автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Традиции и власть

Полный текст автореферата диссертации по теме "Традиции и власть"

Адыгейсю к государственный университет

На правах рукописи

НЕФЛЯШЕЕА Найма Аминовна

ТРАДИЦИИ И ВЛАСТЬ (на материале Адыгеи конца XIX - 20-х гг. XX в.)

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Майкоп 1996

г^ ел

"7 гт ■ * ^ / л " •?

Работа выполнена на кафедре отечественной истории Адыгейского государственного университета

Научный руководитель ▼ доктор исторических наук, профессор

Э.А. Шеуджен

Официальные оппоненты - доктор исторических наук, профессор

И.Я. Куценко

кандидат исторических наук, профессор Д.М. Нагучев

Ведущая организация - Краснодарская государственная академия

культуры

Защита состоится 27 января 1997 года в 10.00 часов на заседании Диссертационного совета К 064.89.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата исторических наук при Адыгейском государственном университете по адресу :

352700, г. Майкоп, ул. Первомайская, 208, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Адыгейского государственного университета.

Автореферат разослан "¿¿ГШЫ&Д, 1996 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета, кандидат исторических наук, доцент

/В.Н. Мальцев

Актуальность темы диссертационного исследования обусловлена существующими тенденциями методологии истории, определяющими особое место культуры и культурных традиций в формирующейся системе исторического знания. В последние годы наметился отход от жесткой социологической схемы и разработки отдельных проблем культуры. Культура все более воспринимается как единственно возможный для человека способ существования1, как система адаптации к изменяющимся условиям окружающей природной и историко-культурной среды.

В рамках новых подходов к культуре актуализируются проблемы, нетипичные для отечественной историографии. Для восстановления историко-культурного контекста продуктивный исследовательский материал представляют этнокультурные традиции как органичная составляющая и локальное проявление всего массива традиций. В их сфере наиболее рельефно отражаются изменения исторической среды. Неслучайно современный этап развития исторической науки отмечен появлением исследований этнокультурных традиций.

В системе властных отношений, привносящих чужеродные для традиций политические институты, идеологические установки, поведенческие стереотипы, они неизбежно подвергаются деформации. В то же время за счет фонда данной культурной традиции вырабатываются механизмы, направленные на сохранение целостности этноса как системы. Наконец, внешнее воздействие власти закономерно принимает ранее не присущие ей формы под влиянием традиционных социальных институтов, информационных связей, образа жизни.

Диссертационное исследование представляет собой попытку реконструировать сложные и неоднозначные процессы взаимодействия традиций и власти на адыгском материале.

Состояние научной разработанности темы. Историографическая часть диссертации основана на традиционном проблемно-хронологическом принципе. В то же время характер исследуемой проблемы предопределил нетрадиционную систематизацию историографического материала. Анализ существующих монографий по проблемам культуры от первых работ конца XIX в. до настоящего времени позволил автору выделить вопросы, вобравшие в себя отдельные составляющие проблемы "традиции и власть". Предложена периодизация, критерием которой стал уровень теоретического, источникового и тематического освоения выделенных проблем.

А.Я. Культура и история // Новая и новейшая история. - 1991.

Первый этап охватывает 20-30-е гг. Это время зарождения научного интереса к проблеме "традиции и власть" в тематических рамках культурной революции. Публикации этого периода разнообразны по характеру - это брошюры, очерки, статьи в юбилейных изданиях, специальные рубрики в периодической печати. В качестве их общих черт можно выделить попытки анализа природы и исторических корней той или иной традиции, ограниченность источниковой базы, совершенствование методов исторического исследования, некоторая вульгаризация восприятия адыгских традиций. К концу этого периода сложился основной круг вопросов, примыкавших к проблеме диссертационного исследования. Второй этап - 40-50-е гг. - отмечен падением интереса к проблемам культуры. Первые кандидатские диссертации, защищенные в это время, относили проблему взаимодействия традиций и власти на периферию таких устоявшихся тем, как развитие образования, формирование интеллигенции, культурно-просветительная работа. Третий этап - 60-90-е гг. - связан с появлением возможностей для осмысления проблемы на принципиально новом качественном уровне.

В реферируемой диссертационной работе подчеркивается, что только в последнее десятилетие, отмеченное апробацией новых парадигм исторического знания, качественно иным уровнем методики исторического исследования, значительным продвижением теоретических аспектов традиции, появляются монографические работы, в которых вопрос взаимовлияния культуры и власти выносится в качестве самостоятельной проблемы (Т.В. Белова, Т.Ю. Красовицкая, В.Х. Кажаров, И.Л. Бабич и др.). Опосредованное влияние на историографическую ситуацию оказала общественно-политическая среда, создавшая предпосылки для изучения биосоциальной природы человека, а также появление первых публикаций по теории традиции.

В течение всего времени формирования историографии в сфере исследовательского интереса находились семейно-бытовые, религиозные традиции, изучение адыгской культуры, использование традиционных форм в культурном строительстве. Эти вопросы анализировались прежде всего в рамках сложившегося историографического опыта, когда проблемы культуры выступали одной из составляющих более общих проблем (А.О. Хоретлев, Ч.Ч. Кубов, А.К. Ячиков, Д.Х. Мекулов, К.К. Хутыз, Д.М. Нагучев и др.).

Значительный пласт историографического материала, значимого для темы диссертационного исследования, выявляется в монографиях этнографического характера - в 60-90-е гг. на адыгском материале появились работы, включавшие изучение динамики традиционной культуры, роли инноваций в ходе культурного процесса (Л.И. Лавров, Э.Л. Кодже-сау, Я.С. Смирнова, М.А. Меретуков, Б.Х. Бгажноков, E.H. Студенецкая, С.Х. Мафедзев и др.). Историографическое значение этих работ оп-

ределяется не характером выводов данных исследований, рассматривавших трансформацию традиционной культуры как прогрессивное последствие революционных преобразований, а привлечением широкого круга этнографических источников, что позволило выявить пласты традиционной культуры, оказавшиеся наиболее уязвимыми при проведении политики Советской власти, а также сделать предварительные выводы об органичности тех или иных преобразований.

Динамика семейно-бытовых традиций в первые годы Советской власти выявляется в работах по раскрепощению женщин-горянок (А. Намитоков, Э.Л. Коджесау, Е.А. Заровная и др.), а также в системе юридического знания, квалифицировавшей ряд семейно-бытовых традиций как бытовые преступления (3. Мухитдинова, А. Намитоков, М.С. Брай-нин, E.H. Смирнов, В.П. Каграманов, Я.М. Кафаров, A.A. Арамов и др.).

Не менее важная группа исследований связана с исламскими традициями. Автор подчеркивает, что если в течение первого периода тенденциозность публикаций была предопределена негативным восприятием религии, заложенным в основание нового строя, и активизацией мусульманского духовенства, то в конце 60-70-х гг. появляются работы, по своей источниковой базе и характеру выводов ставшие заметным явлением в историографии ислама у адыгов (A.B. Авксентьев, З.М. Налоев и ДР-).

Формированию целостного представления о сложных процессах взаимодействия традиций и власти способствовали публикации по обобщению опыта создания письменности в 20-е гг., который можно рассматривать в качестве новой традиции письменной культуры (Д.А. Ашхамаф, У.Алиев и др.) .В 60-е годы на фоне возродившегося интереса к социолингвистической проблематике происходило дальнейшее осмысление языковой политики в СССР - в этот период были опубликованы обобщающие исследования по истории национально-языкового строительства в стране (K.M. Мусаев, К.Х. Ханазаров, М.И. Исаев, З.Ю. Кумахова и др.).

Анализ монографического материала позволил выявить круг исторических проблем, освещение которых представляет наибольший интерес. Трансформация традиций семейного быта отличается на этом фоне большей изученностью. Однако наличие накопленного источникового материала, позволяющего рассмотреть внутреннюю эволюцию этих явлений в этнической среде, их социально-экономическое и психологическое обоснование в адыгском менталитете, дает возможность оценить механизмы и характер воздействия чужеродных властных структур с принципиально новых позиций.

Практически неизученными в отечественном адыговедении являются особенности процесса внедрения новых праздничных традиций. Немногочисленные статьи и исследования, так или иначе связанные с этой проблемой, носили тенденциозный характер, вытекавший из идеологи-

ческого давления на историко-культурные исследования советского периода. Не нашла соответствующего ей значения разработка проблемы взаимовлияния традиций ислама и власти. В диссертационном исследовании содержится обоснование причин сложившейся историографической ситуации.

Историографический обзор позволил сделать вывод об отсутствии специальных исследований по избранной теме. Несмотря на накопленный теоретический потенциал, наметившуюся тенденцию изучения взаимовлияния традиций и власти, по-прежнему существует настоятельная потребность исследования на адыгском материале как проблемы в целом, так и отдельных ее составляющих.

Объект исследования - процессы взаимовлияния традиций и власти, что позволяет рассмотреть трансформацию властных институтов и структур в зависимости от функционирующих традиций, ценностей, мотиваций, поведенческих стереотипов. В свою очередь имманентные традициям свойства пластичности и устойчивости дают возможность проанализировать вырабатываемые механизмы, направленные на их сохранение в условиях чужеродного воздействия, в новой политико-идеологической среде.

Положение адыгов в системе северокавказского метаэтноса позволяет рассматривать Адыгею как часть целостной историко-этнографиче-ской северокавказской области. Специфические географические условия являлись одной из важнейших причин относительной обособленности Северного Кавказа, повлекшей за собой сохранение общих культурно-исторических черт: относительной замкнутости для внешних влияний, многочисленных норм и табу в качестве регулятора всей совокупности общественных отношений, устойчивости поведенческих стереотипов, ориентации на традиционные модели жизни.

Хронологические рамки диссертационного исследования охватывают период конца XIX в. - 20-х гг. XX в.

Традиционная культура адыгов подверглась существенной деформации уже в 60-е гг. XIX в. Сказались последствия Кавказской войны, переселения адыгов за пределы своей исторической родины, реформы, призванные интегрировать этот регион в состав Российской империи. Однако в центре внимания правомерно находится первое послереволюционное десятилетие. Это период дальнейшего оформления теоретических подходов к культуре, практически вылившихся в строительство особого типа культуры - "социалистической по содержанию и национальной по форме". Форсирование темпов этого процесса, применение революционных методов нарушили существовавшую стабильность этнокультурного развития адыгов : "революция, как средневековый карнавал ...

стремилась отсечь все старое и поменять местами все то, что можно было поменять"1.

Цель и задачи исследования. Целью работы является анализ взаимодействия власти и культурных традиций адыгов в период нарушения естественного хода исторического процесса, вызванного дальнейшей интеграцией Черкесии в состав Российской империи и революционными событиями XX в.

Для ее реализации были поставлены следующие задачи:

- провести историографический анализ с целью выявления места проблемы в историографическом поле и уровня ее разработанности;

- сформировать корпус источников, составивших разноплановую, достаточно широкую базу для исследования;

- изучить сферы взаимодействия традиций и власти на семейном, общественном и государственном уровнях;

- проанализировать вопросы ведения и методы работы государственных органов и комиссий, общественных организаций, контролировавших функционирование традиций, а также создание новых традиций.

Источниковую базу диссертационного исследования составили как опубликованные материалы, так и неопубликованные, извлеченные из центральных и местных архивов.

В основу критериев отбора и анализа источников были положены существующие в современном источниковедении тенденции: расширение круга источников, совершенствование методики их анализа, а также обращение к известным, уже освоенным источникам, ранее изучавшимся с точки зрения социальных противоречий и классовой борьбы.

Изучение законодательных актов, декретов Советской власти, резолюций партийных съездов и документов по национально-государственному и культурному строительству в Адыгее позволило выделить основные направления политики, вызвавшей деформацию и последующие изменения адыгских традиций: выработка законодательных актов, нацеленных на регулирование и регламентацию традиций; создание государственных органов и комиссий; размывание среды бытования традиций путем воздействия на ее носителей; организация изучения традиционной культуры на местах; внедрение новых традиций.

Для анализа истории изучения адыгских традиций особое значение имели опубликованные материалы конференций, совещаний по вопросам культуры и просвещения горских народов, съездов гор-

Мусукаев А.И., Першиц А.И. Историческая судьба духовного наследия народов Северного Кавказа // Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. Материалы международной конференции. Черкесск, 14-19 октября 1991. - Черкесск, 1993. - С.219.

ских краеведческих организаций Северного Кавказа1, ярко отразившие дискуссионный климат преобразований.

В особую группу автором выделяются документы личного происхождения - дневниковые записи и письма путешественников, военных, кавказоведов, побывавших в Черкесии в XIX - начале XX вв. , - позволившие определить место тех или иных традиций в культуре этноса, проследить их динамику, выявить психологическое обоснование в адыгском менталитете.

Значительное место среди источников по проблеме диссертационного исследования занимает центральная, северокавказская и местная периодическая печать конца XIX - начала XX вв.3, партийные и советские периодические издания первого послереволюционного десятиле-4

тия .

На страницах газет и журналов публиковались решения краевых и областных органов власти, отчеты о проходивших горских съездах, информация о работе комиссий, деятельность которых затрагивала адыгскую традиционную культуру. Местная периодика включает сведения о съездах мусульман, аульных сходах, советах старейшин, очерки и репортажи о проведении этнографических вечеров, новых советских праздников. Информативная ценность этих источников объясняется тем, что, несмотря на политико-идеологическую конъюнктуру, выявляется пласт информации о способах и методах внедрения новой праздничной обрядности, о реакции на это различных слоев адыгского общества, о взаимовлиянии традиционных и новых обрядовых форм.

Ассоциация горских краеведческих организаций Северного Кавказа. Учредительный съезд. - Махачкала, 1924; Протоколы и резолюции заседаний Первой краевой конференции научно-исследовательских и краеведческих учреждений и организаций горских автономных образований Северо-Кавказского края 12-14 июля 192о г. в г. Владикавказе. - Ростов-н/Д, 1926; Стенографический отчет 2-й краевой конференции по вопросам культуры и просвещения горских народов Северо-Кавказского края от 16 по 23 июня 1925 г. - Ростов-н/Д, 1926 и др.

2 Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов. -Нальчик, 1974; Челеби Э. Книга путешествий. - М., 1979. - Вып.2; Спенсер Э. Путешествия в Черкесию. - Майкоп, 1994 и др.

о

Этнографическое обозрение; Новая Русь; Мусульманская газета; Сборник сведений о кавказских горцах; Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа; Северо-Кавказская газета; Терский вестник; Кубанский курьер; Майкопское эхо и др.

4 Жизнь национальностей; Труженица Северного Кавказа; Советский юг; Горская жизнь; Горская правда; Горский коммунист; Горский краеведческий журнал; Бюллетень Северо-Кавказского Бюро краеведения; Краеведение на Кавказе* Революция и горец; Знамя труда; Красное знамя; Черкесская правда; Адыгейская жизнь и др.

Особенностью современного источниковедения является возобновление публикации документов в неакадемических изданиях, отражающее возрастание интереса к историческому познанию. Работа с подобными материалами1 имела немаловажное значение.

Наиболее существенную часть источниковой базы составили документы, выявленные в фондах архивов - Российского государственного исторического архива (РГИА)2, Государственного архива Ростовской области (ГАРО)3, Государственного архива Краснодарского края (ГАКК)4, Государственного архива Республики Адыгея (ГАРА)5, Хранилища документов новейшей истории Государственного архива Республики Адыгея {ХДНИ ГАРА)6.

Выявленные архивные документы составили следующие группы:

- документы, характеризующие вопросы ведения государственных и общественных органов, учреждений, комиссий, деятельность которых была непосредственно или опосредованно направлена на упорядочение или унификацию традиций в новой системе власти;

- документы, отражающие процесс становления и последующего разрешения вопросов, связанных с исследуемой проблемой;

- документы, характеризующие восприятие нововведений носите-

Черная книга ("Штурм небес"). Сборник документальных данных, характеризующих борьбу советской коммунистической власти против всякой религии, против всех исповеданий и церквей // Волга. - 1991. - № 4.

- С. 107-116; №5 - С. 120-138; № 6. - С. 8Z-95; № 8. - С. 145-163; № 10.

- С. 96-131; № 12. - С. 125-147 и др.

2

Фонды Департамента духовных дел иностранных исповеданий Министерства Внутренних Дел (ф. 821) и Дела Канцелярии Совета Министров по наместничеству на Кавказе по всем вопросам управления (ф. 1276).

Фонд Отдела иностранных дел правительства Всевеликого Войска Донского (ф. 859).

4 Фонды Кубано-Черноморского областного отдела управления (Р-102), Кубано-Черноморского революционного комитета (Р-158) и Канцелярии начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска (ф. 454).

5 Фонды Исполнительного Комитета Адыгейского областного Совета рабочих и крестьянских депутатов (ф. Р-1), Горской секции при областном отделе управления Кубано-Черноморского революционного комитета (ф. Р-327), Горского отдельского исполнительного комитета рабочих и крестьянских депутатов (ф. Р-466), Исполнительного комитета Горского окружного национального Совета рабочих и крестьянских, казачьих и горских депутатов (Р-328), Горского окружного отдела управления (Р-467), Адыгейского областного отдела народного образования (Р-21), Пшизов-ского аульного революционного комитета (F-293), Адыгейского областного экономического совещания (Р-730).

6 Фонды Адыгейского обкома ВКП(б) (ф. 1).

лями традиций и показывающие последствия взаимодействия традиций и власти.

Выявленный объем источников позволил определить пласты традиционной культуры, подвергавшиеся наибольшему давлению со стороны власти; выделить направления деятельности государственных и партийных органов, опосредованно вовлеченных в процесс воздействия на традиции; охарактеризовать формы и методы проводимой политики, реакцию адыгской среды (причины как восприятия, так и отторжения ряда преобразований); оценить последствия революционных нововведений.

Методологическую основу определил принцип историзма, позволивший рассмотреть становление и эволюцию традиций, проанализировать взаимодействие традиционной культуры и власти в период нарушения естественного хода исторического процесса. В работе применен системный подход, предусматривающий восприятие этноса как сложной системы с присущими ей свойствами и механизмами саморегуляции и самовоспроизводства. Как показало исследование, давление на какие-либо структуры этой системы приводит к изменению системы в целом. Системный подход предусматривает также анализ изменений в зависимости от политических и исторических событий,

В диссертационной работе автор следует позиции, разделяющей культуру этноса и этническую культуру (В.И. Козлов). Составляющей методологии работы явилась этнологическая концепция культуры как суммы наиболее значимых для общества смысловых отношений, способствующая утверждению тезиса равноценности культур в противоположность идее об их иерархии.

Большое значение имели существующие теоретические интерпретации традиции (ограничительная и расширительная). Автор данного диссертационного исследования придерживается расширительной интерпретации традиции, характеризующей ее как объединяющую все без исключения проявления социального опыта O.A. Баллер, К.В. Чистов, А.И. Першиц, Б.И. Бернштейн, В.Д. Плахов, Э.С. Маркарян, И.А. Бар-сегян). Такой подход позволяет охватить все групповые стереотипы деятельности: обычаи, обряды, нормы, ценностные стандарты.

Анализ документальных материалов проводился методами конкретно-исторического, сравнительно-исторического, логического и ретроспективного анализа.

Научная новизна. Данное диссертационное исследование является первой попыткой на адыгском материале в конкретно определенных хронологических границах проанализировать сложные процессы взаимодействия традиций и власти.

В работе на основе критического анализа современных концепций

теории традиции выделены сферы взаимодействия традиций и власти, рассмотрены механизмы и последствия внедрения инноваций, характер их адаптации. На адыгском материале подтверждены закономерности функционирования традиционного и нового в социокультурном процессе, раскрыты потенциальные возможности междисциплинарного подхода к историко-культурным проблемам.

Практическая значимость видится в возможности использования материалов диссертации при разработке спецкурсов и спецсеминаров по истории культурного строительства и культуре адыгов.

В наши дни, когда существуют тенденции обострения межэтнических противоречий и распространения на Адыгею политических и социальных катаклизмов, критически осмысленный опыт взаимодействия традиций и власти будет полезен при формировании концепции национальной политики на Северном Кавказе.

Апробация исследования. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры отечественной истории Адыгейского государственного университета, отдела истории Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований. Результаты исследования освещались в докладах и сообщениях на научных конференциях: региональной теоретической конференции молодых ученых Северного Кавказа (Майкоп, октябрь, 1990), региональной научно-практической конференции "Роль национального языка и культуры в формировании и развитии личности" (Нальчик, апрель, 1993), на презентации сборника научных работ аспирантов (Майкоп, сентябрь, 1993), первой республиканской научно-практической конференции "Национальные традиции народов Адыгеи: генезис, сущность и проблемы воспитания" (Майкоп, ноябрь, 1993), на Всероссийской межвузовской научной конференции "Проблемы филологии и журналистики в контексте новых общественных реальностей" (Ростов-на-Дону, сентябрь, 1995). Содержание работы отражено в публикациях. Осуществлен и издан перевод одного из важных источников, содержащих информацию о традициях адыгов (Спенсер Э. Путешествия в Черкесию. - Майкоп, 1994).

Структура и краткое содержание работы.

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Во введении содержится общая характеристика работы, определяется актуальность темы, формулируются цель и задачи, анализируется место проблемы в историографическом поле истории культуры, систематизируются выявленные источники, характеризуются методологические

подходы.

В первой главе - "Трансформация семейных и бытовых традиций" - рассматривается динамика традиций уплаты калыма (брачного выкупа) , умыкания и скотоконокрадства во второй половине XIX - 20-х гг. XX вв.

Уже в период интеграции Черкесии в состав Российской империи рассматриваемые традиции попали в сферу воздействия новой государственной системы. Их восприятие не соответствовало не только общепринятым понятиям русского менталитета, но и функционирующим в России правовым нормам. В то же время именно в этот период обострилось противоречие между тенденцией их критического переосмысления в адыгской среде и существующим воспроизведением поведенческих стереотипов, нарушение которых воспринималось как осквернение традиции.

' Накопленный до революции опыт определялся качественной трансформацией историко-культурных условий: эволюцией восприятия традиций в адыгской среде, выразившейся в решениях региональных съездов горцев, крестьянских сходов, различных инициативах духовенства и почетных стариков, дискуссиях в общекавказской и местной прессе, а также государственном регулировании со стороны российской администрации.

Правила и меры, выработанные по инициативе администрации Кубанской области и горских обществ, позволили упорядочить их функционирование. Эта задача осуществлялась за счет расширения полномочий аульного общества, воздействия через обычаи - апелляция к чести и слову мужчины, изоляция виновных из общественной жизни (запреты на участие в общественных праздниках, посещение гостей и родственников, на выражение соболезнования, на прием в качестве гостя и др.) и предъявление дополнительных требований по знанию адыгских нравов и обычаев к российским служащим в органах, ориентированных на горскую специфику.

События октября 1917 г. направили существующие тенденции в русло, задаваемое революционной идеологией. Необходимость "завоевания крестьянок всех национальностей... для Советской власти и партии 1 не раз подчеркивалась на съездах большевиков, причем за общеупотребительными формулами об учете особенностей работы среди женщин Востока стояло механическое распространение европейских в своей качественной основе представлений о статусе женщины в обществе и семье, с которыми диссонировали существовавшие на Кавказе традиции уплаты

Великий Октябрь и раскрепощение женщин Северного Кавказа и Закавказья. 1917-1936 гг. Сборник документов и материалов. - М., 1976. -С.44.

калыма и умыкания.

Эти же закономерности прослеживаются при анализе трансформации традиции скотоконокрадства. Последствия революции и гражданской войны - голод, разруха, политическая нестабильность, обострение национальных отношений между казаками и горцами - создавали базу для существования скотоконокрадства, способствовали его восприятию в качестве разновидности политического бандитизма.

Более того, как не вписывающиеся в предлагаемую сверху модель семейного и общественного быта, они наполнялись несвойственным политико-идеологическим содержанием. Очень рано эти вопросы попали в сферу правового регулирования. В этот период развивалось и оформлялось законодательство РСФСР - в особую главу Уголовного Кодекса были выделены бытовые преступления, осуществлена их классификация. Процессы национально-государственного строительства, обретение автономии, связанная с ними организация областных органов прокуратуры, суда, адвокатуры, уголовного розыска привели к тому, что преодоление калыма, умыкания и скотоконокрадства оформилось в особое направление их деятельности.

К концу изучаемого периода можно говорить о системе воздействия на семейные и бытовые традиции, в которой важное место принадлежало формированию нового правосознания. Нарабатывался опыт распространения юридических знаний. Общие собрания граждан аулов, отдельные собрания женщин-горянок формировали социальную среду, где популяризировались нововведения юридического характера. Характер и темпы усвоения инноваций детерминировались существованием социального заказа, придававшего нововведениям престижное качество.

Новые формы поведения воспринимались и распространялись прежде всего формирующейся коммунистической элитой в лице студентов вузов, совпартшкол, техникумов, комуниверситетов. Краевая и местная печать способствовала переориентации традиционных для адыгского менталитета ценностей в соответствии с программными доктринами новой власти. Для этой же цели использовались и широкие агитационные кампании.

Этот процесс интенсифицировался на фоне общего ослабления сопротивляемости культуры - реципиента, а также выделения властных структур (Женотдел, Деревенская комиссия при Оргбюро РКП (б), Комиссия по улучшению труда и быта женщин при Областном исполкоме, Областное совещание по борьбе с бандитизмом и скотоконокрадством, чрезвычайные тройки на областном и районном уровнях, отдел управления и т.д.), ориентированных непосредственно на вытеснение и ломку традиций.

Тем не менее, несмотря на введение нового законодательства, отказ от брачного выкупа и умыкания не имел широкого распростране-

ния. Калым чаще всего сохранялся, принимая скрытые формы: натуральный калым заменялся денежным, совершались фиктивные сделки на куплю-продажу какого-либо имущества или давались фиктивные ссуды семье невесты на покупку приданого. Расширялась практика фиктивных похищений, брака уходом. Меры по преодолению скотоконокрадства -чрезвычайные тройки, списки подозрительных, круговая ответственность за кражу скота, изъятие оружия у населения, рассмотрение дел в ревтрибуналах - органично вписались в систему диктатуры пролетариата.

Однако меры не давали существенных результатов, ситуация продолжала оставаться неконтролируемой. Стабилизирующая и интегрирующая роль традиции всегда актуализирует тенденцию к сохранению и воспроизводству своих элементов. В условиях адыгской реальности прочные родственные отношения и связанные с ними обязательства этико-нравственного характера, поведенческие стереотипы выступали в качестве препятствия для распространения революционных методов воздействия на традиции.

Вторая глава - "Традиции ислама у адыгов - тенденции изменения" посвящена рассмотрению исторического опыта регулирования традиций ислама у адыгов вплоть до кануна революционных преобразований, анализу характера и последствий большевистской конфессиональной политики.

В работе отмечается, что процесс восприятия ислама адыгской культурой от инновации до традиции проходил в течение длительного времени. В качестве нового элемента культуры он модифицировался в соответствии с существующей системой связей и структур, заняв свое место в социорегулятивной, коммуникативной и информационной системе этнической культуры. Наибольшее влияние на структурную интеграцию ислама оказали события 30-60-х гг. XIX в., когда он выступил в качестве идеологического оружия в борьбе адыгов за свою независимость и катализировал объединительные процессы в Черкесии. По существу, именно в этот период наиболее четко обозначилась тенденция превращения ислама в органичную составляющую адыгской культуры. Расширение информационных каналов (исламские празднества, мечети, школы-медресе, хадж в Мекку) стимулировало его распространение не только через профессиональные группы духовенства, но и через общинные и семейные связи.

Вхождение Северного Кавказа после окончания Кавказской войны в состав полиэтничного Российского государства повлекло за собой прежде всего его организационное закрепление в существующей системе государственных институтов. Особую роль в этом процессе сыграло изменение мировоззренческого климата русского общества во второй половине XIX в. Религиозно-эсхатологическая идея особого места России между

Западом и Востоком, между Европой и Азией наполняется политическим содержанием: Россия мыслится как сосредоточение мощных анклавов православной, мусульманской и буддистской культур.

В конце XIX в. необходимость правовой интеграции мусульман Северного Кавказа в общероссийское мусульманское пространство становилась все более очевидной. Исторический опыт регулирования исламских традиций складывался путем сложных поисков, апробации различных проектов на уровне министерств и ведомств. В работе исследуется тенденция оформления особого духовного правления для мусульман Северного Кавказа в 1889-1917 гг., рассматриваются ряд проектов по управлению мусульманским духовенством суннитского учения в Кубанской области, исходивших как из Петербурга, так и от администрации Кубанской области и совещаний мусульманского духовенства.

То обстоятельство, что в условиях отсутствия у адыгов государства духовенство не только занималось отправлением культа, но и осуществляло функции, вытекающие из природы государства - правосудие, образование, перераспределение имущества в пределах общины, повлияло на характер конфессиональной политики России во второй половине XIX в. Ее отличительными чертами являлись регламентация традиций ислама, контроль гражданских и военных властей над деятельностью духовенства, гибкость и профессионализм. Специфика взаимодействия исламских традиций и власти заключалась в том, что воздействие власти происходило на фоне продолжающейся адаптации ислама традиционной адыгской культурой.

К кануну революционных преобразований традиции ислама стали органичной составляющей культуры этноса. Представляется возможным говорить о том, что соотнесенность "адыгагьэ" с определенными исламскими принципами оказала существенное влияние на становление особого социально-психологического типа личности. Ислам с такими ритуалами, как намаз (молитва) с его регламентированными временем, движениями и словами, создававшими внутреннюю самодисциплину, меньшую "интровертированность"1, дополнил свойственную адыгам четкость нравственных ориентиров.

Конфликт нового большевистского строя и религии был предопределен, с одной стороны, природой коммунистического мировоззрения, предполагавшего преодоление любого инакомыслия, а с другой -статусом духовенства и приоритетами исламских ценностей, оказавшимися дестабилизирующими факторами для новой атеистической культуры.

Проанализированный в диссертации материал позволяет выделить

1 ' Ислам и общество: (мат. "Круглого стола")// Вопросы философии. -

I 1993.- N9 12. - С. 15

два этапа в развитии взаимодействия исламских традиций и коммунистической власти.

Первый этап (1917-1923 гг.) проходил на фоне относительно органичных инноваций по отношению к исходному культурному уровню традиций ислама - первые большевистские декреты о свободе совести, отделении церкви от государства и школы от церкви, а также обращения непосредственно к мусульманскому населению - задавали тон терпимого отношения к национальной и религиозной культуре мусульман в России. Необходимость диалога между традициями ислама и властью приводила к совершенствованию способов и механизмов воздействия власти, порождала самые разнообразные организационные формы, неизбежно трансформирующие связи и структуры, опосредованные исламом.

Для этого этапа характерно размывание периферийных зон традиции под воздействием новой идеологической, государственной и культурной системы при сохранении ее основного ядра - шариатского судопроизводства, конфессиональных школ, исламских праздников и обрядов. Участие духовенства в просветительных мероприятиях, горских съездах с предоставлением права решающего голоса, а также существование Шариатского Совета, деятельность которого была направлена на разрешение конфликтов между властью и населением в сфере шариата, указывают на почти не изменившийся статус духовенства в адыгском обществе.

Второй этап (1923-1927 гг.) отмечен вытеснением традиций ислама за счет отторжения духовенства от традиционных занятий (регистрация рождений, браков, смертей, отправление культа, образование, судопроизводство) , при котором его функции передавались соответствующим государственным органам. Анализ хода избирательных кампаний 19221927 гг. отразил тенденцию лишения избирательных прав все большего числа категорий священнослужителей (эфенди, муллы, муэдзины). Логическое завершение эта политика нашла в создании учреждений, специализировавшихся на антирелигиозной деятельности - Антирелигиозная комиссия при областном комитете партии, Общество безбожников, антирелигиозные кружки на местах.

Характерными чертами этого периода являются нарастающая конфликтность взаимоотношений между мусульманами и властью, выражавшаяся в отказе от регистрации религиозных обществ и страховании мечетей. Адаптацию традиций ислама к новым условиям, поиски компромисса отразили съезды духовенства и раскол мечети. Традиционные мусульманские обряды и символика становятся механизмом, ориентированным на стабилизацию складывающейся государственной системы и подавление социального протеста.

Лишенные своей ниши в системе адыгского этноса и подвергшиеся существенной деформации уже в первое послереволюционное десятиле-

тие, традиции ислама переместились на обрядовый уровень, превратившись в параллельно функционирующую субкультуру. Это привело как к трансформации всей совокупности связей и структур адыгской культуры, так и к деинтеллектуализации эфенди и мулл как носителей исламских традиций в наиболее концентрированном виде. Однако, отличные от своего первоначального качества, исламские традиции сохранились на уровне "памяти культуры", о чем свидетельствует реактуализация в настоящее время их многих важных элементов.

В третьей главе - "Практика изучения и формирования традиций" анализируются научное исследование адыгских традиций в конце XIX -20-х гт. XX вв., а также характер, механизмы и последствия внедрения новых праздничных традиций.

К началу революционных событий российской кавказоведческой наукой был накоплен серьезный исследовательский и организационный опыт. Первоначальные приоритеты в фиксации и изучении адыгских традиций были естественным образом связаны с экономическими изысканиями военных ведомств, определявшимися практическими задачами освоения Черкесии. В дальнейшем экспедиции Российской Академии наук, музеи Кубанской области, общественные организации краеведческого и культурно-просветительского характера, охватившие и адыгскую интеллигенцию, образовали разноуровневую систему, на базе которой продолжало развиваться исследование адыгских традиций в 20-е гг.

В диссертации подчеркивается, что интенсивное изучение традиций национальных регионов России было связано с окончанием гражданской войны и относительной стабилизацией общества - устоявшаяся система логически требовала специальных исследований для своего совершенствования. Развивающийся интерес к национальным культурам в значительной степени был опосредован политикой "фактического выравнивания наций", предусматривавшей "изучение быта и культуры отсталых наций и народностей".

Изучение адыгских традиций проходило при взаимодействии государственных и общественных организаций, сопровождаясь поисками организационных форм. Многочисленные конференции по вопросам просвещения горских народов, съезды по изучению горского искусства, совещания по краеведению, прошедшие в 1922-1925 гг., впервые поднимали этнографические вопросы до уровня общегосударственных. На этот процесс не могло не оказывать влияние создание научно-исследовательских учреждений в центре и Северо-Кавказском крае, таких как Государственная академия истории материальной культуры, Научная Ассоциация Востоковедения, Яфетический институт, Комитет по изучению языков и этнических культур Северного Кавказа, Северо-Кавказский институт краеведения, Совет обследования и изучения Кубанской области и т.д.

Большую роль в научном "открытии" Кавказа сыграло "новое уче-

ние о языке" Н.Я. Марра. Его ученики и последователи подняли изучение кавказских языков на академический уровень и на длительное время поставили Кавказ в центр серьезных лингвистических исследований. Под влиянием Н.Я.Марра и при его личном содействии на Северном Кавказе открылись учреждения самого разного характера. В систему их научной работы была вовлечена и Адыгея. В диссертации рассматривается адыговедческий аспект деятельности Ассоциации горских краеведческих организаций, Северо-Кавказского Бюро краеведения, Северо-Кавказского Института краеведения. В Адыгейской автономной области впервые в структуре государственных органов (областного исполкома, отдела народного образования) формировались подразделения, специализировавшиеся на фиксации и исследовании традиций.

Различные комиссии, общества, музеи проделали большую работу по выявлению, концентрации и описанию предметов традиционной материальной культуры, популяризации знаний, способствовали формированию профессиональных групп, ориентировавшихся на изучение адыгских этнокультурных традиций. Особое значение имела деятельность адыгских студенческих землячеств Москвы и Ленинграда, вовлечение студентов в академические экспедиции, работу в библиотеках, организацию этнографических вечеров. Накопленный и освоенный материал вводился в школьные программы, новые учебники на адыгейском языке, спецкурсы по истории Адыгеи.

В то же время выделились проблемы, имевшие не только научное, но и явное политическое значение. Большая культурно-лингвистическая и этническая неоднородность населения России в условиях нового идеологического контекста могла быть на начальном этапе компенсирована унификацией письменностей и вытекающей из этого возможностью интеграции разных культур в едином государстве. Последствия этой реформы противоречивы и многоаспектны. Для бесписьменной культуры, какой была адыгская культура, со специфическими средствами освоения действительности, обрядово-ритуальными и устными механизмами фиксации, хранения и распространения коллективного социального опыта открылись возможности для более сложного осмысления реальности, построения профессиональной системы институтов духовного производства, хранения и трансляции культуры, что в совокупности определяло новые перспективы осмысления своей истории и традиций.

В то же время была прервана, хотя и слабо обозначенная, культурно-историческая традиция, связанная с арабской письменностью и "срезан" слой культуры, обусловленный ее распространением. Наконец, жесткие методы трансляции нетрадиционного опыта на ограниченном пространстве привели к последующему обедненному восприятию этнокультурного мира Кавказа.

В работе акцентируется внимание на том, что процесс освоения

своей собственной культуры протекал отнюдь не безболезненно и определялся существовавшими в стране тенденциями. Различия этносов, вовлеченных в Советское строительство, были очевидны и порождали высокие "пороги" взаимного неприятия культурных традиций. Система стремилась смягчить эту ситуацию, самыми разными способами и методами интегрируя эти общности в единый государственный организм.

Одним из аспектов этой политики стала организация Наркомпро-сом акционерного общества научно-художественного мироведения "Эт-номир". В русле этого подхода обобщается деятельность Общества изучения Адыгейской автономной области как группы с наибольшим творческим потенциалом, противостоявшей разрушительным процессам в традиционной культуре.

Характерной особенностью 20-х гг. являлся разрыв с традицией изучения кавказской культуры извне. Формирующаяся местная интеллигенция, появление учебных заведений, ориентированных на систематическое воспроизводство кадров, стимулировали интерес со стороны самих носителей культуры. Однако слабый профессионализм и недостаточно высокий уровень общей культуры и образования предопределили преимущественно описательный, чем аналитический характер исследований. Отсутствие качества, вызванного деформацией и ломкой научной традиции России, компенсировалось за счет "количества", выхода науки за академические границы, ее "экстенсификацией". Массовое освоение традиций проходило через новые каналы: митинги, конференции, съезды, прессу. Через эти же каналы внедрялись новые традиции, в частности, новая праздничная культура.

Проанализированные материалы позволили разделить новые праздники на три группы, а также выявить их характерные особенности: праздники, связанные с идеологической реальностью, новые по содержанию и по форме и не имевшие прототипа в традиционной обрядности; праздники, имевшие прототип в традиционной обрядности, призванные продемонстрировать преимущества новой власти и идеологии; праздники, связанные с национальной спецификой.

Систематизация и анализ новых праздников в Адыгее показали, что их характерной чертой являлись унифицированный ритуал, присущий всей территории страны, стандартизация его составляющих (содержание собраний, плакатов, лозунгов, направление движения демонстрантов, музыка, цветовая гамма). Компоненты, придававшие празднику этнический колорит, были немногочисленны - скачки, национальные песни, плакаты на адыгейском языке.

Регламентация органами власти тех или иных системообразующих единиц праздника свидетельствовала о трансформации его восприятия не как целостного, нерасчленимого явления, а как набора элементов, открытого для конструирования в зависимости от конкретной ситуации.

Большая открытость для массового творчества была свойственна сельской местности, где традиционная праздничная культура сосуществовала с внедряемой обрядностью.

Революционные праздники и ритуалы фактически являлись особым обрядовым языком новой культуры не только в качестве совокупности вербальных и изобразительных средств, но и в качестве одного из инструментов распространения новых ценностей. Администрирование, оставлявшее мало места для творчества, привнесение чужеродных обрядов в сложившуюся этнокультурную систему и гипертрофирование одной функции в ущерб другим предопределили их отторжение традиционной культурой. Однако ценность новой обрядности как объекта исследования не представляет сомнений. Социалистические праздники в качестве внешнего выражения официальной идеологии, призванной формировать "нового человека", были наполнены революционной романтикой. Трагизм ситуации заключался в том, что изменения в психологии не "успевали" за новыми преобразованиями.

В заключении формулируются общие выводы исследования. Взаимодействие традиций и власти имеет сложный и многозначный характер, особенно обостряющийся в переломные исторические периоды, когда устоявшаяся система традиций оказывается вовлеченной в неорганичную для нее систему власти. Интеграцию Черкесии в состав России в конце XIX в. и первое послереволюционное десятилетие можно отнести к тем событиям,последствия которых для адыгской культуры представляют существенный научный интерес.

Окончание военных действий на Северо-Западном Кавказе и объективная потребность учитывать местные традиции повлекли за собой более широкие и разнообразные способы воздействия. Необходимость сохранения целостности полиэтничного государства с упорядочением адыгских традиций в соответствии с функционирующей правовой и конфессиональной системой определяла основные направления политики конца XIX - начала XX вв. Для нее характерны тенденции компромисса, относительная гибкость, привлечение профессиональных исследователей и местных лидеров к разрешению вопросов, опосредованно или непосредственно связанных с адыгскими традициями. В семейно-бытовой сфере предлагаемые нововведения накладывались на тенденции переосмысления сущности этих традиций в адыгской среде.

Большевики, пришедшие к власти, не имели теоретической концепции проблемы "традиции и власть". Как следствие, ее разрешение не было комплексным, оно происходило в рамках наработанных теоретических и практических вопросов культурной революции и, как правило, имело запаздывающий характер. Сама идея культурной революции предполагала ломку традиций адыгского этноса, не имевшего к началу революционных преобразований политического статуса, но сохранивше-

го основные системные связи. Это проявлялось при решении задач раскрепощения женщины-горянки, распространения атеистического мировоззрения, развития образования и социалистической культуры. Можно говорить о формировании официально не провозглашенной системы воздействия на традиции, составляющие которой дублировали и дополняли друг друга. Последнее выражалось в деятельности различных отделов областного и местных исполкомов, сельских советов, правоохранительных органов, общественных комиссий.

Взаимодействие традиций и власти проявилось на государственном, социальном, семейном и индивидуальном уровнях. В структуре государственных органов формировались подразделения, специализировавшиеся на исследовании существующих и внедрении новых традиций. К концу изучаемого периода появились культурно-просветительские и исследовательские учреждения (музеи, научно-исследовательский институт, кафедры в вузах Северо-Кавказского края), работа которых, не выходя, однако, за рамки действующей идеологии, была направлена на фиксацию, анализ, пропаганду и сохранение адыгских традиций.

Создание и распространение новых праздничных традиций являлось одним из аспектов деятельности исполкомов и советов всех уровней, органов пропаганды и агитации, образования и просвещения. В качестве обрядового языка новой культуры революционные праздники и ритуалы существовали первоначально автономно, механически копировались, не интегрируясь в ткань адыгской обрядово-праздничной культуры. Позднее, вопреки инструкциям сверху, их отдельные элементы были адаптированы и осмыслены в соответствии с функционирующими ритуальными матрицами.

Развитие некоторых традиций, в частности, новой письменности на основе латинской графики, носило явно выраженный идеологический подтекст. В новой реальности латинская письменность становилась инструментом интеграции различных этнокультурных и конфессиональных общностей и групп в единую советскую государственную систему, а также методом преодоления традиций ислама.

На социальном уровне последствия политики 20-х гг. вылились в изоляцию старейшин и религиозных лидеров путем лишения мусульманского духовенства гражданских прав, отторжения его от традиционных занятий, а также прямого административного давления. Понижение социального статуса эфенди и мулл, регламентация отправления культа, мусульманских праздников и обрядов привели к деформации всей совокупности адыгских традиций, нарушили существующие общинные связи. Тем не менее уровень адаптации ислама адыгской средой, авторитет мусульманских лидеров были таковы, что культура вырабатывала защитные механизмы, сохранявшие деформированные традиции ислама в качестве параллельно функционирующей субкультуры.

Показательной особенностью явилось появление профессиональных и половозрастных групп, ориентированных на новые ценности и модели поведения. Новая коммунистическая элита быстро усваивала нововведения, демонстративно отказываясь от традиционных мотиваций, обрядов, стереотипов.

Уязвимой для новой политики оказалась и семья, несмотря на свою консервативность и относительную замкнутость. Внедрение новых моделей образа жизни, расширение информационного пространства привело к размыванию среды бытования семейных традиций. В то же время традиции, не вписывающиеся в предлагаемый сверху стандарт семейного быта, наполнялись несвойственным идеологическим содержанием. Административное и правовое воздействие на эту группу традиций повлекло за собой их видоизменение, но не вытеснение из культуры адыгского этноса;

Последствия этой политики, возобладавшие тенденции унификации и стандартизации привели к деформации всей совокупности связей и структур адыгской культуры, а ее идеологическое обеспечение заложило обедненное восприятие адыгских традиций в исследования последующих десятилетий. Политика оказала влияние и на конкретного человека как носителя традиции. Сталкиваясь с принципиально новыми формами бытования традиций, вызванными их деформацией, он усваивал предлагаемые "правила игры". Однако, как показало проведенное исследование, глубинный, сущностный слой традиций оказался незатронутым, сохранялось традиционное сознание, воспринимавшее эти традиции.

Практическая сторона проведенного исследования видится в осознании того, что диалог с традициями должен быть основан на серьезном теоретическом фундаменте. Только в этом случае имманентная традициям открытость для нововведений и возможность их адаптации будет носить наименее болезненный характер для всей культуры.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Цветовая символика адыгского девичьего костюма и легенды об амазонках // Культура и быт адыгов. - Майкоп, 1988,- Вып. VII. - С. 8695.

2. Цветовая символика в обрядах и верованиях абхазов и адыгов // Региональная теоретическая конференция ученых Северного Кавказа, посвященная 50-летию Адыгейского госпединститута. Тезисы докладов и сообщений. - Майкоп, 1990.- С. 66-67.

3. Цвет в контексте традиционного мировоззрения адыгов // Сборник статей молодых ученых и аспирантов. - Майкоп, 1993. - С. 153-170.

4. Айтек Намиток-кавказовед: материалы к биографии (18921963) // Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изу-

чения. - Черкесск, 1993. - С. 373-382. (В соавторстве).

5. Опыт критического анализа традиционных подходов к проблеме культурного наследия // Молодые исследователи Адыгеи. - Майкоп, 1993. - Вып. 1. - С. 146-153.

6. Адыгские традиции: из истории деятельности Горской секции при Кубано-Черноморском ревкоме // Роль национального языка и культуры в формировании и развитии личности. Тезисы докладов и выступлений на региональной конференции. - Нальчик, 1993. - С. 30-31.

7. Шариатские суды в Адыгее: традиция и власть // Национальные традиции народов Адыгеи: генезис, сущность и проблемы воспитания. Материалы первой республиканской научно-практической конференции. - Майкоп, 1994. - С. 311-317.

8. Айтек Намиток-кавказовед / / Нартский эпос и кавказское языкознание. Материалы VI Международного майкопского коллоквиума Европейского общества кавказологов. - Майкоп, 1994. - С. 363-368. (В соавторстве) .

9. Спенсер Э. Путешествия в Черкесию (перевод с английского). -Майкоп, 1994. - 153 с.

10. Этнокультуроведческие и этнолингвистические проблемы Северного Кавказа в контексте новых социальных реалий / / Проблемы литературоведения и языкознания. Северо-Кавказские чтения. Материалы Всероссийской научной конференции. - Ростов-на-Дону, 1995. - Вып. 2. - С. 60-62. (В соавторстве).