автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Советская военная элита 20-х годов

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Минаков, Сергей Тимофеевич

Введение

Глава 1 . СТАНОВЛЕНИЕ СОВЕТСКОЙ ВОЕННОЙ ЭЛИТЫ—

1.1. Советская военная элита в общественном мнении и официальной пропаганде РСФСР-СССР.

1.2. «Наполеоновская легенда» в русском зарубежье.

1.3. Складывание советской военной номенклатуры.

1.4. Командный состав и военная элита Западного фронта 1922-1924 гг.

Глава 2 . СОВЕТСКАЯ ВОЕННАЯ ЭЛИТА ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ

20-х ГОДОВ: ВНУТРИКОРПОРАТИВНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

2.1. Лидеры и внутрикорпоративные группировки военной элиты.

2.2. «Группа Тухачевского» в военно-политическом социуме Советской России.

Глава 3 . РОЛЬ СОВЕТСКОЙ ВОЕННОЙ ЭЛИТЫ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ

БОРЬБЕ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ 20-х ГОДОВ.

3.1. Слухи о «военном заговоре» в Красной Армии.

3.2. «Дело Варфоломеева» и «чистка» военной элиты в 1923 г.

3.3. «Германский Октябрь» и советская военная элита.

3.4. Военная элита в политической борьбе конца 1923-начала 1924 гг.

3.5. Военно-политические аспекты и последствия армейской реформы1924-1925 гг.

Глава 4 . СОВЕТСКАЯ ВОЕННАЯ ЭЛИТА ВТОРОЙ

ПОЛОВИНЫ 20-х ГОДОВ-—

4.1. Внутрикорпоративные группировки военной элиты второй половины 20-х годов.

4.2. «Военная тревога» 1926-1927 гг. и советская военная элита.

4.3. Социокультурные и политические аспекты модернизации

Красной Армии и появление новой военной элиты.

Введение диссертации2000 год, автореферат по истории, Минаков, Сергей Тимофеевич

Весь исторический путь развития России, вплоть до нынешних дней, предопределялся, по большому счету, доминирующей ролью оборонного фактора. Это было, и ныне обусловлено, непреодоленным цивилизационным противоречием между обширностью территории и относительно малой численностью населения, низкой его плотностью. Таким образом, геополитический фактор в истории России приобрел несколько гипертрофированный характер. Этими обстоятельствами обусловлены в значительной мере и господствующие по своему типу формы политического устройства, идеологическая устремленность, смыслообразующие стимулы социокультурных настроений, менталь-ность. В конце концов, это цивилизационное противоречие создавало мощную макроисторическую предпосылку и для отставания России в процессе модернизации, и для ее великой революции, и для ее трагической и победоносной судьбы во второй мировой войне. Действует он и ныне. Поэтому оборонные проблемы в России издавна не являются лишь проблемами оборонного ведомства или государства. Это, как правило, проблемы общенациональные, это проблемы в значительной мере стимулирующие даже творческие явления в культуре вообще.

Революция в России, в сущности, обозначила два фундаментально важных аспекта итогов многовекового ее предшествовавшего исторического развития. Во-первых, она обнаружила исчерпанность прежнего способа «выживания» российской (можно назвать «евразийской» или как-то иначе, суть от этого не изменится) «цивилизации». Революция оказалась своеобразным результатом неудачи России на пути «модернизации» и ее несостоятельности перед небывалым испытанием 1-й мировой войной. При этом, вся культурная элита России (хотя можно говорить о персональных исключениях) не нашла не то, что верной, но социально и политически убедительной «модели» разрешения «цивилизационной проблемы» без Революции. В ходе Революции и Гражданской войны свои услуги в ее решении предлагали уже «новые люди - «красные», «белые», но не «старорежимные». Во-вторых, Революция и Гражданская война, в сущности, были тоже одним из способов модернизации России, попыткой насильственного перераспределения мировых ценностей. И что не получилось в результате реформ С.Витте, П.Столыпина, надеялись обеспечить «огнем и мечом» «Мировой революции».

Архетип Революции», сложившийся на основе Великой Французской, обозначил две альтернативные «модели» ее судьбы: «революционные-наполеоновские войны», и тогда, Революция венчается Наполеоном; или «террор» внутри страны - и тогда она венчается Робеспьером. По К.Марксу, разница лишь в том, что в одном случае «террор» обрушивается на соседей, в коих видят «врагов нации», а в другом на соотечественников, в части которых ищут и находят «врагов народа». Слова Дантона - «революция пожирает своих детей» - скрывают, кажется, некий «закон истощения Революции»: «революционеры» гибнут либо на полях сражений «революционных и наполеоновских войн» (французский вариант), либо на «гильотине» от рук своих прежних товарищей, ожидающих (не зная об этом) своей очереди «на эшафоте». Это уже «российский вариант» «истощения» Революции. Однако такой вывод можно сделать ныне, ретроспективно определяя и оценивая случившееся. В начале 20-х годов определение вектора развития революции стояло еще под вопросом. Многое еще зависело не только от мировой социально-экономической, политической, социокультурной конъюнктуры, но и от качественного состава, поведения, способностей, выбора элит и их лидеров. В социокультурном и политическом переплетении напряженности сознательного и неосознанного с середины 20-х годов должен был обозначиться кроваво-романтический «наполеоновский» или кроваво-прозаический «робеспьеровский» вариант «истощения» Революции, судьбы страны и ее культуры. Этот выбор и предопределял на ближайшие десятилетия доминирующую роль «политической» или «военной» элиты в указанных процессах. Именно одна из указанных элит в процессе «революционного истощения» присваивала и аккумулировала не только «политические» или «военные» свойства и потенциал, но всю органически нерасчленен-ную, многовекторную и многозначную совокупность культурного и цивилизационного развития страны. Все рождалось из ее «революционного» потенциала. Все «творила» «революционная элита», однако качество грядущего развития на данном этапе зависело от доминирования ее «наполеоновских» или «робеспье-ровских» свойств. Все зависело от «политической» или «военной элиты», рожденных Революцией и сложившихся в недрах «революционной элиты».

Нынешнее, вновь для России кризисное во всех отношениях, время, в условиях распада прежних социальных, политических, культурных элит, при размывании прежних и зыбкой неустойчивости новых ценностей, вызывает резонанс в революционной эпохе первой четверти 20 в. Драматичный опыт российского постреволюционного становления, исторгнутый из прошлого, вновь обретает актуальность. В виду этого приобретает актуальность и исследование советской военной элиты послереволюционного периода, как одной из влиятельных социально-политических и социокультурных сил в системообразующих процессах становления государства и общества, выраставших из российской революции.

Как таковых специальных строго научных, научно-популярных исследований, популярных очерков, посвященных советской военной элите 20-х годов, нет. Однако имеются исследования и популярные издания, политические очерки, в которых в той или иной мере эта проблема затрагивается. Поэтому имеет смысл обратить на них внимание, чтобы иметь представление об уровне изученности данной проблемы.

Интерес к советской военной элите, остававшийся практически неудовлетворенным в Советской России и СССР вплоть до 60-х годов, проявлялся, пожалуй, с еще большей силой за рубежом, особенно в русском зарубежье, среди политической и военной эмиграции в первую очередь. Это понятно. В числе главных, наиболее нетерпимых оппонентов советской власти были вчерашние соперники в борьбе за Россию, оказавшиеся по итогам гражданской войны вне ее. Однако учитывая специфическую духовную атмосферу, рожденную еще первой мировой войной и приобретшей ментальную устойчивость в годы революции и гражданской войны, «вождистские» представления о характере и сущности тех или иных социальных, политических или военных явлений оказались ключевыми в стремлении получить представление и понять те или иные события, те или иные социальные, политические или военно-политические структуры, рожденные бурными событиями 1914-1921 гг. в России. Поэтому возникший за рубежом интерес к советской военной элите первоначально стремились удовлетворить через информацию и политическую оценку «вождей Красной Армии», «революционных генералов». Я не буду задерживать внимание на публикациях, посвященных отдельным, наиболее известным или популярным «красным генералам», которые начали появляться уже в первой половине 20-х годов. Как правило, это были впечатления, весьма заметно окрашенные политическими симпатиями или антипатиями авторов этих публикаций. Содержательно, таковые публикации в своей основе являлись воспоминаниями, сопровождаемыми небольшими по объему и политическими направленности комментариями. К ним с полным основанием можно, скажем, отнести публикацию в газете «Руль» в октябре 1922 г. под заголовком «Главковерх Тухачевский», подписанную псевдонимом «Антар»1; и книгу П.Фервака «Михаил Тухачевский - вождь Красной Армии», изданную в Париже вначале 1928 г.2 В силу указанной выше их содержательной специфики обе работы будут подробно проанализированы в составе мемуарных источников.

Первые подходы к исследованию, правда, не военной элиты, а в целом комсостава Красной Армии в период гражданской войны и в 20-е годы обозначились в советской военной литературе уже в 1928 г. Во 2-м томе трехтомного издания «Гражданская война. 1918-1921 гг.» тогдашний начальник управления по начальствующему составу ГУРККА Н.Ефимов поместил свой очерк «Командный состав Красной Армии» . Он представляет собой главным образом подборку статистических материалов с комментариями. Статистические данные, имеющиеся в очерке, охватывают период времени до 1926 г. включительно. В этом отношении они в значительной мере соответствуют хронологиче

1 ГАРФ. Ф. 5853. On. 1. Д. 9. Л. 3335-3336.

2 Fervacque P. Le chef de l'armee Rouge - Mikail Toukhatchevski. Paris, 1928. ским рамкам настоящей диссертации. Цифровые данные, приводимые автором в очерке, интересны, однако социальные группировки, которые он использует для статистического анализа, малопоказательны. Н.Ефимов делит весь комсостав Красной Армии на три социальные группы: рабочие, крестьяне и прочие. Последняя из групп оказывается совершенно «глухой» и смутно отражает собственную социальную и социокультурную инфраструктуру. Кроме того, автор очерка делит весь комсостав на «высший», «старший» и «средний». Если иметь в виду, что Н.Ефимов пользуется установленной в 1924 г. номенклатурно-должностной сеткой в 14 «категорий», то в соответствие с ней к «высшему комсоставу относятся командиры с 10 по 14 категорию (от должности помощника командира дивизии или командира отдельной бригады, до должности командующего фронтом, военным округом или отдельной армией). Таким образом, понятие «высший командный состав» охватывает более многочисленную, более широкую по охвату группу «генералов», нежели понятие «военная элита», включающее лишь часть самого высокого по номенклатуре должностей слоя высших военачальников. Поэтому несущие достаточно интересную статистическую информацию подсчеты Н.Ефимова, не вносят достаточную ясность в вопрос о советской военной элите 20-х годов. Неудовлетворительны они также в плане учета и сравнения образовательного уровня комсостава в целом и высшего комсостава в частности. Н.Ефимов, во-первых, приравнивает командиров Красной Армии, окончивших Академии в старой армии и тех, кто окончил Академии и Курсы усовершенствования командного состава уже в РККА. Это сравнение вызывает сомнения в корректности. Дело в том, что уровень и содержание «академического» образования в РККА, начиная с 1921 г. был по программе «ниже» аналогичного в старой армии. Реформа Академии Генерального штаба, проведенная в 1921 г., фактически превратила ее в высшее учебное заведение, слушателям которого давалось образование на уровне оперативно-тактическом, а не на уровнях оперативно-тактическом и оперативно-стратегическом. Военная академия РККА (так она стала называться с августа

3 Ефимов Н.А. Командный состав Красной Армии. // Гражданская война. 1918-1921 гг. - М.Госвоениздат, 1928.

1921 г.) фактически представляла то, что сейчас именуется высшим военным училищем, а не Академией. Кроме того, годичные Курсы усовершенствования командного состава РККА никак нельзя по времени, по качеству и объему образования приравнивать к полноценному курсу Академии Генштаба. Во-вторых, Н.Ефимов выделяя ту часть командиров РККА, которые получили «академическое» образование в старой армии, не дифференцирует их в зависимости от того, какую же именно они окончили академию: Академию Генерального штаба, Артиллерийскую академию, Инженерную академию или Морскую академию. А это существенно, ибо выпускники Академии Генерального штаба, несомненно, принадлежали к особой, высшей категории офицеров с высшим образованием в старой армии. В-третьих, это то, о чем уже выше говорилось: данные по образовательному цензу для командиров РККА даются общие по всему комсоставу, без вычленения «высшего комсостава» и, тем более, «военной элиты». Таким образом, представляя продуктивный социально-статистический и социометрический фон, очерк Н.Ефимова существенно не проясняет вопрос о советской военной элите 20-х годов.

Пожалуй, одним, из самых ранних по времени и сравнительно большим по объему «ответом» на социально-политический «заказ» была серия очерков о «красных маршалах», написанных и изданных Р.Гулем в 1932-1933 гг. В них персонально воплощались зарубежные представления о советской военной элите. Они открывались небольшой книгой о М.Тухачевском (1932 г.) и были продолжены в 1933 г. очерками о Г.Котовском, В.Блюхере и К.Ворошилове. Все они сочетают в себе характер мемуарного источника и политико-публицистического исследования, а время их появления не оставляет сомнения в том, что все указанные работы были результатом прямого или косвенного политического заказа. В то же время лишь с оговорками эти очерки можно назвать комплексной работой, посвященной изучению и «освещению» советской военной элиты того времени. В выборе персоналий для своих очерков Р.Гуль руководствовался, конечно, не стремлением дать более или менее целостное представление о советской военной элите 20-начала 30-х годов, как о некой социальной или социокультурной целостности. Хотя сам автор определял эти очерки как главы будущей большой книги. Это скорее автономные психолого-биографические журналистские исследования нескольких советских «генералов», представлявших для русского зарубежья, прежде всего, военно-политический интерес, как лидеры «политического обновления» России. В своем предисловии к этим очеркам сам автор писал: «Думается, верно мнение, что смена террористическо-коммунистической диктатуры выйдет из группы военных - руководителей Красной Армии, которая обопрется в первую очередь на крестьянство. Совсем не случайно, что именам «красных маршалов» не сопутствует обильная литература. В то время, как о «штатских» вождях изданы сотни книг, о красных «генералах» предпочитается полное молчание. Кремлевский официальный «марксизм» не любит культа «военных героев» и исторических параллелей с французской революцией. Но естественно, что в момент чрезвычайной напряженности, как международного, так и внутрироссийского положения, эти маршалы привлекают к себе интерес»4. Цитированный выше абзац, таким образом, объясняет причины и цели, побудившие автора предпринять написание указанных очерков. Р.Гуль как бы задается вопросом (подсказанным ему, очевидно, русской зарубежной общественностью) «кто же из красных маршалов станет ожидаемым вождем противоболыпевистского движения». «Русская революция дала своих красных маршалов, - пишет во введении Р.Гуль и определяет «свой», хотя и неполный, персональный состав советской военной элиты, - Ворошилов, Каменев, Егоров, Блюхер, Буденный. Котовский, Гай.»5. В другом месте в состав советской военной элиты автор включает «царских генералов и полковников Каменева, Сытина, Вацетиса, Верховского., вахмистра Буденного, портного Щаденко, гвардии поручика аристократа Тухачевского, солдата Криворучко, парикмахера Хвесина, солдата Криворучко, «великого неизвестного» псевдонима Блюхера.»6. Автор очерков никак не объясняет кри

4 Гуль Р. Красные маршалы. - М.: Терра, 1995. - С. 432.

5 Там же, с. 433.

6 Там же, с. 535. терии, по которым он персонально выделил именно этих лиц, которые должны были стать «лицом», «образом» Красной Армии. Не всех их он считает представителями именно военной элиты. В частности, Р.Гуль включил в перечень «красных маршалов», удостоенных биографических очерков, Г.Котовского, как поясняет писатель, «взятого мной из-за его анекдотической красочности и хап рактерности для нравов гражданской войны» . В первую очередь автор обращает внимание на самую интригующую в этом смысле фигуру в СССР - на М.Тухачевского.

Самым талантливым красным полководцем, не знавшим поражений в гражданской войне, самым смелым военным вождем красной армии 3 Интернационала оказался Михаил Николаевич Тухачевский», - пишет Р.Гуль. В этом, собственно говоря, и заключается особое к этой персоне внимание и со стороны писателя, и со стороны его предполагаемых читателей.

Очерк о М.Тухачевском оказался самым большим по объему и наиболее интересным. Это понятно, поскольку данная фигура за рубежом представлялась «знаковой» в восприятии советского высшего командования, отчасти из-за интригующей, парадоксально-смутной биографии этого «красного маршала». Эта работа интересна своей многозначностью. Она может рассматриваться одновременно, и как мемуарный источник, и как политическая биография, и как попытка дать психологический портрет М.Тухачевского. Даже в 1936 г., в связи с поездкой М.Тухачевского в Лондон и Париж, издатели монархически настроенной газеты «Возрождение», не благоволившие к «либерал-демократу» Р.Гулю, считали его работу о «красном маршале» «наиболее обстоятельной книгой о Тухачевском»8.

В моем распоряжении нет информации, которая могла бы указывать на то, что Р.Гуль этой книгой выполнял прямой «политический заказ» тех или иных политических или военных кругов. В то же время появление этой книги именно в 1932 г. вряд ли было случайным. В июне 1931 г. М.Тухачевский, «потерявшийся» для зарубежной политической и военной общественности, вдруг вновь оказался в высшем руководящем звене советской военной элиты, заняв должность заместителя Председателя РВС СССР и наркома. Последние строчки книги Р.Гуля о М.Тухачевском позволяют сориентироваться во времени написания этой книги: «Теперь у Сталина Тухачевский «товарищ военного министра» заместитель Клима Ворошилова»9.

В германских правительственных кругах особый интерес к М.Тухачевскому обозначился осенью 1931 г., после визита в Москву начальника штаба рейхсвера генерала В.Адама (в октябре 1931 г.). Международная обстановка, в которой появилась книга Р.Гуля о М.Тухачевском характеризовалась, в частности, возникновением напряженности в советско-германских отношениях. Ситуацию осложняли и начатые советским руководством переговоры с Францией о подписании договора о ненападении. Это весьма беспокоило германское правительство, которое еще активнее начало искать путей сближения с Францией на антисоветской, антибольшевистской основе.

Наконец, появился новый фактор - усиление политического влияния нацистов, которые становились одной из ведущих политических сил в Германии и их представители вот-вот должны были войти в правительство. В Германии совершенно отчетливо обозначились тенденции к усилению влияния национал-социалистических симпатий и настроений и слухов об «антисоветском развороте» германской внешней политики, вплоть до войны. Книга Р.Гуля о М.Тухачевском появилась примерно в одно время с распространением через разведслужбы слухов о националистически настроенной «военной партии» в СССР, возглавляемой М.Тухачевским. Эта информация (или дезинформация) распространялась с осени 1931 г. по каналам ОГПУ и Разведуправления Штаба РККА10.

В книге Р.Гуля М.Тухачевский предстает аристократом, императорским гвардейцем, антидемократом и поклонником диктатуры, антисемитом, антихристианином и бонапартистом, потенциальным «русским Бонапартом». В от

8 Возрождение. - 1936. - 13 февраля.

9 Гуль Р. Тухачевский. // Гуль Р. Красные маршалы. - С. 532.

10 Военно-исторический архив. - М., 1997. - № 2. - С. 7-8. личие от П.Фервака, информацию из книги которого Р.Гуль активно и почти текстуально использует, автор книги ничего не говорит о том, что у М.Тухачевского отсутствует «наполеоновская природа». У Р.Гуля М.Тухачевский как раз «Бонапарт» и «националист», а как аристократ - «расо-во полноценный» и «антисемит». Это именно те качества, которые должны были бы импонировать идущим к власти нацистам и тем генералам рейхсвера, которые поддерживают нацистов.

Все высказанные соображения позволяют полагать, что Р.Гуль выполнял именно политический заказ. Хотя, скорее всего, этот заказ не был прямым, но шел через старых советских друзей Р.Гуля писателей К.Федина и И.Груздева, через издательство «Петрополис».

В качестве основных источников информации, судя по самому тексту, Р.Гуль активно, порой почти текстуально, пользовался воспоминаниями князя Ф.Касаткина-Ростовского, его публикацией «Главковерх Тухачевский» 1922 г., и материалами книги П.Фервака. Кроме того, это и дополнительная информация, порой смутная, в том числе и собственные воспоминания. «В чемпионате советских полководцев у Тухачевского нет соперников по влиянию и воинской славе, - заключает в конце книги Р.Гуль. - За исключением разве таинственной «черной маски»11. Так он называет В.Блюхера, получившего такое прозвание в русском зарубежье.

Р.Гуль начинает свой очерк «Блюхер» именно под впечатлением указанной выше таинственности этого «красного маршала». «Среди красных маршалов СССР В.К.Блюхер - полководец первого ранга, - начинает повествование писатель. - Послужной список Блюхера богат и блестящ. Блюхер - сильная, колоритная фигура. Но самое замечательное в Блюхере то, что ни в СССР, ни за границей никому не известно: кто же он на самом деле, этот популярный маршал Советов? Блюхер - «генерал Немо, Блюхер - «полководец под псевдонимом»12.

11 Гуль Р. Указ. соч. - С. 532.

12 Там же, с. 575.

Р.Гуль, насколько это следует из текста и контекста очерка, считает

13

В.Блюхера человеком «отчаянной храбрости и большой одаренности» . Заинтригованный смутностью происхождения В.Блюхера, писатель, пожалуй, лишь в данном очерке и о данном «красном маршале» рассуждает как о вполне реально «состоявшемся заговорщике». Р.Гуль, увлеченный слухами о причастности В.Блюхера к «заговору Сырцова» в 1929-1930 гг., говорит о том, что «популярность его не буденновской, не ворошиловской даже чета»14. Автор называет В.Блюхера «героем штурма Перекопа», «покорителем Сибири», «душой северного китайского похода», «победителем китайцев». В очерке Р.Гуля этот «красный маршал» предстает настолько влиятельным, авторитетным и политически независимым, что И.Сталин и политическая элита, зная о причастности В.Блюхера к «заговору», не решились применить к нему какие-либо репрессии. «Воинственный маршал, сторонник активных действий против Японии, говорят, приходит в бешенство от дипломатических уступок, - завершает свой очерк Р.Гуль и делает многозначительный вопрос-прогноз. - Кто знает, может быть, мы еще и услышим имя Блюхера в реляциях о боях. А может быть, Блюхер мелькнет и на неизбежном повороте внутренней жизни страны при ликвидации

15 коммунистической диктатуры» .

Аналогичным по смыслу и целям был и очерк о К.Ворошилове. Он гораздо меньше по объему и, в сущности, посвящен, несмотря на название «Ворошилов», также и С.Буденному. Примечательно, что уже на первых страницах этого очерка Р.Гуль по существу перечисляет состав советской военной элиты, как он виделся из-за рубежа. Судя по фактам из биографии К.Ворошилова, которыми оперирует автор, у него был хороший и вполне надежный источник (или источники) информации. Р.Гуль считает К.Ворошилова одной из самых значимых и вполне самостоятельных фигур в советской военной элите, хотя не скрывает сомнений в его оперативно-стратегических способностях. Автор неоднократно обращает внимание на способность К.Ворошилова горячо и неуст

13 Гуль Р. Указ. соч. - С. 577.

14 Там же, с. 607.

15 Там же. рашимо отстаивать свое мнение перед политическими вождями, будь то Л.Троцкий или И.Сталин. Очерк завершается так же, как и в случае с М.Тухачевским фразой-вопросом: «Бог весть, какой конец сужден шумной карьере военного министра СССР? Годится ли еще на крупные роли этот 52-летний первый маршал? Или, став сановником и вельможей России, министр-слесарь просто-напросто сладко дремлет в завоеванном кровью кремлевском кресле?»16.

Несколько позднее, на сравнительно скудной источниковой основе, однако достаточно интересно и во многом верно охарактеризовал советскую военную элиту 20-30-х годов один из авторитетных военных ученых русского воен

1 -7 ного зарубежья профессор полковник А.Зайцов . Его большой очерк посвящен не специально советской военной элите, а в целом Красной Армии. Этот очерк был написан им в 1934 г., т.е., когда в советских вооруженных силах полным ходом шел процесс технической модернизации. Правда, закрытость социально-политических процессов в СССР, затруднявших и в 20-е годы получение полной, всегда достоверной и адекватной своему времени информации, в частности и о Красной Армии, в 30-е годы стала еще более «плотной» и жесткой. Поэтому, судя по содержанию очерка А.Зайцова, он в общем рассуждает о Красной Армии и ее состоянии, в сущности оперируя информацией и мнением, сложившимся до 1932-1933 гг. Однако именно это обстоятельство повышает ценность данного очерка в контексте исследования советской военной элиты 20-х годов. Впрочем, сам автор, по существу, указывает на то, что предметом его исследования и изложения является Красная Армия в тех формах и в том виде, в каких она сложилась к середине 20-х годов. «Коренная реорганизация Красной Армии, - пишет А.Зайцов, - однако, была проведена лишь сменившим Троцкого Фрунзе и была завершена в трехлетие 1924-1927 гг. сперва Фрунзе, а затем его преемником Ворошиловым. Лишь с этой эпохи организация Красной

16 Гуль Р. Указ. соч. - С. 574.

17 Зайцов А. Шестнадцать лет «РККА». // Военная мысль в изгнании. Творчество русской военной эмиграции. -М., Русский путь, 1999.

Армии приняла те формы, которые являются типичными для нее и посейчас»18. Таким образом, перед нами очерк о Красной Армии, в том числе и о ее комсоставе и военной элите, скорее отражающий ситуацию второй половины 20-х, чем начала 30-х годов.

Оставляя в стороне различные аспекты состояния Красной Армии, характеризующие ее как военно-политический организм, оказавшиеся в сфере рассуждений А.Зайцова, сосредоточу внимания лишь на одном из них, являющемся предметом моего исследования. Иными словами, в этом смысле интересны оценки автора, относящиеся к советской военной элите. Как выше уже отмечалось, военная элита как таковая во всей своей определенности и целостности не является предметом исследования А.Зайцова, однако он фактически исследует и ее в сравнительно небольшом, но емком разделе «Руководящие верхи Красной Армии». Разумеется, это понятие содержательно не «поглощает» всю военную элиту. В определенном смысле оно даже противоречит понятию «военная элита». Тем не менее, частично оно все-таки позволяет получить представление о мнении автора по интересующему нас вопросу.

Прежде всего, следует обратить внимание на критерии, по которым автор определяет принадлежность тех или иных представителей высшего комсостава РККА к «руководящим верхам». «.Для ответа на вопрос, кто же в действительности сейчас правит Красной Армией, - поясняет автор, - нужно знать, кто из высших ее командиров занимает высшие посты и в аппарате управления коммунистической партии. Зная структуру высших органов управления коммунистической партии, остается только посмотреть - кто же из высших командиров Красной Армии занимает и какие именно в них посты»19.

Определив, таким образом, критерий отнесения к «руководящим верхам» тех или иных «советских генералов», А.Зайцов в состав таковых включает лишь военачальников, входивших в состав высших партийных выборных органов. «Поэтому, - вновь приведу красноречивую и ясную по смыслу выдержку из очерка А.Зайцова, - можно сказать, что правящей верхушкой Красной Армии являются (если исключить невоенного Гамарника): Ворошилов и затем, в порядке их удельного веса, его сотрудники: Якир, Блюхер, Тухачевский, Егоров, Буденный и Уборевич. Другими словами, это: народный комиссар по военноморским делам, его помощник, начальник Генерального штаба, инспектор кон 20 ницы и три командующих воисками важнейших пограничных округов» .

Данное суждение автора, правда, содержит в себе некоторое противоречие, учитывая его замечание об «удельном весе», определяющем очередность вышеперечисленных фамилий, ибо далее, при персональной характеристике каждого из упомянутых «генералов», А.Зайцов фактически выстраивает этот ряд в иной «иерархической» последовательности: К.Ворошилов, М.Тухачевский, А.Егоров, И.Уборевич, И.Якир, В.Блюхер, С.Буденный21. Нижеследующее же пояснение А.Зайцова позволяет окончательно утвердиться в представлениях автора о его подходах к пониманию того, кто относится к «руководящим верхам Красной Армии». «В общем, - продолжает А.Зайцов, имея в виду вышеперечисленных «советских генералов», - конечно, занимаемые ими военные посты и так ставили их во главе армии, но все же основываться на одном этом признаке в Красной Армии нельзя. Так, например, другой помощник Ворошилова, бывший Главнокомандующий во время гражданской и польско-советской войны, Каменев и командующий войсками столичными - Московского военного округа - Корк, несмотря на занимаемые ими посты, в иерархии коммунистической партии никакой должности не занимают и тем самым являются только исполнителями, не принимающими участия в действительном ру

22 ководстве жизнью армейских органов управления» . Таким образом, судя по контексту, автор включает в состав высшего советского военного руководства, фактически, также С.Каменева и А.Корка. В сфере внимания А.Зайцова, оказываются, в качестве ведущих руководителей профессиональной подготовки комсостава РККА, Б.Шапошников (как начальник Военной Академии РККА) и

19 Зайцов А. Указ соч. - С. 256.

20 Там же.

21 Там же, с. 256-259.

22 Там же. лучшие профессора А.Свечин и А.Верховский . Вышеотмеченные А.Зайцовым фамилии «советских генералов», очевидно, и мыслятся им как руководящее звено Красной Армии, хотя сам он, как отмечалось выше, вполне ясно ограничивает его персональный состав лишь теми «генералами», которые оказались в составе ЦК или Политбюро ЦК ВКП(б).

Давая квалификационную оценку указанной группе «руководящих верхов Красной Армии», А.Зайцов склонен выделить лишь одного, вполне соответствующего своему номенклатурному положению. «Тухачевский, бесспорно, является самым крупным советским военным специалистом из числа лиц, занимающих высшие посты в Красной Армии», - делает свой вывод автор очер-ка24. Он воздерживается от каких-либо оценок И.Уборевича, однако из контекста краткой характеристики этого военачальника, данной ему А.Зайцовым, заметно, что автор склонен к положительному мнению о военно-профессиональных возможностях «советского генерала»25. Что же касается всех остальных, то к их профессиональному потенциалу автор относится с более или менее ясно выраженным скептицизмом. Общий вывод-оценка возможностей «руководящих верхов» РККА у А.Зайцова достаточно сдержанный, однако явно скептический. Он говорит об их «очень невысокой» «общеобразовательной и военной подготовке». «Несомненным его преимуществом, - завершает свою характеристику «руководящих верхов Красной Армии» А.Зайцов, - является лишь длительное занятие им руководящих постов в армии»26.

В заключение своего развернутого очерка о Красной Армии А.Зайцов вновь возвращается к комсоставу РККА. Хотя он и говорит о нем в целом, не вычленяя военную элиту, но суждение это относится и к ней. Утверждая в качестве главного вывода низкую боеспособность РККА, А.Зайцов считает, что «основным ее пороком является неподготовленность и некультурность ее ко

23 Зайцов А. Указ. соч. - С. 253.

24 Там же, с. 257.

25 Там же, с. 258.

26 Там же, с. 259. мандного состава, к тому же связанного по рукам и ногам тенетами политического аппарата»27.

Завершая анализ мнения и оценок, даваемых А.Зайцовым части советской военной элиты, следует вновь отметить, что они касаются все-таки ее состояния в 1934 г. Именно к этому времени вышеотмеченная группа «генералов» оказалась в составе ЦК ВКП(б). Ситуация 20-х годов была существенно иной, и для тех лет критерии определения персонального состава «руководящих верхов Красной Армии», избираемые А.Зайцовым, оказываются непригодными. Кроме того, автор очерка не ставил перед собой задачу рассмотреть, пусть даже в качестве частного вопроса, советскую военную элиту как социокультурное явление. Он рассматривал именно командный состав и ту его часть, в руках которой при тогдашний внутриполитической конъюнктуре находилось руководства армией, а не военную элиту. Последняя, все-таки, предполагает в своем составе не только, не столько и не обязательно «генералов», располагающих высшей военной властью по «номенклатуре». Военная элита, особенно в 20-е годы, включала как раз ту часть советского «генералитета», которая не обязательно прямо, не непосредственно, но, весьма часто, в скрытых формах доминировала и влияла на принятие важнейших военно-политических решений. И именно процесс «выдавливания», «партийного подчинения» или номенклатурной замены, характерный для образа и состояния советской военной элиты 20-х годов, представляется реальным предметом исследования. Этот процесс оказался вне сферы внимания А.Зайцова.

В завершении характеристики работы А.Зайцова, следует указать на то обстоятельство, что он и в последующие годы неоднократно в своих статьях обращался к анализу и оценке «руководящих верхов Красной Армии», однако они хронологически относились к 30-м годам и, следовательно, за пределами проблематики настоящего исследования.

Некоторые аспекты исследования советской военной элиты слегка затра

28 гиваются и в очерках Н.Пятницкого, Е.Месснера . Впрочем, первый из названных авторов в своем очерке «Эволюция красной военной доктрины (19171937)», судя и по самому названию, обращается лишь к военно-доктринальным аспектам истории Красной Армии. В контексте этого вопроса он касается и персонального состава советских «генералов», так или иначе причастных к разработке военной теории, истории и оперативно-стратегической доктрины РККА. В рамках краткого экскурса Н.Пятницкий упоминает фамилии М.Тухачевского, А.Свечина, А.Верховсного, Н.Какурина, А.Готовского,

B.Триандофиллова, а также В.Новицкого, Н.Соллогуба, М.Бонч-Бруевича,

C.Каменева, Б.Шапошникова и некоторых других, в основном генштабистов старой русской армии. Впрочем, о них речь в очерке ведется лишь в связи с вышеотмеченными сюжетами. Данный очерк интересен тем, что в нем нашли отражение мнения специалистов русского военного зарубежья о военно-научных взглядах интеллектуальной элиты Красной Армии. Автор акцентирует внимание на состоянии этого вопроса к середине 30-х годов, весьма скептически оценивая военно-теоретические установки советской военной элиты в 20-е годы. В частности, имеется в виду его отношение к концепциям «революционной войны» или «революции извне». Н.Пятницкий не склонен признать за военно-научной мыслью Красной Армии выработку каких-либо военно-доктринальных новаций. «Долгими и извилистыми путями Красная армия пришла, наконец, к тому, что просто и быстро давала всем военная наука»,

29 считает автор, подводя итоги военно-научного процесса в СССР 1917-1937 гг. Констатируя итоги этого процесса, хронологически полагая таковыми репрессии 1937 г., автор констатирует: «Военная мысль Красной Армии еще бродит, ее доктрина еще колеблется, но общая линия уже видна. Красная Армия после 20 лет блужданий вернулась к старым испытанным берегам военной науки, релл гулярной армии и подготовки к большой войне» . Обращая вполне обоснованно внимание на то, что «значение расчетов В.Триандофиллова огромно», Н.Пятницкий, однако, как представляется, не смог или не пожелал, усмотреть в

28 Пятницкий Н. Эволюция Красной военной доктрины. //Военная мысль в изгнании. Творчество русской военной эмиграции.; Месснер Е. Души в кандалах. - Там же.

29 Пятницкий Н. Эволюция красной военной доктрины. - С. 264. работе упомянутого советского военного теоретика именно новое и самое главное: основы теории «глубокой операции». Вспоминая книгу В.Триандофиллова, автор дает ей не тот заголовок, под которым она появилась в 1929 и была переиздана в 1932 гг. Книга В.Триандофиллова, имевшая название «Характер операций современных армий», названа в очерке Н.Пятницкого «Новое в оперативном искусстве», что, несомненно, несколько размывает и смещает смысловые акценты в исследовании советского военного теоретика. Быть может, именно эти обстоятельства отчасти не позволили автору очерка адекватно оценить значимость упомянутой книги, а не только, безусловно, присутствующую в очерке политическую предвзятость Н.Пятницкого.

Автор очерка не без оснований, в связи с новыми тенденциями в развитии советской военной мысли, считает, что «при этом перегнули палку в другую о 1 сторону» . Н.Пятницкий считает, что «прошлое пренебрежение техникой сменилось увлечением машиной, принявшим вид какого-то поклонения, доходящего до подлинной «машинолатрии»32. Хотя в рассуждениях автора, это вполне понятно и, можно сказать, естественно для бывшего офицера белой армии, отсутствует чрезмерное восхищение достижением советской военной науки, характерное для советской пропаганды тех лет (да и последующих), Н.Пятницкий, тем не менее, как это уже было отмечено выше, весьма положительно оценивает процессы, имевшие место в советской военной мысли в конце 20-х - первой половине 30-х годов. Он со скрытым сожалением и скептическим отношением к будущему Красной Армии констатирует: «Вся верхушка красного командования, проводившая в СССР эти «военно-научные новшества», попала под подозрение Сталина - была признана политически неблагонадежной и попала под расстрел»33. Н.Пятницкий считает, что в результате этого в Красной Армии произошел «откат к старому». «Но этот откат к старому, - делает вывод автор, - оказался гораздо опаснее прежнего. Все мало-мальски культурное было отправлено в «штаб Генерала Духонина», как это было в 1917 году, а на верхи

30 Пятницкий Н. Указ. соч. - С. 264.

31 Там же.

32 Там же. военного управления выплыли прежние герои гражданской войны и партизанской вольницы: матрос Дыбенко, столяр Федько, рабочий Белов были назначены на самые ответственные должности командующих тремя западными пограничными военными округами, а на «опасный» пост командира столичного Московского округа был вознесен бывший вахмистр «Маршал» Семен Буден

- 34 ныи» .

Завершая очерк, Н.Пятницкий считает, что блуждание советской военной мысли «может кончиться в СССР лишь в день падения коммунистического ига, поставившего вновь, как двадцать лет тому назад, ставку на самый отсталый, темный и некультурный слой нации. При этих условиях как бы не насыщал Сталин свою армию современной техникой, как бы не увеличивал ее силы,

35

Красная Армия всегда будет колоссом на глиняных ногах» .

Я намеренно оставлю без комментариев вывод Н.Пятницкого, главным образом потому, что анализ его может увести слишком далеко в сторону от проблемы, обозначенной предметом и хронологией исследования. Замечу лишь, что оценки и мнение, выраженные Н.Пятницким, интересны с точки зрения характеристики мнений о советской военной элите 20-30-х годов со стороны военных специалистов русского зарубежья. Однако, как отмечалось выше, указанный автор, как и предшествующий из вышеупомянутых, не исследует советскую военную элиту в качестве самостоятельного объекта научных интересов. Более того, очерк Н.Пятницкого, основанный на сравнительно скудной информационной базе, естественно, не претендует на объективное научное исследование даже того вопроса, который обозначен в его названии.

Следует упомянуть также и о еще одной работе Н.Пятницкого, написанной и опубликованной им еще в 1932 г. - «Красная армия СССР»36. Эта работа интересна, в основном, статистическим материалом по комсоставу Красной Армии. В значительно своей части статистика и некоторые социометрические

33 Пятницкий Н. Указ. соч. - С. 265.

34 Там же.

35 Там же, с. 266.

36 Пятницкий Н. Красная армия СССР. - Париж. - 1932. сведения, касающиеся комсостава РККА, почерпнуты автором из ранее отмеченной статьи Н.Ефимова.

Все вышесказанное об очерке Н.Пятницкого вполне применимо и к небольшим по объему очеркам другого военного специалиста из бывшей белой армии Е.Месснера. Они посвящены не советской военной элите 20-х годов, а явившимся во многом эмоциональным выражением крайне отрицательного отношения к массовым репрессиям в Красной Армии 1937-1938 гг.37

Несколькими годами раньше вышеохарактеризованных очерков А.Зайцова, Н.Пятницкого, Е.Месснера в Париже в 1931 г. появился очерк французского генерала А.Эруа и Л.Тевенена «Красная Армия и социальная война»38. В нем дается достаточно пространный анализ военно-теоретических разработок ведущих советских военных теоретиков, которые в то время были для французского генералитета воплощены в А.Свечине, А.Верховском и М.Тухачевском. Однако, что касается советской военной элиты того времени в целом, то авторы касаются этого вопроса столь же «слегка», как и вышеупомянутые писатели русского военного зарубежья (не считая А.Зайцова). Поэтому, будучи достаточно интересной как отражение впечатлений французской военной элиты о военно-политических и стратегических взглядах некоторых лидеров военной элиты советской, эта работа мало чем полезна при изучении советской военной элиты 20-х годов в целом.

В фундаментальной, сохранившей и ныне значительную долю своей ценности в качестве научного исследования, книге И.Б.Берхина, посвященной во

3Q енной реформе в Красной Армии в 1924-1925 гг. , также затрагиваются некоторые аспекты, касающиеся комсостава РККА 20-х годов. Это достаточно информативные статистические сведения, подсчеты, но, к сожалению, относящиеся к командному составу Красной Армии в целом. В тех же случаях, когда исследователь дифференцирует его, подразделяя на младший, средний, старший и высший, он тем не менее, не вычленяет «военную элиту» из высшего

37 Месснер Е. Кровавый год. // Русский инвалид. - 1938. - № 111; его же: «Души в кандалах». // Русский инвалид,- 1938.-№ 116.

38 Heroys A. et Thevenin L. L'Armee Rouge et la guerre sociale. - Paris. -1931. комсостава. Поэтому, как и в очерке Н.Ефимова, в книге И.Берхина советская военная элита не появляется в качестве объекта исследования, даже в качестве частного аспекта исследования или в частных проявлениях.

Специального внимания и комментариев заслуживает одна из первых книг, посвященных «делу Тухачевского» и в этом контексте советской военной элите «межвоенного периода», появившаяся после 20 съезда КПСС и «разоблачения культа личности». Это написанная и изданная в 1959 г. В.Александровым книга под этим названием - «Дело Тухачевского».

Хотя основное внимание автора, из русских эмигрантов «первой волны», военного корреспондента в составе американской армии, сосредоточено на личности М.Тухачевского, фактически он охватывает проблему шире. Правда, В.Александров, это понятно из самого названия книги, стремится выяснить предпосылки и причины репрессий, проведенных И.Сталиным в высшем комсоставе Красной Армии накануне «большой войны». Поэтому, В.Александров, главным образом, касается военно-политических событий и советской военной элиты 30-х годов. Его исследование, предназначенное для широкого круга преимущественно западных читателей, очевидно, выполнявшее функции «ответа» на социальный заказ, порожденный хрущевскими реабилитациями, осуществлено было на материале мемуарных источников, зарубежного происхождения. Указанные особенности исследования значительно снижают его научную ценность. Эта книга, несомненно, идеологически заряжена и политизирована, но ее существенным, если не главным недостатком, является весьма небрежное отношение к фактическому материалу, в частности и к хронологии исследуемых событий. Все это вынуждает относиться к книге В.Александрова и сообщаемым им фактам с определенной осторожностью. Впрочем, почти вся информация, приводимая В.Александровым, проверяема. Другое дело, что источники его информации, сведения мемуаристов сами по себе и ныне нуждаются в проверке по другим, более объективным материалам. В.Александров, объясняя мотивы «чистки» советского высшего командования, в принципе опирается на версию

39 Берхин И.Б. Военная реформа в СССР (1924-1925 гг.). - М., 1958.

В.Кривицкого40 и материалы белоэмигрантской прессы 30-х годов. Он не рассматривает и не изучает советскую военную элиту 20-х годов. Однако он приводит некоторые сведения, относящиеся к военно-политическим событиям первой половины 20-х годов, которые более нигде не встречаются. В частности, сообщенные ему лично и устно Ф.Раскольниковым факты, или точнее, слухи о фактах, вовлечения представителей советской военной элиты, в частности М.Тухачевского, в политическую, внутрипартийную борьбу 1923-1924 гг. В контексте косвенных данных, сообщаемых вполне достоверными источниками, эта информация В.Александрова представляется так же вполне достоверной и весьма интересной.

Указанные выше авторы, с учетом приведенных оговорок и комментариев, не концентрировали внимание, даже в контексте исследования тех или иных вопросов истории Красной Армии этого периода, специально на высшем командном составе РККА, и более узко - советской военной элиты. Исключение составляет до сей поры не утратившее своей ценности большое исследование высшего комсостава РККА Дж.Эриксона41. Однако и оно, по объективным причинам, строилось, преимущественно, на материалах мемуарных, зарубежных источников, прессы. Внимание его сосредоточено, преимущественно, на советском генералитете 30-х годов. Это понятно. Массовые репрессии, обрушившиеся на комсостав Красной Армии в 1937-1938 гг., причины и смысл которых и ныне еще не поддаются однозначному объяснению и осмыслению, притягивали и притягивают внимание исследователей именно к судьбам советского высшего комсостава 30-х годов. Тем более, что с этими событиями оказываются генетически связанными трагические неудачи Красной Армии в 1941 г., как, впрочем, и само вторжение гитлеровских войск в СССР 22 июня 1941 года. Впрочем, следует заметить, что Дж.Эриксон, во-первых, исследует не специально советскую военную элиту, а в целом высшее командование Красной Армии, не вычленяя из его состава военную элиту. Хотя, надо сказать, фактически, внимание исследователя сосредоточено именно на представителях военной элиты. Одна

40 Кривицкий В. Я был агентом Сталина. - М.: Современник, 1996. ко в сфере внимания Дж.Эриксона, в основном, оказывается определенный, достаточно ограниченный круг лиц. Это М.Тухачевский, И.Якир, И.Уборевич, А.Егоров, Б.Шапошников, В.Блюхер, А.Седякин, В.Путна, В.Примаков, С.Буденный и некоторые другие. Во-вторых, Дж.Эриксон рассматривает советское высшее командование в рамках временного пространства так называемого «межвоенного периода», т.е. 20-30-х годов. Поэтому и процессы военно-политического характера, в которые так или иначе были вовлечены представители советского высшего командования, традиционно воспринимаются как неделимые с начала 20-х до второй половины 30-х гг. Таким образом, советское высшее командование, в сущности, воспринимается автором как некая корпоративная целостность, сложившаяся уже в начале 20-х годов и по своему составу в сущности не менявшаяся до конца 30-х годов. Иными словами, автор исследования в качестве предмета исследования определил для себя «высшее командование Красной Армии» в целом, т.е., можно сказать, весь советский «генералитет». При этом, что весьма существенно, хронологически, а, следовательно, и предметно, рассматривая его как нерасчленимую целостность на всем протяжении 20-30-х годов, в так называемый «межвоенный период». Таким образом, при изучении вопроса автор не обращает достаточного внимания на внутрикорпоративную социокультурную динамику. В основном такой подход, несомненно, обусловлен обстоятельствами «дела Тухачевского» и последовавшими вслед за ним и в связи с ним массовых «чисток» и репрессий в комсоставе РККА. Именно «дело Тухачевского» оказывается концептуально-организующим принципом исследования Дж.Эриксона, определяя хронологическое пространство и персональный состав предмета изучения. Поэтому, волей-неволей, целью исследования Дж.Эриксона оказывается выяснение предпосылок и причин «Дела Тухачевского» и массовых репрессий в Красной Армии во второй половине 30-х годов. К этому, по существу, неизбежно, в конечном счете, должны были сводиться вопросы взаимоотношений политической и военной элиты в СССР в «межвоенный период». Такого рода мотивация иссле

41 Erickson J. The Soviet High Command: A Military-Political history 1918-1941. - London-New-York, 1962. дования весьма основательна и, можно сказать, соблазнительна, однако она, в значительной мере, затушевывает проблематику изучения военной элиты как, в известной мере, автономный, даже самодостаточный предмет исследования. Именно изменение парадигмы исследования открывает возможность несколько оторваться от традиционного и эмоционально довлеющего феномена «дела Тухачевского» при изучении советской военной элиты «межвоенного периода». Это позволяет обратить внимание и на те аспекты проблемы, которые оказываются более заметными для исследователя, в частности состав элиты, внутрикорпоративные отношения. Это позволяет занять несколько «независимую» позицию по отношению к кажущемуся финалу, ее историко-предметной завершенности в виде «дела Тухачевского». Это позволяет обратить внимание на внутрикорпоративную социокультурную динамику и поставить вопрос о целостности не только самой военной элиты, но и хронологических рамок исследуемого объекта. Иными словами - целесообразно ли исследовать советскую военную элиту как некое социокультурное и военно-политическое единство, сформировавшееся уже к началу 20-х годов и пребывавшую в практической неизменности вплоть до «дела Тухачевского». Это позволяет, в свою очередь, несколько иначе подходить к вопросам политической ангажированности советской военной элиты социально-политическими процессами 20-30-х годов, равно как и к проблеме «фатальной» предопределенности массовых репрессий в Красной Армии второй половины 30-х годов, возникшей еще в 20-е годы. Именно такого рода настроения, как правило, господствуют над ментальными установками исследователя, изучающего эти сюжеты.

В-третьих, следует отметить, что, отмечая фундаментальность исследования Дж.Эриксона, надо иметь в виду, что она относительна. И ныне, не говоря о 50-60-х годах, когда автор проводил свои исследования, источниковая основа данного объекта исследования оставляет желать лучшего. Дж.Эриксон исследовал советское высшее командование на основе, главным образом, мемуарной литературы, советской и зарубежной прессы, а также архивных документов зарубежных архивов. Эти обстоятельства, несомненно, требовали от автора усиление роли концептуально-умозрительных конструкций и реконструкций. Однако, надо отметить, что Дж.Эриксон делал это с большой осторожностью, всякий раз оговаривая сомнительность или «приблизительность» тех или иных сведений, которые, по тем или иным причинам, «не подчинялись» проверке не достоверность.

В-четвертых, следует отметить, что автор книги большое внимание уделяет отношениям Красной Армии и Рейхсвера. Это обусловлено, скорее всего, и наличием в распоряжении автора относительно большого материала источников (преимущественно германского и французского происхождения). В силу этого обстоятельства, представляется несколько преувеличенной роль этого фактора в военно-технических и военно-политических процессах, протекавших в Красной Армии. Во всяком случае, именно в связи с этими процессами Дж.Эриксоном и высвечиваются те или иные персоны из высшего комсостава РККА. Этот фактор, думается, не всегда и не столь непосредственно влиял на процессы «комплектования» и «ротации» советской военной элиты в 20-е годы. В этом контексте, как мне представляется, несколько упрощенно толкуется роль М.Тухачевского, равно как и процесс технической модернизации Красной Армии.

Следует обратить внимание и на некоторые частные случаи, касающиеся внутрикорпоративных группировок в РККА, в его высшем комсоставе. Прежде всего, не учитывается динамика их формирования, распада, изменения по персональному составу. Это вызывает некоторые сомнения в составе, скажем, персоналий так называемой «группы Тухачевского», как их определяет Дж. Эрик-сон. Он включает в это «группу», кроме М.Тухачевского, И.Якира, И.Уборевича, Я.Алксниса, И.Халепского, А.Седякина, А.Корка, Р.Эйдемана42. Некоторые из перечисленных лиц, действительно, были близки к маршалу, но оказались в его «группе» лишь в 30-е годы (И.Якир, И.Уборевич). Другие, такие как А.Седякин, Я.Алкснис, не входили в состав этой «группы». Совершенно очевидно, что вопрос этот автором специально не «просматривался» и мнение сложилось, скорее всего, под влиянием трагических событий 1937-1938 гг.

В целом можно сказать, что работа Дж.Эриксона, и ныне не утратившая своей научной ценности, мало что дает в плане исследования проблемы собственно советской военной элиты именно 20-х годов. Этот объект исследования, как таковой, находится практически вне поля зрения Дж.Эриксона. Он, в сущности, если и изучает советскую военную элиту, то как высшее командование Красной Армии 30-х годов и лишь постольку обращает внимание на некоторые аспекты ее происхождения в 20-е годы. Значительная часть персоналий советской военной элиты 20-х годов, их внутрикорпоративных отношений, вовлеченности в политические процессы 20-х годов, социо-ментальные настроения, политические и военно-политические «иллюзии» оказались вне сферы внимание Дж.Эриксона.

Р.Гартхоф в своей книге «Советская военная политика»43 специально не исследует вопрос о советской военной элите, однако неоднократно затрагивает отдельные аспекты, касающиеся советского высшего комсостава. Хотя Р.Гартхоф не исследует советскую военную элиту 20-х годов, однако, примечательно, что он определяет рубеж, с которого ведет хронологию новой советской элиты - 1931 г.44 Он связывает этот рубеж с началом модернизации Красной Армии. Таким образом, он как бы невольно рассекает «межвоенный период» в истории советского высшего комсостава на два самостоятельных: до 1931 г. и после 1931 г. По мнению автора, начавшийся с этого года период в истории Красной Армии и комсостава, завершается в 1937 г. То, что 1937 г. представляется рубежной и «роковой» датой для советского комсостава, не вызывает удивления и не подлежит опровержению. Примечательно другое. Р.Гартхоф полагает, что период в истории советского комсостава и Красной Армии в целом с 1931 по 1937 гг., во-первых, является своего рода возрождением дореволюционных норм, что не совсем лишено оснований. Во-вторых, для автора

43 Garthoff R. L. Soviet military policy. - Washington-New-York, 1966.

44 Ibid, p. 34. книги это период лидерства М.Тухачевского.45 Это вызывает определенные сомнения и не может быть принято безоговорочно. Такое мнение у автора сложилось, как мне представляется, под впечатлением номенклатурного положения М.Тухачевского, которое он занял в 1931 г. Эту позицию автора, во всяком случае, можно поставить под вопрос. Хорошая статистическая информация, имеющаяся в книге Р.Гартхофа, в основном взята автором из книг Н.Ефимова и Н.Пятницкого.

Другая книга, которая, в сущности, посвящена также судьбе советской военной элиты «межвоенного периода» это книга В.Раппопорта и Ю.Геллера «Измена Родине». В первом зарубежном, нью-йоркском издании 1985 г. она имела более развернутое название - «Измена Родине. Очерки истории Красной Армии». Эта книга охватывает практически всю историю Красной Армии до второй половины 30-х гг., до массовых репрессий. В ней еще в большей мере, чем в работе Дж.Эриксона проявляется главный мотив исследования - «дело Тухачевского» и его последствия. Собственно говоря, само название книги В.Раппопорта и Ю.Геллера указывает на то, что она посвящена истокам, предпосылкам и причинам массовых репрессий в РККА. Поэтому, строго говоря, авторы не ставили перед собой задачу исследовать советскую военную элиту, хотя именно ей, особенно М.Тухачевскому, И.Якиру, И.Уборевичу и другим «генералам», оказавшимися вместе с ними на скамье подсудимых 11 июня 1937 г., уделяется наибольшее внимание. Авторы специально не выделяют в качестве объекта исследования военную элиту 20-х годов. Исследование в основном посвящено высшему комсоставу Красной Армии, сложившемуся к середине 30-х годов и обстоятельствам его уничтожения. Поскольку книга в основном была написана уже к середине 80-х годов, она, в силу отсутствия объективных возможностей обратиться к архивным материалам, большая часть которых оставалась засекреченной еще спустя почти десять лет, написана на основе мемуарных источников, прессы, устных свидетельств и зарубежных, преимущественно тоже мемуарных, источников. Поэтому, разумеется, наряду с интересными и ныне малоизвестными фактами (главным образом из устных свидетельств), приводимыми авторами книги, в ней содержится много информации, не подтверждаемой документально или вызывающей сомнения в своей достоверности. Это своего рода устные предания и слухи, заменявшие в свое время недоступные исследователям архивные документы. Хотя авторы, фактически, исследуют проблему взаимоотношений власти и армии, политиков и генералов, в основном в 30-е годы, однако исследование этого вопроса остается в русле мировоззренческой установки, слишком «демонизирующей» поведение и роль И.Сталина в массовых репрессиях, обрушившихся на армию в 30-е годы. Думается, что роли И.Сталина и других партийно-политических деятелей, равно как и «генералов», их личные и политические взаимоотношения, как и внутрикорпоративные связи и конфликты были сложнее, подчас менее «демоничны», а истоки репрессий не столь и не всегда фатально предопределенными чуть ли со времен гражданской войны. Вообще взаимоотношения политической и военной элиты в «межвоенный период» имеют свою, «внутреннюю» периодизацию и хронологическую автономность. Трагедия Красной Армии второй половины 30-х годов, несомненно, подпитывалась определенными обстоятельствами, имевшими место еще в 20-е годы, однако имела в качестве доминирующих причины, возникшие уже в 30-е годы. Эти предпосылки и причины вряд ли могут быть выведены исключительно из поля военно-политического и межличностного взаимодействия И.Сталина, политической и военной элиты СССР. Многие из них лежали за пределами этого «поля» и были глубже по истокам, чем честолюбие, властолюбие, личная дружба или неприязнь тех или иных лидеров. Поскольку внимание В.Раппопорта и Ю.Геллера сосредоточены, в основном на репрессиях, их предпосылках и причинах, что относится к 30-м годам, а, следовательно, выходит за хронологические рамки и проблематику настоящего исследования, я не буду останавливаться на критическом анализе указанных вопросов. В равной мере, не вижу необходимости специально обращаться к сюжетам из эпохи гражданской войны. Хотел бы только отметить, что затрагиваемые в работе вопросы внутрикорпоративных связей и группировок советского высшего командования далеко не всегда получают верный ответ. Их определение, в основном отталкивается от межличностных ситуаций, сложившихся в ходе репрессий 1936-1938 гг. Однако далеко не всегда групповые связи, обозначенные следствием и в интересах следствия или судебными процессами, соответствовали действительным внутрикорпоративным генеральским группировкам. Кроме того, сами по себе эти группировки внутри высшего комсостава РККА менялись по составу, возникали и разрушались, не всегда были устойчивыми и долголетними. Их взаимосвязи и взаимодействия, равно как и вражда, обусловлены были не только личной дружбой или неприязнью. Принципиальные вопросы военного строительства, военной политики, военной науки и политики в целом порой играли не меньшую роль. Эти факторы подчас заставляли генералов преодолевать, хотя бы временно, и личную неприязнь, и вражду. Во всяком случае, внутрикорпоративные отношения в советской военной элите - это вопрос для специального исследования. Но авторы книги, скорее всего, не ставили перед собой эту задачу. В сфере внимания авторов были отношения между определенной частью советского высшего командования, так или иначе, тяготевшего или, пусть даже косвенно, связанного с М.Тухачевским, И.Якиром, И.Уборевичем и др., и И.Сталиным, «сталинистами» и той частью высших офицеров, которые были с ними связаны.

Таким образом, в книге В.Раппопорта и Ю.Гелл ера, содержащей представляющие ценность свидетельства, верные суждения, подчас догадки, подтверждаемые ныне документально, все-таки прямо не ставится цель исследовать советскую военную элиту как социокультурный феномен. Военная элита 20-х годов вообще не вычленяется как самостоятельный и исторически самодостаточный объект исследования. Несмотря на то, что в книге много внимания уделяется обстоятельствам смены власти в Красной Армии весной 1924 г., объяснение причин падения «армейского аппарата» Л.Троцкого, смещение Э.Склянского, что означало фактическое отстранение Л.Троцкого от руководства вооруженными силами, на сегодняшний день представляется недостаточным. В сущности, авторы книги объясняют это внутрипартийными интригами, затеянными И.Сталиным и Г.Зиновьевым, и отказом самого Л. Троцкого от сопротивления с оттенком даже какого-то внутрипартийного «благородства»: он отказался от использования з борьбе такого мощного рычага, находившегося в его руках, как армия. Это объясняет ситуацию лишь отчасти. И все-таки отказ Л.Троцкого от своих возможностей в качестве руководителя военного ведомства, даже когда начальник ПУР В.Антонов-Овсеенко уже сделал первый шаг с угрозами в адрес И.Сталина и Г.Зиновьева своим известным письмом от 27 декабря 1923 г., остается пока без исчерпывающего ответа. Авторы утверждают, что «Фрунзе, достаточно самостоятельный и популярный деятель»46, чем объяснялась отчасти его роль. Оба определения закрепились в репутации М.Фрунзе уже постфактум, после его смерти, стали частью своеобразного агитационно-пропагандистского клише. Но так ли это было и в такой ли степени? Многие факты из биографии М.Фрунзе ставят под сомнение сложившиеся представления и требуют более внимательного отношения.

Еще одно положение, весьма существенное для характеристики советской военной элиты второй половины 20-х годов, нуждающееся в проверке. «Тухачевский возглавил генеральный штаб очень молодым - в 32 года, - намечают авторы основные штрихи состояния, проблем Красной Армии и ее высшего комсостава. - В прошлом ему не приходилось заниматься штабной работой. Его стратегические концепции были еще очень незрелыми. Главное направление деятельности Тухачевского в это время - попытка организовать техническое перевооружение армии. Достичь удалось немногого. Правда, в 1926 году было заключено секретное советско-германское соглашение о военном сотрудничестве. В обход стеснительных статей Версальского договора рейхсвер получал на территории СССР танковые полигоны и аэродромы, взамен немцы обучали красных командиров в своих учебных заведениях. В 1928-1929 годах Якир, Тухачевский, Блюхер, Тимошенко и ряд других прослушали курс в германской Академии генштаба»47. Уже в этом абзаце содержится целый ряд положений, требующих уточнения. Ошибочность некоторых из этих положений

46 Раппопорт В., Геллер Ю. Измена Родине. - М.: РИК «Стрелец», 1995. - С. 119. лишь на первый взгляд кажется несущественной. Действительно, М.Тухачевскому до этого «не приходилось заниматься штабной работой», однако он являлся не начальником войскового штаба, а высшим оперативно-стратегическим руководителем всей армии при отсутствии над ним и рядом с ним военного специалиста. Его функциональные обязанности были гораздо шире чисто штабных: он фактически выполнял функции и Главнокомандующего. В этом смысле, он находился на своем месте. Что касается «незрелости его стратегических концепций», то именно в это время он прекрасно сотрудничал со своим будущим яростным оппонентом А.Свечиным и другими военными специалистами. Их стратегическое видение оборонных проблем в это время было в сущности единым. Оппонировали М.Тухачевскому не «генштабисты», а «царицынское» окружение И.Сталина: С.Буденный, А.Егоров, а также П.Дыбенко, М.Левандовский. Объектом же их критики как раз были «генштабисты», в компанию которых были включены М.Тухачевский и сотрудники его штаба. Далее, существенная ошибка: в это время М.Тухачевский вовсе не занимался техническим перевооружением армии. Его больше всего занимала проблема ее профессиональной и боевой подготовки на всех уровнях. Это была хроническая болезнь Красной Армии, начиная с гражданской войны и до Великой Отечественной. Проблемы технического вооружения целиком и полностью находились в компетенции 2-го заместителя наркома И.Уншлихта, с 1923 по 1930 гг. Обучаться в германской Академии генштаба советские высшие командиры начали в основном с конца 1927 г., т.е. почти одновременно с уходом М.Тухачевского с должности начальника Штаба РККА. Кстати сказать, М.Тухачевский никогда не возглавлял Генеральный штаб, но Штаб РККА. Ошибка здесь не в названии, а по существу. Более или менее правильным было бы величать «генеральным штабом» тот Штаб РККА, который существовал с 1921 по март 1924 г. В 1924 г. он был практически расчленен. Генеральный штаб в Красной Армии не был полностью восстановлен даже в 1935 г., когда Штабу РККА вновь было присвоено это наименование. Именно проблема Генерального штаба, по существу, больше всего занимала М.Тухачевского в те годы, а не техническое перевооружение армии. Последняя не обрела еще той остроты, которая возникла на рубеже 20-30-х годов. Следует заметить, и это существенно, что ни М.Тухачевский, ни В.Блюхер не учились в германской Академии генштаба.

Таким образом, получается, что частичная оценка состояния Красной Армии и ее военной элиты во второй половине 20-х годов, в пору руководства Штабом РККА М.Тухачевского, подчеркиваю - лишь частичная - заметно искажает ситуацию.

Не могут не вызвать критической реакции и последующие ошибочные положения, выраженные авторами. «Чтобы дать армии необходимую технику, следовало в процессе индустриализации создать особую оборонную промышленность, - пишут авторы. - Обо всем этом Тухачевский написал в докладной записке 1927 года. Сталину и Ворошилову было не до него. Шла смертельная схватка с оппозицией за право руководить партией и страной. Посмотрев записку Тухачевского, Сталин выразился кратко: «Ахинея». (В 1930 г., когда Тухачевский написал об этом повторно, реакция была та же. Сталин отозвался примерно так: это курс на милитаризацию страны; ни один марксист в здравом уме на это не пойдет.)»48. Эти вопросы (вполне понятно, по объективным причинам - отсутствия возможности обратиться к архивным материалам - авторы пользовались мемуарными данными) сейчас могут получить более правильный ответ. В докладной записке М.Тухачевского не содержалось столь радикальных предложений как в записке 1930 г. Возможно, со стороны И.Сталина действительно была такая реакция. Это нуждается в проверке. Но, изучая ситуацию более скрупулезно, можно предполагать, что указанная сталинская реакция имела место в отношении записки 1930 г., а не 1927-го. Сам М.Тухачевский видел суть своего конфликта с К.Ворошиловым не в проблеме технического переоснащения. Эта проблема вышла на первый план лишь к 1929 году. Во всяком случае, данное положение, приведенное авторами книги для характеристики ситуации в высшем армейском руководстве нуждается в исследовании и в представленном виде не может быть признана удовлетворительной.

Более осторожного отношения требуют и далеко не всегда убедительные рассуждения и выводы авторов по проблемам оперативно-стратегического характера. Главный их порок, что они тяготеют к сфере отвлеченных академических споров, к поиску некой абсолютной стратегической истины. Мне бы не хотелось углубляться в эти проблемы. Они являются серьезным и весьма масштабным самостоятельным объектом исследования. Критика оперативно-стратегических взглядов и действий М.Тухачевского во многом справедлива, однако, следует более критично относиться и к оперативно-стратегическим позициям А.Свечина.

Безусловно, талантливый военный ученый, генерал, профессор А.Свечин был, несомненно, академически более эрудирован, чем М.Тухачевский. Не следует, однако, забывать, что А.Свечин, хотя и стал к концу мировой войны начальником штаба фронта, однако его реальный оперативно-стратегический опыт, фактически, был ограничен уровнем командира полка. Что касается М.Тухачевского, то, при множестве его недостатков и оперативно-стратегических ошибок, он, в отличие от А.Свечина, имел достаточный опыт руководства высшими войсковыми объединениями в масштабе армии и фронта и часто с большим успехом руководил вверенными ему войсками. Возможная ссылка на то, что гражданская война, мол, это малая война, не в пример 1-й мировой, не может быть принята в качестве серьезного аргумента. Ширина фронтов, глубина оперативных решений и темпы развития операций в гражданской войне часто превосходили аналогичную практику русской армии периода 1-й мировой войны. Как бы критично мы не относились к боевому опыту Красной Армии в гражданской войне, но с теми задачами, которые возникли перед всеми воюющими сторонами в этой войне, ее командиры и командующие справились лучше своих соперников и лучше русских генералов, в общем не сумевших справиться со своими боевыми проблемами в период 1-й мировой войны. Сложившееся мнение об изначальной непримиримости М.Тухачевского и

А.Свечина в оперативно-стратегических вопросах нуждается в проверке и уточнениях. Во всяком случае, вплоть до 1927 года обнаружить это трудно. В то же время был целый ряд принципиальных вопросов стратегического и организационного, оперативного характера, в которых М.Тухачевский и А.Свечин оказывались единомышленниками.

А.Свечину, как и многим другим генштабистам, особенно из тех, кто не принимал непосредственного или активного участия в боевых действиях гражданской войны, было свойственно необоснованно третировать боевой и оперативно-стратегический опыт этой войны. А он имел свои особенности. Гражданская война, как всякая другая, имела свою специфику, была несхожа с предшествующими войнами, как и, естественно, не могла быть похожа на последующие. И М.Тухачевский, и А.Свечин, и большинство генштабистов, и «красных маршалов» допускали, в сущности, одну и ту же ошибку: они полагали, что будущая война будет такой же, как предшествующие. Только военачальники-ветераны гражданской считали, что она будет в основном как гражданская война в России, а генштабисты, в том числе и А.Свечин отталкивались от опыта 1-й мировой. В обоих случаях явное тяготение к шаблону, к образцу для подражания. Проблема обострилась, когда оба шаблона на рубеже 20-30-х годов оказались непригодными. На это время и приходится обострение дискуссий между М.Тухачевским и А.Свечиным.

Представляется в корне ошибочным тезис авторов, что «стратегический уровень мышления» М.Тухачевского, «всегда отставал от оперативно-тактического». Все как раз наоборот. М.Тухачевский имел природный дар именно стратега. У него был в то же время малый опыт в тактике. Ему не приходилось в боевых условиях достаточно покомандовать даже ротой, не говоря о батальоне, полке, бригаде, дивизии. Он допускал ошибки на уровне оперативных решений. Дело в том, что многовековый опыт больших и малых войн свидетельствует, что сфера оперативно-тактического применения войск как раз требует не только обязательной учебно-теоретической подготовки, но и необходимой боевой практики. На этом уровне от командира, начиная с взводного и до командира дивизии или корпуса, как правило, не требуется «наполеоновской гениальности». Его способности могут быть средними, но необходимо профессиональное образование и боевой опыт. Сфера стратегии, как и политики, требует в гораздо большей мере природных дарований, которые в определенных случаях могут компенсировать недостаток опыта и образования. Стратегия, как во многом и оперативное мышление, в большей мере тяготеют к искусству, где велик удельный вес «прозрения», «озарения», в то время как тактика - в большей мере покоится на хороших ремесленных навыках, на обретенном в боях «мастерстве». Поэтому весьма часто прекрасные боевые командиры, поднявшись выше уровня командира дивизии, обнаруживают свою несостоятельность. В то же время хороший стратег может обнаружить неумение в командовании даже ротой, если его не обучили элементарным навыкам военного ремесла. Не представляется вполне верным и следующие утверждения авторов. «В середине двадцатых вокруг Тухачевского сложилась группа единомышленников, военных деятелей, которые пытались начать перестройку армии. Это, прежде всего, помначштаба В.К.Триандофиллов, инспектор бронесил К.Б.Калиновский, молодые командиры разных рангов Н.Е.Варфоломеев, С.М.Белицкий,

A.М.Вольпе, Г.С.Иссерсон, активно вовлеченные в военно-научную работу. Все они отдавали предпочтение решительным действиям с использованием современных технических средств. Именно в этой области они достигли значительных успехов»49. Главная ошибка данного утверждения заключается в том, что в середине 20-х годов группы в таком составе вокруг М.Тухачевского не было. Можно лишь отметить, что в середине 20-х годов в разработках оперативно-стратегического характера к М.Тухачевскому был близок Н.Варфоломеев, Е.Шиловский. По-прежнему к нему были близки Н.Какурин, И.Троицкий.

B.Триандофиллов появился в числе близких сотрудников М.Тухачевского только в 1925 г., а помначштаба РККА он стал уже после ухода М.Тухачевского с должности начальника Штаба Красной Армии. Впервые В.Триандофиллов стал заметен как молодой военный теоретик лишь в 1926 г., когда опубликовал свою военно-теоретическую работу «Размах операций современных армий». В ней в основном разрабатывалась, как и Н.Варфоломеевым, концепция «последовательных операций», выдвинутая еще в 1920 г. М.Тухачевским. Лишь в 1929 г. с опубликованием вызвавшей острые споры его книги «Характер операций современных армий» можно говорить о признании В.Триандофиллова в качестве выдающейся и самоценной фигуры в области советской военной теории. Что касается К. Калиновского, то в 1924-1926 гг. он находился в Китае. В число близких к М.Тухачевскому теоретиков он вошел на рубеже 20-30-х годов. И это понятно. До 1930 г. в Красной Армии, в сущности, не было бронетанковых войск. Все упомянутые деятели действительно «пытались начать перестройку армии», но только это относилось не к середине 20-х годов, а к 19291930 гг. и сначала без М.Тухачевского. Во всяком случае, высказанные положения также нуждаются в исследовании. С.Белицкий никогда не являлся единомышленником и близким сотрудником М.Тухачевского. Скорее как раз наоборот. С определенными оговорками, по крайней мере для 20-х годов, это можно сказать и о А.Вольпе. Вряд ли можно согласиться с авторами, когда они в число выдающихся военных теоретиков включают И.Вацетиса, С.Каменева, А.Брусилова. Это были более или менее успешные практики, но не теоретики.

В комментариях нуждается еще один аспект, затронутый авторами книги. Говоря о массовых арестах среди бывших генштабистов старой армии - генералов и полковников - они пишут: «Собственно говоря, о характере обвинений не было известно почти ничего. Шепотом говорили, что эти пожилые люди составили монархический заговор. Они надеялись, надо полагать, что у них достанет сил сломить мощь Красной Армии и НКВД. Тем не менее, некоторые уверовали в реальность генеральского комплота. Например, бывший поручик и дворянин Михаил Тухачевский не только принял версию Сталина-Ворошилова, но и подвел под нее военно-научную базу. Сегодня, с исторической дистанции, это представляется невероятным. Мы успели уже привыкнуть к тому, что во всех без исключения мемуарах, вышедших после посмертной реабилитации Тухачевского, он изображается как воплощенный ангел»50.

Совершенно справедливо мнение авторов, что М.Тухачевский не был «воплощенным ангелом». Его доклад 25 апреля 1931 г. в Ленинградском отделении Коммунистической Академии «О стратегических взглядах Свечина» с «извращением чужих взглядов и фальсификации фактов» ни в коей мере не может свидетельствовать о высоком уровне нравственности. Вряд ли об этом может свидетельствовать рьяное стремление М.Тухачевского представить А.Свечина в качестве представителя осужденного партией «правого уклона». Это уже, что называется, навешивание политических ярлыков.

Мнение авторов и их нравственная позиция в данном вопросе естественна и заслуживает уважения, однако она не представляется в настоящее время удовлетворительной в научном отношении. Сейчас, в связи с доступом к информации, который был закрыт для авторов книги, известно, что М.Тухачевский в октябре 1930 г. сам обвинялся в подготовке «антисоветского заговора». Его вчерашние друзья, тоже генштабисты, шедшие по тому же, что А.Свечин, «делу», после применения недозволенных методов следствия, вынуждены были дать показания для такого обвинения. Они вынуждены были подтвердить их на очной ставке с М.Тухачевским в январе 1931 г. Именно тогда, в конце 1930-начале 1931 г. в верхах обсуждался вопрос о его аресте, как вожде заговора, тоже в связи с «правым уклоном». Сам М.Тухачевский с осени 1930 г. подвергся широкомасштабной критике и дискредитации в военной печати, обвиненный на самом высоком политическом уровне в стремлении к замене социализма «красным милитаризмом».

Учитывая все это, думается и отношение к выступлению М.Тухачевского против А.Свечина весной 1931 г. нуждается в существенной корректировке. Я бы считал целесообразным говорить о том, что оба, и А.Свечин, и М.Тухачевский, и многие другие, по-разному, но являлись в то время жертвами одного и того же губительного процесса. Отношения между А.Свечиным и

М.Тухачевским были многозначнее, споры многоплановыми, а политические позиции не столь упрощенными. Воинского честолюбия было с избытком у обоих. Если соглашаться с утверждением авторов, что «революция отняла у Тухачевского не одно офицерское звание, но и понятие о воинской чести», то в той или иной мере оно применимо, думаю, ко всем бывшим офицерам старой армии, оказавшимся в РККА, по крайне мере, к концу 20-началу 30-х годов, не исключая, пожалуй, с некоторыми оговорками, и А.Свечина.

Еще одно положение книги нуждается в критическом комментарии. Авторы пишут: «В 1930 Сталин во второй раз пренебрежительно отверг призыв Тухачевского вооружить Красную Армию современной военной техникой, для чего требовалось создание оборонной промышленности. Но в мае 1931 г. Тухачевского назначили заместителем наркома и начальником вооружения РККА. Это произошло буквально сразу после постыдного участия в ошельмовании Свечина и как бы в награду за преданность начальству. Причины, разумеется, лежат глубже. Открывается новая глава в биографии Красной Армии - самая славная за ее недолгое двадцатилетнее существование»51.

Сразу же замечу, что «новая глава» открылась все-таки раньше, еще в 1929 г. а оборонная промышленность создавалась уже до этого. Что касается перемещения М.Тухачевского на должность заместителя наркома (официально не в мае, all июня 1931 г.), то вовсе не «в награду за преданность начальству», думается и не в первую очередь в связи с проблемами перевооружения и модернизации Красной Армии. На этом я остановлюсь более детально в тексте диссертации в соответствующем разделе.

Авторы выдвигают тезис о существовании двух групп высших командиров, ставивших, но по-разному, проблему модернизации обороны страны, делая упор на различные варианты решения этой проблемы. «Первое (направление) было связано с техническим оснащением армии и созданием оборонной промышленности; на высшем уровне оно было представлено Тухачевским, Триан-дофилловым, Муклевичем, Алкснисом, Халепским.

Вторая группа ратовала за строительство линии стратегических укреплений вдоль западной и южной границ, подобно тем, которые возводились в Германии и Финляндии. Относительно состава этой группы у нас нет точных данных, но с большой вероятностью сюда можно отнести Якира, вернувшегося после учебы в Германии, Уборевича, Гамарника. Это были две разные группы, хотя впоследствии, через несколько лет, они сомкнулись. Косвенное свидетельство тому - книга Триандофиллова «Характер операций современных армий» (1929), которая играла роль манифеста Тухачевского и его сторонников. В книге яростно защищается концепция механизированной армии, изложены принципы последовательных операций, из которых вышла теория «глубокого» наступления, но ни слова не говорится о целесообразности стратегических укреплений. Сие неудивительно, потому что тогда команда Тухачевского в стратегии отдавала решительное предпочтение наступлению.

Сталину, Ворошилову и их старому дружку Егорову, начальнику Штаба РККА, было не до тонких различий. По существу взгляды обеих групп были им чужды. Они собирались воевать без затей - шашкой и винтовкой. И конечно - наступать»52.

Хотя А.Егорова и можно назвать «старым дружком» И.Сталина, но он не был вовсе «дружком» К.Ворошилова, и самое главное, А.Егоров совсем не являлся апологетом конницы. Он не менее активно, чем многие «механизаторы» выступал за внедрение бронетанковой техники в войска. Его действительно близкие дружеские отношения с С.Буденным вовсе не определяли его позиции в отношении технической модернизации армии.

Авторы говорят о двух группах «модернизаторов». Это действительно было так, точнее, были и порой существенные расхождения по концепции технической модернизации Красной Армии в высшем комсоставе, но определялись они не отношением к укрепрайонам. Эта проблема вырастала из поисков новых оперативно-тактических методов с применением бронетанковой и авиатехники в контексте «стратегии сокрушения» и вышла на первый план к 1932 г., когда доминанта оборонных проблем СССР сместилась на Дальний Восток. Именно тогда и встал вопрос об оборонительной политики и стратегии на западных и южных границах. И по вопросу об укрепрайонах расхождений между М.Тухачевским, И.Якиром, И.Уборевичем не было. Расхождения возникли во взглядах на более фундаментальные вопросы, касавшиеся и принципов военно-экономического строительства, инфраструктуры военно-промышленного комплекса, и соотношения тех или иных видов техники в структуре и оперативно-тактических разработках вооруженных сил. Доминирующими и оппонирующими фигурами в этой ситуации выступали не М.Тухачевский и И.Якир, а М.Тухачевский и И.Уборевич. И.Якир, несомненно, являлся в то время, пожалуй, самой сильной в военной элите фигурой в политическом смысле, но уступал И.Уборевичу и, конечно же, М.Тухачевскому в оперативно-стратегическом. Нет также никаких оснований включать в «группу Тухачевского» Р.Муклевича, Я.Алксниса, с которыми у него возникали в то время постоянные разногласия. Вопрос о группировках в военной элите, таким образом, выдвинутый авторами, нуждается, однако, в изучении и обосновании, когда речь идет о персональном их составе.

Вышеприведенными критическими замечаниями я хотел бы ограничиться, поскольку последующие сюжеты, рассмотренные в книге, выходят за хронологические рамки моего исследования и относятся к существенно иной проблематике.

53

В очень интересной книге Н.Якупова «Трагедия полководцев» внимание исследователя, опирающегося на весьма значительный пласт архивных источников, также сосредоточено преимущественно на исследовании обстоятельств массовых репрессий в высшем командном составе Красной Армии в 1936-1938 гг. В контексте именно этой проблемы автор затрагивает некоторые аспекты, касающиеся советской военной элиты, однако, как и в отмеченных выше работах, советской военной элиты первой половины 30-х годов. Новым в работе Н.Якупова является то, что он обращает, пожалуй, впервые внимание на внутрикорпоративные, межгрупповые, межличностные отношения в советском высшем командовании. Этого не было у его предшественников, как советских, так и зарубежных. Однако лишь в самой фундаментальной по составу и характеру, преимущественно, архивных материалов, прежде не использовавшихся и не фигурировавших в исследованиях предшественников, книге О.Сувенирова54 освещается сама технология «чистки» комсостава Красной Армии в 1936-1938 гг.

Книга О.Сувенирова посвящена исследованию массовых репрессий в Красной Армии в самом широком плане: не только в высшем комсоставе, к чему, фактически, сводилось исследование этого вопроса в предшествующих по времени работах, а в целом в командном, политическом и пр. составе РККА. Как и в книге Н.Якупова, автор затрагивает, порой, аспекты межличностных отношений командиров РККА различного уровня, хотя специально не изучает эти вопросы. Правда, что касается 20-х годов, то О.Сувениров этот период практически не рассматривает. Исключение составляют эпизодические вкрапления некоторых событий тех лет в контексте проблемы, находящейся в сфере внимания указанного автора.

Отчасти проблематика, касающаяся советской военной элиты, затрагивается В.Роговиным в его многотомном исследовании советской партийно-государственной истории 20-30-х годов55. Но советская военная элита не является специальным или самостоятельным, автономным объектом внимания автора. Более или менее подробно он касается лишь, как и вышеотмеченные авторы, репрессий в Красной Армии 1936-1938 гг. Однако и этот вопрос исследуется им, все-таки, в контексте более широком - военно-политическая обстановка, борьба и репрессии 30-х годов в целом и главным образом в партии. Что же касается 20-х годов, то изучая политические процессы, в это время происходившие, политическую, внутрипартийную борьбу, автор оставляет вне сферы

54 Сувениров О.Ф. Трагедия РККА 1937-1938. - М.: Терра, 1998.

55 Я использовал главным образом его монографии из этой серии: Роговин В. Была ли альтернатива? «Троцкизм»: взгляд через годы. - М.: Терра, 1992; 1937. - М., 1996; Партия расстрелянных. - М., 1997. своего внимания роль армии, высшего комсостава и степень их ангажированности этими событиями.

Из работ самых последних лет необходимо выделить небольшое по объему, но весьма интересное исследование Г.И.Герасимова «Советское военное руководство 1921-1941 гг.»56. Как это можно понять из самого названия работы, автор не исследует советскую военную элиту и не расчленяет советское военное руководство внутри указанного «межвоенного периода». В этом отношении он следует уже ранее сложившейся традиции, о которой упоминалось выше. Как мне приходилось отмечать выше, на мой взгляд, целесообразно все-таки делить этот период на два. В своей небольшой статье автор выделяет два аспекта исследования советского военного руководства 20-30-х годов - высшие военные коллегиальные органы и оценку руководством боеготовности вооруженных сил. В статье дается интересный социокультурный анализ, правда, главным образом, статистического характера. Однако все это касается советского военного руководства, которое Г.Герасимов рассматривает примерно в том же направлении, что и А.Зайцов: с точки зрения военно-политической номенклатуры. Кроме того, автор, очевидно, тяготеет хронологически к 30-м годам, что понятно. К сожалению, в той постановке проблемы, которая представлена в настоящей диссертации, социокультурные и социометрические выводы автора почти не работают. Тем не менее, статья Г.Герасимова может служить хорошим материалом для реконструкции социокультурного контекста рассматриваемой мною проблемы.

Вслед за научно-историческими исследованиями вышеуказанных авторов следует упомянуть также и о книгах, так или иначе посвященных советской военной элите 30-50-х годов, принадлежащих перу Е.Парнова, Н.А.Занкевича, А. Колпакиди и Е.Прудниковой, Б.Соколова, А.Корольченко а также небезызвестному В.Суворову57. Перечисленные авторы и их работы весьма различны и по

56 Герасимов Г.И. Советское военное руководство. 1921-1941 гг. // Круг идей: историческая информатика на пороге 21 века. - Москва-Чебоксары, 1999.

57 Зенкович H.A. Маршалы и генсеки. - Смоленск: Русич, 1997; Колпакиди А., Прудникова Е. Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000; Суворов В. Очищение. - M.: «Издательство ACT», 1998. степени научности и идеологической ориентированности. Следует, пожалуй, обратить внимание на книгу Е.Парнова «Заговор против маршалов», впервые изданную в 1989 г. и переизданную в 1997.

Сам автор свою книгу определяет как «исторический детектив». Действительно, книга написана в жанре художественно-публицистической исторической прозы. Однако, несмотря на очевидные «мелкие вольности» с реконструкцией диалогов реальных исторических деятелей по мелким аспектам больших событий, книга это строится на вполне достоверных, преимущественно опубликованных (но и некоторых, правда, немногих, неопубликованных) материалах «дела Тухачевского». Все внимание автора направлено на изложение причин и событий 1936-1937 гг., которые, в общем, излагаются в русле версии о «фальшивке Гестапо», инспирированной И.Сталиным и спровоцировавшей истребление высшего комсостава РККА. Как известно, эта версия в настоящее время подвергается серьезному и не лишенному оснований сомнению в качестве главной причины репрессий в Красной Армии. Что же касается проблемы советской военной элиты 20-х годов, то первостепенный интерес представляют те небольшие по объему документы, опубликованные автором в книге, которые относятся к 1923 г. Они связаны с, условно обозначая, «персональным делом» М.Тухачевского, которое слушалось в ЦКК.

Что касается книг Н.А.Занкевича, А.Колпакиди и Е.Прудниковой и В.Суворова, то мне бы не хотелось давать развернутый критический анализ этих совсем не бесспорных (особенно, что касается книги В.Суворова) работ. Упомянутые авторы затрагивают, причем, как мне представляется, фрагментарно и конъюнктурно те или иные аспекты весьма неоднозначных и, в сущности, не изученных социально-политических процессов того времени. Однако в них не исследуется проблема советской военной элиты 20-х годов. Эти работы носят популярный характер и заметно идеологизированы и политизированы политико-ментальным контекстом нашего времени.

Книга А.Колпакиди и Е.Прудниковой «Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи», в сущности, посвящена той же проблеме, что и книга В.Раппопорта и Ю.Гелл ера «Измена родине». Авторы сами говорят о том, что «основной темой книги» является «военный заговор во главе с маршалом Тухачевским». Иными словами, их исходный тезис, в противоположность В.Раппопорту и Ю.Геллеру, «заговор Тухачевского» был.

Я не хочу задерживать внимание на весьма распространенном сейчас и не только в публицистике, несколько «ерническом» стиле даже при рассуждении о весьма серьезных, сложных и трагических эпизодах нашей сравнительно недавней истории. Он характерен и для рассматриваемой книги А.Колпакиди и Е.Прудниковой. Не в этом суть. Не хотелось бы акцентировать внимание и на демонстративной предвзятости не только в оценках личностей М.Тухачевского, И.Якира, И.Уборевича и др. Здесь много оснований для скептических замечаний о «моральной устойчивости» и нравственной чистоте» указанных лиц. Однако это не может служить достаточным основанием для легковесных и совершенно неквалифицированных суждений, касающихся их полководческих данных, военно-политической роли и пр. Такая установка лишает авторов возможности провести объективное исследование вопроса. В силу этих свойств книги, проблема ими поднятая и изучаемая, в сущности, выходит из сферы серьезного научного исследования, и становится упрощенным и весьма неаккуратным и некорректным исполнением сиюминутного социального заказа, который сам по себе весьма сомнителен в морально-этическом плане. Понятно, что М.Тухачевский авторам книги лично не нравится. Однако важнее другое, подобно В.Суворову, они не только путем всевозможных натяжек, как бы априори определяют «виновность» М.Тухачевского и расстрелянной И.Сталиным советской военной элиты. В конце концов, это нравственный выбор авторов, поскольку он сделан именно априори и без достаточного, хотя бы, стремления установить истинное положение дел. Суть в другом. Данная книга строится на нескольких тезисах, опирающихся на селективно подтасованную информацию различных по качеству достоверности, и на совершенно необоснованных, умозрительных мнениях авторов. В частности, авторы совершенно безосновательно утверждают, что М.Тухачевский был «любимцем Троцкого» и, ссылаясь на другого, не менее в этом смысле «легкомысленного», автора, утверждают что

58

Примаков - это Буденный Троцкого, а Тухачевский - его Ворошилов» . Это в корне противоречит содержанию всей совокупности имеющихся на этот счет свидетельств достоверных источников. Однако этот тезис весьма важен авторам. Отталкиваясь от него и его развивая, они гальванизируют один из главных тезисов обвинений советской военной элиты, в том числе М.Тухачевского, казненной в 1937 г.

Не менее «легко» касаясь теоретических разногласий между М.Тухачевским и А.Свечиным, авторы книги приписывают первому не присущую категоричность суждений в защиту «стратегии сокрушения», каковую категоричность, с не меньшим успехом, можно было бы приписать и А.Свечину, правда, в защиту «стратегии измора». Полемическая заостренность в обстановке устной дискуссии в данном случае, и не только авторами данной книги, выдается за концептуальность подходов, которые и у первого, и второго были не столь однозначны, абсолютны и категоричны. Авторы книги не знают или, скорее не хотят отметить, что сторонниками «стратегии сокрушения» М.Тухачевского, на стороне которой, по мнению авторов, «выступили в основном молодые красные офицеры, «поручики-командармы» с их специфическим опытом гражданской войны и крайне слабой теоретической подкованностью», были и известные военачальники старой русской армии. Генералы А.Брусилов, и А.Зайончковский, полковники-генштабисты Н.Какурин, А.Готовский, М.Баторский также являлись ее приверженцами. «Стратегия сокрушения» определяла мировоззрение Наполеона Бонапарта и А.Суворова, М.Скобелева, была в основе военных доктрин всех армий, начавших войну в 1914 г. Авторы не отмечают, что дискуссии между сторонниками «стратегии сокрушения» и «стратегии измора» возникли задолго до 1917 г. и во многом были порождены поражениями в русско-японской войне. Именно методы «измора» и обороны, определявшие оперативно-стратегические взгляды русского главного командования в той войне, по мнению российской военно-научной общественности,

58 Колпакиди А., Прудникова Е. Двойной заговор. - С. 255. считались одной из причин поражения России. Но дело даже не в этом. Драматизм столкновения М.Тухачевского и А.Свечина, если говорить о существе проблемы, предопределялся совокупностью очень многих факторов, не в последнюю очередь, явлением новой техники и отсюда - смутностью представлений о том, какую роль она будет играть в будущей войне. Ясно было одно, что новая «техника моторов» разрушает казавшиеся ранее столь устойчивыми «геополитические гарантии» обороны, значительно нейтрализует хронотоп оборонных возможностей России. Это была драма прежних, казавшихся незыблемыми, законов войны и стратегии, на которых готовились поколения не только российских генштабистов.

В декабре 1927 года Тухачевский направил Сталину записку, где говорил о технической отсталости нашей армии и предлагал планы перевооружения, - пишут авторы книги. - Планы были таковы, что Сталин схватился за голову и срочно отправил ретивого начштаба командовать Ленинградским военным округом»59. Авторы ошибаются: вовсе не докладная записка 1927 г. послужила причиной отставки М.Тухачевского. Они к тому же преувеличивают степень прямого влияния И.Сталина на дела военного ведомства в 1927 г. Правда, тут же авторы приводят другую причину отставки М.Тухачевского: не сработался с К.Ворошиловым. Это действительно было так. Но стремление к воссозданию Генерального штаба РККА было свойственно не только М.Тухачевскому, если говорить об этом намерении последнего, как главной причине конфликта с К.Ворошилову. Этого мнения придерживались все военные профессионалы в Красной Армии, все генштабисты.

Уж совсем некорректно цитировать фрагмент из воспоминаний Г.Жукова (не упоминая автора) о случае, свидетелем которому будущий маршал оказался в 1936 году при обсуждении нового Полевого Устава 1936 г., утверждая, что оно относится к началу 1928 г. Позволю себе процитировать этот небольшой фрагмент и по другому поводу.

Принимая во внимание колоссальные амбиции и склочный характер Тухачевского, - пишут авторы, - можно себе представить как это выглядело (т.е. конфликты с К.Ворошиловым). Например, так: «Товарищ нарком, комиссия не может принять ваших поправок». «Почему?» «Потому что ваши поправки являются некомпетентными, товарищ нарком». Простите, но это уже хамство, -так комментируют данный диалог 1936 года авторы книги, конъюнктурно датируя его 1928 годом. - Нарком обороны - это вам не комиссар дивизии. Весовые категории у соперников были все-таки разные»60. Так считают авторы книги, но они ошибаются. Когда происходил цитированный выше диалог в 1936 г., М.Тухачевский был уже 1-м заместителем Наркома обороны. В некомпетенции К.Ворошилова упрекали большинство членов Военного совета при Наркоме обороны. В 1940 году актом отставки К.Ворошилова это фактически и документально признал и И.Сталин. И почему в этой вполне корректной, но похвально-принципиальной позиции военного специалиста авторами усматривается «хамство»? Только в том, что М.Тухачевский возражал вышестоящему начальнику? Что касается разновеликости «весовых категорий» К.Ворошилова и М.Тухачевского, то ни для кого не было секретом, ни в военной, ни в политической элите СССР, ни тем более за рубежом, что «весовые категории» у этих «генералов» действительно, разные: М.Тухачевский был с 20-х годов общепризнанным, и в СССР, и за рубежом, лидером и главным стратегическим и военным авторитетом Красной Армии. К.Ворошилов в значительной мере, особенно в самых существенных оборонных вопросах, являлся «декоративной» «креатурой» И.Сталина. Просто к 1936 г. его пребывание в должности наркома обороны начало уже вызывать особые опасения в военной и политической элите. Опасения за обороноспособность страны.

Не хотелось бы останавливаться на некорректной критике записки М.Тухачевского 1930 г., касавшейся модернизации РККА. Внимательное прочтение архивных документов, в том числе и переписки М.Тухачевского с И.Сталиным по этому вопросу свидетельствует, что никакой фантастики в его предложениях не было. Если же авторы книги утверждают, что у них в связи с содержанием записки (которую они, судя по всему, не читали) «невольно возникают сомнения в психической полноценности автора», то, будучи последовательными, они должны будут усомниться в психической полноценности всего политического и военного руководства СССР того времени. Дело в том, что в 1932 г. И.Сталин, в сущности, согласился с предложениями М.Тухачевского, и модернизация Красной Армии, - надо сказать успешная - проведенная им, была в основе своей осуществлена к середине 30-х годов. В том же стиле авторы характеризуют и изображают других представителей советской военной элиты. Дальнейший анализ суждений и фактов, приводимых указанными авторами, во всех аспектах выдержан в том же стиле и на основе тех же методов. Сказанного выше, как я думаю, вполне достаточно для того чтобы оценить уровень научности данной книги и степень коньюнктурно-идеологической ангажированности авторов. Последующий анализ этой работы лишен смысла и потому, что касается событий, выходящих за хронологические и тематические рамки моей диссертации.

Все вышесказанное при оценке книги А.Колпакиди и Е.Прудниковой в целом и методов их работы с фактическим материалом в гораздо большей мере применимо к книге известного В.Суворова «Очищение». Анализировать и критиковать ее с научно-исторических позиций не имеет смысла. Она являет собой развернутую идеологически-конъюнктурную, нравственно беспардонную и необоснованную, с научной точки зрения, декларацию мнения, повторяющего официальную версию «чистки» комсостава РККА, восходящую к 1937 году.

Как выше уже отмечалось, специальных исследований или просто популярных работ по советской военной элите 20-х годов нет. Хотя имеются книги и очерки биографического характера, посвященные отдельным ее представителям: М.Фрунзе, А.Брусилову, А.Снесареву, Н.Какурину, А.Свечину, И.Уборевичу, А.Егорову, В.Блюхеру, Г.Котовскому, Г.Гаю, Г.Хаханьяну, И.Федько, Г.Эйхе, П.Дыбенко, С.Вострецову, И.Кожанову, Р.Эйдеману,

М.Левандовскому, Я.Лацису, Н.Томину и др.61 В контексте этих биографий и биографических очерков можно проследить и отдельные наблюдения, касающиеся советской военной элиты в целом. Однако уже в 30-е годы, и особенно после массовых репрессий 1937-1938 гг., было практически полностью утрачено адекватное представление о реальном составе советской военной элиты 20-х годов. Оно не было восстановлено и после массовых реабилитаций некогда репрессированных генералов. Это обусловило и порой причудливую выбороч-ность внимания публицистов к трагически погибшим военачальникам, многие из которых, собственно говоря, никогда в состав военной элиты и не входили. Наоборот, оказались прочно забытыми для общественного мнения те, кто участвовал тогда в принятии армейских и политических решений, подчас был весьма, хотя и кратковременно, популярен. Не было восстановлено адекватное представление о советской военной элите и потому, что она, и в этом вполне объяснимы кажущиеся парадоксы нашего времени, практически до 90-х годов оставалась, скорее объектом политических представлений и манипуляций, нежели предметом исторического восприятия и исследования. Отсюда «селективный» подход к персонам «генералов» и «некрологически-юбилейный», «агио

61 Гареев М.А. М.В.Фрунзе - военный теоретик. - М.: Воениздат, 1985; М.В.Фрунзе. Военная и политическая деятельность. - М.: Воениздат, 1984; Сиротинский С.А. Путь Арсения. - М.: Воениздат, 1980; Николаев В. Отдаю себя революции. . М.: Политиздат, 1972. (О М.Фрунзе написано много книг, в основном, мемориального характера. В данном случае указаны только некоторые из последних по времени). См. также Пильняк Б. Повесть непогашенной луны. - М., 1989; Ростунов И.И. Генерал Брусилов. - M., 1964; Семанов С. Брусилов. - M.: Молодая гвардия, 1980; Андрей Евгеньевич Снесарев (жизнь и научная деятельность). - М.: Наука, 1973; Ненароков А.П. Историк гражданской войны (о Н.Е.Какурине). // Военно-исторический журнал. - 1965. - № 11; Ненароков А.П. Об авторе и его труде (вступительная статья о Н.Какурине, публикация писем и комментарии). // Какурин Н.Е. Как сражалась революция. М.: Политиздат, 1990, в 2-х тт.; Кавтарадзе А. Выдающийся офицер Генерального штаба. Вехи биографии А.Свечина. //Постижение военного искусства. Идейное наследие А.Свечина. - М.: Русский путь, 1999; Савостьянов В., Егоров П. Командарм первого ранга (И.П.Уборевич). - М.: Политиздат, 1966; Алдан-Семенов А.И. Слово о командарме. - М.: Политиздат, 1981; Ненароков А.П. Верность долгу. О Маршале Советского Союза А.И.Егорове. - М.: Политиздат, 1989; Карпов В. Расстрелянные маршалы.

- М.: Вече, 2000; Соколов Б. Истребленные маршалы. - Смоленск: Русич, 2000; Корольченко А. Выбитый генералитет. - Ростов-на-Дону: Феникс, 2000; Кондратьев H. Маршал Блюхер. - М.: Воениздат, 1965; Душенькин В. Пролетарский маршал. (О в.К.Блюхере). - М.: Политиздат, 1973; Бурин С. Григорий Котовский. - М.: Олимп -Смоленск: Русич , 1999; Казаков В.Г. Красный комбриг. - М.: Политиздат, 1981; Айрапетян Г.А. Железный Гай.

- М.: Воениздат, 1980; Новохатко В. Шесть дней июля. О Г.Д.Гае. - М.: Политиздат, 1987; Айрапетян Г.А. Ком-кор Хаханьян. — Ереван: Айастан, 1970; Обертас И.Л. Командарм Федько. - М.: Воениздат, 1973; Кондратьев H. На линии огня. (Эпизоды из жизни командарма Ивана Федько). - М.: Политиздат, 1974; Тарасов Е.П. Краском Генрих Эйхе. - М.: Воениздат, 1975; Киршнер Л.А. Колокол громкого боя. Документальная повесть о П.Е. Дыбенко. - Л.: Лениздат, 1985; Жигалов И. Повесть о балтийском матросе. - М.: Политиздат, 1973; Тимофеев Е.Д. С.С. Вострецов. - М.: Воениздат, 1981; Варгин Н.Ф. Флагман флота Кожанов. - М.: Воениздат, 1980; Панков Д. В моем сердце Отчизна одна. - М.: ДОСААФ СССР, 1977; Соломин Н.И. Легенда о командарме. (О командарме 2-го ранга М.К.Левандовском). - М.: Политиздат, 1989; Королев В.Г. Ян Лацис. - М.: Политиздат, 1980; Плющев В.А. Николай Томин. - М.: Воениздат, 1966. графически-житийный» характер большинства биографических статей им посвященных. В определенной мере этот подход имеет место и сейчас. Впрочем, и такого рода очерков не очень много. Перечень всех такого рода публикаций дается в библиографическом указателе, прилагаемом к данной работе. Лишь некоторые из книг и биографических очерков, посвященных тем или иным военачальникам Красной Армии, привлекают внимание своей научностью. Это биографические исследования А.Ненарокова о маршале А.Егорове и Н.Какурине, А.Кавтарадзе о А.Свечине, Г.Айрапетяна о Г.Гае и Г.Хаханьяне, В.Савостьянов и П.Егорова об И.Уборевиче, В.Плющева о Н.Томине, М.Гареева о М.Фрунзе, очерк военной и политической деятельности М.Фрунзе (коллектив авторов). Эти книги и очерки написаны на основе архивных материалов и представляют собой не только целостный и научно-выверенный портрет того или иного военачальника, но и содержат интересную архивную информацию.

Особое место в контексте исследования военной элиты занимает вопрос о политической роли неформального лидера Красной Армии и ее военной элиты - М.Тухачевского. Вопрос этот имеет двоякий смысл: политическая роль самого М.Тухачевского и политическая роль, значение его имени, его образа, «легенды Тухачевского», «харизмы» Тухачевского. Частным, но исключительно важным аспектом этого двуединого вопроса оказывается взаимосвязь личности и «легенды» М.Тухачевского, происхождение последней, микросоциальная и социо-культурная почва ее породившая и питавшая.

М.Тухачевский, неформальный лидер советской военной элиты 20-30-х годов, был естественно наиболее популярной и интригующей личностью в ее составе. Туманные легенды и по сей день, в силу долговременной закрытости (в значительной мере сохраняющейся и ныне), засекреченности архивных материалов, привлекают внимание исследователей к этой личности. Работы ему посвященные можно разделить на три группы: изданные до 1937 г. в СССР; изданные в СССР и России после 1961 г.; изданные за рубежом.

Одной из самых первых, по времени появления, работ, посвященных ему, был развернутый биографический очерк «Тухачевский», опубликованный в 1926 г. в энциклопедическом словаре «Гранат»62. Этот очерк, написанный Г.Новиковым, носит в основном биографически-информационный характер, хотя и акцентирует внимание на основных заслугах М.Тухачевского в период гражданской войны. Он в основном адекватно отражает эти заслуги и военно-политическую роль М.Тухачевского. В последующие годы в СССР не было более или менее развернутых биографических работ, посвященных М.Тухачевскому вплоть до 1963 г.,

Следует, однако, отметить, что в 20-30-е годы М.Тухачевский привлекал внимание писателей и публицистов за рубежом. Известны, по меньшей мере, две появившиеся и распространенные тогда книги о М.Тухачевском. Это книги П.Фервака и Р.Гуля. Первая из названных книг, будучи по существу воспоминаниями автора, отнесена мной к разряду исторических источников. Вторая была рассмотрена выше.

К фигуре М.Тухачевского в СССР возвращаются в 1947 г., посвящая ему один из небольших очерков в известной книге Сайерса и Кана «Тайная война

63 против Советского Союза» . Эта книга, будучи заказом советских официальных лиц, предназначена была не только для советской, но и для зарубежной общественности. В сущности, ничего нового в оценках М.Тухачевского здесь не содержалось по сравнению с 1937-1938 гг.

Специально посвященные М.Тухачевскому книги биографического по содержанию и апологетического по идейной направленности появляются в СССР вскоре после 22 съезда КПСС, на котором была осуществлена публичная и шумная реабилитация маршала и других репрессированных военачальников. После реабилитации маршала вышел сравнительно небольшой биографический очерк «Маршал Тухачевский», написанный А.Тодорским64. Почти в то же время был опубликован и биографический очерк о М.Тухачевском, помещенный

62 Новиков Г. Тухачевский М.Н. // Деятели СССР и революционного движения России. Энциклопедический словарь «Гранат». - М.: Гранат, 1989. - С. 160-163.

63 Сайерс и Кан. Тайная война против Советского Союза. - М.: Госиздат, 1947. во вводной части к его «Избранным произведениям», написанный Маршалом Советского Союза С.Бирюзовым65. В 70-80-е годы появились еще несколько более или менее развернутых биографических очерков о М.Тухачевском. По существу своих оценок они мало чем принципиально отличались друг от друга. Книги А.С.Попова66, В.М.Иванова67, Я.Р.Горелика68, как, впрочем, и очерки А.Хорева69 и В.О.Дайнеса70, в целом представляли М.Тухачевского в прежнем аспекте, обозначенном еще работами Л.Никулина и А.Тодорского. Правда, они, несомненно, были написаны на более основательном использовании архивных документов, особенно это отличает очерк В.О.Дайнеса, и пополняли уже известные сведения о М.Тухачевском новыми фактами. Однако в этих книгах речь шла о М.Тухачевском-полководце. В этом отношении очерк В.Дайнеса отличается, несомненно, большей критичностью в оценках М.Тухачевского, чем у его коллег. Книга «Красный маршал» Ю.А.Щетинова и Б.А.Старкова71 в этом отношении является еще более критически направленной и в большей мере расширяет спектр представлений о М.Тухачевском как личности, а не только как о военачальнике. Последняя по времени книга, посвященная маршалу

72

Б.Соколова «Михаил Тухачевский. Жизнь и смерть красного маршала» . Книга интересна, информативна. Эта книга как раз отличается от предшествующих очень большим вниманием автора именно к личности, даже, можно сказать интимным сторонам жизни М.Тухачевского. Автор вводит в оборот малоизвестный информационный набор, в основном мемуарного и зарубежного происхождения. Впрочем, несмотря на привлечение материалов «Справки. ЦК КПСС», его вывод о политической роли М.Тухачевского в 20-30-е годы мало чем отличается от выводов предшественников. Однако в ней, как и во многих работах последних лет, посвященных этой личности или в той или иной мере

64 Тодорский А.И. Маршал Тухачевский. - М.: Политиздат, 1963.

65 Тухачевский М.Н. Избранные произведения. - М.: Воениздат, 1964. - Т. 1,2.

66 Попов A.C. Труд, талант, доблесть. - М.: Политиздат, 1972.

67 Иванов В.М. Маршал М.Н.Тухачевский. - М.: Воениздат, 1985 и 1990.

68 Горелик Я.Р. Маршал М.Н.Тухачевский. - Пенза, 1986.

69 Хорев А. Маршал Тухачевский. // Красная звезда. - 1988. - 4 июня; его же: «Маршал Тухачевский». //Реабилитирован посмертно. - M.: Юридическая литература, 1989. - Выпуск № 1-2.

70 Дайнес В.О.Михаил Николаевич Тухачевский. //Вопросы истории. - 1989. - № 10.

71 Щетинов Ю.А., Старков Б.А. Красный маршал. - M.: Молодая гвардия, 1990. обращающих на нее внимание, автор отмечает и осуждает М.Тухачевского за жестокое подавление Кронштадта и Тамбовского восстания. Отдается дань и критике оперативно-стратегических взглядов маршала и его нравственно-политической позиции в контексте его дискуссий с А.Свечиным. В сжатом виде автор выразил те же оценки и в биографическом очерке о М.Тухачевском, помещенном в своей последней книге «Истребленные маршалы» .

В 80-90-е годы появляются и новые биографические исследования, посвященные М.Тухачевскому, изданные за границей. Это книги Т.Г.Батсона74,

ПС

Д.М.Глантца , П.П.Вечеркевича , Р.Штребингера . В них содержится малоизвестный мемуарный материал, информация о происхождении маршала, любопытные впечатления близких и знакомых молодого М.Тухачевского, некоторые детали его личной жизни. Впрочем, о политической стороне жизни маршала сообщается также мало нового. В основном авторы придерживаеются уже высказанных их предшественниками мнений.

Таким образом, следует констатировать отсутствие биографических исследований, посвященных М.Тухачевскому, в которых бы если не акцентировались, то достаточно обстоятельно рассматривались аспекты политической или военно-политической деятельности маршала. В этом плане его личность рассматривается либо в контексте работ, посвященных «заговору» или «делу» М.Тухачевского, либо приходится довольствоваться главным образом вышеназванными книгами П.Фервака и Р.Гуля.

При освещение общих и частных вопросов истории Красной Армии в межвоенный период, иными словами, военно-политического и социально- политического контекста, в котором, так или иначе, действовала советская военная элита и ее отдельные представители, привлекались исследования отечественных и зарубежных историков. В том числе, ставшие почти хрестоматийными. Впрочем, работ посвященных «межвоенному периоду» истории Красной

72 Соколов Б. Михаил Тухачевский. Жизнь и смерть красного маршала. - Смоленск: Русич, 1999.

73 Соколов Б. Истребленные маршалы. - Смоленск: Русич, 2000.

74 Butson Th. G. The Tsar's Lieutenant - The Soviet Marshal. - New-York, 1984.

75 Glantz D.M.Stumbling Colossus. The Red Army on the Eve of World War. - Lawrence (Kansas), 1998.

76 Wieczorkiewicz P.P. Sprawa Tuchaczewskiego. - Warszawa, 1994.

Армии сравнительно немного. Некоторые из них, в частности, Д.Эриксона, выше уже упоминались. Другая - это появившееся после книги по

А.М.Антошина большое исследование военной реформы 1924-1925 гг. И.Б.Берхина. Оно сохраняет значительную долю актуальности и для современного исследователя, особенно в частных аспектах истории развития Красной Армии, однако в концептуальном плане, да и в источниковом базисе во многом уже морально устаревшее79.

Это также интересные работы, касающиеся частных аспектов истории Красной Армии «межвоенного периода», М.Захарова, В.Данилова,

ОЛ

Г.Иссерсона, Г.Мещерякова, И.Короткова, А.Рыжакова и др. К работе над диссертацией привлекались также развернутые исторические очерки, посвященные различным военным округам: Белорусскому, Киевскому, Московскому, Ленинградскому и др. По степени научности они различны. В целом же, будучи в меру информативными, они в основном имеют характер популярных 81 очерков . Следует указать также и ряд исследований зарубежных авторов

Ф.Карстена, Г.Кастелляна, посвященных советско-германскому военному со

82 трудничеству 1922-1933 гг., а также Р.Гартхофа, Р.Селья, Дж.Зонтага и др. Рассматривая вопрос об участии представителей советской военной элиты в «германском Октрябре» 1923 г., я обращался к исследованиям М.Орловой,

77 Strobinger R. Stalin enthauptet die Rote Armee. - Stuttgart, 1990.

78 Антошин A.M. Военная реформа 1924-1928 гг. - M.: Воениздат, 1951.

79 Берхин И.Б. Военная реформа в СССР 1924-1925 гг. - М.: Наука, 1958.

80 Захаров М.В. Генеральный штаб в предвоенные годы. - М.: Воениздат, 1971; его же: «О теории глубокой операции». //Военно-исторический журнал. - 1970. - № 10; Данилов В. От Штаба РККА к Генштабу Рабоче-Крестьянской Красной Армии. 1924-1935. //Военно-исторический журнал. - 1978. - № 8; Иссерсон Г. Развитие теории советского оперативного искусства в 30-е годы. //Военно-исторический журнал. - 1965. - № 1, 3; Мещеряков Г. Зарождение советской военной науки (1918-1924). //Военно-исторический журнал. - 1959. - № 11; Короткое И.А. История советской военной мысли. - М.: Наука, 1980; Рыжаков А.К. К вопросу о строительстве бронетанковых войск Красной Армии в 30-е годы. //Военно-исторический журнал. - 1968. - № 8.

8! Краснознаменный Белорусский военный округ. - М.: Воениздат, 1983; Киевский краснознаменный. История Краснознаменного Киевского военного округа. 1919-1972. - М.: Воениздат, 1974; Ордена Ленина Московский военный округ. - M.: Воениздат, 1971; История ордена Ленина Ленинградского военного округа. - М.: Воениздат, 1974; Краснознаменный Закавказский. Очерки истории Краснознаменного Закавказского военного округа. -М.: Воениздат, 1969; Краснознаменный Туркестанский. - М.: Воениздат, 1976; Краснознаменный Приволжский. Исторический очерк. Куйбышев, 1980; Краснознаменный Уральский. - М.: Воениздат, 1983 и др.

82 Carsten F. Les relations germano-sovietiques de 1933-1939. //Survey. — 1962. - № 44-45; Castellan G. Le rearmement clandestine du Reich. 1930-1935. - Paris, 1954; Castellan G. Reichswehr et Armee Rouge. 1920-1939. //Les relations germano-sovietiques de 1933 a 1939. - Paris, 1954; Garthoff R.L. Soviet Military Policy. - Wash.-New-York, 1966; Garthoff R.L. Soviet Military Doctrine. - New-York, 1962; Sella R.A. Red Army doctrine and training on the eve of the Second World War. //Soviet Studies. - 1975. - Vol. 27. - № 2.; Sontag J.L. The Soviet War Scare of 1926-1927. //The Russian Review. - 1975. - Vol. 34. - № 1.

Д.Давидович, Л.Безыменского, а также к книгам В.Кривицкого, Г.Беседовского, Э.Порецки, В.Пятницкого, которые можно рассматривать и в качестве первоис

83 точника .

Касаясь вопросов модернизации Красной Армии в конце 20-х начале 30-х годов, я также обращался к фундаментальной монографии по истории советод ского военно-промышленного комплекса, написанной Н.Симоновым . Привле

85 кались также общие работы по истории Советских Вооруженных Сил .

Подводя итог краткому историографическому обзору, с учетом выше сделанных критических оценок и оговорок, можно считать, что, в сущности, отсутствуют научные исследования, научно-популярные работы и публикации очеркового характера, которые были бы посвящены изучение советской военной элиты 20-х годов. Тем более это с полным основанием можно констатировать, если учесть ранее достаточно детально означенную направленность и аспекты исследования советской военной элиты данного периода.

Таким образом, неизученность проблемы и актуальная необходимость ее исследования обуславливают определение цели и основных задач настоящей диссертации.

Целью настоящего исследования является советская военная элита как более или менее определенное и автономное социокультурное явление и субъект политического действия в период с 1922 по 1931 гг. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи исследования: - определить сущность и свойства военной элиты 20-х годов в качестве предмета исследования;

83 Орлова М.И. Революционный кризис 1923 г. в Германии и политика коммунистической партии. - М.: Московский Университет, 1973; Давидович Д.С. Гамбург на баррикадах. - М.: Наука, 1985; Кривицкий В. Я был агентом Сталина. - М.: Современник, 1996; Э.Порецки. Тайный агент Дзержинского. - М.: Современник, 1996; Беседовский Г. На пути к Термидору. - М.: Современник, 1997; Пятницкий В. Заговор против Сталина. - М.: Современник, 1998; Безыменский Л. Гитлер и Сталин перед схваткой. - М.: Вече, 2000.

84 Симонов Н. Военно-промышленный комплекса СССР в 1920-1950-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. - М.: РОССПЭН, 1996.

85 50 лет Вооруженных сил СССР. М., 1968; Советские Вооруженные силы. История строительства. - М.: Воен-издат, 1978.

- изучить советскую военную элиту означенного периода как феномен общественного мнения Советской России-СССР и русского военного зарубежья с учетом ее персонального состава и лидеров;

- выявить истоки и процесс становления, структурирования и персонального состава советской номенклатурной военной элиты на начальном этапе ее становления;

- Исследовать внутрикорпоративную инфраструктуру советской военной элиты первой половины 20-х годов, основные «генеральские группировки»;

- специально исследовать вопрос о доминирующей внутрикорпоративной группировке и проблему «харизматического» лидера советской военной элиты;

- изучить характер и степень вовлеченности военной элиты в политическую борьбу 1923-1924 гг. и меру ее активности в этой ситуации. В связи с этим:

- проследить взаимодействие социокультурных, психоментальных «явлений» общественного мнения и социально-политических свойств военной элиты и ее лидеров политических процессах;

- проследить тенденции социокультурной, социометрической эволюции военной элиты и изменения в персональном ее составе в связи с политической борьбой середины 20-х годов и политической реформой;

- исследовать влияние «военной тревоги» 1926-1927 гг. на изменение персонального состава военной элиты и ее социокультурную эволюцию в конце 20-х годов;

- проанализировать проблему технической модернизации Красной Армии и ее влияние на радикальное изменение персонального состава и социокультурной характеристики военной элиты на рубеже 20-30-х годов с учетом политизации данного процесса.

Определяя объект исследования как «советскую военную элиту 20-х годов», я как бы уже даю и хронологические рамки исследования. Расшифровывая и более строго определяя их, хочу отметить, что речь пойдет об изучении советской военной элиты в пределах с 1922 года до 1931-го. Нижний хронологический предел обусловлен окончанием гражданской войны и началом переструктурирования советской военной организации в соответствии с «мирным временем».

Верхняя» хронологическая граница определяется целым рядом перемен, происходивших в 1929-1931 гг. как внутри СССР, так и в ее международном, геополитическом положении. Эти обстоятельства обусловили начало, именно в эти годы, радикальной технической модернизации Красной Армии. Это не могло не сказаться самым решительным образом на судьбе Красной Армии, ее командного, высшего командного состава и ее военной элиты.

Во всяком случае, эти факторы мне представляются достаточным побудительным мотивом для концептуально-теоретического определения хронологического диапазона вычленения советской военной элиты в качестве автономного объекта исследования. По крайней мере, этого достаточно для выдвижения тезиса и постановки перед собой проблемы исследования советской военной элиты 20-х годов как вполне самодостаточной.

Определяя в качестве объекта исследования советскую военную элиту 20-х годов, я вижу его не столько фрагментом специально военной истории или истории военного искусства, сколько автономным и корпоративно-самодостаточным субъектом социальной истории Отечества в 20-е годы. В этом отношении новейшие широкомасштабные исследования и работы отечественных историков И.Д.Ковальченко, Л.В.Милова, Б.Н.Миронова,

86

А.К.Соколова и др. по социальной истории России дореволюционной и послереволюционной служат необходимым и полезным методологическим основанием.

В связи с этим в центре внимания оказывается сама по себе советская военная элита 20-х годов, ее персональный состав, лидеры, социометрические и

86 Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. - М.: Наука, 1987; Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. - М.: Наука, 1998; Миронов Б.Н. Социальная история России. - СПб, 1999, тт. 1-2; Соколов А.К. Курс Советской истории. 1917-1940. - М.: Высшая школа, 1999; Соколов А.К. Социальная история России новейшего времени: проблемы методологии и источниковедения. //Социальная история. Ежегодник. - 1998/99. - М., 1999. См. также Буховец О.Г. Социальные конфликты и крестьянская ментальность в Российской империи начала 20 века: новые материалы, методы, результаты. - М., социокультурные характеристики, персональные особенности, внутрикорпоративные межличностные связи и отношения, степень влияния на решения профессиональных и политических вопросов, отношения элиты в целом и персонально к своим лидерам.

Одним из важных аспектов изучаемой проблемы оказывается вопрос о ротации состава советской военной элиты. Вопрос этот обнаруживает сложность в связи с переплетением нескольких причин в этом процессе. Мотивы профессиональной целесообразности изменения состава элиты переплетались с политической мотивировкой. Особенно усложняется решение этого вопроса в контексте процесса технической модернизации Красной Армии в 1929-1931 гг.

Избранная мною для изучения проблема, хотел бы это подчеркнуть, находится в контексте социокультурных, социоментальных аспектов социальной истории и истории культуры. При этом я исхожу из более широкого представления о войне и армии, офицерском корпусе как парадоксальном, своеобразном, но вполне «законном» и «естественном» явлении культуры в целом.

Принятие советской военной элиты 20-х годов в качестве объекта исследования вызывает необходимость сделать некоторые предварительные замечания.

Особенности данного периода обусловлены, прежде всего, динамизмом всех социокультурных, социально-экономических и политических процессов в Советской России и в СССР. Этот динамизм был присущ и такому, казалось бы, консервативному и, по своей природе, косному, институту, как армия. Поэтому и для советской военной элиты в изучаемый период времени были свойственны преимущественно динамические качества, а не статические. Это обусловливалось, как выше уже отмечалось, не только динамическими особенностями эпохи как таковой, но и, конечно же, драматичной динамикой внутриполитической борьбы. Процесс становления государственно-политической системы в СССР в 20-30-е годы шел в органичном единстве с процессом становления советских вооруженных сил. Это, вполне естественно, сказывалось, прежде всего, на

1996; Репина Л.П. Смена познавательных ориентаций и метаморфозы социальной истории. //Социальная истоструктуре и персональном составе элиты. Кроме того, следует иметь в виду, что советская военная элита вырастала из революционного хаоса, из «революционной смуты» и сохраняла многие годы спустя генетическую связь со стихией ее породившей. Так сказать, «геном» русской революции был заложен и в структуру, и в плоть, и в дух советской военной элиты.

Требует внимания и еще один фактор. В экономически разрушенной к началу 20-х годов стране и продолжавшей оставаться социально-экономически слабой в последующее десятилетие, стимулом социального оптимизма общества, государства и военной элиты, выросших из революции, было грядущее, а не настоящее. Общество и армия выстраивались, исходя не из цивилизационных и социально-экономических возможностей, но, как и во время революции, из желаемого и при помощи тех или иных форм воли и насилия, находивших нравственное оправдание и осмысление в ожидаемом грядущем.

Нужно учитывать и еще одного обстоятельство. Как не покажется это парадоксальным, но, хотя красноармейцы распевали, что «от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней», в 20-е годы Красной Армии, как силы, способной обеспечить оборону страны, практически не существовало. Это обстоятельство ставило перед военной элитой и политическим руководством проблемы мучительного поиска формулы создания «реальной армии». Для развития вооруженных сил и их элиты характерны были очень частые смены парадигм развития. Цель была одна: найти способ наиболее быстрого создания наиболее современного типа армии.

Сначала, армия оставалась такой, какой она вышла из гражданской войны, и затем несколько лет господствовала «доктрина революционной войны» М.Тухачевского, хотя в то же время была проведена реформа М.Фрунзе. Затем произошла переориентация на «германскую модель». Затем, уже с начала 30-х годов была принята, фактически, программа модернизации вооруженных сил, предложенная вновь М.Тухачевским.

И это все происходило на протяжении примерно 15 лет в обстановке драматически напряженной внутриполитической борьбы, в которой формировалась весьма специфическая государственнно-политическая система, осложняемой внешнеполитическими факторами. Эти обстоятельства, естественно смещали внимание не только военной элиты, но и широкого круга комсостава Красной Армии в сферу военно-теоретических, военно-исторических споров и дискуссий, как правило, с заметным привкусом политической и идеологической борьбы, происходившей в сферах партийно-политических.

Наконец, последнее: из гражданской войны Красная Армия в кадровом, «офицерском» и элитарном смысле вышла крайне неоднородной. В ее комсоставе и в составе ее элиты присутствовали военные специалисты-генштабисты из старой русской армии, просто кадровые офицеры старой армии, офицеры военного времени, бывшие солдаты и унтер-офицеры, лица вообще никогда не служившие. В ее комсоставе оказались и тысячи бывших офицеров белых армий. Комсостав и военная элита заметно изменились и в этно-социальном плане. Они несли в себе различный духовно-нравственный и политический заряд.

Хрестоматийно известно и то, что Красная Армия возникла и оставалась двуединым механизмом, в котором соединили две, так и не ставшие органически едиными части: командиры, военные профессионалы (независимо от этносоциального происхождения, образовательного ценза, политических убеждений) и военные комиссары, контролировавшие политическую благонадежность командиров всех уровней и всех настроений.

Уже к началу 1920 г., собственно говоря, определились две парадигмаль-ные модели структурирования комсостава и военной элиты: «модель» Л.Троцкого и «модель» М.Тухачевского.

Л.Троцкий, исходя из принципа неизменности природы войны и, соответственно, неизменности оперативно-тактических и стратегических принципов ведения военных действия, а, следовательно, и организации регулярной армии, в сущности, восстановил прежнюю систему и структуру старой русской армии. Соответственно и комплектование и персональный состава командиров и военной элиты осуществлялось на дореволюционных принципах: военно-образовательный ценз, стаж службы, чин в старой армии и служебная репутация должны были по возможности соблюдаться.

Л.Троцкий, таким образом, подводил к выводу и утверждал, что политические цели и задачи страны и государства определяются политиками. Задача армии и ее командования выполнить приказ политического руководства. Армия, ее элита в данном контексте представлялась как совокупность профессионалов, ремесленников, находящихся «вне политики»87.

Несомненно, и это следует отметить, Председатель РВСР, «вождь Красной Армии», находился под заметным влиянием «военно-образовательного» авторитета «военспецов-генштабистов» старой русской армии. Они, имевшие богатый фронтовой опыт 1-й мировой войны, скептически и снисходительно относились войне гражданской и ее «полководцам» и «революционным генералам». Опыт и итоги 1-й мировой войны, пережитые и осмысленные военспецами-генштабистами старой армии, давали понять, что средства обороны сильнее средств наступления88. Этим, собственно говоря, и объяснялся затяжной характер войны и смещение доминанты факторов, определявших выигрыш в войне из оперативно-тактической, оперативно-стратегической, вообще из военной сферы, в сферу социально-экономическую. Войну начали, вели и проиграли генералы, исповедывавшие «стратегию сокрушения». Их оппонентами и критиками стали сторонники «стратегии измора», как, например, один из самых выдающихся военных историков и теоретиков Красной Армии генерал А.Свечин,

89 убежденные в том, что средства обороны сильнее средств наступления .

Справедливости ради, однако, надо сказать, что всякая последующая война не похожа на предшествующую. Всякая новая война ставит перед командирами и генералами свою специфическую совокупность боевых, оперативно-тактических проблем. И с точки зрения оценки уровня полководческого мас

87 Троцкий Л. Военная доктрина или мнимо-военное доктринерство. //Военная наука и революция. - 1921. - № 2.

88 Тухачевский М.Н. Новые вопросы войны. //Вопросы стратегии и оперативного искусства в советских военных трудах 1917-1940. - М.: Воениздат, 1965. терства тех или иных генералов важно не то, сколько в войне принимало участие людей, солдат, офицеров, генералов и сколько их погибло. Важно то, насколько быстро и верно определил для себя тот или иной генерал свойства и специфику данной войны и сумел подобрать эффективные, победоносные стратегические и оперативно-тактические приемы для решения возникающих перед ним боевых задач. В этом отношении, можно выразить сомнения не только в отношении генералов и генштабистов старой русской армии, но и в отношении, с оговорками, почти всех высших начальников армий, противоборствовавших в годы 1-й мировой войны. В общем, они не смогли ни предвидеть характера этой войны, ни подготовиться к ней, ни найти эффективных оперативно-тактических способов для решения фронтовых проблем, которые она породила. Исход 1-й мировой войны оказался в зависимости не столько от армий и их высших начальников, сколько от социального и экономического состояния и потенциала воевавших стран. Поэтому высокомерие и снисходительность «генштабистов» не во всем были обоснованы. В этом отношении способы решения боевых задач, которые во фронтовой обстановке гражданской войны находили «красные» и «белые» командиры, по своей эффективности производили большее впечатление. Однако именно это зачастую порождало уже с их стороны «легкость в мыслях необыкновенную» в военно-теоретических вопросах.

М.Тухачевский сформулировал в конце 1919 г. свою «доктрину революционной, гражданской войны». Он считал, что характер войн меняется и гражданская война в России, как и революционные войны вообще, имеют свою принципиальную специфику. М.Тухачевский считал, что оперативно-стратегические ориентиры в гражданской войне обусловлены социально-политическими и социокультурными факторами. В этом смысле стратегическое мышление и стратегические решения в значительной мере оказываются политизированными. Из этого делался вывод, что комсостав и военная элита Красной Армии естественно структурируются иначе, чем в старой русской армии. И комсостав, и военная элита «рождаются» самой революцией и гражданской

89 Свечин A.A. Сокрушение и измор. //Постижение военного искусства. Идейное наследие А.Свечина. - М., войной. Они могут включать и представителей старой военной элиты и офицерского корпуса, но не обязательно и не по преимуществу90. Гражданская война в России, по емкому определению Н.Какурина, «маневренная война на широко растянутых фронтах», как будто бы реабилитировала «доктрину сокрушения» под названием « революционная наступательная война» или «революция извне», как ее определял М.Тухачевский91. Миллионные армии 1-й мировой войны с господствующей ролью пехоты и артиллерии, уступили место разреженным боевым порядкам, прерывистым фронтам и господствующей ролью конницы. Собственно говоря, именно конница способствовала повышенной маневренности и «красной», и «белой» «революционных армий». Именно в обстоятельствах противоборства «революционных армий», сохранявших в большей или меньшей мере дух «партизанщины», индивидуального «удальства», относительно слабой дисциплины, пронизанных чувством «классовой солидарности» или «классовой непримиримости», роль военных «вождей» значительно возрастала. Не командир, назначенный сверху, а «атаман», избранный «снизу» оказывался более типичным для «революционных армий» эпохи гражданской войны, чем для нормальной регулярной армии времен 1-й мировой. Именно такой тип командира, «вождь», «герой», характерен был для лучших боевых частей и соединений как красной, так и белой армий. Подчас именно такие командиры являлись и организаторами, и создателями боевых частей и соединений. В специфических оперативно-тактических и оперативно-стратегических условиях гражданской войны в России, разрушавшей своими боевыми и фронтовыми реалиями все стереотипы и нормы «регулярной», «большой войны», сложившиеся в представлениях образованных и опытных «генштабистов», требовали от командира не столько знаний, сколько, подчас, природных дарований, интуиции., авантюризма. Именно к таким военным «вождям» и «красных» и «белых» армий, как М.Тухачевский, С.Буденный, В.Примаков, Г.Котовский, Н.Скоблин, А.Туркул, В.Манштейн, В.Каппель, А.Пепеляев и др.

1999.

90 Тухачевский М.Н. Стратегия национальная и классовая. //Тухачевский М.Н. Избранные произведения. - М.: Воениздат, 1964. - Т. 1. применима оценка, данная одному из них: «для него гражданская война была раскрытой книгой, которую он читал с закрытыми глазами»92. Революция, отвергавшая всем своим существом «традицию», опыт предшествующих поколений, скептически относилась к любому, в том числе военному опыту; к любой профессиональной подготовке, полученной при «старом режиме»; к любому нормальному образованию - сомнительному по своей ценности и подозрительному по политическим и идеологическим свойствам, - как рожденному «старым режимом», свергнутым и отвергнутым Революцией.

В противоположность Л.Троцкому, всеми своими рассуждениями М.Тухачевский подводил к мысли и утверждал, что армия должна быть политически ангажирована и ориентирована, «политизирована». Военная элита должна знать и определить, по выражению М.Фрунзе, «какую и для каких целей мы готовим армию»93.

Две пунктирно обозначенные выше позиции в отношении армии, следовательно, и в отношении ее элиты, столкнулись в 1921-1922 гг. в «дискуссии о единой военной доктрине», начавшейся в военной периодике и публицистике с известной статьи М.Фрунзе. Эти позиции определяли проблему на принципиальном политическом и социокультурном уровнях: является ли армия инструментом действий, объектом политических манипуляций политической власти или она является органической частью этой власти. Однако в контексте обозначившейся проблемы достаточно отчетливо проглядывал и третий вариант: армия как субъект политического действия, самостоятельная, а, в определенных обстоятельствах, возможно, доминирующая политическая сила, приходящая к власти через политические структуры, созданные Революцией. Это то, что в 19 веке получило название - «бонапартизм».

Определяя в качестве объекта исследования советскую военную элиту, следует обратить внимание на то, что она по своему номенклатурному и персональному составу вовсе не вбирает весь «генералитет» того времени и даже не

91 Тухачевский М.Н. Революция извне. //Революция и война. - 1920. - № 3.

92 Марковцы в боях и походах в освободительной войне за Россию 1918-1920 гг. - Париж, 1962. - Т. 2. - С. 322323. поглощает весь высший комсостав. Советская военная элита 20-х годов (оставлю в стороне вопрос о составе советской военной элиты последующих десятилетий) - это лишь часть высшего комсостава, принципы выделения которой я постараюсь определить ниже. Замечу кстати, что в конкретно-исторических исследованиях высшего комсостава, генералитета других армий (особенно часто гитлеровского генералитета) часто используется понятие «военная элита». Однако смысловое содержание этого понятия, как правило, размыто. Критерии отнесения тех или иных генералов к «военной элите» четко не определяются или оказываются скорее эмоционально-прихотливыми. Например, в книге К.Барнетта «Военная элита Рейха», увидевшей свет в 1996 г. и через два года появившейся в русском переводе94, автор книги дает свою классификацию групп немецких генералов, включенных в военную элиту. По мнению автора книги, германская военная элита «третьего Рейха» состояла: из группы «генералов, противостоявших нацизму»; группы «кабинетных генералов»; группы «полководцев»; группы «генералов-новаторов». Разумеется, и такое структурирование военной элиты вполне приемлемо. Однако этот подход трудно принять в качестве хотя бы методологической модели применительно к иной эпохе, иной стране. Это обстоятельство еще более утверждает в мысли, что исследование военной элиты в любой конкретно-исторической ситуации, особенно, в период социально-политического становления общества, вырастающего из широкомасштабного цивилизационного кризиса, как это было с Россией в 20-30-е годы, скорее всего, будет настоятельно требовать выработки и использования методов, адекватных специфическим свойствам самой проблемы, эпохи и времени.

Исследуя советскую военную элиту 20-х годов и предваряя вопросы и замечания определенного характера, хотел бы заранее оговориться: я не ставлю перед собой задачу углубляться в сферу политологических и культурологических рассуждений, касающихся различных теорий элит. Однако некоторые базисные положения современного понимания «элиты» имеет смысл отметить.

93 Фрунзе М.В. Единая военная доктрина и Красная Армия. //Армия и революция. - 1921. - № 1.

Любое исследование элит исходит из презумпции власти, независимо от того, артикулировано это или нет», - считает современный исследователь этой проблемы95. Разумеется, это положение относится, прежде всего, к политической элите. «Политическая элита - это та часть политического класса, которая реально использует власть в данном обществе в данный момент», - считает современный политолог96. При этом он поясняет, что политическим классом являются группы, имеющие политическую власть и влияние, непосредственно ангажированные в борьбе за политическое лидерство» . К сожалению, в политических и политологических исследованиях, касающихся различных видов элит (политической, экономической, интеллектуальной, культурной и пр.), военная, как правило, редко выделяется в качестве самостоятельного объекта исследования. Однако ясно, что, отталкиваясь от классического положения К.Клаузевица - «война есть продолжение политики другими средствами» - можно с достаточным основанием считать, что военная элита является разновидностью элиты политической. Во всяком случае, и исследование военной элиты так же, очевидно, «исходит из презумпции власти». В контексте приведенных выше рассуждений и возникает суть исследования проблемы советской военной элиты 20-х годов.

Несомненно, опираясь на накопленный в области политологии и культурологии фонд исследований разного рода элит и сформулированных на этой основе соответствующих концепций, я использую теоретические, концептуальные и методологические наработки в этой области знания применительно к конкретно-исторической ситуации. Советская военная элита 20-х годов, как любое другое историческое явление, во многом характеризуется специфическими свойствами. Именно историко-прикладной характер рассмотрения вопроса о «военной элите» требует комплексного использования опыта политологических и культурологических исследований, применения часто элементов

94 Барнетт К. Военная элита Рейха. - Смоленск: Русич, 1999.

95 Крэстева Д. Власть и элита в обществе без гражданского общества. //Психология и психоанализ власти. - М.: Бахрах, 1999.-Т. 1.-С. 100.

96 Крэстева Д. Власть и элита в обществе. .С. 107.

97 Крэстева Д. Указ соч. - С. 107. различных концептуальных построений. Поэтому для меня вопрос о военной элите носит преимущественно конкретно-исторический характер, а использование самого термина «элита» - сугубо инструментальный смысл. Это, тем более приходится учитывать и ограничивать применение данного понятия, потому что на протяжении сравнительно непродолжительного времени - 1922-1931 гг. - конкретно-историческое, социокультурное содержание «советской военной элиты» менялось, при этом изначально несло на себе сочетание различных смыслов. Советская военная элита на изучаемом отрезке времени - это явление, находящееся в процессе динамического становления, формирующееся и окончательно не сформировавшееся, политически и социокультурно не определившееся полностью и за пределами указанного выше хронологического периода. Поэтому, исследуя само явление - советскую военную элиту 20-х годов - ее структуру и состав, мне представляется целесообразным ввести в последующие рассуждения три критерия определения ее военно-политических, социокультурных «границ» и классификации: популярность, боевые заслуги и номенкла-турность. С их помощью, надеюсь, мне удастся лучше и точнее отразить сложность и динамизм формирования, состояния и эволюцию системообразующих принципов и структуры советской военной элиты. Учитывая конкретно-историческую определенность и специфичность советской военной элиты 20-х годов, хотел бы, предваряя все последующие рассуждения и обоснования объекта исследования, отметить ее ярко выраженные динамические свойства и статическую неустойчивость. Выше уже неоднократно употребляемое выражение и установка - «презумпция власти» в исследовании элиты, в данном случае военной элиты - как раз весьма характерна для исследования советской военной элиты 20-х годов. Ведь динамизм ее, в сущности, выражался (чаще всего в скрытой форме) именно в столкновении политической элиты, стремившейся удержать, усилить, видоизменить формы властного контроля над армией, с элитой военной, пытавшейся сопротивляться этому контролю, ослабить его и, быть может, в какие-то кризисные моменты - полностью устранить, возможно, даже подчинить себе элиту политическую. Впрочем, высказанные соображения и являются одним из аспектов настоящего исследования, проверки высказанных тезисов и предположений.

Критерий «популярности», прежде всего, применим к тому составу советской военной элиты, который сформировался, в значительной мере стихийно в общественном мнении и в Советской России-СССР, и за рубежом, в частности, в русском зарубежье. Это относится, преимущественно к первой половине 20-х годов, когда государство только начинало вырабатывать нужные идеологические «клише», позволявшие сделать процесс формирования общественного мнения управляемым и «прихотливым». В первой же половине 20-х годов представления о советской военной элите складывались спонтанно, вырастая из «смутной» и идеологически неоднозначной эпохи гражданской войны. Во второй половине 20-х годов рассуждать о стихийном формировании в советском общественном мнении представлений о военной элите уже не приходится. В сущности уже в это время этот процесс обретает направленный характер, и руководство им в основном уже находится в руках партийно-государственных идеологических структур.

В пределах применения понятия «номенклатурная военная элита» речь будет идти о военной элите, определяемой далеко не всегда подлинными военными заслугами, но, во всяком случае, военными чинами, званиями, должностями, знаками различия и отличия, установленными официальной государственной властью. Иными словами, это военная элита, определяемая с точки зрения государственной власти, за заслуги перед нею и всецело ею контролируемая и управляемая.

Однако, наряду с «номенклатурной» частью военной элиты, всегда существует и иная, как правило, меньшая по численности. Для ее вычленения я в ка

АО честве «рабочего» термина ввожу новую «операнду» - «меритарная» военная элита. Так условно мною определяется часть военной элиты, сформировавшаяся в результате реальных выдающихся военных заслуг тех или иных «генералов». Это - военачальники, проявившие во фронтовой обстановке действительные выдающиеся боевые и полководческие качества, решающим образом влиявшие на военные действия и военную политику. Не каждый из них и не всегда пользуются адекватной их заслугам популярностью и не всегда получают соответствующую «номенклатурную оценку». Все системы определения и квалификации состава военной элиты, при наложении их одна на другую, не тождественны, хотя в определенных «персоналиях» могут совпадать.

Хочу отметить, что в рассуждениях о «номенклатурной военной элите», а речь будет идти в основном о процессе унификации советской военной элиты именно в этом понятии. Оно охватывает вовсе не весь высший командный состав Красной Армии. Во-первых, это та часть советского «генералитета», которая осуществляла руководство теми или иными военно-территориальными образованиями, военными регионами (фронты, военные округа, отдельные армии, флоты); Штабом Красной Армии и центральными управлениями, непосредственно подчиненными Председателю РВС СССР и наркому по военным и морским делам.

Во-вторых, это только именно «командный состав». В сферу исследования не входят «политработники», комиссарский состав. Исследованию подвергается лишь военные профессионалы - «командиры» высшего ранга. Однако, учитывая вышесказанное, к «военной элите» Красной Армии я отношу не только командующих фронтами, военными округами, отдельными армиями, начальника Штаба РККА и начальников центральных армейских управлений, непосредственно подчиненных наркому, но и их заместителей или помощников («дублеров»), а также начальников их штабов («исполнительная власть»). Эти три категории высших командиров вместе и составляли «ядро» командной структуры вышеуказанных региональных или ведомственных частей армии. Именно эти три категории высших командиров и оказывались в совокупности в состоянии осуществлять реальное руководство вышеозначенными военно-территориальными или военно-ведомственными структурами. С введением в 1924 г. «категориальной» 14-степенной номенклатурной сетки, в которой, в от

98 Операнда - понятие, употребляемое в культурологии для обозначения того или иного понятийного инструличие от петровской «Табели о рангах» высота воинского ранга или «категории» соответствовала величине цифры, высшим командирам указанного должностного уровня была присвоена соответствующая категория. Все командующие фронтами, военными округами, отдельными армиями, начальник Штаба РККА и начальники основных центральных военных управлений получили 14-ю «категорию» (К-14), а их начальники штабов, помощники и заместители 13-ю (К-13). Позднее неофициально в войсках их именовали «командармы 1-го ранга» (генерал армии) и «командармы 2-го ранга» (генерал-полковники).

Учитывая вышесказанное о социокультурной и социоментальной ориентации исследования, в сфере моего пристального внимания оказываются не только «факты и события» «реальной» (назовем это так) отечественной военной истории 20-х годов, политической жизни, явлений и социокультурной обстановки тех лет. Это также «факты и события» социокультурных, социоменталь-ных представлений, сформировавшихся в общественном сознании (в широком смысле и узкокорпоративном масштабе). Речь идет о том, что в обыденном восприятии называется «слухами», «мнениями», которые в определенной социокультурной обстановке и при определенном социоментальном настрое рассматриваются как информация о «реальной действительности». Воспринятые определенным социумом или совокупностью микросоциумов эти «слухи» и «мнения» обретают свойства факторов, реально воздействующих на поведение тех или иных лиц, социокультурных групп, их лидеров. Иными словами, независимо от происхождения и степени достоверности, в той или иной конкретной ситуации эти «слухи» и «мнения» выполняют функции реальных причин и оказываются реально действующими конкретно-историческими «фигурами», «событиями» и «фактами».

Это, наконец, и интереснейший аспект, пользуясь определением М.Фуко, «истории настоящего», в которой, в каждую конкретную эпоху, каждым поколением, в каждой более или менее определенной, автономной «ментальной панораме» происходит, подчас, весьма драматичное столкновение, конфликт или ментария. «Меритарный» от лат. Мегкит - заслуга и тепШэ — заслуженный. диалог «реального» и «феноменального», условно-эмпирического события и «воображаемой истины». Поэтому в работе с материалом источников, самого разнообразного характера, в этом направлении мне приходилось использовать не только свойственные исторической науке методы исследования, но также, по необходимости, методы и методики культурологического и, даже психоаналитического происхождения. В этом отношении, я опирался на концептуальные и методологические подходы М.Вебера, С.Московичи, К.-Г.Юнга, Э.Аронсона, Э.Эриксона, О.Кабанеса и Л.Насса, В.Булдакова, а также на известные работы Н.Бердяева, М.Бахтина, Ю.Лотмана и др."

В этом контексте специального внимания и исследования требовал вопрос о «харизматических лидерах» Красной Армии 20-х годов. Не считая одной из задач настоящей работы исследование этого вопроса в концептуально-теоретическом плане, что чревато неизбежным отвлечением в политологическую или культурологическую сферы, полагаю, однако, целесообразным привести некоторые, вполне хрестоматийные, положения, касающиеся понятия «харизма».

По М.Веберу, «харизма» - это «определенное качество индивидуальной личности, на основе которого она оценивается как исключительная, и к ней относятся как к личности, наделенной сверхъестественными, сверхчеловеческими или исключительными возможностями или качествами»100.

Одна из последовательниц М.Вебера, А.Уиллнер считает: «Харизматическая власть не основана ни на должности, ни на статусе, а вытекает из способ

99 Московичи С. Век толп. - M.: Центр психологии и психотерапии, 1998; его же: «Машина творящая богов». -М.: Центр психологии и психотерапии, 1998; Кабанес О., Насс Л. Революционный невроз. - М.: Центр психологии и психотерапии, 1999; Булдаков В. Красная смута. - М.: РОССПЭН, 1997; Бердяев H.A. Ставрогин. //Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства. - M.: Искусство, 1994. - Т.2; Бердяев H.A. Русская идея. Основные проблемы русской мысли 19 века и начала 20 века. //Бердяев. Русская идея. Судьба России. -M.: Сварог и К, 1997; Бердяев H.A. Истоки и смысл русского коммунизма. - М.: Мысль, 1990; Бердяев H.A. Новое средневековье. //Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства. - М.: Искусство, 1994. - Т. 1; Бахтин M.M. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. - M.: Художественная литература, 1990; его же: Поэтика Достоевского. //Бахтин M.M. Проблемы творчества. Поэтики Достоевского. - M.: Советский писатель, 1994.; Лотман Ю. Беседы о русской культуре. - СПб.: Искусство-СПб, 1994. См. также известных русских философов и публицистов начала 20 века в сборниках «Вехи» и «Интеллигенция в России». //Вехи. Интеллигенция в России. 1909-1910. - М.: Молодая гвардия, 1991.

100 M.Weber, Economy and Society. - N.Y., 1968. ности конкретной личности вызывать и поддерживать веру в себя как источник легитимности»101.

Харизма, по всей видимости, является идеей, пронизывающей нас, -комментирует взгляды М.Вебера другой известный психолог и культуролог С.Московичи, - идеей, которую мы разделяем, без которой ничего не создается. Она может быть заумной и туманной, но, тем не менее, оказывать в высшей степени конкретное действие, при условии, что она остается единственной. Она абстрактна и неопределенна, а между тем, полна действенности. Ее символическая, то есть воображаемая и сложная природа мешает нам отреагировать на нее логически, и мы вынуждены испытать ее влияние наподобие физической реальности. Стало быть, общественное положение человека может напрямую соотноситься с обладанием им харизмой. Считается, что власть является результатом харизмы, а в некоторых случаях она определяет престиж партии или веры»102.

В теологии харизма означает благодать и божьи дары, которые позволяют людям выполнить исключительную задачу. Эта сверхъестественная возможность дает им силу и обязывает., - объясняет истоки представлений о «харизме» С.Московичи. - По мере своего перехода на социальную территорию это понятие сохраняет точный смысл. Оно означает «благодать» одновременно в теологическом смысле божественного выбора и в психологическом смысле внутренней уверенности выбора и в психологическом смысле внутренней уверенности и магнетической притягательности для других. Имеется в виду, что некая личность господствует посредством «призвания» и обладает исключительными качествами, которые даруют ей притягательность. В результате, харизма представляет собой одновременно наличие чрезвычайной силы и чрезвычайное отсутствие силы в нарождающемся обществе, где «люди себя чувствуют полноправными членами своего сообщества». Это эмоциональная жизненная сила, которая обладает возможностью в случае необходимости произвести восполнение интенсивности и жизненной силы в отношениях между людь

101 Willner A.R. The Spellbinders: Charismatic Political Leadership. - New Haven, Yale University Press, 1984. - P. 4. ми.»103. «Какую бы интерпретацию мы ей не дали, - продолжает указанный автор, - харизма представляет собой нечто дорациональное, но это дорацио-нальность истоков, если можно так сказать, времени, когда все между людьми происходило непосредственно, в личном и субъективном плане. Точнее сказать, она проявляет себя словно в скобках религиозных и политических установлений и экономических интересов каждого. С этой точки зрения, харизма - это «власть анти-экономического типа», отказывающаяся от всякого компромисса с повседневной необходимостью и ее выгодами»104. По мысли М.Вебера, «харизматическая власть может быть только в исключительном случае разлома» и кризиса общества105, хотя «кризис - это необходимое, но недостаточное условие для появления харизматического лидера»106.

Осуществляя психоментальную и социокультурную реконструкцию личностей отдельных лидеров, в частности, М.Тухачевского, я опирался на психоментальный опыт художественно-публицистического творчества Ф.Достоевского, а также на соответствующий опыт и методы в такого рода исследованиях Н.Бердяева, С.Булгакова, К.Ясперса, З.Фрейда, Э.Фромма, П.Ковалевского, М.Бахтина, Ю.Лотмана, Е.Марасиновой, Э.Эриксона, Р.Такера, Р.Гуля, А.Ноймайра, И.Лесны, и В.Шкуратова, В.Мазера107. Привле

102 Московичи С. Машина, творящая богов. - М.: Центр психологии и психиатрии, 1998. - С. 176.

103 Там же, с. 188-189.

104 Московичи С. Машина, творящая богов. С. 188-189.

105 Блондель Ж. Политическое лидерство. Путь к всеобъемлющему анализу. - М., 1992. - С. 47.

106 т

Там же.

107 Достоевский Ф.М. Бесы. //Достоевский Ф.М. Собрание сочинений. - М.: Советский писатель, 1957. - Т. 7; Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. //Там же, тт. 9,10; Достоевский Ф.М. Дневник писателя. - M.: Современник, 1989; Бердяев H.A. Самопознание. Опыт философской автобиографии. - М.: Мысль, 1991; Бердяев H.A. Ставрогин. //Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства. - М.: Искусство, 1994. - Т. 2; Бердяев H.A. Миросозерцание Достоевского. //Там же; Булгаков C.H. Русская трагедия. //Булгаков С.Н. Сочинения в двух томах. - М.: Наука, 1993. - Т. 2; Ясперс К. Стриндберг и Ван-Гог. - СПб: Прогресс, 1999; Фрейд 3. Леонардо да Винчи. Воспоминание детства. - Ростов-на-Дону, 1990; Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивно-сти. - М.: Республика, 1994; Ковалевский П.И. Психиатрические эскизы из истории. - М.: Терра, 1995. - Т. 1-2; Бахтин M.M. Эстетика словесного творчества. - M.: Искусство, 1979; Бахтин M.M. Проблемы творчества Достоевского. //Бахтин M.M. Проблемы творчества. Поэтики Достоевского. - M.: Советский писатель, 1994; Бахтин M.M. К переработке книги о Достоевском. Проблемы поэтики Достоевского. //Там же; Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (18 - начало 19 века). СПб: Искусство-СПб, 1994; Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. - M.: Книга, 1987; Лотман Ю.М. Пушкин. - М., 1985; Марасинова E.H. Психология элиты российского дворянства последней трети 18 века. - М.: Наука, 1999; Эриксон Э.Г. Молодой Лютер. Психоаналитическое историческое исследование. - М.: Медиум, 1996; Такер Р. Сталин. Путь к власти. 1879-1929. История и личность. - М.: Прогресс, 1990; Гуль Р. Красные маршалы. - М.: Терра, 1995; Ноймайр А. Диктаторы в зеркале медицины. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1997; Лесны И. О недугах сильных мира сего. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1998; Шкуратов B.A. Историческая психология. - М.: Смысл, 1997; Мазер В. Адольф Гитлер. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1998; Теплов Б.М. Ум полководца. - М.: Педагогика, 1990. кались также работы Ч.Ламброзо, М.Нордау, классиков психоаналитической

108 культурологии и «психоистории» З.Фрейда, К.Г.Юнга .

Обращаясь к изучению советской военной элиты 20-х годов, я, естественно, не ставил перед собой цель осуществить исчерпывающее исследование данного вопроса. Выше уже неоднократно оговаривалось, что данный объект исследования, представляет в настоящей работе интерес, прежде всего, как социокультурный феномен, ангажируемый политическими процессами. При этом лишь фрагментарно затрагивается аспект, требующий самостоятельного и достаточно большого исследования: «генералы» и «политики». Я рассматриваю этот аспект, скорее, в постановочном порядке, определяя некоторые ориентиры возможных и нужных исследований в этом направлении.

Я не буду слишком пространно останавливаться на характеристике исторических источников, материал которым был привлечен мною для осуществления настоящего исследования. Их перечень прилагается в конце книги. Замечу лишь, что они разнообразны и разнохарактерны.

Все источники можно подразделить на несколько групп. Это ранее не публиковавшиеся архивные документы из Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского Государственного военного архива (РГВА), Российского Государственного военно-исторического архива (РГВИА) и Государственного архива Орловской области (ГАОО). Это и архивные документы, значительная часть которых впервые вводится в научный оборот. Прежде всего, следует указать на документы из фондов Российского Государственного военного архива (РГВА), в частности из фондов 4, 7, 104 (РВС СССР, Штаба РККА, штаба Западного фронта), 37605, 33987, 33988, значительная часть которых до недавнего времени была закрыта для широкого круга исследователей-историков.

108 Ламброзо Ч. Гениальность и помешательство. - М.: Республика, 1995; Нордау М. Вырождение. Современные французы. - М.: Республика, 1995; Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура. - М.: Ренессанс, 1992; Юнг К.Г. Душа и миф. Шесть архетипов. - Киев-Москва: Порт-Рояль - Совершенство, 1997; Юнг К. Психологические типы. - СПб: Прогресс-Универс, 1995; Юнг К.Г. Проблемы души нашего времени. - М.: Прогресс-Универс, 1996.

Наибольший интерес из указанных фондов представляют собой алфавитные списки комсостава Западного фронта за 1921-1924 гг. В них дается информация о прохождении службы в войсках Западного фронта командного и политического состава по должностному положению от командира батальона (эскадрона) до командира корпуса включительно, а также комсостава артиллерии, авиации, инженерных частей и пр. в том же должностном диапазоне. Кроме того, это приказы штаба фронта за 1921-1924 гг. Эти документы позволяют проследить перемещения комсостава, включая командующего фронтом (кадровые перестановки, командировки, выезды с инспекционными проверками, полевые выездки, маневры и пр.). Штабные приказы фронта в ряде случаев позволяют уточнить информацию послужных списков, а так же обнаруживают некоторые «нюансы» в прохождении службы теми или иными командирами, которые не нашли, по разным причинам, отражения в послужных списках. Это касается, в частности, случаев криминального или криминально-политического свойства. В составе указанных документов штатные списки должностных лиц командования и штаба Западного фронта.

Ряд документов из указанных выше фондов, представляющих большой интерес и ранее недоступных исследователям, это стенограммы пленумов РВС СССР 20-30-х годов, приказы РВСР и РВССССР, докладные записки М.Тухачевского на имя К.Ворошилова и И.Сталина, касавшиеся проблем модернизации армии, системы и структуры управления войсками.

Это также несколько десятков послужных списков «генералов» 20-х годов. К ним вплотную примыкает сделанный и изданный ограниченным тиражом для внутреннего пользования «Список лиц с высшим общим военным образованием, состоящих на службе в РККА (к 1 марта 1923 г.)». В нем, также содержаться послужные списки на более чем 700 военнослужащих Красной Армии указанной категории. Во многих случаях они оказываются более точными, детальными и в целом, информативными, что касается прохождения службы в старой армии и в РККА, чем вышеупомянутые послужные списки из Управления по начальствующему составу, находящиеся в РГВА.

Особого внимания и некоторого комментария заслуживает комплект документов из фондов РГВА «Маршал М.Н.Тухачевский (1893-1937 гг.)» из 19 наименований с июня 1918 по июль 1936 г. Это ксерокопии неопубликованных архивных документов, за единичным исключением, представляющие собой ранее засекреченные и открытые для свободного исследования в 1994 г. Комплект составлен отделом научного использования документов архивного фонда России. К сожалению, составители этого комплекта не обеспечили его научным комментарием и примечаниями, ограничившись лишь краткой вводной биографической заметкой о М.Тухачевском и перечнем ксерокопированных документов. В комплекте отсутствуют указания номера фонда, описи, дела и единая нумерация страниц всего комплекта. Поэтому в дальнейшем при использовании этих документов в тексте диссертации ссылки будут на название архива, название комплекта, а страницы будут указаны в соответствии с названием и номерами страниц каждого из документов, включенных в данный комплект.

Интереснейший материал для исследования проблемы представляет, так называемый, «дневник» генерала А.фон Лампе (ГАРФ. Ф. 5853. Оп. 1). До недавнего времени он также был закрыт для свободного исследования. «Так называемый» он потому, что, наряду с огромным по величине фондом собственно дневниковых записей генерала, которые он вел со времен гражданской войны и до преклонных лет (он умер в 1967 г.), насчитывающих десятки «книг» и десятки тысяч листов, в «дневнике» содержится многочисленные письма, справки, вырезки из газет и пр. документы. Все они представляют собой богатейший материал для исследователя.

К ранее не публиковавшимся и впервые вводимым в научный оборот архивным документам принадлежат многостраничные «списки по старшинству офицеров» л-г. Преображенского, л-г. Семеновского, л-г. Егерского и некоторых других полков императорской гвардии из Российского Государственного военно-исторического архива (РГВИА. Фонды 291, 2576, 2577, 2583, 2584, 2740, 3547).

К исследованию привлекались, по необходимости, архивные материала Государственного Архива Орловской области (ГАОО).

Многие архивные документы привлекались мною и по уже сделанным их публикациям в различных сборниках документов. В их числе и документы из архивов ФСБ.

Вторую группу источников составляют архивные документы, опубликованные в разного рода сборниках документов. В числе таковых сборников документов следует отметить сборник «Сталинское Политбюро в 30-е годы, а так же 2-томник «Большевистское руководство. Переписка 1912-1927 гг.» и «Советское руководство. Переписка 1928-1941», в котором опубликованы соответствующие документы, до недавнего времени находившиеся в закрытых фондах ГАРФ и РГАСПИ (РЦХИДНИ)109.

В числе опубликованных документов (232 документа в 1-м томе и 258 во 2-м), особенно во втором сборнике «Советское руководство. Переписка 19281941» достаточно много материалов (свыше 60 документов), преимущественно переписки К.Ворошилова, насыщенных информацией, касающейся социокультурных аспектов, военно-политических проблем и личных взаимоотношений представителей советской военной элиты конца 20-начала 30-х годов.

Кроме того, это сборник ранее закрытых для исследования документов, в основном из фондов 33987 и 339888 РГВА, касающихся сотрудничества Красной Армии и Рейхсвера в период с 1922 по 1933 гг. Он был составлен и издан Ю.Л.Дьяковым и Т.С.Бушуевой под названием «Фашистский меч ковался в СССР. Красная Армия и Рейхсвер. Тайное сотрудничество 1922-1933. Неизвестные документы»110. Всего в сборнике опубликовано 200 документов и фрагментов документов. Архивные материалы, помещенные в этом сборнике весьма информативны, в том числе и в аспекте изучения советской военной элиты 20-начала 30-х годов. Недостатком сборника являются часто «глухие» комментарии, примечания к публикуемым документам, порой содержащие су

109 Большевистское руководство. Переписка. 1912-1927. - М.: РОССПЭН, 1996; Советское руководство. Переписка. 1928-1941. - М.: РОССПЭН, 1999. щественные неточности. Весьма часто публикуемые документы не имеют названия или название того или иного документа дается фразой из текста. Это снижает уровень научности и академичности в подборе и обработке архивных документов, представленных к публикации. Кроме того, следует иметь в виду, что многие документы этого сборника фрагментарны, при этом фрагменты в ряде случаев выбраны с заметным коньюнктурно-политизированным подходом. Поэтому помещенные в сборнике документы из указанных фондов иногда требуется проверять по оригиналам.

Своеобразным продолжением этого сборника, по тематике, является публикация ряда документов из тех же фондов в Военно-историческом журнале под названием «Немцы вели и будут вести двойную политику.». Рейхсвер глазами командиров Красной Армии. (Документы 20-30-х гг.)111.

10 документов, посвященные проблеме советско-германского военного сотрудничества в 20-начале 30-х годов, опубликованы в советско-германском издании «Рейхсвер и Красная Армия. Документы из военных архивов Германии

112 и России. 1925-1931» . В этот сборник вошли архивные материалы, которых нет в двух вышеуказанных изданиях. Следует отметить, что документы публикуются на языке оригинала. При этом германские материалы сопровождаются краткими аннотациями на русском языке, а российские - соответственно на немецком. Несмотря на то, что данные документы сопровождаются достаточно пространными комментариями и аннотациями, последние также не лишены недостатков. Это, в основном, некоторые неточности биографического характера в соответствующих справках, касающихся деятелей советско-германского военного сотрудничества.

В этой группе источников находятся и опубликованные в различных периодических изданиях, в основном военных, отдельные архивные документы из РГВА, ГАРФ. Это, в частности, доклад М.Фрунзе на Пленуме РВС СССР в но

110 Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. Фашистский меч ковался в СССР. Красная Армия и Рейхсвер. Тайное сотрудничество 1922-1933. Неизвестные документы. - М.: Советская Россия, 1992.

111 Военно-исторический журнал. - 1997. - № 2.

112 Рейхсвер и Красная Армия. Документы из военных архивов Германии и России 1925-1931. - Кобленц - Москва, 1995. ябре-декабре 1924 г. «Об итогах реорганизации Красной Армии»113, который является частью стенографического отчета указанного пленума, материалы которого совсем недавно были рассекречены и используются в настоящем исследовании. Это стенограмма заседания РВС СССР с командующими войсками МВО, УВО и БВО и начальниками морских сил Балтийского и Черного морей 8 мая 1928 г.114 Это Письмо И.Уборевича к Г.Орджоникидзе 18 августа 1936 г.115 Это и отдельные документы по советско-германскому военному сотрудничеству 20-начала 30-х годов.

В качестве вспомогательного источника привлекаются также документы из фондов РГВА, изданные еще в 1969-1978 гг. в 5 томах «Директивы Главного командования Красной Армии (1918-1920)» и «Директивы командования фронтов Красной Армии (1918-1922)».

Особую группу опубликованных архивных документов представляют материалы из Центрального архива Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ЦА ФСБ). В первую очередь следует обратить внимание на большое количество документов из архива ФСБ, недавно опубликованных впервые в начальных 2-х книгах перспективного большого издания документов «Русская военная эмиграция 20-х-40-х годов. Документы и материалы». В этих 2-х книгах содержаться 306 документов из архива ФСБ за 1920-1922 гг.116 Они касаются различных аспектов начальной истории русского военного зарубежья и в разной мере позволяют использовать их при исследовании проблемы советской военной элиты 20-х годов. Прежде всего, речь идет о процессе становления советской военной элиты. Тематически к указанному изданию примыкает подборка из 268 документов (часто фрагментарно), включенных в сборник «Политическая история русской эмиграции 1920-1940 гг. Документы и материалы»117.

113 Военно-исторический журнал. - 1966. - № 6, 8.

114 Военно-исторический журнал. - 1993. - № 4;

115 Письмо 1936. И.П.Уборевич - Г.К.Орджоникидзе. //Факел-90. - М., 1990.

116 Русская военная эмиграция 20-х — 40-х годов. - М.: Гея, 1998. - Т. 1, кн. 1,2.

117 Политическая история русской эмиграции 1920-1940 гг. Документы и материалы. - М.: Владос, 1999.

Интересные материалы (всего 170 документов) содержатся в сборнике «Генрих Ягода. Нарком внутренних дел СССР, Генеральный комиссар госбезопасности»118. Тематически и по содержанию эти документы весьма разнообразны. Для настоящего исследования наиболее интересными представлялись следственные показания самого Г.Ягоды, его ближайших сотрудников и некоторых советских военачальников, относящиеся к 1935-1937 гг., однако содержащие информацию касающуюся событий 20-начала 30-х годов. Сюда же можно отнести изданный еще в 1938 г. и переизданный в 1997 г. Судебный отчет по «буха-ринскому» процессу 1938 г.119 К этой же группе документов относятся и опубликованные следственные показания маршала М.Тухачевского от 1 июня 1937 г.120 В них также содержаться сведения, относящиеся к 20-началу 30-х годов. Эти и вышеуказанные документы из сборника «Генрих Ягода.», несомненно, весьма специфичны и требуют очень осторожного отношения с точки зрения достоверности содержащихся в них сведений. Вне всякого сомнения, фразеология и политико-криминальная заостренность квалификации тех или иных поступков лиц, дававших «признательные» показания, событий, в которых они принимали участие, не могут быть приняты в качестве достоверных без строгой объективной и достоверной документальной проверки. Таковой не имеется. Что же касается событий и фактов, сообщаемых в «показаниях» М.Тухачевского, Г.Гая, Г.Ягоды и др., то многие из них вполне проверяемы и представляются достоверными. Поэтому материалы указанных выше «признательных показаний» используются в настоящей работе при условии их проверяемости посредством других, более объективных и, безусловно, достоверных источников, без конъюнктурной, явно подтасованной криминально-юридической квалификации и с учетом высокой степени вероятности того или иного факта, обозначенного в следственных материалах.

118 Генрих Ягода. Нарком внутренних дел СССР Генеральный комиссар госбезопасности. Сборник документов, - Казань, 1997.

119 Судебный отчет Материалы. Военная коллегия Верховного Суда СССР. - М.: Международная семья, 1997.

120 Показания Тухачевского М.Н. от 1 июня 1937 года. //Кровавый маршал. Михаил Тухачевский. 1893-1937. -СПб: КОРОНА, 1997; Показания маршала Тухачевского. //Военно-исторический журнал. - 1991. - № 8,9.

Для работы над диссертацией привлекались также партийные и советские документы. В частности, это ранее закрытые документы по внутрипартийной дискуссии 1923-1924 гг., впервые опубликованные в «Известиях ЦК КПСС» в 1990-1991 гг., материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП (б) 1937 года, опубликованные в журнале «Вопросы истории» и материалы заседаний и постановлений Политбюро ЦК августа-октября 1923 г. в связи с революционными событиями в Германии121. Кроме того, это изданные еще в 1924-1925 гг.

122 стенографические отчеты 6 и 7 Всебелорусских Съездов Советов .

В особую группу источников представляется целесообразным выделить «Справку о проверке обвинений, предъявленных в 1937 году судебными и партийными органами тт. Тухачевскому, Якиру, Уборевичу и другим военным деятелям, в измене Родине, терроре и военном заговоре», составленную Комиссией

123

Президиума ЦК КПСС под председательством Н.Шверника 26 июня 1964 г. К ней по характеру информации примыкают также ряд справок, касающихся обвинений группы советских военачальников, включая С.Буденного, Г.Кулика, И.Конева и др.124, которые не подвергались арестам и репрессиям. Вышеуказанная «Справка о проверке обвинений.» на сегодняшний день является основным, если не единственным, официальным источником информации по так называемому «делу Тухачевского» или «делу о военно-фашистском заговоре». Естественно, что материалы «Справки» освещают главным образом период 30-х годов и, прежде всего, обстоятельства репрессий в Красной Армии 1936-1938 гг. Это весьма ценный, достаточно информативный, очень интересный, но, к сожалению, на сегодняшний день явно фрагментарный документ. Его научная ценность ослаблена отсутствием квалифицированных научных комментариев и справочного аппарата. Ни один документ в «Справке» не цитируется полно

121 Внутрипартийные дискуссии 20-х годов. //Известия ЦК КПСС. - 1990. - № 5, 6, 7, 10, 12; 1991. - № 3,4. Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП (б). //Вопросы истории. - 1992. - № 2-12; 1993. - № 2, 5-10; 1994. -№ 1,2, 6, 8, 10, 12; 1995.-№ 1-9, 11-12. Источник. - 1995.-№ 5.

122 6-й Всебелорусский Чрезвычайный съезд Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Стенографический отчет. - Минск, 1924; 7-й Всебелорусский съезд Советов. Май 1925 г. Стенографический отчет. - Минск, 1925.

123 Военные архивы России. - М., 1993. - Выпуск № 1; Военно-исторический архив. - М., 1997. - Выпуск 1, 2; 1998.-Выпуск 3.

124 Военно-исторический журнал. - 1992. - № 10-12; 1993. - № 1-3, 5-8, 10-12; 1994. - № 1. стью, а фрагменты документов даются без соответствующей ссылки на архив или иной первоисточник. Вне всякого сомнения, подборка информационного материала осуществлена была не менее конъюнктурно, чем соответствующие подборки периода репрессий. Тем не менее, и ныне эти материалы весьма полезны для рассмотрения вопроса о политической ангажированности советской военной элиты, в частности и в 20-е годы. К указанным выше документам примыкают по характеру, содержанию и тематике «Дело о так называемой «антисоветской троцкистской военной организации в Красной Армии» - сокращенный вариант вышеотмеченной «Справки», опубликованный в «Известиях ЦК

1 ЛГ

КПСС» в 1989 г. Полезным и информативным дополнением к данным мате

126 риалам служат «Записки военного прокурора» Б.А.Викторова .

Самостоятельную группу источников представляют работы советских военных деятелей, главным образом, известных, особенно в 20-30-е годы советских военачальников. Это работы по военно-политическим, оперативно-стратегическим, военно-историческим вопросам, статьи и заметки по текущим проблемам военного строительства, военной политики, военной доктрины, рецензии, дискуссионные материалы М.Тухачевского, М.Фрунзе, Л.Троцкого, Б.Шапошникова, Н.Какурина, В.Триандофиллова, П.Лебедева, И.Уборевича, С.Каменева, А.Свечина, В.Меликова, Н.Варфоломеева и др. Всего около 150 такого рода работ. Эти работы относятся главным образом к 20-м годам и были опубликованы преимущественно в центральных и региональных военных журналах «Военная наука и революция», «Военный вестник», «Революция и война», «Армия и революция», «Революционный фронт», «Красная присяга» и др., а также в газете «Красная Звезда». Некоторые работы советских военачальников в 20-е годы были опубликованы отдельными книгами и брошюрами. Небольшая часть этих работ, в основном, М.Тухачевского, М.Фрунзе, С.Каменева были переизданы (порой фрагментарно) в 60-90-е годы.

Автономную группу источников представляют разнообразные, в том числе опубликованные архивные материалы, публицистика политических и военных авторов, представителей культуры из русского зарубежья: А.Деникина, А.фон Лампе, А.Керенского, П.Милюкова, И.Ильина и др., а также некоторые статьи Л.Троцкого в изгнании. Эти работы относятся преимущественно к сере-дине-второй половине 30-х годов. Они интересны не только мнениями, оценками указанных выше и других авторов, которые они давали политическим и военно-политическим процессам в СССР, но и вкрапленными в работы весьма ценными и достаточно информативными фрагментами мемуарного характера, содержательно относящимися к 20-м годам. В числе данных материалов чрезвычайный интерес представляет переписка известного русского философа, идеолога «белого дела» И.А.Ильина и генерала П.Н.Врангеля 1923-1928 гг. из так называемого «Гуверовского архива США». Она была опубликована известным отечественным исследователем белого движения В.Бортневским в одном

127 из сборников «Русское прошлое» в 1996 г. В этой переписке всего 33 письма, с марта 1923 по март 1928 г. Особый интерес в этой переписке представляет своего рода справка, составленная И.Ильиным и представленная через генерала А.фон Лампе П.Врангелю о социально-политической ситуации в Советской России и перспективах ее развития. Она датируется октябрем 1923 г. Подробнее она будет анализироваться в самом тексте данной работы. Это представляется более целесообразным, поэтому я пока ограничусь вышесказанным.

Значительное место и большую роль в исследовании проблемы занимали и играли источники мемуарного характера, в том числе советские, из русского зарубежья и иностранные. Особого внимания заслуживают, в частности, сборники воспоминаний об известных советских военачальниках 20-30-х годов, изданные в 60-80-е годы. Это сборники воспоминаний о М.Тухачевском, И.Якире, И.Уборевиче, М.Фрунзе, С.Буденном, В.Блюхере, Я.Гамарнике,

А.Тодорском, О.Городовикове, а также документы и воспоминания об 128

A.Корке . В этих воспоминаниях содержится большой материал мемуарного

126 Викторов Б.А. Без грифа «секретно». Записки военного прокурора. - М.: Юридическая литература, 1990.

127 И.А.Ильин и П.Н.Врангель: 1923 - 1928 гг. Вводная статья, подготовка текста и комментарий

B.Г.Бортневского. //Русское прошлое. Историко-документальный альманах. - СПб, 1996. - Книга 6.

128 Маршал Тухачевский. Воспоминания друзей и соратников. - М.: Воениздат, 1965; Командарм Якир. Воспоминания друзей и соратников. - М.: Воениздат, 1965; Командарм Уборевич. Воспоминания друзей и соратнихарактера, хотя на всех этих сборниках лежит весьма заметный отпечаток некоторой «приглаженности» сведений об объектах воспоминаний. Слишком бросается в глаза выпячивание нарочитой безконфликтности этих личностей. В этих воспоминаниях слишком заметна официозность, «агиографичность» содержания и идеологической установки. В большей или меньше мере то же можно сказать и о «процеженных» через официальную цензуру воспоминаниях А.Брусилова, М.Бонч-Бруевича, А.Верховского, А.Самойло129.

В качестве мемуарных источников привлекались также воспоминания ряда советских маршалов и генералов С.Буденного, Г.Жукова, А.Василевского, К.Мерецкова, Н.Воронова, Н.Яковлева, Г.Софронова, С.Калинина,

A.Черепанова, А.Благодатова, М.Казакова, А.Белякова, С.Красовского, М.Лобанова, А.Хренова, Н.Хлебникова, М.Качелина, И.Дубинского, С.Аралова, И.Спатареля130.

Самостоятельную группу в составе мемуарных источников, использованных в настоящем исследовании, составляют воспоминания Г.Беседовского,

B.Кривицкого, А.Бармина, П.Судоплатова, А.Орлова, Г.Агабекова, Э. Порецков. — M.: Воениздат, 1964; О Михаиле Фрунзе. Воспоминания, очерки, статьи современников. - M.: Политиздат, 1985;Страницы большой жизни. Сборник воспоминаний о Маршале Советского Союза С.М.Буденном. -М.: Воениздат, 1983; Блюхер Г. С Василием Константиновичем Блюхером - шесть лет. //Военно-исторический журнал. - 1989. - № 3, 4, 5; 1990. - № 1; Александр Тодорский. Воспоминания друзей и соратников. - М.: Воениздат, 1986; Ока Городовиков. Воспоминания, исследования, документы. - Элиста, 1974; Август Корк. Документы и материалы. - Таллин: Ээсти раамат, 1981.

129 Брусилов A.A. Мои воспоминания. - M.: Воениздат, 1962; Брусилов A.A. Мои воспоминания (2-я часть). //Военно-исторический журнал. - 1989. - № 10, 12; 1990. - № 2; 1991. - № 2; Бонч-Бруевич М.Д. Вся власть Советам. - М.: Воениздат, 1964; Верховский А.И. На трудном перевале. - М.: Воениздат, 1959; Верховский А.И. Россия на Голгофе. (Из походного дневника 1914-1918 гг.). //Военно-исторический журнал. - 1992. - № 10-12; 1993. - № 1, 3, 4, 5, 7, 8, 10; Самойло A.A. Две жизни. - М.: Воениздат, 1965.

130 Буденный С.М. Пройденный путь. - М.: Воениздат, 1958-1973, в 3-х тт.; Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. - М.: Политиздат, 1996; Василевский A.M. Дело всей жизни. Воспоминания. - М.: Политиздат, 1988. - Т. 1-2; Мерецков К.А. На службе народу. Страницы воспоминаний. - М.: Политиздат, 1968; Воронов H.H. На службе военной. - М.: Воениздат, 1963; Яковлев Н.Д. Об артиллерии и немного о себе. - М.: Воениздат, 1981; Софронов Г.П. Неподвластное времени. - М.: Воениздат, 1976; Калинин С.А. Размышляя о минувшем. - М.: Воениздат, 1963; Черепанов А.И. Поле ратное мое. - М.: Воениздат, 1984; Благодатов A.B. Записки о китайской революции 1925-1927 гг. - М.: Наука, 1975; Казаков М.И. Над картой былых сражений. - М.: Воениздат, 1965; Беляков A.B. В полет сквозь годы. - М.: Воениздат, 1981; Красовский С.А. Жизнь в авиации. - М.: Воениздат, 1968; Лобанов М.М. Мы - военные инженеры. - М.: Воениздат, 1977; Хренов А.Ф. Мосты к победе. - М.: Воениздат, 1982; Хлебников Н.М. Под грохот сотен батарей. - М.: Воениздат, 1979; Качелин М.М. Дальний костер. -М.: Воениздат, 1968; Дубинский И. Портреты и силуэты. - М.: Советский писатель, 1987; Аралов С.И. Ленин вел нас к победе. - Политиздат М., 1989; Спатарель И.К. против черного барона. - М.: Воениздат, 1967.

131 Беседовский Г. На путях к Термидору. - М.: Современник, 1997; Кривицкий В. Я был агентом Сталина. - М.: Современник, 1996; Бармин А. Соколы Троцкого. - М.: Современник, 1997; Судоплатов П. Разведка и Кремль.

Весьма своеобразным источником информации является книга Ф.Чуева «Молотов. Полудержавный властелин»132. По существу своего содержания она представляет собой воспоминания В.Молотова, изложенные в форме своеобразных интервью и бесед с ним в разные годы писателя Ф.Чуева. Эти мемуарные материалы представляют собой воспоминания В.Молотова о разных политических, военных деятелях, сопровождаемые его рассуждениями, высказыванием мнений, соображений, предположений. Несмотря на свою ярко выраженную тенденциозность, они порой содержат очень интересный материал, хорошо освещающий политическую атмосферу 20-30 гг., «закулисные» настроения и пр.

Привлекались также сведения, содержавшиеся в воспоминаниях А.Деникина, П.Врангеля, Я.Слащова, Б.Энгельгардта, П.Махрова, П.Колтышева, А.Гучкова, М.Гамелена, Ж.Табуи, К.Шпальке и других мемуари

133 стов .

Особый интерес представляют некоторые источники мемуарного характера из русского зарубежья, которые нуждаются в более детальном и специальном источниковедческом анализе. Прежде всего, хотел бы обратить внимание на публикацию в газете «Руль» в октябре 1922 г. под заголовком «Главковерх Тухачевский», подписанную псевдонимом «Антар». Публикация состоит в основном из воспоминаний однополчан-семеновцев о подпоручике л-г. Семеновского полка М.Тухачевском, а также небольшой вводной части политически оценочного заключения. Ввиду того, что материалы этой публикации впоследствии неоднократно использовались в книгах и воспоминаниях о М.Тухачевском, имеет смысл обратить на этот исторический источник более

М.: Гея, 1996; Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. - М.: Автор, 1991; Агабеков Г. Секретный террор. - М.: Современник, 1996; Порецки Э. Тайный агент Дзержинского. - М.: Современник, 1996.

132 Чуев Ф. Молотов. Полудержавный властелин. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1999.

133 Деникин А.И. Очерки русской смуты. Крушение власти и армии. Февраль-сентябрь 1917. - М.: Наука, 1991; Деникин А.И. Очерки русской смуты. Борьба генерала Корнилова. Август 1917 г. - апрель 1918 г. - М.: Наука, 1991; Деникин А.И. Путь русского офицера. - М.: Современник, 1991; Врангель П.Н. Записки. 4. 1-2. - М.: Голос, 1995; Слащов-Крымский Я.А. Белый Крым. 1920 г. Мемуары и документы. - М.: Наука, 1990; Энгельгардт Б.А. Воспоминания камер-пажа. //Военно-исторический журнал. - 1993. - № 12; 1994. - № 1-7, 9; Махров П.С. В штабе генерала Деникина. //Русское прошлое. - СПб, 1992. - № 3; Колтышев П.В. На страже русской чести (Париж, 1940-1941 гг.). //Русское прошлое, СПб. - 1992. - № 3; Александр Иванович Гучков рассказывает. Беседы А.И.Гучкова с Н.А.Базили. (История стенограмм). //Вопросы истории. - 1991. - № 7-12. пристальное внимание, задерживаясь на некоторых существенных для его характеристики деталях. Поскольку фамилии и имена авторов воспоминаний в тексте публикации и в комментариях к ней не указываются, для их идентификации целесообразно начать с анализа текста.

Автор публикации пишет: «от одного из людей, бывшего с Тухачевским в боях с начала войны 1914 года, до того времени, пока Тухачевский попался в плен, удалось получить некоторые сведения о характеристике последнего.»134. Следовательно, речь идет о сослуживце М.Тухачевского, тоже офицере л-г. Семеновского полка.

Далее в тексте воспоминаний автор говорит о себе, как «вернувшемся из отставки в полк». Он противопоставляет себя молодым офицерам, с которыми не был знаком. Следовательно, это был человек, старше их по возрасту. Однако совершенно точно идентифицировать личность мемуариста представляется возможным при сопоставлении одного из фрагментов воспоминаний этого офицера, помещенных в публикации «Главковерх Тухачевский», и воспоминаний о М.Тухачевском старшего сослуживца последнего, полковника л-г. Семеновского полка князя Федора Николаевича Касаткина-Ростовского, опубликованных им в 1935 г. в «Семеновском бюллетене», а затем перепечатанных в журнале «Часовой» в феврале 1936 г. Позволю оба фрагмента процитировать полностью для сопоставления и сравнения текстов.

В публикации «Главковерх Тухачевский» автор воспоминаний рассказывает следующий красноречивый эпизод, точно датируемый 10 октября 1914 г., 5 часами вечера. «.Ползите сюда, влево», - услышал я чей-то голос и, обернувшись, увидал Тухачевского. Он лежал, согнувшись, в трех шагах влево от меня, большой воронке от снаряда. Я подполз к нему и поздоровался. «Надо дождаться темноты», - деловито сказал он.». Далее оба офицера начали разговор, в котором М.Тухачевский поинтересовался, чем вызвано было возвращение его собеседника, человека уже немолодого, из отставки в полк. Когда тот ответил, что главным побудительным мотивом было чувство патриотизма,

М.Тухачевский начал говорить о своих мотивах участия в войне. «Ах, да поймите меня, - вдруг горячо заговорил он. Нет! Это совсем другое. Я никому неизвестный человек, что у меня впереди? В лучшем случае через много, много лет служебной лямки пост бригадного генерала! Кому они нужны, что даст им жизнь впереди? Поэтому между мной и вами на войне большая разница. Для меня война все! Или погибнуть, или отличиться, сделать себе карьеру, достигнуть сразу того, что в мирное время невозможно! Вы пришли сюда за идею помощи России. Я, чтобы выдвинуться, достичь той цели, которую себе наметил. В войне мое будущее, моя карьера, моя цель жизни! Уже и теперь за эти короткие два месяца, что я в боях, я убедился, что для достижения того, что я хочу, даже не надо много знаний, - главное смелость и вера в себя, а я верю в свою звезду!». Он долго говорил на эту тему, развивая ее и увлекаясь. Глаза его горели и испачканное комьями грязи лицо его было выразительно, напускная обычная холодность исчезла»135.

В воспоминаниях князя Ф.Касаткина-Ростовского 1935-1936 гг. тоже рассказывается об осени 1914 года, когда случайно в воронке от снаряда подпоручик М.Тухачевский оказался вместе с князем Ф.Касаткиным-Ростовским, капитаном л-г. Семеновского полка, человеком пожилым, вернувшимся в полк из отставки. «Тухачевский спросил, что побудило его, пожилого человека вернуться в полк и отправиться на фронт. Тот ответил, что чувство патриотизма. Касаткин-Ростовский, в свою очередь осведомился у Тухачевского: разве не то же чувство побуждает воевать и его? «Ну, я другое дело, - ответил Тухачевский. - Для меня война все! Чем бы я был бы без войны? В лучшем случае через много лет батальонным командиром или пошел бы в Генеральный штаб! А здесь я могу выдвинуться; кто знает, если меня не убьют, чего можно достигнуть на войне! Это - мое призвание! Карьера! Помните ландскнехтов? Дрались они где и когда возможно за тех, кто их нанимает, и главное, не для каких-то высоких идей, которые вами руководят, а для себя, чтобы взять от

136 войны все, что она может дать! Для меня это главное!» .

Нет нужды пространно доказывать не только содержательно-смысловое единство обоих фрагментов, но даже текстуальные повторы фраз и частей фраз. Даже сравнения с ландскнехтами в воспоминаниях князя 1935-1936 гг. обнаруживается, правда, в другом месте публикации 1922 г. Там автор публикации пишет, рассуждая о людях, подобных М.Тухачевскому: «они ландскнехты по

137 существу и служат тем, кто им платит» .

Мне представляется, что, таким образом, автором большей части воспоминаний о М.Тухачевском за период с августа 1914 по февраль 1915 г., помещенных в публикации 1922 г. «Главковерх Тухачевский», является его сослуживец капитан (позже - полковник) л-г. Семеновского полка князь Ф.Касаткин-Ростовский. Примечательно, что князь Ф.Касаткин-Ростовский оказывался фактически единственным, но неоднократным «свидетелем» поведения М.Тухачевского в полку, и в 1922 г., и в 1935 г. Князь был, пожалуй, самым родовитым из всех офицеров л-г. Семеновского полка в это время. Быть может его внимание и стремление понять поступок М.Тухачевского (переход к большевикам) было обусловлено как раз тем «аристократическим» поведением, которое всячески демонстрировал молодой подпоручик. Впрочем, скорее всего князь Ф.Касаткин-Ростовский передал в своих воспоминаниях не только собственные впечатления о М.Тухачевском. Таковыми, в собственном смысле этого слова, возникли из описанного им эпизода «в воронке». Надо иметь в виду, что князь Ф.Касаткин-Ростовский (1875-1940), выпускник Пажеского корпуса, вернулся в полк из отставки. В августе 1914 г. он, в чине капитана, занимал в полку должность младшего штаб-офицера 4-го батальона. М.Тухачевский же тогда был младшим офицером 7-й роты во 2-м батальоне. Вряд ли первоначально он мог привлекать особое внимание старшего офицера, который был почти на двадцать лет старше его. М.Тухачевский стал известен в полку и в 1-й гвардейской дивизии только после «дела под Кржешувом», где он особенно отличился (см.

136 Часовой, 1936, № 162, 15 января, с. 12. об этом ниже). Скорее всего, князь Ф.Касаткин-Ростовский характеризовал подпоручика М.Тухачевского со слов капитана Ф.Веселаго (1877-1915), непосредственного начальника молодого офицера, командира 6-й роты. В эту роту М.Тухачевский был переведен из 7-й в конце августа 1914 г. Именно человек, непосредственно и постоянно наблюдавший М.Тухачевского, его соратник и боевой товарищ мог дать ему нижеследующую характеристику. «.Не могу сказать, чтобы он пользовался особенной симпатией товарищей. Первый боевой успех, конечно, вскружил ему голову и это не могло не отразиться на его отношениях с другими. Его суждения часто делались слишком авторитетными. Чуждаясь веселья и шуток, он всегда был холоден и слишком серьезен, что совсем не было свойственно его возрасту, часто с апломбом рассуждая о военных операциях и предположениях. С товарищами был вежлив, но сух, и это особенно бросалось в глаза в нашем полку, где все жили одной дружной семьей. Строевой офицер он был хороший.». Конечно, все это весьма похоже на характеристику командира, у которого М.Тухачевский был постоянно на виду. Известно, что капитан Ф.Веселаго, как и князь Ф.Касаткин-Ростовский, окончил Пажеский корпус, только годом позже князя. Однако, старший брат капитана, А.Веселаго, также до 1906 г. офицер л-г. Семеновского полка, был ровесником и сокурсником князя по Пажескому корпусу. «Пажи» всегда весьма чутко проявляли чувства «землячества». Они составляли в полках своего рода микрокорпорацию. Очевидно, таким образом, капитан Ф.Веселаго был дружен с князем и подробно охарактеризовал ему ставшего известным и интересным подпоручика М.Тухачевского.

В публикации «Главковерх Тухачевский» помещены в пересказе воспоминания еще одного офицера-однополчанина М.Тухачевского, который рассказал следующий эпизод. «В 1919 году один из его бывших сослуживцев был вызван неожиданно в Козлов в ставку командующего одной из советских армий, -так излагал событие князь. - Удивленный таким приглашением, г-н X. принужден был поехать, и там, к удивлению, узнал, что командующий этой армией был Тухачевский. Обласкав г-на X., Тухачевский стал убеждать его поступить на службу к Советам, говорил о возрождении армии, о реформах им вводимых, о возрождении дисциплины и т.д. Видимо, опьяненный своею ролью и осуществлением своей мечты, он восторженно строил планы покорения всего, что противится новому строю, говорил, что это настоящее служение народу. По его словам, надо было, прежде всего, покорить все, что противится армии, возродить ее на старых основаниях, он говорил, что не все ли равно кому служить, веря в непобедимость русского солдата, который, по его мнению, остался тем же, что и раньше, только надо его дисциплинировать.Дав Тухачевскому, предложившему ему в своей армии дивизию, уклончивый ответ и отправившись для устройства своих дел в отпуск, г-н X., переодевшись кочегаром, бежал в армию генерала Деникина». В публикации не называется фамилия этого офицера. Предположительно, это был капитан Казаков С.М. (1891-1919). Он был, как и М.Тухачевский, выпускником Александровского военного училища. В этом отношении - однокашником «красного Бонапарта». В августе 1914 г. С.Казаков, в чине подпоручика занимал должность начальника обоза 1-го разряда л-г. Семеновского полка. В октябре 1915 г. он был прикомандирован для занятий к Главному штабу. Из всех оставшихся в живых к этому времени офицеров-сослуживцев М.Тухачевского, не оставшихся в Петрограде, в Москве или не перешедших уже к Юденичу или Деникину, и в то же время, по своему происхождению живших сравнительно недалеко от Козлова, С.Казаков наиболее подходящая фигура. Он принадлежал к дворянам Тульской губернии и, следовательно, жил где-то в ее пределах. К тому же он являлся однокашником М.Тухачевского по военному училищу и его ровесником, тоже младшим офицером. В то же время, С.Казаков был кадровым офицером и получившим определенное академическое образование. М.Тухачевский мог рассчитывать на его честолюбие. Примечательно, что в последующие годы, лишь князь Ф.Касаткин-Ростовский выступал в печати с воспоминаниями о М.Тухачевском. Более -никто из однополчан «красного маршала». Вряд ли С.Казаков, будь он жив, удержался бы от самостоятельного свидетельствования. Он умер от тифа, будучи офицером штаба генерала П.Врангеля, где собралась целая группа семенов-цев-генштабистов. Князь Ф.Касаткин-Ростовский мог с ним общаться уже с февраля 1919 г., когда он оказался при штабе ВСЮР, бежав из Киева. М.Тухачевский в описываемое время был сначала помощником командующего Южным фронтом, штаб которого располагался в Козлове, а затем - командующим 8-й армией. В этом качестве он оставался до марта 1919 г. До указанного времени и должна была произойти эта встреча. Впрочем, С.Казакова хорошо знал полковник А.фон Лампе. В это время они как раз вместе служили в штабе генерала П.Врангеля. Не исключено, что данную информацию мог передать князю Ф.Касаткину-Ростовскому, проживавшему в 1922 г. в Берлине, А.фон Лампе, находившийся там же в качестве резидента генерала П.Врангеля. Это могло быть так и потому, что в своих воспоминаниях о М.Тухачевском 1935 г. князь ее не повторяет. Иными словами, он как бы не считает ее собственными воспоминаниями. Вообще говоря, отсутствие свидетельств о М.Тухачевском со стороны других однополчан 1914-начала 1915 гг., вероятно, отчасти объясняется тем, что многие из них погибли в боях 1-й мировой войны. В частности, из офицеров 6-й роты, с которыми М.Тухачевский тогда постоянно общался, в живых остались лишь он сам и А.Типольт, оставшийся в Советской России. Капитан Ф.Веселаго погиб в бою под Ломжей 19 февраля 1915 г., когда сам М.Тухачевский и попал в плен. Подпоручик Г.Эссен был убит 27 июля 1915 г. Из офицеров 7-й роты, в составе которой М.Тухачевский начал свою службу, ее командир, капитан П.Брок остался в СССР и был арестован, осужден и расстрелян в апреле 1931 г. по, так называемому, «семеновскому делу». Такой же была судьба и младшего офицера этой роты, подпоручика (в 1917-м - капитана) Д.Комарова. Естественно, что никаких письменных воспоминаний они просто не могли и не успели оставить. За границей, в эмиграции оказался лишь один из офицеров этой роты - поручик (капитан) А.Иванов-Дивов 2-й. С офицерами других рот 2-го батальона М.Тухачевский, в силу и своего характера, и по служебным обстоятельствам, вряд ли был столь тесно связан как со своими ротными сослуживцами. Правда, он был дружен с подпоручиком (полковником)

Б.Энгельгардтом из 5-й роты. Однако этот офицер публичных воспоминаний о М.Тухачевском не оставил. Другой офицер 5-й роты, прапорщик А.Чистяков погиб в 1916 г. Командир 8-й роты, капитан В.Мельницкий 1-й оказался в Добровольческой армии и умер в 1920 г. Кстати говоря, он был близким приятелем и сослуживцем А.фон Лампе по врангелевскому штабу. Младший офицер этой роты подпоручик А.Пенхержевский 2-й погиб в 1914 г. Другой младший офицер роты прапорщик Н.фон Фольборт 2-й остался в СССР, арестовывался по «семеновскому делу» в 1930-1931 гг. и был репрессирован в 1938 г. Понятно, что и он не имел благоприятных возможностей и не успел «поделиться» своими воспоминаниями о М.Тухачевском в СССР. Из ротных командиров и младших офицеров 2-го батальона неизвестна лишь судьба командира 5-й роты штабс-капитана (полковника) Н.Тавилдарова и младшего офицера 8-й роты прапорщика А.Штильберга. Что касается батальонного командования в лице командира, полковника М.Вешнякова, младшего штаб-офицера А.Свечникова, то сомнительно, чтобы они могли сколько-нибудь часто общаться с подпоручиком М.Тухачевским, чтобы иметь о нем какие-либо особые впечатления. Тем более что оба, еще осенью 1914 г. были переведены на новые должности и выбыли из полка. Батальонный адъютант И.Толстой 2-й остался в СССР и судьба его неизвестна. По тем же причинам, что и вышеупомянутые офицеры-семеновцы П.Брок, Д.Комаров и др., он воспоминаний о М.Тухачевском не оставил.

Таким образом, большая часть текста публикации «Главковерх Тухачевский» представляет собой воспоминания офицеров-сослуживцев подпоручика М.Тухачевского периода 1914-начала 1915 гг. Главным образом, полковника князя Ф.Касаткина-Ростовского, капитана С.Казакова и капитана Ф.Веселаго. Однако представляется, что и автором всего текста публикации являлся князь Ф.Касаткин-Ростовский. Косвенными признаками тому можно считать, во-первых, стилистику текста, единую и для фрагментов воспоминаний, и для комментариев к ним. Во-вторых, на это указывает, также косвенно, псевдоним «Антар», которым подписана публикация. «Антар» — это имя легендарного и популярного средневекового арабского воина-поэта. Псевдоним с таким смыслом наиболее подходил именно князю Ф.Касаткину-Ростовскому, который еще в Пажеском корпусе считался «корпусным поэтом». Позже он продолжал писать стихи, печатался. Для его поэтической стилистики свойственно было избрать для прикрытия несколько вычурный, но достаточно прозрачный для угадывания псевдоним. Для «семеновской семьи» должно было быть понятным, что у них поэтом и воином одновременно являлся лишь он, князь ф.Касаткин-Ростовский. В-третьих, в Берлине, где в 1922 г. появилась данная публикация в газете «Руль», из бывших офицеров-семеновцев, имевших уже профессиональные навыки в литературной деятельности, проживал только он один.

Другой мемуарный источник, требующий специального комментария, это книга П.Фервака «Михаил Тухачевский - вождь Красной Армии», изданная на французском языке в Париже в начале 1928 г. Появление этой книги в Париже в указанном году представляется ответом на социально-политический заказ в тогдашней внешнеполитической конъюнктуре. Однако, по своему содержанию, данная книга представляет собой воспоминания указанного выше ее автора о М.Тухачевском, с которым автору, тоже офицеру, но французской армии, довелось быть в германском плену вместе с русским гвардейским подпоручиком. Как известно, Пьер Фервак - это псевдоним журналиста, бывшего саперного лейтенанта французской армии Реми Рура. Особенностью данного источника является то, что он, при всей своей информационной насыщенности и соответствии традициям мемуарных документов, несет на себе отчетливый отпечаток «политического заказа». Прежде всего, это особая политическая конъюнктура времени появления книги - январь 1928 г. Об этом подробнее будет сказано в соответствующем разделе основного текста. В связи с этим, автор, подобно «Антару», в дополнение к своим воспоминаниям, относящимся к 1916-1917 гг., привлекает фрагменты воспоминаний других лиц, относящихся к 1919-1921 гг. Соединяя весь информационный фонд, П.Фервак делает достаточно четкие выводы, которые заметно выводят его собственные воспоминания, как и саму книгу, за пределы мемуаров, придавая ей отчетливый политический смысл. Поэтому, рассматривая эту книгу в качестве мемуарного источника по преимуществу, приходится иметь в виду ее «двойное назначение» - и как документ политико-публицистический.

Заслуживает более пространного комментария и анализа еще один интересный, интригующий, но вызывающий сомнения на предмет достоверности, мемуарный источник. Это воспоминания некой Лидии Норд (Загорской). Они были опубликованы в нескольких номерах журнала «Возрождение» в Париже в 1957 г. Автор воспоминаний о маршале М.Тухачевском, находясь в эмиграции в Париже, куда она попала, судя по контексту мемуаров, уже после второй мировой войны, утверждает, что она является свояченицей М.Тухачевского и весьма близким к нему человеком и его конфидентом. Она представляется как жена друга и сослуживца М.Тухачевского и сообщает, что начало ее знакомства с будущим маршалом относится к 1922 г.

Последняя попытка идентифицировать автора мемуаров относится к 1999 г. Эту попытку предпринял Б.Соколов, автор книги «Михаил Тухачевский. Жизнь и смерть маршала». Б.Соколов считает, что Л.Норд является вдовой судимого и расстрелянного вместе с М.Тухачевским его близкого друга комкора Б.Фельдмана. Таковая идентификация личности мемуаристки, оказывается в значительной мере отправной точкой для «ориентирования» в информации и сведениях, сообщаемых в данных воспоминаниях. Однако мне представляется, что эта идентификация ошибочна и не имеет под собой необходимых оснований.

Действительно, Л.Норд ни разу не упоминает Б.Фельдмана, который, как известно, был достаточно близок к М.Тухачевскому. Однако близкие приятельские, даже дружеские отношения между ними, видимо, установились только с 1928 г., когда М.Тухачевский был перемещен в мае указанного года в Ленинград командующим округом. Начальником штаба Ленинградского военного округа с 1927 г. уже был Б.Фельдман. Кроме того, Л.Норд сама называет своего мужа Николаем138. Это обстоятельство уже никак не позволяет идентифицировать его как Бориса Мироновича Фельдмана.

Упоминая военачальников и офицеров, окружавших М.Тухачевского, наряду с фамилиями известными (М.Фрунзе, А.Егоров, Н.Петин, С.Меженинов, Я.Фабрициус, И.Федько и др.), Л.Норд называет людей, о которых информацию можно встретить либо в архивных документах, либо, в лучшем случае, в литературе по специальным военно-историческим вопросам. При этом, все это фамилии офицеров-артиллеристов. Кроме того, в тексте воспоминаний относительно подробно для женщины, не являвшейся военнослужащей, рассказывается об эпизодах, имевших место в лагерях для артиллерийских стрельб. Иными словами, из контекста воспоминаний представляется относительно более близкое отношение мемуаристки именно к военнослужащим-артиллеристам. В частности, Л.Норд часто упоминает, как близкого сослуживца М.Тухачевского по Западному фронту, инспектора артиллерии фронта В.Садлуцкого. Кстати замечу, более нигде в мемуарной литературе не встречается не только сведений о служебной близости М.Тухачевского и В.Садлуцкого, но и вряд ли в каком-либо энциклопедическом словаре можно найти биографическую справку об этом человеке. В то же время Л.Норд ни словом не обмолвилась о самых ближайших сотрудниках М.Тухачевского. К примеру, о А.Виноградове. Она упоминает несколько раз о С.Меженинове, но ни разу не отметила, что он являлся начальником штаба Западного фронта. В то же время она точно знает, что В.Садлуцкий занимал по штату должность инспектора артиллерии фронта. Практически все эпизоды внеслужебной жизни М.Тухачевского, описанные в мемуарах, происходили в присутствие сопровождавшего его В.Садлуцкого. Л.Норд упоминает также Н.Роговского. Он действительно занимал в 1922-1924 гг. на Западном фронте должность помощника начальника артиллерии 5-го стрелкового корпуса. Она упоминает старых артиллерийских офицеров В.Городисского, Л.Андрияшева. Следует иметь в виду, что и неоднократно упоминаемый в воспоминаниях С.Меженинов также был артиллерийским офи

138 Норд Л. Маршал М.Н.Тухачевский. //Возрождение. - Париж, 1957. - Тетрадь № 66. - С. 108-111. цером. Л.Норд упоминает даже некого артиллериста Внукова, сопровождавшего М.Фрунзе. Все указанные косвенные признаки позволяют предполагать, что ее муж, скорее всего, тоже был артиллеристом. Среди артиллерийских командиров Западного фронта с 1922 по 1924 гг., которые по своему положению могли быть в дружеских отношениях с М.Тухачевским (в составе начальников корпусной, дивизионной артиллерии, помощников начальников, в управлении инспектора фронтовой артиллерии) встречаются лишь два командира с именем Николай. Один из них Николай Матвеевич Трущенко (1893-19??), начальник отделения складов и мастерских Управления начальника артиллерии Западного фронта с июля 1922 г. Он был из крестьян, окончил школу прапорщиков в Петрограде, был женат. Другой Николай Германович Эссен (1886-19??), русский, из дворян, выпускник Александровского военного училища, подполковник артиллерии, женатый. К началу 1923 г. у него была дочь 1916 г. рождения. Надо думать, что в брак он вступил в 1915 г. Следовательно, его жене в 1923 г. было лет 27. Н.Эссен с июня 1918 г. служил в Красной Армии на Западном фронте. С декабря 1922 г. он занимал должность начальника отдела материальной части артиллерийского управления начальника артиллерии Западного фронта. Иными словами, Н.Эссен был непосредственно подчинен В.Садлуцкому и являлся, таким образом, близким сотрудником и сослуживцем последнего. Весьма вероятно, что В.Садлуцкий и Н.Эссен были связаны приятельскими отношениями еще с Александровского военного училища, которое также оканчивал начальник артиллерии фронта в 1905 г. Но ведь выпускником этого же училища был и М.Тухачевский. Все они были «александронами». Это сближало. Подробности, касающиеся определенных случаев, в которые оказывались вовлечены М.Тухачевский и сопровождавший его В.Садлуцкий, могли быть изложены либо очевидцем, либо получены от самого М.Тухачевского или В.Садлуцкого. Учитывая, что Л.Норд называет своего мужа другом М.Тухачевского, можно полагать, что всех троих офицеров должна было сближать принадлежность к одному военному училищу и совместная ратная деятельность на Западном фронте. Мне представляется, что мужем Л.Норд мог быть, скорее всего, именно

Н.Эссен. То, что в лесничество М.Тухачевский приехал с В.Садлуцким, можно объяснить и стремлением последнего познакомить М.Тухачевского с молодыми особами в лесничестве. Привезти или пригласить их мог Н.Эссен, женатый на одной из «племянниц» лесничего. Косвенным образом на то, что мужем Л.Норд был Н.Эссен указывает и осуждение его по «делу о РОВС» в Красной Армии. Об этом следует сказать особо.

Действительно, М.Тухачевского и И.Уборевича обвиняли в связях с РОВС, однако эти обвинения появились лишь в 1938 году, как говорится, «пост фактум». Само «дело РОВС» начали «раскручивать только с июля 1937 г., а суды и расстрелы по этому «делу» датируются январем-маем 1938 г. Возможно, оно было связано с «показаниями» генерала Е.Миллера, похищенного в конце сентября 1937 г. Таким образом, не следует понимать буквально свидетельства Л.Норд о том, что ее муж был репрессирован вместе с М.Тухачевским. Вместе, т.е. «заодно» с маршалом, как и многие другие офицеры Красной Армии. Вряд ли комкор Б.Фельдман мог быть включен в РОВС. Туда включались, как правило, бывшие офицеры. В частности, кроме М.Тухачевского и И.Уборевича, также генерал А.Свечин, комкор (подполковник) М.Василенко и др. Бывший подполковник, дворянин из известной фамилии, беспартийный Н.Эссен вполне вписывался в эту «компанию».

Воспоминания Л.Норд крайне сбивчивы и путаны в той части, которая касается служебных дел М.Тухачевского. Это естественно для жены офицера, до которой через мужа и женские сплетни доходит обрывочная и расплывчатая информация о тех или иных офицерах и, конечно же, о самом командующем М.Тухачевском.

В воспоминаниях Л.Норд можно лишь «пунктирно» проследить место службы ее мужа. Неоднократное упоминание И.Федько к началу 30-х годов, который никогда не числился среди близких друзей М.Тухачевского, свидетельствует о том, что в 1928 - 1930 гг. муж Л.Норд служил в артиллерии Ленинградского военного округа. В то время командующим Ленинградским военным округом был М.Тухачевский, помощником командующего - И.Федько.

Поэтому и М.Тухачевский, и И.Федько, и Л.Норд с мужем, другом маршала, могли оказаться в одном застолье.

Л.Норд подробно излагает в мемуарах слухи о якобы подстроенной смерти Я.Фабрициуса в авиакатастрофе в 1929 г., упоминая в связи с этим вновь И.Федько. Возможно, что об этом она тоже узнала от мужа во время его службы в Северо-Кавказском военном округе в 1931-1932 гг. Этим округом в то время командовал И.Федько. Я.Фабрициус же, как известно погиб на побережье моря в Гаграх, т.е. на территории СКВО.

Б.Соколов предполагает, что женитьба М.Тухачевского на «Лике» относится к 1921 г. в период его начальствования над Военной академией РККА. Такая датировка проистекает из ложного предположения, что мужем Л.Норд был Б.Фельдман, в то время обучавшийся в Военной академии. Однако Б.Фельдман к 13 октября 1921 г. уже окончил академию и отправился в Тамбовскую губернию. М.Тухачевский же 5 августа только получил новое назначение начальником Военной Академии. Кроме того, сама Л.Норд говорит о Смоленске и Западном фронте, на территории которого и располагалось лесничество, где жила «Лика». В поездках М.Тухачевского в лесничество его сопровождал В.Садлуцкий, уже находившийся на должности инспектора артиллерии Западного фронта. Известно, что он занял эту должность в апреле 1921 г. Однако, в мае 1921 г. М.Тухачевский получил назначение в Тамбовскую губернию. Вряд ли у него была возможность вместе с В.Садлуцким часто ездить в лесничество под Смоленском на свидания с «Ликой». Кроме того, в воспоминаниях говорится, что их венчание в церкви происходило зимой. В зиму с 1921 на 1922 г. М.Тухачевского не могло быть в Смоленске. С мая 1921 г. и до июля М.Тухачевский находился в Тамбовской губернии, а 5 августа, как выше отмечалось, получил назначение в Москву. Вернулся же он в Смоленск только в начале февраля 1922 г. Л.Норд сообщает, что после полученного согласия родных невесты выдать ее замуж за М.Тухачевского до венчания их в церкви прошел месяц. Согласие родных и невесты было получено зимой, и венчание в церкви тоже было зимой, через месяц. До этого были поездки в лесничество, что не могло происходить ежедневно. Новое назначение было вызвано «военной тревогой». Вряд ли в первые недели после назначения у командующего фронтом было много времени, чтобы ездить на свидания в лесничество. Ожидались военные действия. «Отбой военной тревоги» наступил только к осени 1922 г. Поэтому, скорее всего, встреча и знакомство М.Тухачевского с «Ликой» в лесничестве могли иметь место в ноябре-декабре 1922 г. Упоминание же в качестве «свидетеля» М.Тухачевского «комкора Уборевича» явная ошибка в памяти мемуаристки. И.Уборевич на Западном фронте, командующим войсками Минского района пробыл с июля до августа 1921 г. Как раз тогда, когда М.Тухачевского там не было. Зимой 1921-1922 г. или зимой 1922-1923 г. И.Уборевич находился очень далеко от Смоленска, на Дальнем Востоке. Он вернулся туда только летом 1931 г.

Таким образом, вышесказанного, мне представляется, вполне достаточно для того, чтобы с большой долей вероятности считать автором воспоминаний жену (вдову) одного из близких к М.Тухачевскому в 1922-1924 гг. его сослуживцев, артиллерийского офицера, подполковника Н.Эссена. Воспоминания Л.Норд по своему содержанию представляются вполне типичными и характерными по спонтанности набора информации, хронологической сбивчивости впечатлениям человека, непосредственно не связанного с военной службой. Она вспоминала обрывки домашних разговоров, случайных встреч, преимущественно внеслужебного характера. Ее воспоминания ценны общим информационным фоном, впечатлениями от встреч с М.Тухачевским и другими военачальниками, если угодно, слухами и сплетнями тех лет, но вряд ли могут служить надежным источником для освещения каких-либо конкретных фактов и «большой» или «малой» истории Красной Армии и ее комсостава. Во всяком случае, для этого необходимо привлекать для их проверки материалы других источников.

Этой весьма пространной, но крайне необходимой характеристикой вы-шерассмотренного, весьма своеобразного мемуарного источника, я ограничусь, не анализируя подобным же образом другие воспоминания. Они не представляют аналогичных сложностей при определении степени их достоверности.

Отдельную группу источников составили материалы советской военной периодики 20-х годов. В частности, это журналы «Военная наука и революция», «Военный вестник», «Революция и война», «Армия и революция», «Революционный фронт» и др. К ним можно присовокупить и журнал русского военного зарубежья, орган РОВС «Часовой» за 1929-1938 гг., а также отдельные номера «Семеновского бюллетеня». В эту же группу источников входит советская военная периодика, главным образом, газета «Красная звезда» за 19241927 гг. Сюда же включены газеты русского зарубежья «Возрождение», «Последние новости», «Новая Россия» за 1935-1938 гг. В них содержатся некоторые материалы, касающиеся отдельных событий и представителей военной элиты 20-х годов.

Приведенный перечень и краткая характеристика охватывает, разумеется, не весь массив привлекавшихся к исследованию источников. Я остановил внимание на основных, часто анализируемых и используемых. Впрочем, далее по тексту исследования мне придется порой более детально останавливаться на анализе тех или иных источников, в том числе и не упомянутых в обзоре, на сообщаемых ими сведениях, сравнении и сопоставлении информации из различных источников, поэтому все недостатки в приведенной выше краткой характеристике источников будут по необходимости восполнены. В равной мере это замечание применимо и к беглому историографическому очерку. Полностью весь перечень источников приводится в библиографии, прилагаемой к настоящей диссертации.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Советская военная элита 20-х годов"

Выводы и настроения И.Уборевича, сформированные его «германским опытом», в начале 1929 г. акцентировались на использовании «германской модели» развития вооруженных сил1546. Эта модель стала основой того направления в модернизации Красной Армии, которое было определено в качестве официального с 1929 г.

И.Уборевич, подводя в своем отчете итоги пребывания в Германии, сделал (скорее всего, не предумышленно) и далеко идущие политические выводы, возможно, и не подозревая об их именно политически-опасных последствиях.

1544 Цитируется по: Ахтамзян A.A. Военное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1933 гг. //Новая и новейшая история. - 1990. - № 5. - С. 17-18.

1545 рГВд ф 33987 Оп. 3. Д. 70. Л. 269. Документ опубликован в кн.: Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. Фашистский меч ковался в СССР. - С. 121.

1546 Старая «германская школа» - в лице генералов К.фон Хаммерштейна, В.фон Фрича, Л. фон Бека,В.Адама и др. - отчетливо выражавшая свои взгляды на перспективы развития вооруженных сил, по-прежнему, «обернувшись назад» к «германскому опыту» 1-й мировой войны, главным фактором этого развития считала профессиональную подготовку офицеров и солдат и традиционных видов вооруженных сил: пехоты, кавалерии, артиллерии, авиации и, в последнюю очередь - танков, вернувшись из своей немецкой командировки, М.Тухачевский высказался по этому поводу четко и вполне определенно: «Руководящий состав Рейхсвера мыслит себе войну примерно в формах последнего маневренного периода империалистической войны. Он не способен представить себе новые формы боя, вытекающие из нового вооружения: авиации, танков, автоматической винтовки и пр. Гаммерштейн мне прямо заявил, что он не признает механизированных соединений, а допускает лишь частичную моторизацию. Да и к этой последней он относится подозрительно. Не признает он и автоматической винтовки. Таких же взглядов придерживается и большинство руководящих генералов и офицеров Рейхсвера». Подытоживая свои впечатления, М.Тухачевский отметил: «В общем, я считаю, что руководство Рейхсвера не стоит на высоте с точки зрения использования новейших технических средств. Над всеми этими генералами довлеет опыт империалистической войны и слава было организации и тактики германской армии.». - РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 235. Л. 44-45. //Военно-исторический журнал. - 1997. - № 2. - С. 37.

Немецкие специалисты, в том числе и военного дела, стоят неизмеримо выше нас, - писал И.Уборевич. - Мне кажется, что мы должны покупать этих специалистов, привлекая умело к себе. Я не думаю, что бы немецкие специалисты оказались бы хуже политически и более опасными, чем наши русские специалисты»1547. Иными словами, И.Уборевич считал военспецов-генштабистов из старой русской армии «политически опасными». В связи с цитированными выше выводами И.Уборевича о смене ориентаций с «русских генштабистов» на «немецких» уместно привести свидетельство одного из его сослуживцев.

При нем в округе существовало ничем не оправданное неофициальное деление старшего командного состава на две так называемые «школы» - старую и новую, - вспоминал соратник И.Уборевича. - Практически это выражалось в том, что часть командного состава (представители «новой школы») получала всевозможные привилегии, пользовалась особым уважением командующего, а другая часть (представители «старой школы», к которой Уборевич относил всех, чья точка зрения на обучение и воспитание войск не совпадала с его взглядами) находилась как бы в тени, далеко не всегда получала поддержку 1548 даже в осуществлении ценных начинании»

Мнение и выводы И.Уборевича в отношении этой «старой русской школы», следовательно, не были случайными. Они были логичными, последовательными и устойчивыми. Не только в военном, но и, пожалуй, в военно-политическом смысле.

Не столь прямолинейно, но с более фундаментальным обоснованием, по существу, той же позиции выступил на Пленуме РВССССР осенью 1930 г. и М.Тухачевский. «Наши недостатки, - сказал он, - в организации управления и в тактической подготовке настолько велики, что на это нужно обратить внимание и организационно обеспечить те установки, которые будут даны Реввоенсове

154? ргвА ф 33987. оп. 3. Д. 295. Л. 183. Документ опубликован в кн.: Дьяков Ю.Л., Бушуева T.C. Указ. соч. -С. 258.

1548 «Так, например, по мнению Уборевича, не следовало придавать серьезного значения строевой выучке состава. Если же иные командиры, вопреки указанию сверху, выкраивали время на строевую подготовку, комантом Союза»1549. М.Тухачевский обратил внимание на то, что указанные «недостатки сказались и на маневрах, они сказались и в действиях ОКДВА»1550. Это была критика В.Блюхера. Причины такого положения, по мнению М.Тухачевского, коренились в том, что «новая методика в Военной Академии по-настоящему не проводится и основные уставы ПУ-29 и БУП-27 по-настоящему не усвоены»1551. Он считал, что одной из причин этой ситуации является то, что «наши штабы, состоя по своему составу далеко не из лучших строевых элементов и получая подготовку отвлеченную, теоретическую, академическим порядком, а не практическую, которую требовал Реввоенсовет, в 1 своих приказах, являются не совсем работоспособными» . М.Тухачевский подверг критике систему и содержание военного образования. «У нас до сего времени, - продолжал он, - программы Военной академии и учебная деятель 1 ность УВУЗа оторваны от Штаба РККА» . М.Тухачевский требовал «подчинить Штабу РККА деятельность Военной академии и УВУЗа»1554. Он делал весьма серьезный вывод и предупреждение: «Если новая методика обучения не будет заложена во всей системе, - мы не будем иметь подготовленный штаб и подготовленный высший комсостав»1555.

Этой же позиции придерживались В.Триандофиллов и И.Якир. «Найди такого, который учил бы по-настоящему», - бросил он реплику на том же Пленуме РВС СССР1556.

Все это вполне совпадало с мнением ОГПУ и И.Сталина и означало переориентацию в военном строительстве с военспецов-генштабистов старой русской армии на немецких военных специалистов из старой кайзеровской армии. В обстановке обострившегося социально-политического кризиса выводы и рекомендации И.Уборевича можно было расценить тоже как сигнал к началу «чидующий, не скрывая иронии, говорил: «Сразу видна старая школа!». //Калинин С.А. Размышляя о минувшем. -С. 118.

1549 РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 195 сс. Л. 30.

1550 Там же.

1551 Там же, Л. 29.

1552 Там же, Л. 29-30.

1553 Там же, Л. 30.

1554 Там же.

1555 Там же. стки» Красной Армии и ее элиты от этого, весьма опасного и подозрительного военно-политического слоя, утратившего свою полезность для Советской власти. «В РККА, преимущественно в высших учреждениях на службе состоит значительное количество бывшего кадрового офицерства, - сообщалось в справке ОГПУ. - Эта категория военспецов является по своему бывшему и социальному положению наиболее чуждой Советской власти. Все они ждут падения Советской власти»1557.

Германская модель» модернизации РККА И.Уборевича, учитывая вышеизложенное, не представляла собой смену парадигмы в развитии советских вооруженных сил. Это было совершенствование внутри старой парадигмы, основанной, как и у «военспецов-генштабистов» старой русской армии, на опыте 1-й мировой войны. Это, в сущности, была все-равно «консервативная модель» модернизации Красной Армии. Во всяком случае, теперь главной военно-теоретической, военно-технической и военно-политической опорой, объективно, становился рейхсвер и его «представитель» в СССР, самое доверенное лицо среди советских «генералов» И.Уборевич. В этом, а не только в симпатиях и доверии к ним И.Сталина, вероятно, также следует искать одну из причин кратковременного военно-политического взлета И.Уборевича.

15 июля 1929 года Политбюро ЦК ВКП (б) приняло постановление «О состоянии обороны СССР», которое подвело итоги предшествующего начального периода реконструкции вооруженных сил и модернизации оборонной системы СССР и признало этот процесс неудовлетворительным.

В соответствии с заданиями Политбюро к концу пятилетки отмобилизованная РККА должна была насчитывать: не менее 3 миллионов человек, иметь 3 тысячи танков, 3759 легких пушек, 798 тяжелых пушек, 1218 зенитных орудий среднего калибра, 712 зенитных орудий малого калибра, 120 орудий большой мощности, а также предполагалось к концу пятилетки иметь не менее 150180 тысяч автомобилей и нужное количество тракторов.

1556 РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 195-сс. Л. 70.

1557 Военные архивы России. - Выпуск № 1. - С. 102.

На основании принятых партийных постановлений и правительственных решений, в июле же 1929 года была учреждена должность начальника вооружений РККА, а 19 ноября 1929 года на эту должность был назначен И.Уборевич.

Программа модернизации Уборевича» концептуально опиралась на точку зрения штаба Рейхсвера, начальник которого генерал В.Адам выразил ее вполне определенно: «Я категорически придерживаюсь того мнения, что танки в будущей войне будут играть вспомогательную роль и что нам надо обратить особое внимание на противотанковые средства: при хороших противотанковых средствах танки не будут иметь большого значения. Большие битвы никогда г 1558 не будут решены танками, а людьми»

В своем докладе о реконструкции Красной Армии 28 октября 1929 года на заседании РВС СССР И.Уборевич утверждал, что, во-первых, нужна «модернизация старых систем, старых запасов снарядов, .старых танков путем перестволения». Решающую роль в будущих сражениях И.Уборевич отводил тяжелой артиллерии. Возможно, в этом вопросе сказывались и его профессиональные пристрастия. Впрочем, вряд ли стоит видеть в этих размышлениях (И.Уборевича, В.Адама) лишь консерватизм немецких генералов «старой школы». Сами они, как и их «любимый ученик» И.Уборевич, обоснованно отводили большую роль боевой профессиональной подготовке личного состава. Именно высокое качество подготовки солдат и офицеров рейхсвера произвело наибольшее впечатление на М.Тухачевского во время его пребывания на маневрах в Германии в 1925 году1559.

Вслед за немецкими генералами, И.Уборевич считал «самым страшным -неумение войск пользоваться этой техникой. Танки выпускаются быстрее, чем командиры специалисты. Подготовка квалифицированных бойцов требует большого времени. Положение должно быть таково, чтобы подготовка в армии людских ресурсов и оснащение армии техническими средствами должно идти

1558 ргвА ф 33987 оп. 3. Д. 375. Л.22-40. Документ фрагментарно опубликован в кн.: Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. Указ. соч.-С. 126,127. параллельно»1560. Это было весьма справедливое опасение. Этими соображениями И.Уборевич мотивировал необходимость постепенности насыщения армии новейшими средствами войны, в том числе танками. Именно, танковый вопрос, пожалуй, и оказался принципиальным в расхождении взглядов на модернизацию РККА генералов рейхсвера, И.Уборевича и М.Тухачевского (их оппонента).

Программа И.Уборевича была принята, а сам он, как выше отмечалось, 19 ноября 1929 г. был назначен на только что учрежденную должность начальника вооружений РККА. Материальной базой перевооружения армии, ее модернизации, должно было стать тесное и всестороннее сотрудничество с германской фирмой «Рейнметалл».

Политическое сближение СССР и Германии, как известно, обусловлено было и общей антипольской направленностью внешнеполитических курсов обеих стран. И.Уборевич и в этом отношении весьма импонировал немцам. Во время одной из своих многочисленных поездок в Германию, 12 февраля 1930 года на обеде, устроенном в его честь германским командованием, он сказал: «Не продвинемся ли мы за два года настолько, что сможем поставить вопрос о ревизии границ и избиении поляков? В самом деле, мы должны еще раз разделить Польшу»1561.

Принятие курса на модернизацию Красной Армии с опорой на более тесные отношения с Рейхсвером и в соответствие с «германской моделью» реконструкции вооруженных сил, а также на основе формирования «новой военной элиты» из «генштабистов», подготовленных в германской Военной академии, обусловили и существенные изменения в номенклатурном составе советской военной элиты к началу 1930 г. К этому времени в нее входили следующие лица:

1559 ргвА ф 33988. Оп. 2. Д. 243. Л. 62-64. Документ опубликован в издании: Рейхсвер и Красная Армия. Документы из военных архивов Германии и России. 1925-1931. - Кобленц, 1995. - С. 82-90.

1560 Эту точку зрения в Рейхсвере особенно твердо отстаивал генерал Л.Бек, впоследствие начальник штаба Рейхсвера. Именно эта позиции по проблеме реконструкции немецких сухопутных сил стала одной из главных принципиальных причин его конфликта с А.Гитлером в 1937-1938 гг.

1561 Цитируется по кн.: Castellan G. Reichswehr et Armee Rouge. 1920-1939. //Les relations germano-sovietiques de 1933 a 1939. - Paris, 1954. - P. 274.

Фамилия, имя, отчество. Год Рождения Национальность Социальное происхождение Образование Чин в старой армии в РККА В воен. элите Должность Партийность

1. Ворошилов Клемент Ефремович 1881 русский Из рабочих 1918 1921 Пред. РВССССР нарком (11.1925) РКП( б)

2. Уншлихт Иосиф Станиславович 1879 поляк Из слу-жащ. 1923 1923 (ГПУ) 1зам. Пред. РВССССР и наркома (7.1926) РКП( б)

3. Каменев Сергей Сергеевич 1881 русский Сын офицера АГШ Полковник ГШ 1918 1918 2зам. Пред. РВССССР и наркома (5.1927) Б/п

4. Шапошников Борис Михайлович 1882 русский Из мещан АГШ Полковник ГШ 1918 1921 Нач. Штаба РККА (5.5.1928) Б/п

5. Триандофиллов Владимир Ки-риакович 1894 грек Из крестьян учитель «ГА» Штаб-капит. в/в 1918 1928 Зам нач Шт. РККА (10.1928) Эсер, РКП( б)

6. Куйбышев Николай Владимирович 1893 Русский Сын офицера капитан 1918 1925 Начальник ГУРККА (12.1929) РКП( б)

7. Гарькавый Илья Иванович 1888 Украин. Из крестьян учитель поруч в/в 1918 1928 НачУпр. Начсостав. (1.1928) РКП( б)

8. Уборевич Иеро-ним Петрович 1896 литовец Из крестьян Прич ГШ «ГА» Подпор. Арт. в/в 1918 1922 Нач. воо-руж. РККА (11.1929) РКП( б)

9. Ефимов Николай Алексеевич 1897 русский Из слу-жащ. Подпоручик в/в 1918 1924 Зам. нач.воор. РККА (11.1929) Эсер РКП( б)

10 Бондарь Георгий Иосифович 1893 Украин. Из мещан Капитан арт. 1918 1929 Нач. ГАУ (11.1929) РКП( б)

11 Халепский Иннокентий Андреевич 1893 поляк Сын портн. 1918 1924 Начальник УММРККА (10.1929) РКП( б)

12 Калиновский Константин Брониславович 1897 поляк Из дворян 1918 1929 Зам. Нач. УММРККА (11.1929) РКП( б)

13 Синявский Николай Михайлович 1891 поляк Из слу-жащ. 1918 1929 Нач. ВТУ (11.1929) РКП( б)

14 Седякин Александр Игнатьевич 1893 русский Из крестьян уситель Штаб-капит. В/в 1918 1924 Инспектор пехоты РККА (10.1929) РКП( б)

15 Буденный Семен Михайлович 1883 русский Из крестьян вахмистр 1918 1920 Инспектор кавалерии РККА (11.1929) РКП( б)

16 Грендаль Владимир Давыдо-вич 1884 Швед (обрусевший) Сын офицера АА Полковник арт. 1918 1929 Инспектор артиллерии РККА (5.1925) Б/п

17 Малевский Арсений Дмитриевич 1891 поляк Из слу-жащ. подполковник 1918 1929 Инспектор инж. войск РККА (11.1929) Б/п

18 Егоров Александр Ильич 1883 русский Из мещан прич ГШ полковник 1918 1919 Ком БВО (1927) Эсер, РКП( б)

19 Тодорский Александр Ива- 1893 русский Сын священ. Капит. в/в 1918 1928 Пом ком. БВО РКП( б) нович (11.1928)

20 Перемьггов Алексей Макарович 1888 русский Из мещан АГШ Капитан ГШ 1918 1921 Нач штаба БВО (9.1928) Б/п

21 Якир Иона Эммануилов. 1896 еврей Сын провизора Базель у-нт 1918 1924 Ком. УВО (11.1925) РКП( б)

22 Дубовой Иван Наумович 1896 Украин. Из крестьян Прапорщик в/в 1918 1929 Пом.ком. УВО (10.1929) РКП( б)

23 Пугачев Семен Андреевич 1889 русский Сын учителя гим-наз. АГШ Капитан ГШ 1918 1921 Нач. штаба УВО (12.1928) Б/п

24 Корк Август Иванович 1887 эстонец Из крестьян АГШ Под- полков. ГШ 1918 1922 Ком. MBO (11.1929) РКП( б)

25 Каширин Николай Дмитриевич 1888 русский Сын станичного атамана подъесаул 1918 1925 Пом.ком. МВО (11.1928) РКП( б)

26 Шиловский Евгений Александрович 1888 русский Из дворян АГШ Капитан ГШ 1918 1928 Нач. штаба МВО (10.1928) Б/п

27 Тухачевский Михаил Николаевич 1893 русский Из дворян Прич ГШ Подпор-капит. Л-г. 1918 1920 Ком. ЛВО (5.1928) РКП( б)

28 Федько Иван Федорович 1897 Украин. Из Басса-рабии. Из крестьян Прапорщик в/в 1918 1927 Пом. Ком. ЛВО (10.1928) РКП( б)

29 Фельдман Борис Миронович 1891 еврей Из мещан солдат 1918 1927 Нач. штаба ЛВО (3.1927) РКП( б)

30 Белов Ивен Панфилович 1893 русский Из крестьян Унтер-офицер 1918 1925 Ком.СКВО (11.1927) РКП( б)

31 Гайлит Ян Петрович 1894 латыш Из крестьян Поручик в/в 1918 1924 Пом. Ком. СКВО (11.1927) РКП( б)

32 Верховский Александр Иванович 1886 русский Из дворян АГШ Ген-м. ГШ 1919 1929 Нач. штаба СКВО (12.1929) Б/п

33 Авксентьевский Константин Алексеевич 1890 русский Из слу- жащ. учитель Подпоручик в/в 1918 1925 Ком.ККА (10.1928) РКП( б)

34 Смолин Иван Иванович 1891 русский Из слу-жащ. Капитан 1918 1929 Пом.ком. ККА (12.1929) РКП( б)

35 Алафузо Михаил Иванович 1891 русский Сын офицера АГШ Прич ГШ Штаб-капит. 1918 1921 Нач. штаба ККА (1927) Б/п

36 Базилевич Георгий Дмитриевич 1889 русский Из крестьян подполковник 1918 1924 Ком. При-ВО (5.1927) РКП( б)

37 Павлов Александр Васильевич 1880 белорусе Из кре- стьянаг- роном Поручик в/в 1918 1924 Пом. Ком. ПриВО (2.1926) Б/п

38 Лисовский Николай Васильевич 1885 Поляк (обрусевший) Из дворян АГШ Капитан ГШ 1918 1927 Нач. штаба ПриВО (1927) Б/п

39 Левандовский Михаил Карлович 1890 поляк Сын унтер- офицера Штаб-капит. 1918 1921 Ком.СибВ 0(12.1929) Эсер-макс. РКП( б)

40 Серпокрылов Матвей Степанович 1895 русский Из крестьян Поруч. В/в 1918 1929 Нач. штаба СибВО (12.1929) РКП( б)

41 Дыбенко Павел Ефимович 1889 Украин. Из крестьян матрос 1918 1925 Ком. CABO (10.1928) РКП( б)

42 Германович Маркиан Яков- 1895 белорусе Из крестьян Прапорщик 1918 1926 Пом. Ком. CABO РКП( б) левич в/в (5.1928)

43 Кондратьев Борис Николаевич 1887 русский Из мещан АГШ Капитан ГШ 1918 1924 Нач. штаба САВО (1924) Б/п

44 Блюхер Василий Константинович 1890 русский Из крестьян Унтер-офицер 1918 1922 Ком.ОДВА (8.1929) РКП( б)

45 Лапин Альберт Янович 1899 латыш Из крестьян 1918 1929 Нач. штаба ОДВА (8.1929) РКП( б)

46 Муклевич Рому-альд Адамович 1890 поляк Из рабочих 1918 1925 Нач. ВМС РККА (8.1926) РКП( б)

47 Викторов Михаил Владимирович 1892 русский Из дворян лейтенант 1918 1921 Нач. Мор. сил БМ (1926) Б/п

48 Орлов Владимир Митрофанович 1895 русский Из служат. СПб у-нт Мичман в/в 1918 1926 Нач. Мор.сил ЧМ (1926) РКП( б)

49 Баранов Петр Ионович 1892 русский Из рабочих солдат 1918 1924 Нач. УРККВФ (12.1924) РКП( б)

50 Алкснис Яков Иванович 1897 латыш Из крестьян Прапорщик в/в 1918 1926 Зам. Нач. УРККВФ (8.1926) РКП( б)

51 Меженинов Сергей Александрович 1890 русский Из дворян (16 в.) АГШ Капитан ГШ 1918 1921 Пом.нач. УРККВФ (11.1925) Б/п

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Исследование советской военной элиты 20-х годов, ее происхождения, состава, структуры, эволюции, внутрикорпоративных отношений, персональных особенностей лиц, входивших в ее состав, ее лидеров, политической ангажированности - все это позволяет обратить внимание на самое существенное, определить смыслообразующие итоги проделанной работы. .Масштаб революционного разорения России был равноценен масштабу цивилизационной катастрофы. Потому и решения, которые предлагались, цели, которые ставились претендентами на роль творцов новой цивилизации или восстановителей старой соответствовали масштабности проблемы.

Революционная стихия, вырвавшаяся в феврале 1917 года из недр России на несколько лет стала мощной силой с которой сознательно или неосознанно, начиная с 1917 по 1921 г. вели в той или иной форме борьбу, сменявшие друг друга волны все новых, все более радикальных революционных элит. Борьбу, в общем-то, безуспешную до тех пор, пока обстоятельства 1921 г. не подвели ей и самому буйству Революции своеобразный итог. «Страшный русский бунт, бессмысленный и беспощадный» был жесточайшим образом подавлен «революционной Красной Армией» во главе с М.Тухачевским и с другими «революционными генералами». Советская власть и большевистская партия, оказавшиеся бессильными перед Кронштадтом и Тамбовщиной, были спасена подпоручиком императорской лейб-гвардии и военной элитой Красной Армии, 80% которой составляли бывшие генштабисты и кадровые офицеры царской армии, в своем подавляющем большинстве беспартийные. Так советская военная элита заявила претензии на «действительного и единственного спасителя большевиков и национальной государственности» и на право принимать активное участие в будущем России и армии. Она оказалась единственной дееспособной силой в борьбе с социальной стихией, разрушившей Российскую Империю.

Великодержавно-государственная» политическая и цивилизационная ориентация советской военной элиты, «спасавшей большевиков» в 1921 году, по существу, являла собой одну из форм, назову ее так - «офицерского», в контексте российской культурно-исторической традиции, или «имперского», в масштабе цивилизационного решения проблемы. В пределах той же «офицерской» «великодержавно-государственной» парадигмы начиная с конца 1917 г. предпринималось решение «российской проблемы» белым движением, особенно на юге России. Поляризация позиций «красной» и «белой» армий опиралась на социо-культурный и социо-ментальный настрой комсостава той и другой армии, представленного «офицерами военного времени». Кадровое же офицерство, особенно генштабисты, носители военно-профессиональных ценностей, отождествлявшихся ими всегда с квинтэссенцией великодержавно-государственного смысла, были морально готовы к компромиссу между «генштабистами» «красной» и «белой» армий. Эта тенденция обозначилась еще летом 1919 г. в «деле» о так называемом «заговоре в Полевом Штабе РВСР». Она вполне определилась к 1921 г.

Можно с полным основанием считать, что в первой половине 20-х годов (по крайней мере) в условиях неопределенности российского грядущего, таким образом, вполне явственно и достаточно убедительно просматривался один из вполне реальных вариантов вектора ее постреволюционного и поствоенного развития. Разумеется, речь не идет о пристальном рассмотрении альтернативных моделей возможного развития России и их политических или морально-этических оценках. Речь идет лишь о моменте конкретно-исторического выбора, который сам по себе в своем исходном состоянии и в политическом, и в морально-этическом, и в социо-культурном смысле нейтрален. Ясно одно - военная элита в сложившейся конъюнктуре оказалась склонной подчиниться соблазну «присвоить себе» право выбора варианта национально-государственного развития. Однако это вовсе не значит, что она уже имела или способна была сама выработать «модель развития» или, тем более, самостоятельно реализовать какую-либо из уже предлагавшихся «моделей». Во всяком случае, гражданская война в России такие возможности предоставила «белым армиям» и их «вождям», но ни одна и не один из них не сумел с ними справиться.

Красная Армия, ее военно-профессиональная элита, ее лидер М.Тухачевский оказались победителями в гражданской войне между «красными» и «белыми». Оперируя именами-символами, можно сказать, что «Тухачевский» выиграл схватку за лидерство над «человеком с ружьем» на полях гражданской войны. Он символически воплощал, таким образом, «победителя» и нового «лидера» не только «красной», но и «белой» части вооруженной силы России, оставшейся на ее развалинах от былого «имперского великодержавия». Тухачевский оказался, пожалуй, последним в ряду, который начатом генералом Л.Корниловым.

В контексте приведенных утверждений нельзя не обратить внимания на один из стержневых факторов политической ангажированности советской военной элиты 20-30-х годов. Позволю себе для «рабочего» употребления назвать его «Тухачевский-фактор». И речь не идет обязательно о действительной роли или обязательно о функционально-политических свойствах этой личности.

В силу совокупности многих причин, и не в последнюю очередь, социо-ментальной устремленности военной элиты, некий «архетип Тухачевского» с течением времени начал принимать активное участие в социально-политических, социокультурных процессах, функционируя все чаще независимо от своего реального прототипа. Он превратился в разновидность «военно-политической привычки», «модели» политического поведения военной элиты, особенно в восприятии элиты политической. Так или иначе, но в этом имени обрело знаковое воплощение участие военной элиты в политических процессах. Причем смыслоопределяющим политическую роль военной элиты 20-х годов уже тогда становится «архетип заговора Тухачевского».

Харизматические» свойства личности М.Тухачевского в сочетании с кажущейся затаенностью его намерений, спрятанных маской «молчаливости»; его «реваншистские» настроения, не получившие ожидаемого «выплеска» в новой «революции извне»; наличие в его распоряжении преданных ему лучших в республике войск, аполитично-беспартийных, пронизанных этно-социальной «обиженностью» и руководимых его давними соратниками, столкнулись с раздраженным и нескрываемым намерением политического центра «отнять у него армию» (читай: отнять у него смысл существования). К сказанному следует добавить разочарование «генштабистов» и значительной части армейских «революционных командиров» в Л.Троцком. Первых «вождь Красной Армии» не защитил от «чистки», активно начатой с весны 1923 г., вторых - от последствий сокращения армии. Эти настроения М.Тухачевский должен был чувствовать весьма остро. Тогдашнему его положению одного из трех «вождей» Красной Армии угроза исходила от всей политической элиты: Л.Троцкого, И.Сталина, Г.Зиновьева. Любая из этих трех фигур, независимо от исхода их борьбы между собой, представлялась угрозой М.Тухачевскому и группировавшихся вокруг него «генштабистов» и «красных командиров».

В обстановке преобладание в советской военной элите беспартийных «спецов-генштабистов» и отсутствие в Республике политического «вождя» (уже свершившаяся политическая, а вскоре и физическая смерть В.Ленина и обнаружившаяся политическая слабость Л.Троцкого) - все это складывалось в уникальную политическую конъюнктуру. Она подталкивала его к «военному перевороту» с той же решимостью и настойчивостью, с которой несколько лет назад невыносимость «германского плена» упрямо толкало его к неоднократным «лагерным конспирациям» и побегам. В ситуации смерти В.Ленина, явной политической «капитуляции» Л.Троцкого, отсутствия авторитета у ожидаемых «победителей», недовольства армии, давно требовавшей ликвидации надзора со стороны комиссаров и ГПУ, во всяком случае, от осторожного и настороженного М.Тухачевского требовался выбор.

Можно заключить, что в январе-марте 1924 г. М.Тухачевский допускал возможность, не подавляя собственных намерений, но (так или иначе) не смог сыграть (или ему помешали это сделать) политическую роль, молчаливо (или не совсем!) «порученную» ему представителями «красной» и «белой» военных элит.

В январе-марте 1924 г., ознаменовавшийся арестом М.Тухачевского, был уже предопределен социально-политический и социо-культурный вектор будущей судьбы страны и армии. Именно в М.Тухачевском аккумулировали всю свою политическую энергию, настроения и надежды «красные» и «белые» остатки «русского офицерского корпуса». Ныне ясно, что эти процессы уже тогда, с 1924 г. начали развиваться не в рамках «офицерской» парадигмы. Пожалуй, с этого времени в общественном мнении, подпитываясь растущей и напряженной настороженностью партийно-политической элиты, возникает «архетип заговора Тухачевского», оказывавшего столь губительное воздействие на советскую военную элиту 20-30-х годов.

В то же время советская военная элита, сложившаяся по итогам гражданской войны, начинает терять свою социокультурную значимость и перспективу стать автономным субъектом в политических процессах с «падением» М.Тухачевского. Процесс «падения Тухачевского», начавшийся в 1924 г., протекал медленно. Его замедленность обусловлена была не только обстоятельствами внутрисоветскими и позицией, занятой представителями «новой военной элиты». Пока интеллектуальной и профессиональной опорой Красной Армии оставались «военспецы-генштабисты», пока, следовательно, над сознанием не только советской военной элиты, но и над сознанием элиты партийно-политической довлел авторитет специалиста старой русской армии, сохранялся и авторитет «зеркального отражения» Красной Армии - армии Белой в изгнании и ее военных специалистов. Белое военное зарубежье сохраняло вплоть до конца 20-х годов репутацию главного врага. Но именно для этого врага, в гораздо даже большей мере, чем для «спецов» в Красной Армии, «наполеоновская легенда Тухачевского» до конца 20-х оставалась уникальной реальностью, способной примирить их с постреволюционной Россией. Они готовы были принять «красного Бонапарта» в качестве и своего лидера тоже и стать «под знамена Тухачевского». Именно эта вера русского военного зарубежья в «харизму» М.Тухачевского помогала, постоянно подпитывая и «гальванизируя» ее «информационными играми» ОГПУ, удерживать лидеров Белой армии в изгнании от вооруженного вмешательства в дела СССР, не располагавшего силой, способной уверенно этому противостоять в 20-е годы.

Предпринятая попытка проанализировать внутренние психо-ментальные, социокультурные, «архетипические» импульсы, предопределявшие поведение, поступки, вкусы и пристрастия М.Тухачевского, позволяет считать, что он самоопределялся в окружавшем его социо-культурном пространстве прежде всего как «аристократ». Более того - как «аристократ в демократии». Его отношение к политической власти носило характер аристократически-снисходительный, порой пренебрежительный, несколько богемный, «ироничный». Это не значило, что М.Тухачевский обладал иммунитетом к соблазнам власти. Были ситуации, когда он оказывался на грани «покушения на власть», однако нужна она была ему, скорее всего, в качестве либо «аристократической игрушки», либо как одно из множества иных средств получения самого из «аристократических удовольствий» - удовольствие Войны.

В контексте, таким образом, сложившегося мнения необходимо отметить обнаружившееся противоречие между сложившейся в СССР и в русском военном зарубежье «наполеоновской легендой Тухачевского», «архетипом заговора Тухачевского» и затаившейся в его личности мотивацией его социокультурного поведения, не лишенного преднамеренной «политической театральности» с элементами «фарса». Это противоречие обладало потенциалом драматического и даже трагического «разворота» в судьбе значительной части советской и «антисоветской» военной элиты в 20-е годы, соблазненной «видением харизмы Тухачевского».

М.Фрунзе оказавшийся во главе Красной Армии, фактически, уже в 1924 г. был, несомненно, менее яркой фигурой чем М.Тухачевский или Л.Троцкий, но столь же, несомненно, более военной, чем последний, политически независимой и весьма способной. Однако М.Фрунзе по своей ментальной ориентации, генетически определившейся на революционных баррикадах, в каторжных тюрьмах, «табуированной» революционно-партийной моралью, был все-таки «революционером» и «партийцем», а не «офицером». Его, по сей день кажущаяся загадочной, криминально-затененная скоропостижная смерть действительно открыла шлюзы для проталкивания на место «вождя Красной Армии» вполне заурядного человека - «человека-плакат», К.Ворошилова. Через него партийно-политическая элита и ее лидеры получали возможность, пусть постепенно, но уверенно ввести военную элиту в жесткие номенклатурно-государственные нормы «повиновения и исполнения». «Вычищая» из нее «непокорных» и «самоуверенных в своей профессиональной образованности» «генералов», власть вводила в ее состав «управляемых» и «партийно-дисциплинированных».

В политическом и социо-культурном плане с 1923 и до 1931 г. наблюдалась явная тенденция к вытеснению из состава военной элиты людей «знаменитых» и к постепенной замене их людьми «новыми», «неизвестными». «Ме-ритарные» свойства элиты уступали место номенклатурным. Своими подвигами и славой вознесшийся в военную элиту, и потому «независимый», склонный к «самостийности» и «умничанию» «генерал», постепенно вытеснялся «назначенцем». Нельзя сказать, чтобы этот процесс завершился к 1931 г. Однако ясно, что старая военная элита вышедшая из гражданской войны к лету 1931 г. более чем на 80% была уже заменена «новыми людьми». Следует также отметить, что сначала, в 1924-1926 гг., «генштабистов» меняют на менее квалифицированных, но политически лояльных и управляемых, подчас достаточно известных, не лишенных способностей, но лишенных образованности «красных командиров». На этой стадии, бесспорно, профессональные качества элиты приносились в жертву ее политической покорности и благонадежности. Однако с 19281931 гг. на изменение состава военной элиты начинает активно воздействовать, внося нравственное оправдание самому процессу, фактор модернизации армии, постепенно обретая определяющий смысл.

Отказ от услуг генштабистов старой армии, обнаружившаяся явная непригодность «доктрины революционной войны» М.Тухачевского и обострившаяся проблема профессиональной и боевой подготовки комсостава армии вывели политическое руководство на решение этой проблемы при помощи генштабистов Рейхсвера, но в основном на старой парадигмальной основе подготовки армии вообще (на основе опыта 1-й мировой войны). Это решение обусловило и курс на новую радикальную ротацию военной элиты. Предполагалась «чистка» как от «генштабистов», так и от «краскомов», отличившихся в гражданскую войну. Новая элита должна была вырастать из лиц, получивших «генштабистское» образование в Германии. Она начала осуществляться с выдвижения на роль лидера «новой военной элиты» И.Уборевича. Использование И.Сталиным И.Уборевича, как предполагаемого лидера новой военной элиты, фактически, стало началом новых реформ.

Этот период был обозначен дискуссионным поиском модели модернизации Красной Армии. В ходе дискуссий столкнулись в основном две модели модернизации: «германской» И.Уборевича и М.Тухачевского. Неудача модернизации «по-Уборевичу» и на основе рекомендаций руководства Рейхсвера в условиях обострения международного положения СССР и внутриполитической борьбы, приводит к принятию программы модернизации М.Тухачевского. Во главу угла было положено радикальное и форсированное обеспечение современной боевой техникой советских вооруженных сил, преимущественно на основе собственных ресурсов и на технологических принципов «двойного назначения».

Этот период, особенно в 1931 г. ознаменовался окончательным устранением генштабистов старой армии не только из состава военной элиты (они уже не играли в ней сколько-нибудь существенной роли), но и из комсостава РККА. Определившийся в основном совершенно новый состав военной элиты, в основном из партийных командиров и отчасти «креатур» представителей правящей политической элиты обозначился с 1931 г. лидирующим положением И.Якира и Я.Гамарника. М.Тухачевский, сохранявший репутацию наиболее авторитетного советского военачальника, ценного организатора и проводника модернизации Красной Армии, утратил почти полностью свое политическое влияние.

Советская военная элита 20-х годов, рожденная гражданской войной, прошла три основных этапа в своем «крушении». Рубежи двух из них определялись судьбами ее «лидеров»: арест и начало «падения» М.Тухачевского в марте 1924 г. и смерть М.Фрунзе в октябре 1925 г. Третий рубеж - «военная тревога» 1926-1927 гг. - сомнение в соответствии военной элиты своему назначению, обозначившее ее скорое «разрушение» и формирование «новой элиты», возникавшей в обстановке начавшегося процесса технической модернизации Красной Армии.

Это не была обычная ротация элит в пределах единой военной традиции. Это была, скажем так: эпохальная смена качества военной элиты. В России, в СССР военная элита, выросшая из гражданской войны, в общем, сохраняла преемственность и профессиональную, и ментально-генетическую связь со старой русской армией - до 80% ее составляли «генштабисты» дореволюционной русской школы. «Генштабисты» - элита и «мозг армии», ее мысль, интеллект, военная интеллигенция, как часть русской интеллигенции, аккумулировали в своих социокультурных установках и ментальной направленности дворянское, военно-аристократическое самоощущение. Они продолжали мыслить военное дело привилегией гуманитарно-, а не только военно-образованной части элиты российского общества. Они были убеждены в своей особой военно-государственной, «имперски-культурной» миссии «хранителей» вековых традиций русской армии и русского офицера - социокультурного стержня Империи и культуры. Этот ментальный ориентир в 20-е годы (особенно в их начале) притягивал нравственно-профессиональные настроения и «красных командиров», вышедших из разночинной и часто малообразованной среды «скороспелых» прапорщиков и унтеров «германской войны». Однако с обнаружившейся несостоятельностью военной элиты перед лицом «военной тревоги» 1926-1927 гг., ответственность за неготовность армии к которой была возложена на нее, обозначилась явственная тенденция не только к формированию «новой военной элиты», но такой, чьи социо-культурные привычки, устремленность и ментальная ориентация парадигматически определялась уже не старинными, «священными» военно-историческими дворянско-аристократическими, потому, преимущественно гуманитарными, по существу, традициями, а техникой.

Не аристократ-кавалерист, «благородный рыцарь» или интеллектуал-генштабист, «мозг армии», теперь были объектом уподобления в качестве элитарного образца, а «механик», грубоватый, но сноровистый «мастеровой». Военное дело спускалось с высот «одухотворенного свыше» военного искусства до прозы обычного ремесла и умелого, профессионального обслуживания боевой техники. Не «кентавр» из глубин веков, но механическое чудовище-танк с заводского конвейера уже претендовал на господствующее положение в грядущей «войны моторов». Поэтому, несомненная профессиональная деградация военной элиты по качественному составу с 1923 до 1931 г. оказывалась, в каком-то смысле, объективно объяснимой и, можно сказать, морально оправданной: «генштабист» старой армии к концу 20-х чаще всего, по многим причинам, не соответствовал новому оружию.

Можно сказать, что советская военная элита 20 годов была разрушена не только обстоятельствами военно-политического и персонального характера, но и обстоятельствами, скажем так, цивилизационного свойства: на поле сражения Человек уступал место смертоносной Технике, «убивающему Артефакту». Организм теперь считался слабее Механизма. Наступала эпоха «войны машин, где дышит интеграл». Таким образом, прихотливые, небескорыстные стремления и намерения политической элиты сошлись с неумолимостью конъюнктуры развития цивилизации, разрушая и уничтожая остатки социо-культурных элементов прежней российской военно-исторической и военно-культурной традиции.

Все это стало фактором не только в судьбе советской военной элиты 30-х годов, но и влияло на дальнейшую судьбу страны, ее политики и культуры в целом.

Список научной литературыМинаков, Сергей Тимофеевич, диссертация по теме "Отечественная история"

1. ЛИТЕРАТУРЫ 1.Источники. Архивные фонды:

2. ГАРФ Государственный архив Российской Федерации.

3. Ф. 5853. Оп. 1. Дневник генерала А.А. фон Лампе. 1919-1926.

4. РГВА Российский Государственный военный архив.

5. Ф. 4. Управление делами РВС СССР и НКО СССР. Штаб РККА.

6. Ф. 7. Оп. 1. Докладная записка начальника Штаба РККА Тухачевского М.Н. на имя

7. Ф. 104. Управление армиями Западного фронта. Штаб фронта.

8. Политуправление Западного фронта. Секретариат РВС фронта. Комиссии при РВС фронта.

9. Ф. 33987. Секретариат Председателя РВС СССР.

10. Ф. 37605. Оп. 2. М.Н. Тухачевский. (Личный фонд).

11. Маршал М.Н.Тухачевский. (Комплект документов (19) из фондов РГВА, ксерокпии). Составители: П.А. Аптекарь, И.В.Успенский. Под редакцией к.и.н. Елисеевой. РГВА, 1994.18. -Послужные списки: Алексеева И.Т.; Андерса А.К.; Анникова Г.М.; Армадерова Г.А.;

12. РГВИА Российский Государственный военно-исторический архив.

13. Ф.291. Оп. 1.-0 родословной и дворянстве Тухачевских, Зайончковских и др.

14. Ф.2576. Лейб-гвардии Егерский полк.Списки по старшинству в чинах генералам,штаб- и обер-офицерам и классным чиновникам лейб-гвардии Егерского полка (1901,1903, 1914 гг.).

15. Ф. 2577. Лейб-гвардии Измайловский полк.Списки по старшинству в чинахгенералам, штаб- и обер-офицерам и классным чиновникам лейб-гвардии Измайловского полка (1907, 1910,1913 гг.).

16. Ф. 2583. Лейб-гвардии Преображенский полк. Списки по старшинству в чинахгенералам, штаб- и обер-офицерам и классным чиновникам лейб-гвардии Преображенского полка (1914 г.).

17. Ф. 2584. Лейб-гвардии Семеновский полк. Списки по старшинству в чинахгенералам, штаб- и обер-офицерам классным чиновникам лейб-гвардии

18. Семеновского полка (1901,1906,1913, 1916,1917 гг.).

19. Ф. 3547. Лейб-гвардии Кирасирский Ее Величества Марии Федоровны полк.

20. Списки по старшинству в чинах генералам, штаб- и обер-офицерам и классным чиновникам лейб-гвардии Кирасирского Ее Величества Марии Федоровны полка (1903-1904, 1907, 1912 гг.).

21. Послужные списки: Колесинского В.В.; Тухачевского М.Н., Зайончковского A.M., Какурина Н.Е., Свечина A.A., Де-Лазари А.Н., Снесарева А.Е., Зуева Д.Д., Ермолина П.И. и др.

22. ГАОО — Государственный архив Орловской области.

23. Ф. 68. Орловского Дворянского Депутатского собрания

24. Ф. 580 Канцелярии Орловского губернатора.

25. Ф. 672 О предоставлении дворянам в Орловское Дворянское Депутатское собраниедоказательств о дворянстве

26. Памятные книги Орловской губернии за 1890 год за 1900 годза 1891 год за 1904 год за 1894 год за 1905 год за 1895 год за 1906 год за 1897 год за 1907 год за 1898 год за 1908 год за 1899 год за 1909 год

27. Опубликованные архивные документы.

28. Август Корк. Документы и материалы. /Сост. Я.М.Горелик, кандидат военных наук. -Таллин.: «Ээсти Раамат», 1981. 176 с.

29. Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923-1927. М.: «Терра», 1990. -Т.1.-256 е.; Т.2. - 256 е.; Т.З. - 256 е.; Т.4. - 280 с.

30. Большевистское руководство. Переписка 1912-1927. Сборник документов. / Составители: А.В.Квашонкин, О.В.Хлевнюк, Л.П.Кошелева, Л.А.Роговая. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЕН), 1996. - 423 с.

31. В.И.Ленин. Неизвестные документы. 1891-1922 гг. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЕН), 1999. 607 с.

32. Внутрипартийные дискуссии 20-х годов. Документы. // Известия ЦК КПСС. 1990. - № 5. - С.165-179.; № 6. - С.189-195.; № 7. С.174-192.; № 10. - С.167-191.; № 12. - С.164-180.; 1991. -№ 3. - С.201-220.

33. Востребованный компромат на Г.М.Штерна. Справка на генерал-полковника Штерна Григория Михайловича. // Военно-исторический журнал. 1994. - № 3. - С. 18-23.

34. Генрих Ягода. Нарком внутренних дел, Генеральный комиссар госбезопасности. Сборник документов. / Составители: В.К.Виноградов, А.А.Зданович, В.И.Крылов, А.Л.Литвин, Я.Ф.Погоний, В.Н.Сафонов. Казань, 1997. - 542 с.

35. Дело о так называемой «антисоветской троцкистской военной организации в Красной Армии».// Известия ЦК КПСС. 1989. - № 4. - С.42 - 80.

36. Диктатор Крыма. (Публикации документов о возвращении генерала Я.Слащова). //Неизвестная Россия. 20 век. М.: Историческое наследие, 1993. - Выпуск № 3. - С. 85-118.

37. Директивы командования фронтов Красной Армии (1917-1922). М.: Военное издательство Министерства обороны СССР. - 1978. - Т. 4. - 728 с.

38. Доклад М.В.Фрунзе: «Об итогах реорганизации Красной Армии».//Военно-исторический журнал. 1966. - № 6. - С.66 - 75.; № 8. - С.64 - 73.

39. Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. Фашистский меч ковался в СССР: Красная Армия и Рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922-1933. Неизвестные документы. М.: Советская Россия, 1992.-384 с.

40. Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919 1921 гг. «Антоновщина». Документы и исследования. - Тамбов.: «Редакционно-издательсткий отдел», 1994. - 334 с.

41. Кронштадт. 1921. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г. /Составление, введение и примечания В.П.Наумова, А.А.Косаковского. М.: Фонд «Демократия», 1997. -432 с.

42. Кронштадтская трагедия 1921 года.// Вопросы истории. 1994. - № 4. - С.З - 21.; № 5. -С.З - 23; № 6. - С.24 - 44.; №7. - С.З - 33.

43. Кронштадтская трагедия 1921 г. Документы. М., 1999, в 2-х книгах.

44. Монархия пала, а антисемитизм остался. Документы Информационного отдела ОГПУ 1920-х годов. //Неизвестная Россия. 20 век. М.: Историческое наследие, 1993. - С. 324-360.

45. Погибли в годы беззакония.//Военно-исторический журнал. 1993. № 2. - С.81 - 83.; № 4. - С. ; № 5. - С.66 - 67.; № 6. - С.4-12.

46. Показания Тухачевского М.Н. от 1 июня 1937 года.// Кровавый маршал Михаил Тухачевский. 1893-1937./ Сост. Г.В.Смирнов. СПб.: Корона, 1997. - С.81 - 111.

47. Политическая история русской эмиграции 1920-1940. Документы и материалы. / Под редакцией профессора А.Ф.Киселева. М.: ВЛАДОС, 1999. - 776 с.

48. Рейхсвер и Красная Армия. Документы из военных архивов Германии и России. 19251931. Кобленц-Москва.: Федеральный архив Германии. Государственная архивная служба России. Российский Государственный военный архив, 1995. - 128 с.

49. Протоколы допросов адмирала Колчака чрезвычайной следственной комиссией в Иркутске в январе-феврале 1920 г. //Архив русской революции. М., «Терра», 1991. - Т. 10. -С. 177-321.

50. Протоколы заседаний Чрезвычайной следственной комиссии по делу Колчака. (Стенографический отчет). //Арестант пятой камеры. М.: Политиздат, 1990. - С.243-477.

51. Русская военная эмиграция 20-х 40-х годов. Документы и материалы. - М.: «Гея», 1998. - Т.1, книга первая. - 426 с.

52. Советское руководство. Переписка 1928-1941. Сборник документов. / Составители А.В.Квашонкин, Л.П.Кошелева, Л.А.Роговая, О.В.Хлевнюк. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЕН), 1999. - 519 с.

53. Список лиц с высшим общим военным образованием, состоящих на службе в РККА (к 1 марта 1923 г.). М.: Штаб РККА. - 1923. - 261 с.

54. Справка о проверке обвинений, предъявленных в 1937 году судебными и партийными органами тт. Тухачевскому, Якиру, Уборевичу и другим военным деятелям в измене Родине, терроре и военном заговоре.//Военные архивы России. 1993. - Выпуск 1. - С.29 — 113.

55. Справка о проверке обвинений, предъявленных в 1937 году судебными и партийными органами тт. Тухачевскому, Якиру, Уборевичу и другим военным деятелям в измене родине, терроре и военном заговоре. //Военно-исторический архив. 1997. Выпуск 2. - С.З - 117.

56. Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сборник документов. / Составители: О.В.Хлевнюк, А.В.Квашонкин, Л.П.Кошелева, Л.А.Роговая. М.: «АИРО - XX», 1995. - 340 с.

57. Стенограмма выступления И.В.Сталина на расширенном заседании Военного совета при Наркоме обороны 2 июня 1937 г. // Источник. 1994. - № 3. - С.72-88.

58. Стенограмма выступления И.В.Сталина на расширенном заседании Военного совета при Наркоме обороны 2 июня 1937 г. // Кривицкий В. Ябыл агентом Сталина. М.: Современник, 1996. - С.280-299.

59. Судебный отчет (по делу антисоветского право-троцкистского блока 2-12 марта 1938 г.).- М.: «Международная семья», 1997. 688 с.

60. Судьбы генеральские. . Справка на заместителя народного комиссара обороны Союза ССР Маршала Советского Союза тов. Кулика Г.И.// Военно-исторический журнал. 1993. -№ 12. - С.16-21.

61. Судьбы генеральские. . Справка на Буденного Семено Михайловича, Заместителя народного комиссара обороны СССР. // Военно-исторический журнал. 1994. № 1. - С. 15-23.

62. Мемуары, дневники, записки.

63. Агабеков Г. Секретный террор. М.: Современник, 1996. -447 с.

64. Александр Тодорский. Воспоминания друзей и соратников. М.: Военное издательство, 1986.- 184 с.

65. Александр Иванович Гучков рассказывает. Беседы А.И.Гучкова с Н.А.Базили (история стенограмм). //Вопросы истории. 1991. - № 7-8. - С.191-216.; № 9-10. - С.186-211.; №11.-С.178-195.; № 12. - С.165-175.

66. Аралов С.И. Ленин вел нас к победе. Воспоминания. М.: Издательство политической литературы, 1989. - 176 с.

67. Бабель И. Конармейский дневник 1920 года. //Бабель И. Конармия. М.: «Правда», 1990.-С. 124-207.

68. Бармин А. Соколы Троцкого. М.: Современник, 1997. - 527 с.

69. Беляков A.B. В полет сквозь годы. М.: Воениздат, 1981. - 350 с.

70. Бенуа Г. Сорок три года в разлуке. //Простор. 1967. - № 9. - С. 59-73.

71. Беседовский Г. На путях к Термидору. М.: Современник, 1997. - 461 с.

72. Благодатов A.B. Записки о китайской революции 1925-1927 гг. М.: «Наука», 1975. -278 с.

73. Блюхер Г.И. С Василием Константиновичем Блюхером шесть лет. //Военно-исторический журнал. - 1989. - № 3. - С.93-96.; № 4. С.79-86.; № 5. - С.88-94.; 1990. - № 1. -С.79-87.

74. Бонч-Бруевич М.Д. Вся власть Советам. М.: Военное издательство Министерства обороны СССР, 1964.-360 с.

75. Брусилов A.A. Мои воспоминания. М.: Военное издательство Народного комиссариата обороны, 1943.-264 с.

76. Брусилов A.A. Мои воспоминания. Часть 2. // Военно-исторический журнал. 1989. - № 10. - С.66-73.; № 12. - С.54-57.; - 1990. - № 2. - С.56-63.; -1991. - № 2. - С.38-44.

77. Будберг А. Дневник. //Архив русской революции. М.: «Терра», 1991. - Т.12. - С.197-212.

78. Буденный С.М. Пройденный путь. М.: Военное издательство Министерства обороны Союза ССР, 1958. - Книга первая. - 448 е.; 1965. - Книга вторая. - 391.; 1973. - Книга третья. -408 с.

79. Василевский A.M. Дело всей жизни. М.: Издательство политической литературы, 1988. - Книга первая. - 320 с.

80. Верховский А.И. На трудном перевале. М.: Военное издательство Министерства обороны Союза ССР, 1959. - 448 с.

81. Воронов H.H. На службе военной. М.: Военное издательство Министерства обороны СССР, 1963.-440 с.

82. Врангель П.Н. Записки . Кавказская армия. М.: Голос, 1995. - Часть 1. — 432 с.

83. Врангель П.Н. Записки. Последний Главком. М.: Голос, 1995. - Часть 2. - 350 с.

84. Гай (Ланге) Л. Незабываемые встречи. // Коммунист. 1965. - 15 октября.

85. Гальдер Ф. Военный дневник. М.: Военное издательство Министерства обороны СССР, 1968. - Т.1. - 512 е.; 1969. - Т.2. - 628 с.

86. Геруа Б.В. Воспоминания о моей жизни. Париж: «Военно-историческое издательство «Танаис», 1970. - Т.2. - 221 с.

87. Громов М. Через всю жизнь. М.: Молодая гвардия, 1986. - 190 с.

88. Данилов И. Воспоминания о моей подневольной службе у большевиков. //Архив русской революции.-М.: «Терра», 1993.-Т.Н.-С. 39-131; Т.15.-С.162-232.

89. Академия Генерального Штаба. М.: Воениздат, 1976. - 280 с.

90. Алдан-Семенов А.И. Слово о командарме. (Об И.П.Уборевиче). М.: Политиздат, 1981. — 112 с.

91. Абрамов Н. «Дело Тухачевского»: новая версия. Рассекреченные документы из Архива внешней политики СССР. //Новое время.- 1989.- № 13. С. 37-39.

92. Агеев А. Военный теоретик и военный историк A.A. Свечин. (К 100-летию со дня рождения). //Военно-исторический журнал. 1978. - № 8. - С. 127-128.

93. Айрапетян Г.А. Железный Гай. М.: Воениздат, 1980. - 124 с.

94. Айрапетян Г.А. Комкор Хаханьян. Ереван: «Айастан», 1970. - 164 с.

95. Андрей Евгеньевич Снесарев. (Жизнь и научная деятельность). М.: Наука, 1973. - 160 с.

96. Антонов-Овсеенко A.B. Сталин и его время. //Вопросы истории,- 1989. № 1. - С. 82-103; №2.-С. 84-102; №3.-С. 106-124; № 4. - С. 85-96; № 6.-С. 101-117; № 7. - С. 93-110; №8. -С. 96-109; №9.-С. 134-153; № 10.-С. 83-101.

97. Антошин A.M. Военная реформа 1924-1928 гг. М., 1951. - 158 с.

98. Ахтамзян A.A. Военное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1933 гг. //Новая и новейшая история. 1990. - № 5.

99. Ахтамзян A.A. Рапалльская политика. М.: Международные отношения, 1974. - 304 с.

100. Бабаков А. Советские военные округа. //Военно-исторический журнал. 1982. - № 9.

101. Базурин Р. Открывают неограниченные возможности. //Ленинградская правда. 1966. -22 декабря.

102. Базурин P.M. Тухачевский и развитие реактивной техники. //Авиация и космонавтика. -1966.-№ 12.

103. Бахтин М.М. Проблемы творчества. Поэтики Достоевского. Киев: NEXT, 1994. - 510 с.

104. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990. - 543 с.

105. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. - 424 с.

106. Бердяев H.A. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Мысль, 1990. — 220 с.

107. Бердяев H.A. Новое средневековье. //Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства. М.: Искусство, 1994. - Т.1. - С. 406-464.

108. Бердяев H.A. Русская идея. //Бердяев H.A. Русская идея. Основные проблемы русской мысли 19 века и начала 20 века. Судьба России. М.: Сварог, 1997. - С. 4-220.

109. Бердяев H.A. Самопознание. Опыт философской автобиографии. М.: Мысль, 1991. -320 с.

110. Бердяев H.A. Ставрогин. //Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства. -М.: Искусство, 1994. -Т.2. С. 176-186.

111. Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства. М.: Искусство, 1994. - Т.1. -544 е.; Т.2.-513 с.

112. Безыменский Л. Гитлер и Сталин перед схваткой. М.: Вече, 2000. - 512 с.

113. Берхин И.Б. Военная реформа в СССР 1924-1925 гг. М.: Воениздат, 1958. - 510 с.

114. Блондель Ж. Политическое лидерство. Путь к всеобщему анализу. М., 1992. - 136 с.

115. Борисов. Зарницы национальной революции (о национально-революционном характере «заговора Тухачевского»). //Часовой. 1938. - № 205. - С. 20-21.

116. Булдаков В. Красная смута. М.: РОССПЭН, 1997. - 376 с.

117. Бурин С. Григорий Котовский. Легенда и быль. Смоленск: Русич, 1999. - 462 с.

118. В преддверии близкого конца. (Беседа с советским дипломатом). //Часовой. 1938. - № 208.-С. 6.

119. Варгин Н.Ф. Флагман флота Кожанов. М.: Воениздат, 1980. - 112 с.

120. Васецкий H.A. Троцкий. Опыт политической биографии. М.: Республика, 1992. - 351 с.

121. Василенко А. Наполеон. //Молодая гвардия. 1996. - № 3. - С. 123-161.

122. Викторов Б. «Заговор» в Красной Армии. //Правда. 1988. - 29 апреля.

123. Викторов Б. «Заговор» в Красной Армии. //Викторов Б.А. Без грифа «секретно». Записки военного прокурора. М.: Юридическая литература, 1990. - С. 215-256.

124. Виноградов А. «Красный Бонапарт» и его маршалы. //Виноградов А. Тайные битвы 20 столетия. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1999. - С. 196-203.

125. Военная Академия имени М.В.Фрунзе. М.: Воениздат, 1980. - 280 с.

126. Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия: Политический портрет И.В.Сталина: в 2 кн. М.: Новости, 1989. - Кн. 1. - 622 с.

127. Волкогонов Д.А. Троцкий. М.: Новости, 1992. - Книга 1. - 416 е.; Книга 2. - С. 416 с.

128. Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М.: Советская Россия, 1991. - 624 с.

129. Гареев М.А. М.В.Фрунзе военный теоретик. - М.: Воениздат , 1985. - 448 с.

130. Гессен И. Года изгнания. Жизненный отчет. //Русская идея. В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья. М.: Искусство, 1994. - Т.1. - С. 342-381.

131. Голубев А. Выдающийся советский военный теоретик. (В.К. Триандофиллов). //Военно-исторический журнал. 1968. - № 3. - С. 111-115.

132. Горелик Я.М. Август Корк. //Вопросы истории. 1987. - № 7. - С. 173-178.

133. Горелик Я.М. Красный командарм. //Военно-исторический журнал. 1980. - № 10. - С. 179-182.

134. Горелик Я.Р. Маршал М.Н.Тухачевский. Пенза, 1986. - 215 с.

135. Горелик Я.Р. Один из активных строителей Советской Армии. //Исторические записки. -1980.-№ 105.

136. Горелик Я.Р. Они работали вместе. //Неделя. 1961. - № 47.

137. Горлов С.А. Военное сотрудничество СССР и Германии в 20-е годы. //Военно-исторический журнал. 1991. - № 9. - С. 4-11.

138. Горьков Ю. Кремль. Ставка. Генштаб. Тверь, 1995. - 384 с.

139. Григорьев А. Тухачевский и военно-морской флот. //Страж Балтики. 1967. - 27 июня.

140. Гуль Р. Тухачевский. //Гуль Р. Красные маршалы. М.: Терра, 1995. - С. 433-532.

141. Гуль Р. Красные маршалы (Ворошилов, Блюхер, Котовский). //Гуль Р. Красные маршалы. -М.: Терра, 1995. С. 533-654.

142. Давыдов Л. Верность. О Д.М. Карбышеве. М.: Политиздат, 1984. - 127 с.

143. Дайнес В.О. Командарм Корк. //Советский воин. 1988. - № 20. - С. 13-15, 33.

144. Дайнес В.О. Михаил Николаевич Тухачевский. //Вопросы истории. 1989. - № 10. - С. 38-60.

145. Данилов В. Совершенствование системы центральных органов военного рководства в 1929-1939 гг. //Военно-исторический журнал. 1982. - № 6.

146. Данилов В. От Штаба РККА к Генштабу Рабоче-Крестьянской Красной Армии. (19241935). //Военно-исторический журнал. 1978. - № 8. - С. 98-106.

147. Двойных Л., Стеганцев М. Маршал Тухачевский. //Неделя. 1987. - № 47.

148. Деко А. Дело Тухачевского. //Люди-загадки 20 века. М.: Прибой, 1998. - С. 220-236.

149. Деникин А.И. Доклад о «заговоре Тухачевского». //Часовой.- 1938. № 205. - С. 28-29.

150. Дирин П. История лейб-гвардии Семеновского полка. СПб., 1883. - 258 с.

151. Достоевский Ф.М. Бесы. //Достоевский Ф.М. Собрание сочинений. М.: Художественная литература, 1957. Т.7. - 757 е.

152. Душенькин В. Пролетарский маршал. М.: Политиздат, 1974. - 128 с.

153. Жигалов И. Повесть о балтийском матросе. М.: Политиздат, 1973. - 135 с.

154. Иванов А.М. Логика кошмара. М.: Русский вестник, 1993. - 190 с.

155. Иванов В.М. Маршал М.Н.Тухачевский. М.: Воениздат, 1990. - 320 с.

156. Иссерсон Г. Развитие теории советского оперативного искусства в 30-е годы. Военно-исторический журнал. - 1965. - № 1. - С. 36-47.

157. История Ордена Ленина Ленинградского военного округа. М.: Воениздат, 1974. - 613 с.

158. Кабанес О., Насс Л. Революционный невроз. М.: Издательство КСП, 1998. - 576 с.

159. Казаков В.Г. Красный комбриг (о Г.И.Котовском). М.: Политиздат, 1981. - 96 с.

160. Карпов В. Расстрелянные маршалы. М.: Вече, 2000. - 480 с.

161. Картунова А.И. Почему В.К.Блюхер поддерживал Чан-Кай-ши. //Военно-исторический журнал. 1995. - № 5. - С. 59-64.

162. Киевский Краснознаменный. История Краснознаменного Киевского военного округа 1919-1972. М.: Воениздат, 1974. - 432 с.

163. Киршнер Л.А. Колокол громкого боя. (О П.Дыбенко). Л.: Лениздат, 1985. - 318 с.

164. Ковалевский П.И. Психиатрические эскизы из истории. М.: Терра, 1995. - Т.1. - 544 е.; Т.2. - 528 с.

165. Кокошин A.A., Лобов В.Н. Предвидение.(Генерал Свечин об эволюции военного искусства). //Знамя. 1990. - № 2. - С. 170-182.

166. Кокошин A.A. А.А.Свечин. О войне и политике. //Международная жизнь. 1988. - Октябрь.-С. 133-142.

167. Колпакиди А., Прудникова Е. Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. - 560 с.

168. Колпакиди А., Прохоров Д. Империя ГРУ. М., 2000. -Т.1.-464 е.; Т.2. - 448 с.

169. Кондратьев Н. На линии огня, (эпизоды из жизни командарма И.Ф.Федько). М.: Политиздат, 1974. - 128 с.

170. Кондратьев Н. На фронте в огне. Эпизоды из жизни Яна Фабрициуса. М.: Политиздат, 1982.- 128 с.

171. Кондратьев Н. Маршал Блюхер. М.: Воениздат, 1965. - 296 с.

172. Королев В.Г. Ян Лацис. М.: Политиздат, 1980. - 144 с.

173. Корольченко А. Выбитый генералитет. Ростов-на-Дону: Феникс, 2000. - 512 с.

174. Коротков И.А. История советской военной мысли. М.: Наука, 1980. - 272 с.

175. Костерин С. Дело Тухачевского. //Советская Россия. 1988. - 18 сентября.

176. Костиков В. Не будем проклинать изгнанье. Пути и судьбы русской эмиграции. М.: Международные отношения, 1990. - 464 с.

177. Краснознаменный Белорусский военный округ. М.: Воениздат, 1983. - 408 с.

178. Краснознаменный Закавказский. Очерки истории Краснознаменного Закавказского военного округа. М.: Воениздат, 1969. - 448 с.

179. Краснознаменный Приволжский. Исторический очерк. Куйбышев, 1980. - 480 с.

180. Краснознаменный Туркестанский. М.: Воениздат, 1976.-438 с.

181. Краснознаменный Уральский. История Краснознаменного Уральского военного округа.- М.: Воениздат, 1983. 285 с.

182. Кришке В. Дело Тухачевского. //Гутен Таг. 1992. - № 1. - С.10-11.