автореферат диссертации по политологии, специальность ВАК РФ 23.00.01
диссертация на тему: Теория "Официальной народности" в России первой половины XIX века

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата политических наук Лавриненко, Александр Николаевич

Введение.

Глава I. Методологические основы исследования генезиса V формирования теории «официальной народности».

§1 Понятие "официальная народность" и его трактовка в историографии.

§2 Социокультурные и политические предпосылки формирования «официальной народности».

Глава II. "Официальная народность" в общественном сознании и политической практике.

§1 "Триединая формула" С.С. Уварова.

§2 Идейное обоснование «формулы» в русской публицистике.•.

§3 "Официальная народность" и имперская политика России.

Введение диссертации2001 год, автореферат по политологии, Лавриненко, Александр Николаевич

Актуальность темы исследования. Обращение к теории «официальной народности» объясняется не только интересом к изучению этой доктрины в историко -хронологическом контексте развития отечественной политической мысли XIX века, но прежде всего научно-практической значимостью самой проблематики, которую в рамках заявленной темы можно рассматривать в виде трех взаимосвязанных компонентов.

Во - первых, сформулированная графом С.С. Уваровым в конце 30 годов XIX века формула "православие, самодержавие, народность" стала основным источником в пропаганде принципов имперской государственной политики и широко использовалась в политической культуре русского общества вплоть до Февральской революции 1917 года.

Во - вторых, теория "официальной народности" представляет собой сконцентрированное выражение, своеобразную квинтэссенцию базовых установок консервативного охранительства, сформировавшегося как поиск ответа на вызов западной политической культуры. В рамках национальной самоидентификации эта доктрина стала для одних магической "формулой русской культуры"1, а для других - "эмблематическим изображением национального застоя, культурной реакции и исторического прозябания на задворках мировой цивилизации", и даже своеобразной эпидемией вроде чумы, заразившей русскую культурную элиту имперской болезнью2.

В - третьих, непреходящую значимость консервативной традиции в отечественной политической культуре необходимо рассматривать в контексте формирования новой модели национально -государственной идеологии. В

1 Гулыга А. Формула русской культуры // Наш современник 1992 №4.

2Янов А. Л. Россия против России. Новосибирск. 1999 с.46. этом смысле методологически значимым представляется использование подхода, сочетающего принципы исторического и политологического анализа в рамках консервативного стиля мышления. Некритическое заимствование зарубежного опыта при создании новой политической парадигмы, и как, следствие этого - проведение социально - экономических и политических реформ, игнорирующих культурно - цивилизационные особенности России, повлекли за собой рост конфликтности в российском обществе, грозящей опасностью погружения русской цивилизации в "темные века". В связи с этим, изучение данной темы позволит составить более полное представление о сущности и творческом потенциале русского консерватизма как типа мировоззрения и как политической идеологии.

Кроме того, теория "официальной народности" в том или ином контексте затрагивается фактически в любой работе, посвященной русской политической мысли 1820 - 1850-х гг., поэтому изучение этого вопроса нам представляется крайне важным для правильной оценки многих ключевых проблем отечественной истории: природы и значения идейной борьбы западников и славянофилов, роли различных идеологических течений, а также выявления особенностей русской политической культуры, путей и этапов развития национального самосознания.

Степень разработанности темы и источниковедческая база исследования.

Комплексное исследование формулы «официальной народности» в контексте отечественной консервативной традиции предполагает как изучение проблемы возникновения и формирования консервативной идеологии в России, так и сравнительный анализ идейного комплекса отечественных и европейских консерваторов. В этом смысле источниковедческая база исследования может быть условно разделена на следующие группы:

В первой группе использованных в работе источников, рассматривается становление национального самосознания в методологическом ракурсе русской консервативной мысли. Из плеяды русских мыслителей, исследовавших данную проблему, необходимо выделить труды И. А. Ильина, Л. А. Тихомирова, М.О. Дьяконова3 .

Вторая группа - это творчество непосредственных представителей "теории официальной народности". Анализ содержания работ С. С. Уварова, М.П. Погодина, С.П. Шевырева, Ф.Ф. Булгарина констатирует наличие различных подходов к проблеме определения генезиса, сущности и характерных черт русской государственности в лагере сторонников "официальной народности"4. .

Третья группа источников непосредственно затрагивает вопрос о влиянии "официальной народности" на российскую внутреннюю и внешнюю политику в 20 - 50 годы XIX века. Хотя эти источники отличаются преимущественно исторической направленностью, они позволяют раскрыть существенные моменты уваровской формулы. Ключевой работой в этой группе источников является монография Н.В.Рязановского

3 См. Ильин И. А. О грядущей России, М., 1993. Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 тт. М., 1994. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. М., 1998. Дьяконов М. Власть московских государей. Очерк из истории политических идей древней Руси до конца XVI века. СПб., 1889.

4 См. Уваров С. С. Десятилетие министерства народного просвещения. СПб., 1864. Уваров С.С. О преподавании истории относительно к народному просвещению. Уваров С. С. Циркулярное предложение управляющего Министерством народного просвещения начальствам учебных округов, "О вступлении в управление Министерством". // Журнал Министерства Народного Просвещения №1 1834. Уваров С. С. Письмо к Сперанскому// Русская старина 1902. Т. 122. Погодин М. П. Исторические афоризмы. М., 1836. Погодин М. П. Историко-критические отрывки. М.,1846. Погодин М. П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала.// Москвитянин. М., 1845 №1.Погодин М. П. Собрание статей, писем и речей по поводу славянского вопроса. М., 1878. Погодин М. П. Остзейский вопрос. М:, 1869. Шевырев С. П. Взгляд русского на современное образование Европы.// Москвитянин, 1841, №1. Шевырев С. П. Христианская философия. Беседы Баадера.// Москвитянин, 1841 №3. Шевырев С. П. История русской словесности, в 4тт. СПб., 1858. Булгарин Ф. Ф. Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях. СПб., 1837. Булгарин Ф.Ф. Сочинения в 12-ти тт. СПб.,1830. Булгарин Ф.Ф. Воспоминания в 6-ти тт. СПб.,1846

Nicholas I and Official Nationality in Russia 1825 -1855", изданная в Калифорнийском университете США в 1961 г5. Историософское осмысление предмета "официальной народности" нашло отражение в "Очерке развития русской философии" Г. Г. Шпета. Работы А. А. Корнилова, Н. И. Казакова, А. Е. Преснякова, Н.И.Цимбаева послужили важным дополнением к воссозданию целостной системы социально-политического содержания этой доктрины 6.

И, наконец, четвертая, наиболее многочисленная группа, включила в себя литературные мемуары, наблюдения и зарисовки, эмоциональные оценки и интеллектуальные портреты. Их значение для решения поставленных задач данного исследования можно объяснить тем, что эти источники позволяют воссоздать "дух эпохи", психологическую атмосферу тех лет, "внутренний быт" (по выражению К.Д. Кавелина). Прежде всего необходимо отметить фундаментальную (в 22 томах) монографию Н.И. Барсукова о М.П. Погодине, в основу которой положен личный архив историка; дневник многолетнего цензора "Москвитянина" и "Отечественных записок" А. В. Никитенко; воспоминания об основных представителях «официальной народности», в частности характеристики личности С.С. Уварова видными историками и публицистами - С. М. Соловьевым, Ф. Вигелем, К.С.Аксаковым. Кроме того, в исследовании была использована переписка М.П. Погодина с А. С. Хомяковым, П.И. Киреевским, монография об истории цензуры в России М. Лемке, тонкие психологические зарисовки русской общественной и интеллектуальной жизни в первой половине XIX

1849.

5 Riasanovsky N. V. Nicholas I and official nationality in Russia 1825-1855. Los - Ang.P 1961.

Riasanovsky N. V. A parting of ways. Government and the educated public in Russia. 1801 -1855. Oxford, 1976. Шпет Г.Г. Очерк развития русской философии. Пг., 1922. Корнилов А. А Теория официальной народности и внутренняя политика Николая I. // Книга для чтения по истории нового времени. М., 1914 , Т.4 ч.2.Корнилов А. А. Курс истории России XIX века М., Г993. Казаков TL И. Об одной идеологической формуле николаевской эпохи. // Контекс:. Литературно - критические исследования М., 1989. Пресняков А. Апогей самодержавия. Николаи!. Ленинград, 1925. ЦимбаевН. И. "Под бременем познанья и сомнений."// Русское общество 30 -50-х годов XIX века. Мемуары современников. М.^ 1989. Цимбаев Н.И. Славянофильство: из истории русской общественно -политической мысли äIX века. М., столетия Д.H. Овсянико-Куликовского, дорожные заметки французского путешественника маркиза А. де Кюстина "La Russie en 1839", ставшие необычайно популярными у европейского читателя, и многие другие7.

Историография теории «официальной народности» под углом ее политической составляющей только начинает разрабатываться в отечественной науке. На протяжении длительного периода времени анализ содержания теории «официальной народности» ограничивался простой констатацией ее «реакционной сущности» и в функциональном плане обращение к этой теории играло лишь вспомогательную роль при оценке внутренней и внешней политики России в первой половине XIX века. Поэтому при всем обилии исследовательского материала практически нет отечественных работ, которые раскрывали бы политическое содержание теории «официальной народности».

Впервые содержательный анализ этой теории был сделан либеральным историком А. Н. Пыпиным. С одной стороны, Пыпину принадлежит заслуга ученого, первым осветившего целый период в истории отечественной политической- мысли, с другой - его критическое истолкование формулы русского консерватизма как некой «системы . возникшей в Австрии. в России же не подходящей под прямые условия ее быта, а потому мешающей правильному развитию ее нравственных, умственных и материальных сил»8, начинает отсчет тех негативных и пристрастных оценок, впоследствии используемых и в советское время9. Если в энциклопедии "Гранат" теория «официальной народности»

7 Барсуков Н. И. Жизнь и труды М. П. Погодина в 22 тт. СПб., 1888-1910. Никитенко А. В. Дневник в Зтт. М., 1955. Лемке М. Николаевские жандармы и литература 1826-1855гг. СПб., 1909. Овсянико -Куликовский Д.Н. Собрание сочинений в Ютт. М., 1924. Кюстин f. Россия в 1839. СПб., 1991.

Пыпин А. Н. Исторические очерки. Характеристики литературных мнений от 20-х до 50-х годов. СПб., 1890 с.97.

9 См. Официальная народность//Гранат М., 11 -изд. 1916, т. 42 с. 282; Иванов - Разумник Р. В. История русской общественной мысли. Ч. 2 Пг., "Рев. Мысль" 1918; Большая Советская Энциклопедия 2-е изд. М., 1955, т. 34, с. 360. БСЭ. Изд. 3- е., М., 1975, т. 19, с. 27. Окунь С, Б. Очерки истории СССР второй четверти XIX века. Л., 1957, с. 171 возводилась либеральными историками в ранг правительственной программы, которая "в реальной жизни. сводилась к субординации, русификации и крепостничеству"10, то в советское время сущность теории трактовалась как «реакционная формула, выдвинутая в начале 30-х годов XIX века царским министром народного просвещения С. С. Уваровым в качестве программы воспитания. в духе религиозных и монархических идей»11.

Обличительному тону в оценке теории «официальной народности», доминировавшему в это время, способствовало и негативное восприятие всей политической системы эпохи Николая I, позволявшее не углубляться ни в тонкости политического курса, ни в различия в политических взглядах и деятельности его сановников. Так, С. Б. Окунь разногласия между обскурантом А.Н. Голицыным и консерватором С.С. Уваровым трактовал как борьбу двух реакционных течений в отечественном просвещении12, причем последний характеризовался как «мракобес по убеждению, ханжа по натуре»13. Исходя из этого, даже введение С. С. Уваровым изучения древнегреческого и латинского языков в гимназиях считалось мерой того же порядка, что и обскурантистские инструкции Магницкого Казанскому университету14.

Можно сказать, что в • СССР исследования теории «официальной народности» практически не велись и советскими историками она упоминалась только в контексте общего изучения эпохи правления Николая I. В начале 1970-х годов даже официально было признано, что «в советской

10 См. Официальная народность//Гранат М., 11 -изд., 1916, т. 42, с. 282.

11 БСЭ. 2-е изд. М, 1955, т. 34, с. 360

12

Окунь С. Б. Основание Санкт-Петербургского университета и начальный период его деятельности (1819-1855).// История Ленинградского университета. Очерки. Л., 1969, с. 23

13 Окунь С. Б. Очерки истории СССР второй четверти ХГХ века. Л., 1957, с. 171

14 Там же. историографии т. н. «теория официальной народности» изучена слабо»15. Дальнейший импульс изучение русского консерватизма и теории «официальной народности» получило благодаря усилиям ученых русского зарубежья и особенно Н. В. Рязановского16, которому принадлежит заслуга основателя исследовательской школы по данной тематике в

• 17

Калифорнийском университете Беркли в США

С середины 1980-х годов в отечественных исследованиях появилась тенденция нового прочтения николаевской эпохи, а также стремление понять ее психологию, «дух времени»18. В частности, в работах Н. Я. Эйдельман?. прослеживается стремление наполнить конкретным содержанием определения типа «реакционного политика». Теория «официальной народности» рассматривается как идеологическое выражение политического курса, к которому Николай I пришел в начале 30-х годов, причем «множество существенных фактов говорит о колебаниях нового правительства между репрессиями, жестким курсом и попытками реформ»19. Проблемы генезиса «официальной народности» и оценки ее роли в

15 Советская Историческая Энциклопедия. М., 1973, с. 190

16 Исследования Н. В. Рязановского по проблемам теории «официальной народности» признаются современными исследователями самыми полными до настоящего времени.// см. В. Я. Гросул Зарождение русского консерватизма. // Русский консерватизм XIX столетия. М., 2000, с. 12.

17 Riasanovsky N. V. Russia and the vest in the teaching of the slavophiles. A study of romantic ideology. Cambridge (Mass.), 1952; Riasanovsky N. V. Nicholas I and official nationality in Russia 1825-1855. Berkley, Los-Angeles, 1961; Riasanovsky N. V. A parting of ways. Government and the educated public in Russia 1801-1855. Oxford: Clarendon press, 1976; Riasanovsky N. V. A history of Russia. Third ed. N. Y. Oxford university press, 1977; Riasanovsky N. V. Pogodin and Shevyrev in Russian intellectual history // Harvard Slavic Studies, vol. IV; Pipes R. The Russian military colonies, 1810-1831 //Journal of modern history. Vol. XXII (Sept. 1950); Pipes R. The Russian intelligentsia. N.Y., Columbia university press, 1961; KohnH. Pan-slavism: Its history and ideology. N. Y., 1960.

18 Цимбаев К.И. Славянофильство. Из истории русской общественной мысли XIX века. М., 1986. Цимбаев Н. И. «Под бременем познанья и сомнений.»// Русское общество 3050-х годов XIX века. Мемуары современников. М., 1989; Цимбаев Н. И. Московские споры либерального времени.// Русское общество 40-50-х годов XIX века. Часть I. Записки Кошелева. М., 1991; Левандовский А.А. Т. Н. Грановский в русском общественном движении. М., 1989; Левандовский А. А. Время Грановского. У истоков формирования русской интеллигенции. М., 1990; Эйдельман Н Я. Пушкин. История и современность в художественном сознании поэта. М., 198;. Эйдельман Н.Я. Пушкин. Из биографии и творчества. 1826-1837. М., 1987; Эйдельман Н. Я. Уход.// Новый мир. 1987. №1; Эйдельман Н. Я. «Революция сверху» в России. М., 1989.

19 Эйдельман Н.Я. Пушкин. Из биографии и творчества. 1826-1837. М., 1987, с. 166. общественном сознании николаевской эпохи исследуются в работах Н. И. Цимбаева и А. А. Лёвандовского. По мнению Цимбаева, «противопоставление России и Европы, отчетливо сформулированное и внедряемое в русское общество идеологами николаевского царствования Сперанским, Блудовым и Уваровым, было принято либеральной общественностью. хотя в противовес казенному патриотизму выдвигается тезис об отсталости России»20. Тем не менее, само признание особого пути русского исторического развития, по его мнению, было свидетельством компромисса раннего русского либерализма с правительственной идеологией21. А. А. Левандовский же в своих работах подчеркивает, что появление теории «официальной народности» было закономерным этапом в русской общественной жизни: «идеи, составляющие суть этой теории, можно отыскать и в ХУШ веке и в начале XIX, они носились в воздухе с первых лл дней восшествия на престол Николая I» .

Последовавшее в конце 1980-х - начале 1990 гг. переосмысление истории отечественной общественно-политической мысли дореволюционного периода фактически не затронуло тему «официальной народности». Анализ уваровской формулы ограничился несколькими статьями в научных журналах и краткими очерками в изданиях «патриотического» толка23. Эта неожиданная скупость суждений в оценке целого периода в истории отечественной политической мысли объясняется тем, что теория «официальной народности» как прообраз и первая попытка

20 Цимбаев Н. И. «Под бременем познанья и сомнений.»// Русское общество 30-50-х годов XIX века. Мемуары современников. М., 1989, с.34

21 Цимбаев Н.И. Славянофильство. Из истории русской общественной мысли XIX века. М., 1986, с. 68

Левандовский А. А. Т. Н. Грановский в русском общественном движении. М., 1989, с.6

23 Гулыга А. Формула русской культуры // Наш современник 1992, №4. Казаков Н. И. Об одной идеологической формуле. // Контекст. Литературно - критические исследования М„ 1989. создания национальной идеологии оказалась невостребованной в эпоху «торжества общечеловеческих ценностей».

Только в последнее время в контексте изменения внутренней и внешнеполитической ситуации, в русле поиска путей решения проблем государственного строительства эта тема попала в поле зрения современных исследователей. Это же касается и собственно диссертационных исследований по данной проблематике, в которых политический аспект теории «официальной народности» затрагивается в контексте исследуемых

24 соискателями научных тем и не имел самостоятельного значения

В целом же необходимо подчеркнуть, что имеющаяся на сегодняшний день историография «официальной народности», особенно ее политического содержания недостаточно разработана, во многом несет в себе стереотипные подходы, а разнородный и фрагментарный исследовательский материал ждет своей систематизации. Таким образом, актуальность и недостаточная степень разработанности проблемы определили выбор цели и задач настоящей работы.

Цели и задачи исследования. Целью настоящей диссертации является комплексный историко-политологический анализ " теории официальной народности", характеристика ее политического содержания, сформированного в рамках государственной идеологии консервативного охранительства.

Для достижения поставленной цели необходимо:

- на основе анализа различных подходов и трактовок, имеющихся в литературе, дать определение понятия «официальной народности».

24 Дурдыева Л. М. С.С. Уваров и теория официальной народности. Автореф. дис. к. и. н. М., 1996; Ермашов Д. В. Социально -политические взгляды Н. М. Карамзина. Автореф. дис. к. п. н. М., 1998.

12

- рассмотреть социально-исторические предпосылки и идейные истоки русского охранительства, определившие содержанье формулы «православие, самодержавие, народность».

- реконструировать политическое содержание теории «официальной народности» в истории русской мысли XIX века.

- определить место. и роль «официальной народности» в политической истории России, уточнить ряд дискуссионных оценок и мнений по этому вопросу.

Методологической базой исследования стали следующие исходные теоретические установки: историко-политологический подход, сочетающий принципы исторического и политологического анализа.

- метод реконструкции, позволивший выделить в творчестве представителей "официальной народности" основные идеи и объединить их в единое целое. теоретические обобщения и выводы, содержащиеся в трудах российских и зарубежных исследователей, посвященные изучению и анализу проблем истории отечественной социально -политической мысли и характеризующиеся рассмотрением «официальной народности» как системы идей, сформированных в контексте консервативной парадигмы политической мысли.

Научная новизна диссертации.

Консервативная теория «официальной народности» как целостная политическая доктрина и закономерный этап в развитии отечественной политической мысли еще не была предметом специального научного исследования. Поэтому авторский вклад состоит в демонстрации ее комплексного характера, выявлении и характеристике ее структуры и особенностей, что реализуется в следующих элементах новизны: реконструировано содержание и охарактеризованы особенности политической концепции "теории официальной народности" в контексте формирования и развития консервативного направления российской политической культуры. Сама же теория «официальной народности» характеризуется как комплексная система идей, признающая необходимость самодержавной формы правления в России, основанной на православном вероисповедании и духовном единстве нации в рамках особого культурно- исторического типа. выделены и охарактеризованы социально-исторические предпосылки «официальной народности»: от идеологемы консервативного охранительства эпохи Московского царства, через саморефлексию, в контексте глобального культурно-цивилизационного вызова со стороны Европы, к формированию комплексной идейно-политической доктрины в рамках консервативной парадигмы отечественной мысли. последовательно проанализированы составляющие формулы «православие - самодержавие - народность», показано, что принятие ее в качестве государственной идеологической доктрины было обусловлено как ростом национального самосознания, так и желанием избежать революционных потрясений в русском обществе. охарактеризована и введена в научный оборот методологическая классификация, разделяющая сторонников «официальной народности» на два направления: «династическое» и «националистическое». «Династическое» направление абсолютизировало принцип «самодержавия» в консервативной формуле, который реализовывался в «социальном status-quo и охранительной функции России в Европе»; для «националистического» направления доминирующим был принцип «народности», и как ее практическое воплощение- идея объединения славян в единое государство. подробно исследована и систематизирована историография по данной теме, как в историко-хронологическом, так и в содержательном плане. Уточнены дискуссионные оценки в определении генезиса и содержания теории «официальной народности» в отечественной и зарубежной публицистике: от однозначно негативных (А. Н. Пыпин, С. В Соловьев) до апологетических (Н. В. Рязановский, С. Виттекер). показано влияние "теории официальной народности" на внутреннюю и внешнюю политику России, реализовавшееся в поддержке «династическим» направлением «официальной народности» политики легитимизма, характеризовавшейся «возвещением и ограждением монархического начала повсюду» и панславистской доктриной «националистов» логическим завершением которой стала политика России на Балканах.

Практическая значимость диссертации Материалы, основные положения и выводы работы могут быть использованы для более углубленного изучения консервативной парадигмы русской государственности.

Кроме этого, выводы, изложенные в диссертационной работе, могут быть использованы в учебном процессе, при разработке учебных курсов,

Заключение научной работыдиссертация на тему "Теория "Официальной народности" в России первой половины XIX века"

выводы

1. Попытка исторического обоснования своеобразия русского пути в мировой истории в соответствии с уваровской формулой наиболее последовательно была реализована в творчестве М. П. Погодина и С. П. Шевырева, которые пытались заменить привычное сопоставление России с Европой на их противопоставление как двух чуждых по духу, истории и социально-политическому развитию и потому враждебных друг другу культур.

2. Эпистемологическая неопределенность понятия «народность» в уваровской формуле, ее различная трактовка в зависимости от социально-политических взглядов авторов разделила сторонников «официальной народности» на представителей т. н. «династического» и «националистического» направлений.

3. Приоритетом в деятельности представителей «династического» направления была «реализация монархического начала повсюду», выражавшегося в абсолютизации социального status-quo России и ее охранительной функции в Европе.

4. «Националисты» уделяли особое внимание мистической роли православия и самодержавия, соединяя ее с высшим этическим идеалом славянского самосознания - идеалом Правды. В отличие от представителей «династического» направления они настойчиво указывали на существование т. н. «проблемы балтийских немцев», не желавших интегрироваться в русскую культуру. Кроме того, между ними существовало различное понимание роли и места Петра I в отечественной истории.

§ 3 "Официальная народность" и имперская политика России.

Если рассматривать "официальную народность" не только как идеологическую формулу, но и как некий императив, которым руководствовался Николай I во внешней и внутренней политике, то необходимо учитывать, что субъективный фактор в его лице, доминировавший на заключительной стадии политического оформления официальной народности», не позволяет сделать вывод об идеологической самостоятельности и независимом политическом существовании теории.

Официальная народность" не могла иметь широкой социальной поддержки и, следовательно, обладать той идеологической самостоятельностью, какую имела, например, концепция либерализма к

Западной Европе. Она во многом зависела от той роли, которую определял ей император в создаваемом им "несокрушимом бастионе неограниченного самодержавия среди разлива антимонархических идей"253. Только неопределенность содержания третьей составляющей формулы народности" и, как следствие этого, различие в оценках и выводах того узкого крута лиц, которому было позволено обсуждать уваровскую концепцию, наделили ее определенной исторической перспективой. В этом смысле взаимоотношения "официальной народности" с официальной политикой необходимо рассматривать в двух аспектах: 1) как поддержанная династическим крылом" политика легитимизма, 2) как результат дискуссии о "народности", выразившейся в панславистскую идею о создании единого t славянского государства.

Если следовать трактовке, принятой в отечественной историографии, то принцип легитимизма включал в себя следующие моменты: «поддержание status - quo в Европе, особенно в Турции и в Австрии, возвещение и ограждение словом и делом, охранительного, неограниченного монархического начала повсюду, преимущественная опора на материальную основу войска, поглощение властью, сосредоточенной в одной воле, всех сил

254 народа» .

Поставив себе целью во внутренней политике сохранение основ существующего общественно-политического уклада, Николай I в своей внешней политике вполне логически должен был держаться начал легитимизма и Священного Союза. То есть политика легитимизма может быть охарактеризована тем широким комплексом внутренних и внешнеполитических мероприятий, которые имели место в рамках имперской политики, тем более что эта политика в значительной степени была обусловлена теми принципами, которые были заложены в уваровскую формулу. Б этом смысле прагматическая оценка уваровской формулы для самого Николая I была очевидна: превыше всего для него было сохранение абсолютного характера верховной власти, и уваровское обоснование нерушимости самодержавия всецело отвечало этой установке: "любой проек~ о характере самодержавной власти в России, не наполненный квази -патриотической и квази -религиозной похвалой. рассматривался как

ЛГГ подрывающий устои" .

Таким образом, самодержавие как воплощение "неограниченного монархического начала" обусловило сущность политики легитимизма: "Сохранение российского самодержавия в полной неприкосновенности

О С/Г император рассматривал как первую и главную обязанность" . Это

253 Черняев Н. И. Мистика, идеалы и поэзия русского самодержавия М., 1998, с. 197.

254 Грановский Т. Н. Мысли вслух об истекшем тридцатилетии России. СПб., 1855, с. 80.

255 Это прежде всего касается конституционного проекта относительно Польши, найденного в 1830 году в бумагах Новосильцева и изданного восставшими поляками, в котором император увидел покушение на сложившейся порядок: "эта публикация меня больше всего раздражает. Из ста наших молодых офицеров, девяносто, прочитав, не в состоянии будут это понять или просто будут презирать, но десять обсудит это и сохранит в памяти, что меня волнует превыше всего остального"// См. Шильдер Н. Император Николай Первый, его жизнь и царствование. СПб., 1903, т.2, с.390.

256 Пресняков А. Апогей самодержавия. Николай I. Ленинград, 1925, с. 36. проявлялось не только в проведении комплекса охранительных мер, но и в самой организации государственного управления. Жизненное кредо Николая I - "Я на жизнь смотрю как на службу, где всякий служит", - по сути, стало девизом всей его политики. Николай самолично следил за ходом обсуждения различных вопросов, « все более вписываясь в тот дух консерватизма, в ту крайнюю сдержанность перед сколько-нибудь новыми начинаниями, который всего чаще приводил к бесплодному исходу комитетских рассуждений»257. Если же доходило до нововведений, то намеченные мероприятия осуществлялись, обычно, в виде опыта в какой - нибудь области государства, а затем вносились в Государственный Совет в форме законопроектов по существу уже одобренных императором или даже получали утверждение помимо совета, резолюцией на министерском докладе. Эти резолюции -иногда подробные и мотивированные, иногда повелительно -краткие как, например, запрет на издание журнала Т.Н. Грановского - "и без нового довольно"2'8 выражали взгляды Николая I на тот или иной вопрос и указывали основание для решения впредь однородных дел, то есть подобные резолюции стали своеобразным личным законодательством императора которое носило неизбежно отрывочный и случайный характер.

Что касается реализации собственного представления об исполнении долга монарха по отношению к Богу и своим подданным, то оно может быть охарактеризовано стремлением императора к всестороннему контролю, жесткой субординации и принципу ответственности, то есть теми чертами "регулятивного государства", которые он старался привнести в управление государством. Только этим можно объяснить ту чрезмерную степень милитаризации, которая захватывала исконные, часто гражданские отрасли управления259.

257 Там же с. 14.

258 Русская старина СПб., 1903, т.113, №3, с.589.

259 Так ведомства: межевое, лесное, путей сообщения, горное, инженерное, получили военный характер, нисколько не требовавшийся сущностью дела, наконец, уголовное

Применительно к общественно-политической жизни эта политика охарактеризовалась своеобразным "всеобщим, всесторонним и

Л/Л исключительным попечением власти о благе народа" , которое прониклс не только в образ мыслей и действия монарха , но и как принцип руководства было перенесено на более низкий уровень: подчиненным, администраторам, преподавателям и особенно полиции. По свидетельствам современников, "эта опека достигла, вероятно, самых широких размеров, какие только когда-нибудь у нас имела"262. Так, через печально знаменитое III отделение Императорской Канцелярии, созданное в июле 1826 года, ежегодно проходило 16000 бумаг, до 200 высочайших повелений, не считая 15000 просьб263.

В соответствии с этой концепцией государственного управления, основу которой составляла жесткая регламентация сферы действия чиновника, бюрократизация сферы управления привела к резкому росту

264 административных органов .

Таким образом, внутренняя и внешняя политика Николая I, несмотря на попытку с помощью уваровс^ой формулы найти национально-самобытные начала прогрессивного социально-экономического развития, избавленного от судопроизводство, по многим родам дел, также стало переходить во введение военных судов.// см. Пыпин А. Н. Характеристика литературных мнений от20-х до 50-х годов ХГХ века. СПб., 1890, с. 113-114.

260 Там же

261 Надо отметить, что Николай I сам верил в патриархальный характер отношений в России и в свою роль отца большого семейства. Например, в 1850 году, в 25 -летний юбилей своего царствования и восстания декабристов, держа речь перед солдатами и офицерами Преображенского полка, он так выразил эту мысль: "Вы, преображенцы, я благодарю Вас особенно. Вы знаете, какое замечательное счастье было быть нам вместе, так что мы были как счастливая семья. И моя семья принадлежит Вам также, как Вы принадлежите мне. Здесь Вы видите три поколения - он схватил в этот момент руки великого князя и старшего сына ,-теперь Вы знаете, кому Вы должны служить. Служите им, поскольку Вы служили мне, и ваши дети будут мои дети, поскольку Вы служили мне". // см. Shiemann Т., Geschichte Russlands unter Kaiser Nikolaus I. Berlin, 1904-1919,4 vols, s. 235.

262 Пыпин А. H. Характеристика литературных мнений от20-х до 50-х годов XIX века. СПб., 1890, с.97-98.

263 Вестник Европы, 1917, №3, с.99, 117.

264 Если в 1796 году при населении в 36 млн. человек количество чиновников не превышало 16 тыс., т. е. один чиновник приходился на 2250 жителей, то к 1851 году население составило 69 млн. человек, а чиновников стало 74330, то есть один чиновник приходился уже на 929 жителей. //Зайончковский П. А. Правительственный аппарат самодержавной России в XT*европейских потрясений, сохранила все недостатки «административного сенсимонизма» Александра I, что вытекали из ложной абсолютизации регламентирующего начала и соотнесения социальных законов с принципами классической механики. Однако европейская политическая культура, пройдя испытание Французской революцией и наполеоновской тиранией, откорректировала эту концепцию в пользу развития личных свобод граждан и частной инициативы, то есть в пользу либеральной концепции социального развития, а российская, в ее официальной трактовке, - сочла ее незыблемой основой своей внутренней и внешней политики.

В этом смысле официальная трактовка православия была избавлена от романтической интерпретации «националистов», выводящих из различия религиозных принципов противопоставление России и Европы, а имела исключительно функциональную, прагматическую подоплеку: с одной стороны, - как "столпообразующее" начало Российской империи, препятствующее распространению пагубных атеистических теорий с Запада, с другой - как необходимый элемент функционирования государственной машины. Таким образом, значимость православия ограничивалась рамками государственной целесообразности.

В этой связи принадлежность своих подданных к православному вероисповеданию рассматривалась Николаем I как чрезвычайно важный залог верноподданнических настроений и "хорошего гражданства". В соответствии с этой концепцией раскольничьи секты рассматривались прежде всего как "противогосударственный элемент", то есть преследование раскольников имело в своей сущности не религиозную подоплеку, а выступала наказанием за уклонение от исполнения своих обязанностей по отношению к монарху и государству.

Этими соображениями государственной безопасности руководствовалось Министерство Внутренних Дел, как орган которому было веке. М., 1978, с. 221. поручено наблюдение за раскольничьими сектами: 25 июня 1831 года в Москве был учрежден секретный совещательный комитет, с целью "соединить дух терпимости с необходимыми мерами строгости". На тех же основаниях секретные комитеты были учреждены, начиная с 1838 года, и в других губерниях. В 1835 году раскольники были разделены на секты "менее вредные", "вредные" и "особо вредные". К последним были отнесены духоборцы, молокане, иудействующие, не молящиеся за царя и те, которые, по местным представлениям, будут в равной степени признаны вредными для общества. Правилами 13 февраля 1837 года, разъясненными 12 апреля того же года, раскольники более вредных сект были лишены права на общественные отличия; Ветхие часовни, так теперь официально назывались раскольничьи церкви, было велено запечатывать с целью окончательного уничтожения. Согласно приказам гр. Уварова, раскольники теперь не могли получать свидетельств из учебных заведений, в гимназии и университеты дети раскольников могли поступать только по принятии православной веры265.

Если во внутренней политике православие было ограничено жесткой опекой государства и негласным предписанием исполнения определенных охранительных функций, то в сфере межконфессиональных отношений она как господствующая религия имела привилегированное положение. Политика русификации, проводимая во вновь обретенных западно-украинских и западно-белорусских губерниях и в Польше, имела обязательным атрибутом склонение местного населения к принятию православной религии путем как миссионерской деятельности, так и некоторых административных ограничений, налагаемых на католицизм. Наибольшим успехом этой политики можно назвать разрыв союза Униатской церкви с Римской католической в 1839 году и присоединение ее к Православной. Таки™

265 Андреев В.В. Раскол и его значение в народной истории. Исторический очерк. СПб., 1870, с. 490. образом, "власть устраняла всякое участие общественного мнения и, действуя только силой авторитета, должна была довольствоваться результатами, которые были удовлетворительны в формальном отношении, но, как стало ясно впоследствии, не давали прочного, действительного разрешения вопроса"266.

Это прежде всего касалось русификации Польши. Здесь необходимо отметить, что реализация политики легитимизма в Польше является ключевым в его объективной оценке как идеологемы, сочетающей в себе защиту существующего законного порядка и обеспечения национальных интересов России. С другой стороны, консервативная политика в Польше кроме охранительных мер легитимизма несла в себе мощный импульс в виде возможного успеха реализации альтернативной панславистской идеи, разделяемой "националистами" и в частности М.П. Погодиным и С.11. Шевыревым. В этом смысле с решением проблемы Польши было тесно связано решение всего комплекса проблем самоидентификации русской "народности". Так как ее осмысление и развитие было ограничено правительственной идеологией, то русификация Польши ограничилась преимущественно административными методами. Стесненная узкими рамками "административного сен - симонизма", концепцией «регулятивного государства», идея культивирования русской "народности" на польской почве предопределила неудачу, но в своей сущности интересы легитимизма, и "националистического" крыла "официальной народности" совпадали. Для одних - успех инкорпорации Польши в Российскую империю предполагал в каком-то смысле победу консервативного начала России в интеллектуальной борьбе с западными политическими течениями, для других -это стало бы первым шагом к реализации идеи панславизма, при доминировании идеи русской "народности". Поэтому, после того, как Александр I даровал

266 Пыпин А. Н. Характеристика литературных мнений от20-х до 50-х годов XIX века. СПб., 1890, с.97-98.

Польше "Учредительную хартию", которая предоставила ей беспрецедентные права на фоне остальной Российской империи267, для русских консерваторов она стала считаться "потенциальным возмутителем спокойствия" Российской империи. Для легитимистов - как наделенная невиданными свободами конституционная монархия, представлявшая угрозу для "внутреннего спокойствия" и "неограниченного самодержавия", для "националистов" - как законсервированная "Учредительной хартией" инородная часть Российской империи, славянская в своей сущности, но чуждая по вероисповеданию и культуре.

После смерти Александра I Николай I соблюдал, по крайней мере, внешне, все условия "Учредительной Хартии", сообразно с его внутреннем убеждением в безусловном выполнении любого обязательства. Выполняя 45 параграф польской конституции, Николай I счел необходимым короноваться польской короной, что было осуществлено 12 мая 1829 года в зале Сената, несмотря на то, что польский наместник Константин назвал это "нелепой шуткой". В речи на французском языке Николай I призвал к благоразумию г. умеренному пользованию своими правами.

Тем не менее, польской интеллигенцией царская империя воспринималась не просто как политический противник, а скорее как воплощение зла. Борьба же между двумя народами стала рассматриваться

267 В соответствии с новой конституцией, в Царстве (Королевстве) Польском, соединенном с Россией династической унией, вводилась автономия и был создан сейм, состоящий из двух палат: Сената, члены которого назначались императором и Посольской избы из 128 депутатов, избираемой на местах. Для управления текущими делами создавался Государственный совет и 5 министерств. Во время отсутствия царя в Польше его представлял наместник (поляк). Сейм не пользовался право* законодательной инициативы, он мог только принимать или отвергать правительственные законопроекты. Государственный совет располагал правом законодательной инициативы. В представительных органах было обеспечено преобладание дворянства. В Польше создавалась собственная армия. Польский язык объявлялся государственным. Суд был отделен от администрации. Провозглашалась свобода печати. В административном отношении Царство Польское делилось на 8 воеводств, которые пользовались самоуправлением.// См. История России. Народ и Власть. СПб., 1997, с.394. поляками в рамках вообще традиционной для славянского мировоззрения дуальной оппозиции, глобального противостояния света и тьмы, Правды ъ. Кривды, Добра и Зла Таким образом, конфликт перерастал обычное политическое противостояние и приобретал псевдометафизический характер. Особенно четко эта тенденция проявлялась у известных польских поэтов, являвшимися идейными вдохновителями в этой борьбе, - у Адама Мицкевича и Зигмунда Красинского. Они предостерегали Запад от отношения к России как к обычной великой державе, ибо этот деспотический гигант стремился, по их мнению, не только к тотальному подчинению своих подданных, но и к порабощению всего свободного мира.

Впоследствии эти идеи трансформировались в широко распространенную в Западной Европе тенденциозную теорию, согласно которой коренное население России состоит не из потомков славянского племени, а представляет собой некий этнографический конгломерат с подавляющей примесью «финских и татарских стихий». Подобная «теория», отрицавшая славянское происхождение русского народа, имела еще и определенную политическую подоплеку, смысл которой сводится к тому, что Россия как славянская держава не имеет ни государственного, ни морального права претендовать на роль национального и внешнеполитического лидера южных и западных славян и равноправного члена европейских народов.

Наиболее ярко сущность этой «теории» выразил Адам Мицкевич: «и от нее (от России) осталась лишь масса людей, говорящая, правда, наречием славянским, но которая, поглотив в себе много финских и татарских стихий, утратила славянские чувства, масса людей, которая не есть народ, а государство, которое не имеет веры, а только богослужение, и которая проникнута духом монгольского племени, духом рабства и разрушений268».

268 Цит по: Гильфердинг А. Развитие народности у западных славян // Собр. соч. в 2тт. СПб., 1868, т. 2, с. 63.

В свою очередь в глазах русских консерваторов поляки стали синонимом бунтарства и непокорности, а «убеждение, что от владения Польшей зазисит судьба Российской Империи превратилось в своего рода идею фикс русских царей», - замечает в этой связи английский историк А. Дж. П. Тэйлор269.

Поводом для проведения новой политики по отношению к Польше стало подавление восстания 1830-1831гг. Вместо конституции на территории Царства Польского был введен т.н. "Органический статут". В этом смысле самодержавие, как важнейший принцип политики легитимизма, использовало возможность "выравнивания" статуса Польши, как в административном, так и в политическом плане. Было образовано особое наместничество, указом от 23 марта 1832 года наместником был назначен И.Ф. Паскевич, обладавший диктаторскими полномочиями (наместничество существовало и после смерти Паскевича в 1856 г. до 1874 г., затем было образовано Варшавское генерал-губернаторство, а Польша стала официально именоваться Привисленским краем). В 1837 году воеводства были преобразованы в губернии. Делопроизводство было переведено на русский язык. Были изменены уголовный и гражданский кодексы, для управления судебной частью в Варшаве были образованы два департамента Правительствующего Сената.

С другой стороны, последний принцип уваровской формулы "народность", которая в династическом понимании рассматривалась прежде всего как инструмент в воспитании лояльности и верноподданнических чувств к верховной власти вообще и к императору Николаю I в частности, реализовывался в активной политике Министерства Народного Просвещения, которая координировалась лично самодержцем. "В том хаосе, который представляют два или три столетия наших споров с Польшей, я вижу, что только слияние нравственное могло бы ему положить конец., - говорил

269 Taylor A.J.P. The Struggle for Mastery in Europe 1848-1918. // The Oxford History of Modern Europe. London, 1954, vol. 1, p. 189

Николай I министру просвещения гр. С.С. Уварову при учреждении Варшавского учебного округа в 1839 году,- мой самый положительный долг -еще раз попытаться возложить надежды на лучшее будущее не на нынешнее гангренозное поколение большей частью потерянное, а на поколение новое"270. После закрытия 19 ноября 1831 года Варшавского университета, а в мае 1832 года Виленского университета польская молодежь могла получать высшее образование в открытом в 1832 году Университете Св. Владимира в Киеве, в "интеллектуальной крепости", которая кроме того, что была культурным центром, одновременно "представляла собой штаб четвертой армии, небесполезного для наблюдения за молодыми людьми", а также на специальных отделениях университетов в Петербурге и Москве.

Тем не менее, именно "народности", и как ее практическое приложение -сам метод решения польской проблемы был тем важнейшим моментом, где официальные круги и "националисты" кардинально расходились друг с другом.

Для "националистов" - понимание русской народности как насаждения русской культуры через запретительные меры было заведомо обречено на неудачу. Только мирная культурная интеграция являлась единственным вариантом примирения двух славянских племен. "Поляки -писал Погодин, - самое эксцентричное племя, и, не оскорбляя их самолюбие, еще боле лаская оное, можно ужиться с ними отлично. К самым действенным мерам примирить их с нами, ибо они все еще ненавидят нас, есть покровительство их языку, литературе, истории и, наоборот, ничто столько не питает злобы, как меры противоположные. Языку польскому в учебных заведениях Царства надо учить наравне с Русским. Если мы будем учить ему недостаточно, то Поляки будут доучиваться ему дома, гораздо с большим рвением и успехом, и мы не только не достигнем своей цели, но еще более

270 Отдел письменных источников Государственного Исторического Музея. Ф.17, Оп. 1, Ед.хр.122, л.31 об. отдалимся от нее, и сверх того будем вооружать тайных врагов. Скажу вообще: мысль уничтожить какой-нибудь язык - есть мысль физически невозможная, язык у народа уничтожить нельзя, как лишить его одного из 5 чувств, данных Богом. Язык - есть такой же природный, неотъемлемый орган как и прочие, только драгоценнейший для человека, потому что связан с разумною душою, тем более должно сказать это о языке развитом, историческом, литературном.

Я говорил о языке, теперь обращусь к Истории. Польской истории не преподают в училищах особо, а вместе с Всеобщею. Напрасно! Польская история беспристрастная, правдивая, подробная есть самая верная союзница России, которая может принести нам пользы более нескольких крепостей"271.

Таким образом, существенные различия в понимании и трактовке внешнеполитических целей России, а также методов их достижения определили различия в сущности и характерных чертах политических доктрин. Концепция «легитимистов» в определенном смысле была "идеальной" концепцией, т.е. основанной на единожды выработанной схеме защиты устоявшихся принципов межсословных и межгосударственных отношений. Сложившаяся система приоритетов и расстановка акцентов была обусловлена еще и тем, что в Европе в это время национализм открыто солидаризировался с либерализмом и революцией, угрожая, таким образом, всей сложившейся в Европе системе межгосударственных отношений, ц основу которой были положены т.н. "принципы 1815 года" Венского конгресса. В сущности, внешнеполитическая доктрина легитимизма России в это время на европейской арене - это прежде всего охранение существующих государственных систем в Европе.

В то же время для "националистов" проблема освобождения из мусульманского ига родственных славянских православных народов и взятие

271 Погодин М. П. Письмо к министру народного просвещения по возвращении из путешествия по Европе в 1839году. // См. Собрание статей, писем и речей по поводу

Константинополя, столицы будущей славянской федерации была главной целью их внешнеполитической доктрины. Таким образом, "народность" как последовательная реализация плана создания единой федерации православных и славянских народов под эгидой "полуночного орла, простирающим крылья над всем славянским миром" . В глазах легитимистов же военные действия против Турции не имели отношения к какой - либо поддержке единоверцев-греков. Более того, для русского императора они остались «бунтовщиками и смутьянами Оттоманской империи»273 и война с Сиятельной Портой не предполагала ее крушение, как фактор, "нарушающий сложившийся баланс в Европе" Только этим можно объяснить заключение Андрианопольского мира в 60 километрах от Константинополя, когда по совету Нессельроде и Дашкова было решено сохранить Оттоманскую империю, т.к. "преимущества предполагаемые за сохранением Оттоманской империи в Европе превышают неудобства, которые вызвало бы ее падение"274. Этими же мотивами объясняется и дальнейшая политика официальных кругов в Петербурге в отношении "больного человека на Босфоре"

Убеждением о необходимости создания всеславянской конфедерации под эгидой Москвы «националисты» руководствовались при констатации славянского вопроса. М., 1878, с.21-23.

272 Пыпин АЛ Характеристика литературных мнений от20-х до 50-х гг. СПб., 1890, с. 116

273 В частности, по воспоминаниям современников, Николай I выразил это убеждение в частном разговоре следующим образом: "Я не перевариваю, я ненавижу греков. Я рассматриваю их как бунтовщиков и я не желаю их независимости. Моя обида- это поведение Турции по отношению к России". // см. Woodhouse С. The Greek War Independence. London 1952 p. 127. Shiemann T. Geschichte Russlands unter Kaiser Nikolaus I. Berlin, 1904-1919, 4 vols., vol.2, s.132.

274 Kerner, R. "Russia's New Policy in the Near East after the Peace of Adrianopole; Including the Text of the Protocol of 16 September 1829". Cambridge Historical Journal, Y. 1937, p.287.

275 В частности, при следующей угрозе Стамбулу в 1833 году со стороны восставшего наместника Египта, Мухаммеда-Али, ("Наполеона Востока"), Николай I поспешил на выручку, выслав десант в 10 тыс. штыков, который высадился в Ункяр-Искелесси под самым Константинополем. Там же был заключен одноименный договор, "закрывавший" Черное море от иностранных судов, и которое, таким образом, становилось внутренним морем России и Турции. Заключение этого договора считается исследователями высшим успехом "династической" политики в "Восточном вопросе. искусственного характера Австро-венгерской империи и призывали ее разрушить во имя "будущего славянского братства". Особенно радикален в своих выступлениях был М.П. Погодин, который относился к Австрии почти с патологической ненавистью: "Россия не имеет больше другого врага, столь же ожесточенного, чем Австрия. Мы можем иметь дело с Англией, достигать соглашений с Францией, с Австрийцами - единственно возможное урегулирование - через бой, то есть через смерть"276. Для него: "Австрия похожа на гроб поваленный, на старое дерево, гниющее изнутри, хотя и одетое снаружи листьями, такое дерево, которое один порыв ветра можс^ исторгнуть с корнем вон"277. Таким образом, участь Австрии предрешена, потому что "славяне сознают свое превосходство над австрийцами и количеством и качеством: ибо славян приходится пятеро на одного Австрийца, а тупее Австрийца нет человека в Европе. "278.

Тем не менее, реализация внешнеполитической концепции "националистов", равно как и их попытки влияния на легитимизм Николая I , были заведомо обречены на неудачу, а после разгрома радикальной украинской группы панславистов, панславизм был официально заклеймен как ложное и опасное учение. С. С. Уварову же как негласному покровителю «националистов» было поручено обосновать принятие этого решения в специальном циркуляре, что он и сделал с присущей ему интеллектуальной одаренностью и мастерством карьерного лавирования. Признавая значительную ценность изучения славянской культуры, он, тем не менее, исключал в Русском панславизме "любую примесь политических идей"279. Тогда, по его мнению, "основание, скрытое в глубине, и будет нашим

276 Погодин М. П. Историко-политические письма и записки в продолжение Крымской Войны М„ 1874, с.224.

277 Погодин М. П. Письмо к министру народного просвещения по возвращении из путешествия по Европе в 1839году. // См. Собрание статей, писем и речей по поводу славянского вопроса. М., 1878, с.21.

278 Там же с. 15-16.

279 Барсуков Н.И. Жизнь и труды М.П. Погодина в 22 тт. СПб., 1888-1910, т.9 с.235-237. государственным фундаментом, на котором покоится трон и алтарь, наш Российский дух, наше священное сокровище. Святая Русь прошла через бедствия и страдания одна, проливая кровь за Престол и за Веру, она единственная идет быстрым шагом на пути гражданского развития, она единственная, кто вырос настолько, чтобы бороться с двадцатью нациями, которые вторглись в ее границы с огнем и мечем. Все что у нас есть, принадлежит только нам, без участия других славянских народов, которые теперь протягивают к нам руки и просят защиты не столько от братской любви, сколько от мелочных расчетов заинтересованного эгоизма"280.

Эта своеобразная апология русского изоляционизма, тем не менее, лишь частично удовлетворила стремление Николая I к искоренению этой "пагубной доктрины", что видно при анализе следующего комментарии императора на досье И. Аксакова: "Под обликом сочувствия к Славянски?! народам, возможно угнетенным в других государствах, скрыт преступный замысел союза с этими народами, несмотря на то, что они являются частью соседних и дружественных держав. И они желают достичь этой цели не через Господа, а посредством .бунтов и мятежей, наносящих ущерб непосредственно России. И если, действительно, комбинация обстоятельств произведет такой союз, это будет означать крушение России"281.

В этом смысле мотивация действий Николая I в восточной политике, разрешившей, наконец, этот глобальный европейский кризис, в Крымской войне, на первый взгляд, противоречила всем принципам политики легитимизма. В отечественной и зарубежной историографии существует несколько гипотез, объясняющих это несоответствие декларируемых принципов легитимизма и реальной политики. Одна из них, увидевшая соответствие некоторых целей российского правительства, с планами "националистов" утверждает, что император, наконец, принял их сторону,

280 Там же

281 Барсуков Н.И. Жизнь и труды М.П. Погодина в 22 тт. СПб., 1888-1910, т.9, с.279. полностью игнорируя при этом его постоянную враждебность к революционному национализму. Более убедительной представляется другая точка зрения, рассматривающая попытку решения Николаем I Восточного вопроса как органическое продолжение реализации политики легитимизма, то есть, по мнению Н. В. Рязановского, Николай I убедился в том, что Оттоманская империя стала просто неспособной эффективно функционировать и защищать принципы легитимизма, что стало оправданием в отстаивании позиции о разделе ее территории на сферы влияния между европейскими державами282. Кроме того, по мнению некоторых исследователей, хотя император неоднократно признавал законную власть султана в подвластных ему областях, в некотором смысле Турция просто не принадлежала к той европейской христианской культуре, защиту которой он счел для себя главной обязанностью. Так, например, для решения этой проблемы в апреле 1830 Николай I предложил турецкому представителю, чтобы Султан, в его же интересах стал православным! 283 Р этом смысле защита православия стала удобной ширмой для реализации других внешнеполитических интересов. Впоследствии, уже во время Крымской войны Николай I это патетически озвучил в письме к Фридриху-Вильгельму IV : "Проведение войны ни для мирских преимуществ, ни для завоеваний, но для исключительно Христианской цели, я не должен был быть оставлен один, чтобы бороться под знаменем Святого Креста и видеть как другие, кто называют себя Христианами, (выделено Николаем I- A.JL), все объединяются вокруг Полумесяца, чтобы сразиться с христианским миром? (выделено Николаем I -A.JL). Теперь ничего не оставлено мне, кроме как бороться, победить, или погибнуть с честью, как мученик нашей святой веры

282 Riasanovsky N. V. Nicholas I and Official Nationality in Russia 1825-1855. Los-Ang., 1961 p.264.

283 Шильдер H. Император Николай Первый его жизнь и царствование. СПб., 1903 в 2 тт., т.2 с. 271-272. Эту же возможность император обсуждал с генералом Муравьевым во время его миссии на Северный Кавказ. // См. Riasanovsky N. V. Nicholas I and Official Nationality in Russia 1825-1855. Los-Ang., 1961, p.265. выделено Николаем I -A.JL), и когда я говорю это, я объявляю это от имени всей России, (выделено Николаем I)284. С прагматической же точки зрения, осуществление внешнеполитической экспансии компенсировало бы нарастающее глобальное отставание Российской империи от Европы в социально-политическом, экономическом, культурном и других аспектах, что и было прагматической целью ведения войны для Николая I и его окружения. Таким образом, можно согласиться с утверждением А. Н. Преснякова, что "вместо реформирования основ политического и социально-экономического развития дома, российская политика стала руководствоваться внешним расширением этой основы на Среднем и Ближнем Востоке"285.

Для "националистов" же Крымская война стала, по выражению Н. В. Рязановского, долгожданным Армагеддоном, в котором они видели успешную реализацию всех стратегических целей своей внешнеполитической доктрины. Их радикализм был столь агрессивным, что Погодин даже желал, чтобы Австрия оказалась в стане врагов Российской империи, "поскольку я убежден, что пока Австрия не против нас, Бог -еще не

Ой А с нами" . Эти цели включали полное разрушение Турецкой империи освобождение славян и формирование большой Славянской федерации, возглавляемой Россией со столицей в Константинополе: "в этом есть наша цель Русских, Славян, Европейцев, Христиан! Как Русские мы должны захватить Константинополь для нашей собственной безопасности. Как Славяне мы должны освободить миллионы наших единокровных родственников, братьев по вере, учителей и благодетелей. Как Европейцы мы должны вытеснить Турков. Как православные Христиане мы должны

284 Это письмо от 20 июня 1854 года воспроизведено Shiemann'oM. // См. Shiemann Т. Geschichte Russlands unter Kaiser Nikolaus I. Berlin, 1904-1919, 4b. b. 4 s. 429-431.

285 Пресняков А., Апогей самодержавия. Николай I. Ленинград, 1925, с. 78.

286 Погодин М. П. Историко -политические письма и записки в продолжение Крымской Войны. 1853-1856. Москва, 1874 с.118. защитить Восточную церковь и возвратить Святой Софии вселенский крест"287. В публицистическом запале он даже потребовал пересмотра всей внешней политики России и призвал порвать с ее недавним дипломатическим прошлым: "Пусть в адском пламени, зажженном Англией, сгорят все нанш декларации, включая Венскую, все ноты, все протоколы, все конфиденциальные соглашения, инструкции и все наши политические отношения с Европой. Пусть все сгорит в огне. Qui perd gagne!"288. Надо отметить, что высказывания М.П. Погодина и других "националистов" не были слишком вызывающими на общем фоне национального воодушевления, инспирируемого официальными кругами.

Однако, вряд ли столкновение между Европой и Россией было их противопоставлением, чего так добивались «националисты», т. е. противостоянием двух взаимоисключающих систем в социально-политическом и культурном плане. По существу, и европейские державы, и Россия преследовали локальные цели. Для одних, - это восстановление европейского равновесия, баланс которого был нарушен охранительно-консервативной доктриной легитимизма, мешающему установлению нового социального порядка, шедшего на смену традиционным конфессионально-династическим принципам государственного устройства. Для других, -победа в войне предполагала только сохранение доминирующей роли в европейской политике. То, что речь не шла о соперничестве двух различных идеологических концепций, предполагавших либо взаимное уничтожение друг друга в бескомпромиссной борьбе, либо безоговорочную победу одной из них, как это было позднее в эпоху мировых войн, - объясняется тем, что, по выражению JI. Люкса, "ни одна из сторон не пошла на все"289: Николай I

287 Там же

288 Погодин М. П. Историко -политические письма и записки в продолжение Крымской Войны. 1853-1856. Москва, 1874 с.118.

289 Люкс JI. Россия между Востоком и Западом М., 1993, с. 35 не стал следовать принципу: "все или ничего", а попытался проявить уступчивость и "удержать ущерб в приемлемых рамках", придерживаясь сформированной европейской политической культурой системы международных норм и правил.

Что касается влияния результатов Крымской войны на "официальную народность" и на ее историческую перспективу, то и в дореволюционной, и в современной отечественной и зарубежной историографии сложилась тенденция рассматривать военно-политическое поражение в войне как крах "официальной народности" и того комплекса идей, которые входили в ее социально-политическое содержание290. Безусловно, Крымская война нанесла сильный удар по внешнеполитическому престижу царизма, вскрыла существующие архаистические, черты во внутренней политике и прежде всего такую, как наличие крепостного права. Однако, отождествление кризиса в системе государственного управления с кризисом "официальной народности" не представляется полностью обоснованным. Во-первых, принципы "официальной народности" противоречили ее узкофункциональному пониманию у верховной власти и ее стремлению использования "православия -самодержавия-народности" в качестве некоего комплекса охранительных мер, препятствующих распространению революционных настроений в России. Во-вторых, дискуссия об эпистемологической неопределенности понятия "народности", уже не ограничивалось узкими рамками, определенными ей государственно-бюрократическим аппаратом, а стала развиваться в самостоятельный идейный комплекс консервативного направления общественной мысли, наиболее полно реализовавший себя впоследствии в творчестве К. Н. Леонтьева, Н.Я. Данилевского, М. Н. Каткова и других. В этом смысле "официальная народность" сыграла свою положительную роль в эволюции

290 См., например: Корнилов А. Курс истории России XIX века. Ч. II, М., 1912, с. 39; Троицкий Н. А. Россия в XIX веке, М, 1997, с. 126

106 русского национального самосознания, развитии и осмыслении в рамках консервативной парадигмы путей общественного развития.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В 1918 году известный общественный деятель публицист либерального направления П. Б. Струве заметил, что «русский консерватизм. некогда создал великое государство, а русский революционизм его быстро загубил»291. В этом смысле признание созидательного и творческого характера отечественного консерватизма, со стороны его идеологических противников достаточно наглядно показывает творческий характер консервативного мировоззрения, представляющего собой нечто большее, чем просто защиту интересов узких слоев населения или упорное сопротивление каким-либо переменам и стремление увековечить статус-кво292. В самом же отечественном консерватизме теория «официальной народности» стала своеобразной квинтэссенцией базовых установок русского консервативного охранительства, характеризующегося признанием русской государственности как основополагающей ценности русского народа. В уваровской формуле были последовательно соединены принципы самодержавия и православия, сакрализующие монархическую власть как залог существования российского государства и принцип "народности" -плод европейского идеализма и романтизма. В этом смысле в числе специфичных для всей консервативного мировоззрения и для русского охранительства в частности черт является признание наличия «блоков идей, принадлежащих к принципиально различным типам

29*5 культур» , которые в то же время не являются взаимоисключающими в

291 Цит. по: Российские консерваторы. М., 1997, с. 14.

292 Эта негативно-эмоциональная трактовка была характерна не только для бытовой лексики, что фиксирует, в частности, «Словарь русского языка» С.И. Ожегова (М., 1981 с. 291), но и преобладала в научно -исследовательской и публицистической литературе. См., например: Философский энциклопедический словарь М., 1983, с.273.

293 Пантин И. 1С, Плимак Е. Г.,Хорос В. Г. Революционная традиция в России. М., 1986 с. 14. рамках самой концепции. Отсюда, влияние западной политической культуры, выразившееся в проникновении в Россию европейских консервативных идей, с одной стороны, и критической осмысление последствий революционных потрясений и чрезмерной вестернизации, угрожающей национальной идентичности обусловило появление в отечественном консерватизме принципа «народности».

Однако в западноевропейской политической мысли «народность» являлась лишь следствием легитимации нового социального порядка шедшего на смену традиционным конфессионально - династическим принципам государственного устройства и имела перед собой лишь конкретные политические задачи, например, объединение Германии. В России же «народность», приобретя глубокий социальный и даже метафизический смысл, и, обозначив своим появлением как процесс национальной самоидентификации, поиск собственного исторического пути, так и комплекс государственных мероприятий во внутренней и внешней политике, который в той или иной мере были ею вызваны, не смогла , тем не менее, в полной мере самодентифицировать себя в качестве национальной идеологии из-за наличия жестких политических ограничений, в частности всесильной цензуры.

Критикуя метафизическую ограниченность рационалистических, априорных построений «административного сен -симонизма», уваровская консервативная концепция руководствовалась историческим подходом для объяснения природных и общественных явлений, который отличался натуралистическими и фаталистическими чертами и отрицал любые насильственные действия, направленные на изменение существующего порядка. В этом смысле она противопоставляла интернациональным и космополитическим позициям своих противников из революционного и либерального лагеря идеи национальной самобытности, культурного своеобразия, охранения традиционных национальных начал от разрушения.

Если в начале XIX века отечественный консерватизм в лице Карамзина только определил свой идейный статус то, «официальная народность» стала той идейно-политической базой, на основе которой базировался весь тот сложный и многогранный комплекс идей, который известен как «русский консерватизм Х1Х-начала XX века».

В частности, в дальнейшем практически все отечественные консерваторы принадлежали к тому или иному консервативному течению, акцентировавшему свое внимание на одной из трех составляющих формулы294.

Подводя итог нашему исследованию, отметим, что консервативный стиль мышления, реализовавшийся в теории «официальной народности» представляя собой определенное духовно-познавательное отношение человека к действительности и тенденциям общественного развития, базируется на вечных социальных и нравственных ценностях -уважении к собственной традиции, опоре на нравственно-политические основы, выработанные национальным самосознанием и т. д. Отсюда пафос консерватизма - в сохранении и приумножении этих ценностей, в спасении их от гибели во времени, в обнаружении тех незыблемых основ, на которых и может держаться общественный строй. Смысл консерватизма, по определению Н. А. Бердяева, заключается не в том, что «он препятствует движению вперед и вверх, а в том, что он препятствует движению назад и вниз, к хаотической тьме, возврату к состоянию, предшествовавшему образованию государств и культур»295.

294 В частности, их можно разделить на 3 группы: 1)направление, для которого самым важным представлялось защита самодержавия, государственно-охранительное. Среди его представителей можно назвать, например, М. Н. Каткова, Л. А. Тихомирова, с определенными оговорками К. П. Победоносцева. 2) Акцент на народности, «племенном начале» характеризует позицию славянофилов и примыкавших к ним панславистских кругов - И. С. Аксакова, А. А. Киреева, Н. Я. Данилевского, Н. П. Гилярова -Платонова, Н. Н. Страхова и других. 3) Направление, главным объектом охранения которого было православие, -православно - охранительное, представленное прежде всего клерикальными кругами.

295 Бердяев Н. А. Философия неравенствам., 1990.

Список научной литературыЛавриненко, Александр Николаевич, диссертация по теме "Теория политики, история и методология политической науки"

1. Алексеев H.H. Русский народ и государство. М., 1998.

2. Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа (XYIII -пер. пол. XIX в.). М., 1985.

3. Андреев В.В. Раскол и его значение в народной истории. Исторический очерк. СПб., 1870.

4. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1865.

5. Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта. Новосибирск, 1997.

6. Барсуков Н. И. Жизнь и труды М. П. Погодина в 22 тт. СПб., 1888-1910.

7. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений М., 1955-1957.

8. Бердяев Н. А. Новое средневековье. Берлин, 1924.

9. Булгарин Ф.В. Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях. СПб., 1837.

10. Булгарин Ф.В. Сочинения в 12 -ти тт. СПб., 1830.

11. Булгарин Ф .В. Воспоминания в 6-ти тт. СПб., 1846-1849.

12. Бурачек С. Русская народность. // Маяк.СПб.,1841 ХУЛ ч.

13. Бутурлин М. Д. Записки. //Русский АрхивСПб.,1901№ 11.

14. Ватыль В. Н., Ермашов Д.В., Ширинянц A.A. Социально-политическая и правовая мысль России XIX-начала XX века. Гродно, 1997.

15. Выскочков JI. В. Апогей и кризис самодержавия во второй четверти XIX века. // История России. Народ и власть. М., 1997.

16. Герцен А.И. Собрание сочинений в 30-ти тт. М., 1961.

17. Гильфердинг А. Собрание сочинений в 2тт. СПб., 1868.

18. ГогельС. Круг ведомства и очерк деятельности Правительствующего Сената за двести лет, 1711-1911 гг. СПб., 1911.

19. Гордин А. Я. Право на поединок М., 1976.

20. Грановский Т. Н. Мысли вслух об истекшем тридцатилетии России. СПб. 1855

21. Греч Н. И. Сочинения в Зтг. СПб., 1855.

22. Греч Н. И. Записки о моей жизни. СПб., 1886.

23. Григорьев А. А. Эстетика и критика М., 1980.

24. Дмитриев С. С. Славянофилы и славянофильство. // Историк -марксист, 1941, №1.

25. Дьяков В. А. Идея славянского единства в общественной мысли дореформенной России. // Вопросы истории. 1984. № 12.

26. Дьяконов М. Власть московских государей. Очерк из истории политических идей древней Руси до конца XYI века. СПб., 1889.

27. Ермашов Д.В. Ширинянц A.A. У истоков российского консерватизма: Н.М. Карамзин. М., 1999.

28. Жуковский В.А. Полное собрание сочинений в одном томе. М., 1915.

29. Зайончковский П. А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX веке. М., 1978.

30. Зеньковский В.В. История русской философии. Л., 1991.

31. Зорин А. Идеология "православия самодержавия-народности": опыт реконструкции. // Новое литературное обозрение. М., 1997 Лг°21.

32. Зотов Р. Тридцатилетие Европы в царствование императора Николая! СПб., 1886.

33. Иванов А.0 необходимости содействия философии успехам отечественного просвещения. (Речь, произнесенная 13 июня 1843г.). Казань, 1843.

34. Иванов-Разумник Р.В. История русской общественной мысли. 4.2. Пг., 1918.

35. Ильин И.А. О грядущей России. М., 1993.

36. Ильин И.А. Собрание сочинений в 10 тт. М., 1994.

37. Казаков Н. И. Об одной идеологической формуле. // Контекст. Литературно критические исследования М., 1989.

38. Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России. М., 1991.

39. Карамзин И. М. Письма к кн. П. А. Вяземскому. СПб., 1897.

40. Карпов Д. А. Введение в философию. СПб., 1840.

41. Кизеветтер А.А. Исторические очерки. М., 1912.

42. Киреевский П. О. Древней Русской Истории. // Москвитянин М., №3 1845.

43. Ключевский В. О. Сочинения в 9 тг. М., 1989.

44. Корнилов А. А. Теория официальной народности и внутренняя политика Николая I. // Книга для чтения по истории нового времени. М., 1914, Т.4 ч.2.

45. Корнилов А. А. Курс истории России XIX века М., 1993.

46. Костомаров Н. И. Раскол: историческая монография и исследования. Смоленск, 1994.

47. Котович А. Духовная цензура в России. 1799-1855гг. СПб., 1809.

48. Коялович М.О. История русского самосознания. Минск. 1997.

49. Кукольник Н. Сочинения вЗтт. СПб., 1852.

50. Кюстин А. Россия в 1839. СПб., 1991.

51. Ланда С. С. Дух революционных преобразований. Из истории формирования идеологии и политической организации декабристов. 1816 -1825. М., 1975.

52. Лемке М. Николаевские жандармы и литература 1826-1855гг. СПб., 1909.

53. Лихачев Д. С. Национальное самосознание древней Руси. М.-Л. 1945.

54. Лотман Ю. М. Сотворение Карамзина. М., 1987.

55. Люкс Л. Россия между Западом и Востоком М., 1993.

56. Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994.

57. МежевичВ. О народности в жизни и поэзии. // Ученые записки Московского университета М., 1834 №7/8.

58. Местр Жозеф де. Петербургские письма. 1803-1817. СПб., 1995.

59. Мильчина В. А. Осповат А. Л. Петербургский комитет против маркиза де Кюстина. // Новое литературное обозрение 1995 №13.

60. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1993.

61. Минаева Н. В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале ХЕХ века. Саратов, 1982.

62. Никитенко А. В. Дневник в Зтт. М., 1955.

63. Овсянико-Куликовский Д.Н. Собрание сочинений в Ютт. М., 1924.

64. Окунь С. Б. Основание Санкт Петербургского университета и начальный период его деятельности (1819 -1855). // История Ленинградского университета. Очерки. Л., 1969.

65. Окунь С. Б. Очерки истории СССР второй четверти ХК века. Л., 1957.

66. Омельченко О.А. Кодификация права в России в период абсолютной монархии. М., 1989.

67. Омельченко О.А, Новые сведения об источниках "Наказа Комиссии о составлении проекта нового Уложения" Екатерины II. М., 1977.

68. Павлов А. С. Курс церковного права. СПб., 1892.

69. Платонов С. Ф. Лекции по русской истории СПб. 1909

70. Плеханов Г. В. М. П. Собрание сочинений в 30 тт. М., 1926.

71. Погодин М. П. Борьба не на живот, а на смерть с новымиисторическими ересями. М., 1874.

72. Погодин М.П. Исследования, замечания и лекции о русской истории в 7тт. М., 1846-1856.

73. Погодин М.П. Историко-критические отрывки, ч . I -II М ., 1867.

74. Погодин М.П. Историко-политические письма и записки в продолжение Крымской войны. М., 1853-1856гг. М., 1874.

75. Погодин М.П. Исторические афоризмы. М., 1836.

76. Погодин М. П. Остзейский вопрос М., 1869.

77. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала. // Москвитянин. М., 1845 №1.

78. Погодин М. П. Простая речь о мудреных вещах. М., 1875.

79. Погодин М. П. Собрание статей, писем и речей по поводу славянского вопроса. М., 1878.

80. Познанский В.В. Очерк формирования русской национальной культуры (первая половина XIX века). М., 1975.

81. Полиевктов М. Николай I. М., 1918.

82. Предтеченский А. В. Очерки общественно политической истории России в первой четверти XIX века. М. - Л., 1957.

83. Пресняков А. Апогей самодержавия. Николай I. Ленинград, 1925.

84. Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10-ти тт. М., 1964.

85. Пыпин А.Н. Исторические очерки. Характеристики литературных мнений от 20-ых до 50-ых годов. СПб., 1890.

86. Пыпин А.Н. История русской этнографии в 2тг. СПб., 18901892.

87. Пыпин А.Н. Панславизм в прошлом и настоящем. СПб., 1913.

88. Раев М. Понять дореволюционную Россию. Государство и общество в Российской империи. Лондон, 1990.

89. Рождественский С. В. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения 1802-1902 М., 1903.

90. Рубинштейн H.JI. Русская историография. М., 1941.

91. Русский консерватизм XIX столетия. // Сборник статей под ред. В.Я. Гросула. М.,.2000.

92. Славянофильство и современность. // Сборник статей. СПб., 1994.

93. Соколов А. Н. История русской литературы XIX века (I пол.) М., 1970.

94. Соловьев С. М. Избранные труды. Записки. М., 1983.

95. Соловьев Э. Г. О некоторых особенностях формирования консервативного идейного комплекса в России. // Проблемы общественно политической мысли в зеркале новой российской политологии. М., 1994.'

96. Сперанский M. М. Письмо А. А. Столыпину. //Русский архив 1867. кн. 2.

97. Степанов М. Жозеф де Местр в России.// Литературное наследство. №29-30. М., 1937.

98. Тартаковский А. Г. 1812 год и русская мемуаристика М., 1980.

99. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. М., 1998.

100. Троицкий Н. А. Россия в XIX веке. Курс лекций М., 1997

101. Тютчев Ф.И. Полное собрание сочинений. СПб., 1913.

102. Тютчев Ф. И. Сочинения в 2т. М., 1980.

103. Уваров С.С. Десятилетие министерства народного просвещения. СПб., 1864.

104. Уваров С. С. Император Всероссийский и Бонапарте. СПб., 1814.

105. Уваров С. С. О преподавании истории относительно к народному просвещению. СПб., 1813.

106. Уваров С. С. Письмо к М. М. Сперанскому.// Русская старина 1902 т. 122.

107. Уваров С. С. Речь президента Императорской Академии наук, попечителя Санкт-Петербургского округа в торжественном собрании Главного педагогического института 22 марта 1818. СПб., 1818.

108. Уваров С.С. Циркулярное предложение Г. Управляющего Министерством Народного Просвещения Начальствам учебных Округов, " О вступлении в управление Министерством".// Журнал Министерства Народного Просвещения, №1 1834.

109. Феоктистов Е.М. Магницкий. Материалы для истории просвещения в России. // Русский вестник. 1864. Т.51.

110. Философия Фихте в России, (под ред. В. Ф. Пустарнакова). СПб., 2000.

111. Фишер К. И. Записки сенатора. // Исторический вестник. 1908 №5.

112. Хомяков Д. А. Православие Самодержавие Народность. Минск, 1997.

113. ЦимбаевН. И. "Под бременем познанья и сомнений. "//Русское общество 30 -50-х годов XIX века. Мемуары современников. М., 1989.

114. Цимбаев Н.И. Славянофильство: из истории русской общественно -политической мысли XIX века. М., 1986.

115. Черняев Н. Н. Мистика, идеалы и поэзия русского самодержавия М., 1998.

116. Шацкий Е. Утопия и традиция. М., 1990

117. Шебунин А. Н. Европейская контр -революция в первойполовине XIX века JI., 1925.

118. Шевченко М. М,. Доклады министра народного просвещения С. С. Уварова императору Николаю I. // Река времен. Книга истории и культуры Кн. 1 М., 1995.

119. Шевченко М. М. Сергей Семенович Уваров.//Русские консерваторы М., 1997.

120. Шевырев С. П. Взгляд русского на современное образование Европы. // Москвитянин, 1841, №1.

121. Шевырев С.П. История императорского Московского Университета, написанная к столетнему его юбилею. 1755-1855. М., 1855.

122. Шевырев С. П. История русской словесности в 4тт. СПб., 1858.

123. Шевырев С. П. Об отношении семейного воспитания к государственному. М., 1842.

124. Шевырев С. П. Христианская философия. Беседы Баадера.// Москвитянин, 1841, №3.

125. Шильдер Н. Император Николай Первый его жизнь и царствование. СПб., 1903.

126. Шпет Г.Г. Очерк развития русской философии. Пг., 1922.

127. Эйдельман Н.Я. Грань веков: политическая борьба в России кон. XYIII -нач. XIX столетия. М., 1989.

128. Эйдельман Н. Я. Пушкин. Из биографии и творчества. 1826 -1837. М., 1987.

129. Эйдельман Н. Я. Революция сверху в России М., 1989.

130. Янковский Ю. 3. Патриархально дворянская утопия М., 1981.

131. Янов A. JI. Россия против России. Очерки истории русского национализма. 1825-1921. Новосибирск. 1999.

132. Anderson В. Imagined communities: Reflections on the origins andspread of nationalism. London, 1991.

133. Kemer, R. Russia's New Policy in the Near East after the Peace of Adrianopole; Including the Text of the Protocol of 16 September 1829. Cambridge Historical Journal, Y. 1937.

134. Kornilov A. Modern Russian History from the Age of Catherine the Great to the End of the Nineteenth Century. N.- Y., 1943.

135. Lobanov-Rostovsky, A. Russia and Europe. 1825-1878. Ann Arbor, Mich., 1954.

136. Luden H. Hanbuch der staatsweisheit oder der Politik. Iena, 1811.

137. Marmier X. Lettre sur la Russie, la Finlande et la Pologne. Vol. 1 Paris, 1843.

138. Martens F., Recueil des traites et conventions conclus par la Russie avec les puissances etrangeres in 15 vol., СПб., 1874-1909.

139. Ouvarov S. S. Elogue fraebre de Moreau. СПб., 1813.

140. Ouvaroff S. Esquisses politiques et littéraire. Paris, 1846.

141. Ouvarov S. S. Essai d'autographie./ZPrAJIH Ф.46,Оп. I,Д. 7.

142. Riasanovsky Nicholas V. A parting of ways. Government and the educated public in Russia. 1801 -1855. Oxford, 1976.

143. Riasanovsky Nicholas V. Nicholas I and official nationality in Russia 1825-1855. Los-Ang., 1961.

144. Shiemann T., Geschichte Russlands unter Kaiser Nikolaus I. Berlin, 1904-1919.

145. Shlegel F. Philosophishe Forlesungen aus Jahren 1804-1806. Bonn. Bd. П.

146. Stein H. F.- K. Briefe und amtliche Schriften. Stuttgart, 1961.

147. Wittaker. S. The origins of modern Russian education: an intellectual biography of count Serge Uvarov. 1786 -1855 . Los -Ang., 1980.

148. Woodhouse C. The Greek War of Independence. London, 1952.