автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.13
диссертация на тему: Трансформации женской субъектности в европейской культуре: философско-антропологический анализ

Полный текст автореферата диссертации по теме "Трансформации женской субъектности в европейской культуре: философско-антропологический анализ"

1Э70

Евсеева Людмила Валерьевна

ТРАНСФОРМАЦИИ ЖЕНСКОЙ СУБЪЕКТНОСТИ

В ЕВРОПЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЕ: ФИЛОСОФСКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

Специальность - 09.00.13 Религиоведение, философская антропология, философия культуры

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Ростов-на-Дону - 2009

О

з шов

003471970

Работа выполнена в отделе гуманитарных и социальных наук Северо-Кавказского научного центра высшей школы ФГОУ ВПО «Южный федеральный университет »

Научный консультант - доктор философских наук, профессор

Лешкевич Татьяна Геннадьевна

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

Апресян Рубен Грантович

доктор философских наук, профессор Матяш Тамара Петровна

доктор философских наук, профессор Яременко Светлана Николаевна

Ведущая организация - Санкт-Петербургский государственный

университет

Защита состоится 24 июня 2009 г. в 15.00 на заседании Диссертационного Совета Д. 212.208.13 по философским наукам в Южном федеральном университете по адресу: 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 140, конфе-ренцзал.

С диссертацией можно ознакомиться в зональной научной библиотеке Южного федерального университета по адресу: 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 148.

Автореферат разослан «.-¿Ь» Л 2009 г.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Природа возложила на женщину огромную ответственность, связанную с репродуктивной функцией - рождением и воспитанием детей, воспроизводством личности. Эта эволюционная константа по праву признается как самый ценный вид социального творчества. Но в современном мире произошел резкий сдвиг в направлении личностной и экономической независимости и самостоятельности женщин, что изменило отношение к репродуктивной функции. Под влиянием глобализации современная женщина активно включается во все виды социально-организационных отношений, что позволяет говорить о «революции женского поведения».

Женщины XX - начала XXI вв. стоят перед непростым выбором между карьерой и семьей. Пытаясь совместить и то, и другое, они испытывают постоянные физические и ментально-психические перегрузки. Их полоролевые обязанности и отведенные им социальные роли чреваты конфликтами и порождают многочисленные комплексы самоидентификации. В этих условиях, очевидно, что исследование, направленное на изучение исторических и социокультурных трансформаций женской субъектности, актуально и своевременно.

Используя понятие «женская субъектность», мы тем самым указываем на необходимость учитывать тот факт, что человек вообще не существует, есть мужчины и женщины. Это, во-первых. Во-вторых, современный мир демонстрирует односторонность многовековой традиции - господства андроцентризма. Становится очевидным, что в современном мире невозможно решать проблемы выбора стратегии социокультурного развития без учета роли женщин как субъектов активных социальных действий. А это означает, что назрела настоятельная необходимость переосмысления проблемы субъектности с учетом ее тендерной составляющей.

Актуальность диссертационного исследования заключается не только в «академической реабилитации» специфики и «инаковости» женского опыта, демистификации представлений о роли женщин в истории, но и в расширении горизонтов академической философской рефлексии. При этом следует особо отметить, что ученые-гуманитарии, придерживающиеся традиции андроцентризма в культуре, признающие ее маскулинный характер, критически и даже негативно воспринимают саму постановку данного вопроса. Состояние мен-тальности этих ученых в отношении фемининной проблематики может быть идентифицировано как тревожное, она воспринимается как символ интеллектуальной опасности и угрозы. Проблематика, осмысливающая специфику фемининного начала, испытала на себе весь гнет «геттоизации», исключающей ее из ниши достойных научных исследований, и сейчас она только на пороге включения ее в «большое научное сообщество», обретения достойного легитимного статуса. Особо подчеркнем, что профессионально направленное, выполненное в философско-антропологическом ключе исследование исторических и социо-

культурных трансформаций женской субъектности, в корне отлично от феминизма всех мастей и разновидностей.

Хотя в российском общественном мнении «заговор молчания» относительно женского бытия и прерван, трудно заключить, что данная проблема озарена ясным светом критической рефлексии, и что степень ее философско-теоретического осмысления достигла нужной шкалы. В условиях современных глобализационных процессов потребность в анализе, сопряженном с более настойчивым артикулированием роли женской субъектности, обусловлена вызовами настоящего времени. Такой анализ востребован всеми, кто желает понять душу женщины: сестры, жены, матери, дочери, любимой. Тем более что в контексте общецивилизационных отношений за женщинами прочно закрепилась их миротворческая миссия. Социальный эффект исследований, постигающих трансформации женской субъектности в эпоху глобальных изменений, велик, так как успех социальных преобразований в российском обществе зависит от правильной оценки роли женщины и ее продуктивной включенности в этот процесс.

Степень разработки проблемы. К проблеме, связанной с постижением сущности и природы женского начала, смысла бытия женщин в культуре, их социального статуса, обращались на протяжении всей истории философской мысли. Вместе с тем это обращение имело ряд существенных особенностей. Во-первых, анализ отталкивался от устоявшихся стандартов логико-универсалистского и андроцентристского подходов, отождествляющих понятие «человек» с понятием «мужчина». Ярко выраженная асимметрия, указывающая на доминирование маскулинности, порождала недооценку роли и миссии женщины в культуре и социуме. Во-вторых, исследование фемининной проблематики в истории философии, представленной именами великих мыслителей, имело во многом фрагментарный характер и не отличалось цельностью.

Изучение архетипического образа женщины заставило сконцентрировать внимание на обсуждении понятия «матриархат» - это работы ИЛ. Баховена, Л.Г. Моргана, Ф. Энгельса, а также современных исследователей Х.М. Думано-ва и А.И. Першица, Ю.И. Семенова, Т.А. Скрипник, В.Е. Максименко, A.B. Бородиной и Д. Ю. Бородина, С.П. Толстова, американской исследовательницы Пегги Р. Сэндей (P.R. Sanday) и др.

Историко-философская ретроспектива показала, что уже у Аристотеля обнаруживаются истоки биоцентристского толкования женского начала, которое сводилось к репродуктивной функции. Платон вошел в историю философии как создатель прецедента, допускающего возможность своеобразного равенства мужчин и женщин. Анализ философского наследия, обращенного к данной тематике, сопровождается комментариями Гесиода, Гомера, Перикпа, Плутарха, Цицерона, а также современными комментариями Г.А. Брандт, И. Богина, Хильды Хайн, Сюзан Шервин, Женевьев Ллойд и др.

В средневековой философии в силу андроцентристского характера христианства фемининная проблема обсуждаема редко и, как правило, фрагментарно. Следы проблематики, касающейся специфики фемининности, обнаруживаются

в разрозненном виде в философии Бл. Августина, Тертуллиана, Фомы Аквин-ского и др.). Философы Нового времени (Р. Декарт, И. Кант, Г.В.Ф. Гегель) так же придерживались установки на господство андроцентризма, а потому в серьез не обсуждали проблематику, связанную с изучением роли женщины в культуре и обществе. Она осмысляется Ж.-Ж. Руссо, Ш.Фурье, затрагивается А. Шопенгауэром, исследуется Ф. Ницше. Среди позитивистов, данную проблему поднимал Дж. Ст. Миль в работе «О подчинении женщин», особо значимой представляется позиция Г. Зиммеля.

Акцент на важности процесса производства самого человека и первичном разделении труда, фиксирующем историческое различие роли женщин и мужчин, присутствует в наследии К. Маркса, Ф. Энгельса, В. Ленина.

Русская философия богата идеями, согласно которым женственность предстает как «космическое начало» (Вл. Соловьев, П.Флоренский), проявляется в антагонизме семейно-родового и личностного начала (Н. Бердяев, В. Розанов). И. Ильин расценивает силу любви как смысл бытия женщины, идеал женственности осмысляется П. Чаадаевым, С. Франком, С. Булгаков характеризует женское как пассивное проявление властных отношений, размышлениями относительно социального положения женщин занят М. Бакунин и др.

При анализе социокультурного контекста имеет значение исследование Г. Лихта, воспроизводящее с опорой на древнегреческие источники реальное положение женщин. История половой нравственности представлена в трехтомном труде Э. Фукса.

Социокультурная рефлексия, отражающая специфику фемининности, присутствует в работах многих исследователей, среди них: Г.А. Брандт, Л. Иванов, Дж. Келли, Т.Г. Киселева, Ю.М. Лотман, П.П. Гайденко, Т.Б. Рябова, В.И. Успенская и др. В отечественной философии видное место в изучении данной проблематики занимают исследования И. Жеребкиной, O.A. Ворониной, Н.С. Юлиной и др. Значимые выводы присутствуют в трудах Э.М. Викторова, Т.Л Гавришиной, Б.Г.Андреевой, В.Н. Кардапольцевой, а также И.П. Ильина, Т. Клименковой, А. Костиковой, Т.А. Ладыкиной, в работах В. Д. Подороги, Ю.С. Степанова и др.

В западной философии важные идеи для анализа трансформаций фемининности содержится в работах П. Бурдье, Дж. Дьюи, Э. Дюркгейма, К. Манхейма, Г. Маркузе, М. Шелера, О. Шпенглера, М. Хайдеггера, Т. Парсонса, а также в работах Т. Мареза и М. Элиаде. Интересны разработки постмодернистов: Ж. Деррида, Ж. Лакана и др. В трудах М. Фуко утверждается зависимость дискурса и субъективности от властных отношений.

К числу исследований, задающих анализ социополового измерения, относятся эпохальная работа Симоны де Бовуар «Второй пол» (1949), культовая книга О. Вейненгера «Пол и характер. Принципиальные исследования» (1903); представляют интерес «Мистика женственности» Б. Фридан, (1963); «Диалектика пола» С. Файерстоун (1970), труды Дж. Батлер, К. Гиллиган, Э. Джаггар, Л. Иригарэ, Г. Поста, Ю. Кристевой, а также К. Уитбек, Э. Фергюсон, С. Беем, М. Крамп-Канабе, Ю. Эвола и др.

Формы и основания субъективности рассматриваются в работах отечественных философов Л.П. Буевой, A.C. Колесникова и С.Н. Ставцева, а также

A.C. Ахиезера, A.B. Бездидько, З.Н. Галича, Э.Ю. Калинина и В.В. Агаджанова, Р.Г. Линидина, A.B. Бояринцевой, Е.М.Петровой, Д.Б Чернышова; философские способы выражения субъектности осмыслены в работах Ф.И. Гиренка, И.А. Мальковской, И.А. Новоселовой, А.Ф. Управителева, И.М. Чудиновой; субъ-ектность и субъективность в рамках психологии исследовали A.B. Брушлин-ский, СЛ. Рубинштейн, Е.Н.Волкова, A.A. Митькина и др.; антропологическое измерение субъективности женщин рассматривал А.Б. Когтев.

Со стороны конкретно-научного подхода важными представляются труды

B.А. Геодакяна, Б.Г. Ананьева, М.Л. Бутовской, М.Б.Теплова, Т.В. Виноградова, Л.Н. Кулькиня, Д. Кимура и др. Объяснение типов женского поведения на основе психоанализа содержится в работах 3. Фрейда, К. Юнга, Дж. Митчелл, К. Хорни, Ш. Берна, М. Менегетги, К. Клеман, Н. Чодороу, А. Адлера, Э. Эриксо-на и др. Анализу тендерных теорий субъекта в рамках психоанализа и постмодернизма посвящены работы И. А. Жеребкиной. Этический и психологический контексты женской субъектности представлен трудами Р.Г. Апресяна, О.В. Артемьевой, Т.В. Бендас, Д.М. Воронцова, В.А. Лабунской и др. Историко-этнографическое направление в фемининной проблематики содержится в исследованиях М. Мид и др.

Особое место в определении социального портрета женщины занимают труды Г. Сияпасте, Ж. Липовецкого, О.М. Здравомысловой, О.В. Рябовой, Н.Л. Пушкаревой, М.М. Проскуриной, И.В. Бестужева-Лада, О.В. Захаровой, В.Н. Константиновой, а также О.П. Безруковой, С.И. Голода, Е.В. Груздевой, Н. Жидковой, Л. Лузнецовой, Е. Новиковой, Н.М. Римашевской, Т.П. Сидоровой, А.Г. Харчева, Э.С. Чертюхиной и др.

Трансформации в самоидентификации женщины в условиях постиндустриального общества анализируются Н.М. Ершовой, Л.А. Мясниковой, Г. Турецкой. Проблема институционализации женских исследований рассматриваются Е. Здравомысловой, А.Темкиной; фактор интернеттехнологий исследуется В.А. Суковатой, популяризаторский подход в исследовании фемининности представлен А. Пиз, Б. Пиз и др. Исследованиями маскулинного начала в культуре занимается И. Кон и др.

В конце XX века активно изучается экономический аспект женского бытия, (см.: Ф. Верб, Д. Фролов, М. Никитина, И.В. Савенкова и др.), согласно которому правомерен вывод, что женщина-домохозяйка участвует в производстве прибавочной стоимости косвенным образом, посредством того, что обеспечивает условия своему мужу для восстановления его рабочей силы. Большое количество исследовательских работ посвящено правовому аспекту данной проблемы, среди них исследования С.Г. Айвазовой, C.B. Полениной и др.

В ростовской философской школе данной и близкой к ней проблематикой занимались Т.П. Матяш, И.В. Мостовая, В.И. Курбатов, Л.В. Жаров, В.А. Рамих, Л.А. Савченко, Е.П. Агапов, Т.И. Ерошенко, Л.Н. Надолин-ская и др.

Существующий массив литературы по истории феминизма, представленный концепциями второй, третьей волны и получивший название постфеминизма, имеющий собственную специфику, не стал основным источником данного исследования. Литература по тендерным исследованиям, как и психология половых различий в аспекте задач настоящего исследования является лишь предпосылочной базой и играет вспомогательную роль.

Несмотря на обилие подходов и разнообразия позиций существует известный дефицит в целостном философско-антропологическом исследовании женской субъектности и ее трансформаций в европейской культуре. На основе признания значимости женского участия и женского опыта фиксируется острая потребность в интегральной теории, направленной на осмысление исторических и социокультурных трансформаций женской субъектности, объединяющей историко-философскую традицию, современную антропологическую и философско-культуральную ее проработку.

Цель исследования - провести целостный философско-антропо-логический анализ исторических и социокультурных трансформаций женской субъектности в европейской культурной традиции.

Реализация поставленной цели предполагает решение следующих задач:

- проанализировать исходные историко-культурные значения понятия «материнского архе»;

- провести концептуальную реконструкцию историко-философских теоретических и методологических ресурсов осмысления фемининности;

- сопоставить семантическую нагрузку концептов «женская субъектность» и «субъективность», выявить векторы их реализации в культуре;

- описать уровни топологии - пространства женской субъектности;

- рассмотреть механизм скрытой целесообразности эмоций в пространстве женской субъектности и феномен «эмоциональной саморасточительности» женщин;

- провести анализ трансформаций системы смыслов, поведенческих программ и стратегий женщин, привносимых глобализацией;

- показать специфику фемининного с учетом современного научного и эпистемологического подходов;

- выявить архетипы фемининных характеристик на материале сказок;

- обосновать необходимость репрезентации категории «женского» с собственными коннотациями и ценностно-целевыми установками.

Объектом диссертационного исследования является феномен фемининности в контексте заданного природой диморфизма.

Предметом диссертационного исследования является трансформация женской субъектности в контексте социокультурной и философско-антропологической параметризации.

Теоретические и методологические основы исследования. В методологическом инструментарии проведенного исследования важное место принадлежит принципам объективности, всесторонности рассмотрения, взаимосвязи и развития, логическому приему изучения «в чистом виде». Исследование опирается на историко-философскую традицию, принцип социокультурной детерминации. Метод исторического и сравнительно-критического анализа позволил эксплицировать основные смыслы фемининности при изучении трансформаций ее образа в культуре. Компаративистский подход показал свою эффективность при исследовании историко-философских концепций, в которых анализируется женское начало.

Большое значение в исследовании приобретают метод системного анализа, исследовательские технологии, опирающиеся на феноменологический анализ, дискурсивные практики и важнейшие концепты, сформированные в отечественной и зарубежной философии. Используется процедура экспликации ключевых понятий, текстуально-интерпретативный подход, герменевтический метод, прием коннотаций и учет контекстных значений. Важное значение в исследовании придается социогендерному методу, привлекается также метод моделирования и социального конструирования. Помимо теоретических источников базой диссертационного исследования выступают данные эмпирических и материалы этнографических исследований, наблюдение, сравнение, прием типоло газации.

Исследование учитывает складывающуюся институциализацию женских исследований в ряде западных университетов и осуществляется с опорой на возможности методологического инструментария, указывающего на значение компенсаторной (восполняющей), комплементарной (дополняющей), реэвалю-рующей (переоценивающей) функций. Особое значение имеют ресурсы междисциплинарного подхода, использующего выводы и теоретический потенциал различных дисциплин. Ведущей установкой выступают принципы синергетиче-ского подхода, идеи исходного многообразия и эвристический потенциал принципа плюрализма. Анализ глобализационных трансформаций фемининности проводится с учетом представлений о принципиальной «открытости» будущего.

Научная новизна диссертационного исследования:

- обоснована инновационность подхода, состоящая в использовании философской антропологии при анализе гендерно-маркированных параметров субъ-ектности с учетом трансформаций ее фемининной составляющей как универсального кросскультурного явления;

- выявлена парадоксальность материнского «архе», связанная с доминированием (управлением, наставничеством, контролем) и реализующая матрицу маскулинного типа отношений, показана полисемантичная связь материнского «архе» с современным употреблением концепта «матриархат» в качестве метафоры;

- зафиксирована направленность социокультурных трансформаций: от идеи предикативности женского начала, (выраженной в социальном осознании зависимости, подчиненности, вторичности) до парадигмального сдвига, предполагающего теоретико-рефлексивное и фактуальное признание потенциала женско-

го начала, идеи скрытого доминирования женщин, специфики фемининного концепта культуры;

- выявлены отличия женской «субъектности» и «субъективности», показано, что если XX в. характеризуется поворотом к проблематике субъективности, то начало XXI в. ознаменовано постановкой проблемы женской субъектности, понимаемой как Я-деятельностное, как качество быть актором с ярко выраженной направленностью на действие. Обозначены исторически традиционные векторы реализации женской субъектности в сферу этики заботы, в сегмент «домашне очаговости» и пространство телесности;

- показано, что в числе трансформаций, привносимых глобализацией на фоне унификации, «экономоцентричности» современной эпохи, «утончения» жизне-осмысляющего слоя культуры, фиксируются: индетерминированный тип феми-нинности и паттерн «деловой женщины», направленные на самореализацию вне сферы дома. Глобализационные процессы нарушают преемственность социокода, отвечающего за транслирование фамилиоцентричных программ, предполагающих обретение личностного удовлетворения и самоутверждения в семье;

- обосновано создание проекта антропологической онтологии с центральной идеей перераспределения отношений доминирования на основе потенциала переговорного процесса и новых договоренностей по изменению устоявшихся социальных правил, сопровождаемых правовым обеспечением и трансформацией социального кода ожиданий аудитории.

Тезисы, выносимые на защиту

1. Анализ коннотаций понятия «матриархат» позволяет связать с «arche» не столько власть, сколько значимость материнского начала. При этом, если феми-нинность характеризуют как пассивность и мягкость, то материнское архе облачено функциями активности, доминирования, контроля и управления, что позволяет зафиксировать некий парадокс оборотничества, когда власть матерей повсеместно реализует собой не феминный, а маскулинный тип отношений. В современной мировоззренческой практике понятие «матриархат» может быть использовано как метафора и дискурсивное обозначение социально-онтологической конструкции иного, по сравнению с устоями индустриального общества миропорядка.

2. Источниковедческий анализ античной литературы показывает, что на фоне закрепления социокультурного статуса домена, культивируется особая ценность женщины - быть незаметной, свидетельствующая, что эпоха не использовала социальный потенциал женщин. Вопрос об исторической субъектности указывает на предикативность женщин, означающую, что женщины адресовали свое мастерство и таланты мужчинам, выступая как нечто необходимо сопутствующее. Формируется организмическая парадигма, отождествляющая женщину с репродуктивной функцией и рассматривающая «репродуктивное соитие» (Аристотель) как необходимое условие порядка продолжения жизни, а также существуют свидетельства (Платон) о наличии нормативно-унифицирующего подхода. Вместе с этим триадность женского архетипа: жен-

щина - мать, жена, невеста встречалась с весомой трансформацией, где женщина-гетера представляла матрицу поведения, ориентирующуюся и на автономию, и на доминирование. Положение о том, что греки «заключили женщину в границы, установленные природой», сталкивается с многообразием женских типов, среди которых не только женщины - супруги и матери, но и куртизанки, наложницы, гетеры, жрицы. Помимо свидетельств о выдающихся женщинах существует тип антиидеальных женщин, что подтверждает биполярность семантики фемининного. Доминирующая репрезентация женской субъектности связана с приватной сферой, однако социокультурные трансформации дополняли архетипические образы женщины: мать - жена - невеста ее ипостасями: богиня - мадонна - ведьма.

3. Западноевропейский Ренессанс обозначил и активировал слагаемые новой программы отношения к женщине, фиксирующие ее статус как предмета роскоши, признание социокультурной ценности ее физической красоты, которая стала символом реальной власти женщины, вбирающей в себя функции доминирования. Сильнейшее воздействие информации эстетического порядка производит переориентацию, отрыв от прежних целей - быть незаметной и принятие иных, т. е. позиционирование себя посредством красоты. Визуальный язык красоты становится эффективным определяющим фактором социальных отношений, именуемым «эстетическим приданным». В рамках ренессансной и новоевропейской культуры недостаточность этого «эстетического приданного» заключается в том, что на полюсе состоятельности наличие красоты увеличивает стартовые возможности, на полюсе бедности - означает дополнительные социальные и экзистенциальные риски.

Русский Ренессанс, представленный философией конца 19 - начала 20 вв., актуализировал проблемы онтологичности и космичности женского начала, приписав фемининности мистичность (П. Флоренский, Вл. Соловьев), нелогическую «неличную» мудрость (С. Булгаков), что, бесспорно, ослабило в русской культуре оседлость идей маскулинности, позволив рассуждать о русской душе и русском дискурсе в терминах женственности (В. Розанов, Н. Бердяев), а так же обосновать идею континуальности фемининного и маскулинного как в культуре, так и в каждой личности (В. Розанов).

4. Семантическая нагрузка понятий «субъектность» и «субъективность» различна: «субъектность» указывает на актор действия, «субъективность» - на специфичность мироощущения. Субъектность маркирует «Я-деятельностное», субъективность отражает целостный процесс идентификации. Женщина как субъектность в состоянии управлять своими конфликтами, женщина как субъективность растворена в ментальное™ своего Я. Специфика женской субъектности в том, что женщины ориентированы на постепенный процесс позитивного реформирования, а не на глобальное переустройство мира. В габитус значимых элементов женской субъектности помимо ориентации на семейные ценности входят: инициативность, образованность, деятельные усилия по репрезентации сексапильно-эстетических характеристик, экономические предпочтения. Если XX в. рассматривают в связи с осмыслением проблематики субъективности, то

начало XXI в. ознаменовано постановкой проблемы женской субъектности. В современных условиях экзистенциал «женственности» как характеристика, укорененная в реальном бытии фемининного, выступает как некий артефакт и нуждается в постоянной культивации с учетом ценностно-целевых регуляций.

5. К уровням женской топологии относят: женский домен, (направляющий женскую энергию в пространство приватной сферы), этику заботы и женское тело. При этом вектор самопроявлений женщины, обращенный «вовнутрь», конфликтует со стремлением современной женщины «выйти в большой мир». Модель двух, накладывающихся друг на друга, пространств выявляет: качественные различия требований к женской субъектности; сложность проблемы самотождественности женского бытия и самоидентификации. В приватной сфере женские социальные параметры не могут считаться доминирующими, однако там же существуют благоприятные условия для проявления собственно фемининных кратических функций. Также показательно влияние женщин в пространстве салона - сформированного женщинами социального института, позволявшего демонстрировать их лидерство и авторитет.

Этика заботы как приоритетный способ самоутверждения в пространстве женской субъектности рождена из основополагающего отношения «мать - дитя», формирует мироотношение, основанное на соучастии и сопереживании и может быть транслирована женщиной на все типы отношений. Аспект телесности предполагает формы репрезентации тела «для себя» и «для другого», заданные в границах историко-культурного пространства. Специфика современной ситуации «коммерциализации телесности» в том, что тело, подвергаясь дисциплинирующим манипуляциям, выставляется как природно-эталонное. Ответственность за собственное тело выступает как дополнительный вид ответственности, которую социальность взваливает на плечи современной женщины.

6. Феномен скрытой целесообразности эмоций женщины, как существа с ярко выраженной эмоциональностью, используют в качестве дополнительного средства оценки ситуации и установления межличностного взаимодействия. Эмоции, сигнализируя об удовлетворении или неудовлетворении потребностей, указывают на «конкретно субъективную форму опыта» и уровень энергетической активности женщины как личности. Они формируют модальный план ее бытия и обладают аттрактивной силой. Женская эмоциональность, компенсируя недостающие женщине в реальной жизни кратические функции, может рассматриваться как знак протеста против мужского доминирования, но в то же время представляет собой доступный канал манипулирования женской субъект-ностью. Парадокс феномена «эмоциональной саморасточительности» женщины проявляется в том, что рутинная повседневная работа задает «масштаб мелочей» и препятствует развитию в направлении горизонта «больших целей».

7. Процессы глобализации, характеризующиеся экономоцентричностью и тенденцией к унификации, трансформируют системы смыслов, программ и стратегий поведения женщин, что ведет к появлению «новой фемининности». Коммерциализация тиражирует идеал «модельки», выгодный тренажерной, шо-пинговой, косметологической и рекламной индустрии. Унифицирующее требо-

вание «knowledge-workers» - работников со знанием новейших технологий, установками на успех и конкурентоспособность, плохо согласуется с традиционными ролями женщин (быть матерью; хранительницей домашнего очага), вызывает их девальвацию, одновременно показывая неуместность ожиданий карьерного роста. Мегатенденция, проявляющаяся в стремлении к профессиональной самоотдаче и сопровождаемая переоценкой значимости статусных возможностей, ведет к одиночеству как своему экзистенциальному следствию. Глобализация оформляет стереотип стремящейся к успеху «ассертивной женщины», предлагая новый социокультурный конструкт «квазиженственности». Глобали-зационные трансформации свидетельствуют о полноценном участии женщин в виртуальных мирах интернет-коммуникации и способствуют культурной легитимизации фемининных исследований

8. Привлечение ресурсов осмысления фемининности в рамках когнитивных представлений приводит к биоцентристской парадигме, которая основывается на половом диморфизме и содержит в себе эволюционные аргументы в пользу скрытого доминирования женских особей. (Так, в течение вынашивания потомства женская особь значительно превышает свои «родительские инвестиции» по сравнению с мужской и изначально запрограммирована на поиск надежного и долгосрочного партнера). Биоцентристская парадигма включает биогенетическую и биокультурную модели. В первой - значима аргументация от генотипа, генетических факторов, гормональных различий; во второй - центром являются представительские роли жены и матери.

В компетенции социологической объяснительной модели позиция, трактующая женщину как социоисторический конструкт. Современные количественные показатели свидетельствуют в пользу «маскулинизации фемины». Понятие «женского потенциала» обозначает возможности успешного выполнения многообразия функций. При этом адаптационное позиционирование женщин культивирует рациональный выбор скрытого доминирования. Социоконструк-тивизм признает расщепленную, гетерогенную структуру субъекгности с подвижными параметрами фемининности и маскулинности. Здесь фемининность -не столько биологическая детерминанта, сколько символическая характеристика, визуальный образ имплантируется в субъективность и оказывает влияние в «политике репрезентаций».

Феминистская критика науки, фиксируя «андроцентристскую предвзятость», выступает против абсолютизации «мужской перспективы». Феминистская эпистемология обосновывает идею значимости репрезентации женского опыта на ступени специализированного научного уровня.

9. Метафорическое и символическое бытие фемининности (как и маскулинности) признано одним из смыслообразующих элементов культуры. Архетипы фемининных характеристик, выявленные на материале сказок, указывают на архаические образцы матримональной практики с ведущим «мотивом женской энергии». Сказочный архетип женщины (она оберегает свой дом, помогает другим, выступает хранительницей жизни, предусмотрительна, решительна, трудолюбива и целесообразна) указывает на реликты матриархатного прошлого.

Правомерен вывод, что в сказке зафиксирован архетип «вечной женственности» и «вечного материнства». В созданной сказкой миромодели зло нежизнеспособно, отраженные сказкой антиобразы женских персонажей (злой, завистливой, ленивой, жадной героини), должен быть побежден, либо устранен посредством решения «неких сложных задач». Сказка оценивается как матричный феномен культуры. Произведенные культурой метафоры оказывают обратное воздействие на культуру и выступают как культурформирующие и культуртрансформи-рующие факторы.

10. Репрезентация женского в современной культуре обнаруживает тот факт, что женщины стремятся реапизовывать мужские сценарии, представ проекцией мужских достижений. Между тем, существует острая потребность в репрезентации женского с собственными коннотациями и ценностно-целевыми установками, что порождает идею новой культурфилософской объективности, в которой усиление потенциала женского начала связывается с идеей поддержки, а не с лидерством. Феминистское же стремление противопоставить в качестве истинного порядок, прямо противоположный мужской доминации, означает сохранение асимметрии - меняются местами лишь компоненты сложившегося би-наризма, ее репрессивный характер остается. Исследователи связывают перераспределение отношений доминирования с переговорным процессом, обеспечивающим дополнительный ресурс использования потенциала женской субъ-ектности.

Научно-практическая значимость исследования обусловлена принятием социокультурного статуса женщин в качестве влиятельного фактора современности. Полномасшабная реализация программ перспективного развития общества невозможна без участия в ней второй половины человечества. Изучение данной проблемы необходимо в целях дальносрочных социально-прогностических перспектив в условиях трансформаций глобализирующегося мира. Практическая значимость исследования сказывается и в том, что оно позволяет сформулировать набор социально полезных установок, которые регулируют ценностное отношение к женщине. На современной философской антропологии лежит ответственность за правильное понимание человека. Исследование трансформаций образа женщины и выявление современных тенденций позволит скорректировать знание о реальном потенциале участников современных преобразований, оно имеет общечеловеческую и гуманитарную значимость.

Проведенное исследование имеет междисциплинарное значение, оно распространяется не только на область философской антропологии, теории культуры и культурологии, но и на область этики, социальной философии, педагогики, психологии. Оно может способствовать выработки правильной педагогической стратегии воспитания и формирования жизненной позиции.

Практическая значимость исследования связана с тем, что изучение исторических и социокультурных трансформаций женской субъектности имеет свое эффективное применение в реальной коммуникации, в практике делового общения, в системе управления. Основные результаты проведенного исследования могут способствовать инсгитуционализации нового гуманитарного направления.

Материалы проведенного исследования могут быть использованы в преподавании учебных курсов по культурологии, философской антропологии, теории межкультурной коммуникации, а также применены при введении новых спецкурсов по социальной и гуманитарной проблематике; в системе переподготовки кадров; в широкой лекционно-просветительской деятельности. Полученные выводы могут быть востребованы при разработке учебных и методических пособий, могут послужить основной дальнейших исследований.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования отражены в публикациях автора общим объемом до 33,8 печатных листов.

Положения диссертационного исследования докладывались на: Всероссийской научно-практической конференции «Семиотика культуры и искусства» г. Краснодар (2006, 2007); Международной конференции «Межкультурный и межрелигиозный диалог в целях устойчивого развития» Российская академия государственной службы при Президенте Российской Федерации 13-16 сентября 2007 г., Москва; Международном симпозиуме «Идеи М.К.Петрова и политико-гуманитарная концептология». Ростов-на-Дону, Южный федеральный университет, 20-24 сентября 2007 г.; Международной конференции «Человек и природа. Проблемы экологии юга России» 14-17 мая 2007 г., Анапа - Краснодар, Международной научно-практической конференции «Актуальные проблемы языкового образования» 16 мая 2007 г., Майкоп, V Всероссийской конференции «Культура и власть», декабрь 2007 г., Пенза, IV международной научно - практической конференции «Феномен развития в науках о человеке», март 2008 г., Пенза, Всероссийской научно-практической конференция «Гуманитарные науки и образование: новые пути интеграции» 6-7 февраля 2008 г., Орел; на пятых тендерных чтениях «Социолог™ гендера: методы исследования в различных социальных мирах», март 2008, ЮФУ, г. Ростов-н/Дону; на Втором Российском культурологическом конгрессе «Культурное многообразие: от прошлого к будущему», СПб., ноябрь 2008 г. Данные, полученные автором, отражены в процессе чтения лекционных курсов «Теория и методология культуры», «История мировой культуры», «Культурная антропология». Диссертация обсуждалась на заседании отдела социальных и гуманитарных наук СКНЦ ВШ ЮФУ г. Ростов-на-Дону, ноябрь 2008 г., февраль 2009 г.

По теме диссертации опубликованы 34 работы, в том числе в изданиях, рекомендованных ВАК -11.

Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, шести глав, 20 параграфов, заключения и списка использованной литературы, включающей 456 наименований. Общий объем диссертационного исследования 366 стр.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во «Введении» обосновывается актуальность темы исследования, освещается степень разработанности проблемы, теоретические и методологические основы исследования, предлагается постановка цели и задач исследования, формулируются пункты новизны и тезисы, выносимые на защиту, раскрывается теоретическая и практическая значимость работы и ее апробация.

Первая глава «Демистификация представлений о природе женщин» посвящена историко-философской и социокультурной реконструкции представлений о женской субъектности.

В первом параграфе «Анализ концепта «матриархат» и проблема «валидных доказательств» исторического доминирования женщин» для выявления семантики исходного представления о женской субъектности обосновывается правомерность приема коннотаций. Поскольку полемика, относительно исторической хронологии и пространственной локализации феномена матриархата, велась и ведется, избранный прием коннотаций позволяет отделить вектор анализа, направленный на объективное значение понятия и связанную с ним предметную область, с одной стороны, и выявить многообразие толкований, особенности социально-психологического отношения к проблеме и типологического многообразия суждений о ней, с другой. На большом этнографическом и историко-культурном материале прослеживаются следы матриархата, с учетом аргументов И. Баховена, JI. Моргана, Ф. Энгельса, и существующей критики "матриархата", позиций, определяющих матриархат - как идеологический миф или мифологический конструкт. Фиксируется обоснованное возражение против отождествления материнско-родовой организации (имеющей место в истории матрилинейности и матрилокальности) с матриархатом как историческим строем. В контексте присваивающей экономики раннепервобытного общества рассматривается, так называемый, «сексуальный договор» (Ю. Новоженов), который в связи с протоисторическим фактором продления рода указывает на зависимость и разные социально-бытовые статусы, ведшие к господству одного пола над другим. Внимание обращено на альтернативную концепцию матриархата, в которой греческое слово «arche» акцентирует не только власть, но большей степени материнское начало. Матриархат обозначает положение, при котором доминирующим началом выступает фигура родоначальницы, задающей счет линии происхождения. Женские качества, присущие прародительнице, влияют на жизнь и "вскармливают" социальный порядок.

В параграфе анализируется обширная литературная традиция относительно воинствующих, «мужеравных» амазонок и гинекократии. При этом фиксируется позиция, в которой достоверность сведений античной традиции (Геродот, Плутарх) находит прямое подтверждение в археологическом материале, прежде всего на территории степного Подонья (В. Максименко, Т. Скрипник). Показано, что идея матриархата имеет огромный культуральный смысл, позволяющий различить матрицентричные и патрицентричные архетипы культуры, а также и потенциал утопической альтернативы для обозначения социально-онтологических конструкций иного общественного порядка. В параграфе делается вы-

вод о парадоксальности материнского архэ, реализующего в функциях контролирования, наставления, управления матрицу отношений, более напоминающие маскулинную. Последнее с опорой на позицию К. Гиллиган сопоставляется с парадоксальными характеристиками материнской заботы. Где забота отождествляется с полным подчинением своей самости потребностям другого, обнаруживает свой саморазрушительный потенциал, опровергая «право каждого человека на самореализацию» и утверждая принцип "пристрастного" отношения.

Второй параграф «Позиция Аристотеля и контуры организмической парадигмы в сопоставлении с доктриной Платона» реконструирует античное понимание женской субъектности в контексте парадигмы, отождествляющей женщину с репродуктивной функцией (а мужчину - с разумным, социальным существом). Анализ текстов Аристотеля позволяет выделить идею диморфизма и необходимость «сочетаться попарно» как естественное стремление, свойственное всем живым существам. У Аристотеля речь идет о сочетании противоположных полов - мужчины и женщины, суть которого в порождении потомства, в необходимости оставить после себя другое подобное себе существо. Это, по Аристотелю, является первичным и необходимым отношением порядка жизни, в связи с чем, детально анализируется время, возраст, условия.

Рассматриваются выводы мыслителя о необходимости поставить воспитание и женщин, и детей в соответствии с государственным строем, стремящимся к достойному уровню; о том, что надо иметь также достойных детей и достойных женщин, потому что «женщины составляют половину свободного населения, а из детей вырастают участники политической жизни». В «Политике» Аристотеля присутствует оценка женщины как подвластного существа, как средства для достижения целей мужчины, как властительницы домашнего очага. Способность решать у женщины находится «в неразвитом состоянии», быть рожденной женщиной расценивается как самый распространенный изъян. Однако Аристотель весьма определенно заключает, что «женщина и раб по природе своей два различных существа» и только «у варваров женщина и раб занимают одно и то же положение».

В отличие от доктрины Аристотеля платоновский проект оценивается как парадоксальный. В нем не усматривается разницы природных свойств мужчины и женщины, фиксируется «общность жен, детей и имущества, женские сисси-тии», возможность принимать участие в походах наряду с воинами и получать то же воспитание, а также запрет на половую жизнь вне строгого распорядка. Присутствует идея унификации. «Все это мой закон предписал быть одинаково и для женщин и для мужчин...» - отмечает Платон в «Законах». В «Государстве» выведен некий образ Жрицы, которая учит Сократа, что позволяет предположить значимую роль женщины. В этом можно усмотреть предпосылки оригинального проекта антропологии, в котором субъектность мыслилась в двух сопоставимых статусах, но который не стал доминирующим в действительной истории. Миф об андрогенности заставляет эти начала стремиться друг к другу в поисках целостности. Однако, суть доктрины Платона в насильственном отборе и соединении государством самых подходящих пар из наиболее перспективных

производителей мужского и женского пола; в наиболее благоприятные сроки для производства наилучшего потомства; в запрете на половую жизнь вне строгого распорядка; в отборе младенцев с наилучшими задатками и применения к ним всей полноты воспитательной системы. В диалоге «Пир» женское начало включает в себя трансформацию от ипостаси материнства, к ипостаси брака и затем к ипостаси девственности, что позволяет говорить о логике индивидуальных трансформаций женской субъектности, которые накладываются на исторические и социокультурные трансформации. В параграфе анализируются позиции и оценки отечественных и западных комментаторов: Г. Брандт, X. Хайн, С. Шервин, Ж. Ллойд.

В третьем параграфе «Социокультурный контекст и историко-философская реконструкция семантики образа женщины» отбор материала строится с учетом методологии М.Фуко, при которой дискурсивные практики, отражающие историческую среду, предстают как «опора» наук о человеке и метод постижения субъективности. Посредством анализа многочисленных источников, среди которых Гесиод, Гомер, Перикл, Плутарх, Цицерон и др. реконструируется репрезентация женского в культуре античности и средневековья, фиксируется однообразие жизни женщины, объясняющее ограниченность ее ментальности. Как следует из «Одиссеи» Гомера в архаическую эпоху в Греции женщины были относительно самостоятельными. В классическую эпоху эта самостоятельность потеряна, они не имеют доступа к образованию и общественной жизни и не вправе покидать пределы дома. («О том идет молва дурная, кто дома не сидит»,- писал Еврипид). В «Илиаде» уходящий на сражение Гектор дает наставления супруге - властвовать в пределах дома. Воспитанный вне примеров отца сын Пенелопы - супруги Одиссея, Телемах, заимствует подобный паттерн и также говорит матери: «Но удались: занимайся, как должно, порядком хозяйства». Согласно выводам М. Фуко, в античности моральным субъектом мог быть только мужчина. Нормой признана асимметрия супружеской морали.

Статус феномена гетер может быть объяснен, исходя из идеи Фуко о власти дискурса, ибо гетеры - собеседницы, утешительницы и наставницы многих выдающихся мужчин. (Гетера Аспазия, не имея афинского гражданства, стала второй женой Перикла). Феномен гетер означал большее, чем вызов социальному отношению к женщине, он фиксировал в социальной реальности иную форму бытия женщин, формировал паттерн, свидетельствующий о совершенстве женщины и значении женского участия. Показана триадность женского архетипа (мать, жена, невеста) и его трансформация в образах женщин - гетер, куртизанок, наложниц и жриц.

В параграфе анализируются: отличия положения женщин в Спарте (сравнение Плутарха спартанского брака с конным заводом); универсально-правовые нормы в стоицизме, как практически ориентированной философии; тенденция признания равного статуса мужчин и женщин в эпикурействе. Формируется социокультурный статус домена, включающий в себя задачу рождения и воспитания потомства, работу по дому и кухне, уход за больными, присмотр за рабами и имуществом. Культивируется особая социокультурная ценность - быть неза-

метной, имеющая свое концентрированное выражение в надгробной речи Пе-рикла, и свидетельствующая о том, что эпоха не знала и не использовала социальный потенциал женской субъектности. В качестве доминанты античной культуры остается principle of the male - принцип мужественности. С использованием текстов Цицерона, стремящегося к культивированию мудрости в Риме, обнаруживается тендерный аспект, противопоставляющий красоту как изящество в качестве атрибута фемининности, (оно никоим образом не должно быть перенесено на мужчину), и красоту как мужественное достоинство, свойственного только мужчинам.

Свидетельства о типах «антиидеальных» женщин позволяет зафиксировать трансформацию женской субъектности в направлении, противоположном реализации ее миссии и идеалов добра, когда она, образно выражаясь, становится «исчадием ада». Это подготавливает развитую средневековьем концепцию женского несовершенства, ее врожденной порочности. Средневековье утвердило описывающий прегрешения женщины жанр фаблио, оно породило чудовищный феномен - ведьмоманию, но также культ прекрасной дамы. Однако последний был необходим для демонстрации мужской доблести, в связи с чем, главным действующим лицом оказывается отнюдь не прекрасная дама, а рыцарь - мужчина. Возникновение публичных «споров о женщинах» и достоинствах женского пола в позднем средневековье связывают с именем писательницы Кристины де Пизан. Делается общий вывод, что доминирующая репрезентация женской субъектности связана с приватной сферой.

Вторая глава «Слагаемые «новой программы» понимания и отношения к женщине: от Возрождения к постмодерну» посвящена выявлению и содержательному рассмотрению ресурсов историко-философской рефлексии по поводу трансформаций образа женщины, ценности реального женского присутствия и значения его влияния с опорой на культурную матрицу Возрождения, новоевропейскую культуру, русскую философскую мысль и «вклада» постмодернизма. Глава включает в себя четыре параграфа.

Первый параграф «Женщина как «предмет роскоши» и оформление идеи фемининно-маскулинной континуальности» показывает, что, несмотря на укорененность аристотелевской традиции, в границах ренессансной культуры происходят радикальные изменения понимания семантики женской субъектности. Одним из слагаемых формирования «новой программы» является признание женщины как фактора роскоши, при котором особую социокультурную ценность приобретает физическая красота. Это позволяет присвоить ей своеобразное представительство, в котором проявляется функция доминирования, но одновременно фиксируется конфликт с ролью материнства, лишая последнее привилегий. Отталкиваясь от положения, что стандарты отношения к женщине исторически меняются, зависимы от социального и имущественного положения, красота воспринимается как символический эквивалент реальной власти.

В Новое время оформляются классические стандарты мышления, закрепляющие полярность мужчины и женщины; легитимизируется признание непол-

ноценности женского мышления. По мнению Декарта, если мужчины склонны к абстрактным рассуждениям, женщинам более привычно оперировать понятиями частного, мелочей, что мыслится как предел женского ума. Согласно Канту, недостаток абстрактного мышления у женщин развивает в них вкус, чувство прекрасного, чувствительность, практичность. Вывод Гегеля таков: «женщины могут быть образованными, но для высших наук они не созданы. Женщины могут обладать остроумием, вкусом, изяществом, но идеальным (знанием всеобщего) они не обладают».

В отличие от утвердившей классикой маскулинно-фемининной дихотомии в опорных моментах философской рефлексии фиксируется представление об их континуальности, уходящей в своих истоках к архетипу андрогина. Внешние маркеры континуальности ощутимо отражены эпохой Просвещения, когда трактуемые как фемининные качества мягкости, элегантности, деликатности, тонкие формы саморефлексии активно внедряются в образ мужчины, значительно его реформируя. Основная идея равенства прав и обязанностей, в том числе и полов, также связана с фемининно-маскулинной континуальностью, и влечет за собой норму, согласно которой брак в первые годы должен оставаться бездетным. Во взглядах Ж.-Ж. Руссо обнаруживается трансформация, отклоняющаяся от традиционной привязки к природе женщины в сторону значимости фактора воспитания и развития ее личности. Руссо уверен в позитивности женского начала, особой природной мудрости женщины, считая, что сама природа наделила ее способностью воздерживаться от неестественных проявлений, на основе контролирующей функции - стыдливости.

В россыпи суждений Ф.Ницше присутствуют весьма сильные идеи, например: утверждения о совершенной женщине, идея скрытого доминирования женщин, а также признание ее своеобразного эволюционного преимущества. Оригинальная аргументация континуальности феминного и маскулинного предполагает, что женщине не отказано ни в интеллекте, ни в самообладании, ибо, откуда им взяться в мужчине, если женщина-мать не передаст их своему ребенку. Ницше очень откровенен, когда утверждает, что мужчина сам по себе нечто пассивное, видимо, имея в виду мужчину, сраженного нигилизмом и утомленного переоценкой ценностей. Континуальность выражается и в том, что мужчина, по наблюдению Ницше, ищет идеализованного мужчину в женщине, которая рядом, а женщина - идеализированной женщины, т.е. всепонимающего мужчину. Ницше дает совет женщинам - не брать на себя материнскую опеку, которая в силу проявленного в ней доминирования сравнивается «с рабством в золотой колыбели».

Во втором параграфе «Проблема онтологнчности и космичности женского начала» показано, что рубеж 19-20 вв. дал значительные подвижки в понимании потенциала женского начала. Заметной онтологизацией женского начала отличается позиция Г. Зиммеля, состоящая в доказательстве, что женщина более органично вписана в жизнь, полноценно заключает в себе свой пол. Для мужчины не существует этой «центростремительной», «в себе заложенной по-ловости», он вынужден утверждаться, стремиться за пределы самого себя. От-

вечая на вопрос, что женщина есть сама по себе, Зиммель признает «самостоятельность женского жизненного принципа», подчеркивая, что женщина находится на «пре-дуалистской ступени», прочно укоренена в скрытом единстве жизни. Ее внутренняя жизнь в глубочайшей тождественности бытия и собственного природного модуса - «быть женщиной». «Жизнь внешняя» провоцирует ее на зависимость от мужчины, ибо «для зачавшей женщины возникает потребность в защите и опоре».

Обращено внимание на идею О. Шпенглера о том, что «женское начало ближе к космическому, глубинным образом связано с землей и непосредственно включено в великое кругообращение природы». Подробно рассматриваются представления о космичности женственности у русских мыслителей. Акцентируется идея Вл. Соловьева о грядущей эпохе, которая будет нести собой идеалы женственности и мудрости, отмечаются внутренние противоречия его концепции вечной женственности; осмысляется антагонизм семейно-родового и личностного начала женщины Н. Бердяева, проводится анализ позиций П. Флоренского, С. Булгакова, М. Бакунина, М. Элиаде. В контексте философских размышлений В. Розанова обнаруживается первоначальная фемининно-мускулинная и маскулинно-фемининная континуальность, которая была исходной, породившей андрогинизм, и становится завершающей, когда люди достигают высот духовных практик. Анализ идеи Розанова «феминное или «вечно бабье» в русской душе» направлен на выявление особенностей русского менталитета в масштабе цивилизационных различий.

Третий параграф «Раскопки» женской идентичности: фемининность как символическая идентификация - концепция женского Ж. Лакана» связан с проблемой представленности фемининности постмодернистской парадигмой. Анализируется женщина как привилегированный объект в пространстве взгляда «Другого», во многом влияющего на ее существование. Другой не только присутствует в женской субъективности, но и по существу конструирует ее. В концепции Лакана обоснована гетерономность Я. Появление тендерной структуры «Я» Лакан обозначает как «стадию зеркала», а становящуюся субъ-ектность уподобляет «луковице», состоящей из многих слоев прошлых идентификаций. Тело как корпус заключает внутри себя хоровод - смешение фемининных и маскулинных характеристик. Поэтому, по Лакану, фемининность, как, впрочем, и маскулинность, - это не столько биологические детерминанты, сколько символические характеристики субъективности, которые выбираются и опредмечиваются на стадии символической идентификации личности, при определении своего места в символическом же порядке культуры. Подчеркивается, что одно из основных отличий позиции Ж. Лакана состоит в признании расщепленной гетерогенной структуры субъектности с подвижными параметрами фемининности и маскулинности, отсюда его понятие «воображаемая анатомия».

В попытках осмысления женской субъектности в целом Лакан анализирует символический образ Прекрасной Дамы - во многом сублимированный конструкт, «дистанциированный, холодный и нечеловеческий партнер», характеризуемый производностью в действиях, предстающий как некое радикальное жен-

ское Другое. Как подчеркивает И. Жеребкина, из ипостаси Прекрасной Дамы возникает популярный в эпоху модернизма травматический образ femme fatale. В параграфе показана взаимосвязь женской субъектности и визуального образа. Визуальный образ, который субъект наблюдает в зеркале, имплантируется в его внутреннее самоощущение и затем оказывает влияние в «политике репрезентаций» женщины, воздействует на существующий в обществе культурный репертуар. Формирования представлений о себе связано с идентификацией посредством визуального образа, который, по Лакану, сосредотачивает в себе властные функции. Анализ семантики образа женщины, ее поведенческих программ в концепции Лакана воспроизводит путь «раскопок» женской идентичности с его отрицательным результатом, так как постмодернизм устами Лакана заявлял: «женщин не существует». Этот вызов направляет логику исследования к теоретико-рефлексивному осмыслению концептуальных трансформаций женской субъектности.

В третьей главе «Топология женской субъектности» анализируется семантика фемининной субъектности и традиционные векторы ее направленности к этике заботы, «домашнеочаговости», к топологии женской телесности, выявляется роль стереотипов как оснований женской идентичности, рассматривается проблема эмоциональной сущности женщины.

В первом параграфе «Соотношение женской субъектности и женской субъективности» выявляются различия этих концептов и подчеркивается, что определение статуса женской субъектности не является калькой типичных оценок второстепенности женских ролей. Отмечается также, что речь о женской субъектности в литературе ведется крайне осторожно, в то время как проблема субъективности представлена достаточно объемно и считается важнейшей темой классической философской традиции. Концепт «субъектность» используется в синонимичной связке с категорией «субъективность», чтобы подчеркнуть их антропологическую целостность и тотальность в пространстве культуры. Однако, качество субъектности указывает на статус быть источником и актором активности. Женщина как субъектность отвечает за обустройство своего мира и домашнего очага. Женская субъектность указывает на тип бытия женщины в качестве активного деятельностного и востребованного индивида. Анализ женской субъектности приводит к заключению о наличие четко выраженной мотивации, отсутствии максимализма, склонность к толерантности и принятию частичных достижений. Женщины могут довольствоваться чередой мелких изменений. Однако, для женской субъектности характерна не только саморепрезентация, т.е. «предъявление себя», но и инспектация качеств других людей, вбирающая в себя обширный спектр требований, предъявляемых другой стороне. Среди функций, реализуемых современной женщиной, саморепрезентация, инспектация, нотификация (требования) и, конечно же, валеологическая функция здорового образа жизни, обусловленная потребностью иметь здоровое потомство. В центре этого многообразия, согласно матрице эволюционной программы, должна находиться функция фамилиоцентричности. В ней сокрыт весь комплекс «домашнеочаговости», т.е. тех требований и установок, которые присут-

ствуют в поведенческих программах каждой женщины и могут быть отнесены к событиям доминирующей группы. В параграфе обосновывается вывод, что если XX век рассматривают в связи с его поворотом к проблематике субъективности, то начало XXI в. может быть ознаменовано постановкой проблемы женской субъектноспги.

При обсуждении положения «женственность есть истина и способ бытия женщины» показано, что экзистенциал «женственность» - это характеристика, укорененная в реальном бытии и проявляющаяся в существующих взаимоотношениях, нуждается в культивировании сопутствующих составляющих: уступчивость, отзывчивость, любовь. Анализируется заявленный в рамках психологии феномен «двойная неженственность», который означает, что женщины не присутствовали ни как субъекты, ни как объекты поголовного большинства наук. Выделяется позиция К. Хорни, утверждающая, что самым тяжелым нарушением является нарушение развития женственности. Фиксируется проблема, вошедшая под названием проблема «иного голоса» (К. Гиллиган) и потребность «услышать голос женщины». Обосновывается вывод, что женственность - это мощное орудие противостояния, скрывающее в себе функцию скрытого доминирования.

Параграф второй «Этика заботы в контексте фемининной субъектно-сти» выделяет в качестве особого приоритета женского бытия этику заботы, так как женская субъектность активно и деятельно проявляет себя в заботе о других. Рожденная в недрах фундаментального отношения «мать-дитя», она может быть транслирована женщиной на все исходящие от нее отношения. В этике заботы имеется ряд экзистенциальных преимуществ: обращенность на конкретную ситуацию и событийный контекст, процессуальный характер, приватность и отсутствие стремления к публичности, ценностное отношение к «другому», принципиально противоположное манипуляции. Анализируется позиция Н. Ноддингс, оценивающая заботу о другом как единственный способ заботы о собственной «этической самости», как определенный способ самоутверждения. Рассматривается концепция К. Гиллиган, выявляющая специфику трех ступеней развития морали заботы.

В параграфе показано, что заботливый поступок неповторим, он «не по правилам», его основание не универсализуемо. Особое направление - этика заботы о себе наиболее ярко демонстрирует тендерную маркировку, так как сама физиология, а также нравственность и ментальность протестуют против введения исключительно маскулинных стандартов. Этика заботы онтологична, связана с областью реального бытия, распространяется на людей, вовлеченных в сеть взаимоотношений. Женщина в состоянии перенести матрицу материнства на восприятие «других» и строить отношения на этой основе. Этика заботы предлагает иной, по сравнению с жестко рациональным, способ мироотношения, состоящий в «переживании» и «проживании» ситуаций. Причем, это не эпизодические включения по поводу той или иной ситуации, этика заботы предполагает переход от отстраненности к целостному, перманентному погружению, целостному вхождению в сферу соучастия и сопереживания. Вместе с тем обосновывается важный императив этики заботы - «не растворяться в другом», не счи-

тать его продолжением себя, признавать его и свою «отдельность», полноценность и автономию.

Строение мужского организма, напротив, указывает, что сфера влияния мужского - это внешнее пространство. Вектор самопроявлений женщины, направленный вовнутрь, в приватный мир, сталкивается и конфликтует со стремлением современной женщины оказаться на арене внешних воздействий, «выйти в большой мир». Последнее обуславливает вынужденность существования в режиме постоянной смены внешне нормативного и эволюционно «домашне очагового». Это служит источником стрессов, трансформации ментальности, грозит кризисом самоидентичности. Выявляются многочисленные негативы, связанные с неудовлетворенностью потребности в признании, уважении, статусе. Охраняя очаг, отдавая этому всю энергию, женщина не оставляет ее для собственной самореализации. Хранительница очага оказывается социально изолированной пределами своего же, охраняемого ею домашнего очага.

Проанализировано влияние женщин в пространстве салона, которое оценивается как «пространство за пределами семьи, не выходя из дома» и как разновидность сформированного женщинами социального института, свидетельствующего об их авторитете и женском лидерстве. Локализация в пространстве салонов властных функций женщин - еще один вектор проявления женской субъектности и своеобразная «историческая репетиция» организаторского и интеллектуального мастерства женщин.

Обращено внимание на «self selection hypothesis» - «гипотезу собственного выбора», направленную на минимизацию конфликта между служебными обязанностями и домашними функциями и предполагающую такую планку карьерного роста и служебной занятости, которая позволяла бы женщине заниматься домом и детьми.

При рассмотрении топологии женской субъектности в аспекте телесности отмечается, что хоть тело и является личностным параметром индивидуального бытия, оно предстает как показательное культурное пространство. Тело несет в себе значимую смысловую информацию и прочитывается как адекватный репрезентант пространства субъектности. Расположение тела оценивается как важное паралингвистическое средство. Анализируется позиция М. Фуко, который проводит идею тела как поверхности, на которой прописаны социальные нормы и регулятивы, раскрывающие отношения тела и власти.

Рассматриваются ограничения, идущие от установки на радикальное изменение тела и его понимания в значении «культурный пластик». Подчеркнуто, что проблема стандартизации женской телесности, примыкая к имиджелогии и имея эстетический ракурс, а также медицинский и функциональный аспекты, в настоящее время приобрела коммерческую популярность. В параграфе критикуется эссенциализм, натурализм и структурализм в понимании женской телесности. Анализируется тендерный аспект понятий честь и достоинство, проблема контуров пространства жизненного пути. Делается вывод, что женское здоровое тело - это острейшая проблема современности.

В четвертом параграфе «Сгереотипизация женской идентичности» показано, что пространство проявления женской субъектности всегда было скреплено стереотипами. Понимание системы смыслов и поведенческих программ женщины, а также оценка ее статуса и потенциала во многом зависят и соотносимы с закрепившимися тендерными стереотипами. Стереотипы фемининности, регулирующие допуски и запреты, включают в себя, первое, традиционные для женщины установки: терпение, покорность, сострадание, доброту, мягкость, жертвенность; второе, стереотипы, отнесенные к сферам женской деятельности, (стереотип, закрепляющий за женщиной выполнение домашних обязанностей, стереотип «двойной занятости»); третье, стереотипы, которые фиксируют профессиональную сегрегацию в сфере обслуживания, сервиса, в сегменте исполнителей и вспомогательного персонала); четвертое - стереотипы распределения ролей в семейной сфере, например, женщина должна выйти замуж, родить ребенка, ухаживать за мужем.

При этом, наряду с традиционными стереотипами, указывающими на бинарное противопоставление фемининных и маскулинных установок, рассматриваются стереотипы сепаратных сфер. Они предполагают наличие маркеров, фиксирующих женщин-собственников ресурсов женственности и женщин-менеджеров этого ресурса. В отношении стереотипов маскулинности в настоящее время отмечена уникальная особенность - многие из них по большей части декларируются и симулируются, нежели реально осуществляются.

П. Бурдье видит в оппозиции «мужского и женского» значение методолого-семантического инструментария, она постоянно подтверждается практиками и в качестве универсальных схем мышления вписана в саму природу вещей. Бурдье делает вывод об определяемой через запреты, соответствующие разным типам нарушений, идентичности женщин. По К. Уитбек постоянство представлений, связанных с образом женщины, фиксируется следующим образом: а) женщина -это неполноценный мужчина; б) реальность составляют две противоположные или дополняющие друг друга первоосновы - мужская и женская; в) сильные стороны и положительные качества, присущие женщинам, определяются мужскими потребностями.

В параграфе показано, что противоречивые векторы направления женской активности задаются и поддерживаются различными социальными институтами: институт брака и семьи, рыночной экономики, институт образования, искусство, церковь, сфера администрирования, управленческая деятельность, функционирование в сфере менеджмента и пр. диктуют одни качества и предельно нивелируют другие. Женщинам приписывают различные идентичности, например, «холодная карьеристка», «командир в юбке», «синий чулок», «принцесса на горошине», «кисейная барышня», «опустившаяся потаскушка» и пр.

Анализируется многообразие стереотипов, которые можно связать с типологией, направленной на концептуальное объяснение становления фемининности, условно именуемой: «женщиной не рождаются»; поиск «женского иного»; «особая природа женщины»; «анатомия женщины», предполагающая учет ее

телесных особенностей и то, что женщина «мыслит через тело». Описываются психотипы подмножества властных женщин.

В соответствие с характеристиками современного этапа развития тендерная асимметрия может означать не рутинную трансляцию стереотипов, а активную трансформацию поведенческих стратегий с учетом ценностно-целевых регуляций. В этом процессе особое значение приобретает саморепрезентативный маркер фемининности, проецируемый на самоощущения личности. Если женщина инициативна, реализует гиперактивный тип поведения, ощущает в себе стремление повелевать, решительна, категорична (что, согласно, сложившимся стереотипам отражает мужскую доминанту), то данной личности следует уравновесить потенциал внутреннего маскулинного начала сознательным конституи-рованием недостающих характеристик целостного образа фемининности. Женщина не должна делать выбор в сторону культивации маскулинных качеств и «правил игры», это путь тупиковый и эволюционно не оправданный.

Пятый параграф «Проблема эмоциональной сущности женщины» показывает, что эволюционное назначение эмоций - сигнализировать об удовлетворении или неудовлетворении потребностей. В общем плане эмоции свидетельствуют, во-первых, о «конкретно субъективной форме опыта» и тестируют качество ситуации применительно к включенности в нее той или иной личности. Во-вторых, в них заложена функция опережающего отражения, которая, непосредственно проявляясь в эмоции, дает целостную оценку событию, минуя ступени осознания. В-третьих, эмоции свидетельствуют об акте непокорности, т.е. они опровергают доминирование, несмотря на распределение ролей. Свободно выражать эмоции - это определенная привилегия, запрет на выражение эмоций воспринимается как жесткая репрессивная мера.

Когнитивистская теория эмоций указывает на связь направленности эмоций с установками и ценностями. Такое понятие, как «эмоциональный тонус» признается необходимым условием для проявления оптимальных жизненных функций, и свидетельствует о некоем балансе качества информации, поступающей в организм извне и изнутри.

В параграфе обосновывается факт скрытой целесообразности эмоций, указывающий, во-первых, на то, что события уже получили целостную оценку, еще не достигнув порога осознанной рефлексии; а, во-вторых, что эмоциональная оценка сложилась на основе того, что полезно, а что вредно данной, конкретной личности. Женщины, обладая ярко выраженной эмоциональностью, владеют возможностями выявления скрытой целесообразности, высоким порогом адаптивной чувствительности. В параграфе проанализирован феномен эмоциональной саморасточительности женщин, при котором силы ее натуры и духовности запутаны масштабом мелочей.

Среди маркеров эмоциональной сущности женщины наиболее ярко выражен вербальный, т.е. готовность говорить. В вербальной коммуникации, в стремлении все высказать и обсудить проявляется компенсация потребности в реальной власти. По нетерпимости женщины к прерыванию ее монолога можно судить о степени ее властолюбия. Вместе с тем, женщина не обязывает себя

равняться на маскулинный дискурс и артикулировать универсальные нормы. Истолкование истеричности, эксцентричности, скандальности также подпадает под объяснение компенсации недостающих ей в реальности кратических функций, и сигнализирует о стремлении «быть услышанной» в патриархатной культуре (ср.: 3. Фрейда, Ж. Лакан, Л. Иригарэ, И. Жеребкина). Высказывая своё мнение, отстаивая свою оценку, женщина восполняет то, что ей не дано в реальности, а именно реализует властные функции и приводит в действие «квазирепрессивные» механизмы.

Преимущества выбора в качестве исследовательской задачи такого сложного фактора как эмоции состоят в том, что именно эмоциональная сфера является активным каналом воздействия на женское поведение. Женщину можно обидеть, разозлить, оскорбить, испугать, и это отзовется на ее поступках и суждениях, обуславливая, тем самым, высокую вероятность прогноза. Проблема эмоциональной сущности женщины состоит еще и в том, что эмоция, являясь важнейшей характеристикой субъективности, представляет собой весьма доступный канал манипулирования женщиной.

Четвертая глава «Фактор глобализации и «новая каталогизация фе-минности» поднимает вопрос о мегатенденциях глобализма и привносимых ими изменениях в женский тип.

В первом параграфе «Тенденции глобализма и экономоцентричность современной эпохи» показано, что процесс глобализации трансформирует женскую субъектность, связав ее со стремлением добиться системных улучшений в решении экзистенциальных проблем и профессионального самоосуществления. Обращено внимание на появившийся индетерминированной тип женской активности, для которой характерна независимость, главной проблемой становится поиск своего места и предназначения. Проблема выбора касается: «выйти замуж, когда и за кого, или жить гражданским браком; рожать детей сейчас или после достижения карьерной стабильности? Отдавать себя полностью карьерному росту или оставить для ведения домашнего хозяйства?». Приведена статистика изменения современных форм брака: 25,7% семей - зарегистрированый брак, 31 % сожительство, 22% - пробный брак, 17,3% - «гостевой». Делается вывод, что современная постиндустриальная цивилизация предполагает многообразие стратегий поведения женщин, на место строго детерминированного поведения приходит индетерминированное, ситуация властного навязывания социальных ролей сменяется поиском и самоопределением. Глобализация привнесла с собой интенсивную географическую и социальную мобильность.

Трансформации, происходящие в эру глобализации, объяснимы экономо-центричностью современной эпохи. Общая тенденция глобализации состоит в унификации, снижающей планку общественных ценностей. Глобализация «утончает» жизнеосмысляющий и смысложизненный слой культуры. Глобальная культура приобретает характер массовой. Заявляет о себе тенденция «глобально-однородного образа жизни», усиливается фемининный характер миграции. Самоутверждение на основе обогащения выдвигается в число приоритетов. Показатели благосостояния, символы успеха и преуспевания, достаток, богатст-

во, роскошь становятся целями и ценностями, детерминирующими жизнедеятельность. Коммерциализация, вторгаясь в повседневность навязываемым и растиражированным идеалом «модельки», этакой Барби - высокой, худой, молодой красотки, выгодна всей тренажерной и косметологической индустрии, владельцам фитнес-клубов, салонов красоты, модельерам, рекламодателям и пр.

Вместе с тем, глобализация, предполагая открытый дискурс и самоактуализацию различных дискурсивных потоков, создает основания для культурной легитимизации и преодоления негативизма по отношению к исследованиям, направленным на осмысление специфики женского опыта. К мегатенденциям современной цивилизации относят требование «knowledge-worker» - работников, обладающих знаниями новейших технологий. В этих условиях женщины, тяготеющие к тому, чтобы воспитывать, учить, лечить, должны отвечать инновационным требованиям, быть ориентированы на оперирование новой информацией, овладения новыми интеллектуальными технологиями; быть крайне мобильными, отвечать установкам на достижение успеха, при этом механизмом глобализма является конкуренция. Все это оборачивается против женщины и вступает в противоречие с традиционной функцией быть матерью; хранительницей домашнего очага и пр. Возникает ситуация, когда прежние способности оказываются обесцененными современной организацией труда. На фоне глобализации к мегатенденциям современной цивилизации относят стремление к самореализации, граничащее с солипсизмом, переоценивающим собственные возможности. Ставка на индивидуальную активность, профессиональную самоотдачу, этику индивидуализма ведет к легко обнаруживаемому следствию - одиночеству. Нормой, утвержденной глобализацией, является предельная функциональность.

Второй параграф «Глобализм: векторы трансформации женских типов и фемининные стратегии» анализирует феномен стремящихся к успеху женщин, отчетливо осознающих значение своей занятости вне дома: тип женщины «рационально-рыночной» ориентации; деловой женщины и новый социокультурный конструкт женственности, демонстрирующий выраженное стремление к материальному благополучию, принятие дисциплинарных норм маскулинной культуры; конкурентную и агрессивную ментальность. Согласно общим выводам, женщины, добившиеся успехов, - это те женщины, которые усвоили «правила игры» в мужской культуре, используют фактор природных данных как ресурс карьерного роста. Зафиксирована противоположная установка, когда женщины делают вывод о своей девальвации, неуместности ожиданий карьерного роста, в связи с чем, остро встает «проблема трех с» - самоутверждения, самореализации и самоидентификации женщины.

Помимо деловой женщины в «глобализационном сценарии» задействованы другие типы: женщина-домохозяйка (жена богатого мужа), карьеристка, женщина-объект желания, которые находятся в противоречивых отношениях. Типы женской активности делятся на «инновационный, «профессиональный» и «вынужденный». Отмечено, что успешные женщины имеют специфические переживания и стратегии совмещения двух сфер - работы и семьи, среди которых стратегия управления временем; стратегия снижения стандартов; стратегия из-

бегания дополнительных обязанностей. Анализируется новое явление - «сайбер-феминизм», обеспечивающий полноценное участие женщины в виртуальных мирах на просторах Интернета, и стирающий традиционную поляризацию мужского и женского. К глобализационным трансформациям «нормальной, среднестатистической женщины» можно отнести: выравнивание мужских и женских сексуальных сценариев; комплекс противоречивых ценностных установок; троякое давление на женщину (пресс маскулинного дискруса, давление норм самодисциплины; «дисциплинирующее» влияние стереотипов).

В параграфе обращено внимание на то, как глобализация обнажает процесс социального производства тендера, практика причисления к определенному полу предстает как своеобразная технология, предполагающая процесс саморегуляции, свободный выбор и закрепление той или иной тендерной матрицы. Делается вывод, что создание «новой фемининности» в эпоху глобализации процесс неминуемый. Стереотип «ассертивной женщины» (assert - утверждать) предполагает самостоятельность суждений, умение постоять за себя и защитить свои права, стремление продемонстрировать свою независимость, способность полноценно ощущать себя в мужском коллективе. Подчеркивается вывод исследователей, что вследствие переговорного процесса и новых договоренностей могут обнаружиться возможности для перераспределения ресурсов власти, создающие женщинам лучшие обстоятельства в контурах грядущего общества.

Пятая глава «Женское начало на эпистемологическом и когнитивном уровнях» направлена на анализ научных ресурсов постижения природы фемининности с учетом биоцентристкой и социологической моделей, содержит критику логико-универсалистского подхода и андроцентризма.

В первом параграфе «Научные ресурсы постижения фемининности и потенциал биоцентристской и социологической тендерных моделей» обосновывается онтологический и антропологический статус данной проблематики, в основании которого лежит природный диморфизм. При этом подчеркнуто, что половая полярность телесности не всегда строго соответствует духовной поляризации и может сочетаться с «муже-женственностью в духе». При анализе научных оснований биоцентристской модели отмечено влияние средовых факторов и интенсивности лимитирующих условий в процессе развития организма. В рамках биоцентристской модели идея скрытого доминирования женщин получает дополнительные аргументы, так как именно женщины оказываются биологически более сильным полом, обладающим наибольшей адаптивностью и устойчивостью к изменениям внешних условий. Вредные факторы среды модифицируют фенотип самок, не затрагивая их генотипа, тогда как у самцов разрушается не только фенотип, но и генотип.

Выявлены ограничения биоцентристской модели и социобиологической доктрины, в которых при акценте эволюционного предназначения женщины, полностью исключается ее духовность. Сталкиваясь с многочисленными контраргументами, биоцентристский подход разветвляется на биогенетическую и биокультурную модели. В первой - значимой является аргументация, связанная с анализом генети-

ческих факторов, гормональных различий. Во второй - учтены современные модификации понятия «репродукции», ее явно выраженные социокультурные параметры, указывающие на то, что производство потомства - это не только факт рождение, но и уход, воспитание, первичная социализация, привитие системы ценностей. Используемое Н. Чодороу понятие «материнствовать» отражает не непосредственно функции вынашивания, рождения и вскармливания, но функцию воспроизводства социального кода. Женщина «особенно в представительской роли жены и матери» обеспечивает переход «между природой и культурой».

В компетенции социологической объяснительной модели женщины фигурируют в качестве социальной группы, к которым применены количественные показатели, фиксирующие распределение социальных ролей и статусов, и, как правило, показывающие, что степень социальной репрезентативности женщин не велика. Для социологии фемининность - это продукт истории и культуры, фемининные свойства производны от отношений, сложившихся в обществе и семье, от матрицы социализации. Причем есть данные, указывающие, что женщины при отсутствии супружеской и материнской роли попадают в категорию лиц с девиантным поведением. Социальные нормы детности признаны важнейшими регулятивами, а семья считается сферой первичной включенности личностей в области социальной жизнедеятельности.

В параграфе анализируется понятие «потенциал женского начала» с выводом о его компенсаторной природе. Выделяются две модели женского позиционирования: дезадаптивная и адаптационная. Дезадаптивная - предполагает тип самоосознания Я-субъектности женщины, сопровождаемый пониманием ее невостребованности. Адаптационная - признает маскулинократию как навязанную данность, при этом женщина не разрушает себя в попытках пробить «стеклянный потолок», и может даже, иронизируя над необходимостью постоянного подчинения, рационально выбрать себе стезю скрытого доминирования и культивировать ее в траекториях своего жизненного пути. Это обуславливает модальности женственности, (полагающее данное качество как случайность, возможность или необходимость), и выявляется ее релевантность. В целом социологическая объяснительная модель предлагает дополнительные аргументы в пользу утверждающейся «маскулинизации фемины».

Второй параграф «Логико-универсалистский подход и необходимость учета специфики фемининного опыта» посвящен критике логико-универсалистского подхода, отражающего логоцентристскую парадигму, диктат единого сциентистского стандарта, всеобщую логизацию отношений к жизни, исключающую значение переживания и проживания ситуации, свойственные женской ментальности. Важным аспектом критики является андроцентризм, согласно которому Homo sapiens - человек разумный тождественен мужчине, а опыт женщины может быть полностью исключен. Однако, существует взгляд на андроцентризм как на «антропологическую слепоту». Учет специфики женского опыта оценивается в качестве плодотворного методологического приема, опирающегося на принцип комплементарное™, отражающего дуальные фемининно-маскулинные начала как дополняющие друг друга и синергийно взаимосвязанные.

В параграфе анализируется заявленный поворот к «феминистской эпистемологии», суть которой в изучении «феминной познавательно-коммуникативной практики как специфической формы миросозерцания» и воплощении «тенденции на антропологизацию познания» (В. Гайденко). Рассматривается позиция эпистемологической ответственности, которая не может обойтись без критического отношения к стереотипам и авторитетам, в противовес эпистемологической безответственности. Однако, поскольку унифицированного канона фемининности не существует, исходная вариативность представляет существенное затруднение для традиционной методологии. Рассматриваемый си-нергийно-ценностный подход констатирует такое соотношение, при котором сущностная специфика женского взаимодействия с миром не минимизируется и не вычеркивается из многоуровневой картины мира, а, напротив, особенности женского опыта и женской ментальности учитываются в общечеловеческой логике взаимодействий.

В связи с этим предлагается проект антропологической онтологии «двуполой культурной системы», обусловленный тем, что женскому роду принадлежит половина человечества и деятельность женщин занимает обширный сегмент социокультурной реальное™. В качестве его системного основания берется отношение «мать-ребенок», демонстрирующее уникальный вид человеческих взаимоотношений - «совместную реализацию человеческого потенциала», и способствующее преодолению жесткой оппозиции «Я - Другой». Приоритетом оказывается не состязательность и конкурентность, а «соработничество», стремление к улучшению обстоятельств, ответственность за благополучие «значимого другого», что свидетельствует о весомости ценностно-этической составляющей новой антропологии. Обращено внимание на негативы таких характеристик материнского отношения как жертвенность и самопожертвование, необходимость их минимизации. Потребность в самореализации рассматривается как другой ведущий принцип; установка на выявление сложной текстуры социальных событий, значимость фрагментов личного опыта, учет чувственно-конкретного бытия отношений является третьей его составляющей, которая опирается на возможности идеографического метода, предполагающего видение каждого события как уникального и особенного.

В третьем параграфе «О значении и основных претензиях феминистской критики науки» отмечено, что репрезентация женского опыта имеет отражение в обыденной жизни, но становится проблематичной на ступени специализированного научного уровня, который характеризует, так называемая, «мужская перспектива». Поскольку дает о себе знать процесс восстановления статуса женщин как действующих и познающих субъектов (их массовое вхождение в академические структуры, большое количество дипломированных женщин со степенями кандидатов и докторов наук, возросший уровень их интеллектуального влияния), оформляется проблема феминистской критики науки. Параграф состоит из трех подразделов.

В первом «На чем строятся обвинения в адрес науки?» с опорой на исследование Л. Микешиной показано, что репрезентация, интерпретация и конвен-

ция имеют выраженный субъектно-гендерный план. В связи с чем, фиксируется «андроцентристская предвзятость», несостоятельность абстракции «человек вообще», ситуация, когда «между сознанием вообще и мужским сознанием поставлен знак равенства», «традиция мужской доминации». В классификации научных дисциплин выделяют «мужские» (физико-математические, технические, компьютерные дисциплины, геологию), «нейтральные» (химические, биологические, физиологию, зоологию, ботанику) и «женские науки» (социальные, психологические и гуманитарные). Соотношение мужчин и женщин в «мужских» науках колеблется от 25:1 до 6:1; в «нейтральных» от 5:1 до 3:1; в «женских» менее 2:1. Предпосылкой феминистской критики науки является идея реабилитации женского контингента как познающих субъектов и активных участников познавательного процесса. Зафиксирован дефицит методологического инструментария, позволяющего разработать гносеологические подходы включения женского опыта в структуру научного знания.

Во втором подразделе параграфа «Конфликт интересов внутри феминистской критики» отмечено, что феминистская критика развивается на двух континентах. Французские феминисты стремятся доказать сложный характер полового самосознания; восстановить роль женщины в психоанализе; разоблачить мужское представление о превосходстве мужского начала. Американский феминизм анализирует социальные и политические контексты взаимодействия мужчин и женщин, проблему освобождения из-под власти «мужской» литературы с мужскими ценностями.' Анализируется подхваченный феминистской критикой» термин "фаллологоцентризм". На примере концепции Ю. Кристевой показано, что легализация фемининного возможна благодаря пониманию значимости дискурсивных характеристик, продуцирующих конфигурации субъективности.

Фиксируется обширная типология течений феминистской критики; проанализирована концепции «сопротивляющегося читателя», состоящая в том, что ожидания аудитории нацелены на мужской образ, согласно утвердившемуся стереотипу. (Появление женщины в образе ученого или политического деятеля воспринимается аудиторией с недоверием, как не соответствующее нормальному существу дела).

В третьем подразделе «Проблемные установки феминистской критики» рассматривается предложенная Ю. Кристевой новая этимология слова «истина» и предложенная М. Фрай этимология слова «реальность». Анализируется оппозиция мужской объективности и женской субъективности, с возражением, что объективность должна быть понята не как тендерная атрибуция, а как когнитивный признак. В современной ситуации в целях наиболее адекватного воспроизведения познавательной деятельности установка на объективность предполагает учет когнитивного, эмоционального и тендерного. Одновременно должен быть подвергнут трансформациям социокод ожиданий аудитории, и эксплуатация образа женщины должна проходить не только в сферах моды, рекламного бизнеса и фэшен-индустрии, но и в области науки, политики, делового администрирования. Ведущими представляются установки на использование договорных практик (технологии договорных практик), направленные на разъяснение необ-

ходимости представить опыт женщин в современном теоретическом знании и рассчитанных на изменение общественного сознания. В целом, феминистская критика науки предполагает, что в теории должен утвердиться позитивный смысл и ориентиры жизненного опыта и «женского взгляда» на мир. С позиций автора важно обратить внимание на эффективность синергетической методологии, фрактальную природу женского начала, эффект корпоративного поведения, синергию потенциалов фемининного и маскулинного.

В шестой главе «Социокультурная саморепрезентация женщин» поднимаются проблемы специфики культурно-символического ряда, представления о многомерности женщин обсуждаются в контексте их языковой и современной социокультурной репрезентативности.

В первом параграфе «Поиск женской репрезентации в культуре и роль фемининной символики» обнаруживается факт «оборачивания»: произведенные культурой метафоры оказывают обратное воздействие на культуру и выступают как культурформирующие и культуртрансформирующие факторы. Метафорическое и символическое бытие феминности и маскулинности признано одним из смыслообразующих элементов культуры. «Женственное» (как, впрочем, и «мужественное») в статусе конструктов культуры обусловили процесс инкультурации индивидов. В отличие от силы, активности, разума, приписываемых мужскому началу, культурно-символический ряд, характеризующий женское, указывает на понятия: пассивность, эмоции, зависимость, хаос и пр. Символика женского отражает страдательное начало, сопрягается с негативными характеристиками. Сфера символики наделяется дополнительными возможностями детерминировать человеческую субъектность.

В параметрах культурных макромасштабов фемининная культура считается ориентированной на коллективность, а маскулинная - на индивидуализм, в ней высока степень оценки личных достижений, показатель успешности, демонстрация силы, ориентация на прогресс и экономический рост. При ориентации на фемининный образец ведущим является стремление к согласию, фактор консенсуса, солидарность, сохранение отношений, забота о других возводится в ранг долга, при этом фиксируется отсутствие самозащиты и умения постоять за себя. Россия предстает как женски конотированная нация, при ее характеристике используется множество женских и материнских метафор.(Не случайно Петр Первый стремился ввести и утвердить вместо Матушки Руси понятие «Отечество»), Существует вывод, что русской культуры характерен «культ бабушки - существа сексуально нейтрального», эта матрица ведет к трансформации всех предшествующих стереотипов.

В параграфе анализируются зафиксированные сказкой архаические образцы матримональной практики с ведущим «мотивом женской энергии». Инако-вая антропология иллюстрируется разбором образа Бабы-Яги-костяной ноги с ее зооморфными характеристиками. Анализируется вывод Я. Проппа о том, что морфология волшебной сказки дублирует структуру обряда инициации; позиция М. Элиаде о значении инициации как фундаментального экзистенциального

опыта обретения соответствующего модуса существования. В том, что герой ищет невесту вдалеке, а не в своей среде, усматриваются следы экзогамии; в том, что герой воцаряется на престол тестя и зачастую убивает его, отражены исчезнувшие специфические формы преемственности власти. По поводу желания Бабы-Яги съесть своего героя существуют предположения, что это остаток каннибализма.

Сказочный архетип женщины (она хранит свой дом, помогает другим, отличается предусмотрительностью, решительна, целесообразна, выступает хранительницей жизни) указывает на реликты матриархатного прошлого. Героиня утешает своего сказочного героя, заставляет его исполнить обещанное, многое ему прощает, всегда приходит на помощь. Герой часто ослушивается мудрых женских наставлений, нарушает запреты - что также входит в обозначенную матрицу отношений «мать - сын», в стремлении выйти из-под опеки матери. И когда случается беда, женщина вновь приходить на помощь. Делается вывод, что в сказке зафиксирован архетип «вечной женственности» и «вечного материнства».

Второй параграф «Представления о многомерности женщины и проблема языковой репрезентации» на основе сложившейся парадигмы социокультурного мышления показывает, что в каждом индивиде «бушуют феминин-но-маскулинные мистерии», их взаимоотношение подвижно, а разделение не абсолютно. Поэтому, существо, рожденное природой в теле женщины, должно обладать сознанием, развитым до уровня настоящей женщины; женщиной называется не просто (и не только) тело, а великий союз души и тела. В связи с этим анализируется проблема «Я-целостного» и негативизм трансформаций женской субъектности в сегмент социальных меньшинств.

В параграфе отмечается позитивность технологий взаимоотношений с установками на разумное сотрудничество и комплиментарность; подчеркивается, что женщине следует сконцентрироваться не на стремлении состязаться с мужчиной, а на стремлении «стать настоящей женщиной» и обрести самоценность. Обосновывается неприемлемость реализации современной женщине архетипа матери с присущими ему властными установками. Рассматриваются преимущества психовиртуальной технологии, согласно которой женщина должна быть очень чуткой к «своей внутренней, присутствующей в ее андрогинном естестве маскулинной части».

В параграфе осмысливается ситуация языковой маркировки мира и ценность «быть услышанной». Широко распространенное утверждение о женской «безъязыкости» означает и то, что женщины не в состоянии полноценно репрезентировать себя в существующем языке, и то, что они не могут быть услышанными в рамках доминирующего дискурса, а также то, что, так называемая, «безъязыкость» ассоциируется с великим «молчанием-терпением», свойственным женщине. Язык репрезентирует ситуацию, если голос женщины не слышен, следовательно, ее существование не репрезентативно, что противоречит многообразию запросов женщины к миру. Делается вывод, что «безъязыкость»

женщины - это метафора, маркирующая ситуацию, где женщина не обладает мужским, управляющим дискурсом.

Третий параграф «Вопрос о ценности женщины: современные реалии»

привлекает социологические данные, официальные декларации, правовую базу для выявления прогрессивных и регрессивных тенденций современного положения женщин и ее социокультурных трансформаций. На долго женщин приходится две трети работ в мире, пять процентов мирового дохода, они владеют эффективностью «мягкого» женского менеджмента, высоким управленческим потенциалом, умениями налаживать контакты, доводить до конца начатое дело, добросовестностью и ответственностью. Однако, хотя доля женщин в «женских» отраслях народного хозяйства (образование, медицина; социальное обеспечение, кредитование, финансы, страхование, текстильная и пищевая промышленность) велика, на руководящих постах оказываются мужчины, а в современный кризисный период становится очевидным, что у безработицы «женское лицо». Незаинтересованность предпринимателей в женском труде (в том числе и в связи с тем, что женщина может уйти в декрет и в продолжительный отпуск по уходу за ребенком), низкая оплата женской рабочей силы, «двойная занятость» женщин, (при том, что домашний труд, заботы о семье и воспитании детей не имеют никакого финансового эквивалента) способствуют девальвации деторождения, подрывают фундаментальную основу семьи. Исследованиями зафиксировано запаздывание женской карьеры, феномен так называемого «стеклянного потолка» или «мужских социальных сетей» - old-boy network, отмечается также тенденция потери статуса женщинами как раз в периоды кардинальных изменений.

В параграфе рассматриваются экзистенциальные эффекты ситуации, когда современная женщина ставит перед собой задачи карьерного роста. Обращено внимание на характерное для эпохи глобализации активное стремление женщины освоить не только свою профессию, экономические пространства бизнеса, но и пространство политики. Однако женщине-лидеру не рекомендуется изменять своей женской сущности и превращаться в мужчину, подражая его имиджу. В параграфе отстаиваются приоритеты системных изменений положения женщин и сфер женской активности Делается вывод, что полноценное применение потенциала женской субъектности является важнейшим позитивным ресурсом развития современных социальных и цивилизационных отношений.

В «Заключении» подводятся общие итоги и намечаются дальнейшие перспективы исследований в этом направлении.

Основное содержание диссертационного исследования отражено в следующих работах:

1. Евсеева Людмила Валерьевна. Потенциал женского начала и проблема социокультурного статуса женщины: монография / Л.В. Евсеева. Ростов н/Д.: изд-во ИПО ПИ Юфу, 2008. С. 283. (16,5 пл.)

Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах:

2. Евсеева Л.В. Философские ресурсы постижения сущности феминности / Л.В. Евсеева // Гуманитарные и социально-экономические науки. №3. Ростов-на-Дону: СКНЦ ВШ ЮФУ, 2007. С. 78-83. (0,5 пл.)

3. Евсеева Л.В. Логико-универсалистский подход и особая природа женщины / Л. В. Евсеева. // Гуманитарные и социально-экономические науки. Ростов-на-Дону: СКНЦ ВШ ЮФУ, 2007, №6. С. 95-100. (0,5 пл.)

4. Евсеева Л.В., Лешкевич Т.Г. Новации эпистемологического инструментария // Гуманитарные и социально-экономические науки. №2. Ростов-на-Дону: СКНЦ ВШ ЮФУ, 2008. С.50-58. (0,8 пл.)

5. Евсеева Л.В. Продуцирование субъективности и «раскопки» женской идентичности / Л.В. Евсеева //Гуманитарные и социально-экономические науки. № 3 Ростов-на-Дону: СКНЦ ВШ ЮФУ, 2008. С. 88-92. (0,5 пл.)

6. Евсеева Л.В. Соотношение женской субъектности и женской субъектив-ности./Л. В. Евсеева // Социально - гуманитарные знания. №10. 2008 Москва: Социально- гуманитарные знания, 2008. С. 11-16. (0,4 пл.)

7. Евсеева Л.В. Телесность как топология женской субъективности /Л.В. Евсеева //Вестник Челябинского университета. Вып. № 10. Т. 70. Челябинск: Чел.Г.У., 2008. С. 29-36. (0,5 пл.)

8. Евсеева Л.В. Континуальность феминности и маскулинности в истории философской мысли 18-19 века /Л.В. Евсеева //Вестник Тамбовского Государственного Университета. Серия: Гуманитарные науки. Вып. 10 (66). 2008. Тамбов: ТГУ. С. 122-128.(0,5 п. л.)

9. Евсеева Л.В. Научный потенциал биоцентристской трактовки феминности / Л.В. Евсеева II Вестник Читинского Государственного Университета. № 4 (49). Чита: Чит. Г.У 2008. С. 10-16. (0,5 п. л.)

10. Евсеева Л.В. Феминная составляющая интегративного понимания бытия / Л.В. Евсеева // Культурная жизнь юга России. № 3. Краснодар: КУГУКИ. 2008. С. 18-21. (0,4 пл.)

11. Евсеева Л.В. Ценностный статус женщины: социально - экономические и политические реалии / Л.В. Евсеева // Вестник Бурятского Государственного Университета. № 14. Улан-Удэ: Изд. Бурятского Университета. 2008. С. 214-218.(0,5 пл.)

12. Евсеева Л.В. Представление о многомерности женского начала /Л.В. Евсеева // Вестник Ярославского Государственного Университета Имени П. Г. Демидова. Серия: Гуманитарные науки.. №1. Ярославль: ЯрГУ. 2009. С.83-86. (0,5 пл.)

Статьи в научных изданиях и сборниках материалов конференций:

13. Евсеева JI. В.Теоретико-методологические основы тендерной проблематики в философской и культурной антропологии /Л.В. Евсеева// «Семиотика культуры и искусства». Российское философское общество. Материалы пятой международной научно-практической конференции. Том 3. Краснодар: Кубанский Государственный Университет культуры и искусства, 2007. С. 111-117. (0,8 пл.)

14. Евсеева Л.В. Эрос и личность. Тендерная экология / Л.В. Евсеева //Сборник научных докладов 1-й Международной конференции: «Человек и природа. Проблемы экологии юга России». Краснодар: «Раритеты Кубани», 2007. С. 24-26. (0,3 пл.)

15. Евсеева Л.В. Русская народная сказка как образ русской души в культуре / Л. В. Евсеева // Сборник материалов Международной научно-практической конференции «Актуальные проблемы языкового образования». Майкоп: Армавирский Государственный Университет, 2007. С. 55-58. (0,4 пл.)

16. Евсеева Л.В. Биологизаторская парадигма Аристотеля в сущностном понимании женского начала /Л. В. Евсеева // Сборник материалов V Всероссийской научно-практическая конференции «Культура и власть», Пенза: «Приволжский дом знаний», 2007. С. 79-82. (0,3 пл.)

17. Евсеева Л.В. Тендерный подход к анализу проблемы: женщина-власть-общество /.Л. В. Евсеева // Сборник статей V научно-практической конференции «Традиционное, современное и переходное в Российском обществе». Пенза: «Приволжский дом знаний». 2007. С. 44-47. (0,3 пл.)

18. Евсеева Л.В. Основные подходы и методы к анализу тендерной проблемы в рамках социального конструирования / Л. В. Евсеева.// Сборник материалов XI всероссийской научной конференции «Гуманитарные и социально-экономические науки в начале XXI века». Нижний Новгород: «Диалог», 2007. С. 21-24. (0,45 пл.)

19. Евсеева Л.В. О «вечно-бабьем» в русской душе /Л.В. Евсеева // Вестник Московского Государственного Открытого Университета. №3 (28). Кропоткин: Московский Государственный Открытый Университет, 2007. С. 40-45. (0,5 пл.)

20. Евсеева Л.В. Развитие теоретико-социологических установок наследия М.К. Петрова /Л.В. Евсеева // Тезисы материалов симпозиума «Идеи М.К. Петрова и политико-гуманитарная концептология». Ростов-на-Дону: СКНЦ BI11 ЮФУ, 2007. (0,4 п.л.) http://poHttheorv.narod.rMJhrarv/Petrov politconcept.pdf

21. Евсеева Л.В. Тендер как предмет исследования в Русской философии /Л.В. Евсеева // Сборник материалов VII Международной научно-практической конференции «Лингвистические и культурологические традиции образования». Томск: Томский Политехнический Университет, 2007. С.141-148. (0,5 п. л.)

22. Евсеева JI.B. Проблема «валидных доказательств» доминирования женщин / Л.В. Евсеева // Сборник материалов конференции «Социология тендера: методы исследования в различных социальных мирах». Ростов-на-Дону: ЮФУ, 2008. С. 47-53. (0,5 п.л,)

23. Евсеева Л.В. Теория и феминистские движения в Европе и США /Л.В. Евсеева // Сборник материалов Международной заочной научно - практической конференции «Язык. Культура. Коммуникация», Ульяновск: УГУ, 2008. С. 413-416. (0,4 п.л.)

24. Евсеева Л.В. О смысловом наполнении женской субъективности /Л.В. Евсеева// Сборник материалов Всероссийской научно-практической конференции «Гуманитарные науки и образование: новые пути интеграции» Выпуск 2. Орел: Орловский Гуманитарный институт искусств и культуры, 2008. С. 64- 67. (0,3 пл.)

25. Евсеева Л.В. Место гендерологии и феминологии в российском научном пространстве / Л.В. Евсеева // Сборник статей IV международной научно-практической конференции «Феномен развития в науках о человеке». Пенза ПГПУ, 2008. С. 121-123. (0,4 пл.)

26. Евсеева Л.В. Развитие тендерных исследований в России /Л.В. Евсеева //Сборник материалов Всероссийской научно-практической конференции «Межкультурная коммуникация и аспекты преподавания языков и культур». Калуга: Калужский Государственный Педагогический Университет, 2008. С. 65-70. (0,45 пл.)

27. Евсеева Л.В., Лешкевич Т.Г. Проблемы социокультурной самоидентификации в контексте коммуникации и глобализационных процессов / Л.В. Евсеева, Т.Г. Лешкевич // Сборник материалов международной конференции «Межкультурный и межрегиональный диалог в целях устойчивого развития». Москва: 2008. С. 594-598. (0,5. пл.)

28. Евсеева Л.В. «Этика заботы» как часть женской ментальности /Л.В. Евсеева // Сборник материалов VIII международной научно-практической конференции: «Лингвистические и культурологические традиции образования». Томск: ТПУ, 2008. С. 96-193. С. 40- 41. (0,3 пл.)

29. Евсеева Л.В. Социокультурное осмысление сущностного статуса женщины (историко-философский аспект) / Л.В. Евсеева // Сборник материалов VIII российской конференции «Мировая культура и язык: Взгляд молодых исследователей», Томск: ТПУ, 2008. С 222- 235. (0,6 п.л.)

30. Евсеева Л.В. Социально-гуманитарный потенциал биоцентристской модели феминности /Л.В. Евсеева// Сборник статей «Актуальные проблемы философии социально-гуманитарных наук». Кн.1. Ростов-на-Дону: СКНЦ ВШ ЮФУ, 2008. С. 49-55. (0,5 п.л.)

31. Евсеева Л.В. Лингвофилософский подход к анализу понятия «тендер» /Л.В. Евсеева// Сборник статей VI Международной конференции «Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах» Т. 1. Челябинск: ООО «Издательство РЕКПОЛ», 2008. С. 100-105. (0,4 пл.)

32. Евсеева JI.B. Женская субъективность, ее смысловая наполненность и специфика /Л.В. Евсеева // Сборник материалов VII Международной научной конференции: « Наука и образование». Белово: ООО «Канцлер», 2008. С. 111-114.(0,3 п.л.)

33. Евсеева Л.В. О тонкостях женской природы или выбор позиции скрытого доминирования / Л.В. Евсеева// Сборник материалов II Российского культурологического конгресса: «Культурное многообразие - от прошлого к будущему», СПб.: Санкт-Петербургское отделение Российского института культурологи «Эйдос », «Астерион ». 2008. С. 247-250. (0, 8 пл.)

34. Евсеева Л.В. Проблемные установки феминистской критики науки /Л.В. Евсеева //Сборник материалов Всероссийской научно - практической конференции: «Проблемы и перспективы тендерных исследований в образовании». Волгоград: Волгоградский Государственный Педагогический Университет. 2009. С. 90-93. (0,3 пл.)

Формат 60x84 1/16. Тираж 100. Заказ 1594. Отпечатано в редакциошю-юдательском отделе ФГОУ ВПО «Морская государственная академия имени адмирала Ф.Ф.Ушакова 353918, г. Новороссийск, пр. Ленина, 93

Текст диссертации на тему "Трансформации женской субъектности в европейской культуре: философско-антропологический анализ"

71 11-9/34

Министерство образования и науки Российской Федерации

ФГОУ ВПО «Южный федеральный университет» Северо- Кавказский научный центр высшей школы

На праеас^кописи

Евсеева Людмила Валерьевна

Трансформации женской субъектности в европейской культуре: философско-антропологический анализ

Специальность 09.00.13- «Религиоведение, философская антропология,

философия культуры»

ДИССЕРТАЦИЯ

на соискание ученой степени доктора философских наук

РОСРИИ

5ум Э&К Минрорнаугки .

(решение от

2о£к тШ

А

Ц СI Научный консультант

л выдать диплом ДОКТОР

ШсщоС -ыа¥К 11

доктор философских наук, профессор Лешкевич Татьяна Геннадьевна

Начальник отдела д

Ростов-на-Дону 2009

Содержание

Введение 4

Глава 1 .Демистификация представлений о природе женщин 23

1.1 Анализ концепта «матриархат» и проблема «валидных доказательств» исторического доминирования женщин 23

1.2 Позиция Аристотеля и контуры организмической парадигмы

в сопоставлении с доктриной Платона 41

1.3 Социокультурный контекст и историко-философская реконструкция семантики образа женщины 54

Глава 2.Слагаемые «новой программы» понимания и отношения к

женщине: от Возрождения к постмодерну 79

2.1 Женщина как «предмет роскоши» и оформление идеи фемининно-маскулинной континуальности 80

2.2 Проблема онтологичности и космичности женского начала 99

2.3 «Раскопки» женской идентичности: фемининность как символическая идентификация - концепция женского Ж. Лакана 117

Глава 3. Топология женской субъектности 130

3.1 Соотношение женской субъектности и женской субъективности

3.2 Этика заботы в контексте фемининной субъектности 144

3.3 Два аспекта реализации женской субъектности: «домашне очаговость» и культура телесного 154

3.4 Стереотипизация женской идентичности 177

3.5 Проблема эмоциональной сущности женщины 193 Глава 4.Фактор глобализации и «новая каталогизация» феминности 209

4.1 Тенденции глобализма и экономоцентричность современной эпохи 209

4.2 Глобализм: векторы трансформации женских типов

и фемининные стратегии 222

Глава 5. Женское начало на эпистемологическом и когнитивном уровнях 241

5.1 Научные ресурсы постижения фемининности и потенциал биоцентристской и социологической тендерных моделей 241

5.2 Логико-универсалистский подход и необходимость учета специфики фемининного опыта 262

5.3 О значении и основных претензиях феминистской критики науки 280

Глава 6. Социокультурная саморепрезентация женщин 302

6.1 Поиск женской репрезентации в культуре и роль фемининной

символики 302

6.2 Представления о многомерности женщины и проблема языковой репрезентации 314

6.3 Вопрос о ценности женщины: современные реалии 322

Заключение 333

Литература 338

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Природа возложила на женщину огромную ответственность, связанную с репродуктивной функцией -рождением и воспитанием детей, воспроизводством личности. Эта эволюционная константа по праву признается как самый ценный вид социального творчества. Но в современном мире произошел резкий сдвиг в направлении личностной и экономической независимости и самостоятельности женщин, что изменило отношение к репродуктивной функции. Под влиянием глобализации современная женщина активно включается во все виды социально-организационных отношений, что позволяет говорить о «революции женского поведения».

Женщины XX - начала XXI вв. стоят перед непростым выбором между карьерой и семьей. Пытаясь совместить и то, и другое, они испытывают постоянные физические и ментально-психические перегрузки. Их полоролевые обязанности и отведенные им социальные роли чреваты конфликтами и порождают многочисленные комплексы самоидентификации. В этих условиях, очевидно, что исследование, направленное на изучение исторических и социокультурных трансформаций женской субъектности, актуально и своевременно.

Используя понятие «женская субъектность», мы тем самым указываем на необходимость учитывать тот факт, что человек вообще не существует, есть мужчины и женщины. Это, во-первых. Во-вторых, современный мир демонстрирует односторонность многовековой традиции - господства андроцентризма. Становится очевидным, что в современном мире невозможно решать проблемы выбора стратегии социокультурного развития без учета роли женщин как субъектов активных социальных действий. А это означает, что назрела настоятельная необходимость переосмысления проблемы субъектности с учетом ее тендерной составляющей.

Актуальность диссертационного исследования заключается не только в «академической реабилитации» специфики и «инаковости» женского опыта, демистификации представлений о роли женщин в истории, но и в расширении горизонтов академической философской рефлексии. При этом следует особо отметить, что ученые-гуманитарии, придерживающиеся традиции андроцентризма в культуре, признающие ее маскулинный характер, критически и даже негативно воспринимают саму постановку данного вопроса. Состояние ментальности этих ученых в отношении фемининной проблематики может быть идентифицировано как тревожное, она воспринимается как символ интеллектуальной опасности и угрозы. Проблематика, осмысливающая специфику фемининного начала, испытала на себе весь гнет «геттоизации», исключающей ее из ниши достойных научных исследований, и сейчас она только на пороге включения ее в «большое научное сообщество», обретения достойного легитимного статуса. Особо подчеркнем, что профессионально направленное, выполненное в философско-антропологическом ключе исследование исторических и социокультурных трансформаций женской субъектности, в корне отлично от феминизма всех мастей и разновидностей.

Хотя в российском общественном мнении «заговор молчания» относительно женского бытия и прерван, трудно заключить, что данная проблема озарена ясным светом критической рефлексии, и что степень ее философско-теоретического осмысления достигла нужной шкалы. В условиях современных глобализационных процессов потребность в анализе, сопряженном с более настойчивым артикулированием роли женской субъектности, обусловлена вызовами настоящего времени. Такой анализ востребован всеми, кто желает понять душу женщины: сестры, жены, матери, дочери, любимой. Тем более, что в контексте общецивилизационных отношений за женщинами прочно закрепилась их миротворческая миссия. Социальный эффект исследований, постигающих трансформации женской субъектности в эпоху глобальных изменений, велик, так как успех

социальных преобразований в российском обществе зависит от правильной оценки роли женщины и ее продуктивной включенности в этот процесс.

Степень разработки проблемы. К проблеме, связанной с постижением сущности и природы женского начала, смысла бытия женщин в культуре, их социального статуса, обращались на протяжении всей истории философской мысли. Вместе с тем это обращение имело ряд существенных особенностей. Во-первых, анализ отталкивался от устоявшихся стандартов логико-универсалистского и андроцентристского подходов, отождествляющих понятие «человек» с понятием «мужчина». Ярко выраженная асимметрия, указывающая на доминирование маскулинности, порождала недооценку роли и миссии женщины в культуре и социуме. Во-вторых, исследование фемининной проблематики в истории философии, представленной именами великих мыслителей, имело во многом фрагментарный характер и не отличалось цельностью.

Изучение архетипического образа женщины заставило сконцентрировать внимание на обсуждении понятия «матриархат» - это работы И.Я. Баховена, Л.Г. Моргана, Ф. Энгельса, а также современных исследователей Х.М. Думанова и А.И. Першица, Семенова Ю.И., Скрипник Т.А., Максименко В.Е., А. В. Бородиной и Д. Ю. Бородина, С.П. Толстова, американской исследовательницы Пегги Р. Сэндей (8апс1ау Р. Я.) и др.

Историко-философская ретроспектива показала, что уже у Аристотеля обнаруживаются истоки биоцентристского толкования женского начала, которое сводилось к репродуктивной функции. Платон вошел в историю философии как создатель прецедента, допускающего возможность своеобразного равенства мужчин и женщин. Анализ философского наследия, обращенного к данной тематике, сопровождается комментариями Гесиода, Гомера, Перикла, Плутарха, Цицерона, а также современными комментариями Г.А. Брандт, И. Богина, Хильды Хайн, Сюзан Шервин, Женевьев Ллойд и др.

В средневековой философии в силу андроцентристского характера христианства фемининная проблема обсуждаема редко и, как правило, фрагментарно. Следы проблематики, касающейся специфики фемининности, обнаруживаются в разрозненном виде в философии Бл. Августина, Тертуллиана, Фомы Аквинского и др.). Философы Нового времени (Р. Декарт, И. Кант, Г.В.Ф. Гегель) так же придерживались установки на господство андроцентризма, а потому в серьез не обсуждали проблематику, связанную с изучением роли женщины в культуре и обществе. Она осмысляется Ж.-Ж. Руссо, Ш.Фурье, затрагивается А. Шопенгауэром, исследуется Ф. Ницше. Среди позитивистов, данную проблему поднимал Дж. Ст. Миль в работе «О подчинении женщин», особо значимой представляется позиция Г. Зиммеля.

Акцент на важности процесса производства самого человека и первичном разделении труда, фиксирующем историческое различие роли женщин и мужчин, присутствует в наследии К. Маркса, Ф. Энгельса, В. Ленина.

Русская философия богата идеями, согласно которым женственность предстает как «космическое начало» (Вл. Соловьев, П.Флоренский), проявляется в антагонизме семейно-родового и личностного начала (Н. Бердяев, В. Розанов). И. Ильин расценивает силу любви как смысл бытия женщины, идеал женственности осмысляется П. Чаадаевым, С. Франком, С. Булгаков характеризует женское как пассивное проявление властных отношений, размышлениями относительно социального положения женщин занят М. Бакунин и др.

При анализе социокультурного контекста имеет значение исследование Г. Лихта, воспроизводящее с опорой на древнегреческие источники реальное положение женщин. История половой нравственности представлена в трехтомном труде Э. Фукса.

Социокультурная рефлексия, отражающая специфику фемининности, присутствует в работах многих исследователей, среди них: Г.А. Брандт, Л. Иванов, Дж. Келли, Т.Г. Киселева, Ю.М. Лотман, П.П. Гайденко, Т.Б. Рябова,

В.И. Успенская и др. В отечественной философии видное место в изучении данной проблематики занимают исследования И. Жеребкиной, O.A. Ворониной, Н.С. Юлиной и др. Значимые выводы присутствуют в трудах Э.М. Викторова, T.JI Гавришиной, Б.Г.Андреевой, В.Н. Кардапольцевой, а также И.П. Ильина, Т. Клименковой, А. Костиковой, Т.А. Ладыкиной, в работах В. Д. Подороги, Ю. С. Степанова и др.

В западной философии важные идеи для анализа трансформаций фемининности содержится в работах П. Бурдье, Дж. Дьюи, Э. Дюркгейма, К. Манхейма, Г. Маркузе, М. Шелера, О. Шпенглера, М. Хайдеггера, Т. Парсонса, а также в работах Т. Мареза и М. Элиаде. Интересны разработки постмодернистов: Ж. Деррида, Ж. Лакана и др. В трудах М. Фуко утверждается зависимость дискурса и субъективности от властных отношений.

К числу исследований, задающих анализ социополового измерения, относятся эпохальная работа Симоны де Бовуар «Второй пол» (1949), культовая книга О. Вейненгера «Пол и характер. Принципиальные исследования» (1903); представляют интерес «Мистика женственности» Б. Фридан, (1963); «Диалектика пола» С. Файерстоун (1970), труды Дж. Батлер, К. Гиллиган, Э. Джаггар, Л. Иригарэ, Г. Постл, Ю. Кристевой, а также К. Уитбек, Э. Фергюсон, С. Беем, М. Крамп-Канабе, Ю. Эвола и др.

Формы и основания субъективности рассматриваются в работах отечественных философов Л.П. Буевой, A.C. Колесникова и С.Н. Ставцева, а также A.C. Ахиезера, А. В. Бездидько, З.Н. Галича, Э.Ю. Калинина и В.В. Агаджанова, Р.Г. Линидина, A.B. Бояринцевой, Е.М.Петровой, Д.Б Чернышова; философские способы выражения субъектности осмыслены в работах Ф.И. Гиренка, И.А. Мальковской, И.А. Новоселовой, А.Ф. Управителева, И.М. Чудиновой; субъектность и субъективность в рамках психологии исследовали A.B. Брушлинский, С.Л. Рубинштейн, Е.Н.Волкова, А. А. Митькина и др.; антропологическое измерение субъективности женщин рассматривал А.Б. Когтев.

Со стороны конкретно-научного подхода важными представляются труды В.А. Геодакяна, Б.Г. Ананьева, М.Л. Бутовской, М.Б.Теплова, Т. В. Виноградова, Л.Н. Кулькиня, Д. Кимура и др. Объяснение типов женского поведения на основе психоанализа содержится в работах 3. Фрейда, К. Юнга, Дж. Митчелл, К. Хорни, Ш. Берна, М. Менегетти, К. Клеман, Н. Чодороу, А. Адлера, Э. Эриксона и др. Анализу тендерных теорий субъекта в рамках психоанализа и постмодернизма посвящены работы И. А. Жеребкиной. Этический и психологический контексты женской субъектности представлен трудами Р.Г. Апресяна, О.В.Артемьевой, Т.В. Бендас, Д.М. Воронцова, В.А. Лабунской и др. Историко-этнографическое направление в фемининной проблематики содержится в исследованиях М. Мид и др.

Особое место в определении социального портрета женщины занимают труды Г. Силласте, Ж. Липовецкого, О.М. Здравомысловой, О.В. Рябовой, Н.Л. Пушкаревой, М.М. Проскуриной, И.В. Бестужева-Лада, О.В. Захаровой, В.Н. Константиновой, а также О.П. Безруковой, С.И. Голода, Е.В. Груздевой, Н. Жидковой, Л. Лузнецовой, Е. Новиковой, Н.М. Римашевской, Т.П. Сидоровой, А.Г. Харчева, Э.С. Чертюхиной и др.

Трансформации в самоидентификации женщины в условиях постиндустриального общества анализируются Н.М. Ершовой, Л.А. Мясниковой, Г. Турецкой. Проблема институционализации женских исследований рассматриваются Е. Здравомысловой, А.Темкиной; фактор интернеттехнологий исследуется В.А. Суковатой, популяризаторский подход в исследовании фемининности представлен А. Пиз, Б. Пиз и др. Исследованиями маскулинного начала в культуре занимается И. Кон и др.

В конце XX века активно изучается экономический аспект женского бытия, (см.: Ф. Верб, Д. Фролов, М. Никитина, И.В. Савенкова и др.), согласно которому правомерен вывод, что женщина-домохозяйка участвует в производстве прибавочной стоимости косвенным образом, посредством того, что обеспечивает условия своему мужу для восстановления его рабочей силы. Большое количество исследовательских работ посвящено правовому

аспекту данной проблемы, среди них исследования С.Г. Айвазовой, C.B. Полениной и др.

В ростовской философской школе данной и близкой к ней проблематикой занимались Т.П. Матяш, И.В. Мостовая, В.И. Курбатов, JI.B. Жаров, В.А. Рамих, JI.A. Савченко, Е.П. Агапов, Т.И. Ерошенко, JI.H. Надолинская и др.

Существующий массив литературы по истории феминизма, представленный концепциями второй, третьей волны и получивший название постфеминизма, имеющий собственную специфику, не стал основным источником данного исследования. Литература по тендерным исследованиям, как и психология половых различий в аспекте задач настоящего исследования является лишь предпосылочной базой и играет вспомогательную роль.

Несмотря на обилие подходов и разнообразия позиций существует известный дефицит в целостном философско-антропологическом исследовании женской субъектности и ее трансформаций в европейской культуре. На основе признания значимости женского участия и женского опыта фиксируется острая потребность в интегральной теории, направленной на осмысление исторических и социокультурных трансформаций женской субъектности, объединяющей историко-философскую традицию, современную антропологическую и философско-культуральную ее проработку.

Цель исследования - провести целостный философско-антропологический анализ исторических и социокультурных трансформаций женской субъектности в европейской культурной традиции.

Реализация поставленной цели предполагает решение следующих задач: - проанализировать исходные историко-культурные значения понятия «материнского архе»;

провести концептуальную реконструкцию историко-философских теоретических и методологических ресурсов осмысления фемининности;

- сопоставить семантическую нагрузку концептов «женская субъектность» и «субъективность», выявить векторы их реализации в культуре;

- описать уровни топологии - пространства женской субъектности;

- рассмотреть механизм скрытой целесообразности эмоций в пространстве женской субъектности и феномен «эмоциональной саморасточительности» женщин;

- провести анализ трансформаций системы смыслов, поведенческих программ и стратегий женщин, привносимых глобализацией;

- показать специфику фемининного с учетом современного научного и эпистемологического подходов;

- выявить архетипы фемининных характеристик на материале сказок;

- обосновать необходимость репрезентации категории «женского» с собственными коннотациями и ценностно-целевыми установками.

Объектом диссертационного исследования является феном�