкции в+ПП, по, скорее, не по грамматическим причинам, а по чисто лексическим - за счет одушевленности именного компонента.

Оставшиеся два падежа - ДП и' BII - оказываются весьма близкими по степени причастности к развитию события тех объектных актантов, на которые они обычно указывают

Максимально активно из всех паргиципантов-локализаторов события участвует в его развитии тот референт, имя которого маркируется с помощью ВП Грамматически его высокая степень причастности к развитию события выражаегся в том, что при изображении ситуации "завершенности переходного действия" тот же актант-прямой объект, в случае необходимости описать ту же ситуацию в другом ракурсе, может быть изображен как генератор события (Иван прочитал книгу - Книга прочитана Иваном)

В этом смысле косвенный объект в ДП, как непосредственно не участвующий в данном действии, обладает меньшей степенью причастности к развитию события, чем прямой объект в ВП, но при эгом, будучи объектом события в целом, все-таки достаточно акгивно принимает участие в ею развитии

Таким образом, на основании употребления падежей в рамках их инвариантных функций с целью указания на роли партиципангов в развитии события, у носителей языка складывается узуально закрепленное ощущение степени причастности соответствующих референтов к развитию события Как всякое ощущение, оно вряд ли поддается, скажем, математическому описанию, но, будучи узуально закрепленным, те единым для носителей языка, оказывается определяющим фактором при выборе тех или иных форм для описания менее стандартных ситуаций, т е таких, которые невозможно изобразить в привычном, наиболее удобном в рамках сложившейся грамматической системы ракурсе -в виде развивающегося события и его генератора

Степень причастности к развитию события изображена в работе в виде шкалы имманентной активности русских падежей-

MIN МАХ

ПП у+РП ДП ВП TU III!

Далее на примере конкуренции у+РП и ДП в работе более подробно рассматриваются принципы маркирования СС

Споры о семантических различиях конструкций Ему оторвало руку, ему вырвали зуб, с одной стороны, и У него оторвало руку и ногу, у пего вырвали зуб - с другой, так и не увенчавшиеся победой единой точки зрения, иредл.-и ается перенести из области семантики в историческую плоскость В Главе 7 было показано, что системно-функциональное поле древнего ДП было несколько шире, чем у современного современному у меня есть друг соответствовало МЬНО ЕСТЬ ДРОУГЪ; и даже глаюлы отнимания управляли не привычным нам у t РП, а ДП Святополкъ имРния многимъ отъимъ Дальнейшее деление всей падежной системы по признаку потенциалыюсти/реализованности фиксации события или его результата привело к тому, что ДГ1 специализировался на указании на зону потенциальной фиксации, а у+РП - на зону реализованной фиксации

Однако именно в зоне оформления С С эта дифференциация во мню ом нейтрализовалась, или - более точно - так и не оформилась Многие конструкции, в которых СС изначально оформлялся ДП, так и дошли до нас без изменений (ему исполнилось сорок лет/ ему грустно/ душно/ весело) ДП здесь, так же как и у+РП п конструкциях типа v него температура/болит голова, во-первых, дезактивирует СС, а во-вторых, указывает на него как на зону фиксации события-состояния Другими словами, и

ДП, ну+РП функционально синонимичны в данных конструкциях, только ДП указывает на зону фиксации события в рамках своей исходной инвариантной функции (т е без указания на потенциальность фиксации), а у+РП - на то же самое в рамках актуальной Такой подход позволяет объяснить безрезультатность и бесперспективность упомянутых споров о семантических различиях конструкций типа ему вырвали зуб и _у него вырвали зуб как и в случае с оформлением объекта при переходных глаголах с отрицанием (Петя не читал этой книги/эту книгу) речь в данном случае идет о временном пересечении функциональных полей двух падежей Такое пересечение (те функциональная синонимия) не может продолжаться вечно, т к язык - в силу закона экономии языковых средств - в принципе не терпит абсолютной синонимии Как известно, из такой ситуации существует только два выхода вытеснение одной конструкции другой или их семантическая дифференциация

В зоне конкуренции ДП и у+РП за право оформлять СС можно проследить оба указанных пути Ранее проведенные наблюдения над другими случаями пересечения падежных системно-функциональных полей позволяют сделать предположение, что элемент, появившийся в конструкции позднее (у+РП) и закрепившийся в ней, постепенно вытеснит исконный (ДП) В работе приводится ряд авторитетных свидетельств намеченной тенденции, подтверждающих, что дативная структура уступает место генитивной и воспринимается современными носителями языка как устаревшая (М Гиро-Вебер, Н Савицкий, О А Сулейманова) в таких конструкциях, как ему оторвало руку/у него оторвало руку и ногу, мне разнесло плечо/у меня разнесло плечо, ему захватило дыхание/у него захватило дыхание и т п

В Заключении делаются общие выводы, полученные в результате системно-функционального анализа категории падежа в русском языке

Использование детерминантного подхода, разработанного в трудах Г П Мельникова и его учеников и восходящего к лингвистическим концепциям В фон Гумбольдта, И И Срезневского, А А Потебни и И А Бодуэна де Куртенэ, позволило перевести поиск инвариантов из плоскости грамматической семантики (= поиска инвариантных значений) в плоскость функционирования грамматических подсистем (= поиска инвариантных функций) При этом понятие инвариантной функции грамматической подсистемы оказалось изоморфным понятию внутренней детерминанты, применяемому ГП Мельниковым к уровню языковой системы в целом

Проведенный анализ подтвердил принципиальную возможность выявления инвариантов при анализе грамматических систем в целом и русских падежей, в частности

Понимание категории падежа как специализированной подсистемы языковых средств, позволяющих максимально точно передавать представление говорящего о коммуникативно значимых ролях участников ситуации путем соответствующего маркирования их языковых знаков, позволило выявить три системно существенных основания, по которым противопоставляются русские падежи

• падежи-генераторы (ИП и ТП) / падежи-локализаторы (ПП, ВП, ДП и, частично, РП),

• падежи реальные (ИП, ПП, РП) / потенциальные (ТП, ВП, ДП) и

• (внутри падежей-локализаторов) падежи, указывающие на место фиксации (т е на непосредственный контакт с партиципантом) или на зону фиксации (т е на соположение с партиципантом при неважности непосредственного контакта)

При этом было установлено, что некоторые падежи входят в эту систему противопоставлений не всем своим системно-функциональным полем, те не всей совокупностью своих грамматических значений В особенности это касается родительного падежа он оказался противопоставленным другим падежам по описанным функционально значимым системоорганизующим критериям (потенциальность/реальность, место/зона)

лишь в рамках конструкции у+РП, приобретшей свое собственную функцию в падежной системе Все прочие приглагольные употребления генитива, как с предлогами, так и без предлогов, сохранились в языке в рамках его исходной инвариантной функции, оставаясь противопоставленными различным частным грамматическим значениям других падежей, но не участвуя в системе основных функциональных падежных противопоставлений При этом родительный падеж, системно-функциональная история развития которого во многом отличается от судьбы других русских падежей, является в данном отношении, скорее, исключением лишь именительный падеж входит в систему функциональных противопоставлений не всеми своими грамматическими значениями Все остальные падежи оказываются противопоставленными на уровне их инвариантных функций, те всей совокупностью своих грамматических значений, образующих единое системно-функциональное поле

Результатом исследования стало выявление актуальных инвариантных функций всех русских падежей, а именно

ИП -маркирование имени генератора потенциального события ТП-маркирование имени вторичного генератора события ПП -маркирование имени партиципанта-местареализованной фиксации события

ВП - маркирование имени партиципанта-места потенциальной фиксации

результата действия. Приименный РП -маркирование имени референта, ассоциация с которым служит для акту&шзации (порождения) текущего смысла определяемого слова (патронимическая функция) Приглагольный РП-маркирование имени партиципанта-места,

дистантно распоюженного по отношению к производителю действия (дистантная функция) ДП - маркирование имени партицинанта-зоны потенциальной фиксации

результата события Отдельно бьпа сформулирована функция предложно-падежного сочетания у+РП, вошедшего в систему функциональных противопоставлений русских падежей

У+РП - маркирование имени партиципанта-зоиыреализованной фиксации события

В ходе системно-функционального анализа было показано, что инвариантная функция не является раз и навсегда данной, а развивается вместе с развитием всей системы языка от исходного состояния к актуальному Это дало возможность представить системно-функциональное поле падежа в виде динамически развивающейся системы, все элементы и связи которой определяются на каждом конкретном этапе синхронной инвариантной функцией падежа, а общий вектор развития задается направлением развития инвариантной функции - от исходной к актуальной

Была выявлена следующая динамика развития инвариантных функций косвенных падежей

ТП от маркирования имени поссибилизатора события к маркированию имени вторичного (потенциального) генератора события,

ПП от маркирования имени партиципанта-места реальной или потенциальной фиксации события (при неважности наличия контакта с указанным местом) к маркированию имени партиципанта-места реальной фиксации события (при обязательном контакте с этим местом и конкретизации способа контакта с помощью предлогов),

ВП от маркирования имени партиципанта события, наиболее значимого после генератора (функция фокусировки), к маркированию имени партиципанта-места потенциальной фиксации результата действия,

Приименный РП патронимическая функция РП была исконно присуща этому падежу и сохранилась до наших дней без изменений,

Приглагольный РП дистантная функция приглагольного РП была исконно присуща этому падежу и сохранилась до наших дней без изменений, хотя и претерпевала определенные временные изменения по ходу развития языка (развитие и отмирание объектной функции),

ДП от маркирования имени партиципанта, в зоне которого находился другой партиципант к маркированию партиципанта-зоны потенциальной фиксации результата события

Выявленная динамика развития инвариантных функций падежей впервые позволила объяснить причины отмирания и развития в языке падежных значений соответствие/несоответствие древних падежных значений видоизменяющейся функции того или иного падежа в языке определяло их дальнейшую судьбу в языке Такой подход позволил разработать причинно обусловленную хронологию системно-функционального развития падежей, нашедшую свое графическое отражение в соответствующих схемах (Приложение 1)

Результаты проведенного исследования в синхронном плане могут быть представлены в виде схемы системно-функциональных противопоставлений русских падежей________

РУССКИЕ ПАДЕЖИ —► 1 ГЕНЕРАТОРЫ 1 ЛОКАЛИЗАТОРЫ СОБЫТИЯ

1 Локализация | в точке (месте) Локализация в зоне

РЕАЛЬНЫЕ ИП - I ПП - маркирование маркирование 1 имени имени генератора иартиципанта-места события 1 реализованной 1 фиксации события у+РП-маркирование имени партиципанта-зоны реализованной фиксации события

ПОТЕНЦИАЛЬНЫЕ ТП - ■ ВП - маркирование > маркирование имени имени вторичного !партиципанта-места (потенциального) \ потенциальной генератора | фиксации результата события 1 действия ДП-маркирование имени партиципанта-зоны потенциальной фиксации результата события

Методотогически значимым результатом исследования представляется подтверждение того факта, что полноценное понимание синхронных явлений невозможно без обращения к истории языка. От синхронии к диахронии и через диахронию к новому осмыслению современных языковых процессов - таков путь к пониманию тех или иных языковых явлений и процессов, позволяющий через ответ на вопрос "как"'" не только прийти к ответу на вопросы "почему9" и "для чего7", но и сделать попытку ответить на вопрос "что будет дальше9", другими словами, перейти от описательного этапа развития науки к объяснительному и прогностическому

Применение системно-функционального подхода к другим языковым категориям открывает широкие перспективы для развития «объяснительного» этапа современной лингвистики

Основные положения диссертационного исследования изложены в следующих публикациях

1 Русский генитив в функционально-семантическом аспекте Монография - M РУДН, 2007 - 143 с (8,4 п л )

Статьи, опубликованные в научных изданиях, рекомендованных ВАК России:

2 Заметки об инвариантных значениях русских падежей (падежи-локализаторы) // Вестник РУДН Сер Русский язык нефилологам Теория и практика - M РУДН, 2002 -№3 -С 42-56

3 Шкала потенциальной активности русских падежей // Вестник РУДН Сер Русский язык нефилологам Теория и практика - M РУДН, 2003 г - № 1(4) - С 19-32

4 История и перспективы изучения именительного падежа от частного к общему // Вестник РУДН Сер Русскии язык нефилологам Теория и практика - M РУДН, 2004 -№5 -С 34-43

5 Творительный падеж сквозь призму инвариантности // Вестник РУДН Сер Русский язык нефилологам Теория и практика - M РУДН, 2005 - № 6 - С 82-93

6 Творительный места и времени в функционально-семантическом аспекте // Вестник РУДН Сер Русский язык и иностранные языки и методика их преподавания - M РУДН, 2005-2006 гт - № 1 (3-4) С 28-39

7 Прямой и косвенный объекты в зеркале переходности // Вестник РУДН Сер Вопросы образования языки и специальность - M РУДН, 2007 - № 1 - С 34-43

8 Загадки родительного Родительный приименный // Русский язык за рубежом - M 2007 - № 4 - С 25-29

9 Системно-функциональный подход к описанию русских падежей точка отсчета и точка отталкивания // Вестник РУДН Сер Вопросы образования языки и специальность -М РУДН, 2008 -№ 1 -С 34-43

CiaTbii в научных журналах

10 Истоки и суть детерминантного подхода к языку как системе (памяти ГП Мельникова) // Вестник РУДН Сер Лингвистика - M РУДН, 2006 - № 2 (8) -С 13-21

Статьи в сборниках научных трудов

ПК вопросу об инвариантных значениях русских падежей (падежи-локализаторы) // Русское слово в мировой культуре X Конгресс МАПРЯЛ - С -Петербург 2003 — Т 2 -С 110-115

12 Инвариантное значение русского именительного с позиций системной типологии // Новое в теории и практике описания и преподавания русского языка XI Международная научно-методическая конференция — Варшава ARTICO, 2004а -С 195-201

13 Об инвариантном значении творительного падежа // Русский язык исторические судьбы и современность II Международный конгресс исследователей русского языка (Москва, МГУ им MB Ломоносова, филологический факультет, 18-21 марта 2004 г ) Труды и материалы - M Изд-во Моек ун-та, 20046 - С 227

14 Именительный и творительный падежи на шкапе потенциальной активности // Теория и практика преподавания русского языка иностранным учащимся в вузах -M МГИМО (У) МИД РФ, 2005, С 98-104

15 О терминах «переходность», «транзитивность» и «прямой объект» // Проблемы функционирования и преподавания русского языка в Юго-Восточной Азии Доклады и сообщения международной конференции -Ханой, 2005 -С 86-91

16 Инвариантная функция приименного родительного в русском языке // Проблемы функционирования русского языка в Республике Армения Материалы международной научной конференции 6-7 ноября 2006 г - Ер Лингва, 2006 -С 32-33

17 Инвариантная функция как альтернатива инвариантному значению // Русским язык исторические судьбы и современность III Международный конгресс иссчедоватетей русского языка (Москва, МГУ им MB Ломоносова, филологический факультет, 1821 марта 2007 г) Труды и материалы - М Изд-во Моек ун-та, 2007 - С 24

18 Как отвечать на вопрос «почему»9 // Мир русского слова и русское слово в мире XI конгресс МАПРЯЛ -София Heron Press, 2007 -Т 3 -С 141-148

19 Идея пространства сквозь призму падежной семантики // Материалы конференции, посвященной 20-легию основания Корейской ассоциации преподавателей русского языка и литературы (KARLL) -Ччонан изд-во Университета Данг) к, 2007 - С 4146

Лутин Сергей Алексеевич (Россия) Системно-функциональный анализ категории падежа в русском языке

Диссертация посвящена исследованию русской падежной системы в аспекте изучения грамматических значений русских падежей с точки зрения реализации в них инвариантных падежных функций Проводится четкое различие функционального и семантического уровней анализа, в результате чего выявляется инвариантная функция каждого из русских падежей, а также определяются критерии их системно-функционального противопоставления, вместо многочисленных частных грамматических падежных значений, выделяемых в существующих лингвистических исследованиях, формулируются системообразующие инвариантные функции, из которых выводятся эти частные значения, показана динамика их исторического развития, в связи с чем ставится и решается задача объяснения сущности и принципов развития русской падежной системы, доказывается принципиальная возможность выявления инвариантов при анализе грамматических систем в целом и русских падежей, в частное ги

Lutin Sergey Alexeevich (Russia) Systtm-functional analysis of the Russian ease category

The thesis is dedicated to the research of the Russian case system from a perspective of invariant case functions, which are realized in different grammatical case meanings Both, the semantic and functional levels are sharply differentiated which enables to bring to light an invariant function of each Russian case and to define criteria of its system-functional oppositions These invariant functions are of system determinative character for the Russian case system, all the grammatical case meanings can be deduced from the invariant function of the case The dynamics of its historical evolution shown here allows to set and solve the problem of explanation cssence and progression of the Russian case system The fundamental possibility to uncover/discover/brmg to light invariants is proved for the analysis of grammatical systems as a whole and for the case system, in particular

The fundamental possibility of revealing invariants is proved in the analysis of grammatical systems as a whole and the Russian case system, in particular

Подписано в печать 16 09 2008 г

Печать графаретная

Заказ № 744 Тираж 100 эьз

Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш, 36 (499) 788-78-56 www autoreferat ru

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Лутин, Сергей Алексеевич

СОДЕРЖАНИЕ.

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ОСНОВНЫЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ.

1.1. СИСТЕМОЛОГИЯ КАК МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ БАЗА ИССЛЕДОВАНИЯ.

1.1.1. Общая Теория Систем.

1.1.2. Системология и системная типология Г.П. Мельникова.

1.1.3. Системно-функциональный подход к изучению падежной системы.

1.1.4. Функция как предназначение.

1.1.5 Понятие инварианта.

1.1.6. Исходная инвариантная функции и/или исходное значение.

1.2. МЕСТО ИССЛЕДОВАНИЯ В ОБЩЕНАУЧНОЙ ПАРАДИГМЕ.

1.3 БАЗОВЫЕ ПОНЯТИЯ.

1.4. ГИПОТЕЗА О СИСТЕМЕ ИНВАРИАНТНЫХ ФУНКЦИЙ РУССКИХ ПАДЕЖЕЙ.

1.5. ОТ ИСХОДНОЙ ИНВАРИАНТНОЙ ФУНКЦИИ К АКТУАЛЬНОЙ.

ГЛАВА 2. ИМЕНИТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ.

2.1. ГИПОТЕЗА.

2.2. ИСТОРИЯ ВОПРОСА: ИМЕНИТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ КАК "ИСХОДНЫЙ ПУНКТ".

2.3. ИСТОРИЯ ВОПРОСА: ИМЕНИТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ КАК "БЕСПРИЗНАКОВАЯ" ФОРМА.:.

2.4. ИСТОРИЯ ВОПРОСА: ИМЕНИТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ СКВОЗЬ ПРИЗМУ ЛОГИЧЕСКИХ КАТЕГОРИЙ.

2.5. НАШ ГЛАВНЫЙ ВОПРОС.

2.6. НАШ ОТВЕТ НА ГЛАВНЫЙ ВОПРОС.

2.6.1. Именительный темы/именительный представления.

2.6.2. Существительные в памяти и в словаре.

2.6.3. Именительный падеж в назывных и восклицательных односоставных предложениях.

2.6.4. Именительный падеж в значении подлежащего в двусоставных предложениях.

2.6.5. Именительный падеж в роли сказуемого в двусоставных предложениях.

2.6.6. Краткое замечание об именительном падеже в звательной функции.

2.6.7. (Р-Б.) Четыре "табу" на использование ИП.

2.7. ВЫВОДЫ.

ГЛАВА 3. ТВОРИТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ.

3.1. ГИПОТЕЗА.

3.2. КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ВОПРОСА.

3.3. ТВОРИТЕЛЬНЫЙ АКТАНТНЫЙ.

3.3.1. Творительный инструментальный.

3.3.2. Творительный агентивный.

3.3.3. Творительный социативный.

3.3.4. Творительный предикативный и творительный сравнения.

3.3.4.1. Функция грамматического приравнивания как зона максимального функционального сближения именительного и творительного падежей.

3.3.4.2. Судьба творительного предикативного в связи с развитием инвариантной функции ТП

3.3.4.3. Судьба творительного сравнения в связи с развитием инвариантной функции ТП.

3.3.4.3.1. Системные ограничения на употребления творительного сравнения в разговорном языке.

3.3.4.3.2. Окказиональный творительный сравнения как вид творительного предикативного

3.3.5. Творительный в безличных предложениях.

3.3.5.1. Нерелевантность логической квалификации компонента в ТП.

3.3.5.2. Хронология развития инвариантной функции ТП сквозь призму творительного в безличных конструкциях.

3.3.5.3. Безобъектный безличный оборот пахнет сеном как дополнительное свидетельство окончательного становления актуальной инвариантной функции ТП.

3.3.6. Творительный комплетивный.

3.3.6.1. Творительный каузатора состояния.

3.3.6.2. Творительный "объекта" (бросить камнем").

3.3.6.3. Творительный объекта управления (управлять страной) как противоречие актуальной инвариантной функции ТП.

3.4. ТВОРИТЕЛЬНЫЙ СИРКОНСТАНТНЫЙ.

3.4.1. Творительный места.

3.4.2. Творительный времени.

3.4.3. Прочие значения беспредложного ТП.

3.4.3.1. Творительный причины.

3.4.3.2. Творительный ограничения.

3.4.3.3. Творительный образа действия.

3.4.4. Творительный пространственный с предлогами.

3.5. ВЫВОДЫ: ОТ ИСХОДНОЙ ИНВАРИАНТНОЙ ФУНКЦИИ ТВОРИТЕЛЬНОГО ПАДЕЖА К АКТУАЛЬНОЙ.

ГЛАВА 4. ПРЕДЛОЖНЫЙ ПАДЕЖ.

4.1. ГИПОТЕЗА.

4.2. СОБСТВЕННО ЛОКАТИВНОЕ И СОБСТВЕННО BPEMEHHÓE ЗНАЧЕНИЯ ПП С ПРЕДЛОГАМИ "В/НА".

4.3. ПП С ПРЕДЛГОМ "ПРИ".

4.4. ИЗЪЯСНИТЕЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ПП С ПРЕДЛОГОМ "О".

4.4.1. Синкретичное выражение места-направления древним локативом.

4.4.2. Два значения конструкции "о+локатив" в древнерусском языке: омонимия или полисемия? .!.

4.4.3. Из истории конструкции "о+локатив" в изъяснительном значении. v 4.4.4. Судьба конструкции "о + локатив" как отражение динамики развития инвариантной

1 функции ПП.

I 4.4.5. Причины выхода из употребления конструкции "о + ПП" со значением места и времени 4.5. ВЫВОДЫ: ОТ ИСХОДНОЙ ИНВАРИАНТНОЙ ФУНКЦИИ ЛОКАТИВА К : АКТУАЛЬНОЙ.

ГЛАВА 5. ВИНИТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ.

5.1. ГИПОТЕЗА.

5.2. ВИНИТЕЛЬНЫЙ ОБСТОЯТЕЛЬСТВЕННЫЙ.

5.2.1. Винительный обстоятельственно-локальный с предлогом "в".

5.2.2. Беспредложный винительный обстоятельственный.

5.2.3. Краткий экскурс в историю изучения ВП.

5.2.4. Винительный пути. Функция фокусировки как исходная инвариантная функция ВП.

5.2.5. Винительный темпоральный.

5.2.6. Винительный места.

5.2.7. Винительный расстояния и винительный меры движения.

5.2.8. Винительный пространственно-временной.

5.2.9. Винительный временного этапа.

5.2.9. Винительный временного интервала.

5.3. ВИНИТЕЛЬНЫЙ АКТАНТНЫЙ.

5.3.1. О винительном падеже, прямом объекте и переходности (вопросы).

5.3.1.1. Вопросы к традиционному определению винительного падежа.

5.3.1.2. Вопросы к традиционному пониманию прямого объекта.

5.3.1.3. О неясности термина переходность и о вреде термина транзитивность.

5.3.2. О винительном падеже, прямом объекте и переходности (ответы).

5.3.3. Развитие прямообъектного значения ВП.

5.3.4. Замечания о делиберативном объекте.

5.3.5. Краткий обзор предложных употреблений ВП.

5.4. ВЫВОДЫ: ОТ ИСХОДНОЙ ИНВАРИАНТНОЙ ФУНКЦИИ АККУЗАТИВА К АКТУАЛЬНОЙ.

ГЛАВА 6. РОДИТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ.

6.1. ЗАГАДКИ РОДИТЕЛЬНОГО.

6.2. РОДИТЕЛЬНЫЙ ПРИИМЕННЫЙ.

6.2.1. Родительный приименный в словосочетании.

6.2.2. Родительный приименный на уровне предложения. s 6.2.3. Родительный приименный на уровне текста.

1 6.2.4. Родительный приименный в названиях-заголовках и в названиях-вывесках.

6.2.4.1. Названия-заголовки.

6.2.4.2. Названия-вывески.

6.2.5. Экскурс в историю приименного генитива.

6.2.6. К вопросу об истории и перспективах конкуренции прилагательного и РП в определительной функции.

6.2.7. Выводы.

6.3. РОДИТЕЛЬНЫЙ ПРИГЛАГОЛЬНЫЙ.

6.3.1. Исходная функция Рп (РП при удалительных и достигательных глаголах в древнерусском языке).

6.3.2. Развитие исходной инвариантной функции приглагольного РП. Объектная функция приглагольного РП.

6.3.2.1. Глаголы слухового и зрительного восприятия.

6.3.2.2. Зарождение новой функции РП.

6.3.2.3. Глаголы внимания и заботы.

6.3.3. Причины варьирования ВП и РП в древнерусском языке.

6.3.4. Глаголы умственного восприятия.

6.3.5. Глаголы получения и приобретения.

6.3.6. Глаголы физического воздействия.

6.3.7. Некоторые другие случаи конкуренции ВП и РП.

6.3.8. Выводы о причинах и содержании конкуренции РП и ВП.

6.3.9. Дальнейшая судьба приглагольного РП.

6.3.9.1. Отмирание генитивной переходности.

6.3.9.2. Сохранение приглагольного РП при поддержке предлогов.

6.3.9.3. Сохранение приглагольного РП в случае функционально-семантической дифференциации РП и ВП.

6.3.9.3.1 Мена винительного падежа на родительный при отрицании.

6.3.9.3.2. Родительный "части целого".

6.3.9.3.3. Случаи наиболее устойчивого употребления беспредложного приглагольного РП

6.3.9.3.4. Объектная функция РП и категория одушевленности.

6.3.10. Системно-функциональная характеристика конструкции у+РП.

6.3.11. Выводы.

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Лутин, Сергей Алексеевич

Настоящее диссертационное исследование посвящено системно-функциональному анализу категории падежа в русском языке.

Интерес ученых к выделению, описанию и осмыслению падежей как составных элементов целостной подсистемы языка, по-видимому, столь же древен и стоек, как попытки человека структурировать окружающий мир и систематизировать наблюдаемые явления. Уже в V в. до н.э. мы находим достаточно законченную и системную падежную доктрину в знаменитом древнеиндийском «Восьмикнижии» Димри Дж. П. Панини — первой дошедшей до нас грамматике санскрита [История лингвистических учений: 1974: 78]. При этом «сам Панини упоминает около десяти предшественников своего труда, а исследователи отмечают, что труд Панини представляет лишь о д н о из ряда грамматических направлений в Древней'Индии» [Мечковская 1998:31].

Почти в то же время Аристотель в своей «Поэтике» впервые вводит термин "падеж", который впоследствии- прочно закрепится в европейской лингвистической традиции (tetcûchç), а в античности станет предметом бурной дискуссии перипатетиков (последователей Аристотеля) и стоиков [Античные теории 1936: 70-71].

Видный представитель александрийской грамматической школы Дионисий Фракийский, его последователи Диомед (IV век н.э.) и Присциан (V в н.э.), с одной стороны, Универсальная грамматика Ф. Санчеса «Минерва» (1587 г.) и «Общая и рациональная грамматика» Антуана Арно и Клода Лансло (1660 г.) - с другой, намного приблизили нас к. современному пониманию падежа.

Что касается русской лингвистической традиции, то здесь выдающийся вклад в описание категории падежа (как с чисто терминологической, так и с содержательной точки зрения), безусловно, внес М.В. Ломоносов (см. в [Ломоносов 1952]), опиравшийся в своих исследованиях как на упомянутую выше рациональную грамматику Пор-Рояля, так и на труды своих российских предшественников — Лавретния Зизания (1596 г.) и Милетия Смотрицкого (1619 г.; см. в [Грамматики Лаврентия Зизания' и Милетия Смотрицкого 2000]). Ломоносовская терминология прочно утвердилась в отечественной науке и практике преподавания русского языка.

Разработка принципов выделения падежей в.русском языке и анализ их семантики стал органической частью лингвистических концепций таких классиков отечественного языкознания конца XIX-начала XX вв., как А.А. Потебня, Ф.Ф; Фортунатов, А.А. Шахматов, A.M. Пешковский.

Вместе с тем, подлинный интерес к структурному построению категории падежа как целостной языковой подсистемы, к содержательной классификации падежей, к выявлению их поверхностной и глубинной семантики появился лишь в 30-ые годы XX века.

Начало целому ряду специальных исследований, посвященных категории падежа, положила работа выдающегося датского лингвиста Л. Ельмслева «La catégorie des cas. Etude de grammaire générale» ([Hjelmslev 1935] - первая часть; [Hjelmslev 1937] — вторая часть). Практически, одновременно появляются, знаменитые работы Р. Якобсона «К общему учению о падеже» (1936 г.; см. в [Якобсон 1985]) и А.В. де Гроота «Les oppositions dans les systèmes de la syntaxe et des cas» [De Groot 1939]. Новый всплеск интереса к категории падежа возникает в связи с появлением, в середине 50-ых годов работ Е. Куриловича по падежной семантике (см. в [Курилович 1962]) и новой работы де Гроота [De Groot* 1956]; значительно пересмотревшего свои взгляды.

Новым словом в изучении категории падежа стала, «падежная грамматика» Ч*. Филлмора, впервые опубликованная в 1968 г. (см. в [Филлмор 1981]). Отказ от учета формальных способов выражения падежных значений и перенос анализа в плоскость «глубинных структур» и «семантических ролей аргумента» оказался весьма востребованным на том этапе развития лингвистики, особенно американской, и породил целый ряд самостоятельных моделей «падежной грамматики» (модель Чейфа [1975], локалистская модель Дж. Андерсона [Anderson 1971], модель , основанная на тематических отношениях [Jackendoff 1972] и [Gruber 1976] ), модель, разработанная в рамках тагмемики [Pike K.L., Pike Е. 1977] и «матричная» модель У. Кука [Cook 1979]).

Невозможно переоценить и вклад отечественных языковедов в разработку проблематики падежа. Это и "формальные" теории В.А. Успенского [1957], A.B. Гладкого [1969; 1973; 1999], И.А. Мельчука [1974; 1998]; A.A. Зализняка [1967; 1973], методологически близкие к ним концепции Т.В. Булыгиной [1961] и В.В. Мадояна [1989]; это и концепция С.К. Шаумяна в его «аппликативной грамматике» [1974]; это и описание падежей с опорой на понятие диатезы у С.Е. Яхонтова [1978]; это и "типологический" подход С.Д. Кацнельсона [1972]; это и различные попытки синтеза морфологического и синтаксического подходов в работах Н.Ю. Шведовой [1978] и, с иных позиций, Ю.С. Степанова [1968]; и "позиционный анализ" E.BI Клобукова [1979; 1980; 1986]; и "последовательно типологический" - В.А. Плунгяна, [2000]; и наиболее близкий нам "системный подход" Г.П. Мельникова [1980]; это и "контенсивно-типологический" подход А.Е. Кибрика [1992]; типологический анализ A.M. Лаврентьева [2001] и многие другие, простое перечисление которых заняло бы несколько страниц.

Несмотря на огромное количество целостных концепций категории падежа и отдельных работ, посвященных изучению этой категории, в лингвистике до сих пор не существует устоявшегося^ мнения не только на природу этой» языковой категории, но й даже единого определения термина падеж. Это связано, как можно, думать, с тем, что «среди всех грамматических категорий падеж обладает, по-видимому, наиболее сложной логической структурой» [Гладкий 1999: 45].

Такое положение дел позволяет, как нам представляется, ещё раз обратиться к исследованию категории падежа в русском языке как флективном языке номинативного строя, с целью ещё раз подтвердить, что эти языки вовсе не являются «запутанным скоплением частных систем, неполных (дефективных) систем и синкретичных систем» [Hjelmslev 1935: 83] (в переводе A.M. Лаврентьева [2001: 51]), и доказать, что падежная система представляет собой системно организованную категорию, каждый элемент которой (падеж) выполняет в её рамках вполне определенную функцию, а вся падежная система предназначена для выполнения единой функции в языке как своей надсистеме.

В связи с этим, объектом настоящего исследования является русская падежная система.

Предметом исследования являются грамматические значения русских падежей с точки зрения реализации в них инвариантных падежных функций.

Общая цель исследования заключается в выявлении и объяснении принципов функционирования падежной системы как элемента надсистемы — современного русского языка.

Для достижения общей цели предпринята попытка решить следующие частные задачи: выявить для каждого русского падежа инвариантную функцию, объединяющую всё многообразие его грамматических значений в цельное системно-функциональное поле; показать динамику развития инвариантных функций русских падежей от исходного состояния к актуальному; доказать, что появление/отмирание частных, грамматических значений падежей определяется их соответствием/несоответствием инвариантной функции падежа, на очередном этапе её развития; определить критерии системно-функционального противопоставления русских падежей и представить падежи в виде целостной системы, объединенной единой функцией.

Актуальность данной работы связана со стремлением проанализировать падежную систему в соответствии с «новым обликом» современной лингвистики -объяснительной, антропоцентричной, функциональной. Это выражается в том, что в ходе исследования

• осуществляется выявление причинно-следственных связей в языке, а также показываются условия их возникновения и исчезновения;

• доказывается возможность и необходимость рассмотрения падежей с точки зрения интенций говорящего, стремящегося с помощью различных средств номинативного флективного языка максимально точно передать свой коммуникативный замысел слушающему;

• подчеркивается, что приоритетным при характеристике падежей является выявление их функциональных особенностей как элементов системы.

Новизна исследования определяется тем, что проведено чёткое различие функционального и семантического уровней анализа, в результате чего выявлена инвариантная функция каждого из русских падежей, а также определены критерии их системно-функционального противопоставления; вместо многочисленных частных грамматических падежных значений, выделяемых в существующих лингвистических исследованиях, сформулированы системообразующие инвариантные функции, из которых выводятся эти частные значения; показана динамика их исторического развития в связи с развитием инвариантных функций.

Общая гипотеза исследования заключается в следующем: традиционно выделяемые грамматические значения каждого из падежей объединяется в сознании носителей языка в единый падеж не только благодаря формальному единообразию, но и благодаря единой, инвариантной функции. Инвариантная функция проявляется во всех падежных значениях, отвечая при этом на вполне определенный функциональный запрос падежной системы и тем самым поддерживая её функционирование как целостной системы в надсистеме следующего яруса -языке; при этом инвариантные функции падежей оказываются системно противопоставленными друг другу по ряду коммуникативно значимых критериев.

В рамках доказательства общей гипотезы на защиту выносятся следующие положения:

1. для каждого русского падежа может быть выявлена единая инвариантная* функция (кроме особняком стоящего родительного падежа);

2. инвариантная функция развивается вместе с развитием всей системы языка от исходного состояния к актуальному1;

3. развитие грамматических значений падежей, отмирание старых и рождение новых определяется развитием инвариантной функции падежа;

4. чем более адаптированной (т.е. совершенной в рамках данного типа языковой системы — номинативного языка флективного типа в случае русского языка) становится система, тем более чётко противопоставленными и взаимодополняющими друг друга становятся инвариантные функции падежей, тем более стройную систему они образуют;

5. выявление инвариантных функций падежей и определение направления их развития позволяет не только объяснить многие особенности функционирования падежей в современном русском языке, но и в ряде случаев прогнозировать дальнейшее развитие тех или иных языковых процессов.

Теоретическая значимость исследования заключается в его экспланаторности: поставлена и решена задача объяснения сущности и принципов развития русской падежной системы; доказана принципиальная возможность выявления инвариантов при анализе грамматических систем в целом и русских падежей, в частности.

Практическая ценность исследования состоит в возможности использования полученных результатов при чтении курсов по морфологии и синтаксису русского языка, при составлении учебников нового поколения по русскому языку для иностранцев - учебников, направленных на развитие лингвистической компетенции и чувства языка; а также при подготовке спецкурсов по проблемам общего языкознания.

Методологической базой исследования является системная лингвистика и системная типология языков, разработанная в трудах известного российского лингвиста Г.П. Мельникова.

Методика исследования языкового материала может быть сформулирована следующим образом: от синхронии к диахронии и через диахронию к новому осмыслению современных языковых процессов. На основе анализа нескольких падежных значений делается предположение об актуальной инвариантной

1 При назывании инвариантной функции актуальной здесь и далее имеется в виду функции определенного падежа. Далее осуществляется анализ всех известных значений данного падежа в современном языке с точки зрения проявления в них актуальной инвариантной функции. Те значения, которые оказываются не соответствующими предполагаемой функции, исследуются с диахронической точки зрения: семантическая история падежа призвана проявить "затемнённую" искомую функцию либо привести к выявлению иной инвариантной функции для предшествующего синхронного среза. В конечном итоге, актуальное семантическое поле определенного падежа оказывается неоднородным: часть его значений есть проявление исходной инвариантной функции этого падежа, другая часть - соответствует актуальной инвариантной функции, третья часть отражает намечающиеся тенденции функционального развития того или иного падежа.

Апробация работы. Результаты исследования нашли своё отражение в монографии и, 18 научных публикациях; из них 8 опубликованы в изданиях, включенных в перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий ВАК Министерства образования и науки РФ.

Основные положения работы легли в основу докладов ^ стали предметом обсуждения на международных научных конференциях и семинарах, в частности: на X Конгрессе МАПРЯЛ (Санкт-Петербург, 2003), XI Конгресс МАПРЯЛ (Варна, 2007), на II Международном конгрессе исследователей* русского языка (Москва, МГУ, 2004), на III Международном конгрессе исследователей русского языка (Москва, МГУ, 2007 г.), на XI Международной научно-методической конференции в Варшава (2004), на Международной конференции «Проблемы функционирования? и преподавания русского языка в Юго-Восточной Азии» (Ханой, 2005), на Международной научной конференции «Проблемы функционирования русского языка в Республике Армения» (Ереван, 2006), на Международном семинаре преподавателей русского языка и литературы в рамках Дней русского языка во Франции (Париж, 2004), на Международном семинаре преподавателей русского языка и литературы в рамках Дней русского языка в Бельгии (Брюссель, 2005), на Международных семинарах преподавателей русского языка и литературы в рамках Дней русского языка в Индии (Мумбай 2005; Мумбай 2006; Дели-Мумбай, 2007). исключительно временная отнесенность понятия ксовременному состоянию русского языка.

Внедрение результатов работы. Полученные в ходе исследования результаты легли в основу спецкурса «Грамматические категории русского языка в системно-функциональном аспекте», прочитанного в 2006/2007 и 2007/2008 учебных годах студентам дневного и вечернего отделений Института иностранных языков Московского авиационного института (ГТУ).

Предварительное обсуждение диссертации состоялось на кафедре общего и русского языкознания филологического факультета Российского университета дружбы народов.

Диссертация состоит из Введения; теоретической главы, посвященной обоснованию методологии и методов исследования, а также формулировке базовых понятий и основной гипотезы (Глава 1); шести глав, каждая из которых посвящена анализу одного из шести традиционно выделяемых в русском языке падежей (Главы 2-7); Главы 8, специально посвященной способам выражения семантического субъекта в русском языке; Заключения, обобщающего результаты исследования; Библиографии и Приложения, в котором приводятся схемы хронологического развития функциональных полей русских падежей.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Системно-функциональный анализ категории падежа в русском языке"

8.3. ВЫВОДЫ

1. Систему "дезактивации" СС падежными средствами можно в целом считать сложившейся.

2. В случае невозможности (табу №3) или нежелания говорящего изображать СС в качестве генератора определенного события, он, основываясь на инвариантных функциях падежей и сформировавшейся на их основе шкале имманентной активности, оформляет СС с помощью косвенных падежей.

3. Если СС представляется достаточно активно участвующим в развитии события, хотя и не настолько, чтобы быть оформленным в виде его генератора, то он оформляется с помощью ДП (Ему кажется. Ему сломали телевизор. Ему не хватает денег. Ему нужен словарь. Ему нужно уезжать.)

4. Если СС представляется минимально причастным к развитию события, то он оформляется максимально сильным из возможных для одушевленных существительных "дезактиватором" — сочетанием у+РП (У него болит голова. У него сломался телевизор. У него репетиция. У него колет в боку. У него есть друзья. У него замёрзли руки.)

5. Именно потому, что выбор того или иного способа оформления СС строится на основании шкалы активности, т.е. узуально закрепленных ощущений, этот выбор принципиально не поддаётся строгому лингвистическому описанию (как правило, у каждого нового исследователя — свой новый критерий выбора), с одной стороны, и вызывает серьёзные трудности при обучении русскому языку иностранцев — с другой. Только формирование чувства языка в целом, и чувства падежа — в частности, основанного на изучении инвариантных функций падежей, позволит приблизиться к тому узуальному представлению носителей русского языка о шкале имманентной активности, которая и позволит иностранцу не только минимизировать количество ошибок, но и свободно "играть" падежами, решая с их помощью различные коммуникативные задачи.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Использование детерминантного подхода, разработанного в трудах Г.П. Мельникова и его учеников и восходящего к лингвистическим концепциям В. фон Гумбольдта, И.И. Срезневского, A.A. Потебни и И.А. Бодуэна де Куртенэ, позволило перевести поиск инвариантов из плоскости грамматической семантики (= поиска инвариантных значений) в плоскость функционирования грамматических подсистем (= поиска инвариантных функций). При этом понятие инвариантной функции грамматической подсистемы оказалось изоморфным понятию внутренней детерминанты, применяемому Г.П. Мельниковым к уровню языковой системы в целом.

Проведенный системно-функциональный анализ подтвердил принципиальную возможность выявления инвариантов при анализе грамматических систем в целом и русских падежей, в частности.

Понимание категории падежа как специализированной подсистемы языковых средств, позволяющих максимально точно передавать представление говорящего о коммуникативно значимых ролях участников ситуации путем соответствующего маркирования их имен, позволило выявить три системно существенных основания, по которым противопоставляются русские падежи:

• падежи-генераторы (ИП и ТП) / падежи-локализаторы (ПП, ВП, ДП и, частично, РП);

• падежи реальные (ИП, ПП, РП) / потенциальные (ТП, ВП, ДП) и

• (внутри падежей-локализаторов) падежи, указывающие на место фиксации (т.е. на непосредственный контакт с партиципантом) / на зону фиксации (т.е. на соположение с париципантом при неважности непосредственного контакта).

При этом было установлено, что некоторые падежи входят в эту систему противопоставлений не всем своим системно-функциональным полем, т.е. не всей совокупностью своих грамматических значений. В особенности это касается родительного падежа: он оказался противопоставленным другим падежам по описанным функционально значимым системоорганизующим критериям (потенциальность/реальность, место/зона) лишь в рамках конструкции у+РП, приобретшей своё собственную функцию в падежной системе. Все прочие приглагольные употребления генитива, как с предлогами, так и без, сохранились в языке в рамках его исходной инвариантной функции, оставаясь противопоставленными различным частным грамматическим значениям других падежей, но не участвуя в системе основных функциональных падежных противопоставлений. При этом родительный падеж, системно-функциональная история развития которого во многом отличается от судьбы других русских падежей, является в данном отношении, скорее, исключением: лишь именительный падеж входит в систему функциональных противопоставлений не всеми своими грамматическими значениями. Все остальные падежи оказываются противопоставленными на уровне их инвариантных функций, т.е. всей совокупностью своих грамматических значений, образующих единое системно-функциональное поле.

Результатом исследования стало выявление актуальных инвариантных функций всех русских падежей, а именно:

ИП - маркирование имени генератора события.

ТП - маркирование имени вторичного (потенциального) генератора события.

ПП - маркирование имени партиципанта-местареализованной фиксации события.

ВП - маркирование имени партиципанта-места потенциальной ~ фиксации результата действия.

Приименный РП —маркирование имени референта, ассоциация с которым служит для актуализации (порождения) текущего смысла определяемого слова (патронимическая функция).

Приглагольный РП —маркирование имени партиципанта-места, дистантно расположенного по отношению к другому партиципанту (дистантная функция).

Д П - маркирование имени партиципанта-зоны потенциальной фиксации результата события.

432

Отдельно была сформулирована функция предложно-падежного сочетания у+РП, вошедшего в систему функциональных противопоставлений русских падежей:

У+РП — маркирование имени партиципанта-зоны реализованной фиксации события

В ходе системно-функционального анализа было показано, что инвариантная функция не является раз и навсегда данной, а развивается вместе с развитием всей системы языка от исходного состояния к актуальному. Это дало возможность представить системно-функциональное поле падежа в виде динамически развивающейся системы, все элементы и связи которой определяются на каждом конкретном этапе синхронной инвариантной функцией падежа, а общий вектор развития задается направлением развития инвариантной функции - от исходной к актуальной.

Была выявлена следующая динамика развития инвариантных функций косвенных падежей:

ТП: от маркирования имени поссибилизатора события к маркированию имени вторичного (потенциального) генератора события;

Ш1: от маркирования имени партиципанта-места реальной или потенциальной фиксации события (при неважности наличия контакта с указанным местом) к маркированию партиципанта-места реальной фиксации события (при обязательном контакте с этим местом и конкретизации способа контакта с помощью предлогов);

ВП: от маркирования имени наиболее значимого после генератора партиципанта события (функция фокусировки) к маркированию партиципанта-места потенциальной фиксации результата действия;

Приименный РП: патронимическая функция РП была исконно присуща этому падежу и сохранилась до наших дней без изменений;

Приглагольный РП: дистантная функция приглагольного РП была исконно присуща этому падежу и сохранилась до наших дней без изменений, хотя и претерпевала определенные временные изменения по ходу развития языка (развитие и отмирание объектной функции);

ДП: от маркирования имени партиципанта, в зоне которого находился другой партиципант к маркированию партиципанта-зоны потенциальной фиксации результата события.

Выявленная динамика развития инвариантных функций падежей впервые позволила объяснить причины отмирания и развития в языке падежных значений: соответствие/несоответствие древних падежных значений видоизменяющейся функции того или иного падежа в языке определяло их дальнейшую судьбу в языке. Такой подход позволил разработать причинно обусловленную хронологию системно-функционального развития падежей, нашедшую своё графическое отражение в соответствующих схемах (Приложение 1).

Результаты проведенного исследования в синхронном плане могут быть представлены в виде схемы системно-функциональных противопоставлений русских падежей:

РУССКИЕ ПАДЕЖИ —► 1

РЕАЛЬНЫЕ

ГЕНЕРАТОРЫ СОБЫТИЯ ипмаркирование имени генератора события

ЛОКАЛИЗАТОРЫ СОБЫТИЯ

Локализация в точке (месте)

ПП — маркирование имени партиципанта-места реализованной фиксации события

Локализация в зоне у+РП-маркирование имени партиципанта-зоны реализованной фиксации события

ПОТЕНЦИАЛЬНЫЕ тпмаркирование имени вторичного (потенциального) генератора события

ВП маркирование имени ¡партиципанта-места [ потенциальной I фиксации результата I действия

ДП-маркирование имени партиципанта-зоны потенциальной фиксации результата события

Методологически значимым результатом исследования представляется подтверждение того факта, что полноценное понимание синхронных явлений невозможно без обращения к истории языка. От синхронии к диахронии и через диахронию к новому осмыслению современных языковых процессов — таков путь к пониманию тех или иных языковых явлений и процессов, позволяющий через ответ на вопрос "как?" не только прийти к ответу на вопросы "почему?", и "для чего?", но и сделать попытку ответить на вопрос "что будет дальше?", другими словами, перейти от описательного этапа развития науки к объяснительному и прогностическому.

Список научной литературыЛутин, Сергей Алексеевич, диссертация по теме "Русский язык"

1. Абдуразаков М.А. Падежи и различный статус имен существительных в высказывании // Сб. науч. тр. / Моск. пед. ин-т иностр. яз. - М., 1986. -Вып. 270. - С. 49-55.

2. Агафонова К. О конструкции "предлог с+генитив" // Исследования по семантике предлогов. М., 2000. - С. 313-337.

3. Адамец П К вопросу о трансформационном анализе предложений без номинатива и с неядерным номинативом в современном русском языке // Acta Universitates Carohnae Philologica I Slavica Pragensia VII Praha, 1965. P 63 78

4. Акопян P.C. Именительный постпозитивный в безглагольных присоединительных конструкциях в современном русском языке. Дис. . канд. филол. наук. -М., 1978.

5. Анд ерш И Ф Особенности функционирования дательного принадлежности в славянских языках // Русский язык в его связях с украинским и другими славянскими языками Симферополь, 1973. — С 75-77

6. Анохин П.К. Принципиальные вопросы общей теории функциональных систем. М., 1973.

7. Анохин П. К. Философский смысл проблемы естественного и искусственного интеллекта/ЛЗопросы философии, 1973. №6.

8. Анохин П.К. Очерки по теории функциональных систем. М., 1975.

9. Античные теории падежа и стиля. M.-JL: Соцэкгиз, 1936. 341 с.

10. Ю.Апресян Ю.Д. Значение и употребление // Вопросы языкознания,2001. -№ 4.-С. 3-22.

11. П.Арват Н Н Безличные предложения в древнерусском языке (по материалам памятников Новгородской письменности 11-15 вв ) АКД Одесса, 1955. 16 с.

12. Арват H.H. Семантическая структура простого предложения в современном русском языке. — Киев: Вища шк., 1984 — 159 с.

13. З.Аристотель. О частях животных. — М., 1937.

14. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл: логико-семантические проблемы. М.: Едиториал УРСС, 2005. - 384 с.

15. Арутюнова Н Д. Семантическая структура и функции субъекта // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т 38 №4, 1979. С 323-334

16. Арутюнова Н.Д., Ширяев E.H. Русское предложение. Бытийный тип: структура и значение. — М., 1983.

17. Арьев В.Ю. Выражение делиберативного объекта в русском языке XVTII в. (на материале художественной литературы). Автореф. дисс. канд. филол. наук. Ростов н/Д, 1973.

18. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. Изд. 3-е, стереотипное. М.: КомКнига, 2005. — 576 с.

19. Бабайцева В В Предложения с безлично-предикативными словами в современном русском языке (без инфинитива). АКД. М , 1955. — 12с

20. Белошапкова В.А. Современный русский язык. Синтаксис. М., 1977.

21. Балаж Г. Порядок падежей в славянских языках // Acta Univ. Szegediensis de Attila Jozsef nominatae. Sect. ling. Diss. Slavicae. -Szeged, 1988. N 20. - С. 7-13.

22. Бауэр Я. Беспредложный локатив в старославянском языке // Исследования по синтаксису старославянского языка. Прага, 1963. — С. 263-285.

23. Бауэрова М. Беспредложный творительный падеж в старославянском языке // Исследования по синтаксису старославянского языка. — Прага, 1963.-С. 287-311.

24. Бирюлин Л.П. В поисках подлежащею безличного предложения в русском языке//Лингвистические исследования, №2. — М, 1978. С 225-246.

25. Благочиннова Т.И. Замены вторых косвенных падежей в современном русском языке: (Структур.-семант. анализ предложений с объект, предикатом). Автореф.дис. . канд.филол.наук / Воронеж, гос. ун-т им.Ленинского комсомола. Воронеж, 1989. - 20 с.

26. Благочиннова Т.И. Эволюция древнерусского оборота со вторым дательным падежом // Исследования по истории и диалектологии русского языка. Алма-Ата, 1990. - С. 49-53.

27. Богданов А. Л. Тектология. Всеобщая организационная наука. М., 1983.

28. Богородицкий В.А. Синтаксис родительного падежа в русском языке // Очерки по языковедению и русскому языку. 4-е изд. — М., 1939. — С. 210-218.

29. Богуславская О.Ю. Генитив с точки зрения типологии // Metody formalne w opisie jezikow slowianskich. Biafystok, 1990. — C. 129-136.

30. Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. — М.: Изд-во АН СССР, 1963.

31. Болыпая советская энциклопедия. — М., 1978. Т. 28.

32. Бондарко A.B. Теория инвариантности P.O. Якобсона и вопрос об общих значениях грамматических форм // Вопр. языкознания. — М., 1996.-N4.-С. 5-18.

33. Бондарчук Н.В. Бинарные оппозиции в системе падежей современного русского языка: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Киев. гос. пед. инт им. A.M. Горького. Киев, 1987. - 24 с.

34. Борковский В. И. Безличные предложения в древнерусских грамотах 14-15в.в. южного происхождения // Известия ОЛЯ. Т 9. Вып 5, 1950. -С. 362-375.

35. Борковский В.И., Кузнецов П.С. Историческая грамматика русского языка. — М.: КомКнига, 2006. — 512 с.

36. Букатевич Н.И. Опыт исторического изучения предлогов и предложных сочетаний в русском литературном языке. Ч. 2. - Одесса, 1958.

37. Булаховский Л.А. Русский литературный язык первой половины XIX века. — М.: Учпедгиз, 1954.

38. Булыгина Т.В. Некоторые вопросы классификации частных падежных значений (на материале сочетаний с генитивом в современном литовском языке) // Вопросы сопоставления описательных грамматик. -М, 1961.-С. 253-266.

39. Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. — М., 1959.

40. Буторин Д.И. Винительный и родительный падежи прямого объекта в русском литературном языке XIX—XX вв. — Л., 1953.

41. Буянова Л.Ю., Симоненко М.Ю. Предложно-падежная конструкция: нюансы семантики // Современные проблемы школьной и вузовской педагогики. М.; Краснодар, 1998. - С. 198-201.

42. Бэбби Л. Порядок слов, падеж и отрицание в бытийных предложениях русского языка//Новое в зарубежной лингвистике, вып. XV. М.: Прогресс, 1985. - С. 464-474.

43. Бэбби Л.Х. Нестандартные стратегии выбора падежа, задаваемого синтаксическим контекстом // Вопр. языкознания. М., 1994. - N 2. - С. 43-74.

44. Вайс Д. Высказывания тождества в русском языке; опыт их отграничения от высказываний других типов // Новое в зарубежной лингвистике.-М., 1985.-Вып. 15.

45. Валгина Н.С. Теория текста. — М., 2004.

46. Варпахович, Л.В. Категория инструменталя и ее реализация в тексте : Автореф. дис. . канд. филол. наук / Белорус, гос. ун-т им. В.И.Ленина. Минск, 1986. - 20 с.

47. Вежбицка Анна. Дело о поверхностном падеже. // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XV. -М.: Прогресс, 1985, с. 303-340.

48. Вечорек Д. О косвенном подлежащем в русском языке // Przeglad rusycystyczny. Lodz, 1986. - Rocz. 9, z. 1/2. - С. 163-166.

49. Вильданова Н.Г. Падеж и падежные значения в свете семантических исследований // Исследования по семантике: Теоретич. и приклад, аспекты: Межвуз. науч. сб. Уфа, 1999. - С. 109-118.

50. Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). — М.: Высшая школа, 1972.

51. Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX веков. М., 1982.

52. Воейкова М.Д., Пупынин Ю.А. О семантике родительного падежа в безличных конструкциях (на материале русского языка) // Лингв, исслед. М., 1990. - Аспекты грамматического анализа. - С. 27-35.

53. Воинова Е. В. Дательный падеж при предикативных словах на о и инфинитиве // Вестник ЛГУ. Серия истории, языка и литературы, № 2, 1965С 151-158.

54. Володин А.П. Падеж: форма и значение или значение и форма? // Склонение в палеоазиатских и самодийских языках. Л.: Наука, 1974. — С. 261-291.

55. Воронцова М.И., Рахилина Е.В. Об иконичности выражения глагольных ролей и грамматике конструкций. —http://www.infolex.ru/VORONTS.HTML

56. Ворт Дин С. Второй винительный в современном русском языке // Лики языка (к 45-летию научной деятельности Е.А. Земской). М.: Наследие, 1998.-С. 7-13.

57. Воскобойникова A.B. Синонимия предложно-падежных конструкций в современном русском языке: (На материале конструкций со значением места). Автореф.дис. .канд. филол. наук / Киев. гос. пед. ин-т им. А.М.Горького. Киев, 1989. - 16 с.

58. Гайдес М.А. Общая теория систем: Системы и системный анализ. — Винница: Глобус-Пресс, 2004.

59. Гак В. Г. Номинализация сказуемого и устранение субъекта // Синтаксис и стилистика. -М, 1976. — С 85-102

60. Галкина-Федорук Е. М. Безличные предложения в современном русском языке М , 1958. С 200-245.

61. Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы: Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры. — Тбилиси, 1984.

62. Герасименко H.A. Семантика винительного падежа существительного в предикативной функции // Семантика и прагматика языковых единиц. Уфа, 1999. - С. 69-72.

63. Герасименко H.A. Предикативные и непредикативные падежные формы // Предложение и слово: парадигматический, текстовый и коммуникативный аспекты. Саратов, 2000. - С. 23-28

64. Гращенков П.В. Родительный падеж при русских числительных: типологическое решение одной «сугубо внутренней» проблемы // Вопросы языкознания. № 3, 2002. — С. 74-119.

65. Гладкий A.B. К определению падежа и рода существительного // Вопросы языкознанияб 1969. № 2. — С. 22-31.

66. Гладкий A.B. Попытка формального определения падежа и рода существительного // Проблемы грамматического моделирования (отв. ред. A.A. Зализняк). М.: Наука, 1973. - С. 24-53.

67. Гладкий A.B. Набросок формальной теории падежа // Вопр. языкознания, 1999. № 5. - С. 45-55.

68. Голайденко JI.H. Именительный представления и инфинитив представления: опыт сравнительного анализа (на материале художественной прозы) // Исследования по семантике и прагматике языковых единиц. Уфа, 2001. - С. 89-96.

69. Головачева А. В. Категория посессивности в плане содержания // Категория посессивности в славянских языках и балканских языках. — М., 1989.-С 44-111.

70. Головачева А.В. Семантические функции падежа в посессивных структурах // Проблемы сопоставительной грамматики славянских языков. М., 1990. - С. 155-167.

71. Голубева И.В. Функционально-семантическое поле именительного темы и смежных с ним явлений в устной речи : Автореф. дис. . канд. филол. наук. Таганрог, 1996. - 21 с.

72. Голубева И.В. Результаты статистического анализа конструкций с именительным темы (на материале устной речи) // Филология = РЬПо^са. Краснодар, 1996. - И 10. - С. 33-35.

73. Горбунова А.Н. Именительный падеж в роли объектного предикатива в конструкциях называния/представления типа "меня/ее зовут/называют Лиза" // Семантика. Функционирование. Текст. Киров, 1999. - С. 117126.

74. Грамматика русского языка. М.: Изд-во АН СССР, 1954. Т. II. Часть II.

75. Грамматика современного русского литературного языка. М.: Наука, 1970.

76. Грамматика русского языка. М., 1980 - Т. 1-П.

77. Грамматики Лаврентия Зизания и Милетия Смотрицкого. — М.: Изд-во МГУ, 2000.

78. Граннес А. Будь УМНИЦА УМНИЦЕЙ // Сьпоставително езикознание. - С., 1990. - Г. 15, N 4/5. - С. 161-165.

79. Григорьева А.Д. К отношениям предложности и беспредложности локатива в русском языке // Доклады и сообщения Института русского языка, вып. 1. — М., 1948.

80. Гришина Н.И. Дативные предложения в парадигматическом аспекте / Моск. гос. открытый пед. ун-т им. М.А.Шолохова. М.: Альфа, 2002. -198 с.

81. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М.: Прогремм, 1985. -451 с.

82. Гуминский А.П. О составе списка семантических падежей / Редкол.журн.: Изв. АН БССР. Сер.обществ.наук. Минск, 1987. - 24 с.

83. Гусар Е.Г. Пьяному море по колено. (к вопросу о безличности дативных конструкций) // Проблемы типологии языковых единиц разных уровней: Мат-лы Всероссийской научно-практической конференции (14-15 ноября 2002 г.). Байск, 2002. - Вып. II. - С. 4955.

84. Гухман М. М. Конструкции с дательным / винительным лица и проблема эргативного прошлого индоевропейских языков // Эргативная конструкция предложения в языках различных типов. — Д., 1967. С 5873

85. Данеш Ф., Гаузенблас Ф. К семантике основных синтаксических формаций. // Грамматическое описание славянских языков: концепции и методы. М., 1974.

86. День Артура Озола. Категория падежа в структуре и системе языка. Материалы научной конференции. Рига: Изд-во Латв. ГУ, 1971. — 172 с.

87. Дерибас A.A. Прямое дополнение при переходном глаголе с отрицанием // Русский язык в школе, 1956.-№4.-С. 21-25.

88. Дерюшева H.A. Количественно-экспрессивная семантика родительного падежа в бытийных предложениях // Семантика слова и словоформы в тексте. М., 1988. - С. 41-49.

89. Дешериева Т.И. Структура семантических полей чеченских и русских падежей. -М., 1974.

90. Десницкая A.B. К вопросу о происхождении винительного падежа в индоевропейских языках. Изв. ОЛЯ АН СССР, 1947, т. 6, вып. 6.

91. Десницкая A.B. Сравнительное языкознание и история языков. Л., 1984.

92. Джусти Ф.Ф. О выражении носителя состояния в некоторых безличных конструкциях // Русистика сегодня. Функционирование языка: лексика и грамматика. -М.: Наука, 1992. С. 70-81.

93. Дизенко Н.Д. Листья дождем, слезы - ручьем // Рус. речь. - М., 1986. -N3.-C. 88-92.

94. Дрёмов А.Ф. Роль падежей русского языка в обеспечении связности и компрессии текста. — Дис. . канд. филол. н. — М., 1984.

95. Дремов А.Ф. Системная теория падежа и предлога в практике преподавания русского языка как иностранного // Мир русского слова, 2001, № 1,2, 3.

96. Дремов А.Ф. Значение морфемы творительного падежа и смыслы словоформ творительного падежа // Филилогические науки в МГИМО. М., 2001. - N 7 (22). - С. 33-47.

97. Дурст-Андерсен П.В. Предложно-падежная система русского языка, понятие "контакт vs. неконтакт" // Логический анализ языка : Языки пространств. М., 2000. - С. 135-151.

98. Дэнь Бунь. К вопросу о значении и употреблении предложных конструкций "в + предложный падеж" и "в + винительный падеж", выражающих время, не полностью занятое действием // Рус. яз. за рубежом. М., 1991.-N 5. - С. 65-68.

99. Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // Новое в лингвистике. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1960. - Вып. 1. — С. 264-389.

100. Еремин А.Н. Проблема падежа в школьном обучении // Рус. яз. в шк. М., 1996. - N 2. - С. 81-85.

101. Есперсен О. Философия грамматики. — М.: Изд-во иностр. литры, 1958.-404 с.

102. Ефанова Л.П. Семантический синкретизм присловных падежей (к проблеме переходности) // Переходность и синкретизм в языке и речи. М., 1991.-С. 133-140.

103. Жуковская Г. А. Явление производности в отрицательных генитивных предложениях // Пушкинские чтения 2000: Материалы науч. межвуз. конф., 6 июня. - СПб., 2000. - С. 24-26

104. Задорожный М.И.; Каипова В.П. Обучение падежной системе русского языка // Рус. яз. за рубежом. М., 1987. - N 1. - С. 54-56.

105. Заичкова И. Дательный беспредложный в современном русском литературном языке. Acta Universitates Carolinae Philologica Monographia XLII. Praha, 1972. 91c.

106. Зайченко Л.С. Проблема определения функции бенефактивности в лингвистике // Теория языка и практика преподавания: Сб. ст., посвящ. 60-летию фак. иностр. яз. Помор, гос. ун-та (1941-2001 гг.). -Архангельск, 2001. С. 93-103.

107. Зализняк A.A. Русское именное словоизменение. М.: Наука, 1967.

108. Зализняк A.A. О понимании термина «падеж» в лингвистических описаниях // Проблемы грамматического моделирования. — М.: Наука, 1973.-С. 53-87.

109. Зализняк Анна A. «The case for case reopened», или ещё раз о значении русского творительного падежа // Die Welt der Slaven. 1996. XLI.P. 167-184

110. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М., 1973.

111. Золотова Г.А. К теории падежных значений // Russ. linguistics. -Dordrecht; Boston, 1985. Vol. 9, N 2/3. - С. 197-208.

112. Золотова Г.А. Синтаксический словарь: Репертуар элементарных единиц русского — М., 1988.

113. Зубкова Т.И. Русские предложно-падежные формы в речевом онтогенезе //Язык: история и современность. СПб., 1996. - С. 94-101.

114. Иванищева, О.Н. "Глубинный номинатив" в структуре изъяснительно-относительных сложноподчиненных предложений // Единицы языка и речи: структура, семантика, функции. Тула, 1993. -С. 94-104/

115. Иванов В.В. Историческая грамматика русского языка. М., Просвещение, 1990.

116. Иванова Е.Ю. Характеризация лица: традиционный синтаксис и экспрессивный номинатив : (На материале русского и болгарского языков) // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 2, История, языкознание, литературоведение. СПб., 1999. - Вып. 1. - С. 54-60.

117. Инчина Л.Г. Употребление конструкций с беспредложным родительным падежом в русском литературном языке второй половины XVIII — первой трети XIX вв. (на материале глаголов речи). — Уфа, Стерлитамак, 1987.

118. Иорданиди С.И. Из истории форм родительного падежа множественного числа имен существительных в русском языке. I // Общеславянский лингвистический атлас: материалы и исследования. — М.: Наука, 1984. С. 246-256.

119. Исакадзе Н.В., Кобозева И.М. Генеративная грамматика и русистика: проблемы падежа и вида // Фундаментальные направления современной американской лингвистики. М., 1997. - С. 142-167.

120. Исаченко А.В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении с словацким. Часть 1-2. — Братислава: Словацкая АН, 1960.

121. Исследования по синтаксису старославянского языка. — Прага, 1963.

122. Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Простое предложение. — М., 1978.

123. История лингвистических учений. Древний мир. Л.: Наука, 1974.-258 с.

124. Ицкович В.А. Очерки синтаксической нормы. — М.: Наука, 1982.

125. Казанский H.H. К реконструкции категории падежа в праиндоевропейском // Общее языкознание и теория грамматики. -СПб., 1998.-С. 112-121.

126. Казеко Т.Н. Конструкция с именительным падежом существительного в разговорной речи // Функционирование языка в разных видах речи. Саратов, 1986. - С. 124-132.

127. Казырод Н.И. К истории возникновения формы родительно-винительного падежа у одушевленных существительных // Единицы восточнословянских языков: структура, семантика, функция : Межвуз. сб. тр. Тула, 1992. - С. 261-265.

128. Калинин A.A. Теоретические аспекты характеристики предложно-падежных форм существительных в позиции предиката // Семантика. Функционирование. Текст. Киров, 2001. - С. 73-81.

129. Каракулаков В.В. К истории разработки учения о грамматической категории падежа // Учен. зап. Душанбинск. пед. ин-та им. Т.Г. Шевченко, 1969. Т. 70, с. 3-35.

130. Караулов Ю.Н. Таксономия падежей и предлогов (семантика). -Автореф. дис. . канд. филол. наук. — М., 1967.

131. Карпов В. Система языка и падеж // Съпоставително езикознание. С., 1991. - Г. 16, N 6. - С. 37-47.

132. Карский Е.Ф. Русские наречия домой, долой. Нежин, 1895.

133. Категория посессивности в славянских языках и балканских языках.-М, 1989 261с

134. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. — Л., 1972.

135. Кинэн Э.Л. К универсальному определению подлежащего // Новое в зарубежной лингвистике, вып. II. М.: Прогресс, 1982. — С. 236-276.

136. Кибрик А.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания. М., 1992.

137. Кибрик А.Е. Современная лингвистика: откуда и куда?//Вестник Московского университета, сер. 9 Филология, № 5. М., 1995, с. 93103.

138. Климов Г.А. Типология языков активного строя. — М.: «Наука», 1977.

139. Клобуков Е.В. Об изучении падежных значений (к постановке проблемы) // Славянская филология. Сб. статей. — М., 1979. Вып. 11. -С. 16-25.

140. Клобуков Е.В. Об одной проблеме описания падежной семантики («идиоматичность» падежных конструкций) // Проблемы истории и теории русского языка. М.: Изд-во МГУ, 1980. - С. 31-36.

141. Клобуков Е.В. Семантика падежных форм в современном русском литературном языке (введение в методику позиционного анализа). -М., 1986.

142. Клобуков Е.В. Задачи изучения семантической парадигматики русских падежей // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. М., 1987. -N4.-0. 55-64.

143. Князев Ю.П. Особенности обозначения пространственных отношений в русском языке: падежи, предлоги и префиксы // Вопросы филологии, методики преподавания иностранных языков и страноведения. Великий Новгород, 1999. - Вып. 2. - С. 71-79.

144. Кожевникова E.B. К вопросу о функциональном анализе предложно-падежных конструкций в условиях ситуативного подхода // Изучение русского языка в школе и вузе. Тула, 1997. - С. 37-41.

145. Козел Н.Я. К вопросу о подлежащем и субъекте // Коммуникативно-смысловые параметры грамматики и текста: Сб. ст. посвященный юбилею Г.А. Золотовой. М., 2001. - С. 140-143.

146. Козинский И. Ш. О категории «подлежащее» в русском языке // ИРЯ АН СССР. Проблемная группа по экспериментальной и прикладной лингвистике Предварительные публикации. Вып 156. — М., 1983. 56с

147. Кока A.A. Конструкции с временным значением в современном русском языке // Вопросы изучения русского языка. — Алма-Ата, 1955, с. 67-111.

148. Кокорина С.И. О семантическом субъекте и особенностях его выражения в русском языке. M , 1979. 77с.

149. Колмакова В.В. Падежные значения отрицательных местоимений с НЕ-(кто- что- основ) в языке художественных произведений XIX-XX в.в // Язык писателя. Текст. Смысл. Таганрог, 1999. - С. 115-120.

150. Комри Б. Типология падежного маркирования предикатных имен // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. М., 1996. - N 3. - С. 107-116

151. Кононенко JI.A. Глагольные словосочетания с родительным и винительным падежами объекта в русском литературном языке XVIII века. Дис. . канд. филол. наук. Рязань, 1977.

152. Кононенко JI.A. Колебания в управлении между родительным и винительным падежами в русском литературном языке XVIII века // Вопросы синтаксиса русского языка. Вып. 2. - Рязань, 1975. С. 80-85.

153. Конфедеракова Г. Посессивные конструкции с беспредложным дательным падежом (в русском языке в сопоставлении с украинским и словацким языками) // Slavica slovaca. Br., 1987. - Roc. 22, с. 1. - С. 325.

154. Конышев Н.И. О значениях падежей в русском языке и языке пушту (сопоставительный анализ) // Rusky jazyk a literatura. Pr., 1985. -5.-С. 17-28.

155. Королева Е.Е. Творительный времени и места в архангельских говорах // Актуальные проблемы региональной лингвистики и истории Сибири. Кемерово, 1992. - С. 78-84.

156. Корольков А.А. Функция падежного значения: (Коммуникативный аспект) // Закономерности взаимодействия национальных языков и литератур. Казань, 1988. - С. 97-102.

157. Коротаева М. В. Односоставные предложения в современном русском языке. — Киров, 1997.

158. Косентини М.Э. О значении падежей в русском языке: система контролируемости действий // Русский язык: исторические судьбы и современность. Международный конгресс. Труды и материалы. — М.: Изд-во МГУ, 2001. С. 167.

159. Косюкова JI.M. Информативная функция родительного падежа имен существительных в диалектной речи: (На материале нижнеилим. говора Иркут. обл.) // Взаимодействие лексических и грамматических категорий в предложении и тексте. Иркутск, 1989. - С. 103-109.

160. Крайнюченко И.В., Попов В.П. Системное мировоззрение. Теория и анализ. Учебник для вузов. Пятигорск: ИНЭУ, 2005. -218 с.

161. Красильникова Е. В. Имя существительное в русской разговорной речи .Функциональный аспект. М., 1990. 128 с.

162. Крупина JI.E. Именительный представления и именительный темы как разные этапы синтаксической деривации / Башк. гос. пед. ин-т.-Уфа, 1994.-9 с.

163. Крысько В.Б. Развитие категории одушевленности в истории русского языка. М., 1994. - 244 с.

164. Крысько В.Б. Исторический синтаксис русского языка: Объект и переходность. -М.: "Индрик", 1997. 423 с.

165. Кубрякова Е. С. Динамическое представление синхронной системы языка //Гипотеза в современной лингвистике. М, 1980. С 217-261.

166. Кубрякова Е.С., Панкрац Ю.Г. Падежная грамматика // Современные зарубежные грамматические теории. М.: ИНИОН АН СССР, 1985.-С. 68-109.

167. Кузнецов П.С. Историческая грамматика русского языка: Морфология. М., 1953.

168. Кузнецов П.С. Очерки по морфологии праславянского языка. М., 2006.

169. Кузова М. Трехкомпонентные безличные предложения с творительным падежом в историческом освещении // Материалы по русско-славянскому языкознанию (литературный язык, диалекты, язык фольклора). — Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1988, с. 89-98.

170. Курилович Е. Очерки по лингвистике. — М., 1962. 456 с.

171. Кустова Г.И. О коммуникативной структуре предложений с событийным каузатором // Московский лингвистический журнал, т. 2, 1996.

172. Лаврентьев A.M. Типологический анализ категории падежа в русском языке. Дис. . канд. филол. наук. — Новосибирск, 1999.

173. Лаврентьев A.M. Категория падежа и лингвистическая типология: На материале рус. яз. / РАН. Сиб. отд-ние. Ин-т филологии. Новосибирск, 2001. - 216 с.

174. Лалаян С.А. Семантико-грамматическая структура предложений с творительным агенса/каузатора: Автореф.дис. .канд.филол.наук / Тбил.гос.пед.ин-т им.A.C. Пушкина. Тбилиси, 1986. - 20 с.

175. Лаптева O.A. Русский разговорный синтаксис. М., 1976.

176. Левонтина И.Б. Некоторые особенности функционирования творительного падежа в архангельских говорах : (К проблеме изучения падежного значения на диалектном материале) // Проблемы семантической и синтаксической типологии. М., 1989. - С. 67-83.

177. Лекант П.А. К вопросу о синтаксическом субъекте // Ученые записки МГПИ им. В. И. Ленина, №341. M , 1969. С. 197-204.

178. Леант П.А. Типы и формы сказуемого в современном русском языке. — М.: Высш. шк., 1976.

179. Леонтьев A.A. Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания. М., 2005.

180. Лепская H.H. Освоение детьми категории падежа : (Семантика, граммат. способы выражения) // Семантика в речевой деятельности. -М., 1988.-С. 48-58.

181. Ли Ч.Н. Томпсон С.А. Подлежащее и топик: новая типология языков // Новое в зарубежной лингвистике, вып. II. — М.: Прогресс, 1982.-С. 193-235.

182. Лион P.C. Выражение некоторых объектных отношений (делиберативных и инструментальных) в древнерусском языке. Автореф. дисс. канд. филол. наук. -М., 1958.

183. Ломоносов М.В. Российская грамматика// Полное собрание сочинений. T. VII. - М., 1952.

184. Ломтев Т.П. Очерки по историческому синтаксису русского языка. -М., 1956.

185. Ломтев Т. П. Структура предложения в современном русском языке.-М., 1979.-198с.

186. Лопухина Р.В. Типология грамматической категории падежа в родном и изучаемом языках // Русский язык: история, функция, изучение. Тула, 1996. - С. 139-145.

187. Луговский Г.Н., Скворецкая Е.В. Творительный уподобления как элемент образного мировидения // Отражение русской языковойкартины мира в лексике и грамматике. Новосибирск, 1999. - С. 255262.

188. Лукин М.Ф. Единство содержания и формы в категории падежа // Рус. языкознание. Киев, 1991. - Вып. 22. - С. 59-65.

189. Лутин С.А. Системно-типологический анализ результативных конструкций русских говоров Севера и Северо-Запада. Автореф.дис.канд.филол.наук. — М., 1990.

190. Лутин С.А., Басманова A.A. Заметки об инвариантных значениях русских падежей (падежи-локализаторы) // Вестник РУДН. Сер. Русский язык нефилологам. Теория и практика. М.: РУДН, 2002. — № З.-С. 42-56.

191. Лутин С.А. Шкала потенциальной активности русских падежей. // Вестник РУДН. Сер. Русский язык нефилологам. Теория и практика. -М.: РУДН, 2003 г. № 1(4). - С. 19-32.

192. Лутин С.А. К вопросу об инвариантных значениях русских падежей (падежи-локализаторы) // Русское слово в мировой культуре. X Конгресс МАПРЯЛ. С.-Петербург: 2003. - Т. 2. - с. 110-115.

193. Лутин С.А. История и перспективы изучения именительного падежа: от частного к общему // Вестник РУДН. Сер. Русский язык нефилологам. Теория и практика. — М.: РУДН, 2004. № 5. - С. 34-43.

194. Лутин С.А. Именительный и творительный падежи на шкале потенциальной активности. // Теория и практика преподавания русского языка иностранным учащимся в вузах. — М.: МГИМО (У) МИД РФ, 2005, с. 98-104.

195. Лутин С.А. Творительный падеж сквозь призму инвариантности. // Вестник РУДН. Сер. Русский язык нефилологам. Теория и практика. -М.: РУДН, 2005а. № 6. С. 82-93.

196. Лутин С.А. О терминах «переходность», «транзитивность» и «прямой объект» // Проблемы функционирования и преподавания русского языка в Юго-Восточной Азии: Доклады и сообщения международной конференции. Ханой, 20056. — С. 86-91.

197. Лутин С.А. Творительный места и времени в функционально-семантическом аспекте. // Вестник РУДН. Сер. Русский язык и иностранные языки и методика их преподавания. — М.: РУДН, 20052006 гг. № 1 (3-4). С. 28-39.

198. Лутин С.А. Инвариантная функция приименного родительного в русском языке // Проблемы функционирования русского языка в Республике Армения. Материалы международной научной конференции. 6-7 ноября 2006 г. Ер.: Лингва, 2006. - С. 32-33.

199. Лутин С.А. Истоки и суть детерминантного подхода к языку как системе (памяти Т.П. Мельникова) // Вестник РУДН. Сер. Лингвистика. -М.: РУДН, 2006а. № 2 (8). С. 13-21.

200. Лутин С.А. Русский генитив в функционально-семантическом аспекте. -М.: РУДН, 2007. 143 с.

201. Лутин С.А. Прямой и косвенный объекты в зеркале переходности // Вестник РУДН. Сер. Вопросы образования: языки и специальность. — М.: РУДН, 2007. -№ 1.-С. 34-43.

202. Лутин С.А. Загадки родительного. Родительный приименный // Русский язык за рубежом. М.: 2007. - № 4. - С. 25-29.

203. Лутин С.А. Как отвечать на вопрос «почему»? // Мир русского слова и русское слово в мире. XI конгресс МАПРЯЛ. — София: Heron Press, 2007. Т. 3. - С. 141-148.

204. Лутин С.А. Идея пространства сквозь призму падежной семантики // Материалы конференции, посвященной 20-летию основания Корейской ассоциации преподавателей русского языка и литературы (KARLL). Чхонан: изд-во Университета Дангук, 2007. — С. 41-46.

205. Луценко H.A. Разграничение функций падежей и предлогов // Рус. языкознание. Киев, 1986. - Вып. 13. - С. 118-124.

206. Луценко H.A. О сравнительном и других значениях творительного падежа // Рус. яз. в шк. М., 1998. - N 4. - С. 89-95.

207. Мадоян В.В. Субстантивное склонение в древнерусском языке. Омонимия падежей в синхронии и диахронии: (Материалы к спецкурсу по ист. грамматике рус. яз.) / М-во высш. и сред. спец. образования АрмССР. Респ. учеб.-метод. каб. Ереван, 1988. - 86 с.

208. Мадоян В.В. О выражении падежа в русском языке // Рус. яз. в нац. шк.-М., 1988.-N 10.-С. 9-11.

209. Мадоян В.В. Принципы выделения падежа в связи с системным описанием языковых фактов: (На материале русского языка) // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. М., 1989. - Т. 48, N 5. - С. 434-441.

210. Мадоян В.В. Содержание и выражение русского падежа в коммуникации и грамматике // Науч. докл. высш. шк. Филол. науки. -М., 1989.-N6.-С. 48-54.

211. Майер И. Прошу Вашего Величества. Особый случай употребления формы родительного падежа в функции винительного // Вопросы языкознания, 1999. № 3. - С. 70-85.

212. Макаров В.Г. Из истории значений родительного падежа в русском языке (по материалам прозаических произведений М.В. Ломоносова). Чебоксары, 1992.

213. Малевинский С.О. Согласование сказуемого с подлежащим -сочетанием именительного падежа с творительным социативным в древнерусском языке // Структурно-функциональный анализ языковых единиц. Иркутск, 1985. - С. 147-153.

214. Маркова Н.В. Глагольные конструкции с родительным падежом полного объективирования в онежских говорах // Севернорус. говоры. -СПб., 1999. Вып. 7. - С. 102-109.

215. Мартынов В.В. Категории языка. — М.: Наука, 1982.

216. Мартыненко Н.Г. Распределение и функционирование падежных форм имен существительных в разговорной речи (сопоставление с художественной и научной речью): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Саратов, 1988.

217. Машовец E.H. Конструкции с "дательным этическим" в современном русском языке // Филологические этюды : Сборник науч. ст. молодых ученых. Саратов, 2000. - Вып. З.-С. 191-193.

218. Медведкин В.М. Доминирующий суперпозитивный номинатив // Семантические стороны языковых явлений. Воронеж, 1989. - С. 45-53

219. Мельников Г.П. Системная лингвистика и её отношение к структурной //Проблемы языкознания. Доклады и сообщения советских ученых на X Международном конгрессе лингвистов. М., 1967, с. 98-102.

220. Мельников Г.П. Синтаксический стой тюркских языков с позиций системной лингвистики //Народы Азии и Африки. №6. - М., 1969, с. 119-124.

221. Мельников Г.П. Детерминанта ведущая грамматическая тенденция языка // Фонетика, фонология, грамматика (в честь 70-летия A.A. Реформатского). - М., 1971, с. 359-367.

222. Мельников Г.П. Природа падежных значений и классификация падежей. //Исследования в области грамматики и типологии языков. -М., 1980, с. 39-64.

223. Мельников Г.П. Системная типология. Синтез морфологической классификации языков со стадиальной. Курс лекций. — М., 2000.

224. Мельников Г.П. Системная типология языков: Принципы, методы, модели. -М., 2003.

225. Мельчук И.А. Опыт теории лингвистических моделей «Смысл <=> Текст». Семантика, синтаксис. — М.: Наука, 1974. — 314 с.

226. Мельчук И.А. О падеже существительных в русской конструкции типа идти в солдаты./7 Svantevit. Dansk Tidskrift for Slavistic, V, No. 1, 1979.-Pp. 5-28.

227. Мельчук И.А. Курс общей морфологии. Вена: Языки русской культуры, 1998. - Т. II. (Ч. 2). - 543 с.

228. Мечковская Н.Б. Язык и религия: лекции по филологии и истории религий. -М.: Агентство «ФАИР», 1998. 352 с.

229. Микаелян Лакшми С. Родительный и винительный падежи при отрицании в русском языке: некоторые определяющие факторы/ZRussian Phylology, Occasional Papers. Number 16. -Hyderabad, 1997.-С. 14-18.

230. Милославский И.Г. О семантическом содержании видовой харктеристики русского глагола //Язык — система. Язык — текст. Язык — способность.-М., 1995. С. 101-110 .

231. Мирочник Е.Ш. Из истории вариативности падежных субстантивных форм в древнерусском языке // Вопросы грамматической асимметрии. Ташкент, 1989. - С. 75-81.

232. Михеев М.Ю. Жизни мышья беготня или тоска тщетности?: (О метафорической конструкции с родительным падежом) // Вопр. языкознания. М., 2000. - N 2. - С. 47-70.

233. Моисеев А.И. К изучению семантической парадигматики русских падежей // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. М., 1988. - N 3. - С. 52-54.

234. Молошная Т.Н., Николаева Т.М., Свешникова Т.Н. План выражения категории посессивности // Категория посессивности в славянских языках и балканских языках. М., 1989. С. 112-215.

235. Москвин В.П. Функционально-семантическая характеристика предложений с именительным падежом инструментальным // Рус. языкознание. Киев, 1988. - Вып. 16. - С. 51-57.

236. Мразек Роман. Синтаксис русского творительного. Прага: Statni pedagogicke nakladatelstvi v praze, 1964.

237. Муравенко E.B. Выражение инструментального значения падежными и предложно-падежными формами // Идеографические аспекты русской грамматики. М., 1988. - С. 75-94.

238. Муравенко Е.В. Виды орудийного значения и способы их выражения в современном русском языке. АКД. М., 1990. 21с.

239. Муравенко Е.В. К описанию категории орудийности в русском языке: О соотношении форм с первообразными и производными предлогами // Знак. М., 1994. - С. 173-180.

240. Мурзин JI.H. Новое в изучении значений русских падежей // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. М., 1988. - N 5. - С. 73-75.

241. Мухин A.M. Функциональный анализ синтаксических элементов. -М.-Л., 1964.

242. Мухин A.M. Падежи и предлоги // Категория падежа в структуре и системе языка (материалы научн. конф.). Рига: Изд-во ЛГУ, 1971. — С. 93-95.

243. Никитина O.A. Дательный субъекта в современном русском языке // Семантические стороны языковых явлений. Воронеж, 1989. -С. 53-59.

244. Никитина Т.Н. Функциональные и семантические классы слов у Габеленца. Учение о падежах // Общее языкознание, языки Китая и Юго-Восточной Азии. СПб., 1995. - С. 22-26.

245. Николаева Т.М. Лингвистика начала XXI века: попытки прогнозирования//Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы. Материалы международной конференции. М., 1995. С. 379-382.

246. Никоновайте Ф.И. Об участии значения творительного падежа в формировании фразеологического значения // Функционирование языковых единиц современного русского языка. Магнитогорск, 1995. - С. 54-63.

247. Никунласси А. Именительный или творительный? : Синтаксические прилагательные при полнознаменательных глаголах в русском языке: проблемы выбора падежа. Helsinki, 1993. - 161 с.

248. Норман Б.Ю. Грамматика говорящего. С-П., 1994. 228с.

249. Нунэн М. О подлежащих и топиках // Новое в зарубежной лингвистике, вып. II. — М.: Прогресс, 1982. — С. 356-375.

250. Овсянико-Куликовский Д.Н. Синтаксис русского языка. СПб., 1912.

251. Олейник Л.Л. Генитив в функции облигаторного актанта модели предложения // Теория языка и речи: история и современность. -Иваново, 1999. С. 133-140.

252. Осипова O.A. Одно из обоснований местоименных истоков индоевропейской падежной системы // Актуальные проблемы лингвистики и лингводидактики. Тюмень, 1997. - С. 82-85.

253. Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX века. М., 1964.

254. Падучева E.B. Родительный субъекта в отрицательном предложении: синтаксис или семантика? // Вопр. языкознания, 1997. -№ 2. С. 101-116.

255. Панюшева М.С. Синтаксис родительного падежа и его синонимические замены в языке письменности XVII века/Автореф. дис.канд. филол .наук. -М., 1970.

256. Перегудина Т.Н. Вариантные беспредложные и предложно-падежные формы в текстах Г.Р. Державина: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Воронеж, гос. ун-т им. Ленинского комсомола. -Воронеж, 1990.-20 с.

257. Перцов Н.В. Инварианты в русском словоизменении. М.: Яз. рус. культуры, 2001.

258. Петров A.B. Безличные конструкции типа "не до + родительный падеж" в русском языке // Структура, семантика и функционирование в тексте языковых единиц. М., 1995. - С. 85-91.

259. Петрова В. Д. Дательный приименный в славянской орнаментальной прозе XIV-XV веков // Славянские чтения: Материалы докл. и сообщ. регион, науч. конф., 24-26 мая 1999 г., Чебоксары. -Чебоксары, 1999. С. 47-51.

260. Петрова И.А. Синкретизм семантики творительного падежа как следствие его функционирования в предложениях с метафорическим смыслом // Норма и функционирование языковых единиц. Горький, 1989.-С. 55-61.

261. Петрушинина О.В. Наречия, образованные от имен существительных (По памятникам русского языка XII-XVII вв.). Канд. дисс.-Л., 1953.

262. Пешковский A.M. Глагольность как выразительное средство//Методика родного языка, лингвистика, стилистика, поэтика: Сб. статей.-Л., М., 1925.

263. Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. 7-е изд. -М.: Учпедгиз, 1956. 511 с.

264. Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении: Учебное пособие. Изд. 8-е. -М.: Эдиториал УРСС, 2001.

265. Пипер П. Локалистская теория падежей и функциональная грамматика русского языка как иностранного // Рус. яз. за рубежом. -М., 1986.-N6.-С. 79-82.

266. Плаксина Г.В. Семантическая классификация генитивных конструкций и их функции в тексте / Криворож, гос. пед. ин-т. -Кривой Рог, 1992. 14 с.

267. Платонов А.П. Котлован//Государственный житель. -М., 1988.

268. Плунгян В.А. Проблемы грамматического значения в современных морфологических теориях (обзор) // Семиотика и информатика. Сб. научных статей. Вып. 36. — М.: Языки русской культуры; Русские словари, 1998.

269. Плунгян В .А. Общая морфология. М.: УРСС, 2000.-383 с.

270. Подлесская В.И., Рахилина Е.В. "Лицом к лицу" // Логический анализ языка: Языки пространств. М., 2000. - С. 98-107.

271. Полонский A.B. Эготив, вокатив, номинатив: субъект и падежная парадигма // Рус. яз. за рубежом. М., 2001. - N 3. - С. 46-51.

272. Попов A.C. Именительный темы и другие сегментированные конструкции в современном русском языке.// Развитие грамматики и лексики современного русского языка. М., 1964.

273. Попов А. С. Русские отрицательные предложения с родительным падежом существительного и проблема подлежащего //

274. Русский синтаксис. Известия Воронежского пед ин-та. Т 19. — Воронеж, 1977. С 5-24.

275. Попов Р.Н. О конструкции типа выйти в люди в современном литературном русском языке // Филологические науки, № 2, 1963. — С. 151-155.

276. Попова З.Д. К теории падежного значения // Вопр. языкознания, 1970.-№4.-С. 92-101.

277. Потапова Н.П. Деривационные связи в пространственной и временной семантике падежных и предложно-падежных форм в диалектной речи в сравнении с фактами древнерусского языка // Деривация и история языка. Пермь, 1987. - С. 79-88.

278. Попова H.H. Функции номинатива в русском языке.// Русский язык: история и современность. — М., 1996. С. 110-117.

279. Попова, H.H. Лексическая семантика именительного темы // Семантика слова в контексте высказывания. М., 1996. - С. 84-88.

280. Потапова Н.П., Русинова И.И. Винительный и родительный падеж в функции прямого объекта: (На материале говоров сев. части Перм. обл.) // Литературный язык и народная речь. Пермь, 1991. - С. 54-70.

281. Потебня A.A. Из записок по русской грамматике. Т. I-II. — М: Учпедгиз, 1958. 536 с.

282. Потье Б. Типология // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1989. Вып. 25. - С. 187-204.

283. Правдин А.Б. Дательный приглагольный в старославянском и древнерусском языках // Уч. зап. ин-та славяноведения. — Т. XIII. М.: изд-во АН СССР, 1956, с. 3 - 120.

284. Провоторова Е.А. Творительный падеж современного русского языка в сравнении с творительным падежом древнерусского языка. -Елец, 1988.- 18 с.

285. Проценко B.C. Функционирование падежей и их лексико-семантичесие связи // Вестник Харьковского ун-та, 1979. — № 185. — С. 36-41.

286. Пряников A.B. Семантика родительного падежа имени существительного в предикативном употреблении // Семантические и грамматические аспекты предикации в современном русском языке. — М., 1998.-С. 43-47.

287. Пулькина И. М., Захава-Некрасова Е. Б. Русский язык. Практическая грамматика с упражнениями (для говорящих на английском языке). М., 2003.

288. Радеккер Й. Функционирование конструкций с приименным родительным падежом в коммуникации//Ро1зс1атег Forschungen der Pad. Hochschule "Karl Liebknecht". R.A. Gesellschaftswiss. R. 1986. -H. 80.-C. 88-93.

289. Рахилина E. В. Отношение принадлежности и способы его выражения в русском языке (дательный посессивный)//НТИ Серия 2, №2. 1982. С 24-30.

290. Рахилина Е.В. Локативность и вопрос: вступительные замечания // Теория функциональной грамматики: Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. — Санкт-Петербург: Наука, 1996.-С. 27-51.

291. Рахилина Е.В. Посессивность и вопрос: общая характеристика // Теория функциональной грамматики: Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. — Санкт-Петербург: Наука, 1996. — С. 118-128.

292. Рахилина Е.В. Семантика русского творительного: фрагмент // Роман Якобсон: Тексты, документы, исследования. М., 1999. - С. 496507.

293. Рахманова Л.И. Грамматика и многозначность: (Метафора, метонимия и вин. падеж) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10, Журналистика. 1986.-N6.-С. 43-56.

294. Рахманова Л.И., Суздальцева В.Н. Современный русский язык. М., 1997.

295. Ревзин И.И. О месте объемных падежей (родительного и местного) в общей системе индоевропейских языков // Категория падежа в структуре и системе языка (материалы научн. конф.). Рига: Изд-во ЛГУ, 1971.-С. 112-113.

296. Реддиар М.К. Падежные варианты творительных предикативных в сложном объекте и их отражение в словаре // Rus. philosophy. -Hyderabad, 1995. N 14. - С. 41-61.

297. Реферовская Е.А. Формирование романских литературных языков: Французский язык. Л., 1980.

298. Родионов В.А. К вопросу о "нестандартных" способах выражения субъекта в современных индоевропейских языках: (Конструкции с дат. и винит, лица) // Реализация системы языка в речи. М., 1986. - С. 125136.

299. Руде Р. Синтагма ЗА+ТП как конструктивный элемент предложения // Русский язык: пересекая границы. Дубна, 2001. - С. 178-188.

300. Русакова М.В. О возможности применения принципов парадигматического описания к падежной семантике // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. М., 1988. - N 3. - С. 54-55.

301. Русская грамматика. Т. I. М., 1980.

302. Русско-испанский словарь (сост. X. Ногейра и Г.Я. Туровер). — М., 1974.

303. Рыцельска Беата. Схематично-сетевая модель категории дательного падежа в конструкциях с предлогом «по» // Слово. Фраза. Текст. М., 2002. - С. 471-480.

304. Сабдуллаев Д.С. Словосочетания с примененным родительным падежом, не имеющие синонимичных конструкций с прилагательными // Лингводидактические основы обучения языкам. Ташкент, 1988. - С. 33-36.

305. Савицкий Н. Безличные предложения с невозвратным глаголом в украинском, русском и чешском языках // Ceskoslovenska Rusistika, 1971.-XVI, h.3.

306. Савченко А.Н.; Потемкин H.A. Происхождение аккузатива в праиндоевропейском языке // Lietuvos TSR aukstuju mokyklu mokslo darbai. Baltistica = Учен. зап. высш. учеб. заведений ЛитССР. Балтистика. Vilnius, 1987. - N 23(2). - С. 135-151.

307. Садовский В. Н. Основания общей теории систем. Логико-методологический анализ. — М., 1974.

308. Самсонов Н.Б. Творительный темы в структуре и семантике простого предложения: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Моск. пед. ун-т. М., 1996. - 22 с.

309. Самсонов Н.Б. Комплексный характер значения творительного темы // Семантические и грамматические аспекты предикации в современном русском языке. М., 1998. - С. 40-43.

310. Седельников Е.А. Функции непредикативных конструкций с творительным падежом в древнерусском литературном языке. Кандидатская диссертация. М., 1953.

311. Седельников Е.А. Беспредложные конструкции с творительным падежом в древнерусском языке // Вопросы изучения русского языка. — Алма-Ата, 1955.-С. 112-178.

312. Селивестрова О.Н. Компонентный анализ многозначных слов. — М., 1975.

313. Селивестрова О.Н. Контрастивная синтаксическая семантика: Опыт описания М.: Едиториал УРСС, 2004. - 152 с.

314. Сергеева Г.Н. Предложно-падежные словоформы в роли главного члена односоставных предложений / Дальневост. гос. ун-т. -Владивосток, 1989. 24 с.

315. Серио П. Обязателен ли субъект в исходной структуре трансформации? // Рус. яз. за рубежом. М., 1992. - N 5/6. - С. 64-68.

316. Сидоренко JI.H. О так называемом втором родительном падеже в современном русском языке // Поиск молодых. Уссурийск, 1998. - С. 90-96.

317. Скобликова Е. С. Современный русский язык Синтаксис простого предложения. -М , 1979. 236с.

318. Скобликова Е.С. Согласование и управление в русском языке. -М., 2005.

319. Скороходова Е.М. Родительный приименный в современном русском языке: употребление и восприятие//Вопросы филологии. — № 2 (5).-М., 2000;-С. 48-54.

320. Словарь иностранных слов. — М., 1984.

321. Смирницкий А.И. Синтаксис английского языка. М.: Изд-во иностр. лит., 1957.

322. Современный русский язык. Морфология. М.: Изд-во МГУ, 1952.

323. Соловьев В.Д. Расщепление генитивных групп с занятием посессором позиции, маркируемой родительным падежом с предлогом

324. У // Когнитивное моделирование в лингвистике. М., 2001. - С. 245251.

325. Солодушникова J1.B. К вопросу о подлежащем в семантически осложненных предложениях. // Коммуникативно-прагматические и семантические функции речевых единств. Калинин, 1980.

326. Солоницын Ю.В. Глагольные словосочетания с родительным падежом в современном русском литературном языке. Автореферат дис. . канд. филол. наук. — Горький, 1963.

327. Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1977.

328. Сравнительно-исторический синтаксис восточно-славянских языков: Члены предложения. -М.: 1968.

329. Станишева Д.С. Винительный падеж в восточно-славянских языках. — София, 1966.

330. Старосельцев Л.П. Об одном приеме обнаружения подлежащего и сказыемого в предложениях тождества // XXII Герценовские чтёния. Филол. науки, ЛГПИ им. Герцена. Л., 1968.

331. Степанов Ю.С. Проблема классификации падежей (совмещение классификаций и его следствия) // Вопр. языкознания, 1968. — №6. — С. 36-48.

332. Степанов Ю.С. К текстовой теории русских падежей / Stepanov Ju.S. // Rev. des etudes slaves. P., 1987. - T. 59, fasc. 3. - C. 673-680.

333. Степанов Ю. С. Текстовая теория русских падежей в описательном и сравнительно-историческом языкознании // Русистика сегодня: Язык. Система и ее функционирование. -М., 1988. С 31-57

334. Степанов Ю.С. Индоевропейское предложение. — М., 1989.

335. Судаков Г.В. К теории падежного значения // Русский язык в школе, 1971. № 5. - С. 70-72.

336. Сулейманова O.A. Семантика безличных моделей с дательным и родительным падежом в современном русском языке // Русский язык :вопросы функционирования и методики обучения. М., 1994. - Вып. 2. -С. 42-61.

337. Сусов И.П. Глубинные аспекты семантики предложения. // Проблемы семантики. — М., 1974.

338. Тагамлицкая Г. О развитии некоторых значений дательного падежа в русском и болгарском языках // Езиковедско-етнографски изследвания в памет на акад. Стоян Романски. София, 1960.

339. Тарасова Н.И. Отражение референтных свойств нарицательных имен в синтагматике их падежных форм // Единицы восточнославянских языков: структура, семантика, функция. Тула, 1993.-С. 22-28.

340. Твердохлеб О.Г. Варианты репрезентации способа, орудия и средства на поверхностном уровне: исторический аспект // Вестн. Оренбург, гос. пед. ун-та. Оренбург, 2000. - N 6. - С. 47-50.

341. Творительный падеж в славянских языках. — М.: Издательство Академия наук СССР, 1958.

342. Теньер JI. Основы структурного синтаксиса. М.: Прогресс, 1988, 654 с.

343. Теория функциональной грамматики: Введение, аспектуальность, временная локализованность, таксис. JL: Наука. Ленингр.отд-ние, 1987.-348 с.

344. Теория функциональной грамматики: Субъектность. Объектность. Коммуникативная перспектива высказывания. Определенность/неопределенность. — СПб.: Наука, 1992. — 304 с.

345. Тиликова Л.В. Выражение значения принадлежности в современном русском языке: (На материале сов. прозы 50-80-х гг.) // Функциональный анализ значимых единиц русского языка. -Новокузнецк, 1992. С. 30-39.

346. Тираспольский Г.И. Вокатив и падежная система // Филологические науки. Научные доклады высшей школы. — М., 1984. -№ 2. С. 49-52.

347. Тихомирова Т.С. Ещё раз о падеже // Памяти Самуила Борисовича Бернштейна. М.: Изд-во МГУ, 2002. С. 39-42.

348. Толковый словарь русского языка (под ред. Д.Н. Ушакова). — М.: ОГИЗ.-Т. III, 1939.

349. Топоров В.Н. Локатив в славянских языках. — М.: Изд-во АН СССР, 1961.

350. Туровский В.В. Как, похож, напоминать, творительный сравнения: толкования для группы квазисинонимов // Логический анализ языка: Референция и проблемы текстообразования. М.: 1988, с. 130-145.

351. У, И-И. Конструкция ".номинатив, "чтобы"." в русском языке // Рус. яз. в шк. М., 1988. - N 5. - С. 60-63.

352. Успенский В.А. К определению падежа по А.Н. Колмогорову // Бюллетень объединения по проблемам машинного перевода, вып. 5. — М., 1957.-С. 11-18.

353. Успенский Б.А. "Давнопрошедшее" и "второй родительный" в русском языке // Исследования по славянскому историческому языкознанию. М., 1993. - С. 118-134.

354. Уфимцев В.А. Возможна ли наука об обществе? (популярное введение в теоретическое обществоведение. — Волгоград: Интернет-издание Шр1//есошсхЬау 1999.

355. Уфимцева Н.В. Лингвистический и психолингвистический анализ структуры падежной системы (на материале русского языка): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1976.

356. Уфимцева Н.В. Психолингвистические характеристики функционирования категории падежа существительного в русском языке // Психолингвистические проблемы грамматики. — М.: Ин-т языкознания, 1979. С. 5-65.

357. Ушакова А.П. Предложно-падежные формы в значении принадлежности // Материалы по русско-славянскому языкознанию. -Воронеж, 1986. С. 122-128.

358. Ушакова А.П. Соотношение притяжательных прилагательных и родительного падежа существительных со значением принадлежности в современном русском литературном языке / Воронеж.гос.ун-т им. Ленинского комсомола. Воронеж, 1990. - 96 с.

359. Ушакова А.П. Дательный местоимений в атрибутивно-объектной функции // Лингвистические аспекты речевой культуры. Тюмень, 2000. - С. 152-157.

360. Федоскова Е.В., Введенский В.В. К вопросу об обусловленности вариантных падежных форм в текстах деловой и бытовой письменности XVIII века // Вопросы лексики и грамматики русского языка. Орехово-Зуево, 1992. - С. 156-167.

361. Федоскова Е.В. Родительный, дательный и предложный падежи имен существительных женского рода в 18 в // Функциональные аспекты изучения русского слова на разных уровнях языка. Орехово-Зуево, 1993.-С. 64-67.

362. Федотова И.В. Функциональные значения родительного падежа существительного вода в русском языке // Исследования по семантике. -Уфа, 2001.-С. 278-283.

363. Филлмор Ч. Дело о падеже // Новое в зарубежной лингвистике, вып. 10.-М.: Прогресс, 1981. С. 369-495.

364. Филлмор Ч. Дело о падеже открывается вновь // Новое в зарубежной лингвистике, вып. 10. — М.: Прогресс, 1981. — С. 496-530.

365. Философская энциклопедия. М., 1970. Т. 5.

366. Филлмор Ч. Дело о падеже//НЗЛ. Вып 10. -М, 1981. С 369495.

367. Фичи Ф. Творительный падеж со значением орудия, средства и образа действия в русском языке // Рус. яз. за рубежом. М., 1987. - N 3.- С. 63-65.

368. Фичи Джусти Ф. О выражении носителя состояния в некоторых безличных конструкциях // Русистика сегодня. М., 1992. - С. 70-81.

369. Фортунатов Ф.Ф. Избранные труды. Т. 2. — М., 1957.

370. Хайитова М.Э. "У нас" это где? // Рус. речь. - М., 1995. - N 4. - С. 44-47.

371. Хамзина Г.К. Именительные возражения // Вопросы теории и истории русского языка. Пятигорск, 1993. - С. 119-126.

372. Хамзина, Г.К. Именительный этапно-событийный // Учен. зап. Казан, гос. ун-та. Казань, 1998. - Т. 135. - С. 125-133.

373. Хамзина Г.К. Роль семантического фактора в формировании именительного характеризующего // Учен. зап. Казан, гос. ун-та. -Казань, 2002. Т. 143. - С. 231-235.

374. Хейз Ф.Дж., Гауптман А.Г., Карбонелл Дж.Г., Томита М. Семантико-синтаксический анализ устной речи: подход, основанный на семантических падежных фреймах / // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1989. - Вып. 24. - С. 292-310.

375. Ходова К.И. Значения творительного беспредложного в старославянском языке // Ученые записки Института славяноведения. — М., 1960.-Т. XIX.-С. 101-158.

376. Ходова К.И. Падежи с предлогами в старославянском языке (опыт семантической системы). — М., 1971.

377. Холодович А. А. Проблемы грамматической теории. J1, 1979. 304 с.

378. Хомский Н. Язык и мышление. -М, 1972. 122 с.

379. Хоккет Ч. Ф. Проблема языковых универсалий // Хрестоматия по курсу «Введение в языкознание». — М , 1995. С 79-88.

380. Храковский B.C. Роль залога и падежа при маркировке изменения диатез // Сопряженность глагольных категорий. Калинин, 1990.-С. 112-124.

381. Цобель Ф. Функциональная и историческая динамика падежных значений и форм имен существительных русского научного стиля : Автореф. дис. канд. филол. наук. Воронеж, 1996. - 20 с.

382. Чан Ван Ко. Концепция "Инь-Ян" и русская грамматика / Вьетнам, науч.-техн. ассоц. в Рос. Федерации. М.: Творчество, 1996. -180 с.

383. Чейф У.Л. Значение и структура языка. М.: Прогресс, 1975. — 432 с.

384. Черенкова А.Д. О причинах потеснения формы "О + предл. П." со значением делиберативного объекта в восточнославянских языках // Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж, 1994. -Вып. 20.-С. 104-108.

385. Чехов А. П. Собрание сочинений в двенадцати томах. — М., 19541957.

386. Чешко Е.В., Ревзин И.И. Соотношение морфологического и синтаксического уровня в категории падежа//Славянское языкознание.

387. VII Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. — М., 1973.

388. Чуглов В.И. Семантика субстантивных конструкций с зависимым существительным в творительном падеже и предлогом "С" / Волог. гос. пед. ин-т. Вологда, 1987. - 25 с.

389. Шамхаллы JL Г. Конструкции «глагол + имя сущ в дат п» в современном русском языке. АКД. — Тбилиси, 1984.

390. Шапошников В.Н. Число и падеж: новые явления в русском языке // Рус. яз. в шк. М., 1997. - N 2. - С. 81-87.

391. Шаумян С.К. Аппликативная грамматика как семантическая теория естественных языков. М.: Наука, 1974. - 204 с.

392. Шахматов A.A. Синтаксис русского языка. 2-е изд. JL: Учпедгиз, 1941.620 с.

393. Шахматов A.A. Синтаксис русского языка. М.: УРСС, 2001.

394. Шелякин М.А. Опыт семантического описания творительного падежа русского языка // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та = Tartu riikliku ulikooli toimetised. 1987. - Вып. 760. Тр. по рус. и слав, филологии. - С. 108-119.

395. Шелякин М.А. Опыт семантического описания родительного падежа русского языка // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та = Tartu Riikliku

396. Ulikooli toimetised. Тарту, 1990. - Вып. 896. Тр. по рус. и слав, филологии. - С. 31-46.

397. Шелякии М.А. Опыт семантического описания винительного падежа русского языка // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та = Tartu Riikliku Ulikooli toimetised. Тарту, 1990. - Вып. 896. Тр. по рус. и слав, филологии. - С. 47-57.

398. Шелякин М.А. Опыт функционального описания субстантивного именительного падежа русского языка // Труды по русской и славянской филологии. Лингвистика. — Tartu, 1997. № 1. - С. 9-37.

399. Шелякин М.А. Об инвариантном значении и функциях субстативного именительного падежа в русском языке // Общее языкознание и теория грамматики. СПб., 1998. - С. 105-111.

400. Шульга М.В. К истории восточнославянского генитива // Вопр. языкознания. М., 1987. - N 6. - С. 72-83.

401. Шульга М.В. К истории именительного-винительного падежей множественного числа // Синонимия и смежные явления в русском языке (межвузовский сборник). Ижевск, 1988. — С. 58-63.

402. Шульга М.В. Об эволюции русской падежной системы // Имя и глагол в исторической перспективе. Сер. Славянская филология, том 558. - Рига: изд-во Латв. ун-та, 1991. - С. 58-63.

403. Щецова Т.Г. Датив в древнерусском письменном языке XI-XIV вв : (На материале дательного посессивного, градацион. и приименного субъектно-объектного): Автореф. дис. . канд. филол. наук / Моск. гос. открытый пед. ун-т. М., 1996. - 20 с.

404. Эльзбутас Ю. В. Дательный падеж заинтересованного лица в современном русском и литовском языках//ФН № 3, 1967. С 3-13.

405. Эльзбутас Ю В Схема деления дательного присубстантивного в современных русском и литовском литературных языках // Tarpmokykhnes mokshnes-metodmes konferencijos, skirtos V Lenino 100-osioms gimimo mettinems, pranesunu, medziaga Siauhai, 1970.

406. Эльзбутас Ю В Дательный беспредложный падеж при предложно-падежных формах в современном русском литературном языке // День Артура Озола. Категория падежа в структуре и системе языка. Рига, 1971. С 32-34.

407. Юртаев, С.В. Расположение форм именительного падежа в тексте сочинений учащихся // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. М., 2001. - Вып. 11. - С. 249-253.

408. Якобсон Роман. К общему учению о падеже. // Избранные труды. -М., 1985, с. 133-175.

409. Ямшанова В.А. О связи категорий инструментальности и причинности в языке и мышлении // Структура и семантика простого и осложненного предложения. Л., 1988. - С. 84-95.

410. Ямшанова В.А. Инструментальная ситуация в ее семантико-функциональном аспекте // Функционально-семантические отношения в лексике и грамматике. Новосибирск, 1991. - С. 49-57.

411. Ямшанова В.А. Инструментальность как семантическая категория // Вопр. языкознания. М., 1992. - N 4. - С. 63-72.

412. Яхонтов С.Е. Классы глаголов и падежное оформление актантов // Проблемы теории грамматического моделирования. Л.: Наука, 1978.-С. 102-107.

413. Anderson J.M. The Grammar Case: Towards a Localistic Theory. Cambridge University Press, 1971. 244 p.

414. Babby L.H. Existential sentences and negation in Russian. Ann Arbor: Karoma Publishers, 1980.

415. Babby L.H. Noun phrase internal case agreement in Russian // Russ. linguistics. Dordrecht; Boston, 1985. - Vol. 9, N 1. - P. 1-15.

416. Bader F. Problematique du genitif thematique // Bull, de la Soc. de ling, de Paris. 1992. - T. 87, fasc. 1. - P. 71-119.

417. Bader M., Meng M., Bayer, J. Case and reanalysis // J. of psycholinguistic research. N.Y., 2000. - Vol. 29, N 1. - P. 37-52.

418. Bailyn J.F. Configurational case assignment in Russian syntax // Ling, rev. Berlin; N.Y., 1995. - Vol. 12, N 4. - P. 315-360.

419. Benoist J.-P. La vision de l'espace en russe: Relations spatiopossessives non isomorphes et/ou profondes en russe : (Ces deux points de vue s' associent parfois) // Rev. des etudes slaves. P., 1988. - T. 60, fase. 1. -P. 41-50.

420. Benoist J.-P. Le nominatif // Ve Colloque de linguistique russe. P., 1989.-Pp. 45-58.

421. Bily M. Typology of case languages with respect to grammatical constructions used // Scando-slavica. Copenhagen, 1986. - T. 32. - P. 111138.

422. Bily M., Pettersson Th. Defining surface case // Slavica lundensia. -Lund, 1986.- 10.-P. 29-45.

423. Blake B. J. Case. Cambridge University Press, 1994. 229 p.

424. Blank D.L. Apollonius and Maximus on the order and meaning of the oblique cases // The history of linguistics in the classical period. -Amsterdam; Philadelphia, 1987. P. 67-83.

425. BossongG. Zur Entwicklungsdynamik von Kasussystemen // Acta Soc. linguisticae europaeae. Folia lingüistica histórica. Amsterdam, 1985. -T. 6, N2.-S. 235-321.

426. Bybee J.L. Morphology: A study of the relation between meaning and form. Amsterdam: Benjamins, 1985.

427. Bybee J.L. Semantic substance versus contrast in the development of grammatical meaning // Proceedings of the 14-th annual meeting of the Berkeley Linguistics Society, 1988a, p. 247-279.

428. Bybee J.L. Morphology as lexical organization // Hammond/Noonan (eds), 1988b, p. 119-141.

429. Bybee J.L.; Dahl O. The creation of tense and aspect system in the languages of the world // Studies in language 13, 1989. p. 51-103.

430. Bybee J.L.; Perkins R.; Pagliuca W. The evolution of grammar: Tense, aspect and modality in the languages of the world. Chicago: Universiyu of Chicago Press, 1994.

431. Castelluccia M.P. La categoria del genitivo/accusativo in russo e polacco: tra sintassi e semantica // Problemi di morfosintassi delle lingue slave. Bologna, 1990. - 1. - P. 49-65.

432. Channon R. A function of the instrumental case in Russian // In honor of Use Lehiste. Dordrecht; Providence, 1987. - P. 339-355.

433. Chvany C.V. On the syntax of BE-sentences in Russian. Cambridge, Slavica, 1975.

434. Cienki A. 19th and 20th century theories of case. A comparison of localist and cognitive approaches // Historiographia ling. Amsterdam ; Philadelphia, 1995. - Vol. 22, N 1/2. - P. 123-162.

435. Cook W. A. Case Grammar: Development of the Matrix Model (19701978). Washington, D.C.: Georgetown University Press, 1979. - 223 p.

436. Cook W.A. Case grammar applied to the teaching of English // Scientific and humanistic dimensions of language. Amsterdam ; Philadelphia, 1985. - P. 23-31.

437. Cook W.A. Case Grammar Theory. Washington, D.C.: Georgetown University Press, 1989.

438. Dabrowska E. Dative and nominative experiencers : two folk theories of the mind // Linguistics : An interdisciplinary j. of the lang. sciences. B. etc., 1994. - Vol. 32, N 6. - P. 1029-1054.

439. Danes F. Functional sentence perspective and the organization of the text // Papers of Functional Sentence Perspective: ed. By Danes. Prague, 1974.-P. 106-128.

440. De Groot A. W. Les oppositions dans les systèmes de la syntaxe et des cas // Mélanges de linguistique offerts â Charles Bally. Genève: Georg et Cie, 1939.-P. 107-127.

441. De Groot A. W. Classification of Cases and Uses of Cases // For Roman Jakobson. The Hague: Mouton, 1956. - P. 187-194.

442. Delbrück B. Vergleichende Syntax der indogerm. Sprachen/ -Strassburg, 1893, T.l. S. 187.

443. Dirven R., Radden G. By way of introduction // Concepts of case. -Tubingen, 1987.-P. 7-14.

444. Dopke Wilfried. Kasus, Sachverhalte und Quantoren : Ein Beitr. zur formalen Semantik naturlicher Sprachen. Tubingen: Narr, 1985. - 268 S -(Ergebnisse u. Methoden mod. Sprachwiss.; Bd 22).

445. Eckhoff H.M. The use of non-prepositional case in the Old Russian NP: Structure a. changes. Oslo, 2001. - 148 p., fig. - (Meddelelser/ Univ. i Oslo. Slavisk-balt. avd.; N 85).

446. Fillmore Ch.J. A private history of the concept "frame" // Concepts of case. Tubingen, 1987. - P. 28-36.

447. Fillmore's case grammar: A reader / Ed. by Dirven R., Radden G. -Heidelberg: Groos, 1987. 109 p - (Studies in descriptive linguistics; Vol. 16).

448. Fleischmann E. Grundpositionen einer alternativen Kasustheorie und Konsequenzen für Interpretation und Übersetzung der sog. freien Dative // Varianz und Invarianz im semantisch-syntaktischen Bereich. Leipzig, 1984.-S. 63-84.

449. Fraenkel E. Der praedikative Instrumental im Slavischen und Baltischen und seine syntaktischen Grundlagen, AslPh 40, 1926

450. Fraenkel E. Syntax der litauischen Kasus. Kaunas, 1928.

451. Franks S. Case, configuration and argumenthood: reflections on the second dative // Russ. linguistics. Dordrecht; Boston, 1990. - Vol. 14, N 3. -P. 231-254.

452. Galton H. Jean-Paul Sartre and the Russian instrumental // Sprachwissenschaftliche Forschungen: Festschrift fur Johann Knobloch. -Innsbruck, 1985. P. 101-105.

453. Garde P. О так называемых "симпатетических" падежах в современном русском языке // Russ. linguistics. Dordrecht ; Boston, 1985. - Vol. 9, N 2/3. - С. 181-196.

454. Garde P. "Avoir" en russe : Remarques typologiques // Rev. des etudes slaves. P., 1987. - T. 59, fasc. 3. - P. 557-564.

455. Guiraud-Weber M. Les prepositions sans Nominatif en Russe modern. -Paris, 1984.

456. Giusti F.F. Caso e soggetto deagentivato in russo // Problemi di morfosintassi delle lingue slave. Bologna, 1988. - 1. - P. 149-167.

457. Giusti Fici F. La semantique des cas dans la langue russe: L'instrumental d'espace // Ve Colloque de linguistique russe. P., 1989. - P. 59-70.

458. Givon T. On understanding grammar. N.Y.: Academic press, 1979.

459. Givon T. Syntax: a functional-typological introduction. Vol. 1. Amsterdam: Benjamins, 1984.

460. Givon T. Syntax: a functional-typological introduction. Vol. 2. Amsterdam: Benjamins, 1990.

461. Givon T. Topic, pronoun, and grammatical agreement. — In: "Subject and topic", Ch. N. Li (éd.). N.-Y. San-Francisco — London, p. 148-185.

462. Grannes A. GENITIVUS TEMPORIS in early 18th century Russian // Russ. linguistics. Dordrecht ; Boston, 1986. - Vol. 10, N 1. - P. 53-60.

463. Gruber J. Lexical Structures in Syntax and Semantics. Amsterdam; N.Y.: North-Holland Pub. Co., 1976. - 375 p.

464. Heine В.; Reh M. Grammaticalization and reanalyses in African languages. Hamburg: Buske, 1984.

465. Heine В.; Claudi F.; Hunnemeyer F. Grammaticalization: a conceptual framework. Chicago: University of Chicago Press, 1991.

466. Hjelmslev L. La catégorie des cas. Etude de grammaire générale. Première partie. Acta Jutlandica. VII, 1. Aarhus, 1935. 184 p.

467. Hjelmslev L. La catégorie des cas. Etude de grammaire générale. Deuxième partie. Acta Jutlandica. IX, 2. Aarhus, K0benhavn, 1937. 78 p.

468. Hudson R. Does English really have case? // J. of linguistics. -Cambridge, 1995. Vol. 31, N 2. - P. 375-392.

469. Janda L. A. The shape of the indirect object in Central and Eastern Europe // Slavic a. East Europ. j. Tucson, 1993. - Vol. 37, N 4. - P. 533563.

470. Janda L. A. A geography of case semantics: the Czech dative and the Russian instrumental. В.; N.Y., 1993. - XIII, 225 p.

471. Janda L. A. A cognitive model of the Russian accusative case // Когнитивное моделирование: Труды междунар. конф., Пущино, 17-19 сент. 1999 г. М., 2000. - Р. 20-43.

472. Jackendoff R. S. Semantic interpretation in Generative grammar. — Cambrige, Mass.: MIT Press, 1972. 400 p.

473. Kalisz R.,Kubinski W. Prepositions, cases and domains // New trends in semantics and lexicography. Umea, 1995. - P. 53-65.

474. Karcevskij S. Sur la structure du substantif russe. // "Charisteria G. Mathesio quinquagenario". -Praha, 1932.

475. Keipert H. Bezeichnungsmotive fiir den Pràpositiv im Slavischen // Natalicia Johanni Schropfer octogenario a discipulis amicisque oblata = Festschrift fur Johannes Schropfer zum 80. Geburtstag. Miinchen, 1991. -S. 277-290.

476. Klenin E. Quantification, partitivity, and the genitive of negation // International Review of Slavic Linguistics, 3. 1978. 1-2.-Pp. 163-182.

477. Klenin E. Individuation: an historical case study // Morphosyntax in Slavic, ed. C.V. Chvany and R.D. Brecht. Columbus: Slavica, 1980. Pp. 62-78.

478. Klenin E. Morphological coding, syntactic change, and the modes of historical attestation: the genitive-accusative in old church Slavonic andmedieval east Slavic // Slavic and east European journal. V. 31, number 3, Fall 1987.-Pp. 404-419.

479. Knobloch J. Zur Vorgeschichte des indogermanischen Genitivs der oStamme auf-sjo, II (1951), H.3

480. Kout J. Konstrukce typu postupit' v letciki II Russko-ceské Studie. Sbornik Vysoké skoly pedagogické v Praze. Jasyk a literature, II, 1960. -Pp. 62-78.

481. Lobanova N.A. Semantic differentiation among negative sentence variants. "Slavic and East-European Journal", 1975, v. 19, p. 200-204.

482. Lorenzi F. Casi e relazioni nella lingüistica teórica. Nuova collana di lingüistica / diretta da Ricardo Ambrosiani, 3. Pisa: Giardini Editori e stampatori, 1986.

483. Maier I. Instrumentale Nominalphrasen im Deutschen und im Russischen // CtnocTaBHTejiHO e3HK03HaHne. C., 1990. - T. 15, N 4/5. - S. 61-66.

484. Meyer H.L. Zur Definierbarkeit der Fillmore-Kasus : Kasusrollen als kognitiv einsichtige, syntaktisch relevante, pradikatensemantische Valenzen // Grammatik, Semantik, Textlinguistik. Tubingen, 1985. - Bd 1. - S. 263272.

485. Miklosich F. Vergleichende Grammatik der slawischen Sprachen. -Band IV Syntax. - Heidelberg, 1926.

486. Milner J.-C. L'interpretation des genitifs // Langues et langage. P., 1995.-P. 147-156.

487. Mustajoki A., Heino H. Case selection for the direct object in Russian negative clauses. Report on a statistical analysis.- Helsinki, 1991, Pt 2. -VIII, 249 p.

488. Neidle C. The role of case in Russian syntax. Dordrecht etc.: Kluwer, 1988. - XVI, 213 p. - (Studies in natural language a. ling, theory).

489. Newman L.W. The "genetive-accusative" in Russian // Intern, j. of Slavic linguistics a. poetics. Columbus (Ohio), 1982. - Vol. 25/26. - P. 297305.

490. Peric A. Padezna gramatika u lingvistickim modelima // Mozak i govor = Brain and speech : Neuroracunarstvo i automatsko prepoznavanje govora. Beograd, 1996. - S. 123-137.

491. Pike K. L., Pike E. Grammatical Analyses. Dallas, Texas: Summer Institute of Lunguistics, 1977. — 505 p.

492. Pottier B. Sémantique générale. Paris: PUF, 1992. - 237 p.

493. Primavesi O. Casus Ptosis // Antike u. Abendland. - B. etc., 1994. -Bd 40, H. - S. 86-97.

494. Robblee K.E. The interaction of Russian word order, agreement and case marking // Reconnecting language. Amsterdam; Philadelphia, 1997. -P. 227-248.

495. Rothstein S.D. Case and NP licensing // Natural lang. a. ling, theory. -Dordrecht, 1992. Vol. 10, N 4. - P. 119-139.

496. Roudet R. Un cas de concurrence entre accusatif et instrumental. Convient-il de postuler une nouvelle catégorie de verbes? // Rev. des etudes slaves. P., 1996. - T. 68, fasc 1. - P. 91-101.

497. Rubinstein G. Subjective dative in Russian infinitival clauses of purpose // Slavic a. East Europ. j. Tempe, 1986. - Vol. 30, N 3. - P. 367379.

498. Safarewiczowa H. Forma dopelnienia blizszego w rosyjskim zdaniu zaprzeczonym. SlOr, IX, 1, 1960.

499. Seidel H.-E. Kasus : Zur Explikation eines sprachwissenschaftlichen Terminus (am Beispiel des Russischen). Tubingen: Narr, 1988. - 167 S., Diagr. - (Tubinger Beitr. zur Linguistik; 331).

500. Serbat G. Cas et functions. Etude des doctrines casuelles du Moyen Age ä nos jours. Paris: PUF, 1981.

501. Serbat G. Casos y funciones. Madrid, 1988.-258 p.

502. Schatte Chr. Der Instrument-Begriff : Eine Simplifizierende Generalisierung der Kasusgrammatik // Linguistica silesiana. Wroclaw, 1987.- Vol. 9.- S. 15-21.

503. Schmalstieg W.R. The genitive of agent vs. the instrumental of means : An old idea worth retaining // General linguistics. University Park, 1989. -Vol. 29, N4.-P. 272-275.

504. Schmidt K.H. Probleme der Kasusbildung // Acta baltico-slavica. -Wroclaw etc., 1987. -N 17. S. 193-198. - Bibliogr.: S. 197-198.

505. Schweiger F. Markierte Nominative : (Typologisch-sprachgeschichtliche Anmerkungen) // Akten der 13. Osterreichischen Linguistentagung. Graz, 25.-27. Oktober 1985. Graz, 1988. - S. 184-192.

506. Shibatani M. Toward an understanding of the typology and function of case-marking // Proceedings of the Xlllth International congress of linguists, August 29 September 4, 1982, Tokyo. - Tokyo, 1983. - P. 42-58.

507. Shields K. On the Indo-European ablative // Emerita. Revista de linguistica y filologia clasica/ Madrid, 1987. — Tomo LV, fasc 1 (primer semestre).

508. Starosta S. A place for (lexi-)case // Concepts of case. Tubingen, 1987.-P. 54-74.

509. Starosta S. The case for lexicase : An outline of lexicase grammatical theory. L.; N.Y.: Pinter, 1988. - XII, 273 p. - (Open ling. ser.).

510. Talmy L. The relation of grammar to cognition // Rudzka-Ostyn (ed.), 1988, p. 165-205.

511. Taraba, J. Valeurs d'ensemble des cas et roles semantiques (avec application aux nominatifs et accusatifs latins) // Graecolatina et orientalia : Zb. Filoz. fak. Univ. Komenskeho. Br., 1989. - Roc. 17/18. 1985/1986. -Pp. 67-87.

512. Tarvainen K. Semantic cases in the framework of dependency theory // Concepts of case. Tubingen, 1987. - P. 75-102.

513. Timberlake A. Hierarchies in the genitive of negation // Slavic and East-European journal, 1975. V. 19, № 2.

514. Timberlake A. The semantics of case in Russian predicate complements // Russ. linguistics. Dordrecht; Boston, 1986. - Vol. 10., N 2. -P. 137-165.

515. Trost K. Zur Entstehung des Nominativ-Akkusativs und des GenetivAkkusativs im Altbulgarischen // Slavia. Pr., 1994. - Roc. 63, ses. 4. - S. 491-497.

516. Trost P. O baltoslovanskych vztazich v oblasti syntaxe (K historikosravnävacimu studiu slovanschych jazyku), 1957.

517. Trost P. The Balto-Slavic genitive with the supine // Byzantine Studies, Vol 8, 11 & 12 (1981, 1984 & 1985). P. 405-406.

518. Uhlenbeck E.M. John opened the door with the key=: Some remarks on case, semantic role and word meaning // Werner Winter sexagenario anno MCMLXXXIII gratis animis ab eius collegis amicis discipulisque oblata. -B. etc., 1985.-P. 829-840.

519. Van Helden W.A. Case and Gender. Concept Formation between Morphology and Syntax. Studies in Slavic and General linguistics. Amsterdam, Atlanta: Rodopi, 1993. Volume 1-2.

520. Vondrak W. Vergleichende slawische Grammatik. Band II. Formenlehere und Syntax. - Gottingen, 1928.

521. Weerman F. On the relation between morphological and syntactic case // Parameters of morphosyntactic change. Cambridge, 1997. - P. 427-459.

522. Welte W. On the concept of case in traditional grammars // Concepts of case. Tubingen, 1987. - S. 15-27

523. Wierzbicka A. The semantics of 'internal dative' in English // Quaderni di semantica. Bologna, 1986. - Vol. 7, Nl.-P. 121-135.

524. Wierzbicka A. The semantics of the internal dative : A rejoinder // Quaderni di semantica. Bologna, 1986. - Vol. 7, N 1. - P. 155-165.

525. Willems K. Kasus, grammatische Bedeutung und kognitive Linguistik. Ein Beitrag zur allgemeinen Sprachwissenschaft. Tubingen, 1997. - 276 S.