автореферат диссертации по социологии, специальность ВАК РФ 22.00.01
диссертация на тему: Стабилизационное сознание: опыт социологического исследования

Полный текст автореферата диссертации по теме "Стабилизационное сознание: опыт социологического исследования"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

0030Б2100 ПАУТОВА Лариса Александровна '' ^Е?

>

СТАБИЛИЗАЦИОННОЕ СОЗНАНИЕ: ОПЫТ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Специальность 22.00.01 - Теория, методология и история социологии

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора социологических наук

Санкт-Петербург - 2006

Работа выполнена на кафедре теории и истории социологии факультета социологии Санкт-Петербургского государственного университета

Научный консультант

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор философских наук

профессор Бороноев Асалхан Ользонович

доктор социологических наук

профессор Сикевич Зинаида Васильевна

доктор философских наук

профессор Кефели Игорь Федорович

доктор социологических наук профессор Моторин Владимир Борисович

Санкт-Петербурсгский Государственный Морской Технический Университет

Защита состоится «¿О » ь/и^Мо&я 2007 г. в час. на заседании диссертационного совета Д 212.232.06 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Санкт-Пеггербурском государственном университете по адресу: 193060, Санкт-Петербург, ул. Смольного, д. 1/3 9-й подъезд, факультет социологии, ауд.

2о{

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке имени A.M. Горького Санкт-Петербургского государственного университета (Университетская наб., д. 7/9).

Автореферат разослан « И) » 200 6т.

Ученый секретарь диссертационного совета

Д.В. Иванов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования имеет два аспекта: практический и методологический. Практическая актуальность темы состоит в том, что современное общество характеризуется нарастанием перемен и неопределенности. Социальная реальность не просто меняется: тотальная изменчивость превратилась в ее конститутивную черту. Однако несмотря на то что современность отводит стабильности дополнительную роль, эта роль по-прежнему весьма значима. Особенно это касается обществ, находящихся в процессе социальной трансформации, где онтологическая значимость стабильности и порядка чрезвычайно высока.

Понятия «стабильность», «устойчивость», «устойчивое развитие» можно отнести к ключевым смысловым различениям современной российской социологии. Несмотря на относительно давнюю предысторию, смысловая схема «стабильность» активно развивается в России именно с начала 90-ых годов, существенно модифицируясь и постепенно перерастая в идеологему. Если политические и научные дискуссии 90-ых годов утверждали необходимость восстановления стабильности, то современные дебаты посвящены обсуждению реальности/имитации устойчивости. Дискуссия продолжается, и в ее рамках рождаются самые разные оценки: «долгожданная стабильность», «в зените стабильности», «стабильное развитие», «стабильная нестабильность», «ложная стабильность», «ситуативная стабильность», «застой», «инерционная стратегия» и др.

Однако, несмотря на наличие серьезных междисциплинарных исследований проблемы стабильности в современной России, часто за рамками остается субъективное измерение стабильности. Социологические исследования фиксируют двойственную ситуацию: с одной стороны, стабильность по-прежнему востребована россиянами, с другой — люди недовольны существующим уровнем стабилизации (депривация надежд). По-прежнему актуальным остается вопрос о том, как люди сами видят эту стабильность, что вкладывают в смысл стабильности. Возникает необходимость обновления и углубления уже имеющихся данных, развития новых методологических подходов к изучению сознания стабильности. Поэтому практически актуальной является попытка выдвижения гипотез и концепций, которые по-новому описывают содержание субъективных основ стабильности. Положения реферируемой работы позволят обобщить известные ранее данные о сознании стабильности, предсказать протекание субъективных стабилизационных процессов.

Методологическая актуальность обусловлена тенденциями, сложившимися как в мировой, так и в отечественной социологической науке. Несмотря на то что традиционными объектами внимания социологов являются «общественное сознание», «коллективное сознание», «общественное мнение», «социальное настроение» до сих пор нет глубокой социологической теории сознания, способной быть адекватной современным тенденциям социологического знания. Отсутствие теории сознания является существенным недостатком многочисленных эмпирических исследований. Особенно это касается России, где произошла девальвация прежних теоретических постулатов относительно общест-

3

венного сознания, однако образовавшаяся методологическая ниша до сих пор не заполнена. Теоретико-методологическое осмысление накопленных социологических данных представляется наиболее актуальной задачей социологии сознания. Принципиально важной является постановка вопроса о создании инте-гративной социологической теории сознания, которая бы явилась своеобразным ответом на интегративные тенденции в теоретической социологии. Теоретические положения диссертации позволят раскрыть существующие разногласия в социологии сознания и апробировать интегративный подход в изучении социального сознания.

Степень научной разработанности темы

«Стабильность» - одно из важнейших системообразующих понятий и центральных вопросов социологической науки. Исследование стабильности всегда находилось в центре внимания как зарубежных, так и отечественных социологов. Как показывают историко-социологические исследования, чередование стабилизационных и кризисных устремлений носит циклический характер. Императив стабильности, как правило, распространяется в период социальных трансформаций, интенция кризиса, напротив, в ситуации социальной депрессии, безысходности, застойности (Ю.Н. Давыдов). Отметим, что социологическое теоретизирование стабильности прошло сложную эволюцию и на данный момент представлено множеством вариантов.

Изучение сознания стабильности («стабилизационное сознание») также актуально для социологии, хотя сам термин не является распространенным. В рамках отечественной науки использование этого понятия характерно для ис-торико-социологических исследований Ю.Н. Давыдова, А.Ф. Филиппова, Л.Г. Ионина, В.Н. Фомина, Т.Ю. Сидорина, В.Л. Абушенко. Заметим, что в данном случае термин «стабилизационный» определяется в узком значении, а именно как направленный на стабильность и укрепление основ общества.

Несмотря на то что стабилизационное сознание чаше всего является объектом историко-социологического изучения, по сопредельному кругу вопросов опубликовано большое количество самых разнообразных эмпирических исследований. Тот атрибут социального сознания, который именуется в реферируемой работе как стабилизационное сознание, в социологии может выражаться другими конструктами: традиционализм (Л.Д. Гудков, В А. Ачкасов, Л.А. Суг-рей), консервативное сознание (К. Мангейм, Б. Капустин, О.Б. Подвинцев, К. Гордеев), конформистское сознание (Р. Мертон), ностальгическое сознание (Э.М. Коржева, Г.Е. Зборовский, Е.А. Широкова). В отечественной литературе эти понятия употребляются нестрого и зачастую используются как тождественные и взаимозаменяемые. Во многих случаях смысл стабилизационного сознания прямо смыкается с некоторыми из названных конструктов, выступая чуть ли не в качестве тождественного им понятия.

Особую ценность для реферируемой диссертационной работы представляют эмпирические исследования, которые показывают высокую позицию стабильности в рейтинге ценностей и смысловое соотношение стабильности с другими обыденными идеями (В.М. Соколов, Е.Б. Галицкий и С.Г. Климова, Е.Б. Шестопап, В.Ф. Петренко и О.В. Митина, 3. В. Сикевич, Н.И. Лапин,

Ю.А. Зубок, К.А. Константинов, Е. И. Головаха и Н. В. Панина, исследования ФОМ, ВЦИОМ, РОМИР и др.). В работах Л. Вызова, Л.Д. Гудкова, Б.В. Дубина поднимается проблема идеологизации стабильности и нарастания консервативных тенденций в российском общественном сознании.

И все же до последнего времени объектом изучения чаще всего были хотя и близкие, но отличающиеся обыденные понятия. Наиболее близкое к теме диссертации - исследование образов-схем М. Джонсона (М. Johnson), в котором рассматривается двадцать семь базовых концептов, одним из которых является концепт «равновесие». Также можно выделить изучение концепта «порядок» в рамках проекта «Логический анализ языка» (ред. Н.Д. Арутюнова). Ю. Степанов в работе «Константы культуры» анализирует концепты «мир» и «вечность». Полярный концепт «хаос» рассмотрен в статье В.М. Сергеева и К.В. Сергеева. Представляет интерес исследование социальных представлений басков о мире (J.F. Valencia, L. Reizabal, М. Larranaga, D. Gonzales).

В целом, оценивая исследования субъективного контекста стабильности, можно выделить несколько подходов не только в социологии, но и в социальных науках в целом. Первый подход - нормативный — катетеризирует сознание стабильности как принудительное стремление следовать общепринятым социальным нормам и ценностям (дюркгеймовская школа, структурный функционализм, Ж. Падьоло, Ю.А. Агафонов). Сознание стабильности сближается с сознанием социального порядка.

В рамках второго подхода, условно обозначенного как инерционный, сознание стабильности может рассматриваться как вариант инерционных проявлений сознания (Г. Лебон, В.М. Бехтерев, П. Монсон, Н. Элиас, И. С. Кон, В.П. Терин, H.A. Матвеева, Ж.Т. Тощенко). Третий, интерсубъективный, подход представлен в работах номиналистски ориентированных исследователей, обращающихся к проблеме взаимной согласованности и единого смыслового горизонта. Социологи по-разному объясняют природу стабильности: стабильное взаимодействие основано на типизациях, которые преобразуются в институты и закрепляются там (А. Шюц, П. Бергер, Т. Лукман), на общих символах (символический интеракционизм), на общих правилах (этнометодология). Стабильность, как и социальный порядок, лишается онтологического статуса и принудительного характера. Такой подход, нацеленный на анализ того, как люди сами видят «стабильность», разрабатывается в Центре независимых социологических исследований (г. Санкт-Петербург).

На стыке с когнитивистикой возможен подход, рассматривающий сознание стабильности как результат специфических когнитивных операций (D.C Dennett, C.F. Westbuiy). На пересечении с психологией актуально исследование сознания стабильности как ригидного свойства психики, заключающегося в неготовности человека к изменениям программы действия в соответствии с новыми условиями (Э.В. Галажинский).

Все вышеизложенное обусловливает актуальность разработки широкого круга проблем, связанных с исследованием стабилизационного сознания. Однако необходимо подчеркнуть, то> многие проблемы, такие как, еще темпоральный характер, многомерность дискурса, история развития понятия, социальные детерминанты и т.д. не нашли должного освещения. Концептуальная

пестрота порождает и проблему поиска интегративных теоретических схем изучения сознания стабильности.

Понятие «стабилизационное сознание» в данной работе используется как синоним понятия «сознание стабильности». Иными словами, рассматриваются не только положительные установки на стабильность, но и весь комплекс интенций стабильности (нейтральный, негативных). Причина такой расширительной трактовки понятия кроется в том, что социологии редко используют конструкт «сознание стабильности».

Цель и задачи исследования

Цель исследования - разработать основы интегративной социологической концепции, позволяющей исследовать конфигурацию стабилизационного сознания. Для достижения поставленной цели решались следующие задачи:

1) описать сложившиеся подходы к изучению социального сознания, выявить специфику и проблематику социологического анализа сознания;

2) смоделировать теоретические континуумы социологии сознания;

3) исследовать возможности применения интегративной социологической концепции изучения стабилизационного сознания, построить четырех-компонентную интегративную модель на основе идеи сознания как комплекса различений;

4) проанализировать конфигурацию сознания стабильности с точки зрения интегративной концепции социального сознания; выявить взаимосвязь первичных, смысловых, практических и личностных схем стабильности;

5) выявить условия, характеристики и социальные детерминанты стабилизационного сознания, подтвердив это данными социологических исследований;

6) проанализировать эвристические возможности комплексной методики эмпирического изучения сознания стабильности.

Объект и предмет исследования Объект исследования — репрезентации стабильности в современной России, а также Украине, Беларуси, Польше. Элементами объекта рассматривались обыденные, политические, медийные, рекламные, визуальные репрезентации стабильности. Предмет исследования - конфигурация стабилизационного сознания и возможности ее шггегративного исследования.

Конфигурация понимается как положение чего-либо и взаимное расположение его частей. Акцент ставится на смысловой конфигурации сознания как совокупности процедур смыслополагания. Именно этот исследовательский ракурс позволяет ответить на вопрос, «как сами люди видят стабильность».

Теоретико-методологическая основа исследования

Поскольку для достижения поставленной цели необходимо было изучить историю социологии сознания, был выбран историко-теоретический метод. Метод представляет собой выявление основных положений социологических теорий и их синхронное и диахронное сопоставление.

Основным методом исследования является интегративный метод, совмещающий выявленные теоретические дилеммы. Смысл интегративного подхода заключается в том, что социальное сознание рассматривается как многомерная целостная система различений, имеющая множество разнородных социальных опосредований. В основу теоретической модели диссертационной работы был положен интегративный подход Дж. Ритцера. Также был применен метод теоретического моделирования, нацеленный на воспроизведение объекта в специально созданной близкой ему модели и изучение адекватности последней.

В качестве инструмента эмпирического исследования предложена комплексная методика, привлекающая психосемантические и качественные методы, дискурсивный анализ печатных и электронных публикаций, массовый опрос, сетевые методы, сравнительный межстрановой метод.

Теоретической основой послужили следующие концепции: 1) социальная феноменология А. Шюца, позволившая проанализировать феноменологию и темпоральность сознания стабильности; 2) генетический структурализм П. Бурдье, прежде всего его анализ практических и телесных схем; 3) теория структурации Э. Гидденса, в том числе его анализ социального времени и онтологической безопасности; 4) концепция социальных представлений С. Мос-ковичи, повлиявшая на исследование социальных репрезентаций стабильности; 5) концепции времени М. Хапьбвакса, Н. Лумана, Т. Котгла (T.J. Cottle), Э. Зе-рубавеля (Е. Zerubavel), Е. Головахи, А. Кроника. Были использованы работы Б.А. Грушина как ведущего методолога общественного сознания. Особую ценность для исследования имела концепция Ю.Л. Качалова.

Источниковая база, сформированная с целью исследования репрезентаций стабильности, включает:

• политические программы, тексты речей и выступлений;

• публикации в печатных СМИ и системе Интернет, а также некоторые телевизионные передачи, участники которых касались проблематики стабильности;

• рекламные публикации в печати и Интернет;

• произведения художественной литературы;

• анекдоты и крылатые выражения 70-90 -гг. XX в.;

• сетевые источники (объявления о знакомствах, дискуссии о стабильности на форумах, сетевая литература).

Эмпирическую базу составили данные шести эмпирических исследований, проведенных автором (2002-2006 гг.):

«Повседневное представление о стабильности», 2002-й г., 283 человека, возраст 17-25 лет, репрезентация по полу и типу специальности. Также были проведены полуформализованные интервью (35 студентов) и фокус-группа;

дискурсивный анализ политической рекламы и прессы, 2003-й г.; «Темпоральные представления о стабильности», выборка 514 человек, репрезентация по полу, образованию, возрасту, г. Омск, 2005-й г.;

пилотажное исследование «Социальное представление о стабильности• Россия, Украина, Беларусь, Польша (на примере пользователей форумов)», 2005-й г. Выборка 808 человек, репрезентация по полу и типу форума;

сравнительное исследование «Социальное представление о стабильности в России и Украине (на примере студенчества)», 2005-й г. Выборка 552 человека, репрезентация по полу и типу специальности. Города: Омск, Москва, Киев, Ивано-Франковск. Выборки равнозначны по важнейшим параметрам, которые, по мнению исследователя, могут влиять на репрезентации стабильности По отношению к России это исследование являлось трендовым;

массовый сетевой опрос «Стабильность: впечатления и размышления», 2005-й г., ноябрь. Выборка 2882 человека. Опрос в режиме электронной рассылки при содействии службы онлайн-опросов VoxRu.Net информационного канала Subscribe.ru;

«Представление о стабильности и справедливости в России и Украине (идеологическое и повседневное измерение)». Массовый общенациональный опрос (омнибус), дискурсивный анализ текста.

В работе также привлекаются данные исследований Фонда «Общественное мнение» (ФОМ), Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), Левада-центра, РОМИР и др. Отдельная благодарность сотрудникам Фонда «Общественное мнение» за консультации и совместную работу (Г. JL Кертману, С. Г. Климовой, A.A. Ослону, И. А. Климову).

Научная новизна исследования

1) показана перспективность развития социологии сознания, ранее находившейся на периферии социологии, очерчены основные теоретические дилеммы социологии сознания;

2) впервые осуществлено интегративное изучение стабилизационного сознания, предложена четырехкомпонентная теоретическая модель, проведено комплексное эмпирическое исследование;

3) введены в категориальный аппарат социологии сознания и апробированы понятия, позволяющие комплексно рассматривать социальное сознание (первичная схема, личностная схема, модус социального сознания, конфигурация сознания, временные перспективы «повторение» и «совмещение», наименования континуумов социологии сознания и т.п.);

4) предложена новая социологическая трактовка стабилизационного сознания как специфического модуса социального сознания, соединяющего в себе двойственную темпоральность, нормативность, социальную актуа-лизированность и противоречивую оценочность;

5) на обширном социологическом материале впервые проведен анализ истории смыслообразования стабильности в российском обществе, а также доказаны относительность, многомерность и мощный убеждающий потенциал конструкта «стабильность»;

6) предложена методика комплексного социологического исследования сознания, позволяющая реконструировать сложную систему характеристик, механизмов и опосредования. Качественные и психосемантические методы используются в сочетании с массовым опросом и проективными

методиками. Показаны возможности социологического применения свободного ассоциативного эксперимента, даны авторские интерпретации метода;

7) апробированы сетевые методы изучения сознания стабильности, в том числе виртуальное ассоциативное исследование. Показаны их эвристические возможности и ограничения;

8) впервые осуществлено сравнительное межстрановое исследование социальных представлений о стабильности (Россия, Украина, пилотаж на белорусском и польском материале).

Положения, выносимые на защиту

• Исследование стабилизационного сознания требует рассмотрения трех основных теоретических дилемм социологии сознания: а) каков механизм сознания: экзогенный (отражение реальности) или эндогенный (интен-циональный, активный); б) на какое измерение сознания ориентирован социолог: индивидуальное или коллективное; в) тождественно ли сознание знанию, или же сознание включает и другие компоненты.

• В концептуальном пространстве социологии сознания удачно моделируются четыре теоретических континуума, образованные пересечением двух доминирующих дилемм: а) индивидуально-экзогенный, б) коллективно-эндогенный, в) коллективно-экзогенный, г) индивидуально-эндогенный. Третью дилемму можно рассматривать как дополнительную.

• Интегративность социологического изучения сознания достигнута за счет совмещения всех четырех континуумов и построения четырехкомпонент-ной теоретической модели. При интегративном взгляде на сознание акцент смещается с автономного рассмотрения измерений сознания в сторону выявления их взаимосвязей.

• Конструкт «различение» целесообразно использовать в качестве удобного интегрирующего средства, способного быть адекватным разным континуумам социологии сознания. Привлечение понятия «схема» позволяет формализовать различения сознания. Социологический анализ первичных, смысловых, практических и личностных схем обеспечивает комплексное рассмотрение социального сознания. Анализ механизмов объективации, инкорпорации, фреймирования, актуализации, индивидуализации способствует выявлению взаимосвязей между измерениями сознания.

• Многомерный характер социального сознания требует комплексного использования различных методов. Одни методы привлекаются для исследования феноменологии стабильности, другие — для изучения первичной телесной основы и эмоциональных доминант, третьи - для выявления социальных детерминант, четвертые - для деконструкции архетипов и мифологем.

• Темпорапьность является конститутивной чертой сознания стабильности, поскольку полагание стабильности - это прежде всего различение постоянства и изменения временных точек. Существуют две временных пер-

9

спективы стабильности: «стабильность как повторение» и «стабильность как совмещение повторения и изменения». Доказано, что первая временная перспектива является культурно-первичной, вторая - периферийной.

• Смысловая матрица сознания стабильности включает такие ядерные смысловые различения, как «порядок-хаос», «уверенность - неуверенность», «сила-слабость», «сложность-простота». На основе сравнительных меж-страновых исследований доказана устойчивая актуализация архетипов и метафор при осмыслении стабильности.

• Для смыслообразования стабильности в современной России характерны двойственный негативизм, рационализм, онтологичность, идеализация, ретроспективность. Политический дискурс, как и повседневное сознание, воспроизводит множественность репрезентации стабильности. Происходит активная мифологизация стабильности и манипуляция. В зависимости от политических целей и идеологического кода стабильность искусно препарируется, воображается, маскируется, симулируется.

• Сознание стабильности является в высокой степени социально контекстным. Включенность в конкретные социальные позиции и практики существенно модифицирует смысловую матрицу стабильности.

Научно-практическая значимость исследования

Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что предложенный автором интегративный подход позволяет соединить различные дилеммы социологического изучения сознания. Тем самым исследование вносит вклад в развитие теории общественного сознания и общественного мнения. Изучение многожественности различений является одним из возможных путей развития социологии сознания. Возможно применение интегративной концепции и комплексной методики эмпирического исследования к другим конструктам социального сознания.

Моделирование смыслополагания стабильности углубляет социологическое знание о многомерности и противоречивости социальной субъективности. Исследование мифологизации стабильности развивает представления о повседневных идеологиях. Обоснование гипотезы о темпоральное™ сознания стабильности углубляет социологические знание о социальном времени.

Практическая значимость исследования может иметь двойственный характер: возможны и рекомендации по созданию образа стабильности государства, компании, банка и т.п., и деконструкция и критика имеющихся идеологических штампов.

Положения и выводы диссертации могут быть использованы в учебных курсах по истории социологии, методологии и методике социологии, социологии общественного мнения.

Апробация материалов исследования

По теме исследования опубликованы две монографии общим объемом 12,5 пл. и 13,8 п.л..

Основные положения и результаты исследования представлялись на международных и всероссийских конференциях, среди которых:

Семинары виртуальной мастерской «Власть и общество в политическом и этноконфессиональном пространстве России: история и современность», МОНФ (С-Петербург, Москва, 2001 г.);

Второй российский социологический конгресс (Москва, 2003 г.);

I Всероссийская научная конференция «Сорокинские чтения» (Москва,

2004 г.);

I Российская конференция по когнитивной науке (Казань, 2004 г.);

Международные конференции «Когнитивное моделирование» (Варна, 2004,

2005 гг.);

Международная научная конференция «Россия и Восток. Феномен сознания. Интегральное видение» (Астрахань, 2004 г.);

Международная Варшавская Восточно-Европейская конференция (Варшава 2005 г.);

XI Международная конференция по социальным дилеммам (Краков, 2005

г.);

XIII Международный симпозиум «Пути России-2006» (Москва, 2006 г.);

XXXII Международная конференция «Информационные технологии в науке, образовании, телекоммуникации и бизнесе» (Ялта, Украина, 2005 г.);

XXXIII Международная конференция «Информационные технологии в науке, социологии, экономике и бизнесе» (Гурзуф, Украина, 2006 г.);

XVI Всемирный социологический конгресс (ЮАР, 2006 г.);

XXIX конференция Международного общества политической психологии, 1БРР (Барселона, Испания, 2006 г.);

Третий Всероссийский социологический конгресс (Москва, 2006 г.).

Научной конференции «Социологическая эпистемология и методология в XXI веке», I Ковалевские чтения (С-Петербург, 2006 г.)

Материалы исследования использовались в учебных курсах «История социологии», «Политическая социология», «Методология социологии».

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры теории и истории социологии Санкт-Петербургского государственного университета 22 июня 2006 года.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка источников, списка литературы (343 наименования), приложения.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы, анализируется степень ее разработанности, формулируются цель, задачи, объект и предмет исследования, обосновывается научная новизна работы, ее теоретическая и практическая значимость.

В первой главе «Теоретико-методологические основы изучения стабилизационного сознания» ставится цель очертить проблемное поле социологии сознания и построить теоретическую модель изучения стабилизационного сознания.

В первом параграфе рассматривается сознание как важнейшая категория философского и научного знания. Анализ ситуации в современной теории соз-

нания позволяет точнее определить сознание как объект социологического анализа. В работе очерчены общие характеристики сознания, ставшие традиционными ориентирами философского и научного познания: предстояние реальности и субъективность, интенциональность, приспособление к миру, знание, рефлексия, внимание, абстрагирование, идеальность, идеаторность, самосознание, конструирование, практическое отношение к бытию, социальность.

Проблема сознания, относящаяся к разряду «вечных тем», сегодня переживает сложный этап развитая: все чаще исследователи отказываются давать четкие дефиниции, однозначно редуцировать сознание, создавать строгие теории и модели. Безусловно, эта тенденция не является магистральной: в науке и философии по-прежнему сильны установки на создание искусственного интеллекта и решение «загадки сознания». Однако общую тональность прекрасно выразил философ Дж. Сёрль во фразе «открывая сознание заново».

Развитие квантовой физики, нейрофизиологии, компьютерной науки, медицины вносят новые аспекты в проблему сознания. Однако результаты подобной конвергенции наук нередко наводят на мысли о невозможности ее окончательного решения. В очередной раз исследователи сознания убеждаются в том, что проблема сознания по-прежнему «повергает в замешательство».

При рассмотрении особенностей социологического изучения сознания автором отмечается, что в рамках социологической науки категория сознания оказывается в двойственном положении. С одной стороны, познавательный интерес в социологии оказывается смещенным в сторону онтологии, поскольку традиционно основные проблемы социологии лежат именно в онтологической плоскости: «Как возможно общество?», «Как возможен социальный порядок?», «В чем природа социальной реальности?», «Что является предметом социологии: структуры или действия, факты или смыслы?». В такой ситуации философская гносеологическая категория сознания явно носит подчиненное значение, «теряя ранг» социологической категории познания и «переходя в разряд» научных понятий. Показательна также дискуссия, разгоревшаяся на страницах журнала «Социологические исследования», о том, считать или нет «сознание» исходным понятием и предметом социологии (Ж.Т. Тощенко, П.Д. Павленок J1.A. Гуцаленко, K.M. Ольховников, Г.П. Орлов). С другой стороны, несмотря на онтологизацию социологической теории, сознание является важным социологическим концептом, имеющим множество трактовок. На проблеме сознания завязаны и теоретические, и эмпирические исследования.

Тем не менее состояние социологии сознания можно обозначить как теоретическое замешательство на фоне активных эмпирических исследований. Нередки жалобы на плохую разработанность проблематики сознания и отсутствие обобщающих трудов. Несмотря на солидный объем публикаций, посвященных общественному сознанию, удовлетворительной ясности в его понимании пока нет. Знаковым является нераспространенность и непривычность самой формулы «социология сознания» и «социология общественного сознания», в отличие от наименований «социология общественного мнения», «социология знания».

Социологическое изучение стабилизационного сознания необходимо вести с учетом следующих положений, которые явно или латентно присутствуют в социологии сознания: а) социология изучает проявления сознания, но не его

природу и внутренние сущности; б) социология рассматривает не трансцендентный референт сознания (философия), не физический референт (психология), но социальный референт-, в) социология анализирует сознание как регулятор социальной деятельности {практики).

В работе также отмечено, что одной из причин кризиса социологии сознания является реифицирование гипотетических моделей сознания. Закономерный для научного познания процесс овеществления стал источником сомнений и разочарований социологов (Ю.Л. Качанов). Все чаще звучат предположения о том, что сознание - не более чем конструкт опросных кампаний, слабоэври-стичный термин (Д. М. Рогозин, Н. Л. Кацук). Понятия «общественное сознание», «коллективное сознание», «массовое сознание» все чаще «девальвируются» или используются как удобный, но размытый термин.

Как и сама социология, социология сознания дифференцирована (если не болезненно расколота) на два основных подхода: экзогенный, базирующийся на идее отражения реальности, и эндогенный, исходящий из принципа интен-циональности. Отчасти эти подходы созвучны традиционной социологической дилемме факты/смыслы.

Экзогенная теория осмысляет сознание через противопоставление субъекта и объекта познания. Объект воспринимается как некая «отделенность», доступная неискаженному постижению. Экзогенная традиция неоднородна, поэтому можно условно выделить уровни репрезентационизма. С одной стороны, можно обозначить представление о сознании как точном отражении (снимке, слепке, зеркале) реальности, которое в свою очередь может быть уравнено с реальностью (точность, адекватность репрезентации). С другой стороны, экзогенная традиция допускает условность и гибкость репрезентации (социальная обусловленность знания).

Неклассическая эндогенная традиция исходит из признания соотнесенности субъекта и объекта познания. Например, в феноменологии мир объектов мыслится не как данный, а как заданный, как «коррелят сознания». Сознание тем самым мыслится как интенциональное, как «сознание о чем-то», т.е. всегда направленное на некий объект. Можно условно выявить крайние позиции в определении зависимости реальности от сознания.

Другим классическим вопросом социологии сознания является вопрос об индивидуальной или коллективной природе сознания. Несмотря на более-менее единодушное социологическое признание социальности сознания, поиски социального референта сознания могут иметь разные решения. Можно выделить два крайних полюса в концептуальном пространстве: безусловность, индивидуальность сознания (частично Г. Зиммель, постструктурализм) и социальная обусловленность и эмерджентность сознания (дюркгеймовская школа, К. Маркс). Во втором случае социальное сознание анализируется как эмерд-жентное и филогенетически первичное по отношению к индивидуальному. Постулируется существование самостоятельных духовных сущностей таких как «групповое сознание», «общественное сознание», «коллективное сознание», «массовое сознание», «глобальное сознание», «мировое сознание», «планетарное сознание» и др.

Между крайними теоретическими позициями «внесоциальность» сознания и «макросознание» лежит достаточно широкое поле теоретических моделей, которые «плавают» в сложном континууме индивидуальности/коллективности: модель исключения (отказ сознанию в «бытийности»: бихевиоризм, теория обмена), модель «нет ничего в обществе, чего бы не было в индивиде» (Г. Тард, Ж. Пиаже, Р. Будон), модель «параллелизма» (Г. Спенсер, В. Вундг, Ф. Гид-дингс), модель функциональная (Т. Парсонс), модель конструктивистская, ин-тенциональная (М. Вебер, Ч. Кули, Дж. Мид А. Шюц), модель конфликта (фрейдистская социология, постструктурализм).

Таким образом, очевидно наличие двух теоретических дилемм, определяющих социологическое изучение сознания: экзогенное/эндогенное, индивидуальное/коллективное. На рисунке 1. изображено концептуальное поле сознания, образованное пересечением двух основных дилемм. Соответственно, концептуальное пространство социологии сознания имеет четыре квадранта, или теоретических континуума: 1) индивидуально-экзогенный; 2) коллективно-эндогенный; 3) коллективно-экзогенный; 4) индивидуально-эндогенный.

Реактивная модель сознания Реактивная модель сознания Сознание как отражение реальности

Сознание как отражение реальности Коллективное сознание

Телесное сознание как основа смыслов Практические смыслы

ЭКЗОГЕННОЕ

а

со

а т

Индивидуально-экзогенный Коллективно-экзогенный

континуум континуум

Индивидуально-эндогенный Коллективно-эндогенный

континуум континуум

ш

0

1

ш

■Ё ш с; с; О

ЭНДОГЕННОЕ

Активная модель сознания Активная модель сознания

Сознание интенционально Сознание интенционально

Структуры сознания как произвольные Интерсубъективность конструкции Повседневный контекст знания

Рис. 1. Теоретические континуумы социологии сознания

Автор намеренно стремился избежать более привычных социологических наименований континуумов, поскольку эти названия не всегда корректны для исследований сознания (микро-макро, объективное-субъективное).

В диссертационной работе рассматривается и весьма значимая для теории сознания дилемма рациональное-нерациональное. В социологии весьма влиятельна картезианская традиция, отождествляющая сознание со знанием как совокупностью представлений, понятий, суждений, теорий. Показательно, что классический социологический анализ сознания концентрируется на проблемах коллективных представлений, рефлексивности, рациональности, социального мышления, социального интеллекта, социальной памяти, дискурса. Когнитивный уклон в социологических трактовках сознания очевиден в исследованиях общественного мнения, предполагающих выявление осознанной позиции, отношения, оценок. Вместе с тем проблематика сознания шире проблем, связанных со знанием. Сознание включает не только познавательный, но и телесно-перцептивный, эмоционально-волевой, имажитативный, креативный, интуитивный и другие компоненты. Современная наука склонна рассматривать сознание не только как знание, но и состояние, в котором это знание становится возможным.

В диссертации также рассматриваются проблемы создания интегратив-ной социологической теории сознания. Наиболее яркими примерами интегра-тивных моделей сознания являются теории Н. Лумана, Ю. Хабермаса, Э. Гид-денса, П. Штомпки и П. Бурдье. В работе подчеркивается, что интегративная теория сознания возможна, однако теоретическая социология в большей степени склонна «размывать» проблему сознания. Современные теории, синтезируя полярные модели, теряют абсолютную точку отсчета и лишают сознание прежнего статуса и иллюзии достоверной самоочевидности. Однако современная теоретическая социология, снимая «пленку» коллективности с феномена «сознание», не стремится кардинально «вскрывать» его новые сущности и пласты. Трансформация представления о сознании скорее напоминает не перестройку, а осторожный уход от фундаментальности проблемы. Современные проекты существенно сужают область сознания (особенно это видно на примере социологии Н. Лумана, П. Штомпки, П. Бурдье, рассматривающих сознание как внешнее социальному); растворяют его в других социальных явлениях (например, в коммуникативном действии - Ю. Хабермас); деконструируют и «расщепляют» сознание до текста или бессознательных структур жизни, лишая его самоочевидности и самодостаточности (ситуативность сознания в постструктурализме).

Во втором параграфе представлена интегративная теоретическая модель сознания стабильности. Отправной точкой разработки основных положений автоской концепции стабилизационного сознания послужили классические и современные исследования сознания как комплекса различений. Различение (различие, дистинкция) как свойство сознания рассматривается во многих социологических теориях: Е. Толмэна, М. Хальбвакса, Т. Веблена, Ю. Хабермаса, Ж. Деррида, Ж. Делеза, Ж. Бодрийяра, Н. Лумана, П. Бурдье, концепции Ю.Л. Качанова, концепции социального пространства A.B. Филиппова, исследованиях А. Карпова, Н. Л. Кацука, A.A. Мальцева.

«Различение» анализируется в диссертации как первичный опыт, на котором основано осознание любого объекта. Иными словами различение можно определить как акт, состоящий в выделении, спецификации и последующей

дифференциации реальности. Анализируя сознание как опыт различения, необходимо выделить самые общие социологические аспекты различения: в процессе различения конструируется смысл; различение социально обусловлено; различие связано с практиками; различие всегда выступает как пространственно-временное различие; различение воспроизводит механизм асимметрии и конструирует отношения власти (разделяет); различение формирует и поддерживает социальный порядок (объединяет).

Заметим, что понятие «различение» способно обеспечить многоплановость социологического подхода к изучению сознания за счет того, что оно:

1) сочетает гносеологический аспект (указывает на процесс соотнесения реальности и сознания) и социологический аспект (указывает на асимметрию социальной реальности);

2) способно адекватно работать в субъективистской парадигме (различения как свойство сознания) и объективистской (социальное различение как основа социальных отношений и социальной структуры общества);

3) содержит в себе статичный (различие как результат) и динамичный аспекты (различие как процесс, как различение);

4) выходит за рамки классического отождествления сознания и знания, поскольку различение есть прежде всего «бытийствование практического» (Ю.Л. Качанов).

Таким образом, понятие «различение» обладает высоким аналитическим потенциалом, поскольку за счет своей емкости может служить своеобразной «гносеологической отмычкой», которой предположительно «поддаются все двери» социологического исследования.

Рассматривая стабилизационное сознание, будем под сознанием понимать многообразие различений, коррелятивных реальности и упорядочивающих многообразие видов опыта. В связи со сложностями прямого изучения различений сознания основным способом их анализа является построение моделей, схем. «Схема» является вторым теоретическим конструктом диссертационного исследования. Автор исходит из того, что такое свойство сознания, как различение различий, образует относительно устойчивые цепочки различений, которые в свою очередь составляют схему

Заметим, что интеграция в нашем случае мыслится не как унификация и объединение, а, скорее, как нейтрализация противоречий и совмещение (термин В.А. Ядова). Конструкты «различение» и «схема» являются инструментами этого совмещения.

Анализ индивидуально-экзогенного континуума предполагает рассмотрение социального значения первичного опыта и прежде всего телесного опыта. Формализация может быть осуществлена за счет моделирования первичных схем сознания. Изучение первичных различений, безусловно, относится к сфере психологии и когнитивистики. Вместе с тем в социологическом исследовании, без всякого сомнения, можно использовать такие данные. Проблема заключается в их адекватной интерпретации. В нашем исследовании психологические данные будут использованы в основном для обеспечения каузальных связей с социальными переменными. Иными словами, апелляция к индивидуально-экзогенному континууму мыслится автором не как интеграция с психологией и

когнитивистикой, но как постановка и расширение социологической проблематики тела.

Одним из важных направлений является анализ объективации первичного опыта стабильности в языке, мифологиях, символах, социальных нормах. Другим важным аспектом данного континуума является встречное изучение интернетизации (инкорпорации) социального опыта в телесный опыт индивида. Ценным для социологии может послужить изучение первичных схем как матриц социальных смыслов. Смыслы могут существенным образом модифицировать первичный опыт тела, но все же между ними очевидны переклички и отсылки.

Исследование коллективно-эндогенного континуума предполагает выявление элементарной, базовой смысловой структуры социального сознания. Формализация может быть осуществлена за счет моделирования смысловых схем сознания. В отличие от первичных схем смысловые схемы являются интерсубъективными, правилосообразными, определяющими действие и взаимодействие. Ограничения данного континуума уже давно осмыслены социологами. Основными объектами критики являются: 1) гиперболизация первичного опыта субъектов и имплицитных репрезентаций мира; 2) стремление обнаружить универсальные свойства сознания в ущерб анализу вариативности сознания в разных социальных позициях; 3) сложности в объяснении появления нового знания. Вместе с тем привлечение феноменологической традиции позволит в данном исследовании выявить первичные смыслы стабильности (ядро) и проанализировать временной аспект стабилизационного сознания.

Анализ коллективно-экзогенного континуума сознания требует выявления того, как смысловая матрица проявляется, дополняется, а порой и искажается в конкретных социальных условиях. Познавательным инструментом анализа выступает понятие практическая схема. Схемы такого рода обладают следующими особенностями: 1) существуют вне индивида и являются готовыми, интериоризированными, автоматическими, само собой разумеющимися; 2) опосредованы, связаны с позицией индивида; 3) являются условием производства действия/практик социальной деятельности. Значительный интерес для социолога представляют следующие процессы, связывающие различные измерения сознания: фреймирование (выбор социального измерения (рамки), в котором мыслится стабильность) и актуализация (внесение текущих, насущных, жизненно важных изменений в смысловые различения стабильности).

Исследование эндогенно-индивидуального континуума позволяет выявить личностные различения, основанные на акцентуализации личных мотивов, потребностей и ценностей. Формализация может быть осуществлена за счет моделирования личностных схем сознания, часто включающих элементы фантазии и игры. Для социолога значимым является частотность личностных смыслов. Например, низкий показатель личностных смыслов стабильности свидетельствует о том, что слово «стабильность» оказывается преимущественно книжным, клишированным, стереотипным, полным объективированных социальных смыслов. Иными словами, апелляция к индивидуально-эндогенному континууму мыслится как постановка и расширение социологической проблематики приватности.

Назовем наиболее значимые для нас теоретические положения, которые представляются органичными для интегративного социологического изучения стабилизационного сознания:

Внешне-внутренняя диалектика сознания. Социальность и индивидуальность сознания рассматриваются как нечто очень близкое, как две стороны одного и того же процесса.

Взаимная дополнительность отражения и конструирования. Сознание реализуется в двух ипостасях: отражательной (экзогогенный, объективистский подход) и интенциональной (эндогенный, субъективистский подход).

Объединяющая сущность сознания. Сознание выступает как источник интеграции, связывая возможные измерения человеческого существования.

Дискретность сознания, что проявляется в выделении в нем различных компонентов. За основу изучения многомерности представления было взято выделение познавательного (когнитивного) компонента, состоящего в свою очередь из рефлексируемого и нерефлексируемого измерения и мотивационно-го (потребности, эмоции, оценки, установки).

Таким образом, интегративный подход позволяет «ухватить» сознание в целостности: как активное и социально сконструированное, индивидуальное и коллективное, единое в своем повседневном измерении и дискретное в практическом выражении, рефлексивное и нерефлексивное. Иными словами, снимается проблема разделенное™ сознания на взаимоисключающие полюсы.

В третьем параграфе представлена комплексная методика исследования социального сознания. Для послойной реконструкции сознания стабильности использовалось сразу несколько методов, что позволяет актуализировать различные компоненты социального сознания. Предполагается, что традиционный анкетный вопрос при всех его достоинствах может не вывести социолога на некоторые важные составляющие стабилизационного сознания.

Полуформализованное интервью (смысловые, практические, личностные схемы). Для выявления рефлексируемых значений стабильности использовался способ интерпретации, толкования понятия. Необходимо было «заставить» респондентов «погрузиться в значение»: осмыслить, сопоставить, объяснить слово. В нашем случае респондентам последовательно задавалась серия открытых вопросов с целью послойной актуализации значения стабильности.

Массовый опрос (смысловые и практические схемы). Основная цель применения метода - анализ варьирования смыслов и оценок стабильности в зависимости от базовых социально-демографических характеристик.

Фокус-группа (смысловые и практические схемы). Наблюдение за рассуждениями участников позволило выявить несколько схем интерпретации стабильности (фреймов) и зафиксировать сбои и противоречия в индивидуальном и коллективном понимании стабильности (например, путаницу в понятиях «стабильность» и «равновесие»).

Свободный ассоциативный эксперимент (первичные, смысловые, практические, личностные схемы). Ассоциативный эксперимент позволяет получить информацию о социальном компоненте структуры значения слова, социальном опыте группы (профессиональные, гецдерные, политические, экономические ассоциации), влиянии СМИ, взаимосвязях между различными словами (ста-

бильность, порядок, хаос, уверенность и т.п.), ядре и периферии социального представления.

Семантический дифференциал (смысловые схемы). Метод позволяет зафиксировать неосознаваемые значения концепта «стабильность», а именно: 1) построить семантические пространства, описывающие восприятие стабильности; 2) выявить семантическое сходство и различие слов «стабильность», «уверенность», «хаос», «развитие».

Дискурсивный анализ текста (первичные, смысловые, практические, личностные схемы). Дискурсивный анализ позволяет реконструировать основные смысловые категории стабильности. Метод также помогает выявить метафоры и мифологемы стабильности, что имеет большое значение для анализа многомерности репрезентации стабильности.

Анализ визуальных образов (проективный рисунок) (смысловые, практические, личностные схемы). Исследование визуального образа стабильности предполагало анализ актуализации символов и архетипов как некой общей «паутины значений» общества. Основной акцент исследования ставится на том, что при создании визуальных образов неминуемо проступает архетипический слой сознания. Кроме того, выявлялось влияние социокультурного контекста на создание рисунка.

Методика изучения времени Т. Котла (смысловые, личностные схемы). Дня выявления темпоральной структуры стабилизационного сознания и подтверждения гипотезы о специфическом временном измерении сознания стабильности потребовалось использование специфического проективного метода - временного (кругового теста) (Circle Test).

Цветовой тест Люшера (первичная, отчасти смысловая схема). С помощью теста Люшера можно зафиксировать неосознаваемые эмоциональные состояния личности, возникающие при восприятии стабильности.

Межстрановой сравнительный метод (первичные, смысловые, практические, личностные схемы). Метод использовался для выявления смыслового ядра и периферии сознания стабильности.

Виртуальный ассоциативный эксперимент, форум-дискуссия (первичные, смысловые, в меньшей степени практические схемы). Исследование позволило зафиксировать, насколько велика опосредованность сознания стабильности социально-политическими условиями конкретного государства. Также метод позволил выявить профессиональные (компьютерные) ассоциации.

Итак, предполагалось, что привлечение разных методов исследования позволит наиболее адекватно выявить: 1) разные виды различений и схем; 2) рациональные и бессознательные элементы сознания. На основании этого комплексного подхода стало возможным адекватно отразить сознание стабильности в социологической перспективе.

Вторая глава «Феноменология стабильности: общие характеристики стабилизационного сознания» посвящена выявлению наиболее глубинных основ стабилизационного сознания: первичным различениям стабильности (индивидуально-экзогенный континуум) и последующему конституированию социальных смыслов стабильности (коллективно-эндогенный континуум).

Феноменология понимается как обращение к глубинным «первоистокам» сознания стабильности.

В первом параграфе сообщается, что в ходе исследования была установлена телесная основа социального смысла понятия «стабильность». Восприятие стабильности многомерно, поскольку складывается из нескольких первичных различений: чувства равновесия и стабильности тела, чувства стабильности окружающего мира, многогранных эмоциональных различений. Ощущения стабильности тела в пространстве и внутренней устойчивости организма постоянно воспроизводятся в рисунках и ассоциациях наших респондентов. Стабильность в их ответах часто определяется через метафоры «твердо стоять на ногах» и «не кидаться из стороны в сторону». Чувство равновесия также включает восприятие внутреннего состояния (выражения «застой», «запор», «постоянная температура»).

Традиционная социология «бестелесна», ибо обычно исключает тело из сферы своих интересов (Ж. Папич). Однако для социолога представляет интерес тот факт, что телесное сознание стабильности объективируется в языке и впоследствии активно перекликается с социальными смыслами. В результате создается богатая палитра метафор и символов стабильности. Оценивая социальные проявления стабильности, мы активно используем телесные репрезентации и тем самым натурализуем стабильность: «евро твердо стоит на ногах», «Грызлов как стойкий оловянный солдатик», «Саакашвили-канатоходец», «Тимошенко как девочка на шаре» и проч. Заметим, что уже на уровне первичного опыта стабильности можно констатировать относительность и избирательность как общее свойство сознания.

К первичным различениям сознания можно отнести и различения эмоций. Несмотря на то что нынешняя социология «оставляет мало места для эмоции» (Дж. Барбалет), интерес к ней в последнее время заметно увеличивается. Эмоции, являясь обязательной составляющей социального познания, способны трансформировать образ, увеличивая или уменьшая субъективный вес тех или иных деталей. С помощью теста М. Люшера были зафиксированы неосознаваемые эмоциональные состояния личности, возникающие при восприятии феномена стабильности. Отметим, что в концепции Макса Люшера каждому цвету соответствует устойчивое, общее для всех люден — независимо от расы, культуры, образовательного уровня, пола и возраста - значение (синий - спокойствие; зеленый — гибкость воли, настойчивость, постоянство; желтый — спонтанность, радость, активность; красный - движение, желание, сила; серый - потерянность, разделение, отчуждение; черный - отказ, негативизм и протест, фиолетовый - хрупкость и неуравновешенность; коричневый - физический дискомфорт и болезнь).

Модифицированный тест Люшера подтвердил наличие разных эмоциональных доминант в восприятии стабильности:

- спокойное принятие (синий, зеленый) - доминирующие цвета-,

-радостное восприятие (желтый), динамичная акцентуация (красный);

-настороженное и даже болезненное отношение к стабильности (серый);

- печальная, негативная доминанта в восприятии (черный, серый, фиолетовый).

Отметим, что по данным сравнительного исследования респонденты России и Украины единодушны в своих ассоциациях стабильности с зеленым (25% - Украина, 23% - Россия) и синим (соответственно 15 и 18%) цветом. Тем самым можно констатировать наличие сходной матрицы сознания стабильности.

Сознание стабильности имеет сложные психические и социально-психические детерминанты, в частности глубокую мотивацию, выражающуюся в бессознательном стремлении к безопасности, предсказуемости и снятию тревожности. Различения на этом уровне еще интуитивны, бессознательны и имеют побудительный характер.

Телесный опыт стабильности необязательно должен вести всех людей к тотальной потребности в стабильности. Смысловые различения оказываются намного сложнее первичных. Однако, чтобы чувственное различение трансформировалось в смысловое, необходимо реконструировать восприятие в новом плане. Сознание стабильности требует, помимо прочих важнейших условий, интенционального и интерсубъективного опыта стабильности.

Во втором параграфе анализируется базовая смысловая схема стабильности. В ходе исследования была выдвинута и обоснована теоретически и эмпирически гипотеза о темпоральном характере стабилизационного сознания. Данное предположение разрабатывалось в рамках эндогенно-коллективного континуума (социальная феноменология). Используя базовую феноменологическую схему времени (Э. Гуссерль, А. Шюц, Н. Луман), можно заключить, что неизменность и изменение не даны нам изначально, а конструируются сознанием. В основании сознания времени лежат темпоральные фазы, которые собственно и формируют смысловые различия: первичное впечатление (теперь), удержание «теперь» {«ретенция»), предвосхищение («протенция»).

Стабильность прежде всего представляет собой такую темпоральную организацию событий, которая предполагает непрерывное единство и исключает различение другого, нового, отдаления, дистанции и т.п. Стабилизационное сознание, являясь организацией моментов времени, как бы «высвечивает» ту часть «смыслового поля», которая мыслится как тождественная, повторяющаяся. Свободный ассоциативный эксперимент, дискурсивный анализ текста и метод изучения времени Т. Коттла позволили зафиксировать фрейм «стабильность как повторение» в качестве культурно-первичного смысла.

Временная перспектива «стабильность как повторение» моделируется как взаимосвязь следующих временных различений:

• переживание повторяемости, «одноитожести» моментов, происходящих «теперь»: «Мне всегда нравилось писать дневник ночью (и сейчас я это делаю тоже)»;

• ретенция, переживание повторяемости моментов «теперь» и «уже-нетеперь»: «Никаких сугцественных изменений со вчерашнего дня не произошло», «Я стабилен в последнее время»;

• протенция: переживание повторяемости моментов настоящего и будущего: «Это когда завтра будет такой же курс доллара, как и сегодня».

Квинтэссенцией такого «схватывания» стабильности является крылатая фраза, многократно цитируемая и в ответах наших респондентов, и в дискурсе СМИ и Интернет: «Вчера послали, сегодня послали, завтра, по-видимому, тоже пошлют...Наметилась определенная стабильность». Некоторые развернутые ответы респондентов лаконично формулируют эту базовую идею: «сегодня так же, как и вчера и как будет завтра»; «так было, так есть и так будет всегда», «каждый день одно и то же - работа и дом». Однако необходимо остановиться и на проблеме относительности повторяемости событий. Тождественность является лишь кажущейся тождественностью. Конкретные события только принимаются на веру как повторяющиеся.

В семантическом поле слова «стабильность» ассоциации постоянство, равновесие, покой, неизменность, незыблемость, повторяемость являются наиболее частотными. В различных исследованиях процентное содержание ассоциаций относительно устойчиво: от 14 до 25% (процент от общего количества ответов) или от 19 до 40% (процент от количества респондентов) (табл. 1).

Таблица 1.

Процентное содержание ассоциаций, выражающих временные перспективы стабильности

Эмпирические исследования Ассоциации: «постоянство», «равновесие», «неизменность» «повторяемость » Ассоциации: «развитие», «прогресс», «изменение», «динамика»

Россия, 2002 г. Студенты 282 ч-к 21 (40) 2(4)

Россия, 2005 г. Квотная выборка 514 ч-к 22 (24) 1(1)

Россия, 2005 г. форумы, 214 ч-к 18 (28) 1(2)

Украина, 2005 г. Форумы, 267 ч-к 19(27)* 2(3)

Беларусь, 2005 Форумы 270 ч-к 14(19) 1(1)

Польша, 2005 г. Форумы, 198 ч-к 25 (36)** 1(2)

Украина, 2005г. студенты, 265 ч-к 15 (38) 2(6)

Россия, 2005 г. студенты 290 ч-к 23 (55) 2(4)

* украинские слова сталкть, ргвновага, незмттсть ** польские слова яЫозс, rownowagq, п1егт1еппохс

Процентное содержание ассоциаций представлено в двух цифрах: процент от общего количества ответов (первая цифра) и процент от количества респондентов (вторая цифра). Высокий процент от общего количества ответов обусловлен характером исследования: респондентам была поставлена задача зафиксировать 3 ассоциации.

Временная перспектива «повторение» является частотной в ответах на временной тест Т. Коттла. Респондентам было предложено задание: «Пожалуйста, с помощью трех кругов, обозначающих прошлое, настоящее и будущее, попробуйте изобразить свое представление о стабильной жизни. По Вашему усмотрению круги на листе могут располагаться где угодно и как угодно и могут иметь различную величину и цвет». Повторяемость кругов - это самый частотный рисунок в нашем репрезентативном исследовании темпоральных представлений жителей г. Омска - 32%. Одинаковость (тождественность) кругов встречается в 18% российских рисунков и 20% украинских (рис.2).

ООО

ПРОШЛОЕ НАСТОЯЩЕЕ БУДУЩЕЕ Рис. 2. Схема «тождественная автономия» (атомарная)

Автономия и тождественность кругов может быть интерпретирована как медленное и спокойное течение времени. Одинаковость кругов, вероятно, свидетельствует и о возможности возврата назад. Можно предположить, что, изображая стабильность с помощью прерывистых и одинаковых кругов, наши респонденты фиксировали рутинность, «одноитожесть», ежедневность событий (обратимое микровремя по Э. Гидценсу). Некоторые респонденты оставляли комментарии, близкие нашим предположениям.

Эмпирически была выявлена и альтернативная временная перспектива стабильности - совмещение. Логика совмещенной временной перспективы заключается в смыслополагании взаимосвязи неизменности и изменения (развития). Тождественность событий мыслится как относительная и соответственно ставится под сомнение. Крайний вариант временной перспективы «совмещение» - это полное отрицание возможности стабильности исходя из абсолютизации изменений (фрейм «Стабильности нет!»).

Временная перспектива «стабильность=повторение+изменение» также моделируется как взаимосвязь следующих временных различений:

• переживание диалектичности моментов, происходящих «теперь»: «Сейчас положение начинает меняться, но остается вопрос...»;

• ретенция, переживание диалектичности моментов «теперь» и «уже-нетеперь»: «Сегодня мы концерт проведём почти так же, как вчера, только с переменой действующих лиц и исполнителей»;

• протенция: переживание диалектичности моментов настоящего и будущего: «Стабильность - сегодня хорошо, а завтра лучше, а послезавтра -егце лучше».

Квинтэссенцией совмещенной временной перспективы являются следующий ответ респондента: «Стабильность - повторяемость с поправкой на развитие».

Несмотря на то что в вербальных ассоциациях слова «развитие», «движение», «прогресс» были низкочастотны (2% от всех ассоциаций), в рисунках респондентов смыслополагание взаимосвязи неизменности и изменения было более популярным. Так, 34% российских и 31% украинских студентов изобразили круги времени неодинаковыми и показали их прогрессию (рис.3).

Думается, что такая временная перспектива стабильности соответствует времени жизненного пути человека - необратимому, линейному, динамичному. Заметим, что параллельные исследования других возрастных категорий показали, что прогрессивная модель стабильности популярна у респондентов обоих полов в возрасте до 34 лет. Респонденты старшего возраста значительно чаще выбирают модель стабильность=повторение (опрос жителей Омска, 2005 г., 514 человек).

Таким образом, различение постоянства и изменения событий неоднозначно и вариативно. Исследуя время стабильности, можно обнаружить действие двойной временной шкалы: с одной стороны, время рутины, с другой -время движения от рождения к смерти. Сознание стабильности является неким временным медиатором, гибко связывающим различные состояния временных точек.

В третьей главе «Повседневное сознание стабильности рассматривается как базовое смысловое различение «повторение-изменение», уточняется и дополняется (коллективно-эндогенный континуум социологии сознания). Использование метода семантического дифференциала в трендовом и межстрановом исследованиях позволило зафиксировать глубинную матрицу сознания стабильности.

ПРОШЛОЕ НАСТОЯЩЕЕ БУДУЩЕЕ

Рис. 3. Схема «совмещенная прогрессивная автономия»

В первом параграфе реконструируются ядерные смысловые различения, которые делают возможным сознание стабильности: «порядок-хаос» и «уверенность — неуверенность»

В повседневном сознании смыслы «стабильности» и «порядка» сближаются и совместно противопоставляются «хаосу». В исследовании студенческих ассоциаций 2002 г. слово «порядок» было наиболее частотной ассоциацией (лишь после объединения ассоциации в группы ассоциация «порядок» заняло пятое место). Однако проводимые после 2002 г. исследования показали постепенное снижение частотности ассоциации «порядок». Полагаем, что смещение ценности порядка может быть вызвано следующими факторами: 1) общественной рефлексией по поводу характера порядка; 2) снижением частотности слова «порядок» в дискурсе СМИ, обусловленным желанием дистанцироваться от авторитарного понимания порядка.

Исследование полярности концептов «стабильность» и «хаос» позволило полнее деконструировать смысл стабильности. Например, низкий процент личных и мифологических ассоциаций свидетельствует о принадлежности слова «стабильность» к книжной лексике. Такая стилистическая окраска предполагает использование слова прежде всего в политической, законодательной, научной сфере. В обиходную речь слово «стабильность», возможно, перемещается искусственно.

Различение «уверенность-неуверенность» обусловливает суждения относительно футурологического аспекта стабильности, а именно наличия конкретной цели и гарантий ее достижения. Раскрывая смысл понятия «стабильность», человек, основываясь на прошлом опыте и оценивая настоящее, имеет возможность в будущем «получить», «чувствовать» ожидаемое и «обладать» им. Стабильность тем самым предполагает определенность, предрешенность, подотчетность, калькулируемость жизни. Заметим, что уверенность также предполагает наличие гарантов: государства, Бога, семьи, самого человека.

Понятия «стабильность» и «уверенность» сближаются настолько сильно, что один респондент сделал такое замечание: «Уверенность - это то же самое, что и стабильность, а спрашивают именно, что это такое «стабильность», в чем она выражается». Семантическая близость этих понятий подтверждается и семантическим дифференциалом. Многие показатели совпадают, однако при этом «уверенность» оценивается более позитивно и четко. Это связано не только с тем, что само слово «уверенность» более эмоционально окрашено, но и тем, что оно обладает большей когнитивной ясностью и однозначностью по сравнению со словом «стабильность».

Во втором параграфе анализируются результаты построения семантического пространства с использованием метода семантического дифференциала. Трендовое исследование показало, что присутствует матрица глубинных смысловых различений, которая лишь относительно варьируется при разных замерах. Средние значения семантического дифференциала совпали с точностью от 0,04 (по шкале светлая-темная) до 1,79 (по шкале нежная-грубая). Отметим, что в исследовании 2005 г. стабильность представлена как более долгая, сильная, активная и менее нежная. Казалось бы, период с 2002 по 2005 гг. относи-

тельно невелик. Однако можно наблюдать существенный сдвиг в факторе «сила» и «активность». Образ стабильности стал жестче.

Анализ данных межстранового исследования также позволяет выявить внутренний «язык» сознания стабильности, сходный в близких культурах. В целом российские и украинские респонденты единодушны в своих оценках. Существенных различий между ответами не выявляется. Стабильность воспринимается как умеренно-позитивное явление. Однако присутствуют и незначительные межстрановые расхождения. Например, бросается в глаза более решительное определение стабильности россиянами как «долгой» (+2,68 против +1,37). Возможно, это объясняется относительной стабилизацией положения дел в России и «оранжевой революцией» на Украине.

Факторный анализ данных выявил дополнительные структуры интерпретации стабильности. В восприятии стабильности доминирует фактор «оценки» и «силы». Иным словами, стабильность - позитивное в эмоциональном плане явление, но при этом «сильное» и «сложное».

В третьем параграфе анализируется метафоричность и архетипичность смысловой схемы «стабильность». Стабильность является понятием метафорическим, т.е. осмысляется и переживается «в терминах явлений другого рода». Метафоры стабильности обладают значительной генеративной силой: они проявляют себя в различных образах, каждый из которых раскрывает особые их грани. Абстрактный смысл стабильности связывается со смыслом более понятных и чувственно воспринимаемых явлений: дома, якоря, болота, смерти.

Наиболее интересны незаметные, но значимые онтологические метафоры, которые позволяют рассуждать о стабильности, характеризовать ее количественно, выделять разные аспекты, рассматривать ее. Диапазон речевых выражений этой метафоры очень широк: «восстановление стабильности», «обеспечение стабильности», «наступление стабильности», «обещание стабильности», «привнесение стабильности», «достижение стабильности», «укрепление стабильности» и проч.

Таким образом, метафоричность - важная черта социального сознания стабильности, выражающая социокультурную сконструированность стабильности.

При проведении эмпирических исследований сознания стабильности также неоднократно были зафиксированы архетипы коллективного сознания. В отличие ассоциативных полей «хаос» и «равновесие» поле «стабильность» почти не содержит явных архетипических символов. Однако визуальные образы стабильности активно актуализируют глубинные архетипы, тяготеющие к идее равновесия, порядка, вечности, постоянства: дом, солнце, дерево (в значении «стойкость»), квадрат, куб, треугольник, пирамида, круг, весы, камень. Архетипы изменения менее частотны, но все же присутствуют: вода, дорога, цветы, дерево (в значении «изменение»).

В заключении главы отмечается, что имеется существенный разрыв между реальностью (устойчивость-неустойчивость общества и мира в целом) и репрезентацией обыденного сознания. Повседневное сознание стабильности всегда относительно. Тема стабильности — не столько фактическое очертание

параметров стабильного общества, сколько социальная конструкция, связанная не с миром как таковым, а с коллективной репрезентацией реальности

В четвертой главе «Смыслообразование стабильности в постсоветской России» материал рассматривается в исторической перспективе. Данная глава посвящена выделению тех факторов, которые делают возможным появление смысловой схемы стабильности.

В первом параграфе реконструируется российская История понятия «стабильность». Само собой разумеется, что в традиционном обществе люди с незапамятных времен сталкивались с проблемой стабильности. История демонстрирует множество примеров того, как концепты «устойчивость», «равновесие», «порядок» становились смысловым центром, своего рода обыденной псевдорелигией. Однако нам необходимо установить, когда возникает социальный смысл стабильности (не само переживание стабильности, а именно смысл, как результат социальной рефлексии стабильности).

Подробных исследований по российской истории слова «стабильность» нет. Оставляя вопрос о времени возникновения слова «стабильность» в русском языке филологам, отметим только несколько наблюдений. Вероятно, слово «стабильность» входит в русский обиход в конце XIX века. До этого времени активно использовалось слова «уставлять, устаивать, устой, устойчивый». В этом случае можно предположить, что в отличие от других концептов универсальный для современного социального знания концепт «стабильность» не имеет глубоко разработанной репрезентации в составе русской культуры.

В начале XX века слово «стабильность» уже используется в публицистике и политическом дискурсе. Так публицист Г. Лелевич в статье «Пути и перепутья (стабилизационные настроения в литературе)», опубликованной в 1927 году, активно использует понятия «стабилизационное сознание», «стабилизационные настроения».

Анализируя исторические и социологические данные, можно прийти к выводу, что слово «стабильность» было частью политического и повседневного дискурса 70-80-х гг. XX в. Именно тема стабильности дополняла, а порой плавно вытесняла дискурс революции и борьбы и более спокойный дискурс перемены, надежды, дороги, мечты. Отсутствие негативизма в отношении стабильности/застоя жизни могло в конце концов перерастать в позитивное отношение к такому положению вещей: от идеологического «Эх, хорошо в стране Советской жить!» до спокойного «Все идет своим чередом..» и «Стабильность - признак мастерства». Другим источником интенции стабильности могли стать страхи перед растущей гонкой вооружения и активностью террористов («А что вообще в мире делается?... Стабильности нет. Террористы опять захватили самолет» х.ф. «Москва слезам не верит». 1979 г.). Немаловажный фактор смыслообразования стабильности - техногенные катастрофы, о которых также часто сообщали СМИ.

Однако ощущение тупика в развитии советского общества, его деградации в 70-80-х могло стать поводом для осмысления стабильности как негативного явления: она воспринималась как болото, застой, кладбище. Именно тогда, на-

пример, родилась знаменитая песня Б. Окуджавы: «Римская империя времени упадка создавала видимость полного порядка......

Если говорить о заявленных ценностях советского человека, то можно констатировать присутствие в них интенции стабильности. Например, в исследовании В.М. Соколова жизненных ценностей молодежи 70-80 гг. ценность спокойной жизни, постоянства достигнутого положения в обществе, на работе занимает восьмое место.

Дискурс перестройки отодвинул на задний план идею стабильности и замаркировал ее как застой и стагнацию («Перемен требуют наши сердца» В. Цой). Однако образ стабильности довольно скоро вернулся, только в более сложных, противоречивых, а порой и радикальных формах. В диссертации приводятся примеры эволюции понятия в дискурсе прессы 90-ых гг.

Когда и кем был впервые выдвинут политический лозунг стабильности, сейчас установить сложно. Оставим эту проблему историкам. Однако заметим, что одной из первых попыток идеологизации стабильности были заявления ГКЧП в августе 1991 года. Именно под лозунгами стабилизации экономики, предотвращения голода и борьбы с преступностью ГКЧП предпринял попытку смены политического курса. После идеологему «Стабильность и развитие, демократия и патриотизм, уверенность и порядок» официально выдвинуло в 1995 году общественно-политическое движение «Наш Дом - Россия» - нереализованный до конца проект «партии власти». Позже, в 1995 году, была создана депутатская группа «Стабильность».

Говоря о повседневном сознании стабильности 90-х, необходимо констатировать разноголосицу данных социологических исследований, связанную со спецификой их методологии и поставленных задач. В. Пантин и В. Лапкин относят формирование ценности стабильности к третьему периоду ценностной эволюции россиян (после 1997 года). Ю. Левада датирует лозунг «стабилизации» 1993-1994 годами. Анализ анекдотов, размещаемых в Интернет, показал, что идея стабильности начинает активно фиксироваться в этом народном виде творчества с 1998 года. Причем не только после дефолта, но и до него. Дефолт 1998 года и взрывы 1999 года в стране, безусловно, явились мощным импульсом развития политической и обыденной идеологии стабильности.

О важности понятия «стабильность» для обыденного сознания говорит и включение этого слова в «Толковый словарь русского языка XX века. Языковые изменения». Появляется даже жаргонное слово, сочетающее корень «ста-бил» и суффикс слова из лексики мата («-ец»). Этот эвфемизм довольно определенно указывает на скептицизм в отношении усилий по достижению стабильности и их результата.

Несмотря на близость к наиболее архетипичным идеям социального знания, стабильность может рассматриваться как смысловое новообразование, появившееся под влиянием роста социального риска и пришедшее в обыденный язык через средства массовой информации. С середины 90-ых годов смысловая схема «стабильность» все активнее трансформируется в легитимную смысловую схему (термин Ю.Л. Качалова), поскольку становится условием установления и оправдания социального порядка. Пройдя стадию легитимации,

представление о стабильности оказывается еще более мистифицированным и связанным с предпосланным социальным аспектом знания.

Во втором параграфе анализируется политический дискурс стабильности в постперестроечной России (данные дискурсивного анализа политических программ, прессы и Интернет публикаций). Политический дискурс, как и повседневное сознание, воспроизводит множественность репрезентации стабильности. Разброс политических мнений настолько широк, что возникает предположение об утрате связи «знак-денотат» (представление о стабильности - реальная стабильность/нестабильность). В зависимости от политических целей и идеологического кода стабильность искусно препарируется, воображается, маскируется, симулируется. Используя концепцию мифологизации Р. Барта можно утверждать, что в дискурсе присутствует уничтожение сложности означающего (ознячгаощее=стабильность как реальное явление) и подавление его конкретикой и властными амбициями означаемого. В качестве основы схемы интерпретации берется какой-то один вид стабильности, но при этом образ отдельного случая стабильности выдается за объективную политическую позицию. Можно также сказать, что и утверждение, и отрицание стабильности носят умозрительный характер. Важным элементом повествования становится не сама стабильность, а ее оценка. Такие выражения несут в себе некое скрытое идеологическое сообщение, которое человек «проглатывает», даже не замечая этого. Примером мифологизации стабильности могут являться и броские выражения типа: «Россия в зените стабильности», «Нам всем нужна стабильность!», «Люди проголосовали за стабильность», Россия нестабильна».

Как и идеология консерватизма, легитимация и контрлегитимация стабильности многообразна и сложна. Идеологемы стабильности противоречивы и убедительны. Сухая и сдержанная идеология «Единой России» позиционирует стабильность как «магистральный общественный запрос», «задачу № I», «наше всё». Аффективная риторика КПРФ маркирует стабильность как «квазистабильность», «смертельную», «имитацию» «иллюзию». Полемичный тон правых направлен против «опасной стабильности», «псевдостабильности», «застоя». На фоне балансирующего, осторожного дискурса стабильности ЛДПР экстремистская направленность национал-большевиков впечатляет своей решительностью («Какая стабильность у революционера?»).

Утверждая и критикуя, политики и политические технологи закрепляют в сознании избирателя разные образы, клише и установки. Основные смысловые различения таковы:

- реальная стабильность или имитация, иллюзия стабильности;

- стабильность или застой (стагнация);

- потребность в стабильности или ложное желание стабильности.

Идея стабильности может развиваться как самостоятельно, так и стыковаться с другими идеями. Сам концепт «стабильность» является удобным «вкладышем» в другие смыслообразования: консерватизм, традиционализм, империя.

В третьем параграфе анализируются условия и связанные с ними характеристики «сознания стабильности». На основании сопоставления данных эмпирических исследований сформулированы следующие положения:

1) Негативизм сознания стабильности и его двойственный характер. Сознание стабильности, как и консервативное сознание, не проблематизирует-ся в ситуации status quo. Ключевое значение для дальнейшего конструирования смыслов стабильности имеет потеря равновесия и согласованности между значимыми социальными измерениями: стремлений и регулирующих норм (Э. Дюркгейм), социально признанных целей и средств их достижения (Р. Мертон), ценностных возможностей и ценностных экспектаций (Т. Гарр). Однако заметим, что смыслы стабильности активно конструируются не только на фоне изменений и кризисов, но и в стуации недовольства застоем социальных процессов (данные сетевого опроса, данные ФОМ).

2) Сознание стабильности стремится к рациональности, по крайней мере, к обыденной рациональности. Рационализм сознания стабильности предполагает достаточное знание ситуации, четкие оценки и прогнозы относительно происходящего. Оно основано и на вере в обусловленность жизни правилами, на чувстве долга, ответственности и социальности (нормативность).

3) Сознание стабильности ретроспективно. Обращаясь к коллективной памяти стабильности, заметим, что в проведенных полуформализованных интервью в вопросе «Когда в истории нашей страны была в наибольшей степени достигнута стабильность?» респонденты отмечали социализм, брежневский застой и дореволюционную Россию (XIX в., конец XIX в., 1913 г.). Ностальгия является результатом нарушения взаимосвязи времен и недовольства настоящим.

4) Активизация сознания стабильности связана с общей политизированностью населения и поисками идеала. Идеал присутствует в разных интерпретациях: и в постсоветской форме «разумного капитализма», и в форме «наивного социализма» с присущими ему идеями равноправия, труда, справедливости («Когда все равны, нет бедных и богатых»). Некоторые респонденты склонны отождествлять стабильность и демократический режим. Впрочем, идеализация стабильности предполагает иной полюс различения - разоблачение стабильности. Однако по данным сетевого опроса доля тех, кто скептически полагает, что стабильность — это «иллюзия», «фикция», «утопия», «миф», составила 8%. Иными словами, стабильность для респондентов - явление скорее всего позитивное, о чем свидетельствуют данные других исследований (сводный ассоциативный эксперимент, данные ФОМ).

5) Сознание стабильности амбивалентно, поскольку включает положительные и негативные установки. По данным сетевого опроса 2005 года за лозунг «Даешь стабильность!» высказалось 51 % респондентов, за фразу «Долой стабильность» - 3%. Однако многомерность сознания такова, что невозможно четко развести эти позиции. Респонденты могут одновременно высказываться за и против стабильности, говоря о семье, личной жизни, работе, государстве, международной стабильности.

В пятой главе «Социальные и индивидуальные детерминанты сознания стабильности» акцент поставлен на изучение того, как смысловая матрица стабильности проявляется, дополняется, а порой и искажается в конкретных социальных условиях (коллективно-экзогенный континуум). Соответственно, целью раздела является анализ социальных опосредований сознания стабильности. Познавательным инструментом анализа выступает понятие «практическая схема стабильности». Важным теоретическим конструктором этой главы является также понятие фреймирование. Фреймировать означает канализировать, переключать угол зрения на ситуацию

В предлагаемом исследовании не ставилась задача охватить максимально возможное количество социальных детерминант сознания стабильности. Было принято решение ограничиться теми социальными опосредованиями, которые наиболее рельефно корректируют смысловую матрицу.

Пол. По данным ассоциативного эксперимента женщины в большей степени ориентированы на частное измерение стабильности (семья, дом, личная жизнь, т.е. микровремя стабильности). Мужчины более склонны первоначально ассоциировать стабильность с работой, а потом уже с семьей и домом. Они чаще переключаются на общественно-политическую проблематику стабильности (макровремя). Только мужчины ассоциировали стабильность с алкоголем и техническими конструкциями. Именно они использовали ненормативную лексику, прибегали к более экспрессивной риторике и радикальным политическим оценкам.

По данным сетевого опроса женщины в своих политических оценках демонстрируют большую тревожность, связанную с ощущением нестабильности в стране. Мужчины в большей степени обеспокоены застоем и стагнацией, нежели нестабильностью России, и в целом они более оптимистичны. Говорить о тендерных различиях сознания стабильности все же не приходится. Более адекватным нам кажется использование понятий «гендерные нюансы».

Возраст. Пройденный жизненный путь и его оценка накладывают отпечаток на образ стабильности. Молодость чаще демонстрирует надежды и возможности рисковать, зрелость - желание сохранить и преумножить, старший возраст - опыт, мудрость и осторожность. Заметим, что визуальные и вербальные репрезентации не симметричны. Поэтому если в рисунках молодые люди изображали время стабильности динамичным, то в анкетных ответах они чаще ка-тегоризировали стабильность как постоянство. Среди тех, кому меньше 24 лет, каждый десятый относится к стабильности отрицательно. Среди этой возрастной категории больше тех, кто ассоциирует стабильность с черным цветом, выступает против стабильности («Долой стабильность!). В целом бросается в глаза распространенность у молодежи до 24 лет негативного образа стабильности. Если поколение конца 90-х (25-30 лет, 1975-1980 г.р.) воспринимало кризис и неопределенность как само собой разумеющееся, то для поколения начала XXI века нечто привычное - это относительная стабилизация. Однако порой это спокойствие вызывает у молодых людей негативное отношение. Возможно, это уже какая-то новая тенденция.

В то же время возрастная группа от 35 до 44 лет является основой стабильности 58 % респондентов этой группы высказались за лозунг «Даешь ста-

бильность!». Однако они являются наиболее пессимистичными: реже других видят и позитивные сдвиги в обществе, и стагнацию. При этом они чаще всех высказываются относительно нестабильности ситуации в России. Напротив, старшие поколения настроены философски сдержанно. Однако многие социологические исследования обычно фиксируют тот факт, что пенсионеры дают наиболее высокие оценки минувшему советскому «застою».

Семейное положение. По данным сетевого опроса холостые/незамужние респонденты реже ориентируются на стабильность, нежели семейные. Среди них 44% высказались за стабильность, а 4 % - против. У семейных людей эти же ответы составили 55% и 2 % соответственно. Наивысший процент установки на стабильность отмечен у разведенных респондентов (58%). Интересна разница в оценках стабильности. Не состоящие в браке респонденты чаще воспринимают стабильность как скуку и серость (4% против 1% ответов семейных) и реже оценивают стабильность как благополучие и радость (26% против 33%).

Род занятий. В ходе ассоциативного исследования были выявлены профессиональные анкеровки стабильности, т.е. акценту ал изирование с отдельными профессиональными понятиями, образами, анекдотами. Наиболее ярко такого рода категоризация выражена у респондентов с естественнонаучным образованием и респондентов, работающих в компьютерной сфере.

Данные сетевого опроса свидетельствуют о наличии статически значимых связей между родом занятий и установками/оценками стабильности. Например, люди разных сфер деятельности отличаются по глубине своего пессимизма. Самыми тревожно настроенными респондентами являются домохозяйки. Среди них 76% полагают, что в России установилась «мнимая стабильность», а на самом деле полная нестабильность. Также пессимистически констатируют нестабильность России работники государственного управления (73%) и военнослужащие (72%). Полярной группой по отношению к ним являются работники компьютерного бизнеса (53%).

Доход. Доход оказывается важной, но все же не решающей детерминантой сознания стабильности. Данные опроса показывает, что значимая связь с доходом наблюдается только при констатации ситуации в России. Наиболее критична по отношению к стабильности низкоресурсная группа. Наиболее лояльны к стабильности респонденты со средним доходом и с доходом выше среднего.

Избирательные предпочтения. Материалы сетевого опроса показывают, что сторонники партии власти чаще ориентированы на стабильность и более положительно оценивают ситуацию в стране. Вместе с тем сторонники КПРФ реже ориентированы на стабильность, более пессимистичны и тревожны. Респонденты, выбирающие правые партии, умеренны в своих оценках и установках. Таким образом, стабильность в ситуации постперестроечного политического размежевания оказывается полем усиленного смыслообразования.

Страна проживания. Наряду с другими факторами, важное значение имеет и общий социкультурный (общероссийский) контекст. Он оказывает воздействие на формирование и развитие периферийных фреймов сознания стабильности. Специфика проявляется не только через качественное своеобразие

основных фреймов стабильности, но и через соотношение основных социальных измерений, например приватного и общегосударственного.

Интересны статически значимые различия в ответах на цветовой тест. В целом респонденты единодушны в ассоциациях стабильности с синим и зеленым цветами. Однако у украинцев стабильность иногда связывается с цветами украинского флага (3%). Кроме того, они в два раза чаще россиян ассоциируют ее с черным цветом (12% против 6%). В то же время россияне значительно чаще отождествляют стабильность с серым цветом (19% против 14% в украинской выборке). Напомним: если черный цвет означает отказ и неприятие, то серый - потерянность, разделение, отчуждение.

Для украинских респондентов характерна более высокая степень обеспокоенности экономическими проблемами. Очевидна также высокая политизированность украинских ответов. События «оранжевой революции» и отставка Ю. Тимошенко оказали огромное влияние на восприятие стабильности. Геополитические образы подчеркивают национальную специфику стабильности в Украине, а именно необходимость найти баланс между Россией и Западом («Стабильность для Украины - головой на Запад, спиной на Восток»).

Можно отметить еще одну интересную тенденцию. Актуализация темы коррупции закономерна в ситуации острых дискуссий относительно высокого уровня коррупции в Украине. Очевидно также сближение темы украинской независимости и стабильности. Украинцы чаще говорят, что стабильность — это консолидация общества. Они также чаще используют морально-этические суждения («взаимопонимание между людьми»). Показательна попытка некоторых украинских респондентов создать картину стабильности по-украински, исходя из культурной специфики (обращение к образу «украинского хозяина»). И наконец, украинские ответы хоть и незначительно, но все же чаще апеллируют к приватным ассоциациям: дом, семья, любовь, брак, дружба.

Для россиян характерно сближение смыслов стабильности и порядка. Можем лишь предположить, что украинские респонденты меньше ориентируются на консервативную идею порядка, предпочитая ей традиционно украинскую идею независимости или же идею борьбы с коррупцией. Возможно, это связано с тем фактом, что СМИ, тексты рекламы, идеологическая пропаганда и т. п. формируют разные ассоциативные системы.

Российские студенты чаще рассматривают стабильность «как мир и отсутствие войны». Это закономерно для общества, где сильна мифологема «лишь бы не было войны». Можно проследить некоторое смещение к теме «сильной власти», «правильного руководства страной», «удачного политического курса». Стабильность персонифицируется В.Путиным, Л.Брежневым, А. Пиночетом

Хотя в процессе этого исследования не изучалось влияние СМИ на формирование сознания стабильности, однако есть основания утверждать, что характер фреймирования стабильности в значительной степени формируется дискурсом СМИ. Два разных «телевизора» формируют два разных образа стабильности.

Однако в проекции страны проживания сознание стабильности не сводимо к простой совокупности актуальных тем. Разный социальный контекст демон-

сгрирует различные приоритеты. В более напряженный период политических и экономических трансформаций в Украине происходит политизация стабильности и одновременная редукция к малому социальному кругу (семья, любовь, дружба). В относительно стабильной российской ситуации (с элементами инерции и авторитарных тенденций) формируется консервативно-депрессивный образ стабильности. Таким образом, можно констатировать, что для украинских репрезентаций в большей степени характерен радикальный дискурс стабильности и более экспрессивная риторика. Российские пользователи склонны к более спокойной риторике и «печально-депрессивной» тональности.

Итак, сознание стабильности существенно модифицируется в зависимости от социальной позиции.

Во втором параграфе рассматривается индивидуальное измерение стабильности (индивидуально-экзогенный и индивидуально-эндогенный континуумы). Анализ инкорпорации стабильности (встраивания социального в тело) предполагает выявление того, как пересекаются индивидуальное и коллективное, приватное и публичное. Тем самым исследование телесных схем позволило нам замкнуть логическую цепочку рассуждений, вновь перейдя от коллективного, социально-детерминированного измерения сознания к индивидуальному. Исследование инкорпорации выявило, как смысловые схемы стабильности детерминируют физический облик человека.

Поскольку «стабильный человек стабилен во всем», телесные практики, создающие и поддерживающие образ стабильности, весьма многогранны. На оновании дискурсивного анализа рекламы и объявлений о знакомствах были выделены следующие основные вариации телесных практик стабильности:

• «здоровье и сила - залог стабильности»;

• «солидный и стабильный»;

• «воплощать стабильность - значит использовать классику»;

• «стабильно - значит дорого»;

• «стабильность — качество мужчины».

В ситуации актуальности стабильности в современной Росси человеческое тело становится объектом рекламных технологий и корпоративных предписаний. Будучи медиатором между объективным и субъективным, тело несет в себе информацию и о социально-принудительном, и о личностно-индивидуальном. Однако заметим, что в целом выделенные практики соответствуют базовым практикам социального порядка и конформизма.

Соотнося личностные, а значит, низкочастотные, случаи смыслополагания стабильности с ответами, которые клишированы и «осознаны с деятельностью социального целого» (А.Н Леонтьев), можно прийти к интересным выводам (индивидуализация). Высокий процент личностных смыслов свидетельствует о: 1) глубине и когнитивной сложности конструкта; 2) меньшей идеологизи-рованности конструкта. Однако можно предположить, что высокий процент личностных ответов может свидетельствовать и о сужении смыслов к малому социальному кругу, что характерно для депрессивных состояний и высокой тревожности.

Выяснилось, что «стабильность» имеет стереотипный, «книжный», общественно-политический смысл. Приватные, уникальные смыслы стабильности растворяются в социально-актулизированных. В ситуации активной идеологической и рекламной пропаганды в конструкте «стабильность» оказывается очень мало места для внутренней чувственности.

В заключении прокомментированы основные положения и выводы диссертации.

Интегративные тенденции в социологии все чаще реализуются не только на уровне метатеоретических проектов, но и на уровне частных социологической теорий и конкретных социологических исследований. Несмотря на опасности, которые подстерегают любой синтезирующий проект (прежде всего размывание границ дисциплины), их появление обусловлено неразрешенностью основных и частных социологических дилемм. Любая интегративная попытка вызвана рефлексией социолога над основаниями и границами своего исследования. Однако можно с определенной степенью уверенности отметить, что в некоторых аспектах предлагаемая интегративная модель продемонстрировала широкие эвристические возможности. Наши опасения относительно искусственного совмещения различных аспектов изучения сознания по большому счету не подтвердились. Установить адекватность принятой модели исследуемому явлению можно только при помощи критерия практики, сопоставляя результаты теоретических исследований принятой модели с данными эмпирических исследований.

При интегративном взгляде на сознание акцент смещается с автономного рассмотрения индивидуального, повседневного, общественного, социально-сконструированного или же принудительного сознания в сторону выявления их взаимосвязей (конфигурации). В такой перспективе стабилизационное сознание зафиксировано как модус социального сознания, который:

- основан на телесном, чувственном опыте, который непрерывно объективируется в символах, метафорах, оценках, установках;

- имеет темпоральную природу, различает повторяемость и изменяемость временных точек;

- различает основные онтологические дилеммы (порядок-хаос, идеал-фикция, уверенность-неуверенность), стыкуется с ними, обогащая смыслы;

- связан не с миром как таковым, а с коллективной репрезентацией реальности (идеализация, нормативность, ретроспективность);

- изменяется в разных социальных позициях и личном опыте;

- воздействует на телесные практики, формируя идеал стабильного человека;

- в зависимости от политических целей и идеологического кода искусно препарируется, маскируется, симулируется.

Смысловая конфигурация стабилизационного сознания является бинарной на уровне временных представлений, нормативности, идеализации, оценок, установок. Вместе с тем, возможны переходы и нюансы, усложняющие смыслы стабильности.

Дальнейшее развитие интегративного подхода к изучению стабилизационного сознания представляется оправданным, перспективным и представляющим интерес не только для социологов, но и для политологов, психологов, культурологов, маркетологов. Очевидно, что теоретическая логика социологии сознания нуждается в развитии. Некоторые положения предлагаемого подхода требуют дальнейшего коллективного уточнения и корректировки с учетом накопленного в социологии знания. Это, безусловно, может быть осуществлено за счет кропотливого поиска и отбора теоретических средств анализа. Однако автор осознает, что невозможно создать строгую систему координат изучения социального сознания - единую, высоко эвристичную и многообещающую для всех.

Актуально проведение дальнейших комплексных исследований. Возможно исследование стабилизационного сознания и населения сельской местности, которое по объективным причинам оказалось не охваченным в данной работе. Такое изучение может существенно дополнить выделенные смысловые комплексы. За рамками исследования также оказалась окончательная типология стабилизационного сознания, которая уже сейчас представляется весьма актуальной и практически значимой. Целесообразно будет более детально выяснить действие механизмов сознания стабильности.

Опыт использования интегративного подхода к изучению стабилизационного сознания также свидетельствует о том, что на его основе могут быть проведены исследования иных форм и модусов социального сознания. Очевидно, что эти исследования должны развиваться согласованно в соответствии с некой общей теоретической схемой, которой и может служить интегративный подход.

Содержание диссертации отражено в публикациях, основные из которых следующие:

Монографии, учебные пособия

1. Повседневное представление о стабильности: Монография. Омск: Наследие. Диалог-Сибирь, 2004.12,5 п. л.

2. Стабилизационное сознание: интегративная модель: Монография. Омск: Наследие. Диалог-Сибирь, 2006.13,8 п. л.

3. Социальные системы: опыт формализации и компьютерного моделирования: Учеб. пособие. Омск: Изд-во Омск. гос. ун-та, 2000. 8,8 п. л. В соавторстве с

A.К. Гуцом, Ю.В. Фроловой, В.В. Коробицыным, A.A. Лаптевым. Авторская доля-20%.

4. Математические модели социальных систем: Учеб. пособие. Омск: Изд-во Омск. гос. ун-та, 2000. 14,2 п. л. В соавторстве с А.К. Гуцом, Ю.В. Фроловой, В.В. Коробицыным, A.A. Лаптевым. Авторская доля - 20 %.

5. Компьютерное моделирование социальных процессов: Учеб. пособие. Омск: Изд-во Омск. гос. ун-та, 2001. 5,1 п. л. В соавторстве с AJC. Гуцом, Ю.В. Фроловой,

B.В. Коробицыным, АЛ. Лаптевым. Авторская доля - 20 %.

6. Математическая социология: Учеб. пособие. Омск: Наследие. Диалог-Сибирь, 2003.10,6 п. л. В соавторстве с А.К. Гуцом, Ю.В. Фроловой. Авторская доля -33 %.

Статьи в российских ведущих научных журналах

1. Проблема сознания и социологическое призвание // Журнал социологии и социальной ашропологии. 2005. № 4. 1,2 п. л. В соавторстве с А.О. Фигурой. Авторская доля -70%.

2. Социальные представления о стабильности на Украине и в России: на примере пользователей форумов Интернет // Открытое образование. 2005. Спец. вып.: Информационные технологии в науке, образовании, телекоммуникации и бизнесе. 0,3 п. л.

3. Модели сознания стабильности: российский и украинский варианты (на примере студенчества) // Открытое образование. 2006. Спец. вып.: Информационные технологии в науке, социологии, экономике и бизнесе. 0,3 п. л.

4. Комплексный подход к исследованию социального представления о стабильности // Социология 4M. 2004. № 19.1 п. л.

Статьи в других российских изданиях

1. «Стабильность по-украински» vs «стабильность по-российски»: представления о стабильности в межстрановом аспекте // Социальная реальность / Фонд «Общественное мнение». 2006. №. 7/8.1 п. л.

2. Интегративный подход в исследовании стабилизационного сознания // Вестн. Ом. ун-та. Сер.: Социология. 2006. № 1.1,2 п. л.

3. Мифологизация социального представления о стабильности в умозрении человека // Философия человека: Сб. науч. трудов / Науч. ред.: П.С. Гуревич, Н.К. Поздняков. Ин-т философии РАН, Омск. гос. ун-т. Омск: Ом. гос. ун-т, 2004.1 п. л.

4. The temporal characteristics of stability perception and stability representation // Обработка текста и когнитивные технологии. Вып. 11: Когнитивное моделирование в лингвистике: Международ, конф. (Варна, 2005 г.). Казань: Изд-во КГУ, 2006. Т. 1.0,6 п. л. В соавторстве с Е.Н. Марченко, И.В. Пустозеро-вой. Авторская доля - 35 %.

5. Стабильность империи: социологический взгляд // Пространство власти: исторический опыт России и вызовы современности. М.: Изд-во Мое. обществ. науч. фонда, 2001.1 п. л.

6. Проблема типологии стабильности социальных систем // Проблемы теоретической социологии. СПб.: Петрополис, 2000.1 п. л.

7. Тендер как «интрига познания»: возможности компьютерного моделирования в исследовании тендерных систем // Математические структуры и моделирование. Омск: Омск. гос. ун-т, 2001. Вып. 8. 0,6 п. л. В соавторстве с Ю.В. Фроловой. Авторская доля - 50 %.

8. Использование теории хаоса и странных аттракторов в исследованиях индивидуального и социального сознания // Математические структуры и моделирование. Омск: Омск. гос. ун-т, 2004. Вып. 13. 0,4 п. л. В соавторстве с А.К. Гуцом. Авторская доля - 50 %.

9. Игры в Gender Studes: возможности компьютерного моделирования в исследовании тендерных систем // Пути преодоления тендерной асимметрии в России: Матер, науч.-практ. семинара. Томск: Центр тендерных исследований, 2000.0,4 п. л. В соавторстве с Ю.В. Фроловой. Авторская доля - 50 %.

10. К вопросу о методике вычисления индикаторов и пороговых значений стабильности общества // Математические структуры и моделирование. Омск: Омск. гос. ун-т, 1998. Вып. 2.0,3 п. л.

Статьи в зарубежных научных изданиях

1. Концепты «стабильность» и «хаос» в российском обыденном сознании // Обработка текста и когнитивные технологии. Вып. 10: Когнитивное моделирование в лингвистике: Международ, конф. (Варна, 2004 т.). М.; Варна, 2004. На рус. яз. 0,6 п. л.

2. Social Representation of Stability in Russia, Ukraine, Belarus, Poland: comparative perspective // The Quality of Social Existence in a Globalizing World: XVI World Congress of Sociology, ISA. ICC, Durban, SA, 23-29 July 2006. Abstracts. CSA Journal División Wisconsin. p. 194. На англ. яз. 0,1 п. л.

3. Social Representation of Stability // III Jornada Internacional e I Conferencia Brasileira sobre Representares Sociais (Rio de Janeiro, 2003). Faperg, 2003. Ha англ. яз. 0,2 п. л.

Тезисы докладов и материалы конференций

1. Развитие категории сознания в социологии // Глобализация и социальные изменения в современной России: Тез. докл. III Всерос. социолог, конгресса: В 3 т. М.: Альфа-М, 2006. 0,2 п. л. В соавторстве с А.О. Фигурой. Авторская доля - 50 %.

2. Стабилизационное сознание: аспект повседневности И Россия и Восток. Феномен сознания: интегральное видение: Матер. Международ, науч. конф. Астрахань: Астрахан. ун-т, 2004.0,4 п. л.

3. Когнитивная схема повседневного представления о стабильности // Первая Рос. конф. по когнитивной науке: Тез. докл. Казань: Изд-во КГУ, 2004.0,1 п. л.

4. Повседневное представление о стабильности // Российское общество и социология в XXI веке: социальные вызовы и альтернативы: Тез. докл. II Всерос. социолог, конгресса: В 3 т. М.: Альфа-М, 2003. Т. 1.0,2 п. л.

5. Повседневный образ войны — типичное и уникальное (case-study, «наивное письмо» 1946-2002 гг.) // Человек и война. XX век: проблемы изучения и преподавания в курсах отечественной истории: Матер. Всерос. науч.-практ. конф. Омск: Омск. гос. ун-т, 2002.0,3 п. л.

6. Конструирование стабильности в ситуации социальной нестабильности // Современные проблемы социальной психологии: Сб. матер. Всерос. науч.-практ. конф. Пенза: Приволжский дом знаний, 2001.0,3 п. л.

7. В каждом рисунке — тендер! // Тендерные исследования в гуманитарных науках. Иваново: Юнона, 2000.0,2 п. л.

8. Миф о стабильности в политической рекламе // «Новая» Россия: социальные и политические мифы: Матер. Рос. межвузов, науч. конф. М.: Изд-во РГТУ, 1999.0,2 п. л.

9. Вопросы диагностики многовариантности стабильности социальных систем // Региональные социально-экономические системы: формирование и особенности функционирования в переходной экономике: Матер. Всерос. науч.-практ. конф. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 1999.0,1 п. л.

Подписано в печать 20.09.2006. ОП. Формат 60x80/16. Печ. л. 2,25. Уч.-издл. 2,19. Тираж 100 экз. Полиграфический центр КАН 644050, г. Омск, пр. Мира 11 А, (381-2) 65-23-73 Лицензия ПЛД № 5847 от 21.04.97 г.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора социологических наук Паутова, Лариса Александровна

Введение.

Глава 1. Теоретико-методологические основы изучения стабилизационного сознания.

1.0. Вводные замечания.

1.1. Сознание как объект социологического анализа.

1.1.1. Постановка проблемы сознания в философии, психологии, когнитивистике.

1.1.2. Особенности социологического изучения сознания.

1.1.3. Проблемы создания интегративной социологической теории сознания.

1.2. Интегративная теоретическая модель сознания стабильности.

1.2.1. Определение базовых понятий: различение, схема.

1.2.2. Теоретические континуумы социологии сознания: интегративный подход.

1.2.3. Исходные теоретические положения социологического изучения стабилизационного сознания.

1.3. Интегративный подход в эмпирическом исследовании стабилизационного сознания.82'

1.3.1. Эмпирическая база изучения стабилизационного сознания.

1.3.2. Методы исследования и обоснование их комплексного использования.

1.4. Выводы главы 1.

Глава 2. Феноменология стабильности: общие характеристики стабилизационного сознания.

2.0. Вводные замечания.

2.1. Первичные различения и телесный базис сознания стабильности.

2.1.1. Ощущение равновесия и стабильности тела.

2.1.2. Феномен стабильности видимого мира.

2.1.3. Первичное различение эмоций.

2.2. Базовая смысловая схема стабильности.

2.2.1. Определение основных понятий и подходов.

2.2.1.1. Смысл, смысловая схема, ядро.

2.2.1.2. Время как объект социальной феноменологии.

2.2.2. Временные перспективы сознания стабильности.

2.2.2.1. Повторение как доминирующая временная перспектива сознания стабильности.

2.2.2.2. Совмещение как дополнительная временная перспектива сознания стабильности.

2.3. Эмпирическое исследование временной перспективы стабильности.

2.3.1. Повторяющаяся временная перспектива стабильности.

2.3.2. Совмещенная временная перспектива.

2.3.4. Частичное совмещение.

2.4. Выводы главы 2.

Глава 3. Повседневное сознание стабильности.

3.0. Постановка проблемы.

3.1. Дополнительные смысловые различения стабильности.

3.1.1. Смысловое различение «порядок-хаос».

3.1.2. Смысловое различение «уверенность-неуверенность».

3.2. Смысловая схема стабильности: опыт построения семантического пространства.

3.3. Метафоричность и архетипичность смысловой схемы «стабильность».

3.4. Выводы главы

Глава 4. Смыслообразование стабильности в постсоветской России.

4.0. Вводные замечания.

4.1. Исторические аспекты смыслообразования стабильности в России.

4.2. Политический дискурс стабильности в постперестроечной России.

4.2.1. «Единая Россия»: «стабильность - это наше всё».

4.2.2. Контрлегитимация. Левая оппозиция: «кажущаяся стабильность»

4.2. 3. Контрлегитимация. Правая оппозиция: «опасаясь стабильности».

4.2. 4. ЛДПР: нейтральное отношение к стабильности.

4.2.5. Контрлегитимация. Национал-большевистская партия: «Какая стабильность у революционера?».

4.3. Социальные источники смыслообразования стабильности.

4.4. Выводы главы 4.

Глава 5. Социальные и индивидуальные детерминанты сознания стабильности.

5.0. Вводные замечания.

5.1. Социальные позиции как детерминанты сознания стабильности.

5.1.1. Пол.

5.1.2. Возраст.

5.1.3. Семейное положение.

5.1.4. Род занятий и должность.

5.1.5. Доход.

5.1.7. Электоральные предпочтения.

5.1.8. Страна проживания.

5.2. Индивидуальное измерение сознания стабильности: между принудительностью и фантазией.

5.2.1. Инкорпорация стабильности.

5.2. 2. Личностные схемы стабильности.

5.3. Выводы главы 5.

Введение диссертации2007 год, автореферат по социологии, Паутова, Лариса Александровна

Актуальность темы исследования

Актуальность темы исследования имеет два аспекта: практический и методологический. Практическая актуальность темы состоит в том, что современное общество характеризуется нарастанием перемен и неопределенности. Социальная реальность не просто меняется: тотальная изменчивость превратилась в ее конститутивную черту. Однако несмотря на то что современность отводит стабильности дополнительную роль, эта роль по-прежнему весьма значима. Особенно это касается обществ, находящихся в процессе социальной трансформации, где онтологическая значимость стабильности и порядка чрезвычайно высока.

Понятия «стабильность», «устойчивость», «устойчивое развитие» можно отнести к ключевым смысловым различениям современной российской социологии. Несмотря на относительно давнюю предысторию, смысловая схема «стабильность» активно развивается в России именно с начала 90-ых годов, существенно модифицируясь и постепенно перерастая в идеологему. Если политические и научные дискуссии 90-ых годов утверждали необходимость восстановления стабильности, то современные дебаты посвящены обсуждению реальности/имитации устойчивости. Наиболее ярким свидетельством полярности мнений социологов может служить социологический симпозиум «Куда пришла Россия-2003», где этот вопрос оказался в самом центре внимания [Куда пришла Россия, 2003]. Первая точка зрения заключается в том, что современное российское общество - это состоявшееся общество с собственной логикой развития и обладающее политической системой, которая уже обрела устойчивость и законченность (Д.Е. Фурман). Напротив, по мнению Ю.А. Левады, речь идет скорее об имитации, иллюзии стабильности во всех сферах. Научное сообщество по-прежнему не имеет единого мнения о стабильности данного этапа развития России. Дискуссия продолжается, и в ее рамках рождаются самые разные оценки: «долгожданная стабильность», «в зените стабильности», «стабильное развитие», «стабильная нестабильность», «ложная стабильность», «ситуативная стабильность», «застой», «инерционная стратегия» и др. Пути России, 2005, Левада, 2003, Гудков, 2006].

Однако, несмотря на наличие серьезных междисциплинарных исследований проблемы стабильности в современной России, часто за рамками остается субъективное измерение стабильности. Социологические исследования фиксируют двойственную ситуацию: с одной стороны, стабильность по-прежнему востребована россиянами, с другой - люди недовольны существующим уровнем стабилизации (депривация надежд). По-прежнему актуальным остается вопрос о том, как люди сами видят эту стабильность, что вкладывают в смысл стабильности. Возникает необходимость обновления и углубления уже имеющихся данных, развития новых методологических подходов к изучению сознания стабильности. Поэтому практически актуальной является попытка выдвижения гипотез и концепций, которые по-новому описывают содержание субъективных основ стабильности. Положения диссертационной работы позволят обобщить известные ранее данные о сознании стабильности, предсказать протекание субъективных стабилизационных процессов.

Методологическая актуальность обусловлена тенденциями, сложившимися как в мировой, так и в отечественной социологической науке. Несмотря на то что традиционными объектами внимания социологов являются «общественное сознание», «коллективное сознание», «общественное мнение», до сих пор нет глубокой социологической теории сознания, способной быть адекватной современным тенденциям социологического знания. Отсутствие теории сознания является существенным недостатком многочисленных эмпирических исследований. Особенно это касается России, где произошла девальвация прежних теоретических постулатов относительно общественного сознания, однако образовавшаяся методологическая ниша до сих пор не заполнена. Теоретикометодологическое осмысление накопленных социологических данных представляется наиболее актуальной задачей социологии сознания. Принципиально важной является постановка вопроса о создании интегративной социологической теории сознания, которая бы явилась своеобразным ответом на интегра-тивные тенденции в теоретической социологии. Теоретические положения диссертации позволяю раскрыть существующие разногласия в социологии сознания и апробировать интегративный подход в изучении социального сознания.

Степень научной разработанности темы

Стабильность» - одно из важнейших системообразующих понятий и центральных вопросов социологической науки. Исследование стабильности всегда находилось в центре внимания как зарубежных, так и отечественных социологов. Обращение к этой теме характерно не только для «стабилизационно» ориентированных социологов и социальных мыслителей. (Т. Гоббс, О.Конт, Г.Спенсер, Э. Дюркгейм, В. Парето, Т. Парсонс, Р. Мертон, М. Липсет, Д. Белл, Н. Луман, Э. Гидценс, Ю. Хабермас, Ж. Падьоло), но и для представителей кризисного направления (Г. Зиммель, О. Шпенглер, Л. Козер, А. Гоулднер, Ч.Р. Миллс, неомарксизм, постмодернизм и др.). Как показывают историко-социологические исследования, чередование стабилизационных и кризисных устремлений носит циклический характер. Императив стабильности, как правило, распространяется в период социальных трансформаций, интенция кризиса, напротив, в ситуации социальной депрессии, безысходности, застойности (Ю.Н. Давыдов). Отметим, что социологическое теоретизирование стабильности прошло сложную эволюцию и на данный момент представлено множеством вариантов, но косвенно и для кризисного направления.

Рассматривая становление социологии стабильности, можно условно выделить три этапа в ее развитии [Паутова, 1998]. Для классической социологии XIX- начала XX характерны: 1) анализ общества как взаимосвязанного, интегрального единства, стремящегося к порядку и консенсусу; 2) исследование общества как закрытой системы и, как следствие, приоритетное внимание к равновесности и статической стабильности; 3) взаимоисключение стабильности и изменчивости.

Для социологии первой половины XX века в большей степени характерны следующие допущения: 1) общество анализируется как совокупность стабильных, взаимозависимых частей, стремящихся к спонтанному поддержанию равновесия и порядка; 2) общество рассматривается как открытая система, осуществляющая обмен со средой, что позволило говорить о динамической стабильности; 3) анализ стабильности, несмотря на путаницу в понятиях «стабильность» и «равновесие», часто не исключает возможность изменений (динамическая, а не статическая стабильность), но допустимые изменения ограничиваются нарастающей адаптацией и дифференциаций, а не конфликтами. Конфликт воспринимается как антипорядок и всегда является недопустимым отклонением, ведущим к дезинтеграции и развалу общества; 4) несмотря на сохранение в социологии равновесной модели общества, можно отметить и появление элементов нового подхода в изучении стабильности - исследование противоречий, напряжений в системе и т.п. (например, социология Р.Мертона).

И, наконец, в современной социологии получили распространение следующие тенденции: 1) перенесение акцента с исследования порядка, консенсуса, стабильности на анализ противоречий, конфликтов, нестабильности; 2) конфликт, неустойчивость, катастрофа рассматриваются не только как зло и антипорядок, но и как созидательное начало, факторы дальнейшей стабилизации общества; 3) стабильность чаще воспринимается как единство поддержания системы и ее изменения. Стабильность и подвижность перестают рассматриваться как антиподы, непримиримые противоположности, несовместимые тенденции; 4) изменение представления о структуре позволило исследовать стабильность на микроуровне.

При описании терминологического беспорядка в социологии стабильности можно применить формулу «один термин, различные понятия», данную Р. Мертоном при изучении отсутствия категориальной ясности в функциональном анализе [Мертон, 1994. С. 380]. При этом Мертон отмечает, что «как ясность анализа, так и адекватность научной коммуникации становятся жертвами этого легкомысленного употребления слов» [Мертон, 1994. с. 380].

Социальные трансформации в России явились мощным импульсом актуализации проблемы стабильности. Социологических сочинений, в названии которых встречается термин «стабильность», немало. Внимание исследователей привлекают политические аспекты стабильности (А.А. Галкин, Д.Е. Фурман,

B.Д. Виноградов, С.Д. Савин, А.А. Жириков, Е.В. Клюшина, А.С. Макарычев, А.В. Глухова АД. Богатуров, А.П. Цыганков), макросоциологические проблемы стабильности российского общества (Ю.А. Левада, В.К. Левашов, Т. Е. Ворожейкина, В. В. Локосов, Л.М. Романенко), устойчивости институциональных матриц (С.Г. Кирдина), социально-групповые аспекты стабильности (Ю.Л. Нейсмер, И.С. Голод, Т.Ю.Черкашина), культурные основы стабильности (А.Н. Андреева, А.А. Галкин), региональные аспекты стабильности (А.Г. Севрюкова, Н.В. Грызунова, В.Я. Афанасьев) институциональные проблемы стабильности (Г.Клейнер). Одной из обсуждаемых проблем стала роль среднего класса как фактора стабильности (Г.Г. Дилигенский, Ю.Н. Солонин,

C.И. Дудник).

Изучение сознания стабильности («стабилизационное сознание») также актуально для социологии, хотя сам термин не является распространенным. В рамках отечественной науки использование этого понятия характерно для ис-торико-социологических исследований Ю.Н. Давыдова, А.Ф. Филиппова, Л.Г. Ионина, В.Н. Фоминой, Ю. Сидориной, В.Л. Абушенко. Для Ю.Н. Давыдова, стабилизационное сознание - «тип сознания, отличающийся стремлением к укреплению основ культуры и социального порядка .» [Давыдов, 1990]. Заметим, что в данном случае термин «стабилизационный» определяется в узком значении, а именно как направленный на стабильность и укрепление основ общества.

Работ точно соответствующих теме диссертации до настоящего времени не существовало. Однако по сопредельному кругу вопросов опубликовано большое количество самых разнообразных исследований. Тот атрибут социального сознания, который именуется в работе как стабилизационное сознание, в социологии может выражаться другими конструктами: традиционализм (Л.Д. Гудков, В.А. Ачкасов, Л.А. Сугрей), консервативное сознание (К. Ман-гейм, Б.Капустин, О.Б. Подвинцев, К. Гордеев), конформистское сознание (Р. Мертон), ностальгическое сознание (Э.М. Коржева, Т.Е. Зборовский, Е.А. Широкова). В отечественной литературе эти понятия употребляются нестрого и зачастую используются как тождественные и взаимозаменяемые. Во многих случаях смысл стабилизационного сознания прямо смыкается с некоторыми из названных конструктов, выступая чуть ли не в качестве тождественного им понятия. Например, с традиционализмом и консерватизмом сближение происходит по причине сходной ретроспективности и утопичности сознания. С конформизмом стабилизационное сознание объединяет нормативность, лояльность, этатизм и концентрация внимания на какой - либо стороне вопроса.

Интерес представляет концепция психолого-политической стабильности (А.И. Юрьев, В. А. Бианки). Такая разновидность стабильности понимается как особое состояние общественного сознания, в том числе установочно-ориентированной сферы населения. Среди факторов психолого-политической стабильности называются политическое безразличие, политический консерватизм, политическая адаптивность, политическое иждивенчество. Напротив, факторами психолого-политической дестабилизации именуются политическая инициатива, политический радикализм, политическое соперничество и политическое творчество [Юрьев, 2002].

Особое внимание в работе уделено современным эмпирическим исследованиям, которые показывают высокую позицию стабильности в рейтинге ценностей и смысловое соотношение стабильности с другими обыденными идеями (В.М. Соколов, Е.Б. Галицкий и С.Г. Климова, Е.Б. Шестопал, В.Ф. Петренко и О.В. Митина, 3. В. Сикевич, Н.И. Лапин, Ю.А. Зубок, К.А. Константинов, исследования ФОМа, ВЦИОМ, РОМИРа и др).

В работах Л. Вызова, Л.Д. Гудкова, Б.В. Дубина поднимается проблема идеологизации стабильности и нарастания консервативных тенденций в российском общественном сознании.

И все же до последнего времени объектом изучения чаще всего были хотя и близкие, но отличающиеся обыденные понятия. Наиболее близкое к нашему проекту исследование образов-схем М. Джонсона (М. Johnson), в котором рассматривается двадцать семь базовых концептов, одним из которых является концепт «равновесие». Также можно выделить исследование культурных концептов в рамках проекта «Логический анализ языка» (ред. Н.Д. Арутюнова), анализирующее концепт «порядок». Ю. Степанов в работе «Константы культуры» изучает концепты «мир» и «вечность». Полярный концепт «хаос» рассмотрен в статье В.М. Сергеева и К.В. Сергеева. Представляет интерес исследование социальных представлений басков о мире (J.F. Valencia, L. Reizabal, М. Larranaga, D. Gonzales). Наконец, можно отметить глубокий концепт-анализ М.В.Ильина.

В целом, оценивая исследования субъективного контекста стабильности, можно выделить несколько подходов не только в социологии, но и в социальных науках в целом. Первый подход - нормативный - категоризирует сознание стабильности как принудительное стремление следовать общепринятым социальным нормам и ценностям (дюркгеймовская школа, структурный функционализм, Ж. Падьоло, Ю.А. Агафонов). Сознание стабильности сближается с сознанием социального порядка.

В рамках второго подхода, условно обозначенного как инерционный, сознание стабильности может рассматриваться как вариант инерционных проявлений сознания (Г. Лебон, В.М. Бехтерев, П. Монсон, Н. Элиас, И.С. Кон,

В.П. Терин, Н.А. Матвеева, Ж.Т. Тощенко). Например, Г. Лебон писал, что «изменчивость толпы выражается только поверхностным образом: в сущности же, в толпе действуют консервативные инстинкты, столь же несокрушимые, как у всех первобытных людей. Они питают самое священное уважение к традициям и бессознательный ужас, очень глубокий ко всякого рода новшествам, способным изменить реальные условия ее существования» [Лебон, 1997. с. 173]. Инерция в социологии понимается и как стагнация, и как показатель устойчивости и способности к продолжению развития, и как характеристика, указывающая на бездеятельность, безынициативность, стереотипность действий. Инерционность сознания может анализироваться в рамках стремления к привычности и сохранению (П. Монсон), эффекта запаздывания и сопротивления среде (Н. Эллиас), деиндивидуализации и подавления индивидуального начала социальным (И. С. Кон).

Третий, интерсубъективный, подход представлен в работах номиналистски ориентированных исследователей, обращающихся к проблеме взаимной согласованности и единого смыслового горизонта. Социологи по-разному объясняют природу стабильности: стабильное взаимодействие основано на типизациях, которые преобразуются в институты и закрепляются там (А. Шюц, П. Бергер, Т. Лукман), на общих символах (символический интеракционизм), на общих правилах (этнометодология). Стабильность, как и социальный порядок, лишается онтологического статуса и принудительного характера. Такой подход, нацеленный на анализ того, как люди сами видят «стабильность», разрабатывается в центре независимых социологических исследований (Санкт-Петербург, В.М. Воронков).

На стыке с когнитивистикой возможен подход, рассматривающий сознание стабильности как результат специфических когнитивных операций [Dennett, Westbury]. На пересечении с психологией актуально исследование сознания стабильности как ригидного свойства психики, заключающегося в неготовности человека к изменениям программы действия в соответствии с новыми условиями [Галажинский, 2001].

Все вышеизложенное обусловливает актуальность разработки широкого круга проблем, связанных с исследованием стабилизационного сознания. Однако необходимо подчеркнуть, что многие проблемы, такие как, еще темпоральный характер, многомерность дискурса, история развития понятия, социальные детерминанты и т.д. не нашли должного освещения. Концептуальная пестрота порождает и проблему поиска интегративных теоретических схем изучения сознания стабильности.

Понятие «стабилизационное сознание» в данной работе используется как синоним понятия «сознание стабильности». Иными словами, рассматриваются не только положительные установки на стабильность, но и весь комплекс интенций стабильности (нейтральный, негативных). Причина такой расширительной трактовки понятия кроется в нераспространенности конструкта «сознание стабильности». $

Цель и задачи исследования

Цель исследования - разработать основы интегративной социологической концепции, позволяющей исследовать конфигурацию стабилизационного сознания. Для достижения поставленной цели решались следующие задачи:

1) описать сложившиеся подходы к изучению социального сознания, выявить специфику и проблематику социологического анализа сознания;

2) смоделировать теоретические континуумы социологии сознания;

3) исследовать возможности применения интегративной социологической концепции изучения стабилизационного сознания, построить четырех-компонентную интегративную модель на основе идеи сознания как комплекса различений;

4) проанализировать конфигурацию сознания стабильности с точки зрения интегративной концепции социального сознания; выявить взаимосвязь « первичных, смысловых, практических и личностных схем стабильности;

5) выявить условия, характеристики и социальные детерминанты стабилизационного сознания, подтвердив это данными социологических исследований;

6) проанализировать эвристические возможности комплексной методики эмпирического изучения сознания стабильности.

Объект и предмет исследования

Объект исследования - репрезентации стабильности в современной России, а также Украине, Беларуси, Польше. Элементами объекта рассматривались обыденные, политические, медийные, рекламные, визуальные репрезентации стабильности. Предмет исследования - конфигурация стабилизационного сознания и возможности ее интегративного исследования.

Конфигурация понимается как положение чего-либо и взаимное расположение его частей. Акцент ставится на смысловой конфигурации сознания как совокупности процедур смыслополагания. Именно этот исследовательский ракурс позволяет ответить на вопрос, «как сами люди видят стабильность».

Теоретико-методологическая основа исследования

Поскольку для достижения поставленной цели необходимо было изучить историю социологии сознания, был выбран историко-теоретический метод. Метод представляет собой выявление основных положений социологических теорий и их синхронное и диахронное сопоставление.

Основным методом исследования является интегративный метод, совмещающий выявленные теоретические дилеммы. Смысл интегративного подхода заключается в том, что социальное сознание рассматривается как многомерная целостная система различений, имеющая множество разнородных социальных опосредовании. В основу теоретической модели диссертационной работы был положен интегративный подход Дж. Ритцера. Также был применен метод теоретического моделирования, нацеленный на воспроизведение объекта в специально созданной близкой ему модели и изучение адекватности последней.

В качестве инструмента эмпирического исследования предложена комплексная методика, привлекающая психосемантические и качественные методы, дискурсивный анализ печатных и электронных публикаций, массовый опрос, сетевые методы, сравнительный межстрановой метод.

Теоретической основой послужили следующие концепции: 1) социальная феноменология А. Шюца, позволившая проанализировать феноменологию и темпоральность сознания стабильности; 2) генетический структурализм П. Бурдье, прежде всего его анализ практических и телесных схем; 3) теория структурации Э. Гидденса, в том числе его анализ социального времени и онтологической безопасности; 4) концепция социальных представлений С. Мос-ковичи, повлиявшая на исследование социальных репрезентаций стабильности; 5) концепции времени М. Хальбвакса, Н. Лумана, Т. Коттла (T.J. Cottle), Э. Зе-рубавеля (Е. Zerubavel), Е. Головахи, А. Кроника. Были использованы работы Б.А. Грушина как ведущего методолога общественного сознания. Особую ценность для исследования имела концепция Ю.Л. Качанова.

Источниковая база, сформированная с целью исследования репрезентаций стабильности, включает: политические программы, тексты речей и выступлений;

• публикации в печатных СМИ и системе Интернет, а также некоторые телевизионные передачи, участники которых касались проблематики стабильности;

• рекламные публикации в печати и Интернет;

• произведения художественной литературы;

• анекдоты и крылатые выражения 70-90 -гг. XX в.;

• сетевые источники (объявления о знакомствах, дискуссии о стабильности на форумах, сетевая литература).

Эмпирическую базу составили данные шести эмпирических исследований, проведенных автором (2002-2006 гг.):

Повседневное представление о стабильности», 2002-й г., 283 человека, возраст 17-25 лет, репрезентация по полу и типу специальности. Также были проведены полуформализованные интервью (35 студентов) и фокус-группа; дискурсивный анализ политической рекламы и прессы, 2003-й г.; «Темпоральные представления о стабильности», выборка 514 человек, репрезентация по полу, образованию, возрасту, г. Омск, 2005-й г.; пилотажное исследование «Социальное представление о стабильности: Россия, Украина, Беларусь, Польша (на примере пользователей форумов)», 2005-й г. Выборка 808 человек, репрезентация по полу и типу форума; сравнительное исследование «Социальное представление о стабильности в России и Украине (на примере студенчества)», 2005-й г. Выборка 552 человека, репрезентация по полу и типу специальности. Города: Омск, Москва, Киев, Ивано-Франковск. Выборки равнозначны по важнейшим параметрам, которые, по мнению исследователя, могут влиять на репрезентации стабильности. По отношению к России это исследование являлось трендовым; массовый сетевой опрос «Стабильность: впечатления и размышления», 2005-й г., ноябрь. Выборка 2882 человека. Опрос в режиме электронной рассылки при содействии службы онлайн-опросов VoxRu.Net информационного канала Subscribe.ru;

Представление о стабильности и справедливости в России и Украине (идеологическое и повседневное измерение)». Массовый общенациональный опрос (омнибус), дискурсивный анализ текста.

В работе также привлекаются данные исследований Фонда «Общественное мнение» (ФОМ), Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), Левада-центра, РОМИР и др. Отдельная благодарность сотрудникам Фонда «Общественное мнение» за консультации и сотрудничество (Г. Л. Кертману, С. Г. Климовой, А.А. Ослону, И. А. Климову).

Научная новизна исследования

1) показана перспективность развития социологии сознания, ранее находившейся на периферии социологии, очерчены основные теоретические дилеммы социологии сознания;

2) впервые осуществлено интегративное изучение стабилизационного сознания, предложена четырехкомпонентная теоретическая модель, проведено комплексное эмпирическое исследование;

3) введены в категориальный аппарат социологии сознания и апробированы понятия, позволяющие комплексно рассматривать социальное сознание (первичная схема, личностная схема, модус социального сознания, конфигурация сознания, временные перспективы «повторение» и «совмещение», названия континуумов социологии сознания и т.п.);

4) предложена новая социологическая трактовка стабилизационного сознания как специфического модуса социального сознания, соединяющего в себе двойственную темпоральность, нормативность, социальную актуа-лизированность и противоречивую оценочность;

5) на обширном социологическом материале впервые проведен анализ истории смыслообразования стабильности в российском обществе, а также доказаны относительность, многомерность и мощный убеждающий потенциал конструкта «стабильность»;

6) предложена методика комплексного социологического исследования сознания, позволяющая реконструировать сложную систему характеристик, механизмов и опосредования. Качественные и психосемантические методы используются в сочетании с массовым опросом и проективными методиками. Показаны возможности социологического применения свободного ассоциативного эксперимента, даны авторские интерпретации метода;

7) апробированы сетевые методы изучения сознания стабильности, в том числе виртуальное ассоциативное исследование. Показаны их эвристические возможности и ограничения;

8) впервые осуществлено сравнительное межстрановое исследование социальных представлений о стабильности (Россия, Украина, пилотаж на белорусском и польском материале).

Положения, выносимые на защиту

• Исследование стабилизационного сознания требует рассмотрения трех основных теоретических дилемм социологии сознания: а) каков механизм сознания: экзогенный (отражение реальности) или эндогенный (интен-циональный, активный); б) на какое измерение сознания ориентирован социолог: индивидуальное или коллективное; в) тождественно ли сознание знанию, или же сознание включает и другие компоненты.

• В концептуальном пространстве социологии сознания удачно моделируются четыре теоретических континуума, образованные пересечением двух доминирующих дилемм: а) индивидуально-экзогенный, б) коллективно-эндогенный, в) коллективно-экзогенный, г) индивидуально-эндогенный. Третью дилемму можно рассматривать как дополнительную.

• Интегративность социологического изучения сознания достигнута за счет совмещения всех четырех континуумов и построения четырехкомпонент-ной теоретической модели. При интегративном взгляде акцент смещается с автономного рассмотрения измерений сознания в сторону выявления их взаимосвязей.

• Конструкт «различение» целесообразно использовать в качестве удобного интегрирующего средства, способного быть адекватным разным континуумам социологии сознания. Привлечение понятия «схема» позволяет формализовать различения сознания. Социологический анализ первичных, смысловых, практических и личностных схем обеспечивает комплексное рассмотрение социального сознания. Анализ механизмов объективации, инкорпорации, фреймирования, актуализации, индивидуализации способствует выявлению взаимосвязей между измерениями сознания.

• Многомерный характер социального сознания требует комплексного использования различных методов. Одни методы привлекаются для исследования феноменологии стабильности, другие - для изучения первичной телесной основы и эмоциональных доминант, третьи - для выявления социальных детерминант, четвертые - для деконструкции архетипов и мифологем.

• Темпоральность является конститутивной чертой сознания стабильности, поскольку полагание стабильности - это прежде всего различение постоянства и изменения временных точек. Существуют две временных перспективы стабильности: «стабильность как повторение» и «стабильность как совмещение повторения и изменения». Доказано, что первая временная перспектива является культурно-первичной, вторая - периферийной.

• Смысловая матрица сознания стабильности включает такие ядерные смысловые различения, как «порядок-хаос», «уверенность - неуверенность», «сила-слабость», «сложность-простота». На основе сравнительных меж-страновых исследований доказана устойчивая актуализация архетипов и метафор при осмыслении стабильности.

• Для смыслообразования стабильности в современной России характерны двойственный негативизм, рационализм, онтологичность, идеализация, ретроспективность. Политический дискурс, как и повседневное сознание, воспроизводит множественность репрезентации стабильности. Происходит активная мифологизация стабильности и манипуляция. В зависимости от политических целей и идеологического кода стабильность искусно препарируется, воображается, маскируется, симулируется.

• Сознание стабильности является в высокой степени социально контекстным. Включенность в конкретные социальные позиции и практики существенно модифицирует смысловую матрицу стабильности.

Научно-практическая значимость исследования

Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что предложенный автором интегративный подход позволяет соединить различные дилеммы социологического изучения сознания. Тем самым исследование вносит вклад в развитие теории общественного сознания и общественного мнения. Изучение многожественности различений является одним из возможных путей развития социологии сознания. Возможно применение интегративной концепции и комплексной методики эмпирического исследования к другим конструктам социального сознания.

Моделирование смыслополагания стабильности углубляет социологическое знание о многомерности и противоречивости социальной субъективности. Исследование мифологизации стабильности развивает представления о повседневных идеологиях. Обоснование гипотезы о темпоральности сознания стабильности углубляет социологические знание о социальном времени.

Практическая значимость исследования может иметь двойственный характер: возможны и рекомендации по созданию образа стабильности государства, компании, банка и т.п., и деконструкция и критика имеющихся идеологических штампов.

Положения и выводы диссертации могут быть использованы в учебных курсах по истории социологии, методологии и методике социологии, социологии общественного мнения.

Апробация материалов исследования

По теме исследования опубликованы монография общим объемом 12,5 п.л.

Основные положения и результаты исследования представлялись на международных и всероссийских конференциях, среди которых:

Семинары виртуальной мастерской «Власть и общество в политическом и этноконфессиональном пространстве России: история и современность", МОНФ (С-Петербург, Москва, 2001г.);

Второй российский социологический конгресс (Москва, 2003 г.); I Всероссийская научная конференция «Сорокинские чтения» (Москва,

2004 г.);

I Российская конференция по когнитивной науке (Казань, 2004 г.); Международные конференции «Когнитивное моделирование» (Варна, 2004,

2005 гг.);

Международная научная конференция «Россия и Восток. Феномен сознания. Интегральное видение» (Астрахань, 2004 г.);

Международная Варшавская Восточно-Европейская конференция (Варшава 2005 г.);

XI Международная конференция по социальным дилеммам (Краков, 2005 г.);

XIII Международный симпозиум «Пути России-2006» (Москва, 2006 г.);

XXXII Международная конференция «Информационные технологии в науке, образовании, телекоммуникации и бизнесе» (Ялта, Украина, 2005 г.);

XXXIII Международная конференция «Информационные технологии в науке, социологии, экономике и бизнесе» (Гурзуф, Украина, 2006 г.);

XVI Всемирный социологический конгресс (ЮАР, 2006 г.); XXIX конференция Международного общества политической психологии, ISPP (Барселона, Испания, 2006 г.);

Третий Всероссийский социологический конгресс (Москва, 2006 г.); Научной конференции «Социологическая эпистемология и методология в XXI веке», I Ковалевские чтения (С-Петербург, 2006 г.)

Материалы исследования использовались в учебных курсах «История социологии», «Политическая социология», «Методология социологии».

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры теории и истории социологии Санкт-Петербургского государственного университета 22 июня 2006 года.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка источников, списка литературы (345 наименований), приложения.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Стабилизационное сознание: опыт социологического исследования"

5.3. Выводы главы 5

1. Главный вывод, который напрашивается при изучении основных социальных детерминант сознания стабильности, состоит в том, что сознание стабильности является в высокой степени социально контекстным. Для наших респондентов стабильность - это нечто имеющее (или, наоборот, не имеющее) отношение к реальной жизни, к личным житейским проблемам. Отвлеченные рассуждения о сущности стабильности менее свойственны «человеку с улицы», не получившему специальной научной подготовки.

Однако включенность в конкретные социальные позиции и практики существенно модифицирует базисную матрицу стабильности. Новые различения стабильности появляются в зависимости от той среды, в которой оказывается агент.

2. Сознание стабильности имеет сильно выраженные тендерные нюансы. Итоги исследования показали более частое использование женщинами фрейма стабшьностъ-семья, их большую тревожность, значительную критическую позицию по отношению к ситуации в России, менее выраженную установку на стабильность. Мужчины более ориентированы на политическое измерение стабильности, более оптимистичны и менее тревожны, однако чаще придерживаются категоричных и даже радикальных фреймов стабильности.

3. Возраст, как важнейшая детерминанта, в концентрированном виде выражает временную сущность стабильности. Можно констатировать взаимосвязи социального времени личности и репрезентации стабильности. Пройденный жизненный путь и его оценка накладывают отпечаток на образ стабильности. Возрастные различия сознания стабильности наиболее ярко выражены в оценках стабильности: от молодежного отрицания/недовольства к сильной установке зрелости на стабильность к более сдержанному, осторожному осмыслению ее старшим поколением.

4. Фреймы стабильности дифференцируются в зависимости от дохода. Наиболее ярко эта детерминанта проявляется на уровне установок и оценок. Более высокий уровень дохода часто нейтрализует резкость и категоричность суждений. Наиболее критична по отношению к стабильности низкоресурсная группа. Наиболее лояльны к стабильности респонденты со средним доходом и с доходом выше среднего.

5. Основанием интерпретаций и критерием положительных или отрицательных оценок стабильности являются электоральные предпочтения респондентов. Материалы опроса показывают, что сторонники партии власти чаще ориентированы на стабильность и более положительно оценивают ситуацию в стране. Вместе с тем сторонники КПРФ реже ориентированы на стабильность, более пессимистичны и тревожны. Респонденты, выбирающие правые партии, умеренны в своих оценках и установках. Таким образом, стабильность в ситуации постперестроечного политического размежевания оказывается в роли поля усиленного смыслообразования и сложных идеологических игр.

6. Наряду с другими факторами, важное значение имеет и общий социокультурный (общероссийский) контекст. Он оказывает воздействие на формирование и развитие периферийных, актуальных фреймов сознания стабильности. Специфика проявляется не только через качественное своеобразие основных фреймов стабильности, но и через соотношение основных социальных измерений, например приватного и общегосударственного.

7. Анализ инкорпорации стабильности (встраивания социального в тело) предполагает выявление того, как пересекаются индивидуальное и коллективное, приватное и публичное. Поскольку «стабильный человек стабилен во всем», телесные практики, создающие и поддерживающие образ стабильности весьма многогранны (здоровье, сила, классика, респектабельность, маскулинность). Однако в целом они соответствуют базовым практикам социального порядка и конформизма. В ситуации актуальности стабильности в современной России, тело становится объектом рекламных технологий и корпоративных предписаний.

8. Личностные схемы стабильности эмоциональны, камерны и порой носят исповедальный характер. Однако их доля в общем объеме ассоциаций, ответов на открытые вопросы, рисунках ничтожно мала. Это подтверждает предположение о книжности, стереотипности и идеологизированности смысла стабильности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги исследования, укажем, что цель работы состояла в определении основных направлений возможного развития интегративной социологической концепции стабилизационного сознания и применения комплексной методики его эмпирического изучения.

Интегративные тенденции в социологии все чаще реализуются не только на уровне метатеоретических проектов, но и на уровне частных социологических теорий и конкретных социологических исследований [Лапин, 2001; Кирдина, 2000; Субетто, Григорьев, 2000; Франчук, 2002, Pantzar, Shove, 2004, Chafetz, 1990, Collins, 1993]. Как показывает время, «интегративные устремления далеко не столь успешны» [Ядов, 2000]. Несмотря на опасности, которые подстерегают любой синтезирующий проект (прежде всего размывание границ дисциплины), их появление обусловлено неразрешенностью основных и частных социологических дилемм. Любая интегративная попытка обусловлена рефлексией социолога над основаниями и границами своего исследования.

Сформулируем основные выводы исследования в соответствии с поставленными во введении задачами.

Социология сознания все чаще становится объектом вынужденной, по большей части осторожной, однако порой очень решительной критики. Нередки жалобы на плохую разработанность проблематики сознания и отсутствие обобщающих трудов. Несмотря на солидный объем публикаций, посвященных общественному сознанию, удовлетворительной ясности в его понимании пока нет. Знаковым является нераспространенность и непривычность самой формулы «социология сознания» и «социология общественного сознания», в отличие от наименований «социология общественного мнения», «социология знания», и даже «социология массового сознания». Однако заметим, что существует библиотечный тематический рубрикатор «социология общественного сознания».

Теоретическая логика социологии сознания основана на допущении следующих положений: а) социология изучает проявления сознания, но не его природу и внутренние сущности; б) социология полагает не трансцендентный референт сознания (философия), не физический референт (психология), а социальный референт; в) социология анализирует сознание как регулятор социальной деятельности (практики).

Классические социологические концепции нередко реифицируют сознание, что вызывает рефлексию современных авторов относительно эвристично-сти основных понятий (общественное сознание, коллективное сознание, массовое сознание). Однако разочарование исследователей в проблеме сознания само по себе имеет знаковый характер. Как пишет В.И. Молчанов, «сознание неустранимо из любого человеческого опыта, и даже опыта «разочарования в сознании», ибо это разочарование так или иначе содержит в себе определенное понимание сознания, а само разочарование есть модус сознания» [Молчанов, 1992. с. 29].

Как и сама социология, социология сознания дифференцирована (если не болезненно расколота) на два основных подхода: экзогенный, базирующийся на идее отражения реальности, и эндогенный, исходящий из принципа интенциональности. Отчасти эти подходы созвучны традиционной социологической дилемме факты/смыслы. Вторым классическим вопросом социологии сознания служит вопрос об индивидуальной или коллективной природе сознания. Третьей значимой дилеммой теории сознания является дилемма рациональное /нерациональное. Моделирование концептуального пространства социологии сознания позволяет выделить следующие значимые континуумы: 1) индивидуально-экзогенный; 2) коллективно-эндогенный; 3) коллективно-экзогенный, 4) индивидуально-эндогенный. Дилемма рациональное/нерациональное рассматривалась как дополнительная.

Как было показано в первой главе, многие социологические теории сознания страдают односторонностью, поскольку концентрируют внимание на отдельных свойствах сознания, например его рациональности. В такой многомерной теоретической ситуации синтетические проекты вынужденны, целесообразны и обоснованны. Проводимые исследования сознания стабильности также демонстрируют необходимость выхода за пределы одномерного континуума социального сознания. Реализовать новый проект очень сложно. Однако, как писал В.П. Зинченко, «парадокс между актуальностью проблемы и невозможностью ее решения разрешается весьма своеобразно: помыслить нельзя, но необходимо, следовательно, нужно попытаться занять конструктивную позицию. Все конструкции неадекватны, но без них нельзя строить никакую психотехническую (в широком смысле слова) практику» [Зинченко, 1991] (курсив мой -Л.Щ.

Поскольку полная интеграция исходных социологических дилемм и оснований невозможна, любой объединяющий проект имеет ограничения, обусловленные целями исследования. В нашем случае была предложена четырехком-понентная интегративная теоретическая модель, основанная на 1) совмещении основных теоретических дилемм социологии сознания; 2) использовании конструкта «различение» в качестве удобного интегрирующего средства; 3) привлечении понятия «схема» с целью формализации различений сознания.

Заметим, что любое интегрирование осуществляется не по всем значимым параметрам, а посредством редукции к некоторым из них. В нашем случае интеграция была выполнена в контексте рассмотрения сознания как репрезентации реальности, как смыслополагания реальности. За рамками исследования остались такие аспекты сознания, как нормы, правила, поведенческие схемы, ценности и т.п.

Сделана попытка представить относительно целостную картину социальности сознания, связав различные грани осмысления и репрезентации реальности: 1) индивидуально-экзогенный; 2) коллективно-эндогенный; 3) коллективно-экзогенный, 4) индивидуально-эндогенный. Таким образом, исследование велось сразу в четырех аналитических регистрах.

Основным принципом интегративной методологии является принцип целостности, который подразумевает понимание социального сознания как чрезвычайно сложной, открытой, многоуровневой системы, обладающей способностью связывать все аспекты деятельности индивида (агента): телесный, приватный, повседневный, групповой, коллективный. Предполагалось, что социальность проникает в разные сферы сознания, структурируя и телесные практики, и личностные смыслы, и повседневные смыслы, и специфические групповые практики. Апелляция к индивидуально-экзогенному и индивидуально-эндогенному континуумам мыслится не как интеграция с психологией и когнитивистикой, но как постановка и расширение социологической проблематики тела и приватности. В нашем исследовании психологические и когнитиви-стские данные были использованы в основном для обеспечения каузальных связей с социальными переменными.

Интегративный проект опирался, таким образом, на следующие теоретические положения: 1) внешне-внутренняя диалектика сознания; 2) взаимная дополнительность отражения и конструирования; 3) объединяющая сущность сознания; 4) дискретность сознания. Дополнительно отмечены процессы, связывающие различные измерения сознания: объективация, интернализация, инкорпорация, индивидуализация, фреймирование, актуализация.

Перечислим те основные результаты, которые были получены при использовании описанной интегративной теоретической схемы. Было установлено, что первичные различения стабильности происходят в рамках телесного опыта. Именно на этом уровне заложены самые глубокие интуиции стабильности. Первичный опыт стабильности связан прежде всего с пространственными, физиологическими и эмоциональными различениями. Для социолога представляет интерес тот факт, что телесное сознание стабильности объективируется в языке и впоследствии активно перекликается с социальными смыслами. В результате создается богатая палитра метафор и символов стабильности. Оценивая социальные проявления стабильности (стабильность брака, группы, компании, государства, глобального сообщества), мы активно используем телесные репрезентации стабильности и тем самым натурализируем стабильность: ста-бильность=застой, «евро твердо стоит на ногах», «премьер министр, как стойкий оловянный солдатик», «Саакашвили-канатоходец» и т.д. Уже на уровне первичного опыта стабильности можно наблюдать относительность и избирательность как общее свойство сознания стабильности.

Ассоциирование стабильности сразу с несколькими цветами - по сути антиподами - подчеркивает многомерность и раскол репрезентации. Стабильность имеет несколько эмоциональных выражений: спокойное принятие стабильности (синий, зеленый), радостное восприятие (желтый), настороженное отношение (серый), динамичную акцентуацию (красный), идеализацию (фиолетовый), неприятие (черный), дискомфорт (коричневый). Трендовое применение цветового теста позволило зафиксировать изменения в эмоциональном различении стабильности. Возможно, относительная стабилизация последних лет стала восприниматься как само собой разумеющееся и потому вызывает отторжение определенной части российских респондентов, особенно молодых людей. о Исследование феноменологии стабильности позволило выявить темпоральную природу стабилизационного сознания. Важнейшим атрибутом смыслополагания является различение повторяемости и изменения временных точек. Временная перспектива стабильности двумерна и достаточно противоречива. Прежде всего стабильность представляет собой такую временную организацию событий, которая предполагает непрерывное повторение и исключает различение другого, нового, отдаления, дистанции и т.п. Эмпирические данные позволяют утверждать, что временная перспектива «повторение» является культурно-первичной. Напротив, логика временной перспективы совмещения заключается в смыслополагании взаимосвязи неизменности и изменения (развития). Такая диалектичная позиция периферийна в повседневном сознании.

Очевидно, что подобная многомерность (химеричность) стабильности связана с диалектикой различия и тождества, неизменности и изменения. Более подробное изучение ассоциаций, обыденных фреймов, проективных рисунков привело в следующему заключению. Временная перспектива «повторения» соответствует микровремени - ежедневному, рутинному, циклическому. Перспектива «совмещения» является отражением жизненного пути человека - необратимого, линейного, динамичного времени.

Таким образом, исследуя темпоральность стабильности можно обнаружить действие двойной и даже тройной временной шкалы: микровремя стабильности как время рутины и макровремя как время движения от рождения к смерти. Третья временная шкала связана с макровременем социальных институтов и общества, в свою очередь сочетающим линейность и цикличность. Это позволяет сделать вывод о том, что сознание стабильности является неким временным медиатором, гибко связывающим различные состояния временных точек. В зависимости от многих факторов можно «переключать» фреймы и тем самым канализировать восприятие стабильности: либо фиксировать повторяющееся время рутины, либо диалектично различать время всей жизни человека, семьи, государства, глобального сообщества.

Смысловая матрица стабильности имеет несколько дополнительных смысловых различений: порядок-хаос, уверенность-неуверенность (риск), сложность-простота, сила-слабость. Использование семантического дифференциала в сравнительных межстрановых и трендовых исследованиях позволило зафиксировать внутренний, практически неосознаваемый «язык» сознания стабильности, инвариантный в близких культурах. Стабильность воспринимается одновременно и как позитивное в эмоциональном плане явление, и как «сильное» и «сложное».

Стабильность в социальном сознании тесно связано с другими конструктами. Типично российское сближение с концептом «порядок» вносит в смысл стабильности достаточно отчетливое авторитарное звучание. Согласованность с концептом «уверенность» говорит о калькулируемое™, предсказуемости, гарантированное™ стабильности. Это также свидетельствует о рационализме сознания стабильности: стабильность - это то, что зависит от действия конкретных людей, что требует приложения определенных разумных усилий. Наиболее важным гарантом стабильности называется государство. Именно на него простые люди возлагают ответственность, надежды, ожидания. Уверенность и вовлечение будущего в настоящее означает определенный психотерапевтический эффект стабильности.

Архетипы стабильности разнообразны и противоречивы. Однако все они в той или иной степени тяготеют к мифологии социального порядка. Выявленная метафоричность стабильности свидетельствует и о неиссякаемом богатстве фантазии, и о сокровенной важности стабильности, и о противоречивости оценок. Стабильность выступает как бесценный желаемый объект, который завоевывают, восстанавливают, сохраняют, гарантируют, обещают. Вместе с тем метафоры говорят о настороженном и даже негативном отношении к стабильности (iстабильность=корабль, лодка, творог, стабильность=смерть, болото, холод и т.п.).

Несмотря на разнообразные смысловые комплексы стабильности, некоторые эмпирические данные позволяют утверждать, что слово «стабильность» не имеет глубокой смысловой схемы в российском повседневном сознании, поскольку искусственно перемещается из политической и научной сферы. о В ходе исследования было установлено, что сознание стабильности имеет комплексные факторы смыслообразования, сложные механизмы и многообразные социальные детерминанты.

Изучение истории и факторов смыслообразования стабильности в России указывает на очевидность политических и научных источников. В советское время стабильность редко привлекала особое внимание, являясь либо чем-то само собой разумеющимся, либо - в редких случаях - объектом болезненной диссидентской рефлексии. Пытаясь вспомнить советские клише стабильности застойного времени, можно набрать не больше десятка: «стратегическая стабильность», «стабильность на Ближнем Востоке», «стабильность -признак мастерства», «Стабильности в мире нет. Террористы опять захватили самолет» и т.п. Достаточно нейтральное отношение к теме стабильности 70-80 гг, сменяется огромной популярностью в 90-ые гг. Проблематизация стабильности весьма широка: от привычных рекламных сюжетов про «неповторимый устойчивый вкус», до респектабельного девиза

Хороший банк - устойчивый банк». От рецепта торта «Стабильность и равновесие» до идеологии стабильности пропрезидентской партии «Единая Россия». О широком распространении идеи стабильности также свидетельствуют привычные рекламные девизы: «Стабильность и надежность компании», «Наши цены самые стабильные», «Работа в стабильной компании».

В диссертации были выделены следующие факторы смыслообразования стабильности: негативизм и его двойственный характер, рационализм, онтоло-гичность, идеализация, ретроспективность.

Как и идеология консерватизма, легитимация и контрлегитимация стабильности многообразна и сложна. Идеологемы стабильности эмоциональны и убедительны. Сухая и сдержанная идеология «Единой России» позиционирует стабильность как «магистральный общественный запрос», «задачу № 1», «наше всё». Аффективная риторика КПРФ маркирует стабильность как «квазистабильность», «смертельную», «имитацию» «иллюзию». Полемичный тон правых направлен против «опасной стабильности», «псевдостабильности», «застоя». На фоне балансирующего, осторожного дискурса стабильности ЛДПР экстремистская направленность национал-большевиков впечатляет {«Какая стабильность у революционера?»). В зависимости от политических целей и идеологического кода стабильность искусно препарируется, воображается, маскируется, симулируется. Идея стабильности может быть доминирующей или дополнительной, позитивной или негативной, удобно-догматичной или диалектичной. Поскольку концепт «стабильность» удачно стыкуется с другими политическими идеями, его потенциал очень силен.

Не поднимая проблемы реальности /имитации стабильности самого российского общества, заметим, что восприятие реальности как позитивно стабильной/застойной/нестабильной имеет большой потенциал воздействия на общественное сознание. Перефразируя фразу, произнесенную А. Чубайсом в одном из интервью в газете «Коммерсант-Daily» «Восприятие есть реальность», отметим, что восприятие проблемы стабильности стремится стать реальностью, желает и может стать реальностью. о Сознание стабильности существенно модифицируется в зависимости от пола, возраста, образования, рода деятельности, занимаемой должности, дохода, семейного положения, политических предпочтений, страны проживания. Различия обнаруживаются в категоризации, эмоциональном отношении, установках и политических оценках.

Практические схемы стабильности - весьма гибкие, подвижные - способны актуализировать различные социальные проблемы: от мини-трагедии сломанного каблука до развода, стратегической стабильности и непрерывной стабилизации российской экономики. Например, гипотезой исследования стало предположение о том, что существуют различия представлений о стабильности у мужчин и женщин. Эта гипотеза подтвердилась. Женщины в своих политических оценках демонстрируют большую тревожность, связанную с ощущением нестабильности в стране. Они в большей степени ориентированы на частное измерение стабильности (семья, дом, личная жизнь, те. микровремя стабильности). Мужчины в меньшей степени ориентированы на частное измерение, более экспрессивны и категоричны в ответах, чаще переключаются на общественно-политическую проблематику стабильности (макровремя). Они в большей степени обеспокоены застоем и стагнацией, нежели нестабильностью России и в целом - более оптимистичны.

Наблюдается возрастные различия в оценках стабильности. Молодежь чаще, чем старшие поколения, демонстрирует радикальную модель, отрицая стабильность и выступая за изменения. Напротив, для возрастной группы 35-45 лет наиболее важными являются гарантии и стабильность. Старшие поколения настроены философски сдержанно.

Оценки стабильности в России также существенно корректируются под влиянием политических предпочтений. Разброс мнений настолько широк, что возникает предположение об утрате связи образа с реальной стабильностью/нестабильностью. Возникает предположение, что смыслополагание стабильности является некой провокацией, своеобразной «лакмусовой бумажкой», на которой высвечиваются разного рода сомнения, надежды, ориентации. Ведь за ней стоят даже не объективные проблемы и приобретения, а вечные поиски идеала.

Сравнительные межстрановые исследования зафиксировали процесс фреймирования стабильности: специфические наборы российских и украинских практик формируют разные фреймы сознания стабильности.

С целью создания целостной картины сознания стабильности, была предпринята попытка выявить социологические аспекты инкорпорации телесных схем стабильности. Исследование показало, что рекламный «канон» стабильности оказывает огромное влияние на образ стабильного человека. Внешность, жесты, самопрезентация подчинены жестким фреймам, конструирующим идеальность, рациональность, «правильность», буржуазность, маскулинность стабильности.

Анализ более произвольных личностных схем стабильности существенно дополнил интегративную модель (индивидуализация). Выяснилось, что «стабильность» имеет стереотипный, «книжный», общественно-политический смысл. Приватные, уникальные смыслы стабильности растворяются в социаль-но-актулизированных.

Заметим, что одна модель не может быть стопроцентно адекватной, надежной и . авторитетной. Как отмечают В.И. Добренькое и А.И. Кравченко, «в принципе любая модель, будь то физическая, экономическая или социологическая, делает три нехорошие вещи: 1) отрывается от реальности; 2) преувеличивает одни свойства объекта и пренебрегает другими; 3) упрощает реальность» [Добреньков, Кравченко, 2003, с. 573].

Однако можно с определенной степенью уверенности отметить, что в некоторых аспектах модель продемонстрировала широкие эвристические возможности. Наши опасения относительно искусственного совмещения различных аспектов изучения сознания по большому счету не подтвердились.

Установить адекватность принятой модели исследуемому явлению можно только при помощи критерия практики, сопоставляя результаты теоретических исследований принятой модели с данными эмпирических исследований. Безусловно, вопрос о критериях адекватности социологических моделей является более сложным, нежели в смежных науках. Однако эмпирические исследования позволили зафиксировать тенденции, показывающие адекватность модели:

• одинаковую релевантность положений разных теоретических моделей сознания (когнитивистика, феноменология, психоанализ, генетический структурализм, теория структурации) основным проявлениям сознания стабильности. В сознании стабильности удалось выявить телесные, обыденные, коллективно-бессознательные, социально-позиционные проявления;

• амбивалентный характер представлений (стабильность - постоянство», «стабильность -развитие»), оценок («стабильность - спокойствие, благополучие, радость», «стабильность - скука, серость, смерть»), установок («даешь стабильность», «долой стабильность»). Такая амбивалентность, думается, связана с многомерностью сознания человека, т.е. невозможностью механически разделить первичный, повседневный и политический опыт;

• наличие режима множественного фреймирования, который наиболее ярко проявился при проведении сравнительных исследований. Межстрановые исследования выступили в роли своеобразного фильтра надежности и адекватности модели. Сравнительный анализ показывает наличие тесной связи между теоретическими и экспериментальными данными, что подтверждает адекватность модели;

• наличие значимых статистических связей между различениями стабильности и социальными позициями респондента адекватность модели подтверждается (таблицы сопряженности);

• наличие двух полярных, но значимых для респондентов источников смыс-лополагания стабильности: приватного и политического. К данным Интернет-опроса (Рос2005и) был применен факторный анализ с целью выявить лежащие в глубине детерминанты, которые оказывают влияние на ответы респондентов. Можно наблюдать четкую поляризацию вопросов; • важным аргументом, подтверждающим адекватность модели, служит согласованность полученных данных с результатами исследований, проведенных по иным методикам (ФОМ).

Итак, использование интегративной модели позволило зафиксировать стабилизационное сознание как модус социального сознания, который:

- основан на телесном, чувственном опыте, который непрерывно объективируется в символах, метафорах, оценках, установках;

- имеет темпоральную природу, различает повторяемость и изменяемость временных точек;

- различает основные онтологические дилеммы (порядок-хаос, идеал-фикция, уверенность- неуверенность), стыкуется с ними, обогащая смыслы;

- связан не с миром как таковым, а с коллективной репрезентацией реальности (идеализация, нормативность, ретроспективность);

- изменяется в разных социальных позициях и личном опыте;

- воздействует на телесные практики, формируя идеал стабильного человека;

- в зависимости от политических целей и идеологического кода искусно препарируется, маскируется, симулируется.

Смысловая конфигурация стабилизационного сознания является бинарной на уровне временных представлений, нормативности, идеализации, оценок, установок. Вместе с тем возможны переходы и нюансы, усложняющие смыслы стабильности.

Несмотря на близость к наиболее архетипичным идеям социального знания, стабильность может рассматриваться как смысловое новообразование, появившееся под влиянием роста социального риска и пришедшее в обыденный язык через средства массовой информации.

Проведенное исследование показало, что современный стабилизационный пафос противоречив и не является равновесным. В будущем возможен либо спад установок на стабильность, либо канализация стабильности в иное русло (примером инверсии стабильности может служить события в Украине). Думается, что тематизация стабильности еще долго будет интриговать общественное и научное сознание.

Дальнейшее развитие интегративного подхода к изучению стабилизационного сознания представляется оправданным, перспективным и представляющим интерес не только для социологов, но и для политологов, психологов, культурологов, маркетологов. Очевидно, что теоретическая логика социологии сознания нуждается в развитии. Некоторые положения предлагаемого подхода требуют дальнейшего коллективного уточнения и корректировки с учетом накопленного в социологии знания. Это, безусловно, может быть осуществлено за счет кропотливого поиска и отбора теоретических средств анализа. Однако автор осознает, что невозможно создать строгую систему координат изучения социального сознания - единую, высоко эвристичную и многообещающую для всех.

Актуально проведение дальнейших комплексных исследований (массовые опросы, сравнительные исследования). Возможно исследование стабилизационного сознания и населения сельской местности, которое по объективным причинам оказалось не охваченным в данной работе. Такое изучение может существенно дополнить выделенные смысловые комплексы. За рамками исследования также оказалась окончательная типология стабилизационного сознания, которая уже сейчас представляется весьма актуальной и практически значимой.

Целесообразно будет более детально выяснить действие механизмов сознания стабильности: инкорпорации, фреймирования, актуализации, канализации и др.

Перспективным направлением развития интегративного подхода в исследовании социального сознания является переход от анализа отдельных тематических блоков («точек» - Б.А. Грушин) к более многочисленным характеристикам («полям сознания»). Например, в данный момент автор исследования является руководителей совместного проекта РГНФ и НАН Украины «Представление о стабильности и справедливости в России и Украине (идеологическое и повседневное измерение)», 06-03-91311 а/У. Такого рода исследования бесспорно представляют большой интерес и имеют полезные практические выходы.

Опыт использования интегративного подхода к изучению стабилизационного сознания также свидетельствует о том, что на его основе могут быть проведены исследования иных форм и модусов социального сознания: консервативного, конформистского, нонконформистского, радикального, катастрофического и т.п. Очевидно, что эти исследования должны развиваться согласованно в соответствии с некой общей теоретической схемой, которой и может служить интегративный подход.

Список научной литературыПаутова, Лариса Александровна, диссертация по теме "Теория, методология и история социологии"

1. Источники Материалы СМИ и Интернет

2. Акунин Б. Внеклассное чтение. М.: ОЛМА ПРЕСС, 2002. Баймухаметов С. Стоять на месте и всех ненавидеть // Новая газета. 2003. 22 дек.

3. Бах Р. Бегство от безопасности / Ричард Бах; Пер.: В. Трилис, М. Чеботарев. М.: София, 1999. 254 с.

4. Белковский С. Миф о стабильности или национальный проект электронный ресурс., <http://www.kprf.ru/belkovsky/20614.shtml>. 02.11.2003.

5. Беспалов. В. Комментарии на сайте партии «Единая Россия» электронный ресурс. <http://www.edinros.ru/news.html?id=1370>. 20.12.2002.

6. Волков Ю. Выборы в регионах сплачивают и укрепляют партию электронный ресурс. <http://www.allrus.info/obj/main.php?ID=215283&arc new=l>. 26.11.2004.

7. Грызлов Б. Выступление на форуме сторонников «Единой России» // «Вместе с Президентом» электронный ресурс., <http://www.edinros.ru/news. html?id=39902>. 01.12.2003.

8. Демократический манифест партии «Яблоко» электронный ресурс. <http://www.carnegie.ru/ru/print/67954-print.htm>.

9. Жаворонков П. Конструктивный экстремизм // Трудовая Россия. 2003. №179.

10. Жириновский В.В. Интервью // Коммерсант-власть. 2003а. 21 марта. Жириновский В.В. Интервью радио «Эхо-Москвы» электронный ресурс. <http://www.businesspress.ru/newspaper/article.asp?mld= 40&ald=25206 1>. 30.05 2000.

11. Жириновский В.В. ЛДПР партия мира и стабильности. Год 1995. М.: Ли-бер.-демократ. партия России, 1997.

12. Жириновский В.В. Интервью Би-би-си электронный ресурс. <http:// www.ldpr.iMnterviewwzh/2003/interviewwzh20036 l70.htm>. 20036.

13. Жириновский В.В. Стратегия национального развития России. М., 2003в.

14. Жириновский В.В. Точные прогнозы. М., 2003г.

15. Жириновский В.В. Фракция ЛДПР в Госдуме: за политическую стабильность / В.В. Жириновский; Либер.-демократ. партия России. -М., 1999. 128 с.

16. Загорко. Одноитожесть: Форум «Откровенный форум» электронный ресурс. <http://forum.gennadij.pavlenko.name/viewtopic.php?p=l 9731 &sid=4262070 1914dfl49ab57993876656b9f>. 2005.

17. Зюганов Г. Заявление на VII съезде КПРФ электронный ресурс. <http://www.smi.ru/text/00/l 2/02/194830.html>. 02.12.2002.

18. Иваненко С. Интервью электронный ресурс., <http://www.yabloko.ru/ Publ/2001/20018/010818wekivanenko.html>. 10-17.08.2001.

19. Интерфакс. Архив новостей электронный ресурс., <http://votan777.usr. bhost.ru/ newsarc/1199/1199.php3?2401 .html >.

20. Новости InterPort электронный ресурс., <http://30dec2000.interport.ru/ russia/speech.html >. 30.12.2000.

21. Калашников М. Конец стабильности электронный ресурс. <http://www. cprf.ru/articles/15204.shtml?print>. 16.07.2003.

22. Тер-Актов Камо. Не ходил бы ты, Ванек. // Лимонка. 2002. № 203.

23. Комментарии итогов выборов Президента РФ. Официальный сайт Московской организации партии «Единая Россия электронный ресурс. <http://www.mos-partya.ru/main.php?mainmenu=2774340&submenu=&subsubme nu= &submodule=shownews&CurrentPress=26&presscid=755>.

24. КПРФ и НПСР вышли на акцию протеста против «кажущейся стабильности» страны электронный ресурс. < http://www.regnum.ru/allnews/101595 html>. 22.03.2003.

25. Кулик Г. Олигархия не может работать на благо общества электронный ресурс. <http://www.edinros.ru/news.html?rid=2102&id=38758>. 14.11.2003.

26. Лебедь А. Афоризм электронный ресурс. <http://artix-hit.narod.ru/humor/politic-page-1 l.html>. 1996.

27. Лелевич Г. Пути и перепутья (стабилизационные настроения в литературе) // Удар: Альманах / Под ред. А. Безыменского. М.: Новая Москва, 1927. Кн. 1.

28. ЛДПР. Мы за русских. Мы за бедных. М., 2003.

29. Лигачев Е. Нынешней стабилизации так же далеко до брежневской эпохи «застоя», как нам, землянам, до других планет // Советская Россия. 2005. 22 дек.

30. Лимонов Э. Другая Россия. М.: У-Фактория. 2003. 270 с.

31. Лукин В. Выбор для России: стабильность или стАбильность // ФельдПоч-та, вып. «Записки президенту». 2004. № 21/22.

32. Митрохин С. Интервью электронный ресурс., <http://www.yavlinsky.ru/ news/index.phtml?id=852>. 14.03.2003.

33. Мнения относительно В.В. Путина электронный ресурс. <http://www. yabloko.ru/publ/2003/0bzor/030326obzorpress.html>. 26.03.2003.

34. Морозов С. Молчание волчат. Раздел Школа НБП // Лимонка. 2000. № 127.

35. Новости КПРФ. Нынешняя стабильность иллюзорна электронный ресурс. <http://www.kprf-uzbass.ru/print.html?/moduls/new.php?vid=n&id=105>. 08.12.2005.

36. Госдума отказалась выдвинуть поправку к Конституции. Новости на сайте «Сцилла» электронный ресурс. <http://www.scilla.ru/news.php7ChapterID =10&NewsID=871 >. 08.06.2005.

37. Немцов Б. Интервью ВВС электронный ресурс. < http://news.bbc.co.uk/ hi/russian/news/newsidl 938000/1938371 .stm>. 18.04.2002.

38. Немцов Б. Президент верит в капитализм, но не верит в демократию электронный ресурс. <http://www.sps.ru/?id=121722>. 17.03.2004.

39. Об ответственности государства за стабильность экономики электронный ресурс. <http://www.sps.ru/?id=l 54323>. 08.07.2004.

40. Отчет на середине пути. Пресс-служба Калужского РО ВПП «Единая Россия» электронный ресурс. <http://www.edinros.ru/news.html?id=110031>. 27.12.2005.

41. Павловский Г. Россия сейчас в зените стабильности // Аргументы и факты. 2001. 22 авг.

42. Пехтин В. Наша победа это оценка стабильности электронный ресурс. < http://www.edinros.ru/news.html?id=41494>. 07.12.2003.

43. Пионтковский А. А. Мастера зачисток электронный ресурс. <http://www.yavlinsky.ru/elections/index.phtml?id=1388>. 07.10.2003.

44. Платова Г. Стабильность в фас и профиль электронный ресурс. <http://www.kprf.ni/37566 lprinttpl>. 2002.

45. Порядок во власти порядок в стране: о положении в стране и основных направлениях политики Российской Федерации. Послание Президента Российской Федерации Федеральному собранию // Российская газета. 1997. 5 марта.

46. Послание Президента В.В. Путина Федеральному Собранию Российской Федерации электронный ресурс., <http://humanities.edu.ru/db/msg/24105>. 16.05.2003.

47. Пресс-конференция В.В. Путина в Кремле электронный ресурс. <http://www.kremlin.ru/text/appears/2003/06/47449.shtml>. 02.06.2003.

48. Программа партии «Единая Россия» электронный ресурс. < http://www. budgetrf.ru/Publications/Programs/Party/edin04/index/edin04010.htm>. 2003.

49. Программа партии КПРФ электронный ресурс., <http://kprf.nsk.su/party/ doc/program/p3/>.

50. Промывка мозгов // Лимонка № 125.50 четких позиций ЛДПР // ЛДПР. 2003. № 10.

51. Разуков А. Собственники // Лимонка. 2002. № 202.

52. Росляков А. Третий путч // Советская Россия. 2004. 21 авг.

53. Станкевич Н. Мнения на сайте СПС электронный ресурс. < http://www. sps.ru/ ?id=94051>. 12.08.2003.

54. Чуб В. Мнение на сайте партии «Единая Россия» электронный ресурс. <http://www.edinros.ru/news.html?id=38852>. 18.11.2003.

55. Хакамада И. Интервью радиостанции «Эхо Москвы» электронный ресурс. <echo.msk.ru/interview/38622/ >. 08.09.2005.

56. Шатов И. Революция по Лимонову // Лимонка. 2002. № 203.

57. Шевцова Л. Россия 2006 года: логика политического страха электронный ресурс., <http://www.yavlinsky.ru/news/index.phtml7id =2617>. 20.12.2005.

58. Шурыгин В. Путин достиг смертельной стабильности электронный ресурс. <http://kprf.getbanner.ru/articles/2113.shtml?print>. 10.10.2002.

59. VI съезд партии «Единая Россия» глазами очевидцев электронный ресурс. <http://www.edinros.ru/news.html?id=109337>. 30.11.2005.

60. Юрьева Т. Дневник культурной девушки. М.: Рос. гос. гум. ун-т, 2003. 400 с. Серия «Очевидцы»

61. Явлинский Г.А. Выступление перед доверенными лицами электронный ресурс. < http://www.yabloko.ni/News/Npaper/l0 00/1 .pdf>. 03.03.2000.

62. Явлинский Г.А. Доклад на XI съезде Российской Демократической партии «Яблоко» электронный ресурс. <http://www.yabloko.ru/Press/ Docs/2003/0906Yavl-docIad.html.>. 06.09.2003.

63. Явлинский Г.А. Интервью // Московские новости. 2003. 28 окт.

64. Явлинский Г.А. Интервью газете «Die Welt» электронный ресурс. <http://www.satcor.ru/interview/2002/07/i08072002.html>. 08.07.2002.

65. Явлинский Г.А. Комментарий лаборатории прикладных политологических и социологических исследований Челябинского филиала УрАГС электронный ресурс. <http://www.789.ru/portal/modules.php?name=News&file=article&sid =2021>. 16.05.2003.

66. Социологические исследования Фонд «Общественное мнение»

67. Важнейшие ценности безопасность, мир, семья электронный ресурс. <http://bd.fom.ru/report/map/of014506>. 24.11.2001.

68. Массовое сознание украинского общества: проблемы идентичности и политической консолидации. Аналитический отчет. электронный ресурс. <http://bd.fom.ru/report/map/d050000103>. 2005.

69. Об исторической памяти россиян электронный ресурс. <http://bd.fom.ru/report/map/projects/finfo/finfo 1999/579J1595/ofl 9990401>. Всероссийский опрос городского и сельского населения. 16.01. 1999.

70. О деятельности Е. Примакова. Отчет по опросу экспертов электронный ресурс., <http://bd.fom.ru/report/map/articles/klimov/o94571 l/printable/>. 13.01. 1999.

71. Перемены и стабильность электронный ресурс. <http://bd.fom.ru/report/map/d030928, http://bd.fom.ru/report/map/tb03091 Об, http://bd.fom.ru/report/map/d030912>. 06.02.2003.

72. Политические предпочтения пользователей Интернет электронный ресурс. < http://bd.fom.ni/report/cat/policy/partyrating/o0304>. 01.07.2003.

73. Что такое, по Вашему мнению, стабильность в обществе, в государстве? электронный ресурс. < http://bd.fom.ru/ report/map/dO 10124 http://bd.fom.ru/ report/map/ofD 10102>. 13-14.01.2001.

74. Ценностные ориентации россиян и политические партии электронный ресурс. <http://bd.fom.ru/ report/cat/man/valuable/of033303>. 2003.1. ВЦИОМ

75. Куда идет Россия // Пресс-выпуск ВЦИОМ. 2005. № 254.

76. Без высоких целей: Об исследовании ВЦИОМ электронный ресурс. < http://www.vremya.ru/ 2003/147/3/77465 .html>. 2003.

77. В поисках царя электронный ресурс. < http://www.wciom.ru/? pt= 40& article=2224>. 2006.

78. Исследование ВЦИОМ «Итоги года» электронный ресурс. <http://www.nns.ru/analytdoc/ims/1999/svl 5011 .html>. 1998.

79. Какая идея, по-вашему, идея способна объединить сегодня российское общество электронный ресурс. <http://www.interfaxeligion.ru/?act=archive&div =6863>. 1998.

80. Исследование «Какая, по-вашему, идея способна объединить сегодня российское общество?» // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения: Информационный бюллетень. 1997. № 4.1. Ромир

81. Жизненные ценности россиян электронный ресурс., <http://www.nns.ru/ analytdoc/romopr20.html>. 1999.1. Левада-центр

82. Спрос на перемены в повседневной жизни // Пресс-выпуск Левада-центра. 2006. 20 февр.

83. Другие социологические центры

84. Социальная и политическая стабильность в оценках и ожиданиях челя-бинцев: По результатам социологических исследований 1995 г. / Ин-т соц.-полит. исслед. РАН: Центр социологии межнац. отношений. Челябинск: РИЦ ИСПИ, 1996. 63 с.

85. Социальная и политическая стабильность: оценка и ожидания москвичей. М.: ИСПИ, 1994. 84 с.

86. Социальная и политическая стабильность в оценках и ожиданиях москвичей: Итоги опроса / Ин-т социал.-полит. исслед. РАН; Центр социологии межнац. Отношений. М.: ИСПИ, 1995. 89 с.

87. Что подумает сосед Василий? (Результаты социально-психологического исследования мотивации эффективной работы сельских жителей Белгородской области) // Эксперт. 2002. № 38.1. Словари

88. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка электронный ресурс. <http://vidahl.agava.ni/P238.HTM#41302>.

89. Краткий словарь когнитивных терминов / Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац, Л.Г. Лузина. Под общей ред. Е.С. Кубряковой. М.: Изд-во МГУ, 1996. 245 с. электронный ресурс., http://kogni.narod.ni/ concept.htm.

90. Психологический словарь / Н.Н. Авдеева и др.; Редкол.: В.В. Давыдов и др. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Педагогика-пресс, 1996. 438 с.

91. Российский энциклопедический словарь / Гл. ред. A.M. Прохоров. М.: Боль. рос. энцикл., 2001. Кн. 2.

92. Русский семантический словарь. Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений / Российская академия наук. Ин-т рус. яз. им. В.В. Виноградова; Под общей ред. Н.Ю. Шведовой. М.: Азбуковник, 1998. Т. 2.

93. Русский ассоциативный словарь: в 6 кн. / Ю.Н. Караулов, Ю.А. Сорокин и др. М., 1994-1999.

94. Толковый словарь русского языка конца XX в.: Языковые изменения / Рос. акад. наук, Ин-т лингвист, исслед.; Гл. ред. Г.Н. Скляревская. СПб.: Фолио-Пресс, 2002. 700 с.

95. Словарь символов и знаков: тайная символика, а также все богатство символических знаний в трактовке от К. Юнга, 3. Фрейда до Фрезера и Шнайдера. Минск: Харвест, 2006. 239 с.

96. Социологический энциклопедический словарь. М., 1998.

97. Степанов Ю. Константы: словарь русской культуры. М.: Академический проект, 2001.

98. Трессидер Дж. Словарь символов. М.: ФАИР-пресс, 1999. 443 с.

99. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. М.: Русский язык, 1999.

100. Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. М.: ЭКСМО, 2004. 667 с.

101. Абельс X. Романтика, феноменологическая социология и качественное социальное исследование // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. т.1.№ 1.С. 98-124.

102. Абушенко B.JI. Структурно-функциональный анализ // Новейший философский словарь. 3-е изд., испр. Минск: Книжный Дом, 2003. 1280 с.

103. Агафонов Ю.А. Становление социального порядка в России: институциональные и нормативно-правовые аспекты: Автореф. дисс. . д-ра филос. наук. Ростов н/Д, 2000.

104. Аллахвердов В.М. Сознание как парадокс. СПб.: Изд. ДНК, 2000. 528 с.

105. Американская социология сегодня. Перспективы, проблемы, методы. М.: Прогресс, 1972.392 с.

106. Андреева А.Н. Стабильность и нестабильность в контексте социокультурного развития: Автореф. дис. д-ра филос. наук. Ростов н/Д, 2002.

107. Арон Р. Избранное: Измерения исторического сознания. М.: РОССПЭН, 2004. 528 с.

108. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М.: Прогресс, 1993. 608 с.

109. Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности: Пер. с нем. М.: Языки славянской культуры, 2004. 368 с.

110. Баранова Т.С. Психосемантические методы в социологии // Социология 4М. 1993/94. №3-4. С. 55-64.

111. Барбалет Д. Эмоция, социальная теория и социальная структура // Социологическое обозрение. 2002. Т. 2. № 2. С. 3-9.

112. Баринова М. Правостороннее движение: по итогам исследования ВЦИОМ //Профиль. 2005.19 дек.

113. Барт Р. Мифологии // Р. Барт Избр. работы. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1994. 615 с.

114. Бауман 3. От паломника к туристу // Социологический журнал. 1995. № 4. С. 133-154.

115. Бекк P.M. Космическое сознание. М.: Ассоц. духов, единения «Золотой век», 1994. 468 с.

116. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество: Опыт социального прогнозирования. М.: Academia, 1999. 956 с.

117. Беляева JI.A. Социальный портрет возрастных когорт в постсоветской России // Социологические исследования. 2004 № 10. С. 31-^41.

118. Белянин В.П. Основы психолингвистической диагностики: Модели мира в литературе. М.: Тривола, 2000. 247 с.

119. Белянин В.В. Психолингвистика. М.: Флинта, 2002. 226 с.

120. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: Трактат по социологии знания. М.: Мое. филос. фонд, 1995. 323 с.

121. Бестужев-Лада И.В. Социальное прогнозирование: Курс лекций И.В. Бестужев-Лада, Г.А. Наместникова. М.: Пед. об-во России, 2001. 386 с.

122. Бианки В.А. Психолого-политическая стабильность региона и феномен «явного лидерства» // Выборы в Российской Федерации / Под ред. М.Б. Горного. СПб.: Норма, 2002. 332 с.

123. Благовещенский Н.Ю., Михайлова О.В. Сатаров Г.А. Структура общественного сознания // Общественные науки и современность. 2005. № 2. С. 4058.

124. Богатуров А.Д. Современные теории стабильности и международные отношения России в Восточной Азии (70-90-е гг.). М.: МОНФ; ИСКР АН, 1996. 246 с.

125. Бороноев А.О. Проблемы становления социальной стабильности в постсоветской России. Россия и Китай: динамика реформирования и развития: Сб. статей / Под ред. Н.Г. Скворцова, Ю. Кепина. СПб.: Астерион, 2005. 158 с.

126. Бредихина Н.В. Ролан Барт о трансформации знака в идеологии // Философские дескрипты. Вып.2. Барнаул: Изд-во Алт. госуниверситета, 2002. С. 1117.

127. Бурдье П. Различение: социальная критика суждения // Экономическая социология. 2005. Т. 6. № 3. С. 25-48.

128. Бурдье П. Начала. М.: Socio-Logos, 1994. 287 с.

129. Бурдье П. Практический смысл / Пер. с фр. Н.А. Шматко. М.: Ин-т экспе-римен. социологии; СПб.: Алетейя, 2001. 562 с.

130. Бурдье П. Социальное пространство и генезис классов // П. Бурдье Социология политики. М.: Socio-Logos, 1993. 336 с.

131. Буржуазное общество в поисках стабильности / Отв. ред. А. А. Галкин; АН СССР, Ин-т междунар. рабочего движения. М.: Наука, 1991. 267 с.

132. Вызов JI. Потребитель стабильности: О феномене «Единой России» // Апология. 2005. № 8. окт.

133. Ванина О.Н. Методы исследования стереотипа // Вестн. СамГУ Серия: Социология. 1997. № 1.

134. Василюк Ф.Е. Структура образа // Вопр. психологии. 1995. № З.С. 5-19.

135. Веселкова Н.В. Социология времени и Жорж Гурвич // Рубеж. 2003. № 19. С. 50-64.

136. Виноградов В.Д. О факторах политической стабильности общества // Вестн. Санкт-Петербург, ун-та. Сер. 6. Вып. 2 (№ 13). С. 65-73.

137. Виноградов В.Д. «Стабильность конфликтность» и политический порядок // Политические процессы в России в сравнительном измерении. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1997.175 с.

138. Ворожейкина Т.Е. Стабильна ли нынешняя Россия? // Куда пришла Россия: Итоги социетальной трансформации / Под общ. ред. Т.И. Заславской. М.: МВШСЭН, 2003. С. 55-63.

139. Вундт В. Введение в психологию. СПб.: Питер, 2002. 128 с.

140. Галкин А.А. Стабильность и изменение сквозь призму культуры мира // Политические исследования. 1998. № 5. С. 115-120

141. Галажинский Э.В. Ригидность как общесистемное свойство человека и самореализация личности электронный ресурс. < http://flogiston.ru/articles/ general/galazhinsky >. 2001.

142. Галицкий Е.Б., Климова С.Г. Возможности процедур многомерного статистического анализа при изучении ценностной дифференциации общества // Социологический журнал. 2002. № 3. С. 69-97.

143. Гарр Т.Р. Почему люди бунтуют. СПб.: Питер, 2005.461 с.

144. Гарфинкель Г. Исследование привычных оснований повседневных действий // Социологическое обозрение. 2002. Т. 1. № 1. С. 26-47.

145. Гарфинкель Г. Обыденное знание социальных структур: документальный метод интерпретации в профессиональном и непрофессиональном поиске фактов // Социологическое обозрение Т. 3. № 1. 2003. С. 3-19.

146. Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. М.: Академический проект, 2003. 528 с.

147. Глухова А.В. Российская стабилизация сквозь призму конфликтологии // Социология. 2004. № 1. С. 53-59.

148. Грекова Т.Н. Субъективная семантика понятия «развитие»: Автореф. дис. . канд. психол. наук. М., 2001.

149. Голов А. Семья, люди, страна чьи интересы важнее? Исследование Левада-центра электронный ресурс., <http://www.levada.ru/press/20050 62101.html >. 2005.21 июня.

150. Головаха Е.А. Выборы президента Украины в социологическом ракурсе // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. Информационный бюллетень. 1999. № 4. С. 23-27.

151. Головаха Е.А., Кроник А. Психологическое время: удивительное свойство сжиматься и прерываться // Знание-сила. 1983. №11.

152. Головаха Е., Панина Н. Интегральный индекс социального самочувствия населения Украины до и после оранжевой революции // Вест, общественного мнения. 2005. № 6. С. 11-17.

153. Головин Н.А. Политическая социализация: теоретико-методологические основы исследования: Автореф. дис. д-ра социол. Наук. СПб: СПбГУ, 2005.

154. Голод С.И. Стабильность семьи: социологический и демографический аспекты. JL: Наука, 1984. 136 с.

155. Голосенко И.А., Гергилов Р.Е. Георгий (Жорж) Гурвич как социолог // Журнал социологии и социальной антропологии. 2000. Т. 3. № 1. С. 17-33.

156. Гончаренко А.В. Социальная стабильность и национальная безопасность России: Автореф. дисканд. социол. наук. М., 2001.

157. Гордеев К. Консервативное сознание // Золотой лев: Издание русской консервативной мысли. 2002. № 21-22.

158. Городецкая JI.A. Ассоциативный эксперимент в коммуникативных исследованиях // Сб. науч. тр. «Теория коммуникации & прикладная коммуникация». Вестн. Российской коммуникативной ассоциации, Ростов н/Д: ИУБиП, 2002. вып. 1. С. 28-37.

159. Гофман И. Нарушение фрейма // Социологический журнал. 2003а. № 3. электронный ресурс., <http://knowledge.isras.ru/sj/sj/sj3-03gof.html>.

160. Гофман И. Анализ фреймов. М.: Ин-т социологии РАН; Ин-т Фонда «Общественное мнение», 20036. 750 с.

161. Грызунова Н. В. Экономическая стабильность и экологическая безопасность региона. Проблемы обеспечения экономического роста. Оренбург, 2004. 138 с.

162. Гудков Л.Д. Метафора и рациональность как проблема социальной эпистемологии. М.: Русина, 1994. 429 с.

163. Гудков Л.Д. Русский неотрадиционализм // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения: Информационный бюллетень. 1997. №2. С. 25-32.

164. Гудков Л.Д. Стабильность как фактор деградации // Русский журнал электронный ресурс. <http://www.politcom.ru/article.php?id=2055>. 19.01.2006.

165. Гуссерль Э. Феноменология внутреннего сознания времени // Э. Гуссерль Собр. соч. М.: Гнозиз, 1994. Т. 1. 192 с.

166. Гуцаленко Л.А. Нужна ли социологии жизни живая личность? // Социологические исследования. 2003. № 10. С. 3-13.

167. Грушин Б.А. Массовое сознание: опыт определения и проблемы исследования. М.: Политиздат, 1987. 367 с.

168. Грушин Б.А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения: Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина: В 4 кн. М.: Прогресс-Традиция, 2001. Кн. 1: Жизнь 1-я. Эпоха Хрущева. 619 с.

169. Давыдов Ю.Н. Введение // История теоретической социологии: В 4 т. М.: Канон+, 1998. Т. 2. С. 17-20.

170. Давыдов Ю.Н. От социальной утопии к социологической науке: Сен-Симон, О. Конт // История теоретической социологии: В 5 т. / РАН. Ин-т социологии; Отв. ред. и сост. Ю.Н. Давыдов. М.: Магистр, 1997. Т. 2. С. 24-123.

171. Давыдов Ю.Н. Стабилизационное сознание // Современная западная социология. М.: Политиздат, 1990.432 с.

172. Давыдов Ю.Н. Стабилизационное сознание в век кризиса: основополагающие категории // История теоретической социологии. М.: Канон+. 1998. Т. 3. С. 5-28.

173. Давыдов Ю.Н. Генезис кризисного сознания: объявление войны Прогрессу // История теоретической социологии: В 4 т. М.: Канон+, 1997. Т. 1. С. 448

174. Давыдова И.В. Формирование этнометодологии: влияние Т. Парсонса и А. Шюца на методологическую позицию Г. Гарфинкеля // Социологический журнал. 2002. № 1. С. 115-129.

175. Делез Ж. Различие и повторение. СПб.: Петрополис, 1998. 384 с.

176. Деннет Д. Виды психики: на пути к пониманию сознания. М.: Идея-Пресс, 2004. 184 с.

177. Джерджен К. Социальное конструирование и педагогическая практика // Образовательные практики: амплификация маргинальности / Центр проблем развития образования БГУ. Минск: Технопринт, 2000. С. 116-117.

178. Дилигенский Г.Г. Люди среднего класса. М.: Ин-т Фонда "Общественное мнение", 2002. 284 с.

179. Добреньков В.И., Кравченко А.И. Фундаментальная социология: В 15 т. Т.1. Теория и методология. М.: ИНФРА-М, 2003. 908 с.

180. Докторов Б.З. Б.А. Грушин: четыре десятилетия исследования российского общественного мнения // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. 2004. № 4. С. 2-13.

181. Донцов А.И., Баксанский O.K. Схемы понимания и объяснения физической реальности // Вопросы философии. 1998. № 11. С. 75-90.

182. Донцов А.И., Емельянова Т.П. Концепция «социальных представлений» в современной французской психологии. М.: Изд-во Мое. ун-та, 1987. 187 с.

183. Дубин Б.В. Возьми себя в сильные руки // Огонек. 2004. 15 окт.

184. Дуаз В. Явление анкеровки в исследовании социальных представлений // Психологический журнал. 1994. № 1. С. 19-25.

185. Дука А.В. Политический дискурс оппозиции в современной России // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. Т. I. вып. 1. С. 93-97.

186. Дюркгейм Э. Представления индивидуальные и представления коллективные // Э. Дюркгейм. Социология. Ее предмет, метод, назначение. М.: Канон, 1995. 349 с.

187. Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни. Тотемическая система в Австралии // Социология религии: классические подходы: Хрестоматия / РАН ИНИОН; Науч. ред.: М.П. Гапочка, Ю.А. Кимелев. М.: ИНИОН, 1994.272 с.

188. Емельяненко Т.В. Методы межкультурных исследований ценностей // Социология: 4М. 1997. № 9. С. 32-54.

189. Емельянова Т.П. Социальное представление понятие и концепция: итоги последнего десятилетия // Психологический журнал. 2001. Т. 22. С. 39-47.

190. Жижек С. Возвышенный объект идеологии. М.: Художественный журнал, 1999. 235 с.

191. Жириков А.А. Политическая стабильность российского государства: Эт-нополитический анализ. М.: Ин-т массовых коммуникаций, 1996. 79 с.

192. Жичкина А.Е. Методология, теория и практика психологических исследований в сети Интернет электронный ресурс. < http://www.psycho ogy.ru/internet/ PsychologicalJournal/02200002.stm >.

193. Зборовский Г.Е., Широкова Е.А. Социальная ностальгия: к исследованию феномена //Социологические исследования. 2001. № 8. С. 31-34.

194. Зиммель Г. Как возможно общество? // Зиммель Г. Избранное. В 2-х т. М.: Юрист, 1996. Т. 2.

195. Зинченко В.П. Миры сознания и структура сознания // Вопросы психологии. 1991. №2. С. 15-36.

196. Зубок Ю.А. Проблемы социального развития молодежи в условиях риска // Социологические исследования. 2003. № 4. С. 42-51.

197. Ибрагимов Г.Э. Конформизм и нонконформизм как социокультурные феномены: Автореф. дисс. канд. социол. наук. М.: МГУ, 1993. 19 с.

198. Иванов Д.В. Парадигмы в социологии. Омск: Изд. Ом. гос. ун-та, 2005. 72 с.

199. Иванов О.И. Методология социологии: Учебн-метод. пособие. СПб.: Социологическое общество им. М.М. Ковалевского, 2001. 68 с.

200. Ивлев С.В. Общественная стабильность и политические условия ее достижения: Автореф. дисс. канд. полит, наук. М., 2001.

201. Ильенков Э.В. Диалектика идеального // Философия и культура: М.: Политиздат, 1991.462 с.

202. Ильин М.В. Слова и смыслы: Опыт описания ключевых политических понятий. М.: Рос. полит, энцикл., 1997. 430 с.

203. Ионин Л.Г. Социология культуры: Учеб. пособие для студентов вузов. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Логос, 2000. 431 с.

204. Ионин Л.Г. Тенденции перехода немецкой социологии от кризисного сознания к стабилизационному // История теоретической социологии. М., 2002. Т. 2.

205. Казанцев В.П. Будущее // Толковый словарь по темпорологии электронный ресурс. <http://www.chronos.msu.ru/TERMS/kazaryan buduscheye.htm>.

206. Каллистратова С. Психика и сознание электронный ресурс. <http://www. minsk2000.to/belmensa/int08.htm# 1>. 2000.

207. Капустин Б. Что такое консерватизм // Свободная мысль. 2004. XXI. № 2. С. 48.

208. Кармадонов О.А. Семантика политического пространства: опыт кросс-культурного транссимволического исследования // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. Т. 1. № 4. С. 78-93.

209. Кармадонов О.А. Социология символа. М.: Academia, 2004. 352 с.

210. Карпов А. Различение. Пространство в городе // Социологическое обозрение. 2001. Т. 1. № 2. С. 58-71.

211. Катастрофическое сознание в современном мире в конце XX века: (По материалам международных исследований) / Под ред. В. Шляпентоха. М.: МОНФ, 1999. 347 с.

212. Катречко C.JI. К онтологии сознания через рефлексию // Философия сознания в XX веке: проблемы и решения: межвуз. сб. науч. тр. Иваново: Изд-во ИвГУ, 1994. 204 с.

213. Качанов Ю.Л. Начало социологии. М.: Ин-т эксперим. социологии; СПб.: Ателейя, 2000. 255 с.

214. Качанов Ю.Л. Пространство-время в социальном мире в постструктуралистской перспективе электронный ресурс. <http://anthropology.ru/ru /texts/kachanov/spacetime.html>.

215. Качанов Ю.Л. Социологическое различие как предмет исследования // Сетевой сб. сект, структ.-генетич. анализа Ин-та социологии РАН. М., 2002. электронный ресурс., <http://sages.isras.ru>.

216. Качанов Ю.Л. Социология и государство: к вопросу о легитимных практических схемах. // Сетевой сб. Рос.-франц. центра социол. и филос. М., 2004. электронный ресурс., <http://sociologos.narod.ru/textes/katchanov/ Katchanov2. htm>.

217. Качанов Ю.Л. Социология социологии: антитезисы. М.: Ин-т эксперим. социологии; СПб.: Алетейя, 2001. 185 с.

218. Качанов Ю.Л., Маркова Ю.В. Структурный изоморфизм социологического дискурса. Сетевой сборник сектора структурно-генетического анализа Ин-та социологии РАН. 2004. электронный ресурс. <http://club.fom.ru/books/ KaMa2.pdf>.

219. Качанов Ю.Л., Шматко Н.А. «Габитус» вместо «сознания»: теория и эксперимент // Социология 4М. 2000. № 12. С. 24-25.

220. Келли Дж. Теория личности. Психология личных конструктов. СПб.: Речь, 2000. 248 с.

221. Киященко Л.П. Что сознание понимает в знании // Что значит знать?: Сб. ст. /отв. ред.: Г.Б. Гутнер, С.Л. Катречко. М.: Центр гуманитарных исследований; СПб.: Университ. книга, 1999.

222. Кларк А. Черты будущего. М.: Мысль, 1966.

223. Клейнер Г. Предприятие как фактор институциональной стабильности // Проблемы теории и практики управления. 2001. № 3. С. 108-112.

224. Климов Е.А. Идеи системного подхода в народном сознании // Вест. Мое. ун-та. Сер. 4: Психология. 1993. № 3. С. 3-12.

225. Клюшина Е.В. Политическая стабильность постсоветской России: основания, возможности, решения: Автореф. дисс. канд. социол. наук. М., 2000.

226. Козельцев М. Выживем вместе. О новой концепции безопасности для движения за мир на 90-е годы // Век XX и мир. 1990. № 8.

227. Козлова Н.Н. Социализм и сознание масс: (Социал.-филос. пробл.) / Отв. ред. Л.И. Новикова; АН СССР, Ин-т философии. М.: Наука, 1989. 158 с.

228. Козловский В.В. Утраты и обретения в социологии // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. Т. 1. № 1.

229. Колесников А.С. Проблема субъективности в постструктурализме // Формы субъективности в философской культуре XX века. СПб.: Санкт-Петерб. филос. общество, 2000. С. 79-106.

230. Коллинз Р. Сети сквозь поколения: почему личные связи философов важны для их философии // Социологический журнал. 2004. № 1.

231. Коллинз Р. Социология: наука или антинаука // THESIS. 1994. № 4.

232. Кон И.С. Психология социальной инерции // Коммунист. 1988. № 1. С. 6475.

233. Константинов С.А. Устойчивость как атрибут социального сознания: На материалах исследований, студенчества: Автореф. дисс. . канд. социол. наук. Саратов, 1994.

234. Коржева Э.М. Ностальгическое сознание как часть современного кризисного сознания в России // Системные исследования. Методологические проблемы. 2000. Вып. 29.400 с.

235. Кравченко Е.И. Теория социального действия: от Вебера к феноменологам // Социологический журнал. 2001. № 3. С. 122-143.

236. Кроник А., Ахмеров Р. Каузометрия: методы самопознания, психодиагностики и психотерапии жизненного пути. М.: Смысл, 2003. 284 с.

237. Костандов Э.А. Психофизиология сознания и бессознательного. СПб.: Питер, 2004. 167 с.

238. Куда пришла Россия: Итоги социетальной трансформации / Под общ. ред. Т.И. Заславской. М.: МВШСЭН, 2003. 408 с.

239. Кули Ч. Общественная организация. Изучение углубленного разума // Тексты по истории социологии XIX-XX вв.: Хрестоматия / Под ред. В.И. Добренькова, Л.П. Беленкова. М.: Наука, 1994. 381 с.

240. Кули Ч.Х. Человеческая природа и социальный порядок. М.: Идея-Пресс, 2001.327 с.

241. Культурология. История мировой культуры: Учебн. пособие / Под ред. Т.Ф. Кузнецовой. М.: Академия, 2003. С. 579-580.

242. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 387-415.

243. Лапин Н.И. Ценности как компоненты социокультурной эволюции современной России // Социологические исследования. 1994. № 5. С. 3-8.

244. Лапин Н.И. Социальное самочувствие и ценности населения послекризис-ной России электронный ресурс., <http://www.liberal.ru/sitanjprint. asp? Num=340>.

245. Лапкин В.В., Пантин В.И. Освоение институтов и ценностей демократии украинским и российским массовым сознанием: (Предварительные итоги) // Политические исследования. 2005. № 1. С. 50-62.

246. Лапкин В.В., Пантин В.И. Ценности постсоветского человека // Человек в переходном обществе: социологические и социально-психологические исследования. М., 1998. С. 3-8.

247. Лапкин В.В., Пантин В.И. Русский порядок // Политические исследования. 1997. №3. С. 74-88.

248. Лебон Г. Психология народов и масс. СПб.: Макет, 1995.

249. Левада Ю.А. Десять лет работы Всероссийского центра исследования общественного мнения // Социологический журнал. 1997. № 4.

250. Левада Ю.А. От мнений к пониманию. Социологические очерки, 19932000. М.: Мое. школа полит, исслед., 2000. 574 с.

251. Левада Ю.А. Рамки и варианты исторического выбора: несколько соображений о ходе российских трансформаций // Куда пришла Россия: Итоги социе-тальной трансформации / Под общ. ред. Т.И. Заславской. М.: МВШСЭН, 2003. С. 162-170.

252. Левада Ю.А. Социальная природа религии. М.: Наука, 1965. 263 с.

253. Левашов В.Г. Социальная сущность концепции устойчивого развития // Социологические исследования. 1997. № 4. с. 3-14.

254. Левашов В.Г.Социально-политические аспекты концепции устойчивого развития: Автореф. дисс. д-ра социол. наук. М., 1997.

255. Левинас Э. Избранное: Трудная свобода. М.: Рос. полит, энцикл., 2004. 752 с.

256. Левич А.П., Коганов А.В. Что есть время? Стенограмма программы «ГОРДОН» телеканала НТВ электронный ресурс. < http://www.chronos.msu.ru/ RREPORTS/ levichchto.htm>.

257. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат, 1975. 304 с.

258. Липпман У. Общественное мнение. М.: Ин-т Фонда «Общественное мнение», 2004. 384 с.

259. Логический анализ языка: Истина и истинность в культуре и языке / РАН. Ин-т языкознания; Отв. ред.: Н.Д. Арутюнова, Н.К. Рябцева. М.: Наука, 1995. 201 с.

260. Логический анализ языка: Культурные концепты / Редкол.: Н.Д. Арутюнова (отв. ред.) и др. М.: Наука, 1991. 204 с.

261. Локосов В.В. Стабильность общества и система предельно-критических показателей его развития // Социологические исследования. 1998. № 4. С. 8694.

262. Луман Н. Общество как социальная система. М.: Логос, 2004. 232 с.

263. Луман Н. Понятие общества // Проблемы теоретической социологии. СПб.: Петрополис, 1994а. С. 25-42.

264. Луман Н. Почему необходима «системная теория»? // Проблемы теоретической социологии. СПб.: Петрополис, 19946. С. 42-54.

265. Луман Н. Понятие риска // THESIS. 1995. № 5. с. 135-160 электронный ресурс., <http://www.sociologica.ru/lumanl.pd£>.

266. Лурье С. Психологическая антропология: история, современное состояние, перспективы: Учебн. пособие для вузов / С.В. Лурье. 2-е изд. М.: Академический проект: Альма Матер, 2005. 622 с.

267. Люшер М. Цветовой тест Люшера. М.: ЭКСМО-пресс, 2002. 190 с.

268. Люшер М. Четырехцветный человек, или Путь к внутреннему равновесию // Цветовой личностный тест. М.; Минск, 2001.

269. Макарычев А.С. Стабильность и нестабильность при демократии: методологические подходы и оценки // Политические исследования. 1998. №11. С. 149-157.

270. Мальцев А.А. Различение и семантика жертвенности электронный ресурс. <http://www.auditorium.ru/v/index.php?a=vconf&c=getForm&r=thesisDesc &CounterThesis=l&idthesis=4398&PHPSESSID=669041e580nd77067fabc0dc9 1с82са>. 2005.

271. Мамардашвили М. Сознание как философская проблема // Вопросы философии. 1990. № 10. С. 3-18.

272. Мамардашвили М. К. Проблема сознания и философское призвание // М.К. Мамардашвили. Как я понимаю философию / Сост., вступ. ст. и общ. ред. Ю.П. Сенокосова. 2-е изд., изм. и доп. М.: Прогресс. Культура, 1992. 414 с.

273. Мангейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юристъ, 1994. 700 с.

274. Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // К. Маркс, Ф. Энгельс. Собр. соч. 2-е изд. М., 1974. Т. 42. С. 118-124.

275. Маркс К. К критике политической экономии. Предисловие // К. Маркс, Ф. Энгельс. Собр. соч. 2-е изд. М., 1974. Т. 13.

276. Маслоу А. Мотивация и личность. СПб.: Евразия, 1999. 479 с.

277. Матвеева Н.А. Социальная инерция: К определению понятия // Социологические исследования. 2004. №4. С. 15-23.

278. Мегрелидзе К.Р. Основные проблемы социологии мышления. Тбилиси: Мецниереба, 1973. 438 с.

279. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия / Пер. с фр. под ред. И.С.Фокина. СПб.:Ювента;Наука, 1999. 605с.

280. Мертон Р.К. Явные и латентные функции // Американская социологическая мысль. М.: Изд-во МГУ, 1994. С. 379-448.

281. Митина О.В. Об одном способе проводить кросс-культурные исследования // Полемика, Вып. 16. электронный журнал., <http://www.irex.ru/press/pub/ polemika/16/mit/>. 2003.

282. Михайлова О.В. Политическое сознание граждан на постсоветском пространстве: опыт социологического исследования // Полития. 2003. № 2. С. 174-188.

283. Молчанов В.И. Время и сознание. Критика феноменологической философии. М.: Высш. школа, 1998. 144 с.

284. Молчанов В.В. Парадигмы сознания и структуры опыта / Логос. 1992. № 3. С. 7-32.

285. Монсон П. Лодка на аллеях парка: Введение в социологию: Пер. со швед. М.: Весь Мир, 1994. 96 с.

286. Московичи С. От коллективных представлений к социальным (к истории одного понятия) // Вопросы социологии. 1992. Т. 1. № 2. С.85-95.

287. Московичи С. Социальное представление: исторический аспект // Психологический журнал. 1995. Т. 16. № 1-2.

288. Мосс М. Общества. Обмен. Личность М.: Изд. фирма «Вост. лит.», 1996. 359 с.

289. Муздыбаев К. Переживание времени в период кризисов // Психологический журнал. 2000. Т. 21. № 4. С. 5-21.

290. Народ, государство, регионы: стабильность развития / В.Я. Афанасьев и др.; Под ред. В.Ф. Уколова. М.: Молодая гвардия, 2001. 559 с.

291. Неймер Ю.Л. Из стабильности в кризис: Исследования и публицистика социолога в СССР, Украине и США. М.: КноРус, 2004. 544 с.

292. Нестик Т.А. Социальное конструирование времени: теоретический анализ // Социологические исследования. 2003. № 8. С. 12-21.

293. Обновление и стабильность в современном обществе / Общ. ред.: А. Галкин; Институт сравнительной политологии. М.: Весь мир, 2000. 363 с.

294. Ожидали ли перемен? (Из материалов экспертного опроса рубежа 70-80-ых гг.) / Ред.-сост. А.Н. Алексеев. М.: ИС РАН, 1991. Кн. 1-2. 270 с.

295. Ольховиков К. М., Орлов Г. П. Категории социологии: образ мышления и словарь исследования // Социологические исследования. 2004. № 2. С. 3-12.

296. Павленок П.Д. О понятийно-категориальном аппарате социологии // Социологические исследования. 2003. № 4. С. 19-24.

297. Панина Н.В. Молодежь Украины: структура ценностей, социальное самочувствие и морально-психологическое состояние в условиях тотальной аномии // Социология: теория, методы, маркетинг. 2001. № 1. С. 5-26.

298. Пантин В., Лапкин В. Ценностные ориентации россиян в 90-е годы // Pro et Contra. 1999. Т. 4. № 2. С. 144-160.

299. Папич Ж. Тело как процесс электронный ресурс . < http://www.pcgi.ru/ PCGP4/ temyru/gender/gender412.htm>.

300. Патнэм X. Философия сознания: Пер. с англ. М.: Дом интеллект, кн., 1999. 235 с.

301. Петербуржцы 1997: Символы, ценности, установки: Социологические очерки: Социологические очерки / Ю.А. Евстигнеев, O.K. Крокинская, Ю.А. Поссель, З.В. Сикевич. СПб.: С.-Петерб. гос. ун-т, 1997. 146 с.

302. Петренко В.Ф. Основы психосемантики. Смоленск: Изд-во СГУ, 1997а. 396 с.

303. Петренко В.Ф., Митина О.В. Психосемантический анализ динамики общественного сознания: (На материале политического менталитета). Смоленск: Изд-во Смолен, гуман. ун-та, 19976. 212 с.

304. Пиаже Ж. Психология интеллекта. М.: Питер, 2003. 191 с.

305. Подвинцев О.Б. Постимперская адаптация консерватизма: Автореф. дисс. . д-ра полит, наук. Пермь, 2002.

306. Поправко Н.В., Сыров В.Н. Концепция времени в социологии // Социологический журнал. 2000. №1/2. С. 88-94.

307. Политическая психология: Учебн. пособие для вузов / Под общей ред. А.А. Деркача, В.И. Жукова, Л.Г. Лаптева М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. 858 с.

308. Прист С. Как разрешить проблему «сознание-тело»? // Логос. 1999. № 8. С. 90-99.

309. Прист С. Теории сознания: Пер. с англ. М.: Дом интеллектуал, кн.: Идея пресс, 2000. 288 с.

310. Протопопова И. Когнитивные исследования электронный ресурс. <http://kogni.narod.ni/concept.htm#k.> 2002.

311. Пути России: двадцать лет перемен / Под общ. ред. Т.Е. Ворожейкиной. М.: МВШСЭН, 2005. 328 с.

312. Райл Г. Понятие сознания / Пер. с англ. Под общей ред. В. П. Филатова. М.: Идея-Пресс; Дом интеллект, кн., 2000. 408 с.

313. Рогозин Д.М. Re: Что такое спорт электронный ресурс. <http://club.fom.ru/print/entry.html?entry=1564>. 2004. 30 авг.

314. Родченко К.В. Тема сознания в отношении проблематики гражданского общества у Маркса // Homo philosophans: Сб. к 60-летию профессора К.А. Сергеева. Серия «Мыслители». Вып. 12. СПб.: Санкт-Петерб. философ, об-во, 2002. С. 185-204.

315. Романенко Л.М. Цивилизация: в поисках стабильности // Высшее образование в России. 2000. № 4.

316. Рикёр П. Время и рассказ. М.: ЦГНИИ ИНИОН РАН: Культур, инициатива; СПб.: Университет, кн., 2000. 313 с.

317. Ритцер Дж. Современные социологические теории. СПб.: Питер, 2002. 688 с.

318. Рорти Р. От религии через философию к литературе: опыт западных интеллектуалов // Вопросы философии. 2003. № 3. С. 30-41.

319. Рывкина Р., Косалс Л .Я. Механизм дестабилизации. Что и кто делает наше общество нестабильным? // Век XX и мир. 1990. № 12.

320. Савин С.Д. Политическая стабильность в изменяющемся обществе: Автореф. дис. канд. социол. наук. СПб., 2003.

321. Сандомирская И. Книга о Родине: Опыт анализа дискурсивных практик. Wien, 2001.281 с.

322. Севрюкова Г.А. Социально-политическая стабильность как условие обеспечения жизненно важных интересов российского общества: (На материалах Центрального региона Российской Федерации): Автореф. дис. канд. социол. наук. М., 2000.

323. Сергеев В.М., Сергеев К.В. Некоторые подходы к анализу языка политики. На примере понятий «хаос», «лидер», «свобода» // Политические исследования. 2001. №5. С. 108-110.

324. Сёрл Дж. Открывая сознание заново / Пер. с англ. А.Ф. Грязнова. М.: Идея -Пресс, 2002. 240 с.

325. Сёрл Дж. Конструирование социальной реальности электронный ресурс. <http://psyberlink.flogiston.ru/internet/bits/searle.htm>.

326. Сидорина Т.Ю. Философия кризиса. М.: Наука, 2003. 456 с.

327. Сикевич З.В. «Образ» прошлого и настоящего в символическом сознании россиян//Социологические исследования. 1999. № 1. С. 87-93.

328. Сикевич З.В. Социологическое исследование: практическое руководство. СПб.: Питер, 2005а. 320 с.

329. Сикевич З.В., Крокинская O.K., Поссель Ю.А. Социальное бессознательное. СПб.: Питер, 20056. 267 с.

330. Сильнее смерти, крепче, чем любовь: По материалам исследований Института социологии НАН Украины // Киевские ведомости. № 101(2906). 15 мая.

331. Смирнов А. В. Логика смысла: Теория и ее приложение к анализу классической арабской философии и культуры. М.: Языки славянской культуры, 2001.

332. Современные социологические теории социального времени: Научно-аналитический обзор / отв. ред. Ю.А. Кимилев. М.: ИНИОН РАН, 1993.

333. Соколов В.М. Социология нравственного развития личности. М.: Политиздат, 1986. 240 с.

334. Солонин Ю.Н., Дудник С.И. Общество в поисках стабильности: от социальной однородности к «среднему классу» // Средний класс в России: прошлое, настоящее, будущее. / Отв. ред. Г.Н. Крупнин. СПб.: Санкт-Петерб. филос. об-во, 2000. С. 13-21

335. Солсо Р. Когнитивная психология. СПб.: Питер, 2002. 592 с.

336. Сонин А.Г. Когнитивная лингвистика: становление парадигмы. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та. 2002. 219 с.

337. Сивиринов Б.С. Социальное время и перспектива: Феноменология, функции, модусы. Новосибирск: Наука, 2000.70 с.

338. Советова О.С. Основы социальной психологии инноваций. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2000.152 с.

339. Сорокин П., Мертон Р. Социальное время: опыт методологического и функционального анализа // Социологические исследования. 2004. № 6.С. 112119.

340. Социология сегодня. Проблемы и перспективы: Американская буржуазная социология середины XX в.: Сокр. пер. с англ. / Общая ред. Г.В. Осипова. М.: Прогресс, 1965. 684 с.

341. Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. М.: Академический проект, 2001. 989 с.

342. Стребков Д.О. Социологические опросы в Интернете: возможности и ограничения электронный ресурс., <http://club.fom.ru/entry,html?entry=1841>.

343. Сугрей JI.A. Традиционализм в контексте социально-философского анализа: Автореф. дисс. д-ра филос. наук. Ставрополь, 2003.

344. Сыров В.Н. О статусе и структуре повседневности (методологические аспекты) // Личность. Культура. Общество. 2000. Т. 2. Спецвыпуск. С. 147-159.

345. Терин В.П. Инверсия как реактивный тип общественного развития / Новое и старое в теоретической социологии: Кн.1 / Под ред. Ю.Н. Давыдова. М. 1999. 350 с.

346. Толстова Ю.Н. Роль моделирования в работе социолога: логический аспект // Социология 4 М. 1996. № 7. С. 62-80.

347. Тощенко Ж.Т. О понятийном аппарате социологии // Социологические исследования. 2002. № 9. С. 3-16.

348. Тощенко Ж.Т. Парадоксальный человек. М.: Гардарики, 2001. 398 с.

349. Тарасенко В. Диалог об искусственном и естественном // Компьютера -Онлайн электронный ресурс. < http://www.kinnet.ru/cterra/542/ 33655.html >. 2004. 17 мая.

350. Тугаринов В.П. Философия сознания. М.: Мысль. 1971. 199 с.

351. Уитроу Дж. Естественная философия времени. М.: Прогресс. 1964. 429 с.

352. Украина 1991-2000. Движение в остановившемся времени: Материалы круглого стола в журнале «Полтчна думка» электронный ресурс. <http://www.zerkalo-nedeli.com/nn/show/306/28180>.

353. Улыбина Е.В. Психология обыденного сознания. М.: Смысл, 2001. 264 с.

354. Филиппов А.Ф. Теоретические основания социологии пространства. М.: Канон-Пресс-Ц, 2003.254 с.

355. Филиппов А.Ф. Никлас Луман: попытка модернизации «стабилизационного» социологического сознания // Буржуазная социология на исходе XX века. М.: Наука, 1986. С. 145-169.

356. Фомина В.Н. Д. Белл: поворот к стабилизационному сознанию // История теоретической социологии: В 4 т. М.: Канон+, 2002. Т. 1 С. 314-333.

357. Фукс В.Критическая теория современности. Анализ формирования одной социально-философской концепции // Логос. 2004. № 1. С. 42-71.

358. Фурман Д.Е. Политическая система современной России // Куда пришла Россия: Итоги социетальной трансформации / Под общ. ред. Т.И. Заславской. М.:МВШСЭН, 2003. С. 24-35.

359. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие / Пер. с нем. под ред. Д.В. Скляднева. СПб.: Наука, 2000. 377 с.

360. Хальбвакс М. Социальные классы и морфология. М.: Ин-т эксперим. социологии; СПб.: Алетейя, 2000. 506 с.

361. Хрестоматия по дарвинизму. М.: Наука, 1951. 350 с.

362. Хрестоматия по философии: Учеб. пособие. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Проспект, 1997. 571 с.

363. Цыганков А.П. Социально-классовые основания стабильных политических режимов // США: экономика, политика, идеология. 1992. № 4. С. 21-32.

364. Чередниченко Т.В. Россия 90-х в слоганах, рейтингах, имиджах: Актуальный лексикон истории культуры. М.: Новое литературное обозрение, 1999. 415 с.

365. Черкашина Т.Ю. Внутрисемейная иерархия экономических статусов супругов и ее влияние на стабильность семьи: Автореф. дисс. . канд. социол. наук. Новосибирск, 2003. 18 с.

366. Чупров В., Зубок Ю. Российская молодежь в нестабильном обществе: интеграция или социальное исключение? // Наука. Политика. Предпринимательство. 1998. № 1-2.

367. Шестопал А.В. Прогрессизм-консерватизм: контроверза исторического сознания // Консерватизм как течение общественной мысли: Материалы «круглого стола»//Полис. 1995. №4. С. 37-38.

368. Шестопал Е.Б. Оценка гражданами личности лидера // Политические исследования. 1997. № 6. С. 57-72.

369. Шестопал Е.Б. Психологический профиль российской политики 1990-х. М.: РОССПЭН, 2000.431 с.

370. Шредингер Э. Мой взгляд на мир. М.: URSS; КомКнига, 2005. 145 с.

371. Штомпка П. Социология социальных изменений / Под ред. В.А. Ядова. М.: Аспект-Пресс, 1996. 416 с.

372. Шматко Н.А. На пути к практической теории практики // П. Бурдье Практический смысл / Пер. с франц. А.Т. Бикбова, К.Д. Вознесенской, С.Н. Зенки-на, Н.А. Шматко. СПб.: Алетейя, 2001. 562 с.

373. Шюц А. Символ, реальность и общество // А. Шюц. Избранное: Мир, светящийся смыслом / Общ. и науч. ред., послесл. Н.М. Смирновой. М.: РОССПЭН, 2004. 1054 с.

374. Шюц А. Смысловое строение социального мира. Введение в понимающую социологию / Пер. Н. Головина и А. Минакова электронный ресурс. <http://www.soc.pu.ru/materials/golovin/reader/SCHUETZ/rschuetz2.html >. 1932.

375. Шюц А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования. 1988. №2. С. 129-138.

376. Шпигельберг Г. Феноменологическое движение. Историческое введение. Пер. с англ. М.: Логос, 2002. 680.С.

377. Элиас Н. Общество индивидов. М.: Праксис, 2001. 331 с.

378. Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогенетическое и психогенетическое исследования: в 2 т. М. СПб.: Университет, кн., 2001.

379. Юлина Н.С. Тайна сознания: альтернативные стратегии исследования // Вопросы философии. 2004. № 10. С. 125-163.

380. Юнг К.Г. Психология бессознательного / Пер. с нем. В. Бакусева и др. М.: ACT и др., 1998. 397 с.

381. Юнг К.Г., Франц М-Л., Хендерсон Дж., Якоби И, Яффе А. Человек и его символы. М., 1997. 367 с.

382. Юрьев А.И. Политическая психология терроризма электронный ресурс. < http://www.psyfactor.org/lib/terror3.htm>. 2004.

383. Юрьева Л. Н. Кризисные состояния. Днепропетровск: Арт-пресс, 1998. 164 с.

384. Юрьева Т. Дневник культурной девушки М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2003.400 с.

385. Ядов В.А. Возможности совмещения теоретических парадигм в социологии // Социологический журнал. 2003. № 3. С. 5-19.

386. Ядов В.А. Стратегия социологического исследования: Описание, объяснение, понимание социальной реальности. М.: Добросвет; Кн. Дом «Ун-т», 1998. 595 с.

387. Ядов В.А. Основные категории классической социологии и структурно деятельностный подход. Программа учебного курса электронный ресурс. <http://www.sociology.ru/couyadov.html>.

388. Якимова Е.В. Социальное конструирование реальности: социально-психологические подходы: Науч.- аналит. обзор М.: ИНИОН РАН, 1999. 115 с.

389. Електоральш настро1 виборщв напередодш парламентських вибор1в 2006 року // Дослщницький центр «1мщж-Контроль». Результати дослщження. 2005. 34 с.

390. Украшське суспшьство: соцюлопчний мошторинг 1994-2003 / За ред. Н.В.ПаншоТ. К.: 1нститут соцюло-гй НАН Укра'ши, 2003. 98 с.

391. Шаповаленко М. Нестабильна стабшьнють перехщних суспшьств, або полгголопчш рефлексп з приводу феномена украшсько1 стаб!льност1 // Контекст. 2001. № 7.

392. Abric J.C. Central System, peripheral system: their functions and roles in the dynamic of the social representations // Papers on Social Representations. 1993. Vol. 2. P. 75-78.

393. Birth K. Finding Time: studying the concepts of time in used in daily life // Field Methods. 2004. Vol. 16. No. 1. P. 70-84.

394. Burns T.R., Engdahl E. The Social Construction of Mind: Toward a Sociology of Consciousness // Journal of Consciousness Studies. 1998. Vol. 5. No 1. P. 166— 184.

395. Capozza D., Falvo R., Robusto E., Orlando A. Beliefs about Internet: Methods of Elicitation and Measurement // Papers on Social Representations. 2003. Vol. 12. P. 1.11-1.14.

396. Carr D. Time, narrative and history. Bloomington, Indianapolis: Indiana University Press, 1991.189 p.

397. Chafetz J.S. Gender Equity: An Integrated Theory of Stability and Change. Sage Pub., 1990.

398. Charles V. Parsonian Action Theory and Dynamic Embodiment // Journal for the Anthropological Study of Human Movement, Spring 2004.

399. Collins R., Chafetz J.S., Blumberg R.L., Coltrane S., Turner J. Toward an Integrated Theory of Gender Stratification // Sociological Perspectives, Fall, 1993.

400. Cottle T.J. Perceiving time: a psychological research with men and women. NY., 1976.

401. Cove W.R. Is Sociology the Integrative Discipline in the Study of Human Behavior? // Social Forces. 1995. Vol. 73. P. 1197-1206.

402. Crisis and consciousness / Ed. By R. Fans. Amsterdam: B.R. Gruner Publishing. 1977. 189 p.

403. Debrot A., Faustinelli C., Ruckdaschel C. La temporalite des sans-abri. Compte-rendu электронный ресурс., <www.unifr.ch/socsem/cours/ compte rendu/ Sans-abrisme-03-04%20s°/oE9ance%208a.rtf>.

404. Dennett D.C., Westbury C.F. Stability Is Not Intrinsic. Commentary on O'Brien and Opie «А Connectionist theory of Phenomenal Experience» электронный ресурс. <http://ase.tufts.edu/cogstud/papers/oobbs.htm>.

405. Dogan M., Pelassy D. How to Compare nations: Strategies in Comparative Politics. Chatham House Publishers, New Jersey, 1984. 185 p.

406. Experimental Psychology. Vol. II. / Ed. by J.W. King and L.A. Riggs. Holt, Rinehart and Winston Inc., 1972. 740 p.

407. Johnson M. The Body in the Mind: The Bodily Basis of Meaning, Imagination, and Reason. Chicago: University of Chicago Press, 1987.

408. Moscovici, S. Social Representations Theory and Social Constructionism. Social Representations mailing list postings электронный ресурс., <http://lib.rin. ru/doc/i/16577p.html >. 1997.

409. Semantic Differential Technique. A sourcebook / Ed. By J. Shider, Ch. Osgood. Chicago: Adline Publishing Company, 1969.

410. Sheridan W. Re-thinking Social Science электронный ресурс. < http://www3.sympatico.ca/cypher/rethink.htm >

411. Wagner W. Social Cognition vs. Social Representation: a comment on Duvee & De Rosa // Papers on Social Representations. 1992. Vol 1. P. 109-115. Wiley N. The Semiotic Self. The University of Chicago Press, 1994.

412. Valencia J.F., Reizabal L, Larranaga M., Gonzales D. Social Representation and Peace: on the dynamics of common meaning and political positioning in the Basque Country // Paper for International Society of Political Psychology Congress. 2006.

413. Zerubavel E. Social mindscapes. Cambridge: Harvard University Press, 1999. Ziolkowski M. Some Remarks on the Notion of Social Consciousness // Consciousness: methodological and psychological approaches. Amsterdam-Atlanta, GA, 1985. P. 109-129.