автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Стихотворные "гнёзда" в поэзии О.Э. Мандельштама 1930-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Стихотворные "гнёзда" в поэзии О.Э. Мандельштама 1930-х годов"

На правах рукописи

ГУТРИНА ЛИЛИЯ ДМИТРИЕВНА

СТИХОТВОРНЫЕ «ГНЁЗДА» В ПОЭЗИИ ОЗ. МАНДЕЛЬШТАМА 1930-Х ГОДОВ

(К ПРОБЛЕМЕ СТАНОВЛЕНИЯ НОВОГО ТИПА ПОЭТИЧЕСКОЙ ОБРАЗНОСТИ)

10.01.01. - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

Екатеринбург - 2004

Работа выполнена в ГОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет»

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор

Лейдерман Наум Лазаревич

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор

Петрова Наталия Александровна

доктор филологических наук, профессор

Снигнрева Татьяна Александровна

Ведущая организация:

Удмуртский государственный универ-

Защита состоится 4 ноября 2004 года в а ч. на заседании диссертационного совета Д. 212.283.01. при ГОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет», 620017, г. Екатеринбург, пр. Космонавтов, 26. С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Уральского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан п октября 2004 года.

Л.

Учёный секретарь диссертационного совета

Скрипова О.А

zoos'-4

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования.

Поэзии О.Э. Мандельштама 1930-х годов долгое время не была доступна читателю, однако назвать её малоизученной нельзя; первые же публикации буквально вызвали исследовательский «бум». Классику мандель-штамоведения сегодня составляют труды К. Тарановского, Л.Я. Гинзбург, Ю.И. Левина, Д Сегала, И.М. Семенко. В числе работ, в которых творчество Мандельштама рассматривается целостно, в динамике, следует назвать труды Н. Струве, МЛ. Гаспарова, С.С. Аверинцева, Л.Г. Кихней, в широкий культурный контекст включают поэзию Мандельштама Н.А. Петрова, Д И. Черашняя.

Множество дефиниций, прилагаемых в литературоведении к позднему творчеству О.Э. Мандельштама («стиль сдвинутостей», «поэтика парадоксов», «семантическая поэтика», «синтетическая поэтика»), полемика о его принадлежности к известным и новым художественным стратегиям — (футуризм (Марков В.Ф., Вяч. Вс. Иванов, О.А. Лекманов); постреализм (Лейдерман Н.Л.); ноэтический реализм (Петрова Н.А.) — подчеркивают уникальность этого поэта, говорят о действительных изменениях «в строении и составе» русской поэзии, которые он произвёл. Не случайно также все крупные исследователи творчества Мандельштама, начиная с В.М. Жирмунского и ЮН. Тынянова, отмечают своеобразие ассоциативных сцеплений в его поэзии. Это в известной степени мотивировало наш интерес к проблеме поэтической образности Мандельштама московского и воронежского периодов.

Вопрос о поэтической образности позднего Мандельштама представляется актуальным по ряду причин. Во-первых, сам Мандельштам неоднократно обращался к проблеме поэтического образа и поэтического слова в теоретических эссе; во-вторых, существует потребность в уточнении принципов образотворческой работы Мандельштама на протяжении его творческого пути. Наконец, актуальность исследования определяется тем, что в нём рассматривается собственно мандельштамовский вариант «романизации» лирики, связанный с созданием поэтических «гнёзд». В работе рассматривается феномен стихотворного «букета» в лирике Мандельштама, исследуется тот тип целостности и тот поэтический образ, которые возникают в пределах этой зыбкой структуры.

Предмет, цель и задачи исследования.

Объектом диссертационного исследования являются стихотворные «гнёзда» в лирике О.Э. Мандельштама 1930-х годов.

Предмет исследования - структура поэтического образа в «гнездах» стихотворений 1930-37 годов. Мы сосредоточили внимание на тех стихотворных «букетах», которые одновременно являются репрезентативными для демонстрации специфики поэтического ^ ЦЙЭДМЯЪ няиадда» и позволяют выявить некоторые «инварианте^» поздпяикирим! Мендель-

Цели работы состоят в том, чтобы исследовать в становлении и развитии феномен поэтического «гнезда» в творчестве О.Э. Мандельштама и выяснить, какую роль играют подобные структурные образования в позднем творчестве О.Э. Мандельштама.

Для этого необходимо решить ряд задач:

1) на основе анализа теоретических и критических работ О.Э. Мандельштама о поэтической образности познакомиться с его концепцией поэтического слова и художественного образа;

2) охарактеризовать принципы создания поэтического образа в раннем творчестве О.Э. Мандельштама («Камень», «Tristia», «1921-25»);

3) обратиться к первым опытам О.Э. Мандельштама по созданию поэтических «гнёзд» («Камень», «Tristia», «1921 - 25»), определить типы взаимоотношений между текстами разных «гнезд»;

4) выявить «гнезда» стихотворений в позднем творчестве Мандельштама (1930-37 годы), проанализировать механизмы создания поэтического образа в каждом из стихотворений «гнезда», охарактеризовать структурные и смысловые связи между стихотворениями, образующими единство; сопоставить «гнездо» с лирическим циклом и типами поэтической вариативности;

5) выяснить, какова роль «гнезд» стихотворений в поэтическом обра-зотворчестве Мандельштама в 1930-е годы.

Методологические принципы исследования.

Цель и задачи определяют методологию исследования, написанного на стыке теоретического и историко-литературного подходов. Изучение проблемы поэтической образности обусловило обращение к трудам Ю.Н. Тынянова, М.М.Бахтина, Б. А. Ларина, Б.О. Кормана, И Б. Роднянской, П.В. Палиевского, Ю.М. Лотмана, Е.Г. Эгкинда; интерес к становлению нового типа поэтической образности в XX веке - к работам С.Н. Бройтма-на, Н.А. Петровой, Н.Л. Лейдермана и к исследованиям учёных-лингвистов Григорьева В.П., Ковтуновой И.И., Кожевниковой Н.А. Также методологическую основу исследования составили труды, в которых рассматривается эволюция образного мышления Мандельштама (М.Л. Гаспа-ров, Н. Струве, В.В. Мусатов) и работы, посвященные отдельным аспектам образотворчества (Ю.И. Левин, И.М. Семенко, Б.А. Успенский, Д.И. Че-рашняя).

Научная новизна исследования.

Новизна исследования состоит в попытке впервые рассмотреть специфику поэтического образа, возникающего в стихотворных «гнездах», а также сам феномен «букета» стихотворений в его становлении, развитии и соотнесении его с лирическим циклом и типами поэтической вариативности. В работе впервые осуществляется анализ десяти стихотворных «гнезд» 1910 - 30-х годов в аспекте поэтической образности.

Положения, выносимые на защиту.

1. Поэтическая практика О.Э. Мандельштама изначально - с книги «Камень» — была ориентирована на нарушение равновесия и структурной строгости, характеризующих поэзию классического типа.

2. Появившиеся в творчестве Мандельштама уже в 1910-20-е годы особые структурные образования - стихотворные «гнезда», или «букеты», соотносимы с такими сверхжанровыми образованиями, как лирический цикл и стихотворения-варианты, однако их специфика состоит в том, что они лишены пронизывающей их авторской концептуальности

3. Специфика поэтического образотворчества Мандельштама в 1930-е годы определяется значительным увеличением количества «гнезд» стихотворений по сравнению с творчеством 1910-20-х годов, в «Московских стихах» их пять, в «Воронежских тетрадях» - тринадцать.

4. Конструктивно стихотворные «гнезда»

а) являются результатом варьирования механизмов создания поэтического смысла, прилагаемых к одному «образному зерну». Располагаясь рядом, будучи похожи, тексты-«двойняшки» делают более очевидным смыслообразующие механизмы, действующие в каждом стихотворении, то есть помогают прочитывать друг друга;

б) образуют особого типа художественную целостность, принципами образования которой являются система мотивов, ритмическое подобие текстов («ритмическая тяга», «единый метрический стержень»), иногда -интертекстуальный план.

5. Семантически стихотворения в пределах одного «гнезда» в поздней лирике О.Э. Мандельштама связаны отношениями дополнительности, что означает сосуществование равноправных вариантов и обусловливает специфику поэтического образа: он складывается из взаимопритяжений-взаимотталкиваний поэтических смыслов. Результатом становится ощущение стереоскопичности, объёмности, незавершённости мира, воплощённого в лирическом стихотворении. Стихотворные «гнёзда» — ман-дельштамовский вариант романизации лирики.

Апробация работы осуществлялась в практике преподавания русской литературы XX века на факультете русского языка и литературы Ур-ГПУ (спецсеминар «Поэтика позднего Мандельштама», 2003 - 2004 уч. год), выступлениях на межвузовских научных конференциях в УрГПУ, УрГУ, УдГУ (2000-2004 гг.). Содержание диссертации отражено в пяти опубликованных работах.

Структура работы.

Диссертация состоит из введения, трёх глав и заключения. Библиография включает 198 наименований.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении определяется актуальность и научная новизна избранной темы, рассматривается история вопроса, формулируются цели и задачи исследования.

В первом параграфе мы сосредоточили внимание на постепенном становлении понятия «поэтический образ», начиная с А.А. Потебни. Существенный вклад в разработку этого понятия был внесён в 1920-е годы: формалисты, вступив в полемику с теорией образа Потебни, фактически отказавшись от понятия «образ», тем не менее определили его сущностные черты («кажущийся смысл», «ощущение некоторой возможности значения», «семантические обертоны» - Ю.Н. Тынянов) и факторы его возникновения («теснота стихового ряда», «борьба факторов стиха»). Становление представлений о поэтическом смысле происходит в 1920-е годы с участием таких крупных ученых, как ММ. Бахтин, Б. А. Ларин; в частности, Б.А. Ларин вводит в научный обиход очень точные характеристики поэтического образа «семантическая кратность» «смысловое эхо», «простор смыслового осложнения», называет основным фактором возникновения художественного эффекта «изломистость речи», а М.М. Бахтин категорично утверждает, что «язык нужен поэзии весь».

Во второй половине XX века в развитие теории поэтического образа вносят вклад В.В. Кожинов, П.В. Палиевский, И.Б. Роднянская, Ю.М. Лотман, Е.Г. Эткинд, М.И. Шапир и др. Анализ существующих исследований позволил определить поэтический образ (поэтический смысл) как образ, возникающий в стихотворном лирическом тексте в условиях ограничения языка дополнительными ограничениями и при этом обладающий семантической открытостью. 1) В основе поэтического образа лежит система взаимоотражений, причём в отношения сопряжения могут вступать элементы всех уровней языка. 2) Поэтический смысл складывается из взаимоналожения микрообразов, среди которых следует назвать многообразные звукообразы и образы-тропы; особую роль в формировании поэтического смысла играют интертекстуальные переклички, обеспечивающие столкновение в тексте двух и более сознаний, а значит и «простор смыслового осложнения». 3) Поэтический образ складывается не только на уровне словесном, но и на уровне надсловесном - в тех случаях, когда речь идёт а цикле или книге стихотворений. 4) В нашей работе мы опираемся на несколько стратегий выявления «взаимоотражений»: а) поиск ритмически «выдвинутых» слов (подход И.Б. Роднянской); б) поиск и сопоставление повторов разного типа («принцип возвращения» Ю.М Лотмана); в) выявление «конфликтов» в ткани поэтического текста (Эткинд Е.Г.), «поэтических вольностей» (М.И. Шапир).

Второй параграф посвящен проблеме становления нового типа поэтической образности в XX веке. Об изменении принципов образотворче-

6

ства в поэзии начала века стали говорить уже в 1920-е годы (P.O. Якобсон,

A. Лежнёв, Ю.Н. Тынянов, В.М. Жирмунский). Во второй половине XX века неклассическая поэзия стала предметом исследований И.П. Смирнова, В.Ф. Маркова, Ю.И.Левина, МЛ. Гаспарова, С.Н. Бройтмана,

B.И. Тюпы, И.Е. Васильева, Н.А. Петровой; о языке неклассической поэзии писали В.П. Григорьев., Н.А. Кожевникова, И.И. Ковтунова, Л.В. Зубова. В процессе осмысления феномена «неклассической» поэзии и принципов образотворчества в ней были сделаны следующие выводы. 1) Поэзия «неклассического типа& возникает тогда, когда, говоря словами Мандельштама, «акции личности в истории падают».1 В это время сферой существования человека становится не бытие, а культура (Петрова Н.А.). Новая литература оказывается укоренённой именно в культуре прошлого, чем и определяется её цитатность, а также и особый характер последней: именно из пересечения цитат зачастую складывается лирический сюжет стихотворения. 2) Художественное целое неклассического стихотворения строится согласно «вариативно-множественному принципу» (Бройтман

C.Н.), что проявляется в «семантической неопределённости», «амбивалентной антитетичности» (Левин Ю.И.), создаваемых на всех уровнях поэтического текста. 3) Поэтическое слово в «новейшей поэзии» становится «действующим лицом» (ПетроваХ «ящиком Пандоры, из которого выскальзывают все потенциальные возможности языка» (Р. Барт).

Наконец, во введении зафиксированы наблюдения литературоведов о собственно манделыптамовской неклассичности в сфере образотворчест-ва: выводы Ю.И. Левина и С.Н. Бройтмана об амбивалентной антитетичности мандельштамовского образа, Д И. Черашней - о многосубъектности лирики поэта, наблюдения Б.А. Успенского и И.М. Семенко над своеобразием его метафор, фиксация учеными специфических текстовых групп -«гнезд» стихотворений (особый интерес представляет исследование О.В. Палий «Структурно-семантическая организация макротекста в книге стихов О.Э. Мандельштама 1916-1920 гг. «Tristia»2).

Глава 1 («Теория поэтического образа О.Э. Мандельштама и его художественная практика 1919-20-х годов») посвящена исследованию образотворческой работы Мандельштама до 1930-х годов.

В первом параграфе рассматривается становление мандельштамов-ской концепции поэтического слова. Она формируется в процессе полемики поэта с символистами и футуристами. Для теоретических и критических эссе Мандельштама этого периода характерно самооспаривание и очень часто тяготение к критикуемым художественным стратегиям. Не заботясь о непротиворечивости теоретических выступлений, а порой споря

1 Мандельштам О.Э. Ковец романа. // Мандельштам О.Э. Сочинения: В 2-х тт. Т. 2. 1990. С. 203.

2 Палий О.В. Структуряо-сгмантичесжая организация макротекста в книге стихов О.Э. Мандельштама 1916 - 1920 it. «Tristia»: автореферат диссертации кандидата фил. наук. Воронеж, 2003.

с самим собой, Мандельштам движется к синтезу существующих концепций поэтического слова, следствием чего становится уточнение его собственных воззрений.

Концепция поэтического слова, сложившаяся у О.Э. Мандельштама в 1910-20-е годы, может быть сведена к следующему инварианту: в слове заключена динамическая потенция - потенция роста и размножения. В процессе становления поэта этот инвариант обрастал новыми деталями, высвечивая дополнительные грани в понимании Мандельштамом поэтического слова. От концепции Слова-Камня Мандельштам движется к теории «психейности» поэтического слова и ратует за «домашнее» к нему отношение, способствующее высвобождению его внутренних сил. Настойчиво повторяемая Мандельштамом мысль о скрытых внутренних силах слова, о его способности к саморазвитию, близка идее Ю.Н. Тынянова о том, что «форма произведения должна быть осознана как динамическая».

Размышляя о поэтическом образе, Мандельштам выделяет «внутренний образ» и «слово-образ» и ставит проблему существования невербального эквивалента смысла (внутренний образ); в этом проявляется диалог Мандельштама с Вяч. Ивановым (концепция «восхождения-нисхождения» художника), А. Белым (идея интонационной, музыкальной первоосновы стихотворения), наконец, с Л.С. Выготским (концепция «внутренней речи»).

Во втором параграфе первой главы («Динамика способов «словесной нюансировка» в поэзии Мандельштама 1910-20-X годов») рассматриваются принципы образотворчества в стихотворных книгах Мандельштама 1910 - 20-х годов. На протяжении 1908-1925 годов О.Э. Мандельштам шёл к усложнению механизмов создания поэтического смысла. Этот процесс был для него сознательным: Мандельштам впитывал и синтезировал то, что уже было сделано в сфере создания поэтических смыслов символистами и футуристами.

Как известно, во многих исследованиях второй половины XX века сделан акцент на классичности Мандельштама (Л.Я. Гинзбург, НА. Струве, С.С. Аверинцев, М.Л. Гаспаров). Классичность связывают с «архитек-турностью» лирики периода «Камня» (Л.Я. Гинзбург), которая даёт о себе знать и на уровне метасюжета первой книги поэта (Н.Л. Лейдерман), и на уровне структуры отдельного стихотворения (Е.В. Меркель говорит о «метафорическом принципе конституирования» стихотворения). «Архитек-турность» обусловлена, в частности, типологической близостью Мандельштама и Тютчева (поэты сходны и в плане художественной философии, и в плане поэтики); отсылки Мандельштама к Тютчеву постоянны на протяжении «Камня».

Однако своеобразие установления ассоциативных связей в ряде стихотворений «Камня» свидетельствует о нарушении выстроенности / «ар-хитектурности» / классичности. Так, в стихотворении «Образ твой, мучительный и зыбкий...» (1912) использован приём материализации метафоры

8

(«слово не воробей, вылетит - не поймаешь»), развёртывания её в картину посредством использования семантического потенциала слов-омонимов (клетка для птицы - грудная клетки) и введения детализации. Подобные же случаи развёртывания образа в картину встречаются в стихотворениях «Отчего душа так певуча...» (1911; «И мгновенный ритм - только случай, неожиданный Аквилон? Он подымет облако пыли, Зашумит бумажной листвой...»); «В таверне воровская шайка...» (1913; «...У вечности ворует всякий, А вечность - как морской песок: Он осыпается с телеги, не хватит на мешки рогож...»); «Есть иволги в лесах...» (1914) и др. Эти примеры свидетельствуют о тяге молодого поэта к распространению «образных зёрен» (ПВ. Палиевский называет «зерном образа» троп): Мандельштам стремится дать отдельным компонентам (членам) сравнения, метафоры самостоятельное, не зависящее от второго компонента тропа существование.

Во втором разделе параграфа рассматривается поэтика книги «ТгазНа» и сборника «1921 - 1925». В «Тп^а» осуществляется дальнейшее отступление от классичности/ архитектурности/ выстроенности. Эта поэтика (более точным определением этой поэтики из предложенных М.Л. Гаспаро-вым мы считаем определение «поэтика пропущенных звеньев») была обусловлена экспериментами по выдвижению «косвенных, необязательных оттенков значения» (Тынянов), о чём свидетельствуют изложенные в эссе О.Э. Мандельштама 1920-х годов концепция «психейности» поэтического слова («Слово и культура», 1921) и теория «домашнего эллинизма» («О природе слова», 1921-22), подразумевающая, в частности, интимное отношение к слову («Литература - явление общественное, филология - явление домашнее, кабинетное... Филология - это семья, потому что всякая семья держится на интонации и на цитате, на кавычках. Самое лениво сказанное слово в семье имеет свой оттенок. И бесконечная, своеобразная, чисто филологическая словесная нюансировка составляет фон семейной жизни»3).

В «ТгМа» и стихах 1921-25 годов главным средством «высвобождения» внутренних сил слова становится контекст, в котором «ключевые слова», пронизывающие книгу, актуализируют свои многочисленные смыслы. В диссертации это продемонстрировано на примере семантической реализации эпитета «прозрачный», встречающегося в десяти стихотворениях «Тп^а». Анализ показал, что эпитет «прозрачный» проявляет себя в «ТгМа» в следующих смысловых валентностях: 1) неплотный, пустой, сквозящий, лёгкий для проникновения («Мне холодно. Прозрачная весна....»); 2) невидимый, призрачный («В Петрополе прозрачном мы умрём...»); 3) исчезающий, умирающий, тающий, совмещающий в себе жизнь и смерть («На страшной высоте блуждающий огонь...»); 4) сделанный из воска (то же стихотворение); 5) ясный, очевидный, доступный пониманию («Тп81га»); 6) связанный с уязвимым, нежным, женским. Итак,

3 Мандельштам О.Э. Сочинения в 2-х ТТ. Т.2. 1990. С. 178.

9

уже во второй книге слово в поэзии Мандельштама становится семантически подвижным.

Семантическая подвижность укоренена в поэтическом языке «Тп^а»: исчезает «строгость», определявшая структуру метафор в стихотворениях «Камня»; тропика становится изощрённой: нередко Мандельштам изымает из текста ключевые слова, «отбрасывает ключ»; уже здесь появляются полигенетичные метафоры (речь идёт о «многократной мотивации словообраза»), о которых И.М. Семенко говорит в связи с более поздней лирикой.4 Существеннейшим инструментом ассоциирования становится звуковое родство слов, позволяющее Мандельштаму производить «реэтимологизацию» слова. Следует отметить и специфику использования интертекста в «Тшйа»: Мандельштам сочетает «чужое слово», пришедшее из мировой культуры, с «подтекстами из повседневной печати» (Гаспа-ров); интертекстуальный план стихотворения нередко представляет собой пересечение нескольких цитат, отсылку (нередко ложную — Гаспаров) к ряду имён. Расшатывание смысловой определённости, последовательно осуществляемое Мандельштамом, приводит к возникновению «поэтики оксюморона». Это проявляется и на уровне образной структуры второй книги, которая определяется сосуществованием полюсных явлений: явления одного порядка - безусловно, доминирующие в «Тгазйа», — связаны с небытием, смертью, немотой, призрачностью-прозрачностью; явления другого порядка - с семантикой полноты существования, счастья, любви, быта как бытия. Два ассоциативных ряда - Аид и повседневность человеческой жизни - формируют центральные для второй книги мотивы смерти и жизни.

В стихах 1921-25 годов при сохранении поэтики второй книги меняется образная структура: не «синкретическое пространство» «Тп^а», а домашний «топос» характеризует эти стихи (двор, избушка, сеновал; даже столичный Петербург изображается как провинциальный: «Вы, с квадратными окошками, Невысокие дома, - Здравствуй, здравствуй, петербургская Несуровая зима!» (1925)). «Спичка серная», «овечье тепло», «куриный помёт» — все эти вызывающе непоэтические детали свидетельствуют о мифологизации быта в стихах 1921-25 годов.

Итак, поэтическая практика Мандельштама 1910-20-х годов, эволюционирующая, на первый взгляд, от сугубой «структурности», «архитек-турности» к «амбивалентной антитетичности», с нашей точки зрения, изначально - с книги «Камень» — была ориентирована на нарушение вы-строенности и равновесия. Сознательное стремление «вызволить» силы, дремлющие в слове, опыты по расщеплению словесной семантики, особенно активные в период «ТгМа» и «1921-25», усугубили процесс «разветвления» смыслов, что стало одной из причин обретения поэзией каче-

4 Семенко ИМ. Поэтика позднего Мандельштама. 1997. С. 56.

10

ства «текучести». Период «Tristia» явился тем временем, когда арсенал поэтических приёмов Мандельштама большей частью сложился.

В первом параграфе главы 2 («Теория «динамической поэтики» О.Э. Мандельштама. Феномен мандельштамовских «циклов»)

рассматривается теоретическое эссе О.Э. Мандельштама «Разговор о Данте». По убеждению Л. Пинского, первого интерпретатора «Разговора...», здесь «наиболее развёрнуто... изложена концепция поэтического» О. Мандельштама.

«Разговор о Данте» — критическое эссе о дантовской поэтике и косвенно осмысление собственной манеры, написано О.Э. Мандельштамом с оглядкой на «Творческую эволюцию» А. Бергсона. Ключевое понятие бергсоновской теории - «порыв» с его качествами «длительности», «непрерывности», «творческой сутью» - используется Мандельштамом для размышлений о поэтическом слове и художественной форме.

Сквозная идея «Разговора о Данте» — по-прежнему идея динамики как сущностной черты произведения; в силу своей динамической природы художественный текст может быть поставлен в один ряд с явлениями природного мира. Описывая природу поэтического, Мандельштам использует слова с семой «энергийности» — «волны-сигналы», «дифференцирующий порыв», «силовой поток». Материальным проявлением силового потока, — утверждается в эссе, — являются метафора Данта и сама композиция «Божественной комедии».

Обнаружив в творчестве Данта метафору особого типа (Мандельштам называет ее «гераклитовой метафорой»), автор эссе увидел в ней адекватный способ «разыгрывания» подвижной, текучей действительности. Этому способствовала сама структура «гераклитовой метафоры». Во-первых, подобная метафора многокомпонентна, многоступенчата, а следовательно, моделирует длительное движение. Во-вторых, в такой метафоре сопрягаются динамические процессы, а не статичные предметы. В-третьих, компоненты метафоры обладают свойством «разбухать», превращаясь в самостоятельный сюжет, пластическую картину за счет вводимой автором крайней детализации, что приводит к своеобразному «поглощению» данным компонентом метафоры следующего за ним. Наконец, метафора, по мысли Мандельштама, является той «частностью», из накопления которых складывается композиция и одновременно эта частность дает представление о целом.

Композиция понимается Мандельштамом как протяженность, процесс. Композицию образуют и черновики, и варианты, и окончательный текст. Их сосуществование обеспечивает взаимообмен поэтической энергией (информацией) в момент восприятия текста. Текст такого типа, действительно, «живёт», длится во времени и пространстве. Так обеспечивается необходимое, с точки зрения Мандельштама, «исполнение» - «понимающее» чтение. Поэтому текст такого рода становится «провокацией» творчества читателя.

«Разговор о Данте» представляет собой попытку осмысления нового типа целостности - целостности, существующей в открытых, подвижных структурах.

Мандельштамовский «Разговор о Данте» в определенной степени коррелирует с идеями Л.С. Выготского о динамике процессов мысле- и речепорождения. «Смысловые волны-сигналы», которые являются импульсами для появления поэтического слова, имеют невербальную природу и могут быть соотнесены со сферой «внутренней речи».5 Так, в «Разговоре о Данте» находит развитие идея двуипостасности поэтического образа, высказанная уже в статье «Слово и культура» (1921).

Во втором параграфе исследуется феномен стихотворного «гнезда» в сопоставлении его с лирическим циклом и типами поэтической вариативности.

«Разговор о Данте» послужил катализатором изменения поэтики Мандельштама: ее специфической чертой в 1930-е годы становятся стихотворные «гнёзда» - собственные «опыты» динамической композиции, о которой поэт говорил в эссе о Данте. Обилие в позднем творчестве О. Мандельштама особых художественных образований - «гнезд», или «пучков» стихотворений, является фактом общеизвестным. Об этом писали Ю.И. Левин, И.М. Семенко, С.С. Аверинцев, М.Л. Гаспаров, ИМ. Нерлер, Л.Г. Кихней, НА. Петрова.

Первые попытки отрефлектировать суть стихотворных «гнезд» принадлежат самому поэту и его жене. Именно они определили стихи, восходящие к общим строкам, как «выросшие на одном корню, как бы двой-няшки».6 Сам Мандельштам, например, говорил о двух вариантах первого стихотворения из цикла «Кама» («Как на Каме-реке глазу темно, когда...»), что печатать нужно оба текста: «это разные стихи, потому что разные концы». 7 Суждения поэта и Н.Я. Мандельштам дали толчок для дальнейших исследований в этой области.

Среди методологически важных следует назвать книгу И.М. Семенко «Поэтика позднего Мандельштама» (1986). Автор подчёркивает, что, работая над произведением, Мандельштам «вместо стилистической шлифовки занят безудержным варьированием образов (метафор)».8 «Отброшенные боковые ответвления [метафор -Л.Г.] переходят в другое стихотворение, становясь в нём главным стволом, вокруг которого, в свою очередь, вырастают новые ветви», — утверждает исследовательница Проблема соотношения традиционных циклов и «циклов», встречающихся в поэзии Мандельштама, впервые была поставлена в работах Ю.И. Левина о Ман-

5 Выготский Л.С. Мышление и речь. М. 19%. С. 299,325-327,331.

6 Мандельштам НЯ. Комментарии к стихам 1930-37 годов // Жизнь и творчество Мандельштама 1990. С. 252.

То же — о парных стихотворениях «Заблудился я в небе...». Там же. С. 253,302.

8 Семенко КМ. Поэтика позднего Мандельштама. 1997. С. 31.

9Там же. С 7.

дельштаме: «Стихи одного «порыва» образуют своеобразный «цикл», совершенно не похожий конструктивно на привычные циклы типа блоков-ских».10 Позже П.М. Нерлер отметит, что в 1930-е годы у Мандельштама не было ни одного классического цикла.11

Подчёркнутая специфичность мандельштамовских «циклов» обращает нас к проблеме их генезиса. В 1910-20-е годы в лирике крупнейших русских поэтов проявилась тенденция к романизации (Л.К. Долгополов); тяготел к «крупной форме» и Мандельштам, о чём свидетельствуют стихотворные книги «Камень», «Тпз11а». Появление и активизация стихотворных «гнёзд» в творчестве поэта в 1930-е годы может, таким образам, интерпретироваться как проявление той же тенденции. Однако этого объяснения недостаточно для прояснения феномена «гнезда» — дело здесь в специфике поэтического мышления Мандельштама.

Потребность в прояснении сущности «гнезда» стихотворений обусловила наш интерес к сходным метажанровым явлениям - прежде всего к лирическому циклу. Опираясь на работы М.Н. Дарвина, И.В. Фоменко, А.В. Тагильцева, мы называем в качестве сущностных особенностей лирического цикла «проникнугость особой художественной концептуально-стью» (М.Н. Дарвин) и смыслосозидающую роль разнообразных «скреп» (по Тагильцеву, это ассоциативный фон (система лейтмотивов и сверхтекст), тип субъектной организации, лирический сюжет, интонационный строй, полиреферентный план). В творчестве Мандельштама нередко встречаются традиционные циклы («Армения», «Восьмистишия», «Кама» и др.), но не они являются предметом нашего исследования. В отличие от традиционных лирических циклов, манделынтамовские «гнёзда» стихотворений лишены заложенной автором концептуальности, проявляющейся и в лирическом сюжете, и в ритмико-интонационной выстроенности, и в полиреферентном плане. В данном параграфе мы гипотетически называем следующие структурообразующие принципы стихотворного «гнезда»: общий ассоциативный фон (система мотивов), обусловленный восхождением стихотворений к общему черновику; существование «ритмической тяги» (вместо выразительности ритмического рисунка в традиционном цикле); особый характер переживания — как спектр чувств, существующих одномоментно. В дальнейшем ходе работы эти положения будут проверены анализом конкретных текстов.

Далее мандельштамовские «гнёзда» рассматриваются в связи с феноменом поэтической вариативности. Стихотворения-варианты встречаются в лирике Ф.И. Тютчева, А.А. Блока, Ф. Сологуба, Б.Л. Пастернака. В то время как для лирики Тютчева характерна «вариативность тематического содержания при сохранении ассоциативно-

10 См.: Жизнь и творчество Мандельштама. 1990. С. 408.

11 Нерлер П. О композиционных принципах позднего Мандельштама // Столетие Мандельштама: материалы сптозяума. 1994. С. 329.

содержания при сохранении ассоциативно-образного строя»12, для Пастернака — «поиски разнообразной словесной формы для выражения общего образно-тематического содержания»13, а Ф. Сологуб постоянно возвращается к нескольким литературным темам, отражающим его философско-эстетические взгляды, сохраняя постоянство основных художественных образов-символов из стремления создать «идеальное» произведение...»14, Мандельштам создаёт варианты совершенно иного плана.

В «букетах» стихотворений Мандельштама явно нет установки на создание идеального текста: для поэта не свойственна устремлённость к конечной точке, замысел не довлеет над ним. «Вариантов» в творчестве Мандельштама значительное число: в «Московских тетрадях» можно выделить пять гнезд стихотворений, в «Воронежских тетрадях» — тринадцать, причем «гнездо» может состоять из пяти и более текстов. Важно, что сам поэт подчеркивал значимость каждого из вариантов и видел смысл в сосуществовании похожих стихотворений. Наконец, Мандельштам не создавал стихи одного «гнезда», сознательно противопоставляя их друг другу - очень часто появление «двойчаток» было непонятным для него самого. Появление стихотворных «гнёзд», видимо, определялось некими глубинными, подсознательными импульсами, самой спецификой поэтического мышления Мандельштама.

В третьем параграфе («Стихотворные «гнезда» в раннем творчестве поэта (1908- 1925)») уточняются наблюдения, высказанные выше, в частности: благодаря чему одна тема получает в «гнезде» несколько развитии? Насколько справедливо утверждение о «ритмической тяге» внутри стихотворной группы? Всегда ли «гнезда» лишены лирического сюжета? Каков характер отношения между текстами, входящим в «гнездо»? Что, кроме общности мотивов, обеспечивает «единство» стихотворных «гнёзд»? Можно ли говорить в связи с ними о единстве интертекстуального поля, свойственном традиционным циклам?

Данные вопросы решаются на материале ранних «гнёзд» в творчестве поэта. Мы установили, что первое стихотворное «гнездо» образуют стихи 1913 года «Футбол», «Второй футбол» и «Спорт»15, второе - стихи «Я по лесенке приставной...» и «Я не знаю, с каких пор...» (1922); третье - сти-

,г Некрасова Е.А. Вариативность стихотворений как элемент идиостиля // Проблемы струпурной лингвистики. 1980. М., 1982. С. 211.

13 Там же. С. 213.

14 ГубаЙдуллина АЛ. Варианты стихотворных текстов в поэтическом мышлении Федора Сологуба И Русская литература в XX веке: Имена. Проблемы. Культурный диалог. Томск, 2002. С. 5.

15 Мы разделяем мнение Д И. Черешней о том, что «Соломинка» (1916), названная МЛ.'Гаспаровым первой «двойчаткой», — это лирический цикл. См.: Гаспаров МЛ. «Соломинка»: генезис мандельштамовских «двойчаток» // Гаспаров М.Л. О русской поэзии. СПб., 2001. С.'312. Черашнхя Д.И. Поэтика Осина Мандельштама: субъектный подход. Ижевск, 2004. С.'132-136.

хи о веке «1 января 1924» и «Нет, никогда ничей я не был современник...» (1924); каждому из трех «гнёзд» посвящается отдельный раздел параграфа.

Анализ названных стихотворных «гнёзд» в аспекте поэтического об-разотворчесгва позволил сделать следующие выводы.

Уже в раннем творчества поэта регулярно встречаются стихотворные «гнёзда»; эти группы текстов свидетельствуют, что поэтическое мышление О.Э. Мандельштама было изначально ориентировано на воплощение жизни в её текучести и неодномерности.

Диалог или даже полилог стихотворений в «гнездах» является дополнительным способом смыслообразования; он позволяет «выдвинуть», сделать более очевидным «конструктивный принцип» каждого из текстов, а значит, сделать возможным «читательское исполнение», о котором поэт говорил в «Разговоре о Данте». В результате «соприсутствия» текстов как бы «проявляются» механизмы создания образа в каждом из них.

Тексты одного «порыва» дифференцируются благодаря варьированию способов создания поэтического смысла.

Среди механизмов создания поэтических смыслов в рассмотренных нами «гнёздах» стихотворений наиболее частыми являются: мифологические, литературные, исторические реминисценции и аллюзии, нередко сопрягающиеся с анаграммированием («Второй футбол», «Спорт», «Нет, никогда ничей я не был современник...»); фонетические механизмы смыс-лостроения - анаграмма, аллитерирование всего текста и семантизация морфем (встречается во всех стихотворениях); столкновение слов, принадлежащих разным стилевым пластам («Футбол», «Спорт», «1 января 1924»); ослабление грамматических связей, способствующее моделированию «внутренней речи» («Я не знаю, с каких пор...», «Нет, никогда ничей я не был современник...»).

Отношения между стихотворениями в пределах «гнёзд» разнятся. В «тройчатке» об играх в мяч мы имеем дело с «игровым», экспериментальным стихотворным «гнездом»: Мандельштам пытается максимально использовать образные возможности осмысляемой ситуации; в результате получаются «футбол современный», «футбол ветхозаветный» и «античная» игра в мяч. Поэтому данное «гнездо» строится по принципу «темы и вариаций». В двух стихотворениях о «сеновале Вселенной» Мандельштам предлагает контрастные решения одной темы: стихотворения здесь соотносятся как «плюс» и «минус». Стихи о Веке соотносятся как зарисовка из современности и историософское суждение, как частность и закономерность.

Стихотворения, входящие в «гнёзда», ритмически подобны: оба «Футбола» написаны четырёхстопным ямбом (разница состоит в размещении пиррихиев), два стихотворения о сеновале - неурегулированным дольником, тяготеющим к дактилю, стихи о веке - разностопным ямбом с чередованием шести- и четырёхстопных строк. Исключение составляет стихотворение «Спорт», примыкающее к «Футболам»: оно написано пяти-

стопным ямбом; скорее всего, это объясняется экспериментальным характером стихотворения.

Говорить о некотором сходстве интертекстуального поля можно только в связи со стихотворениями о веке: общей является отсылка к гоголевскому Вию, а отсылки к Державину и Блоку, хотя и встречаются в обоих текстах, в большей степени заметны и функциональны только в одном стихотворении. Скорее всего, интертекстуальные переклички являются именно средством дифференциации текстов-двойняшек, а не основанием для стяжения текстов в группы.

В главе Э - «Поэтические «гнезда» в лирике О.Э. Мандельштама 1930-х годов» - исследуется специфика поэтического образа в «гнездах» стихотворений московского и воронежского периодов. Мы выделяем в лирике 1930-37 годов следующие стихотворные «букеты» (знаком «?» отмечены группы стихотворений, которые можно отнести к подобным образованиям с меньшей степенью уверенности).

В «Московских тетрадях» это «армянский» цикл («Колючая речь Араратской долины...», «Дикая кошка - армянская речь...», «И по-звериному воет людьё...», «На полицейской бумаге верже...» «Как люб мне натугой живущий...»); «волчий», или «каторжный», цикл («За гремучую доблесть грядущих веков...», «Жил Александр Герцевич.,.», «Ночь на дворе. Барская лжа...», «Нет, не спрятаться мне от великой муры...», «Неправда», «Сохрани мою речь навсегда...»); «Фаэтонщик» и « Как народная громада...»; «Вы помните, как бегуны...» и «Увы, растаяла свеча...»; стихи о поэзии: «Батюшков», «Стихи о русской поэзии», «Дайте Тютчеву стрекозу...», «К немецкой речи», два «Ариоста» и стихотворение «Друг Ариоста, друг Петрарки, Тасса друг...» (?); стихи памяти А.Белого(?).

В «Воронежских тетрадях» таких «гнёзд» намного больше.

В первой «Воронежской тетради»: «черноземное» «гнездо» - «Чернозём», «Я должен жить, хотя я дважды умер...»,« Я живу на важных огородах...», «Да, я лежу в земле...», «Лишив меня морей, разбега и разлёта...»; два варианта первого стихотворения из цикла «Кама»; стихи памяти О. Ваксель: «На мертвых ресницах Исакий замёрз...» и «Возможна ли женщине мёртвой хвала?..».

Во второй «Воронежской тетради»: стихи, восходящие к черновикам «Рождения улыбки», — «Когда щегол в воздушной сдобе...», «Мой щегол, я голову закину...», «Детский рот жует свою мякину...» (они составляют «щеглиный» цикл), «Не у меня, не у тебя - у них... » и «Внутри горы бездействует кумир...»; «дорожный», или «зимний» цикл: «Ночь. Дорога. Сон первичный...»; «Вехи дальние обоза...», «Где я? Что со мной дурного?..», «Шло цепочкой в темноводье...»; «Когда в ветвях понурых...», «Я около Кольцова...»; «Оттого все неудачи...» и «Твой зрачок в небесной корке...»; стихи, примыкающие к « Оде».

Последнее «гнездо» (примыкающее к «Оде»), состоящее более чем из двадцати стихотворений, в свою очередь может быть поделено на под-

группы: а) «Дрожжи мира дорогие...» и «Влез бесёнок в мокрой шёрстке...»; б) стихи о равнине: «Ещё не умер ты, ещё ты не один...», «В лицо морозу я гляжу один...», «О, этот медленный, одышливый простор...», «Что делать нам с убитостью равнин?..», «Не сравнивай: живущий несравним...»; в) «Обороняет сон мою донскую сонь...», «Как дерево и медь -Фаворского полёт...», «Средь народного шума и спеха...»; г) «Ещё он помнит башмаков износ...», «Пою, когда гортань сыра, душа - суха...», «Разрывы круглых бухт...»; д) «Вооружённый зреньем узких ос...», «Были очи острее точимой косы... » и др.16

В третьей «Воронежской тетради»: «небесный» цикл: два варианта стихотворения «Заблудился я в небе - что делать?..», «Небо вечери в стену влюбилось...», «Может быть, это точка безумия...»; «античный» цикл: «Гончарами велик остров синий», «Длинной жажды должник виноватый...», «Флейты греческой тэта и йота...», «Нереиды мои, нереиды...», «Чтоб приятель и ветра и капель...»; стихи Н. Штемпель(?).

В главе решаются следующие исследовательские задачи: каковы доминантные механизмы поэтического образотворчества Мандельштама в стихотворных «гнёздах» 1930-х годов? изменяется ли характер соотношения текстов внутри «гнезда» по сравнению с «гнёздами» 1910-20-х годов; взаимодействуют ли стихотворные «гнёзда» между собой? можно ли назвать темы, которые чаще всего осмысляются в пределах стихотворных «групп»?

Параграф первый главы третьей связан с исследованием характера и роли интертекста в творчестве Мандельштама 1930-х годов. Объектом анализа стали стихотворные «гнезда», объединённые отсылками к жизни и творчеству А.С. Пушкина, что объясняется значимостью личности Пушкина для Мандельштама17 и позволяет выявить и уточнить один из инвари-антбв поэзии 1930-х годов. Выяснение специфики образотворческой работы Мандельштама в 1930-е годы сопрягается в параграфе с раскрытием вопроса о смысле обращения поэта к Пушкину.

В параграфе рассмотрены четыре стихотворных «гнезда».

В трёх стихотворениях «армянского» «гнезда» («Колючая речь Араратской долины...», «Дикая кошка - армянская речь...», «И по-звериному воет людьё...») установлены следующие доминантные механизмы смыслопорождения. Наиболее значимым среди них является интертекст: в стихотворении «Дикая кошка - армянская речь... » Мандельштам апеллирует к автобиографической прозе А.С. Пушкина «Путешествие в Арзрум», проецируя на судьбу Пушкина собственную судьбу. К финалу стихотворения пушкинские «подтексты» смыкаются с

16 Основания для подобного объединения стихотворений в «гнёзда» будут оговорены при непосредственном анализе.

17 См. работы: Кузьмина С.Ф. Два превращения одного солнца: заметки к «пушкинской» теме у Мандельштама // Литературное обозрение. 1991. № 1. С. 37-41. Мусатов В В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX века. 1997. Сурат И. Смерть поэта. Мандельштам и Пушкин // Новый мир. 2003. № 3. С. 155-173.

17

пушкинские «подтексты» смыкаются с грибоедовскими; тем самым подчёркивается мысль об общности судеб русских поэтов. В стихотворении «И по-звериному воет людьё...» пушкинские «подтекста» сохраняются, но становятся иными - сказочными, о чём свидетельствуют образы Черномора и волшебного напитка. Своеобразие лирического переживания — надежда на чудесное спасение и одновременно сомнение в счастливом исходе — во многом объясняется «пучком смыслов», сосредоточенных в имени «Черномор»: идёт ли речь о «Черноморье», или о «море» («мор», смерть), о добром «дядьке Черноморе» или о злом колдуне, определённо сказать нельзя; дело здесь в подчёркнутой неточности интертекстуальной отсылки. И в стихотворении «Дикая кошка...», и в «И по-звериному воет людьё...» обращение к «чужому слову» сопровождается использованием фонетических механизмов создания смысла (гроб - гриб - Грибоедов; Черномор - мор - море).

Другим значимым способом образотворчества является ритмическая дифференциация стихотворении. Необычное сочетание дактилей, амфиб-рахиев и анапестов в стихотворении «Колючая речь...» меняется в «Дикой кошке...» и стихотворении «И по-звериному воет людьё...» на четырёхстопный анапест, что влечет перевод темы в иную плоскость: в «Дикой кошке...», в отличие от стихотворения «Колючая речь араратской долины...», осмысляется судьба поэта. «Дикая кошка...» и «И по-звериному воет людьё...» дифференцируются благодаря особому характеру рифмовки во втором стихотворении: последняя строка шестистишия остаётся не-зарифмованной (см.: людьё - зверьё - без подорожной - острожной - питьё - к Эрзеруму). что создаёт ощущение незавершённости, открытости.

В итоге, в «гнезде» стихотворений возникает следующий поэтический образ. Сквозь образ «страны субботней, которую Арменией зовут» просвечивает трагический лик земли, на которой происходит межнациональная резня (см. «чёрная кровь запекшихся глин»). Одновременно Армения является «метонимией» «юга» России - местом ссылки неугодных государству людей, а также аналогом России 1930-х годов. Лирический субъект «гнезда» — одновременно и человек, осознающий себя частью библейского мира, и представитель новой общности — «людья»; он — Поэт, разделяющий судьбы многих русских поэтов, но живущий в эпоху, когда смерть Поэта («концепт» сознания русского человека со времени написания лермонтовского стихотворения) перестаёт быть чем-то из ряда вон выходящим, становясь заурядным фрагментом жизни общества.

Далее исследуется «двойчатка», представляющая собой вариации на восходящую к Пушкину «птичью» тему, — стихи «Яоколо Кольцова...» (образ сокола) и «Когда в ветвях понурых...» (образ снегиря). Ключевой для понимания первого стихотворения пушкинский интертекст дан в глубоком подтексте: посредством образов, данных фонетически (колокольчик), посредством стилистически высоких слов «гонец», «без указа» Мандельштам вводит в художественный мир стихотворения ситуацию Михай-

ловской ссылки Пушкина, при этом концентрируя внимание на чрезвычайно волнующей его проблеме - проблеме «Поэт и Царь», или «Поэт и Властитель»; вскоре она станет центральной для его творчества - спустя два дня Мандельштам начнёт работу над «Одой» Сталину. В стихотворении «Когда в ветвях понурых...» интертекстуальный фон образуется из отсылок к произведениям русской литературы, в которых так или иначе осмысляется тема смерти, - «Поучению Владимира Мономаха», «Сниги-рю» Г.Р. Державина, поэме Н.А. Некрасова «Мороз Красный нос», стихотворению Ф.И. Тютчева «Чарюдейкою-зимою...». Существенно, что в этой группе стихотворений интертекстуальные поля обоих текстов связаны с семантикой чудесного («гонец» в стихотворении о соколе, образ чародея в стихотворении о снегире). На втором месте по значимости вновь оказываются фонетические механизмы: в стихотворении «Я около Кольцова...» мы сталкиваемся с многократным анаграммированием: около-кол-окол-кол (образ кольца), кол-кольц-кол-кольц (образ колокольца), око-око-око (образ зрения). Стихотворения «двойчатки» скреплены на уровне образно-мотивном (образ птиц, образ бровей-глаз, мотив чудесного), ритмическом, отчасти - интертекстуальном. Характер отношения этих стихотворений в пределах «гнезда» с долей условности может быть определён как контраст: если в первом стихотворении человек, осознавая свое униженное положение, ждет указа о высокой милости, то во втором - признаёт, что смерть - это единственный выход, и выбирает «сиреневые сани» смерти.

В третьем разделе параграфа исследуется «двойчатка» «Влез бесёнок в мокрой шёрстке...» и «Дрожжи, мира дорогие...». Создавая образ героя первого стихотворения, Мандельштам апеллирует к двум пушкинским источникам сразу - к «Сказке о попе и о работнике его Балде» и стихотворению «Зимняя дорога», благодаря чему, во-первых, стихотворение Мандельштама обретает глубоко личное, пронзительное звучание, а во-вторых, высвечивается родство пушкинских героев из совершенно не сходных произведений: Мандельштам словно обнаруживает в творчестве Пушкина некий инвариант (тяжесть выбора, тяжесть поступка), постепенно укореняющийся в его собственном творчестве. В стихотворении «Дрожжи мира дорогие...» интертекст представлен автоцитацией: Мандельштам обращается к стихотворению «Я слово позабыл, что я хотел сказать...» (1920) из книги «ТшИа», сохраняя в стихотворении 1937 года центральную тему раннего стихотворения - тему поэтического слова. Если в раннем стихотворении «мысль бесплотная» возвращается в «чертог теней», то в позднем манифестируется надежда на воплощение мысли в слове. Поэт, по Мандельштаму, — «и слепой, и поводырь», что означает следующее: участь поэта и одновременно его миссия - припоминать, идти «по следу», прислушиваться к подсознанию, то есть быть ведомым. Но вместе с тем поэт способен вывести слово из беспамятства, «нащупать» смысл. Личный поэтический опыт убеждал Мандельштама, что смыслы «нащупы-ваются» через соположения звуков и их сочетаний. Именно поэтому оче-

видны и многочисленны фонетические сближения в стихотворении «Дрожжи мира дорогие...».

Наконец, в последнем разделе параграфа исследуется «гнездо», стихи которого мы условно назвали «зимними» («Ночь. Дорога Сон первичный...», «Вехи дальнего обоза...», «Где я? Что со мной дурного?...»). Это «гнездо» отличается от рассмотренных выше тем, что отсылает к группе пушкинских текстов - его «зимним» и «дорожным» стихотворениям («Зимний вечер», «Зимнее утро», «Зимняя дорога», «Бесы», «Дорожные жалобы»). Заимствуя основные мотивы пушкинских стихотворений, Мандельштам переосмысляет их: если у Пушкина мир страшен скрытой в нём стихийностью, то у Мандельштама - беззвучием и немотой; если герой стихотворений Пушкина находит утешение в разговоре, в обращении к близким людям («Выпьем, добрая подружка...»; «Пора, красавица, проснись...»; «Грустно, Нина, путь мой скучен...»), то герой Мандельштама абсолютно одинок. Специфика этого стихотворного «гнезда» состоит и в том, что оно тяготеет к традиционному лирическому циклу.

Итак, использование аллюзий к жизни и творчеству Пушкина связано в лирике Мандельштама с осмыслением судьбы поэта. Помимо того, что факты собственной жизни воспринимаются Мандельштамом как «эхо» происшедшего с Пушкиным век назад, Мандельштам рассматривает такие грани проблемы «судьба поэта», как «поэт и толпа», «поэт и власть», «миссия поэта».

Рассматривая стихотворные «гнёзда», мы выявили следующие функции интертекста: чаще всего интертекст служит дифференциации смыслов в разных стихотворениях «гнезда» (встречается в первых трёх рассмотренных в параграфе «гнёздах»); тем самым конкретный пушкинский «подтекст» уточняет или проясняет семантику стихотворений-вариантов. Иногда интертекст «скрепляет» стихи одного «гнезда»: подобный случай представлен в группе «зимних» стихотворений Мандельштама и является единичным. Наконец, один и тот же интертекстуальный комплекс (в частности, «зимние» стихи Пушкина) может приобретать статус мотива, распространяясь на стихи, находящиеся за пределами одного «гнезда» (например, стихотворения «Влез бесёнок в мокрой шёрстке...», «Люблю морозное дыханье...» написаны в январе 1937 года, но контекст «зимних» стихов Пушкина, выявленный нами в связи с декабрьскими стихотворениями 1936 года, необходим также и для их понимания), что ведёт к «укрупнению» стихотворной группы. Вероятно, в этом случае можно говорить о некой «интертекстуальной тяге».

Вторым по значимости в процессе создания поэтического образа механизмом является использование фонетического потенциала слова; так, в рассмотренных стихотворных группах встречаются многократное ана-граммирование («Я около Кольцова...»), паронимия («Дкгён кошка - армянская речь...», «Дрожжи мира дорогие...»), аллихерирдтние («Шло цепочкой в темноводье...», использование потенциала слов-вмонимов (И

по-звериному воет людьё...). Строению художественного смысла также способствуют ритмические и грамматические механизмы.

Характер взаимоотношений между стихотворениями одного «гнезда» тяготеет к отношениям дополнительности, что означает сосуществование, взаимоналожение образов, возникающих в отдельных стихотворениях, просвечивание одного сквозь другой. Семантическое поле «гнезда» впитывает «обертоны», возникшие в отдельных стихотворениях, что влечёт за собой разветвление поэтического смысла.

Во втором параграфе («Метафорическое осмысление образа земли в поэтических «гнёздах» 1930-х годов») исследуются особенности мета-форизации в стихотворных «гнёздах» позднего Мандельштама; материалом для анализа послужили «гнезда» стихотворений, в которых ключевым является образ земли (чернозёма, глины), — «черноземное» (1935) и «античное» (1937) «гнезда». В них сосуществуют, сменяя друг друга, два основных уподобительных ряда: «Земля — Творчество (Поэзия, Музыка)» и «Земля - Могила».

В основе метафорических уподоблений лежит фонетическое родство слов («переуважена» и «комочки влажные» формируют образ земли-матери, окружённой заботой, готовой к плодоношению; слово «призор», возникая на фоне семантики «мать-земля» конкретизирует образ земли: она стала домом, пристанищем для беспризорного, отвергнутого героя; фонетически сходные «безоружная», «безокружное» складываются в образ земли как онтологической субстанции, не зависящей от человека). Ключевая для стихотворения «Чернозём» метафора «чернозём — речь» формируется на основе метатезы.

Метафора «чернозём — музыка» возникает в результате метонимических переносов «речь - рот, губы» и «губы - флейта, кларнет» (инструменты, из которых музыку извлекают посредством губ) при «отбрасывании» из текста стихотворения связующего звена «губы». Этот отброшенный компонент сравнения «обретёт» самостоятельную жизнь в стихотворениях «Да, я лежу в земле, губами шевеля...» и «Лишив меня морей, разбега и разлёта...».

В стихотворении «Я должен жить, хотя я дважды умер...» метафора рождается в результате эксплицирования в текст названия творения Мике-ланджело Буонаротги (имя которого упомянуто в стихотворении) и его соотнесения с типом строфы - «секстиной», в результате чего стихотворение Мандельштама уподобляется шедевру итальянской живописи, а лирический герой -титану итальянского Возрождения.

В стихотворении «Да, я лежу в земле, губами шевеля...» и в «античном цикле» возникают метафорические цепи. В первом тексте цепь «скат - яма - могила - земля», возникшая в результате соотнесения текстов одного «гнезда», пересекается с цепью «Красная площадь - круг - крепостная стена Кремля - Великая Китайская стена (рисовые поля) - могила -земля», явной лишь на глубинном семантическом уровне. В «античном

цикле» метафорическая цепь «глина» — «море» — «музыка» — «поэзия» возникла в результате наложения метафор «земля — музыка», «земля — поэзия», «земля — море» из ранее созданных стихотворений.

«Гнездо» стихотворений о черноземе вырастает из одноимённого стихотворения: все тексты согласно или полемично развивают намеченные в нём смысловые линии - «Земля — Творчество», «Земля» — «проруха и обух». Образ переживания, складывающийся в результате, представляет собой спектр чувств, которые испытывает лирический субъект «гнезда»: это и осознание им вековечной связи человека с матерью-землёй, и восхищение идущей в почве «безоружной работой», и самоотождествление себя, поэта, и чернозема, и страх смерти («Чернозем»), и осознание «загнанности в угол» («Я живу на важных огородах...»), оборачивающееся мужественным признанием факта собственной замурованноети и закопан-ности в воронежской земле («Да, я лежу в земле, губами шевеля...»), и гордость от понимания собственной уникальности («Я должен жить...»), и открытый вызов тем, кто решил изолировать героя-поэта («Лишив меня морей...»).

В «античном» «гнезде» мотивы глины (аналога чернозёма), моря, поэзии, музыки, переплетаясь, образуют единый ценностный комплекс «культура-творчество-жизнь», который осмысляется поэтом как утраченный, несуществующий. Эта группа стихотворений характеризуется единством лирического переживания: герой «цикла» оплакивает гибель искусства и гибель поэта. Показательно, что стихотворения этой группы обладают единством ассоциативного фона: это и интертекстуальное поле античных мифов, и сеть мотивов (флейты, сосуда-кувшина, маеты, еды и питья). Однако одно из первых стихотворений «античного» «гнезда» — «Чтоб приятель и ветра, и капель... » с его «разбойничьим» по отношению к «паучьим правам» пафосом бросает отсвет на остальные стихотворения «гнезда», вновь лишая его смысл однозначности.

Третий параграф посвящен исследованию структурных и смысловых связей между стихотворениями большого стихотворного «гнезда», выросшего из «Оды» и являющегося апофеозом «поэтики порыва» (Гаспа-ров). В этой группе стихотворений есть два мотивных центра (мотивы горы и зрения), вокруг которых группируются тексты; внутри образующихся двух групп возникает дополнительная локализация: мотивы подмены, прощания, распятия и т.д. становятся «стержнями», вокруг которых формируются «малые гнёзда» по 2-3 стихотворения. Подобное «дробление» приводит к увеличению спектра диалогических связей между стихотворениями.

Наиболее действенной «скрепой» для данного «гнезда» является интертекстуальное поле. Оно складывается из взаимодействия двух основных парадигм - парадигмы реалий советской жизни, отраженных в центральных газетах, и фолыслорно-мифологической парадигмы. Смысл соотнесения этих двух пластов, безусловно, заключается в желании Мандель-

штама найти высокую параллель к становлению новой государственности, к которой он стремился, но в которой интуитивно ощущал враждебность и «чужесть». Но вместе с тем Прометей, Иисус Христос, моряк, заворожённый сладким пением русалки, Ярославна и Игорь, образы которых «оживают» в поэзии Мандельштама этого периода, - это, говоря словами Б.Л. Пастернака, «вековые прототипы» трагических судеб, оказавшиеся внутренне близкими поэту. В рассмотренном «гнезде» стихотворений по-прежнему есть отсылки к творчеству А.С. Пушкина, но они уходят в ещё более глубокий подтекст. Мы полагаем, что приглушение «пушкинских» нот было осуществлено Мандельштамом сознательно, поскольку пушкинские дни в 1937 году (именно в это время создавались «Ода» и отпочковавшиеся от неё стихи) приобрели, по сути, статус официального праздника. В пику громогласным речам Мандельштам молча чтил память поэта.

Рассмотренное «гнездо» стихотворений тяготеет к моноритмии, упрочивающей «единство» группы текстов, хотя в ряде случаев Мандельштам отступает от 4-6-стопного ямба («Слышу, слышу ранний лёд...», «Люблю морозное дыханье...», «Были очи острее точимой косы...», «Средь народного шума и спеха...», «Если б меня наши враги взяли...»).

Осуществлённый анализ даёт нам основания не согласиться с МЛ. Гаспаровым в том, что стихи, выросшие из «Оды», развивают её мотивы в общем с нею ключе. В группе этих стихотворений осмысляются совсем иные, нежели в «Оде», проблемные поля; эти стихотворения не только и не столько о Вожде и даже не о взаимоотношениях поэта и власти. Стихи, примыкающие к сталинской «Оде», оказываются стихами о времени и о вечности о социальном гипнозе и о великом искусстве, о трагических страницах русской истории и их «великих прототипах» — событиях общемировых, ставших мифологическими сюжетами.

В выводах подчёркивается, что уникальность поэтики 1930-х годов определяется значительным увеличением числа стихотворных «гнёзд», с 1936 года идущих «цепью» и скрепляющих созданное поэтом в единство. Проанализированные нами поэтические «гнёзда» дают основания назвать некоторые тенденции в их функционировании. Во-первых, намечается диалог между поэтическими «гнёздами». Как правило, этому способствует единство интертекстуального плана - своего рода «интертекстуальная тяга». Во-вторых, стихотворные «гнёзда» разрастаются. Это приводит к формированию некоего постепенно укрупняющегося единства, пространственно адекватного фигуре многогранника; результатом этого становится объёмность, стереоскопичность авторского видения.

Поэтические «гнёзда» в лирике Мандельштама, будучи менее строго организованными, нежели лирические циклы, тем не менее не распадаются, представляя собой единства, организуемые общей мотивной структурой, «ритмической тягой» и иногда тягой «интертекстуальной». Роль интертекста в стихотворных «гнёздах» двояка: прежде всего на нём лежит функция дифференциации смыслов, но в некоторых случаях интертекст

является общим для нескольких или даже всех стихотворений «гнезда», являясь в этом случае дополнительной «скрепой».

Мы полагаем, что активизация стихотворных «гнёзд» в 1930-е годы была естественным проявлением роста поэтической личности, изначально стремящейся к синтезу, поиску всеобщей связи явлений, к философскому осмыслению мира. Однако курс на идеологизацию всех сфер жизни советского человека, на всеобщую унификацию вызвал в поэтическом сознании Мандельштама мощную энергию «противочувствия» и, таким образом, явился существенным фактором, спровоцировавшим активизацию «гнездования». Догма политического монологизма породила пиршество многоголосия в лирике поэта, воплотившееся в «букетах» стихотворений - не только представляющих в сгущённом виде внутренние метания поэта, но и адекватных непрерывности и текучести самой жизни, утверждая единство её и поэзии.

В Заключении подводятся итоги исследования. Творчество О.Э. Мандельштама с 1908 по 1930-е годы являет собой рост единой поэтической личности: мы имеем в виду, что поэтические открытия Мандельштама 1930-х годов - укрупнённый вариант того, что было заложено в его сознании изначально. Константой поэтического мышления О.Э. Мандельштама является понимание поэзии как динамического явления - Слова как Плоти-Психеи, стихотворения как «силового потока».

В результате анализа мы убедились в том, что концепция поэтического слова была не только декларирована Мандельштамом в теоретических эссе, но и последовательно воплощена в художественной практике: творчество поэта, начиная с книги «Камень», демонстрирует тягу её создателя к развёртыванию микрообраза. В лирике периода «Камня» это сказалось, в первую очередь, в характере функционирования метафоры: метафора перерастала в развёрнутую картину, насыщенную деталями и подробностями, «точка» стремилась стать «линией», деталь - фабулой. Сознательный подход Мандельштама к расщеплению словесной семантики уже в период «Камня» стал катализатором тенденции, имманентно присутствующей и вызревавшей в сознании Мандельштама, — тенденции к семантическому полифонизму. В результате дальнейших исканий Мандельштама в сфере поэтической образности в лирике «ТЙ811а» и стихотворениях 1921-25 годов формируется «амбивалентно-атотетический образ» и, в основном, складывается арсенал способов создания поэтического смысла; открытые поэтом в 1916-20 гг. способы «словесной нюансировки» будут определять своеобразие его творческой манеры и в 1930-е годы.

В 1930-е годы специфика поэтического образотворчества в лирике Мандельштама определяется созданием поэтических «гнёзд» — стихотворных групп, соотносимых с лирическим циклом, «темой и вариациями», но принципиально отличных от них отсутствием у автора художественного задания создать концептуальное единство. Вопреки этому, стихотворения одного «гнезда» не рассыпаются, а образуют особого типа цело-

стность, специфика которой особенно очевидна в стихотворных «гнёздах» 1930-х годов, укрупняющихся, вступающих в диалог друг с другом. Если в «двойчатках» 1920-х годов стихотворения внутри «гнезда» соотносились по контрасту или были связаны как частность и обобщение, то в 1930-е годы стихотворения соотносятся по принципу дополнительности, что означает сосуществование нескольких равноправных вариантов и обусловливает специфику поэтического образа: он складывается из взаимопритя-жений-взаимотталкиваний поэтических смыслов, возникающих в отдельно взятом стихотворении, смыслов, находящихся друг с другом в сложной, противоречивой связи. Результатом становится ощущение стереоскопичности, объёмности и незавершённости мира, воплощённого в лирическом произведении. Стихотворные «гнёзда», таким образом, представляют сугубо мандельштамовский вариант «романизации лирики».

Специфика поэтического образа позднего Мандельштама убеждает в том, что в творчестве этого поэта не только остро и полно выразились общие тенденции развития образного мышления, имеющие начало в поэзии Серебряного века, но и были намечены перспективы для развития образного мышления в поэзии XX века.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. Гутрина Л.Д. Работа с черновиками Мандельштама при изучении его творчества 1930-х годов на практическом занятии в вузе // Проблемы филологического образования. Материалы VII зональной научно-практической конференции «Актуальные проблемы филологического образования: наука — вуз — школа». Екатеринбург, 2001. С. 253-258.

2. Гутрина Л.Д. «Долго ль ещё нам ходить по гроба?.. » (стихотворение О.Э. Мандельштама «Дикая кошка - армянская речь...») // Филологический класс. Екатеринбург. № 9 (2002). С. 94-%.

3. Гутрина Л.Д. Истоки «поэтики порыва» О.Э. Мандельштама // Проблемы литературного образования. Материалы IX Всероссийской научно-практической конференции «Актуальные проблемы филологического образования: наука — вуз — школа». Ч. 3. Екатеринбург, 2003. С. 105-110.

4. Гутрина Л.Д. «Но не волк я по крови своей...» (Лики лирического героя в «волчьем» цикле О.Э. Мандельштама) // Филологический класс. Екатеринбург. № И (2004). С. 46-50.

5. Гутрина Л.Д. Одна воронежская «двойчатка»: материалы к уроку по творческой индивидуальности О.Э. Мандельштама // Анализ литературного произведения в системе филологического образования: 9-11 классы. Материалы X Всероссийской научно-практической конференции «Проблемы анализа литературного произведения в системе филологического образования: наука — вуз — школа». Екатеринбург, 2004. С. 125130.

Подписано в печать . формат 60x84 1/16. Бумага для

множит, ап. Печать на ризографе. Уч.-изд. лист . Тир. ^ экз. Заказ 2 ¿¡/¿Г" ГОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет». Отдел множительной техники. 620017 Екатеринбург, пр. Космонавтов, 26

ИИ 8372

РЫБ Русский фонд

2005-4 14079

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Гутрина, Лилия Дмитриевна

ВВЕДЕНИЕ.

1. Вопросы теории поэтического образа.

2. Становление нового типа поэтической образности в XX веке. «Неклассичность» поэзии О.Э. Мандельштама. Цели и задачи работы.

ГЛАВА I. ТЕОРИЯ ПОЭТИЧЕСКОГО ОБРАЗА И ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ПРАКТИКА О.Э. МАНДЕЛЬШТАМА В 1910 - 20-е ГОДЫ.

1.1. О.Э. Мандельштам о поэтическом образе (по статьям 191020-х годов).

1.2. Динамика способов «словесной нюансировки» в поэзии О.Э. Мандельштама 1910 - 20-х годов («КАМЕНЬ», «TRISTIA», «192125»).

ГЛАВА Н. ТЕОРИЯ «ДИНАМИЧЕСКОЙ» ПОЭТИКИ О.Э. МАНДЕЛЬШТАМА. ФЕНОМЕН МАНДЕЛЬШТАМОВСКИХ «ЦИКЛОВ».

2.1. Концепция поэтического слова в «Разговоре о Данте».

2.2. Феномен манделыптамовских «циклов».

2.3. Стихотворные «гнёзда» в раннем творчестве поэта.

2.3.1. «Футбол», «Второй футбол», «Спорт»: сознательное экспериментирование.

2.3.2. Два стихотворения о Сеновале: самополемика.

2.3.3. «1 января 1924» и «Нет, никогда ничей я не был современник. »: от частности к закономерности.

ГЛАВА III. ПОЭТИЧЕСКИЕ «ГНЁЗДА» В ЛИРИКЕ О.Э. МАНДЕЛЬШТАМА 1930-37 ГОДОВ.

3.1. Своеобразие интертекста и его функции в стихотворных «гнёздах» 1930-х годов (на примере «гнёзд» с пушкинским «подтекстом»).

3.1.1. «Колючая речь Араратской долины.», «Дикая кошка — армянская речь.» и «И по-звериному воет людьё.»: от пушкинской автобиографии к пушкинским сказкам.

3.1.2. «Я около Кольцова.» и «Когда в ветвях понурых.» — вариации на «птичью» тему: Сокол и Снегирь.

3.1.3. «Дрожжи мира дорогие.» и «Влез бесёнок в мокрой шерстке. »: высокая миссия Поэта и его катастрофа.

3.1.4. «Ночь. Дорога. Сон первичный.», «Вехи дальнего обоза.», 173 «Где я? Что со мной дурного?.»:«зимние» стихи О.Э. Мандельштама иА.С. Пушкина.

3.2. Метафорическое осмысление образа Земли в поэтических гнёздах» 1930-х годов.

3.2.1. Функционирование метафоры в «чернозёмном» «гнезде».

3.2.2. Метафора в «античном» «гнезде».

3.3. Стихи, «выросшие» из «Оды»: стяжение стихотворных «гнёзд».

3.3.1. Стяжение на основе мотива горы.

3.3.2. Стяжение на основе мотива зрения.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Гутрина, Лилия Дмитриевна

Стиль сдвинутостей», «поэтика реминисценций», «поэтика пропущенных звеньев», «парадоксализм», «семантическая поэтика», «синтетическая поэтика» — все эти многочисленные определения поэтической манеры О.Э. Мандельштама свидетельствуют о том, что в его творчестве особым образом воплотилось некое новое знание о мире. Действительно, стихи этого поэта, говоря его же словами, «кое-что изменили в строении и составе» русской поэзии.1 Ю. Ка-рабчиевский называет Мандельштама «поэтом, в большей степени начинающим, чем завершающим»2, С.Ф. Кузьмина убеждена, что, «завершая классический период поэзии, О. Мандельштам открывает искусство слова XX века»3. «В поэзии Мандельштам возвысился над уготованной его поколению стезёй и над своей собственной судьбой, став не просто предвестником или промежуточным звеном, но обещанием нескончаемого радостного удивления для каждого, кто, стремясь постигнуть суть его поэзии, готов следовать за её причудливыми узорами», — пишет Омри Ронен4.

Не случайно в числе центральных вопросов, интересующих наиболее крупных литературоведов, стоит вопрос о том, к какой художественной стратегии тяготеет Мандельштам. В.Ф. Марков в «Истории русского футуризма» (1968, США), например, называет Мандельштама «неоклассицистом», указывая на сочетание в его поэтическом мире «внешней простоты с невероятной тематической сложностью и аллюзиями из древнегреческой мифологии и истории».3 И.М. Семенко отмечает: «В своей поэзии несомненно далёкий от клас

1 Из письма Мандельштама Ю.Н. Тынянову от 21 января 1937 года // Мандельштам О.Э. Собрание сочинений: В 4-х тт. М. 1991. Т. 3-4. Т.З. С.280-281.

2 Карабчиевский Ю. Улица Мандельштама // Юность. 1991. № 1. С. 69.

3 Кузьмина С.Ф. О. Мандельштам и русская художественная традиция. Автореферат диссертации канд. фил. наук. Свердловск. 1991. С. 10.

Ронен О. Осип Мандельштам // Литературное обозрение. 1991. № 1. С.5.

5 Марков В.Ф. История русского футуризма. СПб. 2000. С. 165. В статье «Мысли о русском футуризме» Марков В.Ф. говорит о принадлежности Мандельштама к футуризму («Начиная с «Tristia», О. Мандельштам всё ближе подходит к футуризму, а в последних стихах его можно уже считать футуристом» - Марков В.Ф. О свободе в поэзии. 1994.); о том же писали Вяч. Вс. Иванов («Особенно следует отметить явную футуристичность поэтики [Мансических образцов, несомненно поэт «модернистский» (в нём критики видели даже единство символизма, акмеизма, футуризма), Мандельштам остался чужд декадентству, а также характерным для модернизма идеям «отчуждения» и т.п.».6 С.С. Аверинцев фиксирует, что «Мандельштам мог позволить себе декларации вроде бы классицистские . и тут же — вроде бы авангардистские [.] Поэзия у него круто противоположна и классицизму, и авангардизму, находясь в чрезвычайной близости и к тому, и к другому». H.JI. Лейдерман связывает поэзию позднего Мандельштама (наряду с творчеством А. Платонова, А.А. Ахматовой, М.И. Цветаевой) с «постреализмом». По мысли исследователя, в основе этого метода лежит новая — «релятивистская» — эстетика, первооткрывателем которой является М.М. Бахтин; она «предполагает взгляд на мир как на вечно меняющуюся данность, где нет границ между верхом и низом, вечным и сиюминутным, бытием и небытием. [.] В лучших произведениях постреализма рождается новый Космос, Космос из Хаоса, открывающий цельность мира в его дискретности, единство и прочность — в отталкивании противоположностей, устойчивость — в самом процессе бесконечного движения».8 Н.А. Петрова доказывает, что Мандельштам «заполнил «пробел» между разошедшимися линиями русской поэзии, создав действительную альтернативу авангарду и традиционализму»9, полагает, что поэзия Мандельштама — это поэзия «ноэти-ческого реализма» — реализма того типа, для которого «присуще взаимонадельштама - Л.Г.], значительно более близкую к поставангардному письму, Хлебникова.»; см.: «Стихи о неизвестном солдате» в контексте мировой поэзии // Жизнь и творчество Мандельштама. 1990. С. 365.) и О.А. Лекманов («Неконвенциональная поэтика». позднего Мандельштама обрела точки соприкосновения с «неконвенциональной поэтикой» футуризма»; См.: Лекманов О.А. Четыре заметки к теме «Мандельштам и Маяковский» // Филологические записки. Вестник литературоведения и языкознания. Вып. 7. 1996. С. 79.)

6 Семенко И.М. Поэтика позднего Мандельштама. М., 1997. С. 124.

7 Аверинцев С. С Так почему же всё-таки Мандельштам? // Новый мир. 1998. № 6. С.°217. s Лейдерман HJI. Теоретические проблемы изучения русской литературы XX века. (Предварительные замечания) // Русская литература XX века: Направления и течения. Сб. научных трудов. Екатеринбург, 1992. С. 20, 24.

9 Петрова Н.А. Литература в неантропоцентрическую эпоху. Опыт О. Мандельштама. Пермь, 2001. С. 48. правленное, встречное движение человека и мира. У Мандельштама и человек, и мир — это непрерывно воплощающиеся потенциии.».10

Мысль о «синтезирующей» интенции в творчестве Мандельштама — правда, в ином ключе — в разное время звучала в трудах Н. Струве, М.Таспарова, В.В. Мусатова, Д.И. Черашней. Так, Н. Струве (1982, Рим) отмечает в связи с «Разговором о Данте», что Мандельштаму важно было «самому выработать поэтический синтез»n; M.JI. Гаспаров пишет о сознательном выборе Мандельштамом культурной традиции: «Поэтическую культуру он усваивал не стихийно, «из воздуха», а сознательно, по книгам и беседам [.] Сознательно — это значит: отбирая и комбинируя разнородные элементы, отвечающие его душевному складу и творческому вкусу. Он создавал себе синтетическую поэтику».12 Интересно, что оба исследователя осмысляют творческий путь Мандельштама как движение от традиций Верлена к традициям Тютчева и обратно. Необходимо подчеркнуть и то, что в работах Н. Струве и M.JI. Гаспа-рова поэтика Мандельштама рассматривается в динамике, указаны основные фазы её развития и подчёркнуты биографические, исторические, философские предпосылки формирования и изменения творческой манеры поэта. «Логика поэзии Мандельштама как целого» (Е.М. Таборисская) проясняется в моногра

13 фии В.В. Мусатова: исследователь прослеживает становление основных тем и мотивов лирики поэта, даёт богатый материал о сформировавших Мандельштама «влияниях». Д.И. Черашняя, «пытаясь понять, что стягивает лирику О. "Мандельштама в органически целое единство»14, находит «синтезирую

10 Там же. С. 62. Струве Н. Осип Мандельштам. Томск, 1992. С. 181.

12 Гаспаров М.Л. Поэт и культура. Три поэтики О. Мандельштама // Мандельштам°О.Э. Полное собрание стихотворений. 1995. С. 7-8. В дальнейшем ссылки на эту работу даются по данному изданию.

13 Мусатов В.В. Лирика О. Мандельштама. Киев. 2000; Таборисская Е.М. Лирический мир О. Мандельштама как целое: рецензия // Русская литература. 2001, № 3. С.°229-231.

14 Черашняя Д.И. Поэтика Осипа Мандельштама: субъектный подход. 2004. Ижевск,

С.°43. щую» функцию в «трёхипостасной авторской личности» (Я-земное, Я-поэт, над-Я)и

Мандельштам интересен не только как поэт особого толка, в чьём творчестве ярко выразилась синтезирующая интенция, но и как теоретик, филолог: одной из центральных для него теоретических проблем, начиная с 1910-х годов, становится проблема поэтического образа, вопрос о механизмах возникновения «новых смыслов». В работах современных исследователей Л. Закса, А. Гениса манделынтамовский «Разговор о Данте» понимается как трактат, в котором сформулированы принципы новой, «органической» парадигмы мышления.16 Н.Л. Лейдерман полагает, что манделынтамовский «Разговор о Данте» — манифест «новой, релятивистской, в сущности, поэтики».17

Постоянно растущее число работ о манделыитамовском творчестве — от осмысления его как целостности, в контексте Судьбы Поэта, Эпохи, Культуры,

18 19 20 до исследований частных проблем поэтики (интертекст ; тропика ; ритмика ;

15 Там же. С. 52.

• 16 Генис А. Мандельштам и органическая поэтика // Генис А. Метаболизм поэзии. Мандельштам и органическая эстетика // http: www. synnegoria. com/ tsvetaeva/ WIN/ silverage/ mandelstam/ genismetabol. html. Закс Jl. Концепция духовно-органической формы .II Екатеринбургский гуманитарий. 1999. № 1. С. 119-141. См. подробнее в главе 2.1. Лейдерман Н.Л. Указ. раб. С. 22.

18 Об отдельных проблемах поэтики см: интертекст; Тарановский К. Очерки о поэзии Мандельштама // Тарановский К. О поэзии и поэтике. 2000. Ссылки на работы К.Тарановского даются по изданию: Тарановскии К. О поэзии и поэтике. М., 2000. Диалог с русской классикой — Эпштейн М.Н. Тема и вариации // Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны. М., 1988; Кузьмина С. Два превращения одного солнца: заметки к «пушкинской» теме у Мандельштама // Литературное обозрение. 1991. № 1. С. 37-41; Магомедова М.Д. Мандельштам и И.И. Дмитриев // Творчество Мандельштама и вопросы исторической поэтики. Кемерово, 1990; Гаспаров Б.М. Сон о русской поэзии // Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века. М., 1993; Мусатов В. В. Мандельштам и Тютчев // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1982. С. 189-205; Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX века. 1997; Сурат И. Смерть поэта. Мандельштам и Пушкин // Новый мир. 2003. № З.С. 155-173. Диалог с поэтами-современниками — Цивьян Т.В. Мандельштам и Ахматова: к теме диалога; Левиитон Г.А. ф Мандельштам и Гумилев // Столетие Мандельштама. 1994. С. 21-30, 30-44; Шиндин С.Г.

Фрагмент поэтического диалога Мандельштама и Хлебникова // Смерть и бессмертие поэта. С. 254-271. Апелляция к фольклорно-мифологическим представлениям — Мусатов В.В. О фольклорном подтексте сталинской темы в воронежских стихах Мандельштама // Смерть и бессмертие поэта. 2001. С. 155-162; Панова Л.Г. Пространство и время в поэтическом языке О."Мандельштама // Изв. АН СЛЯ. 1996. Т. 55. № 4; Павлов М.С. О. Мандельштам: «Как светотени мученик Рембрандт.» // Филологические науки. 1991. № 6. С. 20-30; Петрова Н. Семантика черёмухи в поэзии О. Мандельштама // Смерть и бессмертие поэта. 2001. С. 190словесная пластика21; художественное пространство и время22 и др.) и проясне

23 ния семантики некоторых мотивов и образов — влечёт за собой увеличение списка тех новаций, которые открывает поэзия Мандельштама. Мы считаем наиболее значимыми открытия Мандельштама в творении поэтического образа и ставим в центр нашего исследования вопрос о специфике принципов образо-творчества О.Э. Мандельштама.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Стихотворные "гнёзда" в поэзии О.Э. Мандельштама 1930-х годов"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Творчество О.Э. Мандельштама с 1908 по 1930-е годы являет собой рост единой поэтической личности: мы имеем в виду, что поэтические открытия Мандельштама 1930-х годов — укрупнённый вариант того, что было заложено в его сознании изначально. Константой поэтического мышления О.Э. Мандельштама является понимание поэзии как динамического явления — Слова как Плоти-Психеи, стихотворения как «силового потока». В 1900-е годы творческая личность поэта получила «подпитку» в виде лекций А. Бергсона, в 1920-е — в виде выступлений формалистов.

Концепция поэтического слова была не только декларирована Мандельштамом в теоретических эссе, но и последовательно воплощена в художественной практике: творчество поэта, начиная с книги «Камень», демонстрирует тягу её создателя к развёртыванию микрообраза. В лирике периода «Камня» это сказалось, в первую очередь, в характере функционирования метафоры: метафора перерастала в развёрнутую картину, насыщенную деталями и подробностями, «точка» стремилась стать «линией», деталь — фабулой. Сознательный подход Мандельштама к расщеплению словесной семантики уже в период «Камня» (появление «тройчатки» — «Футбол», «Второй футбол», «Спорт» — как следствие варьирования механизмов смыслопорождения) стал катализатором тенденции, имманентно присутствующей и вызревавшей в сознании Мандельштама, — тенденции к семантическому полифонизму. В результате дальнейших исканий Мандельштама в сфере поэтической образности в лирике «Tristia» и стихотворениях 1921-25 годов формируется «амбивалентно-антитетический образ» и, в основном, складывается арсенал способов создания поэтического смысла.

В 1930-е годы специфика поэтического образотворчества в лирике Мандельштама определяется созданием поэтических «гнёзд» — стихотворных групп, стоящих в одном ряду с лирическим циклом, «темой и вариациями», но принципиально отличных от них прежде всего отсутствием у автора художественного задания создать концептуальное единство. Вопреки этому стихотворения одного «гнезда» не рассыпаются, а образуют особого типа целостность, специфика которой особенно очевидна в стихотворных «гнёздах» 1930-х годов, укрупняющихся, вступающих в диалог друг с другом. Если в «двойчатках» 1920-х годов стихотворения внутри «гнезда» соотносились по контрасту или были связаны как частность и обобщение, то в 1930-е годы стихотворения соотносятся по принципу дополнительности, что означает сосуществование нескольких равноправных вариантов и обусловливает специфику поэтического образа: он складывается из взаимопритяжений-взаимотталкиваний поэтических смыслов, возникающих в отдельно взятом стихотворении, смыслов, находящихся друг с другом в сложной, противоречивой связи. Результатом становится ощущение стереоскопичности, объёмности и незавершённости мира, воплощённого в лирическом произведении. Лирический субъект воспринимает мир в его многогранности и постоянном изменении, видит за совершающимся на его глазах «вечные сюжеты», за фигурами современников — мифологических героев и исторических личностей и деятелей культуры прошлого — словом, оценивает современность с позиций вечных ценностей. В итоге, каждое «гнездо» образует некое зыбкое единство, некий сложный полифонический идейный смысл. Стихотворные «гнёзда», таким образом, — сугубо мандельштамовский вариант «романизации лирики».

Специфика поэтического образа позднего Мандельштама убеждает в том, что в творчестве этого поэта не только остро и полно выразились общие тенденции развития образного мышления, имеющие начало в поэзии Серебряного века, но и были намечены перспективы развития образного мышления в поэзии XX века.

Список научной литературыГутрина, Лилия Дмитриевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Блок А.А. Сочинения: В 2-х тт. М., 1955.

2. Грибоедов А.С. Горе от ума. М., 1969.

3. Кун Н.А. Мифы Древней Греции. 1954.

4. Мандельштам О.Э. Стихотворения. Составление, подготовка текста и примечания Н.И. Харджиева. Д., 1973.

5. Мандельштам О.Э. Камень: Литературные памятники. Л., 1990.

6. Мандельштам О.Э. Полное собрание стихотворений / Вст. ст. М.Л. Гаспарова, А.Г. Меца, составление и примечания А.Г. Меца. СПб., 1995.

7. Мандельштам О.Э. Разговор о Данте. 1967.

8. Мандельштам О.Э. Собрание сочинений: В 4-х тт. / Под ред. Г.П. Струве, Б.А. Филиппова. М., 1991.

9. Мандельштам О.Э. Сочинения: В 2-х тт. / Сост. П. Нерлера, подготовка текста и комментарий А.Д. Михайлова, П. Нерлера; вст. статья С.С. Аверин-цева. М., 1990.

10. Мифы в искусстве старом и новом: историко-художественная монография (по Рене Менару). СПб., 1993.

11. Некрасов Н.А. Стихотворения и поэмы. М., 1980. С. 157.

12. Пушкин А.С. Сочинения: В 3-х тт. М., 1985.

13. Слово о полку Игореве / Вст. статья, ред. текста, примечания Д.С. Лихачёва. М. 1961.

14. Тютчев Ф.И. Полное собрание стихотворений. 1987.* *

15. А.С. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2-х тт. М., 1985.

16. Аверинцев С.С. Судьба и весть Осипа Мандельштама // Мандельштам О.Э. Сочинения: В 2-х тт. Т. 1. С. 5-64.

17. Аверинцев С.С. Так почему же всё-таки Мандельштам? // Новый мир. 1998. №6.

18. Ахматова А.А. Листки из дневника (О Мандельштаме) // Вопросы литературы. 1988. № 2. С. 178-217.

19. Барковская Н.В. Поэзия серебряного века. Екатеринбург, 1999.

20. Барт Р. Нулевая степень письма // Семиотика. Антология. 2001. С.°330-355.

21. Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

22. Бахтин М.М. Слово в поэзии и в прозе // Вопросы литературы. 1972. №°6. С. 54-87.

23. Белый А. Как мы пишем // Андрей белый: проблемы творчества. 1988. С. 10-17.

24. Белый А. Символизм как миропонимание. 1994.

25. Бергсон Анри. Творческая эволюция. Материя и память. Минск, 1999.

26. Блок А.А. Интеллигенция и революция // Блок А.А. Сочинения: В 2-х тт. Т. 2. 1955.

27. Блок А.А. Наброски 1918 года П Собрание сочинений: В 8 тт. Т. 6. М.-Л., 1962.

28. Бройтман С.Н. «Веницейские строфы» Мандельштама, Блока и Пушкина (К вопросу о классическом и неклассическом типе художественной целостности в поэзии) // Творчество Мандельштама и вопросы исторической поэтики. Кемерово, 1990. С. 81-96.

29. Бройтман С.Н. Ранний Мандельштам и Ф. Сологуб // Известия АН СЛЯ. 1996. Т. 55. № 2. С. 27-35.

30. Бухштаб Б.Я. Поэзия Мандельштама // Вопросы литературы. 1989. №°1. С. 123-148.

31. Бушман И. Поэтическое искусство Мандельштама. Мюнхен, 1964.

32. Васильев И.Е. Русский поэтический авангард XX века. Екатеринбург, 2000.

33. Выготский Л.С. Мышление и речь. М., 1996. С. 279-342.

34. Гаспаров Б.М. Севооборот поэтического дыхания: Мандельштам в Воронеже, 1934-37 // Новое литературное обозрение. 2003. № 5 (№ 63). С. 2438.

35. Гаспаров Б.М. Сон о русской поэзии // Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века. М., 1993

36. Гаспаров М.Л. Антиномичность поэтики русского модернизма // Гаспаров М.Л. Избранные труды. О поэзии. Т. 2. 1997. С. 434-455.

37. Гаспаров М.Л. Гражданская лирика 1937 года. М., 1996.

38. Гаспаров М.Л. Две готики и два Египта в поэзии О. Мандельштама. Анализ и интерпретация // Гаспаров М.Л. О русской поэзии. СПб., 2001. С. 260295.

39. Гаспаров М.Л. Метр и смысл. М., 2000.

40. Гаспаров М.Л. Метрическое соседство «Оды» Сталину // Столетие Мандельштама. 1994. С. 99-112.

41. Гаспаров М.Л. Поэт и культура. Три поэтики О. Мандельштама // Мандельштам О.Э. Полное собрание стихотворений. 1995.

42. Гаспаров М.Л. «Соломинка»: Генезис мандельштамовских «двойчаток» // Гаспаров М.Л. О русской поэзии. СПб., 2001. С. 296-315.

43. Гаспаров М.Л. Эволюция метрики Мандельштама //Жизнь и творчество Мандельштама. 1990. С. 336-346.

44. Гачев Г. Жизнь художественного сознания. Очерки по истории образа. Ч. 1. 1972.

45. Гей Н.К. Художественность литературы. Поэтика. Стиль. М., 1975.

46. Генис А. Метаболизм поэзии. Мандельштам и органическая эстетика // http: www. synnegoria. comУ tsvetaeva/ WIN/ silverage/ mandelstam/ genismetabol. html.

47. Гинзбург Л.Я. О лирике. М., 1974.

48. Гинзбург Л.Я. Поэтика Осипа Мандельштама // О старом и новом. 1982. С. 245-302.

49. Гинзбург Л.Я. «Камень» // Мандельштам О. Камень: Литературные памятники. Л., 1990. С. 261-276.

50. Гинзбург Л.Я. Человек за письменным столом. 1989.

51. Григорьев В.П. Поэтика слова. М., 1979.

52. Губайдуллина А.Н. Варианты стихотворных текстов в поэтическом мышлении Ф. Сологуба // Русская литература XX века: Имена. Проблемы. Культурный диалог. Томск, 2002. С. 5-16.

53. Гурвич И. Мандельштам: тип текста и проблема чтения (Полемические заметки) // Известия АН СЛЯ. 2001. Т. 60. № 5. С. 34-41.

54. Даль В.И. Словарь живого великорусского языка: В 4-х тт. М., 1999.

55. Дарвин М.Н. Проблема цикла в изучении лирики. Кемерово, 1983.

56. Дебрецени П. Житие Александра Болдинского: канонизация Пушкина в советской культуре // Русская литература в исследованиях американских учёных. 1993.

57. Дутли Р. 1. Ещё раз о Франсуа Виллоне. 2. Хлеб, икра и божественный лёд: о значении еды и питья в творчестве Мандельштама // «Сохрани мою речь навсегда.» М„ 1993. С. 77-85.

58. Долгополов Л.К. На рубеже веков. Л., 1985.

59. Жирмунский В.М. Задачи поэтики // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л. 1977.

60. Жирмунский В.М. Метафора в поэтике русских символистов // Новое литературное обозрение. № 35. (1/ 1999). С. 222-250.

61. Жирмунский В.М. На путях к классицизму (О. Мандельштам — «Tristia») // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. СЛ38-141.

62. Жирмунский В.М. О поэзии классической и романтической // Жирмунский В.М. Указ. соч. С. 134-137.

63. Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм // Жирмунский В.М. Указ. соч. С. 106-134.

64. Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М., 1994.

65. Закс JI. Проблема духовно-органической формы в творчестве О.Э."Мандельштама: «Восьмистишия» и «Разговор о Данте» // Екатеринбургский гуманитарий. 1999. № 1. С. 119-141.

66. Замятин Е.И. Избранные произведения. М., 1990.

67. Зубова Л.В. Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект. Л., 1989.

68. Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1994.

69. Иванов Вяч. Вс. «Стихи о неизвестном солдате» в контексте мировой поэзии // Жизнь и творчество Мандельштама. 1990.

70. Илюшин А.А. Данте и Петрарка в интерпретациях Мандельштама // Жизнь и творчество Мандельштама. 1990. С. 367-382.

71. Казарин Ю.В. Поэтическое состояние языка (попытка осмысления). Екатеринбург. 2002.

72. Казарин Ю.В. Проблемы фоносемантики поэтического текста. Учебное пособие. Екатеринбург. 2000.

73. Казаркин А.П. Оппозиция «Природа — Культура» в творческом сознании Мандельштама // Творчество Мандельштама и вопросы исторической поэтики. Кемерово, 1990. С. 31-37.

74. Карабчиевский Ю. Улица Мандельштама // Юность. 1991. № 1. С. 6569.

75. Кацис Л. Поэт и палач. Опыт прочтения «сталинских» стихов. // Литературное обозрение. 1991. № 1. С. 46-55.

76. Кацура А. Три Иосифа // Независимая газета. 1996. 19 сентября. С. 8.

77. Кихней Л.Г. Бытие слова. М., 2000.

78. Кихней Л.Г. Философско-эстетические принципы акмеизма и художественная практика А. Ахматовой и О. Мандельштама: Автореферат диссертации на соискание уч. степени доктора филологических наук. М., 1997.

79. Ковтунова И.И. Поэтическая семантика и грамматика // Очерки истории языка русской поэзии XX века. Грамматические категории. Синтаксис текста. М., 1993. С. 7-27.

80. Ковтунова И.И. Некоторые направления эволюции поэтического языка в XX веке // Очерки истории языка русской поэзии XX века. М., 1990. С. 101106.

81. Ковтунова И.И. Поэтический синтаксис. М., 1986.

82. Кожевникова Н.А. Звуковая организация стиха. Паронимическая аттракция // Очерки истории языка русской поэзии XX века. М., 1990.

83. Кожевникова Н.А. Словоупотребление в русской поэзии начала XX века. М., 1986.

84. Кожинов В.В. Слово как форма образа // Слово и образ. М., 1964. С. 352.

85. Колобаева Л .А. «Место человека во Вселенной.,» (философия личности и видение мира в поэзии О. Мандельштама) // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 1991. № 2. С. 3-14.

86. Корман Б.О. Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов // Корман Б.О. Избранные труды по истории и теории литературы. Ижевск, 1992. С. 172-189.

87. Корман Б.О. Лирика Н.А. Некрасова. 1964.

88. Кузьмичёв И.К. Лада, или повесть о том, как родилась идея прекрасного . Эстетика Киевской Руси. М., 1990.

89. Кузьмина С. Два превращения одного солнца: заметки к «пушкинской» теме у Мандельштама// Литературное обозрение. 1991. № 1. С. 37-41.

90. Кузьмина С.Ф. О. Мандельштам и русская художественная традиция: Автореферат диссертации канд. фил. наук. Свердловск, 1991.

91. Кургинян М.С. Байрон // Краткая литературная энциклопедия. Т. 1. М, 1962.С.402-409.

92. Лангерак Т. Поэт о музыке («Я в львиный ров и в крепость погружён.» О. Мандельштама) // Смерть и бессмертие поэта. М.: РГГУ. С. 101-110.

93. Ларин Б.А. О лирике как разновидности художественной речи // Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя. Л., 1974. С. 54-105.

94. Левин Ю.И. Заметки к «Разговору о Данте» // Левин Ю.И. Избранные труды. Семиотика. Поэтика. М., 1998. С. 142-153.

95. Левин Ю.И. Заметки о «крымско-эллинских стихах» // Левин Ю.И. Избранные труды. Семиотика. Поэтика. М., 1998. С. 75-97.

96. Левин Ю.И., Сегал Д., Тименчик Р., Топоров В.Н., Цивьян Т. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian Literature. 1974. № 7/8. Цитируется по изданию: Смерть и бессмертие поэта. М.: РГГУ. 2001. С. 282-316.

97. Левин Ю.И. О некоторых особенностях поэтики позднего Мандельштама // Жизнь и творчество Мандельштама. Воронеж, 1990. С. 406-416.

98. Левин Ю.И. О соотношении между семантикой поэтического текста и внетекстовой реальностью // Левин Ю.И. Избранные труды. Семиотика. Поэтика. М., 1998. С. 51-75.

99. Левин Ю.И. Тридцатые годы // Левин Ю.И. Избранные труды. Семиотика. Поэтика. М., 1998. С. 97-42.

100. Лежнев А. Борис Пастернак // Лежнёв А. О литературе. М., 1987. С."184-203.

101. Лейдерман Н.Л., Барковская Н.В. Теория литературы. Екатеринбург,2002.

102. Лейдерман Н.Л. Космос и Хаос как метамодели мира (к отношению классического и модернистического типов культуры) // Русская литература XX века. Вып. 3. Екатеринбург, 1996. С. 4-11.

103. Лейдерман Н.Л. Метасюжет книги «Камень» как явление стиля // Лейдерман Н.Л. Русская литературная классика. Екатеринбург, 1996.

104. Лейдерман Н.Л. Теоретические проблемы изучения русской литературы XX века. (Предварительные замечания) // Русская литература XX века. Вып. 1. Екатеринбург, С. 3-24.

105. Лейдерман Н.Л. Феномен Осипа Мандельштама // Лейдерман Н.Л. Русская литературная классика: монографические очерки. Екатеринбург, 1996.

106. Лекманов О. А. Четыре заметки к теме «Мандельштам и Маяковский» // Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. Вып. 7. 1996.

107. Лекманов О.А. Книга об акмеизме и другие работы. Томск, 2000.

108. Лехциер В. Апология черновика, или «пролегомены ко всякой будущей.» //Новое литературное обозрение. 2000. № 44. С. 256-270.

109. Литературные манифесты: от символизма до «Октября». 2001.

110. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста // О поэтах и поэзии. СПб., 1996.

111. Лотман Ю.М. Поэтический мир Тютчева // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х тт. Т. 3. Таллинн, 1993. С. 145-172.

112. Лотман Ю.М. Структура художественного текста // Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб., 1998. С. 30-31.

113. Магомедова М. Д. Мандельштам и И.И. Дмитриев // Творчество Мандельштама и вопросы исторической поэтики. Кемерово, 1990.

114. Магомедова М.Д. Мотив «пира» в поэзии О. Мандельштама // Смерть и бессмертие поэта. 2001. С. 134-144.

115. Мандельштам Н.Я. Воспоминания. 1999.

116. Мандельштам Н.Я. Вторая книга. 1990.

117. Мандельштам Н.Я. Комментарии к стихам 1930-37 годов // Жизнь и творчество Мандельштама. Воронеж, 1990.

118. Марголина С.М. О. Мандельштам и А. Белый: полемика и преемственность // Russian Literature. XXX (1991). P. 431-454.

119. Марков В.Ф. О свободе в поэзии. 1994.

120. Марков В. Ф. История русского футуризма. СПб., 2000. С. 165.

121. Материалы об О.Э. Мандельштаме. СПб: Академический проспект. 1997. (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1993 год).

122. Мейлах М.Б. «Внутри горы бездействует кумир.». К сталинской теме в поэзии Мандельштама // Жизнь и творчество Мандельштама. Воронеж, 1991. С. 416-426.

123. Мелетинский Е. Поэтика мифа. 1976.

124. Мелетинский Е. Земля // Мифы народов мира: В 2-х тт. Т. 1. С. 466467.

125. Меркель Е.В. Философия слова и поэтическая семантика Осипа Мандельштама: Автореферат канд. диссертации. Владивосток, 2002.

126. Мусатов В.В. Лирика О. Мандельштама. Киев, 2000.

127. Мусатов В.В. Мандельштам и Тютчев // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1982. С. 189-205.

128. Мусатов В.В. О фольклорном подтексте сталинской темы в воронежских стихах Мандельштама // Смерть и бессмертие поэта. 2001. С. 155-162.

129. Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX века. 1997.

130. Невзглядова Е. Некоторые соображения о природе поэзии в связи с особенностью сюжетостроения у Мандельштама // Столетие Мандельштама. 1994. С. 205-216.

131. Некрасова Е.Н. Вариативность стихотворений как элемент идиостиля //Проблемы структурной лингвистики. 1980. М., 1982. С. 204-212.

132. Нерлер П. О.Э. Мандельштам — Е.И. Замятину // Литературная учёба. 1991. № 1. с. 161.

133. Нерлер П.М. О композиционных принципах позднего Мандельштама // Столетие Мандельштама. 1994. С. 326-343.

134. Образцы изучения лирики: В 2-х ч. Ижевск.

135. Осип Мандельштам и его время. 1995.

136. Павлов М.С. О. Мандельштам. «Как светотени мученик Рембрандт.» // Филологические науки. 1991. № 6. С. 20-30.

137. Павлов М.С. К теме движения в поэзии Мандельштама: семантика шага в стихах к Н.Е. Штемпель // Столетие Мандельштама. 1994. С. 173-183.

138. Панова Л.Г. Пространство и время в поэтическом языке О. Мандельштама// Известия АН. СЛЯ. 1996. Т. 55. № 4.

139. Палиевский П.В. Внутренняя структура образа.// Теория литературы: В 3-х гг. Т. 1. 1962. С. 72-117.

140. Палий О.В. Структурно-семантическая организация макротекста в книге стихов О.Э. Мандельштама 1916-1920 гг. «Tristia». Автореферат канд. дисс. Воронеж, 2003.

141. Пастернак Б.Л. Предисловие // Верлен П. Романсы без слов. СПб., 1990. С. 5-10.

142. Петрова Н.А. Литература в неантропоцентрическую эпоху. Опыт О. Мандельштама. Пермь, 2001.

143. Пинский Л. Послесловие // Мандельштам О.Э. Разговор о Данте. М.,1967. С. 59-70.

144. Письма О.Э. Мандельштама Н С. Тихонову. Публикация С.В. Поляковой // Слово и судьба. 1991. С. 31.

145. Потебня А.А. Теоретическая поэтика. М., 1990.

146. Правда. Январь — февраль 1937.

147. Пумпянский Л.В. Поэзия Тютчева И Урания: Тютчевский альманах, 1803-1928. Л., 1928.

148. Рецензии на «Камень» // Мандельштам О.Э. Камень. Л., 1990. С. 213240.

149. Роднянская И.Б., Кожинов В.В. Образ художественный // КЛЭ. Т. 5.1968. С. 363-370.

150. Роднянская И.Б. Слово и «музыка» в лирическом стихотворении // Слово и образ. 1964. С. 195-234.

151. Ронен О. Осип Мандельштам // Литературное обозрение. 1991. № 1. С.°3-18.

152. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. М., 1997.

153. Сапогов В.А. Сюжет в лирическом цикле // Сюжетосложение в русской литературе. Даугавпилс, 1980.

154. Семашко Н. Что дало вскрытие тела Владимира Ильича // Известия. 25.01.1924. С. 1.

155. Семенко И.М. Поэтика позднего Мандельштама. М., 1997.

156. Сильман Т. Заметки о лирике. Л., 1977.

157. Скатов Н. Русские поэты: Ф. Тютчев, А. Фет // Тютчев Ф.И., Фет А.А. Стихотворения. М., 1988. С. 3-20.

158. Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. 1977.

159. Струве Н. Осип Мандельштам. Томск, 1992.

160. Сурат И. Смерть поэта. Мандельштам и Пушкин // Новый мир. 2003. №3. С. 155-173.

161. Таборисская Е.М. Лирический мир О. Мандельштама как целое: рецензия // Русская литература. 2001. № 3. С. 229-231.

162. Теоретическая поэтика: понятия и определения: Хрестоматия / Автор-сост. Н.Д. Тамарченко. М.: РГТУ, 2001.

163. Тарановский К. О взаимодействии стихотворного ритма и семантики // Тарановский К. О поэзии и поэтике. М., 2000. С. 372-403.

164. Тарановский К. Очерки о поэзии Мандельштама // Тарановский К. О поэзии и поэтике. М., 2000. С. 13-208.

165. Тоддес Е.А. Мандельштам и опоязовская филология // Тыняновский сборник: Вторые Тыняновские чтения. Рига, 1986.

166. Тоддес Е.А. Заметки о Мандельштаме // De visu. 1993. № 11-12.

167. Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка. М., 1965.

168. Тынянов Ю.Н. Промежуток // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.

169. Тюпа В.И. Художественность литературного произведения. 1987.

170. Успенский Б.А. Анатомия метафоры у Мандельштама // Успен-ский°Б.А. Избранные труды. Т. 2. Язык и культура. 2-е изд. М., 1996. С. 306343.

171. Фоменко И.В. О поэтике лирического цикла // Филологические науки. 1982. №4.

172. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978.

173. Фрейдин Г. Осип Мандельштам: История и Миф (1930-1938) // Русская литература XX века: исследования американских учёных. 1993. С. 329-330. (С. 302-362).

174. Фрейдин Ю.Л. «Просвечивающие» слова в стихотворениях Мандельштама // Смерть и бессмертие поэта. С. 235-242.

175. Хализев В.Е. Теория литературы. М., 2000.

176. Храпченко М.Б. Горизонты художественного образа. М., 1982.

177. Цивьян Т.В. Мандельштам и Ахматова: к теме диалога / Столетие Мандельштама. 1994. С. 21-30.

178. Черашняя Д.И. Поэтика Осипа Мандельштама: субъектный подход. Ижевск, 2004.

179. Черашняя Д.И. Тема Мавзолея в творчестве О. Мандельштама // Известия АН СЛЯ. М., 2000. Т. 59. № 4. С. 36-48.

180. Черняева Н.А. Путешествие через границы: «Мадонна Альба» Рафаэля в образной системе стихотворения О. Мандельштама «Рождение улыбки» // Филологический класс. 1998-1999. № 3. С. 76-78.

181. Чередниченко Т.В. Наш миф // Мировое древо. 1992. № 1. С. 110-132.

182. Шапир М.И. Язык поэтический // Введение в литературоведение: Основные понятия и термины / Чернец Л.В., Хализев В.Е., Бройтман С.Н. и др. С.512-529.

183. Шапир М.И. Поэзия в ряду языков духовной культуры // Шапир М.И. Universum versus: язык — стих — смысл в русской поэзии XVIII-XX веков. В 2-х кн. Кн. 1. 2000. С. 9-36, 25-29.

184. Шестакова Э.Г. Ситуационно-коммуникативный аспект анализа ок-сюморонной образности // Русская литература XX века. 2000. № 5. С. 104-116.

185. Шиндин С.Г. Город в художественном мире Мандельштама: пространственный аспект // Russian Literature. XXX. 1991. С. 481-500.

186. Шкловский В.Б. Искусство как приём // Шкловский В.Б. О теории прозы. М., 1983.

187. Штемпель Н.Е. Мандельштам в Воронеже. М., 1992.

188. Эйхенбаум Б.М. Опыт анализа // Эйхенбаум Б.М. О поэзии. Л., 1969. С. 140-146.

189. Эгаптейн М.Н. Образ художественный // Литературный Энциклопедический Словарь. 1987. С. 252-256.

190. Эпштейн М.Н. Тема и вариации // Этнтейн М.Н. Парадоксы новизны. М., 1988.

191. Эткинд Е.Г. Разговор о стихах. Л., 1970.

192. Эткинд Е.Г. Материя стиха. СПб., 1998.

193. Эткинд Е.Г. Осип Мандельштам: трилогия о веке.// Слово и судьба. 1991. С. 240-271.

194. Якобсон Р. Новейшая русская поэзия. Набросок первый: подступы к Хлебникову // Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1987. С. 272-316.

195. Якобсон Р. Заметки о прозе поэта Пастернака // Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1987. С. 324-338.

196. Якунин А.В. Концепция парадокса в художественном сознании О. Мандельштама: Автореферат канд. дис. Владивосток, 2002.

197. Hans Rothe. Mandelstam and Motifs from Classical Antiquity // Столетие Мандельштама. 1994. С. 308-318.