автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Стих П.П. Ершова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Стих П.П. Ершова"

08-4 1248

"У У

На правах рукописи

КУШНИР Артем Иванович

СТИХ П. П. ЕРШОВА

Специальность 10.01.01 — русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Тюмень — 2008

Работа выполнена на кафедре русской литературы ГОУ ВПО «Тюменский государственный университет»

доктор филологических наук, доцент Комаров Сергей Анатольевич

доктор филологических наук, профессор Зырянов Олег Васильевич

кандидат филологических наук, доцент Поплавская Ирана Анатольевна

Уральский государственный педагогический университет

Защита состоится 21 ноября 2008 г. в 15 часов на заседании диссертационного совета Д 212.274.09 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при ГОУ ВПО «Тюменский государственный университет» по адресу: 625003, г. Тюмень, ул. Семакова, 10, ауд. 325

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУ ВПО «Тюменский государственный университет»

Автореферат разослан «20» октября 2008 года.

Укеный секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, дацент

Научный руководитель - .

Официальные оппоненты:

Ведущая организация ""

С. М, Белякова

.. ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

П. П. Ершов — один из немногих литераторов, родившихся в Сибири, кому «посчастливилось» создать художественный текст, прочно вошедший в круг активного чтения уже более десятка поколений юных россиян, ставший достоянием «большого времени» (М. М. Бахтин). Писавшийся автором для взрослого читателя «Конек-Горбунок» превратился в любимое детское чтение, в том числе и благодаря уникальной качественности своей стиховой формы.

Актуальность данного исследования обусловлена практической неизученностью стиха П. П. Ершова. Исследователи обращали внимание прежде всего на языковые компоненты текста, на поиск фольклорных основ «Конька-Горбунка» и установление связей сказки Ершова с творчеством А. С. Пушкина. Остальной корпус стихотворных текстов Ершова рассматривался в контексте жа-нрово-тематических стандартов русской поэзии первой половины XIX века. Однако, подчеркнем, практически все современники поэта отмечали особую качественность его стиха, значительно расходясь в оценках иных компонентов творчества. Изучение именно стиховой практики Ершова создает основу для установления связей его наследия с национальным культурным опытом ХУН1-Х1Х веков, для уточнения целого ряда историко-литературных оценок и формул, переходящих из работы в работу об авторе «Конька-Горбунка».

Гипотеза диссертационного исследования исходит из взгляда на Ершова как оригинального и самостоятельного поэта послепушкинского поколения, уже в раннем творчестве обнаружившего высокую стихотворную культуру, на основе которой и стал возможен его «Конек-Горбунок». Общенациональный литературный успех «Конька-Горбунка» был следствием существовавшего у Ершова системного представления о русском стихе и путях его развития.

Что касается Ершова-стихотворца, то специалисты в характеристиках ограничиваются формулировкой общей позиции. Собственно стиховедческая аргументация опускается, хотя характеристики явно не одноплановы, различны и полемичны. Например, В. Н. Евсеев утверждает, что «стиховая форма» канонического текста «Конька-Горбунка» «приближена к народному, отчасти раешному (говорному) лапидарному стиху — с его парной рифмовкой, с небольшим количеством слогов в этой ритмической единице народно-стиховой речи». Авторы же семинария о Ершове рассматривают «стихотворную форму» сказки как знак ее «литературности» и общности с творчеством Пушкина-сказочника. Они настаивают на «маргинальное™», «единичности» сказки в наследии Ершова, на «отсутствии сколько-нибудь значительных связей ее со всем последующим творчеством писателя». Для М. Ф. Калининой и О. И. Лукошковой Ершов однозначно «поэт пушкинской эпохи, пушкинского "набора"». Однако именно появление Ершова-сказочника такие авторитетные ученые, как В. Э. Вацуро, во

многом связывают с принадлежностью к послепушкинской бенедиктовской школе в русской поэзии, с ее творческой эклектикой и специфической широтой.

Истоки собственно пушкинской ориентации автора «Конька-Горбунка» исходно в отечественном литературоведении мотивировались наглядностью, очевидностью стихового аспекта текстов; «мы объясняем данное явление исключительно влиянием великого поэта: ведь начавши ему сказку сам четырехстопным хореем, Пушкин тем самым определил путь версификаторской работы Ершова. Последний вполне усвоил этот размер и в «Коньке-Горбунке» дал нам звучный стих». Так в работе 1925 года, опираясь на литературную легенду, А. М. Путин-цев рассматривает отношения Пушкина и Ершова как отношения учителя и ученика, создавая своеобразный исследовательский миф. Статья Путинцева имела далеко идущие последствия: например, в диалоге уже XXI века И. О. Шайтано-ва с О. Г. Чухонцевым последний замечает: «Для меня, конечно, первичнее «Конек-Горбунок». <...> И не из-за первых строчек, выведенных пушкинской рукою». Автор предисловия к наиболее полному изданию произведений Ершова И. П. Лупанова в монографии «Русская народная сказка в творчестве писателей первой половины XIX века» (1959) одной из первых осуществляет системное сравнение «Конька-Горбунка» и пушкинских сказок, и приходит к заключению, что различия эти существенны: наличие рассказчика и сказовая манера письма.

В монографии Т. Г.Леоновой 1982 года «Русская литературная сказка XIX века в ее отношении к народной сказке» автор «Конька-Горбунка» называется «ближайшим литературным преемником Пушкина в создании литературной сказки в стихотворной форме», высказывается мысль, что Ершов общим путем с Пушкиным «шел вполне самостоятельно». Однако тенденция к пониманию Ершова лишь как ученика и последователя Пушкина не могла не привести к появлению курьезов, подобных версии А. Лациса, приписывающей авторство уже всего «Конька-Горбунка» Пушкину (1997).

Традиция увязывать имена Пушкина и Ершова идет в отечественной культуре от Белинского. В статьях Белинского, где встречается имя Ершова, имеются три особенности: 1) имя автора «КонькаТорбунка»упоминается вдлинном списке второ- и третьестепенных поэтов того времени; 2) появляется оппозиция «Пушкин-Ершов». Оппозиция реализуется в противопоставлении рядов поэтов «пушкинской плеяды» (Баратынского, Языкова и т. д.) и поэтов, например, так называемой «смирдинской эпохи», куда автор с завидным постоянством включает и Ершова. Третья особенность — это признание за создателем «Конька-Горбунка» мастерства в стихе: «О сказке г. Ершова — нечего и говорить. Она написана очень недурными стихами, но, по вышеизложенным причинам, не имеет не только никакого художественного достоинства, но даже и достоинства забавного фарса». Сравним высказывание Белинского по поводу поэмы «Сузге»:

«Стих бойкий, плавный — местами гармонический и поэтический — составляет достоинство поэмы».

Научная новизна данной диссертационной работы состоит в том, что в ней впервые осуществляется систематическое описание стиха Ершова.

Объектом исследования является корпус художественных текстов П. П. Ершова, предметом — стих П. П. Ершова.

Цель работы — системное изучение стиха П. Г1. Ершова. В соответствии с данной целью решается ряд задач:

1) поставить проблему специфики стиховедческого самосознания русского поэта на материале публичной и частной переписки русских литераторов 18201830-х годов;

2) описать ритмический, рифменный и архитектонический уровни стиха -<Конька-Горбунка» в сопоставлении с пушкинскими хореическими сказками;

3) установить метрическую хронологию стиха в корпусе художественных текстов Ершова.

Цель и задачи работы обусловили методологию исследования — в ее основе сочетание элементов культурно-исторического, сравнительного и статистического подходов к анализу литературных явлений.

В теоретико-литературном плане исследование опирается на стиховедческие работы В. С. Баевского, М. Л. Гаспарова, В. М. Жирмунского, Ю. Б. Ор-лицкого, К. Ф. Тарановского, Б. В. Томашевского. В историко-литературном плане оно ориентировано на известные работы о Ершове М. К. Лзадовского, В. Н. [гвсеева, М. Ф. Калининой, Д. М. Климовой, 'Г. Г. Леоновой, И. П. Лупа-новой, Ю. С. Постнова, Н. А. Рогачевой, Т. П. Савченковой, В. Г. Уткова, а также на отечественные работы о русском литературном процессе первой половины XIX века н его персоналиях (В. Э. Вацуро, Л. Я. Гинзбург. Г. А. Гуковский, А. И. Журавлева, В. И. Коровин, 10. М. Лотман, Ю. В. Манн, В. М. Маркович, А. С. Янушкевич и др.)

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Публичная и частная переписка русских литераторов 1820-1830-х годов свидетельствует о проявлении нового качества стиховедческого самосознания в национальной культуре на переходе от традиционалистского к индивидуально-творческому типу словесности.

2. Общенациональный литературный успех «Конька-Горбунка» был во многом следствием высокой стиховой компетенции 18-летнего Ершова, оригинальности его стиха на фоне хореических сказок Пушкина.

3. Стих П. П. Ершова характеризуется повышенной степенью эксперимен-тальности, однако экспериментаторскими можно назватьлишь некоторые тексты, которые при этом являются наиболее известными произведениями поэта («Конек-Горбунок», «Сузге» и др.).

4. После возвращения в Тобольск в поэтическом творчестве Ершова высока доля текстов, стих которых традиционен (преобладание 4-стопного ямба после 1839 года). Это не противоречит мироотношенческим установкам Ершова.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и списка литературы. Аналитический текст изложен на 157 страницах, список литературы включает 233 наименования.

Апробация работы проводилась в форме докладов на 14 научных конференциях, в том числе на 2 международных и 4 всероссийских: «Стиховедческие чтения» (Российский государственный 1уманитарный университет, 15-17 декабря 2007 года, Москва), «Дергачевские чтения-2002: VI всероссийская научная конференция "Русская литература: национальное развитие и региональные особенности"» (2-3 октября 2002 года, Екатеринбург), «XIII Ершовские чтения^ (18-19 февраля 2003 года, Ишим), «П-я Всероссийская научно-практическая конференция "П. П. Ершов: жизнь и творчество"» (2-4 марта 2005 года, Ишим), «Ершовские чтения» (март 2005 года, Тюмень), «Нравственные традиции сс-мьи в лингвоэтническом сознании народов России» (23 мая 2008 года, Тюмень), «Русский мир вдуховном сознании народов России» (24 мая 2007 года, Тюмень), «Духовная культура русской словесности» (24 мая 2006 года, Тюмень), «Славяно-русское духовное пространство в Сибири: межрегиональная научно-практическая конференция» (24 мая 2004 года, Тюмень), «Славянские духовные традиции в Сибири»: 25-я юбилейная международная научно-практическая конференция» (24 мая 2002 года, Тюмень), «А. С. Пушкин: встреча поколений: всероссийская научно-практическая конференция» (21 октября 2003 года, Тюмень), «Русская литература в контексте мировой культуры: Vрегиональная межвузовская конференция, посвященная 50-летию института» (17-18 февраля 2004 года, Ишим), «Региональные культурные ландшафты: история и современность» всероссийская научная конференция, посвященная 30-летию основания кафедры русской литературы ТюмГУ (20-22 апреля 2004 года, Тюмень), «Стеллеров-ские чтения» (20 мая 2005 года, Тюмень).

Диссертация обсуждалась на заседании кафедры русской литературы Тюменского государственного университета. Основные положения диссертационной работы отражены в 16 публикациях.

Практическая значимость исследования состоит в том, что его основные положения могут быть использованы в вузовском и школьном курсах изучения истории русской литературы, в курсе литературного краеведения, а также учтены в стиховедческих штудиях движения русской поэзии в первой половине девятнадцатого столетия.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении определяются степень актуальности, научная новизна и гипотеза работы, дается краткий очерк тенденций изучения творчества П. П. Ершова в отечественном литературоведении, формулируются цель и задачи диссертационного исследования.

В первой главе «К проблеме стиховедческого самосознания русского поэта (на материале публичной и частной переписки русских литераторов 18201830-х годов)» речь идет о том, что смысловая наполненность конкретных формальных элементов была предметом стиховедческой рефлексии еще в XVIII веке, что проблема смысловой потенции размеров русского стиха привлекала внимание теоретиков литературы XVIII века, о чем свидетельствуют поэтические состязания М. В. Ломоносова, А. П. Сумарокова и В. К. Тредиаковского. На переходе от традиционалистского к индивидуально-творческому типу словесности (С. С. Аверинцев, М. Л. Распаров, А. В. Михайлов и др.) происходит трансформация этих представлений. «Спор о гексаметре» 1813 года служит показательным примером обозначения стратегии индивидуального поиска в русском стихе, проявляет особенности положения творческого субъекта на данном переходе. Так как спор касался метрического вопроса (каким размером переводить на русский язык «Илиаду» Гомера), в обсуждении четко обозначается уровень стиховедческой рефлексии русских литераторов начала XIX века. Сторонник перевода «Илиады» гексаметром С. С. Уваров в ответе стороннику перевода «русским народным размером» В. В. Капнисту по сути говорит о проблеме «метр и смысл», о смысловом ореоле стихотворного размера, о связи между формой (стихотворным размером) и содержанием.

Спор, посвященный частной проблеме, оказался знаком общих сдвигов в эстетических воззрениях. Формализация Уварова вводила в эстетическую мысль связку «метр-смысл» практически в качестве литературоведческой категории. Свои идеи Уваров обсуждал и с Жуковским, который, руководствуясь на практике идеями Уварова, в 1831 году в «Сказке о царе Берендее...» попытался установить границы связи между формальными элементами и смыслом, задействовав гексаметр в сказке с народным сюжетом. Приемы, использованные Жуковским и Пушкиным в известном творческом состязании 1831 года, позволяют предположить, что предметом состязания была «проверка» мысли Уварова о границах «формы и мысли» в стихотворном тексте. Практикуемые Жуковским стиховые элементы (метр, однородные каталектики) оказались очень важными смысло- и контекстопорождающими факторами. Сказкам Пушкина наличие «античных» элементов не помешало стать образцами жанра литературной сказки. Существенным параметром при рассмотрении обстоятельств спора о гексаметре является поколенческая принадлежность его участников. Уваров, Гиедич

и Жуковский — представители одного поколения; их положения оспаривает представитель более старшего поколения Капнист; в «проверке» положений участвует представитель более молодого поколения Пушкин — таким образом, для поколения Пушкина магистральное направление стиховедческой рефлексии уже было определено. Спор о гексаметре 1813 года в результате имел важные последствия для стиховедческой рефлексии русских поэтов, творивших в 1830-х годах — как для поэтов поколения Пушкина, так и для следующего поколения, к которому принадлежал Ершов. В русской литературе существовала фундаментальная традиция стиховедческой рефлексии, и Ершов достиг литературного успеха благодаря тому, что вписывался в данную фундаментальную традицию, а не просто ориентировался на сказки Пушкина.

В XIX веке обсуждение стиховедческих проблем, касающихся формальных элементов, уже не могло происходить без появления фигуры автора. Так, Е. А. Баратынский, анализируя в письме И. В. Киреевскому стихи Жуковского, сосредотачивает внимание на формальных элементах, но при этом отмечает, что «фамильярный тон удалил всякую мысль о Жуковском». Схожий ход рассуждения присущи отзыву Баратынского на «Бориса Годунова» Пушкина. Речь идет не столько об отвлеченных стиховых элементах, сколько о творческих индивидуальностях Пушкина и Жуковского и рассмотрении их учительско-ученичес-ких отношений. Более того, стиховые элементы теряют свою отвлеченность и оказываются «собственностью» поэтов: так, в «собственности» Жуковского оказывается безрифменный стих и вольность в использовании цезуры; личными приемами Пушкина оказываются «верное чувство старины», выраженное в метре, и соблюдение цезуры. В переписке П. А. Вяземского проблема соответствия смысла метру также поднимается. Анализируя вводные стихи поэмы Пушкина «Цыганы», он как безусловное творческое достижение отмечает именно строки, написанные четырехстопным хореем на фоне четырехстопного ямба, эти строки, по мнению Вяземского, обладают идеальным сочетанием стиховой формы и наличного содержания.

В рецензии на поэму Эдгара Кине «Наполеон» он отмечает мастерски исполненную автором полиметрию. Однако Вяземский не может рассматривать формальный элемент отвлеченно, он пытается это сделать, дает высокую оценку приему («Мысль счастливая и успех!»), но тут же переходит, что называется, на личности — вспоминает, что о том же еще в XVIII веке говорил Мармонтель и не упускает случая задеть Эдгара Кине и вместе с ним все «новейшее поколение французских писателей». В этом колоссальное отличие стиховедческой рефлексии 1820-1830-х годов от стиховедческой рефлексии XVIII века. Таким образом, переход от нормативного к индивидуально-творческому типу мышления обозначался и в рефлексии стиха субъектами художественной деятельности предъершовских поколений. Однако говорить о формировании стратегии индиви-

дуального стихового поиска в начале XIX века еще рано — такая стратегия только намечается, причем намечается в основном поэтами-практиками, тем самым литературная практика опережает развитие эстетической мысли.

Вторая глава называется «Рифма первой цензурной редакции и канонического текста сказки П. П. Ершова «Конек-Горбунок» в сопоставлении с рифмой пушкинских сказок («Сказка о царе Салтане...», «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях...»)» и состоит из трех параграфов. В первой цензурной редакции сказки точных рифм 1002, что составляет примерно 88, 5% от общего числа рифм. Из них 787 (78,5% от числа точных) — бедные, 215 (21,5% от числа точных) — богатые. По частям эта раскладка выглядит следующим образом: 1 часть — 311 точных рифм (94%, из них бедных — 254(82%), богатых — 57 (ок. 18%); 2 часть — 329 точных рифм (83, 5%), из них бедных 256 (78%), богатых 73 (22%); 3 часть — 362 точных рифмы (89,5%), из них бедных — 277 (76,5%), богатых — 85(23,5%).

Неточных рифм в первой цензурной редакции сказки 125, что составляет около I 1 % от общего числа рифм. По частям эта раскладка выглядит следующим образом: 1 часть— 19 неточных рифм (6%); 2 часть — 64 неточных рифмы (16,5%); 3 часть — 42 неточных рифмы (10,5%).

Большинство неточных рифм в первой цензурной редакции «Конька-Горбунка» — женские приблизительные. 203 рифмы были переработаны Ершовым в варианте 1856 года (последняя прижизненная редакция). Таким образом, изменения коснулись 406 стихов, что составляет 18% от общего числа рифм первой цензурной редакции (то есть 18% старых рифм были изменены). По частям количество изменений колеблстся незначительно: 1 часть — изменены 70 рифм; 2 часть — изменены 72 рифмы; 3 часть — 61 рифма. Особый интерес представляют частичные замены бедной рифмы на богатую, как например: пус-той-домой//сумой-домой,гадать-поймать//гадать-соглядать,считает-убирает// считает-уплетает,пирушку-свиньюшку//пирушку-зверушку, тайком-потом// тайком-тишком и т. д. Именно исходя из этих случаев частичной замены, можно предположить, что причиной здесь были явления не семантического плана, а метрического. В смысловом плане слова «свиныошку» и «зверушку» в контексте равноценны, но второе предпочтительней как более точная, «богатая» рифма. Следовательно, цель была именно такой — заменить бедную рифму на богатую. Имеется также целый ряд изменений, касающихся главного героя сказки — Ивана. Так, четыре раза из рифменной позиции убрано слово «дурак» и три раза слово "армяк ■•: дураку-реку//слить-уходить, как-армяк// как-кулак, ду-рак-хомнк//Иван-Еруслан, дурак-армяк//Иван- кафтан (2раза). Примечательны два последних случая, ведь дурак-хомяк и Иван-Еруслан — это совершенно полярные в семантическом отношении рифмы, так же как и дурак-армяк//Иван-кафтан. Очевидно, что данные изменения направленно связаны с метаморфозой

образа героя, который теперь уже не дурак в армяке, а Иван в кафтане. Результаты сравнения рифмы «Конька-Горбунка» с рифмой пушкинских сказок отражены в таблице:

А. С. Пушкин, «Сказка о мертвой царевне» А. С. Пушкин, «Сказка о царе Салтане» П. П. Ершов, «Конек-Горбунок»

Бедные 65% 71% 78,5%

Богатые 35% 29% 21,5%

Богатых рифм в «Сказке о мертвой царевне» больше, чем в «Сказке о царе Салтане», и практически на 15% больше, чем в «Коньке-Горбунке». В «Сказке о царе Салтане» более 5% рифм составляли рифмы с опорными согласными, различающимися лишь одним дифференциальным признаком. В «Сказке о мертвой царевне» таких рифм уже 3,9%. В «Коньке», напомним, рифм со схожими опорными согласными насчитывалось 3,5%.

Сравнение «Сказки о мертвой царевне» и «Конька-Горбунка» на рифменном уровне с учетом данных по проведенному ранее анализу рифменных различий между «Коньком» и «Сказкой о царе Салтане» позволяет отметить следующее. Во-первых, по большинству параметров результаты оказались схожими с сравнительной характеристикой «Конька» и «Сказки о царе Салтане». Такое сходство вполне закономерно — ведь «Сказка о царе Салтане» и «Сказка о мертвой царевне» написаны одним автором, между этими двумя произведениями лежит относительно небольшой временной промежуток. По некоторым параметрам выявились моменты большего сходства между «Сказкой о мертвой царевне» и «Коньком», нежели между двумя пушкинскими сказками. Прежде всего, это касается такого параметра, как повторяемость рифм. Видимо, многократные повторы рифм в «Сказке о царе Салтане» были связаны с античной традицией. Второй момент, по которому больше сходства между «Сказкой о мертвой царевне» и «Коньком» — это количество рифм со схожим опорным согласным.

Значительные различия, обнаруженные при исследовании рифменного уровня данных текстов, можно объяснить индивидуальными особенностями творчества поэтов. Это может свидетельствовать и об обращении Пушкина и Ершова к разным литературным традициям. Ведь «Сказка о царе Салтане» была написана Пушкиным в ходе творческого состязания с Жуковским, то есть пусть и косвенно, но мыслилась автором прежде всего в стихотворной традиции XIX века. Важен и сам факт состязания — малое количество неточных рифм и тенденцию к богатой рифме можно объяснить и соревновательным характером произведе-

ния. В то же время в «Коньке-Горбунке» на рифменном, строфическом и фабульном уровнях обнаруживаются переклички со стихотворной традицией XVIII века, в частности, с творчеством Г. R Державина.

Третья глава называется «Ритмика и архитектоника стиха сказки «Конек-Горбунок» и пушкинских сказок («Сказка о царе Салтане...», «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях...»)» и состоит из трех параграфов. Анализ рит-мико-архитектонического строя стиха сказки выявил влияние специфических стиховых форм на семантическом уровне. Так, в восьмистишиях из «Конька-Горбунка» обнаруживается та же смысловая противопоставленность, что и в семантическом членении октавы: во П-м восьмистишии — первые 6 стихов — это описание коней, последние же два подводят итог, выражающийся в оценке: Любо-дорого смотреть! Ц Лишь Царю 6 на них сидеть!; в Ш-м: первые 6 стихов описывают движения Спальника по горнице — движения эти тихие: начал шевелиться, тихонько на пол сходит, на цыпочках подходит — последние два: Мигом шапку подхватил, // Прыг в окно и — след простыл. В IX — первые 6 стихов описывают торжество, заключительные два — песня народа: «Здравствуй, Царь наш со Царицей! 11 С распрекрасной Царь-девицей!». Однако обязательно ритмически выделенным является в этих «октав-ных» восьмистишиях лишь последний стих, а не двустишие. Это не значит, что влияние октавы не отразилось на ритме: ведь если бы противопоставленность двустишия шестистишию проявлялась сразу на трех уровнях: семантическом, синтаксическом и ритмическом — тогда восьмистишный строфоид не был бы органическим единством. Ритм же обеспечивает такое единство. Целостность такой крупной стиховой единицы, как строфоид, оказывается возможной при соблюдении определенной закономерности в распределении функций различных уровней стиха: если семантический и синтаксический уровни соответствуют друг другу (что важно для осмысления сказанного), то ритмический уровень как звуковой, воспринимаемый слухом, призван связать эти разрозненные семан-тико-синтаксические единицы. Этот факт, установленный с помощью анализа профилей ударности, подтверждается и работами других исследователей.

В четырехстопном хорее канонического текста «Конька-Горбунка» продолжается процесс ослабления III стопы, причем происходит это за счет усиления I стопы. На первый взгляд, изменения, произошедшие в структуре ритмических моделей, незначительны. Но следует учесть, что и сами изменения в тексте сказки не столь велики (около 15% текста). На этом фоне изменения в ритмической структуре приобретают черты тенденции. В логике развития русского стиха в XIX веке следовало бы ожидать все нарастающего влияния альтернирующего ритма, все большего ослабления 1-й стопы. Но в «Коньке» этого не происходит: наоборот, первая стопа все больше усиливается. Увеличение процента нисходящей ритмической модели превышает увеличение процента альтернирующей, пусть и незначительно.

Самое важное изменение в области архитектоники по сравнению с вариантом 1834 года — это значительное сокращение количества строфоидов. Для сравнения: в редакции 1834 года I часть содержала 39 строфоидов, II — 37, в 111 было 44 строфоида. В варианте 1856 года эти цифры меняются на соответственно 33,33 и 39. Естественно, что этот процесс привел к неизбежному увеличению стиховой массы самих строфоидов. Если в первой цензурной редакции самый большой строфоид содержал 94 стиха, то в каноническом тексте наибольшая масса строфоида — 108 стихов, а средний размер строфоида составляет около 30 стихов. Ершову пришлось «пожертвовать» определенными разновидностями строфоидов. Прежде всего, в каноническом тексте сказки нет ни одного двустишия, в то время как в варианте 1834 года их было 3. Также нет и ни одного пятистишия, которых также было 3. Единственное в варианте 1834 года семистишие также было устранено в каноническом тексте сказки. Таким образом, если раньше в области малых (до 10 стихов) строфоидов в сказке было 9 их разновидностей (не было только одностиший), то к 1856 году осталось только 6 разновидностей. Количество конкретных презентантов этих 6 разновидностей также почти везде снизилось. Исключение составляют лишь девятистишия и восьмистишия, которых осталось столько же, сколько и было (соответственно 3 и 10). Таким образом, восьмистишие осталось самой распространенной формой строфоида в сказке. В свете этого факта правомерно поставить под сомнение вероятную версию о влиянии общей тенденции к упрощению строфики. Вполне возможно, что уменьшение количества строфоидов было вызвано другими причинами.

Ритмический анализ прямой речи в сказке показал, что ранее неоднократно отмечавшаяся исследователями на интуитивном уровне специфика воздействия прямой речи в тексте «Конька-Горбунка» имеет конкретные ритмически параметры: 1) значительная (49,1 %) количественная доля прямой речи в общем тексте сказки; 2) серьезные качественные отличия прямой речи от авторского повествования на ритмическом уровне. В пушкинской «Сказке о царе Салтане» присутствуют те же 6 ритмических форм, которые можно было наблюдать и в первой цензурной редакции «Конька». Однако соотношение ритмических форм уже иное. Во-первых, обращает внимание более гармоничное соотношение ритмических форм у Пушкина — кроме превалирующей IV ритмической формы, остальные представлены примерно по 20 процентов каждая. Впрочем, не будем забывать, что текст Ершова и «Сказки о царе Салтане» мало сопоставимы по стиховой массе — в пушкинском тексте всего 996 стихов, к тому же он не поделен автором на строфоиды. Следующее отличие — более активное использование Пушкиным в «Сказке о царе Салтане» малоупотребительных III и V ритмических форм. Если у Ершова их показатели составляют соответственно 0,2 и 0,05 процента, то в «Сказке о царе Салтане» — 1,9 и 0,3 процента. Между тем

и Пушкин во втором рассматриваемом хореическом тексте «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях» практически не применяет малоупотребительных ритмических форм.

Степень различий в ритмике двух пушкинских текстов сопоставима с их отличием от ершовской сказки. Подобная «непохожесть» «Сказки о царе Салта-не» и «Сказки о мертвой царевне» отмечается не только на ритмическом, но и на рифменном уровнях. Значимо, что «Сказка о царе Салтане» создавалась Пушкиным в особой ситуации — ситуации «соревнования» с Жуковским. Жуковский в ходе этого состязания написал «Сказку о царе Берендее, о сыне его Иване-царевиче, о хитрости Кощея Бессмертного но премудрости Марьи-царевны, Кощеевой дочери» и сказку «Спящая царевна». Обе сказки по сути являли собой интересные метрические эксперименты. Сказка «Спящая царевна» написана «народным» размером — четырехстопным хореем с парной рифмовкой, однако «народность» размера нарушало то обстоятельство, что четырехстопный хорей с парной рифмовкой в данном тексте был наделен однородными ката-лектиками. Для русской стихотворной традиции однородные каталектики в принципе явление непривычное в силу особенностей языка. Тем более странно такие окончания звучат в произведении, которое призвано передавать и формой, и содержанием народный дух. Однако однородные каталектики, как известно, вполне привычное явлениедля некоторых европейских стихотворных традиций. Стиховым экспериментом можно назвать и «Сказку о царе Берендее...», написанную гексаметром, который в это время уже имел в русской поэтической традиции устойчивые ассоциации с «Илиадой» в переводе Н. И. Гнедича. Жуковский словно травестирует гексаметр в «Сказке о царе Берендее...» (за счет несовпадения жанра и смыслового ореола метра), и четырехстопный хорей парной рифмовки в «Спящей царевне» (за счет введения в типично «народный» размер однородных каталектик, свойственных европейским версификаторским традициям). На фоне такой травестии уже не выглядят странными многократные повторы рифм п «Сказке о царе Салтане». Если метрически «Сказка о царе Салтане» была выдержана Пушкиным в строгих рамках «народного» четырехстопного хорея парной рифмовки разнородных каталектик, то в изобилующих в сказке повторах рифменных цепочек и проявлялось влияние античной традиции, и прежде всего «Илиады» Гомера.

Четвертая глава называется «Метрические эксперименты Ершова до сказки «Конек-Горбунок» и четырехстопный хорей в его наследии» и состоит из двух параграфов. Собрание стихотворений П. П. Ершова открывают три текста: «Монолог Святополка Окаянного», «Смерть Святослава», «Смерть Ермака», датированные началом 1830-х годов. Это, скорее всего, первые стихотворные тексты, написанные Ершовым по сути в подростковом возрасте. Как справедливо отмечают специалисты, данные тексты «представляют собой своеобразный

цикл стихотворений, связанных единством тематики и выразительных средств» (Д. М. Климова).

Начинающий поэт Ершов при написании трех текстов, ближайшим литературным источником которых были думы К. Ф. Рылеева, с одной стороны, вполне встраивался в искания поэтов 1820-1830-х годов; с другой стороны, перед ним стояла трудная задача — создать тематически близкие стихотворения, которые бы отличались не только от дум Рылеева, но и не встали бы в ряд многочисленных подражаний, представляющих ныне для литературоведения исключительно исторический интерес. Данные стихотворения Ершова являются цепью стиховых экспериментов молодого поэта. Это свидетельствует об элементах особой стратегии в понимании им творчества. Осознавая сложность стоящей задачи, создавая тексты на сюжеты, которые уже были представлены в литературе общепризнанными думами Рылеева, Ершов попытался сделать свои произведения подчеркнуто самобытными как в плане решения темы, так и в стиховом отношении.

Во-первых, Ершов активно использует прямую речь, представляя тем самым героев дум не каноническими персонажами, а вполне конкретными людьми. Во-вторых, он предпочитает давать конкретный эпизод из жизни героя, детализируя тем самым события, которые у Рылеева помещены, как правило, в богатый исторический контекст (как в случае с думой «Святослав»), Однако только нового поворота темы и использования прямой речи очевидно недостаточно для решения той задачи, которая ставилась молодым поэтом. Именно поэтому он проводит и стиховые эксперименты. В первом случае он использует 6-сто-пный ямб, который к тому времени был уже вытеснен в качестве основного эпического размера другими метрами и являлся, таким образом, скорее отсылкой к традиции XVIII века, к традиции героической эпопеи. В тоже время лирический по своей сути «Монолог Святополка Окаянного» в сочетании с «эпическим» 6-стопным ямбом порождал определенную игру смысловыми ореолами. Во втором случае Ершов использует относительно новый для русской поэзии размер — 4-стопный амфибрахий, эпический характер которого рождается за счет без-рифменности стиха. Наконец, в третьем случае поэт не только использует 5-стопный амфибрахий, редкий для того времени, но и заключает стихотворение в твердую форму сонета, тем самым (за счет формальных средств) особенно четко обозначая свою полемическую позицию относительно смерти Ермака.

В поэтическом наследии Ершова четырехстопный хорей занимает исключительное место — ведь «Конек-Горбунок» написан именно этим размером. Данное обстоятельство сыграло важную роль в рождении своеобразного исследовательского мифа о Ершове как ученике Пушкина (вспомним работу А. М. Пу-тинцева). Логика исследователя понятна — «Конек-Горбунок» написан четырехстопным хореем, некоторые сказки Пушкина тоже, отсюда и делается

выводов «ученичестве» Ершова. Этой логики придерживается несколько поколений специалистов. При этом ими не обращается внимание на богатую историю размера в русской поэтической традиции, что представлена, например, в работе М. Л. Гаспарова, как не обращается внимание и на прочие тексты самого Ершова. Между тем, кроме «Конька-Горбунка» этим размером Ершов написал еще около 20 произведений; среди них стихотворения, отрывки, «сибирское предание» «Сузге». Все вместе это составляет 1872 стиха, что сопоставимо с первой цензурной редакцией «Конька» (2260 стихов). Наибольший удельный вес в этой стиховой массе имеют «Сузге» (975 ст.), «Моя поездка» (208 ст.), «Две музы» (108 ст.). В текстах Ершова, написанных четырехстопным хореем, обнаруживаются переклички с «Коньком-Горбунком».

Пятая глава называется «Стих «Сузге» и нехореических поэтических текстов Ершова» и состоит из трех параграфов. Метрико-хронологический анализ выявил следующие тенденции:

1. Выделяется периоде начала 1830-х по 1835 гг. Судя по всему, это время для Ершова было временем стихового экспериментаторства, причем по многим параметрам такое экспериментаторство заставляет подумать о влиянии творчества Жуковского на молодого поэта. В это время Ершов экспериментирует с трехсложными размерами (в основном амфибрахием), гексаметром и его дериватами, пишет первый в своей творческой биографии полиметрический текст, использует разностопные ямбы.

2. Из означенных выше тенденций после 1835 года сохраняются использование разностопных ямбов и полиметрии. Но происходит это уже на едином фоне — фоне 4-стопного ямба, который подоле стиховой массы становится основным для Ершова.

3. 1838-1839 годы выделяются использованием дериватов гексаметра и пятистопного ямба.

4. После 1839 года основным фоном вновь становится 4-стопный ямб; это продолжается вплоть до окончания творческой деятельности поэта. Исключения (разностопные ямбы и 6-стопный ямб в стихотворении «Грусть» (1843)) по стиховой массе незначительны. Юмористическим текстам Ершова свойственны метрическое разнообразие и экспериментальный характер метрических решений.

Тексты Ершова, написанные четырехстопным хореем после «Конька-Горбунка», отличаются экспериментаторским отношением к разработанному размеру. Если рассмотреть хореические четырехстопники после выхода сказки в свет, то прежде всего будет необходимо отметить среди них малое количество «песенных» произведений. Из 13 текстов только 3 с полной уверенностью могут быть отнесены к этой разновидности: «Русская песня», «Песня Луки» из драматической повести «Фома-кузнец», «Желание любви».

«Сибирское предание» «Сузге» — экспериментальный текст, стиховое своеобразие которого во многом обязано метрическому выбору автора. Выбрав в качестве стихотворного размера для своего текста белый четырехстопный хорей со специфическим чередованием каталектик, Ершов, с одной стороны, работал с привычным после «Конька-Горбунка» размером; с другой стороны, он выбрал такую его разновидность (белый ж ж ж ж ж м), которая открывала широкие возможности для установления на практике жесткой корреляции между ритмическим, синтаксическим и семантическим уровнями текста. Помимо этих специфически стиховых связей, Ершов четко организовал композиционную канву произведения. Экспериментальный характер текста предопределялся и жанровым своеобразием — автор обозначил жанр как «сибирское предание». После шумного успеха хореического «Конька» Ершов много экспериментировал как раз с четырехстопным хореем. Семантическая память ершовского четырехстопного хорея сыграла свою роль в появлении в тексте «Сузге» явных перекличек с «Коньком-Горбунком».

В заключении подводятся общие итоги исследования.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ

Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК:

1) Кушнир, А. И. Ритмика канонического текста литературной сказки П. Г1. Ершова «Конек-Горбунок» / А. И. Кушнир // Вестник Тюменского государственного университета. № 8. Тюмень, 2006. С. 34-39.

2) Кушнир, А. И. Стих поэмы П. П. Ершова «Сузге» / А. И. Кушнир // Вестник Бурятского университета. Серия «Филология». 2008. Вып. 10. Улан-Удэ, 2008. С.143-147.

Другие публикации:

3) Кушнир, А. И. Рифма в литературной сказке П. П. Ершова «Конек-горбунок» (на материале первой цензурной редакции)/ А. И. Кушнир// Славянские духовные традиции в Сибири. Тюмень, 2002. С. 120-123.

4) Кушнир, А. И. Рифма в литературной сказке П. П. Ершова «Конек-горбунок» в контексте развития русского стиха XIX века / А. И. Кушнир // Материалы 53-й научной студенческой конференции. Тюмень, 2003. С. 34-41.

5) Кушнир, А. И. Рифма в литературной сказке П. П. Ершова «Конек-горбунок» (первая и последняя редакции: статистический аспект)/А. И. Кушнир/ / Дергачевские чтения-2002: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Материалы междунар. науч. конференции. Екатеринбург, 2004. С.122-125.

6) Кушнир, А. И. Четырехстопный хорей в творчестве П. П. Ершова / А. И. Кушнир// Региональные культурные ландшафты: история и современность. Материалы Всероссийской научной конференции. Тюмень, 2004. С. 211-216.

7) Кушнир, А. И. Проблема «А. Пушкин — П. Ершов» в критико-науч-ном освещении / А. И. Кушнир // Ершовский сборник. Вып. 1. Ишим, 2004. С. 60-64.

8) Кушнир, А. И. Ритмика «Конька-горбунка» П. П. Ершова в контексте русской стиховой культуры/А. И. Кушнир//Ершовский сборник. Вып. 1. Ишим,

2004. С. 64-68.

9) Кушнир, А. И. «Конек-Горбунок» П. П. Ершова и русская стиховая культура XVIII века / А. И. Кушнир // Славяно-русское духовное пространство в Сибири: Материалы 27-й межрегиональной научно-практической конференции: В 2 ч. Ч. 2. Тюмень, 2004. С. 3-6.

10) Кушнир, А. И. Проблема «А. Пушкин — П. Ершов» в стиховедческом аспекте (рифма в литературной сказке)/ А. И. Кушнир //Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной культуры. Вып. 6. Тюмень,

2005. С. 99-103.

11) Кушнир, А. И. Восьмнстишные строфоиды в сказке П. П. Ершова «Конек-Горбунок» как ритмические единицы / А. И. Кушнир // Aus Sibirien: научно-информационный сб-к. Тюмень, 2005. С. 80-84.

12) Кушнир, А. И. Загадки «Конька-Горбунка» / А. И. Кушнир // Врата Сибири: Великий сказочник России. № 1(15). Тюмень, 2005. С. 187-194.

13) Кушнир, А. И. Рифма «Сказки о царе Салтане» А. С. Пушкина и «Конька-Горбунка» П. П. Ершова: сравнительная характеристика / А. И. Кушнир // Ершовский сборник. Вып. 2. Ишим, 2005. С. 40-44.

14) Кушнир, А. И. Стих литературной сказки П. П. Ершова «Конек-Горбунок»/ А. И. Кушнир// Лучшие выпускные квалификационные работы 2005 года. В 4-х частях. Ч. 1. Гуманитарное направление. Тюмень, 2006. С. 3-14.

15) Кушнир, А. И. Ритмические особенности прямой речи канонического текста литературной сказки П. П. Ершова «Конек-Горбунок^> / А. И. Кушнир // От текста к контексту: межвузовский сборник научных работ. Ишим, 2006. С. 48-52.

16) Кушнир, А. И. Ритмика поэмы «Сузге» в контексте стиховой культуры П. П. Ершова / А. И. Кушнир // Региональный литературный ландшафт в русской перспективе. Тюмень, 2007. С. 278-281.

Псщпгожв »летать 17. Ш6в& Тираж Ш sxs. Объем I Дуывд, «. ФврттШ^И/1в. Задо Ш.

626S03tr. Ткшбвь, уя. Оекакова, № Телефакс (ЖаНМПМВ, 4й-2?-32 i«Jat«brtte®irtmimi

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Кушнир, Артем Иванович

Введение

Глава I. К проблемеиховедческогомосознания русского поэта (на материале публичной и частной переписки русских литераторов 1820-1830-х годов)

Глава II. Рифма сказки «Конёк-Горбунок» в сопоставлении с рифмой пушкинских сказок («Сказка о царе Салтане.», «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях.»)

§2.1. Рифма первой цензурной редакции «Конька-Горбунка»

§ 2.2. Рифма канонического текста «Конька-Горбунка»

§ 2.3. Сравнительная характеристика рифмы «Конька-Горбунка» и пушкинскихазок («Сказка о царе Салтане.», «Сказка о мёртвой царевне ими богатырях.»)

Глава III. "Конёк-Горбунок" и пушкинские сказки ("Сказка о царе Салтане.", "Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях."): ритмика и архитектоника стиха

§3.1. Ритмика и архитектоникаиха первой цензурной редакции «Конька-Горбунка»

§ 3.2. Ритмика и архитектоникаиха канонического текста «Конька-Горбунка»: общая характеристика

§3.3. Ритм «Конька-Горбунка» П. П. Ершова и хореическихазок А. С. Пушкина («Сказка о царе Салтане.», «Сказка о мёртвой царевне ими богатырях.»):авнительная характеристика

Глава IV. Метрические эксперименты Ершова до сказки «Конёк-Горбунок» и четырёхстопный хорей в его наследии

§4.1. Метрические эксперименты в раннихихотворениях П. П. Ершова

§ 4.2. Четырёхстопный хорей в творчестве П. П. Ершова

Глава V. Стих «Сузге» и нехореических поэтических текстов Ершова

§5.1. Стих нехореических текстов П. П. Ершова

§ 5.2. Юмористическая поэзия П. П. Ершова

§5.3. Стих «сибирского предания» «Сузге» П. П. Ершова

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Кушнир, Артем Иванович

Актуальность данного исследования обусловлена практической неизученностью стиха П. П. Ершова. Исследователи обращали внимание прежде всего на языковые компоненты текста, на поиск фольклорных основ «Конька-Горбунка» и установление связей сказки Ершова с творчеством А. С. Пушкина. Остальной корпус стихотворных текстов Ершова рассматривался в контексте жанрово-тематических стандартов русской поэзии первой половины XIX века. Закреплённая научной традицией проблематика не способствовала изучению стиха Ершова и прояснению, например, вопроса о возможных влияниях на автора поэзии XVIII — начала XIX вв. Однако, подчеркнём, практически все современники поэта отмечали особую качественность его стиха, значительно расходясь в оценках иных компонентов творчества.

Гипотеза работы исходит из взгляда на Ершова как оригинального и самостоятельного поэта послепушкинского поколения, уже в раннем творчестве обнаружившего высокую стихотворную культуру, на основе которой и стал возможен его «Конёк-Горбунок». Общенациональный литературный успех «Конька-Горбунка» был следствием существовавшего у Ершова системного представления о русском стихе и путях его развития.

Что касается Ершова-стихотворца, то специалисты в своих характеристиках ограничиваются формулировкой общей позиции. Собственно стиховедческая аргументация здесь опускается, хотя характеристики явно не одноплановы, различны и полемичны. Например, В. Н. Евсеев утверждает, что «стиховая форма» канонического текста «Конька-Горбунка» «приближена к народному, отчасти раёшному (говорному) лапидарному стиху — с его парной рифмовкой, с небольшим количеством слогов в этой ритмической единице народно-стиховой речи» [Евсеев 2004: 123]. Авторы же семинария о Ершове рассматривают «стихотворную форму» сказки как знак её «литературности» и общности с творчеством Пушкина-сказочника [Калинина, Лукошкова 2005:

104]. Они настаивают на «маргинальное™», «единичности» сказки в наследии Ершова, на «отсутствии сколько-нибудь значительных связей её со всем последующим творчеством писателя» [Калинина, Лукошкова 2005: 103]. Для ишимских специалистов Ершов однозначно «поэт пушкинской эпохи, пушкинского "набора"» [Калинина, Лукошкова 2005: 40]. Однако именно появление Ершова-сказочника такие авторитетные учёные, как В. Э. Вацуро, связывают с принадлежностью к послепушкинской бенедиктовской школе в русской поэзии, с её творческой эклектикой и специфической широтой [Вацуро 1984: 379].

Истоки собственно пушкинской ориентации автора «Конька-Горбунка» исходно в отечественном литературоведении мотивировались наглядностью, очевидностью стихового аспекта текстов. Вспомним статью А. М. Путинцева, сегодня имеющую статус «классической» и потому перепечатывающейся в современных изданиях [Путинцев 2004]. Взгляд исследователя на проблему «Пушкин-Ершов» отражает следующий пассаж: «Сказки Жуковского и Пушкина прельстили нашего автора родным ему волшебным сказочным миром, красотою родных картин и прелестью языка.<.> Пробуждение творческого дара Ершова иначе мы и не можем себе представить» [Путинцев 1925: 344]. В ' качестве доказательства Путинцев приводит тот факт, что сказка написана четырёхстопным хореем с парной рифмовкой: «мы объясняем данное явление исключительно влиянием великого поэта: ведь начавши ему сказку сам четырёхстопным хореем, Пушкин тем самым определил путь версификаторской работы Ершова. Последний вполне усвоил этот размер и в «Коньке-Горбунке» дал нам звучный стих» [Путинцев 1925: 355]. Объяснение выглядит странным вследствие опоры автора на легенду о первых «пушкинских строках» «Конька-Горбунка». Отсюда Путинцев выводит и совсем уж недопустимое предположение: «Вероятно, Ершов в общих чертах познакомил Пушкина с фабулою сказки. Увидев её экзотичность, Пушкин и мог дать ему четыре строки, написанные обычным для сказок этого рода четырёхстопным хореем» [Путинцев 1925: 355]. Опираясь на литературную легенду, А. М.

Путинцев рассматривает отношения Пушкина и Ершова как отношения учителя и ученика, создавая своеобразный исследовательский миф. Статья А. М. Путинцева имела далеко идущие последствия: так, в диалоге И. О. Шайтанова с О. Г. Чухонцевым последний замечает: «Для меня, конечно, первичнее «Конёк-Горбунок». <.> И не из-за первых строчек, выведенных пушкинской рукою» [Шайтанов 2007: 636]. При изучении сказки Ершова «Конёк-Горбунок» литературная традиция XVIII века (и более раннего времени) по сути оказывалась устранённой из исследовательского обихода, а текст первой половины XIX века в научной литературе оказывался замкнутым на связях с Пушкиным и фольклором. Так, в академическом комментарии к сказке Д. М. Климовой [Климова 1976] имеется только одна отсылка к тексту XVIII века — комической опере А. О. Аблесимова «Мельник — колдун, обманщик и сват», откуда, по мнению исследователя, позаимствованы слова песни «Ходил молодец на Пресню» (стих 190). Данное наблюдение (сделанное комментатором вслед за М. К. Азадовским) является единственным в научно-критической литературе указанием на связь «Конька-Горбунка» с литературной традицией XVIII века.

Характерно, что к проблеме «Пушкин и Ершов» наиболее активно и s результативно обращались фольклористы. Логика А. М. Путинцева представляет взгляд на проблему из культурно-исторической ситуации первой трети прошлого столетия. Для середины XX века показательны новые акценты при рефлексии проблемы. Так, известному фольклористу М. К. Азадовскому принадлежит мысль о том, что «Конёк-Горбунок» был своеобразным «литературным откликом» на сказки Пушкина [Азадовский 1938: 120], он прямо называет Ершова его учеником и последователем. Однако М. К. Азадовский первым из исследователей обратился к тобольскому периоду жизни Ершова и пришёл к выводу, что в Тобольске во время юности автора «Конька-Горбунка» «существовал значительный круг культурной интеллигенции, частью из пришлых, частью из местных деятелей, и была какая-то довольно прочная культурная традиция» [Азадовский 1947: 157]. Именно эти обстоятельства, по мнению исследователя, во многом повлияли на Ершова и определили характер его поэтической деятельности. Автор предисловия к наиболее полному изданию произведений Ершова И. П. Лупанова в монографии «Русская народная сказка в творчестве писателей первой половины XIX века» повторяет тезис Азадовского о «Коньке-Горбунке» как отклике на «пушкинское понимание народности» [Лупанова 1959: 209]. Она рассматривает вопрос о творческой работе Ершова над предполагаемой «доершовской» сказкой и приходит к выводу, что работа эта в отношении сюжетного построения находит выражение прежде всего «в отборе наиболее ярких и наименее усложнённых сюжетных ситуаций фольклорного текста», что якобы является повторением опыта работы Пушкина над фольклорными сюжетами [Лупанова 1959: 218]. На взгляд специалиста, так же, как и Пушкин, Ершов вводит в сказку нового героя, чуждого русским фольклорным редакциям данного сюжета (у Пушкина это Царевна-Лебедь в «Сказке о царе Салтане», у Ершова - Иван-дурак) [Лупанова 1959: 219], отмечается сходство образов царя- V самодура в «Коньке-Горбунке» и Салтана и Дадона в сказках Пушкина. Однако со «Сказкой о золотом петушке» Ершов не мог быть знаком, «а постановка обратного вопроса - о влиянии 19-летнего Ершова на замечательного мастера -русской литературной сказки, в самом деле, выглядит как-то несерьёзно» [Лупанова 1959: 237]. Традиция рассматривать Пушкина и Ершова лишь как учителя и ученика оказывается настолько сильной, что даже беспристрастные факты истолковываются в русле этой традиции. Но в подходе к проблеме ощутимо движение, ведь И. П. Лупанова одной из первых старается системно сравнить «Конька-Горбунка» и пушкинские сказки. Различия эти существенны: наличие рассказчика и сказовая манера письма.

В работах исследователей последней трети XX века продолжается рассмотрение отношений Пушкина и Ершова как учителя и ученика. В монографии Т. Г. Леоновой «Русская литературная сказка XIX века в её отношении к народной сказке» автор «Конька-Горбунка» называется «ближайшим литературным преемником Пушкина в создании литературной сказки в стихотворной форме»; в то же время Ершов общим путём с Пушкиным «шёл вполне самостоятельно» [Леонова 1982: 110-111]. Анализируя работы предшественников, Т. Г. Леонова приходит к выводу: «Черты литературности жанра в сказке Ершова — показатель наличия пушкинской традиции и в этом отношении, а не только в характере использования сказочного фольклора. Ершов явился продолжателем пушкинской традиции в создании литературной сказки в народном стиле, традиции синтеза и гармонии фольклорного и литературного начал, коллективного и индивидуального творчества в жанре сказки» [Леонова 1982: 113-114]. Омертвение же идеи на протяжении десятилетий порождает формулировки типа «пушкинское понимание П. П. Ершовым народности литературы» [Калинина, Лукошкова 2005: 43]. Сведение проблемы к пониманию Ершова лишь как ученика и последователя Пушкина не могло не привести к появлению курьёзов, подобных версии А. Лациса, приписывающей авторство уже всего «Конька-Горбунка» Пушкину [Лацис 1997: ,197].

И тут самое время обратить взгляд к истокам проблемы, к одному из первых критиков «Конька-Горбунка» - В. Г. Белинскому, ведь традиция увязывать имена Пушкина и Ершова идёт именно от него. В тех статьях Белинского, где встречается имя Ершова, имеются две особенности: 1) как правило, имя автора «Конька-Горбунка» упоминается в длинном списке второ-и третьестепенных поэтов того времени; 2) появляется оппозиция «Пушкин-Ершов». Оппозиция эта реализуется в противопоставлении рядов поэтов «пушкинской плеяды» (Баратынского, Языкова и т.д.) и поэтов, например, т. н. «смирдинской эпохи», куда Белинский с завидным постоянством включает и Ершова. «В самом деле, кто не признаёт проблесков гения в самих сказках Пушкина потому только, что под ними стоит это магическое имя «Пушкин»? <.> А чем ниже Пушкина и Жуковского гг. Тимофеев и Ершов?» [Белинский 1976: 229]. Лишь в статье Белинского о «Коньке-Горбунке» творческий метод Ершова уподобляется пушкинскому, но оппозиция сохранена и здесь: «Вот почему сказки Пушкина, несмотря на всю прелесть стиха, не имели ни малейшего успеха. О сказке г. Ершова — нечего и говорить. Она написана очень не дурными стихами, но, по вышеизложенным причинам, не имеет не только никакого художественного достоинства, но даже и достоинства забавного фарса» [Белинский 1976: 367]. Здесь появляется и ещё одна особенность упоминаний Белинского о Ершове — это признание за автором «Конька-Горбунка» мастерства в стихе. Сравним его высказывание по поводу поэмы «Сузге»: «Стих бойкий, плавный — местами гармонический и поэтический — составляет достоинство поэмы» [Белинский 1977: 391].

Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что в нем впервые осуществляется систематическое описание стиха Ершова.

Объектом диссертационного исследования является корпус художественных текстов П. П. Ершова, предметом — стих П. П. Ершова.

Цель работы — системное изучение стиха П. П. Ершова. В соответствии >< с данной целью решается ряд задач:

1) поставить проблему специфики стиховедческого самосознания русского поэта на материале публичной и частной переписки русских литераторов 18201830-х годов;

2) описать ритмический, рифменный и архитектонический уровни стиха * «Конька-Горбунка» в сопоставлении с пушкинскими хореическими сказками;

3) установить метрическую хронологию стиха в корпусе художественных текстов Ершова.

В теоретико-литературном плане исследование опирается на стиховедческие работы В. С. Баевского, М. JL Гаспарова, В. М. Жирмунского, Ю. Б. Орлицкого, К. Ф. Тарановского, Б. В. Томашевского. В историко-литературном плане оно ориентировано на известные работы о Ершове М. К. Азадовского, В. Н. Евсеева, М. Ф. Калининой, Т. Г. Леоновой, И. П. Лупановой, Ю. С. Постнова, Н. А. Рогачёвой, Т. П. Савченковой, В. Г. Уткова и др. На защиту выносятся следующие основные положения: 1. Публичная и частная переписка русских литераторов 1820-1830-х годов свидетельствует о проявлении нового качества стиховедческого самосознания в национальной культуре на переходе от традиционалистского к индивидуально-творческому типу словесности.

2. Общенациональный литературный успех «Конька-Горбунка» был во многом следствием высокой стиховой компетенции 18-летнего Ершова, оригинальности его стиха на фоне хореических сказок Пушкина.

3. Стих П. П. Ершова характеризуется повышенной степенью экспериментальное™, однако экспериментаторскими можно назвать лишь некоторые тексты, которые при этом являются наиболее известными произведениями поэта («Конёк-Горбунок», «Сузге» и др.).

4. После возвращения в Тобольск в поэтическом творчестве Ершова высока доля текстов, стих которых традиционен (преобладание 4-стопного ямба после 1839 года). Это не противоречит мироотношенческим установкам Ершова. ! Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав,

Заключение научной работыдиссертация на тему "Стих П.П. Ершова"

Заключение

В ходе работы над первым систематическим исследованием стиха П. П. Ершова мы пришли к следующим выводам.

Значимое место в метрическом репертуаре Ершова занимает четырёхстопный хорей. Этим размером написаны сказка «Конёк-Горбунок» и поэма «Сузге». В ритмическом плане динамика четырёхстопного хорея в творчестве Ершова характеризуется как эволюция от музыкально-песенной разновидности размера (с преобладанием VI ритмической формы, «альтернирующей») к эпической разновидности (с преобладанием IV ритмической формы, «нисходящей»). Приняв в качестве критерия преобладание ритмических форм в массиве четырёхстопных хореев Ершова можно выделить в его творчестве два периода: первый - до «Конька-Горбунка» (музыкально-песенный), второй - «Конёк-Горбунок» (эпическая разновидность) и после «Конька-Горбунка» (преобладание эпической разновидности).

Стиховедческое исследование «Конька-Горбунка» на ритмическом и архитектоническом уровнях выявило влияние специфических стиховых форм. Прежде всего это влияние октавы, проявляющееся в ритмической обособленности завершающих стихов в восьмистишных строфоидах. Как следствие, вероятность появления строфических ассоциаций в тексте значительно повышалась даже вопреки парной рифмовке. Это переключало внимание читателя на привычные формы строфоидов - «катрены», «шестишия», «восьмистишия» и так далее. Восьмистишные строфоиды в ритмическом плане отмечены влиянием октавы, а десятистишные — одической строфы. Ритмические ассоциации в тексте «Конька-Горбунка» функционируют в комплексе с текстовыми отсылками к стиху Г. Р. Державина и М. В. Ломоносова.

Также для стиха "Конька-Горбунка" на ритмическом уровне характерна дифференциация авторской и прямой речи. Ритмические «портреты» двух типов речи в тексте сказки таковы: авторская речь — специфически стиховая, «литературная», с индексом VI ритмической формы +8%, с пониженным относительно прямой речи индексом I ритмической формы (-6,3%); прямая речь — приближённая к естественно-разговорному ритму (количественное преобладание IV и II ритмических форм), но при этом ритмически выделенная за счёт повышенного процента (+6,3) I ритмической формы.

На рифменном уровне для «Конька-Горбунка» характерен относительно высокий процент неточных рифм (11% в первой цензурной редакции; 9,5% в каноническом тексте). При этом используется шесть видов неточных рифм, что свидетельствует о высокой стихотворной компетенции автора «Конька», о владении им богатым стиховым инструментарием (Ершову на этот момент 18 лет).

Сопоставительный анализ первой цензурной редакции и канонического текста литературной сказки «Конёк-Горбунок» показал, что на основных стиховых уровнях значительных изменений текста не произошло. В «Коньке» 1856 года Ершов последовательно избавляется от женских приблизительных рифм, заменяя их на точные, хотя, как известно, основным процессом в развитии русской рифмы 1840-1890-х годов являлось увеличение числа женских приблизительных рифм. Также в варианте 1856 года он заменяет малоупотребительные ритмические формы четырёхстопного хорея — V и III, что соответствует тенденциям периода. Очевидно, Ершов-стихотворец вырабатывал в ходе практической деятельности собственный взгляд на русский стих как развивающуюся систему.

Сопоставительный анализ «Конька» со «Сказкой о царе Салтане» и «Сказкой о мёртвой царевне» на рифменном и ритмическом уровнях выявил значительные различия между пушкинскими хореическими сказками и сказкой Ершова. На рифменном уровне текст Ершова отличается повышенным количеством неточных рифм, увеличенным числом типов неточных рифм (у Ершова — 6, у Пушкина — 3), небольшим показателем богатых рифм. Можно сказать, что Пушкин как мастер рифмы оказывается более консервативным и традиционным, нежели Ершов.

Между тем в ритмическом" плане пушкинские сказки имеют больше различий между собой, чем с «Коньком-Горбунком». «Сказка о царе Салтане» отличается повышенным процентом редких III и V ритмических форм, в то время как показатели этих ритмических форм в «Сказке о мёртвой царевне» совпадают с показателями «Конька». В то же время по остальным ритмическим формам пушкинские сказки значительно отличаются от «Конька» - для Пушкина характерно распределение I, II и VI ритмических форм практически в равных долях на фоне преобладания IV формы.

Анализ второго значительного хореического текста Ершова — поэмы «Сузге» позволяет характеризовать его как экспериментальный по авторской установке текст. Выбрав в качестве стихотворного размера , белый-четырёхстопный хорей со специфическим чередованием каталектик, Ершов, с одной*-стороны, работал с привычным после «Конька-Горбунка» размером; с другой" стороны, он выбрал такую его разновидность (белый ж ж ж ж ж м), которая открывала широкие возможности для установления на практике жёсткой корреляции между ритмическим, синтаксическим и семантическим уровнями текста. Помимо этих специфически стиховых связей, Ершов чётко организовал композиционную канву произведения. Экспериментальный характер текста предопределялся и жанровым своеобразием — автор обозначил жанр как «сибирское предание». После шумного успеха хореического «Конька» Ершов много экспериментировал как раз с четырёхстопным хореем. Семантическая память ершовского четырёхстопного хорея обусловила наличие в «Сузге» явных перекличек с «Коньком-Горбунком».

Ещё до "Конька" Ершов сознательно решает сложные задачи. Так, создавая тексты на сюжеты, которые уже представлены в литературе общепризнанными "думами" Рылеева, он пытается сделать свои произведения подчёркнуто самобытными как в плане решения темы, так и в стиховом отношении. Во-первых, Ершов активно использует прямую речь, представляя тем самым героев дум не каноническими персонажами, а вполне конкретными людьми (что позднее скажется на особой роли прямой речи в "Коньке-Горбунке"). Во-вторых, он предпочитает давать конкретный эпизод из жизни героя, детализируя тем самым события, которые у Рылеева помещены, как правило, в богатый исторический контекст (как в случае с думой "Святослав"). Однако нового поворота темы и использования прямой речи недостаточно для решения той задачи, которая ставилась молодым поэтом. Именно поэтому он идёт на стиховые эксперименты. В первом случае Ершов использует 6-стопный ямб, который к тому времени был уже вытеснен в качестве основного эпического размера другими метрами и являлся, таким образом, скорее отсылкой к традиции XVIII века, к традиции героической эпопеи. В то же время лирический по своей сути "Монолог Святополка Окаянного" в сочетании с "эпическим" 6-стопным ямбом порождал определенную игру смысловыми ореолами. Во втором случае Ершов использует относительно новый для русской поэзии размер - 4-стопный амфибрахий, эпический характер которого рождается за счет безрифменности стиха. Наконец, в третьем случае поэт не только использует 5-стопный амфибрахий, редкий для того времени, но и заключает стихотворение в твёрдую форму сонета, тем самым (за счет формальных средств) особенно четко обозначая свою полемическую позицию относительно смерти Ермака.

Метрико-хронологический анализ стихотворений Ершова позволяет наблюдать следующие тенденции:

1. Выделяется период с начала 1830-х по 1835 гг., это время для Ершова было временем стихового экспериментаторства, причём по многим параметрам такое экспериментаторство заставляет поставить вопрос о влиянии творчества В. А. Жуковского на молодого поэта. Ершов экспериментирует с трёхсложными размерами (в основном амфибрахием), гексаметром и его дериватами, пишет первый в творческой биографии полиметрический текст, использует разностопные ямбы.

2. Из означенных координат после 1835 года сохраняются использование разностопных ямбов и полиметрии. Но происходит это уже на едином фоне - фоне 4-стопного ямба, который по доле стиховой массы становится основным для Ершова.

3. 1838-1839 годы выделяются в плане стиховой культуры использованием дериватов гексаметра и пятистопного ямба.

4. После 1839 года основным фоном вновь становится 4-стопный ямб; это продолжается вплоть до окончания творческой деятельности поэта. Исключения (разностопные ямбы и 6-стопный ямб в стихотворении "Грусть" (1843)) по стиховой массе незначительны.

Таким образом, стих Петра Павловича Ершова характеризуется прежде всего большой ролью экспериментаторства, ранние примеры которого ("Конёк-Горбунок") привели молодого автора к общенациональному литературному успеху. В оппозиции "эксперимент-традиция" отчётливо выделяются в качестве экспериментальных "Конёк-Горбунок", "Сузге", ранние стихотворения и юмористические тексты. Остальные тексты можно характеризовать как традиционные, что не противоречит мировоотношенческим установкам Ершова.

Список научной литературыКушнир, Артем Иванович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Ершов, П. П. Конек-Горбунок. Стихотворения / П. П. Ершов. JL, 1976. 334 с.

2. Ершов, П. П. Конек-Горбунок: Русская сказка в 3-х частях / П. П. Ершов. М., 1997. 248 с.

3. Аверинцев, С. С. Категории поэтики в смене литературных эпох / С. С. Аверинцев, М. JI. Андреев, П. А. Гринцер, А. В. Михайлов // Историческая поэтика. Литературная эпоха и типы художественного сознания. М., 1994. С. 338.

4. Азадовский, М.К. Пушкинские строки в «Коньке-Горбунке»/ М. К. Азадовский // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Л., 1936. Т.2. С. 315-316.

5. Азадовский, М.К. Автор «Конька-Горбунка» / М. К. Азадовский // Литература и фольклор. Л., 1938. С. 106-133.

6. Азадовский, М. К. Первая глава биографии Ершова / М. Азадовский // Очерки литературы и культуры Сибири. Иркутск, 1947. Вып. I. С. 153-164.

7. Азадовский, М.К. Ершов П.П. / П. П. Ершов // Конёк-Горбунок. Стихотворения. Л., 1961. С. 5-48.

8. Баевский, B.C. История русской поэзии: 1730-1980. Компендиум / В. С. Баевский. М., 1996. 320 с.

9. Баевский, B.C. Лингвистические, математические, семиотические и компьютерные модели в истории и теории литературы / В. С. Баевский. М., 2001. 336 с.

10. Бахтин, М. М. Собрание сочинений: В 7 т. Т. 1: Философская эстетика 1920-х годов / М. М. Бахтин. М., 2003. 957 с.

11. Белинский, В. Г. Собрание сочинений. В 9 т. Т. 1. М., 1976. 736 с.

12. Белинский, В. Г. Собрание сочинений. В 9 т. Т. 2. М., 1977. 631 с.

13. Благой, Д. Д. Примечания / А. С. Пушкин //Полное собрание сочинений. Т. З.М., 1954. С. 411-479.

14. Боратынский, Е. А. Разума великолепный пир: О литературе и искусстве / Е. А. Боратынский. М., 1981. 224 с.

15. Бройтман, С. Н. Русская лирика XIX- начала XX века в свете исторической поэтики (Субъектно-образная структура) / С. Н. Бройтман. М., 1997.307 с.

16. Вайскопф, М. Я. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст / М. Я. Вайскопф. М., 2002. 686 с.

17. Вайскопф, М. Я. Пути паломников / М. Я. Вайскопф // Птица-тройка и колесница души: Работы 1983-2003 гг. М., 2003. С. 6-342.

18. Вацуро, В. Э. Русская идиллия в эпоху романтизма / В. Э. Вацуро // Русский романтизм. JI., 1978. С. 118-138.

19. Вацуро, В. Э. Сквозь «умственные плотины» / В. Э. Вацуро, М. И. Гиллельсон. М., 1986. 382 с.

20. Вацуро, В. Э. Лирика пушкинской поры. "Элегическая школа" / В. Э. Вацуро. СПб., 1994. 240 с.

21. Вацуро, В. Э. Поэзия 1830-х годов / В. Э. Вацуро // История русской литературы: В 4-х т. Т. 2: От сентиментализма к романтизму и реализму. Л., 1981. С. 362-379.

22. Виницкий, И. Ю. Дом толкователя: Поэтическая семантика и историческое воображение В. А. Жуковского / И. Ю. Виницкий. М., 2006. 328 с.

23. Винокур, Г. О. О языке художественной литературы / Г. О. Винокур. М., 1991.448 с.

24. Вишневский, К. Д. Архитектоника русского стиха XVIII-первой половины XIX века / К. Д. Вишневский // Исследования по теории стиха. Л., 1978. С. 48-67.

25. Вишневский, К.Д. Стихосложение Лермонтова / К. Д. Вишневский, М. Л. Гаспаров // Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С.541-547.

26. Вишневский, К.Д. Строфические модели Лермонтова / К. Д. Вишневский

27. Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 547-549.

28. Возникновение русской науки о литературе. М., 1975. 464 с.

29. Вяземский, П. А. Эстетика и литературная критика/ П. А. Вяземский. М., 1984. 458 с.

30. Гаспаров, Б. М. Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литератуного языка/Б. М. Гаспаров. СПб., 1999. 400 с.

31. Гаспаров, М. Л. Эволюция русской рифмы / М. Л. Гаспаров//Проблемы теории стиха. Л., 1984. С. 3-37.

32. Гаспаров, М. Л. Дериваты русского гексаметра: (О границах семантического ореола)/ М. Л. Гаспаров // Res philologica. Филологические исследования: Памяти академика Г. В. Степанова. М.; Л., 1990. С. 330—342.

33. Гаспаров, М. Л. Лингвистика стиха / М. Л. Гаспаров // Славянский стих: Стиховедение, лингвистика и поэтика. М., 1996. С. 5-18.

34. Гаспаров, М.Л. Строфический ритм в русском четырёхстопном ямбе и хорее /М. Л. Гаспаров. Избранные труды. Т. III: О стихе. М., 1997. С. 181-196.'

35. Гаспаров, М.Л. Строфическая традиция и эксперимент / М. Л. Гаспаров. Избранные труды. Т. III: О стихе. М., 1997. С. 366-399.

36. Гаспаров, М. Л. Метр и смысл / М. Л. Гаспаров. М., 1999. 240 с.

37. Гаспаров, М. Л. Очерк истории русского стиха/ М. Л. Гаспаров. М., 2000. 352 с.

38. Гаспаров, М. Л. Очерк истории европейского стиха/ М. Л. Гаспаров. М., 2003. 272 с.

39. Гиллельсон, М. И. От арзамасского братства к пушкинскому кругу писателей / М. И. Гиллельсон. Л., 1977. 200 с.

40. Гинзбург, Л. Я. О лирике/ Л. Я. Гинзбург. М., Л., 1964. 382 с.

41. Гинзбург, Л. Я. Пушкин и Бенедиктов / Л. Я. Гинзбург // О старом и новом. Статьи и очерки. Л., 1982. С. 109-152.

42. Гнедич, Н. И. Ответ <С. С. Уварову> / Н. И. Гнедич // Критика первой четверти XIX века. М., 2002. С. 190-192.

43. Гончаров, Б. П. Звуковая организация стиха и проблемы рифмы/ Б. П.

44. Гончаров. М., 1973. 276 с.

45. Гончаров, С. А. Творчество Гоголя в религиозно-мистическом контексте / С. А. Гончаров. СПб., 1997. 430 с.

46. Гудилова, JI. Б. Ершов Пётр Павлович: библиографический указатель. Вып. 3 / JI. Б. Гудилова, И. Е. Красильникова. Ишим, 2005. 112 с.

47. Гуковский, Г. А. Русская поэзия XVIII века. JL, 1927. 211 с.

48. Гуковский, Г. А. Литературное наследство Г. Р. Державина // Литературное наследство. Т. 9-10. М., 1933. С. 369-396.

49. Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики. М., 1995. 319 с.

50. Гуковский, Г. А. Ранние работы по истории русской поэзии XVIII века / Г. А. Гуковский. М., 2001. 3 52 с.

51. Дарвин, М. Н. Циклизация в творчестве Пушкина: Опыт изучения поэтики конвергентного сознания / М. Н. Дарвин, В. И. Тюпа. Новосибирск, 2001. 293 с.

52. Дегтярёва, Н. Т. Динамичность сказки Ершова / Н. Т. Дегтярева //, Народная и литературная сказка: межвузовский сб. науч. работ. Ишим, 1992. С. 128-132.

53. Дегтярёва, Н. Т. Роль глагольных форм в композиции сказки П.П. Ершова «Конёк-Горбунок» / Н. Т. Дегтярева // Ершовский сборник. Вып. 1. Ишим, 2004. С. 80-83.

54. Дегтярёва, Н.Т. Синтаксис сказочного текста / Н. Т. Дегтярева // Пётр Павлович Ершов писатель и педагог: тезисы докладов и сообщений всероссийской научно-практической конференции, 22-24 ноября 1989 г. Ишим, 1989. С. 18-19.

55. Дикарёва, С.С. Речевое общение в сказке П.П. Ершова / С. С. Дикарёва // Народная и литературная сказка: межвузовский сб. науч. работ. Ишим, 1992. С. 115-121.

56. Дмитриев, И. И. Сочинения / И. И. Дмитриев. М., 1986. 592 с.

57. Дрыжакова, Е. Хореические ритмы Державина / Е. Дрыжакова // Гаврила Державин. Симпозиум, посвящённый 250-летию со дня рождения. Нортфилд,

58. Вермонт, 1995. С. 304-317.

59. Евсеев, В.Н. Удвоение как художественный приём в «Коньке-Горбунке»/

60. B. Н. Евсеев // Народная и литературная сказка: межвузовский сб. науч. работ. Ишим, 1992. С. 107-115.

61. Евсеев, В. Н. Романтические и театрально-площадные традиции в «Коньке-Горбунке» П. П. Ершова / В. Н. Евсеев // Русская сказка: Межвузовский сборник. Ишим, 1995. С. 95-115.

62. Евсеев, В. Н. Антиповедение в мире «Конька-горбунка» / В.Н. Евсеев // Ершовский сборник. Вып. 1. Ишим, 2004. С. 46-53.

63. Евсеев, В.Н. Конёк-Горбунок / В. Н. Евсеев // Большая Тюменская энциклопедия. Т. 2. Тюмень, 2004. С. 123-124.

64. Егунов, А. Н. Гомер в русских переводах XVIII-XIX веков/ А. Н. Егунов. М., 2001.400 с.

65. Ермакова, Е. Н. Фразеологизмы в сказке П. П. Ершова «Конёк-горбунок» / Е. Н. Ермакова // Ершовский сборник. Вып. 2. Ишим, 2005. С. 112-116.,

66. Ермоленко, С. И. Пародия как фактор эволюции жанра: О балладной пародии первой трети XIX в. / С. И. Ермоленко // Модификации художественных форм в историко-литературном процессе. Свердловск, 1988.1. C. 31-44.

67. Ермоленко, С. И. Лирика Лермонтова: жанровые процессы/ Е. И. Ермоленко. Екатеринбург, 1996.

68. Ершовский сборник. Вып. 1. Ишим, 2004. 112 с.

69. Ершовский сборник. Вып. 2. Ишим, 2005. 216 с.

70. Ершовский сборник. Вып. 3. Ишим, 2006. 151 с.

71. Жирмунский, В. М. Рифма, её история и теория/ В. М. Жирмунский // Теория стиха. Л., 1975. С. 235-433.

72. Жовтис, А. Л. Опорный согласный в рифме / А. Л. Жовтис // Исследования по теории стиха. Л., 1978. С.75-85.

73. Жолковский, А.К. Работы по поэтике выразительности: Инварианты— Тема-Приёмы-Текст / А. К. Жолковский, Ю. К. Щеглов. М., 1996. 344 с.

74. В. А. Жуковский в воспоминаниях современников. М., 1999. 726 с.

75. Журавлёва, А. И. Лермонтов в русской литературе. Проблемы поэтики / А. И. Журавлева. М., 2002. 288 с.

76. Закс Л. А. Художественное сознание / Л. А. Закс. Свердловск, 1990. 212 с.

77. Захарченко, В. И. Бенедиктов и Ершов / В. И. Захарченко // Врата Сибири: Великий сказочнию России. № 1(15). Тюмень, 2005. С. 194-200.

78. Зверев, В.П. Автор не только «Конька-Горбунка»/ П. П. Ершов Стихотворения. М., 1989. С. 25-28.

79. Зворыгина, О.И. Обращение в сказке П.П. Ершова «Конёк-Горбунок» (психолингвистический аспект анализа) / О. И. Зворыгина, Т. С. Лукошкова // Ершовский сборник. Вып. 1. Ишим, 2004. С. 68-79.

80. Зорин, А. Л. Кормя двуглавого орла. Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII — первой трети XIX .века / А. Л. Зорин. М., 2001. 416 с.

81. Зубарева, Е.Е. Сказка П. П. Ершова «Конёк-Горбунок» / Е. Е. Зубарева // Детская литература: Учебное пособие для учащихся дошкольных отделений педагогических училищ. М., 1976. С. 100-105.

82. Зырянов, О. В. Принципы анализа поэтического текста / О. В. Зырянов. Екатеринбург, 2000. 288 с.

83. Зырянов, О. В. Эволюция жанрового сознания русской лирики: феноменологический аспект / О. В. Зырянов. Екатеринбург, 2003. 547 с.

84. Иезуитова, Р.В. Литература второй половины 1820-х-183 0-х годов и фольклор / Р. В. Иезуитова // Русская литература и фольклор (первая половина XIX века). Л., 1976. С.85-143.

85. Иезуитова, Р. В. Баллада в эпоху романтизма / Р. В. Иезуитова // Русский романтизм. Л., 1978. С. 138-163.

86. Илюшин, А. А. Консонантные условности русской мужской рифмы XVIII-XIX веков / А. А. Илюшин // Исследования по теории стиха. Л., 1978. С.67-75.

87. Илюшин, А.А. Русское стихосложение / А. А. Илюшин. М., 1988. 166 с.

88. Исабаева, Л. И. Анализ поэтической структуры сказки П. Ершова / Л. И.

89. Исабаева // Петр Павлович Ершов писатель и педагог. Тезисы докладов и сообщений на научно-практической конференции 22-24 ноября 1989 года. Ишим, 1989. С. 28-29.

90. Исследования по теории стиха. Л., 1978. 232 с.

91. История русской литературы XIX века. 1800-1830-е годы: учебное пособие / под ред. В.Н. Аношкиной, С.Н. Петрова. В 2 ч. Ч. 1.М., 2001. 288 с.

92. История русской литературы XIX века. 1800-1830-е годы: учебное пособие / под ред. В.Н. Аношкиной, С.Н. Петрова. В 2 ч. Ч. 2.М., 2001. 256 с.

93. История русской поэзии. В 2 тт. Т. 1. Л., 1968. 560 с.

94. Исупов, К.Г. «Прощание с Петербургом» П. Ершова в контексте имперского мифа / К. Г. Исупов // Пётр Павлович Ершов писатель и педагог: тезисы докладов и сообщений всероссийской научно-практической конференции 22-24 ноября 1989 г. Ишим, 1989. С. 29-30.

95. Кавецкая, Р. К. Обращение в сказке «Конёк-горбунок» / Р. К. Кавецкая // Пётр Павлович Ершов писатель и педагог. Тезисы докладов и сообщений на научно-практической конференции 22—24 ноября 1989 г. Ишим, 1989. С. 30-32.

96. Казакова, Т.Е. Стилистические функции синонимов в сказке П.П. Ершова «Конёк-Горбунок» / Т. Е. Казакова // Ершовские чтения: тезисы докладов межвузовской конференции, 22-24 ноября 1990. Тобольск, 1990. С. 37-38.

97. Калинина, М.Ф. Лирика П.П. Ершова в контексте русской поэзии 20-40-х годов / М. Ф. Калинина // От текста к контексту. Ишим, 2002. С. 50-65.

98. Калинина, М. Ф. Жизнь и творчество Петра Павловича Ершова: Семинарий / М. Ф. Калинина, О. И. Лукошкова. Ишим, 2005. 256 с.

99. Калинина, М. Ф. «Иное царство» и его «искатель» Иванушка Петрович в сказке П. П. Ершова «Конёк-горбунок» / М. Ф. Калинина // Ершовский сборник. Вып. 1. Ишим, 2004. С. 34-46.

100. Канунова, Ф. 3. Нравственно-эстетические искания русского романтизма и религия (1820-1840-е годы) / Ф. 3. Канунова, И. А. Айзикова. Новосибирск, 2001.303 с.

101. Капнист, В. В. <Письмо первое к С. С. Уварову о греческих эксаметрах> /

102. В. В. Капнист // Критика первой четверти XIX века. М., 2002. С. 209-221.

103. Капнист, В. В. Краткое изыскание о гипербореанах. О коренном российском стихосложении / В. В. Капнист // Собрание сочинений в 2 т. Т. 2: Переводы. Статьи. Письма. М., JL, 1960. С. 165-181.

104. Карамзин, Н. М. Избранные статьи и письма / Н. М. Карамзин. М., 1982. 351 с.

105. Киселев, В. С. Метатекстовые повествовательные структуры в русской прозе конца XVIII первой трети XIX вв. / В. С. Киселев. Томск, 2006. 544 с.

106. Киселева, JI. Н. Байроновский контекст замысла Жуковского об Агасфере / JI. Н. Киселева // Новое литературное обозрение. 2000. № 42. С. 245-254.

107. Киселева, JI. Н. Пушкин и Жуковский в 1830-е годы (точки идеологического сопряжения) / JI. Н. Киселева // Пушкинская конференция в Стэнфорде, 1999: Материалы и исследования. М., 2001. С. 171-186.

108. Климова, Д. М. Примечания / Д. М. Климова // П. П. Ершов. Конек-Горбунок Л., 1976. С. 293-325.

109. Кодухов, В .И. Пётр Павлович Ершов (22 февр. 1815 18 авг. 1869): Биографический очерк / В. И. Кодухов // Ершов Пётр Павлович: библиографический указатель. Ишим, 1989. С. 4-25.

110. Кожинов, В.В. Книга о русской лирической поэзии XIX века: Развитие стиля и жанра/ В. В. Кожинов. М., 1978. 303 с.

111. Комаров, С. А. «Конёк-Горбунок»: к истории замысла / С. А. Комаров // Врата Сибири: Великий сказочник России. № 1(15). Тюмень, 2005. С. 181-187.

112. Кормилов, С.И. Маргинальные системы русского стихосложения/ С. И. Кормилов. М., 1995. 158 с.

113. Корнилов, А.А. Вводные элементы в языке сказки «Конёк-Горбунок» / А. А. Кормилов // Ершовские чтения: тезисы докладов межвузовской конференции 22-24 ноября 1990. Тобольск, 1990. С. 38-39.

114. Коровин, В. И. Русская поэзия XIX века / В. И. Коровин. М., 1997. 252 с.

115. Коровин, В. И. Творческий путь М. Ю. Лермонтова / В. И. Коровин. М., 1980. 288 с.

116. Коровин, В. И. Поэты пушкинской поры / В. И. Коровин. М., 1980. 160 с.

117. Кошелев, В. А. Первая книга Пушкина / В. А. Кошелев. Томск, 1997. 222 с.

118. Кошелев, В. А. "Владимира времена" и рождение русского романтического сознания / В. А. Кошелев // Жуковский и время. Томск, 2007. С. 118-132.

119. Крекнина, JI. И. Христианско-мифологические мотивы и образы в творчестве А. С. Пушкина, П. П. Ершова / JI. И. Крекнина // Христианско-мифологическая традиция в русской литературе 30-40-х годов XIX века. Тюмень, 1997. С. 37-49.

120. Куканов, А. М. К проблеме традиций и новаторства в "Руслане и Людмиле" Пушкина и роль радищевского начала / А. М. Куканов // Проблемы поэтики и истории литературы. Саранск, 1973. С. 125-146.

121. Кушнир, А. И. Рифма в литературной сказке П. П. Ершова "Конёк-горбунок" (на материале первой цензурной редакции) / А. И Кушнир // Славянские духовные традиции в Сибири. Тюмень, 2002. С. 120-123.

122. Кушнир, А. И. Рифма в литературной сказке П. П. Ершова "Конёк-горбунок" з контексте развития русского стиха XIX века / А. И Кушнир // Материалы 53-й научной студенческой конференции. Тюмень, 2003. С. 34-41.

123. Кушнир, А. И. Четырёхстопный хорей в творчестве П. П. Ершова / А. И. Кушнир // Региональные культурные ландшафты: история и современность. Материалы Всероссийской научной конференции. Тюмень, 2004. С. 211-216.

124. Кушнир, А. И. Проблема "А. Пушкин — П. Ершов" в критико-научном освещении / А. И. Кушнир // Ершовский сборник. Вып. 1. Ишим, 2004. С. 60-64.

125. Кушнир, А. И. Ритмика "Конька-горбунка" П. П. Ершова в контекстерусской стиховой культуры / А. И. Кушнир // Ершовский сборник. Вып. 1. Ишим, 2004. С. 64-68.

126. Кушнир, А. И. "Конек-Горбунок" П. П. Ершова и русская стиховая культура XVIII века / А. И Кушнир // Славяно-русское духовное пространство в Сибири: Материалы 27-й межрегиональной научно-практической конференции: В 2 ч. Ч. 2. Тюмень, 2004. С. 3-6.

127. Кушнир, А. И. Проблема «А. Пушкин — П. Ершов» в стиховедческом аспекте (рифма в литературной сказке) / А. И. Кушнир // Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной культуры. Вып. 6. Тюмень, 2005. С. 99-103.

128. Кушнир, А. И. Восьмистишные строфоиды в сказке П.П. Ершова «Конёк-Горбунок» как ритмические единицы / А. И. Кушнир // Aus Sibirien: научно-информационный сб-к. Тюмень, 2005. С. 80-84. •- • '

129. Кушнир, А. И. Загадки «Конька-Горбунка» / А. И. Кушнир /Л Врата Сибири: Великий сказочник России. № 1(15). Тюмень, 2005. С. 187-194. >.

130. Кушнир, А. И. Рифма "Сказки о царе Салтане''' А. С. Пушкина и "Конька-Горбунка" П. П. Ершова: сравнительная характеристика / А. И. Кушнир // Ершовский сборник. Вып. 2. Ишим, 2005. С. 40-44.

131. Кушнир, А. И. Стих литературной сказки П. П. Ершова "Конек-Горбунок" / А. И. Кушнир // Лучшие выпускные квалификационные работы 2005 года. В 4-х частях. Ч. 1. Гуманитарное направление. Тюмень, 2006. С. 314.

132. Кушнир, А. И. Ритмические особенности прямой речи канонического текста литературной сказки П. П. Ершова "Конек-Горбунок" / А. И. Кушнир // От текста к контексту: межвузовский сборник научных работ. Ишим, 2006. С. 48-52.

133. Кушнир, А. И. Ритмика канонического текста литературной сказки П.П. Ершова «Конёк-Горбунок» / А. И. Кушнир // Вестник Тюменского государственного университета. № 8. Тюмень, 2006. С. 34-39.

134. Кушнир, А. И. Ритмика поэмы «Сузге» в контексте стиховой культуры П.

135. П. Ершова / А. И. Кушнир // Региональный литературный ландшафт в русской перспективе. Тюмень, 2007. С. 278-281.

136. Лацис, А. Верните лошадь! / А. Лацис // П. П. Ершов. Конёк-Горбунок: Гипотезы и факты. М., 1997. С. 197-228.

137. Лебедева, О. Б. Русская высокая комедия XVIII века: Генезис и поэтика жанра/ О. Б. Лебедева. Томск, 1996. 356 с.

138. Ломоносов, М. В. Письмо о правилах российского стихотворства // М. В. Ломоносов. Полное собрание сочинений. Т. 7. Труды по филологии 1739-1758 гг. М., Л., 1952. С. 7-19.

139. Лотман, М. Ю. Метрика и строфика А. С. Пушкина / М. Ю. Лотман, С. А. Шахвердов // Русское стихосложение XIX века. М., 1979. С. 145-258.

140. Лотман М. Становление аничных размеров в русском стихе: аспекты когнитивной метрики / М. Лотман // Russian text (19th century) and antiquity / Русский текст (XIX век) и античность. Budapest-Tartu, 2006. С. 24-53.

141. Лукошкова, О.И. Система именований персонажей в русской народной и литературной сказках первой половины XIX века (на материале произведений В.А. Жуковского, А.С. Пушкина, П.П. Ершова): Дис. . канд. филол. наук / О. И. Лукошкова. Тюмень, 2000. 154 с.

142. Лупанова, И.П. О двух изданиях (первом и втором) сказки П.П. Ершова «Конёк-Горбунок» / И. П. Лупанова // Русский фольклор: материалы и исследования. Т. 3. М.; Л., 1958. С. 334-342.

143. Лупанова, И. П. Сказочник Ершов и его подражатели / И. П. Лупанова // Русская народная сказка в творчестве писателей первой половины XIX века. Петрозаводск, 1959. С. 208-285.

144. Лупанова, И.П. П.П. Ершов / И. П. Лупанова // П. П. Ершов. Конёк-Горбунок. Стихотворения. Л., 1976. С. 5-51.

145. Максимова, JI.И. Говоры Среднего Приишимья родины П.П. Ершова / Л. И. Максимова // Пётр Павлович Ершов - писатель и педагог: тезисы докладов и сообщений всероссийской научно-практической конференции 22-24 ноября 1989 г. Ишим, 1989. С. 43-45.

146. Манн, Ю. В. Диалектика художественного образа / Ю. В. Манн. М., 1987. 320 с.

147. Манн, Ю. В. Русская литература XIX века: Эпоха романтизма/ Ю. В. Манн. М., 2001.447 с.

148. Марков, В. Трактат о трёхгласии / В. Марков //О свободе в поэзии: • Статьи, эссе, разное. СПб., 1994. С. 310-341.

149. Маркович, В. М. Чудесное в интимной и политической лирике Пушкина / В. М. Маркович // Пушкин и Лермонтов в истории русской литературы. Статьи разных лет. СПб, 1997. С. 66-94.

150. Матяш, С.А. Метрика и строфика В.А. Жуковского / С. А. Матяш // " Русское стихосложение XIX века. Материалы по метрике и строфике русских поэтов. М., 1979. С. 14-95.

151. Матяш, С.А. Метрика и строфика К.Н. Батюшкова / С. А. Матяш // Русское стихосложение XIX века. Материалы по метрике и строфике русских поэтов. М., 1979. С. 97-112.

152. Мелетинский, Е. М. Герои волшебной сказки. Происхождение образа / Е. М. Мелетинский. М., 1958. 264 с.

153. Михайлова, Н. И. "Витийства грозный дар.". А. С. Пушкин и русская ораторская культура его времени/ Н. И. Михайлова. М., 1999. 416 с.

154. Мордовченко, Н. И. Русская критика первой четверти XIX в. / П. И. Мордовченко. М.-Л., 1959. 430 с.

155. Мурьянов, М. Ф. К тексту «Сказки о рыбаке и рыбке» / М. Ф. Мурьянов // Пушкин и Германия. М., 1999. С.141-145.

156. Непомнящий, В. С. Добрым молодцам урок / В. С. Непомнящий // Поэзия и судьба. Статьи и заметки о Пушкине. М., 1983. С. 143-211.

157. Орлицкий, Ю. Б. Стих и проза в русской литературе / Ю. Б. Орлицкий.1. М., 2002. 685 с.

158. Островская, JI.A. Приёмы противопоставления в сказке П.П. Ершова «Конёк-Горбунок» / Л. А. Островская // Лингвистический анализ текста. Алма-Ата, 1982. С. 214-223.

159. Панченко, A.M. Русская стихотворная культура XVII века / А. М. Панченко. Л., 1973. 280 с.

160. Поплавская, И. А. Сюжет преображения в повести А. С. Пушкина «Метель» / И. А. Поплавская // Русская повесть как форма времени. Томск, 2002. С. 66-74.

161. Поплавская, И. А. М. Бахтин о соотношении поэзии и прозы в словесном художественном творчестве / И. А. Поплавская // Феномен русской классики. Томск, 2004. С. 33-39.

162. Постнов, Ю.С. Пётр Ершов сказочник, поэт, прозаик / Ю. С. Постнов // Русская литература Сибири первой половины XIX века. Новосибирск, 1970. С. 270-313.

163. Постнов, Ю.С. Детство и отрочество Петра Ершова / Ю. С. Постнов // Сибирские огни. 1967. № 12. С. 173-175.

164. Прийма, Ф. Я. В. Г. Бенедиктов / Ф. Я. Прийма // Бенедиктов В. Г. Стихотворения. Л., 1983. С. 5-46.

165. Проблемы теории стиха. Л., 1984. 254 с.

166. Пропп, В. Я. Исторические корни волшебной сказки / В. Я. Пропп. Л., 1986.365 с.

167. Пропп, В. Я. Русская сказка/ В. Я. Пропп. Л., 1984. 335 с.

168. Пумпянский, Л.В. К истории русского классицизма / Л. В. Пумпянский // Классическая традиция: Собрание трудов по истории русской литературы. М., 2000. С.30-158.

169. Пумпянский, Л.В. Стиховая речь Лермонтова / Л. В. Пумпянский // Классическая традиция: Собрание трудов по истории русской литературы. М., 2000. С.343-381.

170. Путинцев, А. М. Сказка П. П. Ершова «Конёк-Горбунок» и её источники /

171. А. М. Путинцев // Труды Воронежского гос. ун-та. Т. 1. Воронеж, 1925. С. 339359.

172. Путинцев, А. М. Сказка П. П. Ершова «Конёк-Горбунок» и её источники / А. М. Путинцев // Ершовский сборник. Вып. 1. Ишим, 2004. С. 85-107.

173. Рейтблат, А. И. Как Пушкин вышел в гении: Историко-социологические очерки о книжной культуре Пушкинской эпохи / А. И. Рейтблат. М., 2001. 336 с.

174. Рогачёв, В.А. Творчество П. Ершова в курсе детской литературы / В. А. Рогачёв // Пётр Павлович Ершов — писатель и педагог: тезисы докладов и сообщений всероссийской научно-практической конференции 22-24 ноября 1989 г. Ишим, 1989. С. 51-53.

175. Рогачёва, Н.А. Пётр Павлович Ершов: проблема творческого самоопределения литературы края / Н. А. Рогачёва // Литература Тюменского края: Книга для учителя и ученика / Под ред. Н.А. Рогачёвой. Тюмень, 1997. С.69-79.

176. Рогачёва, Н.А. Наш край в судьбе русских поэтов / Н. А.-Рогачёва // Литература Тюменского края: Книга для учителя и ученика / Под ред. Н.А. Рогачёвой. Тюмень, 1997. С.346-357.

177. Рогачёва, Н. А. Сюжет «Конёк-горбунок» (№531 СУС) в сказительной традиции Западной Сибири / Н. А. Рогачёва // Региональные культурные ландшафты: история и современность. Материалы Всероссийской научной конференции. Тюмень, 2004. С. 206-211.

178. Рогачёва, Н.А. Сибирские сказания о духах-суседках в сказке П.П. Ершова «Конёк-Горбунок» / Н. А. Рогачёва // П.П. Ершов и культура Тюменского региона. Тюмень, 2005. С.22-27.

179. Рогачёва, Н. А. Комментарий / Н. А. Рогачёва // П. П. Ершов. Конёк-Горбунок. Комментарий. Тюмень, 2008. С. 79-176.

180. Розанов, И. Н. Литературные репутации. Работы разных лет/ И. Н. Розанов. М., 1990. 464 с.

181. Рылеев, К. Ф. Думы / К. Ф. Рылеев. М., 1975. 254 с.

182. Русские эстетические трактаты первой трети XIX века. В 2х т. / Под ред. М.Ф. Овсянникова. М., 1974. Т. 1. 408 с. Т. 2. 647 с.

183. Русский стих: Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика: В честь 60-летия М. JI. Гаспарова. М., 1996. 336 с.

184. Русское стихосложение XIX в. Материалы по метрике и строфике русских поэтов. М., 1979. 453 с.

185. Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. М., 1985. 327 с.

186. Савченкова, Т.П. Цвето-световая символика сказки «Конёк-Горбунок» / Т. П. Савченкова // Народная и литературная сказка: межвузовский сборник научных работ. Ишим, 1992. С. 121-128.

187. Савченкова, Т. П. Лубок и «Конёк-горбунок» П. П. Ершова / Т. П. Савченкова // Русская сказка: Межвузовский сборник. Ишим, 1995. С. 115-121.

188. Савченкова, Т.П. Ершовы в Безруковой и Ишиме / Т. П. Савченкова // Ишим и литература. Век XIX-й: Очерки по литературному краеведению и тексты-раритеты. Ишим, 2004. С. 186-192.

189. Самойлов, Д.С. Книга о русской рифме/Д. С. Самойлов. М., 1982. 351 с.

190. Семенко, И. М. Поэты пушкинской поры/ И. М. Семенко. М., 1970. 294 с.

191. Серман, И. 3. Русский классицизм. Поэзия. Драма. Сатира. / И. 3. Серман. Л., 1973.

192. Серман, И. 3. Поэтический стиль Ломоносова / И. 3. Серман. М.-Л., 1966.

193. Словарь областных и старинных слов в «Коньке-Горбунке» // О «Коньке-Горбунке»: сборник статей. Л., 1937. С. 78-82.

194. Словарь языка Пушкина: В 4 т. М., 2000.

195. Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка / Отв. ред. Чистов К. В. Л., 1979. 437 с.

196. Тарановский, К. О ритмической структуре русских двусложных размеров / К. Тарановский // О поэзии и поэтике. М., 2000. С. 274-283.

197. Тимофеев, Л.И. Слово в стихе/ Л. И. Тимофеев. М., 1982. 344 с.

198. Тодд, У. М. III. Литература и общество в эпоху Пушкина / У. М. Тодд III. СПб., 1996. 306 с.

199. Тодд, У. М. III. Дружеское письмо как литературный жанр в пушкинскую эпоху / У. М. Тодд III. СПб., 1994. 207 с.

200. Толстяков, А.П. Пушкин и «Конёк-Горбунок» Ершова / А. П. Толстяков // Временник Пушкинской комиссии. 1979. JL, 1982. С. 28-36.

201. Томашевский, Б. В. Стих и язык/ Б. В. Томашевский. М., 1959. 471 с.

202. Томашевский, Б. В. Пушкин. Работы разных лет/ Б. В. Томашевский. М., 1990. 672 с.

203. Тредиаковский, В. К. Избранные произведения/ В. К. Тредиаковский. М., Л., 1963. 579 с.

204. Троицкий, В.Ю. Романтическая поэзия 30-х годов. «Поэтическая мозаика» В.Г. Бенедиктова / В. Ю. Троицкий // История романтизма в русской " литературе. Романтизм в русской литературе 20-30-х годов XIX века (18251840). М., 1979. С.173-203.

205. Тынянов, Ю.Н. Ода как ораторский жанр / Ю. Н. Тынянов // Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С.227-253.

206. Уваров, С. С. Письмо к Николаю Ивановичу Гнедичу о греческом" экзаметре / С. С. Уваров // Критика первой четверти XIX века. М., 2002. С. 184190.

207. Уваров, С. С. Ответ В. В. Капнисту на письмо его об экзаметре / С. С. Уваров // Критика первой четверти XIX века. М., 2002. С. 221-232.

208. Утков, В. Г. Рождённый в недрах непогоды/ В. Г. Утков. Новосибирск, 1966.418 с.

209. Удодов, Б. Т. М. Ю. Лермонтов: Художественная индивидуальность и творческие процессы / Б. Т. Удодов. Воронеж, 1973. 702 с.

210. Утков, В.Г. Дороги «Конька-Горбунка»/ В. Г. Утков. М., 1970. 112 с.

211. Утков, В. Г. Гражданин Тобольска/ В. Г. Утков. Свердловск, 1979. 144 с.

212. Утков, В.Г. Пётр Павлович Ершов / В. Г. Утков // П.П. Ершов. Сузге: стихотворения, драматические произведения, проза, письма. Иркутск, 1984. С. 446-463.

213. Утков, В.Г. Ершов Пётр Павлович / В. Г. Утков, А. П. Чудаков // Русскиеписатели: 1800-1917. Биографический словарь. Т. 2. М., 1992. С.239-240.

214. Федосеенко, Н.Г. Литературные подражания сказке П. Ершова «Конёк-Горбунок» / Н. Г. Федосеенко // Народная и литературная сказка: межвуз. сб. науч. работ. Ишим, 1992. С. 132-138.

215. Фомичев, С. А. Поэзия Пушкина: Творческая эволюция / С. А. Фомичев. Л, 1986.304 с.

216. Фрайман, Т. Творческая стратегия и поэтика В. А. Жуковского (1800-е — начало 1820-х годов)/ Т. Фрайман. Тарту, 2002. 158 с.

217. Фрейденберг, О. М. Поэтика сюжета и жанра/О. М. Фрейденберг. М., 1997. 448 с.

218. Фризман, Л. Г. Жизнь лирического жанра: Русская элегия от Сумарокова до Некрасова/ Л. Г. Фризман. М., 1973. 168 с.

219. Фризман, Л. Г. "Думы" Рылеева / Л. Г. Фризман // К. Ф. Рылеев. Думы. М., 1975. С. 195-250.

220. Харлап, М. Г. О понятиях «ритм» и «метр» / М. Г. Харлап // Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. М., 1984. С. 11-29.

221. Ходанен, Л.А. Образ коня в сказке П.П. Ершова «Конёк-Горбунок» и фольклорно-мифологические традиции в русском романтизме / Л. А. Ходанен // Ершовские чтения: тезисы докладов межвузовской конференции 22-24 ноября 1990. Тобольск, 1990. С. 122-123.

222. Холшевников, В. Е. Основы стиховедения: Русское стихосложение / В. Е. Холшевников. М., 2002. 208 с.

223. Чудаков, А. П. «Конёк-Горбунок» / А. П. Чудаков // Литература и ты. Вып. З.М., 1973. С. 169-171.

224. Шайтанов, И. О. ". иль спорить о стихах?" Диалог с поэтом / И. О. Шайтанов // Дело вкуса: Книга о современной поэзии. М., 2007. С. 622-643.

225. Шапир, М. И. Гексаметр и пентаметр в поэзии Катенина (О формально-семантической деривации стихотворных размеров) / М. А. Шапир // Philologica. 1994. 1. С. 43-87.

226. Харченко, В. К. Этическая функция речи (на материале сказки П. Ершова) / В. К. Харченко // Пётр Павлович Ершов — писатель и педагог: тезисы докладов и сообщений всероссийской научно-практической конференции 22-24 ноября 1989 г. Ишим, 1989. С. 61-63.

227. Шефер, Е.Ф. Образы из зарубежной литературы в лирике П.Ершова / Е. Ф. Шефер // Пётр Павлович Ершов писатель и педагог: тезисы докладов и сообщений всероссийской научно-практической конференции 22-24 ноября 1989 г. Ишим, 1989. С. 67-69.

228. Эйхенбаум, Б. М. Мелодика русского стиха / Б. М. Эйхенбаум // О поэзии. Л., 1969. С.327-510.

229. Эткинд, Е. Г. Разговор о стихах/ Е. Г. Эткинд. М., 1970. 239 с.

230. Эткинд, Е. Г. Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до Пушкина/ Е. Г. Эткинд. Л., 1973. 248 с.

231. Якобсон, Р. О. Пушкин и народная поэзия / Р. О. Якобсон // Работы по поэтике. М., 1987. С. 206-209.

232. Ямпольский, И. Г. Сатирические и юмористические журналы 1860-х годов / И. Г. Ямпольский. Л., 1973. 165 с.

233. Янушкевич, А.С. Сибирский текст: взгляд извне и изнутри / А. С. Янушкевич // Сибирь: взгляд извне и изнутри. Духовное измерение пространства. Иркутск, 2004. С.227-235.

234. Янушкевич, А. С. Мотив луны и его русская традиция в литературе XIX века / А. С. Янушкевич // Роль традиции в литературной жизни эпохи: Сюжеты и мотивы. Новосибирск, 1995. С. 53-61.

235. Янушкевич, А. С. В мире Жуковского. М., 2006.

236. Ярославцов, А. К. Пётр Павлович Ершов, автор сказки «Конёк-Горбунок». Биографические воспоминания / А. К. Ярославцов // Врата Сибири: Великий сказочник России. № 1(15). Тюмень, 2005. С. 3-130.1. С2- ^

237. Ярхо, Б.И. Свободные звуковые формы у Пушкина / Б. И. Ярхо // Ars poetica. II. Стих и проза / Б.И. Ярхо, Л.И. Тимофеев, М.П. Штокмар. М., 1928 (репринт). С. 169-183.