автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему: Терминология похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья

Полный текст автореферата диссертации по теме "Терминология похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья"

На правах рукописи

!

Афанасьева Лира Аркадьевна

Терминология похоронно-поминальпой обрядности чувашей и других пародов Урало-Поволжья

(опыт сравнительно-сопоставительного и этнолингвокультурологического исследования)

10.02.20. - Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

003462038

Чебоксары 2009

003462038

Работа выполнена на кафедре чувашского языкознания и востоковедения им. М.Р. Федотова факультета чувашской филолопии и культуры Чувашского государственного университета им. И.Н. Ульянова

Научный руководитель -Официальные оппоненты:

Ведущая организация -

доктор филологических наук профессор Сергеев В.И.

доктор филологических наук профессор Семенова Г.Н. кандидат филологических наук доцент Андреева Е.А. Чувашский государственный институт гуманитарных наук

Защита состоится 6 марта 2009 года в 1300 часов на заседании диссертационного совета Д 212.301.03 при ФГОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени И.Н. Ульянова» по адресу: 428034, г.Чебоксары, ул. Университетская, д. 38/1, ауд. 434.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Чувашского государственного университета имени И.Н. Ульянова.

Автореферат разослан 5 февраля 2009 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук //}////.

доцент "~> A.M. Иванова

Общая характеристика работы

Диссертационная работа посвящена сравнительно-сопоставительному и этнолингвокультурологическому исследованию терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей. Данная терминология в работе изучается в сравнении с соответствующими единицами других тюркских языков, а также с привлечением подобающих материалов из контактировавших на определенных этапах исторического развития с чувашским финно-угорских и других ино-системных языков.

Актуальность исследования. Терминология похоронно-поминальной обрядности (далее ТППО) является одним из источников, позволяющих реконструировать соответствующий обряд, древние воззрения наших предков, поэтому в сравнительно-сопоставительном плане представляет огромный интерес для целого ряда гуманитарных дисциплин - этнолингвистики, этнологии, этно-кулыурологии, археологии, истории, фольклористики и т. д. В исто-рико-этнологическом аспекте развития культуры похоронно-поминальная обрядность чувашей, в особенности ее терминология, во многом остается еще малоизученной. В связи с этим исследование данного пласта лексики оказывается весьма актуальным и важным.

В условиях постепенной утраты традиционной духовной обрядности первоочередной задачей филологов и этнокультурологов являются неотложная фиксация, систематизация, архивизация и изучение всех достутя.1Х артефактов традиционной этнокультуры народов Урало-Поволжья, касающихся, в частности, похоронно-поминальной обрядности. В этом свете чрезвычайно важное место занимает этнокультурная лексика. В силу того, что терминология похоронно-поминальной обрядности отображает историю народа, его культуру, обычаи и традиции, назрела необходимость концептуальной систематизации положений, высказанных в трудах Н.И. Золот-ницкого, В.К. Магницкого, Н.И. Ашмарина, Н.В. Никольского, М.Р. Федотова, В.Г. Егорова и др. Терминология похоронно-поминальной обрядности зафиксирована и в уникальном «Словаре чувашского языка» (Thesaurus Linguae tschuvaschorum) Н.И. Ашмарина, который, однако, является далеко не полным сводом ТППО ЧЯ (терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашского языка). Между тем очевидна необходимость выявления

межъязыковых связей, установления истоков возникновения и причин структурно-семантических изменений в ТППО. Назрела насущная потребность рассмотрения развития терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей, татар, башкир, марийцев, удмуртов, мордвы и русских. Наступило время для анализа терминологии ППО ЧЯ в границах истории этноса, для выявления конкретных моментов исторических контактов родственных и неродственных языков. Важно учесть фактор обогащения терминологии ППО ЧЯ и в плане мобилизации внутренних ресурсов язьгка.

Объектом исследования является вербальный текст похорон-но-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья на основе лексикографических, архивных источников и полевых материалов, предметом - терминология похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья.

Материалами для исследования послужили этнографические, лексикографические и фольклористические работы Г.Ф. Миллера, А.А.Фукс, Н.И. Золотннцкого, В.К. Магницкого, К.П. Прокопьева, Г.И. Комиссарова, П.В. Денисова и др., рукописи Г.Т. Тимофеева, Н.И. Ашмарина, Н.В. Никольского и др., хранящиеся в научном архиве Чувашского государственного института гуманитарных наук; этнографический очерк «Тахарьял» Г.Т. Тимофеева, выдержавший 2 издания; 17 выпусков "Словаря чувашского языка" Н.И. Ашмарина; «Русско-чувашский словарь» (Казань, 1909), «Краткий чувашско-русский словарь» (Казань, 1919) Н.В. Никольского; «Диалектологический словарь чувашского языка» Л.П. Сергеева (Чебоксары, 1968); «Чувашско-русский словарь» под редакцией М.И. Скворцова (Чебоксары, 1985); отчеты фольклорных экспедиций сотрудников Чувашского НИИ за 1961, 1962, 1971, 1987 гг.; картотека «Историко-этимологического словаря чувашского языка» профессора Н.И. Егорова; «Учебно-справочные материалы по чувашской диалектологии и диалектологический словарь приуральских говоров чувашского языка» J1.B. Власовой и Н.И. Егорова (Стерлигамак, 2004); материалы фольклорно-диалекголошческой практики студентов русско-чувашского отделишя Стерлитамакской государственной педагогической академии им. Зайнаб Биишевой за 1997-2007 гг., а также записи, сделанные в течение ряда лет автором диссертации.

Методологическая основа вырастает из положений работ В.Я. Проппа, Н.И. Толстого, С.М. Толстой, A.B. Гуры, Б.А. Успенского, А.К. Байбурина и др. Подспорьем в деле осмысления теоретических положений диссертации и поисков методов послужили труды местных ученых Чувашии: П.И. Золотницкого, Н.И. Ашмарина, В.И. Сергеева, Н.И. Его-рова, A.B. Кузнецова и др.

В ходе исследования применялись следующие методы: описательный, сравнительно-исторический, сопоставительный, этнолингвистический, лингвокультурологический, позволившие произвести комплексный анализ терминологии и других номинативных единиц похоронно-поминалыюй обрядности.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые предпринят опыт изучения терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья в этнолингвокультурологическом освещении (в сравнительно-историческом, сопоставительном и типологическом аспектах), осуществлена практика цельного и системного осмысления ТППО в контексте этнолингвокультуролоши и реконструирования лингвистической картины ППО чувашей, определения структурных ритуально-обрядовых блоков, выявления структуры каждого блока по отдельности. Кроме того, впервые проведена верификация номинативных единиц.

Цели диссертационной работы заключаются в инвентаризации, систематизации, классификации и сравнительно-историческом и сопоставительном изучении терминологии похоронно-поминалыюй обрядности чувашей.

В соответствии с поставленной целью решаются следующие задачи: 1) сравнительно-сопоставительное изучение терминологии похоронно-поминальной обрядности родственных тюркских (чувашского, татарского, башкирского и др.) и исторически контактировавших финно-угорских (марийского и отчасти удмуртского) языков; 2) исследование похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья в этнолингвокультурологическом аспекте; 3)выявле-ние закономерностей построения вербального обрядового текста на материале комплекса похоронно-поминальной обрядности чувашей в сравнении с аналогичной обрядностью других народов обширного Урало-Поволжского региона; 4) реконструкция всего комплекса похоронно-поминальной обрядности чува-

шей на основании лингвистического материала, то есть на базе изучения традиционной народной терминологии.

Теоретическая значимость исследования заключается в разработке и апробации определенного крута аналитических приемов, методов, критериев и предпосылок к дальнейшему углубленному комплексному этнолингвокультуролопгаескому изучению терминологии дахоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья в сравнительно-сопоставительном плане, что призвано способствовать дальнейшему развитию современной лингвистики, этнокультурологии, этнолингвистики, лексикологии, морфологии, а также для кодификации и нормализации специальной научной (этнологической, культурологической и т.д.) терминологии чувашского языка. Основные положения диссертации могут быть использованы в дальнейшем расширенном и углубленном исследовании номинативных единиц ППО народов Урало-Поволжья.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы при составлении толковых, этимологических, отраслевых, этнолингвистических и иных словарей, а также при разработке практических пособий, спецкурсов по фольклору, лексикологии, этнографии, культурологии.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Сравнительно-сопоставительное и этнолингвокультуро-логическое исследование терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья, как одно из направлений в языкознании, вызывает необходимость рассмотрения лексики в новых аспектах.

2. Терминология похоронно-поминальной обрядности чувашей сформировалась на основе исконно тюркских и заимствованных слов. Наибольший интерес представляют термины исконно тюркского происхождения, отличающиеся большим семантическим разнообразием. На их основе можно выявить принципы номинации, характерные для чувашей.

3. Сравнительно-сопоставительное исследование терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов позволяет установигь межкультурные и межъязыковые связи народов Урало-Поволжья.

Апробация работы. Основные положения и результаты диссертации оглашались на научно-практических конференциях меж-

дународного, всероссийского, республиканского, межвузовского уровней в городах: Стерлитамак, 1999, 2001, 2003, 2004, 2007, 2008 гг.; Чебоксары, 2000 г.; Уфа, 2002, 2008 гг.; Елабуга, 2002, 2006 гг.; Тобольск, 2007 г., 2008 г.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка и приложения.

Основное содержание работы

Во введешш обосновывается выбор темы, ее актуальность, формулируются цели и задачи, определяются объект, предмет исследования, теоретическая и практическая значимость работы.

В первой главе «Общетеоретические проблемы изучения обрядового текста и терминологии иохоронно-поминальной обрядности в лингвистике» рассматривается современная теория текста как объекта лингвистических исследований, так как содержание ТППО раскрывается в обрядовых текстах.

В первом разделе первой главы рассматриваются гносеологические границы разных лингвистических субстанций, связанных с изучением текста вообще и обрядового, культурного текста в частности, - грамматики текста, лингвистики текста, теории текста, а также этнолингвистики, лингвокультурологии, этполшгвокультуролопт и семиотики; излагаются основные суждения о тексте, семиотике, включая лингвистику, структуру, грамматику текста и т.д. Основное внимание уделено обрядовому тексту как предмету исследования этнолингвистики (шире этнолингвокультурологии). Затрагиваются особенности теории текста, как самостоятельной филологической дисциплины, т.к. общая функциональная направленность теории текста особенно важна для анализа цельного обрядового текста, уделено вопросам, касающимся структуры текста.

В данном параграфе рассматривается также семиотический подход к анализу культурных текстов. В отношениях между человеком, обществом и природой культура предстает как совокупность языков, распределенных по своим функциям, что и позволяет говорить о семиотике культуры. Человеческий язык не только система коммуникации, но и система хранения, организации и трансмиссии информации. В связи с использованием знака в человеческой деятельности возникают многообразные формы отношений. Это - отношение человека к знаку, знака к реальному предмету и его иде-

альному образу, знака к другим знакам системы и т.д. В соответствии с этим существует три уровня (аспекта) членения семиотики -синтагматика, семантика и прагматика.

Ценность семиотического подхода к изучению обрядовой сферы традиционной культуры состоит прежде всего в том, что она позволяет реконструировать в полном объеме процессуальный уровень обряда и относительно адекватно восстановить идеологическую сферу обряда, его семантический и ментальный уровни.

Во втором разделе первой главы рассматривается обрядовый текст как объект лингвистического изучения. По убеждению автора, обрядовый текст исследуется в рамках таких специфических направлений филологической науки, как лингвистика текста, теория речевых актов, теория массовой коммуникации, теория текста, семиотика, прагматика, культурная антропология, фольклористика, этнология, культурология, этнолингвистика и т.д. Обрядовый текст, актуализированный в вербальной форме, выражает обряд в формах языка, то есть с помощью языковых знаков. Следовательно, основная сущность актуализировалиых в вербальной (повествовательной) форме обрядовых текстов заключается в языковом выражении определенного смыслового ряда. Языковая сущность вербально зафиксированных обрядовых текстов придает им статус объекта лингвистического изучения.

Обрядовый текст изучается с позиции языкознания, то есть приемов и методов, разработанных лингвистикой и теорией текста. Поэтому к обрядовому тексту надо подходить как к тексту лингвистическому и уделять внимание анализу языковых знаков - слов, синтагм, терминов, терминологических оборотов.

В третьем разделе данной главы диссертации излагаются основные общетеоретические предпосылки по содержанию и структуре похоронно-поминальной обрядности.

По своему содержанию и структуре похоронно-поминальный обрядовый комплекс представляет собой линейно упорядоченную последовательность реальных (физических), целесообразных (прагматических), нормированных (санкционированных) действий, совершаемых в соответствии с устоявшимися в данном социуме религиозно-мифологическими нормами в процессе подготовки тела усопшего к захоронению, самого акта погребения, а также спустя

определенное время после захоронения1. Весь комплекс похоронно-поминальной обрядности в делом, включая некоторую совокупность предварительных и завершающих акций, предстает как многоморф-ный смысловой пространственно-временной континуум, который с лингвистической (прежде всего - семиотической) позиции принято называть обрядовым текстом. Похоронно-поминальная обрядность рассматривается как сложный цельный комплекс, состоящий из упорядоченной последовательности реальных (физических), символических и ментальных акций и символов, выраженных в трех основных формах: реальном (предметном), акциональном (действенном), вербальном (словесно-речевом).

При этом следует оговориться, что мы изучаем, собственно, не сами обрядовые акции, а термины, их отражающие, то есть слова и синтагмы и скрытые за ними значения и смыслы как поверхностные, так и глубинные. Взятое вне контекста слово (с его словарным толкованием) обладает только поверхностным смыслом (значением), а глубинный смысл слова познается только в тексте.

Похоронно-поминальная обрядность при всей своей сложности и множественности элементов подчиняется строгим правилам. Это позволяет проанализировать каждый эпизод обряда с учетом основных семиотических оппозиций, что в свою очередь помогает выявить существенные дополнительные детали. Обращение к терминологии ППО как к источнику реконструкции древней духовной культуры чувашей и других народов эффективно при условии, что эта терминология изучается системно.

В четвертом разделе первой главы рассматриваются парадигматика и синтагматика обрядового текста. При лингвистическом подходе к изучению обрядового текста знаково-кодовый уровень следует относить к сфере парадигматики обряда - системе отношений единиц (знаки, коды) определенного уровня. Каждый элемент обрядового текста семиотически маркирован по отношению к своему прототипу: предмет и действие выступают в обряде не в своем обиходном, утилитарном значении, а в ритуальной, символической,

1 Ольховский B.C. Погребальная обрядность (содержание и структура // Рос. археология.- 1993.-X» 1.-С. 85.

знаковой функции2. Это вторичное, культурное, символическое значение реалии как дополнительная знаковая характеристика и служит предметом нашего исследования.

«Парадигматические отношения - это отношения между языковыми единицами, которые чередуются друг с другом в одной и той же позиции или определенным образом совмещаются друг с другом в одной и той же позиции»3.

С лингвистических позиций к парадигматике относятся группировки знаков в системе языка, основой которых выступает оппозиция синонимия - антонимия, паронимия; гнездо знаков (слов) — семья знаков; лексико-семантическая группа - наиболее общая группа знаков - поле.

Синтагматическое отношение характеризует строение синтагмы как языковой последовательности любого уровня и/или определяется комбинаторика более крупных единиц из более мелких. Синтагматические отношения основаны на линейном характере речи и свойстве ее протяжённости, однонаправленности, последовательности. Благодаря этому элементы речи (текста), следуя один за другим, образуют определенную последовательность языковых знаков -синтагму. Это определение синтагматики подходит и к обрядовому тексту. К синтагматике в языкознании относят группировки слов (знаков) по их расположению в тексте (речи) относительно друг к другу (сочетаемость, аранжировка), при этом основой таких отношений выступает дистрибуция, то есть распределение отдельных единиц (слов, словоформ, знаков, кодов) в тексте. В параграфе обозначена цель изучения парадигматики и синтагматики обряда.

В пятом разделе первой главы на основе анализа этнографических и лингвистических источников дается краткая характеристика истории изучения и фиксации терминологии похоронно-поминальной обрядности и самого обряда в тесной связи с многовековой историей и культурой народов Поволжья. Для нашего исследования большой интерес представляют материалы, собранные в

?

" Толстой НИ. О вторичной функции обрядового символа (на материале славянской духовной традиции) // Историко-эгнографические исследования по фольклору: сб. статей. - М, 1994. - С. 238.

з

Степанов Ю.С. Основы общего языкознания. - М.: Просвещение, 1975. -С. 259.

середине ХУШ - начале XX веков Г.Ф. Миллером, П.С. Палласом, И.Г. Георги, И.И. Лепехиным, Н.И. Золотницким, Н.И. Ашмариным, Н.В.Никольским, Г.Т.Тимофеевым и другими. В них отражены традиционная похоронно-поминальная обрядность и терминология не только чувашей, но и других народов Урало-Поволжского региона.

Во второй главе диссертации «Отражение представлений о загробном мире, душе, смерти, покойнике, кладбище, могиле, гробе в иохоронно-поминальной терминологии» прослеживается терминология, связанная с представлениями чувашей о душе, о смерти, о загробном мире, об усопших и т.п. в сравнении и сопоставлении с данными языков народов Урало-Поволжья. В первом разделе исследуется терминология, связанная с представлениями чувашей о загробном, потустороннем мире (леш тёте). Чувашское леш тёте образовано от указательного местоимения леш «тот, другой» + чув. тёте «свет», букв, «тот свет». [Сравним с марийским шим птунча (Уф.), вэсь птунъа «загробный мир»].

Представления чувашей о существовании потустороннего мира тесно переплетаются с космогоническими представлениями других народностей. В верованиях чувашей о загробном мире нашли отражение постулаты язычества, мусульманства и христианства. Как свидетельствует языковой материал, после принятия ислама стало особенно интенсивно входить в мировоззрение булгароязычного населения мусульманское вероучение (ср. масар Эсрегши «Азрашть кладбища», оба слова арабского происхождения), но при этом частично сохранялись и исконные языческие представления.

Во втором разделе второй главы рассматривается терминология, связанная с представлениями о душе и ее переселениях после смерти человека. Души благочестивых людей и детей после смерти могли отправиться в датмах «рай», сётлё кулё «молочное озеро», мамарла дёр «блаженное место» (ср.: башк. д. (сакм.) мамыра «блаженствовать»; кирг. мамыр «спокойный»; каз. мамыра «блаженный»; мар. мамырлык «блаженство, «роскошь, удовольствие, блаженство»). Место грешников на том свете - тамак «ад», тамак ху-ранё «адский котел», ахрат дырми «пропасть, глубокий овраг», тёпсёр ханкар, инкер-ханкар «преисподняя», какарман дёр-шывё «преисподняя», букв, «страна хаоса». Терминология, связанная с трансцендентным миром, состоит из ряда заимствований из татар-

ского, персидского, арабского, иранского языков. Большинство является общетюркским и имеется во всех тюркских и финно-угорских языках. На это указывает общность культурно-религиозной терминологии, которая образовалась в эпоху Великой Булгарии, Золотой Орды, Казанского ханства.

В третьем разделе второй главы рассматриваются основные базовые слова, образованные от глагольной основы вил- «умереть»: вёлер- «убить», вилё «мертвый» (со значением признака), «мертвец, труп» (со значением результата), вилём «смерть» (физиологическое явление и персонаж) в сравнении и сопоставлении с языками родственных и неродственных языков, в которых раскрывается этнокультурная сторона жизни народа. Особенно это заметно в названиях, связанных с представлениями о смерти и усопших, на основе которых образованы многочисленные новые слова как синтетическим, так и аналитическим способами. Компаративное изучение номинативной единицы вшём позволяет представить полную картину народного представления о смерти как о физиологическом явлении и как о персонифицированном, аниматизированном, антропоморфизи-рованном существе, мифологическом персонаже «духе смерти». Дух смерти обозначается терминами, как Чун илпи, Эсрел. Чун ипли (дух смерти) «душегуб, убийца» (чисто чувашское название; ср.: тат. щанкыйгыг «душегуб», «душегубец», мар. чон кочшо «душегуб», «убийца») и по представлениям чувашей, ходит с шилом и молотком и извлекает души людей. Второе название духа смерти Эсрел в чувашском языке имеет ряд фонетических вариантов (эсрел, эсрил, эс-релё, эсреллё «дух смерти»). Соответствия в других тюркских языках: тат. газраш «ангел смерти», «жестокосердечный, бессердечный»; баш. газазил «демон»; тур. азраил «ангел смерти, уносящий душу человека»; узб. азравП; кумык, азиреип; ног. азраил «ангел смерти»; казах, эзгрэйт «дух смерти». Ср.: мар. Г. азырен, мар. Л. азырен смерть (как существо) (< тюрк.). Слово Эсрел считается арабским (араб, азраил имя ангела смерти), заимствованным через татарское посредство.

В четвертом параграфе обобщены номинативные единицы, связанные с названиями кладбища и могилы. Кладбище - сакральное место, где совершаются ритуалы с погребением усопших, поминальные обряды, также с ним связан ряд запретов и суеверий. Д ля понятия «кладбище» в чувашском языке используются масар, дава,

куринк(к)е. Для низового диалекта характерным общеупотребительным словом считается масар. В говорах верхового диалекта распространено слово дава, в некоторых локальных говорах низового диалекта - куршкг / курынкке, вилё карты, «кладбище», дава карты «кладбище». Исследователи отмечают, что слово дава образовано от древнетюркского йог в значении «похоронная церемония». Сравнительно-сопоставительный материал показывает, что масар приобрело значение «кладбище» только в конце XIX - нач. XX (по крайней мере, в среде верховых и средненизовых чувашей). Кроме этого, в устах чувашского народа сохрашшись эвфемистические перифразы названия кладбища: автансар ял «кладбище», букв, «деревня без петухов», тётёмсёр яч «кладбище», букв, «деревня без дыма». Могила в чувашском языке представлена такими терминологическими единицами: вше шатакё, букв, «мертвого яма», дын пытармаллы шатак, букв, «яма для захоронения человека», масар шатакё, букв. «кладбшце(нская) яма», вилё дын шатакё, букв, «мертвого человека яма», пуса. В некот орых говорах башкирских чувашей зафиксирован термин лехет (ср.: тат., башк. лэхет «боковая ниша в могиле, куда кладут покойника-мусульманина», «могила, могильная яма» <— араб. лэхед «могила», «боковая ниша в могиле»), тупик в значении «могила».

Пятый параграф посвящен подробному анализу номинативных единиц, обозначающих гроб: тупак (фонетические варианты тупат: топат), кистен, йывад (букв, «дерево»), пурт, дурт букв, «дом». Слово тупак «гроб» имеет арабское происхождение, в чувашском языке является татарским заимствованием (тат. тпабут). Это общечувашское название получило повсеместное распространение, однако, в верховом и маргинальном говорах низового диалекта для обозначения «гроба» употребляется слово кистен. По традиционным воззрениям многих народов, «гроб» считается домом или жилищем покойника. Мифологическая связь между понятиями «гроб» и «дом» подтверждается номинативными единицами пурт, дурт. Представление гроба как «дома» выражается не только в вербальном коде, но и в ритуальных действиях. Так, в гроб клали овечью шерсть {дам хураддё). Такое действие можно объяснить лишь при сопоставлении гроба с жилым домом, при возведении которого чуваши под первый венец кладут шерсть, чтобы удержать тепло (аша тытма).

В словообразовании чувашской терминологии ППО выделяем несколько способов: Лексико-семантический: тупак «гроб» < тупак «могила»; пурт «гроб» < пурт «дом». Аффиксальный, где наиболее продуктивными дериватами являются -лах(-лёх), -ё, -сар(-сёр): вгтёмлёх, вилёмсёр, вше. Лексико-сштаксический: сущ. + сущ. (та-мак хуранё, букв, «адский котел», масар пудё «глава кладбища»); прил. + сущ. (сётлё кулё «молочное озеро»); мест. + сущ. (.пеги тёте «тот свет»); числ. + сущ. + сущ. {$ичё дёр мини «тартарары», букв, «седьмой ярус земли»); деепричастная форма + личная форма гл. (касанса вил «умереть от пореза»). Продуктивным способом обогащения терминов являются кальки и полукальки русских терминов: eáxamcáp вилём «безвременная кончина», кётмен вилём «неожиданная смерть».

В третьей главе «Специфика терминологии допохоронной обрядности» на основании лингвистического материала, то есть на базе изучения традиционной народной терминологии, сделана попытка реконструкции ритуально-обрядового блока «Допохоронная обрядность». В данной главе рассматривается терминология предварительных (подготовительных) обрядов похоронного цикла в языковом сравнении и соотношении с аналогичными явлениями и воззрениями народов Урало-Поволжья.

Допохоронная обрядность состоит из ритуально-обрядовых блоков, внутри которых каждый обрядовый акт представляет собой ситуацию взаимодействия элементов различных кодов: акциональ-ного, локативного, темпорального, персонажного, музыкально-вербального и др. Этот период является одним из важных и значительных моментов похоронно-поминальной обрядности, поскольку на этом промежутке времени происходит подготовка умершего к захоронению, включающая в себя такие обрядовые акты, как подготовка к смерти, благословение, завещание, прощение, исход души (наступление смерти), омовение души, хождение за водой, обмывание, обряжение, бдение, рьпье могилы, очищение. Действия обозначены соответствующей обрядовой терминологией.

Ритуальная подготовка к смерти имеет как материальную, так и духовную составляющие. К материальным элементам относятся вилём япали, вилёмлёх япача, букв, «вещи, отложенные на смерть», пытару хатёрё «вещи, приготовленные к погребению» (ср.: тат. улемтек «вещи, приготовленные для погребального обряда»; башк.

улелшек «вещи, отложенные на похороны»). Духовный компонент сопровождался ритуалами благословения умирающим на смертном одре, завещания, прощения, причащения, отпущения грехов, соборования, имеющих целый ряд специфической терминологии: пил: пех(х)ил /пахт «благословение», тат., башк. бэхил «прощение», вост.-мар. пакел «прощальное пожелание», «прощание»; халал «завещание», тат. хэлаль, башк. хэлэл «дозволенный, допущенный», «незапретный», «законный, соответствующий шариату», мар. стал «благожелательный», «благожелание», удм. качан «завещание (перед смертью, отъездом, прощанием)». Слово хачач арабского происхождения: от качал «дозволенный, разрешенный», «чистая, неоскверненная пища», «приобретенное честным путем достояние», «прощать», «отпускать прегрешения (о человеке)». Сравнительно-сопоставительное исследование показывает, что тексты чувашских, татарских, башкирских, марийских благословений очень близки, и это связано с многовековыми взаимными контактами, которые интенсивно развивались в Урало-Поволжье.

В терминологии акционального кода отражен момент наступления смерти: чун тухни «исход души». По народным представлениям, душа должна явиться в чистом виде в загробный мир. У народностей Урало-Поволжья сохранилось поверье, что душа человека после отделения от тела умывается водой в чашке, которая ставится специально для этого случая у изголовья умирающего. Этот момент передается терминологией чун даванни, чунё чухенни «омовение души».

Особую значимость приобретает предметный код, включающий реалии, играющие на данном этапе обряда защитную роль. Чтобы избежать овладения злыми духами душой умершего, после выхода души которого к его изголовью кладут соль, хлеб, зажигают свечу. Хлеб и соль, считается, способны защитить от нечистой силы. Одна из функций хлеба и соли, оставляемых в течение 40 дней после смерти, быть оберегом. К предметным реалиям относится также яйцо, которое присутствует в ритуальном действии, обусловленном представлениями о зарождении новой жизни. Действие выражено обрядовой терминологией дамарта кустарни «катание яйца». Слово кус- употребляется в значениях «вращаться, катиться», «совокупляться». Катание яйца по земле - это как оплодотворение земли. Тем самым осуществляется зарождение новой души, и смерть здесь понимается как залог рождения новой жизни.

Важными ритуально-обрядовыми действиями допохоронной обрядности являются следующие моменты отображаемые в терминологии: «обмывание» (вше утне дуни), обряжение (виле тирпейле-ни, букв, «приводить умершего в порядок», виле пудтарни). На данном этапе выделены термины персонажного кода: виле давакан, букв, «обмывалыцик умершего», савап сунакан дын «человек, желающий всех благ», гиыва куртсе давакан «человек, совершающий обряд купания», дывах дынсем «близкие (покойному) люди», хресне ача «крестное дитя».

Темпоральный признак является в весьма ограниченном числе терминов, связанных с обозначением момента смерти. Время обмывания выражается номинативными единицами: вилнёмайан «немедля после кончины», дийёнчех «незамедлительно», кевте хытиччен «пока тело не остыло».

К предметной знаковой системе, связанной с обмыванием умершего, относятся сооружения для обмывания, вода, предметы, необходимые для обмывания: мыло, мочалка, тряпки, рукавицы и пр., которые имели вторичную ритуализацию. Чуваши считали, что кусок одежды умершего может помочь в судебных делах. Мыло использовалось в лечебных целях. Можно перечислить достаточное количество примеров предметного кода, функционирующих во время похорон и «используемых вторично в действиях с иной функциональной направленностью»4. К предметным знакам относится вода для обмывания покойника (вил шыв, вил(е) шывё, букв, «мертвецкая вода», виле дуна шыв «вода, в которой обмывали умершего»), наделенная магической и ритуальной функцией. Следующим составляющим обрядового текста допохоронной обрядности являются действия (актанты), связанные с хождением за водой для обмывания (шыв асма камни), которое включает в себя ряд действий с водой.

Следующим моментом считается обряжение усопшего, которое выражается в обрядовой терминологии тирпегшени букв, «приведение в порядок», ретлени букв, «приведение в порядок, тахантартни букв, «одевание, облачение», тумлантарни букв, «одевание, наряжение» и кехвенлени «обертывание покойника в саван». На данном этапе особым значимым является предметный код.

4

Толстой Н. И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. - Изд. 2-е, испр. - М.: Ицдрик, 1995. - С. 171.

В силу этого рассмотрена «смертная одежда», каковая делится на праздничную, повседневную, брачную.

В д. Зириклы Бижбулякского района Республики Башкортостан некрещеные чуваши (теле кёмен чавашсем) в качестве специатьной погребальной одежды использовали кеветёк «саван» (< тат. кэфгн «саван», кэфвнлек «материал для савана»; башк. кэфен «саван», кэфенлек «ткань на саван»). Местами атрибутом «смертной одежды» является йёлен, тен «старинный женский свадебный кафтан», «старинная суконная поддевка женщин» (< тат. жгшэн «азям», «халат», «летнее пальто», «пыльник»; башк. елэн «женский халат»; мар. б. йзлен «женский летний кафтан из сатина, плиса»).

Во время обряжения усопшего немаловажное значение придают волосам (или заплетанию косы) вше дудне дивётплени. Заплетая умершей женщине косу особым способом, усопший «лишается последних признаков принадлежности живым»5.

В разделе дается анализ названий обрядовых действий, связанных с изготовлением гроба. Действия составляют сложный текст похоронного обряда и систематизируются различным образом: тупак туны «изготовление гроба», тупак шее кени (внесение гроба), тупака вырттарии (укладывание в гроб).

Нами выявлены термины, определяющие действующие лица (персонажный код) в ритуально-обрядовом действии: йывад тава-кансем букв, «изготовители, созидатели дерева», кистен тавакансем «изготовители фоба», тупак тавакансем «изготовители гроба», астасем «мастера», йывад асти «столяр», букв, «мастер по дереву»; мар. мастар, уста.

Обобщается растительный код, то есть использование в ритуале регламентированных пород деревьев и определенных видов травянистых растений. Например, окуривание богородской травой, вложение в руку покойного ветки шиповника, изготовление постели из Тур(а) амаш куракё «богородская трава», чапар куракё «чабрец» и пр.

В данном ртуально-обрядовым блоке выявляются исконно чувашские, языческие элементы с наслоениями христианской симво-

Байбурин Л.К. Ритуал в традиционной культуре: структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. - СПб.: Наука, 1993. - С. 108.

лики (икона, крестик, венчик), прослеживается смежность мусульманской культуры, в частности - татарской.

Одним из основных моментов допогребальной обрядности считаются ночные бдения около покойника вше динче ларни «сидение у покойника», вгтё дине кайни «хождение к покойнику». В этом отношении сохранились у башкир и татар названия, которые непосредственно связаны с символической охраной покойника: тат. уле саклау, башк. мэйет наклау «охранять покойника», мэйет квтву «сторожить покойника». Ночное бдение у некоторых групп татар называется тэн саклау, твнэту «караулить ночь». Цель ночного бдения - не дать овладеть демоническим духам душой умершего и забрать ее к себе, поэтому родные и близкие усопшего должны были ее охранять, угощать, ублажать и веселить. При живых людях дьяволы не могли подступиться к душе умершего. Для предохранения души от козней злых духов в течение 40 дней поддерживали огонь (жгли свечи или лампаду, светильник), под гроб клали острые железные предметы: нож, топор.

Рытье могилы маркируется различными ритуальными действиями, которые фиксируются в терминологии дёр пудлани (шйтйк пудлани) «починание земли», то есть на месте будущей могилы вырезается слой дерна, который называется «зачинная земля» (дёр пуд-лана тапра); дёр сутан илни «выкуп земли», выран ил(ни) «выкуп места».

Значительная часть рассматриваемых нами обрядовых терминов мотивирована обрядовой реальностью, которая носит регулярный и системный характер. Например, названия действующих лиц могут мотивироваться совершаемыми действиями или обрядовыми функциями: дёр пудлаканё (пудлаканни) «починающий землю», дёр пудё «починатель земли».

В четвертой главе «Особенности терминологии погребальной обрядности» рассматриваются основные моменты собственно погребального периода, которые ограничены одним днем, насыщены ритуалами и переданы соответствующей терминологией, причем обрядовые акты традиционны в вербальном, акциональном, предметном, темпоральном, локативном планах. Основными блоками на этом промежутке времени следует считать: прощание (дома, во дворе), вынос гроба, путь на кладбище (похоронная процессия), опускание гроба в могилу, бросание горсти земли, погребение, поминове-

ние, очищение. Ритуальные действия и терминология рассматриваются в сравнительно-сопоставительном и этнолингвокулыурологи-ческом аспектах.

В исследовании особое место отведено «порубежным», переходным моментам, то есть границам разных микромиров: двери дома (алак), воротам двора (хапха), полевым воротам (уй хапхи), которые являются рубежами опасными и отделяющими «умершего от его дома, семьи и земной жизшо>6. Границы рубежа отмечались ритуалами, поэтому «при выносе покойника из дома должен быть окончательный раздел между живыми и мертвыми»7, и достаточно часто фиксировался обьгчай при выносе гроба троекратно взад-вперед раскачивать его у порога. Ритуальное действие символизировало прощание умершего с домовым (хёрт-сурт). На данном этапе вьивлены действия, связанные с очищением, производимые с огнем и водой. К реалиям очищения относятся зола, раскаленный камень, зажженное тряпье. Ритуальное действие состоит го очищения дома (nypine дуса тасатни), которое проявлялось в обмывании стены дома, пола.

Кульминационным моментом погребального цикла является похоронная процессия. Перемещение является центратьным звеном не только в синтагматической, но и в семантической структуре ритуала. Последний путь покойного перекликается с реатьной дорогой (от дома до кладбища) и мифологической (в иной мир). O.A. Седако-ва пишет, что «дорога - одна из самых значительных реалий похорон: путь из дома до кладбища - кульминация в развитии обряда»8. С дорогой связаны многочисленные ритуальные действия: устила-ние дороги ветками, цветами, нитками (местами), запреты на растягивание толпы участников церемонии, посещение кого-либо по возвращении с кладбища. По ходу похоронной процессии совершают обычай, получивший название «дарить встречную» (пёрремёш тел пулакана пани), то есть дарить подарок первому встретившемуся

6 Толстой Н.И. Переворачивание предметов в славянском погребальном обряде // Исследования в области балто-славянской духовной культуры: (погребальный обряд). - М., 1990. - С. 119.

7

Байбурин А. К. Указ. раб. - С. 112.

8

Седакова О А Метафорическая лексика погребального обряда; материалы к словарю//Славянское и балканское языкознание. - М, 1983.- С. 206.

человеку. В качестве знака первой встречи используются чыгыт, юсман и свеча, завернутые в кусок холста (сверток), и называется такое подношение дул парни «дорожный дар». Обычай дарить первому встречному характерен для татар-кряшен, русских и некоторых др. народов.

Сам процесс погребения в чувашском языке обозначается номинативной единицей вше пытарни, также используются глаголь-но-именные конструкции вгте пытар- / чик-, ср.: мар. колышмыш тояги. Следует отметить ареальное употребление пытар- «прятать», чик- «совать, сунуть, помещать во что-л.», хур- «класть, ложить», вар- «зарывать». М.Р. Федотов чувашское пытар- связывает с др.-тюрк. batur- понуд. ф. от bat- «топить, окунать, прятать, скрывать». Сравнительно-сопоставительное исследование слова «хоронить» указывает «на необходимость убрать умершего из сферы прямой бытовой досягаемости в область культовой недосягаемости (но не физической недосягаемости, ибо, чем физическая изоляция достигается, тем она и преодолевается - на этом основаны археологические раскопки погребений)»9.

Диссертантом выявлены в этнолингвокультурологическом плане предметные реалии, например, монеты, бросаемые в могилу: шаток укди «могильные деньги», шыв укди «деньги за воду», дёр дутти «свет земли». Кроме того, по сообщениям некоторых информаторов, деньги (монеты) кидали, чтобы на том свете быть умершему богатым, неженатому- женатым, девушкам - замужем.

В пятой главе «Терминология и структура поминальной обрядности» рассматриваются терминология поминальной обрядности, названия их комплексов и действий.

Послепохоронный период связан со значительными поминками, которые подразделяются на частные и общие. Первые совершаются над новоумершим и, в свою очередь, подразделяются на малые и большие, и связаны они с проводами души на тот свет. Наша работа нацелена на рассмотрение частных поминок.

Чувашская традиция знает поминки виддёшё, виддёмёшё «его третьины», диччёшё, диччёмёш(ё) «его седьмины», кёднерни кун (кад), эрне кад «ночь с четверга на пятницу», mäxäp кунё, таххарашё,

9

Кызласов И. Л. Мировоззренческая основа погребального обряда // Рос. археология. - 1993.-№ 1. - С. 99.

mäxxäp.uäiu «его девятины», дирёлшёшё «двадцатый(день)», хёрёхмёшё «сороковины», пумилк(к)е «поминки», дур дулё «полгода», дулталак, пёр дулё «год», видё дулё «три года». Из перечисленных поминок не все яшшются исконно чувашскими. Важно отметить, что чуваши поминки па девятый день стали отмечать под влиянием русско-православной обрядности. Однако, местами поминки, проводимые на девятый день по чувашской традиции, называются диччёшё, то есть «его седьмины».

В сравнительно-сопоставительном отношении важно отметить поминки «в ночь с четверга на пятницу» (эрне кад), ср.: ist. атна к1сч, башк. азна кис, мар.д. ария гас, арнагас «четверг», букв, «канун пятницы».

Поминки «в ночь с четверга на пятницу» (эрне кад) приходятся на пятницу', так как по старому лунно-солнечному календарю чувашей сутки начинались с заходом солнца. Поскольку пятница, по мусульманской традиции, считалась праздничным днём, то поминовение «в ночь с четверга на пятницу» восходит к мусульманской культуре. Так, у татар бытует обычай поминать в каждый четверг (т.е. в ночь на пятницу). Башкиры по шариату устраивали поминки в каждую пятницу ([йома) или четверг (кесе йома). В этот день читали молитвы, одна из которой должна быть посвящена умершим родственникам, то есть родителям (считалось, что покойник каждую пятницу или четверг наведывается домой)10.

Малые поминки проходят по единому сценарию, где выделяются пшцевой (блюда, напитки), вербальный (словесно-речевые формулы), акциональный (.хывни, асанни), предметный (полотенце, ложка, свеча и пр.), темпоральный (поминки начинаются после захода солнца до полуночи), локативный (дома, на улице, за воротами) коды. Во время поминок особым значимым элементом считается вербальный код. Как отмечалось выше, поминки устраиваются для «кормления» умершего - отсюда обращение к нему как к живому гостю. На данном этапе важно выделить животный код, которому характерна строгая регламентация использования определенных пород домашнего скота. Этот код отличается ритуальным действием юн каларни «(вы)пускание крови», которое сравнимо с татаро-

10 Бикбулатов Н.В., Фатыхова Ф.Ф. Семейный быт башкир XIX-XX вв. -М.: Наука, 1991. - С. 134.

мишарским обычаем приносить в жертву овец, телок, обычаем, и именуемым кан чыгару - «(вы)пускание крови»11.

Поминки, справляемые после погребения и до больших поминок, связаны с «кормлением» души. По верованию многих народов, душа до сороковин остается дома; если так, то она нуждается в пище. Ритуальные действия связаны с двумя мотивами - это воспоминание умершего (асанни) и возлияние пищи умершему (хывни). Главная задача живых - забота о душе.

В обряде поминовения завершающим этапом для новоумершего считаются поминки на сороковой день, называемые в чувашском языке пумилк(к)е, пумёлке, пысак асану «большие поминки», хёрёшёшё, букв, «его сороковины», хёрёх куне, букв, «его сорок дней». Чувашское название обряда пумшк(к)е, пумёлкке проникло из русского языка и является лишь фонетическим освоением русской номинативной единицы поминки. Поминки на сороковой день характерны для русского и всех тюркоязычных народов, но в чувашской обрядности являются заимствованными и свойственны чува-шам-кряшенам (язычники-чуваши справляли поминки на юпа).

Завершающим этапом частных больших поминок у чувашей-язычников является юпа, когда душа усопшего сородича окончательно уходит в мир иной и присоединяется к сонму ранее умерших предков.

Термин юпа в нашей работе рассматривается в значениях: 1) сакральное представление в мифологии; 2) намогильный памятник, то есть как вторичный намогильный знак, который устанавливается по прошествии определенного количества дней (недель, месяцев). В исследовании назван синонимичный ряд названий намогильного столба: масар юпи «намогильный столб»; пуд юпи, букв, «столб головы»; чул юпа «каменный столб»; палак (палка) (уст.) «знак», «признак», «примета», «памятник». Современные чуваши под этим словом понимают скульптуру или архитектурное сооружение в память кого-чего-нибудь; дава палакё «надмогильный памятник»; 3) название месяца; 4) поминальный обряд или окончательное выпровождс-ние умершего и приобщение к ранее умершим.

11 Уразманова Р.К. Современные обряды татарского народа (историко-этнографическое исследование). -Казань: Тат. кн. изд-во, 1984! - С. 121.

В синтагматическом отношении обрядовый текст характеризуется следующими ритуальными действиями и обозначается терминологией: 1) юпа касма каши «выезд в лес за юла»; 2)юпа myitu «изготовление столба»; 3) юпа кёртни «внесение в избу юпа»; 3) юпа тулпантарни «одевание юпа»; 4) юпа динче парни букв, «ночное сиденье у столба»; 6) юпа каларни «вынос юпа»; 8) кёпер хывни «устройство моста через овраг»; 9) юпа лартни «водружение столба на могиле»; 10) юпащтчи «баня, затапливаемая в юпа после водружения столба на кладбище». Ршуальные действия во времени ограничены и составляют не более суток. Обрядовый текст юпа в парадигматическом отношении характеризуется следующими «кодами»: вербально-музыкально-хореографический (во время «ночного сиденья у столба» плясали, пели), вербально-акциональный (во время возлияния (хывни) произносили слова с обращением к душе), пищевой (обрядовые блюда и напитки), предметный (намогильное сооружение чартак), темпорааьный (утро, ночь), локативный (местом окончательных проводов служит двор, площадка у ворот со стороны улицы, ближайший перекресток в сторону кладбища, дорога, ведущая на кладбище), предметный (свеча, полотенце), животный (скотина, которую режут на поминки), иконический (юпа, т.е. изображающий умершего), растительный (юпа для умершего мужчины изготавливался из дуба, для женщины из липы).

Следующим блоком обрядового текста юпа является вторая ночь, называемая вйрдм дурта кад «вечер длинной свечи» где совершается ритуальное действие ада курки ёдтерни «распитие мужского ковша». Затем следует «обряд введения новопреставившихся в круг ранее умерших» вилёсене пёр дёре хутйштарни (ритуал происходит через день или два дня после поминок в кругу семьи в салам дёрё «ночь поклона»). Ритуал сопровождается с поклонами. Характерной для данного этапа является обрядовая терминология, называющая акциональные действия: салам асатни / ирттерни, букв, «проводы салама»; салам курки ёдтерни ~ «преподношение ковша с пивом (capa)»; сачам калани «передача весточки через новоумершего своим прежде почившим родственникам». Завершающим этапом всего обрядового цикла «Юпа» считается распитие maca capa (чистое пиво), которое совершается в кругу семьи и соседей.

В заключении излагаются основные результаты исследования, раскрываются перспективы дальнейшего сравнительно-сопостави-

тельного и этнолингвокультурологического исследования терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Статья в издании, рекомендованном ВАК:

1. Афанасьева, Л.А. Лексика и устойчивые словосочетания, связанные с представлениями о смерти и усопших в чувашском языке / Л.А. Афанасьева // Вестн. Чуваш, ун-та. - 2007. - №7. - С. 122-125.

Статьи, опубликованные в других изданиях:

2. Васильева, (Афанасьева) Л.А. Влияние православной религии на чувашский похоронный обряд / Л.А. Васильева (Афанасьева) // Проблемы изучения и преподавания филологических наук: сб. материалов Всерос. науч.-пракг. конф. 11-13 мая 1999 г. / под общ. ред. И.Е. Карпухина, науч. ред. М.З. Закиев, отв. ред. Р.Г. Сибагатов. -Стерлитамак, 1999. - Ч. 4: Татарская и чувашская филология. -С.247-251.

3. Васильева, (Афанасьева) Л.А. Лексика похоронного обряда в говорах башкирских чувашей: (к этимологии слова кистен «гроб») / Л.А. Васильева (Афанасьева) // Чувашская Республика на рубеже тысячелетий: история, экономика, культура: тез. докл. науч.-практ. конф., посвящ. 80-летию Чуваш. Респ., 22 июня 2000 г. - Чебоксары, 2000.-С. 331-334.

4. Васильева, (Афанасьева) Л.А. Традиционная одежда в погребальном обряде чувашей РБ / Л.А. Васильева (Афанасьева) // Актуальные проблемы изучения и преподавания истории и культуры Башкортостана: сб. материалов респ. науч.-практ. конф. 3 окг. 2001 г./ под общ. ред. В.А. Иванова, отв. ред. О.А. Курсеева. -Стерлитамак, 2001. - С.б 1 -64.

5. Васильева, (Афанасьева) Л.А. Один из аспектов похоронной лексики чувашей Приуралья в сравнительном плане с языками евразийского пространства / Л.А. Васильева (Афанасьева) // Межкультурный диалог на евразийском пространстве: язык и литература в межкультурной коммуникации народов Евразии: материалы между-

нар. науч. конф. 30 сент. - 2 окг. 2002., г. Уфа. - Уфа, 2002. - С. 4244.

6. Васильева, (Афанасьева) Л.А. Ритуальные блюда в похорон-но-поминапыюм обряде чувашей Приуралья / Л.А. Васильева (Афанасьева) // Актуальные проблемы тюркской и фишю-угорской филологии: теория и опыт изучения: материалы Всерос. науч.-практ. конф. -Елабуга, 2002. - С. 43-46.

7. Афанасьева, Л.А. Основные понятия, отражаемые в похоронной лексике / Л.А. Афанасьева /7 Актуальные проблемы чувашского языка и литературы: сб. материалов Всерос. науч.-практ. конф. 25-27 нояб. 2004 г. / отв. ред. И.С. Насипов. - Стерлитамак, 2004. - С. 133135.

8. Афанасьева, Л.А. История собирания и изучения похоронно-поминальной обрядности и фольклора чувашей Поволжья и При-уратья // Языки и литература тюркских народов: история и современность: сб. материалов Всерос. науч.-практ. конф. 24-26 окт. 2006 г. - Елабуга,2006.-С. 112-115.

9. Афанасьева, Л А. Ритуальные напитки в похоронно-поминальной обрядности приуральских чувашей / ЛА. Афанасьева // Занкиевские тения: сб. материалов Всерос. науч.-практ. конф. 6-7 апр. 2007 г.- Тобольск, 2007.-С. 211-213.

10. Афанасьева, Л.А. Чувашские причитания: реконструкция семантики обряда / Л.А. Афанасьева // Проблемы диалогизма словесного искусства: сб. материалов Всерос. (с междунар. участием) науч.-практ. конф. 18-20 окт. 2007 г. / отв. ред. И.Е. Карпухин. -Стерлитамак, 2007. - С.84-86.

11. Афанасьева, Л.А. Терминология, связанная с названиями умершего «не своей смертью» в говорах приуральских чувашей / Л.А. Афанасьева // Филологическая наука конца XX начала - XXI вв.: проблемы, опыт исследования, перспективы: материалы Всерос. науч.-пракг. конф., посвящ. 75-летию Заслуж. деятеля науки Респ. Татарстан и РФ, докг. филол. наук, проф. Л.Ш. Арсланова. - Елабуга, 2007.-С. 39-42.

12. Афанасьева, Л.А. Лексика, связанная с представлениями о потустороннем мире башкирских чувашей / Л.А. Афанасьева // Су-леймановские чтения: материалы XI Всерос. науч.-практ. конф. «Проблемы сохранения этнического самосознания, языка и культу-

ры сибирских татар в XXI веке» (г.Тобольск, 16-17 мая 2008 г.). -Тобольск, 2008.-С. 134-135.

13. Афанасьева, Л.А. Мифологические персонажи и пантеон духов и божеств в похоронно-поминальном обряде чувашей / Л.А. Афанасьева // Вузовская наука: инновационные подходы и разработки: сб. науч. тр. профес.-преподават. состава Стерлитамак. гос. пед. акад. им. Зайнаб Биишевой / под общ. ред. А.Л. Галиева, отв. ред. Л.М. Липецкая. - Стерлитамак, 2008. - С. 60-64.

Подписано в печать 29.01.09. Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Гарнитура Times New Roman Усл. печ. л. 1,6. Уч.-изд. л. 1,1. Тираж 100 экз. Заказ №38.

Отпечатано в типографии Чувашского государственного университета им. И.Н. Ульянова 428015 Чебоксары, Московский просп., 15.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Афанасьева, Лира Аркадьевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. Общетеоретические проблемы изучения обрядового текста и терминологии похоронно-поминальной обрядности в лингвистике.

1.1. Современные общетеоретические представления о тексте и основные направления лингвистического изучения текста.

1.2. Обрядовый текст как объект лингвистического изучения.

1.3. Содержание и структура похоронно-поминальной обрядности (общетеоретические предпосылки).

1.4. Парадигматика и синтагматика обрядового текста.

1.5. Источники изучения похоронно-поминальной обрядности и ее терминологии.

ГЛАВА П. Отражение представлений о загробном мире, душе, смерти, покойнике, кладбище, могиле, гробе в похоронно-поминальной терминологии

2.1. Терминология, связанная с представлениями о загробном мире.

2.2. Народные представления о душе и их терминология.

2.3. Система номинаций представления о смерти и усопших.

2.4. Наименования представлений о кладбище и могиле.

2.5. Варианты обозначения гроба.

ГЛАВА Ш. Специфика терминологии допохоронной обрядности.

3.1. Номинативные единицы, связанные с подготовкой к смерти.

3.2. Обозначения, относящиеся к исходу души.

3.3. Обмывание и его номинативные единицы.

3.4. Обряжение и его номинативные единицы.

3.5. Структура обрядов, сопровождающих изготовление гроба, и их терминология.

3.6. Ночные бдения и соответствующая система номинаций.

3.7. Система наименований обряда рытья могилы.

ГЛАВА IV. Особенности терминологии погребальной обрядности.

4.1. Обряд прощания с умершим и его терминология.

4.2. Отражение похоронной процессии в терминологии.

4.3. Терминология процесса погребения и омовения после похорон.

ГЛАВАV. Терминология и структура поминальной обрядности.

5.1. Малые и большие поминки в этнолингвокультурологической картине народов Урало-Поволжья.

5.2. Этнолингвокультурологический анализ традиционных (дохристианских) больших поминок (юпа).

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Афанасьева, Лира Аркадьевна

Диссертационная работа посвящена сравнительно-сопоставительному и этнолингвокультурологическому исследованию терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей. Данная терминология в работе изучается в сравнении с соответствующими единицами других тюркских языков, а также с привлечением материалов из контактировавших на определенных этапах исторического развития финно-угорских и других иносистемных языков.

Актуальность исследования. Терминология похоронно-поминальной обрядности (далее 11И10) является одним из источников, позволяющих реконструировать соответствующий обряд, древние воззрения наших предков, поэтому в сравнительно-сопоставительном плане она представляет огромный интерес для целого ряда гуманитарных дисциплин: этнолингвистики, этнологии, этнокультурологии, археологии, истории, фольклористики и т. д. В историко-этнологическом аспекте развития культуры похоронно-поминальная обрядность чувашей, в особенности ее терминология, во многом остается еще малоизученной. В связи с этим исследование данного пласта лексики оказывается весьма актуальным и важным.

В условиях постепенной утраты традиционной духовной обрядности первоочередной задачей филологов и этнокультурологов являются неотложная фиксация, систематизация, архивизация и изучение всех доступных артефактов традиционной этнокультуры народов Урало-Поволжья, касающихся, в частности, похоронно-поминальной обрядности. В этом свете чрезвычайно важное место занимает этнокультурная лексика. В силу того, что терминология похоронно-поминальной обрядности отображает историю народа, его культуру, обычаи и традиции, назрела необходимость концептуальной систематизации положений, высказанных в трудах Н.И. Золотницкого, В.К. Магницкого, Н.И. Ашмарина, Н.В. Никольского, М.Р. Федотова, В.Г. Егорова и др. Терминология похоронно-поминальной обрядности зафиксирована и в уникальном «Словаре чувашского языка» (Thesaurus Linguae tschuvaschorum) Н.И. Ашмарина, который, однако, является далеко не полным сводом ТППО ЧЯ (терминологии похороннопоминальной обрядности чувашского языка). Между тем очевидна необходимость выявления межъязыковых связей, установления истоков возникновения и причин структурно-семантических изменений в ПИЮ. Назрела насущная потребность рассмотрения развития терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей, татар, башкир, марийцев, удмуртов, мордвы и русских. Наступило время для анализа терминологии 11110 ЧЯ в границах истории этноса, для выявления конкретных моментов исторических контактов родственных и неродственных языков. Важно учесть фактор обогащения терминологии 11110 ЧЯ и в плане мобилизации внутренних ресурсов языка.

Объектом исследования является вербальный текст похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья на основе лексикографических, архивных источников и полевых материалов.

Предмет исследования — терминология похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья.

Материалами для исследования послужили этнографические, лексикографические и фольклористические работы Г.Ф. Миллера, А.А.Фукс, Н.И. Золотницкого, В.К. Магницкого, К.П. Прокопьева, Г.И. Комиссарова, П.В. Денисова и др., рукописи Г.Т. Тимофеева, Н.И. Ашмарина, Н.В. Никольского и др., хранящиеся в научном архиве Чувашского государственного института гуманитарных наук; этнографический очерк «Тахарьял» Г.Т. Тимофеева, выдержавший 2 издания; 17 выпусков "Словаря чувашского языка" Н.И. Ашмарина; «Русско-чувашский словарь» (Казань, 1909), «Краткий чувашско-русский словарь» (Казань, 1919) Н.В. Никольского; «Диалектологический словарь чувашского языка» Л.П. Сергеева (Чебоксары, 1968); «Чувашско-русский словарь» под редакцией М.И. Скворцова (Чебоксары, 1985); отчеты фольклорных экспедиций сотрудников Чувашского НИИ за 1961, 1962, 1971, 1987 гг.; картотека «Историко-этимологического словаря чувашского языка» профессора Н.И. Егорова; «Учебно-справочные материалы по чувашской диалектологии и диалектологический словарь приуральских говоров чувашского языка» JI.B. Власовой и Н.И. Егорова (Стерлитамак, 2004); материалы фольклорнодиалектологической практики студентов русско-чувашского отделения Стерлитамакской государственной педагогической академии им. Зайнаб Биишевой за 1997-2007 гг., а также записи, сделанные в течение ряда лет автором диссертации.

Методологическая основа вырастает из положений работ В.Я. Проппа, Н.И. Толстого, С.М. Толстой, А.В. Гуры, Б.А. Успенского, А.К. Байбурина и др. Подспорьем в деле осмысления теоретических положений диссертации и поисков методов послужили труды ученых Чувашии: Н.И. Золотницкого, Н.И. Ашмарина, В.И. Сергеева, Н.И. Егорова, А.В. Кузнецова и др.

В ходе исследования применялись следующие методы: описательный, сравнительно-исторический, сопоставительный, этнолингвистический, лингвокультурологический, позволившие произвести комплексный анализ терминологии и других номинативных единиц похоронно-поминальной обрядности.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые предпринят опыт изучения терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья в этнолингвокультурологическом освещении (в сравнительно-историческом, сопоставительном и типологическом аспектах), осуществлена практика цельного и системного осмысления ТППО в контексте этнолингвокультурологии и реконструирования лингвистической картины ППО чувашей, определения структурных ритуально-обрядовых блоков, выявления структуры каждого блока по отдельности. Кроме того, впервые проведена верификация номинативных единиц.

Цели диссертационной работы заключаются в инвентаризации, систематизации, классификации и сравнительно-историческом и сопоставительном изучении терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей.

В соответствии с поставленной целью решаются следующие задачи: 1) сравнительно-сопоставительное изучение терминологии похоронно-поминальной обрядности родственных тюркских (чувашского, татарского, башкирского и др.) и исторически контактировавших финно-угорских (марийского и отчасти удмуртского) языков; 2) исследование похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья в этнолингвокультурологическом аспекте; 3) выявление закономерностей построения вербального обрядового текста на материале комплекса похоронно-поминальной обрядности чувашей в сравнении с аналогичной обрядностью других народов обширного Урало-Поволжского региона; 4) реконструкция всего комплекса похоронно-поминальной обрядности чувашей на основании лингвистического материала, то есть на базе изучения традиционной народной терминологии.

Теоретическая значимость исследования заключается в разработке и апробации определенного круга аналитических приемов, методов, критериев и предпосылок к дальнейшему углубленному комплексному этнолингвокультурологическому изучению терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья в сравнительно-сопоставительном плане, что призвано способствовать дальнейшему развитию современной лингвистики, этнокультурологии, этнолингвистики, лексикологии, морфологии, а также для кодификации и нормализации специальной научной (этнологической, культурологической и т.д.) терминологии чувашского языка. Основные положения диссертации могут быть использованы в дальнейшем расширенном и углубленном исследовании номинативных единиц ППО народов Урало-Поволжья.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы при составлении толковых, этимологических, отраслевых, этнолингвистических и иных словарей, а также при создании практических пособий и разработке спецкурсов по фольклору, лексикологии, этнографии, культурологии.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Сравнительно-сопоставительное и этнолингвокультурологическое исследование терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья как одного из направлений в языкознании вызывает необходимость рассмотрения лексики в новых аспектах.

2. Терминология похоронно-поминальной обрядности чувашей сформировалась на основе исконно тюркских и заимствованных слов. Наибольший интерес представляют термины исконно тюркского происхождения, отличающиеся большим семантическим разнообразием. На их основе выявляются принципы номинации, характерные для чувашей.

3. Сравнительно-сопоставительное исследование терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов позволяет установить межкультурные и межъязыковые связи народов Урало-Поволжья.

Апробация работы. Основные положения и результаты диссертации выносились на научно-практических конференциях международного, всероссийского, республиканского, межвузовского уровней в городах: Стерлитамак, 1999, 2001, 2003, 2004, 2007, 2008 гг.; Чебоксары, 2000 г.; Уфа, 2002 г.; Елабуга, 2002, 2006, 2007 гг.; Тобольск, 2007, 2008 гг.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка и приложения.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Терминология похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья"

Заключение

В диссертационной работе предпринят первый опыт сравнительно-сопоставительного исследования терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья в этнолингвокультурологическом аспекте.

Содержание терминов похоронно-поминальной обрядности раскрывается в текстах, описывающих тот или иной обряд, предметы, используемые в обрядных действиях. Репрезентативной основной эмпирической базой изучения обряда являются вербальные обрядовые тексты.

Выраженные семиотическим языком культуры обрядовые тексты в формальном отношении могут быть разнообразными: есть обряды, состоящие исключительно из вербального текста (заговоры, молитвословия, песнопения), есть обряды, в которых вербальный компонент отсутствует (ритуальное молчание). Существуют и разные пропорции вербального, реалийного и актантного компонентов обряда, а эти пропорции очень часто зависят от жанра обрядового текста.

Под обрядовым текстом, как правило, понимается не последовательность слов, а некая последовательность дискретных действий, обращения к предметам, имеющим символический смысл. Обрядовый текст, актуализированный в вербальной форме, выражает обряд с помощью языковых знаков.

К собственно языковым признакам вербально выраженного обрядового текста можно отнести технику сегментации и интеграции текста, формульность, ключевые слова (термины), стереотипы (языковые клише), вербальную память, мнемонические механизмы и т.д.; а внеязыковым признакам относятся звукость, диалогичность, адресатность, актантность и др.

Язык может быть воспринят как компонент культуры или орудие культуры. Вербальный язык в обрядовом тексте входит в один функциональный и культурный ряд с другими языками (знаками, символами, кодами) - рейалийным (предметным, вещным), воздействует на них, и сам подвергается их воздействию. Обрядовый текст включает и такие элементы, которые могут быть актуализированы лишь с помощью языковых знаков, ибо в создании культурной информации активно участвует и ряд неязыковых средств выражения.

Парадигматика обрядового текста — это отношение между знаковыми единицами. Синтагматика обрядового текста представляет собой определенную последовательность знаковых элементов в похоронном обряде.

Взятое вне контекста слово (с его словарным толкованием) обладает только поверхностным смыслом (значением), а глубинный смысл слова познается только в тексте, в частности, обрядовом.

Похоронно-поминальная обрядность при всей своей сложности и множественности элементов подчиняется строгим правилам. Это позволяет проанализировать каждый эпизод обряда с учетом основных семиотических оппозиций, что в свою очередь помогает выявить существенные дополнительные детали. Обращение к терминологии ППО как к источнику реконструкции духовной культуры чувашей и других народов эффективно при условии, если терминология изучается системно.

Особая роль в реконструкции глубинных смыслов обряда принадлежит лингвистическим фактам, в первую очередь языковым знакам. Рассмотрение ключевых терминов с архаической семантикой позволяет увидеть в них свернутые «синтагмы обряда», раскрытие которых способствует глубокому пониманию идеологической общей концепции смерти как индивидуального и общественного феномена.

Реконструкция языковой стороны обрядового текста сопряжена с рядом серьезных трудностей: общее в обряде, даже относящееся к основополагающим понятиям ритуала, в разных этнокультурных традициях и даже на разных диахронических этапах одной традиции может получить различное языковое воплощение, что вынуждает исследователя переключаться с генетического аспекта проблемы на типологический или контактологический. При смене мировоззрения (конфессии) старый смысл определенных фрагментов и языковых знаков обрядового текста получает новое, детерминированное иной системой представлений, значение и даже новое материальное (объектное) воплощение. При изучении похоронно-поминальной обрядности, как и других сфер традиционной этнокультуры, обслуживаемых лексикой исконного пласта, единственно эффективным приемом анализа может быть определение относительной, а по мере возможности и абсолютной хронологии этноязыковых контактов, что устанавливается с помощью находящихся в арсенале сравнительно-исторического языкознания приемов, методов и критериев. Изучение языка похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжского региона как культурного текста имеет этнолингвокультурологический характер.

Похоронно-поминальная обрядность в целом представляет собой чрезвычайно сложный комплекс, состоящий из упорядоченной последовательности реальных (физических), символических и ментальных акций и символов, выраженных в трех основных формах: реальном (предметном), акциональном (действенном), вербальном (словесно-речевом).

Одним из важных этапов похоронно-поминальной обрядности является допохоронный период, который насыщен всевозможными магическими акциями и приемами, состоит из ритуально-обрядовых блоков, внутри которых каждый обрядовый акт представляет собой ситуацию взаимодействия элементов различных кодов: акционального, локативного, темпорального, музыкально-вербального и др.

Акциональный код представляет собой последовательность определенных ритуальных действий. На данном этапе выделяются действия, связанные с ритуальной подготовкой к смерти, исход души (чуне тухни), омовение души (чуне чухеннй), хождение за водой, обмывание, обряжение, обрядовые действия с изготовлением гроба, укладывание в гроб, ночные бдения, рытье могилы, которые маркируются различными ритуалами и обозначаются терминологически.

Особую значимость приобретают реалии, которые имеют вторичную ритуализацию. Из таких предметов выделяются лишь некоторые, преимущественно относящиеся к ритуалу обмывания. Так, в допохоронной обрядности чувашей и других народов (например, башкир, русских) используются вторично мыло, вода, одежда умершего. Мыло использовалось в лечебных целях, им мылись близкие люди умершего в течение сорока дней. «Мертвецкая вода» (виле шывё) наделена магической функцией, ею пользовались колдуны. Чуваши считали, что кусок одежды умершего может помочь в судебных делах. Мыло использовалось в лечебных целях.

На данном этапе обряда важное место занимают словесно-речевые формулы, имеющие близкие параллели у народов Урало-Поволжья.

Ритуальные действия совершаются определенными лицами. Названия действующих лиц могут мотивироваться совершаемыми обрядовыми действиями: йывад асти «столяр» (изготовитель гроба), дёр пудлаканё «починающий землю (могилу)».

Особое место занимает растительный код. Постель умершему готовят из определенных видов травянистых растений. Помещение, где находится покойник, окуривают богородской травой и пр. Таким образом, каждый элемент обрядового текста семантически маркирован по отношению к своему прототипу.

Собственно погребальный обряд ограничен одним днем, насыщен ритуалами и передан соответствующей терминологией, причем обрядовые акты традиционны в вербальном, акциональном, предметном, темпоральном, локативном планах.

Одним из важных моментов на данном этапе обряда является похоронная процессия, то есть перемещение от дома до кладбища, которое связано с многочисленными ритуальными действиями.

В этнолинговокультурологическом плане выявлены предметные реалии, например, монеты, бросаемы в могилу: шатак укди «могильные деньги», шью укди «деньги за воду», дёр дутти «свет земли». Кроме того, по сообщениям некоторых информаторов, деньги (монеты) кидали, чтобы на том свете умершему быть богатым, неженатому - женатым, девушкам - замужнем.

Послепохоронный обряд связан с поминками, устраиваемыми в честь умершего. Сравнительно-сопоставительное исследование показывает, что не все поминки являются исконно чувашскими. Особо следует отметить влияние мусульманской и русско-православной культур. Межкультурное воздействие прослеживается и в терминологии поминальных обрядов.

В синтагматическом отношении обрядовый текст характеризуется ритуальными действиями. В парадигматическом отношении поминальный обряд, представляет собой культурный текст, который включает в себя элементы, принадлежащие разным кодам: акциональному (последовательность ритуальных действий во время поминок), вербальному (словесно-речевые формулы во время поминовения и возлияния умершему), персональному (ритуальные действия совершаются определенными исполнителями и могут быть адресованы определенным лицам и персонажам), локативному (действия приурочены к ритуально значимым элементам внешнего и внутреннего пространства: дом, кладбище; двор, площадка у ворот со стороны улицы, перекресток и пр.), темпоральному (действия производятся в определенное время года, суток), иконическому {юпа, то есть изображающий умершего), растительному (символическое использование в ритуале регламентированных пород деревьев и определенных видов травянистых растений. Например, строго регламентированная традиция устанавливать на могиле мужского погребения памятный знак юпа непременно из свежесрубленного дуба, на женском — из липы), животному (строго регламентированное использование в обряде определенных пород домашнего скота, например, освященный традицией обычай жертвовать мужчине коня, женщине теленка), кулинарному (использование в обряде специальных и ритуально значимых повседневных блюд, то есть пшенной каши, яиц, а также запрет на некоторые продукты и блюда, например, свинины, рыбы и прочее).

Исследование терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей в сравнительно-сопоставительном и этнолингвокультурологическом аспектах позволяет выделить стадиально-диахронические пласты культур:

1. Исконный пласт, имеющий тысячелетнюю историю и основанный на традиционных природных (языческих) представлениях. Например, для чувашей-язычников было специфично верование в загробную жизнь, копировавшую земную, то есть умершие занимались теми же делами, имели те же наклонности и привычки, что и при жизни, могли веселиться и пировать, могли жениться и выходить замуж. Такое мировоззрение характерно было и финно-угорским народам.

2. Инокультурные напластования, среди которых на настоящем этапе изученности проблемы выделяются: а) влияния мусульманской культуры. Например, приуральские чуваши перед выносом умершего создают сковородный запах {датми шарши калараддё% который соответствует башкирскому обычаю таба еде сыгарыу доел, «произвести запах сковороды». Аналогичное воззрения бытует среди таджиков, узбеков, каракалпаков, татар и турок. Чувашские поминки эрне кад «в ночь с четверга на пятницу» (тат. атна кич, башк. азна кис, мар.д. арня гас, арнагас «четверг», букв, «канун пятницы») восходит к мусульманской культуре. Чуваши-язычники праздничным днем недели считали среду {юн кун) и поминовение по умершим устраивали по средам {юн кун букв, «день крови»). Исследователи отмечают, что ранее в этот день и другие народы Поволжья (марийцы, мордва, удмурты) совершали кровавые жертвоприношения. На поминках совершали ритуальное действие, называемое юн каларнн «(вы)пускание крови», которое сравнимо с татаро-мишарским обычаем приносить в жертву овец, телок, обычаем, именуемым кап чыгару - «(вы)пускание крови». б) влияние русской православно-христианской культуры — на культуру чувашей, крещеных татар (татар-кряшен), мордвы, марийцев и удмуртов и, в минимальной степени - башкир и татар-мусульман. Например, умирающий перед смертью причащался, что не характерно чувашскому или мусульманскому обычаю. Ритуал терминологически передается причес сыпни «причащение, принятие причастия», причет ту- «причаститься», исповедовался в грехах, который выделяется в действии дылах кадар(ттар)ни «отпущение грехов», дьшах калани «исповедание (в грехах)». Почувствовав приближение смерти, по просьбе умирающего приглашали священника для исповеди. Умирающий, рассказав о своих грехах, получал от духовного лица прощение от имени Иисуса Христа.

Значительная часть ТППО заимствована из арабского и персидского языков: тупак «гроб», шерпет «медовая сыта», эсрел «дух смерти» и т.д. Персидскими заимствованиями считаются такие термины, а именно: урташ «можжевельник», чун «душа», чартак «намогильное сооружение» и др. Таким образом, арабизмы и персизмы в чувашском языке показывают длительную связь чувашей с мусульманской культурой, которая получила отражение в материальной и духовной жизни нашего народа. Следует отметить, что арабские и персидские слова проникали в чувашский язык не одновременно, а постепенно.

Терминология похоронно-поминальной обрядности чувашского языка в течение столетий обогащалась как за счет внутренних ресурсов, так и за счет иноязычных заимствований. На первый взгляд слова, кажущиеся исконно чувашскими, при углубленном сравнительно-историческом, сопоставительном и этимологическом изучении терминологии НПО часто оказываются заимствованиями из различных исторически контактировавших языков. Это говорит о том, что в своем историческом развитии чувашский язык взаимодействовал со многими языками, что обусловлено близостью территории, экономической и культурной связью наших предков другими народностями. Например, чув. вилё думарё «мелкий дождик, который идет при солнце», «дождь сквозь солнышко», «тихий, мелкий и частный дождь»: чув. вилё «мертвец» + чув. думарё «дождь», букв, «мертвеца дождь», ср.: тат. улек йацгыр «кратковременный дождь»: тат. улек «мертвец» + тат. йацгыр «дождь», букв, «мертвеца дождь»; чув. вил(ё) туйё «дождь, идущий при солнце», букв, «мертвеца свадьба», ср.: удм. кулэм мурт сюан (гондыр сюан) «грибной дождь»: удм. кулэм «мертвый» + удм. мурт «покойник» + удм. сюан «свадьба» букв, «мертвого покойника свадьба»; кат тухрё «сильно испугался», ср.: тат. кот очарга, башк. кот алыныу «сильно испугался», мар. кут лекташ «сильно испугаться»; вилнё дын тытать «покойник поражает болезнью» (букв, «покойник хватает», то есть «душа покойного наказывает»), мар. колшо куча «покойник хватается, насылает на кого-либо болезнь»

Русскими заимствованиями в терминологии НПО считаются слова, связанные с православной религией: латан «ладан», Тур амаш куракё «богородская трава», чирку простынё «коленкор», хёрес тапри «освещенная в церкви земля «из гроба Господня», которой обычно по церковной традиции посыпается крестообразно гроб до его закрытия» и т.д.

Исследование показало, что ритуально-обрядовые блоки похороннопоминальной обрядности и их терминология в сравнительно-историческом аспекте поразительно близки практически у всех народов региона - чувашей, татар, башкир, мари и русских, иногда доходящие до полной идентичности, что объясняется рядом причин: 1) типологическим сходством; 2) общими генетическими истоками (чувашско-татарско-башкирские параллели, с одной стороны, и марийско-мордовско-удмуртские - с другой); 3) многовековыми взаимными контактами, активно развивавшимися в Урало-Поволжье в течение практически всего доступного обозрению исторического периода, в которые были содействованы все народы региона; 4) общими заимствованиями из внешних источников (арабские, персидские и др.).

Таким образом, изучение определенных категорий терминов в сравнительно-сопоставительном аспекте на данном этапе нам представляется наиболее надежным методом для ретроспективного изучения похоронно-поминальной обрядности чувашей, их диаспоры и других народов Урало-Поволжского региона, имеющих тесные многовековые взаимные контакты.

Сравнительно-сопоставительное и этнолингвокультурологическое исследование терминологии похоронно-поминальной обрядности должно явиться основой для дальнейших изысканий и шагом к началу системного изучения ТППО генетически родственных и исторически контактировавших языков Урало-Поволжья.

Список научной литературыАфанасьева, Лира Аркадьевна, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"

1. Александров, Н.А. Черемисы и чуваши: (лесная окраина) / Н.А. Александров. -М.: Изд-во А. Я. Панафидина, 1899. - 40 с.

2. Андреев, И.А. К характеристике лексики говора башкирских чувашей: (по материалам экспедиции 1962 г.) / И.А. Андреев // Материалы по чувашской диалектологии. Чебоксары, 1963. - С. 78-97.

3. Андреев, И.А. Типы языковой экономии и их взаимодействие в структуре чувашского языка. Природа языковой экономии / И.А. Андреев // Известия АН ЧР. Гуманитарные науки. 1993.-Вып. 1, №1. - С. 37-50.

4. Аноров, П.А. Нравы и поверья чуваш / П.А. Аноров // Сын Отечества. СПб., 1838.-Т.З, отд. З.-С. 193-204.

5. Арабо-татарско-русский словарь заимствований. Казань: Тат. кн. изд-во, 1965.-854 с.

6. Артемьев, А.И. Некоторые обряды и обыкновения Чебоксарского уезда / А.И. Артемьев // Казанские губернские ведомости. — 1846. -№3. С. 16-21.

7. Атаманов, М.Г. Погребальный ритуал южных удмуртов (кон. XIX нач. XX вв.) / М.Г. Атаманов, В.Е. Владыкин // Материалы средневековых памятников Удмуртии. - Устинов: Изд-во НИИ при СМ УАССР, 1985. - С. 131-153.

8. Афанасьев, А.Н. Живая вода и вещее слово: сб. ст. / сост. вступ. ст. и коммент. А.И. Баландина. М.: Совет. Россия, 1988. - 508 с.

9. Ахманова, О.С. Словарь лингвистических терминов / О.С. Ахманова. М.: Совет, энцикл., 1966. - 606 с.

10. Ю.Ахметьянов, Р.Г. Общая лексика духовной культуры народов Среднего Поволжья / Р.Г. Ахметьянов. -М.: Наука, 1981. 144 с.

11. Ахметьянов, Р.Г. Сравнительное исследование татарского и чувашского языков / Р.Г. Ахметьянов. М.: Наука, 1978. - 247 с.

12. Ахметьянов, Р. Г. Этимологический словарь татарского языка (на татарском языке) / Р. Г. Ахметьянов. Бирск: Изд-во Бирск. гос. пед. ин-та, 2005. - Т. 1.-233 с.

13. Ашмарин, Н.И. Болгары и чуваши / Н.И. Ашмарин. Казань: Изд-во тип.литогр. Казан. Императ. ун-та, 1902. 141 с.

14. М.Ашмарин, Н.И. Словарь чувашского языка: в 17 т. / Н.И. Ашмарин. Казань; Чебоксары, 1928-1950.

15. Багаутдинова, М.И. Башкирско-русский словарь этнокультуроведческой лексики /М.И. Багаутдинова. Уфа: Китап, 2003. - 131 с.

16. Байбурин, А.К. Похороны и свадьба / А.К. Байбурин, Т.А. Левинтон // Исследования в области балто-славянской духовной культуры: (погребальный обряд). М.: Наука, 1990. - С. 64-99.

17. Байбурин, А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян / А.К. Байбурин. — JL: Наука. Ленингр. отд-ние, 1983. 191 с.

18. Байбурин, А.К. Ритуал в традиционной культуре / А.К. Байбурин. СПб.: Наука, 1993.-238 с.

19. Байбурин, А.К. У истоков этикета: этногр. очерки / А.К. Байбурин, А.Л. Топорков; АН СССР. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1990. - 165 с.

20. Баскаков, Н.А. Душа в древних верованиях тюрков Алтая: (термины, их значения и этимология) /Н.А. Баскаков // Совет, этнография. 1973. - № 5. - С. 108-113.

21. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. М.: Наука, 1986. -432 с.

22. Башкирско-русский словарь: 32 000 слов / Рос. акад. наук. Уфим. науч. центр. Акад. наук Респ. Башкортостан; под ред. З.Г. Ураксина. М.: Дигора: Рус. яз., 1996.-884 с.

23. Башкирско-русский словарь: ок. 22 000 слов. М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1958.-803 с.

24. Баязитова, Ф.С. Семейные обряды татарского народа / Ф.С. Баязитова. Казань: Тат. кн. изд-во, 1992.-293 с.

25. Бгажноков, Б.Х Черкесское игрище / Б.Х. Бгажноков. Нальчик, 1991.

26. Бикбулатов, Н.В. Семейный быт башкир XIX-XX вв. / Н.В. Бикбулатов, Ф.Ф. Фатыхова; Ин-т истории, яз. и лит. Башкир, науч. центра Урал, отд-ния АН СССР. М.: Наука, 1991.- 189 с.

27. Бодуэн де Куртенэ, И.А. Избранные труды по общему языкознанию. Т. I / И.А. Бодуэн де Куртенэ. — М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1963. 384 с.

28. Большой русско-туркменский словарь: ок. 77 ООО слов. В 2 т. / под ред. Б. Чарыярова, С. Алтаева. -М.: Рус. яз., 1986-1987.

29. Бурятско-русский словарь: 44 ООО слов. В 2-х т. / сост. К.М. Черемисов. — М.: Совет, энцикл., 1978. 803 с.

30. Буслаев, Ф.И. Исследования. Статьи / Ф.И. Буслаев; сост., вступ. ст. и примеч. Э.Л. Афанасьева. М.: Худож. лит., 1990. - 511 с.

31. Власова, Л.В. Фонетическая и лексическая система говоров приуральских чувашей Башкортостана. Опыт сравнительно-исторического анализа: автореф. дис. . канд. филол. наук / Л.В. Власова. Чебоксары, 2005. — 20 с.

32. Власова, Л.В. Учебно-справочные материалы по чувашской диалектологии и диалектологический словарь приуральских говоров чувашского языка / Л.В. Власов, Н.И. Егоров. — В 2-х частях. Стерлитаммк: Стерлитамк. гос. пед. Акад., 2004.-465 с.

33. Велецкая, Н.Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов / Н.Н. Велецкая. М.: Наука, 1978. - 239 с.

34. Вербицкий, В.И. Словарь алтайского и аладагского наречий тюркского языка / прот. В. Вербицкий. Казань: Типограф, ун-та, 1884.-494 с.

35. Виноградов, В.В. Из истории слов / В.В. Виноградов // Вопр. языкознания. -1989.- №4.-С. 105.

36. Вишневский, В.П. О религиозных поверьях чуваш: из записок протоиерея В.П. Вишневского / В.П. Вишневский. Казань, 1846 -25с.

37. Волков, Г.Н. Этнопедагогика чувашей / Г.Н. Волков; Чуваш, гос. ун-т им. И.Н. Ульянова; Ин-т чуваш, филологии и культуры, Обществ, центр поддержки и развития науки, образования и культуры. 2-е изд., доп. - М.: Пресс-сервис, 1997. -441с.

38. Гаврилова, Т.И. Терминология похоронно-поминального обряда в этнолингвистическом освещении: (на материале Курского региона): дис. . канд. филол. наук / Т.И. Гаврилова. Белгород, 1997. - 203 с.

39. Гаджиахмедов, Н.Э. Русско-кумыкский словарь: ок. 11000 слов / Н.Э. Гаджиахмедов; предисл. Г.Г. Гамзатова.; Дагест. фил. АН СССР, Ин-т истории, яз. и лит. им. Г. Цадасы. — Махачкала: Дагучпедгиз, 1991. 378 с.

40. Герасимова, И.Г. Названия пищи в чувашском языке: автореф. дис. . канд. филол. наук / И.Г. Герасимова. Чебоксары, 2003. - 23 с.

41. Герд, А.С. Введение в этнолингвистику: учеб. пособие / А.С. Герд; С.-Петерб. гос. ун-т, Языковой центр филол. фак.. СПб.: Языковой центр СПбГУ, 1995. — 91 с.

42. Горшков, А.Е. Комплексная экспедиция института в чувашское селение Татарской АССР, Ульяновской и Куйбышевской областей в 1984 году / А.Е. Горшков // Культура и быт низовых чувашей: сб. ст. Чебоксары, 1986. - С. 14.

43. Грачева, Г.Н. Народные названия, связанные с погребениями и погребальными сооружениями: (по материалам Зап. Сибири) / Г.Н. Грачева // Этническая история народов Азии. -М., 1972. С. 38-51.

44. Гримм, Я. О происхождении языка / Я. Гримм // Хрестоматия по истории языкознания XIX-XX веков / сост. В.А. Звегинцев. М., 1956. - С. 53-64.

45. Гумбольдт, В. Избранные труды по языкознанию: пер. с нем. /В.Гумбольдт. -М.: Прогресс, 1984. 400 с.

46. Гумбольдт, В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человеческого рода: (извлечения) // Хрестоматия по истории языкознания XIX-XX веков / сост. В.А. Звегинцев. М., 1956. - С. 65-68.

47. Гура, А.В. Из полесской свадебной терминологии. Свадебные чины. (Словарь: Б-М) / А.В. Гура // Славянский и балканский фольклор: язык в этнокультурном аспекте. -М., 1984.-С. 123-156.

48. Гура, А.В. Из полесской свадебной терминологии. Свадебные чины. (Словарь: Н-Свашка) / А.В. Гура // Славянский и балканский фольклор: духовная культура полесья на общеславянском фольклоре / отв. ред. Н.И. Толстой. М., 1986. -С. 144-147.

49. Гурий Комиссаров краевед и просветитель / сост. А.А. Кондратьев. - Уфа: Изд-во ТГТ, 1999.-525 с.

50. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. II / В.И. Даль. -СПб.; М.: Изд. книгопродавца-типографа М.О. Вольфа, 1881. 807 с.

51. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. IV / В.И. Даль. -СПб.; М.: Изд. книгопродавца-типографа М.О. Вольфа, 1882. 857 с.

52. Денисов, П.В. Религиозные верования чуваш: (ист.-этногр. очерк) / П.В. Денисов. Чебоксары: Чувашгосиздат, 1959. - 408 с.

53. Дмитриева, Ю. Чувашские народные названия дикорастущих растений: (сравн.-ист. и ареал, аспект) / Ю. Дмитриева. Чебоксары: Чуваш, гос. ин-т гуманит. наук, 2000.-210 с.

54. Древнетюркский словарь / под ред. В.М. Наделяева, Д.М. Насилова, Э.Р. Тенишова, A.M. Щербака. JL: Наука, Ленингр. отд-ние, 1969. - 676 с.

55. Дьяконова, В.П. Погребальный обряд тувинцев как историко-этнографический источник / В.П. Дьяконова. Л.: Наука, 1975. - 164 с.

56. Егоров, В.Г. Этимологический словарь чувашского языка / В.Г. Егоров. -Чебоксары, 1964. 355 с.

57. Егоров, В.Г. Чувашско-русский словарь / В.Г. Егоров. Чебоксары, 1954. - 320 с.

58. Еремина, В.И. Ритуал и фольклор / В.И. Еремина; отв. ред. А.А. Горелов; АН СССР, Ин-т рус. лит. (Пушкин, дом). Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1991. - 206 с.

59. Жанпеисов, Е.Н. Этнокультурная лексика казахского языка: (на материалах произведений М. Ауэзова) / Е.Н. Жанпеисов; АН КазССР, Ин-т языкознания. -Алма-Ата: Наука КазССР, 1989. 285 с.

60. Завьялова, М.В. Балто-славянский заговорный текст: лингвист, анализ и модель мира / М.В. Завьялова. М.: Наука, 2006. - 563 с.

61. Зеленин, Д.К. Избранные труды. Очерки русской мифологии: умершие неестественной смертью и русалки / Д.К. Зеленин. М.: Индрик, 1995 — 432 с.

62. Зеленин, Д.К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре, 1917-1934 / Д.К.

63. Зеленин. М.: Индрик, 1999. - 348 с.

64. Золотницкий, Н.И. Избранные труды: статьи, лингвистические исследования, словари, письма, отчеты, разные документы / Н.И. Золотницкий; сост. В.Г. Родионов. Чебоксары: Изд-во Чуваш, ун-та, 2007. - 528 с.

65. Иванов, В.В. Исследования в области славянских древностей: лексические и фразеологические вопросы реконструкции текстов /В.В. Иванов, В.Н. Топоров. М.: Наука, 1974. - 344 с.

66. Иванов, В.В. Постановка задачи реконструкции знаковой системы / В.В. Иванов, В.Н. Топоров // Структурная типология языков. — М., 1966. С.3-24.

67. Иванов, В.В. Славянские языковые моделирующие семиотические системы / В.В. Иванов, В.Н. Топоров. -М.: Наука, 1965.-246 с.

68. Иванов, В.В. К. Леви-Строс и структурная теория этнографии / Вяч. Вс. Иванов // К. Леви-Строс. Структурная антропология. М., 1983. - С. 397-421.

69. Иванов, В.В. О взаимоотношении динамического исследования эволюции языка, текста и культуры /В.В. Иванов // Исследования по структуре текста. — М., 1987.-С. 5-26.

70. Иванов, В.В. Лингвистические материалы и реконструкции погребальных текстов в балтийской традиции /В.В. Иванов // Балто-славянские исследования. — М., 1987.-С. 3-10.

71. Иванов, В.В. Проблема реконструкции общеиндоевропейского погребального обряда и ритуального текста /В.В. Иванов // Балто-славянские этнокультурные и археологические древности. Погребальный обряд: тез. докл. М., 1985. — С. 4041.

72. Иванов, В.П. Пища как источник изучения этногенетических и культурных связей чувашей / В.П. Иванов // Этническая культура Чувашей: (вопросы генезиса и эволюций). Чебоксары, 1990. - С. 27-49.

73. Иностранцев, К.А. О древнеиранских погребальных обычаях и постройках / К.А. Иностранцев. СПб., 1909.

74. Кажибеков, Е.З. Глагольно-именная корреляция гомогенных корней в тюркских языках: явление синкретизма / отв. ред. А.Т. Кайдаров. — Алма-Ата: Наука

75. Казахской ССР, 1986. 270 с.

76. Калмыцко-русский словарь: ок. 26 ООО слов / под ред. Б.Д. Муниева. М.: Рус. яз., 1977.-764 с.

77. Каменский, Н. (Никанор). Современные остатки языческих обрядов и религиозных верований у чуваш / Н. Каменский. Казань, 1879. - 36 с.

78. Каменецкий, И.С. Код для описания погребального обряда Л Древности Дона / И.С. Кмаенецкий. М.: Наука, 1983.

79. Карачаево-балкарский русский словарь: ок. 30 000 слов / под. ред. чл. корр. АН СССР Э.Р. Тенишева, канд. филол. н. Х.И. Суюнчева. -М.: Рус. яз., 1989. 830 с.

80. Катанов, Н.Ф. О погребальных обрядах тюркских племен с древнейших времен до наших дней / Н.Ф. Катанов // Изв. Общества археологии, истории, этнографии. 1894. - Т. 12, вып. 2. - С. 109-142.

81. Каховский, Б.В. Дохристианский погребальный культ чувашского населения: автореф. дис. . канд. ист. наук / Б.В. Каховский. М., 1981. — 23с.

82. Каховский, Б.В. Дохристианский погребальный обряд чувашей как материал к этногенезу / Б.В. Каховский // Болгары и чуваши. Чебоксары, 1984. - С. 121-140.

83. Каховский, Б.В. Погребальный обряд чувашского языческого населения / Б.В. Каховский // Современные и этнические процессы в Чувашской АССР. -Чебоксары, 1978.-С. 118-146.

84. Каховский, Б.В. Черты традиционного и нового в похоронной обрядности сельских чувашей / Б.В. Каховский // Статистико-этнографическое исследования в Чувашской АССР. Чебоксары, 1984. - С. 109-117.

85. Кенжеахметулы, С. Традиции и обряды казахского народа / С. Кенжеахметулы. -Алматы: «Алматыютап», 2007. 284 с.

86. Ковалевский, А.П. Книга Ахмеда-ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в921.922 гг. / А.П. Ковалевский. Харьков, 1956. - 347 с.

87. Комиссаров, Г. Чуваши Казанского Заволжья / Г. Комиссаров. Казань: Изд-во тип.-лит. Казан. Императ. ун-та, 1911. — 112 с.

88. Корнилов, Г.Е. Имитативы в чувашском языке / Г.Е. Корнилов. Чебоксары: Чувашкнигоиздат, 1984.— 183 с.

89. Корнилов, Г.Е. Некоторые итоги сравнительно-исторического изучения венгерско-пермско-булгаро-чувашских лексических параллелей / Г.Е. Корнилов // Советское финно-угроведение. 1981. - № 3. - С. 218-223.

90. Котляревский, А.О. О погребальных обычаях языческих славян / исслед. А. Котляревского. М.: Изд-во К.А. Попова, 1868. - 252 с.

91. Краткая чувашская энциклопедия / Чуваш, гос. ин-т гуманит. наук; редкол.: А.А. Трофимов (гл. ред.) и др.. Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 2001. - 525 с.

92. Краткий русско-якутский, якутско-русский словарь / сост. Т.В. Аргунова и др.; под ред. Ю.И. Васильева. Якутск: Бичик, 1994. - 145 с.

93. Кремлева, И.А. Похоронно-поминальные обычаи и обряды / И.А. Кремлева // Русские.-М., 1999.-С. 517-533.

94. Кремлева, И.А. Программа сбора материала по похоронно-поминальным обычаям и обрядам / И.А. Кремлева // Русские: семейный и общественный быт. -М., 1989.-С. 307-326.

95. Кривоносов, А.Т. «Лингвистика текста» и исследование взаимоотношения языка и мышления / А.Т. Кривоносов // Вопр. языкознания. 1986. - №6. - С. 23-37.

96. Кузнецов, А.В. Вербальные средства этикетного общения в чувашском языке (опыт компаративного, контрастивного и этнолингвокультурологического изучения): автореф. дис. . канд. филол. наук / А.В. Кузнецов. — Чебоксары, 2004. -25 с.

97. Кузнецов, А.В. Речевой этикет народов Волго-Уралья: монография / А.В. Кузнецов. Чебоксары: ЧИГН, 2008. - 320 с.

98. Кузнецов, С.К. Культ умерших и загробные верования луговых черемис / С.К. Кузнецов // Издание Губернского Статистического Комитета. — Вятка, 1907.

99. Кызласов, И.Л. Мировоззренческая основа погребального обряда / И.Л. Кызласов

100. Рос. археология. 1993. - № 1. - С. 98-111.

101. Кызласов, JI.P. О назначениях древнетюркских каменных изваяний, изображающих людей / JI.P. Кызласов // Совет, археология. 1964. — № 2. — С. 27-39.

102. Ларина, Е.И. Современное религиозное сознание российских казахов и исламов / Е.И. Ларина, О.Б. Наумова // Этнографическое обозрение. — 2008. — №1.-С. 83 96.

103. Лашкариев, А.З. Поминальные обряды очищения дома и возжигания священной лампады у исмаилитов Западного Памира / А.З. Лашкариев // Этнографическое обозрение. — 2008. — №1. — С. 97-109.

104. Леви-Строс, К. Первобытное мышление / С. Леви-Строс. М.: Республика, 1994.-384 с.

105. Леви-Строс, К. Структурная антропология / С. Леви-Строс. М.: Наука; Гл. ред. Вост. Лит., 1983. - 536 с.

106. Левитская, Л.С. Историческая морфология чувашского языка / Л.С. Левитская. -М.: Наука, 1976.- 206 с.

107. Лепехин, И. Дневные записки путешествия доктора Академии Наук адъютанта Ивана Лепехина по разным провинциям российского государства, в 1768 и 1769 году. Ч. 1 / И. Лепехин. СПб. : Изд-во. при Императорской Академии Наук, 1795. - 537 с.

108. Лепехин, И. Дневные записки путешествия доктора Академии Наук адъютанта Ивана Лепехина по разным провинциям российского государства в 1770 году. Ч. II / И. Лепехин. СПб.: Изд-во. при Императорской Академии Наук, 1802.- 338 с.

109. Лотман, Ю.М. Лекции по структурной поэтике // Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. - 360 с.

110. Магницкий, В.К. Нравы и обычаи в Чебоксарском уезде: этногр. сб. / сост. действ, чл. Каз. о-ва археологии, истории и этнографии В. К. Магницкий. -Казань: Тип. Губ. правл., 1888. 118 с.

111. Малов, С.Е. Новые памятники с турецкими рунами / С.Е. Малов; АН СССР, Ин-т языкознания. Спб., 1929. — 279 с.

112. Маслова, В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие для студ. вузов / В.А. Маслова. М.: Академия, 2001. - 208 с.

113. Матвеев, Г.Б. Материальная культура чувашей. Ч. 2 / Г.Б. Матвеева. -Чебоксары: Изд-во Чуваш, гос. ин-та гуманит. наук, 1995. 199 с.

114. Матвеев, С.М. Погребальные и поминальные обряды крещеных татар Уфимской губернии / С.М. Матвеев. — Казань: Изд-во типо-лит. Казан. Императ. ун-та, 1899.-35 с.

115. Махмудов, X. Казахско-русский словарь / X. Махмудов, Г. Мусабаев; отв. ред. Г. Мусабаев. Алма-Ата: Изд-во Акад. наук Казан. ССР, 1954. - 574 с.

116. Махрачева, Т.В. Лексика и структура похоронно-поминального обрядового текста Тамбовской области: дис. . канд. филол. наук / Т.В. Махрачева. Тамбов, 1997.-222 с.

117. Мельник, В.И. Особые виды погребений катакомбной общности / В.И. Мельник; отв. ред. В.П. Шилов; АН СССР, Ин-т археологии. М.: Наука, 1991.-135 с.

118. Мечковская, Н.Б. Семиотика: Язык. Природа. Культура: курс лекций: учеб. пособие для студентов филол., лингв, и перевод, фак. высш. учеб. заведений / Н.Б. Мечковская. -М.: Академия, 2004.-432 с.

119. Мельник, В.И. Погребальный обычай и погребальный памятник / В.И. Мельник // Рос. археология. 1993. -№ 1. - С. 94-97.

120. Мессарош, Д. Памятники старой чувашской веры: пер. с венг. / Д. Мессарош. Чебоксары: Изд-во ЧГИГН, 2000. - 359 с.

121. Миллер, Г. Описание живущих в Казанской губернии языческих народов, яко-то: черемис, чуваш и вотяков . по возвращении в 1743 г. из кам[чатской] экспедиции / Г. Миллер. СПб, 1791. - 99 с.

122. Михайлов, В.И. Обряды и обычаи чуваш / В.И. Михайлов. СПб.: Паровая Скоропечат. П.О. Яблонского, 1891. - 42 с.

123. Михайлов, П.П. Межъязыковая семантическая эквивалентность, неполноэквивалентность и безэквивалентность лексических единиц: (на материале чуваш., тат. и рус. яз.): дис. . канд. филол. наук / П.П. Михайлов. -Чебоксары, 2006. 194 с.

124. Моляров, И.Я. Похоронные обычаи и поверья горных черемис Казанской губернии / И.Я. Моляров // Изв. по Казан, губернии. 1871. - № 24. - С. 740-747.

125. Монгольско-русский словарь: ок. 22 ООО слов / под общ. ред. А. Лувсандэндэва. -М.: Гос. изд-во иностр. и нац. слов., 1957. 715 с.

126. Молотова, Т. Особенности традиционного марийского этикета // Финноугроведение. 1998. - № 3-4. - С. 33-48.

127. Монич, Ю.В. Проблемы этимологии и семантика ритуализированных действий / Ю.В. Монич // Вопр. языкознания. 1998. -№ 1. - С. 97-119.

128. Москальская, О.И. Грамматика текста / О.И. Москальская. М.: Высш. шк., 1981.-183 с.

129. Мусаев, К.М. Лексика тюркских языков в сравнительном освещении / К.М. Мусаев. М.: Наука, 1975.-357 с.

130. Невская, Л.Г. Мотив «дождь при солнце» в латышских погребальных песнях / Л.Г. Невская // Балто-славянские исследования: сб. науч. тр. М., 1981. - С. 7379.

131. Невская, Л.Г. Погребальный обряд в Пелясье: (структура и терминология) / Л.Г. Невская // Балто-славянские этноязыковые контакты: сб. науч. ст. М., 1980.- С. 245-254.

132. Невская, Л.Г. Семантика дороги и смежных представлений в погребальном обряде / Л.Г. Невская // Структура текста. М., 1980. - С. 230-238.

133. Никанор (Каменский, Никифор Тимофеевич; 1847-1910). Современные остатки языческих обрядов и религиозных верований у чувашей / сост. законоучителем. свящ. Никифором Каменским. Казань: Унив. тип., 1879. - 35 с.

134. Николова, М. Основные черты философии французского структурализма / М Николаева. М.: Наука, 1975. - 243 с.

135. Николаев, В.В. Чувашский костюм от древности до современности: науч.-худож. изд. на рус., чув., и англ. яз. / В.В. Николаев, Г.Н. Иванов-Орков, В.П. Иванов. Москва; Чебоксары; Оренбург, 2002. — 400 с.

136. Николаева, Т.М. Единицы языка и теория текста / Т.М. Николаева // Исследования по структуре текста. — М., 1987. С.27-57.

137. Никольский, Н.В. Краткий конспект по этнографии чуваш / Н.В. Никольский. — Казань: Изд-во типо-лит. Казан. Императ. ун-та, 1911.— 114 с.

138. Никольский, Н.В. Русско-чувашский словарь / Н.В. Никольский. Казань: Центр. Тип., 1909. - 640 с.

139. Никольский, Н.В. Чувашско-русский словарь / Н.В. Никольский. Казань: Изд-во типо-лит. Казан. Императ. ун-та, 1919. - 336 с.

140. Никольский, Н.В. Этнография. Заметки о чувашах Козьмодемьянского уезда Казанской губернии / Н.В. Никольский. — Казань: Изд-во типо-лит. Казан. Императ. ун-та, 1911. 26 с.

141. Никольский, Н.В. Собрание сочинений. Труды по этнографии и фольклору чувашского народа. — T.I. — Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 2004. 527 с.

142. Ногайско-русский словарь: ок. 15000 слов / под ред. Н.А. Баскакова. — М.: Гос. изд-во иностр. и нац. слов., 1963. 562 с.

143. Ожегов, С.И. Толковый словарь русского языка: А-Я. : 80000 слов и фразеол. выражений ! С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова; Рос. акад. наук, Ин-т рус. яз. им. В.В. Виноградова. 4-е изд., доп. - М.: ИТИ Технологии, 2003. — 938 с.

144. Ольховский, B.C. К изучению скифской ритуалистики: посмертное путешествие / B.C. Ольховский // Погребальный обряд: реконструкция и интерпретация древних идеологических представлений. М., 1999. - С. 114-136.

145. Ольховский, B.C. Обычай и обряд как формы традиции / B.C. Ольховский // Рос. археология. 1997.-№2.-С. 159-168.

146. Ольховский, B.C. Погребальная обрядность: (содержание и структура) / B.C. Ольховский // Совет, археология. 1993. -№1. - С. 78-93.

147. Ольховский, B.C. Погребальная обрядность и социологические реконструкции / B.C. Ольховский // Рос. археология. 1995. - №2. - С. 85-98.

148. Ольховский, B.C. Погребально-поминальная обрядность в системе взаимосвязанных понятий / B.C. Ольховский // Совет, археология. — 1986. — №1. -С. 65-76.

149. Ольховский, B.C. Погребально-поминальная обрядность населения степной Скифии (7-3 до н.э.) / B.C. Ольховский. М.: Наука, 1991. - 256 с.

150. Оразов, А. Ритуальная пища туркмен / А. Оразов // Материалы по исторической этнографии туркмен. Ашхабад, 1987. - С. 30-46.

151. Остроумова, Н. Татарско-русский словарь / соч. Н. Остроумова. — Казань: Православ. миссионер, о-во, 1892.-246 с.

152. Паллас, П.С. Путешествие по разным провинциям Российской империи / П.С. Паллас. СПб., 1773.-Ч. 1.-117 с.

153. Попов, Н. С. Погребальный обряд марийцев в XIX начале XX вв. / Н. С. Попов // Археология и этнография марийского края. - Йошкар-Ола: Изд-во Марийского НИИ, 1981. - Вып. 5.

154. Прокопьев, К.П. Похороны и поминки у чуваш / свящ. К.П. Прокопьев. -Казань: Изд-во типо-лит. Казан. Императ. ун-та, 1903. — 39 с.

155. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки / В.Я. Пропп. М.: Лабиринт, 2001. -192 с.

156. Радлов, В.В. Опыт словаря тюркских наречий. В 4 т. / В.В. Радлов. СПб., 1893-1911.

157. Ревзин, И.И. От структурной лингвистики к семиотике / И.И. Ревзин // Вопросы философии. 1964. - №9. - С. 43-54.

158. Родионов, В.Г. К проблеме реконструкции чувашского обрядового комплекса ду/В.Г. Родионов // Чуваш, гуманит. вестн. 2007/2008. - № 3. - С. 53-62.

159. Родионов, В.Г. О системе чувашских языческих обрядов // Родионов В.Г. Этнос. Культура. Слово. Чебоксары, 2006. - С. 106-182.

160. Руденко, С.И. Чувашские надгробные памятники / С.И. Руденко // Материалы по этнографии России. СПб., 1910. - Т. 1. - С. 81-88.

161. Русские: семейный и общественный быт: сб. ст. / АН СССР, Ин-т этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая; [отв. ред. М.М. Громыко, Т.А. Листова]. -М.: Наука, 1989.-334 с.

162. Русско-казахский словарь: ок. 50 ООО слов / под общ. ред. докт. филол. наук, проф. Н.Т. Сауранбаева. — М.: Гос. изд-во иностр. и нац. слов., 1954. 935 с.

163. Русско-карачаево-балкарский словарь: ок. 35 ООО слов / под ред. Х.И. Суюнчева, И.Х. Урусбиева. -М.: Совет, энцикл., 1965. 744 с.

164. Русско-калмыкский словарь: ок. 32 ООО слов / под ред. И.К. Илишкина. М.: Совет, энцикл., 1964. - 803 с.

165. Русско-ногайский словарь: ок. 20 ООО слов / под ред. проф. Баскакова Н.А. -М.: Гос. изд-во иностр. и нац. слов., 1956. 734 с.

166. Русско-татарский словарь: ок. 50 ООО слов. Казань: Тат. кн. изд-во, 1971. -803 с.

167. Русско-турецкий словарь: ок. 47 7000 слов / сост. Э.М.-Э. Мустадаев, В.Г. Щербинин. -М.: Совет, энцикл., 1979. 1028 с.

168. Русско-удмуртский словарь: ок. 40 000 слов / сост. А.С. Белов, В.М. Вахрушев, А.П. Колесников и др.. М.: Гос. изд-во иностр. и нац. слов., 1956. -1360 с.

169. Русско-чувашский словарь: ок. 40 000 слов / под ред. И.А. Андреева, Н.П. Петрова. М.: Совет, энцикл., 1971. - 893 с.

170. Рязанцев, С. Танатология наука о смерти / С. Рязанцев. - СПб.: Изд-во Вост.-Европ. Ин-т Психоанализа, 1994. - 294 с.

171. Салмин, А.К. Семантика дома у чувашей / А.К. Салмин; отв. ред. С. А. Арутюнов; Чуваш, гос. ин-т гуманит. наук. Чебоксары: Изд-во ЧИГН, 1998. -63 с.

172. Салмин, А.К. Система религии чувашей / А.К. Салмин; отв. ред. А.И. Терюков. СПб: Наука, 2007. - 652 с.

173. Салмин, А.К. Чувашские сорочины юпа / А.К. Салмин // Изв. Нац. акад. наук и искусств Чуваш. Респ. 2002.-№ 4- С. 67-89.

174. Салмин, А.К. Этнолингвистика дома / А.К. Салмин // Народная школа. 1996.- №4.- С. 84.

175. Салмин, А.К. Хлеб в ритуалах чувашей / А.К. Салмин // Изв. Нац. акад. наук и искусств Чуваш. Респ.-1996.- № 2.- С. 86-92.

176. Сбоев, В.А. Чуваши в бытовом, историческом и религиозном отношениях. Их происхождения, язык, обряды, поверья, предания и пр. / В.А. Сбоев. М.: Тип. С. Орлова, 1865.- 188 с.

177. Севортян, Э.В. Этимологический словарь тюркских языков. Т. 1-4 / Э.В. Севортян. М.: Наука, 1974-1989.

178. Седакова, О.А. Метафорическая лексика погребального обряда: материалы к словарю / О.А. Седакова // Славянское и балканское языкознание. М., 1983. -С. 204-220.

179. Седакова, О.А. Обрядовая терминология и структура обрядового текста: (погребальный обряд восточных и южных славян): дис. . канд. филол. наук / О.А. Седакова. -М., 1983.- 188 с.

180. Седакова, О.А. Тема «доли» в погребальном обряде (восточно-южнославянский материал) / О.А. Седакова // Исследования в области балто-славянской духовной культуры: (погребальный обряд). М., 1990. - С. 54-63.

181. Семейная обрядность народов Сибири: опыт сравнит, изуч. / И.С. Гурвич, К.Д. Басаев, В.П. Дьяконова; отв. ред. И.С. Гурвич. -М.: Наука, 1980. 240 с.

182. Семенова, Г.Н. Именные композиты в чувашском языке / Г.Н. Семенова. -Чебоксары: Изд-во Чуваш, ун-та, 2002. 160 с.

183. Сепир, Э. Избранные труды по языкознанию и культурологи / Э. Сепир. М., 1993.-432 с.

184. Сергеев, В.И. Об общетюркском фонде обозначений культов и духов у тюркоязьгчных народов Поволжья / В.И. Сергеев // Языкознание: тез. докл. и сообщ. Ташкент, 1980. - С. 210-211.

185. Сергеев, В.И. Развитие лексической семантики чувашского языка: (основные тенденции) / В.И. Сергеев. Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 1991. - 175 с.

186. Сергеев, В.И. Термины древнечувашской мифологии и демонологии / В.И. Сергеев // Исследования по этимологии чувашского языка. Чебоксары,1981. -С. 67-111.

187. Сергеев, В.И. Этнографическая концептосфера: названия пищи: (лингвокультур. аспект) / В.И. Сергеев, П.П. Михайлов // Вестн. Чуваш, ун-та. — 2006. -№3.- С. 263-268.

188. Сергеев, Л.П. Диалектологический словарь чувашского языка / Л.П. Сергеев. -Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 1968. 104 с.

189. Славянская мифология: энцикл. слов. / науч. ред. В.Я. Петрухин и др.. — М.: Эллис Лак, 1995.-413 с.

190. Славянские древности. В 5 т. Т. 1: А-Г / Т.А. Агапкина и др.; РАН, Ин-т славяноведения и балканистики; под ред. Н.И. Толстого; [авт. предисл. Н.И. и С.М. Толстые]. -М.: Междунар. отношения, 1995. 577 с.

191. Словарь марийского языка. Ют. / А. А. Абрамова, Л.И. Барцева, В.Н. Васильев и др. / гл. ред. И.С. Галкин. Йошкар-Ола: Map. кн. изд-во, 1998.

192. Словарь русских народных говоров. Вып. 16. Куделя-Лесной / сост. Н.И. Андреева-Васина, Л.И. Балахонова, О.Д. Кузнецова и др.; гл. ред. Ф.П. Филин. — Л.: Наука, Ленинград, отд-ние, 1980. 376 с.

193. Смирнов, Ю.А. Погребальный культ дьяконской культуры / Ю.А. Смирнов // Совет, археология. 1990.- №2.- С. 51-60.

194. Смирнов, Ю.А. Морфология погребения: (опыт создания базовой модели) / Ю.А. Смирнов // Исследование в области балто-славянской духовной культуры: (погребальный обряд). М., 1990. - С. 216-224.

195. Смирнов, Ю.А. Мустьерские погребения Евразии: возникновения погребальной практики и основы тафологии / Ю.А. Смирнов. М.: Наука, 1991. - 340 с.

196. Соссюр, Ф де. Заметки по общей лингвистике / Соссюр, Ф де; общ. ред., вступ. ст. и коммент. Н.А. Сшосаревой. М.: Прогресс, 1990. - 280 с.

197. Соссюр, Ф. де. Труды по языкознанию / под. ред А.А. Холодовича. — М.: Прогресс, 1977. 694 с.

198. Степанов, Ю.С. Основы общего языкознания: учеб. пособие для студентов филол. специальностей пед. ин-тов / Ю.С. Степанов. Изд. 2-е, перераб. - М.:1. Просвещение, 1975.-271 с.

199. Сулейманова, JI.P. Похоронно-погребальная лексика башкирского языка / JI.P. Сулейманова. Уфа: Гилем, 2005. - 86 с.

200. Сулейманова, JI.P. Лексика и фразеология погребально-поминального обряда в башкирском языке: (этнолингв. анализ): автореф. дис. канд. филол. наук / Л.Р. Сулейманова. Уфа, 2006. - 25 с.

201. Султангареева, Р.А. Семейно-бытовой обрядовый фольклор башкирского народа / Р.А. Султангереева. Уфа: Гилем, 1998. - 243 с.

202. Султангареева, Р.А. Жизнь человека в обряде: фольклорно-этнографическое исследование башкирских семейных обрядов / Р.А. Султангареева. — Уфа: Гилем, 2006.-344 с.

203. Татарско-русский словарь: 25000 слов / И.А. Абдуллин, Ф.А. Ганиев, М.Г. Мухамадиев, Р.А, Юналеева; под. ред. Ф.А. Ганиева. Казань: Тат. кн. изд-во, 2002. - 488 с.

204. Татарско-русский словарь: ок. 38 000 слов. М.: Совет, энцикл., 1966. — 863 с.

205. Татары / отв. ред. Р.К. Уразманова, С.В. Чешко. М.: Наука, 2001. - 583 с.

206. Тимофеев, Г.Т. Девятиселье: этногр. очерки, фольклор, материалы, дневниковые зап., письма и воспоминания / сост. А.В. Васильев (Васан),

207. B.П. Станьял. Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 2002. - 431 с.

208. Тимрясов, С.Н. Похороны и поминки у чуваш-язычников дер. Ишалькиной Чистопольского уезда, Саврушского прихода / С.Н. Тимрясов // Известия по Казанской епархии. 1876.- №9.- С. 269-271.

209. Токарев, С.А. Погребальные обычаи, их смысл и происхождение /

210. C.А. Токарев // Этнографическое обозрение. 1999. - № 5. - С. 42-47.

211. Токарев, С.А. Ранние формы религии и их развитие / С.А. Токарев. М.: Изд-во полит, лит., 1990. - 622 с.

212. Толковый словарь русского языка. В 4 т. Т. 2: Л Ояловеть / под ред. Д.Н. Ушакова. -М.: Астрель: ACT, 2000. - 528 с.

213. Толковый словарь русского языка / сост. Г.О. Винокур, проф. Б.А.Ларин и др. / под .ред. Д.И. Ушакова. -М: Совет, энцикл., 1935-1940.

214. Толстая, Н.И. Терминология обрядов и верований как источник реконструкций духовной культуры / Н.И. Толстая // Славянский и балканский фольклор: реконструкция древней славянской культуры: источники и методы. -М., 1989.- С. 215-229.

215. Толстая, С.М. Магия годового круга / С.М. Толстая // Живая старина. 2006. -№4. -С.2-5.

216. Толстой, Н.И. О предмете этнолингвистики и ее роли в изучении языка и этноса / Н.И. Толстой // Ареальные исследования в языкознании и этнографии (язык и этнос): сб. науч. трудов / отв. ред. Н.И. Толстой. JL: Наука. Ленингр. отд-ние, 1983.-С. 181-191.

217. Толстой, Н.И. Переворачивание предметов в славянском погребальном обряде / Н.И. Толстой // Исследования в области балто-славянской духовной культуры: (погребальный обряд). — М.: Наука, 1990. С. 119-128.

218. Толстой, Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике / Н.И. Толстой. Изд. 2-е, испр. - М.: Индрик, 1995. - 512 с.

219. Толстой, Н.И. Из «грамматики» славянских обрядов / Н.И. Толстой // Ещ&штхЦ- Труды по знаковым системам. 15: Типология культуры и взаимодействия культур. Тарту, 1982.

220. Толстой, Н.И. К реконструкции семантики и функции некоторых славянских изобразительных и словесных символов и мотивов / Н.И. Толстой // Фольклор и этнография: проблемы реконструкции фактов традиционной культуры. — Л., 1990.-С. 47-67.

221. Толстой, Н.И. Некоторые проблемы и перспективы славянской и общей этнолингвистики / Н.И. Толстой // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1982. - Т. 40, №5. - С. 397-405.

222. Толстой, Н.И. Некоторые соображения о реконструкции славянской духовной культуры / Н.И. Толстой // Славянский и балканский фольклор: реконструкция древней славянской духовной культуры: источники и методы. М., 1989. - С. 722

223. Толстой, Н.И. О вторичной функции обрядового символа: (на материале слав.нар. традиции) / Н.И. Толстой, С.М. Толстая // Историко-этнографические исследования по фольклору: сб. памяти С.А. Токарева. — М., 1994. — С. 238-255.

224. Топорков, A.JI. Происхождения элементов застольного этикета у славян / A.JT. Топорков // Этнические стереотипы поведения. Л., 1985. - С. 223-242.

225. Топоров, В.Н. О ритуале: введение в проблематику / В.Н. Топоров // Археологический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. — М., 1988.

226. Топоров, В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. 1: Первый век христианства на Руси / В.Н. Топоров. М.: Гнозис; Яз. рус. культуры, 1995. — 875 с.

227. Топоров, В.Н. Заметка о двух индоевропейских глаголах умирания / В.Н. Топоров // Исследования в области балто-славянской духовной культуры: (погребальный обряд). М., 1990.- С. 47-53.

228. Трофимов, А.А. Чувашская народная культовая скульптура / А.А. Трофимов. Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 1993. - 235 с.

229. Тувинско-русский словарь: ок. 22 ООО слов / под ред. Э.Р. Тенишева. М.: Совет, энцикл., 1968. — 646 с.

230. Тумайкин, В.П. Некоторые этнографические особенности мордвы левобережья Средней Волги / В.П. Тумайкин // Материалы по археологии и этнографии Мордовии / Труды НИИЯЛИЭ. Саранск, 1974. - Вып. 45. — С. 127.

231. Туркменско-русский словарь / под общ. ред. Н.А. Баскакова, Б.А. Каррыева, М.Я. Хамзаева. М.: Совет, энцикл., 1968. - 832 с.

232. Уарзиаты, В. Праздничный мир осетин / В. Уарзиаты. — Владикавказ, 1995. -С.112-113.

233. Удмуртско-русский словарь: ок. 35 ООО слов / под ред. В.М. Вахрушева. — М.: Рус. яз., 1983.-591 с.

234. Уорф, Б. Л. Отношение норм поведения и мышления к языку / Б.Л. Уорф // Новое в лингвистике. М., 1960. - Вып. I. - С. 135-168.

235. Уразманова, Р.К. Современные обряды татарского народа: ист.-этногр. исслед.

236. Р.К. Уразманова. Казань: Тат. кн. изд-во, 1984. - 145 с.

237. Ураксин, З.Г. Этнолингвистический аспект слова в башкирском языке / З.Г. Ураксин//Ядкяр.- 2000.- №1. -С. 73-77.

238. Успенский, Б.А. Избранные труды. Т.1: Семиотика истории. Семиотика культуры / Б.А. Успенский. М.: Гнозис, 1994. — 432 с.

239. Успенский, Б.А. Избранные труды. Т. 2: Язык и культура / Б.А. Успенский. — М.: Гнозис, 1994.-432 с.

240. Успенский, Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей: (реликты язычества в восточнослав. культе Николая Мирликийского) / Б.А. Успенский. М.: Изд-во МГУ, 1982. - 245 с.г Г

241. Упымарий. Марий мутэр турлб вэрэьилышэ марийын мутшым танастарэн нэргэлыма кнага. Моско: ССР Калыквлак Рудо савыктыш, 1921. - 347 с.

242. Фасмер, М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. / М. Фасмер; пер. с нем. О.Н. Трубачева. М.: Прогресс, 1967-1987.

243. Федотов, М.Р. Чувашско-марийские языковые взаимосвязи / М.Р. Федотов; Чуваш, гос. ун-т им. И.Н. Ульянова, НИИ яз., лит., истории и экономики при Совете Министров Чуваш. АССР. — Саранск: Изд-во Сарат. ун-та, Саран, фил., 1990.-335 с.

244. Федотов, М.Р. Этимологический словарь чувашского языка. В 2 т. Т. 1: А-Р / М.Р. Федотов. Чебоксары: Изд-во Чуваш, гос. ин-та гуманит. наук, 1996. - 470 с.

245. Федотов, М.Р. Этимологический словарь чувашского языка. В 2 т. Т. 2: С-Я. / М.Р. Федотов. Чебоксары: Изд-во Чуваш, гос. ин-та гуманит. наук, 1996. - 509 с.

246. Федянович, Т.П. Семейные обычаи и обряды финно-угорских народов Урало-Поволжья: (конец XX в. 1980-е гг.) / Т.П. Федянович. - М., 1997. - 183 с.

247. Фукс, А. Записки о чувашах и черемисах Казанской губернии / А. Фукс. -Казань: Тип. Имп. Казан, ун-та, 1840. 329 с.

248. Хадыева, Р.Н. Башкирская этнокультура и язык: опыт воссоздания языковой картины мира / Р.Н. Хадыева. М.: Наука, 2005. - 284 с.

249. Хакасско-русский словарь: ок. 14 ООО слов / сост. Н.А. Баскаков, А.И. Инкижекова-Грекул; под ред. Н.А. Баскакова. М.: Мин-во культуры СССР Главиздат, Гос. изд-во иностр. и нац. слов., 1953. - 487 с.

250. Хомский, Н. Аспекты теории синтаксиса / Н. Хомский. М.: Прогресс, 1972.

251. Христолюбова, JI.C. Погребальный ритуал удмуртов / JI.C. Христолюбова // Этнокультурные процессы в Удмуртии. Ижевск, 1978. - С. 108-156.

252. Хрестоматия по культуре Чувашского края: дореволюционный период / сост. Н.И. Егоров, М.Г. Данилова. Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 2001. - 255 с.

253. Цивьян, Т.В. Лингвистические основы балканской модели мира / Т.В. Цивьян. -М.: Наука, 1990.-207 с.

254. Чернов, М.Ф. Чувашско-русский фразеологический словарь. Глагольно-именные фразеологизмы / М.Ф. Чернов. Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 1982. — 176 с.

255. Чистяков, В.В. Представление о дороге в загробный мир в русских похоронных причитаниях XIX-XX вв. / В.В. Чистяков // Обряды и обрядовый фольклор.- М., 1982.- С. 114-127.

256. Чувашская мифология // Культура чувашского края: учеб. пособие / сост. М.И. Скворцов. Чебоксары, 1995. - Ч. 1. - С. 109-147.

257. Чувашская энциклопедия. В 4 т. Т. 1: А-Е. Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 2006.-590 с.

258. Чувашско-русский словарь: ок. 25 000 слов / под ред. чл.-кор. Академии педагогических наук РСФСР проф. М.Я. Сироткина. М.: Гос. изд-во иностр. и нац. слов., 1961. - 630 с.

259. Чувашско-русский словарь: ок. 40 000 слов / под ред. М.И. Скворцова. — М.: Рус. яз., 1982.-712 с.

260. Чувашско-русский словарь: ок. 40 000 слов / И.А. Андреев, А.Е. Горшков, А.И. Иванов и др.; под ред. М.И. Скворцова. 2-е изд., стериотип. - М.: Рус. яз., 1985.- 712 с.

261. Шабалина, Л.П. Современная семья народов Среднего Поволжья: традиции и новации, этнические взаимовлияния / Л. П. Шабалина; М-вообразования Рос. Федерации. Ульян, гос. техн. ун-т. — Ульяновск: Изд-во УлГТУ, 2002 322 с.

262. Шведова, Н.Ю. Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов / РАН, Ин-т рус. яз. им. В.В. Виноградова; отв. ред. Н.Ю. Шведова. -М.: Азбуковник, 2008. 1175 с.

263. Ширяев, B.JI. Словарь религиозных терминов / B.JI. Ширяев. Чебоксары: РИПКРНО, 1993.- 46 с.

264. Шитова, С. Марийцы / С. Шитова, Г. Ибулаев // Ватандаш. 1999. - № 11.— С.173.

265. Энциклопедический словарь. Домещш-Евреинова. Т. XI / изд. Ф.А. Бракгауз, И.А. Ефрон. СПб.: Типо-Лит. И.А. Ефрона, 1893. - 466 с.

266. Эрзянско-русский словарь: ок. 27 000 слов / ИИИ языка литературы истории и экономики при правительстве Мордовской СССР; под ред. Серебренникова Б.А, Бузаковой Р.Н., Мосина М.В. М: Рус. яз., 1993. - 803 с.

267. Этнографический очерк Мильковича, писателя конца XVIII в., о чувашах / предисл. Н.В. Никольского // Изв. об-ва археологии, истории и этнографии. — 1906. Т. XXII, вып. I. - С. 34-67.

268. Этнолингвистика текста: семиотика малых форм фольклора: тез. и предварит, материалы к симпозиуму. М., 1988. — Ч. 1-2

269. Ягафова, Е.А. Чуваши Урало-Поволжья: история и традиционная культура этнотерриториальных групп (XVII-XX вв) / Е.А. Ягафова. Чебоксары: ЧГИГН, 2007.-530 с.

270. Ягафова, Е.А. Этническая история и культура народов Урало-Поволжья (мордва, марийцы, удмурты, чуваши, татары, башкиры): учеб. пособие / Е.А. Ягафова. Самара: СамГПУ, 2002. - 159 с.

271. Ягафова, Е.А. Самарские чуваши: (ист.-этногр. очерк): конец XVII- нач. XX вв. / Е.А. Ягафова. Самара: ИЭКА «Поволжье», 1998. - 369 с.

272. Bemerkungen einer reise im Russischen Reich in den Jahren 1773 und 1774. -Petersburg, 1775. II. - P. 849-856.

273. Glauson Sir Gerard. An etimological Dictionaru of pre-thirteenth-centunu. —1. Turkish: Ohforol, 1972.

274. Paasonen H. Gebrauche und Volksdichtung der TSCHUWASSEN. Gesammelt von HEIKKI PAASONEN Herausgegeben von EI NO KARAHKA und MARTTI RASANEN / H. Paasonen. Helsinki, 1949. Suomalais-ugrilainnen slura.

275. Источники из фонда Научного архива Чувашского государственного института гуманитарных наук

276. Отд. III., ед.хр. 875, 878 Трофимов А.А. Комплексная научная экспедиция в чувашские селения БашАССР и Оренбургскую область, 1987 г.

277. Отд. I, инв. 5862-5821 Рахманов Г.Н. Об умерших. Ст. Шемурша Буинского уезда.

278. Отд.1, ед. хр. 183, инв. 5199 Козлов И.Ф. Описание обрядов свадебных, погребальных, проводов в рекруты и др. Написано в д. Б. Яуши Ядринского уезда в 1910 г.

279. Отд. I, ед. хр. 574, инв. 7016 — Элле К.В. Обряды при похоронах и поминке

280. Отд. II, т. 181, инв. 351 Похороны и поминальные обычаи (обряды) некрещеных чуваш Симбирской губернии во 2-ой пол. XVIII в. Копии архивных документов, извлеченных в ленинградском Ученом архиве Всесоюзного географического общества АН СССР.

281. Отд. I, т. 209 Терентьев Т. Погребение умершего. Кошбаев. вол. Цивильского уезда. Собр. Н. Никольским в 1910 г.

282. Отд. I, т. 21 Ашмарин Н.И. Жертвоприношения покойникам. Слова для словаря.

283. Отд. III, ед. хр. 2203, инв. 8491 из архива Комиссарова Г.И. Записи учащихся 1920-1930 гг.

284. Отд. I, т. 21, инв. 1933 Похороны у чуваш и поминовение усопших. Зап. в д. Три Избы-Шемурши Буинского уезда Симбирской губернии.

285. Отд. I, т. 31, № 3085 Охотников Н.М. Описание обряда погребения. Зап. в д. Сунчелеево Чистопольского уезда.