Точка зрения и ритм композиции нарративного текста (на материале произведений Дж. Джойса и В. Вулф)

Татару, Людмила Владимировна

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Точка зрения и ритм композиции нарративного текста (на материале произведений Дж. Джойса и В. Вулф)

Год: 2009
Автор научной работы: Татару, Людмила Владимировна
Ученая cтепень: доктора филологических наук
Место защиты диссертации: Саратов
Код cпециальности ВАК: 10.02.19

Диссертация по филологии на тему 'Точка зрения и ритм композиции нарративного текста (на материале произведений Дж. Джойса и В. Вулф)'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Точка зрения и ритм композиции нарративного текста (на материале произведений Дж. Джойса и В. Вулф)"

На правах рукописи

Татару Людмила Владимировна

ТОЧКА ЗРЕНИЯ И РИТМ КОМПОЗИЦИИ НАРРАТИВНОГО ТЕКСТА (НА МАТЕРИАЛЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ДЖ. ДЖОЙСА И В. ВУЛФ)

Специальность 10.02.19 - теория языка

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Саратов - 2009

003478381

Работа выполнена на кафедре теории, истории языка и прикладной лингвистики государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Саратовский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского»

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Борисова Мара Борисовна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Седов Константин Федорович

доктор филологических наук, профессор Дымарский Михаил Яковлевич

доктор филологических наук, профессор Штайн Клара Эрновна

Ведущая организация: государственное образовательное

учреждение высшего

профессионального образования «Московский педагогический

государственный университет им. В. И. Ленина»

Защита состоится «29» октября 2009 г. в часов на заседании диссертационного совета Д 212.243.02 в Саратовском государственном университете по адресу: 410012, г. Саратов, ул. Астраханская, 83, корпус XI.

С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского.

Автореферат разослан «/У» сёНТАЬЬл 2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Теория нарратива с самого своего возникновения, с 60-х годов прошлого века, опиралась на лингвистику (Греймас 1968, Тодоров 1975, Якобсон 1975, Barthes 1977, Genette 1980 и др.). Их последующее сближение привело к формированию в 80-90-е годы лингвистической теории нарратива. Тогда же начался нарративный (он же когнитивный) поворот, который захватил все гуманитарные науки и принял международный размах. Сегодня нарратология уже признана западными учеными когнитивной наукой (Fludernik 1996, Jahn 1997, Ryan 1998, Margolin 1999, Herman 2000). В ее основе лежат идеи В. Б. Шкловского, В. Проппа, М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, Б. А. Успенского и других ученых. Их традиции продолжаются в отечественном литературоведении (Седов 1992, 1993, Тюпа 2001, 2006, Тамарченко 2007, Шуников 2006 и др.), лингвистике (Падучева 1996, Андреева 1998, Губернская 2002, Леонтьева 2005 и др.), социологии, философии и психологии (Карабаева 2003, Троцук 2004 и др.). Но все же приоритетные позиции в мировой нарратологии нами утрачены. Сложившаяся ситуация и ряд приводимых ниже фактов объясняют актуальность данной работы:

1) понятие «нарратив» является сегодня ключевым для всех наук гуманитарного цикла, что ведет к его многочисленным разнодисциплинарным, часто метафорическим толкованиям и лишь обостряет проблему его терминологического определения и поиска объективных методов анализа; особенно остро данная проблема стоит перед отечественной лингвистикой нарратива;

2) нарратологи недооценивают категорию ритма и редко обращаются к ней, хотя ее универсальная объяснительная сила дает возможность возврата к поиску единых научных основ текста и типовой методики его анализа;

3) актуальная задача разработки методологической базы когнитивно-дискурсивной лингвистики, которая позволила бы «преодолеть опасность узкого когнитивизма, с одной стороны, и ограниченность коммуникативной лингвистики - с другой» (Кубрякова 2001), остается пока нерешенной; далека от решения и проблема выделения лингвистически релевантной единицы нарративного текста, с помощью которой можно объяснить действие коммуникативных и когнитивных механизмов текстоообразования и текстовосприятия в единстве; изучение нарратива в рамках коммуникативной традиции ведется давно и плодотворно, но его когнитивная природа нуждается в изучении, которое может наполнить более строгим лингвистическим смыслом понятия структурной и когнитивной поэтики;

В реферируемой диссертации нарратив рассматривается и как форма ментальной репрезентации, и как методологический конструкт интерпретации текста. Логика восприятия информации о «мире истории», представленной в сменяющих друг друга точках зрения, понимается как особый способ когниции.

Объект исследования - композиция нарративного текста.

Предмет - точка зрения как базовая структурная и ритмическая единица нарративного текста и дискурса.

Главная цель работы - создание теоретической модели интерпретации нарратива, отражающей когнитивную логику формирования и реконструкции целостного образа мира истории.

Исследовательские задачи:

1. Обобщение и критическое осмысление классических и новых трактовок нарратива, текста, дискурса, композиции и ритма и создание исходной методологической базы исследования.

2. Обоснование статуса точки зрения как строевой и ритмической единицы нарративного текста: выявление системы языковых средств формирования точки зрения, делающих ее отдельной, цельной, соизмеримой и регулярной единицей - сегментом текстовой сетки.

3. Разработка дискретно-континуальной теоретической модели интерпретации нарративного текста на основе системообразующей категории текстовой сетки - результата взаимодействия пространственной, темпоральной, нарративно-речевой и модальной сеток, порождаемых основными планами точек зрения.

4. Разработка комплексного метода анализа ритма точек зрения на основе выявления рекуррентных моделей их комбинаторики в каждом из названных видов текстовой сетки.

5. Обоснование когнитивной функции ритма точек зрения как основного фактора структурирования и восприятия динамической схемы событий, объективирующей образ мира истории - его глобальную репрезентацию.

повествователей и персонажей, порождающих отдельные субъективные миры внутри единого мира истории.

7. Композиционно-нарративный анализ знаковых произведений англоязычного модернистского искусства («Дублинцы» и «Улисс» Дж. Джойса, «Миссис Дэллоуэй» В. Вулф), выявление специфики ритма точек зрения в них и характеристика модели глобальной репрезентации мира модернистской истории.

Гипотеза исследования: логика формирования и восприятия нарратива определяется ритмом его структуры, возникающим в результате взаимодействия четырех текстовых сеток - пространственной, темпоральной, нарративно-речевой и модальной, - сегментами которых являются точки зрения в их специфических планах выражения.

Основные положения, выносимые на защиту:

1) точка зрения образует сложное единство когнитивного и коммуникативного способов концептуализации «мира истории», что делает ее оптимальной, многоплановой и наиболее самостоятельной единицей текста и одновременно - текстовой формой репрезентации концептов;

2) точка зрения представляет собой сегмент текстовой сетки, актуализирующий одновременно пространственный, темпоральный, нарративно-речевой и модальный уровни текста;

3) в когнитивном плане ритм точек зрения - это закономерность, обеспечивающая процессы накопления читателем «опыта проживания» событий через «чужие» субъективные миры и восприятия общей динамической схемы их репрезентаций; оба этих процесса обеспечивают реконструкцию глобальной ментальной репрезентации мира истории;

4) в коммуникативном плане точка зрения является главным и обязательным условием дискурса, стандартного или нарративного, а композиционный ритм точек зрения делает нарративный дискурс максимально эффективным;

5) в плане прагматики эффективность нарративного дискурса обусловлена еще предтекстовым знанием автора о том, какой путь пройдут персонажи в мире истории, и оптимальным способом кодирования этого знания в композиции, задающей основные координаты для его адекватной реконструкции читателем.

6) логика реконструкции мира модернистской истории определяется специфическим ритмом «схемы событий»; чередованиями фабульных событий (сегментов плана истории), которые заданы пунктирно, и значительных ментальных событий (сегментов плана дискурса), занимающих основное пространство текста;

7) в текстах Дж. Джойса и В. Вулф концептуальные смыслы ключевых слов определяются коммуникативными аспектами их представлений преимущественно через субъективные точки зрения персонажей;

8) главным значением глобальной репрезентации мира историй Джойса и Вулф является эпистемология ментального пути персонажа, завершающаяся переоценкой личностных ценностей.

Методологические прннцнпы работы определяются стремлением освоить опыт анализа текста, накопленный лингвистическими школами, так или иначе продолжающими идейный поиск «русского формализма». Концепция в целом опирается на дискретно-континуальное осмысление ;зыковых элементов, входящих в систему текста, на принцип соотношения общего и единичного, целого и его частей, дифференциальное™ и гармонии, ритма . и симметрии. Эти соотношения составляют общеметодологический базис структурно-динамической модели текстообразования, по-разному представленной классическими концепциями М. М. Бахтина, В. В. Виноградова, Ю. М. Лотмана, В. Н. Топорова и новыми концепциями текста когнитивного и коммуникативного направлений.

Существенную роль в данном исследовании играет методологический принцип научного синкретизма, установления отношений между разными аспектами одного явления, изучаемыми разными дисциплинами филологического цикла. Методологическая задача исследования состоит в «переводе» категорий нарратологии на лингвистическую базу. Характеристики нарратива, уже описанные в рамках структуралистской и коммуникативной традиций (М. М. Бахтин, Ю. М. Лотман, Б. А.Успенский, Ф. Штанцель, Р. Барт, Ж. Женетг, Л. Долежел, Дж. Принс и др.), осмысляются в контексте новых достижений когнитивной нарратологии (Д. Герман, М. Ян, М.-Л. Райан, М. Бал и др.), коммуникативной и когнитивной лингвистики.

Субъектно-речевой план выражения точки зрения потребовал привлечения методов грамматики текста, синтаксической стилистики (О. И. Москальская, Г. Я. Солганик), коммуникативной лингвистики (И. Р. Гальперин, М. Я. Дымарский, Н. В. Максимова и др.) и дискурсивного анализа (А. А. Кибрик, У. Чейф), модальный - использования категорий коммуникативной и текстовой модальности (А. В. Бондарко, А. Палмер и др.). При анализе концептуальной структуры текста применялись .методы изучения позиционной и семантической структуры текста, ключевых слов-символов (М. Б. Борисова, И. В. Арнольд), семантической решетки текста (А. А. Залевская), моделирования схем-репрезентаций событий. В значительной мере применяется метод количественного анализа, дающий объективные данные по соотношению в нарративном тексте сегментов плана истории (фабульных событий) и сегментов плана дискурса (субъективных представлений событий).

Все нарративные категории соотносятся с лингвистической категорией текстовой сетки, а ее анализ строится на принципах и методах ритмологии (Д. Аберкромби, Э. Бенвенисг, М. М. Гиршман, Т. Н. Шишикина, А. М. Антипова, Н. В. Черемисина и др.). Комплексный метод анализа ритма нарративного текста опирается на актуальное положение о междисциплинарной природе знания и является когнитивно-дискурсивным.

Материал для исследования общим объемом более 600 страниц (рассказы и романы Дж. Джойса и В. Вулф) потребовал рассмотрения доминант модернистского сознания, национальных и индивидуальных форм концептуализации действительности. Но предлагаемая в работе модель анализа является универсальной и может быть применима к текстам любого литературного метода, функционального типа и жанра.

Научная новизна диссертации заключается в том, что разработанная автором концепция ритма точек зрения, во-первых, дает методологически обоснованное толкование лингвистического содержания понятия «нарратив», во-вторых, обосновывает лингвистический статус его базовой единицы - точки зрения - и вводит в практику лингвистического анализа текста категорию текстовой сетки, в третьих, дает эффективное решение актуальной задачи разработки когнитивно-дискурсивного метода анализа текста, в-четвертых, вносит существенный вклад в изучение идиостилей Дж. Джойса и В. Вулф, так как объясняет смыслообразующую функцию ритма их текстов. Научная новизна диссертации заключается и в том, что в ней впервые обоснована логика реконструкции глобальной ментальной репрезентации мира истории и доказана определяющая эту логику функция нарративного ритма как результата взаимодействия четырех текстовых сеток - пространственной, темпоральной, нарративно-

речевой и модальной. Создана дискретно-континуальная модель интерпретации нарративного текста, опирающаяся на его формальные, лингвистические, когнитивные, лингвокультурные, коммуникативные, прагматические характеристики. Разработан новый комплексный метод анализа нарративного текста, базирующийся на универсальных принципах выдвижения, ритма и симметрии.

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что введение категории точки зрения в лингвистический обиход способствует развитию теории нарратива в когнитивном направлении, а создание многоуровневой модели интерпретации нарративного текста формирует базу для дальнейших разработок в области когнитивно-дискурсивной лингвистики. Эффективность разработжгэго метода анализа ритма текстовых сеток доказана комплексным анализом конкретных текстов Дж. Джойса и В. Вулф.

Практическая значимость исследования заключается в возможности использования результатов работы в практике вузовского и школьного преподавания: при разработке и чтении лекционных курсов по теории нарратива, лингвистике текста, когнитивной лингвистике, стилистике и теории интерпретации текста, спецкурсов по стилистическому анализу художественного текста, способам выражения точки зрения в тексте, пространственности, темпоральности, субъектно-речевой структуре, модальности художественного текста, лингвокультурной и языковой специфике текстовых форм отражения модернистского мировоззрения и т. д. Кроме того, результаты данного исследования могут использоваться и для разработок прикладного характера - в частности, для внедрения в процесс вузовского обучения интерактивных Интернет-проектов в духе популярного на Западе метода «оцифровывания нарративов» (digital story-telling). Это новая тема, чрезвычайно актуальная для теории межличностной и межкультурной коммуникации. Одним из примеров внедрения результатов исследования в практику стал разработанный автором спецкурс «Обучение иностранному языку Online», нацеленный на развитие медиадискурсивной компетенции студентов в окне дискуссионного форума «Russia and USA: Dialogue of Cultures» (http://wvvw.bfsgu.ru/forum/).

Апробация результатов работы. По теме диссертации опубликовано 42 работы, общий объем которых составляет около 50 п. л., в том числе учебное пособие «Лингвострановедение Англии» (Вахрушев Татару 2005), монография «Точка зрения и композиционный ритм нарратива (на материале англоязычных модернистских текстов)» (Москва 2009). Основные положения диссертационного исследования были представлены в виде докладов на научно-практических конференциях:

международных (Воронеж 2000, Москва 2006, Владимир 2006, Балашов 2007, Москва 2007), всероссийских (Пенза 1999, Саратов 2006, Санкт-Петербург 2007, Ульяновск 2007, Саратов 2008), межвузовских (Саратов 2006, Санкт-Петербург 2007) и др. Автором диссертации был разработан проект коллективного исследования «Формы отражения менталитета англичан и русских в языковом тексте», который был включен в темплан Министерства Образования и Науки РФ на 2006-2008 годы (регистрационный номер 6.17.06). В рамках этого финансируемого проекта под нашей редакцией был выпущен сборник научных трудов «Текст и языковая личность» (Балашов 2006), проведена межрегиональная конференция с международным участием «Текст. Дискурс. Жанр» (Балашов 2007). Диссертация была обсуждена на заседании кафедры теории, истории языка и прикладной лингвистики Института филологии и журналистики Саратовского-государственного университета (июнь 2009

г.).

Структура диссертации определяется спецификой темы, поставленными целями и задачами. Работа состоит из введения, трех глав, завершающихся выводами, заключения и библиографического списка. В практических главах - второй и третьей - содержатся таблицы и схемы, иллюстрирующие композиционные модели ритма нарративных структур анализируемых текстов.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во введении обосновываются актуальность темы, степень научной новизны, теоретической и практической значимости исследования, формулируются его цели и задачи, предмет и объект, гипотеза и положения, выносимые на защиту, характеризуются методологическая база и материал.

Глава I. Точка зрения н композиция нарративного текста Первая глава диссертации посвящена рассмотрению теоретических вопросов, связанных с изучением композиции, текста, дискурса и ритма. Особое внимание уделяется проблеме дефиниции нарратива, единицам его анализа, общей характеристике категории текстовой сетки.

В параграфе 1. «Композиция как объект филологического исследования», обобщаются базовые принципы изучения композиции художественного текста, сложившиеся под влиянием формалистической традиции (В. Шкловский, Б. Эйхенбаум, В. Жирмунский, Ю. Тынянов и др.), и характеризуется поле лингвистических исследований по композиционной проблематике. Это поле охватывает лингвостилистическую традицию изучения образа автора (М. М. Бахтин, В. В. Виноградов), теорию текста, опирающуюся на категории членимости

и интегративности, хронотопа, модальности, когезии и когерентности, которые являются функциями композиции (И. Р. Гальперин), коммуникативный и лингвопрагматический подходы к тексту, осваивающие сегодня тематику чужой речи, диалогизма, интертекстуальности и прецедентности (Н. В. Максимова, М. Я. Дымарский, В. И. Карасик, Г. Г. Слышкин и др.). В центре поля лингвистических исследований композиции находится стилистика декодирования, в рамках которой была разработана позиционная теория текста (И. В. Арнольд). Особую сферу составляет общеэстетический подход к композиционной форме текста, направленный на выявление способов реализации в нем фундаментальных законов ритма, гармонии и симметрии (Н. В. Черемисина, К. Э. Штайн и др.). Новое направление -лингвистическая теория нарратива, которая сосредоточена у нас в стране преимущественно на речевых экспликациях образа автора и на выделении разных типов повествования (Н. А. Кожевникова, Е. в! Падучева, Т. В. Губернская и др.). Есть исследования, развивающие французскую структуралистскую теорию сюжетосложения, которые используют категорию точки зрения (Андреева 1998, Леонтьева ^005, Филистова 2007), трактовки композиционно-образного строя рассказа с позиций грамматики текста (Шабликова 2007), лингвистические исследования фольклорного, летописного, политического нарративов (Петрухин 1996, Артеменко 1998, Кириллов 2007 и др.). Но пока еще лингвистика нарратива находится в России на этапе становления, обращения к языковой композиции редки (Ахметова 2002), а попыток синтезирования разных языковых планов композиции через категории точки зрения и ритма пока не было вовсе.

В параграфе 2, «Текст и дискурс», сопоставляются характеристики обозначенных в названии категорий.

На основе данных дискурсивного анализа (Чейф 1982, Кибрик 2003) мы выделяем следующие характеристики дискурса:

1) неоднородный, дробный речевой ритм, определяемый спонтанным чередованием коротких информационных единиц (ИЕ), совпадающих по объему с одной предикацией (клаузой),

2) аморфность и фрагментарность, большее, по сравнению с письменными текстами, количество нефинигных форм, предикаций, пауз, умолчаний и т. п., что объясняется спецификой работы сознания и памяти;

3) мозаичность дискурса, состоящего из пассажей, жанрово неоднородных фрагментов;

4) о цельности дискурса можно говорить только в том случае, если в нем прослеживается единство темы.

Далее мы выделяем отличительные признаки текста:

1) в отличие от дискурса, текст обладает цельностью, завершенностью, единством структуры, темы и жанра;

2) письменный текст отличается от дискурса тщательной продуманностью, а значит, полнотой языкового выражения и эффективностью композиционной структуры, т. е. выраженностью и завершенностью; в дискурсе есть начало, но он может не иметь завершения и часто не имеет его;

3) выраженность, цельность и отграниченность текста делают его материальным артефактом, «накопителем памяти» (Ю. М. Лотман); благодаря возможности перечтения текст преодолевает текущую «фокусную» природу человеческого сознания и позволяет ему улавливать «кванты информации» не только в пульсирующем ритме первичного дискурса, но антиципировать схему их повторяемости, суммировать их;

4) сумма «квантов текстовой информации» складывается в композиционную модель, анализировать которую можно не только на уровне клауз, но также на уровне более крупных речевых единиц, например, на уровне сложного синтаксического целого.

В качестве двух взаимообусловленных факторов, обеспечивающих текст цельностью и завершенностью, рассматриваются индивидуальный речевой стиль и ритм (Борисова 1970, Гиршман 1991 и др.), которые делают текст цельным знаком отдельности, уникальности языковой личности писателя. В отличие от когнитивистов, считающих основной единицей текстовой «модели мира» художественный концепт, объективируемый словом, мы рассматриваем в качестве таковой точку зрения. Концептообразующую силу слово обретает в ее контексте, дающем специфический «аспект представления» фрагмента мира личностью. Порождение, следование и объединение точек зрения в целостную композицию непосредственно связано с ритмом. Делается вывод о том, что индивидуально-стилевое единство любого произведения речи, в том числе, художественного текста, предполагает изучение именно композиционного ритма как главной его закономерности, что диктует необходимость рассмотрения включенности слов, номинирующих индивидуальные смыслы - концепты - в более крупные речевые единицы, составляющие ритмическую композицию текста - целостную форму явления языковой личности миру.

В начале третьего параграфа. «Ритм, метр и симметрия композиции текста», дается общая дефиниция ритма: ритм - это универсальная закономерность, регулирующая физиологическую, психоэмоциональную, эстетическую и речевую деятельность автора, которая фиксируется в иерархической структуре его речевого произведения в виде чередований периодичных единиц разных языковых уровней, а также

регулирующая процесс восприятия концептуальных смыслов текста читателем.

Далее ритм прозы характеризуется как композиционный. В связи с этим рассматривается вопрос о соотношении категорий ритма и метра. В работе метр понимается как определенная норма, мера соизмеримости художественных элементов и отношений, как закономерность ритма, обладающая достаточной определенностью, чтобы вызвать: а) ожидание подтверждения схемы повторяемости, б) специфическое переживание «перебоя» при ее нарушении. Синтагматическая периодичность текстовых элементов образует первичный ритм художественного текста Динамичность первичного ритма, связанного с суперсегментным, просодическим, заставляет исследователей соотносить ритм только с явлениями, протекающими во времени, то есть с процессом (Черемисина 1989, Антипова 1990, Васильева 1992 и др.). Однако ритм имеет и вторую форму существования - пространственную, образующую слепок процесса, протекающего во времени (Вейль 1968). Обнаружение симметрических структур художественного текста возможно только при рассмотрении соотношений достаточно крупных, композиционных единиц - точек зрения. Симметрия образует метрику или норму композиции текста, на фоне которой ощущается реальный ритм - смысловая динамика текстовой перспективы: «правый» компонент симметрической модели, сохраняя определенные признаки «левого», трансформируется как в формальном, так и в содержательно-смысловом плане. Имеются в виду, в первую очередь, начало и конец текста, то есть его сильные позиции. Антиципация содержания и формы текста становится возможной благодаря тому, что восприятие начала «по умолчанию» создает в сознании и схему проекций его развития. По мере развертывания эта схема нарушается, активизируя читательские интерпретационные стратегии, а в конце происходит сверка исходных возможностей решения проблемной ситуации с авторской версией.

Выделяются следующие функции композиционного ритма:

1) Коммуникативная: ритм организует композиционную структуру текста так, чтобы вызвать адекватную реакцию реципиента и задает программу его восприятия. Эта функция работает уже на этапе порождения текста.

2) Концептообразующая: ритм регулирует процесс формирования и восприятия «концептуальных смыслов», складывающихся в единую смысловую перспективу текста. Данная функция состоит в регулярной активации того или иного сегмента текстовой сетки, в представлении определенного объекта в определенном ракурсе. Повторы ключевых слов

обеспечивают регулярную репрезентацию концепта, а изменения ракурсов репрезентаций (точек зрения) определяют его динамику.

В конце параграфа представляется общая поуровневая модель интерпретации нарративного текста, полученная в результате осмысления соотношения категорий «текст/дискурс», «симметрия/ритм». Модель включает: 1) анализ «выдвигаемой» семантической информации, располагающейся в начале текста, позволяющей уловить его первичный смысл (гештальт) и вводящей первичные пространственно-временные ориентиры для реконструкции целостного «мира истории»; 2) постепенное «погружение в текст» посредством пошаговой интерпретации новой информации в последующих контекстах (точках зрения), создаваемой приращением новых (ритмообразующих) смыслов к уже известным значениям повторяемых (метрообразующих) единиц; 3) концептуальный анализ ключевых слов в симметричных фрагментах текста (начальном и конечном) в их динамике. Но это только этапы когнитивного анализа текстовой информации. Следующий, коммуникативно-дискурсивный уровень предполагает установление .субъекта говорения как «точки отсчета», коммуникативной позиции, выбираемой автором для выдвижения ключевых концептов. Важен ракурс их представления в режиме «свое - чужое» в разных типах нарратива, в большей или меньшей степени эксплицирующих авторскую модальность.

Четвертый параграф. «Логика нарративного текста и дискурса». посвящен проблеме дефиниции нарратива, отвечающей задаче объяснения когнитивной логики истории.

В зарубежной нарратологии нарратив понимается по одному из трех оснований: 1) как особый тип текста, содержание которого в большей или меньшей степени соответствует прототипическим свойствам истории; 2) как ментальная репрезентация, отличная от всех других форм мысли своим глобальным характером (целостный образ мира истории, получаемый только в результате конвергенции всех когнитивных операций, происходящих в процессе порождения и восприятия этого мира); 3) как модель дискурса — особая форма коммуникации, определяемая особым когнитивным стилем субъекта и его прагматическими установками (Ryan 2007, 2008; Herman 2009). Склоняясь к первому, текстовому подходу, мы предлагаем не строить определение нарратива по принципу бинарной оппозиции, а определить нарративные тексты как «расплывчатое множество» (a fiizzy set) текстов разных степеней нарративности, группирующихся вокруг прототипических представителей истории. Мы выделяем три прототипических свойства нарратва: (1) уникально структурированный временной ход событий, отличный от общих тенденций, который (2) вносит дисбаланс в стабильную модель мира

участников событий (3) и передает субъективный опыт проживания дестабилизации жизни посредством использования повествователем «своей» или «чужой» позиции восприятия этого опыта. Эти признаки сохраняются в любом конкретном нарративном тексте и в любой ситуации общения. Понятие «степени нарративности» может связываться или с историей, или с дискурсом. Один и тот же текст может быть абсолютно нарративным в первом смысле и демонстрировать низкую нарративность во втором, если он сообщает полноценную историю, но прогрессия событий замедляется описаниями, комментариями и ретроспекциями.

Хотя условия определения нарративного текста классифицируются по разным критериям, у него есть общий структурный принцип - ритм, организующий следование и объединение речевых единиц в единство и порождающий особую нарративную логику - логику реконструкции глобальной ментальной репрезентации истории. Если нарративы повседневного дискурса спонтанно-динамичны и не предполагают фиксации в виде жанрово однородного цельного текста, то художественный нарратив - это способ динамического выстраивания автономного «мира истории», в котором представлена одна из возможностей решения конкретной проблемной ситуации. Нарратив является специфической формой когнитивной логики, порождающей особый ритм нарративного дискурса, результатом и главной единицей которого является нарративный текст. Нарративный дискурс - это нарративно организованное событие, вовлекающее двух и более людей в информационный обмен с помощью текста, содержащего историю.

В конце параграфа называются те условия, которые должны включаться в когнитивно-дискурсивное определение нарративного текста:

1) формальное условие: цельность и завершенность формы текста, которая обладает линейно-ритмической структурой, отражающей процессуальность речемыслительной деятельности автора, и статично-симметрической структурой, являющей собой фиксированный результат (слепок) этой деятельности;

2) лингвистическое условие: наличие соизмеримых текстовых единиц, имеющих специфические языковые планы выражения, которые объемно и содержательно оптимальны для обнаружения композиционно-ритмических закономерностей не только в рамках отдельных фрагментов, но в рамках целого текста;

3) когнитивное условие: процесс категоризации и концептуализации мира фиксируется в виде индивидуально-специфичной глобальной ментальной репрезентации «мира истории», которая порождает аналогичную глобальную репрезентацию в сознании реципиента и служит источником ее интерпретаций

4) лингвокультурное условие: глобальная репрезентация истории одновременно отражает некоторые инвариантные способы мировосприятия, разделяемые всеми носителями лингвокультуры, к которой принадлежит автор текста (языковая личность как когнитивно-дискурсивный инвариант - Гришаева 2006);

5) коммуникативное условие: нарративный текст должен представлять определенное решение проблемной ситуации в фиктивном мире истории, отдаленном от актуального мира читателя, но которое может стать метавозможностью, переносимой читателем на актуальные жизненные ситуации;

6) прагматическое условие: индивидуальная завершенная форма текста (композиция) детерминируется интенцией субъекта коммуникации - чем тщательней продумана схема причинно-следственных отношений между элементами мира истории и их трансформациями, тем эффективнее дискурсивный процесс.

Весь этот спектр условий отвечает универсализирующему подходу, принятому в данном исследовании, но из них можно выбирать одно или несколько условий для формулировок определений нарратива, релевантных для целей разных исследований.

Пятый параграф, «Точка зрения как базовая единица композиции нарративного текста», включает три пункта: 5.1) «Композиционные функции сверхфразового единства и абзаца», 5.2) «Точка зрения, фокализация и перспектива» и 5.3) «Языковые планы выражения точки зрения в нарративном тексте. Понятие текстовой сетки».

Центральной категорией нарратива является точка зрения (Шмид 2003, Успенский 1995). Целесообразно ее рассматривать и в качестве базовой единицы нарративного синтаксиса.

Нарратологи используют термины «точка зрения» и «фокализация» как взаимозаменимые, регулирующие и коммуникативный процесс рассказывания, и когнитивный процесс понимания истории. Мы доказываем, что это не совсем равнозначные понятия. Понятие точки зрения является более объемным и содержательно-синтетичным. Оно включает в себя и пространственно-временную позицию субъекта (когнитивный фактор формирования аспекта фокализации), и его «голос» (фактор формирования нарративного дискурса), и его аксиологию (фактор формирования концептуальных смыслов текста). Переход от одной точки зрения к другой редко происходит без перехода от одного сверхфразового единства к другому, хотя точка зрения может совпадать с одним предложением. Фокализация расчленяет точку зрения на более дробные фрагменты - «кадры», совпадающие с предложениями или даже клаузами. Поэтому точка зрения - это иерархически высшая единица композиции

повествовательного текста, его сегмент, в котором все четыре плана мира истории - пространственный, временной, субъектно-речевой и модальный — синтезированы и управляемы одним субъектом восприятия и/или говорения. Точка зрения - это наиболее самостоятельная многоуровневая единица текста, содержание которой представляет одно завершенное, мотивированное фабулой событие или состояние с позиции рассказчика или участника мира истории.

Два первых плана вместе образуют объектный план композиции. Объектным мы его называем потому, что, соответствуя категориям сюжета и хронотопа, пространственно-временные ориентиры «мира истории» отражают когнитивные способы концептуализации фрагмента мира и предназначены для «ментального зрения» читателя (Тюпа 2006, с. 35-48). Третий, субъектно-речевой (дискурсивный) план текста, организует общую стратегию внутритекстовой коммуникации и предназначен для «ментального слуха» читателя. Сферой пересечения пространственно-временного и субъектно-речевого планов текста является текстовая модальность - категория, в которой главным является выражение ценностно-оценочного отношения автора к тому, о чем он говорит (Виноградов 1950, Солганик 1984, Ильенко 1989 и др.).

Категория фокализации, как ее мыслил Ж. Женетт, предполагает технические способы реализации каждого из языковых планов точки зрения в тексте. Наше понимание данной категории близко пониманию В. И. Тюпы: это особый уровень коммуникации между автором и читателем, идущий через смену «кадров внутреннего зрения», детализирующих событийно-объектный план композиции, поскольку фокусировка внутреннего зрения постоянно меняется от предложения к предложению (Тюпа 2006, с. 58). Фокализация способствует коммуникативному выделению языковых форм репрезентации определенных объектов мира истории, представляет эти объекты в режиме различения фигура - фон. Сам факт попадания определенного объекта в «фокус видения» сигнализирует о его ценности для субъекта фокализации. Этот объект мы называем фокальным, а его денотат рассматриваем как «сакральный центр» текстового пространства. Выделение одного фокального объекта в отдельное предложение или короткий абзац-диктему (М. Я. Блох) внутри сверхфразового единства (СФЕ) способствует его актуализации.

Логика наших рассуждений подтверждается анализом двух фрагментов из романа В. Вулф «Миссис Дэллоуэй».

В конце параграфа (п. 5.3) дается характеристика категории текстовой сетки. Точка зрения является единицей сегментации текстового континуума, формально совпадающей с СФЕ. Ее семантическая структура создается четырьмя основными языковыми планами, функционирующими

как отдельные сетки текста - пространственная, темпоральная, нарративно-речевая и модальная, - которые взаимодействуют между собой, формируя общую текстовую сетку. Текстовая сетка понимается как линейная категория текста, образуемая совокупностью средств морфологического, синтаксического и лексического уровней, обеспечивающих ориентацию читателя в мире текста (ср.: Ноздрина 2001). Категория дейксиса организует все текстовые сетки, составляя общее семантическое ядро их сегментов, а у остальных есть специфические языковые формы выражения. Чередование сегментов каждой из четырех сеток создает определенный ритмический рисунок на каждом из соответствующих уровней. В то же время, стоящее за каждым из уровней текстовой иерархии единство индивидуального сознания художника предопределяет их резонанс, суммирование уровневых ритмов в макроритм композиции.

Глава II. Пространство и темпоральность нарратива

Вторая глава начинается с лингвокультурной характеристики модернизма, модернистского менталитета и дискурса. Затем на базе нарративных и лингвистических категорий характеризуются два вида текстовой сетки - пространственная и темпоральная.

В параграфе 1. «Лингвокультурные доминанты модернистского сознания», рассматриваются термины «модерность» и «модернизм», выделяются ключевые реалии эпохи и характеризуются особенности их отражения в Евро-Американском модернистском искусстве и дискурсе.

Эпоху модерна отличает от всех остальных особая идеология «креативной деструкции», вызванная радикальным

переструктурированием социальных отношений (Jameson 1991, Pinkney 1989). В процессе распространения империй промышленный капитализм неоднократно переживал кризисы сверхаккумуляции, что привело к революционным научным открытиям, технологическим изобретениям, и как следствие - к фундаментально новому восприятию реальности как пространственно-временной компрессии и к специфическим эстетическим формам ее воспроизведения (Connor 2003). Реакция на утраченную цельность мира сделала художественное сознание психотическим, деперсонализованным (Руднев 1999). Монтаж гетерогенных фрагментов опыта стал техническим принципом создания автономных художественных систем - неомифологических универсальных моделей мира, в которых ценностную значимость обретают деформации «объективного» пространства и времени субъективным сознанием.

Научно-технологическая сфера жизни породила концепты «относительность», «атомарность», «воздухоплавание, эфир, телеграф»,

«кинематограф», «психоанализ», «миф, архетип», «поток сознания» и др., политическая сфера - концепты «метрополия - колония», «мировая война», «колониальная война», «революция» и др. Инвариантными признаками модернистского пространства и времени являются урбанистичность, предельная временная, топографическая и социально-историческая конкретность, которые представляют «здесь-и-сейчас» истории как тупик, обесцененную цельность, а личность - как обесцененное «социальное тело». Притом, что эти лингвокультурные концепты относятся к разным референтным сферам, их содержание объединяет один общий когнитивный признак - «деконструкция», «распад на части». Именно этот признак стал доминирующим в осмыслении человеком новой эпохи новой картины мира, и он же определил характерные черты модернистского дискурса: I) разрыв с традиционными ценностями и причинно-следственными связями посредством неомифологического моделирования реальности; 2) деформация пространственно-временных отношений; 3) сведение представления об объективном мире к бытию субъективного сознания, использование техники «потока сознания»; 4) бессюжетность; 5) интертекстуальность.

В пункте 1.2 рассматриваются национальная и универсальная составляющие модернистскиих картин мира В. Вулф и Дж. Джойса.

Английский модернизм представлял собой соединение двух типов дискурса: «английскости» (Еп§НзЬпезз) - политически нормативного универсализирующего типа для капиталистического колониального строя - и модернизма, эстетически нормативного типа для литературы начала XX века (ЕБ1у 2004).

С одной стороны, концептуализация мира Вирджинии Вулф определялась метропольным восприятием. «Английскость» ее мировоззрения прочитывается в этнографически маркированном хронотопе, в имперских и социально-классовых амбициях. С другой стороны, ее эксперименты с техникой изображения «обычного сознания в обычный день», с моделированием нового мифопоэтического хронотопа и «женского письма», ее стремление придать тексту атомарно-волновую структуру могли появиться только у человека XX столетия. Тем не менее, «имперская английскость» помешала В. Вулф достичь того масштаба универсализации дискурса, которого достиг Джойс.

Джеймс Джойс объявил разрыв с локальными ценностями, определяющими его «культурный тип» (семья, Ирландия, искусство, католичество). Но экстремальный индивидуализм Джойса парадоксально стал катализатором, проявившим в его произведениях типические черты ирландской идентичности в самой концентрированной форме: 1) неприятие Англии как господствующей политической силы; 2)

схоластичную логику мышления как производное католической ортодоксии и одновременно протест против католических догм; 3) ирландскую музыкальную одаренность, сказавшуюся в отточенной звукосимволической и ритмической структуре его текстов; 4) специфический сниженный юмор, источником которого является ирландский фольклор и др. Но Джойс-модернист выходит далеко за рамки провинциального микрокосма Ирландии. Его «Улисс» - это «произведение-космос», «энциклопедия и литературная сумма» (Эко 2003). Композиционно этот космос отразился: 1) в сложной символике романа - в разработанных Джойсом схемах каждый из 18 эпизодов соотносится с определенным искусством или наукой, цветом, частью тела человека; в целом эти символические ассоциации представляют весь спектр и ритм телесной и духовной жизни человека; 2) в интертекстуальных связях романа с Гомеровской «Одиссеей», с Библией, Шекспиром, а также с текстами других функциональных сфер (журналистика и пресса, наука и эзотерика, официально-канцелярские документы и частная переписка и др.); 3) в использовании всей повествовательной палитры - от лирической субъективности (в первой части) и миметического стиля воспроизведения жизни в «поперечном разрезе» (через диалоги) до «потока сознания», воспроизводящего способ мышления человека вне зависимости от его социальных, национальных и возрастных характеристик (вторая и особенно третья части романа); 4) в глобальной задаче расширить сюжетные рамки (один день жизни обыкновенных дублинцев) до континуума, вмещающего развитие всей человеческой цивилизации.

В параграфе 2. «Представление концепта «Тело человека» в романах «Улисс» и «Миссис Дэллоуэй», дается анализ, который строится по общей модели, описанной в конце третьего параграфа первой главы, но с акцентом на фреймово-гештальтные представления концепта.

Анализ показал, что в знаковых романах Джойса и Вулф представлены два вида тела - 1) физическое, социальное, осмысленное как вырождающаяся марионеточная структура, и 2) воображаемое, асоциальное тело как вместилище живого интеллекта, способ бегства от реальности. Первое актуализировано в контекстах, представляющих «тело человека» с внешней позиции нарратора, второе - в контекстах внутренних «фантазийных» дискурсов персонажей. Личностные смыслы, вкладываемые в данный концепт Дж. Джойсом и В. Вулф, определяют варианты его представлений: мистическая форма связи всего со всем, присутствия всего во всем у Джойса и умозрительная форма компенсации женской идентичности у В. Вулф.

Хотя Джойс не указывает в своих схемах «телесного символа» первой части, частотный анализ позволяет назвать его со всей определенностью - «голова». В последующих эпизодах указанные Джойсом символы («почка», «легкие», «гениталии» и т. д.) соотносятся с содержанием зачастую нелогично. Исходный, «эмбриональный» образ головы получает в новых контекстах новые значения, постепенно оформляясь в некий глобальный организм. Слова телесной семантики образуют слоты «анатомического фрейма», причем «голова», «туловище», «руки» и «ноги» составляют субфреймы, складывающиеся в вертикальную структуру, а слова, обозначающие внутренние органы, кровь и даже «белые кровяные шарики» (у Джойса) образуют слоты тела в «поперечном разрезе». В «Миссис Дэллоуэй» физиологическая, внесоциальная составляющая тела отодвигается в «фон», главными аспектами являются социальный и интеллектуальный. Табуированная сфера телесной жизни, акцентированная в «Улиссе», у В. Вулф отсутствует.

Предметно-понятийное и образно-гештальтное содержание концепта «голова человека» развивается в 9 эпизоде романа, «Сцилла и Харибда», по схемам Джойса символически соотнесенном с «мозгом». Вновь оно преломляется через сознание героя-интеллектуала, Стивена, чья внешняя и внутренняя речь перебивается репликами второстепенных героев-оппонентов. Последние вводятся рекуррентной нарративной конструкцией «он сказал». Оппоненты Стивена представляются в ней как «говорящие головы» нелицеприятного вида: «блескоглазый рыжепорослый череп», «лысорозовая тыква», «гагачье яйцо головы» и т. д. Повторы подобных метафор и метонимий в одной синтаксической модели (N - V) представляют концепт «голова модернистского тела» оценочно, как функцию паралитичного интеллекта культурной элиты Ирландии.

В отличие от этого типа концепта, в тропеических контекстах дискурса Стивена выдвижение получают интеллектуальные признаки головы: «ум», «мозг», «мысль», «память», «воображение». Образная сфера данного концепта, перекликаясь с таковой в начальном эпизоде, формируется ассоциативным принципом модернистского дискурса: 1) голова (тело) человека - имя, «венец и меч» героя —► миф_(«Stephanos, my crown. My sword») —» 2) Дедал (отец) и Икар (сын, потерявший отца) («Fabulous artificer. The hawklike man. ... Lapwing. Icarus. Paler, ait») —* 3) тело - родство, предательство, прелюбодейство и изгнание - сквозные мотивы в творчестве Шекспира и Джойса —► 4) тело - художественный образ, медиатор времени и пространства («As we, or mother Dana, weave and unweave our bodies, Stephen said, from day to day, their molecules shuttled to and fro, so does the artist weave and unweave his image...») etc.

В романе «Миссис Дэллоуэй» представлены два аналогичных вида тела - материальное, гендерное и воображаемое «женское модернистское тело», преодолевающее стереотипы культуры. Первое реализуется через повторы номинаций тела и его частей, которые вписаны в социально-сатирические нарративы от деперсонапизованного повествователя-наблюдателя. Они представляют типичного англичанина эдвардианской эпохи как марионетку, автоматически выполняющую выработанные столетиями модели поведения: «7а// men, men of robust physique, well-dressed men with their tail-coats and their white slips and their hair raked back who, for reasons difficult to discriminate, were standing in the bow window of Brooks's with their hands behind the tails of their coats <...>. At once they stood even straighter, and removed their hands, and seemed ready to attend their Sovereign, if need be, to the cannon's mouth, as their ancestors had done before them». Тендерная концептуализация тела с внутренней позиции Клариссы Дэллоуэй также связана с социальными реалиями, но она порождает особый образ монархии как чего-то магического, окруженного светящимся ореолом: «Clarissa guessed; Clarissa knew of course; she had seen something white, magical, circular, in the footman's hand, a disc inscribed with a name, -the Queen's, the Prince of Wales's, the Prime Minister's? - which, by force of its own lustre, burnt its way through...». Такое представление тела занимает основное пространство романа.

«Воображаемое модернистское тело» представляется редко, исключительно во внутренних монологах, создающих эффект «транспозиции в фантазм» героини: «But often now this body she wore (she stopped to look at a Dutch picture), this body, with all its capacities, seemed nothing - nothing at all. She had the oddest sense of being herself invisible; unseen; unknown; there being no more marrying, no more having of children now...». Когнитивные признаки «невидимость», «безбрачие», «бездетность» и пр. формируют представление о «воображаемом теле» как о ментальной проекции женского сознания, способе снятия ограничений, накладываемых маскулинной культурой.

Параграф 3 называется «Мифопоэтический хронотоп и просгранствоцентризм текста». В нем характеризуется абстрактная теоретическая модель нарративного пространства.

Характеризуется литературоведческая традиция, которая показала кардинальное значение хронотопа для структурирования повествования и его ритмизации (Бахтин 1975, Сапаров 1974, Лотман 1970, 1996 и др.). В качестве главного методологического ориентира для понимания соотношения пространства и текста принимается концепция мифопоэтического хронотопа В. Н. Топорова (Топоров 1983). Наиболее значимыми для работы являются следующие функции: 1) хронотоп

структурирует текст «геометрически», позволяя анализировать его с помощью таких категорий, как точка, прямая, расстояние, сфера, ось, симметрия; 2) в то же время, антропоцентричность текстового пространства делает его «мерность» не абсолютной, а динамичной; 3) хронотоп актуализирует мифологему пути как сюжетно-событийную и субъектную ось текста; 4) хронотоп влияет на акт интерпретации благодаря «настраиванию Я на ритм внешнего мира (текста)» (Топоров 1983, с. 228).

Нарративное пространство текста понимается как среда, окружение, в котором живут и перемещаются участники мира истории. Выделяются следующие структурные параметры пространства нарратива: 1) отграниченность; 2) полевая организация: «обжитой», ценностно организованный сакральный центр - «чужая» периферия; 3) отграниченность линейного расстояния между центром и периферией двумя крайними точками или локусами - началом пути и его концом; 4) «антропоморфичный код».

Далее обобщаются значимые результаты исследований проблемы отражения пространства в языке с позиций семантики, теории референции и когнитивной лингвистики (Степанов 1994, Апресян 1995, Падучева 1996, Кубрякова 1997, Гак 1998, Болдырев 2000 и др.). В своей совокупности они коррелируют с семиотической концепцией мифопоэтической модели мира В. Н. Топорова, хотя основное внимание уделяется лексическим средствам вербализации внеязыковой действительности.

В параграфе 4. «Пространственный план точки зрения и пространственная сетка текста», обозначенные аспекты нарратива определяются теоретически, предлагается метод их анализа; в подпунктах 4.1. и 4.2 дается анализ ритмических моделей нарративного пространства в романе В. Вулф «Миссис Дэллоуэй», в рассказах Дж. Джойса «Встреча», «Сестры» и «Мертвые».

Пространственный план точки зрения формирует пространственную сетку текста: совокупность средств морфологического и лексического уровней, обеспечивающих ориентацию читателя в пространстве нарратива. Эта сетка строится на базовом принципе соотношения объективного пространства истории (ПИ) и субъективного пространства дискурса (ПД). Как линейная категория пространственная сетка расчленяет текст на сегменты - точки зрения. Средствами выражения одной индивидуальной точки зрения в пространственном плане являются следующие языковые компоненты: 1) дейктический центр (я, он), точка отсчета пространственных ориентиров; 2) номинации объектов и локусов мира истории; 3) глаголы движения, наречия, предлоги места и направления (come/go, up/down, left/right, in/out,

on/under, etc.). Как когнитивная категория сетка текста моделируется авторским целостным видением пространства истории, которое имеет фреймовую структуру.

Фреймы - это крупные фрагменты локализации событий (дом, город, страна, континент и т. д.). Сегмент пространственной сетки текста -индивидуальная точка зрения - представляет собой субфрейм базового уровня, аналогичный пространству театральной сцены. Субфреймы вкладываются во фреймы, а фреймы образуют единый гиперфрейм пространства истории. Субфреймы организованы фокапизацией: фокус внимания героя или нарратора составляет фокальный объект, «фигура» на «фоне» сцены. Кадры фокализации меняются внутри субфрейма. Номинации фоновых объектов образуют периферию «поля видения» (микрополя субфрейма), распространяющегося на границы СФЕ и/или абзаца.

В тексте может быть не одна, а несколько конфликтующих точек зрения, порождающих несколько индивидуальных пространственных перспектив. Пространственная сетка может быть, соответственно, однородной, отражающей единственную индивидуальную перспективу или складываться в суммарную структуру, в которой переплетены или даны контрастно несколько перспектив. Смена дейктического центра и денотатов локусов маркирует дейктический сдвиг - переход или к следующему «субфрейму» данной перспективы, или к субфрейму другой индивидуальной перспективы.

Фреймы и гиперфреймы создают геометрию, топографическую модель пространства истории, приближенного к объективному. Индивидуальные перспективы структурируют динамическое пространство дискурса, которое деформирует «объективное» пространство истории. Формы деформации пространства истории в текстовой сетке анализируются с помощью кинематографического термина «план изображения». Всего мы различаем четыре плана: 1) дальний, 2) средний, 3) крупный и 4) натуралистически крупный план:

1) Дальний план - это сегмент текста, в котором объективное пространство истории максимально стягивается. Здесь единая точка зрения может охватывать практически безграничное поле видения со множеством мелких объектов (zoom out), и потому в этом сегменте пространство истории может до бесконечности превышать пространство дискурса (ПИ > соПД).

2) Средним планом пространство дается в сегментах, описывающих один субфрейм - сцену, которая организована обозримым множеством объектов. Степень обобщения или стяжения фабульного пространства здесь значительно уменьшается и устанавливается реальный режим

изображения, масштабы объективного пространства мира истории и субъективного пространства дискурса становятся соизмеримыми: ПИ ~ ПД или ПИ > ПД.

3) В сегменте текста, представляющем один объект крупным планом, с очень близкой дистанции, масштаб изображения резко увеличивается (zoom in), вследствие чего ПИ < ПД.

4) Натуралистически крупный план - это сегмент текста, в котором используется самая сильная форма растяжения ПИ: ПИ <<о ПД.

Чередование субфреймов определяет ритм пространственной сетки, а ее метричность ощутима в повторах ключевых номинаций локусов и дейктических центров.

Типология точек зрения в пространственном плане строится на принципе шкалы, в диапазоне которой различаются разные степени противопоставления или слияния позиций субъектов восприятия. Три основных типа пространственной точки зрения - внешняя точка зрения повествователя; переменная точка зрения (повествователь/персонаж); внутренняя точка зрения персонажа. Они определяются типами повествователей, которые рассматриваются в третьей главе работы.

В пространственной сетке первого рассказа из сборника Джойса «Дублинцы», «Сестры», три фрейма: 1) дом, в котором Я-повествователь живет со своими опекунами (2 страницы), 2) улица возле дома священника (2 стр.), 3) дом сестер священника (4 стр.). Логика чередования фокальных объектов внутри этих статичных фреймов такова: фоновые объекты реальной сцены-субфрейма сменяются одним объектом-«фигурой», а затем - фокальным объектом внутреннего восприятия. Ритм смены субфреймов складывается в такую последовательность: у дома священника (реальный план ПИ) —» паралич священника (ирреальный, внутренний план ПД) —► в доме опекунов (реальный план ПИ) —»• «серое лицо паралитика» (ирреальный план ПД) —► у дома священника (реальный план ПИ) —* образ священника (ирреальный план ПД) —* в доме сестер священника (реальный план ПИ). Эти колебания образуют своеобразную композиционную спираль, которая начинается в точке ирреального субфрейма (фантазм вокруг слов «паралич» и «смерть»), а заканчивается реальным («в комнате сестер») (Схема 1).

The Sisters План реального пространства истории

План

ирреального

пространства

дискурса

_Фрейм 1

In the suroer room

The priest the dream (the grey face of the paralytic)

_Фрейм 2

Great Britain Street

The priest

the dream (the grey face of the paralytic)

_Фрейм 3

In the priest's houge

The priest's smile

Соотношение реального и ирреального субфреймов в пространственной сетке текста асимметрично: в первой части сегменты ирреальности составляют около 40%, во второй - 80%, в третьей - 1%. Асимметрия гиперфрейма первого рассказа «Дублинцев» задает логику, по которой выстраивается перспектива пространственной сетки, общая для всех последующих рассказов сборника. Рассказ «Встреча», например, второй в цикле, перекликается с первым в плане гиперфрейма, выбора субъекта перспективы и, соответственно, концептуализации мира истории. В этом отношении два начальных рассказа сборника уже образуют ярко выраженную модель переносной симметрии, причем во втором тематический и концептуальный планы текста (острота психотравмирующего детского опыта) усилены, даны более эксплицитно. Принцип усиления смысла единого образа духовного паралича из рассказа в рассказ является общим для всего сборника. Сохраняется в пространственной сетке «Дублинцев» и соотношение двух планов: план реальности (ПИ) постепенно увеличивается в объеме, занимая к концу (в последнем рассказе «взрослого» цикла - «Милость Божья») практически все сегменты сетки. Но в заключительной повести, «Мертвые», восстанавливается баланс соотношения двух планов. По соотношению двух планов тексты первого и последнего рассказов образуют обратную пропорцию или зеркальную симметрию. В Таблице 1 приводится процентное содержание сегментов ирреального. фантазийного пространства (ПД) в пространственных сетках рассказов «Сестры» и «Мертвые»:

Таблица 1

Рассказ Часть 1 Часть 2 Часть 3

Сестры 40% 80% 1%

Мертвые 5% 17% 40%

В параграфе 5, «Ритм пространственной сетки на уровне архитектоники текста, рассматриваются ритмо- и смыслообразующие функции объемно-прагматического членения текста.

Для художественного, особенно модернистского, текста характерно несовпадение границ между абзацами и СФЕ. В соответствии с теорией М. Я. Блоха мы различаем три типа СФЕ: кумулему, оккурсему и диктему (Блох 2004). Если основные функции СФЕ - тематизация, стилизация и организация субфрейма (сцены, изображенной с определенной точки зрения), то основная функция абзацного членения - создание темпа-ритма: межабзацные паузы длиннее пауз между предложениями и синтагмами, в связи с чем членение текста на короткие абзацы ведет к прерывистому, дробному ритму, а на длинные - к ускоренно-плавному (Солганик 1991 и др.).

Анализ архитектоники сборника Джойса «Дублинцы» показал тенденцию замедления ритма повествования к концу за счет увеличения объема каждого последующего цикла («Детство» - 21 страница, «Юность» -26 стр., тетралогия «Частная жизнь взрослых дублинцев» - 38, трилогия «Политическая жизнь» - 47 страниц, повесть «Мертвые» - 41 страница) и постепенного уменьшения объема абзацев. В Таблице 2 приводятся данные по содержанию абзацев длиной в одну или две строки в каждом рассказе книги в порядке их следования друг за другом':

Таблица 2

Номер рассказа ] 2 3 4 5 6 7

Кол-во коротких абзацев 61,3 % 37,5% 45,5% 50% 26,1 64,8 25,8%

Номер рассказа 9 10 11 12 13 14 15

Кол-во коротких абзацев 62,6% 47,4% 9% 18% 70% 51,« 77,7 У, 67,5 %

Дробный абзацный ритм первого, шестого, восьмого и четырех последних рассказов определяется большим содержанием в них диалогов и полилогов. В этих рассказах примерно на каждые один-два абзаца

1 Расчет производился так: в 1-м рассказе - всего 75 абзацев, из них длиной в одну-две строки - 46; 75 -100%; 4600: 75 = 61,3%.

приходится один необычно малого объема2. Преимущественно плавный ритм архитектоники детского цикла и «Юности» и замедленный, дробный ритм «Взрослой жизни» образуют зеркальную симметрию «Дублинцев»: композиционный слом проходит точно в середине - в конечном рассказе юношеского цикла «Пансион» (№ 7).

Обратная ритмическая закономерность объемно-прагматического членения текста прослеживается в «Улиссе»: начиная с преимущественно дробного разбиения текста на части, эпизоды, части эпизодов и абзацы, Джойс постепенно наращивает их объем к концу романа. Последний эпизод романа (его финальная сильная позиция) - это 62 страницы потока сознания Молли Блум, в котором средний объем абзаца - 10,3 страницы. Такой тип архитектонического членения маркирует гипертрофированный интерес автора к тайнам бессознательного женщины.

В пункте 5.2.. «Архитектоника и перспектива модернистского текста», рассматривается другая функция объемно-прагматического членения - функция монтажа «кадров» изображения, которая отвечает за структурирование текстовой перспективы. Объем абзаца играет роль «кадровой рамки», охватывающей сегмент текста. Он обусловлен дистанцией наблюдения: чем больше абзац, тем дальше точка зрения и сильнее эффект «птичьего полета». С уменьшением абзаца сокращается поле зрения, усиливается детализация и устанавливается крупный план видения.

Нарративная техника, использованная Джойсом в «Улиссе», принципиально кинематографична. В эпизоде «Блуждающие скалы», например, 19 разделенных графически (звездочками) сцен, подобно кинокамере показывающих разных персонажей синхронно в разных местах. Кинематографичным текст эпизода становится и благодаря кадрам-диктемам - отдельным предложениям внутри сцен-субфреймов, которые тематически выпадают из СФЕ-оккурсемы и затрудняют восприятие информации. В результате получается суммарная перспектива, каскад смонтированных кадров фокализации.

Своеобразие смысловой перспективы «Дублинцев» определяется тем, что психологизм и символизм сочетаются в сборнике с рациональной реалистичностью представления участников как социальных типов и индивидуумов. Отсюда - четкость абзацного и тематического членения, позволяющая легко обнаружить ритмические тенденции. В романе Джойса «Улисс» и в произведениях В. Вулф, где доля внутренних монологов и потока сознания превышает долю реалистического повествования, много

2 Общее количество абзацев в каждом рассказе делим на количество сверхкоротких абзацев (длиной в одну строку и меньше). Напр., в первом рассказе - 75 абзацев, из них сверхкоротких - 46; 75: 46 = 1,6.

крупных абзацев-кумулем. В них представлен иррациональный план мышления, «расщепленный субъект» в структуре личности, все время меняющий фокус мысли и восприятия, что обусловливает «живую неравномерность» ритма текста.

Параграф 6 называется «Время повествовательного текста». В нем рассматриваются категории нарративной темпорапьности (п. 6.1), языковые средства временной референции (п. 6.2), характеризуется текстовая категория темпоральной сетки и метод ее анализа (п. 6.3) и анализируется ритм темпорапьности в рассказе Джойса «Прискорбный случай» (п. 6.4).

Основные аспекты теории нарративной темпорапьности, в основании которой лежит идея хронотопа: 1) различение времени истории и времени дискурса и 2) значение грамматических глагольных форм для времени истории и времени дискурса (Genette 1980, Ricoer 1990, Bal 1997, etc.).

Три подкатегории единой повествовательной категории времени (Tense), с помощью которых анализируются временные отношения в повествовательном тексте - порядок (анахрония), скорость (длительность) и частотность (Genette 1980). Текстовая модель нарративности - это «репрезентация сознания», основанная не на сюжете, а на значимости опыта, полученного героями и повествователями в результате событий (experientiality) и «пережитого» читателем (Fludernik 2003).

Темпоральная сетка текста - это совокупность средств морфологического, грамматического, лексического и фразового уровней, обеспечивающих ориентацию читателя во временных отношениях нарративного текста. В отличие от парадигматической категории темпоральности (весь набор языковых средств для выражения временных отношений), темпоральная сетка - синтагматическая категория, категория текста. Сегмент этой сетки - временная точка зрения - содержит один определенный временной ракурс изображения времени истории участником или нарратором. Темпоральная сетка «накладывается» на пространственную, а образуемая ею перспектива также может быть единичной или множественной.

Сегмент темпоральной сетки текста образуется следующими языковыми компонентами: 1) дейктическим центром, 2) средствами временной референции (личные и неличные глагольные видо-временные формы); 3) лексическими, фразовыми и морфологическими указателями точек и периодов времени, их последовательности и темпа (14 June, 1904; One evening; It was after nine o'clock; slowly, suddenly, at moments, after, before, while, etc.); 4) глаголами перцептивной деятельности, главным образом, to hear и to see, и глаголами движения (She watched the evening

invade the avenue; At moments he seemed to feel her voice touch his ear. He stood still to listen.).

Анализ ритма темпоральной сетки связан с темпом наррации. Текст членится на сегменты, каждый из которых представляет события с определенной скоростью (длительностью) повествования. Всего различаются пять видов темпа (Bal 1997): 1) эллипсис (опущение элемента фабулы) - сегмент текста, в котором время истории (ВИ) до бесконечности больше времени дискурса (ВД) (ВИ > <ю ВД); 2) обобщение (ускоренное представление ряда элементов фабулы) - сегмент текста, в котором ВИ > ВД; 3) сцена (детальное представление события) - сегмент, в котором время фабулы и время дискурса почти изохронны (ВИ < = ВД); 4) замедление (slow-down, растяжение длительности события) - сегмент, в котором ВИ < ВД; 5) пауза (остановка событий) - сегмент, в котором ВИ < оо ВД.

Сегменты анахронии - ретроспекции и проспекции - прерывают временную перспективу истории. Ритм темпоральной сетки зависит от того, насколько часто сегменты длительности чередуются с сегментами анахронии. В рассказе «Сестры» «порядковые» сегменты текста периодически чередуются с сегментами, представляющими фокальный объект героя-повествователя - умершего священника - в режиме flashback. В результате получаются почти метрические колебания «настоящее время истории (Past Simple) / прошлое время дискурса (Past Perfect)». В рассказе «Эвелина» время истории почти статично (медленно надвигающийся вечер), но время дискурса образуется периодическими колебаниями «настоящее (Past Simple) / прошлое (Past Perfect) / будущее (Future-in-the-Past)», соответствующими ритму восприятий и мыслей героини.

В отличие от анахронии и порядка, частотность определяет не столько процессуальный аспект темпоральности, сколько расчленение текста на соразмерные части. В работе выделяются следующие типы частотности: 1) однократное представление одного события; 2) однократное представление серии событий; 3) повтор одного регулярно происходящего события; 4) повтор серийных повторяющихся событий; 5) неоднократный повтор единственного события. Они обладают разными когнитивными функциями.

Первый тип - самый рекуррентный. Цепочка одноразовых событий создает общий повествовательный фон текста, на котором выделяются остальные типы частотности и который организует общий перцептуальный фрейм объективного времени истории. Типы 2, 3 и 4 используются, если какое-то событие или серия событий повторяются, например, каждый день в течение нескольких лет. Их когнитивная функция заключается в выдвижении идеи рутинности и однообразия жизни участника мира

истории. Пятый тип частотности - это когнитивный способ выдвижения уникального события, меняющего ход жизни персонажа. Возвращения к ключевому событию прерывают временную перспективу истории, создавая рекуррентную модель колебаний «настоящее истории / прошлое дискурса». Сегменты темпоральной сетки, включающие повторы такого события, содержат фокальные объекты перспективы.

В целом типы точек зрения в темпоральной сетке определяются сквозным принципом противопоставления позиций говорения и восприятия «свое - чужое» в коммуникативной модели текста. Два ее основных типа (Успенский 1995): 1) совпадение авторской временной точки зрения с позицией персонажа; 2) несовпадение точки зрения: а) последовательная смена позиции (персонаж - повествователь); б) синтез двух точек зрения. «Своя» точка зрения повествователя и «чужая» персонажа образуют два полюса единого поля, внутри которого можно идентифицировать разные степени слияния и расхождения между этими позициями.

Анализ темпоральности в рассказе Дж. Джойса «Прискорбный случай» показал, что, с одной стороны, текст симметричен, так как две половины его темпоральной сетки четко разделены осью, отмечающей смену темпа-ритма повествования (ускорение / замедление) и смену точек зрения, определяющих две перспективы изображения времени истории (нарратора / персонажа). Текст этот также обладает высокой степенью метричности за счет наличия в первой половине его сетки сегментов-повторов серийных событий, а во второй - большого количества сегментов-повторов, возвращающих читателя к одному и тому же событию. Железный ритм жизни мистера Даффи парадоксально ставится в первой половине текста в выделенную позицию на фоне нового для него ритма свиданий. Вторая половина текста актуализирует динамическую сторону ритма ментальной жизни героя, главной осью организации которого является повтор фокального объекта - образа погибшей из-за его бездушия миссис Синико. Погружение в перцептуальный модуль текста через сцены, замедления и паузы, изобилующие глаголами чувственного восприятия, глаголами в Past Perfect, конкретизаторами течения времени, звуковыми повторами и, главное, через рекуррентные возвраты к событию смерти героини, способствует актуализации второй половины текстовой сетки как смыслового фокуса истории.

Глава III. Ритм нарративно-речевой и модальной структуры текста

В параграфе 1 дается общая характеристика нарративно-речевой сетки текста. Субъектно-речевой, или, по Успенскому, психологический

план точки зрения представляет собственно дискурсивную структуру нарратива, охватывающую сеть речевых и мыслительных актов автора, повествователя, персонажей и читателя. Определяет особенности нарративно-речевой сетки структура образа автора-повествователя, последовательное представление эпизодов истории с разных позиций говорения и восприятия.

В параграфе 2. «Коммуникативный и когнитивный аспекты нарративного дискурса и традиции их изучения», дается краткий обзор традиций изучения нарративного дискурса: классической, коммуникативной (Волошинов 1930, Pascal 1977, Успенский 1995, Падучева 1996 и др.), и инновационной, коммуникативно-когнитивной (Banfleld 1982, Fludernik 1993, Segal 1997, Semino 2004, Palmer 2008, etc.).

Отдельная точка зрения представляет одновременно перцептивную, речевую, психологическую и оценочную позицию участника мира истории. Она являет себя в форме мини-нарратива, синтаксически реализуемого СФЕ, а нарративно - определенным типом повествования. Дейктический центр мини-нарратива понимается как локус прикрепления референтов времени, пространства и составляющих его объектов к сознанию персонажа или повествователя. Локусы отграничены пространственно-временными субфреймами. Предложения и даже клаузы-синтагмы одного предложения, входящие в один мини-нарратив, могут относиться к разным типам репрезентаций речи и сознания - прямому, косвенному или свободному косвенному дискурсу. Их последовательность отражает динамику «текущих фокусов сознания» персонажа. Читатель, занимая точку зрения персонажа, получает «опыт проживания» истории.

Параграф 3 называется «Позиционная структура образа автора-повествователя и типы повествователей». Учитывая классические и современные типологии «повествовательных инстанций» (Stanzet 1971, Genette 1980, Падучева 1996, Брандес 2004, Herman 2002, Jahn 2005), мы различаем три основных типа повествования и шесть их подтипов. Они являются формальными репрезентантами точек зрения (позиций) повествователя и различаются по признаку его отношения к внутреннему миру (психологии) персонажа:

1) объективированное повествование (внешняя позиция): а) аукториального повествователя, б) повествователя-наблюдателя и в) сказового повествователя от 3-го лица;

2) субъективированное повествование (внутренняя позиция): г) перволичного сказового, д) третьеличного персонифицированного (гетеродиегетического) и е) персонального (гомодиегетического) повествователя;

3) повествование с позиции пустого центра от гипотетического повествователя.

Гипотетический повествователь не рассматривается в классических типологиях. Данный тип является формальным маркером представления гипотезы о том, что нарратор или персонаж мог бы увидеть или ощутить, заняв нужную перспективу по отношению к актуальной нарративной ситуации (Herman 2002). Мир, создаваемый гипотетическим повествователем, противопоставляется или становится виртуальным по отношению к миру текстовой референции. Он образует «нулевую» перспективу, не совпадающую ни с внутренними перспективами участников мира истории, ни с внешней перспективой объективного рассказчика или наблюдателя.

Позиционная структура повествователя воплощается в общей психологической перспективе текста - единственной или множественной. Ее ритм реализуется чередованием типов повествования как типов позиций - внутренней, внешней и гипотетической, - которые складываются в конкретном тексте в уникальную модель рекуррентных комбинаций.

Параграф 4 называется «Композиционно-речевые формы выражения точек зрения как структурные компоненты нарративно-речевой сетки текста». Здесь дается характеристика четырех основных типов композиционно-речевых форм и синтаксических моделей представления каждого из них. Противопоставляются данные текстовые типы и синтаксические модели по степени маркированности в них «своей» речи автора-повествователя и «чужой» речи персонажа:

1) «Своя» речь повествователя (РП): а) повествование, описание, лирическое отступление, рассуждение; б) диалогическая и монологическая речь; в) косвенная речь;

2) Диалогическая речь персонифицированного повествователя (РПП|): а) косвенная речь; б) свободный косвенный дискурс (СКД) -косвенное воспроизведение речи, мысли, восприятий и состояний; внутренний монолог (ВМ) от 3-го лица; поток сознания (ПС) от 3-го лица;

3) «Чужая» речь сказового повествователя (РСП) и персонального повествователя (РПП2): а) повествование, описание, рассуждение; б) прямая и косвенная речь; в) прямая мысль, прямое восприятие и состояние; г) внутренний монолог от 1-го лица; д) поток сознания от 1-го лица.

4) «Несобственно авторская» речь гипотетического повествователя (РГП - нулевая позиция): повествование, «гипотетическое» восприятие, внутренний монолог, интертекстуальные вставки.

Приводится шкала синтаксических моделей, представляющих субъектно-речевые позиции в модернистском тексте:

«своя» речь диалогическая речь «чужая» речь

повествователя повествователя персонажа

и персонажа

РП РПП, РСП РПП2 ---► +

(П,0,Р,Л0) ПР KP*-СКД -»-» (П,0,Р,Л0)П1

СКР СКМ -> ВМ от 3 л. ВМ от 1 л.

_от 3 л. ПС от 1 л^

речь гипотетического повествователе

Нарративно-речевая точка зрения определяется как «мини-нарратив» говорящего или воспринимающего субъекта, репрезентация события через тот или иной тип композиционно-речевых форм. Нарративно-речевая сетка текста складывается из таких сегментов. Динамика чередования синтаксических моделей внутри каждого сегмента отражает динамику фокализации.

Учитывая типологию уровней субъективности в нарративном тексте М. Флудерник (Р!ис1егшк 1993), мы различаем нюансы между предложениями, репрезентирующими произнесенную и непроизнесенную речь персонажей, а также их мысли и состояния, и располагаем категории предложений на шкале от синтаксически эксплицитных форм репрезентации «чужой речи» до полуотмеченных структур и полной синтаксической интеграции:

Базовые категории предложений Репрезентации речи Репрезентации мысли

Прямой дискурс Прямая речь: Не said: «Hey, I love you!» Прямая мысль: Hey, I love her!

Косвенный дискурс Косвенная речь: He said he loved her. Косвенная мысль: He thought he loved her.

Свободный косвенный дискурс: Воспроизведенное состояние (обобщенное изложение содержания дискурса Свободная косвенная речь: Hey, he loved her. Изложение речевых актов: Не finally took courage and proposed to her. Свободная косвенная мысль: Hey, he loved her. Психонаррация (изложение мыслительных актов и состояний): His heart beat pit a pat. He suddenly realised he was in love with her.

Свободное косвенное восприятие He looked out into the garden. The butterflies were hovering over the hedges, and the little brook was snuggling warmly in the sunshine.

Свободный косвенный дискурс - это общая родовая форма дискурсивизацни речи повествователя, которая в отечественной традиции называется «несобственно прямой речью» (НСПР).

Параграф 5. «Ритм нарративно-речевой сетки сборника Дж. Джойса «Дублинцы». Позиционная структура образа автора в «Дублинцах» - это способ производства трех закономерно сменяющих друг друга модусов дискурса: 1) внутренняя позиция перволичного повествователя-участника («Детство») —» 2) преимущественно внутренняя позиция персонифицированного третьеличного повествователя («Юность») —» 3) преимущественно внешняя позиция повествователя-наблюдателя («Взрослая жизнь») —♦ 4) возврат к повествованию с позиции персонифицированного повествователя (повесть «Мертвые»). Синтаксически это выражается в чередованиях субъективных и объективных предложений: 1) «своя» речь Я-повествователя (описание, внутренний монолог, воспроизведенное восприятие, психонаррация...) —» 2) диалогическая речь (СКД), перебиваемая речью стороннего наблюдателя (описания, диалог, прямая и косвенная речь) —» 3) сокращение сегментов СКД и увеличение диалогов, полилогов и сцен от повествователя-наблюдателя —► 4) возврат к субъективным моделям (воспроизведенное восприятие, состояние, психонаррация, внутренний монолог, поток сознания). Например, в Таблице 3 приводятся данные, отражающие тенденцию увеличения количества объективных синтаксических моделей и уменьшения субъективных моделей в подцикле «Личная жизнь взрослых Дублинцев».

Таблица 3

Названия рассказов ПИ РП (описания), СКР и КР лиц, не участвующих в истории, или второстепенных персонажей ПИ Диалогич. речь + повествов. ремарки ПИ Воспроизв. восприятие, СКР главных участников истории ПД Свободная косвенная мысль, ВМ, воспроизв. состояние

1. А Little Cloud 26 предложений 155 предл 52(15,2%) 110(32%)

Всего объективных предложений -181 (52,7%) Всего субъективных предложений - 162 (47,3%)

2. Counterparts 74 предложения 84 предл. 38,5(15,2%) 57,5 (22,7 %)

Всего объективных предложений - 158(62,2%) Всего субъективных предложений - 96 (37,8 %)

3. Clay 8,5 предложения (7,7%) - 66,5 60,5 % 32,5 29,5 %

Всего объективных предложений - 8,5 (7,7 %) Всего субъект, предложений- 101,5 (92,3%)

4. A Painful Case 92 предложения 2 предл. 73,5 (35,5 %) 39,5 (19 %)

Всего объективных предложений - 94 (45,4%) Всего субъективных предложений - 113 (54,6%)

В трех «мужских» рассказах («Облачко», «Сослуживцы» и «Прискорбный случай») перспектива объективного повествователя занимает от 45 до 62 %, то есть, чуть меньше или больше половины текста, в то время как в нарративно-речевых сетках «юношеских» рассказов она занимает от 5 % («Эвелина)» до 27 % («Пансион»), Соответственно, уменьшается в этих рассказах по сравнению с историями о молодых дублинцах и доля внутренних перспектив персонажей: она колеблется в пределах от 37,8 до 55 % (в цикле «Юность» она не опускается ниже 72 %). В сетках историй о взрослых героях постепенно снижается процент внутренних монологов и воспроизведенных состояний: 1) 32% —► 2) 22,7% — 3) 29,5% — 4) 19%.

Логика нарративно-речевого ритма в сборнике в целом определяется постепенным вымещением внутренних точек зрения персонажей, определяющих пространство дискурса (ПД), внешней точкой зрения объективного повествователя-наблюдателя (ПИ). Если в первой половине сборника превалирует модель ПИ ПД —» ПИ —* ПД, то, начиная с

середины, происходит постепенный переход к модели ПИ —> ПИ —► ПИ (сцены-описания, прямая и косвенная речь). Эта тенденция отражает динамику когнитивного «паралича» героев по мере их взросления. Однако возврат к модели ПИ —* ПД —> ПИ —* ПД в конечной повести «Мертвые» восстанавливает симметрию композиции сборника.

Шестой параграф - Модальный план точки зрения и модальная сетка текста. Характеристика модальной сетки потребовала обобщения языковых и нарратологических исследований категории модальности (Бапли 1955, Солганик 1984, Бондарко 1990, Ильенко 1989, Блох 2000, Мещеряков 2001, Гуревич 2003, DoleZel 1976, Fowler 1986, Palmer 2001, и др.). Введенное В. В. Виноградовым понятие точки зрения или позиции говорящего (Виноградов 1950) в явном или скрытом виде включаются сегодня в любое истолкование модальности.

Модальность нарратива программирует ритм развертывания всех остальных его планов и формирует модальную сетку - линейную, функционально-семантическую, прагматическую и лингво-эстетическую категорию текста. С одной стороны, текстовая субъективная модальность дискурсивна, она «расщепляет» текст и характеризует процесс его развертывания от сегмента к сегменту. Она формирует первичное восприятие ритма модальности в виде схемы ожиданий возможной последовательности оценочных позиций. Но, суммируясь в оценку целого мира истории, субъективная модальность перерастает в «объективную» для личности автора квалификацию фактов как реальных / ирреальных, хороших / плохих, которая сложилась еще до написания текста. Средства «объективной» авторской модальности определяют планируемый результат нарративного дискурса. Эти два этапа реализации модальности называются, соответственно, сегментным и проективным, суперсегментным (Мещеряков 2001). Первый организует синтагматический ритм текста, второй определяет возможность вступления автора в «эмоциональный резонанс» с читателем, предупреждая ошибочные интерпретации.

Точку зрения в модальном плане мы определяем как сегмент текстовой сетки, формируемый дейктическим центром и всеми средствами модальности: морфологическими, лексическими, синтаксическими, метатекстовыми. В англоязычном нарративном тексте выделяются следующие языковые компоненты модальных точек зрения:

1) морфологический уровень: а) личные и притяжательные местоимения как дейктические центры, актуализирующие сознания субъектов восприятия и оценки; б) обобщенно-личное you; в) пространственный и временной дейксис here / there; up / down; before / after; г) неопределенные местоимения one, some, something, someone,

somewhere, в семантике которых есть значение неопределенности; д) определенный и неопределенный артикли, указательные местоимения this / that; е) подчинительные союзы if, as if, as though;

2) лексико-грамматический уровень: а) модальные глаголы; 6) оппозиция наклонений «изъявительное наклонение (Indicative mood) / система сослагателного наклонения (Subjunctive mood); в) междометия Oh, Ah, etc.;

3) лексико-фразеологический уровень: а) оценочные существительные, прилагательные, наречия (wholly admirable, good fellows; the conservative duffers); б) глаголы знания, мыслительной деятельности, оценки, отношения, уверенности, сомнения, возможности (And then she began to like him; It seemed to him ...; He was thought a little cranky); в) глаголы говорения и действия (Не said; Не stood up); г) эмотивная лексика, слова и фразы, выражающие эмоционально-психологическое состояние (She was furious; They were happy then); д) ключевые слова, слова-лейтмотивы и символы;

5) коммуникативно-синтаксический уровень: а) вопросительные, отрицательные, восклицательные, эллиптические предложения («What а lark! What a plunge!»); б) все формы инверсии, эмфазы («This is what I have made of it! This!»; «It was orchids she saw»), повтора («Thought is the thought of thought»)-,

6) метатекстовый уровень: модальные слова-операторы certainly, perhaps, possibly, suddenly, etc.;

7) графический уровень: а) тире и многоточие, образующие фигуру апозеопесиса - знак незнания, неуверенности («If we postpone it this time --»), б) кавычки, курсив и другие графические средства, имплицирующие авторское отношение.

Глубинная оппозиция нарртива - история/дискурс - выражается в противопоставлении немаркированной формы изъявительного наклонения (Indicative mood) с его объективной модальностью утвердительности, своейственной плану истории, и стилистически маркированных форм сослагательного наклонения (группа Subjunctive), объективирующих план субъективного дискурса.

Особо рассматриваются способы выражения текстовой модальности лексическими средствами. Главными из них являются ключевые слова -лексико-семантические доминанты текста, для которых характерны символичность, идейность, тематичность, повторяемость, функционирование в составе парадигматической группы (Agrícola 1976, Ноздрина 1980, Киселева 1989, Арнольд 1990, Дроздова 1998 и др.). Опираясь на разработанную М. Б. Борисовой концепцию символического и идеологического содержания слова в тексте, мы полагаем, что лексические

средства непосредственным образом связывают текстовую форму с ее глубинным содержанием - с авторской оценкой и идеологией (Борисова 1970, 1977).

Ключевые слова являются и главными формами объективации индивидуально-авторских концептов. Отдельный концепт является смысловым элементом целостной концепции текста, которая формируется доминирующим типом модальности. Опираясь на типологии нарративных и пропозициональных типов модальности JI. Долежела и Ф. Палмера (Doleíel 1976, Palmer 2001) и на анализ текстового материала, мы выделили шесть типов нарративной модальности:

1) Эпистемологическая модальность выражает суждения о фактуальном статусе нарративной ситуации: значения «знание/незнание», «уверенность/неуверенность», дедуктивные выводы из наблюдаемых фактов, предположительные выводы из общеизвестных фактов. Модальным содержанием нарратива является знание, неполное знание или непонимание персонажем определенных фактов и событий, которое определяет мифологему его пути и трансформацию его сознания. Эпистемологическая модальность используется также аукториапьным повествователем и наблюдателем. Ее маркеры - глаголы знания, понимания, размышления, воспоминания (to know, to guess, to realize, to remember и др.), а также конструкции, выражающие логические причинно-следственные отношения процессов и фактов (сложные предложения с придаточными реального или вероятного условия).

2) Эвиденциальный тип модальности включает изложения персонажем доказательств в пользу фактуального статуса ситуации: воспроизведение доказательств, данных другими, собственные доказательства, полученные на основе перцептивной деятельности. Эвиденциальная модальность может актуализироваться и через речь безличного повествователя-наблюдателя или репортера, который представляет сцены в остраненном ракурсе, подчеркивает свое желание опираться на факты, которые он «видит» и «слышит» впервые. Средствами выражения эвиденциальной модальности являются глаголы говорения, действия и перцептивной деятельности (to see, to hear и др.), всегда в форме изъявительного наклонения, модальные глаголы could, must, might в значении предположения, модальные слова certainly, perhaps и др., слова остранения и сравнения as if, it seemed, it appeared, like, чужая речь (прямая, косвенная, обобщенное изложение чужой речи).

3) Эмотивная модальность появляется в тексте периодически, небольшими сегментами, поддерживая остальные типы модальности. Содержанием ее является эмоциональная реакция на события и ситуации -страх, радость, гнев, раздражение, отчаяние, стыд и т. д., - а также чувства

- любовь, ревность, ненависть, зависть и др. Эмоции и чувства выражаются эмотивной лексикой, междометиями, глаголами ощущения и чувства (to feel, to strike, to love, etc.), восклицательными и вопросительными предложениями.

4) Значение обусловливающей модальности - выражение внешних условий, определяемых некими авторитетными инстанциями, или внутренне релевантных для субъекта условий - обязательств, обещаний, принятых им самим. Оно формируется понятиями «разрешение», «запрещение», «необходимость», «способность» и «волеизъявление». Сегменты текста, в которых доминирует данный тип модальности, содержательно связаны с проблемами морального и законодательного плана, которые обычно служат препятствием для достижения персонажем желаемых целей. Главными средствами выражения являются модальные глаголы, их эквиваленты (be to, have to, be able to) и волеизъявительная лексика (wish, want, desire, long for, able, prohibit, impossible, etc.).

5) Гипотетическая модальность формируется понятиями «возможность», «невозможность», «желание» и «нежелание». В содержании истории представлены виртуальные миры как альтернативные проекции центральных сознаний. Средства ее выражения - это, главным образом, конструкции с нереальным условием и предположительным следствием «What if», «I would», «If only he could», «How I wish» и др., модальные слова possibly, perhaps, а также существительные и глаголы со значением «воображения»: her image, I imagined, I saw in my mind, etc.

6) В основе аксиологической модальности лежат понятия «добро» и «зло», «хорошее» и «плохое». Аксиологическая доминанта активизирует стремление персонажей к поиску определенных ценностей, к приложению усилий для их достижения. Основные средства выражения - оценочные эпитеты и лексика, в которой есть оценочный компонент значения (strangely liberal, immoral, brilliant etc.), а также ключевые слова-символы, которые всегда представляют аксиологическую позицию автора.

В тексте определенного жанра обычно доминирует модальность одного типа, но она комбинируется и с другими типами. Базовый принцип ритма модальной сетки - чередование сегментов плана истории, задаваемых эвиденциапьной и эпистемологической модальностью, и сегментов плана дискурса, содержание которых определяется остальными, маркированными типами модальности.

В параграфе 7 — «Репрезентация мира истории в нарративе» — характеризуется модель целостной ментальной репрезентации истории.

В когнитивной лингвистике принято использовать семантические методы анализа и моделировать концепты в виде полей с ядерным (предметно-понятийным) и когнитивными слоями: символическим,

гештальтным и ценностно-оценочным (Миллер 2000, Попова, Стернин 2001, Тарасова 2003 и др.). Иные, не лексические, формы репрезентаций концептов практически не изучаются в лингвистике, а популярная словарно-дефиниционная модель анализа зачастую не подкрепляется дискурсивным контекстом и представляет концепт как статичную схему. Мы рассматриваем особый вид ментальной репрезентации - целостный образ мира истории.

С одной стороны, мы опираемся на модель семантической констелляции - сети значений и связанных с ними процессов, организованных вокруг ядра концепта взаимодействием внутренних и внешних связей. Она образует на глобальном уровне сетевой организации психики человека семантическую решетку, включающую сложным образом переплетенные семантические подконстелляции (Запевская 2005, с. 404-405). В нарративном тексте мы имеем дело с концептами, «схваченными знаками». «Схваченные знаком» концепты уже являются результатом не только аффектированных аспектов восприятия действительности, но достаточно стабильными, ценностно пережитыми, сложными ментальными репрезентациями, отражающими определенную стадию жизненного опыта личности. Они образуют в пространстве текста семантические констелляции, группирующиеся вокруг ключевых слов и складывающиеся в уникальную «семантическую решетку» текста.

С другой стороны, мы полагаем, что минимальными текстовыми моделями репрезентации истории являются динамические схемы событий. Сами по себе концепты представляют собой «элементарные репрезентации» как единицы опыта/памяти», которые благодаря «когнитивной настройке организма» становятся по мере накопления опыта частями сложных репрезентаций (Кравченко 2005). Одним из фундаментальных их типов являются ментальные репрезентации событий (Nelson, Gruendel 1986), которые пока мало изучены в отечественной лингвистике.

Используя «грамматику дизайна визуальных образов» (Kress, Leeuwen 2006), мы различаем два класса репрезентаций - нарративные и концептуальные. Компонентами структуры нарративных репрезентаций образов являются участники, которые соединены определенными векторами взаимодействия, образуя определенные «векторные нарративные модели»: «процессы действия» и «процессы реакции». В первых есть участник, от которого исходит вектор (актор), и участник, на которого вектор направлен (цель). В процессах реакции вектор формируется линией воздействия актора на пассивного участника. В отличие от нарративных, концептуальные репрезентации лишены векторов

и имеют «вневременную», обобщенную природу. Такие образы симметричны, лишены драматизма взаимодействия между участниками.

Базовыми формами репрезентаций событий и состояний в нарративном тексте являются отдельные точки зрения, которые образуют эпизоды и сцены. Они цельны и динамичны - их компоненты (актор, пассивные участники и объекты) объединены векторами взаимоотношений. Синтагматические отношения между репрезентациями событий и состояний связывают эти элементарные репрезентации в единую динамичную схему событий.

Типичной для модернистского текста является схема репрезентаций рутинных или малозначительных событий. Главный участник не порождает «событийный вектор», он является не столько Актором, сколько субъектом слухового или визуального восприятия. Объект реального пространства или необычное событие (смерть близкого человека, новая встреча, измена жены и пр.) нарушает алгоритм жизни и приводит к изменению Я персонажа. Базовым содержанием глобальной репрезентации является мифологема пути персонажа, которая является ментальной и эпистемологичной. Проходя от незнания к знанию в результате осмысления внешних событий, персонаж меняет самооценку, оценку других и, соответственно, свое место в мире. Ментальная репрезентация истории структурируется динамической схемой событий, складывающейся в результате наложения разных точек зрения и перспектив, которые определяют процесс формирования семантических констелляций и семантической решетки текста.

Заключительный, восьмой, параграф носит название «Ритм красоты» как модально-оценочная основа н схема репрезентации истории «Дублинцев».

Идейно-нравственная позиция Джойса, его оценки социальных реалий эпохи модернизма и национальной идентичности подчинены эпистемологии художника-модерниста, отраженной в его эстетической теории «ритма красоты» и в «отполированном зеркале» композиции сборника (Joyce 1975).

Авторская эпистемологическая модальность составляет идейно-смысловую базу текста. Алгоритм кодирования и декодирования ее линейной динамики состоит в постепенном увеличении сегментов эвиденциапьной модальности безучастного повествователя, за которой скрывается моральное осуждение автора, нарастающее по мере взросления и оскудения идейных позиций персонажей. Но в финальной повести автор корректирует свой «проект», вновь вступая в диалог с сознанием персонажа и находя мотив примирения с ограниченной, но живой природой человека. Это нарушение алгоритма в конечной, сильной

позиции текста меняет всю повествовательную перспективу сборника и уравновешивает баланс оценочных позиций автора, персонажей и читателя.

Авторская аксиологическая модальность проявляется в символике названий рассказов и в семантике ключевых слов - опорных смысловых центров семантической решетки текста сборника. Доминанты идеологии Джойса - это понятия «Религия», «Искусство» и «Политика», которые осмысляются им в контексте Ирландской действительности, но расширяются до универсального контекста диалектики вечных категорий, бытия «Жизнь / Смерть».

В субъективной модальности текста доминирует эвиденциальный тип. На его фоне выдвигаются сегменты оценочной, обусловливающей, эмотивной и гипотетической модальностей. Соотношения «маркированных» типов субъективной модальности, вступая в противоречие с нейтральной эвиденциапьностью повествователя, актуализируют идейное содержание произведения: автор моделирует индивидуальные пути, которые проходят дублинцы от непонимания ошибочности своих оценок и идеалов к моменту понимания их тщеты, которое происходит или не происходит для них в эпифании. Особенно ярко это содержание выражено в «детских» историях.

Ритм чередования точек зрения внутри модальных сеток «детских» историй строится по такой модели: в основе - чередование эвиденциальной модальности (далее ЭвМ) и эпистемологической модальности (далее ЭпМ), периодически нарушаемое сегментами эмотивной, оценочной, гипотетической и обусловливающей модальностей (далее - ЭмМ, ОцМ, ГМ, ОбМ). Сегменты эвиденциональности превалируют за счет использования сцен-описаний и диалогов, воспринимаемых зрением и слухом Я-повествователя. Таблица 4 содержит данные по количеству предложений определенного типа модальности и их процентному содержанию в текстовой сетке каждого рассказа цикла «Детство».

Таблица 4

Название рас- ЭвМ ЭпМ ГМ ОцМ ОбМ ЭмМ

сказа и общее (ПИ) (ПД) (ПД) (ПД) (ПД) (ПД)

кол-во предло-

жений в нем

Сестры 162 18 14 4 3 3

203 79,8 % 8,7 % 6,8 % 1,9% 1,4% 1,4 %

Встреча 132 24 1 6,5 6 6,5

176 75% 13,6 % 0,6 % 3,7 % 3,4 % 3,7 %

Аравия 114,5 6 5 2,5 5 8,5

141,5 81 % 4,2 % 3,5 % 1,8% 3,5 % 6%

Модель чередования «эпистемологичность/эвиденциальность -оценочность - гипотетичность - эввденциальность» рекурренгна и в рассказах следующего цикла «Юность». Но в их сетках постепенно снижается количество сегментов субъективных модальностей. В цикле «Взрослая жизнь» субъективные перспективы персонажей продолжают сокращаться, а выдвижение получает перспектива эвиденциальности повествователя-наблюдателя. В трех «мужских» историях из подцикла «Личная жизнь» перспективы субъективных модальностей занимают, соответственно, 47 % («Облачко»), 38 % («Сослуживцы») и 55 % («Прискорбный случай»). В тексте рассказа «Земля», 92 % которого занятого перспективой прачки Марии, модальная сетка строится как в рассказе «Эвелина» - на чередованиях.-ЭвМ, ОцМ и ОбМ. Эпистемологическая модальность отрицательна. Вывод: вечные социальные ценности - семья, дом, любовь - предстают в модальных перспективах историй о жизни дублинцев как обесцененные. Они служат лишь препятствиями в достижении личностных ценностей. Аксиология центральных сознаний расходится с аксиологией автора, который оценивает и мужской, и женский интеллект ирландцев как деградированный.

В подцикле «Социально-политическая жизнь» «безнадежно» доминирует эвиденциальность повествователя-наблюдателя. В рассказе «День Плюща» 90 % занимают сцены и диалоги. Прямой идеологический дискурс персонажей о политике Ирландии является подчеркнуто «чужим», фарсовым по отношению к фоновому дискурсу повествователя. В семантической решетке сборника ключевая фраза «лист плюща» превращается из символа национальной независимости в символ интоксикации и моральной деградации. Политическая «активность» участников оценивается автором как суррогат реальной борьбы, их риторика - как суррогат искусства. Немного больше сегментов субъективной модальности в следующем рассказе, «Мать». Они порождены сознанием женского персонажа, миссис Кирни, некоторым качествам которой Джойс симпатизирует, в частности - ее активности, которой лишены участники-мужчины. В завершающей взрослый цикл истории «Милость Божья» модальная сетка на 94 % оформлена эвиденциальной модальностью безучастного повествователя.

Модальная сетка повести «Мертвые» занята эвиденциальной модальностью повествователя на 69 %. В воспроизведенный им дискурс участников включены все аспекты дублинской жизни: искусство, религия, политика, семейные связи и традиции, но особое развитие получают тендерная тема, тема журнализма и тема любви, которые до сих пор не акцентировались. Рекуррентной моделью чередований типов субъективной

модальности персонажа, журналиста Габриэля Конроя, занимающая 31% текстовой сетки, является следующая: «ЭвМ —»ЭмМ —» ОцМ —> ЭпМ». Но финал (эпифания) повести и всего сборника содержательно определяется гипотетической модальностью, новым визионерским знанием. Тем самым нарратор создает особое «поле тяготения», собирающее все семантические констелляции сборника в один философско-эсгетический смысловой фокус, в котором скрещиваются признаки всех ключевых концептов. Финальный поток сознания героя представлен как модернистская реакция на тривиальную газетную фразу, идеологический приговор ирландской национальной идентичности. В то же время рекуррентные слова-медиаторы «память» и «прошлое» сближают полюса конфликтующих семантических констелляций ^ж: знь/смерть», «тело/душа», «грех/святость».

«История жизни дублинцев» репрезентирует мифологему пути «материального тела» в мире модернистского города. Он структурируется рутинными событиями и выделяющимися на их фоне ментальными событиями-озарениями (эпифаниями). Завершается этот путь гипотетической смертью-прозрением - переоценкой героем собственной идентичности и жизни через скрещивание образов любви и смерти.

В Заключении подводятся итоги исследования. Главным теоретическим результатом является системная лингвокогнитивная характеристика точки зрения, которая отвечает условиям дефиниции нарративного текста. В практическом плане результаты исследования таковы: 1) разработана комплексная поуровневая методика анализа ритма точек зрения; 2) проведен целостный комплексный анализ текстов произведений Дж. Джойса и В. Вулф, полученные результаты подтверждают действенность категории ритма точек зрения как фактора, определяющего логику формирования и реконструкции целостной ментальной репрезентации мира истории.

Основные публикации, отражающие результаты исследования:

Монография:

1. Татару, Л. В. Точка зрения и композиционный ритм нарратива (на материале англоязычных модернистских текстов) / Л. В. Тататру. - М.: Изд-во МГОУ, 2009. - 304 с.

Научные статьи в журналах, рекомендуемых ВАК

2. Татару, Л. В. Представление концепта «Тело человека» в композиционно-нарративной структуре модернистского текста / Л. В. Татару // Вестник СПбУ. Серия 9. Филология, востоковедение, журналистика. - Вып. 4 (Ч. И) - 2007. - С. 68-77.

3. Татару, Л. В. Пространственная точка зрения и структура повествовательного текста: лингво-когнитивный аспект / Л. В. Татару // Филологические науки. - № 1. - 2008. - С. 35-45.

4 Татару, Л. В. Точка зрения и композиционно-нарративная структура модернистского текста / Л. В. Татару // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия «Филологические науки». - № 2 (26). - ВГПУ. Изд-во «Перемена». - С. 94-97.

5. Татару, Л. В. Временная структура и композиция модернистского текста / Л. В. Татару // Вестник Тамбовского университета. Серия «Гуманитарные науки». - № 2(58). -Тамбов, 2008. - С. 255-261.

6. Татару, Л. В. Композиционный ритм и когнитивная логика нарративного текста (сборник Дж. Джойса чДублинцы») / Л. В. Татару // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. - № 11 (75). - Серия «Общественные и гуманитарные науки». - С.-Пб., 2008. - С. 23-37.

7. Татару, Л. В. Синтаксис нарратива потока сознания и его преобразования при переводе / Л. В. Татару // Вестник МГОУ. Серия «Лингвистика» - № 2. - М.: Изд-во МГОУ, 2008. - С. 123-129.

8. Татару, Л. В. Когнитивная логика нарратива / Л. В. Татару // Вестник Российского государственного гуманитарного университета. Серия «Литературоведение. Фольклористика». - № 9/08. - М., 2008. - С. 38-50.

Научные статьи

9. Татару, Л. В. Симметрия стихотворного текста. Анализ стихотворения Дж. Г. Байрона «Twilight» / Л.В. Татару // Весы: Альманах гуманитарных кафедр БГПИ. - Балашов: Изд-во БГПИ, 1997. - № 6. - С. 30-38.

10. Татару, Л. В. Ритм и симметрия художественного текста / Л. В. Татару II Ритм и стиль: Сб. науч. трудов / Под ред. Л. В. Татару. - Балашов: Изд-во БГПИ, 1999. - Вып. 1. - С. 5-22.

11. Tataru, L. Text Perspective in Shakespeare's Sonnets / L. Tataru // On Page and Stage: Shakespeare in Polish and World Culture. - Krakow, 2000. - P. 103-113.

12. Татару, Л. В. О текстовой перспективе / Л. В. Татару // Ритм и стиль: Сб. науч. трудов / Под ред. Л.В. Татару. - Вып. 2. - Балашов: Изд-во БфСГУ, 2000. - С. 38-43.

13. Татару, Л. В. Ладовая структура текста и композиция (анализ рассказа Дж. Джойса «Встреча») / Л. В. Татару // Ритм и стиль: Сб. науч. трудов / Под ред. Л.В. Татару. - Вып. 3. - Балашов: Изд-во БфСГУ, 2001-С. 47-56.

14. Татару, JI. В. Длина и структура предложения в литературе «потока сознания» / Л. В. Татару // Ритм и стиль: Сб. науч. трудов / Под ред. Л.В. Татару. - Саратов: Изд-во СГУ, 2004. - Вып. 4. - С. 28-41.

15. Татару, Л. В. О соотношении понятий «языковая картина мира» и «текст» / Л. В. Татару // Концептосфера - дискурс - картина мира: международ. Сб. науч. трудов по лингвокультурологии / Отв. ред. Е. Е. Стефанский. - Самара: Самар. гуманит. академия, 2006. - С. 9-13.

16. Татару, Л. В. Точка зрения и концептуальная структура пространства художественного текста / Л. В. Татару // Текст и языковая личность: Сб. науч. трудов / Под ред. Л.В. Татару. - Балашов: Николаев, 2006.-С. 10-19.

17. Татару, Л. В. Композиционные функции сложного синтаксического целого и абзаца / Л. В. Татару // Германская филология: Межвуз. сб. науч. трудов - Саратов: ООО Изд-во «Научная книга», 2007. -Вып. 2.-С. 190-196.

Доклады и тезисы докладов

18. Татару, Л. В. Композиционный ритм текста как лингвистическая проблема / Л. В. Татару II Прагматика. Семантика. Грамматика: Мат-лы науч. конференции. - Москва: РАН. Институт языкознания, 1993. - С. 128130.

19. Татару, Л. В. Симметрия композиции художественного текста / Л В. Татару // Исследования по художественному тексту: Материалы 3-х Саратовских чтений по художественному тексту / Под ред. Б. Л. Борухова и К. Ф. Седова. - Часть 1. - Саратов: Изд-во СГПИ, 1994. - С. 90-92.

20. Татару, Л. В. Художественные принципы раннего Джойса / Л. В. Татару // VII Пуришевские чтения. Науч. конференция молодых ученых-литературоведов. Москва, 30-31 марта. - М.: Mill У им. В. И. Ленина, 1995.-С. 56.

21. Татару, Л. В. Ладовая структура текста и композиция / Л. В. Татару // Актуальные проблемы психологии, этнопсихолингвистики и фоносемантики. Мат-лы всероссийской конференции. - М.; Пенза: Институт языкознания РАН; 1111IV им. В. Г. Белинского, 1999. - С. 187189.

22. Татару, Л. В. Понятие текстовой перспективы / Л. В. Татару // Актуальные проблемы языкознания и методики обучения иностранным языкам: Мат-лы междунар. науч. конференции - Воронеж: Воронежский гос. пед. университет, 2000. - С. 200-201.

23. Татару, Л. В. Модернистское и постмодернистское сознание как культурный контекст XXI века / Л. В. Татару // Россия и современный мир: проблемы политического развития. Мат-лы II Междунар. межвуз. науч.

конференции. - В 2х ч. - 4.2. - М.; Институт бизнеса и политики, 2006. -С. 223-231.

24. Татару, Л. В. Возможности использования инновационных технологий для развития нарративных стратегий студентов / Л. В. Татару, П.Л. Гипсон // Инновации в высшем социально-гуманитарном и экономическом образовании в контексте Болонского процесса. Сб. статей общероссийской науч.-практ. конф. - Саратов: Изд-во Саратовского гос. социально-экономического ун-та, 2006. - С. 76-80.

25. Татару, Л. В. Композиция и точка зрения в нарратологическом и лингвистическом модусах рассмотрения / Л. В. Татару // Человек и язык в поликультурном мире. Доклады и тезисы докладов на междунар. науч. КРнф.-В2хт.-Том 1.-.Владимир: ВГПУ, 2006.-С,31-33.

26. Татару, Л. В. Englishness как воплощение модернистской картины мира в црозе В. Вулф / Л. В. Татару // Коммуникативные и социокультурные проблемы романо-германского языкознания: мат-лы межвуз. Науч. конференции. - Саратов: ООО Изд-во «Научная книга», 2007.-С. 159-165.

27. Татару, Л. В. Представление национального и модернистски-универсального пространства в тексте (роман Дж. Джойса «Улисс») / Л. В. Татару // Язык. Культура. Коммуникация. Мат-лы Всероссийской заочной научно-практической конференции. - Ульяновск, 2007. - С. 184-187.

28. Татару, Л. В. Композиционно-нарративная структура модернистского текста / Л. В. Татару // Англистика XXI века: Сб. материалов III Всероссийской научной конференции. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007.-С. 218-224.

29. Татару, Л. В. Концептуальная структура текста и композиция (гештальтно-фреймовые структуры романа Дж. Джойса «Улисс») / Л. В. Татару // Язык и межкультурная коммуникация: материалы IV Межвуз. науч.-практ. конф. - СПб: Изд-во СПбГУП, 2007. - С. 294-296.

30. Татару, Л. В. Текст и дискурс как основа межличностной и межкультурной коммуникации / Л. В. Татару, П. Л. Гипсон // Текст. Дискурс. Жанр: матер, межрегион, науч.-практ. конф. с междунар. участием. - Балашов: Николаев, 2007. - С. 7-13.

31. Татару, Л. В. Нарративная структура текста как форма обучения языку и культуре на базе дистанционного образования / Л. В. Татару // Информационно-образовательные ресурсы обучения языку и культуре: традиции и новации: Междунар. науч.-практ. конференция. Москва, РГГУ: Тезисы докладов / Центр РКИ РГГУ. - М.: МАКС Пресс, 2007. - С. 97-99.

33. Татару, Л. В. Ритм темпоральности нарративного текста (анализ рассказа Дж. Джойса «Прискорбный случай») / Л. В. Татару И Личность -

Язык - Культура: мат-лы И Всероссийской науч.-практ. конференции. Саратов: ООО Издательский Цешр «Наука», 2009. - С. 224-231.

Подписано в печать 07.09.2009. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Тираж 120 экз. Заказ № 486.

ИП Николаев О. А. Типография «Арья» ИП O.A. Николаев. Лиц. ПЛД № 68-52. 412300, Саратовская область, г. Балашов, ул. К. Маркса, 43 Тел.: (84545) 4-87-57,4-20-35

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Татару, Людмила Владимировна

Введение

Глава I. Точка зрения и композиция нарративного текста

1. Композиция как объект филологического исследования:

1.1. Формалистическая традиция изучения композиции. 1.2. Композиционная проблематика лингвистических исследований.

2. Дискурс и текст.

3. Ритм, метр и симметрия композиции текста.

4. Логика нарративного текста и дискурса.

5. Точка зрения как базовая единица композиции нарративного текста: 5.1. Композиционные функции сверхфразового единства и абзаца. 5.2. Точка зрения, фокализация и перспектива. 5.3. Языковые планы выражения точки зрения в нарративном тексте. Понятие текстовой сетки.

6. Выводы.

Глава II. Пространство и темпоральность нарратива

1. Лингвокультурные доминанты модернистского сознания: 1.1. Модернистский менталитет и дискурс. 1.2. Национальная и универсальная составляющие модернистских картин мира Вирджинии Вулф и Джеймса Джойса.

2. Репрезентация концепта «Тело человека» в романах «Улисс» и «Миссис Дэллоуэй».

3. Мифопоэтический хронотоп и пространствоцентризм текста.

4. Пространственный план точки зрения и пространственная сетка текста.

4.1. Ритм пространственной сетки романа В. Вулф «Миссис Дэллоуэй» и рассказа Дж. Джойса «Встреча». 4.2. Симметрия пространственной сетки текста. Рассказы Дж. Джойса «Сестры» и «Мертвые».

5. Ритм пространственной сетки на уровне архитектоники текста: 5.1. Архитектоника «Цублинцев» и «Улисса». 5.2. Архитектоника и перспектива модернистского текста.

6. Время повествовательного текста: 6.1. Категории нарративной темпоральности. 6.2. Языковые средства временной референции в тексте. 6.3. Ритм нарративной темпоральности и темпоральная сетка текста. 6.4. Ритм темпоральной сетки рассказа Дж. Джойса «Прискорбный случай».

7. Выводы.

Глава III. Ритм нарративно-речевой и модальной структуры текста

1. Нарративно-речевая сетка текста.

2. Коммуникативный и когнитивный аспекты нарративного дискурса и традиции их изучения.

3. Позиционная структура образа автора-повествователя и типы повествоватглей.

4. Композиционно-речевые формы выражения точек зрения как структурные компоненты нарративно-речевой сетки текста.

5. Ритм нарративно-речевой сетки сборника Дж. Джойса «Дублинцы»

6. Модальный план точки зрения и модальная сетка текста.

7. Репрезентация мира истории.

8. «Ритм красоты» как модально-оценочная основа и схема репрезентации истории «Дублинцев».

9. Выводы.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Татару, Людмила Владимировна

Для отцов-основателей теории нарратива лингвистика была «посредником в овладении общей научной методологией» [Тодоров 1975, с. 45, Greimas 1968, Якобсон 1975, Genette 1980]. Ролан Барт еще в 1966 году провозгласил необходимость изучения «дискурса» как объекта «второй лингвистики», выходящей за пределы предложения, в контексте которой «язык (langue) нарратива является одним (если не одним-единственным) из способов выраженйя, достойных изучения»1 [Barthes 1977, р. 83-84]. Цветан Тодоров понял когнитивную сущность поэтического дискурса, охарактеризовав его как «спектр литературных возмоэюностеи, в котором реальные литературные произведения занимают место определенных частных случаев?» и должны «проецироваться на нечто «другое», как и в cry чае критики с психологическим или социологическим уклоном» [курсив мой - Л. Т.: Тодоров 1975, с. 41-42]. Однако ранний период веры в возможности использования лингвистических категорий для нарративных исследований сейчас называют «методологическим утопизмом» [Herman 2000], а масштаб и характер лингвистического воздействия на дальнейшее развитие нарратологии — это вопрос, который остается открытым. Сосредоточиваясь на коммуникативном плане нарративного дискурса, исследователи долгое время соблюдали «структуралистский мораторий» на ч использование потенциала, заложенного в лингвистической прагматике, семантике и теории референции. Попытки снятия этого моратория появились в 1980-1990-е годы [Fillmore 1981; Pavel 1985, Fowler 1986, Fludernik 1993, Galbraith 1995, Toolan 1999, etc.]. Именно тогда призыв Барта рассматривать конкретный текст как метатекст, а нарратив как междисциплинарный объект исследования был принят как руководство к действию. Тогда и начался нарративный (он же когнитивный) поворот, который захватил все

1 Здесь и далее перевод с'английского - мой (если не указан другой переводчик - Л. T). гуманитарные науки и принял международный размах. В 1990-е годы достижения когнитологии, объединившей под единой кровлей шесть наук — философию, психологию, теорию мозга, теорию искусственного интеллекта, лингвистику и антропологию — подвели западных нарратологов к пониманию 1 необходимости введения нарративной проблематики в поле когнитивных исследований [Fludernik 1996, Jalm 1997, Ryan 1998, Margolin 1999]. И лишь совсем недавно американский нарратолог Дэвид Герман открыто заявил о назревшей необходимости объединения достижений нарратологии и когнитологии [Herman 2000].

Ученые Европы, Израиля, Южной и Северной Америки, Азии, Африки и Австралии создают междисциплинарные серии книг (напр., «Frontiers of Narrative» - серия издательства University of Nebraska Press, см. http://people.cohums.ohio-state.edn/hermanl45/frontiers.html\ международные журналы нарративного профиля (Image (&) Narrative, Journal of Narrative Theory, Narrative Inquiry, Poetics, Poetics Today, Style и др.), проводят международные симпозиумы для компьютерных инженеров, разработчиков компьютерных чгр, философов, лингвистов и теоретиков литературы («Narrative * Intelligence» 1999, 2009: http://www.lcc.gatech.edu/Mnateas/narrative.html), выпускают энциклопедии по теории нарратива (The Routledge Encyclopedia of Narrative Theory: см. RENT 2007), организуют финансируемые грантами долгосрочные проекты по междисциплинарному изучению нарратива (напр., Project Narrative -инициативный проект, осуществляемый с 2006 года в Огайском университете: http://proiectnarrative.osu.edu/). создают мощные методические центры обучения нарративным навыкам, в том числе с использованием мультимедийных технологий, для педагогов и самой широкой аудитории учащихся (см., напр., сайт Центра Цифровых Историй, созданный в университете Беркли, - Center for Digital Story Telling: http://www.storvcenter.org/, http://www.lcc. gatech.edu/~mateas/nan-ative.html). A в январе 2008 года был официально учрежден Международный день историй о личной жизни (International Day of Sharing Life Stories: http://intemati0naldavbl0g.st0wcenter.0rg/y

В России процесс нарративизации науки и общественной жизни идет не столь заметно, хотя категории исходной, французской нарратологии, из j которой и сформировалась современная междисциплинарная теория нарратива, сложились под прямым влиянием русских формалистов и структуралистов А. Веселовского, В. Шкловского, Б. Томашевского, В. Проппа, Ю. Тынянова, Б. Эйхенбаума, Г. Гуковского, JI. Выготского, М. Бахтина, В. Волошинова, В. Виноградова, Ю. Лотмана, Б. Успенского и других ученых. Зарубежные нарратологи активно используют идеи русских классиков, двигаясь по пути сближения теории нарратива с лингвистикой и науками когнитивного цикла. В последнее время интерес к этой науке активизируется среди российских литературоведов [Седов 1992 а, 1992 б, 1993, Седов http://www.sgu.ru/files/nodes/l 8198/sedov.pdf, Волохова 2005, Тюпа 2001, 2006, Шуников 2006 и др.], лингвистов [Падучева 1996, 1999, Андреева 1998,. Губернская 2002, Леонтьева 2005, Филистова 2007, Шабликова 200^ и др.], социологов, философов и психологов [Троцук 2004, Карабаева 2003 и др.]. Но для того, чтобы вновь завоевать приоритетные позиции в мировой нарратологии, необходимы мероприятия, аналогичные тем, что проводятся за рубежом, и новые исследования, не ограниченные уже не нуждающимися в представлении принципами структуралистской и коммуникативной теории нарратива, а вводящие нарративную проблематику в контекст достижений коммуникативной и когнитивной лингвистики. В свою очередь, лингвисты стремятся к объединению достижений двух этих ведущих парадигм современного гуманитарного знания в общую когнитивно-дискурсивную парадигму антропоцентрической лингвистики, в которой «каждая языковая единица или категория строится на пересечении требований когниции и коммуникации» [Кубрякова 2001, с. 8-9]. Но, признавая актуальность задачи поиска синтезирующего начала когнитивного s и коммуникативного планов текста, направленной на построение целостной модели смысла текста, на практике исследователи разделяют их. Они по-разному соотносят понятия текстовой концепции и коммуникативной стратегии с такими фактами текстообразования, как стиль, образ автора, смысл. Для литературоведов же художественный текст «составляет единство двух нервущихся линий. Это, во-первых, цепь словесных обозначений внесловесной реальности и, во-вторых, ряд кому-то принадлежащих (повествователю, лирическому герою, персонажам) высказываний» [Хализев 1999, с. 99]. Кроме того, центральное для когнитивной лингвистики понятие концепта до сих. пор «расплывчато, нечетко и носит, по большей части, умозрительный характер» [Кравченко 2005, с. 92], что опять-таки является следствием сужения общетеоретических рамок большинства исследований, направленных на выяснение природы и свойств концептов.

Сложившаяся ситуация и ряд приводимых ниже фактов объясняют актуальность данной работы:

1) понятие «нарратив» является сегодня ключевым для всех наук гуманитарного цикла, что ведет к его многочисленным разно дисциплинарным, часто метафорическим толкованиям и лишь обостряет проблему его терминологического определения и поиска объективных методов анализа; особенно остро данная проблема стоит перед отечественной лингвистикой нарратива;

3) актуальная задача разработки методологической базы когнитивно- дискурсивной лингвистики остается пока нерешенной; далека от решения и проблема выделения лингвистически релевантной единицы нарративного текста; изучение1 нарратива в рамках коммуникативной традиции ведется давно и плодотворно, но его когнитивная природа нуждается в изучении, которое может наполнить более строгим лингвистическим смыслом понятия структурной и когнитивной поэтики;

4) в огромном поле джойсоведения и в активно осваиваемом поле исследований творчества В. Вулф практически нет лингвистических концепций, объясняющих ритмические закономерности текстов данных классиков модернизма - все значимые исследования написаны в рамках биографического, литературоведческого, поэтического, семиотического, стилистического, психоаналитического, культурологического, тендерного подходов, к которым сегодня подключается использование мультимедийных технологий [Noon 1957, Ellmann (1959) 1982 a, Gilbert 1959, Boyd 1967, Brandabur 1971, San Juan 1972, Kiely 1980, Hayman 1982, Scott 1984; McGee 1988, Miller 1988;Bramsback 1990, Abel 1993, Gillespie 2000, Hite 2000, Gunn, Wright 2005; Жантиева 1967, Гениева 1972, Мелетинский 1976, Хоружий 1994, Акимов 1996, Белозерова 2000, Шеина 2003, Эко 2003, Курилов 2004, Андреевских 2005 и др.].

Главная цель данной работы - создание теоретической модели интерпретации нарративного текста, отражающей когнитивную логику формирования и реконструкции целостного образа мира истории. Мы стремились доказать когнитивную значимость ритма композиции нарративного текста как фактора, определяющего эту логику. В качестве базовой единицы ритма композиции рассматривается точка зрения. Тезис, который кладется в основу понимания данного явления: композиция иерархически организует языковую фактуру текста, являясь глобальной, цельной формой отражения мировидения автора как языковой личности, а точка зрения - отдельный ракурс представления в тексте художественного мира и необходимое условие дискурса. Языковые формы реализации точки зрения и динамические закономерности их чередования в художественном тексте не просто являются ключами к адекватной интерпретации мира истории (таких ключей много — от звуковых, графических и лексических образов до синтаксических единств), они становятся главным фактором постижения этого мира как гармоничной цельности и фактором порождения эффективных когнитивных моделей, необходимых для дальнейшего освоения информации о мире реальном.

Объект исследования — композиция нарративного текста.

Предмет - точка зрения как базовая структурная и ритмическая единица нарративногсггекста и дискурса.

Основные исследовательские задачи:

2. Обоснование статуса точки зрения как строевой и ритмической единицы нарративного текста: выявление системы языковых средств формирования точки зрения, делающих ее отдельной, цельной, соизмеримой и регулярной едг шцей - сегментом текстовой сетки.

5. Обоснован ие когнитивной функции ритма точек зрения как основного фактора структурирования и восприятия динамической схемы событий, объективирующей образ мира истории - его глобальную репрезентацию.

6. Обоснование взаимозависимости когнитивных способов экспликации концептуальных смыслов текста через ключевые слова и коммуникативных аспектов их представлений в контекстах точек зрения повествователей и персонажей, порождающих отдельные субъективные миры внутри единого мира истории.

7. Композиционно-нарративный анализ знаковых произведений англоязычного модернистского искусства («Дублинцы» и «Улисс» Дж. Джойса, «Миссис Дэллоуэй» В. Вулф), выявление специфики ритма точек зрения в них и разработка модели глобальной репрезентации мира модернистской истории.

Гипотеза исследования: логика формирования и восприятия нарратива определяется ритмом его структуры, возникающим в результате взаимодействия четырех текстовых сеток — пространственной, темпоральной, нарративно-речевой и модальной, - сегментами которых являются точки зрения в их специфических планах выражения.

Основные положения, выносимые на защиту:

2) точка грения представляет собой сегмент текстовой сетки, актуализирующий одновременно пространственный, темпоральный, нарративно-речевой и модальный уровни текста;

6) логика реконструкции мира модернистской истории определяется специфическим ритмом «схемы событий»: чередованиями фабульных событий (сегментов плана истории), которые заданы пунктирно, и значительных ментальных событий (сегментов плана дискурса), занимающих основное пространство текста;

Методологические принципы работы определяются стремлением освоить опыт анализа текста, накопленный лингвистическими школами, так или иначе продолжающими идейный поиск «русского формализма». Концепция в целом опирается на дискретно-континуальное осмысление языковых элементов, входящих в систему текста, на принцип соотношения общего и единичного, целого и его частей, дифференциальное™ и гармонии, ритма и симметрии. Эти соотношения составляют общеметодологический базис структурно-динамической модели текстообразования, по-разному представленной классическими концепциями М. М. Бахтина, В. В. Виноградова, Ю. М. Лотмана, В. Н. Топорова, и новыми концепциями лингвистов когнитивного и коммуникативного направлений. Исходя из положений об обусловленности структуры текста единством стоящего за ним индивидуального сознания [Бахтин 1979, Падучева 1996 и др.], с одной стороны, и расщепленности сознания «говорящего субъекта» [Kristeva 1984, Лакан 1997, Демьянков 1992 и др.], с другой, в качестве главной закономерности, позволяющей анализировать процессы интеграции и дезинтеграции текста, мы рассматриваем ритм- универсальный закон, организующий и структуру текста, и процесс восприятия ее получателем.

Следуя за когнитивным поворотом постмодернистского знания, мы рассматриваем нарратив и как форму ментальной репрезентации, и как методологический конструкт интерпретации текста. Точка зрения интерпретируется как единица сегментации нарративного текста и одновременно фактор, обеспечивающий его, смысловую динамичность и цельность. Это категория, текстовая актуализация которой обусловлена взаимодействием разнородных связей и процессов как языкового, так и внеязыкового характера. Поэтому методологически опорным для нас является рассмотрение языковой системы не как отдельного модуля, внеположенного когнитивным механизмам, а как «одного из модусов «когниции», составляющей вершину айсберга, в основании которого лежат когнитивные способности, не являющиеся чисто лингвистическими, но дающие предпосылки для последних» [Демьянков 1994, с. 22]. Логика интерпретация информации о «мире истории» есть не что иное, как особый способ когниции. Постижение этого мира дает воспринимающему богатейшие ресурсы для приспособления к новым контекстам социального взаимодействия благодаря таким категориям нарратива, как фокализация, точка зрения, пространственность, темпоральность, перспектива. Они придают нарративу проективность и метакоммуникативность, которые делают его «прототипом всех видов выстраивания перспектив и версий» [Herman 2002], и потому он используется для усиления человеческих способностей, а именно памяти, пространственно-временного восприятия, логики, дедукции и т. д.

Существенную роль в данном исследовании играет и методологический принцип научного синкретизма, установления отношений между разными аспектами одного явления, изучаемыми разными дисциплинами филологического цикла. Учитывая данные психолингвистики, лингвокультурологии, стилистики и других наук, мы «переводим» категории нарратологии на лингвистическую базу. Существенные характеристики нарратива, уже установленные в рамках структуралистской и коммуникатизной традиций его изучения (М. М. Бахтин, Ю. М. Лотман, Б. А. Успенский, Ф. Штанцель, Р. Барт, Ж. Женетт, Л. Долежел, Дж. Принс и др.), осмысляются в контексте новых достижений когнитивной нарратологии (Д. Герман, М. Ян, М.-Л. Райан, М. Бал и др.), коммуникативной и когнитивной лингвистики.

Многогранность нетрадиционного для лингвистики объекта исследования - точки зрения - и широта охвата языковых форм его реализации в тексте потребовали моделирования нового комплексного метода анализа. Автор применяет те категории и методы семантики, грамматики и модальности текста, стилистики и интерпретации текста, которые отвечают задаче поиска инвариантных средств его организации, характерных для книжно-письменной коммуникации. Так, при анализе пространственного плана точки зрения и фокализации продуктивной оказалась диктемная теория М. Я. Блоха, при анализе ее временного плана -категория грамматического глагольного времени и времени художественного текста (В. В. Гуревич, 3. Я. Тураева и др.). Субъектно-речевой план выражения точки зрения потребовал привлечения методов грамматики текста, синтаксической стилистики (О. И. Москальская, Г. Я. Солганик), коммуникативной лингвистики (И. Р. Гальперин, М. Я. Дымарский, Н. В. Максимова и дг>.) и дискурсивного анализа (А. А. Кибрик, У. Чейф), модальный - использования категорий коммуникативной и текстовой модальности (А. В. Бондарко, А. Палмер и др.). При анализе концептуальной структуры текста применялись методы изучения позиционной и семантической структуры текста, ключевых слов-символов, концептуального анализа, моделирования схем-репрезентаций событий. В значительной мере применяется метод количественного анализа, дающий объективные данные по соотношению сегментов плана истории («реального» пространства/времени событий) и сегментов плана дискурса («ирреального», ментального пространства/времени, затрудняющего восприятие событий). Все нарративные категории соотносятся с категорией текстовой сетки, а ее анализ — с принципами и методами, разработанными в ритмологии. В частности, мы опираемся на концепции языкового и художественного ритма Д. Аберкромби, Э. Бенвениста, М. М. Гиршмана, Т. Н. Шишикиной, А. М. Антиповой, Н. В. Черемисиной и других ритмологов [Classe 1939, Baum 1952, Abercrombie 1965, Benveniste 1971; Эткинд 1974, Akhmanova Shishkina 1975, Антипова 1984, Черемисина 1989, Шапир 1990, Гиршман 1991, etc.]. Разработанный метод анализа текста позволяет «преодолеть опасность узкого когнитивизма, с одной стороны, и <.> ограниченность коммуникативной лингвистики <.>, с другой» [Кубрякова 2001, с. 8], поскольку мы исходим из принципиально междисциплин арной природы знания, требующей: «новой эпистемологии, отличительным признаком которой является синкретизм научного знания» [Кравченко 2005, с. 92].

Материал исследования общим объемом более 600 страниц (рассказы и романы Дж. Джойса и В. Вулф) потребовал рассмотрения доминант модернистского сознания, национальных и индивидуальных форм концептуализации действительности. Но предлагаемая в работе модель анализа является универсальной и может быть применима к текстам любого литературного метода, функционального типа и жанра.

Научная новизна диссертации заключается в следующем:

- во-первых, в ней предлагается концепция ритма точек зрения, которая дает методологически обоснованное толкование лингвистического содержания понятия «нарратив»;

- во-вторых, в диссертации обосновывается лингвистический статус базовой единицы нарративнорго текста - точки зрения - и вводится в практику лингвистического анализа текста категория текстовой сетки;

- в третьих, впервые обоснована логика реконструкции глобальной ментальной репрезентации мира истории и доказана определяющая эту логику функция нарративного ритма как результата взаимодействия четырех текстовых сеток - пространственной, темпоральной, нарративно-речевой и модальной;

- в-четвертых, создана дискретно-континуальная модель интерпретации нарративного текста, опирающаяся на его формальные, лингвистические, когнитивные, лингвокультурные, коммуникативные, прагматические характеристики;

- в-пятых, на основе данной теоретиченской модели разработан новый практический метод анализа нарративного текста, базирующийся на универсальных принципах выдвижения, ритма и симметрии;

- в-шестых, диссертация вносит существенный вклад в изучение идиостилей Дж. Джойса и В. Вулф, так как в ней объясняется смыслообразующая функция ритма их текстов.

В своей совокупности результаты данного исследования дают эффективное решение актуальной задачи разработки когнитивно-дискурсивной методологии анализа нарративного текста как целого.

Практическая значимость исследования заключается в возможности использования результатов работы в практике вузовского и школьного преподавания: при разработке и чтении лекционных курсов по теории нарратива, лингвистике текста, когнитивной лингвистике, стилистике и теории интерпретации текста, спецкурсов по стилистическому анализу художественного текста, способам выражения точки зрения в тексте, пространственности, темпоральности, субъектно-речевой структуре, модальности художественного текста, лингвокультурной и языковой специфике отражения модернистского мировоззрения в художественном тексте и т. д. Кроме того, результаты данного исследования могут использоваться и для разработок прикладного характера - в частности, для внедрения в процесс вузовского обучения интерактивных Интернет-проектов в духе популярного на Западе метода «оцифровывания нарративов» (digital story-telling) [Robin 2006]. Это тема, чрезвычайно актуальная для теории межличностной и межкультурной коммуникации, результаты освоения которой были представлены нами на ряде конференций [Татару 2006, Татару, Гипсон 2007 в, 2007 г].

Апробация результатов работы. По теме диссертации опубликованы 42 работы, общий объем которых составляет около 50 п. л., в том числе учебное пособие «Лингвострановедение Англии» (Саратов 2005), монография «Точка зрения и композиционный ритм нарратива (на материале англоязычных модернистских текстов)» (Москва 2009). Основные положения диссертационного исследования были представлены в виде докладов на научно-практических конференциях: международных (Воронеж 2000, Москва 2006, Владимир 2006, Балашов 2007, Москва 2007), всероссийских (Пенза 1999, Саратов 2006, Санкт-Петербург 2007, Ульяновск 2007, Саратов 2008), межвузовских (Саратов 2006, Санкт-Петербург 2007) и др.

Автором диссертации был разработан проект коллективного исследования «Формы отражения менталитета англичан и русских в языковом тексте», который был включен в темплан Министерства Образования и Науки РФ на 2006-2008 годы (регистрационный номер 6.17.06). В рамках этого финансируемого проекта под нашей редакцией был выпущен сборник научных трудов «Текст и языковая личность» (Балашов 2006), проведена межрегиональная конференция с международным участием «Текст. Дискурс. Жанр» (Балашов 2007), на которой был осуществлен телемост с американским коллегой П. Л. Гипсоном.

Кроме того, результаты исследования положены в основу ряда разработанных автором лекционных и элективных курсов, которые читаются на инязе Балашовского пединститута СГУ им. Н. Г. Чернышевского:

Стилистика английского языка», «Стилистический анализ модернистского текста», «Особенности языка СМИ». Работа в плане развития медиадискурсивкой компетенции студентов ведется и в рамках курса i

Изучение иностранного языка On-line», в частности, в окне дискуссионного форума «Russia and USA: Dialogue of Cultures» [http://www.bfsgu.ru/forum/]. Общение в нем наших студентов с американцами включает разные формы нарративов: пересказ фильма или книги, хода футбольного матча, содержания статьи, анекдотов, историй из личной жизни. Метод формирования базовой дискурсивной компетенции студентов зиждется на привитии им навыков адекватного выражения собственной точки зрения на разные явления действительности в рамках релевантных для форума тем и в соответствии с этикетом общения в Интернет-пространстве (netiquette).Диссертация была обсуждена на заседании кафедры теории, истории языка и прикладной лингвистики Института филологии и журналистики Саратовского государственного университета (июнь 2009 г.).

Структура диссертации определяется спецификой темы, поставленными целями и задачами, а также спецификой анализируемого материала. Работа состоит из введения, трех глав, завершающихся выводами, заключения и библиографического списка. В практических главах - второй и третьей - содержатся 18 таблиц и 8 схем, иллюстрирующих композиционные модели ритма нарративных структур анализируемых текстов.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Точка зрения и ритм композиции нарративного текста (на материале произведений Дж. Джойса и В. Вулф)"

Выводы

Нарративно-речевой и модальный планы точки зрения дискурсивны, и их анализ является одновременно синтаксическим, функционально-семантическим, прагматическим и когнитивным.

1. Структурно-композиционным и когнитивным фактором, который определяет логику нарративно-речевой организации текста, является сознание автора-повествователя, принимающее определенные повествовательные формы. Позиция повествователя по отношению к внутреннему миру (психологии) персонажа кладется нами в основу i различения трех типов повествования: 1) объективированного, определяемого внешней позицией аукториального повествователя, повествователя-наблюдателя и сказового повествователя от 3-го лица; 2) субъективированного повествования с внутренней позиции перволичного сказового, третьеличного персонифицированного гетеродиегетического или персонального гомодиегетического повествователя; 3) повествования с позиции пустого центра от гипотетического повествователя. Гипотетический повествователь образует «нулевую», виртуальную перспективу, не совпадающую нй с внутренними перспективами участников мира истории, ни с внешней перспективой объективного рассказчика или наблюдателя.

Два основных типа структурной организации автора-повествователя -унифицированный, определяющий единственную перспективу текста, и дифференцированный, определяющий наличие в тексте множества перспектив, отражающих субъективные миры истории.

2. Непосредственными, текстовыми формами воплощения процесса взаимодействия голосов и сознаний автора, повествователя, персонажей и читателя, являются композиционно-речевые формы. Мы выделили четыре основных типа этих форм и синтаксические модели представления каждого из них, которые противопоставили по степени маркированности «своей» речи автора-повествователя и «чужой» речи персонажа и, соответственно, по типу занимаемой повествователем позиции:

1) «Своя» речь повествователя (РП): а) повествование, описание и др.; б) диалогическая и монологическая речь; в) косвенная речь;

2) Диалогическая речь персонифицированного повествователя (PIJLLli): а) косвенная речь; б) свободный косвенный дискурс (СКД) - косвенное воспроизведение речи, мысли, восприятий и состояний; внутренний монолог (ВМ) от 3-го лица; поток сознания (ПС) от 3-го лица;

3) «Чужая» речь сказового повествователя (РСП) и персонального повествователя (РППг): а) повествование, описание, рассуждение; б) прямая и косвенная речь; в) прямая мысль, прямое восприятие и ощущение; г) внутренний монолог от 1-го лица; д) поток сознания от 1-го лица.

Нарративно-речевая точка зрения - это «мини-нарратив» говорящего или воспринимающего субъекта, репрезентация события через тот или иной тип композиционно-речевых форм. Дейктический центр этого мини

• нарратива, обладающего, как и положено дискурсу, неоднородным составом предложений, находится в сознании персонажа или повествователя. Следя за текущими фокусами его сознания, читатель корректирует свой «опыт проживания» событий. Нарративно-речевая сетка текста складывается из таких мини-нарративов. Динамика чередования синтаксических моделей внутри каждого сегмента отражает динамику смены «фокусов сознания» персонажа или повествователя, то есть - динамику фокализации. Ритм этой динамики первично-перцептуален, но сумма ритмов нарративно-речевых точек зрения образует определенную «геометрическую» схему текстовой

• сетки, которая имеет когнитивную основу.

3. Анализ нарративно-речевой сетки сборника Джойса «Дублинцы» позволил описать, с одной стороны, динамику субъектно-речевых точек зрения, с другой' стороны - симметрическую модель, на основе которой воспринимается их ритм. Логика этого ритма определяется динамикой ценностно-оценочных установок автора-повествователя по отношению к индивидуальным мирам персонажей: эта динамика состоит в постепенном вымещении внутренних точек зрения персонажей, определяющих пространство дискурса, внешней точкой зрения объективного повествователя-наблюдателя, которая представляет событийный план истории. Если в первой половине сборника превалирует модель ПИ —» ПД — ПИ —» ПД, то, начиная с середины, ритм этот «механизируется», постепенно приходит к модели ПИ —■> ПИ —> ПИ. Эта тенденция отражает динамику когнитивного «паралича» героев по мере их взросления. Однако в конечной повести «Мертвые» - эпифании книги - вектор перспективы разворачивается в обратную сторону, голоса и сознания повествователя и персонажа вновь полифонически сливаются. Возврат к модели ПИ —> ПД —» ПИ —> ПД восстанавливает симметрию композиции сборника.

4. Точку зрения в модальном плане мы определяем как сегмент текста, формируемый дейктическим центром и всеми средствами текстовой модальности: морфологическими, лексическими, синтаксическими, метатекстовыми. Особую роль играют ключевые слова-лейтмотивы как способы порождения символических образов и выражения идеологического содержания текста. Ключевые слова являются и главными формами объективации авторских концептов. Отдельный концепт является смысловым элементом целостной концепции текста, которая формируется доминирующим типом модальности, определяющим все планы выражения точек зрения.

Мы выделили шесть типов нарративной модальности: эпистемологическую, эвиденциальную, эмотивную, обусловливающую, гипотетическую и оценочную (аксиологическую). В модальной сетке текста их комбинации выстраиваются в ритм чередований модальных точек зрения. Базовый принцип этого ритма - сегменты плана истории (ЭвМ и ЭпМ) чередуются с сегментами плана дискурса, содержание которых определяется остальными, маркированными типами нарративной модальности.

5. Точку зрения мы рассматриваем в качестве базовой элементарной репрезентации схемы событий в нарративном тексте. Ее компоненты (актор, пассивные участники и объекты) объединены в динамическую цельность определенными векторами взаимоотношений. Синтагматические отношения между элементарными репрезентациями, благодаря механизму когнитивной настройки организма, воспринимаются как рекуррентные динамические схемы сценарного типа, которые, накапливаясь, складываются в сложную ментальную репрезентацию истории.

Типичной для модернистского текста является схема репрезентации рутинных или малозначительных событий. Главный их участник - не столько субъект действия, сколько субъект слухового или визуального восприятия. События, нарушающие алгоритм его жизни, провоцируют ментальные события, ведущие к трансформациям ключевых концептов. Главным значением целостной нарративной репрезентации является эпистемология и пути персонажа, которая меняет его самооценку и мировосприятие.

6. Модальную базу сборника «Дублинцы» определяют эстетические идеалы Джойса, воплощенные в его теории «ритма красоты». Идейно-нравственная позиция автора подчинена эпистемологии художника-модерниста, отраженной в «отполированном зеркале» композиции сборника. Общее содержание модальности «Дублинцев» составляет эпистемология «жизни индивидуального сознания», которая определяет ритм модальностей. Ритм этот строится на постепенном увеличении объема эвиденциальной модальности, за. которой скрывается нарастающее расхождение между модальной точкой зрения автора и более ограниченными модальными точками зрения персонажей. Но в финальной повести автор находит мотив примирения с эпистемологией персонажа, что меняет всю повествовательную перспективу сборника и уравновешивает баланс оценочных позиций. Субъективные точки зрения в сетке текста строятся на чередованиях ЭвМ и ЭпМ (ПИ), в которые периодически вмешиваются сегменты эмотивной, оценочной и других маркированных модальностей

ПД). Эпифанический момент нового, визионерского знания персонажа подобно магическому зеркалу меняет содержание всех ключевых концептов, репрезентированных в мире истории, уравновешивая симметрию композиции сборника и одновременно придавая ей динамичность.

Общий вывод из анализа: «ритм красоты» делает текст «Дублинцев» не только образцом эстетического совершенства, но также идеальным примером действенности ритма как главного когнитивного и коммуникативного л4'. фактора, направляющего мысль читателя в заданном автором направлении. и

379

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Специфика темы нашего исследования определила композицию, стиль и речевую структуру этой работы, отмеченную рекуррентностью ключевых терминов «ритм», «точка зрения», «логика истории», «перспектива текста». Это позволило нам, как мы надеемся, раскрыть содержание категории точки зрения как базовой единицы ритма и композиции нарративного текста с позиций лингвистической теории нарратива и когнитивно-дискурсивной лингвистики, то есть - обосновать языковую и когнитивную природу этого понятия, которое традиционно изучалось лишь в литературоведении и с структурной поэтике.

Главным теоретическим результатом проведенного исследования, в котором точка зрения представлялась концептуально (структурно) и одновременно нарративно (динамично), каждый раз в новом аспекте и в новом контексте, является системная характеристика этого феномена, которая отвечает условиям дефиниции композиции нарративного текста, сформулированным нами в первой главе. Эта характеристика сводится к следующим пунктам:

1) Формальная характеристика: цельность и завершенность текста обусловлены диалектической и эстетической природой точки зрения как базовой его единицы, которая определяет действие в нем категорий синтагматической связности (динамичности) и смысловой цельности (симметричности).

2) Лингвистическая характеристика: точка зрения представляет собой сегмент текстовой сетки - линейной категории, категории текста; формально совпадая с СФЕ, в содержательном плане точка зрения актуализируется одновременно на пространственном, темпоральном, нарративно-речевом и модальном уровнях нарративного текста, каждый из которых формирует специфическую текстовую сетку.

Пространственная сетка формируется дейктическими центрами, именованиями объектов и локусов мира истории, глаголами движения,

S 380 наречиями и предлогами места и направления. Сегмент этой сетки - сцена-субфрейм, внутри которого обнаруживается динамика фокализации; вся и сетка репрезентирует гиперфрейм мира истории. Чередование сцен-субфреймов определяется дейктическими сдвигами, влекущими за собой смену локусов и ракурсов их представления.

Темпоральная сетка образуется дейктическими центрами, средствами временной референции, указателями точек и периодов времени, их последовательности и темпа, восприятия их движения. Эти средства выражения актуализируют действие нарративных когнитивных категорий порядка, анахронии и частотности.

Обе сетки актуализируют базовое различение «объективное

4< пространство/время истории - субъективное пространство/время дискурса». Последние определяют деформации объективного пространства и времени в нарративном тексте.

Нарративно-речевая сетка текста состоит из сегментов, представляющих точки зрения повествователя и/или персонажа как позиции говорения, мысли или восприятия. Один такой сегмент формируется дейктическим центром (центральным сознанием) и предложениями, относящимися к тому или иному типу композиционно-речевых единств - дискурсивных репрезентантов событий и состояний, которые могут быть объективными, • > относящимися к плану истории, и субъективными, относящимися к плану дискурса.

В рамках модальной точки зрения репрезентируется модальная позиция повествователя или персонажа. Она представляет собой сегмент модальной сетки, который формируется дейктическим центром и специфическими средствами текстовой модальности разных типов — эвиденциальной, эпистемологической, оценочной, эмотивной, гипотетической и т. д. Главным различительным признаком этих средств является их объективный или субъективный характер. Средства объективной модальности формируются ь авторской модальностью, которая прагматична, проективна. Средства субъективной модальности формируются индивидуальными позициями персонажей, которые меняются от сегмента к сегменту и определяют динамику повествования. Если нарративный текст не является прототипической. историей, в которой есть только события, линейное чередование в нем форм наклонений Indicative - Subjunctive является главным сигналом того, что объективная (внешняя) модальная точка зрения повествователя сменяется субъективной (внутренней) точкой зрения персонажа.

Описанные в работе типологии точек зрения, специфичные для каждого из указанных текстовых планов или уровней, — пространственного, темпорального, нарративно-речевого и модального — позволяют охарактеризовать точку зрения как базовую единицу речевого, композиционного и смыслового ритма нарративного текста. На каждом уровне своей текстовой актуализации точка зрения обнаруживает наличие изоморфных характеристик, способствующих метризации текста, и переменных характеристик, способствующих его динамике. Так, повторяемость дейктических центров и лексических репрезентантов локусов и объектов истории, частотность событий, однотипные модели комбинаций предложений объективного и субъективного типов, однотипные модели комбинаций типов модальности придают тексту определенные нормы повторов, порождающие в читательском сознании схемы метрических проекций и версий возможного развития истории. Нарушения ожиданий, порождаемые появлением новых содержательных и формальных характеристик точек зрения, ведут к нарушению алгоритма восприятия текстовой информации и, соответственно, являются средствами ее актуализации, порождающими читательскую рефлексию.

3) Когнитивная характеристика: нарративный текст как целостная структура соотношений точек зрения является иерархически высшей формой объективации сложной ментальной репрезентации мира истории; ритм точек зрения представляет собой закономерность, обеспечивающую прогресс и результат накопления читателем «опыта проживания» событий как элементарных репрезентаций когнитивного опыта участников мира истории.

4) Лингвокультурная характеристика: репрезентация мира истории в композиции вбирает в себя инвариантные и индивидуально-авторские формы концептуализации мира.

5) Коммуникативная характеристика: точка зрения является главным и обязательным условием дискурса, стандартного или нарративного; динамичные схемы репрезентаций событий в нарративе являются опосредованными метавозможностями приобретения человеком новых знаний о реальном мире и реальных людях; целостная репрезентация мира истории порождает аналогичную глобальную репрезентацию в сознании читателя и служит источником интерпретаций, которые могут распространяться и на понимание места самого читателя в мире.

6) Прагматическая характеристика: ритм чередования точек зрения и симметрия их соотношения в нарративе определяются еще на предтекстовом этапе представлением автора о том, какой путь пройдут его персонажи и насколько их эпистемология будет расходиться с его собственной; ситуация нарративного, отсроченного дискурса обусловливает особо тщательное продумывание автором композиционной структуры текста, то есть распределение ключевых понятий по сильным позициям и языковые формы их представлений в определенных точках зрения.

Общий вывод: накладываясь друг на друга, сегменты текстовых сеток образуют сложное единство когнитивного и коммуникативного способов концептуализации «мира истории», что делает точку зрения многогранной и наиболее полной единицей членения текстового континуума и одновременно - текстовой репрезентацией концептов. Именно поэтому точку зрения можно рассматривать как оптимальную единицу членения текста - она не просто расчленяет текст, но способствует его интеграции, будучи частью целого.

В практическом плане результаты исследования таковы:

1) разработаны конкретные методы анализа ритма точек зрения на каждом уровне их текстовой актуализации с применением специфических категорий когнитивной и коммуникативной лингвистики и нарратологии;

2) с помощью этих методов проведен комплексный анализ текстов произведений Дж. Джойса и В. Вулф; проиллюстрировав модель этого анализа на примере целого произведения - сборника Джойса «Дублинцы», мы получили результаты, подтверждающие действенность категории ритма точек зрения как фактора, определяющего логику формирования и реконструкции целостной ментальной репрезентации мира истории;

3) описанные рекуррентные модели точек зрения, формирующие текстовые сетки рассказов сборника, представлены как репрезентативные для модернистского текста, инвариантными признаками которого являются урбанистичность, метропольное восприятие, ведущее к парадоксальному сочетанию национальной инсулярности и космополитичности, тендерное восприятие, воспроизведение процессов сознания, акцентирование психотичных его форм, конструирование особого гипотетического «модернистского тела» как формы бегства от обесцененных норм жизни, порожденных масскультурой;

4) выявлены и индивидуальные признаки мировосприятия Дж. Джойса и В. Вулф: «антиэстетичная» асоциальность представляемых «фактов жизни» и в то же время глобальность как результат художественного осмысления Джойсом национальной идентичности через универсальный принцип «ритма красоты»; мировосприятие В. Вулф отмечено имперской английскостью, маркирующей даже самые психотичные и феминистские репрезентации сознаний в ее текстах.

Каждый из уровней анализа точек зрения вписывается в общую модель анализа нарративного текста, базирующуюся на универсальных когнитивных и эстетических принципах выдвижения, ритма и симметрии, что делает саму модель универсальной.

Условные сокращения, принятые в работе

ВМ - внутренний монолог

ГМ - гипотетическая модальность

КР - косвенная речь

JIO — лирическое отступление

О — описание

ОбМ - обусловливающая модальность

ОцМ - оценочная модальность

П — повествование

ПД - план дискурса

ПИ - план истории

ПР — прямая речь

ПС - поток сознания

Р - рассуждение

РП — речь повествователя

РПП1 - речь персонифицированного повествователя

РПП2 - речь персонального повествователя

РСП - речь сказового повествователя

СКД - свободный косвенный дискурс

СКМ - свободная косвенная мысль

СКР - свободная ^косвенная речь

ЭвМ - эвиденциальная модальность

ЭмМ - эмотивная модальность

ЭпМ - эпистемолргическая модальность

Список научной литературыТатару, Людмила Владимировна, диссертация по теме "Теория языка"

1. Аверинцев, С. С. Символ / С. С. Аверинцев // ЛЭТП / Гл. редактор исоставитель А. Н.Николюкин. -М.: НПК «Интелвак», 2001. С. 976-978.

2. Акимов, Э. Б. Поэтика раннего Джойса: автореферат дисс. . канд. филол. наук / Э. Б. Акимов. М.: Нижегород. гос. лингв, ун-т им. Н. А. Добролюбова, 1996. - 14 с.

3. Андреева, К. А. Грамматика и поэтика нарратива в русском и английском языках: автореферат дисс. . докт. филол. наук / К. А. Андреева. Екатеринбург, 1998. - 47 с.

4. Андреевских, О. С. Литературные биографии В. Вулф в контексте эстетической программы группы «Блумсбери»: Вирджиния Вулф и Роджер Фрай: автореф. дисс. . канд. филол. наук / О. С. Андреевских. Нижний Новгород: НГЛУ им. Н. А. Добролюбова. - 16 с.

5. Антипова, А. М. Ритмическая система английской речи / А. М. • Антипова. -М.: Высшая школа, 1984. 120 с.

6. Антипова, А. М. Основные проблемы в изучении речевого ритма / А. М. Антипова // Вопросы языкознания, 1990. № 5. - С. 124-134.

7. Апресян, Ю. Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира / Ю. Д. Апресян // Избранные труды. Т. 2. Интегральное описание языка и системная лексикография. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. -Сс. 629-65,0.

8. Арнольд, И. В. О значении сильной позиции в интерпретации художественного текста // Ин. языки в школе. 1978. № 4. - С. 23-31.

9. Арнольд, И. В. Стилистика современного английского языка / И. В. Арнольд. 3-е изд. - М.: Просвещение, 1990. - 300 с.

10. Артеменко, Е. Б. К проблеме повествователя и его языковой репрезентации в фольклоре. На материале былинного эпоса / Е. Б. Артеменко // Филологические записки. Вестник литературоведения и языкознания. -Вып. 11.-Воронеж, 1998.-С. 186-195.

11. Арутюнова, Н. Д. О номинативной и коммуникативной моделях предложения / Н. Д. Арутюнова // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. М., 1972. -Т. 31.-С. 41-50.

12. Арутюнова, Н. Д. Дискурс / Н. Д. Арутюнова // ЛЭС. М.: Советская энциклопедия, 1990. - С. 136-137.

13. Арутюнова, Н. Д. Показатели чужой речи де, дескать, мол. К проблеме интерпретации речеповеденческих актов / Н. Д. Арутюнова // Языко языке. М., 2000. - с. 437-449.

14. Атарова, К. Джойс-глобалист. / К. Атарова // Англия, моя Англия. Эссе и переводы."Сборник. -М.: ОАО Изд-во «Радуга», 2006. С. 292-294.

15. Ахметова, Г. Д. Языковая композиция художественного текста (проблемы теоретической феноменализации, структурной модификации иэволюции на материале русской прозы 80-90-х годов XX в.) / Г. Д. Ахметова. Чита: Изд-во ЗабГПУ, 2002. - 264 с.

16. Бабенко, Л. Г. Филологический анализ текста. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2004. - 464 с.

17. Бабушкин, А. П. «Возможные миры» в семантическом пространстве языка / А. П. Бабушкин // Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 2001. -86 с.

18. Балли, Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка / Ш. Балли // Под ред. Р. А. Будагова. Перевод Е. В. Вентцель, Т. В. Вентцель. -М.: Изд-во иностранной литературы, 1955.-416с.

19. Бахтин, М. М. Формы времени и хронотопа в романе / М. М. Бахтин // Вопросы литературы и эстетики. М.: «Художественная литература», 1975.-С. 234-407.

20. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин М.: Искусство, 1979. 423 с.

21. Белозерова, Н. Н. Функциональный анализ текста (статья) / Н. Н. Белозерова // Language and Literature (электронный журнал). №9. - 2000. -Электронный ресурс: http://vnvw.tsu.tmn/ru/frgf/journal,htin/.

22. Блох, М. Я. К вопросу о рамочной конструкции предложения (на материале англ. и нем. языков): Автореф. дис. . канд. филол. наук / М. Я. Блох. -М., 1962.-18 с.

23. Блох, М. Я. Теоретические основы грамматики: Учеб. / М. Я. Блох. -4-е изд., испр. М.: Высшая школа, 2004. - 239с.

24. Гак, В. 1*. Языковые преобразования / В. Г. Гак. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. - 768 с.

25. Болдырев, Н. Н. Отражение пространства деятеля и пространства наблюдателя в высказывании / Н. Н. Болдырев // Логический анализ языка. Языки пространств / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М.: Языки русской культуры, 2000. - Сс.212 -216.

26. Болотнова, Н. С. Художественный текст в коммуникативном аспекте и комплексный анализ единиц лексического уровня / Н. С. Болотнова. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1992. - 312 сс.

27. Болотнова, Н. С. Об изучении ассоциативно-смысловых полей слов в художественном тексте / Н. С. Болотнова // Русистика: Лингвистическая парадигма конца XX века: Сб. статей в честь профессора С. Г. Ильенко. -СПб., 1998.-С. 242-247.

28. Бондарко, А. В. Основы функциональной грамматики / А. В. Бондарко. Ч. 1: Текст лекции. - 2001. -http://window.edu.ru/wi'ndow catalog/files/r38459/spr0000047.pdf

29. Борисова, М. Б. Слово в драматургии М. Горького / М. Б. Борисова. Саратов: Изд-вб Саратовского университета, 1970. - 198 с.

30. Борисова, М. Б. Об идеологическом аспекте слова в художественном диалоге / М. Б. Борисова // Язык и общество. Саратов: Изд-во СГУ, 1977. Вып. 4. - С. 127-142.

31. Борисова, М. Б. Голос автора и голос героя в драматургическом тексте / М. Б. Борисова // Русистика: Лингвистическая парадигма конца XX века. Сб. статей в честь профессора С. Г. Ильенко. СПб, 1988. - С. 248-258.

32. Борисова, М. Б. Концепт «чудак» в художественном мире Горького / М. Б. Борисова // Говорящий и слушающий: языковая личность, текст, проблемы обучения: Материалы Международной научно-метод. конференции. СПб.: Изд-во «Союз», 2001 С. 362 - 370.

33. Борисова, С. А. Пространство текста и его конституэнты / С. А. Борисова // Язык. Культура. Коммуникация. Мат-лы Всероссийской заочной научно-практ. конференции. / Отв. ред. проф. С. А. Борисова. Ульяновск, 2007.-С. 4-11.

34. Брандес, М. П. Языковой стиль художественного повествования (на материале немецкой художественной прозы): дис. . д-ра филол. наук. / М. П. Брандес. Киев, 1989. - 345 с.

35. Брандес; М. П. Стилистика текста. Теоретический курс: учебник / М. П. Брандес. 3-е изд., перераб. и доп. - М.: Прогресс-Традиция; ИНФРА-М, 2004.-416 с.

36. Валгина, Н. С. Теория текста: Учебное пособие / Н. С. Валгина. -М.: Логос, 2003.-280 с.

37. Вальц, Г. И. Структурно-композиционные особенности текста литературно-критического эссе (на мат. немецкоязычных текстов): дисс. . канд. филол. наук / Г. И. Вальц. Л., 1990. - 253 с.

38. Васильева, В. В. Русский прозаический ритм. Динамический аспект

39. В. В. Васильева. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1992. - 120 с.

40. Вежбицкая, А. Метатекст в тексте / А. Вежбицкая // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. Лингвистика текста. - М.: «Прогресс», 1978,- С. 402-421.

41. Вежбицкая, А. Культурные темы в русской культуре и языке. / А. Вежбицкая. // Язык. Культура. Познание: Пер. с англ. М.: Русские словари, 1997.-416 с.

42. Вейхман, Г.А. Синтаксические единства в современном английском языке: Автореферат дис. . канд. филол. наук / Г. А. Вейхман. М., 1963. -21 с.

43. Вертгеймер, М. Гештальт-теория. http://metaphor.nsu.ru/wertheimer gest.htm.

44. Вейль, Г. Симметрия / Г. Вейль. Перевод с англ. Б. В. Бирюкова и Ю. А. Данилова. - Под ред. Б. А. Розенфельда. - М.: «Наука», 1968. - 191 с.

45. Виноградов, В. В. О категории модальности и модальных словах в русском языке / В. В. Виноградов // Труды Института русского языка. М., 1950. - Т. 2. - С. 38-89.

46. Виноградов, В. В. О теории художественной речи / В. В. Виноградов. М., 1971 - 240 с.

47. Виноградов, В. В. Образ автора в композиции «Пиковой дамы» / В. В. Виноградов // О языке художественной прозы Избранные труды. М.: Изд-во «Наука», 1980. - С. 203-210.

48. Вит, Н. П. Языковые средства реализации точек зрения автора и персонажа в несобственно-авторском повествовании (на мат. короткой прозы Фланнери О'Коннор): Автореф. дис. . канд. филол. наук / Н. П. Вит. -Одесса, 1984.- 178 с.

49. Волкова, Е. В. Ритм как объект эстетического анализа / Е. В. • Волкова // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. JL: Наука,1974.-С. 73-85.

50. Волохова, Е. С. Поэтика акториального повествования (роман М. Каннингема «Часы»: Автореферат . дис. канд. филол. наук / Е. С. Волохова. Нижний Новгород, Нижегородский гос. пед. институт, 2005. - 20 с.

51. Волошинов, А. В. Математика и искусство / А. В. Волошинов. М.: Просвещение, 1992. - 335 с.

52. Волошинов, В. Н. Конструкция высказывания / В. Н. Волошинов // Литературная учеба № 3, 1930. - Стр. 65-87. -.http://philolosos.narod.ru/bakhtin/bakh cu.htm#2

53. Волошинов, В. Н. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социологического метода в науке о языке / В. Н. Волошинов // Философия и социология гуманитарных наук. СПб.: Аста-Пресс LTD, 1995. -С. 216-380.

54. Воронцова, Т. И. Композиционно-смысловая и семантическая структура текста баллады (на мат. англо-шотландских баллад XVIII-XIX веков): автореферат . канд. филол. наук / Т. И. Воронцова. Л., 1982. - 18 с.

55. Выготский, Л. С. Психология искусства Л. С. Выготский. — М. : . «Искусство», 1968. - 274с.

56. Выготский, Л.С. Мышление и речь / Л. С. Выготский // Собрание сочинений: В 6-ти т. Т. 2. Проблемы общей психологии / Под ред. В.В. -Давыдова. -М.: Педагогика, 1982. - 504с.

57. Газарх, Р. С. Коммуникативная композиция текста (опыт системного исследования на материале английского языка): автореферат . канд. филол. наук/Р. С. Газарх. Одесса, 1987. - 16 с.

58. Гальперин, И. Р. Членимость текста / И. Р. Гальперин // Сб. науч. трудов МГПИИЯ им. М.Тореза. Вып. 125. -М., 1978. - С. 26-37

59. Гальперин, И. Р. Текст как объект лингвистического исследования / И. Р. Гальперин. Изд. 5-е: М.: КомКнига, 2007 (1981). - 141 с.

60. Гаузенблаз, К. О характеристике и классификации речевых произведений / К. Гаузенблаз // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. Лингвистика текста. - М.: «Прогресс», 1978. - С. 57-79.

61. Гениева, Е. Ю. Художественная проза Дж. Джойса / Б. Ю. Гениева: Автореф. дис. .канд. филол. наук. М.: МГУ, 1972. - 25 с.

62. Гениева, Е. Ю. (а) Джеймс Джойс / Е. Ю. Гениева // Joyce, J. Dubliners. A Portrait of the Artist as a Young Man. M.: Moscow Progress Publishers, 1982. - C. 7-38.

63. Гениева, E. Ю. (б) Комментарии / E. Ю. Гениева // Joyce, J. Dubliners. A Portrait of the Artist as a Young Man. M.: Moscow Progress Publishers, 1982. - C. 457-579.

64. Гениева, E. Ю. Комментарии к «Улиссу» / E. Ю. Гениева // Иностранная литература. 1989. - № 2. - С. 167-168.

65. Гиршман, М. М. Ритм художественной прозы / М. М. Гиршман. -М.: Советский писатель, 1982. 368 с.

66. Гиршман, М. М. Литературное произведение. Теория и практика анализа / М. М. Гиршман. М.: Высшая школа, 1991. - 160 с.

67. Гончарова, Е. А. Пути лингвостилистического выражения категорий автор-персонаж в художественном тексте / Е. А. Гончарова. Томск, 1984. -149 с.

68. Горелов, И. Н., Седов, К. Ф. Основы психолингвистики / И.Н. Горелов, К.Ф. Седов. 3-е изд., перераб. и допол. - М.: Лабиринт, 2001. - 304 с.

69. Горелов, И. Н. Избранные труды по психолингвистике / И.Н. Горелов. М.: Лабиринт, 2003. - 320 с.

70. Горшков, А. И. Композиция художественного текста как объект лингвистического исследования / А. И. Горшков // Русский язык: Проблемы• художественной речи. Лексикология и лексикография. Виноградовские чтения. IX-X. -М., 1981.-с. 82-91.

71. Горшков, А. И. Русская стилистика / А. И. Горшков. М., 2001. -367 с.

72. Гришаева, Л. И. Индивидуальное использование языка и когнитивно-дискурсивный инвариант «языковая личность» / Л. И. Гришаева // Вопросы когнитивной лингвистики. № 1 (007). - 2006. - С. 16-22.

73. Губернская, Т. В. Языковое воплощение категории повествователя в раннем русском романе (на мат. прозы Ю.М. Лермонтова): автореферат .• канд. филол. наук / Т. В. Губернская. СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 2002. -21 с.

74. Гумовскдя, Г. Н. Ритм как фактор выразительности художественного текста / Г. Н. Гумовская. М. : Прометей, 1998. - 134 с.

75. Гуревич, В. В. Теоретическая грамматика английского языка. Сравнительная типология английского и русского языков: Учебное пособие / В. В. Гуревич. М.: Флинта: Наука, 2003. - 168 с.

76. Дейк, Т. А. ван. К определению дискурса / Teun Van Dijk // Ideology: A Multidisciplinary Approach. London: Sage, 1998. -http://psvberlinlc.flogiston.rii/internet/vandiik2.htm

77. Дементьев, В. В. Фатические речевые жанры / В. В. Дементьев // Вопросы языкознания. 1999. -№1. - С.37-55.

78. Дементьев, В. В. Непрямая коммуникация и ее жанры / В. В. Дементьев. Саратов: Изд-во СГУ, 2000. - 248 с.

79. Дементьев, В. В. Когнитивная генристика: внутрикультурыне речежанровые ценности / В.В. Дементьев, В.В. Фенина // Жанры речи: Сб.liнауч. ст. Саратов: Изд-во Гос. УНЦ «Колледж», 2005. - Вып. 4. Жанр и концепт. - С. 5-34.

80. Демьянков, В. 3. Понятие и концепт в художественной литературе и в научном языке / В. 3. Демьянков // Вопросы филологии. М., 2001. - № 1. - С. 35-47.

81. Донская, E.JI. Лексико-семантическая межабзацная связь в художественной речи (На мат. рассказов современных англ. и амер. писателей): Автореф. дис. . канд. филол. наук / Е. Л. Донская. Иркутск, 1978.- 18 с. :.

82. Дроздова, Т. Ю. Ключевые слова текста и их просодические признаки: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Т. Ю. Дроздова Л.: ЛГУ им. Жданова, 1998. - 17 с.

83. Душина, Л. Н. Русская поэзия и проза XIX-XX в.в.: Ритмическая организация текста / Л. Н. Душина. Под ред. А. А. Демченко. - Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2002. - 217 с.

84. Дымарский, М. Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы XIX-XX вв.) / М. Я. Дымарский. -СПб.:Изд-во С.-Пб. университета, 1999. 284 с.

85. Дымарский, М. Я. К соотношению прецедентности и художественности / М. Я. Дымарский // Слово. Словарь. Словесность. -СПб., 2004.-с. 13-19.

86. Жантиева, Д. Г. Джеймс Джойс / Д. Г. Жантиева. -М.: Высш. шк., 1967.-95 с.

87. Жирмунский, В. М. Композиция лирических стихотворений / В. М. Жирмунский // Теория стиха. Л.: Советский писатель, 1975. - с. 433-536.

88. Жирмунский, В. М. К вопросу о «формальном методе» / М. В. Жирмунский. // фбр. труды. // Теория литературы. Поэтика. Стилистика. -Л.: Наука, 1977. С. 94-105.

89. Залевская, А. А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избранные труды / А. А. Залевская. М.: Гнозис, 2005. - 543 с.

90. Засурский, Я. Н. Американская литература XX века / Я. Н. Засурский. М.: Издательство Московского университета. 1966. - 440 с.

91. Зенкин, С. Критика нарративного разума (Заметки о теории) / С. Зенкин // НЛО 2004. № 65. - http://magazines.russ.ru/nlo/2004/65/zen35.html

92. Зоз, Е. А. Роль фонетической организации стиха в передаче поэтического образа (экспериментально-фонетическое исследование на материале английской лирической поэзии): Дис. .канд. филол. наук / Е. А. Зоз. М.: МГПИИЯ им. М.Тореза, 1988. - 189 с.

93. Золотова, Г. А. Композиция и грамматика / Г. А. Золотова // Язык как творчество. Сб. науч. тр. к 70-летию В. П. Григорьева. М.: ИРЯ РАН, 1996. - С. 284 -296. - http://vvww.ruthenia.ru/fest/pprs/grigor/zoloto.htm

94. Золотых, Л. Г. Когнитивно-коммуникативные признаки поэтического идиостиля / Л. Г. Золотых // Вестник ТГПУ. — Вып. 5, 2006. -С.84-89

95. Иванова, Т. П. Композиционно-смысловая и синтаксическая структура краткого газетного текста: атореф. дис. . канд. филол. наук / Т. П. Иванова. М.: МГПИИЯ им. М. Тореза, 1975. - 23 с.

96. ЮО.Ивахнов, Д. С. Психолингвистическое исследование корреляций общесемантической и ритмической структуры текста: Автореф. дис. .канд. филол. наук/ Д. С. Ивахнов. Саратов, 1987. - 18 с.

97. Ильенко, С. Г. Синтаксические единицы в тексте / С. Г. Ильенко. — Л.: ЛГПИ им. А.И.Герцена, 1989. 84 с.

98. Ильенко, С. Г. Русистика: Избранные труды / С. Г. Ильенко. СПб.: РГПУ им. А. И. Г.ёрцена, 2003. - 674 с.

99. Ильенко, С. Г. От категории «речь персонажа» к категории «речевое поведение персонажа» / С. Г. Ильенко // Слово. Словарь. Словесность. -СПб., 2004. с. 3-13.

100. Ильин, П. Дискурс И. П. Ильин // ЛЭТП / Под ред. М. Л. Гаспарова, С. И. Корнилова и др. НПК «Интелвак, 2001. - С. 231-232.

101. Ильин И. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа / И. Ильин. http://philosoDhv.allru.net/perv302.html.

102. Каган, М.С. Пространство и время в искусстве как проблема эстетической науки / М. С. Каган // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: Изд-во «Наука», 1974. - С. 26-39.

103. Кайда, Л. Г. Стилистика текста: от теории композиции — к декорированию / Л. Г. Кайда. М.: Изд-во URSS, 2004. - 208 с.

104. Каминскене, Л. Г. Членение текста на сверхфразовые единства в словесно-художественном творчестве: автореф. дис. . канд. филол. наук/ Л. Г. Каминскене. М., 1977. - 21 с.

105. Карабаева, А. Г. Нарратив в науке и образовании / А. Г. Карабаева // Инновации и образование. Сб. материалов конференции. Серия "Symposium". Вып. 29. - Спб.; Санкт-Петербургское философское общество, 2003. - С. 89-96.

106. ПО.Карасик, А. В. Лингвокультурные характеристики английского юмора: Автореф. дис. . канд. филол. наук А. В. Карасик. - Волгоград, '2001.-23 с. <

107. Карасик, В. И. О типах дискурса / В. И. Карасик // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс: Сб. науч. тр. -Волгоград: Перемена, 2000. С. 5-20.

108. Карасик, В. И., Слышкин, Г. Г. Лингвокультурный концепт как единица исследования / В. И. Карасик, Г. Г. Слышкин // Методологические проблемы когнитивной лингвистики: Сб. науч. тр. / Под ред. И.А.Стернина. — Воронеж: ВГУ, 2001. С. 75-80.

109. Караулов, Ю. Н. Русский язык и языковая личность. — М.: Едиториал УРСС, 2002. 265 с.

110. Кибрик, А. А. Анализ дискурса в когнитивной перспективе: Дис. в виде науч. доклада . доктора филол. наук / А. А. Кибрик. На правах рукописи. М.: Российская Академия наук, Ин-т языкознания, 2003. - 90 с.

111. Кириллов, А. Г. Политический нарратив: структура и грамматика (на мат. современной англоязычной прессы): Автореф. дис. . канд. филол. наук / А. Г. Кириллов. Самара: СГПУ, 2007. - 21 с.

112. Киселева, Р. А. Идентификация подтекста с помощью слов-символов / Р. А. Киселева // Системный анализ художественного текста. -Вологда, 1989. С.46-56.

113. Клигерман, О. Г. Композиционно-речевая структура английского рассказа (синхронно-диахронное исследование): автореф. дис. . канд. филол. наук. / О. Г. Клигерман. Львов, 1989. - 18 с.

114. Климов,-".Н. Д. О понятии неупорядоченного речевого ритма / Н. Д. Климов // Общение: структура и процесс. М.: Ин-т языкознания АН СССР, 1982.-С. 125-138.

115. Кожевникова, Н. А. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. / Н. А. Кожевникова. М.: Ин-т русского языка РАН, 1994. - 336 с.

116. Кораблева, С. А. Текст «потока сознания» в художественной культуре модернизма (на мат. романа Дж. Джойса «Улисс»): Автореферат дис. . канд. культурологич. наук / С. А. Кораблева. Кострома: КГУ им. Н. А. Некрасова, 2003. - 18 с.

117. Корман/ Б. Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов / Б. О. Корман // Проблемы истории критики и поэтики реализма. — Куйбышев: Изд-во КГУ, 1981.-С. 41-53.

118. Корнилов, О. А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов / О. А. Корнилов. М.: ЧеРо, 2003. - 349 с.и

119. Кравченко, А. В. Место концепта в соотношении языка, сознания и мышления / А. В. Кравченко // Жанры речи: Сб. науч. статей Саратов: Изд-во ГосУНЦ «Колледж», 2005 г. - Вып. 4. Жанр и концепт - С. 84-101.

120. Кубрякова, Е. С. Язык пространства и пространство языка / Е. С. Кубрякова // ИАН СЛЯ, 1997. Т. 56, № 3. - Сс. 22-31.

121. Кубрякова, Е. С. О тексте и критериях его определения / Е. С. Кубрякова. Текст. Структура и семантика. Т. 1. - М., 2001. - С. 72-81.

122. Кузнецова, В. А. Языковая экспликация хронотопа в постмодернистском тексте (на мат. повести Саши Соколова «Школа для дураков»): автореф. дис. . канд. филол. наук / В. А. Кузнецова. СПб., 2002. -19 с.

123. Курилов, Д. О. Слово в романе Дж. Джойса «Портрет художника в юности»: автореф. дисс. . канд. филол. наук / Д. О. Курилов. Воронеж: ВГУ, 2004. - 22 с.

124. Кухаренко, В. А. Интерпретация текста / В. А. Кухаренко. 2-е изд., перераб. -М.: Просвещение, 1988. - 192 с.

125. Лакан, Ж. Ниспровержение субъекта и диалектика желания в бессознательном у Фрейда / Ж. Лакан // Инстанция буквы, или Судьба разума после Фрейда. -М.: Логос, 1997. СС. 148-183.

126. Лакофф, Д. Лингвистические гештальты // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. X. -М.: Прогресс, 1981. -С. 350-369.

127. Леонтьев, А. А. Психолингвистические единицы и порождение языкового высказывания / А. А. Леонтьев. М.: Наука, 1969. -307 с.

128. Леонтьева, Е. А. Точка зрения в нарративе (на мат. сопоставительного анализа современных русских коротких рассказов и их переводов на негйецкий язык): Автореф. дис. . канд. филол. наук. — Е. А. "Леонтьева. Тюмень: ТГУ, 2005. - 25 с.

129. Лихачева, Л. Н. Повествовательная точка зрения как художественный прием и его языковая характеристика: автореф. дис. канд. филол. наук / Л. Н. Лихачева. Л., 1976. - 21 с.

130. Лотман,М. Структура художественного текста / Ю. М. Лотман.• М.: Искусство, 1970.-383 с.

131. Лотман, Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек текст -семиосфера - история / Ю. М. Лотман. - М.: «Языки русской культуры», 1996.-464 с.

132. Лосев, А. Ф. История античной эстетики. Высокая классика / А. Ф. Лосев. М.: «Искусство», 1974. - 600 с.

133. Лурия, А. Р. Основы нейропсихологии / А. Р. Лурия. 3-е изд., стер.- М.: Издательский центр «Академия», 2004. 384 с.

134. Лушникова, Ю.В. Лингвоэвокационное исследование ситуации• непонимания в текстах рассказов В.М. Шукшина: Автореферат дис. . канд. филол. н. / Ю. В. Лушникова Барнаул, 2003. - 17 с.

135. Максимова, Н. В. «Чужая речь» как коммуникативная стратегия / Н. В. Максимова. М.: Изд-во РГГУ, 2005. - 317 с.

136. Максимова, И. В. «Чужая речь» как коммуникативная стратегия: Автореферат дис. . доктора филол. наук / Н. В. Максимова. СПб.: РГПУ им. А. И. Герцена, 2006. - 41 с.

137. Макаров, М. Л. Коммуникативная структура текста / М. Л. Макаров.- Тверь: ТГУ, 1990. 52 с.

138. Марова, Н.Д. Диалоги о перспективе текста (на материале немецкоязычных художественных текстов) / Н. Д. Марова. Алма-Ата, 1989- 135 с.

139. Мартьянова, И. А. Композиционно-синтаксическая организация текста киносценария: Автореф. дисс. . д-ра филол. наук / И. А. Мартьянова. -СПб., 1994.-42 с.

140. Матвеева, Н. В. Нарративная структура англоязычного художественного дискурса (на материале романов «Потока сознания» начала XX века): Дис. . .'канд. филол. наук / Н. В. Матвеева. М., МГЛУ, 2003 - 189 с.

141. Мелетинский, Е. М. Антитеза: Джойс и Томас Манн / Е. М. Мелетинский // Поэтика мифа. М.: Высшая школа, 1976. - Сс. 298-340.

142. Мещеряков, В. Н. К вопросу о модальности текста / В. Н. Мещеряков // Филологические науки, 2001. № 4. - С. 99-105.

143. Миллер JI. В. Художественный концепт как смысловая и эстетическая категория / J1. В. Миллер // Мир русского слова. 2000. № 4. -С. 39-45.

144. Можейко, М. А. Нарратив / М. А. Можейко // Постмодернизм. Энциклопедия / Сост. А. А. Грицанов, М. А. Можейко. http://infolio.asf.m/Philos/Postmod/narrativ.html

145. Москалгекая, О. И. Грамматика текста / О. И. Москальская. М.: Высшая школа, 1981. - 183 с.

146. Москальчук, Г. Г. Структура текста как синергетический процесс / Г. Г. Москальчук. М.: Едиториал УРСС, 2003. - 296 с.

147. Мякшева, О. В. Пространственная семантика: ресурсы языка и их функциональный потенциал / О. В. Мякшева. Саратов: Изд-во СГУ, 2007. -360 с.

148. Никифорова, Н. В. Межабзацные связи текста (на мат. рассказов современных англ. писателей): Автореферат дис. . канд. филол. наук / Н. В. Никифорова. М., 1983. - 18 с.I

149. Николова, Анна. Категория пространства, ее языковая репрезентация и лингвистическое описание / А. Николова // Balkan Rusistics. 2003. - http://www.russian.slavica.org/printoutl 13.html

150. Ноздрина, JI. А. Композиция и грамматические средства связности художественного текста: Дис. . канд. филол. наук / JI. А. Ноздрина. М.: МГПИИЯ им. М. Тореза, 1980.- 192 с.

151. Ноздрина, JI. А. Взаимодействие грамматических категорий в художественном тексте (на материале немецкого языка): Автореф. дисс. . д-ра филол. наук / Л. А. Ноздрина. М.: МГПИИЯ им. М. Тореза, 1997. - 47 с.

152. Падучева, Е. В. Семантические исследования (Семантика вида и времени в русском языке; Семантика нарратива) / Е. В. Падучева. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. — 464 с.

153. Панов, М. В. Ритм и метр в русской поэзии / М. В. Панов //-ж—w ' ■

154. Проблемы структурной лингвистики 1985-1987 / Отв.ред. В.П.Григорьев. -М.: Наука, 1989. С.340-371.

155. Петрухин, П. В. Наративная стратегия и употребление времени в русской летописи XVII в. / П. В. Петрухин // Вопросы языкознания, 1996. -№ 4. С. 62-84.

156. Пищальникова, В. А. Введение в психопоэтику / В". А. Пищальникова, Ю.А. Сорокин. Барнаул: Изд-во Алтайск. ун-та, 1993. - 209 с.

157. Попова,. Е. А. Авторская модальность как средство выражения антропоцентричности текста: автореферат дис. . канд. филол. наук / Е. А. Попова. Липецк, 1996. - 25 с.

158. Попова, 3. Д., Стернин, И. А. Очерки по когнитивной лингвистике. / 3. Д. Попова, И. А. Стернин. Воронеж: Истоки, Изд-во Воронеж, ун-та, 2001.- 191 с.

159. Прокофьева, В. Ю. Русский поэтический локус в его лексическом представлении (на материале «серебряного века»): автореферат дис. . докт. филол. наук / В. Ю. Прокофьева. СПб, 2004. - 35 с.

160. Пропп, В.,Я. Морфология «волшебной сказки» (1928) / В. Я. Пропп.- OCR: Слава Янко. Электронный ресурс. Режим доступа: http://lib.ni/CULTURE/PROPP/morfologia.txt.

161. Проскуряков, М. Р. Концептуальная структура текста / М. Р. Проскуряков. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2000. - 240 с.

162. Реферовская, Е. А. Лингвистические исследования структуры текста / Е. А. Реферовская. Л.: Наука, 1983. - 215 с.

163. Руднев, В. П. Модернизм / В. П. Руднев. Словарь культуры XX века- М.: Аграф, 1999. С. 177-180.

164. Руднев В. П. Поэтика деперсонализации (Л. Н. Толстой и В. Б.

165. Шкловский) / В. П. Руднев: http: //www.ruthenia.ru/logos/number/ <<

166. Сапаров, М. А. Об организации пространственно-временного континуума художественного произведения / М. А. Сапаров // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: Изд-во «Наука», 1974. -С. 85-103.

167. Свительский, В. А. Личность в мире ценностей (Аксиология русской психологической прозы 1860-1870-х годов) / В. А. Свительский. -Воронеж: Воронежский гос. ун-т, 2005. 232 с.

168. Седов, К. Ф. (б) Роман Ф. М. Достоевского «Подросток»: опыт целостного анализа художественного текста / К. Ф. Седов // Художественный текст: Онтология и интерпретация. Сб. статей / Под ред. Б. Л. Борухова и К. Ф. Седова. Саратов, 1992. - С. 108-117.

169. Седов К.Ф. О природе художественного текста / К. Ф. Седов // APT. Альманах исследований по искусству. Саратов, 1993. - Вып.1. - С.5-15.

170. Седов, К. Ф. О поэтике повествования в повести А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича»: прагма-семиотический подход http://www.sgu.m/files/nodes/l 8198/sedov.pdf

171. Седов, К. Ф. Становление структуры устного дискурса как выражение эволюции языковой личности: Автореферат дис. . докт. филол. наук / К.Ф. Седов. Саратов, 1999. - 48 с.

172. Седов, К. Ф. Жанровое мышление языковой личности (о риторике бытового общения) / К. Ф. Седов. -http ://library .krasu.ru/ft/ft/articles/0070236.pdf.

173. Сельченок, Е. В. Структура художественно преобразованной внутренней речи / Е. В. Сельченок // Автореферат дис. .канд. фил. наук. -Минск, 1988.-24 с.

174. Серкова, Н. И. Сверхфразовое единство как функционально-речевая единица: Автореферат дис. . канд. филол. наук. -М.:МГУ им. В.И. Ленина, 1968. 18 с.

175. Сильман, Т. И. Структура абзаца и принципы его развертывания в художественномтексте / Т. И. Сильман // Теоретические проблемы синтаксиса современных индоевропейских языков. Л.: Наука, 1975. - С. 208—216.

176. Синенко, Э. Д. Соотношение членимости и интегративности художественного текста (на материале главы английского романа XVIII-ХХвв.): автореферат . канд. филол. наук / Э. Д. Синенко. М., 1989. - 23 с.

177. Сиротинина, О. Б. Тексты, текстоиды, дискурсы в зоне разговорной речи / О. Б. Сиротинина // Человек. Текст. Культура. Екатеринбург, 1994. -С. 105-124.

178. Слышкин, Г. Г. Лингвокультурные концепты прецедентных текстов: автореферат . канд. филол. наук/Г. Г. Слышкин. Волгоград, 1999. - 18 с.

179. Слышкин, Г. Г. От текста к символу: лингвокультурные прецеденты текстов в сознании и дискурсе / Г. Г. Слышкин. М.: Academia, 2000. — 128 с. - http:/www. vspu.ru/~axiology/ggs.htm.

180. Солганик, Г. Я. Синтаксическая стилистика (Сложное синтаксическое целое) (1973) / Г. Я. Солганик. 2-е изд. - М.: Высшая школа, 1991.-214 с.

181. Солганик, Г. Я. К проблеме модальности текста / Г. Я. Солганик // Русский язык: Функционирование грамматических категорий. Текст и контекст. Сб. науч. тр. - М: Изд-во МГУ, 1984. - С. 173-180.

182. Степанов, Ю. С. Пространство и миры новый, «воображаемый», «ментальный» и прочие / Ю. С. Степанов // Философия языка: в границах и вне границ. Международная серия монографий. - Харьков, 1994. - Т.2. - Сс. 3-18.

183. Степанов, Ю. С. Константы. Словарь русской культуры: Опыт исследования / Ю. С. Степанов. М.: Школа «Языки русской культуры», 1997.-824 с.

184. Стершщ, И.А., Быкова, Г.В. Концепты и лакуны // Языковое сознание: формирование и функционирование. М., 2000. - С. 55-67.

185. Сулименко, Н. Е. Лексика в процессах текстопорождения / Н. Е. Сулименко // Актуализация семантико-прагматического потенциала языкового знака. Межвуз. сб. науч. тр.- Новосибирск: НГПУ, 1996. С. 1019.

186. Талмацкая, JI. М. Членение прозаического текста на абзацы и стихотворного текста на строфы как синтактико-стилистическая проблема (на материале английского языка): Автореф. дис. . канд. филол. н. М.: МГУ, 1989.-25 с.

187. Тамарченко, Н. Д. Точка зрения / Н. Д. Тамарченко // ЛЭТП. М.: НПК Интелвак, 2001. - с. 1078.

188. Тамарченко, Н. Д. «Свое» и «чужое» в эпическом тексте. К вопросу о родовых структурных признаках / Н. Д. Тамарченко. -ttp ://uchcom.botik.m/az/lit/coll/litext5/0 ltam.htm

189. Тарасова, И. А. Идиостиль Георгия Иванова: когнитивный аспект / И.А. Тарасова. Под ред. М. Б. Борисовой. - Саратов: Изд-во Сарат. Ун-та, 2003.-280 с.

190. Тарасова, И. А. Категории когнитивной лингвистики в исследовании идиостиля. И. А. Тарасова // Вестник СамГУ. - № 1. - Языкознание, 2004. -Режим доступа: www.ssu.samara.ru/~vestnik/ gum/2004webl/yaz/Tarasova.pdf

191. Татару, Л. В. Длина и структура предложения в литературе «потока сознания» / Л. В. „Татару // Ритм и стиль: Сб. науч. тр. / Под ред. Л. В. Татару. Саратов, Изд-во СГУ, 2004. - Вып. 4. - С. 28-41.

192. Татару, Л. В. Когнитивная логика нарратива / Л. В. Татару // Вестник Российского государственного гуманитарного университета. Серия «Литературоведение. Фольклористика». № 9/08. - М., 2008. - С. 38-50.

193. Тишуни^а, Н. В. Модернизм и постмодернизм в системе литературы XX века / Н. В. Тишунина // Проблема «Другого голоса» в языке, литературе и культуре: материалы IV Международной конференции. СПб., 2003. - с. 142-156.

194. Тодоров, Цв. Поэтика / Цв. Тодоров // Структурализм: «за» и «против». Сб. статей. — Под ред. Е. Я. Васина и М. Я. Полякова. М.: Изд-во «Прогресс», 1975. - С. 37-113.

195. Топоров, В. Н. Пространство и текст / В. Н. Топоров // Текст: семантика и структура. М., 1983. - С. 227-284. - http://ec-dejavu.ra/p/PublToporovSpace.html

196. Трипольская, Т. А. Эмотивно-оценочная лексика в антропоцетрическом аспекте: Автореф. дис. . д. ф. н. / Т. А. Трипольская. -СПб., 1999. 50 с.

197. Троцук, И. В. Нарратив как междисциплинарный методологический конструкт в современных социальных науках / И. В. Троцук // Вестник РУДН. Серия Социология, 2004. № 6-7. - С. 56-62.

198. Тураева 3. Я. Категория времени. Время грамматическое и время художественное. -М.: Высшая школа, 1979. 220 с.

199. Тураева,1-, 3. Я. Лингвистика текста / 3. Я. Тураева. — М.: Просвещение, 1986. 126 с.

200. Тюпа, В. И. Аналитика художественного (введение в литературоведческий анализ) / В. А. Тюпа. М.: Лабиринт, РГГУ, 2001. - 192 с.

201. Тюпа, В. И. Анализ художественного текста / В. И. Тюпа. М.: Издательский центр «Академия», 2006. - 336 с.

202. Успенский Б. А. Поэтика композиции (1970) / Б. А. Успенский // • Семиотика искусства. М. Школа «Языки русской культуры», 1995. - Сс. 9218.

203. Фатеева, Н. А. Интертекст в мире текстов: Контрапункт интертектуальности / Н. А. Фатеева. Изд. 2-е, испр. - М.: КомКнига, 2006. -280 с.

204. Филистова, Н. Ю. Структура и семантика детективного нарратива (на материале текстов русских и английских рассказов): Автореф. дисс. . канд. филол. наук / И. Ю. Филистова. Тюмень: ТГУ, 2007. - 30 с.

205. Фрейд, 3. Сон и сновидения / 3. Фрейд. М.: Олимп, 1997. - 544 с.

206. Хализев, В. Е. Теория литературы / В. Е. Хализев. М.: Высшая школа, 1999.-400 с.

207. Хоружий, С. Комментарии / С. Хоружий // Дж. Джойс. Улисс: Роман /Пер. с англ. В. Хинкиса, С. Хоружего. ^М.: Республика, 1993. С. 555-669.

208. Хоружий, С. С. «Улисс» в русском зеркале / С. Хоружий // Комментарии к изданию «Собрание сочинений Джеймса Джойса». В 3 томах: Т. 3. - М.: ЗнаК, 1994. - С. 363-605 / Электронный ресурс: http://iovce.msk.ru/horui.htm.

209. Чевтаев, А. А. Повествовательность в лирике и концепция Б. О. Кормана / А. А. Чевтаев / Электронный ресурс: ftp://lib.herzen.spb.ru/text/chevtaev 7 21 103 114.pdf.

210. Чекалова, Светлана. Кое что о J. J. / С. Чекалова // Журнальный зал / Знамя, 1999. № 10. - Электронный ресурс: http ://magazines .russ.ru/znamia/l 999/10/chekal. html

211. Черемисина, H. В. Ритм и интонация русской художественной речи: Автореф. дис. . д-ра филол.наук / Н. В. Черемисина М., 1971. - 48 с.

212. Черемисина, Н. В. К стилистике целостного художественного текста (гармония композиции) / Н. В. Черемисина // Вопросы стилистики. — Вып. 17. Саратов, 1982. - С. 3-22.

213. Черемисина, Н. В. Русская интонация: поэзия, проза, разговорная речь / Н. В. Черемисина. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Русский язык, 1989. -240 с.

214. Чернейко, JI. О. Гештальтная структура абстрактного имени / JI. О. Чернейко // Филологические науки. № 4. - 1995. - С. 73-83.

215. Чувакин, А. А. Теория текста: объект и предмет исследования / А. А. Чувакин // Критика и семиотика. Вып. 7, 2004. - С. 88-97. -http://www.nsu.ru/education/virtua1/cs7chiivakin.htm

216. Шабликова, Н. П. Композиционный и образный строй рассказа как типа целого текста (на мат. современной американской прозы): автореф. дис. . канд. филол. наук/Н. П. Шабликова. --- М.: МПГУ, 2007. 25 с.

217. Шамне, Н. JI. Семантика немецких глаголов движения и их русских эквивалентов в лингвокультурологическом освещении / Н. JI. Шамне. -Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2000. 392 с.

218. Шапир, М. И. Metrum et rhythmus sub specie semioticae / M. И. Шапир. Даугава. № 10. - 1990. - C.63-87.

219. Шеина, С. Е. Поэзия Дж, Джойса в контексте его творчества: дис. . канд. филол. наук / С. Е. Шеина. Балашов: Балашовский филиал СГУ им. Н. Г. Чернышевского, 2003. - 174 с.

220. Шелестюк, Е. В. Семантика художественного образа и символа (на мат. англоязычной поэзии XX века): автореф. дис. . канд. филол. н. / Е.В.ч

221. Шелестюк. М., МПГУ, 1998. - 24 с.

222. Широких, И. А. Опыт эвокационного анализа бытийной семантики в тексте (на материале романа J. Galsworthy "A Modern Comedy" и его перевода): Автореф. . дис. к. ф. н. / И. А. Широких. Барнаул, 2004. - 19 с.

223. Шишкина, Т. Н. К вопросу о ритмическом построении речи: Автореф. дис. .канд. филол. наук / Т. Н. Шишкина. М.: МГУ, 1974. - 20 с.

224. Шкловский, В. Б. Связь приемов сюжетосложения с общими приемами стиля / В. Б. Шкловский // Поэтика. Сборники по теории поэтического языка. Петроград, 1919. - С. 119-150

225. Шленский, А.С. Онтология перцептивного образа: неразрешимые . проблемы. / http://zhurnal.lib.ru/s/shlenskii a s/perception.shtml.

226. Шмид, В. Нарратология / В. Шмид. М.: «Языки славянской культуры», 2003. - 312 с.

227. Шмидт, 3. Й. «Текст» и «история» как базовые категории / 3. Й. Шмидт // Новое Lj зарубежной лингвистике. Вып. VIII. Лингвистика текста. -М.: «Прогресс», 1978. - С. 89-108.

228. Шпетный, К. И. Лингвостилистические и структурно-композиционные особенности текста короткого рассказа (на мат. амер. литературы): автореф. дис. . канд. филол. наук / К. И. Шпетный. М., .1979.-21с.1. К

229. Штайн, К. Э. Принципы анализа поэтического текста: учебное пособие / К. Э. Штайн. СПб - Ставрополь: Изд-во РГПУ им. А.и. Герцена, СГПИ, 1993.-276 с.

230. Шуников, В. Л. «Я»-повествование в современной отечественной прозе: принципы организации и коммуникативные стратегии: автореф. дис. . канд. филол. н. / В. Л. Шуников. М.: РГГУ, 2006. - 27 с.

231. Эйзенштейн, С. Монтаж (1938) / С. Эйзенштейн // Сергей Эйзенштейн. Избранные произведения в 6 тт. М.: «Искусство», 1968. -Электронный рес,урс: http://biblioteka.teatr-obraz.ru/node/7103

232. Эйхенбаум, Б. Теория «формального метода» / Б. Эйхенбаум. -1925. http://www.opojaz.ru/method/method09.html

233. Эко, У. Поэтики Джойса / У. Эко // Перевод с итал. А. Коваля. -СПб.: «Симпозиум», 2003. 496 с.

234. Эткинд, Е. Г. Ритм поэтического произведения как .фактор содержания / Е. Г. Эткинд // Ритм пространство и время в литературе и искусстве. Л.: «Наука», 1974. - С. 104-121.

235. Юнг, К. Г. Архетип и символ / К. Г. Юнг. М.: Renaissance, 1991. -304 с. ^

236. Якимец, Н. В. Категория авторской модальности в функциональном аспекте (на материале «Театрального романа» М. А. Булгакова): Автореферат дис. . канд. филол. наук/Н. В. Якимец. Нижний Новгород, 1999. - 23 с.

237. Якобсон, Р. Лингвистика и поэтика / Р. Якобсон // Структурализм: «за» и «против». Сб. статей. Под ред. Е. Я. Басина и М. Я. Полякова. - М.: Изд-во «Прогресс», 1975. - С. 193-230.

238. Abbot, Н. Porter. The Cambridge Introduction to Narrative / H. P. Porter. Cambridge UP, 2002. - 218 p.

239. Abel, E. Virginia Woolf and the Fictions of Psychoanalysis (Women in Culture and Society Series) / E. Abel. Univ. of Chicago Press, 1993. - 200 p.

240. Abercrombie, D. Studies in Phonetics and Linguistics / D. Abercrombie. London: Oxford UP, 1965.-238 p.

241. Agricola, E. Vom Text zum Thema / E. Agricola // Probleme der Textgrammatik / F. Danes, D. Viehweger (Hrsg.). Berlin, 1976. - S. 13-28.

242. Akhmanova, O., Shishkina, T. Registers and Rhythm / O. Akhmanova, . T. Shishkina. M.: Moscow Univ. Publishers, 1975. - 167 p.

243. Bal, M. Narratology: Introduction to the Theory of Narrative / M. Bal. -Univ. of Toronto Press. 2nd edition. - 1997. - 240 p.

244. Banfield;-A. Unspeakable Sentences: Narration and Representation in the Language of Fiction / A. Banfield. London: Routledge, 1982. - 352 pp.

245. Barthes, R. Introduction to the Structural Analysis of Narratives / R. Barthes // Image. Music. Text Trans.: Stephen Heath. - New York: Hill and Wang, 1977.-Pp. 79-124.

246. Baum, P. F. . the other harmony of prose. (an essay in English prose . rhythm) / P. F. Baum. Durham: Duke Up, 1952. - 225 p.

247. Benveniste, E. The Notion of Rhythm in its Linguistic Expression / E. Benveniste // Problems in General Linguistics. Florida, 1971.- 215 p.

248. Booth, W. C. "The Rhetoric of Fiction" and the Poetics of Fictions / W. C. Booth // Towards a Poetics of Fiction / Ed. M. Spilka. Bloomington; London, 1977.-Pp. 77-89.

249. Brandabur, Ed. A Scrupulous Meanness: A Study of Joyce's early Work. / E. Brandabur. Urbana, Chicago & London: Univ. of Illinois Press, 1971. -ix+186 p.

250. Buchholz, S., Jahn, M. Space in Narrative. S. Buchholz, M. Jahn // 'RENT. - NY. Routledge Ltd., 2008. - Pp. 5.51-555.

251. Burton, S. Bakhtin. temporality, and modern narrative: Writing «the whole triumphant, murderous unstoppable chute» / S. Burton // Comparative Literature. Winter 1996. http://findarticles.eom/p/articles/mi qa3612/is 199601/ai n875726

252. Chatman, S. Story and Discourse: Narrative Structure in Fiction and Film / S. Chatman. Ithaca; London: Cornell UP, 1978. - 267 p.

253. Classe, A. The Rhythm of English Prose / A. Classe. Oxford, 1939. -184 p.

254. Connor, S. Modernism in Midair: a lecture given at the fifth Modernist Studies Association conference. / St. Connor. Birmingham UK, 25 Sept., 2003. -http://www.bbk.ac:.uk/english/skc.

255. Dijk, T. A. van. Introduction / T. A. Dijk // Handbook of Discourse Analysis. London, 1985. - Vol. 3. Discourse and Dialogue. - P. 2-7.

256. Dolezel, L. The Typology of the Narrator / L. Dolezel // Point of View in Fiction. To Honor R. Jakobson. L.: Mouton, 1967. - P. 541-552.

257. Dolezel, L. Narrative Modalities / L. Dolezel // Journal of Literary Semantics, 1976. -№ 5. Pp. 5-14.

258. Donovan, S. «Snow is General»: Newspaper Weather Forecasting and «The Dead» / S. Donovan // Hypermedia Joyce Studies (HJS). Vol. 3. - Issue 2, 2002. - http://wwvv.geocities.com/hypermedia ioyce/donovan.html

259. Ellmann, R. (a). James Joyce / R. Ellmann. New and rev. ed. - London: Oxford univ. press, 1982. - XVIII, 887 p.

260. Ellmann, R. (b). Joyce's Religion and Politics / R. Ellman // Irish Times Supplement, 1982. -http://www.joyce.msk.ru/bd/articlel.htm

261. Esty, J. A Shrinking Island: modernism and natural culture in English literature / J. Esty. Princeton, Oxford: Princeton Univ. Press, 2004. - 285 p.

262. Fludernik, M. The Fictions of Language and the Languages of Fiction: The Linguistic Representation of Speech and Consciousness / M. Fludernik. -London and New York: Routledge, 1993. Pp. xviii + 536 pp

263. Fludernik, M. Chronology, Time, Tense and Experientiality in narrative / M. Fludernik // Language and Literature. 12.2. - 2003. - Pp. 117-134.

264. Fludernik, M. Time in narrative / M. Fludernik // RENT. NY.: Routledge Ltd., 2008. - P. 608-612.

265. Fowler, R. Linguistic Criticism / R. Fowler. N. Y., Oxford: Oxford UP, 1986.-250 p.

266. Friedman, N. Point of View in Fiction: The Development of a Critical Concept / N. Friedman // The Theory of the Novel / Philip Stevick, ed. London: Free Press, 1967. - p. 108-137.

267. Galbraith, M. Deictic Shift Theory and the Poetics of Involvement in Narrative / M. Galbraith // Deixis in Narrative / Duchan, Judith F. et al, eds. -Hillsdale: Erlbauni, 1995. Pp. 19-59.

268. Galperin, I. R. Stylistics /1. R. Galperin. M.: "Higher School", 1977. -332 p.

269. Genette, G. Narrative Discourse. An Essay in Method / G. Genette. -Trans. Jane E. Lewin. Ithaca: Cornell University Press, 1980 (1972). - 288 p.

270. Genette, G. Figures of Literary Discourse / G. Genette // Structuralism and Literary Criticism / Trans. Alan Sheridan. Intro. Marie-Rose Logan. New

271. York: Columbia UP, 1982. P. 3-25.

272. Gillespie, M. P. Recent criticism of J. Joyce's Ulysses: An analytical review / M. P. Gillespie. N. Y.: Rochester, 2000. - 146 pp.

273. Greimas, A. Narrative Grammar: Units and Levels / A. J. Greimas // Modern Language Notes. № 86 - 1968. - P. 793-806.

274. Gunn, I., Wright, M. Visualising Joyce / I. Gunn, M. Wright // Hypermedia Joyce Studies (HJS). Vol. 7, N. 1, 2005. -http ://hi s. ff. cuni. czJ archi ves/v7/main/essays .php?essay=Rumi

275. Harvey, D. Time-space compression and the rise of modernism as a cultural force / D. Harvey. // The Condition of Postmodernity: An Enquiry Into the Origins of Cultural Change. Oxford: Basil Blackwell, 1990. - Pp. 260-284.

276. Hayman, D. «Ulysses»: the mechanics of meaning (A comment on Joyce's classic work) / D. Hayman Madison (Wis), London: Univ. of Wisconsin press, 1982.-468 p.

277. Herman, D. Narratology as a cognitive science / D. Herman // Image &. Narrative. Issue »1. Cognitive Narratology. Published Sept. 2000. -http://www.imageandnaiTative.be/narratologv/davidherman.htm

278. Herman, D. Story Logic: Problems and Possibilities of Narrative. -University of Nebraska Press. 2002. 478 p.

279. Herman, D. Description, Narrative, and Explanation: Text-type Categories and the Cognitive Foundations of Discourse Competence / D. Herman // Poetics Today 2008. 29(3) - Pp. 437-472.

280. Hite, M. Virginia Woolf s Two Bodies / M. Hite // Genders: Presenting Innovative Work in the Arts, Humanities and Social Theories. № 31. -„2000. -http://www.genders.org/g3 l/g31.

281. Jahn, M. Frames, Preferences, and the Reading of Third-Person Narratives: Towards a Cognitive Narratology / M. Jahn // Poetics Today. № 18.4.-1997.-Pp. 441-468.

282. Jahn, M. Narratology: A Guide to the Theory of Narrative / M. Jahn. -English Department, University of Cologne, 2005. http://www.uni-koeln.de/~ame02/pppn.htm.

283. Kiely, R. Beyond egotism: The fiction of James Joyce, Virginia Woolf and D. H. Lawrence / Robert Kiely. Cambridge (Mass.); London: Harward Univ. Press, 1980. - 224'p.;

284. Kindt, Т., Miiller, H. The «Implied Author»: Explication and Use of a Controversial Concept / T. Kindt, H.-H. Muller. http://www.narratologv.net/texts/implied author/kindtmueller 1999.html

285. Kress, GJR., Van Leeuwen, Th. Reading images: the grammar of visual design / G. R. Kress, Т. V. Leewuen, 2nd ed. - London; New York: Routledge, 2006. - xv+291 p.

286. Kristeva, J. Revolution in Poetic Language / J. Kristeva. NY.: Columbia UP, 1984.-271 p.

287. Letters of J. Joyce / Ed. by S. Gilbert. N. Y.: The Viking Press, 1957. -237 p.

288. Margolin, U. Of What Is Past, Is Passing, or to Come: Temporality, Aspectuality, Modality, and the Nature of Narrative / U. Margolin // Narratologies: New Perspectives лп Narrative Analysis / David Herman, editor. Ohio State UP, 1999.-Pp. 142-166.

289. McGee, P. Paraspace: Style as ideology in Joyce's Ulysses / Patric McGee. Lincoln; L.: Univ. of Nebraska Press, 1988. - X, 243 pp.

290. Miller, C. R. V. Woolf: The frames of art and life / C. R. Miller. N. Y.: St. Martin's Press,-1988. - XII, 135 p.

291. Mtiller, G. Erzahlzeit und erzahlte Zeit / G. Muller // Festschrift fur Paul Kluckhohn und Hermann Schneider. Tubingen: Mohr, 1948. - S. 195-212.

292. Nelson, K., Gruendel, J. Event Knowledge: Structure and Function in Development / K. -Nelson, J. Gruendel. Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum Associates, 1986. - 277 p.

293. Noon, W. T. Joyce and Aquinas / William T. Noon. New Haven: Yale University Press, 1957. - Pp. xiv+168.

294. Palmer, A. Thought and consciousness representation / A. Palmer // RENT. NY.: Routledge Ltd., 2008. - P. 602-606.

295. Palmer, F. R. Mood and modality / F. R. Palmer // New York: Cambridge University Press, 2001. 236 p.

296. Pascal, R. The Dual Voice: Free Indirect Speech and its Functioning in the Nineteenth Century European Novel / R. Pascal. Manchester University Press, 1977. - 150pp.

297. Pawlowsky, M. Introduction / M. M. Pawlowsky // Mrs. Dalloway. Virginia Woolf. Ware: Wordsworth Editions Limited, 2003. - Pp. v-xix.

298. Pinkney, T. Modernism and Cultural Theory / T. Pinkney. Editor's introduction // The Politics of Modernism: Against the New Conformists / Ed. and introduced by T. Pinkney. London: Verso, 1989. - Pp. 1-29.

299. Prince, G. Narratology: The Form and the Functioning of Narrative / G. Prince. Berlin, New York, Amsterdam: Mouton Publishers, 1982. - 184 p.

300. Prince, G. Point of View (Literary) / G. Prince // RENT. NY.: Routledge Ltd., 20Q8. - Pp. 442-443.

301. Ricoer, P. Time and Narrative / P. Ricoer / Tr.: Kathleen McLaughlin. David Pellauer. 3 Vol. - Vol. 2. -Un. of Chicago Press, 1990.-216 p. *

302. Robin, B. R. The Educational Uses of Digital Storytelling / B. R. Robin. Univ. of Houston. - http://fp.coe.uh.edu/brobin/SITE2006/site-paper-2006.htm

303. Ron, M. Free Indirect Discourse, Mimetic Language Games and the Subject of Fiction / M. Ron // Poetics Today, 1981. 2.2. - Pp. 17-39.

304. Ronen, R. Space in Fiction / R. Ronen // Poetics Today. 7.3. - 1986. -Pp. 421-38.

305. Ryan, M-.-L. The Text as World Versus the Text as Game: Possible Worlds Semantics and Postmodern Theory. M-L. Ryan // Journal of Literary Semantics. -№ 27.3, 1998. - Pp. 137-163.

306. Ryan, M.-L. Toward a Definition of Narrative / M.-L. Ryan // The Cambridge Companion to Narrative / Ed. D. Herman. Cambridge: Cambridge UP, 2007.-Pp. 22-35.

307. Ryan, M.-L. (a) Describing versus defining narrative / M.-L. Ryan // RENT. NY: Routhledge, Ltd, 2008. - Pp. 345-347.

308. Ryan, M.-L. (b). Story as cognitive construct / M.-L. Ryan // RENT. -NY: Routhledge, Ltd, 2008. Pp. 347-348.

309. Ryan, M.-L. (с) Possible-Worlds Theory / M.-L. Ryan // RENT. NY: Routhledge, Ltd, 2008. - Pp. 446-450.

310. San Juan, E. James Joyce and the Craft of Fiction. An interpretation of Dubliners / E. San Juan. Rutherford. Madison. Teaneck: Faitkeigh Dickinson UP, 1972.-260 p.

311. Scott, В. K. Joyce and feminism / В. K. Scott. Indiana univ. press, 1984.-X, 242 pp.

312. Semino, E. Representing characters' speech and thought in narrative fiction: a study England. England by Julian Barnes / E. Semino // Style. -Winter 2004. http://fmdarticles.eom/p/articles/mi m2342/is 4 38/ai n27846945

313. Sokolova, M. A. A Theoretical Course in English Phonetics / Соколова M.A., Гинтовт К.П. и др. Теоретическая фонетика англ. языка. 2-е изд. - М.: ВЛАДОС, 1996.-286 с.

314. Stanzel, Franz. К. Narrative Situations in the Novel. Tom Jones, Moby-Dick, The Ambassadors, Ulysses. (Vienna: 1955) / F. K. Stanzel / Trans. James P. Pusack. Bloomington: Indiana UP, 1971. - 186 p.

315. Surkamp, C. Perspective / C. Surkamp // RENT. NY.: Routledge Ltd., 2008.-Pp. 423-425.

316. Tataru, L. Text Perspective in Shakespeare's Sonnets / L. Tataru // On Page and Stage: Shakespeare in Polish and World Culture. Krakow, 2000. - Pp. 103-113.

317. Valente, F. Joyce's Dubliners as Epiphanies (1996) / F. Valente. // The Modern Word.com. http://www.the modernword.com/joyce/papervalente.html.

318. Wiebe, J. M. Recognizing subjective sentences: a computational investigation of narrative text / J. M. Wiebe. State Un. of NY, Buffalo, NY, 1990. - http://portal.acm.org/citation.cfin?id=l 105598

319. Wiebe, Janyce M. Tracking Point of View in narrative / J. M. Wiebe // Computational Linguistics. V. 20, n. 2, 1994. - Pp. 233-287. -http://portal.acm.org/citation.cfm?id=l 105598

320. Woolf, Virginia. A Writer's Diary: Being Extracts from the Diary of

321. Virginia Woolf / V. Woolf// Ed. Leonard Woolf. London: Mariner Books, 2003 (1973). - 372 p.

322. Woolf, Virginia. Modern Fiction / V. Woolf // Essays: Mrs. Dalloway. -M.: «Менеджер», 2002. Pp. 247-259.

323. Словари, энциклопедии и коллективные монографии с их сокращенными названиями, принятыми в работе

324. АРЖ: Антология речевых жанров: повседневная коммуникация / Отв. ред. К. Ф. Седов. -М.: Лабиринт, 2007. 320 с.

325. КСКТ: Краткий словарь когнитивных терминов / Кубрякова Е. С., Демьянков В. 3., Панкрац Ю. Г., Лузина Л. Г. / Под общей ред. Е. С. Кубряковой. М.: Филологический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова, 1996.-245 с.

326. ЛЭТП: Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А. Н. Николюкина. М.: НПК «Интелвак», 2001. - 1600 с.

327. ЛЭС: Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. М.: Советская энциклопедия, 1990. - 685 с.i 418

328. Словарь культуры XX века / В. П. Руднев. М.: Аграф, 1999. - 384с.

329. ТФГ: Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность / Отв. ред. А. В. Бондарко. Л.: Наука, 1990. - 263 с.

330. Энциклопедический словарь / Под ред. Б. А. Введенского. — Т. I. — М.: «Советсткая энциклопедия», 1963. — 656 с.

331. DN: A Dictionary of Narratology / G. Prince. Lincoln: University of Nebraska Press, 2003. - 2nd edition. - 126 p.

332. DWO: Dictionary of Word Origins / John Ayto. St. Ives: Richard Clay Ltd., 1990.-583 p.

333. MITECS21: The MIT Encyclopedia of the Cognitive Sciences / Ed. R. A. Wilson and F. Keil. MIT Press, 1999. - 1096 pp.

334. RENT: Routledge Encyclopedia of Narrative Theory / Ed. D. Herman, M. Jahn and M.-L. Ryan. NY.: Routledge Ltd., 2008. - 718 p.1. Источники

335. Джойс Дж. Улисс. Отрывок из романа («Пенелопа») / Пер. В Житомирского //'Альманах «Новинки Запада». № 1. - М., Л., 1925.- С. 6191.

336. Джойс, Джеймс. Дублинцы. Портрет художника в юности. На англ. яз. / Предисловие и комментарии Е. Ю. Гениевой. - М.: «Прогресс», 1982.-588 с.

337. Джойс, Джеймс. Улисс: Роман / Пер. с англ. В. Хинкиса, С. Хоружего. -М.: Республика, 1993. 671 с.

338. Джойс, Джеймс. Портрет художника в юности. Дж. Джойс // Дублинцы. Портрет художника в юности. Стихотворения. Изгнанники. Статьи и письм-а / Перевод М. П. Богословской-Бобровой. - М.: НФ «Пушкинская библиотека»: ООО «Изд-во ACT», 2004. - С. 227-479.

339. MITECS Massachusettes Institute of Technology Encyclopedia of Cognitive Sciences

340. Hemingway, Ernest. The Snows of Kilimanjaro and other Stories. -Scribner, 1999. 144 p.

341. Joyce, James. Ulysses / J. Joyce. N.Y.: Vintage Books, 1966. - 783 p.

342. Woolf, Virginia. Mrs Dalloway / Virginia Woolf // Introduction and Notes by Merry M. Pawlowski. Ware, Hertfordshire: Wordsworth Editions Limited, 2003. - xxiv +141 p.

343. Woolf, Virginia. To the Lighthouse / Virginia Woolf // Introduction and Notes by Nicola Bradbury. Ware, Hertfordshire: Wordsworth Editions Limited, 2002.-xvii+167pp.

344. Woolf, Virginia. Kew Gardens / V. Woolf // Monday or Tuesday -http://www.bartleHv.eom/85/7.html

Полный текст автореферата диссертации по теме "Точка зрения и ритм композиции нарративного текста (на материале произведений Дж. Джойса и В. Вулф)"

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Татару, Людмила Владимировна

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Татару, Людмила Владимировна

Заключение научной работыдиссертация на тему "Точка зрения и ритм композиции нарративного текста (на материале произведений Дж. Джойса и В. Вулф)"

Список научной литературыТатару, Людмила Владимировна, диссертация по теме "Теория языка"

Похожие темы диссертаций