автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Словацкая экспрессионистская проза 20-30-х годов XX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Словацкая экспрессионистская проза 20-30-х годов XX века"

На правах рукописи

Пескова Анна Юрьевна

Словацкая экспрессионистская проза 20-30-х годов XX века

Специальность 10.01.03 —литература народов стран зарубежья (европейская и американская литературы)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

003470382

Москва - 2009

003478382

Работа выполнена на кафедре славянской филологии филологического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Машкова Алла Германовна

доктор филологических наук, профессор Соловьева Наталья Александровна, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова

кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Шведова Наталья Васильевна, Институт славяноведения РАН

Ведущая организация

Московский педагогический государственный университет

Защита состоится « 2009 г. в ■/{!?'часов на заседании

диссертационного совета Д 50 (.001 .25 при Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова.

Адрес: 119991, г. Москва, ГСП-1, Ленинские горы, МГУ им. М.В. Ломоносова, 1-ый корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.

Автореферат разослан «¿/>> CßtyFdS/DJLZW® г. Ученый секретарь

диссертационного совета ^

кандидат филологических наук, С^-у- A.B. Сергеев

доцент

Экспрессионизм - одно из наиболее ярких явлений в европейском и мировом искусстве, которое сформировалось в начале XX столетия, запечатлев облик мира на рубеже смены исторических эпох. Значимость экспрессионизма как мирового художественного явления огромна; весьма существенно его влияние на различные виды искусства - живопись, скульптуру, литературу, театр, музыку, также обширна его география, охватившая всю Европу, Северную и Латинскую Америку, Китай.

Говоря об экспрессионизме как литературном феномене, можно отметить, что за долгие годы его изучения появилось множество концепций и толкований данного течения. Более того, в силу неоднородности используемых писателями выразительных средств, эклектичности и диффузности поэтики экспрессионизма сформулировать его четкое определение оказалось довольно непросто. Один из крупнейших немецких теоретиков, автор фундаментального труда о литературном экспрессионизме под названием «Поэзия и Поэт времени» А. Зёргель признает свое бессилие перед проблемой его дефиниции: «Дать законченное определение экспрессионизма, вскрыть его закономерности -попытка столь же тщетная, как и попытка „до конца" раскрыть сущность барокко или романтизма - это были сложные явления, объединившие в себе и литературные, и внелитературные процессы»1. Используя формулировку Ю. Борева, можно утверждать, что экспрессионизм «трудноуловим для обобщающей характеристики»2. Чтобы уяснить суть данного явления с целью проведения анализа словацкой экспрессионистской прозы в диссертационном исследовании необходимо было найти его некий концептуальный инвариант.

Место экспрессионизма в истории словацкой литературы, особенно в прозаических жанрах, оказалось столь заметным, что об экспрессионизме стало возможно говорить как об «общем знаменателе» (Я. Штевчек) всей словацкой прозы 1920-1930-х годов. Несмотря на это, данное течение, наряду с Католической Модерной и надреализмом (словацким сюрреализмом), все еще принадлежит к тем литературным явлениям, которые не были основательно и глубоко исследованы ни в Словакии, ни в России, хотя некоторые слависты уделяли им определенное внимание.

В российской славистике проблема словацкого литературного экспрессионизма до сих пор не получила должного освещения. В отдельных работах о словацкой литературе межвоенного двадцатилетия отечественные ученые упоминают об экспрессионизме как о значительном художественном

1 SuergelA. Dichtung und Dichter der Zeit. Leipzig, 1927. S. 20.

2 Борее Ю. Экспрессионизм: отчужденный человек во враждебном мире // Теория литературы. Том IV: Литературный процесс. М., 2001. С. 297.

явлении, определившем творчество многих словацких писателей (обзорные статьи Ю. Богданова в коллективных трудах «История словацкой литературы»3 и «История литератур западных и южных славян»4, монография А. Машковой «Словацкий натуризм»5 и написанный ею раздел «Литература 1920-1950. Проза» в учебном пособии «Словацкая литература: XX век»6). Несколько статей, посвященных словацкому экспрессионизму, содержит и «Энциклопедический словарь экспрессионизма» . Однако их авторы -российский исследователь Р. Филипчикова и словацкий литературовед М. Баторова - ограничились лишь перечислением имен, названиями произведений и очень краткой характеристикой творчества отдельных представителей данного течения (Я. Грушовский, Г. Вамош и Й. Цигер Гронский).

Глубоко и основательно словацкий экспрессионизм не был исследован и в Словакии. Существуют работы общего характера, в которых об экспрессионизме говорится в ряду прочих течений, представленных в словацкой литературе межвоенного периода (М. Томчик, В. Микула). Заслуживают внимания и те небольшие статьи об экспрессионизме, авторы которых только обозначают круг актуальных вопросов, связанных с его изучением, но подробно на них не останавливаются (Т. Винклер, Г. Кучерова), а также исследования, посвященные творчеству отдельных авторов, в которых проблема словацкого литературного экспрессионизма лишь затрагивается (Д. Крочанова, Д. Паллова, М. Баторова).

Более пристальное внимание исследованию данного течения уделил известный словацкий ученый Я. Штевчек, предложивший в своей монографии «Современный словацкий роман»8 собственную классификацию словацкого экспрессионистского романа. В этой книге, посвященной проблеме развития романного жанра в словацкой литературе XX века, Я. Штевчек анализирует ряд романов, созданных в 1920-30-е годы, при этом во многих из них он обнаруживает черты поэтики экспрессионизма. Опираясь на классификацию немецкого исследователя В. Мушга, представленную в его книге «От Тракля к Брехту»9, словацкий литературовед дает определения для каждой из модификаций экспрессионизма на словацкой почве, а именно: экспрессионизм «неоромантический», «натуралистический», «активистский», «социальный», «гротесковый». Очевидно, что и это интереснейшее исследование также не

1 Богданов Ю.В. Литература 1918-1944 гг. //История словацкой литературы. М., 1970. С. 300-340.

4 Богданов Ю.В. Словацкая литература // История литератур западных и южных славян. Т. 3. Литература конца

XIX - первой половины XX века (1890-е годы - 1945 год). М., 2001. С. 493-495.

5 Машкова А.Г. Словацкий натуризм (30-40-е годы XX века). М., 2005.

6 Машкова А.Г. Литература 1920-1950. Проза // Словацкая литература: XX век: Учебное пособие. Часть II / Науч. ред. А.Г. Машкова. М., 2003. С. 94-114.

7 Энциклопедический словарь экспрессионизма / Гл. ред. П. М. Топер М., 2008.

' StevcekJ. Moderny slovensky román. Bratislava, 1983.

' Muschg W. Von Trakl zu Brecht. München, 1963.

может рассматриваться как пример всестороннего и системного анализа всей словацкой экспрессионистской прозы межвоенного периода, тем более что речь в нем идет о реализации принципов экспрессионистской поэтики исключительно в рамках одного литературного жанра.

Практически все словацкие ученые отмечают большое влияние философии и эстетики немецкого экспрессионизма на творчество словацких писателей 1920-30-х годов, обозначают характерные экспрессионистские черты в их произведениях. Однако ни в одной из публикаций словацкий литературный экспрессионизм не становится предметом глубокого, детального исследования, не рассматривается как целостное явление, как единая художественная система, обладающая специфической концепцией мира и человека.

Неоднозначность толкования литературного экспрессионизма в литературоведении, масштаб и значимость данного явления в контексте мировой литературы в целом и словацкой - в частности определили актуальность настоящего исследования. Она заключается в назревшей необходимости всестороннего анализа словацкой экспрессионистской прозы (поскольку именно в этом роде литературы экспрессионизм, в основном, и был представлен на словацкой почве) с выделением проблем, оставшихся вне сферы внимания исследователей.

Мы ставим перед собой цель, опираясь на тексты, публикации в периодике, работы отечественных и зарубежных, прежде всего, словацких ученых, с позиций современной литературоведческой науки рассмотреть прозу экспрессионизма и творчество отдельных ее представителей в контексте словацкой литературы межвоенного двадцатилетия, проанализировать наиболее важные аспекты поэтики произведений.

Основная задача работы состоит в исследовании словацкого экспрессионизма как целостной художественной системы с устойчивой концепцией мировидения и человека, в выявлении его идейно-эстетической сущности, что в конечном итоге позволит нам охарактеризовать его историко-литературное значение и место в общем литературном процессе Словакии 192030-х годов.

Для осуществления поставленной задачи в ходе исследования нам необходимо остановиться на следующих конкретных проблемах:

1) изучение философских истоков экспрессионизма, определение основных характеристик экспрессионистского искусства в целом и экспрессионистской литературы в частности, рассмотрение главных теоретических вопросов современного экспрессионизмоведения;

2) изучение характера и особенностей литературного процесса в Словакии

1920-1930-х годов, а также обстоятельств возникновения и развития экспрессионизма на словацкой почве;

3) исследование идейно-эстетических особенностей словацкой экспрессионистской прозы путем детального анализа и интерпретации как общепризнанных, так и малоизученных ее образцов;

4) выявление специфических черт поэтики, художественного своеобразия и самобытности словацкого экспрессионизма.

Научная новизна работы состоит в том, что впервые как в отечественном, так и в зарубежном литературоведении словацкий экспрессионизм (представленный, в основном, в прозаических жанрах) исследуется как целостное литературное течение и предпринимается попытка рассмотрения данного явления как единой художественной системы.

Материалом для исследования послужили произведения наиболее видных словацких писателей-экспрессионистов, творчество которых относится к межвоенному двадцатилетию, причем многие из них являются уже признанными, классическими образцами экспрессионизма (повесть Я. Грушовского «Человек с протезом», романы «Атомы Бога» Г. Вамоша, «Победное падение» П. Илемницкого, «Живой бич» М. Урбана, «Йозеф Мак» и «Писарь Грач» Й. Цигера Гронского), другие - менее известные, к которым словацкая критика почти не обращалась (новеллы Ш. Летца, Т. И. Гашпара, И. Горвата, Ф. Швантнера, Д. Хробака).

В качестве методологической основы диссертации использовались работы, посвященные проблеме экспрессионизма в литературе и искусстве, российских и зарубежных (прежде всего, словацких, чешских и немецких) искусствоведов, литературоведов и критиков первой половины XX века (М. Волчанецкий, Л. Зивельчинская, А. Луначарский, М. Бакош, А. Мраз, Ф. Гётц, К. Эдшмид), а также более близких нам по времени исследователей (Ю. Богданов, Ю. Борев, А. Дранов, А. Машкова, Ю. Маркин, Г. Недошивин, Н. Павлова, Н. Пестова, В. Топоров, В. Турчин, Р. Филипчикова, М. Баторова, Т. Винклер, Я. Грегорец, Д. Крочанова, Г. Кучерова, Ю. Ноге, Д. Окали, М. Томчик, Б. Тругларж, Я. Штевчек, А. Зёргель, В. Зокель, В. Мушг, П. Раабе и др.). Кроме того, весьма актуальными для разработки данной темы явились труды зарубежных философов второй половины XIX - начала XX века (Ф. Ницше, А. Бергсон, В. Дильтей, Г. Зиммель, Э. Гуссерль и др.), оказавшие большое влияние на формирование течения экспрессионизма. За основу классификации словацкого экспрессионизма была взята классификация, представленная в трудах словацкого ученого Я. Штевчека, в частности, в его монографии «Современный словацкий роман».

Научно-практическая значимость работы определяется новизной и

актуальностью темы исследования и заключается в важности научного осмысления данного периода развития словацкой литературы, изучения генезиса и специфики экспрессионизма на словацкой почве. Результаты диссертации могут быть использованы в курсах лекций по истории словацкой литературы XX века, истории славянских и зарубежных литератур, при чтении спецкурсов, а также в работе спецсеминаров, при написании учебников и учебных пособий.

Апробация научных результатов. Основные положения диссертации были изложены в опубликованных статьях, представлены в докладах на научных конференциях (Научные чтения памяти заслуженных профессоров МГУ им. М.В. Ломоносова P.P. Кузнецовой и А.Г. Широковой, 2004; XIII Международная конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов», 2006). Материалы работы использовались нами при чтении лекций студентам славянского отделения филологического факультета МГУ (2007).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии. Материал изложен на 193 страницах. Список использованной литературы включает в себя 340 наименований.

Введение содержит постановку проблемы, определение основных целей и задач диссертации, ее методологической основы и научно-практической значимости, обоснование актуальности темы. В данную часть диссертационного исследования также включен обзор основных работ по проблеме словацкого экспрессионизма.

В первой главе диссертации, названной «Концепция экспрессионизма и ее осмысление российской и зарубежной критикой», изложена история возникновения данного течения, его философские истоки, мировоззренческие особенности писателей-экспрессионистов, обозначены основные признаки поэтики. Кроме того, в главе рассмотрена общественно-политическая и культурная ситуация в Словакии в первые десятилетия XX века, дан краткий обзор литературного процесса в этот период, проанализированы причины и закономерности появления новых течений, в том числе экспрессионизма.

Экспрессионизм как художественное течение явился откликом на острейший социальный кризис в Европе начала XX века. Острые противоречия, характерные для предвоенной Европы, и, в частности, общественно-политическая ситуация в Германии, затем война и назревавшие революционные потрясения разрушили представления европейских народов о незыблемости существующего миропорядка. Кризис современной цивилизации начал представляться им одним из звеньев апокалипсической катастрофы. Протест против любого проявления жестокости, отчаяние, боль определили звучание

целого ряда произведений искусства тех лет, прежде всего, произведений, созданных в русле экспрессионизма.

Первые признаки экспрессионизма появились в немецком искусстве (точнее, в искусстве немецкоязычных стран Европы - Германии, Австрии, говорящих по-немецки кантонов Швейцарии) еще в 1905-06 годах, а вся суть этого течения раскрылась на протяжении следующего десятилетия (с 1910 по 1920 год), прошедшего здесь уже под знаком экспрессионизма. С самого начала экспрессионизм провозглашается не просто новым стилем, но новым искусством, способом переживания, нормой поведения. Свою задачу экспрессионисты видят, прежде всего, в обнаружении истинной сути жизни, скрытой за внешним поверхностным слоем, в обретении конкретных ценностей, в наполнении новым смыслом «отчужденного» человеческого существования в условиях дегуманизации всех общественных отношений. Отсюда их пренебрежение деталями и стремление к обобщениям, абстрактным образам, с помощью которых стало бы возможным осмысление окружающей действительности.

Формирование нового художественного течения происходит во взаимодействии со многими философскими школами и направлениями, из которых наиболее созвучной экспрессионизму оказывается «философия жизни», пытавшаяся преодолеть дуализм «сущности» и «явления» и объявившая фундаментом представлений о бытии понятие «Жизнь». Из множества вариантов «философии жизни» самыми значимыми для экспрессионистов стали философские концепции, представленные в работах Фридриха Ницше, Вильгельма Дильтея, Георга Зиммеля и Анри Бергсона. В целом, мировоззренческая почва, на которой вырастал экспрессионизм, объединяла два основных комплекса идей. Это, во-первых, стремление к вскрытию, отражению и моделированию общих, глубинных, сущностных процессов и закономерностей социального, природного и личностного бытия, обостренный интерес к проблемам человека, поставленного в экстремальные условия существования. Во-вторых, это убеждение в преимуществах интуиции и творческого озарения как высшей ее формы перед плоским эмпиризмом «практического разума».

Рассматривая эстетические позиции экспрессионизма, следует обратить внимание на то, что экспрессионизм складывался, прежде всего, в процессе отталкивания и именно отрицание образует основу экспрессионистского мироощущения. Возникновение течения экспрессионизма в немецкой литературе было связано с тем, что новое поколение поэтов и писателей не устраивало положение относительной стабильности в культуре Германии. Экспрессионисты стремились преодолеть эту неподвижность, непродуктивность

мысли и действия, которая воспринималась ими как духовный застой, как общий кризис интеллигенции. С отрицания предшествующих литературных традиций, с сознательного отклонения от того направления, которого придерживалась не только немецкая, но и вся европейская литература XIX века, и с противопоставления своего творчества всем существовавшим художественным течениям, прежде всего, натурализму и импрессионизму, а в поэзии -символизму и неоромантизму, и начался экспрессионизм.

Но даже несмотря на решительный отказ экспрессионистов от всего ранее существовавшего в мировом искусстве, необходимо признать наличие параллелей между творчеством экспрессионистов и некоторых из их современников и предшественников, в частности романтиков и натуралистов. Так, для экспрессионистов, как и для романтиков, характерно внимание к интуитивным основам творчества, к мифу, как целостному выражению подсознательных глубин человека и источнику образности в искусстве. Проявлявшиеся в произведениях романтиков убежденность в преимуществах интуиции перед интеллектом, утверждение необходимости иррационального постижения действительности, тенденция к символизации, тяга к условным формам, фантазии, гротеску также встречаются и в творчестве экспрессионистов. Однако, в отличие от романтиков, экспрессионисты не создают мир идеала, мечты, а лишь разрушают мир старых иллюзий, они не творят прекрасные формы, а уничтожают их, деформируют внешний вид, оболочку вещей, чтобы могла проявиться их основная суть. При создании образа экспрессионисты не руководствуются принципом объективного сходства-несходства объекта и его изображения, а основываются на собственных ощущениях, на своем отношении к данному объекту. В отличие от романтиков, внимание экспрессионистов приковано не к отдельной личности, не к неповторимым ее чертам, а к типовому, родовому, сущностному в ней. Герои экспрессионизма не возвышаются над толпой, а тонут, растворяются в ней, принося себя в жертву общему делу. И все же, несмотря на такие значительные различия между этими двумя художественными концепциями, в связи с экспрессионизмом часто говорят о возрождении романтизма в культуре XX века, называя его «в известной мере наследником романтизма»10, «формой неоромантической реакции»11 и т.п.

Многое роднит экспрессионизм с эстетикой натурализма, хотя и это художественное направление не раз подвергалось серьезной критике со стороны экспрессионистов. По их мнению, натурализм лишь скользил по поверхности

10 Турчин B.C. По лабиринтам авангарда. М., 1993. С. 73.

1' Нсдоишеин Г. Проблема экспрессионизма // Экспрессионизм: Драматургия. Живопись. Графика. Музыка. Киноискусство. С. 27.

явлений, не стремясь к ноуменальному и оставаясь на уровне феноменального. В этом смысле экспрессионизм идет дальше, ставя перед собой более общие задачи, что продиктовано его стремлением восстановить связь частного человеческого бытия с жизнью всего человечества и природы. Объявляя творчески бесплодными попытки воспроизводить в искусстве «живую жизнь», экспрессионизм противопоставляет принципу правдоподобного изображения действительности «подчеркнутую гротескность образов, культ деформации в самых разных ее проявлениях»12.

Для создания образа мира как средоточия зла, разлагающейся субстанции, где нет места красоте и гармонии, экспрессионисты прибегают к использованию таких художественных средств, как гипербола, гротеск, сатира, сарказм, нарочито неправильные, острые ритмы, нарушение законов грамматики, агрессивная образность, неологизмы. Они стремятся к обнаружению истинной сути вещей, явлений, самого общего и абсолютного, в связи с чем их не интересует детальное изображение предмета. Образы создаются при помощи крупных мазков, грубых контуров, резкой контрастности и ярких, интенсивных цветов. С помощью изображения деформированной действительности, ее гиперболизации экспрессионисты уводят своих героев, а следом за ними и читателей из реальности в мир видений, иллюзий, снов, который становится для них своеобразным бегством от жестокости и трагизма окружающего мира. Создавая «вторую» реальность, экспрессионисты вводят в литературу понятие «абсолютной метафоры», которая становится способом мышления о предмете, важным средством поэтического высказывания.

Произведения экспрессионистов проникнуты нервной динамичностью, что проявляется в особенностях композиции: экспозиция, как правило, отсутствует, автор сразу же погружает читателя в сам сюжет, который развивается стремительно и обычно ведет к трагической развязке. Одной из специфических черт экспрессионистской поэтики также является то, что конфликт возникает не из сталкивания различных точек зрения: истиной обладает лишь одна сторона, а диалог чаще всего вытесняется монологом. Более того, самораскрытие автора-экспрессиониста происходит через его героя, поэтому страстный внутренний монолог действующих лиц, как правило, трудно отделить от авторских размышлений.

В 1920-е годы экспрессионизм в Германии постепенно отошел на второй план, уступив место произведениям сатирического, и, главным образом, иронического, свойства, поэзии «новой деловитости». Однако, будучи искусством первой мировой войны, как его часто характеризуют, он вовсе не

12 Зверев A.M. Экспрессионизм // Литературная энциклопедия терминов и понятий // Под ред. А.Н.

Николюкина. М., 2001. С. 1223.

исчез по ее окончании, а напротив, даже расширил свои границы, выйдя за пределы немецкой культуры. Еще до войны, а затем в военные и первые послевоенные годы течение экспрессионизма широко распространяется в других литературах, в том числе и в литературах Восточной Европы, США, Латинской Америки, Китая. Таким образом, перешагнув через национальные и временные границы, экспрессионизм стал уже международным литературным явлением и «наднациональным единством» (терминология Д. Дюришина13).

В Чехии и Словакии экспрессионизм начинает набирать силу, когда после войны, проигранной Австро-Венгрией, входившие в ее состав народы получают долгожданную возможность самоопределения, а чехи и словаки объединяются в единое самостоятельное государство. Образование Чехословацкой Республики в 1918 году повлекло за собой перемены не только в экономической и политической жизни страны, но и смену ориентиров общественного сознания, изменение духовной атмосферы в обществе.

В отличие от большинства славянских стран, где уже в начале XX века литературный процесс характеризовался некоей дифференцированностью, литературная жизнь Словакии вплоть до образования Чехословацкой Республики отличалась относительным однообразием: творчество писателей старшего поколения (Мартин Кукучин, Тимрава, Иозеф Грегор Тайовский, Янко Есенский, Ладислав Надаши Еге), вступившего в литературу еще в конце XIX -начале XX века, определяла, в основном, реалистическая концепция. Хотя постепенно в их поэтике и наметились определенные перемены, свидетельствовавшие о воздействии на них уже иных поэтик (проявившиеся, например, в лиризме, активности субъективного начала), тем не менее, в первые послевоенные годы эти прозаики не были в состоянии предложить программу обновления литературного творчества. На этом фоне авторы, заявившие о себе после окончания мировой войны, активно приобщались к идейным и художественным новациям Запада, восприняв импульсы новейших европейских литературных школ и направлений. При этом многие молодые писатели полностью отвергали существовавшие литературные традиции, которые, по их мнению, уже утратили свою актуальность. Новое поколение словацких литераторов, которое с подачи одного из самых ярких его представителей Яна Грушовского принято называть «переходным» или «средним», свою задачу видело в том, чтобы, «рассчитаться со всеми опозданиями» (Я. Грушовский), то есть постараться поднять литературу до уровня современного западноевропейского художественного творчества, привнести в неё дыхание новых европейских течений и эстетик.

" Дюрыишн Д. Теория сравнительного изучения литературы. М., 1979.

Усилившаяся тяга к эксперименту, философской и эстетической модернизации творчества повлекла за собой появление широкого спектра новых течений, концепций, групп, объединений. Однако в отличие от многих других литератур, большинство течений в словацкой литературе этого периода не имело своих программ, манифестов, четких временных границ, истории развития, и практически ни одно из них не проявило себя в «чистом» виде. Нередко концепции этих течений перемежались, стирались границы между ними, и в результате их взаимодействия рождались новые литературные явления.

Объединяющим фактором для приверженцев той или иной художественной концепции становятся схожие мировоззренческие и жизненные позиции. Для большинства молодых литераторов этого периода был характерен индивидуалистический и одновременно скептический взгляд на действительность, и в этом смысле экспрессионизм явился по своей идейной и эстетической сути наиболее близким для них литературным течением. Почти сразу же после его появления в Словакии он становится одним из самых заметных явлений в культурной жизни страны. В начале 1920-х годов в словацкой литературе практически повсеместно, без каких-либо деклараций и манифестов, спонтанно, в творчестве порой совершенно не похожих друг на друга авторов начинают появляться признаки экспрессионизма. Одной из специфических черт словацкого экспрессионизма, которая отличает его от экспрессионизма в большинстве других европейских литератур, в том числе славянских, является его широкое распространение в прозаических жанрах и гораздо меньшее влияние на драму, а также довольно слабое проявление в поэзии. Так, в словацкой драматургии элементы экспрессионизма проявились в произведениях Владимира Гурбана Владимирова (псевдоним -ВГВ), Ярко Элена, Эмиля Руско, Юлиуса Барч-Ивана и некоторых других. Однако двадцатые годы - это время становления профессионального театра в Словакии, а в свою очередь для драматургии это был «период эклектизма и незавершенных эстетических проектов»14, поэтому мы не можем говорить об экспрессионистской драме как о распространенном виде искусства.

В словацкой прозе межвоенного двадцатилетия экспрессионистские тенденции представлены в творчестве достаточно широкого и разнообразного по своей идейно-эстетической ориентации круга писателей, среди которых: Ян Грушевский (1892-1975), Гейза Вамош (1901-1956), Петер Илемницкий (1901-1949), Мило Урбан (1904-1982), Йозеф Цигер Гронский (1896-1960), Штефан Летц (1900-1960), Тидо Йозеф Гашпар (1893-1972), Иван Горват (1904-1960), Франтишек Швантнер (1912-1950), Доброслав Хробак (1907-

14 КрочановаД. Литература 1920-1950. Драма // Словацкая литература: XX век. М., 2003. С. 295. 12

1951) и некоторые другие. Примечательно, что в литературоведении, как зарубежном, так и российском, не раз высказывалось мнение о том, что проза -вид литературного творчества не типичный для экспрессионизма, ведь традиционно история экспрессионизма связывается с лирической поэзией и публицистической драмой. По этой причине рассмотрение словацкой экспрессионистской прозы как нетипичного, но исключительно интересного примера воплощения поэтики экспрессионизма в мировой литературе становится еще более актуальным и важным.

Следует отметить, что воздействие немецкого экспрессионизма на словацкой почве накладывалось на уже сложившиеся традиции самобытной национальной культуры. Одновременно, экспрессионистская линия в литературе пересекалась с иными художественными концепциями -импрессионизмом, поэтизмом, лиризованной прозой, неосимволизмом и т.п. Этим можно объяснить тот факт, что в творчестве отдельных словацких авторов, обращавшихся к экспрессионизму, порой параллельно сосуществуют друг с другом разнообразные тенденции, однако, в конце концов, в каждом случае речь идет о различных модификациях экспрессионизма. Словацкий экспрессионизм представляет собой довольно неоднородное явление, поскольку каждый из писателей, основываясь на определенных отечественных и зарубежных традициях, одновременно своим творчеством опровергает эти традиции, создавая собственный, неповторимый инвариант литературного экспрессионизма.

Воспользовавшись терминологией Я. Штевчека, вторую главу работы, посвященную творчеству одного из известнейших словацких писателей-экспрессионистов Я. Грушовского, мы обозначили «„Неоромантический" экспрессионизм Яна Грушовского», ибо, как показал анализ, очевидно влияние эстетики романтизма на творчество писателя.

Первые признаки экспрессионистской поэтики обнаруживаются в книге «С мировой войны» (1919), представляющей собой фронтовые записки автора, в которых проявились его глубокие душевные потрясения, связанные с переживанием трагических военных событий. Выраженное субъективное начало и яркая, почти экспрессионистская образность (например, «солдаты-женихи смерти», «война-театр»), частое обращение к так называемому «чёрному», «виселичному» юмору свидетельствуют о том, что Грушовский уже в эти годы был на пути к экспрессионизму.

Экспрессионистскую линию в творчестве писателя продолжает сборник «Мадонна Помпилио» (1923), в котором еще ярче просматриваются признаки экспрессионистской поэтики. Они проявляются в намеренном нагнетании атмосферы напряженности, в стремлении к непосредственному выражению

чувств, эмоций (для этого автором используется повествование от первого лица), в создании образов, построенных на принципе контраста, в изображении природных сил как стихии, в преобладании резких красок.

Эти тенденции находят свое продолжение в следующих произведениях писателя - в сборниках новелл «Бесенок», «Долороса» и повести «Человек с протезом. Дело поручика Сиборна» (все - 1925), которые по праву считаются вершинными в творчестве Грушовского и в связи с которыми принято говорить о нем как о ярком представителе словацкого экспрессионизма. В этих книгах появляется целый ряд характерных для экспрессионистской поэтики признаков, среди которых: субъективизация повествовательной структуры, фатализм, представление сил природы как неподвластной стихии, «биологизм» в изображении человеческого характера и поступков, принцип контраста как основополагающий в построении образов и композиции произведения, «взвихренная» эмоциональность ритма.

В повести Грушовского «Человек с протезом» используемая автором форма дневника наилучшим образом позволяет реализовывать принцип субъективизации повествовательной структуры, передать непосредственное восприятие героем описываемых событий. В образе поручика Макса Сиборна предстает типичный экспрессионистский герой, морально надломленный, надевший на себя маску бесчувственности, символом которой здесь становится метафорический образ сердечного протеза, связанного с распространенным экспрессионистским мотивом «сердечной импотенции». Как это часто встречается в произведениях экспрессионистов, писатель изображает человека беспомощным перед хаосом мира, перед некоей силой, безжалостной и беспощадной, которую он не может остановить. Как лавина, уничтожающая все на своем пути, обрушивается на героев повести война, олицетворяющая эту неподвластную силу.

Одновременно герой ощущает и абсолютную изолированность себя от мира, свою отчужденность, причем это характерное для экспрессионизма ощущение отчуждения («чужести») постепенно начинает охватывать всю систему отношений в произведении, принимая, в конце концов, глобальный характер. Поручик Сиборн перестаёт воспринимать самого себя как целостный организм, чужими кажутся ему его душа и тело, не свойственными себе -мысли и поступки, он начинает ощущать свою раздвоенность, как будто действует уже не он сам, а его двойник. Одним из примеров раздвоенности личности героя становится отождествление им себя с героем романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» Григорием Печориным. Сиборн обнаруживает в себе много общего с лермонтовским персонажем, называет его великим, примером совершенства, а себя - «вторым ужасным и безжалостным

Печориным». Безусловно, сравнивая этих героев, можно обнаружить в них немало общего: это равнодушие и эгоизм как следствие ощущения отчужденности себя от мира, стремление подчинять себе, проявление некоторого садизма в отношениях с женщинами, эгоизма в любви. Наконец, безусловным влиянием романтизма в повести Грушовского можно объяснить фатализм, веру героя в предначертанную свыше судьбу, слепой рок, над которым он не властен. Кроме того, рассматривая произведения Лермонтова и Грушовского, нельзя не обратить внимания и на многочисленные сюжетные параллели: любовные коллизии, дуэль, смерть соперника. С образом Печорина связан один из важнейших моментов в повести «Человек с протезом», в котором происходит саморазоблачение героя: Сиборн во сне встречается с Печориным, который достает из своей груди и демонстрирует ему своё живое, окровавленное, бьющееся сердце. Сиборн обвиняет Печорина в обмане, ведь он был уверен, что у того вместо сердца - протез. Чтобы доказать, что у него самого - протез, Сиборн разрывает свою грудь, но к своему удивлению вынимает оттуда своё «бьющееся, больное, жалкое сердце».

Следует отметить, что для стиля прозы Грушовского характерна частая смена ритма повествования: довольно длинные и подробные описания мест и событий чередуются с непосредственными душевными переживаниями героя, передаваемыми при помощи рваных, рубленых, порой неоконченных фраз. В страстных внутренних монологах Макса Сиборна преобладают краткие, лаконичные определения, и каждое слово, выделенное автором в отдельное предложение, приобретает особую ценность. Обилие восклицательных знаков и многоточий, с одной стороны, придаёт повествованию более эмоциональный характер, а с другой - создаёт атмосферу незаконченности, неопределенности.

В следующем своем произведении - романе «Петер Павел на пороге нового мира» (1930) - Грушовский продолжает и развивает те идеи и темы, которые были затронуты в «Человеке с протезом». В центре повествования здесь вновь оказываются образы безумного мира и человека, ощущающего себя «бессильной игрушкой в руках тёмных и низких инстинктов». Сама фигура главного героя романа - старшего лейтенанта Петера Павла - родственна герою повести «Человек с протезом». Так же, как и поручик Сиборн, Петер Павел ведет дневник, в котором заявляет о своей отчуждённости от мира («Я в обществе, куда не повернусь, везде из земли вырастает Китайская стена, которая делает меня изгоем человечества»), решает для себя непростые нравственные вопросы, мечется между долгом и велением совести. В романе вновь немаловажная роль отводится теме отношений между мужчиной и женщиной: Петер Павел состоит в близких отношениях одновременно с двумя женщинами, которые являются противоположностью друг другу. Одна из них

чиста и невинна, другая - воплощение чувственности, роковая женщина с «хищными кошачьими глазами». В этом смысле образ Петера Павла можно считать продолжением неоромантического в своей основе образа главного героя повести Грушовского Макса Сиборна.

Мотив безумия, овладевшего миром и подчинившего своей воле человечество, проходит через весь роман, окутывая повествование атмосферой ужаса и безысходности. Роман отличается характерной для эстетики модернизма трактовкой любовных отношений между мужчиной и женщиной: понятия плотской любви (Эроса) и смерти (Танатоса) оказываются близки и почти тождественны, а сексуальные отношения часто рассматриваются как поглощение, точнее «пожирание» друг друга.

В этом романе Грушовский впервые в своем творчестве обращается к образу толпы: большое место здесь занимают массовые сцены, да и сам главный герой мыслит категориями тысяч и миллионов - людей, глаз (вытаращенных в ужасе и ненависти, которые, как кажется главному герою, постоянно наблюдают за ним), кричащих ртов (образ кричащего мира). Нерасчлененное изображение людской массы, которая охвачена единым порывом, общим напряженным чувством и в которой растворена отдельная личность, - характерный способ передачи экспрессионистского мироощущения.

Среди использованных в романе выразительных средств выделяются яркие экспрессионистские образы и сравнения (например, окопы как вырытые могилы), обращение к тёмным, мрачным цветам - чёрному, тёмно-серому, грязно-синему, а также характерный экспрессионистский пейзаж, построенный на принципе контраста (живописнейшие берега Адриатики, пропитавшиеся кровью и слезами и превратившиеся в огромное кладбище для миллионов погибших солдат; прекрасный осенний пейзаж, пронизанный запахом гниющих листьев).

В целом, создание образа героя, мучительно решающего для себя проблему собственной идентичности, «сердечной импотенции» и одновременно пытающегося осмыслить жестокую реальность, увидеть за всей бессмысленностью мира свое место и истинную суть вещей, сближает творчество Грушовского с произведениями немецких экспрессионистов-неоромантиков (Г. Гейм, Г. Тракль, Г. Бенн). Созвучие некоторых экспрессионистских установок с идеями романтизма в словацкой литературе оказывается наиболее очевидно именно в его творчестве, особенно в повести «Человек с протезом». Образ Макса Сиборна, с одной стороны, тесно связан с ключевыми аспектами концепции экспрессионизма, характеризующими его отношение к жизни, обществу и личности, - с проблемой отчужденности и

поисками идентичности. С другой стороны, активное обращение Грушовского к мотиву двойственности (для его обозначения словацкий исследователь Я. Грегорец также использует термин «двухполюсность»), высокая степень субъективизации повествования, создание общей атмосферы разочарованности и «мировой скорби» указывают на связь с романтической поэтикой. Кроме того, встречающиеся в повести прямые аллюзии на героя эпохи романтизма, а также использование в ней типичных романтических мотивов и сюжетных схем позволили Я. Штевчеку, а вслед за ним и другим исследователям (например, М. Баторовой), определить идейно-эстетическую концепцию Грушовского 192030-х годов как экспрессионизм «неоромантического» типа.

В третьей главе диссертации «„Натуралистический" экспрессионизм Гейзы Вамоша» исследуется творчество одного из самых известных словацких писателей-экспрессионистов Гейзы Вамоша.

Уже первый сборник новелл «Эдитин глазик» (1925) ясно продемонстрировал взгляд писателя на мир как на «большую больницу» (новелла «Параноик») и на человека как на «подопытного кролика Жизни» (новелла «Моя милая Мацка»), Автор обращается к довольно необычным для словацкой литературы, иногда даже шокирующим темам (венерические болезни, патологическая анатомия и т.п.), а также непривычным характерам и образам (самоубийца, душевнобольной, параноик, ипохондрик, проститутка и даже дьявол), использует экспрессивную, довольно резкую и грубую лексику. В сборнике проявилось и характерное для концепции экспрессионизма понимание человека как сугубо биологической единицы.

Следующее сочинение Г. Вамоша — экспрессионистский роман «Атомы Бога» (1928). Центральная философская идея произведения заключается в сосуществовании в мире двух основных принципов: жестокости как преобладающего принципа, первоосновы органического мира, и любви, которая должна стать противовесом жестокости и воплотиться в единстве и братстве всех живых существ. Задуманный автором как беллетризованный вариант своей философской теории, этот роман демонстрирует отношение к миру как к «проекту творения», а также попытку индивидуума выйти из социума, преодолеть все существующие барьеры, в том числе проникнуть за пределы человеческих знаний.

Все свои воззрения на мир, современное общество, человеческие отношения, собственные размышления о роли Бога-Творца в создании всего сущего, в происходящем вокруг писатель вкладывает в уста своего героя -врача-венеролога Карола Зуриана, который в некотором смысле является «альтер эго» автора, на что указывают в том числе и многочисленные биографические и хронологические параллели. Уравнивая человека с прочими

«атомами Бога» (животными, растениями, бактериями и т.д.), Вамош обнаруживает в нем лишь одно отличие от всех остальных - разум. Однако все повествование произведения пронизано скепсисом по отношению к возможностям человека, к идее изменения и преображения мира. Пытаясь доказать, прежде всего, самому себе способность человека повлиять на положение вещей в мире, самостоятельно принимать решения и не зависеть от воли Бога-Творца («Невидимого»), герой Вамоша вступает в борьбу с Всевышним, бросая вызов своей биологической природе. Зуриан решается на смелый научный эксперимент, инфицируя себя возбудителем неизлечимого венерического заболевания. Однако «триумф изучающего духа над бедным человеческим телом» заканчивается гибелью тела: не только для избавления себя от физических страданий, но и для разрешения всё более углубляющегося внутреннего кризиса, связанного с непреодолимыми противоречиями, невозможностью адаптации в окружающей действительности, герой Вамоша совершает акт самоубийства, который должен освободить его от всех связей с миром.

Названный современниками «самым нигилистическим произведением словацкой литературы» (Ш. Крчмеры), этот роман Вамоша включил в себя идеи, образы, мотивы, типичные для экспрессионизма (тема отчуждения героя от мира, тема бунта человека против окружающей действительности и Бога-создателя, мотивы сознательных поисков смерти, самоубийства, образы разлагающегося, умирающего мира и развращенного, гниющего города), а также ряд художественных приемов натурализма. Последнее проявляется в следовании автора натуралистическому принципу предельной детализации изображаемых объектов (что в данном случае используется для достижения максимальной эмоциональной выразительности повествования), в намеренном «антиэстетизме» - изображении безобразного, отталкивающего. Однако, в отличие от натуралистов, исходивших из уподобления художественного творчества научному познанию, из требования строгой объективности изображения, Вамош, подобно другим экспрессионистам, ставит своей целью проникнуть сквозь внешний, поверхностный слой действительности в ее скрытую сущность. Об отказе писателя от натуралистического принципа объективности свидетельствует также ярко выраженное субъективное начало в романе, да и сама фигура главного героя - вестника, пророка, обращающегося со своим призывом к человечеству - резко отличается от образа беспристрастного, холодного аналитика-натуралиста. Именно поэтому отнесение Вамоша некоторыми исследователями к натуралистам (Д. Окали, В. Петрик) представляется нам не совсем справедливым. Более правомерным кажется

определение, данное Я. Штевчеком, охарактеризовавшим писателя как «натуралистического» экспрессиониста.

В четвертой главе диссертации - «„Многообразие индивидуальных решений"15 в словацкой экспрессионистской прозе 20-30-х годов XX века» - на примере произведений П. Илемницкого, М. Урбана, Й. Ц. Тройского, Ш. Летца, Т. Й. Гашпара, И. Горвата, Д. Хробака, Ф. Швантнера были исследованы различные инварианты литературного экспрессионизма. В каждом из четырех разделов данной главы исследуются различные модификации экспрессионизма, которые свидетельствуют о том, что в русле одного литературного течения создается целый ряд во многом отличных художественных и мировоззренческих подсистем.

В первом разделе главы - «„Активистский" экспрессионизм в творчестве Петера Илемницкого» - анализируется раннее творчество одного из виднейших словацких писателей XX века, классика социалистического реализма Петера Илемницкого, который в начале своего творческого пути не избежал влияния поэтики экспрессионизма, что заметно уже в его новеллах начала 1920-х годов («Девяносто девять коней белых», «Воскресенье», «Фата-Моргана», «Рождество бедных», «Не ломай, не рви, не топчи!»). В некоторых из них автор обращается к традиционной для экспрессионистов теме войны, используя при этом яркую экспрессионистскую образность (например, раскрытый в крике рот). Кроме того, в ряде новелл этого периода Илемницкий создает картину современного индустриального города, который получает у него такие безжалостные определения как «паразит села», «сгнивший организм, одетый в прекрасные одежды». В его новеллах нередко встречается и типично экспрессионистская техника письма, проявляющаяся в активном использовании коротких, «рубленых» фраз.

Роман П. Илемницкого «Победное падение» (1926, в печати - 1929), в отличие от абсолютной безнадежности и неразрешимости конфликта, лежащих в основе экспрессионистских произведений Я. Грушовского и Г. Вамоша, демонстрирует более оптимистическую интерпретацию этого конфликта: экспрессионистское «падение» у Илемницкого изначально получает эпитет «победное». Суть экспрессионистской философии в романе заключается в серии «падений» и «побед» главного героя Матё Гороня, который на протяжении всего повествования с переменным успехом ведет борьбу с невидимым противником — неподвластной человеку высшей силой, природной стихией, способной мгновенно уничтожить все результаты многомесячного труда человека. Герой является олицетворением своего родного края - Кисуц,

15 Выражение немецкого исследователя П. Раабе, используемое им в его «Справочнике авторов и книг экспрессионизма» (Die Autoren und Bucher des literarischen Expresionisnms, 1985).

одного из красивейших, но в то же время беднейших уголков Словакии, каменистая земля которого не способна дать хороший урожай. Фактически Илемницкий изображает не только личную борьбу героя за существование: эта борьба является символом извечного противостояния двух сил - человека и природы.

Герой романа ведет борьбу как с невидимым противником, природной стихией, так и с конкретными персонажами: он поднимает мятеж против старшего поколения, против олицетворяемых им авторитаризма и деспотии. Идея разрыва со старым, а потому ненавистным миром «отцов», ассоциирующимся с мертвенностью и застоем, непосредственно соотносится с одним из ключевых понятий экспрессионизма - понятием «порыва». Как правило, это понятие связывают с концепцией активизма, одного из самых значительных и радикально ориентированных направлений немецкого экспрессионистского движения, для которого данное понятие стало определяющим. Для представителей этого направления (И. Р. Бехер, В. Газенклевер, Л. Рубинер и другие) «порыв» является синонимом поиска, движения, бегства из разрушающегося «старого» мира в мир торжествующий и полный надежд. Активисты не приемли пассивности, созерцательности, пропагандировали активные действия с целью преобразования мира, в том числе призывали к революции, которая рассматривалась ими как своего рода «порыв» к свободе и всеобщей справедливости. Так и в романе «Победное падение» за решительным отрицанием старого мира невозможно не увидеть и определенный политический подтекст, связанный со взглядами самого Илемницкого, члена Коммунистической партии Чехословакии и объединения писателей-коммунистов, образованного вокруг журнала «ДАВ».

В романе после каждого «падения» герой находит в себе силы подняться и продолжать борьбу за существование, причем всякий раз автором подчеркиваются изменения, произошедшие в характере Матё Гороня, зарождение в его душе «нового мира». В этом случае можно говорить об обращении Илемницкого к мотиву «нового человека» - одному из центральных мотивов экспрессионистского искусства, связанному с характерными для него идеями внутреннего обновления, преображения человека. Матё Горонь через протест, разрыв с авторитарным поколением отцов, через потери и падения неуклонно идет к «новому миру в своем сердце»

В романе Илемницкого мы встречаемся со множеством ярких образов, сравнений, многие из которых типичны для экспрессионизма. Так, наиболее часто повторяющиеся и придающие наибольший драматизм повествованию метафоры связаны с образами открытой раны («двери открылись вечной раной», «вся страна - одна рана, глубокая как черная адская пропасть»),

кровавого пятна («приговор как большое пятно крови»), образом рта, используемым автором в романе в самом широком значении (чаще всего в контексте голода).

Как показал анализ романа «Победное падение», в данном случае мы имеем дело с экспрессионизмом иного типа, чем в проанализированных ранее произведениях Я. Грушовского и Г. Вамоша. Главный герой Илемницкого неизменно находится в состоянии активного противодействия, но при этом в своей борьбе за существование к концу романа он начинает решать вполне конкретные, можно сказать, социальные задачи - обработка земли, строительство дома и т.д. Именно поэтому Я. Штевчек относит роман Илемницкого к следующему этапу развития словацкого романа, для которого все еще характерно экспрессионистское изображение окружающего мира как единого органического существа, стоящего в оппозиции человеку. Однако при этом, как отмечает исследователь, писатель делает некоторый шаг в сторону от традиционной для словацкого экспрессионизма схемы в трактовке героя и конфликта: в авторской трактовке Илемницкого человек, движимый активистским «порывом» и жаждой жизни («витализмом»), находит силы подняться после каждого своего поражения. Именно поэтому экспрессионизм в романе Илемницкого мы, используя терминологию Я. Штевчека, обозначаем как «активистский».

Во втором разделе главы - «„Социальный" экспрессионизм в творчестве Мило Урбана» - была предпринята попытка выявления особенностей экспрессионизма в творчестве одного из самых известных словацких прозаиков, во многом определивших художественный облик и путь развития словацкой литературы в XX веке, - Мило Урбана.

В романе «Живой бич» (1927) Урбан воссоздает процесс, который мы могли наблюдать в романе Илемницкого «Победное падение», - это стихийный протест индивидуума. Однако писатель переосмысливает его, представляя перспективное, положительное разрешение конфликта. В «Живом биче» ярче, чем где-либо еще в словацкой литературе, запечатлен переход автора от концепции экспрессионизма на позиции социально-критического искусства. В связи с этим Я. Штевчек относит этот роман Урбана к следующему, последнему этапу развития экспрессионистского романа в Словакии.

Исходная ситуация, представленная в первой части книги, напоминает типичную картину мира во всех произведениях экспрессионизма: война, раскинувшая свои «дьявольские сети», меняет веками сформировавшийся уклад маленькой деревушки Разтоки, лишая ее сильных рабочих рук и обрекая оставшихся в деревне женщин, детей и стариков на голод. Общая картина

военной действительности нарисована писателем с использованием яркой экспрессионистской образности: мир в изображении Урбана превращен в «огромную больницу», «земля глотает человеческую кровь», а сам человек предстает в своем первобытном виде человека-зверя.

Лейтмотивом через всю книгу проходит образ потерянных рук, который является для писателя ключевым в понимания событий, происходивших в этот период истории Словакии. Образ потерянных рук в начале романа становится символом беспомощности униженного и задавленного трагическими обстоятельствами человека и всего мира, погрязшего в войне. Однако постепенно мы наблюдаем изменение авторской позиции: от глубокой скорби и сочувствия своим сдавшимся на произвол судьбы героям автор переходит к прямым упрекам в их адрес по поводу бездействия и непротивления (образ в бессилии опущенных рук, сравниваемых автором с кусками сгнившего дерева).

Одно из главных отличий этого романа от других исследуемых нами произведений, написанных в русле экспрессионизма, связано с принципиально иной ролью автора в нем. Стремление к самовыражению, авторской исповеди, передаче сложных душевных состояний, настроений самого писателя, так присущее экспрессионистам, в «Живом биче» отходит на задний план. Ни один из героев Урбана не становится воплощением авторского «я», а автор-повествователь наделяется ролью всезнающего комментатора описываемых событий.

Помимо этого в «Живом биче» наблюдается значительное изменение в парадигме экспрессионистского романа. Писатель не заостряет свое внимание на одном герое, но параллельно ведет повествование о судьбах нескольких, почти равнозначных персонажей, и только во второй части акцент смещается в сторону фигуры одного персонажа (Адама Главая), который организует и возглавляет протест жителей деревни против австро-венгерских властей. Образ «нового человека», связанный в экспрессионизме с идеями внутреннего обновления и преображения человека, с его стремлением к справедливости и готовностью к самопожертвованию, в романе «Живой бич» из фигуры аллегорической превращается в конкретную, эпически активную фигуру. Наряду с этим все ярче вырисовывается образ народной массы -жителей деревни Разтоки, что позволяет говорить о коллективном герое. Такое нерасчлененное изображение людской массы было характерно для экспрессионизма, в котором, как правило, подчеркивалось, прежде всего, полное поглощение отдельной личности толпой, однако у Урбана этот образ значительно переосмысливается.

Вторая часть романа воспроизводит стихийность народного движения и демонстрирует возможность положительного разрешения экспрессионистского

конфликта. Коллективный герой Разтоки сплачивается и переходит от пассивного сопротивления к активным действиям, организовывая бунт. В едином порыве обитатели Разток развязывают жестокое кровопролитие, устраивают судный день своим врагам, в результате чего деревня обретает долгожданную свободу. Но и этот бунт народных масс изображается Урбаном не столько как инстинктивный и неосознанный импульс, но, прежде всего, как осмысленный шаг: толпа сознательно решается на активную реализацию протеста, который до этого проявлялся только в негромких возражениях и пассивном смирении. Здесь же переосмысливается и образ бича, вынесенный в название романа: если в начале судьба героев уподоблялась бичу, больно и жестоко бьющему по ним, то теперь они сами превращаются в бич-возмездие.

Позитивное и оптимистическое снятие дистанции между возможным и невозможным, мечтой и реальностью, планом и осуществлением, продемонстрированное во второй части «Живого бича», - самое наглядное свидетельство отхода писателя от поэтики и философских принципов экспрессионизма. Этот роман представляет собой редкий пример произведения, в котором прослеживается переход писателя от принципов определенного литературного течения - экспрессионизма, от реализации его поэтики и философской концепции к полемике с ним же, доходящей до почти полного его опровержения. Во многом этот процесс напоминает то, как в годы расцвета экспрессионизма в немецком искусстве некоторые из авторов-экспрессионистов (например, график К. Кольвиц, художники Г. Грос, О. Дике) постепенно начинали тяготеть к социальному реализму и со временем полностью отходили от принципов экспрессионистского искусства. Таким образом, вполне обоснованным представляется определение экспрессионизма Урбана как социального, ибо это отражает суть основных проблем, поднимаемых в романе, который, как мы полагаем, дал мощный толчок развитию соцреалистического романа в словацкой литературе XX века.

Третий раздел диссертации - ««Мифологизирующий» и «гротесковый» экспрессионизм в творчестве Йозефа Цигера Тройского» -посвящен анализу романного творчества 1930-х годов одного из самых известных прозаиков первой половины XX века Йозефа Цигера Гронского.

Поворот от реализма к модернистской, в том числе экспрессионистской поэтике наметился во втором романе писателя «Пророчество доктора Станковского» (1930). Одной из главных особенностей этого произведения является высокая степень мифологизации повествования, связанная, по нашему мнению, с экспрессионистским стремлением автора к обобщениям, абстрактным образам, к отражению и моделированию глубинных процессов и закономерностей социального и личностного бытия, что придает

повествованию вневременной и внепространственный характер. Так, отношения между типизированными персонажами романа, которые получают имена Он и Она, становятся воплощением абсолютной, чистой, совершенной любви. В интерпретации Тройского такая любовь обречена на трагический конец, который предрекается в самом начале произведения, когда некий доктор Станковский, предсказывает Ему безвременную смерть. Вынесенное в название, это пророчество призвано передать идею неподвластности человеку его собственной судьбы, предопределенности бытия. Такой подчеркнутый фатализм вполне может рассматриваться как еще одна свойственная экспрессионизму черта, проявившаяся в творчестве данного писателя.

В следующем романе Тройского «Хлеб» (1931) в центре повествования оказывается словацкая деревня Бацух, которая представляется символом вечной, исконной деревни, живущей по законам земли и хлеба. Главный герой романа Методей Хлебко является обычным, реальным человеком и одновременно мифически возвеличенным героем, олицетворяющим собой сущность родной деревни с ее замкнутостью на самой себе. Общий вектор эпического действия в произведении нисходящий, то есть направлен в сторону падения, распада, что сюжетно проявляется в различных бедствиях и несчастьях, выпадающих на долю деревни: наводнение, разрушившее деревню, непреодолимая бедность, тяжелые болезни и смерти героев. При этом повествование о жизни деревни и связанных с нею перипетиях, которые переживают ее жители, автор ведет в духе извечного круговорота бытия.

В данном случае можно говорить о двух сосуществующих взглядах на предмет изображения. Внешнее описание Гронским предметов и явлений довольно реалистично, как, например, описание совершенно обычной, живущей по извечным законам земли и хлеба деревни Бацух. Однако взгляд на тот же предмет изображения изнутри демонстрирует его в крайне причудливом виде, с выраженными экспрессионистскими чертами: «Она как-то вызывающе показала свое опухшее лицо, черные круги под глазами, растрескавшиеся сладострастные губы, мутный, почти бесчестный взгляд... Деревня обезобразилась, что-то раскричалось, завизжало в душах, что-то дьявольское, бешеное»16. Благодаря этому создается впечатление стилистической неоднородности повествования, совмещения автором различных поэтик, прежде всего, реалистической и экспрессионистской.

Один из самых известных романов Тройского «Йозеф Мак» (1933) также создается под влиянием экспрессионизма. Гронский пишет роман-притчу об обыкновенном, простом человеке, таком же маленьком, как маковое зернышко, на которое указывает его фамилия, о «человеке-миллионе», человеке из

16 Hron.ikj'J.C. Zobrané spisy. Zvazok IV. Chlieb. Martin, 2006. S. 170.

толпы, не различимого в огромной массе людей и в бурном потоке жизни. Этот образ, несомненно, берет свое начало в экспрессионизме. События, описанные в «Йозефе Маке», - это, прежде всего, тяжелые испытания, выпавшие на долю главного героя, однако протест «человека-миллиона» против предопределенной ему свыше трагической судьбы вытекает не из рационального осознания им высшей несправедливости, а обусловлен лишь внутренними, инстинктивными импульсами (например, экзистенциальным страхом, состоянием аффекта, вспышками гнева и т.п.). Образ Йозефа Мака монументализируется и разрастается до размеров символа эпохи в самый трагический момент развития сюжета, когда действие достигает своей кульминации и происходит некое очищение, перерождение героя, после которого «человек-миллион» обретает еще большую внутреннюю силу. Таким образом Гронский проводит идею катарсиса, которая затем нередко будет появляться в его последующих произведениях, что подтверждает оптимизм автора, его веру в положительное разрешение конфликта.

В этом романе Гронский обращается к традиционным экспрессионистским мотивам, таким как поднятые к небу руки, приводящий в ужас судорожный смех, мотив маски. Примечательно, что маска одновременно является принципом коммуникации персонажей в романе «Иозеф Мак», что связывается многими исследователями с понятием экспрессионистской гротесковости, которая здесь проявляется в сокрытии трагических событий и эмоций героев под маской намеков, образных описаний и т.п.

Как показал анализ, гротесковость достигает особого масштаба в следующем произведении писателя - романе «Писарь Грач» (1940). Здесь помимо значительного смещения центра тяжести на внутренний мир персонажа, надломленного, с расщепленным сознанием, стремящегося к осмыслению феномена войны, обретению себя, своего места в послевоенной действительности и достижения взаимопонимания с другими людьми, все повествование оказывается насыщено фантасмагоричностью и ирреальными мотивами. Гротеск является основным художественным приемом в сценах внутренних, «фальшивых» диалогов и переписки, которую ведет Грач. Война в романе «Писарь Грач» представляется игрой, «цирком» (М. Баторова), в котором участвует герой, и можно обратить внимание на явно не случайную паронимию, подчеркивающую такое сравнение: фамилия «Грач» {слов. - Сгас) созвучна слову «игрок» (слов. - Нгас). Гротескному снижению подвергается и сам образ героя романа, который во время войны служил писарем: «Только этот писарь не

был ни человеком, ни солдатом»17. Оптимистичное, на первый взгляд, окончание истории Грача, который обретает счастье, а вместе с тем и душевный покой со своей возлюбленной Яной, также оставляет у читателя впечатление гротесковости и авторской иронии, поскольку такая развязка парадоксальным образом противоречит долгим рассуждениям Грача о его неверии в любовь, о разочарованности в жизни и невозможности коммуникации с миром. Тем самым автор создает картину абсурдности цивилизованного мира с подчеркнутым экспрессионистским отношением к действительности как к воплощенному парадоксу.

В целом, говоря об особенностях экспрессионизма в романах Гронского 30-х годов, нами были отмечены две основные черты, характеризующие его индивидуальный экспрессионистский стиль, - это мифологизация повествования (ярче всего проявившаяся в романах «Пророчество доктора Станковского», «Хлеб» и «Йозеф Мак») и гротесковость (главный художественный прием в романе «Писарь Грач»).

В четвертом разделе главы, названном «Черты экспрессионистской поэтики в прозе малых жанровых форм (Ш. Летц, Т.И. Гашпар, И Горват, Ф. Швантнер, Д. Хробак)», рассматрены произведения словацких экспрессионистов, созданные в жанре новеллы.

Примечательно, что в межвоенной литературе Словакии жанр экспрессионистского романа и жанр экспрессионистской новеллы становятся в равной мере популярными. Малые жанры изначально в большей мере соответствовали новым формам самовыражения героев, пафосу экспрессионизма и его главным эстетическим принципам - напряженности и «интенсивности» (К. Пинтус). Однако в словацком литературоведении с начала изучения экспрессионизма максимальное внимание уделялось жанру экспрессионистского романа, в то время как малые эпические жанры, в сущности, оставались на периферии исследований. Учитывая это, для наиболее полного и всестороннего анализа словацкой экспрессионистской прозы мы постарались рассмотреть как можно большее число произведений, созданных в жанре экспрессионистской новеллы.

Типично экспрессионистским звучанием проникнуты произведения Штефана Летца, который обращается к традиционной для данного течения теме войны, создавая образы людей, мучимых жестокими внутренними противоречиями, обуреваемых сильнейшими страстями. Герои Летца предстают перед нами в моменты наивысшего напряжения душевных сил и действуют почти бессознательно, руководствуясь глубинными инстинктами. В ярких экспрессионистских новеллах «Голый солдат» (1927) и «Медаль

17 Нгопхку1С. гоЬгапе эр^Бу. ТчНаА V. ЬгеГ Мак. Р15йг вйС. МаПт, 2007. Б. 230. 26

инвалида Крхниача» (1930) Летц представил своего рода образ человечества, помещенного в жестокие обстоятельства, хаос современного мира. Его символический образ голого солдата, связанный с часто встречающимся в экспрессионизме понятием «обнаженной души», подчеркивает общечеловеческую сущность героя. Он основан на стремлении экспрессионистов показать не отдельного, конкретного человека, а типизированного представителя всего людского рода. В физически изуродованном, морально надломленном персонаже новеллы «Медаль инвалида Крхниача», несмотря ни на что, нет ни капли озлобленности и ненависти - война не смогла убить в нем Человека. В произведении заложена глубокая гуманистическая идея автора о необходимости сохранять даже в самых тяжелых обстоятельствах жизни человечность, доброту души, жизнелюбие.

Одним из самых самобытных словацких писателей является Тидо Иозеф Гашпар. На экспрессионистский характер его новеллистического творчества указывают многочисленные особенности поэтики, обозначенные на всех уровнях произведения - от проблематики и композиции до используемых стилистических и языковых средств. Его новеллы из сборников «Красный корабль» (1931) и «Моряки» (1933) развивают идею неприятия пассивности, созерцательности, демонстрируют активистский призыв к «порыву». Однако герои Гашпара, протестующие против устоев «мира отцов» («Матрос Захсфельд»), восстающие против деспотичной воли начальства («Правда сердца») или даже поднимающие революционное восстание («Красный корабль»), не достигают желаемого результата, чему, как правило, мешают некие высшие силы, перед которыми все люди оказываются бессильными. Произведения писателя изобилуют метафорами, образами-символами, они проникнуты традиционным экспрессионистским фатализмом, для их поэтики характерны культ цвета, напряженность ассоциативно выстроенных фраз, отрывистость речевого потока и повышенная эмоциональность ритма, что также подтверждает их принадлежность к эстетике экспрессионизма.

Ряд выразительных экспрессионистских образов было выявлено нами в произведениях 1920-х годов писателя Ивана Горвата, демонстрирующего отчасти экспрессионистское, отчасти сюрреалистическое видение мира, в котором стираются границы времени и пространства, а восприятие действительности нередко происходит через призму болезненного сознания героя. Уже в первом сборнике Горвата «Мозаика жизни и снов» (1923) можно наблюдать богатую палитру экспрессионистских элементов: мотив игры, гротесковость, повторяющийся мотив маски, изображение крайних проявлений чувств, неконтролируемых эмоций (истерический смех, плач,

агония). Кроме того, важную роль в этой книге играет тема мечты, сна, заявленная уже в самом ее названии. В большинстве новелл повествование ведется от первого лица, что позволяет непосредственно донести до читателя чувства и эмоциональное состояние героев, причем нередко в качестве главных персонажей новелл выступают люди странные, чудные, руководствующиеся в своем поведении логикой собственной внутренней жизни. Это рассказчик-манипулятор, по своей дьявольской стратегии разрушающий чужие судьбы («Когда закипает кровь», «На Дунае»); «нервный интеллектуал», с болезненной раздражительностью реагирующий на окружающую среду («Перед концом», «Мириам», «Ее отец»); «человек без сердца», не способный, как ему кажется, чувствовать и любить («Бетрге ауапШ>). Такое тяготение к вызывающей алогичности призвано подчеркнуть ощущаемую писателем-экспрессионистом деформацию всех человеческих отношений.

Обращение к характерным экспрессионистским мотивам, образам прослеживается и в новелле Горвата «Серебряная пыль» (1929), в основу которой положена история восстания сына против отца (ненависть незаконнорожденного сына к собственному отцу, оставившему его мать), а также мотив инцеста (любовь к сводной сестре). Образы персонажей, поступками которых управляет некая Высшая Сила, зов крови, нарисованы в типично экспрессионистском духе: писатель изображает их широкими, резкими мазками. Описание окружающей действительности дается через призму болезненного состояния психики главного героя Яна Мартинака, что в целом создает атмосферу сна, параллельной реальности, в которой он живет.

Влияние экспрессионизма на определенном этапе творчества испытали и те словацкие прозаики, чьи имена традиционно ассоциируются у нас с иными литературными течениями, такие, например, как яркие представители натуризма Франтишек Швантнер и Доброслав Хробак.

Так, герои ранних новелл Д. Хробака, часть из которых вошла в его сборник «Приятель Яшек» (1937), тяготятся своим одиночеством, находятся в непрерывных поисках веры в добро, человечность, за которыми стоят поиски самих себя, оказывающиеся, в конце концов, бесперспективными. Персонаж новеллы «Голые стены» писатель Беньямин Корбель, умирающий от туберкулеза в больничной палате, страдает от внутреннего кризиса и ведет нескончаемые воображаемые диалоги, тщетно пытаясь преодолеть свою разобщенность с окружающим миром. Он испытывает то же чувство отчуждения и внутренней расщепленности своей личности, что и герои Грушовского и Вамоша, и это приводит его к отрицанию всего внешнего мира, к выводу о его бессмысленности и обреченности. Ощущение пустоты и никчемности жизни в душе Корбеля усиливает обстановка больничной палаты

с голыми стенами, которые в новелле становятся своеобразным символом одиночества человека и его бессилия противостоять предопределенности - в данном случае смертельной болезни. К похожему образу Хробак обращается и в новелле «Силуэт», героиня которой ощущает свое перманентное одиночество и страдает от мысли о невозможности стать матерью, что приводит ее к постепенному духовному и физическому умиранию.

Чисто экспрессионистский внутренний конфликт в произведениях Хробака раскрывается характерными для этой концепции средствами: используя монологическую форму повествования, автор добивается того, что голос рассказчика не просто сближается, но и совершенно сливается с голосом персонажа. Во многих новеллах Хробак обращается к характерному для экспрессионизма нисходящему вектору развития действия, определяющему путь героев к падению, распаду, наконец, к смерти («Голые стены», «Силуэт»), Часто этому падению способствует переезд героя из деревни в город, при этом образ города в трактовке писателя предстает в его экспрессионистском подобии, то есть как символ зла, пустоты, смерти («Смекалистая Марта и заботливая Мария», «Приятель Яшек»), Причем многие персонажи новелл, не находя внутренних сил для сопротивления обстоятельствам, самостоятельно решаются на сведение счетов с жизнью, что напрямую связано с типично экспрессионистской идеей фатальной зависимости человека от заранее предначертанной ему судьбы, воли высших сил («Возвращение Ондрея Балажа»).

Раннее новеллистическое творчество Ф. Швантнера, как мы

выяснили, являет собой не менее интересный пример использования приемов экспрессионисткой поэтики, которые в ряде его новелл сочетаются с элементами сюрреализма и натуризма. Автор нередко обращается к типичным для экспрессионизма мотивам: всепоглощающего страха, доводящего героя до самоубийства («Расчет», 1933), судьбы, рокового стечения обстоятельств, определяющего жизнь человека («Ярмарочная история о золотом крестике», 1936). Экспрессионистским мироощущением проникнуто повествование новелл «Два времени» (1938, в печати - 1959) и «Первый снег» (1938). В первой новелле оно проявляется в охватившем героя-рассказчика чувстве ужаса перед хаосом мира, в его подсознательном желании отомстить своему отцу за оставленную им мать и в сопровождающей это атмосфере напряженного ожидания. Во второй - в постоянном ощущении приближающейся смерти, с которой герой и героиня ведут непрерывную борьбу, а также в чувстве отчуждения от мира. Кроме того, в фантазиях и галлюцинациях персонажей этих новелл возникают причудливые и одновременно ужасающие образы: образ капающей из сосков матери крови, которую пьет герой («Два времени»); образ

выпавшего первого снега, разрастающегося до масштабов вселенского убийцы, который душит, накрывает белым ледяным саваном, погружает в мертвенную бездну все живое в целом мире («Первый снег»).

Таким образом, круг авторов, воспринявших концепцию экспрессионизма как соответствующую их взглядам, мироощущению, довольно широк и разнороден: влияние экспрессионизма в разные годы испытали на себе литераторы, принадлежавшие к самым различным художественным направлениям - от пролетарской литературы до натуризма. Зачастую творчество отдельных писателей представляло собой контаминацию поэтик различных течений, чем во многом объясняется неоднородность течения экспрессионизма в словацкой литературе.

В Заключении подводятся итоги исследования.

В результате проведенного исследования особенностей литературного процесса в Словакии 1920-30-х годов, а также анализа литературных произведений, созданных словацкими писателями в этой период, стало очевидно, что после окончания первой мировой войны и образования Чехословацкой Республики экспрессионизм оказался чрезвычайно созвучен настроениям, мировидению словацкой творческой интеллигенции. Особенно это касалось той ее части, которая прошла через фронты мировой войны и для которой были характерны трагическое и одновременно скептическое восприятие окружающей действительности.

Однако на фоне весьма ощутимого влияния экспрессионизма на литературную жизнь Словакии 1920-30-х годов так и не произошло оформления его принципов в некую систему программных установок, не было образовано и никаких литературных объединений писателей-экспрессионистов. Поэтому, рассматривая их творчество, можно говорить лишь о сходном подходе к восприятию, осмыслению действительности и принципам ее художественного отражения, об общности проблемно-тематических, стилевых тенденций и о повсеместно наблюдающемся возрастании эмоционально-оценочной экспрессии.

Анализ произведений словацкого экспрессионизма позволил нам прояснить многие особенности данного течения, причем некоторые из них можно было бы назвать его специфическими чертами на словацкой почве. Так, одной из главных особенностей словацкого экспрессионизма является его существование лишь в двух родах литературы - в прозе и в драме, тогда как поэзия, «главный инструмент» немецких экспрессионистов, словацкими авторам в целях передачи своего катастрофического мироощущения, состояния страдания, надломленности, использована не была.

При изучении словацкого экспрессионизма и, прежде всего, образцов романного жанра в диссертации была использована классификация экспрессионистского романа, разработанная словацким литературоведом Я. Штевчеком. Проведенное нами исследование подтвердило ее правомерность, обоснованность.

Как было установлено, характерной особенностью словацкого экспрессионизма стала актуализация в нем деревенской тематики. Этим он разительно отличается от большинства европейских литератур, поскольку именно тема города и тех проблем, с которыми сталкивается человек в современном перенаселенном городе, посреди индустриального ландшафта, традиционно являлась одним из наиболее распространенных, содержательных мотивов экспрессионистского творчества писателей, представляющих другие литературы. И хотя урбанистическое начало присутствует и у некоторых словацких писателей-экспрессионистов (Г. Вамош, П. Илемницкий, И. Горват, Д. Хробак), символизируя собой нечто роковое, вовлекающее человека в бездну соблазна, греховности, тема деревни, всегда актуальная для словацкой литературы, не уступает свои позиции и в экспрессионизме. Наиболее выразительные образцы экспрессионистской прозы, основывающиеся на деревенском материале, представлены в творчестве П. Илемницкого, М. Урбана, Й. Цигера Тройского.

По способу решения типичного экспрессионистского конфликта ряд словацких писателей приближается к активистскому крылу немецкого экспрессионизма: иррациональный протест у них порой перерастает в активный призыв к революционным действиям, к созданию нового мироустройства. Особенно ярко это проявилось в творчестве П. Илемницкого (роман «Победное падение»), М. Урбана (роман «Живой бич»), Й. Т. Гашпара (сборники «Красный корабль», «Моряки»), которые провозглашают отход от мировоззренческой позиции пассивности, созерцательности, демонстрируя тем самым переход к формировавшейся в конце 1920-х годов концепции социалистического реализма.

В целом, историко-литературное значение экспрессионизма огромно: как художественная модель мира он ознаменовал начало нового этапа в развитии литературы Словакии, оказав мощнейшее влияние на ее последующее развитие. В частности, определенные параллели с поэтикой экспрессионистов межвоенного двадцатилетия прослеживаются в словацкой прозе конца 1940-х годов, когда появляются первые произведения, основанные на событиях, связанных со второй мировой войной (роман Владимира Минача «Смерть ходит по горам» (1947), сборники новелл Яна Боденека «Из волчьих дней» (1947), Марии Топольской «Ядовитые годы» (1949) и другие). Проза

второй половины XX века также впитала в себя многие открытия экспрессионистов, среди них - отказ от психологической мотивации и четких причинно-следственных связей, структурный принцип «сцепления идей», ставший широко популярным и заменивший традиционную сюжетную последовательность действия (проза Я. Йоганидеса, П Яроша, Р Свободы и прочих).

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1) Экспрессионистическая основа повести Яна Грушовского «Человек с протезом» // Материалы научных чтений памяти заслуженных профессоров МГУ им. М.В. Ломоносова P.P. Кузнецовой и А.Г. Широковой. М„ 2004. С. 8386.

2) Экспрессионизм в контексте словацкой литературы 20-30-х годов XX века // Материалы XIII Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». Том III. М., 2006. С. 138-140.

3) Экспрессионизм в творчестве Яна Грушовского (1892-1975) // Славянский вестник. Выпуск третий. Изд-во Московского ун-та. М., 2009. С. 237-247.

4) Экспрессионизм в творчестве Гейзы Вамоша // Вестник Московского университета. Филология. Серия 9. № 4,2009. С. 137-145.

5) Грушовский Я. Приключение в воздухе; Гашпар Т. И. Красный корабль; Летц Ш. Голый солдат; Вамош Г. Эдитин глазик; Горват И. Серебряная пыль // Дунайская мозаика. Антология словацкой новеллы XX века. Кн. 1. М., 2008. С. 55-65; 65-92; 112-122; 122-134; 147-156. Перевод А. Песковой.

Заказ № 88-а/09/09 Подписано в печать 14.09.2009 Тираж 70 экз. Усл. п.л. 1,5

Г- - \ ООО "Цифровичок", тел. (495) 649-83-30; (495) 778-22-20 www.cfr.ru; е-таИ:info@cfr.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Пескова, Анна Юрьевна

Введение.

Глава 1. Концепция экспрессионизма и ее осмысление российской и зарубежной критикой.

Глава 2. «Неоромантический» экспрессионизм Яна Грушовского.

Глава 3. «Натуралистический» экспрессионизм Гейзы Вамоша.

Глава 4. «Многообразие индивидуальных решений» в словацкой экспрессионистской прозе 20-30-х годов XX века.

4.1. «Активистский» экспрессионизм Петера Илемницкого

4.2. «Социальный» экспрессионизм Мило Урбана.

4.3. «Мифологизирующий» и «гротесковый» экспрессионизм Иозефа Цигера Гронского.

4.4. Черты экспрессионистской поэтики в прозе малых жанровых форм (Штефан Летц, Тидо Йозеф Гашпар, Иван Горват, Доброслав Хробак, Франтишек Швантнер).

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Пескова, Анна Юрьевна

Экспрессионизм — одно из наиболее ярких явлений в европейском и мировом искусстве, которое сформировалось в начале XX столетия, когда стали реальностью тенденции общественного развития, определившие суть последующих десятилетий. Запечатлев облик мира на рубеже смены исторических эпох, произведения экспрессионизма вместе с тем предвосхитили многие из проблем, с которыми человечеству суждено было столкнуться позднее в XX веке. В целом, значимость экспрессионизма как мирового художественного явления огромна: весьма существенно его влияние на различные виды искусства — живопись, скульптуру, литературу, театр, музыку, также обширна и его география, охватившая всю Европу, Россию, Северную и Латинскую Америку, Китай.

Изучение экспрессионизма продолжается уже почти столетие, ему посвящена практически необозримая литература, но, тем не менее, по-прежнему остается множество нерешенных проблем. Сегодня ещё камнем преткновения для специалистов остается вопрос о специфике экспрессионизма как одного из самых масштабных явлений культуры XX века. Бросается в глаза разнообразие и противоречивость концепций природы экспрессионизма: если большинство исследователей, как правило, обнаруживает единодушие при выявлении признаков, резко отличающих экспрессионизм от других, предшествующих и современных ему, течений и методов, то общепринятого позитивного определения экспрессионизма до сих пор найдено не было. Так, ещё в начале 1920-х годов немецкий теоретик искусства В. Гаузенштейн писал: «Если слова «экспрессионизм» и «экспрессионистский» употребляются как сами собой разумеющиеся и без оговорок, то это только видимость. Это делается для сокращения, временно и условно, в ожидании будущего определения»1. Однако и полвека спустя JI. Г. Буххайм, крупнейший знаток и исследователь экспрессионистских объединений в Германии, как бы в ответ

1 Цпт. по: Маркин Ю.П. Экспрессионисты: Живопись. Графика. М., 2004. С. 6. констатирует: «Понятие «экспрессионизм», если его употреблять по отношению к искусству XX века, означает изобилие противоположных тенденций и индивидуальностей»2.

Останавливаясь на экспрессионизме как литературном феномене, можно отметить и у его исследователей отсутствие единства мнений по поводу дефиниции и эстетического статуса этого явления. Так, один из крупнейших немецких теоретиков, автор фундаментального труда о литературном экспрессионизме «Поэзия и Поэт времени» А. Зёргель признает свое бессилие перед этой проблемой: «Дать законченное определение экспрессионизма, вскрыть его закономерности - попытка столь же тщетная, как и попытка «до конца» раскрыть сущность барокко или романтизма - это были сложные явления, объединившие в себе и литературные, и внелитературные процессы»3.

За почти сто лет изучения экспрессионизма этот литературный феномен оброс невероятным количеством концепций, толкований и подходов. Нет единодушия у исследователей в определении эстетического статуса экспрессионизма: в одних случаях он рассматривается как метод, в других -как стиль, в третьих - как поэтика. Не существует одного общепринятого определения экспрессионизма, и если говорить об исследовательских традициях, то, как отмечает современный российский исследователь Н. Пестова, «теоретическое осмысление экспрессионизма как литературного стиля всякий раз словно начиналось с нулевой отметки, а именно с постановки вопроса, правомерно ли под литературным экспрессионизмом понимать некий единый стиль или это лишь вывеска, под которой для удобства исследователей и в рамках принятой интерпретаторской схемы собрали три с половиной сотни авторов, объединив их лишь хронологически»4.

Единства мнений нет ни в вопросе о национальной принадлежности экспрессионизма: многие авторы работ о немецком экспрессионизме

2 Там же.

3 Soergel A, Dichtung und Dichter der Zeit. Leipzig, 1927. S. 20.

4 Пестова H.B. Лирика немецкого экспрессионизма: Профили чужести. Екатеринбург, 1999. С. 14. утверждают, что это явление «автохтонное», порожденное немецкоязычной культурой. На немецкой самобытности настаивают, например, немецкий исследователь К. Пинтус и отечественный литературовед Н. Павлова, утверждающие приоритет Германии в его генезисе. Английский искусствовед Р. Хьюз даже считает, что за пределами Германии экспрессионизм остался непонятым — «его локальное значение было огромно, его международный резонанс незначителен»5. Другие же исследователи, наоборот, признают общеевропейский и общемировой характер экспрессионизма.

Таким образом, пользуясь формулировкой Ю. Борева, экспрессионизм «трудноуловим для обобщающей характеристики»6, но всё же для понимания его сути и анализа произведений словацкого экспрессионизма нам будет необходимо найти его концептуальный инвариант.

На сегодняшний день количество отечественных, исследований по экспрессионизму, при очевидном интересе к явлению, все же невелико по сравнению с тем необозримым количеством исследований экспрессионизма, которые были проведены в зарубежных, и в частности, немецкоязычных странах. Началом научного осмысления экспрессионизма в России следует считать, по всей видимости, 1923 год, когда были опубликованы сборник статей «Экспрессионизм» под редакцией Е. М. Браудо и Н. Э. Радлова, предисловие А. В. Луначарского к драмам Георга Кайзера, книга переводов В. Нейштадта стихотворений немецких экспрессионистов «Чужая лира» и его же статьи «Повтор в лирике Ф. Верфеля» и «Тенденции экспрессионизма». Год спустя в журнале «Жизнь искусства» (1924, № 10) вышла заметная статья А. Гвоздева «Экспрессионисты на русской сцене». Все эти и другие отечественные исследования экспрессионизма 1920-30-х годов, выходившие по горячим следам, зачастую носили характер рецензий и эссе.

Вторая волна интереса к изучению экспрессионизма возникла в

5 Hughes R. The Last Twitch of the German Romanticism II The Time. September 16, 1974. P. 4.

6 Борее Ю. Экспрессионизм: отчужденный человек во враждебном мире // Теория литературы. Том IV: Литературный процесс. М., 2001. С. 297. советском (и в мировом) литературоведении в начале 1960-х годов, когда, в частности, выходит в свет сборник статей под редакцией Б. Зингермана «Экспрессионизм», включивший в себя исследования об экспрессионизме в литературе, изобразительном искусстве, музыке. Многие из вошедших в сборник работ имели явный идеологизированный характер, и в них нередко встречались определения экспрессионизма как «восстания слабых», «бунта на коленях», «смеси разбушевавшегося воображения, душевной растерянности и смятения»7 и т.п. Такой «огульный догматический подход» (по выражению П. Топера), для которого была характерна неполная, односторонняя и во многом предвзятая трактовка экспрессионизма, доминировал в советском литературоведении еще на протяжении довольно долгого времени. Причем часто исследователи не проводили дифференциации между экспрессионизмом и модернизмом в целом, отождествляя эти явления с декадентством.

Позднее, уже в 1980-1990-е годы, появляются научные работы Н. Павловой, А. Дранова, Т. Семеновой, Н. Пестовой и многих других литературоведов, посвященные, в большинстве своем, немецкоязычному экспрессионизму и в значительной мере прояснившие .сущность явления и приблизившие эту литературу к читателю. Значительным событием в области изучения литературного экспрессионизма стало издание в 2008 году «Энциклопедического словаря экспрессионизма» под редакцией П. Топера, подготовленного Институтом мировой литературы Российской академии наук, который явился первым в отечественной науке опытом комплексного исследования экспрессионизма как мирового художественного явления.

Что касается изучения российскими славистами словацкого литературного экспрессионизма, то, несмотря на большое количество опубликованных работ по словацкой литературе, проблема экспрессионизма в них не получила должного освещения. В некоторых обзорных статьях о словацкой литературе межвоенного двадцатилетия упоминается об

7 Недошивин Г. Проблема экспрессионизма // Экспрессионизм: Драматургия. Живопись. Графика. Музыка. Киноискусство. Сб. статей под ред. Б. Зингермана. M., 1966. С. 29. экспрессионизме как о значительном художественном явлении, определившем творчество многих словацких писателей: например, в статьях Ю. Богданова в коллективных трудах «История словацкой литературы» (1970) и «История литератур западных и южных славян» (2001), где об экспрессионизме о говорится как об «общем знаменателе молодой словацкой прозы 1920-х гг.» , а также в учебном пособии «Словацкая литература: XX век» под редакцией А. Машковой, в котором он выделяется как «одна из самых популярных в Словакии философских и эстетических концепций»9. Авторы этих работ также обозначают круг словацких писателей, в той или иной степени тяготевших к экспрессионизму (к ним они единодушно относят Я. Грушовского, Г. Вамоша, Т. Й. Гашпара, И. Горвата, Ш. Летца, П. Илемницкого), и называют наиболее яркие экспрессионистские произведения в словацкой литературе межвоенного периода:

Уже упомянутый «Энциклопедический словарь экспрессионизма» также включил в себя разделы, посвященные словацкому экспрессионизму (автор раздела - словацкий литературовед М. Баторова), а также творчеству нескольких наиболее известных писателей-экспрессионистов Словакии: Я. Грушовского, Г. Вамоша (автор обоих разделов — российский исследователь Р. Филипчикова) и Й. Ц. Тройского (автор — М. Баторова). Безусловно, формат словаря не предусматривал детального анализа произведений и подробного рассмотрения специфики экспрессионизма у каждого из указанных авторов, поэтому разделы по отдельным писателям содержат небольшие обзоры их творчества с выделением тех произведений, в которых влияние экспрессионистской поэтики оказывается особенно заметным.

Глубоко и основательно эта проблема не была исследована и в литературоведении Словакии. Существуют работы общего характера, в которых об экспрессионизме говорится в ряду прочих литературных

8 Богданов Ю.В. Литература 1918-1944 гг. // История словацкой литературы. М., 1970. С. 312; Богданов Ю.В. Словацкая литература // История литератур западных и южных славян. Т. 3. Литература конца XIX -первой половины XX века (1890-е годы - 1945 год). М., 2001. С. 493.

9 Машкова А.Г. Литература 1920-1950. Проза // Словацкая литература: XX век: Учебное пособие. Часть II /

Науч. ред. А.Г. Машкова. М., 2003. С. 101. направлений10, а также небольшие статьи, намечающие круг исследования, ставящие актуальные, по мнению авторов, вопросы и проблемы, но не отвечающие на них. Одним из первых словацких литературоведов, обративших в своих работах внимание на проблему экспрессионизма, был Я. Штевчек, опубликовавший ещё в 1960-х годах краткую статью об этом явлении в словацкой литературе11, в которой он обозначает круг писателей, по его мнению, воплотивших экспрессионизм на словацкой почве (к ним он отнес Я. Грушовского, Т. Й. Гашпара, Г. Вамоша, Ш. Летца, П. Илемницкого, М. Урбана и отчасти Ф. Швантнера). Тему экспрессионизма Я. Штевчек развивает позднее и в своем исследовании «Современный словацкий роман»12, где предлагает свою оригинальную классификацию словацкого экспрессионистского романа, основанную на классификации немецкого исследователя В. Мушга, представленной в его известной книге «От Тракля к Брехту»13.

На фоне подъема в эти годы интереса к экспрессионизму в Словакии выходит и статья Т. Винклера «Замечания по поводу экспрессионистского характера словацкой прозы двадцатых годов»14, в которой делается попытка выделения основных признаков и черт экспрессионизма, а также прослеживается влияние экспрессионизма на словацкую литературу как 1920-х годов, так и последующих лет, в частности, на авторов лиризованной прозы, надреалистов, поэтов католической модерны.

Среди словацких публикаций последних лет почти нет работ, анализирующих словацкий литературный экспрессионизм как целостное явление. Исключение составляет, пожалуй, лишь работа Д. Дончевой «Формы

10 Напр.: Tomcik Л/. Rozpory stradfciou anove vplyvy // Dejiny novSej slovenskej literatury. Od prevratu po suCasnosf. Bratislava, 1959. S. 101 - 111; Mikula V. a kol. Slovnik slovenskych spisovatel'ov. Praha, 1999. S. 26.

111Stevcek J. РгоЫёт expresionizmu v slovenskej proze // РгоЫёту literamej avantgardy. Bratislava, 1968. S. 334337.

12 Stevcek J. Moderny slovensky romdn. Bratislava, 1983.

13 Muschg W. Von Trakl zu Brecht. MUnchen, 1963.

14 Winkler Т. Рогпйтку к ехргезюшБ^скёти charakteru slovenskej prozy dvadsiatych rokov // Slovenskd pohl'ady 1967,6. U.S.49-55. и виды экспрессионизма в хорватской, болгарской и словацкой литературе»15, в которой исследователь делает попытку сравнительного анализа экспрессионизма в указанных литературах. Словацкий экспрессионизм здесь исследуется на примере произведений Я. Грушовского, Г. Вамоша, П. Илемницкого, при этом автор опирается на упомянутую нами выше классификацию экспрессионизма Я. Штевчека (являвшегося научным руководителем этой работы) и развивает некоторые его утверждения.

Достойны внимания также некоторые частные, посвященные отдельным авторам исследования, в которых проблема экспрессионизма затрагивается, хотя и не является центральной. Таковы,, например, работа Д. Крочановой о творчестве Г. Вамоша16, исследование Д. Палловой о творчестве Д. Хробака в

17 контексте немецко-словацких литературных связей , монография М. Баторовой «Й. Ц. Гронский и Модерна: миф и мифология в литературе»18 и некоторые другие. В них отмечается большое влияние, которое оказала философия и эстетика немецкого экспрессионизма на творчество словацких писателей определенного периода (1920-30-х годов), выделяются отдельные характерные экспрессионистские черты в анализируемых произведениях.

Для получения представления о подходе словацких литературоведов к теоретическому осмыслению и интерпретации поэтики экспрессионизма для нас оказались небезынтересны и весьма полезны их работы, посвященные немецкому экспрессионизму (например, статьи Э. Террая «Немецкий литературный" экспрессионизм» и «К поэтике немецкого литературного экспрессионизма»19, послесловие к антологии немецкой экспрессионистской поэзии «Крик и тишина столетия» Я. Штрассера и П. Заяца 20 ) и экспрессионизму в других славянских литературах (например, исследование Б.

15 Donceva D. Formy a tvary expresionizmu v chorvatskej, bulharskej a slovenskej literature. Autoreferat dizertdcie na zfskanie vedeckej hodnosti. Bratislava, 1986.

16 Krocanova D. Clovek v diele Gejzu VamoSa. Gejza VamoS — a poCujete tajndho reformiitora. Autoreferdt dizertacie naziskanie vedeckej hodnosti. Bratislava, 1997.

17 Pallova D. Kapitoly z nemecko-slovenskych literarnych vzfahov. Bratislava, 1999.

18 Batorovci M. J.C. Hronsky a Moderna: mytus a mytol6gia v literature. Bratislava, 2000.

19 Terray E. Nemecky literarny expresionizmus // Slovenskd pohlady 1965, 6. 10. S. 74-79; Kpoetike nemeckeho literdrneho expresionizmu // Probldmy literamej avantgardy. Bratislava, 1968. S. 341-350.

20 Krik a ticho storoCia. Antol6gia expresionizmu vo vybere a preklade J. Strassera a Petra Zajaca. Bratislava, 1999. 9

Ij 1

Хомы «Изучение славянского экспрессионизма» — об этом художественном явлении в хорватской, сербской и русской литературах). В своем анализе словацкие ученые, в первую очередь, опираются на теории экспрессионизма, представленные в работах известных немецких литературоведов В. Мушга

ЛЛ

От Тракля к Брехту» и В. Зокеля «Литературный экспрессионизм» .

Нельзя оставить без внимания также работы чешских исследователей о литературном экспрессионизме в целом и о чешском и словацком в частности, особенно учитывая тот факт, что речь, в основном, идет об изучении экспрессионизма в период существования единого чехословацкого государства. Это статьи Ф. Гётца «Горизонт проясняется», «К философии и эстетике нового искусства», «Несколько взглядов на экспрессионизм в мировой и словацкой драме» 23 , Г. Кучеровой «Проза словацкого экспрессионизма в первые послевоенные годы»24, монография Л. Кундеры «Эй, здесь вихрь - буря! Экспрессионизм» (в основном, посвященная экспрессионизму в чешском и словацком изобразительном искусстве).

Неоднозначность толкования литературного экспрессионизма в литературоведении, масштаб и значимость явления в контексте мировой литературы в целом и словацкой — в частности определили актуальность настоящего исследования. Она заключается в назревшей необходимости всестороннего анализа экспрессионистской прозы (поскольку именно в этом роде литературы экспрессионизм, в основном, был представлен на словацкой почве) с уточнением спорных, дискуссионных аспектов и выделением проблем, оставшихся вне сферы внимания исследователей.

Мы ставим перед собой цель с позиций современной литературоведческой науки рассмотреть прозу экспрессионизма и творчество его представителей в контексте словацкой литературы 1920-30-х годов,

21 Choma В. Stiidie zo slovanskeho expresionizmu. Bratislava, 2001.

22 Soke! W.H. Der literarische Expressionismus. MUnchen,1970.

23 Gotz F. Jasniri se horizont. Praha, 1926; К filosofii a estetice novdho umSni. // Host II, 1 - 1922; N6kolik pohledu na expresionismus vdramat6 svStovem i беэкёш. // Divadlo IX -1956.

24 Kucerova H. Proza slovenskeho expresionismu vprvm'ch letech povaleCnych. // Ceska literatura XVI, 1968. S. 514-533.

25 Kundera L. Hal6 je tady vichr - vichfice! Expresionizmus. Praha, 1969. проанализировать наиболее важные аспекты поэтики отдельных произведений, опираясь на тексты, публикации в периодике, исследования отечественных и зарубежных, прежде всего, словацких ученых.

Основная задача работы определяется исследованием словацкого литературного экспрессионизма как целостной художественной системы с устойчивой концепцией мира и человека, в определении специфики и форм, эстетической сущности, историко-литературного значения и места экспрессионизма в общем литературном процессе Словакии 1920-30-х годов.

Для осуществления поставленной задачи в ходе исследования нам будет необходимо решить ряд конкретных вопросов:

1) изучение философских истоков экспрессионизма, определение основных характеристик экспрессионистского искусства в целом и экспрессионистской литературы в частности, рассмотрение главных теоретических вопросов современного экспрессионизмоведения;

2) изучение характера и особенностей литературного процесса в Словакии 1920-1930-х годов, а также обстоятельств возникновения и развития экспрессионизма в словацкой литературе;

3) исследование особенностей поэтики словацкой экспрессионистской прозы через детальный анализ и интерпретацию как общепризнанных, так и малоизученных ее образцов;

4) выявление специфических черт поэтики, художественного своеобразия и самобытности словацкого литературного экспрессионизма.

Научная новизна работы состоит в том, что, основываясь на анализе конкретных произведений, впервые как в отечественном, так и в зарубежном литературоведении исследуется словацкая экспрессионистская проза как целостное художественное явление.

Материалом для исследования послужили произведения наиболее видных представителей словацкого экспрессионизма, относящиеся к межвоенному двадцатилетию, среди которых представлены как произведения, считающиеся яркими образцами экспрессионистской прозы в Словакии повесть Яна Грушовского «Человек с протезом», романы «Атомы Бога» Гейзы Вамоша, «Победное падение» Петера Илемницкого, «Живой бич» Мило Урбана, «Йозеф Мак» Йозефа Нигера Гронского), так и менее известные произведения, к которым критика почти не обращалась (новеллы Тидо Йозефа Гашпара, Штефана Летца, Ивана Горвата, Франтишека Швантнера, Доброслава Хробака).

В качестве методологической основы диссертации использовались работы, посвященные проблеме экспрессионизма в литературе и искусстве, российских и зарубежных (прежде всего, словацких, чешских и немецких) искусствоведов, литературоведов и критиков первой половины XX века (М. Волчанецкий, Л. Зивельчинская, А. Луначарский, М. Бакош, А. Мраз, Ф. Гётц, К. Эдшмид), а также более близких нам по времени исследователей (Ю. Богданов, Ю. Борев, А. Дранов, А. Машкова, Ю. Маркин, Г. Недошивин, Н. Павлова, Н. Пестова, В. Топоров, В. Турчин, Р. Филипчикова, М. Баторова, Т. ■ Винклер, Я. Грегорец, Д. Крочанова, Г. Кучерова, Ю. Ноге, Д. Окали, М. -Томчик, Б. Тругларж, Я. Штевчек, А. Зёргель, В. Зокель, В. Мушг, П. Раабе и др.). Кроме того, очень актуальными для разработки данной темы явились труды зарубежных философов второй половины XIX — начала XX века (Ф. ' Ницше, А. Бергсон, В. Дильтей, Г. Зиммель, Э. Гуссерль и др.), оказавшие определяющее влияние на формирование художественного течения экспрессионизма. За основу классификации словацкого литературного экспрессионизма была взята классификация, представленная в трудах словацкого литературоведа Я. Штевчека, в частности, в его монографии «Современный словацкий роман».

Научно-практическая значимость работы определяется новизной и актуальностью исследования и заключается в важности научного осмысления данного периода развития словацкой литературы, изучения генезиса и специфики литературного экспрессионизма на словацкой почве. Результаты исследования могут быть использованы в курсах лекций по истории словацкой литературы XX века, истории славянских и зарубежных литератур, при работе спецкурсов и спецсеминаров.

Апробация научных результатов. Основные положения диссертации были изложены в опубликованных статьях, а также представлены в докладах на научных конференциях (Научные чтения памяти заслуженных профессоров МГУ им. М.В. Ломоносова P.P. Кузнецовой и А.Г. Широковой, 2004; XIII Международная конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов», 2006). Материалы данной работы были использованы нами при чтении лекций студентам славянского отделения филологического факультета МГУ (2007).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Словацкая экспрессионистская проза 20-30-х годов XX века"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Словацкий экспрессионизм, наряду со словацкой Католической Модерной и надреализмом, принадлежит к тем литературным явлениям, которые до сих пор не были основательно и глубоко исследованы ни в Словакии, ни в России, хотя некоторые слависты уделяли им определенное внимание. В связи с этим перед нами стояла задача изучить словацкий литературный экспрессионизм, прежде всего, как целостную художественную систему, обладающую специфической концепцией мира и человека.

В ходе проведенного исследования особенностей литературного процесса в Словакии 1920-30-х годов, а также литературных произведений, созданных словацкими авторами в этой период, нам стало очевидно, что после окончания первой мировой войны и образования независимой Чехословакии экспрессионизм оказался чрезвычайно созвучен настроениям и мировидению творческой интеллигенции в Словакии. Особенно это касалось той ее части, которая прошла через фронты мировой войны и для которой были характерны трагизм и скепсис в восприятии окружающей действительности и актуальными стали поиски новых общественных, моральных критериев. В большинстве своем это были молодые писатели, пришедшие в литературу в конце 1910-х — начале 1920-х годов, говорившие о себе как о «переходном» поколении, задачей которого является преодоление отставания словацкой литературы от западных литератур и привнесение в неё дыхания новых европейских течений и эстетик. Их усилиями за очень короткое время в словацкой литературе появился целый спектр новых течений, концепций, среди которых наибольшую популярность завоевывают экспрессионизм, поэтизм, неосимволизм, пролетарская поэзия. Однако, как это нередко в те годы происходило и в других восточноевропейских литературах, здесь концепции этих течений перемежались, границы между ними стирались, и в результате их взаимодействия рождались новые литературные явления. Зачастую творчество отдельных авторов представляло собой контаминацию поэтик различных течений, в основе которых лежала поэтика модернизма.

Экспрессионизм почти сразу же после своего появления в искусстве Словакии становится одним из самых заметных явлений в культурной жизни страны. Круг авторов, воспринявших концепцию экспрессионизма как соответствующую их взглядам и мироощущению, оказался довольно широким и разнородным: влияние экспрессионизма в разные годы испытали на себе литераторы, принадлежавшие к самым различным художественным направлениям — от пролетарской литературы до натуризма. Более того, именно художественные принципы экспрессионизма во многом оказали определяющее влияние на формирование в середине 1930-х годов концепций словацкого натуризма и надреализма.

Помимо этого, на фоне необычайно ощутимого влияния экспрессионизма на всю литературную картину Словакии 1920-30-х годов так и не произошло оформления его принципов в некую систему программных установок. В связи с этим здесь не были образованы и никакие литературные объединения экспрессионистов, и, рассматривая творчество словацких писателей-экспрессионистов, возможно говорить лишь об общности проблемно-тематических, стилевых тенденций, о повсеместно наблюдающемся возрастании эмоционально-оценочной экспрессии и, безусловно, о едином подходе к восприятию, осмыслению действительности и принципам ее художественного отражения.

Исследование словацкого литературного экспрессионизма позволило нам прояснить многие его характеристики, причем некоторые из них можно было бы назвать специфическими чертами этого течения на словацкой почве. Одной из главных особенностей экспрессионизма в Словакии является то, что он коснулся лишь двух родов литературы — прозы и драмы, тогда как поэзия, «главный инструмент» немецких экспрессионистов, словацкими авторам для передачи своего катастрофического мироощущения, состояний страдания и надломленности, использована не была.

Одними из ярчайших образцов словацкой экспрессионистской прозы могут считаться сборники новелл и повесть «Человек с протезом» Я. Грушовского, в которых появляются такие характерные для экспрессионистской поэтики черты, как: субъективизация повествовательной структуры, фатализм, представление природных сил как неподвластной стихии, биологизм в изображении человеческого характера и поступков, принцип контраста как основополагающий принцип построения образов и всей композиции произведения, взвихренная эмоциональность ритма. В образе поручика Макса Сиборна в повести Грушовского предстает типичный образ экспрессионистского героя: морально надломленного, отчужденного от всего окружающего мира человека, надевшего на себя маску бесчувственности, символом которой здесь становится метафорический сердечный протез. Образ этого героя тесно связан с ключевыми аспектами концепции экспрессионизма, характеризующими его отношение к жизни, обществу и личности - с проблемами отчужденности и поиска идентичности.

Созвучие некоторых экспрессионистских установок с идеями романтизма в словацкой литературе наиболее очевидно именно в повести Грушовского, отличающегося высокой степенью субъективизации повествования (чему в большой мере способствует и избранная форма дневника), общей атмосферой разочарованности и «мировой скорби». Создание образа, мучительно решающего для себя проблему собственной идентичности и «сердечной импотенции» и одновременно пытающегося осмыслить жестокую реальность, увидеть за всей бессмысленностью мира свое место и первичную, истинную суть вещей, сближает творчество словацкого писателя с произведениями выдающихся немецких экспрессионистов-неоромантиков. Это позволяет охарактеризовать творчество Грушовского 1920-30-х годов как экспрессионизм «неоромантического» типа.

Усиленное субъективное начало и находящаяся в центре повествования фигура главного героя, изображенного в момент переживания острого внутреннего конфликта и обращающегося со своим призывом к человечеству, отличает и экспрессионистский роман Г. Вамоша «Атомы Бога». Задуманный автором как беллетризованный вариант своей философской теории, этот роман демонстрирует отношение к миру как к «проекту творения» и к человеку как к сугубо биологической единице, а также попытку индивидуума выйти из социума, преодолеть все существующие барьеры, в том числе проникнуть за пределы человеческих знаний. Однако все повествование произведения пронизано скепсисом по отношению к возможностям человека и к идее изменения и преображения мира. В целом, названный современниками «самым нигилистическим произведением словацкой литературы», этот роман Вамоша включил в себя как типичные идеи, образы и мотивы экспрессионистской концепции (тема отчуждения героя от мира, темы бунта человека против окружающей действительности и Бога-создателя, мотивы сознательных поисков смерти, самоубийства, образы разлагающегося, умирающего мира и развращенного, гниющего города), так и ряд художественных приемов натурализма. Последнее проявляется в следовании автора натуралистическому принципу предельной детализации изображаемых объектов (что в данном случае используется для достижения максимальной эмоциональной выразительности повествования), а также в намеренном «антиэстетизме» - изображении безобразного и отталкивающего. В связи с этим нам кажется справедливым определение Вамоша как «натуралистического» экспрессиониста.

В отличие от абсолютной безнадежности и неразрешимости конфликта, лежащим в основе экспрессионистского миропонимания Я. Грушовского и Г. Вамоша, роман П. Илемницкого «Победное падение» приносит в словацкую литературу более оптимистическую интерпретацию того же конфликта. В авторской трактовке Илемницкого человек, движимый виталистическим и активистским «порывом» и жаждой жизни, находит силы подняться после каждого своего поражения. Образ главного героя Матё Гороня напрямую связан с образом «нового человека» - одним из центральных образов экспрессионистского искусства, истоки которого лежат в присущих экспрессионизму идеях внутреннего обновления и преображения человека. Именно с этим связано то, что экспрессионизм в романе П. Илемницкого мы рассматриваем как «активистский» (поскольку главный акцент автор делает на необходимости постоянной борьбы и на стремлении к преодолению) и «виталистический» (то есть основанный на понятии жизненной силы).

Писатель М. Урбан также демонстрирует возможность положительного разрешения экспрессионистского конфликта: в романе «Живой бич» униженный и задавленный катаклизмами человек, который у экспрессионистов тщетно пытается противостоять окружающему его хаосу, здесь обретает силы и вместе с единомышленниками вступает в борьбу с конкретным противником — властью. Таким образом Урбан усиливает интерес к социальным мотивам поведения героев и полностью снимает дистанцию между возможным и невозможным, мечтой и реальностью, планом и осуществлением. Этот роман представляет собой уникальное произведение, в котором прослеживается переход писателя от принципов определенного литературного направления — экспрессионизма, от реализации его поэтики и философской концепции к полемике с ним же, доходящей до почти полного его отвержения. В данном случае, по отношению к экспрессионизму М. Урбана можно применить определение «социальный», отражающее характер основных вопросов, поднимаемых в романе «Живой бич», который, помимо прочего, дал мощный толчок развитию соцреалистического романа в словацкой литературе XX века.

Одной из характерных черт творчества еще одного писателя-экспрессиониста Й. Ц. Тройского 1930-х годов, определяющей специфику его экспрессионистского стиля, является его стремление к мифологизации и абсолютизации, придающее повествованию вневременной и внепространственный характер. Так, отношения между типизированными персонажами романа «Пророчество доктора Станковского», которые в романе получают имена Он и Она, становятся воплощением абсолютной, чистой и совершенной любви, а главный герой романа «Хлеб» Методей Хлебко олицетворяет сущность родной деревни, которая также представляется символом вечной, исконной деревни, живущей по законам земли и хлеба. Притчевый характер носит и роман Гронского «Йозеф Мак», рассказывающий о типичном экспрессионистском герое — «маленьком человеке», «человеке-миллионе», человеке из толпы, не различимом в огромной массе людей и в бурном потоке жизни. В самый трагический момент развития сюжета, когда действие достигает своей кульминации и происходит некое очищение, перерождение героя, фигура Йозефа Мака монументализируется и разрастается до размеров символа эпохи.

Важная черта экспрессионизма Гронского - гротесковость — становится заметна еще в романе «Йозеф Мак», но особого масштаба достигает в следующем произведении писателя — романе «Писарь Грач». Здесь помимо значительного смещения центра внимания на внутренний мир экспрессионистского героя, надломленного, с расщепленным сознанием, стремящегося к осмыслению феномена войны, обретению смысла жизни в послевоенной действительности и взаимопонимания с другими людьми, все повествование оказывается пронизано гротеском, насыщено фантасмагоричностью и ирреальными мотивами. По замыслу автора, это призвано создать картину абсурдности цивилизованного мира и подчеркнуть отношение экспрессионистов к действительности как к воплощенному парадоксу.

Примечательно, что в литературе Словакии жанру экспрессионистского романа и жанру экспрессионистской новеллы принадлежат почти равные роли. В этом словацкая литература заметно отличается от многих других литератур, в том числе от литературы Германии, где в прозе экспрессионизма доминировали малые жанры, в большей мере соответствовавшие новым формам самовыражения героев, пафосу экспрессионизма и одному из его главных эстетических принципов — напряженности, интенсивности. Более того, в словацком литературоведении с момента начала изучения явления литературного экспрессионизма максимальное внимание уделялось жанру экспрессионистского романа (крупноформатным произведениям Я. Грушовского, Г. Вамоша, П. Илемницкого, М. Урбана, Й. Цигер Тройского), в то время как малые эпические жанры, в сущности, оставались на периферии исследований. Учитывая это, для наиболее полного и всестороннего анализа словацкой экспрессионистской прозы мы постарались рассмотреть как можно большее число произведений, созданных в жанре экспрессионистской новеллы.

Экспрессионистским звучанием проникнуты произведения словацкого прозаика Ш. Летца, в которых автор обращается к традиционной экспрессионистской теме войны и создает образы людей, мучимых жестокими внутренними противоречиями и обуреваемых сильнейшими страстями, которые в моменты наивысшего напряжения бессознательно совершают часто непоправимые поступки. В ярчайших экспрессионистских новеллах Летца «Голый солдат» и «Медаль инвалида Крхниача» цель автора — показать человека как такового, некий образ человечества, помещенный в жестокие обстоятельства и хаос современного мира.

Одним из самобытных и выдающихся экспрессионистов в словацкой литературе можно назвать писателя Т. Й. Гашпара, в новеллистическом творчестве которого на связь с экспрессионизмом указывают многочисленные особенности поэтики, присутствующие на всех уровнях произведения - от проблематики и композиции до используемых стилистических и языковых средств. Его новеллы нередко демонстрируют «активистский» призыв к «порыву», восстанию, изобилуют метафорами, образами-символами и проникнуты традиционным экспрессионистским фатализмом, а его стиль отличается внутренней напряженностью ассоциативно выстроенных фраз, отрывистостью речевого потока и повышенной эмоциональностью ритма.

Ряд выразительных экспрессионистских образов создает в своих произведениях 1920-х годов и писатель И. Горват, демонстрирующий отчасти экспрессионистское, отчасти сюрреалистическое видение мира, в котором стираются границы времени и пространства, а восприятие действительности нередко происходит через призму болезненного сознания героя. Причем нередко главными персонажами новелл писателя выступают люди странные, г чудные, руководствующиеся в своем поведении логикой их собственной внутренней жизни. Такое тяготение к вызывающей алогичности в новеллах Горвата призвано подчеркнуть полную деформацию всех человеческих отношений. Развитие творческой концепции И. Горвата в направлении к конкретной ясности, точности и краткости изображения, что наблюдается в его новеллистке 1930-х годов, можно сравнить с процессом перехода художников и литераторов в немецкоязычных странах во второй половине 1920-х годов от экспрессионизма к искусству «новой деловитости».

Черты экспрессионистской поэтики отличают и раннее творчество будущих словацких натуристов Д. Хробака и Ф. Швантнера. В первых произведениях Хробака человек всегда находится в непрерывных и бесперспективных поисках самого себя, а новеллистика Швантнера проникнута типично экспрессионистской образностью, атмосферой напряженного ожидания, фатализмом, присутствующими здесь наряду с сюрреалистическими фантазиями и видениями персонажей, в которых порой возникают причудливо-ужасающие образы.

При исследовании литературы экспрессионизма для нас было важно проследить специфику словацкой экспрессионистской новеллы, в которой зачастую ломаются привычные каноны новеллистического жанра. Это проявляется в отказе от последовательности изложения, причинно-следственных связей и даже миметической техники повествования, в результате чего весь текст произведения или его отдельные части могут быть трудно пересказываемыми, ускользающими от понимания читателя. Самые яркие примеры такого остранения текста мы нашли в произведениях И. Горвата (сборник «Мозаика жизни и снов»).

Еще одной характерной чертой словацкого экспрессионизма стала актуализация в нем деревенской тематики. В этом он разительно отличается от большинства европейских литератур, поскольку именно тема города и тех проблем, с которыми сталкивается человек в современном перенаселенном городе, посреди индустриального ландшафта, традиционно являлась одним из наиболее распространенных и содержательных мотивов экспрессионистского творчества писателей и художников в других странах. И хотя урбанистическое начало выступает на первый план и у некоторых словацких писателей-экспрессионистов (Г. Вамош, П. Илемницкий, И. Горват, Д. Хробак), символизируя собой нечто роковое, вовлекающее человека в бездну соблазна и греховности, тема деревни, всегда актуальная в словацком искусстве, не уступает свои позиции и в экспрессионизме. Наиболее выразительные образцы экспрессионистской прозы на деревенском материале представлены в творчестве П. Илемницкого, М. Урбана, Й. Ц. Гронского.

По способу решения типичного экспрессионистского конфликта некоторые словацкие экспрессионисты приближаются к «активистскому» крылу немецкого экспрессионизма: иррациональный протест у них порой перерастает в активный призыв к революционным действиям, к созданию нового мироустройства. Особенно ярко это проявилось в творчестве П. Илемницкого (роман «Победное падение») и М. Урбана (роман «Живой бич»), которые провозглашают отход от мировоззренческой позиции пассивности и созерцательности, демонстрируя тем самым также и переход к формировавшейся в конце 1920-х годов концепции социалистического реализма.

В целом, историко-литературное значение экспрессионизма огромно: как художественная модель мира он ознаменовал начало нового этапа развития литературы Словакии и оказал мощнейшее влияние на последующую словацкую литературу XX века. Именно экспрессионизм своим колоссальным критическим потенциалом и оппозицией к нормам буржуазного общества обозначил смену художественно-эстетических ценностей и окончательный переход от классического реалистического искусства к искусству модернизма. Однако при всей философской глубине и эстетической значимости экспрессионизма вступление в новую эпоху модернизма не означало для культуры и литературы Словакии разрыва с предшествующей традицией, как это часто было характерно для многих авангардистских течений, и у экспрессионистов по-прежнему находила отражение «вечная» для словацкого искусства деревенская тематика, а также мифологизация природного начала. Заложенный в экспрессионизме мировоззренческие и художественные принципы оказались созвучны мироощущению последующих деятелей словацкой литературы и искусства, которые продолжают пользоваться всем арсеналом как поэтических средств, так и мыслительных категорий, утвердившихся в течение «экспрессионистского двадцатилетия» в Словакии.

Список научной литературыПескова, Анна Юрьевна, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Antologia nemeckej literatury (od romantizmu po expresionizinus) / Zost. E.Cemakova. Banska Bystrica, 1993.

2. Bodenek J. УуЬгапё spisy 1-4. Bratislava, 1973-1975.

3. Bratislavsky B. Zapas v plamenoch. Bratislava, 1974.

4. Expressionismus. Dramen. Bd. 1-2. Berlin Weimar, 1967.

5. Gaspar T. J. Pamati I-II. Bratislava, 1998-2004.

6. Gaspar TJ. Deputacia mrtvych a ine kresby. Turciansky sv. Martin, 1922.

7. Gaspar T.J. Hana a ine novely. Turciansky sv. Martin, 1920.

8. Gaspar T.J. Karambol a ine novely. Turciansky sv. Martin, 1925.

9. Gaspar T.J. Namornici. Bratislava, 1970.

10. Gaspar T.J. Namornici. Pribehy z mora. Bratislava, 1933.

11. Graf S. Zapas. Martin, 1939.

12. Horvath I. Clovek na ulici. Praha-Bratislava, 1928.

13. Horvath I. Dielo. Bratislava, 1987.

14. Horvath I. Europa koktail. Martin, 2004.

15. Horvath I. Mozaika zivota a snov. Myjava, 1923.

16. Horvath I. Spisy I-III. Bratislava, 1964-1966.

17. Horvath I. Vizum do Europy. Bratislava, 1930.

18. Horvath I. Vizum do Europy. Bratislava, 2000.

19. Horvath I. Zivot s Laurou. Bratislava, 2002.

20. Hronsky J. C. Dielo 1-3. Bratislava, 1993.

21. Hronsky J. C. Domov: Novely. Martin, 1925.

22. Hronsky J. C. Chlieb. Martin, 1931.

23. Hronsky J. C. Jamy vietor a ine rozpravky. Martin, 1938.

24. Hronsky J. C. Jozef Мак. Martin, 1933.

25. Hronsky J. C. Na kriznych cestach. Martin, 2001.

26. Hronsky J. C. Pisar Grac. Martin, 1940.

27. Hronsky J. C. Proroctvo doktora Stankovskeho. Bratislava-Praha, 1930.

28. Hronsky J. C. Zobrane spisy I-VIII. Martin, 2005-2008.

29. Hrusovsky J. Dolorosa: Novely. Praha-Bratislava, 1936.

30. Hrusovsky J. Peter Pavel na prahu noveho sveta: Roman. Batislava, 1930.

31. Hrusovsky J. Pompiliova madona a ine prozy. Bratislava, 1966.

32. Hrusovsky J. Pompiliova madona a ine rozpravky. Bratislava, 1956.

33. Hrusovsky J. Pripad porucika Seeborna: Vyber zpoviedok a noviel. Bratislava, 1976.

34. Hrusovsky J. Rozmarne poviedky. Bratislava, 1974.

35. Hrusovsky J. Stala vojna, stala. Bratislava, 1971.

36. Hrusovsky J. Vyber I-II. Bratislava, 2004.

37. Chrobak D. Kamarat Jasek. Praha-Bratislava, 1937.

38. Chrobak D. Vybrane spisy. Prozy. Bratislava, 1975.

39. Jilemnicky P. Devat'desiatdevat' bielych koni. Bratislava, 1980.

40. Jilemnicky P. Spisy 1-10. Bratislava, 1950-1957.

41. Jilemnicky P. Spisy 1-9. Bratislava, 1976-1980.

42. Jilemnicky P. Spisy. Zv. I-II. Bratislava, 1974.

43. Kaiser G. Stiicke. Koln-Berlin, 1966.

44. Krik aticho storocia. Antologia expresionizmu / Zost. aprel. Zajac P., Strasser J. Bratislava, 1999.1. V

45. Letz S. Dobrodruzstvo pod vezou. Bratislava, 1958.1. V

46. Letz S. Dobrodruzstvo pod vezou. Bratislava, 2002.

47. Letz S. Novely. Bratislava, 1977.

48. Minac V. Smrt' chodi po horach. Bratislava, 1950.

49. Svantner F. Dielo I. Bratislava, 1979.

50. Svantner F. Nevesta hoi' a ine prozy. Bratislava, 2008.1. V

51. Svantner F. Vybrane spisy. Zv. 1: Novely. Bratislava, 1976.

52. Tatarka D. Prvy a druhy uder. Bratislava, 1950.

53. Topol'ska M. Jedovate roky. Bratislava, 1966.

54. Urban M. Vybrane spisy 1-8. Bratislava, 1989-1995.

55. Urban M. Vykriky bez ozveny. Bratislava, 1928.

56. Urban M. Za vysnym mlynom a ine prozy. Martin, 2004.

57. Urban M. Za vysnym mlynom. Bratislava, 1926.

58. Urban M. Zivy bic I-П. Bratislava-Praha, 1927.

59. Vamos G. Atomy Boha. Bratislava, 2003.

60. Vamos G. Editino ocko. Bratislava, 1968.

61. Vamos G. Jazdecka legenda a ine prozy. Bratislava, 1957.

62. Vamos G. Jazdecka legenda. Bratislava, 1998.

63. Vamos G. Odlomena haluz. Bratislava, 1969.

64. Vamos G. Princip krutosti. Bratislava, 1996.

65. Бергсон А. Два источника морали и религии. М., 1994.

66. Бергсон А. Собрание сочинений, тт. 1-5. СПб., 1913-1914.

67. Гейм Г. Вечный день. Umbra vitae. Небесная трагедия / Сост. и коммент. М. Гаспаров, А. Маркин, Н. Павлова. М., 2002.

68. Гуссерль Э. Избранные работы / Сост. В. В. Анашвили и др. М., 2005.

69. Дильтей В. Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах // Новые идеи в философии. 1912, № 1.

70. Дунайская мозаика: Антология словацкой новеллы XX века. / Сост. А. Машкова. Кн. 1. М., 2008.

71. Илемницкий П. Избранное. М., 1972.

72. Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени // Стихотворения. Герой нашего времени. М., 1972. С. 38-167.

73. Минач В. Избранное. М., 1982.

74. Минач В. Смерть ходит по горам. М., 1950.

75. Ницше Ф. Полное собрание сочинений, тт. 1-9. М., 1902-1903.

76. Певцы человеческого: Хрестоматия немецкого экспрессионизма / Ред. Тартаковер С. Берлин, 1923.

77. Сумерки человечества: Лирика немецкого экспрессионизма / Сост. Топоров В.Л., Славинская А.К. М., 1990.

78. Тракль Г. Полное собрание стихотворений. М., 2000.

79. Швантнер Ф. Избранное. М., 1984.

80. Шопенгауэр А. Собр. соч. в 5-ти томах. М., 1992.

81. Экспрессионисты. Евг. Габрилович, Бор. Лапин, Сер г. Спасский, Ипп. Соколов. М, 1921.

82. Богданов Ю. В. Словацкая литература // История литератур западных и южных славян. Т. III. Литература конца XIX первой половины XX века (1890-е годы - 1945 год). М., 2001. С. 493-495.

83. Борев Ю. Экспрессионизм: отчужденный человек во враждебном мире // Теория литературы. Т. IV: Литературный процесс. М., 2001. С. 297-304.

84. Вальцель О. Импрессионизм и экспрессионизм в современной Германии. 1890-1920. Пб., 1922.

85. Вилявина И.Ю. Художественные искания русского экспрессионизма. М., 2004.

86. Волчанецкий М.Н. Экспрессионизм в немецкой литературе. Смоленск, 1923.

87. Вольф Н. Экспрессионизм. М., 2006.

88. Гвоздев А. Экспрессионизм в немецкой драме // Современный Запад, кнЛ.П, 1922. С. 112-118.

89. Дранов А.В. Немецкий экспрессионизм и проблема метода: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1980.

90. Дранов А.В. Поэзия экспрессионизма (к вопросу о методе). М., 1980.

91. Дрягин К.В. Экспрессионизм в России (Драматургия JI. Андреева). Вятка, 1928.

92. Дюришин Д. Теория сравнительного изучения литературы. М., 1979.

93. Зивельчинская Л.Я. Экспрессионизм. М.-Л., 1931.

94. История Словакии. М., 2003.

95. История словацкой литературы. М., 1970.

96. История литератур западных и южных славян. Т. 3: Литература конца XIX первой половины XX века (1890-е - 1945 год). М., 2001.

97. История южных и западных славян. Т. 1-2. М., 1998.

98. Кондратьева Ю.Г. Реализм и модернизм в современной зарубежной литературе и литературоведении (1960-1972). М.,1973.

99. Конен В.Д. О музыкальном экспрессионизме // Конен В.Д. Этюды о зарубежной музыке. М., 1975. С. 45-60.

100. Куликова И.С. Философия и искусство модернизма. М., 1980.

101. Куликова И.С. Экспрессионизм в искусстве. М., 1978.

102. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкина. М., 2001.

103. Луначарский А.В. Георг Кайзер // Собр. соч.: В 8 т. Т.5. М., 1965. С. 408426.

104. Малевич О. Баллада о Йозефе Маке // Гронский Й. Ц. Йозеф Мак. М., 1972.

105. Маркин Ю.П. Экспрессионизм в мировом художественном процессе // Художественная культура XX века. Развитие пластических искусств. М., 2002. С. 145-161.

106. Маркин Ю.П. Экспрессионисты: Живопись. Графика. М., 2004.

107. Марцинский Г. Метод экспрессионизма в живописи. Пг., 1923.

108. Машкова А.Г. Словацкий натуризм (30-40-е годы XX века). М., 2005.

109. Машкова А.Г. Тема Первой мировой войны в словацкой прозе XX века // Первая мировая война в литературах и культуре западных и южных славян. М., 2004. С. 259-275.

110. Мечников И.И. Сорок лет искания рационального мировоззрения. М., 1925.

111. Микрина Е.А. Структура образа в поэзии раннего немецкого экспрессионизма: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2001.

112. Наука о литературе в XX веке. История, методология, литературный процесс. М., 2001.

113. Никольская T.JI. К вопросу о русском экспрессионизме // Тыняновский сборник: Четвертые Тыняновские чтения. Рига, 1990. С. 271-277.

114. Павлова Н.С. Экспрессионизм // История немецкой литературы. Т.4. М., 1968. С. 536-564.

115. Павлова Н.С. Экспрессионизм и некоторые вопросы становления социалистического реализма в немецкой демократической литературе // Реализм и его соотношение с другими методами. М., 1962. С. 271-302.

116. Павлова Н.С. Экспрессионизм // Зарубежная литература XX века: Учебник / Сост. Андреев Л.Г., Карельский А.В., Павлова Н.С. и др. М., 2001. С. 182-194.

117. Павлова Н.С. Экспрессионизм // Краткая литературная энциклопедия. Т. 8. М., 1975. С. 859-862.

118. Павлова Н.С. Экспрессионизм // Словарь литературоведческих терминов / Ред.-сост. Тимофеев Л.И. и Тураев С.В. М., 1974. С, 464-465.

119. Павлова Н.С. Экспрессионизм и реализм // Вопросы литературы, 1961, № 5. С. 120-140.

120. Павлова Н.С., Юрьева Л.М. Экспрессионизм: Немецкая литература на рубеже XIX и XX веков. // История всемирной литературы: в 9 томах. Т. 8.М., 1994. С. 333-338.

121. Пестова Н.В. Лирика немецкого экспрессионизма: Профили чужести. Екатеринбург, 1999.

122. Пестова Н.В. Немецкий литературный экспрессионизм. Екатеринбург, 2004.

123. Пестова Н.В. Немецкоязычный экспрессионизм в освещении российской германистики // Русская германистика. Ежегодник Российского союза германистов. Т. 1. М., 2004. С. 169.

124. Русский авангард 1910-1920-х годов и проблема экспрессионизма / Отв. ред. Коваленко Г.Ф. М., 2003.

125. Русский экспрессионизм: теория, практика, критика / Сост. ТерехинаВ.Н. М., 2005.

126. Семенова Т.В. Экспрессионизм и современное искусство авангарда. М., 1983.

127. Словацкая литература: XX век: Учебное пособие. Часть II / Науч. ред. Машкова А.Г. М., 2003.

128. Соколов Ил. Экспрессионизм. М., 1920.

129. Тихомиров А. Экспрессионизм // Модернизм. Анализ и критика основных направлений. М., 1973. С. 19-23.

130. Турчин B.C. Экспрессионизм. Драма личности // Турчин B.C. По лабиринтам авангарда. М., 1993. С. 70-88.

131. Фабрикант М.И. К стилистике экспрессионизма // Вопросы научно-художественной лексикографии. Оттиск из журн. «Искусство». Т. 4, кн. 12. М., 1928. С. 15-18.

132. Философская энциклопедия, тт. 1-5. М., 1960-1970.

133. Чистякова JI.A. Зарождение экспрессионизма и его традиции в послевоенной немецкой литературе (В. Борхет, В. Коппен). Елец, 1997.

134. Экспрессионизм // Литературный энциклопедический словарь. / Под общ. ред. Кожевникова В.М. и Николаева П.А. М., 1987. С. 703.

135. Экспрессионизм. Драматургия. Живопись. Графика. Музыка. Киноискусство. Сборник статей / Отв. ред. Зингерман Б.И., 1966.

136. Экспрессионизм. Сборник статей (пер. с немецкого) / Под ред. Браудо и Радлова. Пг.-М., 1923.

137. Экспрессионизм: Сборник (Expressionizmus = Экспрессионизм: Literatura und Kunst) / Сост. Павлова Н.С. М., 1986.

138. Энциклопедический словарь экспрессионизма / Гл. ред. П.М. Топер М., 2008.

139. Энциклопедия модернизма / Сост. РычковаЮ.В. М., 2002.

140. Энциклопедия экспрессионизма: Живопись и графика. Скульптура. Архитектура. Литература. Драматургия. Театр. Кино. Музыка / Сост. Ришар Л. М., 2003.

141. A.G. Gejza Vamos: Editino ocko a ine novely // Slovenske pohl'ady 41, 1925, c. 12. S. 769-770.

142. Abelovsky J. Zrod modernej kresby. Nacrt koncepcie pociatkii dejin slovenskej kresby 1910-1928 //V^amy zivot 1988, c.7. S. 2-11.

143. Ahnung und Aufbruch. Expressionistische Prosa / Hrsg. von Karl Otten. Darmstadt, 1959.

144. Andras E. Expresionizmus. Bratislava, 1968.

145. Anoca D. M. Literarne reflexie. Nadlak, 1997.146. b/a Vamosove Atomy Boha // Piest'anske zpravy 6, c. 2, 14.1.1929. S. 1-2.147. b/a Vamosove Atomy Boha // Slovensky dennik 12, c. 7, 9.1.1929. S. 1-2.

146. Babik J. Zivot a dielo Jana Hrusovskeho // Hrusovsky J. Vyber I. Bratislava, 2004. S. 9-12.

147. В agin A. Gejza Vamos // Dejiny slovenskej literatury 3. Novsia slovenska literatura 1918-1945. Bratislava, 1986. S. 163-166.

148. Bakos M. Avantgarda 38. Studie. Clanky. Dokumenty. Bratislava, 1969.

149. Bakos M. Kvyvinu a situacii slovenskej literatury // Slovenske smery V, 1937. S. 254.

150. Barborik V. „Afera v Bahnanoch" materialova studia z literarneho zivota v medzivojnovom obdobi // Slovenska literatura 49, 2002, c.3. S. 214-222.

151. Barborik V. Hrusovianski hriesnici utopicka tendencia vo Vamosovom romane vychovy (O suvislostiach medzi poslednymi romanmi Gejzu Vamosa) // Slovenska literatura 44, 1997, c. 1-2. S. 7-15.

152. Barborik V. Jazdecka legenda vo vyvine Vamosovej prozaickej tvorby// Slovenska literatura 52, 2005, с. 1. S. 34-42.

153. Barborik V. Sociane, vychovne a utopicke tendencie v prozach Gejzu Vamosa. Autoreferat dizertacie na ziskanie vedeckej hodnosti. Bratislava, 1997.

154. BartokovaE. Gejza Vamos (22.12.1901-18.3.1956). Trnava, 1977.

155. Batorova M. J.Ci'ger Hronsky a modema: mytus a mytologia v literature. Bratislava, 2000.

156. Batorova M. Roman Jozefa Cigera Hronskeho: expresionisticka linia modernej europskej prozy // Literarny tyzdennik V, 1992, c. 38 (12. septembra 1992). S. 4-5.

157. Batorova M. Slovensky literarny expresionizmus vkontexte europskych literatur // Slovak Review-A Review of World Literature Research 9, 2000, c. l.S. 42.

158. Bor J.E. Lyricky novelista Tido J.Gaspar. Bratislava, b.r.

159. Cabadaj P. Herold slova, krasy a lasky: Katalog к vystave pri prilezitosti 100. r. narodenia J. Ci'ger Hronskeho. Martin, 1996.

160. Cepan О. К periodizacii tzv. lyrizovanej prozy // Slovenska literatura 21, 1974, c.2. S. 154-165.

161. Cepan O. Literarny vyvin v rokoch 1918 1945 // Slovenska literatura 20, 1973, c. 3. S. 267-276.

162. Cuzy L. Gejza Vamos a literarna kritika // Gejza Vamos buric? Bratislava, 1997. S. 37-46.

163. Cuzy L. Hrusovsky Jan // Slovnik slovenskych spisovatel'ov / Zost. Mikula V. a kol. Praha, 1999. S. 175-176.

164. Cuzy L. Jozef Ciger Hronsky // Portrety slovenskych spisovatel'ov 1. / Zost. J. Zambor. Bratislava, 1998. S. 15-29.

165. Cuzy L. Takmer neznamy roman J. Cigera Hronskeho // Slovensky jazyk a literatura v skole 37, 1990/91, c. 5. S. 132-137.

166. Das Fremde und das Eigene. Prolegomena zu einer interkulturellen Germanistik / Hrsg. A Wierlacher. Mimchen, 1985.

167. Dejiny filozofickeho myslenia na Slovensku. Bratislava, 1987.

168. Dejiny novsej slovenskej literatury. Od prevratu po sucasnost'. Bratislava, 1959.

169. Dejiny Slovenska. Zv. I-II. Bratislava, 1987.

170. Dejiny slovenskej literatuiy. Zv. IV-V. Bratislava, 1975, 1984.

171. Detvan 50 rokov v Prahe. Turciansky Sv. Martin, 1932.

172. Die Philosophie im XX Jahrhundert. Eine enzyklopadische Darstellung ihrer Geschichte, Disziplinen und Aufgaben / Hrsg. von F. Heinemann. Stuttgart, 1963.

173. Donceva D. Formy atvary expresionizmu v chorvatskej, bulharskej a slovenskej literature: Autoreferat dizertacie na ziskanie vedeckej hodnosti.Bratislava, 1986.4/

174. Drug S. Doslov // Hrusovsky J. Pripad porucika Seeborna. Bratislava, 1976. S. 338-344.V

175. Drug S. Nickol'ko poznamok ku Gasparovmu navratu do literatury // Gaspar T.J. Namornici. Bratislava, 1970. S. 217-242.

176. Drug S. Preco sa Gejza Vamos nevratil do vlasti // Gejza Vamos — buric? Bratislava, 1997. S. 47-55.1. V ^

177. Durcik J. Spomienka venovana 100. vyrociu narodenia Jozefa Ciger Hronskeho. Zvolen, 1996.

178. Edschmid K. Friihe Manifeste. Epochen des Expresionismus. Hamburg, 1957.

179. Eisner P. Gejza Vamos: Atome Gottes // Prager Presse 9, 20.1.1929. S. 2.

180. Eisner P. Slowakische Juden //Prager Presse 14, 3.6.1934. S. 5.

181. Enciklopedia slovenskych spisovatel'ov. Zv. 1-2. Bratislava, 1984.

182. Expressionismus. Der Kampf um eine literature Bewegung. / Hrsg. von Paul Raabe. Miinchen, 1965.

183. Expressionismus. Aufzeichnungen und Erinnerungen der Zeitgenossen. / Hrsg. und mit Anmerkungen vers, von Paul Raabe. Olten-Freiburg in Breisgau, 1965.

184. Expressionismus. Gestalten einer literarischen Bewegung / Hrsg. von Hermann Friedman und Otto Mann. Heidelberg, 1956.

185. Expressionizmus als Literatur. Gesammeltte Studien / Hrsg. von Wolfgang Rothe. Bern-Miinchen, 1969.

186. Expressionizmus: Literatur und Kunst, 1910-1923: Ausstellung. Marbach, 1986.

187. Fandelova E. Zbornik z vedeckej konferencie internych doktorandov: Nitra, 21. maj 2004. Nitra, 2004.

188. Ferko M. Citlivost' cynizmu alebo umenie vporodnych krcoch // Vamos G. Jazdecka legenda. Bratislava, 1998. S. 116-120.

189. Ferko M. Zanrovy charakter „Lakomstvu" Gejzu Vamosa // Gejza Vamos -buric? Bratislava, 1997. S. 75-78.

190. G.A. Gejza Vamos: Editino ocko a ine novely // Slovenske pohl'ady 41, 1925, c. 12. S. 769-770.

191. Gordon D.E. Expressionism. Art and idea. London, 1987.

192. GotzF. Jasmci se horizont. Praha, 1926.

193. Gotz F. К filosofii a estetice noveho шпёш. // Host II, 1922-1923. S. 22-31.

194. Gotz F. Ku kritice literamiho expresionizmu // Host I, 1921-1922. S. 56-60.

195. Gotz F. ЫёкоИк slov о nasem vyznani итё1ескёт a socialnim // Host I, 19211922. S. 185-188.

196. Gotz F. Nova prosa // Host II, 1922-1923. S. 204-215.

197. Gregorec J. Gejza Vamos // Gregorec J. Z novsej slovenskej literatury. Bratislava, 1964. S. 42-55.

198. Gregorec J. Literarna tvorba J. Hrusovskeho // Slovenska literatura 7, 1960, c. 4. S. 389-412.

199. Gregorec J. Na okraj Vamosovho romanu Odlomena haluz // Vamos G. Odlomena haluz. Bratislava, 1969. S. 259-266.

200. Gregorec J. Novely St. Letza // Letz S. Novely. Bratislava, 1977. S. 529-536.

201. Gregorec J. Tvorba Stefana Letza // Gregorec J. Vyboje prozy. Bratislava, 1962. S. 89-125.

202. Haluzinsky B. Gejza Vamos: Atomy Boha // З^епэкё dielo 1, 1929, c. 3. S. 182-185.4/

203. Halvonik A. Tragika plna lasky // Letz S. Dobrodruzstvo pod vezou. Bratislava, 2002. S. 125-126.

204. Hamaliar J. I. Gejza Vamos: Editino ocko a ine novely // Narodne noviny 56, 1925, c. 107. S. 6-7.

205. Hamaliar J. I. Kriticke torzo. Bratislava, 1958.

206. Hamaliar J.I. J.Hrusovskeho „Muz s protezou" // Slovenske pohl'ady 41, 1925, c. 12. S. 772-774.

207. Holy J. Moznosti interpretacie: ceska, polska a slovenska literatura v 20. stoleti. Olomouc, 2002.

208. Hiiskova E. Srde nechal na Slovensku: J.Ciger Hronsky. Prievidza, 2000.

209. Hvisc J., Marcok V., Batorova M., Petrik V. Biele miesta v slovenskej literature. Bratislava, 1991.

210. Charous E. Hledac skryte pravdy veci // Horvath I. Zlocin nezivych vёc^. Praha, 1985. S. 261-266.

211. Choma B. Stiidie zo slovanskeho expresionizmu. Bratislava, 2001.

212. Chorvath M. Cestami kultury II. Bratislava, 1960.• V 4/

213. Chorvath M. Dielo Stefana Letza // Letz S. Dobrodruzstvo pod vezou. Bratislava, 1958. S. 519-528.

214. Chorvath M. Gejza Vamos: Odlomena haluz // Elan 5, 1934, с. 1. S. 5-6.

215. Chorvath M. Novely Vamosa, Hrusovskeho a Letza v druhom vydani // Elan 7, 1936, c. 3. S. 9.

216. Chrobak D. Enfant terrible slovenskej literatury // Chrobak D. Cesta za umem'm. Bratislava, 1957. S. 105-107.

217. Ileckova S. Expresionizmus a moderne slovenske umenie (K dielu Amolda Weisza-Kubincana) // ARS, Pramene moderneho slovenskeho vytvarneho umenia, 1990, с. 1. S. 83-88.

218. Jozef Ciger Hronsky v interpretacii literarnych badatel'ov / Zost. A. Mazovcik. Martin, 1997.

219. Kaim J. Die romantische Idee im heutigen Deutschland. Miinchen, 1921.

220. Kiss Szeman R. Niektore charakteristickd znaky asimilacnej strategie predstavitel'ov stredoeuropskeho zidovstva v zrkadle literatury prevej polovice 20. storocia // Gejza Vamos buric? Bratislava, 1997. S. 31-36.

221. Kostolny A. Namornici //Politika, roc. 3, 1933, c. 8. S. 35.

222. Krocanova D. An-archizmus a zenska otazka vo Vamosovej tvorbe // Gejza Vamos buric? Bratislava, 1997. S. 79-85.

223. Krocanova D. Atomy Boha ako roman negacie a tejneho reformatorstva // Romboid 27, 1992, c. 8. S. 54-59.

224. Krocanova D. Clovek v diele Gejzu Vamosa // Slovenska literatura 44, 1997, c. 1-2. S. 16-26.

225. Krocanova D. Clovek v diele Gejzu Vamosa. Gejza Vamos — a pocujete tajneho reformatora. Autoreferat dizertacie na zi'skanie vedeckej hodnosti. Bratislava, 1997.

226. Krocanova D. Expresionisticke hl'adanie Gejzu Vamosa // Dotyky 1992, c. 2. S. 37.

227. Krocanova D. Gejza Vamos // Gejza Vamos buric? Bratislava, 1997. S. 515.

228. Krocanova D. Gejza Vamos // Portrety slovenskych spisovatel'ov 1. Zost. J. Zambor. Bratislava, 1998. S. 30-39.

229. Krocanova D. Konferencia о zivote a diele Gejzu Vamosa // Slovenska literatura 44, 1997, c. 1-2. S. 150-152.

230. Krocanova D. О mieste cloveka v kozme // Vamos G. Princip krutosti. Bratislava, 1996. S. 163-171.

231. Krocanova D. Vamos Gejza // Slovnik slovenskych spisovatel'ov / Zost. Mikula V. a kol. Praha, 1999. S. 485-486.

232. Krocanova-Roberts D. Ivan Horvath // Portrety slovenskych spisovatel'ov 3. Bratislava, 2003. S. 18-39.

233. Krocanova-Roberts D. О Atomoch Boha. Doslov 11 Vamos G. Atomy Boha. Bratislava, 2003. S. 231-245.

234. Krusche D. Literatur und Fremde: zur Hermeneutik kulturraumlicher Distanz. Munchen, 1985.

235. Kucerova H. Proza slovenskeho expresionismu v prvnich letech povalecnych // Ceska literatura XVI, 1968. S. 514-533.

236. Kundera L. Halo je tady vichr vichrice! Expresionizmus. Praha, 1969.

237. Kuzmikova J. Diskurz a hodnota v diele Ivana Horvatha // Vyznamne a vyrazove premeny v umeni 20. storocia. Presov, 2005. S. 489-497.

238. Kuzmikova J. Modernizmus v tvorbe Ivana Horvatha. Bratislava, 2006.

239. Kuzmikova J. Rovnica s dvoma neznamymi u Ivana Horvatha // Slovenska literatura 48, 2001, c.6. S. 485-492.у V

240. Letz J. a Letz R. Bratia Letzovci: Zivot a dielo Stefana a Bela Letza. Bratislava, 2004.

241. Letz S. J.C. Hronsky: Domov // Slovenske pohl'ady 41, 1925, c. 12. S. 771772.

242. Litynska R. Ekspresjonizm w prozie Jana Hrusovskiego (prace historyczno-literackie) // Zeszyt 45, Studia z literatury slowackiej, 1982. S. 53.

243. Malankievicova S. Eticky rozmer v literarnych reflexiach Gejzu Vamosa // Vyznamove a vyrazove premeny v umeni 20. storocia. Presov, 2005. S. 231237.

244. Malina V. Gejza Vamos: Jazdecka legenda // Slovenske pohl'ady 48, 1932, c. 11-12. S. 749-750.

245. Marcok V. "Obdobie medzi dvoma vojnami" ako metodologicky problem. // Slovenske pohl'ady 85, 1969, c. 8. S. 60-70.

246. Marcok V. a kol. Dejiny slovenskej literatury III. Cesty slovenskej literatury druhou polovicou XX. storocia. Bratislava, 2004.

247. Marcok V. Autori a ich svety. Martin, 2006.

248. Martak J. Namornici // Slovenske pohl'ady 49, 1933, c. 6. S. 315-316.

249. Martini F. Das Wagnis der Sprache. Interpretation deutscher Prosa von Nietzsche bis Benn. Stuttgart, 1956.

250. Martini F. Der Expressionismus als dichterische Bewegung // Begriffsbestimmung des literarischen Expressionismus / Hrsg. Rotzer H. G. Darmstadt, 1976. S. 139—179.

251. Mat'ovcik A. Jozef Ciger Hronsky: Zivot a dielo. Martin, 1995.

252. Matuska A. J. Ciger Hronsky. 1970.

253. Matuska A. Tido J. Gaspar // Matuska A. Za aproti. Bratislava, 1975. S. 7779.

254. Micko M. Expresionizmus. Praha, 1969.

255. Michalek M. Gejza Vamos: Princip krutosti // Slovenska literatura 44, 1997, c. 1-2. S. 147-149.

256. Michalek M. Roman Atomy Boha ako interpretacny problem // Gejza Vamos -buric? Bratislava, 1997. S. 71-74.

257. Michelko R. Dodatky a poznamky к Vamosovomu Principu krutosti // Proglas 6, 1995, c. 3. S. 4-5.

258. Michelko R. Gejza Vamos filozof ?!? // Gejza Vamos - buric? Bratislava, 1997. S. 67-69.

259. Michelli M. de Protest expresionismu // Michelli M. de Manifesty evropskych avantgard. Praha, 1966. S. 60-130.

260. Mikitova M. Milo Urban: Personalna bibliografia. Martin, 1994.

261. Mraz A. Jan Hrusovsky: Peter a Pavel na prahu noveho sveta // Mraz A. Medzi prudmi I. (1930-1943). Bratislava, 1969. S. 7-11.

262. Mraz A. Povojnovy slovensky roman. Praha, 1938.

263. Mraz A. Romany a ich autori // Slovenska pritomnosf literarna a umelecka. Praha, 1931. S. 63-105.

264. Mraz A. Rozpolteny roman// Mlade Slovensko VIII., 1928, c.10. S. 3.

265. Mraz A. Uvod // Hrusovsky J. Pompiliova Madona a ine prozy. Bratislava, 1956. S. 7-11.

266. Muller J.B. Dictionary of expressionism. London, 1973.

267. Muschg W. Von Trakl zu Brecht. Munchen, 1963.

268. Neumann G. Die absolute Metapher // Poetica, 3, 1970. S. 188.

269. Noge J. Podneta realizmu v medzinarodnej proze. Bratislava, 1983.

270. Noge J. Proza. Lyrizmus s prvkami impresionizmu a expresionizmu // Dejiny slovenskej literatury V. Literatura v rokoch 1918-1945. Bratislava, 1984. S. 241-249.

271. Noge J. Proza. Od expresionizmu к naturalizmu // Dejiny slovenskej literatury V. Literatura v rokoch 1918-1945. Bratislava, 1982. S. 249-261.

272. Noge J. Prozaik Vladimir Minac. Bratislava, 1962.

273. Noge J. Racionalny romantik Ivan Horvath // Slovenska literatura 21, 1974, 6.1. S. 92-97.

274. Okali D. Buric Gejza Vamos. Bratislava, 1971.

275. Okali D. КргоЫёти naturalizmu v nasej literature (Poznamky k Vamosovej Odlomenej haluzi)//Literaria 10, 1967. S. 115-126.

276. Okali D. Roman о „hrdinstve" a syfilise // Slovenske hlasy, prfloha Narodniho osvobodzenf VI., 1929, c.52. S. 1.

277. Okali D. Vyboje a suboj. Bratislava, 1973.

278. Pallova D. Kapitoly z nemecko-slovenskych literarnych vzt'ahov. Bratislava, 1999.

279. Pallova D. V suradniciach interkultumych suvislosti, literatura v kontexte interpretacn. Trnava, 2001.

280. Paskova S. Od E.Stura po J.C.Hronskeho: bibliograficky letak. Zvolen, 2000.

281. Pasteka J. Nekonformna grotesknosf Vamosovych frasiek // Slovenske divadlo 42, 1994, c. 3. S. 199-204.

282. Patakova M. Kompozicna variabilnosf prozy: Kompozicne postupy v romanovej tvorbe J.C. Hronskeho. Nitra, 1990.

283. Petrik V. Gejza Vamos a Jege paralely a odlisnosti // Slovenska literatura 44, 1997, c.1-2. S. 1-6.

284. Petrik V. Hodnoty a podnety. Bratislava, 1980.

285. Petrik V. Humor vo Vamosovom prozaickom diele // Slovenska literatura 49, 2002, c.3. S. 212-214.

286. Petrik V. Posledny z generacie // Slovenske pohl'ady 91, 1975, c. 8.

287. Petrik V. Zivotne jubileum Stefana Grafa // Slovenske pohl'ady 101, 1985, c. 8. S. 95-98.

288. Petrikova M. Od expresie к rezignacii (Na proze Jana Hrusovskeho Muz s protezou) // Vyznamne a vyrozove premeny v umeni 20. storocia. Presov, 2005. S. 435-440.

289. Pisut M. Novely Jana Hrusovskeho. Doslov // Hrusovsky J. Pompiliova Madona a ine prozy. Bratislava, 1966. S. 315-324.

290. Raabe P. Die Autoren und Biicher des literarischen Expressionismus. Ein bibliographisches Handbuch. Stuttgart, 1985.

291. Rakus S. Horvathova novella Strieborny prach // Slovenska literatura 21, 1974, c. l.S. 27-35.

292. Rakus S. Poetika prozaickeho textu. Bratislava, 1995.

293. Rampakova E. Doslov // Topol'ska M. Jedovate roky. Bratislava, 1966. S. 258265.

294. Richard L. Phaidon encyclopedia of expressionism. Painting and the graphic arts. Sculpture. Architecture. Literature. Drama. The expressionist stage. Cinema. Music. Oxford, 1978.

295. Rja. Gejza Vamos: Atomy Boha// Slovenske pohl'ady 44, 1928, c. 12.

296. Rosenbaum K. Autor ticheho obdivu // Bratislavsky B. Zapas v plamenoch. Bratislava, 1975. S. 267-276.

297. Rosenbaum K. Dielo Ivana Horvatha // Horvath I. Vizum do Europy. Bratislava, 2000. S. 9-21.

298. Rosenbaum K. Literarne zaciatky Ivana Horvatha. // Literaria X, 1966. S. 135-156.

299. Rosenbaum K. Podobizen Ivana Horvatha. Bratislava, 1967.

300. Rothova V. J.Ciger Hronsky: personalna vyberova bibliografia. Kremnice, 2000.

301. Shapiro D. Abstract Expressionism: A critical record. Cambridge, 1990.

302. Schwarzova I. Jozef Ciger Hronsky spisovatel', ucitel', redactor. (Vyberova personalna regionalna bibliografia). Kremnica, 1995.

303. Slovnik slovenskych spisovatel'ov / Zost. Mikula V. a kol. Praha, 1999.

304. Slovnik slovenskych spisovatel'ov 20. storocia / Zost. Mafovcik A. a kol. Bratislava, 2001.

305. Sobolova B. Jozef Ciger Hronsky (1896-1960). Zilina, 2001.

306. Soergel A. Dichtung und Dichter der Zeit. Leipzig, 1927.

307. Soergel A. und HohoffK. Dichtung und Dichter der Zeit. Dusseldorf, 1963.

308. Sokel H.W. Der literarische Expresionismus. Miinchen, 1970.

309. Souckova M. К expresionistskym prvkom v prozaickej tvorbe Gejzu Vamosa // Gejza Vamos buric? Bratislava, 1997. S. 25-30.

310. Surova V. Pri reedicii Vamosovej tvorby. Doslov // Vamos G. Editino ocko. Bratislava, 1968. S. 146.

311. Smalov J. K. Zivot v slove: Essay о Diele Mila Urbana. Bratislava, 1939.

312. Smatlak S. Dejiny slovenskej literatury II. Bratislava, 1999.

313. Stevcek J. Dejiny slovensk6ho romanu. Bratislava, 1989.

314. Stevcek J. Doznievanie moderny // Slovenske pohl'ady 116, 2000, с. 1. S. 4049.1. V • V

315. Stevcek J. Expresionizmus v Grafovom diele // Stevcek J. Lyricka tvar slovenskej prozy. Bratislava, 1969. S. 176-185.

316. Stevcek J. Hronskeho clovek. Doslov // Hronsky J. C. Jozef Мак. Bratislava, 1966. S. 115-117.

317. Stevcek J. Jozef Ciger Hronsky svetovy // Literarno-historicke etudy. Bratislava, 1996. S. 42-54.

318. Stevcek J. Literamo-historick6 etudy. Bratislava, 1996.

319. Stevcek J. Literarny profil Ivana Horvatha // Slovenske pohl'ady 82, 1966, c. 1. S. 48-55.

320. Stevcek J. Moderny slovensky roman. Bratislava, 1983.

321. Stevcek J. Paradox tvorby Ivana Horvatha // Slovenska literatura 15, 1968, c. l.S. 87-91.

322. Stevcek J. Poezia Chrobakovej prozy. Bratislava, 1977.

323. Stevcek J. Problem expresionizmu v slovenskej proze // РгоЫёту literarnej avantgardy. Konferencia Slovenskej akad6mie vied v Smoleniciach 25.-27. oktobra 1965. Bratislava, 1968. S. 334-337.

324. Stevcek P. Novely Stefana Letza// Smena 8, 20.3.1955, c. 69. S. 4.

325. Teige K. Svet, ktery se smeje. Praha. 1928.

326. Terray E. К poetike nemeckeho literarneho expresionizmu // РгоЫёту literarnej avantgardy. Konferencia Slovenskej akademie vied v Smoleniciach 25.-27. oktobra 1965. Bratislava, 1968. S. 341-350.

327. Terray E. Nemecky literarny expresionizmus // Slovenske pohl'ady 81, 1965, c. 10. S. 74-79.

328. Tomcik M. Gejza Vamos alebo о protiklade medzi drsnym vyrazom a citlivym srdcom // Tomcik M. Epicke suradnice. Bratislava, 1980. S. 54-63.

329. Tomcik M. К niektorym otazkam vyvinu slovenskej literatuiy v rokoch 19181938 // Slovenske pohl'ady 71, 1955. S. 299.

330. Tomcik M. Na prelome epoch. Bratislava, 1961.

331. Tomcik M. Rozpory stradiciou anove vplyvy // Dejiny novsej slovenskej literatury. Od prevratu po sucasnosf. Bratislava, 1959. S. 101-111.

332. Truhlar В. Literarny profil Jana Hrusovskeho // Slovenska literatura 1972, c. l.S. 57-75.

333. Turna R. Doslov // Vamos G. Jazdecka legenda a ine prozy. Bratislava, 1957. S. 239-248.

334. Vaclavek L. Literatura v петескёт jazyce a naturalizmu pro expresionismus. Olomouc, 1991.

335. Vaida G. Outline of the Philosophical Background of Expressionism // Expressionism as an International Literary Phenomenon. Budapest, 1973. S. 28-39.

336. Vajansky S.H. Poznamka redakcie //Narodne noviny, 16.11.1912. S. 2.

337. Winkler T. Poznamky к expresionistickemu charakteru slovenskej prozy dvadsiatych rokov // Slovenske pohl'ady 83, 1967, с. 11. S. 49-55.

338. Zigo M. Poznamky к Vamosovej „biologickej filozifii" // Gejza Vamos — buric? Bratislava, 1997. S. 57-65.

339. Zemberova V. Gejza Vamos buric? // Slovenska literatura 45, 1998, c. 2. S. 159-161.

340. Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

341. Экспрессионизм в контексте словацкой литературы 20-30-х годов XX века // Материалы XIII Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». Том III. М., 2006. С. 138

342. Экспрессионистическая основа повести Яна Грушовского «Человек с протезом» // Материалы научных чтений памяти заслуженных профессоров МГУ им. М.В. Ломоносова P.P. Кузнецовой и А.Г. Широковой. М., 2004. С. 83-86.

343. Экспрессионизм в творчестве Яна Грушовского (1892-1975) // Славянский вестник. Выпуск третий. Изд-во Московского ун-та. М., 2009. С. 237-247.

344. Экспрессионизм в творчестве Гейзы Вамоша // Вестник Московского университета. Филология. Серия 9. № 4, 2009. С. 137-145.