автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Сословные и семейные ценности, бытовые традиции московского поместного дворянства второй половины XIX - начала XX веков

Полный текст автореферата диссертации по теме "Сословные и семейные ценности, бытовые традиции московского поместного дворянства второй половины XIX - начала XX веков"

На правах рукописи

Рябова Ирина Юрьевна

Сословные и семенные ценности, бытовые традиции московского поместного дворянства второй половины XIX - начала XX веков

Специальность: 07.00.02 - Отечественная история

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

□030647

1

Москва

2007

003064715

Работа выполнена па кафедре истории Московского государственного университета сервиса

Научным руководитель: - доктор исторических наук, профессор,

заведующий кафедрон «Культурологии» Московского государственного университета сервиса

Реснянскпн Сергей Иванович

Официальные оппоненты: - доктор исторических наук, профессор,

заместитель заведующего кафедрой истории России Российского университета дружбы народов

Арсланов Рафаэль Амнрович

- доктор исторических наук, профессор, кафедры всеобщей и отечественной истории Государственного университста-высшей школы экономики (ГУ - ВШЭ) Орлов Игорь Борисович

Ведущая организация: Ш1ПК МГУ им. М.В. Ломоносова

Защита состоится «¡¿£_» сентября 2007 года в 14 часов на заседании Диссертационного соестэ Д.212.203.03 в Российском государственном университете дружбы народов по адресу: 117198, Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 10-А, ауд.415.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Российского государственного университета дружбы народов по адресу: 117198, Москва, ул. Миклухо-Маклая, д.б.

Автореферат разослан: « Л!» августа 2007 года

Ученый секретарь Диссертационного совета, кандидат исторических пата, доцент

Е.В. Кряжева-Карцева

1. Общая характеристика работы

Актуальность темы диссертационного исследования определяется, прежде всего, современными поисками утраченных культурных и нравственных ценностей, одним из основных носителей которых в дореволюционной России было дворянство. Нет в российской истории другого такого сословия, которое больше подвергалось бы жестокой критике и оскорбительному злословыо, чем дворянство. Но сегодня наше общество перешагнуло критическую точку революционных преобразований, чреватых теоретическими утопиями, и дальнейшее развитие начинает рисоваться не как создание нового мира на развалинах старого, а в виде органического и непрерывного развития.

Преодоление односторонних классовых позиций советской историографии и изучение истории дворянского сословия как целостного социокультурного феномена, трансформации дворянских ценностей, несомненно, способствует реконструкции более полной картины исторических реалий второй половины XIX - начала XX веков. Транслировавшиеся из поколения в поколения ценностные установки российского дворянства представляли собой специфический «сплав» элитарной и народной культуры и традиций. Как бы далеко ни отстояло поместное дворянство (особенно крупное) от крестьянства, оно все же было понятнее и ближе этому самому крестьянству, нежели городская, оторвавшаяся от сословных корней интеллигенция.

Политическая, социально-экономическая и культурная модернизация российского социума, затронувшая в тон или иной степени все сословия российского общества, представляла, прежде всего, процесс трансформации (а в ряде случаев и разрушения) культуры и ценностей традиционного общества, основой которого были, в первую очередь, крестьяне п дворяне. Можно констатировать, что исследование вышеуказанной проблематики будет способствовать формированию новой парадигмы теории и истории культуры российского социума на переломном этапе его развития.

Объектом диссертации выступает московское поместное дворянство второй половины XIX - начала XX веков.

Предметом диссертационного исследования служит быт, образ жизни и досуг, ценности и стереотипы поведения дворянского сословия, - все то, что можно объединить интегративным понятием «культура быта». При этом быт не ограничивается жизнью вещей, а проявляется в обычаях и ритуалах повседневной жизни, характере образования и досуга.

Хронологические рамки диссертации охватывают пореформенный период российской истории (вторую половину XIX — начала XX столетия).

Географические границы. В целом диссертационное исследование охватывает территорию московского региона, где к началу XX столетия проживало около 40 тыс. дворян.

Общее, никем не оаирмзаемое мнение, связывающее именно Москву и Московскую губернию с тем консервативным очагом, в рамках которого сохранялись исконность и самобытность русской культуры, предопределило наше обращение, прежде всего, к исследованию быта и нравов поместного дворянства пореформенной опохи на материале этого региона.

В основе методологии работы, наряду с общими принципами историзма и объективности, лежит системный подход, позволяющий реконструировать не только отдельные сословные и семейные ценности и бытовые традиции, но представить их как некую социокультурную целостность. Подобная позиция определила широкое использование в диссертации методологического аппарата родственных наук: истории (прежде всего социальной и истории ментальностей), культурологии и общественной психологии.

Стремление обеспечить параллельный анализ процессов, происходивших на уровне изменения быта и, соответственно, сознания, обусловило использование проблемно-исторического метода. С помощью динамического метода можно обнаружить в культуре и психологии благородного сословия некие неизменные блоки или константы путем изучения, с одной стороны, процесса межкультурного взаимодействия, а с другой, реакции на кризисные события начала столетня. Ретроспективный метод позволяет дать оценку степени репрезентативности тех или иных выводов исследователей, а метод актуализации учитывает практическу ю направленность результатов работы.

Степень изученности проблемы. Сформулированная тема диссертации потребовала изучения большого круга литературы, посчященной как вопросам истории, культурологии, философии, искусствознания, так и отдельным вопросам воспитания, образования, быта и нравов поместного дворянства. Анализ литературы выявил тот факт, что пореформенный период отечественной истории был и остается объектом основательного изучения в нашей науке, но скорее в социально-политическом, нежели в социокультурном, плане. В большей степени последняя историографическая традиция характерна для западноевропейской исторической науки.

Более того, в настоящее время изучение социокультурных и социально-психологических аспектов истории на Западе выдвигается на ведущие позиции в разных отраслях гуманитарного знания. В современной западной историографии большие надежды возлагаются на поворот социальной истории к «культурной истории социального», которая, опираясь на анализ понятий и представлений, акцентирует внимание на социальном и культурном опыте отдельных групп населения и социума в целом. Согласно базовым положениям социологии культуры П. Бурдье, общественные структуры «ведут двойную жизнь». С одной стороны, они выступают как «реальность первого порядка», данная человеку через распределение материальных ресурсов и престижных ценностей, а с другой - как символическая реальность - в представлениях.

стереотипах мышления и поведения, которые «непрерывно конституируют социальный мир через практическую организацию повседневной жизни».' Все эти и другие теоретические наработки вполне применимы к исследованию ценностей п традиций высшего слоя дореволюционного российского общества.

Но западная историография способна задать лишь общие методологические ориентир!,1 в исследовании рассматриваемой в диссертации проблематики. Тогда как реконструкция исторического контекста российской культурной модернизации второй половины XIX - начала XX вв. настоятельно требует подведения историографических итогов отечественного изучения российского благородного сословия.

Учитывая очевидное влияние па российскую историческую науку характера власти, историографию рассматриваемой нами проблемы можно разделить на три периода - имперский, советский и постсоветский. Одним из первых научных трудов нсторико-юрпдического характера по истории дворянства стала монография М.Т. Яблочкова, с одной стороны, идеализировавшая положение пореформенного дворянства, а с другой, оценившая высшее сословие Российской империи как «памятник старины».2 Хотя уже спустя несколько лет' на первый план в изучении истории дворянства вышла проблема экономического развития помещичьего хозяйства в новых условиях. Исследования последней четверги XIX столетия во многом стимулировались разгоревшейся на страницах печати дискуссии о месте и роли дворянства в современном обществе. Так, консервативная историография, носившая откровенно апологетический характер, настаивала на сохранении ведущей роли дворянства в определении экономического и политического курса правительства пореформенной России, отстаивала чистоту дворянского сословия.3 Тогда как либеральные авторы настаивали на необходимости изменения самого дворянства и даже ликвидации его как сословия в прежнем виде.'1

Впрочем, появился и ряд работ, так или иначе затрагивавших те или иные аспекты менталитета дворянского сословия и его составляющих.3 I! частности, ряд авторов указывал на психологическое неприятие основной частью дворянства радикальных буржуазных преобразований.6 К 1880-м годам появилась и первая популярная литература с описанием

' Бурдье Г1. Социология политики. М., 1993. С. 16.

~ Яблочков МТ. История дворянского сословия п России. СПб., 1876. С. 676, См. например Кашкаров И., Кашкаров П. Современное назначение русского дворянства. М., 1885; Савелов Л.М. Дворянство в его бытовом и общественном отношении. М„ 1906; Снежков В.И. Правительство н дворянство. СПб , 1906.

4 В частности см.: Евреинов Г. А. Прошлое и настоящее русского дворянства. СПб., 1898.

См.: Пазуин А. А. Современное состояние России и сословный вопрос. М., 1886; Платов В. Взгляд и нечто о дворянстве. М., )904; Светдовский В.В. Мобилизация земельной собственности в России. СПб., 1911.

6 См.: Елишев А.И. Дворянское дело. М., 1898; Терпигорев С.Н. Очерки помещичьего разорения. СПБ., 1881. и др.

внешнего облика и жизненного мира дворянских усадеб.' Для подобной литературы даже в начале XX столетия было характерно отождествление гибели дворянской усадебной культуры с исчезновением помещика дореформенной эпохи.* Однако в литературе начала XX века прослеживается н другая очевидная тенденция, наиболее характерная для журнала «Столица и усадьба», - «воспевание» новой дворянской усадьоы.9 Ряд авторов весьма точно уловил черты уходившего в прошлое усадебного быта XIX столетия и сменявшего его «строя жизни» новых хозяев русских усадеб.'" Хотя, конечно, изучение духовной жизни владельцев усадеб не входило в задачу отечественной историографии рубежа XIX-XX вв.

Научная литература советского периода в значительной степени дает нам представление о быте, нравах, положении в обществе и роли в истории представителей класса крестьян и разночинцев. Тогда как история (и тем более, повседневная жизнь) дворянства долго оставалась в науке terra incognita. Фактически в послереволюционный период до середины 1950-х гг. история российского дворянства относилась, по определению H.H. Павленко, к полузакрытым темам." Здесь сказывался сложившийся и утвердившийся под влиянием марксистских догм историографический стереотип очернительского отношения ко всему, к чему, так или иначе, приложим эпитет «дворянский». Тем не менее, в определенные периоды советской истории интерес к тем или иным аспектам истории российского дворянства не только проявлялся, но и переходил в дискуссионную плоскость.

Следует отмегить, что советская историография 1920-1950-х гг. исследовательский фокус сместила на изучение дворянского землевладения.12 Тогда как работы, посвященные социальной и культурной жизни русских дворян, были в этот период, скорее, исключением.1' Важным культурным и историческим явлением стало создание в 1922 г. по инициативе московского искусствоведа, ученика П. Муратова, В.В. Згуры Общества изучения русской усадьбы (ОИРУ), в 1927-1929 гг. выпускавшего «Сборник Общества изучения русской усадьбы». Но после разгрома ОИРУ в 1931 г. до конца 1980-х годов усадебная историография в основном сводилась к изучению музеев-усадеб и выдающихся архитектурно-парковых усадебных ансамблей, Впрочем, в 1960-1970-е годы памятники усадебной архитектуры

7 См., например: Любецкий С.М. Окрестности Москвы в историческом отношении и в современном виде д.:и выбора дач и гулянья. Характеристика и быгие московских жителей дедовских и наших времен. 2-е изд. М.. 1880.

* Наиболее характерна в этом плане работа: Лукомский Г.К. Старые годы. Берлин, 1923. С. 84-85.

' См.: Столица и усадьба. 1915. № 25. С. 27; № 27. С.. .3; .№ 45. С. 17-15; 1916. № 55 . С. 9. и др.

10 См., например: Шамурнн Ю.И. Подмосковные. Кн. 2. М, 1914.

11 Павленко Н.И. Летописцы Отечества И Соловьев С.М. Общедоступные чтения по русской истории. М., 1992. С. 20.

См.: Дубровский С.М. Очерк русской революции. Сельское хозяйство. М., 1922; Лященко П.И. Русское зерновое хозяйство. М., 1927. и др.

1 См., например: Андреевский Л И. Образова ние н воспитание в барской семье // Север. 1928. № 7-8. С. 1729.

начинают рассматриваться и как часть духовной жизни обитателей усадеб. Особый вклад в -эту проблему внес в своем исследовании о садово-парковых стилях Д.С. Лихачев.'4

Тем пс менее, в целом в послевоенной советской историографии история дворянства находилась на периферии научных исследований. Как и в предшествующий период, в большей степени изучались экономические аспекты истории российского благородного сословия, выводы по которым были призваны подтвердить необходимость революционного решения проблем, стоявших перед обществом в начале XX столетия. При этом подавляющую часть работ составляли исследования, . посвященные эволюции помещичьего землевладения и землепользования в пореформенный период.ь Дело в том, что интерес к изучению поместного дворянства был связан с дискуссией конца 1959-х - начала 1960-х гг. об уровне развития аграрного капитализма. Впрочем, продолжение дискуссии в 1970-х гг. так и не привело к смещению исследований в социокультурную плоскость. В 1970-е - начале 1980-х гг. упор в очередной раз был сделан на раскрытии социально-экономических процессов, происходивших в дворянских хозяйствах. Однако именно работы историков-аграрников предоставили богатый фактический материал, благодаря которому помещичьи экономии исследуемого нами периода представали как своеобразные «жизненные миры».

В это же время появляются работы, характеризующие политику самодержавия в отношении высшего сословия, участие дворянства в политической жизни страны и его политическую роль в государственном управлении.16 Проявился интерес и к изучению структуры дворянства, его политических воззрений и представительства в органах местного самоуправления.1' При этом для исследований социальной жизни деревни, делавших упор на социальных противоречиях между помещиками и крестьянами, была характерна разобщенность двух сторон усадебной жизни - хозяйственной и культурной.

Можно утверждать, что в исследованиях советского периода российское дворянство так и не стало объектом изучения как отдельное сословие. Единственным комплексным исследованием по истории дворянства второй половины XIX - начала XX столетий оставалась работа А.П. Корелипа.18 Но н этот фундаментальный труд почти не затронул рассматриваемую в диссертации проблематику. С начала 1960-х годов постепенно складывается региональная историография дворянства, но и в ее рамках проблемы социальных связей и отношений в

14 Лихачев Д С\ Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Л., 1982.

' См.: Анфимоз A.M. Крупное помещичье хозяйство Европейской России конца XIX начала XX века. М., 1969; Водарскин Я.Е. Дворянское землевладение в России. М., 1988; Минарнк Л.П Экономическая характеристика крупнейших землевладельцев России конца XIX - начала XX в. М., 1971. и др.

16 Лврех Л.Я, Царизм и третьиюмьская система. М, 1996; Соловьев ГО. Г. Самодержавие и дворянство в конце XIX п Л 1973; Черменский 1-..Д Буржуазия и царизм в первой русской революции. М, 1970. и др.

'' См.: Захарова Л.Г. Земская контрреформ:! 1890 г. М., 1968; Пирумова II.М. Земское либеральное движение: Социальные корни и эволюция до начала XX в. М, 1977. и др.

13 Корелин Л.П. Дворянство в пореформенной России. 1861-1904 it. Состав, численность, корпоративная организация. VI., 1979.

дворянской среде, сословных ценностей и норм поведения практически не получили освещена; Т олько на рубеже 1970-1980-х гг. стали появляться первые работы такого плана.1''

Интерес к истории высшего российского сословия резко усилился во второй половин 1980-х - начале 1990-х гг. Он подогревался деятельностью музейных работников по изученш мира русской усадьбы. В декабре 1991 г. Российский международный фонд культуры во главе Д.С. Лихачевым утвердил программу «Возрождение русской усадьбы», а в апреле 1992 г. был воссоздано Общество изучения русской усадьбы. В первой половине 1990-х гг. по проблемам истории русской усадьбы были изданы специальные выпуски журналов «Памятник Отечества», «Наше наследие» и «Художник». Летом 1994 г. увидел свет первый поме периодического издания «Русская усадьба. Сборник общества изучения русской усадьбы». 1 ноябре 1996 г. по инициативе Государственного музея-заповедника А.С. Пушкин «Михайловское» была проведена конференция по истории и культуре русской усадьбь определившая основные направления развития усадебной историографии:

• изучение зарождения русской усадьбы и ее связей с поместно-вотчшшой системой;

• исследование географии усадебного строительства в России;

• типология русской усадьбы, включая характеристику усадеб как «культурных гнезд»;

• раскрытие повседневной жизни и быта усадеб, и, в первую очередь, места и рол1

семьи;

• изучение усадебной культуры и ее роли в отечественном культурном наследии;

• персонифицированный подход к истории усадеб, предполагающий изучени биографий их владельцев и реконструкцию генеалогии дворянских родов;

• изучение усадебных коллекций.20

Одновременно начались поиски своих родовых корней потомками российских дворян.2' Все это определило преобладающий интерес именно к генеалогии и культуре дворянства, также к эволюции менталитета правящего класса в пореформенный период.22 В частности, 1980-1990-е гг. в работах под редакцией Г.Ю. Стернина была затронута проблема усадебноп

17 В качестве исключения можно выделить работу: Моряк Е.И. Дневники и мемуары как источник для

изучения социальной психологии дворянства России второй половины XIX - начала XX ве. М., 1977.

20 Иванова Л.В. О воссоздании Общества изучения ру сской усадьбы и проблемах исследования усадьбы» Н

Усадьба в русской культуре XIX -начала XX веков (Материглы научной конференции. 22-24 ноября). М, 1996. С. 7-8.

21 Сюда можно отнести издаваемую Российским дворянским собранием книжную серию «Россия забытая и неизвестная».

См., например: Третьякова Г.А. Поместное дворянство Европейской части России в 1917 году (на материалах Центрально-земледельческого района и Поволжья): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Куйбышев, 1990.

мира как особого явления культуры, отражения каргнны человеческих представлении о мире и итога «культурно-созидательных устремлений».'3

На современном этапе обозначился ряд новых направлений в исследовании дворянского сословия:

• изучение благородного сословия с позиций социальной психологии;24

• исследование дворянства через призму политической социологии;23

• появление проблемных работ, хотя, по преимуществу и обзорного характера;26

• изучение дворянской усадебной культуры, в том числе, в рамках региональных исследований.27 Заметный вклад в изучение культуры русской усадьбы внесли работы Г.Ю. Стершша, Л.В. Ивановой, Т.П. Каждан и других искусствоведов и историков.23 В частности, Т.П. Каждан указала на такие характерные черты усадебной культуры пореформенного периода, как верность традициям и заимствование новых художественных форм.29 Исследователь русской усадьбы Е.И. Кириченко в качестве главных этических ценностей дворянской усадьбы выделил «народность и национальность».3" Особо следует выделить проблемную статью И.М. Пушкаревой, в которой дан историографический обзор и источниковедческий анализ проблемы исследования сельской дворянской усадьбы/1

• первые попытки изучения ценностной трансформации дворянства на рубеже Х1Х-ХХ ст.33 В частности, О.П. Пенькова выдвинула гипотезу, что на рубеже Х1Х-ХХ вв. дворянство не представляло собой единого сословия, в силу чего Съезд объединенного

См.: Художественные процессы в русской культуре второй половины XIX века. М., 1984; Художественные проблемы русской культуры второй половины XIX века. М., 1994. и др.

"4 См., в частности: Марасинова Е.Н. Русский дворянин второй половины XVIII в. (Социо-психология личности)//Вестник МГУ. Сер. 8. История. 1991. № 1. С. 17-28.

Здесь, прелсде всего, следует отметить работу: Медушевский А.Н. Утверждение абсолютизма в России: Сравнительное историческое исследование. М., 1994.

36 Наиболее характерны в пом плане работы: Бутл нов В.И. Российское дворянство // Вопросы истории. 1994. № 1. С. 29-41; Соловьев Б.И. Русское дворянство и его видные представители. Ростов-на/Дону, 2000).

27 См.: Даен М.Е. Мир усадьбы глазами вологодского помещика Д.Ф. Рязанова // Послужить Северу ...

Вологда, 1995. С. 108-122; Дворянская н купеческая сельская усадьба в России Х\'Г-ХХ вв. М., 2001; Кошелев В. А. К истории русской усадебной культуры (Вологодский поэт П.А. Межаков) // Вологда: историко-краеведческий альманах. Вып. I. Вологда, 1994. С. 195-207.

См.: Иванова Л.В. К читателю. Мир русской усадьбы. Очерки. М., 1995; Каждан Т.П. Художественный мир русской усадьбы М., 1997; Стернин Г.Ю. Русская загородная усадьба в современных историко-культурных интересах // Русская усадьба. 1998. № 4 (20). и др

20 Каждан Т.П. Указ. соч. С. 19.

Архитектура русской усадьбы. М., 1998, С. 257.

я Пушкарева И.М. Сельская дворянская усадьба в пореформенной России (К постановке проблемы) // Отечественная история. 1999. №4. С. 14-31.

~ См.; Еаринова Е.П. Менталитет русского поместного дворянства // Вестник Самарского гос. ун-та (гуманитарный выпуск). 2001. № 1(19). С. 57-61; Кабытова Е.П. Кризис русского дворянства Самара, 1997; Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX в.). СПб., 1994; Савельев П.И. Аграрный менталитет русского дворянства // Общественно-политические движения в России ХШ-XX вв. Самара, 1993. С. 25-32. и др.

дворянства выражал интересы только крупных землевладельцев и дворянской аристократии."''' В свою очередь. B.C. Кулабухов выделил традиционные, господствующие и альтернативные opiieitTaiinii в менталитете дворянства конца XIX - начала XX вв. В своей диссертации он дал характеристику начального этапа формирования нового типа личности дворянина, для которого, прежде всего, было характерно сочетание (а порею эклектика) старых и новых ценностей и поведенческих установок. К числу новаций (несмотря на их ограниченный и незавершенны!" характер) автором отнесены: рост оппозиционных настроений и нестандартное восприятие стереотипных ситуаций; изменение традиционных взглядов на безупречную службу и разрушение престижа служебной карьеры; политический инфантилизм и низкий уровень самосознания господствующего класса; разрыв между провозглашаемыми ценностями и го забвением в повседневной жизни.34

Отличительной чертой современной отечественной историографии также стало пристальное внимание к отдельным, ранее игнорируемым исторической наукой, сторонам дворянской жизни.При этом представления о процессе развития самосознания российской дворянства, его проявлениях и формах реализации еще не получили в исторической паук< серьезной разработки. В работах последних лет лишь затронута проблема генезиса менталитет! российского дворянства, духовных мотиваций его общественного поведения, духовных истоков меценатства и т.п. К наиболее значительным среди подобных работ мы отнесем уже упомянутое исследование IO.M. Лотмана и статью С.О. Шмидта в альманахе «Дворянское собрание».36 Но указанные работы касались процессов самосознания дворянского сословия до первой трети XIX века. И еще одно обстоятельство. Несмотря на целый ряд региональных работ, посвященных изучению тех или иных сторон повседневной жизни и быга потомственного дворянства,37 отсутствуют подобные диссертационные исследования, основанные на материалах московского региона.

Исходя из степени научной изученности проблемы, объекта и предмета исследования, хронологических и географических границ, целыо данного исследования является анализ

Пенькоеа О. П. Дворянство Тамбовской губернии: ÍS6 [ - [906 гг.: Авторсф. дис, на соиск. учен. cien. канд. ист. наук. Самара, 2003. С. 12.

Кулабухов B.C. Эволюция дворянства Черноземного региона з пореформенной период 1861-1905 гг.: Автореф. дис. на соиск. учен. стен. канд. ист. наук Самара, 2003 С. 12-13,

См.: Виккел О.Л. Семья Ивашевых в контексте русской дворянской культуры конца XVIII-XIX в.: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. йог. наук. М., 2000; Гордин Л. А. Дуэли н дуэлянты. СПб., 2002. и др.

56 См.: Дворянское собрание. 1996. №4. С. 113-125.

См.: Кабыгова Е.П. Дворянство Центрально-Черноземного района в начале XX в,: Автореф, дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Самара, 1997, Лавицкая М.И. Орловское потомственное дкорчнетво второй половины XIX - начала XX в.: Происхождение, внутрисословчые группы и соцнально-кульзурный облик: Автореф. дис. на соиск. учен, степ канд. ист. наук. Орел, 1999; Третьякова Г.А. Поместное дворянство Европейской части России в 1917 году (на материалах Центрально-земледельческого района и Поволжья): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Куйбышев, 1990. и др.

сословных и семейных ценностей, а также бытовых традиций московского поместного дворянства второй половины XIX - начала XX веков.

Исходя из цели, формулируются следующие задачи диссертации.

• реконструировать историческую и социокультурную ситуацию второй половины XIX - начала XX вв. и ее влияние на трансформацию культуры и быта дворянской усадьбы,

• раскрыть влияние модерннзациоиных процессов на изменение сословных ценностей и института дворянской семьи;

• выявить особенности семейного воспитания и сословного образования российского дворянства;

• рассмотреть трансформацию повседневной жизни и быта поместного дворянства исследуемого периода;

• определить специфику самосознания московского поместного дворянства пореформенной России.

Источниковая база исследования. Диссертация опирается на широкий круг как опубликованных, так и впервые вводимых в широкий научный оборот источников. В процессе работы над диссертацией были рассмотрены и проанализированы фонды ряда государственных архивов, и, прежде всего. Центрального исторического архива г. Москвы (ЦИАМ), Российского государственного архива древних актов (РГЛДА) и Рукописного фонда Российской государственной библиотеки (РФ РГБ).

В ЦИЛМ особый интерес представляют материалы Ф. 825, включающие не только переписку семьи Бакуниных (Д. 94,447), но и дневники с записями П.А. и A.A. Бакуниных (Д. 355), содержащие описание жизни в Прямухинской усадьбе, а также записи Н.С. Бакуниной. В этих записях, представляющих собой по большей части переписанное «Руководство для занятий с детьми в вопросах и ответах», содержатся сведения о практическом применении этой методики образования (Д. 396). Среди материалов архива можно также отмстить записку A.A. Бакунина «Реферат кое об чем и об нечто» (Д. 445), посвященную анализу отображения российских сословий в русской литературе.

Описание дворянского быта Москвы 1850-1860-х годов, где, помимо дворянских кружков, устраивались балы и театральные маскарады, оставил нам князь Голицын/8 А из дневников московского губернского предводителя дворянства П.А. Базилевского, хранящихся в Рукописном фонде РГБ, мы можем почерпнуть сведения о дворянских балах 1880-х - начала 1900-х годов (Ф. 15. К 4. Д. 1).

Среди материалов РГАДА автором использовались описи имений Демидовых (Ф. 1267. Оп. 7. Д. 84), Долгоруковых (Ф. 1373. Он. 2. Д. 92) и Юсуповых (Ф. 1290. Оп. 2. Д.

'8 ЦИАМ. Ф. 177. Оп. 41. Д. 50.

1387,1388,1391,1393). позволяющие реконструировать внутренний мир дворянских усадеб. Особый интерес представляет собой опись гардероба графини З.И. Юсуповой.3'' В свою очередь, сохранившаяся в архиве опись церковной утвари и имущества домовой церкви в имении Юсуповых, позволяет реконструировать и «сакральное пространство» дворянской культуры.40 Кроме того, в фонде хранятся письма Зинаиды Николаевны мужу, в которых она описывает повседневную жизнь имения." Следует отметить, что в целом личные фонды этого архива помогают более взвешено реконструировать духовный мир и психологический портрет представителей московского потомственного дворянства рубежа Х1Х-ХХ вв., раскрыть процесс их воспитания и образования, дают представление о мотивах их повседневног о и общественного поведения, а также жизненной стратегии.

Возродившийся интерес к национальной культуре настоятельно требует введения в научный оборот материалов, содержащих оценку состояния культуры я быта современниками эпохи. Мемуары раскрывают богатый духовный мир, характерный для многих дворянских семей, их разнообразную культурную жизнь, достигшую высокого уровня к концу века, хотя и носившую нередко отпечаток замкнутости и оторванности от других сословий. Этот тип источника высвечивает черты моральной и культурной самооценки дворян, высоко ставивших в своей среде честь. Да и сама субъективность мемуарной литературы нередко помогает анализу ценностных установок. Среди опубликованных источников, прежде всего, следует выделить издательские серии «Россия в мемуарах», «Наше наследие», «Русские мемуары» и «Эпохи и судьбы».42

Определенные, хотя зачастую неоднозначные, результаты даег изучение проблемы па материале русской художественной литературы, создающей представление о разнообразии образов мышления и чувствования дворян в самых причудливых и неожиданных формах. В произведениях писателей второй половины XIX - начала XX вв., особенно имеющих биографический характер, можно найти образы представителей всех слоев поместного дворянства, обнаружить детали усадебной жизни и быта русского помещика, ускользнувшие от мемуаристов и авторов дневников.

Научная новизна исследования определяется уже выбором хронологических рамок, в которых исследуется быт и нравы дворянского сословия. Это позволило впервые в отечественной литературе актуализировать вопрос соотношения бытовых устоев с ценностными

" РГАДА. Ф. 1290 Оп. 2. Д. 1397.

40 Там же. Д. 1389. Л. II.

41 Там же. Д. 3932.

См.: Васильчиков В.А. Воспоминания. M ; Пскор, 2003; Васильчиков И.С. То. Что мне вспомнилось ... Воспоминания кн. Иллариона Сергеевича Васильчикова: Из архива семьи Васильчиковых. М., 2002; Оболенский В.А. Моя жизнь. Мои современники. Paris, 1988: Трубецкой С.Е. Минувшее. Paris, 1989. и др.

основаниями, оценить жизнестойкость ценностных установок в условиях изменения социального статуса их носителей на протяжении пореформенного периода.

Обращение к усадьбе как фактору нравственно-эстетического воспитания позволило раскрыть ее значение через призму мемориальной традиции в организации ее пространства, В сооружении храмов и мавзолеев, в названиях усадебных просек и дорожек удалось проследить как дух соперничества с государством, так и подражание государственной инициативе.

Анализ светской стороны жизни поместного дворянства позволил не только очертить круг занятий представителей дворянского сословия и связанных с ним поведенческих норм, но и выявить символическое единство балов и моды, механизма карточной игры и дуэльной практики, как основы ценностных ориентации российского благородного сословия. И, наконец, самосознание поместного дворянства раскрывается, прежде всего, как состояние духа, позволяющее сделать прорыв в системе ценностей, лежащих в основании повседневного поведения.

Научно-практическая значимость диссертации определяется постановкой и решением комплексной исследовательской задачи. Разработанные в диссертационном исследовании материалы и содержащиеся выводы способствуют расширению проблематики социокультурной истории пореформенной России. Они могут быть использованы в лекционных курсах по отечественной истории XIX - начала XX вв., в спецкурсах по культурологии и исторической регионалистнки, а также при подготовке учебных пособий и монографических исследований.

Апробация работы.

Основные положения диссертационной работы были изложены автором на научных и научно-практических конференциях: Международной конференции «НАУКА - СЕРВИСУ. ХХ1в» (Москва, Кремль, 2001.), Международной конференции «Образование в сфере сервиса» (Москва, МГУС, 2002.), Международной научно- методической конференции «Речевая коммуникация: теория и методика преподавания в ВУЗЕ» (Москва, МГУС, 2004.), Сборник научных статей аспирантов и молодых ученых «Гуманитарий» (Москва, МГУС, 2006.), материалы международной научно-методической конференции «Речевая коммуникация на современном этапе: социальные, научно-теоретические и дидактические проблемы» (Москва МГУС, 2006.), ВЕСТНИК Российского Университета Дружбы Народов (Москва, РУДН, 2007 Специальный выпуск №1).

Диссертация обсуждатась на заседаниях кафедры истории Московского государственного университета сервиса.

И. Основное содержание диссертации

В соответствии с поставленными в диссертации задачами, исследование, построенное по проблемному принципу, состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Но введении обосновывается актуальность темы, анализируются историографические итоги и состояние источниковой базы рассматриваемой проблематики, определяются хронологические и географические рамки, цели и задачи диссертационного исследования, характеризуются методологические подходы, отражается новизна и практическая значимость работы.

В главе первой - «Усадьба как основа ценностных установок дворянского сословия» -исследуется атмосфера усадебного быта с точки зрения его эстетической организации и нравственных устоев. Дворянская усадьба в пореформенный период стала не только неотъемлемой частью жизни дворянства, но и характерной чертой русской культуры, очагом семенной, исторической и родовой памяти.

В первом параграфе «Пространство усадьбы как фактор нравствсшю-эстетнчсского воспитания дворянина» показывается, что помещичья усадьба с самого начала претендовала на то, чтобы быть особым пространством культуры в естественном, природном ландшафте. Усадьба представляла особый организм, некую модель культуры, выстраивающейся в пространстве как архитектурная модель мира. Все планы в усадебном ландшафте тщательно продумывались, составлялись талантливыми архитекторами не только с учетом природных особенностей, но и мировоззрения заказчика, его склонностей и вкусов. Внешней сб&тансировашгостн частей усадебного мира соответствовала и внутренняя структурированность этого пространства. Основным ценностным стержнем этой структуры является память: о людях, объединенных родственными узами и дружеским расположением, о дорогих сердцу местах и об исторических событиях.

Усадьба призвана была служить фамильной резиденцией. А самым распространенным способом увековечивания прошлого и настоящего оставался живописный портрет. Стремление утвердить художественными средствами портрета собственную связь с «большой» и «малой» историей, ярче всего проявлялось в устройстве фамильных живописных и скульптурных галерей. Особое место в усадебном пространстве занимала аллея, которая для современников находилась в тесной ассоциативной взаимосвязи с такими понятиями, как уединение и душевное самопогружение. Аллеи были призваны структурировать и упорядочить пространство усадебного сада. Более того, всякая аллея, дорожка или тропинка в определенном смысле символизировала переход от хаоса к космосу, венчала усадебное пространство его сакральная часть. Усадебная церковь являлась тем связующим звеном, которое духовно объединяло господ,

слуг и жителем, примыкавших к усадьбе деревень, делало их контакты более тесными и человечными.

Однако со второй половины XIX века усадьбы перестают быть привилегией дворянства. Характерное для рассматриваемого периода и все более распространявшееся обеднение дворянства, в том числе и родовитого, нередко приводило к утрате родовых поместий. Особенно быстрыми темпами этот процесс шел в Москве, где «на начинавшие пустеть дворянские кресла садился купец».4' Неудивительно поэтому, что вскоре уважительное отношение к сложившемуся усадебному миру стало уступать место коммерческим интересам. Так, подмосковное поместье Волконских Каменка к концу 1880-х годов было разделено на семь усадеб, оказавшихся в собственности отдельных владельцев. Знаменитое Валуево, созданное известным библиофилом Л.И. Мусиным-Пушкиным, также было разделено на две части, в конце XIX в. находившиеся в собственности князей Четвертинских и купца Лепешкина. На месте старинных усадебных парков вырастали дачные поселки, которые были неким «суррогатом» усадьбы, так как жизнь в деревне перестала быть жизнью на века, а превратилась лишь в летний отдых.

Сегодня никто не сможет отрицать тот очевидный факт, что русская усадьба - часть культурного наследия и важнейший элемент культуры России прошлых столетий. Как и то обстоятельство, что дворянская усадьба начала XX в. находилась в глубоком кризисе. Одной из первых этот кризис уловила художественная литература, навязчивой темой которой становятся пожар, рискующий уничтожить усадьбу, и вырубка «вишневого сада».

Основное содержание второго параграфа «Культура и быт дворянской усадьбы второй полопппи XIX — начадя XX вв.» строится из того неоспоримого факта, что жизненный путь дворянина, как правило, начинался в усадьбе, которая была и местом упокоения предков и колыбелью для потомков. При этом в числе постоянных «доможителей» находились владельцы и слуги, а среди временных - гости самого разного ранга. В составе ближайшего окружения владельца усадьбы находилась и «домашняя интеллигенция»: гувернеры, врачи, секретари, архитекторы и живописцы. Особое место в этой усадебной иерархии занимали воспитатели и учителя. Несмотря на противоречивость отношений внутри усадебного круга, все население усадьбы представляло довольно сплоченный коллектив, способный воспринимать себя таковым в противовес соседскому «клану».

Кроме включенности в упорядоченный воспитательно-образовательный процесс, дети были наблюдателями жизни взрослых, что воспитывало их в значительно большей степени. Одной из таких сторон взрослой жизни, накладывавшей отпечаток на восприимчивые души юных дворян и укоренявшей в их сознании традиционные ценности, выступали

ЕлпатьеБский С.Я. ...Воспоминания за 50 лет. Л., 1929. С. 209-210.

15

взаимоотношения хозяев и гостей усадьбы. Отношение к гостю и основные характеристики его гостевой роли па протяжении веков существенно не изменялись, однако со второй половины XIX в. гость мог позволить себе критическое отношение к хозяину и усадьбе, дать оценку хозяину как «чудаку», а пространству усадьбы как «странному». Более того, во второй половине XIX ст. меняется соотношение ролей гостя и хозяина: теперь уже не хозяин гостя, а гость должен выводить хозяина ич состояния скуки и одиночества. Хотя помещичье хлебосольство и радушие оставалось бытовой нормой вплоть до исчезновения усадеб, на протяжении пореформенной эпохи меняется и статус хозяина. Теперь в его роли выступают либо старые родственники, доживающие свой век в деревне, либо молодой хозяин, сам приезжавший домой как юсть. Конец ритуала усадебного гостеприимства, смена ролей и статуса хозяев и гостей особенно ярко запечатлены в чеховской драматургии.

Наряду с отмиранием ритуала усадебного гостеприимства, сущностным элементом жизни в усадьбе оставался театр (во многом копировавший городские образцы), вовлекавший жителей усадьбы (особенно молодежь) в свое пространство не только в качестве зрителей, но и в качестве артистов. Тогда как балы и фейерверки - типичное развлечение богатых усадьбовладельцев прежних времен - были забыты. То есть рубеж Х1Х-ХХ столетий наглядно демонстрирует активное проникновение в усадебную жизнь элементов городской культуры и быта.

В третьем параграфе «Сеченные ценности и традиции московского дворянства о пореформенный период» раскрываются факторы и последствия трансформации семейных ценностей и традиций на протяжении второй половины XIX - начала XX вв. Традиционные представления о семье и браке переживали интенсивную трансформацию, прежде всего, в связи с ослаблением государственного и цензурного контроля. Отчасти этим объясняется то, что в это время в среде российского дворянства обозначился заметный подъем интереса к истории собственной семьи и собственного рода. В частности, это нашло свое отражение в попытках создания постоянных семейно-родовых союзов.

Тем не менее, отличительной чертой дворянской культуры оставалось единство воспитания и образования в семье. Вероятно, одной из причин распространение домашнего воспитания было недоверие к общественным институтам образования (где образовывалась «гремучая смесь» разных сословий) и возможность контроля над процессом обучения. Кроме того, традиционное воспитание предъявляло высокие требования к нравственному здоровью детей, которое, прежде всего, выражалось в соблюдении иерархии отношений детей и родителей, младших и старших. Можно с уверенностью говорить об общих моральных установках, характерных для домашнего воспитания дворянских отпрысков. С ранних лет дворянина готовили к светской жизни, прививали ему знания правил поведения и этикета,

приобщали к дворянским ценностным ориентирам, важнейшим из которых была честь. Идеологическим кредо всего высшего сословия выступала религиозность, иногда внешняя и показная, но обязательная. На поверхности она проявлялась через почитание старших и особо «отца всех подданных» - государя. Послушание родителям и почитание старших вообще считалось основополагающим принципом в системе воспитания Мальчикам внушали догмат беспрекословного повиновения ввиду предстоящей им государственной службы, а девочкам -ввиду неизбежной власти мужа.

В то время дворянкам прививалась мысль о том, что рождение и воспитание детей является основной целью ее жизни и первейшим долгом. Поэтому ради этого женщины расставались с «высшим светом», чтобы уединиться в деревне, на время позабыв о балах и раутах. Впрочем, уже в 50-е годы XIX столетия обозначился поворот в отношениях между родителями и детьми, зафиксированный в женских мемуарах тех лет. Образованные дворянки стали активно заниматься воспитанием и образованием дочерей, поощряя дочерей к отходу от традиционно уготованной женской роли, пробуждали в них интерес к общественной и политической жизни, воспитывали чувство самостоятельности.

Однако не стоит преувеличивать степень демократизации даже в семьях прогрессивных дворян. В дворянской семье в целом господствовало суровое отношение к детям. Конечно, были и семьи, в которых дегей баловали, предоставляя им большую свободу, но они были немногочисленны. Под детскую часто отводили не самую лучшую комнату. Причем делалось это с воспитательной целью, дабы с детства приучать младшее поколение к простоте, а не к излишней роскоши. Немало заботились и о душевной скромносги подрастающего поколения. Хотя подобная установка чаще расходилась с существовавшим в сознании большинства представителей дворянства убеждением п привилегированности своего положения. Возникло и еще одно противоречие ценностного порядка. С одной стороны, упразднение жесткой общественной иерархичности (отмена крепостного права) уменьшило дистанцию между поколениями, с другой стороны, выявило проблему непонимания отцов и детей на идеологическом и даже ценностном уровнях.

Глава вторая - «Закрепление дворянских ценностных установок в светских и религиозных церемониях» - посвящена характеристике образовательного процесса, церемониала светских отношений, тенденции в области моды, с одной стороны, и анализу религиозного сознания и форм его проявления - с другой.

Н первом параграфе «Образование в системе дворянских традиций» показано, что прежде чем стать активными участниками столичной жизни, дворянские отпрыски должны были пройти обучение в различных учебных заведениях. Что касается образования мальчиков, большинство русских дворян по традиции готовили своих детей к военной карьере, в силу чего

з России существовала широко развитая сеть военных учебных заведений - училищ, гимиазий и кадетских корпусов. Военные науки преподав;шись даже в ряде гражданских учебных заведений, а некоторые из дворян брали домашние уроки или слушали частные лекции гю военным предметам. Наряду с кадетскими корпусами свои двери для дворянских отпрысков открывали частные н государственные гимназии. В собственно гимназических классах для тех, кто после учебы собирался поступать на службу, кроме обязательных предметов, вводились дополнительные уроки по законоведению и часы для практических занятий по математике. Для тех же, кто готовил себя к научной деятельности, давались основательные знания латинского и греческого языков.

Что касается женского образования, девочки могли получить его в частных гимназиях и в закрытых институтах благородных девиц - Смольном, Екатерининском и Патриотическом в Петербурге и Екатерининском в Москве. Сюда попадали девушки и из очень богатых и знатных семей, но чаще всего это были представительницы не очень богатых семей, в том числе дочери героически погибших генералов и офицеров. Изначально институт как нельзя ярко отражал свое название «закрытого», но с 1860-х годов институтское затворничество смягчается. Однако до самого своего конца эти институты в основном сохраняли закрытый характер, резко отличаясь от открытых учебных заведений, какими были, например, женские гимназии. На практике основополагающий принцип развития и поощрения самодеятельности воспитанниц заменялся принуждением и муштровкой, что, в свою очередь, отрицательно отражалось на образованности институток.

Следует заметить, что особые условия воспитания в женских институтах, хотя и не создали «новую породу» светских женшнн, но сформировали оригинальный женский тин. Институт представлял собой слишком абстрактную и искусственную модель действительности, в силу чего институтский опыт лишь порождал драматическую коллизию между образовавшимися в институте привычками, претензиями и иллюзиями и теми условиями жизни, которые ожидали институтку после выпуска.

Второй параграф «Участие в жизни сш гского общества как жизненная школа» раскрывает основные формы реализации сословной жизни дворянина. В частности, бал оказывался, с одной стороны, сферой, противоположной службе, где границы служебной иерархии ослаблялись. С другой стороны, он был областью общественного представительства, формой социальной организации, одной из немногих форм коллектив!юто дворянского быта. В этом смысле светская жизнь приобретала статус и ценность общественного дела. Со временем значение бала в жизни дворянского сословия обретает, при - утрате прежней роскоши, дополнительные публичные черты, а начало XX в. стало периодом угасания балов, в том числе и придворных. Во многих семьях московской знати праздничных приемов, которыми так

славились деды и отцы, больше не устраивали. Впрочем, ие ушли в прошлое более скромные домашние танцевальные вечера, которые в патриархальной Москве оставались не только даныо гостеприимству, но и некой «визитной карточкой» второй столицы.

Еще одной сословной ареной светской жизни, заполнявшей праздное время жизни дворян между балами и приемами, во второй половине XIX века оставалась карточная игра, особенно овладевшая умами и душами молодого поколения. Показательно, что в России, прежде всего, были распространены фараон и штос - игры, в которых наибольшую роль играл случай. Роль случая подчеркивала значение в игре, с одной стороны, непредсказуемых факторов, а с другой - выдержки и способности не терять головы в трудных обстоятельствах, сохранять достоинство в гибельных ситуациях, - то есть тех качеств, которые дворянину следовало проявлять и в сражении, и на дуэли. Это сближало все три названых вида поведения в едином психологическом контексте. Кроме того, поединок со случаем в сочетании с жаждой мгновенного обогащения порождал у части представителей оскудевающего сословия стремление видеть именно в карточной игре путь к богатству.

Идеал, который создала себе дворянская культура, подразумевал утверждение чести как основного закона поведения. Ведь, дворянин, лишившийся чести, в глазах общества становился изгоем. Если чесгь играла столь большое значение в жизни дворянства, то понадобился и инструмент для ее восстановления. Таким инструментом стала дуэль, игравшая свою «социально-знаковую» роль.4'' Право на поединок, несмотря на жестокое давление власти, становилось символом п знаком независимости от деспотического государства, свидетельством человеческого раскрепощения. В дуэлях второй половины XIX в. находили выход и смутное представление о своем дворянском достоинстве, и не менее смутное желание проявить себя как люден чести - при весьма туманных представлениях о чести, которая сливалась часто с вздорным самолюбием. На практике в реальных российских условиях дуэль нередко применялась даже как средство политической борьбы. Не удивительно поэтому, что в конце XIX - начале XX вв. право на поединок постепенно превращается в право на отказ от поединка. Пощечина воспринималась как повод для предательского удара кинжалом, а угроза огласки бесчестного поступка зачастую просто игнорировалась. То есть на рубеже веков ритуал дуэли вырождался, превращаясь, скорее, в «ритуализированное убийство».

Что касается специфики женского самосознания, то оно в большей степени сказывалось в моде и темах бесконечных бесед, сопутствующих светской жизни. Так, дворянская аристократия старалась не выделяться особой пышностью и броскостью туалетов. Надо отметить, что тоди этого крута не очень спешили следовать за модой, а всегда чуточку отставали от нее, что считалось признаком хорошего тона. Надевать много драгоценностей,

11 Лотман Ю.М. Беседы о русской к ути.ту ре СПб., 2002. С. 164.

19

наоборот, считалось дурным тоном. Что касается мужской моды, то в России всегда с любовью относились к военному мундиру, в атрибутике которого отражалась доблесть и честь русской армии. Военная форма считалась самой привлекательной одеждой, и кто имел право ее ношения, носил ее постоянно, в том числе в театре и на бату.

Кроме следования моде, где молодые дворники могли проявить свой вкус, изящество, чувство меры и знание требований света, об их самоидентификации можно судить по темам бесед, которые заполняли их досуг. С одной стороны, литературные и мемуарные источники позволяют предположить, что москвички, как и в прежние времена, любили посудачить о дуэлях (особенно если исход был печальным), о путешествиях государей (главным образом о пикантных подробностях из дорожной жизни молоденьких фрейлин, пользующихся монаршей благосклонностью), о чертях, домовых, миллионерах, жуликах и пророках. Лишь немногие представители московского дворянства стремились беседовать о науках, поэзии или живописи. С другой стороны, наметилась и другая тенденция в трансформации интересов москвичей, которая обнаруживалась в стихийно складывающихся салопах. Хотя посещавшая салоны знать была по большей части поглощена сплетнями, сватовством и картами, иные салопы даже приобретали некий идеологический оттенок.

Однако, согласно мнению современников, общий уровень «высшего света» сильно понизился: «Прежде читали, занимались музыкой, разговаривали и смеялись, иногда даже думали. Теперь интриговали, читали одни газеты, и то больше фельетоны, не разговаривали, а судачили, играли в винт и бридж и скучали, отбывая утомительную светскую повинность».43 Европейское влияние проникало во псе поры повседневной жизни российского города, а вместе с ним - ¡1 дух стяжательства.

Третий параграф «Религиозная' жизнь н религиозное чувство московского дворянства» посвящен исследованию места и роли религиозной составляющей в повседневной жизни дворянской Москвы и Подмосковья. Ведь в то время церковные православные обычаи очень тесно переплетались с жизнью и пронизывали все ее стороны. Безусловно, особым колоритом окрашивалась жизнь москвичей в праздничные и предпраздничные дни, но не менее интенсивной была религиозная жизнь и между праздниками. Во многих дворянских семьях складывалось особое почитание определенной иконы или конкретного святого. Так, среди многих москвичей особым почитанием пользовалась чудотворная икона Иверской Богоматери.

Конечно, при обращении к мемуарной и эпистолярной литературе обнаруживаются отдельные факты благочестивого образа жизни отдельных представителей дворянства. Но в целом в дворянской среде (в том числе в поместной) авторитет церкви заметно ослаб. К внешним толчкам, раскачивающим устои церкви, следует отнести распространение в

Врангель Н.Е. Воспоминания: От крепостного права до большевиков. М., 2003. С.273-274.

дворянской среде революционных идей, носители которых видели в церкви оплот самодержавия. Но были причины и внутреннего характера. Во-первых, насильственное внедрение правоверия с требованием исполнения церковных обрядов в учебных заведениях, армии и ряде учреждений. Во-вторых, авторитет церкви в провинции основательно компрометировало привлечение в среду церковнослужителей необразованных людей, не понимавших или примитивно толковавших христианское учение. В силу этих и других (в том числе, личностного характера) причин дворянство, сохранявшее, в общем, в отношении церкви традиции своих предков, обнаружило па рубеже веков заметное расслоение. Все это порождало безверие и двусмысленное отношение не только к религии, но и к власти и судьбе Отечества. С одной стороны, утверлздался православный идеал монарха, с другой - языческий образ восточного деспота. Превозносилась христианская идея равенства всех народов перед Богом, но и лелеялась мысль о богоизбранности русского народа.

Но какими бы ни были наши предположения о глубине и сущности веры в сознании интересующего нас дворянского сословия, оценивать их мы можем гю делам и, прежде всего, по благотворительной деятельности. Вряд ли среди знатных московских родов найдутся такие, представители которых остались чужды благотворительности. Например, княгиня З.Н. Юсупова в 1897 г. была удостоена Императорским женским патриотическим обществом серебряной медали за многочисленные пожертвования.'16 Статс-дама княгиня С,С. Щербатова, принадлежавшая к самым аристократическим семьям Москвы, основала в городе Дамское попечительное о бедных общество. Благодаря инициативе и пожертвованиям княгини возникли городские приюты для слепых женщин и детей, для детей страдающих слабоумием, а также Убежище святой Марин Магдалины для женщин, желающих покинуть «путь разврата». По духовному завещанию П.А. Мухановой родовая усадьба на углу Остоженки и Ильинского переулка в 1882 г. была передана для устроения в ней Мухановской богадельни. Своими капиталами она также распорядилась исключительно в благотворительных целях, пожертвовав их Мариннской больнице, Московской духовной академии и глазной больнице, православной общине «Утоли моя печали», Братолюбнмову обществу, женскому Филаретовскому училищу и Обществу распространения книг духовного содержания."17 Перечень подобных деяний московского дворянства можно было бы продолжить, но и того уже довольно, чтобы понять, что «небеса их не были пусты».

Третья глава - «Специфика самосознания московского поместного дворянства пореформенной эпохи» - представляет собой попытку обнаружить общую тенденцию в умонастроениях представителей дворянского сословия в этот период. Одним из наиболее

4'' Рукописный фонд РГБ. ф! 350. К. 3. Д. 19. Л. 1.

4 См.: Ловцов Ф.М. Исторические сведения о церкви Успения Пресвятой Богородицы, что на Могильцах. М., 1899.

весомых факторов трансформации самосознания высшего российского сословия стала утрата им к началу XX в. своего доминирующего экономического (и отчасти социального и культурного) положения. Поместное дворянство, потеряв сначала крепостных, а затем и земли (к 1917 г. дворянский земельный фонд сократился более чем вдвое), было вынуждено перестраивать не только свое хозяйство, но и мировоззрение.

В ходе реформ Александра 11 были ликвидированы многие сословные и служебные привилегии дворян. Отсюда проистекала некоторая «ностальгия» по служебным правам и обязанностям, довольно распространенная в дворянской среде. Что касается общего умонастроения поместного дворянства московского региона, то оно, безусловно, было неоднозначным. Наряду с позитивными моментами (обретением социальной и личной активности), по признанию самих представителей этого сословия, самосознание дворянства являло преимущественно плачевную картину. Дворяне, с опаской поглядывая на выдвижение купца, продолжали как боевым знаменем, размахивать своим генеалогическим древом, одновременно выплачивая долги дедовскими особняками. После отмены крепостного нрава старое поколение дворян махнуло на все рукой и отошло в сторону, а из нового поколения часть увлеклась неосуществимыми теориями и мечтами в ущерб реальным делам. Активность социально-политической жизни, в свою очередь, не могла не отразиться на темпе повседневной жизни и на состоянии духа участников этого процесса.

Активное участие в реформаторской деятельности питалось чувством долга (и отчасти вины) перед народом, но при этом высший слой российского общества постепенно утрачивал чувство своей органической связи с пародом. Для осознания дворянского достоинства значимой становилась способность не столько следовать общгприиятым догматам и идеалам, сколько - к свободно-сознательному выбору. Хотя глубоко укорененная привычка видеть смысл личной жизни в общественных благах выступала определенным гарантом преодоления опасности для поместного дворянства погрязнуть в мещанском довольстве.

Внешним измерением общественной активности дворянства выступало его участие в органах дворянского самоуправления. Но далеко не все цензовые дворяне пользовались своим правом участвовать в самоуправлении. Офшшачьные данные свидетельствуют, что к концу XIX века в дворянских собраниях принимали участие не более 20% имевших на это право потомственных дворян. Тем не менее, дворянское собрание сохраняло и глазах дворянства (особенно среднего) свою социальную значимость, гак как выполняло две высоко ценимые общественные функции: ограничивало произвол коронной администрации и служило выразителем корпоративного мнения.

В заключении сформулированы общие выводы диссертационного исследования.

Во-первых, как п в прежние годы, дворянское звание определялось как особое сочетание качеств, служивших основанием для приобретения благородного достоинства. Традиционный для дворянства дух солидарности и корпоративного единства не мог исчезнуть быстро и бесследно;

во-вторых, утрата поместным дворянством своих родовых корней неизбежно приводила к изменению их социального поведения и, как правило, к ослаблению стратегии жизненной самореализации и успеха. На протяжении пореформенного периода постепенно размывались не только внешние границы принадлежности к благородному российскому сословию, но и самоидентнфикация дворянства. Да и само понятие чести, как главной ценностной сословной установки, несколько трансформировалось. С одной стороны, крик души: «Пусть сознание будет потеряно, но честь никогда»,48 а с другой: «хороший человек, но его недостаток -рыцарские чувства - слишком он честная натура».49 Тем не менее, ядром благородного сословия оставалось поместное дворянство, выступавшее носителем сословных ценностей;

в-третьих, именно культурные и нравственные ценности дворянской элиты призваны были уравновесить противоречия модернизации сферы общественных отношений, сознания н быта;

в-четвертых, в исследуемый период времени самым эффективным механизмом трансляции традиции и культурных ценностей, а также сплочения сословия в целом продолжала оставаться семья. Хотя конфликт поколений несколько нарушил этот механизм;

в-пятых, выявлены религиозно-нравственные мотивационные основы благотворительнееги данной социальной группы, которая осуществлялась в форме денежных пожертвований, организации различных вечеров, концертов, спектаклей н лотерей, сбор от которых поступал в пользу благотворительных организаций, культурных учреждений и отдельных лип,

в-шестых, на вторую половину XIX столетия пришелся период постепенной утраты дворянством своего привилегированного положения. Характерными чертами ситуационного поведения значительной части поместного дворянства в это время стали: политический инфантилизм, этический гедонизм и социальный прагматизм. В 'силу этого осознание необходимости объединения для защиты корпоративных интересов было слабо развито в дворянской среде. Основные интересы поместного дворянства все больше сосредотачивались внутри развлечений «высшего света»: балы, рауты и игра в карты. В свою очередь, чувство скуки и пресыщенности, беспокойства и сомнений отражали процесс деградации ценностей значительной части благородного сословия на рубеже веков;

48 РФ РГГ>. Ф. 350. К. II Д. 25 Л. 14.

44 Там же. Д. 20. Л. 13.

в-седьмых, культура любого общества многослойна, н русская культура всегда существовала не только как единое целое. Каждое сословие имело свои права и обязанности, свою грамматику поведения, свой язык и собственный кодекс нравственных правил. Так, русскому поместному дворянству в целом быпа присуща следующая система взглядов: незыблемость монархической власти, посредническая роль дворян между верховной властью и народом, а также убеждение в том, что любые реформы не должны нарушать целостную систему государства. В основе кодекса чести «благородного российского сословия» лежало честное исполнение обязанностей, возложенных императором, а успехи в карьере рассматривались как своеобразная оценка принесенной пользы за время службы. Однако ключевым понятием мироощущения выступала честь, нравственная ответственность перед памятью предков и последующими поколениями. Именно эти принципы закладывались в основу системы образования и воспитания в большинстве дворянских семей.

Основные положения диссертации изложены в следующих работах:

1. Рябова И.Ю. Домоведение социальный институт общества // «НАУКА - СЕРВИСУ. ХХ1в.: Сборник статей международной конференции. М, Кремль, 2001 С.123-126.-0,2 пл.

2. Рябова И.Ю. Семья как предмет исследования в процессе подготовки выпускников по специальности 230600 Домоведение // «Образование в сфере сервиса: Сборник статей. - М.: Изд-во ВНИИЛМ, 2002.С.200-205. -0,5 п.л.

3. Рябова И.Ю. Культура общения и воспитания русского дворянства в условиях семейной усадьбы XIX века. // Речевая коммуникация: теория и методика преподавания в ВУЗЕ: Сборник статей Международной научно- методической конференции М., 2004. С. 139 -143. - 0,3 п.л.

4. Рябова И.Ю. Культура семьи - культура воспитания (К вопросу о наследовании культурологических штампов поведения)// Гуманитарий: Сборник научных статей аспирантов и молодых ученых. М., 2006. С. 214-218,- 0,3 п.л.

5. Рябова И.Ю. Социальные аспекты речевой коммуникации дворянского сословия конца XIX — начала XX вв.// Речевая коммуникация на современном этапе: социальные, научно-теоретические и дидактические проблемы: Материалы международной научно-методической конференции. М., 2006.С. 104-106- 0,1 п.л.

7. Рябова И.Ю. Теория и практика домоведения: Учебное пособие: Глава 3. Семья как социальный институт общества. - М.: ИНФРА-М, 2006.С.35-53. - 1,3 п.л.

8. Рябова И.Ю. Культура дома: Учебное пособие: Глава 1. Культурный уровень семьи и здоровый образ жизни,- М.: ФОРУМ: ИНФРА-М, 2007.С.9 - 42. - 2,5 п.л.

в том числе, статья, опубликованная согласно обязательному перечню ведущих рецензируемых научных издании Президиума ВАК Министерства образования и науки РФ:

Рябова ИЛО. Семейные ценное™ и традиции российского дворянства в пореформенный период Вестник Российского университета дружбы народов. Серия «История России». 2007.№1. С. 162-167,-0,5 п.л.

Общий объем работ - 5,7 п.л.

Аннотация

Диссертация посвящена анализу сословных и семейных ценностей, бытовым традициям московского поместного дворянства второй половины XIX - начала XX века. Изучение семейных ценностей и бытовых традиций дворянства Центральной России второй половины XIX — начала XX века вызвано рядом обстоятельств, в основе которых лежат крупные перемены в современной российской действительности, повлекшие за собой изменения в политической, экономической, социальной жизни общества. Идет пересмотр нравственных и духовных ценностей, поиск новых ориентиров, которые могли бы способствовать возрождению и укреплению национального самосознания.

В исследовании изучена атмосфера усадебного быта через призму межличностных отношений, с точки зрения ее эстетической организации и нравственных устоев, дана характеристика образовательного процесса церемониала светских отношений, тенденций в области моды и преобладающих интересов, с одной стороны, и анализа религиозного сознания и форм его проявления - с другой. В исследовании делается попытка обнаружить общую тенденцию в умонастроениях представителей дворянского сословия того периода.

Annotation

The dissertation is devoted to the analysis of class and family values, household traditions of Moscow nobility of the second half of the XIX - the beginning of the XX century. Studying of family values and household traditions of nobility of the Central Russia of the second half of the XIX - the beginning of the XX century lias caused a number of circumstances in which basic large changes in the modern Russian validity lay, followed by changes in political, economic, social life of the society. There is a revision of moral and cultural wealth, search of'new reference points which could promote revival and strengthening of national consciousness.

In this research the atmosphere of manor life through a prism of interpersonal attitudes, from the point of view of its aesthetic organization and moral principles is studied, the characteristic of educational process of ceremonial of secular attitudes, tendencies in the field of fashion and prevailing

interests, and is given on the one hand and on the other hand the analysis of religious consciousness and forms of its display. In the research an attempt is done to find out the general tendency in moods of representatives of nobility of that period.

Печатается в авторской редакции Лицензия ИД №04205 от 06.03.2001 г.

Сдано в производство 20.08.2007 Объем 1,75 п.л. Формат 60x84/1 б

Тираж 100 Изд.№ 397 Заказ 397

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Московский государственный университет сервиса» (ГОУВПО «МГУС») 141221, Московская обл., Пушкинский район, пос.Черкизово, ул.Главная, д.99

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Рябова, Ирина Юрьевна

Введение

Глава 1. Усадьба как основа ценностных установок дворянского сословия

§ 1. Усадебное пространство как фактор нравственно-эстетического воспитания дворянина

§ 2. Культура и быт дворянской усадьбы второй половины XIX - начала XX вв.

§ 3. Семейные ценности и традиции московского дворянства в пореформенный период

Глава 2. Закрепление дворянских ценностных установок в светских и религиозных церемониях

§ 1. Образование в системе дворянских традиций

§ 2. Участие в жизни светского общества как жизненная школа

§ 3. Религиозная жизнь и религиозное чувство московского дворянства

Глава 3. Специфика самосознания московского поместного дворянства пореформенной эпохи

Введение диссертации2007 год, автореферат по истории, Рябова, Ирина Юрьевна

Актуальность темы диссертационного исследования определяется прежде всего современными поисками утраченных культурных и нравственных ценностей, одним из основных носителей которых в дореволюционной России было дворянство. Золотой век русской культуры в значительной степени является результатом творчества лучших представителей этого сословия. В современном мире экономических, политических, социальных и экологических кризисов все большее значение приобретают жизненные ценности и традиции, являющиеся культурной и цивилизационной основой жизнедеятельности любого социума.

Интегративное понятие «культура» включает в себя нравственность, круг идей, творчество человека и многое другое. Многообразие и широта трактовок объясняется тем, «что культура выражает глубину и неизмеримость человеческого бытия. В той мере, в какой неисчерпаем и разнолик человек, многогранна, многоаспектна и культура».1 Если в обыденном сознании культура служит, скорее, оценочным понятием, то в науке принято говорить о «культурных системах», ядро которых составляют цивилизационные ценности народа.

Нет в российской истории другого такого сословия, которое больше подвергалось бы жестокой критике и оскорбительному злоречью, нежели дворянство. Но сегодня наше общество перешагнуло критическую точку революционных преобразований, чреватых теоретическими утопиями, и дальнейшее развитие начинает рисоваться не как создание нового мира на развалинах старого, а в виде органического и непрерывного развития. Правда, в ситуации утраты навыков исторического исследования, связанной с длительной идеологической предопределенностью ракурса анализа предшествующих событий, существует опасность создания новых мифологических конструкций прошлого. Чтобы избежать этого, мы должны

1 Гуревич П.С. Культурология. М., 1996. С. 10. согласиться с Л.Н. Толстым: без знания простой жизни, ее, казалось бы, «мелочей» нет подлинного понимания истории. События совершаются людьми, а люди действуют согласно мотивам и побуждениям своей эпохи и своего социального слоя. Если не учитывать этого, то действия исторических персонажей будут казаться малопонятными или вообще необъяснимыми.

Преодоление односторонних классовых позиций советской историографии и изучение истории дворянского сословия как целостного социокультурного феномена, трансформация дворянских ценностей - все это, несомненно, способствует реконструкции более полной картины исторических реалий второй половины XIX - начала XX вв.

Следует признать, что, восприняв от Запада все самое утонченное, что создалось в области общественной мысли и художественного творчества, и впитав это в себя, российское дворянство сумело переработать это по-своему, соединив с унаследованными национально-характерными чертами и своеобразием своего духовного уклада. Транслировавшиеся из поколения в поколение ценностные установки российского дворянского сословия представляли собой специфический «сплав» элитарной и народной культуры и традиций. Как бы далеко ни отстояло поместное дворянство (особенно крупное) от крестьянства, оно все же было понятнее и ближе этому самому крестьянству, нежели городская, оторвавшаяся от сословных корней интеллигенция.

Конечно, далеко не все дворянство участвовало в создании русской дворянской культуры и быта, в основе которых, при наличии самых разнообразных характеров тем не менее лежали одни, общие в широком и глубоком смысле начала, принципы и настроения. Русскую дворянскую культуру создала прежде всего та часть высшего сословия Российской империи, которая определяется понятием поместного. То есть те дворяне, которые не разрывали связи с землей, с родными поместьями и русской деревней, всегда оставались связанными с ней и с интересами своих провинций, перенося с собой в обширные дома губернских городов, в нарядные особняки и гостиные столиц характерные особенности своего бытового уклада и духового мира.

Безусловно, преобразования рубежа Х1Х-ХХ вв., равные тектоническому сдвигу, прививали определенному массиву вовлеченных в новые отношения людей новые стереотипы поведения и заставляли усваивать новые мотивационные ценности. Политическая, социально-экономическая и культурная модернизация российского социума, затронувшая в той или иной степени все сословия российского общества, представляла процесс трансформации (а в ряде случаев и разрушения) культуры и ценностей традиционного общества, основой которого были, в первую очередь, крестьяне и дворяне.

При том что в России довольно быстро (за несколько десятилетий) была разрушена традиционная система ценностей, само ядро традиционалистского мышления сохранялось. В силу этого промежуточные стадии модернизации нередко дают примечательные примеры синтеза и сплава различных, часто «несовместимых» систем ценностей.2 Что мы и можем наблюдать на примере российского поместного дворянства рубежа Х1Х-ХХ веков, которое по мере развития капиталистических отношений также затронул процесс разрушения традиционных духовно-нравственных ценностей и повседневных культурных практик.

В свою очередь, повседневная культура напрямую связана с бытом -протеканием жизни в ее реально-практических формах. Быт - это вещи, которые окружают нас, наши привычки и каждодневное поведение. Впрочем, обращаясь к истории быта, мы можем увидеть в ней глубинные формы, связь которых с идеями, интеллектуальным, нравственным и духовным развитием эпохи очевидна. Например, дворянский этикет, хотя и принадлежит истории быта, неотделим от истории идей и символического пространства культуры.

2 Герасимов И.В. Модернизация России как процесс трансформации ментальности // Русская история: проблемы менталитета. Тезисы докладов научной конференции. Москва, 4-6 октября 1994 г. М., 1994. С. 11-14.

Быт в символическом его ключе есть часть культуры. Ведь существует язык взгляда, жеста и покроя костюма. Например, принадлежность к дворянству означала не только обязательность определенных правил поведения, но и покроя одежды. Шпага как оружие, как часть одежды, как символ и как знак принадлежности к дворянству, - все это различные функции одного и того же предмета в общем контексте истории и культуры. Язык этикета также невозможен без реальных вещей, в которых он воплощен и которые принадлежат быту. Все окружающие нас вещи включены в общественную практику, тем самым становятся «сгустками» отношений между людьми и в этой своей функции способны приобретать символический характер. Ведь быт, по определению Ю.М. Лотмана, «это не только жизнь вещей, но и обычаи, весь ритуал ежедневного поведения, тот строй жизни, который определяет распорядок дня, время различных занятий, характер труда и досуга, формы отдыха, игр, любовный ритуал и ритуал похорон».3

В свою очередь, вещи властно диктуют жесты, стиль поведения и в конечном итоге психологическую установку своим обладателям. Не случайно существует обычай дарить вещи «на память» - «вещи имеют память. Это как бы слова и записки, которые прошлое передает будущему».4 Вот как об этом писал Виктор Шкловский: «Придя домой, переодеться, подтянуться - достаточно, чтобы изменить себя. Женщины пользуются этим несколько раз в день. Что бы вы ни говорили женщине, добивайтесь ответа сейчас же; иначе она примет горячую ванну, переменит платье, и все нужно начинать говорить сначала».5 Вещи навязывают нам манеру поведения, поскольку создают вокруг себя определенный культурный контекст («тросточка меняла гимназиста и была ему запрещена»). В частности, в прежние времена судили о том, умеет или не умеет человек носить фрак. Мало сшить себе фрак у лучшего портного - для этого достаточно иметь

3 Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (ХУН-Х1Х вв.). СПб., 1994. С. 12.

4 Там же. С. 11.

5 Шкловский В. Жили-были. Воспоминания. Мемуарные записи. М., 1964. С. 129. деньги. Надо еще уметь его носить, а это, как рассуждал герой романа Бульвера-Литтона «Пелэм, или приключение джентльмена», - «целое искусство, дающееся лишь истинному денди». Предметы старинного быта производились вручную, что не только вырабатывало наиболее удобную их форму, но и неизбежно превращало вещь в историю вещи, в память о связанных с нею жестах. То есть «вещь, с одной стороны, придавала телу человека новые возможности, а с другой - включала человека в традицию, то есть, и развивала, и ограничивала его индивидуальность».6

Таким образом, учитывая вышесказанное, можно констатировать, что исследование названной проблематики будет способствовать формированию новой парадигмы теории и истории культуры российского социума на переломном этапе его развития.

Степень изученности проблемы. Сформулированная тема диссертации потребовала изучения большого круга литературы, посвященной как вопросам истории, культурологии, философии, искусствознания, так и отдельным вопросам воспитания, образования, быта и нравов дворянства. Анализ исторической литературы выявил тот факт, что пореформенный период отечественной истории был и остается объектом основательного изучения в нашей науке, но скорее в социально-политическом ракурсе, нежели в социокультурном. Более того, исследования этих или сходных проблем практически прекратились после революции в России и продолжались лишь в кругах российской эмиграции. В большей степени эта историографическая традиция характерна для западноевропейской исторической науки.

Более того, в настоящее время изучение социокультурных и социально-психологических аспектов истории на Западе выдвигается на ведущие позиции в разных отраслях гуманитарного знания. Со времени, когда ученые французской школы «Анналов» Марк Блок и Люсьен Февр увлеклись поиском фундаментальных устойчивых структур сознания, совершив, по

6 Лотман Ю.М. Указ. соч. С. 12. выражению А.Я. Гуревича, «коперниканский переворот» в историческом познании, зарубежные исследования менталитета и ценностей как его ядра вышли далеко за рамки собственно истории и вторглись в сферу антропологического, психологического и культурологического знания. Вообще, в современной западной историографии большие надежды возлагаются на поворот социальной истории к «культурной истории социального», которая, опираясь на анализ понятий и представлений, акцентирует внимание на дискурсивном аспекте социального и культурного опыта.

Согласно базовым положениям социологии культуры П. Бурдье, структуры социума «ведут двойную жизнь», выступая, с одной стороны, как «реальность первого порядка», данная человеку через распределение материальных ресурсов и средств присвоения престижных ценностей, а с другой - как символическая реальность - в представлениях, стереотипах мышления и поведения социальных агентов, которые «непрерывно конституируют социальный мир через практическую организацию повседневной жизни».7 Другой французский исследователь Р. Шартье вообще выдвигает «три регистра реальности»: коллективные представления, которые организуют восприятие индивидами социального мира; символические представления как формы демонстрации, навязывания обществу своего социального положения или политического могущества; закрепление за самим представителем утвержденного в конкурентной борьбе о и признанного обществом социального статуса и властных полномочий.

Весомый вклад в философско-культурологическое осмысление проблем менталитета внесла теория структурации британского социолога Э. Гидденса, согласно которой социальные структуры понимаются как складывающаяся совокупность правил, ролей, отношений и значений, которая порождается и изменяется не обществом, а людьми, инициатива

7 Бурдье П. Социология политики. М., 1993. С. 16.

8 Шартье Р. История сегодня: сомнения, вызовы, предложения // Одиссей. Человек в истории. 1995. М., 1995. С. 201-202. которых социально вынуждена.9 В этом же русле можно рассматривать попытки синтеза идей Франкфуртской школы философии истории, марксизма, англо-американской антропологии, постструктурализма и герменевтики в рамках германской «истории повседневности», которая в последние годы трансформировалась в своего рода новую исследовательскую программу, тесно связанную с историей и теорией культуры. Характерно, что «историческое полотно» в такой социальной истории выступает главным образом в языке, дискурсе, кодах и матрицах поведения.10 Все эти теоретические наработки вполне применимы к исследованию ценностей и традиций высшего слоя дореволюционного российского общества.

Но перечисленная выше литература, способна задать лишь общие методологические ориентиры в исследовании рассматриваемой в диссертации проблематики. Тогда как реконструкция исторического контекста российской культурной модернизации второй половины XIX -начала XX вв. настоятельно требует подведения историографических итогов изучения российского благородного сословия.

Учитывая очевидное влияние на российскую историческую науку характера власти, историографию рассматриваемой нами проблемы можно разделить на три периода: имперский, советский и постсоветский. Одним из первых научных трудов по истории дворянства (хотя и историко-юридического характера) стала монография М.Т. Яблочкова, с одной стороны, идеализировавшая положение пореформенного дворянства, а с другой, оценившая высшее сословие Российской империи как «памятник старины».11

Однако уже спустя несколько лет на первый план в изучении истории дворянства вышла проблема экономического развития помещичьего

9 См.: Репина Л.П. Теоретические поиски 80-х годов: проблема синтеза // Социальная история. Ежегодник, 1998/99. М., 1999. С. 26-27.

10 Соколов А.К. Социальная история России новейшего времени: проблемы методологии и источниковедения//Социальная история. Ежегодник, 1998/99. М., 1999. С. 62-63. Яблочков М.Т. История дворянского сословия в России. СПб., 1876. С. 676. хозяйства в новых исторических условиях. Исследования последней четверти XIX столетия во многом стимулировались разгоревшейся на страницах печати дискуссии о месте и роли дворянства в современном обществе. Так, консервативная историография, носившая откровенно апологетический характер, настаивала на сохранении ведущей роли дворянства в определении экономического и политического курса правительства пореформенной России, отстаивала чистоту дворянского сословия,12 тогда как либеральные авторы настаивали на необходимости изменения самого дворянства и даже ликвидации его как сословия в прежнем виде.13

Впрочем, появился и ряд работ, так или иначе затрагивавших те или иные аспекты менталитета дворянского сословия и его составляющих.14 В частности, отдельные авторы указывали на психологическое неприятие основной частью дворянства радикальных буржуазных преобразований.15 Философская литература конца XIX - начала XX века в лице Н. Бердяева, М. Гершензона, Г. Федотова, В. Соловьева и других определила ракурс общего анализа самосознания дворянского сословия. Исследования русских философов, их культурологические размышления по поводу национального характера (прежде всего в контексте русского духовного опыта) заложили основы понимания антиномичности русского менталитета, включающего в себя самые разные сентенции: сакральную и рационалистическую, традиционалистскую и новационную, почвенническую и европоцентристскую.

К 1880-м годам появилась и первая популярная литература с описанием внешнего облика и жизненного мира дворянских усадеб.16 Для

12 См. например: Кашкаров И., Кашкаров П. Современное назначение русского дворянства. М., 1885; Савелов Л.М. Дворянство в его бытовом и общественном отношении. М., 1906; Снежков В.Н. Правительство и дворянство. СПб., 1906.

13 В частности см.: Евреинов Г.А. Прошлое и настоящее русского дворянства. СПб., 1898.

14 Пазуин A.A. Современное состояние России и сословный вопрос. М., 1886; Платов В. Взгляд и нечто о дворянстве. М., 1904; Светловский B.B. Мобилизация земельной собственности в России. СПб., 1911.

15 См.: Елишев А.И. Дворянское дело. М., 1898; Терпигорев С.Н. Очерки помещичьего разорения. СПБ., 1881. и др.

16 См., например: Любецкий С.М. Окрестности Москвы в историческом отношении и в современном виде для выбора дач и гулянья. Характеристика и бытие московских жителей дедовских и наших времен. 2-е изд. M., 1880. подобной литературы даже в начале XX столетия было характерно отождествление гибели дворянской усадебной культуры с исчезновением помещика дореформенной эпохи.17 Однако в литературе начала XX века прослеживается и другая очевидная тенденция, наиболее характерная для журнала «Столица и усадьба», - «воспевание» новой дворянской усадьбы.18

Ряд авторов весьма точно уловил черты уходившего в прошлое усадебного быта XIX столетия и сменявшего его «строя жизни» новых хозяев русских усадеб.19 При этом, конечно, изучение духовной жизни владельцев усадеб не входило в задачу отечественной историографии рубежа XIX - XX вв.

Научно-исследовательская литература советского периода в значительной степени дает нам представление о быте, нравах, положении в обществе и роли в истории представителей класса крестьян и разночинцев, тогда как история (и тем более повседневная жизнь) дворянства долго оставалась в науке terra incognita. Здесь сказывался сложившийся и утвердившийся под влиянием марксистских идеологем историографический стереотип очернительского отношения ко всему, тому что так или иначе определяется эпитетом «дворянский». Тем не менее, в определенные периоды советской истории интерес к различным аспектам жизнедеятельности российского дворянства не только проявлялся, но и переходил в дискуссионную плоскость.

Фактически в послереволюционный период и до середины 1950-х гг. история российского дворянства относилась, по определению Н.И. Павленко, лл к полузакрытым темам. Советская историография 1920-1950-х гг. сместила

21 исследовательский фокус на изучение дворянского землевладения. Тогда

17 Наиболее характерна в этом плане работа: Лукомский Г.К. Старые годы. Берлин, 1923. С. 84-85.

18 См.: Столица и усадьба. 1915. № 25. С. 27; № 27. С. 8; № 45. С. 17-15; 1916. № 55. С. 9. и др.

19 См., например: Шамурин Ю.И. Подмосковные. Кн. 2. М., 1914.

20 Павленко Н.И. Летописцы Отечества // Соловьев С.М. Общедоступные чтения по русской истории. М., 1992. С. 20.

21 Дубровский С.М. Очерк русской революции. Сельское хозяйство. М., 1922; Лященко П.И. Русское зерновое хозяйство. М., 1927. и др. как работы, посвященные социальной и культурной жизни русских дворян,

Л-} были в этот период, скорее, исключением.

Важным культурным и историческим явлением стало создание в 1922 году по инициативе московского искусствоведа, ученика П. Муратова В.В. Згуры Общества изучения русской усадьбы (ОИРУ), выпускавшего в 19271929 гг. «Сборник Общества изучения русской усадьбы».23 Еще в 1923 году В.В. Згура с оптимизмом писал: «Для нас усадьба - далеко не исчерпанная сокровищница памятников искусства подчас непревзойденного мастерства. Красота русской усадьбы еще не умерла».24 Но после разгрома ОИРУ в 1931 г. до конца 1980-х годов усадебная историография в основном сводилась к изучению музеев-усадеб и выдающихся архитектурно-парковых усадебных ансамблей. Впрочем, в 1960-1970-е годы памятники усадебной архитектуры начинают рассматриваться как часть духовной жизни обитателей усадеб. Особый вклад в эту проблему внес в своем исследовании о садово-парковых стилях Д.С. Лихачев.25

Тем не менее, в целом в послевоенной советской историографии история дворянства находилась на периферии научных исследований. Как и в предшествующий период, в большей степени изучались экономические аспекты истории российского благородного сословия, выводы по которым были призваны подтвердить необходимость революционного решения проблем, стоявших перед российским обществом в начале XX столетия. При этом подавляющую часть работ составляли исследования, посвященные эволюции помещичьего землевладения и землепользования в пореформенный период.26 Дело в том, что интерес к изучению поместного дворянства проявился в связи с дискуссией конца 1950-х - начала 1960-х гг.

22 См., например: Андреевский Л.И. Образование и воспитание в барской семье // Север. 1928. № 78. С. 17-29.

23 Впервые основательно к теме русской усадьбы на рубеже XIX-XX вв. обратилась группа знатоков русского искусства - А. Бенуа, Н. Врангель, И. Грабарь, П. Муратов и др. Об усадьбах публиковались статьи в журналах «Мир искусства», «Старые годы», «Аполлон» и «Столица и усадьба».

24 Цит. по: Усадьба в русской культуре XIX -начала XX веков (Материалы научной конференции, 22-24 ноября) / Отв. ред. B.C. Бозырев. М, 1996. С. 10.

25 Лихачев Д.С. Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Л., 1982.

26 См.: Анфимов A.M. Крупное помещичье хозяйство Европейской России конца XIX - начала XX века. М., 1969; Водарский Я.Е. Дворянское землевладение в России. М., 1988; Минарик Л.П. Экономическая характеристика крупнейших землевладельцев России конца XIX - начала XX в. M., 1971. и др. об уровне развития аграрного капитализма. Впрочем, продолжение дискуссии в 1970-х гг. так и не привело к смещению исследований в социокультурную плоскость. В 1970-е - начале 1980-х гг. упор в очередной раз был сделан на раскрытии экономических процессов, происходивших в дворянских хозяйствах. То есть сложившееся в 1950-х гг. социально-экономическое направление изучения российского дворянства практически не пересекалось с работами культурно-исторического характера. Однако именно работы историков-аграрников предоставили богатый фактический материал, благодаря которому помещичьи экономии исследуемого нами периода представали как своеобразные «жизненные миры».

В это же время появляются работы, характеризующие политику самодержавия в отношении высшего сословия, участие дворянства в политической жизни страны и его политическую роль в государственном управлении.27 Проявился интерес и к изучению структуры дворянства, его политических воззрений и участия в органах местного самоуправления.28 При этом для исследователей социальной жизни деревни, делавших упор на социальных противоречиях между помещиками и крестьянами, была характерна разобщенность двух сторон усадебной жизни - хозяйственной и культурной.

В исследованиях советского периода российское дворянство так и не стало объектом изучения как отдельное сословие. Единственным комплексным исследованием по истории дворянства второй половины XIX -начала XX столетий оставалась работа А.П. Корелина. Но и этот фундаментальный труд почти не затронул рассматриваемую в нашей диссертации проблематику.

27 Аврех А.Я. Царизм и третьиюньская система. М., 1996; Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство в конце XIX в. Л., 1973; Черменский Е.Д. Буржуазия и царизм в первой русской революции. М., 1970. и др.

28 См.: Захарова Л.Г. Земская контрреформа 1890 г. М., 1968; Пирумова Н.М. Земское либеральное движение: Социальные корни и эволюция до начала XX в. М, 1977. и др.

29 Корелин А.П. Дворянство в пореформенной России. 1861-1904 гг. Состав, численность, корпоративная организация. М., 1979.

С начала 1960-х годов постепенно складывается региональная историография дворянства. Но и в рамках исторической регионалистики проблемы социальных связей и отношений в дворянской среде, сословных ценностей и норм поведения практически не получили освещения. Только на рубеже 1970-1980-х гг. стали появляться первые работы такого плана.30

Интерес к истории высшего российского сословия резко усилился во второй половине 1980-х - начале 1990-х гг. Он подогревался деятельностью музейных работников, испытывавших необходимость в детальном изучении мира русской усадьбы. В декабре 1991 г. Российский международный фонд культуры во главе с Д.С. Лихачевым утвердил программу «Возрождение русской усадьбы». А в апреле 1992 г. было воссоздано разгромленное в 1930-е годы Общество изучения русской усадьбы, председателем которого стала Л.В. Иванова.

В первой половине 1990-х годов были изданы специальные выпуски журналов «Памятники Отечества», «Наше наследие» и «Художник» по проблемам и истории русской усадьбы. Летом 1994 г. свет увидел первый номер периодического издания «Русская усадьба. Сборник общества изучения русской усадьбы». А в 1995 г. на страницах альманаха «Памятники Отечества» (№ 32) была опубликована статья «Венок усадьбы» - последняя работа А.Н. Греча, бывшего председателем ОИРУ с 1927 г. и сосланного на Соловки в начале тридцатых годов. В ноябре 1996 г. по инициативе Государственного музея-заповедника A.C. Пушкина «Михайловское» была проведена конференция по истории и культуре русской усадьбы, определившая основные направления развития усадебной историографии:

• изучение зарождения русской усадьбы и ее связей с поместно-вотчинной системой;

• исследование географии усадебного строительства в России;

30 В качестве исключения можно выделить работу: Моряк Е.И. Дневники и мемуары как источник для изучения социальной психологии дворянства России второй половины XIX - начала XX вв. М., 1977.

• типология русской усадьбы как по принадлежности (царские, дворянские, купеческие и крестьянские) и географии (столичные и провинциальные, городские и сельские), так и по функциям (представительные, хозяйственные и «культурные гнезда»);

• раскрытие повседневной жизни и быта усадеб, и, в первую очередь, места и роли семьи;

• изучение усадебной культуры и ее роли в культурном отечественном наследии;

• персонифицированный подход к истории усадеб, предполагающий изучение биографий их владельцев и реконструкцию генеалогии дворянских родов;

• изучение усадебных коллекций.31

Одновременно начались поиски своих родовых корней потомками российских дворян.32 Все это определило преобладающий интерес к генеалогии и культуре дворянства, а также к эволюции менталитета

Л Л правящего класса в пореформенный период. В частности, в 1980-1990-е годы в работах под редакцией Г.Ю. Стернина была затронута проблема исследования усадебного мира как особого явления культуры, отражения картины человеческих представлений о мире и итога «культурно-созидательных устремлений».34

На современном этапе обозначился ряд новых направлений в исследовании дворянского сословия:

• исследование дворянского консерватизма и либерализма;

31 Иванова Л.В. О воссоздании Общества изучения русской усадьбы и проблемах исследования усадьбы» // Усадьба в русской культуре XIX -начала XX веков (Материалы научной конференции, 22-24 ноября) / Отв. ред. B.C. Бозырев. М, 1996. С. 7-8.

32 Сюда можно отнести издаваемую Российским дворянским собранием книжную серию «Россия забытая и неизвестная».

33 См., например: Третьякова Г.А. Поместное дворянство Европейской части России в 1917 году (на материалах Центрально-земледельческого района и Поволжья): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Куйбышев, 1990.

34 См.: Художественные процессы в русской культуре второй половины XIX века. M., 1984; Художественные проблемы русской культуры второй половины XIX века. М., 1994. и др.

• изучение благородного сословия с позиций социальной психологии;35

• исследование дворянства через призму политической социологии;36

• появление проблемных работ, хотя, по преимуществу и обзорного характера;

• изучение дворянской усадебной культуры в рамках региональных исследований.38 Заметный вклад в изучение духовной культуры русской усадьбы внесли работы Г.Ю. Стернина, Л.В. Ивановой, Т.П. Каждан и других

•5П искусствоведов и историков. В частности, Т.П. Каджан указала на такие характерные черты усадебной культуры пореформенного периода, как: верность традициям и приобретение новых художественных форм.40 Исследователь русской усадьбы Е.И. Кириченко в качестве главных этических ценностей дворянской усадьбы выделил «народность и национальность».41 Особо следует выделить проблемную статью И.М. Пушкаревой, в которой дан историографический обзор и источниковедческий анализ проблемы исследования сельской дворянской усадьбы;42

35 См., в частности: Марасинова E.H. Русский дворянин второй половины XVIII в. (Социопсихология личности)//Вестник МГУ. Сер. 8. История. 1991. № 1.С. 17-28.

36 Здесь, прежде всего, следует отметить работу: Медушевский А.Н. Утверждение абсолютизма в России: Сравнительное историческое исследование. M., 1994.

37 Наиболее характерны в этом плане статья В.И. Буганова, прослеживающая эволюцию дворянского сословия на протяжении XII - начала XX вв. (Буганов В.И. Российское дворянство // Вопросы истории. 1994. № 1. С. 29-41) и монография Б.И. Соловьева (Соловьев Б.И. Русское дворянство и его видные представители. Ростов-на/Д., 2000).

38 См.: Даен М.Е. Мир усадьбы глазами вологодского помещика А.Ф. Рязанова // Послужить Северу . Вологда, 1995. С. 108-122; Дворянская и купеческая сельская усадьба в России XVI-XX вв. M., 2001; Кошелев B.A. К истории русской усадебной культуры (Вологодский поэт П.А. Межаков) // Вологда: историко-краеведческий альманах. Вып. I. Вологда, 1994. С. 195-207.

39 См.: Иванова Л.В. К читателю. Мир русской усадьбы. Очерки. М., 1995; Каждан Т.П. Художественный мир русской усадьбы. М., 1997; Стернин Г.Ю. Русская загородная усадьба в современных историко-культурных интересах // Русская усадьба. 1998. № 4 (20). и др.

40 Каждан Т.П. Указ. соч. С. 19.

41 Архитектура русской усадьбы. M., 1998. С. 257.

42 Пушкарева И.М. Сельская дворянская усадьба в пореформенной России (К постановке проблемы) // Отечественная история. 1999. № 4. С. 14-31.

• первые попытки изучения ценностной трансформации дворянства на рубеже XIX-XX ст.43 В частности, О.П. Пенькова выдвинула гипотезу, что на рубеже XIX-XX вв. дворянство не представляло собой единое сословие, в силу чего Съезд объединенного дворянства выражал интересы только крупных

44 г» землевладельцев и дворянской аристократии. В свою очередь, B.C. Кулабухов выделил традиционные, господствующие и альтернативные ориентации в менталитете дворянства конца XIX - начала XX вв. В своей диссертации он дал характеристику начального этапа формирования нового типа личности дворянина, для которого было характерно сочетание (а порою - эклектика) старых и новых ценностей и поведенческих установок. К числу инноваций (несмотря на их ограниченный и незавершенный характер) автором отнесены: рост оппозиционных настроений и нестандартное восприятие стереотипных ситуаций; изменение традиционных взглядов на безупречную службу и разрушение престижа служебной карьеры; политический инфантилизм и низкий уровень самосознания господствующего класса; разрыв между провозглашаемыми ценностями и их забвением в повседневной жизни.45

Отличительной чертой современной отечественной историографии также стало пристальное внимание к отдельным, ранее игнорируемым

43 См.: Баринова Е.П. Менталитет русского поместного дворянства // Вестник Самарского гос. ун-та (гуманитарный выпуск). 2001. № 1(19). С. 57-61; Кабытова Е.П. Кризис русского дворянства. Самара, 1997; Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX в.). СПб., 1994; Савельев П.И. Аграрный менталитет русского дворянства // Общественно-политические движения в России XIII-XX вв. Самара, 1993. С. 25-32; Чистякова Г.И. Обычаи и нравы россиян // Российский менталитет: история и современность. Вып. 2. СПб., 1993. С. 18-23.

44 Пенькова О.П. Дворянство Тамбовской губернии: 1861-1906 гг.: Автореф. дис. на соиск. учен, степ. канд. ист. наук. Самара, 2003. С. 12.

45 Кулабухов B.C. Эволюция дворянства Черноземного региона в пореформенный период 1861-1905 гг.: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Самара, 2003. С. 12-13. исторической наукой, сторонам дворянской жизни.46 Следует признать, что российские историки культуры обратились к более глубоким «пластам залегания» ментальное™, увидев в ней систему образов и представлений социальных групп, все элементы которой взаимосвязаны, и основная функция которой - быть регулятором их поведения и «бытия-в-мире». При этом представления о процессе развития самосознания российского дворянства, его проявлениях и формах реализации еще не получили в исторической науке серьезной разработки. В работах последних лет лишь затронута проблема генезиса менталитета российского дворянства, духовных мотиваций его общественного поведения, нравственных истоков меценатства и т.п. Вследствие этого наши представления о сфере общественного сознания дворянства, в которой формулировались мотивы и характер сословного поведения, носят случайный и зачастую искаженный характер. Как было отмечено, публикации, содержащие постановку исследовательских задач в этой области, стали появляться только в начале 1990-х годов. К наиболее значительным среди подобных работ мы относим уже упомянутое исследование Ю.М. Лотмана и статью С.О. Шмидта в альманахе «Дворянское собрание».47 Но указанные работы касались процессов самосознания дворянского сословия до первой трети XIX века - периода, когда формировались понятия о дворянской гордости, особой корпоративности, о представительстве за весь народ и горделиво-презрительное противопоставление себя выдвиженцам недавних времен.

Следует признать, что в исторической, философской и культурологической литературе до сих пор не решена проблема выявления иерархии ценностей в контексте истории и теории культуры, практически не изучены социальные стереотипы российской дворянской элиты рубежа XIX-XX веков. Несмотря на целый ряд региональных работ, посвященных изучению тех или иных сторон повседневной жизни и быта потомственного

46 См.: Виккел О.Л. Семья Ивашевых в контексте русской дворянской культуры конца ХУШ-Х1Х в.: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. М., 2000; Гордин Я.А. Дуэли и дуэлянты. СПб., 2002. и др.

47 См.: Дворянское собрание. 1996. № 4. С. 113-125. дворянства,48 отсутствуют подобные диссертационные исследования, основанные на материалах московского региона.

Исходя из актуальности и степени разработанности проблемы, диссертантом определены объект и предмет исследования.

Объектом диссертации выступает поместное дворянство второй половины XIX - начала XX веков. Согласно официальным источникам, численность потомственного дворянства за пореформенное сорокалетие возросла с 593 тыс. в 1867 г. до 1222 тыс. в 1897 году.49 По данным 1897 г. более половины потомственных дворян (53%) жили вне городов, но после событий 1905-1907 гг. большая их часть покинула свои имения. Кроме того, в общей массе населения страны потомственное дворянство составляло чуть менее 1%, и на фоне демографического взрыва в российской деревне его удельный вес продолжал сокращаться. В ситуации утраты прежней двуединой природы как сословия земледельческого и служивого, удельный вес землевладельческого ядра к началу XX века составлял около трети дворянства. Среди потомственных дворян этот показатель был значительно выше, но и он упал с 80-85% до 55%» к началу 1900-х годов.

Предметом диссертационного исследования служат быт, / образ жизни и досуг, ценности и стереотипы поведения дворянского сословия - все то, что можно объединить интегративным понятием «культура быта». При этом быт не ограничивается жизнью вещей, а проявляется в обычаях и ритуалах повседневной жизни, характере образования и досуга. Как бы ни различалась судьба отдельных представителей и семей поместного дворянства, все они были соединены невидимой спайкой этого быта. Как бы различны не были их взгляды, они говорили одним языком, жили одним

48 См.: Кабытова Е.П. Дворянство Центрально-Черноземного района в начале XX в.: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Самара, 1997; Лавицкая М.И. Орловское потомственное дворянство второй половины XIX - начала XX в.: Происхождение, внутрисословные группы и социально-культурный облик: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Орел, 1999; Третьякова Г.А. Поместное дворянство Европейской части России в 1917 году (на материалах Центрально-земледельческого района и Поволжья): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Куйбышев, 1990. и др.

49 Подсчитано по: Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. 1. СПб., 1905. С. 160-13. настроением. Это являлось следствием общности основ воспитания на протяжении столетий и общей исторической судьбы.

Хронологические рамки диссертации охватывают пореформенный период российской истории (вторую половину XIX - начало XX столетий). Весьма точную датировку начала культурной трансформации дворянского слоя дал в 1880-х годах романист П.Д. Боборыкин в «Письмах о Москве»: «До шестидесятых годов нашего века читающая, мыслящая и художественно-творящая Москва была исключительно господская, барская. . В последние двадцать лет, с начала шестидесятых годов, бытовой мир Замоскворечья и Рогожской тронулся».50

Географические границы. В целом диссертационное исследование охватывает территорию московского региона, где к началу XX столетия проживало около 40 тыс. дворян. Общее, никем не оспариваемое мнение, связывающее именно Москву и Московскую губернию с тем консервативным очагом, в рамках которого сохранялись исконность и самобытность русской культуры, предопределило наше обращение прежде всего к исследованию быта и нравов дворянского сословия пореформенной эпохи на материале этого региона. Это, с нашей точки зрения, позволяет проследить жизнестойкость ценностных установок, усвоенных и укорененных не только в непосредственно предшествующий период, но и восходящих к ментальным особенностям русской культуры вообще.

В определенной степени Москва была культурным антиподом столичного Петербурга: «Петербург просыпается под барабанную дробь, Москва - под звон колоколов. У Петербурга душа на Западе, у Москвы - на Востоке. В Петербург едут решать кляузные дела, а в Москву - тратить деньги. Петербург славится оперными певицами и балеринами, Москва -драматическими артистами.».51

50 Вестник Европы. 1881. Т. 2. Кн. 3. С. 377-378.

51 Вострышев М. Московские обыватели. М., 2003. С. 206.

Надо отметить, что с начала царствования Александра II роль Москвы заметно изменилась. Так, во времена Николая I Москва держалась в стороне от правительства и носила на себе «отпечаток скрытого недовольства». Многочисленные помещики, проводившие зиму в Москве, придавали московскому обществу характер менее официальный, менее казарменный и чиновничий по сравнению с петербургским обществом, «однообразным и вечно подтянутым». Но после смерти Николая I Москва заняла совершенно иную позицию. Как только давление сверху ослабло, и вопрос об освобождении крестьян коснулся помещичьей земли, Москва быстро превратилась в оплот реакции до того радикальной, что «император сам вынужден был напомнить о приличиях дворянам-ретроградам».52 Вышеуказанное обстоятельство делает поместное дворянство Московской губернии весьма специфическим объектом исследования, на примере которого можно проследить трансформацию психологических установок и поведенческих императивов на рубеже Х1Х-ХХ веков.

Исходя из степени научной изученности проблемы, объекта и предмета исследования, хронологических и географических границ, целью данного исследования является анализ сословных и семейных ценностей, а также бытовых традиций московского поместного дворянства второй половины XIX - начала XX веков. При этом мы не стремились проследить большее или меньшее соответствие идеальным ценностям со стороны конкретных представителей дворянского общества, так как жизненная практика, безусловно, богаче декларируемых идеалов. Мы лишь акцентируем внимание на этих ценностях, закрепленных в повседневной жизни российского дворянства, пытаясь раскрыть их символику и уяснить место форм бытового поведения в системе ценностей ушедшей эпохи.

Исходя из цели, формулируются следующие задачи диссертации:

52 Герцен А.И. Новая фаза русской литературы. Избранные литературно-критические статьи и заметки. М„ 1981. С. 340.

• реконструировать историческую и социокультурную ситуацию второй половины XIX - начала XX вв. и ее влияние на трансформацию культуры и быта дворянской усадьбы;

• раскрыть влияние модернизационных процессов на изменение сословных ценностей и института дворянской семьи;

• выявить особенности семейного воспитания и сословного образования российского дворянства;

• рассмотреть трансформацию повседневной жизни и быта поместного дворянства исследуемого периода;

• определить специфику самосознания московского поместного дворянства пореформенной России.

В основе методологии работы, наряду с принципами историзма и объективности, лежит системный подход, позволяющий реконструировать не только отдельные сословные и семейные ценности и бытовые традиции, но и представить их как некую социокультурную целостность.

Специфика работы настоятельно диктует сотрудничество различных научных школ и методов, а также расширение исследовательской перспективы путем смещения стратегии в направлении историко-культурного анализа и объединения философско-антропологического подхода к общественному сознанию с конкретно-историческим изучением культуры и духовного мира российского дворянства. Подобная позиция определила широкое использование в диссертации методологического аппарата родственных наук - истории (прежде всего - социальной и истории ментальностей), культурологии и общественной психологии. Методологической основой работы, способствующей реализации цели и конкретных задач данного исследования, послужили принципы культурологического исследования, сформулированные в работах С.С. Аверинцева, М.М. Бахтина, B.C. Библера, Д.С. Лихачева, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана и др. В частности, речь идет о следующих принципиальных установках:

1) принцип конкретности гуманитарного знания как понимания-интерпретации, как «соотнесения с другими текстами и переосмысления в новом контексте»;53

2) принцип целостности и «незамкнутости» объекта истории культуры («внутренний склад умершей духовной культуры, взятый как целое»). При этом, ценностный контекст рассматривается как «диологизирующий фон его восприятия»);54

3) принцип взаимосвязи «большой» и «малой» истории: «Видеть историю в зеркале быта, а мелкие, кажущиеся порой разрозненными бытовые детали освещать светом больших исторических событий».55

Интегративная направленность культуры позволяет более точно определить место человека в историческом пространстве и времени. Нам представляется, что именно отсюда проистекает близость различных дефиниций менталитета, стержневым, скрепляющим началом которых выступает понятие культурной традиции.56 В этом мы согласны с известным социологом Питиримом Сорокиным, который рассматривал личность, общество и культуру как неразрывную триаду и следующим образом формулировал важнейшие аспекты социокультурного взаимодействия: «1) личность как субъект взаимодействия; 2) общество как совокупность взаимодействующих индивидов с его социокультурными отношениями и процессами; 3) культура как совокупность значений, ценностей и норм, которыми владеют взаимодействующие лица, и совокупность носителей, которые объективируют, социализируют и раскрывают эти значения».57 В пределах образуемого данной триадой «поля» каждый из элементов взаимодействует с другими при помощи огромного разнообразия

53 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 362-364.

54 Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977. С. 35

55 Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). СПб., 2002. С. 10.

56 См., например: Пушкарев Л.Н. Введение // Менталитет и культура предпринимателей России ХУП-Х1Х вв. Сборник статей. М., 1996. С. 3; Российская ментальность (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 1994. № 1. С. 30.

57 Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 218. коммуникативных средств, формирующих и сплетающих воедино ткань исторического и социокультурного взаимодействия.

Стремление обеспечить параллельный анализ процессов, происходивших на уровне изменения быта и, соответственно, сознания, обусловило использование проблемно-исторического метода. Обращение к компаративизму также является одной из основных исследовательских линий работы. Речь идет как о сравнительном анализе российской и западной цивилизаций в широком историко-философском контексте, так и о диахронном подходе, позволяющем «уловить» те изменения в менталитете дворян, которые произошли на рубеже XIX-XX столетий. С помощью динамического метода можно обнаружить в культуре и психологии благородного сословия некие неизменные блоки или константы путем изучения, с одной стороны, процесса межкультурного взаимодействия, а с другой, реакции на кризисные события начала столетия. Ретроспективный метод позволяет дать оценку степени репрезентативности тех или иных выводов исследователей, а метод актуализации учитывает практическую направленность результатов работы.

Источниковая база исследования. Диссертация опирается на широкий круг как опубликованных, так и впервые вводимых в широкий научный оборот источников. В процессе работы над диссертацией были рассмотрены и проанализированы фонды ряда государственных архивов, в том числе, Центрального исторического архива г. Москвы (ЦИАМ), Российского государственного архива древних актов (РГАДА) и Рукописного фонда Российской государственной библиотеки (РФ РГБ).

В ЦИАМ особый интерес представляют материалы Ф. 825, включающие не только переписку семьи Бакуниных (Д. 94,447), но и дневники с записями П.А. и A.A. Бакуниных (Д. 355), содержащие описание жизни в Прямухинской усадьбе, а также записи Н.С. Бакуниной (Д. 396,397). В этих записях, представляющих собой по большей части переписанное «Руководство для занятий с детьми в вопросах и ответах», содержатся сведения о практическом применении этой методики образования (Д. 396). Особый интерес представляет записка А.А. Бакунина «Реферат кое об чем и об нечто» (Д. 445), посвященная анализу отображения российских сословий в русской литературе.

Описание дворянского быта Москвы 1850-1860-х годов, где, помимо дворянских кружков, устраивались балы и театральные маскарады, оставил нам князь Голицын. Из дневниковых записей князя видно, что традиционными сословными ритуалами были визиты, обеды и вечера. Для детей главным требованием была благовоспитанность, а отнюдь не образование. От юношей, в первую очередь, требовалась политическая благонадежность, поэтому в московском высшем обществе боялись исходящей от университетов «умственной заразы». Голицын также отмечал, что дачной жизни как таковой в эти годы не было, а на лето уезжали в подмосковные деревни, где жили в избах. Из подмосковных имений наиболее известными были Архангеловка, Останкино, Кусково, Кузьминки и Дубровницы, принадлежавшие графу Дмитриеву-Мамонову.58

Из дневников бывшего чиновника по особым поручениям при великом князе Сергее Александровиче и московского губернского предводителя дворянства П.А. Базилевского, хранящихся в Рукописном фонде РГБ, мы можем почерпнуть сведения о дворянских балах 1880-х - начала 1900-х годов (Ф. 15. К 4. Д. 1).

Среди материалов РГАДА автором использовались описи имений Демидовых (Ф. 1267. Оп. 7. Д. 84), Долгоруковых (Ф. 1373. Оп. 2. Д. 92) и Юсуповых (Ф. 1290. Оп. 2. Д. 1387,1388,1391,1393), позволяющие реконструировать внутренний мир дворянских усадеб. В частности, опись мебели в загородной даче Юсуповых позволяет реконструировать внутренний облик дома, состоящего из передней, залы, столовой, гостиной, кабинета графа, спален, уборных и китайской комнаты.59 О качестве мебели можно судить по описям 1950-1970-х гг. московского дома графини Зинаиды

58 ЦИАМ. Ф. 177. Оп. 41. Д. 50. С. 2.

39 РГАДА. Ф. 1290. Оп. 2. Д. 1391. Л. 23.

Ивановны Юсуповой, где наряду с мебелью из березы, ореха, дуба и ясеня, присутствовали изделия из папоротника и красного дерева. Декор помещений включал в себя мраморные, фарфоровые и бронзовые вещи, изделия из хрусталя, немецкого и венецианского стекла, китайские каменные блюда и фаянсовые вазы, а также разнообразные занавесы и многочисленные картины.60 Особый интерес представляет собой опись гардероба графини.61 Примечательно, что опись вещей, отданных в 1917 г. Долгорукими на хранение Н.В. Монакову, помимо других предметов, включает в себя 35 наименований миниатюр и 12 наименований табакерок.62

Сохранившаяся в архиве опись церковной утвари и имущества домовой церкви в имении З.И. Юсуповой, датированная 1861 годом, позволяет реконструировать и «сакральное пространство» дворянской культуры. Кроме образов Спасителя, распятий и прочих предметов культа (дарохранительниц, лампад, ризниц, сосудов и кадил) в домовой церкви хранились и книги 17 наименований, не считая большого позолоченного Евангелия с образцами, увешанными камнями.63 Кроме того, в фонде Юсуповых хранятся письма Зинаиды Николаевны мужу, в которых она описывает повседневную жизнь имения.64 Следует отметить, что в целом, личные фонды этого архива помогают более взвешенно реконструировать духовный мир и психологический портрет представителей московского потомственного дворянства рубежа Х1Х-ХХ вв., раскрыть процесс их воспитания и образования, дают представление о мотивах их общественного поведения и жизненной стратегии.

Возродившийся интерес к национальной культуре настоятельно требует введения в научный оборот материалов, содержащих оценку состояния культуры и быта современниками той эпохи. Только обращение к воспоминаниям и размышлениям непосредственных наблюдателей

60 Там же. Д. 1387-1388.

61 Там же. Д. 1397.

62 Там же. Ф. 1373. Оп. 2. Д. 92; Ф. 1290. Оп.2.Ч.2.Д. 1389. Л. 11.

63 Там же. Ф. 1290. Оп. 2. Д. 1389. Л. 11.

64 Там же. Д. 3932. происходящего может дать нам возможность объективной реконструкции процессов, происходивших в культурно-бытовой жизни российского дворянства пореформенного периода.

Мемуары раскрывают богатый духовный мир, характерный для многих доорянских семей, их разнообразную культурную жизнь, достигшую высокого уровня к концу века, хотя и носившую нередко отпечаток замкнутости и оторванности от других сословий. Этот тип источника высвечивает черты моральной и культурной самооценки дворян, высоко ставивших в своей среде честь. Да и сама субъективность мемуарной литературы нередко помогает анализу ценностных установок. Среди опубликованных источников следует, прежде всего, выделить издательские серии «Россия в мемуарах», «Наше наследие», «Русские мемуары» и «Эпохи и судьбы».65

Определенные, хотя зачастую неоднозначные результаты дает изучение проблемы на материале русской художественной литературы, создающей представление о разнообразии образов мышления и чувствования дворян в самых причудливых и неожиданных формах. В этом контексте заслуживает внимание понятие «усадебный текст русской литературы», введенное В.Г. Щукиным и передающее внешность и внутреннее состояние человека в усадьбе, окружающую его природу, уровень культуры и т.п.66 В произведениях писателей второй половины XIX - начала XX вв., особенно имеющих биографический характер, можно найти образы представителей всех слоев поместного дворянства, обнаружить детали усадебной жизни и быта русского помещика, ускользнувшие от мемуаристов и авторов дневников.

Структура работы определяется целью и задачами исследования. Она строится по проблемному принципу и состоит из введения, трех глав,

65 См.: Васильчиков Б.А. Воспоминания. М.; Псков, 2003; Васильчиков И.С. То. Что мне вспомнилось . Воспоминания кн. Иллариона Сергеевича Васильчикова: Из архива семьи Васильчиковых. M., 2002; Оболенский В.А. Моя жизнь. Мои современники. Paris, 1988; Трубецкой С.Е. Минувшее. Paris, 1989. и др.

66 Щукин В.Г. Миф дворянского гнезда. Геокультурологическое исследование по русской классической литературе. Краков, 1997. С. 173-174. заключения и библиографии. В первой главе «Усадьба как основа ценностных установок дворянского сословия» исследуется атмосфера усадебного быта через призму межличностных отношений, с точки зрения ее эстетической организации и нравственных устоев. Глава вторая «Закрепление дворянских ценностных установок в светских и религиозных церемониях» посвящена характеристике образовательного процесса, церемониала светских отношений, тенденций в области моды и преобладающих интересов, с одной стороны, и анализу религиозного сознания и форм его проявления - с другой. Третья глава «Специфика самосознания московского поместного дворянства пореформенной эпохи» представляет собой попытку обнаружить общую тенденцию в умонастроениях представителей дворянского сословия того периода. В заключении подведены основные итоги исследования.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Сословные и семейные ценности, бытовые традиции московского поместного дворянства второй половины XIX - начала XX веков"

Заключение

В последние годы русская родовая усадьба и ее обитатели стали предметом пристального внимания исследователей. Пришло осознание того, что существование этих «родовых гнезд» заложило универсальную гуманистическую традицию, включавшую самобытные этические и эстетические представления о духовности. Конечно, время не повернуть вспять и былого не вернуть. Жизнь реставрировать нельзя: «Пусть будет новая. Лишь бы в старых окнах горела, как когда-то, последняя заря.

259

Остальное — домыслим и вспомним».

Но, к сожалению, сегодняшнее формальное отношение к ценностям дворянской жизни: «усадебная» жизнь, верховая езда и светские рауты, все это лишь претензия на принадлежность к элите общества. Карикатурность этой тенденции была явлена уже в конце XIX века. Еще более карикатурной она выглядит в начале XXI века.

Как уже отмечалось, для реконструкции ценностных установок российского дворянства рассматриваемого периода понадобился анализ того, как они жили, какой мир их окружал, каковы были их общие и нравственные представления, обычаи и одежда и, вообще, повседневный быт. Ведь как мы выяснили, все окружающие вещи включены в общественную практику, выступая в качестве неких «сгустков» межличностных отношений и имея символический характер. Например, история российской дуэли в нашем исследовании представлена как история существенной части характера русского дворянина.

В процессе исследовательской работы, построенной на уровневом принципе (религия, этика, эстетика) и на многофакторном подходе были достигнуты следующие результаты:

Во-первых, как и в прежние годы, дворянское звание определялось особым сочетанием качеств, служивших основанием для приобретения благородного достоинства. Традиционный для дворянства дух солидарности

259 Разгонов С. Последняя заря // Памятники Отечества. М., 1992. Вып. 25. С. 3. и корпоративного единства не мог исчезнуть быстро и бесследно, хотя ликвидация «крещеной собственности» в немалой степени способствовала трансформации ценностных установок; во-вторых, утрата российским поместным дворянством своих родовых корней неизбежно вела к изменению их социального поведения и, как правило, к ослаблению стратегии жизненной самореализации и успеха.

Сотканная из противоречий ментальная ткань российской действительности начала XX столетия предопределяла трагедийные формы исторического бытия благородного сословия. Мы убедились в том, что принадлежность к дворянству означала обязательность определенных правил поведения, принципов чести, даже покроя одежды. Однако на протяжении пореформенного периода постепенно размывались не только внешние границы принадлежности к благородному российскому сословию, но и самоидентификация дворянства. Да и само понятие чести как главной ценностной сословной установки несколько трансформировалось. С одной

260 стороны, крик души: «Пусть сознание будет потеряно, но честь никогда», а с другой: «хороший человек, но его недостаток - рыцарские чувства -слишком он честная натура». Тем не менее, ядром благородного сословия оставалось поместное дворянство, выступавшее носителем сословных

- 261 ценностей; в-третьих, показано, что именно культурные и нравственные ценности дворянской элиты призваны были уравновесить противоречия модернизации сферы общественных отношений, сознания и быта. Усадебный быт и культурные традиции, для которых была характерна открытость и связь с народной, в том числе художественной, культурой, передавались при деятельном участии всех поместных дворян, порою независимо от их воли и желания;

260 РФ РГБ. Ф. 350. К. 11. д. 25. Л. 14.

261 Там же. Д. 20. Л. 13. в-четвертых, сделан вывод, что в исследуемый период времени самым эффективным механизмом трансляции традиций и культурных ценностей, а также сплочения сословия в целом продолжала оставаться семья. Хотя конфликт поколений несколько нарушил этот механизм. Кроме того, высоко ценившаяся в дворянских семьях древность происхождения побуждала интерес к собирательству не только семейных, но и родовых документов; в-пятых, анализ мемуарной литературы показал, что каждый дворянин всегда нес индивидуальную ответственность за свою службу, тогда как межличностные отношения между дворянами редко носили товарищеский характер. При этом дворяне одного уезда поддерживали довольно тесные контакты друг с другом, так как считалось неприличным не делать ежегодных визитов друг к другу. Но отношения не переходили формальных границ вежливости и уважения. Впрочем, как подчеркнул в одном из своих писем Н.Ф. Сумаруков-Эльстон: «Привязанность, основанная на чувстве

9 £9 уважения - наиболее прочная связь между людьми»; в-шестых, выявлены религиозно-нравственные мотивационные основы благотворительности данной социальной группы, которая осуществлялась в форме денежных пожертвований, организации различных вечеров, концертов, спектаклей и лотерей, сбор от которых поступал в пользу благотворительных организаций, культурных учреждений и отдельных лиц; в-седьмых, на вторую половину XIX - начало XX столетия пришелся период постепенной утраты дворянством своего привилегированного положения. Характерными чертами ситуационного поведения дворян в это время стали: политический инфантилизм, этический гедонизм и социальный прагматизм. В силу этого осознание необходимости объединения для защиты сословных интересов было слабо развито в дворянской среде. Основные интересы поместного дворянства все больше сосредотачивались внутри развлечений «высшего света»: балы, рауты и игра в карты. В свою очередь, чувство скуки и пресыщенности, беспокойства и сомнений отражали процесс

262 Там же. Д. 23. Л. 6. деградации ценностей значительной части благородного сословия на рубеже веков; в-восьмых, культура любого общества многослойна, и русская культура всегда существовала не только как единое целое. Каждое сословие имело свои права и обязанности, свою грамматику поведения, свой язык и собственный кодекс нравственных правил. Так, русскому дворянству в целом была присуща следующая система взглядов: незыблемость монархической власти, посредническая роль дворян между верховной властью и народом, а также убеждение в том, что любые реформы не должны нарушать целостность государства. В основе кодекса чести «благородного российского сословия» лежало честное исполнение обязанностей, возложенных императором, а успехи в карьере рассматривались как своеобразная оценка принесенной пользы за время службы. Однако ключевыми понятиями мироощущения выступали честь и нравственная ответственность перед памятью предков и последующими поколениями. Именно эти принципы закладывались в основу системы образования и воспитания в большинстве дворянских семей.

Рассказанную B.C. Соловьевым в статье «Тайна прогресса» (1897 г.) сказку о заблудившемся в лесу охотнике, из уважения к старости перенесшего через реку дряхлую старушку, и тем самым обретшего в результате чудесного превращения красавицу-девицу, знал не только современный философу читатель, но и знаком сегодняшний. Ведь мечта в потоке жизни найти путь, ведущий в «чистый рай», идея духовного воскрешения сопричастны человеческому бытию. Но постепенно утрачивалась простая истина, выраженная B.C. Соловьевым в философской интерпретации известной сказки, что в охоте за беглыми минутными благами и летучими фантазиями человек не видит «священной старины предания». Нам, утратившим связь с российской культурной традицией, есть что возрождать.

На пути обретения утраченного необходимо не простое «возвращение имен» в оценочно-реабилитационном смысле или формальное воспроизводство элементов быта ушедшей эпохи, необходимо восстановление поля возможной артикуляции мыслей и чувств, чтобы быть не только способными помнить, но и улавливать основания утраченных философских систем, ощущать чувство долга и собственного достоинства. Ведь смысл культурного возрождения состоит не в том, чтобы наполнить досуг теми занятиями, что увлекали и наполняли жизнь дворянского сословия. Он в том, чтобы увидеть глубинную связь между «мелочами» жизни и состоянием сознания, ценностными установками и их проявлением. Не так ли обстоит дело с русской дворянской культурой? Она была, но если она не продолжается в нашей вере, в нашем чувстве и отношении к ней, то значит, она была напрасной.

Таким образом, исходя и характера и итогов проделанной работы, задачи, сформулированные в диссертационном исследовании, можно считать решенными. Процесс исследования образа жизни и «строя мыслей» русского дворянина в его поместье, анализ структур повседневности позволили выявить набор социальных практик и бытовых факторов, формировавшихся под воздействием процессов модернизации российской действительности на рубеже Х1Х-ХХ столетий.

При этом исследование не исчерпывает затронутую проблематику. В частности, в стороне осталась задача «очеловечивания» усадьбы, то есть реконструкции биографий владельцев усадеб в контексте усадебной культуры и быта. Не исследовалась и проблема соотношения государственной, общественно-политической карьеры владельца усадьбы и его частной жизни в имении. Предпринятую попытку реконструкции ценностных оснований российского поместного дворянства второй половины XIX - начала XX вв., скорее всего, следует рассматривать как приглашение к диалогу всех заинтересованных в этом исследователей.

Список научной литературыРябова, Ирина Юрьевна, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Архивные документы: ГА РФ. Ф. 553. Оп. 1. Д. 61. РГАДА.

2. Ф. 1267. Фонд Демидовых. Оп. 7. Д. 84; Оп. 15. Д. 28. Ф. 1290. Фонд Юсуповых. Оп. 2. Ч. 2. Д. 25,94,1387,1388,1391,1393,2594,2747,3842,3932.

3. Ф. 1373. Фонд Долгоруковых. Оп. 2. Д. 27,92; Оп. 3. Д. 20,60,67,225,231.

4. Рукописный фонд РГБ. Ф. 12. Арапова Зинаида Васильевна. К. 1. Д. 1. Ф. 15. К. 4. Д. 1. Дневник П.А. Базилевского (1875-1918). Ф. 350. Сумаруков-Эльстон Н.Ф. К. 1. Д. 5; К. 2. Д. 10; К. 3. Д. 19; К. 11. Д. 2,5,7-10,20,23,25; К. 22. Д. 1,3,6.

5. Ф. 473. Гимназия Фишер. К. 2. Д. 14,15.

6. Ф. 667. Сабуров Андрей Александрович. К. 1. Д. 13; К. 2. Д. 2,4,6; К. 7. Д. 18,19.1. ЦИАМ.

7. Ф. 177. Голицын Владимир Михайлович. Оп. 41. Д. 50. Ф. 470. Оп. 1. Д.З. Ф. 649-1. Оп. 4. Д. 11.

8. Ф. 825. Фонд Бакуниных. Оп. 1. Д. 94,355,396-397,445-447,455-456. Ф. 1405. Фонд Любенковых. Оп. 1. Д. 1-2.1.. Опубликованные источники:

9. Барон H.H. Врангель. Старые усадьбы: Очерки истории русской дворянской культуры. СПб., 2000.

10. Батюшков К.Н. Сочинения. М., 1955.

11. Бахрушин Ю.А. Воспоминания. М., 1994.

12. Белый А. На рубеже двух столетий. М., 1989.

13. Благово Д.Д. Рассказы бабушки из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком. Л., 1989.

14. Благотворительная Россия: История государственной, общественной и частной благотворительности в России. Т. 1.4. 1-2. СПб., 1901.

15. Бок (Столыпина) М.П. Воспоминания о моем отце П.А. Столыпине. М., 1992.

16. Васильчиков Б.А. Воспоминания. М.; Псков, 2003.

17. Васильчиков И.С. То. Что мне вспомнилось . Воспоминания кн. Иллариона Сергеевича Васильчикова: Из архива семьи Васильчиковых. М., 2002.

18. Великий Князь Александр Михайлович. Воспоминания. М., 1999.

19. Вестник Европы. 1881. Т. 2. Кн. 3.

20. Вистенгоф П. Очерки московской жизни. М., 1842.

21. Витте С.Ю. Воспоминания. Т. 1. (1849-1894). М., 1960.

22. Вишневский А.Н. Князь Владимир Андреевич Долгоруков, бывший московский генерал-губернатор. М., 1910.

23. Волконская М.Н. Записки княгини М.Н. Волконской. Чита, 1956.

24. Волконский С. Мои воспоминания. Т. 2. М., 1992.

25. Воропанова М.М. Институтские воспоминания // Русская школа. 1902. №10/11.

26. Врангель Н.Е. Воспоминания: От крепостного права до большевиков. М., 2003.

27. Гиппиус З.Н. Дневники: В 2-х тт. М., 1999.

28. Голицын В.М. Из воспоминаний князя Владимира Голицына // Весьма важное лицо. 1997. № 27-28. С. 74-78.

29. Голицын В.М. Мои воспоминания // Моя Москва. 1991. № 5-6. С.36.39.

30. Голицын В.М. Москва в семидесятых годах // Голос минувшего. 1919. №5/12.

31. Голицына С.Н. Из воспоминаний Софьи Николаевны Голицыной // Московский журнал. 1995. № 4. С. 26-32; № 5. С. 28-35.

32. Гончаров И.А.Собрание сочинений: В 8 т. Т. 5. М., 1953.

33. Грабарь И.Э. Моя жизнь. Автомонография. М., 1937.

34. Григорович Д.В. Собрание сочинений. В 3-х т. Т. 2. М., 1988.

35. Давыдов Н.Д. Из прошлого. М., 1914.

36. Двадцатипятилетие губернаторства в Москве князя Владимира Андреевича Долгорукова. М., 1890.

37. Двадцатипятилетие Московской частной гимназии, учрежденной J1. И. Поливановым: 1868-1893. М., 1893.

38. Двадцатипятилетие Московской частной гимназии С. А. Арсеньевой, 1873-1898 гг. М., 1899.

39. Детская помощь. 1885. № 1,6.

40. Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1869.

41. Дневник славянофила A.A. Киреева. 1905 год // Московский журнал. 1998. № 5. С. 42-52.

42. Добролюбов H.A. Собр. соч.: В 9 т. Т 2. М.; JL, 1962.

43. Дополнение к сборнику справочных сведений о благотворительности в Москве. М., 1905.

44. Друцкой-Соколинский В.А. Да благословенна память: Записки русского дворянина (1880-1914). Орел, 1996.

45. Елпатьевский С.Я. .Воспоминания за 50 лет. JL, 1929.

46. Женская гимназия в Москве // ЖМНП. 1859. Ч. 103. № 8. С. 141144.

47. Женская классическая гимназия, учрежденная С. Н. Фишер. М.,1900.

48. Заверячев М.А. «Тихие дни»: из истории усадьбы Боратынских // Источник. Приложение к журналу «Родина». 2001. № 2. С. 5-21.

49. Золотарев В. Воспоминания о детских и юношеских годах // Волга. 1995. № 5-6. С. 50-67.

50. Игнатьев A.A. Пятьдесят лет в строю. М., 1986.

51. Институтки: Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. М., 2003.

52. Исповедь женского сердца или История России XIX столетия в дневниках, записках, письмах и стихах современниц / Подг. JI.B. Василенко. Т. 1-2. М., 2000.

53. История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях / Под ред. П.А. Зайончковского. Т. 1-5. М., 1976-1989.

54. Исторический очерк Московской Софийской больницы. М., 1897.

55. Калинцева О.В. Наши. Семейная хроника (1886-1986). Свердловск,1992.

56. Кончаловский М.П. Моя жизнь. Встречи и впечатления // Наше наследие. 1998. № 47. С. 51-60.

57. Куприн А.И. Колесо времени. М., 1986.

58. Лакомте М. А. Воспоминания педагога, 1844-1887 // Гимназия. 1888. № 1.

59. Левандовская В. Воспоминания // Нева. 1993. № 9. С. 313-320.

60. Левицкая Ф. Из воспоминаний о Московском Александровском институте // Исторический вестник. 1900. № 9.

61. Левшина K.M. Мемуары // Урал, Екатеринбург. 2001. № 11. С. 104163; №12. С. 142-194.

62. Ленинградская панорама. 1980. № 8.

63. Леонтьев И.Л. Из славного прошлого московской сцены // Светлый луч. 1910. № 3.

64. Ловцов Ф.М. Исторические сведения о церкви Успения Пресвятой Богородицы, что на Могильцах. М., 1899.

65. Луканина А. Н. Из детства и школьных лет // Северный вестник. 1886. №4.

66. Лукомский A.C. Очерки из моей жизни // Вопросы истории. 2001. № 1.С. 89-115; №2-12.

67. Лукомский Г.К. Старые годы. Берлин, 1923.

68. Львова М.А. Былые годы. М., 1900.

69. Любецкий С.М. Окрестности Москвы в историческом отношении и в современном виде для выбора дач и гулянья. Характеристика и бытие московских жителей дедовских и наших времен. 2-е изд. М., 1880.

70. Люди судьбы на рубеже веков: Воспоминания. Дневники. Письма. 1895-1925. СПб., 2000.

71. Меньшиков О.М. Кончина века // Московский журнал. 1994. № 2-4.

72. Миролюбова Г.А. Воспоминания о балах во Владимирском дворце. СПб., 2001.

73. Московские легенды, записанные Евгением Барановым. М., 1993.

74. Найденов H.A. Воспоминание о виденном, слышанном и испытанном. М., 1905.

75. Немирович-Данченко В.И. Мгла. М., 1894.

76. Немирович-Данченко В.И. Старый дом. М., 1894.

77. Никифоров Д. Москва в царствование императора Александра II. М., 1904.

78. Нолькен И. Быль и быт / Публ. С. Никоненко // Смена. 1998. № 11/12. С. 38-52.

79. Оболенский В.А. Моя жизнь. Мои современники. Paris, 1988.

80. Островский А.Г. Молодой Толстой. Воспоминания. Письма. Дневники. М., 1999.

81. Памяти Л.И. Поливанова. М., 1909.

82. Пантелеев Л.Ф. Воспоминания. М., 1958.

83. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. 1.СП6., 1905.

84. ПСЗ. Собр. 2. Т. 36. Отд. 1. 1861. СПб., 1865.

85. ПСЗ. Собр. 2. Т. 37. Отд. 1. 1862. СПб., 1865.

86. Пыляев М.И. Полубарские затеи // Исторический вестник. 1886. Сентябрь.

87. Пыляев М.И. Старая Москва. М., 1995.

88. Русская фотография середины XIX начала XX века: Фотоальбом / Сост. H.H. Рахманов. М., 1996.

89. Русский биографический словарь. СПб., 1912.

90. Рябушинский В.П. Старообрядчество и русское религиозное чувство. М., 1994.

91. Савелов JI.M. Родословные записи. Опыт родословного словаря российского дворянства. Вып. 1-3. М., 1906-1909.

92. Сборник сведений о благотворительности в России. СПб., 1899.

93. Сборник справочных сведений о благотворительности в Москве. М, 1901.

94. Сборник статистических сведений по Московской губернии. Т. 9. Народное образование. Материалы по Московскому уезду и Москве. М., 1884.

95. Сведения о московских городских начальных училищах с 18681894 гг. // ИМГД. 1894. Вып. 2. С. 16-17.

96. Сведения о 1-й Московской частной гимназии Фр. Креймана, учрежденной в 1858 году за 1866-1897 учебный год. М., 1867-1897.

97. Скавронский Н. Очерки Москвы / Сост. Л.Д. Полиновская. М.,1993.

98. Славин А.Я. Минувшее пережитое // Волга. 1998. № 2-3. С. 104136; №4-12.

99. Смирнов-Россет А.О. Дневник. Воспоминания. М., 1989.

100. Соколов М.М. Пятидесятилетие женской гимназии Ю.П. Бесс в Москве., 1843-1893. М., 1894.

101. Соловьев B.C. Смысл любви: Избранные произведения. М., 1991.

102. Сологуб В.А. Повести. Воспоминания. Л., 1988.

103. Станиславский К.С. Моя жизнь в искусстве // Его же. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 1. М., 1954.

104. Столица и усадьба. 1915. № 25,27,45; 1916. № 51,55.

105. Струмилин С.Г. Из пережитого. 1897-1917 гг. М., 1957.

106. Суворин A.C. Дневник. М., 1992.

107. Таганцев Н.С. Пережитое // Сура, Пенза. 2000. С. 133-147.

108. Толстой Л.Н. Поли. собр. соч. в 90-х тг. Т. 5. М.; Л., 1928-1958.

109. Трубецкой E.H. Из прошлого // Князья Трубецкие. Россия воспрянет. М., 1996.

110. Трубецкой С.Е. Минувшее. Paris, 1989.

111. Тыркова-Вильямс A.B. То, чего больше не будет. Воспоминания. М., 1998.

112. Тютчева А.Ф. Воспоминания. М., 2002.

113. Тютчева А.Ф. При дворе двух императоров. М., 1990.

114. Фет A.A. Сочинения. М., 1982.

115. Фонвизин Д.И. Собр. Соч. в 2-х т. М.; Л., 1959.

116. Хвощинская С.Д. Воспоминания институтской жизни // Русский вестник. 1861. № 10.

117. Четвериков С.И. Безвозвратно ушедшая Россия: Несколько страниц из книги моей жизни // Московский журнал. 2000. № 10. С. 23-30.

118. Шамурин Ю.И. Подмосковные. Кн. 2. М., 1914.

119. Шереметев П.С. Поездка в Юрино // Русская усадьба. Сборник общества изучения русской усадьбы. Вып. 4(20). М., 1998.

120. Шкловский В. Жили-были. Воспоминания. Мемуарные записи. М.,1964.

121. Шнейдер И. Записки старого москвича. М., 1970.

122. Щербатов М. О повреждении нравов в России. М., 1887.

123. Щетинин Б.А. Хозяин Москвы // Исторический вестник. 1917. №5/6.

124. Энгельгардт А.Н. Из деревни. 12 писем. 1872-1887. М., 1960.

125. Энгельгардт А.Н. Очерки институтской жизни былого времени: (Из воспоминаний старой институтки) // Заря. 1870. № 8. С. 107-149; № 9. С. 3-65.

126. Юрьев и Владимирский. Правила светской жизни и этикета. Хороший тон. Сборник советов и наставлений на разные случаи домашней и общественной жизни. Репринтное издание. М., 1991.

127. Юсупов Ф. До изгнания. Главы из книги // Автора. 1992. № 2. С. 63-86; №3. С. 50-66.

128. Юсупов Ф. Мемуары в 2-х книгах. До изгнания. 1887-1919. В изгнании. М., 2003.1.I. Литература:

129. Аверинцев С.С., Давыдов Ю.Н., Турбин В.Н. и др. М.М. Бахтин как философ: Сб. ст. М., 1992.

130. Аврех А.Я. Царизм и третьиюньская система. М., 1996.

131. Андреевский Л.И. Образование и воспитание в барской семье // Север. 1928. №7-8. С. 17-29.

132. Анфимов A.M. Крупное помещичье хозяйство Европейской России конца XIX начала XX века. М., 1969.

133. Байбурин А.К., Топорков А.Л. У истоков этикета. Л., 1990.

134. Баринова Е.П. Менталитет русского поместного дворянства // Вестник Самарского гос. ун-та (гуманитарный выпуск). 2001. № 1(19). С. 5761.

135. Бартенев И.А. Русский интерьер XIX в. Л., 1984.

136. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

137. Беленчук Л.Н., Овчинников A.B. Научная конференция «Педагогика и политика в образовании конца XIX начала XX в. (Москва, 25-26 февраля 1997 г.) // Вестник РГНФ. 1997. № 4. С. 269-272.

138. Бердяев H.A. Миросозерцание Достоевского // Философия творчества, культуры и искусства. В 2-х т. Т. 2. М., 1994.

139. Библер B.C. От наукоучения к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век. М., 1990.

140. Библер B.C. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика и культура. М., 1991.

141. Богословский М.М. Историография, мемуаристика, эпистолярия. (Научное наследие). М., 1987.

142. Боровичские усадьбы и их обитатели: Краеведческий сб. СПб.,2006.

143. Боханов А.Н. Благотворители Москвы. М., 1997.

144. Боханов А.Н. Коллекционеры и меценаты в России. М., 1989.

145. Боханов А.Н. Меценаты и коллекционеры Москвы. М., 1997.

146. Буганов В.И. Российское дворянство // Вопросы истории. 1994. № 1.С. 29-41.

147. Бурдье П. Социология политики. М., 1993.

148. В раздумьях о России (XIX век) / Отв. ред. и сост. E.JI. Рудницкая. М., 1996.

149. Веденин Ю.А. Русские дворянские усадьбы и их роль в возрождении культурного ландшафта России // Русская усадьба. Вып. 1(17). М., 1994.

150. Великовский С.И. Культура как полагание смысла // Одиссей. 1989. М, 1989. С. 17-20.

151. Водарский Я.Е. Дворянское землевладение в России. М., 1988.

152. Водарский Я.Е. Население России за 400 лет. (XVI начало XX). М., 1973.

153. Волков О. Рассадник благонравия // Родина. 1989. № 7.

154. Вострышев М.И. Московские обыватели. М., 2003.

155. Вулисанова Г. Женское образование в Москве // Высшее образование в России. 1998. № 2. С. 107-112.

156. Гавлин M.JI. Меценатство в России: Научно-аналитический обзор. М., 1994.

157. Герасимов И.В. Модернизация России как процесс трансформации ментальности // Русская история: проблемы менталитета. Тезисы докладов научной конференции. Москва, 4-6 октября 1994 г. М., 1994. С. 11-14.

158. Гойхберг А.Г. Замужняя женщина как неравноправная личность в современном гражданском праве // Право. 1914. №51. Стб. 3543-3544.

159. Гордин Я.А. Дуэли и дуэлянты. СПб., 2002.

160. Гуревич П.С. Культурология. Учебное пособие. М., 1996.

161. Даен М.Е. Мир усадьбы глазами вологодского помещика А.Ф. Рязанова//Послужить Северу . Вологда, 1995. С. 108-122.

162. Дворянская и купеческая сельская усадьба в России ХУ1-ХХ вв. М.,2001.

163. Дмитриева Е.Е., Купцова О.Н. Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай. М., 2003.

164. Дубровский С.М. Очерк русской революции. Сельское хозяйство. М., 1922.

165. Думова Н.Г. Московские меценаты. М., 1992.

166. Евреинов Г.А. Прошлое и настоящее русского дворянства. СПб.,1898.

167. Елишев А.И. Дворянское дело. М., 1898.

168. Жизнь в свете и дома. М., 1997.

169. Захарова Л.Г. Земская контрреформа 1890 г. М., 1968.

170. Захарова О.Ю. Русские балы и конные карусели. М., 2000.

171. Захарова О.Ю. Светские церемониалы в России XVIII- начала XX в. М., 2003.

172. Зингерман Б.И. Театр Чехова и его мировое значение. М., 1988.

173. Злочевский Г.С. Памятники отечества. Мир русской усадьбы. М.,1995.

174. Злочевский Г. Русская усадьба на страницах дореволюционных изданий // Памятники Отечества. 1992. № 2.

175. Иванов А.Е. Высшая школа России в конце XIX- начале XX вв. М.,1991.

176. Иванова Л.В. К читателю. Мир русской усадьбы. Очерки. М., 1995.

177. Иванова Л.В. О воссоздании Общества изучения русской усадьбы и проблемах исследования усадьбы» // Усадьба в русской культуре XIX -начала XX веков (Материалы научной конференции, 22-24 ноября) / Отв. Ред. В.С. Козырев. М, 1996.

178. Иллюстрированная энциклопедия моды. Прага, 1987.

179. Источники по русской истории и литературе: Средневековье и новое время: Сб. научных трудов / Отв. ред. Н.Н. Покровский. Новосибирск, 2000.

180. Кабанов С.А., Кулевский Л.К. Во благо России: Очерки о предпринимателях и меценатах России. СПб., 1997.

181. Кабытова Е.П. Кризис русского дворянства. Самара, 1997.

182. Каждан Т.П. Художественный мир русской усадьбы. М., 1997.

183. Каменская М. Забытая книга. М., 1991.

184. Кашкаров И., Кашкаров П. Современное назначение русского дворянства. М., 1885.

185. Кириченко Е.И. Москва. Памятники архитектуры. 1830-1910-х годов. М., 1977.

186. Ключевский В.О. Сочинения. Т. 1. М., 1918.

187. Козлов В.Ф. Отторжение от культуры // Дворянское собрание: ист.-публицист. и лит. худож. альманах. М., 1994. № 1.

188. Козлова Г.Н. «Образ жизни» отечественной гимназии конца XIX -начала XX в. // Педагогика. 2000. № 6. С. 71-77.

189. Коллекционеры и меценаты Петербурга. СПб., 1995.

190. Корелин А.П. Дворянство в пореформенной России. 1861-1904 гг. Состав, численность, корпоративная организация. М., 1979.

191. Кошелев В. А. К истории русской усадебной культуры (Вологодский поэт П.А. Межаков) // Вологда: историко-краеведческий альманах. Вып. 1. Вологда, 1994. С. 195-207.

192. Лапин Н.И. Социокультурный подход и социентально-функциональные структуры // Социс. 2000. № 9.

193. Лейкина-Свирская В.Р. Русская интеллигенция во второй половине XIX в. М., 1971.

194. Летягин Л.Н. Русская усадьба: миф, мир, судьба // Русская усадьба. Вып. 4 (20). М, 1998.

195. Лихачев Д.С. Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Л., 1982.

196. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII начало XIX в.). СПб., 1994.

197. Лотман Ю.М. Художественный ансамбль как бытовое пространство // Его же. Избранные статьи. Т. 3. Таллин, 1994. С. 316-320.

198. Лященко П.И. Русское зерновое хозяйство. М., 1927.

199. Максимова Л.Б. Елисаветинская женская гимназия // Московский журнал. 1998. № 2. С. 41-43.

200. Марасинова E.H. Русский дворянин второй половины XVIII в. (Социо-психология личности) // Вестник МГУ. Сер. 8. История. 1991. № 1. С. 17-28.

201. Медушевский А.Н. Утверждение абсолютизма в России: Сравнительное историческое исследование. М., 1994.

202. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Ч. 1-3. СПб., 1896-1903.

203. Минарик Л.П. Экономическая характеристика крупнейших землевладельцев России конца XIX начала XX в. М., 1971.

204. Минц С.С. Мемуары и российское дворянство. Источниковедческий аспект историко-психологического исследования. СПб., 1998.

205. Мир русской усадьбы. СПб., 1998.

206. Миронова И.А. Методика изучения мемуаров XIX века: Учеб. пособие. М., 1988.

207. Михайлова М. Московские средние школы в конце XIX начале XX века// Мир образования. 1997. № 7-8. С. 60-61.

208. Моряк Е.И. Дневники и мемуары как источник для изучения социальной психологии дворянства России второй половины XIX начала XX вв. М., 1977.

209. Моряк Е.И. Обзор дневников и мемуаров русских помещиков, живших во второй половине XIX начале XX в. // Вестник Московского университета. Серия. История. 1976. № 4. С. 85-90.

210. Морозов С.Д. Население России на рубеже XIX-XX веков // Отечественная история. 1999. № 4. С. 32-46.

211. Муравьева О.С. Как воспитывали русского дворянина. СПб., 1998.

212. Мурашев A.A. Потомок Петра Великого // Вопросы истории. 2000. №6. С. 121-129.

213. Нащекина М.В. Русские усадьбы эпохи символизма // Русская усадьба. Вып. 4 (20). М., 1998. С. 315-318.

214. Орлова Е. Высшее женское образование в России (По страницам публикаций 2-й половины XIX в.) // Aima mater. 1999. № 3. С. 36-40.

215. Очерки русской культуры XIX века. Т. 1. Общественно-культурная среда. М., 1998.

216. Неплюев H.H. Историческое призвание русского помещика. М.,1880.

217. Павленко Н.И. Летописцы Отечества // Соловьев С.М. Общедоступные чтения по русской истории. М., 1992.

218. Пазуин A.A. Современное состояние России и сословный вопрос. М., 1886.

219. Памятники истории и культуры Калининской области. М., 1988.

220. Панченко A.M. О русской истории и культуре. СПб., 2000.

221. Пирумова Н.М. Земское либеральное движение: Социальные корни и эволюция до начала XX в. М., 1977.

222. Платов В. Взгляд и нечто о дворянстве. М., 1904.

223. Познанский В.В. Очерк формирования русской национальной культуры. М., 1975.

224. Попов В. Защитник свободы слова // Истина и жизнь. 1998. № 12. С.36.39.

225. Пронштейн А.П. Источниковедение в России. Эпоха капитализма / Отв. ред. И.Д. Ковальченко. Ростов-на/Д., 1991.

226. Пушкарев J1.H. Введение // Менталитет и культура предпринимателей России XVII-XIX вв. Сборник статей. М., 1996.

227. Пушкарева И.М. Сельская дворянская усадьба в пореформенной России (К постановке проблемы) // Отечественная история. 1999. № 4. С. 1431.

228. Пчелин H.A. Блекнущая вязь поднебесной красоты: (Судьба богор. бар. усадеб). Н. Новгород, 2000.

229. Разгонов С. Последняя заря // Памятники Отечества. М., 1992. Вып.25.

230. Резвых П.В. Реализация архетипа Философская мистерия в романе А. Белого «Серебряный голубь» // Мировое древо -Arbor mundi. Вып. 8. М., 2001.

231. Репина Л.П. Теоретические поиски 80-х годов: проблема синтеза // Социальная история. Ежегодник, 1998/99. М., 1999.

232. Романович-Славатинский A.B. Дворянство в России. СПб., 1870.

233. Российская ментальность (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 1994. № 1.

234. Рябцев Ю.С. История русской культуры. Художественная жизнь и быт XIV-XIX вв. М., 1997.

235. Савелов Л.М. Дворянство в его бытовом и общественном отношении. М., 1906.

236. Савельев П.И. Аграрный менталитет русского дворянства // Общественно-политические движения в России XIII-XX вв. Самара, 1993. С. 25-32.

237. Сапрыгина Е. Аристократ в «медвежьем углу»: Из жизни уездного предводителя дворянства графа Мусина-Пушкина // Губернский дом. 1997. №3(23). С. 54-55.

238. Сапрыгина Е. Портретная галерея дворянского собрания // Губернский дом. 1993. № 2. С. 17-22.

239. Светловский В.В. Мобилизация земельной собственности в России. СПб., 1911.

240. Сегалова Е.А. Григорово во второй половине XVII начале XX в. // Чтоб не распалась связь времен. М., 1997.

241. Славянская мифология. М., 1995.

242. Смирнов JI. Усадебный ландшафт России // Наше наследие. 1994. № 29-30.

243. Снежков В.Н. Правительство и дворянство. СПб., 1906.

244. Соколов А.К. Социальная история России новейшего времени: проблемы методологии и источниковедения // Социальная история. Ежегодник, 1998/99. М., 1999.

245. Соловьев Б.И. Русское дворянство и его видные представители. Ростов-на/Д., 2000.

246. Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство в конце XIX в. Л.,1973.

247. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992.

248. Стернин Г.Ю. Русская загородная усадьба в современных историко-культурных интересах // Русская усадьба. 1998. № 4 (20).

249. Стернин Г.Ю. Усадьба в поэтике русской культуры // Русская усадьба. Сборник ОИРУ. Вып. 1(17). М.; Рыбинск, 1994.

250. Тартаковский А.Г. Русская мемуаристика и историческое сознание XIX века. М., 1997.

251. Терпигорев С.Н. Очерки помещичьего разорения. СПБ., 1881.

252. Ульянова Г.Н. Новейшая американская историография российской благотворительности (обзор) // Отечественная история. 1995. № 1.

253. Ульянова Г.Н. Специальная периодика по благотворительности в России (1870-1907) // Вопросы историографии и источниковедения дооктябрьского периода. М., 1992.

254. Усадьба в русской культуре XIX начала XX веков (Материалы научной конф., 22-24 ноября) / Отв. ред. B.C. Бозырев. М., 1996.

255. Федосюк Ю.А. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века. 9-е изд., испр. М., 2006.

256. Художественные процессы в русской культуре второй половины XIX века. М., 1984.

257. Художественные проблемы русской культуры второй половины XIX века. М., 1994.

258. Чуйкина С.А. Реконфигурация социальных практик. Семья поместных дворян в до и послереволюционной России (1870-1930-е гг.) // Социс. 2000. № 1.С. 81-92.

259. Хренов М.М., Зубов Р.Т., Коновалов И.Д., Нестеров-Комаров Г.Н., Теровкин М.А. Военная одежда русской армии. М., 1994.

260. Христофоров И.А. Дворянские собрания о судьбе «высшего сословия» после отмены крепостного права (60-е годы XIX в.) // Вестник Московского ун-та. Серия 8. История. 2000. № 3. С. 55-67.

261. Христофорова Е.В. Женская гимназия в России // Педагогика. 1998. №4. С. 80-86.

262. Цебрикова М.К. Страницы из истории нашего женского домашнего образования // Русская школа. 1893. Т. 1. № 5/6.

263. Черменский Е.Д. Буржуазия и царизм в первой русской революции. М., 1970.

264. Чистякова Г.И. Обычаи и нравы россиян // Российский менталитет: история и современность. Вып. 2. СПб., 1993. С. 18-23.

265. Шартье Р. История сегодня: сомнения, вызовы, предложения // Одиссей. Человек в истории. 1995. М., 1995.

266. Швидковский Д. Усадьбы старые таинственной Руси // Наше наследие. 1994. № 29-30. С. 5-19.

267. Шелохаев C.B. Быт московского дворянства на рубеже двух веков: семья Д.Н. Шилова // Вестник Московского университета. Серия. История. 1998. № 1. С. 44-47.

268. Шубинский С.Н. Исторические очерки и рассказы. М., 1995.

269. Щапов Я.Н. Благотворительность в дореволюционной России: национальный опыт и вклад в цивилизацию // Россия в XX веке. Историки мира спорят. М., 1994.

270. Щукин В.Г. Миф дворянского гнезда. Геокультурологическое исследование по русской классической литературе. Краков, 1997.

271. Энциклопедия. Отечественная история с древнейших времен до 1917 года. T. I. М., 1994.

272. Эрнст С. Юсуповская галерея. JL, 1924.

273. Яблочков М.Т. История дворянского сословия в России. СПб.,1876.1.. Диссертационные исследования:

274. Аутлева Ф.Т. Ценностно-нормативные ориентиры русской ментальности: социально-философский анализ: Дис. на соиск. учен. степ, канд. филос. наук. М., 1996.

275. Бичерова Н.С. История России второй половины XIX начала XX века в современной американской русистике: Автореф. дис. на соиск. учен, степ. канд. ист. наук. Брянск, 2003.

276. Виккел O.JI. Семья Ивашевых в контексте русской дворянской культуры конца XVIII-XIX в.: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. М., 2000.

277. Звягинцева М.М. Русская усадьба как культурно-исторический феномен: Автореферат дис. на соиск. учен. степ. канд. культуролог, наук. СПб., 1997.

278. Кабытова Е.П. Дворянство Центрально-Черноземного района в начале XX в.: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Самара, 1997.

279. Корелин А.П. Дворянство в пореформенной России. 1861-1904 гг. (состав, численность, корпоративная организация): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. докт. ист. наук. М., 1980.

280. Кулабухов B.C. Эволюция менталитета дворянства Черноземного региона в пореформенный период 1861-1905 гг.: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. М., 1997.

281. Лавицкая М.И. Орловское потомственное дворянство второй половины XIX начала XX в.: Происхождение, внутрисословные группы и социально-культурный облик: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Орел, 1999.

282. Медведев Н.П. Переоценка ценностей как социальный феномен: Дис. на соиск. учен. степ. докт. филос. наук. Ставрополь, 1996.

283. Мурашов Д.Ю. Провинциальное дворянство в конце 50-х 70-х гг. XIX века: По материалам Пензенской губернии: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Саратов, 2004.

284. Пенькова О.П. Дворянство Тамбовской губернии: 1861-1906 гг.: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Самара, 2003.

285. Савицкий И.В. Дворянство Европейского Севера России в середине XIX начале XX вв.: По материалам Олонецкой, Вологодской и Архангельской губерний: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Петрозаводск, 1998.

286. Третьякова Г. А. Поместное дворянство Европейской части России в 1917 году (на материалах Центрально-земледельческого района и Поволжья): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Куйбышев, 1990. х