автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему:
Социально-психологический аспект изучения истории в российской историографии последней трети XIX - первой половины ХХ вв.

  • Год: 2002
  • Автор научной работы: Шувалов, Владимир Иванович
  • Ученая cтепень: доктора исторических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 07.00.09
Диссертация по истории на тему 'Социально-психологический аспект изучения истории в российской историографии последней трети XIX - первой половины ХХ вв.'

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Шувалов, Владимир Иванович

Введение.

Глава I. Проблемы социально-психологического изучения истории в зарубежной историографии второй половины XIX - начала XX вв.

§ 1. Проблема дедуктивных установок зарубежной историографии второй половины XIX - начала XX вв. применительно к тематике исследования исторической психологии (О. Конт, К. Лампрехт, Дж. Милль).

§ 2. Индуктивные приемы исследования и проблема социально-психологического аспекта изучения истории в зарубежной историографии второй половины XIX - начала XX вв. (Я. Буркхардт, Г. Тард, И. Тэн).

Глава И. Проблема менталитета как социально-психического феномена в российской историографии первой половины XX века.

§ 1. Понятие "душевного строя" в работах Л.П. Карсавина.

§ 2. Проблема особенностей "психического склада" социума в работах

П.М. Бицилли.

Глава III. Социально-психологический аспект изучения истории в рамках многофакторного подхода в российской историографии последней трети XIX - начала XX века.

§ 1. Методологические особенности многофакторного подхода к истории.

§ 2. Проблема индивида как фактора исторического процесса.

§ 3. Историческая психика как фактор в рамках плюралистической концепции истории.

§ 4. Понятие "историческая традиция".

§ 5. Историческая инновация как фактор.

Глава IV. Проблема религиозного сознания в российской светской и церковной историографии последней трети XIX - первой половины XX вв.

§ 1. Концепция религиозного сознания в работах Г.В. Флоровского.

§ 2. Типология форм религиозного сознания С.Л. Франка.

§ 3. Проблема субъективной и объективной сторон религиозности в работах Г.П. Федотова.

§ 4. "Тон" религиозной жизни как проблема в церковно-исторических работах В.В. Болотова.

§ 5. Е.Е. Голубинский о религиозном сознании русского социума.

Глава У. Национальный характер как проблема в российской эмигрантской историографии первой половины XX века.

§ 1. Проблема понятия "духовный уклад" как специфического национального отношения к миру у И.А. Ильина.

§ 2. "Жизнеощущение" как доминанта национального характера в исследованиях H.H. Алексеева.

§ 3. Н.С. Трубецкой о "подсознательной философской системе" как структурирующем моменте национального характера.

§ 4. Н.О. Лосский об особенностях национального восприятия мира на основе отношения к идеалу.

Глава VI. Опыт российской историографии и современные поиски в области социально-психологической проблематики.

§ 1. Марксистская тенденция исследования социально-психического на примере работ Б.Ф. Поршнева.

§ 2. Немарксистская тенденция исследования социально-психического в советской и постсоветской историографии (А.Я. Гуревич, М.М. Бахтин, Л.М. Баткин).

Глава VII. Основные итоги социально-психологического изучения истории.

§ 1. Достижения зарубежной историографии второй половины XIX - начала XX вв. в изучении социально-психического.

§ 2. Осмысление аспектов теории менталитета в российской историографии первой половины XX века.

§ 3. Роль интерментальных факторов в плюралистической концепции истории.

§ 4. Итоги изучения религиозного сознания в отечественной историографии конца XIX - первой половины XX вв.

§ 5. Проблема национального характера в российской эмигрантской историографии первой половины XX века.

§ 6. Проблематика изучения социально-психического в отечественной историографии второй половины XX века.

 

Введение диссертации2002 год, автореферат по истории, Шувалов, Владимир Иванович

Изучение историографических вопросов, связанных с социально-психологической проблематикой, является, безусловно, важнейшей методологической задачей российской исторической науки. Диссертация "Социально-психологический аспект изучения истории в российской историографии последней трети XIX - первой половины XX вв." посвящена исследованию историографических аспектов теории исторического процесса, в частности его со-циально-психологическорхггороны. В центре внимания - социально-психологический аспект изучения истории в интерпретации ряда известных ученых дореволюционного и послереволюционного (эмигрантского) периодов развития российской исторической науки: H.H. Алексеева, В.В. Болотова, П.М. Бицилли, Р.Ю. Виппера, Е.Е. Голубинского, И.А. Ильина, Н.И. Кареева, Л.П. Карсавина, В.О. Ключевского, Н.О. Лосского, Н.С. Трубецкого, Г.П. Федотова, Г.В. Фло-ровского, С.Л. Франка, В.М. Хвостова, М.М. Хвостова и др.

Отечественная историография этого сложного, весьма противоречивого периода конца XIX - первой половины XX вв. являет собой сложный, многогранный и, безусловно, имеющий свое "лицо" историографический феномен. Одно из интереснейших направлений эволюции российской науки связано с проблемой социально-психологического изучения истории. Самого пристального внимания заслуживает то обстоятельство, что на широком фактическом материале и с участием большого круга ученых активно ставились и решались вопросы, связанные с различными теоретическими аспектами исследований социально-психического.

Актуальность диссертационного исследования обусловлена несколькими обстоятельствами. Во-первых, до последнего времени в отечественной науке основной акцент делался на изучение социально-экономических аспектов истории, а социально-психологические аспекты в качестве самостоятельного предмета исследования не выступали. Во-вторых, достижения отечественной исторической мысли в этой области до сих пор адекватно не оценены и не введены в активный научный оборот, отсутствуют комплексные системные исследования трудов отечественных ученых конца XIX - первой половины XX вв. в области социально-психического. Между тем эти исследования могут служить базой для дальнейших теоретических изысканий. В-третьих, проблема осмысления теоретических наработок названных ученых, рассмотрение категориального аппарата, созданного на конкретно-исторической базе прикладных исследований, продолжает представлять не только историографический, но и теоретический интерес. Все это и определяет актуальность выбранной темы диссертации.

Объектом нашего исследования является социально-психологическая проблематика изучения истории, а предметом - взгляды российских ученых конца XIX - первой половины XX вв. на конкретные проблемы в области социально-психического. Поскольку под исследованием в отечественной науке давно уже понимается не только сам процесс получения знания, но и процесс понимания полученного знания, интерпретации готовой информации, такая установка представляется оправданной.

Цели и задачи исследования. Исходя из актуальности темы, объекта и предмета исследования, автор ставит своей целью проанализировать теоретико-методологические взгляды российских историков последней трети XIX - первой половины XX веков и выявить основные концептуальные установки, связанные с социально-психологическим аспектом изучения истории.

Данная цель предполагает решение следующих задач:

1. На основе анализа достижений зарубежной историографии второй половины XIX - начала XX вв. выявить основные общеметодологические установки на проблемы исследования социально-психического.

2. Рассмотреть проблему конституирования исторической психологии как самостоятельной научной дисциплины в отечественной науке и проследить основные тенденции в исследовании социально-психологического аспекта истории.

3. Проследить тенденции в развитии категориального аппарата, с помощью которого представляется реальным анализировать явления в сфере социально-психического, оценить саму целесообразность использования тех или иных теоретических категорий.

4. Рассмотреть проблему менталитета как социально-психического феномена в российской историографии первой половины XX века.

5. Оценить возможности социально-психологического аспекта изучения истории в рамках многофакторного подхода в российской историографии последней трети XIX - начала XX вв.

6. Проанализировать решение проблемы религиозного сознания в российской светской и церковной историографии последней трети XIX - первой половины XX вв.

7. Показать тенденцию анализа национального характера как проблемы в области социально-психического в российской эмигрантской историографии первой половины XX века.

8. Проанализировать основные подходы современных отечественных авторов в области социально-психического на предмет сохранения или отсутствия дедуктивной и индуктивной общетеоретической установки в этой сфере научного знания.

Хронологические рамки исследования. Работа охватывает около 70 лет последней трети XIX - первой половины XX вв., на протяжении которых отечественная историография испытала и взлеты, и серьезные потрясения. В эти годы работала плеяда ученых, условно и собирательно именуемых представителями дореволюционного и эмигрантского (тесно связанного с первым) поколения отечественной исторической мысли. Отечественная историография в это время пережила интенсивный рост, заявив о себе в европейском масштабе, претерпела драму 1917 г. и "догорела" как в России, так и в эмиграции, оставив после себя интереснейшее наследство, к изучению которого обращаются в последнее время особенно активно. Таким образом, в центре нашего внимания эволюция немарксистской исторической мысли в части исследования социально-психического на этапе ее интенсивного роста и последующей эволюции в специфических эмигрантских условиях. В целом установка избегать жесткого разделения творческой деятельности ученых этой эпохи по формальному политическому принципу достаточно заметна в историографии последнего десятилетия.

Нижней границей исследования являются 70-80 гг. XIX века: в 1880 г. выходит первый том исследования по истории русской церкви Е.Е. Голубин-ского; в 1883 г. - "Основные вопросы философии истории" Н.И. Кареева, а в 1884/85 академическом году В.О. Ключевский читает свой спецкурс "Методология русской истории". При этом учитывается, что осмысление интересующей нас проблемы началось у этих ученых еще раньше.

Верхней границей исследования является середина XX века, 40-50-е гг., когда сама политическая ситуация кардинально меняет интеллектуальный климат и условия работы части эмигрантской среды Европы, сведя на нет возможности ее дальнейшей эволюции.

Хотя отдельные работы в это время продолжают выходить, внутренние процессы среди российской эмигрантской диаспоры носят качественно другой характер. Наконец, отметим, что определенную условность верхней границе исследования придает и тот факт, что уже после смерти авторов, работы которых анализируются в диссертации, выходят в свет значимые в плане рассматриваемой проблематики 2-ой том "Русского религиозного сознания" (1966) Г.П. Федотова, "Реальность и человек. Метафизика человеческого бытия" (1956) C.JI. Франка, ряд исследований И.А. Ильина. В целом же мы исходим из того, что наиболее продуктивно отечественная немарксистская историография развивалась именно в период последней трети XIX - первой половины XX века. Именно этот период находится в центре нашего внимания, чем и объясняются хронологические рамки работы.

Источники исследования. Основными источниками при написании диссертации послужили опубликованные статьи и монографические работы общетеоретическое^ и конкретно-исторического характера российских ученых конца XIX - первой половины XX вв.: H.H. Алексеева, В.В. Болотова, П.М. Бицилли, Р.Ю. Виппера, Е.Е. Голубинского, И.А. Ильина, Н.И. Кареева, Л.П. Карсавина, В.О. Ключевского, Н.О. Лосского, Н.С. Трубецкого, Т.П. Федотова, Г.В. Фло-ровского, С.Л. Франка, В.М. Хвостова, М.М. Хвостова и др.

В диссертации исследуются только те ученые, в работах которых было четко зафиксировано обращение к проблемам социально-психического. Именно поэтому целый ряд ученых рассматриваемого периода, занимающихся различным спектром религиозно-философских и религиозно-антропологических проблем, проблемами теологии, интерпретации религиозного канона и догматов, философско-метафизическими изысканиями и т.д., которые напрямую не связаны с темой данной работы, не попал в поле нашего зрения. Это и определило круг фамилий, привлеченных для анализа в данной работе.

Творческое наследие вышеназванных учёных имеет разноплановый характер в рамках развития исторического и гуманитарного знания в целом. В работах части исследователей (В.В. Болотов, Е.Е. Голубинский, М.М. Хвостов) превалирует конкретно-историческая тематика, другие (Р.Ю. Виппер, H.H. Алексеев, И.А. Ильин, Н.О. Лосский, Н.С. Трубецкой, С.Л. Франк, В.М. Хвостов) большое внимание уделяют общетеоретическим исследованиям (в области философии, теории государства и права и др.). Наконец, ряду исследователей принадлежат значимые общетеоретические и конкретно-исторические работы (П.М. Бицилли, Н.И. Кареев, Л.П. Карсавин, В.О. Ключевский, Г.П. Федотов, Г.В. Флоровский). Мы не стремились воспроизвести полный список сочинений данных исследователей, тем более что подобная работа уже проводилась. Наш выбор диктовался, в основном, задачами, поставленными перед данным исследованием.

Так, проблему менталитета в современном ее понимании П.М. Бицилли затронул прежде всего в диссертации "Салимбене. Очерки итальянской жизни XIII века", защищенной в 1917 году в Петроградском университете и опубликованной в 1916 году в Одессе, а также в работах "Элементы средневековой культуры" (1919) и "Место Ренессанса в истории культуры" (1933), ряде других работ и статей. У Л.П. Карсавина это прежде всего его центральная в плане рассматриваемой тематики работа "Основы средневековой религиозности в XII - XIII веках" (1915), а также "Культура средних веков" (1918). Кроме того, важное место занимает "Философия истории" (1923) и целый ряд других религиозно-философских больших и малых работ.

Проблема интерментальных факторов исторического процесса в рамках плюралистического подхода к истории специально исследована в общих работах Н.И. Кареева "Основные вопросы философии истории" (издания 1883, 1887, 1897 гг.), "Сущность исторического процесса и роль личности в истории" (издания 1890, 1914 гг.), "Историология. Теория исторического процесса" (1915), "Введение в изучение социологии" (издания 1897, 1907, 1913 гг.), "Старые и новые этюды об экономическом материализме" (издания 1896, 1913 гг.); в работах: В.М. Хвостова "Теория исторического процесса. Очерки по философии и методологии истории" (издания 1909, 1914, 1919 гг.), во "Введении" к работе "Социология. Введение. Ч. 1. Исторический очерк учений об обществе" (1917); М.М. Хвостова "Лекции по методологии и философии истории" (1913), во введении "Задачи истории" к работе "История Древнего Востока" (1909) и статье "К вопросу о задачах истории" (1909); В.О. Ключевского "Методология русской истории" (спецкурс, прочитанный в 1884/85 академическом году); Р.Ю. Виппера "Очерки теории исторического познания" (1911) и др. работах.

Источниковой базой по исследованию проблем религиозного сознания послужили фундаментальные труды В.В. Болотова "Лекции по истории древней церкви" (1907-1918), Е.Е. Голубинского "История Русской Церкви" (18801917). В наследии Г.Ф. Флоровского в связи с исследуемой проблематикой центральное место занимают работы, связанные с проблемами патристики и византинизма. Это "Отцы первых веков" (частично опубликована в 1985 году); "Восточные Отцы IV-ro века" (1931); "Византийские Отцы V-VIH" - 1933 г. (в 1990 году издана Káfc "Восточные Отцы V-VIII веков"); "Пути русского богословия" (1-е издание 1937 года). Г.П. Федотов обращается к интересующей нас проблеме субъективной и объективной сторон религиозности в фундаментальном двухтомном труде "Русское религиозное сознание" (1946; 1966), в исследованиях "Святой Филипп, митрополит Московский" (1928), "Святые Древней Руси" (1931), целом ряде других работ и статей. Наконец, несколько особняком (в силу своей опосре-дованности) стоят религиозно-философские работы C.JI. Франка "Духовные основы общества" (1930), "Смысл жизни" (1926), "Душа человека" (1917), "Реальность и человек" (1956), "Свет во тьме" (1949), "Русское мировоззрение" (1926) и др.

Проблема национального характера рассмотрена И.А. Ильиным в работах "Путь духовного обновления" (1937), "Основы христианской культуры" (1937), цикле статей под общим названием "Наши задачи" (1948-1954), ряде работ по философии права и государства, статьях "О России" (1934), "Сущность и своеобразие русской культуры" (1942), продолжающих этот цикл статьях "Главные национальные проблемы России", "История становления государства", "Творческая идея России" (все - 1996), а также "Свобода духа в России" (1997) и др. H.H. Алексеев исследовал данную проблематику в статьях "Русский народ и государство" (1927), "Духовные предпосылки евразийской культуры" (1935), "Христианство и идея Монархии" (1927), "О гарантийном государстве" (1937), "Евразийцы и государство" (1927), "Идея земного града в Христианском вероучении" (1926), "Обязанность и право" (1928), ряде других работ по философии права и государства. У Н.С. Трубецкого с данной проблематикой соприкасается цикл работ, связанных с евразийской концепцией: "Европа и человечество" (1920), "Наследие Чингисхана" (1925), "К проблеме русского самопознания" (1927) и др. В общем контексте философских изысканий Н.О. Лосского привлекается одно из его последних исследований, связанных с заявленной темой -"Характер русского народа" (1957).

Поскольку цель диссертации - историографический анализ определенного круга источников, это и определяет специфику данной работы. Интерпретация тех или иных исследований неизбежно заставляет нас идти за мыслью автора, определяет возможности и границы применения тех или иных приемов анализа.

Теоретико-методологические основы работы. Методологической основой диссертации является ряд базовых теоретических установок: принципы историзма и научной объективности, системно-структурный подход к анализу явлений, предполагающий рассмотрение проблемы как с точки зрения системного единства, так и с учетом конкретных предметных составляющих. Наконец, видение социально-психологического аспекта истории в качестве важного, но не единственного момента в общей структуре исторического процесса, учет опо-средованности роли и степени его влияния на историю. Названные методологические установки реализуются с помощью ряда методов историографического исследования, направленных на анализ содержательной стороны научного знания. Среди них следует назвать проблемно-хронологический метод и различные варианты анализа (конкретный, логический, ретроспективный).

Историография проблемы. Проблема предмета исторической психологии в науке до сих пор является дискуссионной. Чтобы точнее обозначить место данной работы, остановимся на основных проблемах и достижениях в этой сфере научного знания.

Историческая психология как дисциплина, имеющая научный статус, прошла длительный процесс эволюции, основные этапы которого достаточно четко зафиксированы. Обратим внимание на историографические наработки, связанные с теоретико-методологической проблематикой.

Ко 2-ой половине XIX века выявляется научное поле исследования проблем исторической психологии (И.Г. Белявский, В.А. Шкуратов 1982: 30-35; В.А. Шкуратов 1997: 49). Это связано с утвердившимся понятием историзма в науке (М.А. Барг 1987; И.Г. Белявский, В.А. Шкуратов 1982: 35, 55; В.А. Шкуратов 1997: 58), дальнейшим процессом специализации исторических исследований (Е.В. Гутнова 1974: 60-61; П.Ф. Лаптин 1971: 17), заметным стремлением, особенно в последней трети XIX века, к психологическому обоснованию научного знания вообще (И.С. Кон 1964: 4; E.H. Мухина 1981: 53; В.А. Шкура-тов 1997: 41, 46), распространением "психологического редукционизма" (Е.Ю. Боброва 1997: 13).

Такое "стремление к выявлению духовных истоков обусловило стягивание почти всех областей человекознания XIX в., независимо от предмета, проблематики, теории, к проблеме духовно-психологической организации" (И.Г. Белявский, В.А. Шкуратов 1982: 63). Этим объясняется момент сходства всех гуманитарных наук, или "исторических психологии", данного периода. В дальнейшем, с ростом внимания к формально-структурным элементам той или иной дисциплины, связанной с изучением социально-психического, подобная общность была утеряна. Именно поэтому, спустя столетие, наработки рассматриваемого периода продолжают оставаться уникальными и представляют не историографический, а теоретико-методологический интерес.

Почти параллельно формируется и две общеметодологические установки по проблеме исследования социально-психического: индуктивная и дедуктивная, правда, пока еще в рамках парадигмы первого позитивизма. Подробнее эти тенденции будут рассмотрены в 1-ой главе, однако можно заметить, что основные подходы к исследованию исторической психологии были заложены практически сразу, в момент формирования самого поля исследования новой дисциплины.

Кризис позитивизма на рубеже XIX/XX вв. не прекратил, а скорее даже усилил теоретико-методологические поиски в этой сфере. Произошло включение в психологические исследования исторических материалов, характеризующих развитие языка, культуры, традиций отдельных народов (В.М. Вундт и Й. Хёйзинга), был осуществлен исторический подход к психологическому изучению таких важных общетеоретических категорий, как представление, мышление, память (JI. Леви-Брюль и др.), выдвинуты новые, дедуктивные установки (3. Фрейд, К.Г. Юнг) по изучению социально-психического.

Так, в ряде работ Л. Леви-Брюля (Л. Леви-Брюль 1994) объектом исследования выступают коллективные представления (Л.И. Анцыферова 1971). Именно с работами4 этого ученого связано распространение понятия "ментальность". Впервые это слово употребляется не только как обозначение мышления, традиционное для французской психологии, но и как система коллективных представлений, сходный образ мыслей у индивидов определенного социума (Е.Ю. Боброва 1997: 36-37).

Принципиально важно, что именно Леви-Брюль разработал и ввел в научный оборот понятие, позволившее при изучении социально-психического уйти из области законов биологической организации. Был сделан вывод о том, что примитивное мышление одной из своих качественных характеристик имеет характер связей между представлениями. "Ассоциация мыслительных элементов производится не путем выделения объективных признаков объектов, а на основе партиципации, т.е. мистической сопричастности" (И.Г. Белявский, В.А. Шкуратов 1982: 70). Тем самым наука признала возможным исследовать исторические состояния человеческой психики на основе тех или иных трактовок особенностей познавательных (непосредственных - ощущение и восприятие и опосредованных - мышление) процессов, эмоциональной и мотивационно-волевой сферы. Основная мысль Леви-Брюля - "качественно разные общества характеризуются качественно различными способами мышления" (М. Коул 1997: 310) - является одной из главных установок в современной науке (E.H. Мухина 1981: 58).

Таким образом, на рубеже XIX/XX веков формулируется положение о том, что те или иные продукты культуры имеют значимость исторического факта. Ученый не имеет права их игнорировать, подгоняя те или иные положения под некую общую схему интерпретации исторического процесса или философии истории.

Зигмунд Фрейд выдвинул положение о доминирующей роли в человеческой жизни бессознательных импульсов и предложил объективно фиксируемый структурирующий компонент, позволяющий объяснять взаимоотношение сознательного и бессознательного. Карл Густав Юнг расширил это понятие до коллективно!» бессознательного" и ввел концепт архетипа, т.е. набора традиционных идей, той стороны социально-психического социума, которая еще не подвергалась сознательной обработке (С .А. Токарев 1971). Идеи этих ученых позволили кардинально изменить и усилить тенденцию в исследованиях пограничных психологии сфер, в том числе на стыке с историей (Ч. Райкрофт 1995).

С 40-х гг. XX в. набирают темпы развития две школы, внесшие существенный вклад в проблему исследования социально-психического: школа "Анналов" во французской историографии (Ю.Н. Афанасьев 1980; А .Я. Гуревич 1993; М.Н. Соколова 1979) и американская психоистория (Б .Г. Могильницкий, И.Ю. Николаева, Г.К. Гульбин 1985; Б.Г. Могильницкий 1986; R. Seidenberg 1974; Psycho/History 1987; Psychology and historical interpretation 1988).

В рамках школы "Анналов" нашли свое выражение важные с точки зрения логики данной работы аспекты изучения социального-психического. Стала реальностью история ментальности, "коллективного неосознанного" (школа Февра). Ментальность при этом виделась как "умонастроение", "мыслительные установки", "воображение", "склад ума", "видение мира". Считается, что определенные умонастроения, неявные установки мысли и ценностных ориентаций, автоматизмов и навыков сознания как бы "разлиты" в той или иной социальной среде, социуме определенного исторического периода. Ментальность ограничена сферой автоматических форм сознания и поведения, т.е. эта форма сознания не контролируется ее носителями.

Появляется понятие "исторической антропологии" (школа Блока) как общей глобальной концепции истории. Она объемлет изучение менталитета, материальной жизни, повседневности вокруг понятия антропологии.

В целом школа "Анналов" необычайно расширила и укрепила саму возможность исследования истории в области социально-психического.

Психоистория", являющаяся, по сути, глубоким внедрением метода психоанализа в изучение истории, явилась гораздо более противоречивым результатом попыток выявить бессознательные доминанты поведения той или иной исторической^иичности и объяснить на этой основе определенные исторические процессы (3. Фрейд, У. Буллит 1999; Э.Г. Эриксон 1996; 1996ь 2000). Несмотря на уязвимость основных теоретических положений, "психоистория" представила свой вариант исторического персоногенеза, а тенденция по усилению проверяемости (верификации) психоисторических свидетельств сохраняет ее значение в качестве одного из вспомогательных научных приемов на стыке психологии и истории (Б.Г. Могильницкий 1986: 54, 62).

Параллельно наблюдается общий интерес к различного рода антропологическим проблемам как общего, так и частного характера. Например, A.A. Бе-лик в работе "Психологическая антропология" (1993) намечает несколько подходов в этой сфере: психологический, психоаналитический, этологический, а также рассматривает непривычные формы поведения и проблемы нетрадиционной психотерапии. В рамках собственно психологического подхода (JL Леви-Брюль 1994; Э.Б. Тайлор 1989) исследуются особенности восприятия, познания, мышления в традиционных культурах. В центре внимания здесь - дологическое, первобытное мышление или мышление сохранившегося традиционного социума/Психоаналитический подход базируется на идеях Фрейда и Юнга и их дальнейшем развитии (Э. Фромм 1994). В центре внимания этологического подхода - ритуал, т.е. проблема коммуникации (И. Эйбл-Эйбесфельдт 1983). Кроме того, в рамках психологической антропологии исследуются непривычные формы поведения, в том числе народная медицина как целостная система воздействия на человека (Г. Райт 1971), а также проблема соотношения измененных состояний сознания и психотерапии, т.е. гуманизации, "настройки" рассогласованных систем в организме (В.Н. Басилов 1984; В.И. Лебедев 1989). Антропологические изыскания как теоретического, так и прикладного характера внесли свои нюансы в понимание психического.

На рубеже ХЕХ/ХХ вв. наблюдается всплеск интереса к социально-психическому, особенно в сфере социологической мысли, и в России (И.А. Голосенко 1980: 177-183; В.А. Алексеев 1978; И.Г. Лиоренцевич 1978; С.С. Новикова 1996: 49-54). Вследствие объективных и субъективных обстоятельств основная часть наработок отечественных ученых-историков должным образом не была оценена, и изменения в этом плане происходят в отечественной историографии лишь с рубежа 80/90-хх гг. XX в.

В советский период тенденция рубежа XIX/XX вв. по антропологизации гуманитарной науки реализоваться в самостоятельное историко-психологическое направление не смогла (Е.Ю. Боброва 1994; Советская историография 1996; JI.P. Грэхэм 1991: 163-220; И.О. Лосский 1991; А.Л. Вассоевич 1998: 162). Тем не менее в этот период историко-психологический подход к психологическим явлениям (роль культуры в психической жизни человека) косвенно все же реализовался в практических и теоретических исследованиях. На базе работ крупнейших советских ученых-психологов Л.С. Выготского, A.B. Запорожца, А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурии, П.Я. Гальперина, Д.Б. Эльконина, С.Л. Рубинштейна, A.B. Брушлинского, отталкиваясь от установок Л.С. Выготского, получила развитие "культурно-историческая психология" (В.П. Зинченко, Е.Б. Моргунов 1994: 103, 105, 308). В центре ее внимания оказалась и проблема анализа роли идеальных медиаторов, находящихся между человеком и социумом. В той или иной степени исследовалась роль знака, слова, символа, мифа (В.П. Зинченко, Е.Б. Моргунов 1994: 106, 309). Это направление в отечественной науке пришло к выводу о зависимости развития психических функций от культурно-исторических изменений. Было доказано, что психические сдвиги в истории проявляются в изменении форм психической деятельности (Е.Ю. Боброва 1997: 29; Л.Р. Грэхэм 1991: 163-220).

В теоретическом родстве (вследствие специфического американо-российского синтеза) с предыдущими психологическими направлениями находится и культурная психология США. Именно в ее рамках, используя и российские наработки, делается вывод о том, что в целом культурно-антропологические исследования, базирующиеся на сугубо прикладном, кросс-культурном материале, не смогли решить ряд принципиальных теоретических вопросов. С одной стороны, можно утверждать, что наиболее общие закономерности идеального отражения, поведения, деятельности, т.е. элементарные психические процессы, характерны для всего человеческого рода и не подвержены культурно-историческим вариациям (универсальны). С другой стороны, в настоящее время накоплено определенное количество этнопсихологических данных, которые свидетельствуют, что определенные моменты, связанные с высшими психическими функциями, в частности восприятие, неодинаковы в условиях различных культур, и общечеловеческие параметры социально-психического взаимодействуют с чертами, обусловленными особенностями культуры (М. Ко-ул, С. Скрибнер 1977; М. Коул 1997).

Необходимость осмысления теоретических допущений, не имеющих прямых, эмпирически зафиксированных психолого-антропологических объяснений, привела к неизбежному конституированию исторической психологии как самостоятельной научной дисциплины.

В западной историографии (работы И. Мейерсона, 3. Барбу, Ж.-П. Верна-на и др.) такой синтез осуществился уже во второй трети XX века (И.Д. Рожан-ский 1971: 167; Л.И. Анцыферова 1971: 87-89; И.И. Розовская 1972: 128; E.H. Мухина 1981: 59) на стыке антропологии и истории (Z. Barbu 1960; Е. Bourguignon 1979). В частности, 3. Барбу отмечает, что если антропология имеет дело с межкультурными, то историческая психология - собственно с внутри-культурными различиями в структуре умственных способностей (Z. Barbu 1960: 5). В основные проблемы исторической психологии он включает: "1. Историческое развитие и различные специфичные ментальные функции. 2. Историческое развитие и ментальную организацию индивида. 3. Историческое развитие и коллективные ментальные структуры" (Z. Barbu 1960: 8). На наш взгляд, эта позиция не устарела и отражает специфику исторической психологии как науки и по сей день.

Научные поиски в этом направлении осуществлялись также и в России (Т.П. Емельянова, ЛБ. Семенов 1986; В.А. Шкуратов 1990:116-118; А.Л. Вассоевич 1998:162).

Обобщающие {Цаботы по собственно исторической психологии, вследствие субъективных и объективных обстоятельств, стали появляться только в 80-90-е годы XX века.

Одними из первых обратились к этой проблеме на уровне общей теории И.Г. Белявский и В.А. Шкуратов (И.Г. Белявский, В.А. Шкуратов 1982; И.Г. Белявский 1988; В.А. Шкуратов 1990; 1997). В "Проблемах исторической психологии" (1982) об исторической психологии говорится как о науке, "поставившей своей целью проследить тенденции развития психики человека как субъекта и объекта истории" (И.Г. Белявский, В.А. Шкуратов 1982: 3).

В перечне проблем исторической психологии - границы психической пластичности, темпы и возможности психических изменений, закономерности появления новых психических качеств, направление развития человеческого сознания.

Ставится вопрос о необходимости изучения четырех классов "предметных средств психики": общественно-производственных и духовно-ценностных коррелятов мотивационной сферы, временных представлений, нормативно-этических аналогов самосознания, а также вербальных, перцептивных и других способов кодирования информации. При этом синхронный или диахронный способы рассмотрения исторического материала делают возможным личностный или функциональный подходы. Отмечается, что системный анализ явлений культуры позволяет восстановить типы психической деятельности прошлого. Наконец, делается принципиально важный вывод о том, что историческая реконструкция как деятельность по созданию средств исследования социально-психического должна "опираться на определенный концептуальный аппарат" (И.Г. Белявский, В.А. Шкуратов 1982: 204).

В более поздних работах В.А. Шкуратова историческая психология определяется как "изучение психологического склада отдельных исторических эпох, а также изменений психики и личности человека в специальном культурном макровремени, именуемом историей" (В.А. Шкуратов 1997: 15). Появление психолого-исторических исследований означало применение к познанию людей прошлого критерия научной достоверности. Историк ищет в установках, поведении, системах тех или иных ценностей свойственные различным областям социально-псцхические сходства, позволяющие ему определить тип общественной психологии эпохи. Поэтому историческая психология занимается преимущественно так называемыми историческими цивилизациями, т.е. такими, от которых остались письменные источники. С этим связана специализация исторической психологии в познании прошлого: "на интерпретации документальных свидетельств построены ее методы" (В.А. Шкуратов 1997: 177).

Реконструкция, отмечает В.А. Шкуратов, ужесточает рамки исследовательской работы в истории, требуя репрезентативности данных и соблюдения последовательности этапов сбора первичных данных и содержательного объяснения. Дело в том, что доступный исследователю исторический памятник так отдален механизмами культурной трансляции от породившей его человеческой активности, а последняя так плотно включена в объективированные структуры, что реально восстанавливаются даже не характеристики личности и сознания, а параметры порождающих их социокультурных систем. "Выделение этапа реконструкции, материалы и методы которого непсихологичны, хотя и направляются психологическими гипотезами, кажется целесообразным" (В.А. Шкуратов 1997: 87). Это как раз предполагает чисто исторические методы: традиционную работу историка со сложными символическими документами культуры и рефлексивное осмысление собственной работы.

К осмыслению теоретического поля исторической психологии обращаются и другие отечественные ученые. У E.H. Мухиной эта дисциплина определяется как "наука, изучающая историческое развитие психологии общественного человека, общественных групп, отраженной в продуктах человеческой деятельности -социальной, духовной и, в первую очередь, материальной" (E.H. Мухина 1981: 51).

O.A. Кривцун говорит об исторической психологии как дисциплине, "ориентированной на реконструкцию психического склада людей прошлого" (O.A. Кривцун 1997: 5). В центре её внимания - психический склад того или иного социума, интегративность которого и вырабатывает те или иные ценностные ориентиры.

По мнецйю А.Л. Вассоевича, историческая психология - это наука, " исследующая взаимосвязь между историческими явлениями и психической деятельностью человека, изучающая духовный мир людей предшествующих исторических эпох" (А.Л. Вассоевич 1998: 23).

Т.П. Емельянова и Л.Е. Семенов видят две стороны предмета междисциплинарной области "исторической социальной психологии". С одной стороны, это "социальная психология личности как представителя исторического сообщества" (Т.П. Емельянова, Л.Е. Семенов 1986: 53). Здесь, во-первых, может быть представлен индивидуально-психологический портрет. На Западе, по мнению исследователей, этот подход породил "психоисторию". Во-вторых, это может быть воссоздание характерных особенностей психических процессов, состояний, реконструкция типичной личности эпохи. С другой стороны, в центре внимания авторов статьи - "психология общественных групп, взятая в историческом контексте" (Т.П Емельянова, Л.Е. Семенов 1986:53).

Подчеркивается, что теоретическое осмысление социально-психических явлений в контексте исторического развития человечества предполагает создание особого категориального аппарата. Категории исторической социальной психологии как междисциплинарной области должны являться результатом специфического категориального синтеза.

Е.Ю. Боброва считает исторической психологией "научную дисциплину, целью которой является соизмерение истории человека и истории человечества" (Е.Ю. Боброва 1997: 5). Эта наука обнаруживает и изучает законы взаимоизменчивости человека и общества в ходе исторического процесса, выявляет причинно-следственные связи между историческими и психологическими феноменами, описывает закономерности формирования личности и как объекта, и как субъекта истории, т.е. изучает "психику человека в зависимости от исторической эпохи" (Е.Ю. Боброва 1997: 9).На основе анализа трудов, где психологические феномены рассматриваются в масштабе исторического времени, посредством научного описания и объяснения выявляется и систематизируется информация о "психологических моделях интерпретации исторического процесса" (Е.Ю. Боброва 1997: 10). В центре внимания автора — закономерности исторического персоногенеза, т.е. теоретическое описание историко-психологических свойств личности, сферы их проявления и процесса формирования исторического своеобразия личности.

Следовательно, отечественная наука обращается к исследованию социально-психического, исходя из двух основных познавательных установок, сформулированных еще в XIX веке - индуктивной и дедуктивной.

Так, в рамках индуктивной установки рубежа Х1Х/ХХ вв. идет активная разработка концептуального аппарата исторической психологии. Он включает в себя целый ряд теоретических категорий, описывающих те или иные социально-психические феномены, которые так или иначе кодируют информацию, полученную членами определенного социума в процессе его жизнедеятельности. Это - семиотические (знаковые) системы, темпоральные варианты культурных категорий и понятий, ментальные доминанты, связанные с отношением к миру ("культуры стыда" и "культуры вины", "культуры полезности" и "культуры достоинства"), категории, отражающие специфику интеллектуальных навыков эпохи или периода (первобытное, мифологическое, символическое и рациональное мышление, мышление логическое и дологическое, наглядно-образное и абстрактно-понятийное мышление и т.д.).

Принятый категориальный аппарат используется при работе с понятиями "ментальность" и "картина мира" ("видение мира"), претендующими уже на тот или иной уровень обобщения в рамках собственно исторической психологии. Если первое понятие отражает подсознательные установки определенного уровня той или иной общности, то второе имеет более размытую интерпретационную базу. Условно можно говорить, что здесь в центре внимания вариативный подбор тех или иных компонентов. Это позволяет судить о том, как человек определенного периода представляет мир и самого себя. Подробнее, применительно к тематике нашего исследования, данная проблема будет рассмотрена ниже. Заметим только, что фоном разработок этой проблематики является понятий антропологического персоногенеза и личности эпохи как усредненного типа (базисной модели).

Гораздо менее на данный момент разработана проблематика исторической психологии применительно к другой, дедуктивной, тенденции исследования социально-психического. Понятия "интерментальные факторы исторического процесса", "религиозное сознание", "национальный характер", или "народный дух", вследствие общей неразработанности проблемы реконструкции характера и темперамента, напрямую не используются. Более того, целесообразность использования таких категорий является до сих пор дискуссионной в науке.

Наряду с общим анализом интересующих нас проблем исторической психологии в отечественной историографии одновременно появляются работы, где так или иначе затрагиваются различные аспекты научных взглядов анализируемых нами ученых. Мы обратим внимание только на те, где рассматриваются проблемы социально-психического в их интерпретации.

Творчество Л.П Карсавина достаточно подробно изучено в отечественной науке в связи с понятием "метафизики всеединства" и философскими исканиями этого периода (Б.А. Бейлин 1997: 12-13; М.Г. Вандалковская 1997: 15-82; Г.В. Вернадский 1998: 229-230; И.В. Вилента 1996: 24; Н.О. Лосский 1991: 381400; А.П. Лысков 1998; В.И. Повилайтис 1998; Г.Г. Почепцов 1998: 158-169; Б.Е. Степанов 1998; Л.Н. Хмылев 1978: 146-168; С.С. Хоружий 1994: 131-188; О.И. Ивонина 2000: 218-279; 2001).

Так, в работе А.П. Лыскова обращается внимание на такие общефилософские аспекты взглядов Л.П. Карсавина, как принципы онтологии, проблемы всеединства и симфонической личности (А.П. Лысков 1998: 138, 139). Различные аспекты общефилософских установок на изучение истории этого ученого рассматриваются Л.Н. Хмылевым (Л.Н. Хмылев 1978: 146-168), С.С. Хоружим (С.С. Хоружий 1994: 131-188), О.И. Ивониной (О.И. Ивонина 2000: 218-279), В.И. Повилайтисом (В.И. Повилайтис 1998).

В рамках общефилософского анализа еще Н.О. Лосский говорит о том, что, раскрывая идею религиозности, Карсавин проводит "различие между тремя путями понимания абсолюта или Бога в отношении к миру - теистическим, пантеистическим и христианским" (Н.О. Лосский 1991: 395).

Б.А. Бейлин отмечает, что в основе исследования той или иной эпохи у Карсавина было изучение различных исторических коллективностей - социальных групп. При этом исторический анализ строился посредством рассмотрения понятий "общего фонда" (общей формы сознания) этих групп и "среднего человека" (индивида, сознание которого этим фондом ограничивается) (Б.А. Бейлин 1997: 12). Далее следует важный для нас вывод о том, что Карсавин "классифицирует религиозные культуры по типу их религиозности - по типу "отношения между Богом и миром" в их богословских системах" (Б.А. Бейлин 1997: 22). Таким образом, проблема классификации культур у Карсавина определяется типом решения проблемы взаимоотношения Бога и мира. К сожалению, далее это положение Б.А. Бейлйным не развивается.

В рамках семиотического анализа идей Карсавина Г.Г. Почепцов делает акцент на тот факт, что ученый "разграничивает действие разума и инстинкта как двух характеристик коллективного сознания" (Г.Г. Почепцов 1998: 159).

В отечественной историографии обращается внимание и на постановку Л.П. Карсавиным ряда собственно социально-психологических проблем (Л.А. Сыченкова 2000: 107-109; 2001: 174-182, 352-374; А.Л. Ястребицкая 1991; В.А. Шкуратов 1997; A.A. Морозов 2001; A.B. Свешников 1997; Б.Е. Степанов 1998).

Так, А.Л. Ястребицкая (А.Л. Ястребицкая 1991: 44), О.И. Ивонина (О.И. Ивонина 2000: 224) и Л.И. Сыченкова (Л.И. Сыченкова 2001: 380) говорят о некоторых идеях Школы "Анналов", предвосхищенных Карсавиным. В.А. Шкуратов отмечает, что Карсавин может считаться одним из родоначальников исторической психологии, хотя позднее он и отошел от этой проблематики -"преодолел историю Богом" (В.А. Шкуратов 1997: 100). A.A. Морозов отмечает, что, как историк-медиевист, Карсавин представил новый подход в изучении истории средневековой западноевропейской культуры. "В центре его внимания оказалась религиозность как определенная форма сознания широких слоев средневекового общества" (A.A. Морозов 2001: 10). На этот же момент взглядов ученого обращает внимание A.B. Свешников (A.B. Свешников 1997: 17), Б.Е. Степанов (Б.Е. Степанов 1998: 3, 14-15). Наконец, JI.A. Сыченкова также подчеркивает, что "Л.П. Карсавин толковал религиозность очень широко и считал ее важнейшей константой человеческого бытия вообще" (Л.А. Сыченкова 2000: 108).

Интересующие нас аспекты творчества П.М. Бицилли в общем плане рассматривались Б.С. Кагановичем (Б.С. Каганович 1995: 129-193; 19952; 1996), Г.Г. Почепцовым (Г.Г. Почепцов 1998: 138-154), A.A. Морозовым (A.A. Морозов 2001), Л.А. Сыченковой (Л.А. Сыченкова 2000: 110-122; 132-143; 2001: 182200,214-229,352-374).

При этом Б.С. Каганович отмечает, что "важными и продуктивными были занятия Бицилли исторической и социальной психологией Средневековья -именно к этой области следует отнести его изыскания, хотя терминами этими сам он не пользовался" (Б.С. Каганович 1995: 143). Обращается внимание на выявленные Бицилли понятия символизма и иерархизма средневекового мышления на общем фоне картины мира эпохи (Б.С. Каганович 1995:139-140). Им также констатируется, что, по мнению П.М. Бицилли, средневековый человек не способен воспринимать жизнь как процесс, так как его мышление статично (Б.С. Каганович 19952: XIV). A.A. Морозов говорит о том, что в основу своей типологии средневековья П.М. Бицилли кладет, "кроме основных общих характеристик эпохи, ментальные особенности человека средневековья" (A.A. Морозов 2001: 12). Г.Г. Почепцов также отмечает, что П.М. Бицилли "исследовал в первую очередь символику средневекового мира" (Г.Г. Почепцов 1998:149), использовав для описания средневекового мира два основных параметра: символизм и иерархизм.

Наконец, существенное внимание целому ряду аспектов научного творчества П.М. Бицилли уделила Л.А. Сыченкова. Компоненты средневекового миросозерцания в интерпретации П.М. Бицилли ей рассматриваются как предвосхищение "истории ментальностей". В ее анализе присутствует выделение таких важных в свете нашей работы моментов, как психологический "закон недодумывания" (который "раскрывает механизм возникновения символического мышления" - Л. А. Сыченкова 2000: 114), "универсализм" в качестве компонента средневекового мировоззрения (JI.A. Сыченкова 2000: 117), а также "восприятие "времени" и "пространства"" (JI.A. Сыченкова 2000: 118). В целом же компоненты средневековой ментальности анализируются ей в качестве категорий средневековой культуры в трактовке Бицилли (JI.A. Сыченкова 2001: 187).

Подробный историографический анализ проблемы факторов исторического процесса дан нами в специальном авторском исследовании на эту тему (В .И. Шувалов 1996: 6-13). В плане актуализации возможностей социально-психологического аспекта изучения истории в рамках многофакторного подхода в российской историографии последней трети XIX - начала XX вв. заметим, что если исследования общего характера как по проблеме плюрализма в истории (A.B. Коротаев 1997; Ю.И. Семенов 1999: 201-238), так и по отдельным персоналиям продолжают выходить (Н.М. Дорошенко 1997; В.А. Филимонов 1999; Социология истории Николая Кареева 2000: 239-365), то специальные работы по проблеме собственно интерментальных факторов отсутствуют.

Достижения ученых, исследования которых в данной диссертации рассматриваются сквозь призму проблем религиозного сознания (Г.В. Флоровско-го, C.JL Франка, Г.П. Федотова, В.В. Болотова, Е.Е. Голубинского), изучены неравномерно.

Так, с именем Г.В. Флоровского связаны историко-биографические и общефилософские исследования (И.В. Вилента 1996: 7; Н.О. Лосский 1991: 498503; И. Мейендорф 1988: V-X; М. Раев 1995; А. Чуднов 1993: 42-43; Георгий Флоровский. 1995). Н.О. Лосский отмечает, что данный ученый "исследует религиозную жизнь русского народа на протяжении всей его истории, а также его богословие" (Н.О. Лосский 1991: 500). М. Раев обращает внимание на постановку про%1емы русской религиозности и византинизма в работах Г.В. Фло-ровского, но констатирует, что тот "не дает исчерпывающего анализа сущности этих явлений" (М. Раев 1995: 287). Таким образом, проблема специфики исследований Флоровского в интересующей нас плоскости фактически остается открытой.

Говоря о наследии C.JI. Франка, подчеркнем, что здесь в центре внимания исследователей - различные религиозно-антропологические, социально-философские, историософские, метафизические аспекты его многогранного творчества (П.П. Гайденко 2001: 242-300; Н.О. Лосский 1991: 339-372; А.Ф. Замалеев 1999: 228-229; С.А. Тимошенко 1997; E.H. Некрасова 1993, 1997; Г.П. Токмакова 1991; Т.Н. Завольская 1993; ТВ. Голубкова 1994; В.В. Сухоруков 1987; Ю.П. Ивонин 1998). Социально-психологический аспект его взглядов применительно к заявленной тематике данного исследования не рассматривался.

Творчество же Г.П. Федотова изучено гораздо разнообразнее (А.Ф. Замалеев 1999; М.Г. Галахтин 1993; С.С. Бычков 1996; О.Д. Волкогонова 1998; Т.П. Дов-гий 1996; Н.В. Зайцева 1998; О.И. Ивонина 2000; 2001; В.Б. Рыбачук 1996; Л.А. Сыченкова 2000; 2001). Это - историко-биографические исследования (С.С. Бычков 1996: 5-50), общий анализ его историософии (Т.П. Довгий 1996; Н.В. Зайцева 1998), проблематика христианского социализма в его творчестве (А.Ф. Замалеев 1999: 236-239), специфика направленности исторического процесса и проблема свободы в его интерпретации (В.Б. Рыбачук 1996: 61; О.И. Ивонина 2000: 280334), оценка Абеляра как знаковой личности в связи с концепцией культурного перелома XII-XIII вв. (Л.А. Сыченкова 2000: 132-143; 2001: 214-229).

Социально-психологическая проблематика в работах Г.П. Федотова также получила определенное отражение в современных исследованиях.

Так, М.Г. Галахтин отмечает, что "вся оригинальность Федотова (и это отличает его от большинства русских историков) в исключительном внимании к духовным процессам в истории" (М.Г. Галахтин 1993: 176). Интерпретируя философию истории Федотова, исследователь полагает, что тот выделял особый русский духовный тип, нашедший свое концентрированное выражение в национально^ идеале святости. По мнению Галахтина, вывод Г.П. Федотова парадоксален: ближе всего находясь через Византию к античной культуре, Русь не приняла ее интеллектуальных плодов, но, глубже, чем даже Запад, усвоила христианский идеал (М.Г. Галахтин 1993: 158).

Наконец, О.Д. Волкогонова пишет о том, что "Федотов во многих своих работах исследовал национальную религиозность, духовную жизнь русского народа, различные проявления "народного духа"" (О.Д. Волкогонова 1998: 86). В специальной главе ее исследования "Историософская концепция России Г.П. Федотова" отмечается, что, по мнению этого ученого, основой русского национального самосознания стала идея общей судьбы русского православного народа, единое религиозное мироощущение на основе "архетипа духовной жизни" русских святых (О.Д. Волкогонова 1998: 92). На этот момент обращает внимание и Т.П. Довгий (Т.П. Довгий 1996: 19). Феномен русской святости, по мнению этих исследователей концепции Федотова, и придавал русскому социуму самобытный характер.

В целом предпринятый вышеназванными исследователями анализ идей Г.П. Федотова весьма продуктивен и непосредственно учитывался нами при более детальном рассмотрении социально-психологической проблематики в творчестве этого ученого.

Что же касается творчества В.В. Болотова (Русские писатели-богословы 1997: 11) и Е.Е. Голубинского (Г.В. Вернадский 1998: 358-360; Русские писатели-богословы 1997: 23), то, помимо общих работ историко-биографического характера, специальных исследований по анализу социально-психологического аспекта в их трудах пока не появилось.

Творчество последней группы авторов, анализируемых нами в свете проблем национального характера (И.А. Ильина, H.H. Алексеева, Н.С. Трубецкого, Н.О. Лосского), также изучено неравномерно.

Так, достаточно разнопланово представлено наследие И.А. Ильина. Это -историко-биографические работы (Ю.Т. Лисица 1996: 5-36), анализ государственно-правовые изысканий ученого и его политических взглядов (И.Б. Булгак 1995; В .А. Ковалев 1993; Н.К. Гаврюшин 1992: 79-83; Д.Б. Цыганков 1993: 129133; А.И. Доронченков 2001: 51-51, 109-110; О.Д. Волкогонова 1998: 210-239), философский аспект (Ю.П. Ивонин 1998; А.Ф. Замалеев 1999: 224-227; Н.О. Лосский 1991: 493-495).

В свете рассматриваемой в нашей работе проблематики важно отметить, что целый ряд авторов (A.A. Вальков 1996; И.Г. Ребещенкова 1993; С.М. Ба-бинцев 1997; А.И. Доронченков 2001) отмечает вклад Ильина в разработку проблемы национального характера, в частности, применительно к России. Так, A.A. Вальков констатирует, что, по мнению Ильина, люди связуются в единую нацию и создают единую родину "в силу подобия их духовного уклада" (A.A. Вальков 1996: 37). С.М. Бабинцев в своем прочтении историософии ученого видит национальный характер как "устойчивое и вместе с тем динамичное состояние "души" народа", в основе которой лежит религиозность (С.М. Бабинцев 1997: 108, 113). О "национальных чертах русского способа постижения мира и отношения к этому миру" в свете интересующей нас проблематики русского национального характера говорит И.Г. Ребещенкова (И.Г. Ребещенкова 1993: 36). Наконец, ряд исследователей отмечает в качестве доминанты русского национального характера в интерпретации Ильина свободу (И.Г. Ребещенкова 1993: 38; А.И. Доронченков 2001: 90). Несмотря на всю фрагментарность данных выводов, они лежат в общем русле нашего анализа и косвенно подтверждают целый ряд принципиальных установок относительно творчества Ильина, сформулированных в данной диссертации.

Наследие H.H. Алексеева рассматривается в целом под углом зрения идеологии евразийства и теории государства (А. Дугин 1998; М.Г. Вандалков-ская 1997; А.И. Доронченков 2001). Так, А. Дугин прямо отмечает, что Алексеев "поставил перед собой задачу создания теории евразийского государства" (А. Дугин 1998: 9). М.Г. Вандалковская в своем анализе выделяет такие компоненты теории Алексеева, как проблема взаимоотношений монарха и народа, государство прз&ды как исконного стремления русской души (М.Г. ВаНдалков-ская 1997: 60, 126). Эти моменты присутствуют и в нашем анализе, занимая при этом гораздо большее место, что объясняется разной спецификой наших работ. Наконец, А.И Доронченков останавливается на оценке ученым "избранной в Советском Союзе государственной формы решения национального вопроса" (А.И. Доронченков 2001: 54).

Анализ творчества Н.С. Трубецкого под углом зрения собственно исторической проблематики (лингвистический аспект его научных изысканий мы не рассматриваем) носит "евразийский" оттенок (И.В. Вилента 1996: 24; М.Г. Ван-далковская 1997; О.Д. Волкогонова 1998; А. Дугин 1999; А.Ф. Замалеев 1999; А.И. Доронченков 2001). Так, А. Дугин подчеркивает определяющий вклад Трубецкого в разработку доктрины евразийства (А. Дугин 1999: 5); О.Д. Волкогонова в общем контексте евразийства рассматривает поднятую ученым общефилософскую проблему национального самопознания (О.Д. Волкогонова 1998: 51-61); А.Ф. Замалеев, оценивая роль туранского элемента в русской истории по Трубецкому, констатирует, что "евразийцы уводили Россию в дебри азииз-ма, обрекая ее на новое духовное кочевье, новое томление по цивилизации" (А.Ф. Замалеев 1999: 236). М.Г. Вандалковская выделяет ряд компонентов общей концепции ученого, которые используются и нами (причем в более детальном и комплексном рассмотрении и под другим углом зрения): соответствие византийской культуры "национальной психике" восточных славян, туранский элемент как специфические черты тюркской психологии, роль этого элемента в русской истории, место петровских преобразований на общем историческом фоне развития России (М.Г. Вандалковская 1997: 31, 32, 116, 152-153). А.И. Доронченков рассматривает ряд конкретных национальных проблем советской России в интерпретации ученого на широком фоне всего евразийского движениями. Доронченков 2001: 214).

В осмыслении теоретического наследия Н.О. Лосского центральное место занимает анализ философских и гносеологических проблем в его интерпретации (П.П. Га^енко 2001: 211-241; А.Г. Никулин 1997; H.H. Старченко 1991; А.Ф. Замалеев 1999: 220-224; А.И. Доронченков 2001: 211). Пожалуй, только А.И. Доронченков отмечает, что в представлении эмигрантской интеллигенции, в том числе и Н.О. Лосского, "русская нация обладала суммой противоречивых качеств, которые, сосуществуя и взаимодействуя, предопределяли не только непредсказуемость ее деяний, но и действия, противоречащие ее собственным интересам" (А.И. Доронченков 2001:80).

В целом итоги осмысления отечественной наукой проблематики, связанной с социально-психологическим аспектом изучения истории в российской историографии последней трети XIX - первой половины XX вв., можно сформулировать следующим образом:

- в рамках конституирования исторической психологии как самостоятельной научной дисциплины идет активный процесс поиска новых путей и методов исследования социально-психического, в том числе в области формирования категориального аппарата;

- на примере ряда фамилий (Л.П. Карсавин, П.М. Бицилли, Г.П. Федотов, И.А. Ильин) в косвенной форме затрагиваются некоторые проблемы, связанные с социально-психологическим аспектом изучения истории в творчестве этих исследователей;

- выявлен ряд компонентов и положений взглядов рассматриваемых нами исследователей, которые позволяют в полной мере интерпретировать их творчество в общем русле гуманитарного знания, изучения разнообразных проблем развития культуры.

Однако ряд принципиальных моментов, связанных с анализом социально-психологической проблематики изучения истории в российской историографии последней трети XIX - первой половины XX вв., остается нерешенным:

- не определены основные установки по исследованию социально-психического;

- не выдадены до сих пор те ученые, которые систематически, на теоретическом и конкрешо-историческом уровне, ставили и решали проблемы из области социально-психологической интерпретации исторических закономерностей;

- отсутствует научный анализ категориального аппарата, который при этом использовался;

- вследствие вышеописанных моментов не решен вопрос постановки ключевых проблем исследования в этой сфере научного знания, что не позволяет осуществить сопоставительный анализ тех или иных конкретных концепций или категорий, выявить тенденции в исследовании проблем из области социально-психического.

Таким образом, необходимы аргументы, исследования, обобщающие работы, которые помогли бы восстановить разрушенную целостность исторической науки в этой области гуманитарного знания, предложить дальнейшие направления исследования проблем исторической психологии. Одна из интереснейших и еще должным образом до конца не исследованных историографических ниш отечественной науки последней трети XIX - первой половины XX вв. и рассматривается в данной работе.

Научная новизна исследования. Диссертация представляет собой первый опыт системного комплексного исследования на основе историографического анализа социально-психологического аспекта изучения истории в российской историографии последней трети XIX - первой половины XX вв. Научная новизна данной работы состоит в следующем:

- в выявлении основных методологических установок по проблеме исследования социально-психического в свете конституирования исторической психологии как самостоятельной научной дисциплины в отечественной науке;

- в авторском видении специфики воплощения этих установок в практику конкретно-исторических исследований на примере отечественной историографии последней трети XIX - первой половины XX вв.;

- в подробном комплексном рассмотрении категориального аппарата, с помощью которого представляется реальным анализировать явления в области социально-психического;

- в авторском видении в рамках уже сложившейся теории менталитета проблемы особенностей восприятия окружающего мира в трактовке Л.П. Карсавина и П.М. Бицилли и анализе возможностей типизации в этой области на основе предложенных этими учеными критериев;

- в актуализации специфики социально-психологического аспекта изучения истории в рамках многофакторного подхода в российской историографии последней трети XIX - начала XX вв.; в анализе решения проблемы религиозного сознания в российской светской и церковной историографии последней трети ХЖ - первой половины XX вв.;

- в осмыслении и актуализации проблемы национального характера на основе анализа достижений российской эмигрантской историографии первой половины XX вв.;

- в исследовании ряда основных концепций объяснения социально-психического применительно к отечественной историографии второй половины XX века и формулировании некоторых результатов, достигнутых в этом направлении.

Практическая значимость исследования. Научно-практическая значимость исследования заключается в том, что его основные выводы позволяют более полно представить тенденции развития отечественной науки, восполняют пробел в изучении методологических аспектов теории исторического процесса в российской науке конца XIX - первой половины XX вв. Результаты исследования могут быть использованы в преподавании курсов философии и методологии истории, отечественной историографии, спецкурсов, при написании специальных и обобщающих трудов и пособий.

Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены на международных и всероссийских научных конференциях. Кроме того, по теме диссертации опубликованы две монографии: "Социально-психологический аспект изучения истории в российской историографии последней трети XIX - первой половины XX веков" (Москва: МПУ, 2001), "Многофакторный подход к истории" (Пенза: ПГПУ, 1999), ряд статей. Общее число публикаций - 23 работы.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, семи глав, заключения, списка источников (244 наименования) и использованной литературы (515 наименований). Общий объем текста - 391 с.