автореферат диссертации по политологии, специальность ВАК РФ 23.00.01
диссертация на тему: Социокультурные основания китайской модели политической модернизации

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социокультурные основания китайской модели политической модернизации"

005014811

ВОРОПАЕВ Дмитрий Сергеевич

СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ОСНОВАНИЯ КИТАЙСКОЙ МОДЕЛИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ

Специальность 23.00.01 — теория и философия политики, история и методология политической науки

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата политических наук

1 2 щ? 2 т

Москва-2012

005014811

Д иссертационная работа выполнена на кафедре философии политики и права Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова

Научный руководитель - доктор философских наук, профессор

Расторгуев Валерий Николаевич

Официальные оппоненты - доктор философских наук, профессор

Коваленко Валерий Иванович

кандидат политических наук Бараш Раиса Эдуардовна

Ведущая организация - Дипломатическая академия Министерства

иностранных дел Российской Федерации

Защита состоится 12 марта 2012 г. в 15 часов на заседании Диссертационного совета Д.501.002.14 при Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова по адресу: 199991, Москва, Ломоносовский проспект, д. 27, корп. 4, философский факультет, ауд. А-518.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале отдела Научной библиотеки МГУ имени М.В. Ломоносова в учебном корпусе №1 по адресу: Москва, Ломоносовский проспект, д. 27, корп.4, сектор «Б», 3-й этаж, к. 300, сектор читальных залов.

Автореферат разослан « /О) 9,¿9 2012 г.

Ученый секретарь

Диссертационного совета Д.501.002.14 кандидат философских наук, доцент А.Г. Сытин

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Аюуальность темы

Выбор модернизационных стратегий в различных точках планеты зависит не только от достаточно хорошо операционализируемых, а потому удобочитаемых сторонним наблюдателем показателей: природных ресурсов, экономического потенциала и человеческого капитала, которыми располагает страна, но в еще большей степени от социокультурной специфики региона То, что локально-пивилизационная подоплека редко попадает в фокус исследований по модернизации, будучи постулируемой и выносимой за скобки, а часто и вовсе рассматривается как препятствие для модернизации, обусловлено доминированием в политическом дискурсе принципа «моноцивилизационного» пути развития. Аюуальность настоящего теорегико-политологаческого исследования обусловлена тем, что указанный принцип, порождающий геополитическую утопию «монополярного мира», утрачивает эвристический потенциал. В данном контексте синтез методологических установок, заложенных в концепциях коэволюции и цивилизационного подхода, способен обогатил, инструментарий философии политики и стимулировать междисциплинарные исследования.

Китайский опыт, реализующий стратегию «синтеза экономических и технократических методов Запада с духовными ценностями Поднебесной»1 в связи с этим представляет особый интерес, свидетельствуя о том, что освоение новых технологических укладов не во всяком случае умаляет значимость культурно (и даже когнитивно) иных цивилизационных миров и не снижает их конкурентоспособность. Он позволяет говорить

0 необходимости внести коррективы в понимание демократии и в трактовку моделей модернизации, которые пред лагаются «странам-аутсайдерам» в качестве образца По мнению основателя Института Китая в Пекине Дж. Нейсбига, «в то время как западная демократия как функционирующая политическая система оказалась в тупике, Китай выстраивает совершенно новую демократическую систему».2 Это позволяет, как считает

1 Бажанов ЕЛ., Баженова Н.Е. Международные отношения в XXI веке. М., 2011. С. 157.

2 Нейсбит Дж. России требуется выработать собственную версию демократии// Мировой политический форум, 2010. Ьф://Уаго51ау1(Ыа111/5есйоп£/ь1а(£ЛЗ^^

уегауи<1стокга1и >

3 1 ",..

Нейсбит, признать факт коэволюции «вертикальной демократию) (китайский путь) и «горизонтальной демократии» (западный опыт). Инволюция духа и увеличение влияния символических средств общения - устойчивый вектор движения Запада, поэтому ему вскоре придется играть на чужом поле, учиться инстгауциональному строительству у единственной цивилизации в истории человечества, преуспевшей в обуздании архаики и деструктивного потенциала образных средств коммуникации.

Наконец, осмысление основополагающих принципов функционирования и развития китайского общественно-политического монолита приобретает особую актуальность в связи с задачей системной модернизации России. Китай однажды обратился к заимствованию советской модели социально-экономического и политического устройства, а затем, когда сам референт обнажил ее слабые звенья, своевременно осуществил адекватные преобразования, вернувшись на традиционный путь институционализации, деперсонификации власти, установив императив сменяемости политической элшы и принципы рыночной экономики. Сегодня хотелось бы вести речь о диалогичной петле обратной связи трансформаций политических систем двух стран. Учет китайского опыта в процессе выработки алгоритма модернизации России (с избеганием механического калькирования) представляется чрезвычайно актуальной задачей для будущего страны.

Степень научной разработанности темы

В политическом и теоретико-политологическом дискурсах доминирует все же скорее технологическое понимание феномена модернизации, что объясняется тесной связью исследовательских программ с «социальным заказом», установкой на эффективность и целесообразность. Поэтому в соответствующих исследованиях часто игнорируется мировосприятие самих «объектов модернизации» и превалируют различные версии теории политической модернизации и весгернизации, теории демократических переходов, транзитология, компаративистика. Среди наиболее известных авторов: Г. Алмонд, С. Верба, JI. Даймонд, Р. Даль, Т. Карозерс, X. Линц, JI. Пай, Р. Патнэм, Д.А. Растоу, Э. Гидденс, Г. Тернборн, О. Торнквист, С. Хантингтон, Ф. Фукуяма, И. Шапиро, Ф. Шмштер.'В данной мыслительной парадигме показательна дискуссия, развернувшаяся

1 Almond G. A. Comparative Political Systems // Journal of Politics. 1956. Vol. 18. № 3; Almond G., Verba S. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations. Princeton, 1989; Гидденс Э. Последствия

4

между «либералом-прогрессистом» Ф. Фукуямой, сообщившим миру о «конце истории» (впоследствии несколько поменявшим позицию), и консервативным либералом С. Хантингтоном, чьи взгляды из теории «авторитарной модернизации» трансформировались в концепцию «столкновения цивилизаций». К исследовательскому меньшинству, работающему под девизом «модернизации в обход модерниги», можно, с известной долей допущений, отнести таких именитых авторов, как А. Абдель-Малек, А. Турен, Ш. Эйзеншгадг. 1 Вслед за институционально-цивилизаторским и мультикультуралистским подходами в неолиберальном дискурсе наметилось течение, пытающееся обеспечить идеологическую защиту секулярного общества от угрозы «обратной глобализации». Данное направление отмежевывается от институционального детерминизма в пользу утилитарного истолкования детерминизма культурного, в соответствии с которым всякой культурной традиции, не укладывающейся в рамки либеральных установок, отказывается в легитимности. Среди представителей данного направления наиболее известны исследователи: С. Бенхабиб, Р. Инглхарт, К Вельцель.2

В политико-философском дискурсе, касающемся мирового цивилизационного процесса, наиболее влиятельны концепция «незавершенного» доопределяющегося проекта модернизации Ю. Хабермаса и пессимистичная оппозиция ей в ввде концепции юры тотальной симуляции» Ж. Бодрийяра, который пытается объяснить отказ современной «кибернетической цивилизации» от духовного развития.

модерниги. Новая постиндустриальная волна на Западе. - М., 2000; DM RA. Democracy and Its Critics. New Haven, 1989; Карозерс Т. Ошибка теории «поэтапной демократизации» // Рта ct Contra 2007. № 1; O'Domell Guillermo, Schmitter Philippe. Transitions from authoritarian rule: tentative conclusions about uncertain democracies. Baltimore, 1986; Putnam R D. Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community. N. Y., 2000; Putnam R D. The comparative study of political elites. Englewood Cliffs, NJ., 1976; Растоу ДА Переходы к демократии: попьпка динамической модели // Полис. 1996. № 5. С. 5—15; Тернборн, Г. Глобализация и неравенство. Сумерки глобализации: наст. кн. антиглобалиста. М., 2004; Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М., 2005; Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию. М., 2004; Фукуяма Ф. Конфуцианство и демократия// Русский журнал. 25.12.1997. Электронная публ. http^/wmv.hrono^i/№ris/lib_í7fijkuyaim03.html#10; Hungtington S.P. Political Order in Changing Societies. London, 1996; Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2006; Шапиро И. Переосмысливая теорию демократии в свете современной политикиШолис. 2001. № 3 - 5;

1 Touraine A. Le Mouvement de mai ou le communisme utopique. Paris, 1968. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М, 1999.

2Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру. М., 2003; Инглахрт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия: Последовательность человеческого развития. М., 2011.

В России к проблеме модернизации, в основном в связи с отечественным политическим процессом и его социокультурными особенностями, обращались АС. Ахиезер, АГ. Володин, СЛ. Гавров, А.Г. Дугин, Н.Н. Зарубина, М.В. Ильин, Б.Г. Капустин, С А Ланцов, АЮ. Мельвиль, Е.Н. Мощелков, АС. Панарин, В.И. Пангин, В.М. Побережников, Л.В. Сморгунов, АИ. Соловьев, В.Г. Федотова.1

О том, какое значение для американской политологии времен «холодной войны» имела проблема модернизации КНР, можно судить по статусу «главного» американского китаиста - Лукиана Пая. С конца 90-ых гг. интерес к проблеме спадает, о чем свидетельствует сокращение публикаций на соответствующую тему в англоязычной научной периодике. Что касается качества дискурса в данной сфере, то, к сожалению, основательные работы по кулыуре и языку Китая описывают преимущественно Досиньхайский период и прикладная политическая аналитика редко на них ориентируется.

Проблемам политической модернизации и политических реформ Китая и Тайваня посвящены русскоязычные работы: О.Б. Бальчиндоржиевой, Е.П. Бажанова, Н.Е. Бажановой, КМ. Барского, В.Г. Бурова, АВ. Виноградова, АД. Воскресенского, В.Г. Ганшина, Л.М. Гудошникова, К.А. Егорова, К.А. Кокарева, ЛИ. Кондрашовой, Б.Т. Кулика, Цзинцзе Ли, О.В. Литвинова, АВ. Лукина, Лю И, Л.М. Мамаевой, Цзюйшэн Ню, Э.П. Пивоваровой, Д.А. Смирнова, Б.С. и П.Б. Старостиных, ГА. Степановой, ГА

1 См.: Ахиезер А Российский либерализм перед лицом кризиса // Общественные науки и современность.

1993. №1; Володин А Г. Гражданское общество и модернизация в России. Истоки и современная

проблематика / Полис. 2000, № 3. С. 104-116; Гавров СЛ. Модернизация во имя империи.

Социокультурные аспекты модернизационных процессов в России. М., 2004; Дугин АТ. Трансформация

политических институтов и структур в процессе модернизации традиционных обществ // Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. д. полит, н. Ростов-на-Дону, 2004; Зарубина Н.Н. Социокультурные факторы хозяйственного развития: М. Вебер и современные теории модернизации. СПб., 1998; Ильин МВ. Идеальная модель патетической модернизации и пределы ее применимости. М, 2000; Ланцов СА. Российский исторический опыт в свете концепций полигшческой модернизации // Полис. 2001. №3; Мельвиль AJO. Демократические транзиты (теоретико-методологические и прикладные аспекты). М., 1999; Мощежов Е.Н. Современная Россия и демократические цдеопогемы Запада: проблема совместимости // Демократия в России и Европе: философское измерение: Материалы м. конф. «Философские проблемы демократического общества». Калининград, 2003. С. 117 - 126; Панарин АС. Стратегическая нестабильность в XXI в. М., 2003; Лапкин В.В., Пантин В.И. Ритмы мевдународного развития как фактор политической модернизации России // Полис. 2005, №3; Побережников И.В. Модернизация: теоретические и методологические проблемы // Экономическая история. Обозрение Вып. 7. М., 2001. С. 163-169; Сморгунов АВ. Сравнительная политология: теория и методология измерения демократии. СПб., 1999; Соловьев АИ. Апология модерна // Власть, № 5,2002 г. (0,5 пл.); Федотова ВТ. Модернизация «другой» Европы. М., 1997.

6

Степанова, Сунь Хао, ВЯ. Портякова, MJI. Титаренко, Цзэнкэ Хэ, Чжан Сянго.1 Среди свежих работ стоит выделить диссертацию В.В. Тельбизова «Стратегия модернизации политической системы КНР: идеология и основные направления (1989-2003 гг.)». Это фундированное первоисточниками исследование институциональных изменений политической системы, происходивших в период полномочий 3-его поколения руководителей КНР.

Российское китаеведение в теоретико-политологических работах придерживается хронологического подхода Исследователи заняты преимущественно аналитикой официальных партийных, государственных документов и СМИ Китая, сохраняя преемственность традиций советского китаеведения. По этой причине возникает феномен «вторичной аналигаки», характерный и для китайской науки.

Среди отечественных китаистов, занимающихся вопросами политических традиций и культуры Китая, их влиянием на политический процесс отметим: H.A. Абрамову, КВ. Васильева, JI.C. Васильева, Л.П. Делюсина, А.И. Кобзева, П.М. Кожина, B.C. Колоколова, А.Е. Лукьянова, В.В. Малявина, A.C. Мартынова, B.C. Мясникова, Л.С. Переломова, И.И. Семененко, КМ. Тергацкого, ТЛ. Титаренко, В.Ф. Феоктистова Необходимо сказать и о зарубежных исследователях в данной сфере: Предмет исследования Х.Г. Крила -становление древнекитайской государственности и политические традиции Китая. Изучением особенностей мировоззрения современных китайцев в их связи с религиозными традициями занимался А. Масперо. Проблему трансформации политических ценностей, обусловленную экономическими переменами, а также особенности адаптации к ним КПК исследовали политологи Б. Диксон, Д. Гудман, М. Голдман, Ван Мьяо-ян. Работу В. Бауэра 2 можно привести как пример культурологической теории, соотнесенной с реальностью маоистского Китая.

1 Бажанов ЕЛ. Китай: вчера и сегодня. М, 2007; Буров ВТ. Модернизация тайваньского общества М., 1998; Виноградов AB. Китайская модель модернизации. Поиски новой идентичности. М, 2005; Ганшин ВТ. Формирование гражданского общества в России и Китае. M., 2007; Гудошмжов ЛМ Рук авт. калл. Политическая система и право КНР в процессе реформ 1978-2005. М., 2007; КондрашоваЛ. И. Китай ищет свой путь. М., 2006; Кокорев КА. Политический режим и модернизация Китая. М., 2004; Лукин AB. О некоторых проблемах сравнительных исследований политических систем КНР и СССР// Сравнительная политология. №1(3), 2011; Литвинов О.В. Китайский путь к демократии. М., 2004; Мамаева НЛ. Партия и власть: Компартия Китая и проблема реформы политической системы. M., 2007.

2Bauer W. The Chine and Hoping for the Happiness. The Paradise. The Utopian. The Ideals. N.Y., 1973.

7

Аргументированный характер носит позиция первого иностранного профессора университета Циньхуа в Пекине, Дэниела А. Белла, обосновывающая перспективу осуществления политической модернизации КНР на основе одного из современных конфуцианских проектов. Благодаря ДА Беллу,1 профессору Гонконгского университета Руйпин Фаню2 и сотруднику ИДВ РАН А.П. Шилову англо- и русскоязычные читатели получили возможность открыть для себя феномен возрождения академического политического конфуцианства в континентальном Китае ХХ1в. в лице Цзян Цина и его школы.3 Идеи, касающиеся мышления и языка китайцев, сформулированные В. фон Гумбольдтом,4 НЛ. Бичуриным,5 М. Гране,6 С.Е. Яхонтовым7 и его школой (М.В. Кружков, И.С. Гуревич, И.Т. Зограф), а также нашими современниками А.И. Кобзевым8, Н.П. Маргыненко, 9 Е.П. Бажановым, 10 способствовали выработке концепции, представленной в настоящей работе. Невозможно было обойтись и без работ по языку, логике и научному мышлению в Древнем Китае Хр. Харбсмейера11 и К Робинсона12 в составе беспрецедентного по масштабам в мировой синологии проекта Дж. Нидэма «Наука и цивилизация в Китае».

1 См. Daniel A. Bell China's new Confucianism; politics and evayday life in a changing society. Princeton, NJ, 2008. Confiician Political Ethics. Princeton University Press, 2007. Beyond Liberal Democracy: Political Thinking for an East Asian Context Princeton, 2006.

2 The Renaissance of Confacianism in Contemporary China/Ed by Ruiping Fan! Philisophical Studies in Contemporary Culture. Vol. 20, HK, London, NY, 2011.

3 Шилов АЛ. Конец древности: о духовном кризисе современного китайскою общества и поиске новых ценностей. М, 2009. С.135-136, 180; Шипов А.П. Духовное и идеологическое состояние китайского общества на фоне мирового финансово-экономического кризиса. Экспресс-информация ИДВ РАН № 2. М. 2010. С.53-62.

4 Humboldt W. Lettre à m. Abel-Rémusat sur la nature des formes grammaticales en général et sur le génie de la langue chinoise en particulier. Paris, 1827.

5 Бичурин НЛ. Китайская грамматика. Пекин. 1832.

6 Гране M Китайская мысль. М., 2004; Гране M Китайская цивилизация. М., 2008; Granet M. Quelques particularités de la langue et de la pensee chinoises. Paris, 1920.

Яхонтов C.E. Древнекитайский язык. M., 1965.

8 Кобзев. АЛ. Учение о символах и числах в китайской классической философии. М., 1993.

9Мартыненко НЛ. Культура как превращение знаков - вэньхуа. Т. 1, 2. М., 2006; Мартыненко НЛ. Семиотика древнекитайских философских текстов. Введение в метод. М., 2003.

10 Бажанов ЕЛ. д. ист. наук, профессор, Заслуженный деятель науки РФ, см., напр., Бажанов Е.П. Китайская грамота. О китайском языке, иероглифах, каллиграфии, «иероглифическом» видении мира. Москва, 2008; Бажанов Е.П. Восточный экспресс с остановками на Западе. Записки очевидца. Москва, 2008; Бажанов Е. П., Баженова H. Е. Китайская мозаика Москва, 2011.

11 NeedhamJ. Science and Civilization in China. V.7 Parti Language and Logic by C. Harbsmeier. Cambridge, 1998.

12 Robinson K. and NeedhamJ. Literary Chinese as a Language for Science //NeedhamJ. Science and Civilization in China V.7 Part П General Conclusions and Reflections. Cambridge, 2004. P. 95 -198.

8

В целом же вопрос о социокультурных предпосылках политической модернизации КНР разработан фрагментарно. Теоретических работ, которые бы описывали модель политической модернизации КНР и ее инсппуциональные составляющие через призму вне-институциональных факторов, на основании цивилизационного подхода, а также теорий, системно обосновывающих политическую культуру и политический процесс с помощью методологии структурализма и принципа лингвистического детерминизма, автор не встретил в научной литературе. А проблематика культурологического характера, хотя и присутствует в специализированных монографиях, не имеет должного отражения в политологическом дискурсе.

Цель работы - выявить и проанализировать фундаментальные социокультурные основания и характеристики модели модернизации политических институтов Китая, с учетом сценариев ее взаимодействия с западной моделью демократии. Эта цель представляется остроактуальной, поскольку в эпоху глобализации Китай сохраняет свою цивилизационную идентичность, что не мешает ему занять нишу одного из ведущих акторов мирового политического процесса. В соответствии с целью работы были сформулированы следующие задачи:

• Проанализировать содержание конкурирующих и взаимодополняющих теорий и доктрин, описывающих и/или обосновывающих выбор стратегий индустриализации, модернизации, в том числе и политической модернизации;

• Проследить становление «эндогенной» модернизации с позиций цивилизационных теорий и феномена коэволюции в рамках социальных систем, поскольку принцип коэволюции заложен в фундамент цивилизационного подхода, если сам этот подход не выхолощен до схемы мононивилизационного развития;

• Рассмотреть эволюцию основных теорий политической модернизации;

• Выявить характер и особенности системы традиционных культурных образцов китайской цивилизации и их влияние на модель политической модернизации КНР;

• Исследовать принципы и методы построения сформировавшейся и доопределяющейся модели политической модернизации Китая;

• Предложил, попытку осмысления и сценарного прогнозирования глобальных трендов в сфере трансформации политических инсппугов в контексте цившшзационного процесса

Методологическим основанием работы послужил комплексный подход. Он заключается в совмещении позиций культуроцентризма и лингвистического детерминизма, подкрепляемых методом лингвистического (этимологического, семиотического) анализа и установками философии структурализма Структурная лингвистика, структурализм и постструкгурализм демонстрируют свой эвристический и методологический потенциал при осмыслении и описании китайской цивилизации и ее языка Применение этой методологии в данном случае, как представляется, более оправдано, нежели при описании постмодернистской европейской символической реальности, на материале которой она была разработана

Исследование выполнено с учетом системной методологии реконструкции семиотических структур китайской классической письменной традиции, разработанной Н.П. Мартыненко. Данный подход позволяет наиболее полно постигать зашифрованные в «смысловом письме» категории китайской мысли через их позиционирование в системе интертекстуальных соотношений иероглифов (их составных ключей) и в контексте аналогий с образами из «жизненного пространства» различных периодов китайской истории.1 Работа соответствует методологической установке, предложенной программой «Цивилизационный путь России» Научного совета РАН по изучению и охране культурного и природного наследия. По мнению руководителя совета, академика Е.П. Челышева, «самобытное достояние каждой цивилизации и каждого народа - большого и малочисленного - имеет право на уважение и защшу, что позволяет преодолеть ограниченный, а в настоящее время и крайне опасный цивилизаторский образ мышления». Эта концептуальная схема «оправдывает, легитимирует насильственные меры по насаждению «мирового порядка» и якобы цивилизованных форм правления».2

1 Мартыненко Н.П. Специфика семиотического изучения древнекитайских текстов // дисс. на соиск. уч. ст. д. фидас. н. М., 2007.

2 Челышев ЕЛ. Цивилизационный выбор России в современном мире: синтез наук, многообразие культур, верность традициям // Проблемы культурного и природного синтеза. М.: ИИЯ.

10

Научная новизна диссертационного исследования заключается в следующем:

• Впервые обоснована применимость категориальной пары коэволюция -коинвсшюция в политологии, благодаря чему предметом изучения может стать феномен сохранения цивилизационной самобытности в процессе системной модернизации, который наиболее полно демонстрируется Китаем. Делается вывод о том, что именно такой путь обеспечивает устойчивость технологического развития и политической модернизации в условиях жесткой конкуренции.

• Впервые в философии политики применена методология структурализма и постструктуралшма по отношению к изучению китайской иероглифической цивилизации, ее политической системы и политической культуры. Обоснована также неприменимость формационного подхода к китайской модели модернизации.

• На примере китайской модели политической модернизации обоснована гипотеза о том, что авторитаризм и однопартийная парламентская система органичны обществу с доминированием реляшвного (вне референции) символического космоса над реальностью знаковой и абстрактно-символической.

• При сопоставлении моделей модернизации на Западе и на Востоке описан феномен коинволюции и определена граница, отделяющая цивилизационную коэволюцию, служащую гарантом сосуществования цивилизаций, от коинволюции как процесса, свидетельствующего об архаизации общественной жизни.

Положения, выносимые на защиту

1) Причина несостоятельности многих теоретических схем, призванных объяснить взаимосвязь социокультурного многообразия и модернизационной унификации, заключается в порочности принципа «моноцивилизационного» развития, порождающего утопию «монополярного мира». В процессе ее превращения в геополитическую программу используются отсылки на неизбежность эволюционных процессов. Становление «моноцивилизации» при этом рассматривается как позитивный итог развития человечества, поскольку только такой результат будто бы способен остановить архаизацию мировой культуры. Эта логика вступает в противоречие с политическими реалиями и, прежде всего, с фактом успешного модернизационного развития Китая, что изменяет вектор поиска путей модернизации.

2) Обоснованные сомнения вызывает принцип безальтернативного развития человечества, который в его современных интерпретациях явно противоречит признанию за каждой локальной цивилизацией права на существование и развитие. Это противоречие, характерное для политической теории со времен НЯ.Данилевского, игнорировалось и в политической науке, и в политической практике, где господствует не цивилизационный, а цивилизаторский тип мышления.

3) Китай - когнигавно защищенная от внешнего идейного воздействия социоцентричная цивилизация, для которой не характерно представление о развитии как о высшей ценности и самоцели (в его западно-философской интерпретации). Модернизация Китая обусловливается вызовом «коллективной потери лица», ограничивается мерами, способствующими увеличению «совокупной мощи» государства и устойчивости воспроизводства структуры социума Она совершается на собственной цивилизационной основе посредством конкретно-символического мышления, в соответствии с формулой Дэн Сяопина: «переходить реку, ощупывая камни».

4) Корни общекитайского аналога «Consensus Juris»1 - базовой предпосылки политического порядка и успешной модернизации на Западе - следует искать в принципиально непротиворечивой, «непроблематичной», целостной и эмоционально позитивной картине мира, детерминированной авторитарной (в когнитивном смысле) природой иероглифа Политическое здание КНР легитимирует также феномен коллективизма, устойчивость которого, нелогичная с позиции теорий модернизации в условиях урбанистической, «капиталистической» среды, обосновывается структуралистски, исходя из контекстной (конвенциональной) природы китайской речи и письменности. Конфуцианство отражает эти особенности менталитета установками на эмпатию и аффилящпо. Аналогичным образом объясняется деперсонифицированный характер политической системы Китая.

5) Органичность модернизации в форме «авторитарного транзита» для КНР обусловлена тем, что одним из оснований цивилизационной общности Китая и достаточным компонентом легитимности политической надстройки является власть-сила Иероглифы имеют тенденцию к мультипликации (из-за отсутствия у идеограммы

1 Лат. Согласие по поводу права.

фонетических и иных вне-структурных референтов), что означает перманентную угрозу коммуникационного партикуляризма и политического сепаратизма. Одной из системообразующих функций унитарной административно-бюрократической машины было обеспечение надежной письменной, директивной коммуникации. Неизбежно «авторитарный» характер цивилизации обнаруживает себя и в форме «мягкой силы», поскольку, в условиях господства символической реальности, ключевым властным ресурсом является контроль над каналами трансляции смыслов в обществе, а его утрата чревата внезапным низложением политического режима. Классификация, упорядочение составляют суть и цель существования политической надстройки, а «исправление имен», то есть контроль над состоянием политического словаря и ритуалом его социальной индоюринации, реформирование концептов языка - традиционно одно из главных направлений в политическом планировании.

6) Политическая модернизация, понятая как демократизация, в Китае не имеет смысла, поскольку народ не чувствует себя отчуяеденным от власти, что объясняется «мягкой», манипулягорной силой социализирующей социальной структуры, выражающей себя в языке и ршуале, неискоренимым коллективизмом, демонстрацией властью собственного присутствия, патерналистской конфуцианской этикой, а также наличием меритократических институтов. Здесь все население, вплоть до высших сановников - легко заменимые элементы системы, движущиеся последовательно по многоступенчатой иерархической вертикали и бессознательно существующие в едином «патриотичном» этико-симвсшическом пространстве.

7) Система (стройного представительства» - скорее символическая, чем не

модернизационная мера. Доминанта социоцешризма, логика структуры утверждают в

качестве ценности воспроизводство, а не производство, из чего следует, что не вполне

корректно применять в отношении КНР категории формационного подхода (социализм,

капитализм) и, соответственно, представления об институтах собственности и классовой

борьбе. Наложение конфуцианством табу на критическое мышление (при ограниченных

средствах объективации мышления абстрактного, оно может выступать лишь в роли

оружия политической диверсии), доминирование воспитательной функции на всех

стадиях социализации, корпоративная культура, средства китайского языка и его новое

13

пространство - СМИ - компенсируют «угрозу» режиму, усматриваемую в росте страты предпринимателей.

8) Вероятный сценарий политической модернизации для Китая - курс на оптимизацию социальных институтов, соединяющий современные технологии политического менеджмента с тысячелетними традициями правления. Этот синтез обеспечивает устойчивую социализацию, преемственность и ротацию элит при воспроизводстве деперсонифицированной политической надстройки и гфедполагает реставрацию политического конфуцианства и ритуала. Тезис фундируется констатацией факта ренессанса политического конфуцианства в академических кругах КИР в XXI в.

9) Подлинная «цивилизационная» (в сфере духа) модернизация Китая возможна, но требует осторожной и последовательной реформы письменности с использованием японского опыта - через реформу обогащения иероглифики фонетическим письмом, но без замены первого последним. Более радикальная реформа письменности привела бы к коллапсу китайской цивилизации, учитывая высокий уровень социальной несправедливости в Китае.

Теоретическая и практическая значимость исследования

В отечественной политологии существует потребность выти за границы эконом-центристской парадигмы в процессе осмысления результатов модернизации в различных регионах мира. Проведенное исследование позволяет на примере Китая открыть лингво-политологаческую, философско-социокультурную и теоретико-политологическую перспективу модернизации, обозначить возможности и границы применимости китайской модели для России. Результаты исследования используются при разработке лекционных курсов по теории и философии полигики, а также при подготовке спецкурсов по проблематике межгосударственного и межцившшзационного взаимодействия.

Апробация работы

Основные результаты работы прошли апробацию на V Всероссийском конгрессе

политологов, организованном РАПН (М., 22.11.2009г.), а также в рамках педагогической

практики (семинарские занятия у студентов 3 курса МГУ им. Ломоносова в 2009 г).

Отдельные положения были использованы при подготовке расширенного заседания

Координационного совета по социальной стратегии при Председателе Совета Федерации

14

РФ, посвященного проблемам экологической модернизации (21.04.2010 г.). По теме исследования опубликованы 9 научных работ общим объемом 12 пл., в том числе 3 статьи в ведущих рецензируемых научных журналах и монография. Диссертационное исследование прошло обсуждение на заседании кафедры философии политики и права философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.

Структура работы представлена введением, тремя главами, заключением и библиографией.

ОСНОВНОЕ СОД ЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснована актуальность темы, обозначена исследовательская проблема и изучена степень ее научной разработанности, сформулированы цель и задачи, описана методологическая основа диссертации, вынесены положения на защиту, отражены новизна, научная и практическая значимость работы, результаты ее апробации.

Первая глава «Концептуальные основания конкурирующих теорий и моделей политической модернизации» посвящена сопоставительному анализу теоретических подходов к становлению общества модерна, форм и типов модернизации, а также эволюции теорий политической модернизации. В первом параграфе «Эпоха модерна и теории модернизации» рассматривается генезис, цивилизационные основания и устоявшийся набор культурных образцов общества западноевропейского типа как универсального референта для доминирующих в политологии теорий модернизации с учетом специфики Ренессанса, Реформации, Просвещения и через переход к социальному конструкгавизму, проектному мышлению и институциональному детерминизму. Особое внимание обращено на утверждение концепта права, в котором установлена связь между принудительным характером и изменяемостью норм права, а также на электоральный цикл как ритуал социального рождения граждан на фоне становления системы деперсонифицированной бюрократии.

Обосновывается тезис, согласно которому в интеллектуальном плане подход Запада к

модернизации во многом предопределен процессом секуляризации (перверсии)

христианского сознания (совести), диалектики аскезы и юли к творчеству. Но позитивным

следствием утраты («сжигания») этого невосполнимого ресурса можно считать развитие

фундаментальной науки, классической философии и истории - наследия западной

цивилизации. Наиболее показательный вариант модернистской картины мира

раскрывается в трактовке Шеллингом Истории как коэволюции познавательной

деятельности и познаваемого, обусловленной субъектным началом и возможностью

рефлексии над когнитивным процессом, реализующимся в текстах. Таким образом,

вычленяется архешпическое западное восприятие модернизации как коэволюционного

процесса становления абсолютной рациональности.*Автор придерживается принципа

16

лингвистического и семиотического детерминизма: в качестве одной из опосредованных предпосылок формирования рационалистической картины мира выделяется характерная для индоевропейских цивилизаций акцентуация на применение языка в целях абстрагирования, что, в свою очередь, возможно лишь в рамках алфавитной письменной культуры. Выдвигается гипотеза о латентных предпосылках формирования конкурентной модели «открытого общества - редуктора частных воль» как продукта принятия и канализации кочевнической энергии времен Переселения народов.

Во втором параграфе «Эволюция теорий и концепций политической модернизации» раскрываются причины «методологического кризиса» в политике, анализируются установки, требующие ревизии. Доказывается, что причина несостоятельности сложившихся теоретических схем заключается в порочности принципа «моноцивилизационного» развития и утопии «монополярного мира». Для оправдания этой утопии и соответствующего геополитического проекта используются отсылки на эволюционные процессы, а «моноцивилизация» интерпретируется как позитивный итог развития человечества, препятствующий архаизации мировой культуры. Такой подход опровергается фактом успешной модернизации, осуществляемой на аутентичной цивилизационной основе. Сведение целей модернизации к унификации мировых сообществ в соответствии с евроатлантическими образцами прогрессивного развития безуспешны, поскольку сами эти «образцы» все чаще демонстрируют недостаточную конкурентоспособность, превращаясь в патогенные симулякры эпохи постмодерна и самоликвидации духовных основ западной цивилизации. Системный кризис, соединивший в себе разбалансированность пиратствующей финансовой системы, исчерпание модели экономического роста на основе кредитного стимулирования потребления, заставляющее корпорации преодолевать национальные границы, и вызванные стратегическим ресурсным голодом интервенции международных коалиций, стимулирует формирование «коалиций-антиподов», готовых отстаивать принцип полицентризма В качестве такой коалиции рассматриваются страны БРИКС, где особую роль играют Китай и Россия, что порождает заказ на политическую теорию, способную обосновать стратегию полицентризма в геополитике.

Здесь же обосновывается гипотеза о том, что теории модернизации создавались как идеологическое обеспечение практики неоколониализма, стратегии Soft power США. Данное обстоятельство объясняет их множественные внутренние нестыковки, и, в частности, тот факт, что представление об эндогенных процессах модернизации в «странах ядра» входит в противоречие с обоснованием экзогенной модернизации. Под давлением альтернативных концепций: зависимого развития, мир-системного подхода И. Валлерстайна, идей неомарксизма, в частности, Г.Маркузе, намечается оформление нового теоретического направления - обоснования «модернизации в обход модершпи», что постулирует возможность политического развития с опорой на традиции. Однако, утратив этическое оправдание в связи с исчезновением образа абсолютного зла в лице СССР, теории политической модернизации вскоре «опрощаются»: их все чаще заменяют «пособия по демократическому транзшу» и тиражирование экономических неолиберальных доктрин.

Вторая глава озаглавлена так: «Институциональные и вне-институциональные

предпосылки китайской модели политической модернизации». В первом параграфе

«Китайская цивилизация и язык в преломлении методологии структурализма»

исследуются черты китайской рафинированной цивилизации, характеризующейся

беспрецедентной стабильностью воспроизводства политической традиции, что

подтверждается в условиях непрекращающейся смены моделей модернизации.

Обосновывается тезис о том, что структурная лингвистика, рассматривающая язык как

чистую (замкнутую) структуру соотношений, а также философия структурализма и

постструктурализма, распространяющая указанный принцип на прочие сферы бытия,

обладают объяснительной силой при описании китайской цивилизации и ее языка. Ядро

традиционного Китая составляет неразрывная система: китайский язык - конфуцианская

«этическая» подсистема - централизованная бюрократическая «империя ученых».

Китайский язык - ключ к цивилизационной специфике Китая. Иероглифическая

письменность ограничивает развитие языка и абстрактного мышления, связывает

индивидов в единую когнитивную структуру коллективного субъекта-манипулятора.

«Быгае-в-мире» для китайца не подвергнуто значимому членению знаками, но

присутствует через корпус иероглифики. Вера как единственная доступная форма

18

гуманитарного знания, вера в имманентное как единственно доступная форма веры, сакрализация социальной структуры - это обусловленный иероглификой и конкретно-символическим мышлением цивилизационный выбор Китая. Поскольку символическая реальность в Китае не вторична, а первична, ее сущностный атрибут, тавтология, без риска фальсификации используется как инструмент господства в интересах государственной машины с традиционной функцией «успокоения народа», причем элита в данном случае оказывается частью народа. При зажатом в иероглифических «шсках» абстрактном мышлении, оценочные суждения деструктивны, поэтому конфуцианство табуирует их и утверждает установку на эмпатию и аффиляцию во всех сферах коммуникации.

Китайский язык можно назвать недетерминированным языком, «языком круга кода», изначально основанным на структурном законе ценности, в противопоставлении детерминированным фонетической репрезентацией линейным «знаковым» языкам. Структурный закон ценности воспроизводит сам себя в ритуале социализации, в нем символы значимы только как взаимно соотнесенные элементы. Таким образом, контекстная, кодовая природа языка объясняет живучесть феномена коллективизма, легитимирующего политическое здание Китая. Конфуцианский идеал «человечности» (жэнь) описывается как существующий в коннотациях «включенности» в социальную сеть-структуру, солидарности и конформистской социализированностн. Конфуцианство рассматривается в качестве обусловленной иероглифической письменностью матрицы китайской цивилизации, принципиально не преодолеваемой ничем наносным и (или) содержательным, но допускающей его в качестве симулятивного дискурса и потому обладающей чрезвычайным адаптивным потенциалом в эпоху освоения современности Китаем. Единственная доступная китайскому мышлению двоичная логика (инь-ян) подобна базовому для кибернетики принципу бинарного кодирования сходства и несходства. Это логика прагматизма, «ощупывания камней» с соответствующим ей идентификационным принципом «свой - чужой». Иероглифика сковывает духовное развитие, фиксирует конкретно-символическое, аллегорическое мышление, тяготеющее к символическому релятивизму, не пускает мысль в абстрактную и абстрактно-символическую перспективу (на уровень символов второго порядка).

Во втором параграфе «Универсальная модель политической системы и традиционное понимание «модернизации» е Китае» предпринимается попытка построения модели традиционной «империи ученых» Китая. Выдвигается тезис, что условная (структурная, кодовая, контекстная) природа иероглифической письменности, свободной от объективных референтов, имплицитно содержит требование воспроизводства авторитарной централизованной административно-бюрократической машины. Символический характер письменности обусловливает командное место полигаки в обществе и форму государства История Китая подтверждает, что иероглифы-симулякры способны плодиться бессистемно, угрожая цивилизации. В понятии власти (цуаньли) как права-привилегии силы, раскрывается достаточное основание цивилизационной общности Китая. Отсюда конфуцианский принцип «соответствия», «исправления имен» и легитимирующая государство функция по реформированию словаря, именование чиновников (вэньгуань) как служителей символов и понимание закона (фа) как наказания. «Блеск налопатника» власти-силы редуцируется, смягчается в ритуале, он становится инструментом «мягкой силы» (инь-ли). В ритуале (ли) -ингериоризируются и воспроизводятся непреходящие установки символического кода агентов социальной системы. При недоступности абстрактного мышления единственным способом передачи индивиду сакрально значимого абстрактного понятия структуры и иерархии становится эстетизация практик, воспроизводящих иерархию, ртуал также служит унификации, десубьективации, инсплуционализации этих практик Функциональная редукция индивида, его «успокоение» - естественное для китайской культуры явление, к которому Запад пришел в процессе политической модернизации.

Кодификация и администрирование - две неразрывно связанные функции

политической надстройки. Термину политика (чжэнчжи) в китайском языке не

соответствует набор телесшогичных, мобилизационных и производительных

«европейских» концептов, он означает лишь самоценность процедуры структурирования,

приписки элементов к некоторой рубрике. Следует отметил, невыразимость средствами

китайского языка структурных изменений в мире и вытекающее из этого понимание

модернизации и реформ как смены династического цикла, замены отработавшего срок

содержимого ячеек незыблемой структуры социума и как кодификации универсума

20

доступных социализирующих символов. Единственно возможное революционное изменение вещей - не диалектическое снятие, а их потенциализация. Потеря оперативного контроля государства над «потенциализацией» символов в коде, допущение «критического» мышления при социализации, забвение ршуала могут внезапно приводить (не раз приводили и, вполне возможно, еще приведут) к их резонансу и краху очередного политического режима власти-силы в Китае. Неотчужденный характер восприятия власти народом достижим благодаря символическому контролю со стороны Структуры над «включенным» в код индивидом, как в случае с положительной социализацией мандарина, так и в результате «кастрации» иероглификой разнообразия живой речи, заведомо делающей «бессловесной» неграмотную народную массу. Неотчужденное восприятие власти подкрепляется культурной установкой эмпатии, демонстрацией властью присутствия на местах, а также наличием ограниченно меритократичных лифтов социальной мобильности. Для китайца, воспитанного в духе сыновней почтительности (сяо), народная демократия не пустой звук. С позиций теории структурного функционализма в качестве политического идеала следует рассматривать не западную демократию, а авторитарную систему «мягкой власти» китайской цивилизации.

В этом параграфе речь цдет и о значимом компоненте модернизации КНР -аутентичной стратегической мысли. В отличие от западного субъектного понимания стратегии как моделирующей деятельности, в Китае она представляет логически однообразную схему-контрструкгуру. Очаги структурной дестабилизации - «мужское» оружие США против «женской» (китайской) зеркальной стратагемности.

Благодаря лингвистически детерминированному господству императива структуры, политическая организация Китая с древнейших времен остается сложной и высоко-инстшуализированной. Она удовлетворяет критериям, предъявляемым к политической системе современного типа С. Хантингтоном - будь то способность институтов к адаптации в меняющейся среде (чиновники «общей подготовки»), высокая степень сложности их организации (многоступенчатая иерархия) или автономность (подкрепленная силой центра) и внутреннее единство (корпоративная этика).

Третья глава «Взаимодействие западной и китайской моделей модернизации»

посвящена теоретическому анализу китайской модели политической модернизации с

21

учетом сценариев взаимодействия двух цивилизаций в третьем тысячелетии. В первом пара1рафе «Китайская модель политической модернизации: принципы и методы построения» говорится об историческом опыте осуществления модернизационных проектов в Китае и о причинах, объясняющих (со времен «опиумных войн») тот факт, что в сознании каждого китайца присутствует общая цель модернизации - «увеличение совокупной мощи Китая». Внимание обращено на первые опыты реформирования политического конфуцианства в соответствии с идеей прогресса, в частности, на теорию Кань Ювэя, теорию строительства национальной идентичности, «идеи государства» (гоцзя сысян) и нации (гоминь) у Лян Цичао, а также на теорию «трех народных принципов», план «строительства государства» и модель пяти ветвей власти Сунь Ятсена Предметом анализа является и «переход Мандата Неба к КПК» как силе, способной дать мобилизационный ответ на вызов энтропии (в этом заключено значение марксизма и советской модели администрирования для модернизации КНР).

Раскрываются механизмы утверждения естественного для социоцентричной

цивилизации принципа деперсонифицированного коллегиального управления,

опредмеченного в высшем органе исполнительной власти (Постоянном комитете ЦК

КПК), механизмы легитимации политической системы через институт первичных

выборов, многоступенчатый характер которых реализует социализацию кадров в рамках

традиционно глубоко структурированной иерархии, что обеспечивает корпоративную

солидарность, единство и автономность системы. Объясняются причины провала

маоистских попыток установления режима персонифицированной власти и отказа от

мобилизационной модели военного времени, где сфера политического пытается

регламентировать и поглотил, хозяйственную основу общества (автономные клановые

миры). Секрет «китайского чуда» следует искать в фактическом признании Дэн Сяопином

неспособности Китая к восприятию абстрактных идей в нефальсифицированном виде и

открытом провозглашении курса прагматизма Обосновывается тезис о неприменимости

формационного подхода в отношении Китая, не знающего ни диалектики, ни частной

собственности, и о несостоятельности экстраполяции на Китай представлений о

«построении капитализма». Капитализм основан на законах прибавочной стоимости и

потребительной ценности вещи, в Китае же труд, в конечном счете, ценен не с точки

22

зрения роста производства, а как ршуал вовлеченности в воспроизводство на благо общества и клана. Это господство не капитала и капиталистов над рабочим классом, но социализизирующего символического кода «воспроизводства» над единой человеческой массой и следующая отсюда легитимность однопартийной авторитарной политической системы и СМИ, ее подсистемы. В Китае развивается «неокапитализм», который устраивает общественная форма собственности на объекты инфраструктуры, землю и недвижимость. Теория «грех представительств» Цзян Цзэминя имела символическое значение и оправдывалась необходимостью пиар-сопровождения ритуала передачи власти очередному поколению руководителей. Концепция «гармоничного общества» (хэсе шэхуй) Ху Цзиньтао как политическая платформа уходящего четвертого поколения руководителей и ее провал свидетельствуют об ущербности модели социально-экономической модернизации КНР, о неподконгрольности государству тенденции увеличения социальных «разрывов» и экологических «перекосов».

Проявив способность к воспроизводству, политическая система Китая подтвердила свою зрелость: инсппуционализация механизма ротации и преемственности элит - это принципиальная новация, лежащая вне контекста традиционного политического конфуцианства, но органичная сути китайской цивилизации. Полигика воспитания элитарного патриотизма, «бытового исповедничества» как вероятная идеологическая платформа пятого поколения руководителей КНР может со временем задействовать сценарий политической «модернизации», понимаемой как реставрация политического конфуцианства (на основе резонанса, вызванного теорией Цзян Цина).

Второй параграф «Сценарии цивилизационного и политического процесса на

Западе и на Востоке» посвящен политико-философскому обоснованию эвристического

потенциала постструктуралистской методологии, способной обнаружить потенциальные

точки взаимодействия евроатлангаческой и китайской цивилизаций. Неолиберализм,

интернировав в «гетто» объективно-ценностное начало, отменил для себя

«неоконченность проекта» модернизации в сфере духа, чем действительно обозначил

«конец истории», прогресса, диалектики, линейного времени и настолько обезличил

реальность, что ее стало возможно адекватно описать с помощью постмодернистских

теорий «лингвополигики» (Фуко, Делез, Бодрийяр). Общество модерна, в свое время

23

заменившее Библию на кодекс прав и свобод человека, преодолело само себя и молчаливо

аттестует повышение допустимого уровня несвободы как социальное благо, сближаясь со

странами конфуцианского ареала, никогда не знавшими личности. Добровольный отказ от

privacy, превращение в симулякр института частной собственности и социального

государства на Западе следует рассматривать на фоне построения в КНР рыночной

экономики с опорой на социал-дарвинизм. Из-за повсеместного распространения на

Западе технологий манипуляции сознанием в условиях инфангилизизирующей игровой

виртуализации мира, экономики символов, замещения книги визуальными средствами

общения современный ментальный и когнитивный ландшафт «белой цивилизации» все

более походит на конкретно-символическое мышление китайцев. Логичным шагом на

пути евроатлантизма в Китай может стать осуществление стереотипа китайского

массового сознания, в соответствии с которым языки «белых людей» воспринимаются как

диалекты английского и редукция последнего до новояза потребителя-инфанта. Вместе с

тем, несмотря на очевидное сходство, «моноцивилизация» потребителей символов-

симулякров уступает в глобальной конкурентоспособности тысячелетиями

воспроизводящей себя цивилизации иероглифической вследствие принципиальной

неспособности предложить эффективный механизм индокгринации коллективизма,

социоцентризма и патриотизма Одна из причин - в том, что в случае, когда символически

релятивный космос когнитивно первичен (конкретно-символическое мышление),

индокгринаиия оказывается органичной, а потому более конструктивной для сферы

политического, нежели тогда, когда мы имеем дело с когнитивно вторичной реальностью

идеологических симулякров, смешивающейся с абстрактно-символическим объективно-

ценностным наследием монотеизма. Результат такого смешения - ярмо

«психотерапевтической цивилизации», свидетельствующее о наличии деструктивной,

затратной связки фарса и социальной апатии. Другая причина кроется в уникальном опыте

«политической цивилизации» Китая - единственной из многих древних цивилизаций,

основанных на системе конкретно-символической коммуникации, сумевшей обуздать ее

десгабилизационный потенциал ценой концентрации на данном направлении всех усилий

культуры и, таким образом, благополучно дожившей до наших дней. Здесь же дается

обоснование сценария, согласно которому именно коллективистскому Китаю придется

24

стать эпигоном и прозелитом «ноосферного благочестия», выработать эффективную экологическую политику и систему эко-этики. В условиях цивилизационной коинволюции космоцентричная этика может стать основой притягательности имиджа Китая в мире и геополитическим инструментом, оттесняющим на задний план ашропоцентричный дискурс «прав человека» и теории демократического транзита.

Иероглифика до сих пор безраздельно властвует в Китае потому, что оказывается с одной стороны, чрезвычайно эффективным механизмом манипуляторнош государственного менеджмента, индоктринации социоценгризма, с другой -единственным столпом, легитимирующим политическую надстройку в ее авторитарной форме. Командное место политики, объяснимое в потенциально нестабильном китайском обществе («разрывы») - основной фактор непоколебимости иероглифики. Вместе с тем, в новой для себя субъектной роли в поли-субьектном политическом пространстве Китай -масштабная империя, обязанная по законам драматургии породить большие идеи. Для этого необходима подлинная «цивилизационная» модернизация - принятие курса развития, подобного японскому, - введение в оборот самобытного фонетического алфавита. Установление смешанного письма способно в отдаленной перспективе устранить преграды развитию абстрактного мышления и обогатить духовную жизнь.

В Заключении диссертации содержатся обобщения по поводу парадигмы модернизации, а также по поводу дискурса модернизма и постмодернизма в контексте выявления инвариантных и уникальных путей модернизации. Подводятся итоги изучения специфики китайской модели модернизации, успешно задействовавшей логику больших интегрированных пространств, артикулируются позитивные и негативные сценарии планетарного цивилизационного и политического развития. При этом отмечается срединное положение Китая в геополитической системе координат, предложенной А.С. Панариным. В соответствии с таким подходом внимание акцентируется на сочетании явного архетипа континента и скрытого потенциала архетипа моря, который может быть задействован в случае дестабилизации китайской модели социально-экономической модернизации.

По тематике диссертации автором опубликовано 9 научных работ объемом 12 пл.

Монография

1. Воропаев Д.С. Китайская модель политической модернизации в контексте феномена коинволюции цивилизаций. - М.: Издатель Воробьев A.B., 2011. (9 пл.)

Публикации в периодических научных изданиях, рекомендуемых ВАК:

2. Воропаев Д.С. Теория политической модернизации в современном Китае // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2008. №5. С. 120-121. (0,1 пл.)

3. Воропаев Д.С. Common Sense в стане теоретиков политической модернизации (на базе работы С. Хантнггона «Политический порядок в меняющихся обществах») // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2010. №2. С.101-103. (ОД пл.)

4. Воропаев Д.С. Китайская грамота как ресурс модернизации // Человек («Наука»). 2010. №4. С. 66-83. (1,1 пл.)

Другие публикации:

5. Воропаев Д.С. Проблема политической модернизации в контексте Китайской цивилизации // V Всероссийский конгресс политологов «Изменения в политике и политика изменений: Стратегии, институты, акторы». Москва, 20-22 ноября 2009 г. -М.: РАПН, 2009. С. 91-92. (ОД пл.)

6. Воропаев Д.С. Проблема политической модернизации в контексте Китайской цивилизации (электронная публикация) // V Всероссийский конгресс политологов 2022.11.2009, РАПН. Москва: ИНИОН, 2009. ISBN 978-5-248-00344-0 (0,8 пл.)

7. Воропаев Д.С. Эндогенная модернизация и культурные образцы общества модерна: теоретико-политологический экскурс // Актуальные проблемы современной политологии: взгляд молодых ученых. - М., 2010. С.23-29. (0,6 пл.)

8. Воропаев Д.С. Китайская модель политической модернизации ХХв. // МГУ имени М.В. Ломоносова. -М, 2010. Деп. в ИНИОН РАН№ 60873. (0,5 пл.)

9. Воропаев Д.С. Социальное и экологическое измерения политической модернизации КНР // Experimenten - 2011: Сборник научных статей философского факультета

МГУ У Под ред. E.H. Мощелкова-М., 2010. С. 28-35. (0,5 пл.)

26

Заказ № 52-П/02/2012 Подписано в печать 08.02.2012 Тираж 100 экз. Усл. п.л.1,25

ООО "Цифровичок", тел. (495) 649-83-30 www.cfr.ru; е-тт1:info@cfr.ru

Текст диссертации на тему "Социокультурные основания китайской модели политической модернизации"

61 12-23/151

Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

ФИЛОСОФСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

кафедра философии политики и права

на правах рукописи

Воропаев Дмитрий Сергеевич

УДК 321.01

СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ОСНОВАНИЯ КИТАЙСКОЙ МОДЕЛИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ

Специальность 23.00.01 -теория и философия политики, история и методология

политической науки

ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени кандидата политических наук

научный руководитель: доктор филос. наук, проф. Расторгуев Валерий Николаевич

Москва 2012

Содержание

ВВЕДЕНИЕ.............................................................................................................3

ГЛАВА ПЕРВАЯ. КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ КОНКУРИРУЮЩИХ ТЕОРИЙ И МОДЕЛЕЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ.............................................................................................17

1.1 Эпоха модерна и теории модернизации...............................................17

1.2 Эволюция теорий и концепций политической модернизации..........30

ГЛАВА ВТОРАЯ. ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ И ВНЕ-ИНСТИТУЦИНАЛЬНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ КИТАЙСКОЙ МОДЕЛИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ.........................................................55

2.1 Китайская цивилизация и язык в преломлении методологии структурализма................................................................................................55

2.2 Универсальная модель политической системы и традиционное понимание «модернизации» в Китае...........................................................76

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ЗАПАДНОЙ И КИТАЙСКОЙ МОДЕЛЕЙ МОДЕРНИЗАЦИИ.......................................................................98

3.1 Китайская модель политической модернизации: принципы и методы построения..........................................................................................98

3.2 Сценарии цивилизационного и политического процесса на Западе и на Востоке....................................................................................................121

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.................................................................................................151

БИБЛИОГРАФИЯ............................................................................................161

Введение

Актуальность темы

Выбор модернизационных стратегий в различных точках планеты зависит не только от достаточно хорошо операционализируемых, а потому удобочитаемых сторонним наблюдателем показателей: природных ресурсов, экономического потенциала и человеческого капитала, которыми располагает страна, но в еще большей степени от социокультурной специфики региона. То, что локально-цивилизационная подоплека редко попадает в фокус исследований по модернизации, будучи постулируемой и выносимой за скобки, а часто и вовсе рассматривается как препятствие для модернизации, обусловлено доминированием в политическом дискурсе принципа «моноцивилизационного» пути развития. Актуальность настоящего теоретико-политологического исследования обусловлена тем, что указанный принцип, порождающий геополитическую утопию «монополярного мира», утрачивает эвристический потенциал. В данном контексте синтез методологических установок, заложенных в концепциях коэволюции и цивилизационного подхода, способен обогатить инструментарий философии политики и стимулировать междисциплинарные исследования.

Китайский опыт, реализующий стратегию «синтеза экономических и технократических методов Запада с духовными ценностями Поднебесной»1, в связи с этим представляет особый интерес, свидетельствуя о том, что освоение новых технологических укладов не во всяком случае умаляет значимость культурно (и даже когнитивно) иных цивилизационных миров и не снижает их конкурентоспособность. Он позволяет говорить о необходимости внести коррективы в понимание демократии и в трактовку моделей модернизации, которые предлагаются «странам-аутсайдерам» в качестве образца. По мнению основателя Института Китая в Пекине Дж.

1 Бажанов Е.П., Бажанова Н.Е. Международные отношения в XXI веке. М., 2011. С.157.

Нейсбита, «в то время как западная демократия как функционирующая политическая система оказалась в тупике, Китай выстраивает совершенно новую демократическую систему».2 Это позволяет, как считает Нейсбит, признать факт коэволюции «вертикальной демократии» (китайский путь) и «горизонтальной демократии» (западный опыт). Инволюция духа и увеличение влияния символических средств общения - устойчивый вектор движения Запада, поэтому ему вскоре придется играть на чужом поле, учиться институциональному строительству у единственной цивилизации в истории человечества, преуспевшей в обуздании архаики и деструктивного потенциала образных средств коммуникации.

Наконец, осмысление основополагающих принципов

функционирования и развития китайского общественно-политического монолита приобретает особую актуальность в связи с задачей системной модернизации России. Китай однажды обратился к заимствованию советской модели социально-экономического и политического устройства, а затем, когда сам референт обнажил ее слабые звенья, своевременно осуществил адекватные преобразования, вернувшись на традиционный путь институционализации, деперсонификации власти, установив императив сменяемости политической элиты и принципы рыночной экономики. Сегодня хотелось бы вести речь о диалогичной петле обратной связи трансформаций политических систем двух стран. Учет китайского опыта в процессе выработки алгоритма модернизации России (с избеганием механического калькирования) представляется чрезвычайно актуальной задачей для будущего страны.

Степень научной разработанности темы

В политическом и теоретико-политологическом дискурсах доминирует все же скорее технологическое понимание феномена модернизации, что объясняется тесной связью исследовательских программ с «социальным

2 Нейсбит Дж. России требуется выработать собственную версию демократии// Мировой политический форум, 2010. http://varoslavl.dada.ru/sections/state/Dzhon-Neisbit-Rossii-trebuetsva-vvrabotat-sobstvennuyu-уегауи^етокгаШ

заказом», установкой на эффективность и целесообразность. Поэтому в

соответствующих исследованиях часто игнорируется мировосприятие самих «объектов модернизации» и превалируют различные версии теории политической модернизации и вестернизации, теории демократических переходов, транзитология, компаративистика. Среди наиболее известных авторов: Г. Алмонд, С. Верба, Л. Даймонд, Р. Даль, Т. Карозерс, X. Линц, Л. Пай, Р. Патнэм, Д.А. Растоу, Э. Гидденс, Г. Тернборн, О. Торнквист, С. Хантингтон, Ф. Фукуяма, И. Шапиро, Ф. Шмиттер.3В данной мыслительной парадигме показательна дискуссия, развернувшаяся между «либералом-прогрессистом» Ф. Фукуямой, сообщившим миру о «конце истории» (впоследствии несколько поменявшим позицию), и консервативным либералом С. Хантингтоном, чьи взгляды из теории «авторитарной модернизации» трансформировались в концепцию «столкновения цивилизаций». К исследовательскому меньшинству, работающему под девизом «модернизации в обход модернити», можно, с известной долей допущений, отнести таких именитых авторов, как А. Абдель-Малек, А. Турен, III. Эйзенштадт. 4 Вслед за институционально-цивилизаторским и мультикультуралистским подходами в неолиберальном дискурсе наметилось течение, пытающееся обеспечить идеологическую защиту секулярного общества от угрозы «обратной глобализации». Данное направление отмежевывается от институционального детерминизма в пользу утилитарного истолкования детерминизма культурного, в соответствии с

3 Almond G. A. Comparative Political Systems // Journal of Politics. 1956. Vol. 18. № 3; Almond G., Verba S. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations. Princeton, 1989; Гидденс Э. Последствия модернити. Новая постиндустриальная волна на Западе. - М., 2000; Dah! R.A. Democracy and Its Critics. New Haven, 1989; Карозерс Т. Ошибка теории «поэтапной демократизации» // Pro et Contra. 2007. № 1; O'Donnell Guillermo, Schmitter Philippe. Transitions from authoritarian rule: tentative conclusions about uncertain democracies. Baltimore, 1986; Putnam R. D. Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community. N. Y., 2000; Putnam R. D. The comparative study of political elites. Englewood Cliffs, N.J., 1976; Растоу Д.А. Переходы к демократии: попытка динамической модели // Полис. 1996. № 5. С. 5—15; Тернборн, Г. Глобализация и неравенство. Сумерки глобализации: наст. кн. антиглобалиста. М., 2004; Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М., 2005; Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию. М., 2004; Фукуяма Ф. Конфуцианство и демократия// Русский журнал. 25.12.1997. Электронная публ. http://www.hrono.ru/libris/lib f/fukuyama03.html#10; Hungtington S.P. Political Order in Changing Societies. London, 1996; Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2006; Шапиро И. Переосмысливая теорию демократии в свете современной политики/Полис. 2001. № 3 - 5;

4 Touraine A. Le Mouvement de mai ou le communisme utopique. Paris, 1968. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М., 1999.

которым всякой культурной традиции, не укладывающейся в рамки либеральных установок, отказывается в легитимности. Среди представителей данного направления наиболее известны исследователи: С. Бенхабиб, Р. Инглхарт, К. Вельцель.5

В политико-философском дискурсе, касающемся мирового цивилизационного процесса, наиболее влиятельны концепция «незавершенного» доопределяющегося проекта модернизации Ю. Хабермаса и пессимистичная оппозиция ей в виде концепции «эры тотальной симуляции» Ж. Бодрийяра, который пытается объяснить отказ современной «кибернетической цивилизации» от духовного развития.

В России к проблеме модернизации, в основном в связи с отечественным политическим процессом и его социокультурными особенностями, обращались A.C. Ахиезер, А.Г. Володин, С.Н. Гавров, А.Г. Дугин, H.H. Зарубина, М.В. Ильин, Б.Г. Капустин, С.А. Ланцов, А.Ю. Мельвиль, E.H. Мощелков, A.C. Панарин, В.И. Пантин, В.М. Побережников, JI.B. Сморгунов, А.И. Соловьев, В.Г. Федотова.6

О том, какое значение для американской политологии времен «холодной войны» имела проблема модернизации КНР, можно судить по статусу «главного» американского китаиста - Лукиана Пая. С конца 90-ых гг.

5Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру. М., 2003; Инглахрт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия: Последовательность человеческого развития. М., 2011.

6 См.: Ахиезер А. Российский либерализм перед лицом кризиса // Общественные науки и современность. 1993. №1; Володин А. Г. Гражданское общество и модернизация в России. Истоки и современная проблематика. / Полис. 2000, № 3. С. 104-116; Гавров С.Н. Модернизация во имя империи. Социокультурные аспекты модернизационных процессов в России. М., 2004; Дугин А.Г. Трансформация политических институтов и структур в процессе модернизации традиционных обществ // Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. д. полит, н. Ростов-на-Дону, 2004; Зарубина H.H. Социокультурные факторы хозяйственного развития: М. Вебер и современные теории модернизации. СПб., 1998; Ильин М.В. Идеальная модель политической модернизации и пределы ее применимости. М., 2000; Ланцов С.А. Российский исторический опыт в свете концепций политической модернизации // Полис. 2001. №3; Мелъвилъ А.Ю. Демократические транзиты (теоретико-методологические и прикладные аспекты). М., 1999; Мощелков E.H. Современная Россия и демократические идеологемы Запада: проблема совместимости // Демократия в России и Европе: философское измерение: Материалы м. конф. «Философские проблемы демократического общества». Калининград, 2003. С. 1 17 - 126; Панарин A.C. Стратегическая нестабильность в XXI в. М., 2003; Панкин В.В., Пантин В.И. Ритмы международного развития как фактор политической модернизации России // Полис. 2005, №3; Побережников И.В. Модернизация: теоретические и методологические проблемы // Экономическая история. Обозрение Вып. 7. M., 2001. С. 163-169; Сморгунов A.B. Сравнительная политология: теория и методология измерения демократии. СПб., 1999; Соловьев А.И. Апология модерна // Власть, № 5, 2002 г. (0,5 пл.); Федотова В.Г. Модернизация «другой» Европы. М., 1997.

интерес к проблеме спадает, о чем свидетельствует сокращение публикаций на соответствующую тему в англоязычной научной периодике. Что касается качества дискурса в данной сфере, то, к сожалению, основательные работы по культуре и языку Китая описывают преимущественно Досиньхайский период и прикладная политическая аналитика редко на них ориентируется.

Проблемам политической модернизации и политических реформ Китая и Тайваня посвящены русскоязычные работы: О.Б. Бальчиндоржиевой, Е.П. Бажанова, Н.Е. Бажановой, K.M. Барского, В.Г. Бурова, A.B. Виноградова, А.Д. Воскресенского, В.Г. Ганшина, JIM. Гудошникова, К.А. Егорова, К.А. Кокарева, Л.И. Кондрашовой, Б.Т. Кулика, Цзинцзе Ли, О.В. Литвинова, A.B. Лукина, Лю И, Л.М. Мамаевой, Цзюйшэн Ню, Э.П. Пивоваровой, Д.А. Смирнова, Б.С. и П.Б. Старостиных, Г.А. Степановой, Г.А. Степанова, Сунь Хао, В.Я. Портякова, М.Л. Титаренко, Цзэнкэ Хэ, Чжан Сянго. Среди свежих работ стоит выделить диссертацию В.В. Тельбизова «Стратегия модернизации политической системы КНР: идеология и основные направления (1989-2003 гг.)». Это фундированное первоисточниками исследование институциональных изменений политической системы, происходивших в период полномочий 3-его поколения руководителей КНР.

Российское китаеведение в теоретико-политологических работах придерживается хронологического подхода. Исследователи заняты преимущественно аналитикой официальных партийных, государственных документов и СМИ Китая, сохраняя преемственность традиций советского китаеведения. По этой причине возникает феномен «вторичной аналитики», характерный и для китайской науки.

Среди отечественных китаистов, занимающихся вопросами политических традиций и культуры Китая, их влиянием на политический

7 Бажанов Е.П. Китай: вчера и сегодня. М., 2007; Буров В.Г. Модернизация тайваньского общества. М., 1998; Виноградов A.B. Китайская модель модернизации. Поиски новой идентичности. М., 2005; Ганшин В.Г. Формирование гражданского общества в России и Китае. М., 2007; Гудошников Л.М. Рук. авт. колл. Политическая система и право КНР в процессе реформ 1978-2005. М., 2007; Кондрашова Л. И. Китай ищет свой путь. М., 2006; Кокарев К.А. Политический режим и модернизация Китая. M., 2004; Лукин A.B. О некоторых проблемах сравнительных исследований политических систем КНР и СССР// Сравнительная политология. №1(3), 2011; Литвинов О.В. Китайский путь к демократии. M., 2004; Мамаева Н.Л. Партия и власть: Компартия Китая и проблема реформы политической системы. М., 2007.

процесс отметим: H.A. Абрамову, К.В. Васильева, JI.C. Васильева, Л.П. Делюсина, А.И. Кобзева, П.М. Кожина, B.C. Колоколова, А.Е. Лукьянова, В.В. Малявина, A.C. Мартынова, B.C. Мясникова, Л.С. Переломова, И.И. Семененко, K.M. Тертицкого, Т.Л. Титаренко, В.Ф. Феоктистова. Необходимо сказать и о зарубежных исследователях в данной сфере: Предмет исследования Х.Г. Крила - становление древнекитайской государственности и политические традиции Китая. Изучением особенностей мировоззрения современных китайцев в их связи с религиозными традициями занимался А. Масперо. Проблему трансформации политических ценностей, обусловленную экономическими переменами, а также особенности адаптации к ним КПК исследовали политологи Б. Диксон, Д. Гудман, М. Голдман, Ван Мьяо-ян. Работу В. Бауэра8 можно привести как пример культурологической теории, соотнесенной с реальностью маоистского Китая. Аргументированный характер носит позиция первого иностранного профессора университета Циньхуа в Пекине, Дэниела А. Белла, обосновывающая перспективу осуществления политической модернизации КНР на основе одного из современных конфуцианских проектов. Благодаря Д.А. Беллу, 9 профессору Гонконгского университета Руйпин Фаню 10 и сотруднику ИДВ РАН А.П. Шилову англо- и русскоязычные читатели получили возможность открыть для себя феномен возрождения академического политического конфуцианства в континентальном Китае ХХ1в. в лице Цзян Цина и его школы. 11 Идеи, касающиеся мышления и языка китайцев, сформулированные В. фон Гумбольдтом, 12 Н.Я.

* Bauer W. The Chine and Hoping for the Happiness. The Paradise. The Utopian. The Ideals. N.Y., 1973.

9 Cm. Daniel A. Bell China's new Confucianism: politics and everyday life in a changing society. Princeton, NJ, 2008. Confucian Political Ethics. Princeton University Press, 2007. Beyond Liberal Democracy: Political Thinking for an East Asian Context. Princeton, 2006.

10 The Renaissance of Confucianism in Contemporary China./Ed. by Ruiping Fan/ Philisophical Studies in Contemporary Culture. Vol. 20, HK, London, NY, 2011.

" Шилов А.П. Конец древности: о духовном кризисе современного китайского общества и поиске новых ценностей. M., 2009. С.135-136, 180; Шилов А.П. Духовное и идеологическое состояние китайского общества на фоне мирового финансово-экономического кризиса. Экспресс-информация ИДВ РАН № 2. М. 2010. С.53-62.

12 Humboldt W. Lettre à m. Abel-Rémusat sur la nature des formes grammaticales en général et sur le génie de la langue chinoise en particulier. Paris, 1827.

Бичуриным,13 М. Гране,14 С.Е. Яхонтовым15 и его школой (М.В. Кружков, И.С. Гуревич, И.Т. Зограф), а также нашими современниками А.И. Кобзевым 16 , Н.П. Мартыненко, 17 Е.П. Бажановым, 18 способствовали выработке концепции, представленной в настоящей работе. Невозможно было обойтись и без работ по языку, логике и научному мышлению в Древнем Китае Хр. Харбсмейера 19 и К. Робинсона 20 в составе беспрецедентного по масштабам в мировой синологии проекта Дж. Нидэма «Наука и цивилизация в Китае».

В целом же вопрос о социокультурных предпосылках политической модернизации KEP разработан фрагментарно. Теоретических работ, к�