Социально-философский анализ семейно-родовой памяти как программы социального наследования

Логунова, Лариса Юрьевна

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социально-философский анализ семейно-родовой памяти как программы социального наследования"

На правах рукописи

и/.

логунова лариса юрьевна

СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ СЕМЕЙНО-РОДОВОЙ ПАМЯТИ КАК ПРОГРАММЫ СОЦИАЛЬНОГО НАСЛЕДОВАНИЯ

Специальность 09.00.11 - социальная философия

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук 2 4 НОЯ 2011

005003607

На правах рукописи

логунова лариса юрьевна

СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ СЕМЕЙНО-РОДОВОЙ ПАМЯТИ КАК ПРОГРАММЫ СОЦИАЛЬНОГО НАСЛЕДОВАНИЯ

Специальность 09.00.11 - социальная философия

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Работа выполнена на кафедре философии

Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Кемеровский государственный университет»

доктор философских наук, доцент Золотухин Владимир Михайлович доктор философских наук, профессор Кудашов Вячеслав Иванович доктор философских наук, профессор Розов Николай Сергеевич

Ведущая организация: Омский государственный педагогический университет (г. Омск)

Защита состоится «14» декабря 2011 г. в 13 часов 00 мин. на заседании диссертационного совета Д 212.088.07 при Кемеровском государственном университете по адресу: 650043, г. Кемерово, ул. Красная, д. 6, КемГУ, (корпус 1) зал заседания ученого совета.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Кемеровского государственного университета, (корпус 1).

Автореферат разослан « ноября 2011 г. Ученый секретарь диссертационного совет

Научные консультанты:

доктор философских наук, профессор Красиков Владимир Иванович; доктор социологических наук, профессор Шпак Лидия Леонидовна

Официальные оппоненты:

кандидат социологических наук, доцент

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Современное общество футуристично, устремлено в будущее, живет им. Темпы обновления взвинчены до такой степени, что люди не успевают адаптироваться к мечущимся синусоидам политической и экономической жизни. Прежняя матрица существования, ориентированная на пролонгацию традиции, поддерживаемой социальной памятью, кажется, канула в Лету. Это в определенной мере результат поверхностных впечатлений и поспешных обобщений, ярким примером которых является теория и практика мультикультуризма. Казалось бы, вот оно, наступает интернациональное гомогенное общество (будь то в виде либерального всемирного правового государства или же коллективистско-коммунистического «всемирного общежития»). Но оба проекта потерпели обвальный крах, недавно констатированный европейскими лидерами как конец проекта «мультикультуризма». Этнические, кровнородственные, семейные связи оказались неустранимым естественным видовым фундаментом homo sapiens.

Вновь актуализируется интерес к семейным, этническим ценностям и форматам существования, но в обновлении, которое не обрело бы явь без необходимой «мультикультурной» фазы развития. Значение и суть последней - в радикальной трансформации семейных и этнокультурных ценностей из парти-куляристского в новый, глобализующийся формат. Оказалось, что ни индустриализм, ни «плавильные котлы» мегаполисов, ни вестернизация не в силах создать эгалитарно-атомистическую среду обитания будущего. Этнос и семья -старые добрые механизмы социальной самозащиты, передачи опыта и наследования базисных моральных ценностей - лишь обновились и возродились, как птица Феникс, в новых футуристических пейзажах.

Все это делает особенно востребованной тему исследования социальной памяти на разломе эпох и в ситуации обострения социально-культурных различий в обществе. Вновь оказывается пригодным опыт старших поколений и знаний, хранящихся в социальной памяти территориальных и этнических общно-

стей. Память сохраняет рецепты практик выживания кровнородственных общностей в кризисные периоды радикальных социальных изменений, является необходимой программой передачи опыта следующим поколениям. Аномия больших городов с новой силой разжигает в людях потребность в эмоциональном тепле, чувстве единения и поиске проверенных опор - для построения практик выживания в этнических «таунах» и семейных «крепостях».

Возвращение людей к переживанию семейно-исторических и значимо-поколенных событий определяет трагизм обращения к социальной памяти, которая генерирует необходимость родственных связей: предки, стремившиеся сохранить семейные устои и привычный уклад в эпоху тотальных изменений, передают потомкам секрет устойчивости и жизнеспособности общности. Наследование социокультурных программ, передача социального и экзистенциального опыта закрепляет межпоколенную солидарность людей в транзитивном обществе.

Актуальность проблемы изучения семейно-родовой социальной памяти связана и с интересом философии к «истории повседневности», к вопросам исторической интерпретации. Для понимания деятельности отдельных людей и целых поколений актуальным становится изучение влияния семейного стиля и образа жизни на изменение системы ценностей семьи, на процессы преемственности поколений и передачи «культурного капитала» семьи как достояния кровнородственного института. В этих процессах важную и малоисследованную роль играет семейно-родовая память.

Современная социальная философия также востребует:

- разработку методологических средств, связанных с изучением семейно-родовой памяти;

- исследование проблем сохранения и трансляции памяти, ее устойчивости и значимости для самосознания членов родственной социальной общности, роли памяти в этнополитическом взаимодействии семьи и государственной власти на конкретной территории.

В противовес мнению о необходимости ориентации наук лишь на глобальные мировые проблемы, многие современные отечественные ученые полагают, что социальные знания в будущем переориентируются с глобальных на локальные и этнокультурные (в формате глобализма).

Разработанность темы в научной литературе. Тема нашего исследования имеет междисциплинарный статус, к социально-философским наработкам органично подключаются отдельные культурологические, социологические, генеалогические, исторические и др. наработки.

Отечественные ученые начали разрабатывать проблемы социальной памяти с середины XX века. Этот период определяется изменением бытия социальной памяти, ее функционирования, механизмов трансляции, интериоризации и связан с нарушением преемственности поколений, отраженной в смене типологии семейной структуры в европейском обществе. Семья, система образования и другие социальные институты традиционного общества, в которых осуществлялись процессы передачи социальной намята группы, подверглись трансформации. Новые поколения, отказавшись от традиционных форм передачи социальной памяти, столкнулись с проблемой сохранения и интерпретации опыта предков с позиции требований новой эпохи. В это время память утрачивает свой узкий психофизический смысл, обретает новое смысловое и ценностное значение, как коллективное прошлое человечества, наполненное жизненно важными знаниями о законах бытия. Эти знания требуют расшифровки с позиций социальной практики молодых поколений.

В работах отечественных философов с середины XX в. в центр внимания перемещаются вопросы функционирования социальной памяти как социального института, социокультурного феномена, характеристики информационных и темпоральных процессов, протекающих в обществе, модальных и функциональных характеристик памяти. Это работы: Р. А. Батомункуевой, С. В. Дементьевой, П. А. Заклинского, Б. С. Илизарова, В. Куркина, В. А. Колеватова, О. Т. Лойко, Я. К. Ребане, В. А. Ребрина, О. Б. Соловьева, В. Б. Устьянцева,

Л. П. Швец. Некоторые характеристики изучения памяти отражены в работе отечественного исследователя А. И. Субетго. Этническую специфику социальной памяти изучают Г. Н. Билялова, К. К. Молдобаев. Соотношение семейной и коллективной памяти рассмотрено в работах О. Бредниковой. И. Е. Кознова исследует особенности социальной памяти крестьянства.

В 70-е гг. XX века прошла дискуссия о самом термине, обозначающем коллективную историческую память социальных групп. Предлагались близкие по значению термины: «историческая память» (Э. В. Соколов, В. Б. Устьянцев, П. А. Заклинский), «память мира» (А. Моль), «надындивидуальная система информации» (В. Г. Афанасьев), «внеэнергетическая система информации» (И. Л. Андреев), «внешняя память» (А. А. Малиновский), «социально-историческая память» (А. И. Ракитов), «внегенетическая система социального наследования» (И. Л. Андреев), «глобальная общественная память» (В. П. Свечников).

Сегодня предметом философского дискурса является преимущественно коллективная память, основанная на устных историях свидетелей исторических событий. Исследователями отмечается функциональное назначение социальной информации, хранящейся в памяти человечества: обеспечивать накопление, хранение, трансляцию из поколения в поколение жизненно важного опыта для сохранения человечества как биологического вида и как социальной общности.

Изучению социальных характеристик памяти в традициях социологической науки в XX в. посвятили работы Я. Ассманн, П. Жане, А. Моль, М. Хапьбвакс. Основы исследований коллективной памяти в культурно-историческом контексте заложил М. Блок. Выработаны подходы к изучению «исторической памяти» людей: социально-сциентистский (Дж. Тош), культурно-антропологический (Й. Рюзен). В исторических исследованиях широко применяются мемуарные автобиографические источники, свидетельства очевидцев об исторических событиях (Л. Пассерини). Особенности политической памяти изучены М. Злотковским, М. Левебром.

В Германии с середины 1980-х гг. проблемы сохранения «памяти о прошлом» и «памяти о настоящем», объединяющей группы и определяющей групповое сознание, отражены в материалах конференции (Фрайбург), совместного польско-немецкого исследования «Воспоминание, забвение, вытеснение. Польские и немецкие опыты» (Висбаден), в коллективной монографии «Культура как память». Авторами публикаций были О. Эксле, И. Дройзен, Р. Херцог, К. Шмид.

Неклассическая научная парадигма изменила приоритетное направление исследования социальной памяти. Проблема заключается в интерпретации ценностно-смыслового содержания процессов формирования и механизмов трансляции социальной памяти. В последние десять лет обострился интерес к социальной памяти, как к историческому феномену, способствующему сохранению и воспроизводству идентичности социальных групп, общностей, наций. Начало работы в этом направлении было положено группой историков Института Всеобщей истории РАН под руководством Л. П. Репиной («Социальная память и историческая культура Европы», 2001-2003 гг.).

Функционирование памяти проявляется в семейно-родственных коллективах, представляющих институт кровного родства. Действие социальной памяти закрепляется в традициях межпоколенного взаимодействия, приобретая социокультурную, историческую, этнокультурную и генетическую значимость как символическая программа наследования опыта прошлых поколений. Изучение этих аспектов возможно и с позиций генетической социологии, которая сложилась в России в конце XIX в. С помощью генетико-социологического метода М. М. Ковалевский изучал институты семьи, собственности и государства. Такой подход проявился также в работах С. Муромцева, К. Тахтарева, П. Сорокина, которые, исследуя социальное явление, рассматривали причины его возникновения и развития.

Работы русских социологов дополняются исследованиями зарубежных ученых, работающих в данном направлении (П. Бурдье, Т. Веблен, Э. Майер,

К. Мангейм, Ч. Р. Миллз, Ф. Д. Тернер). Сравнительный анализ использовали в этнографических исследованиях Б. Малиновский, М. Мид, Л. Г. Морган, А. Редклифф-Браун.

Традиционно выделяют два направления изучения интерпретаций смысловых значений: в русле герменевтического (В. Дильтей, X. Гадамер, Ф. Шлейермахер) и феноменологического подхода (А. Бергсон, П. Бергер, Э. Гуссерль, X. Кельнер, Т. Лукман, М. Мерло-Понти, Д. Уолш, М. Шелер, А. Шюц). Феноменология жизненного мира, предложенная Т. Лукманом, оформилась в гуманистическую феноменологию, продолженную в 1960-е годы исследованиями в области этнометодологии (Г. Гарфинкель).

Особый взгляд ira понимание исторической интерпретации, процедуру осмысления факта-источника с учетом интеллектуально-интерпретационных схем и связей предложили философы Школы «Анналов» (М. Блок, Л. Февр, Ф. Бродель).

В последние 10 лет в философской, социологической и культурологической литературе все большую актуальность приобретает изучение проблематики исторической памяти и вопросы интерпретации событий, запечатленных в историческом сознании наций и общностей (Н. Ассородобрай-Кула, А. Г. Васильев, Ф. Йейтс, II. Т. Квятковски, П. Нора, А. Портелли, Ш. Фиц-патрк, Б. Шацкая).

Под влиянием постулатов «понимающей социологии» М. Вебера, Г. Зиммсля немецкие философы дали импульс развитию американской феноменологической социологии. В 1920-40-е гг. сформировалась школа качественной социологии, основанная в Чикаго (Э. Богардус, X. Беккер, Дж. Мид, Ф. Знанецкий, В. Палмер, Р. Парк, У. Томас, П. Янг, Э. Берджес, Э. Сазерленд, К. Шоу).

В Англии проблемы семьи, семейного капитала, распада традиционных обществ в XX в. изучались П. Лазарсфельдом, П. Томпсоном; в Германии -Л. Иновлоски; во Франции вопросы семейной социальной мобильности и

трансмиссии семейного капитала исследуют Д. Берто, И. Берто-Вьям,

A. Мюссель; в ЮАР социолог Я. Готцы проводит сравнительные исследования, основанные на материалах устных историй политзаключенных разных стран.

В России развитие методологии качественных исследований связано с изменением статуса личности, поворотом к гуманизации общественной жизни. В начале 1980-х гг. в отечественной социологии появляются работы в русле понимающей парадигмы. В 1990-е гг. организованы крупные проекты, в которых судьбы людей стали объектом исследования. Особенности применения биографического метода изучают И. Ф. Голубович, И. Ф. Девятко, В. Ф. Журавлев,

B. В. Семенова, С. Рождественский, Н. Н. Козлова, Н. Е. Кознова.

Для изучения семейно-родовой памяти актуальна опора на методологический опыт генеалогической науки, который позволяет проследить вопросы межпоколенной преемственности социальной памяти. Основы отечественной генеалогии в конце XIX - начале XX вв. заложили Л. М. Савелов, Н. П. Лихачев, Г. А. Власьев, создав русскую генеалогическую школу. В конце XX века после значительного перерыва в отечественной науке отмечается интерес к этой области знания. Свидетельством повышения престижа генеалогической науки в общественном сознании стала конференция «Генеалогия. Источники. Проблемы. Методы исследования» (1989 г.).

Генеалогия как наука демонстрирует свою многоаспектность в изучении биологической, материальной, эколого-географической сторон природы человека благодаря исследованиям историков (М. В. Борисенко, А. А. Введенский,

C. Б, Веселовский, А. А. Зимин, Н. Н. Митрофанов, О. Н. Наумов, Л. А. Тимп-ко), философов (К. А. Труш), генетиков (Н. П. Бочков, О. В. Дмитриева, Р. Г. Кузеев), этнографов (Н. А. Бутинов). Применяя генеалогические методы, Ч. К. Тойч открыл новое направление социальной терапии - «психогенетику», объясняющую причины крепости родственных связей.

Разработке генеалогических методов посвящены публикации Г. М. Афанасьевой, Л. В. Беловинского, 3. П. Иноземцевой, Г. А. Леонтьевой,

Б. Н. Морозова, О. М. Медушевской, Н. И. Павленко, Е. В. Пчелова, И. В. Сахарова. Проблемы генеалогических исследований рассмотрены в трудах Г. М. Афанасьевой, М. Е. Бычковой, С. В. Думина, В. Б. Кобрина, В. А. Муравьева, О. В. Рыковой, В. Н. Рыхлякова, А. Папушина, С. М. Ядуги-неч, В. Л. Янина, С. Н. Яшина.

В 1980-90-е гг. появилось перспективное направление - восстановление историй непривилегированных сословий России. Так, А. И. Аксенов (1993 г.), В. П. Бойко (1985 г.), М. М. Громыко (1977 г.), М. Ф. Прохоров продолжают традиции, заложенные П. А. Флоренским, исследуя истории русских купеческих и крестьянских родов. М. В. Борисенко (1993 г.), Ю.В.Коновалов (90-е гг.), И. Ю. Усков (2002 г.) исследуют генеалогию крестьянских родов, проживавших на Урале и в Сибири.

Все перечисленные аспекты полидисциплинарности создают основу для социально-философского анализа проблем наследования социального опыта в процессе функционирования семейно-родовой памяти.

Слабо освещенными в социальной философии остаются следующие вопросы:

• функционирование социальной памяти в конкретно-исторической среде, влияние исторических и политических событий на процессы социального наследования;

• свойства социальной памяти как формы конституирования идентичности социальной, территориальной кровнородственной общности;

• в философских исследованиях социальная память изучалась, по преимуществу, в рамках информационной парадигмы, ее функционирование слабо связывали с глубинными ментальными процессами сообществ людей, переживающих исторические события в специфических условиях (переселение, депривация, раскулачивание) и особом этнокультурном контексте.

Научную проблему, определяющую стратегию нашего диссертационного исследования, можно сформулировать следующим образом.

Изучение социальной памяти как основы общественной самоидентификации и связи поколений осуществляется, по обыкновению, в двух достаточно отличных друг от друга аспектах: абстрактно-социальном и конкретно-социологическом. Подобные два уровня оказывались слабо связанными - в силу серьезных дисциплинарных различий. Они же определяли как параллелизм концептуальных рядов, так и разрыв между богатейшим эмпирическим материалом и выработанным арсеналом теоретических средств. Эти обстоятельства ставят проблему продуктивного сочетания обозначенных уровней - для проведения синтетичного социально-философского исследования реализации общих программ социального наследования на микроуровнях межпоколенного взаимодействия.

Объект исследования - семейно-родовая память как форма реализации общечеловеческой памяти.

Предмет исследования - функционирование семейно-родовой памяти как программы социального наследования в процессах межпоколенного взаимодействия.

Цель исследования - выявление основных характеристик семейно-родовой памяти как программы сохранения и передачи социального опыта.

Задачи исследования:

* В интересах контекстуального понимания феномена семейно-родовой памяти определить общие структуры, свойства социальной памяти и лежащий в их основе механизм преемственности;

* Выявить структуру, специфику и основные содержательные ингредиенты семейно-родовой памяти, являющейся программой жизненных практик в межпоколенном взаимодействии;

* Определить место и роль семейно-родовой памяти в социальных процессах формирования кровнородственного института семьи;

Охарактеризовать тенденции взаимодействия поколений в родственном коллективе - в понятиях трансляции социального опыта, закрепленного в се-мейно-родовой памяти;

Дать обоснование познавательным возможностям дисциплинарных методов в социально-философском исследовании семейно-родовой памяти; «в» Определить понятийные инварианты актуализации жизненных стратегий семейно-родовой памяти в конкретно-исторических вариациях.

Гипотеза исследования

Новые эвристические возможности применения дисциплинарных методик в социально-философских исследованиях позволяют выявить латентную часть социального опыта семейно-родственных общностей и выйти на искомый «средний уровень» социально-философского исследования. Подобная исследовательская позиция формирует необходимое стратегическое направление для понимания процессов социального наследования опыта, адаптации в экстремальных условиях, реализации и накопления этнокультурного потенциала, применения тактик, обеспечивающих жизнеспособность социальной общности. Семейно-родовая память - имманентная форма сохранения и преумножения символического семейного капитала, необходимое условие сплоченности родственных союзов, восстановления социальных связей.

Теоретико-методологические основания исследования обусловлены спецификой объекта и особенностями поставленных задач.

Социально-философское исследование семейно-родовой памяти как формы проявления общечеловеческой памяти потребовало применения комплекса общефилософских, социальных и некоторых дисциплинарных методик. Это элементы системного, исторического, культурно-антропологического, компаративистского подходов, метода структурно-генетического анализа. Диалектическая позиция сделала возможным взглянуть на семейно-родовую память как на развивающийся феномен, выявить логику его развития, обосновать смысловую необходимость авторской методологической позиции. Возможности диалекти-

ческого рассмотрения дополнены методами философского обобщения и интерпретационного анализа, а также концептуального конструирования. В работе использовался ряд общенаучных методов, таких как анализ и синтез, индукция и дедукция, абстрагирование, обобщение, идеализация, моделирование и др.

Особенности предмета исследования обусловили необходимость использования ряда дисциплинарных методик: понимания и анализа исторических документов, предложенного представителями школы Анналов (Л. Февр, М. Блок, Ф. Бродель), приемов «понимающей социологии» (М. Вебер, Г. Зиммель), ряда положений концепции генетической социологии (М. М. Ковалевский, П. А. Сорокин, К. М. Тахтарев), теоретических постулатов о социальных связях и их символике А. М. Хвостова. В работе нашли отражение идеи П. Бурдье, А. Редклифф-Брауна, Р. Зидера, подчеркивающие специфику кровнородственного социального института.

В качестве методологических опор использовались также положения зарубежной (У. Томас, Ф. Знанешшй и др. представители Чикагской социологической школы) и отечественной качественной социологии (В. Ф. Левичева, М.М.Малышева, Е. Ю. Мещеркина, В.В.Семенова), работы представителей школы отечественной генеалогии (Л. М. Савелов, П. А. Флоренский, Л. В. Бело-винский, О. М. Медушевская, Е. В. Пчелов). В частности, нашли свое применение методики микроанализа повседневности и методики исторического анализа семейной преемственности. Специфика функционирования семейно-родовой памяти также рассматривается с позиции социокультурной и исторической травмы, предложенной П. Буа и разработанной в дальнейшем Н. Смелзером, Ж. Т. Тощенко, П. Штомпкой.

Научная новизна исследования: ► Разработана и обоснована социально-философская концепция семейно-родовой памяти как программы наследования и трансляции коллективного опыта. Программа семейно-родовой памяти включает в себя следующие признаки-конституанты:

- объем и сквозные смысловые структуры - они производны от степени длительности, интенсивности и неординарности опыта предшествующих поколений, качества биографической ситуации, предстают в емкости и потенциале;

- границы и фильтры - выражают форматирующее влияние господствующих социокультурных ценностей - на отбор, пребывание в активе или же в латентном состоянии элементов памяти, складывание рисунка их акцентуаций;

- возраст-историческая глубина - определяют степени архаики, новых форм мифологичности, внутренние пропорции элементов культурного и эмоционального капиталов в семейно-родовой памяти - в зависимости от исторической дистанции;

- импульсы - средства «подключения» носителя семейно-родовой памяти - к полям национально-исторической и общечеловеческой памяти.

► Раскрыто смысловое содержание семейно-родовой памяти: потенциал (морально-нравственный, творческий, коммуникативный, эстетический, познавательный и воспитательный) и сценарии. Семейные сценарии или устойчивые социокультурные матрицы, характеризуются - неосознанностью и нормативностью; имеют 4-5 ключевых пунктов; подразделяются на успешные, банальные и неуспешные; включают в себя историю, мифы и легенды, прошлое, настоящее и будущее.

► Действие семейно-родовой памяти имеет универсальный характер независимо от социальной или этнической принадлежности ее носителей. Устойчивость семейно-родовой памяти осуществляется за счет социокодов, лежащих в ее основе и определяющих особенности поведения общности и выбора социальных стратегий.

► Применение дисциплинарных исследовательских приемов в социально-философском исследовании социальной памяти позволяет: объединить макропроцессы культуры и личностный уровень понимания этих процессов; измерять микропроцессы функционирования смыслов семейно-родовой памяти и вы-

страивать теории высокого уровня обобщения, используя опыт количественного анализа.

Теоретическая значимость

Разработанная социально-философская концепция семейно-родовой памяти и соответствующий категориальный инструментарий обладают высоким эвристическим потенциалом - как для теорий более высокого уровня абстракции (гносеологии и эпистемологии), так и для конкретных исследований в рамках социологии, культурологии, политологии, исторической антропологии и др. Определены специфика, векторы и возможности познания на среднем (между общечеловеческой, национальной и индивидуальной) уровне социальной памяти - семейно-родовой. Продемонстрированы горизонты использования дисциплинарных методик, обобщающих потенциал смежных наук и комплексного подхода,- в изучении семейно-родовой памяти как программы социального наследования, поддерживающей и стабилизирующей сферу повседневного. Выявлены структура и функции семейно-родовой памяти.

Практическая значимость работы обусловлена возрастающей потребностью создания социокультурных, этнокультурных, политических и экономических программ развития региона. Обоснованы условия успешности реализации таких программ с учетом особенностей функционирования семейно-родовой памяти субъектов общности. Материалы диссертации могут быть задействованы в разработке курсов социальной философии, социологии культуры, специальных курсов по философии культуры.

На защиту выносятся положения: 4 Социальную память можно представить в виде многоуровневой структуры: (а) исторической памяти человечества; (б) социальной памяти групп, общностей; (в) семейно-родовой памяти человека; (г) индивидуальной памяти. Социальная память имеет следующие общие характеристики: социодинамичность, темпоральность, многослойность, инвариантность.

Социокоды (память о первособытиях, наполненных сакральным смыслом) -интегрирующее ядро ссмейно-родовой памяти: они являются основой самоопределения общности, ключом к поведенческим характеристикам и выборам социальных стратегий.

4 В основе передачи социальной информации лежит механизм преемственности, имеющий 2 формы (трансляция и трансмутация) и трехсоставной характер: а/ подражание, следование авторитетному поведенческому образцу; б/ овладение ритуалами и вещами на уровне понимания и интерпретации; в/ самостоятельная эманация усвоенных и вновь произведенных смыслов.

Мнемические следы в памяти свидетельствуют об эмоциональном переживании общностью травмирующего исторического события; они формируют мнемические состояния ментальности, характеризующиеся процессами забвения или удержания-фиксации события в памяти.

Функции кровнородственного социального института (репрезентативная, интегративная, социализирующая, социального контроля, защитная, депозитар-но-кумулятивная, адаптации и адопции) определяют особенности сохранения семейно-родовой памяти, закрепляясь в способах трансляции, в традициях, обычаях, ритуалах.

4 Основные структуризации коллективного опыта, связанные с функционированием семейно-родовой памяти: социально-символические конфигурации родственных статусов («сиблинги»; отношения второго, третьего, четвертого и т. д. порядков; «пределы родства») и инвариантные сюжеты жизненного репертуара кровнородственных сообществ (гендерные и межпоколенные) составляют ее внутренний «каркас».

■^Определены средства трансляции, консервации, актуализации семейно-родовой памяти членами родственных групп - в процессах наследования социокультурной программы территориальной общности.

Апробация диссертационной работы. Основные выводы диссертационного исследования были представлены на заседаниях кафедры философии

КемГУ, конференциях всероссийского и международного уровня: VI международной научно-практической конференции «Реальность этноса. Образование и национальная идея», 2004 г. (Санкт-Петербург); международной научно-практической конференции «Культурное пространство России: проблемы и перспективы развития», 2004 г. (Тамбов); «Науке о культуре» 2004 г. (Москва); III международной научной конференции «Человек, культура и общество в контексте глобализации современного мира», 2004 г. (Москва); международной научно-практической конференции «Интеграционные и дезинтеграционные факторы в геополитическом пространстве АТР», 2007 г, (Улан-Удэ); II международной научной конференции «Философия и социальная динамика: проблемы и перспективы», 2007 г. (Омск), V международной конференции «Наука и образование», 2008 г. (Белово), международной научно-практической конференции «Семья в контексте педагогических, психологических и социологических исследований», 2010 г. (Пенза - Ереван - Прага), IV международном конгрессе социологов тюркского мира, 2011 г. (Уфа).

На тему исследования семейно-родовой памяти опубликовано научных материалов общим объемом 55 п. л.

Структура диссертации. Диссертация состоит из «Введения», трех глав (девяти параграфов), «Заключения», списка литературы (339 названий). Основной текст расположен на 268 страницах,

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

В первой главе - «Категориально-методологические основы исследования семейно-родовой памяти» - три параграфа: 1.1. Память как феномен социальной жизни; 1.2. Основные исследовательские программы в изучении семейно-родовой памяти: классические основы и современное применение; 1.3. Познавательные возможности междисциплинарного подхода к изучению семейно-родовой памяти.

В § 1. 1 выявлены особенности социальной памяти и подходы к ее изучению. Память человека, «запас его знаний», который ориентирует его в жизненном мире, определяется его уникальной биографической ситуацией (А. Шюц). Исследователи представляют социальную память совокупностью информации, «накопленной в ходе социально-исторического развития» и зафиксированной в результатах практической и познавательной деятельности. На уровне коллективного сознания социальная память рассматривается как активный элемент социальной программы наследования духовной жизни общества.

В диссертации представлены уровни памяти: 1) историческая память человечества; 2) социальная память групп, общностей; 3) семейно-родовая память человека; 4) индивидуальная память.

Рассмотрены функции социальной памяти в процессе ее институциализа-ции: инновационная, избирательная (творческая), стабилизирующая.

В § 1. 2 осмысляется исторический ряд исследовательских программ: феноменологической; аксиологической, синтетической, программы качественного анализа, которые являются основой для методологического плюрализма в науке. Оформившись в феноменологической философии, они разнообразили научное осмысление проблем сознания человека и функционирования семьи в контексте общественных перемен XX века. Постмодернистская парадигма поставила проблему эффективности стратегии научного познания общественных процессов и культурных явлений. Классические основы социально-философских исследовательских программ (натуралистской, марксистской, психологической, культурцентристской) в совокупности со смежными дисциплинами гуманитарного цикла формируют новые комплексные программы, предполагающие использование информационных и компьютерных возможностей нового времени, междисциплинарность позволяет разрабатывать новые стратегии и схемы исследования социальной реальности.

В § 1. 3 рассмотрены основные положения ряда дисциплинарных подходов, а также феноменологии применительно к теме диссертации. Автор предла-

гает в качестве структуры, стабилизирующей стремительные процессы «колонизации» «жизненного мира» человека (Ю. Хабермас) и защищающей повседневный мир от разрушительного вторжения институтов общества, семейно-родовую память как разновидность социальной памяти.

Социальная память общности помогает воспроизводить идентичности в рамках данной культуры, защищает от распада системы социокультурных взаимодействий через механизм традиций, характерных для данной культуры. В параграфе показана адаптация ряда дисциплинарных методик к задачам исследования семейно-родовой памяти.

Глава 2. Семейно-родовая память: социоонтологическая и историческая детерминация включает три параграфа: 2. ]. Социальные системы родства и свойства как исходная основа формирования коллективной памяти; 2. 2. Социокоды семейно-родовой памяти; 2. 3. Исторические судьбы человеческих общностей и мнемические следы в семейно-родовой памяти.

Кровнородственный институт рассматривается как упорядоченная совокупность отношений между людьми, признающими друг друга родственниками. Система использования родственных связей перерастает в матримониальные стратегии, которые определяют семейную политику, отстаивающую интересы рода, его продолжения и процветания. В этом заключается назначение кровнородственного института, который осуществляет несколько основных взаимосвязанных функций: репрезентативную, интегративную, социализирующую, социального контроля, защитную, депозитарно-кумулятивнут (накопление символического капитала), адаптации, усыновления (адопции), воспроизводства социальных отношений, ритуализацш. Функции кровнородственного института охватывают многообразные стороны жизни семьи, закрепляясь в традициях, обычаях, ритуалах. В процессе функционирования воспроизводится структура кровнородственного союза, как института аск-риптивного типа, институциализируются механизмы отношений и моделей поведения между родственниками.

«Родство» понимается как совокупность социальных отношений, основанных на биологических связях, браке и правовых нормах, правилах, касающихся усыновления и попечительства. В рамках родства существует специфический набор социальных отношений, основная функция - регулирование повседневной жизни людей. Социальная связь между человеком и его родственником, права и обязанности, одобряемые обществом формы отношений и поведения, которые ей присущи, закрепляются в сознании людей как социально признанная номенклатура родства. Рамки моделей родственного поведения задаются нормативными ограничениями с целью формирования дистанции между родственниками смежных поколений. Социальная функция таких ограничений: поддержание авторитета старших поколений, которые мыслятся гарантами дисциплины в родственных союзах. Очевидны проявления асимметричности, неравенства в этих парах отношений.

Семейно-родовая память - это программа восприятия, воспроизведения, сохранения и передачи социального наследия, сложившаяся в сознании человека как репрезентант сложнейшей социальной системы родства — свойства, являющейся базовой матрицей по отношению ко всем остальным общественным отношениям. Память «окрашивает» их чувствами, мифологизирует и трансформирует, передается потомкам в виде семейных историй, легенд. В последующих поколениях это закрепляется в своеобразии ментальных характеристик общности.

Выявлены основные механизмы преемственности социальной памяти: трансляция и трансмутация. Это творческие социальные акты, включающие несколько ступеней «посвящения» ученика: подражание, овладение ритуалами и связанными с ними вещами и предметами быта и культа, социальное творчество. Трансмутация в отличие от трансляции, основанной на подражательных действиях, означает такой вид кодирования социальной памяти, когда в содержание социальной памяти вводится нечто новое. Трансмутация возможна в двух вариантах: (а) появления в поле социальной памяти новых видов взаимо-

действия, и (б) изменения (иногда значительного) уже существующих. Механизм, объединяющий эти формы, - традиция.

Автор эксплицирует следующие структурные элементы семейно-родовой памяти: объем и сквозные смысловые структуры, импульсы и фильтры, границы, возраст-историческая глубина, импульсы, временные характеристики.

В нашей концепции семейно-родовая память представлена как духовная составляющая жизни социальной группы, обладающая следующими характеристиками: медиативностью в многослойной структуре коллективного сознания, темпоральностью, социодииамичностью событийных и идеологических процессов; инвариантностью механизмов, мифологизацией. Это информационное поле «запаса знаний» семьи, этнической или территориальной общности.

В § 2. 2 сопоставлены закономерности функционирования семейно-родовой памяти некоторых народов Западной Европы и представителей сибирской территориальной общности. Обоснована специфика социокодов как ядра семейно-родовой памяти, которые обеспечивают устойчивость памяти и универсальность действия ее механизмов. Социокоды являются событийньш и персонифицированным источником памяти, наполненным энергетическим и сакральным смыслом и содержат информацию о единой исторической судьбе, едином предке, исторической прародине, первособытии.

Первособытие должно обладать рядом особенностей: легендарность, сакральная энергетика, доказательство уникальности общности, сохраняет информацию о победах первосемьи и кровных узах.

Встроенный в структуры семейно-родовой памяти и основанный на кон-венциальности смыслов, социокод оказывает влияние на поведение населения, на понимание сути политических решений правящих элит и институтов власти. Если такие решения были приняты без учета глубинных смыслов социальной памяти, то неизбежны социальные катастрофы, затрагивающие все стороны социокультурной жизни общности. Это можно видеть на примерах раскрестьянивания и расказачивания русских во время коллективизации, насильственного

окатоличивания сербов в 1942 г., присоединения к России земель, населенных потомками основателей Речи Посполитой.

Социокод проникает в структуры повседневности общности в виде обрядов и традиций, национальной одежды, символики и других текстов культуры. Он определяет вектор направленности поведенческих тактик членов общности: то, что противоречит социокоду, воспринимается как угроза, предполагающая протестные формы поведения.

Проанализированы социокоды болгар, сербов, хорватов, поляков, представителей сибирской общности и жителей Североамериканского континента.

Устойчивость социокода заложена в механизме трансляции, социальные инновации, селекция и кристаллизация новой информации в структурах социального опыта приводят к трансмутационным последствиям. В результате увеличивается емкость смыслов социокода без изменения его сакральной сущности. Насильственно удерживаемая традиционная социальность приводит к социальным взрывам и протестам интеллектуалов. Слишком быстрые трансмутационные процессы, подстегнутые волевыми решениями элит, опасны включением механизмов, защищающих идентичность общности агрессивного характера.

Социокоды стабилизируют коллективное сознание общности, удерживая от саморазрушения. Социокод располагается в сфере коллективного бессознательного и не осознается членами общности. Тем не менее, сила реальности его существования способна восстанавливать структуры социальной памяти, искаженные при попытках манипуляций или уничтожения. Поэтому политика в области социальной памяти не должна оформляться волюнтаристскими решениями в пользу тех или иных элит. Успешной такая политика может быть лишь при условии согласованности ее постулатов с социкодом семейно-родовой памяти общности.

В § 2. 3 рассмотрена специфика ретроактивных характеристик социальной памяти. Прошлое может кристаллизироваться в «местах памяти» (памятни-

ки, нарративы, календарные даты) или восприниматься как трагический опыт. Событие, имеющее травмирующие последствия, переосмысливается или предается забвению, вытеснению. Однако сильная энергетика коллективного несогласия с событием оставляет мнемический след (мифы, сакральные тайны), который искажает реальность прошлого, проявляется в знаковых и семантических структурах социальной памяти и социальной реальности группы. Такие следы свидетельствуют о сопротивлении коллективного сознания процессам забвения или политически «выгодных» интерпретаций. Сила такого сопротивления прямо пропорциональная силе политического давления. Если группа встает на защиту первоначальных (чистых, не искаженных интерпретациями) смыслов, она сохраняет себя в гармонии с социокодом, следовательно, и с первоистоками се-мейно-родовой социальной памяти, с основными смыслами развития, дальнейшего благополучия и процветания. Искажающие интерпретации приводят к неприятным социальным последствиям повторения травмирующего события в последующих поколениях.

Следы памяти сохраняются на микроуровне в личных биографиях или историях семей, повседневных практиках и на макроуровне - в коллективном сознании общности, в мнемических метках. Идентичность общности - хранилище следов памяти, которыми отмечены сознание и повседневные практики общности. В параграфе проанализированы мнемические следы семейно-родовой памяти представителей сибирской территориальной общности, запечатленные в социальных стереотипах, «образах сибиряков», особенностях ин-дентичности. Старожилы, старообрядцы, новые переселенцы, отчасти деприви-рованные группы россиян сформировали сибирский субэтнос на основе противоречий: аномальности - нормальности поведения, убегания - служения государству, укорененности - мобильности людей. К концу XIX века сложился «особенный тип сибиряка», который включает социально-психологические черты и поведенческие характеристики: демократичность, достоинство, толерантность.

Следы памяти оставляют исторические события, которые члены общности вспоминают в первую очередь (например, для болгар это 300 лет «турецкого рабства», для русских - 5 лет Великой Отечественной войны, для шотландцев - потеря независимости после поражения при Куллодене в 1745 г.).

Мнемические следы могут быть использованы как объекты манипуляций в политике памяти. Применяя «идеологию забвения» или «идеологию упрёка» легко социально дезориентировать людей, сыграв на болезненных воспоминаниях. В этом заключена опасность манипуляций с памятью. В коллективном бессознательном вырабатывается условный рефлекс, выраженный каким-либо идеологическим слоганом. Переключая внимание в актуальном настоящем на необходимость постоянных ситуативных реакций на политический или идеологический фон жизни, структуры власти не дают людям возможности построения будущего на основе осознания прошлого опыта. Идет аккумуляция опыта кратковременных ситуативных действий, который характеризуется фрагментарностью, не вырабатывает устойчивых позитивных социальных привычек у членов общности, мешает отстраниться от ситуации и критически осмыслить событие. Поэтому будущее или вообще не мыслится (на это нет времени) или наполняется иллюзорными опасностями и угрозами.

Мнемическая атмосфера - это элемент духовной среды общности, в которой люди воспитывают детей, передавая им основы понимания мира, характеристики идентичности, социальный и эмоциональный опыт. Эта атмосфера «нависает» над социокультурной реальностью, наполняя ее импульсами к выбору форм социального взаимодействия по отношению к социальным институтам власти, образования, семьи, религии.

Ткань социокультурной реальности обладает целостностью к плотностью при условии целостности пространства коллективного сознания и позитивной мнемической атмосферы, необходимой для нормального функционирования социальных общностей. Любое загрязнение мнемической атмосферы искажает социокультурное пространство, угрожает нормальному функционированию се-

мейно-родовой памяти, разрушает однородность поля социальной памяти, которая перестает выполнять свою ведущую социальную функцию трансляции опыта старших поколений.

Это может происходить в случаях запрета на память о «неудобных» для власти событиях или личностях, фальсификации исторических событий, «правильного» определения акцентов на понимании политических событий в соответствие с генеральной идеологической или религиозной парадигмой.

Размах событий затрагивает широкий спектр уровней социального взаимодействия. При этом определяющим является микроуровень, на котором закладываются основные смыслы понимания и интерпретации жизненных ситуаций, формируются структуры семейно-родовой памяти, сохраняющей личностно значимые события. Сопротивляясь внешнему давлению событий макроуровня, семейно-родовая память оказывает влияние на процессы усиления сплоченности родственных общностей.

Мнемическая атмосфера пропитывает социокультурное пространство, наполненное специфическим социальным временем. Для осмысления опыта памяти нужна отстраненность во времени, которая позволяет переосмысливать прошлое и планировать будущее.

Социальная память, функционируя в коллективном сознании общности, проходит процесс институциализации, растянутый во времени: одновременный (настоящее) и последовательный (от прошлого к будущему). Обладая темпоральной характеристикой, она встраивается в процессы духовной жизни общности, придает им разновекторное временное направление. Память группы или отдельного человека, проявляя себя в настоящем, реконструирует прошлое. Прошлое и будущее как реальность, в настоящем гипотетичны, не доступны человеку. Но в настоящем индивид может переосмыслить прошлое и наделить его новыми смыслами. В результате отношение к прошлому может измениться, что влечет за собой изменения будущего. Социальная память и связанные с ее

функционированием процессы забвения-воспоминания (самосознания) есть катализирующий фактор этих перемен.

В главе 3. «Структура и содержание семейно-родовой памяти» сделан акцент на ее характеристиках как социокультурной программы межпоколенных взаимодействий. Глава содержит три параграфа: 3. 1. Смысловые потенциалы и сценарии; 3.2. Социальные катаклизмы и семейно-родовая память; 3. 3. Семейно-родовая память: концептуальные и методологические итоги.

Содержание памяти стабильных сообществ образуют социальные смыслы: знания, умения, стимулы, эмоции, полезные для выживания и процветания этих групп людей. Само же содержание каждый раз структурируется некоторым образом, в итоге действия некой суммы факторов деятельности и адаптации в истории данных групп: как, насколько эффективно, целесообразно, оправданно эти люди используют содержание своего сознания, памяти. Эти структуры можно назвать «программами» - последовательностями данных (информации об окружающем социоприродном мире), алгоритмов (норм, правил) и инструкций поведения (сценариев), - предназначенных для оптимизации, контроля и управления жизненными процессами людей. Внутренняя емкость содержания памяти, структурированная в виде набора знаний и ценностей, норм и правил (традиций) и составляет то, что мы называем «потенциалом» социальной памяти. Некие характерные глобальные структуры, представляющие и реализующие потенциал в виде устойчивых, повторяющихся сюжетов, стратегий поведения, мы характеризуем как сценарии (инструкции).

Практический опыт, сохраняющий знания в семейно-родовой памяти, предстает в следующих элементах, составляющих общечеловеческий потенциал:

1) в социокультурном потенциале территориальной общности (опыт коллективных действий, событий, связанных с переселением, коллективизацией, опыт самосохранительного поведения);

2) в потенциале семьи, рода.

Социокультурный потенциал конкретизируется в следующих его разновидностях: морально-нравственного, творческого, коммуникативного, эстетического, познавательного и воспитательного.

Потенциал памяти включен в структуру потенциала рода, ибо содержит основные поведенческие реакции членов семейного коллектива на социальные события.

Диссертант раскрывает специфику передачи семейно-родовой памяти в межпоколенном взаимодействии, анализируя воспитательный потенциал старшего поколения. В размеренном межпоколенном взаимодействии старших и младших членов семьи заключается суть механизма передачи семейного капитала, трансляции семейной памяти. Анализируются причины разрыва связи поколений сегодня, роль прародителей в изменившихся социальных условиях.

В § 3. 2 семейно-родовая память рассмотрена в формате социальных катаклизмов. Экстремальные социальные события существенно деформируют содержание семейно-родовой памяти - в виде социокультурных, исторических травм и их преодолений.

Сфера культурных изменений считается наиболее травмогенной. Восприятие исторической и культурной травмы членами группы основано на функционировании социальной памяти: если люди интерпретируют события как опасные для сохранения традиционных привычных социальных практик, то такие события воспринимаются как травмирующие. Социально-культурная ткань общественной жизни теряет свою однородность, в это время происходят разрывы в потоках социальной памяти: образцы нормативного поведения сталкиваются с невозможностью их воспроизведения в новых условиях.

Решения власти - внешнее силовое давление, принуждение репрессивного типа изменяет социальное поведение людей, является травмирующим фактором, который оставляет следы в социокультурной ткани, искажает пространство социальной памяти. Власть периода коллективизации продемонстрировала переход от политики массовых добровольных переселений к насильственным,

оказалась антагонистом социальной памяти, ее действия вызвали непонимание среди населения.

Автор проанализировала травматические события, отраженные в семейных историях, деструктурировавшие повседневный мир людей и порождавшие ощущение экзистенциальной опасности. В диссертации рассмотрен механизм «травматической последовательности» (Н. Смелзер, П. Штомпка), зафиксированный семейно-родовой памятью. Действие социокультурной травмы вызывает ответные реакции общности: сопротивление травме («совладание с травмой») и посттравматическую адаптацию.

Травмирующая ситуация разрушает структуру потребностей членов семейно-родовой общности: материальных (депривация, лишение нажитого); социальных (распад социальных связей, гибель значимых членов семей); идеальных (невозможность освоить в состоянии стресса информацию о новых социальных условиях, на большой скорости).

При анализе семейных историй наблюдается прерывность воспоминаний. Линия красочных семейных повествований о жизни прародителей, о действиях власти, использующей карательные методы, превращается в пунктирную, когда жизнь протекает однообразно, становится похожей на жизнь соседей. Биографическая ситуация, связанная с травматическими событиями, заслонила или стерла из памяти черты степенности и подвижничества, основательности и авантюризма.

Преодоление травмы - завершающая фаза травматического цикла. Начало 1990-х гг. принесло осознание тотального разрушения семейных традиций. Межпоколенное обесценивание символического семейного капитала, прекращение принудительной силы действия традиций и обычаев повлекло за собой аномию. Автор проводит анализ факторов, повлиявших на современное функционирование семейно-родовой памяти. В диссертации рассматриваются социально-культурные особенности ограничения действия памяти в современном пространстве родства.

В § 3. 3 суммированы концептуальные и методологические итоги изучения семейно-родовой памяти.

Автор полагает, что при анализе жизненных стратегий и социальных практик следует учитывать особенности семейно-родовой памяти: историчность и социокультурную обусловленность. Поэтому понимание действий людей возможно только с учетом совокупности таких факторов, как особенности «биографической ситуации», социокультурный контекст, степень нестандартности жизненной ситуации. Для акторов семейно-родовая память предлагает образцы социально желательных действий, которые не должны переходить в разряд девиантных. Парадокс в том, что человек, действиями которого создан мир и правила социального взаимодействия, перестает воспринимать его как результат собственного труда. Правила, изобретенные для удобства в общении, трансформируются в его сознании в клетку законов, которую он воспринимает как незыблемую и неотменяемую догму, данную свыше. Так семейно-родовая память «санкционирует» традицию, консервирует социальные инновации. В исследовании наблюдалось воспроизведение жизненных неприятностей в судьбах потомков. Жизненные неприятности и трудности были связаны с действием семейных сценариев - неосознанных моделей поведения, записанных в «генетическом коде» рода. Выявлено, что в качестве семейного сценария передаются в большей степени неприятные ситуации. Они быстрее закрепляются в судьбах потомков, действуя практически принудительно, осложняясь жизненными ситуациями, обладают силой более мощной, чем ощущение радости. Человек начинает невольно создавать то, чего больше всего не хочет; он выбирает мысли о неприятности, отгоняет их и закрепляет их реализацию в будущем. Этот процесс сопровождается созданием «генетического кода», который еще до рождения определяет большую часть перспектив жизни человека и основные модели поведения. Потомки, актуализируя генетическую информацию, начинают закреплять этот выбор в своих судьбах, стресс предка проявляется в жизнях родственников будущих поколений.

В социально-философской науке только начинает складываться традиция изучения случайных процессов. Автор отмечает, что зачастую за скобками классических социальных исследований остаются сотни жизненных стратегий и повседневных практик, маленькие драгоценные подробности жизни людей, случайности, которые могут быть социально-конструирующими механизмами. Применение качественных методов в исследовании семейно-родовой памяти позволяет акцентировать внимание на уникальности, «диапазоне и вариативности обнаружения в текстах смысловых структур, «репертуара возможностей», а не только частоты их обнаружения.

Заключение. Применение междисциплинарного подхода дает возможность проследить многоуровневость жизни, выйти при изучении микропроцессов социальной практики на широкие обобщения, связанные с процессами ин-териоризации программы социально-культурного наследования опыта старших поколений потомками. Социально-философский анализ этих процессов опирается на методологические возможности культурцентристской программы, дополненной программами постклассического периода развития науки, связанными с интерпретативными направлениями в социально-гуманитарных науках.

Специфика семейно-родовой памяти проявляется в использовании социокультурного потенциала, сохраненного в традициях межпоколенного взаимодействия, в стабилизирующей роли механизма памяти в воспроизводстве социальных связей кровнородственного союза, в осуществлении социальной программы наследования духовной жизни семейно-родовой общности. Память фиксирует и закрепляет элементы массового и семейно-родового сознания, формирует и воссоздает модели нормативного поведения, демонстрируемого в кровнородственных союзах, сохраняет образцы межпоколенного взаимодействия.

Семейно-родовая память поддается структурированию и функциональной дифференциации в процессах трансляции и консервации социального опыта, трансмутации, обеспечивает доступность духовного наследия поколений по

восходящей кровнородственной линии. Структурные элементы семейно-родовой памяти (объем, сквозные смысловые структуры, границы и фильтры; длительность, возраст памяти, историческая глубина; импульсы) сохраняют и передают социокультурное содержание межпоколенных взаимодействий в контексте повседневной жизни и ее событийности. Пространство родства определяет специфику структуры семейно-родовой памяти, событийность жизненных ситуаций фиксируется семейно-родовой памятью в зависимости от социальных позиций родственной группы, инвариантности частных практик и жизненных стратегий в разных исторических и поселенческих ситуациях.

Социокультурный механизм семейно-родовой памяти располагает средствами трансляции, консервации, событийности; в процессах межпоколенного взаимодействия он настраивается на определенный социокультурный поселенческий контекст. Процессы социального наследования, формирования особенностей исторической памяти общности встраиваются в функциональный механизм семейно-родовой памяти и определяют его направленность и специфику.

Семейно-родовая память, включающая механизм передачи социального опыта в пространстве кровнородственного института сама подвергается инсти-туциализации. Становясь элементом функционирования кровнородственного института, она вырабатывает специфические средства: нарративы, в которых старшие поколения передают семейные легенды, истории, мифы; завещания, которые могут рассматриваться как передача материального и символического семейного капитала; выработка семейной символики, в том числе трансляция этнонима - имени рода; обеты и клятвы что-либо делать «в честь» предков; ритуалы поминовения родственников. Все это помогает воспроизводить смысл родственного взаимодействия на символическом духовном уровне, стабилизирует функционирование кровнородственного социального института.

Процесс воспроизводства семейно-родовой памяти встраивается в структуру кровнородственного института. Семейно-родовая память выполняет роль связующего звена и несет инструментальную нагрузку в процессах межпоко-

ленного взаимодействия в качестве элемента кровнородственного института, функционирующего в структуре общества. Она закрепляет в кровнородственном институте комплекс норм и правил семейного поведения, дифференцированных в семейных статусах и диадных ролевых отношениях.

Ядром семейно-родовой памяти являются социокоды, хранящие опыт первопредков. События, травмирующие общность (социальные катаклизмы, решения институтов власти, противоречащие информации социокода), нарушают функционирование семейно-родовой памяти, создают напряженную мнемическую атмосферу, наполненную коллективным сопротивлением травме. Наиболее сильные искажения в социокультурной ткани проявляются в ретроспективном восприятии исторических событий. Феномен «непредсказуемости прошлого» основан на ошибках памяти, которые, в свою очередь могут быть реакцией на травмирующее информационное и идеологическое давление, угрозу физической расправы в ситуации политических репрессий. Макроуровни социальной памяти начинают вторгаться в пространство субъективной памяти, которое имеет защитные механизмы от травмирующего действия при осмыслении исторических событий людьми. Индивидуальная память, реконструируя события, порождая мифы и ошибки, «включает» процессы самосохранения, которые защищают психические структуры человека, «стирая» и изменяя неприятные воспоминания, избавляя от фрустрации. Эмоциональная окраска мнеми-ческих следов создает энергетически сильные «пятна» в структуре менталитета, которые, приходя в резонанс с непопулярными решениями власти или социально опасными ситуациями, могут изменить самосознание общности. Социальная память в этом случае начинает защищать особенности идентичности членов общности.

Исследователь может восстановить контекст жизни и ее социальный смысл, творчески анализируя причины тех или иных искажений информации.

Результаты исследования подтвердили гипотезу о многоуровневости семейно-родовой памяти, сохраняющей факты жизни, тактики выживания в экс-

тремальных ситуациях (переселение, раскулачивание, депортация), социальные

практики адаптации к изменениям условий жизни. Эти знания функционируют

в качестве социального опыта, транслируются последующим поколениям.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Статьи в научных журналах, рецензируемых ВАК

1. Логунова Л. Ю. Этнокультурные и социальные аспекты потенциала сибирской семьи памяти // Человек, культура и общество в контексте глобализации современного мира: Материалы III Международ, научн. конференции. Вып. 3. Электронная культура и новые гуманитарные технологии XXI в. / под ред. К. Э. Разлогова, Ю. М. Резника. - М.: Независимый институт гражданского общества, 2004. - 0,5 п. л.

2. Логунова Л. Ю. Механизм трансляции семейно-родовой памяти // Вестник Бурятского гос. ун-та. - Вып. 6: философия, социология, политология, культурология. - Улан-Удэ: Изд-во Бурятского гос. ун-та, 2008. - 0,4 п. л.

3. Логунова Л. Ю. Семейно-родовая память как форма духовного опыта социальной общности // Философия хозяйства: Альманах Центра общественных наук и экономического факультета МГУ. - 2009. - № 2. (62). - 0,25 п. л.

4. Логунова Л. Ю. Проблемы применения качественных методов и обработки эмпирического материала в изучении семейно-родовой социальной памяти сибиряков // Этносоциум и межнациональная культура. - 2009. - № 2 (18) -0,6 п. л.

5. Логунова Л. Ю. Структурные характеристики семейно-родовой социальной памяти // Вестник МГУ. - Сер. 18. - № 1. - 2009. - 0,58 п. л.

6. Логунова Л. Ю. Влияние исторической травмы на семейно-родовую память сибиряков // Социс. - 2009. - № 6. - 0,9 п. л.

7. Логунова Л. Ю. Влияние социокультурной травмы на историческое и политическое сознание сибиряков // Этносоциум и межнациональная культура. -2009.-№5(21).-0,6 п. л.

8. Логунова Л. Ю. Использование качественных методов в исследовании се-мейно-родовой социальной памяти сибиряков // Вестник Омского гос. ун-та, 2009.-№5.-0,2 п. л.

9. Логунова Л. Ю. Проблема истинности эмпирических данных в качественных исследованиях // Вестник Российского гос. ун-та им. И. Канта. - Вып. 6. -2010-0,1 п. л.

Монографии

10. Логунова Л. Ю. Семейно-родовая память: социокультурный и региональный контекст: монография. - Кемерово: Фирма Полиграф, 2007. - 22 п. л.

11. Логунова Л. Ю. Семейно-родовая память как социальный феномен (монография) / отв. ред. проф. Шпак Л. Л.. - Кемерово: КемГУ, 2011. - Дёп. в ИНИОН РАН 01.08.2011 г. № 60995. - 9,4 п. л.

12. Логунова Л. Ю. Семейно-родовая память сибиряков как социокультурная реальность // Социальные и политические отношения в региональном контексте: социологический анализ (коллективная монография) / отв. ред. проф. Шпак Л. Л. - Кемерово: КемГУ, 2011. - Деп. в ИНИОН РАН 31.05.2011 №60988-0,6 п. л.

Учебные пособия, научно-методические пособия

13. Логунова Л. Ю. Социология семьи: социально-культурный и исторический анализ изменения семейного поведения (опыт восстановления историй сибирских семей): учеб. пособие, для вузов. - Кемерово, 2007. [Гриф УМО по специальности 071401 - «Социально-культурная деятельность»]. -10,8 п. л.

Статьи в научных изданиях (не из списка ВАК)

14. Логунова Л. Ю. Возможности применения социологических исследований в процессе изучения курса «Социология семьи» // Социально-культурная

деятельность: история, теория, образование, практика: межвузовский сб. науч. статей / под ред. В. В. Туева. - Кемерово: КемГАКИ, 2002. - 0,2 п. л.

15. Логунова Л. Ю. Социальные проблемы взаимодействия системы социальной защиты населения, благотворительных организаций и православной церкви // Православие-культура-образование: материалы межрегиональной науч.-практич. конф. - Кемерово: КемГАКИ, 2002.-0,6 п. л.

16. Логунова Л. Ю. Методологические и методические аспекты преподавания курса «Семьеведение» II Культура. Социум. Творчество: материалы Все-рос. науч. конф. и V Всероссийского науч.-практич. семинара «Досуг. Творчество. Культура» У под ред. М. А. Жигунова, Н. А. Томилов, Н. Ф. Хилько. - Омск: Изд-во Омск. пед. ун-та, 2002. - 0,4 п. л.

17. Логунова Л. Ю. Особенности формирования стереотипов в сфере брачно-семейных отношений у молодежи // Народная культура: личность, творчество, досуг (этнокультурный и творческий потенциал личности в проведении досуга: сб. статей и материалов Всерос. науч. конф. / под ред. И.А.Селезнева, Н. А. Томилова. - Омск: «Издательский дом «Наука», 2003.-0,2 п. л.

18. Логунова Л. Ю. Решение творческих задач по социальной генеалогии как аспект процесса самоидентификации и самосознания студентов // Культура как предмет комплексного исследования: сб. науч. тр. / КемГАКИ. - Кемерово: Полиграф, 2003. - Вып. 5. - 0,5 п. л.

19. Логунова Л. Ю. Социокультурные проблемы исследования истории семьи в процессе развития самосознания молодежи И Культура как предмет комплексного исследования: региональный сб. науч. тр. / КемГАКИ. - Кемерово: Полиграф, 2003. - Вып. 6. - 0,3 п. л.

20. Логунова Л. Ю. Основные аспекты комплексного исследования сибирских семей при изучении курса «Социология семьи» // Наука и образование: материалы Всерос. науч. конф. в 4 ч. / Кемеровский государственный уни-

верситет. Беловский институт (филиал). - Белово: Беловский полиграфист, 2003.-4.2.-0,3 п. л.

21. Логунова Л. Ю. Формы актуализации этнокультурного и творческого потенциала личности студента // Народная культура: личность, творчество, досуг (этнокультурный и творческий потенциал личности в проведении досуга: сб. статей и материалов Всерос. науч. конф. / под ред. И. А. Селезнева, Н. А. Томилова. - Омск: «Издательский дом «Наука», 2003.-0,1 п. л.

22. Логунова Л. Ю. Исследование семейных историй как аспект социокультурной деятельности // Кадровое обеспечение социально-культурной сферы Восточной Сибири: состояние и перспективы развития: материалы на-уч.-практич. конф. - М. - Улан-Удэ: ВСГАКИ, 2003. - 0,3 п. л.

23. Логунова Л. Ю. Формирование родового сознания учащейся молодежи в процессе организации исследования семейных историй // Реальность этноса. Образование и национальная идея: материалы VI междунар. науч.-практич. конф. / под ред. И. Л. Набока. - СПб.: Астерйон, 2004. - 0,3 п. л.

24. Логунова Л. Ю. Этнокультурная самоидентификация студентов как фактор эффективной подготовки кадров для сферы культуры // Культурное пространство России: проблемы и перспективы развития: материалы междунар. науч.-практич. конф. / под ред. Е. И. Григорьевой. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г. Р. Державина, 2004. - 0,2 п. л.

25. Логунова Л. Ю. Применение качественных методов в исследовании истории сибирских семей // Науке о культуре: материалы междунар. науч.-практич. конф. - Ч. 2. - М.: МГУКИ, 2004. - 0,2 п. л,

26. Логунова Л. Ю. Семейная память сибиряков о переселенческих событиях // Факультетские исследования. - Вып. 2: Регион: власть, политика и местное развитие: материалы межрегиональной науч.-практич. конф. / отв. ред. О. В: Омеличкин, Л. Л. Шпак. - Кемерово: Кубассвузиздат, 2005. - 0,4 п. л.

27. Логунова Л. Ю. Роль старшего поколения в механизме передачи семейной памяти // Христианские ценности в воспитании и обучении: материалы региональной науч.-практич. конф. / ред. С. М. Редлих, М. С. Можаров, К. Л. Карышев, А. Г. Бакалай. - Новокузнецк: Изд-во КузГПА, 2005. -0,3 п. л.

28. Логунова Л. Ю. Результаты применения биографического методов исследовании этнокультурной самоидентификации коренных сибиряков // Культурологические исследования в Сибири / под ред. Н. А. Томилова, Н. М. Геновой, Д. П. Синельникова. - Омск: «Издательский дом «Наука», 2005. - № 2 (16). - 0,8 п. л.

29. Логунова Л. Ю. Конструкты социальной семейной памяти // Наука и образование: материалы VI мждународ. науч. конф. / ред. Е. Е. Адакин, Л. И. Законнова. - Белово: Беловский полиграфист, 2006. - Ч. 4. (в соавт.). - 0,3/0,2 п. л.

30. Логунова Л. Ю. Семейная память сибиряков о крестьянской колонизации региона // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: материалы VI международ, науч.-практич. конф.: в 3. ч. / ред. Н. А. Томилов, Н. К. Чернявская. - Омск: ОмГАУ, 2006. - Ч. I. - 0,3 п. л.

31. Логунова Л. Ю. Социальная память как семейно-родовой опыт // Факультетские исследования: сб. Вып 3: Региональная политика и социальные отношения / отв. ред. Шпак Л. Л. - Кемерово: Полиграф, 2006. - 0,3 п. л.

32. Логунова Л. Ю. Измерение социальных стереотипов в сфере брачно-семейных отношений у студенческой молодежи // Ученые записки НИИ прикладной культурологии. - Кемерово: Кемеров. гос. ун-т культуры и искусств, 2006. - 0,8 п. л.

33. Логунова Л. Ю. Духовные основы семейно-родовой памяти // Философия и социальная динамика: проблемы и перспективы: сб. статей II международ, конф. Ч. 1 / под ред. В. И. Разумова. - Омск: СИБИТ, 2007. - 0,3 п. л.

34. Логунова Л. Ю. Сибирские семьи: родовые корни, территориальная идентичность // Факультетские исследования: материалы региональной научно-практической конференции / отв. ред Л. Л. Шпак. - Вып. 4: Региональное развитие и политика. - Кемерово: Полиграф, 2007. - 0,4 п. л.

35. Логунова Л. Ю. Толерантность в социальной памяти и повседневных практиках сибирских переселенцев // Вестник КемГУКИ. - Кемерово, КемГУ-КИ, 2008.-0,3 п. л.

36. Логунова Л. Ю. Роль семейно-родовой памяти в межпоколенном взаимодействии // Семья в контексте педагогических, психологических и социологических исследований: материалы международ, науч.-практич. конф. / ред. А. С. Берберин, Б. А. Дорошин и др. - Пенза - Ереван - Прага: Социо-сфера, 2010. - 0,2 п. л.

37. Логунова Л. Ю. Семейно-родовая память как программа группового наследования // Евразийское пространство: цивилизационный потенциал тюркоязычных стран и российских регионов в XXI веке: материалы IV международ, конгресса социологов тюркского мира. - Уфа: АН РБ Гилем, 2011.-0,1 п. л.

Подписано в печать 26.10.2011 г. Формат 60x84 '/|6, Бумага офсетная № 1. Уч.-изд. л. 2,5.

Тираж 100 экз. Заказ №.21283._

ФГБОУ ВПО «Кемеровский государственный университет». 650043, г. Кемерово, ул. Красная, 6.

Отпечатано в типографии ООО «ИНТ», г. Кемерово, пр-т Химиков, 43а, тел.: (3842) 73-75-13, факс: (3842) 738797, e-mail: typoint@mail.ru.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Логунова, Лариса Юрьевна

Введение

Глава 1. Категориально-методологические основы исследова- 17 ния семейно-родовой памяти

1.1. Память как феномен социальной жизни

1. 2. Основные исследовательские программы в изучении семейно- 51 родовой памяти: классические основы и современное применение

1.3. Познавательные возможности дисциплинарных подходов к 71 изучению семейно-родовой памяти

Глава 2. Семейно-родовая память: социоонтологическая и ис- 92 торическая детерминация

2. 1. Социальные системы родства и свойства как исходная основа 92 формирования коллективной памяти

2. 2. Социокоды семейно-родовой памяти

2. 3. Исторические судьбы человеческих общностей и мнемические 154 следы в семейно-родовой памяти

Глава 3. Структура и содержание семейно-родовой памяти

3.1. Смысловые потенциалы и сценарии

3. 2. Социальные катаклизмы и семейно-родовая память 195 3. 3. Семейно-родовая память: концептуальные и методологические 217 итоги

Введение диссертации2011 год, автореферат по философии, Логунова, Лариса Юрьевна

Актуальность исследования. Современное общество футуристично, устремлено в будущее, живет им. Темпы обновления взвинчены до такой степени, что люди не успевают адаптироваться к мечущимся синусоидам политической и экономической жизни. Прежняя матрица существования, ориентированная на пролонгацию традиции, поддерживаемой социальной памятью, кажется, канула в Лету. Это в определенной мере результат поверхностных впечатлений и поспешных обобщений, ярким примером которых является теория и практика мультикультуризма. Казалось бы, вот оно, наступает интернациональное гомогенное общество (будь то в виде либерального всемирного правового государства или же коллективистско-коммунистического «всемирного общежития»). Но оба проекта потерпели обвальный крах, недавно констатированный европейскими лидерами как конец проекта «мультикультуризма». Этнические, кровнородственные, семейные связи оказались неустранимым естественным видовым фундаментом homo sapiens.

Вновь актуализируется интерес к семейным, этническим ценностям и форматам существования, но в обновлении, которое не обрело бы явь без необходимой «мультикультурной» фазы развития. Значение и суть последней -в радикальной трансформации семейных и этнокультурных ценностей из партикуляристкого в новый, глобализующийся формат. Оказалось, что ни индустриализм, ни «плавильные котлы» мегаполисов, ни вестернизация не в силах создать эгалитарно-атомистическую среду обитания будущего. Этнос и семья - старые добрые механизмы социальной самозащиты, передачи опыта и наследования базисных моральных ценностей - лишь обновились и возродились, как птица Феникс, в новых футуристических пейзажах.

Все это делает особенно востребованной тему исследования социальной памяти на разломе эпох и в ситуации обострения социально-культурных различий в обществе. Вновь оказывается пригодным опыт старших поколений и знаний, хранящихся в социальной памяти территориальных и этнических общностей. Память сохраняет рецепты практик выживания кровнородственных общностей в кризисные периоды радикальных социальных изменений, является необходимой программой передачи опыта следующим поколениям. Аномия больших городов с новой силой разжигает в людях потребность в эмоциональном тепле, чувстве единения и поиске проверенных опор - для построения практик выживания в этнических «таунах» и семейных «крепостях».

Возвращение людей к переживанию семейно-исторических и значимо-поколенных событий определяет трагизм обращения к социальной памяти, которая генерирует необходимость родственных связей: предки, стремившиеся сохранить семейные устои и привычный уклад в эпоху тотальных изменений, передают потомкам секрет устойчивости и жизнеспособности общности. Наследование социокультурных программ, передача социального и экзистенциального опыта закрепляет межпоколенную солидарность людей в транзитивном обществе.

Актуальность проблемы изучения семейно-родовой социальной памяти связана и с интересом философии к «истории повседневности», к вопросам исторической интерпретации. Для понимания деятельности отдельных людей и целых поколений актуальным становится изучение влияния семейного стиля и образа жизни на изменение системы ценностей семьи, на процессы преемственности поколений и передачи «культурного капитала» семьи как достояния кровнородственного института. В этих процессах важную и малоисследованную роль играет семейно-родовая память.

Современная социальная философия также востребует:

- разработку методологических средств, связанных с изучением семейно-родовой памяти;

- исследование проблем сохранения и трансляции памяти, ее устойчивости и значимости для самосознания членов родственной социальной общности, роли памяти в этнополитическом взаимодействии семьи и государственной власти на конкретной территории.

В противовес мнению о необходимости ориентации наук лишь на глобальные мировые проблемы, многие современные отечественные ученые полагают, что социальные знания в будущем переориентируются с глобальных на локальные и этнокультурные (в формате глобализма).

Разработанность темы в научной литературе. Тема нашего исследования имеет междисциплинарный статус, к социально-философским наработкам органично подключаются отдельные культурологические, социологические, генеалогические, исторические и др. наработки.

Отечественные ученые начали разрабатывать проблемы социальной памяти с середины XX века. Этот период определяется изменением бытия социальной памяти, ее функционирования, механизмов трансляции, инте-риоризации и связан с нарушением преемственности поколений, отраженной в смене типологии семейной структуры в европейском обществе. Семья, система образования и другие социальные институты традиционного общества, в которых осуществлялись процессы передачи социальной памяти группы, подверглись трансформации. Новые поколения, отказавшись от традиционных форм передачи социальной памяти, столкнулись с проблемой сохранения и интерпретации опыта предков с позиции требований новой эпохи. В это время память утрачивает свой узкий психофизический смысл, обретает новое смысловое и ценностное значение, как коллективное прошлое человечества, наполненное жизненно важными знаниями о законах бытия. Эти знания требуют расшифровки с позиций социальной практики молодых поколений.

В работах отечественных философов с середины XX в. в центр внимания перемещаются вопросы функционирования социальной памяти как социального института, социокультурного феномена, характеристики информационных и темпоральных процессов, протекающих в обществе, модальных и функциональных характеристик памяти. Это работы: Р. А. Батомункуевой,

С. В. Дементьевой, П. А. Заклинского, Б. С. Илизарова, В. Куркина, В. А. Колеватова, О. Т. Лойко, Я. К. Ребане, В. А. Ребрина, О. Б. Соловьева, В. Б. Устьянцева, Л. П. Швец. Некоторые характеристики изучения памяти отражены в работе отечественного исследователя А. И. Субетто. Этническую специфику социальной памяти изучают Г. Н. Билялова, К. К. Молдобаев. Соотношение семейной и коллективной памяти рассмотрено в работах О. Бредниковой. И. Е. Кознова исследует особенности социальной памяти крестьянства.

В 70-е гг. XX века прошла дискуссия о самом термине, обозначающем коллективную историческую память социальных групп. Предлагались близкие по значению термины: «историческая память» (Э. В. Соколов, В. Б. Усть-янцев, П. А. Заклинский), «память мира» (А. Моль), «надындивидуальная система информации» (В. Г. Афанасьев), «внеэнергетическая система информации» (И. Л. Андреев), «внешняя память» (А. А. Малиновский), «социально-историческая память» (А. И. Ракитов), «внегенетическая система социального наследования» (И. Л. Андреев), «глобальная общественная память» (В. П. Свечников).

Сегодня предметом философского дискурса является преимущественно коллективная память, основанная на устных историях свидетелей исторических событий. Исследователями отмечается функциональное назначение социальной информации, хранящейся в памяти человечества: обеспечивать накопление, хранение, трансляцию из поколения в поколение жизненно важного опыта для сохранения человечества как биологического вида и как социальной общности.

Изучению социальных характеристик памяти в традициях социологической науки в XX в. посвятили работы Я. Ассманн, П. Жане, А. Моль, М. Хальбвакс. Основы исследований коллективной памяти в культурно-историческом контексте заложил М. Блок. Выработаны подходы к изучению «исторической памяти» людей: социально-сциентистский (Дж. Тош), культурно-антропологический (Й. Рюзен). В исторических исследованиях широко применяются мемуарные автобиографические источники, свидетельства очевидцев об исторических событиях (Л. Пассерини). Особенности политической памяти изучены М. Злотковским, М. Левебром.

В Германии с середины 1980-х гг. проблемы сохранения «памяти о прошлом» и «памяти о настоящем», объединяющей группы и определяющей групповое сознание, отражены в материалах конференции (Фрайбург), совместного польско-немецкого исследования «Воспоминание, забвение, вытеснение. Польские и немецкие опыты» (Висбаден), в коллективной монографии «Культура как память». Авторами публикаций были О. Эксле, И. Дройзен, Р. Херцог, К. Шмид.

Неклассическая научная парадигма изменила приоритетное направление исследования социальной памяти. Проблема заключается в интерпретации ценностно-смыслового содержания процессов формирования и механизмов трансляции социальной памяти. В последние десять лет обострился интерес к социальной памяти, как к историческому феномену, способствующему сохранению и воспроизводству идентичности социальных групп, общностей, наций. Начало работы в этом направлении было положено группой историков Института Всеобщей истории РАН под руководством Л. П. Репиной («Социальная память и историческая культура Европы», 20012003 гг.).

Функционирование памяти проявляется в семейно-родственных коллективах, представляющих институт кровного родства. Действие социальной памяти закрепляется в традициях межпоколенного взаимодействия, приобретая социокультурную, историческую, этнокультурную и генетическую значимость как символическая программа наследования опыта прошлых поколений. Изучение этих аспектов возможно и с позиций генетической социологии, которая сложилась в России в конце XIX в. С помощью генети-ко-социологического метода М. М. Ковалевский изучал институты семьи, собственности и государства. Такой подход проявился также в работах

С. Муромцева, К. Тахтарева, П. Сорокина, которые, исследуя социальное явление, рассматривали причины его возникновения и развития.

Работы русских социологов дополняются исследованиями зарубежных ученых, работающих в данном направлении (П. Бурдье, Т. Веблен, Э. Майер, К. Мангейм, Ч. Р. Миллз, Ф. Д. Тернер). Сравнительный анализ использовали в этнографических исследованиях Б. Малиновский, М. Мид, Л. Г. Морган, А. Редклифф-Браун.

Традиционно выделяют два направления изучения интерпретаций смысловых значений: в русле герменевтического (В. Дильтей, X. Гадамер, Ф. Шлейермахер) и феноменологического подхода (А. Бергсон, П. Бергер, Э. Гуссерль, X. Кельнер, Т. Лукман, М. Мерло-Понти, Д. Уолш, М. Шелер, А. Шюц). Феноменология жизненного мира, предложенная Т. Лукманом, оформилась в гуманистическую феноменологию, продолженную в 1960-е годы исследованиями в области этнометодологии (Г. Гарфинкель).

Особый взгляд на понимание исторической интерпретации, процедуру осмысления факта-источника с учетом интеллектуально-интерпретационных схем и связей предложили философы Школы «Анналов» (М. Блок, Л. Февр, Ф. Бродель).

В последние 10 лет в философской, социологической и культурологической литературе все большую актуальность приобретает изучение проблематики исторической памяти и вопросы интерпретации событий, запечатленных в историческом сознании наций и общностей (Н. Ассородобрай-Кула, А. Г. Васильев, Ф. Иейтс, П. Т. Квятковски, П. Нора, А. Портелли, Ш. Фиц-патрик, Б. Шацкая).

Под влиянием постулатов «понимающей социологии» М. Вебера, Г. Зиммеля немецкие философы дали импульс развитию американской феноменологической социологии. В 1920-40-е гг. сформировалась школа качественной социологии, основанная в Чикаго (Э. Богардус, X. Беккер, Дж. Мид, Ф. Знанецкий, В. Палмер, Р. Парк, У. Томас, П. Янг, Э. Берджес, Э. Сазерленд, К. Шоу).

В Англии проблемы семьи, семейного капитала, распада традиционных обществ в XX в. изучались П. Лазарсфельдом, П. Томпсоном; в Германии -Л. Иновлоски; во Франции вопросы семейной социальной мобильности и трансмиссии семейного капитала исследуют Д. Берто, И. Берто-Вьям,

A. Мюссель; в ЮАР социолог Я. Готцы проводит сравнительные исследования, основанные на материалах устных историй политзаключенных разных стран.

В России развитие методологии качественных исследований связано с изменением статуса личности, поворотом к гуманизации общественной жизни. В начале 1980-х гг. в отечественной социологии появляются работы в русле понимающей парадигмы. В 1990-е гг. организованы крупные проекты, в которых судьбы людей стали объектом исследования. Особенности применения биографического метода изучают И. Ф. Голубович, И. Ф. Девятко,

B. Ф. Журавлев, В. В. Семенова, С. Рождественский, Н. Н. Козлова, И. Е. Кознова.

Для изучения семейно-родовой памяти актуальна опора на методологический опыт генеалогической науки, который позволяет проследить вопросы межпоколенной преемственности социальной памяти. Основы отечественной генеалогии в конце XIX - начале XX вв. заложили Л. М. Савелов, Н. П. Лихачев, Г. А. Власьев, создав русскую генеалогическую школу. В конце XX века после значительного перерыва в отечественной науке отмечается интерес к этой области знания. Свидетельством повышения престижа генеалогической науки в общественном сознании стала конференция «Генеалогия. Источники. Проблемы. Методы исследования» (1989 г.).

Генеалогия как наука демонстрирует свою многоаспектность в изучении биологической, материальной, эколого-географической сторон природы человека благодаря исследованиям историков (М. В. Борисенко, А. А. Введенский, С. Б, Веселовский, А. А. Зимин, Н. Н. Митрофанов, О. Н. Наумов, Л. А. Тимпко), философов (К. А. Труш), генетиков (Н. П. Бочков, О. В. Дмитриева, Р. Г. Кузеев), этнографов (Н. А. Бутинов).

Применяя генеалогические методы, Ч. К. Тойч открыл новое направление социальной терапии - «психогенетику», объясняющую причины крепости родственных связей.

Разработке генеалогических методов посвящены публикации Г. М. Афанасьевой, Л. В. Беловинского, 3. П. Иноземцевой, Г. А. Леонтьевой, Б. Н. Морозова, О. М. Медушевской, Н. И. Павленко, Е. В. Пчелова, И. В. Сахарова. Проблемы генеалогических исследований рассмотрены в трудах Г. М. Афанасьевой, М. Е. Бычковой, С. В. Думина, В. Б. Кобрина,

B. А. Муравьева, О. В. Рыковой, В. Н. Рыхлякова, А. Папушина,

C. М. Ядугинеч, В. Л. Янина, С. Н. Яшина.

В 1980-90-е гг. появилось перспективное направление - восстановление историй непривилегированных сословий России. Так, А. И. Аксенов (1993 г.), В. П. Бойко (1985 г.), М. М. Громыко (1977 г.), М. Ф. Прохоров продолжают традиции, заложенные П. А. Флоренским, исследуя истории русских купеческих и крестьянских родов. М. В. Борисенко (1993 г.), Ю. В. Коновалов (90-е гг.), И. Ю. Усков (2002 г.) исследуют генеалогию крестьянских родов, проживавших на Урале и в Сибири.

Все перечисленные аспекты полидисциплинарности создают основу для социально-философского анализа проблем наследования социального опыта в процессе функционирования семейно-родовой памяти.

Слабо освещенными в социальной философии остаются следующие вопросы:

• функционирование социальной памяти в конкретно-исторической среде, влияние исторических и политических событий на процессы социального наследования;

• свойства социальной памяти как формы конституирования идентичности социальной, территориальной кровнородственной общности;

• в философских исследованиях социальная память изучалась, по преимуществу, в рамках информационной парадигмы, ее функционирование слабо связывали с глубинными ментальными процессами сообществ людей, переживающих исторические события в специфических условиях (переселение, депривация, раскулачивание) и особом этнокультурном контексте;

Научную проблему, определяющую стратегию нашего диссертационного исследования, можно сформулировать следующим образом.

Изучение социальной памяти как основы общественной самоидентификации и связи поколений осуществляется, по обыкновению, в двух достаточно отличных друг от друга аспектах: абстрактно-социальном и конкретно-социологическом. Подобные два уровня оказывались слабо связанными - в силу серьезных дисциплинарных различий. Они же определяли как параллелизм концептуальных рядов, так и разрыв между богатейшим эмпирическим материалом и выработанным арсеналом теоретических средств. Эти обстоятельства ставят проблему продуктивного сочетания обозначенных уровней - для проведения синтетичного социально-философского исследования реализации общих программ социального наследования на микроуровнях межпоколенного взаимодействия.

Объект исследования - семейно-родовая память как форма реализации общечеловеческой памяти.

Предмет исследования - функционирование семейно-родовой памяти как программы социального наследования в процессах межпоколенного взаимодействия.

Цель исследования - выявление основных характеристик семейно-родовой памяти как программы сохранения и передачи социального опыта.

Задачи исследования: Ф В интересах контекстуального понимания феномена семейно-родовой памяти определить общие структуры, свойства социальной памяти и лежащий в их основе механизм преемственности;

8р Выявить структуру, специфику и основные содержательные ингредиенты семейно-родовой памяти, являющейся программой жизненных практик в межпоколенном взаимодействии;

Определить место и роль семейно-родовой памяти в социальных процессах формирования кровнородственного института семьи;

Охарактеризовать тенденции взаимодействия поколений в родственном коллективе - в понятиях трансляции социального опыта, закрепленного в семейно-родовой памяти;

Ф Дать обоснование познавательным возможностям дисциплинарных методов в социально-философском исследовании семейно-родовой памяти; •И» Определить понятийные инварианты актуализации жизненных стратегий семейно-родовой памяти в конкретно-исторических вариациях.

Гипотеза исследования.

Новые эвристические возможности применения дисциплинарных методик в социально-философских исследованиях позволяют выявить латентную часть социального опыта семейно-родственных общностей и выйти на искомый «средний уровень» социально-философского исследования. Подобная исследовательская позиция формирует необходимое стратегическое направление для понимания процессов социального наследования опыта, адаптации в экстремальных условиях, реализации и накопления этнокультурного потенциала, применения тактик, обеспечивающих жизнеспособность социальной общности. Семейно-родовая память - имманентная форма сохранения и преумножения символического семейного капитала, необходимое условие сплоченности родственных союзов, восстановления социальных связей.

Теоретико-методологические основания исследования обусловлены спецификой объекта и особенностями поставленных задач.

Социально-философское исследование семейно-родовой памяти как формы проявления общечеловеческой памяти потребовало применения комплекса общефилософских, социальных и некоторых дисциплинарных методик. Это элементы системного, исторического, культурно-антропологического, компаративистского подходов, метода структурно-генетического анализа. Диалектическая позиция сделала возможным взглянуть на семейно-родовую память как на развивающийся феномен, выявить логику его развития, обосновать смысловую необходимость авторской методологической позиции. Возможности диалектического рассмотрения дополнены методами философского обобщения и интерпретационного анализа, а также концептуального конструирования. В работе использовался ряд общенаучных методов, таких как анализ и синтез, индукция и дедукция, абстрагирование, обобщение, идеализация, моделирование и др.

Особенности предмета исследования обусловили необходимость использования ряда дисциплинарных методик: понимания и анализа исторических документов, предложенного представителями школы Анналов (Л. Февр, М. Блок, Ф. Бродель), приемов «понимающей социологии» (М. Вебер, Г. Зиммель), ряда положений концепции генетической социологии (М. М. Ковалевский, П. А. Сорокин, К. М. Тахтарев), теоретических постулатов о социальных связях и их символике А. М. Хвостова. В работе нашли отражение идеи П. Бурдье, А. Редклифф-Брауна, Р. Зидера, подчеркивающие специфику кровнородственного социального института.

В качестве методологических опор использовались также положения зарубежной (У. Томас, Ф. Знанецкий и др. представители Чикагской социологической школы) и отечественной качественной социологии (В. Ф. Левичева, М. М. Малышева, Е. Ю. Мещеркина, В. В. Семенова), работы представителей школы отечественной генеалогии (Л. М. Савелов, П. А. Флоренский, Л. В. Беловинский, О. М. Медушевская, Е. В. Пчелов). В частности, нашли свое применение методики микроанализа повседневности и методики исторического анализа семейной преемственности. Специфика функционирования семейно-родовой памяти также рассматривается с позиции социокультурной и исторической травмы, предложенной П. Буа и разработанной в дальнейшем Н. Смелзером, Ж. Т. Тощенко, П. Штомпкой. Научная новизна исследования:

Разработана и обоснована социально-философская концепция семейно-родовой памяти как программы наследования и трансляции коллективного опыта. Программа семейно-родовой памяти включает в себя следующие признаки-конституанты:

- объем и сквозные смысловые структуры - они производны от степени длительности, интенсивности и неординарности опыта предшествующих поколений, качества биографической ситуации, предстают в емкости и потенциале;

- границы и фильтры - выражают форматирующее влияние господствующих социокультурных ценностей - на отбор, пребывание в активе или же в латентном состоянии элементов памяти, складывание рисунка их акцентуаций;

- возраст-историческая глубина - определяют степени архаики, новых форм мифологичности, внутренние пропорции элементов культурного и эмоционального капиталов в семейно-родовой памяти - в зависимости от исторической дистанции;

- импульсы - средства «подключения» носителя семейно-родовой памяти - к полям национально-исторической и общечеловеческой памяти.

Раскрыто смысловое содержание семейно-родовой памяти: потенциал (морально-нравственный, творческий, коммуникативный, эстетический, познавательный и воспитательный) и сценарии. Семейные сценарии или устойчивые социокультурные матрицы, характеризуются - неосознанностью и нормативностью; имеют 4-5 ключевых пунктов; подразделяются на успешные, банальные и неуспешные; включают в себя историю, мифы и легенды, прошлое, настоящее и будущее.

Действие семейно-родовой памяти имеет универсальный характер независимо от социальной или этнической принадлежности ее носителей. Устойчивость семейно-родовой памяти осуществляется за счет социокодов, лежащих в ее основе и определяющих особенности поведения общности и выбора социальных стратегий. Применение дисциплинарных исследовательских приемов в социально-философском исследовании социальной памяти позволяет: объединить макропроцессы культуры и личностный уровень понимания этих процессов; измерять микропроцессы функционирования смыслов семейно-родовой памяти и выстраивать теории высокого уровня обобщения, используя опыт количественного анализа.

Теоретическая значимость.

Разработанная социально-философская концепция семейно-родовой памяти и соответствующий категориальный инструментарий обладают высоким эвристическим потенциалом - как для теорий более высокого уровня абстракции (гносеологии и эпистемологии), так и для конкретных исследований в рамках социологии, культурологии, политологии, исторической антропологии и др. Определены специфика, векторы и возможности познания на среднем (между общечеловеческой, национальной и индивидуальной) уровне социальной памяти - семейно-родовой. Продемонстрированы горизонты использования дисциплинарных методик, обобщающих потенциал смежных наук и комплексного подхода, - в изучении семейно-родовой памяти как программы социального наследования, поддерживающей и стабилизирующей сферу повседневного. Выявлены структура и функции семейно-родовой памяти.

Практическая значимость работы обусловлена возрастающей потребностью создания социокультурных, этнокультурных, политических и экономических программ развития региона. Обоснованы условия успешности реализации таких программ с учетом особенностей функционирования семейно-родовой памяти субъектов общности. Материалы диссертации могут быть задействованы в разработке курсов социальной философии, социологии культуры, специальных курсов по философии культуры.

Апробация диссертационной работы. Основные выводы диссертационного исследования были представлены на заседаниях кафедры философии КемГУ, конференциях всероссийского и международного уровня: VI международной научно-практической конференции «Реальность этноса. Образование и национальная идея», 2004 г. (Санкт-Петербург); международной научно-практической конференции «Культурное пространство России: проблемы и перспективы развития», 2004 г. (Тамбов); «Науке о культуре» 2004 г. (Москва); III международной научной конференции «Человек, культура и общество в контексте глобализации современного мира», 2004 г. (Москва); международной научно-практической конференции «Интеграционные и дезинтеграционные факторы в геополитическом пространстве АТР», 2007 г. (Улан-Удэ); II международной научной конференции «Философия и социальная динамика: проблемы и перспективы», 2007 г. (Омск), V Международной конференции «Наука и образование», 2008 г. (Белово). Международной научно-практической конференции «Семья в контексте педагогических, психологических и социологических исследований», 2010 г. (Пенза - Ереван - Прага), IV Международном конгрессе социологов тюркского мира, 2011 (Уфа).

На тему исследования семейно-родовой памяти опубликовано научных материалов общим объемом 55 п. л.

Структура диссертации. Диссертация состоит из «Введения», трех глав (девяти параграфов), «Заключения», списка литературы (339 названий). Основной текст расположен на 266 страницах.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социально-философский анализ семейно-родовой памяти как программы социального наследования"

Результаты исследования подтвердили гипотезу о многоуровневости семейно-родовой памяти, сохраняющей факты жизни, тактики выживания в экстремальных ситуациях (переселение, раскулачивание, депортация), социальные практики адаптации к изменениям условий жизни. Эти знания функционируют в качестве социального опыта, транслируются последующим поколениям.

238

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Социально-философская концепция семейно-родовой памяти разрабатывает проблемы мезоуровня социальной памяти в междисциплинарном аспекте, определяет комплексный характер используемых методов и методического оснащения исследования. Она предполагает характеристику ее функций в процессах межпоколенного взаимодействия, описание отдельных структурно-функциональных связей кровно-родственного института семьи с политикой, как внешними факторами стабилизации и/или разрушения структуры и поля семейно-родовой памяти. В качестве внутренних факторов ослабления семейно-родовой памяти в диссертации рассматриваются особенности индивидуальной памяти (ошибки памяти, процессы мифологизации, замещения или забывания), действие неосознанных семейных сценариев.

Применение междисциплинарного подхода дает возможность проследить многоуровневость жизни, выйти при изучении микропроцессов социальной практики на широкие обобщения, связанные с процессами интерио-ризации программы социально-культурного наследования опыта старших поколений потомками. Социально-философский анализ этих процессов опирается на методологические возможности культурцентристской программы, дополненной программами постклассического периода развития науки, связанными с интерпретативными направлениями в социально-гуманитарных науках. Социально-философское обоснование социокультурной роли программы семейно-родовой памяти осуществляется в диссертации на междисциплинарной теоретико-методологической базе: генетической социологии, генеалогических разработках, феноменологических методах. Применение генетического подхода отражает обусловленность любых действий семейно-родственного коллектива и его членов воспроизводством опыта предыдущих поколений, которым наполнено хранилище социальной памяти общности. Личностные характеристики социальной памяти человека, детерминированные его биографической ситуацией, в структуре сконструированного им жизненного мира» приобретают качества социально-исторического феномена, связанного с временной и конкретно-пространственной локализацией человека в социокультурной среде.

Специфика семейно-родовой памяти проявляется в использовании социокультурного потенциала, сохраненного в традициях межпоколенного взаимодействия, в стабилизирующей роли механизма памяти в воспроизводстве социальных связей кровнородственного союза, в осуществлении социальной программы наследования духовной жизни семейно-родовой общности. Память фиксирует и закрепляет элементы массового и семейно-родового сознания, формирует и воссоздает модели нормативного поведения, демонстрируемого в кровнородственных союзах, сохраняет образцы межпоколенного взаимодействия.

Семейно-родовая память поддается структурированию и функциональной дифференциации в процессах трансляции и консервации социального опыта, трансмутации, обеспечивает доступность духовного наследия поколений по восходящей кровнородственной линии. Структурные элементы семейно-родовой памяти (объем, сквозные смысловые структуры, границы и фильтры; длительность, возраст памяти, историческая глубина; импульсы) сохраняют и передают социокультурное содержание межпоколенных взаимодействий в контексте повседневной жизни и ее событийности. Пространство родства определяет специфику структуры семейно-родовой памяти, событийность жизненных ситуаций фиксируется семейно-родовой памятью в зависимости от социальных позиций родственной группы, инвариантности частных практик и жизненных стратегий в разных исторических и поселенческих ситуациях.

Функционирование семейно-родовой памяти стабилизирует повседневную жизнь семейно-родственной общности. В семейно-родовой памяти фиксируются, удерживаются значимые события и переломные моменты повседневной жизни кровнородственного союза. Социокультурный механизм семейно-родовой памяти располагает средствами трансляции, консервации, событийности; в процессах межпоколенного взаимодействия он настраивается на определенный социокультурный поселенческий контекст. Процессы социального наследования, формирования особенностей исторической памяти общности встраиваются в функциональный механизм семейно-родовой памяти и определяют его направленность и специфику.

Семейно-родовая память, включающая механизм передачи социального опыта в пространстве кровнородственного института сама подвергается институциализации. Становясь элементом функционирования кровнородственного института, она вырабатывает специфические средства: нарративы, в которых старшие поколения передают семейные легенды, истории, мифы; завещания, которые могут рассматриваться как передача материального и символического семейного капитала; выработка семейной символики, в том числе трансляция этнонима - имени рода; обеты и клятвы что-либо делать «в честь» предков; ритуалы поминовения родственников. Все это помогает воспроизводить смысл родственного взаимодействия на символическом духовном уровне, стабилизирует функционирование кровнородственного социального института.

Процесс воспроизводства семейно-родовой памяти встраивается в структуру кровнородственного института. Семейно-родовая память выполняет роль связующего звена и несет инструментальную нагрузку в процессах межпоколенного взаимодействия в качестве элемента кровнородственного института, функционирующего в структуре общества. Она закрепляет в кровнородственном институте комплекс норм и правил семейного поведения, дифференцированных в семейных статусах и диадных ролевых отношениях.

Семейно-родовая память является социокультурным механизмом, определяющим динамику обновления, реконструкции и консервации социального опыта. Воспроизводство социального опыта на индивидуальном и семейно-родовом уровне оказывает влияние на формирование информационного поля социальной памяти более высоких уровней (историческая память человечества, социальная память групп, общностей).

Ядром семейно-родовой памяти являются социокоды, хранящие опыт первопредков. События, травмирующие общность (социальные катаклизмы, решения институтов власти, противоречащие информации социокода), нарушают функционирование семейно-родовой памяти, создают напряженную мнемическую атмосферу, наполненную коллективным сопротивлением травме. Наиболее сильные искажения в социокультурной ткани проявляются в ретроспективном восприятии исторических событий. Феномен «непредсказуемости прошлого» основан на ошибках памяти, которые, в свою очередь могут быть реакцией на травмирующее информационное и идеологическое давление, угрозу физической расправы в ситуации политических репрессий. Макроуровни социальной памяти начинают вторгаться в пространство субъективной памяти, которые имеет защитные механизмы от травмирующего действия при осмыслении исторических событий людьми. Индивидуальная память, реконструируя события, порождая мифы и ошибки, «включает» процессы самосохранения, которые защищают психические структуры человека, «стирая» и изменяя неприятные воспоминания, избавляя от фрустрации. Эмоциональная окраска мнемических следов создает энергетически сильные «пятна» в структуре менталитета, которые, приходя в резонанс с непопулярными решениями власти или социально опасными ситуациями, могут изменить самосознание общности. Социальная память в этом случае начинает защищать особенности идентичности членов общности.

На семейно-родовую память оказывает давление социокультурная реальность, информационное поле которой функционирует волнообразно. Любая волна кризисных ситуаций (идеологического, экономического, политического характера) может захлестнуть, затмить процессы адекватного восприятия реальности.

Чтобы определить истину, можно использовать метод изучения «следов памяти» - изучать особенности этих эмоционально окрашенных искажений. Исследователь может восстановить контекст жизни и ее социальный смысл, творчески анализируя причины тех или иных искажений информации.

Список научной литературыЛогунова, Лариса Юрьевна, диссертация по теме "Социальная философия"

1. Аарелайт-Тарт, А. Теория культурной травмы (опыт Эстонии) / А. Ааре-лайт-Тарт // Социс. - 2004. -№ 10. - С. 63-71.

2. Агеева, Р. А. Какого мы роду-племени? Народы России: имена и судьбы: словарь-справочник / Р. А. Агеева. М.: Академия, 2000. - 424 с.

3. Аксенов, А. И. Генеалогия / А. И. Аксенов // Вопросы истории. 1972. -№ 10.-С. 206-212.

4. Александров, В. А. Русское население в Сибири. XVI нач. XVIII в. / В. А. Александров, Н. Н. Покровский. - М.: Наука, 1991. - 303 с.

5. Александров, В. А. Типология русской крестьянской семьи в эпоху феодализма / В. А. Александров // История СССР. 1981. - № 3. - С. 78-96.

6. Альмодовар, Ж.-П. Рассказ о жизни и индивидуальная траектория: сопоставление масштабов анализа / Ж.-П. Альмодовар // Вопросы социологии. -1992.-Т. 2.-С. 98-106.

7. Аникин, Д. А. Пространство социальной памяти: автореф. дисс. . канд. филос. наук / Д. А. Аникин. Саратов, 2008. - 20 с.

8. Андреевский, Г. В. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху, 1920-1930-е годы / Г. В. Андреевский. М.: Молодая гвардия, 2003. - 575 с.

9. Аргудяева, Ю. В. Культура и быт старообрядцев юга Дальнего Востока: традиции и современность / Ю. В. Аргудяева // Живая старина. 1998. - № 4. -С. 333-339.

10. Ю.Артемов, В. А. Изменения условий и образа жизни в Сибири (1972-1993 гг.) / В. А. Артемов // Социс. 1995. - № 1. - С. 73-83.

11. Астырев, Н. Очерки быта населения Восточной Сибири / Н. Астырев // Русская мысль. 1890. - № 6. - Кн. VII. - С. 70-79.

12. Ахиезер, А. Критические пороги социальных систем / А. Ахиезер, Г. Гольц // Общественные науки и современность. 1992. - № 1. - С. 45-56.

13. Балябина, В. Г. Аргунеи / В. Г. Балябина. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1988.-128 с.

14. Баранова, О. М. Феноменология Эдмунда Гуссерля как новый философский метод / О. М. Баранова, В. В. Кашин // Вестник Оренбургского гос. пед. ун-та. Оренбург, 2003. - № 1. - С. 67-87.

15. Басаргин, Н. В. Воспоминания. Рассказы. Статьи / Н. В. Басаргин. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1988. - 280 с.

16. Батомункуева, Р. А. Социальная память как стабилизирующий фактор в процессах общественных изменений: автореф. дисс. . канд. социол. наук / Р. А. Батомункуева. М., 2006. - 21 с.

17. Батомункуева, Р. А. Социальная память как параметр настоящего / Р. А. Батомункуева // Образование и общество. № 6. - 2004 . - С. 33-36.

18. Бауман, 3. Рассказанные жизни и прожитые истории / 3. Бауман: пер. с англ.//Социс. 2004. - № 1,-С. 5-14.

19. Бауман, 3. Мыслить социологически / 3. Бауман: пер. с англ. А. Ф. Филиппова, С. П. Баньковской. М.: Аспект Пресс, 1996. - 255 с.

20. Беловинский, Л. В. Вспомогательные исторические дисциплины / Л. В. Беловинский. М.: Дрофа, 2000. - 560 с.

21. Бергер, П. Понимание современности / П. Бергер // Социс. 1990. - № 7. -С. 127-133.

22. Берто, Д. Семейное владение и семья: преемственность и социальная мобильность, прослеживаемые на пяти поколениях / Д. Берто, И. Берто-Вьям // Социс. 1993. - № 2. - С. 58-66.

23. Берто, Д. Семейное владение и семья: трансмиссии и социальная мобильность, прослеживаемые на пяти поколениях / Д. Берто, И. Берто-Вьям // Социс. 1992. - № 12. - С. 132-140.

24. Беспалова, Ю. М. Западносибирские предприниматели второй половины XIX начала XX вв., имена биографии, судьбы (качественные исследования в социологии культуры) / Ю. М. Беспалова. - Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2002. -156 с.

25. Беспалова, Ю. М. Биографические исследования в социологии культуры Ю. М. Беспалова // Электронный ресурс. 2009. - Режим доступа: http://www.unlv.edu/centers/cdclv/archives/articles/bespalovabiostudies.html

26. Бестужев-Лада, И. В. История твоих родителей / И. В. Бестужев-Лада. -М.: Просвещение, 1988. 112 с.

27. Бимель, В. Мартин Хайдеггер сам свидетельствующий о себе и о своей жизни / В. Бимель: пер. с нем. А. Верникова. Пермь: Изд-во «Урал LTD», 1998.-284 с.

28. Благовещенский, Н. А. Крестьянское хозяйство земской России / Н. А. Благовещенский // Вестник Европы. 1895. - Кн. 9. - С. 342-361.

29. Блок, М. Апология истории / М. Блок: пер. с фр. М.: Наука, 1986. -256 с.

30. Блэквелловский путеводитель по социальной теории / под ред. Б. С. Тернера; пер. с англ. А. Ю. Рыкуна. Томск: ТГУ, 2003. - 416 с.

31. Бойко, В. П. Крупная буржуазия Западной Сибири во второй половине XIX в. (1861-сердина 1890-х гг.): автореф. дисс. . канд. ист. наук / В. П. Бойко. Томск, 1985. - 20 с.

32. Бойко, В. П. Томское купечество в конце XVIII XIX вв. Из истории формирования сибирской буржуазии / В. П. Бойко. - Томск: Водолей, 1996. -320 с.

33. Борисенко, М. В. К характеристике источниковой базы по истории семей сибирских крестьян-переселенцев (к. XIX н. XX вв.) / М. В. Борисенко // Известия Омского гос. краев, музея, 1993. - № 2. - С. 54-72.

34. Бородавкин, А. П. Алтай в XVIII первой половине XIX века / А. П. Бо-родавкин / Энциклопедия Алтайского края. В 2-х т. - Т. I. - Барнаул: Пикет, 1997.-С. 112-122.

35. Бороноев, А. О. «Сибирство» как форма территориальной идентичности / А. О. Бороноев // Сибирь. Проблемы сибирской идентичности. СПб., 2003. -С. 29-39.

36. Бродель, Ф. Структуры повседневности. Возможное и невозможное / Ф. Бродель // Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII вв.: в 3 т. М.: Прогресс, 1986. - Т. 1. - 248 с.

37. Бромлей, Ю. В. Брак и семья у народов Югославии / Ю. В. Бромлей, М. С. Кашуба. М.: Наука, 1982. - 240 с.

38. Бургос, М. История жизни. Рассказывание и поиск себя / М. Бургос // Вопросы социологии. Т. 1. - 1992. - № 2. - С. 123-130.

39. Бурдье, П. Оппозиция современной социологии / П. Бурдье // Социс. -1995.-№5.-С. 34-45.

40. Бурдье, П. Практический смысл / П. Бурдье: пер. с фр. А. Т. Бикбова, К. Д. Вознесенской, С. Н. Зенкина; под ред. Н. А. Шматко. СПб.: Алетейя, 2001.-562 с.

41. Бутинов, Н. А. К вопросу о концепции родства / Н. А. Бутинов // Советская этнография. 1990. - № 3. - С. 65-75.

42. Бучило, Н. Ф. Социокоды цивилизаций и ценности либерализма / Н. Ф. Бучило // Российское право в Интернете. 2009. - № 5. // Электронный ресурс. - 2009. Режим доступа: ЬИр://\у^л¥.ф1.т8а1.ш/рпп18/20090517buchilo.html

43. Васильев, А. Мемориализация и забвение как механизмы производства культурного единства и разнообразия / А. Васильев // Фундаментальные проблемы культурологии: сб. ст. по материалам конгресса / Отв. ред.

44. Д. JI. Спивак. М.: Новый хронограф: Эйдос. Т. 6: Культурное наследие: От прошлого к будущему. - 2009. - С. 56-68.

45. Вебер, М. Избранные произведения: пер. с нем / М. Вебер / под ред. Ю. Н. Давыдова; предисл. П. П. Гайденко. -М.: Прогресс, 1990. 808 с.

46. Вернадский, В. И. Биосфера и ноосфера / В. И. Вернадский / предисл. Р. К. Баландина. М.: Айрис-пресс, 2004. - 576 с.

47. Виноградский, В. Г. Жизнь Любы Курановской: семья, хозяйство, бюджет. Полевые исследования жизни кубанской семьи /В. Г. Виноградский, О. В. Виноградская, А. М. Никулин, О. П. Фадеева // Социс. 2002. - № 1. -С. 61-76.

48. Вольская, Н. С. Семиотика древнегреческого мифа / Н. С. Вольская // Вопросы философии. 1972. -№ 4. - С. 115-126.

49. Газизова, О. Беседа с о. Петром Коломейцевым / О. Газизова // Живая старина. 1999,-№ 1.-С. 32-34.

50. Гайденко, П. П. Мартин Хайдеггер: Изначальная временность как бытийное основание экзистенции / П. П. Гайденко // Вопросы философии. 2006. -№ 3. - С. 165-179.

51. Ганжа, А. О. К истории создания работы У. Томаса и Ф. Знанецкого «Польский крестьянин в Европе и Америке» / А. О. Ганжа // Социс. 2007. -№ 10.-С. 21-35.

52. Герасимова, Т. М. Пожилая женщина современной России: методология и результаты тендерного анализа биографий / Т. М. Герасимова // Феминистская теория и практика: Восток-Запад: материалы между народ, науч-практ. конф. СПб.: ПЦГИ. - 1996. - С. 163-178.

53. Герцен, А. И. Былое и думы / А. И. Герцен. М.: Детская литература, 1968.-575 с.

54. Гидденс, Э. Социальные институты / Э. Гидденс // Социс. 1994. - № 2. -С. 129-138.

55. Гиренко, Н. М. Система терминов родства и система социальных категорий / Н. М. Гиренко // Советская этнография. 1974. - № 6. - С. 41-50.

56. Головачев, П. М. Сибирь: Природа, люди, жизнь / П. М. Головачев. М.: Изд-во Ю. И. Балановой, 1902. - 300 с.

57. Голод, С. И. Семья и брак: историко-социологический анализ / С. И. Голод. СПб: ТООТК «Петрополис», 1998. - 272 с.

58. Голоса крестьян: Сельская Россия XX века в крестьянских мемуарах / под ред. Т. Шанина. М.: Аспект-пресс, 1996. - 230 с.

59. Голосенко, И. А. Социология на неокантианской платформе: Б. А. Кистя-ковский и В. М. Хвостов / И. А. Голосенко // Российская социология: межвуз. сб. / под ред. А. О. Бороноева. СПб.: СПбГУ, 1993. - С. 96-128.

60. Голосенко, И. А. История русской социологии XIX-XX вв.: учеб. пособие / И. А. Голосенко, В. В. Козловский. М.: Онега, 1995. - 288 с.

61. Голофаст, В. Б. Многообразие биографических повествований / В. Б, Го-лофаст // Социологический журнал. 1995. - № 1. - С. 71-89.

62. Голофаст, В. Б. Концепции индивида и пространство биографий / Б. В. Голофаст // Электронный ресурс. 2009. Режим доступа: www .pseudology .org /Gallup /Golofast indivd .htm

63. Гончаров, Ю. M. Городская семья в Сибири второй половины XIX начала XX в.: автореф. дисс . докт ист. наук / Ю. М. Гончаров. - Томск, 2003. -51 с.

64. Гончаров, Ю. М. Очерки истории городского быта дореволюционной Сибири (середина XIX начало XX в.) / Ю. М. Гончаров. - Новосибирск: ИД «Сова», 2004. - 358 с.

65. Голубович, И. В. Язык «историй жизни» и ренессанс биографического метода / И. В. Голубович // Электрон, ресурс. 2007. - Режим доступа: htth: // www. \ childcult.rsuh.ru \ article, html

66. Готлиб, А. С. Качественная социология: предпосылки, контуры, проблемы / А. С. Готлиб // Сборник научных трудов ученых и аспирантов социологического факультета. Самара: Самарский гос. ун-т, 2001. - С. 36-46.

67. Готлиб, А. С. Социально-экономическая адаптация россиян: опыт сочетания количественной и качественной методологии в одном отдельно взятом исследовании / А. С. Готлиб // Социология: 4M. М., 2000. - № 12. - С. 5-24.

68. Готлиб, А. С. Нарративное интервью в социологическом исследовании: проблема взаимодействия познающего и исследуемого субъектов / А. С. Готлиб, Н. И. Козлова // Современные проблемы методологии социогуманитар-ного познания. Самара, 2001. - С. 85-103.

69. Гофман, А. Б. Традиция, социальная связь и социальная память в трактовке Марселя Мосса и Мориса Хальбвакса / А. Б. Гофман // Личность, культура, общество. 2007. - Т. 9. - № 2 (38). - С. 11-24.

70. Громыко, М. М. Семья и община в традиционной духовной культуре русских крестьян XVIII-XIX вв. / М. М. Громыко // Русские: семейный и общественный быт. М.: Наука, 1989. - С. 7-24.

71. Громыко, М. М. Социально-экономические аспекты изучения генеалогии непривилегированных сословий феодальной Сибири / М. М. Громыко // История и генеалогия. М.: Наука, 1977. - С. 197-236.

72. Губогло, М. Н. Идентификация идентичности: Этносоциологические очерки / М. Н. Губогло. М.: Наука, - 2003. -164 с.

73. Гуревич, А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов» / А. Я. Гуревич. М.: Индрик, 1993.-319 с.

74. Гуревич, А. Я. Уроки Люсьена Февра / А. Я. Гуревич // Февр Л. Бои за историю. -М.: Наука, 1991. С. 501-541.

75. Гусарова, Т. П. Введение в специальные исторические дисциплины / Т. П. Гусарова. М.: МГУ, 1990. - 280 с.

76. Гуссерль, Э. Идея феноменологии / Э. Гуссерль // Фауст и Заратустра: пер. с нем. И. Матвеева. СПб.: Азбука, 2001. - С. 160-197.

77. Гуссерль, Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология: введение в феноменологическую философию / Э. Гуссерль: пер. с нем. Д. Скляднева. СПб.: Издательство «Владимир Даль», 2001. - 392 с.

78. Гуссерль, Э. Кризис европейского человечества и философия / Э. Гуссерль // Вопросы философии. 1986. -№ 3. - С. 101-116.

79. Данилова, Е. Н. Нестабильная социальная идентичность как норма современных обществ / Е. Н. Данилова, В. А. Ядов // Социологические исследования. 2004. - № 10. - С. 27-30.

80. Декабрист И. И. Пущин. Записки о Пушкине и письма из Сибири / ред. и библиограф, очерк С. Л. Штрайха. М.: Типограф, центр тв-ва «Коопера-тивн. изд-ва», 1915. - 367 с.

81. Декабристы: Материалы для характеристики / под ред. П. М. Головачева. М.: Изд-во М. М. Зензимова, 1907. - 176 с.

82. Дементьева, С. В. Роль и значение реминисценций в постижении ценностно-смыслового содержания социальной памяти: автореф. дисс. . канд. филос. Наук / С. В. Дементьева. Томск, 2000. - 24 с.

83. Демин, А. Н. О совмещении количественного и качественного подходов в исследовательском цикле / А. Н. Демин // Социология: 4М. М., 1999. -№ 11- С. 5-26.

84. Дронов В. Т., Дорогова О. В. Постмодернизм в социологии / В. Т. Дронов, О. В. Дорогова // Электронный ресурс. 2010. - Режим доступа: http://www.webknow.ru/filosoflja00238.html.

85. Дэвис, Н. 3. Духи предков, родственники и потомки: некоторые черты семейной жизни во Франции начала нового времени / Н. 3. Дэвис // ТНЕ818. -1994.-Вып. 6.-С. 201-241.

86. Дюркгейм, Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. Представления индивидуальные и представления коллективные / Э. Дюркгейм //

87. Электронный ресурс. 2007. - Режим доступа: ЬИр:/^шш.р8усЬо1о§у-online.net/galery/Durkheim.html

88. Жане, П. Эволюция памяти и понятие времени / П. Жане: пер. с фр.: хрестоматия по общей психологии. // Психология памяти / под ред. Ю. Б. Гип-пенрейтер, В. Я. Романова. М.: Наука, 1979. - С. 85-92.

89. Жизненные пути одного поколения / под ред. М. X. Титма. М.: Наука, 1992.- 194 с.

90. Журавлев, В. История жизни бомжа / В. Журавлев // Судьбы людей. Россия. XX век / под ред. В. Семеновой, Е. Фотеевой. М.: ИС РАН, 1996. -С. 179-207.

91. Журавлев, В. Ф. Нарративное интервью в биографических исследованиях / В. Ф. Журавлев // Социология: 4М. 1993. - № 3. - С. 13-23.

92. Замятин, Д. Н. Географические образы регионов в структуре политической культуры общества / Д. Н. Замятин // Регионология 1999. - № 4. -С. 323-331.

93. Заславская, Т. И. Социетальная трансформация российского общества: Деятельностно-структурная концепция / Т. И. Заславская. -М.: Дело, 2002. -568 с.

94. Земсков, В. Н. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы / В. Н. Земсков // Социс. -1991. -№ 10.-С. 3-22.

95. Зидер, Р. Социальная история семьи в Западной и Центральной Европе (конец XVIII-XX вв.) / Р. Зидер: пер. с нем. JL А. Овчинцевой М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1997. - 302 с.

96. Знанецкий, Ф. Мемуары как объект исследования / Ф. Знанецкий // Со-цис,- 1989.-№ 1.-С. 106-109.

97. Знанецкий, Ф. Исходные данные социологии / Ф. Знанецкий // Американская социологическая мысль. М.: Международный университет бизнеса и управления, 1996. - С. 60-76.

98. Зотов, А. А. Прошлое в настоящем (о книжной серии, посвященной коллективной памяти польского общества) / А. А. Зотов // Социс. № 4. 2010. -С. 147-153.

99. Иванцова, Н. Ф. Западносибирское крестьянство в 1917-1918 гг.: авто-реф. дисс . докт. ист. наук / Н. Ф. Иванцова. М., 1992. - 46 с.

100. Игнатьев, Т. Вопросы активных связей между родственниками / Т. Игнатьев // Вопросы философии. 2001. - № 4. - С. 28-32.

101. Игнатенко, Т. И. Интерсубъективная социальная память как форма социокультурной преемственности / Т. И. Игнатенко // Известия Волгоградского гос. технического ун-та. 2008. ^ №7. - С. 44-46.

102. Илизаров, Б. С. Роль ретроспективной социальной информации в формировании общественного сознания (В свете представлений о социальной памяти) / Б. С. Илизаров // Вопросы философии. 1985. - № 8. - С. 60-74.

103. Ионин, Л. Г. Понимающая социология. Историко-критический анализ / Л. Г. Ионин. -М.: Наука, 1979. 165 с.

104. Ионин, Л. Г. Понимание и экспертиза / Л. Г. Ионин // Вопросы философии. 1991,-№ 10.-С. 48-58.

105. Ионин, Л. Г. Противоречия созерцательного рационализма / Л. Г. Ионин // Вопросы философии. 1986. - № 3. - С. 93-102.

106. Ионин, Л. Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие / Л. Г. Ионин. М.: Издательская корпорация «Логос», 2000. - 432 с.

107. Ионин, Л. Г. Культура на переломе / Л. Г. Ионин // Социс. 1995. - № 2. -С. 41-46.

108. Йейтс, Ф. Искусство памяти / Ф. Йейтс. СПб.: Университетская книга, 1997.-454 с.

109. Казаченко, Б. Н. Генетико-демографический подход в антропологических исследованиях. Результаты генеалогического изучения / Б. Н. Казаченко // Вопросы антропологии. 1990. - Вып. 84. - С. 75-86.

110. Пб.Качанов, Ю. Л. Базовая метафора в структуре социальной идентичности / Ю. Л. Качанов, Н. А. Шматко // Социс. 1996. - № 1. - С. 61-72.

111. Кимеев, В. М. Касьминские чалдоны. Быт и культура старожилов Кась-минской волости / В. М. Кимеев. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997. - 250 с.

112. Киселева, И. Информационно-целевой анализ текста свободного интервью / И. Киселева // Социологический журнал. 1994. - № 3. - С. 110-116.

113. Клюшкина, О. Б. Построение теории на основе качественных данных / О. Б. Клюшкина // Социс. 2000. - № 10. - С. 92-101.

114. Кобрин, В. Б. Вспомогательные исторические дисциплины / В. Б. Кобрин. М.: Просвещение, 1984. - 280 с.

115. Ковалев, Е. М. Качественные методы в полевых социологических исследованиях / Е. М. Ковалев. М.: Логос, 1999. - 383 с.

116. Ковалевский, М. М. Родовой быт в настоящем, недавнем и отдаленном прошлом / М. М. Ковалевский // приложение к журналу «Вестник и библиотека самообразования». 1905. - Вып. 2. - С. 163-310.

117. Ковалевский, М. М. Сочинения / М. М. Ковалевский. Т. 2. / ред. А. О. Бороноев. - СПб.: Алетейя, 1997. - 416 с.

118. Ковалевский, М. М. Очерк происхождения и развития семьи и собственности / М. М. Ковалевский: пер. с фр. С. П. Моравского. М.: ОГИЗ Госуд-е Социально-экономическое изд-во, 1939. - 186 с.

119. Ковалевский, М. М. Современный обычай и древний закон. Обычное право осетин в историко-сравнительном освещении / М. М. Ковалевский. -М., 1886.-340 с.

120. Козлова, Н. Н. Крестьянский сын: опыт исследования биографии / Н. Н. Козлова // Социс. 1994. - № 6. - С. 112-123.

121. Козлова, Н. Н. Методология анализа человеческих документов / Н. Н. Козлова // Социс. 2004. - № 1. - С. 14-26.

122. Козлова, Н. Н. Опыт социологического чтения человеческих документов / Н. Н. Козлова // Социс. 2000. - № 9. - С. 22-31.

123. Козлова, JL А. Биографическое исследование российской социологии: предварительные теоретико-методологические замечания / JT. А. Козлова // Социс. 2007. - № 2. - С. 59-87.

124. Козлова, О. Н. Повседневность как источник и итог социального бытия / О. Н. Козлова // Социально-гуманитар. знания. 2001. - № 6. - С. 69-82.

125. Кознова, И. Е. Социальная память крестьянства как фактор аграрных преобразований / И. Е. Кознова // Электронный ресурс. 2008. - Режим доступа: http://fadr.msu.ru/archives/mailing-list/priv-agr/art-rus/msg00021 .html

126. Колеватов, В. А. Социальная память и познание / В. А. Колеватов. М.: Мысль, 1994.- 188 с.

127. Колесников, А. Д. Русское население Западной Сибири в XVIII начале XIX вв. / А. Д. Колесников. - Омск: Зап.-Сиб. изд-во, 1973. - 440 с.

128. Коллинз, Р. Золотой век макроисторической социологии / Р. Коллинз // Время мира. Альманах. Вып.1: Историческая макросоциология в XX веке. -Новосибирск, 1998.-С. 72-90.

129. Колоткин, М. Н. Балтийская диаспора Сибири: опыт исторического анализа 20-30-х гг. / М. Н. Колоткин. Новосибирск: Изд-во СГГА, 1994. -164 с.

130. Константин Багрянородный. Об управлении империей / под ред. Г. Г. Литаврина, А. П. Новосельцева; пер. Г. Г. Литаврина. 2-е изд. М.: Наука, 1991.-496 с.

131. Коровушкин, Д. Г. Этнокультурная адаптация поздних переселенцев в Западной Сибири (конец XIX I четверть XX вв.): автореф. дисс. . докт. ист. наук / Д. Г. Коровушкин. - Новосибирск, 2004. - 48 с.

132. Корусенко, С. Н. Восстановление исторической памяти (проблемы этнической генеалогии) / С. Н. Корусенко // Региональные проблемы межнациональных отношений в России. Омск, 1993. - С. 155-160.

133. Корусенко, С. Н. Методика реконструкции генеалогий татарского населения Западной Сибири / С. Н. Корусенко // Интеграция археологических и этнографических исследований. Омск-Уфа, 1997. - С. 74-76.

134. Костюченко, JI. Г. Методология и методы качественных исследований личности в социологии / J1. Г. Костюченко // Ломоносовские чтения. Российское общество и социология в XXI в.: социальные вызовы и альтернативы. -М., 2003.-С. 169-179.

135. Кравушкин, П. С. Социальный институт семьи / П. С. Кравушкин // Со-цис.- 1999.-№ 11.-С. 28-32.

136. Краткая философская энциклопедия / под ред. Е. Ф. Губского и др.. -М.: Прогресс, 1994. С. 78.

137. Краткая энциклопедия истории коммерции и купечества в Сибири в 4-х томах / под ред. Д. Я. Резуна Новосибирск: РИПЭЛ, 1994-1998. - Т. 2. -С. 138-145

138. Кропоткин, П. А. Письма из Восточной Сибири / П. А. Кропоткин. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1983. - 128 с.

139. Круткин, В. Л. Антропологический смысл фотографий семейного альбома/В. Л. Круткин // Журнал социологической и социальной антропологии. -2005.-Т. 8. -№ 1. С. 171-178 .

140. Крымов, М. П. Идентичность в историческом ядре Европейской России / М. П. Крымов // Социс. 2005. - № 3. - С. 13-23.

141. Крюков, М. В. К методике сбора полевого материала по системам родства / М. В. Крюков // Советская этнография. 1972. - № 4. - С. 42-50.

142. Коровушкин, Д. Г. Этнокультурная адаптация поздних переселенцев в Западной Сибири (конец XIX -1 четверть XX вв.): автореф. дисс. . д-ра ист. наук / Д. Г. Коровушкин. Новосибирск, 2004. - 36 с.

143. Кудрявцев, В. Н. Качественные методы в социально-правовых исследованиях / В. Н. Кудрявцев // Социс. 1999. - № 7. - С. 44-46.

144. Кургузова, 3. С. Культурный потенциал: концепция содержания, методы изучения / 3. С. Кургузова // Кадровое обеспечение социально-культурной сферы Восточной Сибири: состояние и перспективы развития М.; Улан-Удэ: ИПК ВСГАКИ, 2003. - С. 38-41.

145. Куркин, В. Социальная память и ее возраст (опыт анализа социокультурной дифференциации) / В. Куркин // Социодинамика культуры. Вып. 2. Социокультурная дифференциация. - Кн. 2. - М., 1993. - С. 167-192.

146. Куш, М. Победителю достается все: Философия и триумф феноменологии / М. Куш // Логос. № 3-4 (43). - 2004. - С. 171-204.

147. Кэмпбелл, Дж. Тысячелетний герой / Дж. Кэмпбелл: пер с англ. М.: RIFL-book, ACT - К.: Ваклер, 1997. - 384 с.

148. Леонтьева, Г. А. Ключи к тайнам Клио: палеография, метрологи, хронология, геральдика, нумизматика, генеалогия / Г. А. Леонтьева, П. А. Шорин, В. Б. Кобрин. М.: Просвещение, 1994. - 285 с.

149. Леонтьева, О. Б. Историческая память и образы прошлого в российской культуре XIX начала XX вв. / О. Б. Леонтьева. - Самара: ООО «Книга», 2011.-448 с.

150. Лебон, Г. Психология народов и масс / Г. Лебон. СПб.: Макет, 1995. -311 с.

151. Левичева, В. Ф. Использование интервью как исследовательского и практического метода в социальной работе / В. Ф. Левичева // Рос. журнал соц. работы, 1997.-№2(6).-С. 131-133.

152. Лехциер, В. Л. Феноменология опыта / В. Л, Лехциер // История. Культура. Общество: междисциплинарные подходы. Ч. 1. - М., 2003. - 237 с.

153. Листова, Т. А. Кумовья и кумовство в русской деревне / Т. А. Листова // Советская этнография. 1991. -№ 2. - С. 37-52.

154. Логунова, Л. Ю. Семейно-родовая память: социокультурный и региональный контекст / Л. Ю. Логунова. Кемерово: ООО «Фирма Полиграф», 2007.-293 с.

155. Лойко, О. Т. Социальная память: феноменологический дискурс / О. Т. Лойко // Филос. образование. 2001. - № 6. - С. 3-12.

156. Лойко, О. Т. Феномен социальной памяти / О. Т. Лойко. Томск: Издательство ТГУ, 2002. - 255 с.

157. Лойко, О. Т. Феномен социальной памяти в контексте глобальных проблем современности / О. Т. Лойко // Труды членов российского философского общества. М., 2004. - Вып. 7. - С. 287-297.

158. Лойко, О. Т. Онтология социальной памяти: автореф. дис. . д-ра филос. наук / О. Т. Лойко. Красноярск, 2004. - 40 с.

159. Лорер, Н. И. Записки декабриста / Н. И. Лорер. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1984.-240 с.

160. Лоткин, И. В. Современные этнические процессы у латышей и эстонцев Западной Сибири / И. В. Лоткин. М.: Изд-во ИЭА РАН, 1996. - 249 с.

161. Луман, Н. Дифференциация / Н. Луман: пер. с нем. Б. Скуратова. М.: Изд-во «Логос», 2006. - 320 с.

162. Луман, Н. Самоописания / Н. Луман: пер с нем. А. Антоновского, Б. Скуратова, К. Тимофеевой. М.: Изд-во «Логос», ИТДГК «Гнозис», 2009. -320 с.

163. Лурье, С. В. Историческая этнология: учеб пособие для вузов / С. В. Лурье. М.: Академический проект: Гаудеамус, 2004. - 624 с.

164. Малинкин, А. Н. Понятие патриотизма: эссе по социологии знания / А. Н. Малинкин // Социологический журнал. 1999 - № 1. - С. 107-110

165. Малиновский, Б. Научная теория культуры / Б. Малиновский: пер. с англ. И. В. Утехина. М.: ОГИ, 205. - 184 с.

166. Малышева, М. М. Идентификация женщин в поствоенной и посткоммунистической России / М. М. Малышева / Судьбы людей. Россия. XX век. -М.: ИСАИ, 1996.-С. 276-298.

167. Мангейм, К. Диагноз нашего времени / К. Мангейм: пер. с англ. М.: Юрист, 1994.-208 с.

168. Маркарян Э. С. Теория культуры и современная наука: логико-методологический анализ / Э. С. Маркарян. М.: Мысль, 1983 - 284 с.

169. Матвеев, О. Слово о кубанском казачестве / О. Матвеев. Краснодар: Советская Кубань, 1995. - 460 с.

170. Маслова, О. M. Количественная и качественная социология: методология и методы / О. М. Маслова // Социология: 4M. М., 1995. - С. 5-15.

171. Мегилл, А. История и память: за и против / А. Мегилл // Философия и общество.-2005.-№2.-С. 146-152.

172. Медушевская, О. М. Источниковедение и гуманитарная культура / О. М. Медушевская // Отечественные архивы. 1992. - № 4. - С. 14-26.

173. Мельников, M. Н. Фольклорные взаимосвязи восточных славян Сибири. Фольклор старожильческого русского населения: Опыт типологии: учеб. пособие / M. Н. Мельников; ред. Н. А. Каргаполов. Новосибирск: Изд. НГТТИ, 1988.- 134 с.

174. Мещеркина, Е. Ю. Введение в антологию мужской жизни / Е. Ю. Ме-щеркина // Судьбы людей. Россия. XX век. М.: ИСАИ, 1996. - С. 298-326.

175. Миненко, Н. А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири (XVIII -пер. пол. XIX в.) / Н. А. Миненко. Новосибирск: Наука, 1979. - 350 с.

176. Михайлов, M. JI. Записки / M. JI. Михайлов / Шелгу-нов, Н. В. Воспоминания. В 2-х т. // Н. В. Шелгунов, JI. П. Шелгунова, М. Л. Михайлов М.: Изд-во художественной литературы, 1967. - Т. 2. -С. 257-431.

177. Могильницкий, Б. Г. Междисциплинарный синтез: уроки школы «Анналов» / Б. Г. Могильницкий // Электрон, ресурс. 2011. - Режим доступа: http://klio.tsu.ru/annals.htm.

178. Морган, Л. Г. Древнее общество, или линии человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации / Л. Г. Морган. Л.: Изд-во Ин-та народов Севера ЦИК СССР, 1934. - 341 с.

179. Муравьев, В. А. Генеалогические исследования / В. А. Муравьев. М.: Просвещение, 1993. - 330 с.

180. Мязина, Ю. Ч. Взаимоотношения между старожилами и переселенцами на рубеже XIX-XX вв. / Ю. Ч. Мязина // Наука и образование: материалы Всерос. науч. конф.: в 4 ч. Белово: Беловский полиграфист, 2003. - Ч. 2. -С. 227-232.

181. Никитина, С. Е. Народная словесность и народное христианство / С. Е. Никитина // Живая старина. 1994. - № 2. - С. 9-12.

182. Новые направления в социологической теории: Д. Силвермен, Д. Уолш, М. Филипсон, П. Филмер / пер. с англ. Л. Г. Ионина. М.: Прогресс, 1978. -391 с.

183. Ноэль, Э. Массовые опросы: введение в методику демоскопии / Э. Ноэль: пер. с нем. М.: Прогресс, 1978. - 380 с.

184. Ольдерогге, Д. А. Некоторые вопросы изучения систем родства / Д. А. Ольдерогге // Советская этнография. 1958. - № 1.-С.3-10.

185. Павлюченко, Э. А. В добровольном изгнании. О женах и сестрах декабристов / Э. А. Павлюченко / отв. ред. С. В. Мироненко. М.: Наука, 1986. -157 с.

186. Папков, С. А. Сталинский террор в Сибири. 1928-1941 гг. / С. А. Папков. Новосибирск: Изд-во Сибирского отделения РАН, 1997. - 272 с.

187. Петров М. К. Язык. Знак. Культура / М. К. Петров. М.: Наука, 1991. -328 с.

188. Попов, И. И. К 80-летию Г.Н. Потанина: (Потанин и областничество) / И. И. Попов // Голос минувшего. 1915. - № 1. - С. 289-302.

189. Потанин, Г. Н. Заметки о Западной Сибири / Г. Н. Потанин // Русское слово. 1860. -№ 9, отд. I. - С. 189-214.

190. Потанин Г. Н. Областническая тенденция в Сибири. Томск, 1907. -64 с.

191. Потанин, Г. Н. Нужды Сибири / Г. Н. Потанин // Сибирь, ее современное состояние и ее нужды. СПб., 1908. - С. 260-294.

192. Потанин, Г. Н. О происхождении географического имени Сибири / Г. Н. Потанин // Сибирский сборник. 1890. - Вып. I. - С 179-190.

193. Пробуцка, Д. Как императив памяти может стать основой объединения народов / Д. Пробуцка / Россия и Польша: долг памяти и право забвения : Междунар. науч. конф.: тез. докл. (Москва, 22-24 октября 2009 г.). / ред. сост.

194. А. Г. Васильев, Н. А. Кочеляева // Электронный ресурс. 2009. - Режим доступа: http://www.ricur.ru/userfiles/file/ProgconfRusandPolrus.doc

195. Пыпин, А. Н. Сибирь и исследования ее / А. Н. Пыпин // Вестник Европы. 1888. - Т. 2. - Кн. 4. - С. 684-724.

196. Рафиков, А. М. Социальная память и механизмы ее воспроизводства / А. М. Рафиков // Вестник Башкирского университета. 2006. - № 2. - С. 118- 124.

197. Ребане, Я. К. Информация и социальная память: к проблеме социальной детерминации познания / Я. К. Ребане // Вопросы философии. 1982. - № 8.- С. 56-66.

198. Ребане, Я. К. Принцип социальной памяти / Я. К. Ребане // Философские науки. 1977,-№ 5.-С. 90-100.

199. Редклифф-Браун, А. Р. Структура и функция в примитивном обществе. Очерки и лекции / А. Р. Редклифф-Браун: пер. с англ. О. Ю. Артемовой.- М.: Издат. фирма «Восточная литература» РАН, 2001. 304 с.

200. Резун, Д. Я. Родословные сибирских фамилий: история Сибири в биографиях и родословных / Д. Я. Резун. Новосибирск, 1993. - 240 с.

201. Репина, Л. П. Культурная память и проблемы историописания (историографические заметки) / Л. П. Репина. Препринт WP6/2003/07 М.: ГУ ВШЭ, 2003.-44 с.

202. Рикер, П. Повествовательная идентичность / П. Рикер: пер. с фр. О. И. Мачульской / Герменевтика. Этика. Политика / отв. ред. И. С. Вдовина. -М: АО «KAMI», 1995.-С. 15-34.

203. Рикер, П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике / П. Рикер: пер. с фр. М.: Канон-Пресс-Ц, Кучково поле, 2002. - 372 с.

204. Рикер, П. Память, история, забвение/П. Рикер: пер. с франц. -М.: Издательство гуманитарной литературы, 2004. 728 с.

205. Риккерт, Г. Науки о природе и науки о культуре / Г. Риккерт // Электрон. ресурс. 2011 - Режим доступа: http ://philosophy. ru/1 ibrary/r ickert/kn. htm 1

206. Риккерт, Г. Философия жизни / Г. Риккерт. Киев: Ника-Центр, 1998. -512 с.

207. Ровинский, П. А. Очерки Восточной Сибири / П. А. Ровинский // Древняя и новая Россия. 1875. - № 11.- С. 230-255.

208. Рожанский, М. Память города без прошлого / М. Рожанский // Биографический метод в изучении постсоциалистических обществ / под ред. В. Во-ронкова, Е. Здравомысловой. СПб., 1997. - 124 с.

209. Розен, А. Е. Записки декабриста / А. Е. Розен. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1984.-480 с.

210. Романова, Н. И. Верхнеубинское старообрядчество Рудного Алтая: ис-торико-культурологический аспект: автореф. дисс . канд. культ, наук / Н. И. Романова. Кемерово, 2002. - 29 с.

211. Русские / под ред. В. А. Александрова. М.: Наука, 1999. - 828 с.

212. Руткевич, Е. Д. Феноменологическая социология знания / Е. Д. Руткевич / под ред. Л. Г. Ионина. М: Наука, 1993. - 272 с.

213. Руткевич, Е. Д. Феноменологическая социология П. Бергера / Е. Д. Руткевич // Социс. 1990. - № 7. - С. 119-127.

214. Рыкун, А. Ю. Актуальные проблемы современной социальной теории / А. Ю. Рыкун. Томск: ТГУ, 2003. - 249 с.

215. Рябоконь, Н. В. Социальное пространство и время / Н. В. Рябоконь // Вестник Белорус, госуд. пед. ун-та. 2001. - № 2. - С. 32-39.

216. Садовой, А. Н. Этносоциальный мониторинг: принципы, методы, практика / А. Н. Садовой, Н. А. Пруэль. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1996. -240 с.

217. Савелов, JI. M. Лекции по русской генеалогии, читанные в Московском археологическом институте / Л. М. Савелов / Воспроизведение издания 1909 г. М.: Археологический центр, 1994. - 270 с.

218. Савинская, О. Б. Субъективность в качественном исследовании: новые подходы / О. Б. Савинская // Социс. 2007. - № 7. - С. 122-131.

219. Санникова, Л. А. Генеалогия / Л. А. Санникова. М.: Дрофа, 1995. -332 с.

220. Сверкунова, Н. В. Об особенностях культурного развития Сибири / Н. В. Сверкунова // Регионология. 1996. - № 1. - С. 206-210.

221. Сверкунова, Н. В. Региональная сибирская идентичность: опыт социологического исследования / Н. В. Сверкунова / ред. А. О. Бороноев. СПб: НИИ Химии СПбГУ, 2002. - 192 с.

222. Сверкунова, Н. В. Феномен сибиряка / Н. В. Сверкунова // Социс. 1996. -№ 8.-С. 90-94.

223. Свитнев, А. Б. Поселения и усадьбы латышей и латгальцев Западной Сибири конца XIX XX вв.: автореф. дисс. . канд. ист. наук / А. Б. Свитнев. -Омск, 2002,- 18 с.

224. Семенова, В. В. Качественные методы: Введение в гуманистическую социологию / В. В. Семенова. М.: Добросвет, 1998. - 292 с.

225. Семенова, В. Из истории советской интеллигенции: семейная хроника Журналистовых / В. Семенова // Судьбы людей, Россия. XX век. М.: ИС РАН, 1996.-С. 144-179.

226. Семенова, В. Бабушки: семейные и социальные функции прародительского поколения / В. Семенова // Судьбы людей, Россия. XX век. М.: ИС РАН, 1996.-С. 326-355.

227. Сердюк, М. Б. Молокане в Приамурье / М. Б Сердюк, Л. Е. Фетисова // Живая старина. 1998. - № 4. - С. 50-51.

228. Сибирское общество в контексте модернизации XVIII-XX вв.: сб. материалов всерос. конф. / Отв. ред. Ламин В. А. Новосибирск: ИИ, 2003. -322 с.

229. Сильницкий, Г. Г. Социально-биографические характеристики Россиян / Г. Г. Сильницкий. Смоленск: СПГУ, 2000. - 236 с.

230. Синергетика времени. Междисциплинарный подход / под ред. В. И. Ар-шинова. М.: Репроникс, 2007. - 238 с.

231. Синицина, Н. А. Историческая память как регулятив современной культуры: социологический анализ: дис. . канд. социол. наук / Н. А. Синицина. -Майкоп, 2008.-144 с.

232. Скокова, Л. Г. Биографический метод в социологии / Л. Г. Скворцова Электронный ресурс. 2009. - Режим доступа: htth: // www.article.ru / html.

233. Словцов, П. А. Письма из Сибири в 1826 г. / П. А. Словцов / сост. Ю. А. Мандрика; ред. С. Г. Пархимович: Тюмень: Изд-во Ю. Мандрики, 2000.-256 с.

234. Смелзер, Н. О компаративном анализе, междисциплинарности и интер-налионализации в социологии / Н. Смелзер // Социс. 2004. - № 11. - С. 312.

235. Соловьев, О. Б. Механизмы социальной памяти в развитии понятия естественного объекта: автореф. . канд. филос. наук / О. Б. Соловьев Новосибирск, 2002. - 23 с.

236. Соловьев, Э. Ю. Биографический анализ как вид историко-философского исследования / Э. Ю. Соловьев // Вопросы философии. 1991. - № 9. - С. 138-140.

237. Соломина, И. Ю. Социальная память: структура и феномены: автореф. дисс. . канд. филос. наук / И. Ю. Соломина. Самара, 2005. - 20 с.

238. Сорокин, П. Социальное время: опыт методологического и функционального анализа / П. Сорокин, Р. К. Мертон // Социум. 2004. - № 6. -С. 112-119.

239. Сорокин, П. А. Кризис современной семьи (социологический очерк) / П. А. Сорокин // Вестн. Моск. университета: сер. Социология и политология. -1997. -№3,- С. 65-79.

240. Сорокин, П. А. Человек. Цивилизация. Общество / общ. ред., сост. и предисл. А. Ю. Согомонова; пер. с англ. М.: Политиздат, 1992. - 560 с.

241. Сорокин, П. А. Социальная и культурная динамика / П. А. Сорокин. -М.: Астрель, 2006. 1176 с.

242. Старцев, А. В. Homo Sibiricus / А. В. Старцев // Земля Сибирь. Новосибирск, 1992. - № 5-6. - С. 60-66.

243. Старцев, А. В. Общественная и культурная деятельность предпринимателей Алтая / А. В. Старцев // Предпринимательская деятельность на Алтае. -Барнаул: День, 1993.- 190 с.

244. Субетто, А. И. «Корневой человек» П. А. Флоренского и проблема доктрины воспитания в России / А. И. Субетто // Энтелехия. 2002. - № 4. -С. 103- 106.

245. Субетто, А. И. Разум и антиразум (Что день грядущий нам готовит?) / А. И. Субетто. // Электронный ресурс. 2008. Режим доступа: http://spkurdyumov.narod.ru/Subetto2.htm

246. Суходолов, А. П. Сибирь в начале XX века: территория и границы, города, транспортные магистрали, сельское хозяйство / А. П. Сухолодлов. -Иркутск: Изд-во ИГЭА, 1996. 218 с.

247. Танник, Д. Н. Введение в генеалогию / Д. Н. Данник. М.: МГУ, 1991. -201 с.

248. Тернер, Р. Сравнительный контент-анализ биографий / Р. Тернер // Вопросы социологии. 1992.-Т. 1.,-№ 1. - С. 121-134.

249. Тимощук, А. С. Традиционная культура: сущность и существование: ав-тореф. дисс. . д-р филос. наук / А. С. Тимощук. Нижний Новгород, 2006. -41 с.

250. Тимпко, Л. А. Род как историческая и социолингвистическая категория / Л. А. Тимпко. М.: Издательство МГУ, 1985. - 46 с.

251. Тихонова, Н. Е. Социокультурная модернизация в России (Опыт эмпирического анализа) / Н. Е. Тихонова // Общественные науки и современность. -2008,-№2.-С. 5-20.

252. Тихонова, Н. Е. Социокультурная модернизация в России (Опыт эмпирического анализа) / Н. Е. Тихонова // Общественные науки и современность. 2008. - № 3. - С. 5-23.

253. Тойч, Д. М. Из жертвы в победители. Виктимология / Д. М Тойч, Ч. К. Тойч // Электронный ресурс. 2007. - Режим доступа: \vww.ideal-metod.com.ua.

254. Толстова, Ю. Н. Качественная и количественная стратегия / Ю. Н. Толсто-ва, Е. В. Масленников//Социс. 2000. - № 10. - С. 101-108.

255. Томас, У. Методологические заметки / У. Томас, Ф. Знанецкий // Американская социологическая мысль. М.: Международный университет бизнеса и управления, 1996. - С. 333-356.

256. Томпсон, П. История жизни и анализ социальных изменений / П. Томпсон // Вопросы социологии. 1993. - № 1. - С. 124-130.

257. Томпсон, П. История жизни и анализ социальных изменений / П. Томпсон // Вопросы социологии. 1993. - № 2. - С. 124-129.

258. Томпсон, П. Гуманистическая традиция и жизненные истории в Польше // Биографический метод в социологии: история, методология, практика / П. Томпсон / под ред. В. В. Семеновой, Е. Ю. Мещеркиной. М.: Институт социологии РАН, 1993. - С. 51- 62.

259. Томилов, Н. А. Проблемы реконструкции этнической истории населения Юга Западной Сибири / Н. А. Томилов. Омск: Изд-во Омск, ун-та, 1987. -80 с.

260. Томилова, Н. К. Переселение крестьян в Алтайский горный округ во второй половине XIX в. (1865-1899 гг.): автореф. дисс. . канд. ист. наук / Н. К. Томилова. Томск, 1970. - 19 с.

261. Тощенко, Ж. Т. Историческое сознание и историческая память. Анализ современного состояния / Ж. Т. Тощенко // Новая и новейшая история. -2000,-№4.-С. 3-15.

262. Трубецкой, Н. С. О туранском элементе в русской культуре / Н. С. Трубецкой / Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. М.: Наука, 1993.- 154 с.

263. Усков, И. Ю. Кузбасский родовед / И. Ю. Усков. Кемерово: Кузбас-свузиздат, 2000. - 135 с.

264. Устная история и биография: женский взгляд / ред. Е. Ю. Мещерина. -СПб.: Невский простор, 2004. 270 с.

265. Устьянцева, Г. Г. Ценностные ориентации субъекта социальной памяти в посткнижную эпоху / Г. Г. Устьянцева // Смысл жизни личности в эпоху посткнижной культуры. Саратов, 2003. -С. 72-77.

266. Уэллман, Б. Место родственников в системе личных связей / Б. Уэллман // Социс. 2000. - № 3. - С. 78-87.

267. Филиппов, А. Ф. О понятии социального пространства /

268. A. Ф. Филиппов. М.: Аспект-Пресс, 1996. - 112 с.

269. Фукс, Л. П. Расселение в Западной Сибири: самоорганизация и управление. Итоги и проблемы / Л. П. Фукс. Новосибирск: Изд-во ПРО: Агентство «Сибпринт», 2003. - 216 с.

270. Фукс-Хайнритц, В. Биографический метод / В. Фукс-Хайнритц // Биографический метод в социологии: история, методология, практика / под ред.

271. B. В. Семеновой, Е. Ю. Мещеркиной. М.: Институт социологии РАН, 1993. -С. 11-41.

272. Хабермас, Ю. Демократия. Разум. Нравственность / Ю. Хабермас: пер. с нем. М.: АЮШЕМ1А, 1995. - 245 с.

273. Хальбвакс, М. Коллективная и историческая память / Хальбвакс М. // «Неприкосновенный запас». 2005. - № 2-3 // Электронный ресурс. - 2005 -Режим доступа: http://magazines.mss.rU/nz/2005/2/ha2.html

274. Хальбвакс, М. Социальные рамки памяти / М. Хальбвакс: пер. с фр. М.: Новое изд-во, 2007. - 348 с.

275. Хасанова, П. Р. Социальная память нации (социально-философский анализ традиций башкирского народа): автореф. дисс. . канд. филос. наук / П. Р. Хасанова. Уфа, 2000. - 25 с.

276. Хоффман, А. Проблемы достоверности и надежности в устной истории / А. Хоффман: пер. с англ. // Биографический метод. История. Методология. Практика. М.: ИС РАН, 1995. - С. 30-65.

277. Цветаева, Н. Н. Ценности в биографическом дискурсе: от романтизма к прагматизму / Н. Н. Цветаева // Социс. 2005. - № 3. - С. 116-122.

278. Цветаева, Н. Н. Биографический дискурс советской эпохи / Н. Н. Цветаева//Социологический журнал.-М., 1999. -№ 1/2.-С. 118-132.

279. Цветаева, Н. Н. Биографические нарративы советской эпохи / Н. Н. Цветаева // Социологический журнал. 2000. - № 1-2. - С. 150-163.

280. Членов, М. Кто кем кому доводится? / М. Членов // Наука и жизнь. -1980.-№ 12.-С. 97-100.

281. Швец, Л. И. Философский анализ социальной памяти: автореф. дисс. . канд. филос. наук / Л. И. Швец. М., 1987. - 21 с.

282. Шейнфельд, М. Б. Историография Сибири: (конец XIX нач. XX вв.): учеб. пособ. / М. Б. Шейнфельд. - Красноярск: Краснояр. гос. пед. ун-т, 1973. -398 с.

283. Шпак, Л. Л. Социокультурная адаптация в советском обществе: фило-софско-социологические проблемы / Л. Л. Шпак. Красноярск: Изд-во Крас-ГУ, 1991.-232 с.

284. Шпак, Л. Л. Социология жизни: научное наследие и современные трактовки: монография / Л. Л. Шпак. Кемерово, 2007. - 371 с.

285. Шпак, Л. Л. Дезадаптация в контексте повседневной жизни / Л. Л. Шпак, Н. А. Заруба. Кемерово, 2009. - 446 с.

286. Штомпка, П. Социология социальных изменений / П. Штомпка: пер. с англ. / под ред. В. А. Ядова. М.: Аспект-Пресс, 1996. - С. 90.

287. Штомпка, П. Социология. Анализ современного общества / П. Штомпка: пер с польск. С. М. Червонной. М.: Логос, 2005. - 664 с.

288. Штомпка, П. Социальное изменение как травма / П. Штомпка // Социс. -2001.-№ 1.-С. 6-16.

289. Штомпка, П. Культурная травма в посткоммунистическом обществе / П. Штопмка // Социс. 2001. - № 2 - С. 3-12.

290. Штомпка, П. Визуальная социология. Фотография как метод исследования / П. Штомка: пер. с польск. Н. В. Морозовой. М.: Логос, 2007. - 168 с.

291. Шуман, Г. Коллективная память поколений / Г. Шуман, Ж. Скотт // Социс. 1992. -№ 2. - С. 51-57.

292. Шюц, А. Формирование понятия и теории в общественных науках А. Шюц // Американская социологическая мысль. М.: Международный университет бизнеса и управления, 1996. - С. 526-542.

293. Шюц, А. Формирование понятия и теории в общественных науках // Американская социологическая мысль. М.: Международный университет бизнеса и управления, 1996. - С. 526-542.

294. Щербакова, И. В. Социальная память в структуре семиотического пространства / И. В. Щербакова // Философия и жизненный мир человека. Саратов, 2003. - С. 38-41.

295. Энгельс, Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства: в связи с исследованиями Льюиса Г. Моргана / Ф. Энгельс. М.: Политиздат, 1989.-222 с.

296. Юнг, К. Г. Аналитическая психология / К. Г. Юнг / ред-сост. В. Зелинский, А. Руткевич. М: Мартис, 1995. - 320 с.

297. Ядринцев, Н. М. Колонизационное значение русской ссылки: ист. очерк. / Н. М. Ядринцев // Дело. 1876. - № 12, отд. I. - С. 1-34.

298. Ядринцев, Н. М. Культурное и промышленное состояние Сибири: докл. (по случаю 300-летия Сибири) / Н. М. Ядринцев. СПб.: Тип. А. С. Суворина, 1884.-40 с.

299. Ядринцев, Н. М. По вопросу о ссылке в Сибирь / Н. М. Ядринцев // Русская речь. 1880. - № 10. - С. 324-347.

300. Ядринцев, Н. М. Сибирь как колония: К юбилею трехсотлетия: современное положение Сибири: Ее нужды и потребности: ее прошлое и будущее / Н. М. Ядринцев. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1882. - 471 с.

301. Яшин, С. Н. История рода / С. Н. Яшин. Киев: Локало. - 1998. - 500 с.

302. Andric, I. Na Drini Cuprija /1. Andric. Beograd: Logos Art, 2006. - 391 s.

303. Ankersmit, F. R. Sublime Historical Experience / F. R. Ankersmit. Stanford/Cambridge: Stanford University Press, 2004 - 504 p.

304. Bocanac, M. Vanbracna porodica / M. Bocanac. Zagreb: Pocvjeta, 1976. -304 s.

305. Butler, T. Memory / T. Butler / Basil Blackwell Ltd., 1989. Oxford. UK. -182 p.

306. Добрев, П. Стопанството и цивилизацията на Волжка България / П. Добрев. София: Академично изд-во «Проф. Марин Дринов», 2010. - 218 с.

307. Goffman, E. The Presentation of Self in Everyday Life. / Goffman E. // University of Edinburgh Social Sciences Research Centre. Anchor Books edition, 1959-251 p.

308. Creswell, J. Qualitative Inquiry and Research Design: Choosing Among Five Traditions / J. Creswell. London: Sage Publications, 1998. - 204 p.

309. Denzin, N. The Research Act in Sociology / N. Denzin. London: Butterworth. 1970.-298 p.

310. Dulczewski, Z. Florian Znaniecki as the originator of the autobiographic method in sociology / Z. Dulczewski // The humanistic sociology of Florian Znaniecki. Warszawa. - P. 39-50.

311. Garfinkel, H. Ethnomethodology's program / H. Garfinkel // Social psychology quart. Wash., 1996. - Vol. 59. - № 1. - P. 5-21.

312. Guth, S. From The Rules of Sociological Method to The Polish Peasant. A Comparative View of Two Foundational Texts / S. Guth, C. Schrecker // Электронный ресурс. 2008 - Режим доступа: http:www.sagepublications.com.

313. James W. The principles of psychology / W. James. New York: Plenum Press, 1980.-314 p.

314. ЖутиЬ, H. Римокатоличка црква и хрватство. Од илирске иде.е до вели-кохрватске реализацще. 1453-1941 / Н. ЖутиЬ. Београд: Институт за савре-мену истори]у, 1997. - 336 с.

315. Kazmierczyk Z. Wies syberyjska romantykow polkich // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: материалы VI Международ. конф. / Ред. Н. А. Томилов. Омск: изд-во ФГОУ ВПО ОмГАУ, 2006.-Ч. I.-C. 61-62.

316. Kwiatkowski, Р. Т. Pami^c zbiorowa spoleczeristwa polskiego w okresie transformacji / P. T. Kwiatkowski. Warszawa: Wydawnictwo Naukowe SCHOLAR, 2008.-470 s.

317. Le Goff, J. History and memory / J. Le Goff. New York: Columbia Univ. Press, 1992.-298 p.

318. Lewis, O. Five Families / O. Lewis. New York: Basic Books, 1961. - 248 p.

319. Lukic, K. Osnovi sociologije / K. Lukic. Beograd: Visa skola, 1959. -354 s.

320. Margetic, L. Dolazak Hrvata = Ankuft der Kroaten / L. Margetic. Split: Knjizevni krug, 2001. - 339 s.

321. Matkovic, H. Povijest Hrvatske seljacke stranke / H. Matkovic. Zagreb: Naklada Pavicic, 1999. - 536 s.

322. Peric, L. Licnobracno pravo / L. Peric. Beograd: Narodno pravo, 1972. -242 s.

323. Plummer, K. Documents of Life. An Introduction to the Problems and Literature of a Humanistic Method / K. Plummer. London: Unwin Hyman Ltd, 1990. -134 p.

324. Puskadija-Ribkin, T. Emigranti iz Rusije u znanstvenom i kulturnom Zagreba / T. Puskadija-Ribkin. Zagreb: Prosvjeta, 2007. - 340 s.

325. Szacka, B. Czas przeszfy, pami^c, mit / B. Szacka. Warszawa: Wy-dawnictwo Naukowe «Scholar», 2006. - 237 s.

326. Stajner, K. 7000 dana u Sibiru / K. Stajner. Zagreb: Globus, 1973. - 562 s.

327. Wiland, E. G. Stories, autobiographies and moral inquiry / E. G. Wiland // J. of social philosophy. -2003. -Vol. №2. -P. 188-198.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социально-философский анализ семейно-родовой памяти как программы социального наследования"

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Логунова, Лариса Юрьевна

Введение диссертации2011 год, автореферат по философии, Логунова, Лариса Юрьевна

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социально-философский анализ семейно-родовой памяти как программы социального наследования"

Список научной литературыЛогунова, Лариса Юрьевна, диссертация по теме "Социальная философия"

Похожие темы диссертаций