автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Сочинительные конструкции в тексте: опыт теоретико-экспериментального исследования

Полный текст автореферата диссертации по теме "Сочинительные конструкции в тексте: опыт теоретико-экспериментального исследования"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ЯЗЫКОЗНАНИЯ

На правахрукописи

СИГАЛ Кирилл Яковлевич

СОЧИНИТЕЛЬНЫЕ КОНСТРУКЦИИ В ТЕКСТЕ: ОПЫТ ТЕОРЕТИКО-ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ (на материале простого предложения)

Специальность 10.02.19-Теория языка

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

МОСКВА 2004

Работа выполнена в отделе экспериментальных исследований речи Института языкознания РАН.

Научный консультант доктор филологических наук,

профессор В.А. Виноградов

Официальные оппоненты

доктор филологических наук, профессор, член-корреспондент РАН Ю.Н. Караулов

доктор филологических наук, профессор В.З. Санников

доктор филологических наук, профессор Л.Н. Оркина

Ведущая организация Московский государственный

университет им. М.В. Ломоносова

Защита состоится « У » ^ЕЛДу^ 2004 г. в ^ час. № мин. на заседании диссертационного совета Д 005.006.03 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Институте языкознания РАН (125009, г. Москва, К-9, Большой Кисловский пер., 1/12).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института языкознания РАН.

Автореферат разослан «_£_» и-ь-лл- 2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат филологических наук

А. В. Сидельцев

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность реферируемой диссертации определяется тем, что в ней впервые разработана общая теория сочинительной связи, способная учесть и объяснить с позиций парадигмы неофункционализма противоречия в существующих представлениях о данном синтаксическом явлении, с одной стороны, и направленная на постижение сочинительной связи как комбинаторно-синтаксического механизма в языковой системе и как операционального механизма в языковой способности говорящего (= адресанта, вне зависимости от формы речевой коммуникации), с другой. Если в свете прежних парадигмальных (по преимуществу структуралистских) установок лингвистики сочинение в простом предложении - основной объект настоящего диссертационного исследования - рассматривалось либо в аспекте формализации описания, либо как "синтаксический остров", практически не связанный с общими закономерностями порождения речевого высказывания, либо, наконец, как синтаксически иррелевантное явление, то в рамках неофункционализма появляется возможность обосновать конструктивную природу сочинения, его предназначенность для репрезентации определенным образом структурированного смыслового содержания и, главное, сложный психолингвистический механизм его "сборки", включенный в общий механизм порождения текста (тексто-образования) и детерминируемый поэтому факторами текста как "превращенной формы" речевой деятельности.

По своей сути представленное в диссертации исследование является теоретико-экспериментальным. Типичный ход такого исследования характеризуется тем, что в его доэкспериментальной фазе лингвист получает новые данные об объекте описательным путем и/или реинтерпретирует имеющиеся эмпирические данные, а затем формулирует объяснительную гипотезу о сущности данного объекта (или его структурных элементов) и обосновывает методику психолингвистического эксперимента, позволяющего проверить эту гипотезу в искусственно созданной ситуации речевой деятельности. Психолингвистический эксперимент должен стать неотъемлемой частью и предпосылкой общей теории сочинения еще и потому, что, как известно, ни одна из существующих моделей порождения речевого высказывания не дает эксплицитного и непротиворечивого представления о структурировании сочинительных отношений. Рассматривая структурирование сочинительных отношений как процесс, совершающийся при порождении текста и опирающийся на программу речевого высказывания, реализуемую в том числе и на внут-рипозиционном уровне, следует подчеркнуть его объемный характер, так как в этом процессе осуществляются все речемыслительные операции, необходимые для формирования сочинительных структур в тексте. Реконструируя отмеченный процесс по данным психолингвистических экспериментов, лингвист фактически делает заявку на исследование в рамках "психолингвистической грамматики". Методологическая разработка последнего также ставит реферируемую диссертацию в разряд актуальных исследований общелингвистического типа.

Цель настоящего диссертационного исследования состоит в создании общей теории сочинительной связи как функционирующей языковой структуры и фрагмента психолингвистической грамматики, способной объяснить природу и механизмы функционирования сочинения в речевой деятельности говорящего (= в письменном тексте как "превращенной форме" последней). Общая цель исследования определяет следующие задачи работы: ( ,--■- •

РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА

1) раскрыть специфику неофункционализма как интегративной парадигмы лингвистики и сформулировать программу исследования синтаксиса сочинения в рамках данной парадигмы;

2) предложить комплексный анализ принципов и методов исследования сочинительных конструкций в различных синтаксических теориях, а также обосновать систему принципов исследования сочинения в парадигме неофункционализма;

3) рассмотреть психолингвистический эксперимент как ведущий метод исследования в парадигме неофункционализма и осветить возможности его применения для проверки гипотез о функционировании сочинения в речевой деятельности говорящего;

4) выявить и описать конструктивно релевантные параметры сочинения и осмыслить их с точки зрения текстопроницаемости как базового свойства сочинительных конструкций;

5) предложить описательную типологию синтагматических феноменов сочинительной связи, возникающих в процессе текстообразования;

6) на основании теоретического обобщения данных экспериментально-эмпирического исследования сочинительных конструкций разработать психолингвистическую модель сочинительных отношений.

Несмотря на то, что теоретизация в лингвистике предполагает проникновение не только в наблюдаемые речевые структуры, но и в ненаблюдаемые механизмы их порождения и использования, вне эмпирического фундамента она абсолютно немыслима. Именно поэтому эмпирический материал представленного в диссертации исследования, опирающегося в основном на данные современного русского языка, разнообразен: прежде всего это авторская картотека речевых примеров, собранная вручную методом сплошной выборки (более 10 000 предложений-высказываний с сочинительными конструкциями в составе текстовых фрагментов), а также материалы проведенных пяти психолингвистических экспериментов (более 2 000 предложений-высказываний с сочинительными конструкциями, созданных, восстановленных или дополненных испытуемыми), "коллекция" речевых ошибок, данные других языков (в основном английского и немецкого), необходимые для сопоставительных наблюдений и для иллюстрации синтаксических явлений, не свойственных русскому языку (например, вынос неинициальных сочиненных компонентов за глагольно-предикативную рамку, наблюдаемый в немецком языке, и др.). Кроме того, как разновидность эмпирического материала используются полученные в ходе послеэкспериментального анкетирования метаязыковые комментарии (метатексты) испытуемых (принципы их учета в лингвистическом исследовании также получают разработку в диссертации).

В диссертационном исследовании используются общенаучные методы: наблюдение, сопоставление, обобщение, элементы статистического метода, метод классификации, а также собственно лингвистические методы: метод контекстуального анализа, метод сопоставительного анализа семантических дефиниций, методы субституции и трансформации, а также психолингвистические эксперименты по методикам восстановления деграмматикализованных текстовых единиц, дополнения ("close procedure") и др. и послеэкспериментальное анкетирование, проводимое после отдельных экспериментов. Последним двум методам в реферируемой работе отводится центральное место, так как функциональный синтаксис сочинения выдвигает гипотезы, в основе которых лежат знания о том, как человек

пользуется языком и как он приспосабливает язык к своим нуждам, и которые, соответственно, должны верифицироваться при максимальном учете фактора человека.

На защиту выносятся следующие теоретические положения:

1. Сочинение является конструктивной синтаксической формой связи слов, так как оно конституируется относительно автономной и целостной грамматической схемой и служит для представления в языковой структуре концепта МНОЖЕСТВО и способов его синтаксической категоризации. Сочинительные отношения отображают в речевом высказывании сложный процесс вербализации "квантов" смыслового содержания, обладающих достаточной мерой сходств и различий и тем самым принципиально подводимых под синтаксическую форму сочинения, и учета разного рода формальных допущений и ограничений сочинительной связи (например, для союзов и и но характер последних не одинаков). Сочинение - комплексная синтаксическая единица, характеризующаяся следующими конструктивными параметрами: а) состав компонентов (n > 2) с вероятностно сбалансированными уровневыми признаками; б) специализированным формальным аппаратом (сочинительные союзы, сочинительная просодия, обобщающие единицы и др.), обеспечивающим синтаксическое равноправие компонентов; в) потенциально семантически и/или прагматически значимым порядком компонентов, - параметрами, в организации которых сочинение противопоставлено подчинению в синтаксической системе языка. Образуя контекстно независимую грамматическую схему сочинения, все названные конструктивные параметры могут, однако, "управляться" текстовыми факторами при выборе их языковых субституций, - на этом основано такое свойство сочинительных конструкций, как текстопроницаемость.

2. Сочинительные отношения обладают огромной инклюзивной способностью, и поэтому синтаксис сочинения в "свернутом" виде вбирает в себя всю динамику интеграционных связей языковой системы. Благодаря этому сочинение обеспечивает реализацию широкого диапазона "степеней свободы" в лексико-синтаксическом развертывании речевого высказывания, с одной стороны, и формирует в языковой системе структурный механизм функциональной аттракции парадигматически соотносительных единиц, с другой.

3. Важнейшим свойством сочинительных структур является текстопроницае-мость, заключающаяся как в обусловленности форм их адаптации в тексте их же конструктивными особенностями, так и во включенности текстовых факторов в механизм структурирования сочинительных отношений. Установление самостоятельных текстовых зависимостей для разных конструктивных элементов сочинения (компонентов, их порядка, союза) свидетельствует о том, что структурирование сочинительных отношений состоит из нескольких симультанных речемысли-тельных операций, с разной степенью осознавания применяемых в речевой деятельности homo loquens'a. Феномен текстопроницаемости следует рассматривать, с одной стороны, как проявление категории связности в тексте, а с другой стороны, как опосредование в комплексном сочинительном знаке структурообразующего взаимодействия коммуникативных (смысловых) интенций говорящего, операционального содержания синтаксической формы сочинения (= иерархии вероятностных стереотипизированных выборов) и текстовой индукции, отражающей интран-зитивность синтагматической структуры текста: "предтекст (удержание) - порождаемый текст с сочинением (речемыслительная деятельность) - посттекст (упреждение)" и *"предтекст - ... - посттекст". Сочинение вбирает в себя текстовые отношения и преобразует их в конструктивную основу своей синтаксической формы.

4. При порождении речевого высказывания структурирование сочинительных отношений является не одношаговой примарной операцией (ср. идею расширения в структурной грамматике) и не компрессивно-сократительным механизмом (ср. трактовку сочинения в генеративной грамматике), а сложным речемыслительным процессом, состоящим из нескольких элементарных операций симультанного действия, взаимопреднастроенных в языковой способности говорящего и взаимообу-словливающих характер осуществления друг друга. Структурирование сочинительных отношений коррелирует с когнитивной обработкой человеческим сознанием объективной действительности, с одной стороны, и с опытным знанием говорящим синтаксических свойств и семантического потенциала сочинительной связи, с другой. Исходя из того, что рсчемыслительная (психолингвистическая) основа любого синтаксического явления определяется его системно-функциональными связями, в процесс структурирования сочинительных отношений следует включать, как минимум, три речемыслительные операции: а) выбор будущих компонентов (качественный и количественный аспект); б) выбор средства их связи и в) выбор порядка их размещения, - ибо именно в этих параметрах наблюдается наиболее явно выраженная системная антиномия "сочинение ув. подчинение". Каждая из этих речемыслительных операций (и их субопераций) семан-тична и ориентирована на учет тскстообразующих факторов, поэтому их действие тяготеет к стереотипным реакциям, вызываемым определенными коммуникативными интенциями говорящего. Психолингвистическая реальность данных рече-мыслительных операций подтверждается возможностью их обособленного осуществления и тем самым объективирования в экспериментальной ситуации, а их условно-модельная последовательность и типы детерминации между ними устанавливаются на основе теоретической интерпретации экспериментального материала.

Научная новизна исследования заключается прежде всего в том, что в нем приводятся новые данные, позволяющие переосмыслить существующие представления о формальности и функциональной элементарности сочинения, не соответствующие языковой действительности. В работе показано, что сочинение представляет собой глобально семантичную языковую структуру, сам речемыслитель-ный механизм построения которой обусловлен различными факторами внутритекстовой интеграции. В исследовании представлены новые данные по типологии маркеров сочинительной связи, по обобщению разного рода ограничений на внутреннюю структуру сочинительных конструкций, по систематизации синтагматических феноменов сочинительной связи и др., а структурирование сочинительных отношений рассматривается сначала на довербальном уровне, а затем в операциях внутрипозиционного программирования и вариативных способах синтаксической реализации сочинительной конструкции, что позволяет обеспечить психолингвистическую достоверность представления данного процесса. Новым является сам подход к исследованию функционирования сочинения в речевой деятельности говорящего, базирующийся на экспериментально-психолингвистической проверке индуктивных гипотез, выработанных в результате функционально-системного анализа сочинения и ориентированных на текстопорождающую активность говорящего. По сути дела, в диссертационном исследовании заложены основы нового научного направления - функционально-порождающего синтаксиса сочинения, теоретико-методологические возможности которого могут быть использованы при изучении и других комплексных синтаксических единиц. Кроме того, в работе представлено новое понимание метаязыковой функции, заключающееся в общей характеристике системы ее языковых репрезентантов (метаслов, метаконструкций,

метатекстов), подлежащих речевой объективации в них метаязыковых действий (метаязыковой комментарий, метаязыковая гипотеза, прямая/косвенная метаязы-ковая оценка и пр.) и способов направленной организации метаязыковой деятельности субъекта (психолингвистический эксперимент, послеэкспериментальное анкетирование).

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что в ней разработан новый подход к выяснению природы сочинительной связи в простом предложении, выявлены параметры синтаксической конструктивности сочинения и тексто-проницаемость как одно из важнейших свойств сочинительных конструкций, показана специфика мсжуровневой интеграции в сфере сочинения, выдвинуто понятие "синтагматические феномены сочинительной связи" и создана описательная типология последних, обосновано функциональное понимание психолингвистической грамматики и соотнесение речемыслительных операций структурирования сочинительных отношений с ее единицами, разработана психолингвистическая модель сочинительных отношений.

Практическое применение результаты работы могут найти в оптимизации методики развития речи в школе и в уточнении лингводидактических представлений о формировании у школьников синтаксической компетенции на родном языке, а также в освещении многих спорных вопросов таких профилирующих вузовских дисциплин, как общее языкознание, общий и русский синтаксис, психолингвистика Получившая в работе детальное освещение теория психолингвистического эксперимента, в том числе описание конкретных экспериментальных методик и процедуры послеэкспериментального анкетирования, адаптирована для ее использования при разработке соответствующих разделов в учебных пособиях по психолингвистике и психологии речи. Иллюстративный материал, представленный в диссертации, может как непосредственно применяться в школьной и вузовской практике синтаксического, пунктуационного и лингвостилистического анализа осложненного предложения, так и служить проектной основой для создания сборника дидактических материалов по синтаксису простого предложения. Кроме того, в работе обсуждается вопрос о сужении списка речевых ошибок применительно к построениям с сочинительной связью в письменной речи, что имеет важное значение как для ти-пологизации речевых ошибок и их профилактики в школьном обучении, так и для практики редактирования письменных текстов внешкольного профиля.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась в отделе экспериментальных исследований речи Института языкознания РАН. Основные теоретические положения и практические результаты были представлены автором на 19 международных, всероссийских и межвузовских конференциях, в том числе на XIII Международном симпозиуме по психолингвистике и теории коммуникации (Москва, ИЯ РАН, МГЛУ, 2000 г.), на Всероссийской научной конференции "Язык и мышление: психологические и лингвистические аспекты" (Пенза, ИП и ИЯ РАН, ПГПУ им. В.Г. Белинского, 2001-2004 гг.), на Юбилейной межвузовской конференции "Актуальные проблемы общего и восточного языкознания" (Москва, ИСАА при МГУ им. М.В. Ломоносова, 2002 г.), на Всероссийской конференции "Языковое сознание и текст: теоретические и прикладные аспекты" (Москва, ИЯ РАН, 2003 г.), на Всероссийской научно-практической конференции "Теория и типология грамматических систем" (Ижевск, УдмГУ, 2003 г.) и др. По теме диссертации опубликовано 32 научных работы общим объемом 45,2 п.л., в том числе две монографии - 28 п.л. и 4,6 п.л.

Структура диссертации обусловлена изложенными выше целью и задачами, а также теоретико-экспериментальным подходом к исследованию сочинительных конструкций в тексте: она состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии, включающей 421 наименование, в том числе 48 - на иностранных языках.

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во "Введении" раскрыты цель и задачи исследования, определен его объект, а также обоснована актуальность и сформулировано, в чем состоит научная новизна, теоретическая значимость и возможности практического применения, перечисляются методы и приемы, использованные в процессе исследования.

В главе I "Проблемы синтаксиса сочинения в свете современной лингвистики" дается общая характеристика неофункционализма как парадигмы лингвистических исследований, формулируются принципы и программа синтаксиса сочинения, а также обосновывается применение психолингвистического эксперимента как метода исследования функционирования сочинительной связи в речевой деятельности, наконец, аргументируется свойство текстопроницаемости сочинительных структур.

Понимая под парадигмой "внутренне цельную систему взглядов на объект исследования, на допустимые способы исследования и возможные процедуры верификации результатов" [Баранов, Добровольский (ред.) 2001, 261] и вслед за Т. Куном рассматривая последнюю как "дисциплинарную матрицу" лингвистического знания, мы характеризуем парадигму неофункционализма в единстве ее устано-вочно-предпосылочного, предметно-познавательного и процедурного компонентов (идея модульной структуры лингвистических парадигм принадлежит Е.С. Кубря-ковой). Определение парадигмальной идентичности лингвистического исследования позволяет прогнозировать теоретические ожидания, связанные с видением и способом моделирования конкретных языковых объектов в ракурсе той или иной парадигмы.

Для установочно-предпосылочного компонента неофункционализма характерны фундаментальный постулат неавтономности, согласно которому устройство языка и его единиц не может быть объяснено без обращения к другим сферам человеческой активности, и прежде всего ко всей палитре когнитивных способностей и коммуникативных потребностей homo loquens'a, требование последовательной интеграции тех сведений о языке, которые могут быть получены системным, коммуникативным и когнитивным подходами, направленная критика генерати-визма как формально-конструктивистской парадигмы и сближение с психолингвистикой. Последнее представляется особенно существенным, так как неофункционализм стремится выдвигать гипотезы о том, какими психологическими (и психолингвистическими) механизмами обеспечивается структурирование разных типов значений и отношений на различных уровнях языковой репрезентации. Как указывает Ю.С. Степанов, "ни одна лингвистическая теория в настоящее время не может обойти вопроса о психической реальности своих объектов" [Степанов 1981, 34]. Теоретическим основанием интегративности неофункционализма (при том, что функциональный подход многовариантен и сочетается с весьма неодинаковыми установочными положениями) является установка, согласно которой лингвист стремится к обнаружению того, что внутренняя структура языкового объекта определенным образом координирована с ее когнитивным представлением и тексто-

выми функциями, как и те в свою очередь согласованы друг с другом и находятся в отношениях взаимной детерминации.

Предметно-познавательный компонент неофункционализма отличается максимально широким охватом типов эмпирических данных лингвистики и эксплицитно выраженной объяснительной направленностью. В типологии эмпирического материала функциональной лингвистики, согласно С. Дику, целесообразно учитывать наблюдаемые высказывания и частотность различных форм и конструкций в корпусе письменных и устных текстов, данные о синхроническом/диахроническом варьировании языковых единиц, сведения из сферы онтогенеза и патологии речи, суждения лингвиста/наивного информанта о правильности/неправильности и приемлемости/неприемлемости той или иной формы или конструкции и, наконец, "результаты психолингвистических экспериментов (курсив мой. - К.С.), выявляющих свойства переработки языковой информации и позволяющих определить психологический статус правил и принципов грамматики" [Dik 1980, 47-48]. Для неофункционализма характерно перманентное расширение предметной области, которая не фокусируется уже просто вокруг языка и его имманентно-таксономических представлений, а создается всей совокупностью отношений, связей, детерминаций и эвристик, возникающих в рамках темы "язык и человек".

В описании процедурного компонента указывается на преобладание в неофункционализме абдуктивно-аналогических объяснений, на демонстративный отход этого направления от практики "лингвистики ленивого человека" ("lazy man's linguistics", по Д. Хаймсу), не озабоченной расширением эмпирической базы наблюдений, и разработку в его рамках различных принципов и способов сбора, хранения, воспроизводства и пополнения корпуса эмпирических данных, на широкое использование статистических процедур, на некоторые особенности методики лингвистического анализа (замена бинарных оппозиций шкалами и иерархиями и онтологизация этих приемов, выстраивание языковых классов по модели естественной категории, определенное безразличие к строгой формализации описания и др.), наконец, на привлечение всего спектра экспериментальных методик и после-экспериментальных процедур, применяемых в психолингвистике.

Неофункционализм описывает и объясняет язык на всем пространстве речевой эмпирии, не отбрасывая "неудобных" фактов и не ограничивая своего эмпирического базиса только теми фактами, существование которых предполагается какими-либо априорными теоретическими положениями. Именно поэтому неофункциональная парадигма способна, по нашему мнению, обеспечить создание общей теории сочинения, несмотря на то, что в ряде грамматических направлений, возникавших под эгидой предшествующих парадигмальных установок, сочинительные отношения рассматривались как языковая структура, дестабилизирующая выстроенную лингвистами логически непротиворечивую систему синтаксических правил (ср., например, НС-грамматику или генеративную грамматику).

В неофункциональной парадигме синтаксис, традиционно рассматривавшийся как самый высший уровень языковой системы, нацеленный на выполнение коммуникативной функции, понимается как система взаимосвязанных правил и операций, определяющих создание целостных речевых произведений, т.е. текстов, и их структурных единиц разной синтаксической природы. Если в ранних версиях функционального синтаксиса общее направление анализа сводилось преимущественно к обнаружению тех функций, которые выполняют синтаксические структуры в речи и, что самое главное, к констатации некой предзаданности всех этих функций внутренними (автономными) свойствами синтаксических структур, то в

неофункционализме основное внимание обращено к тексту как среде функционального генезиса синтаксических структур и их свойств, причем такой поворот обусловлен трактовкой текста как "полного" знака, являющегося наиболее емкой структурно-речевой формой воплощения когнитивно-коммуникативной активности говорящего. Принимая фундаментальную гипотезу неофункционализма о том, что язык организован сообразно его функциональному предназначению, и находя определенные верификационные основания для нее, лингвист получает возможность моделировать синтаксис как находящуюся в состоянии функциональной предготовности динамическую систему, каждый из элементов которой связан по целому ряду параметров со всеми уровнями языка (в большей степени, безусловно, с лексическим, морфологическим и фонопросодическим) и способен благодаря этому индуцировать работу всего механизма порождения речевого высказывания.

В современном функциональном синтаксисе эффективно сочетаются системо-центрическая и текстоцентрическая стратегии анализа, последняя из которых связана с изучением синтаксических конструкций как единиц текста, напрямую зависящих от того, как строится текст, в какую текстовую ситуацию (интродукции, пояснения или др.) вводится данная конструкция, каковы ее адаптационные способности и т.п. Сочетание двух отмеченных стратегий анализа синтаксических единиц позволяет в более осязаемой форме представить презумпцию неофункционализма о том, что система языка и порождение речевого высказывания (текста) связаны в самых глубинных принципах их организации. По-видимому, именно об этом пишут исследователи, предполагая, что система языка, как правило, благоприятствует тем формам и конструкциям, "устройство которых детерминировано приоритетными стратегиями текстообразования" [Бергельсон, Кибрик 1987, 52]. В совмещении двух стратегий синтаксического анализа заложена, кроме того, весьма существенная для неофункционализма возможность от ряда синтаксических единиц (образований 1-го уровня абстракции) переходить к выделению механизмов их функционирования и тем самым к единицам деятельностного типа: правилам, операциям и т.п. (образованиям 2-го уровня абстракции), имеющим привязки не только к синтаксической структуре, но и, что более значимо, к психолингвистическим опосредованиям порождения речевого высказывания. В рамках неофункционализма синтаксис рассматривается поэтому в аспекте синхронической динамики, осмысляемой в диссертации как особый тип понимания языка, заключающийся в установлении функционального движения языковой структуры и в объяснении наблюдаемых структурных процессов теми факторами, которые задействованы в текстообразовании.

В работе показано, что есть основания для выделения таких единиц функционирующего языка (в данном случае - синтаксиса), как правило и операция. Правило динамического синтаксиса (или прескрипторное правило, по Д. Слобину и А.М. Шахнаровичу) - это виртуальный план, частная субпрограмма в порождении речевого высказывания, приводящаяся в действие в одной или нескольких речемысли-тельных операциях. Иерархические отношения между правилами и операциями образуют операциональность (в широком понимании) синтаксического уровня языковой способности, состоящую в автоматизме и бессознательном контроле речемыслительного синтеза синтаксических структур разной семантики и разной текстовой протяженности.

Изложенное понимание функционального синтаксиса вступает в отношения преемственной связи с важнейшими положениями, выработанными в отечественной синтаксической традиции, так как в последней также а) синтаксис не пред-

ставлялся неким "модулем", изолированным от общеязыковых и частноуровневых закономерностей; б) синтаксис рассматривался (хотя иногда без эксплицитных формулировок) в перспективе текста (= целого речевого произведения); в) синтаксис не был отчужден от объяснений экстралингвистическими обстоятельствами; г) синтаксис был основан на глубинной (как интуитивной, так и экспериментальной) проработке эмпирического материала [Виноградов 1958].

В отечественной синтаксической науке были высказаны ценные идеи и реализованы глубокие, методологически продуманные "ходы", предвосхищавшие не-офункционалистский взгляд на сочинение. Так, например, в концепции А.М. Пеш-ковского анализ сочинительной связи был основан на психологических мотивировках экспериментального синтаксического материала. Согласно этому исследователю, сочинительный союз может объединять в целостную конструкцию только такие члены, которые в мыслительной сфере говорящего объединены "сознанием однородности" [Пешковский 2001, 442]. Сочинительный союз обеспечивает тем самым синтаксическую формированность когнитивно структурированного определенным образом содержания. "Возьмем, например, - иллюстрирует свою мысль A.M. Пешковский, - предложение Я уезжаю на каникулы к родным в деревню. Пока мы не объединим чем-нибудь эти три резко различные, хотя и соподчиненные, предложно-падежиые сочетания, союзы будут немыслимы. Но стоит только нам сопоставить их, например, как три счастливых обстоятельства нашей жизни -и мы воскликнем: "Я уезжаю на каникулы, и к родным, и в деревню'.". Союзы здесь как раз и выразят синтаксически это подведение под одну "счастливую" рубрику. Или мы можем сказать Яуезжаю к родным или в деревню, не к родным, а в деревню, и тут наши дополнения будут подведены уже под другую, "географическую" рубрику, как возможные направления поездки". Предложенный А.М. Пешковским анализ базируется, как видим, на приемах реконструктивного эксперимента (перестройка синтаксических связей, вставка и замена союзов, усечение) и приводит не только и даже не столько к расчленению синтаксического построения на элементы и к установлению их синтаксических связей, сколько к обнаружению по сути дела сложного психолингвистического механизма образования сочинения. Ведь, действительно, появлению сочинительной конструкции, согласно А.М. Пешковскому, предшествует этап мыслительного конструирования некоторого предметного содержания (и "сознание однородности" здесь только одна из взаимоисключающих возможностей), а затем, в случае нахождения общей мыслительной рубрики, осуществляется се интерпретация формальными синтаксическими значениями (со-единительности, разделительности и т.п.), результатом которой является выбор конкретного сочинительного союза, "одновременно и объединяющего два члена и относящего их к одному и тому же третьему" [там же, 443]. Суть динамического подхода в данном случае заключается в том, что сочинение внутри предложения рассматривается как синтаксический результат речемыслительных операций (актов), опредмеченных в союзном показателе соподчинения сознающихся однородными в каком-либо отношении компонентов.

Анализ сочинения в свете парадигмы неофункционализма потребовал создания исследовательской программы, под которой в работе понимается приложение парадигмы к решению частной научной задачи. Изложим далее в тезисной форме исследовательскую программу синтаксиса сочинения в рамках неофункционализма

1. Сочинительная связь в простом предложении относится к универсалиям не-имликативного типа. Будучи свойственным структуре любого языка и отражая ее специфику в особенностях формального аппарата выражения сочинительных от-

ношений (см., например, [Bednarczuk 1971]), сочинение является способом синтаксической репрезентации идеи множества в той или иной ее когнитивной интерпретации (а отсюда такие семантические типы сочинительных отношений, как соединительные, разделительные и др.). Тот факт, что сочинение так или иначе используют все языки, свидетельствует о том, что данная синтаксическая форма служит семиотическим опосредованием единых для homo sapiens'a когнитивных механизмов конструирования предметных (и иных) множеств и их синтаксической категоризации. Поэтому синтаксис сочинения может и должен не просто описать сочинительную связь в единстве синтаксических значений и формальных средств их выражения, а постараться объяснить механизм порождения сочинительных отношений в речевой деятельности и обнаружить тем самым когнитивную (= речемыслительную) основу универсальности данной разновидности синтаксических отношений.

2. Сочинительные отношения обладают огромной инклюзивной способностью, и поэтому синтаксис сочинения в "свернутом" виде вбирает в себя всю динамику интеграционных связей языковой системы. Сочинение обеспечивает реализацию широкого диапазона "степеней свободы" в синтагматическом развертывании речевого высказывания, с одной стороны, и формирует в языковой системе структурный механизм функциональной аттракции парадигматически соотносительных единиц, с другой. Поэтому сочинение следует рассматривать не в моделях "синтаксических островов", заведомо ограничивающих поле зрения исследователя исключительно синтаксическими параметрами той или иной конструкции, а во всем богатстве порождающего сочинение реального, определяемого языковой системой межуровневого взаимодействия, без которого невозможно представить функционирование сочинительных конструкций в речи.

3. Синтаксис сочинения, стремящийся объяснить природу данного синтаксического явления в широком контексте речевой деятельности говорящего, должен базироваться на разнообразном эмпирическом материале, преимущественно - экспериментальном. При этом главной целью поставляющих его психолингвистических экспериментов должна быть не обычная констатация тех или иных функциональных связей языковых единиц, а реконструкция структурирования сочинительных отношений через их функционирование, представленное в предъявляемых "готовых" текстах в виде стереотипных моделей оперирования ими в речи. Структурирование сочинительных отношений - это многоуровневый и одновременно симультанный речемыслительный процесс, лишь в модельной абстракции могущий быть расчлененным на отдельные операции, связанные друг с другом отношениями взаимной детерминации. Специфика данного процесса заключается в том, что он включен в общую модель текстообразования и связан с общими закономерностями порождения предложения-высказывания. В синтаксисе сочинения необходимо поэтому исследовать, как именно и в каких операциях структурирование сочинительных отношений определяется (или индуцируется) формированием и реализацией стратегий лексико-синтаксической развертки текста.

4. В рамках парадигмы неофункционализма синтаксис в целом и синтаксис сочинения в частности рассматривается как языковой механизм, непосредственно ориентированный на текстообразование, в связи с чем многое в его устройстве и в его действии обусловлено текстом (или, вернее, метаязыковыми представлениями о тексте). Хотя в тексте то или иное содержание может быть передано совершенно различными синтаксическими средствами (а отсюда - идея перефразировки), ни одна синтаксическая форма не теряет своей системной значимости в текстообразо-вательной перспективе: каждому синтаксисту хорошо известно, что именно кон-

текст, т.е. условия текстовой "упаковки" того или иного содержания, препятствует обычно синтаксической перестройке предложения-высказывания. В тексте синтаксическая форма имеет более специализированную значимость, которая сигнализируется прежде всего текстовой ситуацией, однозначно приводящей адресанта к выбору определенного способа синтаксической репрезентации того или иного содержания. Поэтому во многом благодаря тексту, в том числе созданному в условиях эксперимента, исследователь получает возможность объективно представить психолингвистичсское содержание процесса структурирования сочинительных отношений (или отдельных его операций). Наблюдения над оперированием сочинительными связями, получившем отражение в корпусе текстов и в материалах психолингвистических экспериментов, и их интерпретация в свете парадигмаль-ных установок неофункционализма позволяют лингвисту моделировать сочинение как функционирующую языковую структуру, с одной стороны, и как сложную, глобально связанную систему психолингвистических единиц в языковой способности говорящего, с другой.

5. В синтаксисе сочинения, как следует из всего сказанного выше, выдвигаются гипотезы (= объяснительные положения), в основе которых лежат знания о том, как человек пользуется языком и как он приспосабливает язык к своим нуждам, и которые, соответственно, должны верифицироваться при максимальном учете фактора человека. Поэтому здесь центральное место должно отводиться психолингвистическим экспериментам, разным по целеустановке и по методике, и после-экспериментальному анкетированию, проводимому после отдельных экспериментов. В то же время для выработки самих гипотетических положений в синтаксисе сочинения требуется также применение более широкого круга собственно лингвистических методов, в том числе относящихся к разряду реконструктивных экспериментов, результаты которых подлежат оценке в рамках интроспекции.

Далее в работе обосновываются принципы исследования сочинения в парадигме неофункционализма. Приципы - это совокупность парадигмальных установок и предпосылочных оснований, определяющих видение языка, наиболее общие теоретические положения, принимаемые лингвистами как аксиомы. Предпринятый анализ принципов и методов исследования сочинения в традиционной, структурной, генеративной и когнитивной грамматиках позволяет считать, что отдельные парадигмально специфицированные ракурсы осмысления сочинительных отношений в перечисленных грамматических направлениях вполне могут быть квалифицированы как частные моменты в функциональном постижении сочинения. Но, безусловно, методологическое обеспечение изучения сочинения в свете парадигмы неофункционализма должно базироваться на собственных принципах и определяемых ими методах исследования. Есть основания считать, что принципы исследования сочинения в рамках неофункционализма образуют систему последовательно встроенных и действующих по закону обратнонаправленной мотивации прескриптивных положений, отражающую восхождение лингвиста от речевого материала к объяснительной функциональной модели его порождения в речевой деятельности говорящего.

Первый принцип, создающий фундамент указанной системы, - это принцип конструктивной параметризации синтаксической структуры, заключающийся в том, что исследователь должен выявить всю совокупность константных признаков, определяющих отдельность сочинительных структур в синтаксической системе языка. Отнесенность сочинения к разряду синтаксических форм связи, характеризующихся единством строевых средств и их семантического содержания [Ширяев

1989, 179-180], профилирует конструктивную целостность упорядоченных на сочинительной основе рядов слов. Конструктивная параметризация сочинения как синтаксической формы связи слов воссоздает его частную синтаксическую модель, реализующуюся на уровне простого предложения. Но важно осознавать, что эта модель должна быть ориентирована на динамический аспект описания: ведь как тонко подметил еще А. Белый, вывод о единстве формы и содержания (а его вполне можно распространить и на синтаксическую форму сочинения в предложенном понимании) "пуст, если не ввести формосодержательного процесса (курсив мой. - К.С.), как чего-то, предопределяющего содержание и форму" в их неразрывном единстве [Белый 1996, 51]. Второй принцип - принцип текстовой мотивации конструктивных параметров синтаксической структуры - предполагает рассмотрение сочинительных конструкций как текстовых интегрантов, настраивающих свою структуру на выполнение функций адаптации к тексту и формирования ею новых текстовых условий. Наконец, третий принцип, венчающий объяснительный анализ в рамках неофункционализма, - это принцип психолингвистической мотивации текстовых параметров синтаксической структуры, направленный на обнаружение речемыслительных механизмов, обслуживающих структурирование сочинительных отношений в процессе порождения речевого высказывания (= текста), а также на создание модели фрагмента языковой способности говорящего, содержащего когнитивные эталоны, прагмасинтаксические стереотипы, прескрипторные правила сочинения, приводимые в действие этими речемысли-тельными механизмами.

Воплощение данных принципов в их системе, только и способной обеспечить эмпирическую проверяемость формулируемых на каждом этапе исследования объяснительных положений, напрямую связано с методом эксперимента, применяемого во всех его формах и разновидностях. Но преимущество должно быть отдано все же психолингвистическим экспериментам, позволяющим тестировать объяснительную адекватность тех или иных гипотетических положений путем обращения к метаязыковой рефлексии испытуемых.

Метаязыковая функция является функцией языка (а не речи), отображающей его кардинальную способность к самоописанию, т.е. к раскрытию своих субстанциальных, структурных и прочих характеристик собственными средствами, и обеспечивающей самотождественность языка. Проявления метаязыковой функции в речи - это феномены иного порядка, так как они выявляют в структурированной речевой материи одно из сущностных свойств языка. P.O. Якобсон связывал проявления метаязыковой функции с парафразами, синонимией, эксплицитной расшифровкой эллиптических форм и другими способами интерпретации текста [Якобсон 1996, 21], но, согласно предпринятому в диссертации анализу, вербализация метаязыкового осознания осуществляется в виде метаслов, метаконструкций и метатекстов в целом как лексических, синтаксических и текстовых форм, предназначенных (но не исключительно) для речевого опредмечивания метаязыковой деятельности говорящего. В перечисленных выше метаединицах объективируются различные метаязыковые речевые действия (комментарий, уточнение, гипотеза, оценка и др.), но в обыденной речи метаязыковое осознание остается либо невер-бализованным, либо не до конца выявленным и, главное, неорганизованным. Наоборот, в психолингвистических экспериментах метаединицы опосредуют осознаваемые испытуемыми речемыслительные операции, инициированные содержанием экспериментального задания. Полноту речевой реализации метаединицы всех уровневых рангов находят лишь в послеэкспериментальном анкетировании, когда

испытуемый вербализует свой субъективный опыт мстаязыковой рефлексии в ситуации эксперимента. В диссертации подчеркивается, что психолингвистический эксперимент позволяет организовывать метаязыковую рефлексию индивида, переводить ее в деятельностный план и направлять на определенный объект (речевой стимул), т.е. можно сказать, что психолингвистический эксперимент окультуривает метаязыковую рефлексию.

Под экспериментом в работе понимается предпринимаемое в целях проверки определенного гипотетического положения контролируемое наблюдение, происходящее в искусственных условиях, которые создаются в результате изменения тех или иных переменных (факторов, структурных элементов и др.). Отметив, что психолингвистический эксперимент может применяться и в собственно лингвистических исследованиях, реализуя свою специфику как метода получения новых теоретических знаний, рассмотрим далее методологические ситуации использования эксперимента в науке о языке. Во-первых, потребность в психолингвистическом эксперименте возникает в тех случаях, когда в рамках некой теории разработана модель (в том числе и частная модель языкового явления), нуждающаяся в верификации. При этом модель должна быть построена так, чтобы ее экспериментальное тестирование по определенной методике соответствовало факторам и принципам, определившим тип модели. Но важно помнить о том, что любая модель воссоздает лишь структурный аналог языкового явления или процесса, в котором намеренно (а иногда вследствие их неочевидности) выпущены те или иные факторы, способные "всплыть" в психолингвистическом эксперименте (даже при варьировании одной независимой переменной) и продемонстрировать аспектность модели. В то же время не всякая модель допускает экспериментальную проверку в ее холистичности, тогда как прямое экспериментальное подтверждение отдельных ее звеньев и обнаружение в таких экспериментах вероятностных зависимостей звеньев модели друг от друга может оказаться вполне правомерным. Во-вторых, психолингвистический эксперимент используется в целях обнаружения тех или иных явлений, либо только "нащупываемых" исследователем и нуждающихся в эксплицировании информантами, либо получивших частичное представление с помощью общепринятых способов описания и требующих восполнения семантической информации средствами естественного языка (а, допустим, не метаязыка символов). В такой методологической ситуации у исследователя имеются, однако, частные гипотезы или какие-либо предварительные генерализации, так как, не прогнозируя образа теоретического решения проблемы, ни один серьезный исследователь не рискнет проводить эксперимент с испытуемыми. И в-третьих, психолингвистический эксперимент может быть применен для проверки конкретного теоретического положения (гипотезы), которое вытекает из некой общей теории, принимаемой исследователем. В данной методологической ситуации можно усмотреть зеркальное отражение первой, где в эксперименте верифицируется модель. Дело в том, что, выдвигая целый ряд теоретических положений (гипотез) по отношению к разным сторонам одного и того же языкового явления (или процесса), причем гипотез не случайных, а выводимых из более общего теоретического положения, и тестируя их в психолингвистических экспериментах по одной и/или разным методикам, исследователь может обнаружить взаимосвязь гипостазированных аспектов явления, что в свою очередь позволит обобщить полученные данные в теоретической модели изучаемого явления (или процесса).

При общей характеристике психолингвистичсского экспериментирования освещается такой краеугольный вопрос, как организация деятельности испытуемых в

эксперименте. Во-первых, перед проведением основного эксперимента следует выполнить пилотажное исследование, где при участии трех-пяти испытуемых можно проверить понимаемость инструкции (и в случае необходимости отредактировать ее), оптимальность выбранной дозировки речевого (стимульного) материала, среднее количество времени, необходимого для выполнения экспериментального задания, и др. Опыт показывает, что текст инструкции, рассчитанный на любого испытуемого, должен быть простым с точки зрения лексики и синтаксиса, не перегруженным терминологией, нежелательно, чтобы он превышал четыре-пять самостоятельных предложений и не имел поабзацного членения (установочный блок + формулировка задания). Во-вторых, перед тем, как испытуемые приступят к выполнению экспериментального задания, необходимо проверить, поняли ли они инструкцию, предложенную каждому из них в напечатанном виде. Обычно это делается с помощью вопросно-ответной методики или методики пересказа. В-третьих, перед началом эксперимента исследователь не приводит никаких примеров, иллюстрирующих выполнение экспериментального задания, а в ходе эксперимента не помогает испытуемым в работе над индивидуальной анкетой. В-четвертых, после завершения собственно экспериментальной части следует провести послеэкспери-ментальное анкетирование (или интервью), служащее в числе прочего (см. ниже) "для выявления трудностей в выполнении задания и причин отклонений действий испытуемых от требований инструкции" [Дружинин 2000,61].

Подробный анализ получает теория и практика экспериментального изучения сочинительной связи в работах предшественников, при этом среди обсуждаемых экспериментов выделяются лингвистические (конструирование/реконструирование + интроспекция) (В.З. Санников), лингвометодические (Л.В. Лисоченко), специальные/неспециальные психолингвистические (А.К. Киклевич, L. Frazier, A. Munn, Ch. Clifton и др.). Все эти эксперименты приводят ученых к достаточно нетривиальным выводам, а некоторые из них позволяют сформулировать дополнительные индуктивные гипотезы, относящиеся к природе сочинения. Тем не менее данные экспериментальные процедуры строятся, как правило, без опоры на некоторую общую теорию сочинения и по характеру тестируемых гипотез не могут в большинстве своем рассматриваться как психолингвистические. Поэтому есть потребность в эксплицитном изложении общего плана экспериментально-психолингвистического исследования сочинения, предпринятого в реферируемой диссертации.

Многолетние наблюдения над сочинением как конструктивной единицей предложения и интегрантом текста привели нас к пониманию того, что структура сочинения, кажущаяся во многом произвольной при собственно синтаксическом анализе (и моделировании), становится принципиально мотивированной, обладающей собственными структурообразующими факторами и ограничениями при взгляде на нее с позиции текста, в котором сочинительная структура предстает в виде комплексного речевого блока, образованного в результате текстообразова-тельного взаимодействия всех уровневых измерений слов, форм слов, конструкций, контекста и их приспособления друг к другу. Так возникла общая гипотеза о том, что только текст, являющийся объяснительной функциональной средой сочинения, способен выявить все конструктивно релевантные параметры сочинения, и о том, что только через текст может быть раскрыт процесс структурирования сочинительных отношений в речевой деятельности, который опредмечивается в форме текста как "полного" знака. В ходе экспериментально-эмпирического исследования, основанного на направленном анализе текстового материала, были сформулированы частные индуктивные гипотезы, касающиеся

различных сторон структурирования сочинительных отношений и связывающие конструктивные элементы сочинения с его текстовыми репрезентациями. Затем каждая такая индуктивная гипотеза была проверена в психолингвистическом эксперименте (по разным методикам), в результате чего обнаружилась не только психолингвистическая реальность гипостазированных речсмыслительных операций, задействованных в структурировании сочинительных отношений, но и их взаимосвязь друг с другом. Все это позволило обобщить полученные данные в теоретической психолингвистической модели сочинительных отношений, являющейся в свою очередь фрагментом более общей модели языковой способности (по А.А. Леонтьеву) и отражающей вероятностную связь всех правил, операций и факторов, которые обеспечивают функционирование сочинения в речевой деятельности говорящего. В предложенном плане психолингвистическое экспериментирование задано самой методологической ситуацией, объективированной в нем. В психолингвистических экспериментах проверяются гипотетические положения, способные изменить доминирующие теоретические взгляды на сочинение, в том числе подтвердить психолингвистическую адекватность его процессуально-динамического представления.

Несмотря на то, что в психолингвистическом эксперименте происходит объективизация метаязыковой рефлексии испытуемого, которая нацелена на тот или иной речевой стимул (в частности, на речевое высказывание) и на допустимость/недопустимость его переструктурирования, дополнения и т.п., проверяемую в эксперименте, собственно речевая реакция испытуемого не всегда адекватно отражает процесс метаязыковой рефлексии. Для выяснения содержательной стороны метаязыковой рефлексии, запечатленной в системе речевых реакций испытуемого, можно использовать процедуру послеэкспериментального анкетирования, целью которого является получение направленных метаязыковых комментариев (метатекстов), раскрывающих субъективную мотивацию деятельности испытуемого в психолингвистическом эксперименте. Послеэкспериментальное анкетирование решает в психолингвистике две основные задачи: во-первых, позволяет обнаружить адекватность понимания и выполнения инструкции испытуемым, а во-вторых, побуждает взрослого испытуемого к самостоятельной интерпретации своей деятельности в эксперименте и тем самым к метаязыковому комментированию. Получаемые от испытуемых метаязыковые комментарии (метатексты) отражают индивидуальные особенности метаязыковой рефлексии и в то же время сближаются друг с другом благодаря направленности метаязыкового внимания испытуемых на один и тот же объект и социально-языковой предсказуемости мстаязыковых реакций. Метаязыковые комментарии следует учитывать при качественном анализе результатов психолингвистического эксперимента, ибо они образуют фон и донаучную ступень частных лингвистических обобщений.

В заключение главы I аргументируется такое свойство сочинительных структур, как текстопроницаемость. Отметив, что текст обладает двумя базовыми категориями - связностью и цельностью, мы демонстрируем далее, что при функционировании сочинительных конструкций в тексте проявляется специфика обеих его категорий: семантический план сочинения обслуживает цельность речевого целого, а его структурный план (компоненты, их порядок и пр.) факультативно может участвовать в формировании смысловой и грамматической связности контактных (и реже - дистантных) предложений в тексте. Предположим, например, что говорящий строит рассказ о некоем лауреате Нобелевской премии, известном своими трудами по физике и химии. Вряд ли в контексте такого рассказа может появиться

сочинительная конструкция типа не то физик, не то химик, нарушающая презумпцию известности научной специальности данного ученого. Посвящая свой рассказ некоему лауреату Нобелевской премии, говорящий вынужден строить предложение за предложением так, чтобы в каждом из них общая тема находилась в фокусе эмпатии. Включая в каждое предложение подлежащее типа N.. уважаемый лауреат Нобелевской премии, он, выдающийся ученый и пр., вводящее номинацию темы в предикативное отношение, говорящий вряд ли использует в функции подлежащего сочинительную конструкцию типа сотрудники N. и он сам, так как здесь порядок компонентов "затемняет" фокусный изоморфизм темы текста. По-видимому, в первом примере имеет смысл говорить о нарушении цельности рассказа (текста), во втором - его связности. Сочинительные конструкции, таким образом, далеко не безразличны для категориальных ограничений текста, а следовательно, речевые структуры сочинения формируются чаще всего не до текста, как его номинативный ресурс, а непосредственно в процессе порождения текста и в расчете на текст.

В исследовании структурирования сочинительных отношений на основе текста чрезвычайно важную роль играет понимание последнего как "превращенной формы" речевой деятельности, предложенное Е.Ф. Тарасовым. Несмотря на то, что у синтаксиста нет иного пути к процессуально-динамическому осмыслению своих объектов, как через текст, нельзя видеть текст в одномерной перспективе: каждая формально отдельная его структура опредмечивает единство деятельностей (предметно-практической, когнитивной, речевой и др.) и операций, профилирующих способ их знакового опосредования. Но при этом в письменной речи степень "превращения" речевой деятельности в форме текста гораздо ниже, чем в устной, так как текст создается здесь при осознаваемом оперировании языковыми средствами как по оси селекции, так и по оси комбинации, опосредован "мысленным черновиком" (= внутренней речью, по Л.С. Выготскому) и метаязыковой рефлексией говорящего. В реферируемой диссертации главным образом изучаются письменные тексты и эксперименты строятся также на работе испытуемых с письменными текстами (в частности, текстовыми фрагментами, лакунизированными блоками, де-грамматикализованными текстовыми единицами) и в письменной форме, поскольку оперирование сочинительными структурами в письменной речевой деятельности также носит произвольный (в психологическом смысле) характер и в то же время имманентно процессам осознания речевых средств опредмечивания формируемых и формулируемых в процессе речевой деятельности когнитивных содержаний.

В собственно лингвистическом анализе проблемы "синтаксис и текст" выявляются такие феномены текстового поведения синтаксических единиц, как текстовая реализация, текстообразующая функция и текстовая потенция [Ильенко 1989], обнаруживаемые и в текстовой репрезентации сочинения. Психолингвистический аспект проблемы "синтаксис и текст" видится в том, что синтаксическая структура не просто помещается в текст, где она затем вступает в различные взаимоиндуци-рующие отношения со своим контекстным окружением, а, наоборот, синтаксическая структура прообразуется условиями текста и сама образует текст, а также в том, что структурирование синтаксических отношений опосредуется удерживаемыми ув. упреждаемыми факторами текста. Сочинительные конструкции формируют текст на обоих уровнях его организации: на уровне внутри- или межпозиционной структуры отдельного предложения-высказывания и на уровне собственно текстовой интеграции, но сами являются при этом текстопроницаемыми единицами. Под текстопроницаемостью сочинительных конструкций в диссертации по-

нимается определенная зависимость речевой реализации их конструктивных признаков от прогнозируемых говорящим текстовых условий и способность сочинения к комплексированию (т.е. включению и преобразованию) текстовых отношений. При всей произвольности оперирования сочинительными структурами (но не произвольности самих этих структур!) весьма существен тот момент, что, формируя сочинительный блок, говорящий не может абстрагироваться от образа речевого целого (текста), только и способного опредметить его речемыслительную активность. В реферируемой работе свойство текстопроницаемости сочинительных конструкций подробно рассматривается на материале построений с двойным градационно-соединительным союзом не только.... но и.

В главе II "Сочинение как функционирующая языковая структура" в ходе системно-функционального анализа сочинения в сопоставлении с подчинением обнаруживаются конструктивные параметры сочинительной связи и затем получают всестороннее эмпирическое описание, в результате которого выдвигаются частные индуктивные гипотезы о выборе их речевых субституций при порождении текста. Наконец, систематизируются и получают детальную характеристику разнообразные синтагматические феномены сочинительной связи, возникающие в конкретных условиях текстообразования.

Типология синтаксических непредикативных связей слов представлена в раз-ноструктурных языках двумя основными типами: сочинением и подчинением, отношения между которыми в системе языка позволяют рассматривать их как составляющие лингвистической антиномии. По нашему мнению, анализируя сочинение на фоне подчинения и находя функционально значимые "точки" их взаимодействия и взаимоотталкивания, исследователь получает возможность более зримо представить сочинение как динамическую языковую структуру.

Ведущим отличительным признаком сочинения (в сопоставлении с подчинением) является характер синтаксического объединения двух или более компонентов и индивидные (лексико-семантические, грамматические и пр.) признаки последних. В отличие от подчинения, благодаря которому между двумя (и только двумя) компонентами устанавливаются и формально маркируются отношения детерминации, или неравноправия, при которых один компонент становится грамматически главным, а другой - грамматически зависимым (согласуемым, управляемым и т.д.), сочинение предполагает объединение двух или более компонентов отношениями синтаксического равноправия, заключающегося в их взаимном участии в общих подчинительных и/или предикативно-согласовательных связях и тем самым в формировании синтаксических блоков (единств) в позиции одного и того же члена предложения. В синтаксическом блоке сочиненных компонентов действует тенденция к их однородности, затрагивающая прежде всего их семантику и грамматическую форму, но иногда - и морфемную структуру, и фонетико-графический состав (см. ниже). Причем если на уровне синтаксической интеграции ни один из компонентов сочинительного сочетания не обусловливает грамматического поведения другого, то интеграция компонентов в сочинительном блоке, т.е. в границах одной и той же синтаксической позиции, направляется их разноас-пектными ассоциативными (парадигматическими) связями.

Будучи отличительным, системообразующим признаком сочинения, синтаксическое равноправие компонентов имеет когнитивную подоснову: синтаксическое равноправие сочиненных компонентов отражает в речевом высказывании когнитивную (смысловую) симметризацию нескольких концептов в системе представлений и оценок говорящего. Признаки синтаксического и когнитивного рав-

поправия сочиненных компонентов, находящиеся в отношениях взаимоотражения, формируют языковой прототип сочинения. При нарушении синтаксического равноправия компонентов возникают конструкции с сочинением разнофункциональ-ных членов предложения (встретил Мишу и вчера) или с так называемой вторичной связью (встретил, но вчера), при которой сочинительный союз синтаксически "выравнивает" главный и зависимый компоненты подчинительного словосочетания; при нарушении же когнитивного равноправия компонентов невозможно обосновать уместность их сочинительного объединения без обращения к экологическим (контекстным) факторам текстообразования: к примеру, вне условий зевгмы - стилистической фигуры, образуемой семантической несочетаемостью сочиненных компонентов - построения типа играл на фоготе и на нервах отражают либо нарочитую манерность (особенно при хезитационной паузе после союза и), либо речевую небрежность. Анализ речевого материала показывает, что отступления от прототипического сочинения обусловливаются гипотактической доминантой синтагматического развертывания речевого высказывания: грамматически главный компонент подчинительного словосочетания может реализовать более одной валентности, а реализующие эти валентности соподчиненные компоненты говорящий потенциально может осмыслить как имеющие единую когнитивную подоснову и выстроить их в сочинительный ряд. Наиболее тонка грань между сочинительной структурацией соподчиненных компонентов и "чистым" соподчинением, т.е. одним из типов подчинительной связи, в однородных/неоднородных определениях (в терминах традиционной грамматики), отображающих в синтаксическом членении речевого потока всю непредзаданность языковой "упаковки" замысла говорящего. В частности, в одном и том же текстовом сегменте можно наблюдать то, как изменение синтаксического структурирования ("чистое" соподчинение—> сочинение) лексически повторяющихся определений отражает смысловую динамику авторской речи. Ср.: Теперь оке, судебным следователем, Иван Ильич чувствовал, что все, все без исключения, самые важные самодовольные люди -все у него в руках и что ему стоит только написать известные слова на бумаге с заголовком, и этого важного, самодовольного человека приведут к нему в качестве обвиняемого или свидетеля, и он будет, если он не захочет посадить его, стоять перед ним и отвечать на его вопросы (Л. Толстой). В первой конструкции с "чистым" соподчинением прилагательное важный имеет значение 'высокий по должности, положению [СО 1990, 71], во второй конструкции с сочинением - 'гордый и значительный [там же]; ср. также: важного и самодовольного человека.

В простом предложении сочинение и подчинение имеют различный по своей грамматической природе формальный аппарат: подчинение формализуется посредством предлогов и флексий (а в ряде языков - и послелогов), сочинение - на основе сочинительной просодии (пауза между компонентами и интонационные конструкции перечисления, противопоставления и др.), специализированных сочинительных союзов, обобщающих отрезков текста, групповых аффиксов (в языках агглютинативного типа) и др., хотя прототипическими представителями формального аппарата сочинительной связи являются, безусловно, сочинительные союзы. Ведь, действительно, именно структурная возможность соединить два или более компонента (члена предложения) сочинительным союзом (в широком семиотическом понимании) определяет и их кореферентность обобщающим отрезкам текста, и условия для выражения падежных и числовых значений групповым аффиксом (в агглютинативных языках) и пр. Образуя в простом предложении синтаксические единства минимального - внутрипозициоуного - уровня интеграции, сочинительные союзы

функционируют как структурообразующие слова, так как они определяют конструктивную схему сочинительного единства и его семантику. При выражении сходных значений подчинительным и сочинительным сочетаниями - типа Полкан с Барбосом и Полкан и Барбос (пример В.В. Виноградова) - нельзя не заметить их квазисинонимичности: синтаксис не стремится к накоплению нейтрализуемых структурных различий семантически тождественных единиц и различному структурному оформлению здесь, как и всюду в языке, соответствуют обычно семантические различия. Так, например, в семантических интерпретациях обоих предложений Ваня с Петей ушли в кино и Ваня и Петя ушли в кино может содержаться сема 'совместно', и только во втором предложении, где позицию подлежащего занимает сочинительная конструкция с союзом и, - сема 'по отдельности'. В то же время, в отличие от предлогов, сочинительные союзы не влияют на грамматическую форму присочиняемого компонента (хотя и несут "заряд" грамматической аналогии от первого компонента) и находятся в интерпозиции, допуская формальную перестановку объединяемых ими компонентов. Однако, будучи потенциально синкретичным языковым знаком, сочинительный союз может "работать" на функциональном пространстве подчинения, причем как в простом предложении (участие конструкций с союзом и в заполнении обязательной целевой валентности глаголов типа изловчиться, отмеченное впервые И.М. Богуславским), так и в сложном (например, при осложнении конструкцией с разделительным союзом или позиции фокуса вопроса в сложноподчиненных предложениях с придаточными изъяснительными, по функции являющимися косвенными вопросами).

Сопоставительный анализ сочинения и подчинения выявляет и некоторые закономерности во взаимоотношениях компонентов сочинительных и подчинительных структур как лексических единиц. По нашим наблюдениям, ~ 86,5% сочинительных конструкций состоят из компонентов (слов), относящихся к одной части речи, т.е. обладающих общностью категориальной семантики ('предметность', 'признаковость' и т.д.), и практически во всех изученных сочинительных построениях компоненты оказываются связанными парадигматическими отношениями на основе частичного совпадения их семного состава (синонимы, антонимы, гипонимы и др.). Подчинительные словосочетания, хотя и обладают схемами с категориально однотипными компонентами (ср.: идти гулять, ужасно интересно и т.п.), в том числе и с такими, которые относятся к одной лексико-семантической парадигме (в основном к тематическому ряду: мать отца - термины родства и т.п.), чаще всего строятся путем установления отношений грамматической зависимости между категориально неоднотипными и парадигматически несоотносительными (в лексико-семантическом плане) компонентами.

Очевидно, что тип синтаксической непредикативной связи не в последнюю очередь зависит от того, насколько семантически равноценными/неравноценными являются объединяемые в синтаксическую конструкцию компоненты. Если предположить, что в речевой деятельности говорящего определенные "кванты" когнитивного (смыслового) содержания структурируются посредством согласованного и взаимоиндуцирующего отбора лексического материала и синтаксических схем (шаблонов, образцов), то вслед за В.М. Солнцевым нельзя не прийти к мысли о том, что "лексическая подборка слов" образует "часть механизма формирования грамматических связей" [Солнцев 1995, 293]. Основываясь на данных изолирующих языков, ученый показал, что при соположении двух слов тип их синтаксической связи зависит во многом от их семантической равноценности/неравноценности и что лексически санкционированный тип синтаксической связи преодолевается только бла-

годаря специальным грамматическим средствам. То же наблюдается, однако, и в русском языке. Семантически равноценные имена существительные мать и отец, относящиеся к тематическому ряду терминов родства и образующие в этом парадигматическом объединении лексическую пару с общим гиперонимом родители, легко вступают в сочинительную связь (даже без участия союзов): У нее мать, отец, а у меня никого; для их подчинительной синтаксизации, позволяющей установить между этими словами атрибутивно-посессивное отношение, необходимо грамматическое (падежное) "рассогласование": мать 0 (Им.-Вин. п.) отц-а (Род. п.). Даже отсутствие пунктуационных знаков в современной уличной рекламе не препятствует сочинительной интерпретации выделенных отрезков в слоганах типа Куртки пальто шубы больших размеров!, Распродажа зимней осенней коллекции обуви, где соположены семантически равноценные слова. Скорее всего, в явлении "лексической подборки слов" находит отражение универсальная закономерность, отражающая приоритет лексических интенций в упреждении синтаксического "рисунка" речевого высказывания.

По сложившимся в синтаксической теории представлениям, сочинение и подчинение разграничиваются и вследствие того, что подчинительная связь возникает только между двумя компонентами, а сочинительная связь, при отсутствии ограничений со стороны союзов (в частности, не только..., но и; но; а то и к т.п. союзы формируют двухкомпонентные сочинительные структуры), способна интегрировать в синтаксическую конструкцию более чем два компонента (ср. открытые/закрытые сочинительные конструкции). При этом первый компонент сочинительной конструкции хотя и синтаксически равноправен по отношению к другим ее компонентам, структурно (линейно) он выделен по сравнению с ними, что проявляется при участии сочинительной конструкции в ближайших синтаксических и текстовых связях, реализация которых может быть обеспечена на базе инициального компонента (формальное согласование, анафорика). Структурная выделен-ность первого сочиненного компонента является довольно существенным фактором при порождении речевого высказывания, возникшим вследствие бессознательной ориентации говорящего на гипотактическое построение синтаксической цепочки, а также вследствие различной степени упреждения в "сборке" сочинительных блоков и структурной адаптации последних к условиям синтаксического движения текста.

Синтаксическую специфику сочинительной и подчинительной связи обнаруживает и порядок слов в формируемых на их основе сочетаниях. Порядок слов - это способ языковой "упаковки" информации, неразрывно связанный с типом синтаксической структуры, на материальной базе которой он реализуется. Важно понимать, что в речевом высказывании в определенной линейной последовательности выстраиваются не просто слова, а интегранты синтаксических объединений различных типов и что поэтому порядок слов всегда синтаксически специфицирован. Так, например, в русском языке порядок компонентов подчинительных словосочетаний является достаточно свободным: несмотря на то, что для разнообразных их схем устанавливается "обычный", нейтральный и связанный с рематическим выдвижением стилистически, жанрово, конситуативно окрашенный порядок, расположение компонентов в них нельзя чаще всего охарактеризовать как семантически значимое [РГ-80, т. И, 203-208]. Однако порядок компонентов в количественно -именных словосочетаниях служит, тем не менее, формальным показателем противопоставления значений определенного и приблизительного (аппроксимативного) количества: пять книг - книг пять. Порядок компонентов сочинительных конструк-

ций является преимущественно семантичным и тем самым более устойчивым, так как он либо имплицируется семантикой сочинительного союза и/или сопровождающих его синтаксических дифференциаторов, либо определяется семантическими и прагматическими отношениями между самими компонентами. При изменении порядка компонентов сочинительная конструкция, как правило, становится семантически (или прагматически) аномальной или приобретает иную семантику.

Обобщение результатов проведенного анализа позволяет говорить о том, что сочинительные и подчинительные конструкции характеризуются стабильными структурными и семантическими параметрами. Применительно к сочинительным отношениям можно сделать предположение о том, что их структурирование при порождении речевого высказывания должно непременно включать речемысли-тельные операции по выбору будущих компонентов (качественный и количественный аспект), средства их связи и порядка их размещения, так как именно в этих параметрах наблюдается наибольшая выраженность антиномии "сочинение ув. подчинение".

В понимании синтаксической природы компонента сочинительной конструкции можно наметить два основных подхода: при первом, строящемся на ограничении конструктивности в сфере сочинения только однофункциональными инте-грантами, компонент сочинительной конструкции - один из синтаксически равноправных членов предложения; при втором, усматривающем в объединении любых двух членов предложения сочинительным союзом конструктивно достаточный признак сочинения, компонент сочинительной конструкции - член предложения, связанный с другим членом предложения (необязательно однофункциональным) посредством сочинительного союза. Последнее определение компонента сочинительной конструкции обеспечивает, с одной стороны, полный охват имеющихся в речевой эмпирии сочинительных (прототипических) и формально подобных им построений, а с другой стороны, психолингвистический ракурс их рассмотрения. Ведь, действительно, создавая речевое высказывание, говорящий т ро1епИа может объединить сочинительным союзом почти любые два члена предложения, и каждый такой акт сочинительной связи опирается на определенные интегративные факторы, индуцирующие сочинительное объединение сходных в каком-либо отношении членов предложения. Так как слово является интегративной единицей языка, обладающей разноуровневыми репрезентациями, то и в порождении речевого высказывания достаточное для сочинительной интеграции членов предложения сходство может быть обнаружено в любом "слое" знаковой организации их словесного состава (фонетико-графическом, морфемно-словообразовательном, лексико-семантическом и т.д.).

Фонетико-графические факторы - аллитерация и паронимическая аттракция -относятся к слабоиндуцирующим сочинительную интеграцию факторам, ибо обязательным условием для их действия является уже намеченная синтаксическая перспектива речевого высказывания. Названные факторы не столько определяют сочинительную интеграцию слов, сколько обеспечивают намеренное частичное фонетико-графическое сближение компонентов сочинительной конструкции. Так, например, при аллитерации, т.е. повторении одних и тех же согласных звуков (букв) в синтагматически контактных словах, в сочинительную конструкцию отбираются компоненты, имеющие в своем фонетико-графическом составе общий консонантный элемент. Весьма характерно, что действие этого фактора, как правило, мотивируется в тексте, поскольку аллитерация сама по себе не способна выявить интенционального характера синтаксической связи охваченных ею слов.

Ср.: Дом, дьяконицу, детей, деньги, диван - все прочные "д"дьякон оставил позади и жил теперь среди взвихренных "р": фотографии Маркса и Марфы, кровать без простынь, брошюры, окурки (Е. Замятии).

Морфемный повтор, характерный для близких по словообразовательной и лексической (при корневом повторе) семантике производных, способен в речевой деятельности говорящего провоцировать их объединение в сочинительную конструкцию. По нашим данным, среди сочинительных конструкций с морфемным повтором компоненты 61% из них содержат повторяющийся префикс, 16% - повторяющийся корень, 14% - повторяющийся конфикс (префикс + суффикс) и 9% - повторяющийся суффикс. Подобное распределение речевого материала объясняется двумя причинами: во-первых, один из повторяющихся префиксов - а именно префикс полу- - приобрел в формальном аппарате сочинения статус внутрикомпонентного показателя сочинительных отношений и образует продуктивную модель бессоюзных сочинительных конструкций с семантикой усредненности, а следовательно, позиция префикса обладает потенциальной конструктивностью в сфере сочинения; во-вторых, занимая начальную позицию в первом сочиненном компоненте и будучи носителем модифицирующей семантики, префикс может индуцировать свою семантически значимую редупликацию в последующих сочиненных компонентах, нисколько не снижая общей информативной ценности сочинительной конструкции. Ср.: Новая эра мнилась ему (старику. - К.С.) лишь бесчестной и бестолковой суетней невежд... (Л. Леонов) - 'характеризующейся отсутствием чего-либо'.

Лексическая подборка компонентов сочинительной конструкции отличается своеобразием: потенциальные сочиненные компоненты должны обладать семантической общностью, формирование которой может обеспечиваться как парадигматическими лексико-семантическими связями (синонимическими, антонимическими и пр.), так и семантической комбинаторикой (синтагматикой) внутри сочинительного ряда. Последняя проявляется в особой семантической аккомодации сочиненных компонентов, возникающей в результате их референтного "переключения" и контекстной синонимизации: одно и то же слово, попадая в сочинительных блоках в различные лексико-семантические контексты, приобретает референтную специфику. Ср.: К философии приступают с своей маленькой философией; в этой маленькой, домашней, ручной философии удовлетворены все мечты, все прихоти эгоистического воображения (А. Герцен) - домашней 'предназначенной для себя, для индивидуального пользования' и В школе учились домашние дети и детдомовские (В. Токарева) - домашние 'воспитывающиеся в семье1; И человек-то был не простой, а городской, на моторке работал (В. Астафьев) - простой 'свой, деревенский' и Да и шофер был не простой, а полковник (В. Войнович) - простой 'не имеющий воинского звания'. Приведенные примеры, призванные в первую очередь иллюстрировать семантическое сближение слов в сочинительном контексте, показывают в то же время, что механизм этого семантического сближения базируется на парадигматических отношениях в лексико-семантической системе языка: наблюдается либо "кореференция синонимов в объеме их гиперонима - доминанты" [Никитин 1996, 452], либо транспозиция общей утверждаемой части в референтно не специфицированный компонент при отношениях семантической противоположности (антонимии).

Семантико-синтаксическая уникальность сочинительных конструкций заключается в том, что лексическая подборка их компонентов опосредуется всем объемом лексико-семантической парадигматики. В диссертации показано, что синонимические, антонимические, гипонимические и прецедентно-ассоциативные связи

слов в лексиконе способствуют формированию в речевом высказывании их сочинительных сочетаний. При этом наибольшие ограничения на формально-семантическую организацию сочинительных конструкций накладывает антонимия их компонентов. Во-первых, для выявления отношений семантической противоположности компонентами-антонимами требуется их вхождение в двухкомпонент-ную сочинительную конструкцию, так как и сама антонимическая парадигма отличается парностью комплектования. В многокомпонентной сочинительной конструкции отношения семантической противоположности "перекрываются" соги-понимической (или эквонимической) однородностью компонентов. Ср.: В жизни любого человека чередуются белые и черные полосы и Розы бывают красными, желтыми, белыми и даже черными. Возможно, именно по этой причине "закрытые ... однородные ряды с семантическим признаком исчерпанности, представленные антонимическими понятиями, могут быть оформлены союзом и .... и" [Силантьев 1985, 7], структурно предназначенным для создания открытых сочинительных конструкций: - ... Я говорю, что дружно жили, все вместе переносили - и плохое, и хорошее (В. Распутин). Во-вторых, лексические антонимы не способны формировать компонентный состав сочинительных конструкций с противительным союзом но или др., поскольку он не выявляет отношений противоположности, а создает их (в отличие от антонимов у сочиненных компонентов в построениях типа Он богатый, но честный противоположность даже не собственно семантическая, а прагматическая, основанная на соединении признаков, несочетаемых в контексте общеизвестных жизненных максим и предубеждений). В единичных примерах, которые вроде бы преодолевают данное ограничение, представлены, как правило, жанровые признаки притчи, в частности семантическая неопределенность ключевых фраз: компоненты-антонимы, связанные противительным союзом но, явно усложняют семантическую интерпретацию текста, потому что они предполагают наличие в нем имплицитных эзотерических смыслов. Ср.: - ... Однажды один из самых знаменитых мудрецов Талмуда, рабби Иегошуа бен-Хананья, спросил у мальчика на развилке дорог, какая из них быстрее всего приведет в город. Мальчик сказал: вот эта дорога короткая, но длинная, а та- длинная, но короткая. Рабби Иегошуа поехал по короткой и был в конце концов вынужден вернуться из-за скал, колючек и прочих радостей. "Что же ты сказал, что она короткая?!" "Я сказал: короткая, но длинная" (М. Горелик). Нельзя не упомянуть и об обнаруженной В.Н. Перетрухиным закономерности, согласно которой "бессоюзное сочинение антонимичных прилагательных в качестве однородных определений к существительным с конкретно-предметным значением, невозможно, ср.: * острый, тупой нож; * горячая, холодная печь" [Перетрухин 1980, 31]. Наконец, в-третьих, условием для вхождения антонимичных компонентов в состав сочинительной конструкции может служить их обязательное синтаксическое распространение, без которого синтаксическое осложнение предложения не является конструктивно обеспеченным или семантически достаточным для выражения мысли говорящего. Ср.: Этот простецкий мех, слишком дорогой для низов и дешевый для высших сословий, выходил из моды и употребления (Л. Леонов) и *Этот простецкий мех, слишком дорогой ... и дешевый ..., выходил из моды и употребления. Без синтаксического распространения антонимичных сочиненных компонентов предложно-падежными словоформами с семантикой назначения (для + Род. п.) речевое высказывание в целом становится бессмысленным, а его осложнение обособленными сочиненными (однородными) определениями - конструктивно не обеспеченным.

Все изложенные факты свидетельствуют о том, что синтаксизация лексических антонимов в сфере сочинения весьма прихотлива и структурно специфицирована.

Морфологическая характеристика слов, а именно их отнесенность к одной и той же частеречной организации, по данным Б.Ю. Нормана, способна вызвать сочинительную интеграцию слов при порождении речевого высказывания [Норман 1976, 71]. Однако одночастсречная природа компонентов в большинстве изученных в диссертации сочинительных конструкций (~ 86,5%) наводит на мысль, что морфологический фактор в таком его понимании вряд ли является единственным или даже ведущим фактором сочинительной интеграции. На это указывают и такие детали: во-первых, между частями речи и членами предложения не существует изоморфизма, т.е. одночастеречные слова совершенно необязательно используются в предложении-высказывании как синтаксически однофункциональные, а следовательно, и их сочинительная интеграция определяется чем-то большим, чем просто отнесенностью к одной и той же части речи; во-вторых, согласно материалам по историческому синтаксису русского языка, в узусе действовали (и, по-видимому, действуют до сих пор) две разнонаправленные тенденции: одна - к утрате сочинительных сочетаний морфологически неоднотипных членов предложения, другая, более сильная, - к активизации союзных объединений изофункцио-нальных членов предложения, вне зависимости от морфологического состава последних [Ковтунова 1964, 474 и сл.]. Применительно к сочинительной связи отмечается, что не морфологическая однотипность компонентов, а именно "тождество функции оказалось решающим" [там же] в формировании языкового прототипа сочинения. В то же время было бы неоправданным вовсе отказывать морфологическим характеристикам слов в индуцирующем воздействии на процесс сочинительной интеграции. Судя по наблюдениям над речевой эмпирией, это воздействие осуществляется не столько на глобальном уровне отнесенности слов к одной и той же части речи, сколько на уровне лексико-грамматических подклассов и парадигматической общности грамматических форм слов (показательно, что, обусловливая сочинительную интеграцию, названные признаки могут преодолевать синтаксическую разнофункционалыюсть компонентов).

При этом любопытно следующее: если одни семантические признаки, релевантные для образования необходимой меры сходства у компонентов сочинительной конструкции, "привязаны" к составам конкретных подклассов слов (обобщенно-определительным, отрицательным местоимениям и др.), то другие способны организовывать не специфицированные в мастеренном отношении сочинительные ряды. Ср. субкатегориальный семантический признак 'свойство', формирующий сочинительные структуры из слов разных частей речи, выполняющих в предложении-высказывании предикативную функцию: а) имя прилагательное + имя существительное: Начали с того, что тотчас же доказали дяде, что он груб, нетерпелив, невежествен и, главное, эгоист в высочайшей степени (Ф. Достоевский); б) имя прилагательное + глагол: Туман густой, серый, сплошной, висит кусками какими-то (Н. Гарин-Михайловский) и другие комбинации. Наоборот, слова одной и той же части речи, соотносящиеся с семантикой разных подклассов, могут создавать не вполне приемлемые (вне стилистической мотивировки) сочинительные соединения: У больного имеется жена, две дочери и прямая паховая грыжа (Паспорт-Экспресс, № 4,2001 г.) и т.п.

Собственно синтаксические факторы, участвующие в процессе сочинительной интеграции, определяются позиционным тождеством сочиненных компонентов, предполагающим их а) соподчиненность общему компоненту (или реже - соподчи-

пение общего компонента); б) синтаксическую однофункциональность и в) отнесенность к единицам допредложенческого формата. В прототипических сочинительных конструкциях названные синтаксические факторы во многом обеспечивают проявление всех индуцирующих сочинительную связь уровневых характеристик: ведь синтаксическая форма сочинения основана на принципе подвижной асимметрии сходств и различий синтаксически равноправных компонентов как словесных знаков. При отсутствии любого из данных синтаксических факторов ведущим условием для сочинительной интеграции компонентов является такое грамматико-смысловое структурирование предметных отношений, при котором для говорящего становится интенциональным любой объединяющий компоненты семантический признак, вне зависимости от степени его абстрактности/конкретности: от общего значения члена предложения (например, обстоятельства) до субъективно-модальных образов ситуаций, представленных в речевом высказывании. Иначе говоря, семантика не просто "привязана" к синтаксической форме сочинения, она направляет ее структурирование при порождении речевого высказывания и даже способна преодолеть ее синтаксический прототип.

Так, в частности, объединение сочинительной связью соподчиненных, но раз-нофункциональных членов предложения преимущественно санкционируется семантическими факторами. Например, в предложении-высказывании Каста ученых нашего времени образовалась после Реформации и всего более в мире реформа-ционном (А. Герцен) соединительным союзом и связаны обстоятельства времени и места, сходство которых создается несколькими семантическими факторами: во-первых, обобщенной обстоятельственной семантикой, характеризующей условия протекания действия; во-вторых, темпоральным оттенком значения относительного прилагательного реформационный, входящего в состав обстоятельства места; в-третьих, корневым повтором, определяющим сходство лексических значений слов. Наиболее значимым и обладающим сильным индуцирующим сочинительную интеграцию воздействием обладает первый семантический фактор. Показательно, что современными синтаксистами не раз отмечалось, что "основанием для объединения разных видов обстоятельств в единую сочинительную группу служит сходство самого общего обстоятельственного значения" [Чеснокова 1980, 101]. Ср.: Не дожидаясь моего следующего вопроса, он (террорист. - К.С.) объяснил, что убийства практикуются их партией как исключительная мера, допустимая лишь в период обострения классовой борьбы (обстоятельство времени) и ради высших целей (обстоятельство цели) (В. Войнович) и т.п. Однако столь абстрактное грамматическое значение, как обстоятельственное, скорее всего, лишь выявляет в тексте субъективно-модальное сходство признаков действия: в частности, в приведенном примере - оправдание совершаемых деяний. По-видимому, мотивация подобных сочинительных объединений в речевой деятельности определяется личностным, пристрастным взглядом говорящего на ту или иную ситуацию в объективной действительности.

Вместе с тем в речевом материале отсутствуют сочинительные комбинации большинства разнофункциональных членов предложения (типа "подлежащее + обстоятельство", "обстоятельство + прямое дополнение" и др.), что отражает собственно синтаксические ограничения на сочинение таких членов предложения. Однако приведенное эмпирическое обобщение не распространяется на аналогичные комбинации разнофункциональных членов предложения, выраженных местоимениями одного и того же лексико-грамматического подкласса. Ср.: Ему все (подлежащее) и всегда (обстоятельство времени) удается и т.п. Отсюда становит-

ся понятным, что семантические факторы действуют беспрепятственно лишь в установленных языком границах вхождения разнофункциональных компонентов в сочинительные блоки.

Обобщая рассмотренные уровневые факторы - от фонетико-графических до синтаксических, можно было бы выстроить их в иерархию как по силе индуцирующего воздействия на сочинительную интеграцию компонентов, так и по их способности выводить на орбиту структурирования сочинительных отношений другие факторы. Однако какой бы существенной для порождения синтаксических единиц ни была межуровневая интеграция на базе слова, она явно не обладает самодостаточным структурообразующим эффектом, т.е. выбор сочиненных компонентов (качественный аспект) определяется не столько их частноуровневыми характеристиками как таковыми, сколько их включенностью в вербализацию принципиально подводимых под синтаксическую форму сочинения смысловых содержаний. Индуцирующие сочинительную связь уровневые факторы отражают преимущественно приоритетные стратегии лексико-синтаксического развертывания сочинительных рядов, но само их действие в речемыслительном процессе "запускается" коммуникативными интенциями говорящего и определенным образом расчлененными им смысловыми содержаниями. Проведенный анализ выявил следующую закономерность: чем выше статус уровневого фактора в стратификации языка, тем более очевидна его санкционированность обнаруженным говорящим семантическим сходством (или различием) предметов, признаков и т.д., осмысленных как множество. Многообразие индуцирующих сочинительную связь уровне-вых факторов и их неравновесность придают сочинительной синтаксизации инклюзивный характер, т.е. позволяют сделать ограничения на вхождение компонентов в сочинительную конструкцию предельно "размытыми", а при наличии осознанной коммуникативной потребности, так свойственной письменному текстооб-разованию, и оправдать их нарушение. Надо полагать, что в речевой деятельности homo loquens'a выбор сочиненных компонентов или, что то же самое, сочинительная интеграция компонентов в первую очередь обусловливается предметными связями и отношениями в объективной действительности, освоенными и присвоенными копшцией, прагмацией и эмоцией говорящего, и только потом специфицируется вероятностно отбираемыми им системными характеристиками компонентов как словесных знаков.

На выбор количественного состава компонентов сочинительной конструкции накладываются ограничения двух типов: структурно-языковые и прагматические, имеющие под собой семантические и коммуникативные основания соответственно. Структурно-языковые ограничения, определяющие форму двухкомпонентной (и только в последнем случае - n-компонентной, где n > 2) сочинительной конструкции, возникают а) при использовании одиночных и двойных сочинительных союзов типа но; не только.... но и; не то что.... а и т.п., не допускающих продления сочинительного ряда в рамках одного и того же акта связи: -... Я так примечаю, что скоро не то что дичи, а никакой птицы не останется (А. Чехов); б) при установлении между сочиненными компонентами семантических отношений блока обусловленности (например, причинно-следственных): Ее (Лапушку. - К.С.) точно боятся и немного лебезят перед ней (Н. Тэффи); в) при акцентировании семантической противоположности (антонимии) сочиненных компонентов: Так же пресса все чаще поднимает вопросы о противоречиях женского равноправия, освободившего и одновременно закабалившего женскую природу (Л. Васильева); г) при включении сочинительной конструкции в пояснительный блок с катафори-

ческими обобщающими единицами, выраженными количественно-именными словосочетаниями: Сколько я мог изучить себя, мне кажется, что во мне преобладают три дурные страсти: игра, сладострастие и тщеславие (Л. Толстой).

Прагматические ограничения не "привязаны" к двухкомпонентным сочинительным конструкциям (возможная бинариость их структуры в данном случае объясняется коммуникативными интенциями говорящего, и ничем иным) и, по сути дела, отражают приспособленность параметра количественного состава сочиненных компонентов к нуждам говорящего по конситуативно достаточному представлению в тексте того или иного множества предметов, признаков и т.д. Ср.: Алевтина читала стихи в поездке по Крыму - там их трудилась целая рота: пев' цы, поэты, рассказчики-юмористы (В. Маканин). Несмотря на то, что в обобщающем текстовом отрезке {целая рота) имеется употребленное метафорически слово со значением институционального множества, оно никоим образом не специфицирует количественного состава сочиненных компонентов, и тем самым бессоюзное их перечисление может быть продолжено (... , фокусники, куплетисты, ...). Очевидно, что количественный состав сочиненных компонентов в данном предложении-высказывании ограничен лишь прагматически, т.е. автору он показался вполне однозначно определяющим множество людей, вместе с которыми ездила Алевтина. Нередко прагматические ограничения рассматриваемого вида вызываются стремлением говорящего предельно точно отобразить "положение дел" в объективной действительности. Так, например, вместо повторяющегося разделительного (или разделительно-перечислительного) союза то ..., то, вносящего в сочинительный ряд семантику чередования и оставляющего в то же время сочинительный ряд синтаксически открытым, автор может использовать соединительный союз и и специализированное метаслово {поочередно, попеременно, по очереди или др.), хотя формируемая ими сочинительная конструкция однозначно определяет множество чередующихся, сменяющих друг друга лиц, предметов и пр. как закрытое. Ср.: Общую теорию космической автоматики нам читали по очереди начальник полета и полковник Урчагин (В. Пелевин) и Общую теорию космической автоматики нам читали то начальник полета, то полковник Ур-чагин. По всей видимости, наличие семантически и коммуникативно ориентированных ограничений на выбор количества компонентов сочинительной конструкции свидетельствует о важной конструктивной роли этого параметра в структурировании сочинительных отношений и о том, что количественный и качественный отбор будущих сочиненных компонентов в речевой деятельности говорящего опирается на единый смысловой фундамент.

В речевой деятельности говорящего потребность в структурировании сочинительных отношений формируется, безусловно, не благодаря тому, что его мета-языковое внимание привлечено к сходству уже выбранных компонентов по одному или нескольким частноуровневым признакам. Необходимость в сочинительной связи возникает у говорящего лишь тогда, когда в процессе порождения речевого высказывания концепт МНОЖЕСТВО требует синтаксического выражения. Понимая под концептом оперативную содержательно-понятийную единицу человеческой психики, имеющую языковую "привязку" [Кубрякова и др. 1996,90-91], мы считаем, что концепт МНОЖЕСТВО фиксирует в человеческой психике прототи-пическое понятие о совокупности предметов (в широком понимании), обладающих праксеологически достаточной мерой сходств и различий.

По нашему предположению, довербальным аналогом сочинения, во многом предвосхищающим состав будущих сочиненных компонентов, служит такая еди-

ница уровня представлений, как "общая картина" сочинительной конструкции. Это понятие разрабатывалось преимущественно критиками генеративной теории сочинения, хотя восходит оно к традиционной (доструктуралистской) грамматике. Еще A.M. Пешковский писал о "сознании однородности", о "подведении двух и более явлений под одну рубрику" (см. выше). И.А. Попова, вводя в научный оборот термин "общая картина" сочинительной конструкции, понимает последнюю как "сообщение о предмете со всеми его свойствами, рисующими этот предмет или образ в ряду других" [Попова 1950, 369]. Согласно Е.Ф. Троицкому, "общая картина - это неповторимое соединение в одно целое нескольких ее фрагментов", общая картина не имеет единой номинации, а ее тип определяется маркером сочинительной связи [Троицкий 1987, 12; 1990, 25J. В зарубежной лингвистике выдвинуты понятия "common topic" ("общая тема"), выводящаяся из более или менее сложного комплекса пресуппозиций сочиненных частей [Lakoff 1971], и "Gemeinsame Einordnunginstanz der Konjunktbedeutungen" ("семантическое основание сочинительной интеграции компонентов"), представляющее собой "интегративный момент" для сочиненных частей, мотивирующий их сочинительное соединение в микротексте [Lang 1977, 66]. "Общая картина"сочинительной конструкции представляет собой когнитивный эталон, формирующий такое соотношение сходств и различий предметов и предметных ситуаций (в широком понимании), при котором они могут быть осмыслены какравноправные компоненты будущего речевого высказывания. "Общая картина" сочинительной конструкции совмещает в себе признаки аналогической схемы и холистического образа и конструируется в сознании человека врезультате прагматической мотивации.

"Общая картина" сочинительной конструкции - динамическое явление, оно не дало заранее, не привязано к конкретным маркерам сочинительной связи и тем более не детерминировано ими. Однако обладая сенсорно-образным субстратом, "общая картина" может преднастраиваться для дальнейшей синтаксической категоризации формируемого ею множества (класса). Еще И.М. Сеченов, основываясь на экспериментально-психологических данных, писал: "Отдельные акты классификации, какого бы порядка ни были ее объекты, всегда заключаются или в попарном сопоставлении классифицируемых предметов, или в переборке их в одиночку, причем впечатления от каждого единичного объекта сопоставляются в сознании с <...> средним следом от прошлых сходственных впечатлений" [Сеченов 2001, 311]. Можно думать, что в первом случае "общая картина" антиципирует построение закрытых сочинительных рядов и выражение типичных для них синтаксических значений, а во втором случае - построение открытых сочинительных рядов и выражение синтаксических значений, характерных для них. Тем самым "общая картина" сочинительной конструкции осуществляет глубинно-панорамную развертку концепта МНОЖЕСТВО, демонстрируя когнитивные основания его качественно-количественной сформированности, и закладывает перспективу его синтаксической категоризации в форме соединительных, разделительных и др. отношений. В "общей картине" сочинительной конструкции как единице уровня представлений виртуально дан "план" внутрипозиционного программирования, действие которого условно начинается с выбора будущих сочиненных компонентов, т.е., иначе говоря, "общая картина" есть тот интегративный момент, благодаря которому, по мысли Л.В. Щербы, компоненты будущей сочинительной конструкции "присутствуют в сознании, хотя бы в смутном виде, уже при самом начале высказывания" [Щерба 1957, 80].

Адекватный парадигме неофункционализма подход к типологии сочинительной связи, говорится в диссертации, должен базироваться на понятии синтаксической категоризации множества, обобщающем способы языковой интерпретации сочинительных отношений. Под синтаксической категоризацией множества понимается его интерпретация формальными синтаксическими значениями соединения, разделения, противопоставления и сопоставления, приводящая к созданию в процессе порождения речевого высказывания сочинительной конструкции определенной структуры. Синтаксическая категоризация множества не является сугубо формально-синтаксическим процессом, она опирается на закрепленные в языке знания человека о включении элемента в множество подобных ему в каком-либо отношении элементов, определяемом способом их соотнесения в практической деятельности индивида: все элементы множества реальны и берутся в их совокупности (соединительные отношения)/в попарном сравнении (сопоставительные отношения); каждый из элементов множества возможен, но только в отдельности (разделительные отношения); лишь один из двух элементов множества реален или одновременная реальность двух элементов множества является нетипичной (противительные отношения). Синтаксическая категоризация множества осуществляется благодаря производимому говорящим выбору средства выражения сочинительных отношений. Наблюдения над речевым материалом показывают, что этот выбор носит характер вероятностного процесса, который регулируется смысловым и/или стилистическим заданием говорящего, а также факторами текстообразования.

Синтаксическая категоризация множества - неустойчивый процесс, и тем самым один и тот же материальный (компонентный) субстрат может получить интерпретацию различными формальными синтаксическими значениями. Так, например, соединительные и разделительные отношения нередко вступают как в конкуренцию между собой, так и в совмещенно-знаковую связь. В предложениях-высказываниях Она (Саломея. - К.С.) не знала таких вещей, как скорость света, разница между арифметической и геометрической прогрессией, логарифмы или > закон притяжения (Г. Газданов) и И верно, в шестьдесят он (Омеличев. - К.С.) сумел сохранить ярость двадцатилетнего и острый блеск зрачков во впалых глазницах, как у мучеников, у влюбленных и у безумных (Л. Леонов), где синтаксическая категоризация множеств сформировала сочинительные конструкции с разделительными и соединительными отношениями соответственно, вполне можно произвести перестановку выделенных сочинительных союзов (или <-> и), хотя "при этом будет теряться оттенок заменяемости и смены, а на первый план выступит объединение однородных членов" [Гвоздев 1955, 352], и наоборот. С другой стороны, предложения-высказывания типа Служебные слова относятся, как правило, к ведению лексики и/или синтаксиса, характерные в первую очередь для письменной научной речи, включают сочинительную конструкцию с совмещенно-знаковыми отношениями, приводящими к появлению комплексного маркера соединительно-разделительных отношений. (Подобные построения наиболее явно отражают предшествование протокомпонентов в речевой деятельности говорящего их синтаксической категоризации.) В то же время вполне однозначная синтаксическая категоризация множества может получить неодинаковое конструктивное оформление: в частности, при выражении соединительных отношений могут быть использованы такие средства, как союзы и; да; и .... и; а также; ни .... ни и др., бессоюзие и бессоюзно-союзные схемы. Выбирая лишь одно из этих формальных средств, говорящий учитывает (но подчас не осознавая этого, на уровне речевого стереотипа синтаксического блокирования слов) либо дополнительное смысловое

содержание ('много' или 'одновременно' - и .... и; 'полная исчерпанность незначительного множества элементов' - да и пр.), либо семантический тип предложения-высказывания (ми .... ни - в общеотрицательных предложениях), либо стилистическое задание (да - в стилизациях народной речи). Все названные факторы получают, как правило, экспликацию в тексте, и, следовательно, выбор средства выражения той или иной разновидности сочинительных отношений управляется более общими механизмами текстообразования.

Представляется, однако, что, прежде чем остановить свой выбор на конкретном сочинительном союзе (или на конкретной бессоюзно-союзной схеме), говорящий должен оценить возможность развертывания сочинительного ряда на основе "чистого" бессоюзия: ведь, как не раз отмечалось в описательной грамматике, "бессоюзным рядам в основном принадлежат те же отношения, что и союзным" [Прияткина 1980, 168]. Стремясь проверить функциональную адекватность этого положения, в работе мы осмысляем типологию сочинительной связи как функционально сбалансированную систему противопоставлений (и тождеств) союзной и бессоюзной связи сочиненных компонентов в простом предложении. В результате анализа обширного речевого материала, применяя методический прием субституции маркера союзной/бессоюзной связи компонентов сочинительной конструкции, выявляя приемлемость/неприемлемость или возможность/невозможность замены одного маркера сочинительной связи другим в аналогичных контекстных условиях и, наконец, описывая воздействие определенного контекста на выбор маркера сочинительной связи того или иного типа, мы смогли обнаружить прагмасинтакси-ческие стереотипы, т.е. регулярно воспроизводимые в корпусе речевого материала модели использования говорящими союзной/бессоюзной связи в аналогичных условиях контекста, и представить их эксплицитное описание.

Порядок компонентов сочинительной конструкции может имплицироваться такими сочинительными союзами, в семантику которых "встроена" информация о норме лексического заполнения их валентностей. Так, например, в выделенной сочинительной конструкции - У нас жить вольготно, только скучно, - начала она (Лиза. - К.С.), растопыривая пальчики на руках (Л. Леонов) компоненты связаны противительным союзом только, указывающим на частичное отрицание или существенное ограничение вводимым им компонентом содержания первого компонента [Морковкин (ред.) 1997, 349]. Вследствие того, что семантикой союза только определяется пейоративная оценка для второго сочиненного компонента, изменение порядка компонентов в данной сочинительной конструкции приводит к смысловой дефектности речевого высказывания в целом. Ср.: *- У нас жить скучно, только вольготно.... Показательно, что, хотя большинство соединительных и

разделительных союзов и в значительной степени бессоюзие индифферентны к порядку связываемых ими компонентов, формируемые ими сочинительные конструкции также необратимы. Опираясь на работы [Cooper, Ross I 975; Givon 1995; Landsberg 1994; Лауфер 1987; Сигал 1999], мы полагаем, что данный эффект является результатом действия определенных правил линеаризации синтаксически равноправных компонентов в речевом высказывании. Порядок компонентов сочинительной конструкции является знаковой формой, иконически соотнесенной с передаваемым ею когнитивным содержанием [Якобсон 1983], так как в самом размещении сочиненных компонентов отображается либо темпоральная последовательность, либо выдвижение более важного элемента [Haiman 1985]. Семиотическая интерпретация сочинения дает основания считать, что линейный характер текстового означающего обусловливает асимметрию порядка сочиненных компо-

центов. Нельзя согласиться, однако, с М. Ландсбергом, согласно которому выражения типа англ. people and things (*things andpeople) являются так называемыми "linguistic freezes", так как у создаваемых при порождении речевого высказывания сочинительных конструкций не "заморожены" связи с речсмыслительным механизмом выбора порядка их компонентов, а мотивирующие структуру порядка сочиненных компонентов основания могут быть осознаны и при необходимости эксплицированы в тексте.

Развивая вслед за A.M. Шахнаровичем психолингвистический взгляд на языковую способность человека, мы рассматриваем правила линеаризации как разновидность прескрипторных правил, отражающих динамическую функциональную связность тех или иных однопорядковых элементов языковой системы и их сочетаемость в речи [Шахнарович 1990, 617]. Вполне вероятно, что правила линеаризации "слиты" в мозгу человека с когнитивными образами, являющимися наглядными представлениями этих правил: линией и иерархией. Подобно любым другим прескрипторным правилам языковой способности, правила линеаризации действуют в речи автоматически, под бессознательным контролем говорящего, хотя в особых коммуникативных (и экспериментальных) условиях вполне допустима их метаязыковая экспликация. Особо подчеркнем, что правило линеаризации не есть грамматическое правило в традиционном понимании, которое фиксирует в мета-языковом научно-лингвистическом описании обязательность категориальных и межкатегориальных формализации, как не является оно и правилом, ориентированным на генеративную грамматику, в которой описываются статические переходы (метапреобразования) между "готовыми" языковыми структурами. В отличие от правил отмеченных типов правила линеаризации - важная составляющая синтаксического субкомпонента (уровня) языковой способности, обобщающая когнитивно-речевой опыт человека, приобретенный им в процессах социально-практической и коммуникативно-речевой деятельности. Правила линеаризации концептуализируют представления говорящего об устройстве мира, познанного, а затем расчлененного и упорядоченного им сообразно его потребностям и оценкам. Эти правила базируются на единстве социального и индивидуального опыта говорящего, но хранятся и воспроизводятся в речи они конкретным субъектом. Правила линеаризации - лингвокогнитивные образования, отражающие объективно-субъективные значимости порядка сочиненных компонентов в речевом высказывании и становящиеся благодаря этому предметом метаязыкового осознания в обыденной речи.

Наблюдения показывают, что обычно метаязыковое внимание говорящих (и, главное, пишущих) бывает сфокусировано либо на самой последовательности сочиненных компонентов, их вытянутости в линию и неслучайности их порядка, либо на выделении инициальной/ финальной позиции в такой последовательности. В первом случае в метаязыковой "инкрустации" предметного текста используются метаслова и их сочетания типа порядок, логическая последовательность и т.п., а также показ значимого изменения порядка сочиненных компонентов как обнаружение метаконструктивного признака образуемого ими сочинительного ряда. Ср.: Еще не умея разобраться толком, в какой логической последовательности железо, уголь, люди и вода образуют этот высший тип инженерного хозяйства, вдобавок раскинутого на тысячу километров, он (Курилов. - К.С.) уже отвечал перед страной за показатели дорожной работы (Л. Леонов); - А у тебя как? - Как обычно, - сказал Аркадий. Вот это правда. Как обычно -работа, мастерская,

Афганка. Или другой порядок - работа, Афганка, ма

БИБЛИОТЕКА (¡.Петербург i

ОЭ too ыт f

?№от,?карсва)-в

другом случае язык предоставляет субъекту метаязыкового действия, в частности, такие средства: сочетания с метасловами первый, последний, устойчивые аналитические метакомплексы типа англ last but not least 'последнее по счету, но не по важности' и т.п. Ср: -... во сне мы умираем и воскресаем, но в жизни нам удается только первая половина (В. Войнович); За четыре с половиной года перестройки женщины нашей страны прошли вместе с обществом путь сильных экономических, политических и - что для женщины не последнее - эмоциональных потрясений (Л. Васильева). Данные примеры показывают, что в обыденной речи метае-диницы "встроены" в предметный текст и отображают его внутреннюю динамику. Метаединицы дают возможность исследователю представить текст как порождающийся на его глазах, так как они опосредуют и в условном смысле "визуализируют" речевые действия и операции.

Правила линеаризации определяют стратегии упорядочивания компонентов сочинительных конструкций, т.е. виртуальные планы и прогнозы их процессиро-вания в речи. Будучи операциональными единицами языковой способности и представляя собой тип когнитивных операций, правила линеаризации могут базироваться как на собственно когнитивном, так и на текстопорождающем опыте говорящего. Впрочем, текстовые правила линеаризации - это те же когнитивные, но приспособленные к задачам порождения текста и учитывающие помимо специфики восприятия и познания мира человеком еще и специфику текстообразования. Эти правила задают способ представления информации, обусловленный линейным характером текстового означающего и закрепленный в коммуникативной компетенции говорящего благодаря познанию и усвоению им свойств речевой цепи. Правила линеаризации обеих разновидностей могут определять семантическое и прагматическое упорядочивание сочиненных компонентов (различая семантические и прагматические стратегии упорядочивания, считаем нужным подчеркнуть, что, строго говоря, и те, и другие являются семантическими, поскольку само упорядочивание как способ (форма) представления знаний вносит в значение сочинительной конструкции дополнительное смысловое содержание). Семантическое упорядочивание основано на отображении в порядке компонентов сочинительной конструкции реальной (в перцептуальном отношении) последовательности объектов во времени и/или в пространстве, прагматическое - на замещении инициальной позиции в сочинительном ряду иерархически выделенным объектом. В когнитивном плане различие между ними состоит в ориентации на разные когнитивные образы - линию или иерархию, в коммуникативном плане (= в конкретной текстовой ситуации) - в том, что семантическое упорядочивание является обязательным, а прагматическое - предпочтительным.

Па большом речевом материале в диссертации показано, что в текстообразо-вании выработаны собственные факторы, определяющие выбор порядка сочиненных компонентов: а) повтор наиболее важных в информативно-смысловом отношении слов (= актуализованных концептов); б) пресуппозиции текста; в) лексико-семантическая (и шире - когнитивная) соотносительность с компонентами предшествующей сочинительной конструкции; г) фокус эмпатии.

В заключение главы II обобщаются разнообразные структурные модификации сочинительных конструкций в тексте, возникающие в процессе их реализации и усложняющие синтагматическую организацию текстовых отрезков с сочинением. Отсюда возможное их терминологическое обозначение - синтагматические феномены сочинительной связи. В реферируемой работе подчеркивается, что, какими бы психолингвистическими факторами ни обусловливались последние (см. ниже),

они допускаются прежде всего самой синтаксической формой сочинения и так или иначе компенсируют ее структурную и/или коммуникативную недостаточность в той или иной текстовой ситуации, а также дается описательная типология а) взаимодействия сочинения и повтора; б) декомпозиции сочинительных конструкций и в) приемов синтагматического выделения сочиненных компонентов (паузация, парентетический сдвиг, парцелляция, интерпозиция детерминирующего компонента, вынесение сочиненного компонента за глагольно-предикативную рамку).

В главе III "Сочинение в психолингвистической грамматике: опыт экспериментального исследования" излагается ход экспериментальной проверки выработанных индуктивных гипотетических положений и описывается психолингвистическая модель сочинительных отношений, являющаяся теоретическим обобщением результатов экспериментально-эмпирического анализа сочинительных конструкций.

В результате краткого анализа психолингвистических концепций порождения речи мы приходим к необходимости сформулировать собственное понимание психолингвистической грамматики. Психолингвистическая грамматика - конструкт, отображающий вес смысловое и операциональное содержание грамматического макрокомпонента языковой способности и управляющий процессом синтаксиро-вания на уровне морфем, слов и предложений. Психолингвистическая грамматика представляет собой динамическую функциональную систему, состоящую из эталонов формальных языковых значений, разного типа прескрипторных правил и приводящих их к действию речемыслительных операций, а также образцов и стереотипов коммуникативных (в превращенной форме - текстовых) условий применения этих правил в речевой деятельности. Психолингвистическая грамматика действует на этапе лексико-грамматического структурирования (см. модель А.А. Леонтьева и ее вариант у Т.В. Ахутиной) компонентов внутренней программы речевого высказывания, где ее единицы выступают как функциональные операторы, следящие за допустимостью комбинаторики языковых знаков, от самых простых до самых сложных. Психолингвистическая грамматика обладает как функциональной целостностью, так и составностью, и поэтому в ее рамках возможно создание частных психолингвистических моделей тех или иных комбинаторно-синтаксических процессов, в том числе и сочинения. В реферируемой диссертации под психолингвистической моделью сочинительных отношений понимается знаковая (логическая) схема, воспроизводящая системно релевантные характеристики сочинения в условиях их функционального взаимодействия при порождении речевого высказывания.

В экспериментах №№ 1-2 ставилась задача раскрыть механизм выбора компонентов сочинительной конструкции, причем оба эксперимента строятся на основе методики восстановления частично деграмматикализованного текстового отрезка с двухкомпонентной сочинительной конструкцией типа X и Y. В эксперименте № 1 проверялась гипотеза о том, что при выборе компоне!ггов будущей сочинительной конструкции говорящий учитывает субъективную меру достаточности их смысловых сходств и различий и иерархию приоритетности типов их парадигматических связей в лексиконе. В эксперименте № 2 проверялось предположение, согласно которому принадлежность слов к одной и той же части речи не может быть в речевой деятельности говорящего достаточным условием для их сочинительной интеграции.

По результатам эксперимента № 1 можно сделать два основных вывода, которые в целом подтверждают гипотезу. Во-первых, при выборе будущих сочиненных компонентов в условиях произвольной речевой деятельности говорящий опирает-

ся на осознаваемую в разной степени субъективную меру достаточности смысловых сходств и различий между ними, т.е. на опосредующую сочинительную интеграцию слов "общую картину" сочинительной конструкции. Во-вторых, наличие между двумя словами семантической связи облегчает восстановление синтаксической связи между ними, причем конкретным синтаксическим отношениям могут быть приведены в соответствие приоритетные для них типы семантических отношений в лексиконе. По данным проведенного эксперимента, восстановлению сочинительной связи между словами способствуют следующие иерархически сгруппированные типы парадигматических отношений слов: синонимические > гипо-нимические > прецедентно-ассоциативные > антонимические. Достоверность выявленной иерархия приоритетности подтверждается тем, что именно антонимия наиболее прихотлива при ее сочинительной синтаксизации.

Эксперимент № 2 показал, что отнесенность стимульных компонентов к одной и той же части речи не является самодостаточным фактором их сочинительной синтаксизации и что доминантным в этом процессе становится фактор когнитивной (смысловой) общности, вытягивающий в сочинительный ряд соподчиненные морфологически однотипные/неоднотипные компоненты.

Очевидно, что речемыслительная операция выбора компонентов будущей сочинительной конструкции, искусственно обособленная в обеих экспериментальных ситуациях, в психологическом плане является произвольной, но в лингвистическом плане она отображает взаимозависимость и взаимопреднастроенность лексики и грамматики. С одной стороны, уровневые характеристики слов как языковых знаков вероятностно определяют возможность их синтаксически равноправного функционирования в речевом высказывании (ср. у Н.И. Жинкина: "Смысловые связи через ансамбли лексем действуют и на отбор синтаксических структур текста" [Жинкин 1982, 77]). С другой же стороны, отбор слов в общем случае происходит с неосознаваемой говорящим ориентацией на свойства сочиненных компонентов, определяемые синтаксической природой сочинительной связи (ср. предвосхищение этого психолингвистического утверждения у В.М. Солнцева, полагавшего, что «"лексическая подборка слов" - это скорее фактор грамматического порядка, часть механизма формирования грамматических связей» [Солнцев 1995, 293]). Результаты обоих экспериментов указывают также и на то, что при порождении речевого высказывания выбор будущих сочиненных компонентов осуществляется на основе довербального опосредования сочинительной интеграции смысловых единиц, формирующего когнитивно-нрагматико-эмотивную равноценность последних как фрагментов "общей картины" сочинительной конструкции.

В экспериментах №№ 3-4 проверялось общее положение о том, что, осуществляя синтаксическую категоризацию того или иного предметного множества в форме сочинения и, соответственно, выбирая тип маркера сочинительной связи -союзную или бессоюзную связь компонентов сочинительной конструкции, - говорящий опирается на прагмасинтаксические стереотипы, определяющие модели его когнитивной ориентировки в контексте позиции данного маркера. Суть когнитивной ориентировки при выборе союзной/бессоюзной связи компонентов сочинительной конструкции состоит в том, что говорящий учитывает складывающуюся систему контекстных факторов, устанавливает их иерархию и принимает решение, соотнося его с имеющимися в его языковой способности прагмасинтаксическими стереотипами (в реальном общении это соотнесение происходит обычно бессознательно, на уровне автоматизированного речевого навыка). Методика эксперимента № 3 строится на так называемой процедуре дополнения ("close procedure", по У.

Тейлору) и заключается в заполнении испытуемыми пробелов одинаковой длины либо запятой (при выборе бессоюзной связи), либо нужным по смыслу сочинительным союзом. После выполнения основного экспериментального задания каждый испытуемый отвечал на вопросы послеэкспериментальной анкеты.

Основываясь на результатах, полученных в ходе эксперимента № 3, и на данных послеэкспериментального анкетирования, мы можем констатировать, что выдвинутая гипотеза (частное объяснение) в целом подтвердилась. Прежде всего оказалось очевидным то обстоятельство, что при выборе союзной/бессоюзной связи компонентов сочинительных конструкций в деформированных предложениях испытуемые опираются на контекст позиции маркера сочинительной связи. Контекст в созданной экспериментальной ситуации, где преднамеренно было исключено влияние просодических факторов (так как ни экспериментатор, ни испытуемые не прочитывали предложения вслух), являлся, по сути дела, единственным источником формирования когнитивной ориентировки испытуемых. Судя по ме-таязыковым комментариям, предложенным испытуемыми, контекст позиции маркера сочинительной связи осознается ими как многоуровневое образование, по-разному складывающееся в конкретных предложениях-высказываниях с сочинительными конструкциями, причем для идентификации контекста позиции маркера сочинительной связи носителю языка бывает достаточно одного контекстного фактора, доминантного, иерархически выделенного в складывающейся системе факторов контекста.

Сопоставление статистически преобладающих вариантов (или единственного варианта) заполнения пробелов с недеформированными предложениями показывает, что в большинстве экспериментальных предложений испытуемыми был выбран маркер сочинительной связи, по своему типу (союзный/бессоюзный) идентичный маркеру в авторском (исходном) предложении. Представляется, что это убедительно свидетельствует о существовании и действии прагмасинтаксических стереотипов, отображающих конвенционализированные модели выбора союзной/бессоюзной связи компонентов сочинительной конструкции. Это становится особенно очевидным, если учесть, что большинство испытуемых в своих после-экспериментальных анкетах отрицали наличие каких бы то ни было четких правил выбора союзной/бессоюзной связи компонентов сочинительной конструкции, но это вовсе не помешало им выбирать в тех или иных экспериментальных предложениях совершенно определенный маркер сочинительной связи, совпадающий к тому же с маркером, использованным автором предложения.

Результаты эксперимента № 3, подтвердившие выдвинутую гипотезу, позволяют уточнить существующие противоречивые представления о структурировании сочинительных отношений в речевой деятельности говорящего. В генеративной грамматике широко распространено мнение, согласно которому главным словом в сочинительной конструкции является союз, подчиняющий себе сочиненные члены [Падучева 1974, 170]. В многочисленных описаниях, выполненных генеративиста-ми (см., в частности, [van Oirsouw 1987]), практически не принимается во внимание тот факт, что компоненты сочинительной конструкции могут быть соединены бессоюзной связью и что во многих случаях бессоюзие нельзя заменить в сочинительной конструкции на союзную связь, и наоборот. По-видимому, это связано с тем, что союз мыслится лингвистами этого направления как некий динамический остов формируемой сочинительной конструкции, некое "свернутое" предбытие трансформационных процессов, порождающих сочинительную конструкцию той или иной структуры. Союз (а главное, его выбор) в подобных описаниях по сути

дела представляется как детерминанта всего процесса структурирования сочинительных отношений. Безусловно, такую модель удобно формализовать, но она вряд ли отразит существенные черты речсмыслительного генезиса сочинения. Поставленный эксперимент продемонстрировал, что выбор союзной/бессоюзной связи компонентов сочинительной конструкции является реальной речемыслительной операцией, осуществляемой говорящим, и что основан этот выбор прежде всего на выявлении и интерпретации смысловых и формальных характеристик сочиненных компонентов. То, в какой степени выбор типа маркера сочинительной связи зависит от компонентного контекста позиции данного маркера, недвусмысленно свидетельствует о том, что компоненты будущей сочинительной конструкции (или хотя бы один из них) появляются при внутрипозиционном программировании раньше (понятно, что о временном предшествовании в симультанных процессах можно говорить только условно) и служат своеобразным когнитивным материалом для других речемыслительных операций.

Действительно, маркер сочинительной связи, вне зависимости от его типа, отображает форму синтаксической категоризации определенного множества. Но прежде чем с помощью того или иного маркера сочинительной связи задать конфигурацию его (множества) элементов и репрезентировать тем самым существенные с коммуникативной точки зрения смыслы, говорящий должен каким-то образом актуализировать в своем сознании самое общее представление о неком множестве и хотя бы о некоторых (а иногда и обо всех) его элементах. Важно и другое. Сама возможность искусственного воссоздания в условиях эксперимента рече-мыслительной операции выбора союзной/бессоюзной связи компонентов сочинительной конструкции косвенно указывает и на то, что выбор средства выражения, или маркера, сочинительных отношений осуществляется в два этапа: прежде всего говорящий должен выяснить, подходит ли для репрезентации актуальных для него смысловых оттенков (результатов когнитивной конфигурации элементов множества) бессоюзие, и лишь затем, в случае выбраковки нулевого маркера (собственно нулевого или же нулевого маркера, соотнесенного с материально выраженным показателем сочинительных отношений), он вырабатывает когнитивную ориентировку по лексической объективации союзного маркера определенного семантического класса. Так, союзы и; да (= и); и..., и; а также и др. относятся к семантическому классу соединительных союзов, но, очевидно, что под различиями материальных оболочек ("тел") этих оперативных знаковых единиц скрываются весьма существенные их содержательные различия. Особенности условно выделяемой второй субоперации - лексической объективации союзного маркера сочинительных отношений - не могут быть выявлены на основе результатов, полученных в эксперименте № 3. Для решения этой задачи необходимо поставить другой эксперимент, в котором для испытуемого будет запрещен выбор нулевого маркера (бессоюзия) и в котором конкурирующие схемы выбора союзных маркеров будут предъявляться испытуемому одновременно.

Поэтому в эксперименте № 4, основанном на процедуре оценки испытуемыми пар сочинительных конструкций с конкурирующими союзными схемами (соединительными) и на метаязыковом комментировании выбранного варианта в после-экспериментальной анкете, проверялась гипотеза о том, что выбор конкретного сочинительного союза определяется когнитивным эталоном его семантики, отображающим функционально достаточный объем смысловых признаков и прагма-стилистических оттенков союза как представителя своего семантического под-

класса. Результаты проведенного эксперимента № 4 приводят к сле-

дующим основным выводам.

Во-первых, выбрав исходный (авторский) вариант союзной схемы сочинительной конструкции в каждой из стимульных пар как более правильный, преобладающее большинство испытуемых подтвердили стереотипный характер идентификации контекста неиолнозначной позиции сочинительного союза. Функциональная структура этого контекста иерархична: сочиненные компоненты > лекси-ко-грамматические индексы предтекста > коммуникативная (в превращенном виде - текстовая) ситуация, - причем на выбор одного и того же соединительного союза может повлиять фактор любого иерархического уровня, что свидетельствует о лексической объективации сочинительного союза как о сложной, автоматизированной за счет многослойных функциональных связей данных служебных знаков речемыслительной операции. Во-вторых, опираясь на совпадение авторских и выбранных большинством испытуемых союзных схем, а также на мотивировку этого выбора в метатекстах, нельзя не прийти к выводу о том, что в языковой способности индивида существуют когнитивные эталоны сочинительных союзов, в данном случае представляющие собой результат обобщения коммуникативных условий

употребления лексических элементов и .... и; нон да в соединительной функции.

Когнитивный эталон - это синкретический комплекс рациональных и эмоциональных сторон конъюнкционального семиозиса (становления сочинительного союза как служебного знака), и поэтому при синтаксической категоризации множества говорящий интерпретирует его не только формальными синтаксическими значениями, но и функционально связанными с ними рационально и эмоционально-оценочными смыслами: сочинительный союз неотделим от прагматически-пристрастной "упаковки" тех или иных когнитивных содержаний. Так, по всей видимости, соединительный союз и .... и зафиксирован в языковой способности говорящего (и адресата) в форме эталонных значений 'незавершенность перечисления' и 'много', а также эмоционально-стилистических коннотаций 'значимость каждого элемента1, 'быстрая смена' и т.д., союз но - в форме эталонных значений 'противопоставление' и 'уступка', а также эмоционально-стилистических коннотаций 'необычность соединения' и 'смена оценок', наконец, союз да - в форме эталонных значений 'завершенность перечисления' и 'мало1, а также эмоционально-стилистических и стилевых коннотаций - 'сожаление1, 'жалость' и т.п. и 'просторечность', 'разговорность1, 'архаичность' соответственно.

Несмотря на то, что когнитивные эталоны сочинительных союзов в таком представлении весьма похожи на простые списки функционально релевантных семантизаций и во многом совпадают с лексикографически полной характеристикой сочинительных союзов в единстве их значений, стилево-стилистических помет и употреблений, в речевой деятельности говорящего когнитивные эталоны обеспечивают одну из важнейших речемыслительных субопераций в структурировании сочинительных отношений - лексическую объективацию союзного маркера. В опосредованном текстом метаязыковом осознании когнитивный эталон сочинительного союза не дан холистически в непосредственном наблюдении, так как для испытуемых более привычным является осмысление селективных процессов в терминах какого-либо одного фактора или условия, отображающего коммуникативную санкционированность произвольного выбора одного из синонимичных союзных маркеров. На самом же деле, когнитивные эталоны сочинительных союзов - это достаточно стабильные функциональные единицы психолингвистической грамматики, способствующие автоматизированному использованию того

или иного лексического элемента в общей с синонимическими лексическими элементами функции маркера сочинительной связи и в специфичной для него функции экспликатора определенной содержательной структуры. Принципиально важным является и то, что когнитивный эталон может начать действовать даже при доминировании прагмастилистических элементов содержательной структуры сочинения и что тем самым сочинительный союз способен выявлять в речевом высказывании личностно окрашенные мнения, оценки и переживания говорящего по поводу синтаксически репрезентируемого им в форме сочинения предметного множества.

Поскольку соединительные отношения, равно как и другие семантические разновидности синтаксически равноправных отношений, почти в равной мере "покрываются" союзным и бессоюзным сочинением, есть основания полагать, что переход к искусственно изолированной в настоящем эксперименте субоперации осуществляется при недостаточности соотносительных нулевых маркеров для сигнализации всего комплекса допустимых в сфере сочинения и значимых для говорящего смысловых элементов.

В эксперименте № 5, построенном на процедуре определения испытуемыми допустимости/недопустимости изменения порядка выделенных слов (сочиненных компонентов) в предложенных текстовых отрезках и дополненном послеэкспери-ментальным анкетированием, проверялась следующая гипотеза: в процессе порождения речевого высказывания с сочинением действуют разного рода правила линеаризации, причем их действие упреждается, сопровождается или завершается метаязыковым осознанием значимости выбора порядка сочиненных компонентов.

Результаты эксперимента № 5 в целом подтверждают выдвинутую гипотезу. Прежде всего в диссертации констатируется следующее: преобладание отрицательных ответов на основной вопрос экспериментального задания (т.е. о недопустимости изменения порядка сочиненных компонентов) показывает, что упорядочивание компонентов сочинительной конструкции при порождении речи не является произвольным, а определяется некими правилами, действующими с высокой степенью вероятности. То обстоятельство, что только в одном случае отрицательные ответы были даны всеми испытуемыми, свидетельствует об особом характере этих правил. Они отражают действие процесса фразеологизации (или шире - сте-реотипизации), пронизывающего в языковой способности индивида не только сегментные отрезки, разнообразные "chunks", ставшие продуктами мнемической формы отражения речевого потока, но и собственно динамические схемы сочетаемости, имеющие функциональные аналоги в механизмах синтаксической "упаковки" мысли. Как показывает количественный анализ экспериментальных данных, эти правила далеки от облигаторности реализации, т.е. от основного признака грамматического правила в традиционном понимании последнего, они обобщают тенденции построения текста и закрепляют их в виде особых стереотипических образований. Наличие подобных правил в языковой способности индивида, вслед за А.М. Шахнаровичем трактуемых нами как прескрипторные, показывает, что "... грамматика кончается уже внутри отдельного предложения, поскольку она не определяет полностью всей его структуры" [Хендрикс 1980, 174].

Реакции испытуемых на предложенные в анкете стимулы (или, соответственно, их реконструкты) получили мотивировку в метаязыковых комментариях, языковой состав которых опосредованно связан с задействованными при редактировании, т.е. при пассивном порождении, текста правилами линеаризации компонентов сочинительной конструкции. Это обстоятельство в полной мере подтверждает экспериментальную гипотезу: при порождении письменной речи действие правил

линеаризации подкрепляется метаязыковым осознанием факта значимости упорядочивания сочиненных компонентов. И хотя в режиме реального порождения оно, по-видимому, может упреждать, сопровождать или завершать осуществление данной речемыслительной операции, проведенный эксперимент был способен зафиксировать лишь эффект присутствия метаязыкового осознания, так как в самой процедуре эксперимента предусматривалась работа испытуемых с уже "готовыми" текстами, а метаязыковые комментарии давались post factum.

Качественный анализ метатекстов обнаруживает, что в языковой способности индивида разграничиваются по крайней мере два макротипа правил линеаризации компонентов сочинительных конструкций: семантический и прагматический. Особенно показательна их дифференциация на лексическом уровне метатекстовой репрезентации: для метаязыкового описания первых используется лексика из функционально-семантического поля временного порядка, для метаязыкового описания вторых - разнообразные лексические единицы с семантикой иерархических отношений. Не менее существенными представляются и синтаксические различия соответствующих метатекстов: метаязыковые описания семантических правил линеаризации часто строятся на основе паратактических структур с эксплицитными показателями (индексами) необратимости временной последовательности, тогда как в метаязыковых описаниях прагматических правил линеаризации встречаются сравнительные конструкции с формами компаратива имен прилагательных, обозначающих иерархические отношения. При этом, по данным структурно-семантического анализа метатекстов, функционирование правил линеаризации обоих макротипов основано на осознании индивидом структурности сочинительного ряда: последовательности его составляющих в линейно-речевой цепи и выделенности его инициальной позиции.

Так как проверяемой гипотезой прямо предполагается, что действие правил линеаризации при порождении письменного речевого высказывания с сочинением осуществляется при посредстве мстаязыковой рефлексии, необходимо остановиться на тех относящихся к проблеме метаязыковой функции общетеоретических положениях, которые могут быть сформулированы по данным проведенного психолингвистического эксперимента. Во-первых, метаязыковая функция, отражающая способность языка к самоописанию, не является обособленной его функцией, действующей только в процессе языкового выражения профессиональной или профанной метаязыковой рефлексии. Действие метаязыковой функции "встроено" в сам механизм порождения письменной (и, по-видимому, некоторых разновидностей устной) речи, в частности в опосредование отдельных речемыслительных операций, подчас выводящееся в предметный текст. Во-вторых, метаязыковая функция организует и структурирует языковой опыт индивида, который онтогенетически включен в когнитивное "картирование" предметных отношений. Об этом свидетельствуют многие метатексты испытуемых, в которых представлен ход осмысления синтаксических особенностей речи (в данном случае - порядка компонентов сочинительных конструкций) через обращение к предметным отношениям. В-третьих, описание репрезентантов метаязыковой функции в речи не может быть "анонимным", производимым безотносительно к тому, на какие языковые единицы, свойства, отношения и т.п. направлена метаязыковая рефлексия, поскольку метае-диницы обыденной речи формируются в процессе отвлечения свойств отображаемых языковых явлений и напрямую связаны с их субстанциальной стороной.

Переходя к описанию психолингвистической модели сочинительных отношений (см. ниже схему № 1), результирующей всестороннее исследование сочини-

тельной связи на фоне порождения письменного текста, мы останавливаемся предварительно на определении этой модели и на характеристике базовых принципов ее построения. Психолингвистическая модель сочини гельных отношений как частная модель синтаксического явления представляет собой знаковую (логическую) схему, воспроизводящую системно релевантные характеристики сочинения в условиях их функционального взаимодействия при порождении речевого высказывания. Подобно любому модельному образованию, данная схема условна и компо-зитивна, т.е., во-первых, она необязательно отображает подлинный речемысли-тельный механизм сочинения и необязательно в целом обладает "психической реальностью", хотя, безусловно, в ней могут быть зафиксированы реально осуществляемые говорящим на уровне навыка речемыслительные операции и вероятностные функциональные связи между ними; во-вторых, вследствие графической визуализации она представлена как сукцессивный блок речемыслительных операций, следующих друг за другом, тогда как, по сути дела, в этой схеме выведен аналитический проект симультанного процесса, динамические составляющие которого и характер связей между ними устанавливаются лингвистом в ходе внутритекстовой многоэтапной препарации "готовых" сочинительных структур и специальных психолингвистических экспериментов. Вместе с тем предлагаемая психолингвистическая модель сочинительных отношений носит предельно обобщенный, генерализованный характер, ибо в ней учтены все возможные порождающие операции и индуцирующие способ их осуществления разнотипные факторы, могущие быть экспериментально обособлены в условиях письменной речевой деятельности. В иной коммуникативно-экологической среде данная модель может выступать в редуцированном виде, т.е. с пропуском отдельных звеньев или с их деактуализа-цией, а может и вовсе не использоваться, если, например, сочинительная конструкция представляет в речи тот или иной фразеокомплекс, узуально закрепленное номинативное единство или результат применения операции сочинительного сокращения при редактировании своего или чужого текста. Наконец, существенной чертой психолингвистической модели сочинительных отношений является то, что в речевой деятельности говорящего она не самостоятельна, а представляет собой факультативную часть или факультативный сегмент общей модели порождения речевого высказывания и тем самым обладает способностью к функциональной адаптации на двух уровнях: предложения-высказывания как такового и предложения-высказывания как интегранта текста.

Являясь факультативным сегментом общей модели порождения речевого высказывания (по А.А. Леонтьеву), психолингвистическая модель сочинительных отношений строится на тех же методологических принципах, что и последняя: а) на принципе отнесения категорий анализа сочинительных отношений к речемыс-лительным операциям (а не к собственно конструктивным параметрам); б) на принципе многофазовости, отражающем базовую психологическую структуру речевого действия; в) на принципах эвристичности и эквифинальности, согласно которым сочинительная конструкция может появиться в речевом высказывании благодаря психологически различным процессам (полной/частичной реализации порождающей схемы, воспроизведению холистически сохраняемой единицы и пр.), оптимальным в тех или иных коммуникативных условиях; г) на принципе многофакторной детерминации модели речевого действия в целом и каждой рече-мыслительной операции в отдельности (системно-языковые, текстовые факторы, когнитивно-прагматико-эмотивные установки говорящего) и, наконец, д) на принципе экспериментального подтверждения отдельных звеньев модели.

Вместе с тем порождение сочинительных отношений - всего лишь частный и, более того, факультативный субпроцесс в порождении речевого высказывания в целом, а следовательно, созданную нами модель необходимо обоснованно "инкорпорировать" в общую модель порождения речевого высказывания. По экспериментальным данным М. Гарретта, макроуровень предложений при порождении речи делится на два уровня: функциональный и позиционный (курсив мой. - К.С.), причем на первом уровне осуществляется мультифразовое планирование, а на втором -планирование одной фразы - синтагмы [Garrett 1982]. Согласно Е.С. Кубряковой, "синтаксическая схема предложения создается а) в ходе формирования пропозиции как ее основы и б) развертывания и уточнения одного или другого члена пропозиции или того и другого одновременно" [Кубрякова 1986, 107]. При этом "большой синтаксис предоставляет правила организации предложения и высказывания, малый - правила организации отдельных номинативных блоков как членов предложения, как тех компонентов, которые занимают в схеме предложения определенную синтаксическую позицию (курсив мой. - К.С.)" [там же, 108]. Поскольку сочинительные отношения организуют, как правило, синтаксические ряды слов внутри одной синтаксической позиции (и реже - ряды разнофункциональных и, соответственно, разно позиционных синтаксических компонентов) и относятся к ведению малого синтаксиса, связанного "с характеристикой несентенциональных, непредикативных типов отношений" [там же, 107], их структурирование начинается, по-видимому, лишь тогда, когда не только создана программа речевого высказывания, но и определились позиционные звенья будущего речевого высказывания и способы их лсксико-грамматического оформления. Однако помещая психолингвистическую модель сочинительных отношений на этап лексико-грамматического развертывания, следует иметь в виду вытекающее из идеи изначальной несформирован-ности синтаксической структуры речевого высказывания чередование прямо- и обратнонаправленных ходов при его создании: возникнув как семантическая целесообразность на этапе лексико-грамматического развертывания, сочинение должно быть "спланировано" в дополнительной субоперации на этапе программирования, а затем синтаксически реализовано в позиционной структуре речевого высказывания. Именно поэтому в схеме № 1 разграничиваются структурирование сочинительных отношений и внутрипозиционное программирование: первый процесс, более глобальный, состоит в осуществлении всех речемыслительных операций, необходимых для формирования сочинительной структуры, обладающей определенным семантическим содержанием, и охватывает как довербалыюе ее опосредование, так и конкретный способ синтаксической реализации; второй процесс направлен на рече-мыслительное планирование будущей сочинительной конструкции, производимое путем взаимообусловленных актов выбора системно релевантных элементов ее структуры. При порождении речевого высказывания с сочинением явно усложняется и его операциональное обеспечение, так как определенное позиционное звено не просто заполняется теми или иными ассоциированными словоформами, а служит функционально-семантическим основанием для их вторичной синтаксизации на основе сочинительной связи.

В целом предложенная в схеме № 1 психолингвистическая модель сочинительных отношений является теоретическим конструктом, выстроенным на основе общепринятых в парадигме неофункционализма представлений о мотивированности синтаксических структур как комплексных языковых знаков текстовыми и психологическими условиями их использования, а также о сложном лингвокогни-тивном механизме "сборки" синтаксических структур, характеризующемся разны-

ми типами детерминации (одно- и взаимонаправленной) между отдельными его процедурами, заданными конструктивно необходимыми параметрами той или иной синтаксической структуры в языковой системе. Отсюда и графическая форма данной модели, состоящая из "встроенных" один в другой по принципу "матрешки" прямоугольников и стрелок, указывающих направления детерминации как внутри модели, так и вне ее.

В своих истоках структурирование сочинительных отношений носит довер-бальный характер и инициируется не самопроизвольно, а в результате возникновения у говорящего коммуникативной потребности не просто в наименовании множества или в указании на него, а в раздельном обозначении всех или только некоторых (коммуникативно и/или структурно достаточных) элементов множества и их дальнейшей формально-смысловой конфигурации. В отличие от других синтаксических способов вербализации концепта МНОЖЕСТВО, в которых предметное множество берется в семантической и номинативной целостности и получает "внешние" характеристики (ср. подчинительное словосочетание пять книг, модель предложения типа Театров уйма! и т.д.), сочинительная связь требует от говорящего осознания достаточности (эталонной для каждой смысловой разновидности сочинительных отношений) меры сходств и различий у объединяемых в множества предметов, признаков и т.д. Этот когнитивный акт производится благодаря такой единице уровня представлений, как "общая картина" сочинительной конструкции, которая на предметно-изобразительном субстрате позволяет говорящему сделать зримым образ создаваемого предметного (в широком понимании) множества и оценить его адекватность как осмысляемому фрагменту объективной действительности, так и освоенным на уровне речевого навыка ограничениям и допущениям самой сочинительной связи. Будучи имплицитным смысловым (и даже аффективно-смысловым) образованием, "общая картина" сочинительной конструкции является тем творческим моментом, который определяет специфику механизма внутрипозиционного программирования, в каждой из операций которого говорящий осуществляет произвольный выбор (при том, что сами языковые средства используются не произвольно, а функционально!). То, что построение "общей картины" как довербального опосредования сочинительных отношений условно предшествует их программированию, подтверждается тем, что во всех проведенных экспериментах, направленных на искусственное обособление и изолирование элементарных речемыслительных операций внутрипозиционного программирования, выявлена значимость "общей картины" - интегративного смыслового основания - для их применения.

В процессе внутрипозиционного программирования происходит выбор компонентов будущей сочинительной конструкции и их интерпретация формальными значениями сочинительной связи и линейного (текстового) порядка. В схеме № 1 показано, что между тремя данными речемыслительными операциями устанавливаются отношения взаимонаправленной детерминации: так, семантика протоком-понентов и их количественный состав (два компонента/больше двух) в какой-то степени определяют предпочтительный вариант их сочинительной синтаксизации, а для конкретных способов синтаксической категоризации множества далеко не безразличны семантические условия объединения элементов в множество и открытый/закрытый характер этого множества; порядок сочиненных компонентов может обусловливаться семантикой средств сочинительной связи (и тогда внутрипозици-онное программирование осуществляется в два этапа, с системно-принудительной линейной разверткой компонентов) и в то же время, организуясь на основе особых

правил линеаризации, способен уточнять и семантически профилировать заданное синтаксической категоризацией множества смысловое отношение. Благодаря базовой речемыслитсльной операции выбора средства связи компонентов сочинительной конструкции опосредованно связаны друг с другом качественный отбор компонентов и их размещение: при соединительных и разделительных отношениях порядок сочиненных компонентов определяется их когнитивной и/или текстовой иерархической организацией; и наоборот, порядок сочиненных (= синтаксически равноправных) компонентов косвенно отображает неравновесность или неодинаковую пространственно-временную локализованность соответствующих элементов, входящих в то или иное предметное множество. При выборе будущих сочиненных компонентов происходит взаимообусловленная селекция словесных знаков как репрезентантов межуровневой иерархии, с одной стороны, и представителей элементов того или иного предметного множества, с другой, - управляемая синтаксически прогнозируемой формой сочинительной интеграции. При выборе средства связи компонентов сочинительной конструкции (иначе - при синтаксической категоризации множества, состоящей в интерпретации последнего формальными значениями сочинительной связи) осуществляется поиск формальной схемы, оптимально подходящей для вербализации определенным образом сконструированного смыслового содержания: при недостаточности для его выявления бессоюзных схем (соотносительных нулевых маркеров) идет выбор одного из синонимичных союзных маркеров. Связь между двумя названными субоперациями однонаправленная, так как, по данным метаязыковых комментариев (эксперимент № 3), в языковой способности говорящего "перекрещивание" функциональных сфер союзной и бессоюзной связи компонентов сочинительной конструкции незначительно и выбор маркера одного из двух типов стереотипизирован. При выборе порядка компонентов сочинительной конструкции действуют правила линеаризации, отображающие когнитивный опыт говорящего и учет микротекстуальных стратегий процессирова-ния сочинительных рядов. В результате внутрипозиционного программирования, носящего нелинейный характер и по сути дела глобально отображающего функционально-парадигматическую перспективу одной расчлененной синтаксической позиции, образуется сочинительная конструкция, подготовленная к текстовой реализации (а иногда частично уже выведенная в текст).

Будучи завершающим этапом структурирования сочинительных отношений, синтаксическая реализация сочинительной конструкции заключается в помещении данного вторичного синтаксического образования в позиционную структуру речевого высказывания и основывается на допускаемых языковой системой формах адаптации сочинительной конструкции к тексту. При стандартном способе синтаксической реализации сочинительная конструкция занимает одну синтаксическую позицию, се компоненты отделены друг от друга только сочинительным союзом (или его структемами) и синтаксически детерминируемыми компонентами, ни один из ее неинициальных компонентов синтагматически не изолирован, - в таком случае сочинительная конструкция предстает в речевом высказывании в своем закрепленном в описательной грамматике структурном образце. При синтагматически модифицированном способе синтаксической реализации происходит взаимодействие сочинительной конструкции с повторяющимися словоформами, ее декомпозиция или разного типа синтагматические выделения неинициальных (чаще всего - финального) компонентов. На выбор синтагматически модифицированного способа синтаксической реализации сочинительной конструкции влияют преимущественно психолингвистические факторы: инерция информативно

Схема№ 1

Психолингвистическая модель сочинительных отношений

значимой лексической единицы, отсроченное планирование состава позиционных звеньев, адресованная маркировка имплицитных смыслов, эмоциональный "перебив" и др. Несмотря на то, что на этапе синтаксического контроля синтагматические феномены сочинительной связи могут подвергаться редактированию, они все же не являются запретными - наоборот, благодаря их относительной стабилизации в письменной речи расширяется функциональный потенциал сочинительной связи и формируются новые способы ее коммуникативной актуализации, закрепляющиеся в языковой системе.

В предлагаемой психолингвистической модели сочинительных отношений важнейшую роль играет текст, выступающий как функциональная среда, в которой и относительно которой осуществляется ориентировка, программирование, реализация и контроль порождаемых сочинительных структур. Все речемысли-тельные операции структурирования сочинительных отношений обнаруживают зависимость от тех или иных элементов предтекста, набор которых для каждой из них специфичен. Намечая классификацию индуцирующих элементов предтекста, необходимо отметить, что многообразие этих единиц индексального типа обусловлено эквифинальностью самого процесса структурирования сочинительных отношений, в котором состав и последовательность речемыслительных операций отличается нестабильностью и вариативностью. Данные послеэкспериментальных анкет (по экспериментам №№ 3-5) показывают, что для классификации названных элементов существенны следующие признаки: степень синтагматической близости в левом контексте сочинительной конструкции; включенность в предложение/предикативную конструкцию с сочинением или в предшествующее предложение/предикативную конструкцию; наличие/отсутствие грамматической и/или лек-сико-семантической связи с компонентами сочинительной конструкции; уровне-вый статус (лексическая/синтаксическая единица); тип синтаксической единицы; знаменательное/служебное слово. Механизм учета предтекстовых элементов на разных этапах структурирования сочинительных отношений, по-видимому, определяется антиципацией шагов семантического и формально-грамматического развертывания речевого высказывания. Адаптируясь к условиям предтекста, сочинительная конструкция создает одновременно индуцирующие факторы посттекста, направляя стратегии согласования, анафорики, номинативных субституций и, главное, открывая несколько линий для потенциального синтаксического движения речевого высказывания. Таким образом, приведенная в схеме № 1 модель представляет теоретическое обобщение психолингвистического (= функционального) содержания сочинительной связи в сфере простого предложения как текстопроницае-мого, текстоформирующего и тексторазвивающего синтаксического явления.

В "Заключении" подводятся итоги исследования, иллюстрируются теоретические положения, выносимые на защиту, и намечаются перспективы дальнейших изысканий в данной области.

Содержание диссертационного исследования отражено в описанных ниже публикациях автора.

Монографии

1. Сочинительные конструкции в тексте: опыт теоретико-экспериментального исследования (на материале простого предложения). - М.: Ин-т языкознания РАН, 2004. - 404 с. - 28 п.л.

2. Экспериментальное исследование выбора союзной/бессоюзной связи компонентов сочинительной конструкции (на материале простого предложения). - М: Ин-т языкознания РАН, 2001. -110 с. - 4,6 п.л.

Разделы вколлективныхмонографиях и статьи в сборниках научных трудов

3. Сочинительная связь в зеркале морфологии (опыт экспериментального исследования)// Проблемы психолингвистики: теория и эксперимент. Сб. науч. тр. - М.: Ин-т языкознания РАН, 2001. - с. 279-284. - 0,4 п.л.

4. К вопросу о прототипических свойствах сочинительных союзов (существует ли в русском языке союз плюс?)// Языкознание в теории и эксперименте. Сб. научн. тр. - М: ИСАА при МГУ им. М.В. Ломоносова, 2002. -с. 509-515. -0,5 п.л.

5. Метаязыковая функция в свете экспериментально-психолингвистического исследования сочинительных отношений// Экспериментальные исследования языка и речи. Колл. моногр. - М.: Ин-т языкознания РАН, 2003. -с. 25-68. - 2,5 п.л.

6. Синтаксис сочинения в текстовой перспективе (на материале простого предложения)// Scripta linguisticae applicatae. Проблемы прикладной лингвистики. Вып. 2. Сб. статей. - М.: "Азбуковник", 2004. - с. 314-337. -1,5 п.л.

7. Взаимодействие сочинительной связи и повтора в языке и речи: опыт функционально-типологического анализа// Культура как текст. Сб. научн. тр. Вып. IV. - Смоленск: "Универсум", 2004. - с. 162-170. - 0,5 п.л.

Статьи в центральных и региональных периодических изданиях (отраслевыхнаучныхжурналах)

8. Расположение однородных актантов и принцип иконичности// Известия РАН. Серия литературы и языка. - Т. 55. - № 4. -1996. - с. 67-76. - 1 п.л.

9. Сочинительные конструкции и дискурс// Известия РАН. Серия литературы и языка. - Т. 60. - № 5. - 2001. - с. 42-45. - 0,5 п.л.

10. Лингвистика текста и проблема синтагматического взаимодействия сочинительных рядов в речевом высказывании// Вестник Чувашского гос. пед. университета им. И.Я. Яковлева. Серия литературоведения, языкознания, лингводидактики, методики литературы. - № 3 (22). - 2001. -с. 64-68. - 0,4 п.л.

11. Синтагматика компонентов сочинительного ряда в когнитивно-дискурсивном аспекте// Вопросы филологии.- № 1. - 2002. - с. 14-19.0,5 п.л.

12. Некоторые проблемы теории психолингвистического эксперимента// Вопросы филологии. - № 3. - 2004. -1 п.л. (в печати)

Статьи и тезисы поматериалам докладов на научных конференциях

13. Синтагматично ли сочинение?// Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект. Материалы II Международной конференции. -Владимир: ВГПУ, 1997. - с. 234-236. - 0,1 п.л.

14. Новые аспекты в исследовании однородных членов предложения// Семантика языковых единиц. Доклады VI Международной конференции. Т. II. - М.: МГОПУ, 1998. - с. 154-156. - 0,3 п.л.

15

16.

17.

18.

19.

20.

21

22.

23.

24.

25.

26.

О синтагматической обязательности сочинительного ряда// Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект. Материалы III Международной конференции. - Владимир: ВГПУ, 1999. - с. 171-173. -0,1 п.л.

Исследование сочинительных конструкций в психолингвистическом эксперименте// Актуальные проблемы языкового образования в России в XXI веке. Материалы международной научно-методической конференции. Ч. 2. - Воронеж: ВГУ, 2000. - с. 221-222. - 0,1 п.л. Текст как функциональная среда синтаксической конструкции// Языковое сознание: содержание и функционирование. Тезисы XIII Международного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. - М.: Ин-т языкознания РАН; МГЛУ, 2000. - с. 223-224. - 0,05 п.л. Когнитивная семантика сочинительных конструкций и их текстообра-зующие функции// Когнитивная парадигма. Тезисы международной конференции. - Пятигорск: ПГЛУ, 2000. - с. 153-155. - 0,15 п.л. К вопросу о семантике и номинативной ценности сочинительных конструкций в тексте// Общеобразовательные дисциплины и язык специальности в профессиональной подготовке национальных кадров на начальном этапе обучения в вузе. Сб. научн. тр. - М.: РУДН, 2000. - с. 268-271. -0,2 п.л.

Сочинительный ряд в кругу синтаксических средств выражения комита-тивности// Семантика языковых единиц разных уровней. Тезисы докладов научно-теоретической конференции. Вып. VI. - Махачкала: ДГУ, 2000. -с. 68-69. - 0,05 п.л.

Сочинительные отношения в теории ассоциативной грамматики// Филология и культура. Материалы III Международной научной конференции. Ч. 3. - Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 2001.-е. 94-96. - 0,2 п.л. Роль предтекста в структурировании сочинительных отношений (к постановке вопроса)// Актуальные проблемы языка и литературы на рубеже веков. Материалы Всероссийской конференции. Вып. 1. - Абакан: ХГУ им. Н.Ф. Катанова, 2001. - с. 62-63. - 0,2 п.л.

Экспериментальные исследования сочинительных конструкций в отечественной лингвистике и психолингвистике (к истории вопроса)// Язык и мышление: психологические и лингвистические аспекты. Материалы I Всероссийской научной конференции. - М.- Пенза: Ин-т психологии и Ин-т языкознания РАН; ПГПУ им. В.Г Белинского, 2001.-е. 179-180. -0,1 п.л.

"Общая картина" сочинительной конструкции с когнитивной точки зрения// Проблемы лингвистики и методики обучения иностранным языкам: традиции и стратегии обновления. Материалы I Международной школы-семинара. - Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 2001. - с. 110-111. - 0,1 п.л. Некоторые аспекты дискурсно-функционального исследования русских сочинительных союзов на уровне простого предложения// Русское слово. Материалы и доклады межвузовской конференции, посвященной 60-летию Орехово-Зуевского госпединститута - Орехово-Зуево: ОЗГПИ, 2001.-е. 175-179.-0,25 п.л.

Сочинительные конструкции в функции текстовой скрепы диалогических реплик (к основаниям психолингвистической трактовки сочинения)// Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект. Мате-

риалы IV Международной конференции. - Владимир: ВГПУ, 2001. -с. 168-170.-0,1 п. л.

27. Специфика выражения сочинительных отношений в эмпрактической ре-чц// Язык и мышление: психологический и лингвистический аспекты. Материалы II Всероссийской научной конференции. - М. - Пенза: Ин-т языкознания РАН; ПГПУ им. В.Г. Белинского, 2002. - с. 111-112. - 0,1 п.л.

28. Привативная оппозиция в языке и ее психолингвистические корреляты (на материале экспериментального изучения сочинительных отношений)// Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект. Материалы V Международной конференции. - Владимир: ВГПУ, 2003. -с. 200-202.-0,1 п.л.

29. В поисках психолингвистических механизмов сочинительной связи (на материале простого предложения)// Язык и мышление: психологические и лингвистические аспекты. Материалы III Всероссийской научной конференции. - М. - Пенза: Ин-т языкознания РАН; ПГПУ им. В.Г. Белинского, 2003.-с. 71-73.-0,1 п.л.

30. Текстообразующий потенциал расчлененных сочинительных союзов и текстовый компонент их словарных толкований// Теория и типология грамматических систем. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. - Ижевск: УдмГУ, 2003. - с. 146-149. - 0,15 п.л.

31. К проблеме семантики сочинительных конструкций в современном русском языке (на материале одной структурной модели)// Язык и мышление: психологические и лингвистические аспекты. Материалы IV Всероссийской научной конференции. - М. - Пенза: Ин-т языкознания РАН; ПГПУ им. В.Г. Белинского, 2004. - с. 80-86. - 0,4 п.л.

Учебное пособие

32. Обратный повтор сочинительной конструкции в тексте: Лекция по спецкурсу "Проблемы сочинения". - М.: Ин-т языкознания РАН, 2002. - 16с-1 п.л.

Научное издание

Сигал Кирилл Яковлевич

СОЧИНИТЕЛЬНЫЕ КОНСТРУКЦИИ В ТЕКСТЕ: ОПЫТ ТЕОРЕТИКО-ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ (на материале простого предложения)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Изд. лиц. ИД № 03821 от25.01.2001 г.

Подписано в печать 20.06.2004 г. Формат 60x90 1/16. Печать офсетная. Печ. лист. 2,1. Тираж 100 экз. Заказ № 131.

Издательство "Гуманитарий" Академии гуманитарных исследований

Отпечатано в Издательском центре ИСАА при МГУ им. М.В. Ломоносова г. Москва, ул. Моховая, д. 11

»15340

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Сигал, Кирилл Яковлевич

Введение.

Глава I. Проблемы синтаксиса сочинения в свете современной лингвистики.

1.1. Функционализм как интегративная парадигма в современной лингвистике.

1.2. Синтаксис сочинения в контексте теоретической программы функционализма

1.3. Принципы и методы исследования сочинительных конструкций.

1.4. Психолингвистический эксперимент в функционализме (применительно к синтаксису сочинения).

1.4.0. Вводные замечания.

1.4.1. Метаязыковая функция и ее репрезентанты.

1.4.2. Психолингвистический эксперимент как способ организации направленной метаязыковой рефлексии.

1.4.3. Послеэкспериментальное анкетирование как способ получения направленных метаязыковых комментариев

1.5. Сочинительные конструкции и текст.

Глава II. Сочинение как функционирующая языковая структура.

2.1. Лингвистическая антиномия "сочинение vs. подчинение" в функциональной перспективе.

2.2. Функциональная характеристика компонентов сочинительной конструкции

2.3. Типы сочинительной связи и их функциональное соотношение.

2.4. Порядок компонентов сочинительной конструкции: когнитивно-функциональный аспект.

2.5. Синтагматические феномены сочинительной связи в тексте.

2.5.0. Вводные замечания.

2.5.1. Взаимодействие сочинения и повтора.

2.5.2. Декомпозиция сочинительных конструкций.

2.5.3. Синтагматическое выделение сочиненных компонентов.

Глава III. Сочинение в психолингвистической грамматике: опыт экспериментального исследования.

3.1. Психолингвистическая грамматика с точки зрения функционализма.

3.2. Экспериментальное исследование выбора компонентов сочинительной конструкции

3.2.1. Эксперимент № 1.

3.2.2. Эксперимент № 2.

3.3. Экспериментальное исследование выбора средства связи компонентов сочинительной конструкции.

3.3.1. Эксперимент № 3.

3.3.2. Эксперимент № 4.

3.4. Экспериментальное исследование выбора порядка компонентов сочинительной конструкции (эксперимент № 5).

3.5. Психолингвистическая модель сочинительных отношений.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Сигал, Кирилл Яковлевич

Актуальность настоящей диссертации определяется тем, что в ней впервые разработана общая теория сочинительной связи, способная учесть и объяснить с позиций парадигмы неофункционализма противоречия в существующих представлениях о данном синтаксическом явлении, с одной стороны, и направленная на постижение сочинительной связи как комбинаторно-синтаксического механизма в языковой системе и как операционального механизма в языковой способности говорящего (= адресанта, вне зависимости от формы речевой коммуникации), с другой. Если в свете прежних парадигмаль-ных (по преимуществу структуралистских) установок лингвистики сочинение в простом предложении - основной объект данного диссертационного исследования - рассматривалось либо в аспекте формализации описания, либо как "синтаксический остров", практически не связанный с общими закономерностями порождения речевого высказывания, либо, наконец, как синтаксически иррелевантное явление, то в рамках неофункционализма появляется возможность обосновать конструктивную природу сочинения, его предназначенность для репрезентации определенным образом структурированного смыслового содержания и, главное, сложный психолингвистический механизм его "сборки", включенный в общий механизм порождения текста (текстообразования) и детерминируемый поэтому факторами текста как "превращенной формы" речевой деятельности.

По своей сути представленное в диссертации исследование является теоретико-экспериментальным. Типичный ход такого исследования характеризуется тем, что в его доэкспериментальной фазе лингвист получает новые данные об объекте описательным путем и/или реинтерпретирует имеющиеся эмпирические данные, а затем формулирует объяснительную гипотезу о сущности данного объекта (или его структурных элементов) и обосновывает методику психолингвистического эксперимента, позволяющего проверить эту гипотезу в искусственно созданной ситуации речевой деятельности. Психолингвистический эксперимент должен стать неотъемлемой частью и предпосылкой общей теории сочинения еще и потому, что, как известно, ни одна из существующих моделей порождения речевого высказывания не дает эксплицитного и непротиворечивого представления о структурировании сочинительных отношений. Рассматривая структурирование сочинительных отношений как процесс, совершающийся при порождении текста и опирающийся на программу речевого высказывания, реализуемую в том числе и на внутрипозиционном уровне, следует подчеркнуть его объемный характер, так как в этом процессе осуществляются все речемыслительные операции, необходимые для формирования сочинительных структур в тексте. Реконструируя отмеченный процесс по данным психолингвистических экспериментов, лингвист фактически делает заявку на исследование в рамках "психолингвистической грамматики". Методологическая разработка последнего также ставит данную диссертацию в разряд актуальных исследований общелингвистического типа.

Цель настоящего диссертационного исследования состоит в создании общей теории сочинительной связи как функционирующей языковой структуры и фрагмента психолингвистической грамматики, способной объяснить природу и механизмы функционирования сочинения в речевой деятельности говорящего (= в письменном тексте как "превращенной форме" последней). Общая цель исследования определяет следующие задачи работы:

1) раскрыть специфику неофункционализма как интегративной парадигмы лингвистики и сформулировать программу исследования синтаксиса сочинения в рамках данной парадигмы;

2) предложить комплексный анализ принципов и методов исследования сочинительных конструкций в различных синтаксических теориях, а также обосновать систему принципов исследования сочинения в парадигме неофункционализма;

3) рассмотреть психолингвистический эксперимент как ведущий метод исследования в парадигме неофункционализма и осветить возможности его применения для проверки гипотез о функционировании сочинения в речевой деятельности говорящего;

4) выявить и описать конструктивно релевантные параметры сочинения и осмыслить их с точки зрения текстопроницаемости как базового свойства сочинительных конструкций;

5) предложить описательную типологию синтагматических феноменов сочинительной связи, возникающих в процессе текстообразования;

6) на основании теоретического обобщения данных экспериментально-эмпирического исследования сочинительных конструкций разработать психолингвистическую модель сочинительных отношений.

Несмотря на то, что теоретизация в лингвистике предполагает проникновение не только в наблюдаемые речевые структуры, но и в ненаблюдаемые механизмы их порождения и использования, вне эмпирического фундамента она абсолютно немыслима. Именно поэтому эмпирический материал представленного в диссертации исследования, опирающегося в основном на данные современного русского языка, разнообразен: прежде всего это авторская картотека речевых примеров, собранная вручную методом сплошной выборки (более 10 ООО предложений-высказываний с сочинительными конструкциями в составе текстовых фрагментов), а также материалы проведенных пяти психолингвистических экспериментов (более 2 ООО предложений-высказываний с сочинительными конструкциями, созданных, восстановленных или дополненных испытуемыми), "коллекция" речевых ошибок, данные других языков (в основном английского и немецкого), необходимые для сопоставительных наблюдений и для иллюстрации синтаксических явлений, не свойственных русскому языку (например, вынос неинициальных сочиненных компонентов за глагольно-предикативную рамку, наблюдаемый в немецком языке, и др.). Кроме того, как разновидность эмпирического материала используются полученные в ходе послеэкспериментального анкетирования метаязыковые комментарии (метатексты) испытуемых (принципы их учета в лингвистическом исследовании также получают разработку в диссертации).

В диссертационном исследовании используются общенаучные методы: наблюдение, сопоставление, обобщение, элементы статистического метода, метод классификации, а также собственно лингвистические методы: метод контекстуального анализа, метод сопоставительного анализа семантических дефиниций, методы субституции и трансформации, а также психолингвистические эксперименты по методикам восстановления деграмматикализованных текстовых единиц, дополнения ("close procedure") и др. и послеэкспериментальное анкетирование, проводимое после отдельных экспериментов. Последним двум методам в настоящей работе отводится центральное место, так как функциональный синтаксис сочинения выдвигает гипотезы, в основе которых лежат знания о том, как человек пользуется языком и как он приспосабливает язык к своим нуждам, и которые, соответственно, должны верифицироваться при максимальном учете фактора человека.

На защиту выносятся следующие теоретические положения:

1. Сочинение является конструктивной синтаксической формой связи слов, так как оно конституируется относительно автономной и целостной грамматической схемой и служит для представления в языковой структуре концепта МНОЖЕСТВО и способов его синтаксической категоризации. Сочинительные отношения отображают в речевом высказывании сложный процесс вербализации "квантов" смыслового содержания, обладающих достаточной мерой сходств и различий и тем самым принципиально подводимых под синтаксическую форму сочинения, и учета разного рода формальных допущений и ограничений сочинительной связи (например, для союзов и и но характер последних не одинаков). Сочинение - комплексная синтаксическая единица, характеризующаяся следующими конструктивными параметрами: а) состав компонентов (п > 2) с вероятностно сбалансированными уровневыми признаками; б) специализированным формальным аппаратом (сочинительные союзы, сочинительная просодия,- обобщающие единицы и др.), обеспечивающим синтаксическое равноправие компонентов; в) потенциально семантически и/или прагматически значимым порядком компонентов, - параметрами, в организации которых сочинение противопоставлено подчинению в синтаксической системе языка. Образуя контекстно независимую грамматическую схему сочинения, все названные конструктивные параметры могут, однако, "управляться" текстовыми факторами при выборе их языковых субституций, — на этом основано такое свойство сочинительных конструкций, как текстопроницаемость.

2. Сочинительные отношения обладают огромной инклюзивной способностью, и поэтому синтаксис сочинения в "свернутом" виде вбирает в себя всю динамику интеграционных связей языковой системы. Благодаря этому сочинение обеспечивает реализацию широкого диапазона "степеней свободы" в лексико-синтаксическом развертывании речевого высказывания, с одной стороны, и формирует в языковой системе струюурный механизм функциональной аттракции парадигматически соотносительных единиц, с другой.

3. Важнейшим свойством сочинительных структур является текстопроницаемость, заключающаяся как в обусловленности форм их адаптации в тексте их же конструктивными особенностями, так и во включенности текстовых факторов в механизм структурирования сочинительных отношений. Установление самостоятельных текстовых зависимостей для разных конструктивных элементов сочинения (компонентов, их порядка, союза) свидетельствует о том, что структурирование сочинительных отношений состоит из нескольких симультанных речемыслительных операций, с разной степенью осозна-вания применяемых в речевой деятельности homo loquens'a. Феномен текстопроницае-мости следует рассматривать, с одной стороны, как проявление категории связности в тексте, а с другой стороны, как опосредование в комплексном сочинительном знаке структурообразующего взаимодействия коммуникативных (смысловых) интенций говорящего, операционального содержания синтаксической формы сочинения (= иерархии вероятностных стереотипизированных выборов) и текстовой индукции, отражающей интранзитивность синтагматической структуры текста: "предтекст (удержание) - порождаемый текст с сочинением (речемыслительная деятельность) - посттекст (упреждение)" и *"предтекст- . - посттекст". Сочинение вбирает в себя текстовые отношения и преобразует их в конструктивную основу своей синтаксической формы.

4. При порождении речевого высказывания структурирование сочинительных отношений является не одношаговой примарной операцией (ср. идею расширения в структурной грамматике) и не компрессивно-сократительным механизмом (ср. трактовку сочинения в генеративной грамматике), а сложным речемыслительным процессом, состоящим из нескольких элементарных операций симультанного действия, взаимопреднастро-енных в языковой способности говорящего и взаимообусловливающих характер осуществления друг друга. Структурирование сочинительных отношений коррелирует с когнитивной обработкой человеческим сознанием объективной действительности, с одной стороны, и с опытным знанием говорящим синтаксических свойств и семантического потенциала сочинительной связи, с другой. Исходя из того, что речемыслительная (психолингвистическая) основа любого синтаксического явления определяется его системно-функциональными связями, в процесс структурирования сочинительных отношений следует включать, как минимум, три речемыслительные операции: а) выбор будущих компонентов (качественный и количественный аспект); б) выбор средства их связи и в) выбор порядка их размещения, - ибо именно в этих параметрах наблюдается наиболее явно выраженная системная антиномия "сочинение vs. подчинение". Каждая из этих речемыслительных операций (и их субопераций) семантична и ориентирована на учет текстооб-разующих факторов, поэтому их действие тяготеет к стереотипным реакциям, вызываемым определенными коммуникативными интенциями говорящего. Психолингвистичеекая реальность данных речемыслительных операций подтверждается возможностью их обособленного осуществления и тем самым объективирования в экспериментальной ситуации, а их условно-модельная последовательность и типы детерминации между ними устанавливаются на основе теоретической интерпретации экспериментального материала.

Научная новизна исследования заключается прежде всего в том, что в нем приводятся новые данные, позволяющие переосмыслить существующие представления о формальности и функциональной элементарности сочинения, не соответствующие языковой действительности. В работе показано, что сочинение представляет собой глобально семантичную языковую структуру, сам речемыслительный механизм построения которой обусловлен различными факторами внутритекстовой интеграции. В исследовании представлены новые данные по типологии маркеров сочинительной связи, по обобщению разного рода ограничений на внутреннюю структуру сочинительных конструкций, по систематизации синтагматических феноменов сочинительной связи и др., а структурирование сочинительных отношений рассматривается сначала на довербальном уровне, а затем в операциях внутрипозиционного программирования и вариативных способах синтаксической реализации сочинительной конструкции, что позволяет обеспечить психолингвистическую достоверность представления данного процесса. Новым является сам подход к исследованию функционирования сочинения в речевой деятельности говорящего, базирующийся на экспериментально-психолингвистической проверке индуктивных гипотез, выработанных в результате функционально-системного анализа сочинения и ориентированных на текстопорождающую активность говорящего. По сути дела, в диссертационном исследовании заложены основы нового научного направления - функционально-порождающего синтаксиса сочинения, теоретико-методологические возможности которого могут быть использованы при изучении и других комплексных синтаксических единиц. Кроме того, в работе представлено новое понимание метаязы-ковой функции, заключающееся в общей характеристике системы ее языковых репрезентантов (метаслов, метаконструкций, метатекстов), подлежащих речевой объективации в них метаязыковых действий (метаязыковой комментарий, метаязыковая гипотеза, прямая/косвенная метаязыковая оценка и пр.) и способов направленной организации метаязыковой деятельности субъекта (психолингвистический эксперимент, послеэкспери-ментальное анкетирование).

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что в ней разработан новый подход к выяснению природы сочинительной связи в простом предложении, выявлены параметры синтаксической конструктивности сочинения и текстопроницаемость как одно из важнейших свойств сочинительных конструкций, показана специфика ме-журовневой интеграции в сфере сочинения, выдвинуто понятие "синтагматические феномены сочинительной связи" и создана описательная типология последних, обосновано функциональное понимание психолингвистической грамматики и соотнесение речемыслительных операций структурирования сочинительных отношений с ее единицами, разработана психолингвистическая модель сочинительных отношений.

Практическое применение результаты работы могут найти в оптимизации методики развития речи в школе и в уточнении лингводидактических представлений о формировании у школьников синтаксической компетенции на родном языке, а также в освещении многих спорных вопросов таких профилирующих вузовских дисциплин, как общее языкознание, общий и русский синтаксис, психолингвистика. Получившая в работе детальное освещение теория психолингвистического эксперимента, в том числе описание конкретных экспериментальных методик и процедуры послеэксперименталь-ного анкетирования, адаптирована для ее использования при разработке соответствующих разделов в учебных пособиях по психолингвистике и психологии речи. Иллюстративный материал, представленный в диссертации, может как непосредственно применяться в школьной и вузовской практике синтаксического, пунктуационного и лингвос-тилистического анализа осложненного предложения, так и служить проектной основой для создания сборника дидактических материалов по синтаксису простого предложения. Кроме того, в работе обсуждается вопрос о сужении списка речевых ошибок применительно к построениям с сочинительной связью в письменной речи, что имеет важное значение как для типологизации речевых ошибок и их профилактики в школьном обучении, так и для практики редактирования письменных текстов внешкольного профиля.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась в отделе экспериментальных исследований речи Института языкознания РАН. Основные теоретические положения и практические результаты были представлены автором на 19 международных, всероссийских и межвузовских конференциях, в том числе на XIII Международном симпозиуме по психолингвистике и теории коммуникации (Москва, ИЯ РАН, МГЛУ, 2000 г.), на Всероссийской научной конференции "Язык и мышление: психологические и лингвистические аспекты" (Пенза, ИП и ИЯ РАН, ПГПУ им. В.Г. Белинского, 2001-2004 гг.), на Юбилейной межвузовской конференции "Актуальные проблемы общего и восточного языкознания" (Москва, ИСАА при МГУ им. М.В. Ломоносова, 2002 г.), на Всероссийской конференции "Языковое сознание и текст: теоретические и прикладные аспекты" (Москва, ИЯ РАН, 2003 г.), на Всероссийской научно-практической конференции "Теория и типология грамматических систем" (Ижевск, УдмГУ, 2003 г.) и др. По теме диссертации опубликовано 32 научных работы общим объемом 45,2 п.л., в том числе две монографии - 28 п.л. и 4,6 п.л.

Структура диссертации обусловлена изложенными выше целью и задачами, а также теоретико-экспериментальным подходом к исследованию сочинительных конструкций в тексте: она состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии, включающей 398 наименовании, в том числе 48 - на иностранных языках.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Сочинительные конструкции в тексте: опыт теоретико-экспериментального исследования"

Выводы

Как нам представляется, результаты проведенного эксперимента в целом подтверждают выдвинутую гипотезу. Прежде всего констатируем следующее: преобладание отрицательных ответов на основной вопрос экспериментального задания (см. анкету) показывает, что упорядочивание компонентов сочинительной конструкции при порождении речи не является произвольным, а определяется некими правилами, действующими с высокой степенью вероятности. То обстоятельство, что только в одном случае, а именно в реакциях на стимул № 8, отрицательные ответы были даны всеми испытуемыми (100%), свидетельствует об особом характере этих правил. Они отражают действие процесса фразеологизации (или шире - стереотипизации), пронизывающего в языковой способности индивида не только сегментные отрезки, разнообразные "chunks", ставшие продуктами мнемической формы отражения речевого потока, но и собственно динамические схемы сочетаемости, имеющие функциональные аналоги в механизмах синтаксической "упаковки" мысли. Как показывает количественный анализ экспериментальных данных, эти правила далеки от облигаторности реализации, т.е. от основного признака грамматического правила в традиционном понимании последнего, они обобщают тенденции построения текста и закрепляют их в виде особых стереотипических образований. Существование подобных правил в языковой способности индивида, вслед за A.M. Шахнаровичем трактуемых нами как прескрипторные, показывает, что ". грамматика кончается уже внутри отдельного предложения, поскольку она не определяет полностью всей его структуры" [Хендрикс 1980, 174]. Вместе с тем различное соотношение отрицательных и положительных ответов на разные стимулы обнаруживает неоднородность правил линеаризации компонентов сочинительной конструкции.

Реакции испытуемых на предложенные в анкете стимулы (или, соответственно, их реконструкты) получили мотивировку в метаязыковых комментариях, языковой состав которых опосредованно связан с задействованными при редактировании, т.е. при пассивном порождении, текста правилами линеаризации компонентов сочинительной конструкции (см. выше качественный анализ метатекстов). Это обстоятельство, как нам представляется, в полной мере подтверждает экспериментальную гипотезу: при порождении письменной речи действие правил линеаризации подкрепляется метаязыковым осознанием факта значимости упорядочивания сочиненных компонентов. И хотя в режиме реального порождения оно, по-видимому, может упреждать, сопровождать или завершать осуществление данной речемыслительной операции, проведенный эксперимент был способен зафиксировать лишь эффект присутствия метаязыкового осознания, так как в самой процедуре эксперимента предусматривалась работа испытуемых с уже "готовыми" текстами, а метаязыковые комментарии давались post factum.

Качественный анализ метатекстов обнаруживает, что в языковой способности индивида разграничиваются по крайней мере два макротипа правил линеаризации компонентов сочинительных конструкций: семантический и прагматический. Особенно показательна их дифференциация на лексическом уровне метатекстовой репрезентации: для метаязыкового описания первых используется лексика из функционально-семантического поля временного порядка, для метаязыкового описания вторых - разнообразные лексические единицы с семантикой иерархических отношений. Не менее существенными представляются и синтаксические различия соответствующих метатекстов: метаязыковые описания семантических правил линеаризации часто строятся на основе паратактических структур с эксплицитными показателями (индексами) необратимости временной последовательности, тогда как в метаязыковых описаниях прагматических правил линеаризации встречаются сравнительные конструкции с формами компаратива имен прилагательных, обозначающих иерархические отношения (более важное и т.п.). При этом, по данным структурно-семантического анализа метатекстов, функционирование правил линеаризации обоих макротипов основано на осознании индивидом структурности сочинительного ряда: последовательности его составляющих в линейно-речевой цепи и выделенности его инициальной позиции.

Тот факт, что на один и тот же ответ (чаще всего отрицательный) могут высказываться испытуемыми различные мотивирующие суждения, никак не опровергает этих выводов. Во-первых, все отмеченные различия носят как бы моделируемый характер: так, в частности, отрицательные ответы на стимул № 2 или на стимул № 8 объясняются в по-слеэкспериментальных записях испытуемых необратимостью отношений временной последовательности или отношений обусловленности. Но здесь мы имеем дело, так сказать, с различиями на фоне сходства: отношения обусловленности предполагают разновременность причины и следствия, условия и следствия и т.п., а на отношения временной последовательности нередко "наслаиваются" отношения обусловленности (в том числе и в виде особой коннотации). Во-вторых, эти различия обнаруживают важнейшее свойство собственно метаязыковой функции, которая заключается в способности языка к самоописанию, но не к самообъяснению. Объяснение поведения языковых элементов в речи является способностью индивида, привносящего в свои произвольные/непроизвольные метатексты функционально детерминированные знания и представления о языке, а также оценки фактов речи. По этой причине метатексты не могут быть воспроизводимыми по своему содержанию, их содержательное варьирование определяется индивидуальными особенностями homo loquens'a, выступающего как субъект метаязыковой деятельности. Подчеркнем для сравнения, что в профессиональных метатекстах варьирование касается гораздо в большей степени формальной организации метатекста, отражающей те или иные способы вербализации (и, главное, формализации) научного знания о языке.

Обращает на себя внимание констатация подлинных мотивов выбора испытуемыми некоторых положительных ответов на основной вопрос экспериментального задания. Предложившие их испытуемые фактически раскрывали в своих метатекстах подмену исходных условий выполняемого ими экспериментального задания. В таких случаях наблюдается эффект непроизвольного видоизменения инструкции, и, следовательно, отдельные положительные ответы для чистоты описания эксперимента должны вообще выбраковываться (см., например, мотивировку положительного ответа на стимул № 11 в анк. № 20, м., 17 л.). В изложенных выше результатах количественного анализа мы учитывали, однако, и их, поскольку для последовательной реализации этого требования к обработке экспериментальных данных необходимо, по крайней мере, чтобы метаязыковые комментарии давались испытуемыми при ответе на каждый стимул. Между тем в проведенном эксперименте преобладали все же метаязыковые комментарии на отрицательные ответы. Возможно, здесь проявилась некая общая психологическая закономерность, состоящая в том, что испытуемые стремятся объяснять прежде всего то, что ими было реконструировано, т.е. то, что вызвало их речевую активность не только в форме метаязыковой реакции, но и в форме "промежуточного" речевого действия.

Так как проверяемой гипотезой прямо предполагается, что действие правил линеаризации при порождении письменного речевого высказывания с сочинением осуществляется при посредстве метаязыковой рефлексии, остановимся в заключение на тех относящихся к проблеме метаязыковой функции общетеоретических положениях, которые могут быть сформулированы по данным проведенного психолингвистического эксперимента. Во-первых, метаязыковая функция, отражающая способность языка к самоописанию, не является обособленной его функцией, действующей только в процессе языкового выражения профессиональной или профанной метаязыковой рефлексии. Действие метаязыковой функции "встроено" в сам механизм порождения письменной (и, по-видимому, некоторых разновидностей устной) речи, в частности в опосредование отдельных речемыс-лительных операций, подчас выводящееся в предметный текст. Во-вторых, метаязыковая функция организует и структурирует языковой опыт индивида, который онтогенетически включен в когнитивное "картирование" предметных отношений. Об этом свидетельствуют многие рассмотренные выше метатексты наших испытуемых, в которых представлен ход осмысления синтаксических особенностей речи (в данном случае - порядка компонентов сочинительных конструкций) через обращение к предметным отношениям. И здесь мы не можем не вспомнить глубокого и не оцененного еще по достоинству теоретического положения A.M. Шахнаровича о том, что "развернутый текст коммуникативного акта содержит в "снятом" виде всю историю онтогенетического формирования языковой способности" [Шахнарович 2001, 642]. По-видимому, это положение может быть отнесено и к метатекстам, представляющим наиболее завершенную коммуникативную форму реализации метаязыковой функции в обыденной и экспериментально санкционированной речи. В-третьих, описание репрезентантов метаязыковой функции в речи, как показал проведенный анализ экспериментального материала, не может быть "анонимным", производимым безотносительно к тому, на какие языковые единицы, свойства, отношения и т.п. направлена метаязыковая рефлексия, поскольку метаединицы обыденной речи формируются в процессе отвлечения свойств отображаемых языковых явлений и напрямую связаны с их субстанциальной стороной.

3.5. Психолингвистическая модель сочинительных отношений

Переходя к описанию психолингвистической модели сочинительных отношений (см. ниже схему № 1), результирующей всестороннее исследование сочинительной связи на фоне порождения письменного текста, остановимся предварительно на определении этой модели и на базовых принципах ее построения. Как было отмечено в З.1., психолингвистическая модель сочинительных отношений как частная модель синтаксического явления представляет собой знаковую (логическую) схему, воспроизводящую системно релевантные характеристики сочинения в условиях их функционального взаимодействия при порождении речевого высказывания. Подобно любому модельному образованию, данная схема условна и композитивна, т.е., во-первых, она необязательно отображает подлинный речемыслительный механизм сочинения и необязательно в целом обладает "психической реальностью", хотя, безусловно, в ней могут быть зафиксированы реально осуществляемые говорящим на уровне навыка речемыслительные операции и вероятностные функциональные связи между ними; во-вторых, вследствие графической визуализации она представлена как сукцессивный блок речемыслительных операций, следующих друг за другом, тогда как по сути дела в этой схеме выведен аналитический проект симультанного процесса, динамические составляющие которого и характер связей между ними устанавливаются лингвистом в ходе внутритекстовой многоэтапной препарации "готовых" сочинительных структур и специальных психолингвистических экспериментов. Вместе с тем предлагаемая психолингвистическая модель сочинительных отношений носит предельно обобщенный, генерализованный характер, ибо в ней учтены все возможные порождающие операции и индуцирующие способ их осуществления разнотипные факторы, могущие быть экспериментально обособлены в условиях письменной речевой деятельности. В иной коммуникативно-экологической среде данная модель может выступать в редуцированном виде, т.е. с пропуском отдельных звеньев или с их деактуализацией, а может и вовсе не использоваться, если, например, сочинительная конструкция представляет в речи тот или иной фразеокомплекс (см., в частности, [Хмелева 1973]), узуально закрепленное номинативное единство или результат применения операции сочинительного сокращения при редактировании своего или чужого текста. Наконец, существенной чертой психолингвистической модели сочинительных отношений является то, что в речевой деятельности говорящего она не самостоятельна, а представляет собой факультативную часть или факультативный сегмент общей модели порождения речевого высказывания и тем самым обладает способностью к функциональной адаптации на двух уровнях: предложения-высказывания как такового и предложения-высказывания как интегранта текста.

Являясь факультативным сегментом общей модели порождения речевого высказывания (по А.А. Леонтьеву), психолингвистическая модель сочинительных отношений строится на тех же методологических принципах, что и последняя: а) на принципе отнесения категорий анализа сочинительных отношений к речемыслительным операциям (а не к собственно конструктивным параметрам); б) на принципе многофазовости, отражающем базовую психологическую структуру речевого действия; в) на принципах эври-стичности и эквифинальности, согласно которым сочинительная конструкция может появиться в речевом высказывании благодаря психологически различным процессам (полной/частичной реализации порождающей схемы, воспроизведению холистически сохраняемой единицы и пр.), оптимальным в тех или иных коммуникативных условиях; г) на принципе многофакторной детерминации модели речевого действия в целом и каждой речемыслительной операции в отдельности (системно-языковые, текстовые факторы, когнитивно-прагматико-эмотивные установки говорящего) и, наконец, д) на принципе экспериментального подтверждения отдельных звеньев модели.

Вместе с тем порождение сочинительных отношений - всего лишь частный и, более того, факультативный субпроцесс в порождении речевого высказывания в целом, а следовательно, созданную нами модель необходимо обоснованно "инкорпорировать" в общую модель порождения речевого высказывания. По экспериментальным данным М. Гарретга, макроуровень предложений при порождении речи делится на два уровня: функциональный и позиционный (курсив мой. — К.С.), причем на первом уровне осуществляется мультифразовое планирование, а на втором - планирование одной фразы -синтагмы [Garrett 1982]. Согласно Е.С. Кубряковой, "синтаксическая схема предложения создается а) в ходе формирования пропозиции как ее основы и б) развертывания и уточнения одного или другого члена пропозиции или того и другого одновременно" [Кубрякова 1986, 107]. При этом "большой синтаксис предоставляет правила организации предложения и высказывания, малый - правила организации отдельных номинативных блоков как членов предложения, как тех компонентов, которые занимают в схеме предложения определенную синтаксическую позицию (курсив мой. - К.С.)" [там же, 108]. Поскольку сочинительные отношения организуют, как правило, синтаксические ряды слов внутри одной синтаксической позиции (и реже - ряды разнофункциональных и, соответственно, разнопозиционных синтаксических компонентов) и относятся к ведению малого синтаксиса, связанного "с характеристикой несентенциональных, непредикативных типов отношений" [там же, 107], их структурирование начинается, по-видимому, лишь тогда, когда не только создана программа речевого высказывания, но и определились позиционные звенья будущего речевого высказывания и способы их лек-сико-грамматического оформления. Однако помещая психолингвистическую модель сочинительных отношений на этап лексико-грамматического развертывания (см. З.1.), следует иметь в виду вытекающее из идеи изначальной несформированности синтаксической структуры речевого высказывания чередование прямо- и обратнонаправленных ходов при его создании: возникнув как семантическая целесообразность на этапе лексико-грамматического развертывания, сочинение должно быть "спланировано" в дополнительной субоперации на этапе программирования, а затем синтаксически реализовано в позиционной структуре речевого высказывания. Именно поэтому в схеме № 1 разграничиваются структурирование сочинительных отношений и внутрипозиционное программирование: первый процесс, более глобальный, состоит в осуществлении всех ре-чемыслительных операций, необходимых для формирования сочинительной структуры, обладающей определенным семантическим содержанием, и охватывает как довербаль-ное ее опосредование, так и конкретный способ синтаксической реализации; второй процесс направлен на речемыслительное планирование будущей сочинительной конструкции, производимое путем взаимообусловленных актов выбора системно релевантных элементов ее структуры. При порождении речевого высказывания с сочинением явно усложняется и его операциональное обеспечение, так как определенное позиционное звено не просто заполняется теми или иными ассоциированными словоформами, а служит функционально-семантическим основанием для их вторичной синтаксизации на основе сочинительной связи.

В целом предложенная в схеме № 1 психолингвистическая модель сочинительных отношений является теоретическим конструктом, выстроенным на основе общепринятых в парадигме функционализма представлений о мотивированности синтаксических структур как комплексных языковых знаков текстовыми и психологическими условиями их использования, а также о сложном лингвокогнитивном механизме "сборки" синтаксических структур, характеризующемся разными типами детерминации (одно- и взаимонаправленной) между отдельными его процедурами, заданными конструктивно необходимыми параметрами той или иной синтаксической структуры в языковой системе. Отсюда и графическая форма данной модели, состоящая из "встроенных" один в другой по принципу "матрешки" прямоугольников и стрелок, указывающих направления детерминации как внутри модели, так и вне ее.

В своих истоках структурирование сочинительных отношений носит довербаль-ный характер и инициируется не самопроизвольно, а в результате возникновения у говорящего коммуникативной потребности не просто в наименовании множества или в указании на него, а в раздельном обозначении всех или только некоторых (коммуникативно и/или структурно достаточных) элементов множества и их дальнейшей формально-смысловой конфигурации. В отличие от других синтаксических способов вербализации концепта МНОЖЕСТВО, в которых предметное множество берется в семантической и номинативной целостности и получает "внешние" характеристики (ср. подчинительное словосочетание пять книг, модель предложения типа Театров - уйма! и т.д.), сочинительная связь требует от говорящего осознания достаточности (эталонной для каждой смысловой разновидности сочинительных отношений) меры сходств и различий у объединяемых в множества предметов, признаков и т.д. Этот когнитивный акт производится благодаря такой единице уровня представлений, как "общая картина" сочинительной конструкции, которая на предметно-изобразительном субстрате позволяет говорящему сделать зримым образ создаваемого предметного (в широком понимании) множества и оценить его адекватность как осмысляемому фрагменту объективной действительности, так и освоенным на уровне речевого навыка ограничениям и допущениям самой сочинительной связи. Будучи имплицитным смысловым (и даже аффективно-смысловым) образованием, "общая картина" сочинительной конструкции является тем творческим моментом, который определяет специфику механизма внутрипозиционного программирования, в каждой из операций которого говорящий осуществляет произвольный выбор (при том, что сами языковые средства используются не произвольно, а функционально!). То, что построение "общей картины" как довербального опосредования сочинительных отношений условно предшествует их программированию, подтверждается тем, что во всех описанных выше экспериментах, направленных на искусственное обособление и изолирование элементарных речемыслительных операций внутрипозиционного программирования, выявлена значимость "общей картины" - интегративно-го смыслового основания - для их применения.

В процессе внутрипозиционного программирования происходит выбор компонентов будущей сочинительной конструкции и их интерпретация формальными значениями сочинительной связи и линейного (текстового) порядка. В схеме № 1 показано, что между тремя данными речемыслительными операциями устанавливаются отношения взаимонаправленной детерминации: так, семантика протокомпонентов и их количественный состав (два компонента/больше двух) в какой-то степени определяют предпочтительный вариант их сочинительной синтаксизации, а для конкретных способов синтаксической категоризации множества далеко не безразличны семантические условия объединения элементов в множество и открытый/закрытый характер этого множества; порядок сочиненных компонентов может обусловливаться семантикой средств сочинительной связи (и тогда внутрипозиционное программирование осуществляется в два этапа, с системно-принудительной линейной разверткой компонентов) и в то же время, организуясь на основе особых правил линеаризации, способен уточнять и семантически профилировать заданное синтаксической категоризацией множества смысловое отношение. Благодаря базовой речемыслительной операции выбора средства связи компонентов сочинительной конструкции опосредованно связаны друг с другом качественный отбор компонентов и их размещение: при соединительных и разделительных отношениях порядок сочиненных компонентов определяется их когнитивной и/или текстовой иерархической организацией; и наоборот, порядок сочиненных (= синтаксически равноправных) компонентов косвенно отображает неравновесность или неодинаковую пространственно-временную локализованность соответствующих элементов, входящих в то или иное предметное множество. При выборе будущих сочиненных компонентов происходит взаимообусловленная селекция словесных знаков как репрезентантов межуров-невой иерархии, с одной стороны, и представителей элементов того или иного предметного множества, с другой, — управляемая синтаксически прогнозируемой формой сочинительной интеграции. При выборе средства связи компонентов сочинительной конструкции (иначе - при синтаксической категоризации множества, состоящей в интерпретации последнего формальными значениями сочинительной связи) осуществляется поиск формальной схемы, оптимально подходящей для вербализации определенным образом сконструированного смыслового содержания: при недостаточности для его выявления бессоюзных схем (соотносительных нулевых маркеров) идет выбор одного из синонимичных союзных маркеров. Связь между двумя названными субоперациями однонаправленная, так как в языковой способности говорящего "перекрещивание" функциональных сфер союзной и бессоюзной связи компонентов сочинительной конструкции незначительно и выбор маркера одного из двух типов стереотипизирован. При выборе порядка компонентов сочинительной конструкции действуют правила линеаризации, отображающие когнитивный опыт говорящего и учет микротекстуальных стратегий процессирования сочинительных рядов. В результате внутрипозиционного программирования, носящего нелинейный характер и по сути дела глобально отображающего функционально-парадигматическую перспективу одной расчлененной синтаксической позиции, образуется сочинительная конструкция, подготовленная к текстовой реализации (а иногда частично уже выведенная в текст).

Будучи завершающим этапом структурирования сочинительных отношений, синтаксическая реализация сочинительной конструкции заключается в помещении данного вторичного синтаксического образования в позиционную структуру речевого высказывания и основывается на допускаемых языковой системой формах адаптации сочинительной конструкции к тексту. При стандартном способе синтаксической реализации сочинительная конструкция занимает одну синтаксическую позицию, ее компоненты отделены друг от друга только сочинительным союзом (или его структемами) и синтаксически детерминируемыми компонентами, ни один из ее неинициальных компонентов синтагматически не изолирован, - в таком случае сочинительная конструкция предстает в речевом высказывании в своем закрепленном в описательной грамматике структурном образце. При синтагматически модифицированном способе синтаксической реализации происходит взаимодействие сочинительной конструкции с повторяющимися словоформами, ее декомпозиция или разного типа синтагматические выделения неинициальных (чаще всего - финального) компонентов (см. 2.5.). На выбор синтагматически модифицированного способа синтаксической реализации сочинительной конструкции влияют преимущественно психолингвистические факторы: инерция информативно значимой лексической единицы, отсроченное планирование состава позиционных звеньев, адресованная маркировка имплицитных смыслов, эмоциональный "перебив" и др. Несмотря на то, что на этапе синтаксического контроля синтагматические феномены сочинительной связи могут подвергаться редактированию, они все же не являются запретными - наоборот, благодаря их относительной стабилизации в письменной речи расширяется функциональный потенциал сочинительной связи и формируются новые способы ее коммуникативной актуализации, закрепляющиеся в языковой системе.

В предлагаемой психолингвистической модели сочинительных отношений важнейшую роль играет текст, выступающий как функциональная среда, в которой и относительно которой осуществляется ориентировка, программирование, реализация и контроль порождаемых сочинительных структур. Все речемыслительные операции структурирования сочинительных отношений обнаруживают зависимость от тех или иных элементов предтекста, набор которых для каждой из них специфичен. Намечая классификацию индуцирующих элементов предтекста, необходимо отметить, что многообразие этих единиц индексального типа обусловлено эквифинальностью самого процесса структурирования сочинительных отношений, в котором состав и последовательность речемысли-тельных операций отличается нестабильностью и вариативностью. Данные послеэкспе-риментальных анкет (см. 3.3. и 3.4.) показывают, что для классификации названных элементов существенны следующие признаки: степень синтагматической близости в левом контексте сочинительной конструкции; включенность в предложение/предикативную конструкцию с сочинением или в предшествующее предложение/предикативную конструкцию; наличие/отсутствие грамматической и/или лексико-семантической связи с компонентами сочинительной конструкции; уровневый статус (лексическая/синтаксическая единица); тип синтаксической единицы; знаменательное/служебное слово. Механизм учета предтекстовых элементов на разных этапах структурирования сочинительных отношений, по-видимому, определяется антиципацией шагов семантического и формальнограмматического развертывания речевого высказывания. Адаптируясь к условиям пред-текста, сочинительная конструкция создает одновременно индуцирующие факторы по-стгекста, направляя стратегии согласования, анафорики, номинативных субституций и, главное, открывая несколько линий для потенциального синтаксического движения речевого высказывания. Таким образом, приведенная в схеме № 1 модель представляет теоретическое обобщение психолингвистического (= функционального) содержания сочинительной связи в сфере простого предложения как текстопроницаемого, текстоформирующего и тексторазвивающего синтаксического явления. * *

В заключение остановимся на общетеоретических положениях, вытекающих из документированного в гл. III экспериментального исследования сочинения, и на прикладном значении предложенной здесь психолингвистической модели сочинительных отношений.

Во-первых, структурирование сочинительных отношений - э то сложная динамическая система взаимосвязанных речемыслительных операций, направленных на вербализацию принципиально подводимых под синтаксическую форму сочинения смысловых содержаний.

Во-вторых, каждый этап внутрипозиционного программирования обеспечен определенными единицами психолингвистической грамматики: когнитивными эталонами формальной семантики сочинительной связи, прагмасинтаксическими стереотипами и прескрипторными правилами, действующими в стабильных контекстных условиях и отображающими комбинаторно-синтаксическое взаимодействие разноуровневых языковых единиц в рамках одного расчлененного позиционного звена речевого высказывания.

В-третьих, структурирование сочинительных отношений является порождающим актом, включенным как элементарное речевое действие в порождение предложения-высказывания и целого текста, и поэтому на его протекание могут влиять многие факторы, значимые в текстообразовании. При этом структурирование сочинительных отношений, подобно порождению текста, характеризуется эквифинальностью, т.е. допустимостью разных способов достижения одного и того же результата в рамках обобщенной схемы и даже вне ее (например, при редактировании текста, как было показано в 1.З., вполне вероятно применение операции сочинительного сокращения).

В-четвертых, психолингвистическая модель сочинительных отношений, представляющая собой теоретический результат обобщения данных экспериментально-эмпирического анализа сочинительных конструкций, обладает в то же время прикладной направленностью. Хотя в методике развития родной речи обучение сочинительной связи и строится на основе овладения отдельными речемыслительными операциями, эта работа может стать более эффективной, если при создании речевых упражнений будет учитываться функциональная взаимосвязь операций внутрипозиционного программирования и их обусловленность текстовыми факторами. В письменной речи детей, повидимому, следует более терпимо относиться к синтагматически модифицированным способам синтаксической реализации сочинительных конструкций, так как в большинстве своем они являются не речевыми ошибками, а узуально закрепленными формами в письменной речевой деятельности (важно, однако, разъяснять при анализе тех же школьных сочинений функциональные особенности подобных построений).

Схема № 1

Психолингвистическая модель сочинительных отношений языковая система С т р У к т

У Р и Р о в А н и Е

ТЕКСТ (предтекст)

U п

Общая картина» сочинительной конструкции (довербальное опосредование синтаксической репрезентации концепта

МНОЖЕСТВО в форме сочинения)

В Н У т р и п о

3 и ц и о н н о Е

Выбор компонентов сочинительной конструкции качественный аспект количественный аспект

I т

Выбор средства связи компонентов сочинительной конструкции (синтаксическая категоризация множества) выбор союзной/ бессоюзной связи лексическая объективация союзного маркера сочинительных отношений

I т

Выбор порядка компонентов сочинительной конструкции

П Р О г р

А М М

И р о в А н и Е

1 i

Синтаксическая реализация сочинительной конструкции стандартный способ или Синтагматически модифицированный способ

С О ч и н и

Т Е Л Ь н ы X о Т н о ш

Е Н И й когниция г о

--------- в о

ПРАГМАЦИЯ р я

--------- щ Е

ЭМОЦИЯ г о и ft ТЕКСТ (посттекст)

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Сочинение является конструктивной синтаксической формой связи слов, так как оно конституируется относительно самостоятельной и целостной грамматической схемой и служит для представления в языковой структуре концепта МНОЖЕСТВО и способов его синтаксической категоризации. Сочинительные отношения отображают в речевом высказывании сложный процесс вербализации "квантов" смыслового содержания, обладающих достаточной мерой сходств и различий и тем самым принципиально подводимых под синтаксическую форму сочинения, и учета разного рода формальных допущений и ограничений сочинительной связи. Сочинение - комплексная синтаксическая единица, характеризующаяся следующими конструктивными параметрами: а) составом компонентов (п > 2) с вероятностно сбалансированными уровневыми признаками; б) специализированным формальным аппаратом, обеспечивающим синтаксическое равноправие компонентов; в) как правило, семантически и/или прагматически значимым порядком компонентов, - параметрами, в организации которых сочинение противопоставлено подчинению в синтаксической системе языка. Образуя контекстно независимую грамматическую схему сочинения, все названные конструктивные параметры могут, однако, управляться текстовыми факторами при выборе их языковых субституций, — на этом основано такое свойство сочинительных конструкций, как текстопроницаемость.

Состав компонентов сочинительной конструкции определяется их количеством и их интегральными признаками как словесных знаков. На количественный состав сочиненных компонентов накладываются структурно-языковые и коммуникативно-прагматические ограничения. Первые действуют при использовании ряда одиночных и двойных сочинительных союзов, не допускающих продления сочинительного ряда в рамках одного акта связи, при возниковении между сочиненными компонентами отношений обусловленности, при акцентировании семантической противоположности сочиненных компонентов и, наконец, при включении сочинительной конструкции в пояснительный блок с катафорической обобщающей единицей, выраженной количественно-именным словосочетанием; вторые действуют при условии конситуативной достаточности количества сочиненных компонентов. Выбор сочиненных компонентов как словесных знаков обусловлен в первую очередь предметными связями и отношениями в объективной действительности, освоенными и присвоенными когницией, прагмацией и эмоцией говорящего, и только затем специфицируется вероятностно и неосознаваемо отбираемыми системными характеристиками самих компонентов и системными допущениями их сочинительной интеграции. Так, например, в психолингвистических экспериментах установлено, что отнесенность компонентов к одной и той же части речи не является достаточным условием для их сочинительной интеграции и что если в большей степени способствует сочинительной синтаксизации слов такая парадигматическая организация, как синонимия, то в меньшей степени — антонимия. Последнее отражено в собственно языковых закономерностях: отношения семантической противоположности (антонимии) выявляются в сочинительных структурах при жестких формально-синтаксических ограничениях, тогда как сочинительная интеграция синонимов и сино-нимизация в сфере сочинительной связи осуществляется свободно. В целом состав будущих компонентов сочинительной конструкции грамматически санкционирован и их отбор производится с ориентацией на грамматическую схему сочинения.

Порядок компонентов сочинительной конструкции не обладает чаще всего собственно синтаксической значимостью, поскольку он не специфицирован, как правило, реализуемой говорящим грамматической схемой сочинения (ср., однако, противительные союзы или союзы типа не только но и), но он далеко не случаен и отображает семантические и/или прагматические ограничения на размещение сочиненных компонентов в линейно-речевой последовательности. Несмотря на то, что порядок сочиненных компонентов тяготеет к стереотипизации или может быть "запрограммирован" в семантике сочинительного союза, в языковой способности говорящего существуют особые прескрипторные правила линеаризации, основанные на когнитивном и/или тексто-порождающем опыте индивида и определяющие стратегии развертывания сочиненных компонентов. Психолингвистический эксперимент показал, что, хотя на шкале "облига-торность <-> факультативность" различные правила линеаризации стоят ближе то к одному, то к другому полюсу, порядок сочиненных компонентов в исходных (авторских) текстах воспроизводится так или иначе большинством испытуемых. Порядок сочиненных компонентов базируется на осмыслении говорящим предметных отношений и на способности иконически репрезентировать в синтаксической структуре иерархическую или перцептуальную асимметрию смысловых элементов. Текст управляет выбором порядка компонентов сочинительной конструкции благодаря таким субмеханизмам коге-зии, как итерация актуализованного концепта, текстовая пресуппозиция, последовательная семантическая (и шире - когнитивная) соотнесенность с компонентами предшествующей сочинительной конструкции и фокусирование.

Основой формального аппарата сочинительной связи являются сочинительные союзы и нулевые маркеры, соотносимые/не соотносимые с сочинительными союзами, их семантика отображена в языковой способности говорящего в форме когнитивных эталонов, содержащих как рационально-понятийные, так и эмоционально-коннотатив-ные смысловые условия сочинительной интеграции слов. По данным экспериментально-психолингвистического исследования, выбор одного из двух типов сочинительной связи - союзного или бессоюзного - определяется либо прагмасинтаксичес-кими стереотипами, аналогизирующими селективную деятельность говорящего в сходных (но не тождественных) контекстах (при соотносительности маркеров), либо механизмом грамматических обязательств (при несоотносительности маркеров). Осуществляя синтаксическую категоризацию предметных (и иных) множеств путем их интерпретации формальными синтаксическими значениями сочинительной связи ('соединительность', 'разделительность' и т.д.), материально выраженные и нулевые маркеры задают конструктивную схему сочинения, которая координирует все прочие речемыслительные операции (и субоперации) внутрипозиционного программирования: выбор сочиненных компонентов и их размещение в линейном порядке.

Так как сочинительные конструкции не создаются вне текста и реализуются не в изолированном от динамики текстовых связей позиционном звене предложения-высказывания, при порождении текста их создание и синтаксическая реализация могут сопровождаться особыми синтагматическими феноменами, отражающими допустимые в языке комбинаторно-текстовые преобразования сочинительных конструкций. Многообразие выявленных при анализе текстового материала синтагматических феноменов сочинительной связи (см. их описание в 2.5.) свидетельствует о том, что, во-первых, сочинительные конструкции не возникают при порождении текста одномоментно, спонтанно, а являются результатом сложного, ориентированного на адаптацию к условиям текста процесса синтаксического структурирования определенного смыслового содержания, а во-вторых, в языке формируется система синтаксических приемов, предназначенных для актуализации вовлеченных в сферу сочинительного соединения компонентов (особенно неинициальных) и для обеспечения грамматичности внешних синтаксических связей сочинительной конструкции при ее отсроченном планировании.

Психолингвистическая модель сочинительных отношений (см. 3.5.) обобщает экспериментально-эмпирические данные функционального процессуально-динамического анализа сочинительных конструкций в свете сложившихся представлений о "лингвоме-ханике" текстообразования. Безусловно, эта модель не претендует на формальную идентичность реальному процессу и не исключает других возможных путей текстуализации сочинения (например, извлечения из лексикона воспроизводимых единиц со структурой сочинения, сочинительного сокращения при создании вторичного текста и пр.), но, тем не менее, в ней отображен вполне вероятный речемыслительный механизм, отдельные операции которого были к тому же искусственно обособлены и тем самым объективированы в серии психолингвистических экспериментов. Психолингвистическая адекватность данной модели связана с тем, что а) она основана на тех же принципах моделирования, что и общая модель порождения речевого высказывания А.А. Леонтьева, в рамках экспериментального подхода не вызывающая возражений; б) в ней учтен довер-бальный этап структурирования сочинительных отношений, где в форме "общей картины" сочинительной конструкции условно визуализируется и осознается интегративный момент у двух или более смысловых элементов; в) структурирование сочинительных отношений осуществляется не в вакууме, а в живом процессе текстообразования.

Перефразируя JI.C. Выготского, можно сказать, что, представлявшееся прежде простым и чисто механическим актом, структурирование сочинительных отношений в свете исследования оказалось сложным, динамическим процессом опосредования принципиально подводимого под синтаксическую форму сочинения смыслового содержания в языковой системе, тексте и когнитивно-прагматико-эмотивных установках говорящего. В сочинительных конструкциях, кажущихся столь элементарными для поверхностного взгляда, результирована тем самым порождающая речемыслительная активность говорящего, а значит, сочинение может являться средством проникновения в область когнитивной деятельности homo loquens'a.

Список научной литературыСигал, Кирилл Яковлевич, диссертация по теме "Теория языка"

1. Аврорин В.А. Проблемы изучения функциональной стороны языка. Л., 1975. - 275 с.

2. Адмони В.Г. Методика грамматического анализа в "традиционной грамматике"// Вопросы общего языкознания. М., 1964. - с. 42-53.

3. Адмони В.Г. Синтаксис современного немецкого языка (система отношений и система построения). Л., 1973. - 367 с.

4. Адмони В.Г. Система форм речевого высказывания. СПб., 1994. - 154 с.

5. Ажеж К. Человек говорящий: Вклад лингвистики в гуманитарные науки. М., 2003.-304 с.

6. Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. М., 1990. — 168 с.

7. Акулович А.И. Семантико-синтаксические отношения в словосочетаниях с несколькими адъективными определениями (на материале немецкого языка)// Семантические аспекты синтаксиса. М., 1989. - с. 3-8.

8. Алпатов В.М. История лингвистических учений. М., 1999. - 368 с.

9. Апресян Ю.Д. О некоторых дискуссионных вопросах теории семантики (ответ Н.Ю. Шведовой)// Вопросы языкознания, № 1, 1971, с. 23-36.

10. Апресян Ю.Д. "Русский синтаксис в научном освещении" в контексте современной лингвистики// В кн.: Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. 8-е изд. -М., 2001. с. III-XXXIII.

11. Арутюнова Н.Д. Понятие пресуппозиции в лингвистике// Известия АН СССР. Серия литературы и языка, т. 32, № 1, 1973, с. 84-89.

12. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999. - 896 с.

13. Атаян Э.Р. Понятие элементарной синтаксической структуры. Ереван, 1964. - 95 с.

14. Ахманова О.С., Долгова О.В. Синтаксическая теория и знание языка// Вопросы языкознания, № 1, 1979, с. 33-39.

15. Ахутина Т.В. Нейролингвистический анализ динамической афазии. (О механизмах построения высказывания). М., 2002. - 144 с.

16. Бабайцева В.В. Явления переходности в грамматике русского языка. М., 2000. — 640 с.

17. Бабенко Л.Г. (ред.) Лингвистический анализ художественного текста. — Екатеринбург, 2000. 534 с.

18. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Постулаты когнитивной семантики// Известия РАН. Серия литературы и языка, т. 56, № 1, 1997, с. 11-21.

19. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. (ред.) Англо-русский словарь по лингвистике и семиотике. 2-е изд. М., 2001. - 640 с.

20. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994. - 616 с.

21. Беликов В.И., Крысин Л.П. Социолингвистика. М., 2001. - 439 с.

22. Белоконева Н.Н. Ряды однородных членов предложения с парадигматически соотносительными компонентами. Автореферат дис. канд. филол. наук. Воронеж, 1982.-23 с.

23. Белошапкова В.А. Синтаксические связи// Современный русский язык/ Под ред. В .А. Белошапковой. М., 1999. - с. 614-647.

24. Белый А. Мастерство Гоголя: Исследование. М., 1996. - 351 с.

25. Белянин В.П. Введение в психолингвистику. М., 1999. - 128 с.

26. Белянин В.П. Основы психолингвистической диагностики. (Модели мира в литературе). М., 2000. - 248 с.

27. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. — 448 с.

28. Бергельсон М.Б., Кибрик А.Е. Прагматический принцип приоритета и его отражение в грамматике языка// Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах. М., 1987. - с. 52-63.

29. Березин Ф.М. Очерки по истории языкознания в России (конец XIX начало XX в.). -М., 1968.-311 с.

30. Березин Ф.М., Головин Б.Н. Общее языкознание. М., 1979.-416 с.

31. Блумфилд Л. Язык. М., 1968. - 608 с.

32. Богуславский И.М. Сфера действия лексических единиц. — М., 1996. — 464 с.

33. Бондарко А.В. Проблемы грамматической семантики и русской аспектологии. -СПб., 1996.-220 с.

34. Будагов Р.А. Постановка эксперимента в "Русском синтаксисе" A.M. Пешковского// Русский язык за рубежом, № 4, 1970, с. 2-10.

35. Булгаков С.Н. Философия хозяйства// В кн.: Булгаков С.Н. Сочинения в 2-х тт. Том 1. -М., 1993.-с. 47-297.

36. Булгаков С.Н. Философия имени. СПб., 1998. - 447 с.

37. Булыгша Т.В. Язык в сопоставлении со знаковыми системами иных типов// Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка. — М., 1970. с. 140-170.

38. Булыгина Г.В. (ред.) Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис. -М., 1992.-281 с.

39. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997. - 576 с.

40. Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка. М., 1993. - 528 с.

41. Волгина Н.С. Синтаксис современного русского языка. М., 1991. - 432 с.

42. Валери П. Об искусстве. М., 1993. - 507 с.

43. Ванников Ю.В. Синтаксис речи и синтаксические особенности русской речи. М., 1979.-296 с.

44. Васильева Н.В., Виноградов В.А., Шахнарович A.M. Краткий словарь лингвистических терминов. М., 1995. - 175 с.

45. Васильева Н.В. Антропоним и его идентификаторы: лингвистический эксперимент// Кирилло-мефодиевские традиции на Нижней Волге. Вып. 5. Волгоград, 2002. -с. 231-239.

46. Вацлавик П., Бивин Дж., Джексон Д. Прагматика человеческих коммуникаций. -М., 2000. 320 с.

47. Вежбщка А. Метатекст в тексте// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. -М., 1978.-с. 402-421.

48. Виноградов В.А. Категориальная типология и языковой тип. Научн. докл. . докт. филол. наук. -М., 1993. 72 с.

49. Виноградов В.В. Современный русский язык: Грамматическое учение о слове. Вып.И.-М., 1938.-591 с.

50. Виноградов В.В. Вопрос о сочинительных, или однородных, словосочетаниях (о словесных рядах)// Грамматика русского языка. Т.Н. Синтаксис. 4.1. М., 1954 (а). -с. 41-44.

51. Виноградов В.В. Взаимодействие и взаимоотношение словосочетания и предложения// Грамматика русского языка. Т.Н. Синтаксис. 4.1. М., 1954 (б). - с. 44-47.

52. Виноградов В.В. Из истории изучения русского синтаксиса. М., 1958. - 400 с.

53. Вольф Е.М. Анализ текстов и психолингвистическая значимость лингвистических универсалий// Основы теории речевой деятельности. М., 1974. - с. 135-144.

54. Воробьева О.П. Текстовые категории и фактор адресата. Киев, 1993. - 199 с.

55. Воротников Ю.Л. Степени качества в современном русском языке. М., 1999. -281 с.

56. Всеволодова М.В. Теория функционально-коммуникативного синтаксиса. Фрагмент прикладной (педагогической) модели языка. М., 2000. - 502 с.

57. Выготский Л.С. Мышление и речь// В кн.: Выготский JI.C. Собрание сочинений в 6-ти тг. Том II. Проблемы общей психологии. М., 1982. - с. 5-361.

58. Выготский Л.С. О педологическом анализе педагогического процесса//В кн.: Выготский JI.C. Педагогическая психология. М., 1991. - с. 430-449.

59. Габ М.А. Проблемы анализа семантической структуры текста. М., 1992. - 144 с.

60. Гак В.Г. Языковые преобразования. М., 1998. - 768 с.

61. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981. - 139 с.

62. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М., 1996.-352 с.

63. Гвоздев А.Н. Очерки по стилистике русского языка. М., 1955. - 463 с.

64. Герасимов В.И. К становлению когнитивной грамматики// Современные зарубежные грамматические теории. М., 1985.-е. 213-250.

65. Герасимов В.И., Петров В.В. На пути к когнитивной модели языка// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXIII. М., 1988. - с. 5-11.

66. Герцен А.И. Дилетантизм в науке// В кн.: Герцен А.И. Сочинения в 9-ти тт. Том И. -М., 1955.-с. 6-327.

67. Гиппенрейтер Ю.Б. Введение в общую психологию: Курс лекций. М., 1988. -320 с.

68. Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. М., 1992. - 224 с.

69. Глезер В.Д. Зрение и мышление. Л., 1985. - 246 с.

70. Глухих В.М. Лексический повтор при однородных членах предложения в произведениях В.И. Ленина. Челябинск, 1985. - 88 с.

71. Горкина Н.С. О структуре предложений с однородными членами// Научно-техническая информация, № 2, 1966, с. 34-37.

72. Горшков А.И. Русская стилистика. М., 2001. - 367 с.

73. Григорьева А.К. Ошибки в речи метаязыковой личности// Язык и мышление: психологические и лингвистические аспекты. Материалы Всероссийской научной конференции. М. - Пенза, 2001.-е. 159-161.

74. Демъянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода//Вопросы языкознания, № 4, 1994, с. 17-33.

75. Денисов П.Н. Лексика русского языка и принципы ее описания. М., 1993. — 248 с.

76. Дмитриева J1.K. Структурные функции категорий однородности, обособления и уточнения. Л., 1983. -47 с.

77. Дмитриева JI.K. Вторичная предикация при однородности как выявление тексто-образующих потенций осложненного предложения// Текстовые реализации и текстооб-разующие функции синтаксических единиц. Л., 1988.-е. 127-139.

78. Дресслер В. Синтаксис текста// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. М., 1978.-е. 111-137.

79. Дружинин В.Н. Экспериментальная психология. СПб., 2000. — 320 с.

80. Дымарская-Бабалян И.Н. О связности текста: семантический и грамматический аспект. Ереван, 1988. - 157 с.

81. Дьячкова Н.А. Полипропозитивные структуры в сфере простого предложения. -Екатеринбург, 2002. 280 с.

82. Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958. - 404 с.

83. Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. М., 1982. - 159 с.

84. Жинкин Н.И. Язык, речь, творчество. (Исследования по семиотике, психолингвистике, поэтике). М., 1998. - 366 с.

85. Жуков В.П. Словарь русских пословиц и поговорок. М., 1991. — 534 с. (в тексте -СРПП)

86. Звегинцев В.А. Предложение и его отношение к языку и речи. М., 1976. - 307 с. Звегинцев В.А. Мысли о лингвистике. - М., 1996. - 336 с. Зеньковский В.В. Психология детства. - М., 1996. - 336 с.

87. Караулов Ю.Н. Словарь Пушкина и эволюция русской языковой способности. -М., 1992.- 168 с.

88. Караулов Ю.Н. Ассоциативная грамматика русского языка. -М., 1993. 330 с. Караулов Ю.Н. Активная грамматика и ассоциативно-вербальная сеть. - М., 1999. - 180 с.

89. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. 2-е изд. М., 2002. - 264 с. Карцевский С.О. Бессоюзие и подчинение в русском языке// Вопросы языкознания, №2, 1961, с. 125-131.

90. Касевич В.Б. Онтолингвистика, типология и языковые правила// Язык и речевая деятельность. Том I. СПб., 1998. - с. 31-40.

91. Кацнельсон С.Д. Речемыслительные процессы// Вопросы языкознания, № 4, 1984, с. 3-12.

92. Кацнельсон С.Д. Категории языка и мышления: Из научного наследия. М., 2001.864 с.

93. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. М., 2002. - 220 с. Келлер Р. Языковые изменения. - Самара, 1997. - 308 с.

94. Кибрик А.А. Когнитивные исследования по дискурсу// Вопросы языкознания, № 5, 1994, с. 126-139.

95. Кибрик АА., Плунгян ВА. Функционализм// Фундаментальные направления современной американской лингвистики: Сб. обзоров. М., 1997. - с. 276-339.

96. Кибрик АА. Три ахиллесовы пяты функционализма// Типология и теория языка: От описания к объяснению. К 60-летию А.Е. Кибрика. М., 1999. - с. 36-49.

97. Кибрик А.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания. М., 1992. -336 с.

98. Киклевич А.К. Типология сочинительной связи в славянских языках (на материале простого предложения в польском и русском языках). Автореферат дис. . канд. филол. наук. Минск, 1983. - 20 с.

99. Киселева K.JI., Пайар Д. (ред.) Дискурсивные слова русского языка: опыт контекстно-семантического описания. М., 1998. - 447 с.

100. Киселева Т.Ю. Предложения с повтором лексем в одной и той же синтаксической позиции. Автореферат дис. канд. филол. наук. Л., 1989. - 16 с.

101. Клопова Е.С. Скобки в союзных рядах (к проблеме неоднозначности однородных членов)// Служебные слова и синтаксические связи. Владивосток, 1985. - с. 145-156.

102. Когнитивные исследования в языковедении и зарубежной психологии: Хрестоматия. Барнаул, 2001. - 201 с.

103. Кодзасов С.В., Лауфер Н.И., Саввина Е.Н. Грамматическая структура сочинительных конструкций как результат многофакторного синтеза// Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах. — М., 1987. с. 146-220.

104. Кодзасов С.В., Саввина Е.Н. Общие свойства сочинительных конструкций// Там же, с. 147-167.

105. Кодзасов С.В. Число в сочинительных конструкциях// Там же, с. 204-219.

106. Кожина М.Н. Стилистика русского языка. М., 1993. - 224 с.

107. Колшанский Г.В. Коммуникативная функция и структура языка. М., 1984. - 175 с.

108. Косериу Э. Синхрония, диахрония и история. (Проблема языкового изменения). -М., 2001.-204 с.

109. Котцова Е.Е. Структуры с глагольными гипонимами в тексте// Предложение в текстовом аспекте. Вологда, 1985. - с. 104-112.

110. Кравченко А.В. Знак, значение, знание. Очерк когнитивной философии языка. -Иркутск, 2001.-261 с.

111. Красиков Ю.В. Алгоритмы порождения речи. Орджоникидзе, 1990. - 240 с.

112. Крашенинникова Е.А. Рамочная конструкция и ее разрыхление// В кн.: Крашенинникова Е.А. Новое в немецкой грамматике. Вып. 2. М., 1961.-е. 86-92.

113. Кривоносое А.Т. Структурно-функциональные модели в синтаксисе// Вопросы языкознания, № 1, 1971, с. 65-75.

114. Кривоносое А.Т. Система классов слов как отражение структуры языкового сознания. М. - Нью-Йорк, 2001. - 846 с.

115. Кругляк Ю.В. Философско-методологический анализ антиномии "язык-человек". Автореферат дис. канд. философ, наук. Саратов, 1993. - 17 с.

116. Кручинина И.Н. Структура и функции сочинительной связи в русском языке. М., 1988.-212 с.

117. Кубрякова Е.С., Мельников Г.П. О понятии языковой системы и структуры языка// Общее языкознание. Внутренняя структура языка. М., 1972. - с. 8-91.

118. Кубрякова Е.С. Номинативный аспект речевой деятельности. М., 1986. - 159 с.

119. Кубрякова Е.С. (ред.) Человеческий фактор в языке. Язык и порождение речи. — М, 1991.-240 с.

120. Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика психология - когнитивная наука// Вопросы языкознания, № 4, 1994, с. 34-47.

121. Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века (опыт парадигмального анализа)// Язык и наука конца 20 века: Сб. статей. М., 1995. -с. 144-238.

122. Кубрякова Е.С., Демъянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996. - 245 с.

123. Кубрякова Е.С. Части речи с когнитивной точки зрения. — М., 1997. 331 с.

124. Кубрякова Е.С. Семантика в когнитивной лингвистике (о концепте КОНТЕЙНЕРА и формах его объективации в языке)// Известия РАН. Серия литературы и языка, т. 58, №5-6, 1999, с. 3-12.

125. Кун Т. Структура научных революций. М., 2001. - с. 8-268.

126. ЛайонзДж. Введение в теоретическую лингвистику. — М., 1978. 544 с.

127. Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ// В кн.: Кун Т. Структура научных революций. М., 2001. - с. 269-453.

128. Лауфер Н.И. Линеаризация компонент сочинительной конструкции// Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах. М., 1987. - с. 167-176.

129. Лауфер Н.И. Сочинительные конструкции с соотносительными выражениями// Там же, с. 177-192.

130. Лебедев М.В. Стабильность языкового значения. М., 1998. - 168 с.

131. Левицкий В.В., Стернин ИА. Экспериментальные методы в семасиологии. Воронеж, 1989.-192 с.

132. Левицкий Ю.А. Проблемы сочинения. Пермь, 1980. - 82 с.

133. Левицкий Ю.А. Сочинение в синтаксической системе языка. Автореферат дис. . докт. филол. наук. М., 1984. - 33 с.

134. Левицкий Ю.А. Основы теории синтаксиса. М., 2002. - 236 с.

135. Лейкина Б.М. Об одном методе описания семантических единиц (множественные объекты смысловой структуры)// Научно-техническая информация. Сер. 2, № 8, 1973, с. 3-12.

136. Лекант П.А. (ред.) Краткий справочник по современному русскому языку. М., 1991.-383 с.

137. Леонтьев А.А. Слово в речевой деятельности. — М., 1965. 246 с.

138. Леонтьев А.А. Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания. М., 1969. - 308 с.

139. Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. М., 1999. — 287 с.

140. Леонтьев А.А. Язык и речевая деятельность в общей и педагогической психологии. М. - Воронеж, 2001. - 448 с.

141. Лисоченко Л.В. Контаминация сочинительной и подчинительной связей слов в структуре простого предложения: Лекция. Ростов-на-Дону, 1984. - 16 с.

142. Лифенко Л.В. Сочинительный ряд и его роль в выражении количественных значений в современном русском языке. Автореферат дис. . канд. филол. наук. Ростов-на-Дону, 1995.-25 с.

143. Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1999 (а).-350 с.

144. Ломов Б.Ф. Проблемы и стратегия психологического исследования. М., 1999 (б). -204 с.

145. Ломоносов М.В. Труды по филологии. 1739-1758 гг. M.-JL, 1952. - 995 с.

146. Ломтев Т.П. Основы синтаксиса современного русского языка. М., 1958. - 166 с.

147. Лузина Л.Г. Распределение информации в тексте. (Когнитивные и прагмастили-стические аспекты). -М., 1996. 139 с.

148. Лурия А.Р. Письмо и речь: Нейролингвистические исследования. М., 2002. — 352 с.

149. Лущихина И.М. Экспериментальное исследование психолингвистической значимости грамматической структуры высказывания// Теория речевой деятельности. (Проблемы психолингвистики). М., 1968. - с. 90-101.

150. Львов М.Р. Словарь-справочник по методике русского языка. М., 1988. - 240 с.

151. Майданов А. С. Рост научного знания: взаимодействие традиций и новаций// Эволюция, язык, познание. М., 2000. - с. 245-269.

152. Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М., 2003. - 280 с.

153. Маккензен Л. Gutes Deutsch in Schrift und Rede. M., 1998. - 592 c.

154. Мамардашвили M.K. Форма превращенная// Философская энциклопедия. Т.5. М., 1970.-с. 386-389.

155. Матвеева Т. В. Функциональные стили в аспекте текстовых категорий. Свердловск, 1990.- 168 с.

156. Меркулов И.П. Когнитивные типы мышления// Эволюция, язык, познание. М., 2000. - с. 70-83.

157. Мещер А.А. Структурные связи в тексте. (Парентезные конструкции). Кишинев, 1987.- 144 с.

158. Мещер А.А. Прагматика коммуникативных единиц. — Кишинев, 1990. 104 с.

159. Миллер Дж. Психолингвисты. (О представителях новой науки, изучающей язык)// Теория речевой деятельности. (Проблемы психолингвистики). М., 1968. - с. 245-266.

160. Мшославский И.Г. Зачем нужна грамматика? — М., 2000. 168 с.

161. Милых М.К. Прямая речь в художественной прозе. Ростов-на-Дону, 1958. - 239 с.

162. Михеев А.В. Структура концептуальных классов и работы Э. Рош// Экспериментальные методы в психолингвистике. М., 1987. - с. 29-49.

163. Морковкин В.В. (ред.) Словарь структурных слов русского языка. М., 1997. - 420 с.

164. Мурзин JI.H. Синтаксическая деривация. Пермь, 1974. — 170 с.

165. Мурзин JI.H. Логическая и психологическая трактовка синтаксических процессов (русское языкознание конца XVIII начала XX в.). - Пермь, 1980. - 103 с.

166. Налимов В.В. Теория эксперимента. М., 1971. - 207 с.

167. Наумова Т.Н. Психологически ориентированные синтаксические теории в русской и советской лингвистике. Саратов, 1990. - 174 с.

168. Никитин М.В. Курс лингвистической семантики. СПб., 1996. - 760 с.

169. Никитина С.Е., Васильева Н.В. Экспериментальный системный толковый словарь стилистических терминов. М., 1996. - 172 с.

170. Николаева Т.М. Текст// Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. -с. 507.

171. Николаева Т.М. (ред.) Славянские сочинительные союзы. М., 1997. - 81 с.

172. Новиков А.И. Семантика текста и ее формализация. М., 1983. - 215 с.

173. Норман Б.Ю. Однородные члены предложения в свете современной грамматической теории// Русский язык в национальной школе, № 2, 1976, с. 68-72.

174. Норман Б.Ю. Грамматика говорящего. СПб., 1994. - 228 с.

175. Норман Б.Ю., Киклевич А.К. Сочинительная связь как проявление вероятностного деривационного процесса в синтаксисе// Проблемы дериватологии. Тезисы докладов. Вып. II.-Пермь, 1981.-с. 119-121.

176. Ожегов С.И. Словарь русского языка. 23-е изд. М., 1990. - 917 с. (в тексте - СО)

177. Ортега-и-Гассет X. Почему мы вновь пришли к философии?// В кн.: Ортега-и-Гассет X. "Дегуманизация искусства" и другие работы. М., 1991. - с. 9-39.

178. Падучева Е.В. О семантике синтаксиса. (Материалы к трансформационной грамматике русского языка). М., 1974. - 292 с.

179. Падучева Е.В. Пресуппозиция// Лингвистический энциклопедический словарь. -М., 1990.-с. 396 .

180. Панфилов В.З. Взаимоотношение языка и мышления. М., 1971. - 232 с.

181. Панфилов В.З. Языковые функции// Онтология языка как общественного явления. -М., 1983.-с. 28-36.

182. Перетрухин В.Н. Расширение, распространение и осложнение в простом предложении// НДВШ. Филологические науки, № 4, 1979 (а), с. 46-50.

183. Перетрухин В.Н. Проблемы синтаксиса однородных членов предложения в современном русском языке. Воронеж, 1979 (б). - 209 с.

184. Перетрухин В.Н. Однородные члены предложения в современном русском языке. Автореферат дис. докт. филол. наук. М., 1980. - 33 с.

185. Петерсон М.Н. Союзы// Современный русский язык: Морфология. (Курс лекций). -М., 1952.-с. 432-452.

186. Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. 8-е изд. М., 2001. — 544 с.

187. Пиаже Ж. Речь и мышление ребенка. СПб., 1997. - 256 с.

188. Пленкин НА. Предупреждение стилистических ошибок на уроках русского языка. -М.-Л., 1964.- 152 с.

189. Полюжин М.М. Основные положения когнитивной грамматики как особого типа описания языка// К юбилею ученого: Сб. научных трудов, посвященный юбилею Е.С. Кубряковой. М., 1997. - с. 91-97.

190. Пономаренко Е.В. Пояснение как языковая единица (к вопросу о функциональных связях дискурса). М., 1999. - 144 с.

191. Понукалин А.А. Метод эксперимента. Саратов, 1996. - 192 с.

192. Попова И.А. Сложносочиненное предложение в современном русском языке// Вопросы синтаксиса современного русского языка. М., 1950. - с. 355-396.

193. Поппер К. Нормальная наука и опасности, связанные с ней// Кун Т. Структура научных революций. М., 2001. - с. 525-537.

194. Поспелов Н. С. Однородные члены предложения// Грамматика русского языка. Т.П. Синтаксис. Ч. 1. -М., 1954.-е. 600-641.

195. Поспелов Н.С. Выражение временного соотношения между однородными глагольными сказуемыми в строе слитного предложения// Профессору Московского университета академику В.В. Виноградову: Сб. статей по языкознанию. М., 1958. - с. 248-261.

196. Поспелов Н.С. Об однородности и сочинении// Синтаксические связи в русском языке. Владивосток, 1974. - с. 92-94.

197. Постовалова В.И. Язык как деятельность. Опыт интерпретации концепции В. Гумбольдта. М., 1982. - 224 с.

198. Постовалова В.И. Наука о языке в свете идеала цельного знания// Язык и наука конца 20 века: Сб. статей. М., 1995. - с. 342-420.

199. Прияткина А. Ф. Сочинительные связи внутри простого предложения (открытые и закрытые ряды)// Русская грамматика. Т. II. Синтаксис. М., 1980. - с. 166-176.

200. Прияткина А.Ф. Осложненное простое предложение. Владивосток, 1983. - 96 с.

201. Пфютце М. Грамматика и лингвистика текста// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII.-М., 1978.-с. 218-242.

202. Рахилина Е.В. О тенденциях в развитии когнитивной семантики// Известия РАН. Серия литературы и языка, т. 59, № 3, 2000, с. 3-15.

203. Реформатский А.А. Техническая редакция книги// В кн.: Реформатский А.А. Лингвистика и поэтика. М., 1987. - с. 141-179.

204. Роговой Б.С. Лингвопсихологические эксперименты с деграмматикализованными текстами// Вопросы общего языкознания. Л., 1965. - с. 117-140.

205. Розенталъ Д.Э. Предложения с однородными членами// Современный русский язык: Синтаксис. М., 1957. - с. 235-256.

206. Розенталъ Д.Э. Справочник по орфографии и пунктуации. -М., 1996. 368 с.

207. Ростова А.Н. Метатекст как форма экспликации метаязыкового сознания (на материале русских говоров Сибири). Томск, 2000. - 193 с.

208. Рубинштейн C.JI. Основы общей психологии. СПб., 2001. - 720 с.

209. Руднев А.Г. Синтаксис осложненного предложения. М., 1959. - 198 с.

210. Румянцева И.М. Психолингвистические механизмы и методы формирования речи. -М., 2000. 134 с.

211. Русская грамматика. Т. II. Синтаксис. М., 1980. - 709 с.

212. Русский язык конца XX столетия (1985-1995). 2-е изд. М., 2000. - 480 с.

213. Рябцева Н.К. Лингвистическое моделирование естественного интеллекта и представление знаний// Scripta linguisticae applicatae. Проблемы прикладной лингвистики -2001. М„ 2002. - с. 228-251.

214. Саввина Е.Н. Сочинительные конструкции с обобщающими словами// Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах. М., 1987. - с. 192-204.

215. Санников В.З. Русские сочинительные конструкции. (Семантика, прагматика, синтаксис). Автореферат дис. докт. филол. наук. М., 1987. - 52 с.

216. Санников В.З. Русские сочинительные конструкции: Семантика. Прагматика. Синтаксис. М., 1989. - 267 с.

217. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 1999. - 544 с.

218. Сапожников М.И. Обобщающие единицы в предложениях с однородными членами. Автореферат дис. . канд. филол. наук.-М., 1965.-23 с.

219. Сахарный Л.В. Введение в психолингвистику. Л., 1989. - 184 с.

220. Секерина И.А. Психолингвистика// Фундаментальные направления современной американской лингвистики: Сб. обзоров. М., 1997. - с. 231-260.

221. Селиверстова О.Н., Сулейманова О.А. Эксперимент в семантике// Известия АН СССР. Серия литературы и языка, т. 47, № 5, 1988, с. 431-443.

222. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993. - 656 с.

223. Серебренников Б.А. О материалистическом подходе к явлениям языка. М., 1983.320 с.

224. Серио П. Структура и целостность: Об интеллектуальных истоках структурализма в Центральной и Восточной Европе. 1920 30-е гг. - М., 2001. - 360 с.

225. Сеченов И.М. Элементы мысли. СПб., 2001.-416 с.

226. Сивоконь П.Е. Методологические проблемы естественнонаучного эксперимента. -М., 1968.-370 с.

227. Сигал КЯ. Расположение однородных актантов и принцип иконичности// Известия РАН. Серия литературы и языка, т. 55, № 4, 1996, с. 67-76.

228. Сигал К.Я. Проблема иконичности в языке (обзор литературы)// Вопросы языкознания, № 6, 1997, с. 100-120.

229. Сигал К.Я. Проблема иконичности в языке (на материале русского синтаксиса). Дис. канд. филол. наук. М.: Институт языкознания РАН, 1999. - 240 с.

230. Сигал КЯ. Сочинительные конструкции и дискурс// Известия РАН. Серия литературы и языка, т. 60, № 5,2001 (а), с. 42-45.

231. Сигал КЯ. Экспериментальное исследование выбора союзной/ бессоюзной связи компонентов сочинительной конструкции (на материале простого предложения). М., 2001 (б). - 110 с.

232. Сигал КЯ. Сочинительные отношения в теории ассоциативной грамматики// Филология и культура. Материалы III Международной конференции. Ч.З. Тамбов, 2001 (в). - с. 94-96.

233. Сигал К.Я. Сочинительная связь в зеркале морфологии (опыт экспериментального исследования)// Проблемы психолингвистики: теория и эксперимент. Сб. научных трудов. М., 2001 (г). - с. 279-284.

234. Сигал К.Я. "Общая картина" сочинительной конструкции с когнитивной точки зрения// Проблемы лингвистики и методики обучения иностранным языкам: традиции и стратегии обновления. Материалы I Международной школы-семинара. Тамбов, 2001 (д). — с. 110-111.

235. Сигал К.Я. Обратный повтор сочинительной конструкции в тексте: Лекция по спецкурсу "Проблемы сочинения". М., 2002 (а). - 16 с.

236. Сигал К.Я. Синтагматика компонентов сочинительного ряда в когнитивно-дискурсивном аспекте// Вопросы филологии, № 1, 2002 (б), с. 14-19.

237. Сигал К.Я. К вопросу о прототипических свойствах сочинительных союзов (существует ли в русском языке союз плюс!)// Языкознание в теории и эксперименте. Сб. научных трудов. М., 2002 (в). - с. 509-515.

238. Сигал К.Я. О семантике сочинительных конструкций с повторяющимся префиксом полу-И Реальность, язык и сознание. Международный межвузовский сб. научных трудов. Вып. 2. Тамбов, 2002 (г). - с. 267-271.

239. Сигал К.Я. Метаязыковая функция в свете экспериментально-психолингвистического исследования сочинительных отношений// Экспериментальные исследования языка и речи. Сб. научных трудов. М., 2003 (а). - с. 25-68.

240. Сигал К.Я. Текстообразующий потенциал расчлененных сочинительных союзов и текстовый компонент их словарных толкований// Теория и типология грамматических систем. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. — Ижевск, 2003 (б).-с. 146-149.

241. Силантьев Е.Е. Синтаксическая специализация обобщающего местоимения "всё" в предложении и в тексте. Автореферат дис. канд. филол. наук. Л., 1985. - 18с.

242. Сильдмяэ И.Я. Искусственный интеллект, знания и мышление (когитология). — Тарту, 1989.-240 с.

243. Слама-Казаку Т. Методология психолингвистики и некоторые ее применения// Психолингвистика за рубежом. М., 1972. - с. 21-30.

244. Слобин Д. Психолингвистика// В кн.: Слобин Д., Грин Дж. Психолингвистика. -М., 1976.-с. 17-215.

245. Слюсарева Н.А. Методологический аспект понятия функций языка// Известия АН СССР. Серия литературы и языка, т. 38, № 2, 1979, с. 136-144.

246. Солнцев В.М. Язык как системно-структурное образование. М., 1971. - 294 с.

247. Солнцев В.М. Введение в теорию изолирующих языков. М., 1995. - 352 с.

248. Солсо Р.Л. Когнитивная психология. М., 1996. - 600 с.

249. Сорокин Ю.А. Психолингвистические аспекты изучения текста. М., 1985. - 168 с.де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики// В кн.: де Соссюр Ф. Труды по языкознанию. -М., 1977.-с. 31-269.

250. Сохин Ф.А. Психолого-педагогические основы развития речи дошкольников. М.Воронеж, 2002. - 224 с.

251. Степанов Ю.С. Имена. Предикаты. Предложения: Семиологическая грамматика. -М., 1981.-360 с.

252. Степанов Ю.С. (ред.) Язык и наука конца 20 века: Сб. статей. — М., 1995. 432 с.

253. Степанов Ю.С. Язык и метод. К современной философии языка. -М., 1998. — 784 с.

254. Сухова И.П. Зарамочные однородные члены предложения в структуре текста (на материале современного немецкого языка)// Словосочетание и структура текста. JL, 1978.-с. 86-94.

255. Талми Л. Отношение грамматики к познанию// Вестник МГУ. Серия 9. Филология, 1999, № 1, с. 91-115; № 4, с. 76-104; № 6, с. 88-121.

256. Тарасов Е. Ф. Письменный текст как превращенная форма речевого общения// Материалы V Всесоюзного симпозиума по психолингвистике. М., 1975. - с. 241-243.

257. Тарасов Е.Ф. Тенденции развития психолингвистики. М., 1987. - 168 с.

258. Тезисы Пражского лингвистического кружка// В кн.: Звегинцев В.А. Хрестоматия по истории языкознания XIX-XX веков. М., 1956. - с. 427-443.

259. Текстовые реализации и текстообразующие функции синтаксических единиц. Межвуз. сб. научных трудов. Д., 1988. - 141 с.

260. Тер-Аракелян Р.А. Предложение в тексте. Ереван, 1987. - 174 с.

261. Терц А. (Андрей Синявский) Голос из хора// В кн.: Терц А. (Андрей Синявский) Собр. сочинений в 2-х тт. Том I. М., 1992. - с. 437-669.

262. Тестелец Я.Г. Введение в общий синтаксис. М., 2001. - 800 с.

263. Троицкий Е.Ф. Сочинение тождественных членов// Русский язык в школе, № 6, 1977, с. 104-106.

264. Троицкий Е.Ф. Компоненты сочинительной конструкции и их отношения. Смоленск, 1987.-81 с.

265. Троицкий Е.Ф. Равноправные компоненты сочинительной конструкции. Смоленск, 1988.-80 с.

266. Троицкий Е.Ф. Компоненты сочинительной конструкции и их взаимоотношения. Автореферат дис. . докт. филол. наук. М., 1990. - 30 с.

267. Тураева З.Я. Лингвистика текста. М., 1986. - 126 с.

268. Тураева З.Я. Лингвистика текста и категория модальности// Вопросы языкознания, №3, 1994, с. 105-114.

269. Убрятова Е.И. (ред.) Грамматика современного якутского литературного языка. Т. И. Синтаксис. Новосибирск, 1995. - 336 с.

270. Узнадзе Д.Н. Психология установки. СПб., 2001. - 416 с.

271. Урысон Е.В. Русский союз и частица "и": структура значения// Вопросы языкознания, №3,2000, с. 97-121.

272. У ханов Г. П. Придаточное в сочетании с однородным ему членом предложения// Синтаксис и стилистика. М., 1976. - с. 217-237.

273. Филиппенко К.К. Односубъектные предложения с несколькими сказуемыми. — Казань, 1985. 74 с.

274. Флоренский П., свящ. Сочинения в 4-х тт. Том 3 (1). М., 1999. - 623 с.

275. Формановская Н.И. Речевое общение: коммуникативно-прагматический аспект. -М., 2002.-216 с.

276. Фролов И.Т. (ред.) Философский словарь. М., 1991. - 560 с.

277. Фрумкина P.M. Соотношение точных методов и гуманитарного подхода: лингвистика, психология, психолингвистика// Известия АН СССР. Серия литературы и языка, т. 37, №4, 1978, с. 318-332.

278. Фрумкина P.M. Лингвистическая гипотеза и эксперимент (о специфике гипотез в психолингвистике)// Гипотеза в современной лингвистике. М., 1980. - с. 183-216.

279. Фрумкина P.M. "Язык и мышление" как проблема лингвистического эксперимента// Известия АН СССР. Серия литературы и языка, т. 40, № 3, 1981, с. 225-236.

280. Фрумкина P.M. Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология?// Язык и наука конца 20 века: Сб. статей. М., 1995. - с. 74-117.

281. Фрумкина P.M. Психолингвистика. М., 2001. — 320 с.

282. Фундаментальные направления современной американской лингвистики. Сб. обзоров. М., 1997. - 455 с. (в тексте - ФНСАЛ)

283. Хазагеров Т.Г., Ширина Л.С. Общая риторика: Курс лекций. Словарь риторических приемов. Ростов-на-Дону, 1999. - 320 с.

284. Харре Р. Вторая когнитивная революция// Психологический журнал, т. 17, № 2, 1996, с. 3-15.

285. Хендрикс У. Стиль и лингвистика текста// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. IX.-М., 1980.-с. 172-211.

286. Хмелева В.Н. Фразеологические единицы с сочинительными союзами. Автореферат дис. канд. филол. наук. М., 1973. - 21 с.

287. Хоккет Ч. Грамматика для слушающего// Новое в лингвистике. Вып. IV. М., 1965.-с. 139-166.

288. Холодов Н.Н., Страшнова Н.В. Сопоставительное исследование сложносочиненных предложений и предложений с однородными членами// Синтаксис предложения и текста. Воронеж, 1985. - с. 72-79.

289. Холодович А.А. Проблемы грамматической теории. Л., 1979. - 304 с.

290. Хомский Н. О понятии "правило грамматики"// Новое в лингвистике. Вып. IV. -М., 1965.-с. 34-65.

291. Хомский Н. Аспекты теории синтаксиса. М., 1972. - 259 с.

292. Хомский Н. Синтаксические структуры// В кн.: Ельмслев Л., Хомский Н. Благовещенск, 2000. - с. 23-138.

293. Хроленко А.Т. Архаическое ли явление паратаксические конструкции?// Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж, 1973. - с. 38-46.

294. Хэллидей М.А.К. Место "функциональной перспективы предложения" (ФПП) в системе лингвистического описания// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. — М., 1978.-с. 138-148.

295. Цейтлин С.Н. Речевые ошибки и их предупреждение. СПб., 1997. - 192 с.

296. Чайковский P.P. Стилистические функции асиндетической и полисиндетической связи в современной немецкой художественной прозе (к проблеме экспрессивности синтаксиса). Автореферат дис. канд. филол. наук. М., 1972. — 28 с.

297. Ченки А. Семантика в когнитивной лингвистике// Фундаментальные направления современной американской лингвистики: Сб. обзоров. М., 1997. - с. 340-369.

298. Черных П.Я. Историческая грамматика русского языка. М., 1962. - 375 с.

299. Чертов Л. Ф. Особенности пространственного семиозиса// Метафизические исследования. Вып. XI. Язык. СПб., 1999.-с. 140-155.

300. Чеснокова Л.Д. Семантика сочинительных связей в структуре простого предложения// Предложение и текст в семантическом аспекте. Калинин, 1978. - с. 146-153.

301. Чеснокова Л.Д. Связи слов в современном русском языке. М., 1980. - 110 с.

302. Чеснокова Л.Д. Категория количества и синтаксические структуры// Вопросы языкознания, № 2, 1981, с. 44-52.

303. Чеснокова Л.Д. Категория количества и способы ее выражения в современном русском языке. Таганрог, 1992. - 178 с.

304. Чейф У. Данное, контрастивность, определенность, подлежащее, топики и точка зрения// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XI. М., 1982. - с. 277-316.

305. Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. 3-е изд. М., 2001. - 624 с.

306. Шахнарович A.M. Лингвистический эксперимент как метод лингвистического и психолингвистического исследования// Основы теории речевой деятельности. М., 1974.-с. 129-134.

307. Шахнарович A.M. Языковая способность// Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. - с. 617.

308. Шахнарович A.M. Избранные труды, воспоминания друзей и учеников/ Сост. Н.Н. Шахнарович. М., 2001. - 727 с.

309. Шахнарович A.M., Графова Т.А. Экспериментальное исследование реализации эмотивности в речевой деятельности// Человеческий фактор в языке. Языковые механизмы экспрессивности. — М., 1991. с. 99-113.

310. Шахнарович A.M., Юрьева Н.М. Психолингвистический анализ семантики и грамматики (на материале онтогенеза речи). М., 1990. - 168 с.

311. Шварцкопф Б.С. Оценки говорящими фактов речи (лингвистический аспект). Автореферат дис. канд. филол. наук. М., 1971. - 10 с.

312. Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 2003. - 378 с.

313. Ширяев Е.Н. Дифференциация сочинительных и подчинительных союзов на синтаксической основе// НДВШ. Филологические науки, № 2, 1980, с. 49-54.

314. Ширяев Е.Н. Бессоюзное сложное предложение в современном русском языке. -М., 1986.-223 с.

315. Ширяев Е.Н. Синтаксис// В кн.: Русский язык. Ч.Н./ Под ред. Л.Ю. Максимова. -М., 1989.-с. 179-285.

316. Ширяев Е.Н. Московская лингвистическая школа и синтаксис// Язык: система и подсистемы. К 70-летию М.В. Панова. -М., 1990. с. 118-129.

317. Штульман Э.А. Основы эксперимента в методике обучения иностранным языкам. -Воронеж, 1971.- 144 с.

318. Шутова Е.И. Вопросы теории синтаксиса. На основе сопоставления китайского и русского языков. М., 1984. - 262 с.

319. Щеглов Ю.К. Очерк грамматики языка хауса. М., 1970. - 288 с.

320. Щерба Л.В. О частях речи в русском языке// В кн.: Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957. - с. 63-84.

321. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974. - 428 с.

322. Якобсон P.O. В поисках сущности языка// Семиотика. М., 1983. - с. 102-117.

323. Якобсон P.O. Язык и бессознательное. М., 1996. - 248 с.

324. Якубинский Л.П. Язык и его функционирование. М., 1986. - 208 с.

325. Ярцева В.Н. Пределы развертывания синтаксических структур в связи с объемом информации// Инвариантные синтаксические значения и струтура предложения. М., 1969.-с. 163-178.

326. Aitchison J. "Say, say it again Sam": The treatment of repetition in linguistics// Repetition/ Ed. By A. Fischer. Tubingen, 1994. - p. 15-34.

327. Bednarczuk L. Indo-european parataxis. Krakow, 1971. — 168 p.

328. Chomsky N. Conjunction// Modern studies in English. Readings in transformational grammar. Englewood Cliffs, New Jersey, 1969. - p. 73-74.

329. Christensen L.B. Experimental methodology. Boston, 1980. - 372 p.

330. Cooper W.E., Ross J.R.A. World order// Papers from the parasession on functionalism. -Chicago, 1975.-p. 63-111.

331. Derwing B.L. Against autonomous linguistics// Evidence and argumentation in linguistics. Berlin; New York, 1980. - p. 163-189.

332. DikS.C. Coordination. Its implication for the theory of general linguistics. Amsterdam, 1968. - 318 p.

333. Dik S.C. Functional grammar. — Amsterdam, 1979. 230 p.

334. DikS.C. Seventeen sentences// Syntax and semantics, Vol. 13, № 1, 1980, p. 45-75.

335. Dik S.C. On the notion "Functional explanation"// Belgian Journal of Linguistics, Vol. 1, 1986, p. 11-52.

336. Frazier L., Munn A., Clifton Ch. Processing coordinate structures// Journal of Psycholinguists Research, Vol. 29, № 4, 2000, p. 343-370.

337. Garrett M.F. Productions of speech: Observations from normal and pathological language use// Normality and pathology in cognitive functions. London, 1982. - p. 19-76.

338. Givon T. Functionalism and grammar. Amsterdam, 1995. - 486 p.

339. Gleitman H., Gleitman L. Language use and language judgement// Individual differences in language ability and language behavior. New York, 1979. - p. 103-126.

340. Gleitman L. Coordinating conjunctions in English// Language, Vol. 41, № 2, 1965, p. 260-293.

341. Haiman J. Symmetry// Iconicity in syntax/ Ed. by J. Haiman. Amsterdam-Philadelphia, 1985.-p. 151-183.

342. Harman G. Cognitive science?// The making of cognitive science: Essays in honor of George A. Miller. Cambridge, 1990. - p. 258-268.

343. Holzkamp K. Theorie und Experiment in der Psychologie. Eine grundlagen-kritische Untersuchung. Berlin, 1964. - 292 S.

344. Jakobson R. Concluding statement: linguistics and poetics// Style in language. Cambridge, New York, 1960. - p. 350-373.

345. Jakobson R. Language in relation to other communications systems// Jakobson R. Selected writings. II. Word and language. The Hague, 1971. - p. 697-710.

346. Matthews P.H. Review of S.C. Dik "Coordination. Its implications for the theory of general linguistics" (Amsterdam, 1968) // Lingua, Vol. 23, 1969, p. 349-371.

347. Matthews P.H. Syntax. Cambridge, 1981.-306 p.

348. Newmeyer F. J. Functional explanation in linguistics and the origins of language// Language & Communication, Vol. 11, № 1-2,1991, p. 3-28.

349. Newmeyer F.J. Iconicity and generative grammar// Language, Vol. 86, № 4, 1992, p. 756-785.van Oirsouw R.R. The syntax of coordination. London, 1987. - 295 p.

350. Paivio A. Mental representations: A dual coding approach. Oxford; New York, 1986. -322 p.

351. Percival K. The applicability of Kuhn's paradigms to the history of linguistics// Language, Vol. 52, № 2, 1976, p. 285-294.

352. Prideaux G.D. Psycholinguistics: The experimental study of language. London & Sydney, 1984.-312 p.

353. Ries J. Zur Wortgruppenlehre mit Proben aus einer Wortgruppenlehre der deutschen Sprache der Gegenwart. Prag, 1928. - 151 S.

354. Sandman M. Subordination and coordination// Archivum Linguisticum, Vol. 2, F. 1, 1950, p. 24-38.

355. Schachter P. Constraints on coordination// Language, Vol. 53, № 1, 1977, p. 86-103.

356. Slama-Cazacu Т. P sycholinguistics and linguistics: Old relationships and promising prospects// Proceedings of the Xlll-th International Congress of Linguists. Tokyo, 1983. - p. 305-316.

357. Smith C.S. Ambiguous sentences with and II Modern studies in English. Readings in transformational grammar. Englewood Cliffs, New Jersey, 1969. — p. 75-79.

358. Taylor W.L. "Close procedure": a new tool for measuring readability// Journalism qua-terly, Vol. 30, № 4, 1953, p. 415-433.

359. Thompson S.A. On addressing functional explanation in linguistics// Language & Communications, Vol. 11, № 1-2, 1991, p. 93-96.

360. Weinrich H. Sprache in Texten. Stuttgart, 1976. - 356 S.

361. Wierzbicka A. Struktura gl^boka koniunkcji// Wierzbicka A. Dociekania semantyczne. -Wroslaw, Warszawa, Krakow, 1969. s. 113-131.

362. Yamada S., Igarashi I. Coordination in transformational grammar// Zeitschrift fur Pho-netik, Sprachwissenschaft und Kommunikationsforschung, Bd. 20, Hf. 1-2, 1967, S. 143-156.

363. Yngye V.H. From grammar to science: New foundations for general linguistics. Amsterdam-Philadelphia, 1996. - 350 p.265 s.