автореферат диссертации по социологии, специальность ВАК РФ 22.00.04
диссертация на тему:
Социальные процессы в сельском районе на Дальнем Востоке России

  • Год: 2004
  • Автор научной работы: Алешко, Владимир Александрович
  • Ученая cтепень: кандидата социологических наук
  • Место защиты диссертации: Хабаровск
  • Код cпециальности ВАК: 22.00.04
Диссертация по социологии на тему 'Социальные процессы в сельском районе на Дальнем Востоке России'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социальные процессы в сельском районе на Дальнем Востоке России"

ХАБАРОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

АЛЕШКО ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ

СОЦИАЛЬНЫЕ ПРОЦЕССЫ В СЕЛЬСКОМ РАЙОНЕ НА ДАЛЬНЕМ

ВОСТОКЕ РОССИИ (НА ПРИМЕРЕ ХАБАРОВСКОГО РАЙОНА)

специапьность 22.00.04— Социальная структура, социальные процессы и

институты

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата социологических наук

Хабаровск 2004

Диссертация выполнена в Хабаровском государственном техническом университете

доктор философских наук, профессор Бляхер Леонид Ефимович доктор географических наук, профессор Демьяненко Александр Николаевич кандидат социологических наук, доцент Лупандина Наталья Борисовна Дальневосточный научно-исследовательский институт экономики организации и планирования агропромышленного комплекса

марта 2004 г. в /V часов на заседании диссертационного совета КМ 212.294.03 в Хабаровском государственном техническом университете по адресу: 680035, Хабаровск, ул. Тихоокеанская, 136, ауд. 315л

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Хабаровского государственного технического университета

Автореферат разослан 2004 года

Ученый секретарь диссертационного совета

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

Защита состоится « 30 »

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования. Социальные трансформации уже более десяти лет происходящие в России особенно остро сказались на сельском населении страны. Сельские районы России и ранее не отличались особенно прочным социально-экономическим положением. Еще с конца 50-х годов XX века экономисты и социологи начинают говорить о кризисе в сельском хозяйстве. Отрасль становится откровенно убыточной. Страна ввозит зерно, продукты животноводства. Однако мощная государственная поддержка агропромышленного комплекса позволяла крестьянам, объединенным в колхозы, сводить концы с концами. ' Более того, официальная установка на «стирание границы между городом и селом» приводила к развитию сельскохозяйственных предприятий на индустриальной основе. Особенно активно этот процесс протекал в сельских районах, примыкающих к территориям больших городов.

Начиная с 90-х годов, исчезает последний оплот социальной стабильности на селе. Ослабевает государственная поддержка сельского хозяйства. Разваливаются колхозы и совхозы. Идея, что крестьянин, получив землю, превратится в «крепкого фермера» оказывается иллюзией. На одного «архангельского мужика», сумевшего создать капиталистическое сельскохозяйственное предприятие, приходятся сотни и сотни разорившихся, потерявших все российских фермеров. Низкая капитализация отрасли, сезонный характер производства и медленная отдача приводили к тому, что «фермерам» выгоднее оказывалось вкладывать деньги в «челночную» торговлю, чем в землю. Не оправдалась и надежда на то, что сельское хозяйство страны смогут поднять переселенцы из стран ближнего зарубежья. Тяжелые условия жизни, постоянные конфликты с местными властями и населением привели к тому, что многочисленные в середине 90-х сельскохозяйственные общины, состоящие

I БИБЛИОТЕКА !

1 1 3

бывших советских республик, исчезают. Все 90-е годы идет процесс «вымывания» из села наиболее активной и молодой части населения. «Мертвые деревни» стали уже привычной реальностью Новгородской, Псковской, Калужской и других областей. Не мало таких поселений и на Дальнем Востоке. Деревни, находящиеся рядом с городами, превращаются в дачные поселки. Прочие, просто, оставляются. Особенно остро стоит ситуация в сельскохозяйственных районах Хабаровского края. Здесь и в лучшие годы сельское хозяйство не являлось приоритетным направлением экономики. Оно создавалось и поддерживалось, в качестве продовольственной базы ВПК, армии, добывающего комплекса. Основой жизни сельскохозяйственного района, особенно пригородного типа в крае становятся промышленные сельхозпредприятия. Их существование оказывалось возможным за счет значительных государственных дотаций, устойчивого рынка сбыта в лице предприятий военно-промышленного и добывающего комплекса, армейских гарнизонов. Распад ВПК, обнищание армии сделало эти предприятия убыточными. Их сокращение лишило работы большую часть сельчан, вызвало отток трудоспособного населения в города. В пригородных районах этот процесс принимал форму маятниковой миграции: проживание в сельском районе, но работа на городском предприятии. Оставшаяся часть сельчан все более выходит из разряда экономически активного населения, делая ставку на работу в собственном хозяйстве. Последнее из «подсобного» превращается в основной источник существования.

Снижение экономической роли сельского населения, сокращение его численности привело к тому, что сельскохозяйственные территории перестали представлять самостоятельный интерес для науки об обществе. И, если на территории европейской части России и в Западной Сибири село еще становится предметом исследования, то крестьянская территория Хабаровского края попадает разве только в исторические и географические работы или обзоры политологов к ближайшим выборам. Компенсировать

этот пробел, показать особенности современного существования одного из типов сельского района Хабаровского края, призвана наша работа. Этим определяется ее актуальность.

Степень разработанности проблемы. История развития российского крестьянства издавна привлекала исследователей. Уже в записках В. Татищева, М. Ломоносова и Н. Карамзина содержатся интересные очерки крестьянского быта в России. Много сделали для описания и изучения крестьянского быта писатели-славянофилы С. Аксаков, Н. Погодин и другие. Яркие очерки жизни российского крестьянства оставили теоретики народничества (Н. Михайловский, А. Скобичевский, Н. Успенский и т.д.). В их работах, а также в трудах историков (Т. Грановский, В.П. Воронцов, С.Ф. Платонов и др.) содержатся важные характеристики крестьянского социума: общинность, взаимовыручка, консерватизм. Здесь же проводится исследование крестьянской общины как особого национального явления, выстраивается ее типология. Однако все эти работы обладали существенным недостатком - сильнейшей идеологической нагруженностыю. Более подробное и точное описание было предпринято в конце XIX - начале XX века в ходе подготовки к правовой реформе (А. Меньшиков, В .А. Закревский, В.Д. Рубинский, Г.Е. Грум-Гржимайло и другие). Однако и здесь собственно социологические задачи не ставились. Они оттеснялись на периферию исследовательской мысли более насущными проблемами: правовыми, географо-экономическими и т.д. Важным методологическим недостатком этих работ было отсутствие дифференциации между крестьянством как особым социальным типом и сельским жителем как типом экономико-географическим. Это разделение и разработка собственно теории крестьяноведения была представлена в работах школы А. Чаянова. В этих трудах в 20-е годы XX века была заложена методологическая основа исследования сельских сообществ. Однако по политическим причинам эта традиция не получила развития в советские годы.

В период 30-х — 60-х год исследования крестьянства в России (Советском Союзе) носили весьма специфический характер. Исследовался процесс «стирания граней между городом и деревней». Лишь в 70-е - 90-е годы стали формироваться национальные школы исследования села. Возрождение этой проблематики было связано с работами Т. И. Заславской, Р.В. РЫБКИНОЙ И «новосибирской школы». Постепенно сеть исследовательских центров расширилась. Сложились самостоятельные школы в Саратове (П. Великий, И. Штейнберг и т.д.), Москве (Т. Шанин, В.П. Данилов, А. Никулин, В. Ковалев и другие). Однако специально социологический интерес здесь, по-прежнему, во многом оттеснялся экономико-географическим, юридическим и историческим аспектами проблемы.

Не баловали вниманием «крестьянский вопрос» и зарубежные исследователи. Еще в начале XX века Г. Зиммель постулировал, что социология - это наука об индустриальном обществе. На тех же позициях стояли классики американской социологии Т. Парсонс, Р. Мертон, А. Берджесс и другие. Достаточно эпизодически встречаются «крестьянские сюжеты» у П. Сорокина. В крестьянстве видели только «уходящий класс». Не случайно, английский исследователь Т. Шанин. назвал свою книгу о крестьянстве «Великий незнакомец».

Интерес к крестьянству начинает возрождаться в 60-е годы в связи с исследованиями «неформальной экономики». Впервые к этой теме обратились Н. Смелзер, М. Грановеттер и некоторые другие исследователи. Круг реалий, рассматривающихся в рамках данного направления, постепенно расширялся. Первые исследования ориентировались исключительно на экономику отсталых стран Африки и Юго-Восточной Азии. Несколько позже в сферу неформальной экономики была включена проблематика, связанная с

1 Hart K. Informal Income Opportunities and Urban Employment in Ghana // Journal of Modern African Studies, 1973, vol. 11, № 1; Williamson O.E. Markets and Hierarchies N.Y.: Free Press, 1975 n ap.

крестьянскими хозяйствами (домохозяйствами) стран Европы и США. Исследования социальных и социально-экономических аспектов жизни крестьян показали, что это не «уходящий класс», а крайне жизнеспособная структура, ориентированная на выживание в кризисных условиях.

В последние два десятилетия крестьянская проблематика вновь активно поднимается в российской социологии. Здесь можно отметить работы В. Радаева, А. Леденевой, С. Барсуковой, И. Штейнберга, И. Клямкина, Ю. Плюснина, В. Исправникова, В. Виноградского, Л. Косалса, Б. Миронова, О. Фадеевой и многих других. В рамках этих -отечественных и зарубежных исследований оформилось особое направление неоинституционализм. В рамках этого направления были даны социологические описания сельских сообществ Юга России, ряда центральных областей, Западной Сибири.

Однако дальневосточное крестьянство продолжает оставаться неизвестным для социологии. По большей части им интересуются экономисты, историки, этнографы. Особенности его жизни, социальной и властной структуры еще не вошли в оборот социологии. Связано это и с удаленностью территории. Но, не в последнюю очередь, это связано с особыми, отличными от других характеристиками, которые мы и попытаемся представить в настоящей работе. Особенно ярко эти особенности проявляются в сельских районах, расположенных вблизи больших городов, где проблемы села сопрягаются с проблемами, порожденными промежуточным статусом территории. Эта промежуточность делает социальные процессы, протекающие в районе, более видимыми и фиксируемыми. В качестве образца такого полу аграрного района мы и рассматриваем Хабаровский сельский район.

2 Шанин Т. Эксполярные структуры и неформальная экономика в современной России // Неформальная экономика. Россия и мир. М., 1999; De Soto Н. The Other Path: The Informal Revolution. N.Y.: Haiper and Row, 1989; Scon J.C. Moral Economy of the Peasant. L., 1976 и др.

3 De Soto H. The Other Path: The Informal Revolution. N.Y.: Haiper and Row, 1989.

Таким образом, цель исследования - выявление особенностей протекания социальных процессов, связанных с возрождением и разрастанием «неформальной» сферы социального взаимодействия в одном из основных типов сельских районах Дальнего Востока России, определение механизма регулирования этих процессов. Задачи исследования:

- выявить и описать особенности формирования социальной структуры одного из типов сельских районов (пригородного) на Дальнем Востоке России;

- определить и описать характер социальных процессов в данном типе сельского района в период радикальных социально-экономических трансформаций;

- выделить элементы «неформальной» структуры, обеспечивающей устойчивость сельского сообщества в нестабильных социально-экономических условиях;

- выявить возможности для организации эффективного взаимодействия формальных и неформальных структур в рамках сельского района.

Объект исследования — Хабаровский сельский район Хабаровского края. Предмет исследования — процесс трансформации социальной структуры в Хабаровском сельском районе Хабаровского края, как пример социальных процессов, протекающих в одном из основных типов сельских районов Дальнего Востока России.

Эмпирическая база исследования состоит из материалов формализованного опроса по проблемам социального самочувствия, проводимого в 2001/2002 гг. под руководством автора (п = 800). Данных официальной статистики по социально-экономическому и демографическому положению в Хабаровском районе Хабаровского края за период с 1990 по 2001 годы. Статистические данные и данные опроса проверялись и . уточнялись через включенное наблюдение (2002-2003 гг.) и серию неформализованных экспертных интервью (п=15).

Методология исследования Характер целей и задач исследования, а также состав эмпирической базы определили тип применяемой методологии. В качестве методологической основы исследования использовалась концепция эксполярпых социальных структур Т. Шанина. В его работах описывается социальная (сетевая) структура крестьянского социума ориентированная на выживание в Максимально сложных социальных условиях, но не предполагающая развития и инновации. В работе использовались методологические экспликации из экономических работ А. Чаянова, предполагающих рассмотрение крестьянства как особого социально-экономического и социокультурного типа. Важным методологическим источником исследования выступает теория сетевых структур (Network), разрабатываемая с 50-х годов в рамках теории управления и с успехом применяемая сегодня в социологических описаниях.

В качестве методов сбора эмпирических данных выступали методы формализованного опроса, неформализованного экспертного опроса, для обработки вторичных данных использовались статистические методы. Новизна исследования:

- впервые в современной социологической литературе описан сельский, пригородный район Дальнего Востока России как особое социальное образование;

- выявлены особенности стратификационной структуры дальневосточного сельского района (псевдоурбанистическая), расположенного в пригородной зоне и его трансформации в ходе социально-экономических реформ;

- выделены и описаны социальные противоречия между сетевым способом организации социума и формальной институциональной структурой специфичные для дальневосточного сельского района, расположенного вблизи большого города и ориентированного на взаимодействие с городом; способы и уровни их преодоления;

Положении, выносимые па защиту:

- Особенностью формирования дальневосточной социальной структуры является ее «проточность». Под «проточной» социальной структурой мы понимаем социальное образование с относительным балансом положительной и отрицательной миграции и несформированным «социальным ядром».

- В силу своей «проточности» социальная структура дальневосточного сельского сообщества изначально оказалась в сильнейшей зависимости от формально-властных структур.

- В советские годы социально-экономическая структура сельского (пригородного) района формировалась с целью создания продовольственной базы для предприятий ВПК города Хабаровска, армии. Она воспроизводила «индустриальную», профессионально-статусную структуру стратификации, мало соотносясь с «традиционными» представлениями о сельском быте. Такая структура поддерживалась государственными и ведомственными ресурсными вливаниями и была ориентирована на их получение.

- Распад системы ВПК и сокращение объема государственных дотаций привел к разрушению социально-экономической структуры сельского района, поставил его жителей в ситуацию выживания.

- В этот момент актуализируются наиболее архаические сетевые типы социального взаимодействия, оказавшиеся в состоянии обеспечить выживание населения и восходящие к традиционному быту крестьянской общины.

- Подобные структуры основаны на отношениях доверия и веры и поддерживаются актами символического обмена, дарения, «отсроченной услуги» и участия в рисковых обстоятельствах друг друга. В их рамках институциализируются внутренние механизмы саморегуляции и контроля.

- Возрождение общинно сетевых структур, их ориентация на выживание и самосохранение вступили в противоречие с формальной властью, ориентированной в настоящее время на развитие. Для преодоления этого противоречия в условиях продолжения реформ и сохранения неустойчивости возникает необходимость совмещения в одном лице формальных и неформальных социальных ролей.

- В работе рассматриваются различные уровни выделенных противоречий и их решения (местный, территориальный, краевой, государственный).

Теоретическая значимость заключается в расширении наших знаний о социальных структурах, возникающих в условиях радикальных трансформаций в России. Введение в научный оборот информации о специфике социальных процессов, происходящих в сельских (пригородных) районах Дальнего Востока России.

Практическая значимость исследования состоит в том, что материалы диссертации легли в основу программы социально-экономического развития Хабаровского района. Выводы диссертации могут быть использованы в процессе подготовки специалистов в области социальной работы, менеджмента.

Апробация. Основные результаты исследования были доложены в ходе международной научно-практической конференции «Экономика информационного общества в региональном контексте» (Хабаровск, 2002), на конференции преподавателей ДВЮИ ХГТУ (Хабаровск, 2003). Положения диссертации опубликованы в 2-х работах, общим объемом 6,5 п. л. Диссертация обсуждена на заседании кафедры социологии, социальной работы и права Хабаровского государственного технического университета.

Структура диссертации определяется спецификой темы и логикой изложения материала. Диссертация состоит из введения, 3-х глав, 8 параграфов, заключения, библиографии и приложений, содержащих статистические таблицы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы, определяется степень разработанности проблемы, цели и задачи исследования, применяемая в нем методология, структура эмпирической базы, новизна, теоретическая и практическая значимость.

В первой главе диссертации «СЕЛЬСКИЙ РАЙОН В ПЕРИОД СОЦИАЛЬНЫХ ТРАНСФОРМАЦИЙ» определяется исследовательская задача и социологические позиции, с которых проводится анализ. В данной части работы показывается, что исследование дальневосточных сельских территорий с социологических позиций, практически, не проводилось все последние годы. Социальные процессы, происходящие здесь, все чаще остаются не исследованными. Их исследование подменяется экономическим или этнографическим анализом.

В первом параграфе первой главы «СЕЛЬСКИЙ РАЙОН КАК ПРЕДМЕТ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ» рассматривается два подхода к исследованию сельской местности и социума, на ней пр оживающего.

Первый подход предполагает анализ формально-легальных отношений, складывающихся в сельском районе, поселке, селе. Здесь во главу угла ставится структура властных отношений в рамках муниципального образования, анализ формальных социальных групп, явные социальные характеристики. Как правило, блок проблем, которые поднимаются в рамках подобного подхода, связан с повышением эффективности работы сельских социальных институтов, местного самоуправления. В качестве методов исследования здесь выступает формализованный опрос, анализ статистики, социально-экономических характеристик района. Район в данном случае определяется как социально-территориальная единица, единица управления, но не как особое социальное образование, со специфической системой социальных отношений.

Второй подход, связанный с неоинституционализмом, сосредоточивается на анализе социальных контактов, складывающихся в рамках домохозяйства, группы домохозяйств (села, поселка). Исследователи анализируют здесь систему «внутренних» и «внешних» связей. Рассматривают социальные сети, складывающиеся в рамках «большой семьи» или группы семей. Эти отношения экстраполируются на более крупные социальные структуры. В частности, на сельский район. Последний рассматривается как некоторая иерархическая структура, где власть -ведущее «семейство» или «домашняя группа». В основе социальной организации лежит простейшая социальная сеть, восходящая к крестьянской общине и формам ее организации. Район здесь рассматривается не столько как административная, сколько как соцокультурная единица.

Каждый из этих подходов отражает важные стороны жизни сельского района. Однако каждый из них ограничивается анализом одной стороны социального взаимодействия. Конечно, «семейная экономика», домохозяйства - это реальная ткань сельской жизни. Но члены домохозяйств ежедневно вступают во взаимодействие с властными структурами того или иного уровня. Они получают пенсии, пособия, пишут жалобы и заявления. Иными словами, обе стороны составляют единое социальное тело и должны рассматриваться совместно. Именно такое рассмотрение и является спецификой нашей работы. Особенно важным такой комплексный анализ социальной структуры сельского района становится в свете социальных процессов, вызванных трансформацией политического и экономического строя в России в последнее десятилетие XX века. В этом параграфе выделяется три типа сельских районов. В первом варианте (собственно сельский район) крестьянский быт и крестьянское хозяйство являются ведущей формой деятельности и ведущим типом социальной организации. Этот тип более свойствен Амурской области, южным районам ЕАО, территориям Республики Саха с традиционным способом хозяйствования, некоторым другим. Второй тип (поселковый район) связан с индустриальной,

не сельскохозяйственной деятельностью. Здесь занятие сельским хозяйством является побочным. В соответствии с ним формируется и тип социальной организации. Третий тип - пригородный район. Хабаровский сельский район относится к третьему типу и не является сельским в строгом смысле слова. В этом районе в советскую эпоху формировалась сельскохозяйственное производство, но не община. Последняя присутствовала, но занимала субдоминантные позиции. В основном же воспроизводился псевдоурбанистический тип социальной организации, ориентированный на социально-профессиональную структуру.

Во втором параграфе первой главы «СОЦИАЛЬНАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ В СЕЛЬСКОМ РАЙОНЕ: ПАРАДОКСЫ ПРОТЕКАНИЯ» рассматриваются процессы, вызванные радикальной социально-экономической трансформацией в нашей стране. За период с конца 80-х годов XX века по начало XXI столетия государственная политика в отношении сельского населения сменилась несколько раз. Каждое такое изменение сопровождалось переменой направления финансовых и ресурсных потоков, разрушением существующих социальных и экономических структур.

Начиная с 60-х годов XX века, сельское хозяйство Советского Союза находится в сложном положении. Выстроенный в предшествующий период полувоенный строй деревни начинает рассыпаться. Если ранее не заинтересованность работника в результатах труда, низкая заработная плата (доход) сельского жителя совмещались с жесточайшей системой наказаний, с неполноправным социальным положением, то в 60-е ситуация меняется. Крестьянам выдают паспорта. Начинается отток жителей деревни в город, сравнимый с массовыми переселениями первой трети XX века. Падает трудовая дисциплина, снижается производительность труда. Страна впервые вынуждена завозить зерно. Сельское хозяйство продолжает существовать за счет финансовой и ресурсной поддержки государства. Именно государство определяет плановые показатели, выделяет кредиты, обеспечивает сбыт.

Создается сверхцентрализованная система Госагропрома. На эту структуру и был ориентирован сельский социум. Личное, приусадебное хозяйство крестьян оказывается сопоставимо с классическими «шестью сотками» городских жителей. Поскольку именно местная власть (председатель колхоза, совхоза, председатель сельсовета и т.д.) выступала посредником между государством и крестьянином, она оказывалась держателем и распорядителем государственных дотаций, в конечном итоге, распорядителем крестьянского благополучия. По этой структуре и был нанесен удар в начале реформ. Идея «настоящего хозяина земли», «архангельского мужика», крепкого фермера казалась предельно привлекательной. Начинается «фермерский бум». Значительное количество крестьян выходят из колхозов. Получают в аренду землю, государственный кредит под низкий процент, технику. Казалось, что побеждает «американская» (фермерская) модель развития сельского хозяйства. Однако социальные отношения, уже сложившиеся за 70 лет советской власти, оказались сильнее и государственной поддержки и экономической привлекательности.

Фермерское движение достаточно быстро распалось на несколько социальных групп. Во-первых, это бывшие председатели колхозов или привилегированные работники колхозов и совхозов, поселковых и сельских советов. Они, вслед за своими городскими коллегами, произвели обмен власти на собственность. В этом варианте социальная ситуация в целом не изменилась. «Социалистическая» эксплуатация односельчан превратилась в капиталистическую. Хозяин сохранился прежний. Сохранилась и патриархальная ориентация на «кормильца». Однако таких «крепких хозяев» появилось достаточно мало. В массе своей антагонизм между «новым фермером» и председателем колхоза, всем деревенским социумом был запрограммирован. Вторую группу составляли активные жители, оставшиеся на селе. Они в массе своей оказались слабо приспособлены к вхождению в рынок. Без связей с рынком сбыта, без властных контактов, они достаточно

быстро разорялись. Тот же путь проделала и немногочисленная группа горожан, решивших стать фермерами. В целом, возникновение фермерского движения привело к резкому сокращению финансовой поддержки колхозов, но не смогло стать им адекватной заменой. Фермерских хозяйств, стоящих на капиталистической основе и приносящих доход оказалось слишком мало.

С середины 90-х годов ведущей становится идея социальной самоорганизации на селе. Проводится муниципализация. Предполагалось, что в этих условиях крестьяне сами смогут выбрать оптимальный для себя тип социальной организации. Но и это направление не дало ожидаемых результатов. Оно привело лишь к очередному перераспределению остатков колхозной и совхозной собственности и огромным государственным затратам. Более того, наличие многочисленных муниципальных образований привело к усложнению системы управления, разрушило координацию действий между соседними муниципальными образованиями, районами и т.д. Практически, село было поставлено на грань выживания.

В этих условиях актуализировались наиболее архаические социальные модели, позволившие сельским жителям сохраниться, выжить. Эти черты и рассматриваются в следующем параграфе.

В третьем параграфе «СЕЛЬСКИЕ СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ: ТЕХНОЛОГИЯ ВЫЖИВАНИЯ В АГРЕССИВНОЙ СРЕДЕ» рассматриваются социальные сети сельских жителей, позволяющие им выживать в агрессивной социальной среде. Основой социальной сети сельских жителей выступают родственные связи. В период 90-х годов актуализируются самые дальние родственные связи. Поддерживаются активные контакты с родственниками, уехавшими в город, переехавшими в другую деревню. К родственным связям примыкают соседские связи. Улицы превращаются в социальные организмы. Формой поддержания этих связей выступает не формально-институциональный вид, а отношения дарения и обмена. Дарение выступает здесь в качестве «отсроченной услуги», которая может быть востребована в любой момент. Обмен происходит по трем

параметрам: обмен финансами, продуктами, информацией. В этом отношении каждый участник сети выступает как донор и как реципиент по одному из видов обмена. Направление обмена идет от наименее нуждающегося к наиболее нуждающемуся. Наличие сети позволяет компенсировать негативное внешнее воздействие. Наиболее разветвленная сеть имеется у сельских жителей среднего достатка. Состоятельные семьи менее нуждаются в поддержке и меньше желают ее оказывать. Слабые же не могут предложить обмен и сохраняют существование только в рамках «большой семьи». Являясь мощным антикризисным инструментом, такая сеть обладает и существенными недостатками. Как правило, по отношению к внешнему миру она выступает как экономически неактивная структура. Обмены и иные социальные действия совершаются внутри сети. Чтобы менее зависеть от «внешних условий» участники сети снижают уровень материальных потребностей. Минимизируются финансовые затраты за счет увеличения доли личного труда, самодостаточности семейного или сетевого хозяйства. В этих условиях организация эффективного производства оказывается, практически, невозможной. Стремление к этому со стороны руководящего звена воспринимается как посягательство на личную безопасность и встречает отпор. Но здесь возникает острое противоречие между интересами государства, желающего получать отдачу от трансфертов в сельское хозяйство и сетью, желающей эти трансферты (пенсии, пособия и т.д.) получать, но не желающей выходить вовне. Выработать стратегию, позволяющую согласовать интересы крестьянства и управляющего органа -одна из существеннейших задач нашей работы. Однако прежде, чем преступить к ее решению, необходимо рассмотреть специфику формирования крестьянства Хабаровского края. Это и будет проделано во второй главе.

Глава вторая «СТАНОВЛЕНИЕ СЕЛЬСКОГО СООБЩЕСТВА НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ» состоит из трех параграфов. В первом параграфе второй главы ««ПРОТОЧНАЯ ОБЩНОСТЬ» И ОБЩИНА:

ВЗАИМОПРОНИКНОВЕНИЕ ТИПОВ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ»

рассматривается особый тип социальной организации, свойственный Дальнему Востоку России. Здесь, на протяжении более, чем трех столетий сложилась особая - проточная - общность. Дальний Восток был важен как источник вполне конкретных ресурсов. Только это направление получало правительственную поддержку и развивалось. В XVII веке это была пушнина. Резкое сокращение популяции пушного зверя в XVIП веке привело к утрате интереса к региону и породило его деградацию (исчезает более половины городов). Для XIX в. смысл дальневосточных территорий ограничивался добычей серебра. "Серебряная лихорадка" и породила новый взлет. Обнаружение более богатых и легкодоступных месторождений серебра на Алтае приводит к новой деградации. "Золотая лихорадка" 30-х годов вновь оживляет регион.

В 30-е - 40-е годы XX века начинается "период устойчивого роста".11 Охране нужен мощный военно-промышленный "кулак" против Японии, а с 60-х годов - против Китая.

Наличие многочисленных льгот, а в XX веке идеологических стимулов приводило на Дальний Восток потоки переселенцев. Отсутствие же комфортных условий существования вызывало столь же постоянный отток населения. В результате, возникает общность с относительным балансом положительной и отрицательной миграции и достаточно малочисленным «региональным ядром». В условиях постоянных миграционных потоков «ядро» оказывалось не в состоянии сформировать жесткую социальную структуру, в которую вынуждены были бы вливаться переселенцы. Само сельскохозяйственное население было важно именно как средство создания продовольственной базы для армии или приоритетных направлений добычи полезных ископаемых. В силу этого оно в гораздо большей степени подвергалось государственному контролю, соответствовало

профессионально-статусной модели советского общества. С другой стороны, в силу того же получало значительную государственную поддержку.

Формальные правила поведения и контроля становились здесь особенно значимыми. Однако сами формальные правила переосмыслялись, деформализовывались. Этот процесс и рассматривается во втором параграфе второй главы «ОБЩИНА И ВЛАСТЬ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ: ДЕФОРМАЛИЗАЦИЯ ФОРМАЛЬНОГО».

В этом параграфе анализируется трансформация, которую переживали формальные социальные институты на Дальнем Востоке России. Жесткая регламентация социальной жизни, проводимая региональной властью - от генерал-губернаторов до секретарей крайкомов и далее - имела свою оборотную сторону. Формальная структура совмещалась с традиционной сетевой организацией. Человек не только проживал рядом со своим формальным окружением, но и действовал в публичной сфере рядом с соседями. В силу этого властная структура оказывалась в каком-то отношении сходной с общиной. Происходило прорастание одной структуры в другую. Социальные отношения формализовывались, а властные отношения превращались в патерналистские связи. Это оказывалось особенно важным для периода, когда формировалось дальневосточное крестьянство. Сложные природно-климатические условия, редкое население, удаленность, - все это требовало дополнительной «страхующей» структуры. Такой структурой и становилась община. Однако дальневосточная община имела существенные отличия от классического общинного уклада. Она в силу своей открытости и «незавершенности» предлагала индивиду большую свободу выбора, менее жестко контролировала его поведение. Не случайно основной формой организации дальневосточного крестьянства дореволюционного периода была не община, а кооператив, как самоорганизация автономных собственников.

За годы советской власти эта структура несколько видоизменилась. Грандиозная перестановка кадров, постоянно осуществляемая с 30-х по 60-е годы, не давала возможности «достроиться» общине. «Первый» всегда был приезжим. Формальная структура начинает преобладать над неформальной

организацией. Формальная структура и оказалась разрушенной в ходе реформ. Попытка возродить эффективную формальную структуру и была предпринята в ходе муниципальной реформы 90-х годов. Этот процесс рассматривается в заключительном параграфе главы.

В третьем параграфе «МУНИЦИПАЛЬНЫЕ ОБРАЗОВАНИЯ: НОМИНАЛЬНЫЙ И РЕАЛЬНЫЙ СМЫСЛ СТРУКТУРЫ» анализируется явный и неявный смысл муниципальной реформы применительно к сельскому району. Явный смысл реформы, который отразился в нормативных документах, заключался в активизации гражданского общества, становлении механизмов социальной организации. Предполагалось, что муниципалитеты, выбранные гражданами, лучше знают ситуацию на местах, смогут более оперативно реагировать на нее. На муниципальные администрации была возложена организация жизнеобеспечения «своих» территорий, ремонт и строительство, поддержание коммуникаций и т.д. При этом о финансовой поддержке этих полномочий говорилось намного меньше. Попытка создать ее «на месте», за счет изменения структуры налогообложения, привела к резкому увеличению налогового пресса. В основном, бюджет муниципального образования формировался за счет трансфертов из вышестоящего бюджета. Здесь закладывался второй смысл муниципальной реформы. Наличие широкого круга не обеспеченных материально функций программировало конфликт между муниципальным образованием и администрацией соответствующего субъекта Федерации. Закладывалась «мина замедленного действия» под региональную власть. С другой стороны, у региональной власти всегда оставалась возможность списать свои недоработки на нерадивость глав муниципальных образований, снижая их авторитет и эффективность работы. Наличие муниципальных образований разного уровня, отсутствие прямой вертикали затрудняло процесс управления. На сегодня, с большой долей уверенности можно говорить о неудаче муниципальной реформы. В диссертации проводится мысль о том, что сама идея муниципальных образований была здравой, но

она опиралась на зарубежные «модели» (американская», «шведская» и т.д.), а не на специфику социальной пространства в России. Эта специфика в ее дальневосточном варианте и прослеживается нами в заключительной, третьей главе на примере Хабаровского района.

В главе третьей «ОПЫТ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА СЕЛЬСКОГО РАЙОНА» анализируются социальные процессы, происходящие в районе. Делается попытка найти решения тех проблем, которые стоят перед районом.

В первом параграфе третей главы «СОЦИАЛЬНО-ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ И СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ: ВОЗМОЖНОСТИ РЕГУЛИРОВАНИЯ» рассматривается социально-демографическая ситуация в Хабаровском районе на рубеже веков.

Хабаровский район состоит из более, чем 70 поселений, расположенных полукольцом вокруг Хабаровска. В 80-е годы в Хабаровском районе создается несколько мощных сельскохозяйственных предприятий, обеспечивающих продовольствием краевой центр. На этих предприятиях трудилось основное население района. Значительная часть населения была занята в обслуживании воинских частей, располагавшихся на этой территории. Собственно, лесные и рыбные ресурсы района использовались слабо. Они не являлись структурообразующими для районной экономики. Распад системы совхозов и Агропрома, сокращение финансирования армии привели к резкому изменению структуры хозяйствования. На сегодня только 10 % населения района связаны с сельскохозяйственным производством. Практически, району пришлось заново отстраивать инфраструктуру. От крупных, технически оснащенных и энергоемких предприятий переходить к более динамичным и малым структурам. За период 1991-96 гг., когда хозяйство района было полностью предоставлено самому себе, произошли серьезные демографические сдвиги. Наиболее активная часть населения переехала в город или предпочитает работать в городе. Оставшееся население все более переходит в разряд экономически неактивного, ведя,

практически, натуральное хозяйство. Тем самым резко уменьшаются налоговые поступления в районный бюджет. В целях выживания населения и активизируются процессы самоорганизации, ведущие к образованию социальных сетей. Наличие этих сетей создает значительные трудности для системы управления районом. Ориентация сети на автаркию (самодостаточность) приводит к тому, что стремление организовать эффективное хозяйство наталкивается на непонимание и противодействие населения. С другой стороны, все большее место начинают занимать иждивенческие настроения. Более двух третей респондентов, опрошенных в районе, считают, что государство обязано их содержать безотносительно к их работе. Практически, полностью отсутствует стремление изменить условия жизни, что негативно влияет на активность населения района. На сегодня благосостояние района зависит от наличия и объема трансфертов из вышестоящего бюджета. Но и здесь не все просто. Как показывает анализ структуры поступлений из вышестоящего бюджета, финансируются, в основном, статьи, связанные с жизнеобеспечением: пенсии, пособия, зарплатой работников бюджетной сферы и т.д. Таким образом, финансируется не развитие, а выживание. Собственно, социально-экономическая жизнь населения протекает за рамками видимой части экономики района. Здесь формируются «новые богатые» и «новые бедные», новые типы социальных идентичностей и социальных неравенств. Они дистанцированы от легально-институциональной структуры, противостоят ей. На сегодня перед районом стоит задача не просто выжить, но провести структурную перестройку социально-экономической структуры. Только в таком варианте, социальные сети, являющиеся на сегодня основой структуры станут управляемыми, совместятся с управленческой вертикалью, сообщив ей человеческое измерение, динамизм. Этот момент и рассматривается в последнем параграфе диссертации «СТАНОВЛЕНИЕ СОЦИАЛЬНЫХ СЕТЕЙ И ФОРМИРОВАНИЕ РЕАЛЬНОЙ САМООРГАНИЗАЦИИ».

В этом параграфе рассматривается возможность «разрывания социальной сети», перевода ее из режима выживания в режим развития. Это оказывается возможным только в том случае, когда удастся совместить несколько факторов. Дело в том, что проблемы, порождаемые трансформацией сельского (пригородного) района распадаются на несколько уровней. Первый: организация взаимодействия экономики «крестьянской сети» и легальной экономики. Здесь необходимы структурные изменения, входящие в компетенцию администрации сельского района и связанные с повышением доверия населения к «свей» администрации. Эти изменения связаны с совмещением формальных и неформальных лидерских позиций в рамках одного социального актора. Второй уровень связан с организацией эффективно работающих отраслей краевой экономики, которые могли бы оказаться привлекательными для населения. Это уровень краевого управления. Краевой бюджет должен выделить деньги на проведение структурной перестройки экономики района. Удаленность края вообще и района в частности делает его продукцию неконкурентоспособной. Кроме того, скоропортящаяся продукция не может поставляться на отдаленные рынки. Необходимо наладить ее переработку на месте. Это создаст не только предпосылки для экономического роста, но и даст работу населению. Во-вторых, необходимо вернуть веру населения в возможность улучшить условия жизни, не покидая родных мест. Конечно, здесь необходима работа, жилье, регулярная зарплата, превышающая прожиточный минимум. Но не менее важным является идеологическая работа. Необходимо разъяснить смысл проводимых преобразований, дать образцы успешного поведения. В-третьих, необходимо совместить формальную и неформальную структуру общества. Должна быть предложена реальная альтернатива архаичной сетевой структуре. Возможно, что этой альтернативой может выступить постиндустриальная сеть. В противном случае, ситуация будет законсервирована. Ориентация на выживание приведет к постепенному сокращению населения, разрушению социальной структуры, образованию

социальных «черных дыр» не только в Хабаровском районе, но и во всех сельских районах края.

В ЗАКЛЮЧЕНИИ подводятся итоги и определяются перспективы исследования. Выстраивается последовательность первоочередных задач для повышения эффективности управления данного типа района, позволяющая воздействовать на протекающие в нем социальные процессы.

Основные результаты исследования опубликованы:

1. Алешко В.А. Оптимизация компетенции муниципальных органов власти — важнейшее условие повышения эффективности местного самоуправления// Представительные органы местного самоуправления в системе народовластия/ Материалы конференции 31 октября 2003 года. Хабаровск, 2003. - с. 83-85.

2. Алешко В.А. Сельскохозяйственное предприятие (экономико-социологический анализ). Хабаровск: изд-во «Колорит», 2002. - 6 п.л.

Подписано в печать 12.02.04 Формат 60 х 84 1/16. Бумага писчая. Гарнитура «Тайме». Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,3 Уч.-изд. л. 1,1. Тираж 100 экз. Заказ 44.

Отдел оперативной полиграфии издательства Хабаровского государственного технического университета. 680035, Хабаровск, ул. Тихоокеанская, 136.

40 5

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата социологических наук Алешко, Владимир Александрович

Введение.

Глава

СЕЛЬСКИЙ РАЙОН В ПЕРИОД СОЦИАЛЬНЫХ ТРАНСФОРМАЦИЙ.

СЕЛЬСКИЙ РАЙОН КАК ПРЕДМЕТ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО

ИЗУЧЕНИЯ.

СОЦИАЛЬНАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ В СЕЛЬСКОМ РАЙОНЕ: ПАРАДОКСЫ

ПРОТЕКАНИЯ.

СЕЛЬСКИЕ СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ: ТЕХНОЛОГИЯ ВЫЖИВАНИЯ В АГРЕССИВНОЙ СРЕДЕ.

Глава

СТАНОВЛЕНИЕ СЕЛЬСКОГО СООБЩЕСТВА НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ.57 2.

ПРОТОЧНАЯ ОБЩНОСТЬ» И ОБЩИНА: ВЗАИМОПРОНИКНОВЕНИЕ

ТИПОВ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ.

ОБЩИНА И ВЛАСТЬ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ: ДЕФОРМАЛИЗАЦИЯ

ФОРМАЛЬНОГО.

МУНИЦИПАЛЬНЫЕ ОБРАЗОВАНИЯ: НОМИНАЛЬНЫЙ И РЕАЛЬНЫЙ СМЫСЛ СТРУКТУРЫ.

Глава

ОПЫТ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА СЕЛЬСКОГО РАЙОНА 3.1.

СОЦИАЛЬНО-ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ И СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ: ВОЗМОЖНОСТИ

РЕГУЛИРОВАНИЯ.

СТАНОВЛЕНИЕ СОЦИАЛЬНЫХ СЕТЕЙ ИФОРМИРОВАНИЕ РЕАЛЬНОЙ

САМООРГАНИЗАЦИИ.

 

Введение диссертации2004 год, автореферат по социологии, Алешко, Владимир Александрович

Актуальность темы исследования. Социальные трансформации уже более десяти лет происходящие в России особенно остро сказались на сельском населении страны. Сельские районы России и ранее не отличались особенно прочным социально-экономическим положением. Еще с конца 50-х годов XX века экономисты и социологи начинают говорить о кризисе в сельском хозяйстве. Отрасль становится откровенно убыточной. Страна ввозит зерно, продукты животноводства. Однако мощная государственная поддержка агропромышленного комплекса позволяла крестьянам, объединенным в колхозы, сводить концы с концами. Более того, официальная установка на «стирание границы между городом и селом» приводила к развитию сельскохозяйственных предприятий на индустриальной основе. Особенно активно этот процесс протекал в сельских районах, примыкающих к территориям больших городов.

Начиная с 90-х годов, исчезает последний оплот социальной стабильности на селе. Ослабевает государственная поддержка сельского хозяйства. Разваливаются колхозы и совхозы. Идея, что крестьянин, получив землю, превратится в «крепкого фермера» оказывается иллюзией. На одного «архангельского мужика», сумевшего создать капиталистическое сельскохозяйственное предприятие, приходятся сотни и сотни разорившихся, потерявших все российских фермеров. Низкая капитализация отрасли, сезонный характер производства и медленная отдача приводили к тому, что «фермерам» выгоднее оказывалось вкладывать деньги в «челночную» торговлю, чем в землю. Не оправдалась и надежда на то, что сельское хозяйство страны смогут поднять переселенцы из стран ближнего зарубежья. Тяжелые условия жизни, постоянные конфликты с местными властями и населением привели к тому, что многочисленные в середине 90-х сельскохозяйственные общины, состоящие из «русскоязычных» жителей бывших советских республик, исчезают. Все 90-е годы идет процесс вымывания» из села наиболее активной и молодой части населения. «Мертвые деревни» стали уже привычной реальностью Новгородской, Псковской, Калужской и других областей. Не мало таких поселений и на Дальнем Востоке. Деревни, находящиеся рядом с городами, превращаются в дачные поселки. Прочие, просто, оставляются. Особенно остро стоит ситуация в сельскохозяйственных районах Хабаровского края. Здесь и в лучшие годы сельское хозяйство не являлось приоритетным направлением экономики. Оно создавалось и поддерживалось, в качестве продовольственной базы ВПК, армии, добывающего комплекса. Основой жизни сельскохозяйственного района, особенно пригородного типа в крае становятся промышленные сельхозпредприятия. Их существование оказывалось возможным за счет значительных государственных дотаций, устойчивого рынка сбыта в лице предприятий военно-промышленного и добывающего комплекса, армейских гарнизонов. Распад ВПК, обнищание армии сделало эти предприятия убыточными. Их сокращение лишило работы большую часть сельчан, вызвало отток трудоспособного населения в города. В пригородных районах этот процесс принимал форму маятниковой миграции: проживание в сельском районе, но работа на городском предприятии. Оставшаяся часть сельчан все более выходит из разряда экономически активного населения, делая ставку на работу в собственном хозяйстве. Последнее из «подсобного» превращается в основной источник существования.

Снижение экономической роли сельского населения, сокращение его численности привело к тому, что сельскохозяйственные территории перестали представлять самостоятельный интерес для науки об обществе. И, если на территории европейской части России и в Западной Сибири село еще становится предметом исследования, то крестьянская территория Хабаровского края попадает разве только в исторические и географические работы или обзоры политологов к ближайшим выборам. Компенсировать этот пробел, показать особенности современного существования одного из типов сельского района Хабаровского края, призвана наша работа. Этим определяется ее актуальность.

Степень разработанности проблемы. История развития российского крестьянства издавна привлекала исследователей. Уже в записках В. Татищева, М. Ломоносова и Н. Карамзина содержатся интересные очерки крестьянского быта в России. Много сделали для описания и изучения крестьянского быта писатели-славянофилы С. Аксаков, Н. Погодин и другие. Яркие очерки жизни российского крестьянства оставили теоретики народничества (Н. Михайловский, А. Скобичевский, Н. Успенский и т.д.). В их работах, а также в трудах историков (Т. Грановский, В.П. Воронцов, С.Ф. Платонов и др.) содержатся важные характеристики крестьянского социума: общинность, взаимовыручка, консерватизм. Здесь же проводится исследование крестьянской общины как особого национального явления, выстраивается ее типология. Однако все эти работы обладали существенным недостатком - сильнейшей идеологической нагруженностью. Более подробное и точное описание было предпринято в конце XIX - начале XX века в ходе подготовки к правовой реформе (А. Меньшиков, В.А. Закревский, В.Д. Рубинский, Г.Е. Грум-Гржимайло и другие). Однако и здесь собственно социологические задачи не ставились. Они оттеснялись на периферию исследовательской мысли более насущными проблемами: правовыми, географо-экономическими и т.д. Важным методологическим недостатком этих работ было отсутствие дифференциации между крестьянством как особым социальным типом и сельским жителем как типом экономико-географическим. Это разделение и разработка собственно теории крестьяноведения была представлена в работах школы А. Чаянова. В этих трудах в 20-е годы XX века была заложена методологическая основа исследования сельских сообществ. Однако по политическим причинам эта традиция не получила развития в советские годы.

В период 30-х - 60-х год исследования крестьянства в России (Советском Союзе) носили весьма специфический характер. Исследовался процесс «стирания граней между городом и деревней». Лишь в 70-е - 90-е годы стали формироваться национальные школы исследования села. Возрождение этой проблематики было связано с работами Т.И. Заславской, Р.В. Рыбкиной и «новосибирской школы». Постепенно сеть исследовательских центров расширилась. Сложились самостоятельные школы в Саратове (П. Великий, И. Штейнберг и т.д.), Москве (Т. Шанин, В.П. Данилов, А. Никулин, В. Ковалев и другие). Однако специально социологический интерес здесь, по-прежнему, во многом оттеснялся экономико-географическим, юридическим и историческим аспектами проблемы.

Не баловали вниманием «крестьянский вопрос» и зарубежные исследователи. Еще в начале XX века Г. Зиммель постулировал, что социология — это наука об индустриальном обществе. На тех же позициях стояли классики американской социологии Т. Парсонс, Р. Мертон, А. Берджесс и другие. Достаточно эпизодически встречаются «крестьянские сюжеты» у П. Сорокина. В крестьянстве видели только «уходящий класс». Не случайно, английский исследователь Т. Шанин назвал свою книгу о крестьянстве «Великий незнакомец».

Интерес к крестьянству начинает возрождаться в 60-е годы в связи с исследованиями «неформальной экономики». Впервые к этой теме обратились Н. Смелзер, М. Грановеттер и некоторые другие исследователи.1 Круг реалий, рассматривающихся в рамках данного направления, постепенно расширялся. Первые исследования ориентировались исключительно на экономику отсталых стран Африки и Юго-Восточной Азии. Несколько позже в сферу неформальной экономики была включена проблематика, связанная с крестьянскими

•у хозяйствами (домохозяйствами) стран Европы и США. Исследования социальных и социально-экономических аспектов жизни крестьян показали, что это не «уходящий класс», а крайне жизнеспособная структура, ориентированная на выживание в кризисных условиях.

11 lart К. Informal Income Opportunities and Urban Employment in Ghana // Journal of Modern African Studies, 1973, vol. 11, № 1; Williamson O.E. Markets and Hierarchies N.Y.: Free Press, 1975 и др.

2 Шашш Т. Эксполярные структуры и неформальная экономика в современной России // Неформальная экономика. Россия и мир. М., 1999; De Soto Н. The Other Path: The Informal Revolution. N.Y.: Harper and Row, 1989; Scott J.C. Moral Economy of the Peasant. L., 1976 и др.

В последние два десятилетия крестьянская проблематика вновь активно поднимается в российской социологии. Здесь можно отметить работы В. Радаева, А. Леденевой, С. Барсуковой, И. Штейнберга, И. Клямкина, Ю. Плюснина, В. Исправникова, В. Виноградского, Л. Косалса, Б. Миронова, О. Фадеевой и многих других. В рамках этих - отечественных и зарубежных -исследований оформилось особое направление неоинституционализм.3 В рамках этого направления были даны социологические описания сельских сообществ Юга России, ряда центральных областей, Западной Сибири.

Однако дальневосточное крестьянство продолжает оставаться неизвестным для социологии. По большей части им интересуются экономисты, историки, этнографы. Особенности его жизни, социальной и властной структуры еще не вошли в оборот социологии. Связано это и с удаленностью территории. Но, не в последнюю очередь, это связано с особыми, отличными от других характеристиками, которые мы и попытаемся представить в настоящей работе. Особенно ярко эти особенности проявляются в сельских районах, расположенных вблизи больших городов, где проблемы села сопрягаются с проблемами, порожденными промежуточным статусом территории. Эта промежуточность делает социальные процессы, протекающие в районе, более видимыми и фиксируемыми. В качестве образца такого полу аграрного района мы и рассматриваем Хабаровский сельский район.

Таким образом, цель исследования - выявление особенностей протекания социальных процессов, связанных с возрождением и разрастанием «неформальной» сферы социального взаимодействия в одном из основных типов сельских районах Дальнего Востока России, определение механизма регулирования этих процессов. Задачи исследования: - выявить и описать особенности формирования социальной структуры одного из типов сельских районов (пригородного) на Дальнем Востоке России;

3 De Soto Н. The Other Path: The Informal Revolution. N.Y.: Harper and Row, 1989.

- определить и описать характер социальных процессов в данном типе сельского района в период радикальных социально-экономических трансформаций;

- выделить элементы «неформальной» структуры, обеспечивающей устойчивость сельского сообщества в нестабильных социально-экономических условиях;

- выявить возможности для организации эффективного взаимодействия формальных и неформальных структур в рамках сельского района.

Объект исследования - Хабаровский сельский район Хабаровского края. Предмет исследования — процесс трансформации социальной структуры в Хабаровском сельском районе Хабаровского края, как пример социальных процессов, протекающих в одном из основных типов сельских районов Дальнего Востока России.

Эмпирическая база исследования состоит из материалов формализованного опроса по проблемам социального самочувствия, проводимого в 2001/2002 гг. под руководством автора (п = 800). Данных официальной статистики по социально-экономическому и демографическому положению в Хабаровском районе Хабаровского края за период с 1990 по 2001 годы. Статистические данные и данные опроса проверялись и уточнялись через включенное наблюдение (2002-2003 гг.) и серию неформализованных экспертных интервью (п=15).

Методология исследования Характер целей и задач исследования, а также состав эмпирической базы определили тип применяемой методологии. В качестве методологической основы исследования использовалась концепция эксполярных социальных структур Т. Шанина. В его работах описывается социальная (сетевая) структура крестьянского социума ориентированная на выживание в максимально сложных социальных условиях, но не предполагающая развития и инновации. В работе использовались методологические экспликации из экономических работ А. Чаянова, предполагающих рассмотрение крестьянства как особого социально-экономического и социокультурного типа. Важным методологическим источником исследования выступает теория сетевых структур (Network), разрабатываемая с 50-х годов в рамках теории управления и с успехом применяемая сегодня в социологических описаниях.

В качестве методов сбора эмпирических данных выступали методы формализованного опроса, неформализованного экспертного опроса, для обработки вторичных данных использовались статистические методы. Новизна исследования:

- впервые в современной социологической литературе описан сельский, пригородный район Дальнего Востока России как особое социальное образование;

- выявлены особенности стратификационной структуры дальневосточного сельского района (псевдоурбанистическая), расположенного в пригородной зоне и его трансформации в ходе социально-экономических реформ;

- выделены и описаны социальные противоречия между сетевым способом организации социума и формальной институциональной структурой специфичные для дальневосточного сельского района, расположенного вблизи большого города и ориентированного на взаимодействие с городом; способы и уровни их преодоления;

Положения, выносимые на защиту:

- Особенностью формирования дальневосточной социальной структуры является ее «проточность». Под «проточной» социальной структурой мы понимаем социальное образование с относительным балансом положительной и отрицательной миграции и несформированным «социальным ядром».

- В силу своей «проточности» социальная структура дальневосточного сельского сообщества изначально оказалась в сильнейшей зависимости от формально-властных структур.

- В советские годы социально-экономическая структура сельского (пригородного) района формировалась с целью создания продовольственной базы для предприятий ВПК города Хабаровска, армии. Она воспроизводила «индустриальную», профессионально-статусную структуру стратификации, мало соотносясь с «традиционными» представлениями о сельском быте. Такая структура поддерживалась государственными и ведомственными ресурсными вливаниями и была ориентирована на их получение.

- Распад системы ВПК и сокращение объема государственных дотаций привел к разрушению социально-экономической структуры сельского района, поставил его жителей в ситуацию выживания.

- В этот момент актуализируются наиболее архаические сетевые типы социального взаимодействия, оказавшиеся в состоянии обеспечить выживание населения и восходящие к традиционному быту крестьянской общины.

- Подобные структуры основаны на отношениях доверия и веры и поддерживаются актами символического обмена, дарения, «отсроченной услуги» и участия в рисковых обстоятельствах друг друга. В их рамках институциализируются внутренние механизмы саморегуляции и контроля.

- Возрождение общинно сетевых структур, их ориентация на выживание и самосохранение вступили в противоречие с формальной властью, ориентированной в настоящее время на развитие. Для преодоления этого противоречия в условиях продолжения реформ и сохранения неустойчивости возникает необходимость совмещения в одном лице формальных и неформальных социальных ролей.

- В работе рассматриваются различные уровни выделенных противоречий и их решения (местный, территориальный, краевой, государственный).

Теоретическая значимость заключается в расширении наших знаний о социальных структурах, возникающих в условиях радикальных трансформаций в России. Введение в научный оборот информации о специфике социальных процессов, происходящих в сельских (пригородных) районах Дальнего Востока России.

Практическая значимость исследования состоит в том, что материалы диссертации легли в основу программы социально-экономического развития Хабаровского района. Выводы диссертации могут быть использованы в процессе подготовки специалистов в области социальной работы, менеджмента.

Апробация. Основные результаты исследования были доложены в ходе международной научно-практической конференции «Экономика информационного общества в региональном контексте» (Хабаровск, 2002), на конференции преподавателей ДВЮИ ХГТУ (Хабаровск, 2003). Положения диссертации опубликованы в 2-х работах, общим объемом 6,5 п. л. Диссертация обсуждена на заседании кафедры социологии, социальной работы и права Хабаровского государственного технического университета.

Структура диссертации определяется спецификой темы и логикой изложения материала. Диссертация состоит из введения, 3-х глав, 8 параграфов, заключения, библиографии и приложений, содержащих статистические таблицы.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социальные процессы в сельском районе на Дальнем Востоке России"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Таким образом, Хабаровский сельский район выступает как весьма специфическое и, вместе с тем, типичное социально-территориальное образование. Его специфика заключается в расположении вблизи большого города и включенность в жизнедеятельность этого города. Основу хозяйства района и в советские годы и в настоящее время составляли не столько колхозы или индивидуальные домохозяйства, сколько сельскохозяйственные и промышленные предприятия. Более того, за годы реформ количество населения, занятого в сельском хозяйстве сократилась с 23% до 10 % от трудоспособного населения. Этим обстоятельством определилась и острота трансформационного процесса. Как и в городе, в Хабаровском районе в 90-е годы произошло резкое падение производства. Однако здесь, в отличие от краевого центр, гораздо уже было пространство для маневра, выше издержки.

Если следовать данным официальной статистики, то население района сегодня поставлено на грань выживания. Наиболее активные трудоустраиваются в городе, сокращая и без того скудные налоговые поступления в районный бюджет. Сам бюджет менее, чем на треть основывается на собственных ресурсах. Оставшиеся в районе влачат жалкое существование, получая зарплату (в среднем, около 3 тысяч рублей), не позволяющую даже оплатить коммунальные услуги. Однако здесь и заключено противоречие. При резком падении доходов растет спрос на валюту. Покупка долларов США возрастала в 2000/2002 году на 1,5 % в месяц. Идет активное жилищное строительство («мясницкая улица» в Переяславке). Все это делает утверждение о падении реального уровня жизни достаточно спорными. Более того, разрыв между уровнем официальной (фиксируемой статистикой) заработной платы и демонстрируемым уровнем потребления все увиличивается. Представляется, что здесь и был задействован сетевой механизм социальной адаптации. При этом он активно использовал как возможности сельского района (подсобное хозяйство, охота, рыбалка, обмен продуктами и т.д.), так и возможности большого города. Механизм социальной адаптации принимался традиционный сельский (общинные сети, основанные на взаимоподдержке), но круг вовлекаемых ресурсов был существенно шире, чем в «традиционном» сельском районе. Это позволило успешно пережить трудные времена 90-х годов.

Однако, возникшие социальные структуры, оказываются самодостаточными. Они не нуждаются и не принимают никакого внешнего управляющего воздействия. Нет для них необходимости и в легальном самоуправлении, основанном на «писаном» праве. Неформальные лидеры не спешат занять кресло главы муниципального образования и, тем более, не стремятся подчиниться кому-либо другому. Сходные процессы мы можем наблюдать и в иных типах социально-территориальных общностей. Здесь, особенно в сельских районах, социальные сети тоже оказываются основным инструментом спасения. Выход здесь представляется двояким. С одной стороны, необходимо задействовать административные рычаги, разъяснение смысла самоорганизации, возможности эффективного хозяйствования, ориентированного не на выживание, а на развитие. С другой стороны, необходимо предпринять усилия, аналогичные тем, которые были предприняты в начале XX века в Российской империи. В тот период на государственном уровне было предпринято исследование и кодификация «обычного права» крестьян, той моральной основы, на которой базируются социальные сети. Если это «право» будет положено в основу функционирования муниципалитетов, то реформа может получить шансы на успех, а сельские районы России - надежду на возрождение.

 

Список научной литературыАлешко, Владимир Александрович, диссертация по теме "Социальная структура, социальные институты и процессы"

1. Абельс X. Интеракция, идентификация, презентация: введение в интерпретативную социологию-СПб.:Издательство «Алетейя». 1999.-265с.

2. Абрамова М.О. Эффект привыкания как фактор, сдерживающий рост социальной напряженности.// Исторические корни российской ментальности: Мат. Всеросс. научн. конф.,-Томск: Изд-во НТЛ, 2002-С. 191-196.

3. Абрамян А. Первобытный праздник и мифология. Ереван, 1983. С. 55.

4. Абульханова-Славская К.А. Соотношение индивидуального и общественного как методологический принцип психологии личности. // Теоретические и методологические проблемы психологии личности. М., 1974. С. 79, 80.

5. Адкок Ф. Мосли Д.Ж. Дипломатия в античной Греции-Лондон, 1975. С. 121.

6. Александров А.И., Кузнецов Э.В. Вызов закону XXI века. М., 1998. С. 121.

7. Ахиезер А. Хозяйственно-экономические реформы в России. Pro et contra: Три века отечественных реформ. М.- 1999. С. 41-66.

8. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Издательская группа Прогресс, Универс, 1994.- 616с.

9. Баткин Л.М. Итальянский гуманистический диалог XV века. М.: 1999. С. 210.

10. Ю.Бахофен И.Я. Материнское право. Лондон.: 1861.С. 261.

11. П.Бэкон Ф. Сочинения. В 2-х томах. М.: Просвещение. 1977. т. I, С. 65.

12. Бляхер Л.Е. Региональные варианты фискальной мифологии. // Куда идет Россия?. Формальные институты и реальные практики-М.: МВШСЭН, 2002. С. 161-166.

13. Бляхер JI.E. Изменение поведения экономически активного населения в условиях кризиса. М., 2000.ж

14. Бедность в России: Государственная политика и реакция населения / Всемирный банк реконструкции и развития / Под ред. Д. Клугмана. Вашингтон, 1998.

15. Бодрийяр Ж. Система вещей.-М.: «Рудомино», 1999. С. 11.

16. Бочаров В.В. Антропологическая наука и общество // Журнал социологии

17. Ф и социальной антропологии.2000. т. 3. №1

18. П.Бочаров В.В. Антропология возраста. СПб., 2000. С. 152.

19. Бочаров В.В. Власть и символ в культуре общества // Символы и атрибуты власти. СПб., 1996. С. 15-37.

20. Бочаров В.В. Иррациональность и власть в политической культуре России // Потестарность. СПб., 1997. С. 175-197.

21. Бочаров В.В. О культурно-психологических истоках русскогототалитаризма // Угол зрения. Отечественные востоковеды о своейстране. М., 1992. С. 182-207.

22. Брушлинский А.В. Проблема субъекта в психологической науке.(статья первая) // Психологический журнал. 1991. №6. Т. 12. С. 5-6.

23. Букреев В.И., Римская И.Н. Этика права: от истоков права к мировоззрению М., 1998. С. 82.

24. Вазари Дж. Избранные жизнеописания наиболее знаменитыхживописцев, ваятелей и зодчих М.: ООО «Издательство Астрель»; ООО

25. Издательство ACT», 2001.- 732с.

26. Вальденфельс Б. Мотив чужого Мн.: Пропилеи, 1999 - 176с.

27. Варывдин В.А. Гражданское общество. // Социально-политический журнал. 1992, №8. С. 22-23.

28. Васильев М. А. Основы нормотворчества в муниципальных образованиях: естественные начала и правовые императивы. Обнинск: Институт муниципального управления. 2001. - 108 с.

29. Вебер М. Объективность познания в области социальных наук и социальной политики // В кн.: Культурология. XX век: Антология. М.: Юрист, 1995. С. 567-573.

30. Великий незнакомец: Крестьяне и фермеры в современном мире/ под редакцией Т. Шанина: М.: Издательская группа «Прогресс» -«Прогресс-Академия», 1992. - 432 с.

31. Вико Дж. Основания новой науки. М. -К.: «REFL-book» - «ИСА», 1994. С. 110.

32. Виндельбанд В. Философия культуры и трансцендентальный идеализм // В кн.:

33. Витгенштейн J1. Голубая книга.-М.: Дом интеллектуальной книги, 1999— 128с.

34. Витгенштейн JI. Философские исследования. М.: Гнозис, 1995. С. 83.

35. Винчи JI. да. Избранные произведения: Переводы, статьи, комментарии. Т.Н. СПб.: «Издательский Дом «Нева»»; М.: «OJTMA-ПРЕСС», 1999-479с.

36. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону: «Феникс», 1995. С. 109-111.

37. Власть и общество в постсоветской России: новые практики и перспективы/ под ред. Т.И.Заславской. М.: МОНФ, 1999. 322с.

38. ВорожейкинаТ.Е. Государство и общество в России: исчерпание государственно-центричной матрицы развития. // Куда идет Россия?.Формальные институты и реальные практики.- М.: МВШСЭН, 2002. С. 34-41.

39. Вуйчич В. Понятие политической культуры. // Политическая наука на рубеже веков: Пробл.-темат. Сб. / РАН ИНИОН М., 2000 - С. 141-154.

40. Вундт В. Введение в философию. СПб., 1903. С. 37.

41. Вундт В. Метафизика. // Философия в систематическом изложении. СПб. 1909. С. 113.

42. Гайворонская Я.В. Социальная ценность права//В.сб.: Актуальные проблемы юридической науки и практики в условиях становления в России правового государства. Владивосток: ВИТ, 1997. С.8

43. Гегель Г.В.Ф. Философия права. Работы разных лет.Том.2. М., «Мысль», 1977. С. 257.

44. Генон Р. Царь мира. // Вопросы философии. 1993. №3.

45. Глушаченко С.Б., Ромашов Р.А. Проблема соотношения государственных и частных интересов в политико-правовой мысли эпохи Ренессанса. // История государства и права. 2003. №2. С. 3.

46. Гоббс Т. Избранные произведения. Т. 1-2., М.: Мысль. 1964.

47. Голенкова З.Т. Гражданское общество в России. // Социс, 1997. №3. С. 26.

48. Градосельская Г.В. Социальные сети: обмен трансфертами// Социологический журнал, №1, 1999.

49. Графский В.Г. Всеобщая история права и государства.(Уч-к для вузов).-М.: Издательство НОРМА.,2002. С. 196.

50. Графский В.Г. Интегральная (синтезированная) юриспруденция: актуальный и все еще незавершенный проект. // Правоведение. 2000. №3. С. 32.

51. Дудник О.В. Жизненные стратегии северян в условиях трансформации российского общества. Автореферат на соискание ученой степени кандидата социологических наук. М., 2002. 21 с.

52. Гринберг М.С. Уголовное право как феномен культуры // Правоведение, 1992. №2. С. 57.

53. Гузнов А.Г. Право как явление культуры. Дис. к. ю. н. М., 1994. С. 10.

54. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. С. 19.

55. Давид Р. Основные правовые системы современности. — М.: Прогресс, 1988. С.89.

56. Данте А. Божественная комедия: Ад. М.: Художественная литература., 1986.- 223с.

57. Демьяненко А.Н. Территориальная организации хозяйства на Дальнем Востоке России. Владивосток, 2003.

58. Деррида Ж. Голос и феномен. СПб.: Алетейя, 1999. - 208с.

59. Деррида Ж. О грамматологии. М.: AD MARGINEM, 2000. - 495с.

60. Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология./ Учеб. пособие для вузов.-М.: Новая школа, 1996.-352с.

61. Доддс Е.Р. Греки и иррациональное. СПб. Университетская книга. 2000—1. С. 159.

62. Дольник В.Р. Естественная история власти. // Знание-сила. 1994. №10. С. 43.

63. Дольник В.Р. Непослушное дитя биосферы. Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей. СПб.: ЧеРо-на-Неве, Паритет, 2003.-320с.

64. Еременко A.M. Событие бытия, событие сознания, событие текста //1. Человек, 1996. №2. С. 44.

65. Жане П. История государственной науки в связи с нравственной философией. СПб. 1876. С. 92-93.

66. Жеребин В.М., Романов А.Н. Уровень жизни населения. М., 2002. С. 13 — 18.

67. Жукова О.И. Мифотворчество как неотъемлемая черта российской ментальности. // Исторические корни российской ментальности: Мат. Всеросс. научн. конф., -Томск: Изд-во HTJI, 2002 С. 45-48.

68. Журнал Российского права. 2002. № 10. М.: НОРМА-ИНФРА. 180 с.

69. Жюльен Ф. Трактат об эффективности. СПб.: Универсиетская книга. 1999. С. 18.

70. Заславская Т. И. Структура современного российского общества // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 1995. № 6. С.7.

71. Заславская Т.И., Шабанова М.А. Неправовые трудовые практики и социальная трансформация в России // Социологические исследования.2002. №6. С. 3-17.70.3елинский А.Ф. Осознаваемое и неосознаваемое в преступном поведении-Харьков, 1986. С. 16.

72. Зелинский Ф.Ф. Соперники христианства. СПб., 1910. С. 122.72.3ильберман Б.Д. Традиция как коммуникация: трансляция ценностей,

73. Исаев И.А. Politica hermetica: скрытые аспекты власти Ь.: Юристь, 2002.—413с.

74. Исаев И.А. Символизм правовой реформы (историческая перспектива). Мат. всерос. науч. конференции «Источники (формы) права: вопросы теории и истории». Краснодар. 2002. С. 30.

75. Истон Д. Будущее постбихевиориальной фазы в политической науке.//

76. Политическая наука на рубеже веков: Пробл.-темат. Сб. / РАН ИНИОН.1. М., 2000.-С. 100-114.

77. История Дальнего Востока СССР /период феодализма и капитализма (XVII в-февраль 1917 г). Владивосток: Наука, 1983.

78. История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма. В 3-х томах. М.: «Наука» 1986 г.

79. Капустин Б.Г. Насилие\ненасилие как ключевая проблема политической морали. // Насилие и ненасилие: Философия, политика, этика: Мат.

80. Междунар. Интернет-конф.(15 мая-31 июля 2002 г.),/ Ин-т «Открытое общество» -М.: Фонд независимого радиовещания, 2003- С. 120-127.

81. Кассен Б. Эффект софистики.- СПб. Университетская книга. 2000. С. 69.

82. Кеннет X. Философия права. Вашингтон. 1999. С. 234.

83. Керимов Д.А. Культура и техника законотворчества М.: Юридическая литература, 1991. С. 9-10.

84. Кобищанов Ю.М. Полюдье: явление отечественной и всемирной истории *> цивилизации. М., 1995. С. 250.

85. Ковалевский М.М. Современный обычай. Древний закон. СПб., 1886.Т.2. С. 12.

86. Бб.Ковалевский М.М. Происхождение общественных институтов и общественной жизни. М., 1914. С. 147.

87. Козлихин И.Ю. Позитивизм и естественное право. // Государство и право. 2000. №3. С. 12.у 88.Конт О. Дух позитивной философии. СПб.- 1978. С. 78.

88. Концепция социально-экономического развития Дальнего Востока в период 1996-2005 гг. М., 1995.

89. Коржанский Н.И. Очерки теории уголовного права Волгоград, 1992. С. 22.

90. Короткова Н.В., Лассуэл Г.Д. Методология исследования проблем политики. // Политическая наука на рубеже веков: Пробл.-темат. Сб. /

91. РАН ИНИОН.- М., 2000.- С. 155-178.

92. Крадин Н.Н. Политическая антропология: Учебное пособие. М.: Ладомир, 2001.- 213с.

93. Крапивенский С.Э. Социальная Философия. Волгоград, 1986. С. 106.

94. Крыгина М.В. Бессознательное как фактор российской менталыюсти. // Исторические корни российской ментальности: Мат. Всеросс. научн. конф., Томск: Изд-во НТЛ, 2002.- С. 176-180.

95. Куда идет Россия?. Формальные институты и реальные практики М.: МВШСЭН, 2002.-352 с.9б.Кудрявцев В.Н. Закон. Поступок. Ответственность.- М.: Наука, 1986. С. 143.

96. Кулажников М.Н. Право, традиции и обычаи в советском обществе.1. Ростов-на-Дону, 1972.

97. Кулыгин В.В. Этнокультура уголовного права: Монография. Москва, Издательская группа «Юрист», 2002.- 288с.

98. Ладов В.А. Идея толерантности в философии языка. // Исторические /•> корни российской ментальности: Мат. Всеросс. научн. конф., — Томск:

99. Изд-во НТЛ, 2002.- С. 79-82.

100. Леви-Брюль Л. Сверхестественное в первобытном мышлении. М., 1994. С.8.

101. Левина М.И. Система российского законодательства: теоретическая конструкция и действующая модель. // Куда идет Россия?. Формальные институты и реальные практики М.: МВШСЭН, 2002. С. 42-51.

102. Левинас Э. Избранное. Тотальность и бесконечное. М., СПб.:

103. Университетская книга, 2000. -416с.

104. Леденева А. Блат в постсоветской России// Неформальная экономика: возможности изучения и регулирования. Спб, 2002.

105. Лейст О.Э. Сущность и исторические типы прав. / Вестник Московского университета. Сер. 11. Право. 1992. №1. С. 101.

106. Лиотар Ж.Ф. Состояние постмодерна.- М.: Институтэкспериментальной социологии.; СПб.: Алетейя, 1998 С. 160.

107. Локк Дж. Избранные философские произведения. Т. 1-2, М.: Просвещение. 1960. т. II, С. 250.

108. Лоренц К. Агрессия (так называемое зло). СПб.: Амфора, 2001. — 349с.

109. Лоренц К. Эволюция ритуала в биологической и культурной сферах //Природа. 1969. №11

110. Лосев А.Ф. Античная философия истории. М., 1977. С. 32.

111. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. М., 1992. С. 502.

112. Лотман Ю.М. Избранные статьи. В 3-х т. Таллин, 1992.

113. Лютер М. К христианскому дворянству немецкой нации об улучшении христианского состояния., Харьков, 1912. С. 60.

114. Мак-Леннан Дж. Первобытный брак. 1865.

115. Малахов В.П. Нормативная логика в правовом мышлении-М.,1990. С. 40.

116. Малиновский Б. Аргонавты западной части Тихого океана. Н-Й. 1922.

117. Мамардашвили М.К. О философии. // Вопросы философии, 1992.Стр. 3-9.

118. Мартышин О.В. О концепции учебника теории государства и права. // Государство и право. 2002. №8. С. 63, 65.

119. Марченко М.Н. Проблемы правопонимания в связи с исследованием источников права. // Вестник Московского университета. Сер. 11. Право. 2000. №3. С. 5.

120. Мельвиль А.Ю. Методология «воронки причинности» как промежуточный синтез «структуры и агента» в анализе демократических транзитов. // Политические исследования. 2002. №5. С. 54-59.

121. Меркель В., Круассан А. Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях (I). // Политические исследования. 2002. №1. С.6.17.

122. Морган Л.Г. Системы кровного родства и родственные связи в семье. 2-е изд. Л., 1934.

123. Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. -М.: Искусство, 1994. 606 с.

124. Щ 125. Мурашова С.А. Развитие отечественной традиции правопониманияв эпоху постмодерна. // История государства и права. 2003. №2. С. 4.

125. Нанси Ж.-Л. Corpus. М.: AD MARGINEM -1999. 256с.

126. Наумов А.В. Механизм уголовно-правового регулирования // В сб. : Криминологические и уголовно-правовые идеи борьбы с преступностью.— М., 1996. С.7.

127. Наумов А.В. Российское уголовное право. Общая часть: Курслекций. М., 1996. С. 91.

128. Нашиц А. Правотворчество. Теория и законодательная техника. М. 1990. С.214.

129. Нерсесянц B.C. Философия права. М., 2002. С. 447.

130. Неформальная экономика. Россия и мир. М.: Логос, 1999. - 576 с.

131. Ницше Ф. Антихрист: Проклятие христианству. Человеческое, слишком человеческое: Книга для свободных умов. — Мн.: Харвест; М.:т ACT, 2000.-240С.

132. Ницше Ф. ЕССЕ НОМО:Как становятся сами собой. Мн.: Харвест; М.: ACT, 2000.-222с.

133. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. — Мн.: Харвест; М.: ACT, 2000.-217с.

134. Ницше Ф. Сумерки кумиров, или как философствовать молотом. О пользе и вреде истории для жизни. О философах. Мн.: Харвест, М.: ООО «Издательство ACT», 2000. - 384с.

135. Петрарка Ф., Данте А. Лирика М.: Детская литература., 1983-207с.

136. Пикуров Н.И. Уголовное право в системе межотраслевых связей. Волгоград, 1998.С.16.

137. Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени.- СПб.: Алетейя, 2002.- 320с.

138. Поляков А.В. Общая теория права. Курс лекций. СПб., 2001. С. 37.

139. Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. С. 61.

140. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М., 1979. С. 99100

141. Пресняков А.Е. Княжное право в Древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь. 1999. С. 102.

142. Прикладная социология: Уч. Пособие. Ростов-на-Дону: «Феникс», 2001.-320 с.

143. Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль. Л., Гослитиздат. 1938 Киев., 1956.

144. Радаев В.В. Властная стратификация в системе советского типа // Рубеж. 1991. № 1.С. 134.

145. Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М., 1996.

146. Райкер У. Брожение 1950-х годов и развитие теории рационального выбора.// Политическая наука на рубеже веков: Пробл.-темат. Сб. / РАН ИНИОН.- М., 2000.- С. 114-121.

147. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре// В кн.: Культурология. XX век: Антология.-М.: Юрист, 1995. С. 71.

148. Рикёр П. Торжество языка над насилием. Герменевтический подход к философии права // Вопросы философии, 1996. №4. С. 27.

149. Риччи Д.М. Трагедия политической науки.// Политическая наука на' рубеже веков: Пробл.-темат. Сб. / РАН ИНИОН- М., 2000 С. 58-62.

150. Рулан Н. Юридическая антропология. М.: Норма, 1999. С. 48.

151. Салинз М. Экономика каменного века. М.: ОГИ, 2000. С. 77.

152. Самнер-Мэн Г.Дж. Древнее право. 1861.

153. Семитко А.П. Правовая культура социалистического общества: сущность, противоречия, прогресс-Свердловск, 1990. С. 12.

154. Собрание законодательства Хабаровского края. 2003 г., №5 (10) -Хабаровск. Магеллан, 2003. 141 с.

155. Собрание законодательства Хабаровского края. 2003 г., №1 (6) -Хабаровск. Магеллан, 2003. 292 с.

156. Собрание законодательства Хабаровского края. 2003 г., №2 (7) -Хабаровск. Магеллан, 2003. 297 с.

157. Собрание законодательства Хабаровского края. 2003 г., №4 (9) -Хабаровск. Магеллан, 2003. 528 с.

158. Собрание законодательства Хабаровского края. 2003 г., №3 (8) — Хабаровск. Магеллан, 2003. 379 с.

159. Собрание законодательства Хабаровского края. 2003 г., №6 (11) — Хабаровск. Магеллан, 2003. 222 с.

160. Современные социологические теории. 5-е изд. СПб.: Питер, 2002.-688 с.

161. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. М., 1933.

162. Социально-экономическое положение городов и районов Хабаровского края. 1990-2001 гг.: Стат. Сб. / Хабаровский крайкомстат-г. Хабаровск, 2002 г. 225 с.

163. Социально-экономическое положение районов Крайнего Севера и приравненных к ним местностей. 1990-2001 гг.: Стат. Сб. / Хабаровский крайкомстат- г. Хабаровск, 2002 г. 109 с.

164. Сумский В.В. Об активном ненасилии в эпоху постмодерна/фундаментализма. // Постиндустриальный мир: центр,периферия, Россия. Сборник 4. Мировая культура на пороге XXI века.С. 158.

165. Супатаев М.А. Культурология и право. М.: «Форум» «Инфра-М», 1998.

166. Сысоева JI.C. Пролетарское мессианство и новый опыт реформирования России как обнажение принципов русскости. // Исторические корни российской ментальности: Мат. Всеросс. научн. конф., -Томск: Изд-во HTJI, 2002 С. 234-239.

167. Титков А. Модели развития региональных политических элит.// Трансформации российских региональных элит в сравнительной перспективе, (матер, междунар. семин.). — М.: МОНФ,1999. С. 17-27.

168. Трансформация российских региональных элит в сравнительной перспективе.(материалы международного семинара). — М.: МОНФ, 1999. 288с.

169. Третьи Гродековские чтения: Материалы регион. Науч.-практ. Конф. «Дальний Восток России: исторический опыт и современные проблемы заселения и освоения территории» Хабаровск: ДВГНБ, 2001. -Ч. 1 -212 с.

170. Третьи Гродековские чтения: Материалы регион. Науч.-практ. Конф. «Дальний Восток России: исторический опыт и современные проблемы заселения и освоения территории» Хабаровск: ДВГНБ, 2001. -4.2-308 с.

171. Уайтхед А.Н. Математика и добро.// Избранные работы по философии. М.,1990. С.335.

172. Уайтхед А.Н. Приключения идей.// Избранные работы по философии. М., 1990. С.401.

173. Фахрутдинова А.З. Модель коммуникативной рациональности и проблема общественного согласия. // Исторические корни российской ментальности: Мат. Всеросс. научн. конф.,-Томск: Изд-во HTJI, 2002-С. 264-267.

174. Флетчер Дж., Наумов А.В. Основные концепции современного уголовного права М.: Юрист, 1998. С. 69.

175. Флоренский П. Столп и утверждение истины. СПб. 1911. С. 97.

176. Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. С. 197.

177. Фрэзер Дж. Золотая ветвь. М., 1980.

178. Фуко М. История безумия в классическую эпоху СПб.: Университетская книга, 1997.- 576с.

179. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы.- М.: AD MARGINEM? 1999.- 479с.

180. Фуко М. Рождение клиники. М.: Смысл, 1998. 307с.

181. Фуко М. Слова и вещи СПб.: A-cad, 1994.- 406с.

182. Хабермас Ю. Модерн незавершенный проект. // Вопросы философии. 1992. №4. С. 45.

183. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М.: Республика, 1993- С. 63.

184. Хайдеггер М. Основные понятия метафизики. // Вопросы философии. 1991. №9. С. 135.

185. Хайек Ф. Дорога к рабству. М., 1992. С. 19.

186. Хёйзинга Й. Homo ludens. М.: Прогресс-Традиция, 1997. 416с.

187. Хованская А.В. Достоинство человека: к либеральной стратегии права для России.// Политические исследования. 2001. №4. С. 49-59.

188. Холодковский К.Г. Демократические институты и российская практика: обучение или дискредитация? // Куда идет Россия?. Формальные институты и реальные практики М.: МВШСЭН, 2002. С. 66-70.

189. Чаянов А.В. Организация крестьянского хозяйства. М.: РОСПЭН, 2001.

190. Чеснов И.Л. Правопонимание в эпоху постмодерна. СПб., 2002. С.7.

191. Чернышов А.Г. Психология региональной элиты: мировоззренческие и идеологические стереотипы. // Постиндустриальныймир: центр, периферия, Россия. Сборник 4. Мировая культура на пороге XXI века. С. 31.

192. Шпенглер О. Закат Европы. Ростов н/Д: Издательство «Феникс», 1998.- 640с.

193. Щеглов В.Г. Нравственность и право в их взаимных отношениях // В кн.: Русская философия права. Антология-СПб., 1999. С. 178.

194. Щелочников Г.В. Правовая культура: сущность , проблемы формирования // В кн.: Преступность и культура общества.- М., 1998. С. 55.

195. Энгельс Ф. Происхождение семьи частной собственности и государства. М. : Политиздат, 1980. - 238с.

196. Эннс И.А. Проблема интерсубъективности в классическом философском дискурсе. // Исторические корни российской ментальности: Мат. Всеросс. научн. конф., -Томск: Изд-во HTJI, 2002 С. 256-263.

197. Юнг К.Г. Архаичный человек. // Юнг К.Г. Проблемы души нашего времени. М., 1993. С. 160.

198. Юнг К.Г. Архетип и символ М., 1991. С. 121-122.

199. Юнг К.Г. Сознание и бессознательное СПб.: Университетская книга, 1997. С. 76.

200. Юнг К.Г. Человек и его символы М.: Серебряные нити, 1997. С. 339.

201. Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. Venture in Social Forecasting. N.Y. 1973. P. 112.

202. Baraquin A. Les Francais et la justice civile. Paris, La documentation francaise, 1975.

203. Carbonnier J. Essais sur les lois // Repertoire du notariat Defrenois. 1979/P. 296.

204. Dotti U., Niccolo Machiavelli: La fenomenologia del potere, Mil., 1979.

205. Garapon A. L'Ane portent des reliques. Essai sur le ritual judiciaire. Paris, Le Centurion, 1985; Le symbolisme juridique: un noveau terrain pour l'anthropologue juridique// BLAJP, 13 (1987). P. 41-49.

206. Gusdori G. Mythe et metaphysike. Paris, 1953. P. 242-243.

207. Harpe R. Personal Being. F Theory for individual psychology. Oxford, 1983. P. 8.

208. Levi-strauss C. Histoire et ethnologie. // Annales ESC. 1983. №6. P. 1220.

209. Levi-Strauss C. L'Homme nu. Paris, 1971. P. 620-621.

210. Levi-Strauss C. Race et Histoire. Paris, 1961. P. 41-50.

211. Lyotard J.-F. Tombeau de l"intellectual et autres papiers. Paris. 1984. P. 71.

212. Ortega Y Gasset. El origen deportivo del Estado. 1924 // El Espectador. Madrid. 1930. Т. VII. P. 103-141.

213. Service E. Primitive Social Organization: an evolutionary perspective. N. Y.: Radmon House, 1962.

214. Service E. Profiles in etnology. N. Y., 1963.

215. Werke/ Kritishe Gesamtausgabe? Bd 1 -60. Weimar, 1883-1980.