автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему:
Социальная структура раннесредневековых кыргызов

  • Год: 2000
  • Автор научной работы: Угдыжеков, Станислав Анатольевич
  • Ученая cтепень: кандидата исторических наук
  • Место защиты диссертации: Абакан
  • Код cпециальности ВАК: 07.00.02
450 руб.
Диссертация по истории на тему 'Социальная структура раннесредневековых кыргызов'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социальная структура раннесредневековых кыргызов"

ТОМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

РГК од

1 7 ч»"I ¿300

УГДЫЖЕКОВ СТАНИСЛАВ АНАТОЛЬЕВИЧ

СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА РАННЕСРЕДНЕВЕКОВЫХ КЫРГЫЗОВ

Специальность: 07.00.02. — Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

ТОМСК 2000

Работа выполнена на кафедре археологии, этнографии и исторического краеведения Института Истории и Права Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова

Ведущая организация: Хакасский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории

Защита состоится 26 мая 2000 г. в 15 часов на заседании диссертационного совета Д.063.53.01. по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук по специальностям: 07.00.02. -"Отечественная история", 07.00.03. - "Всеобщая история", 07.00.09. - "Историография, источниковедение и методы исторического исследования" по адресу: 634050, г. Томск, пр. Ленина, 36.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Томского государственного университета.

Научный руководитель:

доктор исторических наук, профессор Бутанаев В.Я.

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Сагалаев А.М.; кандидат исторических наук, доцент Шерстова Л.И.

Автореферат разослан " апреля 2000 г.

н

Ученый секретарь диссертационного сове._

доктор исторических наук, профессор Зиновьев В.П.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы. Эпоха раннего средневековья — один из наиболее важных периодов в истории поркоязычных народов Южной Сибири и Центральной Азии, вовлеченных в орбиту сложного исторического процесса образования ряда мощных этносоциальных объединений. Особое место среди стран этого региона занимало самое северное — государство кыргызов.

Кыргызы являлись создателями государства, просуществовавшего в Южной Сибири около шести столетий (с VI по XIII в.). Их главенствующая роль в этом многоэтничном и разноязыковом сообществе признается всеми специалистами. В научной литературе для обозначения формы государственного устройства кыргызов часто применяется название "Кыргызский каганат". Изучение социальной структуры (СС) раннесредневеко-вых кыргызов (РК) — одна из самых актуальных и важных составляющих единого комплекса проблем истории южносибирского средневековья. С одной стороны, она представляет собой частный случай дискуссионного вопроса о стадиальной принадлежности восточных обществ в целом. В то же время, изучение общества кыргызов У1-ХШ вв. является частью исследований социальных систем у кочевников. В отечественной науке традиционно существует значительный интерес к различным сторонам СС номадов1. Значительный ряд работ, посвященных различным аспектам взаимодействия общественных институтов различных кочевых социумов и Русского (Российского) государства, заметно пополняется в последнее время. Изучение СС конкретных государств номадов, выявление типологических и специфических черт оказывается полезным для обогащения знаний об истории отдельных регионов России и отечественной истории в целом.

"В основе социальной организации кочевого общества лежала сложная социальная система взаимодействия различных вертикальных и горизонтальных структурных образований, тесно взаимосвязанных и порою причудливо переплетающихся на всех уровнях общественной иерархии кочевого социума", — писал Н.Э. Масанов2. В рамках общепринятых дефиниций СС представляет собой сеть устойчивых и упорядоченных связей между элементами социальной системы, обусловленных отношениями социальных групп, характером социальных институтов. СС кочевников Евразии в средние века являлась сложной системой социальных институтов в форме разнообразных интеграционных объединений индивидов, возникающих на базе широкой общности экономических и неэко-

1 Основную библиографию см. в следующих работах: Абрамзон С.М. Некоторые вопросы социального строя кочевых обществ // СЭ. 1970. № 6. С. 61-73; Крадин H.H. Кочевые общества в контексте социальной эволюции // ЭО. 1994. № 1. С. 62-72.

2 Масанов Н.Э. Элементы структуры социальной организации кочевников Евразии И Этнические культуры Сибири. Проблемы эволюции и контактов (Сборник научных трудов). Новосибирск, 1986. С. 21.

номических отношений. СС также характеризуется наличием определенных социальных статусов и ролей.

В литературе имеются разнообразные оценки уровня развития СС средневековых тюркоязычных народов. В то же время у средневековых обществ Центральной Азии и Южной Сибири процесс классополитогенеза явно опережал этническую консолидацию. В связи с этим изучение СС конкретных этносоциальных образований выглядит особенно актуальным.

Основной целью работы является рассмотрение СС кыргызов в раннее средневековье. Для достижения этой цели ставятся конкретные задачи исследовании СС кыргызов: описать систему родства;

выявить семейно-брачную и половозрастную структуру; выявить и классифицировать ранговую структуру; дать характеристику власти правителя; определить уровень СС кыргызов.

Объектом исследования является история РК, СС которых выступает в качестве предмета исследования.

Методологическую базу диссертации составили теоретические работы специалистов по проблемам истории и СС кочевых обществ раннего средневековья, изучения систем родства и традиционного мировоззрения. При разработке темы автор использовал различшле методы научного исследования, прежде всего, метод ретроспективных реконструкций, а также историко-сравнительный и методы других гуманитарных наук (в частности, этимологический и семантический анализ).

Для записи значений терминов использовался код Ю.И. Левина3, принятый в отечественной этнологии и дополненный М.В. Крюковым4. Отношения кровного родства обозначаются в виде генеалогических цепочек с помощью символов Д (дитя) и Р (родитель), отношения свойства передаются символом С (супруг). При необходимости добавляются индексы пола — м (мужской) и ж (женский). Старшинство между эго (говорящим), его родителями, дедом, бабкой и альтером (субъектом) показывается знаками "+", "Т" ("старший") и "—", "4" ("младший"). Для передачи терминов используется транскрипция, принятая составителями "Древнетюркского словаря"5 (в тексте выделяется курсивом).

Историография проблемы. Начало научного изучения кыргызских древностей долины Енисея было положено в первой половине XVIII в. знаменитыми экспедициями Д.Г. Мессершмидта и Ф.И. фон Страллен-берга, побывавших в степях Хакасско-Минусинской котловины в 17211722 гг., а также Г.Ф. Миллера и И.Г. Гмелина — с 1739 г, В середине XVIII в. европейская наука получила в свое распоряжение сведения китайских источников по истории централыюазиатских кочевых народов.

С начала XIX в. одним из главных направлений в изучении истории кыргызов становится комплекс вопросов о происхождении тянь-

3 Левин Ю.И. Об описании системы терминов родства // СЭ. 1970. № 4.

4 См. Крюков М.В. Система родства китайцев (Эволюция и закономерности). М., 1972.

5 См.: Древнетюркский словарь. Л., 1969.

шаньских кыргызоп, об их связи с енисейскими кыргызами и историческими событиями домонгольского времени. Наряду с трактовками Ю. Клапрота и К. Риттера, известность получила точка зрения русского китаиста Н.Я. Бичурина, который в соответствии со своими взглядами об автохтонности большинства южносибирских и центральноазиатских народов, полагал, что кыргызы издавна, никуда не переселяясь, жили на Тянь-Шане и в Восточном Туркестане. Различные предположения о времетш переселения кыргызов на Тянь-Шань выдвигали Ч.Ч. Валиханов, В.В. Радлов, Н.А. Аристов и др.

Первая специальная научная работа, обобщающая опубликованные сведения китайских источников о кыргызах, была опубликована в середине XIX в. В. Шоттом. Позднее на основе данных древнепоркской письменности и иноязычных источников важные проблемы истории РК получили отражение в трудах Н.Н. Козьмина и Г.Е. Грумм-Гржимайло (главным образом, вопросы этногенетических связей и военной истории).

Важным событием для изучения истории РК стал выход в свет в 1927 г. обобщающей работы В.В. Бартольда "Киргизы"6, в которой академик большое внимание уделил проблемам периодизации средневековой истории кыргызов, выделив эпоху "кыргызского великодержавия" (IX-X вв.), рассмотрел связи кыргызов с соседними народами.

Один из наиболее весомых вкладов в развитие исторического знания о прошлом Южной Сибири и Центральной Азии внесли работы C.B. Киселева7. Обращаясь, наряду с вопросами политической истории, к атрибуции социальных институтов древнепоркского общества, исследователь анализировал данные А.Н. Бершптама и С.П. Толстова, оригинально интерпретировал известные и привлекал новые, ранее не издававшиеся, памятники рунической письмешюсти для реконструкции общественной жизни государства на Енисее. В его специальной работе "Древнехакасский эль" рассматриваются вопросы общественного устройства и военной организации эля "древних хакасов" (кыргызов). C.B. Киселев придавал большое значение проблемам развития военной организации кыргызов и ее роли в процессах социальной стратификации, выделению специализированного слоя военного руководства.

А.Н. Бернштам посвятил ряд работ "родовому строю", "ходу классового расслоения и возникновения каганата" у РК8. Его, ставший

6 См.: Бартольд В.В. Киргизы // Сочинения. T. II. Ч. 1. М., 1963.

7 Киселев C.B. Разложение рода и феодализм на Енисее // ИГАИМК. Вып. 65. 1933; Он же. Общество и государство енисейских кыргызов в VI-X веках // Известия АН СССР. Т. 3. Серия историко-филологическая. Вып. 1. 1946; Он же. Древнехакасский "эль" // Записки ХакНИИЯЛИ. Вып. 1. Абакан, 1948; Он же. Древняя история Южной Сибири. М.; Л., 1949, 1951.

8 Бернштам А.Н. Родовая структура Тугю VIII в. // ИГАИМК. № 100; Он же. Возникновение классов и государства у турок VI-VIII вв. н.э. // Пятьдесят лет книги Фр. Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства", 1936; Он же. Разложение родового строя у кочевников Средней Азии // СЭ. 1934. № 6; Он же. Происхождение чурок // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1935. № 5-6. Он же. Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VI-VIII веков. M.; JI., 1946.

классическим, труд "Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VI-VIII веков" содержит главу о кыргызах, в которой предпринимается попытка реконструкции "родового строя", существа их социальной терминологии. Однако, как отметил C.B. Киселев: "эта книга имеет и ряд существенных недостатков, проистекших главным образом от некритического использования из вторых рук археологического материала, которым автор оперировал весьма произвольно. Это позволило А.Н. Бернштаму создать ряд весьма спорных конструкций, из которых утверждение некоего орхоно-енисейского древнетюркского единства является несомненно наиболее порочным"9. Действительно, говоря словами С.Г. Кляшторного, плодотворный и остроумный исследователь руководствовался "скорее генерализированными представлениями, чем результатами анализа немногочисленных и не всегда ясных свидетельств"10. Использовавшийся постоянно автором термин "орхопо-ениссйскос общество VI-VIII веков" несо-мнешю, отражает тенденцию нивелирования особенностей СС конкретных обществ тюрков и кыргызов. Работы А.Н. Бернштама и C.B. Киселева, посвященные СС кыргызов, до настоящего времени не потеряли своего значения, оставаясь единственными в своем роде произведениями по истории социальных институтов у РК. Следует отметить , что основные усилия исследователей обратились к проблемам этнической истории кыргызов, происхождения современного народа Центральной Азии с таким этнонимом.

Недостаточное внимание к теме обществешюго уклада РК выразилось в отсутствии сколько-нибудь развернутого рассмотрения СС в обобщающих работах по истории сибирских регионов. Дефиниции этой стороны жизни древнего народа носят общий характер. Например, в коллективной работе "История Сибири" социальное расслоение кыргызов рисуется как зашедшее "довольно далеко": "Народ в это время уже был затронут разложением родовых отношений и все возрастающим имущественным неравенством" .

Опубликованные в 60-70-х гг. работы Л.Р. Кызласо-ва1г,посвяще1шые вопросам датировки памятников енисейской письменности, поставили также вопросы атрибуции семейно-родовых структур "древних хакасов" (кыргызов). Анализируя их традицию размещения на эпитафиях тамговых знаков, исследователь пришел к выводу о лично-семейном характере каждой тамги. В соответствии с хорошо известной традицией тюрко-монгольских народов тамга могла являться личным знаком собственности на скот у крупных владетелей и семейно-родственных групп.

9 Киселев C.B. Древняя история... 1949. С. 7.

10 Кляшторный С.Г. Древнетюркские племенные союзы и государства Великой Степи // Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г'. Степные империи Евразии. М., 1994. С. 66.

11 История Сибири. T. I. Л., 1968. С. 301.

12 Кызласов JI.P. Новая датировка памятников енисейской письменности // СЛ. 1960. № 3; Он же. О датировке памятников енисейской письменности // СА. 1965. № 3.

Л.Р. Кызласов рассматривает СС кыргызов в соответствии со своими представлениями о существовании в раннее средневековье этнонима "хакас", являвшегося, по его мнению, самоназванием жителей Ха-касско-Минусинской котловины. В работах, посвященных истории Южной Сибири и Центральной Азии, автор оперирует данным термином, противопоставляя его термину орхонских надписей. Он пишет: "Кыргы-зы в У1-ХП вв. представляли собой смешанный по происхождению, немногочисленный аристократический род, входивший в тюркоязычное ядро древних хакасов, от которого он ничем уже не отличался в этническом и культурном отношениях, за исключением своего древнего самоназвания"1 . С его точки зрения, социошш эль был своеобразным синонимом термину "кыргыз".

Предлагаемые и отстаиваемые Л.Р. Кызласовым, И.Л. Кызласо-вым воззрения не встретили поддержки среди историков, тюркологов и синологов, т.к. уже достаточно давно выяснено, что термин "хакас" не мог служить в качестве самоназвания определенного народа или выступать в какой-либо иной роли в прошлом. Его просто не существовало в средние века. Термин был «возвращен» из небытия во втором десятилетии XX в., когда усилиями просвещенной части коренного населения Минусинской котловины и, прежде всего, этнографа С.Д. Майнагашева, он стал выступать в роли этнонима у совремешшх хакасов при поддержке официальных советских властей. Итоги дискуссии были подведены на страницах "Этнографического обозрения" в 1992 г.14

Исчерпывающий обзор полемики, длившейся несколько десятилетий, содержится в книге "Кыргызы на просторах Азии" Ю.С. Худякова, рассматривающего узловые и во многом дискуссионные вопросы изучения истории и СС кыргызов преимущественно через призму военной организации15. В 1984 г. исследователь констатировал, что вопрос о характеристике хозяйственно-культурного типа кыргызов с середины 1950-ых гг. получил различное освещение в литературе16. Так, по Л.Р. Кызласову, "древние хакасы" вели комплексное хозяйство со значительным весом земледелия. Д.Г. Савинов считает РК преимущественно оседлым пародом. Ранее эту точку зрения высказывал и Л.Н. Гумилев.

Д.И. Савинов, используя терминологию Ю.В. Бромлея, отнес государство кыргызов после 840 г. к общностям "третьего порядка" — государственным или этносоциальным, которые характеризуются единством экономики, внутренней организации (управление, администрация, идеология, распространение государственного языка и письменности) и внешней

13 Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века. М., 1969. С. 91.

14 См.: ЭО. 1992. № 2. С. 52-76.

15 Худяков Ю.С. Кыргызы на просторах Азии. Бишкек, 1995; см.: Он же. Структура военной организации у кыргызов в 1Х-Х вв. // Из истории Сибири. Вып. XXI. Томск, 1976. С. 207-213; Он же. Вооружение енисейских кыргызов VI-XII вв. Новосибирск, 1980.

16 Он же. К вопросу о хозяйственно-культурном типе енисейских кыргызов в эпоху средневековья//Этнография народов Сибири. Новосибирск, 1984. С. 18-24.

политики17. Схожее суждение принадлежит С.А. Плетневой, относящей Кыргызский каганат периода велико держания к обществам третьей стадии кочевания (наряду с Уйгурским каганатом)18.

Как мы можем видеть, интерес к социальной истории кыргызов имеет длительную историю (взгляды ряда исследователей рассматриваются нами при обращении к отдельным проблемам социальной истории кыргызов). Однако изучение СС раннесрсдневекового народа Южной Сибири не превратилось в отдельное направление отечественной исторической науки, как, например, изучение кыргызского вооружения или развития металлургии. Различные аспекты СС кыргызов, рассматриваемые в работах известных исследователей в связи с их этнической и политической историей, получили в науке неодинаково полное освещение. Одной из причин этого, стало отношение к обществу древних тюрков как к своеобразному эталону, образцу для других тюркоязычных обществ painicro средневековья, что привело к определенному "нивелированию" их СС.

Источники по СС кыргызов. Источники, использованные в работе, можно разделить на три группы: памятники рунической письменности (основные), иноязычные и этнографические источники (дополнительные).

Памятники рунической письменности (ПРЩ. Существует общее определение памятников древнстюркской письменности как обширного корпуса текстов, написанных руническим, уйгурским, согдийским, мани-хейским, сирийским, тибетским и арабоглифическим письмом, а также на брахми. В более узком смысле под древнепоркскими памятниками понимаются только рунические тексты19.

История изучения ПРП началась с открытия в 1721 г. экспедицией Д.Г. Мессершмидга, направлегшой в Сибирь Петром I, рунических надписей в долине р. Уйбат (Хакасия). Собранные материалы и сведения о памятниках, впоследствии получивших обозначения Е-32 и Е-37, были опубликованы в 1729 г. 3. Байером в "Записках Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге" и в 1730 г. спутником Мессершмидга Ф.И. Страленбергом.

XIX в. стал основной эпохой поисков и фиксации памятников данной письменности, отмеченной самоотверженным трудом путешест-вешшков и краеведов. Томский ученый Г.Н. Потанин в 1879 г. первым обнаружил руническую тюркоязычную надпись в Туве. В дальнейшем деятельность A.B. Адрианова, И.П. Кузнецова-Красноярского, Д А. Кле-

17 Савинов Д.Г. Об этническом аспекте образования раннеклассовых государств Центральной Азии и Южной Сибири в эпоху раннего средневековья // Этногенез и этнически история тюркоязычных народов Сибири и сопредельных территорий. Омск, 1979. С. 42-43.

" Плетнева С.А. Кочевники средневековья. Поиски исторических закономерностей. М., 1982. С. 193.

" Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье: Этнос, языки, религии. М., 1992. С. 326.

менца значительно продвинула вперед работу по сбору, систематизации и изданию памятников рунического письма.

С 1887 по 1889 гг. на Саяно-Алтайском нагорье работала экспедиция Финского археологического общества под руководством профессора И.Р. Аспелина. Результатом большой работы по поиску и документированию надписей стал выход в свет альбома "Inscriptions de l'Ienissei" ("Надписи Енисея"), содержащий воспроизведение 32 ПРП. Знаменитое открытие орхонских надписей Н.М. Ядринцевым в 1889 г. ввело в научный оборот объемные рунические тексты, что позволило сделать выводы о грамматическом строе надписей. В 1893 г. датский филолог В. Томсен дешифровал руническое письмо. Уже в следующем году В.В. Радлов издал переводы орхонских текстов, а в 1895 г., используя кроме своих материалов данные финских экспедиций — переводы 40 енисейских надписей.

За последующие полвека кропотливая работа по поиску и публикации ПРП кыргызов, а также вновь приобретенные методы исследований, сделали возможным большое научное достижение — в 1952 г. С.Е. Малов публикует сводное издание, содержащее тексты 51 памятника ("Енисейская письменность тюрков. Тексты и переводы". М.; Л ). Развитие енисейской рунологии приобрело определенное ускорение в связи со становлением региональных тюркологических сообществ. В настоящее время количество открытых памятников енисейской письменности приближается к двум сотням.

«Первое с чем встречается исследователь, — это специфическая структура сознания автора источника», — отметил А.Я. Гуревич20. Кыргызские эпитафии являются ценным и вызывающим доверие источником, благодаря возможности их сопоставления их с иноязычными источниками, биографиями исторических персонажей и Л1шгвистическими материалами многих языков алтайской языковой семьи. Автор представляемой работы стремился использовать различные варианты переводов, опираясь на авторитетные сводные работы лексикологов.

Иноязычные источники. Нами привлекаются сообщения китайских хроник (в переводах Н.Я Бичурииа, Ю.А. Зуева, Н.В. Кюнера, А.Г. Малявкина, Г.П. Супруненко, B.C. Таскина и др.) и произведения на монгольском, арабском и персидском языках (в переводах В.В. Бартольда, С.А. Козиш и др.).

В китайских официальных документах - династий пых историях, отражающих политику двора, содержатся "разделы известий об иноземных народах". Сведения, включаемые в династийные истории, получались от высокопоставленных информаторов: китайских и иноземных послов. Эта специфика во многом определила объем информации о "варварских" народах, содержащихся в китайских хрониках.

Сообщения, содержащиеся в произведениях на других языках, в основном относятся к периоду с X в. по начало XIII в. Уникальный памят-

20 Гуревич А.Я. Изучение ментальносгей: социальная история и поиски исторического синтеза //СЭ. 1988. №6. С. 17.

ник письменной культуры монголов — «Сокровенное сказание» (1240 г.) проливает свет на события, связанные с политической ситуацией в Южной Сибири накануне монгольского завоевания. Среди арабоязычных произведений большой интерес представляют следующие сочинения: «Записка» («Рисала») Абу Дулафа, содержащая помимо сведений о кыргызах данные о чигилях и карлуках, география ал-Идриси и «Природа животных» ал-Марвази. Корпус персоязычных источников образуют главным образом аноним «Худут ал-алам» («Границы мира») и «Украшение известий» Гар-дизи. Совершенно особое место по праву принадлежит историческому труду «Джами ат-таварих» («Сборник летописей) Рашид-ад-дина, представляющее подлинную энциклопедию сведений об истории тюркских и монгольских народов.

Этнографические источники. Материалы по археологическим культурам Южной Сибири, в том числе и относящиеся к периоду раннего средневековья, стали стремительно накапливаться с XVIII в. со сборов предметов Сибирской коллекции. Несмотря на необычайное обилие артефактов, методика извлечения социально-исторической информации из археологических источников недостаточно разработана. Кыргызская традиция трупосожжсния не позволяет сделать выводы о ряде характеристик их СС только на основе археологических методов. Удачным представляется сочетание этнографических и археологических материалов для реконструкции социальных явлений прошлого, многие из которых могут быть убедительно разъяснены из живых традиций аборигенных народов Саяно-Алтайского нагорья, а также других народов алтайской языковой семьи.

Этнологические данные убедительно свидетельствуют о том, что мощный культурный импульс раннесредневековых тюркоязычных народов и, в том числе, кыргызов, во многих своих проявлениях дошел в той или иной форме до этнографической современности. Понимая социальную историю как антропологически ориентированное исследование, автор представляемой работы сравнительно широко опирался на дашше по системам родства, ком1иексу мировоззренческих представлений народов Южной Сибири и других регионов об обществе, человеке и природе власти. Значительную часть этих источников формируют сведения о традиционной СС хакасов, тувинцев и алтайцев.

Вопросы периодизации археологической культуры кыргызов достаточно разработаны. Впервые в письмешшх источниках кыргызы (в традиционной русской транскрипции — гэгунь) встречаются в произведениях Сыма Цяна при описании хуннских завоеваний в период около 200 г. до н.э. В дальнейшем этноним встречается при упоминании событий 49 г. до н.э. (в форме гяньгунъ), 553 г. (кигу), 638 г. (гегу), 648 г. (вновь гянь-гунь), между 758 и 843 гг. (хягяс)21.Необходимо отмстить, что кыргызы являются первым пародом, упомянутым в сведениях китайских источников, тюркоязычность которых доподлинно известна. Первое упоминание о кыргызах в западных источниках относится к VI в. в сообщениях визан-

21 Яхонтов С.Е. Древнейшие упоминания названия "киргиз" // СЭ. 1970. № 2. С. 110.

тайского историка Менандра Протектора в форме Cherkis. В орхонских памятниках (начало VIII в.) неоднократно встречается в различных сочетаниях термин q'irqiz. Кыргызы являлись одним из четырех основных тюр-коязычных этносоциальных объединений (наряду с собственно тюрками, огузами и кипчаками), сложившихся практически одновременно, между V-Vn вв.

Хронологически древнетюркской считается эпоха с VI по X в. н.э.22 Нижняя граница существования государственности кыргызов также определяется VI в. Верхняя граница кыргызской государственности palmero средневековья может определяться и археологически, однако имеются данные, что аскизская культура, принадлежащая "древним хакасам" (кыр-гызам), просуществовала в Хакасско-Минусинской котловине с X в. едва ли не до XVIII в.

Принимая также во внимание продолжение оригинальной письменной традиции (включая даже XIII в.), можно с определенностью говорить о том, что государство кыргызов просуществовало с VI по XIII в., став форпостом культуры, просуществовавшей дольше всех известных из круга древнетюркской цивилизации. В виду вышеизложенного хронологические рамки исследования ограничиваются VT-XIII вв.

Территориальные рамки работы определены распространешю-стью археологических культур, связанных с кыргызами, и основным ареалом памятников енисейской рунической письменности - долинами Верхнего и Среднего Енисея (Хакасия и Тыва).

Научная новизна работы заключается в том, что представленное к защите диссертационное исследование является первой тематически специализированной работой, в которой рассматривается СС кыргызов.

В диссертации впервые дается реконструкция системы родства кыргызов, характеризуется семсйно-брачная, половозрастная и ранговая структура, а также рассматривается власть кыргызского правителя.

В практических целях результаты работы могут быть использованы в дальнейшем изучении истории Хакасии и Сибири, идеологии РК, для чтения общих и специальных курсов в высших учебных заведениях, а также в краеведческой работе.

Структура диссертации подчинена решению основных задач и состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка и приложений.

" Стеблева И.В. Культурные контакты тюркских народов в древности и раннем средневековье // СТ. 1987. № 3. С. 83.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснована актуальность темы, определены цели и задачи исследования, показана степень изученности проблемы, установлены хронологические и территориальные рамки, дана характеристика ис-точниковой базы, дана оценка научной новизны и практической значимости работы.

В первой главе "Система родства кыргызов" реконструируется система родства (CP) РК на основе материалов VIII—XIII вв. н.э. (ПРП) с широким привлечением лингвистических и этнологических данных систем родства тюркоязычных народов.

Первый параграф посвящен рассмотрению номенклатуры родства. Устанавливаются и уточняются значения терминов родства, содержащихся в текстах эпитафий РК. Выделены следующие группы терминов:

для обозначения старших родствешшков: ара - отец (Рм), дед (1>мР), мать (Рж), старшая сестра (ТДжР), т.е. может означать старшую по возрасту группу кровных родственников; ada/aía. - отец (Рм); ana - мать (Рж); qar¡ - отец (Рм); ùg — мать (Рж); eâi - старший брат (ТДмР), bas acalarïm - старшие родственники, ека. - старшая сестра (ТДжР).

для обозначения младших родствешшков: ini - младший брат, младший родственник, младшая сестра (4-ДжР); oyul, urï, oylan — сын, мальчик, юноша, мужское потомство; qïz — девочка, девушка, незамужняя ж енщина, дочь; jegin - сын сестры, племянники со стороны сестры и их потомство СДДж, ДДДж, ДДжР); ай - дети младшего брата (Д4-ДмР), дети сына (ДДм) и потомство братьев отца и деда (ДДмРРм, ДЦмДмРРмРм и т. д.), jas aâalarïm - мои младшие родственники

для обозначения свойственников: jutuz, kiSi, qatun - супруга (Сж); juré — младший родственник со стороны жены (4-ДмРСж); egec - старшая сестра мужа, старшая сестра жепы'(1'ДжРС); qadin. - старшие родственники супруги (га) и ее (его) мать (PC, ТДмРСж); küdágü - СмДж, См1ДжР, СмДжДР и СмДжДжРРж; kelin - "младшая" невестка, жена младших кровных родственников (Сж4-ДмР, СжДмДР, СжДм, СжДД). Рассмотрен ряд других терминов.

Во втором параграфе рассматриваются основные принципы CP РК. CP не вполне последовательно различает пол альтера. Это проявляется в наличии для ряда старших кровных родствешшков общего термина apa (PP?, P?, ДмРРм); для потомков дочери, сестры и др. — термина jegin (ДДж, ДДжР, ДДжРРм и др.), для потомков сына, младшего брата и др. — названия atï (ДДм, ДФДмР, ДЦмРРм и др.); для старших родственников жены — qadin (РСж, ДмРСж) и т.д. В последнем случае в группу qadin не входит старшая сестра жены — egeó, но игнорируется пол родителя жены. Особенности бытования руиической письменности (достоверно известно, что большинство ПРП выполнено от лица мужчины) не дают возможности обсудшъ вопрос о релевантности пола самого эго. Показан характер родственной связи, отраженный в двух основных терминах, применявшихся для обозшчения кровного родства: uja и аса. Последний нуждался в до-

полнителыюй дифференциации: bas acalarïm 'мои старшие родственники' (для восходящей линии кровного родства) и jas acalarïm 'мои младшие родственники' (для нисходящей линии кровного родства). У РК мы наблюдаем некоторый "параллелизм" структур кровного родства и свойства. Однако родственники категорий аса и türjür (т.е. кровных и по браку) в рамках реконструируемой системы родства даже противопоставлены.

Линейность родства не получила достаточного отражения в существовании специальных терминов для прямого и бокового родства в нулевом и нисходящем поколениях. В восходящем же поколении родители отделены от братьев и сестер специальными терминами. Дядья и тетки по отцовской линии — eci и ека. По материнской, как мы вправе предположить ввиду существования категории jegin, — tayaj. Не менее важной характеристикой CP является и свойство. Как мы показали, линия взаимоотношений между дядей по матери и племянником (сыном сестры — jegin/jegûri), которая является очень важным звеном систем родства у многих современных народов, была присуща и древним тюркоязычным народам, в частности, кыргызам.

Различение поколений получило отражение в выделении первого нисходящего поколения терминами oyuï и qïz, которые конкретизировали положение родственника и в линейном разрезе, отделяя ребенка эго и от внуков, и от племянников. Идея поколеши присутствует также и в существовании специализированных названий для родителей: üg и qar¡. У рассматриваемой CP наблюдается "стушевывание" принципа поколений, смешение поколений.

Важным структурообразующим принципом CP являлся относительный возраст алътера.

Третий параграф посвящен структуре родства РК, иллюстрированный в диссертации схемой. Выделены четыре восходящие ступени родства, две нисходящие ступени, категория супругов кровных родственников различных нисходящих поколений, различая их по полу.

В четвертом параграфе речь идет об определении места CP кыр-гызов в типологии систем родства.

Структурообразующим принципом рассматриваемой CP является классификация родствешшков по их относительному возрасту, обусловившая полное стирание границ между поколениями в боковых линиях и, частично, в прямой линии (между поколениями +2 и +3,-1 и -2). CP имеет менее выраженные линейные черты, чем системы родства современных народов Саяно-Алтая, что соответствует исторической последовательности: бифуркативно—бифуркативно-линейный тип > бифуркативно-линейный тип.

Реконструируемая CP вообще демонстрирует большое сходство с другими системами родства тюркоязычных народов, которые, по мнению большинства специалистов, образуют некий общий "тип". Современные типологии при рассмотрении систем родства основываются на принципах слияния или разграничения терминов, обозначающих родственников по прямой и боковым линиям (линейность), и разграничения пли слияния

родственников по линии отца и матери (бифуркация). В соответствии с этими признаками СР кыргызов может быть отнесена к бифуркативно-липейному (арабскому) типу исторической тип о л опт М.В. Крюкова с некоторыми чертами предшествующего бифуркативного (ирокезского) типа. Сочетание этих структурных признаков образует промежуточный вариант — бифуркативно—бифуркативно-линейный.

Исследователи обращали внимание на наличие у многих из тюркских систем родства некоторых особенностей подтипа "омаха". Однако явление "поколенного скашивания" наблюдается в тюркских системах родства специфическим образом (каждое из поколений делится на две части) и кардинально отличается от принципа относительного возраста.

СР сближает с "описательными" системами арийского (по Л.Г. Моргану), семейного (по У. Риверсу) и линейного (по Р. Лоуди) типа выделение прямой линии родства в первых восходящих и нисходящих поколениях. Имеются специальные термины: 6g и цат] для матери и отца, оуи1 и для сына и дочери.

Однако, в реконструируемой СР боковые линии родства не были объединены с прямой, разграничивались отцовская и материнская лиши, что не позволяет отнести систему родства кыргызов к "описательным".

Тюркский тип СР в общем не входит в рамки критериев господствующих типологий, его глубокие особенности явственно выступают и в реконструируемой системе.

Во второй главе "Ссмейпо-брачиая и половозрастная структура" рассматриваются вопросы, характеризующие семейно-брачные и половозрастные отношения у кыргызов.

В первом параграфе главы предпринимается попытка атрибуции институтов брака и семьи. Противоречивые сведения о семье и браке у кыргызов периода раннего средневековья содержат китайские источники, отражающие, на наш взгляд, существование различных традиций, возможно, основывающихся на экономических возможностях той или иной семейно-родственной группы. Принимая во внимаше недостаток ресурсов у многих социальных групп и иные соображения, обычное право кыргызов предусматривало возможность заключения брака без выкупа. Данные ПРП (например, Е-47) позволяют говорить о существовании у кыргызов раннего средневековья нескольких форм брака.

Вслед за С.М. Абрамзоном мы обращаем внимание на употребление в памятнике из Суджи выражения аблйдом (в транскрипции С.Е. Малова). Действительно, данное выражение означает "наделил домохо-зяйствами", "женил". Этот термин связан с традицией тюркоязычных народов, согласно которой молодая семья наделялась необходимым комплектом имущества для самостоятельного ведения хозяйств: юрта (или другое жилище), хозяйственный инвентарь, одежда и скот. Имеются сведения о такой практике у алтайцев, хакасов, туркменов-нухурли и ряда других современных народов алтайской языковой семьи.

Большинство авторов допускают бытование в средневековье той или иной формы малой семьи у евразийских кочевников (в среднем пять

человек). Особенности реконструированной CP кыргызов также указывают на потенциал семейного ядра - "малой семьи".

Хотя невыделенные сыновья находились в браке (т.е. общество признало их союз с женами и их детей) "семьей" в традиционном для данной культуры смысле такой союз не считался. Характерно, что в современном хакасском языке для обозначения распространенной в настоящее время малой семьи, т.е. родителей с детьми (как правило, без старших и боковых родственников), используется русское слово "семья". Определенные культурные стереотипы не позволяли считать самодостаточной и наименьшей социальной ячейкой (семьей) брачный союз, который не подкреплен достаточным материальным обеспечением в виде доли скота, имущества и т.п. Точные дефиниции семьи затруднены многообразием ее форм и их исторической изменчивостью. Однако одним из важнейших критериев для определения семьи является ее экономическое обслуживание брачных отношений, характер поселения и территория. Таким образом, признаки именно семейной общины выявляются очень отчетливо.

В этой связи вновь хотелось бы остановиться на термипе uja. С.Е. Малов в сочетании elig ujamya adiriltim 'от своих пятидесяти родственников я отделился' переводил uja как 'гнездо, родственник^)' со ссылками в указателе на Махмуда Кашгарского, а в сочетании uja alp ег первого памятника с Алтын-кёля как "наследственный муж герой". С.Г. Кляшторный читает иначе: "Храбрые воины (нашего) рода-племени (вариант: "мы родичи, храбрые воины")". Uja (хакасское — уйа) сохранилось в современном хакасском языке в следующих значениях: 'гнездо', 'колено', 'поколение' (в генеалогическом смысле), улавливается и 'семья'. Как нам кажется, мысль И.В. Кормушина о том, что в памятнике Е-28 (Алтын-кёль I) речь идет о клане Барсов, достаточно продуктивна. Близок к ней и перевод С.Г. Кляшторного — "род-племя". В настоящее время трудно однозначно ответить на вопрос о семантике рассматриваемого термина в раннее средневековье. Конечно, едва ли есть убедительные данные, позволяющие определить uja как клан в понимании Мердока: с однолинейным счетом происхождения, сплачивавшим его ядром, территориальным единством и социальной интеграцией внутри клана с включением лиц, пришедших по браку. Но наличие в uja значения 'гнездо' позволяет видеть в нем древнее название какого-то подразделения "родовой" организации. Такого рода семейные общины не являлись еще в сравнительно недавнем прошлом (вплоть до XX в.) редкостью у многих народов, что стало предметом наблюдения исследователей.

ПРП Енисея донесли до- нас два основных понятая, отождествленных нами соответственно с малой и большой семьей: eb и uja. Малая семья у кыргызов скорее всего могла обозначаться и другими схожими по семантике терминами: «двор», «кочевье» и т.п. Ее жизнеспособность у кочевников всегда зависела от огромного количества факторов. Малые семьи — отдельные домохозяйства (eb) — входили в uja. Родственники по uja, очевидно, осознавали свое общее происхождение, так как в тесте ПРГ1 указывается на тотем или эпоним Барс.

Несмотря на отсутствие общепринятой типологии и соответствующей терминологии, вопрос о формах древней семьи и брака — взаимосвязанными социальными институтами, регулирующими отношения между мужчинами и женщинами и их отношения к потомству, оказывается тесно скрепленным с проблемой генезиса общины наряду с соотнесением ее с родом. Проблема соотношения понятий "род" и "община" традиционно находится в центре внимания ученых, исследующих историю доиндустри-альных обществ. В работах отечественных исследователей эта тема имеет давнюю традицию.

Достаточно много затруднений у исследователей вызывает идентификация понятий "семья", "род" и "племя" в ПРП. В диссертации мы останавливаемся на определениях семьи у А.Н. Бершнтама. Дискуссии вызывали проблемы сема1ггики терминов эль и будун.

Мы не встречаем в текстах эпитафий какого-то «засилья родовой идеологии» у РК. Отсутствие терминов, которые могли бы быть соотнесены с реальным или абстрактным племенем, говорит само за себя.

ПРП передают, если так можно сказать, дух родства (иногда достаточно широкого). Однако типизированная личность эпигафшшого кыр-гыза — это всегда герой, потерявший возможность служить государству и хану, наслаждаться родными и близкими, владеть богатством. Этот портрет выглядит вполне современно и не несет нагрузку «родового строя». В СС РК кыргызов государственные связи заметно превалировали над «родовыми».

Во втором параграфе рассматривается половозрастная структура РК. Одна из черт их погребального обряда — возрастная биритуалыюсть — ярко свидетельствует о мировоззренческом уровне освоения половозрастной структуры у кыргызов. Значительную ценность представляют сведения, содержащиеся в эшггафийных ПРП, в которых "краткая биография усопшего влагалась в его собственные уста и часто отмечалась "вехами дат" по годам его возраста"23. Различные этапы жизни, события, значимые для статуса меморианта, имеют свою логаку изложения, что позволяет сделать определенные выводы о представлениях кыргызов о социальном возрасте.

К важному для РК социальному возрасту следует отнести промежуток между 15-17 годами (связанного скорее всего с наступлением шестнадцатилетия), когда, по видимому, обществом регламентировалось начало службы юноши на благо отечества. Можно предположить также, что этот возраст накладывал определенные обязанности по вступлению в брак. Хотя биологический возраст около 16 лет служил важной вехой в шкале социального возраста жителей государства кыргызов, тот факт, что герои эшггафий начинали службу в промежутке от 15 до 17 лет, позволяет думать, что социальная зрелость наступала не одновремешю с достижением какого-либо фиксированного возраста. Важной вехой было проведение

23 Базен Л. Концепция возраста у древних тюркских народов // Зарубежная тюркология. Вып. I. Древние тюркские языки и литературы. М., 1986. С. 367.

особых инициальных действий. Роль инициирующего у кыргызов выполняли представители социально зрелой категории мужчин-воинов старше 40 лет. Данные китайских источников коррелируют со сведениями о достаточно древней и дошедшей до этнографической совремешюсти традицией тюркоязычных народов выделения определенных возрастов социальной зрелости.

Весьма распространенной в древних культурах чертой СС является объединение поколений социальных "дедов" и социальных "внуков" в одно подразделеш!е. Имеются основания для предположения, что у предков РК в социально пассивном состоянии пребывали как дети до первой инициации (в 8-10 лет), так и пожилые люди. Другими словами, и те, кто не вошел в систему возрастных классов, и те, кто уже прошел весь цикл и вышел из него.

Тексты кыргызских эпитафий редко содержат указания на конкретные даты. Здесь проявилось равнодушие традиционного возраста к линейному (необратимому) времени. Фиксируются главным образом циклические процессы. Выделяемые кыргызами социальные возрасты кратны числу 8. По нашему мнению, восьмилетние периоды образовывали цикл социальной жизни кыргызов. Однако в настоящее время нельзя назвать количество лет в полном цикле. В разных культурах оно могло колебаться и довольно сильно.

Кыргызы последовательно выделяли как общественно значимые следующие социальные возрасты: 8-10, 15-16и40лст. Промежуток между 8 и 16 годами был ответственным периодом в процессе социализации юноши, превращения его в полноправного общинника — эра, тем самым временем "мужания", отраженным в енисейских ПРП. Переходный характер этого состояния подростка зафиксирован погребальным обрядом. По имеющимся данным, именно на данном этапе умершие начинали погребаться "по-взрослому".

Китайские хроники сообщают о количественном преобладании женщин в кыргызском обществе. Четкая социальная дифференциация внутри кыргызского государства находила отражение в вычленении знатных женщин и женщин из среды рядовых общинников. Сведения китайских источников говорят о регламентировании материала и покроя одежды определенными общественными нормами помимо конкретных материальных возможностей той или иной семьи. Жизнь женщины у РК наполняли, прежде всего, события семейной жизни. Как и у многих других пор-ко-монгольских народов, у РК сложилась бинарная оппозиция в жилище — деление на "женскую" и "мужскую" половину. У "аристократических" семейств была возможность иметь особые женские покои, обитательниц которых тексты енисейских эпитафий называют ци1с1а ципси]та. Лирические герои эпитафий прощаются с женщинами — родственницами часто даже раньше сыновей, начальников и государства. Элементы композиции эпитафий призваны организовать определенную характеристику умершего (так, например, в енисейских эпитафиях герой рисуется личностью, в полной мере обладающей наиболее ценными с точки зрения современников

качествами). Одип из таких элементов формируется из образа достойного семьянина, скорбящего о разлуке с женой, детьми и даже более широким кругом родственников. При этом домочадцы — женщины занимают особое место.

На основе сведений енисейских ПРП мы можем схематически представить жизненный путь женщины РК. Рождение отпрыска мужского пола означало для кыргызов, как и для других современных и древних тюркоязычных этносов, повышение их социальной значимости, престижа. Тем не менее, рождение дочери, очевидно, не воспринималось как несчастье. Так, среди благ земного существования, которыми "не насладился" усопший герой эпитафий, дочери порой выделялись отдельно. Возможно, что рождение дочерей встречалось радостью еще и потому, что родители рассчитывали в будущем получить халымпую прибыль. Основываясь на словах Ал Идриси, который писал: "Женщины предаются всякого рода занятиям, а мужчинам остается лишь работать на пахоте и жатве", можно предполагать, что ведение домашнего хозяйства находилось в руках женщины. Сведения средневековых авторов, а также этнографические наблюдения позднейшего времени показали, что "у кочевников доля участия женщин в повседневной трудовой деятельности превышает трудовой вклад мужчин"24. Юные аристократки воспитывались в своих семьях, приобретая знания о традициях и брачных связях своих родов. Судя по сведениям об относительно широком распространении письмешюсти в государстве на Енисее25 и характеру ее применения, к грамотной части населения могли относиться и отдельные женщины.

Имеется китайское свидетельство о татуировании кыргызскими

женщинами шеи при выходе замуж. Этот обычай К.Л. Задыхина была

склонна интерпретировать как одну из форм выражения практики шшциа-

26

ции девушек, связанной с переходом в следующую возрастную группу .

После свадебных обрядов, когда невеста оставалась жить в доме мужа, она становилась кеИп, т.е. "пришелицей" в роду своих свойственников по браку. Родственники жены пользовались большим уважением. Женщина в кыргызском обществе после выхода замуж и социализации в кругу новых родственников не теряла прежних связей со своей родней, которые оказывались очень важными для жизни молодой семьи.

В источниках фиксируется, пожалуй, самое важное событие в жизни раннесредневековой кыргызки — рождение ребенка. В памятниках Алтын-Кёль 1-И повторяется клишированная фраза, скорее всего представляющая собой идиоматическое выражение — "Десять месяцев носила меня моя мать".

24 Кляшторный С.Г. Древнетюркские племенные союзы и государства Великой Степи // Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г. Степные империи Евразии. М., 1994. С. 74.

25 См: Кызласов Л.Р. История Южной Сибири в средние века. М., 1984.

26 Задыхина К.Л. Пережитки возрастных классов у народов Средней Азии // Родовое общество (этнографические материалы и исследования) / ТИЭ. Т. XIV. М., 1951.

Очевидно, что кыргызы считали сроки беременности, исходя из продолжительности "лунного" месяца (около 28 суток). Время беременности было освящено традиционными ритуалами и обрядами. Несомненно, что во время беременности и родов, а также в раннем детстве активно применялась бытовая магия; ради физического и духовного здоровья матери и ребенка приходилось прибегать к услугам повитух, лекарей и шаманов.

Из имеющихся в литературе попыток увидеть в рунических текстах Енисея и Орхона названия "душ", бытовавших в сакральной лексике народов Саяно-Алтая вплоть до недавнего времени, следует, что уже в

раннее средневековье термины кут, умай и юзут (хакасское - хут,

ымай, узут) относились к понятиям "двойников", "душ" человека. Кут и умай тесно взаимосвязаны в религиозных представлетнгх тюркских народов. Культ богини Умай занимал особое место в комплексе религиозных верований хакасского народа. Ымай в обрядовой лексике диалектной группы хакасов (сагайцев) заменяет собой слово "мать". Надо отметить, что культ Умай играл значительную роль в древнем и современном фольклоре тюрко-монгольских народов. В традиционном мировоззрении она защищала детей и рожениц. К ней обращались с мольбой о здоровье и благополучии своего рода. Происхождение от нее и сравнение с ней должно было возвеличивать достоинство земных владык.

Очень важное место в СС Кыргызского государства занимала супруга правителя — хату». Августейшая супружеская чета — каган и хатун — считались земной "ипостасью" небесной пары божеств — Тенгри и Умай. Мать кыргызского хана китайские источники называли вдовствующей ханшей. Статус этих женщин был очень высок. К их услугам был штат служанок и рабынь.

Как можно полагать, исходя из вышеизложенного, а также того, что калым не являлся обязательным условием заключения брака, имущественное и социальное положение кыргызской женщины, не было особенно приниженным, а скорее было даже относительно высоким. Многие фольклорные сюжеты тюркоязычных народов Саяно-Алтая донесли до наших дней яркие образы женских персонажей, действовавших в реалиях полной лишений и насыщенной драматическими событиями жизни раннс-средневекового кыргызского общества.

В диссертации обосновывается тезис о существовании у кыргы-зов традиции выделения возрастных классов. Несомненно, что выделяемые кыргызами возрастные степени связаны с их СР. Однако функционирование в обществе системы возрастных классов являлось пережитком именно военной организации, которая институировала возрастные степени. Прежде всего это проявляется в существовании в составе армии военных частей огланов, т.е. молодых и малоопытных воинов. Термин оглан входил не только в номенклатуру родства, но и принадлежал социально-политической терминологии. Огланы приходились более зрелым воинам как бы «социальными» детьми. Такая организация военной структуры также представляла собой одагу из форм реализации половозрастного

принципа, т.к. огланы по отношению к друг другу являлись кадашами — «социальными» братьями.

Вероятно, деятельность военных формирований у кыргызов не ограничивалась чисто военными функциями. Представляется, что в обществе была высока доля детей, оставшихся сразу и без отца, и без матери. Заботу о детях, ставших сиротами брали на себя их родственники. Военная среда позволяла социализировать оставшихся без поддержки семьи и чужеродцев. Нельзя исключать и распространение у кыргызов практики аталычества. Данная проблема получила отражение и в текстах эпитафий.

В среде знати, и, прежде всего, среди кыргызов-кочевников, основное внимание уделялось боевой подготовке, развитию физических данных, приемам облавной охоты, а также традиционному религиозному воспитанию и, возможно, письму. У юношей воинско-дружшшого сословия культивировалась и идеология беззаветного служения "божественным" государству и хану. Развитое специализированное ремесло у кыргызов позволяет думать об обучении ему с детства, передаче приемов и секретов работы от отца к сыну и т.п. У потомства таежного населения формировались соответственно необходимые промысловые умения.

В 15-16 лет подростки переходили в возрастную категорию эров. [Этот переход сопровождался инициальными обрядами. Ритуал сопровождался наречением юноши "мужским" именем, вручением ему соответствующих атрибутов: боевого кош, амуниции и т.п. Поскольку владение знаком собственности или гербом было связано с ведением самостоятельного хозяйства, то надо полагать, что право на личную TaMiy давалось после женитьбы и выделения.

Этот тезис находится в согласии с нашими наблюдениями обстоятельств, предшествующих изменению у кыргызов высшей титулатуры в VIII и IX вв.: Барс-бек провозгласил себя каганом после брака с дочерью тюркскою кагана, а кыргызский правитель, разгромивший уйгуров в 840 г. и назвавший себя ханом, получил в жены китайскую принцессу. Получение более высокого статуса и вступление в брак (своего рода право-обязашюсть) являлось у кыргызов, как и в других известных обществах, взаимосвязанными социальными явлениями.

После того как воин обзаводился собственной семьей (быть может, рубежом служило рождение у него ребенка) и/или дослуживался до определенного звания или чина, он переходил в категорию зрелых, опытных мужей. Соответственно возрастал масштаб поручаемых задач. В случае успешной службы происходил карьерный рост. Обществом высоко оценивались воинские подвиги, выполнение дипломатических поручений.

В енисейских ПРП вырисовывается следующая семантика qadas — 'такие же, как я; подобные, равные мне', а также, что дашюе название применялось мемориантами енисейской руники к представителям своего социального слоя. Возможно, что сиблилги женского пола также выделялись в определенную возрастную группу сверстниц. На это предположение наводит сочетание kinim qadasim енисейских эпитафий, которое является достаточно устойчивым (встречается в шести ПРП). Исходя из значе-

ния дас1а$ и установленной И.В. Кормушиным лексической взаимодополняемости рассматриваемых терминов, было бы заманчиво увидеть в Шт сверстниц, женских сиблингов.

Итак, выделение определенных возрастных групп у кыргызов основывалось на принципе единства группы сиблингов, присущем их СР. Социальные «братья» вместе проходили инициальные обряды, принявшие в раннее средневековье форму введения в воинско-дружшшую среду. Существование по крайней мере двух возрастных классов у кыргызов получило отражение в вертикальном членении армии на младшую и старшую части. Бифуркативно-линейная СР позволила сохранять древние представления о равенстве сиблингов, сочетая с генеалогическим принципом первенства в «роде». (¿ас1а$ мог в ранговой дифференцирующей структуре стоять гораздо выше своего социального «брата», однако горизонтальные связи уравнивали его со своими ровесниками. Подобная семантика может быть отмечена для французского «конт» и монгольского «нукер».

В третьей главе работы "Ранговая структура и власть правители у кыргызов" выявляются особенности воешю-иерархической стратификации и комплекс представлений о правителе.

Первый параграф посвящен вопросам титулатуры. Предпринята попытка преодоления недостаточной дифференциации понятий: титул, звание и должность. Категория правящего слоя представлена обилием соционимов, которыми определяются, по нашему мнению носители титулов (генеалогических рангов) и званий (военных и бюрократического рангов). Естественно, что звашм могли иметь и представители знати. Титулы же принадлежали только аристократам, место которых в этой ранговой подсистеме определялось генеалогически27, исходя из традиционных принципов первородства в системе родства. По известному сообщению Рашид-ад-дина, знатных кыргызов в XIII в. называли иди, т.е. "господин", "хозяин" (ср. хакасское — эзи). Члены данного социального института, возможно, играли роль кыргызского "дворянства".

К титулам кыргызов отнесены следующие: бек, иная, хаи/каган, тегин. К званиям - эльтебер, тархан, тутук, буюрук, чор, ышбара, эльчи, ынанчу, чигиш, ичрек, саигуи, у руну.

Дана характеристика кыргызской титулатуры, которая отличалась от принятой в империи Тан, имела оригинальные черты в сравнении с иерархической структурой государственных званий тюрков и уйгуров. Из текстов енисейских ПРП с очевидностью следует, что ряд званий у кыргызов имел ханскую инвеституру и мог быть связан генетически с принципами потестарных отношений в до государственный период.

Во втором параграфе рассматривается идея власти правителя в мировоззрении РК. В эпитафиях отдана дань несомненно существовавшей официальной государственной идеологии, подчеркивается верховный сюзеренитет кыргызского монарха. Служение хану считалось основным ком-

27 См.: Гумилев ЛК Уделыю-лесгаичная система у тюрок в VI-VIII в. (к вопросу о ранних формах государственности)//СЭ. 1953. №3.

поненгом этического кодекса военного, сословия наряду с доблестью и геройством, почитанием "родной" и "благословенной" земли, "родного народа". Мировоззрение господствующего класса, особенно сословия воинов, представляло собой, вероятно, не религиозно-философское учение в прямом смысле, а одну из форм выражения государственной идеологии, наиболее важные доктрины которой были почерпнуты из древней политеистической религии - развитого профессионального шаманизма.

В условиях средневековой государственности кыргызов сохраняет известное значение обычай табуирования, как важнейший механизм регулирования семейных и социальных отношений. Избранность южносибирского владыки была подкреплена системой пищевых запретов. Вместе с системой сакральных запретов исторически одной из первых форм представлений об интегрирующих и регулирующе-контролирующих началах возникающей социальной общности стал тотемизм с четким разделением на "своих" и "чужих", с верой обладающего сверхъестественными возможностями тотемного первопредка. Эти, возникшие в глубокой древности, идеи были востребованы и в раннее средневековье. Древнейший мифологический сюжет у народов Южной Сибири связанный с прародителем—быком (коровой, оленем), был исследован М.И. Боргояковым28. Аристократический род кыргыз возводил своих предков к богу и корове, сочетавшимся в горной пещере. О схожих воззрениях жителей Кыргызского государства в середине XI в. писал Гардизи: "Некоторые поклоняются корове, другие — ветру, третьи — ежу, четвертые — сороке, пятые — соколу, шестые — красивым деревьям". Значительную роль в идеологическом обосновании верховной власти кыргызского правителя играла генеалогия. Фигура главы государства в существенной мере продолжает нести архаическую нагрузку вождеских традиций доклассового общества, прежде всего как личность, наиболее подходящая для священных контактов с духами предков и богами. Правитель в какой-то части мировоззрения той эпохи остается патриархальным вождем, общинным руководителем.

Однако власть государственных структур была поднята над коллективно-общественными орпщизациошшми институтами. В источниках дается указание на существование у РК древнейшей системы военно-административного деления на десятитысячные округа — тумены, включавшие более мелкие подразделения: тысячи, сотни и десятки. Административный принцип структурирования социума имел приоритет над родоп-лемениым, что свидетельствует о развитой государственности со сложной социально-политической организацией.

Служение "божественному государству", "геройство и доблесть" вознаграждалось правителем. Его престиж охраняли законы, которые были "очень строги". Подавший неблагоразумный совет государю при-

29

говаривался к отсечению головы .

28 Боргояков М.И. Гушгско-иоркский сюжет о прародителе — олене (быке) // СА 1976. № 3.

" Бичурин НЯ. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М.; Л., 1950. Т. I. С. 353.

Данные кыргызской антропонимии также свидетельствуют о бытовании в средневековье представлений о священной фигуре правителя. Культ Неба — Тенгри существовал у многих древних народов Центральной Азии. В той или иной степени у ряда народов божество Неба почиталось до последнего времени. Хорошо известно, что концепция власти древнетюркских каганов основывалась на идее ее небесного, божественного происхождения. Тенгри "возвышал" и "сажал" на престол тюркских каганов, дарил им победу и силу, защищал ли наказывал тюркский народ. "Божественным", "небесным" называла кыргызская аристократия свое государство. Для древнейших тюрков обладание верховной властью определялось наличием у кагана дара Тенгри — куш. В кыргызской аптропо-нимии мы тоже можем найти свидетельства существования схожих взглядов у населения государства на Енисее. Здесь встречаются: "Кутлуг чиг-ши", "Кутлуг бага тархан огя" и др.

Принятие кыргызским правителем титула каган означало не только политический акт, но и претензию на обладание особой сакралыюстью. В этом смысле показательным выглядит надменное послание кыргызского государя, принявшего титул кагана, уйгурскому правителю: "Твоя судьба кончилась. Я скоро возьму твою орду, поставлю перед нею моего кош, водружу мое знамя. Если можешь состязаться со мною, то немедленно приходи; если не можешь, то скорее уходи". Интересно, что победитель констатирует исчерпанность некой "судьбы" уйгурского государя, который более не может на нее рассчитывать. Кыргызский властитель упоминает орду-ставку, своего копя и свое знамя. Самый поверхностный анализ позволяет увидеть в этих элементах своеобразные маркеры каганской власти. Членение государств номадов, известное с эпохи ранних кочевников, на центр и периферию (обычно состоящую из двух "крыльев") породило своеобразную модель универсальной власти монарха: через орду, ставку — центр его страны и, соответственно, всей ойкумены, проходит некая мировая ось. Вещественными атрибутами мифологических представлений могут выступать: опора юрты (шатра), золотая коновязь, у которой стоит кош. кагана. От местопребывания повелителя радиалыю по "четырем сторонам света" распространяется его власть. Водружение знамени в землях поверженного противника символизирует победу собственной государственности и ценностей культуры гад чужим и враждебным.

В отличие от Неба китайской и монгольской политических традиций, Тенгри "передавал" тюркским каганам "силу" правления непосредственным образом. Элемент куч ("сила") часто встречаются в именах знатных людей у кырплзов. Им обозначали не только физическую мощь и политический вес, как часть имени предводителя он несет и сакральную нагрузку. В надписи Тоньюкуку, где говорится о самом злейшем враге древних тюрков — "кыргызском сильном кагане", конструируется бинарная оппозиция: тюркский каганат по воле Неба, находящийся в смятении, — пользующийся благоволением Неба, правитель кыргазов. Благодаря полу-

чешюй сакральной "силе", правитель "гармонизирует мир людей"30, как говорится в эпитафиях: "народ не находился в возбуждешш (мятущимся не ходил)".

Важную роль в орппшзации социума сыграл шаманизм, значение которого в период становления государства возрастает. Уже в качестве официальной государственной религии он своим авторитетом может способствовать фиксации представлений о сакральном характере власти правителя РК в обрядово-культовой практике, в формировании военно-служилой этики и т.п. Так, шаманы участвовали в возведении на трон древнетюркских каганов. Из рук верховного шамана Теб-Тенгри получил свой священный титул Чингисхан. По-видимому, то обстоятельство, что релипюзные концепции тюркоязычных народов Южной Сибири и Центральной Азии в рашюе средневековье имели общность основных черт, и обусловило образование схожих в главных компонентах систем представлений о священной особе государя.

Концепция сакральности правителя основывалась на религиозных верованиях той эпохи и древних представлениях о социальном назначении центральной власти. Можно выделигь две составляющие идеологического оформления сакральности: традиционную (народную, семейную) и официальную (государственную, политическую). Традиционная представляет религиозный, мифоритуальный пласт: пережитки архаических традиций (табуирование, магия, тотемизм, культ предков) и семейно-общинные институты. Сформировашгая государством концепция, не порывая с традицией, стремится найти в ней опору. Верховная власть правителя вписана в контекст традиционного мировоззрения достаточно органично.

В заключении подведены итога и сформулированы основные

выводы:

1. СР в организации общества кыргызов играла не меньшую роль, чем в этносоциальных объединениях кочевников позднего средневековья. Об этом говорят ее признаки, стадиально предшествующие большинству тюркских систем родства. СР кыргызов раннего средневековья устанавливала взаимоотношения личности и обширного круга людей. Для отдельного индивида она представляла собой своеобразный "космос". Социальный статус, круг обязашюстсй, материальные условия жизни были опосредованы его местом в структуре родства. У кыргызов преимущественное значение имел парный брак с различными видами его заключения. Существовала малая семья, находящаяся в тесном взаимодействии с большесемей-ной общиной. Универсализм принципов родства позволял применять его в других видах общественного структурирования. Категории родственных отношений были своеобразной матрицей, на которую накладывались и государственные, политические инстатуты.

2. СС кыргызов характеризуется наличием системы возрастных группирований, которые были инспиуализированы в возрастные классы. Отношения между членами возрастных групп строились по схеме родст-

30 Кравцов М.Е От Магии — к Этике// Восток. 1991. №3. С 33.

венных взаимоотношений (фиктивного родства), истоки которой восходят к древним представлениям об единстве группы сиблингов. Будучи связанной с СР, половозрастная структура кыргызов дифференцировала все этносоциальное объединение. Последовательно применяя и приспосабливая к меняющимся условиям принципы этого членения, отношения власти нашли свое отражение в оформлении военной организации кыргызов. Большое место в кырплзской культуре занимали женщины.

3. СС "может в определенном смысле рассматриваться как существующая в данном общественном организме структуре власти"31. Свое политическое выражение она получила в наличии воешю-иерархической стратификации — ранговой структуры, значительное влияние на формирование которой оказывала традиция выражения отношений социального ранжирования в категориях родственных отношений. При описании ранговой структуры кыргызов обнаружено, что критерий происхождения, связанный с системой родства, лег в основу выделения особенно престижных статусов и в воинско-дружинной среде. Показателем развития идеи политической власти у кыргызов является их комплекс представлений о правителе. Идеология политической власти у кыргызов также опиралась на принципы традиционного мировоззрения.

Проведенное исследование дополняет и углубляет наши знания об эле — общественной категории, известной у многих тюркоя-зычных народов раннего средневековья. Данный термин определяет их социальную систему в раннем средневековье. Лексика ПРП централь-ноазиатских империй располагает только им для определения общественного целого, социального единства. Этим термином завершался ряд кыргызских соционимов, выражающих круг индивидов, определяемых как "свои" (еЬ > и]а > еГ). Все семантические оттенки у эля подчеркивают сложность и насыщенность связей, обеспечивающих единство социальной системы кыргызов, взаимодействие ее элементов. Связи между элементами социальной системы образовывали СС, находящуюся на высоком уровне организации и обеспечивающую устойчивость сложившихся отношений, общественных институтов и ролей.

В Приложении 1 "Список терминов родства и свойства кыр-гьпов" дан перечень терминов родства и свойства кыргызов, приведены в кодовой записи их значения. В иллюстративных целях показаны соответствия с хакасской родственной терминологии.

В Приложении 2 "Таблица пзаимонстречаемости титулов и звании в памятниках енисейской письменности" приводятся титулы и звания, относящиеся к одному лицу в памятниках енисейской рунической письменности.

51 Куббель Л.Е. Очерки потестарно-политической этнографии. М., 1988. С. 168-169.

Апробация результатов исследования.

Основные положения и выводы диссертационного исследования обсуждались на заседаниях сектора истории Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории, ежегодных Катановских чтениях, проводимых в Хакасском государственном университете им. Н.Ф. Катанова, заседаниях кафедры истории Института истории и права ХГУ им. Н.Ф. Катанова.

Результаты диссертационного исследования представлены в качестве докладов на республиканской научной конференции "Россия и Хакасия: 290 лет совместного развития" (г. Абакан, 1997 г.), на республиканской научной конференции "55 лет Хакасскому НИИЯЛИ" (г. Абакан, ноябрь 1999 г.).

По теме исследования опубликованы следующие работы:

1. Хакасский обряд посвящения коня и мировое древо // Проблемы сохранения природы и историко-культурного наследия Хакасии. Вып. 1. Абакан: Изд-во Хакасского госуниверситета, 1994. С. 62-68.

2. К оценке политической ситуации в Южной Сибири начала XIII в. // Известия лаборатории археологии. Вып. 1. Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 1995. С. 195-199.

3. О власти правителя в Хакасии УГХШ вв. // Известия лаборатории археологии. Вып. 2. Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 1996. С. 156-162.

4. Женщина в древнехакасском обществе У1-ХШ вв. // Научные исследования молодых ученых и студентов Хакасии. Абакан: Изд-во Хакасского госуниверситета, 1997. С. 65-70.

5. О сакральном характере власти правителя в Хакасии У1-Х вв. // Вестник ХГУ им. Н.Ф. Катанова. Вып. VII. Серия 7. Общественно-политические науки. Абакан: Изд-во Хакасского госуниверситета, 1998. С. 34-45.

ТПУ

Подписано к печати 25.04.2000. Формат 60*84/16. Бумага офсетная №1. Печать RISO. Усл.печ.л. 1,52. Уч.-издл. 1,37. Тираж 100 экз. Заказ 85, ' ИПФ ТПУ. Лицензия ЛТ №1 от 18.07.94.

Типография ТПУ. 634034, Томск, пр.Ленина, 30.

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Угдыжеков, Станислав Анатольевич

Введение

1. Общая характеристика работы.

2. Историография.

3. Источники по социальной структуре кыргызов.

3.1. Памятники рунической письменности.

3.2. Иноязычные источники.

3.3. Этнографические источники.

Глава I. Система родства кыргызов

1. Номенклатура родства кыргызов.

1.1. Термины для обозначения старших родственников.

1.2. Термины для обозначения младьйих родственников. 34 1.3 Термины для обозначения свойственников.

2. Принципы системы родства.

2.1. Отражение пола альтера.

2.2. Отражение характера родственной связи.

2.3. Линейность родства.

2.4. Различение поколений.

3. Структура родства.

3.1. Первая восходящая ступень (+1).

3.2. Вторая восходящая ступень (+2).

3.3. Третья восходящая ступень (+3).

3.4. Четвертая восходящая ступень (+4).

3.5. Первая нисходящая ступень (-1).

3.6. Вторая нисходящая ступень (-2).

3.7. Супруги кровных родственников нисходящих поколений.

4. Место системы родства кыргызов в типологии систем родства.

Глава II. Семейно брачная и половозрастная структура кыргызов

1. Брак и семья у кыргызов.

1.1. Брак.

1.2. Малая семья.

1.3. Болыпесемейная община.

2. Половозрастная структура.

2.1. Социальный возраст у кыргызов.

2.2. Женщина в кыргызском обществе.

2.3. Возрастные классы у кыргызов.

Глава III. Ранговая структура и власть правителя у кыргызов.

1. Ранговая структура кыргызов.

1.1. Титулы кыргызов.

1.2. Звания кыргызов.

1.3. Характеристика кыргызской титулатуры.

2. Власть кыргызского правителя У1-ХШ вв.

 

Введение диссертации2000 год, автореферат по истории, Угдыжеков, Станислав Анатольевич

1.Общая характеристика работы.

Актуальность темы. Эпоха раннего средневековья — один из наиболее важных периодов в истории тюркоязычных народов Южной Сибири и Центральной Азии, вовлеченных в орбиту сложного исторического процесса образования ряда мощных этносоциальных объединений. Особое место среди стран этого региона занимало самое северное — государство кыргызов.

Кыргызы являлись создателями раннесредневекового государства, просуществовавшего в Южной Сибири около шести столетий (с VI по XIII в.). Их главенствующая роль в этом сложном многоэтничном и разноязыковом сообществе признается всеми специалистами. В научной литературе для обозначения формы государственного устройства кыргызов часто применяется название "Кыргызский каганат". Изучение социальной структуры раннесредневековых кыргызов — одна из самых актуальных и важных составляющих единого комплекса проблем истории южносибирского средневековья. С одной стороны, она представляет собой частный случай дискуссионного вопроса о стадиальной принадлежности восточных обществ в целом. В то же время, изучение общества кыргызов У1-ХШ вв. является частью исследований социальных систем у кочевников. В отечественной науке традиционно существует значительный интерес к различным сторонам социальной структуры номадов1. Значительный ряд работ, посвященных различным аспектам взаимодействия общественных институтов различных кочевых социумов и Русского (Российского) государства, заметно пополняется в последнее время. Изучение социальных структур конкретных государств номадов, выявление типологических и специфических черт оказывается полезным для обогащения знаний об истории отдельных регионов России и отечественной истории в целом.

В основе социальной организации кочевого общества лежала сложная социальная система взаимодействия различных вертикальных и горизонтальных структурных образований, тесно взаимосвязанных и порою причудливо переплетающихся на всех уровнях общественной иерархии кочевого социума", — писал Н.Э. Масанов2. В рамках общепринятых дефиниций социальная структура представляет собой сеть устойчивых и упорядоченных связей между элементами социальной системы, обусловленных отношениями социальных групп, характером социальных институтов. Социальная структура кочевников Евразии в средние века являлась сложной системой социальных институтов в форме разнообразных интеграционных объединений индивидов, возникающих на базе широкой общности экономических и неэкономических отношений. Социальная структура также характеризуется наличием определенных социальных статусов и ролей.

В литературе имеются разнообразные оценки уровня развития социальной структуры средневековых тюркоязычных народов. Как отмечает С.Г. Кляшторный, "общеизвестная скудость источников побуждает многих исследователей руководствоваться скорее генерализированными представлениями, чем результатами анализа немногочисленных и не всегда ясных свидетельств"3.

В Хакасско-Минусинской котловине и на смежных территориях располагались значительные природно-экологические (в том числе, металлургические) и демографические ресурсы. Государство кыргызов было создано на базе большинства известных факторов политогенеза. Высказывалась точка зрения, что у кочевников "весь процесс классополитогенеза протекал

1 Основную библиографию см. в следующих работах: Абрамзон С.М. Некоторые вопросы социального строя кочевых обществ // СЭ. 1970. № 6. С. 61-73; Крадин H.H. Кочевые общества в контексте социальной эволюции // ЭО. 1994. № 1. С. 62-72.

2 Масанов Н.Э. Элементы структуры социальной организации кочевников Евразии // Этнические культуры Сибири. Проблемы эволюции и контактов (Сборник научных трудов). Новосибирск, 1986. С. 21.

3 Кляшторный С.Г. Древнетюркские племенные союзы и государства Великой Степи // Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г. Степные империи Евразии. М., 1994. С. 66. замедленными темпами"4. В то же время у средневековых обществ Центральной Азии и Южной Сибири он явно опережал этническую консолидацию. В связи с этим изучение социальной структуры конкретных этносоциальных образований выглядит особенно актуальным.

Основной целью работы является рассмотрение социальной структуры кыргызов в раннее средневековье. Для достижения этой цели ставятся конкретные задачи исследования социальной структуры кыргызов:

- описать систему родства;

- выявить семейно-брачную и половозрастную структуру;

- выявить и классифицировать ранговую структуру;

- дать характеристику власти правителя;

- определить уровень социальной структуры кыргызов.

Объектом исследования является история раннесредневековых кыргызов, социальная структура которых выступает в качестве предмета исследования.

Методологическую базу диссертации составили теоретические работы специалистов по проблемам истории и СС кочевых обществ раннего средневековья, изучения систем родства и традиционного мировоззрения. При разработке темы автор использовал различные методы научного исследования, прежде всего, метод ретроспективных реконструкций, а также историко-сравнительный и методы других гуманитарных наук (в частности, этимологический и семантический анализ).

Для записи значений терминов использовался код Ю.И. Левина5, принятый в отечественной этнологии и дополненный М.В. Крюковым6. Отношения кровного родства обозначаются в виде генеалогических цепочек с помощью символов Д (дитя) и Р (родитель), отношения свойства передаются символом С (супруг). При необходимости добавляются индексы пола — м (мужской) и ж (женский). Старшинство между эго (говорящим), его

4 Першиц А.И. Кочевники в мировой истории // Восток. 1998. № 2. С. 123.

5 Левин Ю.И. Об описании системы терминов родства // СЭ. 1970. № 4. родителями, дедом, бабкой и альтером (субъектом) показывается знаками "+", "t" ("старший") и "—", 'Ф' ("младший"). Для передачи терминов используется транскрипция, принятая составителями "Древнетюркского словаря"7 (в тексте выделяется курсивом).

Вопросы периодизации археологической культуры кыргызов достаточно разработаны. Однако, как отметила О.Б. Беликова, "полного единства в вопросах периодизации культуры енисейских кыргызов конца I — начала II тыс. н.э. Южной Сибири к настоящему времени не достигнуто"8.

В порядке общих замечаний, хотелось бы отметить, что процессы аналогичные феномену "Великого переселения народов" (и отчасти его опосредовавшие) имели место и в регионах смежных с областями развития культуры кыргызов.

Впервые в письменных источниках кыргызы (в традиционной русской транскрипции — гэгунъ) встречаются в произведениях Сыма Цяна при описании хуннских завоеваний около 200 г. до н.э. В дальнейшем этноним встречается при упоминании событий 49 г. до н.э. (в форме гянъгунь), 553 г. (кигу), 638 г. (гегу), 648 г. (вновь гянъгунь), между 758 и 843 гг. (хягяс)9. Необходимо отметить, что кыргызы являются первым народом, упомянутым в сведениях китайских источников, тюркоязычность которых доподлинно известна.

Первое упоминание о кыргызах в западных источниках относится к VI в. в сообщениях византийского историка Менандра Протектора в форме Chérkis10. В орхонских памятниках (начало VIII в.) неоднократно встречается в различных сочетаниях термин qirqiz. Кыргызы являлись одним из четырех основных тюркоязычных этносоциальных объединений (наряду с собственно тюрками, огузами и кипчаками), сложившихся практически одновременно,

6 См. Крюков М.В. Система родства китайцев (Эволюция и закономерности). М., 1972.

7 См.: Древнетюркский словарь. Л., 1969.

8 Беликова О.Б. Среднее Причулымье в Х-ХП вв. Томск, 1996. С. 96.

9 Яхонтов С.Е. Древнейшие упоминания названия "киргиз" // СЭ. 1970. № 2. С. 110.

10 Византийские историки / перевод с греческого С. Дестуниса. СПб., 1861. С. 379. между V-VII вв. и "в течение почти тысячелетия влиявших на судьбы Центральной и Средней Азии"11.

Хронологически древнетюркской считается эпоха с VI по X в. н.э.12, внутри которой Д.Г. Савинов выделил три периода: раннетюркское время (V — середина VI в.); тюркское время (середина VI — середина IX в.); позднетюркское время (середина IX — конец X в.)13. Выше уже говорилось о синхронном возникновении древнетюркских держав (т.е. государств тюркоязычных народов раннего средневековья). Таким образом, нижняя граница существования государственности кыргызов также определяется VI в. Верхняя граница кыргызской государственности раннего средневековья может определяться и археологически, однако имеются данные, что аскизская культура, принадлежащая "древним хакасам" (кыргызам), просуществовала в Хакасско-Минусинской котловине с X в. едва ли не до XVIII в.

Под ранним средневековьем в археологической литературе понимается именно древнетюркский период, который сменяется развитым средневековьем (с середины X в. до XIV в.) с двумя этапами: предмонгольское время — XI-XII вв., монгольское время — XIII-XIV вв.14 Целесообразно обратить внимание на то, что дефиниция "развитое средневековье" применительно к периоду с относительно слабым освещением в письменных источниках и меньшей представленностью археологических материалов (по сравнению с периодом VI-X вв.) не выглядит очень удачной.

На наш взгляд, достаточно очевидны глобальные изменения, вызванные образованием в начале XIII в. Великого Монгольского Улуса. По аналогии с древнетюркским периодом стадия с момента подчинения южносибирских народов империи Чингисхана может называться монгольским периодом. Утратив в X в. гегемонию в Центральной Азии, кыргызы не только сохраняли

11 Кляшторный С.Г. Древнетюркская цивилизация: диахронические связи и синхронические аспекты // СТ. 1987. № 3. С. 61.

12 Стеблева И.В. Культурные контакты тюркских народов в древности и раннем средневековье // СТ. 1987. № 3. С. 83.

1 Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. JL, 1984. С. 6.

14 Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981. С. 6, 8, 9. независимость в окружении сильных монгольских этносоциальных объединений, но и удерживали в повиновении народы-данники (кыштымов). Самостоятельное развитие кыргызов было прервано в ходе бурных событий XIII в., когда они были вовлечены в орбиту внутриполитических процессов державы чингисидов. Этногенез большинства современных тюрко-монгольских этносов протекал именно в эпоху монгольского владычества. Не случайно границами раннего средневековья у народов Средней Азии и Казахстана в большинстве периодизаций указываются VI и ХП-ХШ вв.

Принимая также во внимание продолжение оригинальной письменной традиции (включая даже XIII в.), можно с определенностью говорить о том, что государство кыргызов просуществовало с VI по XIII в., став форпостом культуры, просуществовавшей дольше всех известных из круга древнетюркской цивилизации. В виду вышеизложенного хронологические рамки исследования ограничиваются У1-ХШ вв.

Территориальные рамки работы определены распространенностью археологических культур, связанных с кыргызами, и основным ареалом памятников енисейской рунической письменности - долинами Верхнего и Среднего Енисея (Хакасия и Тыва).

Научная новизна работы заключается в том, что представленное к защите диссертационное исследование является первой тематически специализированной работой, в которой рассматривается социальная структура кыргызов.В диссертации впервые дается реконструкция системы родства кыргызов, характеризуется семейно-брачная, половозрастная и ранговая структура, а также рассматривается комплекс представлений о власти кыргызского правителя.

В практических целях результаты работы могут быть использованы в дальнейшем изучении истории Хакасии и Сибири, идеологии раннесредневековых кыргызов, для чтения общих и специальных курсов в высших учебных заведениях, а также в краеведческой работе.

Структура диссертации подчинена решению основных задач и состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка и приложений.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социальная структура раннесредневековых кыргызов"

Основные результаты проведенного нами исследования могут быть сформулированы в следующих выводах:

1. Система родства в организации общества кыргызов играла не меньшую роль, чем в этносоциальных объединениях кочевников позднего средневековья. Об этом говорят ее признаки, стадиально-предшествующие большинству тюркских систем родства. Система родства кыргызов раннего средневековья устанавливала взаимоотношения личности и обширного круга людей. Для отдельного индивида она представляла собой "космос", в котором он находился. Социальный статус, круг обязанностей, материальные условия жизни были опосредованы его местом в структуре родства. У кыргызов преимущественное значение имел парный брак с различными видами его заключения. Существовала малая семья, находящаяся в тесном взаимодействии с болыпесемейной общиной. Универсализм принципов родства позволял применять его в других видах общественного структурирования. Категории родственных отношений были своеобразной матрицей, на которую накладывались и государственные, политические институты.

2. Социальная структура кыргызов характеризуется наличием системы возрастных группирований, которые были институализированы в возрастные классы. Между членами возрастных групп взаимоотношения строились по схеме родственных. Была использована модель фиктивного родства, истоки которой восходят к древним представлениям о единстве группы сиблингов. Будучи связанной с системой родства, половозрастная структура кыргызов дифференцировала все этносоциальное объединение. Последовательно, применяя и приспосабливая к меняющимся условиям, принципы этого членения и отношения власти нашли свое отражение в оформлении военной организации кыргызов. Большое место в кыргызской культуре занимали женщины.

3. Социальная структура "может в определенном смысле рассматриваться как существующая в данном общественном организме структура власти"1. Свое политическое выражение она получила в наличии военно-иерархической стратификации — ранговой структуры, значительное влияние на формирование которой оказывала традиция выражения отношений социального ранжирования в категориях родственных отношений. При описании ранговой структуры кыргызов обнаружено, что критерий происхождения, связанный с системой родства, лег в основу выделения особенно престижных статусов и в воинско-дружинной среде. Показателем развития идеи политической власти у кыргызов является их комплекс представлений о правителе. Идеология политической власти у кыргызов также опиралась на принципы традиционного мировоззрения.

Социальное целое кыргызов — эль — общественная категория, которая известна нам и у других тюркоязычных народов раннего средневековья. Недаром ни один социальный термин не привлекал такого пристального внимания исследователей. Библиографию вопроса приводит в книге "Общественный строй Золотой Орды" Г.А. Федоров-Давыдов2. Он отмечает, что разные стороны в семантике термина эль "в разные эпохи имели различный удельный вес".

Действительно этот термин чрезвычайно полисемантичен. И. Березин, В. Томсон, В. Радлов, П. Мелиоранский, В. Бартольд и Ф. Хирт рассматривали эль л •• как род, племя, родовой или племенной союз, государство-народ . "Al — выражение государственной организации. Турецкий äl — господствующий класс. олицетворение народа, известного нам в истории под названием türk", — писал А.Н. Бернштам4. Ему решительно возражал Л.Н. Гумилев, который

1 Куббель Л.Е. Очерки потестарно-политической этнографии. М., 1988. С. 168-169.

2 Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973. С. 44-45.

См.: Березин И.Н. Очерк внутреннего устройства улуса Джучиева // Труды Восточного отделения Русского археологического общества. Т. VIII. 1864; Бартольд В.В. Сочинения. Т. V. С 489; Мелиоранский П.М. Памятник в честь Кюль Тегина. СПб., С. 82.

4 Бернштам А.Н. К вопросу о возникновении классов и государства у тюрок VI-VIII вв. н.э. // Сборник статей к 50-летию книги Энгельса ""Происхождение семьи, частной собственности и государства. М.; Л., 1936. С. 889. считал, что эль "предполагает насильственное подчинение других племен". Наиболее адекватным переводом рассматриваемого термина, по его мнению, «будет латинское "imperium" или русское "держава"»5.

C.B. Киселев понимал под элем "объединение аристократии различных племен в организационно сплоченный заимствованными у того же родового строя традициями аристократический слой". Ученый отметил, что этому элю "орхонские надписи требуют поддержки со стороны народа (будун)"6. Рассматривая эль кыргызов, он писал, что "с одной стороны, это вся кыргызская аристократия. Ее возглавляет кыргызский каган. С другой стороны, это лишь эль данного "витязя", локальная группа знатных, вероятно родственников между собой. В узком же значении — это феодальный род того или иного народа" . Подобная трактовка предлагалась А. Пальмбахом: "Первоначально слово эль обозначало союз племен. Впоследствии, с возникновением феодального государства, эль превратился в замкнутую корпорацию феодальной аристократии"8.

В.В. Трепавлов понимает под элем сословно-административные структуры военной и родовой знати, которая могла объединять и знать покоренных народов-данников9. Следует также отметить специально посвященные исследованию семантики рассматриваемого термина работы Д.И. Тихонова10 и A.A. Раджабова11.

Л.П. Лашук представлял себе тюркский эль военно-политическим организмом, объединяющим под деспотической властью каганов из рода ашина "собственно тюрок", отмечая, что этот соционим первоначально относился к

5 Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М., 1993. С. 101.

6 Киселев C.B. Древняя история Южной Сибири. М.: Л., 1949. С. 282.

7 Киселев C.B. Древнехакасский" эль" // Записки ХакНИИЯЛИ. Вып. I. Абакан, 1947. С. 32-34. о

Пальмбах A.A. О чем говорят древние памятники Орхона и Енисея // Под знаменем Ленина-Сталина. Кызыл, 1944. № 3. С. 28.

9 Трепавлов В.В. Россия и кочевые степи: проблема восточных заимствований в российской государственности // Восток. 1994. № 2. С. 52.

10 Тихонов Д.И. Термины элъ и будун в древних уйгурских документах // Исследования по истории культуры народов Востока. М.; Л., 1960. С. 250-255

11 Раджабов A.A. О переводе слова äl в древнетюркских рунических памятниках // УЗ Азербайджанского государственного педагогического института. XI серия. 1967. № 3. племенному союзу, позже — к прообразу государства. В определенном плане эль рисуется и как совокупность людей, подданных, на которых распространялось владетельное право правителей12.

Проведенное нами исследование дополняет и углубляет знания об эле. Мы обнаруживаем, что данный термин определяет социальную систему тюркоязычных народов раннего средневековья. Лексика памятников рунической письменности центральноазиатских империй располагает только им для определения общественного целого, социального единства. Этим термином завершался ряд кыргызских соционимов, выражающих круг индивидов, определяемых как "свои" (еЪ > ща > еГ). Все семантические оттенки у эля подчеркивают сложность и насыщенность связей, обеспечивающих единство и взаимодействие элементов социальной системы кыргызов, Связи между элементами социальной системы образовывали социальную структуру, обеспечивающую устойчивость сложившихся отношений, общественных институтов и ролей.

12 Лашук Л.П. Опыт типологии этнических общностей средневековых тюрок и монголов // СЭ. 1968. №1. С. 100.

СПИСОК БИБЛИОГРАФИЧЕСКИХ СОКРАЩЕНИЙ

БИЭС - Бутанаев В.Я. Хакасско-русский историко-этнографический словарь. Абакан, 1999. ВДИ - Вестник древней истории. М.

ВИ - Вестник истории. М.

ВЯ - Вестник языкознания. М.

ИГАИМК - Известия Государственной Академии истории материальной культуры. Л.

ДТС - Древнетюркский словарь. Л., 1969.

ИРЛТЯ - Покровская Л.А. Термины родства в тюркских языках //

Историческое развитие лексики тюркских языков. М., 1961. КСИЭ - Краткие сообщения Института этнографии им. Н.Н.

Миклухо-Маклая АН СССР. М. КТЕЭ - Кормушин И.В. Тюркские енисейские эпитафии. Тексты и исследования. М., 1997. МПДП - Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности.

Тексты и исследования. М.; Л., 1951. МПМК - Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности

Монголии и Киргизии. М.; Л., 1959. МЕПТ - Малов С.Е. Енисейская письменность тюрков. Тексты и переводы. М.; Л., 1952. НАА - Народы Азии и Африки. М.

РА - Российская археология. М.

СА - Советская археология. М.

СИГТЯ - Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков.

Лексика. М., 1997. СТ - Советская тюркология. Баку.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Список научной литературыУгдыжеков, Станислав Анатольевич, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Неопубликованные материалы

2. Шибаева Ю.А. Пережитки родового строя у хакасов. Рукопись диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Абакан, 1947 (рукописный фонд Хакасского НИИЯЛИ, № 345).

3. Шибаева Ю.А. Хакасская система родства (рукописный фонд Хакасского НИИЯЛИ, № 306).1. Литература

4. Абрамзон С.М. Формы родоплеменной организации у кочевников Средней Азии // Родовое общество (этнографические материалы и исследования) / ТИЭ. Т. XIV. 1951.

5. Абрамзон С.М.К вопросу о патриархальной семье у кочевников Средней Азии // КСИЭ. Вып. XXVIII. 1958. С. 28-34.

6. Абрамзон С.М. Некоторые вопросы социального строя кочевых обществ // СЭ. 1970. №6. С. 61-73.

7. Абрамзон С.М. Формы семьи у дотюркских и тюркских племен Южной Сибири, Семиречья и Тянь-Шаня в древности и средневековье // ТСб 1972 г. М., 1973. С. 287-305.

8. Абрамзон С.М., Потапов Л.П. Народная этногония как один из источников для изучения этнической и социальной истории (на материале тюркоязычных кочевников)// СЭ. 1975. №6. С. 56-68.

9. Абрамзон С.М. О некоторых терминах родства в тюркских языках // Тигсок^юа (к 70-летию академика А.Н. Кононова). Л., 1976.

10. Агаджанов С.Г. Огузские племена Средней Азии IX—XIII вв. (историко-этнографический очерк) // Страны и народы Востока. Вып. X (Средняя и Центральная Азия). М., 1971.

11. Агаджанов С.Г. Государство Сельджукидов и Средняя Азия в XI-XII вв. М., 1991.

12. Аджиев A.M. Тюрко-монгольская общность в кумыкском фольклоре и некоторые закономерности ее проявления // СТ. 1987. № 3. С. 106-109.

13. Ю.Алексеев H.A. Шаманизм тюркоязычных народов Сибири. Новосибирск, 1984.

14. П.Алексеев В.П. О некоторых аспектах изучения производительных сил в империи Чингисхана // Всемирная история и Восток (сборник статей). М., 1988.

15. Анохин A.B. Душа и ее свойства по представлению телеутов // Сборник музея антропологии и этнографии АН СССР. Т. VIII. JL, 1929.

16. Аранчын Ю.Л. К истории открытия и изучения памятников орхоно-енисейской древнетюркской рунической письменности // УЗ ТувНИИЯЛИ. Серия историческая. Вып. XVIII. Кызыл, 1995. С. 68-82.

17. Артамонов М.И. История хазар. М., 1962.

18. Ахинжанов С.М. К этимологии термина "Андар аз Кыфчак" // Историко-культурные связи народов Южной Сибири. Абакан, 1989.

19. Ахинжанов С.М. Кыпчаки в истории средневекового Казахстана. Алматы, 1995.

20. Ахметьянов Г.Г. Древние тюрко-монгольские военно-феодальные термины в татарской свадебной терминологии // СТ. 1977. № 4. С. 35-44.

21. Базен Л. Человек и понятие истории у тюрков Центральной Азии в VII в. // Зарубежная тюркология. Вып. 1. Древние тюркские языки и литературы. М., 1986.

22. Байчоров С.Я. Древнетюркские рунические памятники Европы. Ставрополь, 1989.

23. Балушок В.Г. Исцеление Ильи Муромца: древнерусский ритуал в былине // СЭ. 1991. №5. С. 21-32.

24. Бартольд В.В. Собрание сочинений. М., 1963 1968. Т. I, V, VIII.

25. Басилов В.Н. Следы культа умирающего и воскресающего божества в христианской и мусульманской агиологии // Фольклор и историческая этнография. М., 1983.

26. Баскаков H.A. Введение в изучение тюркских языков. М., 1962.

27. Баскаков H.A. Душа в древних верованиях тюрков Алтая (термины, их значение и этимология) // СЭ. 1973. № 5. С. 12-34.

28. Баскаков H.A. Имена собственные гуннов, хазар // СТ. 1985. № 4. С. 36-40.

29. Батманов А.Н. Язык енисейских памятников древнетюркской письменности. Фрунзе, 1959.

30. Батманов И.Н., Арагачи З.Б., Бабушкин Г.Ф. Современная и древняя енисеика. Фрунзе, 1962.

31. Бекмуратова А.Т. Терминология родства у каракалпаков // Семья и семейные обряды у народов Средней Азии и Казахстана. М., 1978.

32. Березин И.Н. Очерк внутреннего устройства улуса Джучиева // Труды Восточного отделения Русского археологического общества. Т. VIII. 1864.

33. Бернштам А.Н. Родовая структура Тугю VIII в. // ИГАИМК. № 100.

34. Бернштам А.Н. Разложение родового строя у кочевников Средней Азии // СЭ. 1934. № 6. С. 53-67.

35. Бернштам А.Н. Происхождение турок // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1935. № 5-6. С. 44-58.

36. Бернштам А.Н. К вопросу о возникновении классов и государства у тюрок VI-VIII вв. н.э. // Сборник статей к 50-летию книги Энгельса ""Происхождение семьи, частной собственности и государства. М.; JL, 1936.

37. Бернштам А.Н. К семантике термина oyul 'сын' // Язык и мышление. Вып. IX. 1940.

38. Бернштам А.Н. Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VI-VIII веков. М.; Л, 1946.

39. Бертагаев Т.А. Об этимологии хан~хаган, хатун и об их отношении к хат // Тюркологические исследования. М., 1976.

40. Бикбулатов Н.В. Система родства башкир. М., 1964.

41. Бикбулатов Н.В. Терминология и система родства башкир (общая характеристика) // Археология и этнография Башкирии. Ч. 2. Уфа, 1964.

42. Бикбулатов Н.В. Башкирская терминология и система родства как этногенетический источник // Археология и этнография Башкирии. Ч. 4. Уфа, 1971.

43. Бикбулатов Н.В. Башкирская система родства. М., 1981.

44. Бичурин Н.Я. Описание Чжунгарии и Восточного Туркестана в древнем и нынешнем состоянии. СПб, 1929.

45. Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М.; Л., 1950-1953. Т. I-III.

46. Благова Г.Ф. К характеристике типов раннетюркских антропонимов // ВЯ. 1998. №4. С. 67-73.

47. Боргояков М.И. Этнические и географические названия в енисейских памятниках древнетюркской письменности // УЗ ХакНИИЯЛИ. Серия филологическая. № 1. Вып. XIV. Абакан, 1970.

48. Боргояков М.И. Гуннско-тюркский сюжет о прародителе — олене (быке) // СА. 1976. №3. С. 34-42.

49. Боровкова Л.А. Запад Центральной Азии во II в. до н.э. — VII в. н.э. (историко-географический обзор по древнекитайским источникам). М., 1989.

50. Бродель Ф. Что такое Франция? Кн. 1. Пространство и история. М., 1994.

51. Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии (очерки теории и истории). М., 1981.

52. Будагов Л. Сравнительный словарь турецко-татарских наречий. Т. I. СПб., 1869.

53. Бутанаев В.Я. Об этногенетических связях хакасов с енисейскими кыргызами (по материалам хакасского исторического фольклора) // Этногенез и этническая история тюркоязычных народов Сибири и сопредельных территорий. Омск, 1979. С. 150-153.

54. Бутанаев В.Я. Культ богини Умай у хакасов // Этнография народов Сибири. Новосибирск, 1984.

55. Бутанаев В.Я. Воспитание маленьких детей у хакасов // Традиционное воспитание детей у народов Сибири. JL, 1988.

56. Бутанаев В.Я. Этническая история хакасов ХУП-Х1Х вв. / Материалы к серии "Народы Советского Союза". Вып. 3 ("Хакасы"). М., 1990.

57. Бутанаев В.Я. Вопрос о самоназвании хакасов // ЭО. 1992. № 2. С. 63-68.

58. Бутанаев В.Я. Личные имена хакасов. Абакан, 1993.

59. Бутанаев В.Я Этническая культура хакасов. Абакан, 1998.

60. Бутанаев В.Я. Хакасско-русский историко-этнографический словарь. Абакан, 1999.

61. Бутинов H.A. Община, семья, род // СЭ. 1968. №2. С. 35-40.

62. Бутинов H.A. Половозрастная организация // СЭ. 1982. № 1. С. 63-67.61 .Вайнштейн С.И. Личные имена, термины родства и прозвища у тувинцев // Ономастика. М., 1969.

63. Вайнштейн С.И. Мир кочевников центра Азии. М., 1991.

64. Валиханов Ч.Ч. Записки о киргизах // Собрание сочинений. Т. 2. Алма-Ата, 1985.

65. Васильева Т.П. Туркмены-нохурли // Среднеазиатский этнографический сборник. / ТИЭ. Т. XXI. М, 1954.

66. Византийские историки / перевод с греческого С. Дестуниса. СПб., 1861.

67. Владимирцов Б.Я. Турецкие элементы в монгольском языке. СПб., 1911.

68. Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм. Л., 1934.

69. Воробьев М.В. Чжурчжэни и государство Цзинь. М., 1975.

70. Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье: Этнос, языки, религии. М., 1992.

71. Гаджиева С.Ш. Очерки истории семьи и брака у ногайцев (XIX — начало XX в.). Москва, 1979.

72. Гак В.Г., Донадзе Н.З. Названия зятя по материалам Лингвистического атласа Европы // ВЯ. 1998. № 4. С. 87-93.

73. Гарданов В.К. О "кормильце" и "кормиличице" краткой редакции Русской Правды // КСИЭ. Вып. ХХХУ. 1960.

74. Грач А.Д. Принципы и методика историко-археологической реконструкции форм социального строя (по курганным материалам скифского времени Казахстана, Сибири и Центральной Азии) // Социальная история народов Азии. М., 1975.

75. Грач А.Д. Древние кочевники в центре Азии. М., 1980.

76. Грачева Г.Н. Отражение хозяйственного и общественного укладов в погребениях народностей севера западной Сибири // Социальная история народов Азии. М., 1975.

77. Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. Т. 2. Л., 1926.

78. Гиренко Н.М. Система терминов родства и система социальных категорий // СЭ. 1974. № 6. С. 41-50.

79. Гродеков В.Н. Киргизы и каракиргизы Сыр-Дарьинской области. T. I. СПб., 1882.

80. Гукасян В.Л, Асланов В.И. Исследования по истории азербайджанского языка дописьменного периода. Баку, 1986.

81. Гумилев Л.Н. Удельно-лествичная система у тюрок в VI-VIII в. (к вопросу о ранних формах государственности) // СЭ. 1959. № 3. С.11-15.

82. Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М., 1967.

83. Джумагулов Ч., Кляшторный С.Г. Одиннадцатая руническая надпись на камне-валуне из долины реки Талас // СТ. 1982. № 3. С. 45-56.

84. Длужневская Г.В. Погребально-поминальная обрядность енисейских кыргызов в свете этнографических данных // УЗ ТувНИИЯЛИ. Серия историческая. Вып. XVIII. Кызыл, 1995.

85. Добжанский В.Н. Наборные пояса кочевников Азии. Новосибирск, 1990.

86. Древние тюркские диалекты и их отражение в современных языках. Фрунзе, 1971.

87. Древнетюркский словарь. Л., 1969.

88. Дульзон А.П. Термины родства и свойства в языках Нарымского края и Причулымья // УЗ Томского государственного педагогического института. Т. XI. Томск, 1954.

89. Дыренкова Н.П. Род, классификационная система родства и брачные нормы у алтайцев и телеут // Материалы по свадьбе и семейно-родовому строю народов СССР. Л., 1926.

90. Дыренкова Н.П. Брак, термины родства и психические запреты у кыргызов // Сборник этнографических материалов. № 2. Л., 1927.

91. Дьяконов М.М. Очерк истории древнего Ирана. М., 1961.

92. Зотов О.В. Китай как "универсальная" монархия и псевдоданничество "варваров" //Восток. 1994. № 2. С. 35-45.

93. Зуев Ю.А. Древнетюркские генеалогические предания как источник по ранней истории тюрков. Автореферат кандидатской диссертации. Алма-Ата, 1967.

94. Емельянов Н.В. Сюжеты олонхо о родоначальниках племени. М., 1990.

95. Еремеев Д.Е. "Тюрк" — этноним иранского происхождения? // СЭ. 1990. № 1.С. 66-72.

96. История первобытного общества: Эпоха первобытной родовой общины. М., 1986.

97. История Сибири. T. I. Л., 1968.

98. История Хакасии с древнейших времен до 1917 г. М., 1993.

99. Калиновская К.П., Марков Г.Е. Возрастные отношения в системе традиционно-патриархального сознания в Азии и Африке // Вестник МГУ. Серия 8. История. 1995. № 4. С. 34-45.

100. Катанов Н.Ф. Замечания о богатырских поэмах минусинских тюрков. СПб., 1885.

101. Катанов Н.Ф. О погребальных обычаях тюркских племен с древнейших времен до наших дней // Известия ОАИЭ. T. XII. Вып. 2. Казань, 1894.

102. Катанов Н.Ф. Хакасский фольклор (из книги "Образцы народной литературы тюркских племен" T. IX. СПб., 1907). Абакан, 1963.

103. Киселев C.B. Разложение рода и феодализм на Енисее // ИГАИМК. Вып. 65. 1933.

104. Киселев C.B. Общество и государство енисейских кыргызов в VI-X веках // Известия АН СССР. Т. 3. Серия историко-филологическая. Вып. 1. 1946.

105. Киселев C.B. Древнехакасский "эль" // Записки ХакНИИЯЛИ. Вып. 1. Абакан, 1948.

106. Киселев C.B. Древняя история Южной Сибири (Материалы и исследования по археологии СССР. № 9). М.; Л., 1949.

107. Кисляков H.A. Очерки по истории семьи и брака у народов Средней Азии и Казахстана Л., 1969.

108. Кисляков H.A. Наследование и раздел имущества у народов Средней Азии и Казахстана. Л., 1977. С. 30.

109. Клюева Н.И., Михайлова Е.А. Накосные украшения у сибирских народов // Материальная и духовная культура народов Сибири / Сборник Музея антропологии и этнографии. T. XLII. М., 1988.

110. Кляшторный С.Г. Согдийцы в Семиречье // СЭ. 1959. № 1. С. 10-16.

111. Кляшторный С.Г., Лившиц В.А. Согдийская надпись из Бугута // Страны и народы Востока. Вып. X. М., 1971. С. 121-146.

112. Кляшторный С.Г. Темирсугская руническая надпись // Краткие сообщения VII годичной научной сессии Ленинградского отделения Института востоковедения АН СССР. Л., 1971.

113. Кляшторный С.Г. Стелы Золотого озера: К датировке енисейских рунических памятников // Turcologica: К 70-летию академика А.Н. Кононова. Л., 1976. С. 253-267.

114. Кляшторный С.Г. Руническая эпиграфика Южной Сибири (наскальные надписи Тепсея и Турана) // СТ. 1976. № 1. С. 68-74.

115. Кляшторный С.Г. Терхинская надпись (предварительная публикация) // СТ. 1980. №3. С. 82-95.

116. Кляшторный С.Г. Каган, беги и народ в памятниках тюркской рунической письменности // Востоковедение. 9 / УЗ ЛГУ. № 412. Серия востоковедческих наук. Вып. 25. Л., 1984. С. 34-45.

117. Кляшторный С.Г. Древнетюркская цивилизация: диахронические связи и синхронические аспекты // СТ. 1987. № 3. С. 58-62.

118. Кляшторный С.Г. О статье И.Л. Кызласова "О самоназвании хакасов" // ЭО. 1992. № 2. С. 59-60.

119. Кляшторный С.Г. Древнетюркские племенные союзы и государства Великой Степи // Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г. Степные империи Евразии. М., 1994.

120. Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240. Т. 1. М., 1941.

121. Козинцев А.Г. Демография тагарских могильников // СЭ. 1971. № 6. С. 97-104.

122. Козьмин H.H. Хакасы. Иркутск, 1925.

123. Козьмин H.H. Классовое лицо "атысы" Йоллыг Тегина, автора орхонских памятников // Сборник С.Ф. Ольденбургу. Л., 1934.

124. Кон И.С. К проблеме возрастного символизма // СЭ. 1981. № 6. С. 63-68.

125. Кононов А.Н. К этимологии слова огул 'сын' // Филология и история монгольских народов. Памяти акад. Б.Я. Владимирцова. М., 1958. С. 175176.

126. Кононов А.Н. Родословная туркмен. Сочинение Абу-л Гази хана хивинского. М.; Л., 1958.

127. Кононов А.Н. Показатели собирательности-множественности в тюркских языках. Д., 1969.

128. Кононов А.Н. Грамматика языка тюркских рунических памятников VII — IX вв. Л., 1980.

129. Коптев A.B. Механизм передачи царской власти в архаическом Риме // ВДИ.1998. № 3. С. 23-34.

130. Короглы X. Огузский героический эпос. М., 1976.

131. Кормушин И.В. Лексико-семантическое развитие корня *qa в алтайских языках // Тюркская лексикология и лексикография. М., 1971.

132. Кормушин И.В. Тюркские енисейские эпитафии. Тексты и исследования. М., 1997.

133. Коротаев A.B., Оболонков A.A. Род как форма социальной организации в работах дореволюционных русских и советских исследователей // Узловые проблемы истории докапиталистических обществ Востока: вопросы историографии. М., 1990.

134. Косвен М.О. Этнография и история Кавказа. Исследования и материалы. М, 1961.

135. Косарев М.Ф. К вопросу о методике археолого-энографических сопоставлений // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. Томск, 1981.

136. Кравцова М.Е. От Магии — к Этике // Восток. 1991. № 3. С. 90-99.

137. Крадин H.H. Кочевые общества в контексте социальной эволюции // ЭО. 1994. № 1.С. 112-123.

138. Крюков М.В. Система родства китайцев (Эволюция и закономерности). М, 1972.

139. Крюков М.В., Малявин В.В., Софронов М.В. Китайский этнос на пороге средних веков. М., 1978.

140. Куббель JI.E. Очерки потестарно-политической этнографии. М., 1988.

141. Кулаковский А.Е. Научные труды. Якутск, 1979.

142. Курылев В.П. Рецензия на: Древнетюркский словарь. JL, 1969 // СЭ. 1971. №4. С. 123-124.

143. Кызласов А.С. Термины родства и свойства в хакасском языке. Абакан, 1996.

144. Кызласов А.С. Термины кровного родства паба, аба, ада, отец, в диалектах хакасского языка // Хакасская диалектология. Абакан, 1992.

145. Кызласов JI.P. К вопросу об этногенезе хакасов // УЗ ХНИИЯЛИ. Вып. VII. Абакан, 1959.

146. Кызласов Л.Р. Новая датировка памятников енисейской письменности // СА. 1960. № 3. С. 54-67.

147. Кызласов Л.Р. Новый памятник енисейской письменности // СЭ. 1965. № 2. С. 67-78.

148. Кызласов Л.Р. О датировке памятников енисейской письменности // СА. 1965. № 3. С. 78-89.

149. Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века. М., 1969.

150. Кызласов Л.Р. О древнехакасских личных тамгах // Проблемы истории Хакасии. Абакан, 1979. С. 130-136.

151. Кызласов Л.Р. История Южной Сибири в средние века. М., 1984.

152. Кызласов Л.Р. Рецензия на: Фахрутдинов Р.Г. Очерки по истории Волжской Булгарии. М., 1984 // СА. 1986. № 3. С. 283-285.

153. Кызласов Л.Р. О шаманизме древнейших тюрков // СА 1990. № 3. С. 6778.

154. Кызласов Л.Р. Львы, тигры и гепарды в средневековой Сибири (о зрелой государственности и праздничной жизни на Енисее) // Вестник МГУ. Серия 8. История. № 4. С. 43-54.

155. Кызласов И.Л. О самоназвании хакасов // ЭО. 1992. № 2. С. 52-58.

156. Кызласов И.Л. Об этнонимах хакас и татар и слова хоорай (ответ оппонентам) // ЭО. 1992. № 2. С. 69-76.

157. Кызласов И.Л. Эпитафия из Саргал-Аксы (Тува) // РА. 1993. № 3. С. 5465.

158. Кызласов И.Л. Рунические письменности евразийских степей. М., 1994.

159. Кызласов И.Л. Материалы к ранней истории тюрков. I. Древнейшие свидетельства об армии // РА. 1996. С. 78-89.

160. Кычанов Е.И. Очерк истории тангутского государства. М., 1968.

161. Кычанов Е.И. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров. М., 1997.

162. Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. М., 1961.

163. Ларичев В.Е. Краткий очерк истории чжурчжэней до образования Золотой империи // История Золотой империи. Новосибирск, 1998.

164. Лашук Л.П. Опыт типологии этнических общностей средневековых тюрок и монголов // СЭ. 1968. № 1. С. 95-106.

165. Левин Ю.И. Об описании системы терминов родства // СЭ. 1970. № 4. С. 18-25.

166. Львова Э.Л., Октябрьская И.В., Сагалаев A.M., Усманова Н.С. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири: Пространство и время. Вещный мир. Новосибирск, 1988.

167. Львова Э.Л., Октябрьская И.В., Сагалаев A.M., Усманова Н.С. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири: Человек. Общество. Новосибирск, 1989.

168. Майнагашев С.Д. Загробная жизнь по представлениям турецких племен Минусинского края // Живая старина. 1915. T. XXIV. Вып. 3. Петроград, 1916.

169. Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. Тексты и исследования. М.; Л., 1951.

170. Малов С.Е. Енисейская письменность тюрков. Тексты и переводы. М.; Л., 1952.

171. Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии И Киргизии. М.; JL, 1959.

172. Малявкин А.Г. Тактика Танского государства в борьбе за гегемонию в восточной части Центральной Азии // Дальний Восток и соседние территории в средние века. Новосибирск, 1980.

173. Малявкин А.Г. Танские хроники о государствах Центральной Азии: Тексты и исследования. Новосибирск, 1989.

174. Манас. Киргизский героический эпос. М., 1984. Кн. I.

175. Мартынов В.И., Алексеев В.П. История и палеоантропология скифо-сибирского мира. Учебное пособие. Кемерово, 1986.

176. Масанов Н.Э. Элементы структуры социальной организации кочевников Евразии // Этнические культуры Сибири. Проблемы эволюции и контактов (Сборник научных трудов). Новосибирск, 1986.

177. Материалы по истории туркмен и Туркмении. Т. I. 1939 / Труды Института Востоковедения. Вып. XXIX.

178. Мелиоранский П.М. Памятник в честь Кюль Тегина. СПб., 1899.

179. Менгес К.Г. Восточные элементы в "Слове о полку Игореве". Л., 1979.

180. Михайловский В.Ш. Шаманство (сравнительно-этнографические очерки) //Известия ОЛЕАЭ. М., 1982.

181. Молдобаев И.Б. "Манас" — историко-культурный памятник кыргызов. Бишкек, 1995.

182. Народы мира: историко-этнографический справочник. М., 1988.

183. Новгородова Э.А. Древняя Монголия. М., 1989.

184. Ольдерогге Д.А. Основные черты развития систем родства // СЭ. 1960. № 6. С. 4-12.

185. Ольховский B.C. Погребальная обрядность и социологические реконструкции // РА. 1995. №2. С. 24-34.

186. Орузбаева Б.О. Лексические элементы в киргизском и южно-сибирских тюркских языках в свете их историко-культурных общностей // СТ. 1987. № З.С. 35-45.

187. Пальмбах A.A. О чем говорят древние памятники Орхона и Енисея // Под знаменем Ленина-Сталина. Кызыл, 1944.

188. Пиков Г.Г. Семейно-брачное право у киданей // Центральная Азия и соседние территории в средние века. / История и культура востока Азии. Новосибирск, 1990.

189. Памятники древнетюркской письменности Тувы. Вып. 1. Кызыл, 1963.

190. Памятники кыргызской культуры в Северной и Центральной Азии. Сборник научных трудов. Новосибирск, 1990.

191. Першиц А.И. Кочевники в мировой истории // Восток. 1998. № 2.

192. Покровская Л.А. Термины родства в тюркских языках // Историческое развитие лексики тюркских языков. М., 1961.

193. Покровская Л.А. Гагаузские термины родства // Алгебра родства. Вып. 1. СПб., 1995.

194. Попов А. О караногайцах, кочующих в Кизлярской степи. СПб., 1842.

195. Попов В.А. К исторической типологии систем терминов родства: типы кроу и омаха // СЭ. 1977. № 2. С. 45-56.

196. Попов В.А. Половозрастная стратификация и возрастные классы древнеаканского общества (к постановке проблемы) // СЭ. 1981. № 6. С. 8997.

197. Потанин Г.Н. Поминки по Чингис-хану. СПб., 1912.

198. Потапов Л.П. Очерк этногенеза южных алтайцев // СЭ. 1952. №3. С. 2435.

199. Потапов Л.П. Очерки по истории алтайцев. М.; Л., 1953.

200. Потапов Л.П. Умай — божество древних тюрков в свете этнографических данных И ТСб 1972 г. М., 1973. С. 263-286.

201. Потапов Л.П. Алтайский шаманизм. Л., 1991. 321 с.

202. Прицак О.И. Тюрко-славянское двуязычное граффити XI столетия из собора св. Софии в Киеве // ВЯ. 1988. №2. С. 3-15.

203. Потехин И.И. Военная демократия матабеле // Родовое общество (этнографические материалы и исследования) / ТИЭ. Т. XIV. 1951.

204. Пуллиблэнк Э.Дж. Язык сюнну // Зарубежная тюркология. Вып. 1. Древние тюркские языки и литературы. М., 1986.

205. Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу / Перевод и комментарий под редакцией академика И.Ю. Крачковского // На стыке континентов и цивилизаций. (из опыта образования и распада империй X-XVI вв.). М., 1996.

206. Раджабов A.A. О переводе слова äl в древнетюркских рунических памятниках // УЗ Азербайджанского государственного педагогического института. XI серия. 1967. № 3.

207. Радлов В.В. Этнографический обзор турецких племен Сибири и Монголии. Иркутск, 1929.

208. Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т. I-II. М.; Л., 1952-1960.

209. Ринчен Б. Культ исторический персонажей в монгольском шаманстве // Сибирь, Центральная и Восточная Азии в средние века. Новосибирск, 1975.

210. Родословное древо тюрков. Сочинение Абуль-Гази, Хивинского хана. / Перевод и предисловие Г.С. Саблукова. Казань, 1906.

211. Савинов Д.И. Об этническом аспекте образования раннеклассовых государств Центральной Азии и Южной Сибири в эпоху раннего средневековья // Этногенез и этническая история тюркоязычных народов Сибири и сопредельных территорий. Омск, 1979. С. 41-45.

212. Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. Л., 1984.

213. Сагалаев A.M., Октябрьская И.В. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири: Знак и ритуал. Новосибирск, 1990.

214. Стеблева И.В. Культурные контакты тюркских народов в древности и раннем средневековье // СТ. 1987. № 3. С. 87-92.

215. Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков (Общетюркские и межтюркские основы на гласные). М., 1974.

216. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.

217. Серткая О.Ф. Заметки по поводу чтения надписи в честь Тоньюкука (восточная сторона фрагмента памятника) // СТ. 1987. № 3. С. 16-19.

218. Симоненко И.Ф. Состояние изучения истории большой семьи украинцев //КСИЭ. Вып. XXVIII. 1957.

219. Системы личных имен у народов мира. М., 1986.

220. Скрынникова Т.Д. Сакральность правителя в представлениях монголов XIII в. // НАА. 1989. № 1. С.56-67.

221. Смирнова О.И. К хронологии среднеазиатских династов VII-VIII вв. // Страны и народы Востока. Выпуск VIII. География, этнография, история. М., 1969.

222. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика. М., 1997.

223. Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981.

224. Сунчугашев Я.И. Хакасские героические сказания как исторический источник // Вопросы этнографии Хакасии. Абакан, 1981.

225. Супруненко Г.П. Из древнекыргызской ономастики // СТ. 1970. № 3. С. 45-53.

226. Супруненко Г.П. Некоторые источники по древней истории кыргызов // История и культура Китая. М., 1974.

227. Суразаков A.C. К проблеме социологических реконструкций в археологии // Сибирь в панораме тысячелетий (материалы международного симпозиума). Новосибирск, 1998.

228. Сухарева O.A., Бикжанова М.А. Прошлое и настоящее селения Айкыран. Ташкент, 1955.

229. Сыздыкова Р.Г. Язык "Жами' ат-тауарих" Жалаири. Алма-Ата, 1989.

230. Тадина H.A. Формы заключения брака и ритуальное поведение у южных алтайцев (вторая половина XIX-начало XX в.) // ЭО. 1992. № 4. С. 56-63.

231. Татаринцев Б.И. Два тувинских этнонима (адай, чаг-тыва) // УЗ ТувНИИЯЛИ. Серия историческая. Вып. XVIII. Кызыл, 1995. С. 102-116.

232. Токарев С.А. О системах родства австралийцев (К вопросу о происхождении семьи) // Этнография. 1929. № 1.

233. Токарев С.А. Докапиталистические пережитки в Ойротии. Л., 1936.

234. Токарев С.А. Пережитки родовых отношений у хакасов в XIX в. // Сибирский этнографический сборник. Вып. I. / ТИЭ. Т. XVIII. 1952.

235. Толстов С.П. К истории древнетюркской социальной терминологии // ВДИ. 1938. № 1-2. С. 24-33.

236. Толстов С.П. Древний Хорезм. М., 1948.

237. Тортика A.A., Михеев В.К., Кортиев Р.И. Некоторые эколого-демографические аспекты истории кочевых обществ // ЭО. 1994. № 1. С. 5667.

238. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. I. СПб., 1884.

239. Тихонов Д.И. Термины эль и будун в древних уйгурских документах // Исследования по истории культуры народов Востока. М.; Л., 1960.

240. Трепавлов В.В. Россия и кочевые степи: проблема восточных заимствований в российской государственности // Восток. 1994. № 2. С. 4556.

241. Трояков П.А. Мотив закапывания ханского сына в хакасских сказках // УЗ ХакНИИЯЛИ. Вып. XIV. Серия филологическая. № 1. Абакан, 1970.

242. Туденов Т.О. Роль орхоно-енисейских надписей в истории развития художественного сознания народов Центральной Азии и Южной Сибири // Исследования по исторической этнографии монгольских народов. Улан-Удэ, 1986.

243. Угдыжеков С.А. Хакасский обряд посвящения коня и мировое древо // Проблемы сохранения природы и историко-культурного наследия Хакасии. Вып.1. Абакан, 1994.

244. Угдыжеков С.А. К оценке политической ситуации в Южной Сибири начала XIII в. // Известия лаборатории археологии Горно-Алтайского государственного университета. Вып. 1. Горно-Алтайск, 1995.

245. Унгвицкая М.А. Хакасские героические сказания — "семейные хроники" и памятники енисейской письменности // СТ. 1972. № 5. С. 45-56.

246. Унгвицкая М.А., Майногашева В.Е. Хакасское народное поэтическое творчество. Абакан, 1972.

247. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973.

248. Хакасско-руский словарь. Сост. H.A. Баскаков, А.И. Инкижекова-Грекул / Под редакцией H.A. Баскакова. М., 1953.

249. Хлобыстина М.Д. К социальной интерпретации археологической культуры (по материалам погребальных комплексов) // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. Томск, 1981.

250. Худяков Ю.С. Структура военной организации у кыргызов в IX— X вв. // Из истории Сибири. Вып. XXI. Томск, 1976.

251. Худяков Ю.С. Появление тюрок в Минусинской котловине // Этногенез и этническая история тюркоязычных народов Сибири и сопредельных территорий. Омск, 1979. С. 45-47.

252. Худяков Ю.С. Вооружение енисейских кыргызов VI-XII вв. Новосибирск, 1980.

253. Худяков Ю.С. Опыт этнической интерпретации средневековых погребений Минусинской котловины // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. Томск, 1981.

254. Худяков Ю.С. К вопросу о хозяйственно-культурном типе енисейских кыргызов в эпоху средневековья // Этнография народов Сибири. Новосибирск, 1984.

255. Худяков Ю.С. Кыргызы на просторах Азии. Бишкек, 1995.

256. Цэрэнханд Г. Некоторые обычаи избегания у монголов // СЭ. 1991. № 5. С. 110-114.

257. Шабашов A.B. Опыт сравнительного изучения болгарской и гагаузской систем родства (по материалам Южной Украины) // ЭО. 1995. № 3. 45-56.

258. Шатинова Н.И. Семья у алтайцев. Горно-Алтайск, 1981.

259. Шатинова Н.И. Заклинания алтайцев как историко-этнографический источник // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. Томск, 1981.

260. Шаханова Н.Ж. К вопросу о понятии "кут" в традиционном мировоззрении казахов // Традиционное мировоззрение и культура народов Сибири и сопредельных территорий (Тезисы и материалы докладов и сообщений Всесоюзной научной конференции). Улан-Удэ. 1990.

261. Швецов С.П. Горный Алтай и его население. Т. I. Барнаул, 1900.

262. Шервашидзе И.Н. Фрагмент древнетюркской лексики. Титулатура. // В Я. 1990. №3. С. 81-91.

263. Шибаева Ю.А. Система родства у хакасов // УЗ Таджикского государственного университета. Т. II. Серия гуманитарных наук. Сталинабад, 1954.

264. Шишло Б.П. Среднеазиатский тул и его сибирские параллели // Домусульманские верования и обряды в Средней Азии. М., 1975.

265. Штернберг Л.Я. Семья и род у народов Северо-Восточной Азии. Л., 1933.

266. Щербак A.M. Енисейские рунические надписи. К истории открытия и изучения // ТСб 1970 г. Москва, 1970.

267. Юнусов A.C. Военное дело тюрок в VII—X вв. (по арабским источникам) // Военное дело древнего и средневекового населения Северной и Центральной Азии. Новосибирск, 1990.

268. Юдахин К.К. Киргизско-русский словарь. М., 1995.

269. Яблонский Л.Т. К палеодемографии населения средневекового города Сарая Бату (сетренное городище) // СЭ. 1980. № 2. С. 56-67.

270. Яхонтов С.Е. Древнейшие упоминания названия "киргиз" // СЭ. 1970. № 2. С. 110-118.

271. Яхонтов С.Е. Статистическое определение возраста некоторых тюркских языков // Этногенез и этническая история тюркоязычных народов Сибири и сопредельных территорий. Омск, 1979. С. 220-223.

272. Яхонтов С.Е. Слово хакас в исторической литературе // ЭО. 1992. № 2. С. 61-62.

273. Clauson G. Some notes on the Inscription of Tonjukuk // Stadia Turcica. Budapest. 1971.

274. Doerfer G. Türkische und Mongolische Elemente im Neupersischen. Bd II. Wiesbaden, 1965.

275. Ecsedy H. Old Turkic titles // Acta Orientalia Hungarica. T. XVIII. 1965.

276. Hamilton J.R. Les Ouïghours a l'époque des Cing dinasties d'après les documents chinois. Paris. 1955.

277. Morgan L.H. Sistems of Consanguiniti and Affinity of the Human famili. Washington, 1871.

278. Marquait J. Ëransahr nach der Geographie des Ps. Moses Xorenac'i. Berlin, 1901.

279. Murdok G.P. Social structure. New York. 1949.

280. Pelliot P. Les Mongols et la papanté. Paris, 1930.

281. Pelliot P. Neuf notes sur questions d'Asie Centrale // T'oung Pao. 1929. Vol. 26.

282. Rivers W.R.H. Social Organisation. London, 1924.

283. Radkliff-Braun A.R., Ford D. (eds.) African systems of kinship and marriage. London, 1950.

284. Lowie R. Relationship Terms // Encyclopaedia Britannica. 12-th edition. 1922.