автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Типология художественных традиций в прозе Бурятии XX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Типология художественных традиций в прозе Бурятии XX века"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ОРДЕНД ДРУЖБЫ НАРОДОВ ИНСТИТУТ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ИМ. А.М.ГОРЬКОГО

Со>

^ На правах рукописи

\

Гармаева Светлана Искровна

ТИПОЛОГИЯ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ТРАДИЦИЙ В ПРОЗЕ БУРЯТИИ XX ВЕКА, (этнокультурные факторы н контекст)

СПЕЦИАЛЬНОСТЬ 10.01.02. -ЛИТЕРАТУРЫ НАРОДОВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

АВТОРЕФЕРАТ ДИССЕРТАЦИИ НА СОИСКАНИЕ УЧЕНОЙ СТЕПЕНИ ДОКТОРА ФИЛОЛОГИЧЕСКИХ ПАУК

МОСКВА 1998

Работа выполнена на кафедре литературы Бурятского государственного университета

Официальные оппоненты.

доктор филологических наук, профессор Герасимович Л.К. доктор филологических наук, профессор Лазарев В.А. доктор филологических наук, профессор Ломинадзе А.Б.

Ведущее учреждение - Бурятский институт монголоведения,

нии Диссертационного Совета Д.002.44.02 по филологическим наукам по присуждению ученой степени доктора наук при ордена Дружбы народов Институте мировой литературы им. А.М.Горького РАН, по адресу. 121069, Москва Г- 69, ул. Поварская, 25 а.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института мировой литературы им. А.М.Горького РАН

буддологии и тибетологии СО РАН

Защита состоится

Ж

1шиУ) 1998 года в 4£

часов на заседа-

Автореферат разослан

Ученый Секретарь Диссертационного Совета доктор филологических наук

А.В.Пошатаева

Общая характеристика работы Актуальность темы. Процесс становления и формирования литератур народов России исследовался и исследуется достаточно активно и плодотворно. Относится это и к литературам Сибири, Севера, Дальнего Востока. Выявлены исторические и эстетические корни их возникновения и становления, основные идейно-тематические аспекты, факторы формообразования и связанные с ними механизмы ускорения.

Вместе с тем, современная научная ориентация делает актуальными исследования, которые, углубляя логику известного и изученного, позволили бы подойти к намечающимся в науке процессам интеграции и универсализации конкретных явлений в более общие типологические системы. Исследователи общероссийского литературного процесса обосновывают данную проблему как одну из ведущих на современном этапе - перечтение, основанное на достижениях современной филологии, эстетики, культурологии , ... . "> с учетом конкретного историко-культурного, эт-ногенетического и географического контекстов.

Основная сложность решения данной проблемы при изучении национального литературного процесса - отсутствие типологических исследований этнохудожественных компонентов литературы и культуры регионов, в которых бы осмысливались и соотносились этнические, национальные с общим и универсальным в становлегаш литературы. И здесь нужны материалы с мест - конкретные явления типологии в их региональных, зональных и национальных проявлениях. В этом диссертант видит и цели и задачи исследования.

Истопники исследования. Определившийся в работе комплекс типологических парадигм рассматривается в лш-ературе Бурятии 40-80 годов, т.е. практически с возникновения и становления в ней повествовательных жанров произведений. В жанровом отношении данный этап характерен

з

преобладанием романа /первым романом, а в его лице одним из первых художественных произведений является "Степь проснулась" Ж.Тумунова, появившийся в 1949 г., следующим был "На утренней заре" Х.Намсараева -в 1950 г./ и так вплоть до 80-х годов создавалась романистика литературы Бурятии, состоящая из достаточно крупных эпических произведений исторической, историко-революционной и современной тематики и проблематики.

В связи с содержанием работы в целом, нельзя было не выйти за художественные границы литературы Бурятии в ареал тюрко-монгольского мира. Литературы этого ареала эстетически близки многими параметрами -это стихия единого исторического и географического пространства, обусловившая их генетическое и этническое родство, отсюда же сравнительно одинаковые по времени и особенностям пути становления литератур (так, первый бурятский роман появился в 1949 г., монгольский - в 1951 г.) и др. "Общность культуры монголоязычных этнических групп поддерживалась не только в силу их генетического родства, одинакового способа ведения хозяйства, но и благодаря постоянным контактам между ними. До присоединения бурятских племен к России не существовало современной границы между Бурятией и Монголией, поэтому как буряты, так и монголы могли свободно перемещаться в пределах от Байкала до пустынь Гоби".' Ученые -этнографы, религиеведы для сравнительно-исторического изучения привлекают материалы не только бурят и монголов, но и историко-культурные сведения, касающиеся воззрения якутов, тюрков Саяно-Алтая, учитывая их исторические связи между собой. Исторические сходства, как известно, проявляются в самых разных аспектах литературного процесса - методе, жанре и т.д., в работе берутся отдельные проявления сходств, скорее, на стилевом уровне.

1 Галданова Г. Доламаистские верования бурят. Новосибирск, 1987. - С.5.

4

Научная новизна работы. Вопросы типологии художественных традиций национальных литератур вообще и, в частности, регионов Сибири, Дальнего Востока в их обобщающих интегрирующих аспектах еще ждут своего изучения. Пока же таких исследований нет, хотя специфика отдельных традиций изучается с достаточной полнотой и широтой, (концепция личности, формирование родо-жанровых форм, роль фольклора в становлении прозы и др.). В данной работе предпринимается первая попытка такого, по возможности комплексного, рассмотрения поэтики прозы на определенном отрезке времени и художественного пространства -в прозе Бурятии XX века. Рассмотрение национальной поэтики в ее эволюционном движении на этногеографическом уровне даст возможность, как нам кажется, подойти к определенному типологическому ряду, который, в свою очередь, явился бы одним из начальных составляющих этапов движения и вхождения тюрко - монгольского ареала в еще более общие художественные системы. Кроме того, современная методологическая ситуация в литературе и литературоведении может, на наш взгляд, выявить исконные, позитивные процессы, оказавшие свое влияние на становление литературы, не поддавшиеся конъюнктурным тенденциям времени, сохранившиеся в своей изначальной значимости (к примеру, проблемы типологии буддийской модели мира).

В этом диссертант видит определенную теоретическую значимость и научную новизну работы. Изучению проблем типологии художественных традиций в прозе Бурятии XX века и возможным сравнительным выходам к традициям литератур Монголии и народов Сибири способствовало и то, что сама концепция современной истории и теории развития общества расширяется и обогащается реалиями научного познания: теорией эволюции и космизма, теорией этногенеза, идеей евразийства и пассионарного напряжения, все более конкретизирующимися понятиями в области типов

поэтики и литературных направлений, открывшимися возможностями познания религии и религиеведения и многое другое, а также активное изучение проблем типологии современной фольклористической наукой.

Как известно, изучение проблем типологии литературного развития связано с именами М.М.Бахтина, Д.С.Лихачева, С.С.Аверинцева, М.Б.Храпченко, Ю.В.Манна, Е.М.Мелетинского, Ю.С.Неклюдова, В.И.Брагинского и др.. При этом в области теоретического осмысления типологии больше "повезло" литературам прошлого, особенно древнего мира и средневековья. Типология литературы более позднего периода разрабатывалась в работах Д.С.Лихачева, Н.Н.Конрада, А.Н.Веселовского, В.В.Жирмунского, И.Г.Неупокоевой, Н.С.Надьярных и др. Результаты исследований ученых по этому вопросу можно было бы свести к следующим выводам - движение к типу, типологическому означает поиск точки опоры для взгляда сверху, чтобы рассматривая литературу в контексте создавшей ее культуры, анализируя конкретные детали, можно было бы определить место данного явления в системе единства общего и специфического, когда частное должно быть понятно за счет общего, а общее можно объяснить за счет частного. Один из основоположников отечественной компаративистики Н.Конрад считал, что сопоставляя в системе явления, возникшие в разное время, мы получаем о явлении гораздо более полное и историческое и эстетическое представление.2

Определяющим и регулирующим началом являются сами стадии становления и развития сознания / в их основе - мифическая, религиозная, философская/. В этой связи основное внимание в работе будет уделено изучению поэтики прозы Бурятии и ее типологии в следующих проявлениях: мифопоэтических и культурных традициях, освоении художественным соз-

2 Конрад Н. Запад и Восток. М, 1966.

нашем религиозных мотивов и воззрений и проблем формирования собственной художнической философии.

Николаем Рерихом, большую часть своей жизни посвятившим изучению Центральной и Южной Азии, искавшему там, в Гималаях, Индии, Тибете, Монголии и Бурятии истоки и разгадки многих проблем мировой гармонии, еще в начале XX века было отмечено, что человечество движется вспышками энергии.3 Первой такой "вспышкой", очевидно, и следует считать энергию мифопоэтического в становлении художественного сознания и притяжения к ней писателей. До определенного времени и в определенных соотношениях, как изгестно, мифопоэтическая традиция была и остается формой художественного мышления, средством ценностных ориентации. И, более того, по мере удаления в дебри и дали технократических достижений XX века не всегда и не во всем идущих на пользу самому человеку, писатели, в поисках возможной гармонии, все больше испытывают потребность приблизиться к истокам, к корневой системе жизни как к ее стержню, опоре, способу проверки на истинность и т.д. Традиции в их историческом, культурологическом, эстетическом аспектах и понимании -основа национального самосознания, человек никогда не сможет быть свободным от этнической логики миропонимания и, несмотря, а, наверное, и вопреки, закономерностям процесса урбанизации, необходимость познания истоков будет заставлять человека все больше оглядываться назад, в прошлое в поисках аналогий, которые могут помочь прояснить и подтвердить настоящее. Исследуя поэтику древнерусской литературы, Д.С.Лихачев справедливо отмечает, что сравнение обогащает исследование новыми эмпирическими фактами, подтверждая закономерность художествешюго явления в широких рамках "всеобщей" литературы.

' Рерих Н. Шамбала.М., 1994.

Апробация н практическая ценность исследования. Основные положения диссертации прошли апробацию в публикациях статей и выступлениях на международных, всероссийских, зональных, региональных, межвузовских и вузовских конференциях в Москве, Улан-Удэ, Новосибирске, Элисте, Монголии, Хакассии. Концепция диссертации является основой научной монографии Гармаевой С.И. " Типология художественных традиций в прозе Бурятии XX века". Улан-Удэ, 1997. Практические результаты исследований привлекаются учеными-литературоведами, исследователями литератур народов Сибири, Севера и Дальнего Востока в качестве отдельных научных доводов их исследований. Ученые Бурятского научного центра Сибирского Отделения РАН работают над "Историей литературы Бурятии", членом редакционного коллектива которого является автор диссертации, и где также будут использованы результаты соискателя. Результаты исследования легли в основу разработанных спецкурсов и спецсеминаров по литературе Бурятии и литератур народов России на кафедре литературы Бурятского государственного университета, а также используются в качестве научного материала для работы со студентами при написании дипломных работ.

Работа выполнена на кафедре литературы Бурятского государственного университета. Автор также получал консультации в Отделе литератур народов России и СНГ Института мировой литератгуры им. А.М.Горького РАН.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав} . заключения и библиографии.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается выбор темы исследования, ее научная актуальность, определяются основные концептуальные положения.

Первая глава раскрывает типологию национальной модели мира. В ней рассматриваются слагаемые, составившие собой этот типологический ряд: этнографические реалии быта и их содержательность в ситуациях художественного творчества, а также отдельные мотивы и воззрения народно-поэтического творчества. Художественное мышление синтезирует в себе самый широкий круг представлений человека - от мифологического, религиозного до общекультурных и философских. Поэтому составные материальной культуры, в данном случае этнографические реал™ быта достаточно активно участвуют в создашш поэтики прозы Бурятии, формируя и моделируя специфическое образное видение мира. Использование в работе термина "мифопоэтика" автор связывает с широким смысловым контекстом: от возможности мифического отражения действительности первобытным сознанием до философской формы проявления мировоззрения человека, его попытки обобщать и объяснять, выражать свое отношение к искусству и действительности. Как известно, современное понимание ми-фопоэтики связано со многими теориями: соотношения реального и вымысла, семиотики, дискурсивных проявлений и интертекстуальных связей.

Автор пытается показать особую роль в формировании художественного сознания национальной картины мира и ее эстетическую значимость в творчестве, увидеть и показать слагаемые типологии в более широком этнокультурном пространстве фольклорных традиций, материальной и духовной культуры народа и возможности интегрирования национального в более общие художествешше системы в миропонимании писателя. Имея дело с долгим эмпирическим опытом жизни народа, писатели пытались постичь эстетические закономерности во всем том, что составляло национальную картину мира.

Содержание мифопоэтических традиций во многом связано с религиозными воззрениями, как составляющих традиционной культуры. Художе-

ственная содержательность религиозных мотивов в литературе, как фактор формирования художественного мышления - второй аспект типологии, содержание второй главы работы. Религиеведческий аспект - достаточно активный типологизирующий фактор в силу своих родовых качеств: восточное сознание, выраженное и сформированное в основе своей буддизмом с его принципом "мир - это я" стремится привести множественность мира к некоему единому знаменателю, к единой системе, к обобщающей модели его осмысления и понимания. Во-вторых, работающим на типологию, является по мнешпо автора, буддистский канонический закон зависимости, причинной следственности, результатом которой является идея перево-площешш, перерождения, перевоссоздшшя жизни. Вопрос об отношениях религии с культурой всегда был взаимообусловленным: религия делала возможной полноту изображаемого, культура отражала все грани человеческого опыта.

В связи с канонами буддизма представляет исследовательский интерес еще один возникающий аспект типологии - поиски совпадений общего в локальном конкретном и частном, и наоборот. Поиски таких взаимосвязей составляют содержание как первой, так и второй глав. В данном случае речь идет о формировании собственно писательской философии, когда бы предыдущие интерпретации традиций завершались идеей творца, реальностью мысли художника, его философией в системе теории познания, и самих ощущениях законов художественной эволюции, с которыми писатель имеет дело скорее на интуитивном уровне. В русле конфессиональных воззрений художественная философия реализма, формирующаяся в прозе Бурятии, предстает типологизирующим фактором основного канона буддизма

- поиска истины и просветления см как единственно возможного пути свое?

боды ег страдании.

Изучение фольклорных традиций в их типологических взаимосвязях раскрывает много интересного и неожиданного. Прежде всего необходимо отметить, что обнаруживается внутренняя пластичность фольклорных форм, благодаря чему их содержательность при освоении литературой оказывается более емкой и разнообразной, чем в самом фольклоре. Фольклорная поэтика становится носителем особой выразительности национального мироощущения, выявляя трансформациошше возможности отдельных своих жанровых, сюжетно - композиционных и других структур. Внутренний динамизм этих форм, и идущая от них эстетическая энергия позволяли литературе создавать не только отдельный образ, но и сюжетно-композиционную основу литературных произведений. Процесс освоения литературой фольклорных и культурных традиций в их типологических аспектах и является содержанием первой главы.

Работа не претендует на то, чтобы поставить все возшпсающие в связи с данной проблематикой вопросы. Но рассмотрение отдельных традиционных форм, как слагаемых типологических моделей должно способствовать более глубокому исследованию эстетической и философской их значимости в формировании духовной культуры народа, что в свою очередь позволит расширить диапазон исследований в других областях художественного творчества

Изучение фольклора и литературы народов Сибири и Центральной Азии позволило ученым говорить о сложном, этнически сходном пути их формирования - от архаических, родовых и культовых преданий, волшебных и фантастических сказок, легенд до народно-героического эпоса и произведений литературы.

Бурятские, монгольские, хакасские, тувинские и алтайские народы исстари находились в исторических и генетических связях между собой. Предки бурят расселились вокруг Байкала около XI века, прийдя из Вос-

п

точной Монголии. Наука не исключает возможности участия монгольских элементов в этногенезе алтайских и присаянских тюрков. И древняя, и средневековая, и поздняя история говорят об этнической общности народов, входивших в единый монгольский мир, монгольскую культурно-этническую общность, составившие центральноазиатский культурно-исторический регион, куда входили нынешняя Монголия, Бурятия, Тибет, Северная Индия, Северный Китай, часть Средней Азии, Южная и Восточная Сибирь. Исторически складывавшиеся нормы взаимодействий играли важную роль в формировании и развитии самобытной культуры каждого народа. Особенно это отразилось в становлении фольклора, религии, языка, письменности и других форм сознания. История и культура народов Центральной Азии и Сибири развивались в тесном взаимодействии и взаимосвязях, потому их невозможно рассматривать вне этих взаимовоздействий друг на друга, вне их генетико-типологической общности и контекста.

Жанровая эволюция произведений фольклора определялась движением от синкретизма к более опосредовашшм формам мышления с зачатками художественности. Живое, непосредственное, но и поэтическое восприятие мифов, с их одушевлением природы и окружающего мира, сменяется постепенно более абстрактным отражением жизни в бытовых и богатырских сказках, наконец, в героических сказаниях. На смену пассивно-созерцательному отношению к миру приходили активность человеческого характера, личности богатыря героического эпоса.

Среди разнообразия жанров народно-поэтического творчества героический эпос является одним из значительных по силе художественного отражения различных сторон жизни и мировоззрения народа. Вобравший в себя и мифологическое творчество с его фетишизацией явлений и особенностями образа жизни - охоты и скотоводства, напластованиями разных этапов общественно-экономических формаций, бурятский героический

эпос явился вершиной устно-поэтического творчества бурятского народа и в целом народов Сибири.4

Изучение памятников дореволюционной литературы Бурятии, научные исследования в области истории, литературоведения, языкознания и фольклора показывают, что литературное творчество, как таковое, с самого начала зарождалось в сложном комплексе мифопоэтического, религиозного, национальных традиций, национального фольклора и литературы. Такой сложный источниковедческий фактор был обусловлен, в том числе, и географией - Бурятия, благоприятно для нее, оказалась на стыке двух миров и двух цивилизаций - западной европейской и восточной азиатской, на пересечении их мировых дорог.

Повествовательная литература Бурятии XX века для своего становления имела, таким образом, зачатки многих и самых разнообразных традиций: от собственно фольклорных до культурных и литературных традиций памятников стран Центральной Азии и Востока, религиозных трактатов (включая духовные сочинения вешаний Будды "Ганжур"), исторических хроник. Осмысление опыта прошлого в наступившем настоящем и будущем не могло не иметь своих результатов.

Обосновывая проблематику главы, хотелось бы обратить внимание на особенности художественного сознания при восприятии традиционного и определить их как методологические при определении и формировании! типологии: во-первых, притяжение и выделите сознанием писателя именно таких, привычно обыденных реалий жизни, которые несли бы в себе при этом, в качестве и традиционного и художественного образа, наибольшие возможности обобщения, участия в формировании эстетического, т.е. сознание человека вообще, а творческое, в особенности, изначально

4 Уланов А. Бурятский героический эпос. Улан-Удэ, 1963. Уланов А. О развитии улигерного жанра ¡1 Бурятский фольклор. Улан-Уда, 1970.

искало и ищет такие формы бытия и существования, которые бы вели его от хаоса и дисгармонии /А.Лосев - С.Г./ к пониманию порядка и гармонии, во-вторых, природная, художественная обоснованность чутья писателя, которая позволяет ему, как бы повинуясь выбору его праединомышленни-ка, выхватывать из потока имеющихся средств те же самые, которые и по его мнению, могли бы иметь сегодня особую содержательность. Эти совпадения придают прозе Бурятии XX века особую стилистическую содержательность , прежде всего в отражении специфического и национального. Так, идущие от первозданных ощущений образы степи как матери-земли, дома-юрты на ней и человека в мире, занимают в поэтике реализма прозы Бурятки XX века свое особое место.

В современном литературоведческом анализе многое могут помочь раскрыть теории В.Вернадского и Л.Гумилева в области биосферы и этногенеза. Теория биосферы, предполагающая синтез истории, географии и естествознания, приводит в согласие, сообразует тот географический детерминизм, который важен для понимания кочевой культуры мира в целом и бурятской, в данном случае, - природная среда, ландшафт - непременные условия формирования этнической культуры. Сохраняя эпическую образную триаду: земля - человек - вселенная, бурятская художественная традиция опирается при этом на определенные реалии этого историко-географического синтеза - степную стихию кочевой культуры и всего, что с этим связано. Именно в незамкнутой свободе и пространстве этой стихии зародились такие компоненты поэтики как образная модель мира и дома -юрта, степь, система динамичных сюжетов странствий и скитаний героев и другое, что в свою очередь делает художественную традицию всегда живой и действенной.

Одно из назначений типологии - выявление связей изначального с более поздними приобретениями и обнаружение их общности. Такой типо-

логической моделью в прозе Бурятии XX века стало то, что оказалось способным создать систему воззрений в понимании мира и дать о нем по возможности целостное представление. И этой моделью, соединившей в себе этническую специфику миропонимахшя с общечеловеческими представлениями становится юрта - жилище человека степного мира, понятие дома, места на земле. Все, что происходит с человеком, связано с ней, и с сущностью законов ее создания.

Так, к примеру, для монголо-тюркского мира юрта - микро- и макромир степняка одновременно, потому что степь, где она стоит, потому и степь, что не бывает и не должна быть обильно населенной, редко встретишь в ней человека, и человек здесь один на один со Вселенной. И ценность дома, человеческой жизни, здесь, в степных бесконечных и безлюдных пространствах, особенно высока и значительна. Такая логика восприятия степи и юрты в ней была активно воспринята и литературой. Создавая ее структуру и формируя внутреннее пространство, человек с самого начала закладывал в нее свою мировоззренческую концепцию бытия: представления, которые он сообразовывал с космогоническими, религиозными и другими традициями и понятиями о мире, реализуя в составных предметных деталях юрты некий сгусток своих нравственно-этических и эстетических воззрений не только на насущное, бытовое, но и идеальное, накапливаемые сознанием человека в процессе эволюции. В рассматриваемых нами произведениях - исторического и историко-революционного жанров, юрта продолжала оставаться и реалией быта. Однако кодекс законов, заложенных в ее создание, начинали формировать и типологию традициошюй поэтики.

Примеры активности художественной жизгш образа юрты в прозе XX века, извлеченные из произведений, содержательны каждый по своему. Все модели образа, взятые из разных произведений разных авторов, взаи-

мосвязаны внутренней типологической связью: каждая из них выявляет Характерное из хронотопа своего времени. В художественной ситуации историко-революционного романа "Похищенное счастье", события которого связаны с XIX веком и началом XX века, писатель, вместе со своим героем стоит у истоков сокрушительных потрясений /от юрты остался лишь черный круг/. Но герой верит, что будущее - это обретение, и он стремится к нему, надеясь на лучшее, оплачивая это свое возвращение - обретение на круги своя из нелегкого далека очень дорого. Вторая образная модель создана десятью годами позже в произведении о современной жизни / 70-х годов/. Герои писателя Д.Эрдынеева отрекаются от нее, сбрасывая юрту с "корабля совремешюсти" как анахронизм, разрушая тем самым традиционное самосознание и идеалы "стариков" - естественного звена в родовой цепи. В то время как сама логика понятия рода, родового, уходящего своими корнями в глубины человеческой эволюции предполагает единство и непрерывность его, а с нарушением этого единства само собой может уйти традиционное представление о роде, как о чем-то ценностно богатом и необходимом. И здесь, в связи с этой художественной ситуацией не может не возникнуть ощущение духовной катастрофы, создаваемой самим человеком, начала какого-то разрушительного конца, хотя до появления образа манкурта время еще было. В это же время /40-70-е гг./ в сходных сюжетных коллизиях будут искать гармонию нового со старым, прошлого с настоящим, пути преодоления разрыва связи поколений многие писатели тюрко-монгольского ареала. Исследователь монгольской литературы Ллерасимович отмечает, что монгольская литература 40-50 гг. страдала чрезмерным оптимизмом, и только с середины 60-х годов появляются в ней новые качества. Интересно решалась данная проблема хакасским писателем Т.Балтыжаковым в повести "Орис" /1964 г./. В статье Р.Саковой "Человек и природа в словесной культуре хакасов" отмечается, что процесс

обновления национального самосознания все больше ищет опору в собственной национальной культуре.

Связанная с юртой степная стихия - одна из культурных традиций фольклора и литературы. Ландшафт, как известно, взаимообусловлено накладывает свое специфическое на живущее на нем. Формирующими факторами его поэтики прежде всего является само пространство кочевого мира, в свободной стихии которого идет поиск правды и истины героями всех рассматриваемых здесь и не вошедших сюда произведений данного периода.

Действия практически всех произведений, рассматриваемого периода, происходят на ее пространствах с добавлением еще тайги и таежной природной стихии. Началом типологии степи является понятие места, откуда юрта только и может вписаться в общее мироздание. С этим же связано и особая внутренняя пространствегшая выверенность юрты. Ее семантическая ориентация начинается именно с внешнего, географического: севера-юга, запада-востока, условно-символическая природа которых будет восходить к понятиям добра и зла, вечной двойственности бытия и др. При этом все должно иметь свои корни, свое место на земле, в степи.

В прозе сложилась и широко используется в связи с моделью степи такой ее типологический компонент как тоонто (буквально - тоонто - место, где зарыт твой послед, пуповина). Особенно активно образ тоонто присутствует в лирике. Художественная, поэтическая активность и популярность этого образа в современной литературе связаны с актуальностью проблемы и идеи памяти, преемственности, необходимостью осознания корней, разрушительной силы манкуртизма и др. Сакральность ритуала тоонто - один из значимых в мифопоэтике. Оно обязательно должно быть зарыто на своей родовой территории, тем самым осуществляя связь между родившимся потомком и всем миром его предков. Данная поэтика упрочи-

ла, да и расширила свои возможности в литературе за счет религиозных буддийских мотивов перерождений и перевоплощений. Мифопоэтика степи, степного в широком спектре значений и ассоциаций присутствует во всем, чго изображено в прозе Бурятии.

В типологии юрты и степи есть неотъемлемая ее часть - коновязь, архаическое представление которой связано с числом 1 ( один ) как знаком целостности, нерасчленешюсти и единства целого. Расположенная в определенном месте степного пространства, она достаточно содержательна и ее образность в литературе имеет свой особый смысл, хотя и не востребована ею до конца. Трансформируясь из характерного реалия быта в художественный образ, коновязь связана с другим слагаемым типологической модели - ролью и местом в жизни степняка коня. Наличие у юрты коновязи предполагает определенный ритуал превращения чужого человека в своего - взять уздечку - повод из рук гостя и привязать к своему столбу, столбу своей вселенной - значит признать его своим.

Тема страдания как типологизирующкй фактор станет предметом изучения второй главы в связи с типологией буддийской модели мира, но формируется и складывается она с помощью многих слагаемых модели. Изображая трагические конфликты, литература опирается в поэтике коновязи на весьма существенную ее содержательность - когда может быть уничтоженным все вокруг и сама юрта - коновязь, как правило, остается на земле - так крепко и надежно она сработана человеком. Символически восходя к идее установления человеком своего места на земле, она передавалась по наследству от отца к сыну как знак преемственности и продолжения жизни. С ее смыслом связан и другой образ национальной модели мира. Жить в степи, это значит быть на коне. Человек степи - он человек, когда он всадник. Мифологически жить в согласии и понимании - это идти стремя в стремя, но такой идеал создан больше поэзией, проза только му-

чительно ищет его. Душе человека нужна музыка и писатель создает ее: из топота коней, перезвона стремени и уздечек, свиста ветра в степи. Культ коня и его роль в жиз1ш кочевника и скотовода мифологически восходил к культу небесного божества, его небесного происхождения. В этой связи особо ценился конь белой (небесной) масти, отсюда же происходит представление о нем как крылатом существе (крылатый конь достаточно популярен, как известно, в эпосе многих народов). Все это связывалось и с сакральным значением кош: подвешивались подковы, делались обереги из его волос, т.е. он становился символом доброго, благополучного, ему приписывалась способность избавлять человека от злых духов. А самое главное - конь является хранителем души человека. Тотем этого представления перенял позже и буддизм, когда изображения крылатых коней, вывешенные на деревьях, должны были поддерживать в человеке высокий тонус его жизни. Как считал один из исследователей алтайского эпоса С.С.Суразаков именно приручение коня и коневодство явились поворотным пунктом в исторической жизни древнего тюрко-монгольского населения Центральной Азии и Сибири. Отсюда и богатырь становился героем, которому уже не страшны были темные силы и на коне он готов был вступить в борьбу с чудовищами и "хозяевами", совершать героические подвиги.

За долгую и плодотворную жизнь в фольклоре, особенно в его героическом эпосе, образ коня стал популярен и в литературе. В прозе этот традиционный образ становится неким критерием измерения достигнутого или утраченного, знаком качества. Характерными в этом смысле являются прямые использования этого образа писателем Н.Очировым в его повести "Олзо Хубуун" ("Найденыш") - 1966 г. При многих атрибутах сказочно-улигерного во внешности одного из персонажей повести, отца главного героя, главным в характеристике настоящего, определяющего в мужчине ( и женщины тоже) является то, какой он всадник, каков он на коне. Вечный

19 .

спутник героя конь, в беге, с прильнувшим к его гриве всадником, был похож на вытянутую в полете куницу. Он постоянно в степи, на коне, словно вросший в седло. Когда он на коне, то вызывая восхищение выправкой, статью, умением красиво держаться в седле, кажется менее уязвимым в грехах.

С особой типологической полнотой внутренняя содержательность образа проявилась в прозе эпически и генетически сходных между собой народов -• монголов, бурят, алтайцев, тувинцев, хакассов и киргизов. В романе хакасского писателя Н.Доможакова "В далеком аале" (1970) авторское отношение к действительности непосредственно выражается с помощью этого образа. В зачине своего романа, своеобразном и выразительном, повествование начинается с описания пришедшего в движение испуганного косяка лошадей: "Задрожали кусты чия - высокой солончаковой травы, заклубились вихри, поднятые копытами. В движение пришли все десять косяков. Кони неслись, готовые все на своем пути смять и растоптать. И степь гнулась под этим грохочущим обвалом".5 Таким зачином автор добивается многого. Привычная сознанию народа и писателя динамика, возникшая от движения косяка, становится ассоциативным содержательным зачином повествования, когда действительно, все в жизни сдвинулось с привычных, устоявшихся мест и представлений и пришло в стремительное и поначалу непонятное головокружительное движение. Читатель вводится в общественно-социальную предысторию повествовашм об установлении Советской власти в Хакасии. Образ коня - это не только отдельный образ или один из участников завязывания сюжета, но с его помощью может быть создан целостный сюжегно-композициошшй строй и настрой произведения. В романе монгольского прозаика Ч.Лодойдамбы "Прозрачный Тамир" (1966) младший брат украл коня у старшего, не зная, что он его

5 Доможаков Н. В далеком аале. М., 1970. - С.1-2.

брат. И закладывается таким сюжетным ходом трагически сложная философия жизни степняка, человека степи, кочевшпса, для которого художест-вешю-символический смысл образа слишком многомерен: это средство формирования характера, и его динамики, это и знак потери, (его можно украсть), обретения, обогащения, заблуждения, это и, наконец, средство передвижения и др. Особый художественный эффект мифопоэтической типологии этого образа принадлежит и Ч.Айтматову.

Каждый из обозначенных здесь компонентов может стать предметом отдельного изучения. При этом этнологический и художественный смысл образа не терял своего типологизирующего значения с самых первых про-изведешш прозы взятого нами периода до более поздних произведений. Практически весь этнографический комплекс представлен в начале одного из первых романов прозы Бурятии "На утренней заре" Х.Намсараева: картина коновязи, к которой привязаны три лошади, юрты, ее убранства и типичный сюжет сватовства невесты за нелюбимого. Тоже первый алтайский роман "Арина" Л.Кокышева также сюжетно - композиционно построен с помощью популярного традиционного сюжета умыкания невесты - крепко, до боли во всем теле, привязав главную героиню романа к седлу лошади, спешно увозили в чужой аал к неизвестному, который должен был стать ее мужем. Немыслимость жизни в степном ареале монгольского мира без коня, делают его образ и в литературе одним из организаторов сюжетно-композиционного движения. Художественному времени в пространстве повествования придаются его, этого мира, динамика и ритм, определяющие и пафос произведения.

Трагическая сущность жизни связана с мифопоэтическим наполнением и звучанием еще одного традиционного образа. В типологической модели огня литературу привлекает несколько ее аспектов. Важным среди них является огонь как признак живого - дома, рода, семьи. Поэтому он

священен и в мифическом сознании огонь нельзя было гасить и осквернять, он должен был погаснуть сам. Культ огня и его очистительная стихия присутствует в мифологии всех народов, возникнув еще на стадии анимистических представлений человека. Но одной из специфических особенностей является то, что литература Бурятии использует силу, заложенную в символике огня, силу как качество и средство противоборства и противостояния человека. Испытание огнем писатель связывает с понятиями прочности вечного, бесценного, не теряющего значения во времени. Такое понимание ассоциативно восходило к значению огня, идущему от его цвета - "золотой" /алтан/. Эта цветопись и легла в основу эпитета. Поэтому огонь следовало почитать, обращаясь к нему как к живому существу, делясь с ним пищей, разговаривая с ним, а то и умоляя его о помощи. Традиция, несомненно, вдет от самых ранних форм космогонических представлений. Стихия очи-щетк огнем найдет свое образно-символическое выражение в буддизме. В своей работе "Черная вера или шаманство у монголов" Д.Банзаров, отмечал, что еще раньше вера возникает под влиянием природы и деятельности духа, выделяя в природе силу неба и огня, огонь почитался монголами и бурятами как источник и символ чистоты. Традиционное восприятие огня как аналога солнца на земле заставляло с особой силой почитать его очищающие, охраняющие, ограждающие функции. Ценился блеск, жар огня, как принадлежность очага он был связан с женским началом (очаг - дом -женщина - дети - жизнь). Поэтому приводя впервые в дом невесту, проводили ее через испытание огнем. Вообще ритуал "пройти между двух огней" означал очиститься от скверны в мыслях и думах, отогнать злых духов и дурные намерения. Все подвергалось очищению огнем.

В центре мироздания юрты находится очаг - как самая важная часть ее структуры, ориентира в мировом и жизненном пространстве. Понятие

очага - явление тоже всеобщее. Но в тгорко-монголъском мире в мифопо-этику этого образа привносились и свои этнографические особенности.

С помощью мифопоэтической модели огия литература реализовывала идею двойственного и противоречивого осознания жизни. В русле этой традиции особенно активно в прозе используется огонь как сила разрушения. Во время пожара из горящего храма в Пекине уносится героями романа "Похищенное счастье" статуя Будды, которая будет доставлена затем в Бурятию. В огне пекинского храма и в последующих событиях начали терять свой прежний смысл иллюзии героя романа. Автор хакасского романа "В далеком аале" Н.Доможаков силу подобного сдвига пытается передать через традиционную картину мчащегося в неостановимом беге косяка коней, которые способны смести, да и сметают, все на своем пути. Бурятский прозаик Д.Батожабай эту динамику реализует традиционной стихией огня. С разной степенью мастерства подходили авторы прозы Бурятии к многозначной природе этой стихии, чтобы с помощью ее выразительных и изобразительных возможностей раскрыть проблемы неоднозначности и сложности жизни, ее диалогического характера. Художественный эффект типологии этой мифопоэтической модели наиболее полно проявился в художественных ситуациях противостояния человека, его противоборства с самим собой и с судьбой.

Есть еще одно образное проявление природы огня, идущее от символики его вертикального продолжения. Огонь, направляемый очагом, округлые формы которого повторялись круглым отверстием в куполе, куда уходил по нему огонь вверх, устремляясь к небу. Эта выстроенная вертикаль и направленность огня были одновременно границей и местом встречи его со вселенной. Через хорошо узнаваемое, а значит, достаточно естественно и закономерно достигалась вписанность отдельного в общее, то, что сегодня связано с понятием космизма сознания. Утилитарная повседневность огня

23

каждой струей своего дыма восходила, чтобы соединить землю с небом. Но если иметь в виду, что по восточной мифологии Земля - это женское, рождающее начало, а Небо - мужское и производящее, то благодаря мифологической типологии образа огня, галактика могли оборачиваться вновь индивидуальным и человеческим, о чем говорят изображенные ситуации во многих произведениях прозы, особенно ярко в романах Д.Батожабая и А.Бальбурова.

Трагические коллизии реальной жизни Бурятии конца XIX и начала XX веков со всем накалом ее драматизма осмысливались писателями на судьбе простого человека. Создание литературного героя требует от художника немалой внутренней творческой борьбы и сомнений в понимании им меры, пропорций вымышленного и реального, в осознании понятия художественной гармонии. С одной стороны, писатель 40-50 годов был еще близок к своему прошлому и находился под определенным давлением и влиянием фольклорного мышления. С другой, природный талант художника не позволял ему ограничивать себя этим. Неминуемо, но писатель, даже не имевший тогда определенных профессиональных знаний о творчестве, должен был интуитивно искать пути создания художественного образа по канонам реалистического искусства. И тогда мифопоэтическое и реалистическое должны были вступить в негласное внутреннее противоборство. И вступают - традиционное, фольклорное и литературное, оба шли от формирующегося художественного мышления писателя. Первыми результатами этих борений явилось то, что мифопоэтика вступила в некое новое состояние и качество, позволившее ей более естественно участвовать и в создании типологии художественного образа в литературе. Этот процесс происходит в русле природного, этнического сознания, но писатель ищет пути взаимообусловленной связи формы с содержанием.

Исследуя историческую поэтику эпоса и романа, Е.М.Мелстинский приходит к выводам о том, что во многих случаях роман возникает как результат взаимодействия волшебной сказки и героического эпоса. В связи с национальными литературами этот довод исследователя может быть только подтвержден. Формирование богатырского начала, как это отмечается в монголоязычной фольклористике6, связано с комплексом взаимосвязанных традиций: от традиций исторических и родовых преданий и легенд, исторической песни, которые в свою очередь могли создаваться не без участия богатырской сказки, до героического эпоса и образа Гэсэра, и традиционного эпического биографизма жизнеописаний Чингиса и литературного памятника монголов XIII в. " Сокровенное сказание". Бурятская проза, и в частности, романная, как показывает материал первой главы, во многих ее аспектах формы и содержания близка к эпике фольклора. При этом, однако, нельзя не обратить внимания, что широту открывшейся панорамы реальной жизни писатели пытаются освоить и реализовать всеми доступными и тоже открывавшимися им средствами, и их синтезом: фольклорио-эпическими, (с героем-богатырем и элементами эпических сюжетов странствий, скитаний, сватовства, умыкания невесты, похищений жены и поиска ее и приключений, связанных с ними, чудесного рождения героя, мотивов сиротства, таинственности и загадочности и др.) с одновременным использованием элементов поэтики уже известных романных форм /плутовского, социально-бытового, приключенческого и др./. Это одна из творческих попыток стяжения традиций различной романной жанровой культуры , чтобы в какой-то степени наверстать /как считал Н.Конрад/ не-достававшие звенья и этапы мирового художественного развития в условиях вновь создаваемой письменной литературы.

6 Неклюдов С. Героический эпос монгольских народов. М„ 1984.

В такой синкретической неразделенности романной формы был создан и свой стереотип героя, в котором тоже сошлись, отталкиваясь и притягиваясь друг к другу, традиционно мифологическое с реалистическим. Но какие-то доминанты, естественно, преобладали. Особое место в их типологическом ряду занимает эстетика богатырства. Героико-эпическая модель богатырства стала одним из принципов и способов создания и моделирования литературного героя. Ее формирование происходит в атмосфере трагического пафоса и антагонизма героя с окружающим миром, чего не знал в такой мере герой эпоса. Эта модель образа нашла типологическое притяжение при создании практически всех романных героев, связанных с историческим и революционным прошлым. Но эстетика богатырства претерпевала не только процесс притяжения к себе, но и отталкивания. Литература не могла не искать выхода к человеческой мере человека, к канонам его собственных пропорций.

Итак, одним из таких исторически устойчивых признаков в системе образной поэтики является идеал богатырства и связанные с ним мотивы гонимости и отверженности героя. Сам по себе этот признак присущ эпосу всех народов и он еще не делает характер национальным, но соединяясь с конкретным бытом, обычаями и представлениями, придает художественному образу национальное своеобразие.

В литературе особенно активно используется главное качество богатыря бурятског о эпоса - его сверхъестественная сила и способность противоборства. Эстетика богатырства нужна была литературному герою прежде всего для борьбы с проявлением враждебных сил и социальных противоречий, с которыми ему предстояло иметь дело в реальной жизни в условиях социального неравенства, нищеты, бесправия или сиротства и обездоленности.

Особая типологическая связь с фольклорным прообразом проявлялась в героях произведений историко-революционного романа. Герои таких произведений - непременно люди недюжинной силы и роста, словно могучие баторы, пришедшие из старинных легенд и сказаний - улигеров. Таковы Цыремпил, герой романа Х.Намсараева "На утренней заре", Аламжи из трилогии Батожабая "Похищенное счастье", Ута Мархас из романа Бальбу-рова "Поющие стрелы" и др.

Своеобразного апогея в идеализации и близости художественного образа с его эпическим прообразом достигает литература в своих первых литературных героях. Один из первых тувинских романистов К.Кудажи, кажется, и не выходит из власти обаяния прежних идеалов. "Человек стоял на вершине горы. Вровень с ним по зимнему хмурому небу плыли черные снеговые тучи. Про таких, как он, говорят: если встанет, то высок, если схватит, то силен".7 Однако постепенно идеал физической силы литературного героя начинал отклоняться от своего первоначального возвышенно-героического значения.

Былинность и улигерная удаль героев начинает терять свой ореол за счет активизации в романе реалистического начала, за которым непременно стоят социальное неравенство, нищета и бесправие. По мере приобретения реалистического опыта идет на убыль сказочно-богатырская мощь его главных героев, идеал богатырства и внешней мощи, недюжинности силы теряет свою былую неотразимость.

При современной тематике произведения, кажется, что эстетика богатырства разрушается. Но глубинно и внутренне писатели еще находят в богатырстве возможность укрепить нравственные основы характера современного человека, придать ему необходимую содержательность. Анализ образов показывает, что в современных героях живут в трансформирован-

7 Кудажи К. Улуг-Хем. Роман. М„ 1984. - СЛ.

ном, переосмысленном виде многие положительные черты фольклорных прообразов, то есть, происходит возрождение традиционного идеала в новом качестве и на более глубинном уровне.

Эпическое богатырство - эстетическая мера гармонии, представлений об идеале. Положительное и личностное в образе искусство видело и видаг в проявлении силы, в том числе и физической. Типологическое сходство этой модели мы можем наблюдать в прозе Монголии, литературах народов Сибири, где процессы формирования художественного творчества с разной долей индивидуальных особенностей, прошли сходный путь - XX век был веком историко-революционной прозы и прозы о настоящем. Образы многих произведений живописи, в частности, картины Н.Рериха, много изучавшего регион Центральной Азии, также навеяны этими мифопоэтиче-скими мотивами, не говоря уже об образе Чингисхана.

В национальной картине и модели монголо-тюркского мира свое, особое место занимают женские образы. Фолыслорно-эпические традиции их создания представляют собой сложный синтез самых разных уровней мышления и сознания человека: космогонических и мифологических, ге-роико-эпических, уходящих своими корнями в отношения матриархата и патриархата. Поэтому эволюция их создания прошла этапы с самих архаических форм: зооморфизма (образов коня, кукушки, змеи и др.), антропоморфизма (образов дочерей пггицы Гаруды и др.) и собственно человека.

В результате сложился универсальный тип традиционного эпического характера женщины - образ земной сестры богатыря - воительницы, покровительницы, хранительницы очага и хозяйки, умеющей при этом и исцелять, воскрешать. Такой типологический ряд женских характеров был присущ фольклору и многих тюркских народов. Как известно, в системе женских образов был еще один типологический ряд - образ жены богатыря, которая, как правило, была уготована ему с самого рождения. Данная тра-

диция долго бытовала и в реальной жизни народов тюрко-монгольского мира. Богатырь героического эпоса знал, кто и какая девица станет его женой. О ней ему говорили мать, сестра, чудесный конь, об этом было написано в книге судеб.

Наряду с активными, физически и нравственно сильными героинями были в эпосе бурят и пассивные, покорные своей судьбе типы женщин. Интересно отметить, что именно этот тип женских характеров станет основой многих литературных героинь. Многое из содержательности образов эпических героинь войдет в составные литературных женских характеров. При этом писатели будут испытывать не только притяжение к их прообразным связям, но и отталкиваться от них с разной степенью понимания и соотношения в своем творческом сознании интуитивного и рационального начал.

Успех воплощения женского образа как, впрочем, и любого, находится в прямой зависимости от единства социального и индивидуально-личностного осмысления его писателем как в произведениях историко-революционного жанра, так и в произведениях на тему современности. Многообразие индивидуальностей женских характеров и судеб писатели обобщают в основном в двух объективно-жизненных формах: это образ элегически - покорной жены и невесты, безропотно переносящей свою долю, - в произведениях о дореволюционном прошлом.

Второй типологический ряд изображения их в литературе - социально-активный характер, входящий в новую социалистическую действительность, пришедшую в жизнь и быт народов. Создание и формирование таких характеров можно проследить в связи с образом бабки Дымы из бурятской повести Н.Очирова "Найденыш", Арины го одноименного алтайского романа Л.Кокышева и других. Исследователь монгольской литературы Л. Герасимович отмечает как одну из специфических особенностей прозы Монголии - отсутствие в ней отрицательных женских образов.

Жизнь женских характеров первого ряда особенно близка по внешней и внутренней содержательности к эпическим моделям и реализуются они тоже в традиционных сюжетах сватовства и роли жены и невесты. Социально тяжелые условия жизни наделяют их очень короткой жизнью на страницах произведений в буквальном и переносном смысле слова. В эпосе героини возникали только тогда, когда погибал в трудной борьбе богатырь, реализуя один из обязательных эстетических принципов эпоса - его малонаселенность героями.

Типологический ряд национальной модели мира, таким образом, формируется образным началом, в основе которого лежали этнографические реалии быта, восходящие к традиционным героям характеры, и др. Типология национальной модели мира формировалась и традиционными элементами сюжетостроения.

Как отмечалось, одним из традиционных истоков развития прозы Бурятии были биографические, историко-документальные и летописные памятники словесности. Первым таким источниковедческим памятником, как известно, является "Сокровенное сказание монголов" Х1П века, более поздними, создававшимся в XVIII - XX вв. были исторические летописи и хроники. В литературном процессе хроникально-документальные традиции осваивались тоже неоднозначно: с одной стороны, их фактографическая документальная основа проявилась в прозе в качестве публицистических и исторических отступлений в повествовательной структуре больших жанровых образований, с другой стороны - в становлении прозы мы имеем дело с освоением биографического жанра и жанра исторического романа. Все жанры традиционной документалистики, как и один из главных "Сокровенное сказание монголов", восходят к разным формам источников -историческим легендам, преданиям, богатырским песням и другим. Для

литературы важны и нужны были традиции фактографюма и документа-лгама в них, укрепления основ достоверности изображаемого.

В творческом освоении факты истории, становясь объектом литературы, получали весьма сложное стилевое воплощение в виде жанра исторического романа документально - описательного, автобиографического повествования и мемуаристики, различных по форме и содержанию отступлений, ибо творцом и жизни и литературы выступает представитель народа, воспринявший одновременно саму идею новой жизни и творческую духовную возможность эту идею осмыслить, передать с помощью обретенной им письменности и грамотности. Разные по стилевой окраске документальные, публицистические отступления в бурятских и монгольских историко-революционных и исторических романах Д.Батожабая, А.Бальбурова, Б.Ринчена и других прозаиков подчеркивали гражданскую позицию автора, давали ему возможность поставить изображаемые им художественные ситуации в общий контекст истории, в единый содержательный типологический ряд. На этих взаимосвязях художественного и документально-публицистического писатели открывали для себя возможности формирования мировоззренческой позиции и героя, и самого автора и ч итателя, а с ними и возможности философского мышления, зачатков художественной философии в русле прозаического повествования. Сложная картина ускоренного развития литературного процесса, начальные этапы которого отличались известной стилевой эклектикой - натурализмом описаний, житейски-непритязательными излияниями сентиментального порядка, свойственной революционному времени патетикой - все это как бы сконцентри-рованно предстает в творчестве тувинского писателя Салчака Тока в его автобиографической трилогии "Слово арата".

В общем процессе формирования и становления реалистического метода в прозе литератур региона происходит диалектически закономерный

процесс отталкивания от непосредственного описания событий к их более опосредованному осмыслению.

Одновременно с журналистским документалгомом С.Тока формировался особый по форме документ ал изм исторического романа "Заря над степью" монгольского писателя Б.Ринчена, создававшего свой роман в это же самое время (роман начал выходить с 1951 г.). В иной форме и на ином уровне синтеза происходит документализация монгольского романа. Прежде всего это форма освоения жизни ученым и художником одновременно, пытавшегося сделать художественное изображение достоверным и значительным за счет документальной его оснащенности.

Говоря о функциях отступлений в якутской прозе, ее исследователь В.Петров, в частности, в связи с повестью П.Ойунского "Великий Куданг-сы" также отмечает, что документальное начало помогало решать писателю творческие задачи усиления авторской позиции.

Создавшаяся в ходе изучения повествовательных жанров типологическая модель национальной картины мира показывает, что традиционная формЗу^тйшерсальна, а традиционное сознание - одно из необходимых и закономерных этапов и форм движения художественного сознания. Мифо-поэтика вместе с реалиями национальной модели дала для организации прозы Бурятии большой комплекс средств художественной изобразительности и выразительности, способствовала во многом созданию и укреплению ее ведущей жанровой формы - романа. Их востребованность в литературе говорит о естественном тяготении творческого сознания к целостности мировосприятия. Активность и эстетическая жизнеспособность традиционных форм говорит и о том, что изначально они возникали как результат многозначных связей человека с миром, позволившие им не терять своей значимости во времени.

Глава вторая рассматривает типологию конфессиональных воззрений в национальной модели мира. При рассмотрении типологии буддийской модели мира в прозе Бурятии XX века следует, конечно, иметь в виду, что литература данного периода создавалась в эпоху атеизма и борьбы с религиозным в сознании. И мы лишь вправе говорить о художническом постижении отдельных канонов буддийского учения и его философии на глубоком интуитивном уровне сознания писателя, на его природном мироощущении, воспитанном его этнокультурной средой и влиянии их на творчество.

Результаты нарушенного процесса развития, или, напротив, созданного и сохраненного равновесия остаются там, где запечатлел их этногене-тический процесс - в истории, религии, литературе, культуре в целом, т.е. в ноосфере. Религиюация жизни, возвращение религии в составляющие сознания и духовности делают необходимыми рассмотрение фактов жизни религиозных мотивов и воззрений в литературе, соотнесенности художественного сознания с конфессиональными канонами, как одного из факторов, формирующих типологию.

Содержание первой главы, с ее материализованной первоосновой, предопределило содержание второй - необходимости определения источников духовного наполнения. В самом движении и развитии сознания следующим этапом восхождения от мифического является, как известно, религиозное, переходящее затем в философское. Материалы первой главы отчасти определили особенности религиозного в сознании, которые могли сформироваться в условиях степной кочевой стихии и природного аскетизма жизни в ней. Содержшше буддийских канонов, устоявшихся в своей эволюции как духовный опыт народа, в течение длительного времени (для бурята с ХУН-ХХ вв.), не мог не привлечь писателя и не стать опытом типологического познания мира, жизни, творчества. Первичность мифопо-

этики, как основы литературного повествования, особенно на начальных стадиях ее развития, дают определенную возможность для поиска истоков духовного, формирования критериев духовности и всего, что связано с миром человека и его душой. Н.Рерих писал, что в силу ряда особешюстей культурно-исторического процесса главную тенденцию в развитии представляет на Востоке дух.

Буддизм - одна из мировых религий ( иудаизма, христианства и ислама)... Среди них она наиболее древняя, возникшая в VI в. до н.э. в Индии. Истоками буддизма стали ритуальные, мифологические, философские традиции этой страны. Каждая из религий отражает свою мессию. Если каноны христианства предполагали жить со всеми и для всех, искать пути спасешм всех, идею соборности, то буддизм предполагал, что каждый сам, страдая и преодолевая, должен достигать совершенства При этом полагалось, что все люди перед страданием равны и всех спасти невозможно, но самого себя - можно. Уравнивая всех в страдашш, буддизм тем самым дает всем и равные права на спасение.

Идея нравственного личного самосовершенствования, как один из возможных путей избавления от страданий, привлекала к себе многих мыслителей. Хорошо известен опыт Л.Толстого, тяготевшего к учению буддизма. В Бурятию религия пришла в середине XVII века из соседней Монголии, бывшей до революции единой по территории. В самой Монголии буддизм возник раньше, придя из Тибета и Индии. Особенно на первых порах формирование мировоззрения человека степи присходило одновременно под воздействием стихийно-эмпирических представлений шаманизма и канонов буддистского учения. А некоторые добуддистские ритуалы, такие, к примеру, как почитание и поклонение огню, культ гор, рек, растеши"!, духов земли, неба и других, сохранились, ассимилировались и стали религиозными обрядами.

Писателей интересовали все аспекты проявления буддизма, в особенности в связи с человеком как части мира в общей космологии. Канонический буддизм рассматривал человека как обособленный мир в себе, себя порождающий и себя же уничтожающий или спасающий.

Мера влияния буддизма на формирование литературы и искусства в целом у народов - носителей его конфессиональных убеждений - должна определяться в русле конкретных историко-культурных традиций и их национальной специфики. Это влияние проходит несколько стадий - от простой адаптации до творческого переосмысления. Их мы и можем отчасти наблюдать в прозе Бурятии.

Смысловой центр буддийской идеологии связан с возникновением логического, понятийного в сознании, разрушавшего собой мифологический тип мышления. Во всех отношениях буддизм оказал прогрессивное воздействие, приобщив бурят к культуре Востока и Азии, формируя новую этнокультурную общность и типологию по сравнению с архаичными народными верованиями. Буддизм не мог не оказать формирующего влияния на всю этнокультуру бурят. В самой религии для усиления ее эмоционального воздействия в обрядах и ритуалах использовались изобразительное искусство, музыка, танцы.

Основных догматов и истин буддизма четыре: 1) земное бытие человека есть страдание; 2) есть причина его, (в основном она в суетности мирского, жажде желаний - богатства, власти и др.) 3) избавиться от страданий можно, преодолев желания; 4) но есть путь полного избавления от страданий - познать себя самого так, чтобы прийти к пониманию высшей истины бытия и раствориться в ней.

В данном ряду типологических притяжений к канонам буддизма стоят в прозе Бурятии темы страдания и спасения. Проблема трагического предрасположения судьбы человека - в литературе всегда была ведущей.

Не случаен в ней жанровый приоритет трагедии и трагического пафоса со времен античности и Возрождения. Трагическое, как тип эмоционального восприятия жизни, во все времена определял и формировал этапы движения литературы. Классическая литература реализма начиналась именно с пушкинского осмысления трагизма жизни, и очень рано, как известно, у самого поэта. "И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет", - заключал поэт свою еще романтическую поэму "Цыганы" в 1824 году. О преобладании трагического пафоса в художественном творчестве говорят художественный опыт М.Лермонтова, Ф.Достоевского, А.Чехова. В условиях XX века тема страдания была определяющей в творчестве многих поэтов и прозаиков новейшей литературы (А.Блока. С.Есенина, А.Платонова, М.Шолохова, В.Шукшина, В.Распутина, Ч.Айтматова и др.). Но есть в ос-воешш и изображении этой темы и свое, специфическое, национальное. Взятая в идейно-тематические рамки дореволюционной, историко-революционной и трудных лет становления послереволюциошюй нашей действительности, проблема страдания стала основной, ведущей в бурятской прозе обозначенного периода, как бы подтверждая собой догматы религии о том, что вселенная - это обитель страдания. В связи с темой страдания особое идейно-нравственное и художественное значение в прозе Бурятии имеют проблемы поиска истины как средства спасения и избавления от страданий.

Эти проблемы и пути их реализации представляют наибольшую сложность для литературы, и они (и трудности, и пути их решения) типологически сходны в своих художественных проявлениях в литературах Бурятии, Монголии и Сибири. Объединяет их в единое художественное пространство прежде всего историческая общность пути развития народов -прошлое, путь в революцию, строительство новой жизни, новой идеологии. Это, помимо уже называвшихся и рассматривавшихся в работе нроизведе-

ний, повесть алтайского писателя Сарыг-оол "Повесть о светлом мальчике" (1966 г.), первый тувинский роман Б.Укачина Торные духи", вышедший на тувинском языке в 1965 году, повесть монгольского писателя Б.Бааста "Весенний ветер" (1971 г.), а также романы и повести писателей Монголии Д.Гарма, Б.Ринчена, Даржаа и др.

Буддийским воззрениям принадлежит своя определенная роль в формировании прозы, и в особенности ее сюжетостроении. Сюжетообразуто-щую роль играли сами идеи сложности жизни, ее причинно-следственности и воздаяния за грехи, иллюзорности и ошибочности человеческих представлений и др. Формирование идейно-тематического аспекта национальных литератур началось с решения нравственных, социально - классовых проблем, в основе которых и лежала тема страдания. В связи с этим в прозе Бурятии сложились несколько формообразующих типов сюжетостроения, которые в свою очередь, способствовали формированию романного жанра, романной повествовательной стилистики. Это - положенные в основу сюжета традиционные мотивы странствий, скитаний и гонимости, о которых нам приходилось говорить и в связи с содержат ¡ем первой главы. Все они восходят к трагическим ситуациям, связанных с темой страдания. Став сюжетообразующей основой повествования, эти мотивы своей поэтикой движения расширяли пространство повествования до романного. Роман, благодаря динамике этих мотивов, формировался, развивался и сразу стал одним из ведущих жанров, нарушив в какой-то степени логику становления жанров в прозе Бурятии, субординацию и иерархию жанровых форм. Вот почему в типологии буддийской модели следует выделить особо эти два фактора, которые способствовали становлению в прозе Бурятии романа -глобальную общечеловеческую тему страдания и реализующие ее сюжетные мотивы гонимости, странствий и скитаний. Но темы страдания и связанные с ними мотивы загадочности, таинственности и гонимости находи-

ли своеобразное художественное решение и в рассказах и повестях. Так, особый накал трагизма мотив гонимости прибретает в рассказе Ц.Шагжина "Возмездие". Здесь он пршшмает форму самоизгнания. Этим мотивом решалась автором "божественная проблема вины и покаяния. Фантастическое и, на первый взгляд, таинственное окружение героя, прожившего здесь, как выясняется по сюжету, всю свою жизнь, подчеркнуты фоном тайги, который обостряет восприятие проступка героя и тяжесть добровольно принятых им на себя мук во искупление вины.

Как известно, в нормативной эстетике буддизма, которой должен руководствоваться человек в своей жизни, является учение о карме - совокупности действий человека и осознании их влияния на жизнь человека не только в этом ее, земном измерении. Духовное совершенствование возможно в пределах строго установленных этических норм, и человек, выполняя их, может надеяться на перерождение в другой жизни тоже человеком. Родиться человеком и в следующей жизни - сверхзадача установок кармического учения. И надо путем глубокого размышлешм и самосозерцания искать истину, с помощью которой в душе твоей может наступить просветление и уразумение, и они спасут тебя от страданий. При этом путь поиска и приближения к абсолютной истине может проходить и за пределами реального бытия в иных временных и пространственных измерениях.

Таким образом, буддистский догмат страдания, как состояние человеческой жизни предполагал и делал закономерным поиск путей избавления - просветлением "найденной истиной. Сами по себе национальная и буддийская модели мира своей первозданностью, основательностью и вы-веренностью длительным опытом жизни, поисками и нахождениями в них некоего абсолюта смысла, предполагали, как мы уже говорили, расширение и углубление художественного пространства произведения за счет познания общих законов развития природы и общества. Литературе нужны были

и свои собственные концепции отношения с окружающим миром. И они начинали формироваться в недрах национального сознания вместе с процессом становления самой литературы. Проявлялись они по-разному и в разных формах, в соответствии с внутрешшми возможностями литературы на разных этапах ее формирования, а также в соответствии с индивидуальными особешюстями и способностями прозаиков. В работе уже приводилась мысль Н.Рериха о том, что человечество движется вспышками энергии. Следует к такой вспышке энергии отнести и концепцию единства прошлого, настоящего и будущего в культурной преемственности и духовной эволюции человека, отразившихся, в свою очередь, и в эволюции мифического, религиозного и философского этапов сознания при освоении их литературой.

Одним из путей движения и приближения к истине и возможного озарения ею, результатом которого может стать избавление от страдания, можно рассматривать освоение литературой содержания древних легенд, как одного из источников духовного и нравственного кодекса жизни и озарения человека истиной, заложенной в них. В русле конфессиональных воззрений такой, восходящей своими корнями к библейским притчам и учению Будды, является легендный материал романа "Поющие стрелы". По своей содержательности легенда, помещенная в романе, содержит много смысловых совпадений с одной из притч учения Будды о самке и самце змей - распространенном животном в символике буддизма. В обеих легендах моделируются ситуации, которыми проверяются и утверждаются ценности таких понятий, как опыт, знание, мудрость, возможные только при наличии целостного звена всей цепи накопления их в человеческом мироздании - от молодых до стариков, от правителей до подчиненных и т.д.

В прозе Бурятии 70-80 годов, завершающих определенный этап ее развития, наметились возможности формирования новых типологических

аспектов. В свете конфессиональных воззрений наряду с освоением содержания легенды, одним из путей восхождения к истине и мере ее познания следует рассматривать и начавшиеся формироваться в реализме прозы типологические аспекты художественной философии. Притяжения художественного сознания к философскому началу имеют глубокие корни и лежат в возможностях осмысления вещаний Будды ("Ганжур"), в умозаключающей глубине субхашитов (традиционной формы афоризмов, близких к буддистским изречениям), а также в проявлениях всех форм народной веры. Принципы и пути достижения и установления истины восходили практически к смыслу и значению многих традиционных форм.

В самой типологии буддийских воззрений потребность формирования и развития художественной философии как бы уже была предопределена ее теориями беспрерывности жизни в перерождениях и перевоплощениях в иное качество. Философская содержательность буддистских канонов не могла не искать продолжения и наполнения жизненным содержанием в иных типологизирующих моделях. Буддизм, установки и каноны которого сами по себе были философскими, способствовал формированию философского осмысления явлений жизни в литературе. Таким образом, достаточно закономерно и последовательно литература накапливала и одновременно реализовывала опыт философского познания, как одного из средств поиска гармонии, поиска пути приближения к истине.

Составив определенное единство с моделью национальной картины мира, типология философии реализма, восходящая к канонам и догматам буддизма, показанная в прозе Бурятии в ее отдельных зарождающихся аспектах, соединила собой определенный круг понятий традиционного, конфессионального, реалистического, подтвердив мысль о возвращаемо-сти, повторяемости, космической целостности и единственности мира, по-

качав одновременно и необходимость более широкой интеграции художественного сознания.

Формирование в прозе ее философской направленности вызывалось, прежде всего, их жизненной необходимостью, на что формирующийся в национальной литературе реализм, не мог не отозваться. Такими, сосредотачивающими на себе необходимость философски обобщенного понимания, явились проблемы, связанные с преодолением антагонистических противоречий прошлого, духовно-нравственных проблем жизни, проблемы положения женщины в условиях дореволюционной действительности и драматизма ее судьбы в жизни вообще, традиции которых были восприняты реализмом новописьменных литератур, прежде всего, из опыта русской классической литературы, и др. Накапливая опыт философского осознания жизненных явлений, писатели закономерно стремились углублять его и расширять, пытаясь выйти и за пределы хорошо освоенного культурного, исторического и даже геополитического и географического пространства. На определенном этапе формирования реализма в национальных литературах к писателю приходит ощущение того, что в условиях замкнутости и ограниченности могут потерять должную остроту и драматизм осмысления и изображения как свои этнокультурные проблемы, так и процессы формирования каких-то общезначимых духовных и нравственных концепций. Своим художническим чутьем писатели предугадывали возможность прорыва сознания в открытое пространство и его включение в евразийскую общность.

В формировании художественной философии реализма и ее типологических аспектов в прозе Бурятии сыграли свое особое значите историческая проза и особенно исторический роман Исая Калашникова "Жестокий век" и "Долина бессмертников" Владимира Митыпова.

В связи с романом "Жестокий век" мы имеем дело с несомненным расширением философского диапазона мышления писателя и возможностью обогатить изображаемое новым общезначимым смыслом. Однако, у этого этапа освоения философского, есть и своя логическая особенность. Поиски гармонии и эстетического идеала заставляют писателя создавать такую художественную философию, которая бы не только многое объяснила, но и ко многому бы подготовила читателя вне пределов художественного пространства и времени этого романа. Этим замыслом во многом объясняется содержательный материал И.Калашникова, его жесткий реалистический художественный отбор, в котором видна четкая авторская позиция предощущений, предугаданий еще ожидаемых в будущих реалиях жестокого века - философские проблемы страдания в ее космических масштабах жизни и смерти писатель выстраивает на не совсем обычном для его менталитета материале о жизни человека, существующей в основном в истории культуры и литературы, в мифических, легендных и исторических образах - образе монгольского императора Чингисхана. Писатель берет обширный материал походов Чингисхана, во многом еще неразгаданных самой историей, хотя и хорошо известный. С определенной долей отваги он решился строить свою философскую концепцию на пространственном, временном и содержательном просторе этого материала.

Художествешш философская направленность реализма прозы Бурятии в это же самое время (70-е годы) формировалась в отдельных своих аспектах в творчестве другого прозаика. Примечательно, что попытка соединить возможные концы и начала для создания целостной концепции времени, мира и человека, возникает у писателей сравнительно молодых. В период написания рассматриваемого здесь произведения Владимиру Ми-тыпову, прозаику, пишущему на русском языке, не было и сорока лет. Активное сознание молодых пыталось искать философски глубинное художе-

42

ственное обоснование или внутреннее оправдание происходящего в реалиях жизни и судьбы их поколения. В сложной целостности сплетений проблем современной герою романа реальности с проблемами времен и картины мира Хуннской державы, как бы вызревают у В.Митыпова концепции его собственной художественной философии.

Обстоятельства внешнего совпадения творческих гаггересов разных прозаиков делают внутренне закономерной проблему типологии аспектов художественной философии реализма в прозе Бурятии, более естественными их притяжения друг к другу. Феноменом такого совпадения является фактор единой реальности, в которой находились прозаики, - 70-80-е годы XX века, когда чуткие к жизни художники начинали предощущать в воздухе времени разрушительные тенденции пассионарного напряжения, накапливавшегося к завершению века. Предощущая прежде всего духовные катаклизмы, писатели, насколько это было возможно каждому, стремились попять и художественно объяснить их логику, причинные и следственные взаимосвязи, выходя в прояснении и постижении истин к иным мирам и пространствам. В этой связи усилилась потребность расширения гносеологических ориентиров в художественном познании, потому что целостное осмысление и понимание сложной динамики и картины времени, постижение какой-либо завершенной истины о них возможно было лишь в протяжении их в истории, современной действительности и художествешюй фантазии.

Вторым феноменом их совпадения стали творческие запросы и интересы людей, переживающих одну и ту же картину мира. Идея художника, художественного, творческого осознания им действительности, оказалась сильнее природного и этнического притяжения. Она объединила разных по этносознанию и менталитету художников на одно творческое дело, где-то

на глубинных уровнях творческого сознания соединив их искания, чтобы реализоваться в создании типологически сходного художественного мира.

И, наконец, у этого феномена есть третий аспект, тоже заключающийся в специфике художественного сознания. Это потребность расширения своих индивидуальных творческих возможностей за счет "свежих вливаний". Вхождение в другой мир, в другую историческую реальность, в другую культуру (особенно для И.Калашникова) - факторы, как известно, обогащающие.

Характерно, что философская направленность и ее многомерность в романе "Жестокий век" начинается с того, что будущий Чингисхан получил свое имя "Тэмудааш" от врага своего отца, ибо был этот враг человеком отважным и потому достойным уважения. Л завершается она образом белого шатра, в котором пребывал во время своих походов Чингисхан и под сводами которого он умирает, подвергнув все прожитое мучительному сомнению. Такие художественные формы приобретает на очередном этапе своего движения емкая поэтика места и жизни человека на земле, начатая образом юрты.

Особенностью аспектов художественной философии реализма в прозе Бурятии является и то, что писатели выходили к общепризнанным философским истинам с помощью образной системы национальной поэтики, национальных особенностей мироощущения. Это позволяет нам сделать вывод и о том, что начало создания основ художественной философии реализма - один из путей интегрирования национальных и региональных литератур в более общие культурно-художественные системы. Изучение возможности такого их вхождения осознается литературной наукой все острее. Созданная в прозе Бурятии в ее отдельных проявлениях типология художественной философии позволяет и предыдущие, более ранние традиции оценить по-новому, увидеть в их содержательности новые смыслообразующие

художественные пласты. Извлечения и исследования философской направленности прозы 70-80-х годов дают материал для формирования новых обобщающих возможностей традиционного и типологического в литературе. Открывающаяся в философских аспектах прозы возможность соотнесений картин мира в прошлом и настоящем позволяют, как нам кажется, продолжить обобщение уже обобщенного на последующем высоком познавательном уровне, способствуя тем самым стяжению воедино и образованию некоего свода народно-поэтических традиций и реалистических способов изображения, что и составляет суть самой типологии.

Во введении к главе обозначены основные объективные и субъективные факторы, обусловившие степень и меру освоения литературой философии и психологии буддизма при создании эстетических художественных моделей. Литературу привлекали в постулатах и кано!Их этой конфессии главенствующее первенство в ней сознательного и духовного начал.

Мы можем говорить и о том, что типология буддийской модели определенным образом оказала влияние на формирование романного жанра, предложив литературе рад объемных причинно-следственных связей для романного сюжетостроения.

В целом буддийская модель нашла свою нишу, оказалась востребованной в художественной модели реализма XX века и совпала с ней по своим магистральным эстетическим и мировоззренческим линиям, которые мы пытались обозначить в своей работе.

Двадцатый век, с его возрастающим объемом и мощью информации о жизни, нуждается в обобщающей логике и методологии мышления. И буддизм с его канонами и диалектикой учения позволит литературе войти в евразийскую систему познания и отражения жизни, способствуя движению к порядку, равновесшо природного, цивилизационного, человеческого. Исследователь буддизма О.Розенберг писал еще в 1918 году в статье об

изучении японского буддизма, что больше всего его поражает в основах буддизма их универсальный философский характер8.

Составив определенное единство с моделью национальной картины мира, типология философии реализма, восходящая к канонам и догматам буддизма, показанная в прозе Бурятии в ее отдельных зарождающихся аспектах, соединила собой определенный круг понятий традиционного, конфессионального, реалистического, подтвердив мысль о возвращаемо-сти, повторяемости, космической целостности и единственности мира, показав одновременно и необходимость, и возможность широкой интеграции художественного сознания.

Участвуя в создании возможностей энергетического обмена, номады наполнили историю сложнейшими проблемами духовного и культурного значения, результаты их синтеза в истории и современности в определенной степени способствовали зарождению замысла романа "Жестокий век", в котором осмыслялись и искались истины понимания современности в связи с историческими подъемами и спадами той эпохи.

Заключение. Диалектика стихийного начала, понимаемая как изначальная стадия эволюции (детства человека), и движения к порядку - сознательному началу, стали методологической основой изучения и создания типологии традиций и получили свое определенное выражение и целенаправленное подтверждение во всех созданных нами типологических моделях, обозначив и их образную смысловую содержательность. В процессе рассмотрения и изучения диалектики этого движения выявились и определились эстетические связи рассматривавшихся здесь слагаемых типологии. Художественное сознание писателя, отражая действительность, значительно актуализировало и обогатило первоначальные значения и содержания отдельных традиционных образов, мотивов и конфессиональных воззре-

8 Розенберг О. О миросозерцании современного буддизма иа Дальнем Востоке. Петербург, 1919.

46

ний. Направленность и содержательность этого процесса были ведущими в методологии определения и формировшшя типологических моделей. Слагаемые модели - в равной мере синтез случайного и закономерного, свободы и необходимости, которые приобретали постепенно смысл и образ, как составляющие мифопоэтического, национального, буддийского и аспектов философской модели мира Таким образом, диалектика миропонимания была ведущей в становлении художественного сознания и прозы Бурятии и национальных литератур в целом. Основу их развития составляли поиск позитивного в осознании двух противоборствующих реальностей в жизни и искусстве - природного, стихийно-закономерного и сознательного, требующих своего упорядочения силой сознания и творчества человека, художника.

Говоря о типологии художественных традиций в национальной модели мира, следует остановиться на следующих ее доминантах. Типология художественных традиций в бурятской прозе формируется комплексом ' взаимосвязшщых между собой слагаемых - от этнографических реалий быта, традиций фольклора и конфессиональных канонов до аспектов художественной философии, опираясь на их первооснову в широком этнокультурном контексте. Типология традиций показывает, что сознание писателя избирательно, оно берет на свое вооружение только то, что способно наиболее полно отразить и показать процесс моделирования и движения жизни в литературе от частного к общему и всеобщему, от разрозненных, организующих произведение структур, к методу и стилю. Типология - процесс направленный, он реализует идею оптимизации и гармонизации картины мира. Типология традиций - явление достаточно динамичное, в основе которого - не только притяжение к традиционному и устоявшемуся, но и отталкивание и стремление преодолеть границы этнической замкнутости для

более широкой и глубокой реализации специфического и универсального, заложенных в них долгим опытом эволюции.

Типология художественных традиций литератур тюрко-монгольского ареала обнаруживает ряд характерологических универсальных качеств: народно-поэтические традиции в широком аспекте их исторических, геоландшафтных, этнологических и в целом культурологической специфике открывают возможности художественному национальному самосознанию вписываться со своей образной системой в более общую понятийно-смысловую, художественную и философскую системы.

Все созданные нами типологические модели оказались взаимосвязанными между собой и во многом взаимодополняли друг друга, обнаруживая тем самым изначальное стремление человека к целостности мировосприятия. При изучении и накоплении соответствующего материала о развитии конкретных национальных литератур может возникнуть проблема их дальнейшей универсализации и создашь в связи с этим собственной теории типологии.

В нашей работе мы рассмотрели лишь часть возникающих проблем, связанных с осмыслением типологических проявлений мифопоэтики, национальной модели и картины мира, буддизма и формирующихся аспектов художественной философии реализма. Задачу можно было бы считать выполненной, если бы удалось вызвать к рассматриваемым здесь проблемам определенный научный интерес.

Основные положения диссертации изложены в следующих печатных работах:

1. Типология художественных традиций в прозе Бурятии XX века. Монография. Улан-Удэ, 1997, 14,7 а.л.

2. От фольклора к роману. // Вопросы литературы. М., 1972, N12,

1а.л.

3. Обновленные традиции. // Байкал. Улан-Удэ, 1973, N 2, 1,5 а.л.

4. Пласт народной жизни.// Дружба народов. М., 1973. N 2, 1 а.л.

5. О документальном стиле в тувинском и бурятском романах. //

ШЩ ц^-рщ

Ученые записки Тувинского -.и;. -» языка^' литературы^ Кызыл, 1973,

1а. л.

6. Хроника литературной жизни Бурятии. И История советской многонациональной литературы. Т.6. Наука. М, 1974.

7. Об одном важном компоненте художествешюсти. // Вопросы бурятской филологии. Иркутск, 1980, 1 а. л.

8.0 типологии романа в литературах народов Сибири. //Взаимодействие литератур народов Сибири и Дальнего Востока. Наука. Новосибирск, 1983, 1,5 а.л.

9. Дореволюционная литература Бурятии и Якутии. // История всемирной литературы. Т. 8. М., 1988, 0,5 а.л.

10. Взаимодействие национального и интернационального в бурятской литературе. // Новые тенденции в современной литературе Бурятии. БИОН, Улан-Удэ, 1988,1 а. л.

11. Проблемы специфики национальной формы. // На пути к гармонии. Улан-Удэ, 1990, 0,5 ал.

12. К проблеме специфики национальной художественной формы. //"Джангар" и проблемы эпического творчества (тезисы докладов международной конференции). Элиста, 1990.

13. К проблеме специфики национальной формы. // "Джангар" и проблемы эпического творчества. Элиста, 1991, 1 а.л.

14. Мировоззренческие аспекты теории литературы. // Мировоззренческая направленность учебного процесса в педвузе. Улан-Удэ, 1992,0,5 а.л.

15. К проблеме закономерности развития художественного творчества. // Материалы научно-практической конференции. Самара, 1994, 0,5 а.л.

16. Два мифа Айтматова. // Проблемы преподавания литературы в вузе в контексте современной истории. Улан-Удэ, 1996, 1 а.л.

17. Проблемы типологии художественных традиций в национальной литературе. // Вестник БГУ, серия Филология. 1997, N1,1 а.л.

18. Проблемы интеграции типологического изучения литератур тюр-ко-монгольского ареала. // Материалы научно-практической конференции преподавателей университета. Улан-Удэ, 1997,0,5 а.л.

19. Интеллигенция и национальный менталитет, (тезисы докладов Международной научной конференции Интеллигенция в современном обществе: национальный и региональный аспекты). Улан-Удэ, 1997.

Тиаография ордена "Знак Почета" издательства МГУ 119899, Москва, Ленинские горы Заказ № П13 .Тираж юо экз.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Гармаева, Светлана Искровна

Введение. 3-

Глава первая.

Типология национальной модели мира. 17-

Глава вторая.

Типология конфессиональных воззрений в модели мира . 109

Введение диссертации1998 год, автореферат по филологии, Гармаева, Светлана Искровна

Процесс становления и формирования национальных литератур исследовался и исследуется сегодня достаточно активно и плодотворно и относится это и к литературам Сибири, Севера, Дальнего Востока [1]. Выявлены их исторические корни и условия возникновения и становления, основные идейно-тематические аспекты, факторы формообразования и связанные с этим механизмы ускорения. Исследованы литературной наукой отдельные вопросы художественности, ее критерии, другие еще ждут своего рассмотрения. И к каким бы крайностям и вульгаризаторской категоричности мы не приходили сегодня в отношении к своему прошлому, нельзя отрицать реальности: национальная литература имела возможность развиваться и стремиться к достижению уровня литературы XX века. Именно в этой исторической эпохе было реализовано понятие "ускорение" в связи с такими сущностными терминами как "новописьменный", "младописьменный" и другими, когда у народов появилась на основе учебы, освоения народно-поэтического опыта, взаимосвязей, возможность обретения, стяжения концов и начал для создания своей собственной литературы. Соответственно формировалось и художественное мышление писателя, способное этот уровень обеспечить.

Вместе с тем современная научная ориентация делает актуальными и возможными направления исследований в их дальнейших расширяющих и углубляющих взаимосвязях, углубления логики известного и изученного в национальной картине мирами в определенш/выведения в ней специфического и универсального, что позволило бы и национальным литературам или отдельным явлениям, происходящим в них, воити в! литературном науке р интеграционные процессы. К тому же сами концепции современной истории и теории развития общества и искусства расширяются и обогащаются реалиями научного познания в теории эволюции и космизма, этногенеза, идей евразийства и пассионарного напряжения, все более конкретизирующимися понятиями в области типов поэтики и литературных направлений, открывшимися возможностями познания религии и религиеведения и многое другое. Проблемы типологии активно изучались и изучаются современной фольклористической наукой [2].

Исследователи общероссийского литературного процесса обосновывают эту проблему как одну из главных на современном этапе: перечтение, основанное на достижениях современной филологии с учетом широкого историко-культурного, этно-генетического и географического контекстов. При этом Н.Надъярных отмечает основную сложность такого подхода при изучении национального литературного процесса - отсутствие типологических исследований этнических компонентов культуры регионов, которые, находясь сегодня на рубеже веков, и в ситуации разрушения отдельных стереотипов, должны определить для себя основные параметры этой ситуации [3]. Продолжая разговор о необходимости изучения типологических аспектов, К.Султанов подчеркивает, что качественно иного осмысления требуют соотнесенность этнического, национального и универсального в движении литературы [4]. А для этого нужны материалы с мест и, очевидно, чем больше, тем лучше, т.к. именно конкретные исследования типологических процессов в региональных, зональных, национальных литературах могут составить тот материал, который в последующем может стать предметом интеграции и универсализации его. Исследуя типологические особенности развития отдельных литератур Средней Азии и Ближнего Востока, З.Османова считает, что сегодня уже сформировалась ситуация, когда изучение мирового литературного процесса нельзя отделить от региональных и национальных тенденций как взаимодействующих и взаимосвязанных, ибо динамикой обладает то, что несет в себе качество всеобщего, социально и исторически характерного [5].

Вопросы типологии художественных традиций национальных литератур вообще и регионов Сибири, Севера и Дальнего Востока, в частности, в их интегрирующих аспектах еще ждут своего этнологически-особенного обобщающего изучения. Пока же таких исследований нет, хотя специфика отдельных традиций изучается и рассматривается достаточно широко и основательно / см. 1 /. В данной работе предпринимается первая попытка такого, по возможности комплексного рассмотрения проблем типологии на определенном отрезке времени и пространства - в прозе Бурятии XX века. В этом состоит определенная актуальность и новизна работы. Автор считает, что изучение национальной поэтики и ее типологии в эволюционном движении на этногеографическом и историческом уровнях даст возможность подойти к определенному типологическому ряду, подготовить вхождение тюрко-монгольского художественного ареала в более общие системы. Кроме того, в нынешней методологической ситуации в литературе и литературоведении могут, на наш взгляд, убедительнее обнаружиться и исконные позитивные процессы, не поддавшиеся конъюнктурным тенденциям времени, сохранившиеся в своей изначальной значимости (к примеру, проблемы типологии буддийской модели мира). Говоря о проблемах комплексного подхода, автор имеет в виду свои попытки исследования типологических факторов в русле общей эволюции сознания - мифопоэтической, конфессиональной и философской, которая, правда, (последняя) находится в своей зачаточной стадии эстетического наполнения и оформления, но желание рассмотреть ее, вызывает.

Как известно, изучение проблем типологии литературного развития связано с именами М.Бахгина, Д.Лихаяева, С.Аверинцева, М.Храпченко, Н.Рифтина, Ю.Манна, Е.Мелетинского, Е.Новик, Ю.Неклюдова, В.Брагинского и др.[6]. При этом в области теоретического осмысления типологии больше "повезло" литературам прошлого, особенно древнего мира и средневековья. Типология литературы более позднего периода разрабатывалась в работах Д.Лихачева, Н.Конрада, А.Веселовского, В.Жирмунского, И.Неупокоевой, Н.Надъярных, В.Топорова и др. Результаты исследований ученых по этому вопросу можно было бы свести к следующим выводам - движение к типу, типологическому означает юиск точки опоры для взгляда сверху, чтобы рассматривая литературу } контексте создавшей ее культуры, анализируя конкретные детали, ложно было бы определить место данного явления в системе единства )бщего и специфического, когда частное должно быть понятно за счет »бщего , а общее можно объяснить за счет частного. Один из »сновоположников отечественной компаративистики Н.Конрад считал, [то сопоставляя в системе явления, возникшие в разное время, мы юлучаем о явленви гораздо более полное и историческое и стетическое представление [7]. Задача эта одна из сложных и пределить подступы к ней непросто. Тем более, что сложна сама огика эволюции - исследуя типизирующие начала, и выявляя место гнического и национального, необходимо видеть их в динамике слагаемых художественной системы, в свою очередь являющейся частью общей теории эволюции. Определяющим и регулирующим началом являются сами стадии становления и развития сознания / в их основе - мифическая, религиозная, философская/. В этой связи основное внимание в работе уделено изучению прозы Бурятии и ее типологических аспектов в следующих их проявлениях: мифопоэтических и культурных традициях, освоении художественным сознанием религиозных мотивов и воззрений и проблем формирования собственной художнической философии. Фактором, способствующим типологическому исследованию, может стать и традиционное понимание и изображение времени /мифологического, религиозного буддистского и исторического/, которое исчислялось на востоке по кругу, по циклу, в отличие от однонаправленного и прямого в западном сознании. Такая цикличность и замкнутость времени как бы предполагает повторяемость происходящего в нем.

Проблема типологии художественных традиций прозы Бурятии не может рассматриваться без учета идеи евразийства, хотя данная работа не предполагает ее рассмотрения, проблемы евразийства станут, очевидно, темой не одного научного исследования в будущем: Бурятия этнически и географически оказалась в центре соединения Запад-Восток, что не могло не сказаться на особенностях менталитета сознания. Если этногенез во многих своих параметрах явление природное, формирующееся особенностями географии, климата и ландшафта в целом, то специфическое в нем складывалось, с одной стороны, под влиянием степной стихии и мира кочевника, с другой стороны - традицией оседлости и земледелия.

Николаем Рерихом, большую часть своей жизни посвятившим изучению Центральной и Южной Азии, искавшему там, в Гималаях,

Индии, Тибете, Монголии и Бурятии истоки и разгадки многих проблем мировой гармонии, еще в начале XX века было отмечено, что человечество движется вспышками энергии [8]. Первой такой "вспышкой", очевидно, и следует считать энергию мифопоэтичесшго в становлении художественного сознания и притяжения к ней писателей. До определенного времени и в определенных соотношениях, как известно, мифопоэтическая традиция была и остается формой художественного мышления, средством ценностных ориентации И, более того, по мере удаления в дебри и дали технократических достижений XX века не всегда и не во всем идущих на пользу самому человеку, писатели, в поисках возможной гармонии, все больше испытывают потребность приблизиться к истокам, к корневой системе жизни как к ее стержню, опоре, способу проверки на истинность и т.д. Традиции в их историческом, культурологическом, эстетическом аспектах и понимании - основа национального самосознания, человек никогда не сможет быть свободным от этнической логики миропонимания и, несмотря, а, наверное, и вопреки, закономерностям процесса урбанизации, необходимость познания истоков будет заставлять человека все больше оглядываться назад, в прошлое в поисках аналогий, которые могут помочь прояснить и подтвердить настоящее. Исследуя поэтику древнерусской литературы, Д.Лихачев справедливо отмечает, что сравнение обогащает исследование новыми эмпирическими фактами, подтверждая закономерность художественного явления в широких рамках "всеобщей" литературы.

Работа состоит из введения, двух глав и заключения. Первая глава определяет и раскрывает сущность типологического в связи с национальной моделью мира. В качестве слагаемых, могущих составить собой типологизирующий ряд, автор рассматривает этнографические реалии быта и их содержательность в ситуациях художественного творчества, а также связанные с ними традиции народно-поэтического творчества. Художественное мышление синтезирует в себе самый широкий круг представлений человека - от мифологического, религиозного до общекультурных и философских. Поэтому составные материальной культуры, в данном случае этнографические реалии быта достаточно активно участвуют в создании поэтики прозы Бурятии, формируя и моделируя специфическое образное видение мира. Использование в работе термина "мифопоэтика" автор связывает с широким смысловым контекстом: от возможности мифического отражения действительности первобытным сознанием до философской формы проявления мировоззрения человека, его попытки обобщать и объяснять, выражать свое отношение к искусству и действительности. Как известно, современное понимание мифопоэтики связано со многими теориями: соотношения реального и вымысла, семиотики, дискурсивных проявлений и интертекстуальных связей. В связи с содержанием и задачами первой главы и работы в целом нельзя было не выйти за художественные границы литературы Бурятии в ареал тюрко-монгольского мира. Литературы этого ареала эстетически близки многими параметрами - это стихия единого исторического и географического пространства, обусловившая их генетическое и этническое родство, отсюда же сравнительно одинаковые по времени и особенностям пути становления литератур ( так, первый бурятский роман появился в 1949 г., монгольский - в 1951 г.) и др. " Общность культуры монголоязычных этнических групп поддерживалась не только в силу их генетического родства, одинакового способа ведения хозяйства, но и благодаря постоянным контактам между ними. До присоединения бурятских племен к России не существовало современной границы между Бурятией и Монголией, поэтому как буряты, так и монголы могли свободно перемещаться в пределах от Байкала до пустынь Гоби" [9]. Ученые этнографы, религиеведы для сравнительно-исторического изучения привлекают материалы не только бурят и монголов, но и историко-культурные сведения, касающиеся воззрения якутов, тюрков Саяно-Алтая, учитывая их исторические связи между собой [ см. 9]. Исторические сходства, как известно, проявляются в самых разных аспектах литературного процесса - методе, жанре и т.д., в работе берутся отдельные проявления сходств, в основном, на стилевом уровне. На материале первой главы автор пытается показать особую роль в формировании художественного сознания национальной картины мира и ее эстетическую значимость, которая закладывалась сознанием с самых ранних стадий существования народа, позволяя формировать творческое мышление до наших дней. Имея дело с долгим эмпирическим опытом жизни народа, писатели пытались постичь эстетические закономерности во всем том, что составляло национальную картину мира.

Мифопоэтические традиции находят свое продолжение и развитие в связи с религиозными воззрениями, как составляющих традиционной культуры. Художественная содержательность конфессиональных воззрений, как фактор формирования художественного мышления - второй аспект типологии, содержание второй главы работы. Вообще религиеведческий аспект здесь видится как достаточно активный типологизирующий фактор в силу своих родовых качеств: восточное сознание, выраженное и сформированное в основе своей буддизмом с его принципом "мир - это я" стремится привести множественность мира к некоему единому знаменателю, к единой системе и обобщающей модели его осмысления и понимания. Во-вторых, работающим на типологию, является, по мнению автора, буддистский канонический закон зависимости, причинной следственности, результатом которой является идея перевоплощения, перерождения, перевоссоздания жизни. Вопрос об отношениях религии с культурой всегда был взаимообусловленным: религия делала возможной полноту изображаемого, культура отражала все грани человеческого опыта.

В связи с канонами буддизма представляет исследовательский интерес еще один аспект типологии - поиски совпадений общего в локальном конкретном и частном и выверенности конкретного в общем. Поиски таких взаимосвязей составляют содержание как первой, так и второй глав. В данном случае речь должна идти о формировании собственно писательской философии, когда бы предыдущие интерпретации традиций завершались идеей творца, реальностью мысли художника, его философией в системе общей теории познания, самим ощущением законов художественной эволюции, с которыми писатель имеет дело скорее на интуитивном уровне. Названные аспекты типологизации станут соответственно темами двух глав в работе.

Данный комплекс типологических парадигм рассматривается на литературе Бурятии 40-80 годов, т.е. практически с возникновения и становления в ней повествовательных жанров произведений. В жанровом отношении данный этап характерен преобладанием романа /первым романом, а в его лице одним из первых художественных произведений является "Степь проснулась" Ж.Тумунова, появившийся в 1949 г., следующим был "На утренней заре" Х.Намсараева - в 1950 г./ и так вплоть до 80-х годов создавалась романистика литературы Бурятии, состоящая из достаточно крупных эпических произведений исторической, историко-революционной и современной тематики и проблематики. Преобладание жанровых структур романа - характерная особенность становления национальной прозы Бурятам /в большинстве своем молодые национальные литературы начинали свой путь становления с малых форм и закономерной формы автобиографического повествования, хотя нельзя отрицать того, что и романное содержание является в определенной степени автобиографическим/. Такая жанровая явленность прозы не лишена определенной внутренней логики и закономерности, когда бы их сущность и причинность могут уходить своими корнями в эпические традиции, в формирование и развитие в фольклоре героического эпоса, предполагавшего большую форму, ибо эпические поэмы связанные с идейно-тематическими мотивами странствий, приключений, во время которых совершались героические деяния героев - богатырей, требовали особого сюжетно-композиционного размаха и масштаба. Эти сюжеты, как правило, развивались делами и подвигами героев -богатырей и разворачивались во всех трех мирах ( верхнем, нижнем, срединном). Литература тоже будет стремиться искать возможности сохранения космической целостности мира в связи с образами юрты и ее полноты и достаточности, очага в центре ее мироздания, дым которо$)уходил в небо, символом единства числа 'один', обозначенном в логике образа коновязи и другое. Каждый в отдельности и все вместе они укрепляли целостность национальной модели мира и одновременно расширяли художественное пространство прозы. Многие из известных эпических образцов сюжетов и отдельных мотивов эпоса трансформировались и стали сюжетно-композиционной основой бурятских произведений прозы, предопределив и их жанровую романную типологию. Синтез биографизма, особенно в связи с образами Гэсэра и Чингиса, (наиболее близкими к литературным традициям являются традиции создания героя в письменном памятнике XIII века " Сокровенное сказание") с мотивами борьбы эпического героя со злом^ предопределили и эстетику литературных романных героев - их богатырскую, особенно внешнюю, сущность и участие в сложных приключенческих коллизиях жизни. В этой связи особое значение для становления романной формы имели эпические традиции изображения судьбы Чингиса и его окружения, осознанные писателями на творчески интуитивном уровне: важным структурообразующим для романистики были эпические традиции восхождения этих героев к их общегосударственному, общезначимому уровню и масштабу их деяний и роли и места героя в жизни, что является основой содержательности и литературного романного героя. Борьба героя - богатыря со злом, грандиозность его деяний, совершавшихся в эпическом пространстве всех трех миров, предопределили в какой-то степени и идею космизма, и религиозного в художественном сознании. С другой стороны и другая причина типичности именно романной формы идет и от жизни - как проявление менталитета кочевника и поэтики кочевого мира - стремление к шири и дали, свободе перемещений во времени и пространстве. И, наконец, -художника не могла не захватить сама открывшаяся в результате революции жизненная перспектива, вызвав "необыкновенный порыв, равный глобально-космическому" [10], происходит выброс сгустка художественной энергии /вспышка - Н.Рерих/ и возникает потребность охватить этот масштаб и в соответствующей масштабу форме -большинство романов этого периода были в основном именно историческими и историко-революционными. Выводы, к которым приходит исследователь литератур Северного Кавказа К.Султанов, можно применить ко многим национальным литературам: в молодых литературах Северного Кавказа именно достижения историко-революционного романа определяли, начиная с 20-х годов, уровень прозы, обозначили принципиальные вехи эволюции национального художественного сознания [11], при этом отмечается, что историко-революционная тема изображается практически во всех литературах через схожие, близкие сюжеты, что само по себе может стать и становится также типологизирующим фактором.[11].

В связи с развитием романа интересно отметить и то, что к 70 -80-м годам, т.е. ко времени духовного кризиса общества, практически завершилось в прозе Бурятии и время романа, выбросив последнюю вспышку пассионарной энергии в историческом романе И.Калашникова "Жестокий век", русскоязычного писателя, потомка тех мятежных старообрядцев, которые бежали в конце XVII - начале XVIII вв. для сохранения веры из западных областей России ( в Бурятии живут в основном выходцы из Беларуси и Польши) в поисках человеческой и исторической правды. Старый стереотип формы изжил себя, а новый заполнять пока было нечем. Однако, к этому времени, как бы подошел следующий этап творческой учебы с его результатами - умение работать с не менее трудными малой и средней формами рассказа и повести, отбирая для изображения в них, уже отдельное и тематически ограниченное, а не только глобальное. В этой связи в русле рассмотрения принципов типологизации должны выделиться и определиться какие-то закономерности жанрообразующих аспектов, в данном случае и прежде всего романа, повести и рассказа.

При привлечении литературного материала, конкретных художественных произведений автор, отчасти, намеренно ссужал его количественные пропорции в пользу углубления анализа, возможности подойти к одному и тому же художественному явлению с разных аналитических и обобщающих точек зрения, что в свою очередь, позволило бы с большей объективностью определить их типологическую сущность.

Основные положения диссертации прошли апробацию в публикациях статей и выступлениях на международных, всероссийских, зональных, региональных, межвузовских и вузовских конференциях в Москве, Улан-Удэ, Новосибирске, Элисте, Монголии, Хакассии. Концепция диссертации является основой научной монографии Гармаевой С.И. " Типология художественных традиций в прозе Бурятии XX века" . Улан-Удэ, 1997. Практические результаты исследований привлекаются учеными-литературоведами, исследователями литератур народов Сибири, Севера и Дальнего Востока в качестве научных доводов их исследований. Ученые Бурятского научного центра Сибирского Отделения РАН работают над "Историей литературы Бурятии", членом редакционного коллектива которого является автор диссертации, и где также будут использованы результаты соискателя. Результаты исследования легли в основу разработанных спецкурсов и спецсеминаров по литературе Бурятии на кафедре литературы Бурятского государственного университета, а также используются в качестве научного материала для работы со студентами при написании дипломных работ.

Работа выполнялась на кафедре литературы Бурятского государственного университета и Отделе литератур народов России и стран Ближнего Зарубежья ИМЛИ им. А.Горького. Автор приносит

Заключение научной работыдиссертация на тему "Типология художественных традиций в прозе Бурятии XX века"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Диалектика стихийного начала, понимаемая как изначальная стадия эволюции (детства человека), и движения к порядку - сознательному началу-стали методологической основой создания типологических моделей и получили свое выражение и целенаправленное подтверждение во всех созданных нами типологических моделях, обозначив и их образную и смысловую содержательность. В процессе рассмотрения и изучения диалектики этого движения определились смысловые и эстетические связи всех рассматривавшихся здесь традиций, подтвердив концепцию их взаимообогащения. Художественное сознание писателя, отражая действительность, значительно актуализировало и обогатило первоначальные значения и содержания отдельных традиционных образов, мотивов и конфессиональных воззрений. Направленность и содержательность этого процесса были ведущими в методологии определения и формирования типологических моделей. Слагаемые модели - в равной мере синтез случайного и закономерного, свободы и необходимости, которые приобретали постепенно смысл и образ, как составляющие мифопоэтического, национального, буддийского и аспектов философской модели мира. Таким образом, можно сказать, что диалектика миропонимания становилась ведущей в становлении художественного сознания и прозы Бурятии и национальных литератур в целом. Основу их развития составляли поиск позитивного в осознании двух противоборствующих реальностей в жизни и искусстве - природного, стихийно-закономерного и сознательного, требующих своего упорядочения силой сознания и творчества человека. А.Блок, говоря об А.Пушкине, писал, что гармония - это согласие мировых сил, порядок мировой жизни [125]. Привести человека к этому порядку может художник, поэт, сам сын гармонии. Только он ее создает, ибо знает законы освобождения звука, слова, образа из безначальной стихии (хаоса), приведения их в гармонию и придания им формы, уводящей созданную им гармонию во внешний мир. Эти задачи должен выполнять художник.

Определяя смыслообразующие функции понятия времени в истории философии, Кант, не ставя перед собой специально такой задачи, как известно, вышел и к проблеме предпонимания -выявления глубинных слоев сознания, благодаря которым и становится возможным предпонимание и понимание. Как видно, философская обоснованность подкрепляется и художественной.

Еще один немецкий мыслитель, закрепил верность художественных ощущений писателей, реализующих онтологические проблемы в литературе.

Время - единство настоящего, прошедшего и будущего, исходя из Теперь" [126].

Все, когда-либо случающееся с историческим человеком получается каждый раз из ранее выпавшего и никогда не от самого человека, зависящего решения о существе истины. Этим решением каждый раз уже разграничено, что в свете упрочившегося существа истины отыскивается и фиксируется как истинное, но также и что отвергается и оставляется как неистинное" [127].

Типология художественных традиций литератур тюрко-монгольского ареала обнаруживает ряд характерологических универсальных качеств: народно-поэтические традиции в широком аспекте ш- исторических, reo ландшафтных, этнологических и в целом культурологической специфике их художественного осмысления и освоения, открывают возможности художественному национальному самосознанию вписываться со своей образной системой в более общую понятийно-смысловую, художественную и философскую системы. Это, в свою очередь, дает в перспективе основание для типологии литератур, не имеющих столь тесных генетических, этнических и контактных связей. Конкретные исследования национальных литератур изнутри, накопление материала по локальным проблемам, должны способствовать ? в конечном счете формированию более широкого системного единства, где бы они были участниками общего литературного процесса, отражая и определяя специфическое и универсальное в нем.

Типологические модели, диалектику и логику формирования и слагаемые которых рассматривались в работе, позволяют, как нам кажется, шире и полнее интерпретировать отдельные литературные явления, образы или сходства сюжетов: знаковый смысл таких, к примеру, реалий и образов национальной картины мира, как юрта, конь и степь могут приобретать каждый раз новые интерпретационные возможности в разных литературных ситуациях. Рассмотрение отдельных буддийских канонов и отдельных аспектов философских концепций предполагают более диалектическое проникновение с их помощью в смысл многих онтологических проблем. В этом же заключалась одна из необходимостей возникновения отечественной типологии, отдельные авторы и труды которых названы в начале работы. Автор отдавал отчет в том, что методологией исследования должно было стать рассмотрение прозы Бурятии в общем контексте национальной культуры и ее связях с генетически сходными литературами тюрко-монгольского ареала. Однако, сложность самой проблемы позволяют автору только надеяться на то, что удалось поставить лишь отдельные проблемы, исчерпывающее решение которых составит в будущем не одно научное исследование. Необходимо также отдавать отчет и в том, что типологическая модель-структура динамичная и ее составные должны подвергаться определенной закономерной коррекции и дополнению. Идея сравнительного анализа, как известно, предполагает как расширение круга исследований и выхода к более общим уровням обобщения, так и возвращение к более узкому кругу компаративистского изучения. В целом же в основе типологизирующих аспектов лежал принцип выявления эстетической общности, обусловленной общностью исторических, культурных и геополитических факторов, формирующих сходство художественного мышления. Правомерность составляющих типологическую модель подтверждалась, находя смысловые и эстетические совпадения и переклички с другими создававшимися в работе, типологическими аспектами.

Художественная связь вещей и идей отличается своим прямым непосредственным характером. Она есть сравнение, ассоциация, т.е. свободное, не требующее доказательств, и в этом смысле безусловное "аксиоматическое", сразу осуществляемое сближение двух предметов, явлений, общества и природы" [128].

В условиях исторических катаклизмов, которые, как показывает история и наука, неизбежны, особенно на разломе веков, литература, как самая активная форма сознания, ищет свои пути отношения к этой картине мира и возможного воздействия на нее. В общем космосе художественного сознания она ищет для себя, по возможности, более универсальные средства изображения сложности мира. Поэтому, формируя реалистические и другие художественные тенденции развития, литература XX века усиливает и углубляет поиск истины, обращаясь все больше к истокам и к праоснове, к сгусткам энергии, спресованных временем.

Литературу притягивали к мифопоэтике и национальной модели мира, в их широком понимании, отрешенность мифического и национального от обыденных фактов, от смысла вещей и их этнографического назначения. Ей нужны были эстетические эффекты столкновения двух формирующих прозу процессов - фольклорного и реалистического, результатами которого могло стать эстетически самодостаточное обобщение. Абстрагируясь и отталкиваясь от абсолютного и относительного смысла традиционных образов и этнологических реалий быта и жизни, литература создавала свои символы и знаки, способные участвовать в отражении реальной действительности в рамках всех повествовательных жанров. В этом ключе в какой-то мере может быть прояснена природа и закономерность того, что, чем дальше мы уходим от времени создания и бытования традиционных образов и понятий, тем охотнее писатели выстраивают современную модель мира с помощью универсальной содержательности народно-поэтических средств и образов.

Типология национальной модели мира в прозе Бурятии XX века, как всякая основа, материальна, синтезируя в себе даже определенные принципы географии, астрономии, биологии, первична, и в литературном процессе является опорой, платформой для формирования ее эстетики и философии художественного. В своих духовных, познавательных исканиях мир сознания перемещается сегодня и к востоку, в условиях такой необходимой востребованности идеи целостного взгляда на мир, нам кажется, что исследования конкретных литератур данного региона, имеют свой особый смысл и значение.

По мере рассмотрения образной системы национальной модели сложилась собственная структура^ йц в которой оказались все элементы художественной формы, необходимые для построения целостного здания художественного произведения. Это говорит о том, что традиционная образность вбирает в себя такой круг ее элементов, которые уже самодостаточны сами по себе. И здесь нельзя не подчеркнуть того, что традиционная поэтика - явление целостное, несущее в себе практически весь комплекс формальных средств, необходимых для создания произведения любого жанра. Поэтика фольклора, интегрируясь с другими, региональными и зональными формами ее бытования, должна составить и создать самостоятельную область теории национальной литературы. Определенная целостность традиционной поэтики показывает ее универсальность, а традиционное сознание, как одну из необходимых форм художественного сознания. Обращаясь к народно-поэтическим истокам, писатели выверяют временем нравственные и этические идеалы, заложенные в них. Осмысление и освоение фольклорно-этнографических традиций современной литературой обогащала: и их изначальные функции, привнося в них новые смысловые оттенки. Делается это, правда, с разной степенью художественной полноценности.

И еще один аспект содержательности типологии национальной модели мира хотелось бы выделить, заключая работу: мифопоэтика и картина национальной модели мира дали для организации прозы Бурятии большой комплекс средств художественной изобразительности и способствовали во многом созданию и укреплению ее ведущей жанровой формы - романа. Лежащие в основе типологии исторические, географические и другие этногенетические принципы, связанные с образами юрты, степи, коня и другими образами и средствами, придавали романному действию динамизм и делали его наиболее эффективной формой освоения жизни реализмом. Национальная орнаментальность, пластичность и природная легкость ее традиционных форм позволили роману стать самым развивающимся жанром, дав ему возможность с первых шагов становления синтезировать в себе поэтику всех известных типов романа - от плутовского, рыцарского до социально-бытового. Хотя в большей степени этому способствовал реалистический опыт развития литературы XIX - XX веков, к которому писатели Бурятии активно приобщались. С другой стороны, за счет такого компонента поэтики, как степь и стихия кочевого мира, роман имел возможность расширять свое повествовательное пространство, с особым ощущением свободы и движения создавать сюжеты, следуя в то же время и определенным требованиям сообразности и экономности, которые заложены с древних времен в представлениях и понятиях бурята о жизни. В этой связи своего особого и отдельного изучения ждут многие проблемы национальной романистики. Так, представляется необходимым исследовать типологию сюжетно-композиционных особенностей прозы данного ареала, отдельные аспекты которых мы попытались в работе лишь обозначить. Позиции романа укреплялись и свободой отбора материала и образных средств, когда романная повествовательная структура могла вступать в контакт с другими культурными пространствами для создания своей художественной философии и диалектики ее законов. И, наконец, мифопоэтическая модель помогала созданию литературного героя, во многом используя при этом логическую и образную систему фольклорных представлений. Если история * формирования сознания есть история образного, то всякий образ богат содержательностью, заложенных в него долгой жизнью в народно-поэтических представлениях. Извлекать ее из глубин народной эстетической памяти стремились прозаики, создавая свои художественные образы, отдельные доминанты которых были рассмотрены в работе. Фольклорные образные традиции, типологизируясь в определенную модель, стали стилеобразующими, способствуя формированию практически всех повествовательных жанров - рассказа, повести, романа.

Может показаться пристрастным наше внимание к рассмотрению тех или иных фольклорных традиций в произведении. Такое отношение продиктовано желанием выяснить пути их трансформации в литературе, поскольку автора в одинаковой степени интересуют не только сам по себе факт существования элементов фольклора в художественном повествовании и его функциональные возможности, но и тенденции его дальнейшего освоения литературой, "пропорции" традиционных средств в современных произведениях, при которой сохранялись бы и развивались самобытные черты национальной культуры, ее "лица необщее выраженье", в русле формирования реалистического метода. В этой связи в задачу работы входило рассмотрение не только процессов притяжения, но и закономерного отталкивания от традиционного за счет расширения и углубления смысла традиционных образов и представлений в условиях востребованности целостного мировосприятия и мироощущения. Тяготея в своем мышлении к традиционной образности, писатели, в свою очередь, обогащали их, идя к их смысловым концептам с позиций человека и художника XX века.

Бурятия, как географическая среда распространения буддизма, не могла в формировании своей культурной среды обойтись без буддийской модели мира и ее идеи чистой мысли. Определенные каноны и догматы конфессии легли в основу типологии художественного мира прозы 40-80-х гг.

Во введении ко второй главе обозначены основные объективные и субъективные факторы, обусловившие степень и меру освоения литературой философии и психологии буддизма. Литературу прежде всего привлекали ведущие постулаты этой религии - первенство сознательного и духовного начал, своеобразие путей поиска истины как возможности свободы и преодоления страданий. Для формирования менталитета восточного сознания буддизм давал необходимый свод знания и понимания жизни. Учил жить по закону нравственной кармы и идеи наследования вины и возмездия. Человек должен разумно и ответственно прожить эту жизнь, чтобы без страха умереть, ибо его ждет перерождение в другую человеческую жизнь в будущем, если он ее заслужил в настоящем. Этические и эстетические установки буддизма помогают в выборе проблем, принципиальных для жизни и самой литературы. И именно это могло бы стать фактором интегрирования произведений прозы в более универсальную духовную модель мира.

Можно говорить и о том, что типология буддийской модели определенным образом выявила ее возможности, которые могут оказать влияние на формирование романного жанра, предложив литературе ряд объемных причинно-следственных связей и структур для романного сюжетостроения. Думается, что представления об эстетическом идеале не могли реализовываться писателем без учета основного канона буддизма: чтобы стать человеком, надо обязательно быть человеком и т.д. Если напомнить еще раз восьмеричный путь сансары ( пути движения жизни и человека в ней) : человек должен правильно понимать, мыслить, действовать, говорить, намереваться, проявлять нравственные усилия, речь и умения концентрироваться, то, как видно, этот комплекс-колесо оказался не всем литературным героям под силу, что утвердило трагическое основным пафосом произведений, сделав художественно реальной и мысль о том, что жизнь всегда богаче и разнообразнее самых глубоких и гуманных догм. Если есть намерения, может не оказаться адекватных форм их приложения в действии и др.

В целом буддийская модель нашла свою нишу, оказалась встроенной в художественную систему реализма прозы Бурятии XX века и совпала в ней по каким-то своим магистральным линиям духа, мысли, сознания, истины. Самой литературе еще не всегда хватает глубины, особенно в постижении истины о человеке и его внутреннем мире, философской логики жизни и т.д. Сложное трагическое восприятие жизни и изображение ее и развитым литературам давалось нелегко. Но у литературы, в данном случае у прозы Бурятии, были свои традиционные ориентиры их реализации. Опыт типологического освоения буддийской модели должен своими основными проявлениями интегрироваться в мировой опыт освоения конфессиональных канонов, создающих по возможности целостную картину традиционной основы культуры вообще и литературы в частности. Литературоведению сегодня нужно как можно больше фактов типовых проявлений традиций в конкретных литературах и художественных системах. Литературу, как и литературную науку, должны привлечь в проблеме божественного стремление постичь в совершенстве законы человеческой жизни и их взаимосвязанности между собой. Придя в Бурятию в XVII веке, буддизм ускорил интеграционные процессы в формировании самосознания, способствуя приобщению бурят к культуре народов Восточной и Центральной Азии, явившись, несомненно, прогрессивным этапом формирования этнокультуры, по сравнению с предыдущими этапами архаичного верования, которые отчасти вошли и в ее буддийскую систему. Литература , как нам кажется, шире и глубже должна погружаться в три ведущие формы веры: в покаяние, умиление и в моление. В становлении реализма фактор постижения истины должен стать ведущим - в одном из учений Будды говорится о том, что глупо не знать, что бедствие приходит изнутри, неправильно защищать себя снаружи, не приводя себя в порядок изнутри.

Специфика восточного мировосприятия, проявляющаяся в буддизме, стремится множественность мира привести к некоему единому знаменателю - жизни и страданию человека в ней, стянув при этом множество других форм ее осознания в систему. В этом основа определенной актуальности философии буддизма. Двадцатый век с его возрастающим объемом информации о жизни нуждается в обобщающей логике и методологии мышления. И буддизм с диалектикой его учения может войти в евразийскую систему познания, чтобы способствовать движению к порядку, равновесию природного, цивилизационного, человеческого и духовного.

Философские аспекты типологии реализма в данной модели мира говорят об определенной динамике литературного процесса, происходящего в национальных литературах , его определенной поступательности. Показателем определенной творческой зрелости может быть и то, что писатели могут вписываться в этнокультурную специфику жизненной и культурной среды и осваивать ее, не будучи ментально связанными с ней, о чем, к примеру, говорит художественный опыт русского писателя И.Калашникова, не убоявшегося дать собственную художнически осмысленную теорию и историю походов Чингисхана. Характерным и важным является и то, что писатели, формируя в прозе аспекты художественной философии, открывают для себя новые возможности решения больших и сложных проблем действительности на особенно широком культурном и историческом пространстве, в системе сложного синтеза традиционной и собственно литературной поэтики. Сама содержательная сущность художественной философии реализма как бы требовала от писателя создания соответственной неодномерной сюжетно-композиционной структуры произведения, где бы в свободном развороте ее художественного пространства и времени решались проблемы бытия и истины широко и сущностно глубинно. Важным качеством, приобретаемом литературой на такой стадии ее становления, следует считать расширение и укрепление художественных возможностей национальной литературы 70-80-х годов, которое проявилось в том, что она пытается решать современные проблемы жизни, человека и общества на сравнительном сопоставлении и соотнесении их с жизнью человека и общества в большом историческом протяжении (III в. до н.э., завоевательные походы XIII века и т.д.), не боясь масштабов этих протяжений и притяжений, исторической противоречивости их оценок в самом контексте истории. Прочитывая и осмысляя исторические события (важным в идейно-художественном плане представляется и сам отбор этих событий, на которых останавливается сознание художника) с позиций современности, писатели имеют возможность выверения и обоснования своих взглядов на современную духовную ситуацию длительным опытом человеческой истории. Такие художественные реминисценции, несомненно, говорят об определенных художественных возможностях писателя Бурятии XX века. Этап формирования в прозе типологии аспектов художественной философии так же, как и других типологических моделей, обнаруживает потенциальные объективные факторы, которые позволяют литературам тюрко-монгольского ареала входить и интегрироваться в евразийскую общность. Исследователь ареала литератур пограничного с нашим - литератур народов Севера - также ставит проблему необходимости исследования и обоснования литератур региона Севера, как типа духовной культуры, для введения их в более широкую художественную общность реализма [129].

Все созданные нами типологические модели оказались взаимосвязанными между собой и во многом вступали в процессе их создания в нашей работе в смысловые переклички друг с другом. При изучении и накоплении соответствующих материалов развития конкретных национальных и региональных литератур, может возникнуть проблема их еще большей универсализации и создания в связи с этим собственной теории типологии.

В целом же, изучение типологических проблем прозы Бурятии привело, как нам кажется, к возникновению еще большего круга вопросов в связи с конкретными сторонами творчества: исследование показало потребность глубокого и разностороннего "прочтения" художественной содержательности слагаемых каждой модели в отдельности, расширения спектра изучения конфессиональных традиционных воззрений^ вообще, и буддийских, в частности, и их участия в литературном процессе. Можно считать, что пока не изучены формирующиеся аспекты художественной философии реализма и формы их художественного существования - в работе обозначена и рассмотрена лишь часть этих форм в пределах прозы '^0-80-х годов XX века.

Исследование показало, что содержательность типологических моделей закономерно тяготеет к общечеловеческому их наполнению и толкованию.

Следовательно, понадобятся методология их интерпретаций и специфический научный аппарат анализа. Практика совершенствования в буддизме гласит: чтобы добиться просветления истиной нужно достигнуть недостижимого, выдержать невыносимое и отдать другим то, что имеешь. Это J делает реальном интеграцию национальных литератур не только в евразийское культурное пространство. Динамика сюжетнокомпозиционной основы романа "Жестокий век", к примеру, г предполагающая освоение новых пространств и временных границ, делает сложным изучение общекультурных художественных традиций, которые должны рассматриваться в широком контексте культурного, исторического развития Европы и Азии и в сложном синтезе их сплава и соединения, ибо все слилось и смешалось в результате походов и географических перемещений, вторжений в иные культуры. И это тоже должно стать предметом и темой будущих научных исследований. В нашей работе мы ставим и выносим на обсуждение лишь часть возникающих г» , • • • • проблем, связанных с осмыслением типологических проявлений мифопоэтики, национальной модели и картины мира, буддизма и связанных с ним аспектов художественной философии реализма. Задачу можно было бы считать выполненной, если бы удалось вызвать к поставленным здесь проблемам определенный научный интерес.

Список научной литературыГармаева, Светлана Искровна, диссертация по теме "Литература народов Российской Федерации (с указанием конкретной литературы)"

1. Сб. Культурная диаспора народов Кавказа / генезис, проблемы изучения/. Черкесск, 1993.

2. Сб.Культурная диаспора народов Кавказа. Черкесск, 1993.

3. Османова 3. Встречи и преображения. М., 1993.

4. Для примера хочется указать здесь работы: Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994, и работу Топорова В. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995 и другие.

5. Конрад Н. Запад и Восток. М., 1966.

6. Рерих Н. Шамбала. М., 1994.

7. Галданова Г. Долаща^стские верования бурят. Новосибирск, 1987. С.5.

8. Семенова С. Преодоление трагедии. М., 1989.

9. Султанов К. Динамика жанра. М., 1989.1. ГЛАВАПЕРВАЯ

10. С.Неклюдов. Черты общности и своеобразия в центрально-язиатском эпосе // Народы Азии и Африки. 1972. -Ш.-С. 105.

11. Е.Мелетинский. Происхождение героического эпоса. М., 1963. -С.258.

12. С.Неклюдов. Черты общности и своеобразия в центрально азиатском эпосе // Народы Азии и Африки. - 1972,

13. N 3. С. 96. См. также: С.Суразаков. Героическое сказание о богатыре Алтай-Буучае. Горно-Алтайск, 1961.

14. Уланов А. Бурятские улигеры. Улан-Удэ, 1968. С.97.

15. Уланов А. Бурятский героический эпос. Улан-Удэ, 1963. Уланов А. О развитии улигерного жанра. // Бурятский фольклор. Улан-Удэ, 1970.

16. Уланов А. Бурятские улигеры. Улан-Удэ, 1968. С.5.

17. Мелетинский Е. Происхождение героического эпоса. М., 1963. С. 340-342. Пухов И. Героический эпос олонхо. М., 1962. -С.45. Шаракшинова Н. Героический эпос бурят. Иркутск, 1968. -С.4, 44. Неклюдов С. Указ. соч.- С. 100-101.

18. Румянцев Г. Бурятские летописи как исторический источник // Труды БКНИИ СО АН СССР, в 3. Серия востоковедческая, Улан-Удэ, I960,- С.З.

19. Соктоев А. Становление художественной литературы Бурятии дооктябрьского периода. Улан-Удэ, 1976.

20. Неклюдов Ю. Героический эпос монгольских народов. М., 1984.

21. Жуковская Н. Судьба кочевой культуры. М., 1990; Жуковская Н. Категории и символика традиционной культуры монголов. М., 1988; Жуковская Н. Мифы, культы, обряды народов зарубежной Азии. М., 1988.

22. Ринчен Б. Заря над степью. Исторический роман. Перевод с монгольского. М., 1972. С.13.

23. Герасимович Л. Литература Монгольской Народной Республики/1965-1985/. Ленинград, 1991.

24. Вопросы развития хакасской литературы. Абакан, 1990.

25. Улзытуев Д. Светает. Все торжественно и странно //Млечный путь. Пер. Е.Евтушенко. М., 1961.- С. 31.

26. Очиров Н. Найденыш. Пер. с бур. В.Авдеева, М., 1966.1. С.8.

27. Тудэв Л. Горный поток. М., 1967.

28. Ринчен Б. Заря над степью. М., 1972.

29. Эрдэнэ С. Степь. // Смысл прошлого и настоящего, М.,1988.

30. Батожабай Д. Похищенное счастье, М., 1967. Кн. 3. -С.228.

31. Очиров Н. Найденыш. М., 1966. С.25.

32. Доможаков Н. В далеком аале. М., 1970. С. 1-2.

33. Ринчен Б. Заря над степью. Исторический роман. Перевод с монгольского. М., 1972. С. 13.

34. Тудэв Л. От кочевья к оседлости. Роман. Перевод с монгольского. Матвеевой Г.М., 1983. С. 16.

35. Чойжилсурен Л. Стук копыт. Роман. Перевод с монгольского Бурдуховой Т., М., 1973. С.19.

36. Жимбиев Ц. Год огненной змеи. Роман. Автор, перевод с бурятского. М., 1974.

37. Батожабай Д. Похищенное счастье. Кн. 1, Улан-Удэ, 1967. -С.68.40. Там же, с. 69.

38. Банзаров Д. Собрание сочинений. М., 1955.

39. Неклюдов С. Героический эпос монгольских народов. М., 1984.

40. Ломидзе Г. Единство и многообразие. М., 1960. С. 88.

41. Кудажи К. Улуг-Хем. Роман. Перевод с тувинского А.Китайника. М., 1984. СЛ.

42. Намсараев X. На утренней заре. М., 1959. С. 184,189.

43. Эрдэнэ С. Год синей мыши. Повесть. Перевод с монгольского. М., 1982.

44. Мелетинский Е. Герой волшебной сказки. М., 1978.

45. Бальбуров А. Поющие стрелы. М., 1962,- С.8.

46. Батожабай Д. Похищенное счастье. Кн. 1, Улан-Удэ, 1956.-С.180.

47. См. Потанин Г. Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе. М., 1899; Фирдоуси. Шахнамэ, т.2, М., 1960.79,87.

48. Батожабай Д. Похищенное счастье. Кн. 1, Улан-Удэ, 1967. С. 147.

49. Кузьмина Е. Женские образы в героическом эпосе урятского народа. Новосибирск, 1980. С. 93-94.

50. Уланов А. Бурятский героический эпос. Улан-Удэ, 1963.

51. Тока С. Слово арата. М., 1972. С. 83,130.

52. Ринчен Б. Заря над степью. Истор. роман. Перевод с монг. М., 1972.

53. Османова 3. Художественная концепция личности в литературах Советского Востока. М., 1972. С. 142-144.1. ГЛАВАП

54. Семенова С. Тайны Царствия Небесного. М., 1994.

55. Рерих Н. Восток Запад. М., 1994.

56. Цыбиков Г. Избранные труды. Новосибирск, 1981.

57. Щербатский Ф. Буддийский взгляд на мир. С-П., 1994.

58. Абаева Л. Культ гор и буддизм в Бурятии. М., 1994.

59. Намсараев X. Так было. Перевод с бурятского. Степанов М. Улан-Удэ, 1953.

60. Дугарнимаев Ц-А. Зерцало мудрости, разъясняющее принимаемое и отвергаемое по двум законам. Памятник дореволюционной бурятской литературы. Улан-Удэ, 1966.

61. Кокышев Л. Арина. Алт. роман, М., 1972; ЛодойдамбаЧ. Монг. роман. Прозрачный Тамир. Улан-Батор, 1971; Тудэв Л. Кочевка. Монг. роман. Улан-Батор, 1960; Доможаков Н. В далеком аале. Хак. роман, М., 1972 и др.

62. Герасимович Л. Литература Монгольской Народной Республики, Л., 1991. С.94.

63. Найдаков В. Современные писатели Бурятии, Улан-Удэ, 1969.-С. 39.

64. Рерих Н. Собр. соч. кн. 1., М., 1914. С. 261.

65. Бальбуров А. Поющие стрелы. М., 1962. С. 106.

66. Бальбуров А. Поющие стрелы. М., 1962. С.208.

67. Доможаков Н. В далеком аале. М., 1972. С.8.

68. Батожабай Д. Похищенное счастье. -Кн.1, М., 1953. -С.343.

69. Батожабай Д. Похищенное счастье.- Кн.2, М., 1953, -С.223.

70. Мунгонов Б. Хилок наш бурливый. Улан-Удэ, 1960; Цыдендамбаев Ч. Бурятка. Улан-Удэ, 1972.

71. Белинский В. Собр. соч. -Т. 1., М., 1948. С. 22

72. Топоров В. Пространство культуры и встречи в нем. М.

73. Розенберг О. О миросозерцании современного буддизма на Дальнем Востоке. Петербург, 1919.

74. Мелетинский Е. Поэтика мифа. М., 1976; Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М., 1986; Неклюдов С. Специфика жанров в литературах Центральной и Восточной Азии. М., 1985 и др.

75. Лосев А. Философия мифология культур. Диалектика мира. М., 1991.-С. 134-160

76. Голосовкер Я. Логика мифа, М., 1987.

77. Рерих Н. Древние источники. М., 1993.

78. Айтматов Ч. Белый пароход. В сб. Повести. Фрунзе,1978.

79. Лосев А. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976.-С.18.

80. Гей Н. Проза Пушкина. М., 1989.

81. Учение Будды, Элиста, 1992,- С. 18.

82. Вернадский В. Философские мысли натуралиста. М.,1981.

83. Гумилев Л. Древняя Русь и Великая степь. М., 1989 и др.

84. Сокровенное сказание монголов. Предисловие Козина С. Улан-Удэ, 1992,- С. 5.

85. Хара Даван Э. Чингис-хан как полководец и наследие. Элиста, 1991.

86. Митыпов В. Долина бессмертников. М., 1975.- С.З.

87. Митыпов В. Долина бессмертников. М., 1975.- С. 147.91. Там же, с. 148.92. Там же, с. 205.93. Там же, с. 216.94. Там же, с. 211.95. Там же, с. 219.96. Там же, с. 213.

88. Калашников И. Жестокий век. М., 1978.- С.59.98. Там же, с. 291.99. Там же, с. 893.100. Там же, с. 821.101. Там же, с. 37.102. Там же, с. 309.103. Там же, с. 400104. Там же, с. 150.105. Там же, с. 372.106. Там же, с. 478.107. Там же, с. 36.

89. Учение Будды. Элиста, 1992,- С. 24.

90. Калашников И. Жестокий век. М., 1978.- С. 36.110. Там же, с. 116.111. Там же, с. 589.112. Там же, с. 596.113. Там же, с. 172.114. Там же, с. 157.115. Там же, с. 829.

91. Там же, с. 203. , 117. Там же, с. 415.118. Там же, с. 787.119. Там же, с. 787.120. Там же, с. 823.

92. Гумилев JT. Древняя Русь и Великая степь. М., 1989.- С. 399,517.

93. Ясперс К. Духовная ситуация времени. М., 1990.

94. Рерих Н. Шамбала. М., 1994.

95. Вернадский В. Философские мысли натуралиста. М.,1988.1. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

96. Блок А. О назначении поэта. Собр. соч. в 8 т.- Т.6., МЛ., 1962.

97. Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993.- С.394.127. Там же, с. 361.

98. Гачев Г. Жизнь художественного сознания. М., 1972.1. С.4.

99. Пошатаева А. Литература народов Севера. М., 1988,- С.163.1. ЛИТЕРАТУРА

100. Актуальные вопросы современной алтайской литературы. Горно-Алтайск, 1975.

101. Актуальные проблемы современного монголоведения. Улан-Батор, 1989.

102. Бахтин М. Эстетика словесного творчества. М., 1986.

103. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.

104. Балдаев Р. Родословные предания и легенды бурят. Улан-Удэ, 1970.

105. Баранникова Е. Бурятские волшебно-фантастические сказки. Новосибирск, 1979.

106. Банзарагч Н. Роман. Перевод с монг. Т.Матвеева. М.,1970

107. Басто Б. Хурлэ. Рассказы. Перевод с монг. М., 1963.

108. Бердяев Н. Философия свободы. Смысл творчества. М.,1989.10. Буддизм. М., 1992.

109. Буддизм и средневековая культура народов Центральной Азии. Новосибирск, 1980.

110. Буддизм и культурно-психологические традиции народов Востока. Новосибирск, 1990.

111. Буддизм: проблемы истории, культуры, современности. М., 1992.

112. Буддизм и литературно-художественное творчество народов Центральной Азии. Новосибирск, 1985.

113. Буддийский взгляд на мир. С-Петербург, 1994.

114. Буддизм и традиционные верования народов Центральной Азии. Новосибирск, 1981.

115. Бурятский героический эпос: Аламжи Мэргэн и его сестрица Агуй Гохон. Новосибирск, 1991.

116. Брагинский В. Проблемы типологии средневековой литературы Востока. М., 1991.

117. Веселовский А. Историческая поэтика. М., 1989.

118. Вернадский В. Научная мысль как планетное явление. М., 1991.

119. Вернадский В. Биосфера и ноосфера. М., 1989.

120. Воробьева Н. Принципы историзма в изображении характеров. М., 1978.

121. Гегель Г. Эстетика в 4 т. М., 1973.

122. Гегель Г. Философия религии. М., 1975.

123. Гребнев Л. Тувинский героический эпос. М., 1960.

124. Гумилев Л. Ритмы Евразии. М., 1993.

125. Даржаа А. Удаль молодецкая. Роман. Авторизованный перевод с тувинского А.Китайник, Новосибирск, 1971.

126. Дашдоров С. Избранное. Перевод с монгольского С.Дашдоров. М., 1984.

127. Жимбиев Ц. Течение. Роман. Перевод с бур. А.Китайник. Улан-Удэ, 1982.

128. Жуковская Н. Ламаизм и ранние формы религии. М.,1974

129. Исследования по тувинской филологии. Кызыл, 1986.

130. История бурятской советской литературы. Улан-Удэ,1967.

131. История бурятской литературы 1917-1955. Улан-Удэ, 1995, ч.П

132. История советской многонациональной литературы в 6 т. М., 1970-1974.

133. Ильенков Э. Философия и культура. М., 1991.

134. Казначеев В. Космопланетарный феномен человека. Новосибирск, 1991.

135. Каинчин Д. У родных очагов. Повести и рассказы. Перевод с алтайского Д.Каинчин. М., 1989.

136. Кенин-Лопсан. Судьба женщины. Роман. Перевод с тувинского В.Малюгин. Кызыл, 1973.39 . Кенин Лопсан М. Стремнина Великой реки. Пер. с тув. В.Малюгин, Кызыл, 1970.

137. Ламаизм в Бурятии в XVIII нач. XX вв. Новосибирск,1983.

138. Лихачев Д. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1967.

139. Лосев А. Философия, мифология, культура. М.,1991.

140. Лувсанвандан Л. К вопросу о теории и истории современной художественной литературы. Улан-Батор, 1973.

141. Михайлов Г. Литературное наследство монголов. М.,1969.

142. Митыпов В. Геологическая поэма. М., 1985.

143. Молчанов В. Время и сознание. М., 1988.

144. Найдаков В. Путь к роману. Новосибирск, 1985.

145. Найдаков В. Даширабдан Батожабай. Улан-Удэ, 1991.

146. Намсараев X. Суглуулагдамал зохеолнууд. Собр. соч. в 4 т., Улан-Удэ, 1986-1989.

147. Надьярных Н. Типологические особенности реализма. М., 1972.

148. Неклюдов С. Героический эпос монгольских народов. М., 1984.

149. Очерки по истории алтайской литературы. Горно-Алтайск, 1969.

150. Очерки развития хакасской литературы. Абакан, 1963.

151. Очерки истории культуры Бурятии. Улан-Удэ, 1972.

152. Палкин Э. Алан. Роман. Пер. с алт. В.Чукреева. М., 1983.

153. Петров В. Фольклорная традиция в якутской советской литературе. М., 1978.

154. Потебня А. Слово и миф. М., 1989.

155. Пропп В. Фольклор и действительность. М., 1976.

156. Проблемы типологии русского реализма. М., 1969.

157. Пубаев Р. Семичев Б. Происхождение и сущность буддизма ламаизма. Улан-Удэ, 1960.

158. Пурэв Ж. Три узла. Роман. Перевод с монг. Т.Матвеева. М., 1978. Гром. Роман. Перевод с монг. А.Кудряшов. М., 1985.

159. Религия и мифология народов восточной и южной Азии. М., 1970.

160. Роль кочевых народов в цивилизациях Азии. Улан-Батор, 1974.

161. Семенова С. Активно-эволюционная мысль Вернадского. М., 1988.

162. Современная литература Бурятии. Улан-Удэ, 1979.

163. Суразаков С. Устное поэтическое творчество алтайского народа. Горно-Алтайск, 1960.

164. Типология и взаимосвязи средневековых литератур Востока и Запада. М., 19^.

165. Тувинский язык и литература в послеоктябрьский период. Кызыл, 1977.

166. Тудэв Л. Горный поток. Роман. Перевод с монг. Г.Матвеева. М., 1967.

167. Тулохонов М. Героический эпос бурят (вопросы поэтики и стиля) . Дисс. на соискание ученой степени доктора филологических наук. Улан-Удэ, 1993.

168. Укачин Б. Горные духи. Повести и рассказы. Пер. с алт. М., 1986.

169. Урбанаева И. Человек у Байкала и мир Центральной Азии. Улан-Удэ, 1995.

170. Федоров Е. Якутская проза. 1941-1955 г. Новосибирск,1988

171. Философские вопросы буддизма. Новосибирск, 1984.

172. Хадаханэ М. Литература Тувы. Кызыл, 1986.

173. Хомонов М. Бурятский героический эпос "Гэсэр". Улан-Удэ, 1976.

174. Цыденжапов Ш.Н. Чингисхан. Улан-Удэ, 1990.

175. Чагдуров С. Происхождение Гэсэриады. Новосибирск,1980.

176. Чунижеков Б. Мундузак. Авторизов. перевод с алт. А.Китайник. Барнаул, 1974.

177. Шагжин Ц. Сэлмэг тэнгери. (Ясное небо). Повести. Улан-Удэ, 1981.

178. Щербатский Ф. Избранные труды по буддизму. М., 1988.

179. Ян В. Избранные произведения в 2 т. М., 1979.