автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Традиция Боратынского в лирике XX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Традиция Боратынского в лирике XX века"

На правахрукописи

Гельфонд Мария Марковна

ТРАДИЦИЯ БОРАТЫНСКОГО В ЛИРИКЕ XX ВЕКА

Специальность 10.01.01 - Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Нижний Новгород - 2004

Работа выполнена на кафедре русской литературы Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского.

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Зашита состоится 28 октября 2004 г. в. ГТ часов на заседании диссертационного совета Д.212.166.02 в Нижегородском государственном университете им. Н. И. Лобачевского (603600, г. Нижний Новгород, ГСП-20, пр. Гагарина, 23).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского.

Фортунатов Николай Михайлович

Альми Инна Львовна кандидат филологических наук, доцент Гуменная Галина Львовна

Ведушая организация: Коломенский государственный

педагогический институт

Автореферат разослан

2004 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

Л

По глубине и силе влияния на русскую поэзию XX века творчество Боратынского вполне сопоставимо с пушкинским. Но если масштабность пушкинской традиции определяется тем исключительным местом, которое поэт занимает в русской культуре, то постоянное обращение к лирике Боратынского на протяжении XX века представляется явлением уникальным и уже тем самым притягательным для исследователя. Брюсов, Блок, Андрей Белый, В. Иванов, Ходасевич, Мандельштам, Ахматова, Заболоцкий, Бродский, Кушнер - вот неполный перечень поэтов, находивших в лирике Боратынского нечто близкое своим взглядам и поэтике. Экзистенциальное в своей основе мироощущение, своеобразие позиции лирического субъекта, трезвость в оценке катастрофических явлений бытия, глубина и напряженность изображаемых конфликтов, свойственные лирике Боратынского, заключали в себе «силу замедленного действия».1 Воспринятая современниками Боратынского как глубоко архаическая, поэтика «затрудненного слова» оказалась соприродной неканонической поэтике лирики XX века.

Актуальность исследования связана как с историко-литературным, так и с теоретическим аспектом темы. В аспекте истории литературы она определяется необходимостью углубленного изучения художественных процессов в лирике XX века в контексте ее связей с предшествующими литературными традициями и, в частности, в связи с поэзией Боратынского. В теоретическом аспекте актуальным представляется исследование целостной перспективной проекции творчества автора, привычно относимого ко второму ряду поэтов пушкинской эпохи.

Степень разработанности проблемы. В последние десятилетия творчество Боратынского привлекает к себе постоянное внимание исследователей, как отечественных, так и зарубежных.

1 Вацуро В.Э. Боратынский // История всемирной литературы. Т. 6, с. 143

Можно выделить следующие направления исследования творчества поэта:

• Интерпретация поэтического мира Боратынского в его онтологической целостности и во взаимосвязи с культурно-историческими условиями эпохи (С.Г. Бочаров, Л.Я. Гинзбург, Ю.В. Манн, Е.А. Невзглядова).

• Рассмотрение творческой эволюции Боратынского от ранних элегий к сборнику «Сумерки» (И.Л. Альми, В.А. Грехнев, Е.Н. Лебедев, A.M. Песков, Л.Г. Фризман, Г. Хетсо, В. Dees).

• Исследование «Сумерек» как первой целостной поэтической книги в русской литературе (И.Л. Альми, М.Н. Дарвин, А.С. Кушнер, Р. Фигурт, Р.М. Waszink).

• Анализ одного стихотворения (И.Л. Альми, С.Н. Бройтман, М.М. Гиршман, Н.Н. Мазур, Е.Г. Эткинд).

Говоря о художественном мире Боратынского, исследователи обычно вслед за Мандельштамом отмечают его «устремленность к далекому, неизвестному адресату».2 При этом «ответ» Боратынскому в русской лирике практически остается вне поля зрения исследователей. По словам С.Г. Бочарова, «путь Боратынского вперед, в литературу будущую нам почти неизвестен».3 Можно отметить ряд работ, посвященных частным проявлениям взаимодействия творчества Боратынского с поэтическим текстом XX века. Так, еще в статье 1925 года Г. О. Винокуром был поставлен вопрос о традиции Боратынского в лирике символистов. Эта же проблема рассматривается в недавней работе В.Н. Крылова. В статьях В.Н. Богомолова, Ю.И. Левина, О.А. Лекманова были отмечены реминисценции Боратынского в лирике Мандельштама и Ходасевича, но взаимосвязь поэтики Боратынского и постсимволистов не становилась предметом

2 Мандельштам О.Э. О собеседнике.// Собрание сочинений, т. I, с. 184.

специального исследования. Исключение составляют работы Е.В. Капинос, посвященные анализу словесной пластики и архитектоники лирики Боратынского и Мандельштама, однако избранный ею аспект не исчерпывает вопроса о традиции Боратынского в лирике Мандельштама. Что же касается проблемы традиции Боратынского в лирике Ходасевича, Ахматовой и Заболоцкого, то она остается практически не затронутой исследователями.

В литературоведении последнего десятилетия обоснована постановка проблемы «Боратынский и Бродский» (Е. Курганов, И.А Пильщиков, Т.Г. Прохорова, А.И. Илличевский). Общий характер названных работ определяет необходимость дальнейшей разработки этой сложной темы.

«Возвращение Боратынского» в русскую культуру конца XX столетия стало темой статей С. Б. Рассадина и А.В. Кулагина. Обращение к данному ракурсу темы объясняется стремлением расширить корпус текстов, в которых, на наш взгляд, намечается тенденция к мифологизации образа Боратынского.

Объект исследования — творчество Боратынского и лирика XX века, предмет — те аспекты лирической поэтики XX века, которые обусловлены рецепцией и творческой интерпретацией поэзии Боратынского.

Целью исследования является анализ конкретных проявлений традиции Боратынского в лирике XX века.

Цель определяет задачи работы: 1. Обосновать понимание традиции в лирике как частного случая присущих этому роду литературы диалогических отношений.

3 Бочаров С.Г. «О, бессмысленная вечность!» (От «Недоноска» к «Идиоту») // к 200-летию Е.А. Боратынского. М., 2002, с. 128.

Показать сложное взаимодействие «своего» и «чужого» слова в поэтическом тексте.

2. Рассмотреть проявления традиции Боратынского в литературной практике символизма и постсимволизма, объяснить причины принципиальной близости лирического героя Боратынского к типологии лирического сознания в поэзии постсимволизма (В. Ходасевич, О. Мандельштам, А. Ахматова).

3. Исследовать традицию Боратынского в лирике второй половины XX века, генетически связанную с постсимволистской рецепцией, раскрыть внутренний потенциал элегической поэтики Боратынского через призму творчества Н. Заболоцкого и И. Бродского, осмыслить причины мифологизации образа Боратынского в лирике последней трети XX века. Методологическую основу диссертации составляют достижения

сравнительно-исторического и структурно-типологического подходов. Нами осуществлялось сопоставительное исследование поэтических произведений с привлечением широкого контекста творчества Боратынского и поэтов XX века.

Научная новизна работы определяется необходимостью целостного рассмотрения традиции Боратынского в русской поэзии XX века. Обозначенная традиция впервые становится предметом детального анализа, разворачивающегося в хронологической последовательности. В диссертации рассматриваются практически все значимые «отражения» поэзии Боратынского в лирике XX века. В научный оборот вводятся малоизвестные статьи, посвященные творчеству поэта XIX века, и поэтические произведения, в которых важную роль играет «слово» Боратынского.

Изучение традиции Боратынского в лирике XX века предполагает и обратную перспективу. Целостный анализ творческой интерпретации Боратынского в лирике XX века

выявляет скрытые прежде грани мировидения и художественной манеры поэта и тем самым дает новый импульс собственно литературоведческим исследованиям.

Положения, выносимые на защиту, обусловлены научной новизной и сводятся к следующему ряду:

1. Обращение к «чужому слову» является одной из доминирующих тенденций неканонической поэтики XX века. «Слово» Боратынского оказывается в этом контексте чрезвычайно значимым, поскольку перспективная проекция его поэтического мира объединяет эстетически разнородные художественные явления в лирике XX века.

2. Постоянная востребованность лирического наследия Боратынского на протяжении столетия обусловлена последовательным усложнением философской проблематики и глубины изображения человеческого сознания в литературе XX века.

3. Заслуга литературного воскрешения Боратынского принадлежим символистам. При этом субъективность символистской интерпретации творчества Боратынского объясняется несходством типологии лирического сознания и различным пониманием сущности символа.

4. Лирическое мировидение Боратынского оказалось соприродным творчеству поэтов постсимволизма (В. Ходасевича, О. Мандельштама, А. Ахматовой), что определило их следование обозначенной традиции.

5. Рецепция Боратынского в лирике второй половины XX века генетически связана с постсимволистской, но на этом этапе доминирует жанровый аспект: наиболее востребованным оказывается внутренний потенциал философской элегии Боратынского.

6. Восприятие поэзии Боратынского через призму различных творческих интерпретаций проявляет новые грани его художественного мира.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее выводы могут использоваться в лекционных курсах по истории русской литературы Х1Х-ХХ веков, спецкурсах и семинарах, в школьном преподавании. По теме диссертации опубликовано научно-методическое пособие, предназначенное для внедрения в практику школьного преподавания творчества ЕА Боратынского.

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на международных и всероссийских научных конференциях, проходивших в Москве (ИМЛИ и РГТУ), Казани, Тамбове, Владимире, Твери, Нижнем Новгороде. На протяжении восьми лет автор сотрудничал с научным коллективом музея-усадьбы им. Тютчева и Боратынского «Мураново». По теме диссертации опубликовано двенадцать работ, список которых прилагается.

Структураработы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 293 наименования.

Содержаниеработы.

Во введении обосновывается актуальность выбранной темы, определяются цели и задачи исследования, аргументируется его научная новизна, формулируются положения, выносимые на защиту, и раскрывается практическая значимость диссертации.

В первой главе «Диалог поэтических миров. Чужое слово в

лирике» обосновывается понимание традиции в лирике как частного случая диалогических отношений между «я» и «другим».

Первый раздел первой главы посвящен рассмотрению

поэтического мира как литературоведческой категории.

В современном литературоведении прочно укоренилось введенное Д.С. Лихачевым понятие «мир художественного произведения»4 и, шире, «художественный мир». Его онтологическая полновесность и завершенность обусловлена цельностью авторского мировидения и проявляется в приверженности автора к определенным мотивам, образам, темам, типам развития сюжета, в отношении к слову, в тяготении к излюбленным им интонационным, метрическим и фонетическим структурам (последнее особенно значимо в лирике).

Художественный мир включен в систему диалогических отношений, что предполагает два его важнейших свойства -способность к творческой рецепции наследия прошлого и адресованность - активную обращенность к будущему читателю. Благодаря этому любой поэт — в значительной степени бессознательно - становится посредником между прошлым и будущим, соединенными в его слове.

Восприятие поэтического мира предшественника субъективно и в значительной степени иррационально. Здесь важна «не точность познания, а глубина проникновения»5 в мир «другого». Осознание общности себя и «другого» - исторической, телеологической или психологической6 - определяет необходимость осмысления «чужого» как «своего». Попадая в поле творческого переосмысления последователя, поэтический мир предшественника преображается: одни его грани укрупняются, другие остаются практически незамеченными. В самой природе интерпретации уже

4 Лихачев Д.С. Внутренний мир художественного произведения. // Вопросы литературы, 1968,

№ 8. Ауэр А.П. Художественный мир. //Литературоведческие термины. Материалы к словарю.

Выпуск 2. Коломна, КПИ, с. 104-107. Бочаров С.Г. О художественных мирах. М., 1988.

5 Бахтин М.М. К философским основам гуманитарных наук. // Собрание сочинений в 7 томах. Т.

5. М., 2000, с. 10.

заложено «досотворение» воспринимаемого мира, возможность выявления скрытых сторон и приращения смыслов.

Основанная на ряде конкретных апелляций к поэтическому миру «другого», традиция не ограничивается ими и предполагает осознанный интерес автора-преемника к судьбе и творчеству предшественника, проявленный им как в художественных произведениях, так и в частной переписке, дневниковых записях, эссеистике и литературной критике.

Вместе с тем поэтический мир предшественника сам устремлен к тому, чтобы быть воспринятым во всей полноте. По словам И.А. Ильина, «когда художник творит свое произведение, он втайне мечтает о встрече».7 Обращаясь к «провиденциальному собеседнику»,8 поэт посылает ему свое слово о мире и надеется на то, что это слово для «другого» станет «своим». Так возникает лирический диалог.

Во втором разделе первой главы рассматривается своеобразие диалогических отношений в лирике.

Позиция современных исследователей по отношению к возможности диалога в лирике неоднозначна, поскольку восходит к противоречивой по отношению к этому роду литературы концепции М.М. Бахтина. По мысли ученого, лирическое слово монологично в границах конкретного поэтического мира и диалогично (как любое другое слово) по отношению к внеположным авторскому сознанию художественным мирам.

Согласно структурно-семиотическому подходу, текст представляет собой сложно организованный смысл. «Чужое слово» является одним из элементов этой сложной семантической структуры. Исходя из представлений М.М. Бахтина о

6 Пятигорский А. «Другой» и «свое» как понятия литературной философии.// Сборник статей к 70-летию проф. Ю.М. Лотмана. Тарту, 1992, с. 3-9.

7 Ильин И.А. Одинокий художник. Статьи, речи, лекции. М., 1993, с. 18.

8 Мандельштам О.Э. О собеседнике. // Собрание сочинений в 4 томах. М., 1993, т. 1, с. 186.

монологичности лирики как типа высказывания, представители семиотического направления рассматривают «чужое слово» как способ подключения текста к многочисленным литературным ассоциациям. Введение «чужого слова» является, с их точки зрения, единственным способом диалогизации поэтического

9

произведения.

Принципиально иной подход к проблеме предлагает С.Н. Бройтман, который распространяет положение М.М. Бахтина о диалогических отношениях в литературе на лирику и рассматривает ее как «отношение субъектов» (автора и героя), а диалог в лирике как наиболее сложную форму отношений между «я» и «другим». «Чужое слово» анализируется им как частный случай лирического диалога. В определенные эпохи, однако, использование реминисценций является «едва ли не ведущим способом диалогизации лирики».10 Сходной позиции придерживается и ряд других исследователей." •

При различии исходных посылок все исследователи сходятся в одном: введение «чужого слова» является способом — единственным или одним из многих - диалогизации лирики.

Третий раздел посвящен рассмотрению реминисцентной истории поэтического мира.

Важным направлением современного литературоведения является изучение «перспективной литературной проекции»12 как отдельных произведений, так и художественных миров в целом. Очевидно, что произведения, обретающие особую значимость для

9 Лотман Ю.М. Анализ поэтического текст// Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996, с. 109-116. Ю.И. Левин, Д.М. Сегал, Р.Д. Тименчик, В.Н. Топоров, Т.В. Цивьян. Русская

семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма. // Смерть и бессмертие поэта. М., 2001, с. 282-316. Тарановский К.Ф. О поэзии и поэтике. М., 2000, с. 15-16. 110 Бройтман С.Н. Русская лирика XIX - начала XX века в свете исторической поэтики. Субъектно-образная структура. М., 1997, с. 86-87.

11 Обзор литературы по вопросу: Козицкая Е.А. Смыслообразующая роль цитаты в поэтическом тексте. Пособие к спецкурсу. Тверь, ТГУ, 1999.

12 Меднис Н.Е. Еще раз о «Рыцаре бедном». // Пушкин в XXI веке: вопросы поэтики, онтологии, историзма. Сборник статей к 80-летию проф. Ю.Н. Чумакова. Новосибирск, 2003, с. 139.

последующей культуры, порождают долговременное литературное эхо и тем самым продолжают жизнь в новых контекстах. Для обозначения совокупности такого рода отголосков В.Е. Хализев вводит понятие «реминисцентная история».13 В последнее время появился ряд исследований, посвященных перспективным проекциям наиболее значимых для русской литературы текстов, прежде всего, пушкинских произведений.14

Рассмотрение реминисцентной истории преследует две цели, тесно связанные между собой. С одной стороны, творческая интуиция автора, выступающего в роли читателя, раскрывает смысловые оттенки исходного текста. Жизнь в новых контекстах обладает способностью обогащать произведение, высвечивая его изначально потаенные стороны.

С другой стороны, изучение реминисцентной истории как конкретного проявления литературной традиции15 позволяет обозначить тенденции последующего развития литературы. Произведения, порождающие «волновой отклик», становятся своеобразными аксиологическими ориентирами, по отношению к которым выстраиваются синхронические и диахронические литературные связи.

Поэтическое слово обладает «проявленной ценностью»,16 раскрывающейся во взаимодействии между узнаваемым и неожиданным. Слова одного автора, попадая в другой поэтический мир, неизбежно подключаются к новым для него контекстам: авторской судьбы, другого времени, часто - другой традиции и всегда - в контекст всего творчества автора. Преображенное

13 Хализев В.Е. Теория литературы. М., 1999, с. 257.

14 Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской литературе. М., 1999. Чумаков Ю.Н. Поэтика и традиция русского стихотворного романа.// Чумаков Ю.Н. Стихотворная поэтика Пушкина. СПб., 1999. Пушкин в XXI веке: вопросы поэтики, онтологии, историзма. Сборник статей к 80-летию проф. Ю.Н. Чумакова.

15 Ранчин А. Роль традиций в литературном процессе.// Теория литературы. Том IV. Литературный процесс. - М., ИМЛИ РАН, «Наследие», 2001, с. 10-11.

16 ГинзбургЛ.Я. О лирике. М., 1997, с. 12.

авторским сознанием, «чужое слово» становится своим и выходит в «обновленное пространство смысла».17

Во второй главе рассматривается история рецепции и творческой интерпретации поэзии Боратынского в лирике «серебряного века».

Первый раздел второй главы посвящен восприятию

Боратынского в литературной критике и творческой практике символизма.

Переосмысление истории русской литературы, предпринятое символистами на рубеже веков, утвердило статус Боратынского как крупнейшего русского лирика. Прологом творческой интерпретации «потаенного классика» (Н.А. Богомолов) стала литературно-критическая. Широкое обращение к творчеству Боратынского на рубеже веков было вызвано необходимостью опоры на традицию философской рефлексии, в частности, -эсхатологического видения мира (лирические антиутопии «Последняя смерть» и, в особенности, «Последний поэт»).

Символисты увидели в Боратынском не только «провозвестника свойства железного века»,18 но и самобытного мыслителя. Широкое понимание пушкинской формулы («Он у нас оригинален, ибо мыслит») привело к тому, что мировидение Боратынского начали трактовать как завершенную философскую систему. Так, В. Брюсов рассматривает произведения Боратынского как нечто производное от философской концепции мыслителя, а литературную эволюцию поэта - как последовательную смену одних убеждений другими («Мировоззрения Боратынского», 1898).

Внимание символистов привлекла и личность Боратынского. Потаенность лирического субъекта заставила их обратиться к

17 Грехнев В.А. Словесный образ и литературное произведение. Нижний Новгород, 1997. С. 181196.

внелитературным источникам: эпистолярию и портретам (статьи Е. Архиппова и К. Бальмонта). Благодаря этому реальный облик поэта в значительной степени оказался вытесненным мифом о нем.

Предметом мифологизации стали и отношения Боратынского и Пушкина, осмысленные в архетипических категориях пушкинской трагедии «Моцарт и Сальери» (статьи И. Щеглова, В. Брюсова, Б. Садовского). В статьях последних двух авторов пушкинской аполлонической ясности был противопоставлен намеченный Боратынским путь преодоления инерции слова усилием мысли.

Не менее важной, чем теоретическая, была творческая рецепция Боратынского, реализованная в художественной практике символистов. Многие из них (В. Брюсов, А. Белый, И. Коневской, отчасти В. Иванов) увидели в Боратынском своего непосредственного предшественника.

Знаком, маркирующим лирический диалог с Боратынским, в творчестве В.Я. Брюсова являются эпиграфы. Так, в основе «Мучительного дара», которому предпослан эпиграф из «Недоноска», лежит переосмысление гротескного образа, созданного Боратынским, в символическом плане. Лирический субъект стихотворения Брюсова отличается не предельной малостью, как недоносок Боратынского, а ницшеанской претензией на сверхчеловеческое бытие.

Стилистически наиболее близок к Боратынскому Иван Коневской. Интерес Коневского к предшественнику был сознательным и плодотворным: ему принадлежит статья «Судьба Боратынского в истории русской поэзии». Архаический словарь при подчеркнутой точности словоупотребления и образа и торжественность одической интонации Коневского напоминают зрелую лирику Боратынского («По дням» - «На что вы, дни», «Посвящение» - «Недоносок»).

18 Бальмонт К.Н. Мыслящее сердце. //Литературная учеба, 1982, № 2, с. 193-195.

Метание неприкаянной души в космически разреженном пространстве становится экзистенциальной темой, сближающей лирику Боратынского и Андрея Белого («Кольцо», «Вольный ток»).

Отстаивая истинность символического искусства, с Боратынским полемизирует В. Иванов. Начальный перечислительный ряд в его стихотворении «Декабрь» (из «Римского дневника 1944 года») восходит к произведениям Боратынского «Все мысль да мысль!» и «Мудрец». За композиционной инверсией открывается смысловая. Творчество, по Боратынскому, - акт соединения с общей «тревогой» жизни. По В. Иванову, - способ постижения «инобытия».

Некоторая субъективность символистской интерпретации Боратынского объясняется, на наш взгляд, несходством типологии лирического сознания и различным пониманием сущности символа, поскольку поэтика Боратынского занимает промежуточное место между аллегорической и собственно символической образностью.

Начатое на рубеже веков осмысление «проблемы Боратынского» (Г.О. Винокур) было продолжено поэтами постсимволизма, прежде всего - В.Ф. Ходасевичем, О.Э. Мандельштамом, А.А. Ахматовой. Лирическое мировидение Боратынского оказалось глубоко соприродным их творчеству, что определило их следование обозначенной традиции.

Во втором разделе второй главы анализируется традиция Боратынского в поэзии Ходасевича.

Близость художественных миров Боратынского и Ходасевича определяется типологическим сходством сознания, проявленным в их лирике, причем сходством настолько сильным, что Ходасевич воспринимал его как своеобразную «болевую точку» и тщательно скрывал от критиков, а в какой-то мере и от себя самого, о чем свидетельствует финал литературной мистификации «Жизнь Василия Травникова».

Внутреннее родство с предшественником было осознано Ходасевичем не сразу. В его ранней лирике обращение к традиции Боратынского носит внешний характер и связано с диссонансом, вносимым в идиллический мир «Счастливого домика», сборника, ориентированного на лирику пушкинской эпохи как единое целое. В последних трех книгах: «Путем зерна», «Тяжелая лира» и «Европейская ночь» - заимствование элегических формул Боратынского вытесняется глубинным сходством мировосприятия.

Окончательному поэтическому становлению Ходасевича соответствует расхождение двух наиболее значимых для него традиций - Пушкина и Боратынского. Имя Пушкина остается для Ходасевича залогом гармонии, паролем, по которому посвященные будут узнавать друг друга в наступившем мраке («Колеблемый треножник»). Вместе с тем поэт осознает, что история пошла по иному пути и пушкинская поэзия отныне, если воспользоваться метафорой самого Ходасевича, - родник, не утоляющий жажды («2 ноября»).

Чем дальше Ходасевич отходит в своей поэзии от пушкинского идеала, тем ближе оказывается к миру позднего Боратынского. Отчетливое осознание кризиса цивилизации, восприятие мира как «тихого ада», стремление к предельному умалению лирического субъекта, противопоставление поэзии правде частного существования - вот те черты, которые сближают лирику Боратынского и Ходасевича. Наступление «железного века», бывшее для Боратынского грозным предвестием, стало для Ходасевича объективной реальностью, которую он вынужден был принять («Я полюбил железный скрежет// какофонических миров»). Отстаивая личную непричастность к «страшному миру» повседневности («Ни грубой славы, ни гонений// от современников не жду»), Ходасевич создавал новый поэтический язык, призванный отразить предсмертные судороги европейской цивилизации.

Судьба человечества, «закат Европы» (О. Шпенглер) стала определяющей темой последних книг двух поэтов. Этим объясняется и невольная близость их названий. «Европейская ночь» Ходасевича по своей тематике и внутреннему строю явилась своеобразным продолжением «Сумерек» Боратынского.

Третий раздел второй главы посвящен проблеме адресата в лирике Боратынского и Мандельштама.

Сходство поэтических миров Боратынского и Мандельштама -явление очевидное, хотя и с трудом поддающееся литературоведческому описанию. Наиболее значимым для их сопоставления представляется ракурс, предложенный самим Мандельштамом в статье «О собеседнике» (1913): анализ традиции в свете коммуникативной природы лирики, в частности, диалогических отношений между автором и адресатом. Его важность обусловлена и тем, что изучение проблемы диалога в лирике началось именно с размышления Мандельштама о стихах Боратынского «Мой дар убог и голос мой негромок». В точке пересечения этих двух художественных миров родилось новое представление о диалогическом бытии поэтического слова.

Рассматривая стихотворение Боратынского, Мандельштам уподобляет его посланию, запечатанному в бутылку, и утверждает устремленность «поэзии как целого» к «далекому, неизвестному адресату». Конкретному читателю-современнику он противопоставляет «провиденциального собеседника», «читателя в потомстве». Возникновение образа «нададресата» (М.М. Бахтин) в лирике и Боратынского и Мандельштама обусловлено «кризисом абсолютного автора»19 и сопряженным с ним чувством предельной ответственности поэта перед словом.

19 Бройтман С.Н. Русская лирика XIX • начала XX веков свете исторической поэтики. М., РГГУ.

1997,с. 100.

Отторжение от мира общих ценностей, запечатленное в поздней лирике Боратынского и Мандельштама, привело к тому, что читатель-современник, некогда отринутый обоими поэтами, оказывается более востребованным, чем отнесенный в абсолютное будущее «нададресат». Отсюда - декларативный разрыв с «новыми племенами» после попытки обращения к ним у Боратынского («На посев леса»). Спокойная уверенность философского эссе Мандельштама, основанного на миниатюре Боратынского, вытесняется почти истерическим требованием немедленного явления любого собеседника («Читателя! Советчика! Врача! // На лестнице колючей разговора б!»).

В тридцатые годы у Мандельштама наряду с напряженным отчаянием усиливается и удивительное неистребимое жизнелюбие, проявления которого также в ряде случаев связаны с лирикой Боратынского, хотя и не имеют в ней аналогов («Еще далеко мне до патриарха...»). В цикле стихов о русской поэзии образ Боратынского связан с темой движения, прогулки по облакам; невесомый шаг поэта впечатан в вечность, при этом он раздражает и изумляет «прах веков». В этом Мандельштаму видится победа поэта над прахом и тленом, пространством и временем.

В четвертом разделе второй главы рассматривается восприятие Боратынского в поэзии Ахматовой.

Связь творчества Ахматовой с лирикой Боратынского не столь очевидна. И, тем не менее, основания для их сопоставления есть. Это эпиграфы к «Четкам» и второй главе «Поэмы без героя», ряд межтекстовых соответствий (как отсылочных, так и непреднамеренных) и внимание Ахматовой к творчеству Боратынского, отмеченное ее современниками в конце тридцатых -начале сороковых годов.

Эпиграф к «Четкам» возникает лишь в девятом по счету издании сборника (1940) и свидетельствует о глубоком и

пристальном прочтении Боратынского, поскольку «Оправдание» не принадлежит к числу его наиболее известных элегий. Нельзя не оценить точности ахматовского выбора: последние строки «Оправдания» являются своего рода квинтэссенцией «Четок», смысловым сгустком, определяющим художественное единство книги. Раннюю лирику Боратынского и Ахматовой сближает не сюжетная ситуация как таковая, а подход к ней, художественный анализ, при котором каждый из героев обладает четко очерченным характером и получает право собственного голоса. Напряженные конфликты элегий Боратынского предвещают коллизии русского психологического романа, лирика Ахматовой, как заметил еще Мандельштам, завершает его традицию.

Эпиграф ко второй главе «Поэмы без героя» связан с особой значимостью образа тени в творчестве Ахматовой. Оксюморон Боратынского («Ты сладострастней, ты телесней// живых, блистательная тень!») задает один из ключевых мотивов «Поэмы...», в основе которой лежит смещение временных пластов: призраки прошлого обретают над автором большую власть, нежели реальность настоящего. Пронизывающий поэму образ тени - знак существованияумершихза гранью смерти иживых"по тусторону ада".

Выбор эпиграфов подчеркивает сходство путей творческой эволюции поэтов: от тонкого анализа личной скорби каждый из них шел к трезвому осознанию совершающейся на его глазах общемировой катастрофы. Позднюю лирику и Боратынского и Ахматовой отличает особый историзм, осознание своей ответственности перед словом и обреченности на него. И в этом плане глубоко закономерно, что два эпиграфа, взятые Ахматовой из стихов Боратынского, отразили основные вехи духовного пути обоих поэтов: ранние элегии Боратынского предварили «Четки», «Сумерки» - «Поэму без героя».

В третьей главе анализируется рецепция Боратынского в лирике второй половины XX столетия. Наиболее значимым в этот период оказывается семантический потенциал философской элегии Боратынского.

В первом разделе третьей главы исследуется традиция

Боратынского в поэзии Н. Заболоцкого.

Заболоцкий обращается к творчеству Боратынского уже в двадцатые годы. Созданный поэтом XIX века полуфантастический образ недоноска оказывается соприродным гротескному мировидению автора «Столбцов» (первая редакция стихотворения «Белая ночь»). В новом поэтическом контексте странный герой Боратынского резко преображается: наделенный грубой и зримой телесностью, он становится воплощенным духом фантасмагорического Петербурга.

И все же о сознательном следовании традиции Боратынского можно говорить лишь применительно к зрелому творчеству Заболоцкого. В поэзии конца 1930 - 1950ых годов она реализуется, прежде всего, на уровне художественной проблематики, поскольку предметами лирического осмысления Заболоцкого являются универсальные константы бытия: сознание природы, смерть и бессмертие. Размышляя о них, поэт XX века продолжает жанровую традицию русской философской элегии («Осень» Боратынского и «Начало зимы» Заболоцкого). Экзистенциальное отчаяние, свойственное его предшественнику, уравновешивается в поэтическом мире Заболоцкого мыслью о вечной смене оболочек бытия («Метаморфозы», «Прощание с друзьями», «Завещание»). Так в творчестве Заболоцкого традиция Боратынского соединяется с мифологической архаикой и натурфилософскими представлениями: от Гете до Вернадского и Циолковского.

Второй раздел третьей главы посвящен сравнительному анализу поэтических миров Боратынского и Бродского. Их близость обусловлена, на наш взгляд, сходством метафизической поэтики и присущим обоим поэтам «стоическим стремлением осознать ужас земного существования» (Я .А. Гордин). Но если для ранней лирики Бродского характерно невольное, а иногда и вполне сознательное отождествление себя с предшественником («Памяти Е.А. Баратынского»), то по отношению к зрелой лирике поэта уместнее говорить о полемике с ним. В особенности ярким этот процесс видится нам в диалоге двух поэтических сборников: «Сумерек» Боратынского и «Урании» Бродского.

Полемично уже заглавие сборника, которое апеллирует к «Последнему поэту» Боратынского. Лирический конфликт «Сумерек» переосмыслен: противопоставление поэзии и «холодной Урании» снимается; место романтического двоемирия занимает у Бродского экзистенциальное сознание невыносимости бытия Излюбленный Бродским принцип: «Всегда стараться взять одной нотой выше», - имеет значение не интонационное, а смысловое; за ним стоит требование к абсолютному осознанию трагичности всеобщей и индивидуальной жизни. Утверждая возможность существования поэзии за гранью, очерченной Боратынским, Бродский открывает в своей лирике новую высоту посттрагического сознания. Спасительной силой для него является не одинокий «читатель в потомстве», как для Боратынского, а язык -сверхъестественная сила, способная сохранить все («Но мы живы, покамест// есть прощенье и шрифт»).

В третьем разделе третьей главы рассматривается мифологизация Боратынского в лирике А. Кушнера и Ю. Кублановского.

С середины 1960ых читательский и литературоведческий интерес к Боратынскому вновь возрастает. Это «возвращение

Боратынского» (СБ. Рассадин) можно назвать литературно опосредованным, поскольку его творчество было воспринято через призму поэтических интерпретаций русских символистов, Мандельштама, Ахматовой, Заболоцкого. Рецепция Боратынского существенно изменяется: впервые в центре внимания оказываются не его мировоззрение и поэтика, а целостный облик поэта, его личность и судьба. Это приводит к тому, что Боратынский становится литературным героем сначала поэзии, а затем и прозы (Е. Лебедев, А. Песков, Д. Голубков).

К судьбе Боратынского неоднократно обращается А. Кушнер. Его поэзия - лирика малых литературоведческих открытий. Отталкиваясь от произведений Боратынского, поэт стремится собрать тот жизненный «сор» из которого они выросли, и раскрыть биографический подтекст их сюжета. Так построены «Путешествие», «Эти вечные счеты, расчеты, долги...», «Последний поэт» и «Я посетил приют холодный твой вблизи...». Кушнер не столько пишет о Боратынском, сколько обращается к нему, как к живому собеседнику, стремясь рассказать ему, что произошло за последние полтора столетия «здесь, на земле» (И. Бродский).

К образу Боратынского апеллирует и Ю. Кублановский. В эссе «Одиночество Боратынского» он рассуждает о «трудноуловимой загадочности» судьбы поэта, которая открывается каждому, прочувствовавшему ее. В отличие от Кушнера, Кублановский стремится выявить не биографические, а мировоззренческие истоки драмы поэта. В стихах, завершающих эссе, конкретные детали мурановского быта соотносятся с философскими прозрениями Боратынского и мыслителей XX века.

В заключении подводятся общие итоги работы.

Обращение к «чужому слову» - одна из универсальных художественных тенденций неканонической поэтики XX века.

Поэтическое «слово» Боратынского оказывается в этом контексте предельно значимым; перспективная проекция его художественного мира объединяет эстетически разнородные художественные явления в лирике XX века.

Причины постоянной востребованности поэзии Боратынского на протяжении XX столетия связаны с «опережающим характером» его художественных открытий. Творчество Боратынского нуждалось в особых условиях для своего проявления - характер развития цивилизации и человеческого сознания в XX веке предоставил их в полной мере. Экзистенциальная тематика его лирики, проблема трагической разобщенности души и тела, человека и мира, эсхатологическое видение истории оказались соприродными мировидению человека XX столетия. Своеобразие поэтики Боратынского: элементы гротеска, присущие образному строю его лирики, создание новаторской поэтической системы из архаических речевых элементов, переосмысление жанра философской элегии -таило в себе новые возможности развития лирики, и потому было притягательно для поэтов различных школ и направлений.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Гельфонд, М.М. Слово в поэтическом мире Боратынского. / М.М. Гельфонд // Тезисы конференции «Слово и мысль Евгения Боратынского», состоявшейся 21-24 марта 2000 года в Казани. - Казань, 2000. - С. 22-23.

2. Гельфонд, М.М. Евгений Абрамович Боратынский: учебно-методическое пособие / М.М. Гельфонд. - М.: Московский институт повышения квалификации работников образования, 2000. - 24 с.

3. Гельфонд, М.М. Общие мотивы сборника Е.А. Боратынского «Сумерки» и статьи И.В. Киреевского «Девятнадцатый век» / М.М. Гельфонд // Грехневские чтения. - Нижний Новгород, 2001. - С. 124-127.

4. Гельфонд, М.М. Слово в поэтическом мире Боратынского / М.М. Гельфонд // К 200-летию Боратынского: Сборник материалов международной научной конференции. - М: ИМЛИРАН,2002.-С. 185-193.

5. Гельфонд, М.М. Тема одинокого пира в поздней лирике Боратынского / М.М. Гельфонд // Преподавание и изучение русского языка и литературы в контексте современной языковой политики России: Материалы 4 Всероссийской научно-практической конференции РОПРЯЛ (23-25 мая 2002 года). - Нижний Новгород, 2002. - С. 63-64.

6. Гельфонд, М.М. Апофатическое описание Музы в творчестве Пушкина и Боратынского / М.М. Гельфонд // Новые страницы боратыноведения: Сборник материалов международной научно-практической конференции, посвященной 200-летию со дня рождения Е.А. Боратынского. - Тамбов, 2003. - С. 240-246.

7. Гельфонд, М.М. Боратынский как герой лирики последней трети XX века / М.М. Гельфонд // Художественный текст и культура V: Материалы международной научной конференции 2-4 октября 2003 г. - Владимир, 2004. - С. 259-265.

8. Гельфонд, М.М. Эпиграфы из Боратынского в творчестве Анны Ахматовой / М.М. Гельфонд // Творчество А.А. Ахматовой и Н.С. Гумилева в контексте русской поэзии XX века: Материалы международной научной конференции 2123 мая 2004 г. - Тверь, 2004. - С. 125-136.

9. Гельфонд, М.М. «Недоносок» Боратынского в лирике XX века / М.М. Гельфонд // Гротеск в литературе: Материалы конференции к 75-летию профессора Ю.В. Манна. - М.; Тверь, 2004.-С. 137-140.

Ю.Гельфонд, М.М. «Невыносимая тоска разъединенья...» (об одном образе Боратынского в лирике Заболоцкого) / М.М. Гельфонд // Вестник Нижегородского университета. Серия «Филология»: Выпуск 1 (5). - Нижний Новгород, 2004. - С. 45-49.

И.Гельфонд, М.М. От «Сумерек» к «Европейской ночи»: Боратынский и Ходасевич / М.М. Гельфонд // Филологические исследования. Сборник работ аспирантов филологического факультета ННГУ. - Нижний Новгород, 2004. - В печати.

12.Гельфонд, М.М. «Урания» Бродского и «Сумерки» Боратынского/ М.М. Гельфонд // Миры Иосифа Бродского: стратегии чтения. - Москва, РГГУ, 2004. - В печати.

Подписано в печатьЗ 1.08.2004. Формат 60x84 1/8. Гарнитура Тайме. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1. Заказ 1203. Тираж 100.

Типография Нижегородского госуниверситета им. Н.И. Лобачевского Лицензия № 18-0099 603000, Н. Новгород, ул. Б. Покровская, 37.

tB

*i

№180 8 0

РНБ Русский фонд

2005-4 16839

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Гельфонд, Мария Марковна

Введение

Глава I. Проблема традиции в лирике. «Чужое слово» в поэтическом 9 произведении.

1.1. Поэтический мир как литературоведческая категория.

1 Л. Диалогические отношения в лирике.

13. Перспективная проекция поэтического мира.

Глава П. Боратынский в лирике «серебряного века».

2.1. Традиции философской лирики: творчество 33 Боратынского в восприятии русских символистов.

2.2. Типология лирического сознания. От «Сумерек» к

Европейской ночи»: Боратынский и Ходасевич.

23. Проблема адресата в лирике Боратынского и 68 Мандельштама

2.4. Психологические аспекты лирики: эпиграфы из 79 Боратынского в творчестве Анны Ахматовой.

Глава III. Традиция Боратынского в лирике второй половины XX 96 века.

3.1. Поэтика философской элегии: Боратынский и 96 Заболоцкий.

3.2. Метафизическая поэтика Боратынского и Бродского.

33. Мифологизация образа Боратынского в лирике Кушнера 133 и Кублановского.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Гельфонд, Мария Марковна

По глубине и силе влияния на русскую поэзию XX века творчество Боратынского вполне сопоставимо с пушкинским. Но если масштабность пушкинской традиции глубоко закономерна и определяется тем исключительным местом, которое поэт занимает в русской культуре, то постоянное обращение к лирике Боратынского на протяжении XX века представляется явлением уникальным и уже тем самым притягательным для исследователя. Брюсов, Блок, Андрей Белый, В. Иванов, Ходасевич, Мандельштам, Ахматова, Заболоцкий, Бродский, Кушнер — вот неполный перечень поэтов, находивших в лирике Боратынского нечто близкое своим взглядам и поэтике. Экзистенциальное в своей основе мироощущение, своеобразие позиции лирического субъекта, трезвость в оценке катастрофических явлений бытия, глубина и напряженность изображаемых конфликтов, свойственные лирике Боратынского, заключали в себе «силу замедленного действия».1 Воспринятая современниками Боратынского как глубоко архаическая поэтика «затрудненного слова» оказалась соприродной неканонической поэтике лирики XX века.

Актуальность исследования связана как с историко-литературным, так и с теоретическим аспектом темы. В аспекте истории литературы она определяется необходимостью углубленного изучения художественных процессов в лирике XX века в контексте ее связей с предшествующими литературными традициями и, в частности, в связи с поэзией Боратынского. В теоретическом аспекте актуальным представляется исследование целостной перспективной проекции творчества автора, привычно относимого ко второму ряду поэтов пушкинской эпохи.

Степень разработанности проблемы. В последние десятилетия творчество Боратынского привлекает к себе постоянное внимание исследователей, как отечественных, так и зарубежных. Можно выделить следующие направления исследования творчества поэта:

• Интерпретация поэтического мира Боратынского в его онтологической целостности и во взаимосвязи с культурно-историческими условиями эпохи (С.Г. Бочаров, Л.Я. Гинзбург, Ю.В. Манн, Е.А. Невзглядова).

• Рассмотрение творческой эволюции Боратынского от ранних элегий к сборнику «Сумерки» (И.Л. Альми, В.А. Грехнев, Е.Н. Лебедев, А.М. Песков, Л.Г. Фризман, Г. Хетсо, В. Dees).

• Исследование «Сумерек» как первой целостной поэтической книги в русской литературе (И.Л. Альми, М.Н. Дарвин, А.С. Кушнер, Р. Фигурт).

• Анализ одного стихотворения (И.Л. Альми, С.Н. Бройтман, М.М. Гиршман, Н.Н. Мазур, Е.Г. Эткинд).

Говоря о художественном мире Боратынского, исследователи обычно вслед за Мандельштамом отмечают его «устремленность к далекому, неизвестному адресату».2 При этом «ответ» Боратынскому в русской лирике практически остается вне поля зрения исследователей. «Путь Боратынского вперед, в литературу будущую нам почти неизвестен».3 Можно отметить ряд работ, посвященных частным аспектам взаимодействия творчества Боратынского с поэтическим текстом XX века. Так, еще в статье 1925 года Г. О. Винокуром был поставлен вопрос о традиции

1 Вацуро В.Э. Боратынский // История всемирной литературы. Т. б.С. 143.

2 Мандельштам О.Э. О собеседнике // Мандельштам О.Э. Собрание сочинений. Т. 1. С. 184.

3 Бочаров СР. «О, бессмысленная вечность!» (От «Недоноска» к «Идиоту») // К 200-лепоо Е.А. Боратынского. М., 2002. С. 128.

Боратынского в лирике символистов. Эта же проблема рассматривается в недавней работе В.Н. Крылова. В работах В.Н. Богомолова, Ю. Левина, О.А. Лекманова были отмечены реминисценции Боратынского в лирике Мандельштама и Ходасевича, но взаимосвязь поэтики Боратынского и постсимволистов не становилась предметом специального исследования. Исключение составляют работы Е.В. Капинос, посвященные анализу словесной пластики и архитектоники лирики Боратынского и Мандельштама, однако избранный ею аспект не исчерпывает вопроса о традиции Боратынского в лирике Мандельштама. Что же касается традиции Боратынского в лирике Ходасевича, Ахматовой и Заболоцкого, то она остается практически не затронутой исследователями.

В литературоведении последнего десятилетия обоснована постановка проблемы «Боратынский и Бродский» (Е. Курганов, И.А. Пильщиков, Т.Г. Прохорова, А.И. Илличевский). Общий характер названных работ определяет необходимость дальнейшей разработки этой сложной темы.

Возвращение Боратынского» в русскую культуру конца XX столетия стало темой статей С. Б. Рассадина и А.В. Кулагина. Обращение к данному аспекту темы объясняется стремлением расширить корпус текстов, в которых, на наш взгляд, намечается тенденция к мифологизации образа Боратынского.

Объект исследования — творчество Боратынского и лирика XX века, предмет — те аспекты лирической поэтики XX века, которые обусловлены рецепцией и творческой интерпретацией поэзии Боратынского.

Целью исследования является анализ конкретных проявлений традиции Боратынского в лирике XX века.

Цель определяет задачи работы:

1. Обосновать понимание традиции в лирике как частного случая присущих этому роду литературы диалогических отношений. Показать сложное взаимодействие «своего» и «чужого» слова в поэтическом тексте.

2. Рассмотреть проявления традиции Боратынского в литературной практике символизма и постсимволизма, объяснить причины принципиальной близости лирического героя Боратынского к типологии лирического сознания в поэзии постсимволизма (Мандельштам, Ходасевич, Ахматова).

3. Исследовать традицию Боратынского в лирике второй половины XX века, генетически связанную с постсимволистской рецепцией, раскрыть внутренний потенциал элегической поэтики Боратынского через призму творчества Н. Заболоцкого и. Бродского, осмыслить причины мифологизации образа Боратынского в лирике последней трети XX века.

Методологическую основу диссертации составляют достижения сравнительно-исторического и структурно-типологического подходов. Нами осуществлялось сопоставительное исследование поэтических произведений с привлечением широкого контекста творчества Боратынского и поэтов XX века.

Научная новизна работы определяется необходимостью целостного рассмотрения традиции Боратынского в русской поэзии XX века Обозначенная традиция впервые становится предметом детального анализа, разворачивающегося в хронологической последовательности. В диссертации рассматриваются практически все значимые «отражения» поэзии Боратынского в лирике XX века. В научный оборот вводятся малоизвестные статьи, посвященные творчеству Боратынского, и поэтические произведения, в которых важную роль играет принадлежащее ему «чужое слово».

Изучение традиции Боратынского в лирике XX века предполагает и обратную перспективу. Целостный анализ творческой интерпретации Боратынского в лирике XX века выявляет скрытые прежде грани мировидения и художественной манеры поэта и тем самым дает новый импульс собственно литературоведческим исследованиям.

Положения, выносимые на защиту, обусловлены научной новизной и сводятся к следующему ряду:

1. Обращение к «чужому слову» является одной из доминирующих тенденций неканонической поэтики XX века. «Слово» Боратынского оказывается в этом контексте чрезвычайно значимым, поскольку перспективная проекция его поэтического мира объединяет эстетически разнородные художественные явления в лирике XX века.

2. Постоянная востребованность лирического наследия

Боратынского на протяжении столетия обусловлена t последовательным усложнением философской проблематики и глубины изображения человеческого сознания в литературе XX века.

3. Заслуга литературного воскрешения Боратынского принадлежит символистам. При этом субъективность символистской интерпретации творчества Боратынского объясняется несходством типологии лирического сознания и различным пониманием сущности символа.

4. Лирическое мировидение Боратынского оказалось соприродным творчеству поэтов постсимволизма (В. Ходасевича, О. Мандельштама, А. Ахматовой), что определило их следование обозначенной традиции.

5. Рецепция Боратынского в лирике второй половины XX века генетически связана с постсимволистской, при этом субъектное психологический аспект в определенной мере: вытесняется жанровым.

6. Восприятие поэзии Боратынского через призму различных творческих интерпретаций проявляет новые грани его художественного мира.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее выводы могут использоваться в лекционных курсах по истории русской литературы XIX-XX веков, спецкурсах и семинарах, в школьном преподавании. По теме диссертации опубликовано научно-методическое пособие, предназначенное для внедрения в практику школьного преподавания творчества Е.А. Боратынского.

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на международных и всероссийских научных конференциях, проходивших в Москве (ИМЛИ и РГГУ), Казани, Тамбове, Владимире, Твери, Нижнем Новгороде. На протяжении восьми лет автор сотрудничал с научным отделом музея-усадьбы л им. Тютчева и Боратынского «Мураново». По теме диссертации опубликовано двенадцать работ, список которых прилагается.

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 293 наименования.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Традиция Боратынского в лирике XX века"

Заключение.

Обращение к «чужому слову» — одна из универсальных художественных тенденций неканонической поэтики XX века. Поэтическое «слово» Боратынского оказывается в этом контексте предельно значимым; перспективная проекция его художественного мира объединяет эстетически разнородные художественные явления в лирике XX века.

Причины постоянной востребованности поэзии Боратынского на протяжении XX столетия связаны с «опережающим характером» его художественных открытий. Творчество Боратынского нуждалось в особых условиях для своего проявления — характер развития цивилизации и человеческого сознания в XX веке предоставил их в полной мере. Экзистенциальная тематика его лирики, проблема трагической разобщенности души и тела, человека и мира, эсхатологическое видение истории оказались соприродными мировидению человека XX столетия. Своеобразие поэтики Боратынского: элементы гротеска, присущие образному строю его лирики, создание новаторской поэтической системы из архаических речевых элементов, переосмысление жанра философской элегии — таило в себе новые возможности развития лирики, и потому было притягательно для поэтов различных школ и направлений.

На протяжении второй половины XIX века творчество Боратынского было практически забыто. Заслуга его литературного воскрешения принадлежит поэтам-символистам и критикам околосимволистских кругов: В.Я. Брюсову, НИ. Коневскому, К.Н. Бальмонту, M.JI. Гофману, Ю.Н. Верховскому, В.И. Иванову, Е. Архиппову, А. Белому. Обращение к поэзии Боратынского в свете переосмысления истории русской литературы привело к тому, что на рубеже веков поэт обрел новый статус. Бывший «подземный классик» занял в читательском сознании место наряду с Пушкиным и Тютчевым.

Прологом символистской рецепции Боратынского стала написанная в 1888 году статья С.А. Андреевского, от которого символисты унаследовали восприятие Боратынского как поэта-пророка, предсказавшего «синдром конца века». Осмысление человеческого бытия в поэзии символистов требовало опоры на сильную традицию философской рефлексии. Лирические антиутопии Боратынского («Последняя смерть», «Последний поэт») соответствовали поэтическому мировосприятию на рубеже столетий.

Символисты увидели в Боратынском не только «провозвестника свойства железного века», но и самобытного мыслителя. Широкое понимание пушкинской формулы («Он у нас оригинален, ибо мыслит») привело к тому, что мировидение Боратынского начали трактовать как завершенную философскую систему. Так, В. Брюсов рассматривал произведения Боратынского как нечто производное от философской концепции мыслителя, а литературную эволюцию поэта — как последовательную смену одних убеждений другими («Мировоззрения Боратынского», 1898).

При этом сложность лирики Боратынского не была осмыслена символистами в полной мере. Невозможность их глубокого проникновения в поэтический мир Боратынского определяется, на наш взгляд, принципиальным несходством его лирического субъекта («бедный дух, ничтожный дух») и лирического героя — «сверхчеловека», необходимость которого постулировали символисты.

Начатое на рубеже веков осмысление «проблемы Боратынского» (Т.О. Винокур) было продолжено поэтами постсимволизма, прежде всего - В.Ф. Ходасевичем, О.Э. Мандельштамом и А.А. Ахматовой. Лирическое мировидение Боратынского оказалось глубоко соприродным их творчеству. В их восприятии лирики Боратынского вышли на первый план такие ее черты, как стремление к предельному умалению лирического субъекта, противопоставление теургической позиции поэта правды частного существования, осознание коммуникативной природы лирики, трезвость катастрофического видения.

Близость художественных миров Боратынского и Ходасевича определяется типологическим сходством сознания, проявленным в их лирике, настолько сильным, что Ходасевич воспринимал его как своеобразную «болевую точку» и тщательно скрывал от критиков, а в какой-то мере и от себя самого (финал литературной мистификации «Жизнь Василия Травникова»). Позднюю лирику Ходасевича и Боратынского роднит отчетливое осознание кризиса цивилизации и восприятие мира как «тихого ада». То, что было для Боратынского грозным предвестием, стало для Ходасевича объективной реальностью. Отстаивая личную непричастность к «страшному миру» повседневности, Ходасевич создавал новый поэтический язык, призванный отразить предсмертные судороги европейской цивилизации. «Европейская ночь» Ходасевича по своей тематике и внутреннему строю стала своеобразным продолжением «Сумерек» Боратынского.

Интерпретация Боратынского в творчестве Мандельштама связана с осмыслением коммуникативной природы лирики, темой поиска адресата и бытия поэтического слова («О собеседнике»). Неустойчивость позиции лирического субъекта и при этом глубоко сакральное отношение к слову определяется присущим обоим поэтам пониманием лирического высказывания как реплики во вневременном поэтическом диалоге и, соответственно, колебанием между «далеким провиденциальным собеседником» и читателем-современником. Сближает их и тема бытия поэтического слова. Неслучайно в посвященной Боратынскому строфе Мандельштама, как и в эссе «О собеседнике», доминирует тема победы поэзии над пространством и временем.

Близость художественных миров Ахматовой и Боратынского не столь очевидна. И, тем не менее, основания для сопоставления есть. Напряженные конфликты элегий Боратынского предвещают коллизии русского психологического романа, лирика Ахматовой, как точно заметил еще Мандельштам, завершает его традицию. Сходны и пути творческой эволюции поэтов. От тонкого и глубокого анализа личной скорби каждый из них шел к трезвому осознанию совершающейся на его глазах общемировой катастрофы. Закономерно, что два эпиграфа, взятые Ахматовой из стихов Боратынского, отразили основные вехи духовного пути обоих поэтов: ранние элегии Боратынского предварили «Четки», «Сумерки» — «Поэму без героя».

Рецепция Боратынского в лирике второй половины XX столетия генетически связана с постсимволистской, но при этом субъектно-психологический аспект в определенной мере вытесняется жанровым. Наиболее значимым в этот период оказывается семантический потенциал философской элегии Боратынского.

Заболоцкий обращается к творчеству Боратынского уже в двадцатые годы. Созданный Боратынским полуфантастический образ недоноска оказался соприродным гротескному мировидению автора «Столбцов». Но все же о наследовании традиции

Боратынского можно говорить лишь применительно к позднему творчеству поэта

В поэзии Заболоцкого конца тридцатых — пятидесятых годов традиция Боратынского реализуется прежде всего на уровне художественной проблематики, поскольку предметами лирического осмысления поэта XX века являются универсальные константы бытия: сознание природы, смерть и бессмертие. Размышляя о них, Заболоцкий продолжает жанровую традицию философской элегии («Лодейников», «Начало зимы»). Два полюса художественного мира Боратынского — «На смерть Гете» и «Недоносок» — были особенно притягательны для Заболоцкого, поскольку в первом воплотился гармонический идеал отношений человека с мирозданием, во втором — катастрофическая реальность этих отношений. С Гете как героем Боратынского Заболоцкого роднит стремление познать мир природы, с недоноском — обостренная болезненность восприятия («Вчера, о смерти размышляя.»). Бесплотности философских прозрений Боратынского Заболоцкий противопоставил реальность оплотненного, телесного бытия. Традиция Боратынского соединилась у Заболоцкого с натурфилософскими представлениями Гете и философов XX века

Близость художественных миров Боратынского и Бродского обусловлена сходством метафизической поэтики, «стоическим стремлением осознать ужас земного существования» (Я.А. Гордин). Но если для ранней лирики Бродского характерно невольное, а иногда и вполне сознательное отождествление себя с Боратынским, то по отношению к зрелой лирике поэта уместнее говорить о диалоге с предшественником. Утверждая возможность существования поэзии за гранью, очерченной Боратынским, Бродский открывает в своей лирике новую высоту посттрагического сознания. Он продолжает Боратынского, переводя мысль своего предшественника через очерченный им предел, и открывает таким образом беспредельность трагического бытия, где — вопреки всему — еще существуют «прощенье и шрифт».

Возвращение Боратынского» (С.Б. Рассадин) в лирике последней трети XX века связано с мифологизацией образа поэта. Существенно изменяется сам угол зрения на Боратынского: в центре внимания оказываются не его мировоззрение и поэтика, а личность и судьба поэта. Этот аспект восприятия Боратынского свойственен лирике Л. Кушнера и Ю. Кублановского. Оба создают высокий и трагический образ поэта: двадцатый век измерен ими в тех координатах, которые задал не услышанный современниками мурановский затворник.

Рассмотрение творчества Боратынского в обратной перспективе проявляет те его грани, которые остаются скрытыми при его непосредственном восприятии. Так через призму XX века открывается экзистенциальность мироощущения Боратынского, близость его мышления к философии прошедшего столетия. Подводя итоги, можно сказать, что мощь и глубина традиции Боратынского обусловлена именно принципиальной близостью его мировидения к картине мира, характерной для человека XX столетия и запечатленной в лирике различных авторов — от Ивана Коневского до Иосифа Бродского.

Список научной литературыГельфонд, Мария Марковна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Ахматова А.А. Собрание сочинений. В 6 т./ А.А. Ахматова; сост., подгот. текста и коммент. С.А. Коваленко. — М.: Эллис Лак, 19982002.

2. Боратынский Е.А. Полное собрание сочинений и писем. В 3 т. / Е.А. Боратынский. — М: Языки славянской культуры, 2002.

3. Баратынский Е.А. Полное собрание стихотворений / Е.А. Баратынский. — СПб.: Академический проект, 2000. — 528 с.

4. Белый А. Избранное / Андрей Белый; сост. В.М. Рошаль. — СПб.: Диамант, 1997. -448 с.

5. Блок А. Собрание сочинений. В 6 т. / А. Блок. — Л.: Худож. лит., 1980-1983.

6. Бродский И. Сочинения в четырех томах / И. Бродский. — СПб.: Пушкинский фонд-Третья волна, 1992-1995.

7. Бродский И. Сочинения Иосифа Бродского. В 7 т. / И. Бродский. СПб.: Пушкинский фонд, 1997-2000.

8. Брюсов В. Сочинения. В 2 т. / В. Брюсов. — М.: Худож. лит., 1987.

9. Гессе Г. Избранное / Г. Гессе. М.: Радуга, 1991. - 537 с. Ю.Заболоцкий Н.А. Полное собрание стихотворений и поэм.

10. Избранные переводы / Н.А. Заболоцкий. — СПб.: Академический проект, 2002. 768 с.

11. Кублановский Ю.М. В световом году: стихотворения / Ю.М Кублановский. М: Рус. путь, 2003. - 276 с.

12. Кушнер А. Стихотворения. Четыре десятилетия / А. Кушнер. — М: Прогресс-Плеяда, 2000. 288 с.

13. Кушнер А. Аполлон в снегу: заметки на полях / А. Кушнер. — Л.: Сов. писатель, 1991.-512 с.

14. Кушнер А. Тысячелистник / А. Кушнер. — СПб.: Блиц, 1998. — 368 с.

15. Мандельштам О.Э. Собрание сочинений. В 4 т. / О.Э. Мандельштам. -М.: Арт-Бизнес-Центр, 1993-1997.

16. Мандельштам О. Камень / О. Мандельштам. — Л.: Наука, 1990. — 398 с.

17. Ходасевич В. Собрание сочинений. В 4 т. / В. Ходасевич. — М.: Согласие, 1997.1. Научная литература.

18. Аверинцев С.С. Поэты / С.С. Аверинцев. — М: Шк. «Языки рус. культуры», 1996. — 364 с.

19. Авраменко А.В. Обретение трагедии. (А. Блок и Е. Баратынский) / А.В. Авраменко // Авраменко А.В. Александр Блок и русские поэты XIX века. М., 1990. - С. 156-213.

20. Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей / Ю. Айхенвальд. — М: Республика, 1994. 591 с.

21. Альми И.Л. О поэзии и прозе / И.Л. Альми. — СПб.: Семантика-С, 2002.-528 с.

22. Альми И.Л. Лирика Е.А. Баратынского: автореф. дис. . канд. фипол. наук. / И.Л. Альми; ЛГПУ им. А.И. Герцена. — Л., 1970.— 24 с.

23. Альми И.Л. О внесубъектных формах выражения авторского сознания в лирике Баратынского и Тютчева / И.Л. Альми // Вопросы литературы. Художественный метод. — Владимир, 1975. Вып. 9.

24. Альми И.Л. Миниатюра в русской лирике первой трети XIX века (Батюшков, Баратынский, Дельвиг, Пушкин) / И.Л. Альми // Уч.зап. Bi ll У. — Владимир, 1969. — Том 19. Сер. Литература. Вып. IV.-С. 67-96.

25. Андреевский С.А. Поэзия Баратынского / С.А. Андреевский // Андреевский С.А. Избранные труды и речи. — Тула: Автограф, 2000.-С. 321-338.

26. Архиппов Б. Грааль печали (Лирика Е.А. Баратынского) / Е. Архиппов // Архиппов Е. Миртовый венок. М., 1915. - С. 29-48.

27. Асмус В.Ф. Чтение как труд и творчество / В.Ф. Асмус // Асмус В.Ф. Вопросы теории и истории эстетики. — М, 1968. — С. 55-70.

28. Ауэр А.П. Художественный мир / А.П. Ауэр // Литературоведческие термины: материалы к словарю. — Коломна, 1999.-С. 104-107.

29. Ахматовские чтения. Выпуск 1. Царственное слово. — М.: Наследие, 1992.-234 с.

30. Ахматовские чтения. Выпуск 2. Тайны ремесла — М.: Наследие, 1992.-281 с.

31. Ахматовские чтения. Выпуск 3. "Свою меж вас еще оставив тень.- М: Наследие, 1992. 369 с.

32. Бальмонт К. Мыслящее сердце: Слово, сказанное на вечере, посвященном памяти Е.А. Баратынского. Париж, март, 1925 год. / К. Бальмонт // Лиг. учеба. 1982. - № 2. - С. 193-195.

33. Е.Л. Баратынский. Материалы к его биографии из Татевского архива Рачинских / предисл. и прим. Ю.Н. Верховского. Пг.: Тип. Имп. Акад. Наук, 1916. -152 с.

34. Баевский B.C. История русской поэзии. 1730-1980гг.: компендиум / B.C. Баевский. — 3-е изд., испр. и доп. — М: Новая шк., 1996.-319 с.

35. Бахтин М.М. Собрание сочинений / М.М. Бахтин. — М.: Рус. словари, 2000. Т. 2. - 798 с.

36. Бахтин М.М. Собрание сочинений / М.М. Бахтин. — М.: Рус. словари, 1997. Т. 5. - 731 с.

37. Бахтин ММ. Проблемы поэтики Достоевского / ММ. Бахтин. — М.: Сов. писатель, 1963. 364 с.

38. Бахтин М.М. Автор и герой: к философским основам гуманитарных наук / ММ. Бахтин. — СПб.: Азбука, 2000. — 336 с.

39. Белый А. Пушкин, Тютчев и Баратынский в зрительном восприятии природы / А. Белый // Поэзия слова. — Пг., 1922.-С. 719.

40. Белый А. Символизм как миропонимание / А. Белый. — М.: Республика, 1994. 528 с.

41. Андрей Белый: проблемы творчества: статьи, воспоминания, публикации: сб. — М: Сов. писатель, 1988. — 832 с.

42. Богомолов Н.А. Русская литературы первой трети XX века. Портреты. Проблемы. Разыскания / Н.А. Богомолов. — Томск: Водолей, 1999. 640 с.

43. Боратынский Е.А. Разума великолепный пир. О литературе и искусстве / Е.А. Боратынский; вступит, ст., сост. и примеч. Е.Н. Лебедева. — М: Современник, 1981. — 224 с.

44. Бочаров С.Г. Сюжеты русской культуры / С.Г. Бочаров. М.: Языки рус. культуры, 1999. — 632 с.

45. Бочаров С.Г. «Обречен борьбе верховной.» / С.Г. Бочаров // Бочаров С.Г. О художественных мирах. М., 1975. — С. 69-124.

46. Бочаров С.Г. Поэзия таинственных скорбей / С.Г. Бочаров // Боратынский Е.А. Стихотворения. Проза. Письма — М., 1983. — С. 5-19.

47. Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина очерки / С.Г. Бочаров. — М.: Наука, 1974. -207с.

48. Бройтман С.Н. Русская лирика XIX — начала XX века в свете исторической поэтики. (Субъектно-образная структура) / С.Н. Бройтман. М: РГТУ, 1997. - 307 с.

49. Бройтман С.Н. Лирический субъект / С.Н. Бройтман // Введение в литературоведение. Литературное произведение. Основные понятия и термины. — М, 1999. — С.141-152.

50. Бройтман С.Н. Тайная поэтика Пушкина / С.Н. Бройтман. — Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002. —110 с.

51. Брюсов В.Я. О собрании сочинений Е.А. Баратынского / В.Я. Брюсов // Рус. архив. 1899. - Кн.3, № 11. - С. 437-446.

52. Брюсов В.Я. К столетию со дня рождения Е.А. Баратынского / В Л. Брюсов // Рус. архив. -1900. Кн. 1. - С. 545-566.

53. Брюсов В.Я. (В.Б.). Баратынский и Сальери / В.Я. Брюсов // Рус. архив. -1900. -Кн. 2, № 8. С. 537-545.

54. Брюсов В Л. (В.Б.). Пушкин и Баратынский / ВЛ. Брюсов // Рус. архив. —1901. — № 1.-С. 158-164.

55. Брюсов В.Я. (В.Б.) Эпиграммы и пародии на Е.А. Баратынского / В Я. Брюсов //Рус. архив. -1901. -Кн. 1, № 2. -С. 347-349.

56. Брюсов В.Я. Старое о господине Щеглове / В.Я. Брюсов // Рус. архив. -1901. -Кн. 3, № 12. С. 574-579.

57. Брюсов В.Я. Неизданные стихи Е.А. Баратынского / В.Я. Брюсов // Весы. -1908. № 5. - С. 53-58.

58. Брюсов В.Я. Баратынский Евгений Абрамович / В.Я. Брюсов // Новый энцикл. словарь Брокгауза и Эфрона. СПб., 1911. — Т. 5. -Ст. 173-180.

59. Брюсов В Л. Далекие и близкие. Статьи и заметки о русских поэтах от Тютчева до наших дней / В.Я. Брюсов. — М.: изд-во «Скорпион», тип. В.И. Воронов, 1912. —214 с.

60. Брюсов В .Я. Среди стихов. 1894-1924. Манифесты. Статьи. Рецензии / В.Я. Брюсов. — М: Сов. писатель, 1990. — 714 с.

61. Брюсов В Л. Мировоззрения Баратынского / В.Я. Брюсов // Брюсов ВЛ. Ремесло поэта. М., 1970. - С. 220-228.

62. Валерий Брюсов и его корреспонденты. — М.: Наука, 1994. — Т.2. — 635 с. — (Литературное наследство; 98).

63. Булкина И. С. Жанровые и художественные особенности сборника Е.А. Боратынского «Сумерки» / И.С. Булкина // Уч. зап. Тарт. ун-та. -1990. Вып. 883. - С. 19-36.

64. Бунин И.А. Е.А. Баратынский: по поводу столетия со дня рождения / И.А. Бунин // Бунин И.А. Собр. соч. В 9 т. — М., 1967. -Т. 9.-С. 507-524.

65. Бухштаб Б.Я. Поэзия Мандельштама / Б.Я. Бухштаб // Бухштаб Б.Я. Фет и другие: избранные работы. — СПб.: Академ, проект,2000. -С. 255-280.

66. Вацуро В.Э. Пушкинская пора / В.Э. Вацуро. — СПб.: Академ, проект, 2000. 624 с.

67. Вацуро В.Э. Е. А. Баратынский / В.Э. Вацуро // История русской литературы. В 4 т. Л., 1981. - Т. 2. - С. 380-393.

68. Вейдле В. Эмбриология поэзии / В. Вейдле. — М.: изд-во «LVS»,2001.-128 с.

69. Вейдле В.В. Поэзия Ходасевича / В.В. Вейдле // Рус. лиг. 1989. —№ 2. —С.144-163.

70. Верхейл К. Танец вокруг мира Встречи с Иосифом Бродским / К. Верхейл; пер. с нидерланд. — СПб.: Звезда, 2002. 272 с.

71. Верховский Ю.Н. О символизме Баратынского / Ю.Н. Верховский // Труды и дни. —1912. — №3 (май-июнь). — С. 1-9.

72. Верховский Ю.Н. (О Боратынском) / Ю.Н. Верховский // Поэты пушкинской поры. — М, 1919. — С. 44-54.75 .Веселовский А.Н. Мерлин и Соломон: избранные работы / А.Н. Веселовский. М: Эксмо-пресс; СПб.: Terra Fantastica, 2001. — 864 с.

73. Виленкин В.В. Образ "тени" в поэтике Анны Ахматовой / В.В. Виленкин // Вопр. лит. 1994. - № 1. - С. 57-76.

74. Винокур Г.О. Я и ты в лирике Баратынского (из этюдов о русском поэтическом языке) / Г.О. Винокур // Винокур Г.О. Лингвистика и поэтика — М, 1990. — С. 241-250.

75. Винокур Г.О. Из подготовительных материалов о Баратынском / Г.О. Винокур // Язык. Культура Гуманитарное знание. Научное наследие Г.О. Винокура и современность. — М., 1999. — С. 423443.

76. Винокуров Е. Поэзия мысли: о Е.А. Баратынском и его поэзии. / Е. Винокуров // Октябрь. -1975. № 2. - С. 204-208.

77. Виролайнен М.Н. Речь и молчание: сюжеты и мифы русской словесности / М.Н. Виролайнен. СПб.: Амфора, 2003. - 503 с.

78. Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским / С. Волков. — М: Эксмо, 2003.-448 с.

79. Воспоминания об Анне Ахматовой: сб. — М.: Сов. писатель, 1991. -720 с.

80. Воспоминания о Н. Заболоцком: сб. / сост. Е.В. Заболоцкая и др. — М: Сов. писатель, 1984.-462 с.

81. Выготский Л.С. Психология искусства Анализ эстетической реакции / Л.С. Выготский; комментарии В.В. Иванова и И.В. Пешкова 5-е изд., испр. и доп. - М: Лабиринт, 1997. - 416 с.

82. Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного / Г.-Г. Гадамер; пер. с нем. М: Искусство, 1991. - 367 с.

83. Гандлевский С. Орфей в подземке / С. Гандлевский // Гандлевский С. Поэтическая кухня. — СПб., 1998 —

84. Гаспаров МЛ. Избранные статьи / МЛ. Гаспаров. — М: Новое лит. обозрение, 1995. 477 с.

85. Гельфонд М.М. Слово в поэтическом мире Боратынского / М.М. Гельфонд // Слово и мысль Евгения Боратынского: Тез. конф. — Казань, 2000. С. 22-23.

86. Гельфонд ММ Евгений Абрамович Боратынский: учеб.-метод. пособие по литературе / ММ. Гельфонд. — М: Моск. ин-т повышения квалификации работников образования, 2000. — 24 с.

87. Гельфонд ММ Общие мотивы сборника Е.А. Боратынского «Сумерки» и статьи Киреевского «Девятнадцатый век» / М.М. Гельфонд // Грехневские чтения. — НЛовгород, 2001. — С. 124127.

88. Гельфонд М.М. Слово в поэтическом мире Боратынского / М.М. Гельфонд // К 200-летию Боратынского: сб. материалов междунар. науч. конф. М, 2002. - С. 185-193.

89. Гельфонд М.М. Боратынский как герой лирики последней трети XX века / М.М Гельфонд // Художественный текст и культура V. Материалы междунар. науч. конф. 2-4 октября 2003 г. — Владимир, 2004. С.259-265.

90. Гельфонд ММ Эпиграфы из Боратынского в творчестве Анны Ахматовой / М.М. Гельфонд // Творчество А.А. Ахматовой и Н.С. Гумилева в контексте русской поэзии XX века: материалы междунар. науч. конф. 21-23 мая 2004 г. — Тверь, 2004. С. 125136.

91. Гельфонд М.М. «Недоносок» Боратынского в лирике XX века / М.М. Гельфонд // Гротеск в литературе: материалы конф. к 75-летию профессора Ю.В. Манна. — Москва-Тверь, 2004. — С. 137140.

92. Гинзбург Л.Я. О лирике / Л.Я. Гинзбург. — М: Интрада, 1997. — 418 с.

93. Гинзбург Л.Я. О старом и новом / Л.Я. Гинзбург. — Л.: Сов. писатель, 1982. 424 с.

94. Гинзбург Л .Я. Лирика Баратынского / Л.Я. Гинзбург // Рус. лит. — 1964.-№2.-С. 29-39.

95. Гиршман ММ. Литературное произведение: теория и практика анализа / М.М. Гиршман. — М.: Высш. шк., 1991. — 160 с.

96. Гиршман М.М «Толпе тревожный день приветен, но страшна.» Е.А. Баратынского / М.М. Гиршман // Анализ одного стихотворения: межвуз. сб. науч. тр.—Л., 1985. — С. 113-122.

97. Гордин Я. Перекличка во мраке. Иосиф Бродский и его собеседники / Я. Гордин. СПб., 2000. - 232 с.

98. Гофман МЛ. Поэзия Боратынского. Историко-литературный этюд / М.Л. Гофман. Пг., 1915.- 28с.

99. Грехнев В.А. Лирика Пушкина: О поэтике жанров / В.А. Грехнев. — Горький: Волго-Вят. кн. изд-во, 1985.—239 с.

100. Грехнев В.А. Мир пушкинской лирики / В.А. Грехнев. — КНовгород: изд-во «Нижний Новгород», 1994. — 464 с.

101. Грехнев В.А. Словесный образ и литературное произведение / В.А. Грехнев. — Н.Новгород: Нижегор. гуманитарный центр, 1997.-199 с.

102. Грехнев В.А. О жанровых связях и композиционных особенностях ранней элегии Баратынского / В.А. Грехнев // Вопросы сюжета и композиции: межвуз сб. — Горький, 1982. — С. 39-52.

103. Дарвин МН. Profession de foi «Последнего поэта» Е.А. Боратынского / М.Н. Дарвин // Жанрово-сгилевое единство художественного произведения. — Новосибирск, 1989. — С. 10-17.

104. Дарвин МН. Поэтика лирического цикла «Сумерки» Е.А. Баратынского. Кемерово, 1987. —

105. Дарвин МН Русский лирический цикл. Проблемы истории и теории (на материале поэзии первой половины XIX века) / МН. Дарвин. — Красноярск: изд-во Красноярск, ун-та, 1988. —144 с.

106. Дарвин МН. Художественный мир «Сумерек» Е.А. Баратынского / МН. Дарвин // Гуманитар, науки в Сибири. Сер.: филология, лингвистика. — 2000. — № 4. — С. 3-8.

107. Даронян С.К. «Последний поэт» Баратынского и его отзвуки в армянской поэзии / С.К. Даронян // Рус. лиг. — 1981. № 1. - С. 147-152.

108. Дильтей В. Сущность философии / В. Дильтей; пер. с нем. — М.: Интрада, 2001. 159 с.

109. Жизнь и творчество О.Э. Мандельштама: Воспоминания. Материалы к биографии. «Новые стихи». Комментарии. Исследования. Воронеж: изд-во Воронеж, ун-та, 1990. — 544 с.

110. Жилякова Э.М. «В сумерках» А.П. Чехова: поэтика заглавия / Э.М. Жилякова // Гуманитар, науки в Сибири. Сер.: филология, лингвистика. 2000. - № 4. - С. 9-13.

111. Жирмунский В.М Гете в русской литературе / В.М. Жирмунский. Л.: Наука, 1982. - 557 с.

112. Жирмунский В.М. Поэтика русской поэзии / В.М. Жирмунский. СПб.: Азбука-классика, 2001. - 496 с.

113. Жолковский А.К. Чужое как свое / А.К. Жолковский // Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. — М, 1994. -С. 28-29.

114. Журавлева А.И. «Последний поэт» Баратынского / А.И. Журавлева // Проблемы теории и истории литературы: сб. ст., посвящ. памяти профессора А.Н. Соколова. — М., 1971. — С. 132142.

115. Звезда. СПб., 2000. - № 5. - 118 с. - (К 60-летию Иосифа Бродского).

116. Зорин АЛ. Свой подвиг совершив: О судьбе произведений Г.Р. Державина, К.Н. Батюшкова, В.А. Жуковского / А.Л. Зорин, Н.Н. Зубков, А.С. Немзер. М: Книга, 1987. -384 с.

117. Зорин А.Л. Начало / А.Л. Зорин // Ходасевич В.Ф. Державин. — М.: Книга, 1988. С. 5-29.

118. Зусман В.Г. Диалог и концепт в литературе / В.Г. Зусман. — Н. Новгород: Деком, 2001. —168 с.

119. Иванов В. И. Лик и личины России: Эстетика и литературная теория / В.И. Иванов. — М: Искусство, 1995. — 669 с.

120. Иванов В.И. Родное и вселенское / В.И. Иванов. — М.: Республика, 1994. 428 с.

121. Иванов-Разумник Р.В. История русской общественной мысли. В 3 Т./Р.В. Иванов-Разумник. -М.: Терра, 1997.

122. Игошина Т.В. Проблемы творческой эволюции НА. Заболоцкого / Т.В. Игошина — Новгород, 1999. — 118 с.

123. Иличевский А. Метафизика крика и метафизика плача Евгений Боратынский и Иосиф Бродский: метафора поэт-недоносок и метафора поэт-ястреб / А. Иличевский // http: || metaphysis.narod.ru | things | ilichevski 4 htm.

124. Ильин И А. Одинокий художник / И. А. Ильин; сост., предисл. и примеч. В.И. Белова — М.: Искусство, 1993. — 348 с.

125. Иосиф Бродский: труды и дни: сб. / сост. Л. Лосев, П. Вайль. — М.: Независимая газ., 1998. 272 с.

126. Иосиф Бродский размером подлинника: сб., посвящ. 50-летию Бродского / Сост. Г.Ф. Комаров. — Л.-Таллинн, 1990. — 252 с.

127. Иосиф Бродский. Большая книга интервью / сост. и фотографии В. Полухиной. — М.: Захаров, 2000. 703 с.

128. Иосиф Бродский и Мир: метафизика, античность, современность / сост. Я.А. Гордин. — СПб.: изд-во журн. «Звезда», 2000. 376 с.

129. Ичин К. «Запустение» Баратынского в поэзии Иосифа Бродского / К. Ичин // Возвращенные имена русской литературы:аспекты поэтики, эстетики, философии. — Самара, 1994. — С. 178185.

130. К 200-летию Боратынского: сб. материалов междунар. науч. конф., сост. 21-23 февраля 2000 года (Москва Мураново). — М.: ИМЛИ РАН, 2002. - 367 с.

131. Как работает стихотворение Бродского: из исслед. славистов на Западе / ред.-сост. JI.B. Лосев и В.П. Полухина. — М.: Новое лит. обозрение, 2002. — 304 с.

132. Капинос Е.В. О некоторых чертах «фактурности» в стихах Баратынского и Мандельштама / Е.В. Капинос // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы. Литературное произведение: Сюжет и мотив. —Новосибирск, 1996. — С. 149-163.

133. Капинос Е.В. "Пироскаф" Баратынского как интертекст Мандельштама / Е.В. Капинос II Сюжет и мотив в контексте традиции: сб. науч. тр. Новосибирск, 1998. - С. 196-207.

134. Капинос Е.В. Словесная пластика и архитектоника (от Батюшкова и Баратынского к Мандельштаму): автореф. дис. . канд. филол. наук / Е.В. Капинос. — Новосибирск, 2000. — 24с.

135. Капинос Е.В. «Негативные описания» как средство создания образов в поэзии Баратынского и Мандельштама / Е.В. Капинос // Гуманитар, науки в Сибири. Сер.: филология, лингвистика. — 2000.- №4. -С. 14-17.

136. Киреевский И.В. Критика и эстетика / И.В. Киреевский; сост., вступит, ст. и прим. Ю.В. Манна. — М: Искусство, 1998. — 463 с.

137. Кихней Л.Г. Акмеизм. Миропонимание и поэтика / Л.Г. Кихней. М.: МАКС Пресс, 2001. -184 с.

138. Кихней Л.Г. Осип Мандельштам: Бытие слова / Л.Г. Кихней. — М.: Диалог-МГУ, 2000. -146 с.

139. Козицкая Е.А. Смыслообразующая роль цитаты в поэтическом тексте: пособ. к спецкурсу / Е.А. Козицкая. — Тверь: ТГУ, 1999. — 140 с.

140. Кожинов В.В. Книга о русской лирической поэзии XIX века. Развитие стиля и жанра / В.В. Кожинов. — М: Современник, 1978. -303 с.

141. Коневской И. Мистическое чувство в русской лирике / И. Коневсхой // Коневской И. Стихи и проза.-М, 1904.—

142. Коневской И. Судьба Боратынского в истории русской поэзии /И. Коневской//РГАЛИ, Ф. 259, оп. 3, ед. хран. 12.

143. Кралин ММ Победившее смерть слово: статьи об Анне Ахматовой и воспоминания о ее современниках М.М. Кралин. — Томск: Водолей, 2000. 384 с.

144. Крепе М О поэзии Иосифа Бродского / М Крепе. — Ann Arbor Ardis, 1984.-277 с.

145. Кулагин А.В. «Пироскаф» Баратынского в современной поэзии / А.В. Кулагин // Новое лиг. обозрение. — 1999. — № 8. — С. 226-234.

146. Курганов Е. Бродский и Баратынский / Е. Курганов // Звезда. — 1997.-№ 1.-С. 200-209.

147. Купреянова Е.Н. Е.А. Баратынский / Е.Н. Купреянова // Баратынский Е.А. Стихотворения. — М., 1948. — С. 5-47. — (Библиотека поэта).

148. Лебедев Е.Н. «Правда без покрова!» (О нравственном пафосе поэзии Боратынского) / Е.Н. Лебедев // Боратынский Е.А. Стихотворения и поэмы. — М, 1982. — С. 5-16.

149. Лебедев Е.Н. Тризна. Книга о Е.А. Боратынском / Е.Н. Лебедев. М: Современник, 1985. - 301 с.

150. Лекманов О. А. О собеседниках. К теме «Баратынский и акмеисты» / О. А. Лекманов // Рус. речь. —1997. — № 4. — С. 13-17.

151. Лекманов О.А. Книга об акмеизме и другие работы / О.А. Лекманов. — Томск: Водолей, 2000. — 704 с.

152. Летопись жизни и творчества Е.А. Боратынского / Сост. А.М. Песков. М: Новое лиг. обозрение, 1998. - 496 с.

153. Литературный текст: проблемы и методы исследования // «Свое» и «чужое» слово в художественном тексте: сб. науч. тр. — Тверь, 1999. Вып. V. - 220 с.

154. Лиснянская И.Л. Музыка «Поэмы без героя» Анны Ахматовой / И.Л. Лиснянская. — М: Худож. лит., 1991. —155 с.

155. Лихачев Д.С. Внутренний мир художественного произведения Д.С. Лихачев // Вопр. лиг. -1968. № 8. - С. 74-87.

156. Лотман Ю. М О поэтах и поэзии / Ю.М Лотман. — СПб.: Искусство-СПб, 1996. 848 с.

157. Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа глазами ее участников. — М: Гнозис, 1994. — 360 с.

158. Мазур Н.Н. «Недоносок» Боратынского / Н.Н. Мазур // Поэтика История литературы. Лингвистика: сб. ст. к 70-летию В.В. Иванова —

159. Македонов А.В. Николай Заболоцкий. Жизнь. Творчество. Метаморфозы / А.В. Македонов. — Л.: Сов. писатель, Ленингр. отд-ние, 1968. 362 с.

160. Максимов Д.Е. Русские поэты начала века / Д.Е. Максимов. — JL: Сов. писатель, Ленингр. отд-ние, 1986.-404 с.

161. Манн Ю.В. Русская литература XIX в. Эпоха романтизма: учеб. пособ. для вузов / Ю.В. Манн. — М.: Аспект-Пресс, 2001. — 447 с.

162. Манн Ю.В. Необходимость Боратынского / Ю.В. Манн // Вопр. лиг. -1994. -Хо 1. С. 135-164.

163. Мандельштам Н.Я. Вторая книга: воспоминания / Н. Мандельштам. М.: Аст, 2001. — 512 с.

164. Меднис Н.Е. «Слово» читателя в творчестве Пушкина 30-х годов / Н.Е. Меднис // Болдинские чтения. — Горький, 1978. — С. 15-31.

165. Меднис Н.Е. Венеция в русской литературе / Н.Е. Меднис. — Новосибирск: Новосибирск, ун-т, 1999. — 392 с.

166. Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский; Вечные спутники: очерки / Д.С. Мережковский. — М.: Республика,1995. — 621с.

167. Минц З.Г. Поэтика Александра Блока / З.Г. Минц. СПб.: Искусство-СПб, 1999.-727 с.

168. Минц З.Г. Александр Блок и русские писатели / З.Г. Минц. — СПб.: Искусство-СПб, 2000. 784 с.

169. Мир Иосифа Бродского: путеводитель: сб. ст. / сост. Я.А. Гордин. СПб.: Звезда, 2002. - 272 с.

170. Мирский Д.П. Баратынский / Д.П. Мирский // Мирский Д.П. Статьи о литературе. -М., 1987. С. 215-253.

171. Мшценчук НИ. Лирика Е.А. Баратынского: предшественники и наследники: автореф. дис. . филол. наук / Н.И. Мищенчук. — Минск, 1969.-23 с.

172. Мочульский К.В. Александр Блок. Андрей Белый. Валерий Брюсов / К.В. Мочульский; сост., авт. предисл. и комменг. В. Крейд. М.: Республика, 1997. - 479 с.

173. Мусатов В.В. Лирика Осипа Мандельштама / В.В. Мусатов. — ЬС: «Ника-Центр», 2000. 560 с.

174. Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX века / В.В. Мусатов. М.: РГГУ, 1998. - 483 с.

175. Мусатов В.В. История русской литературы первой половины XX века (советский период): учеб. пособ / В.В. Мусатов. — М.: Высш. шк., 2001. — 310 с.

176. Набоков В.В. О Ходасевиче / В.В. Набоков // Набоков В.В. Лекции по русской литературе. — М., 1998. — С. 407-410.

177. Левин Ю. И. О поэзии В. Л. Ходасевича / Ю.И. Левин // Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. — МД998. — С. 209267.

178. Найман А.Г. Рассказы об Анне Ахматовой / А.Г. Найман. — М: Худож. лит., 1989. 300 с.

179. Науман М. Литературное произведение и история литературы: сб. избранных работ / М Науман; пер. с нем. — М: Радуга, 1984. 423 с.

180. Невзглядова Е.В. «Мысль, острый луч!» / Е.В. Невзглядова // Е.А. Боратынский. Полное собрание стихотворений. — СПб., 2000. -С. 41-64.

181. Недоброво В.В. Анна Ахматова / В.В. Недоброво // Найман А.Г. Рассказы об Анне Ахматовой. М, 1989. - С. 237-258.

182. Неумоина Е.Г. Проблема «самосознания» литературы в произведениях Пушкина и Боратынского Е.Г. Неумоина // Болдинские чтения. Горький, 1979. - С. 130-141.

183. Николаева Е.Г. «Баратынского подошвы» у Мандельштама (Еще одна попытка комментария) / Е.Г. Николаева // Литературоведение и литературоведы: сб. науч. работ к 75-летию Г.В. Краснова. Коломна, 1996. - С. 78-85

184. Обухова О.Я. Образ тени в поэзии Анны Ахматовой / О.Я. Обухова // Анна Ахматова и русская культура начала XX века: тез. конф. М., 1989. - С. 29-32.

185. Осповат А.Л. «Печальну повесть сохранить.»: об авторе и читателях «Медного всадника» / А.Л. Осиповат, Р.Д. Тименчик. — М.: Книга, 1985.-303 с.

186. Пайман А. История русского символизма / А. Пайман; пер. с англ. М.: Республика, 2000. — 416 с.

187. Патроева Н.П. Обращения в поэтической речи Баратынского / Н.П. Патроева // Рус. речь. -1998. № 6. - С. 8-12.

188. Постсимволизм как явление культуры: материалы междунар. науч. конф. М: РГГУ, 2001. - Вып. 3. - 51 с.198. «Правда душевно-духовного знания». Современники о Владиславе Ходасевиче // Нева — .1996. — №5.

189. Песков А.М. Боратынский. Одинакие криле (к исследованию творчества поэта) / А.М. Песков // Филолог, науки. —1995. — № 2. -С. 22-32.

190. Песков А.М Боратынский. Истинная повесть / A.M. Песков. — М.: Книга, 1990.-384 с.

191. Петров А.В. Философия откровения в сюжете сборника стихотворений Евгения Баратынского 1827 года / А.В. Петров // Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: филология, лингвистика — 2000.-№4.-С. 14-17.

192. Пигарев К.В. Мураново / К.В. Пигарев.-М.: Моск. рабочий, 1970.-160 с.

193. Пильщиков И.А. «Я возвращуся к вам, поля моих отцов.». Баратынский и Тибулл / И.А. Пилыциков // Известия РАН. Сер. литературы и языка. -1994. Т. 53. - № 2. - С. 29-47.

194. Пилыциков И.А. Понятия «язык», «имя» и «смысл» в концептуальной системе поэтического мира Баратынского / И.А. Пильщиков // Wiener Slawistisher Almanack — 1992. — С. 5-30.

195. Пилыциков И.А. Отзыв у Баратынского: слово и значение / И.А. Пилыциков // Язык. Культура. Гуманитарное знание: научное наследие Г.О. Винокура и современность. — М., 1999. — С. 282-289.

196. Плетнев ПА. Евгений Абрамович Баратынский / П.А. Плетнев // Плетнев П.А. Статьи. Стихотворения. Письма. — М., 1988. — С. 62-80.

197. Подгаецкая НЮ. «Свое» и «чужое» в поэтическом стиле. Жуковский — Лермонтов — Тютчев / И.Ю. Подгаецкая // Смена литературных стилей. На материале русской литературы XIX — XX веков. М., 1970. - С. 201-250.

198. Полухина В. Поэтический автопортрет Бродского / В. Полухина // Russian Literature. XXXI (1992). - P. 375-392. -(North-Holland).

199. Потебня A.A. Эстетика и поэтика / А.А. Потебня; сост., вступит, статья, примеч. И.В. Иваньо, А.И. Колодной. — М.: Искусство, 1976. 614 с.

200. Поэтика Иосифа Бродского: сб. науч. тр. / под ред. В.П. Полухиной. — Тверь: Твер. гос. ун-т, 2003. — 468 с.

201. Прощин Е.Е. Элегические мотивы в лирике А.А. Блока: автореф. дис. . кандид. филол. наук / Е.Е. Прощин. — Н. Новгород, 2002. 24 с.

202. Пурин А.В. Метаморфозы гармонии / А.В. Пурин // Заболоцкий Н.А. Столбцы: столбцы, стихотворения, поэмы. — СПб., 1993.-С. 5-34.

203. Пушкин в XXI веке. Вопросы поэтики, онтологии, историцизма: сб. ст. к 80-летию профессора Ю.Н. Чумакова. — Новосибирск: НГУ, 2003. -248 с.

204. Пятигорский А.М. «Другой» и «свое» как понятия литературной философии / А.М Пятигорский // Сборник статей к 70-легию проф. Ю.М. Лотмана. Тарту, 1992. - С. 3-19.

205. Ранчин А. «На пиру Мнемозины»: интертексты Бродского / А. Ранчин. — М: Новое лит. обозрение, 2002. — 304 с.

206. Рассадин С.Б. Возвращение Баратынского / С.Б. Рассадин // Вопр. лит. -1970. № 7. - С. 92-113.

207. Рассадин С.Б. Очень простой Мандельштам / С.Б. Рассадин. — М.: Книжный сад, 1994. -160 с.

208. Ронен О. Поэтика Осипа Мандельштама / О. Ронен. — СПб.: Гиперион, 2002. 240 с.

209. Ронен О. Лексический повтор, подтекст и смысл в поэтике Осипа Мандельштама / О. Ронен // Slavic Poetics: essays in Honor of Kiril Taranovsky. The Hague-Paris: Mouton, 1973. - P. 367-387. - (Slavic Printings and Reprintings; Vol. 267).

210. Ростовцева И.И. Мысль — образ — музыка в поэзии Н. Заболоцкого / И.И. Ростовцева // Науч. докл. высш. шк. Филол. науки. -1967. -№ 4. -С.3-12.

211. Ростовцева И. И. Николай Заболоцкий. Опыт художественного познания / И.И. Ростовцева. — 2-е изд., расшир. — М.: Современник, 1989. — 304 с.

212. Русская словесность: от теории словесности к структуре текста: антология / под общ. ред. В.П. Нерознак. — М.: Academia, 1997.-320 с.

213. Садовской Б.А. О Баратынском / Б.А. Садовской // Садовской Б. А. Лебединые клики. М, 1990. - С. 407-409.

214. Самосознание европейской культуры XX века: мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. — М.: Политиздат, 1991. — 366 с.

215. Семенко И. Поэты пушкинской поры. Батюшков, Жуковский, Денис Давыдов, Вяземский, Кюхельбекер, Языков, Баратынский / И. Семенко. М: Худож. лит., 1970. - 295 с.

216. Сендерович М. Поэтика инверсии Баратынского. Глава из Поэтики инверсии / М Сендерович // Сендерович М, Сендерович С. Пенаты. Исследования по русской поэзии. — East Lansing (Mich.), 1990.-С. 153-223.

217. Слинина Э.В. Мысль — образ — музыка в стихотворении Заболоцкого «Гроза» / Э.В. Слинина // Лирическое стихотворение. Анализы и разборы: учеб. пособ. — Л., 1974. — С. 99-109.

218. Слово и мысль Е.А. Боратынского: тезисы конф., посвящ. 200-летию со дня рождения Е.А. Боратынского. (21-24 марта 2000 г.). -Казань, 2000.-131 с.

219. Слово и мысль Е.А. Боратынского (к 200-легию со дня рождения).-Казань: изд-во Казан, гос. ун-та, 2000.-262 с.-(Уч. зап. Казан, гос. ун-та; Том 139).

220. Смерть и бессмертие поэта: материалы науч. конф., посвящ. 60-летию со дня гибели Мандельштама. — М: РГГУ, 2001. — 320

221. Соколов К.С. Стихотворение И. Бродского «Осенний крик ястреба»: традиция темы, жанра, образа / К.С. Соколов // Поэтический текст и текст культуры. — Владимир, 2000. — С. 224236.

222. Струве Н.А. Осип Мандельштам / Н.А. Струве. — Томск: Водолей, 1992.-268 с.

223. Тарановский К.Ф. О поэзии и поэтике / К.Ф. Тарановский. — М.: Языки рус. культуры, 2000. — 432 с.

224. Теория литературы. Т. 3. Роды и жанры (основные проблемы в историческом освещении). М.: ИМЛИ РАН, 2003. - 592 с.

225. Теория литературы. Т. 4. Литературный процесс. — М.: ИМЛИ РАН, 2001.-624 с.

226. Тименчик Р.Д. Чужое слово у Ахматовой / Р.Д. Тименчик // Рус. речь. -1989. -№ 3.

227. Тойбин И.М Тревожное слово / И.М. Тойбин. — Воронеж: изд-во Воронеж, ун-та, 1989. —196 с.

228. Тойбин И.М. Е.А. Баратынский / И.М. Тойбин // История русской поэзии. В 2-х томах.—Л., 1968. Т. 1. - С. 342-367.

229. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика / Б.В. Томашевский. М.: Аспект пресс, 1999. — 334 с.

230. Топоров B.R Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического: избранное / В.Н. Топоров. — М.: Прогресс-Культура, 1995. 624 с.

231. Трубецкова Е.Г. Литературные мистификации В. Набокова и В. Ходасевича / Е.Г. Трубецкова // http://cas.ssu.runnet.ru/people/adt/library.html

232. Труды и дни Николая Заболоцкого: материалы лит. чтений / ред. Л.А. Озеров. — М: Лит. ин-т им. A.ML Горького, 1994. — 114 с.

233. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники / Ю.Н. Тынянов. М.: Наука, 1969. - 424 с.

234. Тынянов Ю.Н. Литературная эволюция: избранные труды / Ю.Н. Тынянов. М.: Аграф, 2002. - 496 с.

235. Успенский Б.А. Поэтика композиции / Б.А. Успенский. — СПб.: Азбука, 2000. 347 с.

236. Федута А.И. Читатель в творческом сознании А.С. Пушкина / А.И. Федута, ИВ. Егоров; под ред. Н.Д. Тамарченко. — Минск: Лимариус, 1999. 256 с.

237. Флейшман Л.Г. Об одном приеме Баратынского / Л.Г. Флейшман // Quinquagenario: сб. ст. к 50-летию профессора Ю.М. Лотмана. Тарту, 1972.-С. 147-153.

238. Филиппов Г.В. О «Лодейникове» Н. Заболоцкого (К проблеме эволюции творческих принципов) / Г.В. Филиппов // Советская литература: проблемы мастерства. Л., 1968. — С. 167-181. - (Уч. зап. ЛГПИ им. А.И. Герцена; Т. 322).

239. Фоменко И.В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика / И.В. Фоменко. Тверь, 1992.

240. Фоменко И.В. Цитата / И В. Фоменко // Введение в литературоведение. Литературное произведение. Основные понятия и термины. — М., 1999. — С.496-506.

241. Фоменко И.В. О двух особенностях лирики И. Бродского / И.В. Фоменко // Фоменко И.В. Три статьи по поэтике. Пушкин, Тютчев, Бродский. Тверь, 2002. - С. 29-39.

242. Фомичев С.А. «Читателя найду в потомстве я». (О поэзии Е.А. Боратынского) / С.А. Фомичев // Рус. речь. — 1991. — № 2. — С. 712.

243. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра / О.М Фрейденберг. М.: Лабиринт, 1997. —448с.

244. Фризман Л.Г. В.Я. Брюсов — исследователь Е.А. Боратынского / Л.Г. Фризман // Рус. лиг. -1967. № I. - С. 181-184.

245. Фризман Л.Г. Творческий путь Баратынского / Л.Г. Фризман. -М: Наука, 1966. -142 с.

246. Фризман Л.Г. Поэт и время / Л.Г. Фризман // Е.А. Боратынский. Полное собрание стихотворений. — СПб., 2000. — С. 5-40.

247. Фризман Л.Г. Жизнь лирического жанра: русская элегия от Сумарокова до Некрасова / Л.Г. Фризман. — М.: Наука, 1973. — 167 с.

248. Хализев В.Е. Теория литературы: учеб. для студентов вузов / В.Е. Хализев.-М.: Высш. шк., 1999. 397 с.

249. Хетсо Г. Евгений Баратынский. Жизнь и творчество / Гейр Хетсо. -Universitetsforlaget Oslo-Bergen-Tromso,1973. — 739с.

250. Хотимская М.Е. Гротескный мир в лирике Софии Парнок и Владислава Ходасевича / ME. Хотимская // Гротеск в литературе:материалы конф. к 75-летию Ю. В. Манна. — М., 2004. — С. 125127.

251. Цивьян Т.В. Семиотические путешествия / Т.В. Цивьян. — СПб.: изд. Ивана Лимбаха, 2001. 248 с.

252. Чернец Л.В. «Как слово наше отзовется.»: судьбы литературных произведений / Л.В. Чернец. — М: Высш. шк., 1995.-239 с.

253. Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой. В 3 томах / Л.К. Чуковская. -М.: Согласие, 1997-1998.

254. Чумаков Ю.Н. Стихотворная поэтика Пушкина / Ю.Н. Чумаков. СПб., 1999. - 432 с.

255. Шпенглер О. Закат Европы: очерки морфологии мировой истории. Т. 1. Генштальт и действительность / О. Шпенглер; пер. с нем. М: Мысль, 1993. - 667 с.

256. Щеглов И. Нескромные догадки. Сомнительный друг / И. Щеглов // Новое о Пушкине. СПб., 1902. - С. 128-150,151-175.

257. Щемелева Л.М. Типы философского и психологического сознания в русской лирике XIX века: автореф. дис. канд. филол. наук / Л.М Щемелева. М: МГУ, 1975. - 24 с.

258. Эйхенбаум Б.М. О поэзии / Б.М. Эйхенбаум. — Л.: Сов. писатель, 1969. 552с.

259. Эпштейн М «Природа, мир, тайник вселенной.»: система пейзажных образов в русской поэзии / М. Эпштейн. — М.: Высш. шк., 1990. 302 с.

260. Эткинд Е.Г. Н. Заболоцкий. «Прощание с друзьями» / Е.Г. Эткинд // Анализ лирического стихотворения. — Л., 1973.

261. Эткинд Е.Г. Там, внутри: о русской поэзии XX века: очерки / Е.Г. Эткинд. -СПб.: Максима, 1997. 567 с.

262. Эткинд Е.Г. Материя стиха / Е.Г. Эткинд. — СПб.: Гуманитар, союз, 1998. 507 с.

263. Яусс Г.-Р. К проблеме диалогического понимания / Г.-Р. Яусс //Бахтинскийсборник. М., 1997-Вып. 3.-400с.

264. Bethea D. Khodasevich: his Life and his Art — Prinseton-NJ: Prinseton University Press, 1983.

265. Bethea D. Joseph Brodsky as a Russian Metaphysical a Reading of "Bolshaia elegia Dzhonu Donnu". Canadian-American Slavic.

266. Валу P. Sherr. Beginning at the End: rhyme and Enjambment in Brodsky's Poetry // Brodsky's Poetics and Aesthetics / ed. by V. Polukhina London: The Macmillan Press, 1990. - P. 180-193.

267. Barry P. Sherr. To Urania // Russian review. 1994,2. P. 32-41

268. Burnett L. The Complicity of the Real: affinities in the Poetics of Brodsky and Mandelstam // Brodsky's Poetics and Aesthetics / ed. by V. Polukhina London: The Macmillan Press, 1990. - P. 12-33.

269. Cuddon J.A. The Penguin Dictionary of Literary Terms and Literary Theory. London, 1992.

270. Dees В. E.A. Baratynsky. New York: Twayne, 1972. -160 p.

271. Meyer H. The Poetics of Quotation in the European NoveL — New Jersey, 1968.

272. Meyers J., Simms M The Longman Dictionary of Poetic Terms. — New York-London, 1989.

273. Liapunov V. A Goetean Subtext of E.A. Baratynskij's "Nedonosok", Slavic Poetics // Essays in Honor of Kiril Taranovsky. The Hague-Paris: Mouton, 1973. - P. 277-281. - (Slavic Printings andReprintings; Vol. 267).

274. Pilshikov LA. Brodsky and Baratynsky // Literary Tradition and Practice in Russian Culture: papers from an International Conference on the Seventieth Birthday of Yury Michailovich Lotman / ed. by V.

275. Poluchina, J. Andrew and R. Reid. — Amsterdam-Atlanta (Ga): Rodopi, 1993. P. 214-228. - (Studies in Slavic Literature and Poetics; Vol XX).

276. Poluchina V. Brodsky through the Eyes of His Contemporaries. — Basingstoke-New York: The Macmillan Press, 1992.

277. Pratt S.C. The Metaphysical Poetry of F.I. Tjutchev and E.A. Boratynskij: alternatives in Russian Romanticism: thesis (Ph. D.). — Columbia University, 1977. 358 L - (Cf.: Dissertation Abstracts International. 1978. Vol. 39. P. 315 A.).

278. Sandler S. Baratinskii, Pushkin and Hamlet: On Mourning and Poetry // Russian Review. -1983. Vol. 42. - P. 73-90.

279. Terras V. Осип Мандельштам и его философия слова // Essays in Honor of Kiril Taranovsky. — The Hague-Paris: Mouton, 1973. — P. 456-460. (Slavic Printings and Reprintings; Vol. 267).