автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Сюжетная типология жанра жития в русской литературе XI-XVI веков

Полный текст автореферата диссертации по теме "Сюжетная типология жанра жития в русской литературе XI-XVI веков"

На правах рукрписи

Васильев Владимир Кириллович

Сюжетная типология жанра жития в русской литературе Х1-ХУ1 веков

Специальность 10 01 01 - «Русская литература»

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

д. о-^-ч. с 2

ТОМСК-2007

003164471

Работа выполнена в ГОУ ВПО «Новосибирский государственный университет» на кафедре древних литератур и источниковедения

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Дергачева-Скоп Елена Ивановна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор Бахтина Ольга Николаевна

Защита состоится 6 марта 2008 года в_ч_мин на заседании

диссертационного совета Д 212 267 05 при Томском государственном университете по адресу 634050 г Томск, пр Ленина, 36

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Томского государственного университета

Автореферат разослан « »___2008 года

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат филологических наук,

кандидат филологических наук. Журавель Ольга Дмитриевна

Ведущая организация:

ГОУ ВПО «Красноярский государственный педагогический университет»

профессор

Л А Захарова

Дореволюционная научная традиция исследования жанра русского жития (ведущая отсчет от второй половины 60-х гг XIX в) представлена прежде всего трудами И.С Некрасова, В О Ключевского, И А. Яхонтова, А Кадлубовского, Н.И. Серебрянского Для нас работы названных авторов ценны некоторыми конкретными наблюдениями и выводами, вводящими в русло темы данного диссертационного исследования Например, В О Ключевский писал, что «для жития дорога не живая цельность характера с его индивидуальными особенностями < >, а лишь та сторона, которая подходит под известную норму, отражает на себе известный идеал», «изображения дают лишь "образы без лиц" И в древнейших и в позднейших житиях неизменно повторяется один и тот же строго определенный агиобиографический тип»1 Ученый рассматривал и устойчивые элементы, составляющие жизнеописание святого И Яхонтов отмечал, что северно-русские поморские жития написаны по прежним образцам, создавая ряд повторяющихся сюжетов, и дают материал «только разве для изучения идеальных взглядов на подвижничество». Оба автора, говоря современным научным языком, подчеркивали «этикетную», каноническую, инвариантную основу жития - единство типа и сюжета, обнаруживая при этом их повторяемость

В советский период главным препятствием для изучения агиографических текстов явились общественные идеологические установки Из работ 70-80 гг XX в (Л А Дмитриева, В А Грихина, А М Панченко, Б И Бермана) для нас оказалось наиболее продуктивно обращение к трудам Л А Дмитриева, опять же в связи с интересом ученого к житийному сюжету и его составляющим

Необходимо отметить, что в советский период исследователями была проделана огромная работа по изучению отдельных агиографических произведений С разной степенью полноты были изучены практически все известные и малоизвестные произведения русской житийной традиции, что заложило основу для дальнейших типологических исследований

Что касается типологии, то в этом аспекте жития не изучались очень долго Ситуация начала меняться лишь в последние годы И здесь мы выделили бы статьи ТР. Руди и OB Панченко (изданные в 2001-2007 гг) Выделили потому, что в них прослеживается четкость при теоретической постановке проблем, при этом (и потому) интересны и значительны, на наш взгляд, результаты (полученные TP Руди). Одним из основных «обобщающих» понятий, с которым работает исследовательница, является «топика» Оно включает в себя более частные «"типические черты", "общие места", клише,

1 Ключевский В О Древнерусские жития святых как исторический источник - М , 1988 -С 436

3

повторяющиеся мотивы, устойчивые (трафаретные) литературные формулы и т.д.»2. Т.Р. Руди исходит из положения «о том, что художественный канон, < > литературный этикет и ориентация на образцы (хтйасю), являются одной из основ средневековой поэтики» Она пытается решить проблему выявления типологии агиографических топосов «в связи с типом святости»4, результатом чего, в частности, явилось построение схемы монашеского жития

Данный подход ценен, на наш взгляд, прежде всего тем, что он адекватен предмету, его природе Кроме того, он требует применения строгой научной методики и в этом воинствующе противостоит так называемому аморфному литературоведению.

Наши исследования, начатые в 1987-1989 гг.5, явились попыткой рассмотреть жанровые разновидности древнерусской агиографии Х1-ХУ1 вв с позиции сюжетной типологии. Такой подход позволил описать, в том числе, структурно-типологическую модель «жития-мартирия», выявить и рассмотреть типологически сходную структуру в «воинских повестях агиографического типа» и в цикле сочинений А. Курбского Материал вывел на описание сюжета-архетипа (генезиса) и в целом на проблему (историко-функциональную) исследования в области «национального сюжетного пространства» (Ю М. Лотман)

Актуальность и научная новизна исследования.

Неизменно на протяжении веков в центре внимания авторов русских житий находился «внутренний человек», его судьба от рождения и до смерти, душа в высших ее проявлениях (святости), равно как и в самой бездне падения В этом отношении житие - уникально, его опыт постижения человека бесценен (тем более что он наследован новой литературой)

Актуальность диссертационной работы обусловлена значительно возросшим интересом ученых к исследованию агиографических текстов (в том числе типологическому), к изучению ментального и поискам точных, адекватных методов в этой сфере, к проблемам исторической поэтики, теории мифа и архетипического Кроме того, ситуация в современном литературоведении характеризуется не просто популярностью и актуальностью религиозной тематики (в изучении агиографии, выявлении христианского,

2 Руди Т Р О композиции и топике житий преподобных // Труды Отдела древнерусской литературы -СПб, 2006 - Т 57 - С 432

'Тамже С 433

4 См Руди Т Р Топика русских житий (вопросы типологии) // Русская агиография исследования, публикации, полемика - СПб,2005 - С 59-101

5 См Васильев В К Век XI и век XX два сюжета русской литературы // Материалы XXVII Всесоюзной науч конференции «Студент и научно-технический прогресс» Филология - Новосибирск, 1989 - С 78-84

библейского «кода» русской литературы и пр ), а сверхинтересом ученых к этой теме. Дело не только в прорыве после долгого молчания и уж ни в коем случае не в спекуляциях и моде Абсолютно прав В С. Непомнящий в определении данного вопроса как вопроса «национальной самоидентификации» и «одного из вопросов жизни и смерти нации и культуры»

В работе первые ставится проблема изучения типологии жанра жития в русской литературе Х1-ХУ1 вв через реконструкцию сюжета-архетипа, обслуживающего не только агиографическую литературу, но и коррелирующую с ней

Объект исследования - житийные и типологически сходные с житиями тексты русской литературы Х1-ХУ1 вв

Предмет исследования - структура «преподобнического» и «мученического» жития, аналогичные структуры, функционирующие в контексте «других» жанров русской литературы Х1-ХУ1 вв

Цель исследования - выявление сюжетно-композиционных моделей жанра жития, реконструкция генезиса и описание функционирования моделей двух разновидностей жанра - «преподобнического» и «мученического» жития - в историко-литературном процессе X 1-ХVI вв Достижение поставленной цели основано на решении конкретных задач'.

1 построении сюжетных моделей «преподобнического» и «мученического» жития,

2 реконструкции архетипического сюжета о Христе и Антихристе, к которому генетически восходят жизнеописания во всех разновидностях «жития» и типологически сходных жанрах,

3 описании функционирования указанных и типологически сходных моделей в историко-литературном процессе Х1-ХУ1 вв

Методологической и теоретической базой диссертации являются 1) типологический метод, связанный с представлением о жанре как структурно сформированной целостности, 2) генетический подход, выводящий на проблему архетипа сюжетной структуры жанра; 3) историко-функциональный подход, плодотворно используемый для описания литературных текстов как исторически развивающихся систем во всей совокупности присущих им связей и отношений, 4) историко-литературный подход, позволяющий осмыслить характер литературных явлений как исторически обусловленных систем

Практическая ценность диссертации заключается в том, что ее материалы могут быть использованы в исследованиях по истории русской литературы, теории литературных жанров, в общих и специальных курсах,

учебных пособиях по истории русской литературы, творчеству авторов рассмотренных произведений, методике анализа текстов агиографической традиции, русской истории, культурологии и пр Учебное пособие к спецкурсам (Васильев В.К. Сюжетная типология русской литературы XI- XX веков (Архетипы русской культуры). 4 1.- Красноярск, 2006 - 243 с ), написанное на материале диссертационного исследования, рекомендовано Сибирским региональным учебно-методическим центром высшего профессионального образования для межвузовского использования в качестве учебного пособия для студентов, обучающихся по направлениям подготовки 031001 («Филология»), 030601 («Журналистика»), 030301 («Психология»), 031401 («Культурология»)

Апробация работы Результаты исследования докладывались на международных конференциях и симпозиумах Вторая научная конференции «Феномен творческой личности в культуре» (Москва, 26-27 октября 2006 г), «II Ремезовские чтения» — «Провинция в русской культуре» (Тобольск, 21-24 апреля 2005 г ); «Книга и литература в культурном контексте» (Новосибирск, 28-30 мая 2001 г); «Проблемы литературных жанров» (Томск, 7-9 декабря 1988 г) «Культура русских липован (русских старообрядцев) в национальном и международном контексте» (Бухарест, 1-4 октября 1993 г); на всероссийских конференциях: «XXVII Всесоюзная научная конференция "Студент и научно-технический прогресс"» (Новосибирск, апрель 1989), «Воспитание исторического и национального самосознания в процессе преподавания дисциплин хуманитарного цикла» (Канск, 1996, 1997), «Славянский мир на рубеже веков» (Красноярск, 1997); на «Региональной научно-практической конференции "Культурология и художественная культура"» (Красноярск, 24-25 марта 2000 г.) и др Материал, полученный в ходе диссертационного исследования, много лет используется в лекционных курсах по истории русской литературы, в проведении семинаров и коллоквиумов, а также в спецкурсах «Сюжетная типология русской литературы Х1-ХХ вв », «Новые аспекты литературоведения» и др

Публикации По теме диссертации опубликовано 19 работ (в том числе 2 учебных пособия, 4 статьи в ведущих рецензируемых научных журналах, определенных Высшей аттестационной комиссией) общим объемом более 30 печатных листов.

Положения, выносимые на защиту:

1. Разновидности жанра древнерусского жития («преподобническое» и «мученическое») сводимы друг к другу в системе тождественных сюжетных мотивов, воплощающих семантику пути и подвига святости

2. При этом не существует единого литературного канона жития, каждая из разновидностей обладает специфическим сюжетно-композиционным строением

3. Жизнеописание мучителя, героя-злодея, в житии-мартирии и структурно идентичных текстах восходит к сюжету-архетипу об Антихристе

4 Структура, аналогичная структуре жития-мартирия, реализуется в самых разнообразных в жанровом отношении произведениях

4 1.в древнерусских «воинских повестях агиографического типа»,

4 2 она способна «моделировать» авторскую «картину мира», в частности, - в цикле сочинений А Курбского

Структура работы Диссертационное исследование состоит из Введения, трех глав, Заключения и списка использованной литературы, включающего 208 наименований Общий объем работы 210 страниц

Основное содержание работы.

Во Введении обоснована актуальность темы, дан анализ современного состояния проблемы в историко-литературных исследованиях, рассмотрена степень ее изученности в типологическом аспекте, определены цели и задачи, объект и предмет, представлена методологическая база исследования, обоснованы научная новизна, теоретическая и практическая значимость, сформулированы основные положения, выносимые на защиту

Глава 1. Русское «преподобническое» и «мученическое» житие XI - XVI веков. Сюжетная типология жанра. В главе описаны составляющие сюжетно-композиционной структуры названных разновидностей жития, выстроены их структурно-типологические модели, выявлен генезис жанровой структуры в целом, рассмотрены особенности функционирования модели «мученического жития» (именно ее исследованию отдан приоритет в настоящей работе) Установлено, что данная модель способна к реализации вне жития, в других жанрах, что позволило, в свою очередь, выявить структурное сходство текстов, казалось бы, абсолютно несхожих.

Модели жизнеописания преподобного и мученика построены на основе анализа сюжетно-композиционной структуры житийных текстов и обращения к работам предшественников В О Ключевского, Хр Лопарева, П. Безобразова,

В В. Болотова, В П. Адриановой-Перетц, М О Скрипиля, Л А Дмитриева, С В. Поляковой, Т Р Руди, О.В Панченко и др

Модель преподобничеекого жития понадобилась нам для сопоставления с другой сюжетной моделью - мученического жития, для выявления сходства и различия обеих Смыслы, которые несет топика монашеского жития, позволили также глубже понять специфику ратного служения, образа и пути воина, героя воинской повести.

Сюжетная композиция жития-мартирия имеет более сложное строение в сравнении с композицией преподобничеекого жития. Исследователи, обращавшиеся к жанру жития-мартирия, интересовались более и прежде всего героями-святыми. И это вполне объяснимо, мученик - центральное лицо повествования. Но конкретные тексты могут содержать и детальное жизнеописание мучителя Изучение последнего имеет самостоятельный и очень важный смысл не только для выявления полной картины, представленной текстом, но и для построения сюжетной типологии жития, и, как выясняется, типологии произведений, принадлежащих к другим жанрам

Сюжетными составляющими модели жизнеописания героя-мученика являются, предварительные сведения (исторические или легендарные) о событиях, приведших к гибели мученика (экспозиция), рождение от «блаженных» («святых», «благочестивых», «христолюбивых») родителей, раннее проявление любви к Богу, интереса к христианскому учению, грамоте и книжности (будущий мученик читает прежде всего жития-мартирии); желание мученической смерти, конфликт с иноверцем (заключение, прение о вере обличение язычества, отказ выполнить языческий / нехристианский обряд, защита догматов христианской веры, приговор, казнь), посмертные чудеса.

Основные сюжетные элементы жизнеописания героя-злодея, мучителя рождение «от блуда», злая судьба (трагическая судьба-предопределение герой не властен над ней, он не может избавиться от тяготеющего над ним проклятия, греха родителей) - злое начало проявляется в поступках, совершаемых им на пути к власти (убийстве, обольщении, лжи), мотивах гордыни и маски, злая смерть, предстающая как «возмездие Божие»

В полном виде биография, на основе которой построена модель жизнеописания героя-злодея, содержится в текстах борисоглебского цикла, в Летописной повести и в «Сказании» (далее - Лп и Ск.) Мучителем является брат Бориса и Глеба, князь Святополк Он злодей по своей природе Святополк рожден монахиней-гречанкой (приведенной на Русь его дедом, князем

Святославом) Его подлинный отец, Ярополк, был убит (в 980 г) братом

Владимиром в борьбе за киевское наследие. Последний не устоял перед красотой жены убитого и взял ее за себя беременной Святополком. Летописец обвиняет Владимира в прелюбодеянии. Однако в абсолютной степени греховную природу сына определила вина матери, расстриженной монахини Ют греховьнаго бо корени золь плодъ бываеть понеже бе была мати его черницею» (Лп) Святополк от рождения лишен выбора между добром и злом Его участь - делать зло. В Лп. герой предстает как «злой человек», изгой, противник Бога и Божьего креста Его природное состояние - грех Замыслив убийство Глеба после расправы над Борисом, преступный князь рассуждает «Зане его же [Бориса] Господь възлюби, а азъ погнахъ и къ болезни язву приложихъ, приложю къ безаконию убо безаконие Обаче и матере моея грехъ да не оцеститься и съ правьдьныими не напишюся, нъ да потреблюся отъ книгь живущиихъ»

В своих деяниях (функциях) Святополк - лжец, обольститель и убийца Этими способами он пытается осуществить «высокоумную» (гордую, дьявольскую) мысль - захватить власть в Киевской Руси За злой жизнью следует и злая смерть В историю князь-братоубийца вошел под именем Святополка Окаянного Смысл его деяний определяет именно данный эпитет (окаянный - «проклятый, отверженный церковью») Законы мифологемы «имя есть судьба», трансформировали имя Святополка от семантики святости и воинствования к символу нечистого, антихристианского, отреченного.

Размышления Святополка о «книге жизни» (Ск ) обнаруживают общность образа князя-братоубийцы с образом апокалипсического зверя «Озеро огненное, горящее серою», куда низвергнут зверь и лжепророк, есть ад, бездна, где суждено мучиться каждому, «кто не был записан в книге жизни» [Апок 20,15] В возмездии от Бога - конечная участь «человека греха», Антихриста В целом проблема оказывается связанной с решением вопроса о генезисе сюжетной структуры жития, описанием сюжета-архетипа о Христе и Антихристе

Термин «архетип» предложен основателем «аналитической (глубинной) психологии» КГ Юнгом для характеристики содержания «коллективного бессознательного». В связи с этим следует говорить об изначальных идеях, мотивах, образах, которые «имеют свое происхождение в архетипе» и «которые неожиданно обнаруживаются повсюду» К Г. Юнг подчеркивает, что архетип имеет структурную природу Для литературоведа несомненный интерес представляет то, что структурные архетипические модели лежат в основе устной и письменной культуры от архаичной мифологии до литературы

сегодняшнего дня Задача исследователя - обнаружить и описать их. Сделать это достаточно сложно в силу ряда причин. В частности, потому, что одним из сущностных свойств структуры является способность к трансформации Отсюда трудность ее узнавания - выявления общего в том, что воспринимается как совершенно разнородное и несопоставимое Наличие архетипической структуры в том или ином произведении отнюдь не очевидно даже для специалиста, читатель же остается, в принципе, вне данной проблематики Между тем описание архетипического дает ключ к скрытым (бессознательным) смыслам текста, которые невозможно постигнуть иными путями и без понимания которых текст фактически остается непрочитанным

Жизнеописание Антихриста представляет типологическую параллель биографии героя-злодея, мучителя, а жизнеописание Христа — биографии святого (главного героя любого типа жития)

Сюжет о Христе носит канонический характер, он описан, прежде всего, в Четвероевангелии. Жизнеописание Антихриста в сюжетно законченном виде не было описано никем и никогда. Оно сложилось частью в библейских текстах, частью в экзегетике и в апокрифической литературе Сюжет об Антихристе сформировался как некий антитекст по отношению к сюжету о Христе.

Христос искупает последствия грехопадения уже тем, что сам рождается вне плотского совокупления - от непорочного зачатия Все варианты рождения Антихриста 1) «от жены жидовки, от колена Данова», 2) от монахини; 3) от блудницы; 4) от инцеста и др , - в сущности, сводятся к одному он рождается от блудной, греховной, незаконной связи

Христос - богочеловек, пришедший искупить первородный грех, дать человечеству возможность спасения, жизни вечной (другие его имена -Искупитель и Спаситель). Антихрист - «человек греха, сын погибели» [2 Фесс 2, 3], приходящий в конце «времени», чтобы соблазнить и погубить поддавшихся искусу и последовавших за ним.

Христос - подлинный учитель [см : Матф. 23, 8], он пришел в мир, чтобы открыть Истину и указать Путь [см • Ио 14, 6] Антихрист - лжепророк и лжеучитель, «дух заблуждения» [1 Ио 4, 2] Он «лжец» [1 Ио. 2, 22], и его образ коррелирует с образом дьявола, «лжеца и отца лжи» [Ио 8,44]

Антихрист, претендующий на роль Христа, его место и власть над душами людей, выступает в роли обуянного гордыней самозванца и ложного двойника Христа [см 2 Фесс. 2, 4]. Он - некто в маске добродетели Скрывая под личиною свою подлинную природу, он выдаст себя за Христа и предстанет им

в глазах тех, кто введены в соблазн (греч анти не только «против», но и «вместо»). Он - обольститель, как всякий неисповедующий Христа [см . 2 Ио. 1, 7]. Он наделен, как и Христос, силой чудотворения, но эта сила от дьявола [см.. 2 Фесс. 2, 9, ср.. Апок 13, 14]), и лишь благодаря своей связи с ним он добивается господства и власти над людьми [см.. Апок. 13, 2])

Дьявол есть «искони человекоубийца» [Ио. 8, 44] Его посланник Антихрист, отвергая Истину и утверждая насилием свое ложное учение, сделает так, «чтоб убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя» [Апок 13, 15] Если Христос дал человечеству закон, главнейшая заповедь которого - «не убий», то Антихрист - человек вне закона. Он отвергает все заповеди Христа Гордыня - основная психологическая черта в его образе-характере, обольщение, проповедование лжи (блуда), убийство - основные функции, закрепленные за ним Его цель - власть

Конечная участь Христа - воскресение через мученическую смерть на кресте (второе рождение). Конечная участь Антихриста 1) «Иисус убьет [его] духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего» [2 Фесс 2, 8], 2) быть живым «брошенным в озеро огненное, горящее серою» [Апок 19, 20] (смерть вторая). Таким образом, отношения Христа и Антихриста определяет непримиримый духовный конфликт, заканчивающийся победой Христа

Христос и Антихрист воплотили два различных пути на земле Христос -путь святости [см . 1 Петра 1, 16]), спасения и истины Рожденный от блуда Антихрист - путь лжи, заблуждения и гибели

Семантика слов с корнем *blud!bljad' в древнерусском языке замечательно иллюстрирует смыслы сюжета об Антихристе (он предстает в качестве универсального блудника) 1) «блуждание» («блуждать», «скитаться», «плутать»), 2) «заблуждение», «ошибка» («заблуждаться», «ошибаться»), 3) «обман», «ложь», «ересь» («обманывать», «лгать», «вводить в заблуждение», «проповедовать ложное учение»); 4) «разврат», «распутство», «прелюбодеяние», «незаконное, безбрачное сожитие» («развратничать», «прелюбодействовать», «сожительствовать»), 5) «уклонение от прямого пути в прямом и переносном смысле» («уклониться от истинного пути», «встать на ложный путь, путь гибели»)6.

Таким образом, жанр любого жития в жизнеописании святого восходит к архетипическому сюжету о Христе (проблема «lmitacio Christi»),

6 Блуд, с точки зрения русского человека средневековья, не только прямая ложь, но и «пустословие», «празднословие», «болтовня», «вздор» (вздорное слово) и тп Соответственно, «болтун», «пустослов», «пустомеля» - «блядословец»

жизнеописание героя-злодея, мучителя в житии-мартирии - к сюжету об Антихристе («нпкасю АпйсЬпБЙ»). В основе жизнеописаний героя жития и его антагониста (каковым выступает «мучитель») лежит генетически общий архетипический сюжет

Глава 2. Реализация структуры «жития-мартирия» вне жанра. «Воинская повесть» и «житие». Глава посвящена описанию структуры сюжетно-композиционного пространства древнерусских «воинских повестей агиографического типа» и связанной с этим проблеме функционирования сюжетно-типологической модели мученического жития Феномен функционирования такой модели заключается в том, что она способна к реализации вне жанра.

Совершенно очевидно, что под термином «воинская повесть» (далее - Вп) в древнерусской литературе объединяются разные исторические формы повествования. Существует разнобой и в терминологии Само существование единой жанровой формы справедливо ставится некоторыми специалистами под сомнение (Е А Прохазка) Изученный материал свидетельствует, что в системе Вп имеется жанровый вариант, который следует перевести из раздела «мирской» литературы в раздел литературы агиографической, так как его природа определяется житийной структурой, аналогичной структуре жития-мартирия Сравнительному анализу подвергнуты «жизнеописания» и образы воина и внешнего врага с жизнеописаниями и образами соответствующих житийных персонажей, рассмотрены представления о битве в христианской культуре

Воин и монах - наиболее типичные и репрезентагивные фигуры эпохи средневековья Путь монаха резко отграничен от пути человека мирского, в том числе и воина Но как бы ни были различны герои, судьба объединяет их - в ту минуту, когда воин выступил навстречу «врагу христианства», его путь становится схожим с путем инока

Мировоззренческие представления средневековья породили целый церемониал подготовки к битве Он носит соборный характер, регламентирует поведение и воинов, и тех, кто остаются дома Функция церемониала: вымолить помощь у небесных сил, призвать Господа, Богородицу, святых на бой против врага, всем (соборно) укрепиться в духе, очиститься и приготовиться к смертному испытанию Наиболее ярко церемониал выражен в относительно поздних произведениях (московского периода), которые повествуют о значительных сражениях и победах русских В главе рассмотрены тексты, созданные в XV—XVI вв.. «Сказание о Мамаевом побоище», «Казанская

история», «Повесть о прихожении Стефана Батория на град Псков» (далее -«Сказание», КИ и «Повесть») Структура церемониала подготовки к битве (выхода на врага) включает в себя.

- молитвы и молебны,

• отпущение грехов, благословение князя (царя) и воинов митрополитом (другим авторитетным духовным лицом),

- прощание и наказ остающимся

Нашествие врага понимается как выражение гнева Всевышнего за грехи христиан Во время битвы должно быть оставлено все злое - греховные, трусливые и лукавые замыслы, заговоры и языческие атрибуты Воины могут сражаться только «во имя Божие»

День битвы - день грозный суда Божьего для Русской земли. Поле брани -место, суженое Богом, «гроб за имя Христово». Враги - орудие Божьей мести Бог судит не только Русскую землю, но и ее противников Победа - воздаяние врагу, познание славы Господа и возвышение христианского рода День победы - день радости и веселия, сотворенный Господом И день великого плача по убиенным Поражение же - свидетельство глубины греховного падения и наказание за него Враг побеждает не потому, что на его стороне Бог, а потому, что Богу надо «казнить» грешников и очистить их тем самым от греха

Время битвы - это молитвенное время духовного очищения, покаяния, перед предстоящим судом Божьим и возможным смертным часом Это время единения, соборности, когда «вкупе все», и воины, и остающиеся дома, объединяются против врага, сил зла в стремлении выстоять и победить

Время битвы - это время мученического подвига Многим придется пролить свою кровь за веру, Русскую землю и великого князя (царя), а кому-то и сложить головы, т е. принять от Бога мученические венцы (Добавим, что это время «потрудиться» и добыть традиционные «честь и славу») Волею автора КИ литургия сливается с битвой А потому битва, как и литургия, - святое время и святое состояние

Сражение с врагом - мистерия космического масштаба. В бой вступают воины земные и небесные, в схватке сходятся Свет и Тьма, силы Добра и Зла Бог, Богородица, все Христово воинство, прежде всего святые - защитники Русской земли зримо и незримо участвуют в сражении. Отсюда сюжеты о спасении городов и целых земель представителями небесного воинства, победе над врагом креста, икон, постоянные описания «видений» (открывающимся людям особой духовной чистоты) - свидетельств участия в бою небесных сил

(святых, ангелов и пр ), описания случаев, когда трупы врагов лежат там, где не ступала нога русского воина и т.п.

Без уяснения этих представлений невозможно постичь смыслы и сущность воинского служения и подвига.

Названные выше Вп заключают в себе ярко выраженное религиозно-агиографическое начало, менталъность мученичества. Вызвано это наличием в сюжете мученического конфликта

По ту сторону конфликта в Вп выступает внешний враг. В своей характеристике это посланник дьявола, противник и искоренитель христианства, разрушитель святынь, мучитель. Само появление врага в «Сказании» означает завязку мученического конфликта

Автор КИ описывает историю Казанского царства с момента возникновения и до падения Данная линия строится по модели сюжета о появлении на свет природного зла. Через мотив злого рождения - от змея-аспида-беса и от «злого древа», Золотой Орды, автор объясняет злую, «кровопийственную», природу обитателей Казанского царства и исход Божьего суда - возмездие, гибель этого царства.

В характеристике же русских воинов, прежде всего, великого князя («Сказание») и царя (КИ) существенны агиографические мотивы В желании Дмитрием Ивановичем «небесного» и чаянии «будущих вечных благ» от Бога очевидна заявка на мученичество В лице главного героя исторической Вп мы легко узнаем героя, аналогичного классическому герою жития-мартирия.

Провиденциалистское понимание истории и строго иерархическое устройство средневекового общества неизбежно приводили к мысли о вине и грехе, прежде всего, первых лиц в государстве за те беды и напасти, которыми карает Бог Русскую землю. И Дмитрий Иванович, и Иван IV осознают свою вину, изъявляют желание первыми пострадать за веру

Всем русским воинам судьба предоставила возможность уподобиться христианам-первомученикам. В речи Дмитрия Ивановича перед князьями главное - бороться за веру, которой просветил Владимир киевский Русскую землю. «Аще кто еа ради постражеть, то въ оном веце съ святыми пръвомучившимися по вере Христове причтен будет» Князья в один голос отвечают согласием, перефразируя евангельскую цитату, которой мотивируется подвиг всякого христианина, решившего отречься от мира и посвятить себя служению Богу. «Всяк, иже оставит дом, или братию, или сестры, или отца, или матерь, или жену, или чада, или села имени моего ради, сторицею приимет и живот вечный наследит» [Матф. 19, 29] В структуре цитаты первая смысловая

часть, в которой говорится о необходимости ухода и отречения от мира во имя Христа, заменена автором на смысловую единицу, раскрывающую в контексте «Сказания» воинский подвиг мученичества (ниже мы выделяем ее курсивом) «Рече бо Господь • "Аще кто постражеть, имени моего ради, то въ будущий векь сторицею въсприиметь жывоть вечный"» Отсутствующий в Евангелии текст в «Сказании» представлен в качестве евангельской заповеди! Готовый исполнить ее великий князь свершает, по словам книжника, именно «евангельскую заповедь», «закон Божий». Воины, идущие на битву, не должны помышлять о земной жизни, о женах и детях, отцах и матерях, имуществе и домах, славе и богатстве, не должны бояться, а с радостью идти на подвиг. В рассматриваемых Вп требование исполнения данной заповеди является одним из структурообразующих. В «Сказании» эту заповедь исполняют все воины, они переходят Дон и рушат мосты: впереди только победа, если не физическая, то духовная («венец победный») «Сказание» конкретизирует идею мученичества рассказом «вернаго самовидца» о том, как во время битвы руки проповедников и пророков из небесного облака «много венцевъ дръжаше и опустишася над плъком, на головы христианьскыя». Те же смыслы реализуются и в КИ.

Путь воина пребывание в вере, твердость в ней, доказываемая целомудрием, воздержанием, исполнением заповеди отречения от мира, готовностью к мученичеству. Несмотря на отчетливое противопоставление образов монаха и воина, иноческого и воинского путей они оказываются изоморфными Итог жизненного пути воина тот же, что и монаха (в идеале) -достижение царства небесного. Более того, если так можно выразиться, воин достигает этого проще- не многолетним подвижничеством, а однократным актом-подвигом — мученическою смертью в бою Тождество святости и гибели христианина от рук врага безоговорочно Воин святой-мученик Даже если ему не суждено погибнуть, он «мученик произволением» только потому, что встал на путь воинствования за веру, Русскую землю, дело великого князя Пролитая кровь и полученные в сражении раны - знаки его святости.

Воин и монах объединены общей функцией воинствования Оба они «воины Христовы», но монах воинствует не в доспехах и с мечом в руках, не проливая кровь, а духовно, ведя непрестанную борьбу с духами злобы и силами тьмы. Его оружие, доспехи и ограждение - сама вера, учение Христа, слово и свет его Истины, духовные добродетели, молитва, пост, всенощное бдение, крест, икона, святая вода, монашеская одежда и т п. Смыслы воинствования для христианина сформулированы в Новом Завете апостолом Павлом «Для сего

приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый и, все преодолевши, устоять. Итак станьте, препоясавши чресла ваши истиною, и облекшись в броню праведности, И обувши ноги в готовность благовествовать в мир, А паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; И шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть слово Божие» [Еф 6, 13-17]7. Древнерусские тексты дают бесконечный ряд примеров такого рода воинствования Если монах (и любое духовное лицо) воинствует «не против крови и плоти», то для воина одновременно открыты оба бранных пути- и с оружием в руках, и духовный Выступая на врага, воины-христиане вооружаются не только мечами и копьями, но и молитвой, иконой, крестом, стягом с ликами Спаса и святых, благословением и пр

В разного рода работах неоднократно были продемонстрированы или поддержаны попытки отграничить идеальную «светскую» характеристику воина от характеристики церковной Например, Н.И. Серебрянский высказал гипотезу о существовании «более древнего опыта биографии благов князя» Александра Невского, автором которой был его дружинник Затем А С Орлов и В Л. Комарович попытались вычленить фрагменты гипотетической начальной биографии князя, относя светские фрагменты к автору-дружиннику, а церковные - к монаху (И П Еремин и Ю К Бегунов справедливо сочли такой подход научно несостоятельным.)

В самих средневековых текстах воинское и монашеское служение (путь, судьба) могут быть представлены как определенного рода тождество В середине XVII в написана поэтическая редакция «Повести об Азовском осадном сидении» В ней выражено самоопределение казачества, дан ответ на вопрос «кто мы7» Казаки названы «людьми Божьими, Царя небесного», а воинская служба приравнена к пустынножительской, при этом она понимается как мученичество за веру, Русскую землю и православного царя Автор «поэтической» редакции повести Федор Порошин, предвидя возможность отказа в помощи со стороны Москвы в удержании Азова, писал «Подымем мы, грешные, икону Предтечеву, да пойдем с ним, Светом, где нам он велит А атамана поставим у его образа, — тот у нас будет игуменом, а ясаула пострижем, то[т] нам будет строителем < > , а не отступим ево, Предтечева образа, - помрем все тут до единого! Будет во веки слав[н]а лавра Предтечева» Под пером автора воинское сообщество легко трансформировалось в монастырское общежительство Уподобив воинскую

7Ср также 2-е Коринф 10, 3,4, Еф 12, Римл 13, 12, 1-е Фесал 5,8

16

службу вольного казачества службе монашеской, пустынножительской, Федор Порошин ясно выразил тождество между воинствованием «по плоти» - против реальных внешних врагов и воинствованием против врагов духовных - сил тьмы

«Моральная концепция русской истории сложилась в древнерусской исторической литературе только после нашествия Батыя»8, - пишет Д С. Лихачев Комплекс взглядов русских авторов на воинское служение существенно дополнил представления о воинствовании в православной культуре. Рядом со служителем церкви, духовным лицом встала еще одна фигура «воина Христова» - ратника, защитника Русской земли Основой нравственного кодекса ратного служения стало учение о мученичестве Представления о воинском служении внесли значительное дополнение в это учение - к типу христианского (единичного или коллективного) мученического подвига добавился тип мученического подвига соборного православно-патриотического. Если классический мученик гибнет за христианскую веру от руки язычника, то православный воин - от руки внешнего врага на поле брани за веру, Русскую землю и дело (обиду) великого князя (царя)

Природа исторического повествования, задачей которого является изображение воинского похода и битвы, не допускает каких-либо развернутых, сюжетных жизнеописаний Мученик и мучитель предстают в Вп не в своих жизнеописаниях, а на уровне структуры образа. В качестве своеобразного исключения в КИ мы обнаружили сюжет, рассказывающий о судьбе татарского царства, который представляет типологическую параллель жизнеописанию «природного» злодея (каким, например, выступает князь Святополк в произведениях борисоглебского цикла)

Противником христианской веры, мучителем в Вп выступает внешний враг, иноверец Отсюда соответствующая характеристика персонажа, Главный герой Вп - великий князь (царь), однако ратный подвиг представлен в сюжете как соборный Удельные русские князья, воеводы, простые воины - также герои произведения А потому невозможно говорить и о самостоятельном (внесоборном) княжеском (царском) воинском подвижничестве (В данном случае мы оставляем в стороне вопрос о «княжеских житиях» )

Воин - фигура сакральная в христианском сознании В начале повествования воины - «мученики произволением». И только погибшие, претерпевшие «конечное» страдание - мученики в подлинном смысле слова

! Лихачев Д С Лев Толстой и традиции древней русской литературы // Лихачев Д С Избранные работы вЗ-хт -М, 1987 -Т 3 -С 303

Основными составляющими соборного мученического подвига в Вп агиографического типа являются мотивы

- покаяния, очищения и аскезы,

- желания мученического подвига, готовность к нему,

- исполнения заповеди отречения от мира,

- гибели на поле брани за веру и Русскую землю

Отсвет подвига падает и на оставшихся в живых Пролитая ими кровь, полученные раны, героические поступки - тоже знаки святости

Итак, существуют воинские повести, природа которых определяется агиографической, житийной структурой9 Мы назвали их «воинскими повестями агиографического типа» Не следует возводить генезис их структуры к структуре жития-мартирия Это типологически сходные конструкции, не более того. Обе они восходят к общему источнику к сюжету-архетипу о Христе и Антихристе А потому данная структура органична природе рассмотренных воинских повестей. Содержательная ее сторона выражает те представления о нашествии, битве, воинском служении и подвиге, которые сформировались в русской средневековой культуре под влиянием христианства

Глава 3 «Христос и Антихрист» Архетипический сюжет в Посланиях Ивану Грозному и «Истории о великом князе Московском» А. Курбского Качественно новый этап в развитии представлений о мученичестве связан с именем и эпохой Ивана IV Мучителем он представлен в Посланиях и «Истории о великом князе Московском» (далее - «История») А Курбского. Задача настоящей главы заключается в том, чтобы описать «картину мира», структуру сюжета, вышедшего из-под пера писателя, как воплощение варианта архетипического сюжета о Христе и Антихристе

«История» включает в себя две основные части. Первая - развернутое повествование («кроника»), в центре которого жизнеописание Ивана Грозного Вторая - мартиролог, состоящий из кратких характеристик или жизнеописаний убиенных от его рук, более 400 имен. Фрагменты «Истории», в которых излагается жизнеописание Ивана IV, являют яркий пример воплощения структуры архетипического сюжета об Антихристе.

Писатель-обличитель уподобляет московского самодержца апокалипсическому зверю, называет его мучителем варварским, убийцей сынов, погубителем отечества, внутренним змеем, антихристовым сыном и

9 Напомним аксиоматическую посылку структурно-типологического подхода описание внутри- и межструктурных связей позволяет выяснить закономерности строения и функционирования текста, его глубинную семантику, т е самую его сущность

стаиником и тп Жизнеописание Грозного - история постепенного и неуклонного погружения его во зло. Причины, приведшие царя на путь злодеяний: козни дьявола, раннее сиротство, последующее воспитание боярами-потакателями, злые советники. Однако не менее важная догадка автора заключается в другом Еще в Первом послании, проводя параллель с «от блуда зачатым, богоборным Антихристом», Курбский писал о некоем советнике «от преблудодеяния» рожденном, шепчущем «ложные во уши царю» и льющем «кровь християнскую, яко воду» В «Истории» автор прямо пишет о рождении царя от блуда. Злые нравы в род русских князей «всеял диявол» чародеицами, злыми женами-иноплеменницами. Отец Грозного, Василий III, женился второй раз на литвинке Елене Глинской, заточив в монастырь после двадцатилетнего брака первую «неплодную» жену Соломонию Сабурову Курбский считает этот брак незаконным (он не одинок в такой точке зрения) и обвиняет князя, что «ко плодотворению» способствовали многочисленные чаровники, «презлые советники сатанинские» «И за помощию их от прескверных семян, по преизволению презлому, а не по естеству, от Бога вложенному, уродилися ему два сына Един <. > прелюты и кровопийца» Таким образом, Иван Грозный родился, во-первых, от прелюбодеяния отца с иноплеменницей, во-вторых, от колдовства На свет явился не обычный ребенок, но великий злодей «Тогда зачался нынешний Иоан наш, и родилася в законопреступлению и во сладострастию лютость» Но зло в роду московских князей появилось еще раньше. Матерью Василия III тоже была иноплеменница, Софья Палеолог Иван III женился на ней после смерти первой жены, тверской княжны Марии. Отношение к этому браку выражено в «Истории» одной фразой, но также негативной. «Той-то князь Василей < > от чародеицы греческие рожден»

Появление на свет отпрыска московского великокняжеского рода -воплощение греха уже в третьем поколении, он несет в себе больше зла, чем его предки Судьба Ивана IV, по определению Курбского, - переполнить «меру кровопивцев — отца своего и матери твое и деда» Грозный избрал «антихристов путь», «водящий в погибель» Рожденный от блуда, он имеет «.развращенный ум» и сам является блудником.

Все составляющие жанровой структуры жития-мартирия жизнеописание мучителя, конфликт, жизнеописания мучеников (мартиролог) - присутствуют в «Истории» Жанровая структура мученического жития выступает в качестве моделирующего, системного начала в произведении, определяет логику повествования «История» отнюдь не житие, но житийная структура оказалась

наиболее адекватной для описания исторического конфликта эпохи царствования Ивана IV.

Ситуация с написанием «Истории» по сравнению с появлением сочинений о Борисе и Глебе (и аналогичных других) имеет специфический характер В последнем случае для авторов, третьих лиц, конфликт между членами княжеской семьи - историческое прошлое Для Курбского мученический конфликт развертывается в настоящем времени, он один из его участников Воевода не явил подвига непротивления, но предпочел бегство, эмиграцию Грозный не без иронии упрекал беглого князя. «А аще праведен еси и благочестив, про что не изволил ecu от мене, строптивого владыки, страдати и венец жизни наследитФ» (Эти слова ясно характеризуют конечные намерения самодержца в отношении дерптского воеводы)

С точки зрения московского царя, беглый князь - «изменник», «крестопреступник» Курбский же свое бегство воспринимает как изгнание из любимого отечества без вины. Он видит в своем бегстве поступок, подобный деянию Христа «"Аще, рече [Господь], гонят вас во граде, бегайте во другий" [см Матф 10, 23] А к тому и образ Господь Христос, Бог наш, показал верным своим, бегающе не токмо от смерти, но и от зависти богоборных жидов» (Третье послание)

Курбский апеллирует к суду Божьему Восприятие фигуры московского князя как апокалипсического зверя (свершение разгадки тайны антихристовой природы Ивана IV) неизбежно создавало нравственную дистанцию между ним и героем, вело к внутреннему отторжению от него Аргументы в пользу своего морального превосходства автор пытается отыскать также в истории собственного рода и фактах своей жизни. Его произведение неизбежно должно было принять форму мемуаров, более того, оно должно было включить элементы автобиографии Таким образом, «История» содержит в себе два параллельных описания, связанных антиномичными смыслами (ср с бинарной структурой жития-мартирия и сюжета-архетипа)

Свое происхождение Курбский ведет «от благородных родителей» из поколения «праотца», канонизированного смоленского и ярославского князя Федора Ростиславича (Третье послание) Он вспоминает «святое жительство» Семена Курбского, брата своего деда Вместе с Вассианом Патрикеевым и Максимом Греком тот выступил против второго брака Василия III и навсегда был удален от двора Автор показывает, что конфликт между родами имеет глубокие корни еще в третьем поколении князей Курбских (если вести отсчет назад) были обличители, пострадавшие от великокняжеской власти «О святом

жителстве» Семена «не токмо тамо Руская земля ведома, но и Герберштейн <...> на Москве был и уведал, и в «Кроннце» своей свидетельствует» Упоминание о Герберштейне нужно, прежде всего, для западного читателя Несомненно, в этом сказалось желание показать известность членов семейного древа, возвысить их роль и значение. По этим линиям (преувеличение роли и описание «святого жительства») и строит автор повествование о представителях собственного рода.

В «Истории» Курбский описывает необычайные подвиги своего брата, Романа, во время казанского взятия 1552 г. Автор украшает его высшими воинскими, мирскими и христианскими добродетелями От полученных ран Роман умер в следующем году Святые-мученики - представители рода, князья ярославские, уничтоженные Грозным. Себе в заслугу князь Андрей также ставит, прежде всего, воинскую службу. На страницах «Истории» он предстает, как и его брат, едва ли не былинным богатырем. И это не случайно, ибо образ идеального воина в восприятии средневекового человека, как мы видели, окружен ореолом святости.

Курбский изображает себя «мучеником произволением», потому как «с поощрением сердца и со радостию бшиася з босурманы за православное християнство» Пролитая кровь, полученные раны, готовность умереть в бою -главные его заслуги перед Всевышним, царем и отечеством.

На автопортрете Курбский - человек высокой христианской учености (элемент сакральной характеристики). Писатель-полемист не раз признает за своим противником искусное знание Священного Писания, но в собственных глазах он куда более искушен в нем и в сочинениях отцов церкви Об этой стороне его личности писалось неоднократно В своих религиозных взглядах он консерватор и догматик, воинствующий защитник православия

Итак, «автобиография» Курбского предстает в качестве некоего собственного жития Это житие книжника, идеального христианина-воина, «мученика произволением» Его основные мотивные составляющие

- происхождение от святого корня, от «благородных» родителей;

- глубокое знание христианского учения,

- отречение от мирского во имя воинского служения;

- готовность к мученичеству на поле брани

С этой высокой, по существу, сакральной позиции Курбский обличает царя-антихриста (мы употребляем данное определение исходя из архетипических смыслов сюжета об Иване IV в «Истории» и Посланиях)

Описывая свое служение, Курбский параллельно рисует и образ самодержца - государственного деятеля и воина Грозный обвинен в трусости Он думает не о закреплении победы над татарами, но спешит «ко царице своей» (Собственная роль в покорении татарского царства представлена автором значимее роли Ивана IV) Правитель слушает не храбрых и мужественных советников (среди них, разумеется, Курбский), но товарищей «трапез и купков и различных наслажденей» Он не исполнил исконную обязанность - воздать победителям (живым и павшим), позаботиться о матерях, вдовах и сиротах. Он казнил и убивал проливавших кровь' Поведение Грозного не соответствует царскому званию В названии «Истории» автор оставляет за ним лишь титул великого князя

Наиболее подробно вопрос о связи сочинения Курбского с жанром «жития» рассмотрен Д С Лихачевым «Он ищет новый жанр - историю одной личности, а в дальнейшем - историю одного царствования. В начале он пытается строить биографию Грозного как некую антитезу житию святого По тем же рубрикам, тем же традициям, что и жития святых, но с другим знаком -резко отрицательным». «Он < .> строит его жизнеописание как своеобразное антижитие < > это житие по жанру, но перевернутое, как бы опрокинутое в зло» Оценка Д С Лихачева весьма категорична - «житийный жанр не удался Курбскому» «Историю» он называет «монструозным» жанровым образованием.

Нам представляется, что «Историю» следует соотнести, в первую очередь, не с «антижитием», а с «житием» Она цементируется агиографической структурой Жизненная, а шире - историческая, ситуация заставила писателя неосознанно выстроить сюжетику произведения по модели жития-мартирия Что касается сюжета о Грозном, то из-под пера Курбского вышло жизнеописание природного героя-злодея. Впервые такого типа жизнеописание в русской литературе появилось в XI веке и в составе именно жанра «жития» -это биография князя Святополка.

В основе «жизнеописания» Ивана IV в «Истории» лежит архетипический сюжет об Антихристе (в варианте жития-мартирия) Специфика «сюжета Курбского» проявляется в каждом из сюжетообразующих мотивов В усложненном виде представлен мотив рождения Идея природной греховности героя раскрыта через мотив накопления родового греха Рождение осложнено и мотивом зачатия от колдовства

Специфичен и мотив «злой смерти» Иван IV пережил своего обличителя Но мотив смерти царя выражен у Курбского - как предсказание будущего

Писатель пророчествует Грозному ад, гибель царского дома Как бы к этому ни относиться, мистическое пророчество сбылось в реальной истории Царствующий московский род оборвался на детях Грозного

Совершенно иные масштабы имеет мученический конфликт — он растворен в жизни, в ее обыденности Используя слово трагедия, автор создает сюжет, который является обозначением той точки в истории, с которой русская жизнь выкристаллизовалась (на столетия вперед) как трагедия, жизнь народная - как жизнь мученическая В этом сюжете святорусская земля превратилась в «варварскую землю», пространство ада В эпоху Грозного сформировался взгляд на русского правителя как на мучителя, «внутреннего змея», царя-Антихриста (ср Петр I в старобрядческой литературе)

Впервые в русской культуре оформляется и неофициальная точка зрения на святость Не церковь канонизирует убиенных мучеников и не мирские власти добиваются признания чьей-либо святости, а вне и вопреки позиции государственной власти святыми признаются пострадавшие от нее

Рассматриваемый конфликт порождает не только мученичество, но и эмиграцию. Сознание Курбского предстает как эсхатологическое. На русскую жизнь он смотрит через «Апокалипсис». Писателю выпало жить в «звериный век» Не случайно «История» заканчивается апокалипсической картиной убиения Антихриста и всеобщего воскресения

Архетипический сюжет о Христе представлен в тексте не только в варианте мученического жития (мартиролог), но и своеобразным житием-автобиографией автора Князь Андрей солидаризируется с убиенными, ставит себя рядом с ними в позицию праведника.

Во Втором послании к Вассиану Муромцеву Курбский укорял мирских и духовных властителей и сетовал, что нет в Русской земле тех, кто воспретил бы им и царю законопреступления И в начальный период развития русской литературы были книжники, смело судившие неправедных властителей, но сюжетика русской жизни второй половины XVI века дает опять же качественно новую, небывалую до того ситуацию В этой сюжетике писатель восходит на неизмеримую высоту (по существу, на Голгофу) он обличитель «смрадящей и проклятой», антихристовой власти, он судия, пророк, праведник, едва ли не святой-мученик при жизни За его образом видится лик Христа, и судит мир он с позиции Сына Божия Бунт, эсхатология и сюжетика Курбского - преддверие бунта, эсхатологии и сюжетики XVII века и последующих веков

Заключение. В работе представлено исследование сюжетной типологии «преподобнического жития» и «жития-мартирия», генезиса жанра, описания

его сюжетного архетипа Основное внимание уделено сюжетной модели «мученического жития» - особенностям ее функционирования, описанию (открытию) типологически сходной структуры в «воинских повестях агиографического типа» и «иных», не житийных, жанрах - цикле сочинений А Курбского

Сюжет о Сыне Божьем является центральным сюжетом христианской цивилизации Как выясняется, параллельно с ним существует скрытый сюжет об Антихристе, также играющий колоссальную роль в организации пространства культуры - описании сферы зла Архетипический сюжет о Христе и Антихристе предстает генетически исходной точкой для литературного сюжета (входящего в типологический ряд)

Любая типология является неполной, частичной Типологические ряды только обозначены нами, их исследование требует продолжения Сюжет-архетип выполняет в литературе моделирующую, сюжетообразующую функцию. Имея в виду перспективы, скажем, что и в Новой русской литературе прослеживается функционирование сюжета, который восходит к архетипической модели «Христос - Антихрист» Построение достаточно полной типологии означало бы создание тысячелетней истории русской литературы на предложенных структурно-типологических принципах, те в целом в границах намеченного типологического ряда

По теме диссертации опубликованы следующие работы

1 Васильев В К Век XI и век XX два сюжета русской литературы // Материалы XXVII Всесоюзной науч студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс» Филология - Новосибирск1 Новосибирский гос ун-т, 1989. - С 78-84

2 Васильев В К Миф о Христе и Антихристе как архетипический сюжет в русской литературе // Литература и книга сб научн ст - Новосибирск Новосибирский гос. ун-т, 1997 - С 33-47 (Серия «Книга и литература»)

3 Васильев В К К проблеме описания «национального сюжетного пространства» // Гуманитарные исследования- итоги последних лет- сб тезисов научной конференции, посвященной 35-летию гуманитарного факультета НГУ -Новосибирск Новосибирский гос ун-т, 1997 - С. 212-214

4 [Васильев В К ] Проблемы типологического анализа текста методические рекомендации. - Красноярск- Красноярский гос ун-т, 1998 - 24 с

5 [Васильев В.К ] Проблемы типологического анализа текста методические рекомендации - Изд 2-е, испр и доп - Красноярск Красноярский гос ун-т, 2000 - 18 с.

6 Васильев В.К Аналитическая психология и литературоведение // Культурология и художественная культура Региональная научно-практическая конференция сб материалов - Красноярск Красноярский гос ун-т, 2000 - С. 63-65

7 Васильев В К Литературоведение и феномен сюжета-архетипа (ст первая) // Вестник Красноярского государственного университета Гуманитарные науки. - Красноярск- Красноярский гос ун-т, 2000. - № 2 - С 81-85

8. Васильев В К Литературоведение и феномен сюжета-архетипа (ст вторая) // Вестник Красноярского государственного университета Гуманитарные науки - Красноярск Красноярский гос ун-т, 2001 - № 1 - С 98-103.

9. Васильев В К. Проблемы структурно-типологического анализа текста. Сюжетная типология русской литературы XI-XX вв («Житие», «воинская повесть», А Курбский, В M Шукшин) учеб пособие -Красноярск Красноярский гос ун-т, 2002 - 146 с

10 Васильев В К. Церемониал подготовки к битве (на материале древнерусских воинских повестей) // Вестник Красноярского государственного университета Гуманитарные науки - Красноярск Красноярский гос ун-т, 2002.-№2.-С 132-137

11 Васильев В К. Образ воина и представления о ратном служении в культуре русского средневековья (ст 1) // Вестник Красноярского государственного университета Гуманитарные науки - Красноярск-Красноярский гос ун-т, 2003 -№4.-С 132-136

12. Васильев В К. Архетипический сюжет в произведениях А Курбского // Книга и литература в культурном контексте сб науч ст, посвящ. 35-летию начала археографической работы в Сибири (1965-2000 гг) / сост и отв ред Е.И Дергачева-Скоп, В.Н. Алексеев. - Новосибирск, 2003 -С 117-142

13 Васильев В К Образ воина и представления о ратном служении в культуре русского средневековья (ст 2) // Вестник Красноярского государственного университета Гуманитарные науки - Красноярск Красноярский гос. ун-т, 2004. - № 6 - С. 210-215

14 Васильев В К Типология и интертекстуальность // Современная филология актуальные проблемы, теория и практика - Красноярск-Красноярский гос. ун-т, 2005. - С. 286-289

15 Васильев В.К. Сюжетная типология русской литературы XI-XX веков (Архетипы русской культуры) учеб пособие 4 1- Красноярск Красноярский гос ун-т, 2006. - 243 с

16. Васильев В К К вопросу о разграничении индивидуального и внеличностного в творчестве // Феномен творческой личности в культуре II Междунар конфер. 26-27 октября 2006 г. - M МГУ 2006. - С. 166-178

17 Васильев В К Новые методы в исторической науке // Преподавание истории и культуры стран Азии в средней и высшей школе России исторический опыт и современные проблемы. Материалы Всероссийской конференции с международным участием Красноярск - Железногорск 14-16 марта 2007 г Вып. 2 - Красноярск - Железногорск, 2007 - С. 22-32

18 Васильев В К. О «воинских повестях агиографического типа» // Провинция в русской культуре, сб науч ст. / Гос публич. науч.-техн б-ка Сиб отд-ния Рос акад Наук; Новосиб гос ун-т, сост и отв ред Е И Дергачева-Скоп, В H Алексеев — Новосибирск, 2007 - С 327-350 - (Серия «Книга и литература»)

19. Васильев В.К Проблемы научного метода в современном литературоведении // Современная филология актуальные проблемы, теория и практика, сб материалов II междунар науч конф, 10-12 сентября 2007 года -Красноярск2007 -С. 361-365/

Отпечатано в Сибирском федеральном университете 660074, Красноярск, ул Киренского, 26 Тираж 100 экз Заказ №

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Васильев, Владимир Кириллович

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. РУССКОЕ «ПРЕПОДОБНИЧЕСКОЕ» И «МУЧЕНИЧЕСКОЕ» ЖИТИЕ Х1-ХУ1 ВЕКОВ. СЮЖЕТНАЯ ТИПОЛОГИЯ ЖАНРА.

1.1. Жанровая модель «преподобнического жития».

1.2. Христианские представления о мученичестве и русская житийная традиция (Х1-ХУ1 вв.).

1.3. Структура конфликта русского «жития-мартирия».

1.4. Структура жизнеописания героя-мученика.

1.5. Структура жизнеописания героя-мучителя.

1.6. Генезис сюжетной структуры жития. Архетипический сюжет о Христе и Антихристе.

1.7. Границы содержания русского «жития-мартирия». Модель и {> канон.

1.8. Выводы.

ГЛАВА 2. РЕАЛИЗАЦИЯ СТРУКТУРЫ «ЖИТИЯ-МАРТИРИЯ» ВНЕ ЖАНРА. «ВОИНСКАЯ ПОВЕСТЬ» И «ЖИТИЕ». 65 "

2.1. Проблема реализации структуры «жития-мартирия» вне жанра.

2.2. «Воинская повесть»: к проблеме жанрового определения. 69 ^

2.3. Воин и монах: разность путей и судеб.

2.4. Церемониал подготовки к битве.

2.5. Основные представления о битве в христианской культуре.

2.6. Особенности реализации структуры «мученического жития» в «воинской повести». ~

2.7. Антиповедение воина.

2.8. Воин и монах: сходство путей и судеб.

2.9. К проблеме единства церковной и «светской» характеристик в образе воина. 114*

2.10. Выводы.

ГЛАВА 3. «ХРИСТОС И АНТИХРИСТ»: АРХЕТИПИЧЕСКИЙ СЮЖЕТ В ПОСЛАНИЯХ ИВАНУ ГРОЗНОМУ И «ИСТОРИИ О ВЕЛИКОМ КНЯЗЕ МОСКОВСКОМ» А. КУРБСКОГО.

3.1. Жизнеописание Ивана Грозного в «Истории о великом князе Московском».

3.2. «История о великом князе Московском» и «житие-мартирий»: к вопросу о жанровой типологии.

3.3. История собственного рода и «автобиография» А. Курбского.

3.4. Образ Грозного-воина.

3.5. Тенденциозность позиции А. Курбского.

3.6. Еще раз о жанре «Истории».

3.7. Выводы.

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Васильев, Владимир Кириллович

Отсчет научной традиции изучения жанра жития принято вести со времени выхода в свет работ И.С. Некрасова, В.О. Ключевского, И.А. Яхонтова, а это вторая половина 60-х - начало 80-х годов XIX века.

И.С. Некрасов в статье «Древнерусский литератор» поставил задачу реконструировать образ «писателя»-агиографа, видя в нем «в полном смысле реалиста», положившего «начало натуральной школе»1. Следующий свой труд он посвятил разрешению задачи выявления и описания «народных редакций» (составленных авторами, «неопытными самоучками») северорусских житий ХУ-ХУН вв., полагая найти в них отражение действительности в незатемненном и непреукрашенном виде2. Работы И.С. Некрасова и сегодня оказываются в определенной степени информативными, однако для темы данного диссертационного исследования» их содержание имеет самое косвенное значение3.

1 Некрасов И. Древнерусский литератор // Беседы в Обществе любителей российской словесности при Императорском Московском университете. Вып. 1. - М., 1867. - С. 48.

2 Некрасов И.С. Зарождение национальной литературы в Северной Руси. Ч. 1. -Одесса, 1870.-С. 4.

И.С. Некрасов под термином "реалист" имеет в виду натурализм изображения в целом ряде житий разнообразных черт реальной жизни эпохи. И в этом смысле характеристика И.С. Некрасовым особенностей древнерусской агиографии во многом справедлива, хотя, конечно, мы не можем считать древнерусского агиографа основоположником литературного течения XIX в.», - отмечает Л.А. Дмитриев. (См.: Дмитриев Л.А. Житийные повести русского севера как памятники литературы ХШ-ХУН вв.-Л, 1973.-С. 9.)

Несостоятельность посылки, положенной в основу второй работы И.С. Некрасова, была очевидна уже В.О. Ключевскому; позже об этом писал И.У. Будовниц (см.: Будовниц И.У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в Х1У-ХУ1 веках (по «житиям святых»). - М., 1966. - С. 30). Итогом обсуждения* вопроса, в котором представлены положительные и отрицательные стороны трудов И.С. Некрасова, можно считать процитированное исследование Л.А. Дмитриева (см.: Дмитриев Л.А. Житийные повести русского севера. С. 9-11).

В каком направлении пошла отечественная медиевистика в определении «натуралистических» или «реалистических» черт древнерусской литературы (в том числе и агиографической) см., например: Адрианова-Перетц В.П. О реалистических тенденциях в древнерусской литературе (Х1-ХУ вв.) // ТОДРЛ. - М.-Л., 1960. - Т. 16. - С. 5-35; раздел «Элементы реалистичности» в кн.: Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы // Лихачев Д.С. Избранные работы: В 3 т. - Л., 1987. - Т. 1. - С. 401-437, и др. О «писателе»4

Большое влияние на последующее изучение агиографии оказал труд В.О. Ключевского «Древнерусские жития святых как исторический источник» (М., 1871). Взяться за исследование молодого ученого подвигло широко распространенное в научной среде мнение, что жития, находящиеся в сфере внимания церковных авторов, должны быть введены и в научный оборот как новый и ценный источник достоверных исторических сведений4. Результаты, к которым привела попытка В.О. Ключевского подтвердить особое значение житийной северорусской традиции XII—XVII вв. для исторического источниковедения, оказались неутешительными. «По существу противоречие между названием и содержанием книги парадоксально. Жития святых, выступающие в названии книги как исторический источник, развенчиваются автором как источник в высшей степени недостоверный. Этот парадокс максимально "усилен Ключевским.»5. «.книга Ключевского может быть воспринята как пример поучительной неудачи, неизбежной при неверной научной постановке вопроса»6. Впрочем, авторы «Послесловия» говорят и о возможности поворота исследования в другом направлении. «Есть основания полагать, что "Жития" должны были стать книгой об истории "умственного развития", но выстрел Каракозова (1866 г.) и общее изменение тона агиографе: Лобанова И.А. К изучению поэтики русской агиографии: повествователь в севернорусских биографических житиях второй половины XVI-начала XVII в. // ТОДРЛ. -СПб., 2004. - Т. 56. - С. 337-350.

4 «Поиски новых, нетрадиционных источников давно уже стали предметом особых забот историков, и уже к середине XIX в. значительные надежды были возложены на житийную литературу с ее как бы бьющим в глаза бытовизмом», - пишут авторы «Послесловия» к репринтному изданию труда В.О. Ключевского (Плигузов А.И., Янин В.Л. Послесловие // Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. - М., 1988. - С. 2). Здесь же приведены высказывания A.A. Куника, Ф.И. Буслаева, П.М. Строева на данную тему. Последний, в частности, писал: «Кто соберет все жития святых русских, сказания об иконах, отдельные описания чудес и тому подобное и прочтет все это со вниманием и критикою, тот удивится богатству этих исторических источников».

5 Плигузов А.И., Янин В.Л. Послесловие. С. 6.

6 Там же. С. 7. журнальных статей представили многие вещи в ином свете и, видимо, побудили ученого оставить свое намерение»7.

Негативное отношение к житиям со стороны историков сохранялось очень долго. Спустя почти столетие, И.У. Будовниц писал, что «пришла пора реабилитировать "жития святых" в качестве исторического источника и

7 Плигузов А.И., Янин B.JI. Послесловие. С. 7-8.

Перу Г.П. Федотова принадлежит очерк «Россия Ключевского», в котором содержится много тонких и точных психологических наблюдений над портретом автора «Древнерусских житий.» и классического труда по русской истории. В В.О. Ключевском автор видит сына бедного сельского священника, вышедшего из семинарии до окончания курса, человека, жизненные впечатления и социальные идеи которого, были почерпнуты в основном из 60-х годов. Оттуда же и понимание им «реализма». «Ключевский реалист: он враг в истории "созерцательного богословского ведения" и "философских откровений". <.> Ключевский, с его развенчиванием героев, с его едкой усмешкой, многим приводил на память нигилиста. Правда, делали это сближение лишь для того, чтобы сейчас же его отбросить. Ключевский не нигилист: он слишком широк для этого, слишком верит в "нравственный капитал". Но метка нигилизма на нем недаром. Через нигилизм он прошел. Вчерашний семинарист, молодой московский студент (1862-1865) с жадностью набрасывается на передовые журналы, увлекается Добролюбовым, Чернышевским, гордится ими как "нашими", поповичами. <.> Ключевский скоро переболел эту детскую болезнь, но следы ее остались» (Федотов Г.П. Россия Ключевского // Федотов Г.П. Судьба и грехи России / Избранные ст. по философии русской истории и культуры: В 2 т. - СПб., 1991. - Т. 1. - С. 331-332). «Он дал в своем курсе целостное построение русского исторического процесса и во вступительных лекциях к нему - основы своей исторической философии. В этом курсе самое поразительное - исключение всей духовной культуры, при стремлении к законченному объяснению "процесса"» (Там же. С. 339). «.он не знает сам, что делать с личностью и особенно творимой ею духовной культурой» (Там же. С. 341). «Марксизм был политическим и радикальным выражением той тенденции интеллигентской мысли, которая в границах научного историзма удовлетворялась школой Ключевского» (Там же. С. 346). «Образованный читатель <.> в школе Ключевского <.> не узнает, чем была жива Россия и для чего она жила» (Там же. С. 348).

Показательно название статьи Даниэля Бона, сопоставляющего подход к житиям В.О. Ключевского и Г.П. Федотова: «Житийная литература как исторический источник (Две точки зрения: В.О. Ключевского и Г.П. Федотова)». Итог размышлений автора статьи выражен в следующем заключении: «.труды Ключевского, посвященные русским житиям, явились первым этапом в их изучении - и надо его благодарить за это. Но он остался слепым к внутренней их ценности, определяемой их духовным содержанием. Федотов пошел дальше, открыв ценность житий как источника для изучения русской религиозности. Этим он вписал русскую агиографию в большую историю религиозного менталитета» (см. в кн.: Литература и история. (Исторический процесс в творческом сознании писателей и мыслителей XVIII-XX вв.) Вып. 3. / Ответств. ред. Ю.В. Стенник. -СПб., 2001.-С. 293).

Основная работа Г.П. Федотова, посвященная русским житиям, книга «Святые Древней Руси», была издана в 1931 г. в Париже. Впервые в Советском Союзе - М., 1990.

Г.П. Федотов столь тонко понимал В.О. Ключевского не только в силу своего психологического дара, но и потому что сам прошел сходный с ним путь умственных и духовных исканий. (См., например: Мень A.B. Возвращение к истокам // Федотов Г.П. Святые Древней Руси. - М., 1990. С. 8-9 и др.) 6 пересмотреть установившийся в историографической практике взгляд В.О. Ключевского на "жития" как на литературные произведения, бедные по о содержанию» . Свидетельством реабилитации темы в науке явились многочисленные публикации, в которых жития рассматриваются как источник исторических сведений.

При обращении к труду ВО. Ключевского обнаруживаются и другие аспекты. И;У. Будовниц внес вполне верное уточнение в его характеристику. «В ходе работы над "житиями" В.О. Ключевский должен был изменить план своего^ исследования, написав вместо работы по колонизации; СевероВосточной Руси источниковедческий, точнее литературоведческий; труд, главным содержанием которого является литературная история« каждого "жития"»9. О.В. Творогов справедливо видит заслугу В.О. Ключевского, проанализировавшего 160 русских житий; в попытке «заложить^ основы подлинно текстологического исследования древнерусской агиографии»'0. «И хотя труд Ключевского не потерял своей значимости« и до наших дней, приходится признать, что ученый; естественно; не смог один и по существу впервые представить цельную картину жанра, реализованного в сотнях памятников и в тысячах списков. <.> вне поля его зрения остались ценнейшие и богатейшие рукописные собрания»11, «.если сравнить выводы такого авторитетного исследователя агиографии, каким был ВЮ;, Ключевский, и наши современные представления об упомянутых в его книге житиях, то нетрудно заметить, что не столько совершенство методов современной текстологии, сколько расширение археографической базы разысканий привело к тому, что большинство текстологических

8 Будовниц И.У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в Х1У-ХУ1 веках (по «житиям святых»). - М., 1966. - С. 45.

9 Там же. С. 33.

10 Творогов О.В. О «Своде древнерусских житий» // Русская; агиография: Исследования. Публикации. Полемика. - СПб., 2005. - С. 4.

11 Там же. представлений ученого полуторастолетней давности в настоящее время либо

12 отвергнуто, либо существенно скорректировано» .

Книга И. Яхонтова «Жития св. севернорусских подвижников Поморского края как исторический источник» появилась десятилетие спустя после выхода труда В.О. Ключевского и по замыслу явилась его продолжением. Автор обратился к детальному разбору агиографических текстов, которые в работе предшественника были удостоены беглого обзора13.

Для нас работы названных авторов ценны некоторыми конкретными наблюдениями и выводами. В.О. Ключевский писал, что «древнерусский биограф своим историческим взглядом смелее и шире летописца обнимал русскую жизнь», «для жития дорога не живая цельность характера с его индивидуальными особенностями <.>, а лишь та сторона, которая подходит под известную норму, отражает на себе известный идеал», «изображения дают лишь "образы без лиц". И в древнейших и в позднейших, житиях неизменно повторяется один и тот же строго определенный агиобиографический тип»14. Ученый рассматривает и составляющие элементы жизнеописания святого15. И. Яхонтов отмечал, что «севернорусские поморские жития написаны по прежним образцам, создавая ряд повторяющихся сюжетов», и дают материал «только разве для изучения идеальных взглядов на подвижничество». Таким образом, оба автора, говоря современным научным языком, подчеркивали «этикетную», каноническую, инвариантную основу жития - единство типа и сюжета, обнаруживая при этом их повторяемость.

В 1902 году появляется труд А. Кадлубовского «Очерки по истории древнерусской литературы житий святых» (Варшава, 1902). Предметом

12 Творогов О.В. О «Своде древнерусских житий». С. 56.

13 См.: Яхонтов И. Жития св. севернорусских подвижников Поморского края как исторический источник. - Казань, 1881. - С. 4, 7, 10.

14 Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. - С. 434, 436.

15 См.: там же. С. 429-431. исследования автор избрал преподобнические и святительские жития Московской Руси XV-XVI вв. Им поставлена задача рассмотрения «житийных легендарных мотивов» и «религиозно-нравственного мировоззрения», которое они выражают16. В качестве важной проблемы А. Кадлубовский называет проблему изучения сходства и различия текстов, генетических основ легендарных фрагментов житийного повествования. К рассмотрению еще одной жанровой разновидности • позже обратился Н.И. Серебрянский в книге «Древнерусские княжеские жития» (М., 1915).

Названными трудами в основном исчерпывается дореволюционная научная традиция изучения оригинальной житийной литературы.

В советский период главным препятствием для исследования агиографических текстов явились общественные идеологические установки. Первая литературоведческая монография, посвященная житиям, появилась только в 70-е годы - это книга JI.A'. Дмитриева «Житийные повести Русского Севера- как памятники литературы XIII-XVII вв. Эволюция жанра легендарно-биографических сказаний» (JL, 1973). Автор обращается' к «наиболее интересным в литературном отношении новгородским и севернорусским житиям». «Задача книги - исследование житий как памятников литературных. Поэтому особенно много внимания уделяется выявлению сюжетных сторон всех эпизодов жития, определению фольклорных мотивов, отразившихся в житии, установлению, устной

1Т 18 легендарной основы житийных эпизодов» . Для нас эта и- другие работы JI.A. Дмитриева интересны именно обращением к изучению житийного сюжета и его составляющих. С этой позиции в стороне от темы нашего исследования стоят работы: В.А. Грихин. «Проблемы стиля древнерусской

16 Кадлубовский А. Очерки по истории древнерусской литературы житий святых. -Варшава, 1902.-С. VII.

17 Дмитриев Л.А. Житийные повести русского севера. С. 11.

18 См. ст.: Дмитриев Л.А. Жанр северно-русских житий // ТОДРЛ. - Л., 1972. - Т. 27. -С. 181-202; Он же. Литературные судьбы древнерусских житий (церковно-служебный канон и сюжетное повествование) // VII Международный съезд славистов. - М., 1973. - С. 401. агиографии XIV-XV вв.» (M., 1974); А.М Панченко. «Смех как зрелище»19; Б.И. Берман. «Читатель жития (Агиографический канон русского средневековья и традиция его восприятия)»20.

В советский период была проделана огромная работа по изучению отдельных агиографических произведений. Были опубликованы и с разной степенью полноты изучены практически все известные и малоизвестные произведения русской житийной традиции, что заложило основу для типологического изучения агиографических текстов.

С устранением прежних препятствий интерес к изучению агиографии весьма заметно вырос. Сегодня количество публикаций, посвященных опять же в первую очередь отдельным житиям, просто необозримо21. Тем не менее, в целом текстологическое изучение агиографических памятников далеко от состояния, соответствующего сегодняшним уровню, требованиям и возможностям науки. «Обратившись к древнерусской агиографии, мы сталкиваемся с парадоксальным явлением: этот жанр, имевший огромное значение для формирования христианского мировоззрения, жанр, один из самых чтимых и самых распространенных в древнерусской книжности, жанр,

19 См.: Лихачев Д.С., Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. - Л., 1984. -С. 72-153.

20 См.: Художественный язык средневековья. - М., 1982. - С. 159-183.

21 Среди работ общего характера отметим статью A.A. Пауткина, посвященную «княжеским житиям» - см.: Пауткин А.А Древнерусские святые князья: Агиологический тип как культурно-историческая система // Герменевтика древнерусской литературы. -М., 1994. - Сб. 7. — Ч. 1. - С. 212-224. При исследовании агиографического повествования, героем которого является святой-князь, и сегодня возникает ряд трудностей, связанных с различением жанровых подтипов, описанием общих мест («loci communes»), вычленением мотивных элементов сюжета, выявлением генетических кодов и пр. В частности, представляется проблематичным отнесение к данному типу житий текстов борисоглебского цикла, «Жития Михаила Тверского» и т.п. на том основании, что в них рассказывается о мученическом подвиге героев и принадлежат они к типу «жития-мартирия». (Ср., например: Конявская Е.Л. Авторское самосознание древнерусского книжника (XI-середина XV в.) - М., 2000. - С. 143.) Существенна и связь княжеских житий с жанром «воинской повести». Уже Н.И. Серебрянский выделял особую группу княжеских житий, написанных «в стиле воинских повестей» (См.: Серебрянский Н. Древнерусские княжеские жития. С. 288). Топика «княжеского» требует специальных исследований, которые, надо полагать, прояснят проблему типологической классификации. Вероятны и перекрещивающиеся, неоднозначные классификации, т.е. одно и то же произведение в зависимости от заявленных дефиниций может встраиваться в разные типологические ряды. представленный в литературе нового времени десятками публикаций и сотнями исследовательских статей, в то же время оказывается наименее, сравнительно, допустим, с повестями или летописями, изученным текстологически»", - пишет О.В. Творогов. В перспективе - необходимость «составления "Свода древнерусских житий" - публикации их текстов по современным текстологическим правилам и с сопровождающими их текстологическими и историко-литературными исследованиями». На начальном этапе необходимо проделать работу по созданию «"нового Барсукова"23 - каталога списков житий и других памятников, входивших в агиографические циклы»24. «Непременными требованиями к Своду должны стать предшествующее выявление и изучение максимально доступного числа списков (с четким указанием, из каких собраний и фондов произведена выборка), текстологическое и историко-литературное исследование и критическое издание всех основных редакций жития, а также других памятников, входящих в агиографический цикл: похвальных слов, сказаний о чудесах и т.д. В Своде должен быть в конечном счете представлен возможно полный корпус житий русских святых Х1-ХУН вв.»25. Новый каталог «окажется достаточно репрезентативным, так как охватит, вероятно, около 90-95% всего рукописного наследия России»" .

Совершенно иная ситуация наблюдается в области типологического изучения агиографических текстов. Типологически жанр жития не изучался очень долго. В 1980 году В.В. Кусков писал, что литературоведами «не проанализированы жанровые разновидности древнерусской агиографии и их

22 Творогов О.В. О «Своде древнерусских житий». С. 3.

23 См.: Барсуков Н.П. Источники русской агиографии. - СПб., 1882. (Колоссальный, но как отмечает О.В. Творогов, «в ряде случаев <.> бесполезный для современного исследователя», труд Н.П. Барсукова, был в свое время создан как перечень житий с указанием известных списков. (См.: Творогов О.В. О «Своде житий». С. 4, 5.)

24

Творогов О.В. О «Своде древнерусских житий». С. 5.

25 Там же. С. 7.

26 Там же. С. 56.

25

26 эволюция» . Эти слова оставались актуальными и два десятилетия спустя. Ситуация начала меняться лишь в последние годы. И в этом отношении для нас интересны работы Т.Р. Руди, О.В. Панченко, Т.П. Рогожниковой. Из них мы, прежде всего, выделили бы статьи Т.Р. Руди «Топика русских житий (вопросы типологии)»28 и «О композиции и топике житий преподобных»29 (в них обобщены и предшествующие поиски исследовательницы)30, О.В. Панченко «Поэтика уподоблений (к вопросу о "типологическом" методе в древнерусской агиографии, эпидейктике и гимнографии)»31.

Одним из основных понятий, с которым работает Т.Р. Руди, является «топика» («топос»), «Топосом может быть повторяющийся элемент текста, закрепленный за определенным местом сюжетной схемы, - будь то устойчивая литературная формула, цитата, образ, мотив, сюжет или идея. Таким образом, я понимаю термин "топос" как обобщающее, родовое понятие, включающее в себя все те терминологические варианты, которые использовались в науке для обозначения родственных явлений до него: "типические черты", "общие места", клише, повторяющиеся мотивы,

27 Кусков В.В. Жанры и стили древнерусской литературы XI - первой половины XIII вв.: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. - М., 1980. - С. 3.

28 См. в кн.: Русская агиография: исследования, публикации, полемика. - С. 59-101.

29 См. в сб.: ТОДРЛ. - СПб., 2006. - Т. 57. - С. 431-500.

30 См.: Руди Т.Р. Праведные жены Древней Руси (к вопросу о типологии святости) // Русск. лит. - 2001. - № 3. - С. 84-92; Руди Т.Р. Средневековая агиографическая топика (принцип imitatio и проблемы типологии) // Литература, культура и фольклор славянских народов. XIII Международный съезд славистов (Любляна, август 2003 г.): Доклады русской делегации / Отв. ред. Л.И. Сазонова - М., 2002. - С. 40-55; Руди Т.Р. «Imitatio angelí» (проблемы типологии агиографической топики) // Русск. лит. - 2003. - № 2. - С. 4859; Руди Т.Р. «Яко столп непоколебим» (об одном агиографическом, топосе) // ТОДРЛ. -СПб., 2004. - Т. 55. - С. 211-227; Руди Т.Р. Об одном мотиве житий преподобных («вселение в пустыню») // От Средневековья к Новому времени: Сб. ст. в честь O.A. Белобровой / Отв. ред. М.А. Федотова. - М., 2005. - С. 15-36 . Автором также заявлена ст. «О топике житий юродивых» (ТОДРЛ. Т. 58 - в печати.)

31 См.: ТОДРЛ. - СПб., 2003. - Т. 54. - С. 491-534.

См. также: Панченко О.В. Из археографических разысканий в области соловецкой книжности. I. «Похвальное слово русским преподобным - сочинение Сергия Шелонина (вопросы атрибуции, датировка, характеристика авторских редакций) // ТОДРЛ. - СПб., 2003. - Т. 53. - С. 547-592; Панченко О.В. Из археографических разысканий в области соловецкой книжности. И. «Канон всем святым, иже в Велицеи Росии в посте просиявшим» - сочинение Сергия Шелонина// ТОДРЛ. - СПб., 2004. - Т. 56. - С. 453-480.)

12 устойчивые (трафаретные) литературные формулы и т.д.» . Ср.: «Т о п о с является одним из важнейших способов воспроизведения (и узнавания при восприятии) текста-образца. Одновременно он выступает как элемент содержательного и формального каркаса текста, проявление сНБроБкю. Топос также представляет собой микротекст, образованный рядом словесных формул, в пределах которых было возможно варьирование. <.> Топос агиографический (рождение святого, быстрое обучение грамоте, отчуждение от сверстников, раннее решение оставить мир, пострижение, преодоление искушений и др.) представлял в сжатом виде уже отмеченные особенности жанра при сохранении своей стабилизирующей функции.»33. На наш взгляд, такое понимание топики очень продуктивно и в первую очередь потому, что оно задает типологический подход к предмету. При этом сущность того, что такое «повторяющийся мотив/образ», «типическая черта», «клише», «литературная формула», «общее-место» и т.п., возможно определить, только обратившись к текстам-, к их структурно-типологическому анализу. И в идеале новые тексты должны вовлекаться в исследование до той поры, пока каждый топос не будет описан исчерпывающе, т.е., вновь привлеченные тексты уже не будут давать нового материала34. Опять же топос как некое пространство текста при таком походе - пространство меняющееся, расширяющееся в своих границах. Начав с мотива или микротекста, мы неизбежно перейдем к структурному изучению

32 Руди Т.Р. О композиции и топике житий преподобных // ТОДРЛ. - СПб., 2006. - Т. 57.-С. 432.

33 Рогожникова Т.П. Жития «Макарьевского цикла»: Жанр - стиль - язык. - СПб.,

С. 72.

34 Можно вспомнить слова автора первого классического- отечественного труда по структурно-типологическому анализу текста В.Я. Проппа. Анализируя сюжетную композицию «волшебной сказки», он писал: «На первый взгляд кажется, что необходимо привлечь весь существующий материал. На самом деле в этом нет необходимости: Так как мы изучаем сказки по функциям действующих лиц, то привлечение материала может быть приостановлено в тот момент, когда обнаружится, что новые сказки не дают никаких новых функций» (Пропп В .Я. Морфология сказки. - М., 1969. - С. 27). «Функция» у В.Я. Проппа — сущностный элемент «сюжета» (элементарный топос топоса более сложного). Правило, сформулированное ученым, представляется универсальным. Только вот весьма существенная проблема заключается в том, что пространство агиографической литературы несопоставимо по масштабу с пространством «волшебной сказки».

13 пространства эпизода, сцены, далее - сюжета. Каждый топос при таком описании (рано или поздно) необходимо будет объяснить генетически, равно как и проследить его функционирование в историко-культурном процессе, в межсистемных связях. В принципе, идея не нова (она много раз описана в данных и в других терминах), в применении же к агиографическим текстам все это намечено, а кое-что отчасти и реализовано в работах как названных, так и многих других исследователей. Хотя работа, конечно, необозрима. В конце концов, само пространство культуры, весь ее безграничный контекст есть не что иное как «топика». .Т.е., предмет остается прежним, меняется

Л г подход: он требует строгого научного метода!

Подводя итоги своим размышлениям над «поэтикой уподоблений», О.В. Панченко пишет: «принцип уподобления героев их агиотипам был представлен во всех жанрах древнерусской литературы, посвященных прославлению святости, - в агиографии, эпидейктике, гимнографии. Отдельные приемы "уподоблений" <.> являются5 лишь конкретными проявлениями единого "типологического" метода, который может быть охарактеризован как метод изобретения (в смысле туепйо) "агиологических типов" и создания их литературных "подобий". Но, что еще важнее, "типологический" метод является, по-видимому, одним из основных методов в агиологии вообще, включая как литературное, так и изобразительное творчество» . Далее автор замечает, что «"типологический" метод не ограничивается рамками одной только древнерусской литературы. Он

5 с

В.И. Вернадский, определяя суть научного творчества Гёте, писал, что «морфология является новой наукой не по предмету, который был известен и ранее, а по методу» (Цит. по кн.: Иванов В.В., Топоров В.Н. Инвариант и трансформации в мифологических и фольклорных текстах // Типологические исследования по фольклору. Сб. статей памяти Владимира Яковлевича Проппа (1895-1970). - М., 1975. - С. 46). В.Я. Пропп следовал идеям Гёте. Структурно-типологический метод, продемонстрированный в его работе, открыл новые, уникальные перспективы перед гуманитарной наукой. Появление «Морфологии сказки» ознаменовало не просто этап, но поворотный пункт в ее развитии. «Метод Проппа», т.е. метод структурно-типологический, обладает колоссальным потенциалом, к сожалению, недооцениваемым.

36 Панченко О.В. Поэтика уподоблений (к вопросу о «типологическом» методе в древнерусской агиографии, эпидейктике и гимнографии) // ТОДРЛ. - СПб., 2003. - Т. 54. — С. 533-534. широко представлен и в творчестве многих русских писателей ХУШ-ХХ

Основания типологии кроются в самой природе человеческого

38 мышления . Мировое искусство (литература как одно из его проявлений) -яркое тому подтверждение. Структурно-типологический метод в науке оформляется на основе того, что сам предмет типологичен. Предмет и метод изоморфны, находятся в адекватном отношении друг к другу. В этом ценность структурно-типологического метода. Когда-то, в связи со становлением структурализма, Ю.М. Лотман говорил о «создании новой методологии гуманитарных наук» (курсив Ю.Л.) Для него был очевиден процесс формирования именно «типовой методики анализа», доступной каждому исследователю. С нею ученый связывал переход к новому этапу литературоведения. «То, что вчера делал гениальный хирург в уникальных тд условиях, завтра становится доступным для каждого врача» . Увы, прошли десятилетия с тех пор, как были сказаны эти слова, а структурно-типологический метод так и не стал в науке типовым40. Хочется надеяться и даже видится неизбежным, что он таковым станет.

Важность метода заключается еще и в том, что он воинствующе противостоит аморфному, субъективному, в том числе, и деконструктивистскому литературоведению. Данное обстоятельство представляется нам более чем существенным. «Мировое литературоведение

37 Панченко О.В. Поэтика уподоблений (к вопросу о «типологическом» методе. С.

534.

38

Более того, - в природе мироздания, которое существует и развивается по определенным законам, - их и пытается познать наука. Типология как теория является общенаучной. «Проблемы типологии возникают во всех науках, которые имеют дело с крайне разнородными по составу множествами объектов <.> и решают задачу упорядоченного описания и объяснения этих множеств» (Огурцов А.П. Типология // Философский энциклопедический словарь. - М., 1983. - С. 685).

39 Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. - СПб., 1996. - С. 21.

Впервые работа вышла отдельной книгой в 1972 году.)

40 Типологический метод, структурализм, системный подход - данные термины связаны как описывающие с разных сторон одну и ту же аналитическую методику. (Ср. примечание к с. 20-22 работы Ю.М. Лотмана «Лекции по структуральной поэтике» в кн.: Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. С. 249.)

15 за вычетом отдельных специализированных областей (статистическое стиховедение, нарратология) нуждается в отходе от традиционных и псевдонаучных (деконструктивистских, социологических) штампов. Оно не находится на уровне современного знания (молекулярной биологии, лингвистики, физики). Ему нужно всерьез задуматься над методологическими вопросами.»41. Мы вполне согласны с данным высказыванием всемирно известного ученого.

Характеризуя теоретическую базу своих исследований, Т.Р. Руди пишет: «Общепринятым положением медиевистики, в частности, является положение о том, что художественный канон, наряду с такими важнейшими понятиями, как литературный этикет и ориентация на образцы {imitado), являются одной из основ средневековой поэтики. Поэтому изучение литературной топики - одного из самых существенных элементов канона -должно, думается, составлять необходимый аспект исследования памятников средневековой литературы в целом, и агиографии - в особенности, как наиболее формализованного ее жанра»42.

Наши исследования, посвященные типологии жанра жития, начатые в 1987-1989 гг.43, вылились в попытку рассмотреть жанровые разновидности древнерусской агиографии с позиций сюжетной типологии. Нас также интересовали и в данном случае будут интересовать и художественный канон, и литературный этикет, и принцип imitado. Диссертационное исследование также реализует задачу «определения специфики житийной топики (в соответствии с особенностями жанра) и попытку некоторой её систематизации»44. Уточним только, что предметом нашего исследования

41 Иванов-В.В. Избранные статьи по семиотике и истории культуры. Т. II. Статьи* о русской литературе. - М., 2000. - С. 628.

42 Руди Т.Р. О композиции и топике житий преподобных. С. 432-433. Ср.: Руди Т.Р. Топика русских житий (вопросы типологии) // Русская агиография: исследования, публикации, полемика. - С. 62.

43 См.: Васильев В.К. Век XI и век XX: два сюжета русской литературы // Материалы XXVII Всесоюзной науч. конференции «Студент и научно-технический прогресс». Филология. - Новосибирск, 1989. - С. 78-84.

44 Руди Т.Р.' Топика русских житий. С. 60.

16 являются две разновидности жанра жития - «преподобническое» и «мученическое». Построенные на начальном этапе жанровые структурно-типологические модели позволили нам выявить и описать сюжет-архетип, объясняющий генезис жанра жития в целом, и выйти на проблему исследования в области «национального сюжетного пространства» (Ю.М. Лотман)45.

Актуальность и научная новизна исследования. Неизменно на протяжении веков в центре внимания авторов русских житий находился «внутренний человек», его судьба от рождения и до смерти, душа в высших ее проявлениях (святости), равно как и в самой бездне падения. В этом отношении житие - уникально, его опыт постижения человека бесценен (тем более что он наследован новой литературой). Агиографическая литература представляется нам, несомненно, недооцененной как исторический источник по исследованию ментальной истории нации.

Актуальность диссертационной работы обусловлена значительно возросшим интересом ученых к исследованию агиографических текстов (в том числе типологическому), к изучению ментального и поискам точных, адекватных методов в этой сфере, к проблемам исторической поэтики, теории мифа и архетипического. Кроме того, ситуация в современном литературоведении характеризуется не просто популярностью и актуальностью религиозной тематики (в изучении агиографии, выявлении христианского, библейского «кода» русской литературы и пр.), а сверхинтересом ученых к этой теме. Дело не только в прорыве после долгого молчания и уж ни в коем случае не в спекуляциях и моде. Абсолютно прав B.G. Непомнящий в определении данного вопроса как вопроса «национальной самоидентификации» и «одного из вопросов жизни и смерти нации и культуры»46.

45 См.: Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. - М., 1982.-С. 330.

46 Непомнящий B.C. О горизонтах познания и глубинах сочувствия // Литература как проблема. - М., 2001. - С. 525.

В диссертации впервые ставится проблема изучения типологии жанра жития в русской литературе Х1-ХУ1 вв., через реконструкцию сюжета-архетипа обслуживающего не только агиографическую литературу, но и коррелирующую с ней.

Объект исследования — житийные и типологически сходные с житиями тексты русской литературы Х1-ХУ1 вв.

Предмет исследования — структура «преподобнического» и «мученического» жития, модели их функционирования в контексте «других» жанров русской литературы Х1-ХУ1 вв.

Цель исследования — построение сюжетно-композиционных моделей жанра жития, выявление генезиса жития и описание моделей функционирования двух разновидностей жанра - «преподобнического» и «мученического» жития - в историко-литературном процессе Х1-ХУ1 вв. Достижение поставленной цели основано на решении конкретных задач:

1. построении сюжетных моделей «преподобнического» и «мученического» жития;

2. описании функционирования данных моделей в историко-{ литературном процессе Х1-ХУ1 вв.;

3. описании структуры сюжетно-композиционного пространства древнерусских «воинских повестей агиографического типа»;

А. реконструкции архетипического сюжета о Христе и Антихристе, к которому генетически восходят жизнеописания во всех разновидностях «жития» и типологически сходных жанрах. „ Методологической и теоретической базой диссертации являются: 1) типологический метод, связанный с представлением о жанре как структурно сформированной целостности; 2) генетический подход, выводящий на проблему архетипа сюэюетной структуры жанра; 3) историко-функциональный подход, плодотворно используемый для описания г литературных текстов как исторически развивающихся систем во всей совокупности присущих им связей и отношений; 4) историко-литературный

18 подход, позволяющий осмыслить характер литературных явлений как исторически обусловленных систем.

Практическая ценность диссертации заключается в том, что ее материалы могут быть использованы в исследованиях по истории русской литературы, теории литературных жанров, в общих и специальных курсах, учебных пособиях по истории русской литературы, творчеству авторов рассмотренных произведений, методике анализа текстов агиографической традиции, русской истории, культурологии и пр. Учебное пособие к спецкурсам (Васильев В.К. Сюжетная типология русской литературы Х1-ХХ веков (Архетипы русской культуры). Ч. 1. - Красноярск, 2006. - 243 е.), написанное на материале диссертационного исследования, рекомендовано Сибирским региональным учебно-методическим центром высшего профессионального образования для межвузовского использования в качестве учебного пособия, для студентов, обучающихся по направлениям подготовки 031001 («Филология»), 030601 («Журналистика»); . 030301 («Психология»), 031401 («Культурология»).

Апробация работы. Результаты исследования докладывались на международных конференциях и симпозиумах: Вторая научная конференции

Феномен творческой личности в культуре» (Москва, 26-27 октября 2006 г.);

II Ремезовские чтения» — «Провинция в русской культуре» (Тобольск, 21—

24 апреля 2005 г.); «Книга и литература в культурном контексте»

Новосибирск, 28-30 мая 2001 г.); «Проблемы литературных жанров» (Томск,

7-9 декабря 1988 г.); «Культура русских липован (русских старообрядцев) в национальном и международном контексте» (Бухарест, 1-4 октября 1996 г.); на, всероссийских конференциях: «XXVII Всесоюзная научная конференция

Студент и научно-технический прогресс» (Новосибирск, апрель 1989);

Воспитание исторического и национального самосознания в процессе преподавания дисциплин гуманитарного цикла» (Канск, 1996, 1997);

Славянский мир на* рубеже веков» (Красноярск, 1997); на «Региональной научно-практической конференции "Культурология и художественная

19 культура"» (Красноярск, 24-25 марта 2000 г.). Материал, полученный в ходе диссертационного исследования, много лет используется в лекционных курсах по истории русской литературы, в проведении семинаров и коллоквиумов, а также в спецкурсах: «Сюжетная типология русской литературы XI—XX вв.», «Новые аспекты литературоведения» и др.

Публикации. По теме диссертации опубликовано 19 работ (в том числе 2 учебных пособия, 4 статьи в ведущих рецензируемых научных журналах, определенных Высшей аттестационной комиссией) общим объемом более 30 печатных листов.

Положения, выносимые на защиту:

1. Разновидности жанра древнерусского жития («преподобническое» и «мученическое») сводимы друг к другу в системе тождественных сюжетных мотивов, воплощающих семантику пути и подвига святости.

2. При.этом не существует, единого литературного канона жития, каждая из' разновидностей; обладает специфическим сюжетно-композиц,ионным строением.

З: Жизнеописание мучителя, героя-злодея^ в житии-мартирии и структурно идентичных текстах восходит к сюжету-архетипу об Антихристе.

4. Структура, аналогичная структуре жития-мартирия, реализуется в самых разнообразных в жанровом отношении произведениях:

4.1. в древнерусских «воинских повестях агиографического типа»,

4.2. она способна «моделировать» авторскую «картину мира»; в частности, - в цикле сочинений А. Курбского.

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из Введения^ трех глав, Заключения и списка использованной литературы, включающего 208 наименований. Общий объем работы 210 страниц.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Сюжетная типология жанра жития в русской литературе XI-XVI веков"

3.7. Выводы

Абсолютно очевидно, что в основе «жизнеописания» Ивана IV в «Истории» лежит архетипический сюжет об Антихристе (в варианте жития-мартирия). Остановимся на проблеме специфики «сюжета Курбского». Она проявляется в каждом из сюжетообразующих мотивов.

В усложненном виде в «Истории» представлен мотив рождения. Идея природной греховности героя раскрыта Курбским через мотив накопления родового греха в двух поколениях. Автору сложно было обвинить Ивана III в незаконности заключения второго брака (великий князь имел на это право после смерти первой жены). Но в том, что брак этот был заключен с «чародеицей греческой», он видит начало родового зла. Следующая ступень нисхождения по лестнице родового греха — «законопреступный» брак Василия III с иноземкой и чародеицей Еленой Глинской, в котором и появился на свет будущий губитель святорусской земли. Рождение Ивана IV отягчено к тому же мотивом зачатия от колдовства.

Свою специфику в сочинениях Курбского имеет и мотив «злой смерти». Полемика велась при жизни. Иван IV пережил своего обличителя. Но мотив смерти царя выражен у Курбского - как предсказание будущего, пророчество. В Третьем послании, призывая Грозного покаяться и возвратиться к Христу, он грозил ему адом. «Поки еще есмя не распряглися от тела, понеже несть во смерти поминания и во аде исповедания или покаяния всяко»68.

Через библейскую притчу Курбский пророчествует Грозному гибель царского дома. «.Яко и блаженный Давид рече: не пребудет долго пред Богом, которые созидают престол беззакония [см.: Пс. 93, 20], сииречь трудные повеления, или декреты, неудобь терпимыи. И аще погибают царие или властели, яже созидают трудные декреты и неудобь подъемлемые

68 Переписка. С. 115. номоканоны, кольми паче не токмо созидающе неудобь подъемлемые повеления или уставы з домы погибнути должны. Но во яковых сии обрящутся, яже пустошат землю свою и губят подручных всеродне, ни сосущих младенцов не щадяще!» «Не губи к тому себя и дому твоего! Аще рече Давид: "Любяй неправду, нанавидит свою душу" [см.: Пс. 10, 5], кольми паче кровьми християнскими оплывающии ищезнут воскоре со всем домом!»69.

Неизвестный автор «Сказания о Борисе и Глебе» видел в смерти Святополка возмездие - исторжение «от земли живущих» волею Бога родовой ветви, идущей от греховного корня. Такое осмысление судьбы князя-братоубийцы вполне мистично. Курбский-пророк тоже мистик. Но, как бы к этому ни относиться, его мистическое пророчество сбылось в реальной

7П истории. Царствующий московский род оборвался на детях Грозного .

Совершенно иные масштабы в сюжетике Курбского, как уже было отмечено, имеет конфликт. В> «Истории» речь идет не о преступлении^ затрагивающем- интересы членов одной правящей семьи, или гибели исповедника (исповедников) христианства от рук внешних врагов. Курбский обвинял «кровопивственного зверя» в том, что он нарушал образцы поведения, которым должен следовать тот, кто желает быть христианином

69 Переписка. С. 117.

7П

В первом браке царя с Анастасией Захарьиной (свадьба состоялась в феврале 1547 года, умерла Анастасия в августе 1560-го) родилось шестеро детей, трое девочек и трое мальчиков. Девочки умирали в раннем возрасте. Сын Дмитрий I, третий ребенок в семье, нелепо погиб шести месяцев от роду (в 1553 году) - утонул во время поездки отца в Кириллов монастырь. Второй сын Иван, которого отец хотел видеть наследником престола, был им же убит (в ноябре 1581 года) в приступе гнева. (Отец воспитывал достойного преемника, делая Ивана участником своих преступлений. «Так что не будем проливать слезы сожаления у знаменитой картины И.Е. Репина. Останься жив старший сын Грозного, не известно, какую Россию мы бы имели.», - пишут современные историки (Бушуев C.B., Миронов Г.Е. История государства Российского. Историко-библиографические очерки. - М., 1991. - С. 273). После смерти Ивана IV престол перешел к его третьему сыну, слабоумному и богомольному царевичу Федору. Были у Грозного дети и от других жен. Сын Василий от Марии Черкасской (второй жены) умер во младенчестве. Седьмая жена, Мария Нагая, родила (в 1582 году) Дмитрия II. Во времена царствования Федора Ивановича вместе с матерью он был удален из Москвы в город Углич и убит 15 мая 1591 года. После смерти Федора Ивановича в январе 1598 года московский престол остался без наследника.

165 см.: 360 ). Грозный, действительно, совершал поступки, которым не было прецедента в русской истории. Какое бы значение он сам им ни придавал, со стороны они могли «читаться» с точностью до наоборот. Он совершал небывалое', кровавые казни, насилия, разделение Русской земли на земщину и опричнину, создание опричного войска и пр. Губителем Русской земли под пером Курбского является не только Грозный, но и его слуги - «маньяки», «кромешники», «дьявольский полк». Дело не столько в том, каковы были масштабы казней в реальности, но в том, что в сюжетике Курбского мученический конфликт растворен в русской жизни, в ее обыденности72. Его участники «по ту сторону» конфликта - тысячи и тысячи русских людей. Гибель нескольких сот из них описывает князь Андрей в мартирологе. Он внес бы и большее количество, но «невмесно писати широкости ради». В связи со сказанным приведем слова Д.С. Лихачева: «.мученичество в глазах Курбского распространилось на всю русскую землю. Вот почему отчасти Курбский прибегает к выражению - "Земля Святорусская" и переосмысляет его. Если выражение "Святая Русь" означало раньше по преимуществу [наименование] страны со многими святынями - монастырями, церквами, церковными реликвиями самого разнообразного характера, то теперь "Святая Русь" стала, с его точки зрения, еще и землей многих святых мучеников, невинных страдальцев.»13.

В «Истории» Курбский упоминает слово «трагедия». На полях рукописи он разъясняет: «Трогедиа есть игра плачевная, яже радостию начинается и скорбми скончевается» (338). От этой игры, творимой в отечестве царем

71 См. также: Переписка. С. 113.

72 В.П. Адрианова-Перетц пишет о крестьянской теме в публицистике XVI века: «Нельзя не заметить, что в описаниях крестьянской жизни у публицистов XVI века совсем нет нейтральных слов - и действия землевладельцев, и состояние крестьян определяются глубоко эмоциональными словами, имеющими ясный оценочный смысл. Некоторые из этих слов становятся как бы постоянными, своего рода терминами, характеризующими отношения землевладельцев - равно светских и духовных - к «тружающимся» на них крестьянам. Таковы прежде всего слова: мучити.» (Адрианова-Перетц В.П. Крестьянская тема в литературе XVI в. // ТОДРЛ. - Л., 1954. - Т. 10. С. 208.) Мы не продолжаем перечисление, потому что уже первое слово-«термин» более чем значимо.

73 Лихачев Д.С. Стиль произведений Грозного. С. 211.

166 мучителем и его кромешниками, «едва от великие жалости сердце ми не росторглося» (370), - признается князь Андрей. Он, в сущности, и описывает национальную трагедию. Его сюжет - обозначение той точки в истории, в которой русская жизнь выкристаллизовалась (на столетия вперед) как

74 „ трагедия , жизнь народная - как жизнь мученическая. Святорусская земля превратилась в сознании Курбского в «варварскую землю», адское пространство, «.затворил еси царство Руское, сиречь свободное естество человеческое, аки во аде твердыне» , - укорял он московского самодержца в Третьем послании. (Тема ада звучит и в борисоглебских текстах. Только там она локальна, не имеет столь колоссального масштаба. «Святополк и его приспешники на самом деле причастны адскому миру, ад как бы локализуется там, где они находятся. Не случайно сообщение о возвращении убийц к своему господину сопровождается цитатой из Псалтири (Пс. 9: 18): "Оканьнии же они убоице възвративъше ся к посълавшъшюуму я, яко же рече Д[а]в[ы]дъ: Възвратять ся грешьници въ адъ и въси забывающии Б[ог]а"»76.)

Таким образом, в означенный исторический период сформировался взгляд на русского царя как на злодея-мучителя, «внутреннего змея», который деяниями своими подобен внешнему врагу. (Он нашел выражение в других фольклорных и литературных текстах эпохи. В официальной литературе ему противостоит прямо противоположный взгляд на фигуру самодержца.)

В эпоху царствования Грозного впервые в русской культуре оформляется и неофициальная точка зрения на святость. Не русская

74 «Мы определяем жанр «Истории о великом князе Московском» как «историю-трагедию», - писал К.А. Уваров (Уваров К.А. Князь A.M. Курбский - писатель. («История о великом князе Московском»): автореф. дис. . канд. филол. наук. - М., 1973. - С. 18.)

75 Переписка. С. 110.

76 Ранчин A.M. Пространственная структура в летописных повестях 1015 и 1019 годов и в житиях святых Бориса и Глеба // Ранчин A.M. Вертоград златословный. Древнерусская книжность в интерпретациях, разборах и комментариях. - М., 2007. - С. 78. (Автор цитирует кн.: Успенский сборник XII-XIII вв. / Изд. подгот. O.A. Князевская, В.Г. Демьянов, М.В. Ляпон. - М., 1971. - С. 53.) церковь канонизирует убиенных мучеников, и не мирские власти добиваются признания чьей-либо святости, а вне н вопреки позгщии государственной власти святыми признаются пострадавшие от нее. (В данном случае на этом настаивает русский писатель-эмигрант, но, несомненно, несправедливо воспринимать его мнение как окказиональное.) Грозный в споре с Курбским отвергал такую точку зрения: «.мучеников же в сие время за веру у нас нет». Того, кого его оппонент называл мучениками, Грозный именовал «изменниками», «злодеями», «чародеями» и заключал: «ино таких собак везде казнят»77.

Заканчивая «Историю», автор обосновывает правоту своей позиции. Небывалость поступков правителя Русской земли заключалась в том, что он нарушал образцы именно благочестивого поведения. Но его деяния соотносились с образцами противоположного рода. И, собственно, только

78 через них и могла прочитываться фигура царя его противниками .

Воздавая похвалу мученикам, Курбский отвергает «гнусный, и ленивый, и лютый, и неистовый ум» тех, кто не сочтет их таковыми. Он рассматривает аргументы, которые могли бы быть выдвинуты против. «Речет кто негли: "Мученики, царей нечестивых не послушав, и идолом не послужили, и пред мучители единого Бога исповедали, и сего ради различные муки претерпели и смерти строгие подъяли, радующеся за Христа Бога"». Автор не спорит с этим, он и сам прекрасно знает, как и за что претерпели первомученики христианства. Но и русский православный царь подобен древним нечестивым языческим правителям. «Но Бога единого и дияволи ведят, в Троице же славимого, и икономахи, и другии мучители исповедали». Выше Курбский сравнивал Грозного с Нероном, теперь он уподобляет его византийскому императору Фоке (602-610 гг.). «Бо был крещен и Фока-мучитель, и цесарем

77 Переписка. С. 26.

7R

О тех образцах, которым следовал сам Грозный, см.: Лихачев Д.С. Канон и Молитва Ангелу Грозному воеводе Парфения Уродивого (Ивана Грозного) // Лихачев Д.С. Исследования по древнерусской литературе. - Л., 1986. - С. 361-377; Панченко A.M., Успенский Б.А. Иван Грозный и Петр Великий: концепции первого монарха // ТОДРЛ. -Л., 1983.-Т. 37.-С. 54-78. римским и грецким, но абаче, безчеловечия его ради и мучитель наречен бысть». Писатель-эмигрант не признает того, что Грозный, несмотря на то, что он крещен, верует в Христа и исполняет его волю. «Но новый наш не внешной, но воистину внутренний дракон, не болваном служити повелел, аки жертвы приносити им, но первие сам самого диявола волю исполнил, возненавидел прискорбный путь, покаянием ко спасению приводящ, и потек с радостию по широкому и пространному пути, водящим в погибель» (392). Курбский ставил в вину Василию III и его второй жене обращение к помощи «презлых чаровников и баб, смывалей и шептуней, и иными различными чары чарующих <.> А чары, яко всем есть ведомо, без отвержения Божия и бес согласия со дияволом не бывают». По этой причине обращение к чарам — «неисцелимый грех есть тем, еже внимают им и ко покаянию неудобен» (340, 342). Таким же согласником с дьяволом предстает в сознании Курбского и их

79 отпрыск . «Не нудил жертвы приносити болваном, но дияволом вкупе с собою согласовати повелевал» (391). «Християнский, речешь, царь? И еще православный, отвещаю ти: <.> поправши заповеди Христа своего, егда не явствено обещался дияволу и ангелом его <.> произвел делом всю волю сатанинскую, показующе лютость неслыханную, никогдаже бывшую в Русии.» (394-396).

Грозный в видении Курбского - «антихристов сын и стаинник», христианин, отвергшийся Бога и избравший «антихристов путь». Вместе со своим сатанинским полком, сам назвавшись церковником, он «погнал церковь Божию» (394), «гонит и мучает» Христа (см.: 368). Сознание Курбского предстает как эсхатологическое. (Восприятие русской жизни в таком качестве начало складываться у ее автора ,еще до эмиграции. Эсхатологическими мотивами проникнуто написанное им незадолго до бегства в Литву Второе послание к старцу Псково-Печерского монастыря

79 Аналогичное обвинение в обращении Грозного к «чаровникам и волхвам» см.: Переписка. С. 117.

ЯП

Вассиану Муромцеву .) На русскую жизнь он смотрит через «Апокалипсис». Приступая к мартирологу, писатель приводит свои же слова из предисловия к сборнику «Новый Маргарит»: «В лето осмыя тысечи веку звериного, яко глаголет во святой Апоколепси» (326). Курбскому выпало жить в «звериный век». Не случайно «История» заканчивается апокалипсической картиной убиения Антихриста и всеобщего воскресения.

Рассматривая данную тему у Курбского, В.В. Калугин пишет: «В хронике образ Грозного развивается в соответствии с эсхатологическим учением о приходе в мир Антихриста»81. «Выступая против монарха, князь Андрей стремился придать своему протесту богословское обоснование и опирался на традиции церковной литературы. (Исследователь указывает предполагаемые источники учения об Антихристе, с которыми мог быть знаком Курбский. - В.В.)

Неповиновение Грозному принимало характер священной войны с Антихристом, всякий пострадавший в борьбе с троном превращался в мученика, а пролитая кровь становилась святой и взывала к Богу об отмщении. В1 этой идее Курбский нашел оправдание своему бегству от «сопротивного» православию тирана.» . Ср. Р.Г. Скрынников о позиции А. Курбского: «Присяга на верность монарху, вступившему в союз с Антихристом, утрачивала законную силу. Долг каждого христианина заключался в том, чтобы не покоряться, а бороться с такой властью всеми возможными средствами. Всяк пострадавший в борьбе с Антихристом

83 превращался в мученика, а пролитая им кровь становилась святой» .

В классическом житии-мартирии мучителю противостоял мученик (или противостояли несколько таковых). В совершенно ином по масштабам конфликте у Курбского во второй части «Истории» описаны казни более 400

80 См.: Сочинения князя Курбского. Т. 1. Сочинения оригинальные / Изд. Г.З. Кунцевича// РИБ. - СПб., 1914. - Т. 31. - Стб. 383-404.

П I

Калугин В.В. Андрей Курбский и Иван Грозный. С. 178.

82 Там же. С. 179-180. о-!

Скрынников Р.Г. Царство террора. С. 196.

170 человек. Однако (если опустить детали) архетипический сюжет о Христе представлен в его тексте не только в варианте 'жития-мартирия. Мы обнаружили в сюжетике Курбского и своеобразное житие-автобиографию. Князь Андрей солидаризируется с убиенными, ставит себя рядом с ними в позицию праведника, видит себя предстоящим перед мучителем в день Страшного суда (см.: 308)84.

Рассматриваемый конфликт имеет еще одно качество: он порождает эмиграцию. Опальный воевода избрал не мученический венец, а бегство. Во Втором послании к Вассиану Муромцеву Курбский жаловался на то, что рыдал и в ногах валялся, но не обрел заступников перед царем среди архиереев и святителей, но обрел клеветников. Он обличал «державных», мирских и духовных властителей и сетовал, что нет в Русской земле тех, кто воспретил бы им и царю их законопреступления. «Где лики пророк, обличающи неправедных царей? Где Амбросии Медиаламскии, смиривый великаго царя Феодосия? Где златословесный Иоанн, со зелным запрещением обличив царицу златолюбивую? Где ныне патриархов лики и боговидных святителеи и множество преподобных ревнующе по Бозе и нестыдно обличающих неправедных царей и властителен в различных их законопреступных делех <.> Кто ныне не стыдяся словеса евангельская глаголет и кто по братии души свои полагают? Аз не вем кто; но яко же пожару люту возгоревшуся на лице всея земли нашея, и множество домов зрим от пламени бедных напастей искореневаеми. И хто текше от таковых отъимет? И хто угасит и кто братию от таковых и толь лютый бед избавит? Никто же! Воистинну не заступающаго ни помогающаго несть, разве Господа»85. Оказавшись в эмиграции, за пределами досягаемости царской руки, Курбский сам взял на себя роль обличителя «смрадящей и проклятой власти» (360). «Да и ныне не мни мене молчаща ти о сем; до скончания моего

84 См. также: Переписка. С. 10.

85 Сочинения князя Курбского. Стб. 396-397.

171 буду непрестанно вопияти со слезами на тя пребезначальной Троице.» , -обращался он к Грозному в Первом послании.

Еще в начальный период развития русской литературы были книжники, смело обличавшие и судившие неправедных властителей, но сюжетика русской жизни второй половины XVI века дает опять же качественно новую, небывалую до того ситуацию. В этой сюжетике русский писатель восходит на неизмеримую высоту (по существу, на Голгофу): он обличитель власти антихристовой, судия, пророк, праведник, едва ли ни святой-мученик при жизни. За его образом видится лик Христа, и судит мир он с позиции Сына Божия.

В.О. Ключевский писал о складывании Московского государства: «Оно складывалось медленно и тяжело. Мы теперь едва ли можем понять и еще меньше можем почувствовать, каких жертв стоил его склад народному благу, о п как он давил частное существование» . Описание эсхатологической сюжетики Курбского чрезвычайно важно, интересно и показательно для понимания тех трансформаций, которые происходили в период царствования Ивана Грозного в русской жизни и в русской душе, чувствования того, как государство давило на частное существование.

Эсхатология и сюжетика Курбского - преддверие эсхатологии и сюжетики XVII века и последующих веков. В частности, «житие-автобиография» князя Андрея, несомненно, предваряет «Житие» протопопа Аввакума.

86 Переписка. С. 10.

87 Ключевский В.О. Соч.: в 9 т. Т. 2. Курс русской истории. Ч. 2. - М., 1988. - С. 372.

- заключение,

- прения о вере:

- осуждение язычества, отказ выполнить языческий (нехристианский) обряд,

- защита догматов христианской веры,

- приговор,

- казнь;

- посмертные чудеса.

Жизнеописание антагониста святого, героя-мучителя состоит из следующих элементов:

- рождение от блуда (греховное, незаконное);

174

- злая судьба (трагическая, так как герой не властен над ней, он не может избавиться от тяготеющего над ним проклятия — греха его родителей);

- злая смерть (= возмездие Божие).

Модель, которая включает в себя все названые мотивы жизнеописаний мученика и мучителя, мы определили как «полную структурно-типологическую модель жития-мартирия», «макси-структуру». Предел редукции несет модель, названная нами «мини-структурой жития-мартирия». Содержание последней являет собою конфликт двух героев-антагонистов, жизнеописания которых отсутствуют в сюжете или же сведены к минимуму, т.е. мученик и мучитель представлены в тексте на уровне топики образа (набора ключевых мотивов), а не на уровне развернутой биографии.

Объем содержания конкретного жития-мартирия (и любого текста с аналогичной структурой) варьирует в пределах от нижней до верхней границы, коими являются мини- и макси-структура.

Колебание объема в означенных пределах - одна из характеристик механизма функционирования выявленной сюжетной структуры. Следующая, более существенная характеристика, заключается в том, что данная структура реализуется не только в конкретных житийных текстах, но и в текстах, относящихся к другим жанрам, она является межжанровой.

Названные особенности функционирования структуры порождают такие ее варианты-трансформации, опознавание и идентификация которых в конкретных текстах вызывает серьезные трудности.

В качестве примеров реализации мини-структуры вне жанра мы привели летописные сообщения о начале монголо-татарского нашествия (см.: раздел 2.1. настоящей работы). Структуры более сложного состава выявлены нами в «воинских повестях агиографического типа» (глава 2) и в цикле сочинений князя Андрея

175

Курбского (глава 3). Сходство строения этих произведений объясняется не тем, что они испытали влияние мученического жития, заимствовали готовую житийную композицию, а тем, что выявленная структура органично соответствует жанровой природе каждого из них (и мученического жития, и летописных сообщений, и традиционно относимых к разделу светской литературы воинских повестей, и светских же сочинений Курбского).

Как и в житии-мартирии, в воинских повестях конфликт между защитником Русской земли и внешним врагом реализуется через убиение.

Основными составляющими соборного мученического подвига в «воинских повестях агиографического типа» являются топосы:

- покаяния, очищения и аскезы;

- желания мученического подвига, готовности к нему;

- исполнения заповеди отречения от мира;

- гибели на поле брани за веру и Русскую землю.

Внешний враг выступает в качестве посланника дьявола, духовного противника — врага христианских святынь, православной веры и т.п. Это демонологизированный образ, для его обрисовки более всего пригодна черная краска.

Природа исторического повествования, задачей которого является изображение воинского похода и битвы, не допускает каких-либо развернутых, сюжетных жизнеописаний. Мучитель и мученик предстают в воинской повести не в своих жизнеописаниях, а на уровне структуры (топоса) образа.

Казанская история» является в данном случае своеобразным исключением. В этом произведении, описание внешнего врага (его коллективный образ) дано через сюжет о рождении и гибели природного зла. Одна из причин появления развернутого сюжета в произведении вызвана тем, что автор рассказывает не просто о каком

176 либо единичном сражении русских воинов с татарами, а излагает более чем трехсотлетнюю историю злого царства, от его основания до падения. Через мотив

- злого рождения: от змея-аспида-беса и от «злого древа», Золотой Орды, автор объясняет

- злую, «кровопийственную», природу обитателей Казанского царства и

- исход Божьего суда - возмездие, гибель его «мечом и кровью», покорение Московскому царю.

В сочинениях эпохи царствования Грозного, принадлежащих Курбскому, происходит существенная трансформация описанной структуры. Главное здесь - перенесение конфликта в настоящее время и, соответственно, смена автора. Повествование ведется не третьим лицом и не по истечении времени о событиях прошлого, как было во всех предыдущих случаях, а о времени текущем, событиях, участником которых является сам автор, он же герой произведения. Такого рода трансформация означает, что в самой реальности сложились условия для появления житийного автобиографического повествования. В «Истории о великом князе Московском» и примыкающих к нему посланиях параллельно жизнеописанию Ивана IV представлено житие Курбского, «им самим написанное». Это житие книжника, идеального христианина-воина, «мученика произволением». Его основные топосы:

- происхождение от святого корня, от «благородных» родителей;

- глубокое знание христианского учения;

- отречение от мирского во имя воинского служения;

- готовность к мученичеству на поле брани.

Антитезой биографии царя-мучителя в «Истории о великом князе

Московском» выступает не только данное автобиографическое житие,

177 но и собранные в обширный мартиролог жизнеописания убиенных им мучеников.

В цикле произведений Курбского сюжет о появлении на свет природного злодея реализован в жизнеописании Ивана IV, включающем и историю московского великокняжеского рода. Структурные составляющие этого жизнеописания:

- рождение от блуда и колдовства во втором поколении (мотив накопления родового греха);

- проявление злой природы Грозного, прежде всего, в бесчисленных неправедных казнях, убийствах, гонениях, повседневной развратной жизни, поклонении дьяволу;

- пророчество автором гибели рода (сбывшееся за пределами текста, в истории реальной) как возмездия свыше.

Структура, тождественная всем приведенным вариантам жизнеописаний, выявлена нами в архетипическом сюжете о Христе и Антихристе.

Наиболее общими этическими категориями являются категории Добра и Зла. В силу своей всеобщности и универсальности они обладают определенной долей абстрактности. (Современному человеку они представляются едва ли не полной абстракцией.) В русской культуре категории эти изначально заданы христианством.

Идеальные принципы, которым должен следовать христианин (идущий или, вернее, подвигающийся по пути Божьему), изложены в Нагорной проповеди (см. главу 5 Евангелия от Матфея и главу 6 Евангелия от Луки) и десяти заповедях (см. Исх. 20, 2-17; Втор. 5, 621). Сам образ Христа, его жизнь, несущая смыслы истины, жертвы-искупления, спасения, праведного пути и достижения бессмертия, также конкретизировали представления о том, что есть добро (свято), а что есть зло (греховно) в жизни человека.

В основе практики христианства лежит идея следования Христу (imitado Christi) - истинный христианин своею жизнью, деяниями подобится Сыну Божию. Жизнь Иисуса, выступающая как священное предание, сакральный текст, евангельская притча, жизнеописание, сюжет, неизбежно должна была стать начальным образцом (моделью)1.

Текстопорождающий механизм архетипического сюжета о Христе генерирует самые разнообразные структурные варианты. Главное условие при этом - сохранение лежащей в основе идеи подобия героя' первообразу. Сюжетопорождающий архетипический механизм в целом идеально приспособлен к контакту с жизнью, с ее коллизиями,

1 Образцом для средневековых авторов должен был стать текст Священного Писания в целом, с множеством «положительных» и «отрицательных» жизнеописаний, сцен, ролей, образов, символов и т.д. Но это мог быть только открытый ряд, который пополнялся текстами становящейся христианской культуры. Отсюда множественность отсылок к различным сочинениям в поздних христианских сочинениях.

Потенциально образцом может выступать любой предшествующий текст-аналог. Например, авторы борисоглебского цикла воспринимают судьбу своих героев (Владимира, Святополка, Бориса и Глеба) в свете сюжетов: 1) об Евстафии Плакиде, украшавшем себя праведными делами еще в язычестве, и затем обратившемся в христианство, 2) о подвиге императора Константина Великого, утвердившего христианство в Римской империи, 3) о первом на земле братоубийце Каине [см.: Бытие 4, 1-12], 4) о следующем убийце из его рода Ламехе [см. Бытие 4, 18-24], 5) об Авимелехе, сыне Гедеона от наложницы, ради воцарения убившем после смерти отца семьдесят своих братьев (законных сыновей) и погибшем - «так воздал Бог» - от брошенного в голову женщиной отломка жернова [см.: Суд. 8, 319, 56], 6) о предателе Христа Иуде, 7) о судьбе Юлиана Отступника, который во время своего недолгого императорства (361-363 гг.) попытался возродить языческий культ, но закончил «горькой и нечеловеческой смертью», 8) о мучении Никиты, казненного отцом язычником, 9) о святой Варваре, претерпевшей такую же смерть, 10) о святом Вацлаве, убитом братом Болеславом I, и др.

В.В. Кусков, называя данное явление «ретроспективной исторической аналогией», справедливо замечает, что она «позволяла глубже раскрыть значение того или иного исторического события, дать оценку поведения его участников, прославить их или осудить, установить своеобразную типологическую общность событий Древней Руси с событиями мировой истории и тем самым указать на их определенную закономерность» (Кусков В.В. Ретроспективная историческая аналогия в произведениях куликовского цикла // Куликовская битва в литературе и искусстве. М., 1980. С. 39; См. здесь же об исторических аналогиях в произведениях борисоглебского цикла: с. 40-41). Наиболее подробно проблема на материале жития рассмотрена в указанных выше работах Т.Р. Руди. В них же приведена достаточно обширная литература по проблеме.

179 конфликтами. В ходе него в литературе рождаются различные жанровые образования, как в пределах, так и за пределами жанра жития.

Универсальность сюжета-архетипа о Христе (образа и жизнеописания) как образца, в частности, выражается в том, что в реальной жизни любой человек (святитель и постриженник, князь и юрод, воин и крестьянин, мужчина и женщина и пр.) на своем месте и в своем деле, соответственно, по-своему может подобиться Сыну Божию, идти путем подвижничества. Отсюда - разнообразие типов подвига во имя Христа, идеальных агиографических образов в средневековой литературе. А потому закономерен вывод: в основе любого типа жизнеописания праведника, святого (не только «преподобнического» и «мученического», но и «святительского», «княжеского», «юродивого» и пр., не только житийного, но и воинского, и автобиографического) леэ/сит архетипический сюжет о Христе. (Заметим, что развитие русской литературы свидетельствует об открытии новых путей спасения, расширении агиографического пространства культуры. Примером тому, в частности, служит появление воинских повестей агиографического типа.) Рассмотренные выше тексты позволяют наглядно убедиться, что у Христа в литературных текстах есть сюжетный заместитель — святой.

Мир добра и мир зла зеркально отражены друг в друге. Отражением жизнеописания Христа является жизнеописание Антихриста. Сын Божий, призванный спасти человечество от первородного греха, рождается непричастным к нему - непорочно. Естественно, его противник может родиться только от блуда. Образу, воплощающему судьбу-искупление, истину и спасение, мог быть противопоставлен только образ, воплощающий злую судьбу - ложь, искушение и погибель. Финальной теме воскресения и жизни вечной противопоставлена тема злой смерти - проклятия, возмездия Божьего (в частности, реализующегося в самоубийстве) и вечной погибели.

Нами были описаны основные составляющие жизнеописания Антихриста:

- рождение от блудной (греховной, незаконной) связщ

- судьба и деяния, предстающие как воплощение зла: проповедование лжи (блуда), обольщение, убийство (и т.п.) в борьбе против Христа за власть над душами людей; '

- злая смерть - возмездие Божие за зло, совершенное на земле (самоубийство - один из вариантов такой смерти).

Значения слов с корнем *блуд/блядь в древнерусском языке представляют собою архетипический семантический комплекс, раскрывающий смыслы образа, судьбы и поступков героя, рожденного в грехе (и смысла образа антихристова мира в целом):

1) «блуждание» («блуждать», «скитаться», «плутать»);

2) «заблуждение», «ошибка» («заблуждаться», «ошибаться»);

3) «обман», «ложь», «ересь» («обманывать», «лгать», «вводить в заблуждение», «проповедовать ложное учение»);

4) «разврат», «распутство», «прелюбодеяние», «незаконное, безбрачное сожитие» («развратничать», «распутничать», «прелюбодействовать», «сожительствовать»);

5) «уклонение от прямого пути в прямом и переносном смысле» («уклониться от истинного пути», «встать на путь лжи, гибели»).

Если сюжетный заместитель Христа - святой, то сюжетным заместителем Антихриста является незаконнорожденный, «злой человек», мучитель, убийца. Таковы в исследованных нами произведениях исторические герои - Святополк и Иван Грозный, в их жизнеописании воплощен принцип imitado Antichristi.

Архетипический сюжет о Христе и Антихристе предстает генетически исходной точкой для литературного сюжета (не для всякого, но входящего в типологический ряд). В связи с этим следует говорить о функциях сюжета-архетипа. В ходе творческого процесса, предстающего в значительной степени как бессознательный акт, сюжет-архетип выполняет моделирующую, сюжетообразующую функцию.

Образ Христа на протяжении двух тысячелетий стоит в центре европейской культуры. Сюжет о Сыне Божьем, принявшем мученическую смерть во искупление человеческих грехов, является центральным сюжетом христианской цивилизации. Как выясняется, параллельно с ним существует скрытый сюжет об Антихристе, также играющий колоссальную роль в организации пространства культуры - описании сферы зла.

Любая типология является в той или иной степени частичной, неполной. Таковой следует считать и типологию, представленную в настоящей работе. Достроить типологический ряд - задача будущего исследования. «.Еще нет ни одной истории литературы (хотя бы для одного периода, века и т.п.), целиком построенной на формальных и /

2 Герои древнерусской литературы имеют возможность выбора между добром и злом. Но, как мы видим, в литературе есть герой, незаконнорожденный, лишенный этого выбора. Над ним от рождения довлеет тяжесть родительского греха. Рано или поздно грех этот проявится во всей своей полноте. Однако следует особо подчеркнуть, что перед нами авторская, книжная концепция, и герой лишен выбора именно по воле автора. Писатель, рисуя такого героя, как правило, с очевидностью ставит задачу его компрометации.

Выявленная литературная, точнее, культурологическая концепция относится к сфере недогматического христианства. В жизни любой человек волен в выборе между добром и злом. Существенно, например, что Курбский не лишает Грозного свободы выбора. или структурных признаках»3, - пишет Вяч.Вс. Иванов. Если говорить о перспективах исследования, то они основываются на заключении: в русской литературе есть единый сюжет, который проходит через весь тысячелетний путь ее развития. Он восходит к архетипическому сюжету о Христе и Антихристе.

Построение полной типологии, описание, если не исчерпывающего, то удовлетворительного количества текстов типологического ряда, означало бы построение и описание тысячелетней истории русской литературы на предложенных структурно-типологических принципах. Очевидно, это не была бы история всей литературы, скорее, она выявила бы центральное типологическое русло в «национальном сюжетном пространстве». 5

Иванов В.В. Избранные статьи по семиотике и истории культуры. Т. II. Статьи о русской литературе. М., 2000. С. 626. (Эти слова сказаны о «программе, которую наметили Якобсон и Тынянов»).

Проблема метода является наиважнейшей проблемой любой научной дисциплины. Однако вряд ли стоить принимать хоть сколько-нибудь всерьез рассуждения о литературоведении как о «досужей болтовне, более или менее терминологической» (Галкин А.Б. Литературоведение как миф // Литература как проблема. - М., 2001. - С. 394.)

183

Список научной литературыВасильев, Владимир Кириллович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Воинские артикулы Петра I. Материалы по изучению истории государства и права СССР / М-во высш. и средн. спец. образования РСФСР. Всесоюз. юрид. заоч. ин-т ; подгот. к изд. Н.П. Старжиным. -М., 1960. 50 с.

2. Воинские повести Древней Руси / под ред. В.П. Адриановой-Перетц. -М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1949. 358 с. (Лит. памятники.)

3. Воинские повести Древней Руси / вступ. ст. Л.А. Дмитриева; сост. Н.В. Понырко. Л. : Лениздат, 1985. - 495 с.

4. Галицко-Волынская летопись // ПЛДР. XIII век. М. : Художественная литература, 1981. - С. 236-425.

5. Герберштейн С. Записки о Московии / С. Герберштейн; вступ. ст. А. Л. Хорошкевич. М. : Изд-во МГУ, 1988. - 429 с.

6. Дружинин В.Г., Дьяконов М.А. Беседа преподобных Сергия и Германа валаамских чудотворцев: Апокрифический памятник XVI в. // ЛЗАК. Вып. X. СПб., 1895. - С. 77-81.

7. Еремин И.П. Житие Александра Невского / И.П. Еремин // Художественная проза Киевской Руси Х1-ХШ веков / сост., пер. и прим. И.П. Еремина, Д.С. Лихачева. М. : ГИХЛ, 1957. - С. 255-263.

8. Житие Александра Невского // ПЛДР. XIII век. М. : Художественная литература, 1981. - С. 426-439.

9. Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения. Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1979.-367 с.

10. Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им / приготовил к печати Д.И. Абрамович. Пг., 1916. - 204 с. (Отделение русского языкаи словесности императорской Академии наук. Памятники древнерусской литературы. Вып. 2.)

11. Жития святых, чтимых православною церковью. составленныя Преосвященным Филаретом (Гумилевским). 3-е изд., доп. - СПб. : , 1900. - 876 с.

12. Зимин A.A. Выпись о втором браке Василия III / A.A. Зимин // ТОДРЛ. Л. : Наука, 1976. - Т. 30. - С. 132-148.

13. Казанская история // ПЛДР. Середина XVI века. М. : Художественная литература, 1985. - С. 300-565.

14. Кунгурский летописец // Летописи сибирские / сост. и общ. ред. Е.И. Дергачевой-Скоп. Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1991. - С. 245-271.

15. Курбский А. История о великом князе Московском / А. Курбский // ПЛДР. Вторая половина XVI в. М. : Художественная литература, 1986.-С. 218-399.

16. Летописные повести о монголо-татарском нашествии // ПЛДР. XIII век. М. : Художественная литература, 1981. - С. 132-175.

17. Новая повесть о преславном Российском царстве // ПЛДР. Конец XVI -начало XVII века. М.: Художественная литература, 1987. - С. 24-57.

18. Новое известие о России времени Ивана Грозного. «Сказание» Альберта Шлихтинга / перевод, ред. и прим. А.И. Малеина. Л. : Издательство Академии Наук СССР, 1934. - 63 с.

19. Откровение Мефодия Патарского // Памятники отреченной русской литературы / Н.С. Тихонравов. М. : 1863. - Т. 2. - С. 213 - 281.

20. Охотникова В.И. Пространная редакция Повести о Михаиле Тверском / В.И. Охотникова // Древнерусская книжность. По материалам Пушкинского Дома: сб. научн. трудов / отв. ред. A.M. Панченко. Л. : Наука, 1985.-С. 16-27.

21. Памятники истории старообрядчества XVII в. Кн. 1. Вып. 1. // РИБ. -Л. : Изд-во АН СССР, 1927. Т. 39. - 100 е., 960 стлб.

22. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / текст подгот. Я.С. Лурье, Ю.Д. Рыков. М. : Наука , 1993. - 431 с. (Лит. памятники.)

23. Повесть временных лет // ПЛДР. XI-начало XII века. М. : Художественная литература, 1978. - С. 23-278.

24. Повесть о Куликовской битве : Из лицевого летописного свода XVI века / Авт. ст. Д.С. Лихачев, Л.А. Дмитриев; Сост. Л.А. Дмитриев; Пер. с древнерусского О.П. Лихачевой; Пер. на англ. Л. Сорокиной, К. Кук. -Л. : Аврора, 1980.- 194 с.

25. Повесть о Николе Заразском // ПЛДР. XIII век. М. : Художественная литература, 1981. - С. 176-183.

26. Повесть о прихожении Стефана Батория на град Псков // ПЛДР. Вторая половина XVI века. М. : Художественная литература, 1986. -С. 400-477.

27. Повесть о разорении Рязани Батыем // ПЛДР. XIII век. М. : Художественная литература, 1981. - С. 184-199.

28. Повесть о стоянии на Угре // ПЛДР. Вторая половина XV века. М. : Художественная литература, 1982. - С. 514-521.

29. Повесть об убиении Андрея Боголюбского // ПЛДР. XII век. М. : Художественная литература, 1980. - С. 325-337.

30. Послание на Угру Вассиана Рыло // ПЛДР. Вторая половина XV века. -М. : Художественная литература, 1982. С. 522-537.

31. ПСРЛ. T. 2. Ипатьевская летопись M. : Языки русской культуры, 1998.-604 с.

32. ПСРЛ. Т. 15. Рогожский летописец. Тверской сборник. М. : Языки русской культуры, 2000. - 540 с.

33. Поучение Владимира Мономаха // ПЛДР. XI-начало XII века. М. : Художественная литература, 1978. - С. 393-416.

34. Проложное житие князя Владимира // Владимир Святой / А.Ю. Карпов. 2-е изд., испр. и доп. - М. : Молодая гвардия, 2004. - С. 433435. - (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; Вып. 914).

35. Проложное житие князя Владимира особого состава // Владимир Святой / А.Ю. Карпов. 2-е изд., испр. и доп. - М. : Молодая гвардия, 2004. - С. 435-437. - (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; Вып. 914).

36. Севастьянова A.A. Записки Джерома Горсея о России в конце XVI-начале XVII вв. / A.A. Севастьянова // Вопросы историографии и источниковедения отечественной истории: сб. тр. М. : МГПИ, 1974. -С.63-124.

37. Сказание о Борисе и Глебе // ПЛДР. XI-начало XII века. М. : Художественная литература, 1978. - С. 279-304.

38. Сказание о Мамаевом побоище: Лицевой список конца XVII века. Л. : Художник, 1980. - 27 с. 19 ил.

39. Сказание о Мамаевом побоище : Факсимиле рукописи. М. : Книга, 1980.-154. е., цв. ил.

40. Сказание об убиении в орде князя Михаила Черниговского и его боярина Федора // ПЛДР. XIII век. М. : Художественная литература, 1981.-С. 228-235.

41. Сказание об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы / подгот. текста и коммент. М.А. Салминой // ПЛДР. XVII век. Книга первая. М. : Художественная литература, 1988. - С. 123-127.

42. Сказания и повести о Куликовской битве / изд. подгот. Л.А. Дмитриев, О.П. Лихачева. Л. : Наука, 1982. - 424 с. (Лит. памятники.)

43. Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича // ПЛДР. XIV -середина XV века. М. : Художественная литература, 1981. - С. 208229.

44. Слово о Куликовской битве Софония рязанца (Задонщина) // Воинские повести Древней Руси / под ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.-Л. : Изд-во АН СССР, 1949. С. 31-41. (Лит. памятники.)

45. Сказание о Мамаевом побоище : Факсимиле рукописи. М. : Книга, 1980.-154. е., цв. ил.

46. Сочинения князя Курбского. Т. 1. Сочинения оригинальные / Изд. С.Ф. Платонова и Г.З. Кунцевича // РИБ. СПб., 1914. - Т. 31. - XXV, 622 стлб.

47. Суворов A.B. Походы и сражения в письмах и записках / A.B. Суворов. М. : Воениздат, 1990. - 478 с.

48. Толстой Л.Н. Война и мир / Л.Н. Толстой. // Собр. соч.: в 22 т. / коммент. Г.В. Краснова. М. : Художественная литература, 1980. - 447 с.

49. Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника / Г. Штаден; перевод и вступ. ст. И.И. Полосина / Под ред. C.B. Бахрушина и М.А. Цявловского. М. : Сабашниковы, 1925. - 183 с. (Записки прошлого. Воспоминания и письма.)1. ИССЛЕДОВАНИЯ

50. Аверинцев С.С. Антихрист / С.С. Аверинцев // Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. / под ред. С.А. Токарева. 2-е изд. - М. : Советская энциклопедия, 1991. - Т. I. - С. 85-86.

51. Аверинцев С.С. Адам / С.С. Аверинцев // Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. / под ред. С.А. Токарева. 2-е изд. - М. : Советская энциклопедия, 1991. - Т. I. - С. 39-43.

52. Аверинцев С.С. Жанр как абстракция и жанры как реальность: диалектика замкнутости и разомкнутости / С.С. Аверинцев // Взаимосвязь и взаимовлияние жанров в развитии античной литературы. -М. : Наука, 1989.-С. 3-25.

53. Аверинцев С.С. Иуда Искариот / С.С. Аверинцев // Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. / под ред. С.А. Токарева. 2-е изд. - М. : Советская энциклопедия, 1991. - Т. I. - С. 580-581.

54. Аверинцев С.С. Сатана / С.С. Аверинцев // Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. / под ред. С.А. Токарева. 2-е изд. - М. : Советская энциклопедия, 1992. - Т. 2. - С. 412-414.

55. Автомонова А.П. Воинская повесть / А.П. Автомонова // Краткая литературная энциклопедия: в 9 т. / Гл. ред. A.A. Сурков. М. : Государственное научное издательство: «Советская энциклопедия», 1962. - Т. 1. Аарне - Гаврилов. - Стб. 1015-1016.

56. Адрианова-Перетц В.П. Житие Алексея-человека Божия в древней русской литературе и народной словесности / В.П. Адрианова-Перетц. -Пг., 1917.-VII, 518 с.

57. Адрианова-Перетц В.П. Крестьянская тема в литературе XVI в. / В.П. Адрианова-Перетц // ТОДРЛ. Л. : Изд-во АН СССР, 1954. - Т. 10. - С. 200-211.

58. Адрианова-Перетц В.П. Очерки поэтического стиля Древней Руси / В.П. Адрианова-Перетц. M.-JI. : Изд-во АН СССР, 1947. - 188 с.

59. Адрианова-Перетц В.П. О реалистических тенденциях в древнерусской литературе (XI-XV вв.) / В.П. Адрианова-Перетц // ТОДРЛ. M.-JI. : Изд-во Академии наук СССР, i960. - Т. 16. - С. 5-35;

60. Алешковский М.Х. Повесть временных лет: (Судьба литературного произведения в Древней Руси) / М.Х. Алешковский. М. : Наука, 1971. -135 с.

61. Алпатов М.В. Гибель Святополка в легенде и иконописи / М.В. Алпатов // ТОДРЛ. М.-Л. : Наука, 1966. - Т. 22. - С. 18 - 23.

62. Антонова В.И. Каталог древнерусской живописи. Опыт историко-художественной классификации / В.И. Антонова, Н.Е. Мнева. М. : Искусство, 1963. - Т. 2. — 570 е., ил.

63. Аристов Н. Промышленность Древней Руси / Н. Аристов. СПб., 1866. -324 с.

64. Архангельский A.C. Борьба с католичеством и западно-русская литература конца XVI-первой половины XVII в. / A.C. Архангельский // ЧОИДР. -М., 1888. Кн. 1. Отд. 1: Приложения. 54 с.

65. Бегунов Ю.К. Памятник русской литературы XIII века «Слово о погибели Русской земли» / Ю.К. Бегунов. М.-Л. : Наука, 1965. - 231 с.

66. Бегунов Ю.К. Повесть о втором браке Василия III / Ю.К. Бегунов // ТОДРЛ. М.-Л. : Наука, 1970. - Т. 25. - С. 105-118.

67. Бегунов Ю.К. Житие Александра Невского в русской литературе XIII-XVIII веков / Ю.К. Бегунов // Князь Александр Невский и его эпоха. Исследования и материалы / под ред. Ю.К. Бегунова, А.Н. Кирпичникова. СПб. : Дмитрий Буланин, 1995. - С. 161-171.

68. Бегунов Ю.К. Иконография святого благоверного великого • князя Александра Невского /Ю.К. Бегунов // Князь Александр Невский и его эпоха. Исследования и материалы / под ред. Ю.К. Бегунова, А.Н.

69. Кирпичникова. СПб. : Дмитрий Буланин, 1995. - С. 172-176.191

70. Безобразов П. Византийские сказания. Рассказы о мучениках / П.А. Безобразов. Юрьев : тип. Маттисона, 1917. - 323 с.

71. Беляев А.Д. О безбожии и антихристе: в 2 ч. / А.Д. Беляев. Сергиев Посад: 2-я типография А.И. Снегиревой, 1898. - Ч. 1. - 474 с.

72. Берман Б.И. Читатель жития (Агиографический канон русского средневековья и традиция его восприятия) // Художественный язык средневековья. -М. : Наука, 1982.-С. 159-183.

73. Биленкин В. «Чтение» преп. Нестора как памятник «глебоборисовского» культа / В. Биленкин // ТОДРЛ. СПб. : Дмитрий Буланин, 1993. - Т. 47. - С. 54-64.

74. Бобров А.Г. По поводу статьи М.А. Салминой «К вопросу о времени и обстоятельствах создания «Сказания о Мамаевом побоище» / А.Г. Бобров // ТОДРЛ. СПб. : Дмитрий Буланин, 2006. - Т. 57. - С. 963-967.

75. Болотов В.В. Лекции по истории древней церкви / В.В. Болотов. Репр. воспр. изд. : СПб., 1907. - М., 1994. - Т. II. История церкви в период до Константина Великого. - 511 с.

76. Будовниц И.У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в XIV-XVI веках (по «житиям святых») / И.У. Будовниц. М. : Наука, 1966. - 392 с.

77. Будовниц И.У. Русская публицистика XVI века / И.У. Будовниц. М.-Л. : Изд-во Академии наук СССР, 1947. - 312 с.

78. Буланин Д.М. Воинская повесть / Д.М. Буланин // ЛЭС. М. : Советская энциклопедия, 1987. - С. 68.

79. Буланин Д.М. Некоторые трудности изучения биографии древнерусских писателей / Д.М. Буланин // Русская литература. 1980. - № 3. - С. 138140.

80. Бушуев C.B. История государства Российского : Историко-библиографические очерки. Книга первая. IX-XVI вв. / C.B. Бушуев, Г.Е. Миронов ; Гос. б-ка СССР им. В.И. Ленина. М. : Книжная палата, 1991. - 544 с.

81. Бычкова М.Е. Святость символов власти московских государей / М.Е. Бычкова // Проблема святых и святости в истории России. М. : Наука, 2006.-С. 174-182.

82. Бычкова М.Е. Состав класса феодалов России в XVI в.: Историко-генеалогические исследования / М.Е. Бычкова; отв. ред. С.М. Каштанов. -М. : Наука, 1986.-219 с.

83. Виппер Р.Ю. Иван Грозный / Р.Ю. Виппер. М. - Л. : Изд-во АН СССР, 1944.- 159 с.

84. Волкова Т.Ф. Казанская история / Т.Ф. Волкова // СКИК. Вып. 2 (вторая половина XIV-XVI в.). 4.1. А-К. Л. : Наука, 1988. - С. 450-458.

85. Волкова Т.Ф. Особенности сюжета Повести о казанском походе в «Истории» A.M. Курбского (К вопросу о беллетризации историко-публицистического повествования В XVI в.) / Т.Ф. Волкова // ТОДРЛ. -Л. : Наука, 1985. Т. 40. - С. 248-259.

86. Галкин А.Б. Литературоведение как миф / А.Б. Галкин // Литература как проблема. Труды Научного совета «Наука о литературе в контексте наук культуре». М.: Наследие, 2001. - С. 393-427.

87. Гладкий А.И. Курбский Андрей Михайлович / А.И. Гладкий, A.A. Цеханович // СКИК. Вып. 2 (вторая половина XIV XVI в.). Ч. 1. А-К. -Л. : Наука, 1988. - С. 494-503.

88. Гольденберг А.Х. Легендарно-мифологическая традиция в «Мертвых душах» / А.Х. Гольденберг, С.А. Гончаров // Русская литература и культура Нового времени. СПб. : Наука, 1994. - С 21-47.

89. Голубинский Е.Е. История канонизации святых в русской церкви / Е.Е. Голубинский. 2-е изд, испр. и доп. - М. : Имп. об-во истории и древностей российских при Московском университете, 1903. - 600 с.

90. Грихин В.А. Проблемы стиля древнерусской агиографии XIV-XV вв. / В.А. Грихин. М. : Изд-во Московского университета, 1974. - 64 с.

91. Громов М.Н., Мильков В.В. Идейные течения древнерусской мысли. -СПб. : Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 2001.-960 с.

92. Даль В.Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. /В. Даль.- М. : Рус. яз., 1989. Т. I. А-3. - 699 с.

93. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. / В. Даль- М. : Рус. яз., 1989. Т. II. И-О. - 779 с.

94. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. / В. Даль- М. : Рус. яз. Т. IV. P-V. - 683 с.

95. Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.): курс лекций: учеб. пособие для студентов вузов / И.Н. Данилевский. М. : Аспект-Пресс, 1999. 399 с.

96. Дело о патриархе Никоне. СПб. : Изд. Археографической комиссии, 1897.-XXXII, 453 с.

97. Демина H.A. Черты героической действительности XIV-XV веков вобразах людей Андрея Рублева и художников его круга / H.A. Демина //

98. ТОДРЛ. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1958. - Т. 12. - с. 311-324.194

99. Демкова Н.С. Неизвестные и неизданные тексты из сочинений протопопа Аввакума / Н.С. Демкова // ТОДРЛ. М.-Л. : Наука, 1965. - Т. 21.-С211-239.

100. Денисова М.М. Русское оружие. Краткий определитель русского боевого оружия XI-XIX веков / М.М. Денисова, М.Э. Портнов, E.H. Денисов. М.: Искусство, 1953. - 165 с.

101. Дмитриев Л.А. Жанр северно-русских житий / Л.А. Дмитриев // ТОДРЛ. Л. : Наука, 1972. - Т. 27. - С. 181-202.

102. Дмитриев Л.А. Житийные повести Русского Севера как памятники литературы XIII-XVII вв. / Л.А. Дмитриев. Л. : Наука, 1973.-304 с.

103. Дмитриев Л.А. Литературная история памятников Куликовского цикла Л.А. Дмитриев // Сказания и повести о Куликовской битве / изд. подгот. Л.А. Дмитриев, О.П. Лихачева. Л. : Наука, 1982. - С. 306-359.

104. Дмитриев Л.А. О датировке «Сказания о мамаевом побоище» / Л.А. Дмитриев // ТОДРЛ. М.-Л. : Изд-во АН СССР , 1954. - Т. 10. - С. 185199.

105. Дмитриев Л.А. Публицистические идеи «Сказания о Мамаевом побоище» / Л.А. Дмитриев // ТОДРЛ. М.-Л. : Изд-во АН СССР, 1955. -Т. 11.-С. 140-155.

106. Дмитриев Л.А. Сказание о мамаевом побоище / Л.А. Дмитриев // СКИК. Вып. 2. (вторая половина XIV-XVI в.). Ч. 2. Л-Я. Л. : Наука, 1989. - С. 371-384.

107. Древняя Русь в свете зарубежных источников: учеб. пособие для студентов вузов / М.В. Бибиков, Г.В. Глазырина, Т.Н. Джаксон и др.; подред.Е.А. Мельниковой. — М. : Издательская корпорация «Логос», .1999:-— 608 с.

108. Егоров В.П. Пересвет и Ослябя / В.П. Егоров // Вопросы истории. 1985. - № 9. - С. 177-183.

109. Еремин И.П. Житие Александра Невского / И.П. Еремин // Художественная проза Киевской Руси XI-XIII веков. М. : ГИХЛ, 1957. -С. 354-358.

110. Еремин И:П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы / И.П. Еремин. 2-е изд., доп. - Л. : Изд-во Ленинград, ун-та, 1987. — 328 с.

111. Зимин A.A. Выпись о втором браке Василия III / A.A. Зимин.// ТОДРЛ. -Л.: Наука, 1976. Т. 30. - G. 132-148.

112. Зимин A.A. Россия на пороге нового времени. Очерки политической истории первой трети 16 в. / A.A. Зимин. М. : Мысль, 1972. - 452 сД

113. Иванов В.В. Избранные статьи по семиотике и истории культуры / В.В. Иванов. М. : Языки русской культуры, 2000. - Т. II. Статьи о русской литературе. - 879 с. - (Язык. Семиотика. Культура)

114. Иванов В.В: Инвариант и трансформации в мифологических; и фольклорных текстах / В.В. Иванов, В.Н. Топоров // Типологические исследования по фольклору: сб. ст. памяти Владимира Яковлевича Проппа (1895-1970). М. : Наука, 1975.- С. 44-76.

115. Ильин В.Н. Иночество и подвиг / В.Н. Ильин II Путь: Орган русской религиозной мысли. Книга 1 (Г- VI). М.: Информ - Прогресс, 1992. 440 с. (Репринтное воспроизведение издания Религиозно-философской академии: Париж, 1926 г.).

116. Истоки русской беллетристики. Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе / отв. ред. Я.С. Лурье. Л. : Наука, 1970.-596 с.

117. Каган М.Д. Повесть о втором браке Василия III / М.Д. Каган // СКИК. Вып. 2. (вторая половина XIV-XVI в.) Ч. 2. Л-Я. Л. : Наука, 1989. - С. 230-233.

118. Кадлубовский А. Очерки по истории древнерусской литературы житий святых / А. Кадлубовский. Варшава, 1902. - 153 с.

119. Кардини Франко. Истоки средневекового рыцарства : пер. с итал. / Франко Кардини ; вступ. ст. BJL Уколовой ; общ. ред. В.И. Уколовой, Л.А. Котельниковой. М. : Прогресс, 1987. - 384 с.

120. Карпов А.Ю. Владимир Святой / А. Карпов. 2-е изд., испр. и доп. - М. :i

121. Молодая гвардия, 2004. 454 с. - (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; Вып. 914).

122. Кербелите Б.П. Методика описания структур и смысла сказок и некоторые ее возможности / Б.П. Кербелите // Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР: Поэтика и стилистика: сб. ст. / отв. ред. В.М. Гацак. М., 1980 : Наука. - С. 48-100.

123. Кирпичников А.Н. Куликовская битва / А.Н. Кирпичников; под ред. Б.А. Рыбакова. Л. : Наука, 1980. - 124 с.

124. Клосс Б.М. Избранные труды / Б.М. Клосс. М. : Языки русской культуры, 2001. - Т. И. Очерки по истории русской археографии XIV-XVI веков. - 488 с

125. Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI-XVII веков / Б.М. Клосс. М. : Наука, 1980. - 312 с.

126. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник / В.О. Ключевский. М. : Наука, 1988. - 512 с.

127. Ключевский В.О. Сочинения: в 9 т. Т. 2. Курс русской истории. Ч. 2 / В.О. Ключевский ; послесл. и коммент. сост. В.А. Александров, В.Г. Зимина. М. : Мысль, 1988. - 447 с.

128. Кожинов В. Повесть / В. Кожинов // Словарь литературоведческих терминов / ред-сост. Л.И. Тимофеев и C.B. Тураев. М. : Просвещение, 1974.-С. 271-272.

129. Комарович В.Л. Повесть об Александре Невском / В.Л. Комарович // ИРЛ.: в 10 т. М.-Л. : Изд-во АН СССР, 1946. - T. II. Ч. I. - С. 50-58.

130. Конявская Е.Л. Авторское самосознание древнерусского книжника (XI-середина XV в.) / Е.Л. Конявская. М. : Языки русской культуры, 2000. 199 с.

131. Конявская Е.Л. Житие Михаила Ярославича Тверского / Е.Л. Конявская // СКИК. Вып. I. (XI-первая половина XIV в.). Л. : Наука, 1987. - С. 166-168.

132. Кочетков И.А. Категория времени в житии и житийной иконе / И.А. Кочетков // «Слово о полку Игореве». Памятники литературы и искусства XI-XVII веков. Исследования и материалы по древнерусской литературе: сб. ст. М. : Наука, 1978. - С. 227-237.

133. Кочетков И.А. К истолкованию иконы «Церковь воинствующая» («Благословено воинство небесного царя») / И.А. Кочетков // ТОДРЛ. -Л. : Наука, 1985. Т. 38. - С. 185-209.

134. Кусков В.В. Повесть воинская / В.В. Кусков // Литература и культура Древней Руси: словарь-справочник. М. : Высшая школа, 1994.,- С. 123-124.

135. Кусков В.В. Жанры и стили древнерусской литературы Х1-первой половины XIII вв.: автореф. дис. . д-ра. филол. наук. / В.В. Кусков. М. : Изд-во Московского университета, 1980. - 36 с.

136. Кусков В.В. История древнерусской литературы : учеб. / В.В. Кусков. -5-е изд., испр. и доп. М. : Высш. шк., 1989. - 304 с.

137. Кусков В.В. Ретроспективная историческая аналогия в произведениях куликовского цикла / В.В. Кусков // Куликовская битва в литературе и искусстве. М. : Наука, 1980. - С. 44-51.

138. Кучкин В.А. О роли Сергия Радонежского в подготовке Куликовской битвы / В.А. Кучкин // Вопросы научного атеизма. 1988. - Вып. 37. - С. 100-116.

139. Кучкин В.А. Повести о Михаиле Тверском. Историко-текстологическое исследование / В.А.Кучкин. М. : Наука, 1974. - 291с.

140. Кучкин В.А. Пространная редакция Повести о Михаиле Тверском / В.А. Кучкин // Средневековая Русь. Ч. 2. М.: Эдиториал УРСС, 1999. - С. 116-163.

141. Кучкин В.А. Свидание перед уходом на Дон или на Вожу? / В.А. Кучкин //Наука и религия. 1987. - № 7. - С. 50-53.

142. Лихачев Д. Великий путь: становление русской литературы Х1-ХУП веков / Д. Лихачев. М. : Современник, 1987. - 301 с.

143. Лихачев Д.С. Канон и Молитва Ангелу Грозному воеводе Парфения Уродивого (Ивана Грозного) / Д.С. Лихачев // Исследования по древнерусской литературе / Д.С. Лихачев. Л. : Наука, 1986. - С. 361-377.

144. Лихачев Д.С. Книга беспокойств: статьи, беседы, воспоминания / Д.С. Лихачев. М.: Издательство «Новости», 1991. - 528 е., ил.100.

145. Лихачев Д.С. Мировое значение Куликовской победы / Д.С. Лихачев // Сказания и повести; о Куликовской битве. Л. : Наука, 1982. - С. 255261,

146. Лихачев Д.С. Некоторые вопросы идеологии феодалов в литературе XI-XIII вв. / Д.С. Лихачев // ТОДРЛ. М.-Л. : Наука , 1954. - Т. 10. - С. 7691.

147. Лихачев Д:С. Повести о Николе Заразском / Д.С. Лихачев // СКИК. Вып. I. (XI-первая половина XIV в.). Л. : Наука, 1987. - С. 332-337.

148. Лихачев Д.С. «Повесть временных лет» / Д.С. Лихачев // Избранные работы: в 3 т. / Д.С. Лихачев. Л. : Художественная литература, 1987. - Т. 2.-С. 43-133.

149. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы / Д.С. Лихачев // Избранные работы: в 3 т. /. Д.С. Лихачев. Л. : Художественная литература, 1987. - Т. 1. - С. 261-654.

150. Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение / Д.С. Лихачев. М.-Л. : Издательство АН СССР, 1947. - 499 с. "

151. Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени / Д.С. Лихачев. Л.: Художественная литература, 1978. 360 с.

152. Лихачев Д.С. Сочинения князя Владимира Мономаха / Д.С. Лихачев // Избранные работы: в 3 т. / Д.С. Лихачев. Л. : Художественная литература, 1987. - Т. 2. - С. 133-154.

153. Лихачев Д.С. Стиль произведений Грозного и стиль произведений Курбского (царь и «государев изменник») / Д.С. Лихачев // Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / текст подгот. Я.С. Лурье и^Ю.Д. Рыков. М; : Наука ,1993. - С. 183-213.

154. Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси / Д.С. Лихачев // Избранные работы: в 3 т. / Д.С. Лихачев. Л. : Художественная литература, 1987. - Т. 3. - С. 3-164.

155. Лихачев Д.С. Смех в Древней Руси; / Д.С. Лихачев, А.М; Панченко,

156. Н.В. Понырко. Л. : Наука, 1984. - 296 с.200

157. Лобанова И.А. Воинское повествование и агиографическая традиция в литературе XVII в. (на материале Распространенной редакции «Повести о разорении Рязани Батыем») / И.А. Лобакова // ТОДРЛ. СПб. : Дмитрий Буланин, 1993. - Т. 48. - С. 297-303.

158. Лобакова И.А. К изучению поэтики русской агиографии: повествователь в севернорусских биографических житиях второй половины XVI-начала XVII в. / И.А. Лобакова // ТОДРЛ. СПб. : Дмитрий Буланин, 2004. - Т. 56. - С. 337-350.

159. Лопарев Хр. Греческие жития святых VIII и IX веков. Ч. I. / Хр. Лопарев. Пг., 1914.

160. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха / Ю.М. лотман // О поэтах и поэзии / Ю.М. Лотман. СПб. : Искусство-СПБ, 1996.-С. 18-252.

161. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь / Ю.М. Лотман. М. : Просвещение, 1982. - 352 с.

162. Лурье Я.С. Глава пятая. Литература в период образования единого Русского государства. Элементы Возрождения в русской литературе. Середина XV-XVI век / Я.С. Лурье // ИРЛ: в 4 т. М.: Наука , 1980." - Т. 1.-С. 185-290.

163. Мавродин В.В. Образование русского национального государства / В.В. Мавродин. Л. : Госполитиздат, 1941. - 208 е., 2 отд. л. карт.

164. Максимов C.B. Нечистая, неведомая и крестная сила / C.B. Максимов. -СПб., 1903.

165. Малышев В.И. Повесть о прихожении Стефана Батория на град Псков / В.И. Малышев ; подгот. текста и вступ. ст. В.И. Малышева. М.-Л. : Изд-во АН СССР, 1952.-С. 5-31.

166. Мень A.B. Возвращение к истокам / A.B. Мень ; предисл. Д.С. Лихачева, A.B. Меня ; коммент. С.С. Бычкова // Святые Древней Руси / Г.П. Федотов. -М. : Московский рабочий, 1990. С. 7-26.

167. Моисеева Г.Н. Казанская история / Г.Н. Моисеева // Казанская история. -М.-Л. : , 1954.-С.

168. Моисеева Г.Н. Пергаменный Синодик Государственного Исторического музея в издании Н.И. Новикова / Г.Н. Моисеева // ТОДРЛ. Л. : Наука, 1971.-Т. 26.-С. 100-108.

169. Мордовцев Д.Л. Русские женщины / Д.Л. Мордовцев. М. : Российская книжная палата. Издательский центр, 1993. - 432 с.

170. Назаренко A.B. Немецкие латиноязычные источники IX-XI вв.: тексты, пер., коммент. / A.B. Назаренко. М. : Наука, 1993. - 238 2. с.

171. Некрасов И. Древнерусский литератор / И. Некрасов // Беседы в Обществе любителей российской словесности при Императорском Московском университете. М., 1867. - Вып.1. - С. 1-12.

172. Некрасов И.С. Зарождение национальной литературы в Северной Руси. Ч. 1. / И.С. Некрасов. Одесса, 1870. - 54 с.

173. Непомнящий B.C. О горизонтах познания и глубинах сочувствия / B.C. Непомнящий // Литература как проблема. Труды Научного совета «Наука о литературе в контексте наук культуре». М.: Наследие, 2001. -С. 524-571.

174. Орлов A.C. Александр Невский в средневековой литературе / A.C.

175. Орлов // Вестник АН СССР. 1942. - № 4. - С. 72-79.202

176. Орлов A.C. Героические темы древней русской литературы / A.C. Орлов. М.-Л.: Изд-во АН ССР, 1945.- 143 с.

177. Орлов A.C. Древняя русская литература XI-XVII вв. / A.C. Орлов. М.-Л. : Академия наук СССР, 1945. 341 е., 3 л. карт.

178. Орлов A.C. Глава III. Казанский летописец / A.C. Орлов // ИРЛ: в 10 т.-М.-Л. : Изд-во АН СССР, 1945. Т. II. Ч. I. - С. 460 - 470.

179. Орлов A.C. Об особенностях формы русских воинских повестей (кончая XVII в.) / A.C. Орлов // ЧОИДР. М., 1902. - Кн. 4. - С. 1-50.

180. Панченко A.M. Глава шестая. Литература «переходного века» / A.M. Панченко // ИРЛ: в 4 т. Т. I. Древнерусская литература. Литература XVIII века. Л. : Наука, 1980. - С. 291-407.

181. Панченко A.M. Иван Грозный и Петр Великий: концепции первого монарха / A.M. Панченко, Б.А. Успенский // ТОДРЛ. Л. : Наука, 1983. -Т. 37. - С. 54-78.

182. Панченко О.В. Из археографических разысканий в области соловецкой книжности. II. «Канон всем святым, иже в Велицеи Росии в посте просиявшим» сочинение Сергия Шелонина / О.В. Панченко // ТОДРЛ. -СПб. : Дмитрий Буланин, 2004. - Т. 56. - С. 453-480.

183. Панченко О.В. Поэтика уподоблений (к вопросу о «типологическом» методе в древнерусской агиографии, эпидейктике и гимнографии) / О.В. Панченко // ТОДРЛ. СПб. : Дмитрий Буланин, 2003. - Т. 54. - С. 491534.

184. Пауткин A.A. Древнерусские святые князья: Агиологический тип как культурно-историческая система / A.A. Пауткин // Герменевтикадревнерусской литературы. M. : Наследие, 1994. - Сб. 7. - Ч. 1. - С. 212224.

185. Пашуто В.Т. Историческое значение Куликовской битвы / В.Т. Пашуто // Сказания и повести о Куликовской битве / изд. подгот. JI.A. Дмитриев, О.П. Лихачева. Л. : Наука, 1982. - С. 262-290.

186. Пиккио Р. История древнерусской литературы / Р. Пиккио. М. : Издательство «Кругъ», 2002. - 350 с.

187. Плигузов А.И. Послесловие / А.И. Плигузов, В.Л. Янин // Древнерусские жития святых как исторический источник / В.О. Ключевский. М. : Наука, 1988. - С. 1-19.

188. Полякова C.B. Византийские легенды как литературное явление / C.B. Полякова // Византийские легенды. Л. : Наука, 1982. - С. 245 - 273. (Лит. памятники.) .

189. Понырко Н.В. Стихи покаянные* галицкого юродивого XVII в. Стефана / Н.В. Понырко // ТОДРЛ. СПб. : Дмитрий Буланин, 2004. - Т. 56. - С. 596-600.

190. Поппэ A.B. «А от болгарыне Бориса и Глеба» / A.B. Поппэ // От Древней Руси к России нового времени: сб. ст.: к 70-летию А.Н. Хорошкевич / сост. A.B. Юрасов; отв. ред. В.Л. Янин. М. : Наука, 2003. - С. 72-76.

191. Поппэ A.B. Земная гибель и небесное торжество Бориса и Глеба / A.B. Поппэ // ТОДРЛ. СПб. : Дмитрий Буланин, 2003. - Т. 54. - С. 304-336.*

192. Пропп В.Я. Морфология сказки / В.Я. Пропп. 2-е изд. - М. : Главная редакция восточной литературы «Наука», 1969. - 168 с.

193. Прохазка Е.А. О роли- «общих мест» в определении жанра древнерусских повестей / Е.А. Прохазка // ТОДРЛ. Л. : Наука, 1989. Т. 42. - С. 228-240.

194. Прохоров Г.М. Святые в истории Руси X-XVII вв. / Г.М. Прохоров // ТОДРЛ. СПб. : Дмитрий Буланин, 2003. - Т. 54. - С. 78-98.

195. Прохоров Г.М. «Слово о житьи и о преставлении великаго князя Дмитрия Ивановича, царя Рускаго» / Г.М. Прохоров, М.А. Салмина // СКИК. Вып. 2 (вторая половина XIV-XVI в.). Л. : Наука, 1989. - Ч. 2. ЛЯ. - С. 403-405.

196. Ранчин A.M. «Дети дьявола»: убийцы страстотерпца/ A.M. Ранчин // Вертоград златословный. Древнерусская книжность в интерпретациях, разборах и комментариях / A.M. Ранчин. М.: Новое литературное обозрение, 2007. - С. 121-127.

197. Ранчин A.M. К герменевтике древнерусской словесности / A.M. Ранчин // Вертоград златословный. Древнерусская книжность в интерпретациях, разборах и комментариях / A.M. Ранчин. М.: Новое литературное обозрение, 2007. - С. 11-23.

198. Ранчин A.M. Повесть древнерусская / A.M. Ранчин // Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А.Н. Николюкина. М. : НПК «Интелвак», 2003. - Стб. 753-754.

199. Робинсон А.Н. Жизнеописания Аввакума и Епифания. Исследования и материалы / А.Н. Робинсон. М. : Изд-во АН СССР, 1963. - 316 с.

200. Робинсон А.Н. Литература Древней Руси в литературном процессе средневековья. XI-XIII вв / А.Н. Робинсон. М. : Наука, 1980. - 336 с.

201. Робинсон А.Н. Повести об азовском взятии и осадном сидении / А.Н.г

202. Робинсон // Воинские повести Древней Руси / под ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.-Л. : Изд-во АН СССР, 1949. - С. 166-243.

203. Робинсон А.Н. Глава пятая. Традиции Киевской Руси в литературе XIII-XIV вв. / А.Н. Робинсон // История всемирной литературы: в 9 т. -М. : Наука, 1984. Т. 2. - С. 433-437.

204. Робинсон А.Н. Эволюция героических образов в повестях о Куликовской битве / А.Н. Робинсон // Куликовская битва в литературе и искусстве. М. : Наука, 1980. - С. 10-38.

205. Рогожникова Т.П. Жития «Макарьевского цикла»: Жанр стиль - язык. - СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2003. 200 с.

206. Родари Дж. Грамматика фантазии. Введение в искусство придумывания историй / Дж. Родари ; пер. с итал. Ю.А. Добровольской. -М. : Прогресс, 1976. 215 с.

207. Романов Б.А. Люди и нравы Древней Руси / Б.А. Романов. 2-е изд. -М.-Л. : Наука, 1966. - 240 с.

208. Руди Т.Р. О композиции и топике житий преподобных / Т.Р. Руди // ТОДРЛ. СПб. : Дмитрий Буланин, 2006. - Т. 57. - С. 431-500.

209. Руди Т.Р. Об одном мотиве житий преподобных («вселение в пустыню») / Т.Р. Руди // От Средневековья к Новому времени: сб. ст. в честь O.A. Белобровой / отв. ред. М.А. Федотова. М., 2005. - С. 15-36.

210. Руди Т.Р. Праведные жены Древней Руси (к вопросу о типологии святости) / Т.Р. Руди // Русская литература. 2001. - № 3. - С. 84-92.

211. Руди Т.Р. Топика русских житий (вопросы типологии) / Т.Р. Руди // Русская агиография. Исследования, публикации, полемика / под. ред. С.А. Семячко. СПб. : Дмитрий Буланин, 2005. - С. 59-101.

212. Руди Т.Р. «Imitatio angeli» (проблемы типологии агиографической топики) / Т.Р. Руди // Русская литература. 2003. - № 2. - С. 48-59.

213. Руди Т.Р. «Яко столп непоколебим» (об одном агиографическом топосе) / Т.Р. Руди // ТОДРЛ. СПб. : Дмитрий Буланин, 2004. - Т. 55. -С. 211-227.

214. Салмина М.А. К вопросу о времени и обстоятельствах создания «Сказания о Мамаевом побоище» / М.А. Салмина // ТОДРЛ. СПб. : Дмитрий Буланин, 2004. - Т. 56. - С. 251-264.

215. Серебрянский Н. Древнерусские княжеские жития : (Обзор редакций и тексты) / Н. Серебрянский. М. : Синодальная тип., 1915. - 186 с.ч

216. Скрипиль М.О. Глава IV. Житийная литература / М.О. Скрипиль // ИРЛ: в 10 т. М.-Л. : Изд-во АН ССР, 1941.-Т. 1.-С 87-113.

217. Скрынников Р.Г. Иван Грозный / Р.Г. Скрынников. М. : Наука, 1983. -248 с.

218. Скрынников Р.Г. Переписка Грозного и Курбского. Парадоксы Эдварда Кинана/Р.Г. Скрынников. Л. : Наука, 1973. - 136 с.

219. Скрынников Р.Г. Царство террора / Р.Г. Скрынников. СПб. : Наука, 1992.-576 с.

220. Соболева Л.С. Паремийные чтения Борису и Глебу / Л.С. Соболева // Вопросы истории книжной культуры: сб. науч. тр. Новосибирск, 1975. -Вып. 19.-С. 105-125.

221. Соловьев П. Христианские мученики, пострадавшие на Востоке со времени завоевания Константинополя / П. Соловьев. СПб., 1862.

222. Соловьев С.М. Сочинения: в 18 ich. Кн. III. История России с древнейших времен / С.М. Соловьев. М. : Мысль, 1989. - Т. 5-6. - 783 с.

223. Солодкин Я.Г. О времени создания «Казанской истории» / Я.Г. Солодкин // ТОДРЛ. СПб. : Дмитрий Буланин, 2001. - Т. 52. - С. 615623.

224. Сотникова М.П. Древнейшие русские монеты X-XI вв. / М.П. Сотникова. М. : Банки и биржи, 1995. - 318 е., ил., табл.

225. Творогов О.В. О «Своде древнерусских житий» / О.В. Творогов // Русская агиография: Исследования. Публикации. Полемика. СПб. : Дмитрий Буланин, 2005. - С. 3-58.

226. Тихомиров М.Н. Куликовская битва 1380 г. / М.Н. Тихомиров // Повести о Куликовской битве. М. : Изд-во Ан СССР, 1959. - 335 с. (Лит. памятники.)

227. Топоров В.Н. Об одном архаичном индоевропейском элементе в древнерусской духовной культуре *svet- / В.Н. Топоров // Языки культуры и проблемы переводимости. - М. : Наука, 1987. - 255 с.

228. Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. T. I. Первый век христианства на Руси / В.Н. Топоров. М. : «Гнозис» -Школа «Языки русской культуры», 1995. - 875 с.

229. Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. T. II. Три века христианства на Руси (XII-XIV вв.) / В.Н. Топоров. М. : Школа «Языки русской культуры», 1998. — 864 с.

230. Трофимова Н.В. Древнерусская литература. Воинская повесть XI-XVII вв.: курс лекций; Развитие исторических жанров: материалы к спецсеминару / Н.В. Трофимова. М. : Флинта: Наука, 2000. - 208 с.

231. Трофимова Н.В. О жанре «Казанской истории» / Н.В. Трофимова // Литература Древней Руси: Межвуз. сб. научн. тр. / Отв. ред Н.И. Прокофьев. М. : МГПИ, 1986. 1986. - С. 65-73.

232. Уваров К.А. Князь A.M. Курбский писатель. («История о великомкнязе Московском»): автореф. дисс.канд. филол. наук / К.А. Уваров.- М. : АН СССР. Ин-т мировой литературы им. A.M. Горького, 1973. 25 с.

233. Успенский Б.А. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская модель и ее русское переосмысление) / Б.А. Успенский. -М. : Языки русской культуры, 1998. 676 с.

234. Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей (Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского) / Б.А. Успенский. М. : Издательство Московского университета, 1982. - 248 с.

235. Устрялов Н.Г. Жизнь князя Курбского / Н.Г. Устрялов // Сказания кн. Курбского. Изд. 3-е. - СПб., 1868. - С. VII-XLIII.

236. Федотов Г.П. Святые Древней Руси / Г.П. Федотов ; предисл. Д.С. Лихачева, A.B. Меня ; коммент. С.С. Бычкова. М. : Московский рабочий, 1990.-269 с.

237. Федотов Г.П. Россия Ключевского / Г.П. Федотов // Судьба и, грехи России / Г.П. Федотов. Избранные статьи по философии русской-истории и культуры: в 2 т. СПб.: Издательство «София», 1991. - Т. 1. - С. 329I348.

238. Филатов В.В. Изображение «Сказания о Мамаевом побоище» на иконе XVII в. / В.В. Филатов // ТОДРЛ. М.-Л., 1960. - Т. 16. - С. 397-408.

239. Филист Г.М. История «преступлений» Святополка Окаянного / Г.М. Филист. Минск: Беларусь, 1990. - 154 2. с.

240. Шайкин A.A. «Оставим все, как есть.»: по поводу современных интерпретаций убийства святых Бориса и Глеба / A.A. Шайкин // Поэтика и история: На материале памятников XI-XVI веков: учеб. пособие / A.A. Шайкин. М. : Флинта : Наука, 2005. - С. 384-440.

241. Шайкин A.A. Святой исполин: житие Александра Невского / A.A. Шайкин // Поэтика и история: На материале памятников XI-XVI веков: учеб. пособие / A.A. Шайкин. М. : Флинта : Наука, 2005. - С. 243-253.

242. Шайкин A.A. Святополк, Борис и Глеб / A.A. Шайкин // Литература Древней Руси: межвуз. сб. научн. тр. / отв. ред Н.И. Прокофьев. М. : МШИ, 1986.-С. 41-48.

243. Шаскольский И.П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII-XIII вв. / И.П. Шаскольский; под ред. А.Г. Манькова. JI. : Наука, 1978. - 245 с.

244. Щавелева Н.И. Польки жены русских князей (XI - середина XIII в.) / Н.И. Щавелева // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. - М. : Наука, 1989. - С. 50-58.

245. Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М. : Гнозис, 1994.-560 с.

246. Юнг К.Г. Аналитическая психология / Карл Густав Юнг ; пер. и ред. В.В. Зеленского. СПб. : МЦНК и Т «Кентавр» : Институт Личности ИЧП «Палантир», 1994. - 123 с.

247. Юнг К.Г. Психологические типы / Карл Густав Юнг ; пер. с нем. С. Лорие, перераб. и доп. В. Зеленским ; под общ. ред. В. Зеленского. М. : Университетская книга : ACT Москва, 1996. - 716 с.

248. Яхонтов И. Жития св. севернорусских подвижников Поморского края как исторический источник: Составлено по рукописям Соловецкой библиотеки / И. Яхонтов. — Казань : тип. Имп. университета, 1881. 377 с.