автореферат диссертации по социологии, специальность ВАК РФ 22.00.04
диссертация на тему: Социальная активность в российском обществе: структурно-деятельностное измерение

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социальная активность в российском обществе: структурно-деятельностное измерение"

На правах рукописи

Страдзе Александр Эдуардович

СОЦИАЛЬНАЯ АКТИВНОСТЬ В РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ: СТРУКТУРНО-ДЕЯТЕЛЬНОСТНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ

22.00.04 - социальная структура, социальные институты и процессы

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора социологических наук

Ростов-на-Дону - 2013

005547409

005547409

Работа выполнена в ФГАОУ ВПО «Южный федеральный университет»

Официальные оппоненты

Ведущая организация

Попов Михаил Юрьевич

доктор социологических наук, профессор; ФГКОУ ВПО «Краснодарский университет МВД Российской Федерации»; профессор кафедры философии и социологии

Скворцов Николай Генрихович

доктор социологических наук, профессор; ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный университет»; декан факультета социологии

Хунагов Рашид Думаличевич

доктор социологических наук, профессор; ФГБОУ ВПО «Адыгейский государственный университет»; ректор

Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт Социально-политических исследований Российской академии наук

Защита состоится «25» сентября 2013 г. в 10.00 на заседании диссертационного совета Д 212.208.01 по философским и социологическим наукам ФГАОУ ВПО «Южный федеральный университет» (344006, г. Ростов н/Д, ул. Пушкинская, 160, ИППК ЮФУ, ауд. 34).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ФГАОУ ВПО «Южный федеральный университет» (344006, г. Ростов н/Д, ул. Пушкинская, 148).

Автореферат разослан «¿¡¿2_» августа 2013 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

А.В. Верещагина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Завершившийся период социальных трансформаций в российском обществе не дает оснований сформулировать готовые результаты. Тем не менее, можно подвести некоторые итоги, которые выражаются в том, что пройдена точка невозврата к прошлому, сформированы базисные рыночные, демократические институты и можно констатировать появление новых социальных групп и изменение статуса старых, традиционных как формирование социально-стратифицированной структуры общества.

Трудно отрицать деструктивное значение стихийных процессов, реформирования и издержек институционального внедрения, особенно при заимствовании чужих образцов, часто без учета российской специфики пересаживаемых на российскую почву. Но этот факт указывает на то, что в том виде и состоянии, в котором находится российское общество, оно нуждается в социальных изменениях. В действительности проблема заключается в том, каков будет характер изменений, какие результаты будут привнесены в социальное развитие, как определится вектор перемен, какими способами будет осуществляться процесс формирования новых социальных структур и институтов.

В условиях разрушения доставшегося советского наследия, социальные изменения не могут носить внешний, привнесенный характер, а сообразовываются с внутренними эндогенными источниками развития. Процесс социальной трансформации российского общества показал, что нельзя построить новую общественно-политическую систему за короткий период, что во многом успех предпринимаемых перемен зависит от социальной активности общества как способа социальной деятельности, направленной на принятие и реализацию перемен и, главное, на то, как осуществлять эти изменения не только на макро- и мезоуровнях, но и на социальном микроуровне.

В этих условиях нельзя говорить о том, что с периодом завершения социальных радикальных перемен, социальных трансформаций завершилась социальная активность населения и воцарилась единодушно социальная рутина. На наш взгляд, проблемы социального развития российского общества восходят к социальной активности, которая «пронизывает» социальное взаимодействие, социальную структуру общества, определяет отношение к социальным институтам и становится фокусом интересов различных социальных групп.

Социальная активность населения, по определению, свидетельствует об уровне и характере социальной субъектности, о том, в каких формах реализуются стратегии включения и участия в социальных процессах или социальной апатии, отчужденности и даже социальной эксклюзии, хотя следует подчеркнуть, что социальная структура носит неустойчивый, нестабильный характер, все еще содержит параметры переходного состояния. Нельзя не учитывать тот факт, что в условиях возникших избыточных социальных неравенств и социально-территориальных диспропорций, утраты доверия к институтам порядка и стабильности, социальная активность может приобрести или социально созидательный, конструктивный смысл, или быть направленной на процесс социальной негации, перехода от форм цивилизованного протеста к социальному бунту, к слепому разрушению.

Разнонаправленность тенденций социальной активности свидетельствует о том, что российское общество неоднозначно воспринимает социальную активность и социально активные группы. Это напоминает ситуацию амбивалентности как направленности противоположных чувств не только к одному и тому же человеку, но и к определенному качеству социальных отношений. В данном случае можно сказать, что в обществе наблюдается аритмичность социальной активности, которая характеризуется периодами то относительного затишья, то наката «волн».

Разумеется, социальную активность нельзя свести к единому знаменателю, учитывая, что в обществе, где господствует конфликтный плюрализм интересов и ценностей, активность может быть сериальностью локальных социальных действий. К тому же сочетание элементов конструктивизма и негации делает возможным возникновение системного социального конфликта. Другими словами, есть определенная настороженность и в действиях властных структур, и в восприятии населением активности как социаль-но-рискогенной стратегии, менее предпочтительной, чем выработанные за годы реформ адаптивные практики.

Можно говорить о том, что в российском обществе с ослабленными социальными связями, дезинтеграцией общественной жизни трудно связывать социальную активность с социальным капиталом общества, с тем, что усиливает социальное доверие и делает возможным перспективы социальной консолидации. Противоречия в трактовке социальной активности связаны не только с ее амбивалентностью, расплывчатостью и контекстуальностью. Постреформенный социальный опыт убедительно показывает, что социальная активность имеет огромное значение для сохранения политической стабильности и экономического процветания общества.

Во-первых, от масштабов социальной активности зависит, насколько высока степень готовности общества к, быть может, трудным, но необходимым социальным переменам. Во-вторых, при отсутствии широко разветвленной социальной активности, отдельные группы начинают преследовать узкие местнические интересы, противоречащие общим национальным целям1. В-третьих, у россиян появляется все больше оснований считать, что именно активное отношение к событиям и процессам, происходящим в стране, усиливает возможность влиять на эти процессы и быть наготове перед угрозой социальных кризисов.

' Социальный капитал и социальное расслоение современной России. - М., 2005. - С. 10.

5

Если советское общество представлялось сплоченным, в силу существования регулируемой социальной активности, то наиболее очевидными противоречиями в современной России являются разорванность прежних социальных связей и наследование того, что можно назвать страхом регуляции социальной институционализа-ции, введения субъектов социальной активности в сферу публичной жизни.

Рассматривая различные формы социальной активности, можно прийти к заключению, что в российском обществе сформировались формы социальной активности, однако можно сказать, что есть предпосылки развития социальной инициативы и повышения эффективности функционирования социальных институтов. Высказываясь так осторожно, мы не имеем в виду, что социальная активность как массовая регулярная способность различных слоев населения к деятельности, включающая социальные изменения, направленные на социальное творчество или социальную деструкцию, может основываться и на надежном эмпирическом основании. Это требует системного социологического анализа на основе оценки сформировавшихся подходов в социологической мысли, внесения, формулирования принципиально новых выводов относительно состояния и перспектив социальной активности в российском обществе. Таким образом, можно сказать, что данная проблема имеет явный теоретико-методологический смысл и обладает достаточно высоким потенциалом социально-практического воздействия.

Степень научной разработанности темы. Анализ литературы по исследуемой теме показывает, что в социологической мысли сложилась трактовка социальной активности как способа социальных перемен, как выражения степени социальной субъектности, и, соответственно, эти работы посвящены различным аспектам: организационным, социальным, политико-правовым.

Обращение к проблеме социальной активности свойственно социологии с момента зарождения. В классической социологиче-

ской мысли (Э. Дюркгейм, М. Вебер) социальная активность трактуется как состояние перехода от традиционного к современному обществу, связанное с исчезновением социальных профильностей, сословий и перегородок, и направленное на достижение социальной мобильности. Э. Дюркгейм указывает в качестве основного вида социальной мобильности реформирование общества на основах органической солидарности.

Для М. Вебера активное поведение, социальная активность связываются, соответственно, с типологией социального поведения. Если социально-аффективное и целостно-рациональное поведение определяется традицией или непосредственными социальными массовыми реакциями, то для целерационального поведения, в контексте рационализации общественной жизни, активность выявляет сферу расширения понимающего воздействия, обретает смысл легитимации перемен и мобилизации конкретной социальной группы для реализации групповых интересов.

Развитие классической социологической мысли приводит к возникновению двух интерпретаций социальной активности: структурно-функциональной и социально-конфликтологической.

В структурно-функциональной парадигме социальная активность выводится из концепции теории социального равновесия, из понимания того, что общественное развитие является результатом социальной дифференциации и становится главным стимулом социального развития. Сфера социальной стратификации основана на принципе результата, на гармонии общественных отношений. Структурно-функциональный анализ ориентирует нас на то, что приобретенные позиции социальной мобильности становятся образовательной системой. Иными словами, социальная активность, во-первых, является сферой институционального контроля. Структура социального действия, согласно концепции Т. Парсонса3, определя-

2 Вебер А/. Избранные произведения. - М., 1990. - С. 632-637; Дюркгейм М. Разделение труда. - М., 1999. - С. 206-209.

3 См.: Парсопс Т. О социальных системах. - М: Академический Проект, 2002.

7

ется той степенью социальной активности, которая обращена на разграничение социальных позиций. Во-вторых, социальная активность связана с классификацией ролевых ожиданий и узнаванием референтных групп, оценивающих место определенных социальных позиций.

Важнейшая задача описания социальной активности состоит в том, что ее направленность требует непосредственной соотнесенности с социальными ролями, что вызывает упреки со стороны социальной конфликтологии, описывающей социальную активность как источник и способ разрешения социальных конфликтов. В работах Р. Дарендорфа, Л. Козера отмечается, что, рассматривая социальные конфликты как то, что развязывается по объективным причинам, необходимо видеть в социальной активности «устранения» личного момента досубъективацию, так как ее результаты выявляют зависимость между возникновением конфликта и урегулированием в пользу той или иной социальной группы или общества в целом4. Не отрицая мысль, что социальная активность связана с условиями социальной жизни, конфликтология ориентирована на понимание социальной активности как борьбы, которая может соединять или разъединять различные группы людей. Убеждение, что не стоит разделять социальную активность на чисто конструктивную или чисто деструктивную, дают повод Р. Дарендорфу считать активность плодотворной, если дозволяется свободное выражение интересов даже в антагонистической форме.

Работы представителей постклассической социологии связаны с возникновением структурно-деятельностного и субъектно-деятельностного подходов к социальной активности. Согласно двум ключевым понятиям, выдвинутым П. Бурдье, - габитуса и поля, - движущей причиной исторического действия является не субъект, который бы сталкивался «лицом к лицу» с объектом, а связь между двумя состояниями социального: институтами и соци-

4 Дареидорф Р. Современный социальный конфликт. Очерки политики свободы. - М., 2002. -С. 165-167; КозерЛ. Конфликт: социологическое измерение.-М., 1999.-С. 15-21.

8

альными структурами субъективности5. Это важное замечание, которое обращает внимание на социальные диспозиции, схемы восприятия чувствования и мышления определенным образом, которое влияет на формирование социальной траектории. В этом значении институты как конфигурация между индивидуальными или коллективными акторами выводят на включение в социальную активность, неравномерное соотношение сил между доминирующими и доминируемыми субъектами, т. е. поле борьбы.

Таким образом, П. Бурдье пытается синтезировать идею структурно-функционального подхода, приобретенных социальных позиций как воздействие истории и социальной конфликтологии, признающей социальную активность как конфликт интересов различных групп, имеющих следствием как кооперацию, так и борьбу.

Следуя логике практического и дискурсивного знания, Э. Гидденс6 анализирует социальную активность по преднамеренности или непреднамеренности к результатам действия. Он полагает, что социальная активность может быть связана с понятием рутины, повседневного действия, и никакая демаркационная линия не отделяет обычных акторов от «профессиональных» социальных активистов. Реализуя эту мысль, Э. Гидденс предлагает диалектику преднамеренного и непреднамеренного и подводит к тому, что результаты социальной активности могут существенно отличаться от намерения акторов действия.

Английский социолог М. Арчер, согласно концепции морфо-генезиса, рассматривает социальную активность в контексте синтеза агентов социального действия и самоорганизующихся структур. В полемике по поводу теории структурации Э. Гидденса отмечается, что активность в современном обществе основывается на рефлексивном императиве как системе знания, направленного на культурные перемены, определяющие радикальные изменения в повседневной жизни людей. Это обстоятельство, по мнению М. Арчер,

5 См.: Бурдье П. Социология политики. - М., 1993.

6 Гидденс Э. Устроение общества. -М., 2009. - С. 132-135.

9

создает эффект структурного освобождения, когда рефлексивность становится посредником между социальными акторами и структу-

у

рами . Таким образом, социальная активность характеризуется вне порождающих условия социальной деятельности структур и влияния алгоритмов повседневности как латентного знания.

А. Турен в отстаивание тезиса «возращение человека действующего» отмечает, что надо отказаться от иллюзорных попыток анализировать действующих лиц вне всякого отношения к общественной системе или, наоборот, от описания системы без «действующих» лиц8. Для него социальная активность развивается с формированием новых действующих лиц, общества и организаций конфликта, связанных с управлением историчностью (институцио-нальностью). В переходе от общества к социальному действию нужно определять человека только в понятии действия и отношения к действию, а не заниматься поиском принципов легитимации общественной жизни.

Социальная активность, таким образом, разделяет акторов на тех, кто является хозяином «модели действия», и тех, кто является зависимым. Социальная жизнь как деятельность самопроизводства и самотрансформации требует осознания себя и опыта в качестве субъекта, и в этом смысле активность представляет собой значимость историчности и общественных движений. В российской социологической мысли формирование представлений социальной активности связано как с преодолением ранее подхода о контролируемости, регулируемости социальной активности, так и с тем, что в современном российском обществе социальная активность принимает формы, определяемые логикой социальных трансформаций.

. Это выражается в том, что, используя сложившиеся подходы, -структурно-функциональный, структурно-деятельностный, конфликтологический, схемы социологии действия, - российские исследователи обращают внимание, во-первых, на то, что социальная

7 Арчер М. Реализм и морфогенез // Теория общества. - М., 1999. - С. 89 - 101

8 Турен А. Возвращение человека действующего. - М., 1995.-С. 39-45.

10

активность имеет как социоструктурные, так и социо-культурные параметры. Во-вторых, социальной активности в российском обществе свойственна локализованное^ в определенных группах и слоях в зависимости от доступности к социальным ресурсам или целей, преследуемых в процессе социальной активности. В-третьих, в том, что субъекты социальной активности не действуют прямолинейно, что предполагает чередование рутинных, консервативных позиций и периодов внесения ожидания социальных изменений.

Определенные исследования в этой сфере, проделанные М.К. Горшковым, Н.Е. Тихоновой, C.B. Мареевой, В.В. Локосовым и др.9, указывают на то, что российское общество, являясь социально неоднородным, не имеет общей направленности социальной активности, что для социальной активности россиян характерна тенденция влияния внешних факторов: пики социальной активности приходятся на период возрастания социальной и политической напряженности.

A.B. Дмитриев, А.Г. Здравомыслов, используя социально-конфликтологическую парадигму, приходят к выводу, что ситуация с социальной активностью в российском обществе связана с конфликтом интересов, с тем, какое взаимодействие оказывают институты и системы распределения жизненных благ, сложившихся в нем10. Вместе с тем отмечается, что в качестве способов социальной активности может использоваться и весьма широкий спектр социально-организационных форм. Переход социальной активности на более активный уровень сложности связан, по его мнению, с наибольшими сдвигами в сфере межличностных отношений, так как сами активности выступают как результирующие определенных событий и имеют большой запас неопределенности.

9 Горшков М.К. Российское общество в условиях трансформации. Мифы и реальность (социологический анализ). - M., 2003. - С. 459-462; Покосов В.В., Шульц В.Л. Основания консолидации современного российского общества: социологические аспекты. - М.,

2008.- С. 21-26; Тихонова Н.Е., Мареева C.B. Средний класс: теория и реальность. - М.,

2009.-С. 12-19.

10 Дмитриев А. В. Социальный конфликт: общее и особенное. - М., 2002. - С. 75-100; Здравомыслов А.Г. Поле социологии в современном мире. - М., 2010. — С. 61-64.

11

Н.Г. Скворцов, исследуя этничиость в системе общественных отношений, обосновывает вывод о том, что в традиционном обществе примордиальная интерпретация этничности вносит структурные ограничение в социальную активность общества. В ситуации конструирования этничности в обществе модерна этничность, имея стимулирующее воздействие на социальную активность, может продуцировать потенциал конфликтогенности, выражаемый в становлении дискриминационных практик и антагонизма частных (групповых) и общественных интересов11.

Исследования Т.И. Заславской, В.А. Ядова, О.И. Шкаратана, И.А. Халий показывают, что в российском обществе активность прежде всего связана с социальными трансформациями, возникновением новых социальных неравенств, формированием новых социальных институтов и с тем обстоятельством, что состояние современного российского общества отражает обратную связь влияния, преобразования базовых институтов на содержание и направленность активности населения12.

В работах Ж.Т. Тощенко, С.А. Кравченко, Ю.Г. Волкова подчеркивается, что, переживая переходный период, связанный с возникновением двух разнонаправленных интенций социальной апатии, социальной инертности и социального творчества, воспроизводимого в практиках, наиболее инициативных или имеющих высокий потенциал самоактуализации слоев населения, социальная активность становится важным условием социальных изменений, так как различные перемены, происходящие в социальных группах, институтах и организациях, вызывают потребность в нововведениях, создании и распространении новых экономических, организа-

11 Скворцов Н.Г. Проблема этничности в социальной антропологии. - СПб., 1997. -С. 149-160.

12 Заславская Т.И. Социетальная трансформация российского общества: деятельностно-структурная концепция. - М., 2003. - С. 48-55; Ядов В.А. Проблемы российских трансформаций. - СПб., 2006. - С. 81-86; Шкаратап О.И. Российский порядок: вектор перемен. - М., 2004. - С. 79-82; Ханш И.А. Современные общественные движения: инновационный потенциал российских преобразований в традиционалистской среде. - М., 2007. -С. 56-59.

ционных и культурных форм13. Подчеркивается, что в современных условиях глобализации социального пространства, нарастания глобальных вызовов социальная активность в обществе становится важным ресурсом социального развития, включения движения социальных и культурных перемен в процесс гуманизации социума, переход от спонтанной к «рефлексивной» социальной активности.

Н.Ф. Наумова, Е.М. Аврамова подчеркивают, что для рассмотрения социальной активности необходимо принимать доминирование адаптационных стратегий населения, которые существенно влияют на особенности российских трансформаций14. Глубокие перемены в системе социальных ориентиров населения, включая изменение приоритетов, интересов государства, индивидуальные потребности, порождают глубокие противоречия, тем более что спектр потенциальных возможностей социальных активностей уже, чем существующие идеальные представления о ней.

Таким образом, можно сказать, что теоретический задел исследования социальной активности связан с концептуальными работами, результатом ее рассмотрения как способа социальной деятельности, направленной на отклонение или принятие социальных изменений, связанных с конфликтом интересов, принятием социальных и культурных изменений. Тем не менее, разработанная теоретико-методологическая база нуждается в существенном уточнении и дополнении, не позволяет осуществить исследования социальной активности в контексте динамики социальных настроений в российском обществе, социальных ожиданий и предложения новых вариантов общественного развития по сравнению с накопленным опытом социальных преобразований.

13Кравченко С. А. Динамика социологического воображения: всемирная культура инновационного мышления. - М., 2010. - С. 20-52; Тощепко Ж. Т. Кентавр-проблема (опыт философского и социологического анализа). - М., 2012. - С. 32-58; Волков Ю.Г. Креативность: исторический прорыв России. - М., 2011. - С. 200-203.

4Наумова Н.Ф. Человек и модернизация России. - М., 2006. - С. 65-69; Аврамова Е.М. Адаптационные стратегии в российском обществе. - СПб., 2004. - С. 96-97.

Целью данного диссертационного исследования является разработка социологической концепции социальной активности российского общества как деятельности, содержащей способы и позиции, направленные на социальное развитие социума в контексте определенных социальных приоритетов. Реализация поставленной цели требует решения следующих задач:

1. Определить теоретико-методологические параметры категоризации социальной активности в социологической мысли.

2. Охарактеризовать основные теоретико-методологические подходы к исследованию социальной активности.

3. Выявить особенности проявления социальной активности в российском обществе на основе построения системы критериев исследования и оценки в рамках верификации гипотезы.

4. Исследовать влияние социоструктурных изменений в российском обществе на уровень и характер социальной активности.

5. Определить условия формирования социальной активности в складывающемся институциональном социальном дизайне российского общества.

6. Рассмотреть соотношение повседневной и проективной активности россиян.

7. Охарактеризовать социальную активность как позиционирование в социальном пространстве.

8. Охарактеризовать стратегии социальной активности в российском обществе.

9. Определить функции влияния социальной активности на процесс социальных изменений.

10. Показать значимость социальной активности в системе социальных ценностей российского населения.

11. Рассмотреть идентификационные тренды российского общества в контексте социальной активности.

12. Оценить перспективы развития социальной активности и ее роль в процессе социальной модернизации российского общества.

Объектом исследования являются социальные группы российского общества, которые выступают в той или иной степени субъектами социальной активности.

Предметом исследования являются структурные и деятель-ностные условия социальной активности, связанные с ожиданием и реализацией социальных изменений в разных сферах общественной жизни, формирующих вектор социального развития общества.

Гипотеза диссертационного исследования заключается в том, что в российском обществе социальная активность социально и экономически деятельных групп населения определяется сложившейся конфигурацией социальных обстоятельств, имеющих значение в структурных ограничениях формирования запроса на социальную активность, как реализацию социальных требований и социальную репрезентативность. Это проявляется в том, что ни одна из групп российского населения не является референтной группой социальной активности, не задает образцы «преобразующего» поведения, и артикулирование групповых интересов ориентировано на расширение допуска к институциональным ресурсам на основе институционализации экономических и социальных интересов включением механизмов «дифференциации» возможностей в условиях сложившейся социально-политической системы. Таким образом, «борьба за групповые права и интересы» связана с созданием системы делегирования и представительства интересов, с тем, что воспроизводит ситуацию организованного социального действия. В этом отношении социальная активность в российском обществе не является деятельностью, направленной на новую систему ценностей и правил, способных актуализировать социальную субъект-ность как парадигму социальной активности. Можно предположить, что кризис доверия к традиционным организационным формам и формирующийся запрос на социальную полезность и социальный альтруизм выявляют перспективу форматирования социальной активности в рамках мобильных форм социального действия, направленных на реализацию локальных инициатив, дейст-

вующих по логике микроизменений. Социальная активность в российском обществе определяется также отношением к сотрудничеству с государственными структурами в контексте представления о государстве как носителе всеобщего блага в условиях конфликтной разнородности интересов групп социального действия.

Теоретико-методологической основой диссертационного исследования являются положения и выводы современной социологической мысли, связанной с реализацией парадигмы социального действия. В диссертационном исследовании в качестве основополагающих реализуются концепция социальной ресурсности П. Бурдье, структурации действия Э. Гидденса, социальной субъект-ности А. Турена.

В работе нашли отражение положения, сформулированные российскими исследователями: С. А. Кравченко о социальной активности в контексте управляемой открытости, А. В. Дмитриева о социальной активности в контексте конфликтогенности в российском обществе, М. К. Горшкова, Н. Е. Тихоновой о специфике социальной активности в российском измерении как модели дости-женческого поведения.

Диссертационное исследование развивает идеи креативного класса Ю. Г. Волкова и «парадоксального» человека Ж. Т. Тощен-ко, что связано с реализацией критериев выделения форм социальной активности и оценкой перспектив роста социальной активности в российском обществе.

В диссертационном исследовании нашли применение положения конфликтологической и функционалистской парадигм, ориентированные на анализ влияния социальной активности населения на социальное развитие российского общества.

В качестве методологического инструментария повышения достоверности результатов исследования использовались схемы институционализации общественной активности И.А. Халий, а также исследования российских социологов Н.Ф. Наумовой, О.И. Шкаратана о влиянии социальной активности на формирование и

16

воспроизводство социальных различий в российском обществе, что является обоснованным в контексте оценки перспектив социальной активности.

Структурно-деятельностный подход как основа методологического конструкта данного исследования представляется обладающим адекватным аналитическим, объяснительным и прогностическим потенциалом изучения социальной активности в российском обществе, поскольку, во первых, рассматривает социальную активность как взаимодействия акторов социальной деятельности и структур, что связано в контексте социальной стратификации российского общества с отношением к социальной активности как социальному ресурсу в зависимости от доступа к институциональным возможностям и отношений зависимости автономности, разделения сферы социальной микроактивности, как сферы индивидуальной и групповой свободы и «системной» активности, оцениваемой в массовом сознании как сферы регулируемой деятельности со стороны государственных и социальных институтов. Во - вторых, социальные неравенства определяют приоритет структурных ограничителей в выборе форм социальной активности и в степени институционального запроса на социальную активность. В - третьих, переход к социальной субъектости, ответственности, автономности и компетентности связан с логикой институциональных и структурных изменений, закрепляющих регулярность социально-творческих практик. В - четвертых, можно констатировать, что возрастание деятельностного коэффициента социальной реальности определяется ориентированностью на изменение в существующей социальной системы и не связано с возникновением новых общественных движений как движений контридентичности. Таким образом, стимулы социальной активности в российском обществе определяются принятием установок и ценностей социальной активности как деятельностной мотивации, ориентирующей на достижение равного доступа к институциональным ресурсам и смягчению структурных детерминант.

Эмпирической базой исследования выступают, во-первых, результаты исследований коллектива Южно-Российского филиала Института социологии РАН «Социологический портрет молодежи Ростовской области» (2012 г.)., и «О чем мечтают жители Ростовской области» (2012 г.), проведенных при непосредственном участии автора диссертации.

Во-вторых, результаты всероссийских исследований, выполненных в 2002-2013 гг. коллективом Института социологии РАН (руководитель М.К. Горшков): «Готово ли российское общество к модернизации?», «О чем мечтают россияне?», «Изменяющаяся Россия в зеркале социологии», «Россия в глобальных процессах: поиски перспективы», «Бедность и неравенства в современной России: десять лет спустя», а также проведенных в 2004-2012 гг. ИС-ПИ РАН (рук. Г.В. Осипов): «Измерение социальной реальности» 2008—2011 гг. Кроме того, активно использовались результаты регионального исследования Южно-Российского филиала Института социологии РАН «20 лет реформ глазами жителей Ростовской области» (2011 г.).

Совокупность данных эмпирических источников, использовавшихся в работе при разработке социологической концепции социальной активности российского общества, может считаться достаточно репрезентативной эмпирической базой для решения поставленных в диссертационном исследовании задач, так как отражает реальное состояние российского общества, его базовых социальных институтов, положение различных социальных групп и слоев населения в трансформирующемся пространстве современной России.

Научная новизна исследования состоит в следующем: - представлены и взаимосвязаны социальные параметры и функции социальной активности, ее динамика как основного направления социальной деятельности и институциональной компо-зитности; показано, что категоризация социальной активности в социологической мысли связывается с введением аналитического

18

определения социальной активности как категории, имеющей эмпирическую идентификацию в деятельности россиян на различных социальных уровнях;

- показано, что социальная активность рассматривается не только как форма социальной деятельности, форма реализации жизненных целей, но и как деятельность в контексте социальных изменений, воспроизводящихся в различных формах соответствующих уровней социальной ресурсоспособности индивидов и групп; выявлено, что сложившиеся теоретико-методологические подходы к пониманию и оценке социальной активности сравниваются по критерию социологической достоверности, при этом выделяются субъектность активности, ее коллективные и индивидуально-групповые аспекты;

- исследована специфика социальной активности в российском обществе, которая выражается как в ее сконцентрированности, локализованное™ в группах, обладающих потенциалом социальной активности, так и в готовности к социальной активности ради реализации в контексте неудовлетворенности жизненным положением, что требует актуализации субъектных критериев, связанных с восприятием и представлением о социальной активности и выборе конкретных форм социальной активности;

- раскрыт механизм институционализации социальной активности через реализацию ею функций социализации и коммуникации; показано, что институциональный дизайн российского общества в целом направлен на регулируемую и допускаемую активность и обосновано, что алгоритмы социальной повседневности стимулируют рост активности на микроуровне, связанную с формированием социальных мини-пространств, и активность на социальном макроуровне, которая виртуализируется, выходит в сферу заявления о намерениях;

- выявлено, что в условиях социоструктурной дифференциации российского общества социальная активность приобретает статусное различие, что влияет на направленность социальной актив-

19

ности в контексте групповых интересов и параллелизм социально активных действий;

— показано, что институционализация социальной активности в российском обществе связана с формированием институтов гражданского общества, которые не достигли состояния институционального доверия и испытывают дефицит институциональных ресурсов;

— доказано, что поведенческие модели россиян направлены на достижение профанных целей, и в рамках отхода от максимализации жизненных результатов социальная активность складывается в мозаику разнонаправленных социальных практик;

— показано, что стратегии социальной активности россиян основываются на принятии социальной активности в качестве способа реализации жизненных приоритетов и классифицируются по критерию субъектности;

— обосновано, что социальная активность в российском обществе не достигает степени коллективной субъектности, так как определяется завышенной социальной самооценкой;

— изучено влияние социально-ценностной системы на рост направленности векторности в российском обществе, что выявляется в инструментализации социальной активности и размытости ее ценностного ядра;

— проанализированы идентификационные тренды социальной активности российских граждан, которые выражаются в ее периферийном статусе по отношению к идентичностям социального микроуровня и включаются в формирование общероссийской (гражданской) идентичности;

— определены перспективы развития социальной активности российского населения в контексте социокультурной модернизации, связанные с процессом институционализации гражданской активности, с повышением роли населения в воспроизводстве политико-правовых и социальных отношений.

Положения, выносимые на защиту:

20

1. Социальная активность представляет собой массовую деятельность, направленную на социальные изменения в обществе, и категоризируется в социологической мысли по трем смысловым основаниям. Во-первых, как форма представительства артикулирования и реализации социальных интересов. Во-вторых, как деятельность, направленная на повышение или закрепление достигнутых социально-статусных позиций. В-третьих, как деятельность, связанная со способностью влиять на происходящие социальные процессы и события в целях социальных преобразований или консервации социальных отношений. В процессе развития социологической мысли для понимания социальной активности характерен переход к мультипарадигмальности, связанный с интерпретацией социальной активности как результата социальной субъектности под влиянием определенных структурных и институциональных обстоятельств.

2. В исследовании социальной активности населения доминируют институциональный, структурно-функциональный, структур-но-деятельностный и конфликтологический подходы. В структурно-функциональной модели социальная активность связывается с процессами социальной дифференциации и интеграции, с включением новых социально-профессиональных групп людей в систему социальных отношений через занятие определенных социальных ниш. Структурно-деятельностный и конфликтологический подходы исходят из понимания динамичного и гибкого характера активности в процессе интериоризации в качестве способности влияния и участия в социальных изменениях. При этом в структурно-деятельностном подходе делается упор на процессе интериоризации (осознания и включения структурных норм как имманентных жизненным стратегиям) при осознании субъектности как возможности участия в социальных преобразованиях. Социально-конфликтологическая парадигма нацеливает на анализ социальной активности в процессе формирования, возникновения и разрешения социальных конфликтов как взаимодействия сторон с разнонаправ-

21

ленными векторами социальной деятельности. Таким образом, в интегративном смысле социальная активность рассматривается как вид деятельности, направленный на социальные изменения через включение коллективной субъектности.

3. В российском обществе социальная активность характеризуется локализованностью и концентрируется либо на уровне активного столичного «меньшинства», либо в группах «ущемленных» интересов (обманутые дольщики), что приводит к сегментированию пространства социальной активности и необходимости учета различий активности на социальном макроуровне, связанном с выдвижением институциональных перемен, и на социальном микроуровне, продуцируемом ухудшением социального самочувствия. В этих условиях главными критериями исследования социальной активности являются отношение различных социальных групп к социальной активности как способу изменения обстоятельств, а также предпочтение конкретной формы социальной активности. Вместе с тем следует учитывать, что непересекаемость активности на социальных макро- и микроуровнях способствует формированию отношения к социальной активности как механизму вынужденного действия, что определяет операционализацию критерия. Таким образом, основным «стержнем» исследования социальной активности в российском обществе, характеризующим ее общие признаки и особенные черты, является опросный инструментарий, связанный с получением эмпирических и аналитических данных по критериям отношения социально активных групп населения к социальной активности как способу социальной репрезентативности и способу формирования жизненных стратегий, выбора конкретной формы социальной активности, доверия к институционализированным формам социальной активности, идентифицирующей функции социальной активности и оценки перспектив социальной активности в российском обществе.

4. Социальная структура российского общества, характеризуемая избыточными социальными неравенствами, продуцирует

22

недоверие на межличностном уровне и дефицит точек притяжения между различными социальными группами. Группы с высоким социальным ресурсом ориентированы на социальную активность в контексте отстаивания корпоративных интересов, демонстрируя невысокий интерес на макроуровне, что выражается в требовании институциональных перемен, связанных с возрастанием роли сформировавшихся новых городских слоев в общественно-политической жизни. В то же время для базовых слоев российского населения избранные адаптивные стратегии нацелены на спорадические формы активности с целью привлечения внимания властных структур для решения проблем повседневного уровня. Такая неопатерналистская направленность приводит к тому, что социальная активность локализуется в определенных проблемных зонах и в силу влияния узкогрупповых интересов не достигает социально-трансформирующего воздействия, воспроизводя ситуацию социальной безсубъектности, при которой ни одна группа населения не может претендовать на роль «ядерной», движущей силы социальной активности в российском обществе.

5. В институциональном измерении социальная активность, традиционно обращенная к институтам гражданского общества, в российском варианте испытывает влияние дефицита институциональных ресурсов, что связано, с одной стороны, с запаздывающим эффектом воздействия формальных правовых норм, а с другой — с тем, что в российском обществе наибольшим приоритетом обладают институты порядка, выступающие гарантом, но не ориентиром и катализатором социальной активности. Возникшие гражданские институты, направленные на поддержание активности в сфере защиты прав человека, не включены в интеграцию в инфраструктуру возникающих социальных ассоциаций по интересам. Институцио-нализация социальной активности в российском обществе включает разнонаправленные тенденции: с одной стороны, рост институциональных площадок для позитивной социальной активности (волонтерские движения), а с другой - формирование социально дест-

23

руктивного меньшинства, которое обладает достаточно высокой степенью негативной мобильности, занимая маргинальные позиции в нарастающем «четвертом» секторе общественной жизни. В этой ситуации представляется, что развитие социальной активности связано как с укреплением ее институционально-правовой базы, так и с тем, что социально активные группы включают в качестве институциональной стратегии диалог государства на различных макроуровнях.

6. Алгоритм социальной повседневности, включающий активность на социальном микроуровне, создает мозаичную картину локализованных участков социальной активности, которая, хотя и не производит совокупный социальный эффект, формирует основу для перевода нерегулярной социальной активности в состояние коллективных социальных практик. В социальной активности российского населения приоритетное значение имеет повседневность по сравнению с макросистемными проблемами, и от активности на социальном микроуровне зависит возможность включения социальных, социокультурных инноваций в публичную сферу, на социальный макроуровень. На уровне повседневности активность носит ситуативный характер, связана с массовыми социальными реакциями, что требует формирования условий конвертации форм повседневной активности в позицию осознания коллективного действия на социальном макроуровне. В поведенческих стратегиях большинства россиян социальная активность занимает место ситуативного фактора, кроме группы повышенной гипертрофированной социальной активности («антисистемная» оппозиция), и их можно классифицировать и как социально-прагматические, и как социально-альтруистские. Социально-прагматические практики основываются на удовлетворении насущных интересов и связаны, как правило, с затуханием социальной активности после осознания реалистичности ожидания или частичного удовлетворения.

7. Социальная активность в российском обществе определяется параллелизмом организационных форм и социальной самоорга-

24

низации. Речь идет о том, что развитие социальной активности населения по традиционно организационной схеме хотя и является внешне очевидным, имеет пределы, во-первых, приоритетности государства по сравнению с общественными организациями и логикой примыкания к государству, во-вторых, в недоверии россиян к структурам социального представительства и делегирования интересов. Социальная самоорганизация, формируемая на социальном микроуровне, создает сети взаимопомощи и взаимоподдержки, имея эффект усиления только во взаимодействии с авторитетными общественными организациями.

8. Стратегии социальной активности российского населения формируются под влиянием как социально-дифференцирующих (статусных факторов), так и специфики отношения к социальной активности как способу выстраивания жизненных приоритетов. Социальная активность населения проявляется через традиционалистские практики, ориентированные на безусловную поддержку государства как гаранта порядка и стабильности и осуществляемые на уровне манифестации политической лояльности, что можно характеризовать как стратегию активной лояльности. Стратегия условной поддержки социальной активности направлена на признание социальной активности в качестве важного фактора общественной жизни и социальной самореализации и содержат как обязательства поддержки социальной активности, так и ожидания от деятельности общественных организаций удовлетворения групповых потребностей, а также влияния на стратегические решения по развитию российского общества в качестве интегратора общественных ожиданий. Стратегия неопределенности фиксирует невключенность социальной активности в систему жизненных приоритетов или ориентирует на социальную активность как «деятельность в будущем».

9. На роль лидера социальной активности претендуют высокообразованные социально-мобильные городские слои. В то же время не сформировался коллективный субъект социальной актив-

ности, соотносимый с состоянием гражданского общества. В этих условиях российское государство берет на себя роль координатора социальной активности, что, с одной стороны, повышает уровень представительства социально активных слоев населения, а, с другой, - содержит риск отрыва от социального микроуровня, от уровня социальной повседневности и углубления различий между акторами повседневного действия и социально-экспертным сообществом, претендующим на монополию в сфере социальной активности.

10. Российское общество не преодолело период социальной дезинтеграции, что связано с несформированностью базовых интегрирующих ценностей общественной жизни. Среди различных социальных групп и индивидов формируются собственные символические коды, что вызывает эффект недоверия и неузнавания. Несмотря на то, что в российском обществе нарастает тенденция социального альтруизма, приоритета общественной полезности социальной деятельности, конфликтный плюрализм ценностей приводит к тому, что эта сфера превращается в поле конкуренции ценности социальной активности и инструментального активизма на основе ситуативного восприятия социальной активности. Социальная активность относится к полуядерным ценностям российского общества, то есть, выходя за рамки инструментальное™, не обладает ценностно-мотивационным воздействием на социальном макроуровне.

11. Идентификационные тренды в российском обществе показывают, что социальная активность конвертируется в гражданскую идентичность в контексте наращивания потенциала социально активных слоев населения. Следует отметить, что на состояние социальной активности как идентификационной матрицы влияет приоритет идентичностей социального микроуровня, который ограничивает идентичность «общности и солидарности» кругом близких и становление российской гражданской идентичности, в которой социальная активность выступает закрепляющим фактором. В условиях возрастания общественного запроса на социальный альтруизм,

26

связанный преимущественно с политикой «малых дел», социальная активность становится формой социальной сопринадлежности и самоопределения групп социального действия, что содержит тенденцию перерастания в интегративную идентичность в контексте формирования инфраструктуры социальной активности на социальном макроуровне.

12. Перспективы роста социальной активности в российском обществе связываются с процессом институционализации гражданской активности, с повышением роли населения в воспроизводстве политико-правовых и социальных отношений на основе рамочного консенсуса, устанавливающего и формирующего позитивное отношение к социальной активности как наиболее оптимальному варианту сочетания индивидуальных, групповых и общественных интересов. Состояние социальной активности в российском обществе показывает, что локализованность социальной активности преодолевается в контексте реализации социально мобилизующих проектов и вовлечения в социальную активность новых общественных групп. Уровень включенности на социальном микроуровне выступает «стартовой площадкой» в условиях индивидуализированное™ социальных требований, что содержит окно возможностей для реализации стратегий социального участия в целях повышения самостоятельности общества в рамках партнерства с государственными структурами. Очевидно, что социальная активность может быть включена в систему социального позиционирования при ориентации на модернизационные тенденции в российском обществе на основе социального диалога между политическими и «бюрократическими» элитами и становлением референтных групп, ориентированных на социально-альтруистические и социально-творческие практики.

Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования. Положения и выводы диссертационного исследования расширяют представления о характере и направленности социальной активности, позволяют определить перспективы соци-

27

ально-институциональной трансформации российского общества и могут быть использованы для решения теоретических и практических проблем формирования гражданского общества.

Отдельные выводы и положения, содержащиеся в работе, могут быть использованы в разработках региональных и муниципальных моделях социальной активности, в учебных курсах таких дисциплин, как социология, социология молодежи, региональная социология, курсов специальных дисциплин, преподаваемых в высших учебных заведениях.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась и была рекомендована к постановке на защиту в диссертационный совет на кафедре социологии, политологии и права Института переподготовки и повышения квалификации преподавателей гуманитарных и социальных наук Южного федерального университета.

Результаты исследования были изложены на региональных, международных и всероссийских научных и научно-практических конференциях и семинарах в 2011 - 2013 гг. В частности, на: Международной научно-практической конференции «Модернизация России: региональные особенности и перспективы» (г. Ростов-на-Дону, 21—22 апреля 2011 г.); Региональной научной конференции «Путь в науку: молодые ученые об актуальных проблемах социальных и гуманитарных наук» (г. Ростов-на-Дону, 21-22 апреля 2011г.); III Международной научно-практической конференции «Кавказ - наш общий дом» (г. Ростов-на-Дону, 27 - 29 сентября 2011 г.); Международной научно-практической конференции «Социальное партнерство в России: фактор инновационного развития и общенациональной солидарности» (г. Ростов-на-Дону, 19-20 апреля 2012 г.); Всероссийской научно-практической конференции «Социально-культурная консолидация в условиях модернизации современной России» (г. Майкоп, 12-14 марта 2013 г.).

Основные теоретические положения и практические выводы диссертационного исследования были внедрены в деятельности Российского союза молодежи, Южно-Российского филиала Инсти-

28

тута социологии РАН, а также в образовательной деятельности Южного федерального университета в виде прочтенного автором курса лекций по проблеме формирования и повышения социальной активности в трансформирующейся России.

Основное содержание диссертационного исследования отражено в 25 научных публикациях, в том числе, 14 в изданиях, которые входят в список ВАК Минобрнауки РФ, и составляет объем 27,4 п.л.

Структура диссертации подчинена целям и задачам диссертации включает 4 главы, двенадцать параграфов, введение, заключение и библиографический список.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы диссертационного исследования, определяется степень разработанности темы в научной социологической литературе, формируются цель и задачи исследования, представляются элементы научной новизны и положения, выносимые на защиту, характеризуется методология исследования, его теоретическая и практическая значимость.

Глава 1. «Теоретико-методологические основания исследования социальной активности» посвящена проблемам концептуализации социальной активности в социологическом знании на основе существующих теоретико-методологических подходов.

В параграфе 1.1. «Категоризация социальной активности в социологическом знании» рассматривается категоризация социальной активности в качестве аналитического понятия социологического знания.

Подчеркивается, исходя из истории социологии как науки, восходящей к произведениям О.Конта, Г.Спенсера, что социология, как знание о социальном реформировании, противопоставлялось революционизму, идеологии социальной активности и социальным изменениям. Для социологии важным являлось вывести социаль-

29

ную рецептуру избавления вне массовой социальной активности в тиши кабинетов. Не будет преувеличением сказать, что определенный сдвиг в понимании социальной активности происходит только в конце Х1Х-ХХ века в работах Э.Дюркгейма. Отмечая, что общество есть коллективное сознание, есть примат общества и подчеркивая тем самым индивидуальности, Э.Дюркгейм определяет социальную активность в рамках достижения органической солидарности, тем самым выявляя ее функциональную направленность.

Отмечается, что методологически концепция социальной активности соотносилась с пониманием социальных фактов, которые, как отмечал Э.Дюркгейм, нужно рассматривать как вещи; иными словами, социальная активность переводилась на уровень коллективных состояний сознания, выражаемых в различных формах поведения или в форме общественных институтов. Настаивая на принципе объективизации социальной активности, Э, Дюркгейм исходил из требований очистить это понятие от призраков, от влияния понятий обыденного языка. Если социологическое объяснение есть объяснение причинное, подчеркивающее зависимость социального явления от социальной среды, можно полагать, что социальная активность должна применять два рода анализа: причинный и функциональный.

Делается вывод, что непосредственно воспринимаемым объективным признаком социальной активности является ее универсализация, степень всеобщности или распространенности. Если социальная активность нормальна для общественной жизни, если она имеет место, если закреплена в различных формах, то очевидно, что причинное объяснение отступает на второй план. Объективным критерием социальной активности становится ее соответствие историческому прогрессу, и весьма плодотворной является мысль, что в условиях разделения труда активность как коллективная сила может действовать как альтруизм, быть свойством нормального социального субъекта.

В диссертационном исследовании отмечается, что веберовская трактовка понятий служит достаточным основанием для выявления необходимой специфической формы образования понятий. В применимости к социальному знанию, активность закрепляет результаты деятельности, причем деятельности отличной от интеллектуальной. В таком аспекте ее необходимо рассматривать в единстве с системно-структурным характером. Являясь сторонником свободы науки о ценностных суждений, М.Вебер берет эмпирическую действительность активности как нейтральную по отношению к критерию оценивания, воплощающей нужду человека в удовлетворении определенных потребностей. Отвечая на то, что социология есть наука, которая хочет понять и объяснить причинное действие в течение времени и проявлений, уместно сказать, что для М.Вебера главным является смысл, то, что действие субъективно осмысленно и ориентировано на других.

Автор полагает, что в работах конфликтологической школы социальная активность выводится на уровень очевидности, - так пишет Р. Дарендорф в своем известном, направленном против структурно-функционального анализа трактате «Тропы из утопии»: «Из всех социальных ученых первыми конфликт с цельным человеком разглядели историки, нашедшие для себя сомнительное решение, оно основывалось на факте, что социология упускает из силы моральность позиции»15. Социально же важным Р.Дарендорф полагал феномен инвентаризации социальных ролей, по-видимому, считая, что активность не есть ориентация на действие, на ситуацию, а является ориентацией на ценность. В выведении теории действия он увидел развитие формально-описательных понятий16.

Таким образом, можно сказать, что активность не следует искать в особых обстоятельствах, что активность есть естественность для социальной жизни. Говоря о том, что органический недостаток, предшествующий социологии, состоит в том, чтобы обосновывать

15Дарендорф Р. Тропы из утопии. - М., 2002. - С. 263.

16 Там же. С. 308.

расхождение между нормативностью и неизбежностью социального действия, он рассматривает социальную активность как социальную структуру, как отношение, которое соответствует определенному развитию, способности человека.

Можно было бы сказать, что отношение к социальной активности является тем узелком, на котором можно проверить, является ли общество современным или сохранило традиции архаичности. Как пишет П.Штомпка, существуют дилеммы ограниченных личных ресурсов и средств, противоречащих целям17.

В параграфе 1.2. «Теоретико-методологические координаты исследования социальной активности» в контексте сравнительного анализа оценивается эвристический потенциал существующих социологических подходов к исследованию социальной активности.

На взгляд диссертанта, самым обоснованным можно считать позицию выделения классического поля социальной активности и постклассики, граница между которыми проходит по условному, но универсальному критерию, объективированному по критерию субъектных оснований социальной активности. В структурно-функциональном анализе и структурно-конфликтологическом подходе общество воспринимается как система деятельности, которая представляет собой объективированное состояние по отношению к социальным субъектам. Структурно-функциональный анализ предлагает критериями социальной активности, во-первых, готовность включиться в предписанные поведенческие роли, во-вторых, ориентироваться на закрепление социального порядка, и, в-третьих, выработать нормы как регуляторы социальной активности. Эти критерии не являются вместимыми в общую концепцию социальной активности, которая ведет истоки от дюркгеймовской мысли о том, что активность как атрибут современного общества связана с

17 Штолтка П. Общая социология. - М., 2006. С. 762-764.

32

органической солидарностью, с не восполнением индивидом своих частичных функций взаимосвязи с другими.

Таким образом, структурно-функциональный подход неявно является подходом согласия, то есть социальная активность принимает формы конкуренции, кооперации, но, несмотря на разнообразие, ее основным критерием является соответствие равновесию и стабилизации общественной системы. Вместе с тем возникает риск выборочной, односторонней картины, которая обязывает прибегнуть к использованию ряда методик. Одна из них заключается в том, чтобы выявить степень соответствия между носителями социальной активности и так называемыми объективными трендами развития, чтобы показать, соответствует ли желание или самооценка акторов активности объективно сложившимся условиям и тому, что мы можем назвать доменами, предпосылками существования общества. Во-вторых, общая предпосылка структурно-функционального анализа состоит в том, что люди формируются под давлением их социального окружения бесчисленными способами18.

По мнению диссертанта, социальная активность, таким образом, может порождаться как конфликтом с внешним миром, так и в нутриигрупповой конфликтностью. По этому вопросу можно сказать, что для конфликтологов необходимым условием социальной активности является выявление соотношения между социальными притязаниями и реальными возможностями статусного продвижения властных позиций или ресурсообеспеченности. Уровень консенсуса хотя и является наиболее важным фактором, влияющим на сплоченность на внутригрупповом уровне, но его нельзя отождествлять с расхождениями и конфликтами внутри группы. Наиболее точным является установление связи между внешним конфликтом и внутренней сплоченностью, конфликты могут иметь либо объединяющий, либо разрушающий эффекты. В связи с этим обстоя-

18 Гоулдпер А.У. Наступающий кризис западной социологии. - СПб., 2003. - С. 82.

33

тельством Л.А. Козер утверждает, что дело не столько в конфликте

явления социальной патологии, а в открытости общества, возмож-

19

ности снятия напряжения между противниками .

Как представляется автору диссертации, конфликтологический подход определяет, таким образом, социальную активность как деятельность, направленную на решение проблем посредством участия в конфликте в борьбе двух взаимозависимых сторон. На взгляд диссертанта, достоинство конфликтологического подхода состоит в том, что он допускает более широкий спектр социологического анализа и обобщения социальной активности, включая, во-первых, борьбу и конкуренцию, во-вторых, нацеленность на выявление таких критериев, как способность осознать несхожесть, различие интересов, и, в-третьих, определить уровни сплоченности и конфликтности не через согласие, а путем введения критерия мотивации к объединению или разъединению. Также в конфликтологической концепции подчеркивается, что активность как приписываемое свойство системе, в целом проявляется в системе социального взаимодействия, в том, каковы условия протекания и разрешения конфликтности.

Отмечается, что позиция общества по такому вопросу, как социальные неравенства, вроде бы должна стать стимулятором социальной активности, но если пользоваться структурно-функциональными схемами, эти различия представляются неизбежными и распадаются на ряд сигментированных проблем. Поэтому вопрос состоит в том, насколько эффективно использование структурно-деятельностного подхода, каковы границы, условия и рамки его применения и каков его объяснительный потенциал. Однако для ответа на этот вопрос необходимо обратиться к проблеме специфики форм выражения и условий протекания социальной активности в российском обществе.

19 Козер Л.А. Функции социального конфликта. - М., 2000. - С. 181.

34

В параграфе 1.3. «Особенности социальной активности в российском обществе: методологические параметры» отмечается, что особенности социальной активности в российском обществе необходимо рассматривать в сочетании социо-структурных и цен-ностно-деятельностных параметров.

Автор констатирует, что в основном период становления новой социальной структуры институционального дизайна завершился, что в обществе произошло и привыкание к новым условиям жизни, и выработались определенные жизненные стратегии. В связи с этим возникает вопрос о том, что изменения в той или ной степени приносят «выгоду» конкретным группам, тогда как другие не просто теряют свой социальный вес и вынуждены адаптироваться к социальным изменениям, но и ощущают социальный дискомфорт, относительную, а иногда абсолютную, социальную депривацию, жаждут социального реванша. Поэтому структура не будет определенной, пока группы социального реванша не обретут уверенность, что теми или иными способами - политическими, экономическими или социальными - им удастся или вернуть свое положение или хотя бы возместить ущерб, нанесенный изменениями, или в новой форме реализовать собственные социальные интересы.

Подчеркивается, что одним из существенных критериев социальной активности является отношение населения к существующим социальным и политическим проблемам и выбор конкретных путей их разрешения. Останавливаясь на этих критериях, автор исходит из того, что именно позиция населения по отношению к социальным проблемам и способам их разрешения является самым главным показателем социальной активности населения. В отличие от зарубежных сообществ социальная активность россиян определяется, во-первых, тем, что до конца не сформированы институциональные механизмы разрешения социальных противоречий, во-вторых, в реальной степени россияне больше социально зависимы, что относится не столько к наследию советского периода, сколько к тому, что в условиях социальных трансформаций населению при-

35

ходится действовать исходя из поддержания логики социального воспроизводства.

Рассматривая таким образом специфику социальной активности, подчеркивается, что она распадается на два уровня: социальную активность «верхов», которая связана с сохранением достигнутых социальных позиций и не допущением повторения реваншистского сценария или даже осторожного сценария социальной реконструкции, и с активностью низов, которую можно оценить как микроскопическую, но дающую, в целом, совокупный эффект исчезновения социальной активности на мезо- уровне, на уровне публичной политики и социальных институтов. Институциональная сфера, сфера институционального доверия и отношения ответственности людей, обеспечивающих согласие, порядок, координацию действия, фактически остаются незатронутыми. Между элитой и группами не существует посредствующих механизмов, которые давали бы возможность выработать консолидированную позицию или хотя бы ощущение возможности социального реванша.

Выделяются, на взгляд автора, три параметра социальной активности в российском обществе. Во-первых, ее сегментированное состояние, профессионализация, разделение по интересам, борьба внутри элиты за передел сфер влияния и ресурсов, не связанных с низовой социальной активностью. В свою очередь, низовая социальная активность не имеет достаточного социо-культурного и личностного капитала, чтобы каким-то образом привлечь внимание элиты для того, чтобы сделать их хотя бы младшими союзниками. Во-вторых, можно считать типичной ситуацию, в которой ни одна группа населения не может считаться группой социальной активности. Даже «рассерженные» горожане, участники массовых акций 2011-2012 гг., представляли собой достаточно разнородную социальную массу, не имеющую четких социальных требований и интересов, мобилизованных на уровне первичных социальных чувств или увлеченностью моделью политического перформанса. В-третьих, для социальной активности в российском обществе харак-

терен слабый уровень самоорганизации и взаимодействия, что характеризуется, как ни странно, высокой степенью виртуализации, диалога «одиноких» в Интернет-пространстве, возникновение множества дискуссионных площадок, не ведущих к реальному социальному действию. В-четвертых, наиболее перспективным представляется формирование волонтерских движений, которые, с одной стороны, признавая специфику субинтересов и не претендуя на высокий социальный статус, позволяют вносить определенный вклад, оказывают определенное влияние на перемены в обществе, выявляя специфические интересы и позиции различных групп, акцентируя проблемы создания коалиции для продвижения общих 20

целей и проектов .

В этом ключе можно говорить и о том, что социальная активность не переросла ступень социально аффективного поведения, хотя для некоторых это связано с защитой определенных ценностей, прежде всего для представителей консервативных слоев. Для того, чтобы оценить специфику социальной активности и вникнуть в ее состояние, ключевыми представляются не только критерии, которые были указаны как оценка ситуации в стране и состояние в сфере социальных взаимоотношений, а также собственное видение социальных проблем, но и то, каким образом, россияне готовы отстаивать свои права, как в случае улучшения ситуации, так и для улучшения условий.

В главе 2. «Социальные детерминанты активности в российском обществе» содержится анализ причин становления и развития социальной активности в российском обществе.

В параграфе 2.1. «Социоструктурные предпосылки активности населения в России» характеризуются социоструктурные изменения, определяющие состояние социальной активности в российском обществе, ее социальную адресатность. Автор указывает на три обстоятельства, связанные с формированием новой социаль-

20 Диски» И. Россия, которая возможна. - М., 2011. - С. 31.

37

ной структуры общества, которое испытывает влияние интеграции и дезинтеграции, формирование новых социальных слоев и исчезновение старых. Действительно, основные тенденции состоят в углублении социального неравенства, экономического, политического, социального, и маргинализации значительной части населения,

21

что углубляет и неравенство между регионами. Разумеется, процессы растущего социального расслоения влияют и на состояние социальной активности, в общем виде это можно представить так. Социальная активность становится таким же статусным показателем и фиксирует определенные различия как имущественный, образовательный и профессиональный статусы. Социальные группы либо используют свою социальной активность, либо не в состоянии этого сделать и прибегают к другим формам достижения социальных интересов, прежде всего «уповая на государство».

Отмечается, что логика возникновения современного социального активизма может быть связана с его заимствованием у элитных групп, но она не становится желаемой, так как российская элита не подает малейшего сигнала обществу на социальную активность, а средний класс, в силу своей территориальной, и, главное, социальной обособленности, ставит приоритетом разнообразие форм досуга, но никак не рисует для себя картину помощи другим или решение общесоциальных проблем собственными усилиями. Социальная стратификация, тесно связанная с материальным и социально-профессиональным статусом, суживает границы социальной активности до стремлений поиска работы, повышения образовательного и квалификационного потенциала или использования новых возможностей для усиления своих статусных позиций.

Подчеркивается, что существует определенная рассогласованность между социальным статусом и формами социальной активности. Среди тех, кто имеет высокие показатели, характерны оптимистические суждения относительно личных достижений, если они

21 См.: Шкаратан О.И. Социология неравенства. Теория и реальность. - М.: Изд. дом Высшей школы экономики, -2012.

позиционируют несовпадения при сопоставлении своего будущего и будущего общества. И при сравнении можно сказать, что желание жить в более справедливом и разумно устроенном обществе перечеркивается тем, что те же социальные альтруисты представляют собой квинтэссенцию традиционной, все еще доминирующей в России ценностной модели22.

Таким образом, можно сделать определенные выводы, связанные с тем, что, во-первых, действительно, в российском обществе образовалась социальная структура, соответствующая внешне рыночным критериям, таким как уровень дохода, и не случайно заявляется о социальной поляризированности российского общества, о том, что оно превышает необходимые критические показатели. Казалось бы, «на лицо» все условия для социального бунта, однако, это не происходит по той причине, что в основной массе те, кто находится вне социального благополучия, распадаются на ряд слабо взаимосвязанных социальных слоев и групп.

Во-вторых, это положение конкретизируется тем, что между группами существует логика взаимоотталкивания, взаимоотвержения, так как наиболее успешно адаптированные слои, обладающие достаточно высоким социальным ресурсом, стремятся повторить модель успеха российской элиты, то есть конвертировать человеческий и экономический капитал во властный ресурс. В-третьих, для большинства населения действия по такой логике являются недостижимыми и не приносят ничего, кроме неожиданных рисков и хлопот.

В параграфе 2.2. «Институциональная композиция социальной активности в российском обществе» рассматриваются варианты институционализации социальной активности. Автор обращает внимание на необходимость анализа того, какие формы социальной активности более близки к завершению институционализации, то есть, легализованы и легитимированы в российском об-

22 О чем мечтают россиян? - М., 2012. - С. 14.

39

ществе и приходит к выводу, что наибольшей перспективой обладают те организации, которые созданы и инициированы при помощи государства, находятся в системе государственного патроната.

Отмечается, что общественная активность так или иначе ориентируется на институциональную систему, в которой верховное место занимает государство в силу неравенства гражданского сектора. Следовательно, нужно говорить, что в России институциона-лизация социальной активности идет не по классическому варианту, по пути включения государства, государственных институтов в процесс стимулирования социальной активности граждан, и здесь важно найти баланс между социальной инициативой и запросом, формулируемым государством. Правда, российская элита в силу механизмов группового воспроизводства до сих пор не ориентировалась на диалог с обществом, но внешнее фоновое влияние действует не в меньшей степени, чем внутренняя логика самовоспроизводства и самоизоляции.

Другими словами, ощущается недостаток институциональных форм, способных связать различные группы россиян и преодолеть отчуждение от социальной активности. К общественным организациям большинство относится как слишком заформализованным, не дающим ничего отдельному человеку, как работающим по принципу односторонних обязательств. Вместе с тем можно фиксировать определенный сдвиг в интересе к новым формам социальной активности, волонтерским организациям, которые обладают большей свободой действий, неформальным участием, возможностью мгновенной мобилизации.

Согласно позиции автора, наиболее обоснованным является то, что сформированные гражданские институты социальной активности в большей степени выполняют латентные функции, обслуживают потребности профессиональных активистов, и к ним не существует доверия, в том числе и на локальном уровне, где бы мог быть реализован их потенциал. В тоже время на социальном мезо-уровне, эти организации выступают как конкуренты существующей

властной структуры, порождая такое же политическое отчуждение к ним, как традиционным представителям политической системы. Как мы видим, в определенной, хотя и в ограниченной степени, роль движущей силы выполняют инициативы государства, прежде всего на правовом, организационном уровне.

Анализируя ситуацию системно, автор диссертации указывает на три основных замечания. Первое относится к тому, что при ин-ституционализации прослеживается соревнование по наращиванию организационного ресурса, что противоречит в принципе современному состоянию социальной активности, требующей быстрой социальной реакции, оперативности деятельности, мобилизации ресурсов. Во-вторых, осознавая актуальность предпринимаемой общественными организациями деятельности, российское общество в целом настроено достаточно скептически к перспективам возрастания их влияния по той причине, что происходит процесс либо их исчезновения, либо объединения общественных организаций с государством. Социальные активности, не вмещающиеся в рамки формальных норм, не представляют интереса для общественных активистов. В-третьих, динамика социальных настроений свидетельствует, что россияне хотели бы, чтобы социальная активность была соревнованием проектов, соревнованием позиций, а не предъявлением социальных претензий и амбиций.

В параграфе 2.3. «Социальная активность: эффект социального микроуровня» идет речь о влиянии активности социального микроуровня на векторность социальной активности в российском обществе как ориентированности на структурные и институциональные перемены.

Автор констатирует, что существует явное несоответствие заявленной социальной активности и ее реального состояния. Отмечается, что действуя в рамках привычных схем, население хабитуализировало привычку обходить социальную активность как способ социальных проблем. С другой стороны, существует потребность тех форм социальной активности, которые делают жизнь лучше, но эта позиция мо-

41

жет стать легко достижимой в случае массового распространения групп малых дел, которое в российском обществе не представлено достаточно широко. Можно было бы предположить существование определенной структуры, позволяющей переходить от сетевых контактов к влиянию на социальном уровне, на формирование новых институтов социального представительства и социальной инициативы.

Другими словами, определение поля деятельности не дает видеть в социальной активности большую привлекательность, чем занятие более или менее высокой ступени социальной иерархии. Являясь по своей сущности трудоголиками, то есть видя в своей работе возможность достоянного заработка (54,1%), источник достойного существования для своей семьи (35,1%), россияне не выходят за пределы этих заданных целей для того, чтобы достичь успеха в будущем23. К тому же те, кто представляются социально активными, никак не демонстрируют в большей степени достижение успеха по привычным критериям (доходы, профессия, квалификация). Анализ ситуации, сложившейся в последние годы, дает немало оснований говорить о фрагментировании активности, о том, что ощущаются признаки кризиса прежних интеграционных форм, а развитие человеческого капитала стимулирует устремление к повышению изменения статуса в собственной среде, не связанной с «организованными» путями социального роста.

По ходу сложившихся групповых и индивидуальных траекторий, можно судить о том, что для большинства россиян успех в повседневности не достигается за счет укрепления солидарных связей, но и характеризуется культивированием частного или группового эгоизма, а имущественная обеспеченность, наличие недвижимости или профессиональный успех фиксируют определенный запас социальной прочности. Вырисовывается «картина», согласно которой большинство россиян считают сложившийся образ жизни

23 Готово ли российское общество к модернизации. -

42

М., 2011.-С. 56.

своей судьбой. При том, что от 49% до 62% россиян лучшее будущее связывают со своими детьми24.

Подчеркивается, что общество преодолело пессимизм относительно собственной бездеятельности, но гораздо больше тех, кто считает социальную активность сугубо частным выбором, частной компетенцией, на которую не в состоянии влиять ни государство, ни общество. Таким образом, в целом можно сказать, что, во-первых, социальная активность на социальном микроуровнем коррелирует с жизненными приоритетами россиян и предполагает поддержку семьи и круга близких. Во-вторых, за последние десять лет происходит постепенное возвышение социальной активности, по крайней мере, на том уровне, который связан с интересами работы или обеспечения условий жизни. В-третьих, существующая до сих пор парадигма государства как выразителя интересов всех россиян определяет наложение на социальную активность быть услышанным, и одновременно быть лояльным к государству.

Глава 3. «Социальная активность как вектор социальной деятельности россиян» содержит анализ направленности социальной активности в контексте социальной деятельности россиян.

В параграфе 3.1. «Социальная активность, пределы самоорганизации и организации» исследуются организационные параметры социальной активности российского населения.

На взгляд автора, социальная самоорганизация россиян, если отталкиваться от количественных показателей, постоянно колеблется на среднем уровне: 10%-12%25 и пока в этом не видится перспектив роста. Возможно, объяснение в том, что для большинства населения общественные организации не в состоянии конкурировать с государством и, самое главное, являются по существу группами делегирования интересов, не вполне демократичны, не дают возможности прямого воздействия, в отличие от форм низовой демократии. Отмечается, что на роль лидеров общественных движе-

24 Там же. С. 197.

25 Готово ли российское общество к модернизации. - М., 2011. - С. 97.

43

ний претендуют, как правило, наиболее образованные, мобильные и претендующие на экспертное знание слои, что оставляет безучастным или настораживает инертное молчаливое большинство населения.

О неоднозначном характере социального отношения к социальной самоорганизации свидетельствует и то, что для того, чтобы быть яркой индивидуальностью, не обязательным представляется быть общественно инициативным. Судя по всему, для большинства россиян социальная самоорганизация возможна только в рамках макрообщности, чтобы претендовать на значимость своих интересов, проявляя максимальную лояльность к государству.

Автор полагает, что социальная самоорганизация мыслится не как деятельность новых групп, не как поиск новых форм социальной интеграции, а как деятельность, связанная с возможностью влияния на положение в локальных сообществах. Можно говорить о низкой мотивации гражданского участия, равнодушном отношении к происходящему в стране, но, как признают сами россияне, обладают инициативной активностью 26% населения.26 Это тот показатель, который свидетельствует, что в российском обществе есть потенциал социальной активности, но не показатель реального роста социальной активности как реальной социальной силы.

Таким образом, можно сделать вывод, что, во-первых, социальная самоорганизация как потенциал социальной активности в российском обществе чрезмерно переоценивается так называемыми организаторами, когда как для населения важным является полезность тех или иных структур. Во-вторых, социальная самоорганизация населения, хотя (35%) исходят из понимания социальной инициативы, сдерживается негативным опытом 90-х годов. В-третьих, позитивные оценки заслуживают организации, которые вступают в контакт с властными структурами по схеме взаимного

26 О чем мечтают россияне? - М., 2012. —

С. 90. 44

интереса, так как вызывают у россиян чувство надежды на решение конкретных социальных проблем.

В параграфе 3.2. «Стратегии социальной активности в российском обществе» дается характеристика социальной активности в жизненных стратегиях россиян, проводится классификация по критерию отношения к социальной активности как способу социальной самореализации.

На взгляд автора, важно проанализировать как поведенческие стратегии населения, так и поведенческие стратегии тех, кого относят к социально активным слоям населения, кто не только является потенциальным союзником общественных движений, но и реально участвует в различных общественных инициативах. Исходя из того, что в российском обществе социальными практиками охвачено крайне незначительное количество граждан (6%), следует выявить причины резкого отставания от средней планки, принятой в европейских странах. В этом нужно видеть как последствия социально-структурных изменений в российском обществе, так и то, что социальная активность не исчерпала ресурс традиционных слоев населения, особенно что касается профессиональных активистов и не приобрела массовой базы в вновь возникших социальных группах и слоях.

Типологизация поведенческих стратегий, таким образом, может связываться с критерием включенности социальной активности в жизненные приоритеты и стратегии. Следуя этой логике можно отметить, что обозначается три основных поведенческих стратегии. Первая, традиционная, связанная с полной отдачей социальной активности и служению, общественному долгу (чистый социальный альтруизм). Вторая, - условная поддержка социальной активности, на которую налагается схема взаимных обязательств и возможность сохранения свободы в рамках общественных движений. Третья включает участие в общественных движениях как проявления социального эскейпизма или бунтарства.

Рассматривая каждое из этих движений, следует подчеркнуть, что существует несоответствие между анализируемыми поведенческими практиками большинства населения и теми формами участия, которые предлагают общественные организации. По-видимому, основным для них является формирование общественных организаций по типу «ядро и актив сочувствующих», в которых воспроизводится принцип доминирования. Для большинства россиян общественные организации, судя по результатам социологических исследований, все-таки представляются хотя и желательно нацеленными на деятельность с государственными структурами, но должными соответствовать претензиям граждан на самореализацию и самостоятельность, на возможность высказывания собственного мнения. И в этом смысле показатель в 6% активно вовлеченных в общественную деятельность как раз и показывает число тех россиян, которые придерживаются традиционной ориентации. В то же время 19% тех, кто нерегулярно участвует в общественных практиках, является носителем условной поддержки, не связывает себя жесткими односторонними обязательствами и проявляет интерес к общественной деятельности только в том случае, если это затрагивает их непосредственные интересы или связано с желатель-

27

ным поведением в кругу близких, коллег по работе .

Что же касается третьего направления, то на взгляд автора, оно снискало еще меньшую поддержку у россиян по количеству (2%-3%), поскольку заявленные В.А.Федотовой 40 млн. социальных анархистов, это вовсе не те, кто стремится противопоставить 28

себя государству , а сторонники сохранения приватной сферы, с одной стороны, в обмен на пассивную поддержку государства при дистанцировании от интересов государства как приоритетных для личности. В результате мы получаем достаточно интересную «картину», в которой мейнстримовой является стратегия условной под-

27 Готово ли российское общество к модернизации. - М., 2011. - С. 97.

28 На перепутье. - М., 1999. - С. 121.

держки общественных организаций или связанной ситуативной социальной активностью.

В параграфе 3.3. «Социальная активность как фактор социальных изменений в российском обществе» рассматривается влияние социальной активности на изменения в социально-политической жизни в российского общества.

Автор полагает, что социальная активность дифференцирована и не имеет устойчивого ядра, хотя на этот статус претендует стратегия условной поддержки, и необходимо учитывать, что в российском обществе отношение к социальным изменениям не однозначно. С одной стороны, россияне хотели бы, чтобы общество и государство двигались в общем цивилизованном русле, чтобы в России сформировалось правовое и социальное государство, соответствующее заявленным конституционным параметрам. С другой стороны, изменения воспринимаются с осторожностью и отрицанием, так как ассоциируется с очередными сдвигами, ухудшающими социальное положение большинства населения. Социальная пара-лелизация общества, деградация окружающей среды, деиндустриализация, снижение личной и общественной безопасности, - все это укладывается в мозаику негативных оценок, и не случайно, что современный период большинство россиян (58%) принимают как кризисное29.

В описанной ситуации представляется необходимым отметить, что российское общество достигло понимания социальной активности как фактора влияния, но не определилось, в каких границах может быть социально эффективным. Массовое сознание россиян, улавливая тренды общественного развития, в нынешних условиях достаточно безучастно к различным политическим инициативам, вроде бы открывающим перспективы для переопределения форм политической активности. В то же время низовые формы политической активности не привились в россий-

29 Горшков М.К. Российское общество как оно есть. - М., 2011. - С. 47.

47

ском обществе и ожидать широкого движения инициативы сверху не приходится.

В целом констатируется, что такие обычные для зарубежного сообщества формы как забастовки, демонстрации, хотя и имеют только (18%) несогласных, в реальности не вызывают интереса среди россиян. Кроме того, заметно сократилось число тех, кто считает эти формы наиболее приемлемыми, чтобы повлиять на инициирование социальных перемен. Являясь сторонниками справедливого и разумно устроенного общества, российское население видит главную цель в том, чтобы были обеспечены гарантии справедливости именно со стороны государства. При этом важно отметить, что существующий в российском обществе уровень социальной активности кажется недостаточным независимо от уровня жизни, динамики личного благополучия и обеспеченности ресурсной социальной самооценки. Подавляющее большинство населения, согласно с тем, что Россия должна быть обществом, в котором был бы найден компромисс между «новороссами» и консервативным большинством30.

Таким образом, социальная активность в российском обществе, воспроизводится в виде запроса на социальные ожидания, который связан с актуальными вопросами и затрагивает преимущественно социальный микро- уровень. С другой стороны, нельзя «ставить» однозначную оценку готовности россиян инициировать социальную активность с влиянием на социальные перемены. В принципе можно говорить о предшествующем негативном опыте, который привел к тому, что социальная активность, оказывается, всегда является не соответствующей заявленным целям, что усилия населения проходят мимо элиты, которая тем или иным образом реализует социальные изменения.

30 О чем мечтают россияне? - М., 2012. - С. 51.

48

Глава 4. «Социальная активность: субъектное измерение»

посвящена анализу субъектных предпосылок социальной активности в российском обществе.

В параграфе 4.1. «Ценностные основания социальной активности в российском обществе» рассматриваются ценностные параметры социальной активности россиян.

Подчеркивается, что испытывая синусоидное развитие, то взлеты, то спады, обнаруживается устойчивая тенденция роста того, что понимается как социальная активность, как деятельность, направленная на социальное измерение, приумножающее общественное благо, представляющее интерес для всех групп населения, способствующее укреплению государства и стабильности, и порядка в обществе. Социальная активность в нынешних условиях связывается с модернизацией, с созданием правового государства, конкурентноспособной, инновационной экономики, с переводом социальный сферы в состояние респонсивности, с решением проблем обеспечения общественной и личной безопасности и наконец, высокой ответственности ответить на глобальные вызовы современности.

Отмечается, что, как и в предыдущие годы, внимание россиян приковано к материальным аспектам, хотя и обнаруживается ориентация перехода от собственно материальных условий жизни к жизни достойной, связанной с независимостью, с интересной работой, с тем, чтобы ощутить свою востребованность31. Установки на свободу, самостоятельность, активность в осуществлении своих интересов и потребностей, общезначимые ценности индивидуальности есть результаты определенных социально-исторических условий, но и зависят от возможности их осуществления вследствие

32

определенной организации социальной жизни. Исходя из этого подчеркивается, что в массовом сознании россиян наметился перелом, связанный с пониманием, что стремление к самовыражению, к

31 О чем мечтают россияне? - М., 2012. - С. 70.

32 Бондаренко О.В. Ценностный мир россиян. - М., 2003. - С. 28.

49

здоровому индивидуализму, не может реализоваться, если не будут созданы соответствующие условия развития личности, если будет продолжаться доминирование социальной пассивности, ориентированной на то, что государство лишится «всех и вся».

Таким образом, период индивидуализации настроений приводит к тому, что развитие общества представляется не путем тотального отрицания прежних базовых ценностей, а выявлением связей между ценностями индивидуальными: карьера, работа, семья и ценностями социальными: гражданственность, общественная полезность, общественное благо.

Автор обращает внимание на то, что для российского общества социальная активность является потенциально терминальной ценностью, что подтверждается исследованием динамики социальных настроений. Во-первых, как показывают результаты социологических исследований, российское общество, утратив целостность социокультурного кода, его ценностных оснований33, стоит перед необходимостью восстановления социокультурной целостности как способности общества или его сегмента к действиям моболизиаци-онного (социально активного типа с другой стороны) типа34. Во-вторых, несмотря на фиксированную размытость в культурной и общей гражданской и исторической тенденции, групповые представления о достижительных моделях, так же как оценка самореализации, определяются качественными характеристиками социальной, экономической, политической степенью включенности в соответствующие общественные процессы. Структура ценностных мотиваций россиян может характеризироваться как дуализм жажды изменений и стремления социальному порядку и стабильности, что, в-третьих, вызывает особый интерес к тому, каким образом жизненные приоритеты россиян и сформулированные ими идеалы об-

33 См.: Рассадина Т.А. Трансформация традиционных ценностей россиян в постперестроечный период // Социологические исследования. - 2006. - № 9; Готово ли российское общество к модернизации? / Под ред. М.К. Горшкова, Р. Крумма, Н.Е. Тихоновой. - М.: Изд-во «Весь мир», - 2010.

1ЛБондаренко О.В. Ценностный мир россиян. -М., 2003. - С. 51.

50

щественного развития и устройства коррелируют с ценностью социальной активности россиян.

Таким образом, можно сделать вывод, что, во-первых, социальная активность, утратившая позиции в системе ценностных ориентиров и рассматриваемая как инструментальная ценность, постепенно обретает статус околоядерной и ядерной ценности; во-вторых, реально проявляется компромисс между сторонниками инструментальных и фундаментальных ценностей; в-третьих, социальная активность позволяет сбалансировать рационализацию и стремление рационализации в личной жизни, сохранение верности высоким социальным идеалам.

В параграфе 4.2. «Идентификационные маркеры социальной активности в российском обществе» содержится анализ идентификационных настроений в российском обществе, связанных с восприятием и оценкой социальной активности.

Автор подчеркивает, что вне понимания идентификационных маркеров, их значения в социальном самоопределении, сложно говорить о масштабах и целях социальной активности в целом. Как показывают данные социологических исследований, в целом у россиян наметился определенный тренд отхода от советской активности, которая отождествлялась с традиционной активностью. Наряду с этим обстоятельством можно подчеркнуть, что социальная активность в российском обществе выходит за пределы социального и, следовательно, может идти речь об активности макроуровня, идентичности в публичной сфере по традиционным политическим маркерам «либералы, консерваторы»; отношение россиян к идентичности во многом связано с тем, как они связывают свой потенциал с социальной активностью.

Касаясь динамики настроений россиян можно подчеркнуть, что в российском обществе ощущается влияние архаизация активности, противоречащей интересам отождествления индивида с бо-

лее широкой группой . Отмечая фрагментацию культурной идентичности, разрыв с предшествующей культурной традицией, необходимо отметить, что эти обстоятельства ускоряют поиск новой социальной активности, хотя подвергается сомнению существующий политический дискурс и то, что можно назвать традиционной иерархией интересов россиян, характеризуя то обстоятельство, что только (10%) россиян руководствуются интересами государства36.

Отмечается, что ориентация на интересы во многом определяется тем, насколько себя человек осознает близким или далеким от государства, коллектива или своей семьи, и в какой степени он может влиять на принятие тех или иных решений. Хотя для большинства населения наиболее важными и значимыми в жизни выступает те планы, которые связаны с друзьями и с планами прожить свою жизнь соответственно превалируют, как отмечалось ранее. Можно также сказать о развитии идентификационной тенденции, которая проявляется в том, что уже есть признаки распространения гражданской идентичности, о чем заявляют (72%) россиян37.

Возможно, что высокий уровень принятия российской идентичности обусловлен, во-первых, тем, что россияне приняли факт возникновения российского государства, но этот формальный признак не имеет чувства позитивной солидарности. Это в большей степени, связано с демонстрацией внешнему миру того, что российское общество может считаться обществом суверенных граждан, что российское государство состоялось как реакция на факты обвинения в коррумпированности, слабости, рыхлости и возможных катастрофических последствий и предопределенности распада российской государственности.

С одной стороны, «плюс» такой ситуации состоит в том, что она препятствует дезинтеграции российского общества на макроуровне. С другой стороны, на микро-уровне наблюдается домини-

35 Горшков М.К. Российское общество как оно есть. - М., 2011. - С. 258.

36 Там же. С. 265.

37 Там же. С. 275

рование идентичностей, по принципу близости или родственности, коллегиальности, так как системная гражданская идентичность не претворяется в конкретику повседневной жизни, более того, вызывает дуализм приоритета личных целей и интересов.

Делается вывод, что идентификационная тенденция в целом, состоит пока в преодолении старых идентичностей, в то время налицо конкуренция архаической, религиозно-этнической, земляческой идентичности, идентичности близкого круга и гражданской идентичности. Гражданская идентичность пока не рассматривается как индикатор социальной зрелости и не влияет на самоощущение, в то время как оценка социальной идентичности контролируется тем, как россияне относятся к тем или иным движениям социальной активности. В этой ситуации просматривается особенность восприятия социальной активности как активности, направленной на практические дела и не связанной с устойчивым самоопределением.

Вероятно, оптимальным является нахождение тех локусов общественной жизни, которые в явной степени волнуют и тех, кто являются пострадавшими от кризиса, и тех, кто считает свою ситуацию нормальной, что может считаться не менее влиятельной силой сопринадлежности, чем традиционная государственническая позиция. А таковых в российском обществе достаточно много, начиная от морального кризиса и заканчивая проблемами качества образования, что выявляет потребность взвешенной позиции.

В параграфе 4.3. «Перспективы социальной активности в российском обществе: дилемма качества и роста» делается попытка обозначить перспективы развития социальной активности в российском обществе на основе реального социального влияния на происходящие в обществе процессы.

Отмечается, что происходит трансформация социальной активности, которая оказывается относительно успешной тогда, когда существуют определенные условия в виде информационной инфраструктуры и человеческого капитала. Названные черты наиболее

53

характерны для крупных столичных городов Москвы, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода, Новосибирска, Екатеринбурга. Концентрация социальной активности в этих городах в действительности приводит к возникновению некоего специфического капитала, позволяющего навязывать повестку дня и держать курс на централизованные формы социальной активности, что проявляется в конфликте центральных и региональных организаций. Ярким примером является деградация политической структуры «Яблоко», которая имела больше шансов развития, когда была дискуссионным клубом, нежели в данный момент, превратившись в маргинальную политическую партию.

Подчеркивается, что применительно к социальной активности в российском обществе, установка на формализацию социальной активности характеризует создание организаций, претендующих на общественный контроль ключевых проблем общественной жизни (в сфере, например, национальной безопасности). Когда же речь заходит о социальных интересах или сфере частной жизни, обнаруживается, что для большинства россиян важно не формулирование и освоение новых правил, а решение конкретных социальных проблем, создание модели взаимодействия, в которой бы граждане ощущали бы эффект непосредственного действия и поверили в то, что их мечта о справедливом обществе сбудется.

Так, в исследовании, проведенном при участии автора в 2012 году среди жителей Ростовской области «О чем мечтают жители Ростовской области» важную вторую позицию (после мечты о хорошем здоровье) заняла мечта о жизни в более справедливом и разумно устроенном обществе (36,9%), в то время как «быть полезным обществу, внести «свою лепту» в развитие России» заняло седьмую позицию (18,4%).

Автор полагает, что существующий общественный запрос на социальную справедливость концентрирует внимание на таких аспектах институционализации, как артикуляция в сфере публичной политики тем, которые действительно откладываются в массовом

54

сознании как ключевые. При этом в обществе особенно востребована идея ответственного взаимодействия общества и власти.

Конечно, институционализация социальной активности не является завершающим условием формирования в российском обществе высокого уровня социальной инициативы населения. Но вне описываемого условия, вне того, чтобы всеми участниками общественного сектора и государством были приняты правила игры, позволяющие работать совместно на интересы общества, невозможно осуществление ни одного значимого ни общефедерального, ни локального проекта.

В Заключении подводятся итоги диссертационного исследования, формируются основные выводы, указываются проблемы, требующие дальнейшего углубленного социологического изучения.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

Монографии

1. Страдзе А.Э. Сущность и проблемы социализации молодёжи в современных условиях / А.Э. Страдзе. Саратов: Приволжское книжное изд-во, 2006. 6,2 п.л.

2. Страдзе А.Э. Социальная активность в российском обществе: структурно-деятельностное измерение. Ростов н/Д: СКНЦ ВШ ЮФУ, 2013. 8 п.л.

Статьи в журналах, реферируемых ВАК РФ

3. Страдзе А.Э. Социологическая мысль о социальной активности: аналитический потенциал // Социально-гуманитарные знания. 2010. № 7. Спецвыпуск. 0,5 п.л.

4. Страдзе А.Э. Социологические подходы к исследованию социальной активности// Социально-гуманитарные знания. 2010. №11.0,5 п.л.

5. Страдзе А.Э. Социальная активность россиян: эффект микроуровня // Социально-гуманитарные знания. 2012. №11.0,5 п.л.

6. Страдзе А.Э. Социальная активность и идентификационные тренды в российском обществе // Вестник КИГИ РАН. 2013. № 2. 0,5 п.л.

7. Страдзе А.Э. Российское общество: перспективы социальной активности населения // Социально-гуманитарные знания. 2013. № 7. 0,5 п.л.

8. Страдзе А.Э. Социальные изменения в российском обществе в контексте социальной активности россиян // Историческая и социально-образовательная мысль. 2013. № 3. 0,5 п.л.

9. Страдзе А.Э. Социальная активность в российском обществе: аксиологический аспект // Историческая и социально-образовательная мысль. 2013. № 4. 0,5 п.л.

10. Страдзе А.Э. Адаптивные стратегии российского населения и социальная активность // Вестник высшей школы «Alma Mater». 2013. № 7. 0,5 п.л.

11. Страдзе А.Э. Социальная активность, пределы самоорганизации и организации // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия «Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология». 2013. № 2. 0,5 п.л.

12. Страдзе А.Э. Социальная активность: позиционирование в социальном пространстве // Теория и практика общественного развития. 2013. № 5. 0,5 п.л.

13. Страдзе А.Э. Социальная активность в российском обществе: специфика проявления и критерии идентификации // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2013. № 4. 0,5 п.л.

14. Страдзе А.Э. Институционализация социальной активности: теоретико-прикладные проблемы // Вестник РАЕН. 2013. № 3. 0,5 п.л.

15. Страдзе А.Э. Интеграция социологических подходов к исследованию молодежной политики / А.Э. Страдзе // Социально-гуманитарное знание. 2008. № 10. 0,5 п.л.

16. Страдзе А.Э. Динамика молодежной политики в современной России в контексте политической риторики // А.Э. Страдзе // Вестник Саратовского государственного технического университета. 2008. № 2. 0,5 п.л.

Статьи в сборниках

17. Страдзе А.Э. Новая генерация / А.Э. Страдзе // Молодёжь России и вызовы XXI века: материалы Междунар. конф. М.: Изд-во Академии труда и социальных отношений, 2003. 0,4 п.л.

18. Страдзе А.Э. Проектная культура молодёжи / А.Э. Страдзе // Социализация молодёжи как ресурс регионального развития: материалы межрегион, конф. Оренбург, 2003. 0,8 п.л.

19. Страдзе А.Э. Школьник - студент - молодой специалист / А.Э. Страдзе // Сохранение и развитие научного потенциала Приволжского федерального округа: материалы межрегион, конф. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2003. 0,1 п.л.

20. Страдзе А.Э. Новое поколение: новые ценности, новые ориентации, новые цели / А.Э. Страдзе // Духовный мир молодого человека и будущее России: материалы регион, межвуз. науч,-практ. конф. Арзамас: Изд-во АГПИ, 2004. 0,5 п.л.

21. Страдзе А.Э. Анализ проблем и перспектив развития физической культуры и спорта в Приволжском федеральном округе / А.Э. Страдзе // Материалы заседания координационного совета по физической культуре и спорту при полномочном представителе Президента России в Приволжском федеральном округе. Йошкар-Ола, 2005. 1,0 п.л.

22. Страдзе А.Э. Государственная молодежная политика: перспективы и риски / А.Э. Страдзе // Добровольчество: ценности, организация, технологии: сб. науч. трудов. Саратов: Изд-во ПАГС, 2008. 0,4 п.л.

Другие издания

23. Страдзе А.Э. Категоризация социальной активности в социологическом знании. Ростов н/Д, 2012. 1 п.л.

24. Страдзе А.Э. Социальная активность как фактор социальных изменений в российском обществе. Ростов н/Д, 2013. 1 п.л.

25. Страдзе А.Э. Перспективы социальной активности в российском обществе. Ростов н/Д, 2013. 1 пл.

Сдано в набор 22.08.2013. Подписано в печать 22.08.2013. Формат 60x84 1/16. Цифровая печать. Усл. печ. л. 2,8. Бумага офсетная. Тираж 100 экз. Заказ 2208/01.

Отпечатано в ЗАО «Центр универсальной полиграфии» 340006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 140, телефон 8-918-570-30-30

www.copy61.ru e-mail: info@copy61.ru

Текст диссертации на тему "Социальная активность в российском обществе: структурно-деятельностное измерение"

ФГАОУ ВПО «Южный федеральный университет»

05201351488

На правах рукописи

Страдзе Александр Эдуардович

Социальная активность в российском обществе: структурно-деятельностное измерение

22.00.04 - социальная структура, социальные институты и

процессы

Диссертация на соискание ученой степени доктора социологических наук

Ростов-на-Дону — 2013

• ч. ./^ЩЩЩАНЩ^, ]

ВВЕДЕНИЕ............................................... 4

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ АКТИВНОСТИ 32

1.1 Категоризация социальной активности в социологическом знании............./,'г; ....................'......... 33

1.2. Теоретико-методологические координаты исследования социальной активности................................................;....... 51

1.3. Особенности социальной активности в российском обществе - методологические параметры. ............................... 66

ГЛАВА 2. СОЦИАЛЬНЫЕ ДЕТЕРМИНАНТЫ СОЦИАЛЬНОЙ АКТИВНОСТИ ВГОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ... 86

2.1. Социоструктурные предпосылки активностиНаселения в России.................................................;...... 88

2.2. Институциональная композиция .социальной активности в российском обществе................¿.ч^............................ 106

2.3. Социальная активность: эффект социального микроуровня................................................................ 123

ГЛАВА 3. СОЦИАЛЬНАЯ ¡ АКТИВНОСТЬ КАК ВЕКТОР СОЦИАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РОССИЯН... ...;............... 142

3.1. Социальная; актйвйОМЬ^ЩрбДблы ; самоорганизации и организации.............................................................................143

3.2. Стратегии социальной активности в российском обществе 159

3.3. Социальная активность щ, как фактор социальных изменений в российском обществен...................................... 177

ГЛАВА 4. СОЦИАЛЬНАЯ АКТИВНОСТЬ: СУБЪЕКТНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ.................................................................... 196

4.1. Ценностные ■ основаниях К социальной активности в

I и РОССИИ! ! . . .

иЯ

и

И

российском обществе................................................................................................................196

4.2. Идентификационные маркеры социальной активности в российском обществе..............................................................................................212

4.3. Перспективы социальной активности в российском обществе: дилемма качества и ростам.......................................................................229

ЗАКЛЮЧЕНИЕ................................................................................................................250

Библиография....................................................................................................................256

• л..

ч

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования.__Завершившийся период

социальных трансформаций в российском обществе не дает оснований сформулировать готовые результаты. Тем не менее, можно подвести некоторые итоги, которые выражаются в том, что пройдена точка невозврата к прошлому, сформированы базисные, рыночные, демократические институты и можно констатировать появление новых социальных групп и изменение статуса старых, традиционных как формирование социально-стратифицированной структуры общества. '

Трудно отрицать деструктийноеН значение стихийных процессов, реформирования и издержек институционального внедрения, особенно при заимствовании чужих образцов, часто без учета российской специфики пересаживаемых на российскую почву. Но этот факт указывает на то, что в том виде и состоянии, в котором находится российское общество, оно нуждается в социальных изменениях. .В действительности проблема заключается в том, каков будет характер изменений, какие результаты будут привнесены в социальное развитие,исак- определится вектор перемен, какими способами будет осуществляться процесс формирования новых социальных структур и институтов. ' %«

В условиях разрушения доставшегося советского наследия, социальные изменения не могут носить, ^внешний, привнесенный характер, а сообразовываются с внутренними^ эндогенными источниками развития. Процесс социальной трансформации российского общества показал, что нельзя построить новую общественно-политическую систему за короткий период, что во многом. успехи {^предпринимаемых перемен зависит от социальной активности .общества, как „способа..социальной деятельности, направленной на принятие и реализацию перемен и, главное, на то, как осуществлять эти изменения не только на макро- и мезоуровнях, но и на

социальном микроуровне. .иь . ■ ,

-• - *

•<»< _ вт'ПК-ШИ чпи; - —♦ - -

В этих условиях нельзя говорить о том, что с периодом завершения

социальных радикальных перемен, социальных трансформаций завершилась

социальная активность населения и воцарилась единодушно социальная

рутина. На наш взгляд, проблемы социального развития российского

. и-: : - • - •. '

общества восходят к социальной активности, которая «пронизывает»

социальное взаимодействие* социальную структуру общества, определяет

отношение к социальным институтам и становится фокусом интересов

различных социальных групп.

Социальная активность населения, по определению, свидетельствует об

уровне и характере социальнойи*рубъектности,: о том, в каких формах

реализуются стратегии включения й участия в социальных процессах или

социальной апатии, отчужденности и даже социальной эксклюзии, хотя

следует подчеркнуть, что социальная структура носит неустойчивый,

. А' ■ .

нестабильный характер, все ¡п ере «содержит*, параметры переходного состояния. Нельзя не учитывать г тот факт, что в условиях возникших избыточных социальных неравенств и социально-территориальных диспропорций, утраты доверия к институтам порядка и стабильности, социальная активность можетприобрести или * асоциально созидательный, конструктивный смысл, или быТЬс направленной на процесс социальной негации, перехода от форм цивилизованного протеста к социальному бунту, к слепому разрушению. и *

Разнонаправленность тенденций социальной активности свидетельствует о том, что российское общество неоднозначно воспринимает социальную активность. и- социально, активные,группы. Это напоминает ситуацию амбивалентности как направленности противоположных чувств не только к одному , и тому же человеку, но и к определенному качеству социальных отношений. В данномсслучае можно сказать, что в обществе

. I

наблюдается аритмичность социальной «активности, которая характеризуется периодами то относительног6 заташья,-тонаката <<волн>>.

уни "акт г? п•1 ^ стм : <.,

Разумеется, социальную активность нельзя свести к единому знаменателю, учитывая, что в обществе, где господствует конфликтный плюрализм интересов и ценностей/активность может быть сериальностью

» -л» — * - г V я-ч^Л г » ♦ %

локальных социальных действий; К тому же сочетание элементов конструктивизма и негации делает возможным возникновение системного социального конфликта. Другими словами, есть определенная настороженность и в действиях - властных структур, и в восприятии населением активности как _ соцргально-рискогенной стратегии, менее предпочтительной, чем выработанные за годы реформ адаптивный практики.

Можно говорить о том, что в российском обществе с ослабленными социальными связями, дезинтеграцией общественной жизни трудно связывать социальную активность^социальным капиталом общества, с тем, что усиливает социальное доверие Ш делает возможным перспективы социальной консолидации. Противоречия в трактовке социальной активности связаны не только с ее амбивалентностью, расплывчатостью и контекстуальностью. Постреформенный. 11 социальный опыт убедительно

показывает, что социальная активность имеет огромное значение для

-

сохранения политической стабильности и экономического процветания общества.

Во-первых, от масштабов социальной активности зависит, насколько высока степень готовности нобщёствааик, быть может, трудным, но необходимым социальным переменам. -Во-вторых, при отсутствии широко разветвленной социальной активности, отдельные группы начинают преследовать узкие местнические интересы,. противоречащие общим национальным целям 1 . В-третьих, у россиян появляется все больше оснований считать, что именно активное отношение к событиям и процессам, происходящим в стране, усиливаетивозможность» влиять на эти процессы и быть наготове перед угрозой социальных кризисов.

1 Социальный капитал и социальное расслоение современной России. — М., 2005. - С. 10.

.»||Ц£4,|ки . .¡.I»

' П

Если советское общества"*" представлялось сплоченным, в силу существования регулируемой социальной активности, то наиболее очевидными противоречиями в современной России являются разорванность

прежних социальных связей и наследование того, что можно назвать страхом

* * '

регуляции социальной инстит^ционализации, введения субъектов социальной активности в сферу публичной жизни.

Рассматривая различные формы социальной активности, можно прийти к заключению, что в российском обществе сформировались формы социальной активности, однако можно сказать, что есть предпосылки развития социальной инициативы * < и повышения эффективности функционирования социальных институтов. Высказываясь так осторожно, мы не имеем в виду, что социальная активность как массовая регулярная способность различных слоев населения к деятельности, включающая социальные изменения, направленные ^ла социальное творчество или социальную деструкцию, может основываться и на надежном эмпирическом основании. Это требует системного социологического анализа на основе оценки сформировавшихся подходов в социологической мысли, внесения, формулирования принципиально новых выводов относительно состояния и перспектив социальной активноетийЫроссийскомг обществе. Таким образом, можно сказать, что--даннаяни^проблема -—имеет явный теоретико-методологический смысл и обладает достаточно' высоким потенциалом социально-практического воздействия..,

Степень научной разработанности темы. Анализ литературы по

-

исследуемой теме показывает,' «не«®,! социологической мысли сложилась трактовка социальной активности как/способа социальных перемен, как выражения степени социальной субъектности, и, соответственно, эти работы посвящены различным аспектам: организационным, социальным, политико-правовым. • > ■ • "VI 1 ■

» Як' | >41

Обращение к проблеме социальной активности свойственно социологии с момента зарождеш.я._В_кла<Х1иескрй социологической мысли (Э. Дюркгейм, М. Вебер)2^ социалЩая^т^йвнос'гь трактуется как состояние перехода от традиционного к ¿¿Довременному, обществу, связанное с исчезновением социальных профильностей, сословий и перегородок, и направленное на достижение социальной мобильности. Э. Дюркгейм указывает в качестве основного. вида социальной мобильности реформирование общества на основах органической солидарности.

Для М. Вебера активное поведение, социальная 'активность связываются, соответственно, с типологией социального поведения. Если социально-аффективное и целостнй-рациональное поведение определяется традицией или непосредственными социальными, массовыми реакциями, то для целерационального поведения, в контексте рационализации общественной жизни, активность выявляет сферу расширения понимающего воздействия, обретает смысл легитимации перемен и мобилизации конкретной социальной группы для реализации групповых интересов.

Развитие классической, ;;..£оцис|Логической мысли приводит к

I

возникновению двух интерпретаций социальной активности: структурно-функциональной и социально-конфликтологической.

В структурно-функциональной . парадигме социальная активность выводится из концепции теории социального равновесия, из понимания того,

'Г '

что общественное развитиететтявляется результатом социальной дифференциации и становится главным стимулом социального развития. Сфера социальной стратификации основана на принципе результата, на гармонии общественных отношений. Структурно-функциональный анализ ориентирует нас на то, что приобретенные позиции социальной мобильности становятся образовательной, ч- системой^. Иными словами, социальная

_- и •<• . •

2 Вебер М. Избранные произведения. - М., 1990. - С. 632-637; Дюркгейм М. Разделение труда. -М., 1999. - С. 206-209. '

активность, во-первых, является сферой институционального контроля. Структура социального действия, согласно концепции Т. Парсонса3, определяется той степейью социальной активности, которая обращена на разграничение социальных позиций. Во-вторых, социальная активность связана с классификацией ролевых ожиданий и узнаванием референтных групп, оценивающих:й;место определенных социальных позиций.

Важнейшая задача описания социальной активности состоит в том, что ее направленность требует непосредственной соотнесенности с социальными ролями, что вызывает упреки ^ со ё^роныь социальной конфликтологии, описывающей социальную активность как источник и способ разрешения социальных конфликтов. В работах Р. Дарендорфа, Л. Козера отмечается, что, рассматривая социальные конфликты как то, что развязывается по объективным причинам, необходимо - видеть в социальной активности «устранения» личного момента о досубъективацию, так как ее результаты выявляют зависимость между возникновением конфликта и урегулированием в пользу той или иной социальной.группы или общества в целом4. Не отрицая мысль, что социальная активность связана с условиями социальной жизни, конфликтология ориентирована на понимание социальной активности как борьбы, которая может соединять или разъединять различные группы людей. Убеждение, что не стоит раздблять социальную активность на чисто конструктивную или чисто деструктивную, дают повод Р. Дарендорфу считать активность плодотворной,.-если дозволяется свободное выражение интересов даже в антагонистическойсформе; ;, г. л ...

Работы представителей,-шосяклассической. социологии связаны с возникновением структурно-деятельностного и субъектно-деятельностного

3 См.: Парсонс Т. О социальных системах. - М$ Академический Проект, 2002.

4 Дарендорф Р. Современный социальный кр^^^г. рчерки псыщгики свободы. - М., 2002. - С. 165— 167; Козер Л. Конфликт: социологическое измерение. -М., 1999.-С. 15-21.

и

, у* • ** * » , *

п ' ■ -< f'

а, ^(-«мбйтмд, , .нн»».... Ю

и >1" V

подходов к социальной активности. Согласно двум ключевым понятиям, выдвинутым П. Бурдье, габитуса и поля^ движущей причиной исторического действия является не субъект, который бы сталкивался

«лицом к лицу» с объектом, а связЬ;мёжду двумя состояниями социального:

{ -

институтами и социальными структурами субъективности5. Это важное замечание, которое обращает внимание на социальные диспозиции, схемы восприятия чувствования и мышления определенным образом, которое влияет на формирование социально^ траектории. В этом значении институты как конфигурация между индивидуальными или коллективный акторами выводят на включение в социальную активность, неравномерное соотношение сил между доминирующими и доминируемыми субъектами, т.

е. поле борьбы. ■ ■

> .

Таким образом, П. БурдьеяпЫтаётря синтезировать идею структурно-функционального подхода,-! приобретенных -социальных позиций как воздействие истории и социальной конфликтологии, признающей социальную активность как конфликт интересов различных групп, имеющих следствием как кооперацию, так и борьбу. . I

Следуя логике практического?и-дискурсивного знания, Э. Гидденс6 анализирует социальную активность по преднамеренности или непреднамеренности к результатам -действия. Он полагает, что социальная активность может быть связана с понятием рутины, повседневного действия, и никакая демаркационная плиния жнея отделяет . 'обычных акторов от «профессиональных» социальных активистов. Реализуя эту мысль, Э. Гидденс предлагает диалектику преднамеренного и непреднамеренного и подводит к тому, что результаты социальной активности могут существенно отличаться от намерения акторов действия.

5 См.: Бурдье П. Социология политики. - М-, г I

6Гидденс Э. Устроение общества. - М., 2009. - С. 132-135.

Английский социолог М. Арчер, согласно концепции морфогенезиса,

рассматривает социальную__аетивность _ в контексте синтеза агентов

социального действия и самоорганизующихся структур. В полемике по поводу теории структурации Э. Гидденса отмечается, что активность в современном обществе основывается на рефлексивном императиве как системе знания, направленного .некультурные> перемены, определяющие радикальные изменения в повседневной жизни людей. Это обстоятельство, по мнению М. Арчер, создает эффект структурного освобождения, когда рефлексивность становится посредником между социальными йкторами и структурами7. Таким образом, социальная активность характеризуется вне порождающих условия социальном ^деятельности структур и влияния алгоритмов повседневности какшетевтного знания.

А. Турен в отстаивание тезиса «возращение человека действующего» отмечает, что надо отказаться от иллюзорных попыток анализировать действующих лиц вне всякого отношения к общественной системе или, наоборот, от описания систе�