автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Становление принципата

Полный текст автореферата диссертации по теме "Становление принципата"

МИХАИЛОВСКИИ

4

ФЕДОР АЛЕКСАНДРОВА

На правах рукописи

РГБ ОД

СТАНОВЛЕНИЕ ПРИНЦИПАТА: РЕСПУБЛИКАНСКИЕ ТРАДИЦИИ В ОФОРМЛЕНИИ ИМПЕРАТОРСКОЙ

ВЛАСТИ

Специальность 07.00.03 - Всеобщая история

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

МОСКВА 2000 г.

Работа выполнена на кафедре всеобщей истории Московского государственного открытого педагогического университета

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор А.И.Немировский доктор исторических наук, профессор В.И.Козловская доктор исторических наук, профессор М.Г.Абрамзон

Ведущая организация: Алтайский государственный университет

Защита состоится «26» декабря 2000 г. в часов на заседании Дис

сертационного совета Д.113.25.01 по защите диссертаций на соискание учено: степени доктора наук при Московском государственном открытом педагогиче ском университете по адресу: 109004, Москва, ул. Верхняя Радищевская, д. ауд.«_».

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке МГОПУ Автореферат разослан «¿/ » ноября 2000 г.

Ученый секретарь совета,

Доктор исторических наук, профессор л . И.И.Майданов

7~~?/л ) ? ч д р?. и

Общая характеристика диссертации

Актуальность темы исследования. Выяснение характера государственно-политической системы, сложившейся в Риме после крушения республики и получившей наименование принципата, является центральной проблемой истории Ранней Римской империи. При этом исследование государственно-правового оформления императорской власти важно для целого ряда общих проблем истории принципата: его генезиса, политической формы и идеологии. Республиканские традиции в оформлениии власти Октавиана-Августа, с правлением которого связано становление принципата как системы, определяют степень преемственности принципата по отношению к республике. На научную значимость государственно-правового оформления власти указывал в свое время Н.А.Машкин, крупнейший специалист по истории принципата Августа. Можно утверждать, что в изучении римской истории государственно-правовой аспект играет более важную роль по сравнению с' его значением в изучении других древних обществ и государств, ввиду особого консерватизма римской аристократически-крестьянской гражданской общины. В Риме правовая база власти могла быть условием политического кризиса, даже если она выступала как прикрытие для более глубоких причин, и уже сам формализм власти являлся важнейшей полисно-республиканской традицией. Однако в отечественной историографии вопрос об оформлении императорской власти не получил достаточного освещения.

Общая проблема становления принципата и ее частные аспекты являются актуальными также в плане изучения империй вообще, пусть даже относящихся к разным культурным традициям и эпохам. Поскольку современный подход к историческому процессу предполагает отказ от представления об определяющем значении какой-либо одной из сторон жизни общества и акцентирует тесную взаимосвязь экономической, политической и духовной сфер, следует признать, что характер, организация и способы осуществления государственной

власти являются одним из структурообразующих элементов всякой цивилизации. Этим обуславливается интерес исторической науки к проблемам конституционного развития, как современных, так и древних обществ.

Цель и задачи исследования. Цель работы состоит в изучении республиканских традиций формально-правовых, магистратских, компонентов власти Октавиана-Августа: imperium и tribunicia potestas, что требует обращения к самым истокам этих традиций. Конкретные задачи исследования состоят в определении характера, содержания и эволюции прерогатив власти принцепса, реально-правового и идеологического значения ее магистратских основ - при условии параллельного исследования обеих традиций власти, имевшихся в римском конституционном развитии. Такие важнейшие явления как характер империя и генезис трибунской власти Августа, наконец, отделение властных полномочий от должности требуют предварительного изучения ряда вопросов конституционной теории и практики римлян. В связи с этим в задачи работы входит также исследование происхождения и характера самих магистратских источников императорской власти.

Хронологические рамки исследования ограничены периодом становления принципата Августа, то есть временем его борьбы за власть и государственно-правового оформления власти. В целом это составляет четверть века (4419 гг. до н.э.). Но такое ограничение временных рамок исследования носит формальныйхарактер, поскольку для оценки магистратских компонентов императорской власти изучается их происхождение и развитие в период республики. С другой стороны, вопрос о реально-правовом и идеологическом значении магистратских источников власти императора потребовал обращения к истории правления ближайших преемников Августа.

Источниковая база. Диссертация основана на литературных и эпиграфических источниках, использован также нумизматический материал. Значение этих групп источников для отдельных глав неодинаково. Поскольку общая идея работы состоит в том, чтобы проследить развитие магистратских компонентов

императорской власти на всем протяжении их исторического развития, в работе изучаются данные источников не только о времени принципата Августа, но и о раннем периоде республики. Особенность ситуации, в которой находится исследователь принципата, состоит в том, что важнейшие источники, характеризующие возникновение и характер магистратской власти, в значительной части принадлежат веку Августа: такими источниками являются Ливии и Цицерон, В этом смысле важно, что они передают представления времени становления принципата. Для оценки магистратских источников императорской власти наибольшее значение имеют свидетельства современников века Августа: Цицерона, Ливия, Николая Дамасского, Веллея Патеркула, наконец, самого Августа. Другую группу составляют Светоний и Тацит, писавшие столетием позднее. Греческие авторы Плутарх (I-II вв.), Аппиан (II в.), Дион Кассий (III в.) дают наиболее подробное изложение событий. Их данные в основе достоверны, поскольку взяты из не дошедшей до наших дней античной литературы, но нуждаются в сверении с данными современников принципата. В работе учтены также довольно сжатые сообщения Евтропия, Аврелия Виктора, Авла Геллия, Валерия Максима, Орозия и других древних авторов. Из латинских надписей наиболее важны "Res Gestae", Laudatio Turiae, Lex de imperio Vespasiani, надпи- ■ си коллегии арвальских братьев. Нумизматический материал имеет особенное значение для последней главы работы.

Степень изученности темы исследования.* Принципату Августа посвящено необозримое количество исследований. Однако на русском языке работы, посвященные государственно-правовому аспекту принципата, явление редкое, а монографическое исследование императорской власти имеется только адно: двухтомный труд Э.Д.Грима, вышедший ровно сто лет тому назад1. Наи-эолее крупные исследования принципата, выполненные в России в XX веке, эказались посвящены другим его аспектам. Безусловно, самым значительным

Историографический обзор составляет первую главу диссертации. Гримм Э.Д. Исследования по истории развития римской императорской власти. СПб., 1900-1901, тт. MI.

исследованием принципата Августа в отечественной науке является труд Н.А.Машкина2. Автор, изучал принципат комплексно, как систему, взятую в целом, и рассмотрел все его стороны. Но центральной в работе ученого была все же проблема социальной сущности принципата. И.Ш.Шифман написал, политическую биографию Августа3, В.Н.Парфенов детально рассмотрел военно-политический аспект4, а Я.Ю.Межерицкий исследовал проблемы политической идеологии принципата5. В наибольшей мере государственно-правовой аспект раннего принципата получил освещение только в работах А.Б.Егорова''. Но императорской власти в указанных исследованиях посвящены лишь отдельные небольшие разделы.

В то же время в зарубежной научной литературе проблемы генезиса и компетенции императорской власти Августа всегда были в центре внимания исследователей, начиная с фундаментального труда по римскому государственному праву выдающегося немецкого ученого прошлого века Т.Моммзена7. Однако в государственно-правовых исследованиях со времени Т.Моммзена все же не появилось другой, столь же всеобъемлющей, системы и концепции государственного права Рима. Исследователи принципата до настоящего времени опираются на его труды, даже критикуя его концепцию в целом или взгляды ученого по отдельным вопросам. При исследовании магистратских источников власти римских принцепсов принято ограничиваться данными, относящимися только к изучаемому периоду, то есть времени поздней республики и собственно принципата. В работах по принципату имеются лишь отдельные короткие экскурсы в историю республиканских магистратур. Между тем власть принцеп-

2 Машкин H.A. Принципат Августа. Происхождение и социальная сущность. М.-Л., 1949.

3 Шифман И.Ш. Цезарь Август. JI., 1990.

4 Парфенов В.Н. Ранний принципат: военно-политический аспект. Докт. диссс. Саратов, 1995; Он же. Рим от Цезаря до Августа. Очерки социально-политической истории. Саратов, 1987.

5 Межерицкий Я.Ю. «Республиканская монархия»: Метаморфозы идеологии и политики императора Августа. М., Калуга, 1994.

6 Егоров А.Б. Рим на грани эпох. Проблемы рождения и формирования принципата. Л.. 1985. Он же. Становление и развитие системы принципата. Докт дисс., СПб., 1992.

' Mommsen Т. Römische Staatsrechts. Bd. MIL Leipzig, 1871 -1887.

са может быть в полной мере оценена только при системном подходе, с учетом происхождения и характера самих магистратских ее компонентов.

Научная иовизна диссертации определяется, прежде всего, тем, что магистратские элементы власти принцепса, империй и трибунская власть, рассматриваются как продолжение и выражение основополагающих конституционных традиций Рима. Проблемы происхождения и развития власти республиканских магистратов и власти императора концептуально сводятся воедино. Иначе говоря, исследование магистратских компонентов власти императора осуществлено с учетом их исторического развития в республиканский период, при этом ряд специальных вопросов государственно-правового развития ранней Республики рассматривается в исследовательском аспекте. В диссертации, в частности, предлагаются новые решения по вопросу о назначении куриатного закона об империи и о правовой основе трибунской власти. В качестве общего положения выдвигается тезис о теоретическом разделении в римском государственном праве должности и власти и на базе этого иначе, чем принято, трактуется характер империя Августа на протяжении всей его государственно-политической карьеры. Предлагается новая интерпретация генезиса трибунской власти. Обосновывается конституционное и идеологическое значение империя и трибунской власти, а также выдвигается положение о роли магистратских компонентов в механизме передачи власти при принципате. В диссертации также вносятся некоторые уточнения относительно последовательности ряда событий, относящихся к времени становления принципата.

Методологическая основа диссертации состоит в следовании принципу историзма, заключающемуся в оценке государственно-правовых форм в широком историческом контексте. Автор также стремился опираться на основные положения разработанной в современном антиковедении концепции римской гражданской общины.

Практическая значимость. Материал и результаты диссертации могут способствовать дальнейшим исследованиям государственно-правовых институ-

тов Древнего Рима времени республики и раннего принципата, а также быть использованы при чтении спецкурсов и лекций, при проведении практических и семинарских занятий по проблемам, связанным со становлением императорского режима в Риме. Собранный и проанализированный в диссертации исторический материал может найти применение не только в вузовском, но также и в школьном преподавании истории древнего мира, будет способствовать распространению научных исторических знаний. В значительной степени результаты исследования уже были внедрены в практику преподавания древней истории в вузе и средней школе, что выразилось в ряде опубликованных научно-методических разработок, учебных пособий для вузов и школы, а также учебника для основной школы.

Апробация результатов исследования. Работа обсуждалась на кафедре всеобщей истории МГОПУ. Материалы диссертации служили основой для докладов: на республиканской научно-методической конференции в Даугав-пилсе в 1982 г.; на V и VIII научных конференциях «Античный полис» (Санкт-Петербургский университет) в 1983 и 1990 гг.; на X авторско-читательской конференции журнала «Вестник древней истории» АН СССР в 1987 г.; на конференции молодых ученых ИВИ АН в 1989 г.; на IV, VI, VII, IX «Сергеевских чтениях» в МГУ в 1985, 1989, 1991, 1995 гг.; на межвузовской научной конференции в Архангельске в 1994 г.; на Российско-латинском коллоквиуме «Трибунат, Смешанные конституции, Принципат» ИВИ РАН и МГУ в 1994 г.; на Международной научной конференции «Восток и Запад: традиции, взаимодействия, новации» во Владимире в 2000 г.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения и списка использованных источников и литературы.

Основное содержание диссертации

Во введении обосновывается актуальность темы, определяются цель и задачи исследования, характеризуются исторические источники.

Первая глава. «Проблема оформления императорской власти в историографии» содержит характеристику наиболее важных исследований принципата Августа. Вначале характеризуется зарубежная историография, начиная с фундаментального труда по римскому государственному праву выдающегося немецкого ученого прошлого века Т.Моммзена8, который впервые ввел в научный оборот сам термин «римское государственное право» и дал исчерпывающий обзор государственных институтов Рима. Он указал на преемственность власти древних царей, республиканских магистратов и римских императоров. Юридически императорская власть состояла из проконсульского империя и трибунской власти, предоставлявшихся народом и сенатом. Император (или принцепс) правил не как монарх, а как магистрат республики, разделяя управление с сенатом. Принципат, созданный Августом, не был ни монархией, ни республикой, юридически он являлся «диархией» (двоевластием). Теория Т.Моммзена разделялись большинством исследователей конца XIX - начала XX вв., хотя трактовка характера магистратских полномочий Августа имела ряд нюансов (П.Виллемс9, О.Карлова10 и др.). Признание магистратских источников императорской власти влияло на общую оценку принципата как системы, взятой в целом, но не являлось определяющим. Так В.Гардтхаузен рассматривал принципат в целом как монархическую систему, но его оценка власти Августа близка к точке зрения ученых юридической школы Моммзена". В то же время Эд.Мейер12 и, может бьпъ, наиболее яркий оппонент Т.Моммзена в оценке

' Работа указана выше.

' Willems Р. Le droit public Romain. Paris, 1883. Пер.: Виллемс П. Римское государственное

право. Киев, 1888-1892.

Kariowa О. Romische Rechtsgeschichte. Bd. I. Berlin» 1895. " Gardthausen V. Augustus und seine Zeit. Bd. 2. Т. 1-3/ Berlin, 1881-1904.

12 Meyer Ed. Kaiser Augustus. - In: Kleine Schriften. Halle, 1910.

личности и роли Цезаря, Г.Ферреро трактовали принципат как республику13. В целом возражения исследователей вызывала, главным образом, концепция диархии, а не императорской власти. Так авторы «Кембриджской древней истории» не считали принципат диархией, но не считали Августа монархом, признавая магистратский характер его власти (раздел, посвященный власти Августа, написан Г.Стюартом Джонсом14).

В 30-е годы XX века появились работы, в которых акцентировалось значение экстралегальных основ императорской власти. А. фон Премерштейн15 считал, что в основе особого положения принцепса лежали внеправовые институты (клятва населения, обширный патронат, а также особый авторитет, или auctoritas). Но исследователь не отрицал, что юридическую основу власти составляли imperium proconsulare и tribunicia potestas, он лишь стремился отыскать дополнительные основания господствующего положения правителя. В «Римской революции» Р.Сайма исследование правовых основ принципата не имеет большого значения16. По мнению ученого, важнее всех полномочий была auctoritas. Однако Р.Сайм не придавал этому понятию правового значения, указывая, что юридически принципат начинается с реформы власти 23 г. до н.э., когда Август получил imperium proconsulare и tribunicia potestas. Значительный вклад в изучение принципата внес М.Грант, впервые широко использовавший монетные серии для изучения конституционных проблем |7. Он доказывал, что Август постепенно выходил за пределы своего империя и правил в силу auctoritas. В 30-40 гг. получил развитие также взгляд на принципат как на уникальную государственно-политическую форму, которую невозможно четко

13 Ферреро Г. Величие и падение Рима. Т. III, М., 19]б; Т. IV, 1922; Т. V, 1925.

14 САН, vol. X. р. 587-590.

" Premerstein А. von. Vom Werden und Wesen des Prinzipats. Berlin, 1937.

16 Syme R. The Roman revolution. Oxford, 1939.

17 Grant M. From imperium to auctoritas. A historical study of Aes coinage in the Roman Empire 49 b.c. -a.d. 14. Cambridge, 1946.

определить в современных терминах (Т.Райс Холмс, П. де Франчиши'8 и др.). Но в 30-е годы появилось и фундаментальное историко-правовое исследование

американского ученого М.Хэммонда19. Автор фактически в полном объеме

\

поддержал концепцию Т.Моммзена. В 50-е годы вновь возобладал правовой подход, когда вышли в свет работы Дж. Чилвера, Э.Т.Салмона,

A.Х.М.Джоунза20. В те же годы Л.Виккерт21 главное внимание уделил титулу princeps, убедительно показав, что термин правового значения не имел. Его подход к проблеме правовой основы императорской власти можно назвать эклектическим (основа власти - проконсульский империй и трибунская власть, а также auctoritas). Такой подход к принципату, стал характерен для современной историографии принципата. Исследователи стремятся учитывать разные стороны созданного Августом принципата, причем преобладает оценка его как монархической системы (крупнейший исследователь эпохи ранней империи Ф.Миллар развивал концепцию изначальной монархической природы принципата22). При этом государственно-правовой аспект, пожалуй, утратил свою доминирующую роль, какую имел в течение нескольких десятилетий после выхода трудов Т.Моммзена, хотя авторы этот аспект учитывают (особенно

B.Эдер, К.Крист и др.)23. Из исследований «конституционалистского» направ-

" Holmes Т. Rice. The architect of the Roman empire. Vol. 1-2, N.-Y., 1928-1931; Francisci P. Genesi e struttura del principato Augusteo II Atti della reale academia d'ltalia, memorie dclla classe di scienze mor. e stor. Ser. VII, v. II, fasc. I, Roma, 1941.

19 Hammond M. The Augustan principate in theory and practice during the Iulio-Claudian period. Cambridge, 1933; N.-Y., 1968.

20 Chilver G.E.F. Augustus and the Roman constitution. 1939-1950//Historia, Bd. 1, 1950,11.3: Salmon E.T. The evolution of Augustus' principate // Historia, Bd. 5, 1956, H. 4; Jones A.H.M. Studies in Roman Government and law. N.-Y., 1968.

21 Wickert L. Princeps (civitatis). R.E., 1954, Bd. XXII; id. Neue Forschungen zum Romischcn Prinzipatus. ANRW, 2, Bd. 1. Berlin; N.-Y., 1975.

12 Millar F. The emperor, the senate and the provinces-. // JRS, 1966, v. 56; id. Triumvirate and principate. // JRS, 1973, v. 63; id. State and subject: the impact of monarchy. // Caesar Augustus: seven aspects. Oxford, 1984; id. The emperor in the Roman world, 31 B.C.-A.D. 337. London, 1977.

23 Eder W. Augustus and the power of tradition: The Augustan principate as binding link between republic and empire./ Between republic and empire. Interpretations of Augustus and his principate. Berkeley, Los Angeles, 1990. Одна из работ К.Криста недавно переведена: Крисг К. История времен римских императоров от Августа до Константина. Т. 1-2, Ростов-на-Дону, 1997.

ления последнего времени выделяется работа Х.Кастрициуса «Принципат как республика»24. Автор подчеркивает законную основу императорских полномочий. Нет недостатка и в попытках по-особому трактовать конституционную власть принцепса: как «конституционную монократию» (К.Левенштайн), как особую форму смешанной конституции (Э.Майер), как «опекунскую власть, стоящую вне конституции» (В.Кункель)25. В целом в 80-90-е гг. наибольшим вниманием пользовался идеологический аспект принципата. Исследования показывают, что и в идеологии имело место сложное переплетение республиканских традиций и монархических тенденций26.

В отечественной историографии одной из первых работ о принципате Августа была статья В.И.Герье27. Не принимая тезис Т.Моммзена о «диархии», автор всё же указывал на двойственность, параллельность сложившейся системы и отмечал осторожность Августа при оформлении власти, постепенное соединение в руках императора республиканских магистратур. Наиболее подробно государственно-правовой аспект принципата исследовал Э.Д.Гримм. Главный недостаток системы Т.Моммзена он видел в отсутствии элемента развития, в ее неисторичности, что привело к тому, что императорская власть I и III вв. были представлены Моммзеном как идентичные. Э.Д.Гримм считал необходимым рассматривать принципат в его развитии, для чего выяснял значение актов 27, 23 и 19 гг. до н.э. и делал вывод, что основной характер власти Августа окончательно установился лишь к 19 г. до н.э. Выдающийся русский ученый М.И.Ростовцев, напротив, отказался от формального определения власти Августа, не придавая большого значения государственно-правовому аспекту. Он считал, что принципат держался на равновесии социальных сил, а заслу-

24 Castritius H. Der römische Prinzipat als Republik. Matthiesen, 1982.

25 Loevenstein K. Konstitutionell Monokratie des Augustus.// Augustus. Darmstadt, 1985; Meyer

E. Römischer Staatund Staatsgedanke. Zurich, Stuttgart, 1964; Runkel W. Römische Rechtsgeschichte. Köln, Wien, 1973 (s. 52).

6 См. подробные историографические обзоры: Машкин H.A. Ук. соч., с. 311-378; Егоров А.Б. Рим на грани эпох..., с. 4-15; Межерицкий Я.Ю. Ук. соч., с. 33-112. '27Герье В.И. Август и установление Римской империи // «Вестник Европы», СПб., 1877, №6-8.

га Августа - в сознательном их координировании28. Р.Ю.Виппер также считал более важным для понимания принципата изучение его «социального фундамента»29. Но государственно-правовой аспект все же принимался Р.Ю.Виппером во внимание, хотя и не служил предметом специального рассмотрения.

Советский период был, вероятно, не лучшим временем для изучения конституционного аспекта принципата, зато исследователи достигли значительных успехов в изучении других, более приоритетных в тот период, аспектов - прежде всего, в изучении социально-экономической проблематики. В.С.Сергеев трактовал принципат как компромисс между военной монархией и сенатской властью и определял его как «республиканскую монархию»30. Власть принцеп-са, развилась из двух республиканских магистратур, проконсульства и народного трибуната, хотя ее главной опорой была армия. Практически к тем же выводам пришёл С.И. Ковалёв31.

Особое место в отечественной историографии занимает фундаментальный труд Н.А.Машкина32. Правовыми основами власти Августа историк считал империй (imperium maius) и трибунскую власть (tribunicia potestas). Н.А.Машкин высоко оценивал значение трибунской власти принцепса, признавая не только ее идеологический аспект, который видел в республиканской, демократической символике этой власти, но также и аспект реально-правовой. Понятию auctoritas Н.А.Машкин не придавал юридического значения. Ученый трактовал власть Августа как монархическую по существу.

В последующей историографии советского периода 50-х - 70-х годов государственно-правовой аспект принципата не изучался. С.Л.Утченко вообще негативно относился к государственно-правовым исследованиям, называя их «в основном творением и конструкцией новой историографии», или «модерниза-

21 Ростовцев М.И. Рождение Римской империи. Пг., 1918.

29 Виппер Р.Ю. Очерки истории Римской империи. Берлин, 1923.

30 Сергеев В.С. Принципат Августа Л ИЖ, 1938, № 1; Его же - Очерки по истории Древнего Рима. М, 1938, т. 2.

31 Ковалёв С.И. История Рима.-Л, 1986.

торскими конструкциями»33. В 80-е - 90-е гг. государственно-правовой аспект принципата исследовал А.Б.Егоров34. В своей монографии о принципате он стремится проследить развитие «полисно-республиканских» и «территориально-монархических» начал в истории Рима и оценить принципат с точки зрения полиса. Исследователь трактует магистратский империй (изначально - царский), как монархический элемент в римской конституции, который на протяжении республиканского периода постепенно ограничивался за счет других институтов, но не исчез и «мог регенерироваться» при определенных условиях. Необходимые условия были созданы великими завоеваниями, которые привели, в свою очередь, к гражданским войнам и принципату. А.Б.Егоров рассматривает эволюцию империя Августа, который он считает главным элементом власти. Но исследователь признает также, что трибунская власть давала «огромные полномочия» - была средством контроля и созыва сената. Августу и его правлению посвящена книга известного историка И.Ш.Шифмана, написанная в жанре политической биографии35. Автор рассматривает принципат Августа как форму единовластия, не считая возможным говорить о разделении власти меж^ ду императором и сенатом.

Полисно-республиканские традиции в принципате, в том числе государственно-правовое оформление власти императора, стали объектом внимания Г.С.Кнабе, глубоко и оригинально исследовавшего социальную психологию и менталитет римлян времени Ранней империи (правовые основы императорской власти послужили для этого важным примером). После исследований Г.С.Кнабе довольно затруднительно говорить о «лицемерии» Августа и его преемников, якобы, маскировавших республиканским антуражем свою абсолютную монархическую власть. Культурологический подход присущ моногра-

" Работа Н.А.Машкина указана выше.

33 Утченко С.Л. Древний Рим. События. Люди. Идеи. М., 1969, с. 208 сл.

34 Работы А.Б.Егорова указаны выше.

35 Работа И.Ш.Шифмана указана выше.

фическому исследованию Ю.Г.Чернышова36, изучившему развитие социально-утопических идей в Древнем Риме, что позволило автору, в частности, уточнить и углубить представления об идеологии «восстановленной республики» Августа. Правовой аспект принципата Ю.Г.Чернышов, конечно, не рассматривал, но его выводы и замечания о существе новаций в идеологии принципата имеют значение как параллель конституционным: автор убедительно показал, как в ряде случаев новое пропагандистское содержание облекалось в старые традиционные формы37. Военно-политический аспект принципата исследовал В.Н.Парфёнов.38 Автор называет принципат режимом, основанным на компромиссе победителей и побеждённых в гражданских войнах, но постепенно превращавшемся в монархию, что с наибольшей отчётливостью проявилось в военной организации Рима. Показателем неослабевающего научного интереса к принципату в целом и проблемам его идеологии и политической организации является основательное монографическое исследование М.Г.Абрамзона, посвященное изучению монет как средства пропаганды в Римской империи зч.

Самое подробное исследование идеологии и политики принципата Августа принадлежит перу Я.Ю.Межерицкого. Автор нашел место и для изучения государственно-правового аспекта, что совершенно правильно, поскольку любая власть имеет не только конституционное, но также идеологическое значение. Исследователь придает огромное значение республиканским традициям в идеологии принципата, а, кроме того, подходит к принципату как к эволюционировавшей системе. Глава о государственно-правовых изменениях также представляет интерес. Автор считает, что Август постепенно модернизировал систему, сверяя ее с практикой. Правовое оформление императорской власти произошло в результате ряда «урегулирований», начиная с реформы 27 г. до

36 Чернышев Ю.Г. Социально-утопические идеи и миф о «золотом веке» в Древнем Риме: в 2 ч. Ч. I: До установления принципата; Ч. И: Ранний принципат. Новосибирск, 1992.

37 Там же, Ч. II, с. 14.

38 Работы В.Н.Парфенова указаны выше.

39 Абрамзоп М.Г. Монеты как средство пропаганды официальной политики Римской империи. М., 1995.

н.э. Особенно важно, что Я.Ю.Межерицкий раскрыл характер «республиканизма» как основы идеологии принципата и политики Августа.

Заключительная часть главы представляет собой специальный историографический обзор оценок характера, компетенции и значения империя и трибунской власти. Пожалуй, вне дискуссии к настоящему времени только вопрос о последовательности приобретения Августом трибунских прерогатив (исследователи принимают точку зрения И.Кромайера о постепенном приобретении трибунских прав в 36, 30, 23 гг. до н.э.). Однако объяснение этого требует уточнений. Компетенция полной трибунской власти принцепса остается дискуссионной. А.Х.М.Джоунз и Д.Тимпе считают, что в 23 г. до н.э. к имевшимся у Августа трибунским прерогативам добавились право интерцессии, права совета с сенатом и обращения к народу. М.Хэммонд указывает также право на первоочередной созыв сената, право налагать' наказания и юрисдикцию. Э.Т.Салмон рассматривает право на первоочередной созыв сената консульским, но право совета с сенатом - трибунским. Не связанным с трибунской властью, в отличие от большинства исследователей, считает данное право Л.Виккерт. Вопрос о характере империя Августа в 27 и 23 гг. до н.э. менее дискуссионен. К настоящему времени исследователи в целом отказались от объяснения Т.Моммзена, согласно которому империй Августа представлял собой сочетание высшего империя над всеми провинциями и проконсульского над императорскими, признав, что основным элементом власти Августа в 27-23 гг. до н.э. являлся империй консула. Хотя уточняющие характеристики квалификации империя различны, исследователи в целом соглашаются в том, что империй действовал повсеместно и являлся «высшим».

Различное понимание компетенции трибунской власти и качества империя приводит к значительной градации оценок этих элементов власти Августа. Так, М.Грант в своей концепции конституционного развития принципата отводил трибунской власти очень важную роль, поскольку считал, что аисШгНаБ Августа после 23 г. до н.э. основывалась в сенате исключительно

на трибунской власти. Точка зрения М.Гранта встретила критическое отношение исследователей (Х.Лэста, Дж.Крука, Н.А.Машкина), указывавших на роль проконсульского империя и, с 19 г. до н.э., - прерогатив консульской власти. Иначе определяет значение трибунской власти и империя Э.Т.Сапмон. Он акцентирует эволюционность принципата и считает, что конституционные изменения всякий раз объяснялись политической ситуацией. При этом трибунская власть играла скорее вспомогательную роль в оформлении принципата. Она была первоначально использована как случайная и в целом неудачная замена консулату, как дополнение проконсульскому империю. В дальнейшем из-за недостаточной компетенции этой власти Август вновь обратился к империю, прерогативы которого были, таким образом, важнейшим основанием господствующего положения принцепса.

За пределами исследования Э.Т.Салмона остался вопрос, почему Август не только не отказался от трибунской власти, но официально объявил ее едва ли не главной своей правовой базой. Ответ на него можно найти в работах М.Хэммонда и А.Х.М.Джоунза. Оба исследователя также считают, что реальной основой власти Августа был империй, а трибунская власть лишь дополняла его прерогативы. Но в то время как М.Хэммонд признает некоторое значение для Августа трибунских прав в комициях и в сенате, а также права интерцессию, А.Х.М.Джоунз считает их несущественными. Подлинная же роль трибунской власти состояла в том, что она служила символом республиканизма и уже самой несущественностью прерогатив маскировала подлинную основу - империй. Иную оценку идеологического значения трибунской власти дал Ц.Явец4". Он считает, что при оформлении власти Август ориентировался на плебс, для которого империй символизировал опору на армию, а потому трибунская власть была единственным элементом в римской конституции для оформления единовластия.

40 Уау^г Ъ. Р1еЬБ апс! рппсерэ. Охйг(1,1969, р. 88-94.

Вторая глава «Характеристика империя» состоит из двух параграфов, в которых империй рассматривается как основная традиция власти, связывавшая царский и республиканский периоды. Автор считает необходимым опираться на концепцию империя, разработанную Т.Моммзеном, которой придерживаются также отечественные ученые (С.Л.Утченко, И.Л.Маяк, А.Б.Егоров). В настоящее время общий подход исследователей заключается в большем доверии к античной традиции, что, впрочем, не исключает ее критической оценки. Согласно многочисленным свидетельствам древних авторов, империй был унаследован республиканскими консулами от царей и был идентичен царскому (Liv., II, 1, 7-8; IV, 2, 8; 3, 9; VIII, 32, 3; Dionys., VI, 35: Cic. De rep., II, 56; De leg., III, 8). Из этого исходил Т.Моммзен, характеризовавший империй как по самой своей природе неограниченный и неделимый, как универсальную всеобъемлющую власть, не только военное командование, но также власть гражданскую. Выдвигавшиеся возражения против теории Т.Моммзена представляются недостаточно обоснованными данными источников (в разделе рассматривается ряд гипотез). В пользу взгляда Т.Моммзена свидетельствует уже то обстоятельство, что не только империй, но также, безусловно, другие основные государственные институты республики (комиции и сенат) берут начало в царской эпохе. Кроме того, незаконным в традиции является только правление последнего царя-узурпатора, а оценка и восприятие правления и личных качеств его предшественников в целом весьма позитивны. Власть им предоставлялась в соответствии с требуемыми формальными процедурами, а также ввиду высоких личных достоинств каждого, а деятельность была направлена на благо Рима и римского народа.

Юридически установление республики означало передачу империя двум магистратам, возможно, вначале именовавшимся не консулами, а преторами. Иной взгляд, как и в случае с империем, приходит в противоречие с античной традицией (Liv., I, 60, 3; Cic. De rep., II, 53; De leg., III, 8; Dionys., IV, 76; V, l, 1 ; Flor. I, III, 9, 2; Plut. Popl., 1) и вынуждает фактически изобретать некие

магистратуры в царскую эпоху (подобные концепции существуют даже относительно трибунской власти). Переход империя к консулам не означал . изменения характера империя, который теоретически остался единым и неделимым (см.: Cic. De rep., I, 60).

Для понимания сущности конституционного развития, как при переходе к республике, так и при переходе к принципату, автор считает необходимым принять, что между должностью и властью существовало теоретическое различие, и они не были неразделимы. Это единственно возможное объяснение неделимости и неограниченности империя в теории и деления и ограничения его на практике. Так, всем магистратурам, за исключением диктатуры, была присуща коллегиальность, власть же при этом была равной у каждого магистрата, она не являлась «коллегиальной». Магистраты были коллегами, но не образовывали коллегии. Обладая одной и той же властью, коллеги могли интерцедировать друг против друга. Можно сказать, что магистратура давала доступ к власти нескольким лицам на определенный срок. Она, таким образом, являлась ограничением власти, и понятие provincia (как поле деятельности, область применения полномочий) следует относить к маг истратуре, но не к власти, как таковой. Трансформироваться могла именно provincia, но не власть, и «трансформация» империя есть трансформация не власти, а должностных обязанностей. Именно поэтому можно было учреждать новые магистратуры, но они были не дроблением империя, а выделением «провинций». Именно поэтому магистраты, власть которых относится к общей традиции империя, могли замещать друг друга, - например, квестор командовать войском и управлять провинцией, одна и та же провинция могла быть под управлением, как проконсула, так и пропретора, консулы могли проводить ценз и т. п. Прилагаемые к империю определения (maius, minus, summum, infínitum) - есть характеристики сферы его применения. Народные (плебейские) трибуны ввиду особого происхождения трибунской власти не могли заменять других магистратов и наоборот. Наиболее наглядно различие межде должностью и властью выступа-

ет в учреждении военных трибунов с консульской властью, в наделении частных лиц империем и в институте легатов (экстраординарные' назначения и легаты имели провинцию, но не являлись магистратами).

Другой важнейшей характеристикой империя является его непрерывность и преемственность, одним из характеризующих этот принцип институтов - куриатный закон об империи (lex curiata de imperio), который упоминается в источниках как действующий на протяжении царского и республиканского периодов. Исследователи расходятся во мнениях о его формальном назначении: либо он относился к империю в целом (Т.Моммзен и др.), либо к праву на ауспиции (Э.Стюарт Стэйвли), либо только к ауспициям, связанным с военным командованием (Й.Бляйкен). Какую квалификацию он давал, будучи отнесен ко всей власти в целом, тоже неясно. По мнению А.Маделена, закон детализировал власть, заменяя изначальный закон, устанавливавший ее компетенцию. Дж.Ничеллс, возражая А.Маделену, указал, что уже центуриатные и трибутные комиции не только избирали, но одновременно наделяли властью, кроме того, фундаментальные законы, детализировавшие власть, скорее всего, не существовали. Самым важным для суждения о куриатном законе, по мнению Дж.Ничеллса, является его повторный характер, поскольку аналогичный закон вносился для цензоров, но он был не куриатным, а центуриатным. В.Н.Токмаков считает, что закон давал право магистрату на регулярное превращение граждан в воинов-неграждан, что непосредственно осуществлялось путем принятия присяги. Но препятствием гипотезе В.Н.Токмакова служит то обстоятельство, что закон проводился в куриях, в которые плебеи не входили, но они составляли войско, и получается, что право принимать присягу давало патрицианское собрание, а присягали все. Наибольшего внимания заслуживает все же гипотеза А.Маделена, но она требует важного уточнения.

Основным источником для суждения о содержании и назначении куриат-ного закона являются сведения о нем в произведениях Цицерона. Он сообщает о куриатном законе, издававшемся для империя римских царей (De rep., II, 25,

31, 33, 35, 38), для власти комиссии децемвиров, которых предлагал избрать Сервилий Рулл (Ое 1е§. щг., II, 26-31), а также для империя консулов 54 г. до . н.э. (Ас! АИ., IV, 17, 2; 18, 4; Ас! Гат., I, 9, 25). Высказывания Цицерона допускают различные толкования, если их брать изолированно, но изучение свидетельств в комплексе, с учетом более широкого контекста, позволяет сформулировать еЩе одно объяснение назначению закона и смыслу повторного выбора.

Куриатный закон относился ко всей полноте власти магистрата, как считал Т.Моммзен, а не к части ее, вроде военного командования (империя в узком смысле) или ауспиций. В период республики закон всегда был единым и общим для любой коллегии - так же, как для империя царя. Он относился к патрицианским магистратурам и не применялся к плебейским. Закон всегда вносил сам царь, диктатор (1Лу., IX, 38, 15) или один из магистратов (также промагистра-тов) от имени всех своих коллег - после избрания, получения всего объема власти и вступления в должность. Так, изучение свидетельств Цицерона о ку-риатном законе консулов 54 г. до н.э. позволяет предположить, что консулы сами не желали его вносить. В данном случае это обусловливалось борьбой за распределение провинциальных назначений.

Содержание куриатного закона могло состоять в следующем. Первым ку-риатным законом, то есть прецедентом, установившим традицию, был закон, внесенный царем Нумой Помпилием по личной инициативе после того, как он был избран и получил империй. Закон касался власти, а не магистратуры, ибо Нума магистратом не был. Нума просто квалифицировал предоставленную власть примерна так же, как это делается в законе об империи Веспасиана. Он указывал на пример Ромула и просил подтверждения ровно тех же полномочий. Тем самым устанавливалась преемственность по отношению к власти Ромула, и так же поступали все цари, за исключением последнего. Закон детализировал власть, но не в том смысле, как считал А.Маделен. Он не заменял некий начальный закон, которого не существовало, он детализировал власть магистратов по отношению к власти предшественников. Это служило гарантией, что

магистрат не выйдет за обозначенные пределы полномочий, и подчеркивало законность и преемственность власти. Возможно, сложилась определенная формула, и консулы из года в год на протяжении столетий ей традиционно следовали, ибо было естественным заявить, что власть их остается той же, к какой они стремились на выборах. Но поскольку внесение этой формулы закона все же было делом самого магистрата, имелась возможность тех или иных отступлений от нее. За этим следили контролеры консульского империя, народные трибуны, и при необходимости налагали вето. Они могли это делать и по иным, допустим, политическим мотивам.

В законопроекте Рулла содержалась именно детализация власти децемвиров, а не только оговаривалась процедура их выбора. Тем самым куриатный закон, внесенный первым или последним выбранным децемвиром и относившийся к их власти, именно это и должен был формально подтвердить. Империй Апп'ия Клавдия не был формально определен им самим или его коллегой, и в случае его пролонгации вызывал сомнение, мог ли Аппий в действительности быть «pro consule».

Повторный закон с квалификацией принятой власти стал традицией, которой последовали и первые цензоры. Но они не имели империя, как военного командования или империя, как всей совокупности власти. Их «провинция» вначале была скромной и казавшейся малозначимой. Они имели дело с оценкой имущества гражданства, собственно с центуриатной организацией, и потому обращались с запросом, в котором квалифицировали свою власть, в те же ко-миции. Плебейским магистратам повторный запрос не требовался, потому что их власть не имела отношения к царскому империю, она развивалась, то есть имела в полном смысле генезис. Это была другая, параллельная традиция власти.

В третьей главе «Трибунская власть в период республики» рассматриваются три вопроса, которые представляются особенно важными для харак-

теристики трибунской власти: ее правовая основа, магистратский статус трибуната и его роль в истории внутри политической борьбы.

По убеждению исследователей, правовой основой трибунской власти является в античной традиции священный закон (lex sacrata). Трибунская власть определяется, как незаконная в случае, если священный закон был установлен одними плебеями, и как уже изначально законная, если он представлял собой договор между плебеями и патрициями. Однако текст Дионисия (VI, 89), единственного источника, в котором содержится полная формулировка священного закона, не говорит об учреждении трибунской власти или об ее компетенции. Священный закон в формулировке Дионисия всего лишь ставит носителей уже учрежденной власти под защиту религии, объявляя их неприкосновенными. Сравнительный анализ высказываний Ливия (II, 33, 54-55; III, 32) показывает, что Ливий также не рассматривал священный закон как источник трибунской власти. То же понимание наличествует и в других источниках. Ничего подобного священному закону не было при учреждении любой другой римской магистратуры. Кроме того, трактовка священного закона времени первой сецессии как учреждавшего трибунат превращает этЪт закон в исключение в ряду известных священных законов. В источниках действительно существуют два взгляда на сущность священного закона, но не в связи с трибунской властью, а в связи с трибунской священной неприкосновенностью: либо она основывалась на клятве (Дионисий), либо на священном законе (Ливий). Дальнейшее исссле-дование показывает, что источником священной неприкосновеннсти трибунов следует признать и священную клятву, и священный закон - совместив тем самым обе точки зрения древних авторов. В I в. до н.э. священный закон понимался, как правовая норма, а для приобретения священной неприкосновенности требовалась еще ритуальная процедура, функцию которойвыполняла клятва. Без этой клятвы трибуны не могли бы считаться священными и неприкосновенными.

Вместе с тем в источниках содержится паредставление о народном суверенитете, как правовой основе трибунской власти. Трибунат возникает как гарантия для плебеев права на провокацию, которое к тому времени уже было у всего народа, а не у одних патрициев. Источники не содержат сведений, что трибунат был учрежден плебеями в одностороннем порядке. Компромиссный характер учреждения трибунской власти, напротив, подтверждается не только указаниями источников, но и рядом косвенных обстоятельств. В сецессии принимали участие не все плебеи, а только часть их, трибунов было первоначально выбрано двое - в соответствии с числом консулов. В источниках нет также расхождения насчет того, что первоначально единственным правом трибунов было право помощи. Источником трибунской власти являлось, следовательно, то, на чем основана способность трибунов оказывать помощь. В связи с этим автор присоединяется к мнению Э.Линтотта, что обращение за помощью к народу и к трибунам было не двумя различными способами защиты, как считал Т.Моммзен, а одним и тем же.

В священном законе видят правовую основу трибунской власти, полагая, что учреждение и религиозное освящение всякой власти были неразрывно связаны. Однако священная неприкосновенность трибунов качественно отлична от священности любой другой власти: ею обладали только трибуны. Исследование речи Тиберия Гракха, в которой он оправдывается за смещение с должности своего коллеги, показывает, что трибунская священная неприкосновенность и трибунская власть не были абсолютно взаимосвязаны. Священная неприкосновенность понималась, как неприкосновенность личности трибуна, а не самой власти.

Трибунская власть возникла в процессе становления римской государственности полисного типа и не может рассматриваться как власть «вне конституции». Хотя ее происхождение уникально, она основывалась в целом на правовых обычаях и нормах того времени. Первоначально в компетенции народных трибунов было лишь оказание помощи отдельным лицам из числа плебеев

(ius auxilii). От этого начального права происходит основное право трибунов -на интерцессию. Право помощи служило оформлению других трибунских прав. Защита отдельных лиц из плебеев требовала изложения дел перед массой плебеев, которые собирались на «сходку» (contio). Перенос выбора народных трибунов в трибы в 471 г. до н.э. был важным шагом на пути формирования три-бутных комиций. Поскольку дальнейшая борьба плебеев за политическое и гражданское равноправие в области конституционной, главным образом, сводится к постепенному достижению равенства между постановлениями триб (plebiscita) и общенародными законами (leges), право трибунов на законодательную инициативу не нуждается в пояснениях. Как указывает И.Л.Маяк, первоначально плебисциты стали обязательными для патрициев после утверждения их патрицианским сенатом (в 449 г. до н.э. по закону Валерия-Горация). Затем сенатское утверждение плебисцитов Ьтало предварительным (в 339 г. до н.э. по закону Публилия Филона). Наконец, плебисциты стали полностью независимы от мнения сената и, тем самым, окончательно оформились трибутные комиции, а плебеи достигли политического (параллельно и гражданского) равенства с патрициями (в 287 г. до н.э. по закону Гортензия).

Право народных трибунов на интерцессию, а также их право на созыв плебейских сходок, а затем и трибутных комиций служили базой для развития трибунской юрисдикции. Все известные из источников случаи судебных разбирательств за период 491-391 гг. до н.э. приведены Р.М.Огильви, который, однако, считает, что в тот период трибуны еще не имели юрисдикции даже над плебеями. Возможно, часть трибунских расследований раннего времени недостоверна. Но инициаторами составления законов двенадцати таблиц были плебеи во главе с трибунами, и после децимвирата трибуны могли обладать правом юрисдикции, хотя когда и каким образом они получили это право, не известно. То же можно сказать относительно права трибунов участвовать в заседаниях сената, а затем созывать его, что, в общем, свидетельствует как о древности данного права, так и о постепенности его при-

обретения. Самое раннее включение бывших трибунов в сенат засвидетельствовано лишь для времени после завершения борьбы патрициев и плебеев (Liv., XXIII, 23). Таким образом, трибунские права развивались и оформлялись исключительно прецедентным образом. Законов о трибунской власти за весь период республики известно немного, причем они не касались ее прерогатив.

Дискуссионен вопрос о праве народных трибунов на ауспиции, который потребовал более подробного рассмотрения, поскольку от него в значительной мере зависит определение общего положения трибуната в римской конституции и квалификация его как магистратуры. Т.Моммзен считал, что народные трибуны права ауспиций не имели, по мнению Л.Ланге, они получили это право по закону диктатора П.Филона в 339 г. до н.э. Решить вопрос, исходя из общих норм римского государственного права, нельзя. Теоретически ауспиции связывают с империем. Если считать, что ауспиции предоставлял куриатный закон, тогда логично думать, что трибуны не могли иметь этого права. Впрочем, плебеи могли совершать auspicia privata, и сама необходимость превращения частных ауспиций в общественные могла зависеть от важности тех вопросов, которые были в ведении той или иной власти. Вероятнее, что куриатный закон относился ко всей полноте магистратской власти, но будь даже установлена связь куриатного закона исключительно с ауспициями, это бы еще не значило, что никаким иным способом трибуны не могли получить право на ауспиции. Изучение источников приводит к признанию за трибунами права на ауспиции в ранний период развития трибуната. Поддержав мнение Л.Ланге о связи права народных трибунов на ауспиции с законопроектами, уравнивавшими плебисциты и общенародные законы, автор обосновывает предположение, что трибуны приобрели это право постепенно, начиная с 449 г. до н.э.

В последнюю очередь рассматривается роль трибунской власти в республиканский период. Автор подчеркивает, что трибунской властью, пользовалась патрицианская, а затем патрицианско-плебейская аристократия в антидемокра-

тических целях. Это проявилось особенно отчетливо в период от завершения сословной борьбы до Гракхов. Однако и для периода гражданских войн невозможна однозначная оценка трибунской власти. Считать ее исключительно демократическим элементом государственности не приходится. Особенного внимания заслуживают в этой связи ограничения, наложенные на трибунат Суллой. При ближайшем рассмотрении данных источников выясняется, что Сулла не лишал трибунов ни одного права, все ограничения были косвенными. Трибунская власть стала, таким образом, существенной и необходимой частью государственного аппарата аристократической республики.

Четвертая глава «Путь Октавиана к власти» представляет собой исторический очерк борьбы Октавиана за получение формальной власти. В задачу работы не входит изучение политической биографии Октавиана-Августа или истории его правления, но выяснить его отношение к традиционной римской конституции представляется необходимым, поскольку личностный элемент не может быть исключен даже при решении формально-правовых проблем.

Вначале изучается вопрос о вступлении Октавиана в политику. Согласно распространенному в литературе представлению, после получения известия об убийстве Цезаря Октавиан двигался в Рим медленно, с остановками, и прибыл туда лишь в конце апреля или даже в начале мая 44 г. до н.э. По пути в Рим он проводил предварительные политические консультации на виллах римской знати - в частности, посетил Цицерона, а в Рим прибыл в наиболее подходящий момент. Получается, что Октавиан с самого начала вел себя как прожженный и лицемерный политик. Об этом, на первый взгляд, свидетельствуют письма Цицерона. В письме Аттику от 11 апреля есть упоминание о приезде Октавиана (А<1 Аи., XIV, 5, 3). Все исследователи полагают, что речь идет о его прибытии в Брундизий, а не в Рим. 19 апреля Октавиан приехал в Неаполь, а затем посетил Цицерона (Ас1 Аи., XIV, 10,3; Аё Аи., XIV, 12, 2). Исследователи полагают, что это произошло по пути из Брундизия в Рим.

Вопросом хронологии событий после мартовских ид никто из отечественных ученых специально не занимался. А.Альфельди рассчитал путь Октавиана из Аполлонии в Рим с заметным затягиванием всех событий, по сути, имея готовый ответ - стремясь согласовать время в пути с указаниями в письмах Цицерона, понимаемыми как свидетельства о приезде Октавиана в Рим только в конце апреля. Но для суждения о времени и последовательности событий необходимо принять во внимание сообщения также других источников. Аппиан (B.C., III, 12; 16) указывает, что Октавиан по пути в Рим, только близ Тарквиний узнал о ряде решений сената, инициированных Антонием - о вызове Секста Помпея, о предоставлении Бруту и Кассию провинций Кирены и Крита, а самому Антонию - Македонии. Но эти решения не могли иметь места в конце апреля, после посещения Октавианом Цицерона. Сравнение нескольких свидетельств позволяет установить дату отъезда Антония из Рима в Кампанию, как 28-29 апреля (Cic. Phil., II, 100; 107; Ad Att., XIV, 13b; 15, 2). Между тем по приезде в Рим Октавиан встречался с Антонием (Veil., II, 60, 3; App. B.C., III, 13). Из письма Цицерона от 27 апреля можно заключить, что сенат не мог в те дни назначить Антонию провинцию Македонию (Ad Att., XIV, 14, 4). Источники позволяют считать, что указанные решения о провинциях были приняты приблизительно в начале апреля, сразу после расправы с Лже-Марием, которая имела место уже через несколько дней после заседания сената 17 марта (Cic. Phil., I, 5, 32; II, 91). Предоставление Долабелле Сирии комициями и решение сената относительно провинций Брута, Кассия и Антония были важнейшими событиями, но о них нет упоминаний в письмах Цицерона, что показательно, пусть и не вся переписка сохранилась. Вероятнее всего, решения сената были приняты до отъезда Цицерона из Рима (7 апреля). В те же дни Брут и Кассий покинули Рим. По свидетельству Светония, Октавиан прибывает в Рим, надеясь застать их там (Suet. Aug., 10, 1). Наконец, в письме Цицерона от 19 апреля, извещающем о приезде Октавиана в Неаполь, есть указание на то, что Октавиан прибыл не из Брундизия, а уже из Рима. Цицерон пишет, что Л.Корнелий Бальб

известил его о разрыве Октавиана с Антонием (Ad Att., XIV, 10, 3), а это невозможно, если Октавиан еще не был в Риме.

Изучение вопроса позволяет следующим образом реконструировать ход событий. Октавиан выехал из Брундизия, не дождавшись сообщения о завещании Цезаря, которое стало ему известно только в Брундизии. Он немедленно, уже в БрунДизии, принял имя Цезаря и заявил о своем вступлении в наследство. Консультации с Цицероном, имя которого выкрикивали убийцы Цезаря в сенате, и медленное путешествие по Италии выглядят нелогично. Октавиан достаточно наивно надеялся на единственно возможного союзника - М.Антония, но встретил враждебное отношение. Получив первый урок в политике, он отправился в Кампанию, где в те весенние дни было много людей из элиты. Здесь он встречался и с Цицероном. В Рим он вернулся в конце апреля или начале мая, когда Антоний уже уехал, а Долабелла разрушил колонну на месте сожжения Цезаря. Исследователи, пожалуй, находятся в плену общего образа Октавиана, как человека крайне осторожного, холодного и расчетливого до мелочей. Между тем, он был еще очень юн, убийство Цезаря, несомненно, его глубоко задело.

После этого в главе рассматривается деятельность Октавиана с мая по сентябрь 44 г. до н.э. Позднее он кратко охарактеризовал положение государства после мартовских ид, как «господство группировки», или «клики» (dominatio factionis - R.G., I, 1). За освобождение республики от этого господства он и получил от сената почести и империй, а затем от народа - должность консула и триумвира (Ibid., I, 2-4). Если исходить из общего смысла всей главы, чеканную формулировку «господство клики» следует отнести к убийцам Цезаря, но если убрать ссылку на триумвират, тогда выражение будет относиться к тем политическим силам, олицетворением которых являлся Марк Антоний.

В главе описывается «господство» в течение указанного периода Антония, действия которого определяли всю политическую ситуацию. В центре внимания находятся взаимоотношения Антония и Октавиана, которые были в неравном положении. Первый обладал всей полнотой магистратской власти,

второй был частным лицом. Ситуация характеризовалась тем, что Октавиан стремился установить контакт с Антонием, и на протяжении периода имели место два соглашения между ними - в конце мая и в конце сентября. Целью Антония было продление власти, получение в управление провинции Предаль-пийской Галлии и легионов, стоявших в Македонии. Для достижения этой цели он лавировал, стремясь сохранить отношения с сенатом и остаться в целом на конституционных позициях. С другой стороны, он использовал растущую популярность Октавиана в период майского соглашения. Популярность Октавиа-на объяснялась тем, что он выглядел более последовательным преемником Цезаря, его позиция была понятнее плебсу и солдатам. В отличие от Антония, он не вступал в контакты с убийцами и выплатил огромные суммы денег населению, в соответствии с завещанием Цезаря (R.G., 15, 1). Антоний, напротив, захватив казну Цезаря, тратил ее в своих интересах и выглядел «грязным» политиком. Юность и неопытность Октавиана оказывались еще одним преимуществом в пропагандистской борьбе, поскольку его репутация была в тот период времени незапятнанной.

Общим условием ситуации было цезарианское настроение значительных масс населения и войск. Но отомстить за Цезаря и даже призывать к мести было невозможно, поскольку этому препятствовали сенат, амнистия и Антоний. Октавиан внес коррективу в свою главную политическую линию: месть должна быть осуществлена строго в соответствии с законом (Suet. Aug., 10, 1; R.G., I, 2). Это было обусловлено не особым чувством конституции или изначальным ориентиром на правопорядок и законность (достаточно в этой связи указать на казни и репрессии времени триумвирата, в том числе после Перузинской войны), не его врожденной осторожностью (в действительности в период борьбы за власть он мог действовать вполне авантюристически), а объективно складывавшейся ситуацией. Имя Цезаря он использовал максимально, демонстрируя свою позицию при каждом удобном случае, стараясь быть на виду у общества и стремясь к определенной репутации. Обращают на себя внимание

две попытки Октавиана во время игр выставить кресло и золотой венок Цезаря. В первый раз - на играх, которые, предположительно, состоялись 21 мая (день Агоналий, ср.: Cic. Ad Att., XV, 3, 2; App. B.C., III, 28). Вторично - на играх в честь Венеры Прародительницы в конце сентября, которые он организовал сам (Nie. Dam., 28; App. B.C., III, 28; Dio., 45, 6). Оба раза этому препятствовал Антоний. Такое поведение Антония, казалось бы, нелогично, особенно во втором случае, поскольку именно осенью он был заинтересован в поддержке солдат и настоял на увековечении памяти Цезаря в сенате. Но курульное кресло и золотой венок не имели отношения к обожествлению Цезаря, против чего Антоний никогда не возражал (ср.: Dio., 53, 30, 5). Кресло и венок были символами власти Цезаря, и настоятельные попытки Октавиана выставить их на правах наследника Антоний в любой обстановке вынужден был пресекать, невзирая на то впечатление, какое могли произвести его действия на солдат и плебс. Антонию это было необходимо и ввиду того неприятного для него случая, который ему припоминал Цицерон (Phil., II, 85-86), когда он возлагал на голову Цезаря диадему (Plut. Caes., 61 ; Ant., 12). Но Октавиан смотрел на власть Цезаря глазами наследника.

В июле - августе 44 г. до н.э. отношения между Антонием и сенатом, с одной стороны, и между Антонием и Октавианом - с другой, все более обострялись и закончились осенью полным разрывом. Но со стороны Октавиана не было попыток к сближению с сенатом. Очередной разрыв отношений Антония и Октавиана был связан с борьбой за вакантную должность народного трибуна. Октавиан пытался провести своего ставленника или самому занять эту должность, но этого не допустил Антоний. В конце сентября, после игр в честь Венеры Прародительницы, Антоний был вынужден заключить новое перемирие с Октавианом, но немедленно обвинил Октавиана в покушении на свою жизнь и отбыл к легионам в Брундизий. Изучение ситуации показывает, что в действительности покушения не было. В начале октября, после роскошно организованных игр, появления кометы, распалившей воображение народа и солдат, при-

бытия македонских легионов в Брундизий, объединение цезарианских вождей могло привести к захвату власти. Но Антоний упорно не желал признавать . Октавиана сколько-нибудь равным партнером в борьбе за власть. Обвинение в покушении на консула было потенциально очень серьезным (Антоний немедленно расправился с Лже-Марием на основании подобного обвинения). Тем самым Антоний вынудил Октавиана к действиям на стороне сената. У Октавиана просто не было выбора, кроме возможности оказать услугу республике, что давало весьма рискованный шанс получить власть. Но это была авантюра от безысходности, а никак не прозорливая политика.

Захват власти Октавианом был осуществлен в «лучших республиканских традициях» периода гражданских войн. Уже набор войска privato consilio можно характеризовать как неконституционный, хотя и не антиреспубликанский. Н.А.Машкин указывал в этой связи на пример Брута, одного из основателей республики. Есть также пример более близкий - набор войска Помпеем в поддержку Суллы (Veil., II, 29, 1; Plut. Pomp., 6). Но действия Октавиана носили более авантюрный характер — он выступил против действующего консула, не имея не только легальной, но даже военно-политической базы. О том, что он очень рисковал, можно заключить из писем Цицерона (Cic. Ad Att., XVI, 8, 1 -2; 9; 11, 6), которого изумляло, что Октавиан действует открыто, сам же он побоялся даже тайно встретиться с Октавианом в окрестностях Капуи, а не то, что прибыть в Рим и помочь созвать сенат. Отчаянная храбрость Октавиана объясняется, скорее всего, тем, что он имел точные и надежные сведения о настроениии македонских легионов, знакомых ему по Аполлонии. Еще до разрыва с Антонием Октавиан засылал в Брундизий своих людей (App. B.C., III, 40; Cic. Ad Att., XVI, 8, 2). Тем не менее, вполне можно предполагать печальное завершение его авантюры, если бы не грубые просчеты Антония и последовавший за этим переход на сторону Октавиана двух легионов.

Уже получение власти от сената в январе 43 г. до н.э. сопровождалось силовым нажимом со стороны Октавиана (App. B.C., III, 48), а консульство

было откровенно захвачено при помощи войска. Примечательно, что из всего, предоставленного ему тогда (в январе) сенатским постановлением сам он не указывает в «Деяниях» только разрешение за десять лет до срока добиваться магистратур. Октавиану в 43 г. было только 19 лет, а значит, занятие консульства было нарушением не только обычного cursus honorum, установленного в 180 г. до н.э. законом Виллия и уточненного Суллой, но и январского декрета сената, касавшегося персонально Октавиана.

Для захвата консульства, кроме политических и личных, существовала причина конституционного характера. Без консульства, полученного в комици-ях, Октавиан не мог бы объединиться с Антонием и Лепидом. С одной стороны, этому формально препятствовало назначение его империя (предоставленного для войны с Антонием) с другой стороны, оставаясь частным лицом, хотя и наделенным империем, но не имевшим магистратуры, Октавиан не являлся в глазах проконсулов Антония и Лепида равным им по статусу. Напротив, получение консульства ставило его даже выше их, не случайно получение власти триумвира в ноябре 43 г. до н.э. сопровождалось особым условием - отказом Октавиана от консульской должности, и во время переговоров он занимал место в центре. К объединению с Антонием и Лепидом Октавиана вынуждала и военно-политическая обстановка, требовавшая решительных действий. В противном случае Октавиан был бы вынужден сойти с политической сцены. В той обстановке он не представлял собой самостоятельной силы, способной противостоять двум формировавшимся блокам - сенатскому на Востоке и цезариан-скому за Альпами.

Пятая глава «Трансформация» империя» содержит трактовку империя Августа с учетом теоретического различия в римском государственном праве между властью и должностью и непрерывного характера его империя. При такой постановке вопроса можно говорить о «трансформации» империя лишь условно, что позволяет по-новому оценить правовую базу правителя и имевшие место конституционные «урегулирования» 27, 23 и 19 гг. до н.э.

С самого начала империй Октавиана не был связан с магистратурой. Он был впервые наделен империем по постановлению сената в январе 43 г. до н.э., получив экстраординарное командование, в качестве частного лица. Этот империй не имел формально установленного срока, но ограничивался задачей подавления мятежных действий Марка Антония. Он сохранялся за Октавианом, пока эта задача не была выполнена, и его продление зависело от сената. Окта-виан сложил его, когда 19 августа 43 г. до н.э. при помощи вооруженного давления добился консульства. С того времени он получил «высший» империй, который не слагал до конца жизни. В качестве триумвира Октавиан сохранял «высший империй», а его применение относилось к Италии и нескольким провинциям. Но теоретически империй каждого триумвира действовал на любой территории, где не действовал империй коллеги (империй предоставлялся rei publicae constituendae causa), a потому раздел и передел провинций между ними, без сенатских назначений (триумвират устанавливался по закону, принятому комициями) определял реальную территорию его действия на практике (так консулы могли по соглашению делить назначенные сенатом провинции). Срок применения также определялся магистратским статусом триумвирата и устанавливался первоначально в пять лет. В 37 г. до н.э. магистратский статус триумвиров был продлен еще на пять лет.

Второй срок триумвирата истек 31 декабря 33 г. до н.э., а с 31 г. до н.э. Октавиан начал серию ежегодных консульств. В 32 г. до н.э. ему была принесена клятва Италией и западными провинциям, о которой сообщает только он сам (R.G., 25, 2). Но клятва не имела отношения к империю, который Октавиан должен был иметь для ведения войны. Н.А.Машкин не находил объяснения империю и статусу Октавиана: полномочия триумвира истекли, Октавиан их не сложил, но и не считал возможным ими пользоваться, с 31 г. до н.э. он избирался консулом, но власть его была шире, что, во всяком случае, не базировалось на клятве. По оценке А.Б.Егорова и Я.Ю.Межерицкого, Октавиан узурпировал полномочия триумвира, которые сложил только в январе 27 г. до н.э. И все же

сам Август заявляет, что триумвиром был только десять лет (R.G., 7, 1), и о десятилетнем сроке пишет Светоний (Aug., 27,1), причем в обзоре карьеры правителя, имея в виду формально-правовой статус в отличие от реального срока соправления с Антонием, определяемого в двенадцать лет (Ibid., 8, 3).

По объяснению автора, триумвират, как магистратура, носил экстраординарный характер, и в этом отношении может быть сравним с диктатурой Суллы или даже с децемвиратом V в. до н.э. Но империй триумвиров был основан на прецедентах экстраординарных военных командований конца республики, которые никогда не являлись магистратурами. Это еще один пример различия между должностью и властью. Триумвират как экстраординарная магистратура исчерпал свое назначение даже раньше, чем 31 декабря 33 г. до н.э.

Победа над Секстом Помпеем и отстранение от власти Лепида в 36 г. до н.э., означали, что государство было фактически поделено между двумя триумвирами, а, значит, гражданские войны формально закончились, и дальнейшего обустройства государства не предполагалось. Война между триумвирами могла быть только самым откровенным образом войной за единовластие. Перед Антонием и Октавианом равно вставал вопрос о дальнейшей организации власти. Они не спешили сложить полномочия, поскольку магистратский срок триумвирата был установлен до конца 33 г. до н.э., но между ними шло обсуждения вопроса о восстановлении республиканских норм и сложении власти. Выходом для Октавиана стало очередное действие авантюрного и скандального характера по захвату и обнародованию завещания Антония. Это позволило, во-первых, объявить войну Клеопатре, во-вторых, формально лишить Антония власти. Последняя гражданская война в истории Римской республики рассматривалась • Октавианом и его правительством, как внешняя, как война с Египтом, что было безошибочным политическим лозунгом и в значительной мере способствовало успеху. Постановление сената, лишавшее Антония власти, не касалось империя Октавиана, и он должен был сохранить империй для ведения войны с Египтом. Так в 32 г. до н.э. его империй вновь оказался отделен от должности. Но счи-

тать это узурпацией власти все же нельзя. Любой магистрат, вовлеченный в военные действия, даже в случае истечения своего магистратского срока, сохранял империй.

Итак, с 32 г. до н.э. до 28 г.до н.э. Октавиан опирался на высший империй типа консульского, доставшийся ему по наследству от триумвирата и отличавшийся от консульского тем, что его провинция (сфера действия) была шире. Через своих легатов Август контролировал провинции и войска. Этот империй был постоянным и непрерывным, он совмещался с занятием консульства, поскольку уже изначально сфера его действия распространялась на Италию. Ежегодное с 31 г. до н.э. принятие консульства означало не смену империя, а принятие на некоторое время должностных обязанностей, что лишь подчеркивало его статус. Возможно, эти символические консульства носили пропагандистский характер, подтверждая республиканизм правителя. Октавиан как бы уступал ежегодное консульство другим, лишь на неполный срок, но ежегодно совмещая свой особый консульский империй с должностью консула.

Краткий период после окончания войны с Египтом, был временем подготовки к знаменитому «восстановлению республики». Закрыв двери храма Януса, что символизировало наступление мира, а затем отпраздновав триумфы, Октавиан тем самым признавал и отмечал тот факт, что данное ему поручение (война с Клеопатрой) он исполнил. Управлять государством при помощи чрезвычайной власти было оправданным и эффективным только в соответствующих, то есть чрезвычайных обстоятельствах. Империй Октавиана имел характер экстраординарного командования, его следовало привести к магистратской форме. И действительно, в 28 г. до н.э. Октавиан впервые был избран консулом на полный срок. Он разделил с коллегой, своим самым близким другом, М.Випсанием Агриппой, консульские фасции и совместно с ним провел ценз. Это означало, что его империй утратил экстраординарный характер и стал консульским. Агриппа, в преданности которого Октавиан не сомневался, имел тот же империй. Но Октавиан, в отличие от Агриппы, являлся кон-

сулом, который уже назначил в провинции в качестве наместников своих легатов. Они были ниже рангом, чем Агриппа, империй которого действовал повсеместно, а империй каждого из наместников - только в пределах отведенной провинции. Но приказывать им и смещать их мог только Октавиан, как своих легатов.

Вместе с тем же Агриппой он был избран консулом на 27 г. до н.э., и в качестве консула созвал сенат, на заседании которого и заявил, что передает государство в распоряжение сената и народа. Но речь не шла о сложении консульского империя и отказе от консульства. Об этом заявления не было, - как и со стороны Агриппы. Октавиан передавал сенату и народу все провинции, находившиеся под его контролем. Сенат вернул ему их все обратно, он взял из них только необходимую часть, причем только на десять лет. Но империй продолжал действовать на территории всех провинций, поскольку Октавиан оставался консулом. Положение Агриппы оставалось прежним: у него был тоже «высший» империй консула, а к назначенным Августу провинциям Агриппа отношения не имел. Но, благодаря соглашению с сенатом, Октавиан получал конституционное подтверждение своему праву назначать наместников в оставшиеся за ним провинции, что было формально детализировано. Получение провинций по соглашению с сенатом, в качестве особого поручения позволило Августу заявить, что он имел после шестого и седьмого консульств не больше власти, чем у коллег по магистратуре.

Вплоть до реформы власти 23 г. до н.э. Октавиан, теперь уже Август, занимал из года в год консульскую должность. Это показывает, что он еще не нашел наиболее подходившей формы для фактического единовластия. Август оставался консулом с назначенными провинциями, но правовую конструкцию, согласно которой управление провинциями напрямую зависело от занятия консульства, принять нельзя. Август получил провинции в управление на десять лет, независимо от консульской должности, но он был вынужден занимать ее, поскольку ему была нужна консульская власть в Риме и контроль над всеми

провинциями. К 23 г. до н.э., ко времени следующего правового «урегулирования», десятилетний срок, установленный для управления провинциями, еще не истек. Но поскольку тогда было произведено очередное и на сей раз окончательное отделение империя от должности, в дальнейшем имели место продления именно власти, а не новые назначения провинций.

Необходимо отказаться от представления о сочетании двух империев, консульского и проконсульского, в период 28-23 гг. до н.э., как и от представления, что империй Августа был особенного рода - универсальным и высшим (империй вообще был таковым). Конституционную базу правителя представлял консульский империй, поскольку только консульства 28-24 гг. до н. э. принимались на полный срок. Иначе говоря, именно в тот период консульская власть была особенно важна для Августа, и он занимал консульство непрерывно. Реформа 27 г. до н. э. не «трансформировала» империй Августа и его статус, а только завершала приведение их к конституционной норме.

Реформа 23 г. до н. э. касалась уже самой власти. Август тогда отказался от консульства, которое сложил на Альбанской горе, за пределами померия. Благодаря этому его империй остался непрерывным и стал проконсульским. Можно предположить, что после сложения консульства Август дождался постановления сената, реформировавшего его империй, находясь за пределами померия. Но нельзя сказать, что сенат дал ему взамен какой-то новый империй или - что после сложения консульства у Августа оставался еще некий проконсульский империй. У него был только консульский, который стал проконсульским самым обычным образом, поскольку Августу уже была декретирована провинция и (о чем определенно не известно, но без сомнения, это было так) относительно его империя был издан куриатный закон. Этот проконсульский империй затем был реформирован в сенате в двух отношениях: он стал высшим по отношению к власти всех проконсулов и не слагаемым при пересечении померия. Реформа «высшего» империя означала окончательное конституционное отделение его от должности. Империй действовал повсеместно, как импе-

рий царя, диктатора или консулов. Этот империй и был соединен с трибунской властью.

Однако при отделении империя от должности в 23 г. до н.э. Август лишался магистратского статуса. Этим и были вызваны предложения ему диктатуры и ежегодного пожизненного консульства, которые он отклонял, поскольку это являлось бы явным нарушением республиканской традиции. Внешние знаки власти не были важны для Августа, но они были важны для сената и народа, как показатели статуса правителя, своего рода гарантия стабильности положения. Август понимал и это: удовлетворяя пожелания плебса и своих истовых и многочисленных сторонников в сенате, он в 19 г. до н.э. принял только консульские инсигнии в черте померия - внешние знаки власти. Мнение, что Август был наделен дополнительными прерогативами и полномочиями представляется неубедительным. Важнейшей стороной правового оформления власти принцепса стал отказ от определенного статуса. Август был первым гражданином, первым сенатором, но не являлся магистратом. Это не мешало ему обладать «высшим» империем, который, в соответствии с республиканской традицией и нормой, предоставлялся на определенный срок и регулярно продлевался. Персональная и «вечная» магистратура нарушала бы традицию, нормальная магистратура вообще была противопоказана единовластию, ибо со времени установления республики являлась ограничителем империя. Статус правителя был неопределенным, но его полномочия - не только трибунская власть, но равно империй, совсем не вуалировались. В реформе власти 23 г. до н.э. самой важной новацией была не очередная «трансформация» империя, выразившаяся на этот раз в утрате магистратского статуса, а соединение империя с трибунской властью. Именно утрата магистратского статуса и позволила это сделать.

Шестая глава. «Трибунская власть императора» посвящена изучению второго важнейшего магистратского компонента власти принцепса. Вначале рассматривается генезис трибунских полномочий Октавиана-Августа, о чем в источниках существуют расхождения. Дион Кассий сообщает о наделении

Октавиана в 36 г. до н.э. трибунской священной неприкосновенностью и правом на занятие трибунской скамьи в сенате (Dio., 49, 15, 5-6). Он же пишет о предложении Октавиану трибунской власти в 30 г до н.э. (51, 19, 6), и он же утверждает, что Август получил трибунскую власть в 23 г. до н.э. (53, 32, 5). Между тем, Аппиан (В.С., V, 132) и Орозий (VI, 18, 34) относят получение Октавианом трибунской неприкосновенности и власти к 36 г. до н. э. В научной литературе существуют четыре варианта объяснения этих сведений источников и, соответственно, генезиса трибунских полномочий Августа, последовательно выдвигавшиеся Т.Моммзеном, И.Кромайером, Э.Корнеманном и А.Премерштейном. Вопрос этот в настоящее время с формально-юридической точки зрения можно считать решенным. В научной литературе принимается объяснение И.Кромайера: полную трибунскую власть Август принял только в 23 г. до н.э. после того, как предварительно был наделен отдельными ее прерогативами. Однако этим вопрос о генезисе трибунских прерогатив Августа не исчерпывается. Генезису трибунских полномочий Августа необходимо найти как формальные, так и (что важнее) исторические объяснения.

В этом отношении представляется важным, что в 36 г. до н.э. Август получил именно те прерогативы трибунской власти, которые прежде имел Цезарь. Другое важное обстоятельство - получение их после противозаконного отстранения от власти Лепида, коллеги по триумвирату и признанного цезарианца. Стремление Октавиана выглядеть преемником Цезаря, а также сгладить впечатление от смещения Лепида, признанного цезарианского вождя, возможно, объясняет принятие трибунских прерогатив. С другой стороны, принятие священной неприкосновенности трибунов и права на трибунскую скамью в сенате, вполне гражданских привилегий, согласуется с лозунгами мира и восстановления прежних политических форм правления, выдвинутыми именно в 36 г. до н.э. Реально-правового значения принятые трибунские полномочия не имели. Не случайно в источниках нет упоминаний о применении Октавианом этих трибунских прав, что также указывает на то, что причины их принятия следует

видеть в сфере идеологической борьбы. Пример Цезаря служил вместе с тем формальным прецедентом для Октавиана.

Принятие в 30 г. до н.э. трибунского права помощи тоже объясяняется идеологическими мотивами. Оно было предоставлено сенатом в числе других почестей, когда сам Октавиан находился на Востоке после победы над М.Антонйем. Между тем, это право требовало личного присутствия для оказания помощи. Но идеологические мотивы принятия права помощи не сводились к стремлению подчеркнуть демократизм правителя. Решение вопроса об идеологическом смысле этого акта связано с его формальной стороной. Признание того, что Цезарь и Август получали отдельные трибунские права, подразумевает, что трибунская власть делилась на отдельные прерогативы и часть их присваивалась лицу, без должности. И то, и другое является беспрецедентным п римской истории и создает чисто формальное затруднение, которое в литературе обыкновенно игнорируется. По объяснению автора, трибунские полномочия Цезаря и Августа являются начальными правами трибунов, которые к тому времени уже не имели реально-правового й политического значения и воспринимались исключительно, как почести. Наделение ими Цезаря, а затем Августа не осознавалось как конституционное изменение. Трибунские права были предоставлены сенатом и являлись как раз теми правами, к которым стремился свести трибунат Сулла. Учитывая консерватизм трибунской власти, а также «сулланскую» трактовку ее, можно сказать, что наделение Октавиана правом помощи символизировало его единство с сенатом.

Принятие полной трибунской власти в 23 г. до н.э. только формально было добавлением новых трибунских прерогатив, а по существу - важным конституционным изменением. Если первоначально приобретенные трибунские права не были правами политическими, то вновь полученные представляли собой большую власть. Тем самым произошло отделение трибунской власти от должности. Предлагаемые исследователями причины этого изменения в положении принцепса не противоречат, а дополняют друг друга. Исследователи

ищут недостатки в консулате и преимущества в трибунской власти, склоняясь в пользу ее большого идеологического значения. Но случаи применения трибунской власти Августом и его преемниками свидетельствуют о другом. В трактовке таких примеров противниками реально-правового значения прерогатив трибунской власти имеются неточности и логические заблуждения (в диссертации содержится полемика с А.Х.М.Джоунзом, Дж. Чилвером и др.). Немногочисленность свидетельств объяснима использованием в ряде случаев власти консулов. Тем более важно, что в источниках имеются примеры использования всех основных прерогатив трибунской власти. Еще одним аргументом в пользу реально-правового, конституционного, значения трибунской власти служит положение при принципате народного трибуната как магистратуры. Несмотря на то, что у трибунов теоретически оставались те же права, что у принцепса, трибунат лишается былого значения. Август не являлся коллегой трибунов, их вето на его решения не распространялось. Напротив, вето самого Августа было абсолютным. Приняв в 23 г. до н.э. трибунскую власть, Август устранял народный трибунат из системы управления республикой, поскольку трибунские прерогативы могли быть опасны для нового режима.

Кроме того, принятие Августом трибунской власти имело еще тот смысл, что тем самым обесценивался народный трибунат как магистратура. Сохранение независимой от принцепса коллегии народных трибунов с властью, созданной изначально для контроля над империем, было бы явлением опасным в конституционном отношении. На практике принцепсу пришлось бы контролировать ежегодно состав коллегии, проводя на эту должность достаточно надежных людей, причем противодействовать оппозиционно настроенному трибуну принцепс был бы вынужден не лично. Наконец, государственно-правовые элементы власти должны были иметь еще одно практическое значение: они играли главную роль при передаче принципата, который, как «восстановленная республика», требовал не только оформления власти, но и оформления передачи власти.

Из истории раннего принципата следует, что принцепсы намечали себе преемников заранее, при этом единственным, формальным способом не только указать на преемника, но и обеспечить переход к нему власти, было соправле-ние. Планировавшиеся принцепсом преемники наделялись теми же полномочиями, что и сами принцепсы.. Август указывает, что он пять раз просил и получал от сената коллег по трибунской власти (R.G., 6, 2). Дважды трибунской властью наделялся Агриппа и трижды Тиберий. Рассмотрение их политических карьер показывает, что преемник принцепса становился соправителем только после получения трибунской власти. О том же свидетельствует карьера Сеяна, как вероятного преемника Тиберия. Обращение Августа в сенат с просьбой наделить трибунской властью Друза (Tac. Ann., III, 56) показывает, что предоставление трибунской власти обосновывалось рядом республиканских традиций и норм. В «Res Gestae» Августом подчеркнута одна из таких традиций - коллегиальность (термин сохранился в Антиохийской копии). В источниках имеются также свидетельства применения трибунских прерогатив коллегами Августа (Агриппой и Тиберием). Примеры Агриппы и Друза, как коллег принцепсов по трибунской власти, дают важное уточнение коллегиальности: годы трибунской власти соправителя также нумеровались, и дни предоставления трибунской власти не совпадали с теми же днями принцепсов. По вопросу о возможном прекращении действия трибунской власти коллеги вместе со смертью принцепса изучается созыв Тиберием сената после смерти Августа именно на основании трибунской власти. Автор приходит к выводу, что трибунская власть являлась главной конституционной опорой при оформлении нового принципата.

Заключительным вопросом является выяснение того, каким образом Август и его преемники получали трибунскую власть: на основании сенатского постановления, комициального закона или того и другого. Теоретически возможен любой вариант, поскольку Август получил полную трибунскую власть не сразу во всем объеме, а после предоставления ряда трибунских прав сенатом. Н.А.Машкин, основываясь на свидетельстве Диона (53, 32 ,5) и на данных

нумизматики, считал, что трибунская власть была предоставлена Августу сенатом. Но Дион - источник поздний, он мог просто опустить комиции, потерявшие к его времени свое значение, тем более, что далее Дион пишет о законной основе трибунской власти (53, 32, 6). Данные нумизматики также не служат доказательством указанной точки зрения. Сравнительный анализ нескольких монет и некоторых надписей приводят к выводу, что «БС» на реверсе означает не источник получения трибунской власти, а лишь распоряжение о выпуске монеты. Ршить вопрос помогает другой источник - акты жреческой коллегии Арвальских братьев, в которую со времени Августа входили только члены императорской семьи и люди из числа ближайшего окружения императора. Срвнение данных о принятии принципата Отоном и Вителлием с аналогичным материалом времени Нерона, а также свидетельствами Тацита и Светония о принятии принципата последним из названных императоров показывает, что трибунская власть обязательно должна была утверждаться в комициях после предоставления ее сенатским постановлением. Нерону она была дана сенатом 13 октября 54 г., а 4 декабря гого же года утверждена комициями. Подобного нельзя сказать об империи, который, скорее всего, предоставлялся только сенатом. Наконец сам Август заявлял, чо трибунская власть была дана ему в силу закона. (11.0., 10, 1). В то же время имеющиеся источники свидетельствуют, что трибунская власть коллег принцепсов предоставлялась на определенный срок сенатом. Если бы это было иначе, то Август, который подчеркивает коллегиальность своей трибунской власти, сообщил бы и о том, что трибунская власть его коллег так же, как его собственная, всякий раз утверждалась в комициях.

В заключении резюмируются выводы, дается краткое изложение основных положений работы.

Важнейшей стороной правового оформления власти принцепса стал отказ от определенного статуса. Август был первым гражданином, первым сенатором, но не являлся магистратом. Это не мешало ему обладать «высшим» импе-рием, предоставляемым сенатом, а также всем объемом трибунской власти,

которая в соответствии с республиканской традицией предоставлялась коми-циями на определенный срок и регулярно продлевалась. Персональная и «вечная» магистратура экстраординарного характера нарушала бы традицию, ординарная магистратура вообще была противопоказана единовластию. В литературе и ранее признавалось, что принципат основан на прецедентах экстраординарных командований, при которых имело место отделение власти от должности. В действительности корни принципата оказываются намного глубже.

Принятие империя и трибунской власти Августом удивительным образом соответствует происхождению и характеру этих магистратских полномочий. Империй, изначально единый и неделимый, означал высшую повелевающую власть и традиционно связывал воедино все конституционное развитие Рима от его истоков при первых царях до принципата. Параллельно империю в государственно-правовом развитии Рима существовала другая традиция власти, связанная со столь же своеобразным государственным институтом - народным (или плебейским) трибунатом. Она имела республиканское происхождение и была единственной магистратской властью, которая не ограничивала, но, скорее, контролировала империй. Империй как власть никогда не трансформировался и не менял объем полномочий, иначе говоря, он не имел генезиса (как развития). Все «трансформации» империя относятся только к магистратскому статусу его носителя. Трибунская власть, напротив, исторически развивалась постепенно, ее компетенция расширялась, ее прерогативы возникали и оформлялись прецедентным путем. Подобным образом и Октавиан-Август, однажды получив империй, никогда не расставался с ним, меняя лишь свой статус и, соответственно, сферу действия своего империя, а трибунской властью завладел постепенно, приобретая вначале ее отдельные права, и потому никогда не занимал самой магистратуры - народного трибуната.

Соединение трибунской власти с империем было нововведением Августа и имело особый конституционный смысл. Август соединял в одних руках обе властные параллели - власть повелевать и власть контролировать. В период

борьбы за установление господства в государстве он обладал только империсм, включавшим военное командование. Но после победы для правового оформления своего господства использовал трибунскую власть, как исключительно гражданскую и республиканскую по происхождению, не связанную с царским периодом, выдвинув ее на первый план, исчисляя по ней годы правления. В мирное время функция контроля становилась важнее.

Империй Октавиана-Августа имеет свою историю условных «трансформаций». По сути, он в своей государственно-политической карьере имел два империя. С января 43 г. до н.э. он был наделен империем с ограниченной сферой применения и без магистратуры, который сложил уже 19 августа, захватив консульство. С этого времени он имел «высший» империй как консул (до 28 ноября того же года), затем как триумвир (до 31 декабря 33 г. до н.э.). Он удерживал империй без магистратуры в силу чрезвычайных обстоятельств, принимая с 31 г. до н.э. консульство на короткий срок. С 1 января 28 г. до н.э. его империй был вновь соединен с магистратским статусом консула, пока, наконец, 1 июля 23 г. до н.э. он не был вновь отделен от магистратуры, впервые реформирован и совмещен с трибунской властью.

В свою очередь трибунская власть Октавнана-Августа имела особый генезис. В 36 г. до н.э. Октавиан получил от сената трибунскую священную неприкосновенность и право занимать трибунскую скамью в сенате, а в 30 г. до н.э. был наделен правом помощи трибунов. Принятие этих трибунских прерогатив обусловливалось исключительно идеологическими мотивами. Они были предоставлены сенатом в числе других почестей и формально не представляли собой конституционного изменения. Но в 23 г. до н.э. Август принял трибунскую власть в полном объеме, что являлось важнейшим конституционным нововведением, беспрецедентным получением трибунской власти отдельно от должности.

Среди исследователей несомненное большинство тех, кто считает империй ключевым элементом власти принцепса, хотя есть и такие, кто отводит

главную роль трибунской власти. Без империя не могло быть контроля над армией, а значит, и политической стабильности. Из этого не следует, что принципат являлся завуалированной формой военной диктатуры, при которой трибунская власть служила в качестве республиканской ширмы, маскировавшей подлинную базу правителя - империй. В сочетании двух магистратских компонентов власти трибунская власть не просто вуалировала, но конституционно дополняла империй, играя самостоятельную роль. Кроме законодательной инициативы она предоставляла также возможность руководить сенатом и контролировать деятельность любого магистрата. Наконец, трибунская власть имела еще одно конституционное применение. Она играла важную роль при передаче принципата, который, как «восстановленная республика» нуждался не только в республиканском оформлении власти, но и в соответствующем оформлении ее передачи. Можно утверждать, что принципат предусматривал особую механику передачи власти, обосновывавшуюся республиканскими традициями и нормами. Преемник принцепса становился соправителем (коллегой) только после получения трибунских прерогатив. Его трибунская власть в правовом отношении была независима от трибунской власти принцепса, но ограничена сроком и присваивалась сенатом, а не комициями. Автоматически со смертью принцепса трибунская власть его соправителя не прекращалась, но позволяла созвать сенат и тем обеспечить правовое оформление нового принципата. Преемник получал трибунскую власть заново от сената - уже сам, а не по представлению принцепса, а затем эта власть утверждалась в комициях.

Идеологическое значение трибунской власти не исчерпывалось демократической символикой, ее принятие не было ориентировано исключительно на плебс. Римские нобили по-своему ценили трибунскую власть как важный элемент аристократической республики, ограждавший от попыток установления царского самовластья. Кроме того, трибунская власть, изначально ограниченная чертой померия, принятая единовластным правителем Рима и в то же время первым его гражданином, ставила Рим во главе всей державы и несла идею

равенства всех его граждан, где бы они ни жили. Наконец, трибунская власть, связанная с представлением о священной и неприкосновенной личности ее носителя, являлась особой сакральной санкцией положения принцепса. С другой стороны, империй, а не исключительно трибунская власть, имел свою идеологическую функцию. Он был выражением господства римлян над другими народами. 'Действительно, в «Res Gestae» Август не сказал ни слова о своем проконсульском империи, а о трибунской власти - в нескольких главах. Зато в документе перечислено очень много относящегося к военной сфере деятельности правителя. Статус правителя был неопределенным, но его полномочия - не только трибунская власть, но равно империй, совсем не вуалировались. Оба магистратских элемента власти принцепсу было незачем скрывать, поскольку и тот и другой были ориентированы на республику. Власть Августа была фактически неограниченной, но в государственно-правовом отношении он был лишь представителем республики, пользовавшимся магистратскими полномочиями для ее блага. Для монархического правления в то время не было условий.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях

1. Власть Октавиана-Августа. М., «Русское слово», 2000.10 п.л.

2. История Древнего мира: Учебник для 5-го класса основной школы. - М.: ООО «Торгово-издательский дом «Русское слово - PC», 2000. 21 п.л. с ил.

3. История Древнего мира: 5 класс. Книга для учителя. М.: «Русское слово», 2000. 10 пл.

4. Программа курса «История Древнего мира». Для 5 класса общеобразовательных учреждений. М.: «Русское слово», 2000. 2 п.л.

5. История древнего мира. Программа. // В кн.: Всеобщая история. Программы курсов для 5-11 классов общеобразовательных учреждений. М., «Русское слово», 2000.2 п.л.

6. Роль трибунских полномочий при передаче власти в период первых прин-цепсов//«Древнееправо. АКПОУУМ. № 1. 1996, М.: «Спарк». 0,7 п.л.

7. Культура Древнего Рима. Раздел II // Теория и история мировой и отечественной культуры. От античности до Возрождения. М.: «Гуманитарий». 1996. 2 п.л.

8.' Аппиан'и его «Гражданские войны». Комментарии // Аппиан. Гражданские войны: Пер. с греч. - М.: Российская политическая энциклопедия, Селена, 1994. 2 п.л.

9. Характер империя Августа в 27-23 гг. до н.э. // Политика и идеология в древнем мире. - Межвузовский сборник научных трудов. М.: "Альфа", 1993. 0,7 п.л.

Ю.Комментарии // Тит Ливий. История Рима от основания города. Том III. М.: Наука, 1993. 8 п.л. (совместно с В.М.Смириным).

11 .Назначение древнеримского куриатного закона // Социально-политические, идеологические проблемы истории античной гражданской общины. - Межвузовский сборник научных трудов. М.: МГЗПИ, 1992. 1 п.л.

12.История древнего мира Программа для вузов. М.: МГЗПИ, 1991. 1, 75 п.л. (совм. с И.С.Свенцицкой).

13.Контрольные работы и задания по истории древнего мира. Учебно-методическое пособие. М..- «Просвещение», 1990. 3,36 п.л.

М.Оформление власти Августа в оценке современной советской и зарубежной историографии //Историография актуальных проблем античности и раннего среденевековья. - Межвузовский сборник научных статей. Барнаул, 1990. 1,1 п.л.

15.Задания для самостоятельной работы по истории древнего мира И Профессиональная направленность преподавания всеобщей истории на заочных отделениях пединститутов. Методические рекомендации. М.: МГЗПИ. 1990. 0,2 п.л.

16.К вопросу о генезисе трибунских полномочий Августа // Социально-политические и культурные проблемы истории стран Европы от античности

. до нового времени. М„ ИВИ АН СССР, 1989. 0,5 п.л.

17.Rez.: Santuari е política nel mondo antico. A cura di M.Sordi, Milano (Vita с Pensiero), 1983, VIII, 245 p. (Contributi di storia antica IX; scienze storiche, 31) // "Klio", Berlin, 1988, № 70/1. 0,5 п.л. (на немецком языке, совместно с И.С.Свенцицкой).

18.Законы Элия-Фуфия: дата, содержание и значение // Десятая авторско-читательская конференция "Вестника древней истории" АН СССР. Тезисы докладов-М., 1987. 0, 1 п.л.

19.Методические указания к звуковому пособию для уроков в средней школе «Голоса истории живые». М.: «Мелодия», 1986. 1 пл..

20.Основание народного трибуната и lex sacrata // Античная гражданская община! - Межвузовский сборник научных трудов. М.: МГЗПИ, 1986. 1,2 п.л.

21.Трибунская власть в политической системе принципата Августа (несколько точек зрения) // Античная гражданская община.- Межвузовский сборник научных трудов. М.: МГЗПИ, 1984. 0,7 п.л.

22.Некоторые вопросы изучения истории Рима периода ранней империи в педагогическом институте// Республиканская научно-методическая конференция «Проблемы преемственности в работе общеобразовательной школы и педагогических вузов в подготовке учителя». Тезисы докладов. Ч. II. Даугавгшлс, 1982. 0,1 п.л.

Размножено в Типографии "Р0ТЭКС" ICO экз. Заказ №.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Михайловский, Федор Александрович

Введение (постановка основных проблем и обзор источников)

Глава 1: Проблема оформления власти в историографии

§ 1. Правовой аспект принципата в зарубежной историографии

§ 2. Принципат в оценке отечественной историографии

§ 3. Магистратские компоненты власти в оценке современной историографии

Глава 2: Характеристика империя

§ 1. Происхождение и характер империя

§ 2. Куриатный закон об империи

Глава 3: Трибунская власть в период республики

§ 1. Правовая основа трибунской власти и lex sacrata

§ 2. Компетенция и роль трибунской власти

Глава 4: Путь Октавиана к власти

§ 1. Наследник Цезаря

§ 2. «Господство клики»

§ 3. Захват власти privato consilio

Глава 5: «Трансформация» империя

§ 1. От триумвирата к принципату

§ 2. «Восстановление» республики в 27 г. до н.э.

§ 3. Империй Августа в 27-23 гг. до н.э.

Глава 6: Трибунская власть императора

§ 1. Генезис трибунских полномочий: 36 и 30 гг. до н.э.

§ 2. Полная трибунская власть

§ 3. Роль трибунской власти в передаче принципата

Введение диссертации2000 год, автореферат по истории, Михайловский, Федор Александрович

Современный подход к историческому процессу предполагает отказ от жесткого детерминизма, то есть представления об определяющем значении какой-либо одной из сторон жизни общества, и акцентирует тесную взаимосвязь экономической, политической и духовной сфер. При таком подходе следует признать, что характер, организация и способы осуществления государственной власти являются одним из структурообразующих элементов всякой цивилизации, а потому исследование конституционного развития Древнего Рима можно отнести к актуальным проблемам исторической науки. В изучении римской истории государственно-правовой аспект играет более важную роль по сравнению с его значением в изучении других древних обществ и государств, ввиду особого консерватизма римской аритократически-крестьянской гражданской общины. В Риме правовая база власти могла быть условием политического кризиса, даже если она выступала как прикрытие для более глубоких причин, и уже сам формализм власти являлся важнейшей полисно-республиканской традицией.

Без преувеличения самым важным моментом в развитии римской государственности является принципат, государственно-правовая форма Ранней империи, начало которой было положено правлением Августа. Не случайно крупнейший историк античности Е.М.Штаерман в 1989 году опубликовала статью, в которой выдвинула положение, что государство, как «специальный аппарат принуждения, стоящий над обществом и защищающий интересы одного класса», окончательно складывается только во времена Августа1. Данная гипотеза положила начало дискуссии отечественных и зарубежных ученых . Точка зрения Е.М.Штаерман, правда, не получила поддержки у большинства участников дискуссии, но значение принципата в развитии римской государственности показывает сама постановка вопроса.

В основе дискуссии находилась проблема дефиниции государства, а именно приложения марксистского его определения к историческому развитию Рима, но все без исключения участники дискуссии исходили из того, что специфику и эволюцию древнеримской государственности определяет многозначное понятие «полис»3, являющееся ключевым для характеристики античной цивилизации в целом. В трудах отечественных ученых-антиковедов тема античной гражданской общины, характерной для Греции (7гоА,ц) и Рима (сгуйаэ) социополитической и социокультурной формы, уже давно стала центральной 4. Принципат Августа завершает историю Римской республики и открывает эпоху империи. Его можно признать явлением рубежным для всей античной, или греко-римской, цивилизации, а потому трактовка принципата также определяется общей концепцией полиса.

Разработанная в отечественном антиковедении многими исследователями концепция полиса является основополагающей для характеристики государственного развития Рима. По проблеме становления римской государственности концептуальное значение имеют, в частности, труды А.И.Немировского, С.Л.Утченко, Е.М.Штаерман5. Но наиболее полно процесс становления римского полиса исследовала в последнее время И.Л.Маяк6. Как указывает исследовательница, «в Риме образование государства хронологически предшествовало образованию сгуйав» . Иначе говоря, основные государственные институты берут начало еще в царском периоде. Такой взгляд (что немаловажно) соответствует и представлениям самих римлян о начале собственной государственности. Изгнание царя Тарквиния Гордого и установление республики И.Л.Маяк оценивает как важный шаг на пути развития полисной государственности Рима -тем самым реализовалась характерная для полиса тенденция к демократизации (власть римских царей она считает аналогичной греческой старшей тирании). Как полис, Рим сформировался в ходе борьбы патрициев и плебеев к Ш в. до н.э., когда оба сословия образовали равноправный гражданский коллектив, в котором утвердилась античная форма собственности.

Становление полисной государственной организации в раннем Риме и развитие полиса, как коллектива граждан, было единым процессом. «Принятие, по крайней мере, состоятельных плебеев Сервием Туллием в войско, - пишет И.Л.Маяк, - сделало их если и не полноправными, то все же гражданами. Это обстоятельство способствовало жизнестойкости плебса и позволило ему добиться учреждения плебейского трибуната, поистине уникального явления. С помощью такой магистратуры римские плебеи, чуждые римской гентильно-куриатной организации, добились, в конце концов, включения в курии и в рориИхБ»8. Можно сказать, что развитие гражданства, общественное начало полиса, все же несколько опережало становление его государственно-политических институтов - по общему правилу, имеющему, пожалуй, общеисторическое значение. Так реформа Сервия Туллия предшествовала важнейшему изменению государственности - установлению республики, а также непосредственному и необходимому дополнению начальной республиканской государственности - трибунату. В конституционном отношении установление республики представляется переходом к более демократическому использованию империя (ппрегшт), что выразилось в коллегиальности и срочности новой высшей магистратуры - консулата. А учреждение народного или, правильнее, плебейского трибуната9 - еще одним необходимым ограничением патрицианского правления, дополнительным гарантом народного суверенитета. Также в дальнейшем развитии Рима изменения гражданства предваряли изменения государственности. Согласно концепции, выдвинутой С.Л.Утченко, кризис полиса предшествовал кризису республиканского строя 10 (в дальнейшем формальный эдикт Каракаллы также предшествовал доминату).

Но между греческим полисом и римской цивитас имелись и довольно существенные различия, связанные с особыми историко-географическими условиями развития этих обществ. Важным различием между ними представляется большая степень открытости римской гражданской общины по сравнению с древнегреческой11. В Риме всегда существовали социальные институты, позволявшие расширять число граждан за счет включения постороннего населения12. Еще более важным в этом отношении является установление градационной шкалы гражданских прав - полноправного римского гражданства для ряда латинских общин и римского гражданства без права голосования для некоторых италийских. При этом немаловажно, что процесс складывания римской сгуйаБ, протекавший в условиях борьбы плебеев и патрициев, хронологически совпадал с завоеванием Италии и созданием римско-италийского союза. Формировавшийся полис одновременно утверждал себя во главе других полисов Италии.

Открытость римской Ыукаэ послужила определяющим условием становления державы римлян. До Ш в. до н.э., пока шло формирование с^йаэ, то есть за период без малого в полтысячи лет (753 - 287 гг. до н.э.), римляне подчинили своей власти лишь древнюю Италию (без северной части Аппенинского полуострова), в сущности очень небольшую территорию. Это был, пожалуй, предел возможностей любой полисной структуры. Более широкая экспансия в Пелопоннесской войне закончилась в мире греческих

1 о полисов глубоким кризисом, как для побежденных, так и для победителей . Рим, противостоявший Карфагену, тоже был на краю гибели, а победил, в сущности, благодаря открытости своей сгуйаБ и, соответственно, - прочности римско-италийского союза. Насколько тяжелой была дуэль с Карфагеном, настолько легкими выглядят последовавшие завоевания. На подчинение Италии власти Рима ушли столетия, на борьбу с Карфагеном - десятилетия, в дальнейшем войны заканчивались в считанные годы14.

В результате завоеваний Рим обзавелся провинциями, организация которых означала важный и во многом переломный момент в истории его государственно-правового развития. Фактически при сохранении полисной республиканской государственности образовалась империя (в римском понимании - территории и народы под контролем магистратского империя). В результате Рим был вынужден перешагнуть границы гражданской общины (в I в. до н.э., со времени Союзнической войны), вслед за чем его государственность начала обретать новые качества и, наконец, получила новую форму -принципат.

Путь к принципату лежал через эпоху гражданских войн, в ходе которых постоянными стали «нарушения»15 республиканских конституционных традиций. К их числу относят отстранение магистратов от власти ранее установленного срока, проведение законопроектов в комициях без предварительного одобрения их сенатом, наконец, возникновение военных диктатур Суллы, Цезаря и вторых триумвиров. Вместе с тем появляются также конституционные 1 новации, которые трудно квалифицировать как «нарушения» - введение чрезвычайного положения путем senatus consultum ultimum, появление экстраординарных командований, то есть предоставления империя частным лицам, отдельно от должности. Завоевания римлян вызвали, таким образом, существенные структурно-функциональные изменения в механизме государства. Принципат Августа явился, с одной стороны, первым итогом этого развития. С другой стороны, он послужил отправным моментом для последующего развития.

История римского принципата, по словам Н.А.Машкина, автора наиболее фундаментального исследования принципата в отечественной историографии, «принадлежит к числу тех «вечных тем», которые всегда кажутся свежими и в то же время всегда могут считаться устаревшими»16. Принципату посвящено необозримое количество исследований ученых разных стран и поколений, направлений и школ. Учет хотя бы основных исследований явился бы нелегкой задачей даже для специальной историографической работы. При этом формально-юридические исследования составляют одно из направлений в историографии принципата, но направление очень важное (в этом отношении достаточно указать на значение трудов Т.Моммзена). Специальных работ, посвященных государственно-правовому аспекту принципата, в отечественной историографии явно недостаточно; интерес к данной проблематике проявился сравнительно недавно. Между тем существующие в науке концепции принципата основаны в значительной мере именно на той или иной оценке его государственно-правовой стороны, в том числе правового оформления власти Августа и его преемников. Не случайно в историографии стал традиционным вопрос: что же такое принципат - монархия, республика или нечто новое, например, диархия?

В настоящее время, правда, вопрос уже не ставится так прямолинейно и однозначно, большинство исследователей признают «синтетический» (по выражению А.Б.Егорова17) характер принципата. В современной историографии имеется в связи с этим тенденция к абсолютизации уникальности принципата и признанию невозможности его определения в современных юридических понятиях. А.Б.Егоров, резюмируя свой историографический обзор, назвал

1Я такой подход к принципату «методологическим тупиком» , Я.Ю.Межерицкий то же самое расценил как достижение современной науки19. Ближайшим поводом для отказа от определения принципата как монархической или республиканской формы стало указание на то, что термин «республика» не означал в древности конкретную форму государства, как в наше время, но был шире современного, противопоставляемого ныне «монархии»20. Тем самым «восстановленная республика» Октавиана Августа может трактоваться не как реставрация определенной государственно-политической формы, а как восстановление нормального функционирования государственных институтов,

21 22 «конституционного правления» или «государства вообще» . В подчеркивании этого терминологического несоответствия можно усмотреть предостережение от модернизирования прошлого, с чем следовало бы согласиться. Примечательно отношение к аутентичному значению термина республика» авторов наиболее полных специальных исследований принципата, имеющихся в отечественной историографии. В монографии

Н.А.Машкина этот вопрос игнорируется, в монографии А.Б.Егорова данное

23 терминологическое различие отмечено (со ссылкой на труд Хр.Мейера) , наконец, в последней по времени работе Я.Ю.Межерицкого оно приобретает

Л J принципиальное значение . Поскольку та же тенденция наблюдается в зарубежной историографии, вопрос, следует признать достаточно важным, по существу речь идет о методологической проблеме, требующей от исследователя выяснения собственной позиции.

25

У римских авторов «res publica» имела широкий спектр значений , и не тождественность современного термина «республика» и латинского «res publica», конечно, должна быть принята во внимание при переводе с языка на язык (что относится ко многим другим терминам). Вместе с тем аутентичный смысл того или иного термина не может служить основанием для оценочной характеристики явлений и процессов прошлого. Указания на оригинальное значение термина показывают только, что Август не лицемерил, якобы, выдавая за республиканское правление созданную им монархическую форму правления. Е.М.Штаерман, отметив, что для римлян само понятие «республика» не противопоставлялось монархии так, как это имеет место в современном сознании, писала: «Когда Август прокламировал восстановление «свободной республики», это не было двуличием и демагогией, а значило для него и его современников, что он покончил с господством «тиранов» или, по крайней мере, лиц, наделенных экстраординарными полномочиями, и восстановил законность и порядок, присущие истинно свободной республике» . Но это не освобождает нас от оценки того, что он в действительности сделал, от оценки принципата в современных политологических понятиях и конституционных терминах.

Конечно, множество значений термина «res publica» показывают, что «восстановление республики» Августом не адекватно, скажем, «уничтожению монархии, или отказу от нее». И все же в восприятии римлян Август восстанавливал определенную форму государства, а не государство вообще. Примером может служить высказывание Веллея Патеркула (II, 89): «была возвращена древняя и старинная форма государства», или республики (prisca illa et antiqua rei publicae forma revocata). Как точно заметил П.Картледж, «res publica» может в латинских текстах означать нечто вроде «публичные органы государства», но невероятно, чтобы сенатский декрет, частный погребальный элогий и римский писатель - все бы сошлись на таком эзотерическом словоупотреблении, тем более, что уже в первых двух главах «Res Gestae» такое значение термина просто исключается. П.Картледж ставит совершенно точный вопрос: если Август не объявлял об основании монархии (а mos maiorum это абсолютно запрещал), что еще мог бы он делать, когда «передавал» res publica из своей potestas в

ОН распоряжение SPQR, чем, нашими словами, восстанавливать республику? Как справедливо указывает И.Л.Маяк, слова меняют свои значения, но история, как

28 наука, имеет свой понятийный аппарат .

Как все же следует оценивать государственно-правовую форму принципата в современных терминах - этот вопрос, поставленный в классических исследованиях многих ученых прошлого и нынешнего столетий, остается в силе. При желании можно формулировать его иначе: восстановил ли Август то, что римляне называли «республикой», и что Полибий определял как «смешанное государственное устройство», то, что можно назвать традиционное конституционное правление? Но лучше, понятнее и точне: восстановил ли он аристократическую республику? Или же он всех обманул, и лозунг был обусловлен исключительно расчетом на социальную психологию? И можем ли мы считать принципат разновидностью республиканской или монархической формы правления? Отказ от определения принципата как одной из форм монархического или республиканского правления все равно оставляет открытым вопрос о степени преемственности принципата и республики, о соотношении традиций и новаций в принципате, в том числе в государственно-правовой области.

Впрочем, любой ответ на этот вопрос не исчерпывает сущности явления. И целью настоящей работы не является доказательство того или другого. Характеризовать принципат в целом, как политическую систему, на основе только его государственно-правового оформления неправомерно уже с позиций общей теории государства и права. Дело в том, что форма государства зависит от политического режима и формы правления и меняется в силу того, что меняются ее компоненты - вначале, как правило, политический режим, а за ним и форма правления. Упомянутый «вечный вопрос» о принципате адресован только к форме правления, а принципат, как система, - это государственно-правовая форма Ранней Римской империи, и таким образом, любой ответ на него не исчерпывает сущности явления. В то время как политический режим, который характеризуется методами управления, а также изменениями государственного аппарата (террор принцепсов первой династии, снижение роли сената, комици-ев, магистратур), можно признать монархическим, форма правления, напротив, оставалась в теории республиканской. Исследование формы правления при таком подходе есть исследование республиканского антуража принципата, что само по себе не девальвирует исследование, поскольку при этом может быть выяснено, в какой мере форма правления «запаздывала» по сравнению с политическим режимом. В свою очередь вывод об этом служит общей характеристике общества и эпохи.

При исследовании формы правления наиболее важен, конечно, вопрос о государственно-правовом оформлении центральной власти. Но исследование формы власти не является решающим для определения принципата как государственной формы. Нет, разумеется, оснований абсолютизировать формально-правовой подход к принципату (как и любой другой). И все же формально-юридические исследования составляют одно из важнейших направлений в историографии принципата (в этом отношении достаточно указать на значение трудов Т.Моммзена). И хотя генезис принципата был обусловлен многими факторами, изучение его государственно-правовых основ все-таки не исчерпало своих возможностей.

Власть принцепса фактически базировалась на контроле над армией и возникавшим бюрократическим аппаратом. Но по какому праву принцепс имел этот контроль? Экстралегальные элементы власти: особый авторитет (аисШгйаз) правителя, его титулы «император» и «принцепс», религиозный культ императора и т.п. - играли исключительно идеологическую роль и не имеют отношения к правовой базе принципата. Август для оформления своего господствующего положения в государстве использовал только два конституционных элемента - imperium и tribunicia potestas, предоставлявшихся народом и сенатом. Только эти элементы власти были постоянными, а не принимаемыми время от времени, как цензура или консулат. Не все принцепсы принимали титул «Отец Отечества», не все были обожествлены, никто не обладал такой, как Август, auctoritas.

Выяснение роли и смысла государственно-правового оформления власти римских принцепсов представляется особенно важным для целого ряда проблем истории принципата: его генезиса, политической формы и идеологии. В современной историографии именно государственно-правовой аспект является определяющим для основных концепций принципата. Роль конституционных элементов показывает степень преемственности принципата по отношению к республике. Это, прежде всего, относится к принципату Августа, который не только явился непосредственным продолжением республики, но официальная идеология которого во многом сводилась к всемерному подчеркиванию этой связи. Государственно-правовой аспект генезиса принципата находится во взаимосвязи с аспектом социально-психологическим. Принципат явился итогом гражданских войн и представлял собой форму общественного компромисса. В такой ситуации проявление республиканских традиций на уровне конституционном обусловливалось во многом социально-психологическим фактором. И, наоборот - по государственно-правовым мероприятиям Августа и его ближайших преемников можно судить о социально-психологическом состоянии рим

90 ского гражданства (что блестяще сделано в исследованиях Г.С.Кнабе) .

Цель настоящей работы заключается, прежде всего, в том, чтобы по возможности заполнить имеющуюся лакуну в отечественной историографии принципата, рассмотрев два основных магистратских компонента власти римских принцепсов (imperium и tribunicia potestas). Конкретные же задачи исследования состоят в определении содержания и эволюции императорской власти, реально-правового и идеологического значения ее магистратских основ. При этом общая идея работы состоит в исследовании магистратских компонентов власти с учетом их исторического развития в республиканский период. Только выяснив, что собой представляли империй и трибунская власть в истории Рим-; ской республики, можно понять, почему Август выбрал именно их в качестве { I правовых основ своего господствующего положения в государстве. Общая идея работы потребовала, таким образом, исследовательского отношения к вопросу об истоках и эволюции магистратской власти, а потому в работе не просто предприняты более или менее развернутые экскурсы в эпоху республики, а предложено решение некоторых специальных проблем, связанных с государственно-правовой характеристикой империя и трибунской власти. С другой стороны, вопрос о реально-правовом и идеологическом значении магистратских источников власти императора потребовал обращения к истории правления ближайших преемников Октавиана Августа.

Такая постановка вопроса обусловлена важнейшим методологическим принципом, заключающемся в обязательности оценки государственно-правовых форм в широком историческом контексте. Она также базируется на утвердившейся в отечественном антиковедении концепции римской гражданской общины. Исследования Г.С.Кнабе убедительно показали, что полисные начала римской культуры не были исчерпаны в период первых двух столетий империи30, а потому республиканские конституционные традиции представляют собой проявление все того же полисного сознания и полисной культуры и заслуживают самого пристального внимания. В диссертации предлагаются решения по вопросам: о соотношении должности и власти в римском государственном праве, о правовой основе трибунской власти, о генезисе империя Августа в 27-23 ив 19 гг. до н.э., об идеологическом значении трибунской власти и империя и их роли в механизме передачи власти при принципате.

Еще одной целью диссертационной работы является изучение исторических событий, приведших к установлению принципата, поскольку государственно-правовые прецеденты должны рассматриваться только в историческом контексте. Кроме того, история не должна быть обезличена, ее творят живые люди, и не случайно оценка личности самого основателя принципата непосредственно связана с оценкой дела его жизни, то есть принципата. В задачу работы не входит написание истории политической деятельности и правления Августа, для чего требовался бы значительно более объемный труд. Рассказывается только о вступлении Октавиана в политику, о его пути к власти и магистратуре, что позволяет судить о личности Октавиана и его отношении к конституции. «Итак, лицемер и трус, эгоист и ипохондрик, коварный и жестокий тиран, к тому же человек весьма средних способностей - такой или почти такой образ преподносит нам новая историография», - писал С.Л.Утченко, не принимавший л -I таких оценок . Как представляется, Октавиан не был таким, по меньшей мере, в самом начале пути. Но он не соответствует и той яркой характеристике, которую ему дал С.Л.Утченко: гениальный прирожденный политик, во всех действиях которого, больших и малых, «поражает постоянно ощутимое присутствие дальновидного расчета», который «окрылен блестящей интуицией». «Вершиной интуиции» С.Л.Утченко считал «вступление в союз с Антонием, после того как тот был разгромлен в Мутинской войне»32. Я.Ю.Межерицкий о том же времени после разгрома Антония пишет, характеризуя так: «. .Все более осознавая необходимость объединения цезарианцев и использования грубой силы, Октавиан в силу изначально усвоенных им «республиканских» представлений и ценностей, осознанно и инстинктивно стремился держаться традиций и конституционных норм» . Изучение событий в хронологической последовательности, которая требует уточнения, позволяет иначе оценить Октавиана и его отношение к конституции.

Характеристика источников

Дискуссионность многих вопросов истории государственно-правового развития Древнего Рима обусловлена, с одной стороны, особым характером этого развития, а с другой - состоянием и характером источников. У римлян не было писаной, строго системной, фиксированной конституции. Их государственно-правовые установления и институты развивались и оформлялись постепенно, главным образом прецедентным путем. При этом законов, которые бы определяли компетенцию и прерогативы той или иной власти в истории Рима имеется очень мало. В связи с этим формально-правовые исследования базируются в основном на изучении прецедентов, фиксируемых античной традицией, а, следовательно, и для такого рода исследований наиболее важными источниками являются сочинения древних писателей.

Поиск и изучение примеров в литературных источниках для реконструкции государственно-правовых институтов Рима чаще всего связаны с множеством специальных научных проблем, в том числе методологического характера. Во внимание приходится принимать достоверность сообщения, которая обусловливается видом и характером источника, национальной принадлежностью, временем жизни древнего автора, его методом работы. Это в целом характерно для всякого исторического исследования. Однако при исследовании государственно-правовых институтов Древнего Рима важнейшим моментом становится также контекст сообщений древних авторов: обстоятельства того или иного действия, характер действующего лица, восприятие данного действия современниками и автором текста. Кроме того, приходится учитывать как предшествующее, так и последующее историческое развитие. Тот или иной пример деятельности магистратов или комиций может выглядеть в источнике, как нарушение неписаной конституции. Но это нарушение может быть различным: случайным, намеренным, вынужденным, наконец, закономерным и оправданным. Оно может иметь значение прецедента для дальнейшего государственно-правового развития, а может остаться единственным в своем роде. Таким образом, реконструкция древнеримских государственно-правовых институтов требует труда, прежде всего, историка, а не юриста.

Поскольку общая идея работы состоит в том, чтобы проследить развитие магистратских компонентов императорской власти на всем протяжении их исторического развития, в работе изучаются данные источников не только о времени принципата Августа, но и о раннем периоде республики. Для этого периода нет связного аутентичного описания. Древние авторы, чьи сочинения дошли до нашего времени и служат основными источниками, сами получали сведения из вторых и даже из третьих рук. Первым аутентичным изложением является труд Полибия (П в. до н.э.), от которого сохранились целиком лишь первые пять книг с изложением событий Пунических войн. Для последующего времени имеются или достаточно достоверные источники, когда можно проверять одно аутентичное изложение другим (например, для времени Цицерона), или же, напротив, известия слишком скудны. В последней ситуации находится период от последней Македонской войны, на которой обрывается сохранившееся изложение Ливия, и примерно до смерти Суллы.

Иначе обстоит дело с состоянием традиции в отношении охвата событий римской истории. О раннем времени (до Полибия) главными источниками являются сочинения Тита Ливия (59 г. до н.э. - 17 г.) и Дионисия Галикарнасского (также современник Августа). Меньшее значение имеет труд Диодора34. Таким образом весь начальный период государственно-правового развития Рима предстает в связном изложении лишь писателей времени Августа, чьи данные можно сверять только с отдельными сведениями из писателей все того же времени конца республики - начала империи. Труд Дионисия охватывает лишь небольшой период римской истории (до 443 г. до н.э.), и потому вопрос о достоверности ливианской традиции является самым главным вопросом всей римской историографии. Труд Ливия «История Рима от основания города» состоял из 142 книг, охватывавших все основные события истории (и даже предыстории) Рима до современного Ливию этапа (до 9 г. до н.э.), то есть до правления Августа. К сожалению, из сочинения Ливия сохранились только книги 1-10 и 21-45. Но о содержании утраченных книг можно судить по эпитомам, или периохам (оглавлениям), составленным в IV веке. Для времени конца республики и установления принципата оглавления тоже являются важным историческим источникам. Они все же позволяют судить о том, как оценивал события ученый историк, близко знавший Августа. В ряде случаев оказываются важными и отдельные факты или формулировки, содержащиеся в эпитомах.

Об источниках Ливия, о подборе им материала, о его методологии существует значительная научная литература, но единства мнений по данной проблематике нет, что и не удивительно, поскольку сочинение Ливия сохранилось на четверть, а от сочинений анналистов - небольшие отрывки35. Тем не менее, ряд выводов исследователей творчества Ливия можно считать общепринятыми. Ливий - типичный представитель римской историографии времени Августа, когда главное значение имело составление сводных трудов. Но не следует полагать, что Ливий занимался переосмыслением прошлого в угоду новому режиму. Целью Ливия была полнота информации и именно тем авторам, которые давали максимум ее, он и следовал36. При жизни историка были целы еще многие древние документы, но Ливий не был оригинальным исследователем и сам не обращался к первоисточникам. Он сопоставлял и выбирал уже готовые исторические сочинения, подвергая их литературной обработке37. Однако источники источников Ливия, по мнению большинства современных исследователей, были достаточно надежными и достоверными. Как сейчас принято считать, в 390 г. до н. э. во время галльского погрома не все государственные архивы были уничтожены, а потому материал Ливия о раннем периоде истории Рима восходит к аутентичным свидетельствам, таким как апо о " nales maximi и libri lintei .

Для суждения о конституционном развитии республиканского Рима важны данные, содержащиеся в сохранившихся сочинениях Г.Юлия Цезаря (100-44 гг. до н. э.) и его горячего сторонника и офицера Г.Саллюстия Криспа (86-35 гг. до н.э.). Но наиболее важным источником, являющимся связующим звеном между историей начальной римской государственности и ранним принципатом, являются речи, трактаты и письма М. Туллия Цицерона (106-43 гг. до н.э.). Его высказывания о римском конституционном развитии представляют собой взгляд юридически широко образованного римлянина, политического деятеля, активного участника многих событий. Цицерон важен также как представитель тех кругов римского общества, с которыми особенно должен был считаться Октавиан - как в смысле их политического веса, так и в смысле их идеологического влияния. Для суждения о принципах и характере государственно-правового развития Рима особенную ценность представляют трактаты Цицерона «О государстве» и «О законах», а его письма и речи против М.Антония («Филиппики») - бесценный источник для времени начала борьбы Октавиана за власть. Эти свидетельства участника событий, одного из последних защитников республики, уникальны как датирующий материал, позволяющий судить о времени и последовательности происходивших событий.

К сожалению, о времени Августа нет связного исторического описания, которое принадлежало бы перу современника становления принципата. Однако известно, что существовала обширнейшая историческая литература, хорошо известная и сохранившаяся еще столетие спустя. «Не было недостатка в блестящих дарованиях и для повествования о времени Августа, пока их не отвратило от этого все возраставшее пресмыкательство перед ним», - отметил, может быть, лучший из римских историков Корнелий Тацит, начиная sine ira et studio свой труд, посвященный правлению преемников первого императора (Tac. Ann., I, 1). Можно лишь указать траурный для нас список утраченного, который ко всему является далеко неполным, потому что о множестве сочинений и документальных свидетельств, наверняка, не сохранилось и упоминаний.

Утрачены: сочинение Октавиана о Кантабрийской войне и его автобиография39,записки его ближайших друзей и соратников М.Агриппы Постума и Г.Цильния Мецената, а также записки и мемуары деятельных участников событий - М.Валерия Мессаллы Корвина, Кв.Деллия, самоапология М.Антония, специальное сочинение о втором триумвирате М.Теренция Варрона, «История» Г.Азиния Поллиона, исторический труд Т.Лабиена и сочинения Кассия Севера. Не дошли «Анналы» Кремуция Корда, изложившего события от гибели Цезаря до смерти Августа, сочинение, за которое автор поплатился жизнью при Тибе-рии (Tac. Ann., IV, 34). От того же времени преемников Августа не сохранилось историческое сочинение Ауфидия Басса, продолжившее труд Ливия, «История» М.Клувия Руфа, а также исторические сочинения Г.Плиния Старшего, продолжавшие труд Ауфидия Басса.

Список авторов, современников Августа или живших вскоре после него, чьи исторические сочинения в той или иной степени дошли до нашего времени, очень краток: Николай Дамасский, Корнелий Непот (ок. 109 - 29 гг. до н.э.), Помпей Трог (в передаче Юстина, хрониста II в.), Валерий Максим (п. пол. I в.), Веллей Патеркул (ок 20 г. до н.э. - ок. 31 г.). При этом ни один из их трудов не сохранился полностью. Сохранившиеся «География» Страбона (ок 40 г. до н.э. - 25 г.) и «Естественная история» Плиния Старшего (23/24 - 79 гг.), не являются историческими сочинениями. Некоторое значение имеют лишь содержащиеся в них отдельные указания и ссылки на время Августа. То же самое относится к историческим книгам Иосифа Флавия. Из этой группы литературных источников наибольшее значение для изучения конституционного аспекта принципата имеет «Римская история» Веллея Патеркула40. Этот труд важен уже тем, что он в полной мере представляет апологетическое направление в римской историографии принципата, причем имеется исключительная возможность сравнения его с противоположным, критическим, направлением, представленным в сочинениях Корнелия Тацита (ок. 55- ок. 120 гг.) и Г.Светония Транк-вилла (ок. 70 - ок. 140 гг.). Из сохранившихся сочинений Тацита для изучения времени Августа имеют значение, главным образом «Анналы», охватывающие период от смерти Августа до гибели Нерона. Труд Г.Светония Транквилла «Жизнь двенадцати цезарей» включает единственную сохранившуюся целиком биографию Августа (биография, написанная Николаем Дамасским, дошла фрагментарно). В целом ряде случаев Светоний дает важнейшую информацию, имеющую определяющее значение при решении проблемных вопросов.

Об интересующем времени установления и оформления принципата имеются также подробные исторические труды греческих авторов, живших значительно позднее: Плутарха (ок. 46 - после 119 гг.), Аппиана (ок. 100 - ок. 170 гг.) и Диона Кассия (ок. 160 - 235 гг.). Именно в их сочинениях содержится наиболее подробное изложение событий. Эти данные в основе достоверны, поскольку взяты из не дошедшей до наших дней античной литературы, но нуждаются в соотнесении со сведениями современников принципата.

В «Параллельных жизнеописаниях» Плутарха особенный интерес представляют биографии Тиберия и Гая Гракхов, Мария, Суллы, Сертория, Лукулла, Красса, Помпея, Цезаря, Цицерона, Брута, Антония. Плутарх был замечательным писателем-моралистом, но не историком. Для него важнее были моралистические задачи, а не историческая достоверность. Он однако обладал огромной эрудицией и использовал в своих сочинениях многие несохранившиеся труды греческих и римских авторов, чем и определяется ценность его труда как источника знаний по истории Рима41. «Гражданские войны» Аппиана (XIII-XVII книги его объемного труда «Римская история») являются единственным сохранившимся памятником античной историографии, в котором дано подробное и связное изложение истории поздней Римской республики - от Гракхов до Октавиана. По вопросу о возможных источниках Аппиана имеется обширная литература42. С точки зрения ряда ученых, Аппиан опирался в «Гражданских войнах» на какой-то один, наиболее важный для него и подробный источник, лишь сокращая и видоизменяя его. В этой связи указывались сочинения Азиния Поллиона, Кремуция Корда, Рутилия Руфа и Плутарха. Согласно другому мнению, Аппиан комбинировал несколько источников, и его ссылки на некоторые из них, а также прямые заявления об этом (И, 70; III, 84) заслуживают полного доверия. Во всяком случае, даже если Аппиан не вполне оригинален в своем исследовании, его заслугой является выбор превосходных источников (или источника), что выразилось в знании мелких подробностей. Труд Диона Кассия «Римская история» является, в свою очередь, наиболее полным из сохранившихся исторических описаний времени Августа. В работе учтены также довольно сжатые сообщения, П.Анния Флора, Авла Геллия, Аврелия Виктора, Евтропия и других древних авторов.

Для источников о раннем принципате главным является вопрос об их политической тенденциозности, а не вопрос об их достоверности. Этим характеризуется главный источник - знаменитое политическое завещание Августа, опубликованное Тиберием, «Res Gestae»43. Оценка государственно-правового положения Августа зависит в современной историографии именно от этого памятника. Зато другой важный источник, единственный последовательно излагающий историю развития власти Августа, «Римская история» Диона Кассия не является политическим документом, но может быть местами неточным, поскольку это свидетельства писателя Ш века. Таким образом, в отношении фактов из них предпочтительнее текст Августа, а по части оценки и толкования фактов - труд Диона.

Большое значение для изучения истории принципата имеют также эпиграфические источники. Из латинских надписей, кроме "Res Gestae", важны Laudatio Turiae, Lex de imperio Vespasiani, надписи коллегии арвальских братьев. Нумизматический материал имеет особенное значение для последней главы работы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Становление принципата"

Заключение

Важнейшей стороной правового оформления власти принцепса стал отказ от определенного, магистратского, статуса. Август был первым гражданином, первым сенатором, но не являлся магистратом. Это не мешало ему обладать «высшим» империем, предоставлявшимся сенатом, а также всей полнотой трибунской власти, которая в соответствии с республиканской традицией предоставлялась комициями на определенный срок и регулярно продлевалась. Персональная и «вечная» магистратура экстраординарного характера нарушала бы традицию, ординарная магистратура вообще была противопоказана единовластию. В литературе и ранее признавалось, что принципат основан на прецедентах экстраординарных командований, при которых имело место отделение власти от должности. В действительности корни принципата оказываются намного глубже.

Империй, изначально единый и неделимый, означал высшую повелевающую власть и являлся важнейшей традицией власти, связывавшей воедино все конституционное развитие Рима от его истоков при первых царях до принципата. Согласно многочисленным свидетельствам древних авторов, империй был унаследован республиканскими консулами непосредственно от царей и был идентичен царскому. Из этого исходил Т.Моммзен, характеризовавший империй как по самой своей природе неограниченный и неделимый, как универсальную всеобъемлющую власть, не только военное командование, но также власть гражданскую. Концепция, разработанная Т.Моммзеном, в целом принята отечественными учеными (С.Л.Утченко, И.Л.Маяк, А.Б.Егоровым). Выдвигавшиеся возражения против теории Т.Моммзена представляются умозрительными и недостаточно обоснованными данными источников. Попытки обосновать республиканское происхождение империя неизбежно вступают в противоречие с античной традицией и вынуждают фактически изобретать некие магистратуры или особое военное командование в царскую эпоху. В пользу взгляда выдающегося немецкого ученого свидетельствует уже то обстоятельство, что не только империй, но также, безусловно, другие основные государственные институты республики (комиции и сенат) берут начало в царской эпохе. Кроме того, беззаконным в традиции является только правление последнего царя-узурпатора, а оценка и восприятие правления и личных качеств его предшественников в целом весьма позитивны. Власть им предоставлялась в соответствии с требуемыми формальными процедурами, а также ввиду высоких личных достоинств каждого, а деятельность была направлена на благо Рима и римского народа.

Установление республики юридически означало передачу империя двум магистратам, которые вначале, возможно, назывались не консулами, а преторами. Это не означало изменения характера империя, который остался единым и неделимым. Для понимания сущности конституционного развития, как при переходе к республике, так и при переходе к принципату, необходимо принять, что между должностью и властью существовало теоретическое различие, и они не были неразделимы. Это единственно возможное объяснение неделимости и неограниченности империя в теории и деления и ограничения его на практике. Так, всем магистратурам, за исключением диктатуры, была присуща коллегиальность, власть же при этом была равной у каждого магистрата, она не являлась «коллегиальной». Обладая одной и той же властью, коллеги могли интер-цедировать друг против друга. Можно сказать, что магистратура давала доступ к власти нескольким лицам на определенный срок. Она, таким образом, являлась ограничением власти, и понятие provincia (как поле деятельности, область применения полномочий) следует относить к магистратуре, но не к власти, как таковой. Трансформироваться могла именно provincia, но не власть, и «трансформация» империя есть трансформация не власти, а должностных обязанностей. Именно поэтому можно было учреждать новые магистратуры, что означало не отделение полномочий, не дробление империя на составляющие властные прерогативы, а являлось выделением поля деятельности, сферы применения единого империя. Именно поэтому магистраты могли заменять друг друга: например, квестор командовать войском и управлять провинцией, та или иная провинция управляться как проконсулом, так и пропретором, консулы проводить ценз и т. п. Прилагаемые к империю определения (maius, minus, summum, infinitum) характеризуют сферу применения, а не империй как таковой. Наиболее явственно различие между должностью и властью выступает в учреждении военных трибунов с консульской властью, в наделении частных лиц империем и в институте легатов (экстраординарные назначения и легаты имели провинцию, но не являлись магистратами).

Другой принципиально важной характеристикой империя является его непрерывность и преемственность от начальной власти царей, что выражал ку-риатный закон об империи. Он упоминается в источниках как действующий на протяжении царского и республиканского периодов. Изучение источников позволяет утверждать, что закон относился ко всей полноте власти магистрата, как считал Т.Моммзен, а не к части ее, вроде военного командования или ауспиций. Он был общим и единым для власти всех коллег по той или иной магистратуре, как для империя царя. В качестве повторного, куриатный закон детализировал власть царей, затем республиканских магистратов, по отношению к власти их предшественников и по их собственной инициативе вносился на рассмотрение курий. Традиции куриатного закона последовали первые цензоры, для власти которых повторный закон был нужен в силу патрицианского характера магистратуры. Однако цензоры не были наделены империем, их полномочия не имели непрерывного продолжения, а «провинция» вначале была скромной и казавшейся малозначимой. Они имели дело с оценкой имущества гражданства, собственно, с центуриатной организацией, и потому обращались с запросом, в котором квалифицировали свою власть, в те же комиции. Плебейским магистратам повторный запрос не требовался, поскольку их власть имела особое происхождение и представляя собой самостоятельную традицию.

Эта параллельная традиция власти в государственно-правовом развитии Рима была связана со своеобразным политическим институтом - народным (правильнее - плебейским) трибунатом. Именно ввиду особого происхождения своей власти народные трибуны не могли заменять других магистратов и наоборот. Трибунская власть возникла позднее, чем империй, имела республиканское происхождение и была единственной магистратской властью, которая не ограничивала, но, скорее, контролировали империй.

На оценку ее значения в системе принципата влияет распространенное представление о республиканском трибунате, как органе революционном по происхождению, долгое время находившемся вне конституции и всегда остававшемся демократическим элементом римской государственности. Так оценивал трибунскую власть Т.Моммзен. Изучение вопроса позволяет настаивать на иной оценке трибунской власти, которая ближе к точке зрения Л.Ланге. Уже изначально трибунская власть не являлась властью вне конституции. Так, lex sacrata не может рассматриваться в качестве ее правовой основы, но только как источник священной неприкосновенности трибунов, причем вместе со священной клятвой плебеев. Трибунская власть возникла в результате компромисса плебеев и патрициев, по условию которого трибунат служил гарантией для плебеев общего права на провокацию к народу. В качестве правового источника трибунской власти можно, поэтому, рассматривать народный суверенитет. В период становления полисной государственности народный трибунат приобрел статус общегосударственной магистратуры, и полностью оформилась компетенция трибунской власти, включая право на ауспиции. В дальнейшем при всем своем общем ореоле контролирующей народной власти она долго служила одной из опор правления аристократии. В ее историческом развитии важны все три периода - время борьбы плебеев с патрициатом, период «согласия сословий», сотрудничества трибунов и сената, а также эпохи гражданских войн. Сул-ла стремился обезвредить трибунат, но примечательно, что он наложил на него только косвенные ограничения. Трибунская власть к тому времени уже давно стала неотъемлемой частью государственности римской аристократической республики. Гракхи в полной мере обнаружили, каким опасным оружием в политической борьбе может стать трибунская власть, позволявшая контролировать другие государственные органы и осуществлять законодательство.

Принятие империя и трибунской власти Августом удивительным образом соответствует происхождению и характеру этих магистратских полномочий. Империй как власть никогда не трансформировался и не менял своих сущностных характеристик и объема полномочий, иначе говоря, он не имел генезиса. Все трансформации империя юридически следует относить только к магистратскому статусу его носителя. Трибунская власть, напротив, исторически развивалась постепенно, ее компетенция расширялась, ее прерогативы возникали и оформлялись прецедентным путем. Подобным образом и Август, однажды получив империй, уже никогда не расставался с ним, меняя лишь свой статус, и сферу действия своего империя, а трибунской властью завладел постепенно, приобретая вначале ее отдельные права. Он никогда не занимал, поэтому, самой магистратуры - народного трибуната.

С самого начала империй Октавиана не был связан с магистратурой. Он был впервые наделен империем по постановлению сената в январе 43 г. до н.э., получив экстраординарное командование, в качестве частного лица. Этот империй не имел формально установленного срока, но ограничивался задачей подавления мятежных действий Антония. Он сохранялся за Октавианом, пока эта задача не была выполнена, и его продление зависело от сената. Назначив после гибели консулов командование в войне Дециму Бруту, сенат показал, что не намерен продлевать империй Октавиана. Не имея магистратского статуса, Ок-тавиан не мог вполне рассчитывать на объединение с М.Антонием и М.Эмилием Лепидом, являвшимися проконсулами. Помимо причин, обусловленных развитием политической ситуации, для захвата консульской власти Октавианом имелись и причины конституционного характера. Захватив 19 августа 43 г. до н.э. консульство, Октавиан сложил имевшийся империй. Взамен он получил «высший» (maius) империй, действенный на любой территории. Достижение консульства не только уравнивало статус Октавиана со статусом Антония и Лепида, но формально ставило его выше. Не случайно Октавиан во время переговоров с ними занимал место в центре, и учреждение триумвирата в ноябре 43 г. до н.э. имело условием отказ Октавиана от консульской должности.

В качестве триумвира Октавиан сохранял «высший» империй, сфера действия которого относилось к Италии и нескольким провинциям, как и у других триумвиров. Но потенциально империй каждого триумвира действовал на любой территории, где не действовал империй коллеги, поскольку триумвират был учрежден rei publicae constituendae causa. Именно поэтому реальную территорию действия империя определял раздел провинций между триумвирами (подобным образом консулы могли по согашению делить назначенные сенатом провинции). Сенатских назначений провинций не требовалось, поскольку триумвират был учрежден комициальным законом. Срок применения империя также определялся магистратским статусом триумвирата и устанавливался первоначально в пять лет. В 37 г. до н.э. магистратский статус триумвиров был продлен еще на пять лет.

Победа над Секстом Помпеем и отстранение от власти Лепида в 36 г. до н.э., означали, что государство было фактически поделено между двумя триумвирами, а, значит, гражданские войны формально закончились, и дальнейшего обустройства государства не предполагалось. Война между триумвирами могла быть только самым откровенным образом войной за единовластие. Перед Антонием и Октавианом равно вставал вопрос о дальнейшей организации власти. Они не спешили сложить полномочия, поскольку магистратский срок триумвирата был установлен до конца 33 г. до н.э. Однако между ними шло обсуждения вопроса о восстановлении республиканских норм и сложении власти. Выходом для Октавиана стало очередное действие авантюрного и скандального характера по захвату и обнародованию завещания Антония. Это позволило, во-первых, объявить войну Клеопатре, во-вторых, формально лишить Антония власти. Последняя гражданская война в истории Римской республики рассматривалась Октавианом и его правительством как внешняя, как война с Египтом. Это было безошибочным политическим лозунгом и в значительной мере способствовало успеху. Постановление сената, лишавшее Антония власти, не касалось империя Октавиана, и он должен был сохранить империй для ведения войны с Египтом. Так в 32 г. до н. э. его империй вновь оказался отделен от должности. Но считать это узурпацией власти все же нельзя. Любой магистрат, оказавшийся на театре военных действий, в случае истечения его магистратского срока, конечно, сохранял империй.

Сохраняя «высший» империй, действовавший на всей территории государства, включая завоеванный Египет, Октавиан в 31, 30 и 29 гг. до н.э. занимал консульство символически, что подчеркивало его статус. Возможно, эти консульства носили пропагандистский характер, подтверждая республиканизм правителя. Октавиан как бы уступал консульство другим, лишь на неполный срок, но ежегодно совмещая свой особый консульский империй с должностью консула. Принятие на некоторое время должностных обязанностей не означало смену империя. Собственно в его империй это не привносило ничего, поскольку он был «высшим», как унаследованный от триумвирата, и его действие распространялось на Италию.

Краткий период после окончания войны с Египтом, был временем подготовки к знаменитому «восстановлению республики». Закрыв двери храма Януса, что символизировало наступление мира, а затем отпраздновав триумфы, Октавиан тем самым признавал и отмечал тот факт, что данное ему поручение (война с Клеопатрой) он исполнил. Управлять государством при помощи чрезвычайной власти было оправданным и эффективным только в соответствующих, то есть чрезвычайных обстоятельствах. Империй Октавиана имел характер экстраординарного командования, его следовало привести к магистратской форме, что означало изменение статуса. В государстве должна была быть восстановлена республиканская коллегиальность, особенно высших должностных лиц, а также правильная, традиционная, система назначения провинциальных управлений.

Для понимания последовавшего «правового урегулирования» ключевое значение имеет заявление самого Августа о том, что в свое шестое и седьмое консульства он передал государство в ведение сената и народа, а в дальнейшем имел власти не больше, чем у его коллег по магистратуре (Я.в., 34, 1, 3). Прежде всего, отсюда следует, что «правовое урегулирование» было начато не в седьмое консульство, в январе 27 г. до н. э., когда имел место знаменитый отказ от власти, а именно в шестое консульство, еще в 28 г. до н.э. Знаменитое «восстановление республики» Август сам рассматривал только как заключительную стадию приведения в порядок конституции. Еще в 28 г. до н.э. Октавиан впервые был избран консулом на полный срок. Он разделил с коллегой, своим ближайшим другом М.Агриппой консульские фасции и вместе с ним провел ценз. Был пересмотрен состав сената, что имело значение ввиду планировавшегося отказа от власти в сенате, а также аннулированы незаконные акты времени триумвирата. Это означало, что его империй утратил экстраординарный характер и стал консульским. Агриппа, в преданности которого Октавиан не сомневался, имел такой же точно империй. Но Октавиан, в отличие от Агриппы, являлся консулом, который уже назначил в провинции в качестве наместников своих легатов. Они были ниже рангом, чем Агриппа, империй которого действовал повсеместно, а империй каждого из наместников - только в пределах отведенной провинции. Но приказывать им и смещать их мог только Октавиан. Таким образом, государство действительно находилось в его руках, что произошло постепенно по всеобщему согласию, в ходе гражданских войн, которые он погасил. И он действительно имел больше власти, чем у коллег по магистратуре, включая Агриппу, коллегу в 28-27 гг. до н. э.

В январе 27 г. до н.э. Октавиан в качестве консула созвал сенат, на заседании которого заявил, что передает государство в распоряжение сената и народа. Но речь не шла о сложении консульского империя и отказе от консульства. Об этом заявления не было, как и со стороны Агриппы. Октавиан передавал сенату и народу все провинции, находившиеся под его контролем. Сенат вернул ему их все обратно, он взял из них необходимую часть, причем только на десять лет. Но империй продолжал действовать на территории всех провинций, поскольку Октавиан оставался консулом и сохранял «высший» империй. Положение Агриппы оставалось прежним: у него был тоже «высший» империй консула, но к назначенным Августу провинциям Агриппа отношения не имел. Тем не менее, благодаря соглашению с сенатом, Октавиан получал конституционное подтверждение своему праву назначать наместников в оставшиеся за ним провинции, что было формально детализировано. Зависимое от правителя положение наместников подчеркивалось тем, что они должны были быть только пропреторами, даже если уже были консулярами, и назначать их Август мог на любой срок. В сенатские провинции наместников назначал сенат, но только на год. Они могли иметь ранг проконсулов, но не должны были иметь воинских инсигний. Это, вероятно, было вызвано тем обстоятельством, понятным не одному Диону и вовсе не скрываемым, что в сенатских провинциях войск не имелось. Ситуация в отношении Агриппы фактически не изменилась, но получение провинций по соглашению с сенатом, в качестве особого поручения, позволило Августу заявить, что он после шестого и седьмого консульств имел не больше власти, чем у коллег по магистратуре.

По сообщению Диона Кассия, Август получил в управление провинции только на десять лет. Исследователи считают это недостоверными сведениями. В таком случае Август был вынужден в последующие годы занимать консульство, чтобы продлить свое управление предоставленными провинциями, поскольку его статус может быть определен по-прежнему, как консул с назначенными провинциями. Август это и делал вплоть до реформы 23 г. до н.э. Но он мог это делать и по другой причине. Ему была нужна консульская власть в Риме и контроль над всеми провинциями. Юридическая конструкция, по которой управление провинциями теперь напрямую зависело от того, был ли Август консулом, представляется слишком сложной. Она предполагает, что Август был обречен на постоянное консульство. Сообщению Диона следует оказать доверие, поскольку Дион пишет, что десятилетний срок был установлен по инициативе самого Августа, а не сената. К тому же провинции Август также выбирал сам, и этот выбор мотивировался необходимостью приведения их в нормальное состояние, сенату же передавались благополучные и замиренные провинции, не требовавшие военного контроля и военных действий. Август получал провинции для их обустройства, и это напоминает назначение империя триумвиров, и ту же ассоциацию вызывает срок. Постановление сената должно было иметь четкую правовую форму, на что указывает и детализация провинциальных управлений - указание рангов и даже инсигний наместников, а также срока их полномочий. К 23 г. до н.э., ко времени следующего правового «урегулирования», десятилетний срок, установленный для управления провинциями, еще не истек. Но поскольку тогда было произведено очередное и на сей раз окончательное отделение империя от должности, в дальнейшем имели место уже продления именно власти, а не новые назначения провинций.

Август указывал также, что после 27-28 гг. до н.э. он превосходил всех своей аи^огйаБ, но его власть была равной со всеми коллегами по магистратуре. Единственная магистратура, которую он мог иметь в виду - консулат, а единственная власть - империй. Он тем самым утверждал, что в шестое и седьмое консульства привел консулат как магистратуру в нормальное состояние и никогда, занимая эту должность впоследствии, не имел власти больше, чем у его коллег. И хотя эта знаменитая фраза относится ко всему последующему периоду его правления, речь здесь едва ли идет также о коллегах по трибунской власти, потому что ни он сам, ни его коллеги по трибунской власти никогда не были магистратами. Трибунская власть была принята без должности.

Необходимо отказаться от представления о сочетании двух империев, консульского и проконсульского, в период 28-23 гг. до н.э., как и от представления, что империй Августа был особенного рода - универсальным и высшим империй вообще был таковым). Конституционную базу правителя представлял консульский империй, поскольку только консульства 28-24 гг. до н. э. принимались на полный срок. Иначе говоря, именно в тот период консульская власть была особенно важна для Августа, и он занимал консульство непрерывно. Реформа 27 г. до н. э. не «трансформировала» империй Августа и его статус, а только завершала приведение их к конституционной норме. Отныне Август управлял провинциями через своих легатов - подобно Помпею после 55 г. до н. э., с той разницей, что Помпей являлся проконсулом, а не консулом, и потому не имел права находиться в пределах померия, но, став в 52 г. до н. э. единоличным консулом, Помпей сохранил свой контроль над провинцией. Это произошло не потому, что к его проконсульскому империю добавился империй консульский, а в силу обстоятельства, что Помпей непрерывно имел империй.

Реформа 23 г. до н. э. касалась уже самой власти. Август тогда отказался от консульства, которое сложил на Альбанской горе, за пределами померия. Благодаря этому его империй остался непрерывным и стал проконсульским. Можно предположить, что после сложения консульства Август дождался постановления сената, реформировавшего его империй, находясь за пределами померия. Но нельзя сказать, что сенат дал ему взамен какой-то новый империй или - что после сложения консульства у Августа оставался еще некий проконсульский империй. У него был только консульский, который стал проконсульским самым обычным образом, поскольку Августу уже была декретирована провинция и (о чем определенно не известно, но без сомнения, это было так) относительно его империя был издан куриатный закон. Этот проконсульский империй затем был реформирован в сенате в двух отношениях: он стал высшим по отношению к власти всех проконсулов и не слагаемым при пересечении померия. Реформа «высшего» империя означала окончательное конституционное отделение его от должности. Империй действовал повсеместно, как империй царя, диктатора или консулов. Этот империй и был соединен с трибунской властью.

Однако при отделении империя от должности в 23 г. до н.э. Август лишался магистратского статуса. Этим и были вызваны предложения ему диктатуры и ежегодного пожизненного консульства, которые он отклонял, поскольку это являлось бы явным нарушением республиканской традиции. Внешние знаки власти не были важны для Августа, но они были важны для сената и народа, как показатели статуса правителя, своего рода гарантия стабильности положения. Август понимал и это: удовлетворяя пожелания плебса и своих истовых и многочисленных сторонников в сенате, он в 19 г. до н.э. принял только консульские инсигнии в черте померия - внешние знаки власти. Мнение, что Август был наделен дополнительными прерогативами и полномочиями представляется неубедительным. Важнейшей стороной правового оформления власти принцепса стал отказ от определенного статуса. Август был первым гражданином, первым сенатором, но не являлся магистратом. Это не мешало ему обладать «высшим» империем, который, в соответствии с республиканской традицией и нормой, предоставлялся на определенный срок и регулярно продлевался. Персональная и «вечная» магистратура нарушала бы традицию, нормальная магистратура вообще была противопоказана единовластию, ибо со времени установления республики являлась ограничителем империя. Статус правителя был неопределенным, но его полномочия - не только трибунская власть, но равно империй, совсем не вуалировались. В реформе власти 23 г. до н.э. самой важной новацией была не очередная «трансформация» империя, выразившаяся на этот раз в утрате магистратского статуса, а соединение империя с трибунской властью. Именно утрата магистратского статуса и позволила это сделать.

Соединение трибунской власти с империем было нововведением Августа и имело особый конституционный смысл. Август соединял в одних руках обе властные параллели - власть повелевать и власть контролировать. Вся новизна реформы 23 г. до н.э. обнаруживается при учете событий 36 и 30 гг. до н.э., когда правитель был наделен трибунской священной неприкосновенностью, получил право занимать трибунскую скамью в сенате и право помощи трибунов.

Принятие этих трибунских прерогатив обусловливалось исключительно идео- ' логическими мотивами. Они были предоставлены сенатом в числе других почестей и формально не представляли собой конституционного изменения.

Но принятие трибунской власти в полном объеме только формально было добавлением новых прерогатив, а по существу - важным конституционным изменением, беспрецедентным получением трибунской власти отдельно от должности. Объясняя причины этого выбора принцепса, исследователи указывают на неудобство ежегодного консульства и большое идеологическое значение собственно трибунской власти, служившей главным символом республиканизма правителя. Но следует все же признать и реально-правовое, чисто конституционное значение трибунской власти. В источниках имеются примеры применения всех основных трибунских прерогатив. Немногочисленность таких свидетельств объяснима в ряде случаев использованием для законодательства власти консулов, а до применения трибунского вето в сенате дело в реальности просто не доходило. Кроме того, принятие Августом трибунской власти имело еще тот смысл, что тем самым обесценивался народный трибунат как магистратура. Сохранение независимой от принцепса коллегии народных трибунов с властью, созданной изначально для контроля над империем, было бы явлением опасным в конституционном отношении. На практике принцепсу пришлось бы контролировать ежегодно состав коллегии, проводя на эту должность достаточно надежных людей, причем противодействовать оппозиционно настроенному трибуну принцепс был бы вынужден не самолично.

Наконец, трибунская власть имела еще одно конституционное применение. Она играла важную роль при передаче принципата, который, как «восстановленная республика» нуждался не только в республиканском оформлении власти, но и в соответствующем оформлении ее передачи. Можно утверждать, что принципат предусматривал особую механику передачи власти, обосновывавшуюся республиканскими традициями и нормами. Преемник принцепса становился соправителем (коллегой) только после получения трибунских прерогатив. Его трибунская власть в правовом отношении была независима от трибунской власти принцепса, но ограничена сроком и присваивалась сенатом, а не комициями. Автоматически со смертью принцепса трибунская власть его соправителя не прекращалась, но позволяла созвать сенат и тем обеспечить правовое оформление нового принципата. Преемник получал трибунскую власть заново от сената - уже сам, а не по представлению принцепса, а затем эта власть утверждалась в комициях.

Среди исследователей несомненное большинство тех, кто считает империй ключевым элементом власти принцепса, хотя есть и такие, кто отводит главную роль трибунской власти. Без империя не могло быть контроля над армией, а значит и политической стабильности - в этом отношении первая точка зрения правильна. Из этого не следует, что принципат являлся завуалированной формой военной диктатуры, при которой трибунская власть служила в качестве республиканской ширмы, маскировавшей подлинную базу правителя - империй. В сочетании двух элементов власти трибунская не просто дополняла империй, а играла самостоятельную роль. В период борьбы за установление господства в государстве Октавиан обладал только империем, но после победы для правового оформления своего господства он использовал трибунскую власть, как исключительно гражданскую и республиканскую по происхождению, не связанную с царским периодом, выдвинув ее на первый план, исчисляя по ней годы правления. В мирное время функция контроля становилась важнее.

Идеологическое значение трибунской власти не исчерпывалось демократической символикой, ее принятие не было ориентировано исключительно на плебс. Римские нобили по-своему ценили трибунскую власть как важный элемент аристократической республики, ограждавший от попыток установления царского самовластия. Кроме того, власть народных трибунов, изначально ограниченная чертой померия, принятая фактически единовластным правителем Рима и в то же время первым его гражданином ставила Рим во главе всей державы и несла идею равенства всех его граждан, где бы они ни жили. Наконец,

244 трибунская власть, связанная с представлением о священной и неприкосновенной личности ее носителя, являлась особой сакральной санкцией положения принцепса. С другой стороны, империй, а не исключительно трибунская власть, имел свою идеологическую функцию. Он был выражением господства римлян над другими народами. Действительно, в «Res Gestae» о проконсульских полномочиях не сказано ни слова, а о трибунской власти говорится в нескольких главах (4, 6, 10, 15,). Зато в этом документе перечислено очень много относящегося к военной сфере деятельности правителя. Оба магистратских элемента власти принцепсу было незачем скрывать, поскольку и тот и другой были ориентированы на республику.

Список научной литературыМихайловский, Федор Александрович, диссертация по теме "Всеобщая история (соответствующего периода)"

1. Аврелий Виктор. О цезарях. Извлечения о жизни и нравах римских императоров. Происхождение римского народа. О знаменитых людях. / Пер. с лат. В.С.Соколова // Римские историки IV века. М, 1997.

2. Ампелий. Памятная книжица. / Пер. с лат. А.И.Немировский // ВДИ, 1989, № 1-2; также: Малые историки. М, 1996.

3. Аппиан. Гражданские войны. Пер. с греч./ Под ред. С.А.Жебелева и О.О.Крюгера. Л, 1935; М, 1994; СПб, 1994.

4. Аппиан Александрийский. Римская история. / Под ред. Е.С.Голубцовой. Пер. с греч. кн. I-XII С.П.Кондратьева, кн. XIII-XVIII коллектива переводчиков под ред. С.А.Жебелева. М, 1998.

5. Веллей Патеркул. Римская история./Пер. с лат. А.И.Немировского, М.Ф.Дашковой // Немировский А.И, Дашкова М.Ф. «Римская история» Веллея Патеркула. С коммент. Воронеж, 1985; также: в кн. Малые историки. М, 1996.

6. Вергилий Марон, Публий. Буколики. Георгики. Энеида. / Пер. с лат. С.Шервинского и С.Ошерова. М, 1979.

7. Гораций Флакк, Квинт. Оды. Эподы. Сатиры. Послания. Пер. с лат. / Под ред. М.Гаспарова. М, 1970.

8. Дигесты Юстиниана. Избранные фрагменты в переводе и с примечаниями

9. И. С .Перетерского. М., 1984. Ю.Евтропий. Краткая история от основания Города. / Пер. с лат. А.И.Донченко

10. Римские историки IV века. М., 1997. П.Катулл, Тибулл, Проперций. Пер. с лат. / Под ред. Ф.А.Петровского. М., 1963.

11. Ливий, Тит. История Рима от основания города. Пер. с лат. / Ред. М.Л.Гаспаров, Г.С.Кнабе, В.М.Смирин, Е.С.Голубцова. В 3-х тт. М., 19891993.

12. Непот, Корнелий. Из книги о римских историках. Т.Помпоний Аттик // Корнелий Непот. О знаменитых римских полководцах./ Пер. с лат. и коммент. Н.Н.Трухиной М., 1992.

13. Николай Дамасский. О жизни Цезаря Августа и его воспитании. Пер. с греч. Под ред. Е.Б.Веселаго. // ВДИ, 1960, №3-4, с. 218-237.

14. Овидий Назон, Публий. Элегии и малые поэмы. Пер. с лат. / Под ред.

15. М.Гаспарова и С.Ошерова. М., 1973. 16.Овидий Назон, Публий. Скорбные элегии. Письма с Понта./Изд. подг. М.Л.Гаспаров и С.А.Ошеров. М., 1978; 1982 (2-е изд.).

16. Плиний Старший. Естествознание. Об искусстве. /Изд. подг. Г.А.Таронян. М., 1994.

17. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В двух томах./Изд. подг. С.С.Аверинцев, М.Л.Гаспаров, С.П.Маркиш. М., 1994.

18. Плутарх. Застольные беседы. /Изд. подг. Я.М.Боровский, М.Н.Ботвинник, Н.В.Брагинская, М.Л.Гаспаров, И.И.Ковалева, О.Л.Левинская. Л., 1990.

19. Полибий. Всеобщая история. / Пер. с греч. Ф.Г.Мищенко. Т. 1-Ш, СПб., 1994-1995.

20. Саллюстий Крисп, Гай. Сочинения. /Перевод, статья и комментарии В.О.Горенштейна. М., 1981.

21. Светоний Транквилл, Гай. Жизнь двенадцати цезарей. / Изд. подг. М.Л.Гаспаров и Е.М.Штаерман. М., 1964.

22. Сенека, Луций Анней. Нравственные письма к Луцилию. / Пер. С.А.Ошерова. М., 1977; 1993.

23. Страбон. География. В 17 кн. /Пер., статья и комментарии Г.А.Стратановского. М., 1994.

24. Тацит, Корнелий. Соч. в 2-х тт. / Изд. подг. А.С.Бобович, Г.С.Кнабе, И.М.Тронский и др. Л., 1969; репр. М., 1993.

25. Флавий, Иосиф. О древности иудейского народа. Против Апиона. / Пер. Я.И.Израэльсона и Г.Г.Генкеля. СПб., 1895.

26. Флавий, Иосиф. Иудейские древности. / Пер. с греч. Г.Г.Генкеля. СПб., 1900; М., 1994; М. 1999, т. 1-2; пер. А.Ковельмана. Иерусалим-Москва, 1993.

27. Флавий Иосиф. Иудейская война. / Пер. Я.А.Чертка. СПб. 1900; Минск, 1991.

28. Флор, Луций Анней. Луция Аннея Флора две книги эпитом римской истории обо всех войнах за семьсот лет. / Пер. с лат. А.И.Немировского /Немировский А.И., Дашкова М.Ф. Луций Анней Флор историк Древнего рима. Воронеж, 1977; также: Малые историки. М., 1996.

29. Цезарь, Гай Юлий. Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о галльской войне, о гражданской войне, об александрийской войне, об африканской войне. / Пер. с лат. М.М.Покровского. М.; Л., 1948; М., 1991; 1993.

30. Цицерон, Марк Туллий. Письма / Пер. с лат. В.О.Горенштейна. Т. 1-Ш, М.-Л., 1949-1951; 1995.

31. Цицерон, Марк Туллий. Речи в 2-х тт. / Изд. подг. В.О.Горенштейн и М.Е.Грабарь-Пассек. М., 1962; 1995.

32. Цицерон, Марк Туллий. Диалоги: О государстве; О законах /Изд. подг. И.Н.Веселовский, В.О.Горенштейн, С.Л.Утченко. М., 1962; 1993.

33. Цицерон, Марк Туллий. О старости. О дружбе. Об обязанностях. /Изд. подг. В.О.Горенштей, М.Е.Грабарь-Пассек и С.Л.Утченко. М., 1975.

34. Цицерон, Марк Туллий. Тускуланские беседы. /Пер. В.О.Горенштейна. М., 1993.

35. Цицерон, Марк Туллий. Три трактата об ораторском искусстве. / Пер. Ф.А.Петровского, И.П.Стрельниковой, М.Л.Гаспарова. М., 1972; 1994.

36. Цицерон, Марк Туллий. Философские трактаты. / Пер. М.И.Рижского. М., 1985.

37. Хвалебная песнь на похоронах римской матроны (так называемая Laudatio Turiae) / Пер. с лат. и коммент. В.О.Горенштейна. // ВДИ, 1970, №4, с. 217223.

38. Appian's Roman History with an English translation by H.White. LCL, Cambridge-London, 1955, 1961.

39. Cicero. The Speeches (pro lege Manilia, pro Caecina, pro Cluentio, pro Rabirio perduellionis) with an English translation by H.Grose Hodge, LCL, CambridgeLondon, 1943.

40. Cicero. The Speeches (in Catilinam I-IV, pro Murena, pro Sulla, pro Flacco) with an English translation by L.E.Lord, LCL, Cambridge-London, 1946.

41. Cicero. The Speeches (pro Publio Quinctio, pro Sexto Rossio Amerino, pro Quinto Roscio Comoedo, de lege agraria I-III) with an English translation by H.Freese, LCL, Cambridge-London, 1944.

42. Cicero. The Speeches ( pro Archia poeta, post reditum in senatu, post reditum ad quirites, de domo sua, de haruspicum responsis, pro Plancio) with an English translation by N.H.Watts, LCL, Cambridge-London, 1935.

43. Cicero. Brutus. Orator. With an English translation by G.L.Hendrickson, H.M.Hubbell, LCL, Cambridge-London, 1942.

44. Cicero. Letters to Atticus with English translation by E.O.Winstedt. LCL, v. 1, Cambridge-London, 1944; v. 2, London-New York, 1928; v. 3, CambridgeLondon, 1945.

45. Cicero. Vom Gemeinwesen (De re publica libri). Eingeleitet und neu ubertragen von K.Buchner. Zurich, 1960.

46. Ciceronis M.Tullii. De officiis libri tres. Recognovit C.F.W.Muller. Bibliotheca Teubneriana. Lipsiae, 1895.

47. Cicero. The Verrine orations with an English translation by L.H.G.Greenwood. LCL, London-New York, v. 1, 1928; v. 2, 1935.

48. Dessau H. Inscriptiones latinae selectae. Berolini, 2 ed., v. 1 -III, 1954-1955.

49. Diodorus of Sicily with an English translation by F.R.Walton. LCL (in XII volumes), v. 1 (by C.H.Oldfather), London-New York, 1933.

50. Dio's Roman history with an English translation by E.Cary. LCL, London-New York, v. I-VII, 1914-1924.

51. Dionysius of Halicarnassus. The Roman antiquities with an English translation by E.Cary. LCL, Cambridge-London,-------

52. Documents illustrating the reigns of Augustus and Tiberius. By Eherenberg V., Jones A.H.M. Oxford, 1949.

53. Documents illustrating the principate of Gajus, Claudius and Nero. Cambridge, 1967.

54. Festus: Sexti Pompei Festi de verborum significatu quae supersunt cum Pauli epitome, ed. Lindsay, 1913.

55. Fontes iuris Romani antiqui. Ed. C.G.Bruns. Friburgi in Brisgavia, 1887.

56. Livy. With an English translation by B.O.Foster. LCL, Cambridge-London, v. I-XIV, 1939-1959.

57. Plutarch's lives. With an English translation by B.Perrin. LCL, Cambridge-London-New York, v. I-XI, 1917-1959.

58. Polibius. The Histories with an English translation by W.R.Paton. LCL, Cambridge-London-New York, v. I-VI, 1927-1954.

59. Sallustius Crispus, C. Catilina. Jgurtha. Fragmenta ampliora. Ed. A.Kurfess. Bibliotheca Teubneriana. Lipsiae, 1954.

60. Suetoni Trancuilli, С. Divus Augustus (de vita Caesarum liber II). Testo, introduzione, note e appendice a cura di M.A.Levi. Firenze, 1958.

61. Tacitus. The Annals with an English translation by J.Jackson. LCL, CambridgeLondon, v. I-IV, 1956.

62. Tacitus Cornelius. Annales. Ed. E.Koestermann. Bibliotheca Teubneriana. Т. 1: Ab excessu divi Augusti. Lipsiae, 1952; T. 2, fasc. 1: Historiarum libri. Lipsiae, 1950.

63. Velleus Paterculus. Compendium of Roman history with an English translation by F.W.Shipley. LCL, London-New York, 1924.1. Литература

64. Абрамзон М.Г. Римский императорский культ в памятниках нумизматики. Магнитогорск, 1993, 194 с.

65. Абрамзон М.Г. Римская армия и ее лидер по данным нумизматики. Челябинск, 1994, 235 с.

66. Абрамзон М.Г. Монеты как средство пропаганды официальной политики Римской империи. М., 1995, 656 с.

67. Амирбеков Ш.А. Определение Цицероном понятия «государство» в немецкой историографии / Античность и общечеловеческие ценности. Вып. 3. Алматы, 1995, с. 6-10.

68. Бартошек М. Римское право: Понятия, термины, определения. Пер. с чешек. М. 1989, 448 с.

69. Белозеров Н.А. О соотношении политических лозунгов Цицерона и его практической деятельности / Античность и средневековье Европы: Межвуз. Сб. науч. Тр. Пермь, 1994, с. 97-105.

70. Бикерман Э. Хронология древнего мира. Ближний Восток и античность. М., 1976, 336 с.

71. Бодянский П.Н. История народного трибуната в период сословной борьбы // «Известия университета Св.Владимира», Киев, 1884, №1, с. 1-40; №3, с. 153178; №5, с. 269-296; 1885, №2, с. 29-56; 1886, №8, с. 84-108.

72. Бокщанин А.Г. Источниковедение Древнего Рима. М, 1981, 159 с. Ю.Борухович В.Г. После мартовских ид 44 г. до н.э. (исторический очерк). //

73. Античный мир и археология. Вып. 5, Саратов, 1983, с. 123-154. П.Борухович В.Г. Последний период гражданских войн (исторический очерк). // Античный мир и археология. Вып. 6, Саратов, 1986, с. 115-134.

74. Борухович В.Г. Квинт Гораций Флакк. Поэзия и время. Саратов, 1993, 376 с.

75. Брейкин О.В. Мораль Древнего Рима (VIII -1 вв. до н. э.). Саранск, 1992.

76. Виллемс П. Римское государственное право / Пер. с фр. Вып. 1-2, М. 18881890.

77. Виппер Р. Ю. Очерки истории Римской империи. М, 1908, 405 е.; Берлин, 1923.-VII, 433 с.

78. Виттенгоф Ф. Император Август. / Пер. с нем. Д.Н.Вальяно, О.Е.Рывкиной. // «Создатели империи». Ростов-на-Дону, 1998, с. 285-415.

79. Вулих Н.В, Неверов О.Я. Роль искусства в пропаганде официальной идеологии принципата Августа. //ВДИ, 1988, № 1, с. 162-173.

80. Гаспаров M.JI. Зарубежная литература о принципате Августа // ВДИ, 1958, №2, с. 221-233.

81. Герье В.И. Август и установление Римской империи // "Вестник Европы", СПб, 1877, №6-8, е.

82. Грант М. Двенадцать цезарей. / Пер. с англ. Д.Мишина. М, 1998, 272 с.

83. Грималь П. Цицерон / Пер. С фр. Г.С.Кнабе, Р.Б.Сашиной, М, 1991. 544 с.

84. Гримм Э.Д. Исследования по истории развития римской императорской власти. СПб, 1900, т. 1. Императорская власть от Августа до Нерона. УШ, 515 с.

85. Дементьева В.В. Магистратура диктатора в ранней Римской республике (V -III вв. до н. э.). Ярославль, 1996.

86. Дементьева B.B. Римское республиканское междуцарствие какполитический институт. М., 1998.

87. Дементьева В.В. Политико-правовой механизм назначения римских интеррексов / Древнее право. IVS ANTIQVVM. М., 1999, № 1 (4), с. 33-43.

88. Дементьева В.В. Терминологические вопросы обозначения должности военных трибунов с консульской властью. / Проблемы истории, филологии, культуры. М. Магнитогорск, 1999, вып. VIII, с. 122-129.

89. Дементьева В.В. Применение магистратуры военных трибунов с консульской властью в римской государственной практике. / Проблемы истории, филологии, культуры. М. — Магнитогорск, 2000, вып. IX, с. 29-39.

90. Дузкенева H.A. Историческая школа права (Ф.К. фон Савиньи и Г.Ф.Пухта) о понятии «государство» и римской государственности. // Политические структуры и общественная жизнь Рима. Проблемы античной государственности. Ярославль, 1993, с. 75-92.

91. Дузкенева H.A. Правовая характеристика принципата Т.Моммзеном. Автореферат канд. дисс. М., МГУ, 1995, 21 с.

92. Дуров B.C. Юлий Цезарь: Человек и писатель. JL, 1991, 208 с.

93. Дьяков В.Н. История римского народа в античную эпоху. Ч. I: Возникновение классового общества и государства в Риме. УЗ МГПИ, т. XVI, вып. 2. М., 1947, 136 с.

94. Дюрант В. Цезарь и Христос. / Пер. с англ. В.В.Федорина. М., 1995, 736 с.

95. Егоров А.Б. Развитие политической системы принципата при Тиберии // Социальная структура и политическая организация античного общества. JL, 1981, с. 135-163.

96. Егоров А.Б. Рим на грани эпох: Проблемы зарождения и формирования принципата. JL, 1985. 224 с.35.3аборовский Я.Ю. Очерки по истории аграрных отношений в Римской республике. Львов, 1985, 197 с.

97. Зб.Зелинский Ф.Ф. Римская империя. СПб., 1999.

98. Историография античной истории. Под ред. В.И.Кузищина. М., 1980, 415 с.

99. Игнатенко A.B. К вопросу о политическом режиме в Риме в эпоху перехода от республики к монархии // Методология историко-правовых исследований. М., 1980, с. 74-80.

100. Игнатенко A.B. Древний Рим: от военной демократии к военной диктатуре (историко-правовое исследование). Свердловск, 1988. 157 с.

101. Инар Ф. Сулла. Ростов-на-Дону, 1997, 416 с.

102. Камалутдинов К.Я. Цицерон о роли и месте princeps в политической системе римского общества (по материалам трактата «О государстве»). // Античный мир и археология. Вып. 6, Саратов, 1986, с. 19-31.

103. Камалутдинов К.Я. Цицерон и римская диктатура I в. до н.э. // Античная гражданская община. Межвуз. сб. науч. трудов. М., 1986, с. 63-43.

104. Кареев Н.И. Государство-город античного мира. Опыт исторического построения политической и социальной эволюции античных гражданских общин. СПб., 1903, X, 348 с.

105. Карпюк С.Г. Vulgus и turba: толпа в классическом Риме. / ВДИ, 1997, № 4, с. 121-137.

106. Кнабе Г.С. Корнелий Тацит. (Время. Жизнь. Книги.). М., 1981. 208 с.

107. Кнабе Г.С. Древний Рим история и повседневность. М., 1986, 204 с.

108. Кнабе Г.С. Рим Тита Ливия образ, миф, история // Тит Ливий. История Рима от основания города. М., 1993, т. Ш, с. 590-655.

109. Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М., 1993, 527 с.

110. Ковалев С.И., Штаерман Е.М. Очерки истории Древнего Рима. М., 1956, 335 с.

111. Кочеров С.Н. Стоическая оппозиция в Римском сенате (опыт морального сопротивления тирании) / Античность и раннее средневековье. Социально-политические и этнокультурные процессы. Межвуз. Сб. науч. Тр. Н.Новгород, 1991, с. 78-93.

112. Крист, Карл. История времен римских императоров от Августа до Константина: Историческая 6-каБека. Том 1, Ростов-на-Дону, 1997, 576 с.

113. Кузищин В.И. Римский принципат как разновидность античной монархии // Основные проблемы развития рабовладельческой формации. Тезисы докладов. М., 1978, с. 19-21.

114. Кузнецова Т.И., Миллер Т.А. Античная эпическая историография: Геродот, Тит Ливий. М., 1984, 213 с.

115. Ляпунов Ю.С. Имели ли народные трибуны ауспиции? // «Журнал министерства народного просвещения», 1917, сент., отд.У, с. 257-286.

116. Майоров Г.Г. Цицерон и античная философия религии. М., 1989.

117. Малеваный A.M. Иллирийские походы Октавиана (35-33 гг. до н.э.). // ВДИ, 1977, № 2, с. 129-142.

118. Марченко Г.М. Princeps civitatis в политических взглядах Цицерона. Автореф. дисс. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Л. 1980.

119. Машкин H.A. Принципат Августа. Происхождение и социальная сущность. М.-Л., 1949, 687 с.

120. Машкин H.A. Из литературы о принципате // ВДИ, 1938, №1, с. 116-120.

121. Машкин H.A. Эдикты Августа из Киренаики // ВДИ, 1938, №3, с. 180-192.

122. Машкин H.A. Социальное движение в Риме в первые дни после смерти Цезаря // «Вестник МГУ», 1947, № 5, с. 3-14.

123. Машкин H.A. Рец. на кн.: Syme R. The Roman revolution // ВДИ, 1947, №1, с. 116-123.

124. Машкин H.A. Третий ценз императора Августа (к вопросу о численности населения Италии 1 в. н. э.) // «Вестник МГУ», 1949, №4, с. 35-42.

125. Машкин H.A. Август и сенаторское сословие // УЗ МГУ. Вып. 143, М., 1950, с. 3-26.

126. Маяк И.Л. Взаимоотношения Рима и италийцев в III-II вв. до н.э. М., 1971, с. 159 с.

127. Маяк И.Л. Рим первых царей. Генезис римского полиса. М., 1983, 272 с.

128. Маяк И.JI. Римляне ранней республики. М., 1993, 160 с.

129. Межерицкий Я.Ю. Модели единоличного правления в идеологии раннего принципата. // Античная гражданская община. М., 1984, с. 104-115.

130. Межерицкий Я.Ю. «Династическая политика» Августа: саморазоблачение монарха или свидетельство заботы о будущем «республики»? // Античный вестник. Сб. науч. трудов. Омск, 1993, с. 154-160.

131. Межерицкий Я.Ю. «Res gestae divi Augusti»: история создания памятника и формирования идеологии принципата. // Среда, личность, общество. М., 1992, с. 72-77.

132. Межерицкий Я.Ю. «Республиканская монархия»: метаморфозы идеологии и политики императора Августа. Москва Калуга, 1994, 443 с.

133. Миницкий Н.И. Отношение патрициев и плебеев к частному и общественному культу в Древнем Риме. // Вопросы истории древнего мира и средних веков. Минск, 1974, с. 46-63.

134. Миницкий Н.И. Политический и правовой аспекты римского религиозного института lex sacrata. // Вопросы истории древнего мира и средних веков. Минск, 1977, с. 52-59.

135. Михайловский Ф.А. Трибунская власть в политической системе принципата Августа (несколько точек зрения). // Античная гражданская община. Межвуз. сб. науч. трудов. М., 1984, с. 92-104.

136. Михайловский Ф.А. Основание народного трибуната и lex sacrata. Античная гражданская община. Межвуз.сб. науч. трудов. М., 1986, с. 44-62.

137. Михайловский Ф.А. К вопросу о генезисе трибунских полномочий Августа. // Социально-политические и культурные проблемы истории стран Европы от античности до нового времени. М., 1989, с. 33-41.

138. Михайловский Ф.А. Оформление власти Августа в оценке современной советской и зарубежной историографии. // Историография актуальных проблем античности и раннего средевековья. Межвуз. сб. науч. статей. Барнаул, 1990, с. 101-120.

139. Михайловский Ф.А. Назначение древнеримского куриатного закона. // Социально-политические, идеологические проблемы истории античной гражданской общины. Межвуз. сб. науч. трудов. М., 1992, с. 89-102.

140. Михайловский Ф.А. Характер империя Августа в 27-23 гг. до н.э. // Политика и идеология в древнем мире. Межвуз. сб. науч. трудов. М., с. 7079.

141. Михайловский Ф.А. Роль трибунских полномочий при передаче власти в период первых принцепсов. // «Древнее право. IVS ANTIQVVM». № 1, М., 1996, с. 129-134.

142. Михайловский Ф.А. Власть Октавиана-Августа. М., 2000 г.

143. Моммзен Т. История Рима / Пер. С нем. М., 1936, т. 1, ХХУП, 892 е.; М., 1937, т.2, 446 е.; М., 1941, т. 3, 558 е.; М, 1949, т. 5, 631 с.

144. Мотус A.A. Цицерон и Саллюстий в их отношении к гражданским войнам Древнего Рима (1 в. до н. э.). / Античный мир и археология. Вып. 5. Проблемы истории Древнего Рима и Северного Причерноморья. Саратов, 1983, с. 33-46.

145. Немировский А.И. История раннего Рима и Италии. Воронеж, 1962.

146. Немировский А.И. Идеология и культура раннего Рима. Воронеж, 1964, 207 с.

147. Немировский А.И. Рождение Клио. У истоков исторической мысли. Воронеж, 1979,350 с.

148. Нетушил И.В. Очерк римских государственных древностей. Вып. 1-3. Харьков, 1894-1902,.

149. Нечай Ф.М. Образование Римского государства. Минск, 1972, 272 с.

150. Низе Б. Очерк римской истории и источниковедения. Изд. 3, СПб., 1910, VIII, 556 с.

151. Нич К. В. История Римской республики. Пер. с нем. М., 1908, XXVII, 530 с.

152. Панченко Д.В. Римские моралисты и имморалисты на исходе Республики. / Человек и культура: Индивидуальность в истории культуры. М., 1990, с. 7380.

153. Парфенов В.Н. Рим от Цезаря до Августа. Очерки социально-политической истории. Саратов, 1987, 148 с.

154. Парфенов В.Н. Юлии или Клавдии: Август и проблемы наследования принципата. // Из истории античного общества: Межвуз. сборник. Вып. 6, Н.Новгород, 1998, с. 90-111.

155. Парфенов В.Н. Римская армия и рождение империи: историография проблемы и перспективы исследования. / Историографический сборник. Межвуз. сб. науч. Тр. Вып. 15. Саратов, 1991, с. 81-94.

156. Пирогов В. Исследования по римской истории преимущественно в области третьей декады Ливия. СПб., 1878, II, 286 с.

157. Покровский И.А. История римского права. Пгр., 1918, ХУ1, 430 с.

158. Поплавский B.C. Культура триумфа и триумфальные арки Древнего Рима. М., 2000, 436 с.

159. Портнягина И.П. Заговор Пизона. // Вестник Ленингр. Университета, 1981, № 14, сер. ист., яз., лит., вып. 3, с. 41-48.

160. Портнягина И.П. Сенат и сенаторское сословие в эпоху раннего принципата. Калинин, 1989, 63 с.

161. Преображенский П.Ф. В мире античныхъ идей и образов. М., 1965, 394 с.

162. Ростовцев М.И. Заглавие и литературный характер Monumentum Ancyranum // Отчет о состоянии и деятельности Санкт-Петербургского университета за 1912 г. СПб., 1913, Прилож., с. 1-22 (Отд. Оттиск).

163. Ростовцев М.И. Рождение Римской империи. Пг., 1918, VI, 145 с.

164. Санчурский Н. Краткий очерк римских древностей. СПб., 1914, VIII, 267 с.

165. Свенцицкая И.С. Раннее христианство. Страницы истории. М., 1988.

166. Свенцицкая И.С. Отношение «гражданин полис» в системе Римской империи: проблема отчуждения. / ВДИ, 1997, № 3, с. 79-84.

167. Селецкий Б.П. К вопросу о римских политических партиях // «Klio», В., 1989, Bd., 71, H. 1, s. 241-256.

168. Сергеев B.C. Принципат Августа // ИЖ, 1938, №1, с. 99-111.

169. Сергеев B.C. Очерки по истории древнего Рима. М.,1938, ч. 1-2, 829 с.

170. Сергеев B.C. Принципат Тиберия. К вопросу о социальной природе императорской власти в Риме // ВДИ, 1940, №2, с. 78-95.

171. Сергеенко М.Е. Жизнь Древнего Рима. M.-JL, 1964, 336 с.

172. Сестон В. Римское гражданство. М., 1970.

173. Словарь античности. Пер. с нем. М., 1989, 704 с.

174. Смышляев А.Л.'Течь Мецената" (Dio Cass. Lll. 14-40): проблемы интерпретации //ВДИ, 1990, №1, с. 54-66.

175. Смышляев А.Л. Август. // Древний мир глазами современников и историков. Книга для чтения. Ч. II, с. 200-218.

176. Токмаков В.Н. Цель и значение диктатуры в раннеримской республике (У-1У вв. до н. э.) // Социальные структуры и социальная психология античного мира: Докл. конф. Российской ассоциации антиковедов. М., 1993, с. 108-115.

177. Токмаков В.Н. Римский сенат и центуриатная военная организация в период Ранней республики (У-1У вв. до н. э.) // ВДИ, 1994, №2, с. 34-49.

178. Токмаков В.Н. Некоторые аспекты генезиса консульской власти в конституции Рима ранней республики // Древнее право. IVS ANTIQVVM. № 1,М, 1996, с. 34-41.

179. Токмаков В.Н. Военная организация Рима ранней республики (VI-IV вв. до н.э.). М, 1998,300 с.

180. Тронский И.М. История античной литературы. J1. 1947, 495 с.

181. Трухина H.H. Политика и политики «золотого века» Римской республики (Пв. до н. э.). М, 1986, 184 с.

182. Убоженко Н.В. Заговоры против Августа // Вопросы отечественной и всеобщей истории. Саратов, 1987, с. 120-127.

183. Утченко C.JI. Идейно-политическая борьба в Риме накануне падения республики. М, 1952.

184. Утченко СЛ. Становление Римской империи и проблема социальной революции // ВИ, 1967, №7, с.

185. Утченко СЛ. Древний Рим. События. Люди. Идеи. М, 1969, 324 с.

186. Утченко СЛ. Цицерон и его время. М, 1973, 390с.; М, 1986, 352 с.

187. Утченко СЛ. Юлий Цезарь. М, 1976, 365 с.

188. Утченко СЛ. Политические учения Древнего Рима: (III-I вв. до н.э.). М. 1977, 255 с.

189. Федорова Е.В. Императорский Рим в лицах. М, 1979, 463 с.

190. Ферреро Г. Величие и падение Рима. /Пер. с итал. М, 1915-1923, т. 1-5.

191. Фюстель де Куланж. Гражданская община древнего мира. СПб. 1906, 459 с.

192. Хан И. Теория Аппиана о внутренней борьбе в римском обществе. / Античное общество. М, 1967, с. 343-351.

193. Ханкевич О.И. Деятельность народных трибунов в Римской республике во П в. до н. э. (до гракханского движения) // Вопросы истории древнего мира и средних веков. Минск, 1974, с. 72-80.

194. Чеканова Н.В. Система триумвирата в политической жизни Рима при переходе от республики к империи. Автореф. дисс. к.и.н. Л., 1988.

195. Чеканова Н.В. Государственность древнего Римав политико-правовых концепциях II I вв. до н. э. / Политические структуры и общественная жизнь Древнего Рима (проблемы античной государственности). Сб науч. Тр. Ярославль, 1993, с. 42-55.

196. Чернышов Ю.Г. К проблеме «самооценки» принципата Августа // Проблемы истории государства и идеологии античности и раннего средневековья. Барнаул, 1988, с. 36-55.

197. Чернышов Ю.Г. Социально-утопические идеи и миф о «золотом веке» в Древнем Риме. В 2-х частях. Новосибирск, 1992.

198. Шакотько Е.И. Tribunicia potestas как правовая основа гражданской власти принцепса при Октавиане Августе // Политическая организация и правовые системы за рубежом: история и современность. Свердловск, 1987, с. 54-60.

199. Шифман И.Ш. Цезарь Август. Л., 1990, 200 с.

200. Штаерман Е.М. Кризис античной культуры. М., 1975, 183 с.

201. Штаерман Е.М. От гражданина к подданному. / Культура Древнего Рима. Т. 1,М, 1985, с. 22-105.

202. Штаерман Е.М. Социальные основы религии Древнего Рима. М., 1987, 320 с.

203. Штаерман Е.М. К проблеме возникновения государства в Риме. // ВДИ, 1989, №2, 76-94.

204. Штаерман Е.М. История крестьянства в древнем Риме. М., 1996, 200 с.

205. Штерн Э.Д. Вопрос о происхождении народного трибуната в Риме // «Летопись историко-филологического общества при Новороссийском университете», Одесса, 1900, №УШ, с. 29-35.

206. Abbott F.F. A History and Description of Roman political institutions. London, 1901, VI11, 437 p.

207. Abele Th. A. Der Senat unter Augustus. Paderborn, 1907.

208. Adcock F.E. The Interpretation of Res Gestae Divi Augusti, 34,1// CQ, 1951, №3-4, p. 130-134.

209. Alfoldi A. Octavian Aufstieg zur Macht. // «Antike und Abendland», 1975, Bd. 21, H. 21, S. 1-14.

210. Astin A.E. Censorships in the late republic. // Historia, Wiesbaden, 1985, Bd. 34, H. 2, s. 175-190.

211. Badian E. T.Gracchus and the beginning of the Roman revolution. ANRW, 1972,1,1, p. 668-731.

212. Baisdon J.P.V.D. Roman history 65-50 B.C.: five problems. // JRS, 1962, vol., LII, p. 134-141.

213. Berger A. Encyclopedic Dictionary of Roman law. TAPhS, n. S., vol. 43, p. 2, Philadelphia, 1953.

214. Between republic and empire: Interpretations of Augustus and his principate. Berkeley, Los Angeles, Oxford, 1990.

215. Bleicken J. Das Volkstribunat der klassischen Republik. Studien zu seiner Entwicklung zwischen 287 und 133 v. München, Beek, 1955, 11, 166 S.

216. Bleicken J. Das Romische Volkstribunat. // «Chiron», München, 1981, Bd. 11, S. 87-108.

217. Bloch R. The Origins of Rome. New York, 1960, 212 p.

218. Boatwright M.T. The pomerial extension of Augustus. // Historia, Wiesbaden, 1986, l,p. 13-27.

219. Bosworth B. Augustus, the Res Gestae and hellenistic theories of Apotheosis. //JRS, 1999, v. 89, p. 1-18.

220. Broughton T.R.S. The Magistrates of the Roman Republic. New York, v. 1, 1951, XIX, 578 p.; v. 2, 1952, IX, 647 p.

221. Brunt P.A. Social conflicts in the Roman republic. London, 1971, 10, 164 p.

222. Brunt P.A. Lex de imperio Vespasiani. // JRS, 1977, v.67, p. 95-116.

223. Brunt P.A. The fall of the Roman republic and related essays. Oxford, 1988.

224. Brunt P.A., Moore J.M. The Achievements of the Divine Augustus. Oxford, 1967, 90 p.

225. Burian J.- rez.: Ortmann U. Cicero, Brutus und Octavian Republikaner und Caesarianer. Ihr gegenseitiges Verhältnis im Krisenjahr 44-43 v. Chr. Bonn, 1988 // Eirene. Studia Graeca et Latina. T. 27, Praha, 1993, s. 127-128.

226. Caesar Augustus: seven aspects. Oxford, 1984.

227. Carson R.A.G. Caesar and the monarchy. // «Greece and Rome», vol. IV, 1, 1957, p. 46-53.

228. Cartledge P. The second thoughts of Augustus jn the res publica in 28/7 B.C. // Hermathena, 1975, № CXIX, p. 30-40.

229. Castritius H. Der Romische Prinzipat als Republik. Matthiesen, 1982, 120 S.

230. Charlesworth M.P. Some fragments of the propaganda of Marc Antony. // CQ, 27, 1933, p. 172-177.

231. Chilver G.E.F. Augustus and the roman constitution 1939-50. // Historia, Wiesbaden, 1950, B. 1, 3, p. 408-435.

232. Clifford A. Was Rome a polis? // Classical Antiquity, 1999, vol. 18, № 1, p. 134.

233. Dell'Oro A. La formazione dello stato patrizio-plebeo. Milano-Varese, 1950, 184 p.

234. Develin R. Comitia tributa plebis. / Athenaeum. Pavia, 1975, 63, fasc. 3-4, p. 302-337.

235. Earl D.C. The age of Augustus. London, 1968.

236. Ehrenberg V. Imperium maius in the Roman republic. // AJPh., 1953, LXXIV, 2, p. 113-136.

237. Ehrenberg V. Society and civilization in Greece and Rome. Cambridge, Harvard univ. Press, 1964, XVI, 106 p.

238. Ehrenberg V. Ancient society and institutions. Studies pres. to Victor Ehrenberg on his 75-th birthday. New York, 1967, XVI, 312 p.

239. Ehrenberg V. Some roman concepts of state and empire. // Man, state and deity. 1974, p. 107-126.

240. Fabbrini F. Sulla regola auspicium imperiumque. // Societa e diritto nell'epoca decemvirale. Napoli, 1988, p. 317-341.

241. Fowler W.W. Rome. London New York, 256 p.

242. Francisci P. de. Genesi e struttura del principato Augusteo. Roma, 1941, 114 p.

243. Frank T.Rome. CAH, 1930, VIII,p. 311-390.

244. Grant M. From imperium to Auctoritas. A historical study to aes coinage in the Roman empire 49 b.c.- a.d. 14. Cambridge, 1946, XVI1, 510 p.

245. Grant M. The Augustan constitution. // «Greece and Rome», 1949, XVI11, p. 97-112.

246. Grant M. The roman emperors. London, 1985, 448 p.

247. Gruen E.S. The last generation of the Roman republic. Berkeley-Los AngelesLondon, 1974, 530 p.

248. Gwynne-Thomas E.H. A political history of the Roman empire. Lanham: Univ. Press of America. 1984, VII, 199 p.

249. Hammond M. The Augustan principate in theory and practice during the Julio-Claudian period. New York, 1968, X, 341 p.

250. Holladay A J. The election of magistrates in the early principate. // Latomus, Bruxelles, 1978, t. 37, fasc. 4, p. 874-893.

251. Holmes T. Rice. The Architect of the Roman empire. Vol. II, Oxford, 1931, X, 192 p.

252. Jolowicz H.F. Historical introduction to the study of roman law. Cambridge, 1939, XXI 1,549 p.

253. Jones A.H.M. Studies in Roman government and law. New York, 1968, VI11, 243 p.

254. Jones H.Stuart. The Early Republic. // CAH, v. VI1, p. 441-454.

255. Jones H.Stuart. The Princeps. // CAH, v. X, p. 120-160.

256. Kariowa O. Romische Rechtsgeschichte. Bd. I. Berlin, 1895, s. 495.

257. Kloft H. Caesar und die Amtsentsetzung der Volkstribunen im Jahre 44 v. Chr. // Historia, Wiesbaden, 1980, Bd. 29, H. 3, s. 315-334.

258. Lacey W.K. Octavian in the senate, January 27 b.c. // JRS, 1974, v. 64, p. 176184.

259. Lange L. Römische Altertümer. Berlin, 1876. Bd. I. XII, 964 s.

260. Last H. Über die Tribunicia Potestas des Augustus. // Schmittenner W. Augustus. Darmstadt, 1969, s. 241-263.

261. Lintott A.W. Provocatio. From the struggle of the orders to the principate. // ANRW, 1972, 1,2, p. 226-267.

262. Marsh F.Burr. The reign of Tiberius. Oxford, London, 1931, VI, 335 p.

263. Marshall A.J. The lex Pompeia de provinciis (52 B.C.) and Cicero's imperium in 51-50 B.C.: constitutional aspects. // ANRW, I, 1,1972, p. 887-921.

264. Meyer Ed. Kaiser Augustus. In.: Kleine Schriften. Halle, 1910.

265. Millar F. Triumvirate and Principate. // JRS, 1973, v. 63, p. 50-67.

266. Millar F. The emperor in the Roman world (31 B.C. A.D. 337). Ithaca, New York, 1977.

267. Millar F. The last century of the republic. Whose history? // JRS, vol. LXXXV, 1995, p. 236-243.

268. Mommsen T. Romisches Staatsrecht. Bd. 1, Leipzig, 1871, XVI11, 527 S.

269. Niccolini G. I fasti dei tribuni della plebe. Milano, 1934, 589 p.

270. Nicholls J.J. The content of the lex curiata. // AJPh, Baltimore, 1967, v.88, №3, p. 257-278.

271. North J.A. Religion and politics, from republic to principate. // JRS, vol. LXXVI, 1986, p. 251-258.

272. North J.A. Democratic politics in republican Rome. // «Past and Present», Oxford, 1990, № 126, p. 3-21.

273. Ogilvie R.M. A commentary on Livy. Books 1-5. Oxford, 1965, XI, 774 p.

274. Petzold K.E. Die Bedeutung des Jahres 32 fur die Entstehung des Principats. // Historia, Wiesbaden, 1969, B. XVIII, H. 3, s. 334-351.

275. Polis and imperium. Studies in honor of E.T.Salmon. Toronto, 1974.

276. Polverini L. Una recente interpretatione del passaggio dalla repubblica al principato. // Aevum, 1963, 37, p. 531-536.

277. Premerstein A. Vom Werden und Wesen des Principats. München, 1937, XII, 290 s.

278. Ramage E.S. The nature and purpose of Augustus' «Res Gestae». Stuttgart, 1987, 169 s.

279. Richardson J.S. Imperium Romanum: Empire and the language of power. // JRS, vol. LXXXI, 1991, p. 1-9.

280. Ridley R.T. The establishment of the tribunate of the plebs.// Latomus, 1968, t. XXVI1, fasc. 3, p. 535-554.

281. Rogers R.S. Studies in the reign of Tiberius. Some imperial virtues of Tiberius and Drusus Julius Caesar. Baltimore, 1943, IX, 181 p.

282. Rogers R.S. Drusus Caesar's tribunician power. AJPh., Baltimore, 1940, v. 61, p. 457-459.

283. Roos A.G. De verleening van tribunicische bevoegdheden aan Caesar en Augustus. Med. der Nederlandsche Akademie van Wetenschappen, 1941, n.s. IV, № 16, s. 675-695.

284. Rotondi G. Leges publicae populi romani. Elenco cronologico con una introduzione sull attivita legislativa dei comizi romani. Hildesheim, Olm, 1962, VI 1,544 p.

285. Salmon E.T. The evolution of Augustus' principate / Historia, Wiesbaden, 1956, B. V, H. 4, p. 456-478.

286. Salmon E.T. A History of the Roman world from 30 B.C. to A.D. 138. New York, 1944, XIII, 363 p.

287. Scullurd H.H. Roman politics 220-150 b.c. Oxford, Clarendon press, 1951, XVI, 325 p.

288. Scullurd H.H. From the Gracchi to Nero. A history of Rome from 133 b.c. to a.d. 68. New York, 1959, XI, 450 p.

289. Scullurd H.H. The tribunes of the people. «The Classical Review», Oxford, 1957, v. VI1, № 3-4, p. 247-248.

290. Smith H.R.W. Problems historical and numismatic in the reign of Augustus. Berkeley-Los Angeles, 1951, VIII, p. 221.

291. Sordi M. La sancrosanctitas tribunizia e la sovranita popolare in un discorso di Tiberio Gracco. In: Religione e politica nel mondo antico. Contributi dell' Istituto di storia antica. Milano, 1981, v. VI1, p. 124-130.

292. Sordi M. II santuario di Cerere, Libero e Libera e il tribunato della plebe. In: Santuari e politica nel mondo antico. Contributi dell' Istituto di storia antica. Milano, 1983, v. IX, p. 127-139.

293. Staveley E. Stuart. The constitution of the Roman republic 1940-1954 // Historia, Wiesbaden, 1956, B. V, H. 1, p. 74-122.

294. Stewart R. Public office in early Rome: Ritual procedure and political practice. Ann Arbor: Michigan, 1998, 255 p.

295. Strack P.L. Zur tribunicia potestas des Augustus. // «Klio», Leipzig, 1939, № 32, n. f. B. XIV, H. 4, s. 358-381.

296. Syme R. The Roman revolution. Oxford, 1939, v. 1, XI, 568 p.

297. Syme R. Livy and Augustus. // Harv. Stud. In Class. Philol., 1959, 64, p. 2787.

298. Taylor L.R. Party politics in the age of Caesar. Berkeley and Los Angeles, 1949, VIII, 255 p.

299. Taylor L.R. Roman voting assemblies. From the Hannibalic war to the dictatorship of Caesar. Ann Arbor, Univ. Of Michigan press, 1966, XIX, 175 p.

300. Taylor L.R. Forerunners of the Gracchi. // JRS, 1962, vol. 52, part 1, p. 19-27.

301. Timpe D. Untersuchungen zur Kontinuität des frühen Prinzipats. // Historia, Wiesbaden, Einzelschriften, 1962, H.5, 133 s.297

302. Volkmann H. Bemerkungen zu den Res Gestae Divi Augusti. // Historia, Wiesbaden, 1954, H. 3, s. 81-86.

303. Walsh P.G. Livy. His historical aims and methods. Cambridge, 1961, XI, 3001. P

304. Werner R. Wesen und Voraussetzungen des Augusteischen Prinzipats. // Geschichte in Wissenschaft u. Unterricht. Stuttgart, 1978, Jg. 29, H. 5, s. 277-306.

305. Wickert L. Princeps (civitatis). R.E., 1953, 22, 2, s. 1998-2295 (X B: Tribunicia potestas. S. 2283-2287).

306. Wickert L. Neue Forschungen zum romischen Principat. ANRW, 1974, II, 1, s. 3-76.

307. Wirszubski Ch. Liberias as a political idea at Rome during the late republic and early principate. Cambridge, 1950, XI, 182 p.

308. Yavetz Z. Plebs and princeps. Oxford, 1969, IX, 170 p.1. Сокращения

309. ВДИ Вестник древней истории, М.1. ВИ Вопросы истории, М.

310. ЖМНП Журнал министерства народного просвещения, М.

311. ИЖ Исторический журнал, М.1. УЗ Ученые записки.

312. AJPh. American Journal of Philology, Baltimore.

313. ANRW Aufstieg und Niedergang der romischen Welt, Berlin - New York.

314. САН The Cambridge Ancient History, Cambridge.

315. CIL Corpus Inscriptionum Latinarum, Berlin.

316. CSA Contributi di storia antica, Milano.

317. CQ Classical quarterly, Oxford.

318. S Dessau H. Inscriptiones Latinae selectae, Berolini.

319. JRS The journal of Roman studies, London.

320. L The Loeb Classical Library, Cambridge, London, New York.

321. RE Real Encyclopadie der klassischen Altertumswissenschaft.

322. Neue Bearbeitung / Hrsg. Von G.Wissowa, Stuttgart.

323. TAPhS Transactions of the American Philosophical Society, Philadelphia.1. Древние авторы

324. Acta Apost. Деяния святых апостолов.

325. App. B.C. Аппиан. «Гражданские войны».

326. Caes. B.C. Цезарь, Гай Юлий. «Записки о гражданской войне».

327. Cic. Цицерон, Марк Туллий.1. Ad Att. письма Аттику.

328. Ad Farn. письма к близким. Ad Quint. Fr. - письма брату Квинту.

329. De harusp. Resp. De offic. De leg.

330. Polyb. Полибий. «Всеобщая история».

331. R.G. «Деяния божественного Августа».

332. Sallust. Саллюстий, Гай Крисп.

333. Catil. «О заговоре Каталины».

334. Fr. Hist. Фрагменты «Истории»,lug. «Югуртинская война».

335. Sen. Ер. Сенека, Луций Анней. «Нравственные письмак Луцилию».

336. Strabo. Страбон. «География».

337. Suet. Светоний, Гай Транквилл.- «Жизнеописание двенадцати цезарей». Aug. Божественный Август.1. Gaius Гай Калигула.1. Nero Нерон.1. Tib. Тиберий.

338. Tac. Ann. Тацит, Корнелий. «Анналы».

339. Val. Мах. Валерий Максим. «Достопримечательные деянияи высказывания». Veil. Веллей Патеркул. «Римская история».

340. Verg. Aen. Вергилий. «Энеида».