автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Социальная детерминация грамматических форм в современном русском литературном языке

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социальная детерминация грамматических форм в современном русском литературном языке"

РОСТОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ «РИНХ»

На правах рукописи

СОСНОВСКАЯ ТАТЬЯНА ИВАНОВНА

СОЦИАЛЬНАЯ ДЕТЕРМИНАЦИЯ ГРАММАТИЧЕСКИХ ФОРМ В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЛИТЕРАТУРНОМ ЯЗЫКЕ

10.02.01 - русский язык

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Ростов-на-Дону 2006

Работа выполнена на кафедре русского языка и культуры речи РГЭУ «РИНХ»

Научный руководитель - доктор филологических наук,

профессор Брусенская Л.А.

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук профессор Ласкова М.В. кандидат филологических наук доцент Семина С.И.

Ведущая организация - Кубанский государственный университет

^Защита диссертации состоится _ 2006 года в

часов на заседании диссертационного совета К 212.258.01 при Таганрогском государственном педагогическом институте по адресу: 347936, г. Таганрог, ул. Инициативная, 46, ауд. 101.

С диссертацией можно 031 Автореферат разослан гг -

;иться в библиотеке ТГПИ. 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета Кандидат филологических наук, доцент

Т.В. Лыкова

хооа А-

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая диссертация посвящена исследованию социальной обусловленности грамматических форм в русском языке. Как известно, связь языка и общества более всего подтверждается наличием социальной дифференциации общенационального языка (на литературный язык и социолекты, имеющие своих носителей в социуме). Однако предлагаемое исследование ограничивается рамками литературного языка и дистанцируется от социальных и территориальных диалектов, жаргонов и просторечия. В рамках литературного языка внимание уделяется своеобразию отдельных дискурсов как социально значимых разновидностей современных текстов на русском языке.

Процесс социальной детерминации языка может рассматриваться на различных ярусах социальной и социо-этнической структуры - от наций и классов до первичного звена — речевого акта, анализируемого в контексте социальной ситуации. В работе рассматриваются те случаи социального воздействия, которые относятся к сфере грамматических форм - их приоритетного использования, их особой семантизации под влиянием социальных причин, их видоизменений в русском языке последних десятилетий.

Актуальность диссертации состоит в дальнейшем развитии идей социолингвистики, которые распространяются и на область грамматических форм. Дело в том, что, хотя современные исследования, посвященные проблеме социальной обусловленности языка, сформировали надежную базу многих теоретических положений о социально-языковых связях и зависимостях, грамматические формы и категории в этом ракурсе анализа остаются «неосвоенной, пустой нишей». Такой анализ содержит известный «интеллектуальный риск», ибо прочно укоренилась пресуппозиция имманентности фонетики и грамматики, с одной стороны, и социальной «ангажированности» лексики - с другой. Признанию и -плательному исследованию социальной обусловленности грамматики противодействует опасение обвинений если не в «вульгарной социологизации языковых явлений», то в некорректности. Однако системный характер языка в том и проявляется, что социально детерминированные изменения в лексике немедленно проецируются на грамматику, и эти процессы необходимо анализировать (что и предпринято в данной работе).

Основу предлагаемого исследования составляет функционально-динамический подход к грамматической системе, развитие которой определяется не только собственно лингвистическими, но и экстралингвистическими факторами. При этом мы стремились сохранить баланс противопоставленных групп факторов и тем самым избежать гипертрофированности социального. Динамический подход позволяет установить направление и меру влияния на русскую грамматическую систему социальных условий.

Объектом исследования стали формы существительного, глагола и местоимения, грамматическая семантика которых детерминируется социальными факторами.

Предметом исследования является социолингвистический компонент в семантическом содержании грамматической формы.

Методологической основой диссертации стали идеи о типах мотивированности языкового знака (Э. Бенвенист, P.O. Якобсон, Ю.С. Степанов, П.В. Чесноков, Т.Г. Хазагеров), о разграничении внешней и внутренней лингвистики (И.А. Бодуэн де Куртене, Ф. де Соссюр), о конструктивном и деструктивном влиянии общества на язык (Л.П. Якубинский, Б.А. Ларин, Е.Д. Поливанов, A.M. Селищев, В.М. Жирмунский, Г.О. Винокур, P.A. Будагов, М.В. Панов, Л.И. Скворцов, В.М. Алпатов), о социолингвистическом компоненте в лексической семантике (А. Вежбицкая, Ю.Д. Апресян, Л.П. Крысин), о лексической прагматике, тесно связанной с идеологической практикой и «идеократическими» системами XX века (М.Н. Эпштейн, Г.Г. Хазагеров, В.Н. Шапошников, H.A. Купина A.A. Мирошниченко), о социолингвистической категории дискурса (П. Серио, Ю.С. Степанов, Е.С. Кубрякова, В.И. Карасик, Е.И. Шейгал, П.Б. Паршин, H.H. Трошина и мн. др.).

Новизна исследования состоит в том, что впервые предпринимается попытка вычленения и целенаправленного анализа тех грамматических явлений в современном русском языке, которые детерминированы социальными процессами. P.A. Будагов [1978 : 125-126] писал в 1978 году о том, что социальные факторы действуют сквозь призму самого языка, его системы, поэтому исследователи должны стремиться не только разграничить понятия лингвистического и социального, но и показать их взаимодействие в процессе функционирования каждого конкретного языка. Это трудная задача и «в таких областях языка, как фонология и грамматика, почти никем еще не осмысленная» [выделено мной. - Т.С.]. Очевидно, что это утверждение справедливо и для настоящего времени. Поэтому предлагаемое «осмысление» взаимодействия социальных и системных факторов, осуществленное на материале русской грамматики, представляется новым и своевременным.

Гипотеза диссертации состоит в утверждении существенного влияния экстралингвистических условий не только на лексическую систему, но и на многие грамматические процессы, в том числе - на изменения в области морфологических форм имени и глагола. Не только лексическая, но и грамматическая семантика способна включать в себе социолингвистические компоненты.

Цель диссертации состоит в комплексном изучении социолингвистических элементов содержания морфологических категорий имени, глагола и местоимения.

Общая цель предопределила и конкретные исследовательские задачи:

-проанализировать существующие подходы, способы, средства, цели и мотивы изучения социальной обусловленности языка;

-определить специфику влияния социальных процессов на область грамматических форм и категорий;

-установить социальный фон важнейших грамматических (морфологических) изменений в современном русском языке;

-исследовать социальные категории «языковой вкус», «статус», «мода» в качестве факторов языковых изменений;

-выявить специфические особенности политической корректности как фактора, определяющего грамматическую оформленность имени;

-рассмотреть проблему манипулирования сознанием реципиента с помощью грамматических форм.

Для достижения поставленной общей цели и решения частных исследовательских задач были использованы следующие методы:

-лингвистическое описание с элементами трансформации и субституции;

-метод компонентного анализа (для выявления константных и релятивных элементов в структуре грамматического значения имени, глагола и местоимения);

-социолингвистический анализ на основе метода корреляции языковых и социальных явлений;

-контекстуальный прагмалингвистический анализ (с учетом, в том числе, и «широкого контекста ситуации»),

-метод лингво-идеологического анализа1.

Взаимоотношение языка и социальных факторов его функционирования исторически изменчиво: то, что было характерно для этого взаимоотношения два-три десятилетия тому назад, сегодня становится менее актуальным, на первый план сегодня приходят новые типы отношений. Поэтому материалом исследования стали прежде всего самые мобильные источники - современные СМИ, «роль которых сегодня в жизни общества, а значит и в жизни языка, огромна», ибо «во власти журналиста чуть ли не мгновенно распространить языковое средство, сделать его заразительным, а совокупность подобных употреблений многократно увеличивает их массив» [Лаптева O.A., 2003 : 15]. Использованы материалы

Идея лингво-идеологического анализа заимствована из работы [Мирошниченко А.А. , 1995: 24-25]. Ср.: «Увидеть за тем или иным языковым явлением лингво-идеологему непросто, для этого требуется ряд процедур, по крайней мере, одна из которых, восходящая к языковому чутью, не вполне рефлектируется. Объединения функции исследователя и пользователя - вот что такое языковое чутье... Метод лингво-идеологического анализа, включающий не вполне рефлектируемые процедуры, соответственно не вполне удовлетворяет требованиям позитивистской научной методологии. Это справедливо и, более того, необходимо, так как исполнитель лингво-идеологического анализа является основным инструментом и необходимым приложением к методу, подобно тому, как лозохождение неосуществимо без хорошего лозоходца».

газет «Комсомольская правда», «Аргументы и факты», «Российская газета», «Труд», «Новая газета», журналов «Огонек», «Знамя», «Новый мир» в основном - за 2000-2005 гг.). Для целей исследования актуальным оказалось привлечение оппозиционной прессы - газет «Правда», «День», «Завтра», «Советская Россия», «Отечественные записки». В качестве источниковедческой базы послужили также публицистические и художественные тексты таких поэтов и прозаиков, как А. Чехов, В. Маяковский, М. Булгаков, Л. Леонов, Н. Ильина, О. Мандельштам, И. Одоевцева, А. Солженицын, Т. Полякова, К. Чуковский и др. (см. список источников).

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что в ней осуществлена попытка исследования социальной природы «внутреннего уровня» языка - морфологического, который и сегодня многим видится вне всяких социальных осмыслений. Полагаем, что проведенное исследование позволит сделать и некоторые прогнозы относительно развития русской грамматической системы, поскольку определены и проанализированы экстралингвистические факторы, детерминирующие изменения грамматических (морфологических) форм, при этом изучение антиномии внутреннего и внешнего, узуса и возможностей языковой системы позволяет соединить социолингвистический анализ и традиционный структурно-семантический подход в грамматике. Анализ грамматического материала дан на фоне общей языковой ситуации, что значимо для лингвопрагматики и социолингвистики.

Практическое применение результаты предлагаемого исследования могут найти (и уже находят) в вузовских курсах современного русского языка, стилистики, риторики, общего языкознания, лингвистического анализа текста, а также в спецкурсах по грамматической семантике и социолингвистике. Достигнутые результаты помогут скорректировать имеющиеся дескриптивные грамматики русского языка с помощью материалов объяснительного характера. Думается, что наблюдения и выводы могут быть востребованы теми лингвопрагматическими направлениями, в рамках которых исследуется социально-ролевая составляющая речевой коммуникации.

Положения, выносимые на защиту:

1. Исследование экстралингвистической обусловленности грамматических единиц позволяет утверждать, что проникновение социального в область морфологических форм гораздо более глубоко и разнообразно, чем принято было считать.

2. Фундаментальное свойство языка - межуровневое взаимодействие - оказывает решающее влияние на трансформации в области морфологических форм. Именно это свойство привело к аналитизации русской деклинальной системы.

3. Социолингвистические компоненты включены в семантическое содержание таких грамматических категорий, как род (прежде всего - в

сфере личных существительных), число имени и местоимения, вид и время глагола.

4. Политическая корректность начинает проявляться и в российской лингвокультуре, что находит отражение в перестройке системы наименований человека по профессии и роду занятий и соответственно в системе грамматической категории рода в русском языке.

Апробация работы. Ход и результаты исследования обсуждались на заседаниях кафедры русского языка и культуры речи РГЭУ «РИНХ», а также были доложены в форме научных докладов на следующих конференциях: «Языковая культура в условиях высшей школы: содержание, технологии, развитие» (РГЭУ «РИНХ», апрель 2003 г.), «Язык. Дискурс. Текст» (РГПУ, март 2004 г.), «Актуальные проблемы межкультурной коммуникации» (РГЭУ «РИНХ», апрель 2004 г.); «Русский язык в молодежной субкультуре» (РГЭУ «РИНХ», март 2005 г.), «Проблемы современного российского законодательства» (РГЭУ «РИНХ», декабрь 2005 г.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, перечня источников текстового материала, списка сокращений и библиографии, включающей 263 наименования.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении определяются предмет и объект изучения, обосновываются аюуальность и новизна исследования, теоретическая и практическая значимость, методика анализа, а также формулируются положения, выносимые на защиту.

Первая глава «Теоретические основы исследования» состоит из двух параграфов: § 1 «Социальные и имманентные факторы языковой эволюции» и § 2 «Лексика и грамматика как объекты социолингвистических исследований»

В современной антропоцентрической лингвистике общественная детерминация языка не остается на уровне деклараций, но самым непосредственным образом влияет на выбор принципов, приемов и методов анализа. Осуществлен реальный прорыв в современной функциональной лексикологии, ориентированной на изучение лексических единиц в широком социолингвистическим контексте. Думаем, что настало время столь же глубокого постижения социальной детерминации грамматических процессов. Свою работу мы расцениваем как один из первых шагов в решении этой масштабной задачи.

Конечно, исследование связей социальных явлений и языковых процессов на протяжении всех лет советской власти было приоритетным. Еще Е.Д. Поливанов в 1929 году, перечисляя очередные задачи лингвистики, специально указал на необходимость «изучения причинных связей между социально-экономическими и языковыми явлениями». Огромным достижением для своего времени стали три тома коллективной монографии

РЯСО. Затем, как нам представляется, эти проблемы ушли на второй на план, первые позиции заняли психолингвистика, когнитивное языкознание и прагматика. В современных условиях, с опорой на достижения антропоцентрической и экспланаторной лингвистики, возможно и необходимо обращение к социолингвистическим проблемам на более высоком уровне описания и объяснения. Сегодня вполне утвердилось убеждение, что мысль о возможности решить окончательно какую-либо лингвистическую или социолингвистическую проблему неприемлема, что языкознание не развивается как непрерывное возрастание числа несомненно решенных вопросов; оно развивается, скорее, как улучшение догадок, решений, теорий. В новых условиях многие вопросы социолингвистики вновь обрели перспективу. К таким вопросам относится и социальная детерминация грамматических единиц и категорий.

Природа языка в целом и грамматики как части языка социально детерминирована; не только словарь, эта «быстрочувствительная область» (Е.Д. Поливанов), но и грамматика, пусть опосредованно, зависит от всего многообразия явлений социальной жизни. Однако прямое влияние социальных и идеологических категорий в области грамматических форм явление достаточно редкое. Социальные факторы имеют «точку приложения» не непосредственно в языке, а в совокупности конкретных речевых ситуаций, в речевой деятельности, и только через их посредство социальные факторы влияют на язык как таковой.

Несмотря на разную степень подверженности отдельных уровней языка социальному влиянию, такому воздействию подвержены формы словоизменения и словообразования, словообразовательные и синтаксические модели.

Социальная обусловленность грамматики устанавливается в самом процессе ее формирования и развития, но эта не означает типичности экстраполяции социальных (тем более - идеологических) категорий на уровень грамматики (морфологии). Гораздо чаще имеет место опосредованное воздействие социальных институтов на грамматический строй языка, его единицы и категории.

История социолингвистических учений показывает, что распространить принцип социального осмысления языка на его внутренние уровни, не впадая в «вульгарную социологизацию», совсем непросто. Чаще всего такое осмысление связано с постижением феномена грамматического значения. Поскольку в грамматике закодировано значение, грамматические категории фиксируют некоторые семантические различия, причем обязательно такие, которые в данном социуме особенно важны. А.Н. Савченко и В.В. Иоффе [1985 : 169] отмечают: «Развитие грамматического строя языка не имеет видимой связи с историей народа, и это вполне естественно. Ведь грамматический строй есть система средств, которыми слова связываются в предложения, и обусловленная этими средствами грамматическая классификация слов (части речи, лексико-грамматические группировки слов внутри части речи и др.), а средства связи слов и

формальные классификации последних могут быть одними и теми же при различных особенностях общественного производства, быта людей, при различных общественных отношениях, идейных течениях в обществе, поэтому события и процессы, происходящие в истории народа, не вызывают потребности в изменении грамматического строя». Указанные авторы сравнивают две точки зрения на источники грамматических изменений.

Первая признает, что развитие грамматики имеет своим импульсом ощущение носителями языка недостатков на том или ином участке грамматической структуры и то, какие имеются возможности устранить эти недостатки в данное время и на данном участке. Таким образом оказывается, что изменения в грамматическом строе определяются особенностями его же собственной структуры, а не какими-либо социальными факторами. То есть развитие грамматического строя есть процесс имманентный, то есть определяемый свойствами самого же языка, и не имеет связи с развитием общества.

Вторая точка зрения признает, что развитие грамматического строя вызывается и направляется не только внутриязыковыми факторами, но и неким фактором внеязыковым. Сторонники этой точки зрения исходят из того, что потребность в совершенствовании грамматической системы зависит от уровня развития мышления людей. Требования к грамматическому строю у человека, живущего в условиях высокой цивилизации, несколько иные, чем у племени, живущего примитивным земледелием, а у последнего они отличаются от речевых грамматических потребностей охотников, живших во времена палеолита. Так что на развитие грамматического строя языков оказывает некоторое влияние общий процесс развития мышления людей. Вследствие возрастающей абстрагирующей способности мышления грамматические категории медленно, но неуклонно приобретают все более абстрактный характер (это можно наблюдать на примере категории времени глагола, категорий числа имени, на примере формирования и развития такой части речи, как числительное).

Идею глубокой мотивированности формирования и изменения грамматических категорий человеческим опытом проводит P.A. Будагов. Со ссылками на труды Е. Найда, он анализирует факт наличия в некоторых языках Австралии (в частности - в новокаледонском) двух своеобразных поссессивных систем в грамматике. Их можно назвать близкая и далекая. К первой группе относятся существительные со значениями мать, печень, потомки, ко второй - отец, сердце, личная жизнь. Такой, на первый взгляд, произвольный характер различения двух групп может быть понят при условии, если знать, что новокаледонское общество было в течение многих поколений матриархальным, что печень считалась символом самой личности и что потомки, продолжающие род, имели, как считалось, более близкое отношение к человеку, чем его собственная жизнь.

Однако после разрушения старых культурных обычаев данное грамматическое разделение потеряло свой смысл и стало «еще одной лингвистической окаменелостью, которыми изобилуют все языки». В

современном новокаледонском языке старая поссессивная система постоянно нарушается и вытесняется. В грамматике начинает вырабатываться более общая система поссессивности, охватывающая как «близкие», так и «далекие» понятия [Будагов P.A., 1965 : 54]. Вывод из анализа данных явлений делается такой: развитие грамматики связано с совершенствованием, с устранением градаций, потерявших свою социальную обусловленность. В грамматике вырабатываются более широкие и емкие категории, не зависимые от частных и нередко временных предметных ассоциаций.

Вопрос о социальной обусловленности грамматических категорий связан с более общим вопросом - о мотивированности языкового знака вообще. Как известно, одно из краеугольных положений Ф. де Соссюра состоит в утверждении принципиальной немотивированности языкового знака, которая обеспечивает такое качество, как стабильность (если знаки не мотивированы, то один знак не лучше и не хуже другого, нет нужды в поиске более совершенного знаки, и знаки сохраняются по традиции»). Ср.: «Сама произвольность знака защищает язык от всякой попытки, направленной к его изменению... Именно потому, что язык произволен, он не знает другого закона, кроме традиции» [Соссюр Ф. де, 1977 : 79]. Т.Г. Хазагеров [1977] возражает: когда Ф. де Соссюр утверждал, что у означаемого и означающего в действительности нет никакой связи, он не брал во внимание сам семиотический процесс и его носителей — людей, на самом деле такая связь есть, и она осуществляется через конкретных людей, органы чувств которых воспринимают одновременно и звуковые оболочки, и материальные предметы, прежде чем они превращаются в означаемое и означающее. С позиций наблюдателя, не вовлеченного в семиотический процесс, определенный материальный предмет может быть связан с бесчисленным количеством звуковых комплексов (в разных языках), и такая связь выглядит случайной, свободной и немотивированной. Отсюда соссюровский вывод о произвольности языкового знака.

Но дело в том, что материальный предмет и соответствующий звуковой комплекс не являются сами по себе ни означаемым, ни означающим. Если они становятся таковыми, то этому должна предшествовать естественная (хотя и опосредованная феноменом человека) связь между ними. Означаемое и означающее вместе запечатлены в сознании человека и вместе возникают они в представлении при любых обстоятельствах.

Авторы РЯСО [1968 : 19-20] полагают, что сама системность знаков языка есть источник саморазвития. Очень характерно для поисков в русистике 60-х годов такое заявление авторов РЯСО: «...внутренние двигатели развития языка социально отнюдь не инертные» [1968 : 34]. Однако, как справедливо отметил P.A. Будагов [1978 : 124-125], подлинного обоснования, развития и детализации этот глубоко верный тезис все-таки не нашел, ибо авторы РЯСО, как и многие их предшественники, употребляют как синонимические выражения социальные факторы, внеязыковые факторы, внешние факторы.

Очевидно, что существенным тормозом на пути развития социолингвистических исследований были опасения обвинений в защите принципов вульгарной социологии. Структурная лингвистика, проведя резкую разграничительную линию между языком и речью, сосредоточилась только на изучении языка, изолированного от социальных и социологических влияний. На смену структурному подходу, делавшему акцент на имманентных законах развития языка и неизбежно приведшего к автономизации языка (ср. мысль Е. Куриловича: «Необходимо объяснять одни языковые факты другими... Объяснение, прибегающее к помощи социальных факторов, свидетельствует о крахе лингвистической методологии» - цит. по: Крысин Л.П., 2004 : 437)1, пришли когнитивные и функционально-прагматические методики. Ср.: «Перелом в сознании многих лингвистов нашего времени наступил лишь с появлением ряда новых дисциплин, показавших неадекватность имманентного подхода к языковой системе, игнорирующего деятельностную природу языка и его включенность в процессы жизнедеятельности человека и общества» [Маслова В.А., 2004 : 10]. В современной лингвистике, с ее антропоцентрической направленностью, внимание сосредоточено на всех обстоятельствах формирования, развития и функционирования языковых единиц и категориях в том числе - и на обстоятельствах социального плана.

После выхода языкознания из «добровольной изоляции» и признания его гуманитарного характера активизировался интерес к пограничным с лингвистикой областям знания, в числи которых прежде всего следует отметить социолингвистику.

Имманентные и социальные факторы языкового развития и языкового функционирования тесно взаимодействуют между собой, что обусловлено общественной природой языка. Не только языковые структуры кода, но и коммуникативно обусловленная социальная практика детерминируют использование языковых единиц всех уровней.

Определенный прорыв в постижении связей языка (и его грамматической составляющей) с социумом был осуществлен с внедрением дискурсивных практик. Социально-культурные условия составляют основной научный контекст современного дискурс-анализа; это направление стремится к синтезу научных результатов, полученных в различных гуманитарных науках, прежде всего - в лингвистике и социологии.

Вторая глава называется «Социально обусловленное взаимовлияние языковых подсистем» и состоит из трех параграфов:

§ 1. «Языковой вкус, мода, социальный престиж как причины грамматических изменений», § 2. «Заимствование и межуровневое взаимодействие в языке», § 3.« Аббревиация и аналитизм».

Ср. аналогичное замечание У. Вейнрейха о том, что объяснить какое-либо лингвистическое явление ссылками на социальный фактор, вызвавший это явление, значит признать свое бессилие как лингвиста [Будагов P.A., 1978 : 125].

Современные грамматические процессы неотделимы от социальных категорий моды, престижа, языкового вкуса. Следование массовому модному образцу в конце концов создает стандартность, ощущаемую как недостаток, что само по себе есть сигнал о возможной смене модного стандарта. «Мода снедаема своего рода суицидальным желанием, которое реализуется в тот самый момент, когда она достигает своего апогея» [Бодрийяр Ж., 2000 : 171].

Широкие возможности для инноваций в сфере лексики быть источником сдвигов в грамматической системе связаны с тем, что психологическое сопротивление новым источникам заимствования мало характерно для нашего времени (притом, что, безусловно, существует озабоченность, связанная с мерой и уместностью заимствований).. Именно под влиянием мощного потока заимствований из аналитических языков (главным образом - английского) в русском языке сформировался обширный класс несклоняемых имен (нулевого склонения), новый грамматический класс аналит-прилагательных. Однако эти изменения в грамматике стали возможны не только под влиянием извне. Сама грамматическая система оказалась восприимчивой к указанным новшествам, поскольку движение к аналитизму не было чем-то чужеродным для русской грамматики. И исконные единицы (аббревиатуры, топонимы, аналитические глаголы типа прыг, аналитические формы компаратива и глагольного времени, наречие как часть речи и слова категории состояния) не всегда передают грамматические значения только флективным способом. Поэтому справедливее и точнее будет говорить о комплексе причин социального и имманентного характера, которые в совокупности и обусловили столь явный сдвиг в русской грамматике последних десятилетий.

Системность языка ярко обнаруживает себя в тех случаях, когда оказывается, что социально обусловленные изменения на одном из уровней (на лексическом) неизбежно влекут за собой процессы, затрагивающие и другие уровни (морфологический и синтаксический). Исследуя причины лексических заимствований (ставших основой сдвигов на уровне грамматических форм), целесообразно не столько разграничивать собственно лингвистические и экстралингвистические причины, сколько сосредоточить внимание на их взаимодействии. Анализ социально-психологических причин заимствования позволяет создать целостную картину социально-лингвистических факторов, их многомерных связей как основы языковой динамики.

Повышение толерантности общества к «чужому» в языке, к повседневному присутствию элементов чужой лексики (и даже чужой графики) может быть расценено как одна из важнейших предпосылок «дрейфа» грамматической системы русского языка в сторону аналитизма. В настоящее время имеет место не «минимум двуязычия», без которого заимствование в принципе невозможно, но наличествуют самые благоприятные условия (в социальной жизни страны, в психологии носителей русского языка) для самых широких и разнообразных контактов,

которые, в свою очередь, приводят к сдвигам на уровне грамматических форм и синтаксических конструкций.

Изменение на словообразовательном уровне (распространение аббревиации) также дало мощный толчок собственно грамматическим изменениям - аналитизации русской грамматической системы. Сложносокращенные слова многие исследователи русского языка считают одной из ярких примет именно советского времени. Ср. отрицательное отношение к данному типу, выражающему идеологию гегемона: «Прежде всего: ураганная Передовая Идеология принесла русским людям безотказное средство против напевности их языка. Как немедленное эхо выстрела «Авроры» горохом посыпались казенные сокращения слов и словосочетаний, напоминающие уже не слова, а короткие пулеметные очереди. Рабкрии. Рабкор. Комбед. Губчека. Шкраб. Облсовпроф. ВЦСПС. КПСС. Агропром... Ну скажите, есть ли что-нибудь напоминающее язык Гоголя и Лескова в блеющей аббревиатуре «вээлкаэсэм»"? В этом фонетическом чудище с четырьмя «э»? А мы привыкли - и ничего, семьдесят лет блеяли» [Тихомиров В.Р., 2005:360-361].

Действительно, аббревиатуры стали характерной приметой нового языка, новой жизни и - отчасти - новой идеологии (цитируемый автор в том же сочинении пишет, что «сразу после октябрьского путча» идеология настигла наш великий и могучий язык и вскочила ему на плечи, «как ведьма на Хому Брута»). Думаем, что это остроумное замечание, однако весьма неточное. Дело в том, что сами идеологи большевистского строя иногда довольно резко высказывались против аббревиации. Ср. во многих источниках зафиксированное мнение Ленина об аббревиатуре шкрабы. Можно привести немало аббревиатур, которые, помелькав в послереволюционные годы, безвозвратно исчезли из языка и сегодня производят впечатление курьеза. Так, в работе С.И. Карцевского [2000 : 250] содержится упоминание о «комбинации чеквалап», что расшифровывалось как «Чрезвычайная комиссия по заготовке валенок и лаптей».

Вообще пример неудачной аббревиции, вызывающей нежелательные (неэстетичные и т.п.) ассоциации, вряд ли может служить аргументом против такого способа словопроизводства вообще. Сегодня справедливо говорится о «неэтичности» аббревиатуры ВОВ (ветеран отечественной войны), о неуместности аббревиатурных обозначений для наименований многих исторических событий (историки не пишут о ВФР - Великой французской революции, о КБ - Куликовской битве), в то время как аббревиатурные названия учреждений, организаций вполне соответствуют всем типам литературной нормы.

Аббревиация сама по себе не есть изобретение революции или постреволюционного времени. Наиболее древними и стихийно возникшими считаются инициальные сокращения буквенного типа. Причем питательной средой для их возникновения является сама письменность: именно на письме возникают во многих языках графические сокращения, и «лексикализация отдельных из них тоже неизбежна, как неизбежно действие опрбщения на

сложные единицы любого типа» [РЯСО-2, 1968 : 66]. Однако именно в советское время аббревиация из скромного технического приема, «безвестно существовавшего на окраинах литературной речи, превратилась в активнейший словообразовательный Ср. также рефлексию рядовых носителей языка и их языковое творчество, воспроизведенные в повести Л. Пантелеева и Г. Белых «Республика ШКИД»:

...А почему вы школу зовете Шкид? - спрашивал Колька на уроке, заинтересованный странным названием.

Воробышек ответил:

-Потому что это, брат. По-советски. Сокращенно. Школа имени Достоевского. Первые буквы возьмешь, сложишь вместе - Шкид получается.

Характерно, что и противники революционных (и языковых) перемен фиксируют неразрывную связь аббревиации с новым революционным временем: «Учреждения переименовывались в главки, хозы, центры, комы и стали именоваться по начальным слогам или буквам, и таким образом старорежимное Главное Военно-Инженерное Управление, Главное Артиллерийское Управление и т.п. превратились в ГВИУ, ГАУ и приобрели «революционный», «рабоче-крестьянский» вид» [Карцевский С.И., 2000 : 211]. Ср.:

Авторы РЯСО полагают, что аббревиация - яркий пример непосредственной (и опосредованной) зависимости языка от истории общества. Аббревиация, прямо или косвенно, была обусловлена теми переменами в жизни общества, которые произошли в результате революции. Это прежде всего перестройка государственного аппарата, исключавшая преемственность в названиях органов государственного аппарата. Изгоняются «скомпрометировавшие» себя наименования, бывшие символами эксплуататорского строя. При конструировании новых наименований с использованием нейтральных существительных к последним обязательно добавляются «дифференцирующие» прилагательные: комитет -революционный, комиссия - чрезвычайная, армия - рабоче-крестьянская, и из этих сочетаний затем создаются аббревиатуры. Недаром послереволюционные аббревиатуры получили наименование «советских сокращений». На протяжении всех лет советской власти и в постсоветское время этот тип словообразования укреплял свои позиции и стабилизировался. Интересно, что в Словаре языка Совдепии около полутора тысяч аббревиатур, то есть 25 % всего словника. Уже одно это дает представление о том, насколько характерны были такие единицы для «языка Совдепии».

По понятным морфонологическим причинам абсолютно неизменяемыми в русской грамматической системе оказываются буквенные аббревиатуры. Но и большинство звуковых аббревиатур остаются несклоняемыми, особенно те из них, род которых определяется родом стержневого слова, а не является самостоятельным, то есть вытекающим» из морфонологических признаков (нулевого окончания и основы на твердый

согласный). J1.K. Граудина [1980 : 162-164], с одной стороны, отмечает колебания и разнобой в склоняемости инициальных аббревиатур типа ВАК, ТАСС, МАПРЯЛ, МИД, МХАТ, (причем, указывается на стилистическую маркированность таких вариантов: «МИД, ВАК регулярно не склоняются в официальном употреблении»), а с другой стороны - фиксирует такую норму: «Для большинства аббревиатур с исходом на согласный в строгой деловой и письменно речи можно рекомендовать несклоняемую форму, за исключением ВАК, ГОСТ, МХАТ, ВГИК, ТЮЗ, которые в настоящее время употребляются как цельнооформленные склоняемые слова и лишь в редких случаях - как несклоняемые аббревиатуры» [ГПРР, 1976 : 170]. Вообще ГПРР указывает небольшой процент склоняемых вариантов и у этой группы аббревиатур: несклоняемые -86,93 %, склоняемые - 13,07%.

Словарь, фиксирующий языковые изменения конца XX века (ТС-ХХ), включает такие аббревиатуры: АО, АПК, АЯ, БОМЖ, ВИЧ, ГКО, ГКЧП, ДПР, ДР, ЕВС, ЕС, ETC, ЕЭС, ИНН, КПРФ, КС, ЛДПР, МБ, МВФ, МГБ, МРОТ, НБП, НДР, НДС, НЛО, НПРС, НПФ, ОВР, ОЗУ, ОМОН, РКПР, РАН, РНЕ, РУБОП, РУОП, СД СЕ, СКВ, ТОО, СПС, ФСБ, ФСДН, ФСНП, ХДС, ЭШУи др.

Появились совершенно новые типы аббревиатур: ТС-ХХ фиксирует такие частотные аббревиатуры в латинской графике: BMW, Hi-Fi, IBM, CD, a также те, которые имеют двоякое графическое оформление: VIP - ВИП, PR -пиар. По понятным причинам такая группа не могла сформироваться в советский период. Большинство из единиц этой группы остается вне русского именного словоизменения, а значит - способствуют усилению аналитических черт в русской грамматической системе.

Третья глава называется «Функционирование социально обусловленных форм глагола и имени в современном русском литературном языке» и включает четыре параграфа: § 1. «Именные категории и единицы», § 2. «Глагольные категории и единицы», § 3. «Персонификация и деперсонификация субъекта действия: социолингвистический аспект», § 4. Идеологические фантомы и грамматика: грамматическое число личных местоимений как лингвоидеологический феномен».

Как показывает материал языка последних десятилетий, под влиянием социальных причин происходит актуализация семы гетерогенности у форм множественного числа отвлеченных и вещественных существительных. Активизацию форм множественного числа у вещественных существительных исследователи русского языка новейшего времени квалифицируют как «знак времени - «товарное изобилие!» [Кара-Мурза Е.С., 2005 : 605].

В отдельном разделе первого параграфа рассматривается собирательное имя как идеологема. Помимо эмоциональных оценок, связанных с разными аплосемами пейоративности и мелиоративности, которые могут передавать и индивидуальное восприятие, собирательные имена связаны и с оценками идеологического характера. В тоталитарном дискурсе вредное в идейном отношении (автор, произведение, направление)

получало обозначение с помощью собирательного имени с суффиксом -щин(а): чуковщина, есенинщина, ахматовщина и под. Так, булгаковский Мастер с удивлением прочитал в газетах, что его роман - вредное явление, а с пшатчиной надо вести непримиримую борьбу. Ср.: Через день в другой газете за подписью Мстислава Лавровича обнаружилась другая статья, где автор ее предлагал ударить, и крепко ударить, по пилатчине и по тому богомазу, который вздумал протащить (опять это проклятое слово!) ее в печать (М. Булгаков «Мастер и Маргарита»).

Конечно, дериваты такого рода не были собственно новообразованиями советской эпохи. Чужой (и чуждый ) мир издавна характеризовался как единая враждебная масса, состоящая из, на первый взгляд, абсолютно тождественных единиц, с помощью подобных форм, где ярко выражена отрицательная оценочность. У Н. Гоголя фигурирует слово басурманщина - всякий иноземец и иноверец в неприязненном значении, особенно азиат или турок Но именно в советское время эти формы приобрели значение политического ярлыка и стали обозначать все враждебное советскому строю.

Подобными формами пользуются и авторы в современных оппозиционных СМИ. Ср.:

А эти мерзавцы из СПС ( Союз проклятых сил) вставши его [ плакат «Родина-мать зовет!» - С.Т.] в рекламу «Чистота ~ чисто Тайд»! Эта гайдарня, немцовщина действительно не знают удержу (Советская Россия. 21 июня 2003 г.).

Под воздействием социальных причин, в частности - идей политической корректности - трансформируется систему оппозиций по грамматическому роду в сфере личных существительных. Существительные типа дилер, банкир, менеджер, собесовец часто относят к категории «двуродовых», а значительное число таких наименований, пришедшее в русский язык в 90-е годы, как считается, определило изменения в структуре категории грамматического рода, ибо неологизация влечет за собой трансформации и других уровней, прежде всего - грамматического. Так, по мысли Е.В. Сенько [2000], исследовавшей «неологический бум» в России последнего десятилетия, наблюдается существенное расширение категории слов общего рода, к которым она относит не только образования на -а, но и слова на твердый согласный и с нулевой флексией в им. падеже.

Характерно, что количественный рост современных Nomina professionalia никак не влияет на распространение стандартного образования от них женских коррелятов. Ср. новые агентивы тематической сферы «Экономика. Бизнес»: дистрбьютор, мерчендайзер, риэлтор, оффшорник, брэнд-менеджер, брокер, дилер, джоббер.

Глагольные категории, номинативное содержание которых, казалось бы, никак не соотносится с общественными процессами, также имеют социальную проекцию. Специфика категориального грамматического распределения внутри языков объясняется различными причинами. Это, в первую очередь, тип языка: понятно, что в корневом языке трудно

детализировать аспектуальные значения, поэтому предпосылкой категориальной детализации вида и его лингвокультурного осмысления могут возникнуть только при условии достаточной развитости аффиксальных средств.

Кроме того, очевидно, что языки фиксируют в грамматике наиболее существенные позиции для соответствующей лингвокультуры. «Сравнивая различные грамматические категории, мы видим, что с позиций лингвокультурного моделирования языка можно выделить те категории, которые составляют этнокультурную специфику данного языка» [Карасик В.И., 2004 : 175]. Для русскоязычного способа интерпретации действительности характерна детальная разработанность аспектуальных оттенков глагольного действия, перфективации и имперфективации.

Категория глагольного вида, в общем плане представляющая характер протекания действия, также имеет лингво-идеологические параметры. Это было убедительно показано в работе A.A. Мирошниченко [1995 : 84-86], где автором проведен сравнительный анализ двух ростовских изданий - газеты «Молот» и газеты «Город N» на предмет частотности видовых форм. Оказалось, что формы совершенного вида в газете «Город N» составляют 50,4% всех глаголов, а на первых полосах (где относительно немного обзорных материалов, но много заметок, материалов других информационных жанров), доля глаголов совершенного вида достигает 6065%. В газете «Молот» доля глаголов совершенного вида составляет только 41,8 % от всех глаголов. A.A. Мирошниченко так интерпретирует полученные данные: «Молот» - газета, адресованная в основном сельской аудитории. Менталитет сельского жителя устроен традиционно, его сознание больше относится к тому, что есть, существует, задано онтологически. «Город N» - городское издание для предпринимателей, которые имеют отличные от селян темпоральные установки, для которых в большей степени важно, что сделано. «Большую роль в жизни предпринимателя играет фактор результативного действия, коррелирующий с грамматическими формами перфекта. Жизнь жителей села характеризуется как преемственность, суть предпринимательской деятельности - изменение. Поэтому онтологическое полагание действительности на страницах «Молота» противоположно деятельностному полаганию действительности на страница «Города N» [там же, 85]. Журналисты же действуют в соответствии с потребностями аудитории: журналистов «Молота» (в связи с традиционалистскими установками читателей) интересуют процессы и состояния, а журналистов «Города N» интересуют результаты процессов и состояний.

Не только любая единица языка и любое синтаксическое или семантическое отношение могут быть индикаторами лингвоидеологемы, но также и значимое отсутствие должной единицы языка или должного структурного отношения. Так, характерной чертой языка «левых» многие исследователи тоталитарного дискурса считают ущербное представление о времени. Из парадигмы времени вынуто настоящее. Такое обращение с концептом «время» было предопределено основой коммунистической идеи.

Коммунисты говорили лишь о «проклятом» прошлом и о «светлом» будущем. Новый мир - это мир, которого еще нет, но который непременно будет и уже начат постройкой. «Левыми» была создана утопическая теория ускорения времени, а само время ощущалось как нечто постоянно торопящее человека. «Левые» не живут настоящим, они лишь ходят из прошлого в будущее [Степанов Ю.С., 2004, Хазагеров Г.Г., 1999,2002].

Понятно, что в русском языке опущенная глагольная связка символизирует настоящее или вневременное настоящее. Но настойчивая редукция временной формы есть уже знак особой ментальности.

Высказывания о будущем - идеальный тип высказываний, истинностное значение которых неизвестно. «Именно в сфере будущего очевидным образом возможно и законно сосуществование высказываний, противоречащих друг другу и одинаково претендующих на истинность» [Левин Ю.И., 1998 : 648]. Ср. знаменитое: Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. В современной действительности, когда «террор поутих, а лжи только прибавилось» [Левин Ю.И., 1998 : 106], будущее время вновь предельно актуально. Ср. анализ оппозиционной прессой общения президента Путина с согражданами в прямом эфире, которое состоялось 27 сентября 2005 года:

Л вообще-то на все эти, пусть и заранее отобранные вопросы президенту было отвечать крайне сложно. Получались в основном не ответы, а «рассуждения на тему»... Не знает президент, когда закончится война на Кавказе, не знает, куда деваются деньги, направляемые на компенсации за разрушенное жилье и на восстановление Грозного... А потому приходится подробно выражать людям сочувствие и сетовать вместе с ними или осторожно возражать: мол, не все так плохо, как вам кажется... Но, будучи политиком поднаторевшим, Владимир Путин не злоупотреблял такими возражениями: действительно, никакие, даже самые достоверные цифры не убедят людей в благополучии, если собственный опыт свидетельствует об обратном. И вот, самым употребляемым в речи Путина, как уже подсчитали исследователи, оказалось слово «будет». Ипотека? Будет! Доступное жилье и образование? Будут! Возможность для оставшихся за границами России получить гражданство? Тоже будет! Но отвечать так односложно президент, конечно, не мог. Ведь тогда бы неизбежно возникли еще два вопроса: когда. И почему до сих пор нет? (Советская Россия, 29 сентября 2005 г.).

Характерной особенностью русского языка вообще считают «возможность охвата жизни во всей полноте», для русского языка «нет объектов, а только тенденции, возможности энергии - поэтому ему открыто то, что возможно в будущем» [Колесов В.В., 2004 : 82]. Этой особенностью русского языка широко пользовались создатели лозунгов с формами будущего времени (Социализм победит! Дело Ленина будет жить! -Советская Россия, 2005, № 142), которые не только являются заклинаниями, но еще и приписывают указанным конструкциям прогностическую функцию.

Отдельный жанр, где особым образом реализуются глагольные категории (в частности, категория императива), - это лозунги и призывы. Ср. «размытое» наклонение в лозунгах и призывах: «Вся власть СоветамЪ, «Все на трудовой субботник1.» «Чистый» лозунг по природе своей, по-видимому, безглаголен. Но когда в призыве опущено сказуемое, возникает эффект синкретизма времен и наклонений: то ли все вышли на трудовой субботник, то ли выйдут, то ли должны выйти [Хазагеров Г.Г., 1999, 2002]. На первом месте, конечно, долженствование, но так как глагол опущен, появляются значения и других наклонений. Ср. призывы и лозунги ЦК КПРФ к 88-й годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции:

Руки прочь от Красной площади! Руки прочь от Мавзолея!

Дню Великого Октября - статус государственного праздника!

Разносчикам антикоммунизма - позор и презрение!

Правительство монетизаторов в отставку!

Народный референдум, самоорганизация трудящихся, Советская власть!

Да - социальным гарантиям, нет - путинскому популизму!

От Народного референдума к возрождению России!

Зарплаты и пенсии - выше прожиточного минимума!

Право на жилище - право на жизнь!

Землю, недра, энергетику - на службу народу!

Сверхдоходы олигархов - на социальные программы!

Нефтедоллары — на защиту детства!

Землю - крестьянам, селу — государственную поддержку!

Гражданам России - гарантии безопасности!

Коррупции и произволу - нет!

Государственное телевидение - народу, а не бюрократам!

(Советская Россия, 2005, № 142).

Как видим, часто лозунги как советского времени, так и современной оппозиции встраиваются в клишированные рамки: N дат. - N вин. ( Гражданам России - гарантии безопасности!). Реже используются определения-прилагательные и именные предложения.

Г.Г. Хазагеров [1999, 2003] справедливо заметил, что употребляемый слишком часто эллипсис со значением призыва свидетельствует об определенном складе мышления - торопливом, словно перешагивающим из действительного в желаемое.

Интересно, что грамматические формы непрямого императива (1-го лица множественного числа) со значением включения в сферу действия говорящего {Давайте сделаем нашу Родину сильной... Не позволим агрессорам...) считают специализированным знаком интеграции, маркером «своих» в политическом дискурсе [Шейгап Е.И., 2004 : 119]. Такие призывы Ю.И. Левин называет «инклюзивными» - подразумевающими включенность адресанта во множество адресатов с помощью императива в форме совместного действия: Превратим Москву в образцовый город! Сдадим объект с хорошим качеством и в срок! Планы партии выполним! Омонимия

форм совместного действия с формой будущего времени приводит к тому, что такие призывы могут получать оттенок констатации в виде уверенного предсказания, приобретая прогностическую функцию.

Категория лица местоимений и глаголов, как грамматический центр персональное™, полифункциональна, то есть выполняет помимо семантических функций еще и функции прагматические, связанные с особенностью коммуникативной ситуации. О рецессии субъекта (происходящей вследствие многочисленных номинализаций) как характерном свойстве советского политического дискурса писали П. Серио, Ю.С. Степанов, В.Н. Шапошников и др. Возможны и многие другие способы деперсонификации: опущение агенса в пассивных конструкциях: обращено внимание, принято решение. Такой прием используется в целях пропагандистского воздействия: деперсонификация субъекта вызывает у адресата представление о действии не субъектном, а объективно заданном.

С началом перестройки и особенно в постсоветский период эта черта перестала быть характерной для политического дискурса. В.Г. Костомаров заметил в 1987 году: «Даже с трибуны многолюдного собрания (подумать было страшно еще недавно!) ораторы смело говорят: Я думаю, а не думается, представляется целесообразным [1987 : 3].

При перечислении таких специализированных вербальных знаков интеграции, которые позволяют политикам отождествлять себя с аудиторией, апеллировать к общей национальной, статусной и прочей социальной принадлежности, - «маркеров своих», часто приводится и инклюзивное местоимение мы. Это своего рода идеологема, ибо это когнитивный коррелят некоторого отношения реального мира, ее характеристики определяются когнитивными и языковыми способностями человека, ее параметры обусловлены социальными установками, и, наконец, она имеет значение оценки передаваемого отношения.

Форма множественного числа местоимения мы способно формировать базовую оппозицию - «свои» - «чужие». Так, в предвыборной борьбе «мы» превращается в идеологему единения. Ср.: «...сверхзадача агитационной кампании - объединить народ вокруг кандидата, и... команда кандидата развивает в пропагандистских материалах идеологему единения, в центре которой смысл совместности, поддерживаемый идеологической памятью местоимений: Вместе мы - сила. Наш город - это мы с вами. Мы будем с вами вместе добиваться достойной жизни и под.» [ Купина H.A., 2003 : 488]. П. Серио [1985 : 71] указывал, что единицей, активно включаемой в особого типа «сочинение», свойственное советскому политическому дискурсу (см. об этом в первой главе), было и местоимение мы:

источником текста является я ( = Генсек) = ЦК = вся партия = наша страна = мы, а его получателем, адресатом - делегаты съезда = все коммунисты ~ народ = все прогрессивное человечество = мы.

В работе, посвященной политическому дискурсу, приводится сочетание мы-дискурс (для названия подобной речевой практики) - [Шейгал Е.И.,2004:16].

Давно известны и хорошо описаны лексические фантомы -наименования вымышленных существ в фольклоре и литературе (мифологические и литературные фантомы). В последнее время говорят об идеологических фантомах, в которых отрыв слова от денотата обусловлен идеологической деятельностью человека, разработкой той или иной социальной утопии, поддерживанием определенных социальных иллюзий. К таким «словам-призракам» относят слова и сочетания типа слуги народа. Местоимение мы в политическом дискурсе тоже фантомно, его расплывчатая семантизация (множественность интерпретаций, игра со «значениями», которые ничего не обозначают) рождает

неудовлетворенность и потребность в постоянном определении и толковании. Фантомная языковая реальность неизбежно превращается в реальность политическую.

Социально детерминированы и личные местоимения второго лица, ибо они отражают культурные и статусные различия людей. Почтение к собеседнику передается с помощью множественного числа. «Естественный» человек ко всем обращается на «ты», образованный делает различие между «ты» и «вы», интеллигентный ко всем незнакомцам обращается только на «вы» («тыкать» не принято - это оскорбительно. «Вы - социальный знак; стачки и бунты начала XX века в числе требований содержали такое: ко всем обращаться на «вы»; первый декрет Временного правительства 1917 года отменил «тыканье» солдатам со стороны офицеров. Вы - символ иерархии; начальник к подчиненным обращается на «ты», подчиненные к нему - на «вы». То же соотношение и при возрастных различиях собеседников» [Колесов В.В., 2004 : 177]. Манера обращения на вы укрепилась в конце ХУ111 века. Но и в XIX веке эта норма была неизвестна и непонятна крестьянам. А.Фет писал в своих воспоминаниях, как он, подобно многим мировым судьям, либеральничая, стал обращаться к крестьянам на вы (в подражанье французским судьям, «говорящим преступнику вы и не стесняющимся прибавлять: вы - негодяй, внушающий омерзение...»). Но из этой затеи, по словам А. Фета, ничего не вышло: Когда свидетельница старуха-крестьянка однажды сказала мне: «Я тебе уже два раза говорила, что была одна, а ты мне все вы» - я исцелился совершенно от этого приема, даже непонятного русскому человеку.

В.З. Санников [1999 : 82-83] отмечает, что местоимение ты обычно при обращении к животным, растением, морю, солнцу и другим природным явлениям. Такое употребление местоимения называется внедиалоговым, ибо оно используется при мысленном обращении к любым объектам, исключающим реальный диалог. «Невозможность реального диалога является также причиной того, что несмотря на трепетно-почтительное отношение к Богу или покойнику, мы позволяем себе «тыкать» их. Спи спокойно, дорогой коллега - говорим мы лицу. С которым были на «вы» или даже вообще не были знакомы» [там же].

Интересно, что и известное ограничение на использование местоимений «он», «она», о котором упоминается в большинстве пособий по

культуре речи и речевому этикету, В.В. Колесов [2004 : 176] объясняет социальными причинами (особенностями личностной коммуникации): «В присутствии третьего не говорят «он», «она» - это оскорбительно, потому что удаляет участника разговора за пределы видимости, хотя он находится рядом».

Таким образом, использование местоимений, тех или иных его числовых форм также оказывается под воздействием социальных процессов, распределения социальных ролей и даже - под воздействием господствующей идеологии.

Итак, оказывается, что и для решения чисто грамматической проблематики необходима опора на социолингвистические данные, позволяющие рассматривать язык как часть социального процесса и форму жизни социума. Через грамматическую категорию можно получить представление о характере носителей языка, о самосознании общества, о его способе видения окружающего мира и даже о культуре народа и его истории.

В заключении подведены основные итоги исследования и намечены дальнейшие перспективы работы. Проведенный анализ позволяет констатировать не только противопоставленность экстралингвистического и интрапингвистического, но, что гораздо важнее, - интерпретировать социальное не как внешний фактор, задающий те или иные процессы, но как факт языка, неотделимый от его внутренней структуры.

Как известно, в современной лингвистике выдвинута (школой Ю.Д. Апресяна) задача «лексикографического портретирования» лексемы (с совокупностью ее лексических и грамматических значений и оттенков значений, прагматических приращений, разного рода коннотаций - в том числе и социальных). Эта идея успешно реализована в трех выпусках Нового объяснительного словаря синонимов русского языка. В работах Л.П. Крысина [2004] речь идет о методике социолингвистического портретирования, в рамках которой должны быть прослежены характерные направления отбора языковых средств и форм речевого поведения, речеповеденческие стереотипы, характерные для представителей различных социальных групп, кодовые переключения, обусловленные ситуацией общения и социальной ролью партнера. Работы такого плана только начинают появляться, но у этого направления огромное будущее, поскольку оно позволяет по-новому представить роль социального в языке.

Мы понимаем свою работу как определенный вклад в развитие теории и практики социолингвистического портретирования, в тот раздел этого общего направления, который связан с социальной детерминацией грамматической (морфологической) формы в современном русском литературном языке.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора:

1. Ермакова Т.И. «Новояз» и современный политический дискурс // Языковая культура в условиях высшей школы: содержание, технологии, развитие:

- Материалы регионально научно-практической конференции. -Ростов-н/Д:

РГЭУ(РИНХ), 2003.-С.76-77.

2. Ермакова Т.И. К вопросу о заимствованной лексике // Хозяйственная этика и гуманитарные проблемы экономики: Тезисы докладов. -Ростов-н/Д: РГЭУ(РИНХ), 2003.-С.81-84.

3. Ермакова Т.И. От «новояза» к языку постоталитаризма // Вопросы экономики и права: Сборник статей аспирантов и соискателей. -Ростов-н/Д: РГЭУ(РИНХ), 2003.-С. 164-167.

4. Сосновская Т.И. Концепт время и его языковое воплощение: лингвоидеологичесий аспект // Язык. Дискурс. Текст. Международная научная конференция, посвященная юбилею В.П. Малащенко. -Ростов-н/Д: РГПУ, 2004.-С 181 -184.

5. Сосновская Т.И. Политическая метафора в СМИ // Актуальные проблемы межкультурной коммуникации: Материалы регионально научно-практической конференции. -Ростов-н/Д: РГЭУ(РИНХ), 2004.-С.64-66.

6. Сосновская Т.И. Особенности лингвистической терминологии языка «левых» // Вопросы экономики и права. Сборник статей аспирантов и соискателей. Выпуск 2. -Ростов-н/Д: РГЭУ(РИНХ), 2004.-С.140-145.

7. Сосновская Т.И. Направления и тенденции развития грамматики // Русский язык и молодёжная субкультура: Материалы региональной студенческой научно-практической конференции. -Ростов-н/Д: РГЭУ(РИНХ), 2005.-С.82-23.

8. Сосновская Т.И. О результатах влияния социальных факторов на язык // Вопросы экономики и права. Сборник статей аспирантов и соискателей. Выпуск 3. -Ростов-н/Д: РГЭУ(РИНХ), 2004.-С.160-165.

£0б£ А

• -40П

Печать цифровая. Бумага офсетная. Гарнитура «Тайме». Формат 60x84/16. Объем 1,0уч.-изд.-л.

Заказ № 828. Тираж 100 экз. Отпечатано в КМЦ «КОПЯЦЕНТР» 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Суворова, 19, тел. 247-34-88

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Сосновская, Татьяна Ивановна

Введение.4

Глава 1. Теоретические основы исследования.12

§ 1. Социальные и имманентные факторы языковой эволюции. 12

§ 2. Лексика и грамматика как объекты социолингвистических исследований.22

Выводы по главе 1.

Глава 2. Социально обусловленное взаимовлияние языковых подсистем.39

§ 1. Языковой вкус, мода, социальный престиж как причины грамматических изменений.39

Ь § 2. Заимствование и межуровневое взаимодействие в языке.44

2.1. Заимствование языковой стратегии и грамматические формы.46

2.2. Лексическое заимствование и грамматические (морфологические) изменения.50ф

§ 3 Аббревиация и аналитизм.58

Выводы по главе 2.

Глава 3. Функционирование социально обусловленных форм глагола и имени в современном русском литературном языке.69

§ 1. Именные категории и единицы.69

1.1. Актуализация семы гетерогенности у форм множественного числа отвлеченных и вещественных имен существительных.66

1.2. Собирательное имя как идеологема.71

1.3. Аллюзивное имя собственное и грамматическое

Ф число.76

1.4. Множественное гиперболическое и множественное сенсационное.81

1.5. Феномен политической корректности и род личных существительных в русском языке.83

§ 2. Глагольные категории и единицы.100

2.1. Социальные проекции категории глагольного вида.100

2.2. Концепт «время» и его социально-детерминированное языковое воплощение в грамматических формах.101

2.2.1. Редукция форм настоящего времени.105

2.2.2. Активизация форм будущего времени.107

2.3. Формы наклонения в социолингвистическом освещении.109

§ 3. Персонификация и деперсонификация субъекта действия: социолингвистический аспект.116

§ 4. Идеологические фантомы и грамматика: грамматическое число личных местоимений как ф лингвоидеологический феномен.119к Выводы.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Сосновская, Татьяна Ивановна

Традиционно проблема социальной обусловленности языка Ф изучалась в двух аспектах: 1. социальная дифференциация языка в связи с социальным расслоением общества; 2. социальные условия развития и функционирования языка (причем второй аспект всецело или по преимуществу связывался с лексической системой и исключал L грамматику). В предлагаемой работе анализируются характерные, на наш взгляд, явления в грамматике современного русского литературного языка, которые имеют социальные корни и экстралингвистические причины.

Как известно, связь языка и общества более всего подтверждается ^ наличием социальной дифференциации общенационального языка (на литературный язык и социолекты, имеющие своих носителей в социуме). Однако предлагаемое исследование ограничивается рамками р литературного языка и дистанцируется от социальных и территориальных диалектов, жаргонов и просторечия; данные разновидности общенационального языка по самой своей природе в целом возникают и функционируют под непосредственным воздействием социальных условий (и это уже было убедительно показано в многочисленных лингвистических описаниях ненормативных ф сфер общенационального языка). В рамках литературного языка внимание уделяется своеобразию отдельных дискурсов как социально значимых разновидностей современных текстов на русском языке.

Процесс социальной детерминации языка может рассматриваться на различных ярусах социальной и социо-этнической структуры — от наций и классов до первичного звена - речевого акта, анализируемого в контексте социальной ситуации. В работе рассматриваются те случаи социального воздействия, которые относятся к сфере грамматических форм - их приоритетного использования, их особой семантизации под влиянием социальных причин, их видоизменений в русском языке последних десятилетий.

Актуальность диссертации состоит в дальнейшем развитии идей социолингвистики, которые распространяются и на область грамматических форм. Дело в том, что, хотя современные исследования, посвященные проблеме социальной обусловленности языка, сформировали надежную базу многих теоретических положений о социально-языковых связях и зависимостях, грамматические формы и категории в этом ракурсе анализа остаются «неосвоенной, пустой нишей». Такой анализ содержит известный «интеллектуальный риск», ибо прочно укоренилась пресуппозиция имманентности фонетики и грамматики, с одной стороны, и социальной «ангажированности» лексики - с другой. Признанию и тщательному исследованию социальной обусловленности грамматики противодействует опасение обвинений если не в «вульгарной социологизации языковых явлений», то в некорректности. Однако системный характер языка в том и проявляется, что социально детерминированные изменения в лексике немедленно проецируются на грамматику, и эти процессы необходимо анализировать (что и предпринято в данной работе).

Основу предлагаемого исследования составляет функционально-динамический подход к грамматической системе, развитие которой определяется не только интерлингвистическими, но и экстралингвистическими факторами. При этом мы стремились сохранить баланс противопоставленных групп факторов и тем самым избежать гипертрофированное™ социального. Динамический подход позволяет установить направление и меру влияния на русскую грамматическую систему социальных условий.

Объектом исследования стали формы существительного, глагола и местоимения, грамматическая семантика которых детерминируется социальными факторами.

Предметом исследования является социолингвистический компонент в семантическом содержании грамматической формы.

Методологической основой диссертации стали идеи о типах мотивированности языкового знака (Э. Бенвенист, P.O. Якобсон, Ю.С. Степанов, П.В. Чесноков, Т.Г. Хазагеров), о разграничении внешней и внутренней лингвистики (И.А. Бодуэн де Куртене, Ф. де Соссюр), о конструктивном и деструктивном влиянии общества на язык (Л.П. Якубинский, Б.А. Ларин, Е.Д. Поливанов, A.M. Селищев, В.М. Жирмунский, Г.О. Винокур, Р.А. Будагов, М.В. Панов, Л.И. Скворцов, В.М. Алпатов), о социолингвистическом компоненте в лексической семантике (А. Вежбицкая, Ю.Д. Апресян, Л.П. Крысин), о лексической прагматике, тесно связанной с идеологической практикой и «идеократическими» системами XX века ( М.Н. Эпштейн, Г.Г. Хазагеров, В.Н. Шапошников, Н.А. Купина А.А. Мирошниченко), о социолингвистической категории дискурса ( П. Серио, Ю.С. Степанов, Е.С. Кубрякова, В.И. Карасик, Е.И. Шейгал, П.Б. Паршин, Н.Н. Трошина и мн. др.).

Новизна исследования состоит в том, что впервые предпринимается попытка вычленения и целенаправленного анализа тех грамматических явлений в современном русском языке, которые детерминированы социальными процессами. Р.А. Будагов [1978 : 125126] писал в 1978 году о том, что социальные факторы действуют сквозь призму самого языка, его системы, поэтому исследователи должны стремиться не только разграничить понятия лингвистического и социального, но и показать их взаимодействие в процессе функционирования каждого конкретного языка. Это трудная задача и «в таких областях языка, как фонология и грамматика, почти никем еще не осмысленная» [выделено мной. - Т.С.]. Очевидно, что это утверждение справедливо и для настоящего времени. Поэтому предлагаемое «осмысление» взаимодействия социальных и системных факторов, осуществленное на материале русской грамматики, представляется новым и своевременным.

Гипотеза диссертации состоит в утверждении существенного влияния экстралингвистических условий не только на лексическую систему, но и на многие грамматические процессы, в том числе - на изменения в области морфологических форм имени и глагола. Не только лексическая, но и грамматическая семантика способна включать в себя социолингвистические компоненты.

Цель диссертации состоит в комплексном изучении социолингвистических элементов содержания морфологических категорий имени, глагола и местоимения.

Общая цель предопределила и конкретные исследовательские задачи:

-проанализировать существующие подходы, способы, средства, цели и мотивы изучения социальной обусловленности языка;

-определить специфику влияния социальных процессов на область грамматических форм и категорий;

-установить социальный фон важнейших грамматических (морфологических) изменений в современном русском языке;

-исследовать социальные категории «языковой вкус», «статус», «мода» в качестве факторов языковых изменений;

-выявить специфические особенности политической корректности как фактора, определяющего грамматическую оформленность имени;

-рассмотреть проблему манипулирования сознанием реципиента с помощью грамматических форм.

Для достижения поставленной общей цели и решения частных исследовательских задач были использованы следующие методы:

-лингвистическое описание с элементами трансформации и субституции;

-метод компонентного анализа (для выявления константных и релятивных элементов в структуре грамматического значения имени, глагола и местоимения);

-социолингвистический анализ на основе метода корреляции языковых и социальных явлений;

-контекстуальный прагмалингвистический анализ (с учетом, в том числе, и «широкого контекста ситуации»).

-метод лингво-идеологического анализа1.

Взаимоотношение языка и социальных факторов его функционирования исторически изменчиво: то, что было характерно для этого взаимоотношения два-три десятилетия тому назад, сегодня становится менее актуальным, на первый план сегодня приходят новые типы отношений. Поэтому материалом исследования стали прежде всего самые мобильные источники - современные СМИ, «роль которых сегодня в жизни общества, а значит и в жизни языка, огромна», ибо «во власти журналиста чуть ли не мгновенно распространить языковое средство, сделать его заразительным, а совокупность подобных

Идея лингво-идеологического анализа заимствована из работы [Мирошниченко А.А. , 1995: 24-25]. Ср.: «Увидеть за тем или иным языковым явлением лингво-идеологему непросто, для этого требуется ряд процедур, по крайней мере одна из которых, восходящая к языковому чутью, не вполне рефлектируется. Объединения функции исследователя и пользователя - вот что такое языковое чутье.Метод лингво-идеологического анализа, включающий не вполне рефлектируемые процедуры, соответственно не вполне удовлетворяет требованиям позитивистской научной методологии. Это справедливо и, более того, необходимо, так как исполнитель лингво-идеологического анализа является основным инструментом и необходимым приложением к методу, подобно тому как лозохождение неосуществимо без хорошего лозоходца». употреблений многократно увеличивает их массив» [Лаптева О.А., 2003: 15]. Использованы материалы газет «Комсомольская правда», «Аргументы и факты», «Российская газета», «Труд», «Новая газета», журналов «Огонек», «Знамя», «Новый мир» в основном - за 2000-2005 гг.). Для целей исследования актуальным оказалось привлечение оппозиционной прессы - газет «Правда», «День», «Завтра», «Советская Россия», «Отечественные записки». В качестве источниковедческой базы послужили также публицистические и художественные тексты таких поэтов и прозаиков, А. Чехов, В. Маяковский, М. Булгаков, JI. Леонов, Н. Ильина, О. Мандельштам, И. Одоевцева, А. Солженицын, Т. Полякова, К. Чуковский и др. (см. список источников).

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что в ней осуществлена попытка исследования социальной природы «внутреннего уровня» языка - морфологического, который и сегодня многим видится вне всяких социальных осмыслений. Полагаем, что проведенное исследование позволит сделать и некоторые прогнозы относительно развития русской грамматической системы, поскольку определены и проанализированы экстралингвистические факторы, детерминирующие изменения грамматических (морфологических) форм, при этом изучение антиномии внутреннего и внешнего, узуса и возможностей языковой системы позволяет соединить социолингвистический анализ и традиционный структурно-семантический подход в грамматике. Анализ грамматического материала дан на фоне общей языковой ситуации, что значимо для лингвопрагматики и социолингвистики.

Практическое применение. Результаты предлагаемого исследования могут найти (и уже находят) применение в вузовских I курсах современного русского языка, стилистики, риторики, общего языкознания, лингвистического анализа текста, а также спецкурсах по грамматической семантике и социолингвистике. Достигнутые результаты помогут скорректировать имеющиеся дескриптивные грамматики русского языка с помощью материалов объяснительного характера. Думается, что наблюдения и выводы могут быть востребованы теми лингвопрагматическими направлениями, в рамках которых исследуется социально-ролевая составляющая речевой коммуникации.

Положения, выносимые на защиту:

Исследование экстралингвистической обусловленности грамматических единиц позволяет утверждать, что проникновение социального в область морфологических форм гораздо более глубоко и разнообразно, чем принято было считать.

Фундаментальное свойство языка - межуровневое взаимодействие - оказывает решающее влияние на трансформации в области морфологических форм. Именно это свойство привело к аналитизации русской деклинальной системы.

Социолингвистические компоненты включены в семантическое содержание таких грамматических категорий, как род (прежде всего - в сфере личных существительны), число имени и местоимения, вид и время глагола.

Политическая корректность начинает проявляться и в российской лингвокультуре, что находит отражение в перестройке системы наименований человека по профессии и роду занятий и соответственно в системе грамматической категории рода в русском языке.

Апробация работы. Ход и результаты исследования обсуждались на заседаниях кафедры русского языка и культуры речи РГЭУ «РИНХ», а также были доложены в форме научных докладов на следующих конференциях: «Языковая культура в условиях высшей школы: содержание, технологии, развитие» (РГЭУ «РИНХ», апрель 2003 г.), «Язык. Дискурс. Текст» (РГПУ, март 2004 г.), «Актуальные проблемы межкультурной коммуникации» (РГЭУ «РИНХ», апрель 2004 г.);

Русский язык в молодежной субкультуре» (РГЭУ «РИНХ», март 2005 г.), «Проблемы современного российского законодательства» (РГЭУ «РИНХ», декабрь 2005 г.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, перечня источников текстового материала, списка сокращений и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социальная детерминация грамматических форм в современном русском литературном языке"

Выводы по главе 3.

1. Для решения чисто грамматической проблематики необходима опора на социолингвистические данные, позволяющие рассматривать язык как часть социального процесса и форму жизни социума. Через грамматическую категорию можно получить представление о характере носителей языка, о самосознании общества, о его способе видения окружающего мира и даже о культуре народа и его истории.

2. Собирательные имена с пейоративными суффиксами, издавна характеризующие единую враждебную массу как состоящую из абсолютно тождественных единиц, в советское время приобрели значение политического ярлыка и стали обозначать все враждебное советскому строю.

3. Наиболее социализированные имена собственные выражают ядерные концепты лингвокультурного сообщества, связанные с социально одобряемым или осуждаемым поведением. Значение пейоративности у таких имен многократно усиливается в форме множественного числа.

4. Категории глагольного вида и времени, в общем плане представляющая особенности протекания действия и темпоральные характеристики, также имеют лингво-идеологические параметры.

5. Местоимение мы в некоторых типах дискурса может быть отнесено к маркерам единения, идеологемам единения. Это когнитивный коррелят некоторого отношения реального мира, характеристики которого определяются когнитивными и языковыми способностями человека, а параметры обусловлены социальными установками и имеют значение оценки передаваемого отношения.

Заключение

В современной антропоцентрической лингвистике общественная детерминация языка не остается на уровне деклараций, но самым непосредственным образом влияет на выбор принципов, приемов и методов анализа. Осуществлен реальный прорыв в современной функциональной лексикологии, ориентированной на изучение лексических единиц в широком социолингвистическим контексте. Думаем, что настало время столь же глубокого постижения социальной детерминации грамматических процессов. Свою работу мы расцениваем как один из первых шагов в решении этой масштабной задачи.

Конечно, исследование связей социальных явлений и языковых процессов на протяжении всех лет советской власти было приоритетным. Еще Е.Д. Поливанов в 1929 году, перечисляя очередные задачи лингвистики, специально указал на необходимость «изучения причинных связей между социально-экономическими и языковыми явлениями». Огромным достижением для своего времени стали три тома коллективной монографии РЯСО. Затем, как нам представляется, эти проблемы ушли на второй на план, первые позиции заняли психолингвистика, когнитивное языкознание и прагматика. В современных условиях, с опорой на достижения антропоцентрической и экспланаторной лингвистики, возможно и необходимо обращение к социолингвистическим проблемам на более высоком уровне описания и объяснения. Сегодня вполне утвердилось убеждение, что мысль о возможности решить окончательно какую-либо лингвистическую или социолингвистическую проблему неприемлема, что языкознание не развивается как непрерывное возрастание числа несомненно решенных вопросов; оно развивается, скорее, как улучшение догадок, решений, теорий. В новых условиях многие вопросы социолингвистики вновь обрели перспективу. К таким вопросам относится и социальная детерминация грамматических единиц и категорий.

Природа языка в целом и грамматики как части языка социально детерминирована; не только словарь, эта «быстрочувствительная область» (Е.Д. Поливанов), но и грамматика, пусть опосредованно, зависит от всего многообразия явлений социальной жизни. Однако прямое влияние социальных и идеологических категорий в области грамматических форм явление достаточно редкое. Социальные факторы имеют «точку приложения» не непосредственно в языке, а в совокупности конкретных речевых ситуаций, в речевой деятельности, и только через их посредство социальные факторы влияют на язык как таковой.

Несмотря на разную степень подверженности отдельных уровней языка социальному влиянию, такому воздействию подвержены формы словоизменения и словообразования, словообразовательные и синтаксические модели.

Социальная обусловленность грамматики устанавливается в самом процессе ее формирования и развития, но эта не означает типичности экстраполяций социальных (тем более - идеологических) категорий на уровень грамматики (морфологии). Гораздо чаще имеет место опосредованное воздействие социальных институтов на грамматический строй языка, его единицы и категории.

Проведенный анализ позволяет констатировать не только противопоставленность экстралингвистического и интралингвистического, но, что гораздо важнее, - интерпретировать социальное не как внешний фактор, задающий те или иные процессы, но как факт языка, неотделимый от его внутренней структуры.

Современные грамматические процессы неотделимы от социальных категорий моды, престижа, языкового вкуса. Психологическое сопротивление новым источникам заимствования мало характерно для нашего времени (притом, что, безусловно, существует озабоченность, связанная с мерой и уместностью заимствований). Отсюда широкие возможности для инноваций в сфере лексики быть источником сдвигов в грамматической системе. Именно под влиянием мощного потока заимствований из аналитических языков (главным образом - английского) в русском языке сформировался обширный класс несклоняемых имен (нулевого склонения), новый грамматический класс аналит-прилагательных. Однако эти изменения в грамматике стали возможны не только под влиянием извне. Сама грамматическая система оказалась восприимчивой к указанным новшествам, поскольку дрейф к аналитизму не был чем-то чужеродным для русской грамматики. И исконные единицы (аббревиатуры, топонимы, аналитические глаголы типа прыг, аналитические формы компаратива и глагольного времени, наречие как часть речи и слова категории состояния) не всегда передают грамматические значения только флективным способом. Поэтому справедливее и точнее будет говорить о комплексе причин социального и имманентного характера, которые в совокупности и обусловили столь явный сдвиг в русской грамматике последних десятилетий.

Как известно, в современной лингвистике выдвинута (школой Ю.Д. Апресяна) задача «лексикографического портретирования» лексемы (с совокупностью ее лексических и грамматических значений и оттенков значений, прагматических приращений, разного рода коннотаций - в том числе и социальных). Эта идея успешно реализована в трех выпусках НОССРЯ. В работах Л.П. Крысина [2004] речь идет о методике социолингвистического портретирования, в рамках которой должны быть прослежены характерные направления отбора языковых средств и форм речевого поведения, речеповеденческие стереотипы, характерные для представителей различных социальных групп, кодовые переключения, обусловленные ситуацией общения и социальной ролью партнера. Работы такого плана только начинают появляться, но у этого направления огромное будущее, поскольку оно позволяет по-новому представить роль социального в языке.

Мы понимаем свою работу как определенный вклад развитие теории и практики социолингвистического портретирования, в тот раздел этого общего направления, который связан с социальной детерминацией грамматической (морфологической) формы в современном русском литературном языке.

Список научной литературыСосновская, Татьяна Ивановна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Булгаков М. Собрание сочинений. Т. 1-5. М., художественная ф литература, 1990.

2. Зощенко М. Рассказы. М.: Советский писатель. 1987.

3. Ильина Н. Дороги и судьбы. М.: Советский писатель, 1987.

4. Ильф И. и Петров Е. Собрание сочинений. Т. 1-5. М.,

5. Художественная литература, 1966.

6. Леонов Л. Пирамида: роман-наваждение в трех частях. М.: Наш современник, 1994.

7. Лихачев Д.С. Раздумья. М., 1991. 317 С.

8. Маяковский В.В. Собрание сочинений Т. 1-12. М., Художественная литература, 1972.

9. Мандельштам О. «Разговор о Данте». Leipzig und Weimar, 1984.

10. Одоевцева И. На берегах Невы. М.: Советский писатель, 1988.

11. Пантелеев Л. Собрание сочинений. Т. 1-4. Л.: Детская литература,1970.

12. Солженицын А.И. Собрание сочинений. Т. 1-5. М., Художественная литература, 1998.

13. Солженицын А.И. Публицистика. Т. 1-3. Ярославль: Верхне-Волжское книжное изд-во, 1995.ф 13. Чехов А. П. Собрание сочинений. Т. 1-12. М.: Государственноеиздательство художественной литературы, 1955-1958.

14. Чуковский К.И. Дневник. 1901-1929. М.: Советский писатель, 1991.

15. Чуковский К.И. Дневник. 1930-1969. М.: Советский писатель, 1995.