автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему:
Структурно-семиотические характеристики экспериментального поэтического текста

  • Год: 2006
  • Автор научной работы: Гречушникова, Татьяна Викторовна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Тверь
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.19
Диссертация по филологии на тему 'Структурно-семиотические характеристики экспериментального поэтического текста'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Структурно-семиотические характеристики экспериментального поэтического текста"

На правах рукописи

ГРЕЧУШНИКОВА Татьяна Викторовна

СТРУКТУРНО-СЕМИОТИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОГО ПОЭТИЧЕСКОГО ТЕКСТА

10.02.19 - теория языка

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

Тверь 2006

Работа выполнена на кафедре немецкого языка Тверского государственного университета.

Научный руководитель доктор филологических наук,

профессор [Е.В.Розен] Научный консультант доктор филологических наук,

профессор М.Л. Макаров.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор А.Д.Травкина; кандидат филологических наук, доцент Е.Н.Синкевич

Ведущая организация Тульский государственный университет

Защита состоится «»г а » о^г^зол. 2006 г. в ^ час. мин. на заседании диссертационного совета Д 212.263.03 в Тверском государственном университете по адресу: Россия, 170000, г. Тверь, ул. Желябова, 33, зал заседаний.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тверского государственного университета по адресу: г. Тверь, ул. Володарского, 42.

Отзывы можно направлять по адресу: Россия, 170000, г.Тверь, ул. Желябова, 33, Тверской государственный университет, учёному секретарю.

Автореферат разослан « 2006 г.

Учёный секретарь

диссертационного совета Д 212.263.03 кандидат филологических наук, доцент

Реферируемое диссертационное исследование посвящено анализу структурно-семиотических характеристик экспериментального поэтического текста (далее - ЭПТ). Под ЭПТ понимается поэтический текст (далее - ПТ), приоритетно реализующий графический и/или акустический потенциал языковых единиц, а также ПТ, в котором сочетаются выразительные возможности графики и акустики.

Актуальность темы данного исследования определяется следующим: 1) исследование семиотической природы и механизмов создания, функционирования и восприятия текстов, содержащих элементы паралингвистической семиотики, является важным направлением современной лингвистической прагматики, психо- и социолингвистики; 2) несмотря на неоднократные обращения к исследованию поэтических функций вербальных сообщений, проблем поэтического языка и авторских идиостилей в предметной области отечественной теории языка и семиотики не тематизируется проблематика лин-гвопоэтического эксперимента; 3) в силу историко-идеологических причин в поле зрения отечественного языкознания долгое время находились лишь наиболее радикальные примеры ЭПТ графической природы, что обусловило научный скептицизм в отношении их художественной ценности и возможностей лингвосемиотического анализа и недостаточное накопление материала по данной проблематике; 4) в свете изменения социального статуса поликодовых текстов анализ структурных и. знаковых трансформаций современного ЭПТ, отражающий взаимодействие языковых знаков в тексте и эволюцию текста как семиотического знака в целом, имеет важное социальное значение для выявления лингвистически релевантных способов конструирования экспериментального художественного текста.

Объектом настоящего исследования является экспериментальный поэтический дискурс.

Предмет исследования составляют структурные и семиотические характеристики ЭПТ и эволюция ЭПТ как сложного семиотического объекта.

Цель исследования состоит в выявлении графических и акустических средств создания ЭПТ, описании их роли и взаимодействия в семиотической системе ЭПТ и установлении особенностей эволюции ЭПТ.

Исходя из поставленной цели были сформулированы следующие исследовательские задачи:

• рассмотреть понятия литературного эксперимента, экспериментальной поэзии и текста, релевантные для анализа знаковой природы ЭПТ;

• описать текстовые и дискурсивные признаки ЭПТ средствами категориального аппарата языкознания;

• выделить уровни языковых и коммуникативных феноменов (графика, акустика, семантика и др.), представленных в ЭПТ;

• рассмотреть механизмы языкового эксперимента в ЭПТ на графическом и акустическом уровнях;

• выявить и описать особенности взаимодействия графических и акустических средств в структуре ЭПТ как сложного семиотического объекта;

• проанализировать способы конструирования интенциональности субъекта вЭПТ;

• установить особенности эволюции современного ЭПТ.

Осуществляемое в рамках структурно-семиотического подхода исследование не ориентировано на анализ психологии восприятия ЭПТ, требующий отдельного глубокого изучения.

Материалом исследования послужила немецкоязычная поэзия XX века, где наряду с текстами традиционной формы, четкой тематической и ритмической структуры широко представлены и многочисленные ЭПТ, в том числе и радикального — графического и акустического — характера.

Корпус примеров (986 ЭПТ) включает не только современные работы, но и тексты, отражающие поэтическую традицию немецкоязычного авангарда. Временной срез исследуемого материала обусловлен квантитативным и литературно-рецептивным факторами. Именно в конце XIX — начале XX в. в немецкой лингвокультуре учащаются обращения к экспериментальным художественным приемам, так что их уже невозможно рассматривать в качестве единичных явлений [ЗсИеАег 1978]. В XX в. появляется и большинство теоретических работ, как переосмысливающих языковую систему в целом, так и посвященных экспериментальной поэзии. В этот же период формируется литературная рецепция ЭПТ в виде многочисленных критических статей и работ дискуссионного характера, также рассматриваемых в данном исследовании.

Теоретическую основу исследования составили работы зарубежных ученых по философии языка, семиотике и теории текста (Р.Барт, Л.Витгенштейн, Ж.Деррида, Ю.Кристева, Ф.Лакан, Ч.Моррис, Ч.Пирс и др.); работы, посвященные теории и анализу экспериментального стихосложения (Г.Балль, М.Бензе, М.Гамбургер, О.Гомрингер, Х.М.Енценсбергер, Г.Корте, Ф.Мон, К.Риха, Х.Рихтер, Т.Тзара, Г.Хайссенбюттель, Г.Хартунг, Р.Хаусманн, Р.Хюльзенбек, Э.Яндль); труды отечественных ученых по семиотике, лингвистическому анализу, теории текста и истории поэзии XX века (Л.Г.Бабенко, Н.С.Валгина, М.Л.Гаспаров, Ю.В.Казарин, Г.В.Колшанский, Г.Е.Крейдлин, Ю.М.Лотман, В.А.Лукин, М.Л.Макаров, В.А.Миловидов, Ю.С.Степанов, Б.Л.Успенский, М.Н.Шанский и др.).

Основными методами исследования являются структурно- и лингвосе-миотический анализ ЭПТ с частичным использованием интерпретационного и социокультурного видов анализа, а также дискурс-анализа.

На защиту выносятся следующие положения.

1. ЭПТ рассматривается как текст, семантизация которого происходит за счет реализации выразительного потенциала его графических и/или акустических составляющих с привлечением пространственной семиотики.

2. Эволюция ЭПТ свидетельствует об изменении значимости графических и акустических эффектов: от вторичной эстетической (для графики) и заместительной (для акустики) функций до их абсолютизации и нивелирования семантической составляющей с дальнейшим признанием графических и акустических средств в качестве неотъемлемых компонентов плана выражения ЭПТ.

3. Языковой эксперимент представлен в современных ЭПТ широким спектром графических и акустических приемов. В их основе лежат значимые нарушения и/или намеренное искажение вербального кода в соответствии с эстетическими установками представителей данного направления, инновационная комбинация языковых и неязыковых знаков и/или эффект противопоставления традиционного и новаторского.

4. Способы конструирования интенциональности субъекта ЭПТ как элемента поэтического дискурса подвержены динамическим изменениям во времени, усиливающим апеллятивный потенциал экспериментальных текстов.

5. ЭПТ как сложный семиотический объект эволюционирует от икониче-ского к сложному знаку-символу, отражая тем самым тенденцию современного текстопростроения.

6. Распространение инноваций текстопостроения в литературно-художественном, рекламном дискурсе, дискурсе электронной и массовой коммуникации позволяет говорить о приобретении данными инновациями статуса эстетической ценности и происходящей смене эстетической парадигмы.

Научная новизна исследования заключается в: изучении графических и акустических средств текстопостроения ЭПТ и их комплексном описании; выявлении способов взаимодействия языковых средств в структуре ЭПТ как семиотического объекта; описании эволюции конструирования семантических эффектов в ЭПТ; развитии теории литературного дискурса.

Теоретическая значимость работы связана с уточнением ряда положений лингвистики текста, структурной поэтики текста и теории понимания текста; разработкой комплексного подхода к рассмотрению ЭПТ как семиотической системы; выявлением особенностей эволюции механизмов текстопостроения в рамках германской лингвокультуры.

Практическая ценность исследования определяется возможностью применения полученных результатов в теоретических курсах общего языкознания, фонетики и зарубежной литературы, спецкурсах по лингвистике текста и по экспериментальной поэзии, в практическом преподавании иностранного языка и анализа текста.

Апробация результатов исследования осуществлялась на заседаниях кафедры немецкого языка ТвГУ, методических семинарах ФПК работников образования ТвГУ, семинарах Немецкого культурного центра им. Гёте (Москва, 1999, 2000-2002, 2005), семинарах повышения квалификации Института им. Гёте «Literatur im Unterricht» (Берлин (ФРГ), 2001, 2006), коллоквиумах Программы повышения квалификации российских германистов «Modell Bochum» (Бохум (ФРГ), 1998, 1999), а также на Первой международной конференции «Гендер, культура, коммуникация» (МГЛУ, Москва, 1999), XII и XIII Пури-шевских чтениях «Всемирная литература в контексте культуры» (МПГУ, Москва, 2000, 2001), XVII Международной научной конференции германистов (DAAD) (НГЛУ, Н.Новгород, 2000), Российской научно-практической конференции «Интеграция тендерного подхода в преподавание социальных и гуманитарных наук» (ТвГУ, Тверь, 2000), Международной конференции, посвя-

щенной 60-летию факультета ИЯиМК (ТвГУ, Тверь, 2001), II съезде Российского союза германистов «Русская германистика в XX веке: темы и концепции» (МПГУ и РГГУ, Москва, 2004). По теме диссертации опубликовано 16 работ общим объемом 10,5 п.л.

Структура работы отражает этапы реализации поставленных в ней задач. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и приложения.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении определяется актуальность исследования, его методологическая и теоретическая база, намечаются цели и задачи работы, формулируется теоретическая и практическая значимость, а также конкретизируются понятия языкового эксперимента и современного экспериментального текста.

Первая глава «Текстуальность и дискурсивность ЭПТ» посвящена рассмотрению текстовых и дискурсивных характеристик ЭПТ. Деавтоматизация создания и восприятия текста, основанная на значимых нарушениях языковых норм, в целом характерна для поэтического творчества. Но наиболее остро проблема реализации потенциала поэтического языка ставится в рамках художественного эксперимента — планомерной деятельности, направленной на максимальное раскрытие языковых возможностей [Фещенко 2004]. Художественная информация, носителем которой является всякий ПТ [Лотман 1970], в ЭПТ выражается с помощью целого ряда языковых инноваций, в том числе и элементов паралингвистической семиотики.

Формальная инновативность ЭПТ долгое время препятствовала научному признанию их текстовой природы. Пантекстуальность постмодернизма автоматически возводит ЭПТ в ранг текста. Но тотальная текстуальность игнорирует отличительные признаки ЭПТ и их альтернативную природу. Создаваемые с намеренным нарушением синтаксических, грамматических, семантических, графических и фонетических конвенций, они не могут в полной мере соответствовать лингвистическим определениям, трактующим текст как «произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа» и состоящее из «названия, заголовка и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической и стилистической связей» [Гальперин 1981:17].

Эволюция как структурного, так и когнитивного осмысления текста, обусловленная и требованиями современной коммуникации с ее активным использованием в процессе текстопостроения компонентов различных семиотических систем, расширяет определение Текста (креолизованный текст [Аниси-мова 1992; Валгина 2003], поликодовый текст [Сонин 2006] и т.д.). Однако использование в ЭПТ иконических знаков с жанровой точки зрения не является определяющим. Художественный результат подобной практики - текст-коллаж - является одним из приемов создания графического ЭПТ, для выразительности которого более важна пространственная синтагматика. Нерелевант-

ной оказывается и терминология теории медиафрагментов, сходной с явлением интертекстуальности.

ЭПТ в своем сегодняшнем состоянии соответствует определению, данному в логике коммуникативно-информационного подхода, в соответствии с которым «последовательность знаков любого порядка, объединенная целями, заключающимися в наиболее адекватном выражении смысловой суперструктуры, может пониматься как текст» [Козлов 2002: 67]. Как информационному знаковому единству, сочетающему традиционные и инновативные элементы, ему свойственен ряд универсальных категорий текста, таких как цельность' и связность, структурность [Бабенко, Казарин 2004; Валгина 2003; Лукин 1999; Николаева 1990], а также членимость, изолированность или замкнутость [Козлов 2002].

Под целостностью текста в настоящем исследовании понимается его «тематическое, концептуальное, модальное единство» [Валгина 2003 : 45]. С этой точки зрения целостными являются даже формально бессистемные дадаист-ские тексты, где речевой хаос концептуально противопоставлен «коррумпированному» речевому смыслу. По сравнению с ними ЭПТ второй половины XX в. — как графические, так и акустические — тематически четко очерчены; Зачастую их смысловая цельность подкрепляется заголовком. Кроме того, графический ЭПТ, состоящий из буквенных и/или невербальных знаков, может в целом представлять собой иконический или в той или иной степени мотивированный знак, образуя целостное единство.

Целостность ЭПТ формируется на основе его линейной (когезия) и нелинейной (когерентность) связности. В графических и акустических ЭПТ с их минимумом грамматических связей принципиально важны элементы «нелинейной», глобальной связности. В ЭПТ построчной структуры нередко реализуются и (лексико-)семантические, и грамматические связи.

К структурным признакам ЭПТ можно отнести формальное выражение элементов, их линейность и повторяемость. Полный тождественный линейный повтор словоформ очень часто лежит в основе структуры графических ЭПТ, как рисуночных, иконических (рис.1), так и символьных (рис.3 на стр.11). В акустической поэзии структурообразующими становятся ритм ПТ звуковые повторы, а также рифма или рефрен. Анализ примеров позволяет отметить определенную структурную динамику ЭПТ XX в. - от действительной или видимой бессистемности до достаточно высокой для «альтернативных» текстов внутренней и внешней организации различного уровня мотивированности.

Наиболее универсальным подходом к рассмотрению членимости ЭПТ является коммуникативно-прагматический подход, в соответствии с которым смысловое членение текста обусловлено коммуникативной интенцией автора [Зильберт 1991]. Структурные трактовки единицы членения текста применимы лишь к определенным видам ЭПТ. Так, в любом ЭПТ могут быть выделены минимальные неделимые на составляющие единицы членения: слова и словосочетания, состоящие из графем, в графических ЭПТ (рис.1); звукосочетания, состоящие из фонем, в акустических ЭПТ (рис.2).

Reinhard Döhl Apfel

Ernst Jandl

lichtung

manche meinen lechts und rinks kann man nicht velwechsern werch ein illtum!

Рис.1 Рис.2

Однако на фонемном и морфемном уровнях смысловое членение не имеет места. В графических и акустических ЭПТ построчной структуры можно выделить энонсемы — при условии, что в них наличествуют предложения и знаки препинания как таковые (рис.2). Но это членение неприменимо к ЭПТ нетрадиционного графического представления. Например, в иконических ЭПТ авторский замысел вообще не предусматривает членение текста на смысловые единства, подразумевая целостность.

Изолированность ЭПТ построчной структуры и немотивированных графических ЭПТ маркируется инициальной и финальной единицами. Мотивированный графический ЭПТ, границы которого либо непосредственно (ЭПТ прямой мотивации), либо схематично или метафорически (ЭПТ косвенной или метафорической мотивации) соответствуют очертаниям описываемых объектов и изолирован их контурами.

Интертекстуальность современного ЭПТ чаще всего проявляется в разнообразном сознательном цитировании [Фоменко 2004]. Характерная для авангардистских ЭПТ начала XX в. техника использования бытовых и литературных цитат в текстах-коллажах практически вытесняет авторский текст. Лишь во второй половине XX в. в ЭПТ налицо эксплицитное и четкое присутствие конкретного текста А в составе текста Б, что в современном понимании трактуется как интертекстуальность [Оепеие 1982]. Распространенное цитирование в заголовке ЭПТ свидетельствует об интеграции ЭПТ в современный культурный контекст и о его взаимодействии с культурной и литературной традициями.

Говоря о связи ЭПТ с культурным контекстом, мы обращаемся к инструментарию дискурс-анализа и рассматриваем ЭПТ как доминанту поэтического дискурса, которой свойственны динамика коммуникативной прагматики, эмо-тивность и тесная связь с социально-исторической и культурной ситуацией.

Обозначив автора (А) и реципиента (Р), динамику коммуникативно-прагматической установки ЭПТ можно представить в следующей схеме: [А —* ЭПТ —* Р] [А —♦ ЭПТ «-► ЭПТ] О [А —► ЭПТ «-► Р].

Первая часть схемы соответствует раннему поэтическому эксперименту, например, фигурному стиху Средневековья. Экспериментальное графическое представление текста не только выполняет эстетические функции, но способствует его пониманию и запоминанию и легко декодируется реципиентом. Вторая часть отображает эксперимент авангарда со свойственной ему языковой саморефлексией, самореферентностью ЭПТ (ср.: «самовитое слово» В.Хлебникова, «самородное слово» С.Малларме). Реципиент в данной схеме не является облигаторным элементом; выражая некую идею, текст в первую очередь «исследует самого себя». Третья часть соответствует прагматической установке современного ЭПТ: созданный с нарушением языковых конвенций, он «конфронтирует» с реципиентом, но не исключает его из схемы взаимодействия; автор стремится к пониманию, рассчитывая на сотворчество.

ЭПТ второй половины XX в. характеризуются максимальной интенцио-нальностью: используя различные семиотические коды для описания и оценивания действительности, они отражают авторскую позицию в культурном контексте, а зачастую и авторский социальный нонконформизм, претензию на изменение окружающего мира и процесса коммуникации. В этом случае для поэтического дискурса ЭПТ характерна высокая степень эмотивности.

Несмотря на свойственный ЭПТ минимализм плана выражения, они в состоянии полностью реализовать свой эмотивный потенциал, определенным образом структурируя языковой материал. Так, Э.Яндль в тексте «alphabet einer macht mit drei unbekannten» («алфавит одной власти с тремя неизвестными») обходится без негативно коннотированной лексики, чтобы выразить идею недовольства тотальной политической и культурной экспансией США. Желаемый эффект достигается исключительно структурным выстраиванием нейтральных семантических единиц: автор замещает все буквы латинского алфавита аббревиатурой «USA», оставляя «свободными» лишь расширительное «U.S.W.» и ряд классических неизвестных — «х», «у» и «z». Эмотивными являются и ЭПТ авторов бывшей ГДР, сам факт обращения которых к экспериментальной поэзии становился маркером художественного и социального нонконформизма.

К альтернативной природе ЭПТ апеллируют и теоретики «женственного» текста/дискурса; нетипичное использование смысловых единиц языка, определенная свобода в интерпретации текстов экспериментальной поэзии являются, по их мнению, проявлением их «феминности», конфронтирующей с давлением системы «отцовского языка». Преимущество тендерного анализа применительно к ЭПТ состоит в том, что он позволяет избежать привычного противопоставления выделяемых «маскулинных» и «феминных» характеристик в духе традиционных бинарных оппозиций и рассмотреть варианты их взаимодействия. Языковые эффекты «мужественности» и «женственности» при этом утрачивают нежелательную коннотативность и функционируют как равноправные элементы создания художественного эффекта произведения. В данном ракурсе по-новому предстает и не менее сложная и разноплановая категория «мужественности», активно осмысливаемая тендерными исследованиями.

Применимость и результативность дискурс-анализа в отношении ЭПТ не вызывает сомнений, а разноплановость поэтического эксперимента может в дальнейшем инициировать целый ряд исследований экспериментального поэтического дискурса (ЭПД). Наше исследование, однако, позиционировано как исследование текста. Среди выделяемых учеными основных категорий дискурса, таких как коммуниканты, коммуникативная ситуация и текст, именно последний является доступным лингвистическому анализу и может быть рассмотрен не только в семантическом, коммуникативном и структурном, но и в интенциональном и информативном аспектах [Казанцева 2005: 109]. Именно на уровне текста обсуждаются механизмы экспериментального текстопо-строения, нарушение языковых конвенций и кодов, проксемика ЭПТ, графическая реализация в теле текста акустических эффектов, комбинирование традиционных и новаторских приемов.

Во второй главе «Механизмы языкового эксперимента в ЭПТ» рассматриваются способы создания выразительных эффектов в ЭПТ. Принцип языкового минимализма практически нивелирует влияние грамматических и синтаксических согласований; реализация авторских идей осуществляется с помощью графики и акустики.

Со структурной точки зрения в основе графического представления ЭПТ находятся: а) нетрадиционная сегментация и/или «пространственная синтагматика, т.е. нетрадиционное расположение фрагментов текста на плоскости страницы» [Журтова 2005: 5], «словесная живопись», констелляция и т.д.; б) построчная и строфическая структура с индивидуальным шрифтовым варьированием и/или авторской орфографией и пунктуацией.

Среди ЭПТ нетрадиционной пространственной синтагматики можно выделить фигурный стих, ЭПТ леттризма и радикального конкретизма, графические констелляции, ЭПТ с использованием авторской рисуночной графики.

Фигурный стих, воспроизводящий контуры описываемого произ-ведения, широко представлен, например, в религиозной и светской поэзии Средневековья. Создавая необычные по форме тексты, авторы не ставят перед собой задачи основать новое направление в литературе: их целыо является придание тексту особой иллюстративности или (в случае с хоралами М.Лютера) облегчение его запоминания.

Альтернативная графика дадаистов, напротив, непосредственно связана с идеей поэтического новаторства, воплощения свободы языка и слова. Исходя из возможности выразить абсолютно все значения посредством букв или прочих графических знаков и символов, которым эти значения при необходимости присваиваются, леттристы расширяют, например, латинский алфавит за счет знаков алфавита греческого и прочих символов, закрепив за ними соответствующие обозначения фонетической природы. Г.Гросц, Дж. Хертфилд, Р.Хюльзенбек, Р.Хаусманн, К.Швиттерс создают «плакатные стихотворения» (термин Р.Хаусмана) на основе «некой первобытной типографии, где буквы различной величины могли передвигаться по бумаге в спонтанной динамике» [Riha 1995:169].

После второй мировой войны, как отмечает теоретик новой поэзии О.Гом-рингер, из семи возможных в поэтическом творчестве тенденций пять основаны на использовании графики: идеограмма (визуальный текст, с помощью которого понятие сохраняет неизменный образ, например, Ветер Гомрингера); констелляция (комбинация слов на основе языковой игры); типограмма (языковая игра с буквенным изображением, например у Ф.Мона); пиктограмма (представление текста в виде некоего образа посредством точного структурного расположения, например в работах Кл.Бремера); пространственное стихотворение (свободно рассеянные в пространстве языковые элементы, например у Р.Гарнье, вводящего для этого направления поэзии термин «spatialisme» -рус. 'шпациалии'). Наиболее радикальные графические произведения конкретной поэзии этого периода напоминают летгристский стих; подобно дадаи-стской авторской интенции, они изначально отвергают семантическую составляющую, и представляют собой набор букв и знаков абстрактной композиции, призванный олицетворять художественную свободу автора и материала от традиционной понятности текста.

В более поздних графических констелляциях выразительный потенциал графики рассматривается уже не как самоцель, а с точки зрения возможности ее взаимодействия с традиционным письмом с целью увеличения силы воздействия на реципиента. Так, широко известный текст О.Гомрингера «Schweigen» (рис.3) представляет собой попытку, в том числе, и графическими средствами дать определение молчанию как некоей паузе в процессе речи, как простому отсутствию слов в своеобразном обрамлении этого явления многочисленными дефинициями:

Eugen Gomringer schweigen

schweigenschweigenschweigen schweigenschweigenschweigen schweigen schweigen

schweigenschweigenschweigen schweigenschweigenschweigen

Рис.3

Экспериментальный графический текст в состоянии выразить и динамику образа, будь то равномерное, ритмическое колебание или изменение, своего рода развертывание. И это не только внешние, «мультипликационные» динамические эффекты, но и внутреннее развертывание, метафорическое движение. Так, отсечение и перестановка букв в слове «Rippe» и имени «Adam» в тексте Э.Яндля «Erschaffung der Eva» отражают появление на свет нового существа - Евы и преображение самого Адама.

Случаи параллельного использования текста и авторской рисуночной графики представляют собой разновидность креолизованного текста. Среди немецкоязычных текстов в данном случае особого внимания заслуживают работы австрийской поэтессы Фридерики Майрёкер. Использование в ситуациях, которые, по определению Майрёкер, «слишком возвышенны или слишком ба-

Robert Gernhardt Mondgedicht

fertig ist das Mondgedicht

нальны для слова» [Lersch-Schumacher 1997:162], небольших примитивистских иллюстраций-вставок является неотъемлемой частью поэтического текста, образуя «неразделимую виртуальную игру между текстом и картинкой». Для обычного реципиента авторский рисунок чаще всего является дополнительным иллюстративным компонентом или эмотивным маркером.

В авторской графике ЭПТ построчной и строфической структуры выделяются: нетипичное расположение строк и строф ПТ в сочетании со шрифтовым варьированием; написание существительных с маленькой буквы; редупликация графических и лексических единиц; авторское использование пробелов, знаков пунктуации и диакретических символов.

Шрифтовое выделение не только является признаком усиления громкости, особого ударения или полифонии произведения, но и используется метафорически, например, будучи противопоставленным другому приему - написанию существительных с маленькой буквы. Написанное с большой буквы слово не становится более весомым или значимым, а напротив, по Э.Яндлю, «Ein woRT adElT sEinE buchsTabEn» («слово облАгоРаживает свои буквЫ»). Именно такой эпиграф он с характерной (само)иронией предпослал тексту «dER RITTER». Буквы «благородны» лишь в составе ассоциирующегося с благородством слова «рыцарь»; в составе других слов их роль — даже в случае зрительного выделения — заурядна.

Редупликация как повтор минимальных графических единиц, например, одной буквы, может использоваться для создания как радикальных графических ЭПТ, так и лексических констелляций. В современном ЭПТ нередко ре-дуплицируются не только графические или акустические единицы (отдельные звуки или слоги), но и целые слова и словосочетания. Их роль в графической организации текста может быть различна. В фигурных стихах (рис.1) строки редуплицированных лексических единиц используются в качестве штрихов «словесной живописи», буквально очерчивающих описываемый предмет. В констелляциях (рис.3) их структура символизирует абстрактное понятие.

Авторское использование пунктуации как индивидуальный стилистический прием и способ усиления выразительности письменного текста не является исключительной прерогативой ЭПТ. В последних она используется не столько в стилистических целях, сколько для графической поддержки структуры текста. В некоторых случаях знаки пунктуации перестают быть «молчаливыми» зрительными символами и предполагают их полное устное наименование — «Punkt», «Komma», «Strich» и т.д. (рис.4).

В ситуациях, когда набор пунктуационных знаков оказывается недостаточным, авторы обращаются к диактерическим символам; стрелки, двоеточия, знаки математических действий и т.д. используются в текстах в соответствии со свойственной им дейктической функцией, а в акустическом многоголосии они играют роль графических «режиссерских ремарок».

Истории немецкоязычной лирики известны примеры метафорического использования диакретических символов, когда текст состоит из них полностью или почти полностью. Пробелы и скобки не озвучиваются, а символизируют

тишину или малозначительный, взаимозаменяемый и не стоящий графической фиксации текст. Метафорически используют диакретические техники и кон-кретисты ГДР, в работах которых графический прием подчеркивания, зачеркивания и вымарывания текста символизирует цензурные запреты.

Наряду с графикой авторы ЭПТ активно реализуют, по их мнению, так же недостаточно востребованный акустический потенциал языковой системы. Зафиксированный графически, он, тем не менее, апеллирует к ассоциациям, возникающим в момент озвучивания: произнесения, декламации, пения и т.д. Активная графическая поддержка с помощью шрифтового варьирования и пространственной синтагматики осуществляется в смешанных, визуально-акустических формах ЭПТ. Для акустической поэзии характерна традиционная топография — построчная структура с необходимым минимумом графических указаний на нюансы интенсивности и долготы звучания, а также на особенности интонационного рисунка.

Использование акустических эффектов в фонетической «тайнописи» символизма и в звуковой игре «нонсенс-поэзии» не получает у авторов данных ЭПТ теоретического осмысления. Абсолютизация акустики впервые отмечается у дадаистов. Г.Балль говорит о создании нового жанра - акустического стихотворения: «Я изобрел стихотворный жанр, "строфы без слов" или звуковые стихи» [Ball 1995 b: 20]. Развитие экспериментальных акустических текстов, основанных на звукоподражании, имитации экзотических напевов или состоящих из произвольного набора звуков, подобно графическим экспериментам, прерывается в период нацизма. В 50-ых годах XX в. они уже в качестве литературной традиции будут востребованы конкретистами, также создающими минималистские акустические тексты на базе диалекта, звуковых абстракций и форсированного темпа декламации.

Наиболее широко механизмы создания акустического ЭПТ представлены в творчестве Э.Яндля, дольше и плодотворнее других работавшего в этом направлении. Среди них можно выделить: звукоподражание и имитацию языкового материала; пермутацию; количественные (выбор и повтор определенного гласного или согласного звука) и качественные (использование только гласных или только согласных звуков) ограничения в выборе звуков; редупликация звуковых единиц; авторское усечение, разрыв или сдвиг словоформ; использование иноязычного материала.

В акустической поэзии принципиально важной оказывается роль заголовка ЭПТ как дополнительного стимула ассоциаций реципиента^

В смешанных визуально-акустических формах ЭПТ графический, и акустический эффекты представлены в значительном объеме, взаимосвязаны и поддерживают друг друга. Они апеллируют не только к общей «визуальной грамотности» читателя (Б.Джонс), но и к способности декодировать графически креативную фиксацию акустического эффекта. К авторским средствам фиксации акустического эффекта относятся типография, орфография, пунктуация проксемика текста, а также одновременное применение нескольких экспериментальных техник.

Применение авторской типографии, свойственное леттризму, подразумевает одновременное использование различных шрифтов и их вариантов и тесно связано с авторской проксемикой текста, поддерживающей акустический эффект (партитура «Ur-Sonate» К.Швиттерса и др.). Так, текст «die zeit vergeht lustig» (рис.5) — это и визуальная констелляция (расположение его строк напоминает траекторию часового маятника) и акустический текст: его правая часть (редуплицированный компонент «tig») ассоциируется с тиканьем часов. Расхождения могут возникнуть лишь в восприятии левой части текста: часть основы «lus» вызовет у слушателей различные ассоциации - от немецкого «los» до английского «listen».

Ernst Jandl Ernst Jandl

die zeit vergeht

niagaaaaaaaaaaaaaaaaaaaaaaaa

lustig

luslustigtig

lusluslustigtigtig

luslusluslustigtigtigtig , , ■ . . niagaaaaaaaaaaaaaaaaaaaaaaaa

lusluslusluslustigtigtigtigtig °

luslusluslusluslustigtigtigtigtigtig -lusluslusluslusluslustigtigtigtigtigtigtig luslusluslusluslusluslustigtigtigtigtigtigtigtig

ra feile

Рис. 5 Рис-6

Подобные разночтения, по мнению Э.Яндля, допустимы, так как концептуально они не противоречат идее текста. Даже при некоем смещении языковых границ компонент «lus» ассоциируется с процессом слушания: от австрийского диалектального «losen»

( = «horchen») [ÖW, 2005: 369] ____^

lus —». от английского «listen» _ fr «слушать».

Акустически «lus» / «los» созвучно и немецкому «Los» («жребий, судьба»), понятийно близкому идее прохождения времени и возможной его траты (ср. англ. «lose») [Jandl 1990с: 229]. Другие примеры сочетания (топо)графических и акустических техник представлены в табл. 1.

Авторская орфография предполагает графический способ передачи акустического и/или семантического эффекта в составе словоформы при минимальном или нулевом шрифтовом варьировании. Это явление чаще всего имеет место в ЭПТ построчной структуры и выражается в произвольном распределении пробелов внутри слова, редупликации в его составе звуков и звукосочетаний, авторской записи звучания слова и т.д. В тексте Э.Яндля из цикла «Kleine Erdkunde» (рис.6) наряду с графическим представлением (водопад) имеют место и несколько приемов авторской орфографии, таких как редупликация гласных для создания эффекта долготы звука (имитация падающего потока), произвольный пробел внутри слова «niagara» в качестве маркера эффекта жесткости (падение воды) и авторское орфографическое оглушение слова

«Welle» (имитация шума брызг). В табл. 2 приведены другие примеры ЭПТ построчной структуры, в которых сочетаются акустические и графические авторские техники.

Таблица 1

Автор и наименование текста Средства выражения акустического эффекта Графическое представление

Timm Ulrichs «Ordnung» Редупликация слов, пермутация Упорядоченная последовательность, колонна с единичным нарушением структуры

Ernst Jandl «ein ganzes lavoir» Редупликация, сдвиг и произвольный разрыв словосочетаний Наполненная водой емкость, ванна

Ernsüandl «Wettrennen» Редупликация слов Зарисовка соревновательного движения

Ernst Jandl «fragment» Произвольный разрыв слов Поврежденный фрагмент текста

Ernst Jandl «Markierung einer Wende» Редупликация слов Страницы календаря

Eugen Gomringer «schweigen» Редупликация слов Обрамление

В ЭПТ рассматриваемого периода отчетливо прослеживается смена при-оритетностей структурных и формальных инноваций. В фигурном стихе графическая организация «дает наглядное представление о том предмете, который описан в тексте словами, можно сказать, предлагает читателю-зрителю графический дубликат словесного образа» [Семенов 2004: 475-476]. Однако в нем функция графического образа вторична - при преобразовании в традиционную построчную структуру смысл текста не утрачивается и не видоизменяется. В текстах авангардистов и конкретистов роль графики, напротив, первична: ею принципиально замещается семантика, отрицаемая авторским свободомыслием. И, наконец, в современных ЭПТ графика - равноценная смысловая составляющая, вне неё текст «рассыпается», а смысл исчезает. При попытках воссоздать текст даже в духе традиционных поэтических форм утрачивается целый ряд коннотаций. Эта взаимосвязь интересна также с точки зрения взаимодействия различных видов языковых знаков.

Предпочтение радикальных графических форм, характерное для ранних этапов развития экспериментальной поэзии, постепенно уступает место анализу возможного взаимодействия лексико-семантических и графических языковых средств в тексте.

Это справедливо и в отношении значимости акустических эффектов в ЭПТ. Широко представленная в составе фольклорных и ряда художественных текстов акустическая игра (рифмовки, потешки, считалки и т.д.) факультативна; звукосочетания поддерживают ритмический рисунок, не являясь смыслонесу-щими, они могут быть произвольными или взаимозаменяемыми. Их акустиче-

ский эффект вторичен, вспомогателен. В ЭПТ авангарда и раннего конкретиз-ма имеет место абсолютизация акустики. В современном ЭПТ акустика относится к значимым элементам семантизации как юмористических текстов, где фонетическая языковая игра является гарантом комического эффекта, так и текстов, не претендующих на развлекательность. При формальной схожести с нонсенс-текстами дадаистов и кабареттистскими курьезами в современных ЭПТ не нивелируется смысл; акустика здесь не самоцель, а средство ассоциативным путем донести до публики авторскую идею.

Таблица 2

Автор и наименование текста Способ выражения акустического эффекта Графическое представление

Ingeborg Bachmann «Reclame» Одновременное звучание двух голосов (в некоторых редакциях - выделение громкости) Написание с маленькой буквы, использование разного шрифта (в некоторых редакциях выделение крупным шрифтом)

Volker Braun «Material VII: der Frieden» Выделение громкости, одновременное звучание голосов Выделение крупным шрифтом

Ernst Jandl «falamaleikum» Имитация иностранного' языка, сдвиг слов Написание с маленькой буквы, отсутствие пробелов

Ernst Jandl «schtzngrmm» Отсутствие гласных звуков, редупликация согласных Удлиненное тире в составе словоформ для обозначения долготы звука

Ernst Jandl «sieben kleine geschichten» Звукоподражание, произвольный разрыв слов Выделение крупным шрифтом

Ernst Jandl «straßenelend in Westberlin» Редупликация слов для создания эффекта монотонности, сдвиг слов Написание с маленькой буквы, авторское выделение интонации подчеркиванием

Ernst Jandl «tohubawohu» Ритмические паузы Тире между строфами

Ernst Jandl «wien: heldenplatz» Диалектальные элементы Написание с маленькой буквы, выделение интонационных акцентов большими буквами

Ernst Jandl «ode auf N» Переменная длительность звучания, авторская смена ударения Редупликация гласных в открытых слогах и сонорных звуков для обозначения долготы,редупликация гласных в составе словоформ для обозначения авторского ударения.

Набор языковых элементов (слов, слогов, звукосочетаний и т.д.), объединенный структурой ЭПТ, зачастую обретает символические черты и осуществляет художественную коммуникацию. Таким образом, графические и акустические эффекты, вторичные на ранних этапах, постепенно становятся неотъемлемой составляющей плана выражения ЭПТ. Подобная трансформация связана и с изменением знаковой природы ЭПТ в целом.

Третья глава «Семиотические характеристики ЭПТ» посвящена анализу ЭПТ как сложного языкового знака с обращением к концепции знака Ч.С.Пирса. Ее актуальность для анализа ЭПТ объясняется наличием интерпре-танта, элемента, отражающего субъективные особенности индивидуального реконструирования репрезентамена знака. Определенная свобода ассоциаций и возможный «зазор» в интерпретации этих текстов закладываются в процессе их создания самими авторами. С точки зрения современной лингвистики, в соответствии с которой для осуществления успешной (художественной) коммуникации информация должна непременно полностью доходить до адресата, наличие подобных расхождений расценивается как коммуникативная неудача или, как минимум, помеха. Наличие в структуре знака интерпретанта делает их не только легитимными, но и продуктивными. При этом не принципиально, насколько «развитым» знаком предстает интерпретант по отношению к репре-зентамену; важна сама возможность (ре)интерпретации. Наличие интерпретанта выводит исследователя на новый уровень (дискурс)анализа литературных явлений, с учетом, например, исторической обусловленности различных интерпретаций одного и того же текста [Миловидов 2006], что особенно актуально для исследования ЭПТ.

В соответствии с предложенной Ч.С.Пирсом квалификацией знаков фигурный стих и ряд произведений конкретизма представляют собой иконические или в той или иной степени мотивированные знаки (последнее относится и к акустическим ЭПТ и их ассоциативным механизмам воздействия). Речь идет о текстах, форма которых воспроизводит контуры описываемых предметов или схематически изображает некий процесс.

Индексальными знаками можно считать ЭПТ, смысл языковой игры которых становится понятным только в определенной пространственно-временной или ситуативно-предметной соотнесенности с денонатом.

Однако большинство имеющих иконические очертания ЭПТ второй половины XX в. формально не связаны с денотатом, гораздо абстрактней по сути и отражают уже не разовую информацию, а авторскую идею, потенциально декодируемую реципиентом. Это позволяет говорить об ЭПТ как о знаке-символе, воплощающем то, что обычный текст, по Э.Яндлю, в состоянии лишь сообщить [1аж11 1985а]. ЭПТ-символы, денотатами которых являются абстрактные понятия, выступают в качестве метазнаков.

ЭПТ обладают и универсальными признаками знака. Эти тексты вещественны и чувственно воспринимаемы; они несут (зачастую выражаемую альтернативными средствами) смысловую информацию об обозначаемом объекте; обладают различным уровнем мотивированности; линейны, как всякое зву-

кобуквенное речевое произведение, являющееся материальным объектом и располагающее собственными линейными и плоскостными пространственными характеристиками [Матвеева 2003]; находятся в парадигматических отношениях с другими знаками: «вовне» — это противопоставление себя текстам традиционной структуры, а в составе текста ЭПТ — конфронтация элементов «известного» и «неизвестного». ЭПТ психичны, так как отражаются и хранятся в памяти носителей языка; связаны с социальным контекстом и могут переосмысливаться в новых условиях. Так, текст Б.Гарбе «wenn der papst ex cathedra spricht» формально напоминает религиозные фигурные стихи Средневековья. Созданный в 1982 году, он представляет собой не иллюстративное и априорно позитивно коннотируемое изображение символа христианства — крест, а, напротив, по мнению Фрике [Fricke 1998], символизирует критичное отношение верующих к ряду папских энциклик и их страдание под тяжестью подобного «креста». Дисбаланс формы и содержания передан посредством организации вербального компонента: внешне гармоничная форма креста «наполнена» фразой, состоящей из произвольно разорванных слов при полном отсутствии пунктуации; ее реконструкция требует усилий, подобных усилиям верующих для сохранения лояльности церкви в современном ее состоянии.

В ряде случаев ЭПТ как знаку свойственна асимметричность означаемого и означающего, которая обусловливает не только синонимию, полисемию и омонимию ЭПТ, но и такие свойства плана выражения и плана содержания знака, как энтропия и избыточность. Энтропия предполагает меру неопределенности, непредсказуемости системы в отношении авторского выбора следующего составного элемента (буквы, звука, картинки и т.д.), а избыточность, напротив, — меру изначальной предсказуемости выбора последующего элемента, определяющуюся предшествующим состоянием системы или наличием четких правил и закономерностей ее функционирования. Исходя из этого сущность любого художественного эксперимента можно обозначить как стремление к непредсказуемости и новизне, т.е. к максимальной энтропии. При этом избыточность текста свелась бы к минимуму или нулю, а возможности эксперимента оказались бы безграничными. Таковы, на первый взгляд, ЭПТ авангарда, радикально отрицающие языковые закономерности. Однако их максимальная энтропия оказывается мнимой: каждый следующий изобретаемый авторами элемент авангардного ЭПТ как языковой последовательности с точки зрения плана содержания столь же семантически пуст как и предыдущий и, соответственно, подобен другим и предсказуем. С этой точки зрения и избыточность плана содержания ЭПТ оказывается максимальной. Те же отношения характерны и для плана выражения ЭПТ. Таким образом, текст «защищает» себя от абсолютной энтропийности и восстанавливает избыточность, а бесконечное продолжение эксперимента в «бессистемное» и «непредсказуемое» оказывается невозможным [Цвигун 2006].

Рассматривая в данном ключе ЭПТ второй половины XX в., можно выявить некоторые изменения в уровнях энтропийности и избыточности. Избыточность плана выражения радикальных графических экспериментов еще сопро-

вождается максимальной энтропийностью их плана содержания, практически неограниченным спектром возможных значений. Однако в дальнейшем представленное по аналогии с авангардными текстами (при ближайшем рассмотрении не слишком успешное) стремление к доминированию того или иного плана знака постепенно сменяется стремлением к их продуктивному сосуществованию. Так, относительная избыточность плана содержания уравновешивается неожиданными «энтропийными» эффектами плана выражения. В свою очередь «прозрачность» и избыточность авторского замысла в отношении плана выражения сопровождается энтропией плана содержания. Таким образом, текст стремится к реализации как своей художественной, основанной на эи-тропийности, так и коммуникативной, опирающейся на свойство избыточности, функций.

В отличие от ранних текстов в передаче смысла современного ЭПТ важны все элементы. Процесс взаимодействия компонентов ЭПТ, выемка любого их которых разрушает структуру и ущербна для понимания текста, интересен и с семиотической точки зрения. Так, иконические компоненты ЭПТ благодаря структурной организации текста могут восприниматься символически. «Та-xidriver-Sonett» К.Рихи, полностью состоящий из силуэтов легковых автомобилей и воспроизводящий строфическую структуру сонета (14 строк, соответственно по 4, 4, 3 и 3 в каждой строфе), воспринимается уже как некая абстрактная целостность.

Однако особенно интересна не «традиционная» динамика знака — от конкретики к абстракции, от иконы к символу — а, на первый взгляд, обратный процесс, когда символы являются частью иконического или индексального изображения. Так, текст Э.Яндля «Wettrennen» состоит из слов, т.е. символов, графически объединенных в, казалось бы, иконический знак - «зарисовку» соревновательного движения. Однако это не иконический знак, каковым является, например, приведенный выше текст Р.Дёля (рис.1). Яндлю удалась «зарисовка» идеи, его «гонка» - уже символ любого конкурентного соревновательного процесса. Обобщенность и многоплановость трактовок свидетельствует о том, что иконическое изображение не упрощает содержание, а участвует в создании нового символа, структурируя немногочисленные вербальные компоненты — «er», «erst», «erster». Неслучайным является и выбор инициальной и финальной единиц, дающих в сумме «er erster» - вербальное воплощение идеи первенства. Таким образом, графический текст-икона является по сути мета-знаком, денотатом которого у Э.Яндля является идея первенства, вытесняющая остальные эмоции участников соревнования, а у К.Рихи - идея тотальной взаимосвязи образа жизни, эмоций и внешних впечатлений водителя такси с автомобилем. Подобный механизм взаимодействия графической (икониче-ской) и вербальной (символьной) составляющих лежит в основе текстов О.Гомрингера, Б.Гарбе, а также в основе более предметно и ситуативно обусловленных индексальных ЭПТ.

Знаковое взаимодействие характерно и для акустических ЭПТ. Так, тексты Э.Яндля, состоящие из символов — букв, слогов, словоформ и т.д. - представ-

ляют собой, по сути, «акустическую икону», зарисовку акустического процесса. Процесс же в свою очередь может восприниматься как символ («поверхностная коммуникация», «война» и т.д.).

Элементом подобной семиотической игры может стать и заголовок текста; Так, в тексте Б. Гарбе «statt planung» заголовок акустически совпадает со словом «Stadtplanung» (нем. 'планировка города'), но буквально означает "вместо планировки", предлагая вместо описания или карты иконическое изображение, созданное из буквенных знаков слова «Stadt» (нем. 'город'). Катафорически связанный с текстом, заголовок в данном случае указывает на его содержание — «альтернативный портрет» города.

В тексте Э.Яндля «Lichtung» (рис.2) вынесенное в заголовок слово (букв, нем. 'просека') семантически не имеет ничего общего с содержанием текста. Построенный на основе пермутации текст состоит из слов, происхождение которых прозрачно, а вид — курьезен. Его символический смысл - смешение и легко возникающая путаница философских, политических и житейских понятий, часто имеющая место в реальности. Заголовок здесь - также результат языковой игры (от «Richtung» — нем. 'направление' —<• «Lichtung»), случайного совпадения, но с текстом он соотносится анафорически, и не как его «краткое содержание», а как символ, олицетворяющий «недоразумение, воспринимаемое в качестве истины».

Заголовок нередко принимает участие в конструировании интенционально-сти субъекта ЭПТ. Эмоциональная экспрессивность вербальных средств в ЭПТ, за редким исключением, вторична; важна знаковость языкового материала, принцип его визуальной и пространственной организации и/или звучания. Авторская идея дадистов и футуристов о свободе слова реализуется при помощи хаотичного разброса букв и лексем, различная интенсивность звучания поддерживается графическими эффектами - разной величиной букв, выбором шрифта. В тело текста включаются рисуночные изображения предметов, дейктические символы, геометрические фигуры.

Авторская интенциональность современного ЭПТ (за исключением радикального редуцирования текста до геометрической фигуры или буквенного знака) конструируется, на первый взгляд, более традиционными способами. В них чаще представлена построчная структура текста, шрифтовые вьщеления используются более последовательно.

Основу апеллятивного потенциала современного ЭПТ составляет эффект парадокса, со- и противопоставления словоформ и клише разговорного языка и структур языка поэтического при практически полном отсутствии грамматического и синтаксического регулирования. Не менее действенным является и . принцип сочетания «известного» и «неизвестного»; его воздействующий потенциал оказывается выше, чем потенциал тотальной новизны и непредсказуемости авангарда.

С семиотической точки зрения графические ЭПТ представляют собой упорядоченную совокупность символов, содержащую значимое нарушение традиционной или собственной структуры, а также (орфо)графического и пунк-

туационного кодов; этими же средствами создается или поддерживается и заданный автором акустический эффект. Особенность ЭПТ состоит в том, что их структура, как правило, обозрима, и для выражения авторской интенции достаточно минимума тщательно выверенных и поэтому максимально действенных нарушений, концентрирующих внимание реципиента и повышающих апеллятивный потенциал ЭПТ. Подобная концентрация воздействующего эффекта обусловлена, на наш взгляд, и повышением социальной направленности ЭПТ. Эксперимент авангарда и раннего конкретизма ориентирован на исследование возможностей языкового материала и на воплощение концепции свободного искусства. Большинство же ЭПТ второй половины XX в. отражают отношение авторов к системе ценностей современного общества и социально-политическим реалиям; эксперимент направлен на поиск новых возможностей художественной коммуникации. Иконическое изображение в данном случае не всегда эффективно, ЭПТ постепенно эволюционируют к более сложным знакам-символам.

Способность ЭПТ обозначать идеи и абстрактные понятия детерминирована сочетанием их проксемики и выбора вербальных компонентов. Метафоричность и разнообразие символики текстов позволяет говорить не только о значении, но и о смысле текста-знака, предполагающем «привнесение субъективных аспектов значения соответственно данному моменту и ситуации» [Лурия 1998: 54]. Так, значением иконически выстроенного в виде стены и моста текста «Worte» является (не)успешность вербальной коммуникации, в то время как наличие нескольких потенциальных смыслов обусловлено видом общения - от межличностного до межнационального.

Смена социально-культурной парадигмы в 70-ых гг. XX в. привела к спаду интереса к экспериментальной поэзии; возврат к активному переосмыслению ее опыта отмечается в 90-ых гг. XX в.: возможности компьютерной обработки и размещения текстов в Интернете обуславливают не только издательскую, но и художественную специфику текстов. В данном случае уже ЭПТ предстоит выступить в роли носителя литературной традиции - как языковой саморефлексии [Каминская 2002], так и социально ангажированного текста. Будучи изначально ориентированными на использование выразительного потенциала . различных семиотических рядов, ЭПТ в целом в состоянии взаимодействовать с компьютерными эффектами и не обеднить при этом содержание, не превратиться в «заставки для монитора». Так, кинетические эффекты могли бы дополнительно акцентировать динамический компонент ряда ЭПТ, будь то реальное движение строк, мерцание слов, развертывание текста и т.д. Но очевидно и другое. «Классическая» черно-белая статичная версия ЭПТ активирует творческий потенциал реципиента, побуждает креативно осмысливать компоненты, структуру и проксемику текста. Компьютерный «up-grade» стал бы иллюстративной подсказкой и значительно снизил бы степень сотворчества. На сегодня художественный и интеллектуальный потенциал ЭПТ расценивается в качестве гаранта литературного качества и активно используется в лин-гводидактических целях.

В заключении подводятся итоги проведенного исследования, намечаются перспективы развития данного направления. В библиографическом списке (187 наименований) названы цитируемые первоисточники на русском и иностранных языках и перечислены источники примеров (31 наименование). В приложении дан список 98 ЭПТ, приведенных в исследовании.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1.Гречушникова Т.В. О мотивах и тенденциях авторского словотворчества в немецкоязычной экспериментальной поэзии // Мат-лы Первой науч. практич. конф. студентов и аспирантов ВУЗов г. Твери. — Тверь: Изд-во ООО «Буквица», 1999.- С.298-3 00.

2.Гречушникова Т.В. «Женский язык» - бесперспективная утопия или путь к гармонии? И Женщины. История. Общество: Сб. науч. тр. / Ред. В.И. Успенская.-Тверь: Твер. гос. ун-т, 1999. - Вып.1,- С. 156-175.

3.Гречушникова T.B. Konstellation, Permutation, Reduplikation... (О механизмах авторских инноваций в конкретной и акустической поэзии Эрнста Яндля) // Слово в динамике: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Е.В.Розен. - Тверь: Твер. гос. унт, 1999. — С.30-42.

4.Гречушникова Т.В. К вопросу об авторском словотворчестве как альтернативе сексистским языковым нормам (на материале современного немецкого языка и немецкоязычной женской литературы) // Мат-лы Первой Междуна-родн. конф. «Гендер. Культура. Коммуникация». — М.: МГЛУ, 1999. - С. 37-38.

5.Гречушникова Т.В. Элемент традиционности в авторских инновациях немецкоязычной экспериментальной поэзии второй половины 20 века // XII Пу-ришевские чтения «Всемирная литература в контексте культуры»: Сб. статей и материалов. - М.: МПГУ, 2000. - С. 183-184.

6-Gretschuschnikowa, Tatjana. Über die Rolle der individuellen graphischen Textgestaltung für Verständnis und Interpretation der experimentellen deutschsprachigen Poesie des 20. Jahrhunderts // Fremdsprachenberufe in Russland: neue didaktische Ansätze: Beiträge des 17. Germanistentreffens (15-19.05.2000). -П.Новгород: Изд-во НГЛУ, 2000. - C.27-28.

7.Гречушникова T.B. Авторские инновации в женских текстах: от. «феминистского подхода» до тендерного анализа II Женские и тендерные исследования в Тверском государственном университете: Науч.- методич. сб. — Тверь: Твер. гос. ун-т, 2000. - С.52-67.

8.Гречушникова Т.В. Феминистская лингвистика и авторское словотворчество. В поисках языковой самореализации женщин //Женские и тендерные исследования в Тверском Государственном Университете: Науч.-методич. сб. — Тверь: Твер. гос. ун-т, 2000. - С. 68-85.

9.Гречушникова Т.В. «Женственность» текстов немецкоязычной экспериментальной поэзии второй половины XX века // Пути и перспективы интеграции тендерных методов в преподавание социально-гуманитарных дисциплин: мат-лы конф. - Тверь: Изд-во «Фолиум», 2000. - С.67-74.

10. ГречушниковаТ.В. О тендерных аспектах авторского словотворчества в современном немецком языке и немецкоязычной женской литературе // Вы-

ступления на Первой Международн. конф. «Гендер: Язык. Культура. Коммуникация». - М.: МГЛУ, 2001,- С.148-152.

11 .Гречушникова Т.В. О роли экспериментальных текстов в западно- и восточногерманской поэзии второй половины 20 века // XIII Пуришевские чтения «Всемирная литература в контексте культуры»: Сб. статей и материалов. - М.: МПГУ, 2001. - 4.1. - С.58-59.

12.Гречушникова Т.В. Об экспериментальной графике в немецкоязычной поэзии XX века // Слово в динамике: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Е.В.Розен. -Тверь: Твер. гос. ун-т, 2003. - Вып.З - С. 19-46.

13.Gretschuschnikowa, Tatjana. Das Sprachexperimentale in der deutschsprachigen Lautpoesie. Ein Überblick anhand ausgewählter Beispiele // Von der Moderne zur Gegenwart: Abhandlungen und Essays zur deutschen Literatur und Landeskunde / Hrsg. P.G.Klussmann, Fr.Hoffmann. - Bochum: Ruhr-Universität, Institut für Deutschlandforschung, 2000. - S.44-63;

а также: Entwürfe. Russische Studien zur deutschen Literatur des 20. Jahrhunderts: Schriften zu Europa und Deutschlandforschung / Hrsg. P.G.Klussmann, Fr.Hoffmann, S.Flegel. - Frankfurt am Main: Europäischer Verlag der Wissenschaften Peter Lang, 2003. - B.9 - S.l-18.

14.Гречушникова T.B. Языковой эксперимент как элемент альтернативного политического дискурса ГДР // Мат-лы международн. конф., поев. 60-летию ф-та иностр. языков: Сб. науч. тр. / Гл. ред. М.Л.Макаров. - Тверь: Твер. гос. унт, 2003.- 4.2 - С. 28-33.

15.Гречушникова Т.В. К вопросу о знаковости и структурной организации экспериментального поэтического текста // Слово в динамике: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Л.М.Сапожникова. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2005. - Вып. 4 - С. 51 -62.

16.Гречушникова Т.В. Об акустическом эксперименте в поэзии Эрнста Яндля (1925-2000) // Русская германистика: Ежегодник Российского Союза германистов / Отв. ред. Н.С.Павлова. - М.: Языки славянских культур, 2006. -Т.2. - С.297-307.

Подписано в печать 13.06.2006. Формат 60 х 84 1/16 Бумага типографская № 1. Печать офсетная. У сл.п. л. 1,4.Уч.-изд.л. 1,3. Тираж 100 экз. Заказ № 671. Тверской государственный университет, Редакционно-издательское управление. Адрес: Россия, 170000, г. Тверь, ул. Желябова, 33. Тел. РИУ: (0822) 35-60-63.

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Гречушникова, Татьяна Викторовна

Введение.

ГЛАВА 1. ТЕКСТУАЛЬНОСТЬ И ДИСКУРСИВНОСТЬ ЭТП 1.1. ЭПТ и современные исследования текста.

1.1.1. Эволюция понятия «текст».

1.1.2. Креолизованный текст в парадигме современного языкознания.

1.1.3. Определение и категории текста, релевантные для современных ЭПТ.

1.1.3.1. Целостность и связность ЭПТ.

1.1.3.2. Структурность ЭПТ. 3О

1.1.3.3. Членимость ЭПТ.

1.1.3.4. Изолированность ЭПТ.

1.1.3.5. Интертекстуальность ЭПТ.

1.2. ЭПТ в свете теории дискурса.

1.2.1. Взаимосвязь текста и дискурса.

1.2.2. Дискурсивные характеристики ЭПТ.

1.2.2.1. Коммуникативная прагматика ЭПТ.

1.2.2.2. Интенциональность субъекта и эмотивность ЭПТ.

1.2.2.3. Взаимосвязь ЭПТ с социально-культурным контекстом.

1.3. ЭПТ в парадигме тендерных исследований.

1.3.1. Критика языковой системы и ЭПТ.

1.3.2. Концепция «женского письма» и ЭПТ.

Выводы.

ГЛАВА 2. МЕХАНИЗМЫ ЯЗЫКОВОГО ЭКСПЕРИМЕНТА В ЭТП 2.1. Уровни языковых и коммуникативных феноменов ЭПТ.

2.2. Графические ЭПТ.

2.2.1. ЭПТ нетрадиционной пространственной синтагматики.

2.2.1.1. Фигурный стих

2.2.1.2. ЭПТ леттризма и радикального конкретизма.

2.2.1.3. Графические констелляции

2.2.1.4. Авторская рисуночная графика.

2.2.2. ЭПТ построчной и строфической структуры.

2.2.2.1. Нетипичное расположение строк и строф ПТ, в сочетании со шрифтовым варьированием.

2.2.2.2. Написание существительных с маленькой буквы.

2.2.2.3. Редупликация графических и лексических единиц.

2.2.2.4. Авторская использование пробелов, знаков пунктуации и диакретических символов.

2.3. Акустические ЭПТ.

2.3.1. Структурная организация и графическое представление акустических ЭПТ.

2.3.2. Характер акустических эффектов ЭПТ.

2.3.2.1. Звуковая «тайнопись» и языковая игра.

2.3.2.2. Тенденция к акустической абстракции.

2.3.2.3. Абсолютизация акустики.

2.3.2.4. Звукоподражание и имитация языков.

2.3.2.5. Акустические ЭПТ конкретистов.

2.3.3. Акустические ЭПТ ЭЛндля.

2.3.3.1. Звукоподражание и имитация языкового материала.

2.3.3.2. Пермутация.

2.3.3.3. Количественные и качественные ограничения в выборе звуков.

2.3.3.4. Редупликация звуковых единиц.

2.3.3.5. Авторское усечение, разрыв или сдвиг словоформ.

2.3.3.6. Использование иноязычного материала.

233Л. Роль заголовка в процессе декодирования ЭПТ.

2.4. Визуально-акустические ЭПТ.

2.4.1. Авторская типография.

2.4.2. Авторская проксемика.

2.4.3. Авторская орфография.

Выводы.

ГЛАВА 3. СЕМИОТИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ЭТП

3.1. Концепция языкового знака, релевантная для исследований ЭПТ.

3.2. ЭПТ в свете классификации знаков.

3.3. Признаки знака, свойственные ЭПТ.

3.4. Взаимодействие семиотических компонентов ЭПТ.;.

3.4.1. Семиотические характеристики заголовка ЭПТ.

3.5. Эволюция конструирования интенциональности субъекта ЭПТ

3.6. Семиотическая эволюция ЭПТ.

3.7. Современные перспективы ЭПТ.

3.7.1. Дидактический ресурс ЭПТ.

Выводы.

 

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Гречушникова, Татьяна Викторовна

Одной из характеристик современного гуманитарного знания является комплексность в рассмотрении тех или иных явлений и - зачастую -в создании новых дисциплин. Последнее в полной мере относится и к теории текста, «возникшей во 2-ой половине XX века на пересечении текстологии, лингвистики текста, поэтики, риторики, прагматики, семиотики, герменевтики и обладающей, несмотря на обилие междисциплинарных пересечений, собственным онтологическим статусом» [Николаева 1990: 508]. Наличие множества составляющих вполне естественно: современный анализ художественного текста вообще «может потребовать привлечения данных самых разных наук - от психологии, этнографии, истории, мифологии, библиологии и т.п. до теории информации и теории чисел» [Лукин 1999: 4].

Современное языкознание отдает должное как экстра-лингвистическим факторам, так и языковым составляющим этого анализа. Исходя из «тщательного и всестороннего толкования текста и его освещения в контексте современной ему культуры.» [Виноградов 1962: 16], лингвистика изучает свойства, функции и характеристики материала художественных текстов. По Ю.М.Лотману, «вне учета достижений современного языкознания наука о литературе не выработает своей, насущно необходимой методологии

Li

I* структурного изучения художественных явлении, методологии, которая v. позволила бы избавиться от игнорирования художественной природы словесного искусства и от субъективизма в его истолковании» [Лотман 1963: 52]. Актуальность и важность подобного междисциплинарного подхода многократно отмечалась в работах российских и зарубежных авторов ([Бабенко, Казарин 2004; Виноградов 1962; Гальперин 1990; Жовтис 1968; Жолковский, Щеглов 1996; Звегинцев 1969; Костецкий 1974; Ларин 1974;

Ч Левый 1972; Лотман 1963, 1970, 1972; Лукин 1999; Тураева 1986; Шанский 1990; Antos 2003, Bogdal 2003; Geisenhansluke, Muller 2003; Hass, Konig 2003] и ДР-)

В свою очередь поэтический текст (далее - ПТ), возможно, взаимно обогатит новой информацией ряд дисциплин языкознания. Будучи, по Ю.Кристевой, бесконечным кодом, поэтический язык «функционирует в динамическом процессе, в ходе которого знаки обогащаются значением или меняют его. Литературная практика - это освоение и выявление возможностей, заложенных в языке, это динамическое начало, нарушающее инерцию языковых привычек и дающее лингвисту возможность изучить значения знаков в их становлении. Поэтический язык - это диада, неразрывно связанная как с законом, так и его нарушением» [Кристева 2004: 195-198].

Таким образом, деавтоматизация создания и восприятия текста, основанная на значимых нарушениях языковых норм, в принципе лежит в основе поэтического творчества. Но наиболее остро проблема реализации потенциала поэтического языка ставится в рамках художественого эксперимента, как попытки максимального раскрытия языковых возможностей. Реализуемый не только в литературном, но и во многих других формах интеллектуального творчества - философии, изобразительном искусстве, театре, музыке и т.д. - языковой эксперимент по сути своей может считаться явлением междискурсивным, требующим междисциплинарного рассмотрения [Фещенко 2004:3-4].

Данный факт не вызывает сомнения и в отношении экспериментальной поэзии. Обращение к литературному эксперименту и создание - в частности - экспериментальных поэтических текстов (далее -ЭПТ) всегда вписано в культурный контекст конкретного исторического периода и всегда есть своего рода реакция на некий «социальный заказ». Так, языковая символика поздних импрессионистов и символистов, доступная по их замыслу лишь избранным, возникает на основе идеи о чистоте «искусства для искусства» и непостижимости истинной поэзии для широких масс; словотворчество экспрессионистов (Zentnerworter) обусловлено стремлением максимально усилить степень выражения эмоций, а неординарный выбор лексики их произведений зачастую определяется «эстетикой отвратительного»; «шифрованная метафора» нового субъективизма является средством выражения внутреннего состояния индивида, зачастую тщательно скрываемого от окружающих, а деятельность знаменитой своими литературными экспериментами Венской группы, пришедшаяся на 50-е годы XX века, была обусловлена, в том числе, и «языковым скепсисом и требованиями радикальных изменений языка, опороченного второй мировой войной, фашизмом и современной цивилизацией, а также задачами выработки новой универсальной коммуникации» [Hoffmann 1998: 72] (здесь и далее перевод мой-Т.Г.)

Интенциональность субъекта ЭПТ отличает активность и динамичность. Авторы, как правило, претендуют на переосмысление процесса поэтической коммуникации, сотворчество публики в процессе* восприятия экспериментальных произведений на уровне всех когнитивных процессов, будь то память, воображение, эмоции, мышление и т.д. •

Особая художественная информация, носителем которой является всякий ПТ [Лотман 1970: 11], в ЭПТ выражается с помощью целого ряда языковых инноваций, в том числе и элементов паралингвистической семиотики. ЭПТ функционирует как сложный семиотический объект; он конструируется с помощью «кодовых систем, полемически заостренных против кодов, на основе которых создавались произведения прошлого». (В ряде случаев, например, в авангардистских текстах, «эта полемика и составляет суть сообщения») [Миловидов 2003: 20].

Вышесказанное может, на наш взгляд, служить достаточным обоснованием комплексного рассмотрения ЭПТ: анализ механизмов нарушения языковых конвенций и кодов позволяет применить в нем категориальный аппарат языкознания и лингвистики (например, лингвосемиотический анализ), а учет экстралингвистических факторов и авторских коммуникативно-прагматических установок - привлечь к рассмотрению данных современную теорию (литературного) дискурса.

Следует отметить, что проблема институализации исследований ЭПТ в отечественном языкознании и литературоведении еще далеко не решена: в свете господствующей теории языка как отражения внешней действительности они оставались неким маргинальным сегментом, занимающимся «языковыми курьезами». Весьма вероятно, что подобная оценка обусловлена типичным для гуманитарных наук времен социализма идеологизированным, критичным подходом к экспериментальным литературным течениям стран Западной Европы. Тезис об общественных изменениях, стимулирующих постоянное обновление содержания и формы литературы [SfL: 5], экстраполируется исключительно на культурные практики социалистического реализма; западный опыт или игнорируется (так, упомянутый выше словарь не содержит статей, посвященных литературному или поэтическому эксперименту), или по идеологическим соображениям оценивается крайне негативно: «.в литературе этих стран с выступлением «новых левых» чрезвычайно оживились радикально-нигилистические и «бунтарски» формалистические элементы, являющиеся, в сущности, своеобразным художественным адекватом мелкобуржуазного анархического бунтарства (группа вокруг «Курсбуха», «конкретная поэзия» и др.). Борьба с этими тенденциями, направляющими социально-политическую и творческую энергию молодежи по ложному руслу и объективно способствующими расколу антиимпериалистических сил, представляется очень важной и актуальной задачей» [Архипов 1972: 189]. Ценностная оценка ЭПТ в этом ключе сводилась к следующему: «У конкретистов графика - самоцель, так как они признают в языке существенной только его чувственно воспринимаемую сторону, а именно - графику, шрифт, звукопись и т.д., основная роль в га поэзии отводится печатному знаку, идеограмме, которая рассматривается как призыв к внесловесной коммуникации. Конкретные стихотворения осуществляют коммуникацию своей собственной структуры: структура-содержание, конкретный стих - это предмет, который имеет значение сам по себе и не является истолкователем внешних предметов и более или менее субъективных чувств. Его материал: слово (звук, визуальная форма, семантический заряд). ч

Его проблема: проблема функций - отношений этого материала.

Конкретному стихотворению свойственна мета-коммуникация: совпадение и одновременность словесных и несловесных коммуникаций, однако. это коммуникация формы, структуры содержания, а не обычная коммуникация идеи. Как видим, конкретная поэзия, абсолютизируя графику, полностью «освобождается» от смысла, а это уже - не поэзия» [Костецкий 1974: 130]. V

Значительный объем цитаты в данном случае принципиален: выделенный нами курсивом фрагмент есть ничто иное, как буквальное цитирование А.Г.Костецким перевода фрагмента лондонской антологии «Concrete poetry» 1967 года. В оригинале он (фрагмент) имеет отношение только к одному виду графических ЭПТ, а именно - идеограмме, роль которой авторами1 высоко оценивается [Жантиева 1972: 294-295], но не абсолютизируется.-Подобный пример не единичен и свидетельствует о необходимости пересмотра ряда теоретических и эстетических суждений в отношении ЭПТ.

Актуальность темы данного исследования определяется следующим:

1) исследование семиотической природы и механизмов создания, функционирования и восприятия текстов, содержащих элементы паралингвистической семиотики, является важным направлением

•< современной лингвистической прагматики, психо- и социолингвистики;

2) несмотря на неоднократные обращения к исследованию поэтических функций вербальных сообщений, проблем поэтического языка и авторских идиостилей в предметной области отечественной теории языка и семиотики не тематизируется проблематика лингвопоэтического эксперимента;

3) в силу историко-идеологических причин в поле зрения отечественного языкознания долгое время находились лишь наиболее радикальные примеры ЭПТ графической природы, что обусловило научный скептицизм в отношении их художественной ценности и возможностей лингвосемиотического анализа и недостаточное накопление материала по данной проблематике; 4) в свете изменения социального статуса поликодовых текстов анализ структурных и знаковых трансформаций современного ЭПТ, отражающий взаимодействие языковых знаков в тексте и эволюцию текста как семиотического знака в целом, имеет важное социальное значение для выявления лингвистически релевантных способов конструирования экспериментального художественного текста. Объектом настоящего исследования является экспериментальный поэтический дискурс.

Предмет исследования составляют структурные и семиотические характеристики ЭПТ и эволюция ЭПТ как сложного семиотического объекта. -Цель исследования состоит в выявлении графических и акустических средств создания ЭПТ, описании их роли и взаимодействия в семиотической системе ЭПТ и установлении характерных особенностей эволюции ЭПТ.

Исходя из поставленной цели были сформулированы следующие исследовательские задачи:

• рассмотреть понятия литературного эксперимента, экспериментальной поэзии и текста, релевантные для анализа знаковой природы ЭПТ;

• описать текстовые и дискурсивные признаки ЭПТ средствами категориального аппарата языкознания;

• выделить уровни языковых и коммуникативных феноменов (графика, акустика, семантика и др.), представленных в ЭПТ;

• рассмотреть механизмы языкового эксперимента в ЭПТ на графическом и акустическом уровне;

• выявить и исследовать особенности взаимодействия > графических и акустических средств в рамках структуры ЭПТ как сложного семиотического объекта;

• проанализировать способы конструирования интенцио-нальности субъекта в ЭПТ и их эволюции;

• установить особенности эволюции современного ЭПТ.

Осуществляемое в рамках структурно-семиотического подхода исследование не ориентировано на анализ психологии восприятия ЭПТ, требующий отдельного глубокого изучения.

Материалом исследования послужила немецкоязычная поэзия XX века, где наряду с текстами традиционной формы, четкой тематической и ритмической структуры широко представлены и многочисленные ЭПТ, в том числе и наиболее радикального - графического и акустического - характера. Временной срез исследуемого материала определен также квантитативным и литературно-рецептивным факторами. Во-первых, именно в конце XIX -начале XX века в немецкой лингвокультуре учащаются обращения к* экспериментальным художественным приемам: с этого момента их уже невозможно рассматривать в качестве единичных явлений [Scheffer 1978: 7]. Множественность и эстетическая общность экспериментов позволяет говорить не только о тенденциях, но и о цикличности их развития, определенной эволюции и перспективах. Во-вторых, в XX веке появляется большинство теоретических работ, как переосмысливающих языковую систему в целом, так и посвященных экспериментальному стихосложению. В этот же период формируется рецепция ЭПТ в виде многочисленных критических статей и исследований зачастую дискуссионного характера, также привлекаемая нами в качестве аналитического материала.

Корпус текстов изначально составлял порядка 1500 ЭПТ на разных языках. В процессе исследования мы сосредоточили свое внимание на немецкоязычных ЭПТ, многочисленная парадигма которых включает не только современные работы, но и богатую поэтическую традицию немецкоязычного авангарда. На примере этих текстов (986 единиц) представилось возможным не только выявить и описать основные тенденции экспериментального стихосложения, но и проследить эволюцию экспериментального поэтического дискурса и его теоретической рецепции.

Теоретическую основу исследования составили работы зарубежных » ученых по философии языка, семиотике и теории текста (Р.Барт,

Л.Витгенштейн, Ж.Деррида, Ю.Кристева, Ф.Лакан, Ч.Моррис, Ч.Пирс и др.); работы, посвященные теории и анализу экспериментального стихосложения (Г.Балль, М.Бензе, М.Гамбургер, О.Гомрингер, Х.М.Енценсбергер, Г.Корте, Ф.Мон, К.Риха, Х.Рихтер, Т.Тзара, Г.Хайссенбютгель, Г.Хартунг, Р.Хаусманн,Р.Хюльзенбек, Э.Яндль), а также труды отечественных ученых по семиотике, лингвистическому и дискурс-анализу, теории текста и истории поэзии XX века (Л.Г.Бабенко, Н.С.Валгина, М.Л.Гаспаров, Ю.В.Казарин, Г.В.Колшанский, Г.Е.Крейдлин, Ю.М.Лотман, В.А.Лукин, М.Л.Макаров, В.А.Миловидов, Ю.С.Степанов, Б.А.Успенский, М.Н.Шанский и др.). - Основными методами исследования являются структурно- и лингвосемиотический анализ ЭПТ с частичным использованием интерпретационного и социокультурного видов анализа, а также дискурс-анализа.

На защиту выносятся следующие положения:

1. ЭПТ рассматривается как текст, семантизация которого происходит за счет реализации выразительного потенциала его графических и/или акустических составляющих с привлечением пространственной семиотики.

2. Эволюция ЭПТ свидетельствует об изменении значимости графических и акустических эффектов: от вторичной эстетической (для графики) и заместительной (для акустики) функций до их абсолютизации и нивелирования семантической составляющей с дальнейшим признанием графических и акустических средств в качестве неотъемлемых компонентов плана выражения ЭПТ.

3. Способы конструирования интенциональности субъекта ЭПТ как элемента поэтического дискурса подвержены динамическим изменениям во времени, усиливающим апеллятивный потенциал экспериментальных текстов.

4. Языковой эксперимент представлен в современных ЭПТ широким спектром графических и акустических приемов. В их основе лежат значимые нарушения и/или намеренное искажение вербального кода в соответствии с эстетическими установками представителей данного направления, инновационная комбинация языковых и неязыковых знаков и/или эффект противопоставления традиционного и новаторского.

5. ЭПТ как сложный семиотический объект эволюционирует от иконического к сложному знаку-символу, отражая тем самым; тенденцию современного текстопростроения.

6. Распространение инноваций текстопостроения в литературно-художественном, рекламном дискурсе, а также дискурсе электронной-и массовой коммуникации позволяет говорить о приобретении данными инновациями статуса эстетической ценности, и происходящей смене эстетической парадигмы.

Научная новизна исследования заключается: а) в изучении графических и акустических средств текстопостроения ЭПТ и их комплексном описании; б) в выявлении способов взаимодействия языковых средств в структуре ЭПТ как семиотического объекта; в) в описании эволюции конструирования семантических эффектов в ЭПТ; г) в развитии теории литературного дискурса.

Теоретическая значимость работы связана с уточнением ряда положений лингвистики текста и структурной поэтики текста, совершенствованием теории понимания текстов, разработкой комплексного подхода к рассмотрению ЭПТ как семиотической системы, выявлением особенностей эволюции механизмов текстопостроения в рамках германской лингвокультуры.

Практическая ценность исследования определяется возможностью применения полученных результатов в теоретических курсах общего языкознания, фонетики и зарубежной литературы, спецкурсах по лингвистике текста и по экспериментальной поэзии, в практическом преподавании иностранного языка и анализа текста.

В соответствии с поставленными задачами и в связи с терминологическими расхождениями в западных и отечественных источниках нам представляется необходимым конкретизировать понятия литературного эксперимента и экспериментального текста в отношении современного ЭПТ. Так, само понятие «экспериментального» применительно к литературе стало предметом широкой дискуссии. В своей монографии-' «Начала экспериментальной литературы. Литературное творчество Курта Швиттерса» Бернд Шеффер отмечает его неоднозначность: «Именно для точных определений термин «экспериментальный» малопригоден: можно, собственно, возразить, что любой вид литературы в своем роде «экспериментален»; именно понятием «экспериментальный» было бы возможно разграничить инновативную по сути своей литературу и едва ли инновативную литературу тривиальную» [Scheffer 1978: 7]. В этом смысле инновативными и экспериментальными могут считаться не только современные ПТ: «в процессе модернистской революции ярлык «экспериментальный» вначале относится не столько к «внутреннему эксперименту», сколько к определенным литературным практикам, будь то нарративное исследование среды (Эмиль Золя), рефлексия репродукционных средств (Арно Хольц), инновация и революция (ДАДА), эффект отчуждения (Бертольд Брехт) или презентация вербико-визуального материала (конкретизм)» [Block 1999: 248].

Развитие технической и гуманитарной научной мысли XX века привносит в изучение художественного произведения новые ракурсы: языковая система перестает быть исключительно инструментом в раскрытии некоей темы и реализации авторского замысла; она сама становится объектом, в том числе, и авторского исследования.

В данной связи весьма актуален вопрос о соотнесенности литературного эксперимента с научным. Б.Шеффер рассматривает их взаимосвязь как позитивный фактор: «размышления, на которые наводит научное происхождение понятия «экспериментальный», особенно значимы для исследуемого литературного материала: речь идет о соотношении науки и литературы, о научных и квазинаучных методах» [Scheffer 1978: 7]. Более того - для ряда авторов второй половины XX века именно применимость естественнонаучных методов в творческом процессе становится решающей в определении литературного эксперимента: «Экспериментальное производство текстов определенно означает планомерное и методичное: производство. Речь, таким образом, идет о техниках письма, которые регулируются определенными теоретическими установками, касающимися не содержания, а именно языка. В этих теоретических установках заключается характер эксперимента, как апробации новых выразительных возможностей языка» [Bense 1971: 76]. Применение математического анализа, теории случайных чисел и вычислительной техники привело М.Бензе к созданию целого ряда новаторских «машинных» текстов, по его определению «пресемантических» (prasemantische), «дискретных» (diskrete), «несемантических» (nichtsemantische), «стохастических» (stochastische), «серийно-стохастических» (seriell-stochastische) (Ср.: «Стохастика - область статистики, занимающаяся анализом случайных результатов и их значимостью для статистических исследований» [Duden: 744]), «аппроксимированных» (aproximierte) [Bense 1971: 78-80]. Бензе рассматривает экспериментальные техники письма в качестве рационализированных в информационно-эстетическом контексте методов: «алгебры текста» и «программирования», связь же математики и поэтического искусства приводит и к первым компьютерным стихотворениям [Block 1999:248].

Однако подразумевающийся в рамках такого определения некий конечный результат, «доказательство», «результат программирования» в свою очередь становится объектом дискуссии. По мнению Х.М.Енценсбергера, эксперимент такого рода для литературы неприемлем: «Литература предположительно и лишь в редчайших случаях может -Энценсбергер имеет в виду попытки электронного рассеивания текстов в кругу Макса Бензе - дать точное указание на результат еще до собственно возникновения» [Scheffer 1978: 7-8].

В 1978 году В.Шеффер, вслед за Г.Хайссенбюттелем, еще отводит литературному эксперименту некую промежуточную роль между поиском художественных инноваций и научным анализом: применение прилагательного «экспериментальный» должно, по его мнению, указывать на литературу, принципиально открытую изменениям «собственных языковых привычек» и задающуюся вопросом об «опыте, удовлетворяющем точностным критериям технической эпохи» (Allemann)» [Scheffer 1978: 8].

Таким образом, понятие литературного эксперимента оказывается соотносимым с зафиксированными лексикографически определениями эксперимента научного: «Эксперимент - научный опыт, (фигурально) связанное с риском предприятие; латинское «проба, попытка» [Wahrig: 541]; «Эксперимент - 1. Научный опыт, в процессе которого нечто открывается, подтверждается или демонстрируется; 2. Связанная с риском попытка, риск; авантюра; предприятие с непредсказуемо плохим или хорошим финалом» [Duden: 239]; «Экспериментальная физика - та часть физики, знания и опыт которой вырабатываются в процессе эксперимента» [WddG: 1173] и др.

Но, в отличие от научного, литературный эксперимент в современном понимании не подразумевает строгой систематизации процесса, четкой организации и соответственной замкнутости в рамках определенных правил. Он ориентирован на разнообразие художественных техник и видов коммуникации; под ним понимают «отрицание однозначного канона тем и художественного процесса, учитывание открытости художественных функций, множественность ожиданий, развитие новых моделей действия. Экспериментально все, что превращает произведение в открытый процесс, превращает реципиента в сопроизводителя или тематизирует художественные средства и восприятие как мыслительные процессы, пытаясь упразднить искусство в целом или изменить отношения между произведением и коммуникацией» [Block 1999: 250]. Следует отметить, что целый ряд удачных экспериментов действительно осуществлен вне рамок свойственной науке системности, более того - с немалой долей юмора [Jandl 1990 Ь].

Этот факт сближает понятие языкового эксперимента с понятием языковой игры. Широко трактуемый Л.Витгенштейном [Витгенштейн 1992], в исследованиях последних лет этот термин несколько уже употребляется для обозначения осознанного нарушения языковой нормы и противопоставляется языковой ошибке, как непреднамеренному ее нарушению. Под нормой при этом понимают совокупность наиболее устойчивых традиционных реализаций языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе общественной коммуникации [Гончарова 2005: 5152]. В качестве идеального объекта для лингвистического анализа В.З.Санников выделяет один из видов языковой игры, а именно «языковую шутку» (далее - ЯШ), где кроме создания комического эффекта налицо «подшучивание» над самим языком, над чем-то «необычным» в нем. ЯШ обладает смысловой и грамматической законченностью и автономностью и, даже если она не представляет собой отдельного текста, легко извлекается из общей структуры. Рассматривая преимущественно стилистический потенциал ЯШ (каламбура, игры со значением слов, иронии, аллюзии, цитации и т.д.), автор лишь коротко упоминает выразительные возможности поэтической графики - «вольностей», «фокусов с оформлением». Им с сожалением констатируется, что, несмотря на известность ставших крылатыми выражениями ЯШ Пушкина, Крылова, Эмиля Кроткого [а в немецкой традиции Г.Гейне, К.Валентина, Г.Кунерта, В.Финка и др. - Т.Г.], значимость ЯШ, как акта художественного творчества, остается недооцененной, ее традиционно и несправедливо воспринимают как «одноразовое», окказиональное явление [Санников 2005: 3-17].

В массовом сознании термин «игра» до сих пор ассоциируется, как правило, не с философским или профессиональным пониманием (ср.: «актерская игра»), а с деятельностью окказионального характера, определенным образом упорядоченной, но не претендующей на серьезность, свойственную научной парадигме и намерениям авторов при создании большинства ЭПТ.

В связи с этим в рамках данного исследования мы говорим не о языковой игре, а о языковом эксперименте и, вслед за В.В.Фещенко, понимаем под ним принцип опытной, целенаправленной обработки языкового материала в процессе речевой деятельности, исследующей с художественной и/или научной точки зрения собственные эстетические и познавательные возможности; «системное явление, основанное на качественном изменении исходного материала, на смещении языковых пропорций в его структуре с целью его преобразования» [Фещенко 2004: 310,25], а также исследование ряда ранее лишь косвенно востребованных выразительных возможностей языковых единиц.

При всем разнообразии художественных методов в литературе XX века эксперименты с ПТ, так или иначе, проводятся в рамках двух основных направлений:

1) создание текстов, в которых авторы экспериментируют со значением слова, то есть осуществляют семантический эксперимент;

2) создание текстов, в которых объектом творческого поиска становятся и другие выразительные возможности слова и текста в целом, содержащиеся, например, в графике и акустике, и речь идет о формальном и/или формально-семантическом эксперименте. В обоих случаях результатом становится текст. Но в первом случае - это i текст, как правило, традиционной структуры, текст как совокупность значений составляющих его знаков-слов и результат реализации связей между ними. Во втором структура текста зачастую неординарна, и принципиальную роль играет форма и пространственная организация его знаков или знака.

Множественность языковых значений и авторский субъективизм в их употреблении безусловно открывает широчайшее поле деятельности для эксперимента: «каждое слово столь комплексно, а его всегда колеблющиеся значения немного меняются с каждым употреблением. Поэтому число возможных сочетаний бесконечно, а язык не изнашивается и не умирает, а всегда «неповторим». Самое малое изменение, именно самое малое, изменяет все» [Domin 1975: 122-123]. Однако именно традиционное семантическое многообразие допускает не только разночтения, но и возможность в той или иной степени злоупотребить языком. Неоднократные попытки избежать этого злоупотребления или его последствий (будь то художественный нигилизм авангарда, характерный для немецкой лингвокультуры процесс «реабилитации» немецкого языка после второй мировой войны или попытка разработки универсальной международной коммуникации) сходятся в выборе механизмов и инструментария: следует отказаться от субъективных семантических экспериментов и обратиться к объективной материальной составляющей языка, его знакам. Экспериментальная природа этих произведений наиболее радикальна. В целом авторские инновации в применении «рационально постижимых основных элементов» [Heissenbuttel 1966: 71] языка апробируются на следующих уровнях:

1) графическом (на уровне буквы, слова и текста в целом как графических знаков);

2) акустическом (на уровне звука, элементов слов и словоформ и текста в целом как акустических знаков);

3) синтаксическом;

4) грамматическом.

Следует отметить, что в основе синтаксических экспериментов так же лежит принцип редукции, как избирательности в выборе выразительных средств, ориентации, как правило, на один определенный прием; художественный эффект достигается, например, с помощью языковой игры с порядком слов (тексты Т.Ульрихс) и/или путем отказа от традиционного порядка слов и использования синтаксических единств и согласований как таковых (работы Т.Вайнобста, Р.О.Вимера, О.Гомрингера, Т.Ульрихса, Э.Фрида и др.). Однако с графической точки зрения это, как правило, тексты традиционной построчной структуры, семантический эффект которых; задается определенной последовательностью перечисления или значимого противопоставления словоформ при минимальном использовании параграфики. Акустическое воспроизведение данных текстов не выходит за рамки индивидуального варьирования декламации, и его роль в восприятии текста (за редким исключением, например, в работах Р.О.Вимера) не является определяющей.

В текстах, отнесенных нами к грамматическим ЭПТ, также проявляется вышеназванный принцип редукции. Их художественный эффект, как правило, основан на противопоставлении словоформ в рамках одной грамматической парадигмы: склонения существительных или местоимений, спряжения глаголов, временных форм или наклонения глаголов и т.д. (тексты Б.Гарбе, К.Марти, Й.Рединга, Ф.Фибанна, В.Финка, Ю.Хеннингсена, Р.Штейнметца и др.). Графическое же и акустическое оформление этих текстов за редким исключением (например, в виде отказа от написания существительных с большой буквы) традиционно.

Вышесказанное позволило нам не рассматривать данные тексты в рамках исследования и конкретизировать определение ЭПТ, релевантное для темы диссертации. В нашем исследовании мы понимаем под ним ПТ, приоритетно реализующие: а) графический, б) акустический потенциал языковых единиц и в) в той или иной степени сочетающие вышеназванные выразительные возможности.

К жанровым определениям ЭПТ относятся «авангардная литература», «абсолютная поэзия», «абстрактная/конкретная поэзия» и др. Все они непосредственно имеют отношение к литературному эксперименту, но не могут претендовать на терминологическую обобщенность. «Авангардная литература» - из-за претензии на априорную прогрессивность, что не вполне соответствует заложенной в понятии эксперимента идее поиска [Scheffer 1978]. Термин «абсолютная поэзия» подразумевает, с одной стороны, возврат к языковой изначальности и подсознательному восприятию текстов, а с другой - совпадает с обозначениями лирики символизма [Blumner 1921], [Nebel 1924]. «Абстрактная поэзия» также упоминается по отношению к определенному художественному направлению - экспрессионистскому стиху [Brinkmann 1965]. Кроме того, с понятийной точки зрения этот термин может быть противопоставлен «конкретной поэзии», фактически являющейся родственным направлением. Именно этот термин - «конкретная поэзия» («конкретизм»), впервые введенный Аугусто де Кампосом в статье «Конкретная поэзия» в 1955 году [Жантиева 1972: 293], - закрепился в современной германистике и литературоведении в отношении экспериментальной поэзии второй половины XX века. Конкретность языкового материала, его самоценность противопоставлены абстрактности «отвлеченных» высказываний, использующих этот материал в качестве инструмента: по Эрнсту Яндлю, «современная мировая поэзия» «конкретна, л так как осуществляет возможности внутри языка и производит из языка же предметы (вместо того, чтобы дидактично-абстрактно высказываться о предметах, взятых извне, и иллюзионистски-абстрактно отражать с помощью языковых средств осуществление привнесенных извне возможностей)» [Jandl 1990 b: 212].

Изначально, вслед за живописным конкретизмом, к «конкретной поэзии» в первую очередь относят графические ЭПТ, «визуальную поэзию» («visuelle poesie»). Однако и акустические ЭПТ, построенные на конкретном восприятии на слух звуков, соответствуют, на наш взгляд, дефиниции, данной Э.Яндлем, что оправдывает определенное расширение термина и включение в него и акустической поэзии («akustisches Gedicht» (Г.Рюм), «sprechgedicht», «lautgedicht» (Э.Яндль)).

С учетом механизмов воздействия данных ЭПТ (акустического, визуального и/или комбинированного), на наш взгляд, оправдано и терминологическое обобщение в обозначении читательской / зрительской / слушательской аудитории, именуемой в дальнейшем «реципиент». ■

Объем и структура работы отражают этапы реализации поставленных в ней задач. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и приложения.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Структурно-семиотические характеристики экспериментального поэтического текста"

ВЫВОДЫ

Рассмотренные нами семиотические характеристики ЭПТ позволили сделать * ♦ следующие выводы.

1. ЭПТ понимается нами как сложный языковой знак. Для его исследований релевантна концепция языкового знака Ч.С.Пирса; наличие в ней интерпретанта легализует заложенную в природе ЭПТ определенную

А свободу интерпретации, ранее считавшуюся помехой художественной коммуникации.

2. ЭПТ свойственны универсальные признаки языкового знака, такие как перцептивность, информативность, произвольность, линейность означающего, зависимость от взаимоотношений с другими знаками семиотической системы, психичность, социальность и изменчивость под воздействием социальных условий. Асимметричность означающего и означаемого связана с такими свойствами плана содержания и выражения ЭПТ как энтропийность и избыточность. Максимальные в ЭПТ авангарда, в современных ЭПТ эти свойства проявляют тенденцию к равновесию.

3. В соответствии с предложенной Ч.С.Пирсом классификацией знаков среди ЭПТ можно выделить иконические и в той или иной степени мотивированные тексты (ЭПТ первичной и опосредованной, метафорической мотивации), а также индексальные тексты и тексты-символы и метазнаки. В большинстве ЭПТ представлены различные варианты взаимодействия компонентов этой триады: от типичной эволюции иконических знаков к символу до совокупности символов, структурно воспроизводящих иконический знак; превалирующим в большинстве случаев является символический потенциал ЭПТ.

4. Семиотические структура ЭПТ оказывается важным компонентом конструирования интенциональности его субъекта. Типичное для авангарда хаотичное выстраивание набранных разных шрифтом букв, лексем, рисуночных, геометрических, дейктических компонентов текста отражает идею свободы слова и всеобъемлющего искусства. ЭПТ второй половины XX века представляют собой упорядоченную совокупность символов, содержащую значимые нарушения ряда языковых конвенций. В обозримой ■» структуре ЭПТ действенным оказывается даже их минимум. Концентрация воздействующего эффекта и связанный с нею рост апеллятивного потенциала ЭПТ обусловлены, в том числе, и социальной ангажированностью текстов. (

5. Современный ЭПТ эволюционирует от графической (фигурный стих) и акустической (звукоподражание) иконы к сложному знаку-символу, обладающему палитрой смыслов. Отражая не предмет, а некий процесс, действие или суждение, сочетание структуры, проксемики и вербальных компонентов, ЭПТ в состоянии воплотить обобщенные абстрактные понятия.

6. Переосмысление опыта и перспективы дальнейшего развития экспериментальной поэзии связаны с развитием поликодовых текстов дигитальной литературы; ее художественный и интеллектуальный потенциал расценивается в качестве гаранта литературного качества и активно используется в лингводидактических целях. V *

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенное исследование показало, что научный скептицизм в отношении выразительного и коммуникативного потенциала ЭПТ в значительной степени обусловлен историко-идеолргическими причинами и вытекающей их них недостаточной разработкой темы. Способы реализации в них поэтического языка представляют собой интерес для целого ряда направлений языкознания и еще недостаточно описаны с помощью его категориального аппарата.

Видение назначения и механизмов экспериментального стихосложения, сама концепция литературного эксперимента, опирающаяся на богатую традицию - от античного и средневекового фигурного стиха до концепции синтеза искусств Малларме и Аполлинера, изменялись под влиянием социального контекста. Так, общественно-политический кризис начала XX века инициировал процесс переоценки моральных и художественных ценностей, непосредственно связанный с критикой языковой системы. Графический и акустический ЭПТ авангардистов имел целью освободить язык от влияния аморальной культуры, вернуться к истокам. Тексты, состоящие из свободно звучащих и разнообразно графически представленных слов, не несли, как правило, принципиальной семантической нагрузки, кроме воплощения альтернативности и тотальности нового искусства, противопоставления хаоса «испорченному» традиционному порядку вещей. С формальной точки зрения ЭПТ этого периода стали первой попыткой объединить в рамках одного текста вербальную и невербальную (визуальную и акустическую) информацию, отказавшись от грамматический и синтаксических «условностей».

Развитие этих экспериментов было насильственно прервано нацистами в 30-ых годах XX века и возрождается уже в качестве литературной традиции после II мировой войны. Вызванный ею кризис гуманитарной мысли в послевоенный период обусловил поиск новых выразительных возможностей языка с целью его «денацификации»; в отдаленной же перспективе -переосмысление языковой системы как философской и общественной категории в эпоху постмодернизма. Формально техники эксперимента были близки к авангардистским: авторы вновь обращаются к выразительным возможностям графики и акустики, освобождаясь от «коррумпированных» значений и давления иерархических языковых структур. Слово и языковой знак у конкретистов самодостаточны; однако они проявляют интерес и к выразительному потенциалу комбинаций языковых знаков - как радикальных (графические композиции, коллажи, авторский рисунок, идеограмма, пиктограмма, констелляция, использование параграфики и т.д.), так и сочетающих черты инновативного и традиционного текста. Последние окажутся наиболее перспективными. В тесной взаимосвязи с графикой развивается и акустический ЭПТ. Идея авангарда о свободе звуков реализуется как в комбинации с радикальной графикой, так и в текстах традиционной структуры (звукоподражание, имитация иностранных языков и диалекта, пермутация, использование ограниченного числа звуков или их определенной категории, редупликация, произвольное усечение, разрыв или сдвиг словоформ, языковая игра и т.д.).

Разнообразие механизмов нарушения языковых конвенций и кодов и тесная связь экспериментальной поэзии с социальным контекстом и прагматическая направленность являются, на наш взгляд, достаточным обоснованием комплексного рассмотрения ЭПТ и привлечения к их анализу не только лингвистической теории (лингвосемиотического анализа), но современной теории (литературного) дискурса.

Под языковым экспериментом, лежащим в основе создания ЭПТ, мы, вслед за В.В.Фещенко, понимаем принцип опытной, целенаправленной обработки языкового материала в процессе речевой деятельности, системное исследование изменений и смещения пропорций в его исходной структуре с целью его преобразования, а также исследование ряда ранее лишь косвенно востребованных выразительных возможностей языковых единиц.

Эксперименты с ПТ в литературе XX века в целом проводятся в рамках двух основных направлений:

1) создание текстов, в которых авторы экспериментируют со значением слова, то есть осуществляют семантический эксперимент;

2) создание текстов, в которых объектом творческого поиска становятся и другие выразительные возможности слова и текста в целом, содержащиеся, например, в графике и акустике, и речь идет о формальном и/или формально-семантическом эксперименте.

В нашем исследовании мы понимаем под ЭПТ тексты, приоритетно реализующие: а) графический, б) акустический потенциал языковых единиц и в) в той или иной степени сочетающие вышеназванные выразительные возможности.

Современный ЭПТ полностью соответствует актуальному видению текста как единства лингвистических и экстралингвистических знаков, объединенных смысловой суперструктурой. Проведенное исследование подтвердило свойственность ему таких категорий текста, как цельность, связность, структурность, членимость, изолированность и интертекстуальность. В ЭПТ XX века выявлена и определенная структурная динамика - от действительной или видимой бессистемности до достаточно высокой для «альтернативных» текстов внутренней и внешней организации. Этот процесс согласуется и с изменениями коммуникативно-прагматических установок ЭПТ: без труда декодируемые фигурные стихи в начале XX века уступают место хаотичным текстам авангарда, ориентированным на исследования функционирования языка вне системных условностей; аспект декодирования в них вторичен. Послевоенный поэтический эксперимент также ориентирован на исследование языковой системы, но его результат принципиально коммуникативен, выраженное альтернативными методами авторское «послание» должно достигнуть адресата, побудив его к сотворчеству.

Прагматический аспект художественной коммуникации ЭПТ рассматривается нами в свете теории поэтического дискурса, вербальным компонентом которого является экспериментальный текст. Вне рамок дискурс-анализа крайне проблематичным оказывается и принципиально важный учет экстралингвистических обстоятельств создания ЭПТ, связи с культурологической и социально-исторической, а в случае с поэтическим экспериментом бывшей ГДР - и идеологической ситуацией их создания.

К альтернативной природе ЭПТ апеллируют и теоретики «женственного дискурса»; нетипичное использование смысловых единиц языка, определенная свобода в интерпретации текстов экспериментальной поэзии являются, по их мнению, проявлением их «феминности». Современное состояние тендерного анализа лингвистических явлений позволяет избежать идеологизирования проблемы и рассмотреть варианты взаимодействия «маскулинных» и «феминных» характеристик в качестве равноправных элементов создания художественного эффекта произведения.

Применимость и результативность дискурс-анализа в отношении ЭПТ, таким образом, не вызывает сомнений, а широкий спектр поэтического эксперимента мог бы в дальнейшем инициировать целый ряд исследований экспериментального поэтического дискурса (ЭПД). Наше исследование, однако, позиционировано как исследование текста. Эта терминологическая отнесенность обусловлена его целями и задачами. Анализ структурно-семиотических характеристик ЭПТ и языковых механизмов экспериментального текстопостроения становится возможен на уровне текста, как графически зафиксированного «продукта» речевой деятельности.

Данный анализ показал, что графические ЭПТ, в составе которых мы выделяем ЭПТ нетрадиционной пространственной синтагматики и ЭПТ построчной структуры, наряду с буквенными, активно пользуются тремя группами небуквенных, параграфемных средств создания воздействующего эффекта, а именно плоскостным (топографическим), шрифтовым и пунктуационным варьированием. Активная графическая поддержка с помощью шрифтового варьирования и пространственной синтагматики осуществляется в смешанных, визуально-акустических формах ЭПТ. Для чисто акустической поэзии в целом характерна традиционная топография -построчная структура с необходимым минимумом графических указаний на нюансы интенсивности и долготы звучания, а также особенности интонационного рисунка.

В процессе применения в ПТ экспериментальных графических эффектов отмечается не только эволюция структурных и формальных инноваций, но и определенная динамика их значимости. Так, эстетическая вспомогательность графического представления фигурного стиха сменяется в ЭПТ авангарда абсолютизацией графики; заместительная функция акустики в фольклорных и песенных рефренах уступает радикальному предпочтению акустических эффектов с целью вытеснения семантики. В современных ЭПТ визуальные и акустические эффекты комбинируются с традиционными художественными техниками и являются значимыми элементами реализации авторского замысла и неотъемлемой частью плана выражения ЭПТ. Таким образом, в основе современного ЭПТ лежит не радикальное отрицание художественного опыта прошлого, а практически бесконечное обогащение его комбинациями известного и неизвестного. Удачный симбиоз традиционного и новаторского дает этим текстам шанс избавиться от репутации «тупикового пути развития современного стиха» [Гаспаров 1989: 248] и стать частью его (стиха) эволюции.

Вышесказанное связано и с изменением знаковой природы экспериментального текста в целом.

ЭПТ понимается нами как сложный языковой знак. Для его исследований релевантна концепция языкового знака Ч.С.Пирса; наличие в ней интерпретанта легализует заложенную в природе ЭПТ определенную свободу интерпретации, ранее считавшуюся помехой художественной коммуникации.

ЭПТ свойственны универсальные признаки языкового знака, такие как перцептивность, информативность, произвольность, линейность означающего, зависимость от взаимоотношений с другими знаками семиотической системы, психичность, социальность и изменчивость под воздействием социальных условий. Асимметричность означающего и означаемого связана с такими свойствами плана содержания и выражения ЭПТ как энтропийность и избыточность. Максимальные в ЭПТ авангарда, в современных ЭПТ эти свойства проявляют тенденцию к равновесию.

В соответствии с предложенной Ч.С.Пирсом классификацией знаков среди ЭПТ можно выделить иконические и в той или иной степени мотивированный тексты (ЭПТ первичной и опосредованной, метафорической мотивации), а также индексальные тексты и тексты-символы и метазнаки. В большинстве ЭПТ представлены различные варианты взаимодействия компонентов этой триады.

Семиотические структура ЭПТ оказывается важным компонентом конструирования интенциональности его субъекта. Типичное для авангарда хаотичное выстраивание набранных разных шрифтом букв, лексем, рисуночных, геометрических, дейктических компонентов текста отражает идею свободы слова и всеобъемлющего искусства. ЭПТ второй половины XX века представляют собой упорядоченную совокупность символов, содержащую значимые нарушения ряда языковых конвенций. Основу его апеллятивного потенциала, на наш взгляд, составляет эффект парадокса, сои противопоставления словоформ и клише разговорного языка и структур языка поэтического при практически полном отсутствии грамматического и синтаксического регулирования. Не менее действенным является и принцип сочетания «известного» и «неизвестного»; его воздействующий потенциал оказывается выше, чем тотальная новизна и непредсказуемость авангарда.

Представленные в нескольких вариациях, что свидетельствует о попытке осуществления планомерного и направленного экспериментального исследования, более жизнеспособными оказываются те ЭПТ, в обозримой структуре которых действенным оказывается даже минимум нарушений.

Подобная концентрация воздействующего эффекта и связанный с нею рост апеллятивного потенциала ЭПТ обусловлены не только реализацией постмодернистского принципа минимализма, но и ростом социальной ангажированности текстов. Эксперимент авангарда и раннего конкретизма ориентирован на исследование возможностей языкового материала, воплощение концепции свободного искусства. Большинство же ЭПТ второй половины XX века отражают отношение авторов к системе ценностей современного общества и социально-политическим реалиям; эксперимент направлен на поиск новых возможностей художественной коммуникации.

ЭПТ рассматриваются нами как семиотическая система, которой свойственно эволюционировать - от единичного знака и тотальной абстракции до комбинации различного вида знаков, от иконического изображения разной степени мотивации до знака-символа и метазнака, способных выразить оттенки смысла авторской идеи. Сочетание структуры, проксемики и вербальных компонентов ЭПТ воплощает обобщенные абстрактные понятия. Даже иконически выстроенные компоненты текста иллюстрируют не предмет, а некую идею или суждение; основываясь на взаимодействии составляющих ЭПТ, «осваивая» текст, реципиент приходит к его пониманию.

В составе ЭПТ взаимодействуют различные виды языковых знаков, в том числе и заголовок текста: он проявляет себя не только в качестве индексального или условного знака, но, будучи результатом взаимосвязанной с текстом языковой игры, и как символ символа.

Переосмысление опыта и перспективы дальнейшего развития экспериментальной поэзии весьма вероятно связаны с развитием дигитальной литературы. Способность ЭПТ совмещать различные виды языковых знаков и сохранять, тем не менее, литературную природу оказывается необычайно ценной в период широкого распространения и повышения статуса поликодовых текстов и взаимовлияния в культуре различных семиотических систем (телевидения, Интернета и т.д.). Именно в момент смены эстетической парадигмы ЭПТ, художественный и интеллектуальный потенциал которых расценивается в качестве гаранта литературного качества и активно используется в лингводидактических целях, возможно, окажутся своего рода сдерживающим фактором по отношению к бездумному и массированному употреблению в текстах иконических элементов и других «альтернативных» средств. Изучение же их семиотической структуры и выразительного потенциала обогатит знания о свойствах языковой системы в целом.

 

Список научной литературыГречушникова, Татьяна Викторовна, диссертация по теме "Теория языка"

1. Аверкина Л.А. Проблема отграничения парентезы и обособления // Германистика: состояние и перспективы развития. Материалы Международной конференции 24-25 мая 2004 / Отв. ред. Н.И.Рахманова. М.: МГЛУ, 2005. - С.8-21.

2. Анисимова Е.Е. Паралингвистика и текст (к проблеме креолизованных и гибридных текстов) // Вопросы языкознания. 1992. - № 1. - С.71-79.

3. Арнольд И.В. Графические стилистические средства // Иностранные языки в школе. 1973. - №3. - С.13-20.

4. Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь.-М.: Советская энциклопедия, 1990 а.-С. 136-137.

5. Арутюнова Н.Д. Лингвистическая философия // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990 б. — С. 269-270.

6. Архипов Ю.А. Бунт и эксперимент в литературе ФРГ и Австрии // Неоавангардистские течения в зарубежной литературе 1950-60 гг. — М.: Художественная литература, 1972.- С. 157-189.

7. Бабенко Л.Г., Казарин Ю.В. Лингвистический анализ художественного текста. М.: Издательство «Флинта», издательство «Наука», 2004. — 496 с.

8. Баранов А.Н., Паршин П.Б. Воздействующий потенциал варьирования в сфере метаграфемики // Проблемы эффективности речевой коммуникации: Сб. обзоров. -М.: ИНИОН ФН СССР. 1989. С.41-115.

9. Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М.: Прогресс, 1989. -616 с.

10. Барт Р. Семиология как приключение // Arbor mundi. М.,1993. - №2. - С.76-99.

11. П.Борботько В.Г. Элементы теории дискурса. Грозный: изд-во ЧИТУ, 1981.-113 с.

12. Батлер Дж. Тендерное беспокойство // Антология тендерной теории. -Минск: Пропилеи, 2000. С.297 - 346.

13. Валгина Н.С. Понятие факультативности применительно к употреблению знаков препинания // Современная русская пунктуация. -М.: Наука, 1979.-С.35-46.

14. Валгина Н.С. Теория текста. М.: Лотос, 2003. - 280 с.

15. Виноградов В.В. Поэтика и ее отношение к лингвистике и теории литературы // Вопросы языкознания. 1962. -№5. - С.3-23.

16. Витгенштейн Л. Философские исследования // Философские работы. -М.: Гнозис, 1994. 4.1. - 110 с.

17. Виттиг М. Прямое мышление. М.: Идея-пресс, 2002. - 108 с.

18. Гаспаров М.Л. Очерк истории европейского стиха. М.: Наука, 1989. - 286 с.

19. Гальперин Р.И. Текст как объект лингвистического исследования. -М.: Наука, 1981.-139 с.

20. Гончарова Н.А. Языковая игра в рекламных текстах // Германистика: состояние и перспективы развития. Материалы Международнойконференции 24-25 мая 2004 / Отв. ред. Н.И.Рахманова. М.: МГЛУ, 2005. -С.51-57.

21. Деррида, Ж. Письмо и различие. М.: Академический проект, 2000. -> 495 с.

22. Добрынина М.В. Роль символа в освоении смысловой структуры художественного текста: Автореферат диссертации. канд. филол. наук. Тверь, 2005. -19 с.

23. Жантиева Д. «Конкретная поэзия» в Англии // Неоавангардистские течения в зарубежной литературе 1950-60 гг. М.: Художественная литература, 1972.- С. 292-328.

24. Женетт Ж. Фигуры. Работы по поэтике. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. - 472 с.

25. Жовтис А. Стихи нужны.: Статьи. Алма-Ата: Жазушы, 1968. -270 с.

26. Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности. -М.: Прогресс, 1996. 344 с.

27. Журтова О.А. Роль авторской графики в просодической реализации информационной структуры художественного текста: Автореферат диссертации. канд. филол. наук. Москва, 2005. - 16 с.

28. Залевская А.А. От «стандартной теории» к «минималистской программе»: динамика концепции Н.Хомского // Вестник Тверского государственного университета. Серия «Филология». 2006. - №2(19). -С.141-156.

29. Залевская А.А. Текст и его понимание: Монография. Тверь: Твер. Гос. ун-т, 2001.-177 с.

30. Звегинцев В.А. Стилистика и семиотика // Вопросы теории и истории языка. Л.: Издательство ЛГУ, 1969. - С.40-47.

31. Зильберт Б.А. Социопсихологическое исследование текстов радио,телевидения, газеты. Саратов: Изд-во Сарат. гос. ун-та, 1986. - 210 с.

32. Зильберт Б.А. Тексты массовой информации. Саратов: Изд-во Сарат. гос. ун-та, 1991. - 80 с.

33. Иваненко Е.А. Игровые действия с языком на фонологическом уровне в современном немецком языке молодежи // Слово в динамике: Сб. науч. тр./ Отв. ред. Е.В.Розен. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2003. - В.З - С. 54-64.

34. Иванова В.И. Речь и дискурс как теоретические объекты действительности // Вестник Тверского государственного университета. Серия «Филология». 2006. - №2(19). - С.3-9.

35. Казанцева Ю.М. Возможна ли грамматика дискурса? // Германистика: состояние и перспективы развития. Материалы Международной конференции 24-25 мая 2004 / Отв. ред. Н.И.Рахманова. М.: МГЛУ, 2005. - С.106-115.

36. Кирилина А.В. Тендер: лингвистические аспекты. М.: Институт социологии РАН, 1999. - 189 с.

37. Кобозева И.М. Лингвистическая семантика: Учебник. М.: Эдиторал УРСС, 2000.-352 с.

38. Козлов Е.В. Комикс как явление лингвокультуры: знак-текст-миф. -Волгоград: Издательство ВолГУ, 2002. 220 с.

39. Колшанский Г.В. Паралингвистика, М.: Наука, 1974. - 81 с.

40. Костецкий А.Г. Содержательные функции поэтической графики: Диссертация . канд. филол. наук. Киев, 1974. - 180 с.

41. Костикова А.А. Полилогика языка телесного желания Ю.Кристевой // Материалы Первой Международной Конференции «Гендер. Культура. Коммуникация» 25-29 ноября 1999 / Отв. ред. С.В.Титов. М.: МГЛУ, 1999. -С.57-58.

42. Кохтев Н.Н., Розенталь Д.Э. Наблюдения над пунктуацией в тексте рекламы // Современная русская пунктуация. М.: Наука, 1979. - С. 159-172.

43. Красных В.В. Основы психолингвистики и теории коммуникации. -М.: Гнозис, 2001.-270 с.

44. Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика. М.: Новое литературное обозрение, 2002. - 581 с.

45. Кристева, Ю. К семиологии параграмм // Избранные труды: Разрушение поэтики. М.: Росспэн, 2004. - С.194-226.

46. Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения // http://www.philology.ru/linguisticsl/kubryakova-01.htm 12 октября 2005.

47. Лакофф, Дж. Женщины, огонь и опасные вещи. М.: Языки славянской культуры, 2004. - 792 с.

48. Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя. Л.: Художественная литература,1974.-285 с.

49. Левый И. Значение формы и язык значений // Семиотика и искусствометрия: Сб. пер. М.: Мир, 1972. - С.88-107.

50. Ломинина З.И. Когнитивно-прагматический анализ массива текстов // Германистика: состояние и перспективы развития. Материалы Международной конференции 24-25 мая 2004 / Отв. ред. Н.И.Рахманова. М.: МГЛУ, 2005.-С. 142-150.

51. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. М.: Просвещение, 1972. -271 с.

52. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек текст - семиосфера - история. - М.: Языки русской культуры, 1996. - 464 с.

53. Лотман Ю.М. О разграничении лингвистического и литературоведческого понятия структуры // Вопросы языкознания. -1963.- №3.- С.44-52.

54. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970.- 384 с.

55. Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа. -М.: Издательство «Ось-89», 1999. 192 с.

56. Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории. Аналитический минимум. М.: Изд-во «Ось-89», 2005. - 560 с.

57. Лурия А.Р. Язык и сознание. Ростов на Дону: Феникс, 1998. - 413 с.

58. Любимова Н.В. Когнитивно-дискурсивная парадигма и ее лингводидактическая реализация // Германистика: состояние и перспективы развития. Материалы Международной конференции 24-25 мая 2004 / Отв. ред. Н.И.Рахманова. М.: МГЛУ, 2005. - С.151-156.

59. Макаров М.Л. Лингвистическая антропология: к вопросу о научной идентичности // Вестник Тверского государственного университета. Серия «Филология». 2006. - №2(19). - С.ЗЗ- 42.

60. Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: Гнозис, 2003. - 280 с.

61. Макаров М.Л. Языковой дискурс и психология // Язык и дискурс: когнитивные и коммуникативные аспекты: Сб. науч. раб. / Отв. ред. И.П.Сусов. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1997. - С.34-45.

62. Масленникова Е.М. Поэтический текст: динамика смысла: Монография. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2004. - 192 с.

63. Матвеева Т.В. Текстовое пространство // Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под. ред. М.Н.Кожиной. -М.: Флинта; Наука, 2003. С.539-541.

64. Миловидов В.А. Введение в семиологию. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2003. -176 с.

65. Миловидов В.А. Шаг вперед, два шага назад: семиотические основания теории художественного дискурса // Вестник Тверского государственного университета. Серия «Филология». 2006. - №2(19). -С.65-69.

66. Моррис Ч. Основания теории знаков // Семиотика. М.: Радуга, 1983. -С.37-89.

67. Травкина А.Д. Комбинаторные звуковые изменения в контексте соотношения целого и частей // Вестник Тверского государственного университета. Серия «Филология». 2006. - №2(19). - С. 105-118.

68. Тураева З.Я. Лингвистика текста. М.: Просвещение, 1986. - 127 с.

69. Успенский Б.А. Семиотика искусства. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. - 357 с.

70. Фещенко В.В. Языковой эксперимент в русской и английской поэтике 1910-30-х гг: Автореферат диссертации. канд. филол. наук. Москва, 2004.-25 с.

71. Фоменко И.В. Цитата // Введение в литературоведение. М.: Высшая школа, 2004.-С.477-487.

72. Фуко М. Слова и вещи. М.: Прогресс, 1977. - 488 с.

73. Хализев В.Е. Текст // Введение в литературоведение. М.: Высшая школа, 1999.-С.405-414.

74. Цвигун Т.В. О преодолении энтропии в поэтическом тексте (К семиотической структуре текста в русском авангарде 10-30-ых гг) // http://avantgarde.narod.ru/beitraege/ov/centropiya.htm 26 января 2006.

75. Чаплыгина Ю.С. Юмористические креолизованные тексты: структура, семантика, прагматика (на материале английского языка): Автореферат диссертации. канд. филол. наук. Самара, 2002. - 22 с.

76. Челикова А.В. Медиафрагменты в системе художественного текста // Германистика: состояние и перспективы развития. Материалы Международной конференции 24-25 мая 2004/0тв. ред. Н.И.Рахманова. М.: МГЛУ, 2005. - С.203-209.

77. Чернявская Е.С. Дискурсивная интерпретация нарративного текста // Германистика: состояние и перспективы развития. Материалы Международной конференции 24-25 мая 2004/0тв. ред. Н.И.Рахманова.- М.: МГЛУ, 2005. С.209-217.

78. Шанский Н.М. Лингвистический анализ художественного текста.- Л.: Просвещение, 1990. 414 с.

79. Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-грамматической системе языка. Воронеж: Воронеж, гос. ун-т, 1987. -192 с.

80. Школовая М.С. Лингвистические и семиотические аспекты конструирования идентичности в электронной коммуникации: Диссертация . канд. филол. наук. Тверь, 2005. - 135 с.

81. Школовая М.С. Язык межличностного электронного общения // Вестник Тверского государственного университета. Серия «Филология». 2006. - №2(19). - С. 197-201.

82. Adam, Jean-Michel. Les textes: types et prototypes. Paris: Nathan, 1992.-223 p.

83. Au, Alexander. Von der konkreten bis zur eigenen Poesie // Fremdsprache Deutsch. 2005. - Hf.32. - S.24-28.

84. Ball, Hugo a. Eroeffnungs-Manifest, 1. DaDa-Abend. Zurich, 14. Juli 1916 // DaDa Zurich. Texte, Manifeste, Dokumente. Hrsg. Karl Riha, Waltraud Wende-Hohenberger. - Stuttgart: Philipp Reclam jun., 1995. - S. 30.

85. Ball, Hugo b. Die Flucht aus der Zeit // DaDa Zurich. Texte, Manifeste, Dokumente. Hrsg. Karl Riha, Waltraud Wende-Hohenberger. -Stuttgart: Philipp Reclam jun., 1995. - S. 7-25.

86. Bense, Max. Die Gedichte der Maschine der Maschine der Gedichte // Die Realitat der Literatur. Autoren und ihre Texte. Koln: KiWi, 1971. -S.74-96.

87. Berger, Albert. Ernst Jandl // Die deutsche Lyrik 1945-1975. Zwischen Botschaft und Spiel. Hrsg. Klaus Weissenberger. - Diisseldorf: Bagel, 1981.-S. 301-308.

88. Bischof, Monika, Kessling, Viola, Krechel, Riidiger. Landeskunde und Literaturdidaktik. Berlin, Miinchen, Leipzig, Wien, Zurich, New York: Langenscheidt, 1999. - 184 S.

89. Block, Friedrich W. Erfahrung als Experiment. Poetik im Zeitalter naturwissenschaftlicher Erkenntnistheorien // Text+Kritik. Sonderband: Lyrik des 20. Jahrhunderts. 1999. - №9. - S.248-264.

90. Block, Friedrich W. Auf hoher Seh in der Turing-Galaxis. Visuelle Poesie und Hypermedia // Text+Kritik. 1997. - №9. - S. 185-202.

91. Blumner, Rudolf. Die absolute Dichtung // Der Sturm. 1921. -12.Jg. - S.121-123.

92. Bogdal, Klaus-Michael. Diskursanalyse, literaturwisenschafilich // Literaturwissenschaft und Linguistik von 1960 bis heute. Hrsg. Ulrike Hass, Christoph Konig. - Gottingen: Wallstein Verlag, 2003. - S.153-174.

93. Brinkmann, Richard. „Abstrakte Lyrik" im Expressionismus und die Moglichkeit symbolischer Aussage // Der deutsche Expressionismus. Formen und Gestalten. Hrsg. Hans Steffen. - Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1965.- S.88-114.

94. Buchebener, Walter. Literaturprojekt: die Wiener Gruppe. Wien, Koln, Graz: Bohlau Verlag, 1987. - 211 S.

95. Cixous, Helene. The Laugh of the Medusa // New French Feminism: An Antology. New York: Edt. E.Marks & E. De Courtivron, 1980. - P. 245-264.

96. Cook, Elisabeth. Seeing through words: the scope of late Renaissance poetry. New Haven and London: Yale University Press, 1986. - 180 p.

97. Czarnecka, Maria. Frauenliteratur der 70-er und 80-er Jahre in der BRD. Warszawa-Wroclaw: Panstwowe Wydawnictwo Naukowe, 1988. -190 S.

98. Dencker, Klaus Peter. Konkrete Poesie // Literatulexicon. Lizenzausgabe des Bertelsmann Lexikon Verlag- Hrsg. Walter Killy. -Berlin: Directmedia Publishing GmBH, 1998. S. 25071-27080.

99. Dencker, Klaus Peter. Von der konkreten zur visuellen Poesie // Text+Kritik. 1997. - №9. - S.169-184.

100. Domin, Hilde. Variante und Experiment // Wozu Lyrik heute. -Munchen, Zurich: Piper, 1975. S. 122-126.

101. Enders, Bernd. Neue Diskurse durch neue Medien. Das Internet als Supermedium? // Sprache(n) in der Wissensgesellschaft. 34 Jahrestagung der GAL. Tubingen: Eberhard Karls Universitat, 2003. - S.51-53.

102. Erben, Johannes. Einfuhrung in die deutsche Wortbildungslehre. -Berlin: Erich Schmidt Verlag, 1993. -182 S.

103. Erhart, Walter, Herrmann, Berta. Feministische Zugange —> "Gender Studies" // Grundzuge der Literaturwissenschafl. Hrsg. Heinz Ludwig Arnold, Heinrich Detering. - Munchen: dtv,1996. - S. 498-515.

104. Fricke, Harald. Moderne Lyrik als Normabweichung // Lyrik -Erlebnis und Kritik. Hrsg. Lothar Jordan, Axel Marquart, Winfried Woesler. - Frankfurt am Main: S.Fischer Verlag GmbH, 1998. - S.171-185.

105. Gappmayr, Heinz. Konstituenten visueller und konzeptueller Texte // Text+Kritik. 1997. - №9. - S.82-84.

106. Genette, Gerard. Palimpseste: la litterature au seconde degre. Paris: Seuil, 1982.- 467 p.

107. Gomringer, Eugen. vom vers zu konstellation // konkrete poesie. -Stuttgart: Philipp Reclam jun., 1996. S.155-160.

108. Habermas, Jiirgen. Erlauterungen zur Diskursethik. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1992. - 325 S.

109. Hamburger, Max. Ernst Jandl. Die schopferischen Wiederspriiche //. Hamburger, Max. Das Uberleben der Lyrik. Munchen, Zurich: Edition Akzente Hanser, 1993.-S. 103-112.

110. Hartung, Harald. Experimentelle Literatur und konkrete Poesie. -Gottingen: Vanderhoeck&Ruprecht, 1975. 119 S.

111. Hass, Ulrike, Konig, Christoph. Einleitung // Literaturwissenschaft und Linguistik von 1960 bis heute. Hrsg. Ulrike Hass, Christoph Konig. -Gottingen: Wallstein Verlag, 2003. - S. 9-18.

112. Hausmann, Raoul. Am Anfang war DaDa. Hrsg. Karl Riha. -Steinbach / Gieflen: Anabas Verlag G.Kampf, 1972. - 188 S.

113. Hausmann, Raoul. Keller-Feier mit Baader // DaDa Berlin. Texte, Manifeste, Aktionen. Stuttgart: Philipp Reclam jun., 1994. - S.37-38.

114. Heissenbuttel, Helmut. Konkrete Poesie // Uber Literatur. Olten und Freiburg in Breisgau: Walter-Verlag, 1966. - S.71-74.

115. Hellinger, Marlis. Kontrastive Feministische Linguistik. Ismaning: Hueber, 1990.-176 S.

116. Hellinger, Marlis. Empfehlungen fur einen geschlechtergerechten Sprachgebrauch im Deutschen // Adam, Eva und die Sprache: Beitrage zur

117. Geschlechterforschung. Hrsg. Karin M. Eichhoff-Cyrus. - Mannheim, Leipzig, Wien, Zurich: Duden Verlag, 2004. - S.275-291.

118. Heydt, Gertraude. Literatur im Fremdsprachenunterricht // Антология современной немецкоязычной литературы (1945-1996): в 2 т. // Сост. Л.Х.Рихтер. М.: Издательство МАРТ, 1999. - Т.2. - С.121-156.

119. Hoffmann, Dieter. Arbeitsbuch Deutschsprachige Lyrik seit 1945. -Tubingen und Basel: Franke Verlag, 1998. 414 S.

120. Idensen, Heiko. Die Poesie soil von alien gemacht werden! Von literarischen Hypertexten zu virtuellen Schreibraumen der Netzwerkkultur // http://hyperdis.de/txt/alte/poesie.htm 3 марта 2006.

121. Idensen, Heiko. Hypertext als Utopie. Entwurfe postmoderner Schreibweisen und Kulturtechniken // Zeitshrift fur Informationswisenschaft und -praxis. 1993. - №2. - S.37-42.

122. Jandl, Ernst Einige Bemerkungen zu meinen Experimenten // Jandl, Ernst. Gesammelte Werke. Darmstadt/Neuwied: Luchterhand, 1985 a. -B.3-S.445.

123. Jandl, Ernst. Zu 5 Gedichten von Friedericke Mayrocker // Jandl, Ernst. Gesammelte Werke. Darmstadt/Neuwied: Luchterhand, 1985 b. -B.3. - S.520-525.

124. Jandl, Ernst. Das Sprechgedicht // ernst jandl fur alle. Frankfurt am Main: Sammlung Luchterhand, 1990 a. - S.203.

125. Jandl, Ernst, osterreichische beitrage zu einer modernen weltdichtung // ernst jandl fur alle. Frankfurt am Main: Sammlung Luchterhand, 1990 b. -S.210-213.

126. Jandl, Ernst, voraussetzungen, beispiele und ziele einer poetischer arbeisweise // emst jandl fur alle. Frankfurt am Main: Sammlung Luchterhand, 1990 c.-S.224-239. •

127. Jandl, Ernst, zweifel an der sprache // ernst jandl fur alle. Frankfurt am Main: Sammlung Luchterhand, 1990 d. - S.239-248.

128. Kowalski, Jorg. BildSTOERUNG & HEIMATkunde. Bemerkungen zur visuellen Poesie in der DDR // Text+Kritik. 1997. - №9. - S. 130-141.

129. Korte, Hermann. «Die Abenteuerlichkeit des Zeichens». Konkrete Poesie // Lyrik von 1945 bis zur Gegenwart. Interpretation von Hermann Korte. -Munchen: Oldenburg Verlag, 1996. S.63-74.

130. Klussmann, Paul Gerhard. Stefan George. Zum Selbsverstandnis der Kunst und des Dichters in der Moderne // Bonner Arbeiten zur deutschen Literatur. Bonn: Bouvier Verlag, 1961. - В. 1. - 181 S.

131. Lacan, Jacques. Le moi dans la theorie de Freud et la technique de la psychanalyse. Paris: Seuil, 1978. - 299 p.

132. Lersch-Schumacher, Barbara. Das „Ende der Allegorien" oder „etwas mehr als ein Stilleben" // Text+Kritik. 1997. - №9. - S. 142-165.

133. Meier, Stefan. Zeichenlesen im Netzdiskurs Uberlegungen zu einer semiotischen Diskursanalyse medialer Kommunikation // Sprache(n) in der Wissensgesellschafit. 34 Jahrestagung der GAL. - Tubingen: Eberhard Karls Universitat, 2003. - S. 152-154.

134. Miller, Casey, Swift, Kate. The Handbook of Non-Sexist Writing for Writers, Editors and Speakers. London: The Women's Press, 1995. - 1781. P

135. Mon, Franz. Wortschrift Bildschrift // Text+Kritik. 1997. - №9. -S.5-32.

136. Moskalskaja, Olga. Grammatik der deutschen Gegenwartssprache. 3., verb, und erweiterte Auflage. M.: Vyssaja skola, 1983. - 344 S.

137. Morris, Pamela. Literature and Feminism: An introduction. -Massachusets: Blackwell Publishing, 1994. 232 P.

138. Nebel, Otto. GELEIT- und BEGLEITERSCHEINUNGEN zur absoluten Dichtung // Der Sturm. 1924. - 15. Jg. - S. 210-214.

139. Riha, Karl. Experimentelle Literatur // Deutsche Literatur zwischen 1945 und 1995. Hrsg. Horst A. Glaser. - Bern, Stuttgart, Wien: Haupt, 1997.-S.535-555.

140. Riha, Karl. Pramoderne Moderne Postmoderne. Stuttgart: Suhrkamp, 1995.- 296 S.

141. Ruhm, Gerhard, der wortkiinstler kurt schwitters // Kurt Schwitters: «Burger und Idiot»: Beitrage zu Werk und Wirkung eines Gesamtkunstlers. -Hrsg. Gerhard Schaub. Berlin: Fannei&Walz,1993. - S. 31-40.

142. Ruhm, Gerhard. Die Wiener Gruppe. Achtleitner. Artmann. Bayer. Ruhm. Wiener. Reinbek bei Hamburg: Rowohlt, 1967. - 492 S.

143. Scheffer, Bernd. Anfange experimenteller Literatur // Anfange experimenteller Literatur. Das literarische Werk von Kurt Schwitters. -Bonn: Bouvier Verlag Herbert Grundmann, 1978. S. 7-14.

144. Schmidt-Bortenschlager, Sigrid. «Ich glaube nicht an die Wirklichkeit, ich glaube nur an Wirklichkeiten». Beobachtungen zur Frauenliteratur heute // Deutschunterricht. 1986. - №38. - C. 87-102.

145. Scholz, Christine. Beziige zwischen „Lautpoesie" und „visueller Poesie" // Text+Kritik. 1997. - №9. - S. 116-129.

146. Thome, Matthias. Produzieren und Erkennen von Kohasion und Koharenz auf Webseiten // Sprachliche Kompetenze erforschen und vermitteln: Abstracts zur 33. Jahrestagung der Gesellschaft fur angewandte Linguistik in Koln. Koln: GAL, 2002. - S.168-169.

147. Tong, Rosemarie. Feminist Thought: a comprehensive introduction. -San Francisco: Boulder&Westview Press, 1989. 305 p.

148. Tromel-Plotz, Senta. Frauensprache: Sprache der Veranderung. -Franfiirt am Main: Fischer, 1996. 224 S.

149. Werr, Christoph. Literatur zum Anfassen: Vorschlage zu einem produktiven Umgang mit Literatur. Miinchen: Max Hueber Verlag, 1987. - 120 S.

150. Walter, Jiirgen. Sprache und Spiel in Christian Morgensterns Galgenliedern. Freiburg/Munchen: Verlag Karl Alber, 1966. - 164 S.

151. Wartmann, Brigitte. Schreiben als Angriff auf das Rationalitat // Literaturmagazin. 1979. - № 11. - S. 108-131.

152. ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

153. ЛЭС — Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.НЛрцева. -М.: Советская энциклопедия, 1990. 685 с.

154. OW Osterreichisches Worterbuch / Red. Herbert Fussy, Ulrike Steiner. -Wien: 6bv& htp VerlagsgmbH & Co. KG, 2005. - 888 S.

155. SfL Sachworterbuch fur den Literaturunterricht / Hrsg. Prof. Dr. habil. Karlheinz Kasper. - Berlin: Volk und Wissen VEV, 1975. - 206 S.

156. Wahrig Wahrig. Deutsches Worterbuch / Neu hrsg. von Dr. Renate Wahrig-Burfeld. - Giitersloh: Bertelsmann Lexicon Verlag, 1994. - 1824 S.

157. WddG Worterbuch der deutschen Gegenwartssprache / Hrsg. von Ruth Klappenbach und Wolfgang Steinitz. - Berlin: Akademie-Verlag, 1971. -Band 2.- 1600 S.1. ИСТОЧНИКИ ПРИМЕРОВ

158. Антология современной немецкоязычной литературы (1945-1996): в 2 т. // Сост. Л.Х.Рихтер. М.: Издательство МАРТ, 1999. - Т.1. - 776 с.

159. Дёблин, А. Берлин, Александерплац. СПб.: Миллениум, 2000. - 571 с.

160. Русский эротический фольклор. Песни. Обряды и обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частушки // Сост. и ред. А.Л.Топорков. -М.: «Ладомир», 1995. 640 с.

161. Alles von Karl Valentin. Hrsg. M. Schulte. - Miinchen, Zurich: R. Piper & Co. Verlag, 1978.-640 S.

162. Braun, Volker. Langsamer knirschender Morgen. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1987.-90 S.

163. Concerning concrete poetry // Ed. B.Cobbing, P.Mayer. London: writes forum, 1979.-85 p.

164. Dada Berlin: Texte, Manifeste, Aktionen // Hrsg. K.Riha. Stuttgart: philipp reclamjun., 1994.-184 S.

165. Dada Zurich: Texte, Manifeste, Dokumente // Hrsg. K.Riha, W. Wende-Hohenberger. Stuttgart: philipp reclamjun., 1995. - 176 S.

166. Das bleibt: deutsche Gedichte 1945-1995 // Hrsg. J.Drews. Leipzig: Reclam Verlag, 1995. - 279 S.

167. Das groBe deutsche Gedichtbuch: von 1500 bis zur Gegenwart // Hrsg. C.O. Conrady. Miinchen, Zurich: Artemis und Winkler, 1991. - 979 S.

168. Das singende Jahr: Kernliederbuch // Hrsg. G.Wolters. Wolfenbiittel: Moseler Verlag, 1960. - 87 S.

169. Deutsche Gedichte von 1900 bis zur Gegenwart // Hrsg. Fr. Pratz. -Frankfurt am Main: Fischer Taschenbuch Verlag, 1979. 316 S.

170. Jandl, Emst. ernst jandl fur alle. Frankfurt am Main: Luchterhand Literaturverlag GmbH, 1990. - 254 S.

171. Jandl, Ernst. Laut und Luise: zerstreute gedichte 2. Miinchen: Luchterhand Literaturverlag GmbH, 1997.-235 S.

172. Krusche, Dietrich, Krechel, Riidiger. Anspiel: konkrete Poesie im Unterricht Deutsch als Fremdsprache. Bonn: Inter Nationes, 1992. - 107 S.

173. Lyrikertreffen Munster 18. 27. Mai 1979. - Hrsg. L Jordan, A.Marquart, W.Woesler. - Miinster: Eine Schrift des Presse- und Informationsamtes der StadtMiinster, 1979.- 80S.

174. Morgenstern, Christian. Galgenlieder. Zurich: Diogenes Verlag AG, 1983. -144 S.

175. Riihm. Gerhard, botschaft an die zukunft. gesammelte sprechgedichte. -Hamburg: Reinbek bei Hamburg, 1988. 334 S.

176. SMS-Lyrik. 160 Zeichen Poesie // Hrsg. A.G.Leitner. Munchen: dtv, 2003. -100S.

177. Stefan, Verena. Hautungen. Munchen: Verlag Frauenoffensive, 1975. -159 S.

178. Stramm, August. Das Werk. Hrsg. R. Radrizzani - Wiesbaden: Limes Verlag, 1963.-493 S.

179. Visuelle Poesie: Text + Kritik: Zeitschrifl fur Literatur: Sonderband // Hrsg. H.L.Arnold, H.Korte. Munchen: edition text+kritik GmbH, 1997. - 242 S.

180. Vom Nullpunkt zur Wende: deutschsprachige Literatur 1945-1990: Ein Lesebuch fur Sekundarstufe // Hrsg. H.Krauss. Essen: Klartext, 1994. -262 S.