автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.05
диссертация на тему: Социально-философские аспекты поэзии Роберта Фроста

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Прияткин, Дмитрий Александрович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ: ЛИЧНОСТЬ, ПРИРОДА И ФИЛОСОФИЯ

ПРИРОДЫ В ТВОРЧЕСТВЕ ФРОСТА Воля мальчика ".

Поэтическая теория и философия природы.

Пейзажная символика .

ГЛАВА ВТОРАЯ: НОВАЯ АНГЛИЯ И СОЕДИНЕННЫЕ

ШТАТЫ В ТВОРЧЕСТВЕ ФРОСТА .

К северу от Бостона ".

Просвет в горах" и "Нью-Гемпшир" - III

Дальний хребет".

Позднее творчество .- М

Введение диссертации1984 год, автореферат по филологии, Прияткин, Дмитрий Александрович

Выдающийся американский поэт Роберт Фрост родился 26 марта 1874 года в Сан-Франциско в семье функционера демократической партии Уильяма Фроста, выходца из Новой Англии. После смерти отца, в 1884 году, Фросты возвращаются в Новую Англию, где в 1892 году Роберт Фрост заканчивает школу. За последующие восемь лет он сменил множество занятий, пока в 1900 году не обосновался на ферме близ городка Дерри в Нью-Гемпшире, частично зарабатывая на жизнь фермерским трудом и журналистикой, частично проживая оставленное дедом небольшое наследство. С 1905 года Фрост работал учителем в школе городка Пинкертон, с I9II - преподавал в Нормальной Школе Плимута.х) С 1912 по 1915 год поэт жил в Англии, где и выпустил в свет две первых книги "Воля мальчика"(1912) и "К северу от Бостона" (1914). На родину он вернулся уже известным поэтом и в последующие годы сочетал жизнь на различных фермах Новой Англии с необременительными обязанностями "университетского поэта" различных учебных заведений страны. До последних днейхх) Фрост не прекращал активной поэтической и лекционной деятельности, а в последнее десятилетие жизни принял на себя своеобразную миссию "культурного посла" США в ряде стран. Помимо упомянутых выше, поэт выпустил в свет семь сборников: "Просвет в горах" (1915), "Нью-Гемпшир11 (1923), "Ручей, бегущий к западу" (1928), "Дальний хребет" (1936), х) - ведущее учебное заведение штата Нью-Гемпшир, хх) - Фрост умер 29 января 1963 года.

Дерево-свидетель"(1942), "Жизнестойкий кустарник"(1947) и "На поляне"(1962), две поэтических драмы: "Маска причины" (1945) и "Маска милосердия"(1947) и одну драму в прозе "Выход" (1917 - журнальный вариант,1929 - отдельное издание)/1/. Избранные статьи и лекции Фроста вышли отдельной книгой в 1966 году /2/. Таков корпус творчества Фроста, литературная деятельность которого продолжалась около 70 лет.

Судьба этого поэта уникальна: первые два десятилетия поэтической деятельности он провел в полной безвестности, публикуя в среднем одно стихотворение в год на страницах местных периодических изданий. Затем, приближаясь уже к сорока годам, выпустил одну за другой две книги,и чуть ли не сразу же стал "великим американским поэтом"/3/. В 30-е годы о нём.писали в стихах: в таких умах, как Ваш, Царит веков классическая мудрость.А/ и в прозе: Бок о бок с Фростом его великие друзья: времена года, мороз и снег, ночь и день и другие тоже. Нет, не величественные аристократические друзья из книжек, проповедующих совершенство, а великие простолюдины, обучающие человека, как прожить жизнь: радость, сострадание, страх, печаль"./5/.

Фросту четыре раза присуждалась Пулитцеровская премия за поэзию, множество других премий и медалей, он был обладателем сорока четырех почетных ученых степеней различных учебных заведений, а когда престарелый поэт выступил на инаугурах) - вторую из них "К северу от Бостона" многие и по сей день небезосновательно считают вершиной творчества поэта. ции Кеннеди и, выражаясь по-американски, "украл шоу" у будущего президента, один из обозревателей не без иронии заметил: "Критика неуместна, когда речь идет о таких национальных символах, как американский Флаг или Роберт Фрост"/б/. Ситуация в истории американской литературы уникальная и едва ли объяснимая одними только высокими достоинствами поэзии Фроста.

Статус "символа нации", ее "духовного вождя" возник не сразу и признавался далеко не всеми. Примечательно, что как раз в те годы, когда Фрост собрал вокруг себя особенно много почитателей, у многих критиков возникли основания для упреков и даже для полного неприятия фростовской поэзии. Нетрудно было заметить, что размежевание критики происходило не по каким-то эстетическим соображениям, а по линии политических, точнее говоря, социально-нравственных взглядов критиков. Можно сказать, что вопрос о Фросте был вопросом гражданской совести критика. Это было в 30-е годы и это было очень закономерно.х) И в дальнейшем совокупное отношение критики к Фросту невольно оказывалось зеркалом культурно-политической обстановки в стране. Фрост - не столько как поэт, сколько как личность и как идеолог - становился явлением политической жизни Америки. Это сыещало критические акценты и препятствовало становлению аналитической критики. Серьезные литературоведы не считали возможным изучать Фроста так, как изучали,скажем,Робинсона, Элиота или Свивенса.

Ситуация резко меняется в 60-е годы, когда явно возобладала "академическая" критика и наметилась тенденция перехода х) - об этом я скажу подробнее при разборе сборника "Дальний Хребет" и критических отзывов на него. от оценок, основанных на частных наблюдениях (нередко с политическим подтекстом), к выявлению общих закономерностей поэзии Фроста. При этом в монографиях и статьях этого периода особенно заметно стремление абстрагироваться от того социального и идеологического контекста, в котором создавались и жили произведения Фроста и решить проблему общей оценки исключительно через одну поэзию, через "текст".

В общем, это тоже понятно, даже если не принимать во внимание тогдашней моды на "строгую научность" "новой критики". Ведь авторы первых масштабных исследований столкнулись с парадоксальной ситуацией, которая вырисовалась как раз на стыке 50-х - 60-х годов и которую они пытались преодолеть исключительной ориентацией на "текст". Парадокс заключался в том, что огромная популярность и авторитет Фроста соседствовали с отсутствием сколько-нибудь определенного понимания смысла и целей его творчества, убеждений и мировоззрения поэта. Любопытную иллюстрацию этому дает получивший широкий резонанс спор известного литературоведа Лайонела Триллинга с обозревателем газеты "Нью-Йорк Тайме" Дж.Доналдом Адамсом.

У профессора Триллинга хватило, по темпераментному выражению А.М.Зверева /7/, "бестактности" выступить на обеде в честь 85-летия Фростах) с речью, в которой он выразил свое понимание Фроста как поэта "мрака и ужаса", трагического певца безнадежной борьбы человека с хаотичной и бессмысленной вселенной и на этом основании воздал Фросту хвалу, как ведущему мастеру модернистской поэзии /8/. В своей резкой рецензии на эту речь Адаме выдвинул прямо противоположный образ поэта: х) - март 1959 года. певца родной природы и радостей сельского труда, преисполненного истинно американского "эмерсоновского" оптимизма/9/. Сейчас методологическая сущность этого разногласия ясна: Триллинг делал свои выводы о Фросте, исключительно опираясь на материал "текстов" и подчеркнуто, полемически отказываясь считаться с популярным "образом" Фроста. Адаме же наоборот выступил в защиту "образа", в формировании которого собственно поэзия играла последнюю роль.х^ Но при частичной своей неправоте оба противника были также и правы: их спор вскрывал одно из ведущих противоречий в самом творчестве Фроста между твор- < чеством поэтическим и жизнетворчеством. Однако, в то время литературоведы рассматривали точки зрения Триллинга и Адамса как абсолютно взаимоисключающие и требующие решительного выбора. Американское фростоведение пошло за Триллингом и в самом ограничении своих интересов "текстами" проявило стремление разрушить популярный "фростовский миф".20^

При этом фростоведение 60-х годов, поставив перед собой ряд аналитических проблем, оказалось не в состоянии их разрешить. Противоречия были особенно заметны, когда ставился вопрос о философской основе поэзии Фроста. Если в типичной критической статье предшествующего периода с восторгом писали о "богатой философии" Фроста, даже не пытаясь определить ее сущность, то первые попытки анализа дали разноречивые результаты х) - даже те произведения, которые Фрост создавал в поддержку своего стихийно складывающегося "образа" (о^Нью-Гемпшира" до "Китти-Хок") в этот образ явно не вмещаются, хх) - советское фростоведение по существу исходит именно из этого "мифа", в несколько иной интерпретации.

- Фрост оказался трансценденталистом, пуританином, экзистенциалистом, материалистом-эпикурейцем, бергсонианцем, юмистом, позитивистом и т.д. Во многом такое положение дел объясняется спецификой формалистического анализа - из стихотворения вычи-тывается "философия", которая затем проецируется на все творчество. Но для большинства предложенных суждений о философии Фроста характерно то, что из отдельных стихотворений "философия" вычитывается вполне корректно и все возражения вызывает следующий шаг - перенос ее на все творчество.

Действительно, в зависимости от отбора опорных стихотворений можно формально обосновать принадлежность Фроста почти к любому философскому направлению. Можно подобрать "тексты", демонстрирующие, например, веру в духовное единство человека и природы и тут же дать еще более внушительную выборку, где это единство начисто и безоговорочно отрицается или показывается как свойственное человеку заблуждение. Стихотворения,предполагающие наличие во вселенной доброго и разумного начала,соседствуют с теми, где явственно звучит отрицание всякого морального смысла существования мира или признание начала злого, аморального, отношение к которому варьируется от полной покорности до непримиримой борьбы. Похвала автономной личности сочетается с признанием ценности человеческой общности. Дробление фростовской мысли на противоположности происходит по всем параметрам, нередко в рамках одного стихотворения. Типичная аналитическая статья начала 60-х годов справляется с этой трудностью за счет переноса центра тяжести на одну, произвольно выбранную сторону противоречия. Два наиболее серьезных монографических исследования этого периода - книги Лайнена /10/ и Нитчи /II/, каждая по своему приходит к выводу об отсутствии у Фроста четкого мировоззрения. И если для Лайнена это служит доказательством "подлинной современности" и значительности Фроста, то Нитчи усматривает в этом ущербность и моральный индифферентизм.

Выход из тупика помогли найти критерии историзма, как правило, либо вовсе игнорируемого американскими литературоведами, либо трактуемого слишком узко, в аспекте чисто литературной преемственности. Во фростоведение 60-х историзм проник окольным путем, через научную биографию. Сам этот жанр предполагал эволюционный анализ творчества Фроста с привлечением, пусть несколько ограниченным, исторического и социального контекста. С этой задачей весьма успешно справился Лоране Томпсон /12/, Уже в первом томе своего капитального труда он указал путь к решению проблемы философской основы поэзии Фроста, отметив сильнейшее влияние на молодого Фроста прагматической философии Уильяма Джеймса. Тезис Томпсона был подхвачен уже в 70-е годы в наиболее, на наш взгляд, интересном и глубоком, хотя далеко не бесспорном, исследовании позэии Фроста - в книге Ф.Лентриччиа "Роберт Фрост. Современная поэтика и пейзажи внутреннего мира"/13/. Совершенно справедливая, но нередко забываемая мысль об исторической детерминированности философских и эстетических воззрений художника составляет ядро аргументации в этом интересном труде.

Процесс формирования прагматического мировоззрения Фроста представлен в монографии как акт выбора из трех возможных: неогегельянство, позитивизм (у Лентриччиа "натурализм") и прагматизм - поскольку именно эти направления философской мысли задавали тон в Америке рубежа веков. Для Фроста недостаток неогегельянства в лице таких его представителей, как

Бредли или Ройс, заключался в рационалистической абстрактности и оторванности от реального, физического мира.х) Позитивизм не устраивал молодого поэта из-за пассивной роли, которая отводилась в этой системе взглядов всем человеческим качествам, кроме интеллекта,и тем, что позитивизм не оставлял человеку возможности творчески воздействовать на действитель-хх) ность. Прагматизм же привлек Фроста тем, что "он признавал сложный реальный мир "вне нас", который играет определенную роль в нашей жизни, допуская, в то же время, способность активного сознания созидать, до некоторой степени, мир своих желаний"/14/« Хотя сам исследовательский ход Лентриччиа представляется искусственным, - такого выбора, по всей очевидности не было, - выявленное сродство мировоззрений Джеймса и Фроста бесспорно.

Труды Брауэра, где впервые поставлен и широко проанализирован вопрос об американских корнях творчества Фроста /15/, Лентриччиа и, в особенности, Томпсона наложили определенный отпечаток на последующие работы. Как показывают "Очерки к столетию"/16/, монографии Пуарье /17/ и Поттера /18/ и большинство журнальных статей 70-х годов, обильные связи Фроста с иными философскими и теологическими направлениями исследуются как вполне резонные частные компоненты в художественной х) - неприязнь к Платону и "платоникам" Фрост сохранил на всю жизнь /19/. хх) - иррационалистический агностицизм Джеймса и Фроста сходен с агностицизмом позитивистов только по названию. У Джеймса и Фроста со слов "не знаю" начиналась вся умственная работа. У позитивистов она этими словами кончалась. системе, } идейным стержнем которой является живое к началу XX века наследие новоанглийской мысли - осколки пуританской традиции, прагматические аспекты трансцендентализма, учение Джеймса. Можно сказать, что американское фростоведение суммарно подходит к правильному решению многих проблем, связанных с мировоззренческими аспектами творчества Фроста - разумеется, в той мере, в какой это допускает их в целом неисторичная методология. Фрост при этом возвращается на новоанглийскую почву, из которой он был на время вырван энтузиазмом аналитиков "текстоведов".

Тенденция к обретению единого взгляда заметна и в работах, посвященных художественному методу Фроста, хотя здесь общий результат представляется не столь удовлетворительным. В ранних критических работах поэт успел побывать "классицистом", "реалистом", "натуралистом", "романтиком", "модернистом". Определения выводились на основе достаточно произвольного сопоставления отдельных стихов Фроста с тем, что критик понимал под "реализмом", "классицизмом" и др./20/. Наиболее серьезной попыткой такого рода было введение термина "пасто-рализм" в книге Джона Лайнена. Хотя то, что Лайнен вслед за У.Эмпсоном, понимает под словом "пасторализм", т.е. передача сложного через простое, жизни сложной многоликой современной цивилизации в метафорах традиционного сельского уклада /21/ действительно имело место у Фроста, оно не может характеризовать все его творчество. В понятие "пасторализма" не вписых) проще говоря, почти исчезли столь характерные для фросто-ведения 60-х аргументы типа: "Здесь Фрост хотел сказать только это и ничего другого , следовательно он был тем-то тем-то". вается ни "К северу от Бостона", где изображенные ситуации служат метафорическим воплощением не современной городской цивилизации, а панхроничной "человеческой природы", ни "дальний хребет11, где ценности сельского уклада вступают в прямое противоборство с ценностями современной цивилизации, ни поздние сборники, где сельская метафора отходит на задний план. К тому же, понятие "пасторализм" может дать лишь очень узкое представление о месте и роли художественного явления в литературном процессе и априорно решает вопрос о социальной сверхзадаче этого явления. Очевидно, подобную недостаточность ощутил и сам Лайнен, когда был вынужден включить фростовский "пасторализм" в рамки модернистской литературы, мотивируя это "современностью" художественного мышления Фроста /22/. Вывод может показаться странным, однако, в устах Лайнена само понятие "модернизм" оказывается не столько историко-литературной категорией, сколько хвалебной характеристикой, и проблема фростовского метода осталась у Лайнена в целом неразрешенной.

Тем не менее, из противоречивых оценок творчества Фроста может быть выведено некое общее определение его метода, по существу разделяемое большинством современных исследователей. Это определение было выведено Рексфордом Стампером на основании анализа фростоведения 60-70-х годов. В его статье метод Фроста определяется как реализм. Однако, суммируя положения х) - т.е. находится в конфликте то, что, согласно Лайнену, должно уподобляться через пастораль и "примиряться" в ней. новой критики", в русле различных направлений которой и происходит, в основном, изучение поэзии Фроста, Стампер определяет собственно реализм как метод, сущностью которого являются, во-первых, точность в воспроизведении деталей, а во-вторых, отсутствие ведущей идеи, всеохватывающего взгляда на мир.х^ "Подчинив все главной идее,-уназывает Стампер,—художник нарушает реалистический принцип воспроизведения деталей и признает, что важность детали в сознании художника, а не в ней самойм/23/. Разумеется, ни с подобным определением реализма, ни с приложением его к поэзии Фроста согласиться нельзя.

Третий важный аспект исследовательской фростианы составляют до сих пор неотшумевшие споры о значении поэзии Фроста. В какой-то мере они являются продолжением критических баталий вокруг сборника "Дальний хребет" в 30-е годы и "фростов-ского мифа" в конце 50-х. Характерно, что Фроста очень высоко ставят литературоведы, не склонные признавать особых социально-нравственных функций литературы (Лайнен, Бауэр, Лен-триччиа, Пуарье). Однако, эти функции своеобразно понимают и их оппоненты, выступающие с требованиями "гражданской позиции". Я имею в виду сторонников так называемой "мифотерапии", из числа которых вышли наиболее суровые критики Фроста: А.Уинтерс, Джордж Нитчи, Д.Донохью. На первый взгляд они продолжают линию, заявленную радикальными критиками "Дальнего х) Здесь Стампер распространяет на весь "реализм" претензии, высказанные Фросту А.Уинтерсом еще в 1948 году /24/. хребта" и статьей Малкольма Каули.х) Однако, "мифотерапевты" превращают "гражданственность" в формальный исследовательский прием, характеризующийся непосредственным наложением "морали" произведения на аморфное "общество" и оценкой произведения, исходя из того, что выиграет или проиграет "общество", если перестроит свою жизнь в соответствии с "моралью" произведения. Естественно, при таком взгляде на литературу остается только присоединиться к возмущению Уинтерса фростовской "неопределенностью" или вслед за Донохью негодовать не "эгоцентризм" поэта /25/. Многие суждения "мифотерапевтов" -в особенности,Нитчи - представляются небезинтересными, но аргументация не выдерживает критики.

Такова общая картина американского фростоведения сегодня. По ходу исследования неизбежно обращение к конкретному анализу и оценке отдельных работ, к частным и общим вопросам, в них затронутым, к истории критического освоения поэзии Фроста. Неизбежна и полемика, но, вопреки еще имеющейся практике - начинать с полного отрицания какой-либо ценности тру-' дов американских литературоведов (особенно, "новых критиков"), а потом исподволь вводить в собственное исследование ими же разработанные критерии, необходимо сразу же оговориться, что хотя ни одно из крупных исследований нельзя признать полностью х) Эта статья 1944 года блистательно раскрывает социальный смысл нарождавшегося тогда "культа Фроста", хотя правильная посылка искажается неточной аргументацией (поиском у Фроста "иноземных влияний" и др.) /26/. удовлетворительным,х) большинство из них ставит значительные проблемы различного уровня, приводит интересные факты, вскрывает важные литературные аллюзии, предлагает убедительные категории- исследования, прочтение отдельных стихотворений, толкование символики. Даже наименее удачные работы, например, монография Р.Сквайрса /27/, интересны хотя бы тем, что передают неизбежное чувство растерянности, знакомое каждому вдумчивому читателю поэзии Фроста.

Фростом занимаются много. Помимо исследовательской литературы, фростоведение постоянно пополняется новыми документальными данными, выходят мемуары, популярные биографии, записи бесед Фроста и т.д. Вышел свод газетно-журнальных рецензий /28/, три обстоятельных библиографии /29/. Более или менее регулярно переиздается каноническое собрание стихотворений Фроста. Все это представляет собой богатейший материал, до сей поры мало использованный литературоведами за пределами англоязычного мира.

В Советском Союзе имя Фроста известно достаточно хорошо. J Наибольшая заслуга в популяризации поэзии Фроста принадлежит первым его переводчикам и исследователям И.А.Кашкину и М.А. Зенкевичу, которые открыли поэта русскому читателю еще в 30-е годы. Однако, пик популярности Фроста в СССР приходится на первую половину 60-х годов, когда появились первые статьи о Фросте, наиболее полная подборка его стихотворений в переводах х) - в силу узости поставленных задач, субъективистской и формалистической методологии, зачастую сомнительных целевых установок, игнорирования или ложного понимания социально-исторического и литературного контекста.

И.А.Кашкина, М.А.Зенкевича, А.Я.Сергеева /30/, множество стихотворений и очерков, посвященных Фросту и написанных известными советскими писателями и поэтами (К.Симонов, А.Сурков, Э.Межелайтис, Н.Матвеева, В.Торопыгин и др.). В большинстве своем, эти выступления связаны с пребыванием Фроста в СССР в 1962 году.

При всей своей интенсивности, воздействие Фроста на культурную жизнь СССР не было длительным. Начиная с 1965 года Фроста почти не переводят на русский язык, хотя многое из ранее переведенного включается в поэтические антологии. Творчество его начинает привлекать, главным образом, литературоведов-американистов. Большинство работ о Фросте представляет собой более или менее краткие обзоры творчества в учебных пособиях, комментарии в сборниках. Более развернутые концепции творчества Фроста предлагают А.М.Зверев в статье "Испытание Роберта Фроста"/31/ и В.Л.Ромаш в автореферате кандидатской диссертации 1983 года "Роберт Фрост: концепция природы и человека" /32/х).

До некоторой степени концепция А.М.Зверева является продолжением взглядов основоположника отечественного фростоведе-ния И.А.Кашкина. Но, если статья И.А.Кашкина /33/ носила ознакомительный характер, имела целью, в первую очередь, представить нашему читателю выдающегося поэта современности и показать, чем же именно замечателен этот поэт, то у А.М.Зверева подмеченные И.А.Кашкиным свойства перерастают в целую систему, х) - К сожалению с текстом самой диссертации ознакомиться не удалось, т.к. к осени 1983 года она не была ни защищена, ни представлена в библиотеку МОПИ им.Крупской, где велась работа над ней. претендующую на полный и всесторонний охват творчества Фроста. Об этом свидетельствует хотя бы масштаб полемики с американскими фростоведами развернутой в статье "Испытание Роберта Фроста11.

Бесспорной заслугой А.М.Зверева является то, что он отказывается видеть во Фросте исключительно "фермерского" поэта, носителя "крестьянского" мировоззрения и ставит вопрос об общенародном характере и значении творчества Фроста. Однако, категория "народности" является у А.М.Зверева не столько конкретно-исторической, сколько неким вневременным "знаком качества" всего творчества поэта, и не столько итоговым определением, сколько основополагающей аксиомой. Именно в такой перспективе рассматривается биография и творчество Фроста, история изучения его поэзии в США.

Фрост А.М.Зверева - "органический" народный поэт, неразрывно связанный с сельской Новой Англией, синтезировавший в своем творчестве фольклорное начало и классическую поэтическую традицию, выразивший "народный взгляд на социальные и этичес- / кие конфликты эпохи" /34/. По мнению А.М.Зверева, Фрост в своих стихах создает "замечательную по глубине реализма панораму народной жизни" /35/, выступая хроникером трагического распада традиционной фермерской Америки и не теряя при этом ни оптимизма, ни веры в демократические идеалы. Близость к народу позволила Фросту осмыслить "исторические последствия принесенных XX веком перемен глубоко и проницательно"/Зб/ и наполнить романтическую традицию реалистическим содержанием. Фрост давно понят и оценен "демократическим читателем", хотя буржуазные критики, к которым А.М.Зверев относит, по существу, всех американских фростоведов, не жвдеют усилий, чтобы "исказить" облик поэта, принизить его значение, превратить его в поэта далекого от современности, от народа.

К сожалению,стройность и внутренняя непротиворечивость этой схемы достигаются путем игнорирования или достаточно произвольного, априористического истолкования многих фактов жизни и творчества Фроста, подмены реального контекста наиболее концептуально благоприятным. Примеры тому будут даны в основной части данной работы, при более конкретном рассмотрении различных сторон концепции А.М.Зверева, к которой пришлось прибегать, главным образом, в полемических целях.

Еще более упрощенный и идеализированный облик Фроста создается в работе В.Л.Ромаша. В отличие от А.М.Зверева В.Л.Ромаш утверждает, что "поэзия Фроста - отражение, прежде всего, мироощущения и мировосприятия многомиллионного американского фермерства"/^?/. В силу этого, вся философско-эстетическая проблематика природной поэзии Фроста, в том числе и его представления о связи человека и природы, рассматривается как некие "типичные для фермерской Америки"/38/ "раздумья", т.е. богатейшая, едва ли не ведущая для всей американской духовной культуры проблема оказывается атрибутом исключительно "фермерского" мироощущения. Однако, даже в таком, достаточно спорном варианте нравственно-философская проблематика поэзии Фроста не анализируется: не приводится ни одного доказательства "типичности" для фермерства, ни одного произведения "народной американской поэзии"/39/, к которой, по мнению Ромаша, Фрост особенно близок. Творчество Фроста рассматривается, вернее, воспевается совершенно автономно, вне философского и поэтического контекста, даже "фермерского", вне творческой эволюции. Социально-исторический контекст, заявленный фразой о том, что "сво бодное хозяйство свободного фермера на свободной земле11 АО/ кончилось, ею же и ограничивается. Из поэтических предшественников Фроста упомянут Уитмен, с которым Фроста роднит, как выясняется, полная убежденность "в потенциальной божественности человека"А1/. Эта невероятно смелая применительно к Фросту мысль,х) не получает в реферате должного развития. Зато в нем много говорится о том, что "во Фросте нельзя не видеть поэта-мыслителя, наполняющего свои произведения подлинной философичностью, глубоким оптимизмом и гуманизмом"А2/, что "значение фростовского поэтического наследия для нас велико в первую очередь оттого, что оно истинно гуманистическое, исполненное сердечной доброты "A3/. Конечно, говорится и о "сыновней любви Фроста к американской земле - земле своей родной стра-ны"/44/. Эти свои мысли В.Л.Ромаш подкрепляет цитатой из стихотворения Новеллы Матвеевой о Фросте. Те немногие общие места, которые могли бы послужить исходной точкой продуктивного исследования, выглядят в таком контексте случайными, а вся работа позволяет сделать только один вывод: В.Л.Ромаш в восторге от творчества Фроста, хотя не всегда находит для выражения этого восторга удачные слова.

То, что первым и пока единственным монографическим ис- , следованием поэзии Фроста оказалась такая несерьезная работа, свидетельствует о недостаточной изученности творчества Фроста в СССР: исследователь, стремившийся опираться на отечественную традицию понимания Фроста, не нашел в ней прочной основы х) - Как раз в связи с проблемой ценности человека Фрост противопоставлял "жизнерадостному монизму" романтиков (кон-кретно-Эмерсона) свой "меланхолический дуализм" Аб/. для своих изысканий. Вместе с тем, никто не сомневается, что творчество Фроста - явление в истории американской литературы необычайно важное, своеобразное, заслуживающее пристального внимания и обстоятельного изучения. Думается, что намеренные упрощения, идеализация этого сложного, неоднозначного, во многих отношениях спорного поэта не прибавят ему ни значительности, ни интереса.

Одной из основных трудностей исследования поэзии Фроста и одной из отличительных ее особенностей является как раз заложенная в стихотворениях возможность множественного их понимания, равная допустимость взаимоисключающих точек-зрения и их равная неполнота. До определенного предела Фрост позволяет читателю увидеть в стихотворении то, что сам читатель хочет в нем увидеть. Естественно, многое в поэзии Фроста и, тем более в том "образе поэта", который Фрост создавал в течение всей жизни, вполне укладывается в представления о Фросте - "фермере", однако, многое способно эти представления опровергнуть. История фростоведения показывает, что некоторая доля истины есть практически во всех оценках творчества Фроста - от самых поверхностных, основанных даже не на стихотворениях, а на какой-нибудь из многочисленных фотографий, где Фрост позирует в картинно мешковатой одежде с лопатой или мотыгой в руках, до самых глубокомысленных. Но едва ли возможно сознательно ограничиваться этой долей. Думается, что для продуктивного анализа поэзии Фроста необходима достаточно гибкая и динамичная система определений, построенная с учетом всей совокупности творчества поэта и основанная на строгом историзме во взгляде на темы, образы, философское и социально-нравственное содержание поэзии Фроста. Это не в последнюю очередь означает необходимость проследить истоки ведущих компонентов художественной системы поэта в национальной культуре США, а также рассмотреть поэзию Фроста как общественное явление.

Представляется совершенно необходимым наполнить конкретно-историческим содержанием такие итоговые, синтетические определения, как "народность", "демократизм", "гуманизм", которые в отечественном фростоведении носят пока, по большей части, сугубо панегирический характер.

Многие проблемы, поставленные в данной работе, рассматриваются у нас впервые: это вопросы философской основы поэзии Фроста, национальных корней его мировоззрения и метода, вопросы социально-нравственных позиций, отраженных в творчестве Фроста, специфики метода его поэзии и публицистики, конкретизации классовых позиций Фроста. Короче, работа сосредоточена на идейном субстрате творчества Фроста с возможно широким привлечением исторического контекста.

Практическая значимость работы связана с тем, что в ней производится некоторая переоценка творчества Фроста, подразумевающая и определенную перестройку существующих концепций американской поэзии, в частности вопроса соотношения в ней реалистических и модернистских тенденций. Определенное внимание уделяется в работе и вопросам перевода поэзии Фроста на русский язык. Постоянное использование многозначности ключевых слов, разъем фразеологических единств, буквализация метафор, скрытые аллюзии, обилие сжатых грамматических структур (бессоюзные придаточные, вторичная предикативность,пре^ж-ние и герундиальные конструкции) интонационные особенности -все это делает невозможным полное сохранение смысла стихотворений Фроста в переводах. Перевод по необходимости становится толкованием текста. В существующих переводах отмечается ряд принципиальных неточностей, связанных, в первую очередь, с традицией понимания Фроста, со стремлением усилить реалистическую "ауру" его стиха, подчеркнуть неопределенный гуманистический подтекст и то, что производит впечатление социальной критики, сделать позицию автора максимально приемлемой для читателя. Параллельно, представление о "простоте" Фроста нередко приводит к замене уникального "говорного" стиха Фроста просторечием, к невскрытию принципиально важных литературных и других аллюзий. Хотя Фрост в переводах оказывается несравненно ближе тому сложному, внутренне противоречивому, очень современному художнику, который создал "К северу от Бостона", "Нью-Гемпшир" и "Маски", чем в литературоведческих толкованиях, все же и переводы, до некоторой степени, , идеализируют и упрощают Фроста.

Логика рассматриваемого материала и необходимость ограничиться самым главным в таком практически неисчерпаемом явлении, как поэзия Фроста, определили собой структуру и содержание работы, состоящей из введения, двух глав и заключения.

Первая глава, названная "Личность, природа и философия природы в творчестве Фроста" охватывает почти всю его деятельность (1892-1962). В ней рассматривается ведущая для всего творчества Фроста тема взаимоотношения личности и природы, анализируются философские основы его поэзии, рассматривается ряд сопутствующих вопросов его эстетики.

Во второй главе "Новая Англия и Соединенные Штаты в творчестве Фроста" основное внимание уделяется периоду с 1914 по 1936 годы. Здесь рассматривается "сельская Новая Англия" как художественный материал и поэтический мир Фроста, выявляются социальные и эстетические аспекты обращения поэта к новоанглийской тематике, эволюция новоанглийской темы в его творчестве, преемственность "новоанглийских11 стихотворении и последующего обращения поэта к проблемам американской современности.

В заключении на основании проведенного исследования предлагается определение индивидуального художественного метода Фроста, его роли и места в национальной литературе.

Данные работы использовались для докладов на семинарах кафедры истории зарубежных литератур ЛГУ, проходивших в ЛГУ научных конференциях, а также в спецкурсе по поэзии Роберта Фроста, подготовленном и прочитанном в 1983 году.

Тексты стихотворений и выдержки из них даются по каноническому собранию всех одиннадцати книг Фроста: The Poetry of Robert Frost. - Ed. E.C.Lathem. N.V., Holt, Rinehart Winston, 1969 с указанием страницы названного издания.

В зависимости от конкретных целей анализа тексты приводятся в оригинале, в стихотворном переводе (с указанием переводчика) или в виде прозаического подстрочника.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социально-философские аспекты поэзии Роберта Фроста"

Эти выводы из анализа "К северу от Бостона" не ставят цели как-йибо "принизить" Фроста и одну из лучших его книг.Художник прекрасно справился с поставленными перед собой задачами, в которые, однако, не входило создание "панорамы народной . жизни". В какой-то мере, специфика отбора и изображения жизненных явлений может определяться как реалистическая, однако недопустимо признание этого типа реализма конкретно-историческим, критическим.

В "К северу от Бостона" Новая Англия становится моделью всего мира, низведенного до ряда неразрешимых противоречий, вокруг которых так или иначе группируются человеческие судьбы. Потенциально, оообенности фростовского метода в этой книге содержали несколько вариантов эволюции художественного изображения мира. Логика "болтовни", жизненного материала могла переключить внимание поэта от имманентных к конкретно-историческим причинам изображаемых ситуаций, выбор художественных средств открывал дорогу к реализму. С другой стороны, центральная идея неразрешимости исходных жизненных конфликтов вела к воплощению идеи абсурдности земного бытия. Эта модернистская, по существу, идея реализовалась в нескольких произведениях Фроста ("Деревенская жена", "Выход", "Маска причины"), а в очень многих существовала как вариант ("Напутствие", "Провидение" и другие "природные" стихи). Однако, новоанглийская "фермерская " тема эволюционировала у Фроста совсем иначе. Характер этой эволюции нельзя признать ни реалистическим, ни модернистским. Просвет в горах" и "Нью-Гемпшир"

Третью книгу Фроста "Просвет в горах" отделяет от второй один год, и между ними есть много общего. Вместе с тем, в "Просвете в горах" начинают преобладать интонации, находияшиеся в тени в "К северу от Бостона". В повествовательных стихах все больше проявляется "нормативный"персонаж ("Спуск Брауна", "Снег", "Сборщик камеди"), конфликт между персонажами утрачивает философское наполнение и серьезность ("Рождественские елки").Сельская Новая Англия начинает вычленяться из остального мира.

Большая часть стихотворений "Просвета в горах" была написана в Англии, в тоске по родине. Жизнь в Англии показала поэту, что наряду с тем общим, что характеризует жизнь человека во все времена и в любом месте, в Новой Англии есть многое, выделяющее ее в лучшую сторону. В некоторых письмах английского периода Фростх) выражает негодование классовыми барьерами, бедностью крестьянства и низших слоев населения социальной несправедливостью и неравенством—в Англии, конечно /45/. И у новоанглийских персонажей Фроста начинают выделяться новые качества - гордость, чувство свободы и собственного достоинства. х) - единственный случай такого рода.

Жизнь Фроста в Англии усилила и ускорила его обращение к Новой Англии как к социально-политическому, нравственному и эстетическому идеалу, в котором все очевиднее проступают черты преемственности с идеями государственного невмешательства и "доверия к себе". Однако, по мере выявления этой преемственности становится заметна одна особенность, придающая как бы "двойное дно" идеалу Фроста и делающая его существенно отличным от идеала трансценденталистов. До "Нью-Гемпшира" эта особенность, возможно, не была осознана Фростом, но тем не менее проявилась в изображении "счастливых" героев - Лорена из "Голубки" и сборщика камед: из одноименного стихотворения "Просвета в горах".Этот персонаж занял пустующую хижину в горах, собирает твердую смолу и продает ее на рынке. Контакты с обществом, как и у Лорена, сведены до минимума, и этот образ жизни вызывает восхищение героя: Я сказал ему, что это прекрасная жизнь - приложиться грудью к коре дерева, срезать смолу, стащить ее вниз и нести на рынок, когда заблагорассудится" (р.141).

Таким образом, идеал "самодостаточной личности" оказывается всецело подчиненным рыночной стихии. Рыночные отношения выступают как бы содержательной стороной жизненного уклада, заимствующего свою форму - самодостаточность и "жизнь в природе" - у радикально-романтической утопии прошлого века. Здесь,опять-таки, позиция Фроста максимально выигрышна - прямая поддержка рынка не могла бы вызвать сочувствие у всех читателей, тогда как романтические идеалы, при малой их осуществимости в качестве реального экономического уклада, закреплены в сознании американца и апробировано "поэтичны". Сознательный характер такой двойственной позиции несомненнн в "Нью-Гемпшире",а ее консервативное содержание однозначно раскрыто в "Дальнем хребте".

В "Просвете в горах" политические импликации представляют собой лишь неясный фон уже привычных для читателя Фроста эклог ("Снег", "Костер", "Исчезающий краснокожий" и др.)» любовной лирики, занимающей весьма значительное место в этой сборнике, разного рода стихотворений о природе, в том числе и "детских". Общее впечатление от "Просвета в горах" выразил поэт Падрейк Колем. Сопоставляя "К северу от Бостона" и "Просвет в горах" с вышедшей в это же время "Антологией Спун Ривер"х), рецензент находит между ними ту же разницу, как между полем и залом суда. "В отличие от Мастерса, указывает он, у Фроста нет и намека на сатиру или социальную оценку"Аб/. Действительно, эти свойства проявились у Фроста позднее и всегда были направлены на явления, чуждые его Новой Англии и воплощенной в ней системе ценностей.

Раскрытию новых сторон художественного мира Фроста в огромной степени способствовали перемены в жизни его создателя. За семь с половиной лет, отделяющих "Просвет в горах" от "Нью-Гемпшира", неимоверно возросла репутация Фроста, он стал "штатным поэтом" колледжа Амхерст, потом Мичиганского университета, получил возможность выступать с чтением стихов и лекций по всей стране. В 1921 году его печатно назвали "великим американским поэтом"А7/. Несколько ферм, которые Фрост сменил за эти годы, стали для него местом отдыха от городской суеты, от "бремени славы", а также способствовали закреплению представлений аудитории о "поэте-пахаре". Фрост выходил на авансцену х) - первые книги Фроста нередко включали в один ряд с произведениями Мастерса и Сэндберга, что вызывало его негодование. культурной жизни страны, имел возможность оказать прямое воздействие на ее ход, завоевать сторонников, побороться с противниками.

Заглавная поэма сборника "Нью-Гемпшир" показывает, что Фрост был готов включиться в "борьбу умов" по всем вопросам: философским, политическим, экономическим, культурным, и отстоять свой взгляд на действительность и искусство. Общая "метафоричность" поэмы, многослойная ирония, неуловимость перехода от серьезности к шутке превращают эту поэму, искусно стилизованную под легкую вагонную беседу, в произведение, требующее значительных усилий для понимания действительного смысла. "Нью-Гемпшир" имеет определенную предисторию: в 1922 году журнал "Нейшн"' начал публикацию ряда статей под общим заголовком "Эти Соединенные Штаты", где анализировалось состояние дел в каждом штате. Тон статей был резко критическим: осуждалась деятельность промышленных и торговых монополий, рассматривались злоупотребления властей, вредные последствия капиталистическом индустриализации. Фросту,"специалисту" по Новой Англии, предложили написать в том же ключе очерк о Нью-ГемпширеОн, естественно, только посмеялся над этим предложением, но решил использовать идею этой серии статей в пародийных целях.

Действительно, первая часть поэмы пародирует логику статей в "Нейшн". Если все беды других штатов обусловлены вмешательством монополистического капитала, то все положительные х) - это, между прочим, показывает, как воспринималось "фермерское" творчество Фроста и насколько это восприятие было верным. стороны жизнь Нью-Гемпшира можно с тем же успехом объяснить тем, что в хозяйство штата не проникли монополии, что все, производимое в нем, идет во внутреннее потребление, и этого штату вполне достаточно. Именно поэтому в Нью-Гемпшире нет места отношениям купли-продажи, господствует классовая гармония и отсутствуют все проблемы капиталистической действительности. Общество Нью-Гемпшира - свободные фермеры, занятые ручным трудом, отличающиеся трудолюбием, неприхотливостью, "честной бедностью",х) патриархальной простотой нравов (см."Звездокол"), неброской религиозностью, полной изолированностью от внешнего мира. Это избавляет их от жажды наживы, охватившей страну:

Во всем старом Нью-Гемпшире мне встретился только один человек, запятнавший себя коммерцией. Он только что со стыдом вернулся из Калифорнии, где чем-то торговал. Построил он себе дом с шикарной крышей, как в Константинополе, в лесу за десять миль от станции, будто стараясь вырвать из сердца надежду быть принятым ооратно. Я встретил его на закате возле амбара. Он стоял, как одинокий актер на мрачной сцене. Его форма была "недвижимостью", а не фермой, его дом возвышался среди местных хибарок, как дом барышника на ярмарке" (р.160).

Коммерсант национального масштаба оказывается чужеродным телом в Нью-Гемпшире. Единственными же, кому приходится иметь дело с национальным рынком, не вычеркивая себя из жизни штата, оказываются поэты: отличных стихов здесь производится куда больше, чем диктуется внутренними потребностями. х) которая дает им взгляд на мир, незамутненный "суетностью" ложных проблем современности.

Эта часть поэмы имеет как пародийный, так и непародийный уровни. Помимо того, что здесь пародируется "Нейшн", воем этим рассуждениям дается заведомо ложная посылка: они приводятся в качестве подтверждения высказывания "дамы с Юга",что работать ради денег стыдно. В лекции, легшей в основу многих соображений в поэме,Фрост назвал эту точку прения "снобистской". Этого же эпитета удостоился протест всех прогрессивных сил против несправедливого характера обогащения монополистической буржуазии /48/. Такого рода "недовольного" Фрост выводит в поэме под видом "полного текучего вдохновения поэта-фанатика", призывающего героя сочинить стихотворный протест "против акта Волстеда" (сухого закона - Д.П.). Здесь усиливается тенденция, намеченная в "Сотне воротничков": важное, но неприятное Фросту направление в духовной жизни страны выступает в сниженном, окарикатуренном виде, и при этом так,чтобы представители этого направления, узнав себя, не могли предъявить Фросту никаких претензий - он ведь высмеевает не идею, а всего лишь жалкую личность, считающую себя ее приверженцем. Оппоненты не называются, их позиции родятся до полного идиотизма, чтобы им было стыдно признать себя в изображаемом явлении. Здесь проявляется та "форма осмотрительности", которая, как отмечал Фрост в одном из писем, "удерживает читателя от критики"/49/. Вместе с тем,, адресат каждого такого выпада -фигура или явление достаточно серьезное и важное.

Так, очевидно, что объектом сатиры в начале поэмы является не автор стихов "против сухого закона", а то резко критичесх) - письма, лекции статьи Фроста изобилуют мыслями, образами, сравнениями, которые потом находят применение в стихах. кое отношение к закрепленной в американском обществе системе ценностей, которое проявило себя в 10-20 годы, в критике и публицистике, в художественных произведениях ("Антология Спун-Ривер", "Уайнсбург, Огайо", "Главная улица"). Ни в поэзии, ни в прозе Фрост ни разу не рассматривал подобную литературу серьезно, и она вся сводилась для него к "стихам против сухого закона". Более того, он считал, что всякая "сатира"х) порождена личными неуспехами автора и что настроения такого рода не должны иметь места в настоящем искусстве/50/.

Можно смело предположить, что все описание экономической жизни штата Нью-Гемпшир носит метафорический характер. Во-первых, оно не соответствует действительности, да, вероятно, этого и не требовалось. Идиллическое описание хозяйства штата, замкнутого внутренним производством и потреблением, создает нужный контраст сатирическому изображению духовного разброда и шатаний, вызванных "потреблением" импортируемых идей - фрейдизма, дарвинизма, "пессимизма" русской классической литературы, русского же социализма и т.д. На фоне этого хаоса фигура героя - "простого нью-гемпширского фермера (с доходом от нью-йоркского издателя)" - выглядит весьма привлекательно и бесспорно приобретает черты "поводыря", способного вывести современника из этого хаоса,и потенциального "наставника", дающего единственный разумный путь для отечественной литературы.

Атмосферу хаоса в стане своих идейных противников Фрост создает путем намеренного отъединения их высказываний от причин, их породивших, пересаживания отдельных фраз из одного контекста в другой, смешивания явлений разного порядка. Так, х) - а к ней он относил все творчество "Менкена Драйзера и Льюиса "/51/. критикуя Эмерсона за неприязненный отзыв о жителях Нью-Гемпшира, Фрост "забывает", что этот отзыв был вызван проюжной, "копперхедовской" позицией штата во время Гражданской войны. В поэме слова Эмерсона приводятся как свидетельство высокомерия более развитого штата Массачуссетс перед Нъю-Гемпширомх). Из поэзии Мэтью Арнольда вырваны цитаты, которые подаются в качестве автохарактеристики Арнольда: "петляющий странник", который "неохотно воссел на интеллектуальный трон".ххх) Знаменитые слова Арнольда: "Природа зла, а человек устал от крови" вкладываются в уста "ханжи, страдающего дендрофобией и бегущего из леса, бросив топор"?-500^

На одном из своих многочисленных уровней вся поэма есть . одновременно полемика с "Бесплодной землей" Т.С.Элиота /52/ и пародия на нее. Явно пародийны включенные в первое издание "комментарии" к поэме, отсылающие читателя к другим стихотворениям сборника,но ничено не поясняющие/53/. По всей вероятности,полемично название поэмы, включающее возможность противопоставления -вот ужасная, мертвая Бесплодная земля,а вот - цветущий и спокойный Нью-Гемпшир. Сам Элиот в поэме оказывается "Мэтью-х) - В свете догадки о метафорическом характере описания Нью-Гемпшира объектом критики Фроста,конечно,является не горячо любимый им Эмерсон, которого крайне сложно упрекнуть в местном шовинизме, а все те европейцы, которые на протяжении полутора столетий с пренебрежением отзывались об американской культуре. хх) - У Арнольда относится к реке Оке в поэме "Сохраб и Рустам" ххх) - У Арнольда относится к Гете. хххх) - что несомненно подтверждает символическую природу Фростов-ских лесов.

Арнольдистом, беглецом от природы", ' карикатурным "ханжой", который "ужасно боится хаоса". Очевидно, истоки "боязни хаоса" Фрост видит в резком противопоставлении человека и природы у викторианских поэтов, беда которых, по Фросту, заключается в том, что они слишком серьезно отнеслись к "метафоре эволюции"/^/ и позволили "Джону Л.Дарвину"хх) выбить подпорки из-под веры в божественную природу человека и в одуховторен-ный космос, не ответив ему ударом на удар, как сделал более "крепкий" Уильям Джеймс. И все-таки, поэты типа Элиота и его предшественников были, несомненно, ближе Фросту, нежели художники социально-критической ориентации. Первые, по крайней мере, разрабатывали ту же проблематику, что и Фрост, вторые же всего лишь "протестовали против неутопического государства". /55/. Характерно, что отказываясь принять настроение "Бесплодной земли", Фрост, в первую очередь не принимает ее как обвинительный документ состоянию современной цивилизации, ее антибуржуазный пафос. Что же касается собственно отчаяния или вселенской безысходности, то можно еще спорить, где этого больше - в "Бесплодной земле" или,например, в "Напутствии".

Элиот и его поэма - не единственная мишень Фроста. Ана-^ логичные, хотя и не столь развернутые выпады делаются против всех явлений американской духовной жизни, которые принес XX х) - двойной удар - намек на увлечение Элиота трудами Арнольда и на "нему^ественную" позицию относительно мироздания, хх) - Смешение не случайно. Имеется в виду Джон Л.Салливэн, знаменитый боксер-тяжеловес, чемпион мира. У Фроста также есть пародия на Вэчела Линдсея под названием "Джон . Л.Салливэн входит в рай". век и которые выступают у Фроста как единый комплекс отрицательных явлений, "городской" в противоположность фростовско-му "сельскому" или "иноземный" в противоположность фростовско-му "исконно американскому". Для Фроста даже творчество Элиота выступает образцом европейской культурной экспансии.

В известной мере, вся фростовская сатира объясняется своеобразной "борьбой за власть", за такой культурный и идеологический контекст, в котором именно поэзия Фроста могла бы выполнять функции поэтического лидерства. И фростовский Нью-Гемпшир воплощает такой идеальный контекст. В нем реализуется то, что в реальной Америке возможно лишь как определенный комплекс идей. Это не идеальное состояние американской жизни, а идеальное состояние американского духа, и только в этом смысле, все, что лежит за его пределами, есть отклонение, погоня за ложными идолами.

Поэтому нельзя сказать, что Нью-Гемпшир Фроста полностью представляет собой социальный идеал поэта. Хотя нормативный характер этого мира всячески подчеркивается, мимоходом сделанное замечание о поэтах Нью-Гемпшира, "сбывающих" стихи на национальном рынке, итоговое определение штата - "самый спокойный" и, наконец, финал поэмы - показывают, что прих) - "Что же, если надо выбирать, я предпочел бы быть простым фермером в Нью-Гемпшире с доходом, скажем, в тысячу чистыми (от,скажем,издателя в Нью-Йорке). Как успокоительно, наконец, придти к решению и как успокоительно просто подумать о Нью-Гемпшире. В настоящее время я живу в Вермонте" (р.172). зыв видеть в Нью-Гемпшире идеальную общественную структуру тоже фигурален: для героя, как видимо и для автора Нью-Гемпшир-загородная резиденция, место отдыха. "Простой фермер с доходом от нью-йоркского издателя", воздавая хвалу своему Нью-Гемпширу, по существу, говорит "да" всему американскому жизненному укладу - единственной системе, способной произвести "самодостаточный" фростовский Нью-Гемпшир в качестве идеала. Иногда Фрост близок к тому, чтобы прямо сказать, что вся Америка стала бы Нью-Гемпширом, если бы разного рода интеллектуалы не смущали американцев всякими чужеродными идеями и не внушали им, что они еще далеки от земного рая:

Не знаю, что сказать вам о народе? Ради искусства можно чуть ли не пожелать, чтобы им было хуже. Как же нам написать русский роман в Америке, когда жизнь здесь так нетрагична? Все наши маленькие беды мы выжимаем из того, что у нас нет причин для бед. Наших романистов тошнит оттого, что их вынуждают быть Достоевскими на материале, где единственная беда - слишком много удачи и комфорта. Да это и не трагизм, а иппохондрия. Таковой ее признали в России и потому запретили. Если в России хорошо - ты волен сказать об этом, если нет - тебя тут же расстреляют. Или розовые очки, или смерть. Такова новая свобода, о которой нам уши прожужжали. Что же, она разумна. Ни одно государство не может создать литературу одновременно печальную и не безумную на основе благосостояния" (р.167-168).

Оставим политическую сторону этого пассажа - тем более, что Фросту было важно не столько высказаться по поводу Советской России, сколько высмеять тех американцев, которых интересовал опыт реального социализма. Более важно то, что

Фрост здесь отвергает все пути, по которым шла большая американская литература - и модернизм, и традиционный критический реализм и новую стадию его развития через глубокое проникновение во внутренний мир личности. Приведенный отрывок также показывает и природу фростовского оптимизма, который наши исследователи по сей день увязывают с "народной муд-ростью"/5б/, "близостью к простому народу"/57/.

Спору нет, Фрост в своих произведениях опирается на некоторые, тщательно отобранные элементы народной психологии, однако не подлежит сомнению, что оптимизм Фроста весьма далек от жизни народа и его интересов. Исторический оптимизм и вера в американскую исключительность, питавшие американскую просветительскую и отчасти романтическую мысль, раскрыли свою несостоятельность для наиболее чутких художников - не только современников " позолоченного" века, таких как Марк Твен, Стивен Крейн, Генри Джеймс и даже У.Д.Хоуэллс, утверждавший когда-то, что " более улыбчивые стороны жизни являются в то же время более американскими"/58/, но и их предшественников, великих писателей-романтиков, ощущавших расширение пропасти между "американским идеалом" и действительностью. Утверждения, подобные фростовскому, в 20-е годы XX века могли означать только одно - призыв закрыть глаза на все зло, кроме, как в лучших произведениях Фроста, зла вечного, независящего от состояния общества или, как в его, в целом, худших произведениях, зла, порожденного отказом от "истинно американского" духовного наследия или недостатком "мужества" и злоупотреблением принципом Милосердия. В описаниях "зла" такого типа используется злая, нередко тонкая и остроумная сатира. Но в целом средства не оправдывают цели. Совсем иначе и намного сложнее в смысле окончательной оценки обстоит дело в стихотворениях, где описывается "нормативный" фростовский мир, возведенный на столь спорной идейной основе. А таких стихотворений в сборнике "Нью-Гемпшир" большинство.

Мир "Нью-Гемпшира" - не рай и подчеркнуто не рай. В нем есть болезни, смерть, свирепость природы, давление времени ("Перепись населения") и "большого" мира, нивелирующего личность ("Топорище"). Это мир сильных, цельных, независимых людей, и при этом значительно более добрый, чем мир " К северу от Боотона". Кители этого мира наделены единством мироощущения, взаимопониманием или, по крайней мере, взаимоуважением, которое спасает их от идейных конфликтов - межличностная конфликтность начисто исчезает из поэзии Фроста. Главное для них - рунной труд, интенсивное общение с природой, в котором ощутимо стремление, в пуритански-эмерсоновских традициях, пробиться сквозь природный барьер для осознания " нашего места среди бесконечности" ("Звездокол" - (р.204), повседневное ощущение прекрасного в мелочах природы и быта ("Топорище", "Фонтан, Бутылка, Ослиные Уши и книги", "Звезда в барже с камнями" и т.д.). даже сумасшедшие женщины ("Коосская ведьма" "Нищенка из Графтона") не являются уже ни символами человеческого удела, ни коррелятом искаженного представления о жизни, а выступают в качестве живописных "экспонатов" фростов-ского Нью-Гемпшира, ничуть не нарушая его гармонии.

В значительной мере, гармония и завершенность этого мира была обусловлена его замкнутостью, выключенностью из современности. Обособленность мира подчеркивалась многими предметными символами: метеорит как отдельный цельный мир, ("Звезда в барже с камнями"), точильный камень, который сам

Фрост назвал "образом всего этого мира"/58/. Нью-Гемпшир Фроста не имеет опыта мировой войны, классовых антагонизмов, идейных разногласий, из него удалено все, что связывает реальный Нью-Гемпшир с жизнью страны - классы, города, техника, торговля, кризисы, нищета - состояние, противоположное "честной" независимой бедности персонажей. Тщательная "достоверность" этого мира была, в конечном счете, достоверностью хорошего этнографического музея.

Все свойства Нью-Гемпшира Фроста - обособленность и цельность, метафорическая природа, референтная соотнесенность с миром реальным, символический характер его предметного наполнения - показывает, что в этой книге Фрост создает то, что в западном литературоведении принято называть "индивидуальным поэтическим мифом". Мифотворчество такого рода есть общая черта "просвещенной" поэзии США XX века. У Фроста оно осуществляется не за счет широчайших историко-культурных аллюзий с использованием "паузы" - отсутствием явленной логической связи между аллюзивными образами*) и не за счет построений четкой ассоциативной системы видимого и чувствуемого.Фрост строит свой миф на основе художественной трансформации "непосредственно данного", подчеркнуто эмпирически достоверного мира сельской Новой Англии за счет исключения всех его черт, которые не ложатся в структуру мифа. Мифологичны, таким образом, не сами явления, а связь между ними, целое, сконструированное из абсолютно достоверных частей. Внешнее оформление х) - так строится космос паундовских "Песен" и "Бесплодной земли" Элиота. хх) - таков символический " mundo " поэзии Уоллеса Стивенса. этого мифа заставило одних исследователей говорить о "пас-торализме"Фроста -(Лайнен, Нитчи), а других - о создании реалистической "панорамы" фермерской жизни (А.М.Зверев). Вероятно, ни одно из этих определений не отражает существа фростов-ского метода периода "Нью-Гемпшира" - мир Фроста " пасторален" и "реалистичен" лишь в деталях. В нем нет выражения проблем "сложного" социума через "простой"-, что считается современными исследователями отличительным признаком пасторали/60/, поскольку отношение Нью-Гемпшира к Америке не есть отношение простого к сложному. "Нью-Гемпшир" - метафорическое воплощение представлений Фроста о наиболее ценных компонентах американской культуры.

Художественный мир Фроста периода "Нью-Гемпшира" имеет много сторон - они раскрывались читателями поочередно, в движении времени. В первой половине 20-х годов виднее были такие черты, как демократизм, "народноеть"/61/, верность традициям и американским ^корням". Во второй половине 20-х, однако, в этом же мире были выявлены черты консерватизма, кастовой замкнутости, эскёйпизма.х) Вновь предложенные читателю в "Ручье, бегущем к западу" "вечные" проблемы, медитативная природная лирика воспринимались как поэтическое "бегство" из охваченной кризисом Америки "к детским снам на зеленых лужай-ках"/63/. Наиболее сильно эти упреки прозвучали в выступлениях критиков-коммунистов - Гренвилла Хикса /64/ и Айсидора х) - Как и можно предположить, Фрост со своих позиций считал эскейпистами тех, кто "бежит" от настоящих проблем человеческой жизни к лже-проблемам, в первую очередь, общественным. Себя он считал чуть ли не единственным анти-эскейпистом /62/. шнайдера /65/. Хотя тематически они были приурочены к выходу в свет "Ручья, бегущего к западу" и "Стихотворений" /1930/, в этих статьях рассматривались тенденции, с особой яркостью проявившиеся в "Нью-Гемпшире".

Если проявившиеся в 20-е годы направления в духовной и литературной жизни как бы "обтекали" Фроста, оказывали его системе ценностей пассивное сопротивление, то духовный климат конца 20-х - 30-х годов воспринимался поэтом как активный вызов ему и его искусству. В 30-е годы Фрост вступил,как на баррикады. Вехами этой страстной борьбы стали его статьи начала 30-х годов и сборник "Дальний хребет".

Дальний хребет"

Из пяти наиболее значительных теоретико-публицистических выступлений Фроста четыре приходятся на 30-е годы. Одно из нихх) - "движение, совершаемое в стихе" увидело свет в 1939 году, и в нем уже нет явных признаков той "борьбы за умы и сердца" аудитории, которую вел Фрост в первой половине десятилетия. Однако, к оставшимся трем (письмо в газету "Студент" (1931), "Воспитание поэзией"(1931) и предисловие к "Королю джасперу" Э.А.Робинсона (1935)) можно прибавить ранее не использовавшееся в критической литературе интервью 1931 года /66/, в котором без труда узнается "черновик" программного произведения "Дальнего хребта" - "политической пасторали" "Строй почву". Эти четыре выступления послужили как бы "пристрелкой" перед выходом в свет "Дальнего хребта" в 1936 году. х) - единственное переведенное на русский язык /67/.

В советской американистике материал критической и эпистолярной прозы Фроста использовался неточно и односторонне. Так А.М.Зверев в своей монографии упоминает "критические статьи и письма 20-х годов", где Фрост защищает "старый способ быть новым", т.е., по убеждению исследователя, реалистическое искусство /68/, из чего делаются далеко идущие выводы о состоянии реалистической поэзии в 20-е годы. А между тем, за одним исключением, ничего особенно важного в статьях и письмах Фроста 20-х годов нет. В единственной критической статье этого десятилетия "Поэзия Эми Лоуэлл", объемом меньше страницы, говорится о желательности изображения в поэзии статичного объекта /68/, письма же дают достаточные свидетельства о литературных антипатиях Фроста (Мастерс, Сэндберг и "Драйзер Менкен и Льюис") и о нетерпимости к чужой славе. Исключение, о котором я говорил, - письмо к Унтермайеру о сосуществовании юмора и серьезности в индивидуальном "стиле", - важно для понимания эстетики Фроста, но оно почти полностью перекочевало в предисловие к "Королю Джасперу".

Неточность Зверева носит концептуальный характер, поскольку полностью изменяет контекст высказываний Фроста и смещает акценты. При характерном для Фроста отсутствии прямых указаний на объект своей полемики, атрибуция его полемических статей 20-м годам автоматически направляет их против основных тенденций "новой" поэзии того времени - формального экспериментаторства, сильнейшего увлечения идеями и образами Т.С.Элиота и т.д. Но статьи-то появились в 30-е годы, когда "новый способ быть новым" означал вовсе не формализм и не упоение "космическим" отчаянием, а сильнейшую "политизацию" литературы, отражение в ней всплеска интереса к социализму, к справедливому переустройству общества, непосредственное и "причастное" изображение классовой борьбы. В этом контексте формулировки Фроста - "старым способ быть новым", "энтузиазм, укрощенный метафорой" и др. - приобретают совсем иной смысл.

Направленность полемики Фроста особенно очевидна в письме в газету "Студент" и в предисловии к "Королю Джасперу". В публицистике своем Фрост явно и подчеркнуто пристрастен, и в то же время, по своему обыкновению "осмотрителен": "Один век может быть немного хуже другого. Но невозможно выбраться из своего времени, чтобы правильно о нем судить. Да, столь же трудно выбраться из чего-то столь крупного, как свой век, как пытаться проглотить осла. Посмотрите на тех многих, кто в результате такой попытки заработал растяжение, от которого ткани и мышцы рассудка не могут восстановить свой естественный вид. Они больше не могут воспринять что-нибудь тонкое и изящное, они не могут пользоваться пером. Им приходится стучать на машинке, и они задыхаются в агонии. Они могут создавать бесформенные романы, огромные необработанные глыбы искренности, воющие от боли, и это единственное,что они могут создать "/70/,

Шрост сознательно не очерчивает границ критикуемого явления. В принципе, это могут быть и романы "под Джойса", где тоже есть "попытки судить о своем времени". Но не меньше под удар попадают произведения критического реализма, где "суждение о своем времени" выходят на первый план. Для Фроста это явления одного порядка, "новые способы быть новым", противостоящие фростовскому "старому" способу. Свое едкое описание "новых" способов Фрост дает в предисловии в "Королю Джасперу". Это перечисление - блестящий образец фростовской полемики, где налицо все ее особенности - смешение всех критикуемых явлений в единый комплекс, доведение их до абсурда, отсутствие имен:

Потомки могут заметить (а могут и не заметить), что наш век во что бы то ни стало стремился найти новые способы быть новым. Старый способ быть новым больше не годился. Наука ( ! -Д.П.) внушила нам, что должны быть новые способы быть новым. Их вводили, в основном, посредством вычитания - устранения. Стихи, например, писали без знаков препинания. Их писали без больших букв. Их писали без метрической структуры, которой определялся бы ритм. В них оставляли только зрительные образы и нужны были громкие модуляции голоса, чтобы компенсировать полное отсутствие образов для слуха, тех драматических интонаций, которые до сей поры составляли лучшую половину стиха. Стихи писали без содержания под ярлыком "чистой поэзии". Их писали без грамматики, без афористичности, без последовательности, логики и связности. Их писали без способности. Их писали без чувств и переживаний, как в уголовном мире убивают за деньги. Их писали без многого. И что же у нас осталось? Все же кое-что"/71/.

Защита традиций реализма" ? " Выступление против эстетства и формализма" /72/? В.С.Кузнецова, открывающая свою статью этой развернутой цитатой,видит в ней перечисление всех тех "формалистических " направлений, которые " двадцать лет не давали дороги поэзии Фроста"/73/. Очень грубая ошибка - в те двадцать лет, когда поэзия Фроста действительно не имела "дороги" (1892-1912),никаких "новых" способов не существовало, или, по крайней мере, не было признано. Но дело не в этом.

Кроме беглого упоминания "чистой поэзии", не относящейся к "новым" способам, не получившей развития в американской поэзии XX века и, более того, уничтоженной, по существу, именно новой" волной - поэтическим "возрождением", ни одно из перечисленных свойств не превращает поэзию в эстетскую и формалистическую. А наличие больших букв, метрической структуры, афористичности и знаков препинания еще не превращает поэзию в содержательную и реалистическую. Вырвав отдельные моменты поэтики и эстетики ведущих и наиболее влиятельных современных поэтов, в общем, безотносительно метода и направленности их поэзии, Фрост сводит все их творчество к писанию "без способности". Собственно, оставшееся "кое-что" - это поэзия самого Фроста, а весь отрывок свидетельствует лишь о его формальном консерватизме, нетерпимости и любви к саморекламе, умелой и не бьющей в глаза.

Разделавшись со всеми "новыми способами", Фрост сосредоточил свою критику на одном из них, и об этой критике не упоминает ни В.С.Кузнецова, ни А.М.Зверев - поскольку ее объектом не является формализм, эстетство или модернизм: "Последний предложенный экспериментаторами эксперимент - использовать поэзию для выражения недовольства по поводу неутопического государства", - отмечает Фрост /74/ и далее строит свою мысль на разделении "недовольств" (grievances ) - реакции на преходящее, по Фросту, социальное зло, и "печали" ( griefs ), обусловленной трагизмом положения человека во вселенной, "неисцелимым горем". "Предоставим недовольства прозе - пишет Фрост, если проза смог, жет выдержать их груз. А поэзия пусть продолжает свой путь в слезах"/75/.

В силу уже отмеченных свойств фростовской риторики, границы критикуемого явления не очерчены. При желании, его можно свести к мелкому "обличительству", препятствующему серьезному анализу современности,или к литературной моде на "пролетарскую" тематику.х) На всякий случай Фрост сохранял за собой возможность такой интерпретации своих высказываний. Однако, само включение "недовольств" в общий список "новых" способов, куда и так попали весьма значительные явления американской поэзии,хх) показывает, что Фрост выступает против социальной критики в искусстве.

Дело, конечно, не в самой декларации - заявления об отказе от "ангажированности" делали интереснейшие художники нашего времени. Как и другим, Фросту, естественно, не удалось избежать ангажированности и социальной критики. Отказывая поэтам в праве на "недовольства", в собственных стихах Фрост выразил "недовольство" этими "недовольствами" и как критик общества выступил против всех действий и настроений, порожденных "недовольствами", т.е. против всего духа "красных тридцатых".

Свою точку зрения на события американской жизни Фрост изложил в сборнике "Дальний хребет", само название которого (a Further Range )> как и предпосланный эпиграф, обозначает стремление Фроста выйти за рамки своих привычных тем и своего "художественного пространства" "даже в сферы политики и религии" (р.557). В первой части сборника выход этот осуществляется за счет приближения стихотворений к басне, где события, большей частью из животного мира, переосмысляются, по сатирической аналогии, с деятельностью человека. В отличие от "природной" поэзии, в этих стихотоврениях "расширение" имеет вполне конкретного "референта": деятельность рузвельтовской адмих) - вспомним Ричарда Гордона из "Иметь и не иметь", хх) - формально, туда попадают не только все значительные поэты XX века, кроме Фроста и Робинсона, но и Уитмен, и даже По. нистрации ("Бюрократично"), фрейдизм ("Белохвостый шершень"), фундаментальная наука и "систематическая" философия ("В зооло- ' гическом саду"), "благотворительность", к которой Фрост упрямо сводит любые действия по облегчению доли бедных ("Двое бродяг в распутицу", "О симпатии к побитой собаке"). "Хвалебной" басней становится "Горный сурок", где прославляется способность "уютно устроиться" во враждебном природном и социальном окружении.В издании 1936 года все стихотворения этого раздела объединялись заголовком "Понимать двояко".

Представления Фроста об американском обществе раз и навсегда сложились еще в XIX веке. Это лишний раз подтверждается теми стихотворениями первой части, где имеется некая "позитивная" программа, формально следующая "заветам" Эмерсона и Торо ("Горный сурок","Одинокий забастовщик","Двое бродяг в распутицу"). Изменившийся социальный контекст придает этой программе глубоко консервативный внутренний смысл. "Революция на одного"(р.324)-уход рабочего с фабрики в лес ("Одинокий забастовщик") - оборачивается чисто эскейпистской акцией,а отказ от "благотворительности" и призыв в слиянию "любви и нужды" - оправданием жесткой, социал-дарвинистской позиции относительно обездоленны:Р) ("Двое х) - Фраза "умение уютно устроиться в бесконечном (в природе - Д.П.)" взята из объяснений Фроста, почему его любимыми книгами являются "Робинзон Крузо" и "Уолден" /76/. хх) - Для подтверждения такой позиции можно привести два менее значительных стихотворения сборника:"Большой пес" и "О симпатии к побитой собаке" (или "О сочувствии обездоленным"), где ради плоского каламбура уравниваются два значения слова "underdog " - "побитая собака" и "обезоленный, жертва несправедливости". бродяг в распутицу"). Впрочем, последнее стихотворение имеет несколько значений. Жесткость героя, не пожелавшего поделиться с безработными дровосеками хлебом, работой - ведь совершенно ясно, что чувство собственного достоинства' помешало этим крепким и трудолюбивым людям прямо просить подаяния, которое они предпочли бы отработать - или хотя бы добрым словом, скрашивается посредством хитроумного маневра, переводящего ситуацию в иную плоскость:

Ни слова, ни звука с обеих сторон

Они понимали, что надо ждать,

И я приму их простой резон,

Что не имею права играть

С тем, чем они добывают на хлеб,

Труд не забава - хотя по мне

Подобный ход рассуждений нелеп,

Я видел - право на их стороне.

Но как смириться с таким разделеньем

Мне надо, чтоб навсегда сопряглась

В жизни работа со вдохновеньем,

Как в зрении с глазом в союзе глаз

Лишь там, где с нуждой призванье слилось

И труд стал игрой для спасенья людейх) х) - недопустимая, но очень характерная ошибка переводчика (в оригинале сказано: "play for mortal stakes " - " игрой,где ставка - жизнь"),вызванная, как всегда,желанием "усовершенствовать" позицию Фроста.Однако,уподобление своих действий "спасенью людей" в той ситуации,когда реальное,а не умозрительное "спасенье" требует,вероятно, противоположных действий, на деле превращает героя в циника и ханжу.

Лишь там работа идет всерьез

Во имя неба и лучших дней". пер. А.Я.Сергеева /77/).

Эти слова, прекрасные в качестве эстетической декларации, не столь прекрасны в качестве оправдания героя в данной конкретной ситуации. Они просто неуместны - дело ведь не в том, что бродяги оспаривают право героя самозабвенно колоть соб^ ственные дрова.х) Просто сейчас для них колка дров - единственный выход, не унижаясь, приобрести кусок хлеба или немного денег. Так что в этом стихотворении герой Фроста предстает далеко не с лучшей стороны, а его слова отдают софистикой, прикрывающей глубочайший эгоизм и безразличие.

При этом стихотворение обладает великолепной поэтической структурой и художественной логикой: любовное описание природы, колки дров, производимой героем, приводит к почти неизбежному согласию с позицией героя. Уступи он после переживаний первой части стихотворения свою работу бродягам, или хотя бы прерви ее, чтобы помочь им делом или словом - и герой нарушил бы внезапно установившуюся гармонию с ритмами природы, которым подчинено все живое вокруг, исключая, разумеете^, бродяг-грязное пятно на фоне весеннего пейзажа. Как будто Фрост, чувствуя шаткость позиции своего героя, спешит подкрепить ее фактором "органичности", санкцией природы. Другое поведение было бы, по логике Фроста, неестественным, как неестественны города ("Ручей в городе"), фабрики ("Одинокий забастовщик"), коллекх) - Очень важно, что дрова собственные. Не случайно же нищим бродягам отказано в праве на "любовь" к труду. тивизм ("Строй почву"), социальные преобразования ("Придорожный лоток", "Мыслителю", "Уравнитель", "Полупереворот"),стремление понять современность (письмо в газету "Студент", "Своевременный урок", "Мыслителю") или рационально осмыслить жизнь ("Медведь", "В зоопарке").

Дальний хребет", как и вся творческая эволюция Фроста, несет отпечаток диалога с критикой. Стоило влиятельной Эми Лоуэлл заметить, что в его стихах изображена "болезнь Новой Англии" /78/ и преобладает мрачный колорит, как он отвечает "веселой" поэмой "Нью-Гемпшир", где показывает, что его Новая Англия - едва ли не самый здоровый уголок в мире. Стоило Хик-су, Карпентеру /79/, Шнайдеру указать на ограниченность и несоотнесенность мира Фроста с современностью, он раздвигает границы этого мира, делает его подчеркнуто злободневным. Главным объектом внимания Фроста становятся не сами события современности,^ а те взгляды на жизнь, которые ими порождены и которые - это едва ли не самое главное - уводят публику от видения мира в тех связях, которые предлагает ей Фрост. "Дальний хребет" не в последнюю очередь - свидетельство борьбы за аудиторию, борьбы, которую Фрост вел расчетливо и решительно. Она велась как по линии отбора материала ("Двое бродяг"), так и по линии его интерпретации ("Придорожный лоток"). В последнем стихотворении определяющим является отнюдь не описание бедствующих фермеров, вынужденных подкарауливать городские машины и х) - Действительно, читая Фроста нет ощущения того, что были, например, две мировые войны или Великий кризис. Своеобразный отклик вызвали только Новый Курс и атомная бомба, но и это не вызвало сколько-нибудь существенных изменений взглядов. навязывать горожанам свой товар, а вытекающее из этого "мнение" о полной абсурдности и недопустимости каких-либо попыток помочь фермерам в их бедственном положении: В новостях сообщают, что скоро этот жалкий народец(! -Д.П.) выкупят и милостиво поселят в деревнях, по соседству с кино и магазином, где им больше не придется о себе заботиться, в то время как жадные благодетели, ласковые хищники, сгрудятся вокруг них, навязывая им блага, которые рассчитаны на то,чтобы размягчить их до умопомрачения и, научив их, как спать днем, отнимут у них ночной сон старым способом" (р.286-287). При желании это можно считать и проповедью об опасностях благосостояния, в духе Торо, однако представляется, что фермеры времен Депрессии, равно как и уборщицы в стихотворении "Прими же меры" - не самый лучший объект для подобных проповедей.

Средоточием всех "утопических" и "филантропических" настроений явилась для Фроста личность Франклина Рузвельта. В письмах Фрост с презрением отзывался обо всех правительственных программах рузвельтовского кабинета, опасался Нового Курса как американского варианта "социализма". При этом Фрост настолько сжился со своим новоанглийским "Я", что считал все "утопические" настроения атрибутом западных регионов США, но никак не Новой Англии/80/. Хотя Фрост и отказывался признать адресатом своего сатирического стихотворения "Мыслителю" лично президента /81/, это можно принять лишь в том смысле, что обличался не Рузвельт, а "рузвельтианство" - все, отличавшее сознание американского интеллигента 30-х годов от предшествующих эпох: левизна политических взглядов,х) стремление к рех) - прямо увязанная в стихотворении с "диктатурой". формам, к перераспределению благ. По Фросту, все это - лишь "раскачивание1!,2^ отклонение в одну сторону, за которым последует движение вспять - слева направо, от тирании к демократии, от сумасшествия к норме.

Если бы критика Фроста ограничивалась деятельностью федеральной администрации или даже общественным сознанием американской интеллигенции, Фроста можно было бы счесть проницательным и "настоящим" сторонником простого народа. Но Фрост старался ударить по всем новым тенденциям духовной жизни, противопоставив им некий абстрактный комплекс мер, построенный на "шиболетах" новоанглийского индивидуализма и не менее утопичный, чем все "утопии", над которыми он насмехался. Фрост предлагает не какой-то альтернативный курс, а просто систему выживания в "революционно плохие времена" (р.317). Система эта излагается в программном произведении сборника - политической па-сторали30^ "Строй почву" - отличается, если ее понимать буквально, не просто утопичностью, а издевательской неосуществимостью.

Эта пастораль перекликается, тематически и композиционно, с первой эклогой Вергилия, откуда взяты имена и "профессии" участников диалога. Фростовского Мелибея согнали с фермы не императорские солдаты, а нужда, и он приходит за советом к поэту Титйру. Титир*' однако, предлагает Мелибею лишь ряд общих рассуждений, мало связанных с конкретными вопросами фермера. Вся поэма приобретает характер проповеди, смысл которой сводится к нескольким идеям, уже "обкатанным" Фростом в лекциях, письмах, статьях. Во-первых, Титир проповедует недопустимость х) - излюбленная метафора Фроста. хх) - под таким подзаголовком и фигурирует в сборнике. вмешательства государства в экономическую жизнь страны, иронически призывая власть обуздать человеческую изобретательность. Во-вторых, вина за "революционно плохие времена" возлагается на излишнюю сплоченность людей, на обращенность каждого человека "вовне", а не "внутрь себя". Равно плохо и то, что Америка слишком "интернациональна", вместо того, чтобы быть "национальной". Титир поучает:

Держись подальше от других и держи других на расстоянии. Мы слишком нераздельны. Мы собираемся, обнимаясь от недоверия или от любви. Нам слишком тесно, мы не можем ни нанести удар, ни быть выдающимися. Уходи же. Не вступай в слишком много банд. Вступай в Соединенные Штаты и вступай в семью, но ни во что кроме, разве что в колледж" (р.325).

Как эти соображения, так и построенная на них программа индивидуального выхода из кризиса, почти дословно повторяют интервью 1931 года, демонстрирующего удивительную близость вышедшему в том же году манифесту южных "аграриев" "На том стою". Но если самый прямолинейный "аграрий" Доналд Дэвидсон превозносит деревню как идеальную общественную структуру /82/, для Фроста ее ценность в том, что она оказывается "индивидуальным" полюсом цивилизации, позволяет вести максимально "необщественный" образ жизни и "спокойно перезимовать с картошкой в подполб""/83/. Из этого вытекают следующие "рекомендации" Титира: "Строй почву. Обрати ферму внутрь себя самой, до тех пор, пока она не сможет больше замыкаться в себе но, переполненная, не станет истекать вином и маслом. Я же направлюсь к своему истощенному социальному сознанию и постараюсь быть, сколько возможно, несоциальным. Я призываю тебя к революции на одного - естественной грядущей революции (pp.323-324).

Наиболее четко все акценты расставлены в эпиграмматическом четверостишии "В притоне", где обыгрывается буквальное значение понятия "Новый Курс" (New Deal ) - "новая сдача карт". Герой печально говорит, что при этой сдаче он со своими картами - джефферсоновскими идеалами демократии - сильно проигрался, но не теряет надежды и требует новой сдачи карт.

Естественно, что такая книга не могла вызвать всеобщего одобрения - в критических выступлениях по ее поводу, как в зеркале, отразились особенности идейной и эстетической борьбы 30-х годов. "Дальний хребет" требовал к себе внимания именно со стороны своей идейно-политической направленности, тенденциозность была очевидна и определяла собой художественные особенности книги. Вся левая пресса, в том числе и такие значительные критики как Р.П.Блэкмур/84/, Н.Арвин/85/, М.Зейбл/86/, дали на книгу резко отрицательные отзывы. Коммунистический журнал "Нью-Мэссиз" прямо назвал Фроста "реакционером и контрреволюционером"/^?/. После выхода "Дальнего хребта" Фрост всерьез опасался покушения со стороны "коммунистов"/88/. В то же время в других кругах началось буквальное обожание Фроста, который "не побоялся сказать правду в эти ужасные времена Наиболее характерные высказывания Р.Хиллиера и Р.П.Коффина уже приводились в самом начале работы. Любопытно, что именно в это время и именно в стане консервативных критиков впервые заговорили о "народности и демократизме" Фроста, которые известный консервативный критик Бернард Де Вото прямо противопоставил "ложному" демократизму прогрессивных литераторов /89/. х) - такой фразы в рецензиях не было, но во многих она составляет подтекст.

В принципе, "Дальний хребет" не показал какой-либо эволюции мировоззрения Фроста. Напротив - сборник еще раз показал его полную "незыблемость": все проявленные в нем позиции можно было предсказать еще по письмам 10-20 годов /90/. Однако,в этой^книге впервые взгляды Фроста были высказаны со всей полемической откровенностью.Это заставляет несколько по иному взглянуть и на раннее его творчество и, главное, существенно откорректировать бытующее в нашем литературоведении представление о причинах огромной популярности Фроста, которая,кстати, была особенно велика в последние два десятилетия его жизни.

Духовный климат 30-х годов не позволял Фросту рассчитывать на всенародное признание. Час такого признания пробил, когда в истории, политической и духовной жизни Америки произошла очередная "сдача карт" - в 40-е годы, про умонастроение которых Аллен Тейт не без сарказма сказал: "Были мы элиоти-ческими - стали мы патриотическими.^^ Те .почести и награды, которые лавиной хлынули на Фроста, не могли объясняться ни какими-то особыми художественными достоинствами его книг 40-х годов,ххх) ни уважением к былым заслугам - чувством, вообще-то, не очень свойственным американцам. Эти почести, как справедливо отметил Малькольм Каули, "носили скорее политический, чем поэтический характер"/91/. х) - насколько вообще можно ждать от Фроста откровенности. хх) ~ "Spirits grown Eliotic now Patriotic Are", xxx) - "они, несомненно, оригинальны и интересны, но во всех отношениях уступают предыдущим.

Позднее творчество

Дефицит места не позволяет рассмотреть последние пять книг Фроста с той подробностью, которой они заслуживают. Поэтому, данный раздел будет носить обзорный характер.

Поздний период творчества наименее изучен. Исключения составляют, главным образом, произведения, продолжающие "природную" и "новоанглийскую" линию поэзии Фроста, в первую очередь "Напутствие". Однако, лицо поздней поэзии Фроста определялось не этими стихотворениями. В последних пяти сборниках отчетливо проступили тенденции, которые ранее существовали в "свернутом" виде, на периферии поэзии Фроста, где "центром" были "природные" и "фермерские" стихи. С исследовательской точки зрения поздняя поэзия Фроста интересна, в первую очередь,тем, что в ней со значительно большей определенностью реализовались те философские, социальные, нравственные позиции, которые хоть и обуславливали подбор жизненного материала в поэзии ранней, не реализовывались в ней непосредственно, существуя лишь как потенциальное "расширение" ситуации или природного символа. Философская лирика стала утрачивать свое "природно-фермер-ское" облачение, образность стала всецело подчиняться мысли, сделалась более умозрительной. В качестве "образа" выступали, например, геод ("Все откровение"), "атомарная" модель Вселенной ("Песня против Ничего"), абстрактная философская категория ("Лучник"). Возрастает количество "эзотерических" стихотворений, где и образы и мысль подчинены ситуации, неизвестной читателю,и невыводимы из самого стихотворения (большинство эпиграмм, некоторые "Передовицы", "Нет слов" и др.). Временное решение все чаще сдвигается от "момента противостояния хаосу" к абстрактной "телескопичности" художественного времени, особенно в повествовательно-драматических произведениях ("Маска причины", "Маска Милосердия", "Трудно не быть царем"). Фрост все больше демонстрирует качества "ученого" поэта, возникает даже некоторое бравирование эрудицией ("Лучник", "Лукреций против Озерной школы", отчасти даже "Напутствие"). Однако, никак нельзя сказать, чтобы поэзия Фроста, ставшая более "ученой" и формально-изысканной, одновременно стала более глубокой и значительной. Колоссальному расширению образного арсенала соответствовала все большая однозначность смыслового решения,тяготеющего к довольно жесткой системе представлений, отражающей "обыденное" прагматическое сознание, и развивающегося в одном эмоциональном ключе - своеобразного иронического скепсиса.

Истоки этих свойств заложены во всем строе художественного и теоретического мышления Фроста, которое он четче всего охарактеризовал в своей лекции "Воспитание поэзией" (193) "Вся философия - это попытка выразить дух в понятиях материи и материю в понятиях духа. Единственные материалисты - не те,кто говорят материя, подразумевая "дух", а те, кто теряются в своем материале, не находя обобщающей метафоры, которая одна могла бы придать материалу форму и упорядоченность. Метафора -основа человеческого мышления"/92/. Для Фроста метафорично не только мышление, но и любое знание о мире. Игра с "метафорой", которая расценивается с точки зрения новизны, изящества, под-тверждаемости "обыденным" сознанием и "смехоустойчивости" составляет не только ведущий поэтический принцип Фроста, но и содержательную основу его поздней поэзии. На языковом уровне это отражается в переизбытке каламбуров - игры на омонимах, на буквальном разъеме словосочетаний, фразеологии, цитат, нередко вырванных из контекста или намеренно искаженных. Все стихи нового типа аллюзивны, причем диапазон аллюзий колеблется от темнейших мест Библии ("Прими же меры","Напутствие",Маски) и античной философии ("Лучник","Лукреций против Озерной школы","Намеренно случайно") до политических реалий разного уровня ("Смелость быть новыми","Группа Роджерса" и др.). Аллюзивность обязательна для позднего Фроста - все произведения этого периода тяготеют к тому, что сам Фрост называл "энтузиазмом, укрощенным метафорой"/93/, т.е. к такому образному воплощению философской, политической или научной идеи, чтобы в нем самом или в авторском комментарии содержалась ревизия (чаще травестия) этой идеи q позиции иронического "обыденного" сознания и "здравого О смысла".

Все эти свойства имелись и в предшествующей поэзии Фроста, однако, там они оставались в тени "природно-фермерскойл образности. Процесс "высвобождения" метафоры из-под власти этой образности наметился уже в "Ручье" (напр. "Медведь"), но только с выходом в свет "Дерева-свидетеля" стало очевидным не только расширение "игрового пространства", но и то, что это пространство по преимуществу "игровое".х)

Необъятному расширению метафорического депо соответствовал столь же неудержимый процесс "дробления" поэтического героя. Из "фермера" и "наблюдателя природы" он стал "национальным бардоми("Дар навсегда", ода Кеннеди, "Китти-Хок"), "лингвистическим11 ( большинство поздних стихотворений) и "историх) - Концепция "игры" как сущности поэзии, выдвинутая Фростом в предисловии к "Королю Джасперу"/97/, нашла законченное воплощение в позднем творчестве Фроста. ческим" философом ("Америку увидеть нелегко", "Китти-Хок"), теологом-модернистом ("Маски"), "мудрецом от сохи" ("Начитанный фермер и планета Венера"), "Кассандрой" ("Висящая гора", "Засуха"), "циником" ("Прожекторы"), "шовинистом" ("Не для них священные войны") и далее. Столь же дробным становился "образ" поэта, чье жизнетворчество, игравшее очень большую роль и вначале, стало все больше и больше срастаться с поэтическим творчеством. В своих публичных выступлениях,интервью Фрост мог обернуться любой гранью своего образа, всегда, впрочем, в зависимости от публики, с которой он имел дело. Так, в Иерусалиме он заявил, что в душе всегда был "иудеем", внутренне сопротивлявшимся "эллинскому" началу в европейской культуре /94/, в Афинах - наоборот, что эллинский "гармоничный" идеал был и его идеалом и что самым великим человеком в истории был Платон/95/,в СССР он сказал, что "эмблема" его поэзии - коса и плуг - почти то же самое, что серп и молот /96/. Естественно, что и третья производная - восприятие личности и творчества поэта аудиторией - варьировалось от"Питера Пэна Национальной Ассоциации Промышленников" /99/ (Р.Джаррелл) до "голубоглазой скалы" (Э.Межелайтис) /100/.

Оценка типичного позднего произведения Фроста зависит от того, можно ли считать обыгрываемые в нем идеи и явления подходящей темой для игры. Так, неодобрительные отзывы о "Маске причины" со стороны религиозно мыслящих людей сводятся к недопустимости "игры" с образом Бога и использования сакральных текстов для буффонады, пусть даже основная мысль ее - неиспох) - который был для Фроста источником всего философского зла и всех свойственных европейцу заблуждений /98/. ведимость Божьей воли - вполне ортодоксальна. Тем более, нельзя принять ту"игру",которую повел Фрост по поводу атомной бомбы.

Положительные отзывы о стихотворениях, "написанных после бомбардировки Хиросимы"/Ю1/ в ряде советских работ (А.М.Зверев, В.Л.Ромаш /102/) следует считать явным недоразумением, обусловленным сочетанием предвзято-панегирического взгляда на все творчество Фроста и крайне невнимательного прочтения текстов. В этом цикле стихотворений в едином комплексе выступают самые спорные свойства фростовского мировоззрения и самые слабые черты его художественного метода.

Начать разговор об этих стихотворениях следует с их побудительной причины, каковой конечно же, является не бомбардировка Хиросимы, а тот общественный резонанс, который она вызвала в Америке. Именно против этого резонанса, против движения за запрет ядерного оружия и направлены, главным образом, "атомные стихотворения" Фроста. Рассмотрим наиболее очевидные примеры: в четверостишии "Американские чурики 1946 год" говорится:

Изобрели новое стихийное бедствие, с его помощью выиграли войну - а теперь кричат, скрестив пальцы: "Чурики! Чурики! Не надо его больше использовать!" (р.347).

Если хотя бы можно было считать это стихотворение реакцией на знаменитую "атомную панику" 1949 года, когда в Вашингтоне узнали, что у СССР есть свое атомное оружие ! Но такой возможности нет: стихотворение вошло в сборник 1947 года, а год его создания даже вынесен в заглавие. Объект насмешки Фроста ясен. Еще более отчетливо стихотворение "Наес Fabula Docet", где рассказывается о слепом, который вышел погулять с палкой. На привычном для него пути рабочие вырыли канаву, а некий доброжелатель захотел предупредить его об опасности, сначала окликнул слепого, а потом остановил его. Раздраженный вмешательством слепой крепко избил доброжелателя, а потом свалился в канаву, которую, отмечает Фрост, он несомненно бы нащупал палкой, если бы не вмешательство непрошенного "спасителя".Комментариев не требуется.

Очевидно, две главные претензии, которые Фрост желал предъявить "паникерам", заключались в недостатке "мужественности" и в том, что их позиция подрывает американское могущество. Первая претензия требует пояснений. Хотя в ранней поэзии Фрост трижды отдал дань пониманию войны как бедствия ("Пристрелка", "Костер", "Ненадолговойна все больше приобретала для него значение такого же экстремального контекста, в котором выявляются лучшие качества личности, как и зима в стихотворениях "Снег", "Дебри","Пустая угроза". Понимание войны как героического испытания духа, праздника силы отражено в стихотворении "Солдат". В годы второй мировой войны Фрост говорил,что "люди должны быть способны убивать друг друга для урегулирования расхождения во мнениях"/ЮЗ/. Обвинение сторонникам мира в "трусости" и подавлении естественной для человека воинственности выдвигается в стихотворении "Смелость быть новыми",прямо направленного против деятельности ООН.

В сущности те же позиции проявляются в известном нашему читателю по нескольким публикациям стихотворению "Отступление на шаг", где ситуация, возникшая в связи с бомбой, уподобх) - в этих стихотворениях нет следов антивоенных настроений литературы 10-20 годов. Достаточно было и очень небольшого влияния, например, Эмброза Бирса. ляется стихийному бедствию. Герой, застигнутый бурей, не теряет головы, дает "миру, сорвавшемуся с цепи"пролететь мимо,х) отступив на шаг, и спокойно продолжает путь. Стихотворение можно понимать по разному, однако, контекст сборника не оставляет сомнений в том, что оно тоже направлено против "паникеров",сторонников запрета атомной бомбы.

В "Жизнестойком кустарнике30^ тема бомбы обыгрывается с разных сторон, в сочетании с привычными нападками на науку ("Зачем ждать науку"), с размышлениями о неизбежности гибели человечества безотносительно бомбы ("Прожектеры"),со столь же неизбежными в позднем творчестве Фроста каламбурами("Пылкий восторг", оно/же"Вознесение на небеса со взрывом"). Главным образом, стихотворения о бомбе показывают, что Фрост просто не понял и не принял всерьез той угрозы всему человечеству, которую несет ядерное оружие.

Одним из ведущих "масок" позднего Фроста был образ "национального барда","певца Америки". "Идея" Америки,национального самосознания также обыгрывалась с разных сторон. Иногда она включалась в общую историческую концепцию Фроста, сопоставлявшего цивилизации с живым организмом, обреченным на старение и смерть ("Обречены на процветание","Америку увидеть нелегко"). Иногда же Америка рассматривалась как нечто совершенное и вневременное (ода Кеннеди,"Китти-Хок"). Создается впечатление, что "патриотическое" творчество Фроста рассчитывалось на х) - в переводе А;Я Сергеева характернейшее "смягчение" этой строки - "Пронесся мимо мрак"/Ю4/. хх) - На русском этот сборник очень неправильно назван "Куст на кровле", steeplebush. - видовое название новоанглийского кустарника, отличающегося неприхотливостью и жизнестойкостью. самые разные вкусы. Наряду с серьезным и сильным стихотворением "Дар навсегда" имеются и откровенно шовинистические стихи ("Не для них священные войны", некоторые места "Китти-:Хок") и даже нечто, исполненное в жанре доноса в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности;

Харрисон тоже любит мою страну, только он хочет ее совершенно обновить. Ночью он - фрейдистский венец, днем - московский марксист. И не потому, что он русский еврей. Он стопроцентный янки-пуританин, по субботам лопает свинину с бобами.Но ум его не вышел из подросткового возраста: для него любить страну - значит, все взорвать и построить заново"(р.393).

Одно это стихотворение показывает,что "Обвинение мистеру Фросту", выдвинутое М.Каули, не столь безосновательно, как полагает A.M.Зверев/105/. Можно сказать, что в специфической культурной обстановке конца 40-начала 50-х годов культ Фроста как "поэтического представителя страны" до некоторой степени насаждался сверху. Последние пять лет жизни Фрост пребывал в полуофициальном ранге "поэта-лауреата" Белого Дома. И хотя поэт нес бремя славы с некоторой долей самоиронии (чуть-чуть прозвучавшей в оде Кеннеди),он полностью принял роль "барда". Конечно, для "культа" Фроста имелись и другие основания: он был старейшим поэтом, умевшим расположить к себе любую аудиторию, для многих он оставался создателем природной философской лирики и новоанглийских эклог, где частью сохранился, частью был искусно воспроизведен американский дух, как бы неподвластный историческим переменам. Поэзия Фроста затрагивала ностальгические струнки в сердцах миллионов американцев. Творчество Фроста давало основание к любому толкованию образа "национального барда", превозносимого даже теми, кто не читал ни строчки его стихов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1. Rittenhouse J. North of Boston.- N.Y. Times Book Review, May 16, 1915, p.189.

2. Зверев A.M. - Модернизм., c.100-117, П7-121.

3. См. Торп У. Защитники идеального. - В кн.: Литературная история США, т.2, с.364-383.

4. Слова Джозефины ПйбОДИ. Цит. по: Gregory Н. Za-turenska М. The History of American Poetry. - N.Y., Random House, 1946, p.42.

5. Thompson, Winnick. Later Years, p.232.

6. Энгельс Ф. Письмо к Ф.А.Зорге 31 декабря 1893 г. -Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т.38, с.476.

7. MacLeish A. Robert Frost and New England. - National Geographic, 149, N 4, Apr.1976, p.439-440.

8. Selected Prose, p.62.

9. Блок А. Крушение гуманизма. Собр.соч. в 2-х томах, М., ГИХЛ, 1955, т.2, с.305-327.

10. Fuchs D. The Images of Robert Frost. - Chicago Review, 16, N 4, 1964, p.194.

11. См.примеч. 2 к заключению.

12. Эйхенбаум Б.Н. - 0 поэзии. - Сов.писатель. 1969,с.143.

13. Современная американская поэзия. Антология.-М;

Прогресс, 1975, с.112.

14. Selected Prose, p.67.

Список научной литературыПрияткин, Дмитрий Александрович, диссертация по теме "Литература народов Европы, Америки и Австралии"

1. Энгельс Ф. Письмо к Маграгет Гаркнесс. - Маркс К., Энгельс Ф. Собр.соч., 2-е изд., т.37, с.36-37.

2. Энгельс Ф. Письмо к Ф.А.Зорге, 31 декабря 1892 г. Маркс К., Энгельс Ф. Собр.соч., 2-е изд., т.38, с.475-476.

3. Ленин В.И. Аграрный вопрос в России к концу XIX века.- Полн.собр.соч., т.17, с.57-137.

4. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм. Полн.собр. соч., т.18.1. П Основной источник

5. The Poetry of Robert Frost. Ed. E.C.Lathem, N.Y., Holt, Rinehart and Winston, 1969, 609 p.

6. Ш Дополнительные источники

7. Роберт Фрост. Из девяти книг. М., Изд.иностр.лит., 1963, 142 с.

8. Фрост Р.,Топорище, Жена Поля Баньяна (пер.А.Я.Сергеева).- Новый мир, 1965, № 12, с.90-95.

9. Фрост Р,, Черный дом (пер.Д.А.Прияткина). "Памир", 1981, № 7, с.84-86.

10. Фрост Р., Движение, совершаемое в стихе (пер.А.М.Зверева), Писатели США в литературе., М., "Прогресс", 1974, с.287--290 (2-е изд., 1982, т.2, с.183-186).

11. The Complete Poems by Robert Frost. N.Y., Holt & Co., 1949, 642 p.

12. Interviews with Robert Frost. Ed. E.C.Lathem, N.Y.,

13. Holt, Rinehart and Winston, 1966, 295 p.

14. The Letters of Robert Frost to Louis Untermeyer. N.Y., Holt., 1963, 388.

15. Frost R. A Poet, Too,Must Learn the Magic Way of Poetry. New York Times Book Review, March 21, 1954» Sec.7, p.1.

16. Selected Letters of Robert Frost. Ed. L.Thompson, N.Y., Holt., 1964, 645 p.

17. Selected Prose of Robert Frost. Ed.H.Cox and E.C. Lathem, N.Y., Holt., 1966, 119 p.

18. Frost R. A Way Out. N.Y., Harbour Press, 1929, 46 p.1. Общие работы

19. Алякринский 0.A.,"Поэтическое возрождение" в США и раннее творчество У.К.Уильямса, Вестник Московского Университета, сер.9 "Филология", 1982, № 3, с.24-30.

20. Богомолов А.С. Буржуазная философия США XX века. М., Мысль, 1974, 343 с.

21. Грязнов А.Ф. Философия "Шотландской школы". М.,МГУ, 1979, 125 с.

22. Джемс В. Научные основы психологии. СПб, Электропечатня, 1902, 369 с.

23. Джемс В. Прагматизм. Спб, Шиповник, 1910, 314 с.

24. Зверев A.M. Модернизм в литературе США. Формирование. Эволюция. Кризис. М., Наука, 1979, 316 с.

25. Зверев A.M. Путь Вэчела Линдсея. В кн.: Проблемы литературы США XX века. - М., Наука, 1970, с.275-304.

26. Зверев A.M. Развитие реалистического направления в поэзии США 10-х годов XX века. Автореферат дисс. к.ф.н.,М.,1972, 23 с.

27. Зверев A.M. Уроки Генри Джеймса. В кн.: Джеймс Генри, Избр.произв. в 2-х томах, Л., Худож.лит., 1978, с.3-32.

28. Ионкис Г.Э. Английская поэзия XX века. М., Высшая школа,- 1980, 199 с.

29. Кириченко О.М. Некоторые явления в новейшей поэзии США. В кн.: Проблемы литературы США XX века, с.141-162.

30. Кириченко О.М. Основные течения в поэзии США в 20-е годы XX века.- Автореферат дисс.,к.ф.н., М., 1969, 21 с.

31. Литература США XX века. Опыт типологического исследования. М., Наука, 1978, 568 с.

32. Литературная история США. (под ред. Р.Спиллера, У.Торпа и др.), т.1-Ш, М. , Прогресс, 1977-1979.

33. Проблемы литературы США XX века. М. ; Наука, 1970, 525 с.

34. Проблемы становления американской литературы. М. ; Наука, 1981, 382 с.

35. Сквозников В.Д. Реализм лирической поэзии. М. ; Наука, 1975, 368 с.

36. Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М. , АН СССР, 1977, 203 с.

37. Современное политическое сознание США. М. ; Наука, 1980, 446 с.

38. Торп У. Защитники идеального. Лит.история США, т.2, с.364-383.

39. Торп У. Новая поэзия. Там же, т.З, с.277-307.

40. Эйхенбаум Б.Н. О поэзии. Л., Сов.писатель.,1969, 552 с.

41. Эстолл Р. География США. М., Прогресс, 1977, 426 с.

42. Alvarez A. The Shaping Spirit. Studies in Modern English and American Poetry. -L.Chatto & Windus, 1958, 191 p.

43. The American Age of Reason. H.,Progress, 1977, 351 P*

44. Bergson H. Creative Evolution. N.Y,; Modern Library, 1911i 517 p.

45. Bogan L. Achievement in American Poetry. Chicago; Getaway Editions, 1962, 195 p.

46. Brenner R. Poets of Our Time. N.Y.; Hartcourt, Brace & Co., 1941, 411 p.

47. Brooch. V.W. New England: Indian Summer 1865-1915.- N.Y.; E.P.Dutton & Co. Inc.,1940, 557 p.

48. Donoghue D. Connoisseurs of Chaos. Ideas of Order in Modern American Poetry. N.Y., Macmillan, 1965» 255 P«

49. Gregory H. Zaturenska M. A History of American Poetry. 1900-1940. N.Y.; Colophone. 1946, 415 p.

50. Howells W.D. Criticism and Fiction, and Other Essays.- N.Y.; N.Y. State Univ.Press, 1959, 413 p.

51. James W. A Will to Believe. N.Y. - L., Longmans Green & Co., 1897, 332 p.

52. Jones H.M. Ideas in America. Cambridge (Mass); Harvard Univ.Press, 1945, 304 p.

53. Marinelli P. Pastoral.- L., Methuen & Co., 1971, 90 p.

54. O'Connor W.V. Sense and Sensibility in Modern Poetry.- N.Y., Barnes and Noble, 1964, 276.p.53» Pearce R.H. The Continuity of American Poetry. Princeton: Princeton Univ.Press, 1961, 442 p.

55. Ruland R. The Rediscovery of American Literature.

56. Cambridge (Mass); Harvard Univ.Press, 1967» 329 P«

57. Ruskin J. Modem Paiters. Works, vol 1-2, N.Y., n.e.,1856.

58. Sarte J.P. What is Literature? L.,Methuen & Co, 1978, 238 p.

59. Twelve Southerners."I'11 Take My Stand': The South and Agrarian Tradition. N.Y.; Collier, 1930, 112 p.

60. Warren A. The Hew England Conscience. Arm Arbor, Univ of Michigan Press, 1966, 231 p,v Биография и биографические материалы

61. Сноу Ч.П. Многообразие людей.-Нева, 1969,№8, с.128-160.

62. Anderson М.В. Robert Erost and John Bartlett. The Record of a Friendship. N.Y.; Holt.,1963, 224 p.

63. Cox S. A Swinger of Birches. A Portrait of Robert Frost. N.Y.; N.Y.Univ. Press, 1957., 177 P

64. Family Letters of Robert and Elinor Frost. Albany, SUM" Press, 1972, 293 P.

65. Francis R. Robert Frost: A Time to Talk. L., Robson Books, 1973, Ю0 p.

66. Gould J. Robert Frost: The Aim Was Song. N.Y., Dodd, Mead "Л" Co., 1964, 302 p.

67. Mertins L. Robert Frost: Life and Talks-Walking. -Norman, Unitf. of Oklahoma Press, 1965, 450 p.

68. Sergeant E.S. Robert Frost: A Good Greek Out of New England. New Republic, 44, Sept.30, 1925, p.144-148.

69. Sergeant E.S. Robert Erost: The Trial By Existence. -N.Y., Holt., 1960, 451 p.

70. Show W. The Robert Frost I Knew. Texas Quarterly,11,1. N 3., 1968, p.29-42.

71. Thompson L. Robert Frost. The Early Years (1874-1915).- N.Y., Holt., 1966, 643 p.

72. Thompson L. Robert Frost. The Years of Trii$3h (1915-1938). N.Y., Holt., 1970 , 744- p.

73. Thompson L., Winnick R.H. Robert Frost: The Later Years (1938-1963). N.Y., Holt., 1976, 468 p.

74. Reeve F.D. Robert Frost in Russia. Boston-Toronto, Atlantic Monthly Press Book, 1964, 135 P*73» Untermeyer L. Robert Frost. A Backward Look. Washington, U.S.Goverment Printing Office, 1964, 40 p.

75. VI Монографические исследования и сборники 74. Ромаш Б.Л. Поэзия Роберта Фроста: концепция природы и человека. - Автореферат дисс. к.ф.н., М., 1983, 21 с.75* Barry Е. Robert Frost on Writing. New Brunswick, Rutgers Univ.Press, 1975* 188 p.

76. Barry E. Robert Frost. N.Y., Ungar, 1973, 113 p.77* Brower R. The Poetry of Robert Frost. Constellations of Intention. N.Y., Oxford Univ.Press, 1963, 246 p.

77. Coffin R.P.T. New Poetry in New England. Robert Frost and E.A.Robinson. Baltimore, Johns Hopkins Press, 1938, 152 p.

78. Cook R. The Dimensions of Robert Frost. N.Y., Toronto, Rinehart & Co., 1959, 241 p.

79. Gerber P. Robert Frost. N.Y., Twayne Publishers Inc., 1966, 192 p.

80. Isaacs; E. An Introduction to Robert Frost. Denver, A.Swallow, 1962, 172 p.

81. Lentricchia F. Robert Frost: Modern Poetics and the1.ndscape of the Self. Durham, Duke Univ. Press, 1975» 200 p.

82. Lynen J.F. The Pastoral Art of Robert Frost. New Haven, Yale Univ.Press, 1960, 208 p.

83. Nitchie G. Human Values in the Poetry of Robert Frost. A Study of the Poet's Convictions. Durham, Duke Univ. Press, 1960, 242 p.

84. Poirier R. Robert Frost: The Work of Knowing. N.Y., Oxford Univ.Press, 1977, 322 p.

85. Potter J. Robert Frost Handbook. University Park-London, Pennsylvania State Univ.Press, 1980, 205 p.

86. Robert Frost. Centennial Essays. Jackson, Univ.Press of Mississippi, 1974, 609 p. ( далее - Centennial 1).

87. Centennial Essays, vol.2-Ed. Jac Tharpe, Jackson, Univ. Pr®ss of Mississippi, 1976, 322 p. ( далее Centennial 2).

88. Robert Frost. A Collection of Critical Essays. Ed. James M.Cox, Englewood Cliffs, Prentice-Hall, 1962, 205, P1. С далее Collection).

89. Robert Frost: The Critical Reception. N.Y., Burt Franklin & Co., 1977, 274 p. ( далее - C.R.).

90. Robert Frost. Lectures on the Centrennial of His Birth. -- Washington, Library of Congress, 1975, 74 p. С Далее Lectures) .

91. Robert Frost. An Introduction: Poems, Reviews, Criticism. -Ed. R.A.Greenberg, J.G.Hepburn, N.Y., Holt., 1961, 177 p.

92. Robert Frost. Studeits of His Poetry. Ed. Kathryn G.Harris, Boston. G.K.Hall & Co., 1979» 196 p. (далее - Studies).

93. Sell R. Robert Frost. Four Studies.- Abo, Acta Academie Aboensis, Ser.A, Humanioara, 1980, vol.57, N 2, 91 p.

94. Sohn D.A., Tyre R.H. Frost: The Poet and His Poetry.- N.Y., Bantam Books, 1969, 154 p.

95. Squires R. The Major Themes of Robert Frost. Arm Arbor, Univ. of Michigan Press, 1969, 115 P«97* Stanlis P. Robert Frost: The Individual and Society. - Rockford, Rockford Collede, 1975» 88 p.

96. VII Отдельные статьи 98. Зверев A.M. Испытание Роберта Фроста. Вопросы литературы, 1969, № 10, с.204-212.99* Зенкевич М.А. Роберт Фрост и его поэзия. Из девяти книг, с.5-10.

97. Кашкин И.А. Роберт Фрост в его кн.: Для читателя-современника, - М.,Советский писатель. 1968, с.193-208.

98. Козленко Е.Ш. Ритмика классических размеров англоязычной поэзии XX века (на материале Р.Фроста). Сборник научн.трудов Моск.инст.иностр.языков, вып.Пб, 1977, с.75-107.

99. Кузнецова B.C. Взаимопроникновение формы и содержания в ранних стихах Роберта Фроста. !ноземна ф!лолог!я (Львов), 1965, вып.2, с.153-161.

100. Марченко Т.М. Лексико-семантическая организация стихотворения Роберта Фроста "Починка стены". Стилистика худож. речи, Л., 1980, с.47-52.

101. Марченко Т.М. Снег в поэзии Проста образ или символ?- Язык и стиль художественного текста., Л».-, 1977, c.55-62i

102. Межелайтис Э. Голубоглазая скала. Из девяти книг, с.131-133.

103. Прияткин Д.А. О пейзажной константе в лирике Роберта

104. Фроста. Известия АН Тадж.ССР, Отделение обществ.наук,1983, № I, с.76-82.

105. Прияткин Д.А. Регионализм в системе социальных взглядов Роберта Фроста. Вестник ЛГУ, 1983, № 8, с.48-51.

106. Рассадин Ст. Наш современник Роберт Фрост. Нов.Мир. 1969, № 7, с.261-264.

107. Сергеев А. -( Рецензия на кн., обозначенные здесь89 и 96). Соврем.худож.лит. за рубежом., 1964, № 3, с.98--101.

108. НО. Сурков А.А. Открытое письмо американскому поэту Роберту Фросту.- Иностр.лит., 1962, № II, с.7-9.

109. Adams J.D. Speaking of Books. New York Times Book Review, Apr.12, 1959» p.2.

110. Adams R. Permutations of American Romanticism. -Studies in Romanticism, 9, 1970, pp.249-268.

111. Allen M."The Black Cottage: Robert Frost and the Jef-fersonian Ideal of Equality.- Centennial 1, p.221-230.

112. Arvin Newton. A Minor Strain,—Partisan Review, 3 , June 1936, pp.27-28. (repr.C.R., p.123-125).

113. Auden W.N. Robert Frost.- In: Auden W.H. The Dyer's Hand and Other Essays. N.Y., Random House, 1962, p.337-353*

114. Baker C. Frost on the Pumpkin. Georgia Review, 11, Slimmer 1957, p.117-131.

115. Bass E. Frost's Poetry of Fear. American Literature, 43, Jan.1972, p.603-613.

116. Baxter S. New England's New Poet.- American Review of Reviews, 51, Apr.1915, p.432-434 (repr.C.R. p.21-24).

117. Baym N. An Approach to Robert Frost's Nature Poetry. -- American Quarterly, 17, Winter 1965, 713-723.

118. Berger H. Poetry as Revision: Interpreting Robert Frost. Criticism, 10, Oct.1968, p.1-22.

119. Benet W. Wise Old Woodchuck. Saturday Review of Literature, 14, May 30, 1936, p.6 (repr.C.R. p.116-118).

120. Brooks C. Frost, MacLeish. and Auden. In: Brooks C. Modern Poetry and the Tradition. - Chapel-Hill, Univ. of North Carolina Press, 1939, p.110-135*

121. Brown M. The Quest for All Cretures Great and Small.-- Centennial 1, р.З-Ю.

122. Caole S. The Emblematic Encounter of Robert Frost. -Centennial 1, р.89-Ю7.

123. Carmichael C. Robert Frost as a Romantic. Centennial 1, p.147-163.

124. Carpenter F.' The Collected Poems of Robert Frost. -New England Quarterly, &, Jan.1932, p.159-160.

125. Carruth. H. The New England Tradition. In: Regional Perspectives; An Examination of American Heritage. - Ed. John Burke, Chicago, 1973, p.1-48.

126. Chatman S. Robert Frost's "Mowing". An Enquiry into Prosodic Structure. Kenyon Review, 18, Summer 1956, p.421--438.

127. Ciardi J. Robert Frost, American Bard. Sat.Review of Lit., March 24, 1962, p.15-17, 52.

128. Ciardi J. Robert Frost. Master-Conversationalist at Work. Sat.Review of Lit., March 21, 1959, p.17-20, 54.

129. Ciardi John. Robert Frost: To Earthward. Sat.Review of Lit., Febr.23, 19.53, p.24.

130. Colum P. The P§try of Robert Frost. New Republic, 9, Dec.23, 1916, p.219-222.133» Cook R. The Critics and. Robert Frost. Centennial 1, p.15-30.

131. Cook R. Emerson and Erost: The Parallel of Seers. -New England Quarterly, 31, June 1958, p.200-217.

132. Cook E. Erost the Diversionist. New England Quarterly, 40, Sept.1967, p.323-338.

133. Cook R. Robert Erost's Asides on His Poetry. American Literature, 19, Jan. 1948, p.351-359.

134. Coursen H. A Dramatic Necessity: The Poetry of Robert Erost. Bucknell Review, Dec.1961, p.137-148.

135. Cousen H. The Ghost of the Christmas Past: "Stopping by Woods on A Snowy Evening. College English, 24, Dec.1962, p.236-238.

136. Cowley M. The Case Against Mr.Erost. New Republic, 111, Sept.11, 1944, p.312-314; Sept.18, p.345-347. (Coll.,36-45).

137. Cox J. Robert Erost and the Edge of Clearing. Virginia Quarterly Review, 35, Winter 1959, p.73-88.

138. Cox J. Robert Erost and the End of the New England Line.- Centennial 1, p.545-561.

139. Cox S. Robert Erost and Poetic Eashion.- American Scholar, 18, Winter 1948-1949, p.78-80.

140. Cox S. The Sincerity of Robert Erost.- New Republic, 12, Aug.25, 1917, p.109-111.

141. Dabbs J.M.B. Robert Erost and the Dark Woods. Yale Review, 23 , March 1934, p.514-520.

142. De Voto B. The Critics and Robert Erost. Sat.Review of Lit., 17, Jan.1, 1938, p.3-4, 14-15.

143. Deen R. The Voices of Robert Erost. Commonweal, 69, Eeb.20, 1959, p.542-544.14.7. Dendinger L. Emerson Influence on Frost through Howell s,- Centennial 1, p.265-274.

144. Dendinger L. The Irrational Appeal of Frost's Dark Deep Woods. Southern Review, 2, Oct.1966, p.822-829.

145. Dendinger L. Robert Frost. The Popular and the Central Poetic Images.- American Quarterly, 21, Winter 1969, p.792-804.

146. Dickey J. Robert Frost. Teacher at - Large. - Sat. Review of Lit., Febr.23, 1963, p.21-23.151» Donoghue D. Robert Frost.- In: Connoisseurs of Chaos, p.160-189.

147. Donoghue D. A Mode of Communication: Frost and the Middle Style.- Yale Review, 52, Dec.1962, p.205-219.153» Donoghue D. The Limitations of Robert Frost. Twentieth Century, 166, July, 1959, p.13-22.

148. Dougherty J. Robert Frost's "Directive" to the Wilderness. American Quarterly, 18, Summer 1966, p.209-219.

149. Duvall S.P.C. Robert Frost's "Directive" out of Wal-den. American Literature, 31, Jan.1960, p.482-488.

150. Elliott G.R. The Neighborlines of Robert Frost. Nation, 59, December 6, 1919, p.713-715»

151. Ellis J. Robert Frost's "Desert Places" and Hawthorne.-- English Record, 15, April 1965, p.15-17.

152. Finnegan M. Frost Remakes the Ancient History, Centennial 1, p.389-397.

153. Fitts D. New England Quarterly, 9, Sept. 1936, p.519-521.

154. Freeman J. Robert Frost. London Mercury, 12, Dec. 1925, p.176-187.

155. Garnett Edward. A New American Poet. Atlantic

156. Monthly, 116, Aug. 1915, p.214-224 (repr.C.R., 28-34).

157. Gerber P. Bound Away-And Back Again. In: Studies, p.65-75.

158. Greiner D. Robert Frost's Dark Woods and the Function of Mataphor. Centennial 1, p.373-387.

159. Greiner D. That Plain-Speaking Guy: A Conversation with James Dicky on Robert Frost. Centennial 1, p.5*1-59.

160. Haynes D. The Narrative Unity of "A Boy's Will". -- PMLA, 87, 1972, p.459-466.

161. Hays P. Two Landscapes: Frost's and Eliot's. Centennial 1, p.256-264.

162. Hearn T. Making Sweetbreads Do: Robert Frost and the Moral Empiricism.- New England Quarterly, 49, March 1976, p.65--81.

163. Hepburn J, Robert Frost and His Critics.- New England Quarterly, 35, Sept.1962, p.367-376.

164. Hicks C. A Letter to Robert Hiilyer. New Republic, 92, Oct.20, 1937, p.308.

165. Hicks G. Robert Frost Revisited. Sat. Review of Lit,9 July 9, 1966, p.23-24.

166. Hicks G. Two Roads. In: Hicks G. The Great Tradition. An Interpretation of American Literature Since the Civil War. - N.Y., International Publishers, 1935, p.207-256.

167. Hicks G. The World of Robert Frost. New Republic, 65, Dec.3, 1930, p.78-79 (repr. C.R., p.83-85).

168. Hiilyer R. A Letter to Robert Frost. Atlantic Monthly, 158, Aug.1936, p.158-163.

169. Hiilyer R. Robert Frost "Lacks Power". New England Quarterly, 5, Apr.1932, p.402-404.175» Hopkins V. Robert Frosts Out Far and In Deep. Western Humanities Review, 14, Summer 1960, p.247-260.

170. Howarth H. Frost in a Period Setting. Southern Review, 2, Oct.1966, p.789-799.177* Howe I. A Poet of Home. New York Times Book Review, Oct.50, 1977, P.7, 60.

171. Humphries R. A Further Shrinking. New Masses, 20, Aug.11, 1956, p.41-42. (repr.G.R.,p.154-136).

172. Hurley C.H., Basinger D. Frost's"The Most of It". Humanism and the Meaning of Life.- Religious Humanism, 14, 1980, N 4, p.146-151.

173. Jarrell R. The Other Robert Frost. Nation, 165, Nov. 27, 1947, p.588-592.

174. Jarrell R. To the Laodiceans. Kenyan Review, Autumn 1952, p.532-556 (repr.Collection, p.83-104).

175. Jarrell R. Robert Frost's "Home Burial".- In: The Moment of Poetry. Ed.Don C.Allen, Baltimore, Johns Hopkins Press, 1962, p.99-132.

176. Johnston J.H. Commonweal, 50, July 8, 1949, p. 324-З25.

177. Jones H.M. The Cosmic Loneliness of Robert Frost. -In: Jones H.M. Belief and Disbelief in American Literature. -Chicago, Univ. of Chicago Press, 1967, p.116-142.

178. Jones L. Robert Frost. American Review, 2, March-April 1924, p.165-171.

179. Knapp J. The Greek World and the Mystery of Being. -- Studies, 165-178.

180. Kunitz S. Frost, Williams and Co. Harpers, 225, Oct.1962, p.97-102.

181. Langbaum R. The New Nature Poetry. American Scholar, 28, Summer 1959, p.525-340.

182. Lentricchia F. Robert Frost and Modern Literary Theory. Centennial 1, p.315-332.

183. Lowell A. "North of Boston". New Republic, 2, Febr. 20, 1915, p.81-82 (repr.C.R., p.17-20).

184. Lowell A. Tendencies in Modern American Poetry. Boston. - N.Y., H.Mifflin & Co., 1928, p.79-136.

185. Lyons C. "Not Unbounded". Studies, p.77-89.

186. MacLeish A. Robert Frost and New England. National Geographic, 149, Apr.1976, p.438-444.

187. Mc Clanahan T. Frost's Theodicy."Word I Had No One Left But God'.' Centennial 2, p. 121-124.

188. Miller L. Design and Drama in "A Boy's Will". Centennial 1, p.351-368.

189. Miller L. The Poet as Swinger: Fact and Fancy in Robert Frost. Criticism, 16, Jan.1974, p.58-72.

190. Montgomery M. Robert Frost and the Use of Barriers. -South Atlantic Quarterly, 57, Slimmer 1958, p.339-353 (repr.Collection, p.138-150).

191. Montgomery M. Robert Frost: One Who Shrewdly Pretends.' Centennial 2, p.213-222.

192. Morton D. The Poet of New Hampshire Hills. Outlook, 135, Dec.19, 1923, p.688-689.

193. Mulder W. Freedom and Form: Robert Frost's Double Discipline. South Atlantic Quarterly Review, 54, July, 1955, p.486-393.

194. Munson G. The Classicism of Robert Frost. Modern

195. Age, 8, 1964-:, p.291-305.

196. Munson G. Robert Frost. Sat. Review of Lit., 1, March 28, 1925, p.623-626.

197. Munson G. Robert Frost and the Humanistic Temper. -Bookman. 71, July 1930, p.419-422.

198. Napier J. A Momentary Stay Against Confusion. -Virginia Quarterly Review, 33, Summer, 1957, p.378-394 (Collection, 123-137).

199. Newdick R. Robert Frost and the Dramatic. New England Quarterly, 10, June 1937, p.262-269.

200. Newdick R. Robert Erost and the Sound of Sense. American Literature, 9, Nov.1937, p.289-300.

201. Newdick R. Robert Erost Speaks Out. Sewanee Review, 45, April-June 1937, 239-241 (repr.C.R., p.146-147).

202. Ogilvie J. From Woods to Stars: A Pattern of Imagery in Robert Frost's Poetry. South Atlantic Quarterly, 58, Winter 1959, p.64-76.

203. Pearce R.H. Frost. In: The Continuity of American Poetry, p.271-285.

204. Perrine L. The Meaning of Frost's "Build Soil". -- Centennial 1, p.230-235.

205. Peters R. The Truth of Frost's "Directive". Modern Language Notes, 65, Jan. 1960, p.29-32.

206. Pierce F.E. Three Poets Against Philistis. Yale Review, 18, Dec.1928, p.365-366.

207. Poirier R. The Art of Poetry: Robert Frost. Paris. Review, Summer-Fall 1960, p.88-120.217* Pound E. Modern Georgics. Poetry, 5, Dec.1914, p.127-130 (repr.C.R. p.15-16).

208. Pratt L.R. Robert Frost and the Limits of Thought. -Arizona Quarterly, 36, 1980, N 3, p.24o-263.

209. Quinn B. Symbolic Landscape in Frost's "Nothing Gold Can Stay". English Journal, 55, 1966, N 4, p.615-626.

210. Rittenhouse J. "North of Boston". New York Times Book Review, May 16, 1915, p.189.

211. Rosenthal M.L. The Robert Frost Controversy. Nation, 188, June 20, 1959, p.559-561.

212. Ryan A. Frost and Emerson: Voice and Vision. Massa-chussets Review, 1, Fall 1959, p.5-23.

213. Sampley A.M. The Myth and the Quest: The Stature.of Robert Frost. South Atlantic Quarterly, 70, Spring 1971, p.289--294.

214. Scheider I. Robert Frost. Nation, 132, Jan.1931, p.101-102 (repr.C.R. p.95-97).

215. Spender S. Behind the Homely Mask. Observer Review, Febr.14, 1971. p.3.

216. Spiller R.E. The Cycle of American Literature. N.Y., Macmillan. 1955, p.211-242.

217. Stamper R. Robert Frost: An Assessement of Criticism, Realism and Modernity. Centennial 1, p.60-86.

218. Stone E. Other "Desert Places": Frost and Hawthorne, Centennial 1, p.275-287.

219. Swennes R. Man and Wife. The Dialogue of Contrariesin Robert Frost's Poetry. American Literature, 42, 1976, p.363--372.

220. Taggard G. Robert Frost, Poet. New York Herald Tribune Books, Dec.21, 1930, p.1-6.

221. Tate A. "Inner Weather ". Robert Frost as Metaphysical Poet. Lectures, p.57-72.

222. Thompson L. A Native to the Grain of the American Idiom. Sat. Rev. of Lit., March 21, 1959, p.21, 55-56.233* Thompson L. Robert Frost. In: Seven Modern American Poets. - Ed. L.Unger, Minneapolis, Univ. of Minnesota Press, 1967, p.9-44.

223. Traschen I. Robert Frost. Some Divisions in a Whole Man. Yale Review, Oct.1965, p.57-70.

224. Trilling L. A Speech on Robert Frost. A Cultural Episode. Partisan Review, 26, Summer, 1959, p.445-452 (Collection, p,151-158).

225. Unger L., O'Connor W.V. Poems to Study. N.Y., Holt., 1953, p.593-600.237» Untermeyer L. Robert Frost's New Hampshire.—Bookman, 58, Jan.1924, p.578-580.

226. Untermeyer L. Robert Frost, Revisionist. American Mercury, 39» Sept.1936, p.123-125 (repr.C.R., p.137-139).

227. Van Doren M, Robert Frost's America. Atlantic Monthly» 197, June, 1951, p.39-42.

228. Van Doren M. The Permanence of Robert Frost, American Scholar, 5, Spring 1936, p.190-198.24й. Viereck P. Parnassus Divided. Atlantic Monthly, 182, Oct,1949, p.68-71.

229. Waggoner H.H. The Humanistic Idealism of Robert Frost.- American Literature, 13, Nov.1841, 202-223.

230. Watts H. Robert Frost; The Interrupted Dialogue. -American Literature, 27, March, 1953, p.69-87 (Collection, 105-122).

231. Westbrook P. Robert Frost's New England. Centennial 1, p.239-255.

232. Wheelwright J. Back to the Old Farm. Poetry, 49, Oct.1936, p.45-48.

233. Whicher C. Frost at Seventy. American Scholar, 14, Autumn 1945, 405-414.

234. Whipple Т.К. Robert Froxt. Literary Review, March 22, 1924, p.605-606.

235. Willige E. Formal Devices in Robert Frost's Short Poems. Georgia Review, 15, 1961, N 3, p.324-330.

236. Winters Y. Robert Frost, or Spiritual Drifter as Poet.- Sewanee Review, 56, 1948, p.564-596 (Collection, p.58-82).

237. Zabel M. Poets of Five Decades. Southern Review, 2, 1936-1937, P.171-173, (repr. C.R., p.143-144).1. VIII Библиография

238. Либман B.A. Американская литература в русских переводах и критике. Библиография 1776-1974. М., "Наука", 1977, с.285-287.

239. Greiner D. Robert Frost: The Poet and His Critics.- Chicago, Univ. of Chicago Press, 1974, 319 p.253» Lentricchia F., Lentricchia M. Robert Frost: A Bibliography. 1913-1974. Metuchen, Scarecrow Press, 1976, 238 p.

240. Mertins L., Mertins E. The Intervals of Robert Frost. A Critical Bibliography. Berkeley. - L.A., Univ. of California Press, 1947, 91 p.233» Van Egmont P. The Critical Reception of Robert Frost.-Boston, G.K.Hall, 1974, 314 p.