автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: СССР и российская эмиграция в Маньчжурии
Полный текст автореферата диссертации по теме "СССР и российская эмиграция в Маньчжурии"
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК Санкт-Петербургский институт истории
Кротова Мария Владимировна
СССР и российская эмиграция в Маньчжурии (1920-е -1950-е гг.)
Специальность: 07.00.02 — Отечественная история
Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук
5 ^ 2015
005558648
Санкт-Петербург 2015
005558648
Работа выполнена в отделе современной истории России ФГБУН «Санкт-Петербургский институт истории Российской академии наук»
Научный консультант - Рупасов Александр Иванович,
доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории Российской академии наук
Официальные оппоненты: Бочарова Зоя Сергеевна,
доктор исторических наук, профессор, профессор кафедры ЮНЕСКО по изучению глобальных проблем ФГБОУ ВПО «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова»
Базанов Петр Николаевич, доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры документоведения и информационной аналитики ФГБОУ ВО «Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств» Новикова Ирина Николаевна, доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры европейских исследований факультета международных отношений ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный университет»
Ведущая организация: АОУ ВПО Ленинградский государственный университет им. A.C. Пушкина
Защита состоится 7 апреля 2015 г. в 14:30 часов на заседании диссертационного совета Д 002.200.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук на базе Санкт-Петербургского института истории РАН по адресу: 197110, Санкт-Петербург, Петрозаводская ул., д.7.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке и на сайте http://www.spbiiran.nw.ru Санкт-Петербургского института истории РАН.
Автореферат разослан «У/ » 2015 года
Ученый секретарь
Диссертационного совета, к.и.н. / ' П.В. Крылов
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ
Актуальность темы диссертационного исследования. Маньчжурия (Северо-Восток Китая) с конца XIX века стала ареной политических конфликтов и несколько раз оказывалась в эпицентре мировой истории. В первой половине XX века там сложилась значительная русская колония — одна из самых крупных за пределами России, которая пережила несколько серьезных кризисов, изменивших ее внутреннюю структуру. К середине 1920-х гг. русское население Маньчжурии разделилось на советскую и эмигрантскую колонии, которые вынуждены были до начала 1960-х гг. уживаться вместе. На протяжении 1920-1950-х гг. влияние СССР на русскую колонию в Маньчжурии было значительным, но и российская эмиграция, в свою очередь, оказывала воздействие на советскую политику в этом регионе. Отношения между СССР и эмиграцией принимали различные формы и были важным аспектом как внешней, так и внутренней политики Советской власти.
Актуальность изучения взаимоотношений СССР и российской эмиграции в Маньчжурии не исчерпывается только политическими факторами. Раскол российского общества в процессе революции и гражданской войны на сторонников новой советской власти и ее противников привел к изменению культурных ориентиров, идеологических установок диаспоры. На примере отношений советской и эмигрантской колоний можно произвести анализ процессов не только противостояния «красных» и «белых» на территории Маньчжурии, но и, что представляется более важным, взаимодействия и взаимовлияния двух лагерей. Исследование взаимоотношений советской и эмигрантской колоний в Маньчжурии необходимо для пересмотра сложившихся стереотипов о «красных» и «белых», изучения механизмов советизации, стратегий поведения людей в новых исторических условиях. Проблема понимания и восприятия чужой культуры, сохранения собственной идентичности, возможности компромисса и сосуществования разных социальных групп приобретает все большую актуальность в современном мире. Опыт сосуществования двух лагерей — советского и эмигрантского - в Маньчжурии на протяжении четырех десятилетий приобре-
тает особое значение в условиях поляризации современного российского общества, поиска путей объединения различных социальных слоев.
Степень разработанности темы. Специального обобщающего исследования, предметом которого явились бы взаимоотношения советской и эмигрантской колоний в Маньчжурии, до настоящего времени не проводилось. Между тем политика СССР в Маньчжурии, а также история российского присутствия в Северо-Восточном Китае в различных аспектах неоднократно затрагивались в научной литературе. Историографию проблемы можно условно разделить на советскую, эмигрантскую, зарубежную и постсоветскую.
Интерес советских исследователей к изучению русской колонии в Маньчжурии имел «волнообразный» характер и зависел от внешнеполитической ситуации и советско-китайских отношений. В 192,0-е гг. Китай и Маньчжурия были в центре внимания в связи с установлением дипломатических отношений между СССР и Китаем, переходом КВЖД в совместное советско-китайское управление, восстановлением прямого железнодорожного сообщения через Маньчжурию. Б.А. Романов одним из первых обратил внимание на сложный узел международных отношений в Маньчжурии, определил значение КВЖД как центрального пункта международной политики СССР, Китая и Японии на Дальнем Востоке
В 1920-х гг. появилось много публикаций, посвященных присутствию СССР в Маньчжурии, которые в большинстве своем носили описательный и публицистический характер2. Советско-китайский конфликт на КВЖД 1929 г.
1 Романов Б.А. Основные моменты в русской политике на Дальнем Востоке в 1892-1925 гг. // Сибирские огни (Новосибирск). 1926. № 4. С. 98-116. Вскоре вышла в свет монография Б.А. Романова, посвященная истокам «маньчжурской проблемы»: Романов Б.А. Россия в Маньчжурии (1892 - 1906). Очерки по истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма. Л., 1928.
Драудин Т. Харбин // Вечерняя Москва». 1927. 15 ноября; Ивин А. Письма из Китая. От Версальского договора до советско-китайских соглашений. М.; Л., 1927; Изгоев Н. Белый омут // Известия. 1929. 17 июля; Киржниц А. В полос« отчуждения КВЖД // Сибирские огни. 1924. Кн. 3. С. 138-151; Его же. У порога Китая. М„ 1924; Полевой Е. По ту сторону китайской границы. Белый Харбин. М.; Л., 1930; Святицкий В. И. Достижения советской администрации в деле эксплуатации КВЖД за период 1925-1928 гг. //Транспорт и хозяйство. 1929. № 9. С. 140-161; Семенов Б. Китай и СССР // О Китае. Политико-экономический сборник (под ред. А. Лозовского). М.; Л., 1928. С. 141-160; Ходоров А. Е. Чжан Цзолин и Китайская Восточная железная дорога // Международная жизнь. 1926. № 10. С. 20-36.
вызвал новую волну интереса к советской политике в Маньчжурии3. В этот период в историографии был сформирован определённый образ контрреволюционной эмиграции в Маньчжурии. Полоса отчуждения КВЖД считалась базой «злейших врагов Советской республики», в литературе появился устойчивый штамп «белый Харбин».
Новая волна публикаций возникла в связи с оккупацией Японией Маньчжурии в 1931 г.4 В этих работах содержатся характеристики русской эмиграции в Маньчжурии, называется её приблизительная численность, правда, без ссылки на источники. В.Я. Аварии посвятил несколько страниц своей книги описанию советской колонии в Маньчжурии, обратил внимание на противостояние советских граждан и эмигрантов и отметил, что японцы использовали «белых» в разных областях, в том числе по антисоветской линии5.
Во второй половине 1930-х гг., особенно после продажи КВЖД, информация о русской колонии в Маньчжурии в советских изданиях и прессе практически исчезла. Однако в 1-м издании Большой советской энциклопедии (под редакцией О. Ю. Шмидта) вышла обширная статья о Маньчжурии, где приводились данные о численности русского населения в 1934 г. в Маньчжурии: 43 тыс. русских белогвардейцев, около 30 тыс. советских граждан, «подавляющее большинство которых вернулось в СССР после продажи КВЖД»6.
Во время советско-японской войны 1945 г. Маньчжурия вновь появилась на страницах советской прессы в связи с репортажами военных корреспондентов, но в них практически не было упоминаний о русской колонии и эмигрантах. Только в книге П. И. Глушкова было сказано несколько слов об эмиграции, часть
3 Аварин В. Харбин революционный // Новый мир. 1929. Кн. 11. С. 165-171; Алексеев И. Что происходит на КВЖД. Хабаровск, 1929; Войтинский Г. КВЖД и политика империалистов в Китае. М., 1930; Воробьев В. Тысяча девятьсот двадцать девятый... Особая Дальневосточная в борьбе за мир. Хабаровск, 1933; Дальневосточный Е. Китайско-восточная железная дорога. Баку, 1929; Доронин М. Захват КВЖД. Новосибирск, 1929; Насыров В.М. Китайская Восточная железная дорога. К событиям 1929 г. Хабаровск, 1929; Скалов Г. КВЖД. Империализм и китайская реакция в событиях на КВЖД. М.; Л., 1930; Терентъев Н. Советский Союз, империализм и Китай. Захват КВЖД и разрыв советско-китайских отношений. М.; Л, 1929.
Аварин В.Я. «Независимая» Маньчжурия. М., 1932; Горгиенин И. Маньчжурия и угроза японо-американской войны. М., 1933; Иоган ¿'.Активизация японской военщины // Большевик. 1935. № 3. С. 75-86; Оккупация Маньчжурии и борьба империалистов. Сб.ст. М., 1932; Тульский С. Маньчжурия. М., 1932.
5 Аварин В.Я. Указ. соч. С. 126.
6 Маньчжурия // Большая советская энциклопедия. Т. 38. М., 1938. Ст. 68-86.
которой, по его утверждению, «активно сотрудничала с японскими оккупантами, служила в японской полиции, занималась шпионской и диверсионной деятельностью, направленной против СССР». Однако автор отмечал, что значительная часть русской эмиграции вела себя лояльно в отношении Советского Союза, и большинство эмигрантов впоследствии получило советское гражданство7.
В последующие десятилетия советские историки обходили стороной тему русской диаспоры в Маньчжурии и Китае. В исследованиях 1970 - середины 1980-х гг. по истории Китая и советско-китайских отношений тема русского присутствия в Маньчжурии практически не поднималась. М. И. Сладковский в своем обстоятельном исследовании не упомянул эмигрантов, работавших на Ки-тайско-Чанчуньской железной дороге (КЧЖД) и в других учреждениях. Один лишь раз, вскользь, в его книге прозвучала фраза о «местных советских гражданах», которыми укомплектовывался аппарат советских торговых организаций8.
В конце 1970-х гг. появилось учебное пособие В.В. Комина «Белая эмиграция и Вторая мировая война». И хотя оно имело явно компилятивный характер (некоторые страницы были прямо переписаны из парижского сборника «Проблемы» 193(5 г.), автор попытался объективно подойти к характеристике эмиграции в Маньчжурии9. Так, он указал на наличие среди русской колонии в Маньчжурии советских граждан и эмигрантов, отсутствие «видимого различия» между ними, на расслоение эмиграции еще до Второй мировой войны на «оборонцев» и «пораженцев» и окончательную «политическую смерть» российской белой эмиграции после победы СССР над Японией.
Событием в отечественной историографии стал выход в 1981 г. книги Л.К. Шкаренкова «Агония белой эмиграции», основанной на недоступных прежде архивных документах. Автора интересовала в основном политическая конфронтация между российской эмиграцией и СССР. Ва:кным было его замечание о том, что КВЖД была, пожалуй, единственным местом, где в 20-х гг. советским представителям приходилось работать в «непосредственном окружении белоэмигрантов, чьи харбинские группировки боролись за влияние на КВЖД»10.
7 Глушков П. И. Маньчжурия. М., 1948. С. 76.
8 Сладковский М. И. История торгово-экономических отношений СССР с Китаем (19171974). М„ 1977. С. 165.
9 Комин В. В. Белая эмиграция и Вторая мировая война. Учебное пособие. Калинин, 1979.
ШкаренковЛ.К. Агония белой эмиграции. 3-е изд. М., 1987. С. 140.
6
В числе других исследований советских авторов необходимо отметить книгу Г.И. Ткаченко11. Несмотря на поставленную в духе времени задачу — показать «совпадение коренных интересов» советских и китайских трудящихся КВЖД в 1924—1935 гг., исследователь впервые после долгого перерыва поднял тему советского присутствия на КВЖД. Работа основана на архивных источниках и содержит массу ценного фактического материала об успехах советской администрации КВЖД в экономической и социальной областях, о деятельности советских профсоюзов на КВЖД.
При анализе советской историографии проблемы нельзя не учитывать, что работы советских историков были написаны в условиях цензуры и трудностей в доступе к архивным источникам, часто носили тенденциозный характер. Несмотря на влияние идеологических установок, общественных настроений, в этих исследованиях были предприняты попытки оценить количество проживавших в Маньчжурии советских граждан и эмигрантов, проанализировать работу советской администрации КВЖД, дать оценку деятельности эмиграции.
Проблема взаимоотношений русской диаспоры в Маньчжурии и СССР затрагивалась в работах русских эмигрантов, которые одними из первых попытались осмыслить историю дальневосточной эмиграции. П.П. Балакшин, участник гражданской войны на Дальнем Востоке, эмигрировавший в США, создал в 1950-х гг. большой двухтомный труд о возникновении и деятельности дальневосточной русской эмиграции12. Автор проанализировал огромный фактический материал, использовав в своей книге, помимо документов иностранных архивов, воспоминания эмигрантов — непосредственных участников событий, многие из которых были написаны специально для него, что делает его работу особенно ценной, но и полной неточностей. Основное внимание Балакшин уделил истории военной и политической, т.н. «активной» эмиграции, а также деятельности советских спецслужб в Китае.
Бывшие «харбинцы» внесли большой вклад в изучение русской диаспоры в Китае. О. М. Бакич, профессор Торонтского университета, будучи уроженкой
11 Ткаченко Г.И. Советские трудящиеся на КВЖД в борьбе за укрепление пролетарской солидарности с китайским народом. М., 1988.
12 Балакшин П.П. Финал в Китае. Возникновение, развитие и исчезновение белой эмиграции на Дальнем Востоке. Т. 1-2. Сан-Франциско-Париж-Нью-Йорк, 1958.
7
Харбина, посвятила немало работ русской эмиграции в Маньчжурии13. С 1994 г. под ее редакцией при Центре по изучению России и Восточной Европы выходит литературно-исторический ежегодник «Россияне в Азии», посвященный творческому и документальному наследию дальневосточной эмиграции. Бывшая харбинка, преподаватель университета Маквори (Сидней) Н. Райан занимается проблемами сохранения и трансформации русского языка в российской колонии в Маньчжурии и среди реэмигрантов в Австралии14.
Из работ зарубежных авторов необходимо отметить исследование Дж. Стефана, профессора Гавайского университета, «Русские фашисты. Трагедия и фарс в эмиграции. 1925-1945»15, в которой автор не только проанализировал деятельность Российской фашистской партии, но и дал широкую картину жизни русского населения в Маньчжурии в 1920-1930-х гг., указав на особую «гремучую смесь красных и белых» в Маньчжурии.
В последние годы интерес к теме российского присутствия в Китае возрос, современные зарубежные исследователи посвятили ряд работ политическим аспектам в Маньчжурии16, проблемам репатриации советских граждан из Маньчжурии в СССР17.
История русского присутствия в Китае стала объектом исследования китайских историков с конца 1980-х гт. Подробный историографический обзор исследований китайских авторов, посвященных русской эмиграции, дан в книге
13 Bakich О. Russian Education in Harbin: 1898-1962 // Записки русской академической группы в США. 1994. Т. XXVI. С. 269-294; Bakich О. Harbin Russian Imprints: Bibliography as history, 1898-1961: materials for a definitive bibliography. New York; Paris, 2002.
Райан H. Россия - Харбин - Австралия: Сохранение и утрата языка на примере русской диаспоры, прожившей XX век вне России. М., 2005.
15 John J. Stephan The Russian Fascists: Tragedy and Farce in Exile, 1925-1945. Harper & Row, 1978 (русский перевод: Стефан Д. Русские фашисты. Трагедия и фарс в эмиграции. 19251945 гг. /Авториз. пер. с англ. JI. Ю. Мотылева; предисл. Л. П. Делюсина. М., 1992).
16 Blaine R. Chiasson. Administering the Colonizer: Manchuria's Russians under Chinese Rule, 1918-29. Vancouver, Toronto: UBCPress, 2010; PatrikeeffF. Russian Politics in Exile. The Northeast Asia Balance of Power, 1924-1931. Oxford, 2002.
Манчестер JI. Носители дореволюционных традиций становятся советскими гражданами: Возвращение русских из Китая / пер. с англ. А. И. Рупасова // Человек и личность в истории России, конец XIX-XX век. СПб., 2013. С. 329-344; MerritS. «Матушка Россия, прими своих детей!»: archival materials on the stalinist repression of the Soviet Kharbintsy // Россияне в Азии 1998. № 5. С. 205- 229.
Н. А. Василенко18. Китайские историки Ши Фан, Гао Лин, Лю Шуан издали в 1998 г. монографию «Хаэрбин эцяоши» («История русской эмиграции в Харбине»), в которой, опираясь на китайские источники, указали численность русской колонии, охарактеризовали миграционные процессы, отметили частые перемещения из одной «российской колонии» в другую и обратно19. В книгах китайских авторов используются понятия «советские эмигранты» для русских беженцев, принявших советское гражданство, а также «красные русские» (просоветски настроенные) и «белые русские» (эмигранты), между которыми часто возникали противоречия и споры20.
С начала 1990-х гг. тема дальневосточной эмиграции активно разрабатывается отечественными исследователями. Пионерами здесь также стали бывшие «харбинцы» Г.В. Мелихов и Е.П. Таскина21, которые поставили вопросы формирования русской колонии в Маньчжурии, сохранения национальной культуры в условиях эмиграции. В этот период российское зарубежье стало активно изучаться в постсоветской России, и сегодня это одна из наиболее интенсивно разрабатываемых проблем. За последние 20 лет вышло большое количество монографических исследований, научных статей, диссертаций, сформировалось новое научное направление - «эмигрантоведение»22.
Существенный вклад в изучение истории российской эмиграции в Китае внесли дальневосточные ученые: Е.Е. Аурилене, A.M. Буяков, Н.Л. Горкавенко, Н.П. Гридина, Н.И. Дубинина, A.A. Забияко, Г.И. Каневская, И.К. Капран, Н.П. Крадин, О.И. Кочубей, С.И. Лазарева, В.Ф. Печерица, О.И. Сергеев, Ю.Н. Цип-кин, A.A. Эфендиева, A.A. Хисамутдинов. В Благовещенске, Владивостоке, Хабаровске сложились исследовательские центры и научные школы. Е.Е. Аурилене в своей монографии представила концепцию истории российской диаспоры
18 Василенко Н. А. История российской эмиграции в освещении современной китайской историографии. Владивосток, 2003.
19 Василенко Н. А. Указ. соч. С. 55.
20 Ван Чжичэн. История русской эмиграции в Шанхае. М., 2008. С. 181.
21 Мелихов Г. В. Маньчжурия далекая и близкая. М., 1991; Его же. Российская эмиграция в Китае (1917-1924). М., 1997; Таскина Е. Неизвестный Харбин. М., 1994; Ее же. Русский Харбин. М., 1998.
22 В изданном в 2009 г. Библиотекой-фондом «Русское зарубежье» библиографическом пособии «Русская эмиграция в Китае» насчитывается более 400 книг и статей о различных аспектах дальневосточной эмиграции, изданных в России после 1991 г. С учетом последних лет их значительно больше.
в Китае, отметив, что благоприятным фактором формирования эмигрантской общины в Маньчжурии являлся культурный уклад полосы отчуждения КВЖД -фактически русской колонии с хорошо развитой инфраструктурой23. A.A. Хи-самутдинов ввел в научный оборот большой пл аст документов и материалов из отечественных и зарубежных архивов, составил библиографический словарь представителей российской дальневосточной эмиграции24.
Необходимо отметить общие работы по истории Китая, советско-китайских и советско-японских отношений, без которых невозможно изучение истории взаимоотношений СССР и эмиграции в Маньчжурии25. К сожалению, советской политике в Маньчжурии и роли эмш-рации в этих работах уделяется мало места. Исключением являются исследования Н. Е. Абловой, Г. В. Мелихова, В. Э. Молодикова, Я. JI. Писаревской26.
В начале XXI века появилось много работ, предметом которых стали отдельные аспекты истории российской диаспоры в Маньчжурии: военная эмиграция в Маньчжурии27, эмигрантский активизм28, деятельность советских спец-
23 Аурилене Е. Е. Российская диаспора в Китае. 1920-19:50-е гг. Хабаровск, 2008. С. 19.
Хисамутдинов A.Al. Российская эмиграция в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Южной Америке: Библиографический словарь. Владивосток, 2001.
25 Тапенович Ю. М. История взаимоотношений России и Китая. В 4-х кн. М., 2011; Захарова Г. Ф. Политика Японии в Маньчжурии. 1932-1945. М., 1990; Каретина Г. С. Военно-политические группировки Северного Китая: (Эволюция китайского милитаризма в 20-30-е гт. XX в. Владивосток, 2001; Кутаков Л. Н. История советско-японских дипломатических отношений. М., 1962; Мировицкая Р. А. Советский Союз в стратегии гоминьдана (20-е - 30-е гг.). М., 1990; Очерки истории Министерства иностранных дел России. 1802-2002: в 3 т. Т. 2. 1917-2002 гг. М„ 2002.
26 Аблова Н. Е. КВЖД и российская эмиграция в Китае. Международные и политические аспекты истории (первая половина XX в.). М., 2005; Мелихов Г. В. Российская эмиграция в международных отношениях на Дальнем Востоке (1925-1932). М., 2007; Молодяков В. Э. Россия и Япония: рельсы гудят. Железнодорожный узел российско-японских отношений (1891-1945): историческое исследование. М., 2006; Его же. Россия и Япония в поисках согласия. 1905-1945. Геополитика. Дипломатия. Люди и идеи. М., 2012; ПисареескаяЯ. JI. Маньчжурский плацдарм // Между Россией и Сталиным: Российская эмиграция и Вторая мировая война. М., 2004. С. 22-47;
27 Балмасов С. С. Белоэмигранты на военной службе в Китае. М., 2007; Смирнов С. В. Отряд Асано: русские формирования в Маньчжоу-го, 1938-1945. Екатеринбург, 2012; Ципкин Ю. Н. Маньчжурская эмиграция: раскол и попытки объединения военных кругов // Российская эмиграция на Дальнем Востоке: Сб. ст. Владивосток, 2000; Яковкин Е. В. Русские солдаты Квантунской армии. М., 2014.
28 Базанов П. Н. Братство Русской правды - самая загадочная организация Русского Зарубежья. М., 2013; Егоров Н. Дальневосточный отдел диверсионно-террористической организации «Братство Русской Правды» // Проблемы Дальнего Востока. 2009. № 4. С.136-141; Соколов М. В. Соблазн активизма. Русская республиканско-демократическая эмиграция 20-30-х гг. XX века и ОГПУ СССР. М., 2011.
служб29, история еврейской колонии в Маньчжурии30, реэмиграция и репатриа-
11 32
ция , культурная, научная, педагогическая деятельность эмиграции , церковная жизнь33, биографии представителей русской диаспоры в Китае34.
В то же время были предприняты попытки создать обобщающие исследования по истории Зарубежной России. Е.И. Пивовар отметил в своей книге специфику российской эмиграции в Маньчжурии, связанной с близостью к СССР и существованием «советского анклава внутри эмигрантского мира»35. З.С. Бочарова определила взаимоотношения между эмиграцией и СССР как «единство и борьбу противоположностей», отметив «обоюдное увлеченное внимание к противостоявшему Русскому миру»36.
29 Алексеев М. Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922— 1929). М., 2010; Буяков А. М., Шинин О. В. Деятельность органов безопасности на Дальнем Востоке в 1922-1941 годах. М., 2013; Голдин В. И. Российская военная эмиграция и советские спецслужбы в 20-е годы XX века. Архангельск, СПб, 2010; Егоров Н. А. Деятельность иностранных спецслужб на Дальнем Востоке по использованию маньчжурской белоэмигра-ции в 1922-1941 гг. // Военно-исторический журнал. 2009. № 11. С. 4&-53; Лота В. И. За гранью возможного: Военная разведка России на Дальнем Востоке 1918-1945 гг. М., 2008; Усов В. Н. Советская разведка в Китае. 20-е годы XX века. М., 2002; Его же. Советская разведка в Китае: 30-е годы XX века. М., 2007.
30 Романова В. В. Власть и евреи на Дальнем Востоке России: история взаимоотношений (вторая половина Х1Х-20-е годы XX в.). Красноярск, 2001.
31 Поздняков И. А. Из Китая в Америку: историко-антропологический взгляд на русскую эмиграцию (1920-1950 гг.). СПб., 2007; Таскина Е., Мухин И. Русские из Китая. Судьбы репатриантов 40-50-х гг. XX в. // Проблемы дальнего Востока. 2009. № 2. С. 91-99.
32 Говердовская Л. Ф. Общественно-политическая и культурная деятельность русской эмиграции в Китае в 1917-1931 гг. М„ 2000; Курто О. И. Русский мир в Китае: исторический и культурный опыт взаимодействия русских и китайцев. М., 2013; Петропавловская И. А. Россияне - выпускники Харбинского образовательного центра (1898-1956). М., 2005; Левошко С. С. Русская архитектура в Маньчжурии. Конец XIX - первая половина XX века. Хабаровск, 2003; Русская поэзия Китая: Антология / сост. В. П. Крейд, О. М. Бакич. М., 2001.
33 Баконина С. Н. Церковная жизнь русской эмиграции на Дальнем Востоке в 1920-1931 гг. (на материалах Харбинской епархии). Автореферат ... к.и.н. М., 2013; Божьей милостью архиерей русской церкви: Три жизни митрополита Нестора Камчатского /автор-составитель С. Фомин. М., 2002.
34 Дубаев М. Л. Харбинская тайна Рериха. Н. К. Рерих и русская эмиграция на Востоке. М., 2001; Макаров В. Г. Русский философ Николай Сетницкий: от КВЖД до НКВД // Вопросы
\ философии. 2004. № 7; Романовский В. К. Николай Устрялов. От либерализма к консерва-' тизму. Нижний Новгород, 2010; Хиса-чутдинов А. А. Поэт и ученый Евгений Евгеньевич | Яшнов // Россияне в Азии (Торонто). 1999. № 6. С. 219-233; Черникова Л. Мост в прошлое I везунчика-барона (штрихи к портрету русского писателя-эмигранта Павла Северного). Уфа, 2011.
| 35 Пивовар Е. И. Российское зарубежье: Социально-исторический феномен, роль И место в ! культурно-историческом наследии. М., 2008. С. 259.
3® Бочарова 3. С. Русский мир 1930-х годов: от расцвета к увяданию зарубежной России. М., 2014. С. 186.
Среди общих работ по истории русского присутствия в Китае выделяется исследование H.H. Аблажей, посвященное процессам эмиграции из России и СССР в Китай в первой половине XX века . Опираясь на источники из федеральных и региональных архивов, в том числе документы НКИД (МИД) и спецорганов, автор исследовала причины эмиграции и реэмиграции, проанализировала советску ю политику в отношении гражданства, въезда в страну и выезда из нее. Автор дала также характеристику российской диаспоры в Китае и, в частности, в Маньчжурии, указав, что специфической ее чертой являлось наличие в ней двух политически противопоставленных составляющих - белоэмигрантской и советской колоний, из которых в разное время доминировала то одна, то другая. Чрезвычайно ценными являются данные H.H. Аблажей о численности миграционных потоков российского населения из СССР в Маньчжурию и обратно.
Новым подходом к исследованию российской диаспоры в Маньчжурии отличается работа C.B. Смирнова, посвященная исследованию процесса социальной адаптации российских эмигрантов в Северной Маньчжурии в его «личностном», «человеческом» измерении38. Автор поставил в центр внимания изучение социального «опыта» и «переживаний» эмигрантов. Исследователь ввел в научный оборот интересный комплекс источников - следственные дела репатриантов из Маньчжурии из архивов Свердловской области, что позволило C.B. Смирнову создать объемный и неоднозначный образ российской эмиграции в Северной Маньчжурии.
Истории советской колонии в Маньчжурии посвящены диссертационные работы Я.Л. Писаревской и С.Ю. Яхимовича . Я.Л. Писаревская в своей работе впервые рассмотрела советское влияние в Маньчжурии в 1920-х - середине 1930-х гг. через призму изучения дихотомии «эмигрантского - советского». На основе большого комплекса источников, в том числе, мемуаров и интервью с
37 Аблажей Я. Я. С востока на восток: Российская эмиграция в Китае. Новосибирск, 2007.
Смирнов С. В. Российские эмигранты в Северной Маньчжурии в 1920-1945 гг. (проблема социальной адаптации). Екатеринбург, 2007.
Писаревская Я. Л. Российская эмиграция Северо-Востока Китая: социально-политический состав, быт, реэмиграция (середина 1920-х - середина 1930-х гг.). Автореферат ...к.и.н. М., 2002; Яхимович С. Ю. Колония советских граждан в Северной Маньчжурии: социально-политический аспект (1924-1935 гг.). Автореферат ... к.и.н. Хабаровск, 2012.
12
бывшими «харбинцами», Я.Л. Писаревская проанализировала процессы сосуществования двух колоний на территории Маньчжурии и причины реэмиграции советских граждан в СССР в 1935 г. Важным представляется вывод исследовательницы о неоднородности советской колонии и характерной для большинства советских граждан двойной поведенческой психологии. Новые исследовательские подходы, акцент на изучение непосредственного опыта людей выделяют работу Я.Л. Писаревской и являются ориентиром для настоящего исследования.
С.Ю. Яхимович проанализировал процесс формирования и эволюции советской колонии в Маньчжурии, уточнил ее численность, ввел в научный оборот массу интересных документов, в том числе из ГАХК и РГАСПИ о деятельности партийной, комсомольской и профсоюзной организаций в Северной Маньчжурии. Исследователь справедливо указал на то, что процесс формирования советской колонии занял небольшой период в середине 1920-х гг. Вместе с тем представляется неубедительным вывод автора о том, что советская колония была «искусственным образованием», созданным «по решению и под руководством партийно-советского аппарата», и представляла собой «своеобразный идеологизированный анклав в инокультурной среде»40. Можно оспорить утверждения Я. Л. Писаревской и С. Ю. Яхимовича, что к концу 1935 г. после реэмиграции в СССР многочисленная советская колония в Северной Маньчжурии перестала существовать.
Однако при наличии довольно обширной историографии русского присутствия в Китае, комплексного исследования, посвященного взаимоотношениям эмигрантской и советской колоний в Маньчжурии на протяжении всего их существования, не было осуществлено. В настоящей работе предпринята попытка исследования, прежде всего, советской политики по отношению к эмиграции в Маньчжурии, а также сосуществование внутри российской диаспоры двух колоний — советской и эмигрантской.
Объектом изучения является политика СССР на Северо-Востоке Китая в 1920-е - 1950-е гг. В качестве предмета исследования выступают, с одной сто-
40 Яхимович С. Ю. Указ. соч. С. 15.
роны, политика СССР по отношению к эмиграции, с другой, взаимоотношения советской и эмигрантской колоний в Маньчжурии.
Территориальные границы исследования ограничиваются Маньчжурией - Северо-Восточным Китаем, где Россия с конца XIX века имела особые интересы, а с постройкой КВЖД образовалась значительная русская колония, которая после революции и гражданской войны увеличилась в несколько раз.
Хронологические рамки исследования охватывают период 1920-1950-х гг. и позволяют проследить формирование, эволюцию и исчезновение как эмигрантской, так и советской колоний в Маньчжурии. В ряде случаев верхняя граница сдвигается, что связано с необходимостью проследить дальнейшие судьбы русского населения Маньчжурии после реэмиграции в СССР и другие страны.
Исходя из этого цель настоящего исследования — рассмотреть политику СССР по отношению к русскому населению в Маньчжурии в контексте международной ситуации в Северо-Восточном Китае в 1920-1950 -е гг.
Анализ степени научной разработанности темы, поставленная цель исследования обусловили постановку следующих задач:
- проанализировать политическую ситуацию в Маньчжурии в 19201950-х гг.;
- выявить обусловленность советской политики в отношении эмиграции в Маньчжурии внешней и внутриполитической ситуацией в СССР;
- исследовать особенности формирования, состава и эволюции советской и эмигрантской колоний в Маньчжурии;
- раскрыть сущность взаимоотношений советской и эмигрантской колоний, процессы противостояния и взаимовлияния;
- изучить процессы советизации русского населения в Маньчжурии;
- установить причины и периодичность принятия русским населением ^ гражданства других стран, переходы из одного гражданства в другое;
- проследить судьбы русского населения Маньчжурии, выявить общие моменты в биографиях. |
Определяющими для диссертации стали понятия «эмиграция», «колония», «советизация». Эти понятия применительно к данному исследованию ну-
ждаются в уточнении. Многие исследователи совершенно обоснованно избегают слова «эмиграция» по отношению к русским жителям Маньчжурии, используя термин «российское зарубежье». Благодаря тому, что эта территория на рубеже Х1Х-ХХ вв. формировалась как российская колония, которая и после революции сохраняла тесные связи с советским Дальним Востоком, местное русское население не считало себя эмигрантами. Только в середине 1920-х гг. установление дипломатических отношений СССР и Китая и переход КВЖД под советско-китайское управление заставили население определиться с гражданством, что привело к расколу и обособлению двух частей российской колонии. Поэтому термин «российская эмиграция» используется в работе применительно к выходцам из Российской империи, как старожилам, так и беженцам, проживавшим на территории Маньчжурии и не признававшим советскую власть.
Под колонией подразумевается сообщество людей, проживающих вместе в другой (чужой) стране. Для населения Маньчжурии в середине 1920-х гг. отношение к советской власти - активное неприятие или лояльность - было чертой, разделившей российскую колонию на два лагеря: эмигрантский и советский. Отличительным признаком советской колонии в Маньчжурии было советское гражданство ее членов, эмигрантской - сознательное отсутствие гражданства (бесподданство) или принятие китайского или другого гражданства.
Под термином «советизация» в данном исследовании понимается не процесс установления советской власти и введения советских порядков на территории Маньчжурии, но принятие советского гражданства российским населением при условии контроля со стороны дипломатических представительств СССР и общественных советских организаций.
Научная новизна исследования. Работа представляет собой первое комплексное исследование взаимоотношений СССР и российской эмиграции в Маньчжурии в 1920-1950-х гг. Впервые была исследована политика СССР в Маньчжурии и на КВЖД в контексте международной ситуации в СевероВосточном Китае, процессы советизации российского населения в Маньчжурии, особенности советско-китайского управления КВЖД, были выявлены периоды максимального советского влияния в Маньчжурии, показана взаимосвязь советизации русского населения и успехов и неудач СССР в Маньчжурии, спо-
собы и методы влияния властей на выбор гражданства русским населением Маньчжурии и причины частой смены гражданства. В представленной диссертации на основе широкого круга источников рассмотрено участие советских граждан и эмигрантов в международных конфликтах на территории Маньчжурии, роль эмиграции в советско-китайских и советско-японских отношениях. В отличие от других работ, преимущественно рассматривавших историю российской эмиграции в Маньчжурии, в диссертации была предпринята попытка показать взаимовлияние и взаимозависимость советской и эмигрантской колоний в Маньчжурии на протяжении всего рассматриваемого периода. Впервые при анализе состава российской колонии широко использовались документы из личных дел служащих КВЖД и КЧЖД. Тщательное изучение биографий представителей советской и эмигрантской колоний а Маньчжурии позволило составить более объемную картину существования русской диаспоры в Китае, избежать упрощения и односторонности.
Теоретическая значимость работы заключается в возможности использовать ее положения при исследовании стратегий поведения людей в международных конфликтах, для анализа взаимодействия власти и общества, выяснения специфики существования российской диаспоры за рубежом. Биографический метод, широко используемый в работе, может рассматриваться как перспективная исследовательская стратегия для изучения механизмов социальной адаптации. В научный оборот введен массив новых архивных документов по проблемам внешней политики СССР, истории КВЖД, российской эмиграции в Маньчжурии. Выводы диссертации могут стать полезными в современных попытках поиска фундаментальных коллективных норм и ценностей для сохранения единства нации.
Практическая значимость работы состоит в том, что материалы, представленные в диссертации, могут быть использованы при анализе внешней политики России, исследовании отношений интеллигенции и власти. Обширный биографический материал может быть использован при подготовке энциклопедий и пособий по истории российской эмиграции.
Методология исследования обусловлена состоянием изученности данной темы и определенной исследовательской стратегией, основанной на меж-
дисциплинарном подходе. Были использованы как общенаучные (наблюдение, описание, сравнение, анализ, обобщение, индукция) и общеисторические методы, так и специфические методы социальной психологии и 1сультурной антропологии. Так, сравнительно-сопоставительный метод позволил синхронизировать политические события в Клггае и СССР, соотнести их с изменениями в жизни русской колонии в Маньчжурии, выявить характерные тенденции. Исто-рико-типологический метод использовался при вычленении среди российской диаспоры в Маньчжурии определенных групп с общими характеристиками, статистический метод был необходим при анализе биографических данных.
Антропологический поворот в мировой историографии, акцент на истории людей, как действующих лиц исторического процесса, заставил искать новые методологические подходы для решения исследовательских задач. В настоящей работе предпринята попытка через персональную историю представителей русской диаспоры в Маньчжурии изучить процессы советизации русского населения, взаимоотношения различных групп внутри диаспоры, стратегии поведения людей в конкретных исторических обстоятельствах.
Применение биографического метода в исследовании позволяет представить через биографии отдельных людей и групп политическую, социальную и культурную ситуацию в Маньч;курии в указанный период, изучить механизмы приспособления людей к новым условиям. С помощью этого метода можно выяснить частоту и причины смены гражданства, понять процессы адаптации российского населения в ситуации социальной и политической напряженности в Маньчжурии, возможность соединения в судьбах людей различных сценариев.
Автор работы исходил из представления о том, что ни один из подходов не является универсальным, для решения поставленных исследовательских задач необходим не только комплексный подход, но и сочетание макро- и микроуровней, изучение процессов и явлений в динамике и взаимодействии, при главенстве конкретно-исторического подхода. В основе исследования лежит актуальная для современной гуманитаристики концепция человечности в интерпретации истории, основанная на принципах равенства и взаимного признания друг друга, при осознании различий.
Источниковая база исследования. Исследование основывается в значительной степени на архивных материалах, большинство из которых впервые вводится в научный оборот. Основу комплекса источников составили документы 60 фондов из 14 архивов. При проведении данного исследования использованы следующие группы источников:
• законодательные и директивно-нормативные документы;
• делопроизводственная документация;
• документы личного характера;
• периодическая печать.
К законодательным и директивно-нормативным документам относятся: постановления президиумов ЦИК СССР и СНК СССР, указы Верховного Совета СССР, международные договоры, нормативные документы и подзаконные акты, как опубликованные, так и неопубликованные, касающиеся репатриации, восстановления гражданства, выезда за границу советских граждан. При работе над диссертацией использованы: протоколы заседаний Политбюро ЦК ВКП(б) с 1924 по 1950 гг., хранящиеся в фондах РГАСПИ (Ф. 17), на которых решались вопросы о назначении отдельных коммунистов на посты на КВЖД, давались директивы, на основании которых принимались внешнеполитические решения; материалы Политбюро ЦК ВКП(б); документы из фондов АВП РФ (секретариатов Г. В. Чичерина, JI. М. Карахана, М. М. Литвинова, Г. Я. Сокольникова), что позволило проследить механизм принятия решений и руководства советской политикой в Маньчжурии.
Важное место в источниковой базе исследования занимают документы делопроизводства. Среди материалов ведомственного делопроизводства исключительную значимость имеют документы НКИД СССР, хранящиеся в АВП РФ. Это не только переписка консулов, консульские ноты и ответы на них китайских представителей, но и аналитические записки об эмиграции в Маньчжурии, дневниковые записи консулов, списки лиц, желающих выйти из советского гражданства. В этом же архиве отложились документы, переданные в НКИД из ОГПУ: списки активных белогвардейцев, решения о репрессиях против эмигрантов и т.п. При проведении исследования были также использованы материалы из фондов ТАСС (Р-4459) и ВОКС (Ф. Р-5283), хранящиеся в ГА РФ, и
Посредрабиса (Ф. 110) в ЦГАЛИ СПб, которые содержат ведомственную переписку и отражают связи между советскими представителями в Маньчжурии и центральными организациями в СССР. На основе этих документов удалось осветить различные аспекты полигики СССР по отношению к эмиграции в Маньчжурии. Для изучения советского присутствия на КВЖД автором использовались документы, хранящиеся в РГАСПИ - материалы фонда И. В. Сталина (Ф. 558), Центральной контрольной комиссии ВКП(б) (Ф. 613), документы Се-веро-Маньчжурского комитета комсомола (Ф. 1м, 19м), которые свидетельствуют о работе партийной и комсомольской организаций в Маньчжурии.
Значительный комплекс документов, касающийся советско-китайского управления КВЖД, жизни советской колонии в Маньчжурии в 1920-1950-х гг., отложился в фонде 323 «Правление КВЖД» РГИА. Это протоколы заседаний Правления КВЖД, приказы по 1СВЖД, переписка между отделами и службами, документы профсоюза железнодорожников и железнодорожной полиции, отчеты, справки, экономические обзоры, бюллетени зарубежной и местной прессы.
В этом же фонде содержится более 6 тыс. личных дел «бывших работников КВЖД». Особый интерес в личных делах представляют послужные списки, которые содержат информацию о возрасте, месте рождения, вероисповедании, образовании, составе семьи, военной службе, гражданстве. Этот уникальный источник позволяет создать коллективную биографию служащих КВЖД, выделить общие моменты в биографиях, проследить карьерный рост в зависимости от гражданства, образ жизни различных служащих на КВЖД. В статистический обзор вошли личные дела 453 человек. Информация из личных дел служащих КВЖД послужила основой биографических сведений, представленных в приложении, которые дополнили данные из личных дел эмигрантов и советских граждан, хранящихся в фонде «Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (БРЭМ)» (ГАХК. Ф. 830), а также личных дел бывших работников КЧЖД - эмигрантов, принятых на работу в 1945-1949 гг. (РГИА. Ф. 323. Оп. 13). Помимо общей информации в них содержатся автобиографии служащих, на основе которых можно проследить процессы перехода из одного гражданства в другое. Привлечены также документы фонда 8002 «Правление
КЧЖД», хранящегося в РГАЭ, и фонда Р-7523 (Оп. 68) из ГА РФ, где содержатся дела о лишении советского гражданства русского населения Китая.
Особую категорию источников составляют материалы зарубежных архивов, хранящихся в Российской Федерации, с помощью которых можно реконструировать жизнедеятельность эмигрантской колонии в Маньчжурии. В ГА РФ хранится большой комплекс документов из Русского зарубежного исторического архива (РЗИА), вывезенного из Праги в СССР в 1945 г. В диссертации были использованы материалы фонда РОВС (Ф. Р-5826) - донесения, информационные сводки, аналитические записки, письма-отчеты эмигрантов из Маньчжурии, а также материалы фонда Управления КВЖД (Р-6081), сборника «Вольная Сибирь» (Ф. Р-5869), общества сибиряков в Чехословакии (Ф. Р-5870), фонд генерала П. Г. Межака (Ф. Р-5758).
В фондах Музея русской культуры в Сан-Франциско, переданных частично в виде микрофильмов в ГА РФ (Ф. 10143), находится большой комплекс документов и материалов русской эмиграции в Маньчжурии, представители которой переехали в США: уставы эмигрантских организаций, корреспонденция, печатные издания эмиграции, мемуары и интервью из личных архивов бывших «харбинцев» Н. В. Борзова, братьев Воронцовых, Г. К. Гинса, Ю. В. Крузен-пггерн-Петерец, А. С. Лукашкина, Е. фон-Арнольд и др.
Значительный комплекс документов, касающихся положения эмиграции в Маньчжурии, содержит архив Д. Л. Хорвата, переданный его родственниками в музей семьи Бенуа в ГМЗ «Петергоф» (Фонд «Архив музея семьи Бенуа»). Особенно интересна рукопись М. Я. Домрачеева, начальника канцелярии Д. Л. Хорвата, об истории эмиграции в Китае, отрывки мемуаров Д. Л. Хорвата, документы Дальневосточного объединения эмиграции, эмигрантские разведывательные сводки, переписка Д. Л. Хорвата со своими уполномоченными в Маньчжурии.
Важным источником для изучения состояния русской колонии во второй половине 1930-х гг. стали данные польской агентуры в Маньчжурии «Мандарин» (РГВА. Ф. 308к). Так как после оккупации Японией Северной Маньчжурии связи русской колонии с Европой и собственно Китаем значительно ослабли, а местная пресса находилась под строжайшей цензурой, регулярные сооб-
щения резидентов польской разведки из Маньчжурии, проливают свет на обстановку в Маньчжурии, работу БРЭМ, изменения в настроениях российской эмиграции.
В работе использованы материалы коллекций Бахметевского архива российской и восточно-европейской истории и культуры Колумбийского университета в Нью-Йорке (США) - коллекции М. П. Головачева, С. В. Востротина, А. П. Воробчука, в которых содержатся уникальные материалы: донесения эмигрантской разведки о работе советских представителей, печатные материалы, в том числе антисоветские листовки, статьи и записки. Документы дали возможность значительно распшрить представление об эмигрантской колонии и реакции эмигрантов на советское присутствие.
В связи с поставленными целями и задачами исследования значительную часть источников составляют документы личного характера - дневники, письма, мемуары, автобиографические материалы из 26 личных фондов отечественных и зарубежных архивов. Наибольший интерес представляют дневники эмигрантов И. С. Ильина (ГА РФ. Ф. Р-6599) и М. А. Языковой (Бахметевский архив), которые содержат уникальные факты и сведения, позволяют узнать не только о политических событиях в Маньчжурии, но и о переживаниях, страхах и надеждах, с ними связанных.
Близким к дневникам источником является эпистолярное наследие. Обширная корреспонденция содержится в фонде начальника телеграфа КВЖД А. А. Затеплинского, прожившего в Маньчжурии более полувека (РГИА. Ф. 1679). Особый интерес для исследования составила переписка представителей «сменовеховских кругов» Н. В. Устрялова, Е. Е. Яшнова, Г. Н. Дикого, отразившая перемену настроений! и отношения российской интеллигенции к советской власти (РГАЛИ. Ф. 2871; ГАРФ. Ф. Р-5911). Сохранился также большой комплекс писем русских эмигрантов из Китая в СССР, США и другие страны, что дало возможность, восстановить картину жизни эмиграции - ее проблем, чаяний и надежд ее членов, организации быта. К тому же список адресатов позволил определить круг знакомств, связей, поддерживавшихся авторами писем (ГА РФ. Ф. 10143. РГАЛИ. Ф. 2266, 2512).
Одним из важных источников по истории изучения русского присутствия в Маньчжурии являются воспоминания (мемуары), которые позволили составить представление о мировоззрении, мотивах поведения представителей российской колонии в Маньчжурии. В исследовании использованы как опубликованные, так и неопубликованные мемуары бывших «харбинцев»41. К последним относятся мемуары Э. Э. Анерта (РГАЭ. Ф. 732), Г. К. Гинса (ГА РФ. Ф. 10143), С. Г. Скитальца-Петрова (РГАЛИ. Ф. 484), Н. И. Ильиной (РГАЛИ. Ф. 3147), И. С. Ивельского, П. Д. Малеванного (Архив библиотеки-фонда «Русское зарубежье». Ф.1), В. А. Морозова (РГАЛИ. Ф. 1337), М. П. Головачева, В. Н. Касаткина, Н. А. Мартынова, В. Ф. Салатко-Петрище, С. К. Сажина, 3. А. Мелик-Оганджановой (Бахметьевский архив).
Особо ценными для настоящего исследования представляются воспоминания В. А. Морозова «Записки об эмиграции», написанные им по возвращении в СССР с 1963 по 1976 г. (13 тетрадей), и Н. А. Мартынова «О жизни и политических событиях в Харбине, в Маньчжурии и вообще на Дальнем Востоке за период 1923-1948 гг.», созданных в Бельгии в середине 1950-х гг. по просьбе П. П. Балакшина. В этих воспоминаниях нашли отражение все перипетии той эпохи, даны замечательные характеристики лидерам эмиграции, сообществам, организациям, общественным движениям. Мемуарные сведения были сопоставлены с документами личного происхождения, перепиской, материалами периодической печати, личных дел из архивов.
Значимым комплексом источников стала периодическая печать, которую можно разделить на советскую (газеты «Правда», «Известия», «Вечерняя Москва», «Красная звезда», «Амурская правда»), заграничные русскоязычные издания, издания ассоциаций бывших «харбинцев». Заграничные русскоязычные издания включают в себя как просоветскую прессу (харбинские газеты «Герольд Харбина», «Молва», «Новости Востока», «Новости жизни», «Трибуна», «Эхо», журнал «Вестник Маньчжурии», «Известия Юридического факультета в
41 Начиная с 1960-х гг. в «Новом журнале» (Нью-Йорк), а с 1990-х гг. в журнале «Россияне в Азии» (Торонто), постоянно публиковались мемуары русских эмигрантов из Китая: И. С. Ильина, Ю. В. Крузенштерн-Петерец, Н. Резниковой, М. Шапиро, И. Гапановича, В. Пере-лешина, Н. Крук, Е. ИГиляева и др. Воспоминания «харбинцев» печатались в последующем в Европе, США, Канаде, Австралии и стали ценным источником по изучению российской диаспоры в Маньчжурии.
Харбине»), так и эмигрантскую печать (газеты «Гун-бао», «Друг полиции», «Заря», «На границе», «Наш пуп>», «Рупор», «Русский голос», «Русское слово», «Харбинское время», журналы «Вопросы школьной жизни», «Луч Азии», «Рубеж»), Изучение местной прессы помимо ценной информации дает представление о бытовавших социальных и политических мифах в среде российской колонии в Маньчжурии. Крупные коллекции эмигрантских газет и журналов, изданных в Маньчжурии, находятся в АВП РФ, БАН, ГА РФ, Институте восточных рукописей РАН, Бахметьевском архиве, РГБ, РНБ. В работе также использованы издания российских и зарубежных «харбинских» обществ и ассоциаций: «Австралиада - Русская летопись» (Сидней), Бюллетень «Иогуд Иоцей Син» (Ассоциация выходцев из Китая в Израиле, Тель-Авив), «На сопках Маньчжурии» (Новосибирск), «Русская Атлантида» (Челябинск), «Русские в Китае» (Екатеринбург), «Политехник» (Сидней), «Харбинские коммерческие училища» (Сан-Франциско).
Все перечисленные источники изучались в совокупности, подвергнуты критическому осмыслению, была выявлена их внутренняя связь. Богатый документальный материал дал возможность значительно расширить представления о российском присутствии в Маньчжур™, по-новому осветить многие стороны и повороты политики СССР в Маньчжурии и реакции эмигрантов на советское присутствие. Выявленный массив источников создал необходимые предпосылки для реализации исследовательских задач.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Эмигрантская и советская колонии в Маньчжурии формировались в результате особой исторической и внешнеполитической ситуации на Дальнем Востоке. В конце XIX в., в связи со строительством КВЖД, и Маньчжурии образовалась многочисленная русская колония, в которую после гражданской войны влилась беженская волна из России. Необходимость самоопределения русского населения в Маньчжурии в связи с установлением дипломатических отношений между СССР и Китаем, а также потребность в совместном советско-китайском управлении КВЖД привели к разделению всего русского населения на советских граждан и эмигрантов.
2. Успех советских представителей в Маньчжурии и массовая советизация русской колонии в середине 1920-х гг. были связаны с надеждами на защиту прав российского населения со стороны советских консульств и поднятия престижа «русского имени». Однако, непоследовательная политика СССР в Маньчжурии, связанная со сложной международной ситуацией, шла вразрез с интересами русского населения в Маньчжурии и в конечном итоге привела к утрате советского влияния в этом регионе.
3. СССР рассматривал КВЖД не только как важную стратегическую магистраль и коммерческое предприятие, но и как канал советского влияния на Северо-Востоке Китая, и это обстоятельство привело к конфликтам сначала с Мукденским и Нанкинским правительствами в Китае, затем с Японией. После «уступки Маньчжоу-Го прав СССР в отношении КВЖД (СМЖД)», а фактически продажи КВЖД Японии в 1935 г., советское присутствие в Маньчжурии резко сократилось, но в 1945 г., когда КЧЖД вновь оказалась в совместном управлении СССР и Китая, усилилось. С передачей прав КЧЖД КНР в 1952 г. и последующим ухудшением советско-китайских отношений советское присутствие в Маньчжурии сошло на нет. Советское влияние в Маньчжурии на протяжении 1920-1950-х гг. носило «волнообразный» характер и зависело от состояния советско-китайских и советско-японских отношений, а также внутриполитической ситуации в СССР.
4. Советская колония в Маньчжурии сформировалась к середине 1920-х гг. и была весьма разнородной по составу. В нее входили как советские специалисты, командированные из СССР, так и местное русское население, принявшее советское гражданство. Степень советизации, лояльность Советской власти среди советской колонии носили часто условный характер. При малейших колебаниях внешнеполитического курса СССР советские граждане в Маньчжурии переходили в другое гражданство, эмигрантское состояние или уезжали в другие страны.
5. Вопрос о гражданстве русского населения стал важной составляющей борьбы за политическое влияние в Маньчжурии СССР, Китая и Японии, а также отстаивания эмигрантами и советскими гражданами своих прав. В период
1920-1950-х гг. можно было наблюдать несколько волн смены гражданства среди русского населения в Маньчжурии:
в 1924-1925 гг. - при появлении новой советской администрации на КВЖД;
в 1929 г. - во время советско-китайского конфликта;
в 1932 г. - после оккупации Японией Маньчжурии;
в 1935 г. - при уступке прав на КВЖД Маньчжоу-Го;
в 1945-1946 гг. - после советско-японской войны и советской оккупации Маньчжурии;
в 1953-1958 гг. - в связи с передачей КЧЖД Китаю и последующей реэмиграцией русского населения в другие страны.
6. Эмигрантская колония в Маньчжурии, отличавшаяся разрозненностью, не была реальной политической величиной и не представляла угрозы для СССР, хотя и имела значительные материальные, интеллектуальные и правовые ресурсы для противостояния советскому влиянию. Российская эмиграция использовалась Китаем, Японией в своих политических и пропагандистских целях, как средство давления на СССР.
7. Эмигрантская и советская колонии не были изолированы друг от друга, переплетаясь экономическими, культурными, родственными связями. Зависимость всего русского населения от местных властей и внешнеполитической ситуации вынуждала сглаживать острые углы этого противостояния, искать компромиссы. На протяжении всего рассматриваемого периода наблюдались переходы из одного лагеря в другой. Сосуществование двух колоний на территории Маньчжурии отличалось достаточной терпимостью, что выражалось в отсутствии серьезных столкновений и конфликтов.
8. Русская эмиграция в Маньчжурии в 1930-1940-е гг. пережила сложный мировоззренческий кризис. С одной стороны, в начале 1930-х гг. произошло крушение надежд на возвращение в Россию, мощный сдвиг «вправо» - к монархизму и даже фашизму, ставка на японцев как возможных союзников в борьбе с СССР. С другой, - в среде эмиграции наблюдались переоценка событий прошлого, русской революции и процессов, которые к ней привели. Обаяние новой «советской» империи, осознание общей «русской» культурной иден-
тичности в азиатском контексте привели к латентной советизации, расколу эмиграции и поискам новых стратегий поведения.
9. После Второй мировой войны на волне патриотизма и массовой советизации эмигрантская колония в Маньчжурии фактически перестала существовать, начался процесс преодоления многолетнего разделения на враждебные лагеря - советский и эмигрантский. Но когда встал вопрос о репатриации, русская колония раскололась на выехавших в СССР и в другие страны.
Достоверность и обоснованность научных выводов обеспечивается широкой источниковой базой исследования, выбором адекватных исследуемой теме методов и принципов, учетом достижений отечественных и зарубежных исследований.
Апробация результатов исследования Основные результаты исследования отражены в научных трудах автора общим объемом около 60 п. л. Наиболее значимые результаты исследования были изложены в монографии «СССР и российская эмиграция в Маньчжурии в 1920-1930-х гг.» и 17 публикациях в изданиях из списка, рекомендованного Высшей аттестационной комиссией РФ, включая такие журналы, как «Военно-исторический журнал», «Новый исторический вестник», «Проблемы Дальнего Востока», «Родина». Основные положения и выводы работы были апробированы на международных конференциях «Нансеновские чтения» (Санкт-Петербург, 2007-2012 гг.), международном семинаре "Ethnic Ghettoes and Transcultural Processes in a Globalized City" (Гей-дельберг, 2008), международном научном коллоквиуме «Мыслящие миры российского либерализма» (Москва, 2009), международной конференции «Мемуары в культуре русского зарубежья» (Москва, 2010), международной конференции "Between East and West: Transcultural Flows of Encyclopedic Knowledge" (Гейдельберг, 2010), биографических чтениях памяти В. Иофе «Право на имя: Биографика XX века» (Санкт-Петербург, 2011), научных конференциях «Женщины и мужчины в контексте исторических перемен» (Тверь, 2012), «Повседневная жизнь и общественное сознание в России XIX-XX вв.» (Санкт-Петербург, 2012), «Патриотизм и гражданственность в истории России» (Санкт-Петербург, 2013), «Люди и судьбы Русского Зарубежья» (Москва, 2013, 2014 гг.), всероссийской научно-теоретической конференции «Личность в политиче-
ских, экономических и культурных процессах российской истории» (Москва, 2013), всероссийской научной конференции «Повседневность российской провинции Х1Х-ХХ вв.» (Пермь, 2013), исторических чтениях «Гороховая, 2» (Санкт-Петербург, 2013), международных научных конференциях «Война и повседневная жизнь населения России ХУИ-ХХ вв. (к столетию начала Первой мировой войны)» (Пушкин, 2014), «Великая война и русское зарубежье» (Москва, 2014), «Слепухинские чтения - 2014. Эмигранты и репатрианты XX века: Тема Родины и возвращения» (Санкт-Петербург, 2014). Всего по теме исследования опубликовано 45 научных работ.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, 4 глав, заключения, списка сокращений, списка использованных источников и литературы, приложения.
ОСНОВНОЕ СО ДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Во введении обосновывается актуальность избранной темы, дается историографический анализ ее разработанности, определяются объект, предмет, цель и задачи работы, хронологические и территориальные рамки, характеризуются методология и источники, формулируются научная новизна и положения, выносимые на защиту, подтверждается достоверность и обоснованность выводов, указывается практическая значимость работы, представляется апробация ее результатов и структура.
В первой главе «Формирование советской колонии в Маньчжурии в 1920-е гг.» исследуются причины появления России, а затем и СССР в Маньчжурии, формирование здесь в середине 1920-х гг. значительной советской колонии и политика СССР в Маньчжурии в 1920-е гг.
В первом параграфе «Появление СССР в Маньчжурии» анализируется историческая и внешнеполитическая ситуация на Дальнем Востоке на рубеже XIX и XX в., история русского присутствия в Маньчжурии, обстоятельства, изменившие состав и положение русской колонии в начале 1920-х гг., причины заинтересованности СССР в Северо-Восточном Китае.
Особую роль в этом регионе играла Китайская Восточная железная дорога, бывшая центром всей «русской» Маньчжурии, с которой так или иначе было связано большинство населения. Поэтому вопрос о КВЖД стал центральным в клубке отношений между СССР, Пекинским и Мукденским правительствами в середине 1920-х гг. Крушение белого движения в Приморье в 1922 г., советизация Дальнего Востока, внутренние осложнения в Китае привели к активизации СССР в дальневосточной политике. СССР был заинтересован в установлении дипломатических отношений с Китаем, возвращении КВЖД и укреплении безопасности своих дальневосточных границ, а также в устранении белогвардейской опасности со стороны Маньчжурии.
Особенностью русской колонии в Маньчжурии был ее пестрый и неоднородный состав. Наряду со старожилами — железнодорожниками и предпринимателями, обосновавшимися здесь еще с конца XIX в., после революции 1917 г. в Харбин и полосу отчуждения КВЖД прибыло большое количество беженцев из России, среди которых были воинские чины белых армий, интеллигенты, коммерсанты, крестьяне и казаки. В связи с активной миграцией населения, процессами репатриации и реэмиграции, трудно определить точное количество русского населения в Маньчжурии в начале 1920-х гг. Можно лишь говорить о том, что количество русских в Маньчжурии в этот период колебалось от 100 до 250 тыс. чел.
Русское влияние в Маньчжурии после 1917 г. значительно сократилось благодаря событиям в России — революции, гражданской войне и борьбе различных политических сил. На фоне «русской смуты» усилилась активность Китая, который установил контроль над бывшей русской колонией. Китайцы, взяв власть в свои руки, начали активную политику «дерусификации» полосы отчуждения КВЖД. Поэтому успехи СССР в переговорах с Китайской республикой об установлении дипломатических отношений и решении вопроса о совместном управлении КВЖД в 1924 г. породили у большинства населения надежды на установление порядка и защиту прав русских, а СССР получил возможность укрепиться и расширить влияние на Северо-Востоке Китая.
31 мая 1924 г. были установлены дипломатические отношения между СССР и Китайской республикой, тогда же подписано соглашение о паритетном
советско-китайском управлении КВЖД. И хотя фактический: правитель Маньчжурии — генерал Чжан Цзолинь не признал советско-китайского соглашения 31 мая 1924 г., переговоры продолжились в Мукдене и завершились подписанием 20 сентября 1924 г. соглашения между правительством СССР и автономным правительством трех восточных провинций Китайской республики. Мук-денское соглашение в основном: повторяло положения соглашения 31 мая 1924 г. и касалось главным образом КВЖД, подтверждая паритетное советско-китайское управление дорогой.
Все руководство политикой на КВЖД до 1926 г. осуществлял НИЩ, а конкретно Л. М. Карахан, который также лично подбирал кадры для управления дорогой. Прежний руководящий состав КВЖД был уволен и заменен на советских представителей. Назначение первым советским управляющим КВЖД А. Н. Иванова, по мнению многих, было «удачным выбором Москвы». Однако и в начале совместного советско-китайского управления КВЖД, и впоследствии состав советских руководителей КВЖД был часто агу'чайным, высшие агенты, командированные из СССР, постоянно менялись, поэтому чтобы обеспечить кадровый состав начальников служб приходилось обращаться к старослужащим «спецам».
В основном весь средний состав прежней администрации и большинство «старослужащих» рабочих и мастеровых остались на своих местах, подтвердив свою лояльность новой советской администрации. «Примирительная» политика новой советской администрации по отношению к русским служащим КВЖД в первый период совместного советско-китайского управления оказала большое влияние на последующие процессы массовой советизации ру сского населения, перехода из эмигрантского лагеря в советский. Даже эмигрг.нты отмечали огромную «приспособляемость» советской власти и ее большие ресурсы.
Во втором параграфе «Образование советской колонии в Маньчжурии» анализируются причины массового принятия русским населением Маньчжурии советского гражданства, состав и характеристика советской колонии.
Образование советской колонии в Маньчжурии было связано с принятием советского гражданства русским населением, оказавшимся после революции в Северо-Восточном Китае, а также с выездом в Маньчжурию на работу совет-
ских граждан. Начиная с 1922 г. в Маньчжурию посылались «в командировку» с самыми различными целями советские представители — дипломаты, специалисты, агенты спецслужб и др. Но их удельный вес среди русского населения Северной Маньчжурии был невелик, и основой советской колонии были т. н. «новосоветские» — старожилы и беженцы, принявшие советское гражданство в 1920-х гг.
Октябрьские события 1924 г., когда на КВЖД пришла советская администрация, стали ключевым моментом для самоопределения русского населения в Маньчжурии, так как работать на КВЖД, по условиям советско-китайских соглашений 1924 г., могли только советские и китайские граждане. В связи с этим советское гражданство пожелали взять практически все высокопоставленные чиновники КВЖД и старослужащие — инженеры, начальники служб, начальники участков, мастера, рабочие — чтобы не потерять «место». Среди принявших советское гражданство были служащие, искренне симпатизировавшие советской власти, и те, кто хотел использовать возможности для карьерного роста. Для предпринимателей, среди которых было немало состоятельных людей, важным мотивом для выбора советского гражданства было сохранение коммерческих связей с КВЖД, от заказов которой они напрямую зависели, а также возможность беспрепятственного въезда в СССР по коммерческим делам.
Стремительный рост советской колонии можно было рассматривать как несомненный успех советской власти. Число советских граждан в Маньчжурии продолжало расти до 1929 г. и составляло около 50 тыс. чел. Можно говорить лишь о приблизительном количестве советских граждан в Маньчжурии, т. к. в это число входили и «квитподцанные» — подавшие в советские консульства ходатайства о принятии гражданства СССР и получившие там квитанцию об уплате налога, и т. н. «двуподданные», состоявшие одновременно в двух и более различных подданствах.
«Новосоветских» граждан, т. е. эмигрантов, принявших советское гражданство не по идейным, а по прагматическим убеждениям (а таких было большинство), называли «редисками» — «красными» снаружи, «белыми» внутри. На примере таких «редисок» среди «новосоветских» граждан в Маньчжурии были рассмотрены механизмы «социальной мимикрии» — приспособления к
социальной среде путем имитации взглядов и поведения окружающих ради достижения каких-либо выгод или для того чтобы выжить и сохранить свое положение. «Редиски» проявлялись при малейшем колебании внешнеполитического курса в сторону ослабления позиций СССР в Маньчжурии. Так, во время советско-китайских конфликтов 1926 г. и 1929 г., а также после оккупации Маньчжурии Японией и продажи КВЖД в 1935 г. такие советские граждане стремились переменить гражданство.
Организующую и контролирующую роль среди советской колонии в условиях запрета коммунистической пропаганды и нелегального положения коммунистической партии в Маньч:курии играли профессиональные союзы, в особенности Дорпрофсож — профессиональный союз работников железнодорожного и водного транспорта КВЖД. Дорпрофсож объединял к 1927 г. более 10 тыс. чел. и имел значительные материальные и административные ресурсы, в частности, возможности устройства на работу. По данным эмигрантов, в «советских организациях» к 1926 г. состояло 28 554 чел., в том числе 13 846 железнодорожников, среди которых около 700 человек были членами коммунистической партии. Однако степень влияния профсоюзных организаций зависела от местной политической ситуации. Профсоюзы постоянно испытывали давление со стороны китайских властей, недовольных «красной активностью» в Китае.
Партийная организация Маньчжурии фактически не выполняла своих функций организатора и ядра советской колонии. Проверка работы СевероМаньчжурской партийной организации в 1930 г. показала, что положение в ней критическое, члены партии были поверхностно знакомы с социалистическим строительством в СССР, воспитательной и общественной работы не велось, партийная печать не читалась, местные коммунисты «поддались мещанскому воздействию» и «буржуазному разложению». В результате постоянных «чисток» партийных ячеек «неблагонадежные» коммунисты отсылались в СССР. Текучка кадров была одной из серьезных проблем партийной организации в Маньчжурии, люди здесь, за редким исключением, не задерживались, необходимо было постоянно обновлять состав «командированных из СССР».
Северо-Маньчжурский комитет ВКП(б) руководил также местными комсомольцами, число которых к 1929 г. достигало 2 тыс. чел. Среди местных комсомольцев основной считалась террористическая деятельность «комсомольской боевой дружины» и драки с эмигрантской молодежью. В целом можно сказать, что влияние партийных и советских общественных организаций в Северной Маньчжурии, несмотря на значительные материальные ресурсы КВЖД, было невелико. Тем более что «командированных из СССР» представителей от НКПС, НКИД, ОГПУ и других организаций, призванных стать стержнем советской колонии в Маньчжурии, было немного. К тому же здесь стали проявляться «советская буржуазность» и «совбарство», а советское руководство стало ассоциироваться с прежней «империалистической» бюрократией, с интригами, взяточничеством, растратами, определенным образом жизни.
В третьем параграфе «Советская политика в Маньчжурии в 1924—1929 гг.» рассматриваются противоречия в советско-китайском управлении КВЖД, приведшие к конфликтам, и их влияние на процессы советизации русского населения в Маньчжурии.
Для советской внешней политики 1920-х гт. были характерны два аспекта: дипломатический (урегулирование межгосударственных отношений) и революционно-пропагандистский, нацеленный на подготовку в Китае революции. Эта двойственность советской внешней политики оказала большое влияние на советскую политику в отношении КВЖД и Маньчжурии.
Серьезным кризисом в истории совместного управления КВЖД стал советско-китайский конфликт в январе 1926 г., грозивший вылиться в военное столкновение, который закончился в конечном итоге сменой руководства КВЖД и изменением советской политики в Маньчжурии. Конфликт выявил то, что внешнеполитический курс СССР шел вразрез с настроениями русского населения в Маньчжурии, которое считало, что русские интересы «предаются» уступками китайцам. Смена советского руководства КВЖД в 1926 г. повлекла за собой «чистку» рядов среди служащих дороги и увольнение «спецов». Новый управляющий КВЖД А. И. Емшанов, представитель НКПС, выполняя инструкции, старался избегать конфликтов с китайской стороной. Расценив политику СССР как слабость, Мукденское правительство настойчиво стало расши-
рять свои права и при каждом удобном случае напоминать, кто хозяин в Маньчжурии. Напряжение росло и привело в конечном итоге к советско-китайскому конфликту на КВЖД в 1929 г. Зигзаги советской политики отражались на процессах советизации русского населения в Маньчжурии и настроениях эмигрантов. Ослабление позиций СССР в Китае, новая «осторожная» советская политика в Маньчжурии вызвала ргоочарование у «новосоветских» граждан, потерявших надежду на защиту своих прав. С другой стороны, отказ от активной советской политики в Маньчжурии вызвал оживление эмигрантской колонии.
Во второй главе «Советская и эмигрантская колонии в Маньчжурии в 1924-1931 гг.» анализируются состав эмигрантской колонии, формирование идентичности двух противоположных лагерей, их взаимоотношения, участие советских граждан и эмигрантов в советско-китайском конфликте 1929 г., изменившаяся обстановка после конфликта.
В первом параграфе «Характеристика эмигрантской колонии в Маньчжурии в 1920-х гг.» рассматриваются состав колонии, особенности военной эмиграции в Маньчжурии, стратегии поведения эмигрантов, попытки объединения эмиграции, определение ее целей и задач, оценка эмшрации советскими представителями в Маньчжурии.
Эмигранты, не желавшие принимать советское гражданство в середине 1920-х гг., были поставлены в непростое положение. Одной из стратегий выживания и адаптации, а также формой защиты своих интересов и сопротивления советским представителям в Маньчжурии было принятие китайского гражданства. Большинство эмигрантов было благодарно китайцам за возможность работать и существовать, иметь китайские паспорта и виды на жительство, свои учебные заведения, церкви, культурные, общественные и политические организации.
Единственно возможной тактикой, способной объединить эмиграцию, считался активизм — политическая доктрина, нацеленная на активную борьбу с советской властью в России с целью ее свержения. Всплеск «белой» активности» 1927 г. был связан с ослаблением позиций СССР в Китае, поражением Гоминьдана, разрывом дипломатических отношений СССР и Китая. Важную роль в противостоянии эмиграции и СССР в Маньчжурии сыграло то, что интересы
активных эмигрантов-антибольшевиков совпадали с интересами китайских властей в деле сопротивления советскому влиянию в Маньчжурии, и китайцы использовали эмигрантов в Маньчжурии в противовес советской стороне.
Масштабы активистского движения среди эмиграции не стоит переоценивать. Большинство бывших офицеров и военных были озабочены лишь выживанием и не хотели вмешиваться в политику. Серьезных выступлений эмигрантов против СССР с территории Маньчжурии в 1920-х гг. не было. Эмигрантская общественность проявляла в основном безразличие и недоверие к крайним группировкам. Тем не менее, тема «активизма» эмиграции была необходима как эмигрантским лидерам для привлечения средств или из карьерных соображений, так и СССР для пропагандистской работы, мобилизации населения, оправдания работы спецслужб, и как средства давления на Китай.
В Маньчжурии и полосе отчуждения в начале 1920-х гг. было создано несколько десятков политических и общественных эмигрантских организаций, в основном, монархического толка, но ни одна из них не имела серьезного влияния. Они легко создавались, распадались, были раздираемы ссорами, борьбой за лидерство. В 1927 г. Д. Л. Хорват был назначен великим князем Николаем Николаевичем представителем русской эмиграции на Дальнем Востоке, его признали более 100 общественных организаций российской эмиграции в Маньчжурии. Но единства между организациями не было, как не было и единой структуры, программы и устава. В сентябре 1930 г. было создано Дальневосточное объединение эмиграции на основе «не признания советской власти» во главе с Д. Л. Хорватом.
Советские представители были невысокого мнения о моральном состоянии беженской массы и всячески поддерживали раскол эмиграции. Однако, не считая эмиграцию реальной политической силой, представители СССР все же вынуждены были считаться с ней, т. к. у эмиграции были свои ресурсы — и, в первую очередь, неофициальная поддержка местных властей на фоне неопределенного положения СССР в Китае с конца 1927 г.
Во втором параграфе «Формирование культурной идентичности советской и эмигрантской колоний в Маньчжурии» изучаются процессы поиска самоидентификации русской колонии в Маньчжурии, разделенной в 1920-е гг. на
два лагеря — «белых» и «красных». Культурная идентичность двух лагерей строилась на использовании образа «другого», актуализации собственной значимости, уникальности и несхожести в сравнении с противоположным лагерем. Для разграничения идентично стей использовались любые различия между группами: отношение к религии, прошлому и будущему России; символические ритуалы и памятные места; праздники; пресса; герои; язык; визуальные коды (одежда, поведение и т.д.). С помощью этих маркеров проводилась граница между эмигрантской и советской колонией. Основной акцент делался на отличных, дифференцирующих, ценностях, а также негативном опыте и угрозах со стороны «других». Поэтому определяющую роль в формировании идентичности играло противостояние двух лагерей.
Принятие того или иного гражданства русским населением Маньчжурии вынуждало изменить поведение, привычки, формы досуга, иногда внешний вид, определиться с прессой, праздниками, культурными площадками, спортивными клубами. Противостояние двух лагерей выражалось в разделении всех школ в Маньчжурии на советские и эмигрантские, соперничестве молодежных группировок, контроле китайской полиции, в которой служили русские эмигранты, над советскими учреждениями.
Однако линия демаркации: между «белыми» и «красными» в Маньчжурии не была четкой. Экономическая: стабильность 1920-х гг., а также неопределенность положения СССР в Маньчжурии, невозможность осуществления здесь репрессий и тотального контроля служили почвой для «мирного» сосуществования, без серьезных столкновений и конфликтов. При анализе содержания дневников, писем, мемуаров эмигрантов, выявлении круга их связей, обнаруживается, что эмигранты и советские граждане часто общались, посещали одни и те же заведения, совместно отмечали праздники. Конечно, в отношениях между эмигрантами и советской колонией прагматизм играл не последнюю роль, на деньги КВЖД существовала основная часть населения Харбина —- представители коммерческого мира, заинтересованные в заказах, сфера обслуживания. Большая часть как советской, так и эмигрантской колоний не желала касаться политики, дистанцировалась как от убежденных коммунистов, так и «непримиримых» эмигрантов.
Третий параграф «Советские граждане и русские эмигранты в советско-китайском конфликте на КВЖД1929 года» посвящен сложным и неоднозначным событиям июля — декабря 1929 г., поведению советских граждан и эмигрантов во время конфликта, которые ускорили размежевание советской и эмигрантской колоний, заставили пересмотреть советскую политику на КВЖД.
В различных исследованиях по истории советско-китайского конфликта 1929 г. закрепились представления о том, что большинство советских граждан в начале конфликта были уволены китайской администрацией, уволились сами с КВЖД или были арестованы китайскими властями, а их места заняли китайцы и русские эмигранты. Однако анализ списка уволенных и «самоуволившихся» советских граждан, личных дел бывших работников КВЖД приводит к выводу о том, что далеко не все служащие КВЖД, принявшие советское гражданство, остались лояльны к советской администрации КВЖД, а участие русских эмигрантов в работе дороги во время конфликта было минимальным. Большинство — около 60% советских граждан, служащих КВЖД, — остались работать на дороге, продемонстрировав, таким образом, лояльность китайской администрации, несмотря на угрозы и агитацию советских активистов. Таким образом, кампания по самоувольнению, объявленная советскими профсоюзами для срыва работы КВЖД, провалилась.
Участие эмигрантов в конфликте было незначительным. Часть устроилась на освободившиеся должности на КВЖД, были организованы отдельные партизанские отряды для посылки на советскую территорию, но в военных действиях китайских войск эмигранты участия не принимали. Репрессии СССР по отношению к эмигрантам (события в Трехречье, вывоз эмигрантов в СССР во время военных действий) были одной из причин обострения отношений между двумя колониями, отторжения многих «редисок» от советского влияния, усиления антисоветских настроений в эмигрантской среде.
После победы Особой Дальневосточной армии в ноябре 1929 г. статус-кво на КВЖД был восстановлен, а работавшие во время конфликта советские граждане и эмигранты были уволены с дороги. Советско-китайский конфликт стал важным рубежом для взаимоотношений СССР и эмиграции. Он показал условность принятия советского гражданства для части служащих КВЖД и
привел к тому, что старослужащие, добровольно или под давлением, стали переходить из советского в эмигрантский лагерь.
В четвертом параграфе «Последствия советско-китайского конфликта 1929 г. и дальнейшее размежевание советской и эмигрантской колоний» анализируется политика нового советского руководства КВЖД и положение русской колонии в 1930-1931 гг.
После конфликта советское руководство КВЖД полностью сменилось. Последовала «чистка» служащие дороги, проявивших нелояльность советскому аппарату КВЖД. Увольнение опытных агентов, постоянная смена руководящего состава КВЖД, его низкая КЕ:алификация и недостаточный образовательный ценз, а также снижение доходов КВЖД и покупательной способности населения вызывали всеобщее недовольство советской политикой в Маньчжурии.
Ослабление советского влияния, в свою очередь, привело к оживлению и увеличению эмигрантской колонии не только за счет уволенных с дороги советских служащих, перешедших в «эмигрантское состояние», но и за счет беженцев из СССР, число которых возросло в связи с коллективизацией и усилившимися репрессиями внутри СССР. Эмиграция после конфликта консолидировалась на активных «непримиримых» позициях. Конфликт привел к сближению эмигрантов и местных китайских властей ОРВП, которые теперь рассматривали эмиграцию и вопрос о «белых» в Маньчжурии как средство давления на СССР.
В третьей главе «Эмигранты и советские граждане в Маньчжурии в условиях японской оккупации в 1932-1945 гг.» рассматривается изменившаяся политическая ситуация в Маньчжурии в связи с выступлением Японии в 1931 г. и образованием государства Маньчжоу-Го, вынужденная продажа КВЖД и изменившееся в связи с этим состояние русской колонии в Маньчжурии.
В первом параграфе «Изменение положения советских граждан и эмигрантов после оккупации Японией Маньчжурии в 1932—1935 гг.» анализируется реакция СССР на выступление Японии в Маньчжурии. Советское руководство КВЖД и консульские представители вынуждены были придерживаться политики уступок и нейтралитета, теряя авторитет среди советской колонии. На со-
ветских граждан усилилось полицейское давление, последовали массовые аресты и ограничения. Это вызвало отток советских граждан из Маньчжурии в СССР, в другие города Китая, в Европу и Америку, а также начавшийся процесс массового отказа от советского гражданства.
В свою очередь, с приходом японцев в Маньчжурию оживилась эмигрантская колония, надеясь на поддержку Японией антибольшевистского движения. Но надежды эмиграции не совпадали с интересами японцев, целью которых было реорганизовать эмигрантские общества и союзы, поставить их под общий контроль, использовать эмигрантов для давления на советскую колонию и СССР.
В дальнейшем японские власти закрыли в Маньчжурии все независимые и связанные с европейскими центрами эмигрантские организации, часть их руководителей была выслана из Маньчжоу-Го. Были созданы новые организации, такие, как Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (БРЭМ), Дальневосточный союз военных и др., для которых обязательной стала демонстрация лояльности новым властям.
Во втором параграфе «Продажа КВЖД» рассматриваются внутри- и внешнеполитические причины продажи дороги, условия продажи, в том числе важный для служащих КВЖД вопрос о выплатах заштатного пособия, репатриация значительной части русской колонии в СССР и раскол внутри советской колонии в связи с репатриацией.
Оккупация Маньчжурии, конфликты с японскими войсками, ухудшение финансового положения дороги, резкое сокращение коммерческих перевозок подрывали работу КВЖД. Экономический кризис, проблемы на дороге, ее постепенное разорение отражались на всех сторонах жизни русских в Маньчжурии. В конечном итоге, положение на КВЖД в связи с японской оккупацией Маньчжурии было признано советской стороной как «крайне ненормальное», и было решено, что вопрос о КВЖД требует «политического разрешения».
Переговоры о продаже дороги, начатые в Токио летом 1933 г., вызвали резко негативную реакцию эмиграции, назвавшей продажу КВЖД «предательством национальных интересов России». Однако перед советским государством стояли в то время другие, более насущные задачи, и обеспечение безопасности
дальневосточных границ было гораздо важнее, чем сохранение собственности в Маньчжурии. К тому же продажа КВЖД была связана с общей политикой ликвидации активов СССР за границей.
23 марта 1935 г. в Токио было подписано соглашение об уступке Мань-чжоу-Го прав СССР в отношении КВЖД (СМЖД), по которому все советские служащие должны были бьггь уволены с дороги и выехать в СССР. Одним из важных мотивов реэмиграции (на КВЖД использовался термин «эвакуация»), были выплаты заштатных пособий и пенсионных денег уволенным железнодорожникам — 14 032 992,11 руб. — значительные суммы, вокруг которых кипели страсти, т. к. выплаты использовались для мотивирования выезда в СССР.
Советское правительство было обеспокоено дальнейшей судьбой русского населения в Маньчжурии. Оставлять такое количество эмигрантов в Маньчжурии в непосредственной близости от советских границ в неспокойной международной обстановке было опасно. Поэтому возникали различные проекты раскола эмиграции, ориентации ее на выезд в СССР. В связи: с выездом большого количества служащих и их семей в СССР был упрощен порядок выдачи виз, люди вывозились за счет государства, без ограничения количества имущества.
Вопрос о выезде в СССР расколол советскую колонию в Маньчжурии. Часть ее отказалась возвращаться в СССР, смогла перебраться в другие города Китая и страны или осталась в Маньчжурии, перейдя в «эмигрантское состояние». Всего в СССР в 1935 г. выехало более 20 тыс. чел., и выезд продолжался до 1938 г. Практически все «харбинцы» были обвинены в шпионаже в пользу Японии и репрессированы в СССР.
Третий параграф «Советская колония в Маньчжурии после продажи КВЖД» посвящен существованию советской колонии в 1935-1945 гг. в Мань-чжоу-Го.
После отъезда большого контингента советских граждан из Маньчжурии в 1935 г., советская колония значительно сократилась, число оставшихся советских граждан можно оценить приблизительно в 15-20 тыс. чел. Правительство СССР сохранило за собой несколько участков и зданий в Северной Маньчжурии. Летом 1935 г. в Харбине было организовано Общество граждан СССР
(ОГС). Проанализировав личные дела советских граждан, оставшихся после 1935 г. в Маньчжурии, можно сделать вывод о социальном составе колонии. Это были бывшие служащие КВЖД и пенсионеры дороги, имевшие недвижимость в Маньчжурии, средние и мелкие коммерсанты. Среди советской колонии было много специалистов — врачи, преподаватели, учителя, инженеры, юристы, люди творческих профессий. Некоторые продолжали работать в учреждениях и на предприятиях, принадлежавших эмигрантам или иностранным подданным. Часть обслуживала консульство, школу и больницу для советских граждан.
Утрата КВЖД, а, следовательно, и экономического влияния СССР в Маньчжурии, резкое сокращение численности советской колонии, обострение международной обстановки во второй половине 1930-х гг. привели к ослаблению советских позиций и негативному, часто предвзятому отношению местных властей ко всем советским гражданам. Обычными явлениями стали травля в прессе, обыски в советских учреждениях и в квартирах, аресты и депортация из страны советских граждан под разными предлогами.
В 1936-1940 гг. численность советской колонии сокращалась за счет уезжавших в СССР, другие города Китая, Европу и Америку. Часть советских граждан из-за проблем с трудоустройством предпочли выйти из советского гражданства и перейти в «эмигрантское состояние», зарегистрировавшись в БРЭМ. Переход в эмигрантское состояние был связан также с усилением репрессий в СССР. Однако с началом Второй мировой войны советская колония начала увеличиваться за счет эмигрантов, пожелавших принять советское гражданство в связи с усилением патриотических настроений и разочарованием в японской политике.
В четвертом параграфе «Разделение эмиграции на оборонцев и пораженцев» рассматриваются взаимоотношения российской эмиграции и администрации Маньчжоу-Го, изменение настроений эмигрантской колонии в период японской оккупации Маньчжурии.
После продажи КВЖД давление на эмигрантов со стороны новой администрации Маньчжоу-Го усилилось. Установление на оккупированной территории полицейского режима, постепенная «японизация» всех сфер жизни Се-
верной Маньчжурии, стремление к унификации и регламентации, прямолинейная и бездарная пропаганда также способствовали разочарованию в японцах широких слоев эмиграции и способствовали росту симпатий к СССР. Несмотря на то, что влияние СССР в Маньчжурии резко сократилось, процесс перехода русского населения на просоветские позиции активизировался.
Большое значение в процессе поворота эмигрантов в сторону СССР сыграло изменение внутренней политики СССР, сталинский курс на индустриализацию и восстановление мощи страны, новая конституция СССР. Вторая мировая война только усилила идейный раскол внутри эмиграции на «пораженцев» и «оборонцев», оформившийся в межвоенный период. Начавшаяся советско-японская война, победа Красной армии привели к массовой советизации эмигрантов после Второй мировой войны.
Четвертая глава «Русская колония в Маньчжурии в послевоенный период (1945 - начало 1960-х гг.)» посвящена наименее изученному послевоенному периоду существования русской колонии.
В первом параграфе «Изменения в жизни русской колонии в Маньчжурии в 1945—1946 гг.» рассматриваются последствия советско-японской войны 1945 г., реакция эмигрантов на появление Красной армии в Маньчжурии в августе 1945 г., причины массового принятия советского гражданства, перестройка жизни русской колонии, репрессии по отношению к эмигрантам.
События советско-японской войны 1945 г. в корне изменили положение русской колонии в Маньчжурии. Согласно советско-китайскому соглашению 14 августа 1945 г. бывшие КВЖД и ЮМЖД были объединены. Дорога стала называться Китайской Чанчуньской железной дорогой (КЧЖД) и управлялась СССР и Китаем на паритетных началах. На КЧЖД и в советских представительствах работали вместе военные, затем гражданские советские специалисты и эмигранты. Согласно указу Президиума Верховного Совета СССР от 10 ноября 1945 г. эмигранты в Маньчжурии могли восстановить гражданство СССР. В 1945—1946 гг. в советские консульства Маньчжурии было подано 47564 заявления о восстановлении советского гражданства, так что повсеместно заговорили о «чуде примирения» СССР и эмиграции.
С принятием большинством русского населения в Маньчжурии советского гражданства формально эмигрантская колония перестала существовать, хотя в Маньчжурии оставались эмигранты, которым было отказано в восстановлении советского гражданства, или они пожелали остаться китайскими гражданами, либо бесподданными. Все прежние эмигрантские институты исчезли, «новые советские» граждане объединились в Общества граждан СССР (ОГС), которые были организованы во всех населенных пунктах Маньчжурии, где было русское население. Правления ОГС, хоть и были выборными органами, но не имели самостоятельности в принятии решений и являлись административными органами, исполнявшими предписания советских консульств.
Вместе с военными подразделениями Красной армии в Маньчжурии в августе 1945 г. появились подразделения контрразведки «СМЕРШ», которые приступили к массовым арестам активных участников Белого движения, а также лиц, сотрудничавших с японцами. Об истинном масштабе репрессий трудно судить из-за недостатка документов. Различными исследователями и мемуаристами назывались разные цифры — от 9 до 17 тыс. чел. Репрессии по отношению к эмигрантам в 1945 г. привели к тому, что многие эмигранты, оставаясь по убеждениям русскими патриотами, предпочли уехать в дальнее зарубежье. Несомненным было то, что 1945 год разделил эмиграцию — большая часть быстро «советизировалась», приняла советское гражданство и затем вернулась в СССР, другая еще больше ожесточилась и постаралась выехать в другие страны.
Второй параграф «Русская колония в Маньчжурии в 1946-1954 гг.» посвящен периоду жизни русской колонии в условиях напряженной внутриполитической ситуации в Китае. Это был период совместной работы советских специалистов и эмигрантов на КЧЖД и в советских организациях. В условиях «кадрового голода» многие посты на КЧЖД заняли русские эмигранты, восстановившие советское гражданство. Однако отношения между советскими представителями и «местными русскими» складывались не всегда гладко. Последних не считали «полноценными» советскими гражданами и отделяли от советских граждан, «командированных из СССР». В разнообразных документах они
числились как «бывшие эмигранты, имевшие советские паспорта» или «эмигранты с советским подданством».
С точки зрения советских представителей, «классовое лицо» новых советских граждан в Маньчжурии было сомнительным, т. к. большинство из них были мелкими собственниками, владельцами домов или хозяйств и отягощены «тяжелым идеологическим наследством». В трениях между консульствами СССР в Маньчжурии и Правлениями ОГС проявлялись также различные подходы к общественной работе и пониманию «советизации» русского населения.
Эмигранты отмечали в среде советских представителей отсутствие демократизма, моральных принципов, бытовой и правовой культуры, а также привлекательность материальных ценностей и «буржуазного образа жизни» для «командированных из СССР». Противоречия между «местными» и «приезжими» сыграли свою роль, с одной стороны, в принятии решения о репатриации в СССР, а с другой стороны, в возросшем недоверии к «новосоветским гражданам» со стороны консульских и других советских органов.
В третьем параграфе «Репатриация советских граждан в СССР и массовый выезд из Маньчжурии» рассматриваются причины исчезновения русской колонии в Маньчжурии.
Русское население Маньчжурии после Второй мировой войны стало заложником сложной внутриполитической ситуации в Маньчжурии вследствие гражданской войны в Китае. В конце 1952 г. СССР передал Китаю КЧЖД, после чего руководство КНР выступило с предложением о решении вопроса о пребывании в стране советских граждан, т. к. наличие значительного количества русских, проживавших на территории Китая, казалось последствием российской колониальной политики.
Массовая безработица, разрушение привычного уклада жизни, усилившийся китайский национализм подталкивали русское население Маньчжурии к выезду из Китая. До 1954 г. выехать в СССР русскому населению Маньчжурии, даже имеющему советское гражданство, официально было практически невозможно, в связи с этим частыми были случаи нелегального пересечения границы. Только полякам и евреям разрешили в 1949 г. покинуть Маньчжурию.
Весной 1954 г. было объявлено о репатриации советских граждан из Китая, в том числе из Маньчжурии, для освоения целинных земель, причем Советское государство брало на себя затраты, связанные с транспортировкой переселенцев, а также обязательства по трудоустройству. Однако в связи с репатриацией в СССР в советской колонии произошел раскол, и часть «маньчжур-цев» подала документы на выезд в другие страны, категорически отказавшись возвращаться на родину.
Репатриация в СССР часто была вынужденной из-за отсутствия средств или проблем с визами. После 1955 г. поток советских граждан, желавших выехать в СССР, сократился. Немалую роль в уменьшении потока репатриантов в СССР сыграли письма от уехавших, разочарованных «встречей с Родиной». Осенью 1962 г. Советское правительство закрыло оставшиеся консульства СССР и отделения Торгпредства в Китае. Основной контингент русской колонии выехал из Маньчжурии до 1964 г., но некоторые русские с китайским гражданством остались, часто из-за смешанных браков.
После исчезновения русской колонии в Маньчжурии в начале 1960-х гг. «харбинцы» оказались разбросанными по всему миру. В разных странах были организованы общества и землячества выходцев из Маньчжурии, которые поставили перед собой задачу сохранить и осмыслить социальный и культурный опыт россиян, живших в Китае. Важно заметить, что к какому лагерю бы они ни принадлежали — к советскому или эмигрантскому — они воспринимали себя «харбинцами», группой с особой идентичностью, осколками несуществующего уже мира, «Русской Атлантиды».
В заключении подведены итоги диссертационного исследования и сформулированы основные положения и выводы.
Российское присутствие в Маньчжурии имело более чем полувековую историю и отразило все сложные внутри- и внешнеполитические процессы, происходившие в России и Китае. История российского присутствия в Маньчжурии была тесно связана с КВЖД. Китайская Восточная железная дорога, построенная на территории Маньчжурии, с самого начала ее эксплуатации (1903 г.) являлась предметом споров, разногласий и столкновений между Россией, Китаем и Японией. История КВЖД являлась барометром, показывавшим то
усиление, то ослабление влияния России в Маньчжурии, и эти волны были причинами изменений в жизни российского населения Маньчжурии.
Проведенное исследование показало, что российская колония в Маньчжурии появилась с началом строительства КВЖД в конце XIX века, и в ее истории можно выделить несколько этапов. Важнейшим моментом её существования стала революция и последовавшая за ней гражданская война в России, которые привели к формированию двух лагерей: сторонников новой советской власти и ее противников. Поражение Белой армии в гражданской войне повлекло за собой появление в Маньчжурии значительного количества беженцев, которые стали затем основой эмигрантской колонии. Другим важным моментом стало заключение советско-китайских соглашений в 1924 г. и совместное советско-китайское управление КВЖД, что привело к разделению русской колонии в Маньчжурии на советскую и эмигрантскую части. С 1932 г. начался новый этап существования русской колонии в составе государства Маньчжоу-Го. После Второй мировой войны наступил последний этап существования русской колонии в условиях изменения политического режима в Китае.
Советская политика в Маньчжурии, руководимая сначала НКИД, потом НКПС, была противоречивой, исходила из задач как защиты своих интересов в Маньчжурии, так и расширения влияния коммунистических идей в Китае. Итогом ее стали советско-китайские конфликты и ослабление позиций в Маньчжурии. Советско-китайскими противоречиями воспользовалась Япония, которая в 1931 г. оккупировала Маньчжурию, и в конечном итоге КВЖД на десятилетие оказалась потерянной и для СССР, и для Китая, а советское влияние в Маньчжурии в середине 1930-х гг. резко сократилось. Во время советско-японской войны 1945 г. СССР взял реванш, оккупировав Маньчжурию. Однако необычайно сильные советские позиции в Маньчжурии после Второй мировой войны не привели к закреплению здесь СССР. Поддержка СССР Китайской компартии и содействие ее победе над Гоминьданом в гражданской войне привели к созданию КНР и отказу СССР от всех своих преференций в Маньчжурии, включая совместное управление КВЖД (КЧЖД). Максимальным советское влияние в Маньчжурии было в 1924-1926 гг. и в 1945—1946 гг. Помимо прочего, оно вы-
ражалось в количестве русского населения Маньчжурии, принявшего советское гражданство.
Политика СССР по отношению к эмиграции в Маньчжурии характеризовалась двумя тенденциями. Скопление большого количества беженцев в Маньчжурии после гражданской войны стало дестабилизирующим фактором для советского Дальнего Востока, постоянным источником раздражения и беспокойства советской стороны. СССР опасался наличия большого количества эмигрантов в Маньчжурии как плацдарма для антисоветской работы и нападения на СССР, а также как притягательного центра для антисоветских элементов Сибири и Дальнего Востока. Поэтому, с одной стороны, СССР был заинтересован в расширении советского влияния на Северо-Восток Китая, массовой советизации русской колонии как одного из средств раскола эмиграции, и в то же время, стимулировании возвращения русского населения в СССР — с другой.
Исследуя особенности формирования советской и эмигрантской колоний в Маньчжурии, можно сказать, что они появились в условиях сложной политической ситуации в Китае, усиления «китаизации» КВЖД и Маньчжурии.
Анализ состава советской колонии показал, что основу ее составляли старожилы или эмигранты, принявшие советское гражданство. Мотивы принятия советского гражданства были разными: идейные убеждения, симпатии к советской власти, забота о будущем детей, стремление сохранить связь с родственниками в России. Массовая советизация 1920-х гг. была связана в большей степени с прагматическим подходом: сохранением рабочих мест, коммерческих заведений, защиты от китайских властей. Но у советской администрации не было эффективных рычагов влияния, ни как на советских граждан, ни на эмигрантов. Суд, полиция, армия, пресса, даже образование в Маньчжурии были под контролем китайской администрации, а затем правительства Маньчжоу-Го.
Советско-китайский конфликт 1929 г. выявил неоднородность советской колонии и условность советского гражданства. Многие из «новосоветских» граждан пошли на разрыв с советской администрацией, поспешили отречься от советского гражданства, подтвердить лояльность китайским властям и перейти в эмигрантский лагерь. Это привело к «чистке» кадров на КВЖД, увольнению старых специалистов и замене их «проверенными» кадрами. Оккупация Мань-
чжурии Японией привела к продаже КВЖД и репатриации 25 тыс. железнодорожников и их семей в СССР, после чего советская колония сократилась, в том числе вследствие отъезда части советских граждан на юг Китая и в другие страны или перехода в эмигрантское состояние.
Все, кто не принял советского гражданства в середине 1920-х гг., как старожилы, так и беженцы из России, составляли эмигрантскую колонию, которая также была неоднородной по составу. На протяжении всего периода существования российская эмиграция в Маньчжурии страдала от внутренних раздоров, отсутствии общей цели, конкуренции между лидерами. Объединяющими началами эмигрантской колонии были антибольшевизм и монархизм. Наличие двух сил в Маньчжурии — китайских властей и советской администрации на КВЖД, борьба их интересов позволяли русской эмиграции в той или иной степени играть на противоречиях между ними и использовать это положение в свою пользу. Но советско-китайский конфликт на КВЖД 1929 г. и оккупация Маньчжурии Японией изменили соотношение сил и положение внутри эмигрантской колонии.
Во время японской оккупации Маньчжурии большинство эмигрантских организаций были ликвидированы, а оставшиеся перешли под полный контроль японцев. Неудачная колониальная политика японцев, показная лояльность части эмигрантов, служивших в японских учреждениях, вызывали раздражение у большей части эмигрантов. Вместе с тем усиление позиций СССР на Дальнем Востоке, повышение престижа Советского Союза в мире стали одной из причин дальнейшего расслоения эмиграции, перехода эмигрантов на сторону СССР, который ускорила Вторая мировая война. Сотрудничество с военной администрацией, общение с офицерами и солдатами Красной армии способствовали преодолению многолетнего разделения на враждебные лагеря, массовому принятию советского гражданства.
Изучив отношения советской и эмигрантской колоний, можно сделать вывод о том, что взаимоотношения строились на основе политического и идеологического противостояния. Разделение на «белых» и «красных» в Маньчжурии, формирование образов «врага» отражали противоречивость и сложность исторического контекста 1920-1930-х гг. Разделение имело отчасти искусст-
венный характер и не исчерпывало сложных процессов, происходивших в этот период среди русской колонии в Маньчжурии. Часто идеологический императив вступал в противоречие с экономической целесообразностью и просто здравым смыслом:, поэтому противостояние оборачивалось достаточной терпимостью, что выражалось в отсутствии серьезных столкновений и конфликтов. К тому же тесное существование на одной территории, зависимость всего русского населения от местных властей и внешнеполитической ситуации вынуждали сглаживать острые углы этого противостояния, искать компромиссы.
Победа в войне, оккупация Маньчжурии советскими войсками привели к массовой советизации эмиграции, однако массовые патриотические настроения не были использованы. Обнаружилось, что за годы японской оккупации и отсутствия контактов с СССР увеличилась дистанция между советскими людьми и русскими жителями Маньчжурии, проявились особенности двух разных культур, особенно после репатриации в СССР.
Численность и состав обеих колоний на протяжении всего рассматриваемого периода постоянно изменялись в зависимости от политической обстановки в Маньчжурии, возможности сменить гражданство, уехать в другой район Китая или другие: страны. Исследование позволило выделить несколько волн смены гражданства русским населением в зависимости от внутри- и внешнеполитической ситуации: в 1924—1925 гг. — при появлении новой администрации на КВЖД; в 1929 г. — во время советско-китайского конфликта, когда многие советские граждане пошли на разрыв с советской администрацией, поспешили отречься от советского гражданства, подтвердить лояльность китайским властям и перейти в эмигрантский лагерь; в 1932 г. — после оккупации Японией Маньчжурии; в 1935 г. — при продаже КВЖД, Маньчжоу-Го; в 1945-1946 гг. при освобождении Маньчжурии Красной армией; в 1953-1958 гг. — в связи с передачей КЧЖД Китаю и последующей репатриацией русского населения в СССР и реэмиграцией в другие страны.
Диссертация снабжена приложением «Биографические сведения», где представлены 100 биографий разных представителей русской колонии в Маньчжурии, составленные на основе личных дел из РГИА, ГАХК, а также личных фондов ГА РФ, РГАЛИ, РГАЭ, Бахметевского архива.
Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:
Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых журналах:
1. Рецензия на монографию В. И. Голдина «Российская военная эмиграция и советские спецслужбы в 20-е годы XX века». Архангельск; СПб., 2010. 576 с. // Вестник Поморского университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. - Архангельск, 2010. - № 6. - С. 159-165. (0,4 п. л.).
2. Формирование культурной идентичности «белых» и «красных» (на примере Харбина 1920-х гг.) // Научные труды института им. И. Е Репина. Вопросы теории культуры. РАХ. - Вып. 15 (октябрь / декабрь). СПБ.- 2010. -С. 126-136. (0,6 п. л.).
3. Советско-китайское управление на КВЖД в 1924—1935 гг. // Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке. - 2011. - № 4. — С. 154-160. (0,8 п. л.)
4. Русские эмигранты в межвоенной Маньчжурии: манипуляции с гражданством как стратегия выживания // Новый исторический вестник. - 2012. - № 32.-С. 66-83.(1 п. л.).
5. Генерал В. Н. Касаткин: неизвестные страницы жизни в Харбине // Новый исторический вестник - 2012. - № 33. — С. 110-118. (0,5 п. л.).
6. Русские в Маньчжоу-Го: «свои» и «чужие» // Родина. — 2012. — № 12. -С. 137-140; 2013. - № 2. - С. 138-141. - В соавт. с Е. Е. Аурилене. (1 / 0,5 п. л.).
7. Из истории конфликта на КВЖД: китайский концентрационный лагерь для советских граждан // Новый исторический вестник. — 2013. — № 35. — С. 3347. (0,8 п. л.).
8. «Отъезд Скитальца в СССР из Харбина имел бы известное политическое значение...»: разрыв писателя С. Г. Скитальца (Петрова) с эмиграцией и возвращение на Родину в 1934 г. // Исторический архив. — 2013. - № 1. - С. 62— 71.(0,7 п. л.).
9. Советское присутствие на КВЖД в 1924—1935 гг. // Проблемы Дальнего Востока. - 2013. - № 1. _ С. 139-150.(0,9 п. л.).
10. Конфликт на КВЖД 1929 г.: информационная война и политические настроения русских в Маньчжурии // Вестник РГГУ. — 2013. — № 10. — С. 85—97. (0,5 п. л.).
11. К вопросу о продаже КВЖД СССР Маньчжоу-Го в 1935 г. // Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке. - 2014. - № 1(41). - С. 105— 111.(0,7 п. л.).
12. «Оживление деятельности белогвардейцев вызвано ...ухудшением международного положения СССР». Русская эмиграция в Маньчжурии: планы вооруженной борьбы с Советским Союзом в 1920-е гг. //Военно-исторический журнал. - 2014. - № 7. - С. 64-67. (0,8 п. л.).
13. Неизвестные страницы советско-китайского конфликта 1929 г. на КВЖД // Клио. - 2014. - Лг° 7. -С. 99- 102. (0,6 п. л.).
14. Ситуация на КВЖД после советско-китайского конфликта 1929 г. // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. -2014. - № 3 (Т. 4). История. - С. 220-227. (0,5 п. л.).
15. Окружение Н. В. Устрялова в Харбине // Клио. - 2014. - № 9. -С. 128-132.(0,7 п. л.).
16. Синдром антибольшевизма на Дальнем Востоке //Военно-исторический журнал. - 2014. -№ 10. - С. 71-77. (1 п. л.).
17. Встреча двух культур в Маньчжурии после Второй мировой войны И Научные труды института имени И. Е. Репина РАХ. Вопросы теории культуры. Вып. 31 (октябрь / декабрь) - СПб., 2014. - С. 91-100. (0,6 п. л.).
Монографии:
18. Харбин - центр русского влияния в Маньчжурии (1898-1917 гг.) / С.-Петерб. гос. ун-т экономики и финансов. - СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 2010. -111 с. (7 п. л.).
19. СССР и российская эмиграция в Маньчжурии (1920-1930-е гг.) / М.В. Кротова. - СПб.: Астерион, 2014. - 378 с. (23, 6 п. л.).
Статьи, опубликованные в других научных изданиях:
20. Взаимоотношения русского и китайского населения в Харбине // Нан-сеновские чтения: 2007: [материалы 1-й междунар. конф. «Нансеновские чтения»] / Информ.-культ, центр «Русская эмиграция». - Санкт-Петербург, 2008. -С. 218-227. (0,5 п. л.).
21. Основные тенденции в развитии Харбина (1898-1917 гг.) // Россия и Санкт-Петербург: экономика и образование в XXI в.: научная сессия профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников и аспирантов по итогам НИР за 2007 г., март — май 2009 г. / С.-Петерб. гос. ун-т экономики и финансов. - Санкт-Петербург, 2009. - С. 16-19. (0,2 п. л.).
22. Советская колония в Маньчжурии в 1920- 1930-х гг. // Актуальные проблемы исследования истории КВЖД и российской эмиграции в Китае : сб. науч. трудов. - Хабаровск, 2008. - С. 101-106. (0,4 п. л.).
23. «Красные», «белые» и «редиски» в Харбине в 1924-1935 гг. // Нансе-новские чтения: 2008 / Информ.-культ, центр «Русская эмиграция». - Санкт-Петербург, 2009. - С. 86-95. (0,6 п. л.).
24. Культурная антиномия на примере многонационального Харбина (первая половина XX века) // Этнические процессы в глобальном мире: материалы ежегод. междисциплинар. науч. конф. — Санкт-Петербург, 2009. - С. 85-90.(0,4 п. л.).
25. Август 1945 г. в Маньчжурии в воспоминаниях русской эмиграции // Нансеновские чтения: 2009 / Информ.-культ. центр «Русская эмиграция». — Санкт-Петербург, 2010. - С. 117-130. (0,8 п. л.).
26. «Встреча с родиной» в мемуарах реэмигрантов из Китая // Мемуары в культуре русского зарубежья: сб. ст. — М., 2010. - С. 227-239. (0,8 п. л.).
27. 1920 год: выбор Николая Устрялова // 1920 год в судьбах России и мира: апофеоз Гражданской войны в России и ее воздействие на международные отношения: сборник материалов международной научной конференции. -Архангельск, 2010. - С. 136-139. (0,4 п. л.).
28. Н.В. Устрялов: между либерализмом и сталинизмом // Мыслящие миры российского либерализма: Павел Милюков (1859-1943): материалы меж-дунар. науч. коллоквиума, Москва, 23-25 сентября 2009 г. / Дом Русского Зарубежья им. А. Солженицына. — Москва, 2010. - С. 268-279. (0,7 п. л.).
29. «Советскую биографию нужно заслужить»: возвращение Николая Устрялова // Право на имя. Биографика 20 века: Девятые чтения памяти Вениамина Иофе. - Санкт-Петербург: НИЦ «Мемориал», 2012. - С. 112-119. (0,5 п. л.).
30. Степан Васильевич В остроган: судьба эмигранта // Берега: Информационно-аналитический сборник о русском зарубежье. - 2012. - Вып. 15. -С. 62-67. (0,6. п. л.).
31. Советский и эмигрантский быт в Харбине в 1920-1930-е гг. // Повседневная жизнь и общественное сознание в России XIX—XX вв.: материалы между нар. науч. конф., 14-16 марта 2012 г. - Санкт-Петербург, 2012. - С. 306310. (0,4 п. л.).
32. Стратегии поведения эмигрантов первой волны в Маньчжурии // Женщины и мужчины в контексте исторических перемен: материалы Пятой научной конференции Российской ассоциации исследователей женской истории (РАИЖИ) и Института этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН (ИЭА РАН), 4-7 октября 2012 г. - Тверь, 2012. - Т. 1. - С. 127-130. (0,2 п. л.).
33. Книга о жизни русского населения Харбина // Берега: Информационно-аналитический сборник о русском зарубежье. - 2012. - Вып. 16. - С. 71-73. (0,4 п. л.) - Рец. на кн.: Капран И. К. Повседневная жизнь русского населения Харбина (конец XIX в. - 50-е гг. XX в.): моно:-рафия / И. К. Капран. Владивосток: Изд-во Дальневост. федер. ун-та. 2011. 204 с.
34. Изучение истории ментальности русской эмиграции в Китае: проблема и источники // Нансеновские чтения: 2010 / Информ.-культ. центр «Русская эмиграция». - Санкт-Петербург, 2012. - С. 247-259. (0,7 п. л.).
35. «Командированные из Москвы» советские представители в Северной Маньчжурии (1920-1930-е гг.) / пер. на яп. яз. Фудзивара Кацуми // Север / Группа памяти Харбина и Владивостока. - Осака, 2012. - № 28. - С. 66-78. - На яп. яз. (1 п. л.).
36. Комсомольцы в Маньчжурии в 1920-1930-х гг.: представления о героизме // Патриотизм и гражданственность в истории России: сб. материалов междунар. науч. конф. (14-16 марта 2013 г.). - Санкт-Петербург: ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2013. - С. 117-122. (0,4 п. л.).
37. Биографии служащих КВЖД: выбор жизненного пути //Личность в политических, экономических и культурных процессах российской истории: сб.
материалов XVII Всероссийской научно-теоретической конференции (16-17 мая 2013 г.) - М.: Экон-Информ, 2013. - С. 339-344. (0,5 п. л.).
38. Коммунисты за границей: повседневные практики новой советской «знати» в Харбине (1920-е гг.) // Повседневность российской провинции XIX-XX вв.: материалы Всероссийской научной конференции, (г. Пермь, 5-6 ноября 2013 г.). Ч. 1 / отв. за вып. Е. С. Суботина; Пермский гос. гуманитарно-педагогический университет. - Пермь, 2013. - С. 295-303. (0,5 п. л.).
39. Пятая конференция «Люди и судьбы русского зарубежья» // Берега: Информационно-аналитический сборник о русском зарубежье. - СПб, 2013. -Вып. 17. - С. 91-93. (0,25 п. л.).
40. Эмигранты в Маньчжурии о деятельности советской разведки в 1920-е гг. //Политическая история России: Прошлое и современность. Исторические чтения. Выпуск XI. «Гороховая, 2». — СПб.: ЗАО «Полиграфическое предприятие № 3», 2013. - С. 160-167. (0,5 п. л.).
41. «Оборонцы» и «пораженцы»: Эволюция отношения военной эмиграции в Маньчжурии к СССР в 1920-1930-х гг. // Война и повседневная жизнь населения России ХУН-ХХ вв. (к столетию начала Первой мировой войны): материалы междунар. науч. конф., 14-16 марта 2014 г. / под общ. ред. проф. В. Н. Скворцова; отв. ред. В. А. Веременко. - СПб.: ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2014. - С. 328-333. (0,5 п. л.).
42. М. П. Головачев: антибольшевистская деятельность харбинского профессора // Люди и судьбы русского зарубежья. Вып. 2 / отв. ред. А. Б. Ефимов, Е. М. Миронова. - М„ 2014. - С. 201-211. (0,8 п. л.).
43. Личные дела служащих КВЖД как источник изучения русского присутствия в Маньчжурии // Петербургский исторический журнал. Исследования по российской и всеобщей истории. — 2014. - № 2. — С. 125-136. (0,9 п. л.).
44. Русские в Маньчжоу-Го /пер. на яп. яз. Сугияма Мао. //Север / Группа памяти Харбина и Владивостока. — Осака, 2014.— № 30. - С. 95-107. — Всо-авт. с Е. Е. Аурилене. - На яп. яз. (1 /0,5 п. л.).
45. Трагедия личной биографии: судьбы эмигрантов в Маньчжурии // Нансеновские чтения: 2012/ Санкт-Петербургский институт истории РАН; Ин-форм.-культ. центр «Русская эмиграция». - СПб, 2012. - С. 367-379. (0,7 п. л.).
Отпечатано с готового оригинал-макета в ЦНИТ «АСТЕРИОН» Заказ № 214. Подписано в печать 16.12.2014 г. Бумага офсетная Формат 60x84'/i6. Объем 2,5 п.л. Тираж 100 экз.
Санкт-Петербург, 191015, а/я 83, тел. /факс (812) 685-73-00, 663-53-92, 970-35-70 E-mail: asterion@asterion.ru