автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Типология катарсических эффектов в малых формах русской прозы второй половины двадцатого века
Полный текст автореферата диссертации по теме "Типология катарсических эффектов в малых формах русской прозы второй половины двадцатого века"
На правах рукописи
Пономарев Федор Александрович
ТИПОЛОГИЯ КАТАРСИЧЕСКИХ ЭФФЕКТОВ В МАЛЫХ ФОРМАХ РУССКОЙ ПРОЗЫ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ДВАДЦАТОГО ВЕКА
Специальность 10.01.01 - русская литература
АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Краснодар 2007
111111111111111111111
□03070232
Работа выполнена на кафедре зарубежной литературы Кубанского государственного университета
Научный руководитель: доктор филологических наук, доцент
Татаринов Алексей Викторович
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор
Кравченко Надежда Павловна; кандидат филологических наук, доцент Крижановский Николай Игоревич
Ведущая организация: Краснодарский государственный
университет культуры и искусств
Защита состоится 30 мая 2007 г. в 13 часов на заседании диссертационного совета Д 212.101.04 при Кубанском государственном университете по адресу: 350018, г. Краснодар, ул. Сормовская, 7, ауд. 309.
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке, Кубанского государственного университета.
Автореферат разослан 28 апреля 2007 г.
Ученый секретарь Диссертационного совета ^^сг— М.А. Шахбазян
Актуальность исследования. Со времени самого первого употребления термина «катарсис», проблема «очищения» волновала многих исследователей1 философов, толкователей Аристотеля, теоретиков искусства, психологов, литературоведов, которые на протяжении тысячелетий разгадывали аристотелевскую загадку Но в различных толкованиях, которых за две с половиной тысячи лет накопилось огромное количество, понятие «очищение» получало настолько разные определения и оценки, что ученые так и не пришли к общему мнению. В годы распада СССР русская литература сделала резкий шаг в сторону «эстетизации» в противовес морально-нравственным канонам советской литературы, но теперь пришло время поисков «золотой середины» между этическим и эстетическим наполнением литературных произведений. В этой работе мы исследуем природу «очищения» в русских рассказах второй половины двадцатого века, причем анализируемые авторы представляют различные традиции русской литературы. В Астафьев, В Крупин, В. Шукшин, С. Залыгин, В Распутин - продолжатели классических традиций русской реалистической литературы, ориентирующиеся на нравственные идеалы и ценности Вик Ерофеев, В. Пелевин, В. Сорокин, Ю Мамлеев, М Елизаров — представители другой литературы, часто именуемые русскими «постмодернистами», ориентируются в своем творчестве на иные эстетические и этические установки
Новизна исследования. Организующая проблема -«очистительное» воздействие современной русской малой прозы - заставляет, во-первых, определиться с относительно четкой дефиницией «очищения», применительно к современной литературной ситуации Во-вторых, выявить конкретные катарсические методы в русской малой прозе, в зависимости от различных литературных традиций В-третьих, рассмотреть в рамках единой теоретической проблемы литературоведения широкий пласт произведений, принадлежащих перу разнообразных по творческой манере авторов
Объект исследования. В работе анализируются рассказы В. Шукшина («Жил человек»), В Распутина («Женский разговор»), С Залыгина («Санный путь»), В Астафьева («Индия»), В. Крупина («Окорок сердца»), В Сорокина («Геологи»), Вик Ерофеева («Тело Анны, или конец русского авангарда»), М. Елизарова («Жизнь радостна»), В Пелевина («Вести из Непала»), Ю Мамлеева («Ковер-самолет») Выбор текстов обусловлен следующим. Мы не ставим перед собой задачи проследить становление и эволюцию катарсических эффектов в творчестве каждого автора Наша цель - обнаружить родовые черты катарсиса в рассказах двух направлений русской литературы второй половины двадцатого века, поэтому метод выбора одного рассказа от каждого автора в таком случае становится наиболее подходящим - точно определяющим родовые черты «очистительных схем» и не утопающим в тысячах мелких особенностей «очистительной модели» отдельно взятого автора и каждого отдельно взятого произведения
Предмет исследования. «Очистительное воздействие» (катарсис) малых прозаических жанров современной русской литературы рассматривается как теоретическая проблема литературоведения, предусматривающая анализ современных прозаических произведений через призму тех сведений, которые мы знаем о катарсисе в целом.
Степень изученности темы. Катарсис как организующая проблема литературоведения в применении к конкретным текстам и авторам изучался редко Со времен Аристотеля, который и ввел в обиход понятие «очищение», основные научные споры велись в парадигме толкований - исследователи в большинстве своем пытались объяснить, что же имел в виду Аристотель, говоря о «трагическом очищении» В этом, плане наиболее полной и доказательной мы считаем ту интерпретацию, которую предложил А, Лосев в работе «История античной эстетики» В плане общего понимания феномена «очищения» мы опираемся на работы И Ильина («Аксиомы религиозного опыта»), М. Рыклина («Революция на обоях»), Д Лукача («Своеобразие эстетического»), Б Брехта
(«Теория эпического театра»), Ф Ницше («Происхождение трагедии из духа музыки»), 3 Фрейда («Психология бессознательного») В литературоведческом аспекте изучения «очистительных техник» методологической базой нашего исследования стал труд «Психология искусства» Л. Выготского, тщательно рассмотревшего корни катарсиса как эстетической реакции в различных литературных жанрах, а также работы Н. Литвиненко («Некоторые аспекты проблемы катарсиса»), Дж Оруэлла («Трагедия и «только правда»), Н Гладких («Катарсис смеха и плача»), Н. Павлова («Художественное произведение и воспоминание»)
Целью исследования мы считаем выявление катарсических особенностей избранных нами русских рассказов, определение общих и различных черт «очищения» в новеллистике различных направлений русской литературы второй половины прошлого века
Основные задачи исследования:
- дать четкую дефиницию очищения, применимую к литературе как одному из видов искусства на основании сравнения исследований теоретиков литературы, философов, психологов, посвященных катарсису;
- выявить основные особенности и установки катарсиса в прозаических произведениях (в отличие от изначально рассматриваемого Аристотелем «трагического очищения»);
- определить особенности «очистительных схем» новелл и рассказов (выявить отличия катарсиса малой прозы от катарсиса прозы вообще),
- проанализировать выбранные рассказы с точки зрения «очистительных методик»,
- определить частное и общее в катарсических схемах каждого выбранного автора на основе анализа одного рассказа (определить, какие «очистительные установки» играют главную, а какие - вспомогательную роль);
- выявить общие «очистительные мотивы», используемые авторами одной литературной традиции;
- определить различия катарсических схем и установок
у выбранных авторов, представляющих противоположные (классическую и неклассическую) литературные традиции,
- сравнить полученные результаты исследований катарсиса в русских рассказах с изначальной аристотелевской формулой «трагического очищения посредством страха и сострадания»
Методология исследования. Особое значение для достижения поставленной цели и решения научных задач имеют методы исторической и теоретической поэтики1 исследование основных повествовательных моделей, позволяющее вывести дефиницию катарсиса, метод событийного анализа сюжетной схемы произведения В анализе конкретных произведений главную роль играет метод построчного и контекстного анализа выбранных текстов Методы сравнительно-типологического литературоведения сопоставительное изучение текстов, относящихся к одному жанру и роду, но различным литературным стилям и традициям
Основные положения, выносимые на защиту. 1. Катарсисом в современной литературе следует считать психологическое воздействие на читателя художественного произведения, заканчивающееся актом психологической разрядки, освобождения души от «скверны», обогащения эмоционального мира реципиента.
2 «Очистительные модели» и схемы эпических прозаических произведений существенно отличаются от очищения в других родах литературы - драме и лирике. Катарсис в прозе менее экспрессивен, нежели в классической трагедии При этом малые прозаические формы - рассказы и новеллы—имеют свои характерные катарсические особенности, отличающиеся от подобных «очистительных установок» в крупных прозаических формах катарсис в рассказах, во-первых, дискретен, во-вторых, одним из главных способов катарсического воздействия в малых прозаических формах становится метод «трагического парадокса»
3 Методы катарсического воздействия в рассказах русских писателей, принадлежащих различным литературным парадигмам (условно можно обозначить их как «классиков»,
придерживающихся традиций русского реализма, в нашей работе их представляют Астафьев, Шукшин, Залыгин, Распутин, Крупин, и «неклассиков» - Вик. Ерофеев, Пелевин, Сорокин, Мамлеев, Елизаров) существенно различаются своим наполнением Если основой катарсиса у «классиков» становится очищение нравственное, своими чертами напоминающее «религиозный катарсис» (И Ильин), то «неклассики» переносят акцент очищения с этического на эстетический аспект.
4 Катарсический эффект произведений «классиков» возникает в первую очередь в текстовом пространстве рассказа, то есть внутри самого произведения, «неклассики» чаще используют другую схему - очищение приходит не во время прочтения текста, а в соприкосновении мира вымышленного, литературного с миром реальным Если реалистические установки «классиков» основаны на христианской традиции очищения как избавления от грехов посредством их определения через проповедь и последующего ухода от них, то «неклассики» прибегают к иным философским принципам очищения: дзэн-буддистскому (рассказ как коан), абсурдистскому (возвращение к реальному миру становится очищением - после безумно-абсурдного текста серая жизнь воспринимается как допустимая альтернатива бесконечной шизофрении текстовой реальности), психоаналитическому (очищение - компенсация, восполнение чувств и эмоций, недополученных в реальной жизни)
5 При определенной редукции любые катарсические схемы приходят к изначальному аристотелевскому определению «трагического катарсиса как очищения посредством страха и сострадания» Только в «очистительных схемах» «классиков» акцент в этой формуле переносится на сострадание, а у «неклассиков», напротив, на страх Таким образом, классическая схема «очищения посредством страха и сострадания» получает у представителей различных литературных направлений следующий вид- «очищение посредством сострадания» у представителей «нравственно-традиционной» линии литературы и «очищение посредством страха» у «постмодернистов». Страх при этом достигается в
очередь через абсурд, развивающийся в творчестве каждого из выбранных авторов-неклассиков в своем направлении Если в самом простом варианте - рассказах Ерофеева и Елизарова -абсурд лишь техническое средство «устрашения», в творчестве Сорокина - абсурд еще и приведение читателя к первозданной чистоте-пустоте, «чистому листу», древнегреческому хаосу, из которого рождается все сущее в мире. В рассказах Мамлеева - абсурд еще и указка на некую молчащую и нам, живым непонятную реальность, метафизическую данность В рассказе Пелевина - абсурд еще и путь не только к художественному очищению, но и очищению духовному, путь к достижению буддийского блаженства, «сатори».
6 В любой прозе действует еще и «интеллектуалистическое очищение» - получение читателем чужого жизненного опыта во время чтения рассказов В любом культурном акте, в том числе и восприятии художественного текста, как интеллектуальном опыте, есть момент «очищения» как познания непознанного.
Апробацияисследования.Основныеположениядиссертации были изложены в докладах и выступлениях на конференциях международная научная конференция «Литература в диалоге культур-3» (Ростов-на-Дону, 2005), международная научная конференция «Проблемы духовности в русской литературе и публицистике 18-21 веков» (Ставрополь, 2006), Четвертая межвузовская конференция молодых ученых «Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения» (Краснодар, 2005), Пятая межвузовская конференция молодых ученых «Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения» (Краснодар, 2006)
Научно-практическая значимость исследования: Результаты, полученные в ходе работы над диссертацией, могут быть использованы в лекционно-практических курсах по истории современной русской литературы. Особый интерес представляет пограничная сфера взаимодействия литературоведения с психологией и классической философией, также исследующими проблемы катарсиса Стоит отметить широкую репрезентацию авторов двух литературных
все больше враждующих между собой, так что их рассмотрение в рамках единой литературоведческой проблемы очищения предстает еще и актом примирения различных направлений русской литературы второй половины прошлого века в рамках единого литературного процесса
Структура и объем исследования. Структура и объем исследования Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка Общий объем диссертации- 160страниц Число позиций в библиографическом списке - 212
Основное содержание работы Первая глава диссертационного исследования -«Феномен «катарсис» в истории литературы, философии и психологии». Ее цель - проследить историю воззрений на «очищение» от Аристотеля до настоящего времени, вывести четкую дефиницию «катарсиса», определить особенности очищения прозаических произведений малых форм и методы достижения «очищения» в рассказах В рамках поставленной цели решаются следующие задачи- изучение «очистительных» концепций Аристотеля, Платона, Лосева, Ницше, Бернайса, Выготского, концепции негативного (Рыклин) и религиозного (Ильин) катарсиса, выделение основных направлений толкований катарсиса, определение дефиниции «катарсис» и изучение методов, с помощью которых достигается очищение в художественной литературе.
В первом разделе («История термина «катарсис» от Аристотеля до наших дней») рассматривается история катарсиса как научной категории со времен аристотелевской «Поэтики» до катарсических теорий двадцатого века -религиозного (Ильин) и негативного (Рыклин) катарсиса Особое внимание уделяется рассмотрению определения катарсиса, к которому пришел в своей работе «История античной эстетики» АФ Лосев, считавший, что аристотелевский катарсис есть очищение умственное, а не эстетическое По мнению Лосева, катарсис у Аристотеля - это причащение трагизмом мира, осознание фатальной трагичности всей Вселенной.
Во втором разделе («Различные направления толкования катарсических гипотез») мы выделяем восемь основных направлений, которые определяют основные тенденции толкования аристотелевского катарсиса.
1 Материалистическое.
2 Эстетическое
3 Этическое.
4 Медицинское.
5 Гедонистическое.
6 Интеллектуалистическое
7. Мистериально-религиозное
8. Философское
В третьем разделе («Особенности катарсиса в прозаических текстах») рассматриваются особенности очищения, вызываемого именно прозаическими произведениями К таким особенностям можно отнести меньшую, по сравнению с классическими трагедиями, напряженность, бурность очищения Здесь же рассматривается особенность очищения в малых прозаических формах В малой прозе катарсис дискретен - если в крупных прозаических формах наряду с несколькими сюжетными линиями, может культивироваться сразу много «очистительных течений», то в рассказах обычно одна сюжетная линия соотносится с одной «очистительной». К тому же в коротких прозаических формах одним из главных способов катарсического воздействия становится метод трагического парадокса - художественный способ прозрения глубинной сути происходящего Здесь же кроется один из важнейших стимулов к преодолению, освобождению от ужасного и абсурдного, один из источников катарсического просветления в, казалось бы, безысходных обстоятельствах Короткая прозаическая форма предполагает именно парадоксальное очищение - особенно в новелле парадокс играет важную роль
На основании многих теорий мы выводим собственную дефиницию очищения Итак, катарсисом в данной работе мы считаем психологическое воздействие на читателя художественного произведения, заканчивающееся актом
психологической разгрузки, чувством облегчения, освобождения души от «скверны», обогащения эмоционального мира реципиента Причем интенсивность этого чувства может быть совершенно различной в зависимости, во-первых, от типа произведения искусства, мастерства художника и его целей, во-вторых, от душевного настроя и готовности очиститься самого воспринимающего (в нашем случае читателя)
В четвертом разделе («Различные методы достижения очищения») мы выделяем несколько способов, с помощью которых авторы воздействуют на читателя с «очистительной» миссией. Здесь выделяется четыре метода: трагического, религиозного, негативного очищения и метод эстетической реакции - столкновение, происходящее на апогее эмоций формы и содержания, которое нейтрализует вызываемое этими эмоциями напряжение зрителя и переживается как катарсис Если редуцировать любое определение и любую методику катарсического очищения, то все схемы в итоге окажутся очень близки к определению, данному Аристотелем «очищение посредством страха и сострадания»
Вторая глава диссертационного исследования («Катарсис в малых формах «деревенской прозы») посвящена изучению особенностей феномена «катарсис» в текстах писателей, причисляемых теоретиками литературы к деревенской прозе Мы проводим литературоведческий анализ каждого из пяти рассказов разных авторов, наиболее ярко представляющих деревенскую прозу (Распутин, Залыгин, Астафьев, Крупин, Шукшин), определяем «очистительные схем» и мотивы в выбранных произведениях, проводим сопоставительный анализ катарсических особенностей каждого произведения, выявляем общие для «деревенщиков» «очистительные схемы», определяем авторские особенности очищения, разграничиваем общее и частное в «очистительных» (катарсических) схемах выбранных авторов Представленных в этой главе авторов объединяет, в первую очередь, выбранный ими метод отображения действительности В истории литературы
всех пятерых называют то представителями «деревенской» прозы, то «нравственниками» (А Солженицын) Писатели этого направления становятся продолжателями традиций классической русской литературы Используя классические приемы реализма и не меняя его эстетических стратегий и установок, «нравственники» переносят акценты на жизнь обыкновенного человека, отказываются от вымышленных сюжетов, считая, что жизненная основа их прозы изначально отвергает игровые установки в восприятии произведений «Нравственников» объединяет чувство глубокой ответственности за происходящее с миром и человеком, следование традициям классической русской литературы XIX века и, соответственно, похожее отношение к концепции очищения, аналогичные литературные техники его достижения
В первом разделе («Катарсис в рассказе Виктора Астафьева «Индия») делается подробный анализ рассказа с целью обнаружить, какие «очистительные схемы» использует автор, какие из видов катарсического воздействия на реципиента преобладают Методы очищения в рассказе Виктора Астафьева «Индия» — классические. Используя традиционную аристотелевскую схему «очищения посредством страха и сострадания», Астафьев, как представитель классического реализма и к тому же прозаик, а не драматург-трагик, переставляет акценты, практически избавляя читателя от страха и останавливаясь на сострадании к главной героине рассказа. Таким образом, Астафьев практически создает такую формулу катарсиса- «очищения посредством сострадания», - что очень близко к христианской парадигме катарсиса Изначально «очищение» (в аристотелевском понимании, до всех интерпретаций) присутствовало только в трагедии Одна из характерных черт трагедии - смерть героя или героев, поэтому «убивая» в рассказе «Индия» главную героиню, писатель приближает рассказ по степени накала, да и по технике катарсиса к античным трагедиям Представители «реалистического направления» литературы, в том числе и
из важнейшей целей своего творчества считают дидактику. Поэтому можно говорить еще и о познавательном катарсисе - читатель очищается, узнавая через тексты Астафьева, что же такое хорошо и что такое плохо, но здесь нас ждет неожиданный ход: «очищая» таким образом читателя, очищается и писатель, который считает, что своим творением привнес в мир частицу «разумного, доброго, вечного». Можно говорить о феномене обратной катарсической связи.
Во втором разделе («Катарсис в рассказе Валентина Распутина «Женский разговор») аналогичному анализу подвергается рассказ Валентина Распутина. Основой очищения в произведении Распутина становится очищение религиозное (автор и не скрывает своего отношения к Церкви и православию), но в то же время он использует в своем рассказе прием противопоставления, но это противостояние не формы и содержания, как у Выготского, а содержания и содержания Во внутритекстовом пространстве противопоставляются два мира, два подхода к жизни, два времени, классическое противопоставление деревенщиков «город (плохо)-деревня (хорошо)» трансформируется в «девушка-бабушка» с четко обозначенными моральными оценками. Но в отличие от противопоставленности формы и содержания, противопоставленность однопарадигмовых, но разнозаряженных элементов текста не дает «эмоциональной разрядки», которая возникает при «взаимосгорании противоположно направленных аффектов» Это текстовое противостояние и должно породить нравственное очищение -выбор между добром и злом. Перед таким выбором оказывается и юная героиня Вика, и читатель Сделать выбор в этом рассказе и для Вики, и для рецепиента оказывается легко, потому что «добро» и «зло» лежат на поверхности, вот они, нужно только стать на правильную сторону Видя в чертах девочки-героини типическое, любой читатель соотносит с собой и как под микроскопом видит в неосознанных прегрешениях Вики свои собственные грехи. Читатель вместе с Викой совершает путь к первому этапу религиозного катарсиса - покаянию,
обнаружению собственного несовершенства перед лицом гармонии мира, природы, народной мудрости, представленной в рассказе Натальей Распутин ведет читателей по дороге нравственно-религиозного очищения, через сочувствование героиням, через соаффекты Читатели приходят к религиозному очищению, причем даже раньше, чем делает первый шаг к нему героиня рассказа
Вообще, катарсис возникаеттогда, когда трагедия преодолена общей гармонией мира. У Распутина общая гармония мира, природы в тексте преодолевает трагедию. В этом Распутин типологически перекликается с тем пониманием катарсиса, которое вкладывал в этот термин Алексей Лосев И здесь мы приходим к такому выводу, что, несмотря на различия и тысячелетия, религиозно-нравственный катарсис Распутина и первоначальный катарсис Аристотеля - явление одного порядка Получается, что катарсис в обоих случаях - очищение гармонией, только нравственные ориентиры этой гармонии выявлены в разных, в силу исторического различия, категориях, православного и антично-языческого.
В третьем разделе («Катарсис в рассказе Василия Шукшина «Жил человек») анализу катарсических эффектов подвергается произведение Василия Шукшина, которого по традиции относят к представителям «деревенской прозы» С одной стороны по рождению, тематике, в общем, по всем внешним признакам традиционный «деревенщик», но все-таки классическое для остальных столкновение «патриархальной деревни» с «наглым захватническим городом» для Василия Шукшина не главная проблема. Шукшин пишет всегда о человеке, причем герои Шукшина всегда с ноткой трагичности Каждый из шукшинских «юродивых искателей» не может быть понят никем ни собутыльниками, ни детьми, ни женой. Так и остаются герои всех рассказов в мучительном одиночестве души В нашем случае получается, что герой рассказа «Жил человек»-классический «трагический герой», вписывающийся в концепцию «трагического героя» аристотелевской «Поэтики». Только в одном, но самом главном, герой рассказа
«Жил человек» не подходит под аристотелевское определение идеального «героя трагедии», шукшинский человек и раньше не был счастлив, нет в рассказе никакого перехода от счастья к несчастью
В творчестве Шукшина принципиально важно, что он как писатель-реалист не замечает себя самого перед лицом предмета изображения и произведение для него не является лишь средством самовыражения. В финале рассказа автор не обрывает сюжет на смерти героя и оставляет за собой право последнего абзаца, чтобы вслед за эстетическим катарсисом читатель, с уже очищенной и подготовленной душой, обрел еще и очищение нравственное
В четвертом разделе («Катарсис в рассказе Владимира Крупина «Окорок сердца») такому же анализу подвергается короткий рассказ еще одного представителя деревенской прозы Короткая проза Владимира Крупина, несмотря на явную приверженность традициям русского реализма, особенно «деревенской прозы» (сам писатель относит свое творчество к этой линии и считает учителями Залыгина, Распутина, Белова), отличается от классических рассказов «деревенской литературы» в первую очередь своими жанрово-стилевыми особенностями. Малые прозаические формы Крупина трудно назвать классическими рассказами или новеллами, они тяготеют скорее к публицистическим жанрам, очерку, зарисовке Во многих из них речь идет от первого лица и за лирическим героем скрывается (во всяком случае делает вид, что скрывается) сам автор: его переживания, чувства, мысли Поэтому анализировать с точки зрения возникновения катарсических эффектов Крупина несколько сложнее, нежели представителей классических форм, но и в очерково-публицистической прозе можно найти явные черты «очистительного» воздействия литературы. «Окорок сердца» также насыщен трагедийным содержанием - в сюжетной линии рассказа есть многое от классической трагедии4 погибающий «трагический герой», причем, как нам дальше становится известно, погибающий, как и положено, вследствие «трагической
ошибки» Но Крупин, в отличие от аристотелевских правил, делает в своем творчестве ставку более на этическое, нежели на эстетическое удовлетворение и очищение Поэтому анализируя «очистительные схемы» Крупина в рассказе «Окорок сердца», мы вновь приходим к религиозному катарсису, методы которого описаны и проанализированы Ильиным В силу того, что проза Крупина носит характер очерковый, публицистический, можно предположить, что рассказ - переживание собственной жизни автора Тогда «Окорок сердца» приобретает особое значение для автора - это настоящая исповедь на бумаге, а не художественное изображение чужой исповеди. В таком случае Крупин, очищаясь сам, призывает к очищению и читателей Надев автобиографическую маску «виновного в смерти», он примеряет эту маску на каждого из читателей, чтобы привести к «правильному» восприятию мира То есть, осознанно используя автобиографический стиль письма от первого лица, очерковость, нарочитый уход от беллетристики к некой «личной», «сокровенной» прозе, Крупин ведет читателя не к эстетическому, а этическому очищению, используя эстетические законы Такое положение дел для русской реалистической прозы второй половины двадцатого века совсем не редкость
В пятом разделе («Катарсис в рассказе Сергея Залыгина «Санный путь») проведен аналогичный анализ рассказа, с целью выявить доминантные «очистительные схемы» Проза Сергея Залыгина радикальным образом отличается от произведений других писателей-деревенщиков Залыгин начинал как писатель-эколог, предупреждающий о бедах, которые постигнут нас, не обрати мы внимание на природу Потому и главный герой почти всех залыгинских произведений не человек, а природа, хотя есть и небольшие исключения, как предлагаемый рассказ, да и сам жанр рассказа все-таки исключителен для писателя. Основной художественный прием в рассказе «Санный путь» — ретроспекция, обращение в прошлое Ретроспекция как художественный прием, с одной стороны, замедляет сюжетное действие, с другой, обращение к воспоминаниям рождает особый вид сопереживания
Воспоминание действует как сюжетный замедлитель действия. Особенность ретроспекции как художественного приема в том, что она порождает особое отношение к тексту, в котором переживание, сопровождающее воспоминание, близко (или даже одной природы) к переживанию, именуемому катарсисом. Здесь работает один механизм. Случившееся с нами память превращает в художественное произведение (воспоминание становится таким произведением). В случае с «Санным путем» воспоминание становится и отправной точкой художественного произведения, его идеей, и, одновременно, художественнымприемом-ретроспекцией Важнаяособенность ретроспекции в том, что воспоминание смягчает боль, страх даже самые страшные события через время вспоминаются уже не столь страшными и ужасными, не вызывают таких мощных эмоций Можно сказать, что боль и страх в воспоминаниях фильтруются Таким образом, в катарсической формуле Аристотеля «очищение посредством страха и сострадания» Залыгин - в традициях классической русской прозы - смещает акценты, с помощью ретроспекции ретушируя страх и выводя на первый план сострадание.
Финальные выводы говорят о характере «очистительного» воздействия творчества вышеназванных авторов Вычленяются характерные для них катарсические схемы.
1 В классической аристотелевской схеме трагического катарсиса как «очищения посредством страха и сострадания» писатели нравственно-деревенской волны перемещают акценты в сторону сострадания, формула приобретает морально-религиозный вид «очищения посредством сострадания» Технически большая степень сострадательности произведений достигается за счет изображения максимально «человечных» персонажей.
2. Ставка на сострадание и православные традиции морали приводят авторов к использованию схемы религиозного очищения, описанной Ильиным Религиозно-философское истолкование, в силу исторических особенностей, оказалось усвоено перечисленными авторами лучше, чем святоотеческое
Г1о метафизической, мшпериальной направленности «религиозныйкатарсис»близокктомутолкованиюАристотелева трагического очищения, которое предложил Лосев Достаточно в толковании Лосева заменить понятие «всеобщая умная Сущность» на дефиницию «Бог», как лосевская схема сразу примет вид очищения, описанного Ильиным
3 Как и в любой прозе, в вышеперечисленных произведениях (хоть и в меньшей мере) действует и «интеллектуалистическое очищение» - получение читателем чужого жизненного опыта во время чтения рассказов
В третьей главе диссертационного исследования («Катарсис в малых формах «постмодернистской» прозы»)
таким же образом, как и в предыдущей главе, проводится анализ катарсических эффектах в малой прозе авторов другого литературного направления Если творчество писателей-нравственников представляет собой продолжение традиций классической русской литературы, то Владимир Сорокин, Виктор Пелевин, Михаил Елизаров, Юрий Мамлеев и Виктор Ерофеев представляют собой совершенно противоположные эстетические и литературно-творческие установки Хотя они никогда не объединялись ни в какую группу, но есть в их творчестве некая типологическая общность, позволяющая, несмотря на разность творческих индивидуальностей, отнести их к одной художественной доминанте
В первом разделе («Катарсис в рассказе Виктора Ерофеева «Тело Анны, или конец русского авангарда») мы рассматриваем «очистительные схемы» и приходим к выводу, что с позиции классического катарсиса - в этом рассказе совершенно нет «сострадания» к кому-либо, да и страх в рассказе не является основной формой воздействия Главная причина этого - отсутствие героя, героя-человека, сочувствие к которому и вызывает сострадание По методам психологического воздействия на читателя Виктор Ерофеев, как и все постмодернисты, во многом схож с авангардистами начала прошлого века Исследователи авангарда пишут о
том, что восприятие авангардистского произведения - это шок, характерная реакция - отторжение (по крайней мере, авангардисты на это рассчитывают), реципиент подвергается агрессии как этической, так и эстетической. С одной стороны, «серьезный» читатель отторгает текст, который находится вне его системы координат, с другой - ироническое отношение к тексту сразу превращает его в нормальный, удобоваримый и вполне приличный Неважно, что некая Анна в конце пожирает некоего «любимого человека», в конце концов, это даже не люди, а символы, абстракции Момент удовольствия содержится в потенциальной возможности превратить все в смелую веселую игру, а момент неудовольствия - в том, что заставляют сопереживать («а вдруг Анна такой же человек как все мы, мучается,страдает»-сознательныеибессознательныеустановки «реалистичной» литературы могут незаметно срабатывать даже в откровенно постмодернистском тексте), сопереживать, для того, чтобы быть мгновенно отвергнутым, и обе эти стратегии накладываются друг на друга В рассказе именно «абсурд» становится причиной нового, постмодернистского катарсиса, который проявляется у Ерофеева Можно предположить, что действует этот катарсис в соприкосновении с реальностью, где, несмотря ни на что, все еще остается логика и некая гармония. «Очищение» после причастия «абсурдом» происходит в соприкосновении с простыми предсказуемыми вещами и истинами, механизм такого катарсиса аналогичен механизму «негативного катарсиса»
Во втором разделе («Катарсис в рассказе Михаила Елизарова «Жизнь радостна») анализу «очистительных схем» подвергается творчество «русского Альдо Нове» - короткие абсурдные рассказы, которые как нельзя лучше подходят для изучения катарсических эффектов нетрадиционной современной русской литературы, основанных не на классических аристотелевских «страхе и сострадании» и не на разработанной Выготским теории о том, что «противоположные аффекты, вызываемые в читателе соответственно формой и содержанием рассказа в
заключительной точке сталкиваются и взаимоуничтожаются». Конфликт формы и содержания закладывается с самого начала, но не он становится основополагающим в развитии катарсического эффекта рассказа, хотя свою роль тоже играет, но не так, как в классических произведениях Елизаров с самого начала вводит читателя в мир трагического абсурда, используя установки «негативного катарсиса»- после рассказа Елизарова где тупое, но жизнерадостное «зло» раз за разом побеждает «добро», в геометрической последовательности увеличивая само себя, возвращение к реальности, где, во-первых, зло не всегда такое уродливое, и, во-вторых, не всегда побеждает, етанови1СЯ приятным и комфортным Основная методика очищения в творчестве Елизарова - очищение через абсурд Основой в данном случае выступает теория негативного катарсиса по основной версии после безумно-абсурдного текст а серая жизнь воспринимается как допустимая альтернатива бесконечной шизофрении произведения С другой стороны, негативный катарсис есть способ освобождения, «очищения» читателя, вступающего в контакт с текстом, «очищающим», хотя бы на время его восприятия, от «морального закона». В таком случае «негативный катарсис» выступает еще как одна из разновидностей «интеллектуалистического» катарсиса Негативный катарсис (очищение абсурдом) и как одна из разновидностей «переживания чужих миров и жизней» становится основополагающим инструментом «очищения» у Елизарова, и в этом случае автор легко вписывается в парадигму русского постмодерна Виктор Ерофеев - Елизаров - Сорокин - Пелевин - Мамлеев, пусть по времени творчества парадигма строится в другой последовательности, но по отношению к абсурду как инструменту творчества дело обстоит именно так.
В третьем разделе («Катарсис в рассказе Владимира Сорокина «Геологи») анализируются катарсические механизмы в малой прозе Сорокина. Он идет дальше Виктора Ерофеева, у которого абсурд не переходит во что-то большее и не указывает ни на что более значимое Если у Ерофеева абсурд в текстах лишь самоцель или некая пародия реальности, именно
той, советской реальности, то Сорокин идет намного глубже, за сорокинским текстовым абсурдом уже скрывается хаос (в греческой мифологии — зияющее пространство, первичный источник всякой жизни в мире, беспредельное изначальное пространство, из которой образовалось все существующее) в то время как абсурд всего лишь «нелепость» Разрушая любой дискурс, Сорокин использует абсурд как инструмент и промежу! очную цель, посредством абсурда приходит к хаосу и пустоте (о степени синонимичности этих понятий можно долго спорить, но во многом они схожи) У Сорокина за пределы дискурса некуда выйти - но, преодолевая дискурсивные структуры, можно сравнительно просто выйти непосредственно к мифологическому хаосу, принципиально не поддающемуся артикуляции, оставляющему лист бумаги белым. Уничтожая одну реальность и «текстовость» в своих рассказах, Сорокин не предлагает нам ничего нового не морализаторствует, не учит, не обещает спасение, потому что всего этого нет в сорокинском мире «Геологи», как и дзенские коаны, лишь указывают направление, путь, вот только возникает вопрос, если цель автора только разрушить ложные представления, то что он может предложить взамен? Дело в том, что ничего - пустоту, но пустоту еще нашу, европейскую, древнегреческую - не пустоту дзен-буддистскую Цель Сорокина - указание пути к пустоте «пустой», отрицание обычной логики1 читатель достиг катарсиса, понял, что логически выстроенный мир вокруг - лишь видимость, а дальше, дорогой читатель, двигайся сам, можешь использовать это осознание для личного обогащения, а можешь, для поиска настоящего смысла, для Сорокина это уже не важно, его дело - сдвинуть воспринимающего с пути обыденного сознания, повернуть его лицом к пустоте, хаосу
В четвертом разделе («Катарсис в рассказе Юрия Мамлеева «Ковер-самолет») подобному анализу подвергается творчество представителя «метафизического реализма» Юрия Мамлеева Чем ужаснее описываемые события, тем меньше они укладываются в голове читателя, меньше имеют возможных «объяснений», то есть переходят в область нечеловеческого,
метафизического Подводят к границе, тому самому надчеловеческому ужасу, за которым есть нечто, чго никто не знает По теории Выготского, все просто — Мамлеев пишет об ужасных событиях легко и обыденно, как о каждодневных делах. Именно гакая противопоставленность обыденной формы и жестокого содержания рождает, если придерживаться теории Выготского, катарсический эффект произведения Такое самосгорание противоположных аффектов и вызывает, по Выготскому, катарсическое действие. Но в произведениях Мамлеева легко вычленяется еще одна разновидность катарсического воздействия, так называемый негативный катарсис, или катарсис от противного, который рождается не в противопоставленности формы и содержания, а в глубоком несовпадении мира художественного и мира реального То есть этот вид катарсиса рождается в соприкосновении с реальностью Катарсис в данном случае рождается не столько во внутритекстовом пространстве, сколько в контакте текста с окружающим реальным миром «Ужасание» до физического неприятия, до физиологического отторжения может заставить читателя пережить очищение и оптимистично воспринимать реальность
В пятом разделе («Катарсис в рассказе Виктора Пелевина «Вести из Непала») анализу подвергается проза Пелевина Анализируя с точки зрения катарсических эффектов рассказ «Вести из Непала», мы будем часто обращаться к другим произведениям Пелевина1 все-таки более показательными в плане именно «пелевинского» катарсиса выступают не рассказы, а более крупные формы, но в рамках данного исследования мы ограничились малой формой литературы - рассказом Прелесть рассказа «Вести из Непала» в том, что по композиционным правилам он устроен как классический текст, с завязкой, кульминацией, развязкой С' почти аристотелевскими «узнаваниями» В «Вестях из Непала» происходит «узнавание смерти», этот момент одновременно и кульминация в композиционнном измерении Пелевин, в отличие от Сорокина и Виктора Ерофеева, использует в своем
тексте классические композиционные механизмы, тем самым как бы «удваивая» катарсический эффект своего рассказа, раздваивая. Первый катарсис - классический, внутритекстовый, почти аристотелевский - строится на «узнавании» смерти и, в классической парадигме, сострадании главной героине, ставшей во внутритекстовом пространстве настоящим «трагическим героем» Второй катарсис строится на классическом для русского постмодернизма, взаимодействии текста с реальностью: внетекстовый катарсис Пелевина - приобщение к пустоте. Двойственный катарсис Пелевина: классический текстово-сюжетный, построенный тех принципах, которые разобрал еще Выготский- противоположные аффекты, вызываемые в читателе соответственноформойисодержаниемрассказавзаключительной точке, сталкиваются и взаимоуничтожаются, разнополюсные эмоции умирают При этом как в химических реакциях выделяется некоторое количество определенной энергии, у Выготского - нервной Такое самосгорание противоположных аффектов и вызывает, по Выготскому, катарсическое действие Хотя вновь возникает вопрос о герое — вспомним, что и у Аристотеля, и в толкованиях Выготского герой - живой человек, которому можно сострадать, сочувствовать, бояться за него, а в нашем случае - герои рассказа - уже не люди, а нечто другое, но мы, читатели, узнаем об этом не с самого начала, что провоцирует развитие классического, «сопереживательного» катарсиса с одной стороны, с другой стороны это как бы текстовый «псевдокатарсис», который выводит нас на авторское послание иного порядка - надтекстовый катарсис Да, подобное действие пелевинского текста не вызывает сомнений, но внетекстовый катарсис - приобщение к пустоте, которая сама по себе отрицает любые бурно проявляющиеся эмоции Приобщение к той самой пустоте и безмятежности, к которой стремятся буддистские монахи после переживания эмоций в сюжетной структуре рассказа - так задумал сам автор, для того, чтобы послетекстовое «пустотное» воздействие оказалось сильнее, потому то после любых ярко пережитых эмоций следует состояние опустошения.
Финальные выводы фиксируют особенности катарсического воздействия неклассической малой прозы. В главе о катарсисе в произведениях современных российских постмодернистов не зря выбран такой порядок расположения авторов Виктор Ерофеев, Владимир Сорокин, Юрий Мамлеев и Виктор Пелевин. Именно в таком порядке строится парадигма постмодернистского «абсурдного» очищения.
1 Все вышеперечисленные авюры (Сорокин, Елизаров, Ерофеев, Мамлеев, Пелевин), осознанно либо нет, используют в своем творчестве аристотелевскую формулу трагического «очищения посредством страха и сострадания», но исследуемые писатели намерено убирают из этой формулы одну часть - сострадание Специально избегая «человеческих героев», писатели прибегают к абстрактным, размытым изображениям не человека, а некой схемы В таком случае читатель не может идентифицировать себя с героем повествования и, соответственно, сострадать ему. Формула катарсиса в проанализированных произведениях приобретает вид «очищение посредством страха» Это определение лучше всего подходит к «негативному катарсису», описанному Рыклиным Страх писатели передают самым простым способом -воссозданием абсурдного мира, в котором не действуют законы логики Именно эта «непредсказуемость» абсурдного мира постмодернистов рождает страх, который, в свою очередь, рождает очищение
2 Абсурд является основным инструментом достижения катарсиса, но абсурд - лишь направляющий вектор, развивающийся в творчестве каждого из выбранных авторов в своем направлении
3. «Очищение посредством страха через абсурд» - формула, объясняющая формирование катарсиса выбранных текстов, но полностью не исчерпывающая его- выбранные писатели без сомнений могут использовать и классические методы, но основополагающей все же является «очищение абсурдом»
4 Во всей литературе катарсис связан не только с узнаванием чего-то личного, но и с познанием в целом Даже
внешне абсурдная ситуация, описанная любым человеком, дает читателю кроме чувств еще и некоторый интеллектуальный опыт переживания ситуаций, в которых обычный человек никогда не был и вряд ли будет. Но в этом интеллектуальном опыте также есть момент «очищения» как познания непознанного. Интертекстуальность постмодернистских текстов - это еще и своеобразный гностический шаг: очиститься нельзя без знания, знание невозможно без некоторой отстраненности, без контроля за «любовью» и «симпатией». Перед нами парадоксальная ситуация, изначально катарсис - чувственный феномен, а интеллектуализация - сдерживание эмоций Поэтому с точки зрения классическихверсий «очищения» катарсисв постмодерне смотрится странно очищение происходит не через «страх и сострадание», а «посредством страха, вызванного абсурдом, в интеллектуально-игровом причастии в пространстве текста»
В Заключении подводятся итоги, делаются основные выводы, подтверждающие выносимые на защиту положения и достигнутые в ходе анализа представленных произведений Намечаются пути дальнейшего исследования проблемы «очищения»влитературе-изучениекатарсическихособенностей в творчестве конкретных авторов, экспериментальное изучение содержание феномена «катарсис».
Основные результаты исследования представлены в следующих публикациях
1. Катарсис в рассказе Михаила Елизарова «Жизнь радостна» // Экологический вестник научных центров ЧЭС 2006. Приложение №3 Экология языка как прагматическая сущность. Краснодар, 2007.
2 Катарсис в рассказе Виктора Ерофеева «Тело Анны или конец русского авангарда» // Материалы международной научной конференции «Литература в диалоге культур-3» Ростов-на-Дону, 2005
3. Особенности катарсиса прозаических произведений // Материалы четвертой межвузовской конференции молодых
ученых «Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения» Краснодар, 2005
4 Катарсические эффекты в творчестве Юрия Мамлеева // Дидактика художественного текста Сборник научных статей. Краснодар, 2005
5 Способы достижения катарсических эффектов в рассказе В.Пелевина «Вести из Непала» // Материалы международной конфренции «Проблемы духовности в русской литературе и публицистике 18-21 веков» Ставрополь, 2006.
6 Особенности катарсических эффектов в рассказе В. Шукшина «Жил человек» // Материалы Пятой межвузовской конференции молодых ученых «Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения» Краснодар,
7. Катарсис в рассказе Владимира Сорокина «Геологи» // Сборник статей Всероссийской (с международным участием) научной конференции, посвященной 15-летию Соликамского государственного педагогического факультета «Лингвистические и эстетические аспекты анализа текста и речи» Соликамск, 2006
8 Катарсические эффекты в русской постмодернистской и «деревенской» прозе» // Дидактика художественного текста* Выпуск второй Краснодар, 2007.
Одна работа (№1) опубликована в периодическом издании, входящем на момент публикации в список Высшей аттестационной комиссии
2006
Подписано в печать 20.04.2007 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Гарнитура «Times New Roman». Печать офсетная. Объем 1,2 п.л. Заказ 168. Тираж 100.
Отпечатано в государственном учреждении по эксплуатации и содержанию административных зданий администрации Краснодарского края (участок типографии). 350014, г. Краснодар, ул. Красная, 35.
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Пономарев, Федор Александрович
Введение.
Глава 1. Изучение феномена «катарсиса» в истории литературы, философии и психологии.
1.1 История термина «катарсис» от Аристотеля до наших дней.
1.2 Различные направления толкования катарсических гипотез.
1.3. Особенности катарсиса в прозаических текстах.
Глава 2. Катарсис в малых формах «деревенской» прозы.
2.1. Катарсис в рассказе Виктора Астафьева «Индия».
2.2. Катарсис в рассказе Валентина Распутина «Женский разговор».
2.3. Катарсис в рассказе Василия Шукшина «Жил человек».
2.4. Катарсис в рассказе Владимира Крупина «Окорок сердца».
2.5. Катарсис в рассказе Сергея Залыгина «Санный путь».
Глава 3. Катарсис в малых формах «постмодернистской» прозы.
3.1. Катарсис в рассказе Виктора Ерофеева «Тело Анны, или конец русского авангарда».
3.2. Катарсис в рассказе Михаила Елизарова «Жизнь радостна».
3.3. Катарсис в рассказе Владимира Сорокина «Геологи».
3.4. Катарсис в рассказе Юрия Мамлеева «Ковер-самолет».
3.5. Катарсис в рассказе Виктора Пелевина «Вести из Непала».
Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Пономарев, Федор Александрович
Актуальность исследования. Со времени самого первого употребления термина «катарсис», проблема «очищения» волновала многих исследователей: философов, толкователей Аристотеля, теоретиков искусства, психологов, литературоведов, которые на протяжении тысячелетий разгадывали аристотелевскую загадку. Но в различных толкованиях, которых за две с половиной тысячи лет накопилось огромное количество, понятие «очищение» получало настолько разные определения и оценки, что ученые так и не пришли к общему мнению. В годы распада СССР русская литература сделала резкий шаг в сторону «эстетизации» в противовес морально-нравственным канонам советской литературы, но теперь пришло время поисков «золотой середины» между этическим и эстетическим наполнением литературных произведений. В этой работе мы исследуем природу «очищения» в русских рассказах второй половины двадцатого века, причем анализируемые авторы представляют различные традиции русской литературы. В. Астафьев, В. Крупин, В. Шукшин, С. Залыгин, В. Распутин -продолжатели классических традиций русской реалистической литературы, ориентирующейся на морально-нравственные идеалы и ценности. В. Ерофеев, В. Пелевин, В. Сорокин, Ю. Мамлеев, М. Елизаров - представители другой литературы,, часто именуемые русскими «постмодернистами», ориентируются в своем творчестве на иные эстетические и этические установки.
Новизна исследования. Организующая проблема - «очистительное» воздействие современной русской малой прозы - заставляет, во-первых, определиться с относительно четкой дефиницией «очищения», применимой к современной литературной ситуации. Во-вторых, выявить конкретные катарсические методы русской малой прозы, придерживающейся совершенно различных литературных традиций. В-третьих, рассмотреть в рамках единой теоретической проблемы литературоведения широкий пласт произведений, принадлежащих перу разнообразных по творческой манере авторов.
Объект исследования. В работе анализируются рассказы В. Шукшина («Жил человек»), В. Распутина («Женский разговор»), С. Залыгина («Санный путь»), В. Астафьева («Индия»), В. Крупина («Окорок сердца»), В. Сорокина («Геологи»), Вик. Ерофеева («Тело Анны, или конец русского авангарда»), М. Елизарова («Жизнь радостна»), В. Пелевина («Вести из Непала»), Ю. Мамлеева («Ковер-самолет»). Набор текстов может показаться странным, но мы не ставим перед собой задачи проследить становление и эволюцию катарсических эффектов в творчестве каждого автора. Наша цель - обнаружить родовые черты катарсиса в рассказах двух направлений русской литературы второй половины двадцатого века, поэтому метод выбора одного рассказа от каждого автора в таком случае становится наиболее подходящим - точно определяющим родовые черты «очистительных схем» и не утопающем в тысячах мелких особенностей «очистительной модели» отдельно взятого автора и каждого отдельно взятого произведения.
Предмет исследования. «Очистительное воздействие» (катарсис) малых прозаических жанров современной русской литературы рассматривается как теоретическая проблема литературоведения, предусматривающая анализ современных прозаических произведений через призму тех сведений, которые мы знаем о катарсисе в целом.
Степень изученности темы. Катарсис как организующая проблема литературоведения в применении к конкретным текстам и авторам изучался редко. Со времен Аристотеля, который и ввел в обиход понятие «очищение», основные научные споры велись в парадигме толкований - исследователи в большинстве своем пытались объяснить, что же имел в виду Аристотель, говоря о «трагическом очищении». В этом плане наиболее полной и доказательной мы считаем ту интерпретацию, которую предложил А. Лосев в работе «История античной эстетики». В плане общего понимания феномена очищения» отмечаем работы И. Ильина («Аксиомы религиозного опыта»), М. Рыклина («Революция на обоях»), Д. Лукача («Своеобразие эстетического»), Б. Брехта («Теория эпического театра»), Ф. Ницше («Происхождение трагедии из духа музыки»), 3. Фрейда («Психология бессознательного») В литературоведческом аспекте изучения «очистительных техник» отмечаем «Психологию искусства» JL Выготского, тщательно рассмотревшего корни катарсиса как эстетической реакции в различных литературных жанрах, Н. Литвиненко («Некоторые аспекты проблемы катарсиса»), Дж. Оруэлла («Трагедия и «только правда»), Н. Гладких («Катарсис смеха и плача») Н. Павлова («Художественное произведение и воспоминание»).
Целью исследования мы считаем определение катарсических особенностей избранных нами русских рассказов, определение общих и различных черт «очищения» в новеллистике различных направлений русской литературы второй половины прошлого века.
Основные задачи исследования:
- определить четкую дефиницию «очищения», применимую к литературе как одному из видов искусства на основании сравнения исследований теоретиков литературы, философов, психологов, посвященных катарсису;
- выявить основные особенности и установки катарсиса прозаических произведений (в отличие от изначально рассматриваемого Аристотелем «трагического очищения»);
- определить особенности «очистительных схем» новелл и рассказов (выявить отличия катарсиса малой прозы от катарсиса прозы вообще); проанализировать выбранные рассказы с точки зрения «очистительных методик»;
- определить частное и общее в катарсических схемах каждого выбранного автора на основе анализа одного рассказа (определить, какие очистительные установки» играют главную, а какие - вспомогательную роль);
- выявить общие «очистительные мотивы», используемые авторами одной литературной традиции;
- определить различия катарсических схем и установок у выбранных авторов, представляющих противоположные (классическую и неклассическую) литературные традиции;
- сравнить полученные результаты исследований катарсиса русских рассказов с изначальной аристотелевской формулой «трагического очищения посредством страха и сострадания».
Методология исследования. Особое значение для достижения поставленной цели и решения научных задач имеют методы исторической и теоретической поэтики: исследование основных повествовательных моделей, позволяющее вывести дефиницию катарсиса, метод событийного анализа сюжетной схемы произведения. В анализе конкретных произведений главную роль играет метод построчного и контекстного анализа выбранных текстов. Методы сравнительно-типологического литературоведения: сопоставительное изучение текстов, относящихся к одному жанру и роду, но различным литературным стилям и традициям.
Основные положения, выносимые на защиту.
1. Катарсисом в современной литературе следует считать психологическое воздействие на читателя художественного произведения, заканчивающееся актом психологической разрядки, освобождения души от «скверны», обогащения эмоционального мира реципиента.
2. «Очистительные модели» и схемы эпических прозаических произведений существенно отличаются от очищения в других родах литературы - драме и лирике. Катарсис в прозе менее экспрессивен, нежели в классической трагедии. При этом малые прозаические формы - рассказы и новеллы - имеют свои характерные катарсические особенности, отличающиеся от подобных «очистительных установок» в крупных прозаических формах: катарсис в рассказах, во-первых, дискретен, во-вторых, одним из главных способов катарсического воздействия в малых прозаических формах становится метод «трагического парадокса».
3. Методы катарсического воздействия в рассказах русских писателей, принадлежащих различным литературным парадигмам (условно можно обозначить их как «классиков», придерживающихся традиций русского реализма, в нашей работе их представляют Астафьев, Шукшин, Залыгин, Распутин, Крупин ) и «неклассиков» - Вик. Ерофеев, Пелевин, Сорокин, Мамлеев, Елизаров) существенно различаются своим наполнением. Если основой катарсиса у «классиков» становится очищение нравственное, своими чертами напоминающее религиозный катарсис, то «неклассики» переносят акцент «очищения» с этического на эстетический аспект.
4. Катарсический эффект произведений «классиков» возникает в первую очередь в текстовом пространстве рассказа, то есть внутри самого произведения, «неклассики» чаще используют другую схему - «очищение» приходит не во время прочтения текста, а в соприкосновении мира вымышленного, литературного с миром реальным. Если реалистические установки «классиков» основаны на православной традиции «очищения» как избавления от грехов посредством их определения через проповедь и последующего ухода от них, то «неклассики» прибегают к иным философским принципам «очищения»: дзэн-буддистскому (рассказ как коан), абсурдистскому (возвращение к реальному миру становится «очищением» -после безумно-абсурдного текста серая жизнь воспринимается как допустимая альтернатива бесконечной шизофрении текстовой реальности), психоаналитическому («очищение» - компенсация, восполнение чувств и эмоций, недополученных в реальной жизни).
5. При определенной редукции любые катарсические схемы приходят к изначальному аристотелевскому определению «трагического катарсиса как очищения посредством страха и сострадания». Только в «очистительных схемах» «классиков» акцент в этой формуле переносится на сострадание, а у неклассиков», напротив, на страх. Таким образом, классическая схема «очищения посредством страха и сострадания» получает у представителей различных литературных направлений следующий вид: «очищение посредством сострадания» у представителей «нравственно-традиционной» линии литературы и «очищение посредством страха» у «постмодернистов». Страх при этом достигается в первую очередь через абсурд, развивающийся в творчестве каждого из выбранных авторов-неклассиков в своем направлении. Если в самом простом варианте - рассказах Ерофеева и Елизарова - абсурд лишь техническое средство «устрашения», в творчестве Сорокина - абсурд еще и приведение читателя к первозданной чистоте-пустоте, «чистому листу», древнегреческому хаосу, из которого рождается все сущее в мире. В рассказах Мамлеева - абсурд еще и указка на некую молчащую и нам, живым непонятную реальность, метафизическую данность. В рассказе Пелевина -абсурд еще и путь не только к художественному «очищению», но и «очищению» духовному, путь к достижению буддийского блаженства, «сатори».
6. В любой прозе действует еще и «интеллектуалистическое очищение» - получение читателем чужого жизненного опыта во время чтения рассказов. В любом культурном акте, в том числе и восприятии художественного текста, как интеллектуальном опыте, есть момент «очищения» как познания непознанного.
Апробация исследования. Основные положения диссертации были изложены в докладах и выступлениях на конференциях: международная научная конференция «Литература в диалоге культур-3» (Ростов-на-Дону, 2005), международная научная конференция «Проблемы духовности в русской литературе и публицистике 18-21 веков» (Ставрополь, 2006), Четвертая межвузовская конференция молодых ученых «Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения » (Краснодар, 2005), Пятая межвузовская конференция молодых ученых «Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения » (Краснодар, 2006).
Научно-практическая значимость исследования: Результаты, полученные в ходе работы над диссертацией, могут быть использованы в лекционно-практических курсах по истории современной русской литературы. Особый интерес представляет пограничная сфера взаимодействия литературоведения с психологией и классической философией, также исследующими проблемы катарсиса. Стоит отметить широкую репрезентацию авторов двух направлений, в последнее время все больше воинствующих между собой, так что их рассмотрение в рамках единой литературоведческой проблемы «очищения» предстает еще и актом примирения различных направлений русской литературы второй половины прошлого века в рамках единого литературного процесса.
Структура и объем исследования. Структура и объем исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка. Общий объем диссертации - 160 страниц. Число позиций в библиографическом списке - 212.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Типология катарсических эффектов в малых формах русской прозы второй половины двадцатого века"
Выводы.
В главе о катарсисе в произведениях современных российских постмодернистов не зря выбран такой порядок расположения авторов: Виктор Ерофеев, Владимир Сорокин, Юрий Мамлеев и Виктор Пелевин.
Именно в таком порядке строится парадигма постмодернистского «абсурдного очищения».
Сразу стоит оговориться, в творчестве вышеприведенных авторов аристотелевская модель катарсиса не может служить основной. Вспомним изначальное определение Аристотеля «Итак, трагедия есть воспроизведение действия серьезного и законченного, имеющего определенный объем, речью украшенной, различными ее видами отдельно в различных частях, -воспроизведение действием, а не рассказом, совершающее посредством сострадания и страха очищение подобных чувств»
Да, некоторые из авторов (в нашем случае Пелевин) прибегают к «очищению посредством страха и сострадания», но эффект от такого «очищения» не может полностью объяснять воздействия на читателя по нескольким причинам: во-первых, в проанализированных рассказах нет «трагического героя».
Аристотель пишет в «Поэтике» о том, какими должны быть герои в трагедии: «Не следует изображать на сцене переход от счастья к несчастью людей хороших, так как это не страшно и не жалко, а возмутительно. И не следует изображать переход от несчастья к счастью дурных людей, так как это совершенно нетрагично: тут нет ничего необходимого, ни вызывающего чувство общечеловеческого участия, ни сострадания, ни страха. Не следует изображать и переход от счастья к несчастью совершенных негодяев. Такой состав событий, пожалуй, вызвал бы чувство общечеловеческого участия, но не сострадание и не страх. Ведь сострадание возникает при виде того, кто страдает невинно, а страх из-за того, кто находится в одинаковом с нами положении [сострадание из-за невинного, а страх из-за находящегося в одинаковом положении]. Поэтому такой случай не вызовет ни сострадания, ни страха. Итак, остается тот, кто стоит между ними. А таков тот, кто, не отличаясь ни доблестью, ни справедливостью, подвергается несчастью не вследствие своей порочности и низости, а вследствие какой-нибудь ошибки»[172].
В нашем случае, среди героев или типажей проанализированных рассказов, нет «хороших людей», ни «дурных» - вообще никаких, поэтому нет ни сострадания, ни страха, во всяком случае, такого, о котором пишет Аристотель. Но это не значит что творчество Ерофеева и других представителей современной литературы лишено катарсиса, это само пресловутое «очищение» присутствует в любом произведении искусства, просто в русском постмодернизме другие техники, философские подоплеки, нежели в «классической» литературе.
Если уж использовать изначальное определение «катарсиса», данное Аристотелем, то писатели, чьи рассказы анализируются в этой главе, скорее несколько редуцировали формулу «очищения посредством страха и сострадания» оставив «очищение посредством страха». В этом случае неплохо подходит определение «негативного катарсиса», данное Михаилом Рыклиным в предисловии к роману «Проект революции в Нью-Йорке»: «Новой функции литературы французский писатель приписывает этическое измерение (негативный катарсис): «Только произведение искусства, текст, непосредственно обязанный своим существованием страху (1'angoisse), мог бы парадоксальным образом на веки вечные ускользнуть от пустоты, которая произвела его на свет. на основе ничто (взятого как структура) письмо воображаемого строит антимир, над которым сущностный страх не имеет власти потому, что он построен именно из него, а не, - в противоположность тому, что полагает здравый смысл, - из слов и синтаксиса. Другими словами, неподвластным страху является то, что имеет его своим несводимым основанием; только будучи заложенным в основание, он не может стать своим собственным эффектом»[204].
В выбранных рассказах воздействие на читателя рождается в первую очередь из текстового абсурда. Непонятное порождает страх, а абсурд - это и есть непонятное, ведь мало кто боится конкретных вещей: дети боятся темноты не из-за того, что в ней ничего не видно, они боятся выдуманных монстров и чудовищ. Так и в фильмах ужасов зрителей пугают сверхъестественными существами и монстрами, потому что то, что реально существует не может быть таким страшным как выдумка, потому и абсурд порождает страх.
Но сводить всех приведенных в главе писателей к единой технике «абсурдного очищения» не стоит, потому что абсурд в рассказах всех приведенных авторов совершенно разный: для одних авторов «очищение» абсурдом - конечная цель произведения, для других - возможность разрушить парадигму предыдущего мироустройства. Показав его абсурдность и несовершенство, для третьих - пустой лист, на котором пора начинать рисовать новыми красками новые стратегии, веры и так далее.
Именно «абсурд» становится причиной нового, постмодернистского катарсиса, который проявляется и у Ерофеева. Пока можно предположить, что действует этот катарсис в соприкосновении с реальностью, где, несмотря ни на что все еще остается логика и некая гармония. «Очищение», после причастия «абсурдом», происходит в соприкосновении с простыми предсказуемыми вещами и истинами, механизм такого катарсиса очень похож на механизмы «негативного катарсиса», Но «страх» лишь одна из составных частей абсурда, поэтому «негативный» катарсис - по-моему, разновидность постмодернистского катарсиса абсурда, о котором еще многое предстоит узнать.
Основная методика «очищения» в русском постмодерне в общем, и творчестве Елизарова в частности - «очищение» через абсурд, основой в данном случае выступает теория негативного катарсиса: по основной версии после безумно-абсурдного текста серая жизнь воспринимается как допустимая альтернатива бесконечной шизофрении произведения. С другой стороны, негативный катарсис есть способ освобождения, «очищения» читателя, вступающего в контакт с текстом, «очищающим», хотя бы на время его восприятия, от «морального закона». В данном случае «негативный катарсис» выступает еще как одна из разновидностей «интеллектуалистического» катарсиса, хотя, пожалуй, слово «очищение» здесь вряд ли подходит. Интеллектуалистичекое прочтение текста позволяет читателю соотнести себя с кем-нибудь из героев и прожить за время чтения чужую жизнь, в данном случае дурака Николая, при этом оставаясь собой: согласитесь, в жизни можно быть или только дураком, или нет, а рассказ Елизарова раздваивает нас: соотнося себя (даже неосознанно) с главным героем, мы получаем восприятие мира дураком, получаем ощущения, которых не можем получить в обычной жизни. С другой стороны, мы получаем эти эмоции через авторское и свое личное восприятие, читатель как бы одновременно разделяется на три части: дурак Николай - писатель -читатель. Все три опыта жизни в момент чтения пересекаются, наполняя нас новыми, доселе неизведанными переживаниями.
Пожалуй, «негативный катарсис» («очищение абсурдом») и как одна из разновидностей «переживания чужих миров и жизней» становится основополагающим инструментом «очищения» у Елизарова, и в этом случае автор легко вписывается в парадигму русского постмодерна: Виктор Ерофеев - Елизаров - Сорокин - Пелевин - Мамлеев, пусть по времени творчества парадигма строится в другой последовательности, но по отношению к абсурду как инструменту творчества дело обстоит именно так.
Как пишет Юлия Кристева, «если физически отвратительное исторгается посредством рвоты и других физиологических процессов, то духовно-мерзкое исторгается искусством - духовным аналогом физических спазмов»[105,117].
Уничтожая одну реальность и «текстовость» в своих рассказах, Сорокин не предлагает нам ничего нового: ни морализаторствует, ни учит, не обещает спасение, потому что всего этого нет в сорокинском мире. «Геологи», как и коаны, лишь указывают направление, путь, вот только возникает вопрос, если цель автора только разрушить ложные представления, то что он может предложить взамен? Дело в том, что ничего, пустоту, но пустоту еще нашу, европейскую, древнегреческую - не пустоту дзен-буддистскую. Как слияние с абсолютом, достижение сатори. Если можно так сказать, то цель Сорокина
- указание пути к пустоте «пустой», отрицание обычной логики: читатель достиг катарсиса, понял что логически выстроенный мир вокруг - лишь видимость, а дальше, дорогой читатель, двигайся сам, можешь использовать это осознание для личного обогащения, а можешь, для поиска настоящего смысла, для Сорокина это уже не важно, его дело - сдвинуть воспринимающего с рельс обыденного сознания, повернуть его лицом к пустоте, хаосу - подходящее слово, греческое, нет в нем еще восточной наполненности.
Можно утверждать, что Сорокин, используя «заимствованные культурные формы», вышел за пределы нигилистического западного постмодернизма, а, допустим, Виктор Ерофеев еще не перешел черты, отделяющей подражание западному постмодернизму, от чего-то большего. Но Сорокин, в отличие от других представителей русского постмодерна, Пелевина в частности. Перейдя эту черту, отделяющую пустой внешний абсурд (тактика Виктора Ерофеева) от указания на иную молчащую реальность, направления движения к истине - путь рассказов-коанов Сорокина, Владимир Георгиевич не пытается морализаторствовать и учить пути к истине - этим начинает заниматься Виктор Пелевин. А закончив читать рассказы Сорокина, с последними словами «Геологов»: «Иван Тимофеевич улыбнулся и облегченно вздохнул. В печке слабо потрескивали и шорохом разваливались прогоревшие поленья. За маленьким окном свистела таежная вьюга» [141, 23], читатель не может уже вернуться к «нормальной действительности», как возвращается к ней текст. Несмотря на «нормальность» финала, чувствуется дыхание той самой пустоты, хаоса.
Так же действует и абсурд рассказов Мамлеева, явно переросший дешевые одежки западного «напугивания», которым занимались (и занимаются, во всяком случае, в выбранных рассказах, Виктор Ерофеев и Михаил Елизаров). Но есть в мамлеевском абсурдном мире упырей, «индивидуалистов», мертвяков, жмуриков, психопатов и просто «странных» личностей еще несколько особенностей: во-первых, этот абсурд, простите за каламбур, до абсурдного национальный, наш, русский, что создает такую картину - это тема отдельного большого исследования. Во-вторых, абсурдный катарсис Мамлеева в высшей степени метафизичен (не зря автор определяет свой стиль писания как «метафизический реализм»), за мамлеевским абсурдом чувствуется дыхание необъятной и неизведанной тьмы-пустоты, которую не дано понять смертному, но она есть и, похоже, во много крат больше нашего обычного реального мира. Абсурд Мамлеева из той же плоскости, что и абсурд из знаменитой формулы «Верую ибо асбурдно», но сильно разбавленный национальными суевериями и сказками.
Пелевин в своих техниках «очищения» идет еще дальше в сторону реализма: используя двойную сюжетную линию в «Вестях из Непала», писатель внутри текста «очищает» рецепиента и классическим катарсисом «взаимосгорания противоположно направленных аффектов», но в надтекстовом пространстве рождается другой тип «очищения» -приобщение к пустоте, которая сама по себе отрицает любые бурно проявляющиеся эмоции. Приобщение к той самой пустоте и безмятежности, к которой стремятся буддистские монахи после переживания эмоций в сюжетной структуре рассказа - так задумал сам автор, для того, чтобы послетекстовое «пустотное» воздействие оказалось сильнее, потому то после любых ярко пережитых эмоций следует состояние опустошения. Близость Пелевина представителям классической школы письма еще и в том, что он единственный из представленных в этой главе авторов пытается морализаторствовать, пропагандируя эту самую пустоту, «сатори». Пелевин единственный пропагандист истин, которые он считает правильными из всей «великолепной пятерки» выбранных писателей, и в этом он как никогда близок к русским реалистам, призывавшим и призывающим к «разумному, доброму, вечному», вот только эти категории у Пелевина и кондовых реалистов разные.
Попытаемся классифицировать выводы о катарсисе у наших «постмодернистов»:
1. Все вышеперечисленные авторы (Сорокин, Елизаров, Ерофеев, Мамлеев, Пелевин) осознанно либо нет, используют в своем творчестве аристотелевскую формулу трагического «очищения посредством страха и сострадания», но исследуемые писатели намерено убирают из этой формулы одну часть - сострадание. Специально избегая «человеческих героев», писатели прибегают к абстрактным, размытым изображениям не человека. А некой схемы. В таком случае читатель не может идентифицировать себя с герое повествования и, соотвественно, сострадать ему. Формула катарсиса в проанализированных произведениях приобретает вид «очищение посредством страха». Это определение лучше всего подходит к «негативному катарсису», описанному Роб-Грийе и Рыклиным. Страх писатели передают самым простым способом - рисованием (описанием) абсурдного мира, в котором не действуют законы логики. Именно эта «непредсказуемость» абсурдного мира постмодернистов рождает страх, который, в свою очередь, рождает «очищение».
2. То, что абсурд является основным инструментом достижения катарсиса, мы выяснили,. но абсурд - лишь направляющий вектор, развивающийся в творчестве каждого из выбранных авторов в своем направлении.
3. «Очищение посредством страха через абсурд» - формула, объясняющая формирование катарсиса выбранных текстов, но полностью не исчерпывающая его:- выбранные писатели без сомнений могут использовать и классические методы, но основополагающей все же является «очищение абсурдом».
4. Во всей литературе катарсис связан не только с узнаванием чего-то личного, но и с познанием в целом. Так даже внешне абсурдная ситуация, описанная любым человеком, дает читателю кроме чувств еще и некоторый интеллектуальный опыт переживания ситуаций, в которых обычный человек никогда не был и вряд ли будет. Но в этом интеллектуальном опыте также есть момент «очищения» как познания непознанного. Интертекстуальность постмодернистских текстов - это еще и своеобразный гностический шаг: «очиститься» нельзя без знания, знание невозможно без некоторой отстраненности, без контроля за «любовью» и «симпатией». Вот и выходит парадоксальная ситуация: изначально катарсис - чувственный феномен, а интеллектуализация - сдерживание эмоций. Поэтому с точки зрения классических версий «очищения» катарсис в постмодерне смотрится странно: «очищение» происходит не через «страх и сострадание», а «посредством страха, вызванного абсурдом, в интеллектуально-игровом причастии в пространстве текста».
Если нравственники - это классическая традиция, то вышеперечисленные писатели как минимум далекий уход от этих традиций, или, того паче, их крушение. Если нравственники вслед за русской классикой пытались найти и показать истину, то и Сорокин, и Пелевин, и Елизаров, и Ерофеев, и, правда в меньшей степени, Мамлеев, всем своим творчеством показывают что истины-то на самом деле нет, есть миллионы толкований, интерпретаций, цитат, отсылок. Если нравственники абсолютно серьезны и поучительны, то вышеназванные писатели (для удобства отнесем их всех к русским постмодернистам, хотя опять же можно долго рассуждать и спорить о терминах) приемлют серьезность только как элемент художественной игры. Русские постмодернисты вообще не ставят пред собой задачи отражения и художественного осмысления действительности, они создает собственную иную реальность, в жизни которой исключается всякая линейность и причинно-следственная связь, в ней действуют некие симулякры, копии, у которых не может быть подлинника.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В представленной диссертационной работе мы рассмотрели десять рассказов различных писателей с целью выявления основных «очистительных методик», которые используют авторы различных, зачастую противопоставленных друг другу литературных традиций. Целью этой работы стало выявление частного и общего в «очистительных техниках», определение точных «катарсических методик», к которым прибегают писатели выбранных нами произведений. Для проведения этого исследования нам пришлось, во-первых, рассмотреть большой пласт «очистительных» теорий, начиная с Аристотеля, который ввел в научный обиход само понятие «катарсис», так и не разъяснив его досконально, заканчивая современными гипотезами «очистительного» воздействия литературных текстов. После этого мы на основе катарсических гипотез, догадок, толкований вывели дефиницию «очищения», наиболее точно, на наш взгляд, подходящую к современной литературной ситуации. Катарсис в современной литературе - это психологическое воздействие произведения искусства на реципиента (в нашем случае литературы на читателя). При этом в отличие от античного понимания катарсиса только как «трагического очищения», мы считаем, что в современной интерпретации «катарсиса» не стоит забывать о его компенсаторной функции, восполняющей нехватку эмоций и переживаний, недополученных в реальной жизни воспринимающего. При этом для максимально возможной чистоты эксперимента мы попытались определить особенности именно прозаического катарсиса (ведь и основоположник учения б «очищении» Аристотель считал катарсис функцией только лишь классической античной трагедии, скроенной по строгим лекалам). На наш взгляд, основное отличие четко регламентированного «трагического очищения» от литературного катарсиса вообще заключается в меньшей интенсивности последнего. В прозе, которая сама по себе менее регламентирована, нежели классическая трагедия, катарсис достигается сложной, не всегда уловимой системой средств, без той определенности, присущей классическому античному трагедийному театру. Еще одно важное замечание по поводу «очищения» прозаического - мы считаем, что произведение искусства, вызывающее не «успокоение», либо «классическое очищение», а состояние угнетенности, страха, хаоса и дисгармонии, также производит катарсический эффект, вот только развивается он в таком случае не во внутритекстовом пространстве, а в момент перехода от мира литературного к миру реальному. В таком случае «очистительный» эффект возникает в соприкосновении литературного произведения с реальным миром. Затем мы, уже выяснив, чем катарсис прозаических произведений отличается от классического «трагического очищения», выявили особенности «очищения» в малых прозаических формах в отличие от крупных и пришли к выводу, что в первую очередь катарсис рассказов и новелл следует считать дискретным - обычно в коротких прозаических формах одна сюжетная линия несет на себе один «очистительный заряд», в то время как в крупных формах, где сюжет сложный, запутанный, разветвленный, часто действует сразу несколько «катарсических схем». В данной работе мы рассмотрели наиболее часто применяющиеся методы достижения катарсиса: метод «трагического очищения», механизмы которого описаны Аристотелем в «Поэтике», метод «эстетической реакции», реализующей процесс катарсиса и описанного JI. Выготским в «Психологии искусства», метод «религиозного очищения», разработанный И. Ильиным в «Аксиомах религиозного опыта» (здесь первым шагом становится определение неверного состояния души, после определения которого собственно и начинается процесс «очищения»). И, наконец, метод «негативного катарсиса», в котором читателя автор посредством текста «отправляет» в мир жестокости, нелепости и абсурда, чтобы максимально шокировать его и тогда последующее возвращение реципиента в обыденный мир из мира внутритекстового позиционируется как «очищение». Четыре описанных здесь метода «очистительной работы» являются основополагающими - на их основе строится «катарсический эффект» любого литературного произведения, только взаимодействие методов внутри одного текста может быть различным - какой-то из них становится основным, некоторые оттесняются на периферию, но общий «очистительный эффект» текста в любом случае рождается во взаимодействии всех либо нескольких «очистительных методик».
Далее на основе тех сведений, которые мы получили о «катарсисе» и его методиках в результате работы над первой главой диссертационного исследования, мы приступили к анализу конкретных текстов с целью выявления их «очистительных особенностей». Для анализа мы выбрали десять рассказов, принадлежащих перу десяти писателей второй половины прошлого века. Пять произведений написаны авторами, причисляемыми к «деревенской прозе», еще пять - литераторами, часто называемыми «русскими постмодернистами».
На первый взгляд, методика выбор одного произведения от каждого писателя кажется не совсем подходящей - велик элемент случайности. Но так как наша задача выявить родовые черты катарсиса в рассказах двух направлений русской литературы второй половины двадцатого века, а не проследить «очистительную работу» в рамках творчества одного писателя, то метод анализа по одному рассказу от каждого автора становится наиболее подходящим и точно определяющим родовые черты «очистительных» схем. Широкая амплитуда выбранных авторов, порой максимально отдаленных друг от друга, насколько это возможно в рамках единого творческого метода, дает нам возможность наиболее четко и полно проследить родовые черты «очистительного воздействия» русского рассказа второй половины двадцатого века. Выбранный нами метод репрезентации авторов и произведений помогает уйти от сугубо авторских особенностей «очистительного воздействия» и выйти к родовым катарсическим чертам русской малой прозы прошлого века.
Во второй главе («Катарсис в малых формах «деревенской» прозы») мы анализируем с целью нахождения основных «очистительных» техник и мотивов рассказы писателей, именуемых в нашей критике представителями «деревенской прозы» — В. Астафьева («Индия»), В. Распутина («Женский разговор»), В. Шукшина («Жил человек»), В. Крупина («Окорок сердца»), С. Залыгина («Санный путь»). Как видим, рассказы представителей «деревенской прозы» представлены в достаточном многообразии.
На основе проведенного анализа выбранных текстов мы приходим к выводу, что одна из особенностей «очистительного воздействия» этих рассказов - наличие максимально «человечных» героев. Получается, что здесь «деревенщики» следуют классическим канонам аристотелевской «Поэтики», где четко описывается, каким должен быть герой настоящей античной трагедии, вот только в выбранных произведениях «трагический герой» будто переносится из классической трагедии в современный прозаический жанр. Несмотря на это глобальное различие, персонажам В. Шукшина, В. Астафьева, В. Крупина, С. Залыгина, В. Распутина читатель сопереживает точно так же, как и герою классических трагедий, вот только в «деревенской прозе» на второй план уходит вторая составляющая классической трагедии - страх за героя. Получается, что в «очистительном методе» проанализированных писателей аристотелевская формула «очищения посредством страха и сострадания» превращается в формулу «очищения посредством сострадания», «страх» при этом выносится за скобки.
Технически перемещение акцента на сострадательный аспект достигается с помощью «очеловечивания» героев рассказов: писатели придают им черты с одной стороны, особенные, выделяющие из ряда абстрактных образов, с другой стороны, наоборот, приближающие персонажей к типичной судьбе миллионов соотечественников, ведь, как писал Аристотель, сопереживать стоит «подобному себе». Перенося акценты на «сострадательную» часть аристотелевского определения, деревенщики» вплотную подходят к формуле «религиозного катарсиса». Традиционно считается, что основа нравственности - религия, а творчество проанализированных писателей представляют собой классическую русскую традицию, основанную на православных канонах нравственности, потому и «очистительное воздействие» «деревенской» прозы объясняется понятием «религиозного катарсиса», техники которого рассмотрены И. Ильиным в работе «Аксиомы религиозного опыта». Своей соотнесенностью с метафизическим наполнением «религиозный катарсис» во многом схож с тем толкованием «очищения», которое предлагал Лосев: с точки зрения философии Аристотеля весь мир представляет собою трагическое целое, где вечно творится преступление, вечно искупается и преодолевается вина; и вечно сияет просветленная, блаженная первоэнергия всеобщей умной Сущности. Поэтому трагедия человека есть частный и, быть может, наиболее показательный случай общего мирового трагизма, только у Ильина вместо «умной Сущности» Бог. «Деревенщики» используют схему «религиозного катарсиса», пытаясь посредством рассказа показать неверное состояние души читателя, а второй этап «нравственного очищения» - собственно «очистительная» работа духа может совершиться уже и послетекстовом пространстве.
Деревенская проза» следует традициям русских классиков девятнадцатого века, которые считали себя более пророками и властителями дум, нежели просто писателями. Так же позиционируют себя и выбранные авторы. «Деревенщики» стараются показать в своем творчестве «что такое хорошо и что такое плохо», не ставя читателей в ситуацию познания добра и зла, а раскрашивая мир черно-белыми красками уже в самом произведении.
Несмотря на общее - нравственное наполнение катарсического действия анализируемых текстов - есть у выбранных рассказов и свои особенности «очистительного» воздействия. Так В. Астафьев в силу сюжетных особенностей рассказа ближе всех из выбранных писателей подходит к классическому определению трагедию, разработанному
Аристотелем, - главная героиня его новеллы «Индия» Саша Краюшкина в финале умирает, потому и катарсическое воздействие «Индии» более яркое и насыщенное. «Убивая» в рассказе «Индия» главную героиню писатель приближает рассказ по степени накала, да и по технике катарсиса к античным трагедиям. В «Женском разговоре» В. Распутина даже схема самого произведения внешне абсолютно походит под этапы «религиозного очищения». С помощью приема противостояния - девочки и старухи, молодого и старого, Распутин показывает силу традиционного «религиозного очищения», дабы не оставлять сомнений Распутин подчеркивает на какой стороне добро, а на какой - зло. «Жил человек» В. Шукшина по степени трагичности к астафьевской «Индии», но в отличие от Астафьева, у Шукшина по-другому построена схема самого произведения - специально таким образом, чтобы смягчить повествованием структуру трагичных событий. Ведя повествование гладко и ровно, дабы специально избежать «психологических запруд» Шукшин специально лишает свой текст сильных эмоций, чтобы привести читателя к настоящему «нравственному очищению», не замутненному эмоциями трагического порядка. «Окорок сердца» В. Крупина - здесь сам факт создания рассказа для лирического героя становится актом «очищения», посмертного прощения. В рассказе «Санный путь» С. Залыгина кроме всего прочего ярко проявляется антагонизм «современный человек/природа», усиливающийся со временем.
Стоит отметить, что, как и в любой прозе, во всех выбранных и проанализированных произведениях присутствуют аспекты «интеллектуалистического очищения» - получения читателем чужого жизненного опыта из представленных текстов. В любом культурном акте, в том числе и чтении, как интеллектуальном опыте, есть момент «очищения» как познания непознанного. В литературе катарсис связан не только с узнаванием чего-то личного, но и с познанием в целом, потому любая ситуация, описанная в рассказе, дает читателю кроме чувств еще и некоторый интеллектуальный опыт.
В третьей главе диссертационного исследования («Катарсис в малых формах «постмодернистской» прозы») мы с целью нахождения основных «очистительных» техник и мотивов анализируем короткие рассказы писателей, коих в нашей литературной традиции принято считать «русскими постмодернистами»: Вик. Ерофеева («Тело Анны, или конец русского авангарда», М. Елизарова («Жизнь радостна»), В. Сорокина («Геологи»), Ю. Мамлеева («Ковер-самолет»), В. Пелевина («Вести из Непала»). На основе результатов анализа этих произведений мы приходим к выводу, что основой «очистительной техники» у «постмодернистов» становится «очищение посредством страха, вызванного абсурдом». В отличие от рассмотренных ранее «деревенщиков», рассматриваемые в третьей главе авторы нарочито избегают изображения «человечных героев», чтобы лишить свои произведения элемента сострадательности. В выбранных рассказах действуют имена, схемы, абстракции, никак не похожие на реальных людей персонажи. Старательно избегая сострадательности, «постмодернисты» в аристотелевской схеме «очищения посредством страха и сострадания» оставляют только первый элемент - страх, из которого и рождается основное «очистительное» воздействие «постмодернистских» текстов. Страх писатели передают самым простым способом - рисованием (описанием) абсурдного мира, в котором не действуют законы логики, в котором нет ни моральных, ни нравственных ориентиров и установок. Именно эта «непредсказуемость» абсурдного мира постмодернистов рождает страх, который, в свою очередь, рождает «очищение». В этом виде основная «очистительная» особенность представленных авторов совпадает с «негативным катарсисом» (понятие введено М. Рыклиным в работе «Революции на обоях»), который как структура построен на страхе, вызванном абсурдом текстового пространства. В нашем случае абсурд в выбранных произведениях становится элементом запугивания и устрашения - после безумно-абсурдного текста серая жизнь воспринимается как допустимая альтернатива бесконечной шизофрении произведения, и тогда момент собственно «очищения» рождается в посттекстовом пространстве, во время возвращения в нормальный и привычный мир. Все вышеперечисленные авторы используют в своем творчестве аристотелевскую формулу трагического «очищения посредством страха и сострадания», намерено убирая из этой формулы одну часть -сострадание. При этом абсурд - лишь инструмент устрашения, и, одновременно, направляющий вектор, развивающийся в творчестве каждого из выбранных авторов в своем направлении. Допустим, в самом наглядном и простом с точки зрения содержания примере - рассказах Вик. Ерофеева и М. Елизарова - абсурд всего лишь техническое средство «устрашения», не претендующее более ни на что. В «Геологах» В. Сорокина абсурд еще попытка указать читателю путь к первозданной пустоте, «чистому листу», древнегреческому хаосу - основе всего сущего. В «Ковре-самолете» Ю. Мамлеева - абсурд кроме всего прочего указывает на некую молчащую и нам непонятную реальность, метафизическую данность, невидимую, но существующую в «параллельном мире». В рассказе «Вести из Непала» В. Пелевина - абсурд как инструмент указывает путь не только к художественному «очищению», но и «очищению» духовному - в этом случае текстовый абсурд становится первым шагом к достижению буддийского блаженства («сатори»). При этом полученная нами формула «очистительного воздействия» русских «постмодернистских» текстов объясняет лишь основополагающие «очистительные» мотивы данных произведений, как вспомогательные здесь могут использоваться и «катарсические методы» классической литературы. Стоит упомянуть, что «интеллектуалистический катарсис», к которому мы уже обращались в предыдущей главе, в текстах «постмодернистов» играет большую роль в создании «очистительного» эффекта - даже абсурдная ситуация дает читателю кроме чувств еще и некоторый интеллектуальный опыт переживания и в этом интеллектуальном опыте также есть момент «очищения» как познания непознанного. Интертекстуальность постмодернистских текстов - это еще и своеобразный гностический шаг: очиститься» нельзя без знания, знание невозможно без некоторой отстраненности, без контроля за «любовью» и «симпатией». В текстах представленных русских «постмодернистов» «очищение» происходит не через «страх и сострадание», а «посредством страха, вызванного абсурдом, в интеллектуально-игровом причастии в пространстве текста».
В дальнейшем сравнивая особенности «очистительного» воздействия рассказов, принадлежащих перу писателей различных литературных традиций, мы приходим к выводу, что несмотря на различные расстановки акцентов в первоначальном аристотелевском определении «катарсиса», все выбранные писатели все-таки, при определенной редукции и некоторых допущениях (Аристотель писал только о четко регламентированной классической трагедии, а мы ведем речь о прозе) восходят к единому катарсическому первоисточнику, интерпретируя его в своем творчестве в различных направлениях - этическом (перенос основных акцентов на сострадательную часть формулы) и эстетическом (перенос акцентов на «страх»).
В заключение хотелось бы добавить, что проблема «очищения» весьма перспективна в области дальнейших исследований, причем здесь мы можем пойти сразу по нескольким направлениях научной работы: во-первых, изучения катарсических особенностей текстов и эволюции «очистительных» мотивов в творчестве конкретных авторов - собственно литературоведческий аспект. Во-вторых, изучение особенностей «очистительного» воздействия различных литературных родов, видов, жанров, течений и направлений. В-третьих, экспериментальное изучение содержание феномена «катарсис» (здесь необходимо отметить, что в данном случае исследование выйдет за рамки литературоведческого и максимально приблизится к психологическому эксперименту, а это потребует совместной работы с опытными психологами, использование специальной аппаратуры, изучающей воздействие объекта искусства на реципиента
Список научной литературыПономарев, Федор Александрович, диссертация по теме "Русская литература"
1. Адмони В. Поэтика и действительность. — М., 1975
2. Адо Пьер. Что такое античная философия? Пер. В.П. Гайдамака. М.: Изд. гуманитарной литературы, 1999.
3. Агеев А. Приручение абсурда // Новый мир. — 1991. — 7.
4. Аллен JI. Ф.М. Достоевский. Поэтика, мироощущение, богоискательство. — СПб., 1996.
5. Анка-пулемётчица или просто Мария // Вечерняя Казань, 2001, № 178
6. Античная литература. Греция. Антология в 2-х ч. Ч. 2. Сост. Н.А. Федоров, В.И. Мирошенкова. М.: Высшая школа, 1990.
7. Античные мыслители об. искусстве. Под. ред. В.Ф. Асмуса. М.: Искусство, 1938.
8. Ардаширова Э.Т. Эстетическая категория «катарсис» в педагогике. М.: Интел Тех, 1994. .
9. Аристотель. Об искусстве поэзии. Пер. В.Г. Аппельрота. М.: 1957.
10. Аристотель. О душе. 1-й т. М., 1976.
11. Аристотель. Поэтика. Пер. M.JI. Гаспарова. М., 1978.
12. Аристотель. Физика. Пер. В.П. Карпова. М., 1937.
13. Аристотель. Сочин. в 4-х т. М., 1975.
14. Арто А. Театр и его двойник. — М., 1993.
15. Асмус В.Ф. Античная философия. М.: Высшая школа, 1999.
16. Астафьев В.П. Повести и рассказы: М.: Советский писатель, 1984.
17. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. — М,, 1994.
18. Афасижев М.Н. Западные концепции художественного творчества. М.: Высшая школа, 1990.
19. Барковский Н. Мир, создаваемый литературой. — М., 1989.
20. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX — XX вв. — М., 1987.
21. Барт Р. Мифологии. — М., 1996.
22. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. —М., 1976.
23. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — М., 1979.
24. Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // Литературно-критические статьи. М., 1986.
25. Беккет С. Изгнанник. — М„ 1989.
26. Беккет С. Театр. — СПб., 1999.
27. Белый А. Символизм как миропонимание. — М., 1994.
28. Бергсон А. Два источника морали и религии. — М., 1994.
29. Берковский Н. Мир, создаваемый литературой. — М., 1989.
30. Бидерман Г. Энциклопедия символов. — М., 1978.
31. Бицилли П.М. Избранные труды по филологии. — М., 1996.
32. Борхес Х.Л. Роза Парацельса // Борхес Х.Л. Письмена Бога. — М., 1994.
33. Вагнер Р. Избранные работы. — М., 1978.
34. Вебер М. Социология религий. М., «Юрист», 1994.
35. Вебер М. Хозяйственная этика мировых религий. Введение//Избранное. Образ общества. М., 1994.
36. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. — Л., 1940.
37. Ветловская В.Е. Риторика и поэтика // Исследования по поэтике и стилистике. — Л., 1972.
38. Виноградов В.В. Избранные труды. — М., 1976.
39. Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. М., 1994.
40. Воронина Л.А. Основные эстетические категории Аристотеля. М., 1975.
41. Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1987.
42. Выготский Л. С. Психология искусства. Минск, 1998.
43. Вышеславцев Б.П. Этика преображенного эроса. М., 1994.
44. Гегель. Сочинения. — Т. 1. — М„ 1930.
45. Гегель. Эстетика. — М., 1968.
46. Гейне Г. К истории религии и философии в Германии. Под ред. Григорьева А.Б. М.: Прогресс, 1994 .
47. Генисаретский О. Психопрактика культуры // Вопросы философии, 1993, №5,
48. Гете И.В. Об искусстве. М., 1975.
49. Гете И.В. Собр. сочин., т. 8. Под ред. Аникста А.П., Вильмонта Н.П. М.: Художественная литература, 1979.
50. Гладких Н.В. Катарсис смеха и плача // Вестник Томского государственного педагогического университета. Серия: Гуманитарные науки (Филология). Томск, 1999. Вып. 6 (15).
51. Горский B.C. и др. История философии и культура. Киев: Наукова думка, 1991.
52. Грейсмас А.Ж., Курте Ж. Семиотика. Объяснительный словарь теории языка //1. Семиотика. — М., 1983.
53. Григорьев В.П. В. Хлебников. От театра размеров к театру невозможного //НЛО. — 1998. —33 (5).
54. Гройс Б. Утопия и обмен. — М., 1993.
55. Гроссман Л. Мастера слова. — М., 1928.
56. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. — М., 1985.
57. Давыдов Ю.Н. Искусство как социологический феномен. М., 1968.
58. Деррида Ж. Письмо и различие. — СПб., 2000.
59. Долгов К.М. От Киркегора до Камю. — М., 1990.
60. Дюмулен Г. История дзэн-буддизма. Индия и Китай. СПб., 1994.
61. Елисеев Н. Мыслить лучше всего в тупике // Новый мир. — 1999. — 12.
62. Еремеев А.Ф. Границы искусства. — М., 1987.
63. Ерофеев, Пригов, Сорокин, ЁПС, «Тело Анны, или конец русского авангарда», М. «Зебра», 2001.
64. Ерофеев В.В. В лабиринтах проклятых вопросов. — М., 1990.
65. Ерофеев В.В. Найти в человеке человека (Достоевский и экзистенциализм). —1991.
66. Ерофеев В.В. Русская красавица. М., 1992.
67. Ерофеева Г. Нескучный сад. Недипломатические заметки о дипломатической жизни. М.: «Подкова», 1998.
68. Жаккар Ж.Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда. — СПб., 1995.
69. Икуо Камэяма. Террор текста или текст террора: К проблематике телесности у Владимира Сорокина // Русская культура на пороге нового века. — Центр славянских исследований Хоккайдского университета, 2001.
70. Ильин И.П. Постмодернизм. Словарь терминов. — М., 2001.
71. Ионеско Э. Театр. — М., 1994.
72. Идеи эстетического воспитания, т. 1, 2. Сост. В.П. Шестаков. М.: Искусство, 1973.
73. Как всегда об авангарде: Антология французского театрального авангарда. — М., 1992.
74. Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде // Сумерки богов. — М., 1990.
75. Кассирер Э. Познание и действительность. — СПб., 1912.
76. Клюге Р. Д. О русском авангарде // Вопр. литературы. — 1999. — Сент.
77. Кокто Ж. Профессиональный секрет // Звезда. — 2000. — 1.
78. Кондюкова Е.С. Феномен абсурда: проблемы эстетико-философского анализа: Диссертация. — Екатеринбург, 1995.
79. Короленко П. Шиш Брянский, друг большой литературы // Слово/Word. Нью-Йорк, 2001. № 29/30.
80. Кривцун О.А. Психология искусства. М., 2000.
81. Крупин В. «До вечерней звезды». Москва, 1977
82. Курицын В. Тексты, которые больше самих себя // Урал. 1989. №7.
83. Кьеркегор С. Страх и трепет. — М., 1993.
84. Лаксон Г. Метод в истории литературы. — М., 1911.
85. Леонтьев Д.А. Введение в психологию искусства. М., 1998.
86. Лессинг. Избранные произведения. М., 1953.
87. Лессинг и современность. Под ред. М. Лифшица. М.: Изобразительное искусство, 1981.
88. Лиотар Ж. Ф. «Состояние постмодерна». М. «Алетейя», 1998.
89. Липовецкий М.Н. Русский посмодернизм. Очерки исторической поэтики.- Екатеринбург. 1997.
90. Литвиненко Н.А. Некоторые аспекты проблемы катарсиса // Художественный текст вмассовых коммуникациях. Материалы международной научной конференции. В 2 ч. Ч. 1. Смоленск, 2004.
91. Лихачев Д.С. Заметки об истоках искусства // Контекст. — 1985.
92. Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. — М., 1993.
93. Лосев А.Ф. Самое само. — М., 1999.
94. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек — текст — семиосфераистория. — М., 1996.
95. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. — М., 1970.
96. Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом освещении. М., 1957.
97. Лосев А.Ф. Античная музыкальная эстетика. М., 1965.
98. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: Мысль, 1993.
99. Лосев А.Ф., Шестаков В.П. История эстетических категорий. М.: Искусство, 1965.
100. Лукач Д. Своеобразие эстетического. М., 1986. Т. 2.
101. Максимов В. Антитеатр Антонена Арто / Театр. — 1991.—- 5.
102. Мальро А, Голоса безмолвия // Писатели Франции о литературе. — М., 1978.
103. Мамлеев Ю. Шатуны: Роман. — М., 1996.
104. Мамлеев Ю. Изнанка Гогена М., 2002
105. Маньковская Н.Б. Эстетика постмодернизма. — СПб., 2000.
106. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. — М., 1995.
107. Миллер Т.А. Основные этапы изучения «Поэтики» Аристотеля. Аристотель и античная литература. М., 1978.
108. Михайлов А.В. Античность как идеал и культурная реальность XVIII-XIX вв. Античность как тип культуры. М., 1988
109. Монтень М. Опыты: в 3 кн., кн.З. М., 1981.
110. Набоков В. Лекции по русской литературе. — М., 1996.
111. Ницше Ф. Происхождение трагедии. Пер. Н.Н. Полилова. С.-П., 1903.
112. Ницше Ф. Сочин. в 2-х т., т.1. М., 1990.
113. Ницше Ф. Сочинения в 2 т. — Т. 2. — М., 1990.
114. Новые религиозные организации России деструктивного и оккультного характера: Справочник. Белгород, 1997.
115. О'Брайен Ф. Третий полицейский. Черный юмор в театре абсурда. — М.,1999.
116. Ортега-и-Гассет X. В гуще грозы // Иностранная литература. — 1998. — №3.
117. Оруэлл Дж. Трагедия и «только правда» //Иностранная литература. 2004. № 1.
118. Павлович Н.В. Язык образов. — М., 1995.
119. Парамонов Б.Н. Конец стиля. — М.; СПб., 1999.
120. Пелевин В. Чапаев и Пустота. М., 2001
121. Песонен П. Пародия в 'Петербурге' Андрея Белого // Соло. — 1993. № 10.
122. Петрушевская Л. В садах других возможностей // Октябрь. 2000.№3.
123. Полан Ж. Тарбские цветы, или Террор в изящной словесности. СПб.,2000.
124. Потебня А.А. Мысль и язык. — Киев, 1993.
125. Потебня А. Теоретическая поэтика. — М., 1990.
126. Преступный вызов практической психологии: феномен деструктивных культов и контроля сознания (введение в проблему) // Журнал практического психолога. М.: Фолиум. 1996. #2.
127. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. — М., 1976.
128. Пузырей А.А. Культурно-историческая теория JT.C. Выготского и современная психология. М., 1986.
129. Разговоры с Бахтиным М.//Человек. 1993. №6.
130. Райх В. Психология масс и фашизм. С-Пб., «Университетская книга», 1997
131. Распутин В. «Дочь Ивана, мать Ивана»: Повести и рассказы, М. Эксмо. 2005
132. Рощина О.С. Иронический модус художественности // Молодая филология. Вып. 2. Новосибирск, 1998.
133. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. M.-JT., 1959.
134. Руссо Ж.-Ж. Трактаты. Под ред. Катанской Jl.A. М.: Наука, 1969.
135. Самохвалова В.И. Вячеслав Иванов и русский постмодернизм // Вопросы философии, 2001, № 8
136. Сартр Ж.П. Экзистенциализм — это гуманизм // Сумерки богов. — М.,1990.
137. Сартр Ж.-П. Что такое литература? СПб., 2000.
138. Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература. Учебное пособие. М., 2001.
139. Современное зарубежное литературоведение. Страны Западной Европы и США. Концепции, школы, термины. — М., 1996.
140. Соловьев B.C. Философия искусства и литературная критика. — М.,1991.
141. Сорокин В. «Утро снайпера», М., «Ад Маргинем», 2002.
142. Строссон П.Ф. Намерение и конвенция в речевом акте // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986.
143. Таранов П.С. Золотая философия. — М., 1999.
144. Театр парадокса. — М., 1991.
145. Теория метафоры. — М., 1990.
146. Тодоров Ц. Семиотика литературы // Семиотика. — М., 1983.
147. Торчинов Е.А. Религии мира. С-П6Д998.
148. Тынянов Ю. Литературный факт. — М., 1993.
149. Тюпа В.И. Постсимволизм. Теоретические очерки русской поэзии ХХ-го века. Самара, 1998.
150. Уайтхед А.Н. Символизм, его смысл и воздействие. — Томск, 1999.
151. Успенский Б.А. Поэтика композиции. Структура художественного текста и типология композиционных форм. — М., 1970.
152. Фрагменты ранних греческих философов, ч. 1. Подгот. Лебедев А.В. М., 1989 г.
153. Фрай Н. Анатомия критики // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX—XX вв. — М., 1987.
154. Франк С.Л. Реальность и человек. Сост. Алексеев П.В. М.: Республика, 1997.
155. Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура. Под ред. А.С. Чибисенкова. М.: Ренессанс, 1992.
156. Фрейд 3. Психология бессознательного. По ту сторону принципа удовольствия. М.: Просвещение, 1989.
157. Фрейд 3. Художник и фантазирование. М.: Республика, 1995.
158. Фуко М. Слова и вещи. — СПб., 1994.
159. Ханин Д.М. Искусство как деятельность в эстетике Аристотеля. М.: Наука, 1986.
160. Хейзинга Й. Хомо луденс. В тени завтрашнего дня. — М., 1992.
161. Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. Философские фрагменты. — М. — СПб., 1997.
162. Хренов Н.А. Социально-психологические аспекты взаимодействия искусства и публики. М.: Наука, 1981.
163. Целлер Э. Очерк истории греческой философии. Пер. Лорцинга Ф., Франка С. С.-П.: Алетейя, 1996.
164. Чанышев А.Н. Аристотель. М.: Мысль, 1981.
165. Шапир М. Что такое авангард? // Русская альтернативная поэтика. М., 1990.
166. Шиллер Ф. Собр. сочин., т. 6. Под ред. Вильмонта М.Н., Самарина P.M. М.: Российское изд. художественной литературы, 1957.
167. Шмид В. Проза как поэзия. — СПб., 1998.
168. Шукшин В. Избранное. М.Просвещение. 1992
169. Эльконин Д.Б. Психология игры. М., 1978
170. Эпштейн М. Постмодерн в России. М., 2000.
171. Якобсон П.М. Психология художественного восприятия. М.: Искусство, 1964.
172. Белов А. К вопросу о влиянии творчества К. Кастанеды на В.О. Пелевина. Ресурсы Internet-http://pelevin.nov.ru/stati/o-kastaneda/l.html
173. Брехт Б. Брехт «Теория эпического театра» Ресурсы Internet-http://library.irkutsk.ru/inproz/breht/breht52l.txt.htm
174. Выготский J1. Психология искусства Ресурсы Internet-http://www.koob.ru/vigodskyvl/vigotskijpsihologiaiskusstva
175. Гаврилов А. Диалектика пустоты
176. Ресурсы Internet-http://pelevin.nov.ru/stati/o-dial/l .html
177. Генис А.Беседа десятая. Поле чудес: Виктор Пелевин. Ресурсы Internet-http://magazines.russ.ru/zvezda/1997/12/genisl.html
178. Гете И.В. Из собрания сочинений. Пер. С. Герье. Русская и мировая литература. Ресурсы Internet-http://www.infoart.perm.ru/art/books/goethe/gotha/gotha013.htm
179. Гладких И. Катарсис смеха и плача Ресурсы Internet-http://www.gladkeeh.boom.ru
180. Даниленко В. Инволюция в искусстве: постмодернизм в «Русской красавице» В.Ерофеева и «Чапаеве и Пустоте» В.Пелевина. Ресурсы Internet-http://www.islu.ru/danilenko/articles/postmodern.htm
181. Деревенская проза. Ресурсы Internet-http://www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=l&id=4099&tm=5
182. Достоевский Ф. Братья Карамазовы Ресурсы Internet-http://az.lib.rU/d/dostoewskijfm/text0110.shtml
183. Духовный отец русского пост-упыризма Ресурсы Internet-http://mutabor.land.ru/faseIist/Mamleev/mamot.htm
184. Елизаров М. Жизнь радостна. Ресурсы Internet-http://bookz.ru/authors/elizarov-mihail/elizarovzhizn/l-elizarovzhizn.html
185. Ерофеев.В.В В лабиринте.проклятых вопросов. Ресурсы Internet-http://aptechka.agava.ru/statyi/knigi/vlpv/vlpv8a.html
186. Залыгин С. Герой в кирзовых сапогах. Ресурсы Internet-http://www.shukshin.ru/article/zalygin.html
187. Залыгин С. Санный путь. Ресурсы Internet-http://www.lib.ru/PROZA/ZALYGIN/rsannyj.txt
188. Иванов В. Достоевский и роман-трагедия. Ресурсы Internet-http://az.lib.rU/d/dostoewskijfm/text0110.shtml
189. Ильин И. Аксиомы религиозного опыта глава пятнадцатая «О религиозном очищении» Ресурсы Internet-http://psylib.org.ua/books/iljii01/txtl5.htm
190. Катарсис и антикатарсис: социально-психологический подход к воздействию искусства.1. Ресурсы Internethttp://www.portalus.ru/modules/psychology/print.php?subaction=showfull&id=ll07277876&archive=1120045935&startfrom=&ucat=27&
191. Корнев С. Восточный постмодернизм, логика абсурда и «мышление между строк» Ресурсы Internet-http://old.russ.ru/journal/kritik/98-06-16/kornevO.htm
192. Крупин В. Виноваты ли русские писатели? Ресурсы Internet-http://zavtra.rU/cgi/veil/data/denlit/046/81 .html
193. Ланин Д. Виктор Пелевин и пустота российского самосознания Ресурсы Internet-http://pelevin.nov.ru/stati/o-prgd/l .html
194. Лейц Г.-А. Что такое психодрама? Пер. Ромека В. Доклад на 31-й линдауэровской психотерапевтической неделе, 1992. Ресурсы Internet-http://www.psychology.ru/romek/psychodrama/was03.htm
195. Лосев А. История античной эстетики.
196. Ресурсы Internet-http://www.e-lib.info/download.php?id=1120000982
197. Некрасов С. Виктор Олегович Пелевин: Ресурсы Internet-http://kulichki.rambler.ru/inkwell/
198. О страхах-2. Ресурсы Internet-http://www.russ.ru/istsovr/20021106ek.html
199. Ольшанский Д. «Убийца в белом халате» Ресурсы Internet-http://www.litera.ru/slova/kritika/sorok21.htm
200. Павлов Н. Художественное произведение и воспоминание Ресурсы lnternet-http://www.netslova.ru/pavlov/pv.html
201. Пелевин В. Вести из Непала. Ресурсы. Internet-http://pelevin.nov.ru/rass/pe-vene/1 .html
202. Ролло Мэй. Искусство психологического консультирования. Ресурсы Internet-http://www.igisp-klass.aha.ru/books/fragment/pl-5.htm
203. Рыклин М.Революция на обоях.
204. Ресурсы Internet-http://www.highbook.narod.ru/philos/rob/reklin.htm
205. Смирнов И. О прозе Сорокина и самопознании.
206. Ресурсы Internet-http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/6196/mp7-10/htm
207. Слово при вручении премии Солженицына Валентину Распутину Ресурсы Internet-http://magazines.russ.ru/novyimi/2000/5/solgen.html
208. Толстой Л. Крейцерова соната Ресурсы Internet-http://az.lib.rU/t/tolstojIewnikolaewich/text0240.shtml
209. Троскот Е. Структурные особенности прозы Виктора Пелевина.
210. Ресурсы Internet-http://pelevin.nov.ru/stati/o-str/l .html
211. Тырышкина E. Авангард и постмодернизм в русской литературе. Ресурсы Internet-http://avantgarde.narod.ru/beitraege/ov/etavangardpost.htm
212. Фейднмен Дж., Фрейгер Р. Абрахам Маслоу и психология самоактуализации. Ресурсы Internet-http://www.psychology.ru/dsatin/bookshelf/Feidimen.htm
213. Философские аспекты медицины. Медицина и искусство. Лекция А.Ф. Яковцова, Н.М. Вайншенкер. Ресурсы Internet-http://www.kharkov.ua/main/medic/JORNAL/41.htm
214. Цветение русского духа. Ресурсы Internet-http://www.rusk.ru/st.php?idar=711220