Статус "Фиктивной онтологии": референция и вымышленная реальность

Каюров, Павел Александрович

автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Статус "Фиктивной онтологии": референция и вымышленная реальность

Год: 2005
Автор научной работы: Каюров, Павел Александрович
Ученая cтепень: кандидата философских наук
Место защиты диссертации: Екатеринбург
Код cпециальности ВАК: 09.00.01

Диссертация по философии на тему 'Статус "Фиктивной онтологии": референция и вымышленная реальность'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Статус "Фиктивной онтологии": референция и вымышленная реальность"

На правах рукописи

Каюров Павел Александрович

СТАТУС «ФИКТИВНОЙ ОНТОЛОГИИ»: РЕФЕРЕНЦИЯ И ВЫМЫШЛЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Специальность 09.00.01 - онтология и теория познания

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Екатеринбург - 2005

Работа выполнена на кафедре онтологии и теории познания Уральского государственного университета им. А. М. Горького.

Научный руководитель:

кандидат философских наук, доцент А.Г. Кислов

Официальные оппоненты:

Андрюхина Л. М. - доктор философских наук, профессор Мышинский А.Л. - кандидат философских наук

Ведущая организация:

Российский государственный профессионально-педагогический университет.

Защита состоится «20» января 2005 г. в 13— часов на заседании диссертационного совета Д.212.286.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук в Уральском государственном университете им. А. М. Горького по адресу:

620083, г. Екатеринбург, пр. Ленина, д.51, комн. 248.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Уральского государственного университета им. A.M. Горького.

Автореферат разослан « » декабря 2004 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета,

доктор философских наук, профессор

В.В. Ким

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования, прежде всего, обуславливается современной постановкой проблемы критериев знания. Характерной чертой философского дискурса нашего времени стало смещение исследовательских акцентов с естественнонаучного знания на знание гуманитарное. Философия в наши дни демонстрирует повышенный интерес к проблематике фиктивных дискурсов, роли идеологии и неомифов в формировании картины мира современности, полагая их, в том числе, в качестве основания для самой науки. Одновременное развитие таких явлений, как виртуальная реальность, кибертекст, интернет-культура особым образом влияют на социальность, на процессы познания и коммуникации, указьюая на взаимное проникновение таких феноменов как «текст» и «реальность». Постиндустриальное производство во многом направлено на моделирование «видимостей», особое значение для социальных процессов обретают дискурсивные явления, признаваемые в качестве критериев общественного развития и устройства реальности. Понятие о реальности уже не совпадает с традиционным пониманием её воплощения в совокупности эмпирических фактов и предметов, находящихся в области восприятия индивидуума. Особое значение в наши дни приобрели технологии, направленные на создание «виртуальных миров», заменяющие естественное и непосредственное восприятие мира нахождением вне его привычных границ, преодолением пространственных и временных рамок, выходом за рамки своей собственной телесности. Построение такого рода «иллюзорных опытов бытия» базируется на компьютерных технологиях, заменяющих естественные процессы формирования событий системой цифровых кодов. Данные практики, безусловно, основаны на потребности расширения опыта познания, преодоления эмпирических факторов, которые, казалось бы, влияют на его возможности. Такое положение дел требует более пристального изучения природы вымысла, иллюзии, фиктивных реальностей, обращения к их гносеологическому значению. Вымысел как практика познания существует тысячелетия, формируя культурные традиции и играя непосредственную роль в сфере коммуникации. Мы не преследуем цели -найти некое ультрасовременное видение проблемы вымысла, прежде всего -имеет смысл обобщить существующие позиции относительно воображаемых миров, с целью прояснения онтологического статуса и гносеологического значения последних. Вопрос об онтологическом статусе фиктивной реальности обнаруживает свою зависимость от понимания природы референции и обусловленности её экстралингвистическими факторами. В этом плане сама референция может быть представлена не как соответствие знака внешнему объекту мира, а как отождествление семиотической единицы с условиями её использования в пределах релевантных критериев употребления языковых выражений.

аспектами теории познания1, аспект референции, кроме прочего, предназначен обеспечить высокую степень общности проводимого анализа. В связи с этим, прикладной вектор нашего исследования ориентирован в перспективе на разработку теорий современных (прежде всего - виртуальных) способов коммуникации, и как следствие - на разработку методологии построения имитационных и симулятивных моделей реальности в самых различных сферах: от идеологического дискурса, до высокотехнологических форм искусства.

Теоретические источники и степень разработанности проблемы. Теоретической основой диссертационной работы, в значительной степени, выступает аналитико-философская традиция. Данное направление, начавшееся с классических работ Г. Фреге, Б. Рассела, Дж. Мура, Л. Витгенштейна, не замкнуто в себе, а открыто новым темам. Развитие традиции и новые горизонты исследований демонстрируют работы Р. Карнапа, К. Гёделя, А. Тарского, Я. Лукасевича, Ст. Лес невского, А. Чёрча, К. Льюиса, С.А. Крипке, Г.Х. фон Вригта, Я. Хинтикки, У. ван. О. Куайна, Н. Гудмана, Г. Кюнга, У. Селларса, К.-0. Апеля, Д. Фоллесдала, Э.Тугендхата и др., среди отечественных авторов отметим работы Е.Д. Смирновой, В.Л. Васюкова, М. Лебедева, А. Черняка. В рамках аналитической философии особого упоминания требует ряд авторов, озвучивших проблему логической природы вымышленного дискурса. Это направление заявило о себе в 50-х годах XX в., к нему относятся Б. Миллер, Д. Лыоиз, Г.-Н. Кастанеда, Дж. Серль, чьи исследования в первую очередь определили цели и задачи нашей работы. Постановка традиционного для аналитической философии вопроса о природе и принципах референции в контексте феномена вымысла, привела к рассмотрению экстралингвистических факторов, влияющих на природу референции. Разделение референции и денотации, рассматриваемое, в частности, в работах У. Эко, позволило обозначить роль концепции языка для анализа вымышленных контекстов. Такого рода современные формы анализа фиктивных дискурсов содержатся в работах столь различных по своим философским взглядам авторов как, например, Н. Гудмен и Ц. Тодоров.

Для любого исследования философского характера немаловажен общий контекст, в который встраиваются рассуждения, даже если этот контекст не проявлен в полной мере. Следует оговорить, что близкая нашему исследованию тема учения И. Канта о продуктивной способности воображения (Einbildungskraft), в силу самостоятельности вопроса и активной его проработанности в философской литературе (Ф. Федье, Ю. Бородай), лишь упоминается в тексте работы. Но именно кантово различение воображения репродуктивного и продуктивного является корневым для выявления имитационного и симулятивного статуса «фиктивной онтологии».

1 См, например, широко известную некогда монографию: Бородай Ю.М. Воображение и теория познания (Критический очерк кантовского учения о продуктивной способности воображения) М, 1966

Лакана, С. Жижека, постмодернизма - Ж. Бодрийара. Особое значение имеет разработка этими авторами природы мифологического дискурса, ставшая основой рассмотрения генезиса художественного вымысла в рамках трансформации мифологического знания. Для создания полноценного исследования представляется необходимым учитывать наследие таких представителей художественной творчества, как Л. Кэролл, Х.Л. Борхес, Г.Г. Маркес, X. Кортасар, Ф. Кафка и др., которые совершенно особым образом повлияли на современное мировоззрение, кроме прочего, продемонстрировав важную роль художественного вымысла в раскрытии тайны бытия.

Среди отечественных авторов отметим работы Г.В. Гриненко, Э.Я. Голосовкера, Д.В. Шмелева, СВ. Хоружия, В. Руднева, СИ. Орехова, Мартишина Н.И. и др., открывающие различные аспекты предмета нашего исследования. Научные концепции, публикации и педагогическая деятельность представителей уральской философской школы: Д.В. Пивоваров (проблема идеального), В.В. Ким (язык науки), Л.А. Закс (феномен художественной реальности), ЯМ. Андрюхина (стиль научного мышления), Д.В. Анкин (семиотика философии), СА. Азаренко (топология языка), С А. Никитин (философия риторики) и др. - послужили для диссертанта средой формирования интересов, повлияли на характер исследования и, в силу богатства и разнообразия, открыли широкое поле перспектив для дальнейших теоретических поисков.

Целью диссертационной работы является определение онтологического статуса вымышленной реальности посредством анализа дискурса вымысла как формы конструирования «фиктивной онтологии».

Осуществление настоящей цели предполагает постановку и последовательное решение следующих исследовательских задач:

- проанализировать становление художественного вымысла в рамках трансформации мифологического сознания, определив роль исторического дискурса в десакрализации мифологии;

- рассмотреть те специфические черты мифа, которые легли в основу гносеологических функций вымысла, концептуализируя схему перехода от «логики мифа» к «логике вымысла»;

- уточнить общее основание соотнесения вопросов референции с проблемой контекста вымысла, с учётом развития подхода к данному вопросу в аналитической философии;

- на основе понимания коммуникативной природы логической семантики провести сопоставление общего вопроса об онтологическом аспекте референции с конкретной проблемой онтологического статуса вымышленных объектов;

- обосновать, на примерах современной логики и художественной литературы, автореференциальностъ как эффект онтологической нейтральности референции;

- рассмотреть значение экстралингвистических и интралингвистических факторов для формирования референциальной связи и для определения онтологической целостности фиктивной реальности, сопоставив трактовки имитационной и симулятивной природы вымысла;

- исследовать характер «фиктивной онтологии» на основании анализа признаков воображаемых объектов, вымышленной хронологии и топологии.

Предметной областью настоящего исследования является онтологическая проблематика, представленная в современном рассмотрении вопросов референции. Объектом является онтологический статус вымышленной реальности. Теоретико-методологической основой исследования служит требование онтологической нейтральности референции2, имплицирующее положение об обусловленности референции факторами коммуникации. В этой связи возникает возможность рассмотрения автореференциальной логики3 и автореференциальной литературы4, что составляет материал для анализа роли экстралингвистических факторов в конструировании «фиктивной онтологии». Дифференциация данных факторов определяет характер феномена вымысла либо как имитирующего, либо как симулирующего действительную, то есть онтологически полноценную реальность.

Положения, содержащие новизну и выносимые на защиту:

- генезис вымысла, в форме художественного опыта, основывается на десакрализации мифа, т.е. на потере онтологического превосходства мифологического сюжета;

- десакрализация мифа в художественном опыте сопровождается возникновением дефекта в экстенсиональном контексте мифа, что и порождает интенсиональный контекст вымысла;

- общим основанием для соотнесения вопросов референции с проблемой вымысла в аналитической философии является контекстуальная постановка проблемы истинности суждений о фиктивной реальности, контрастирующая с решениями этой проблемы для суждений о действительном;

- требование онтологической нейтральности референции определяет становление проблемы онтологического статуса вымышленных объектов;

эффектом онтологической нейтральности референции является автореференциальность дискурсов;

- экстралингвистические факторы референции определяют имитационную, а интралингвистические факторы - симулятивную природу вымысла;

- в отношении обеспечения онтологической целостности вымышленных миров имитационные и симулятивные модели реальности автономны и выполняют

различные функции: воображаемый мир в качестве «невоплощенной в бытии» копии действительного мира, либо в качестве независимой от эмпирических условий, значимой для бытия, коммуникации и сознания модели мировосприятия.

Научно-практическая значимость работы. Результаты исследования могут найти своё применение в разработке теоретической базы методологии моделирования реальности в современных информационных сферах. Материалы диссертации могут быть использованы при чтении курсов «Онтология и теория познания», «Философия и методология науки», а также составить основу специального курса, посвященного онтологическим проблемам референции.

2 Лебедев М.В., Черняк А.З. Онтологические проблемы референции. М., 2001. С. 56

3 Васильев Н.А Воображаемая логика. М., 1989.

4 Шмелев А.Д. Русский язык и внеязыковая действительность. М., 2002.

Апробация результатов исследования. Материалы и результаты диссертационного исследования обсуждались на кафедре онтологии и теории познания Уральского государственного университета им. А.М. Горького. Отдельные концептуальные положения работы легли в основу докладов и сообщений автора на следующих конференциях и научных семинарах:

• «Интеллектуальные системы и когнитивные науки» (Новосибирск, 1997);

• «IX Аристотелевские чтения: Единый космос, единый полис, единый человек» (Мариуполь, 1999);

• «Цивилизация и культура» (Пермь, 2001);

• «Ьй международный конгресс: Толерантность и ненасилие в современной цивилизации» (Екатеринбург, 2002).

Структура и объём диссертации. Структура работы обусловлена программой исследования и характером решаемых задач. Текст диссертации состоит из введения, трёх глав, заключения и списка литературы. Содержание работы изложено на_страницах, библиография включает_наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во «Введении» обосновывается актуальность темы исследования, определяются его теоретические источники и степень разработанности рассматриваемых проблем, формулируются цель и основные задачи диссертации, раскрывается теоретико-методологическая основа исследования, показывается научная новизна и практическая значимость диссертационной работы.

Глава первая «Генезис вымысла: мифология и литература - философия и история» посвящена анализу становления художественного опыта в рамках десакрализации мифологии. Необходимым условием рассмотрения феномена вымысла является решение вопроса о его происхождения и динамике социокультурных функций, что и определяет обращение к историко-культурной проблематике методологии гуманитарного знания. Для этого следует рассмотреть трансформацию роли мифологического, философского и исторического знания, вследствие которой, по мнению ряда исследователей, происходит спецификация художественной литературы как институциализированной формы вымысла.

Первый параграф «Вымысел и мифология» посвящен соотнесению художественного вымысла с мифологическими принципами. Полагая возможным анализ вымысла с позиции, безусловно, метаязыкового, внешнего по отношению к мифу, разделения воображаемого и реального, мы определяемся в том, что историческая наука своим возникновением явила факт такой дифференциации, претендуя на дискурс исключительно реального. Точкой отсчета, таким образом, служит синкретизм мифологии, где оппозиция воображаемого и реального не была актуальна. Отличительной чертой мифологии является её обращение к области сакрального. Само по себе это пространство референции для агентов мифологического дискурса наделяется более значимым онтологическим статусом, нежели «профанная действительность», вместе с тем, принятие существования данного

сверхъестественного пространства, через ритуальные практики, существенным образом влияет на повседневность. Безусловно, статус вымысла в рамках мифа радикально отличается от его роли в контексте познания. Вместе с тем, миф, выполняет известные гносеологические функции, и нередко рассматривается в качестве метаязыковой конструкции, первичной по отношению к научному языку. Такая позиция приемлема не только в хронологическом ключе, т.е. для архаичного мифа, но и для современных форм мифологического сознания (Р. Барт). Принцип любого мифа предполагает объяснение устройства мира не с позиции «видимых», т.е. реальных объектов, следовательно, именно вымышленные персонажи и положения дел находится в основе мифологического сюжета. Вместе с тем, в архаичном обществе существует установка относительно истинности мифа, несмотря на фантасмагорическую сверхъестественность его сюжетов, тогда как современность демонстрирует отнесение воображаемого (как неестественного) к сфере фикции, т.е. априори неистинного.

Во втором параграфе «Мифология и история» анализируются возможная трактовка происхождения оппозиции истинных и вымышленных сюжетов. Динамика отношения к воображаемому представлена в постструктуралистски ориентированной концепции Б. Кассен5. Появление литературы связывается с трансформацией научной парадигмы от философских ценностей «первой софистики» к историческому знанию. Данный подход описывает процесс возникновения и характер оппозиции истинного и воображаемого. Для обозначения того феномена, который соответствует нынешнему пониманию литературы или художественного вымысла, вводится термин «plasma». Он являет собой трансформированную форму pseudos, то есть ложного построения, но, в отличие от последнего, демиургическая природа plasma в эллинском понимании выводит его за грань истины и лжи. Традиция софистики противоположна пониманию именно истории: собственная ценность plasma в построении модальности, в соответствии с которой творится некоторый мир, а история лишь продуцирует бессмыслицу, пересказывая состоявшиеся факты, не создавая тем самым никаких новых смыслов. Именно тот факт, что первое поколение историков обвинило то, что сейчас называется литературой в недостоверности - pseudos, спровоцировал некоторое смещение методологических акцентов от философии как носительницы истины к истории. Очевидно, что эллинская философия обусловлена мифологией. Начало философских учений обнаруживается в переходе на иной уровень понимания проблематики первооснов, который заключен не в истории богов, а в поиске абсолютного начала, в этот момент зарождается онтология. Философия не исключает элемент воображения из своей познавательной парадигмы. Воображение как элемент познания вытесняется именно в тот момент, когда мифологическое мировоззрение вытесняется историческим опытом. Вместе с тем, сам художественный вымысел, как plasma выделяется как следствие демистификации мифического познания, и приводит к потери

5 Кассен Б. Эффект Софистики. М., 2000.

значения воображаемого исключительно для соблюдения ритуалов. Такого рода переход соответствует смене познавательной парадигмы. Подчеркнём, что ничто в такой мере не противоречило исторической традиции, как фактор воображения внутри мифа. В конечном итоге формирующийся художественный жанр начинает соотноситься с некоторым излишком: всякий агент художественного текста предполагает, что речь идет не об актуальных для него событиях, тогда как потребитель мифа разделяет их значимость. Определению художественного вымысла как не имеющего истинностного значения, в том смысле, что мифология, философия и история по-своему претендуют не его обладание, должна соответствовать некоторая идеологическая позиция. Генезис вымысла в качестве plasma, привело к десакрализации самой мифологии, связанной с потерей онтологического превосходства мифологического сюжета.

В третьем параграфе «От «логики мифа» к «логике вымысла»» рассматриваются черты особой онто-гносеологической установки мифа, повлиявшей на природу художественного вымысла. Миф содержит в себе и fiction, и history, и story - предоставляя возможность объединять и имплицировать не соприкасающиеся в «профаном мире» значения и смыслы, не столь уподобляясь формам действительного, сколь генерируя эти формы, превосходя и опережая всякое знание о них. Существенной чертой мифа является принцип отождествления. Важно, что именно отношение тождества вместе с возможностью предикации: Р(а), а = Ь/Р(Ь), как принцип взаимозаменимости, в экстенсиональной (классической) логической семантике, наряду с принципами однозначности и предметности, выдвигается в качестве необходимого условия осуществления референции, что приводит к известным парадоксам отношения именования, и, как следствие, к различению экстенсиональных (универсализирующих принцип предметности) и интенсиональных (релятивизирующих принцип предметности, например -посредством пропозициональных установок) контекстов употребления знаков. Анализируя мифологическое тождество, мы не можем в полной мере полагать в качестве его основы принцип корреспонденции (согласованности предложения и факта - схема А. Тарского), здесь скорее следует полагать некоторую внутриязыковую когеренцию (взаимосогласованность). Вместе с тем, поскольку миф рассматривает всё возможное и воображаемое антропоморфно (в смысле Р. Барта), он создает прецедент оперирования возможным в качестве основополагающего и делает вымышленный сюжет неразличимым с реальным. Такая экстенсиональность мифологического контекста не конфликтует с положением, согласно которому в мифе нет регулярного соответствия между означающим и означаемым, стандартно требуемого для немифологических экстенсиональных контекстов. И дело даже не в самой возможности диспропорции между означающим и означаемым, т.к. именно посредством особой тождественности миф обуславливает деформацию в соотношениях лишь профанных форм и смыслов, восстанавливая принцип предметности, а значит и экстенсиональность, внутри себя. Миф выглядит не «продуктом культуры», а «явлением природы», он не скрывает свои коннотативные

значения, он их «натурализует». Невозможность (в смысле ограничительных результатов К. Гёделя, А. Тарского и др.) логической реконструкции мира (семантика логической системы неформализуема её средствами) в значительной степени обосновывает некогда провокационную мысль о том, что тождество - это не столь логический, сколь мифологический принцип (К. Леви-Стросс). Рассматривая дифференциацию мифологического и художественного дискурса, мы осознаем, что в том и в другом случае вымысел является существенным элементом их реализации. Однако в отношении мифа речь заходит о предположении его принципиальной идеологической (в смысле Р. Барта) ангажированности, что и придаёт его суждениям особый онтологический статус. Художественный вымысел становится возможным в рамках оппозиции мифологического и исторического, как двух дискурсов, по-разному претендующих на описание закономерностей необходимого и действительного. Plasma, десакрализованный мифологический дискурс, лишенный необходимости, в этом случае довольствуется описанием закономерностей возможного, что сопровождается возникновением дефекта в экстенсиональном контексте мифа и порождает интенсиональный контекст вымысла. Принципиальным является положение о том, что зависимость мифа от вымысла, воображения не лишает его гносеологических функций. Так, логика мифа6, по сути - «логики алогичного», содержит принципы альтернативной модели познания, где продуктивная способность воображения (термин И. Канта) как деятельность одновременно и творческая, и познавательная - есть высшая, самая развитая форма мышления. Такая модель познания не просто некогда постулировалась как истинная, она не перестаёт быть таковой, соотносясь с альтернативным пониманием истинности (ЯЗ. Голосовкер). Таким образом, исходное значение вымысла не заключалось в его оппозиции по отношению к действительности. Художественный вымысел сопричастен, прежде всего, логике мифологического (в широком смысле этого слова), то есть является производным специфической познавательной парадигмы. Демиургическая природа plasma основывается на практике конструирования реальности возможностью мысли, что определяет особое значение языка, как пространства формирования всех исгин о мире.

Вторая глава «Проблема вымысла и онтологический аспект референции» рассматривает трактовку вымышленных контекстов в рамках теории онтологической значимости референции, развиваемой аналитической философией'. В философии XX века проблеме вымысла уделялось большое внимание, трудности, связанные с определением логического статуса вымышленных объектов, анализировались в рамках рассмотрения общих проблем референции. Референция, согласно традиционной позиции, может определяться как отношение между знаком и вещью предметного мира. Другая позиция, которая развивается в рамках философии языка, заключается в том, что достаточными условиями существования референции могут считаться коммуникативная среда, а также - существование структуры языка,

6 Голосовкер ЯЗ. Логика мифа. М., 1987.

7 См., например: Лебедев М.В., Черняк А.З. Онтологические проблемы референции. М., 2001.

предполагающей референциальную часть. Суть различия этих подходов заключается в определении того, задаются ли принципы языка условиями окружающего мира, либо мир описывается некоторым образом вследствие заданной структуры языка. В рамках аналитической философии разрешение вопроса связано с обсуждением онтологической обусловленности референции, что, в свою очередь, предполагает поиск критериев для определения логического статуса суждений о вымышленных обстоятельствах. Вопрос существования референта, как элемента мира, позволяющий идентифицировать определенным образом некоторый сюжет, в конечном итоге зависит от того, какую роль онтологические требования играют в данной познавательной системе. Подразумевая под онтологией совокупность объектов, существование которых предполагается теорией, нами признается необходимость рассмотрения критериев существования, значимых для первой и второй позиции. Первая определяется как реализм, который предполагает независимость описываемого мира от его репрезентаций, наличие объективной истинности и допущение лишь одной правильной версии описания мира, корреспондирующей отношения его объектов. Такой подход приемлем, прежде всего, для мира эмпирических объектов, относительно свойств которых имеются устойчивые конвенции. Сложность определения возникает при рассмотрении референциальной связи имен языка и несуществующих в действительности объектов. В данном случае существует версия описания мира, но отсутствует сам мир как эмпирическая данность.

В первом параграфе «Логический статус вымышленных объектов» рассматривается проблема истинности суждений о вымышленных объектах, поставленная представителями философской аналитики вымысла: Б. Миллер, Д. Льюиз, Г.-Н. Кастанеда, Дж. Серль и др. В целом для исследователей данного направления основным критерием реальности становится способ обладания свойствами. На самом деле эти позиции имеют и различия в трактовке изучаемого вопроса, ряд которых являются весьма принципиальными. Так, в рамках анализа фактора предикации, выделяется возможность вымышленных лиц обладать взаимоисключающими свойствами и быть онтологически неопределенными (Б. Миллер). Данный подход демонстрирует то, что если в качестве критериев референции определяются тождество и предикация, то вымышленный персонаж референтом не является, не будучи самотождественным даже в незначительный промежуток времени. В этом плане принципиальным является желание сопоставить возможность референции с некоторыми верифицируемым обстоятельствами, фиксируемыми однозначно. Согласно позиции иллокутивной теории (Дж.Р. Серль), осуществление речевых актов совершается в соответствии с совокупностью системных правил, в том числе несинтаксических. Художественное высказывание в этом случае утверждением быть не может, являясь притворным отчетом об определенных событиях, не репрезентируя нечто. Притворство в отношении утверждения чего-либо соответствует притворству в отношении референции. Если рассматривать референцию как указание, то, согласно данной позиции, такое указание невозможно без существования объекта, на

который указывается. В этом случае автор художественного высказывания, делая вид, что указывает на определенный объект, создает его, то есть указывает на все его качества как на данность, когда они возникают одновременно с их описанием. Этот акт характеризует фиктивную референцию. Решение вопроса об истинности описания вымышленных персонажей может связываться с предположением существования интенсионального оператора - зачина, моделирующего некоторый возможный мир художественного произведения (Д. Льюиз). В этом случае, персонаж, даже будучи омонимом и двойником реального объекта, не имеет референта в реальном мире и любое описание его поступков - ложно, но в мире данного повествования описание это будет истинно, а персонаж существует как реальный референт. Получается, что в зависимости от предположения интенсионального оператора, мир одного произнесения отличен от мира другого, даже если повествования идентичны по составу. Вместе с тем, возможный мир художественного произведения не трансформируется в зависимости от прочтения, аудитория имеет дело с миром обстоятельств, предполагаемых автором. «Объединенная теория консубстанционного, консоциативного и конфляционного стилей» Г.Нери-Кастанеды трактует различие между утверждениями о мире вымысла и мире действительности, как различие в характере предикации, а не предикатов и не обязательно индивидов. Возможность такого рода объектов художественного вымысла автор объясняет индифферентностью мысли к вопросу о существовании, то есть мысль строит отношение нереального объекта с миром так, как будто он реален. Вместе с тем, вымышленный объект может принимать все возможные обличья, а реальный объект - лишь непротиворечивые. Такой ход мыслей приводит автора к положению о том, что вымышленное и реальное имеют свою основу в тотальном единстве нашего опыта, который в себе содержит потенцию к их познанию, что позволяет, к примеру, говорить о том, что некоторые фиктивные свойства могут встречаться в действительности. Фиктивные сущности в этом случае являются специальной областью мыслимых сущностей, следовательно, они действительно были предметом мысли.

Сопоставление данных позиций в ходе работы позволяет проследить определенную тенденцию. Данный порядок рассмотрения соответствует тому, каким образом контекстуальный фактор изложения приобретает всё большее значение в теории логического статуса суждений о вымышленных обстоятельствах. Если в первом случае рассматривается объект, во втором суждение в целом, в третьем - возможный мир художественного произведения, то в позиции Г.-Н. Кастанеды мы прослеживаем общность теоретических и эмпирических объектов в рамках способностей мышления. Общим принципом данных концепций является поиск оснований истинности для суждений о фиктивной реальности, контрастирующий с положением о том, что для действительной реальности такие основания существуют. В большинстве своем этот поиск сводится к анализу роли повествователя и его собственной картины фиктивного мира. В целом данные концепции ориентированы на позицию, касательно которой референция может выполняться лишь в случае

существования объекта референции. Выход за рамки данного понимания может быть возможен при рассмотрении более широкой проблемы - вопроса о природе референции в целом.

Во втором параграфе «От классической семантики к онтологической нейтральности референции» рассматривается постановка и обсуждение проблемы онтологического статуса референции. Данная проблема влечет за собой вопрос о внеязыковых критериях смысла суждений. Так, согласно одной позиции, мир или действительность представляет некоторый предмет, который репрезентируется всеми истинными предложениями (Г. Фреге). Именно значение истинного предложения относится к действительности, в нем она проявляется. Хотя данная позиция и не указывает на существование непосредственной зависимости между тем, что может быть сказано и содержанием предметного мира, условия истинности и ложности остаются вопросами экстралингвистического порядка Для Б. Рассела решение вопроса об истинности или ложности заключается уже в рамках лингвистического фактора - грамматического строя предложения. Следовательно, можно полагать такой логический анализ языковых выражений, для которого онтологический фактор в качестве экстралингвистического фактора определения истинностного значения не будет иметь значения. Понятие «языкового каркаса», как системы способов речи, подчиненных определенным правилам, в рамках этой системы позволяет говорить о существовании нескольких уровней семантического анализа текста (Р. Карнап). Существование нового объекта является вопросом терминологии, которая может быть приемлемой в зависимости от природы предполагающихся каркасом правил. Онтологический статус объекта такого высказывания заложен в контекстной характеристике самого высказывания. На данном этапе демонстрируется то, как видоизменяется отношение к самому понятию реальности. Реальным становится предмет, способный быть помещенным в определенный семантический контекст в соответствии с его правилами. Реальность определяется возможностью являться элементом системы. И принятие мира вещей в целом связывается с признанием определенной формы языка. Речь идет о том, что принцип реальности может быть конвенцией в рамках некоторого семантического пространства и не нуждаться при этом в дополнительном эмпирическом обосновании. Когда же возникает вопрос о реальности самого мира вещей, то возможным ответом на него может быть лишь признание того принципа организации языка, который дает нам возможность говорить об этом мире. Представленное положение соответствуют когерентной концепции истинности, которая определяет возможность соотнесения понятия истинности суждения с его соответствием концептуальной системе. Данная позиция присутствует в анализе интенсионального оператора (Д. Льюиз), как элемента текста, маркирующего определенные контекстуальные допущения. Данная теория имеет множество общих положений с универсалистской концепцией языка, критически анализируемой Я. Хинтиккой. В отношении статуса референции данная концепция базируется на представлении о структуре мира, обусловленной

структурой языка. Первичной моделью является язык, и факты эмпирической верификации ряда объектов не являются основанием их выделения в качестве «реальных», или «действительных», что в свою очередь не даёт суждениям о них никаких дополнительных оснований истинности. Согласно универсалистской концепции, чтобы воспроизвести мир, необходимо обратиться к языку, как к универсальному посреднику между субъектом и миром. В данном случае отношение соответствия мира и обычного «объектного» языка стало бы областью обсуждения в рамках некоторого реалистического метаязыка, смысл которого сводился бы именно к этому. Вопрос о связи языка и действительности может базироваться и на положении о том, что язык описывает лишь некоторую промежуточную знаковую систему, а не сами факты, в этой связи он является метаязыком по отношению к этой знаковой системе, которая в свою очередь обнаруживает себя только при помощи метаязыка. Действительность в таком случае - это трансцендентный референт, и действительная референция остается вне нашего внимания. В таком случае снимается вопрос приоритетности форм знания, вымещаемый вопросом о первичной их основе. Представленная последовательность излагаемых концепций демонстрирует смещение ряда ключевых позиций в ходе обсуждения вопроса о значении закономерностей наблюдаемого мира для системы обозначения. Во-первых, допускается внутриязыковая организация суждений, тем самым демонстрируется возможность суждений, истинных в определенном контексте их употребления. Во-вторых, полагаемая концепция истинности не содержит обязательного требования соответствия, то есть корреспонденции называемого объекта с некоторым зафиксированным предметом мира. Само понятие мира вписывается в некоторое теоретическое, а не «географическое» пространство, обусловленное не точкой его созерцания, а общностью позиций его описания. В таком случае, критерии референции заложены внутри языка, конструирующего миры в рамках своей внутренней системы допущений. Данная позиция позволяет рассмотреть логические законы не с позиции оснований действительности, а с точки зрения соответствия такой организации языка. В этом плане для рассмотрения проблемы референции основное значение приобретает фактор коммуникации, понимания и передачи смысла.

В третьем параграфе «Неклассические логики в контексте проблемы вымысла» рассматривается роль экстралингвистических факторов в деуниверсализации классической логики. В концепции одного из пионеров в области неклассических логик - Н.А. Васильева8 различаются гносеологический и онтологический (эмпирический по Н.А. Васильеву) уровни законов логики. Гносеологический уровень, т.е. уровень металогики не зависит от характера описываемых объектов (онтологически нейтрален), тогда как онтологический уровень логических законов - зависит от объектов описания и потому варьируем в различных системах. Следует сказать, что корреспондентский принцип соответствия истинного суждения реальному

8 Васильев НА Логика и металогика // Васильев НА Воображаемая логика. М., 1989. С. 94-123.

положению дел не отбрасывается радикально (НА. Васильев приводит разные модели интерпретации логических систем), но сама система положений дел может быть «воображаемой онтологией» и не совпадать с онтологией «нашего мира». Здесь мы находим глубокую связь философских оснований деуниверсализации классической логики с поиском принципов референции, которые, в рамках аналитической философии вымысла, обеспечили бы корректную оценку истинности суждений о вымышленной реальности. Важным для нас моментом является признание того, что стандартная интерпретация логических систем апеллирует к эмпирическим принципам, обусловленным определенной моделью реального мира, что ограничивает сферу мышления областью доступного опыта, который не является ни универсальным, ни независимым. Современная трактовка взаимоотношения действительной и фиктивной онтологии коррелирует с обсуждением философских оснований создания различных (неклассических) систем логического анализа, интенсиональных, т.е. контекстуально-определённых установленными онто-гносеологическими предпосылками9. В данном случае логические законы детерминируются системой семантических категорий (индивиды, миры, истинностная оценка, отношение следования и др.), которая коррелятивна принятию определенной системы логического анализа познаваемого мира (возможно и вымышленного). Таким образом, в рамках представленной нами философско-аналитической позиции, можно отметить, что всякий раз семантика логического языка какой-либо системы анализа - это лишь один из возможных метаязыков, соответствующий определенной концептуальной схеме, и не обязательно применимый вне её пределов без возникновения семантических парадоксов. Данная позиция строится на аргументации в пользу рассмотрения независимой от онтологических требований референции, которая не может быть рассмотрена в качестве схемы лишь отражения действительного мира. Референция, в конечном счете, относится и к области формирования смысла, который может являться независимым от эмпирических факторов, в таком случае - вымышленный референт таким же образом существует в качестве формирующего понимание и составляющего коммуникацию объекта. Дебаты относительно характера референции в рамках аналитической философии, в результате - отчасти обнаруживают, отчасти объясняют потребность логики продемонстрировать

свою автореференциальность посредством деуниверсализации классической

логики и конструирования систем неклассической логики .

В третьей главе «Язык и «фиктивная онтология»» рассматривается значимость экстралингвистических факторов для описания реальности, соотносятся принципиальные основания различия действительной и вымышленной онтологии. Л. Витгенштейн в «Логико-философском трактате» полагал очевидным, «что как бы ни отличался воображаемый мир от реального, он должен иметь нечто - некоторую форму - общее с действительным миром» (2.022). Однако, нетривиальной остаётся проблема определения этих отличий.

9 Смирнова Е.Д. Логика и философия. М., 1996.

10 См., например: Alternative logics: do sciences need them? Springer-Verlag: Berlin, Heidelberg, New York, 2004.

В первом параграфе «Автореференциальность литературы как эффект онтологической нейтральности референции» проблема референции соотносится с коммуникативной проблемой адресата художественного текста и формирования критерия адекватного восприятия художественного вымысла Анализ феномена вымысла требует обращения к иным подходам, помимо логико-семантической методологии аналитической философии. Очевидным является тот факт, что проблематика аналитической философии по целому ряду позиций оказывается сопряженной с более широкой проблематикой семиотики. Исходная установка относительно логической неопределенности предложения при отсутствии референта в реальном мире, трансформируется в рассмотрение контекстов и конвенциональных систем в качестве критерия установления истинности предложения и онтологического статуса объектов. Тем самым эта проблематика включает в себя еще и коммуникативный фактор: формирование, понимание и передача смысла. Развитие аналитической теории референции, на наш взгляд, может опираться, кроме прочего, на рассмотрение роли коммуникативных процессов, проблемы передачи информации и адекватного её восприятия в рамках анализа художественных феноменов, подобный анализ проводится А.Д. Шмелёвым11. Проводится различие между денотатом и референтом, данный ход уже применялся для обозначения связи аналитической и семиологической проблематики (У. Эко): денотатом является внеязыковой объект, наименованием которого может служить некое выражение; референтом, в данном случае, является объект или множество объектов, с которым соотносится языковое выражение в конкретном высказывании. Это различие приводит к пониманию непосредственной зависимости самого процесса референции от контекста указания на объект, и в частности от того, каково было намерение указующего. Вопрос о референции, в конечном счёте, трансформируется в проблему приоритетной роли агента рассуждения по отношению к предмету рассуждения в рамках построения референциальной связи, в проблему принципиальной неэлиминируемости агента рассуждения на семантическом уровне анализа. В отношении вымышленных сюжетов существенное значение имеет тот факт, что они соотносятся не с некоторым миром, а с некоторой возможностью текста об «ином мире». Автор в таком случае не имеет абсолютного влияния на истинность излагаемого сюжета. Ошибочность позиции относительно вымысла, в которой текст актуализируется как определенная картина реальности только в рамках его восприятия третьим лицом, по мнению А.Д. Шмелёва, заключается в том, что автор текста приравнивается к отправителю сообщения, а читатели - к адресатам. Вымышленная реальность, порождаемая текстом в первую очередь, оценивается самим автором, который, таким образом, выступает в роли главного адресата. Это положение вносит новый акцент в контекст исследования. Автор становится первым адресатом сообщения, делающим заключение относительно его содержания, он, предполагая «зачин», также оказывается вне вымышленного мира, где объекты реальны в той мере, что

11 Шмелев АД Русский язык и внеязыковая действительность М 2002

могут быть предметами истинных суждений. Получается, что в каждом конкретном обращении к вымышленному сюжету, референт, то есть объект вымышленного мира, меняет свои свойства, будучи соотносимым с высказыванием - текстом и с восприятием участников коммуникации. Такая позиция удовлетворительна, прежде всего, в контексте представленного различения референции и денотации. Вымышленный мир не может соответствовать в полной мере тому образу, который представляет автор, он является внешним по отношению к нему. В таком случае никакой регулярности зачин не предполагает, потому что мир художественного текста порождается заново при каждом акте его чтения, миры эти могут отличаться, как только мы исключим первостепенное значение позиции автора, представляя её в качестве одной из позиций адресата. В данном аспекте нам следует понимать, что художественный текст, подобно перфомативам, автореферентен, то есть не предполагает адекватного для всех мира повествования, будучи якобы соотнесенным с внешним миром, текст этот не соотнесен ни с чем, кроме языка. Художественный текст лишь имитирует присутствие внеязыковых правил. Посредством референциальных показателей, демонстрируется вовлечение адресата, разделяющего фиктивное существования мира вымысла. К таким показателям относятся, например, показатели прагматической определенности, отвечающие за «иллюзию не предназначенности текста неосведомленному получателю», местоимения, имена собственные без дескрипции, недосказанность. Иллюзия заключается в том, что адресату как будто известен референт или он даже находится в поле его зрения. Реальность может предполагать различные альтернативные версии описания, которые кореллируются контекстом их создания. Согласно данной позиции, реальность адекватна для нас лишь как некоторый контекст описания. Это весьма значимо для признания отсутствия единственно верной для всех агентов версии мира. Вместе с тем, она не исключает главного отличия вымышленного сюжета от реального. Различие заключается в том, что дм каждой версии реальности предполагается реальный адресат, способный её разделить, в случае вымысла он может быть лишь фиктивным. В случае если для некоторого адресата художественное повествование ассоциируется с некоторой реальностью, то есть предполагается возможность верификации такого повествования вне его содержания, сам этот текст перестает быть просто художественным. Автореференциальность художественной литературы заключается в том факте, что адекватного отношения референции в отношении к внешнему для текста миру в рамках коммуникативного акта мы обнаружить не можем. Литература, как и формализованная система, например, математики, это язык, а сам по себе язык не репрезентирует никакую конкретную истину, он предоставляет средства для выражения всех истин (Ц. Тодоров). Именно в этом плане возникает вопрос об автореференциальности литературы, который, в определённом смысле, следует за вопросом об автореференциальности логики. Постулируя различие референции и денотации, мы можем обнаружить дополнительные варианты рассмотрения проблемы, опираясь именно на роль денотата. Характерным отличием является знакообразующая роль денотата,

формирующая устойчивую связь некоторого предмета с некоторым знаком. Сюжет «Вавилонской библиотеки» Х.Л. Борхеса иллюстрирует тот факт, что язык сам по себе содержит совокупность всех возможных текстов как потенцию. Знак формирует значение, и воля автора в отношении данного значения просто отсутствует. В этом контексте смысл текста буквально имманентен ему, он не привносится извне по чьей-то воле. Смысл слов скрыт в них самих, смысл текста - это сам текст, его природа становится денотатом любого высказывания, будет ли оно случайным образом соотноситься с реальным событием или будет лишено всякой умопостигаемой связи с действительностью. Сам по себе текст является реальностью языка, тем самым совокупность всех текстов - реальных или возможных становится реальностью означающего. Возможность существования такой «библиотеки» исключает необходимость референциальной связи текста с некоторой реальностью. Реальность как абстракция в рамках художественного текста является лишь условием успешного коммуникативного акта, с помощью референциальных показателей данная реальность представлена как целостность для каждого адресата. Рассматривая коммуникативную сторону художественного вымысла, мы обнаруживаем, что мир-контекст адекватен лишь для единственного «фиктивного адресата», населяющего его. Автор таким адресатом не является, а значит - литература являет мир, который заключен в её собственных рамках. Следуя не-реалистской трактовке референции, основным требованием её существования остается коммуникативная среда. Для адекватной коммуникации требуется агент, как её участник, данный агент сам является элементом фиктивного повествования. Художественная литература автореферентна именно в этом смысле. Даже в том случае, если истина документального текста может быть конвенциональной, она все равно не соответствует требованию художественного дискурса, заключающегося в невозможности конвенций.

Во втором параграфе «Гносеологическое измерение вымысла»

рассматриваются отличительные черты процесса описания реальной действительности и процесса моделирования вымышленного мира, ограничения и допущения, приемлемые для каждой из этих форм познавательной деятельности. Именно в теоретико-познавательном ключе преимущественно поднималась в философской литературе проблематика вымысла (Ф. Федье, Ю. Бородай и др.), причём инициирующей темой нередко становилось учение И. Канта о продуктивной способности воображения (ЕтЬМищвкгай). Несмотря на явный онтологический приоритет нашего исследования, гносеологические вопросы вымысла не могут быть оставлены совсем без внимания. Традиционно, согласно объективистско-реалистской гносеологической модели, считается, что в отношении действительности язык в знаковом выражении моделирует некоторое положение дел предметного мира, претендуя на определенную адекватность и соответствие. Такова, например наивная трактовка изобразительной концепции языка в «Логико-философском

трактате» Л. Витгенштейна: язык как образ реальности12. Познающий субъект обращается к миру как к некоторой данности и выявляет закономерности предметного мира, моделируя тем самым определенную картину реальности. Основным принципом такого процесса выступает соответствие результата описания миру непосредственно данных объектов. Сам термин «реальность» в этом отношении создаёт некоторую двойственность, будучи некоторым трансцендентным критерием адекватности создания образа и, одновременно, производным процесса этого создания. Познание репрезентирует предмет, который в той или иной степени досягаем, потому что он существует, либо потому что его существование является условием распространенной конвенции. В данном контексте относительно действительности можно сказать, что, с одной стороны, это некоторая условная область, внутри которой существуют более или менее условные конвенции об истинности. С другой стороны, действительность предполагает конечное и однозначное знание обо всех своих элементах, относительно любого сегмента пространства и времени этого феномена есть некоторая определённость. В этом заключается принцип онтологической полноты, используемый аналитической философией вымысла, относительно всего действительного в любое время можно сказать однозначно: каким образом это имеет (имело) место. По всей видимости, последним основанием для принципа онтологической полноты реальности будет мир вещей в себе, то есть тот факт, что есть нечто помимо нашего мышления, что мы, тем не менее, можем помыслить. Вместе с тем, целесообразным оказывается конструкционистское полагание мира реального («строительные леса» мира «Трактата»)13, как одной из возможных концептуальных схем, ответственной за существование которой будет система принятых конвенций. Реальность в таком случае - это некий критерий целостности картины мира для всех субъектов, мыслящих в рамках данной концептуальной схемы. Воображаемый мир - мир символический (семиотический), он обладает иным онтологическим статусом - не представляется нам в качестве объективных предметных закономерностей и не претендует на соответствие с наблюдаемыми явлениями. Такого рода специфика требует понимания вымысла либо в качестве онтологически зависимой процедуры воссоздания (репродуктивное воображение по Канту) миров, альтернативных единственно данному нам миру, либо в качестве некоторой автономной семантической процедуры исходного конструирования (продуктивное воображение по Канту) «фиктивной онтологии». Вымысел воспроизводит реальность, лишенную некоторой конвенциональной однозначности, все отдают себе отчет в том, что даже автор не предполагает наличие какого-либо положения вещей, исключённых из контекста повествования. Суть онтологической неполноты заключается даже не в том, что не существует возможности воспроизвести всякий фрагмент воссоздаваемого мира, а в том, что мир этот окружен сферой небытия, как некоторой потенции к творчеству (опыту), но не как области для познания. Это собственно не есть мир, потому что он не обладает той самой

12 Сокулер 3 А. Людвиг Витгенштейн и его место в философии XX в. Долгопрудный, 1994. С. 41-48.

13 Смирнова Е.Д. Логика и философия. М., 1996. С. 285-298.

способностью самовоспроизводства истории своих фактов, и вынужден находится в вопрошании к своему создателю (агенту вымысла). Оценка вымышленной реальности во многом зависима от той позиции, которая предполагается для анализа действительности. При рассмотрении реальности, как некоторой совокупности её конвенциональных версий, уподобление вымысла действительной онтологии будет заключаться в возможностях коммуникации относительно данного мира. Тем самым устраняется принцип верификации в качестве основания для дифференциации, разница будет сохраняться по отношению к основаниям процесса познания, позволяющим моделировать и действительность, и воображаемое, в этом смысле экстралингвистические факторы не имеют решающего значения для оценки воображаемой реальности.

В третьем параграфе «Статус вымышленной реальности: имитация и симуляция» вопрос о значимости экстралингвистических факторов для фиктивного дискурса влечет за собой анализ онтологического статуса вымышленной реальности. В ходе рассмотрения аналитической позиции нами сделан вывод о том, что вымышленный дискурс предполагает ситуацию фиктивной коммуникации. Это предполагает референцию к структуре текста, как к содержанию предмета указания, при этом критерий соответствия не определяется автором, а предполагается в виде фиктивного адресата, что выводит данный контекст за рамки возможной корреспонденции. Вместе с тем, обстоятельства художественного сюжета могут рассматриваться как обстоятельства некоторого мира, то есть как целостность, что позволяет рассматривать онтологический характер изучаемого феномена. Такая возможность заложена в референциальных показателях особого рода, камуфлирующих отсутствие целостности. Оперируя термином «фиктивная онтология», мы имеем в виду наличие схемы, в рамках которой некоторая вымышленная область предстает в организованном виде. В этом плане действительная, эмпирическая, естественная, непосредственная реальность может быть представлена как в качестве образца организации, в качестве единственной действительно целостной реальности, так и в качестве всего лишь одной из методологически возможных, допустимых дискурсом схем. Возможная онтология должна восприниматься как новый методологический горизонт допущений и правил, при условии, что таковые могут быть зафиксированы. Существование или отсутствие объектов в действительности не становится объективным условием суждения, а относится к обстоятельству, принимаемому или не принимаемому в расчет, что и соответствует предположению референции вне действия экстралингвистических факторов. В качестве установки для рассмотрения природы «фиктивной онтологии», мы оставляем две позиции, в рамках которых целостность может осуществляться в соответствии с правилами либо экстралингвистического, либо интралингвистического характера:

А) Рассматривать вымысел как детерминированный требованиями онтологии В этом случае мы принимаем то, что в рамках вымысла существует определенные приоритетные правила, являющиеся проекцией

логических правил, ангажированных условными онтологическими принципами. Таким образом, вымышленная «реальность» имитирует действительность, не обладая рядом сущностных её свойств.

Б) Рассматривать вымысел в качестве референцируемого только к правилам образования смысла. В этом плане коммуникативное значение вымышленного текста определяется способностью каждого адресата воспринимать синтаксические конструкции, как модель. В этом отношении принципы целостности воспринимаемого фиктивного мира заложены не в уподоблении непосредственно данной реальности, а в обращении к принципам коммуникации. Эта позиция может быть условно названа принципом симуляции.

Различение имитации и симуляции может быть проведено на основании встречающихся в философской литературе подходов к анализу виртуальной реальности. Позиция о том, что данный феномен имитирует наличное бытие, излагается в концепции С.С. Хоружия14, утверждающего, что виртуальная реальность характеризуется недостатком некоторых сущностных черт реальности эмпирической. Рассматривая виртуальную реальность, как феномен родственный реальности вымышленной, мы полагаем, что речь идет о нарративах, выполняющих функцию искусственного воссоздания схем и отношений реального бытия. Согласно концепции имитации, вымышленное или виртуальное событие не актуализируется, а в этой связи не обладает той энергией, которая формирует событие реальное. Вымысел, обладая определенной актуальностью для нас, вместе с тем остается некоторой потенцией, он представляет некоторую грань, подобно тому временному отрезку, который не может даже считаться малым, потому что он не соизмерим с осью времени, как объективной характеристики бытия. Принцип имитации соответствует воспроизводству всех топосов реального бытия в форме некоторого подобия. Ощущение подобия зависит от когнитивных способностей человека. Такая концепция демонстрирует непосредственную зависимость принципов «фиктивной онтологии» от образца в виде наличного бытия, а, следовательно, указывает на необходимость учета экстралингвистических эмпирических факторов для оценки такого рода нарративов. Противоположная концепция (С. Жижек) характеризует виртуальную реальность тем, что последняя не имитирует действительность, а симулирует её с помощью сходства. Различение симуляции и имитации производится на основании того, что: «В противоположность имитации, которая поддерживает веру в существование пред-сущей «органической» реальности, симуляция обратным ходом «денатурализирует» саму реальность, обнаруживая механизм, ответственный за её порождение. Иначе говоря, «онтологическая ставка» симуляции заключается в том, что нет существенного различия между природой и её искусственной репродукцией - есть более первостепенный уровень Реального, по отношению к которому, и симулированная «экранная» реальность, и «реальная» реальность, являются порожденными следствиями,

14 Хоружий С.С. Род или недород? Заметки к онтологии виртуальности. Вопросы философии. 1998. №6. С. 5368

чисто исчисленным Реальным...»15. В явлениях видится лишь следствие структуры, которая организует их определенным образом, являя не материальную причину событий, то есть видимую часть процессов, а ту основу, которая позволяет представить реальное как целостность Симуляция предполагает альтернативную онтологию - нахождение в статусе реального, действительного, потенцию к развитию и к обладанию определенным значением для бытия, а вместе с тем десакрализацию всех этих статусов посредством уже самого наличия симуляции. Стоит полагать, что и вымысел, подобно виртуальному, не референцируется собственно к окружающим нас вещам, именно поэтому соотнесение вымысла с реальным положением вещей, как соотнесение оригинала и копии не видится целесообразным. Подобная ситуация происходит при описании мировосприятия ребенка, которое взрослый может лишь симулировать, причина этому кроется, видимо, в невозможности воссоздания в чистом виде той онтологической установки, которая характерна для детского сознания (Ц. Тодоров). Тем не менее, данное описание не является ни имитацией, ни игрой. Речь должна идти не о копировании, не об отражении, а о направленности к истинным основаниям всякой реальности, это и определяет симуляцию вымышленной реальностью действительной. Мы говорим в этом случае не только о том, что вымышленная реальность не соответствует многим характеристикам имманентно присущим реальности действительной, но и о том, что она по-своему полноценна в некотором ином статусе. Вымысел предполагает указание на то, что порядок вещей в действительном мире в большей степени определен априорной способностью человека его воспринимать, нежели трансцендентными принципами внешней реальности. В этом отношении онтологическая проблематика может преобразоваться в проблематику дискурсивной природы всякого описания мира Рассмотрение топосов воображаемого мира, как способов указания на его целостность может совпадать с анализом референциальных показателей, которые присутствуют в языке, что меняет значение топологии самой действительности.

В четвертом параграфе «Предикация, топология и хронология в вымысле» проводится анализ форм структурирования взаимоотношений объектов в рамках «фиктивной онтологии» для обнаружения форм имитации, либо симуляции свойств и отношений реальных объектов. Для определения специфики вымышленных объектов выделяются два этапа обозначения - это именование объекта и определение его свойств. По сути, эти критерии соотносимы с критериями референции - тождеством и предикацией, через механизм именования мы также можем указать на природу тождественности в вымышленном мире. Основываясь на воплощении данных топосов, специфике такого рода структурирования, определяется сама суть производства вымысла, заключающаяся либо в имитации реального, либо в его симуляции. Имя вымышленного персонажа может рассматриваться как значение переменной, которое обозначает введение некоторого допущения, обсуждение вероятного

15 ЖижекС Киберпространство, или невыносимая замкнутость бытия Искусство кино 1998 № 1С 15

развития событий при наличии данной переменной. Имя такого рода не является денотатом, опираясь на который можно утверждать обо всех свойствах этого объекта и его положении в действительности, не представляя также референциальной связи с внешним объектом.

Предикация в контексте вымысла также специфична. Во-первых - число свойств неперечислимо, потому как имеет место модель нематериальной истории объекта, которая по сути своей - неопределенность. Специфика вымышленной предикации в данном случае кроется не в допущении фантастических сочетаний свойств самого объекта, а в том, что любое самое тривиальное из его свойств никаким образом не предопределяет его историю. Во-вторых - описание, происходящее в терминах, доступных нашему восприятию, не исключает вероятность иной предикации, терминологически не доступной нам, либо существующей только как название свойства, не доступного эмпирически. В первом случае предполагается эмпирически недостижимое состояние объекта, такое как «летающий конь», которое может соответствовать ему в рамках других принципов реальности. Во втором случае может существовать некоторый термин, как «зелубой», который только называется в качестве составляющей синтаксической структуры предложения. В-третьих - нельзя исключать того, что вымышленный персонаж может одновременно обладать противоречащими свойствами. Вымышленный мир не может иметь ни времени, ни пространства его существования в том смысле, как эти характеристики присущи реальному миру. В нём мы имеем дело с предметами, именование которых условно и достоверность их свойств не определяется ни их уникальностью, ни возможностью их воспринимать, ни условием их непротиворечивости. Сосуществование такого рода объектов может происходить по специфическим принципам, которые, тем не менее, воссоздаются реалистично в той мере, в которой этого требует природа имитации. Можно сказать, что, не имея времени, вымышленный мир имеет претензии на бесконечность. Он не может совпадать по протяженности с содержанием сюжета. В целом, вымысел - это потенция бытия, не воплощенная в событиях. Если брать за основу положение о том, что действительная реальность одна, и целостность всех сущностных онтологических характеристик присуща именно ей, то, как имитация, так и некоторый проект реальности являют нам общее свойство - отсутствие актуализации и воплощения событий данной реальности. В контексте вымысла проявляет себя подобие присутствия цели и энергии к её осуществлению. В таком случае симулируется и присутствие основных характеристик бытия -пространства и времени. Решение вопроса заключается в том, что в процессе познания может осуществляться референция, обусловленная контекстной ситуацией, а не природой непосредственного данного предмета. Эта ситуация обнаруживается как раз в процессе анализа вымысла. Мы не обнаруживаем тех факторов, которые могут ограничивать в теоретическом отношении возможности мира вымысла, помимо возможностей языка и мышления. В этой связи определенным выходом могло бы быть обнаружение самостоятельного статуса фиктивной предикации, фиктивной топологии и хронологии. Именно в

этом случае действительная реальность перестает выступать в качестве образца, становясь альтернативой множеству вымышленных миров перед лицом некоторого действительного глубинного основания возможности всякого суждения о мире как о целостности. Это относится к миру, как до-эмпирической возможности суждения о нем. Ничто, кроме собственно семантических приемов языка не имеет значения референта для элементов такого рода дискурсов. Такой подход соответствует положению об автореференциальности вымысла. В данном случае пространство, время и предикаты не фиксируют отношений, а лишь декларируют наличие структуры, которая в первую очередь обслуживает возможность значимой коммуникации. Имитационные и симулятивные модели реальности автономно обеспечивают онтологическую целостность вымышленных миров. Функция имитационной модели заключается в воссоздании воображаемого мира как «невоплощенной в бытии» копии действительного мира, функция симулятивной модели - в порождении воображаемого мира как независимой от эмпирических условий, значимой для бытия, коммуникации и сознания модели мировосприятия.

В Заключении резюмируются итоги проведенного исследования, указывается его научная новизна, теоретическая и практическая значимость, формулируются проблемы и перспективы дальнейших исследований.

Основные положения диссертационной работы отражены в следующих публикациях (статьях и тезисах докладов):

1. Проблема референции и фиктивный дискурс // Интеллектуальные системы и когнитивные науки. Тез. докладов и сообщений к VIII конференции по проблемам интеллектуальных систем. - Новосибирск, 1997. - С. 340-342.

2. Логика вымысла // Эпистемы: Материалы межвузовского семинара: Альманах. Екатеринбург, 1998. - С. 90-96.

3. Воображаемый хронотоп // IX Аристотелевские чтения: Единый космос, единый полис, единый человек. Тез. выступлений участников Международной конференции по проблемам древнегреческой философии. - Мариуполь, 1999. -С.42-43.

4. Десакрализация мифологии и литература // Цивилизация и культура. Тез. докладов международной научной конференции. - Пермь, 2001. - С. 45-46.

Подписано в печать 15.11.2004. Формат 60 х 84 1/16. Бумага типографская. Усл. печ. л. 1,5. Тираж 100 экз. Заказ № 349. Печать офсетная. Екатеринбург, К-83, пр Ленина, 51. Типолаборатория УрГУ.

11 " 1 г

24 - 1т

9.18

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Каюров, Павел Александрович

Введение.стр.

Глава 1. Генезис вымысла: мифология и литература - философия и история.стр.

§ 1. Вымысел и мифология.стр.

§ 2. Мифология и история.стр.

§ 3. От «логики мифа» к «логике вымысла».стр.

Глава 2. Проблема вымысла и онтологический аспект референции.стр.

§1. Логический статус вымышленных объектов.стр.

§2. От классической семантики к онтологической нейтральности референции.стр.

§3. Неклассические логики в контексте проблемы вымысла.стр.

Глава 3. Язык и «фиктивная онтология».стр.

§1. Автореференциальность литературы как эффект онтологической нейтральности референции.стр.

§2. Гносеологическое измерение вымысла.стр.

§3. Статус вымышленной реальности: имитация и симуляция.стр.

§4. Предикация, топология и хронология в вымысле.стр.

Введение диссертации2005 год, автореферат по философии, Каюров, Павел Александрович

Актуальность исследования прежде всего, обуславливается современной постановкой проблемы критериев знания. Характерной чертой философского дискурса нашего времени стало смещение исследовательских акцентов с естественнонаучного знания на знание гуманитарное. Философия в наши дни демонстрирует повышенный интерес к проблематике фиктивных дискурсов, роли идеологии и неомифов в формировании картины мира современности, полагая их, в том числе, в качестве основания для самой науки. Одновременное развитие таких явлений, как виртуальная реальность, кибертекст, интернет-культура особым образом влияют на социальность, на процессы познания и коммуникации, указывая на взаимное проникновение таких феноменов как «текст» и «реальность». Постиндустриальное производство во многом направлено на моделирование «видимостей», особое значение для социальных процессов обретают дискурсивные явления, признаваемые в качестве критериев общественного развития и устройства реальности. Понятие о реальности уже не совпадает с традиционным пониманием её воплощения в совокупности эмпирических фактов и предметов, находящихся в области восприятия индивидуума. Особое значение в наши дни приобрели технологии, направленные на создание «виртуальных миров», заменяющие естественное и непосредственное восприятие мира нахождением вне его привычных границ, преодолением пространственных и временных рамок, выходом за рамки своей собственной телесности. Построение такого рода «иллюзорных опытов бытия» базируется на компьютерных технологиях, заменяющих естественные процессы формирования событий системой цифровых кодов. Данные практики, безусловно, основаны на потребности расширения опыта познания, преодоления эмпирических факторов, которые, казалось бы, влияют на его возможности. Такое положение дел требует более пристального изучения природы вымысла, иллюзии, фиктивных реальностей, обращения к их гносеологическому значению. Вымысел как практика познания существует тысячелетия, формируя культурные традиции и играя непосредственную роль в сфере коммуникации. Мы не преследуем цели - найти некое ультрасовременное видение проблемы вымысла, прежде всего - имеет смысл обобщить существующие позиции относительно воображаемых миров, с целью прояснения онтологического статуса и гносеологического значения последних. Вопрос об онтологическом статусе фиктивной реальности обнаруживает свою зависимость от понимания природы референции и обусловленности её экстралингвистическими факторами. В этом плане сама референция может быть представлена не как соответствие знака внешнему объекту мира, а как отождествление семиотической единицы с условиями её использования в пределах релевантных критериев употребления языковых выражений.

Вымысел (вместе с сопутствующими феноменами - воображение, виртуальность, фантазм, неподлинность и др.) в качестве исследовательской области, на наш взгляд, до последнего времени недостаточно актуализировался как некоторая целостность и обсуждался преимущественно в связи с различными аспектами теории познания, аспект референции, кроме прочего-, предназначен обеспечить высокую степень общности проводимого анализа. В связи с этим, прикладной вектор нашего исследования ориентирован в перспективе на разработку теорий современных (прежде всего - виртуальных) способов коммуникации, и как следствие - на разработку методологии построения имитационных и симулятивных моделей реальности в самых различных сферах: от идеологического дискурса, до высокотехнологических форм искусства.

Теоретические источники, конкретно-научный материал и степень разработанности темы исследования

Теоретической основой диссертационной работы, в значительной степени, выступает аналитико-философская традиция. Данное направление, начавшееся с классических работ Г. Фреге, Б. Рассела, Дж. Мура, Л. Витгенштейна, не замкнуто в себе, а открыто новым темам. Развитие традиции и новые горизонты исследований демонстрируют работы Р. Карнапа, К. Гёделя, А. Тарского, Я. Лукасевича, Ст. Лесневского, А. Чёрча, К. Льюиса, С.А. Крипке, Г.Х. фон Вригта, Я. Хинтикки, У. ван. О. Куайна, Н. Гудмана, Г. Кюнга, У. Селларса, К.-О. Апселя, Д. Фоллесдала, Э.Тугендхата и др., среди отечественных авторов отметим работы Е.Д. Смирновой, В.Л. Васюкова, М. Лебедева, А. Черняка. В рамках аналитической философии особого упоминания требует ряд авторов, озвучивших проблему логической природы вымышленного дискурса. Это направление заявило о себе в 50-х годах XX в., к нему относятся Б. Миллер, Д. Льюиз, Г.-Н. Кастанеда, Дж. Серль, чьи исследования в первую очередь определили цели и задачи нашей работы. Постановка традиционного для аналитической философии вопроса о природе и принципах референции в контексте феномена вымысла, привела к рассмотрению экстралингвистических факторов, влияющих на природу референции. Разделение референции и денотации, рассматриваемое, в частности, в работах У. Эко, позволило обозначить роль концепции языка для анализа вымышленных контекстов. Такого рода современные формы анализа фиктивных дискурсов содержатся в работах столь различных по своим ■ философским взглядам авторов как, например, Н. Гудмен и Ц. Тодоров.

Отношение знака и значения, формирование смысла и понимания обсуждались в рамках целого ряда теоретических течений XX века. В данной работе анализируются работы представителей структурализма - Р. Барта, К, Леви - Стросса, М. Элиаде, постструктурализма - М. Фуко, Б. Кассен, семиологии - Ж. Лакана, С. Жижека, постмодернизма - Ж. Бодрийара. Особое значение имеет разработка этими авторами природы мифологического дискурса, ставшая основой рассмотрения генезиса художественного вымысла в рамках трансформации мифологического знания. Для создания полноценного исследования представляется необходимым учитывать наследие таких представителей художественной творчества, как Л. Кэролл, Х.Л. Борхес, Г.Г. Маркес, X. Кортасар, Ф. Кафка и др., которые совершенно особым образом повлияли на современное мировоззрение, кроме прочего, продемонстрировав важную роль художественного вымысла в раскрытии тайны бытия.

Среди отечественных авторов отметим работы Г.В. Гриненко, Э.Я. Голосовкера, Д.В. Шмелева, C.B. Хоружия, В. Руднева, С.И. Орехова, Мартишина Н.И. и др., открывающие различные аспекты предмета нашего исследования. Научные концепции, публикации и педагогическая деятельность представителей уральской философской школы: Д.В. Пивоваров (проблема идеального), В.В. Ким (язык науки), Л.А. Закс (феномен художественной реальности), Л.М. Андрюхина (стиль научного мышления), Д.В. Анкин (семиотика философии), С.А. Азаренко (топология языка), С.А. Никитин (философия риторики) и др. - послужили для диссертанта средой формирования интересов, повлияли на характер исследования и, в силу богатства и разнообразия, открыли широкое поле перспектив для дальнейших теоретических поисков.

Цель и основные задачи исследования

Целью диссертационной работы является: определение онтологического статуса вымышленной реальности посредством анализа дискурса вымысла как формы конструирования «фиктивной онтологии».

- рассмотреть те специфические черты мифа, которые легли в основу Г гносеологических функций вымысла, концептуализируя схему перехода от «логики мифа» к «логике вымысла»;

- обосновать, на примерах современной логики и художественной литературы, автореференциальность как эффект онтологической нейтральности референции; рассмотреть значение экстралингвистических и интралингвистических факторов для формирования референциалъной связи и для определения онтологической целостности фиктивной реальности, сопоставив трактовки имитационной и симулятивной природы вымысла;

Предметной областью настоящего исследования является онтологическая проблематика, представленная в современном рассмотрении вопросов референции. Объектом является онтологический статус вымышленной реальности. Теоретико-методологической основой исследования служит требование онтологической нейтральности референции, имплицирующее положение об обусловленности референции факторами коммуникации. В этой связи возникает возможность рассмотрения автореференциальной логики и автореференциальной литературы, что составляет материал для анализа роли . экстралингвистических факторов в конструировании «фиктивной онтологии». Дифференциация данных факторов определяет характер феномена вымысла либо как имитирующего, либо как симулирующего действительную, то есть онтологически полноценную реальность.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Статус "Фиктивной онтологии": референция и вымышленная реальность"

Результаты исследования могут найти своё применение в разработке теоретической базы методологии моделирования реальности в современных информационных сферах. Материалы диссертации могут быть использованы при чтении курсов «Онтология и теория познания», «Философия и методология науки», а также составить основу специального курса, посвящённого онтологическим проблемам референции.

Заключение

Целью диссертационной работы являлось определение онтологического статуса вымышленной реальности посредством анализа дискурса вымысла как формы конструирования «фиктивной онтологии».

Осуществление настоящей цели предполагало последовательное решение следующих задач.

В ходе работы была рассмотрена концепция Б.Кассен, относительно формирования художественного опыта в рамках трансформации мифологического знания. В ходе анализа данной концепции, а также позиций М.Элиаде и Я.Э. Голосовкера, мы пришли к выводу о том, что литературный дискурс приобрел значение противопоставленного повествованию о реальном вследствие доминирования естественнонаучной парадигмы (исторического знания). Историческое знание, претендует на достоверность, то есть на онтологическую значимость для агентов данного дискурса. Именно на этом этапе происходит становление художественного вымысла в качестве оппозиции описанию реального, фактического.

Вместе с тем, особое значение для нас имеет тот факт, что вымысел в своей основе базируется на мифологическом знании, имеющем свои принципы достоверности и реальности. Мы можем рассматривать содержание мифологии как особый «онтологический горизонт», формирующий картину мира субъекта, не предполагающий такого основания как верификация фактической достоверности в качестве основания истинного знания. Следовательно, «логика мифологического», как принцип формирования данного знания, не предполагает соответствия высказываний о мире фактически наблюдаемой его форме. Таким образом мы рассматриваем специфические черты мифа, которые легли в основу гносеологических функций вымысла, концептуализируя схему перехода от «логики мифа» к «логике вымысла».

В этом плане нами рассмотрено развитие аналитической традиции в её отношении к проблеме онтологической обусловленности референции. В данном случае, обращаясь к концепциям С.Крипке и Я.Хинтикки, мы формулируем в качестве возможного принципа референции не соответствие концепта наблюдаемым вещам, а уместность его употребления в определенном языковом контексте. Данным образом может аргументироваться концепция самореференциальности логики и самореференциальности художественной литературы, предполагающих в качестве основания не параметры соответствия эмпирическому, а принципы собственного языка и собственного сюжета. В рамках данной позиции нами формулируется положение о возможности оценки истинности высказываний о вымышленных объектах в рамках семантики неклассической логики.

Основным принципом такого рода анализа может служить положение о формировании референциальной связи, независимой от экстралингвистических (то есть эмпирических) факторов. В данном ключе может рассматриваться смысл художественных текстов и онтологический статус описываемых в данных текстах миров. Мы приводим позицию Н.Гудмена, согласно которой рассмотрение эмпирического мира вещей в качестве эталона ограничивает гносеологическое значение анализа миров. Данная позиция позволяет сформулировать методологию описания фиктивных реальностей на основании интралингвистической референции. В этом случае мы можем сделать вывод о том, что построение вымышленной реальности не ограничивается формой имитации, то есть неполноценного в онтологическом смысле повторения действительного мира. Уместным, на наш взгляд, может быть употребление термина «симуляция», в данном контексте соответствующего принципу семантической целостности мира как лингвистического пространства, целостности, обусловленной коммуникацией как возможностью для конструирования всякого мира. Данное толкование симуляции приводится в концепции виртуального С.Жижека и характеризует соотнесение фиктивного мира с основами всякого

120 знания о мире, а не с конкретной, непосредственно наблюдаемой, реальностью. Вымысел, таким образом, демонстрирует возможность расширения сферы познания за счет воображаемого, то есть предвосхищающего опыт.

Анализ того, каким образом пространство и время структурируют фиктивный мир, подтверждает наше положение о том, что данные топосы не обусловлены в этом контексте их реальными эмпирическими свойствами, трансформируясь в элементы построения сюжета. Таким же образом именование и предикация не могут быть удовлетворительным образом сведены к построению взаимосвязи концепта и конкретного предмета и не обладают той устойчивостью,. которая присуща им в рамках описания действительного мира. Вместе с тем, данные формы реализуют в рамках вымысла дополнительные возможности описания, что является аргументом в пользу отказа от исключительности позиции имитации.

Положения, содержащие новизну и выносимые на защиту:

- требование онтологической нейтральности референции определяет становление проблемы онтологического статуса вымыилленных объектов;

- эффектом онтологической нейтральности референции является автореференциалъность дискурсов; экстралингвистические факторы референции определяют имитационную, а интралингвистические факторы - симулятивную природу вымысла;

- в отношении обеспечения онтологической целостности вымышленных миров имитационные и симулятивные модели реальности автономны и выполняют различные функции: воображаемый мир в качестве «невоплощенной в бытии» копии действительного мира, либо в качестве независимой от эмпирических условий, значимой для бытия, коммуникации и сознания модели мировосприятия.

Список научной литературыКаюров, Павел Александрович, диссертация по теме "Онтология и теория познания"

1. Аналитическая философия: Избранные тексты. М.: Изд-во МГУ, 1993. -181с.

2. Андрюхина Л.М. Стиль науки: культурно-историческая природа. -Екатеринбург, 1992.

3. Аристотель. Поэтика. Риторика. СПб.: "Азбука", 2000. - 222 с.

4. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: «Пргресс», 1994. -616с.

5. Бартли У. Витгенштейн // Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель. -М.: «Прогресс», 1994. С. 139-272.

6. Бодрийяр Ж. Войны в заливе не было // Художественный журнал. 1994. №3.

7. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: "Добросвет", 2000. -387 с.

8. Бодрийяр Ж. Соблазн. М.: Ас1 Ма^шет, 2000. - 320 с.

9. Бородай Ю.М. Воображение и теория познания (Критический очерк кантовского учения о продуктивной способности воображения). М.: «Высшая школа», 1966. - 152 с.

10. Ю.Борхес Х.Л. Аватары черепахи. М., 1995. - 230 с.

11. Борхес Х.Л. Девять эссе о Данте. // Вопросы философии. 1994. №1. -С. 45-64.

12. Борхес Х.Л. Письмена Бога. М.: «Республика», 1994. - 510 с.

13. Бэкон Фр. Новый органон (афоризмы об истолковании природы и царстве человека // Бэкон Фр. Сочинения в 2 томах. Т.2. М.: Мысль, 1977. С. 18-33.

14. Васильев H.A. Воображаемая логика. Избранные труды. М.: «Наука», 1989. - 264 с.

15. Витгенштейн JI. Логико-философский трактат // Витгенштейн Л. Философские работы. Часть 1. Пер. с нем. -М.: «Гнозис», 1994. 612 с.

16. Витгенштейн Л. О достоверности // Витгенштейн Л. Избр. философские работы. Ч. 1. М.: «Гнозис», 1994. - 612 с.

17. Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Избр. философские работы. М.: «Гнозис», 1994. - 612 с.

18. Вригт Г.Х. фон Логика и философия в XX в. // Вопросы философии. -1992.-№8.-С. 80-85.

19. Вригт Г.Х. фон. Логико-философские исследования. М.: «Прогресс», 1986. - 600 с.

20. Голосовкер Я.Э. Логика Мифа. М.: «Наука», 1987. - 329.

21. Гроф С. За пределами мозга: Рождение, смерть и трансценденция в психоанализе. М.: ОИЛКРЛ, 1992. - 241.

22. Грязнов А.Ф. Витгенштейн и некоторые современные проблемы философии психологии // Вопросы философии. -1998. №5 - С. 75-80.

23. Грязнов А.Ф. Феномен аналитической философии в западной культуре XX столетия // Вопросы философии. -1996. №4 - С. 37-42.

24. Гудмен Н. Способы создания миров. -М.: "Праксис", 2001. 376 с.

25. Декомб В. Современная французская философия. М.: «Весь мир», 2000-336 с.

26. Делез Ж. Логика смысла. -М.: "Раритет 1998. 304 с.

27. Делез Ж. Тайна Ариадны. // Вопросы философии. 1993. - №4 -С. 48-53.

28. Деррида Ж. Письмо японскому другу // Вопросы философии. 1992. -№4.-С. 53-70.

29. Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. -М.: «Канон», 2002. 368 с.

30. Жижек С. Киберпространство, или Невыносимая замкнутость бытия // Искусство кино. -1998. №1, 2.

31. Жижек С. Кесьлевский: от документа к вымыслу // Искусство кино. -2001. №6.

32. Закс JT.A. К исследованию феномена художественной реальности // Художественная реальность. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1985.

33. Карнап Р. Значение и необходимость: Исследование по семантике и модальной логике. М.: «Тривиум», 2000. - 380 с.

34. Карпенко A.C. Логика, детерминизм и феномен прошлого // Вопросы философии. -1995. №5. - С.72-92.

35. Кассен Б. Эффект Софистики. М.-СПб.: «Университетская книга», 2000. - 240 с.

36. Кастанеда Г.-Н. Художественный вымысел и действительность: их фундаментальные связи // Логос. -1999. №3. - С. 103-112.

37. Кемпинский А. Психология шизофрении. М.: «Мысль», 1998. - 299 с.

38. Кессиди Ф.Х. От мифа к логосу. М.: «Мысль», 1972. - 358 с.

39. Кислов А.Г. Пейзаж в бобовом зерне: классические и неклассические логики и тексты // Архетипические структуры художественного сознания. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2002.

40. Крипке С.А Загадка контекстов мнения // Новое в зарубежной лингвистике.-Вып. 18,1987. С. 7-18.

41. Куайн У. О том, что есть // Даугава. 1989.- Э11.

42. Куайн У. Референция и модальность // Новое в зарубежной лингвистике. —1982. — Вып. 13.

43. Кэрролл Л. Алиса в Зазеркалье. Свердловск 1987

44. Кэрролл Л. Приключения Алисы в стране чудес. Свердловск 1987

45. Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном, или судьба разума после Фрейда. М., 1997.

46. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995

47. Лебедев. М.В. Черняк А.З. Онтологические проблемы референции. -М.: «Праксис», 2001. 344 с.

48. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1994.

49. Леви-Строс К. Структурная антропология. М.,1985.

50. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф.- М., 1982

51. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991.

52. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.

53. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста: Структура стиха. М., 1970.

54. Льюиз Д. Истинность в вымысле. // Логос, -1999. №3. - С. 48-68.

55. Льюис К. Виды значений // Семиотика, 1983.

56. Любутин К.Н., Пивоваров Д.В. Синтетическая теория идеального. -Екатеринбург Псков: ПОИПКРО, 2000. - 207 с.

57. Малькольм Н. Состояние сна. М., 1979.

58. Мамардашвили М. Время и пространство театральности//Театр, 1989. - №4. - С. 105-108.

59. Маркес Г.Г. Сто лет одиночества. М., 1989.

60. Миллер Б. Может ли вымышленный персонаж существовать на самом деле? // Логос, -1999. №3. - С. 103-112.

61. Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ницше Ф. Сочинения в 2 т. Т. 1. -М.: Мысль, 1990. С. 57- 157.

62. Оезер Э. Мозг, язык и мир // Вопросы философии. 1995. - №5.- С. 8085.

63. Павилёнис Р.И. Проблема смысла. М., 1983.

64. Павич М. Хазарский словарь. СПб.; «Азбука-классика», 2002.- 379 с.

65. Пивоваров Д.В. Проблема носителя идеального образа: операционный аспект. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1986. - 130 с.

66. Платон. Тимей // Платон. Соч. в 3 т. Т. 3, ч. 1. М., 1971.

67. Подорога В.Ф. Кафка. Конструкция сновидений // Логос, -1994. №5.

68. Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983.

69. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Ленинград, 1986.

70. Пропп В.Я. Морфология сказки. М., 1969.

71. Рассел Б. Мое философское развитие // Аналитическая философия: Избр. тексты. —М., 1993.

72. Рассел Б. Человеческое познание: Его сфера и границы. М., 1957.

73. Руднев В. Винни Пух и философия обыденного языка. . М.: Аграф, 2000.

74. Руднев В. Витгенштейн и XX век // Вопросы философии. 1998. - №5.-С. 37-42.

75. Руднев В. Прочь от реальности: Исследования по философии текста. -М.: Аграф, 1997. -432с.

76. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. М.: Аграф, 1997.

77. Сёрль Дж.Р. .Логический статус художественного дискурса. // Логос, -1999.-№3,-С. 34-47.

78. Сёрль Дж.Р. Новое открытие сознания // Логос, 2001. -№ 4. - С.22-40.

79. Смирнова Е.Д. Логика и философия. М.: РОССПЭН, 1996. - 304.

80. Смирнова Е.Д. Логика и «строительные леса» мира. Необычный мир «Трактата» Л.Витгенштейна // Вопросы философии. 1998. - №5.- С. 6268.

81. Сокулер З.А. Людвиг Витгенштейн и его место в философии XX в. -Долгопрудный: «Аллегро-Пресс», 1994.- 173 с.

82. Соссюр Ф. де. Труды по общему языкознанию. М., 1977.

83. Соссюр Ф. де. Заметки по общей лингвистике. М.: «Прогресс», 1990.

84. Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу. М.: «Дом интеллектуальной книги, Русское феноменологическое общество», 1997. -144с.

85. ТодоровЦ. Семиотика литературы.//Семиотика, 1983.

86. ТодоровЦ. Понятие литературы.//Семиотика, 1983.

87. Тугендхат Э. Партикуляризм и универсализм// Логос- 2001. -№ 4. -С.41-47.

88. Федье Ф. Воображаемое // Ф.Везен. Философия французская и философия немецкая. Ф.Федье. Воображаемое. Власть. М.: Едиториал УРСС, 2002.-152 с.

89. Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика. — М., 1977. — Вып. 8.

90. Фреге Г. Мысль: Логическое исследование. М., 1987.

91. Фрейд 3. Толкование сновидений. Ереван, 1991.

92. Фрейд 3. Психология бессознательного. М., 1990.

93. Фуко М. Жизнь: Опыт и наука // Вопросы философии. 1993. - №5.- С. 43-50.

94. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. -М., 1997.

95. Фуко М. Слова и вещи. -М., 1994.

96. Хайдеггер М. Бытие и Время. М., 1993.

97. Хайдеггер М. Избранные работы. М., 1994.

98. Халлер Р. Витгенштейн и модерн // Вопросы философии. 1998. - №5.-С. 29-37.

99. ХинтиккаЯ. Логико-эпистемологические исследования. М., 1980.

100. Хинтикка Я. Проблема истины в современной философии // Вопросы философии, -1996. .№9. - С.59-68.

101. Хомский Н. Язык и мышление. М., 1972.

102. Хоружий С.С. Род или недород? Заметки к онтологии виртуальности // Вопросы философии, ~ 1997. №61 - С. 53-68.

103. Шмелев А.Д. Русский язык и внеязыковая действительность. М.: Языки русской культуры, 2002. - 496 с.

104. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб: «Симпозиум», 2004 - 544 с.

105. Эко У. Средние века уже начались // Иностранная литература. 1994. - №4. - С. 259-268.

106. Элиаде М. Аспекты мифа. М.: «Академический проект», 2000. 107,Элиаде М. Космос и история. - М., 1987.

107. Юнг К.Г. Архетип и символ. М.,1991.

108. Alternative logics: do sciences need them? Springer-Verlag: Berlin, Heidelberg, New York, 2004. - 368 p.

109. Lewis D. Counterfactuals. Oxford: Basil Blackwell, 1973 - 239 p.

110. Parret H. Semiotics and Pragmatics: An Evaluative Comparison of Conceptual Frameworks. Amsterdam; Philadelphia, 1983. - 198 p.

111. Virtual Reality: theory, practice and promise. Eds. S.K. Helsel, J. P. R. Meckler. Westport & London, 1991. - 337 p.