автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Словотворчество и связанные с ним проблемы идиостиля Велимира Хлебникова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Словотворчество и связанные с ним проблемы идиостиля Велимира Хлебникова"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ РУССКОГО ЯЗЫКА им. В. В. ВИНОГРАДОВА

На правах рукописи

ПЕРЦОВА Наталья Николаевна

СЛОВОТВОРЧЕСТВО И СВЯЗАННЫЕ С НИМ ПРОБЛЕМЫ ИДИОСТИЛЯ ВЕЛИМИРА ХЛЕБНИКОВА

Специальность 10.02.01 - Русский язык

НАУЧНЫЙ ДОКЛАД, представленный в качестве диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва - 2000

Работа выполнена в Научно-исследовательском вычислительном центре

Московского государственного университета им. М. Б. Ломоносова.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор Т. В. Цивьян

доктор филологических наук, профессор А. Я. Шайкевич

доктор филологических наук, старший научный сотрудник В. 3. Санников

Ведущая организация: Институт высших гуманитарных

исследований Российского государственного гуманитарного университета

Защита диссертации состоится 17 февраля 2000 г. в 14.00 часов на заседании специализированного совета Д 002.19.01 в Институте русского языка им. В. В. Виноградова РАН по адресу: 121019, Москва, ул. Волхонка, д. 18/2.

С докладом можно ознакомиться в библиотеке Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН.

Доклад разослан "Iг января 2000 г.

Ученый секретарь специализированного совета доктор филологических наук

'¿¿Лн.

В. Г. Демьянов

Общая характеристика работы

Предмет и задачи исследования

В работе исследуется словотворчество Велимира Хлебникова и смежные аспекты его идиосТиля и лингво-поэтической концепции в связи с творческой биографией поэта и в связи с местом его наследия в исторической перспективе предшествующей и последующей культуры и гуманитарного знания. Основная задача работы - выявление системы, лежащей в основе хлебниковского словотворчества, и построение его типологии на материале как изданного автором 'Словаря неологизмов Велимира Хлебникова" (1995 г.), так и новых разысканий. Дополнительные задачи: установление истоков словотворчества поэта и связей хлебниковского индивидуального словообразования со словообразовательной системой русского языка; выявление влияния некоторых лингвистических идей Хлебникова на последующее развитие науки о языке.

Актуальность исследования

Введение словотворческих достижений и лингвистической концепции Хлебникова в обиход современной лингвистики и гуманитарного знания вообще представляется актуальным в свете пристального внимания современной лингвистики к глубинным когнитивным механизмам языка.

Научная новизна работы

Рассмотрены связи словотворчества Хлебникова с лингвистическими концепциями прошлого (с опытами построения искусственных языков, берущими начало в работах ученых XVII в.), с русской - и вообще со славянской - мифологией, с некоторыми памятниками древнерусской письменности, с русским символизмом. Составлен словарь неологизмов поэта, включающий около десяти тысяч единиц. Предложена типология словотворчества Хлебникова и продемонстрированы сотнофшения последней с общей системой русского словообразования; показана связь словотворческой практики поэта и его теоретических построений с последующими достижениями лингвистики.

Метод и материал исследования

Материалом работы служили: (1) опубликованные тексты Хлебникова; (2) рукописное наследие поэта из Российского государствен-

ного архива литературы и искусства и отделов рукописей Российской национальной библиотеки, Института русской литературы РАН (Пушкинский дом), Института мировой литературы РАН, Государственного музея В.В.Маяковского и Публичной библиотеки Нью-Йорка, а также из одного частного собрания1; (3) фольклорные источники (в частности, \использовавшиеся Хлебниковым); (4) многочисленные словари русского и других славянских языков (в частности те, к которым обращался в своих лингвистических занятиях Хлебников).

Основной методологический принцип работы состоит в изучении творческого наследия поэта не как изолированного явления, а в широкой исторической перспективе и на фоне достижений современных гуманитарных наук.

Научно-практическая значимость работы

Полученные результаты могут быть использованы исследователями творчества Хлебникова, лексикографами и лингвистами-теоретиками, а также могут служить опытом для создания будущих словарей языка писателя вообще и их словотворческого наследия в частности. Результаты работы могут быть применены в описании морфологии как русского, так и других языков и в составлении морфемных словарей, равно как и в практике преподавания лингвистических дисциплин. Опубликование 'ряда рукописей поэта (исследований, посвященных ■значковому языку" и языку музыки, нескольких стихотворений, поэмы "Вы, привыкшие видеть жизнь" и др.) углубляет наше понимание феномена Хлебникова.

Апробация работы

Полученные результаты неоднократно излагались автором диссертации на научных мероприятиях: на научных конференциях ИЯз РАН "Логический анализ языка* в 1994-1999 гг.; на Международных семинарах серии ДИАЛОГ по компьютерной лингвистике и ее приложениям в 1995-1999 гг., на Международной конференции "Хлебников и мировая культура" (Москва, ИМЛИ РАН и Общество Велимира Хлебникова, ноябрь 1995 г.), на Хлебниковских чтениях (ИМЛИ РАН и Общество Велимира Хлебникова, октябрь 1997 г.); на лекциях в университетах США (1997 г., Колумбийский ун-т, ун-т штата Нью-Йорк в Олбани, Портлендский гос. ун-т, Калифорнийский ун-т в Лос Анджелесе).

Настоящий доклад состоит из Введения, пяти глав и Заключения. Во Введении обсуждается понятие неологизма и приводятся коли-

чественные данные о рассматриваемых в работе неологизмах. В Главе 1 описываются ранние опыты Хлебникова по созданию "алфавита мысли" и их связь с искусственными языками XVII в. Глава 2 посвящена истокам словотворчества- Хлебникова и той роли, которую сыграл в формировании его творческого почерка Вяч. Иванов. В Главе 3 исследуется связь поэтического мира поэта с мифологией и народным сознанием, а также высказываются некоторые предположения о функции неологизмов. Проблемы собственно словообразования рассматриваются в Главе 4. Глава 5 устанавливает связи важного для современной лингвистики понятия поэтической функции языка с творчеством поэта. В Заключении подводятся итоги работы.

Введение

В русской литературе нет писателя, который бы так широко и разнообразно использовал в своем творчестве возможности русского словообразования, как. поэт Велимир Хлебников2.. Словотворчество Хлебникова уже в течение многих десятилетий является материалом литературоведческих и лингвистических исследований, среди которых в первую очередь надо назвать монографии В.П.Григорьева и Р.Вроо-на3. Однако до сих пор неологизмы Хлебникова нельзя считать ни полностью собранными, ни полностью систематизированными. В составленном автором "Словаре неологизмов Велимира Хлебникова" (см. список публикаций ниже)4 приведено более пяти тысяч неологизмов из опубликованных произведений- поэта; сейчас, после просмотра практически всех доступных рукописей, этот список увеличился примерно вдвое. Рассмотрению словотворчества поэта"и посвящен настоящий доклад.

Неологизмом - в самом общем виде - считается слово, отсутствующее в словарях и воспринимаемое как новое носителями языка. Хлебниковские неологизмы подразделяются на три следующих класса:

(I) морфологически интерпретируемые слова, т. е. слова, которые можно истолковать в соответствии с законами русского словообразования ;

(II) единицы (буквы и слоги) созданного Хлебниковым "звездного языка", в котором звуки - прежде всего, согласные - наделены ■определенными обобщенными смыслами;

(III) звукоподражания, звукопись, заумь и т. п., то есть слова, рассчитанные скорее на прямое эмоциональное восприятие, нежели на сознательное осмысление.

При сугубо формальной подходе к неологизмам к ним следует относить те и только те слова, которые отсутствуют в словарях данного языка. Естественно, при составлении словника хлебниковс-ких неологизмов были использованы все доступные нам словари русского языка - и,' прехде всего, словарь В.И.Даля: как известно, Хлебников внимательно изучал этот словарь и брал из него многие редкие слова (бильняк, дахарь, лругиня, навь, рхаяица, волять, Аукать, мирковать, разникнуть); некоторые используемые Хлебниковым слова из этого словаря органично вписываются в гнезда одноко-ренных хлебниковских неологизмов, ср. такие имеющиеся у Даля слова, как ли айн, лвдина, лваовитый. Однако мы отказались от чисто формального подхода к выделению неологизмов и пользовались неким дополнительным, интуитивным критерием: для того, чтобы слово было отнесено к неологизмам, оно не только должно отсутствовать в словарях, но и восприниматься носителем языка как незнакомое. Как выразился однажды В. Шершеневич, неологизмы - это слова, за которые "задевает рубанок мысли".

Были отброшены следующие группы нестандартных слов, отсутствующих в просмотренных нами словарях русского языка.

а) Слова, объясняемые самим Хлебниковым или его комментаторами,, например шауяь 'валериана' 1Тв 667] - при том, что в словарях дается наун - за исключением тех случаев, когда некоторые факты свидетельствуют против толкований коммектариев. Так, в [Тв 701] говорится, что Числобог - персонаж, придуманный Хлебниковым; однако, согласно Н. М. Карамзину, Числобог относится к славянским, божествам.

б) Архаизмы, в том числе слова с полногласием (волога [I 2081) / неполногласием (вран [II 19]), славянизмы (плясавяца [II 831).

в) Слова, встретившиеся нам в книгах по истории и фольклору или в исторических грамматиках, прехде всего, в трудах А. Н. Афанасьева,' Ф. И. Буслаева, Н. М. Карамзина, С. В. Максимова, П. А. Ровинского и И. П. Сахарова. Например, слова купальский [Тв 2131, русалие [II 270] встречаются в целом ряде книг, слово' левачонок [IV 159"; НП 71, 73] в книге С.Максимова6 и т. д.

г) Просторечные и диалектные слова и формы: мотри вместо смотри [II 100], хана вместо жена [Ст 17].

д) Слова, имитирующие разговорную или неправильную речь, ср.: бал-ларю 'благодарю' [IV 221], холи 'ходи1 [III 355], сеАнн

'сегодня' [III 164; V 94], скусний-прескусный 'вкусный-превкус-

ный' IV 76], сомашечнй 'сумасшедший' [III 115], осударев 'государев' [IV 173].

е) Окказиональные словоизменительные формы слов и существительные с измененным грамматическим ролом без изменения смысла: седые господины [II 121], милостынь [III 224], показа [IV 308] (исключение сделано лишь для тех слов, которые показались наиболее необычными; ср. неть - ед. от нети).

ж) Слова, хотя и отсутствующие в словарях, но воспринимаемые как знакомые, например двадцати-трехлетье [V 49], ¡7-летний [V 98], мамынька [V 13; НП 56] (слово встречается у А.Мамина-Сибиряка), пушкииианский [III 8] (слово встречается у А.Блока), нелгу-щий [II 105], непочтенный [II 83], махаметанин [НП 357], синевато-зеленый [НП 312], синебурый [III 358], иарукавннчки [III 176, 232].

з) Достаточно очевидные опечатки, например разверзетый вместо разверстый (в старой орфографии разверзетый) [IV 17], борохба вместо ворохба в перевертне Пана темь сметанам / Ворожба обхоров [I 211].

и) Приложения типа дом-книга.

к) Разложение слов в духе шарад или обрывки слов (ср. <...> В Сиби, / В Сибирских су / Сугро / Сугробах белых [III 265]):

л) Иностранные слова, например английское знглиз [III 292], французское дье [НП 85], тюркское я-я (ях-ях - междометие со значением одобрения) [НП 182]; среди них следует особо отметить интересовавшие Хлебникова славянские слова, например украинские гарнесенький, хинка, хиба, хустка [V 121]; сербохорватские дебло [SS 392], злнчь [SS 382], когович [IV 14; V 187], сибяч [II 35, 3031; чешское хас [V 3021 словенское владавец [II 65; НП 216, 217, 219] ит. д., -за исключением тех случаев, когда Хлебников, "свободно плавя славянские слова" [II 9], изменяет их значение и/или формальный облик: дебл (или дебел, ср. дятел) как 'живое существо' в контексте И деблы слетались, и деблиные велись речи [IV 17] й т. п.

Некоторые встречающиеся у Хлебникова неологизмы были, вероятно, заимствованы им у других поэтов - прежде всего, у Вяч. Иванова (солнцеокнй, стохалый, тихокрылый). Подобные слова в нашем списке все же сохраняются (с соответствующими указаниями), так как, вообще говоря, не исключена возможность того, что это не за-

имствование, а повторное создание слова.

Ьоскольку при отборе неологизмов мы отказались от строгого формального подхода, образовалась группа промежуточных слов, которые мы не можем с уверенностью отнести ни к знакомым нам, ни к незнакомым. Как писал А.И.Сыирницкий7, слова существуют в языке ■в разной степени": "вряд ли у кого вызовет сомнения, что в русском языке действительно существует слово Волга; но <...> в какой степени существуют в русском языке такие слова, как фнолетоватин, синезубый, бутылочноглазый, I пылеволонепроннцаекость и т.д., и т.п.?". Такого рода слова Смирницюш назвал потенциальными. По-видимому, потенциальным можно считать слово, удовлетворяющее двум условиям - формальному, т. е. слово должно отвечать достаточно употребительной словообразовательной модели, и содержательному, т. е. слово не должно нарушать некой интуитивно ощутимой ■понятийной совместимости" (так, слово темнохвостый ее не нарушает, в отличие от слов вселеннохвостый, правдохвостый, сыертно-хвост). Подобные слова приводятся в словарях русского языка лишь частично. Возьмем отрывок: Как во озере, во озере '/ Зелена лягушечка расквакалась . / И ты что это, лягушечка, расквакалась, / Расквакалась халобнехонько? / Али пне без тебя не тошнехонько? [НП 244]. Слова тошнехонько, халобнехонько и лягушечка существуют в языке, если воспользоваться выражением Смирницкого, примерно "в одинаковой степени", однако первое и второе в словарях содержатся, а третье - нет. Потенциальные слова, отсутствующие в словарях, обычно в наш словник включаются.

Сколько же неологизмов придумал Хлебников? Этого мы никогда не узнаем: ведь часть написанного им была утрачена. Соратники Хлебникова Н.Асеев и А.Крученых говорили о "десятках тысяч новых слов". Можно вспомнить свидетельство Веры Хлебниковой, относящееся к периоду их совместной жизни в селе Алферово весной-летом 1911 г. "В щелястом сарае водворился брат Витя с огромным мешком рукописей". (В апреле 1911 г. Хлебников пишет из села Алферово Елене Гуро: "У меня в запасе вещей на два или три сборника".) Он "читал отрывки новых вещей <...>, но это" продолжалось це долго: деревенские курильщики проведали о таких несметных бумажных богатствах <. ..> и однажды ночью был взломан, замок и похищен весь мешок с рукописями",8

Количество неологизмов в уцелевшей хлебниковском наследии оценивается следующим образом. По мнению Р.Вроона, их число "определенно превышает десять тысяч", В.П.Григорьев называет порядок

десять в четвертой степени, а также вскользь упоминает о числе шестнадцать тысяч. К настоящему времени нам удалось обнаружить около десяти тысяч неологизмов. Однако существуют еще необследованные частные архивы и разрозненное собрание Н.И.Харджиева, часть которого отправилась в Амстердам, другая же, попавшая в РГАЛИ, по распоряжению Харджиева закрыта на 25 лет (начиная с 1994 г.). Ив доступных рукописях часть неологизмов, несомненно, была нами пропущена, поскольку порой они весьма неразборчивы. Вот как описывает свои впечатления от черновиков Хлебникова Бенедикт Лившиц: "В первый же день моего пребывания у Бурлюков [в Чернян-ке, конец 1911 г.] Николай принес мне в комнату папку бумаг с хлебниковскими рукописями. Это был беспорядочный ворох бумаг, схваченных как будто наспех. На четвертушках, на полулистах, вырванных из бухгалтерской книги, порой просто на обрывках мельчайшим бисером разбегались во всех направлениях, перекрывая одна другую, записи самого разнообразного содержания. Столбцы каких-то слов вперемежку с датами исторических событий и математическими формулами, черновики писем, собственные имена, колонны цифр. В сплошном истечении с трудом улавливались элементы организованной речи".9 Н.И.Харджиев, говоря о рукописях Хлебникова, чуть ли не дословно повторяет описание Лившица: "Черновые рукописи Хлебникова обычно исписаны мельчайшим почерком (Д.Бурлюк называл его "микрографией") и испещрены стилистическими поправками и вставками на полях, вверху и внизу листа, часто написанными наискось. <...> Нередко рядом с незаконченным стихотворением Хлебников начинал писать другую вещь или записывал.предварительные наброски и заготовки, что, естественно, еще больше затрудняет расшифровку текстов" [НП 131.

Другая трудность, связанная с подсчетом неологизмов, состоит в том, что нет (и не может быть) бесспорных критериев их выделения; в связи с этим разнятся словники, полученные разными исследователями на одном и том же материале. Ряд словоупотреблений можно понимать по-разному. Так, Р.Вроон, рассматривая неологизм собеса (с ударением на последней слоге, ср. иебеса), усматривает его наличие и в бесспорных контекстах типа Аетуры летят в собеса, и в следующем контексте (из стихотворения 1921 г. "Это парус ре-кача" [III 203]): Пустынных зорь лучи / Зажгли собеса силачи, / Кругом товарищей нетияк / Ярила кистенем в час боя / Нехалоста бояр. Такое прочтение дает не вполне понятную и выпадающую из ритмической схемы конструкцию с приложением собеса силачи. (Руко-

пись интересующего нас отрывка имеет следующий вид: в Пустынных зорь лучи / ¡Одеты в латах] Зажгли собеса силачи <...> 152:4]) В данном контексте, однако, можно усмотреть и другой неологизм -собес от бес. Тогда спорное место понимается как описание блеска доспехов 'силачей' - соратников Разина, аналогичное соседствующему с. ним описанию доспехов самого Разина: Кольчугой багровой ог-иебеи. (Ср. также неологизмы насобесить 1125; 23] и собесняк [41: 4J.) Естественно, и такое толкование носит лишь предположительный характер.

Часто контекст неологизма позволяет примерно с равными основаниями понять одно и то же словоупотребление разными способами. Возьмем, например, следующий отрывок из "Зангези': Могей, могун! / Могач, поган! <..-.> / Ыогачь, могай! Могей, иогуй! / Или ногаты рь! Каждая из словоформ (в порядке, заданном в тексте) могей, потай, могай, могей, иогуй может быть осмыслена как существительное (ср. злодей, вихляй, холуй) и как глагол в повелительном наклонении (ср. смей, играй, рискуй). (Скопление омонимичных форм однокоренных неологизмов позволяет Хлебникову приблизить этот текст к магическому заклинательному жанру.) В таких случаях мы выбираем один основной вариант понимания, однако порой никаких неопровержимых обоснований для его предпочтения нет. Так, В.П.Григорьев усматривает в словоформе могуй (встречающейся также в, контексте Мокарь мой ум, могай<,> рука! Уогуй<,> рука!) существительное, мы же склонны видеть здесь императив глагола; возможно также, что в первой контексте Хлебников имел в виду существительное, а во втором - глагол. Каждый из вариантов осмысления имеет право на существование.

Итак, как мы пытались показать, привести точное обиее количество (равно как и состав) хлебниковских неологизмов практически невозможно.

В 'Словаре неологизмов В. Хлебникова" приведено более пяти тысяч неологизмов из опубликованного наследия поэта, которые распределяются по классам следующим образом:

(I) морфологически интерпретируемых слов - 4415;

(II) "слов" звездного языка - 72

(III) заумных, звукоподражательных и т.п. слов - 812.

После привлечения материала из рукописей словник претерпел

следующие изменения.

(I) Были исправлены мои собственные ошибки. В словник добавлено около пятнадцати слов из публикаций, которые были мною - про-

пущены (Бальмоитик, гомереть, государствокосый, государствоокий, государстворукий, дремачь, заумь, сиешииый, странно-молодой, учи-мец, числоуголь, шутливо-беззаботный, Ястнебыль), из словника убрано около десяти слов, которые были найдены в словарях или литературе по фольклору (быр, иаень, ногач, рух, ура как сущ., читака) .

В результате проверки по рукописям были убраны и несколько десятков слов, неправильно прочитанных публикаторами: безумвяный, боготекум, восстаница, духниия, нечистель, пощатий, иладыня, сме-хотяикий, летохалость, чисто-готтентотский (в рукописях, соответственно, безумяиный, боготекун, востанница, духминя, иегистель, иощатый, младой., смехотянный - все слова из [60], летоиаглость [РО ИРЛИ, Р I, оп. 33, N 99:8], часто готентотский [РО ИМЛИ, ф. 139, оп. 1, N 17:1]).

Уточненный словник морфологически интерпретируемых неологизмов из опубликованных произведений Хлебникова составляет 4378 единиц. Обследование неопубликованного наследия поэта дало еще 4485 слов (около 800 из которых были впервые обнародованы В.П.Григорьевым, большая часть остальных до сей поры оставалась неизвестной), так что теперь совокупный список морфологически инг терпретируемых неологизмов, содержит 8863 слова.

(II) "Слов" звездного языка стало немногим больше, добавились лишь несколько новых слогов (ха, са, си, су, сы...).

(III) Черновые варианты "речи богов" дали более двухсот новых заумных слов.

Таким образом, сейчас мы располагаем примерно десятью тысячами неологизмов Хлебникова.

Для вновь найденных слов составлены словарные статьи по той же схеме, которая использовалась в "Словаре неологизмов Велимира Хлебникова": слово, варианты, ударение, адреса в публикациях и/или в рукописях, адреса комментариев в исследованиях В.П.Григорьева, Р.Вроона и других исследователей, грамматический класс, мотивирующее слово (или слова), ассоциации, примеры употребления. Введена еще одна словарная зона - время создания слова. Несколько сотен ранее описанных слов встретились в рукописях в новых контекстах. Составлен гнездовой словарь всех морфологически интерпретируемых неологизмов. Кроме того, собраны воедино вкрапленные в рукописи интереснейшие хлебниковские толкования узуальных русских слов (эти толкования были призваны выявить значения отдельных согласных звуков).

Глава 1.

Преломление лингвистических идей XVII в. в "значковом языке" Хлебникова

Мысли Хлебникова о языке предвосхищают многие достижения структурной лингвистики. Приведем только три примера. Уже в рукописях 1908-1909 гг. встречаются так называемые "квадраты", т.е. соположенные пары оппозиций (минимальные пары), которыми в 20-е годы широко пользовался основоположник современной -фонологии Н.С.Трубецкой, ср. следующую запись [63: 9 об.]:

кол | | кар I I

клаха краха

В рукописи 1913-1914 гг. [РО РНБ, ф. 1087, N 25: 1-3] просматривается идея компонентного анализа, освоенного лингвистической семантикой лишь в 60-е годы. "Изучение степени родства языков, ставшее когда-то забавой всех просвященных ученых умов, постепенно теряет свое движение <...> мысль приходит постепенно в свое прежнее положение <...> где изучаются законы одного какого-нибудь языка". Это изучение "отыскивает [со]измер слов, понимает как сложбу силанов". "Задачей этого исследования будет нахождение простов языка, - наименьших звучащих единиц, имеющих смысл, и проведение законов сложения этих единиц в числа языка <...>". Эта рукопись многослойна, обычные русские слова в ней зачеркиваются и заменяются неологизмами - "изучение" превращается в "учали" и т.п. (в цитате выше приведен,лишь оЛин ее слой). В другой рукописи элемент смысла назван неологизмом уия (^м_ + имя; цитата целиком приведена ниже, в конце п.. 4.1.2).

Наконец, близко духу структурной лингвистики XX в. и такое высказывание из статьи 1919 г. 'Наша основа" [V 2281:

Вся полнота языка долхна быть раэлохена на основные единицы 'азбучных истин"; и тогда для звухо-веществ кохет быть построено что-то вроде закона Менделеева или закона М.озел^я послслней вершины химической мысли.

Однако структурализм Хлебникова, как представляется, вырос

не на пустом месте, но под влиянием лингвистических исследований западноевропейских философов XVII в., своеобразным откликом на которые стал придуманный им в студенческие годы "значковый язык".

В автобиографической прозе 'Еня Воейков" (1904 г. [ИРХ 3091) поэт описывает свои впечатления от трудов философов XVII века, упоминая имена Декарта, Спинозы, Лейбница, Ньютона и др. В статье ■Время мера мира" (1915 г. [SS 446]) Хлебников говорит о мышлении посредством слова как о "малосовершенном измерении мира" и вспоминает в этой связи "Лейбница с его восклицанием: "настанет время, когда люди вместо оскорбительных споров будут вычислять" (воскликнут: calculemus)". Соответствующая цитата взята из диссертации Лейбница "De arte combinatoria", в которой рассматривается проблема универсального языка - одна из центральных проблем науки XVII века. Первые опыты Хлебникова по созданию универсальных языов, несомненно, связаны с соответствующими философскими работами, поэтому схато изложим их основные идеи.

В начале XVII в; Ф.Бэкон высказал мысль о "несовершенстве слов", которая затем повторялась практически во всех философских трактатах, и предложил.использовать для общения значки типа иероглифов, непосредственно представляющие вещи. Поскольку к этому времени уже произошло падение латыни как языка международного общения; а философы стремились к выражению своих мыслей на строгом и формализованном языке, создание единого для разных народов совершенного искусственного языка на протяжении целого века оставалось в центре внимания ученых. Проекты универсальных языков появлялись с 1620-х годов - сначала во Франции, а потом в Англии. Первая дошедшая до нас книга с описанием универсального языка относится к 1638 г. - это "Man in the Мооп" епископа Годуина. Герой книги, посетивший Луну, описывает язык ее обитателей, звуки которого не выразимы посредством букв, а некоторые слова состоят только из музыкальных тонов. Идея использования музыки в качестве международного языка встречается позже и у других исследоваелей, в частности, у Дж.Уилкинса и Г.В.Лейбница.

Универсальные языки строились на основе одного из двух подходов: идущего от Р.Декарта логического, основанного на принципах семантического разложения, создания той или иной понятийной классификации, и идущего от М.Мерсенна "изобразительного", художественного, при котором элементы языка предполагаются априорно очевидным .

Более широкое распространение получил первый подход. Был

разработан целый ряд семантических классификаций для универсальных языков, при этом элементы семантического языка могли либо свободно соединяться друг с другом, как это предлагал, например, Джордж Далгарно в своей книге "Ars Sinnorum" (1661), либо входить в жесткую иерархическую структуру. Самым значительным результатом в рамках последнего направления можно считать универсальный язык Джона Уилкинса.10 Основное место в книге Уилкинса занимают классификационные таблицы. В таблицах все объекты и идеи разделены на 40 родовых групп (элементарных категорий) с дальнейшим подразделением. Поскольку универсальный язык должен был существовать как в письменной, так в устной форме, соответствующим строкам таблицы приписаны как особого рода графические значки, так И слоги. Корневые слова (Radical Characters) складываются из соответствующих слогов по единому принципу - так, названия животных начинаются с Z: рыбы - с Za, птицы - с Ze, звери - с Zi. Дальнейшее строительство слов подчинено дополнительным правилам. Внутри каждого рода имеется своя подклассификация. Так, среди камней (Di) выделяются камни обыкновенные (Diba) и т.д. Тем самым каждое слово философского языка имеет ровно одно определенное значение, которое задается его местом и соотношением с другими словами в таблице, и по виду слова можно определить его значение.

Построив исходное множество корневых слов, Уилкинс предлагает и дополнительные инструменты, позволяющие изменять и варьировать значение каждого слова, в то же время не делая его неоднозначным. С этой целью в философский язык вводится система из нескольких десятков "трансцендентных частиц" - своего рода операторов, модифицирующих значения исходных слов, такие как PLACE, CAUSE, AGGREGATE, INSTRUMENT, POWER or ABILITY, AUGMENTATIVE, PERFECTIVE. Как нетрудно заметить, эта система предвосхищает "глубинные падежи" Ч.Филлмора (агенс, пациенс, инструмент...), "фреймовый" подход к описанию структуры знаний в рамках искусственного интеллекта и лексические функцие модели "Смысл <-> Текст".

Язык Уилкинса имел как устный, так и письменный вариант, в то же время многие другие универсальные языки (например, язык Ф.Лодовика) располагали только письменными, непроизносимыми символами ('алфавитом мыслей").

В Приложении к статье "О 'звездном языке' релимира Хлебникова' (см. список публикаций ниже) приведена транскрипция ранней рукописи Хлебникова (предположительно 1904-1906 гг., [РО РНБ, ф.

1087, N 241), посвященной разработке искусственного международного языка. (Там же опубликована рукопись, касающаяся языка музыки, см. ниже.) Рукопись представляет собой окольную тетрадь с надписью "Значковый язык" на обложке (ниже поясняется, что это "немой язык"). В ней Хлебников обращается к лингвистической проблематике XVII в. и пытается построить собственный "алфавит мыслей". В его исследовании заметно влияние еще одного основополагающего лингвистического труда , XVII в. - книги Джона Локка "Опыт о человеческом разуме".11

Хлебниковский значковый язык, призванный вобрать в себя понятия логики, философии и науки вообще (л. 11 названной выше рукописи), входит, тем самым, по классификации XVII в., в разряд философских языков. Провозглашаемый Хлебниковым принцип сведения всех понятий "к немногим чисто геометрическим операциям на логическом поле" (л. 16), в результате чего возникает "много нового сомкнутого смысла" (л. 3) находится в полном соответствии с положениями Локка о "немногих первичных или первоначальных идеях", из которых "произошли или составлены все остальные". К таким идеям Локк относит идеи протяженности, плотности, подвижности, восприимчивости, существования, продолжительности и количества (11-21-73). Примерно тот же круг понятий описывается в значковом языке

Некоторые более частные понятия, рассматриваемые Хлебнико-. вым, также, по всей видимости, введены под влиянием книги Локка. Так, понятия "сосуществование", "послесуществование", "послебыть" и "послебытель" (лл. 8, 15), по всей видимости, навеяны рассуждениями Локка о тождестве и различии (11-27), в частности, о "тождестве личности при сиене субстанции" (П-27-11). Список подобных совпадений можно продолжить.

Как некоторое отступление от принятого в рукописи графического способа задания единиц значкового языка выглядят толкования двух слов - "нравственность" (и "нравственный") (лл. 25, 26) и "разум" (л. 19). В обоих этих толкованиях чувствуется связь с книгой Локка. Однако, если при толковании нравственности как "способа достижения максимума блага личности при максимуме блага общества" с использованием промежуточного понятия "мета" Хлебников продолжает нить рассуждений Локка, трактовавшего "нравственные добро и зло как согласие наших действий с некоторым законом" (II-28-5), а нравственность как "отношение действием к этим правилам" (11-28-14), то при толковании разума как "неустойчивого

равновесия инстинктов" Хлебников возражает и Локку (IV—17), и общей убежднности XVII в. в могуществе разума.

Итак, сам замысел значкового языка, теоретические предпосылки его построения и выбор основных единиц обусловлены философией XVII в. - исследованиями в области универсальных языков и "Опытом ..." Локка. В то же время хлебниковский принцип единообразной классификации единиц языка с помощью нумерации в родословном древе по "порядку возраста" (лл. 13 об., 17) в корне отличается от "качественных" классификаций, к которым применимо замечание Хлебникова, высказанное им в последние годы жизни: "Европейский разум не вылетел как птица из скорлупы веса и вещества" [93: 8].

Не случайно в этой связи его обращение, хотя и мимолетное, к языку музыки в опубликованной нами ранней рукописи [РО ИРЛИ, ф. 656, N 318]. Она начинается с обсуждения достоинств и недостатков эсперанто (этот ее фрагмент был впервые приведен В.П.Григорьевым12), далее следуют рассуждения о возможности использования для общения языка музыки. Сама идея, как мы видели, также восходит к XVII в. , однако способы ее реализации, как представляется, отличаются от предшествующих предложений. Так, в упомянутой выше диссертации Лейбниц предлагает следующее. Каждой простой идее приписывается простое число, сложной идее, состоящей из некоторой совокупности простых идей, приписывается коэффициент, равный произведению соответствующих простых чисел; например, если 'животное' представлено как 2, а 'разумное' - как 3, то 'человек' представляется как 6. Далее цифрам приписываются членораздельные звуки (например, коэффициент 81374 произносится как "шиЬосШеГа") и ноты. Тем самым гармоничность или какофоничность результирующей мелодии - дело чистого случая. У Хлебникова, напротив, сочетания звуков подбираются в соответствии с эмоциональной оценкой соотнесенных с ними понятий: какофония выражает зло, гармония - добро. Далее в рукописи даются пояснения к некой музыкальной пьесе, выражающей дискретные смыслы ("Принцип этой пьесы, музыкальный, но логический Звук той или другой силы, степени удара, действующий в музыке заменен зд<есь> образом той или другой силы [образ<ом> мрачного или смешного] Не связь образов, а смена ударов, волнующих нас числами"). Однако остается неясным, действительно ли Хлебников создал такую пьесу (и она была утрачена позже) или только собирался это сделать.

Возможно, именно в процессе работы над своим значковым языком Хлебников постепенно переосмысливает возможности искусствен-

ных языков с их строго и однозначно заданными единицами. Действительно, его попытку "творчества новых понятий (узлов и точек мысли, ее повторов, внезапных изгибов и ценных, красивых движений)" (л. 12) в рамках значкового языка трудно признать полностью удавшейся. Если в начале работы над своим языком Хлебников разделяет убежденность философов XVII века в несовершенстве естественного языка ("Жалкий означающий лай, символический вой человеков нашего времени будет заменен символической музыкой в времени горнего человека. Подспорьем ему будет письменный язык всех народов" - л. 14 об.), то скоро он убеждается в том, что именно благодаря своей недоопределенности естественный язык обладает большей выразительной силой, чем формальные системы (об этом свидетельствует запись: "Упреки ко всему русскому мыслящему и думающему в недостаточном понима<нии> духа русского языка" - л. 23).

Глава 2.

Истоки словотворчества

"Читая эти стихи, я помнил о "всеславянском языке", побеги которого должны прорасти толщи современного, русского. Вот почему именно ваше мнение о стихах мне дорого и важно и именно к вам я решаюсь обратиться", - писал Хлебников в сопроводительной записке к своим стихам, отправленным Вяч. Иванову в марте 1908 г.13

Летом того же'года поэты встречаются в Судаке. Общение продолжается и по приезде Хлебникова в Петербург осенью 1908 г. Пик их близости относится, вероятно, к лету 1909 г., когда Иванов посвящает Хлебникову стихотворение "Подстерегателю", а Хлебников Иванову - "Зверинец".14 Еще некоторое время Хлебников посещает собрания Иванова, бывает и на занятиях его Академии стиха, но постепенно они отдаляются друг от друга. В то же время некоторые темы, звучащие у Иванова (теория времени, реальное и мнимое существование), в течение многих лет остаются предметом раздумий Хлебникова. Допуская впоследствии резкие выпады в печати в адрес прежде высоко чтимых ии А.Ремизова, Ф.Сологуба и др., Хлебников никогда публично не задевает Иванова. Понимание между ними сохраняется и во время последних встреч после революции в Баку (свидетельства Л.В.Ивановой и И.С.Альтмана). Как представляется, Хлебников, несмотря на внешний уход от символистов в стан футурис-тов-будетлян, по-своему продолжает и развивает традиции возглавляемого Ивановым направления - "реалистического символизма".15

Долгая жизнь Вяч. Иванова образует удивительно правильный круг: молодость и старость проходят в основном в занятиях филологией за границей, зрелые годы, проведенные в России, посвящены поэзии. Статьи Иванова о теории символа, очень близкие современной семиотике, имеют самостоятельное значение и, быть может, сравнимы с достижениями Ч.Пирса. Теме символов и символизма посвящена, например, статья "Две стихии в современном символизме".16 .

По Иванову, символ - это знак (или ознаменование), значение которого не есть некая определенная идея: в разных сферах сознания символ приобретает разное значенйе, т.е. символ многосмыслен. Подобно солнечному лучу, символ прорезает все планы бытия и все сферы сознания, и в каждой из этих сфер его смысл образно и полно раскрывается в соответствующем мифе. Так, змея - многоплановый символ, связанный с мудростью, познанием, смертью, соблазном и т.д., оттого в разных мифах она представляет разные сущности. То, что связывает все значения этого символа, есть "великий космогонический миф, в котором каждый аспект змеиного символа находит свое место в иерархии планов божественного всеединства".

Основанное на символах искусство - символизм - раскрывает в вещах символы как знамения иной действительности, тем самым "истинно символическое искусство прикасается к области религии, поскольку религия есть прежде всего чувствование связи всего сущего и смысла всяческой жизни". Если выявление этого освященного всей человеческой историей символа есть цель художника, он относится к направлению, называемому Ивановым реалистическим символизмом, если же символ - только средство самовыражения, то это идеалистический символизм. Первый подход ведет к соборности, второй - к "взаимному заражению людей одним субъективным переживанием"; первый знаменует вертикаль подъема от дольнего к горнему, второй уводит куда-то в сторону по горизонтали. Реалистический символизм движется от символа к мифу: "созерцание символа раскрывает в символе миф". В мифе же нет личности его творца, а лишь непосредственная правда прозрения, необходимая там, где пока невозможно более полное познание. Реалистический символизм - "откровение того, что художник видит, как реальное, в кристалле низшей реальности".

На этих предпосылках строится все творчество Иванова, ср. следующие замечания С.С.Аверинцева17: "символы, у него действительно составляют систему в полном смысле этого слова, систему такой степени замкнутости, как ни у одного из русских символис-

тов", а "система такого рода не может быть построена силами одного человека, без вступления в права наследования над огромным "тезаурусом" традиционной символики".

Как следует из ранних заметок, опубликованных только в недавнее время18, Иванов считал, что каждая мысль требует "единого истинного выражения":

Вещи в природе таковы, что на каждую из них мохно смотреть с весьма многих сторон и что каждая иэ них указывает (implicite) на весьма другие веши и явления. Чтобы действие выражения было равносильно мысли, им вырахенной, веши, им изобрахаемой, долхно, чтобы оно обладало теми хе свойствами многосторонности и глубины, как сама вещь или мысль, объективно взятая, как явление.

Поэтому, мохет быть, не слишком фантастично такое ут— верхдение:

Бывают выражения, в которых, быть махет бессознательно, выражающий употребляет или такие особенные образные подробности, или такие особенные слова, или такие особенные звуко-вы<е> соединения, которые вызывают в слушателе мысли и образы, прямо или сознательно не связанные с тем, что нухно выразить, но которые однако внутренне оказываются родственными с ним, расширяют и углубляют впечатления, придают сказанному как бы двойной скрытый смысл.

До угаданного единого выражения, в котором "непосредственно чувствуется его глубокая, как бы непроизвольная истинность" могут возвыситься отдельные личности - таковы для Иванова, прежде всего, Гомер, Данте, Гете, Тютчев. Однако яснее всего оно проступает в народном творчестве. "В нем певец позднейшего времени бессознательно повторяет многие детали и формулы, которые некогда имели определенный, глубокий смысл, впоследствии утраченный". Поэтому закономерны следующие выводы поэта (в статье "О веселом ремесле и умном веселии"19):

Искусство идет навстречу народной душе. Из символа рох-дается миф. Символ - древнее достояние народа. Старый миф естественно оказывается родичем нового мира. <...>

Какой хочет стать поэзия? Вселенскою, младенческою, мифотворческой. Ее путь ко всечеловечности вселенской - народ-

ность < . . . >

Через толщу современной речи, язык поэзии - наш язык должен прорасти и уже прорастает из подпочвенных корней народного слова, чтобы загудеть голосистым лесом всеславянского слова.

Выводы Иванова совпали с теми уроками, которые вынес Хлебников из собственных опытов построения искусственного языка. Тексты раннего Хлебникова (до 1907 г.) - это грамотная, но вполне заурядная русская речь, стилистически никак не предвещающая рождения •самого своеобразного поэта XX века" (выражение Р.О.Якобсона). Вскоре, однако, его творческий почерк резко меняется: в 1907-1908 гг. Хлебников, в то время студент-естественник Казанского университета, начинает работать в совершенно новом жанре, появляются его рабочие тетради (их конволют ныне хранится в РГАЛИ - [60]), где стихи и прозаические наброски перемежаются потоками неологизмов, заметками, рисунками. Тетради запечатлели сам процесс работы, додумывание, возвращение к тем или иным темам. Несколько "словотворческих" стихотворений из этих тетрадей и были посланы Иванову. Они очевидным образом перекликаются и с мыслями Иванова, и с образным строем его стихов. Так, одно из них - "Облакини плыли и рыдали..." (облакини - низшие божества южных славян) - напоминает "облачных див" стихотворения Иванова "На небе", а по. своей символике связано и с другим его стихотворением,' "Дриады": "Живые облаки неузнанных божеств / Средь обезбоженной природы! / Над сонмом без венков, над миром без торжеств / Листвы пророчествен-ной своды / Вы немо зыблете, о скинии божеств! <...>". В другом стихотворении Хлебникова - "Охотник скрытых долей, я в бор бытий вошел..." - можно видеть реминисценцию начала "Божественной комедии" Данте и преломление его в стихотворении Иванова "La selva oscura" с эпиграфом из Данте.

Внутренний диалог с Ивановым заметен и в других ранних произведениях Хлебникова. Возьмем стихотворение Иванова "Жарбог". описывающее гибель Трои: "Прочь от треножника влача, / Молчать вещунью не принудишь, / И, жало памяти топча, / Огней под пеплом не избудешь. <...> Свершилось: Феникс, ты горишь! / И тщетно, легкий, из пожара / Умчать в прохладу выси мнишь / Перо, занявшееся яро. /С тобой Жарбог шестикрылат; / И чем воздушней воскры-лёнье, / Тем будет огненней возврат, / И долу молнийно стремленье, / И неудержней в распаленье / Твой возродительный распад".

Хлебников, воспользовавшись этим ивановским неологизмом, переносит действие своего стихотворения "Жарбог! Жарбог!" (и ряда тематически близких стихотворений) во вневременные и внепространст-венные сферы, приближая своего жарбога (жариря, жаруна, жародея) .к олицетворенным 'неведомым' силам славянской мифологии. Своеб-разным откликом на стихотворение Иванова "Вечеровое коло* ("В заревой багрянице выходила жница, / Багрянец отряхнула, возмахнула серпом, / Золот серп уронила / ('Гори, заряница!'), / Серп вода схоронила / На дне скупом. <...>■) является стихотворение Хлебникова "Зеленое коло":

И вьеиа в час.

Когда лучи светлы. Под гнетом яростной метлы Летела.

'Не знаю, песнь каких неыизн, Но знаю четго - я не жизнь," -

Пропела. О взметенные развейности Тихоструйности свирельной, 0 взведенные небдейности, Тихоструйностынь.

Иногда откликом на развернутый образ Иванова становится отдельный неологизм Хлебникова. Так, можно с достаточной долей уверенности предположить, что хлебниковские неологизмы хеланиешерст-ный и хеланиегривый восходят к стихотворению Вячеслава Иванова ■Ропот', где есть следующие строки: "Твоя д-уша глухонемая / В дремучие поникла сны, / Где бродят, заросли ломая, / Желаний темных табуны".

Если говорить о неологизмах как одной из составляющих ивановского "всеславянского слова", то сам Иванов обращался к ним не слишком часто (так, по нашим предварительным подсчетам, в тех текстах, которые мог знать к 1908-1909 гг. Хлебников, их чуть более 700), да и сами эти неологизмы достаточно однообразны и вряд ли захватывают "подпочвенные корни народного слова". Трудно не согласиться с Ивановым, что "слово само по себе уже энергия", однако ивановские эпитеты порой кажутся чуть ли не переводами с древнегреческого: аиетистово-прозрачный, бегло-облачный, беззвучно-плещущий, беловейный, белосуирачный, беспечно-доверчивый, бла-

хенствеино-пустой, бледно-отсветный, бледно-рдеющий, варварски-благородный и т.п. Хлебников заимствует и сам принцип введения в поэзию новых слов, и непосредственно некоторые ивановские слова. Однако кропотливая работа Хлебникова по созданию новых слов, охватывающая все способы русского словообразования и демонстрирующая словообразовательные богатства русского языка и возмохности передачи с их помощью еле уловимых оттенков смысла, дает неожиданный и сильный эффект, не укладывающийся в рамки сложившейся поэтики символизма. И учитель, и ученик ощущают неудовлетворенность друг другом.

Слегка прикрытый шутливостью отеческий совет не забывать о чувстве меры звучит в стихотворении Иванова "Подстерегателю" ("Нет, робкий мой подстерегатель, / Лазутчик милый! Я не бес, / Не искуситель - испытатель, / Оселок, циркуль, лот, отвес.").

Уже в 1908 г. в черновиках Хлебникова проскальзывают, срити-ческие ноты: так, наряду с упомянутым выше стихотворным откликом Хлебникова на ивановское "Бечеровое коло", среди его заметок встречаем запись, в которой можно усмотреть иронию:

"Зеленое коло"

Общество украшения Крыма мифом [60: 106 об.1

А осенью 1909 г. в поэме 'Передо мной варился вар" (при жизни Хлебникова не 'публиковавшейся) Хлебников сатирически описывает один из ивановских вечеров, хозяин которого представлен как "божественный повар". Образ повара повторяется и неопубликованной произаическом отрывке той же поры [63: 26] ("и когда повар зашел утром в курятню, он нашел там несколько заснувших миров"), что убеждает нас в его важности для Хлебникова. По-видимому, четкость, системность, "прозрачность" стихов Иванова ("тезаурус" традиционной символики, по выражению С.С.Аверинцева) - чем дальше, тем больше - начинает казаться Хлебникову надуманной. В записях лекций Иванова в Академии стиха, сделанных М.М.Замятиной, есть фрагмент, достаточно точно передающий его мысли в форме, лишенной ивановского изящества, и потому звучащий несколько пародийно:

Пушкин не символист, а даже мифотворец - например, поэма о Медном Всаднике, - следовательно, он символист. Но Пушкин иифотворец не потому, что он написал "Русалку". В "Русалке"

он дал только переложение мифа" а Б "Медном Всаднике" он сам

? 1

творит миф. Символ имеет живую реальную жизнь:

Подобная регламентированность, задающая незыблемые приоритеты творчества (миф выше символа, символ выше переложения), вероятно, казалась Хлебникову недопустимым расчленением - и отсюда образ повара на курятне, где вместо кур обит'ают миры. Как представляется, его не удовлетворяет не столько сама система символов Иванова, сколько строгие ограничения, накладываемые на способ ее подачи: по вертикали "дольнее уб. горнее". Вместо этого Хлебников предлагает метод, называемый им "дифференциально-аналитическим" [НП 354-355].

Это название отсылает к математическому анализу. В дифференциальном исчислении существует понятие предела, для нахождения которого используется метод последовательных приближений, позволяющий подходить к недостижимому пределу на бесконечно-малые расстояния. Хлебников пытается перенести этот метод в литературу.

Приведем пример из области включения в художественный текст сказочных образов. У Иванова в стихотворении может встретиться отдельный фольклорный образ: жар-птица (стихотворение "Фейерверк"), царевна-рыба (стихотворение 2 из цикла "Бессоницы") и т.п. У Хлебникова, наряду с этим, находим целые пучки таких образов, фольклорных и авторских (см. ниже).

Итак, как представляется, Хлебников отрицает не столько существование системы символов, сколько "вертикаль" как способ подачи символов, которой он противопоставляет многомерность, позволяющую передавать новые смыслы. У позднего Хлебникова жанр свободного монтажа тематически и стилистически разнородных пластов текста называется "сверхповестью". В самих же пластах просматривается символическая перспектива.

Иначе говоря, основное отличие художественного видения Иванова и Хлебникова состоит в отношении к постижению истины. И Иванов, и Хлебников пытаются запечатлеть ускользающую истину. Оба считают фольклор и древний миф ее отсветом. Однако, если Иванов допускает возможность единого совершенного словесного выражения истины, то Хлебников считает истину недостижимым пределом и стремится путем перебора и соположения приблизиться к ней на "бесконечно-малое" расстояние. Это различие близко к введенному Ф.Уил-райтом противопоставлению эпифоры (задание сходства более известного с менее известным) и диафоры (движение через те или иные

элементы реального или воображаемого опыта по новому пути, так что новое значение возникает в результате самого соположения).22

Глава 3.

Словотворчество и мифология

Целостное осмысление мира, выявление тождества разноплановых явлений и внутренних связей между внешне различными вещами, составляющие предмет философии, стали сутью поэтики Хлебникова. Самое наглядное проявление такого метода - жанр "сверхповести*, при котором происходит "сборка* разных "плоскостей*, объединенных мыслью поэта по некому глубинному сходству. Однако можно утверждать, что принцип многомерности лежит в основе всего творчества Хлебникова начиная с 1907-1908 гг. Так, в ранней прозе- 'Песнь ни-рязя" и 'Искушение грешника' события из биографии поэта (посещение редакции журнала 'Весна' и знакомство с В.Каменским - см. ниже, п. 4.1.3), метафоризация его эмоционального состояния и размышлений о времени, вечности и т.д., мифические сюжеты и персонажи (цветущий в купальскую ночь папоротник, вещий ворон и др.) соединены в некую целостную, еще не разделенную на отдельные 'плоскости", картину.

Остановимся подробнее на одной примере - обращении Хлебникова к русской сказке. Обычно эта тема не привлекает внимания исследователей. Более ,того, рассматривая проблему фольклорных И этнографических мотивов у Хлебникова, X.Баран высказывает мнение, что русский фольклор представлен у поэта только своими малыми формами - пословицами, загадками и т.п., тогда как "русские эпическая и сказочная традиция казались Хлебникову слишком условными, слишком литературными и знакомыми, чтобы вписаться в его модель- мира", а хрестоматийные персонажи русских сказок, "такие, как младший сын или баба-яга", "в его произведениях отсутствуют".23 Ниже мы попытаемся показать, что: (3.1) Хлебников обращается к русским сказкам довольно часто, и роль сказочных образов и мотивов состоит в описании неявного, невидимого, выходящего за пределы наблюдаемого мира, (3.2) между обращением поэта к Сказке (и шире - фольклору) и его словотворчеством существует определенная связь, (3.3) словотворчество поэта связано с памятниками древнерусской письменности и эпосом вообще.

3.1. Начнем с примеров использования сказок в творчестве

Хлебникова. Естественно, поэт не просто пересказывает сказки (что было бы несколько странно после публикации во второй половине XIX в. А.Н.Афанасьевым и другими исследователями представительных собраний подлинных народных сказок), а так или иначе перерабатывает их, прибегая к двум основным операциям - "свертыванию" и "развертыванию".

Свертывание распадается на ряд подтипов, среди которых достаточно условно выделим (а) использование сказочного персонажа и (б) использование сказочного мотива (под которым понимается та или иная предикативная структура). Некоторые примеры.

(а) Хлебниковский черт (в пьесе "Чертик" или поэме "Игра в аду"), подобно сказочному, и вообще фольклорному, любит жить в пруду у плотины мельницы [IV 204], простоват и незлобив (ср. замечание А.Крученых об "Игре в аду" как об "архаической, сделанной под лубок, издевке над архаическим чертом" [НП 439]).

Иногда сказочный персонаж не называется и задается только своими атрибутами. Так, в сказках часто повторяется описание обвешанного человеческими черепами тына избушки бабы-яги. Эта деталь встречается и в конце поэмы "Вила и леший":

Вела узорная тропа; Нз частоколе черепа. И рядом низкая лачуга, Приют злодеев и досуга.

(б) Сказочный мотив, как и сказочный персонаж, тоже иногда называется, а иногда нет. Так, мотив сказки "Вершки и корешки" прямо назван в следующем отрывке из уже упоминавшейся пьесы "Чертик" [IV 2031:

<...> полет по сиво-сумрачному небу, где строи труб, где город, кушаюиий вертки и оставлявший людям корешки, стремится стать тем, чем давно ухе успел стать лишай на корня* берез и их ветках.

Однако чаще Хлебников заставляет читателя самого искать сказочную основу своих образов. Вот несколько примеров из его ранней прозы.

- Правдохвостык сои [IV 19]. Ср. "Сказку о Ерше Ершовиче, сыне Щетиновиче■: для обуздания ерша рыбы выбрали "судью правед-

ну", "рыбу сом с большим усом*.

- Разуиноногие сыроежки [ИРХ 317]. Ср. сказку "Грибы", в которой боровик приглашает разные грибы идти на войну, причем одни отказываются ("Опенки: у нас ноги очень тонки, не пойдем на войну"), а другие соглашаются ("Грузди: мы ребятушки дружны, пойдем на войну").

- Равенствозубая щука [IV 191. Ср. "Байку о щуке зубастой", в которой щука всех ела.

- Тропа, по которой бегает сутки и на которой отпечатлелись следы дня, вечера и утра [IV 19], а также сутконогих табун кобылиц из параллельного стихотворного текста (НП 119]). Ср. сказку "Василиса Прекрасная", в которой Василиса на пути, к бабе-яге встречает сначала белого всадника в белом на белом коне, потом, соответственно, красного и черного всадников. Отвечая девушке на вопрос, кто это, баба-яга объясняет, что это день ясный, солнышко красное и ночь темная, все - ее слуги верные.

- Эмоции и мысли, представленные как фантастические растения (грустииа, грустиниик, мыслоха и т.п.). Ср. сказки "Ночные пляски", где дворянин сорвал веточку и вся роща зашумела; "Сестрица Аленушка и братец Иванушка", где деревья в саду начали сохнуть, когда колдунья навела порчу на Аленушку, и расцвели снова, когда Аленушка вернулась; 'Заколдованная королевна", где верхушки деревьев засохли, когда нечистые опоили солдата, и вновь ожили, ¿когда солдат воскрес и т.д.

Развертывание сказки также'может относиться либо (а) к некоторому характерному для сказки персонажу, либо (б) к сказочному мотиву.

(а) В качестве примера приведем образ ворона, который в сказках обычно выполняет две основные функции: предвещает будущее и приносит живую и мертвую воду. У Хлебникова круг функций сказочного ворона расширяется. Так, в цитируемом ниже отрывке из рукописи 1907-1908 гг. он, подобно Одину, задает вопросы о сути бытия, а предугадывая будущее, "ужасается" ему [60: 391:

Что есть зорей долина и звезд<ных> далей поволока?

[Каркнул] Крик<нул> (ворон! умный смертнядина!

И вопрос вновь, нимало не смутясь.

Что есть солнечный дохдь или солнечная вея?

Каркнул [всрон] радный смертнядина!

Что есть эек<ная> часть и чел<овеческая> доля?

Карх<нул> ворон [?1 смертнядина! [Карк<нул>] [мудрый] умный смертнядина! верочь неко<г>да эам<олчал> [?] досадливо: нужно девушке на высокой башне

возвести<ть> что любичь эалюбил другую невесту. И заплакал закрыв лицо руками. И ужаснулся.

Характерная для сказок, как и для мифологии, антропоморфность "неведомых сил" - неба, земли, воды и огня - преломляется у Хлебникова в создании как сотен и сотен отдельных названий мифологических персонажей (водич, водняга, водовичкй), так и целых посвященных им стихотворений. Одно из них описывает духа огня "пламевика" [60: 89]:

пламевик свирел в свирель И та свирель была кострель. Пламя серых рдяных дней.

В грезогах чертогах почил он Почил у мечты.

В соногах мечтогах почи<л> он, Почил у черты.

(Другой вариант этого стихотворения, представляющий собой последнее четверостишие с заменой "он" на "я", напечатан в [II 276].)

(б) Примером развертывания сказочного мотива может служить сказка "Царевна-лягушка" и ее преломление в сложной образной системе стихотворении 1921 г. "Самострел любви":

Хотите ль вы

Стать для меня род тетивы Из ваших кос крученых? На лук ресниц, в концах печеный, Меня стрелою нате,

- 24

И я умчусь, грозы пернатеи.

Отголоски сказки "Петух и жерновцы" (старик достал на небе жерновцы, старуха станет молоть - все блины да пирог) слышатся в следующем черновом наброске о "мирожках" [60: 881:

В туманеве кружев Поляны недухниц [?). Сквозь [марево] зарево быви [Падают] [Летят] Подают мирохки. Мы были, забыли.. Варево в дыни

- [Стряпка] [Старуха] Стряпуха [печет] <н>есет пирохки. Кто мы! где я?

Вещедея слухка (кроткий] нехны<й>, Скинь безбрежность, дай зароки. И явися тут и так [?] [Перейди] Преступи завета праг.

Обратимся к вопросу о том, какую роль играют у Хлебникова сказочные образы и мотивы. В его ранних рабочих тетрадях есть заметки, помогающие ответить на этот вопрос. Приведем их в той последовательности, как они записаны самим поэтом:

Мир в [немир] домир ушел за [венком] виром

огневеюцих [?] [долин] судьбин [60: 34];

Мир - рог небыви [?] в возможное [60: 8}];

В сказке, где юнирь голубонь развеял

где зорями периям<и> дум<у> развеял Сонь явлена грезой [60: 130 об.].

Итак, сказку поэт характеризует как переход от сна (бессознательного) к грезе (полуосознанному). Она, по всей видимости, служит "воронкой из явного в тайное". В этом отношении показательна еще одна страница той же тетради [60: 137 об.

грезняк тянется в окна любви, грезняк мол<ится> невесте пустоты. < . .. >

(Звучаль славянина) < . . . > зарничник слеза

грезняк моих садов

мнимой

грозняк.

мним<ые> чнсл<а> звальник. тростник.

на ычинах. кругом заросли 1обросли1

и осокой1 бледностно

струйныя. и местняком озера обиды глубокой: <. . . >

Здесь мяу какие кошки разсказыв<ают> о бессонных днях ребенка <. . . > а такхе где-то солдат<ы> прошли <с> войны дозором в далях.

В этом наброске соседствуют сказочные герои: солдат, кот-ба-юн; фантастические растения, отражающие мир эмоций: грезняк, грозняк, заросшие осокой н иестняком озера обиды глубокой-, замечание о мннмых числах (которые Хлебников часто связывает со своим словотворчеством); а также выражение "звучаль елавянина", объясняющее суть творческого метода поэта: фольклорные образы и мотивы, близкие с детства и внимательно изученные в сознательном возрасте, позволяют заглянуть за пределы наблюдаемого, сознательного, в "домир" и "немир".

Такой взгляд Хлебникова на сказку находится в полном соответствии с фольклористикой. Достаточно вспомнить'В.Я.Проппа, по наблюдениям которого волшебные сказки описывают потусторонний мир. Сказочное тридесятое царство, находящееся очень далеко, или под землей, или под водой, "совершенно точно соответствует тем представлениям, которые человек когда-то создавал себе о потустороннем мире., о мире, куда человек попадает после смерти". Одновременно это и память о прошлых представлениях - тотемных животных, от которых ведет свое происхождение человек. Пространство, откуда появляются сказочные герои, "дается как неизвестное, неясное , темное, лежащее не только за пределами горизонта героя, но и за пределами нашего мира".25

Та хе картина наблюдается и в малых фольклорных формах:

- в загадках о покойнике, который все делает не так, и о кладбище, где все не так: петухи не поют, люди не встают, и т.п.;

- в заговорах, куда отсылается болезнь; таи такхе все не так: петухи не поют, люди не заходят и т.п.27

3.2. Как видно из приведенных примеров, хлебниковские текста, содерхащие сказочные образы и мотивы, часто .богата неологизмами. Попытаемся ответить на вопрос о том, какова их функция и связь с фольклором.

Исследователи народной культуры часто подчеркивают, что общение с потусторонними силами предполагает аномальные способы поведения. Несколько примеров из ухе упоминавшейся книги С.В.Максимова (сс. 113, 114, 167):

- для изобличения колдуна можно зажечь вербную свечу, тогда колдуны показываются вверх ногами; если иметь во время Светлой заутрени рябиновые палочки, то колдуны окахутся спиной к иконостасу; мохно такхе прочитать воскресную молитву с конца, тогда колдун либо заревет, либо начнет скверно ругаться;

- чтобы осилить колдуна, надо ударить его наотмашь левой рукой, не оборачиваясь;

- при поисках клада надо влезть на сосну вверх ногами и так хе спуститься.

Соединение христианского священного текста с приемами языческой магии встречается в памятниках древнерусской письменности. Так, одна из новгородских берестяных грамот (Я 674, конец XII - качало XIII вв.) - оберег, т:е. амулет, предохраняющий от несчастья - представляет собой фрагмент псалма 54, написанный 'зеркально" (справа налево).28

Выходящее за привычные рамки поведение требовалось и при ритуальном вызывании мифологических персонахей на рохдественский ужин. Так, по материалам, приводимым Л.Н.Виноградовой и С.М.Толсто^29, в разных славянских регионах приглашаемыми могли быть: Бог, Богородица, св. Герман, мороз, умершие предки, праздники, туча, дикие звери и птицы. Совершающий ритуал приглашения > накрывался вывороченным кохухом или снимал одехду или обувь, залезал на печь или на крышу, говорил "не своим", высоким голосом и т.п., что позволяло ему 'приобретать признаки мифологического пришельца, 'чухого', наделенного особой магической силой".

Мы видим, что при обращении к потустороннему миру - будь то крестная, неведомая или нечистая сила - народные представления требуют отхода от привычных норм, в частности, речевых: надо говорить не своим голосом, читать (или писать) молитву с конца к началу и т.п. Если рассмотреть в этом ракурсе творчество Хлебникова, можно заметить, что неологизмы расположены как бы пластами - в некоторых вещах их очень много, в других они редки, в третьих не встречаются вовсе. Можно предположить, что одна из основных функций неологизмов, имеющих более смутные означаемые, чем общие слова, состоит в выходе за пределы данного отрезка времени или "этого" мира, т.е. в обращении к старинным преданиям или мифам, к туманному будущему, к "засмертью" или бессмертью.

3.3. Не случайно в связи с этим и то, что в дальнейшем хлеб-никовском творчестве сгустки неологизмов часто встречаются при описании войн и братоубийства - того, что также выходит за пределы доступного пониманию.

Хлебников, как, пожалуй, никто из современных ему поэтов, заслуживает имени летописца своей эпохи. Чтобы показать это, сравним его стихи с отрывком из Новгородской летописи, повествующим о братоубийственной борьбы новгородцев и суздальцев30:

Оле страшно чюдо и дивно, братхе! понлоше сынове на отци, а

отци на дети, брать на брата, рабы на господу, а господа на

рабы.

Трудно сказать, знал ли Хлебников это место из летописи, но тема борьбы отцов и сыновей возникает у него неоднократно, ср. следующие отрывки из стихов, посвященных Гражданской войне:

Отцепеплом пылали бревна столиц,

Блеск глаз в переплеске ста лиц <...> [V 100];

Отцеют трубы города и брев<на>

Сынеет [девственный) пламенный топор <...> [41: 3 об., 41.

Отметим, что неологизм отцеть встречается и в стихотворении ■Морской берег", также описывающем гражданскую войну [III. 281], а слово отцепепел - в стихотворении "Это парус рекача" [III 202], посвященном еще одному периоду отцеубийства и сыноубийства - вое-

станию Степана Разина. "Оле страшно чюдо и аивно, братке!" - восклицает летописец. Хлебников выражает запредельный ужас происходящего с помощью словотворчества.

Скажем несколько слов о связи творчества Хлебникова с вершиной древнерусского эпоса - "Словом о полку Игореве".

Уже в ранней хлебниковской тетради [60] есть свидетельства того, что "Слово..." было настольной книгой поэта; так, на одной из страниц ее встречается слово златоверсый (л. 20 об.): Сладуга златоверсый бохий дои. Слово златоверсый есть и в летописях, например, в Новгородской летописи ("<...> въ церкви святыя Богородица' -Златоверсей" ), и в "Слове": "Въ моемъ тереме златовресемъ <...>". На той же странице тетради есть и прямая цитата из того же места "Слова". Хлебников записывает: Хир - органическая материя? / 'иie погрузи хир на дне Кая ли'. Слова, приведенные Хлебниковым в кавычках - прямая цитата из "Слова" с той разницей, что в оригинале "Слова" - "во дне", т.е. Хлебников ошибается в предлоге, по-видимому, цитируя по памяти. Здесь поэт свободно интерпретирует древнерусское слово "жир", которое на самом деле в большинстве контекстов означает 'богатство, достояние'. В той же тетради встречается неологизм хеньчюхноСть (л. 99 об.). В "Слове" (и все в том же месте, откуда Хлебников заимствовал предыдущие цитаты), есть необычное написание слова "жемчуг" - "женьчюгъ", хотя в других его местах встречаем стандартное древнерусское написание соответствующей основы: "жемчюжна душа" (интересно, что свой неологизм Хлебников сначала написал как хеиьчухност'ь, а потом, по-видимому, заглянув в "Слово", исправил у на ю). Часто повторяющиеся у Хлебникова крылья-грустилья или просто грустилья, по-видимому, восходят к образу обиды, всплеснувшей лебединым крылом: "Встала обида в войсках Дажьбожа внука, / вступила девою на землю ТроянЮ, / восплескала лебедиными крылы / на синем море у Дону; / плещущи, упуди жирня времена". "Святославли насады" из "Слова", вероятно, стали источником для хлебниковского выражения "Свя-тославовы насады". У Хлебникова есть и прямые упоминания "Слова*, например, в "Войне в мышеловке":

<...> Мы создадим "Слово Полку ИгЬреви"

Или хе что-нибудь на него похожее.

Наиболее чуткие из современников считали, что выполнить эту задачу Хлебникову удалось, и именно благодаря словотворчеству.

Вот мнение Осипа Мандельштама31:

Когда прозвучала хивая и образная речь "Слова о полку Игоревен - насквозь светская, мирская и русская в каждом повороте, - началась русская литература. А пока Велиыир Хлебников, современный русский писатель, погружает нас в самую гуду русского корнесловия, в этимологическую ночь, любезную уму и сердцу умного читателя, жива та хе самая русская литература, литература "Слова о полку Игореве'.

Сам Хлебников, оценивая в конце жизни свои ранние мифологические произведения и лингвистические опыты по "разложению слова", рассматривает их как пророчества грядущих трагических событий русской истории. Особенно отчетливо эта мысль выражена в поэме 1922 г. "Вы, привыкшие видеть жизнь"32, где мава отождествляется с мировой войной, вила - со свободой вообще и свободой убивать (Чека) в частности, Ленин - с лешим, а революция рассматривается как борьба нечистой силы, мавы и лешего, между собой (в цитируемом ниже тексте Хлебников упоминает свои ранние произведения - "Госпожа Ленин", "Вила и леший", "Учитель и ученик"):

Вы.видали, как разлохенне слова На мелкие земельные владения Зарницею лени Оглавила "Госпоха Ленин1? В "Ряве" она мною дана. Луч из будивремен, из Будимира Сверкал как чернила под пером Велимира. А Ленин оглавил разложен<ие> Простр<анства> России, торг и труд В их мелкие единицы. <...> И если Вила умчала золотые чувалы Казани, Ищите на это в Виле и Леием Вовремя данные мно<й> указания <...> А вы видали, как Лесной левий, лесная овца Богатыр<ем> стал, великаном, Вырос в Россию,

Чтобы хеэлу песни сделать послупней?

А Била стала Мосховсх<ой> Че-ка, Той - что обогатила

Москву постройкой, увы, конюшни. <...> В новом сане лешему любо забыться, Как птицы века, ему очищали копытца, Клювом держа червяка, Сотня Сальери.

И я один с ду<шой> Моцарта. <...> Бы слышите

грохот события лавы? Бы видали, как черные Болосы мавы

Станов<ились> Волгами трупов,

Смерти ручьями? <...>

И война мировая,

Ведьминскосдобная пышка войны -

Это Мавы плоть <.. .>

Ленин - это леший, народ - это Русь,

И набат (?) связал [?] его рассудок.

Хорошенькоокая Вила - свобода,

А Мава, ее муравьи, ты кто? - Война мировая.

На ней стеклянная крышка,

Прозрачный хребет - законы о времени

И часы человече<ства>. <...>

Трупьями косы текли

Ведьмы пышной и белой.

Песня, ты наконечник из звука

Хизни копья.

Мава вольется войною в Галицию,

Прозрачная, как родн<ик> эакон<ов> времени. <...>

Леший их ненавидит,

Бросает охапкой в костер:

Погибни, нечистая чара.

Смерти сестер с обнаженным хребтом,

Где ходит нагое созвездие кивок.

Леший, народ после Бреста

Продрав, как глаза после сна военн<ой> могилы -Уста<л> быть в пальцах смерти тесто -Занял место

Председателя земного шара.

Не раз, чтобы отразить татарина грядущего,

Я высовывал копье, пророч<а>

Учителя и ученика.

Ленин в женской одежде

Оглавит престол или крем<ль> -

Разложения целого осуществлени<я>

На мелкие единицы' духа,

На мелкие единицы труда,

Мелкие земель<ные> владения.

Раньше, чем зубами мышей,

Проточит основы

И созовет латышей

В крем<ль> московский.

Глава 4.

Словотворчество Хлебникова

Б трех частях настоящей главы будут описаны три словотворческих типа: (4.1) морфологически интерпретируемые слова, (4.2) звездный язцк и (4.3) заумные, звукоподражательных и т.п. слова.

4.1. Морфологически интерпретируемые неологизмы

Ниже обсуждаются три основных вопроса: (4.1.1) истоки таинственности хлебниковского слова, (4.1.2) структура неологизмов и (4.1.3) словообразовательные гнезда.

4.1.1. Истоки тангственности хлебниковского слова

. Начнем с воспоминаний о Хлебникове его бывшего одноклассника Б.П.Денике.33 В 1912 г. Денике встретил Хлебникова в Щукинской галерее в Москве. "Мы долго ходили по галерее, и Хлебников проводил аналогии между новой французской живописью и своими формальными исканиями в области поэтического языка". Очень жаль, что эти размышления Хлебникова сохранилась для нас только как краткое мемуарное упоминание, однако понятно, что Хлебников имел в виду неуловимость, ирреальность своего творческого почерка, ср. следующие его мысли: "Слова особенно сильны, когда они имеют два смыс-

ла, когда они живые глаза для тайны и через слюду обыденного ООсмысла просвечивает второй смысл..." [V 269]; "Художественный прием давать понятию, заключенному в одном корне, очертания слова другого корня. Что первому дает образ второго, лик второго".34

Словотворчество дает широкие возможности для воплощения этого принципа "мерцания" смысла: недоопределенными, размытыми могут быть и основы производных слов, и их словообразовательная структура. Поэтому любое описание хлебниковских слов дискретными средствами поневоле оказывается не вполне адекватным (на что указывал М.В.Панов35).

Ниже мы рассмотрим некоторые приемы, помогающие Хлебникову сделать свои слова "живыми глазами для тайны", а также попытаемся показать, что, применяя их, Хлебников не навязывает русскому языку чего-либо для него чуждого, а использует и усиливает то, что в нем подспудно заключено.

Явления, относящиеся к истории языка. Хлебников обращает своего читателя к 'воспоминанию" о смутно ощущаемой им диахронической системе языка, лишь в реликтовом виде сохранившейся в современном русском.

Он часто прибегает к единичным или даже архаичным словообразовательным средствам, которые в грамматиках современного русского языка, естественно, находят неполное отражение. Например, в них не упоминается суффикс -и(о), встречающийся в словах письмо, клеймо и бельи'о; у Хлебникова же этот суффикс встречается в десятках слов - ре это, денно, даже достоевскнймо. Последнее слово, как отметил Р.В.Дуганов36, вероятно, возникло после переосмысления Хлебниковым слова бельмо как производного от имени собственного - {Андрей} Белый: "белый /-носит белого начала бельмо" [РО ММ, 2]. В то же время редкие суффиксы -рав(а) и -ров(а), сочетающиеся с единственной основой дуб- и широко используемые в словотворчестве Хлебникова, все же отмечены в словаре А.И.Кузнецовой и Т.Ф.Ефремовой37. Некоторые словообразовательные способы Хлебникова лежат за границами современной словообразовательной системы и уходят в историю языка. Так, по аналогии с парой слов рыть -русло (специалисты не имеют единого мнения о том, имеется ли этимологическая связь между этими словами) от быть и мыть образуются неологизмы бусло и мусло.

Еще один используемый Хлебниковым прием, позволяющий пробудить живйе восприятие русского слова - это восстановление морфной структуры "опростившихся" (по В. А. Богородицкому) слов, "исправ-

ление" непоследовательностей в современной языке, т. е. как бы обратное словообразование. По общей словообразовательной схеме для каждого производного слова должно Иметься мотивирующее, однако в реальных словообразовательных процессах эта закономерность часто нарушается. Так, в русском есть слово свирель, а его мотивирующее (свнрать, свирять., свирить) из языка ушло. Хлебников восстанавливает его, хотя и в несколько ином виде - свиреть. (Другие примеры того же типа см. ниже, в п. 4.1.2.)

Далее, можно отметить и слитное написание словосочетаний -способ, на который обратил внимание В.П.Григорьев38, обнаруживший в рукописях поэта ряд подобных слов - верлад, ворвер, глазбездны и др. (о их типах см. в п. 4.1.2). Полной уверенности в том, что такая транскрипция правильна, нет, поскольку в хлебниковских рукописях порой отсутствует отчетливая граница между слитным и раздельным написанием. Подтверждениями обоснованности предположения В.П.Григорьева могут служить, во-первых, бесспорные Ъринеры типа иирскокца, Аевнк-бог и, во-вторых, (косвенно) то, что к этому приему обращался и поэт-футурист Василий Каменский39, ср. такие примеры, как: над втишяне поляки (с. 7), по втуианах долине (с. 17), за дыиыосинь (с. 12), задымьюпадь (с. 7), сетИЗлодок (с. 7), наберегонебе (с. 6), иебоводится (с. 7), водаиебнтся (с. 7), ре-качалнтся (е.- 7), кострыогнятся (с. 7). Отметим, кстати, что Каменский использует и характерный для Хлебникова прием наложения морфов, ср. звездаль, звеэдочери, эвездоинк, звездрожать, звездо-лииа (с. 19), солнцелование (с. 13), реканень (с. 9).

Как представляется, с помощью слов-словосочетаний Хлебников имитирует древнерусское письмо, в котором слова писались без пробелов; тем самым настоящее и прошлое языка даются Хлебниковым в их единстве.

Как уже говорилось, Хлебников часто включает и свои произведения редкие или архаичные слова, которые порой воспринимаются и носителями языка, и исследователями как неологизмы, например, безбурный, безочесный, боженка, вечеровый, воссмеяться, выиск, вынет, груиить, зеленичка, земый, кострель, иогота, ичанне, низь, обвет, обжнгатель, отпет, очеретянка, прозрак, санотворец, сано-хотно, сечиво, слабкий, смехотворство, сиеяиие, судитель и др.

Есть у Хлебникова и такие слова других славянских языков, которые - с большими или меньшими усилиями - могут быть поняты говорящими по-русски (польское круль, полабское леуиа и т. д.) и .потому функционально аналогичны неологизмам. Целое стихотворение

мохет строиться на соположении родственных славянских слов [Изборник 24]:

о день и дэен и диньI Нуочь и ночь и ничы Всеобщего единства.

Хлебникова интересовали и славянские.имена собственные. Можно с большой долей уверенности предположить его знакомство со 'Славянским именословом*40; ср. такие имена из этого словаря, как Лоброс лава, Сиовиа, Тиха [IV 166-169], Влад [SS 380], Лют [IV 195, 196], Твер дне лав [II 24]. Кроме этого, целый ряд созданных Хлебниковым нарицательных существительных совпадает с именами из этого словаря - полностью (любая, любана, любек, любси, любица, любиа, любота, любоаа, любуя, маловек, ыилица, ми лов, иегоч, об-лачичь, самота) или частично (Аадоыир - Аадимиръ, любр - Аюборъ, миролюбийца - Чиролюбъ, ила лиха - Чладыкь, олюбник - Олюбъ, ио-любник - Полвбонь). Отметим, что в этом словаре есть и имя Вели-ииръ.

Неназываемые понятия. В критической литературе отмечалось, что иногда Хлебников, говоря о предмете, не называет его; ср. отмеченный Н.Л.Степановым41 пример "много глаз моря на кисти* (о

винограде) [Ст 36].

Порой смысл хлебниковского слова скрыт так глубоко, что исследователю требуются многие годы, чтобы проникнуть в него. Примером может служить стихотворение "О, черви земляные...", которому посвящены две статьи X.Барана.42 Слова качни и нитка в строках 0, черви земляные, / В барвииочнои напитке / Зажгите водяные / Ава камня в черной нитке [Тв 84] в первой статье трактуются буквально: предполагается, что эти предметы могли использоваться в каком-то неизвестном способе гадания или колдовства. Однако затем автор обнаружил в архиве [РО РНБ, ф. 1087, N 1, фр. 4 об.] черновик зтогс стихотворения со строками 0 черви земляные / Вы в бзрвиночнои напитке / Зажгите водяные / Взоры в ресной нитк<е> (варианты: Взоры в темной ресной нитк<е>, IГлазаI в [черной ресниц!, ¡Глаза] в Iпестрой1 Iресниц 1, Взоры в темной [бровной]), из которых стало ясно, что камни и нитка в окончательном тексте относятся к глазам и бровям адресата стихотворения (Ксаны Пуни).

Приведем еще один пример неназываемого' понятия - Бог. У Хлебникова встречаются боги разных времен и народов, приводится

их "речь", основа слова Бог используется в десятках неологизмов; как и многим его современникам, в частности футуристам, ему не чужда тема богоборчества. В то же время в стихотворении "Заведка" (название сложено, по-видимому, из слов заветный, ведать и загадка) его адресат - Бог - не называется III 2731:

мру

омертвелый омертвелость лепотствую стыдливо яротству» молча... слепотствув немой... суетствую молча... маетствую крича... Я твой. Я твой...

Достаточно загадочны порой и референты неологизмов. Рассмотрим пример: Негведь, зачем аиаака / Красиво литою волною / Заслонил золот<а>харей рун? (из стихотворения о Степане Разине "Это парус рекача..." [III 202-205]). Что означает словосочетание зо-лотахари рун? • Здесь не ясен не только референт неологизма, но и смысл словоформы рун,. которую можно понимать и как руны '(древне-германские ) письмена', и как мн. число от руно 'шерсть■. Хотя слово руны 'письмена' неоднократно встречается у Хлебникова (ср. Ч старого крова очаг, / Где город - посмешище, / Свобода - седая юмещица, / Где птицам щебечется, / Бросил, как знамя, / Где руны - весна Мы! II 285]), в рассматриваемом контексте речь идет, по-видимому, о руне. Даже если остановиться только на этом прочтении, возникают дальнейшие вопросы о том, что имеется в виду под руном. Весьма вероятна следующая интерпретация, предложенная X.Бараном (устное сообщение): слово руно в обсуждаемом отрывке относится к волосам. Можно вспомнить, однако, следующие строки, также относящиеся к Разину: <...> За вляпой белого овечьего руна / Скрывался взгляд головореза [I 247], и предположить, что и в обсуждаемом контексте руно означает 'мех шапки'. При обеих трактовках золотахари рун - это, вероятно, олицетворенные 'солнечные лучи'. Возможны и другие предположения. Быть может, подсказкой является ритмическая схема рассматриваемого отрывка: если большая часть стихотворения написана ямбом, то данный отрывок "гекзамет-роподобен",, т. е. как бы перекликается с древнегреческой стихот-

ворной традицией; золотахарей рун тогда можно соотнести с аргонавтами, похитившими золотое руно.

Морфологическая и синтаксическая неоднозначность. Примером мохет служить предложение <...>* качались грусточки над озером грустии <...> [IV 20], из которого не ясно, какое слово имеется в виду: грусточка (ср. веточка) или грусточек (ср. цветочек).

В некоторых хлебниковких текстах наблюдается не столько неоднозначность (при которой речь идет о возможности разных - но достаточно очевидных - интерпретаций слова или словосочетания), сколько размытость, при которой фраза воспринимается как морфологически или синтаксически недоофориленный поток сознания. В качестве примера приведем фрагмент, представляющий собой сочинительную цепочку с "вкраплениями* других конструкций, причем границы последних не заданы ни знаками препинания, ни формами слов-неологизмов [IV 31-32]:

И соне» и соннехь и всатын замыслом и всохий господин читака чтон читок чтоиае перечетчик почетчнк читомое и нич-тохина и всеянин и всень и веснь и всявый ус н ничтовая бровь и веяный голос и всовник и ничтохево и ничтов и нич-тое ничтиы ничтей и ничтак ничтва вселенель ничтыня и лу-кавда храсавда ничтец ничтимка всето ничтота ничтовенство вселехча меня и была смерть читка чтяка весьтем везда все-да ничтимень.

Лексическая неоднозначность. У Хлебникова в одном словоупотреблении могут совмещаться несколько значений слова. Совмещаться могут как разные зна.чения . полисемичного слова, так и значения омонимов. Один из примеров первого рода приводит Р.О.Якобсон: соглаено его наблюдениям, пушкинская фраза Какой порядок и молчанье! / Какой огромный сводов ряд, в которой сближаются два значения слова своды ('архитектурные своды' и 'свод законов'), получает развитие у Хлебникова: И своды надменные взвились - I Законы подземной гурьбы [II 119]. Пример второго рода - совмещение значений омонимов пугать, Пугачев, попугай - описывает М.Грыгар. Темы совмещения значений у Хлебникова касаются и другие исследователи (Парнис, Харджиев и Тренин, Вроон).43

Многозначной может быть и основа хлебниковских неологизмов. На примере отрывка, приведенного в связи с морфологической и синтаксической неоднозначностью, ыохно проследить как 'перетекает'

одно возможное прочтение слова в другое. Наличие слов с основой от читать, с одной стороны, и ничто, ничтохество, с другой стороны (в некоторых словах можно также усмотреть и основу глагола чтить), приводит к "многомерности" неологизмов читка, чтяка, которые к тому же можно понимать как существительные в именительном падеже или (если считать их зависимыми от слова сперть) как родительный падеж слов читок, чтяк.

Неологизм может совмещать значения нескольких - связанных или не связанных между собой - мотивирующих слов. Пример первого типа - неологизм чаровательио , который можно считать производным и от чаровать, и от очаровательно. Пример второго типа - неологизм иоролева, который, вероятно, соотносится одновременно с основами слов поре и пор (ср. Зоре-то что видно / греть горе / мреть - поре [ЗапКн 5]). Степень присутствия второго смысла может быть различной.

Как же соотносится этот, хлебниковский прием с нормой языка? Часто исследователи в области лингвистической семантики исходят из предположения, что в каждом контексте словоупотребление имеет ровно одно значение, а совмещение значений возможно лишь при ненормативном использовании языка (игра слов). Как представляется, языковая реальность опровергает этот тезис: не только в поэзии или в каламбуре, но и в самом незамысловатом тексте слово может иметь сразу несколько значений.44 Приведем примеры (слова с совмещением значений выделены). Приветствуем всех, кто любит и ценит книгу, кто ££ [книгу! создает, печатает, пропагандирует и распространяет (из газет) - 'книга как физический и ментальный предмет'. Через кран полная аулнторня била неспокойна и издавала глухой, сдавленный гул (А.Герцен) - 'аудитория, как помещение и как находящиеся в ней люди'. Регулярно и совершенно,естественно совмещаются и пары значений типа 'орган или часть человека или животного' и 'его/ее типовая функция'. Примеры: Ее маленькую головку мучил вопрос местничества (А.Чехов); Б груди доверчивой и слабой еще достаточно отваги (О.Мандельштам); Пустое серлпе бьется ровно (М.Лермонтов).

Итак; совмещение значений полисемичного слова встречается в языковом "узусе"; в то же время совмещение значений омонимов относится только к сфере использования языка в поэтической функции.

Словообразовательная неоднозначность. Для создания эффекта мерцания смысла Хлебников пользуется широкой гаммой средств. В свой поэтический язык он вводит элементы других исторических эпох

- от славянских древностей до "модернизмов", утверждающихся в языке уже в наше время. Размыта граница не только во времени, но и в пространстве - наряду с русскими, Хлебников использует слова других славянских языков. Размыта граница между словом и словосочетанием, разными синтаксическими конструкциями, разными значениями слова и разными словами, разными словообразовательными средствами (последний вопрос будет рассмотрен ниже). Все оказывается взаимосвязанным и взаимообусловленным. При этом Хлебников отталкивается от явлений неопределенности и неоднозначности в самом языке. Проиллюстрируем свойство размытости языка на примере русского словообразования.

Если сравнивать современные руководства по словообразованию, то между ними обнаружится очень много расхождений. Так, совокупный список суффиксальных морфов из трех академических грамматик -Гр-60, Гр-70, Гр-804 5 - и упоминавшегося выше "Словаря морфем ..." Кузнецовой и Ефремовой превышает тысячу, причем половину из них составляют суффиксы, признаваемые не всеми исследователями. К этим спорным единицам относятся не только редкие, "маргинальные", суффиксы, но и суффиксы, несовпадение которых объясняется тем, что в одних и тех же словах исследователи проводят морф-ные границы в разных местах. Например, только Гр-70 выделяет суффиксальные морфы -шник (киношник), -тик (нытик), -илк(а) (.мазилка), -вень (бивень), -вец (сослуживец), -шниц(а) (киношница); только Гр-80 - -ерии(а)I (инхенерия), -омец (знакомец), -атниц(а) (кошатница), -ичниц(а) (халвичница), -очниц(а) (сигарочница) и т.д.

Порой одни и те же авторы по-разному делят на морфы однотипные слова или даже одно и то же слово. Примеры:

ход-ата(н) и хоА-ат-а(й) [Кузнецова, Ефремова];

вид'ии-ост( ь) и раии-иост(ь) [Гр-60 ];

аплодисм-ент(ы) , иедикан-ент [Гр-70] и яплодис-нент(ы),

медик-амент [Гр-80].

Отсутствие единообразия в проведении границ между основами .и суффиксами не случайно. Оно подтверждает свойство русского языка, замеченное И.А.Бодуэном де Куртенэ еще в начале нынешнего века:

Не во всех индивидуальных головах участников данного языкового коллектива морфологическая делимость слов представляет-

ся одинаково ясною и определенною. Границы между отдельными морфемами бывают и более ясны и более туманны. Некоторые морфемы так ясны, так выпуклы, так резко отделяются от других, что при их определении никто не ошибется. Зато при определении других морфем замечаются значительные индивидуальные различия. Мало того, даже у одного и того хе лица, в зависимости от интенсивности языкового мышления в данную минуту, проявляется в разное время различная делимость одних и

46

тех хе, по-видимому, слов.

Таким образом, размытость морфной структуры слова - свойство, органически присущее русской словообразовательной системе. "Нейтральную полосу" между отчетливой основой и отчетливым суффиксом исследователи относят либо к основе (подход Гр-60), либо к суффиксу (подход Гр-70 и Гр-80), либо считают особого рода единицами - интерфиксами (подход М.В.Панова и Е.А.Земской). Это свойство размытости границ использует и усиливает в своем словотворчестве Хлебников.

4.1.2. Структура неологизмов

Он [Хлебников] 'раскрыл гросс-бух и начал водить пальцами по черновикам слов. Всякие тут были: и 'слова в разрезе", и •голые' новорожденные, и ласкательно на-ряхенные, и 'слова-женщины', и 'слова-мужчины", и высохшие старчески - или "проекты слов" - и среди них - "протезы" для замены отрубленных частиц.

Татьяна Вечерка

В рукописях Хлебникова неологизмы встречаются в самых разных контекстах. Они могут быть записаны отдельно или в составе того или иного текста. При этом в ранних рукописях отчетливо видно, что порой неологизм в творческом процессе предшествует стихотворению, которое возникает в связи с ним и вокруг него; с некоторыми словами так происходит многократно, подт вновь и вновь возвращается к ним, помещая их все в новые контексты. Эта творческая манера может помочь атрибуции некоторых рукописей. Так,. хранящийся в [РО РНБ, ф. 1087, N 5(5)) и опубликованный в [ИРХ 296] сти-

хотворный набросок "Сиявицы убранств сияли голубой" связан с целым рядом записей из ранних словотворческих тетрадей, хранящихся в РГАЛИ, например, с такой [60: 72 об.]:

сиявицы

Русавицы голубоши неба вечер закатный избрали

пестом венковода. русалий вечерних.

[тайных! игральных.[последних 1 процалий

русалий прощальных венчальных

игралий. в поюнность двери

круготок обдеток вместеток.

вмест<е>вод

Сиявицы убранств [голубоши венчальной] немыни голубой венчали голуб<ой>.

свивали зримый [круготок] вихорь \ венкоток.

сияют

синь

Сиявицы немыни голубой Сиявичия краса,

Сдавязь грезилищных мечталищ Грезокудлая мечтаний зовь уэывно<й> тишины дочь мечталищных игр.

Можно с достаточной долей уверенности утвёржать, что петербургский листок с рукописью был вырван из этой тетради и должен рассматриваться как ее' часть (что подтвержается и сходством бумаги).

Записывая новые слова, Хлебников порой делает краткие заметки о суффиксальных морфах - реальных (-изн(а)) или мнимых (-азь, -оа, -ри, -бр(ый), ,-аг, ~еи):

умнонь умница умнец умнонь Умняга азь - обладающий изной Пеязь [60: 81 об.];

голоды, вол.-од. гол.-оды богоды [60: 511;

гол.од вол.од

од.

гор.од [60: 33);

добрявый будри-кудри. куд.ри.

добри-худри мирявые рассыпал, хень хенри хенрявый мухри мухрявый хиври [60: 51 об.1;

ха глаз имен халкие воспомин<ания>

ха|бры Эти [которые]

до|брый. ново<й> силы в язык

Мы забудем детские начал<а> и они зат<мили> <нрэб.> его существо в виде кото<рых> назыв<аются> Мы сурово обнах«им> из

него язык

Мы смело будем сравнивать <имя> с глаголом бей и голубей слов<а> [брег) вред, враг, бред, брага, пруд праг аг = причина, ед следствие [РО РНБ, ф. 1087, N 23, ф'р . 6: 2 об.].. .

В своих заметках Хлебников также касается способов словообразования (в приводимых ниже примерах^?- о реверсии и интерфиксации):

" О - |->ч цГ> LS

Словообраэов<аиие> через отсечение изаеняюд<ейся> части

слова в данн<ом> полохении неутом/ный н'еутомь [60: ',41;

ра внутри цапать

царапать [РО РНБ, ф. 1087, N 26, фр. 3: 7 об.).

Мысль о "смелом сравнении бей и голубей", т.е. финалей глаголов и имен, находит свое продолжение в целом ряде черновиков, например, в следующем (где флексии личных форм глагола отождествляются с суффиксами существительных: несут - род. множ. от несу-та):

Но сами глаголы суть падехи слов исчезнувших .они несут <-> по примеру дни или кони игр; несут род. пад. мнох от

несута (ут и ют иногда бывают хивы и в имен<ах> от баить -прибаута; он могит от могут, могутно

Днепр славутич славит, малюта мал) [РО РНБ, ф. 1087, N 25:4-o6j.

В целом ряде рукописей неологизмы упорядочены по принципам современных словарей - гнездовому (например, список слов с основой дел-) и обратно-алфавитному (например, списки слов на -ошь, -ех) [60:- 1001.

Все это показывает, что с лингвистической точки зрения работу Хлебникова над словом можно охарактеризовать как "анализ через синтез" - создание множества слов, объединение их в классы по .тому или иному общему признаку, поиски оптимальных средств для передачи нужного значения, тонких смысловых различий. Основной единицей словотворческих текстов Хлебникова становится не слово, а морфема, причем, как видно уже из приведенных выше примеров, наряду с узуальными поэт выделяет и окказиональные морфемы.

Из 8863 собранных нами к настоящему времени морфологически интерпретируемых неологизмов Хлебникова около 20 слов вызывают большие сомнения, например, грезехн, слипа - скорее всего, это просто опечатки (соответствующие рукописи не сохранились). Около 50 слов относятся к мелким классам, например, таким: местоименные существительные: всего [IV 32] - 1; междометия:, бурк [II 72], крах [60: 113] - 3; неоформленные слова, т. е. слова, которые, скорее всего, не относятся ни к одной из конвенциональных частей речи: куч ери, очери [III 354] - 6 (эти слова можно считать и особого рода существительными; по всей видимости, они построены по аналогии с ночери - деформированной формой слова ночь, образованной по типу дочь - дочери)-,

морфологически членимые слова звездного языка: бороль, до-роль, хруль [НП 345] - 11;

предлоги: из в [117: 4 об.] - 1; слова-словосочетания: Гореотуиа [60:100] - 30.

Основная же масса слов распределяется по четырем частям речи в следующих пропорциях (примеры ниже - из публикаций):

существительные: бчвь, красиила, любира, окопад, противосо-бытие '- около «000 (68%);

прилагательные: весиогубый, вчератый, зачеловеческий - около 2200 (25%); х

наречия: огнеоко, стоеи, улюбчиво, ясиолюбиво - около 100

глаголы (Г): ияте1носсорствовать, очикахить, палачеть - около 500 (6%).

Если сравнивать эти пропорции слов, относящихся к разным частям речи, с пропорциями, полученными нами на материале только опубликованных произведений Хлебникова (см. Введение к упоминавшемуся "Словарю неологизмов..."), то они практически совпадают. Подобной стабильностью отличаются и соотношения между разными словообразовательными способами.

Из приведенного выше перечня видно, что среди неологизмов Хлебникова преобладают имена, и в особенности существительные. В этой связи отметим, что, например, среди неологизмов В. Маяковского гораздо шире распространены глаголы: выстеклиться, испавли-ниться, пещерить, разабрикосить, раструбливаться, тиниться, целиться и'т.д. Американская исследовательница творчества Маяковского Ася Гумески47 приводит такие данные о распределении неологизмов Маяковского по частям речи: существительных 941, прилагательных 596, наречий 65, глаголов (включая причастия и деепричастия, которые Гумески выносит в отдельные группы) 623. Как представляется, эти формальные различия не случайны и связаны с различиями в художественном видении мира. Если у Маяковского динамичность передается внешним средством ее выражения - глагольностью, то у Хлебникова она сокрыта в имени и передается более тонкими и глубокими языковыми механизмами.

В последнее десятилетие появился целый ряд работ, исчисляющих окказиональные словообразовательные способы русского языка и учитывающих, в частности, словотворчество Хлебникова, на которые мы будем опираться в дальнейшем изложении48. При описании способов, общих для окказионального и узуального словообразования, мы будем следовать системе понятий, предложенных И.А.Мельчуком49, в частности, использовать понятие конверсии (а не нулевого суффикса). Слофобразовательные способы и типы, характерные именно для Хлебникова, перчислялись в уже упоминавшихся книгах В.П.Григорьева и Р.Вроона.

Поэтому ограничимся лишь кратким очерком (1) собственно словообразования и (2) словосложения.

(1) Собственно словообразование.

(1.1) Аффиксация. Аффиксация подразделяется на суффиксацию (буква, вивкий, хертветь), постфиксацию (щебетаться), префиксацию

(сверхправда, эавысокий, выстонать) и циркумфиксацию, которая делится на сочетание префикса и суффикса (бездуиие, последохдичный, озвукоеывать) и префикса и постфикса (залюбиться).

В книге Р.Вроона перечисляются несколько десятков суффиксов существительных (как узуальных, так и окказиональных),' используемых Хлебниковым. Аналогичный список В.П.Григорьева содержит более 140 единиц: -б(а)/-еб(а)/-об(а), -в(а), -ав(а), -ев(а), -тв(а), -аг(а)/-яг(а), -уг(а) - ср. хнтрвга, -уг(а) - ср. радуга, -д(а), -х(а), -оз(а), -к(а) и т.д. Наш материал позволяет не только увеличить количество примеров слов практически со всеми выделенными суффиксами, но также добавляет еще около 60 суффиксов. Примеры.

Узуальные суффиксы: -ид (гомерид, калидасид, пушкинид [93: 3 об.]); -ул(я) (бросуля [РО ИРАН, ф. 656, N (319): 3, 3 об.])..

Унификсы: -ров(а), ср. дуброва (смехрова [ЧС :9}), -их, ср. жених (вених [27: 13], виних [86: 28 об.])

Окказиональные суффиксы: -и(а) (казьма [HX-VII 14]); -р(и) (хиври [60Г 51 об.], думр'и [60: 63]); -ох (долох [60: 52]); -з(ы) (онзы [27:9]).-

К приводимому В.П.Григорьевым списку узуальных префиксов, используемых в построении префиксальных и циркумфиксальных существительных , который содержЗДит 18 элементов, добавляется ene 15, например, под- (подсила [117: 3 об.']), после- (послебыть, после-бытель [РО РНБ, ф. 1087, N 24: 8]), при- (приум [III 334]), раз-(раз нощь [РО ИРАН, ф. 656, N (316): 1), разверие [60: 53 об.]), су- (сувоин [РО РНБ, ф. 1087, N 23, фр. 6: 1], субыватель [93: 9 об.]).

(1.2) Конверсия, т.е. мена синтактики исходной основы: зыба от зыбь, убава от убавить(ся), могий от ногу, углить от уголь.

Окказиональная разновидность конверсии - переход суффикса в слово. У Хлебникова имеется несколько таких примеров: ец (<...> ты в толпе из тех ецов, / Кто здесь не вхохи: слишком вещи), ист (дети господ 'истов').

Типы (1.1) и (1. 2) комбинируются в префиксально-конвердных (развлас, ннзлом, выгол, заокий, омамаить) и префиксально-конвер-сно-постфиксальных (прилукавиться) образованиях.

(1.3) Альтернация, т. е. видоизменение основы слова без изменения его смысла (гуллнть). Частный случай альтернации - "урезание" основы слова справа без изменения его смысла - достаточно часто встречается в конвенциональных словах, ср. зам от заместитель. Примеры из рукописей Хлебникова: лод [РО РНБ, ф. 1087, N

26, фр. 4:3] и л ода [60: 84 об., 117] от лодка, дебь [60:58, 61 об., 63 об.] от дебри, галь от галька [63: 11 об.], виг [60: 94 об.] от витязь, заи [60: 92 об.] от замок, простр [27: 33] от пространство, спол [60: 133] от сполох, зек [РО РНБ, ф. 1087, N 46, фр. 2] от эскимос, ,несь [60: 22] от месяц,-недь [<>0:55] от недра - во всех этих случаях слова становятся формально проще, не изменяясь семантически, поскольку отбрасываемые суффиксы или псевдосуффиксы (ср. -р(а), -р(и), -язь, -ох) семантически пусты. Хлебников сокращает слова не только общепринятым способом - справа, но и слева. Так, слово утанг [IV 66] образовано, вероятно, от орангутанг.

(1.4) Реверсия, или обратное словообразование, 'исправление" непоследовательностей в языке. Этот ухе упоминавшийся в п. 4.1.1 прием не имеет аналогий в нормативном словообразовании, однако часто используется в современной разговорной речи. Хлебниковская реверсия подразделяется на два подтипа. В первом случае - я с [РО РНБ, ф. 1087, N 29, фр. 3: 2 об., 6; 114: 2 об.] от ясный - формальное упрощение сочетается с семантическим услохенеием - существительное можно толковать как 'нечто, обладающее качеством X'. Во втором происходит параллельное упрощение формальной и семантической структуры, как бы исправление непоследовательностей в языке: прач от прачка, людимый от нелюдимый.

Близко к этому случаю и оживление внутренней формы, позволяющее отбрасывать префиксальные морфы в опростившихся словах: ука [РО РНБ, ф. 1087, N 29, фр. 6] - от наука. Это позволяет далее, добавляя другие префиксы, строить слова типа об ука [117: 4 об.]', па^ка [РО РНБ, ф. 1087, N 23, фр. 6: 1] (а от него, в свою очередь, наименование деятеля под названием паук [РО РНБ, ф. 1087, N 26, фр. 3: 1, 6]). Аналогичным образом от пророк отбрасывается про- и заменяется на другие префиксы: прарок [РО ММ: 4], разрок [НХ—VIII 10]. Подобное отсечение мохет производиться не только на стыке сросшихся морфов, но и внутри неделимой основы, так, бросать лишается первой фонемы, которая заменяется префиксом в-, вросать [РО РНБ, ф. 1087, Н .26, фр. 3: 8 об.].

Не согласуется с нормами русской грамматики и способ изменения значения местоимения с помощью мены гласных: из мы строится мо со значением 'я' по аналогии с пре/.лпгяки вы- и - во-[РО РНБ, ф 1087, N 25: 5].

(2) В узуальном словослохении выделяются два основных подтипа - (2.1) "чистое" (камнеправда, социал-зодчий, певчепегий, лю-

депохожий, грсзогулхий, прекрасно-строго) и (2.2) 'смешанное", сочетающееся с тем или иным способом деривации. В рамках последнего у Хлебникова встречаются следующие образования: суффиксально-сложные (жнрафопевец, красотоструйно, ой Айкнуть)-, префиксально-сложные (обоговет от Бог и завет), постфиксально-слохные (самоправиться) и конверсно-сложные (лихоноша, судьболов, царепад, толпоногий, тихомирить).

Часто словотворчество Хлебникова ставит вопросы, на которые грамматики русского языка ответа не дает. Возьмем внешне простой случай - сложение двух существительных. Грамматики подразделяют отношения между основами на сочинительные и подчинительные, п на этом останавливаются. Неологизмы заставляют задуматься о необходимости более детальной классификации.

Примеры неологизмов с сочинительным отношением между основами: конебог 163: 26], лснструд [V 258], жаромраз [ЧС: 8 об.], грехорнмлянян [РО РНБ, ф. 1087, N 27, фр. 3], султанокайзер [V 163]. Как видно из этих примеров, иногда основы соединены конъюнкцией (ленетруд), а иногда дизъюнкцией (султанокайзер); отметим, что в этой группе распространены стянутые в единое слово оксюмороны.

.Еще более сложную картину являют собой подчинительные отношения между основами неологизма, которые подразделяются на актан-тные и неактантные (в пояснениях, приводимых ниже в квадратных скобках, X - правая основа, Y -левая основа).

Актантные:

- субъектное: девосон [ЧС: 71, людопнр [9: 4, 91, телохизнь [80: 241, вероярхость [72: 16 об.];

- объектное: жизнелечоба [РО РНБ, ф. 1087, Я 13], телосечение [SlavRes 90-28:3];

- контрагентов: судьбосвор [V 256, 300];

- локативный актант: зеилехнтель [II 55], тучежитель [V 43].

Неактантные:

- локативное: волгорос [80: 37], неболншай [ЧС: 6 об.];

- общегенитивное: светострой [75: 2], кровешар [87: 50], небонир [63: 32 об.];

- сравнительное [X как Y]: деводрево [63: 20], толпокниги [65: 31, ВОЛКОрусс [ЧС: 8 об.];

- обратно-сравнительное [Y как XI: людозверь [24: 31, иыслезаря [SS 461];

- результативное [X - результат Y-al: ветрочуиа [105: 31;

- материал IX изготовлен из У-а1:> стекло-хата 1IV 280], хелезо-нсвоа [III 61, V 86], стеклосеть [V 86];

- содержание [X содержит У1: замкоулица [IV 281], яевестолуг [ЧС: 61;

- обладание: милостбог [63: 25 об.];

- маршрут: суАьбопплаваиие [ЭЭ 471];

- исходная точка: небонзгнаняик [НП 251];

- инструмент неназванного действия [X действует посредством У-а1: плетебог 'бог, избивающий плетью' [60: 92];

- направленный против чего-либо: правопроступок [87: 29];

- скрытое сравнение: пулехердь (траектория пули сравнивается с жердью) [42: 6 об.)

Очевидно, что не все из перечисленных типов как сочинительных, так и подчинительных отношений между основами допустимы в языковом узусе; вопрос о номенклатуре узуальных отношений между основами остается открытым.

Как уже говорилось в п 4.1.1, у Хлебникова встречаются слова-словосочетания . Их можно подразделить на пять групп в соответствии с тем, как связаны синтаксически входящие в них слова:

- прилагательное + существительное: Голубиизякнига [63: 29 об.], Аевик-бог [IV 165-194];

'- предлог + существительное в косвенном падеже: чрезвека [82: 35 об.], безнас [60: 10], надбеэдиой [60: 138 об.], без-име-ии [Утес 144], внеродииы [64: 41 об.];

- пара существительных, первое - в им., второе - в род. падеже: закоичека [82: 35 об.], сало губ (переосмысление фамилии Сологуб) [64: 41 об.], ворвер, спорвер, стыкстран, нормер, шаг дня [65: 3], чуАОуст [63: 29 об.];

- пара существительных, первое - в род., второе - в им. падеже: вечерасемя [63:16], верчека [82: 35 об.], грезолеиь (=грез олень) [42:6], негзори [58: 3 об.], булыгзоря [66: 6 об.], кииг-времеиа, тучлапа, верлад, мясреки, лицтени, чуму и, версгвздор, вермор, глазбез<д>иы [65: 3];

существительное в им. пад. + предлог + существительное в род. падеже: Гореотума [60:100], мирсконца50 [IV 239].

Бывают случаи, промежуточные между суффиксальным словообразованием и словосложением. Возьмем слово смехливел: И смех лил ручьем. Смехливел текучий. Суффикс -ел, встречающийся только в одном русском слове - козел, у Хлебникова сближается с концовкой слова арел и становится весьма продуктивным средством для образо-

вания как одушевленных, так и неодушевленных существительных: дебел, иойел, желел, сулел, онел, нынел, мирел и др. При одном варианте понимания (основном, по нашему мнению) основа смех- соединяется последовательно с суффиксами -лив(ый) (ср. смешливый) и -ел. (Отметим еще одну в принципе возможную, хотя и маловероятную, трактовку рассматриваемого слова - как форму глагола смехливеть.) При другом варианте понимания в слове можно усмотреть основы двух слов - смех и лить. Аналогично построен еще ряд слов, в частности смехотучий: смех плюс -от(а) и -уч(ий), или, как смысловой обертон, сложение со словом туча. Еще один пример - неологизмы виден-иега и Словеннега, образцом для создания которых, возможно, послужило южнославянское имя XI в. Ветенега или Вещенега (жена хорватского князя Стефана). Концовку этих неологизмов можно трактовать как вторую основу и как особый суффикс.

Промежуточное место между суффиксальным словообразованием и словосложением занимают окказиональные словообразовательные способы - редупликация, или "фокус-покус" приемы по В.З.Санникову, и контаминация основ.

О приеме редупликации (косы-носы) Хлебников пишет в письме к А.Крученых: "Лыки-мыки [по-видимому; речь идет о слове, придуманном Крученых] это мусульманская мысль; у них есть шурумбурум и пиво-миво, шаро-вары, т. е. внеумное украшение слова добавочным почти равным членом" [НП 367]. Аналогичный прием встречается и в русских фольклорных текстах, ср. Страх-Рах в заговоре51. И.С.Улуханов сближает этот тип с используемым в окказионализмах последних десятилетий приемом замены фонем (мосчос из космос) или добавления фонем (кумпол из купол).

Контаминация (.врухба от вражда и/или врать и дружба, бьвга от бить и вьюга, летЬтеиь от летать и витютень) - это словообразовательная операция, состоящая в соединении одной (в производном слове - левой) основы, взятой целиком или представленной только своей начальной частью, с конечной частью второй (в производном слове - правой) основы. В словотворчестве Хлебникова контаминация встречается очень часто. В.П.Григорьев называет рассматриваемое явление -хлебниковским словом "скорнение", подразделяя его на ряд подклассов; соответствующий словообразовательный элемент, промежуточный между суффиксом и неполной основой, он называет квазификсом. Р.Вроон относит его к "аграмматичной" суффиксации. Мы не пользуемся выразительным словом "скорнение" потому, что оно стилистически выпадает из ряда других словообразовательных терминов.

В словообразовательных грамматиках это языковое явление не рассматривается. Оно описывается, однако, в упомянутых недавних работах по окказиональному словообразованию. Так, И.С.Улуханов в зависимости от формального вида сочленяемых основ, называет его "междусловным совмещением* или считает его комбинацией двух операций - "неморфемное усечение + междусловное совмещение".

Буквально на наших глазах контаминация распространяется в русском языке все шире, ср. катает ройка - катастрофа, перестройка (слово А. Зиновьева); демокрады - демократы, казнокрады-, прихва-тиз-ацяя - прихватить, приватизация; иапулечки - мамулечка, папу-лечка 'название клуба одиноких отцов'; ретромобиль - ретро-, автомобиль; квантаАерист - квант, кавалерист 'специалист по квантовой механике, сравниваемый с кавалеристом' (слово В. Высоцкого); Компьютерра - компьютер, терра 'земля' (название журнала), ; по-брехнему - по-прехнему, Брехнев, и т. п.

Хлебников широко использует в своем словотворчестве контаминацию самых разных типов. Не вдаваясь в подробности, выделим два основных случая контаминации: слово, построенное посредством этой операции, может быть ближе либо к суффиксальному словообразованию, либо к словосложению, т. е. правый контаминируемый элемент может выполнять в слове роль, аналогичную либо роли суффикса, либо рбли основы. О первой ситуации можно говорить, если названный элемент имеет то жЬ значение, что и некоторый имеющийся в языке суффикс (или группа суффиксов), например 'лицо мужск. пола' (ср. молязь), 'лицо женск. пола' (ср. хоролева), 'абстрактное существительное' (ср. нравда), 'место' (ср. войног) и т. п.; о второй -если значение этого элемента отлично от круга возможных словообразовательных значений русского языка (Перуиепр - ср. Лнепр; во-лестр - ср. Анестр; лнига [117: 2], гннга и инига [РО ИМЛИ, ф. 139, оп. 1, N 221 - ср. книга).

Часто присущий самой контаминации эффект недоопределенности смысла усиливается тем, что. формально однотипные слова допускают разные трактовки.

Во'зьмем, например, неологизмы с концовкой -оста. Таких слов у Хлебникова нам известно 16, причем 15 из них встречаются в уже упоминавшемся стихотворении "Это парус рекача" [III 202-205]. Эти слова обозначают:

(1) 'лиц муж. пола (или олицетворенные предметы)' - часто с дополнительным смыслом 'главный'; образованы контаминацией со словом староста, ср. вероста в контексте Очами палачея в злобня-

ке, / Стоит надежда голытьбы - / Великий вероста села, яроста в контексте Это не был главный яроста нескольких столетий <...>;

(2) абстрактные существительные (грамматически - жен. рола); образованы с помощью десеиантизированиого унификса -ост(а) (ср. кора - короста), который в данном случае уподобляется суффиксу -ост(ь), при этом соотношение между двумя суффиксами напоминает способ конверсии (изменение синтактики, сопровождающееся чередованием /т'/-/т/); ср. нежалоста в контексте <...> Кругом товарищей нетяяк / Ярила кистенем в час боя / Нежалоста бояр-, малоста в контексте <...> распаденье объема / На малосты части: / Глыба мела на малую пыль муки.

Кроме двух названных значении, в одном контексте можно усмотреть еще одно значение:

(3) 'лицо жен. пола', ср. юноста в контексте <..-.> Чей глаз рассержен ночеятью? / Чья дыба гнева на дыбы / Взметнула брови? / Огню ли иль ночной воде / Юноста волн1 / Нет мероятий крови (ср. невеста, а также славянские женские имена Уилоста, Радоста). Как представляется, этот контекст содержит аллюзию на народную песню •Из-за острова на стрежень...', точнее, на тот ее трагический эпизод, когда Разин бросает в 'набежавшую волну' Волги персидскую княжну, и именно говоря о ней, Хлебников употребляет слово юноста. (Кстати, начало стихотворения Также перекликается с началом песни.) Однако, поскольку смысл рассматриваемого отрывка достаточно расплывчат, говорить о таком толковании мс?жно только предположительно.

Неологизмы на -ост(а) можно распределить по названным группам следующим образом:

(1) вероста, волоста, крепоста, лвтоста, мнлоста, младоста, радоста, свнрепоста, снлоста, тихоста, шалоста, яроста-,

.(2) малоста, нежалоста-,

(2), но не исключено (1): святоста;

(3), но не исключены (2) или (1): юнохта.

Отметим несовпадение нашей трактовки с той, которую предлагает для этих слов Р.Вроон. Например, слово малоста он относит к группе (1); а слово юноста не просто относит к той хе группе, но называет 'наиболее очевидным новообразованием, относящимся к самому Разину".

Таким образом, тождественная формальная структура группы слов еще не свидетельствует об общности их словообразовательных значений.

Распространено у Хлебникова и так называемое чересступенча-тое словообразование, при котором преобразование мотивирующего слова в производное происходит более чем в один ваг' (более 10% от общего количества слов), а на промежуточном шаге образуются как бы "внутренние* неологизмы. (Р.Вроон рассматривает такие образования как полноценные неологизмы.) Эти последние подразделяются на два основных класса в зависимости от того, встречаются ли они в щюмотренном нами корпусе текстов как самостоятельные слова (1) или нет (2).

Примеры (1): бусли ГбО: 541 (из утробусли [117: 3 об.]);

девяяиый [60: 27, 85 об., 134 об.] (из богодевняяин [60: 111],

девииноперый [IV 12], девияяостяый [60: 132]); уыиейяияа [63: 30 об.] (из первоумиейшияа [63: 8]); скрывало [60: 124] (из певало-скрывало [60: 124]); сулри [63: 14 об.] (из судри-ыудри [V 299]); мертвоба [63:251 (из мертвобогубый [63: 261); ыалячайяий [ЧС :9] (из маличайяезориый [ЧС :9]); битва [60: 100 об.] (из бытвоба {60: 95 об.]).

Примеры (2): веснючяй (из крыло-весяючий [НП 283]); голубьяиный (из голубьяяноперый [IV 17]); хивелый (из хивелоструйиый [63: 25 об.]); охявелый (охявеловласый [63:25—об)); плясьчо (из плясьяеяа [IV 162]).

Как нетрудно заметить, по своему строению "внутренние" неологизмы повторяют структуру реальных неологизмов.

Что касается соотношения с нормой, то в самом общем виде выделяется 4 типа соответствия неологизма словообразовательным нормам.

(i) Слова, созданные по нормальным словообразовательным моделям: неяость, поите ль.

(ii) Слова, созданные по редким, единичным словообразовательным моделям, ср. вайыо, плескух. Сюда же отнесены слова, построенные посредством контаминации. Подобные слова (равно как и слова, построенные посредством обратного словообразования) не только не "аграмматичны-, но, напротив, "сверхграмматичны", поскольку в них "будетлянин" Хлебников предвосхитил будущее развитие русской словообразовательной системы.

(iii) Слова, созданные по моделям, не имеющим прямых анало-

гов в узусе, но не вступающим в противоречие с русской (или, шире, славянской) словообразовательной системой в целом. К таким неологизмам применима следующая характеристика М.В.Панова: "неологизмы, в которых есть бунт против привычных моделей слова, но такой бунт, который отвечает затаенным желаниям самого слова, не насилие над ним, а наращение егог возможностей". Это, например, уже упоминавшееся чередование и/у в ныть - иу.сло (ср. рыть - русло)-, отглагольные дериваты в аффиксальных отыменных моделях (люб-рова - ср. дуброва). Сюда можно отнести и неологизмы, финали которых совпадают с финалями славянских имен собственных (взятых из уже упоминавшегося "Славянского именослова"): -он (голубош, ннлош

- ср. Гордошь, Любошь, Чилошъ, Радошь), -он (неон - ср. Щедройь).

(iv) Слова, созданные по моделям, находящимся в противоречии с русской словообразовательной системой; например, дериваты от союзов (нлнла), предлогов (ототы) или местоимений (тутчина) -о таких словах см. ниже, в п. 4.1.3. Иногда у Хлебникова встречаются весьма неожиданные грамматические соображения. Выше приводились примеры выделения новых русских суффиксов (-од, -р(н) и др.), трактовки личных форм глагола как косвенных падежей исчезнувших существительных (несута) и т.п. Еще один пример - слово няняj которое в одной из рукописей объясняется как редупликация концовки -ня [РО РНБ, ф. 1087, N 26, фр. 3: 6]: "ня...ня; гуси... ня бары-ня; няня женщина-женщина; бусыня".

И, наконец, коснемся проблем, связанных с хронологией словотворчества Хлебникова.

Более 80% неологизмов созданы поэтом в ранний период его творчества (1907-1912/1913 гг.), при этом только за 1907-1909 гг.

- значительно более половины. В это время слово занимает центральное место в его поэтическом мире, о чем свидетельствуют неоднократно упоминавшиеся выше рабочие тетради [60 и 631. Именно тогда была созданы грандиозные лингвистические "симфонии" (как однажды охарактеризовал свое словотворчество Хлебников, см. ниже), из которой приведем лишь несколько "аккордов". Только в ранни» рукописях встречаются существительные с концовкой -оватень: их всего 19, образованы объединением суффикса прилагательного -оват(ый) и суффикса существительного -ень, ср. парень, плетень-, большинство из них, судя по контексту, одушевленные (Бого-ватень (РО РНБ, ф. 1087, Я 17, фр. 5J, хнловатень [60: 14 об.], ынловатеиь [60: 75], леповатень [60: 881). Из Уi существительных с суффиксом -ун/-юн 91 относится к 1907-1909 гг. (кахун [60: 62],

казун [60: 25 об.-l, тун [60: 5? об.1, веруй [60: 131 об.], взо-рун [63: 15 об.], всун [63: 8], таюн [60: 97 об.], чаюн [60: 97 об.]) и только одно - к 1921-1922 гг, (ноготун [27: 28 об.]). Преимущественно в ранний период поэт создавал слова с унификсом -ир(ь) - их 47, ср. снегирь, а также визирь (бегирь, визгирь [60: 130 об.], ведирь [60: 98], весирь, искрирь [60: 83], жилнрь [60:59 об.], знаирь [60: 98], звучобирь [63: 12 об.] - об(а) + ирь, кремлирь [60: 63], правирь [60: 79]); существительные с суффиксом -нч/-ович/-евич (их 117 - небич, дубнч; ср., однако, позднее поцелуевич [27: 301). К раннему периоду относятся и приставочные глаголы от любить (их 17, принезалюбить, недовлюбить, занелюбить, олюбить, принеолюбнть, солюбить), а также 16 существительных с концовкой -есть/-ость + инь (их 16, огнестынь [60: 35 об.], иедобростынь [60: 51], невозмогостняь [60: 121 об.], богостынь [60: 56 об.], немостынь [60: 56]).

Другие словообразовательные модели Хлебников использует и в раннем и в зрелом творчестве. Так, некоторые из 20 сложных слов на -пись (ср. рукопись, живопись, солнопись 'фотография' - слово из словаря В.И.Даля) встречаются в ранних рукописях {буделись, былепись [60: 7]), другие - в поздних (злопись [125: 15; 23: 5].; веропись, волепись, кривопись, лживо<пись>, милопись, иебопись, силопись, словопнсь, тлеяопись, ценопись, споролись [98: 31], времяпись [82: 54 об.]). Слова с префиксом пра- (их 7) созданы в середине (праул [РО РНБ, ф. 1087, N 26, фр. 3: 4], прабай, пра-пес, прарок [РО : 4]) или в конце творческого пути (праузы [84: 2]). Некоторые слова более типичны для второй половины жизни поэта. Первые из 30 хлебниковеких слов с финалью -ебея (контаминация с молебен) относятся к 1913-1914 гг. (ниебен и синебен [32: 1 об.], звучебен [РО РНБ, ф. 1087, N 25: 1 об.]), остальные встречаются только в поздних рукописях Хлебникова (оребен [50: 8 об.], тебебеи [50: 9 об.], этебен [50: 9 об., 11 об.], лжебен [125: 15], можебен [27: 29], чтебеи [66: 5]).

В целом 1913/1914-1917 гг. относительно бедны неологизмами, на что'обратил внимание В.П.Григорьев. Если в начале и в конце жизни Хлебников ведет подробные творческие дневники (ранние словотворческие тетради и "гроссбух" последних лет), отражающие, в частности, его словотворческие опыты, то в промежутке такие представительные отчеты нам не извести. Можно предположить, что подобный дневник велся, но был утрачен (так, Д.Бурлюх вспоминает о какой-то корзине рукописей, которая была отправлена Хлебниковым в

Казань, куда сам он не поехал). И все хе сохранившиеся материалы свидетельствуют о смещении центра тяхести интересов поэта в середине бго творческого пути от словотворчества к другим лингво-поэ-тическим проблемам, в частности, к методам сборки "сверхповестей" ("Ка2", "Лев" и др.) и к теоретическому обоснованию будетлянской концепции "слова как такового". К этому времени относится ряд черновиков, содержащих несколько слоев, в первом из которых используются, узуальные слова, а в последующих - их "переводы" на язык неологизмов. Кроме упоминавшихся выше "учалей" о языкознании, можно назвать рукопись манифеста "Буква как таковая* (1913 г., [РО ИМЛИ, ф. 139, оп. 1, N 24]). Первоначальный текст, написанный А.Крученых, подвергся правке Хлебникова; иногда заменяются отдельные слова: пииты - на речязи (л. 4), шрифт - на свиицава (л.

5), а иногда вставляются целые предложения: "Ибо'уия ([то что звук или клок] делающее каплю чернил [делает] именем неглупым) / ибо умя восклицательного знака или напр<ииер> двоеточия не имеет [определенной] звучащей шкуры: имеет зряву и не имеет слухавы" (л. 2). Тогда же появляется и "прародитель" имени Зангези: в черновиках "Сына Выдры" (1913 г., [РО ИМЛИ, ф. 139, оп. 1, N 6: 7 об.] дева воды обращается к герою с вопросом "Энгвези, это ты?" (это имя восходит, вероятно, к имени персидского поэта - Энвери).

Что касается позднего словотворчества (1918-1922 г.., "гроссбух" [64] и др. рукописи), то здесь работа идет скорее не над структурой слова (неологизмы этой поры в основном повторяют выработанные ранее словообразовательные типы), а над составом основ. Возникают контаминированные слова с не использовавшимися ранее правыми основами, например Польша и большевик (см. ниже). Часты перосмысления существующих слов; так, в одной из рукописей слово атаман сначала записывается как отаман (такое правописание, согласно словарю Даля, допустимо): Пастухи иохей веселых / Речи тихие ведут. / 'От отечества, оттоле /Отманил нас отаман", а потом превращается в отоман (и при таком написании в основе совмещаются манить, атаман и предлог от): 1Ах1 Аи оттуда от отцов / от отечества, Iот от! от<толе> / [Ты заманил] отманил нас отоман ([23: 2,

6], опубликовано в [ЯУ-75]). Используются новые связанные" основы; например, именно в это время созданы все слова с правой квазиосновой -гурить (ср. балагурить): бурегурить, горегурить, баломало-гурить, милогурить [66: 7 об.]. Возникают гроздья неологизмов от дейксисных слов - местоимений и наречий; от предлогов, союзов и т.д. Подобные свойства наглядно выявляются пои рассмотрении ело-

вообразовательных гнезд.

4.1.3. Словообразовательные гнезда

Когда был составлен гнездовой словарь неологизмов, выяснилось, что за его пределами осталось только 856 слов (безграчный [32: 1 об.], безначальник [60: 110 об.], бодрец [РО РНБ, ф. 1087, N 26, фр. 3:3], борзость [60: 130], будитель [60: 91 об.], валень [60: 83 об.], вздыи [60: Í5, 15], воркотливый [ЧС: 7], востокиня [60: 83], восторгяще [60: 46]), при этом для ряда сложных слов одна из основ попала в какое-либо гнездо, а вторая - нет (вне гнезда первая основа: бякачисло [66: 5], вопросомет [63: 29]; вне гнезда вторая основа: будиприверхенность [60: 7], Волгохульство [42: 4]). Таким образом, более 90% слов попадают в словообразовательные гнезда, которых оказалось 972. Имена этих гнезд указывают на те понятия, к которым поэт возвращался в своем словотворчестве; их можно считать своего рода семантическими элементами поэтики Хлебникова. В связи с их значимостью ниже приводится их полный список - с указанием количества неологизмов в каждом гнезде. (Отметим, что наряду с русскими словами, которых в названии гнезда может быть более одного, встречаются и слоги - слова "звездного языка".)

АЗИЯ (8), АЛКАТЬ, АЛЧНЫЙ (2), АЛЫЙ (18), БАГРЕЦ (4), БАЛАКАТЬ, БАЛАГУРИТЬ (5), БАЛОВАТЬ (3), БАЛЬМОНТ (2), БАРИН (5), БАС (2), БАСА 'красота1 (3), БАШНЯ (2), БАЯТЬ (12), БЕГАТЬ (25), БЕДА, БЕДНЫЙ (11), БЕЗДНА (9), БЕЗУМНЫЙ, БЕЗУМИЕ (10), БЕЛЫЙ (46), БЕС, БЕСИТЬСЯ (10), БИТЬ, БОЙ (23), БЛАГО (3), БЛАГОСЛОВЛЯТЬ (2), БЛАЖЕННЫЙ (2), БЛАЗНА, СОБЛАЗН (7), БЛЕДНЫЙ (8), БЛЕСТЕТЬ (3), БЛИЗ (4), БЛУД (3), БЛУЖДАТЬ (2), БЛЮСТИ (4), БОГ (102), БОГАТЫЙ (2), БОДАТЬ (2), БОК (3), БОЛЕТЬ, БОЛЬ (3), БОЛОТО (2), БОЛЬШЕВИК (2), БОЛЬШОЙ (3), БОРОДА (8), БОРОТЬСЯ (10), БОСОЙ (4), БОЯТЬСЯ (7), БРАГА (2), БРАТ (3), БРАТЬ (2), БРЕДИТЬ (2), БРЕЗЖИТЬ (3), БРОВЬ (6), БРОСАТЬ (2), БРЫЗГАТЬ (2), БРЮХО (3), БУДЕТ (70), БУЙНЫЙ (19), БУРЛЮК-(2), БУРЯ, БУРНЫЙ (6), БЫ (3), БЫК (3), БЫЛ, БЫЛОЕ, БЫЛЬ, БЫЛИНА (33), БЫСТРЫЙ (4), БЫТЬ, БЫВАТЬ (52), ВАЯТЬ (7), ВАРИТЬ (2), ВАШ (2), ВЕ (3), ВЕДАТЬ (51), ВЕДЬМА (4), ВЕЗДЕ (2), ВЕК, ВЕЧНЫЙ (22), ВЕЛЕС (5), ВЕЛЕТЬ (10); ВЕЛИКИЙ (17), ВЕНЕЦ, ВЕНОК (11), ВЕРЕЩАТЬ (2), ВЕРИТЬ (66), ВЕРТЕТЬ (6), ВЕРХ (7), ВЕСИТЬ (2), ВЕСЕЛЫЙ (14), ВЕСНА (17), ВЕСТЬ (14), ВЕТЕР (9), ВЕТХИЙ

(3), ВЕХА (2), ВЕЧЕ (3), ВЕЧЕР (16), ВЕЩАТЬ, ВЕЩИЙ (25), ВЕЩЬ

(6), ВЕЯТЬ, ВЬЮГА (25), ВЗАИМНЫЙ (2), ВЗРЫВАТЬ (4), ВИД (5), ВИДЕТЬ (33), ВИЗЖАТЬ (4), ВИНА (10), ВИР (7), ВИТЬ (15), ВИХРЬ (4), ВЛАГА (10), ВЛАДЕТЬ, ВЛАСТЬ (27), ВЛАДИВОСТОК (3), ВЛАЧИТЬ (2), ВМЕСТЕ (2), ВОДА (24), ВОДИТЬ, ВОЖДЬ (11), -ВОДСТВО, РАЗВОДИТЬ

(2), ВОЕВАТЬ, ЮЕННЫЙ, ВОЙНА (16), ВОЗДУХ (13), ВОЛГА (8), ВОЛК

(3), ВОЛНА (18), ВОЛОСТЬ (3), ВОЛОСЫ (36), ВОЛХВ (3), ВОЛШЕБНЫЙ (2), ВОЛЯ (45), ВОН (3), ВОНЯТЬ 'благоухать' (3), ВООБРАЖАТЬ (3), ВОПИТЬ (8), ВОР (6), ВОРОЖИТЬ (3), ВОРОН (6), ВОРЧАТЬ (2), ВОСЕМЬ (2), ВОСКОВОЙ (2), ВОССТАТЬ (3), ВОСХОД (2), ВРАГ (7), ВРАТЬ (3), ВРЕМЯ (62), ВСЕ, ВЕСЬ (32), ВСЕГДА (4)', ВСЕЛЕННАЯ (27), ВТОРИТЬ (2), ВЧЕРА (2), ВЫПУКЛЫЙ (2), ВЫРЕЙ (3), ВЫСОКИЙ (18), ВЫТЬ (2), ВЯНУТЬ (3), ГАД (2), ГАСИТЬ (2), ГИБКИЙ, ОГИБАТЬ (4), ГЛАВНЫЙ (5), ГЛАГОЛАТЬ, ГЛАГОЛ (13), ГЛАЗ (35), ГЛИНЯНЫЙ (5), ГЛУБОКИЙ

(7), ГЛУПЫЙ (8), ГЛЯДЕТЬ, ВЗГЛЯД (10), ГНАТЬ (12), ГНЕВ (7), ГНЕДОЙ (5), ГНЕТ (2), ГНИЛОЙ (4), ГНУТЬ (6), ГО (25), ГОБИНА, ГОБЗА •богатство' (2), ГОВОРИТЬ (5), ГОД (4), ГОЛОВА (13), ГОЛОД (8), ГОЛОС, ГЛАСИТЬ (21), ГОЛУБОЙ (34), ГОЛУБЬ (6), ГОЛЫЙ (6), ГОРА (5), ГОРДЫЙ (17), ГОРЕ (3), ГОРЛО (10), ГОРОД (16), ГОРОДИТЬ, ОГРАЖДАТЬ (5), ГОСПОДИН (2), ГОСТЬ (3), ГОСУДАРСТВО (8), ГРЕЗИТЬ (70), ГРЕМЕТЬ (4), ГРЕШИТЬ, ГРЕХ (7), ГРЕЦИЯ (5), ГРИВА (17), ГРОБ (18), ГРОЗИТЬ, ГРОЗА (17), ГРОМ (2), ГРОМАДНЫЙ (2), ГРОХОТ

(4), ГРУДЬ (7),. ГРУСТЬ (25), ГРЯЗЬ (4), ГУБИТЬ (4), ГУБЫ (12), ГУДЕТЬ (5), ГУЛИТЬ (2), ГУЛЯТЬ (4), ГУНН (2), ГУСТОЙ (4), ДА (5), ДАВНИЙ (3), ДАЛЕКИЙ, ДАЛЬ (5), ДАРИТЬ (3), ДАТЬ (14), ДВА (24), ДВИГАТЬ (3), ДЕБЛО 'ствол' (6), ДЕБРИ (5), ДЕВА (49), ДЕД (2), ДЕЛАТЬ (83), ДЕНЬ (16), ДЕНЬГИ (4), ДЕРЕВО (11), -ДЕРЖЕЦ, -ДЕРЖА-ВИЕ (4), ДЕРЗКИЙ (9), ДЕТИ, ДИТЯ (6), ДИВНЫЙ (10), ДИКИЙ (6), ДЛИННЫЙ (6), ДНЕСТР (2), ДНО (5), ДОБРЫЙ (21), ДОЖДЬ (2), ДОИТЬ

(2), ДОЛ (15), ДОЛЯ (7), ДОСКА (3), ДОСТАТЬСЯ (2), ДОСТИГАТЬ (2), ДОХЛЫЙ (2), ДОЧЬ (2), ДРАКА (2), ДРАТЬ (6), ДРЕВНИЙ (5), ДРЕМАТЬ (8), ДРУГ, ДРУЖИТЬ (5), ДУБ (2), ДУГА (2), ДУМАТЬ (49), ДУРАК

(3), ДУСЯ (4), ДУТЬ (16), ДУХ (14), ДУША (12), ДЫМ (17), ДЫШАТЬ (8), ЕДИНИЦА, ЕДИНЫЙ, ОДИН (18), ЕЛЬ (2), -ЕМ (7.4), ЕСТЬ, ЕДА (15), ЖА (3), ЖАЛЕТЬ (3), ЖАЛО (4), ЖАР (30), ЖДАТЬ (4), ЖЕ (4), ЖЕЛАТЬ (11), ЖЕЛЕЗО (13), ЖЕЛТЫЙ (9), ЖЕМЧУГ (5), ЖЕНА (28), ЖЕРТВА (3). ЖЕСТОКИЙ (6), ЖИЗНЬ, ЖИТЬ, ЖИВОЙ (73), ЖИР (4), ЖРЕЦ (2), ЖУТЬ (6), ЗАБЫВАТЬ (5), ЗАГАДОЧНЫЙ (3), ЗАД (2), ЗАДУМЧИВЫЙ (2), ЗАКАТ (2), ЗАКОН (11), ЗАМОК, ЗАМКНУТЬ (3), ЗАМОК 'сооружение' (2), ЗАРЯ, -ЗАРНЫЙ, ЗАРНИЦА (46), ЗВАТЬ, ЗОВ (40), ЗВЕЗДА

(23), ЗВЕНЕТЬ, ЗВОН, ЗВОНКИЙ (29), ЗВЕРЬ (9), ЗВУЧАТЬ, ЗВУК (74), ЗЕЛЕНЫЙ (26), ЗЕЛО (4), ЗЕМЛЯ (80), ЗЕНЫ, ЗЕНИЦА (6), ЗИМА (9), ЗИЯТЬ (2), ЗЛОЙ, ЗЛО (35), ЗМЕЯ (6), ЗНАКОМЫЙ (2), ЗНАТЬ (26), ЗНАЧИТЬ, ЗНАК (5), ЗОЛОТОЙ (42), ЗРЕТЬ, СОЗЕРЦАТЬ, ЗРАК, ЗОРКИЙ, ВЗИРАТЬ, ВЗОР (60), ЗУБЫ (6), ЗУДЕТЬ (2), ЗЫБИТЬ, ЗЫБКИЙ (11), ИБО (7), ИГРАТЬ (13), ИДТИ (13), ИЗ (префикс) (13), ИЗБА (4), ИЗБЫТЬ (2), ИЗЫСКАННЫЙ (3), ИЗЯЩНЫЙ (2), ИЛИ (19), ИМЕТЬ (5), ИМЯ

(6), ИНДИЯ (6), ИНОГДА (5), ИНОЙ (30), ИСКРА (2)', ИСТИНА (10), ИСТОВЫЙ (3), ИСТОМА (2), КАЗАТЬ (35), КА (2), КАК (3), КАМЕНЬ (13), КАТ (3), КАЯТЬСЯ (3), КЛАСТЬ, КЛАД (2), КЛЕКОТАТЬ (4), КЛИК

(5), КЛЮВ (7), КЛЯСТЬ, КЛЯТВА (6), КНИГА (8), КНЯЗЬ (3), КОБУРА

(2), КОЖА (2), КОЗА (2), КОЛЕТЬ (3), КОЛОТЬ, КОЛКИЙ (5), КОЛЫХАТЬСЯ (7), КОЛЬЦО (2), КОНЕЦ, КОНЧАТЬ (6), КОНЬ (20), КОПАТЬ

(3), КОРЕНЬ (2), КОРИТЬ (2), КОРОТКИЙ, КРАТКИЙ (2), КОСА (9), КОСИТЬ (2), КОСМАТЫЙ (2), КОСОЙ (4), КОСТЕР (3), КОСТЬ (6), КРАЙ (2), КРАСИВЫЙ, КРАСНЫЙ 'красивый' (37), КРАСНЫЙ (20), -КРАТИЯ (2),. КРЕМЕНЬ (2), КРЕМЛЬ (2), КРИВДА (2), КРИВОЙ (4), КРИЧАТЬ (16), КРОВЬ (10), КРУГ (18), КРУШИТЬ (2), КРЫЛО (28), КРЫСА (2), КРЫТЬ, СКРЫВАТЬ (3), КУДА (3), КУДЕЛЬ, КУДЛАТЫЙ (8), КУДРИ (19), КУМИР (3), КУПАВКА (4), КУПИТЬ (6), Л (4), ЛАД (13), ЛАПА (5), ЛАТИНСКИЙ (2),. ЛАТЫ (4), ЛГАТЬ, ЛОЖЬ, ЛХЕ- (14), ЛЕ (3), ЛЕБЕДЬ

(4), ЛЕВЫЙ (6), ЛЕГКИЙ (5), ЛЕД (9), ЛЕЖАТЬ, ЛОХЕ (7), ЛЕЛЕЯТЬ (ЛЕЛЬ) (16), ЛЕНЬ (6), ЛЕПИТЬ (5), ЛЕПЕСТОК (3), ЛЕПЕТАТЬ (4), ЛЕПОТА (6), ЛЕС (12), ЛЕТА (6), ЛЕТАТЬ (89), ЛЕЧИТЬ (4), ЛИК (25), ЛИКОВАТЬ (6), ЛИПА (3), ЛИСТ (8), ЛИТЬ (25), ЛИЦО (11), ЛОБ (8), ЛОБЫЗАТЬ (6), ЛОВИТЬ (12), ЛОГ (2), ЛОДКА (2), ЛОМАТЬ (15), ЛОНО (14),.ЛУГ (2), ЛУКАВЫЙ (2), ЛУНА, ЛЕУНА (14), ЛУЧ (7), ЛЫСЫЙ

(4), ЛЬНУТЬ (2), ЛЮБЕЗНЫЙ (5), ЛЮБИТЬ (335), ЛЮБОПЫТНЫЙ (2), ЛЮДИ (79), ЛЮТЫЙ (13), ЛЯГУШКА (4), ЛЯПУНОК (2), МАВА (2), МАЗАТЬ (2), МАЛЫЙ (22), МАЛЬЧИК (2), МАНИТЬ (14), МАРА, МАРЕВО (7), МАТЕРИК (2), МАТЬ, МАМА (4), МАХАТЬ (8), МГЛА (7), МЕД (3), МЕДЬ, МЕДНЫЙ

(7), МЕЛКИЙ (6), -МЕН (5), МЕНЬШЕ (2), МЕНЯТЬ (8), МЕРЗКИЙ (2), МЕРКНУТЬ (2), МЕРЕТЬ, МОР, УМИРАТЬ (93), МЕРИТЬ, МЕРА (23), МЕСТО

(6), МЕСТЬ'(4), МЕСЯЦ (6), МЕТАТЬ, МЕЧ (17), МЕТЕЛЬ (2), МЕТИТЬ (2), МЕХ (5), МЕЧТАТЬ (24), МИГ (6), МИЗИНЕЦ (2), МИЛОСТЬ (3), МИЛЫЙ (60), МИНУТЬ (2), МИР 'покой' (12), МИР 'целое' (87), МЛЕТЬ'

(5), МЛЕЧНЫЙ (2), МНИТЬ (47), МНОГО, МНОЖИТЬ (22), МО (3), МОВА •речь' (4), МОГИЛА (5), МОЗГ (4), МОКРЫЙ (4), МОЛВИТЬ (7)., МО-ЛИТЬ(СЯ) (22), МОЛНИЯ (7), МОЛОДЕЦ (2), МОЛОДОЙ (33), МОЛОКО (2), -МОЛ (2), МОЛЧАТЬ (17), МОНГОЛ (2), МОРДА (5), МОРЕ (28), МОРОЗ

(9), МОРОЧИТЬ (3), МОРЩИНА (2), МОСТ (2), МОЧЬ, МОГУЧИЙ, МОГУЩЕСТВО (110), МРАК, МРАЧНЫЙ (11), МСТИТЬ (10), МУ (8), МУДРЫЙ, МУДРИТЬ (6), МУЖ (16), МУТИТЬ, СМУТА (7), МУЧИТЬ (12), МЧАТЬ (11), МЫ, НАС, НАМИ, НАШ (9), МЫСЛЬ (32), МЫЛО (2), МЫТЬ (12), МЯСО

(6), МЯСТИСЬ, МЯТЕЖ (13), НАБАТ (2), НАВЬ (8), НАГЛЫЙ (4), НАГОЙ

(10), НАДО (7), НАОБУМ (2), НАРОД (8), НАСЕКОМОЕ (2), НАСЛАЖЛЕНИЕ

(2), НАСТАТЬ (2), НАСТОЯЩЕЕ (2), НАТЕ (2), НАЧАТЬ (6), НЕБО (111), НЕВЕСТА (6), НЕГА, НЕЖНЫЙ (90), НЕДУГ (2), НЕЗАБУДКА (3), НЕМЕЦ (3), НЕМОЙ (55), НЕТ (26), НЕТИ (2), НИ (4), НИЗ (4), НИКНУТЬ (2), НИКОГДА (2), НИЧТО (27), НИЩИЙ (4), НОВЫЙ (12), НОГА (27), НОЖ (6), НОС (4), НОСИТЬ, НЕСТИ (17), НОЧЬ (26), НРАВ, НРАВИТЬСЯ (10), НУЖНЫЙ, НУЖДА, ПОНУЖДАТЬ (4), НЫНЕ (16), НЫРЯТЬ (2), НЫТЬ (5), ОБА (5), ОБЛАКО (10), ОБМАНЫВАТЬ (2), ОБРАЗ, -ОБРАЗНЫЙ

(11), ОБРАТНЫЙ (3), ОБЩИЙ (8), ОБЫДЕННЫЙ (2), ОГОНЬ (29),. ОДЕВАТЬ

(7), ОДОЛЕТЬ (2), ОЗЕРО (3), ОКО (64), ОКОЛО (3), ОН, ОНА, ОНИ (24), ОПЛЕВЫВАТЬ (3), ОРАТЬ (28), ОРЕЛ (18), ОСЕЛ (2), ОСЕНЬ (2), ОСОБЫЙ (4), ОСЬ (6), ОСТАВИТЬ, ОСТЬ (5), ОСТРЫЙ (8), ОТ (10), ОТЕЦ (7), ОТКРЫТЫЙ (2), ОТСУТСТВОВАТЬ (2), ОХАЛЬНИК (2), ОХОТА

(3), ПАДАТЬ (12), ПАЙ (4), ПАЛАЧ (2), ПАЛЕЦ (3), ПАЛИТЬ (3), ПАРИТЬ (7), ПАСТИ, ПАСТУХ (4), ПАУТИНА (3), ПАХАТЬ (7), ПЕГИЙ (3), ПЕНА (9), ПЕПЕЛ (3), ПЕРО, ПЕРНАТЫЙ (23), ПЕРВЫЙ (9), ПЕРЕД (4), ПЕРУН (2), ПЕС (2), ПЕСТРЫЙ (4), ПЕТЬ, ПЕСНЯ (66), ПЕЧАЛЬНЫЙ (4), ПЕЧЬ (3), ПЕЧЬСЯ (2), ПИР (4), ПИСАТЬ, -ПИСЬ (47), ПЛАВАТЬ (7), ПЛАКАТЬ (10)', ПЛАМЯ (6), ПЛЕМЯ (5), ПЛЕН (7), ПЛЕСКАТЬ (15), ПЛЕСТИ, ПЛЕТЬ (3), ПЛЕЧО (4), ПЛЯСАТЬ (9), ПОВЕСТЬ (2), ПОДОБНЕЙ (3), ПОЖАР (6), ПОКЛОНЯТЬСЯ (3), ПОКОЙ (15), ПОКОРНЫЙ (3), ПОЛ-, ПОЛУ- (43), ПОЛЕ (6), -ПОЛК (3), ПОЛНЫЙ (2), -ПОЛЬ (3), ПОМНИТЬ, ПАМЯТЬ (5), ПОРА (2), ПОРХАТЬ (2), ПОХОЖИЙ (2), ПРАВДА, ПРАВЫЙ (14), ПРАВИТЬ, ПРАВО (17), ПРАЗДНИК (4), ПРАМ (5), ПРАХ (2), ПРЕДОК (3), ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (4), ПРЕКРАСНЫЙ (5) ПРЕЛЕСТНЫЙ, ПРЕЛЕСТЬ (2), ПРИКАЗ (3), ПРИЯТНЫЙ (2), ПРОЗРАЧНЫЙ (6), ПРОНИЦАТЬ (2), ПРОРИЦАТЬ, ПРОРОК (9), ПРОСИТЬ (8), ПРОСТИРАТЬСЯ, ПРОСТОР, ПРОСТРАНСТВО (6), ПРОСТОЙ (3), ПРОТЯЖЕНИЕ (5), ПРОШЛОЕ (4), ПРЫГАТЬ

(2), ПРЯМОЙ (3), ПТИЦА (3), ПУГАТЬ (13), ПУГАЧЕВ (20, ПУЛЯ, ПУЛЯТЬ (5), ПУСТОЙ (8), ПУТЬ (4), ПУЧИТЬ (2), ПУШКИН (5), ПЫЛЬ (2), ПЫТАТЬ, ВЫПЫТЫВАТЬ (3), ПЫШНЫЙ (3), ПЬЯНЫЙ (2), ПЯТЬ (3), РА (2), РАБОТАТЬ (7), РАВНЫЙ, УРАВНЕНИЕ, РОВНЫЙ (45), РАД (26), РАДИО

(3),- РАДУГА (2), РАЗВЕРЗАТЬСЯ, ОТВЕРЗНУТЬ (3), РАЗНЫЙ (5), РАЗУМ (6), РАЙ'(2), РАНО (6), РАСКРЫТЬ (2), РАССТАТЬСЯ (2), РАСТИ, РОСТ (11), РАТЬ (11), РВАТЬ (2), РЕВЕТЬ (7), РЕЗАТЬ (6), РЕЗВЫЙ (5),

РЕКА (8), РЕСНИЦА (4), РЕЧЬ (38), РЕЯТЬ (8), РИМ (2), РОГ (15), РОД, РОДИТЬ, РОДИНА (38), РОЖА (2), РОЙ (3), РОК (15), РОССИЯ (4), РОТ (3), РУ (3), РУБИТЬ (3), РУКА (25), РУНА (2), РУНО (3), РУСАЛКА (6), РУСЛО (4), РУССКИЙ, РУСЬ (17), РУСЫЙ (4), РУХНУТЬ, РУШИТЬ (15), РУЧЕЙ (3), РЫБА (3), РЫДАТЬ (28), РЫЖИЙ (2), РЫХЛЫЙ

(2), РЫТЬ (3), РЯДИТЬ (2), САД (2), САМ (50), САПОГ (2), СВЕЖИЙ

(3), СВЕРКАТЬ (8), СВЕТ (36), СВЕТЛЫЙ (6), СВЕЧА (2), СВИНЕЦ (4), СВИРЕЛЬ (15), СВИРЕПЫЙ (6), СВИСТЕТЬ, СВИСТ (14), СВОБОДА (5), СВОЙ (10), СВЯТОЙ (25), СВЯЩЕННЫЙ (4), СЕБЯ, СОБОЙ, СОБСТВЕННЫЙ

(7), СЕВЕР (2), СЕГОДНЯ (2), СЕДОЙ (10), СЕЛИТЬСЯ, СЕЛО (6), СЕМЬ

(2), СЕНЬ (2), СЕРДИТЫЙ (3), СЕРДЦЕ (5), СЕРЕБРЯНЫЙ (22), СЕРЕДИНА (3), СЕРЫЙ (13), СЕСТРА (3), СЕТЬ (7), СЕЧЬ (7), СЕЯТЬ, СЕМЯ

(8), СИВЫЙ (6), СИДЕТЬ (6), СИЗЫЙ (12), СИЛА (23), СИНИЙ (48), СИПЕТЬ (2), СИЯТЬ (18), СКАЗАТЬ, РАССКАЗЫВАТЬ (35), СКАКАТЬ (4), СКИТ (2), СКИФ (2), СКОРБЬ (9), СКОРО (4), СКОРОСТЬ (2), СКОТ

(3), СКРИПЕТЬ (4), СКРОМНЫЙ (2), СКРЫВАТЬ (2), СКУЧАТЬ (2), СЛАБЫЙ (6),' СЛАВА, -СЛАВ, -СЛАВЛЬ (47), СЛАВЯНЕ (12), СЛАДКИЙ (19), СЛЕД (2), СЛЕЗЫ (13), СЛЕПОЙ (10), СЛОВО (32), СЛУЖИТЬ (6), СЛУХ, СЛУШАТЬ, СЛЫШАТЬ (16), СЛЫТЬ (7), СМЕЛЫЙ (4), СМЕРДЕТЬ (6), СМЕРТЬ (47), СМЕЯТЬСЯ, СМЕХ (119), СМОТРЕТЬ (10), СМУГЛЫЙ (6), СНЕГ (54), СНИМАТЬ.(2), СОБАКА (3), СОБИРАТЬ, СОБОР (5), СОВЕТ, СОВЕТСКИЙ (3), СОВРЕМЕННЫЙ (2), СОГЛАСИТЬСЯ (2), СОЗДАТЬ, ЗДАНИЕ (6), СОЗЕРЦАТЬ (5), СОЙ 'рол' (10), СОЛНЦЕ (20), СОЛОВЕЙ (2), СОЛЬ (3), СОН, СНИТЬСЯ (56), СОЧНЫЙ (2), СПАТЬ (3), СПАСИБО (4), СПОЛОХ (3), СПОРИТЬ (6), СТАДО (2), -СТАН (10), СТАРЫЙ, СТАРИК (19), СТАЯ (3), СТВОЛ (4), СТЕКЛО (8), СТЕНАТЬ, СТОН (12), СТЕРЕЧЬ (2), СТЛАТЬ (2), СТО (11), СТОЯТЬ (3), СТОРОЖИТЬ (5), СТРАДАТЬ (12), СТРАНА (2), СТРАСТЬ (3), СТРАШНЫЙ, СТРАХ (9); СТРЕКОЗА (2), СТРЕЛЯТЬ (4), СТРЕМИТЬСЯ (2), СТРОИТЬ (2), СТРОЙНЫЙ (3), СТРУНА (2), СТРУЯ (24), СТУДИТЬ (2), СТУПАТЬ (2), СТУЧАТЬ (2), СТЫД (5), СТЫК (3), СУДИТЬ, ОБСУЖДАТЬ (23), СУДЬБА (13), СУЛИТЬ

(4), СУМНЕВАТЬСЯ (8), СУМРАК (7), СУРОВЫЙ (4), СУТЬ, (ПРИСУТСТВОВАТЬ, СУЩЕСТВОВАТЬ, СУЩИЙ (12), СУТКИ (3), СУХОЙ, СУШИТЬ (4), СЧАСТЬЕ (6), СЧИТАТЬ, УЧИТЫВАТЬ, -ЧЕТ (10), СЫН (16), СЫПНОЙ (2), Т (4), ТАИТЬ, ТАЙКА (15), ТАК (4), ТАМ (4), ТВАРЬ (2), ТВЕРДЫЙ (2), ТВОРИТЬ (21), ТЕБЕ, ТОБОЙ (5), ТЕЛО (20), ТЕМНЫЙ (30), ТЕНЬ (21), ТЕПЛЫЙ (2), -ТЕС (3), ТЕЧЬ (13), ТИХИЙ (24), ТКАТЬ, ТКАНЬ (4), ТЛЕН (3), ТО, ТОТ (7), ТОЛКОВАТЬ (2), ТОЛЬКО (3), ТОЛПА (9), ТОЛСТЫЙ (2), ТОМИТЬ (5), ТОНУТЬ (3), ТОРИТЬ, ТОРНЫЙ (2), ТОСКА (2), ТРА (3), ТРЕСК (3), ТРИ (12), ТРИСТА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ (2),

ТРУБИТЬ (3), ТРУД (13), ТРУП (12), ТРУС (6), ТРУХЛЫЙ (2), ТУДА, ТУТ, ТУ (ЗвЯ) (14), (В)ТУЕ (2), ТУЖИТЬ (6), ТУМАН (5), ТУСКЛЫЙ (3), ТУХЛЫЙ (2), ТУЧА (14), ТЫСЯЧА (5), ТЬМА (8), ТЯЖЕЛЫЙ,(4), УА

(2), УБИВАТЬ (10), УБЫВАТЬ (2), УВЫ (2), УГОЛ (6), УГОЛЬ (3), УГ-РО- (2), УЖАС (И), УЗКИЙ (4), УЗЫ (8), УКАЗАТЬ (3), УЛИЦА (18), УЛЫБАТЬСЯ (7), УМ (108), УМЕТЬ (3), УНЫЛЫЙ (2), УПАСТЬ (4), УПОРНЫЙ, УПЕРЕТЬСЯ (2), УРА (4), УСТА (14), УСТАВАТЬ (2), УСЫ (6), УТВАЕЬ (2), УТОМИТЬСЯ (6), УТРО (13), УХО (4), УЧИТЬ, НАУКА (37), УШЛЫЙ (2), ФИНН (2), ХА (3), ХАМ (3), ХАМ (библейский персонах)

(3), ХАРЯ (3), ХАТА (4), ХВОРАТЬ (3), ХВОСТ (18), ХВОЯ (6), ХИЛЫЙ

(4), ХИТИТЬ (6), ХИЩНЫЙ (3), ХЛЕБ (2), ХЛЕСТАТЬ (3), ХНЫКАТЬ (2), ХОВАТЬ (2), ХОДИТЬ (19), ХО (3), ХОЛМ (2), ХОЛОДНЫЙ (8), ХОРОНИТЬ (7), ХОРОШИЙ, ХОРОШЕНЬКИЙ (6), ХОТЕТЬ (9), ХОХОТАТЬ (16), ХРАМ (4), ХРУСТЕТЬ (3), ХУДОЖНИК (3), ХУДОЙ (4), ЦАРЬ (5), ЦВЕСТИ, ЦВЕТЫ (14), ЦВЕТ (5), ЦЕЛИТЬ, ЦЕЛЬ (3), ЦЕЛОВАТЬ (5), ЦЕЛЫЙ (6), ЦЕНА (4), ЦЕПЬ (2), ЧАЛИТЬ (3), ЧАРОВАТЬ, ЧАРЫ (27), ЧАСТЬ (2), ЧАЯТЬ (12), ЧЕ (15), ЧЕКА (3), ЧЕЛОВЕК (18), ЧЕЛЮСТЬ (2), ЧЕРВОННЫЙ (2), ЧЕРЕН (2), ЧЕРЕП (4), ЧЕРНИЛА (3), ЧЕРНЫЙ (17), ЧЕРТ (6), ЧЕТНЫЙ (3), ЧЕТЫРЕ (2), ЧЕШУЯ (8), ЧИСЛО (27), ЧИСТЫЙ (4), ЧИТАТЬ (25), ЧТИТЬ (3), ЧТОБЫ (2), ЧУВСТВОВАТЬ, ЧУТКИЙ (2), ЧУГУННЫЙ (2), ЧУДО (9), ЧУЖОЙ (2), ЧУМА (7), ЧУРАТЬСЯ, ЧУР (8), ЧУЯТЬ (3) ШАЛИТЬ, ШАЛЫЙ (4), ШАР (13), ШЕСТ (2), ШЕРСТЬ (15), ШЕЯ

, (5), ШИРОКИЙ (8), ШУ (2), ШУМ (17), ШУТИТЬ (6), ЩЕБЕТАТЬ (2), ЩЕКА (3), ЭТОТ, ЭТО (11), ЮГ (2), ЮНЫЙ (51), Я, МЕНЯ, МНЕ, МОЙ (41), ЯВЬ, ЯВНЫЙ (16), ЯЗЫК (7), ЯРИТЬСЯ, ЯР, ЯРОСТНЫЙ (67), ЯРКИЙ (7), ЯСНЫЙ (31), ЯСТРЕБ (3), ЯТИ (14)

Анализ этих названий рубрик позволяет выделять семантические классы основ неологизмов. Так, предикатные основы подразделяются следующим образом:

- 'бытие' (БЫТЬ, БЫЛ, БУДЕТ), 'состояние' (БОЯТЬСЯ, БРЕЗЖИТЬ, ВЛАДЕТЬ, ГНЕВ, ГРУСТЬ, ГОРЕ), 'соотношение' (ИНОЙ, ПОХОЖИЙ, РАВНЫЙ) и измерения (ВЕСИТЬ, МЕРИТЬ), 'оценка истинности' (ИСТИНА, КРИВДА, ЛОЖЬ, ПРАВДА), 'моральность' (АЛКАТЬ, ЖЕЛАТЬ, МОЧЬ, НАДО, УМЕТЬ, ХОТЕТЬ, ЧАЯТЬ); 'восприятие' - например, 'зрение' (ВИДЕТЬ, ЗРЕТЬ, ГЛЯДЕТЬ, СМОТРЕТЬ, СОЗЕРЦАТЬ, ср. также ГЛАЗ, ЗЕ-НЫ, СЛЕПОЙ); 'фатум' (ДОЛЯ, РОК., СУДЬБА);

- 'изменение состояния' (ВЯНУТЬ, МЕРКНУТЬ, НИКНУТЬ).

- 'движение' (БЕГАТЬ, БЛУЖДАТЬ, ВЕЯТЬ, ГУЛЯТЬ, ЛЕТАТЬ, МАХАТЬ), 'явление природы' (БУРЯ, ВЕТЕР, ВИХРЬ, ГРОМ, ДОЖДЬ); 'со-

бытие' (ПИР, ПРАЗДНИК); 'действие' (БАЛОВАТЬ, БИТЬ, БЛЮСТИ, БОДАТЬ, БОРОТЬСЯ, БРАТЬ, БРОСАТЬ, БРЫЗГАТЬ, ВАЯТЬ); наибольшей раэ-ветвленностыо отличается подгруппа действий 'говорение и производство звуков' (БАЛАКАТЬ, БАЯТЬ, ВЕРЕЩАТЬ, ВЕЩАТЬ, ВИЗЖАТЬ, ВОПИТЬ, ВОРЧАТЬ, ВРАТЬ, ВТОРИТЬ, ВЫТЬ, ГЛАГОЛАТЬ, ГОВОРИТЬ, ГРЕМЕТЬ, ГРОХОТ, ГУДЕТЬ, ГУЛИТЬ, ЗВАТЬ, ЗВЕНЕТЬ, ЗВУЧАТЬ, КЛЕКОТАТЬ, КЛИК, КЛЯСТЬ, КРИЧАТЬ, ЛЕПЕТАТЬ, МОЛВИТЬ, МОЛЧАТЬ, НЫТЬ, ОРАТЬ, ПЛАКАТЬ, ПРИКАЗ, ПРОРИЦАТЬ, ПРОСИТЬ, РЕВЕТЬ, РЕЧЬ, РЫДАТЬ, СВИСТЕТЬ, СИПЕТЬ, СКАЗАТЬ, СКРИПЕТЬ, СМЕЯТЬСЯ, СПОРИТЬ, СТЕНАТЬ, СТУЧАТЬ, СУДИТЬ, СУЛИТЬ, ТРЕСК, ТРУБИТЬ, ХНЫКАТЬ, ХОХОТАТЬ, ХРУСТЕТЬ, ШУМ, ШУТИТЬ, ЩЕБЕТАТЬ; ср. также ВЕСТЬ, ВЕЧЕ, ГОЛОС, ИМЯ, МОВА, НАБАТ, СЛОВО., СОВЕТ, ЯЗЫК); 'ментальные действия и инструменты мышления' (ВЕДАТЬ, ВООБРАЖАТЬ3, ДУМАТЬ, ЗАБЫВАТЬ, МНИТЬ, МОЗГ, МЫСЛЬ, ПОМНИТЬ, РАЗУМ,. ТОЛКОВАТЬ, УМ, УЧИТЬ). Сюда же примыкают слоги - "звездные слова* (IA, ХЕ и т.п.), которые обозначают обобщенные образы движений (см. ниже, в п. 4.2).

Обращение к гнездовому словарю позволяет выделять целые группы слов, в узуальном словообразовании невозможных. Это, например, слова, основой которых являются союзы (ИБО, ИЛИ, ЧТОБЫ) и некоторые местоимения (ОН, ТАК, ТУДА) и наречия (ВСЕГДА, ВЕЗДЕ, ИНОГДА, НИКОГДА). Для понимания таких слов читателю требуются определенные усилия. Рассмотрим в качестве примера неологизмы, производные от личного местоимения оя, которые встречаются в следующих четырех основных контекстах.

(а) В стихотворении. "Так как', описывающем борьбу двух соперников - пеня и его (онел, онелнй, о ни вин, ояиганян, онило, он-хий, оновий, онух) [II 104-1051:

Онихаие и ненекане вели сечу, выдерживали осаду взором

юноши

< . . . >

И онел вреэавций когти в ыойел.

(б) Ь разных вариантах стихотворения "Затишье на море" и "Морской берег", посвященного гражданской войне (опель, ончина,, онеть, оичий) [III 281]:

Ончииа кончины? Ончие песни! Ончие стоны,!

(в). В стихотворении "Это парус рекача', описывающего пайку

Степана Разина - в тексте ни разу не названного (оиечество, онцо-вый, онкий) [III 204):

Вдали онечество синеет Они онечеству угрозой <...>

Ыилы милавли светлы, Онцовой кольчугой Стонцовые гусли в руке. Ончие смерти, стончие губы. Любимцы боеяти стран, Отрупить поля могачи.

(г) В ряде черновых набросков, например, в следующей, описывающем ангелов (онзы, ср. аза, узы, низы) [27: 9]:

Вдали голубые всегдавцы -

Дахари света, земли иногдавцы <...>

Поток голубых летунов.

Они голубой Тихославль

Они золотой Ярославль

Окутаны веаею грустью

Летят к доразумному устью

Потоком синеювих сонз

Над миром задумчивых стонз

Мужские и хенские онэы!

Как нетрудно заметить, неологизмы с основой он концентрируются в стихах, описывающих с одной стороны, соперничество, злодейства , убийства, а с другой - общение с потусторонними силами. Неназванный 'он* - некто, противопоставленный личностной, социальной или общечеловеческой сфере того, с позиций которого этот ■он' описывается, тот, чье имя табуируется.

Интересные результаты дает и упорядочивание гнезд по количеству входящих в них слов. Если, вспомшге о методе Своде-ша-Кретьена, взять сотню первых рубрик гнездового словаря, то выяснится, что от них произведено более половины всех неологизмов. Приведем здесь начало этого списка:

ЛЮБИТЬ (335)

МЕРЕТЬ, МОР, УМИРАТЬ (93) + СМЕРТЬ (47) (140) СМЕЯТЬСЯ, СМЕХ (119) НЕБО (111)

МОЧЬ, МОГУЧИЙ, МОГУЩЕСТВО (110)

УМ (108)

БОГ (102)

НЕГА, НЕЖНЫЙ (90)

ЛЕТАТЬ (89)

МИР 'целое' (87)

ДЕЛАТЬ (83)

ЗЕМЛЯ (80)

ЛЮДИ (79)

ЗВУЧАТЬ, ЗВУК (74) ЖИЗНЬ, ЖИТЬ, ЖИВОЙ (73) БУДЕТ (70) ГРЕЗИТЬ (70)

ЯРИТЬСЯ, ЯР, ЯРОСТНЫЙ (67) ВЕРИТЬ (66) ПЕТЬ, ПЕСНЯ (66)

На первом и втором месте оказываются ЛЮБОВЬ и СМЕРТЬ; по наблюдениям X.Барана, сделанным безотносительно к словотворчеству, тема 'любви и смерти" - основная для Хлебникова. На втором и третьем - СМЕРТЬ и СМЕХ, и здесь можно вспомнить центральный для ■Зангези* диалог Горя и Смеха. Столь же значимы для поэтического мира поэта и следующие рубрики и. их противопоставления.

Если рассматривать структуру слов, входящих в отдельные гнезда, то можно обнаружить некоторые достаточно четкие закономерности между семантическим классом основы и типами производных от нее слов. Например, основы, обозначающие части тела человека или животного, часто занимают правое место в сложных словах с общей левой основой, задающей абстрактные понятия, чем создается эффект столкновения смыслов. Ср; вселенногрнвый [60: 38 об.], вселеняоногий 163: 15 об., Ib, 25 об.], вселенноокий [IV 22], вселенноперт [63: 21], вселеннохвостый [IV 161; иолчаниевласый [II 105], иолчаниехвостый [IV 20], молчаниешейный [РО РНБ, ф. 1087, N 13], нолчановохвостый [ЧС: 10 об.], молчзиоокий [102: 10 об.]; смертнобровый [IV 9], Сиертногуз [60: 82 об.], сиертнохвост [HX-VII 16], сиертнохвостнк [HX-VII 16], сиертнохвость [60: 751. Qt многих слов, связанных с производством звуков, образованы де-

риваты с суффиксами -аль или -ель и значением 'музыкальный инструмент' (ср. свирель): бряцаль, вещаль, верещаль, вэываль, вор-чаль, грохоталь, гудель, халель, хурчаль, звеиель, звучаль, зо-вель, кричаль, лепеталь, иолчаль, пель, свисталь, скрипе ль, ску-чаль, стучаль, урчаль, хаиель, хрипель, вуыель [60: 85 об., 92; 63: 4...]. /

Среди неологизмов, входящих в одно гнездо, интересны группы слов, квазисинонимичных узуальным словам языка и друг другу; их сравнение показывет, какими средствами достигаются тонкие и едва уловимые семантические различия. Несколько примеров.

владелец, владетель: владач [63: 3, 32 об.], владелин [109: 1], владилец [IV 160], владун [II 271], Владязь [60:82-об1, воло-дун [63:3], ныне-влалыка [63:32];

водяной: водень [60: 136, 136], водич [II 269; SS 3851, вод-няга [II 278; HX-III 12], водовичий [SS 3821, водовый [63:15], водун 163: 21, 30 об.; ЧС: 5], водязь 1X4 5], водяничий ([НП 89.. .1);

глупец: глупилец [63:3], глупоствоварь [III 343], глупырь [HX-VII 161;

грешник: грехачь [SS 383], грехоша [II 1901, грешун [63: 211; красавец: красивей [IV 9], красивейко [НП 2831, красивейшина [IV 27...], красночий [IV 33], краснота [63-: 71, красотей [IV 321, красотинец [III 8], красочий [IV 31], красун [63: 7 об.];

красавица: красава [60:133-об], красея [НП 284], красивея [IV 16], красивица [Тв 455], красивушка [НП 283];

волнение: волнба [60: 95 об.], волнва [IV 33], волноба [II 16], водность [60: 91 об.], волйыхание [SS 388];

голубизна: голубево [IV 14], голубель [НП 159], голубелье [60:47], голубеса [RV 208], голубиня [II 238], голубонь [60: 82 об., 100, 130 об., 133], голубота [ЧС: 6], голубош [IV 17], голу-бошь [II 270], голубри [SS 387], голубынь [60:92], голубь [ЧС: 13 об.], голубьмо [IV 18, 31];

. ( зов: взыв [I 210], звалево [60: 36 об.], звалоба [60: 131 об.], зваль [SS 388], звача [60: 135 об.], зовава [V 256...], зо-вира [60: 111], зовно [НП 408], зовок [60: 52, 76], зовь [SS 384..,], называли [60:117], узывь [60: 20 об.];

'игра: играва [V 299], играйна [60:58], играйность [60: 11, 24 об., 135], игралие [II 270], играль [IV 14], играна [РО РНБ, ф. 1087, N 25:1], игранство ESS 382];

гробовой: гробастый [IV 15], гробатый [II 269], гробивый [63:32], гробый [II 215].

Однако семантическая близость может не только обусловливаться общностью основы, но и возникать окказионально, например, из созвучия узуальных слов. У поздего Хлебникова есть два неологизма, построенных контаминацией со словом Польша - Вольша (и воль-ша) и зольша - причем в рукописях, где они встречаются, обязательно встречаются и неологизмы, ассоциируемые со словом большевик:

алобные / илобные / ильиевик I Большевик вольша звановники. / Ках много илийного \ иловного рока. / какнибудцы. / вырок. / выклял! выклянчить / выключить бога из проволоки (117:3];

Больше падежей / искусственных / умерших солнц / больше Вольши в мертвые- очи / Это (лежал) изник Большевик - г узник себя / Лоб - булыгою / Книгой илийных столетий / Бел и смел. / Илевик иловал / стриг ноги. / Гробеса с собесами / Небеса с собесами. / Трупеса с тропесами. I Илует тропы и трупы. / Нети идее. / Нети видес. И бессильны волосы летехи / и ненужны волос хрустехи./ Это вольаак / Сломал шаг / Волосами дыша / Замолчал, задушил / Божествуюаий рев, бохествуюкнй хрик / Долоем I беднец / Не вытер пыль потолка / Это хизни уа I <нрзб.> / Гопак торхествупиий / Тог / Поставил итог / и того и этого / смог смерти бег <...> [46:5];

падежей исчезнувших солы / всутствие / а плоиадные толпояти / [целуют] разбит<ы> сапогом ночей / солнц стадехи. / и вы кто онетвели / иль кольями застыл<и> на пут<и>. / костра жертвьем. / людоломный нынеж. / всутствуя. / Ножницы стригли ноги. / божн<е>цы бросил<и> бога. / Прыжок. / из плоаади да / в площадь Ни / выстрел беглый инореучий / идем будьведи / / и общая похода в занонь. / Яанонные праздники / мама! великая мама / [Синих] Темных ночей / Ра<с>сыпала кудри [метлы] меня / из ныни в ныноги. / идут будрецы: рушим зольшу. / толпою высоги. яршевеки / вертежом яршиеньем боя! / какие выстрелы! какие смертежи! / кучи праздников / соярцы борьбы. / небоготная [?) трупыня. / оспасим подкову вселенной / На-собесим луга для копыт / Ковром. / Рубка ненужн<ых> сто-

лет<ий> / Сады из столет<ий> все пали (125:231.

Как можно предположить, в основе рассматриваемой группы неологизмов лежит созвучие "Польша - больше". Далее из Польши вычленяется пол(ои), а для больше принимается во внимание его дериват большевик, что в совокупности задает как бы макрогнездо от пары слов "плен - большевик"52. Именно в свете этого соположения можно понимать как те названия деятелей, которые встречаются в приведенных выше отрывках (яршевек, ильпевик. ..)л так и построенные аналогично слова этого периода: илевик [46:5], балвеви<к> [117:3], раньшевик [III 308], криковик [III 310] и т.п. Однако к этому пантеону не имеют никакого отношения невинные, плаиевик, ин-левик [60: 83] и подобные им персонажи ранних рукописей.

Еще более сложный для понимания случай - связь неологизма с чужим нецптируемим поэтическим образом.

Б "Искушении грешника" есть фраза: "И ваймо и ваяльня слов; там ваймодей и каменская псивь" [IV 18]. Судя по письмам, Хлебников нежно любил Василия Каменского, поэтому выражение каменская псивь, которое, пожалуй, можно принять за оценку творчества Каменского, кажется неожиданно грубым. Разгадка содержится в воспоминаниях Каменского53. Студент Хлебников принес в журнал "Весна", где сотрудничал Каменский, свой ранний прозаический опыт (первое название - "Мучоба во взорах", вторре и окончательное -"Искушение грешника"), в котором Каненскому очень понравились "густота новых словообразований и исключительная оригинальность прозаической формы". Каменский тут же стал читать Хлебникову свои стихи, также богатые новообразованиями ("Вода небится. / Небо водится. / Ручеек-журчеек. / Солнце солнится"), и среди них следующий отрывок из стихотворения "Осень": "Затянуло небо парусиной. / Пахнет мокрой псиной. / Одинокая, как я, - / Сука старая моя. / Сука-скука". После знакомства с этим мемуарным отрывком становится ясно, что Хлебников вставил в "Искушение грешника" описание своего прихода в "ваяльню слов" и встречу с "ваймодеси", образ из ■вайма" которого ("псина" и "сука-скука") и назван "каменской пс'ивью".

В заключение настоящей главы приведем одно высказывание О.И.Брика.54 "И главное, - Хлебников никогда ничего не "выдумывал", не "изобретал". Он открывал. - Изобретатель создает несуществующее. Открыватель передает людям то, что всегда существовало. <...> Хлебников не выдумывал слова. Хлебников показывал нам в

языке такие стороны, о которых мы не подозревали". С последним утверждением трудно не согласиться. Однако Хлебников все же не только "открывал", но и "изобретал". К числу его изобретений относится, в частности, звездный язык, к описанию.которого мы и переходим .

4.2. "Звездный язык"

Я хочу вынести за скобки об-ИДг

щего множителя, соединяуаего меня, солнце, небо, хемчух-ную пыль .

В.Хлебников

В рукописи Хлебникова, датированной 22 марта 1920 г. [РГАЛН, ф. 527,. оп. 1, ед. хр. 93, л. 9], имеется следующий набросок:

Сценарий. Полотно. Идет слово - ряд пехотинцев. Заглавный звук с шашкой указывает путь, за ним рядовые звуки слов<а> - пехота. II значения современных слов.

1й звук приказывает и указы<вает> всему слову, пов<ерх> предмета освещ<ает> светящейся точкой. Люди, лица, башни, дерево, освещаемые точкой.

Мы видим только росток, разные освещенные поверхности тела, но не саму точку - очам плохо. Гибель языков.

Язык будущего - язык видения сам<ой> точки, освещающей вещи. Этот язык алгебра, так как

за каждым звуком скрыт некоторый пространственный образ. В = О Как разумная светописная точка он значит вращение одной т<очки> около другой по дуге или по кругу [и] по-русски, [и] на иностр<анных> языках: веретена, вить, волосы^ вен<ок>.

В этом "сценарии" сконцентрировано представление Хлебникова о "звездном языке" - мировом языке будущего, призванном отражать смыслы самими своими звуками. Название "звездный язык" Хлебников объяснял двояко. Во-первых, это язык, липь смутно осознаваемый человеком при "солнечном свете" разума и проявляющийся яснее в

"звездных сумерках" непосредственного эмоционального восприятия. "Слово делится на чистое и на бытовое. Можно думать, что в нем скрыт ночной звездный разум и дневной солнечный. <...> Самовитое слово отрешается от признаков данной бытовой обстановки и на смену самоочевидной лжи строит звездные сумерки" [V 229]. Во-вторых, это язык, "общий всей звезде, населенной людьми" [III 376].

В понимании Хлебникова, эти два значения слова "звездный" сближаются. Хлебников исходит из того, что древнему человеку было присуще образное восприятие мира, соотносящее звук и предмет, которое лишь в слабом, замутненном виде проступает в современных "умных" языках и более отчетливо прослеживается в заговорах, заклинаниях и других способах магического использования языка. "Если различать в душе правительство рассудка и бурный народ чувств, то заговоры и заумный язык есть обращение через голову правительства прямо к народу чувств, прямой ключ к сумеркам души как высшая точка народовластия в жизни слова и рассудка" [V 225]. "По-видимому, язык так же мудр, как и природа, и мы только с ростом науки учимся читать его" [V 231]. Хлебников пытается найти эту "странную мудрость" [V 225] с тем, чтобы положить ее в основу нового общечеловеческого языка.

Ухе в словотворческих тетрадях [60] прослеживается интересующее нас сопоставление звуков речи и смыслов (хотя само название "звездный язык" появляется значительно позже). Подступами к звездному языку можно считать часто встречающиеся в них списки слов, начинающихся с одного звука или слога.

Следующая по ^ремени сохранившаяся тетрадь [63] наряду с этим содержит и прямые описания смыслов звуков и звукосочетаний (порой не совпадающие с теми, которые приписываются им в окончательном варианте звездного языка). Примеры:

- Б: баса / баять / баба / б. на.чало радости баловень; б. обьединя<ет> начала благ жизни (л. 12);

Г: г - корень подневольного падения / гнать / гол. / гиль / гной / грыжа. / грею? / горе. / губ. / гроб (л. 15 об. );

К: кайма. Слова, вырахаюкие крайнюю точку, острие, начинаются с к. i хаять? = ограничивать / река Каяла / кара извне, ограничиваюаая х рост t укорять / кол колоть колюшка / кора; хал = поверхность, имеющая связь с телом копить / купа / корень коряга, корявый, корь, корюшка (рыба) купец

<...> к - край вообще / на<тяхе>ние; камень / кол / кий / кора <...> к центра осязающей поверхн<ости> указывает осязу-емую поверхность (л. 21);

- П: п обьединен<н>о действие огня (л. 11 об.);

- Т: т объединяет уменьшение объема. / та-ять уменьшать свой объем (л. 11 сб.);

Ч: черный цвет обьемлет другие / черное объемлющее все среда / чтить = охранять, окружать умом через надо / 1) череда 2) быть средой. / ч обьедин<яет> слова, означаюц<ие> быть вместилищем чего-нибудь, / обладать властью над чем-нибудь <...> чаять, быть чашей, средой возникновения чего-нибудь (л. 10 об.);

- ЯТЬ и А: "ять* начало чухой личности, хизни. / есть / ездить. А падех книзу. / знать гнать / зной гной (л. 12);

ГЛ: голод / гл лишенный обычного глаз - без кохи / голод без пищи / глубина? без дна (л. 11 об.);

- КР: король = корень край / крыша / край / кр = быть острием / быть королем = крыть <...> (л. 9 об.).

Приемы, которыми пользуется Хлебников для наделения звуков смыслами, предвосхищают метод 'минимальных пар" структурной лингвистики/. суть которого состоит в том, что для выявления различительных признаков данного языкового уровня подбираются пары минимально различающихся языковых единиц. Именно так действовал и Хлебников, сопоставляя пары слов, различающихся на один звук (обычно, но не обязательно, первый в слове), ср.:

кол кор / мол мор / вол вар / Замена л на р изменяет значение на обратн<ое> / прачь плачь (л. 8 об.).

Разработка звездного языка - дело "художников мысли", которые должны создать "азбуку понятий, строй основных единиц мысли" [V 217]. Единицы мысли, по Хлебникову, - это "эпитеты мировых явлений" [V 2911, обобщенные образы физических законов и их метафорического переноса в сферу человеческой жизни. Хлебников живо ощущал некое внутреннее единство разноплановых и разнородных явлений: "Язык человека, строение мяса его тела, очередь поколений, стихи<и> войн, строение толп, решетка множества его дел, самое пространство, где он живет, чередование суши и морей - все подчиняется одному и тому же колебательному закону" [ВЛ—85—10 170].

Каждому такому "эпитету" Хлебников сопоставляет отдельный звук.

По Хлебникову, "слово имеет тройственную природу: слуха, ума и пути для рока" [V 188]. Тем самым поэт намечает три основных подхода к наделению звуков смыслами.

- Непосредственное эмоциональное восприятие звука ("Звуки ощущаю болью" [РО РНБ, ф. 1087, N 26, фр. 4:1-об]).

- Поиски смыслового сходства у близких по звучанию слов русского языка, в особенности слов, начинающихся с одного звука (этот подход А.Крученых удачно назвал "поэтической этимологией"; привлечение материала других языков, в частности, славянских [V 228-229, 302], а также персидского, санскрита и т.д.

- Исследование слова как "пути для рока" на материале начальных букв исторических имен и названий. "В первой согласной мы видим носителя судьбы и путь для воль, придавая ей роковой смысл. <...> Как нитями судьбы рубежный звук сопутствует державам от колыбели до заката" [V 188]. (Примеры: Р и Г в названиях противоборствующих стран, А в названиях материков.)

В звездном языке согласным и гласным отводится разная роль 184: 6 об.]:

Язык сдел<ал> 2 начала, и согла<сный> каждый есть особый прост<ой> мир, и гласн<ые>, кот<орые> условн<ы>, относ<ят> эти миры друг к дру<гу>. Гласн<ые> алгебраичн<ы>, это вели-чи<ны> и ч<исла>, согл<асные> - куски пространства.

Основная смысловая нагрузка падает на согласные (их 19): 'каждый согласный звук скрывает за собой некоторый образ и есть имя' [V 237]. Образы согласных многократно описаны Хлебниковым: В - волновое движение или вращение, Л - отделение части от целого, 3 - отражение и т.п.

Кроме звуковых образов, согласным соответствует и зрительные образы - им приписываются форма и цвет.

Образ формы в большинстве случаев навеян, по всей вероятности, графикой соответствующих русских букв, ср. следующие примеры: "А вдали стоял посох Гэ, сломанный надвое" [III, 327]; "Гэ - движение точки под прямым углом к основному движению, прочь от него" [III, 333]; "Гэ - это то, что высоко подымает равнину, / Гэ - высота треугольника, углом подымает он / Цепи сторон над третьей, равнинной: / Гэ - уклонейье струны от прямого пути, / Если согнулась струна, / И дает треугольник путей с дорогой основы. / Гэ -

это вер<а>" [PO ИРЛИ, Р. I, оп. 33, N 36: 3]; 'И буква Тэ / Ложилась прямым косяком / На черноте" [V 91]; ■<...> Эля зубцы" [III 3251; "<...> И Эль одехд во время бега" [III 330]; "Ч [видится] в виде чаши" [V 2191; "Вы видели Маву / У свайных столбов буквы Эм" [V 112-113]. Интересен случай обыгрывания графического облика целого слова: "Вылетит Эр, как горох из стручка - из слова Россия" [III 327]. Сходство последовательности (графически округлых) букв, составляющих это слово, с уменьшающимися горошинами проявляется еще более наглядно в его старом написании - Росс in.

Однако иногда форма, приписываемая Хлебниковым звуку, независима от формы русских букв: 'Мне Вэ кажется в виде круга и точки в нем <...> / Зэ вроде упавшего К: зеркало и луч <...> / ЭС пучок прямых" [V- 219] (последний образ восходит, вероятно, к "детскому" способу изображения солнца - кружок с лучами).

Каждый звук обладает и определенным цветом. Например, цвет И - синий [117: 11:

Ты говоришь, что облака судеб одинаковых и не одинаковых народов окрашены цветом одного и того хе звука. Не цветом ли ЭМ, синим, очень <синим>, как синева неба в самый знойный час, для [цветовидца] звуковидяиих, окрасили лица и лоб сво<ей> судьбы многие народы.

Отметим, что мысль о соответствии между звуком и цветом высказывалась в уже упоминавшейся выше тетради [63]: "Слова как токи от ассоциативны<х> с звук<ами> цветов* (л. 10); там же приводятся примеры "окрашенности* односложных слов: 'слово он = нежное как слабосмуглистая щека ребенка / мы сине<е> ка<к> на небе' (л. 31).

В поисках понятийных коррелятов звуков Хлебников анализирует слова, начинающиеся с одного согласного, выявляя В них смысловой инвариант. "Если собрать все слова, начатые одинаковым согласным звуком, то окажется, что, подобно тому, как небесные камни часто падают из одной точки неба, так все слова летят из одной и той же мысли о пространстве. Эта точка и принималась за значение звука азбуки как простейшего имени' [V 219]. В результате получается некая обобщенная физика, в которой согласный сопоставлены образы физических явлений и их метафорических аналогов в сфере как духовной, так и физической жизни человека. .Это движение, состояние или изменение состояния одного тела, двух тел или целого и его части; при этом тело может мыслиться как твердое (А), жидкое (I)

или газообразное (П).

• Хлебников вводит разного рода соотношения между единицами азбуки. Так, он сопоставляет звуки арифметическим операциям: К -сложение, В - вычитание, С - умножение, И - деление. Некоторые звуки образуют как бы антонимические пары. Рассмотрим, например, звуки К и П. К трактуется как 'сцепление, переход в закованное состояние, покой, смерть', а П - как 'расширение, пыл, страсть'. Выясняется, что подобное толкование находят неожиданное подтверждение в современной фонологии. По своим акустическим характеристикам К и П различаются признаком компактность/диффузность. 'У согласных компактность выражается в срединном расположении доминирующей формантной области", а при диффузности "доминирует нецентральная область"55. Как нетрудно заметить, акустические характеристики этих звуков, физически представимые на спектрограммах , соответствуют хлебниковским образам. Однако звуки у Хлебникова, равно как фонемы у Якобсона, характеризуются не единичным признаком, а "пучком признаков' (если воспользоваться термином Якобсона). Так, Хлебников противопоставляет К не только Я, но и Р; Р противопоставлено также Л (в "Зангези"). П, в свою очередь, противопоставляется также и (например, в исследовании звукового символизма пушкинского "Пира во время чумы" [V 210-211]), и т.д.

Встречаются у Хлебникова и попытки объяснения с точки зрения звездного языка слов-перевертней, у которых.он подмечает симметричный смысл, например: сон 'в тело приходит ничто' - нос 'в ничто приходит тело'; кои 'мягкое собрано в твердое' - аок 'твердое становится мягким' IV 190] и т.д.

Гласные играют в зве?дном языке менее важную роль, чем со-ласные: иногда они даже "случайны и служат благозвучию" [V 22С-].

Наиболее законченным объяснением смысла гласных можно считать теорию "внутреннего склонения", впервые сформулированную в ранней статье "Учитель и ученик" [V 171-190].

По теории внутреннего.склонения, гласные, используемые как окончания трех косвенных падежей существительного: ы, я и а - родительного, о ■■ винительного н е (в старом правописании ять) -дательного и предложного, - встречаясь в основе в окружении одних и тех же согласных, придают основе окраску, соответствующую значению данного падежа - 'откуда', 'куда' и 'где', соответственно. Примеры: бабр (тигр) 'тот, кто охотится' - бобр 'тот, на кого охотятся'; лысый 'характеризующийся отсутствием растительности' -лес 'место, характеризующееся наличием растительности', идти

'расходовать энергию при движении' - ехать 'не расходовать энергию при движении' и т.п.

Внутреннее склонение, несомненно, учитывалось Хлебниковым при создании "звездного языка", однако работа над гласными не была завершена Хлебниковым: "гласные звуки менее изучены, чем согласные" [V 237].

Если ранний значковый язык построен на основе идущего от Декарта логического подхода к построению универсальных языков, то более поздний звездный язык продолжает вторую линию развития универсальных языков - идущий от Мерсенна "изобразительный" подход.

Универсальный язык, разрабатывавшийся французским математиком Мерсенном56, . должен был быть самоочевидным для всех людей. Звуки в нем наделены тем смыслом, который, по предположению Мерсенна, подспудно ощущает каждый. Так, гласным соответствуют сле-дущие значения:

а, о - большое и благородное;

е - нежные, изящные вещи, звук пригоден для обозначения печали или траура;

1 - очень маленькие вещи;

о - выражение высоких страстей;

и - темные, потаенные вещи.

Основанием для приписывания звукам тех или иных значений для Мерсенна явилось предпринятое им исследование соотношения фонетической и смысловой структуры стиха в классической поэзии. Смысл звукосочетаний строился из смыслов отдельных звуков по комбинаторным правилам с помощью специальных "таблиц пермутаций". Получающиеся в результате слова должны были, по мысли Мерсенна, "объяснять сами себя", то есть непосредственно задавать смысл самими входящими в них звуками. (В Х1Х-ХХ вв. проблемой непосредственного соотношения звука и смысла применительно к языку поэзии - т.е. звуковым символизмом - занимались многие поэты от Артюра Рембо до Андрея Белого.)

На основе той же идеи непосредственной образной, изобразительной понятности языка разрабатывался и ряд других универсальных языков, связанных с рисунком (иероглифическим письмом) или использующих иврит, который считался "праматерью" всех языков, а потому в нем предполагалось свойство быть понятным "по природе"..

Однако при определенном сходстве подходов к построению "изобразительных" универсальных языков и хлебниковского звездного языка между ними имеется и одно существенное различие: каждый универсальный язык строится на основе одной системы классификации, в то время как звездный язык одновременно использует несколько таких систем, апеллирующих и к разуму, и к чувству.

Итак, звездный язык, подобно универсальным языкам XVII в., был призван стать единым языком мирового общения, вытеснив языки естественные. В одном из проектов декретов "Председателей земного шара" (1921 г.) эта мысль выражена так [V 2651:

Задачи Председателей Земного Шара.

Расписание столиц.

Преобразование мер.

Преобразовние азбуки.

Гибель, языков, похЪхих на коготь на крыле.

Предвидение будунего.

Исчисление труда в единицах ударов сердца.

Человек как местовременная точка.

Больше половины-тела состоит из- воды.

Языки на современном человеке - это коготь на крыле птицы,

ненужный остаток древности,

коготь (седой) старины.

В приведенном отрывке, как и во многих других высказываниях Хлебникова, проблемы создания нового всемирного языка и создания теории времени соседствуют друг с другом.

Как известно,' суть хлебниковской теории времени состоит- в цикличности аналогичных событий, неотвратимости противодействия, вызываемого действием, и внутренней связи между универсальными законами - от астрономических до нравственных. "Чистые законы времени делают равноправными гражданами одних и тех же уравнений и жизнь земной коры и сдвиги строения человеческого общества".

Время рассматривается как сущность, обратная пространству: если пространство задается формулами, возводящими любые основания в квадрат (=площадь) и куб (=объем), то время - возведенными в любые степени числами 2 и 3. (Помимо 2 и 3,-важную роль в этой теории играют и некоторые другие числа, такие как 1, 11, 13.) Два основных закона времени задаются формулами, суммирующими степени 2 и 3. Первая задает временной отрезок между аналогичными событи-

ями, "рост событий", вторая - между началом и концом события, или между действием и противодействием: "вообще степени трех (Зп) соединяют обратные события, победу и разгром, начало и конец. Три есть как бы колесо смерти исходного события" [SS 4711. "Мы люди подобны волнам, которые бросает друг на друга железный закон отношения времени к месту <..■> Согласно основному закону через 2П пространственная природа событий повторяет себя, через 3" отрицает, дает отрицательный сдвиг" [SS 500]. Проявления этого закона Хлебников усматриваёт и в природе, и в истории: "свод истин о числе и свод истин о природе один и тот же", "законы вселенной и законы счета совпадают" ISS 512].

Если в опубликованных материалах (например, в "Досках судьбы") поэт оперирует только с числами, то рукописи свидетельствуют о том, что теория времени в своем окончательном виде должна была вобрать в себя и звездный язык. Ср. следующий отрывок из неопубликованной работы "О строении времени" (1921 г., [SlávRes 90-28: 15]):

Приведенные далее уравнения [постс^рены на соед<инении>) сделаны из чисел и букв азбуки. Числа [указывают на] определяют твердые величины уравнения, те, которые не меняются; это как бы твердый состав уравнения, его кости.

Напротив, буквы азбуки означают вращающиеся -величины уравнения, те, значения которых меняютсяЭто мышцы уравнения, заставляющие двигаться кости.

К везде значит исходную точку отсчета, то начальное событие, к которому нужно прибавить то или другое количество дней <...>

Как горный вид состоит из каменных пород русл воды и текучей по ним волы, так и каждое уравнение состоит из твердых "утесов уравнения', своего рода каменных величин - это та часть, которая передана числами, и другой, текучей части: она пииется буквами и значение ее постоянно меняется, обыкновенно восходя от единицы по естественному ряду чисел. Текучая часть уравнения с той или другой быстротой, называемой действием, течет по руслу его крепких величин.

Сами упоминаемые Хлебниковым уравнений з цитируемой рукописи не приводятся. Продолжение работы над этой темой прослеживается в черновике 1922 г. "Доски судьбы, лист VII. Мера лик мира" [75].

Однако завершить объединение своих математических и.лингвистический изысканий поэт не успел.

4.3. Заумь, звукоподражания и т.п.

Слова этого класса объединяет то, что они рассчитаны на непосредственное, ■внеразумное" восприятие. В своих черновиках Хлебников дает несколько способов классификации таких слов (их обзор приводится в работах В.П.Григорьева57). В особых пояснениях не нуждаются звукоподражания (пение птиц, шум грозы, звуки выстрелов, хрип больного ji т.п.). Для иллюстрации приведем два "вкрапления" в текст звукоподражаний - пение соловья и бой колокола - из поздних рукописей поэта (во втором случае фраза не закончена) :

Птичьи речи.

на колосьях рхи в зеленой пихте

Соловей, отэц! отэц1 [64: 42]

Похар из Бэ! Баку

Работа [старого] нового набата!

Боом боом бей

Москвы колокол в Бомбей!

Ульяня земной пар

Ульяня все пленена

Певец труда веди свой род от (на полях] и выли по царям ночи

[80: 36]

В трех вещах Хлебникова - в повести "Ка", в пьесе "Боги" и в "сверхповести" "Зангези" - встречается "язык богов", причем пьеса "Боги" была использована при "сборке" "Зангези". Этапы работы над 'языком богов" можно проследить по уже упоминавшемуся "гроссбуху' , где начало "Богов" "Туда, туда, Где Изанаги..." записано в окружении зауми, которую Хлебников не публиковал, например такой [64: 58]:

мазрчь маарчь бэуп бзой

бэип.

бэогра уль. Волки месяца я

мы

марх! юзор нерчь' Гигогаго гро гро

гра в гли лапт катира ти ти-то!

практ бакв, квакв! Храбг, гаврт тивт!

пиче пинчь, мзнчь моко кучи сарлачи.

миоаня мили лека мичь чичь пруг бупрт ркирчь

пеловизи

шуричу-

ву

Далее в рукописи перед подобными репликами возникают пометы "Из*, •Act", "Ун", "Эро", что указывает на то, что от потока зауми Хлебников переходит к репликам отдельных персонажей (Изанаги, Ас-тарта, Ункулункулу, Эрот).

Язык богов - не простая какофония звуков. В нем прослеживаются определенные закономерности. Прежде всего, в речи каждого персонажа проявляется некоторая стабильность "лексики". Так, Эрот дважды повторяет Лельга, оньга, зхаичя! / Ричи чичи чичичичи!, Юнона - Зя-кеичи! Иногда у "слов" меняется только концовка, что, возможно, указывает на их разные "словоизменительные" формы, например, 'Азуг и лзуго, зяиоро и зиыорэ.

Хлебников писал, что "заумная".реплика умирающего Эхнатэна Уакчь! Иаичы Маячь! (из "Ка") долго производила на него самого сильное эмоциональное воздействие. Однако порой хлебниковские боги ведут себя весьма инфантильно: они переходят на лай (бгав! гхав ха! ха! ха! - Эхнатэн), хрюканье (хрврврвря - Тиен) или кукареканье (Кукарики гягягу/ - Эрот), их заумь бывает похожей на

русские слова-дразнилки (вракулоки, глюпчь). И все хе Хлебников вводит в речь богов звукосочетания, близкие к тем, которые изоб-рахают гром (Гагага га гэгэ гэ! / Грака хат а гророро <...> - речь богов; Гаи гра гра pan pan. <...> Го га, гаго <...> Г aro, го го! -раскаты грома) и этим как бы подтверждает их статус громоверхцев.

Как известно, Хлебников включал в свои произведения большие фрагменты фольклорной зауми, например, слегка измененные поэтом заклинания русалок и ведьм из "учебника" И.П.Сахарова58: "Песня Ведьм на Лысой горе", "Песня Ведьм на Роковом шабаше" и "Чародейная песня Русалок".

Тематически разнообразные заумные тексты Хлебникова близки мехду собой по форме и следуют фольклорным канонам (недаром М.Л.Гаспаров назвал пьесу "Боги" "считалкою богов"59). Звукоподражания, звукопись, речь разного рода мифических существ и т. д. представляют собой цепочки повторяющихся или сходных слогов (что типично и для фольклорной зауми).

При этом сходные слоги или их последовательности соотносятся друг с другом несколькими определенными способами, из которых мы упомянем два основных. Первый аналогичен редупликации, которую, как говорилось выше, Хлебников использовал и при создании морфологически интерпретируемых слов типа пиши-пиши или судри-иудрн. Примеры: Вэи зоцер<и>. Вэ-церци. / Вравра, вравра! / Врал, ■ врал, врал1 (звукоподражание: вихрь); вэо-вэя (звукопись: зелень дерева) ; Укс, кукс, эль-, Редедиди дидиди; Зи-зи ризи(язык богов: Юнона); Шарш, чарш, зарш (язык богов: Ундури). (Ср. также имена жителей страны умерших - Зи-Зи и Ду-Ду [V 143] - и имитацию неправильной речи: Ноя играй-играй / Мало-мало; Ноя тебя не знай1 / Ноя тебя видай-видай! ti 280].) Редупликацию, широко распространенную в тюркских языках, Хлебников называл "мусульманской мыслью". Тогда второй способ - постоянство согласных при меняю> щихся гласных для соположенных слов - можно назвать "семитской мыслью". Примеры использования Хлебниковым такого приема во "вне-разумных" текстах: вьор-взр-виру (звукоподражание: пение дубровника); гзи-гзи-гзэо (звукопись: золотая цепочка); лели-лили (звукопись: снег черемухи); Зич, аич, уич; Аль, эль, иль! / Али, 'эли, или! <...> Эк, ак, ук! <...> Гаичь, геячь; эхи, ахк, хи; Чури иу-ра яур; Ольга, Эльга, Лльга! / Пиц, пач, поч! (йзык богов: Эрот); Гагагоя-гигегаз! (язык богов: Тор).

В заключение главы приведен образчик "безумного языка" из рукописи, которая, возможно, связана с бродячим сюжетом столкновения

правителя и юродивого [64: 20 об.]:

Безумный язык Глюм, глюм, [пик] мип Правительственный восторг Топчет капусту Две мыслящие печи Бзаы, бзам, кво

Сапогоокая кси и ксо, девы с волосами и с гребенкой Щетка есть,

Один сапог одна копейка!

У жеребенка отымем же

Же буду я

Пою гэи гзи бэи

дом дом мом

маю, мею, 1пип] чип!

мокрый морской студень, кисель с пятачком, сел на пустую дыру Вынул зеркало БаI \ батюшки

здравствуй Иванушка Грозный Апчхи.

Дыра меня ждала четыре столетия

Глава 5.

Творческое наследие Хлебникова и понятие поэтической функции языка

Понятие поэтической функции языка было подробно описано Р.О.Якобсоном в работе 1960 г. Ннхе будет показано, что теория поэтической функции языка в значительной мере опирается на творческое наследие Велимира Хлебникова.

Начнем с краткого изложения основных мыслей, высказанных в названной работе Якобсона.

(1) В "речевом событии" выделяются 6 основных факторов (адресант, адресат, контекст, сообщение, контакт, код), каждому из которых соответствует особая функция языка. Хотя каждое сообщение выполняет более одной функции, одна из них обычно является преобладающей. Основной целью большинства сообщений является ориентация на контекст, установка на референт, чему соответствует рефе-

рентивная, или когнитивная, функция. Направленность на сообщение как'таковое есть поэтическая функция языка. В словесном искусстве эта функция становится определяющей, в прочих видах речевой деятельности она выступает как не основной, дополнительный компонент. Упомянем также метаязыковую функцию, направленную на код, т.е. на язык.

(2) В общем случае в речевом поведении различаются селекция (выбор языковых единиц) и комбинация (построение сложных единиц из выбранных единиц более низкого уровня). Селекция производится на основе эквивалентности, подобия и различия единиц, комбинация - на основе смежности единиц. Поэтическая функция проецирует принцип эквивалентности с оси селекции на ось комбинации, т.е. происходит "наложение сходства на смежность" (с. 204)» Подобие элементов речевой цепочки поясняется в статье Якобсона 1953 г.61 на следующих примерах: использование в тексте слов с одинаковыми основами (ср. стихотворение Хлебникова "Заклятие смехом") или одинаковыми суффиксами (ср. хаживали, плясивали).

(3) Внутреннее свойство любого направленного на себя сообщения - его неоднозначность. Иначе говоря, к поэтическому тексту применима сказочная преамбула 'Это было и не было".

(4) В поэзии лингвистический знак становится символом: "звук должен казаться эхом смысла', т. е. нередко сходства или различия означаемых повторяются в означающих. Более подробно это положение исследуется в работе 1965 г.62 в связи с теорией знаков Ч.Пирса.

(5) В поэзии возвращается утраченная в бытовом языке внутренняя форма слов. Например, в стихах ЫакХэммонда воскрешается внутренняя форма слова cocktail 'коктейль*, букв, 'петушиный хвост

(6) Поэтичность - это не просто дополнение речи риторическими украшениями, а общая переоценка речи и всех ее компонентов, особый язык.

Хотя имя Хлебникова в статье 'Лингвистика и поэтика" не названо, все перечисленные выше положения в той или иной форме присутствуют в наследии Хлебникова - либо в его теоретических рассуждениях о 'самовитом слове', либо непосредственно в его творчестве .

Как говорилось выше, взгляды Хлебникова на поэзию и на язык поэзии сформировались в основном еще в 1907-1908 гг., когда он был студентом математического и естественного отделений Казанского, а затем Петербургского университетов. В последующем изложении

мы будем обращать особое внимание на материалы рабочих тетрадях Хлебникова, относящихся к этому времени.

Аля каждого из приведенных выше шести положений Якобсона можно найти источники в творчестве поэта - как в. художественных произведениях, так и в теоретических высказываниях о языке поэзии. Подчеркнем, что мы излагем не целостную концепцию Хлебникова, а лишь те ее фрагменты, которые связаны с теорией Якобсона.

(1') "Самовнтое слово", т. е. "слово вне быта и жизненных польз", - это, собственно, и есть прообраз понятия поэтической функции языка63. В статье 1915-1916 гг. "Предложения" Хлебников говорит о возможности использования языка только для поэзии, для искусства, т. епользуясь терминологий Якобсона, только в поэтической функции [V 1581:

Все мысли земного шара (их так немного), как дома улицы, снабдить особым числом и разговаривать и обмениваться мыслями, пользуясь языком зрения. <...>

Языки останутся для искусств и освободятся от оскорбительного груза. Слух устал.

Понимание автономности и самой поэзии, и ее языка проявляется уже в заметках 1907-1908 гг.: "Сущность поэзии это поиск слов в ней самой. Вне истории народа и против народа" [60: 63]. Выражение "против народа", по-видимому, следует понимать как отсутствие полного согласия языка поэзии с языковой практикой народа.

Созвучные мысли высказывает, говоря о Хлебникове, О.Мандель-

6 4 1 штам :

Современная русская поэзия не свалилась с неба, а была предсказана всем поэтическим прошлым нашей страны <...> Борьба русской, то есть мирской, бесписьменной речи, домашнего кор-несловья, языка мирян, с письменной речью монахов, с церковнославянской, враждебной, византийской грамотой, - сказывается до сих пор. <...>

Когда я читаю "Сестру мою 7 жизнь" Пастернака - я испытываю ту самую чистую радость освобожденной от внешних влияний мирской речи, черной поденной речи Лвтера. Так радовались немцы в своих черепичных домах, впервые открывая свеженькие, типографской краской пахнуиие, свои готические Библии.

Чтение же Хлебникова может сравниться с еще более величественным и поучительным зрелищем: так мог бы и должен был

бы развиваться язык-праведник, не обремененн1!ый и не осквер-

о

ненный историческими невзгодами и насилиями. Речь Хлебникова до того обмирщена, как если бы никогда не существовало ни монахов, ни Византии, ни интеллигентской письменности. Это абсолютно светская и мирская русская речь, впервые прозвучавшая за все время существования русской книжной грамоты. Если принять такой, взгляд, отпадает необходимость считать Хлебникова каким-то колдуном и шаманом. Он наметил пути развития языка.

(2') Неслучайность выбора языковых элементов всех уровней -неотъемлемое свойство литературы вообще и творчества Хлебникова в частности. Собственно хлебниковскими здесь можно считать концентрацию и разнообразие приемов подчеркивания сополагаемых единиц в художественном тексте. Так, произведение может быть написана перевертнями (поэма "Разин"), состоять преимущественно из слов, начинаемых одним звуком (стихотворение. "Перун" [III 12-151) или производных от одной основы. Примером последнего, кроме хрестоматийного стихотворения "Заклятие смехом", могут служить разнообразные новообразования с основой снег-/сиеж- в пьесе "Снежимочка" или ряд прозаических фрагментов, состоящих из неологизмов с основой люб-. Подобные словотворческие опыты Хлебников назвал "симфониями", ср. следующую известную запись: симфония 'Бы', симфония 'Яр', симфония 'люб' [60: 651. Выразительны и такие заметки, перекликающиеся с мыслями Якобсона: "Красота смены двух подобно-звучных слов, из коих первое название, второе образ" [60: 41 об.!.

(3') Неоднозначность - одно из важнейших свойств творчества Хлебникова - как уже отмечалось, присутствует у Хлебникова на всех языковых уровнях. Если взять уровень произведения как целого, то здесь неоднозначность хлебниковского текста порой вызывает множественность его интерпретаций. Так, в поисках литературных источников ранней прозы "Искушение грешника" исследователи обращаются и к Библии (Т.С.Гриц), и к древнерусским апокрифам (Н.Л.Степанов), и к "Искушению святого Антония" Г.Флобера, и к "Руслану и Людмиле" Пушкина (Р.В.Дуганов)65, причем в каждом случае их аргументация достаточно убедительна.

(4') Положение о том, что "звук - эхо смысла", очень близко Хлебникову. Оно развивается, прежде всего, в "звездном языке",

речь о котором шла выше. Связь смысла и звука постоянно проявляется и в стихах поэта: Огрезьте грязь приказом: грезы [НП 270]; Синеет, инея, волна <...> Хочет покой / Литься илийиой рекой, / Иливо, иливо, иливо / В глубинах залива [III 283]; Выстрелы - высь травы\ [III: 282]; Дикарей докарай! [НП 196].

(5') Как говорилось выше, Хлебникова занимал и вопрос оживления внутренней формы слова, его этимологического происхождения и поэтического разложения. Заметки такого рода есть уже в [60: 15 об.]: "Закон забвения происхождения словесной глыбы: христарадник, безбога". Можно вспомнить множество примеров из его стихов, таких как: Не даром приделай -атый / Из бога выйдет богатый [III 249].

(6') Из сказанного ясно, что Хлебников считает язык поэзии языком особого рода. Однако свою работу над словом Хлебников понимает скорее не как создание полностью,.нового языка, а как развитие и совершенствование русского языка, учитывающее, бережно сохраняющее и подчеркивающее присущие ему свойства. Широко известна цитата из позднего Хлебникова - "словотворчество есть взрыв языкового молчания, глухонемых пластов языка" [V 229]. Мы же вновь обратимся к ранней рукописи [60], где есть сходное замечание: "Наши громоздкие слова походят на катушку, обмотанную ниткой молчания" (л. 56 об.). По Хлебникову, тправо работать над совершенствованием^ ростом русского языка одно из неот<ъемлемых> прав русского" (л. 97). Одним из основных способов "работы над ростом" языка для поэта было создание новых слов. Поэт говорит о "невозделанном" языке и как о материале словесного искусства (глина, лен, ткань), и как о станке (пяльцы): "Недел рещбы - вяльная глина, приделы, приводы - удары художника, искусство"; "слово -пяльцы, слово - лен, слово - ткань" (л. 40 об.). Однако, работая над новым словом, поэт стремится к его согласию с законами языка: "не противоречит духу русского языка* (л. 16) - записывает он на полях словотворческих опытов.

Итак, предложенная Якобсоном теория поэтической функции языка во многом перекликается с мыслями Хлебникова о поэзии. Это и не удивительно: весной 1919 г. Якобсон помогал Хлебникову в подготовке издания "Все созданное Хлебниковым" (к сожалению, так и не увидевшего свет) и написал к нему предисловие, переработанный вариант которого был впервые издан в 1921 г,ьь Приведем выдержку из этой работы Якобсона:

Тезис был выдвинут русских футуризмом: "Раз есть новая форма, следовательно, есть и новое содержание, форма, таким образом, обусловливает содержание. Наше речетворчество на все бросает новый свет. Не новые объекты творчества определяют его истинную новизну .

Новый свет, бросаемый на старый мир, может дать самую причудливую игру* (Крученых. Сборник 'Трое").

Здесь ясно осознана поэтическая задача, и именно русские футуристы являются основоположниками поэзии 'самовитого, самоценного слова' как канонизированного обнахенного материала . <. . . >

В языках эмоциональном и поэтическом языковые представления (как фонетические, так и семантические) сосредоточивают на себе большее внимание, связь между звуковой стороной и значением тесней, интимней, и язык в силу этого революционней, поскольку привычные ассоциации по смежности отходят на задний план. <...> поэзия, которая есть не что иное, как высказывание с установкой на .выражение, управляется, так сказать, имманентными законами; функция коммуникативная, присуцая как языку практическому, так и языку эмоциональному, здесь сводится к минимуму.

<...> поэзия есть оформление самоценного, "самовитого", как говорит Хлебников, слова.

Поэзия есть язык в его эстетической функции.

Перед нами не что. иное,,как описание поэтической функции языка (с той разницей, что она названа эстетической), в котором прямо указывается на связь этого понятия с идущей от Хлебникова и усвоенной футуристами теорией и практикой самовитого слова.

Это отнюдь не означает, однако, что взгляды Хлебникова и Якобсона на поэзию полностью совпадают. Ученый не только произвел 'селекцию и комбинацию' мыслей Хлебникова о языке поэзии и его творческих приемов, но и переосмыслил их. В дальнейшем он обобщил свойства литературы русского авангарда и перенес их на.литературу вообще. Подчеркнем, что если в частных вопросах взгляды Хлебникова и Якобсона на язык поэзии имеют много общего, то общее осмысление частностей оказывается в некотором отношении противоположным. В Записной книжке 1922 г. есть отрывок, выражающий несогласие Хлебникова с рациональным отношением к поэзии и попытками ее

анатомировать [V 275]:

Он [некто Топорков] говорил, что искусство долхно равняться по науке и технике, ремеслу с большой буквы. Но разве не был за тысячелетия до воздухоплавания сказочный ковер-самолет? Грек<а> Дедала за два тысячелетия? <...>

Так ли худохник долхен стоять на запятках у науки, быта, события, а где ему место для предвидения, для пророчества, предволи?

И удивительна эта страсть все разместить, точно у городового во время разъезда со светского вечера...

Возражения поэта против позиции исследователя поэзии можно переформулировать в терминах типов познания, предложенных некогда Лейбницем: для поэта познание посредством поэзии есть, прежде всего, познание интуитивное, когда вещь, каково бы ни было ее устройство, познается целиком, без разложения на компоненты, а для исследователя более ценно познание адекватное, когда вещь познается с помощью перечисления составляющих ее признаков. Теоретические выкладки у Хлебникова, как бы интересны они ни были, подчинены творческой задаче: обычно это либо заметки для себя, либо пояснения для читателя, призванные облегчить понимание отдельного поэтического текста или объяснить доктрину "будетлянства". Якоб-' сон же стремится к построению собственно теории поэтической функции языка, и для этой задачи "страсть все разместить* не недостаток, а достоинство.

Наконец, попытаемс:« ответить еще на один вопрос: Если взгляды Якобсона на поэтику сложились в основном уже в 1919 г., что видно из приведенного выше отрывка из "Новейпей русской поэзии", то почему описание поэтической функции языка появилась лишь'сорок лет спустя (если не считать беглого упоминания о ней в "Тезисах. Пражского лингвистического кружка")? Одной из причин этого, вероятно, была неудовлетворенность ученого ситуацией в американской лингвистике конца 1950-х годов с ее повальным увлечением формальной стороной языка в ущерб содержательной стороне и внутренней лингвистикой в ущерб внешней. Работа Якобсона послужила импульсом к пересмотру такого одностороннего подхода. Основная доктрина раннего структурализма - "в языке нет ничего, кроме различий* -была поколеблена указанием на необходимость комплексного изучения означаемых и означающих языковых знаков. Поэтика, в свою очередь,

получила научные понятия, позволяющие более четко описывать структуру художественных текстов, и понятия эти в значительной мере опираются на мысли "ведуна и словелыцика русской речи" [60: 92 об.] Велимира Хлебникова.

Заключение

В докладе отражены следующие результаты работы.

1. На основе просмотра текстов Хлебникова - как опубликованных, так и рукописных - составлен список неологизмов поэта, включающий около десяти тысяч слов, которые распределяются по классам следующим образом:

морфологически интерпретируемых слов - около 9000;

"слов" звездного языка - около 80:

заумных, звукоподражательных и т.п. слов - около 1000.

2. Составлены словарные статьи морфологически интерпретируемых неологизмов по следующей схеме: слово, время его создания, варианты, ударение, адреса в публикациях и/или в рукописях, адреса комментариев в исследованиях В.П.Григорьева, F.BpooHá и других ученых, грамматический класс, мотивирующая основа, ассоциации, примеры употребления.

3. Составлен гнездовой словарь неологизмов (около тысячи словообразовательных гнезд), названия рубрик которого можно считать своего рода "семантическими элементами" словотворчества поэта. Исследовано распределение слов по гнездам. Выяснилось, что в состав гнезд входит 90% всех слов, а более их половины принадлежат к ста самым распространенным гнездам. Показано, что слова, принадлежащие к семантически близким гнездам, часто имеют сходную словообразовательнук,структуру.

4. Рассмотрены используемые поэтом словообразовательные способы - как узуальные, так и окказиональные. С лингвистической точки зрения работу Хлебникова над словом можно охарактеризовать как "анализ через синтез" - создание множества слов, объединение их в классы по тому или иному общему признаку, поиски оптимальных средств для передачи нужного значения, тонких смысловых различий. Основной единицей словотворческих текстов у Хлебникова становится не слово, а морфема, причем наряду с узуальными поэт выделяет и окказиональные морфемы.

5. Затронут вопрос о хронологии словотворчества и характерных чертах каждого из трех основных его этапов.

6. Показаны истоки словотворческой и вообще лингвистической деятельности поэта, ее связи с европейской наукой XVII столетия, ее созвучность русскому - и вообще славянскому - фольклору и древнерусским письменным памятникам. Произведено сравнение поэтических воззрений Хлебникова и его учителя, теоретика русского символизма Вяч. Иванова.

7. Выявлен ряд положений в творческом и теоретическом наследии поэта, получивших развитие в последующем движении гуманитарной науки - в частности, структурный подход к языку, понятие и осмысление поэтической функции языка.

8. На основе изучения архивных материалов опубликованы некоторые неизвестные тексты (исследования, посвященный "значковому языку" и языку музыки, ряд стихотворений) и даны новые конъектуры частично публиковавшихся текстов Хлебникова (поэма "Вы, привыкшие видеть жизнь", проза "Я случайно присутствую здесь" и_лр.).

Примечания

1. При ссылках на материалы из фонда В.Хлебникова (ф. 527, on. 1) Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ) указывается только номер единицы хранения - в квадратных скобках (номера листов во всех цитатах из рукописей приводятся после номера единицы хранения, через двоеточие). При ссылках на прочие архивные материалы используются следующие сокращения:

РО ИМЛИ - Рукописный отдел Института мировой литературы им. А.М.Горького РАН;

РО ИРЛИ - Рукописный отдел Института русской литературы РАН;

РО ММ - Рукописный отдел Государственного музея В.В.Маяковского ;

РО РНБ - Рукописный отдел Российской национальной библиотеки;

ЧС - частное собрание (рукопись предположительно 1908-1909 гг., по некоторым признакам, листы вырваны из тетради 1631);

SlavRes - Славянский отдел Публичной библиотеки Нью-Йорка.

В цитатах из рукописей, наряду с общепринятыми знаками "II" (зачеркнуто автором) и "о" (конъектура), используется знак " \", который отделяет отвергнутый, но не зачеркнутый вариант от окончательного варианта.

2. При ссылках на опубликованные произведения Хлебникова используются следующие сокращения:

ВЛ-85-10 - В.Хлебников. Слово о числе и наоборот. Закон поколений. [Памятники] (публикация Е.Арензона). // Вопросы литературы, 1985, N 10, 169-190.

Волга - Волга. Независимая общественно-политическая газета астраханской области. Специальный выпуск газеты "Волга" и Общества Велимира Хлебникова (Москва) к 70-летию со дня смерти поэта. 17 сентября 1992 г.

ЗапКн - Записная книжка Велимира Хлебникова / собрал и снабдил примечаниями А. Крученых. М.: Изд. Всероссийского союза поэтов, 1925.

Изборник - В. Хлебников. Изборник стихов с послесловием ре-чяря. 1907-1914. Пг.: ЕУЫ, 1914.

ИРХ - Приложение. Из рукописей Хлебникова в Национальной библиотеке. // Д.Бурлюк. Фрагменты из воспоминаний футуриста / публикация, предисловие и примечания Н.А.Зубковой. СПб.: "Пушкинский фонд" , 1994, 287-366.

НП - В. Хлебников. Неизданные произведения / под ред. Н.Хар-джиева и Т.Грица. М.: Гос. изд. худ. лит., 1940.

HX-I-XXIV - Неизданный Хлебников. Вып. I-XXIV / под ред. А.Крученых. М.: Изд. "Группы друзей Хлебникова", 1928-1933.

СП - В. Хлебников. Собрание произведений. Тт. I-V / под ред. Н.Степанова. А. : Изд. писателей в Ленинграде, 1928-1933. [При ссылках на это издание указывается только номер тома.]

Ст - В.'Хлебников. Стихи. М.: Тип. т-ва "Художественная печатня" [19231.

Тв - В. Хлебников. Творения / общ. ред. М.Я.Полякова, составление, подготовка текста и комментарии В.П.Григорьева и А.Е.Парниса. М.: Советский писатель, 1986.

Утес - В.Хлебников. Утес из будущего. Проза, статьи / под ред. Р.В.Дуганова. Элиста: Калмыцкое книжное изд., 1988.

ХЧ - Из нового собрания сочинений В. В. Хлебникова (предварительная публикация) (публикация и комментарии Р.В.Дуганова). // Хлебникове»» чтения. Материалы конференции 27-29 ноября 1990 г. СПб.: Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме, 1991, 3-14.

SS - V.Xlebnikov. Sobranie sochinenij / ed. by V.Markov. Munich : Wilhelm Fink Verlag, 1971.

RV - публикации в приложении к книге Р.Вроона (см: сноску 3 ниже).

RV-75 - R.Vroon. "Sea shore" ("Morskoi berég") and the Razin constellation. // Russian Literature Triquarterly. Ardis, 1975,

295-326.

Неологизмы из публикаций, отмеченные в нашем "Словаре неологизмов. .." , в тексте доклада могут приводиться без адресов.

3. В.П.Григорьев. Грамматика идиостиля : В. Хлебников. М,: Наука, 1983; В.П.Григорьев. Словотворчество и смежные проблемы языка поэта. М.: Наука, 1986; R.Vroon. Velimir Xlebnikov's Shorter Poems: a Key to the Coinages. Ann Arbor, 1983.

Проблемы словотворчества Хлебникова рассматриваются и в целом ряде других исследований, среди которых отметим следующие: X.Баран. В творческой лаборатории Хлебникова: о "тетради 1908 г.". //X. Баран. Поэтика русской литературы начала XX века. М.: Прогресс-Универо, 1993, 179-190; Р.В.Дуганов. Велимир Хлебников. Природа творчества. М.: Советский писатель, 1990; М.В.Панов. О членимости слов на морфемы. // Памяти акад. В.В.Виноградова. М.: Изд. МГУ, 1971, 170-179; А.Е.Парнис. Южнославянская тема Велимира Хлебникова. // Зарубежные славяне и русская культура. Л.: Наука, 1978, 223-251.

4. Ценные соображения о словотворчестве Хлебникова содержится в следующих рецензиях на этот словарь:

Эр. Хан-Пира. Памятник делачу слов. // "Литературная газета",. N 41 (5572), 11 октября 1995, 5.

Н.В.Павлович. // "Русистика сегодня", 1995, N 4, 148-150.

Манук Хажоян. Словарь языка Хлебникова. // "Русская мысль" ("La Pensée Russe", Paris), Я 4115, 29 февраля-6 марта 1996, 13.

».Минералов. Мир поэтического неологизма. // "Вопросы литературы", январь-февраль, 1997, 322-329.

Ronald Vroon. // "Slavic Review". Vol. 56, No. 4, Winter

1997, 820-821.

Jean-Claude Lanne. II "Revue des etudes slaves". LXX/2,

1998, 515.

Исключение представляет рецензия Walter Comins-Richmond. // ■Slavic and East European Journal". Vol. 40, N 4,, Winter 1996, 762-763, автор которой обнаруживает некоторую сбивчивость как мысли, так и знаний о предмете. Один пример. Рецензент дает понять, что ему известен настоящими вид считающейся утраченной не позже 20-х годов рукописи стихотворения Хлебникова "Любавица" [II 19-201: "However, in the actual manuscript, the second occurrence [of the neologism "neginia"! is actually "nelginia", a- separate neologism that acts as a deciphering tool for yet another neologism". Однако, делая столь ответственное' заявление, он не

считает нужным указать место хранения этой якобы прочитанной им рукописи. Трудно не задаться вопросом: а следует ли рецензент примеру своей героини - "нелгини"?

5. Н.М.Карамзин. История государства Российского. Т. 1. М.: Наука, 1989, 79.

6. С.В.Максимов. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб.: Этнографическое бюро князя В.Н.Тенишева, 1903, 21.

7. А.И.Смирницкий. Объективность существования языка. М.: Изд. МГУ, 1954, 7.

8. Цитируется по книге: С.Ф.Бобков. Вера Хлебникова. Живопись, графика. М.: Советский художник, 1987, 18.

9. Б.Лившиц. Полутораглазый стрелец. Воспоминания. М.: Художественная литература, 1991, 46-47.

10. John Wilkins. An Essay towards a Real Character, and a Philosophical Language. 1668. // English Linguistics 1500-1800 (A Collection of Facsimile Reprints) / Selected and Edited by R.C.Alston. No. 119. Menston, England: The Scolar Press Limited, 1968.

11. Вероятно, Хлебников пользовался следующим русским переводом этой книги: А.Локк. Опыт о человеческом разуме (перевод А.Н.Савина). М., 1898. (Поскольку труд Локка издавался многократно , в дальнейшем изложении мы будем ссылаться не на номера страниц, а на номера книг, глав и параграфов, соответственно.) Можно предположить знакомство Хлебникова и с откликом Лейбница на эту книгу - его "Новыми опытами о человеческом разуме".

12. В.П.Григорьев. Словотворчество и смежные проблемы языка поэта, .203.

13. [НП 353]. "Читая" - описка, сделанная от волнения; Хлебников имел в виду "сочиняя" или что-нибудь в этом роде.

14. Раннее детство Иванова прошло в переулке рядом с московским Зоологическим садом. "Сад зверей / Предстал обителью царей, / Плененных в сказочных палатах", - пишет он в поэме "Младенчество" (1913-1918, см. Вяч. Иванов. Собрание сочинений / под ред. Д.В.Иванова и О.Дешарт. Брюссель: Foyer Oriental Chretien. Т. I, 1971, 240).

15. Об отношениях Иванова и Хлебникова написано немало. Перечислим ряд недавних публикаций: А.Е.Парнис. Вячеслав Иванов и Хлебников. // De visu 0'92. М.: Алфавит, 1992: 39-41; А.Шишкин. Велимир Хлебников на "Башне" Вяч. Иванова. II Новое литературное обозрение. N 17, 1996: 141-167; М.С.Альтман. Разговоры с Вя-

чеславом Ивановым / сост. и подготовка текста В.А.Дымшица и Ю.К.Лаппо-Данилевского. СПб.: Инапресс, 1996.

16. Вяч. Иванов. По звездам. Статьи и афоризмы. СПб.: Оры, 1909, 247-308.

17. С.С.Аверинцев. Системность символов в поэзии Вячеслава Иванова. // Контекст. 1989. Москва: Наука, 1989, 42-57.

18. Вяч. Иванов. <0 типическом> / публ. М.К.Гидини. // Новое литературное обозрение, N 10, 1994. Вяч. Иванов. Материалы и публикации / сост. Н.В.Котрелева, 21-26.

19. Вяч. Иванов. По звездам, 220-246.

20. [РО РНБ, ф. 1087, N 5]. Неологизм вьеща (от вещий, ср. вьюга) написан над зачеркнутым словом ведьма. Другой вариант прочтения этого стихотворения си. в публикации [ИРХ 296].

21. М.Л.Гаспаров. Лекции Вяч. Иванова о стихе в Поэтической академии. // Вяч. Иванов. Материалы и публикации / сост. Н.В.Котрелева. Новое литературное обозрение, Н 10, 1994, 89-105.

22. Ф.Уилрайт. Метафора и реальность. // Теория метафоры / под ред. Н.Д.Арутюновой и М.А.Хуринской. М.: Прогресс, 1990, 82-109.

23. X.Баран. Фольклорные и этнографические источники у Хлебникова. // X.Баран. Поэтика русской литературы начала XX века. М.: Прогресс-Универс, 1993, 113-151.

24. Сказка "Царевна-лягушка" служила отправной точкой для стихов неоднократно. Достаточно вспомнить раннее стихотворение Хлебникова "Кому сказатеньки" или стихотворение С.Городецкого "Стрела" из цикла "Светозор". Ср. также неологизм аевогаба [ЧС: 6 об.].

25. В.Я.Пропп. Русская сказка. Л.: Изд. ЛГУ, 1984, 241; В.Я.Пропп. Фольклор и действительность. Избранные статьи. М.: Наука, 1975, 92.

26. 3.М.Волоцкая. Тема смерти и похорон в загадках. II Малые формы фольклора. II.: Восточная литература, 1995, 245-255.

27. Т.Н.Свешникова. О некоторых типах заговорных формул. // Малые формы фольклора. М.: Восточная литература, 1995, 121-129.

28. А,А.Зализняк, Древненовгородский диалект. М.: Школа ■Языки русской культуры", 1995, 378-379.

29. Л.Н.Виноградова, С.М.Толстая. Ритуальные приглашения мифологических персонажей на рождественский ужин: формула и обряд. // Малые формы фольклора. М.: Восточная литература, 1995, 166-197.

30. Полное собрание русских летописей, изданное по Высочайшему повелению Археологической комиссией. Том четвертый. IV. V. Новгородская и Псковская летописи. СПб.: тип. Эдуарда Праца, 1848, 22.

31. О.Мандельштам. О природе слова. // О. Мандельштам. Сочинения. Т. 2. Проза. М.: Художественная литература, 1990, 172-187, 175.

32. [98: 30-39]. Поэма напечатана в приложении к статье

A.В.Рафаевой и автора "О последней записной книжке..." - см. список публикаций ниже. В публикации Н.Л.Степанова [V 111-118] была, как представляется, неверно определена последовательность строф (и потому последняя строфа - "Что делать вам..." - попала в начало), а ряд мест по цензурным соображениям был опущен. На л. 40 рукописи [98] Хлебников так формулирует основную мысль поэмы: "смена лю<бов> / война / лень / ТРУП".

33. Н. Хардхиев. Новое о Велимире Хлебникове. // День поэзии 1975. М.: Советский писатель, 1975, 201-211.

34. Цитируется по книге: Н.Харджиев, В.Тренин. Поэтическая культура Маяковского. М.: Искусство, 1970, 100.

В этой связи приведем еще одну запись из поздней рукописи Хлебникова [72: 1]:

Слово особенно звучит тогда когда через .него

просвечивает иной 'второй' смысл*, когда оно стекло для смутной [по 1 закрываемой им тайны спрятанной за ним тогда через слюду обыденного смысла светится второй, [выступая] и <внутри> темной нзб<ы> [светится] в окно слов <...> Такие окошки на бревнах человеческой речи бывает нередко.

В [таких сравнениях] И в них первый видимый смысл - просто

спокойный [изящный всадник] седок страшной силы,

второго смысла. [Такая] Это речь, двахды разумная,

двоякоумная = двуумная.

обыденный смысл липь одехда для тайного.

35. М.В.Панов. О членимости слов на морфемы. // 1____,,и акад.

B.В.Виноградова. М.: Изд. МГУ, 1971, 170-179.

36. Р.В.Дуганов. Велимир Хлебников. Природа творчества. М.: Советский писатель, 1990, 107.

Отметим, кстати, и другой контекст, в котором слово бельмо,

означающее на' этот раз 'белизна, белое пятно (лебедя)', противопоставлено синьыу [63:151:

пробегал, слезоперстный брат, мороз и [сизохвоен] седохвоен бор

Бельмо, белючая-белючая-белявая, белины плывет лебедь где эеленючи тростники

на синьме-синючем-синючем озере и сокол дрохит и зазвенел звонок на распупенном трясимом нехно и быстро хвосте, и сокол (капля неба.] - взор ночи - тонет в небе и изогнуто-горлые плывут цапли.

37. А.И.Кузнецова, Т.Ф.Ефремова. Словарь морфем русского языка. М.¡Русский язык, 1986.

38. В.П.Григорьев. Словотворчество и смежные проблемы языка поэта, 153.

39. В. Каменский.. Звучаль веснеянки. М., 1918.

40. Свящ. М.Морошкин. Славянский именослов или собрание славянских личных имен в алфавитном порядке. СПб.: Тип. Второго отделения Е. И. В. Канцелярии, 1867.

41; Н.Степанов. Велимир Хлебников. Жизнь и творчество. М.: Советский писатель, 1975, 272.

42. H.Baran. On Xlebnicov's Love Lyrics: I. Analysis of '0, Cervi zeraljanye". // Russian Poetics. Proceedings of the International Colloquium at UCLA. September 22-26, 1975 / ed. by T.Eekmann and D.Worth. Columbus, Ohio: Slavica Press, 1975, 29-44; H.Baran. A New Look at Xlebnikov's Poem '0, fervi zeraljanye..." - Context and Sources. //.Культура русского модернизма. В приношение В.Ф.Маркову / под ред. Р.Вроона, Дж.Мальмста-да. UCLA Slavic Studies. New Series. Vol. I. M.: Наука, изд. фирма "Восточная литература", 1993, 11-23.

43. См.: Р.О.Якобсон. Игра в аду у Пуикина и Хлебникова. // Сравнительное изучегае литератур. Л.: Наука, 1976, 35-37; M.Grygar. Парадокс 'сановитого слова' Хлебникова (К проблематике внетекстовых связей). // Velimir Chlebnikov (1885-1922): Myth and Reality / ed. by ff.G.Weststejn. Studies in Slavic Literature and Poetics. Vol. VIII. Amsterdam: Rodopy, 1986, 331-354; А.Е.Парнис. Южнославянская тема Велимира Хлебникова. // Зарубежные славяне и русская культура. Л.: Наука, 1978, 223-251; Н.Хардхиев, В.Тренин. Поэтическая культура Маяковского. М.: Искусство, 1970; R.Vroon.

Velimir Khlebnikov's 'Kuznechik* and the Art of Verbal Duplicity // Культура русского модернизма. В приношение В.Ф.Маркову / под ред. Р.Эроона, Дх.Мальмстада. UCLA Slavic Studies. New Series. Vol. I. M.: Наука, изд. фирма "Восточная литература", 1993, 349-365.

44. Такая точка зрения высказывалась, например, Д.Н.Шмелевым в его книге "Проблемы семантического анализа лексики (на материале русского языка)". М.: Наука, 1973, 80.

45. Гр-60: Грамматика русского языка. Т. 1. Фонетика и морфология. М.: Изд. АН СССР, изд. 2-ое, 1960; Гр-70: Грамматика современного русского литературного языка. М.: Наука, 1970; Гр-80: Русская грамматика. Т. 1. Фонетика. Фонология. Ударение. Интонация. Словообразование. Морфология. И.: Наука, 1980.

46. И.А.Бодуэн де Куртенэ. Об отношении русского . письма к русскому языку. // И.А.Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды. Т. 2. М.: Изд. АН СССР, 1963, 209-236.

47. A.Humesky. Majakovskij and his Neologisms. N. Y.: Kausen Publishers, 1964.

48. Прежде всего, мы инеем в виду следующие работы': И.С.Улу-ханов. Окказиональные чистые способы словообразования в современном русском языке. // Известия АН. Отделение литературы и языка. Т. 51, N 1, 1992, 3-17; И.С.Улуханов< Окказиональные смешанные способы словообразования в современном русском языке. // Известия АН. Отделение литературы и языка. Т. 51, N 3, 1992, 29-45; И.С.Улуханов. Единицы словообразовательной системы русского языка и их лексическая реализация. М.: ИРЯ РАН, 1997; Е.А.Земская. Словообразование как деятельность. М.: Наука, 1992; Е.А.Земская. Активные процессы современного словопроизводства. // Русский язык конца XX столетия (1985-1995). М.: Языки русской культуры, 1996, 90-141; В.3.Санников. Русский язык в зеркале языковой игры. М.: Языки русской культуры, 1999.

49. Эта система публиковалась неоднократно, например, в книге: И.А.Мельчук. Русский язык в модели "Смысл <-> Текст". Вена-Москва: Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 39, Школа •Языки русской культуры*, 1995.

50. У этого названия имеются и другие варианты написания: Чир сгояца и мир Схонца [125: 50 об., 51].

51. Вяч. Вс. Иванов, В.Н.Топоров. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. М.: Наука, 1966,'141.

52. Ср. также следующие рассуждения Хлебникова: 'Вот слово

■большевик". Под ним лежит языковое молчание - "Большевик". ■Большевик" больше. Кого больше? 'Большевика*. Больше воли' [Волга 11].

53. В.Каменский. Путь энтузиаста. Автобиографическая книга. Пермь: Пермское книжное издательство, 1968, 78-80.

54. О.Брик. О Хлебникове. // День поэзии 1978. M : Советский писатель, 1978, 229-231.

55; Р.Якобсон, Г.М.Фант, М.Халле. Введение в анализ речи. Различительные признаки и их корреляты. Гл. II. Опыт описания различительных признаков. - Новое в лингвистике. T. II. М.: Прогресс, 1962, 190.

56. M.Mersenne. Harmonie universelle: the Book on Instruments. The Hague: M.Niyhoff, 1957 [первое издание - Paris, 1636].

57. В.П.Григорьев. Грамматика идиостиля... ; IВ.П.Григорьев.1 Опыты описания идиостилей. Велимир Хлебников. // Очерки истории русской поэзии XX века. Поэтический язык и идиостиль. Общие вопросы. Звуковая организация текста / под ред. В.П.Григорьева. М.: Наука, 1990, 98-166.

58. И.П.Сахаров. Сказания русского народа. СПб.: Тип. Сахарова, 1841, кн. 2, 46-47.

59.. М.Л.Гаспаров. Считалка богов (О пьесе В.Хлебникова "Боги"). // Мир Вёлимира Хлебникова: Статьи / под ред. Вяч. Вс. Иванова, А.Е.Парниса. М.: Языки русской культуры, 2000 (в печати).

60. Р.О.Якобсон. Лингвистика и поэтика. // Структурализм: за и против. Москва: Прогресс, 1975, 193-230.

61. Р.О.Якобсон. Основа сравнительного славянского литературоведения. II Р.О.Якобсон. Работы по поэтике I вступительная статья Вяч. Вс. Иванова, составление и общ. ред. М.Л.Гаспарова. М.: Прогресс, 1987, 23-79.

62. Р.О.Якобсон. В поисках сущности языка. II Семиотика. I под ред. Ю.С.Степанова. М.: Радуга, 1983, 102-117.

63. Более подробно взгляды Хлебникова на поэтический язык описаны, например, в главе 'Слово, как таковое" книги Н.С.Степанова "Велимир Хлебников. Жизнь и творчество...', в главе "Самовитое слово" "книги В.П.Григорьева "Грамматика идиостиля...• и в статье Р.В.Дуганова - Р.Дуганов. Самовитое слово. II Искусство авангарда: язык мирового общения. Материалы международной конференции 10-11 декабря 1992 г. Уфа: Музей современного искусства ■Восток', 1993, 41-54. Теория самовитого слова, или 'слова как такового*, как известно, развивалась в работах русских футурис-

тов.

64. О.Мандельштам. Заметки о поэзии. II О.Мандельштам. Сочинения. Т. 2. Проза. М.: Художественная литература, 1990, 207-210.

65. См. Т.С.Гриц. Проза Велемира Хлебникова. II Мир Велимира Хлебникова...; Н.Л.Степанов. Белимир Хлебников. Жизнь и творчество..., 54; Р.В.Дуганов. Велимир Хлебников. Природа творчества..., 19-20.

66. Р.О.Якобсон. Новейшая русская поэзия. Набросок первый: подступы к Хлебникову // Якобсон. Работы по поэтике..., 272-316.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях.

Монографии

1. Семантика слова в лингвистической концепции Г.В.Лейбница. ИРЯ АН СССР. Проблемная группа по экспериментальной и прикладной лингвистике. Предварительные публикации. Вып. 165. М., 1985. 57 с.

2. Формализация толкования слова. Учебное пособие. М.: Изд-во МГУ, 1988. 83 с.

3. Проблемы современной семантики в свете западноевропейской философии XVII века. ИРЯ АН СССР. Проблемная группа по экспериментальной и прикладной лингвистике. Предварительные публикации. Вып. 180. М., 1?88. 87 с.

4. Словарь неологизмов Велимира Хлебникова / предисловие Хенрика Барана. II Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 40. Wien-Moskau, 1995. 560 P.

Статьи и тезисы докладов

5. (с С.И.Гиндиным) Окказиональная падежная форма как неологизм и как результат свертывания текста. // Категория падежа в структуре и системе языка (тезисы конференции). Рига: РГУ, 1971. С. 47.

6. Об уровнях понимания текста на естественном языке. // Семантические вопросы'искусственного интеллекта. Киев: "Знание", 1975. С. 19-20.

7. К проблеме представления содержания текста. // ИРЯ АН СССР. Проблемная группа по экспериментальной и прикладной лингвистике. Предварительные публикации. Вып. 91. М., 1977. С. 22-35.

8. Понимание естественного языка как активный процесс. // ИРЯ АН СССР. Проблемная группа по экспериментальной и прикладной лингвистике. Предварительные публикации. Вып. 93. М., 1977. С.

39-45.

9. О понимании нестандартного текста. II Семиотика и информатика, вып. 15, М.: ВИНИТИ, 1980. С. 156-168.

10. Связный текст как форма компрессии смысла. Il IX Всесоюзный симпозиум по кибернетике. Том I. Представление знаний. М.: ВЦ АН СССР, 1981 ! С. 180-181.

11. On the Types of Semantic Compression of Text. // COLING 82. 9th International Conference on Computational Linguistics. Abstracts. Prahá: Univerzita Karlova, 1982. P. 229-231.

12. О возможности формального анализа новых значений слов. // Переработка текста методами инженерной лингвистики. Тезисы докладов конференции. Минск: МГПИИЯ, 1982. С. 140-141.

13. О некоторых закономерностях образования новых значений слов. // Семинар проекта "Диалог*. Тезисы докладов. Тарту: ТГУ, 1982. С. 64-65.

14. О семантической структуре неологизмов. // Вопросы кибернетики. Общение с ЭВМ на естественном языке. М.: АН СССР, Научный совет по комплексной проблеме "Кибернетика", 1982. С. 91-109.

15. Некоторые предпосылки описания ситуаций. II Вычислительная лингвистика. Теоретические аспекты. Вопросы автоматизации лексикографических работ. М.: МГУ, 1982. С. 74-83.

16. О структуре неологизмов. // The Prague Bulletin of Mathematical Linguistics, 38. Prague: Charles University, 1982, 1. P. 7-30.

17. Об образовании новых значений слов на основе коннотации. // "Дужнословенски филолог" XLI. Београд, 1985. С. 25-34.

18. Об описании словоупотреблений, образованных в результате совмещения значений. II Сочетание лингвистической и внелингвисти-ческой информации в автоматическом словаре. (Материалы всесоюзной школы-семинара.) Ереван: Изд-во АН АрмССР, 1987. С. 95-96.

19. Синтаксические аномалии как стилистический прием. // Проблемы деривации и номинации в русском языке. Историческое и диалектическое словообразование. Функциональные и стилистичекие аспекты деривации и номинации в русском языкеv (Областная научная конфренция. Тезисы докладов.) Омск: ОГУ, 1988. С. 88.

20. К понятию вещной коннотации. // Вопросы кибернетики. Язык логики и логика языка. M.: АН СССР, Научный совет по комплексной проблеме "Кибернетика", 1990. С. 96-105.

21. Пространственные отношения и их метафоризация при предикатах действия. // Действие: лингвистические и логические модели.

Тезисы докладов. ИЯз АН СССР. Проблемная группа "Логический анализ языка". М., 1991. С. 95.

22. Implementation of Lexical Functions in Automatic Derivational Analysis of Russian. // International Workshop on the Meaning - Text Theory. Arbeitspapiere der GMD 671. Darmstadt: GMD, 1992. P. 215-216.

23. (с А.В.Черемхиным) Эксперименты по построению формальной модели . русского словообразования. // Труды машинного фонда русского языка. Т. II. М.: ИРЯ РАН, 1992. С. 86-103.

24. Символика бытия у П.Флоренского и В.Хлебникова. // Знак. Сборник статей по лингвистике, семиотике и поэтике. М.: Русский учебный центр, 1994. С. 269-277.

25. Об "уравнениях рока' Велимира Хлебникова. // Понятие судьбы в контексте разных культур / под ред. Н.Д.Арутюновой. М.: Наука, 1994. С. 298-301.

26. (с А.А.Зенкинын) Когнитивная визуализация идеи времени

B.Хлебникова. // Национальная конференция с международным участием 'Искусственный интеллект-94'. КИИ-94. Рыбинск, 15-21 сентября 1994. Сборник научных трудов. Т. I. М. и др.: ВЦ РАН и др., 1994.

C. 112-118.

27. Заметки о словотворчестве Велимира Хлебникова. // "Русистика сегодня", 1994, N 2. С. 21-47.

28. В.Хлебников. "Девинных слез твоих .свирель". Из малодоступного и неизданного (вступление, публикация и комментарии). II "Литературная газета', N 50 (5530), 14 декабря 1994. С. 6.

29. (с А.В.Черемхиным) Система автоматического анализа русских производных и сложных слов. II Dialogue'95. Труды Международного семинара по компьютерной лингвистике и ее приложениям. Казань, 31 мая - 4 июня 1995 г. Казань: АН Татарстана, Российский НИИ искусственного интеллекта, Комитет по политике информатизации При президенте России, Фонд "Интеллект XXI века", 1995. С. 250-251.

30. (с А.В.Рафаевой) Мифические персонажи и их названия в творчестве В. Хлебникова. // V Хлебниковские чтения* Астрахань: Изд. Астраханского педагогический института, 1995. С. 30.

31. RUSLO: An Automatic System for Derivation in Russian. II Lexical Functions in Lexicography and Natural Language Processing I ed. by Leo Wanner. Studies in Language Companion Series (SLCS), Volume 3'1. Amsterdam/Philadelphia: lohn Benjamins Publishing Company, 1996. P. 307-318.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Перцова, Наталья Николаевна

Предмет и задачи исследования

В работе исследуется словотворчество Велимира Хлебникова и смежные аспекты его идиостиля и лингво-поэтической концепции в связи с творческой биографией поэта и в связи с местом его наследия в исторической перспективе предшествующей и последующей культуры и гуманитарного знания. Основная задача работы - выявление системы, лежащей в основе хлебниковского словотворчества, и построение его типологии на материале как изданного автором "Словаря неологизмов Велимира Хлебникова" (1995 г. ) , так и новых разысканий. Дополнительные задачи: установление истоков словотворчества поэта и связей хлебниковского индивидуального словообразования со словообразовательной системой русского языка; выявление влияния некоторых лингвистических идей Хлебникова на последующее развитие науки о языке.

Актуальность исследования

Введение словотворческих достижений и лингвистической концепции Хлебникова в обиход современной лингвистики и гуманитарного знания вообще представляется актуальным в свете пристального внимания современной лингвистики к глубинным когнитивным механизмам языка.

Научная новизна работы

Рассмотрены связи словотворчества Хлебникова с лингвистическими концепциями прошлого (с опытами построения искусственных языков, берущими начало в работах ученых XVII в . ) , с русской - и вообще со славянской - мифологией, с некоторыми памятниками древнерусской письменности, с русским символизмом. Составлен словарь неологизмов поэта, включающий около десяти тысяч единиц. Предложена типология словотворчества Хлебникова и продемонстрированы соотношения последней с общей системой русского словообразования; показана связь словотворческой практики поэта и его теоретических построений с последующими достижениями лингвистики.

Метод и материал исследования

Материалом работы служили: (1) опубликованные тексты Хлебникова; (2) рукописное наследие поэта из Российского государственного архива литературы и искусства и отделов рукописей Российской национальной библиотеки, Института русской литературы РАН (Пушкинский дом) . Института мировой литературы РАН, Государственного музея В.В.Маяковского и Публичной библиотеки Нью-Йорка, а также из одного частного собранияЛ; (3) фольклорные источники (в частности, использовавшиеся Хлебниковым) ; (4) многочисленные словари русского и других славянских языков (в частности те, к которым обращался в своих лингвистических занятиях Хлебников)

Основной методологический принцип работы состоит в изучении творческого наследия поэта не как изолированного явления, а в широкой исторической перспективе и на фоне достижений современных гуманитарных наук.

Научно-практическая значимость работы

Полученные результаты могут быть использованы исследователями творчества Хлебникова, лексикографами и лингвистами-теоретиками, а также могут служить опытом для создания будущих словарей языка писателя вообще и их словотворческого наследия в частности. Результаты работы могут быть применены в описании морфологии как русского, так и других языков и в составлении морфемных словарей, равно как и в практике преподавания лингвистических дисциплин. Опубликование ряда рукописей поэта (исследований, посвященных "значковому языку" и языку музыки, нескольких стихотворений, поэмы "Вы, привыкшие видеть жизнь" и др.) углубляет наше понимание феномена Хлебникова.

Апробация работы

Полученные результаты неоднократно излагались автором диссертации на научных мероприятиях: на научных конференциях ИЯз РАН "Логический анализ языка" в 1994-1999 гг.; на Международных семинарах серии ДИАЛОГ по компьютерной лингвистике и ее приложениям в 1995-1999 гг., на Международной конференции "Хлебников и мировая культура" (Москва, ИМЛИ РАН и Общество Велимира Хлебникова, ноябрь 1995 г . ) , на Хлебниковских чтениях (ИМЛИ РАН и Общество Велимира Хлебникова, октябрь 1997 г . ) ; на лекциях в университетах США (1997 г. Колумбийский ун-т, ун-т штата Нью-Йорк в Олбани, Портлендский гос. ун-т. Калифорнийский ун-т в Лос Анджелесе)

Настоящий доклад состоит из Введения, пяти глав и Заключения. Во Введении обсуждается понятие неологизма и приводятся количественные данные о рассматриваемых в работе неологизмах. Б Главе 1 описываются ранние опыты Хлебникова по созданию "алфавита мысли" и их связь с искусственными языками XVII в.

Глава 2 посвящена истокам словотворчества Хлебникова и той роли, которую сыграл в формировании его творческого почерка Вяч. Иванов. В Главе 3 исследуется связь поэтического мира поэта с мифологией и народным сознанием, а также высказываются некоторые предположения о функции неологизмов. Проблемы собственно словообразования рассматриваются в Главе 4.

Глава 5 устанавливает связи важного для современной лингвистики понятия поэтической функции языка с творчеством поэта. В Заключении подводятся итоги работы.

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Перцова, Наталья Николаевна

В русской литературе нет писателя, который бы так широко и разнообразно использовал в своем творчестве возможности русского словообразования, как поэт Велимир Хлебников^ Словотворчество Хлебникова уже в течение многих десятилетий является материалом литературоведческих и лингвистических исследований, среди которых в первую очередь надо назвать монографии В.П.Григорьева и Р.Вроо-на. Л Однако до сих пор неологизмы Хлебникова нельзя считать ни полностью собранными, ни полностью систематизированными. В составленном автором "Словаре неологизмов Велимира Хлебникова" (см. список публикаций ниже) '* приведено более пяти тысяч неологизмов из опубликованных произведений поэта; сейчас, после просмотра практически всех доступных рукописей, этот список увеличился примерно вдвое. Рассмотрению словотворчества поэта и посвящен настоящий доклад.

Неологизмом - в самом общем виде - считается слово, отсутствующее в словарях и воспринимаемое как новое носителями языка. Хлебниковские неологизмы подразделяются на три следующих класса:

I) морфологически интерпретируемые слова, т. е. слова, которые можно истолковать в соответствии с законами русского словообразования ;

II) единицы (буквы и слоги) созданного Хлебниковым "звездного языка", в котором звуки - прежде всего, согласные - наделены определенными обобщенными смыслами;

III) звукоподражания, звукопись, заумь и т. п., то есть слова, рассчитанные скорее на прямое эмоциональное восприятие, нежели на сознательное осмысление.

При сугубо формальном подходе к неологизмам к ним следует относить те и только те слова, которые отсутствуют в словарях данного языка. Естественно, при составлении словника хлебниковс-ких неологизмов были использованы все доступные нам словари русского языка - и, прежде всего, словарь Б.И.Даля: как известно, Хлебников внимательно изучал этот словарь и брал из него многие редкие слова {быльняк, дахарь, Аругяня, навь, ржаница, во лить, лукать, мирковать, разникнуть); некоторые используемые Хлебниковым слова из этого словаря органично вписываются в гнезда одноко-ренных хлебниковских неологизмов, ср. такие имеющиеся у Даля слова, как Аюдин, людина, людовитый. Однако мы отказались от чисто формального подхода к выделению неологизмов и пользовались неким дополнительным, интуитивным критерием: для того, чтобы слово было отнесено к неологизмам, оно не только должно отсутствовать в словарях , но и восприниматься носителем языка как незнакомое. Как выразился однажды В. Шершеневич, неологизмы - это слова, за которые "задевает рубанок мысли".

Были отброшены следующие группы нестандартных слов, отсутствующих в просмотренных нами словарях русского языка. а) Слова, объясняемые самим Хлебниковым или его комментаторами, например маунь 'валериана' [Тв 6 67] - при том, что в словарях дается маун - за исключением тех случаев, когда некоторые факты свидетельствуют против толкований комментариев. Так, в [Тв 701] говорится,, что Числобог - персонаж, придуманный Хлебниковым; однако, согласно Н. М. Карамзину, Числобог относится к славянским божествам.*5 б) Архаизмы, в том числе слова с полногласием (волога [1 208 ]) / неполногласием (врал [II 19]), славянизмы (плясавица III 83]) . в) Слова, встретившиеся нам в книгах по истории и фольклору или в исторических грамматиках, прежде всего, в трудах А. И. Афанасьева, Ф. И. Буслаева, И. М. Карамзина, С. В. Максимова, П. А. Ровинского и И. П. Сахарова. Например, слова купальский [Тв 213], русалие [II 27 0] встречаются в целом ряде книг, слово лешачонок

IV 159; НИ 71, 73] в книге С.МаксимоваЛ и т. д. г) Просторечные и диалектные слова и формы: мотри вместо смотри [II 100], жана вместо жена [Ст 17]. д) Слова, имитирующие разговорную или неправильную речь, ср.: бал-дарю 'благодарю' [IV 221], ходы 'ходи' [III 355], седни 'сегодня' [III 164; V 94], скусный-прескусный ' вкусный-превкусный' [V 7 61, сомашечий 'сумасшедший' [III 1151, осударев 'государев' [IV173]. е) Окказиональные словоизменительные формы слов и существительные с измененным грамматическим родом без изменения смысла: седые господины [II 121], милостынь [III 224], показа [IV 308] (исключение сделано лишь для тех слов, которые показались наиболее необычными; ср. неть - ед. от нети). ж) Слова, хотя и отсутствующие в словарях, но воспринимаемые как знакомые, например двадцати-трехлетье [V 49], 17-летний [V 98] , мамынька [V 13; НП 56] (слово встречается у Д.Мамина-Сибиряка), пушкинианский [III 8] (слово встречается у А.Блока), не лгущий [II 105], непочтенный [II 83], махаметанин [НП 357], синева-то-зеленый [НП 312], синебурый [III 358], нарукавнички [III 176, 232]. з) Достаточно очевидные опечатки, например разверзетый вместо разверстый (в старой орфографии разверзетый) [IV 17], борожба вместо ворожба в перевертне Мана темь сметанам / Ворожба обжоров П 211] . и) Приложения типа дом-книга. к) Разложение слов в духе шарад или обрывки слов (ср. <.> Б Сиби, / В Сибирских су / Сугро / Сугробах белых [III 265]). л) Иностранные слова, например английское энглиз [III 2 92], французское дье [НП 85], тюркское я-я (ях-ях - междометие со значением одобрения) [НП 182] ; среди них следует особо отметить интересовавшие Хлебникова славянские слова, например украинские гарнесенький, жинка, хиба, хустка [V 121] ; сербохорватские дебло [ББ 392], зличь [ББ 382], когович [IV 14; V 187], смеяч [II 35, 303]; чешское жас [V 302], словенское владавец [II 65; НП 216, 217, 219] и т. д., - за исключением тех случаев, когда Хлебников, "свободно плавя славянские слова" [II 9 ] , изменяет их значение и/или формальный облик: дебл (или дебел, ср. дятел) как 'живое существо' в контексте И деблы слетались, и деблиные велись речи [IV 17] и т. п.

Некоторые встречающиеся у Хлебникова неологизмы были, вероятно, заимствованы им у других поэтов - прежде всего, у Вяч. Иванова (солнцеокий, стожалый, тихокрылый). Подобные слова в нашем списке все же сохраняются (с соответствующими указаниями) , так как, вообще говоря, не исключена возможность того, что это не заимствование, а повторное создание слова.

Поскольку при отборе неологизмов мы отказались от строгого формального подхода, образовалась группа промежуточных слов, которые мы не можем с уверенностью отнести ни к знакомым нам, ни к незнакомым. Как писал А.И.СмирницкийЛ, слова существуют в языке "в разной степени": "вряд ли у кого вызовет сомнения, что в русском языке действительно существует слово Волга; но <.> в какой степени существуют в русском языке такие слова, как фиолетоватый, синезубый, бутылочноглазый, пылеводонепроницаемость и т.д., и т.п.?". Такого рода слова Смирницкий назвал потенциальными. По-видимому, потенциальным можно считать слово, удовлетворяющее двум условиям - формальному, т. е. слово должно отвечать достаточно употребительной словообразовательной модели, и содержательному, т. е. слово не должно нарушать некой интуитивно ощутимой "понятийной совместимости" (так, слово темнохвостый ее не нарушает, в отличие от слов вселеннохвостый, правдохвостый, смертно-хвост). Подобные слова приводятся в словарях русского языка лишь частично. Возьмем отрывок: Как во озере, во озере / Зелена лягушечка расквакалась. / И ты что это, лягушечка, расквакалась, / Расквакалась жалобнехонько? / Али мне без тебя не тошнехонько? [НП 244] . Слова тошнехонько, жалобнехонько и лягушечка существуют в языке, если воспользоваться выражением Смирницкого, примерно "в одинаковой степени", однако первое и второе в словарях содержатся, а третье - нет. Потенциальные слова, отсутствующие в словарях, обычно в наш словник включаются.

Сколько же неологизмов придумал Хлебников? Этого мы никогда не узнаем: ведь часть написанного им была утрачена. Соратники Хлебникова Н.Асеев и А.Крученых говорили о "десятках тысяч новых слов". Можно вспомнить свидетельство Веры Хлебниковой, относящееся к периоду их совместной жизни в селе Алферово весной-летом 1911 г. "В щелястом сарае водворился брат Витя с огромным мешком рукописей". (В апреле 1911 г. Хлебников пишет из села Алферово Елене Гуро: "У меня в запасе вещей на два или три сборника".) Он "читал отрывки новых вещей <.>, но это продолжалось не долго: деревенские курильщики проведали о таких несметных бумажных богатствах <.> и однажды ночью был взломан замок и похищен весь мешок с рукописями".Л

Количество неологизмов в уцелевшем хлебниковском наследии оценивается следующим образом. По мнению Р.Вроона, их число "определенно превышает десять тысяч", В.П.Григорьев называет порядок десять в четвертой степени, а также вскользь упоминает о числе шестнадцать тысяч. К настоящему времени нам удалось обнаружить около десяти тысяч неологизмов. Однако существуют еще необследованные частные архивы и разрозненное собрание Н.И.Харджиева, часть которого отправилась в Амстердам, другая же, попавшая в РГАЛЙ, по распоряжению Харджиева закрыта на 25 лет (начиная с 1994 г . ) . Ив доступных рукописях часть неологизмов, несомненно, была нами пропущена, поскольку порой они весьма неразборчивы. Вот как описывает свои впечатления от черновиков Хлебникова Бенедикт Лившиц: "В первый же день моего пребывания у Бурлюков [в Чернян-ке, конец 1911 г.] Николай принес мне в комнату папку бумаг с хлебниковскими рукописями. Это был беспорядочный ворох бумаг, схваченных как будто наспех. На четвертушках, на полулистах, вырванных из бухгалтерской книги, порой просто на обрывках мельчайшим бисером разбегались во всех направлениях, перекрывая одна другую, записи самого разнообразного содержания. Столбцы каких-то слов вперемежку с датами исторических событий и математическими формулами, черновики писем, собственные имена, колонны цифр. В сплошном истечении с трудом улавливались элементы организованной речи".л Н.И.Харджиев, говоря о рукописях Хлебникова, чуть ли не дословно повторяет описание Лившица: "Черновые рукописи Хлебникова обычно исписаны мельчайшим почерком (Д.Бурлюк называл его "микрографией") и испещрены стилистическими поправками и вставками на полях, вверху и внизу листа, часто написанными наискось. <. .> Нередко рядом с незаконченным стихотворением Хлебников начинал писать другую вещь или записывал предварительные наброски и заготовки, что, естественно, еще больше затрудняет расшифровку текстов" [НП 13].

Другая трудность, связанная с подсчетом неологизмов, состоит в том, что нет (и не может быть) бесспорных критериев их выделения; в связи с этим разнятся словники, полученные разными исследователями на одном и том же материале. Ряд словоупотреблений можно понимать по-разному. Так, Р.Вроон, рассматривая неологизм собеса (с ударением на последнем слоге, ср. небеса), усматривает его наличие и в бесспорных контекстах типа Аетуры летят в собеса, и в следующем контексте (из стихотворения 1921 г. "Это парус ре-кача" [III 2 03 ]): Пустынных зорь лучи / Зажгли собеса силачи, / Кругом товарищей нетняк / Ярила кистенем в час боя / Нежалоста бояр. Такое прочтение дает не вполне понятную и выпадающую из ритмической схемы конструкцию с приложением собеса силачи. (Рукопись интересующего нас отрывка имеет следующий вид: в Пустынных зорь лучи / [Одеты в латах! Зажгли собеса силачи <.> [52:4]) В данном контексте, однако, можно усмотреть и другой неологизм -собес от бес. Тогда спорное место понимается как описание блеска доспехов "силачей" - соратников Разина, аналогичное соседствующему с ним описанию доспехов самого Разина: Кольчугой багровой ог-небен. (Ср. также неологизмы яасоб'есятб [ 125: 23] и собесняк [41: 4].) Естественно, и такое толкование носит лишь предположительный характер.

Часто контекст неологизма позволяет примерно с равными основаниями понять одно и то же словоупотребление разными способами. Возьмем, например, следующий отрывок из "Зангези": Могей, могун! / Могач, могай! <. . .> / Могачь, могай! Могей, могуй! / Иди ногаты рЫ Каждая из словоформ (в порядке, заданном в тексте) могей, могай, могай, могей, могуй может быть осмыслена как существительное (ср. злодей, вихляй, холуй) и как глагол в повелительном наклонении (ср. смей, играй, рискуй). (Скопление омонимичных форм однокоренных неологизмов позволяет Хлебникову приблизить этот текст к магическому заклинательному жанру.) В таких случаях мы выбираем один основной вариант понимания, однако порой никаких неопровержимых обоснований для его предпочтения нет. Так, В.П.Григорьев усматривает в словоформе могуй (встречающейся также в контексте Можарь мой ум, могай<,> рука! Могуй<,> рука!) существительное, мы же склонны видеть здесь императив глагола; возможно также, что в первом контексте Хлебников имел в виду существительное, а во втором - глагол. Каждый из вариантов осмысления имеет право на существование.

Итак, как мы пытались показать, привести точное общее количество (равно как и состав) хлебниковских неологизмов практически невозможно.

В "Словаре неологизмов В. Хлебникова" приведено более пяти тысяч неологизмов из опубликованного наследия поэта, которые распределяются по классам следующим образом:

I) морфологически интерпретируемых слов - 4 415;

II) "слов" звездного языка - 72

III) заумных, звукоподражательных и т.п. слов - 812 .

После привлечения материала из рукописей словник претерпел следующие изменения. I) Были исправлены мои собственные ошибки. В словник добавлено около пятнадцати слов из публикаций, которые были мною пропущены {Бальмонтик, гомереть, государствокосый, государствоокий, государстворукий, дремачь, заумь, смешиный, странно-молодой, учи-мецг числоугоАЬ, шут ливо-беззаботный, Ястнебыль), из словника убрано около десяти слов, которые были найдены в словарях или литературе по фольклору {быр, маень, могач, рух, ура как сущ., читака) .

В результате проверки по рукописям были убраны и несколько десятков слов, неправильно прочитанных публикаторами: безумвяный, боготекум, восстаница, духниня, нечистель, пощтый, младыня, сме-хотянкий, летожалость, чисто-готтентотский (в рукописях, соответственно, безумянный, боготекун, востанница, духминя, негистель, нощатый, младой, смехотянный - все слова из [60], летонаглость [РО ИРЛИ, Р I, оп. 33, N 99:8], часто готентотский [РО ИМЛИ, ф. 139, он. 1, N 17 :1] ) .

Уточненный словник морфологически интерпретируемых неологизмов из опубликованных произведений Хлебникова составляет 4378 единиц. Обследование неопубликованного наследия поэта дало еще 4485 слов (около 800 из которых были впервые обнародованы В.П.Григорьевым, большая часть остальных до сей поры оставалась неизвестной), так что теперь совокупный список морфологически интерпретируемых неологизмов содержит 88 63 слова.

II) "Слов" звездного языка стало немногим больше, добавились лишь несколько новых слогов {жаг саг си, суг сы. . .) .

III) Черновые варианты "речи богов" дали более двухсот новых заумных слов.

Таким образом, сейчас мы располагаем примерно десятью тысячами неологизмов Хлебникова.

Для вновь найденных слов составлены словарные статьи по той же схеме, которая использовалась в "Словаре неологизмов Велимира Хлебникова": слово, варианты, ударение, адреса в публикациях и/или в рукописях, адреса комментариев в исследованиях В.П.Григорьева, Р.Вроона и других исследователей, грамматический класс, мотивирующее слово (или слова), ассоциации, примеры употребления. Введена еще одна словарная зона - время создания слова. Несколько сотен ранее описанных слов встретились в рукописях в новых контекстах. Составлен гнездовой словарь всех морфологически интерпретируемых неологизмов. Кроме того, собраны воедино вкрапленные в рукописи интереснейшие хлебниковские толкования узуальных русских слов (эти толкования были призваны выявить значения отдельных согласных звуков) .

Заключение научной работыдиссертация на тему "Словотворчество и связанные с ним проблемы идиостиля Велимира Хлебникова"

Заключение

В докладе отражены следующие результаты работы.

1. На основе просмотра текстов Хлебникова - как опубликованных, так и рукописных - составлен список неологизмов поэта, включающий около десяти тысяч слов, которые распределяются по классам следующим образом: морфологически интерпретируемых слов - около 900 0; слов" звездного языка - около 80: заумных, звукоподражательных и т.п. слов - около 1000.

2. Составлены словарные статьи морфологически интерпретируемых неологизмов по следующей схеме: слово, время его создания, варианты, ударение, адреса в публикациях и/или в рукописях, адреса комментариев в исследованиях В.Н.Григорьева, Р.Вроона и других ученых, грамматический класс, мотивирующая основа, ассоциации, примеры употребления.

3. Составлен гнездовой словарь неологизмов (около тысячи словообразовательных гнезд), названия рубрик которого можно считать своего рода "семантическими элементами" словотворчества поэта. Исследовано распределение слов по гнездам. Выяснилось, что в состав гнезд входит 90% всех слов, а более их половины принадлежат к ста самым распространенным гнездам. Показано, что слова, принадлежащие к семантически близким гнездам, часто имеют сходную словообразовательную структуру.

4. Рассмотрены используемые поэтом словообразовательные способы - как узуальные, так и окказиональные. С лингвистической точки зрения работу Хлебникова над словом можно охарактеризовать как "анализ через синтез" - создание множества слов, объединение их в классы по тому или иному общему признаку, поиски оптимальных средств для передачи нужного значения, тонких смысловых различий. Основной единицей словотворческих текстов у Хлебникова становится не слово, а морфема, причем наряду с узуальными поэт выделяет и окказиональные морфемы.

5. Затронут вопрос о хронологии словотворчества и характерных чертах каждого из трех основных его этапов.

6. Показаны истоки словотворческой и вообще лингвистической деятельности поэта, ее связи с европейской наукой XVII столетия, ее созвучность русскому - и вообще славянскому - фольклору и древнерусским письменным памятникам. Произведено сравнение поэтических воззрений Хлебникова и его учителя, теоретика русского символизма Вяч. Иванова.

7. Выявлен ряд положений в творческом и теоретическом наследии поэта, получивших развитие в последующем движении гуманитарной науки - в частности, структурный подход к языку, понятие и осмысление поэтической функции языка.

8. На основе изучения архивных материалов опубликованы некоторые неизвестные тексты (исследования, посвященные "значковому языку" и языку музыки, ряд стихотворений) и даны новые конъектуры частично публиковавшихся текстов Хлебникова (поэма "Вы1, привыжшие видеть жизнь", проза "Я случайно присутствую здесь" и др. ) .