автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.22
диссертация на тему:
Цветообозначение в бурятском языке: лингвокультурологический аспект

  • Год: 2011
  • Автор научной работы: Хинзеева, Дарима Петровна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Улан-Удэ
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.22
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Цветообозначение в бурятском языке: лингвокультурологический аспект'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Цветообозначение в бурятском языке: лингвокультурологический аспект"

4855143

ХИНЗЕЕВА Дарима Петровна

ЦВЕТООБОЗНАЧЕНИЕ В БУРЯТСКОМ ЯЗЫКЕ: ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

Специальность 10.02.22 — языки народов зарубежных стран Европы, Азии, Африки, аборигенов Америки и Австралии (монгольские языки)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

2 9 СЕН 2011

Улан-Удэ-2011

4855143

Работа выполнена на кафедре бурятского языка Национально-гуманитарного института ФГБОУ ВПО «Бурятский государственный университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Санжина Дарима Дабаевна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, доцент

Хундаева Елизавета Очировна

Защита диссертации состоится 04 октября 2011г. в Щ часов на заседании диссертационного совета Д 003.27.02 при Учреждении Российской академии наук Институте монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения РАН по адресу: 670047, Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Бурятского научного центра СО РАН по адресу: г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6.

Автореферат разослан « 02 » сентября 2011 г.

Ученый секретарь

кандидат филологических наук, доцент Тагарова Татьяна Бороевна

Ведущая организация:

ФГОУ ВПО «Восточно-Сибирская государственная академия культуры и искусств»

диссертационного совета

Цыбикова Б-Х.Б.

Общая характеристика работы

В исследованиях антропологического направления современной лингвистики значительное место уделяется изучению колоративной лексики, так как многое в окружающей действительности воспринимается посредством цвета. Являясь неотъемлемым элементом мифологических классификаций, ритуала и культа, цветообозначения аккумулируют в себе очень важную национально-специфическую информацию и являются не просто объективной характеристикой мира, но и категорией морально-нравственной и эстетической, выражающей оценки, жизненные нормы, насыщенные экспрессивно-оценочными коннотациями, выступая в качестве одной из ключевых категорий культуры народов. Цветообозначение приобретает статус сущностной характеристики, соотносится с семиотической, ценностной и мировоззренческой картиной мира национальной культуры. В лексико-семантической системе бурятского языка выделяется достаточно компактная группа наименований цвета, относящаяся к наиболее древним атрибутивным словам. Вырабатываемые языковым сознанием, они принимают активное участие в репрезентации окружающей действительности.

Актуальность темы исследования обусловлена, с одной стороны, возросшим интересом современной лингвистической науки к проблеме отражения в языке понятийных, ценностных, ассоциативных компонентов объективного мира и широким интересом к вопросам лингвокультурологии и межкультурной коммуникации в целом. С точки зрения лингвокультурологии, исследование цветообозначения позволяет проникнуть в национальную языковую картину мира, в национальный менталитет личности. Данный пласт лексики бурятского языка до настоящего времени изучен недостаточно, в том числе с лингвистической точки зрения. С другой стороны, исследование цветообозначения дает возможность для более глубокого понимания культурного наследия народов и решения проблем культурологического, этнокультурологического,этнолингвистическогоиэтнопсихолингвистического плана. Целесообразность обращения к изучению данного пласта лексики бурятского языка также во многом продиктовано тем, что изучение цвета-это один из путей расшифровки глубинных смыслов, заложенных в национальных языках с помощью анализа концептов. Ибо концепты этноспецифичны и могут быть использованы для сопоставления культур разных народов с целью изучения их своеобразия.

/

Концепт «цвет» можно считать универсальным, так как представители любой нации и культуры способны воспринимать и различать существующие цветовые спектральные оттенки. Цвет определяется каждым народом по-своему, «основные» цвета формируют цветовую картину мира, которая входит в состав языковой картины мира и, соответственно, включается в культурную и концептуальную картины мира. Лингвоцветовая картина мира реализуется в форме цветообозначений в отдельных лексемах, словосочетаниях, идиоматических выражениях и других вербальных средствах.

Цель настоящей работы состоит в исследовании концептов цветообозначений в бурятском языке в лингвокулыурологическом аспекте с привлечением материалов из других монгольских языков - монгольского, калмыцкого, выделив их универсальные и индивидуальные особенности.

Поставленная цель исследования определила необходимость решения следующих задач:

1. выявить основные подходы к определению цвета в бурятском языке;

2. определить теоретические основы исследования концепта «цвет» в монгольских языках;

3. проанализировать структуру цветовых концептов в фольклоре монголоязычных народов в их обрядовой практике, быту, в терминологии растительного и животного мира;

4. вывести классификационную модель цветообозначений в бурятской культуре, выделив универсальные и специфические признаки.

Объектом исследования являются лексико-семантические группы цветообозначений в лингвокультуре бурят.

Предметом исследования являются пять основных, базовых для лингвокультуры монгольских народов цветов: сагаан «белый», хара «чёрный», улаан «красный», шара «жёлтый», хухэ «синий» и их универсальные и локальные особенности развития и функционирования в текстах устного народного творчества и художественных текстах.

Степень изученности проблемы. Исследование процесса формирования цветовых понятий и отражение э тих перцептивно-когнитивных образов в язы ке имеет большие традиции в языкознании. Следует отметить, что, несмотря на огромное количество работ, посвященных изучению цветав языке, эта проблема остается недостаточно изученной. Проблема исследования цветообозначений поднималась в классических трудах Г. Конклина, Г. Глисона, Л. Ельмслева, Дж. Лайонза, Г. Хейдера, Д. Оливье, Б. Берлина, П. Кея, Э. Рош. В отечественном языкознании наиболее глубокими исследованиями являются работы Н.Б. Бахилиной, А.П. Василевича, P.M. Фрумкиной, Т.И. Вендиной, A.A. Залевской, Ю.Н. Караулова, В.А. Московича, Н.В. Уфимцевой и др. Значимые труды по проблеме цветообозначений представлены работами Р.В. Алимпиевой, Ш.К. Жаркынбековой, Т.А. Михайловой, Л.В. Полубиченко, Г.С. Свешниковой, Т.И.

Шхвацабая. Существует большое количество исследований, посвященных функционированию цветообозначений в художественном тексте, главным образом, в произведениях русской литературы. Так, ряд работ посвящен исследованию энергетики цвета в поэзии: А. Ахматовой (Анищева 1991), О. Мандельштама (Асракадзе 1999), лирике Б. Пастернака (Губенко 1996), М. Цветаевой (Герасимова 1996), С. Есенина (Громов 1996); большое число исследований посвящено символике цветообозначений в прозе М.А. Булгакова (Биккулова 2000, Кузнецова 1994, Лысоиваненко 2001, Смирнов 1990, Хорошилова 1998), Н.М. Карамзина (Ковалевская 1994), А. Грина (Петрусь 1999), Е. Замятина (Меньчева 2005), В.П. Катаева (Иванова 1987) и др.

В бурятоведении одной из первых работ, где затрагивались вопросы цветообозначения, является фундаментальное историко-лингвистическое исследование Ц.Б. Цыдендамбаева «Бурятские исторические хроники и родословные» (1972). В данной работе учёный, используя материалы двух базовых востоковедных словарей - «Пятиязычного словаря», построенного на данных старомонгольского, тибетского, маньчжурского, уйгурского, китайского языков, и «Монгольско-русского словаря» (СПб., 1893) К.Ф. Голстунского, осуществил дифференциацию цветообозначений бурятского языка.

Так, им выделяются две лексико-семантические группы цветообозначения в бурятском языке. К первой группе он относит прилагательные, обозначающие цвета и их оттенки, например: «лазурный цвет», «светло-голубой», «бордовый цвет». Ко второй группе отнесены названия мастей животных. Всего насчитывается 80 наименований цвета (масти), например: алагморин (пегий конь), бор о морин (серый конь), эреэн буха (пестрый бык), ухаа ухэр (светло-каштановый скот), хари толгойто (черноголовая овца), сагаан хонип (белая овца), алаг тэхэ (пестрый козел), шараямаан (рыжая коза) и т. д. К сожалению, в указанной работе перечень цветообозначений приводится учёным в весьма лаконичной форме.

Вопросы цветообозначения были рассмотрены Т.А. Бертагаевым в работе «Сочетания слов и современная терминология» (1971). В данном труде учёный классифицирует названия цветов в бурятском и монгольском языках с точки зрения их словообразовательной структуры. Им выделяются: 1) простые наименования: сагаан «белый», хара «чёрный», улаан «красный», погоон «зелёный», лухз «синий», хурии «коричневый» и т.д., 2) названия цветов из номинантов-сочетаний: гал улаан (огненно-красный), сахюур сагаан (ослепительно-белый) и т.д.

Н.М.Митуповойврамках статьи, посвященной препозитивным усилителям имен прилагательных в диалекте хоринских бурят (1977), была рассмотрена в диахроническом аспекте и структура образования редупликатов (усилителей в определенном сочетании) цветообозначений, таких как: уб улаан «ярко-красный», ноб погоон «зеленый-презеленый», саб сагаан «белый-пребелый»,

xa ó хара «чёрный-пречёрный», хуб .vy.vj «синий-пресиний», яб ягаап «ярко-розовый». Показана историческая реконструкция морфологической структуры цветообозначения белый - сагаап, где выделяется корень са-, утративший в современном языке первоначальное значение: си- й (белеть), са-хпр (бледный), са- й- бар (светлый). Прибавление же согласного б приводит к образованию редупликата: саб сагаан.

Также в рамках статьи «Colour names and their suffixes» (Названия цветов и их суффиксы) Б. Хабтагаева исследовала морфологические способы образования слов при помощи суффиксов, которые применяются при образовании цветообозначений. Автор собрала огромный материал по монгольскому словообразованию, связанному с цветообозначениями. Она исследовала 108 суффиксов: 49 из которых используются при образовании цветонаименований и других лексических групп, 59 используются только при обозначении цветонаименований.

В культурологическом аспекте вопросы цветовидения бурятского этноса были исследованы в кандидатской диссертации A.A. Баиновой «Семантика цвета в традиционной культуре народов Забайкалья: лингвокультурологический аспект» (2005). В данной работе автор на основе сравнительно-сопоставительного анализа традиционных культур бурят и русских выявляет особенности семантики цветообозначений. Семантика цветовых концептов в исследовании рассматривается как ключевой концепт мировидения народов.

В калмыцком языкознании проблемы колористики рассматривались в работах Г.Ц. Пюрбеева (1993), М.У. Монраева (2009), Э.У. Омакаевой (2001, 2009а, 20096). Попытку реконструировать корни некоторых исконных монгольских цветообозначений предпринимал Е.А. Кузьменков (1988: 126127). Цветовые обозначения и цветовую символику в монгольском языке подробно рассматривал Ё. Баярсайхан (1996: 55-59).

Научная новизна. В данном исследовании реализован системный лингвокультурологический подход недостаточно изученной ключевой категории национальной культуры «цветообозначение», являющейся одной из основных составляющих в формировании картины мира бурятского этноса. Предложена модель классификации цветообозначений в бурятском языке, где выявлено своеобразие символического мышления бурят и национально-культурная специфика в понимании окружающего мира.

Основными источниками исследования послужили:

1. Бурятско-русский словарь в двух томах. - 60 000 слов. / Л.Д. Шагдарова и K.M. Черемисова. - Улан-Удэ, 2006, 2007.

2. Большой академический монгольско-русский словарь в четырёх томах. - около 70 000 слов. / Отв. ред. Г.Ц. Пюрбеев. - М.: «ACADEMIA», 2001-2002.

3. Калмыцко-русский словарь. -26 ООО слов. / Под ред. Б.Д. Муниева. М.: Изд-во «Русский язык», 1977.

4. Бабуев С.Д., Бальжинимаева Ц.Ц. Буряад зоной урданай ьуудал байдалай тайлбари толи. - Улаан-Удэ: «Бэлиг», 2004. - 352 х.

5. Тодаева Б.Х. Словарь языка ойратов Синьцзяна. - Элиста: Калм. кн. изд-во, 2001.-493 с.

6. Фольклорные и этнографические источники.

7. Художественная и публицистическая литература.

8. Собственные полевые записи автора.

Методы исследования. В исследовании использованы следующке методы: сравнительный, сравнительно-типологический, структурно-семантический, сравнительно-исторический, этимологический и метод комплексного концептуально-семантического анализа.

Методологическая основа диссертации определяется характером самого объекта исследования: лексический анализ фразеологических единиц с компонентом цветообозначений сопровождается лингв о-культурологическими экскурсами в область материальной культуры бурят, обрядовой практики, обычаев, бытовых примет, мифов, исторических преданий и легенд, сказок, народных песен; привлекаются данные этнографии, этнологии, психологии, психолингвистики и других смежных дисциплин.

Теоретическая значимость исследования обусловлена расширением границ лингвистического моделирования за счёт выделения лингвокультурного цветового пространства. Лингвокультурологическое рассмотрение цветовой концептосферы, проведённое в работе, может помочь составить системное представление о цвете как базовом культурном концепте и цветообозначениях как одной из важнейших составляющих языковой картины мира разных этносов, что открывает новые горизонты в изучении феномена цвета в целом.

Исследование прагматики цветовой символики эксплицирует ценные сведения о менталитете народа, предоставляет возможности культурологического изучения языковых средств цветообозначения. Ценность работы для лингвистики видится в том, что она вносит вклад в изучение универсального и вдиоэтнического в бурятском языке и дает материал для дальнейших теоретических обобщений. Исследование показывает, как отражается в бурятском языке и его семантике цветовая модель мира, как сам язык влияет на формирование представлений о цвете, а также в выявлении закономерностей порождения, восприятия и моделирования семантики цвета в познании картины мира.

Практическая значимость исследования заключается в том, что фактические данные, представленные в работе, могут быть использованы в сопоставительных исследованиях языка и культуры разных народов. Общие положения диссертации, выводы и обобщения могут стать основой для

разработки элективных курсов и спецсеминаров на гуманитарных факультетах вузов, в частности в области лингвокультурологии, этнолингвистики, социолингвистики и др. Отдельные положения исследования представляют интерес для соответствующих учебных дисциплин. Фактический материал может использоваться на практических занятиях по современному бурятскому языку; при составлении учебников и учебных пособий по лексикологии, а также в лексикографических целях (при составлении толковых и двуязычных словарей).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Цветообозначения являются ключевыми концептами культуры и представляют собой лингвокультурологические знаки большой смысловой емкости и национальной специфичности.

2. Цвет в бурятском языке может рассматриваться с четырех позиций: 1) точки зрения языкового знака («системно-структурный цвет»); 2) антропологической точки зрения («социальный цвет»); 3) этнокультурной точки зрения («культурно-исторический цвет»); 4) психологической точки зрения («эмоционально-ценностный цвет»).

3. Семантическая структура того или иного цветообозначения в бурятском языке представляет собой многослойную структуру. В основании лингвокультурологического поля бурятского языка находятся архетипические значения цветонаименований, обусловленные первичными ассоциациями и реакциями на цвет важнейших для человека явлений и объектов действительности и естественно физиологически-обусловленные значения.

4. Цвет обладает универсальной классификационной функцией и в бурятском языке обозначает разнообразные объекты и явления действительности, социальные и общественные, религиозные и нравственные, эмоциональные и межличностные отношения, обнаруживая четкую логику и относительно строгую систему и соотно сится с древнейшими архетипическими представлениями человека, несет информацию о культурных нормах, отражает мировоззренческие установки бурятского этноса, характеризуется высокой аксиологичностью, то есть кодирует, описывает, структурирует и оценивает бытие человека.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры бурятского языка Национально-гуманитарного института БГУ. Основные положения и результаты исследования докладывались на международной научно-практической конференции «Тюрко-монгольские встречи: диалог культур» (г. Улан-Удэ, 2004), международной научно-практической конференции «Бурятский язык и культура в условиях глобализации» (г. Улан-Удэ, 2005), международной научно-практической конференции «Феномен личности Давида Кугультинова - поэта, философа и гражданина» (г. Элиста, 2007), республиканской научно-практической конференции «Традиционная

система управления кочевых сообществ Южной Сибири» (г.Улан-Удэ, 2008), международной конференции «Проблемы монголоведных и алтаистических исследований», посвященной 70-летию проф. В.И. Рассадина (г. Элиста, 2009), методическом семинаре «Теория и практика преподавания востоковедных дисциплин» (г. Улан-Удэ, 2010).

По теме диссертационного исследования опубликованы 10 статей, из них - 3 в рекомендованном ВАК издании.

Основное содержание работы

Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы.

Во Введении обосновывается выбор темы, раскрывается актуальность, научная новизна и практическая значимость работы, формулируются цели и задачи исследования, используемые в работе, указываются источники фактического .материала.

В первой главе «Теоретические основания анализа концепта как феномена культуры» рассматривается история вопроса, излагаются теоретические основы лингвокультурологии, характеризуется понятийно-терминологичекий аппарат исследования.

В первом параграфе «Взаимоотношение языка и культуры» рассмотрена проблема взаимосвязи языка и культуры, которая разрабатывается давно и в различных направлениях.

Важнейшая функция языка заключается в том, что он хранит культуру и передает ее из поколения в поколение. Именно поэтому язык играет решающую роль в формировании личности, национального характера, этнической общности, народа, нации. Как известно, в разных языках существуют специальные термины для обозначения объектов материальной культуры (например: жилище, одежда, предметы хозяйства и быта, еда, напитки и др.). Наличие таких терминов связано с существованием особых обычаев, особенностями системы ценностей, характерной для данной культуры.

Соотношение языка и культуры представляет собой сложную картину, для освещения разных сторон которой было выдвинуто несколько подходов:

1) Первый подход разрабатывался такими отечественными учеными - философами, как С.А. Атановский, Г.А. Брутян, Е. И. Кукушкин, Э.С. Маркарян. Суть данного подхода заключается в том, что взаимосвязь языка и культуры оказывается движением в одну сторону. Так как язык отражает действительность, а культура является неотъемлемым компонентом этой действительности, то и язык - это простое отражение культуры. Изменения действительности ведут за собой изменения в языке.

2) Второй подход был предложен В. Гумбольдтом, А. А. Потебнен. Суть данного подхода: язык — такая окружающая нас среда, вне которой и без участия которой мы не можем жить. Следовательно, «будучи средой нашего обитания, язык не существует вне нас как объективная данность, он находится в нас самих, в нашем сознании, нашей памяти; он меняет свои очертания с каждым движением мысли, с каждой новой социально-культурной ролью» [Маслова 2001: 60].

3) Маслова B.JI. в своих рассуждениях о взаимосвязи языка и культуры выделяет еще один подход. Она считает, что язык является фактом культуры, так как он:

- составная часть культуры, которую мы наследуем от наших предков;

- основной инструмент, посредством которого мы усваиваем культуру;

- важнейшее из всех явлений культурного порядка [Маслова 2001: 62].

Язык — «зеркало» культуры, в нем отражается не только окружающий

человека мир, не только условия его жизни, но и общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, система ценностей, мироощущение, видение мира. Сравнение языка с зеркалом правомерно: в нем действительно отражается окружающий нас мир. За каждым словом стоит предмет или явление реального мира. Язык отражает все: географию, климат, историю, условия жизни.

Язык является также носителем культуры, он передает сокровища национальной культуры, которые хранятся в нем и передаются из поколения в поколение. Овладевая родным языком, дети усваивают вместе с ним и культурный опыт предшествующих поколений.

Суммируя все вышесказанное, можно сделать вывод о том, что язык-это система знаков, стихийно возникшая в человеческом обществе и служащая средством коммуникации между индивидами. Культура - это исторически сложившаяся модель значений, передаваемых из поколения в поколение; это образ жизни общества. Субъектом языка и культуры является индивид. Люди общаются и передают информацию посредством языка. Таким образом, язык хранит и передает культуру из поколения в поколение. Язык является орудием создания, развития и хранения культуры. Следовательно, язык и культура тесно взаимосвязаны и не могут друг без друга существовать, что мы видим, изучив фактический материал по цветообозначению в лингвокультуре бурят.

Второй параграф «Концепт как базовая единица описания языка и культуры» посвящен понятию «концепт», которым мы оперируем в нашем исследовании.

Концепт - это смысловое значение имени или слова; то, как мы мыслим данное слово. Концепт имеет сложную структуру. Изучая структуру, мы сможем получить многогранную информацию о концепте. В структуру концепта входят три составляющих: ценностная, понятийная и образная. В

понятийной составляющей можно выделить три слоя: актуальный основной признак, дополнительный или несколько дополнительных признаков и внутренняя форма. Среди методов описания концепта можно выделить следующие: метод определения буквального смысла или внутренней формы (изучение этимологии концепта), исторический метод (изучение истории концепта) и социальный метод (то, как концепты существуют в обществе) и экспериментальные методы. Кроме того, нужно использовать анализ лексем, единиц концепта, а также выявить взаимосвязи этих единиц с другими единицами. Концепты существу ют и в индивидуальном сознании языковой личности, и в коллективном сознании языковой группы. Концепты являются единицами сознания и информационной структуры, которая отражает человеческий опыт. Сознание формирует опыт. Сознание и опыт могут быть как коллективными, так и индивидуальными. Следовательно, можно говорить о существовании индивидуальных и коллективных концептов, а коллективные концепты, в свою очередь, делятся на микрогрупповые, макрогрупповые, национальные, цивилизационные и общечеловеческие.

Обе группы концептов представляют определенный интерес для исследователей. Но следует сказать, что индивидуальные концепты богаче и разнообразнее чем коллективные, так как «коллективное сознание и опыт есть не что иное, как условная производная от сознания и опыта отдельных индивидов, входящих в коллектив» [Слышкин 2000: 16]. Эта производная образуется путем сокращения всего уникального в личном опыте и учета совпадений, а индивидуальные концепты могут включать в себя большое количество элементов.

С другой стороны, немалый интерес представляют коллективные концепты, так как именно они формируют в коллективном сознании общие знания (образы, верования, предположения, ожидания и многое другое).

В третьем параграфе « Цвет как концепт» рассматривается концепт «цвет» как основная категория культуры.

Феномен цвета - предмет изучения многих фундаментальных наук и составляющая многих искусств. Однако до сих пор цвет не имеет общей концепции как в пределах какой-либо одной науки или целого направления.

С точки зрения психологии цветовые ощущения - одна из специфических реакций глаза и мозга на световые частотные колебания

Кроме того, цвет можно связать с эмоциями человека: у каждой эмоции свое определённое место в цветовом пространстве, т.е. каждая эмоция соответствует определённому цвету, а каждый цвет вызывает строго определённые эмоции.

Цвет является одной из констант или одним из принципов культуры, который может служить «своеобразной моделью развития, отображающей пути формирования, освоения, закрепления в культурной памяти не только общих, но и национально окрашенных культурно-значимых концептов»

[Жаркынбекова 1999: 109]. Многие явления культуры не могут быть поняты без учета значения цвета.

Цвет выступает одной из основных категорий культуры, «фиксирующей уникальную информацию о колорите окружающей природы, своеобразии исторического пути народа, взаимодействии различных этнических традиций, особенностями художественного видения мира» [Жаркынбекова 1999: 109]. Так как цвет является компонентом культуры, то он окружен системой ассоциаций, смысловых значений, толкований, цвет становится воплощением разнообразных нравственно-эстетических ценностей.

У каждого народа с древнейших времен цвет являлся одним из средств осмысления мира. Он служил обозначением наиболее важного в природе и наиболее ценного в человеке. Но со временем цветовые образы потеряли познавательное значение и приобрели эстетическое и духовное значение, и именно цвет стал выражать внутренний мир человека.

В зависимости от культурной среды, различные общества могут иметь разные языковые системы, в том числе и разные системы цветообозначений. Каждый язык имеет свою собственную картину мира. Тем самым, языковая система оказывается равнозначной картине мира. В этом и заключается принцип лингвистической относительности.

Номинации цвета способны выражать не только цветовые, но и другие понятия: они выступают в качестве средства передачи эмоций, душевных переживаний. В культуре человечества цвет всегда имел важное значение, будучи тесно связанным с философским и эстетическим осмыслением мира. Цветообозначение, материально выражаясь в языковой форме, является одновременно «знаковой моделью». Трудно назвать такую область культуры, где цвет и цветообозначение не играли бы существенной роли. Процесс раскрытия смысла цвета начался одновременно с началом его использования и продолжает оставаться актуальным в современной парадигме знания.

Цветообозначение - явление достаточно сложное. В составе процесса развития лексики цветонаименования лежат определённые универсальные закономерности, этнокультурные и социоисторические особенности, характерные для совокупности носителей языка. Отношение человека к цвету во все времена и у всех народов было неоднозначным. Цвет вызывает определённые специфические изменения в психическом мире человека, интепретация которых порождает то, что мы называем цветовыми ассоциациями и символами, впечатлениями от цвета.

Во второй главе «Особенности семантики цветообозначений в лингвокультуре бурят» раскрывается лексико-семантическая информация цветообозначений. В бурятском языке основными являются пять цветов: сагаан «белый», хара «чёрный», улаан «красный», шара «жёлтый», хухэ «синий» т.к. известно, что они связаны с пятью первоэлементами, стихиями,

которым поклонялись буряты и другие монголоязычные народы. Также все вместе данные цвета символизировали весь мир, согласно китайской концепции, которая была принята многими евразийскими кочевниками, включая монголов. Для того, чтобы понять полное значение этой концепции, необходимо отметить, что с древних времен китайцы обозначили стороны света цветами. Черный был цветом севера, красный - юга, синий — востока, белый - запада. Центральная территория была представлена желтым цветом.

В данной главе мы попытались систематизировать и классифицировать огромный материал по цветообозначению в лингвокультуре бурят и вывели классификационные модели, которые отражают его содержательную структуру. Как было отмечено в 1 главе, структура концепта состоит из нескольких слоев. В данном случае нами был рассмотрен слой, включающий коммуникативно-значимую информацию, смысловые характеристики, связанные с реалиями лингвокультуры монгольских народов, это - бытовые реалии (продукты питания, одежда, жилище), природные реалии (топонимика, флора, фауна), антропологические реалии (внешние, физические данные, черты характера человека), социальные реалии (обычаи, бытовые приметы, обряды), политические реалии (социальные термины, политические термины). Отдельно рассмотрены антропонимика, этнонимы, сложные цветообразования, противопоставление черного и белого цветов, выделены значения цвета с положительной и отрицательной коннотацией.

В первом параграфе «Концептуальная символика цветонагшенований в бурятской лингвокультуре» рассмотрены цветовые представления бурят и объясняется их символический смысл.

С давних времен в культуре народов сктадывается палитра любимых цветов. Национальные цвета исторически объяснимы и традиционны. Отношение человека к цвету во все времена и у всех народов было неоднозначным. Цвет вызывает определённые и специфические изменения в психическом мире человека, интерпретация которых порождает то, что мы называем цветовыми ассоциациями и символами, впечатлениями от цвета. Главенство белого -бур. сагаан, монг. цагаан, калм. цанап\ чёрного - бур. хари, монг., калм. хар и красного - бур., монг. улаан, калм. улан в цветовой символике наблюдается практически во всех культурных системах. Для первобытного человека вышеназванные три (основных) цвета - не просто различия в зрительном восприятии различных частей спектра, а сокращённое или концентрированное обозначение больших областей его психобиологического опыта. Поскольку этот опыт имеет своим источником саму природу человека, он является всеобщим для всех людей как представителей человеческого рода. Поэтому символический смысл цветовой триады является принципиально схожим в самых различных культурах.

Цвет в культуре бурят, как было отмечено, играет значительную роль, занимая важное место в геосимволике, в символическом выражении

социального статуса человека, а также в эмоциональных и нравственных понятиях, существующих в жизни кочевого народа. В буддизме, как отмечает Л. Намжилон: «ОМ - сагаан j-нгэтэй, 33 тэнгэринэрые тэмдэглэдэг. MA -хухэ, асари тэмдэглэдэг. НИ - сагаан, хуниие тэмдэглэдэг. ПА Д - ногоон, тама бэридые тэмдэглэдэг. ME - улаан, ЬунэЬэ тэмдэглэдэг. ХУМ - ногоон, тама тэмдэглэдэг» [Намжилон 1996: 37].

Употребление различных цветов, цветных красок носило осмысленный, канонизированный характер. У бурят, монголов цветовая композиция строится на сочетании светлого и темного. Этот принцип характерен для отделки бурятских шерстяных ковров - таар и меховых ковров - хубсар. Принцип цветовой контрастности применяется и в ювелирном искусстве. Цветовые камни - мана «сердолик», помин «лазурит», ногоолин шулуун «малахит», шурэ «коралл», тана, эржэн «перламутр» составляют контраст серебру -мунгэн, золоту - алтап, стали - булад. Что доказывает теорию Берлина и Кея о стадиально-эволюционном происхождении цветовых категорий. Также большое место в материальной и духовной культуре бурят занимают .yара «черный» и сагаан «белый» цвета. Именно они занимают бинарную позицию: сагаан - хара «белое - черное»; муу - ьайн «плохое - хорошее»; ундэр -набтар «высокое - низкое» и т.д., в то время как остальные цвета таких оппозиций ни с каким другим цветом не образуют. Хара «черный», сагаан «белый», улаан «красный» - цвета первого класса; ногоон «зеленый», хрэ «синий», шара «желтый», боро «серый» - цвета второго класса [Жуковская 1998: 158]

В фольклоре, обрядах и художественных традициях бурят семантика белого цвета как символа солнечного света, красного - жизни, а чёрного -смерти является неоднозначной, что свидетельствует о её архаичности. Именно эти цвета находятся в основе восприятия человеком мира, поэтому их рассмотрение в качестве одного из начальных этапов формирования цветовой картины мира представляется наиболее существенным при изучении традиционной культуры.

Символика в быту монголоязычных народов проявлялась не только в предметах утвари, но и во всем повседневном укладе. Так, существует классификация пищевых продуктов, в основе которой лежат пять цветов -сагаан «белый», хара «черный», шара «желтый», улаан «красный», ногоон «зеленый»:

Также нужно отметить, что существуют 5 цветов хадаков (шелковая ткань), которые преподносят в особых случаях в знак уважения:

У бурят, как и у других монгольских народов, существует цветовая маркировка календарных дней, месяцев, годов (шара бар удор «день белого ти^а»; осенний л1есяцсиневатой

курицы»; сагааи тумэр туулай жэл «2011 - год белого железного зайца» и др.); хара тахяа жэл «год чёрной курицы», улаан могой жэл «год красной мыши». Данные цвета соответствовали знакам стихии: тумэр «металл», гал «огонь», шорой «земля», у han «вода», агаар «воздух». Характерно, что при обозначении года в официальных документах чаще пользовались знаком стихии, чем цветом, в народе же преобладало цветовое определение года, сохранившееся вплоть до наших дней. Бур. Хухэ нохой жэл, монг. Хох нохой жил «год синей собаки». По-монгольски китайский буддизм называется Хохийн шаипш, букв, «синяя религия».

В бурят-монгольской астрологии существует цветовая маркировка, так называемого, мэтэ - пигментное пятно или родинка по 9-летнему циклу: 1, 6, и 8 - сагааи «белый», 5 - шара «желтый», 3 -хухэ «синий», 7 и 9 - улаан «красный», 4-ногоон «зеленый», 2 - хара «черный». В повседневной жизни человек должен был руководствоваться предписаниями своего мэнгэ.

Принцип цветообозначения играет очень важную роль в фольклорном тексте, особенно эпическом. В языках монгольских народов цветовой признак положен в основу видовых названий животных, пищи и пищевых продуктов, злаков и растений, различной качественной характеристики предметов и социального противопоставления людей.

Во втором параграфе «Символика цвета сагаан «белый»» исследуется символика белого цвета в лингвокультуре бурят. Наибольшей емкостью и богатством специфических оттенков, которые охватывают самые многообразные сферы жизни, обладает данный цвет. Вероятно, это объясняется физической природой белого цвета, его способностью поглощать все остальные цвета и оттенки. На ассоциативном уровне для монгольских народов, в частности бурят, белый цвет символизирует благополучие, источник силы и здоровья, чистоту, безбедность, силу, отсутствие неудач, жизнь, здоровье, дружелюбие, ясность, открытость, доступность. Через символику белого цвета передаются составляющие системы ценностей многих народов, в том числе и бурят: сакральный белый цвет характеризует материальные предметы, нравственные понятия, социальные явления.

В представлении монгольских народов нун «молоко», сэгээ «кумыс», архи «молочная водка» - это дары неба, поэтому с этими и другими продуктами белого цвета связаны определённые запреты, некоторые из которых бытуют и сегодня. Так, молоко, молочные напитки нельзя проливать, чтобы не попирать ногами, отдавать кому-то в вечернее время. Также не положено острыми предметами резать масло, брать сметану. По мнению информанта: тоно, зовхэйдэ халбага табиха, халбагаар абаха ёьотой байгаал даа, хутагаар тоьоо хадхажа, отолжо байхада ехэл буруу гээшэл даа «для масла, сметаны надо положить ложку, положено брать ложкой, а протыкать, резать масло ножом очень даже неправильно».

В переносном значении данный цвет характеризует черты характера человека, так, о незлопамятном, безобидном, добродушным человеке буряты говорят: сагаан хун букв, «белый человек»; сагаан заптай букв, «с бельм характером».

Символика белого цвета в фольклоре монгольских народов связывается с восприятием человеком далёкого исторического прошлого. Давние, далёкие времена - это: Хара сагаан хоёрой / Харшалдаагуй удыдэ («Абай Гэсэр хубуун») букв. «Чёрный и белый (цвет) / Ещё не стали противоположными. Здесь следует подчеркнуть, что в фольклоре монгольских народов широко распространён специфический жанр, называемый просто «триада или тройка», обычно, представляющие собой «загадки - триады». Триада представляет собой поэтический, а порой сатирический афоризм, в котором заложена определённая информация, сгруппированная по какому-либо признаку (цветовому, нравственному, по внешнему сходству и т.д.) в трёхчленную группу. Например, ставится вопрос:

Юртэмсын гурбан сагаан юуб? Что в мире три белых? Ундэр тэнгэргшн саЬан сагаан, У высокого неба снег белый,

Ух эр малай Ну и сагаан, У коровы молоко белое,

У нэп нухэрэй сэдьхэл сагаан У честного друга душа белая.

Сагаан также выполняет усилительную функцню, например, в таком сочетании сагаан жабар «жгучий мороз» (букв, белый мороз); сагаан жабарай бууха саг «время жгучих морозов».

Рассматриваемая лексема активно используется в топонимике, антропонимике прошлого; в создании терминов флоры и фауны.

В третьем параграфе «Символика цвета хара «черный»» исследуется символика черного цвета в лингвокулыуре бурят. Диапазон употребления данного цветообозначения в бурятском языке довольно широк, и значения его разнообразны—начиная с обозначения чего-либо очень хорошего и заканчивая значением всего недоброго, отрицательного, чёрного, тёмного. Фактический языковой материал позволяет говорить, всё-таки о негативном отношении бурят, да и других монгольских народов к данному цвету, как символическому обозначению недоброго, тёмного, отрицательного. Положительная оценка цветообозначения хара «чёрный» встречается, но редко.

Так, наиболее полно семантику чёрного цвета можно отразить противопоставляя белому, так как в палитре монгольской культуры, как пишет известный этнограф-монголовед НЛ.Жуковская, «черный цвет выступает как антипод белого, прежде всего как классификационный партнер в бинарной оппозиции белое-черное» (Жуковская 2002: с. 203). Однако, прежде, на заре жизни человечества, сагаан хара хоёр «белое и чёрное» в видении и оценке окружающего мира монгольскими народами не было противопоставлено друг другу. Так, в частности, в зачине эпоса «Абай Гэсэр-хубуун» говорится:

Хан-Хюрмас тэпгэриип Хабархаагуй удыдэ, Хара сагаап хоёрой Харшалдаагуй удыдэ...

Хан-Хюрмас тэнгрий

Ещё не хвастался своей силой,

Чёрное и белое

Ещё не противостояли...

Эти два цвета первоначально отражали всё многообразие цветов спектра.

На физиологическом уровне восприятия, например, это поверхность земли, прпродныс явления: хара газар, монг. хар ¿«¡ар «а) чернозём; б) бесснежное место; место, непокрытое снегом»; харауулэн «чёрная (грозовая) туча»; краски, оттенки предметов: хара шзрэ «чёрная краска»; хара пулаад «чёрный платок»; цвет глаз, волос, кожная пигментация человека, масть животных: хара шодэп «чёрные глаза»; хара унзн «чёрные волосы», хара шарай «смуглоелицо», букв, «чёрноелицо»; хараазарга «вороной жеребец», букв, «чёрный жеребец»; хара хурьган «чёрный ягнёнок». Появление чёрного ягнёнка считалось нехорошим знамением: хара хурьган муу гэжэ байжа гэлсэдэг Нэп даа, теэд мупоо ямарыныи угы ха юм, хуу угы хэгдээ (Полевые записи) «да, говорили, что чёрный ягнёнок — это плохо, так сейчас-то никаких нет». (В связи с развалом колхоза в селе практически не осталось овец). При помощи суффикса -гша(п): в бурятском языке образуется масть самок крупных животных: харагша(н) «вороная, караковой масти лошадь»; харагиш унеэп «чёрная корова». Название продуктов питания. Наглядным примером данных антонимических понятий является, например, простое противопоставление сагаап эдеэн «белая пища» и хара эдеэн «черная пнща». К чёрной пище относятся: бур. хара сай. монг. хар цай, калм. хар цэ «черный, не забеленный молоком чай», пить такой чай считалось очень плохим знаком, это расценивалось как предзнаменование обнищания, лишение основного богатства - домашнего скота. По мнению информанта: Хундэ хара сай хэжэ гомдохоохош; хара сайда орошохо гээшэмнай саама послеэдпи, ядахын тэмдэг гээшэ (Полевые записи) «Наливая человеку чёрный чай, обижаешь его; перейти на чёрный чай это самое последнее, знак тяжёлого положения».

Вместе с тем, как твестно, данный цвет не всегда имеет только негативную характеристику. Так, в бурятском языке триада на хара «чёрный» цвет не несёт отрицательную оценку, а выражает сочувствие и жалость: Ундэр хадыи орой хара, / Угытэй зоной хото хара, / Ушит хупэй эльгэп хара «У высокой горы макушка чёрная, / У бедного человека желудок чёрный, / У сироты печень чёрная». В данном случае лишь констатация факта и сочувствие: у бедняка в желудке черно, так как он недоедает, часто бывает голодный, у сироты же от тоски и печали печень чёрная.

Цвет, как известно, выступает и в роли своеобразного индикатора социальных, политических и других признаков жизни людей. При помощи данного цветонаименования в историческом прошлом монгольских

народов характеризовалось сословное деление общества. Так, в значении простолюдин, светский, мирской, недуховный человек использовалось сочетание в бурятском и калмыцком языках соответственно: хара хун и хар кун, монгольский же эквивалент хар хун имеет более широкое семантическое значение - это не только «мирянин, светский человек; простой человек», но и «гражданин; муж», букв, «чёрный человек»: тачай хар хун «ваш муж», нэг хар хуп ирлзэ «пришёл какой-то гражданин» (БАМРС). Хара шажан «черная вера» — так стала называться древняя религия монголов и бурят -шаманизм. Жрецы, т.е. шаманы (а также кузнецы), как известно, делились на белых - сагаан и черных - хара, причем деление шаманов на белых и черных зависело от того, каким божествам они служили. Физический труд в монгольском мире оценивается как простой, несложный, чёрный: бур. хара ажал / хара худэлмэри, монг. хар а ж ил, калм. хар кодлмш, производные от этих словосочетаний соответственно бур. хара худэлмэришэн, монг. хар ажилчин имеет значение «чернорабочий», в калм. хар кодлмшч обозначает «разнорабочий».

Рассматриваемая лексема цветообозначения хара в монгольских языках часто используется в составе словосочетания в значении собственный, свой, одннокий например: бур. хара амияа алдаха, монг. хар амиа алдах «потерять свою жизнь»; бур. хара тархи / хара толгой, монг. хар толгой, калм. хара толпа «одна своя голова, только своя голова. Данное цветонаименование часто выступает как усилительное слово в значении: а) самый, самый сильный. Так, о сильном морозе, разгаре холодов говорят: бур. хара хуйтэн, монг. хар хуйтэн, калм. хар киитн; бур. хара углоогуур «самым ранним утром»: хара углвегуур петуухал дуугардаг, ондооямар шубуун дуугарха юм ? (Собственные полевые записи) «ранним утром только петух поёт, а какая другая птица поёт?»; б) совсем, очень: бур. хара бэе хун, монг. хар бие хуп (или хумуус) «совсем одинокий человек»: хар биеэ зовоох «измучить себя, измучиться»; бур. хара эртэ, монг. харэрт, калм. хар орлэ «слишком рано, чуть свет, спозаранку»; в) исключительно; во весь опор: бур. хара гуйдэлввр ябаха «исключительно бегом передвигаться»: монг. хар хурдаараа гуйх «бежать во весь дух», хар хурдаараа давхиснап амы нь татае «остановил коня на всём скаку».

Данное цветообозначение активно используются в создании специальной отраслевой терминологии, топонимики, антропонимики бурят в прошлом.

Четвертый параграф «Символика цвета улаан «красный»» посвящен цвету улаап «красный» в лингвокультуре бурят. Люди с древности проявляли особое внимание к красному цвету. Во многих языках обозначает все красивое, прекрасное. В славянском фольклоре красный цвет - символ красоты, девственности, святости: «красная девгща», «красный угол», «красное солнышко» - сохранившиеся подтверждения символа этого цвета. В Китае об искреннем, откровенном человеке говорят «красное сердце», тогда как сердце дурного, коварного человека черно.

На физиологическом уровне цветообозначение-это а) «красный, алый; румяный», номинирующий вещества, предметы:улаан буд калм.улан эд «красная материя, кумач»; улааи бзхэ, монг. улааи бэх, калм. улааи бек «красные чернила, красная тушь»; б) черты лица, цвет губ, щёк: улааи шарай «румяное лицо», букв, «красное тщо», улаан урал, монг. улааи уруул «красные губы», улаан хасар, монг. улааи хацар «красные щёки»; улаан нюдзн «красные (например, со сна или от слёз) глаза»; в) масть домашних животных: улаан мории «буланый конь», в монгольском языке улаан морь имеет значение «конь розоватой масти с голубым отливом», букв, «красный конь», а улаан хонгор в данном языке означает «буланый с красноватым оттенком». В бурятском языке, как известно, развита система обозначения домашних животных, главным образом, лошадей, коров по масти. Следует также подчеркнуть, что буряты не давали кличек лошадям, крупному рогатому скоту, а если приходилось искать, звать, то различали по масти. Так, в романе Ц-Ж.Жимбиева «Гал могой жэл» при описании отправки лошадей на фронт встречаем такие названия мастей: шаргал «соловый; белёсый; палевый», зэзрдэ «рыжий», сабидар «игрений; светло-гнедой с белой гривой и хвостом», боро «серка, серко», улааи «буланый конь»: Тэдэнэй удаа хэдэн морид сэрэгтэ абтаба: Шаргал морин, Сандаг зззрдэ, Гунгаа сабидар, Сзбзэн боро, Эрдзниин улаан (Ц-Ж.Жимбиев. Гал могой жэл) «После того взяли несколько лошадей на фронт: Солового коня, рыжего Сандака, игренего Гунги, серко Цыбена, буланого Эрдэни».

Насыщенность оттенка, высокая степень концентрации данного цвета передаётся при помощи усилителей.»'*» (или шад) в бурятском языке: убулаан, шад улаан «совершенно красный; алый». В монгольском языке - аранзал улаан /у еулааи «пунцовый, ярко-красный», гунулаан/хурэн улаан «багровый, багряный», а также — час улаан «багрово-красный, ярко-красный».

На ассоциативном уровне у монгольских народов улаан унгэ «красный цвет» олицетворяет образ древнейшего для всех народов — Солнца и связанных с ним огня, света и тепла, без которых немыслима жизнь на Земле. В бурятском языке существует выражение улаан наран «красное солнце», где улаан является определением, постоянным эпитетом ко второму слову; по-калмыцки - оруни улан нарн «утреннее красное солнышко». Интересно отметить, что в монгольском языке вторую половину месяца (лунного от 16-го по 30-е число) называютулааны хувь, букв, «вторая часть».

Символические значення красного объясняются его связью в сознании человека с кровью, это цвет одного из самых важных элементов человеческого организма. Так, в бурятском языке улаан шуНан называется «артериальная кровь», букв, «красная кровь». Кроме того, буряты называют главную артерию, аорту —улаан гол, в переносном - обозначает «жизнь», (букв, «красная середина», «красный центр», «красная сердцевина», «красный стержень», «красная ось»).

Следует подчеркнуть, что в колоративной номенклатуре монгольских языков цвет улаан «красный» отличается своей неоднозначностью. Так, при помощи данного цвета наряду с положительной передаётся и отрицательная оценка тому или иному явлению. Так, о молодом человеке выросшем и не способном прокормить себя, буряты говорят улаан голоо тэжээхэ шадалгуй, букв, «жизнь свою прокормить не способен»; гомерический хохот, безудержный смех в бурятском языке номинируется как улаан энеэдэн букв, «красный смех»; чрезмерная ярость гнев как улаан уур «яростный гнев», букв, «красный гнев».

Данное цветообозначение в сочетании со словами, обозначающими людей, чаще детей, или с названиями органов тела человека, эксплицирует значение открытый, голый. Например: бур., монг..улаан гар «голые руки», букв, «красные руки» - улаан гараараа бариха «брать голыми руками»; недавно родившегося ребёнка называют: бур.улаан нялхп 'улаа парой, монг. улаан нялх хуухэд /улаан нярай /улаан нялцгай /улан цах «новорождённое дитя, младенец, малюсенький (о ребёнке)» букв, «красный ребёнок, дитя, младенец, новорождённый». Словосочетание улаан мяхан в бурятском языке обозначает «а) самое мясо; б) голое мясо», букв, «красное мясо»: улаан мяхаа харуулжа ябаха «ходить в рваной одежде», букв, «ходить, показывая своё красное мясо». О человеке, который к работе относится самозабвенно, забывая отдыхать, буряты говорят: худэлмэридов улаа мяхаараа орохо, данное выражение близко русскому «уходить с головой в работу», букв, «в работу красным мясом своим войти».

Данное цветообозначение в монгольских языках активно участвует в создании терминологии растительного и животного мира, окружающей природы, топонимов, антропонимов.

В пятом параграфе «Символика цвета шара «желтый»» исследуется символика желтого цвета в лингвокультуре бурят. В бурятском языке жёлтый цвет шара унгэ неоднозначен в своей семантике. О неоднозначности данного цвета высказывается и Г.Ц.Пюрбеев, в частности, работе «Эпос «Джангар»: культура и язык (этнолингвистичесике этюды», он пишет: «Помимо своего прямого назначения, он выражает функциональные коннотации, символизируя цвет буддийской, жёлтой религии (шар шажц, шарин шажн), отсюда его священность, ритуальная жертвенность и сакральность» (Пюрбеев 1993, с. 59). По мнению Е.В. Голубевой жёлтый цвет пользуется «особым почитанием у калмыков-ламаистов, калмыков как символ веры» (Голубева 2006, с. 16). Буряты-ламаисты также с глубоким почтением относятся к жёлтому цвету.

Изначательно на физиологическом уровне восприятия жёлтый цвет шара в бурятском языке ассоциируется с: а) природными явлениями, поверхностью земли, цветом почвы в атрибутивной функции: шара газар, шара шорой «суглинок», букв, «жёлтая земля, жёлтый песок»; шара набша

«жёлтые листья» осенью, в нору увядания. (В этой связи, тёплые осенние деньки, называемые по-русски «бабье лето» в бурятском - шара набшып халууи, букв, «жёлтого, листа, жара», в монгольском языке это время называется намрын шар нар, в калмыцком намрин шар пари букв.«осеннее жёлтое солнце»; б) переработанными молочными продуктами, густым чаем: шара тонон «топлёное масло; масленица», букв, «жёлтое масло»; ...суухатай шара тоЬоп болон бусад эдеэнэй зуйлнууд жагсаалда байкан шэнги (Ц.Галанов. Саран хухы ) «...топлёное масло в мочевом пузыре и другие продукты были, словно в шеренге». Здесь интересно подчеркнуть, что раньше буряты использовали сууха «мочевой пузырь» в качестве сосуда для топлёного масла.

Данный колоратив также ассоциируется со цветом волос, краски: шара унэтэй (басаган) «русоволосая (девушка)», букв, «с жёлтыми волосами (девушка)»; в монгольском языке шар ус в первом значении совпадает с бурятским - «а) светло-русые волосы», но имеет ещё второе значение «б) волоски на теле, мелкие волосы на теле», кроме того, было третье значение, так с пометой «хуучир. - устаревшее» в БАМРС зафиксировано: «в) жёлтый волос (так в своё время в Монголии называли разные болезни как то: испанку, эпидемическую пневмонию, рак и др.).

При помощи этого цветообозначения эксплицируется масть самок домашних животных, для этого к основе шара + суффикс -гша(н): шарагшан «жёлтая, соловая», шарагша гуун «соловая кобыла».

Вообще, изначально желтый цвет ассоциируется с золотом, которое с древности воспринималось как застывший солнечный цвет. «Золото — материал, не меняющийся при испытаниях огнем, стал символом «вечности», неизменности, постоянства, раз и навсегда установленного, данного богом свыше» (Митиров 1981: 96). Монгольские народы рассматривая шара упгэ «желтый цвет» и ассоциированного с ним алта(н) «золота», выделяют несколько его главных символов. Соседство слов шара «желтый» и алтан «золотой» в устойчивых словосочетаниях типа алтан шара газар «золотая желтая земля», алтан шара наран «золотое желтое солнце» говорит об их взаимозаменяемости, об изначальном мифологическом тождестве. В бурятском языке существует выражение: алтан и арап унтархагуй, арад зон нугархагуй «золотое солнце не погаснет, народ не согнётся».

В фольклоре данный цвет шара обычно употребляется в качестве эпитета «красный», «прекрасный», «красивый»: шара наран «красное солнце», букв, «жёлтое солнце», ангир шара дуухэй «красная девица», букв, «искрасна-красная, жёлтая девица»; бухайр шара номон «богатырский лук», букв, «бухарский жёлтый лук».

Неоднозначность, двойственность данного цвета характеризуется: с одной стороны, это символ света, тепла, божественного, с другой стороны —

предательства и обмана. Так, фольклорный эпитет к словам: да лай «море», нохой «собака», могой «змея», манан «туман», тоонон «пыль» имеет отрицательную коннотацию. Например: шара могой «ядовитая змея», букв, «жёлтая змея» в противоположность к чёрной змее - хара могой, которая не является ядовитой.

Припомощиданногоцветообозначенияобразованытерминырастительного и животного мира, медицинские, топонимы, данное цветообозначение весьма продуктивно в создании бурятских антропонимов.

Пятый параграф посвящен концепту хухэ «синий». Символика синего цвета хухэ уигэ очень древняя и связана с небом, вечно синим небом х}?хэ мунхэ тэнгэри, «культ которого был распространён среди всех монголов» (Пюрбеев 1993: 64), в том числе и у бурят, до принятия буддизма. Хухэ унгэ «синий, голубой» цвет на физиологическом уровне ассоциируется с небом, в частности в БРС зафиксировано: тэнгэриин хухэ унгэ «синева неба», хухэ (или хрэ номин) тэнгэри (или огторгой)\ в монг. помин хох тэнгэр, калм. кок тецгр «голубое (или лазурное) небо». Данное цветообозначение также ассоциируется с водной синью: лулз унгэ «синий цвет», монг. лох онго «синий цвет, синева; голубизна»; хухэ (или сэнхир лудэ) далай, хухэ номин далай «синее (или лазурное) море»; .грез нуур «голубое озеро». Лёд как твёрдое, застывшее состояние воды также ассоциируется с данным цветом: лерэ мулььэн «лёд синеватого оттенка», вместе с тем это сочетание имеет значение «бесцветный, невыразительный, безжизненный (о глазах)».

Семантика данного цветообозначения в бурятском языке неоднозначна, с одной стороны - это высокое, священное возвышенное. С другой стороны -осуждающе-сочувственное, негативное, например, когда речь идёт о внешнем виде человека: для экспликации а) цвета лица, губ человека в определённых обстоятельствах: бур. хухэ бала, монг. хох няц называется «синяк» на лице; о человеке, у которого на лице синяки буряты говорят: дс^со бала болонон «весь в синяках»; у замёрзшего человека губы выглядят синими: даараишнан хра урал «посиневшие (или синие) от холода губы». Нездоровый человек выглядит бледным -хух> сагаан «бледный; помертвелый»: хухэ сагаан болоод унашоо «упала, став бледно-синей», о девушке упавшей в обморок. Хухэ тодэн «голубые таза», данное сочетание имеет неодобрительную коннотацию, так о наёмном работнике, который, в общем-то, работает «абы сделать», буряты говорят: хулнэншьш тодэн хухэ «глаза у батрака синие»; б) бледности, болезненности лица, обычно в сочетании с такими словами сагаан «белый», буурал «седой» или же без них: бур. лсулэ сагаан шарай «мертвенно-бледное лицо», букв, «сине-белое лицо», в монгольском языке хох царай в прямом значении «смуглое, тёмное лицо», в переносном - это «суровое лицо», букв, «синее лицо»; бур. хухэ зухэ шарай «(нездорово) бледное лицо», букв, «синее' бледное лицо»; лреэ буурал «а) седой; б) сизый», букв, «синий, седой».

Следует подчеркнуть, что в бурятском языке как и в других монгольских языках синнй цвет дуде» унгз используется тогда, когда речь идёт о зелёном оттенке, например, для номинации: а) молодой, зелёной травы, листьев: -Yj'.v? ногоон, монг. .vo.v ногоо, калм. кок нойон «зелёная трава, зелень», букв, «синяя трава»; степень насыщенности цвета представляется путём редупликации бур. хуб: .vj и хухз набшаиан «зелёная-презелёная листва», букв, «синяя-пресиняя листва»; монг. хов хох ото «кубовый цвет»; б) сена, скошенного ц убранного вовремя: хухзубизн монг хоховс калм. кок овей «зелёное сено», букв, «синее сено»; .vj'.o иол о ом о сабшаха «скашивать (хлеб) на солому», букв, «синюю солому косить». Такое явление обусловлено синкретичностью, семантической нерасчленённостью данного цвето-обозначения .vjx» / .vo.v / квк, способностью его номинировать другие, колоративно близкие оттенки. Э.У.Омакаева пишет, что это происходит вследствие того, что данная лексема традиционно обозначала «различные оттенки синего, голубого, зелёного и серого тонов, впоследствии получивших самостоятельное наименование как отдельных цветов» (Омакаева 2009: 271); в) при экспликации масти животных, данный цвет обозначает «сивый»; тумана — «сизый»: бур. хухэ морин «сивая лошадь», монг. хох бор «серый, тёмновато-пепельный», калм. кок бор «сивый, серый (с тёмным оттенком)», букв, «синяя лошадь»; монг. хох саарал «буланый с сизым отливом», калм. кок саарл «мышастый», кок буурл «серо-сивый», букв, «синий, седой». Для монгольского языка характерно также образование при помощи известного суффикса -гчин, лексем, для обозначения самок животных: хохогчин «серая, сивая».

В переносном значении цветообозначение .y}.yj обычно выражает отрицательное качество чего-либо. Так, о долгой затянувшейся непогоде, весне говорят: бороо «сплошной (или затяжной, нудный) дождь»; .VJ .V7 зада «затянувшееся ненастье (о дождливой погоде или о продолжительном буране)», букв, «синее ненастье, непогода»; хухз хабар «а) серая весна; б) тяжёлая весна», букв, «синяя весна», в наших краях, как известно, климат «суровый, резко континентальный» (СЭС 1988, с. 1204) и после долгой зимы, люди с нетерпением ждут весны, чтобы снег быстрее сошёл с почвы и дал возможность скоту выходить в поле, чтобы подбирать оставшееся с осени сено, солому. В этой связи в бурятском языке существует специальный глагол хоглохо в значении «доедать; собирать остатки кормов (о домашних животных)». Поэтому дружной весны ждут все с нетерпением. В монгольском же языке существует словосочетание .vox ввел «суровая зима», букв, «синяя зима».

О продуктах питания говорят: хухз мяхан «одно только (без жира) мясо, совсем постное мясо», из такого мясо не сваришь хороший суп. В монгольском языке аналогичное сочетание хох мах является синонимом к хох булчин и

переводится «а) мускулы; б) массивный; мускулистый». О плохом чае буряты говорят: хухз сай «а) плохо забеленном чае; б) совсем жидком чае»: хухэ борохон сай «жидкий чаёк».

Также данный цвет употребляется в значении сплошь, очень сильно: хухз нойтоп — это «сплошь (или совсем) мокрый», букв, «синий мокрый». О затянувшемся смехе говорят с осуждением: хухэ модон энеэдзп «ненормально продолжительный смех, нездоровый хохот букв, «синий деревянный смех»; о сильном кашле: хухэ ханяадан «сильный кашель», букв, «синий кашель». Об очень упрямом человеке отзываются: хухэ нэтэруу хуп «очень упрямый человек», букв, «синий, упрямый, назойливый, человек». Огромное вымя коровы в разговорном речи эксплицируется как х]хэ дэлэн «громадное (букв, одно только) вымя (о ненормально большом вымени)», букв, «синее вымя». Корова с большим выменем обычно даёт мало молока, поэтому вызывает осуждение. О нудном, затянувшемся весельн, пьянке: хухэ зугаа / хухэ наадан «нудное веселье», букв, «синее веселье»; архидаан «пьянка» = рус. «разливанное море», букв, «синяя пьянка», горький пьяница соответ-ственно — хухэ архиншаи «заядлый пьяница, застарелый любитель выпить», букв, «синий пьяница».

В народной символике - голубой обозначает одного из двух главных высших сил Хухэ мунхэ тэнгэри букв. «Синее вечное небо». Символика синего цвета у монгольских народов очень древняя. В мифологии бурят тэнгэри «небо» - символ мужского начала. По мифологическим представлениям, вместе с женским божеством Улгзн Дэлхэй Эхэ «необъятная Мать-Земля», они являлись первопредками всех живых существ во Вселенной.

Рассматриваемое цветообозначение ajcö не столь продуктивно в создании системы бурятской терминологии, связанной с окружающей природой, растительным и животным миром, топонимами и антропонимами. Это, очевидно, связано с неоднозначностью семантики данного цветообозначения, с одной стороны - это высокое, священное возвышенное (тэнгэри), с другой стороны - негативное, нежелательное, например, личное имя, образованное при употреблении данного апеллятива.

В заключении обобщаются основные результаты проведенного исследования. Детальное рассмотрение концепта «цвет» позволило определить ее содержательное и структурное наполнение, которое, в свою очередь, было конкретизировано применительно к концепту «цвет» в бурятской лингвокультуре.

В ходе исследования выявлены основные подходы к определению цвета в бурятском языке: историко-лингвистический (Цыдендамбаев Ц.Б. 1972), лексико-морфологический (Бертагаев Т.А. 1971, Митупова Н.М. 1977, Хаб-тагаева Б. 2001, Харанутова Д.1Н. 2010), психолингвистический (Бухаева Р.В. 2010), сопоставительно-культурологический (Баинова O.A. 2005).

Наосновании проведённого исследования, в бурятскойцветовойсимволике выделяем концепты ахроматических (сагаан «белый», хара «чёрный») и хроматических цветов, в число последних входит прежде всего традиционная триада концептов основных монохроматических цветов спектра и их оттенков улаап «красный», шара «жёлтый», л]л7 «синий»). При этом ахроматические цвета являются отправной и конечной точкой цветового отрезка: белый цвет характеризуется завершённостью, как конечный пункт яркости, а черный — как конечный пункт темноты.

Детальное рассмотрение концепта «цвет» позволило определить, что семантическая структура того или иного цветообозначения в бурятском языке представляет собой многослойную структуру. В основании лингвокультурологического поля бурятского языка находятся архетипические значения цвето наименований, обусловленные первичными ассоциациями и реакциями на цвет важнейших для человека явлений и объектов действительности и естественно физиологически - обусловленные значения. В фольклоре, обрядах и художественных традициях бурят семантика белого цвета как символа солнечного света, красного — жизни, а черного — смерти является неоднозначной, что свидетельствует о ее архаичности. Именно эти цвета находятся в основе восприятия человеком мира, поэтому их рассмотрение в качестве одного из начальных этапов формирования цветовой картины мира представляется наиболее существенным при изучении традиционной культуры. Было установлено, что наибольшей емкостью и богатством специфических оттенков, которые охватывают самые разнообразные сферы жизни, обладает белый цвет. Это объясняется физической природой данного цвета, его способностью поглощать все остальные цвета и оттенки.

Для наиболее полного осознания концепта «цвет» в лингвокультуре бурят, после систематизации материала по цветообозначению, мы вывели классификационные модели, которые отражают его содержательную структуру. В данном случае нами был рассмотрен слой, включающий коммуникативно-значимую информацию, смысловые характеристики, связанные с реалиями лингвокультуры монгольских народов, это - бытовые реалии (продукты питания, одежда, жилище), природные реалии (топонимика, флора, фауна), антропологические реалии (внешние, физические данные, черты характера человека), социальные реалии (обычаи, бытовые приметы, обряды), социально-политические реалии (социальные термины, политические термины, медицинские термины). Отдельно рассмотрены антропонимика, этнонимы, сложные цветообразования, противопоставление черного и белого цветов, выделены значения цвета с положительной и отрицательной коннотацией.

Исследование показывает, как отражается в бурятском языке, его семантике цветовая модель мира и каким образом язык влияет на формирование представлений о цвете, а также в выявлении закономерностей порождения, восприятия и моделирования семантики цвета в познании картины мира.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Статьи, опубликованные в рецензируемых научных изданиях

]. Хинзеева Д. П. Семантика некоторых цветовых символов в бурятском языке: когнитивный подход [Текст] / Д. П. Хинзеева // Вестник БГУ. Филология, 2009.-№10-С. 9-14.

2. Хинзеева Д. П. Концептосфера цветообозначения сагаан «белый» в бурятском языке [Текст] / Д. П. Хинзеева // Вестник БГУ. Филология, 2010. -№10-С. 11-15.

3. Хинзеева Д. П. Семантика основных цветообозначений в бурятском языке : когнитивный подход [Текст] / Д. П. Хинзеева // Ученые записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н. Г. Чернышевского. Филология, история, востоковедение, 2010. - № 3 (32).-С, 149-154.

Публикации в сборниках научных трудов и материалах научных конференций

4. Хинзеева Д. П. Цветообозначение как выражение картины мира монгольских народов [Текст] / Д. П. Хинзеева // Тюрко-монгольские встречи : диалог культур : материалы междунар. науч.-практ. конференции. - Улан-Удэ : ГУП «Изд-во «Буряад унэн», 2004. - С. 101-109.

5. Хинзеева Д. П. Глобализация и проблема функционирования национальных языков в России [Текст] / Д. П. Хинзеева // Бурятский язык и культура в условиях глобализации: материалы междунар. науч.-практ. конф. -Улан-Удэ : Изд-во «Бэлиг», 2005. - С. 101-103.

6. Хинзеева Д. П. Символика чисел и цвета как транслятор языковой картины мира бурят : актуальность сохранения ее в эпоху глобализации [Текст] / Д. П. Хинзеева // Бурятский язык и культура в условиях глобализации : материалы междунар. науч.-практ. конф. — Улан-Удэ : Изд-во «Бэлиг», 2005. -С. 103-106.

7. Хинзеева Д. П. Цветовые доминанты в этнокультурной системе бурятского языка [Текст] / Д. П. Хинзеева // Традиционная система управления кочевых сообществ Южной Сибири: материалы науч.-практ. конф. - Улан-Удэ : Изд-во Бурятского госуниверситета, 2008 - С. 178-179.

8. Хинзеева Д. П. Символика чисел в концептуализации мира у бурят [Текст] / Д. П. Хинзеева // Феномен личности Давида Кугультинова — поэта, философа и гражданина : - материалы междунар. научн. конф. - Элиста, 2007.-С. 138—140.

9. Хинзеева Д. П. Символическое значение белого «сагаан» и черного «хара» цветов в картине мира бурят [Текст] / Д. П. Хинзеева // Проблемы монголоведных и алтаистических исследований : материалы междунар. конф., посвященной 70-летшо проф. В. И. Рассадина. - Элиста, 2009. -С. 216-218.

10. Хинзеева Д. П. Особенности классификации цветообозначений в бурятском языке [Текст] / Д. П. Хинзеева // Теория и практика преподавания востоковедных дисциплин : материалы межвуз. метод, сем. - Улан-Удэ : Изд-во Бурятского госуниверситета, 2010. - Вып. 5 - С. 88-94.

Подписано в печать 02.09.2011. Формат 60x84'/16. Усл. печ. л. 1,63 Тираж 100 экз. Заказ № 35

Издательство «Бэлиг», 670047, г. Улан-Удэ, ул. Павлова, 68 Типография издательства «Бэлиг»

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Хинзеева, Дарима Петровна

Введение.

Глава I. Теоретические основания анализа концепта как феномена культуры

1.1. Взаимоотношения языка и культуры.

1.2. Концепт как базовая единица описания языка и культуры.

1.3. Цвет - как концепт.

Выводы по I главе.

Глава И. Особенности семантики цветообозначения в лингвокультуре бурят.

2.1. Концептуальная символика цветообозначения в бурятской лингвокультуре.

2.2. Символика цвета САГААН «белый».

2.3. Символика цвета ХАРА «черный».

2.4. Символика цвета УЛААН «красный».

2.5. Символика цвета ШАРА «желтый».

2.6. Символика цвета ХУХЭ «синий».

Выводы по 2 главе.

 

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Хинзеева, Дарима Петровна

В исследованиях антропологического направления современной лингвистики значительное место уделяется изучению колоративной лексики, так как многое в окружающей действительности воспринимается посредством цвета. Являясь неотъемлемым элементом мифологических классификаций, ритуала и культа, цветообозначения аккумулируют в себе очень важную национально-специфическую информацию и являются не просто объективной характеристикой мира, но и категорией моральнонравственной и эстетической, выражающей оценки, жизненные нормы, насыщенные экспрессивно-оценочными коннотациями, выступая в качестве одной из ключевых категорий культуры народов. Цветообозначение приобретает статус сущностной характеристики, соотносится с семиотической, ценностной и мировоззренческой картиной мира национальной культуры. В лексико-семантической системе бурятского языка выделяется достаточно компактная группа наименований цвета, относящаяся к наиболее древним атрибутивным словам. Вырабатываемые языковым сознанием, они принимают активное участие в репрезентации окружающей действительности.

Актуальность темы исследования обусловлена, с одной стороны, возросшим интересом современной лингвистической науки к проблеме отражения в языке понятийных, ценностных, ассоциативных компонентов объективного мира и широким интересом к вопросам лингвокультурологии и межкультурной коммуникации в целом. С точки зрения лингвокультурологии, исследование цветообозначения позволяет проникнуть в национальную языковую картину мира, в национальный менталитет личности. Данный пласт лексики бурятского языка до настоящего времени изучен недостаточно, в том числе с лингвистической точки зрения. С другой стороны, исследование цветообозначения дает возможность для более глубокого понимания культурного наследия народов и решения проблем культурологического, этнокультурологического, этнолингвистического и этнопсихолингвистического плана. Целесообразность обращения к изучению данного пласта лексики бурятского языка также во многом продиктовано тем, что изучение цвета - это один из путей расшифровки глубинных смыслов, заложенных в национальных языках с помощью анализа концептов. Ибо концепты этноспецифичны и могут быть использованы для сопоставления культур разных народов с целью изучения их своеобразия.

Концепт «цвет» можно считать универсальным, так как представители любой нации и культуры способны воспринимать и различать существующие цветовые спектральные оттенки. Цвет определяется каждым народом по-своему, «основные» цвета формируют цветовую картину мира, которая входит в состав языковой картины мира и, соответственно, включается в культурную и концептуальную картины мира. Лингвоцветовая картина мира реализуется в форме цветообозначений в отдельных лексемах, словосочетаниях, идиоматических выражениях и других вербальных средствах.

Для наиболее полного осознания концепта необходимо построить определенную модель, которая будет отражать его структуру. Изучение структуры концепта показывает, что «первичный эмпирический образ сначала выступает как конкретное чувственное содержание концепта, а затем становится средством кодирования, знаком все более усложняющегося по мере его осмысления, многомерного концепта» [Жаркынбекова 1999: 111112]. Следовательно, структура позволяет преобразовать информацию о концепте, а затем актуализировать то или иное слово.

Концепт имеет сложную структуру. С одной стороны, принадлежит «все то, что принадлежит строению понятия» [Степанов 2001: 43], а с другой стороны, в структуру концепта входит «все то, что делает его фактом культуры» [Степанов 2001: 43], а именно этимология, история, современные ассоциации, оценки и другое.

В понятии выделяют объем — количество объектов, входящих в данное понятие, и содержание - совокупность общих и существенных признаков понятия. В науке о культуре термином концепт называют содержание. Таким образом, термин концепт становится синонимичным термину смысл.

Концепт можно признать планом содержания слова. Отсюда следует, что он включает в себя «помимо предметной отнесенности всю коммуникативно-значимую информацию» [Варкачев 2002: 4]. Это указания на место, занимаемое этим знаком в лексической системе языка.

В семантический состав концепта входит вся прагматическая информация языкового знака, связанная с его экспрессивной функцией. Еще одним компонентом семантики языкового концепта является «когнитивная память слова»: смысловые характеристики языкового знака, связанные с его исконным предназначением и системой духовных ценностей носителей языка [Яковлева 1998: 45].

Как говорилось ранее, в структуру концепта входят ценностная составляющая, понятийный и образный элементы. В понятийном элементе концепта можно выделить следующие слои или компоненты, которые есть у каждого концепта: в первый слой входит актуальный основной признак; ко второму слою относится один дополнительный или несколько дополнительных признаков, «пассивные» признаки; третьим слоем концепта является его внутренняя форма.

Можно поставить вопрос о существовании концептов, а именно в какой мере концепты существуют для людей данной культуры? Чтобы ответить на этот вопрос, Степанов Ю.С. сформулировал следующую гипотезу: «концепты существуют по-разному в разных своих слоях, и в этих слоях они по-разному реальны для людей данной культуры» [Степанов 2001: 48]. В первом слое, то есть в актуальном признаке, концепт реально существует «для всех пользующихся данным языком как средство взаимопонимания и общения» [Степанов 2001: 48]. Так как концепт является средством общения, то в данном «слое» концепт включается и в структуры общения, и в мыслительные процессы.

Во втором слое, или в дополнительных, «пассивных» признаках, концепт реально существует «только для некоторых социальных групп» [Степанов 2001:48].

Третий слой, или внутренняя форма, только открывается исследователями. Но это не значит, что в данном слое концепт не существует. «Концепт существует здесь как основа, на которой возникли и держатся остальные слои» [Степанов 2001: 48].

Цель настоящей работы состоит в исследовании концептов цветообозначений в бурятском языке в лингвокультурологическом аспекте с привлечением материалов из других монгольских языков - монгольского, калмыцкого, выделив их универсальные и индивидуальные особенности.

Поставленная цель исследования определила необходимость решения следующих задач: ,

1. выявить основные подходы к определению цвета в бурятском языке;

2. определить теоретические основы исследования концепта «цвет» в монгольских языках;

3. проанализировать структуру цветовых концептов в фольклоре монголоязычных народов в их обрядовой практике, быту, в терминологии растительного и животного мира;

4. вывести классификационную модель цветообозначений в бурятской культуре, выделив универсальные и специфические признаки. Объектом исследования являются лексико-семантические группы цветообозначений в лингвокультуре бурят.

Предметом исследования являются пять основных, базовых для лингвокультуры монгольских народов цветов: сагаан «белый», хара «черный», улаан «красный», шара «желтый», хухэ «синий» и их универсальные и локальные особенности развития и функционирования в текстах устного народного творчества и художественных текстах.

Степень изученности проблемы. Исследование процесса формирования цветовых понятий и отражение этих перцептивнокогнитивных образов в языке имеет большие традиции в языкознании. Следует отметить, что, несмотря на огромное количество работ, посвященных изучению цвета в языке, эта проблема остается недостаточно изученной. Проблема исследования цветообозначений поднималась в классических трудах Г. Конклина, Г. Глисона, JI. Ельмслева, Дж. Лайонза, Г. Хейдера, Д. Оливье, Б. Берлина, П. Кея, Э. Рош. В отечественном языкознании наиболее глубокими исследованиями являются работы Н.Б. Бахилиной, А.П. Василевича, P.M. Фрумкиной, Т.И. Вендиной, А.А. Залевской, Ю.Н. Караулова, В.А. Московича, Н.В. Уфимцевой и др. Значимые труды по проблеме цветообозначений представлены работами Р.В. Алимпиевой, Ш.К. Жаркынбековой, Т.А. Михайловой, Л.В. Полубиченко, Г.С. Свешниковой, Т.И. Шхвацабая. Существует большое количество исследований, посвященных функционированию цветообозначений в художественном тексте, главным образом, в произведениях русской литературы. Так, ряд работ посвящен исследованию энергетики цвета в поэзии: А. Ахматовой (Анищева 1991), О. Мандельштама (Асракадзе

1999), лирике Б. Пастернака (Губенко 1996), М. Цветаевой (Герасимова 1996), С. Есенина (Громов 1996); большое число исследований посвящено символике цветообозначений в прозе М.А. Булгакова (Биккулова 2000, Кузнецова 1994, Лысоиваненко 2001, Смирнов 1990, Хорошилова 1998),

Н.М. Карамзина (Ковалевская 1994), А. Грина (Петрусь 1999), Е. Замятина (Меньчева 2005), В.П. Катаева (Иванова 1987) и др.

В бурятоведении одной из первых работ, где затрагивались вопросы цветообозначения, является фундаментальное историко-лингвистическое исследование Ц.Б. Цыдендамбаева «Бурятские исторические хроники и родословные» (1972). В данной работе ученый, используя материалы двух базовых востоковедных словарей - «Пятиязычного словаря», построенного на данных старомонгольского, тибетского, маньчжурского, уйгурского, китайского языков, и «Монгольско-русского словаря» (Спб.,1893) I

К.Ф. Голстунского, осуществил дифференциацию цветообозначений бурятского языка.

Так, им выделяются ,две лексико-семантические группы цветообозначения в бурятском языке. К первой группе он относит прилагательные, обозначающие цвета и их оттенки, например: «лазурный цвет», «светло-голубой», «бордовый цвет». Ко второй группе отнесены названия мастей животных. Всего насчитывается 80 наименований цвета (масти), например: алаг морин (пегий конь), боро морин (серый конь), эреэн буха (пестрый бык), ухаа ухэр (светло-каштановый скот), хара толгойто (черноголовая овца), сагаан хонин (белая овца), алаг тэхэ (пестрый козел), шара ямаан (рыжая коза) и т.д. К сожалению, в указанной работе перечень цветообозначений приводится учёным в весьма лаконичной форме.

Вопросы цветообозначения были рассмотрены Т.А. Бертагаевым в работе «Сочетания слов и современная терминология» (1971). В данном труде ученый классифицирует названия цветов в бурятском и монгольском языках с точки зрения их словообразовательной структуры. Им выделяются:

1) простые наименования: сагаан «белый», хара «черный», улаан «красный», ногоон «зеленый», хухэ «синий», хурин «коричневый» и т.д., 2) названия цветов из номинантов-сочетаний: гал улаан (огненно-красный), сахюур сагаан (ослепительно-белый) и т.д.

Н.М. Митуповой в рамках статьи, посвященной препозитивным усилителям имен прилагательных в диалекте хоринских бурят (1977), была рассмотрена в диахроническом аспекте и структура образования редупликатов (усилителей в определенном сочетании) цветообозначений, таких как: у б улаан «ярко-красный», ноб ногоон «зеленый-презеленый», саб сагаан «белый-пребелый», хаб хара «черный-пречерный», хуб хухэ «синий-пресиний», яб ягаан «ярко-розовый». Показана историческая реконструкция морфологической структуры цветообозначения белый — сагаан, где выделяется корень саутративший в современном языке первоначальное значение: са- й (белеть), са- хир (бледный), са- й- бар (светлый). Прибавление же согласного б приводит к образованию редупликата: саб сагаан.

Д.Ш. Харанутовой в исследовании «Словообразовательные гнезда прилагательных - цветообозначений в русском и бурятском языках» (2010) рассмотрена проблема деривационного потенциала прилагательного «коричневый» в русском и бурятском языках, раскрыты особенности словообразовательных гнезд данного прилагательного, не относящегося к цветам основного спектра.

Также в рамках статьи «Colour names and their suffixes» (Названия цветов и их суффиксы) (2001) Б. Хабтагаева исследовала морфологические способы образования слов при помощи суффиксов, которые применяются при образовании цветообозначений. Автор собрала огромный материал по монгольскому словообразованию, связанному с цветообозначениями. Она исследовала 108 суффиксов: 49 из которых используются при образовании цветонаименований и других лексических групп, 59 используются только при обозначении цветонаименований.

По материалам направленного ассоциативного эксперимента Р.В. Бухаева в статье «Цветосимволы как стереотипы речевого поведения (мышления) бурят» (2010) раскрывает национально-культурное содержание лексических ассоциаций, связанных с цветами представителей бурятской и русской этногрупп. В результате данного эксперимента автор выявила наиболее предпочтительные традиционные цвета у этногруппы бурят и у русской этногруппы. Белый и желтый цвета вызвали наибольшее количество ассоциаций у бурят, тогда как у русских традиционным и наиболее предпочтительным выступил красный цвет. Отмечено, что желтый цвет у бурят вызывает в основном положительные ассоциации в отличие от представителей русской этногруппы, для которых он является символом измены, разлуки.

В культурологическом аспекте вопросы цветовидения бурятского этноса были исследованы в кандидатской диссертации А.А. Баиновой

Семантика цвета в традиционной культуре народов Забайкалья: лингвокультурологический аспект» (2005). В данной работе автор на основе сравнительно-сопоставительного анализа традиционных культур бурят и русских выявляет особенности семантики цветообозначений. Семантика цветовых концептов в исследовании рассматривается как ключевой концепт мировидения народов.

В калмыцком языкознании проблемы колористики рассматривались в работах Г.Ц. Пюрбеева (1993), М.У. Монраева (2009), Э.У. Омакаевой (2001, 2009а, 20096). Попытку реконструировать корни некоторых исконных монгольских цветообозначений предпринимал Е.А. Кузьменков (1988: 126— 127). Цветовые обозначения и цветовую символику в монгольском языке подробно рассматривал Е. Баярсайхан (1996: 55-59).

Научная новизна. В данном исследовании реализован системный лингвокультурологический подход недостаточно изученной ключевой категории национальной культуры «цветообозначение», являющейся одной из основных составляющих в формировании картины мира бурятского этноса. Предложена модель классификации цветообозначений в бурятском языке, где выявлено своеобразие символического мышления бурят и национально-культурная специфика в понимании окружающего мира.

Основными источниками исследования послужили:

1. Бурятско-русский словарь в двух томах. — 60 000 слов. / Л.Д. Шагдарова и К.М. Черемисова. - Улан-Удэ, 2006, 2007.

2. Большой академический монгольско-русский словарь в четырёх томах. - около 70 000 слов. / Отв. ред. Г.Ц. Пюрбеев. — М.: «ACADEMIA», 2001-2002.

3. Калмыцко-русский словарь. - 26 000 слов. / Под ред. Б.Д. Муниева. М.: Изд-во «Русский язык», 1977.

4. Бабуев С.Д., Бальжинимаева Ц.Ц. Буряад зоной урданай Ьуудал байдалай тайлбари толи. - Улаан-Удэ: «Бэлиг», 2004. — 352 х.

5. Тодаева Б.Х. Словарь языка ойратов Синьцзяна. — Элиста: Калм. кн. изд-во, 2001. - 493 с.

6. Фольклорные и этнографические источники.

7. Художественная и публицистическая литература.

8. Собственные полевые записи автора.

Методы исследования. В исследовании использованы следующие методы: сравнительный, сравнительно-типологический, структурносемантический, сравнительно-исторический, этимологический и метод комплексного концептуально-семантического анализа.

Методологическая основа диссертации определяется характером самого объекта исследования: лексический анализ фразеологических единиц с компонентом цветообозначений сопровождается лингвокультурологическими экскурсами в область материальной культуры бурят, обрядовой практики, обычаев, бытовых примет, мифов, исторических преданий и легенд, сказок, народных песен; привлекаются данные этнографии, этнологии, психологии, психолингвистики и других смежных дисциплин.

Теоретическая значимость исследования обусловлена расширением границ лингвистического моделирования за счет выделения лингвокультурного цветового пространства. Лингвокультурологическое рассмотрение цветовой концептосферы, проведенное в работе, может помочь составить системное представление о цвете как базовом культурном концепте и цветообозначениях как одной из важнейших составляющих языковой картины мира разных этносов, что открывает новые горизонты в изучении феномена цвета в целом.

Исследование прагматики цветовой символики эксплицирует ценные сведения о менталитете народа, предоставляет возможности культурологического изучения языковых средств цветообозначения. Ценность работы для лингвистики видится в том, что она вносит вклад в изучение универсального и идиоэтнического в бурятском языке и дает материал для дальнейших теоретических обобщений. Исследование показывает, как отражается в бурятском языке и его семантике цветовая модель мира, как сам язык влияет на формирование представлений о цвете, а также в выявлении закономерностей порождения, восприятия и моделирования семантики цвета в познании картины мира.

Практическая значимость исследования заключается в том, что фактические данные, представленные в работе, могут быть использованы в сопоставительных исследованиях языка и культуры разных народов. Общие положения диссертации, выводы и обобщения могут стать основой для разработки элективных курсов и спецсеминаров на гуманитарных факультетах вузов, в частности в области лингвокультурологии, этнолингвистики, социолингвистики и др. Отдельные положения исследования представляют интерес для соответствующих учебных дисциплин. Фактический материал может использоваться на практических занятиях по современному бурятскому языку; при составлении учебников и учебных пособий по лексикологии, а также в лексикографических целях (при составлении толковых и двуязычных словарей).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Цветообозначения являются ключевыми концептами культуры и представляют собой лингвокультурологические знаки большой смысловой емкости и национальной специфичности.

2. Цвет в бурятском языке может рассматриваться с четырех позиций:

1) точки зрения языкового знака («системно-структурный цвет»); 2) антропологической точки зрения («социальный цвет»); 3) этнокультурной точки зрения («культурно-исторический цвет»); 4) психологической точки зрения («эмоционально-ценностный цвет»).

3. Семантическая структура того или иного цветообозначения в бурятском языке представляет собой многослойную структуру. В основании лингвокультурологического поля бурятского языка находятся архетипические значения цветонаименований, обусловленные первичными ассоциациями и реакциями на цвет важнейших для человека явлений и объектов действительности и естественно физиологически-обусловленные значения.

4. Цвет обладает универсальной классификационной функцией и в бурятском языке обозначает разнообразные объекты и явления действительности, социальные и общественные, религиозные и нравственные, эмоциональные и межличностные отношения, обнаруживая четкую логику и относительно строгую систему и соотносится с древнейшими архетипическими представлениями человека, несет информацию о культурных нормах, отражает мировоззренческие установки бурятского этноса, характеризуется высокой аксиологичностью, то есть кодирует, описывает, структурирует и оценивает бытие человека.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры бурятского языка Национально-гуманитарного института БГУ. Основные положения и результаты исследования докладывались на международной научно-практической конференции «Тюрко-монгольские встречи: диалог культур» (г. Улан-Удэ, 2004), международной научно-практической конференции «Бурятский язык и культура в условиях глобализации» (г. Улан-Удэ, 2005), международной научно-практической конференции «Феномен личности Давида Кугультинова - поэта, философа и гражданина» (г. Элиста, 2007), республиканской научно-практической конференции «Традиционная система управления кочевых сообществ Южной Сибири» (г.Улан-Удэ, 2008), международной конференции «Проблемы монголоведных и алтаистических исследований», посвященной 70-летию проф. В.И. Рассадина (г. Элиста, 2009), методическом семинаре «Теория и практика преподавания востоковедных дисциплин» (г. Улан-Удэ, 2010).

По теме диссертационного исследования опубликованы 10 статей, из них - 3 в рекомендованном ВАК издании.

Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Цветообозначение в бурятском языке: лингвокультурологический аспект"

ВЫВОДЫ ПО 2 ГЛАВЕ

Исходя из всего вышеизложенного, можно сделать вывод, что цветовое восприятие является сходным для всех групп людей. Но языковая концептуализация различна в разных культурах, хотя и здесь есть сходства. Язык отражает происходящее в сознании, а не в мозгу, а сознание формируется, в частности, и под воздействием окружающей нас культуры. Современный человек уже не представляет себя вне цвета. Нет такой человеческой деятельности, которая не была бы связана с цветом.

Рассмотренные пять цветообозначений отличаются большой частотностью в бурятском языке. Вместе с тем, наиболее употребительными из них являются первые три: сагаан «белый», хара «чёрный» и улаан «красный».

Сагаан унгэ «белый цвет» отличается наибольшей емкостью и богатством специфических оттенков, которые охватывают самые многообразные сферы жизни. Главное и исходное его значение — это свет. Белый цвет практически не имеет отрицательных значений.

Важной чертой бурятского языка и других монгольских языков является наличие большого количества лексических единиц и выражений, содержащих компонент с обозначением белого (светлого) цвета. Круг существительных, определяемых прилагательным сагаан, широк и разнообразен. Самую многочисленную группу составляют имена артефактов. Данный цвет обладает огромным эмоционально-экспрессивным воздействием на сознание человека и, как следствие, большими сочетательными возможностями. Поэтому спектр ассоциативных представлений, вызываемых белым цветом, очень широк.

Хара унгэ «чёрный цвет» в бурятской и в целом в монгольской культуре выступает антиподом белого сагаан унгэ. Эти два цвета первоначально отражали все многообразие цветов спектра. Одним из них обозначались все темные цвета, другим — все светлые. Вместе с тем черный цвет многозначен, он передает как отрицательную, так и положительную оценку изображаемому предмету. Самой большой группой в составе исследуемых единиц бурятского языка является группа устойчивых сочетаний, слов, включающих компоненты-цветобозначения хара «чёрный».

Цветообозначения сагаан и хара обозначают также социальное положение человека: сагаан янатан «люди белой кости» и хара зон «простолюдины».

Улаан унгэ «красный цвет», как и у многих народов, олицетворяет образ Солнца и связанных с ним огня, света и тепла. Выражая яркость, интенсивность красного цвета, его особую ценность для человека, буряты связывают его с кровью: улаан шукай называется «артериальная кровь», главную артерию - аорту, называют улаан гол. Данное цветообозначение в сочетании со словами, обозначающими людей, чаще детей, или с названиями органов тела человека, эксплицирует значение открытый, голый: улаан гар «голые руки»; для' экспликации высшей степени насыщенности, самый пик чего-л.: улаан зун «самое лето, разгар лета». В колоративной номенклатуре монгольских языков цвет улаан «красный» также отличается своей неоднозначностью. Так, при помощи данного цвета наряду с положительной передается и отрицательная оценка.

Семантика желтого цвета шара унгэ в бурятском языке также неоднозначна. Помимо своего прямого колоративного значения, данный цвет выражает функциональные коннотации, символизируя цвет буддийской религии. И пользуется у бурят глубоким почтением. Желтый ассоциируется с золотом и они вместе соответствуют идее изначальности всего. Также данный цвет выступает как олицетворение чего-то враждебного, опасного: шара могой «ядовитая змея», в фольклоре, в противоположность к черной змее — хара могой.

Символика синего цвета хухэ унгэ очень древняя и связана с Вечно Синим Небом Хухэ Мунхэ Тэнгэри, которое глубоко почитают и преклоняются. Семантика данного цветообозначения в бурятском языке также неоднозначна, амбивалентна, может быть позитивной и негативной. С одной стороны, - это высокое, священное, возвышенное. С другой стороны — осуждающе-сочувственное, негативное, например, когда речь идет о внешнем виде человека: для экспликации цвета лица, губ человека в определенных обстоятельствах: бур. хухэ бала обозначает «синяк» на лице.

Рассмотренные цветообозначения в бурятском языке участвуют в создании специальной терминологии, топонимии и антропонимии при этом наиболее активно первые три: сагаан «белый», хара «чёрный», улаан «красный».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Многоаспектный анализ концепта «цвет» позволил нам определить, что он является ключевым концептом культуры и представляет собой лингвокультурологические знаки большой смысловой емкости и национальной специфичности. Национальная картина мира, обладая универсальными чертами, в; то же время для каждого народа уникальна, поскольку отражает индивидуальный жизненный опыт, традиционные устои и способы познания определенного коллектива. Любой язык имеет особую картину мира, и языковая личность организовывает содержание высказывания в соответствии с этой картиной. В этом проявляется специфическое человеческое восприятие мира, зафиксированное в языке. Наше исследование позволило прийти к выводу, что национальнокультурная специфика картины мира, в, бурятском языке выявляется посредством совокупности концептообразующих элементов. В качестве основных категорий, формирующих систему взглядов на мир, выступает цветовой символизм. Специфика в понимании национальной картины мира обусловлена типом хозяйствования, кочевым образом жизни бурят, общественным укладом, природно-климатическими условиями и религией. В связи с этим, нами было установлено, что в культуре монголоязычных народов основными являются пять цветов: сагаан «белый», хара «черный», улаан «красный», шара «желтый», хухэ «синий». Именно эти пять цветов в совокупности символизируют весь мир согласно китайской концепции, которая была принята многими евразийскими кочевниками, включая монголов и бурят. Для того, чтобы понять полное значение этой концепции, необходимо отметить, что с древних времен китайцы обозначили стороны света цветами. Черный был цветом севера, красный — юга, синий — востока, белый - запада. Центральная территория была представлена желтым цветом.

В ходе исследования мы выявили, что цвет в любом языке рассматривается с четырех позиций: 1) точки зрения языкового знака системно-структурный цвет»); 2) антропологической точки зрения («социальный цвет»); 3) этнокультурной точки зрения («культурноисторический цвет»); 4) психологической точки зрения («эмоциональноценностный цвет»).

Детальное рассмотрение концепта «цвет» позволило определить, что семантическая структура того или иного цветообозначения в бурятском языке представляет собой многослойную структуру. В основании лингвокультурологического поля бурятского языка находятся архетипические значения цветонаименований, обусловленные первичными ассоциациями и реакциями на цвет важнейших для человека явлений и объектов действительности и-естественно физиологически - обусловленные значения. В фольклоре, обрядах и художественных традициях бурят семантика белого цвета как символа солнечного света, красного — жизни, а черного - смерти является неоднозначной, что свидетельствует о ее архаичности. Именно эти цвета находятся в основе восприятия человеком мира, поэтому их рассмотрение в качестве одного из начальных этапов формирования цветовой картины мира представляется наиболее существенным при изучении традиционной- культуры'. Было установлено, что наибольшей емкостью и богатством специфических оттенков, которые охватывают самые разнообразные сферы жизни, обладает белый цвет. Это объясняется физической природой данного цвета, его* способностью поглощать все остальные цвета и оттенки. Белый цвет символизирует, прежде всего святость, чистоту, источник силы и здоровья, дружелюбие, ясность, открытость. В переносном значении характеризует черты характера человека, так, о незлопамятном, безобидном, добродушном человеке буряты говорят: сагаан хуп букв, «белый человек»; сагаан зантай букв, «с белым характером». Данный цвет выполняет усилительную функцию, например, в таком сочетании сагаан жабар «жгучиймороз» (букв, белый мороз). Как мы выяснили, белый цвет в культуре монголоязычных народов может иметь и отрицательное значение. Так, в бурятском языке существует пословица: сагаанай муу — сакан, сагай муу - сэрэг «худшее из всего белого - снег». Аналогичное выражение существует в монгольском и калмыцком языках. Данное выражение связано с хозяйственной деятельностью монгольских народов, обусловленной круглогодичным выпасом скота, а когда' выпадало мнго снега, то животным было сложно найти корм для пропитания под толщей снега.

Анализ семантики черного цвета показал, что диапазон употребления данного цветообозначения также широк, и значения его разнообразны — начиная с обозначения чего-либо очень хорошего и заканчивая значением всего недоброго, отрицательного, черного, темного. Фактический языковой материал позволяет говорить все-таки о негативном отношении; бурят и других монгольских народов к данному цвету как символическому обозначению недоброго, темного, отрицательного. Положительная оценка цветообозначения хара «чёрный» встречается, но редко. Наиболее полно семантику чёрного цвета в культуре бурятского народа можно отразить противопоставляя белому цвету, так как в палитре монгольской культуры, как пишет известный этнограф-монголовед Н.Л.Жуковская, «черный цвет выступает как антипод белого, прежде всего как классификационный партнер в бинарной оппозиции белое — черное» (Жуковская 2002: с. 203). Это ярко демонстрируется на примере народного искусства, устного народного творчества, обрядов. Противопоставление белого и черного цветов заключает в себе сложившиеся в процессе многовековой истории мировоззренческие установки народа, выражающиеся прежде всего в нравственно-этических нормах. Поэтому концепты белый и черный понимаются как философские субстанции, равнозначные понятиям добра и зла.

В ходе исследования мы выявили, что люди с древности проявляли особое внимание к красному цвету. Во многих языках обозначает все красивое, прекрасное. В славянском фольклоре красный цвет — символ красоты, девственности, святости: «красная девица», «красный угол», красное солнышко» - сохранившиеся подтверждения символа этого цвета. В Китае об искреннем, откровенном человеке говорят «красное сердце», тогда как сердце дурного, коварного человека черно.

Насыщенность оттенка, высокая степень концентрации данного цвета передаётся при помощи усилителей у б (или шад) в бурятском языке: у б улаан, шад улаан «совершенно красный; алый». В монгольском языке — аранзал улаан /ув улаан «пунцовый, ярко-красный», гун улаан / хурэн улаан «багровый, багряный», а также - час улаан «багрово-красный, яркокрасный».

На ассоциативном уровне у монгольских народов улаан унгэ «красный цвет» олицетворяет образ древнейшего для всех народов - Солнца и связанных с ним огня, света и тепла, без которых немыслима жизнь на Земле. В бурятском языке существует выражение улаан наран «красное солнце», где улаан является определением, постоянным эпитетом ко второму слову; по-калмыцки - вруни улан нарн «утреннее красное солнышко». Интересно отметить, что в монгольском языке вторую половину месяца (лунного от 16-го по 30-е число) называют улааньг хувъ, букв, «вторая часть».

Символические значения красного объясняются его связью в сознании человека с кровью, это цвет одного из самых важных элементов человеческого организма. Так, в бурятском языке улаан шукан называется «артериальная кровь», букв, «красная кровь». Следует подчеркнуть, что в колоративной номенклатуре монгольских языков цвет улаан «красный» отличается своей неоднозначностью. Так, при помощи данного цвета наряду с положительной передаётся и отрицательная1 оценка тому или иному явлению. Так, о молодом человеке выросшем и не способном прокормить себя, буряты говорят улаан голоо тэжээхэ шадалгуй, букв, «жизнь свою прокормить не способен»; гомерический хохот, безудержный смех в бурятском языке номинируется как улаан энеэдэн букв, «красный смех»; чрезмерная ярость гнев как улаан уур «яростный гнев», букв, «красный гнев».

Было установлено, что желтый цвет также неоднозначен в своей семантике. Изначально на физиологическом уровне восприятия жёлтый цвет шара в бурятском языке ассоциируется с: а) природными явлениями, поверхностью земли, цветом почвы в атрибутивной функции: шара газар, шара шорой «суглинок», букв, «жёлтая земля, жёлтый песок»; шара набша «жёлтые листья» осенью, в пору увядания. (В этой связи, тёплые осенние деньки, называемые по-русски «бабье лето» в бурятском — шара набшын халуун, букв, «жёлтого, листа, жара», в монгольском языке это время называется намрын шар нар, в калмыцком намрин шар нарн букв.«осеннее жёлтое солнце»; б) переработанными молочными продуктами, густым чаем: шара тонон «топлёное масло; масленица», букв, «жёлтое масло»; Данный колоратив также ассоциируется цветом волос, краски: шара унэтэй (басаган) «русоволосая (девушка)», букв, «с жёлтыми волосами (девушка)»; в монгольском языке шар ус в первом значении совпадает с бурятским - «а) светло-русые волосы», но имеет ещё второе значение «б) волоски на теле, мелкие волосы на теле», кроме того, было третье значение, так с пометой «хуучир. — устаревшее» в БАМРС зафиксировано: «в) жёлтый волос (так в своё время в Монголии называли разные болезни как то: испанку, эпидемическую пневмонию, рак и др.).

При помощи этого цветообозначения эксплицируется масть самок домашних животных, для этого к основе шара + суффикс =гша(н)\ шарагшан «жёлтая, соловая», шарагша гуун «соловая кобыла».

Как мы выяснили, изначально желтый цвет ассоциируется с золотом, которое с древности воспринималось как застывший солнечный цвет. Монгольские народы рассматривая шара унгэ «желтый цвет» и ассоциированного с ним алта(н) «золота», выделяют несколько его главных символов. Соседство слов шара «желтый» и алтан «золотой» в устойчивых словосочетаниях типа алтан шара газар «золотая желтая земля», алтан шара наран «золотое желтое солнце» говорит об их взаимозаменяемости, об изначальном мифологическом тождестве.

Неоднозначность, двойственность данного цвета характеризуется: с одной стороны, это символ света, тепла, божественного, с другой стороны -предательства и обмана. Так, фольклорный эпитет к словам: далай «море», нохой «собака», могой «змея», манан «туман», тоонон «пыль» имеет отрицательную коннотацию. Например: шара могой «ядовитая змея», букв, «жёлтая змея» в противоположность к чёрной змее - хара могой, которая не является ядовитой.

Анализ концепта хухэ «синий» выявил, что символика данного цвета очень древняя и связана с небом, вечно синим небом хухэ мунхэ тэнгэри, «культ которого был распространён среди всех монголов» (Пюрбеев 1993: 64), в том числе и у бурят, до принятия буддизма. Данное цветообозначение также ассоциируется с водной синью: хухэ унгэ «синий цвет», монг. хвх онгв «синий цвет, синева; голубизна»; хухэ (или сэнхир хухэ) далай, хухэ номин далай «синее (или лазурное) море»; хухэ нуур «голубое озеро». Лёд как твёрдое, застывшее состояние воды также ассоциируется с данным цветом: хухэ лгулъьэн «лёд синеватого оттенка», вместе с тем это сочетание имеет значение «бесцветный, невыразительный, безжизненный (о глазах)».

Семантика данного цветообозначения в бурятском языке неоднозначна, с одной стороны - это высокое, священное возвышенное. С другой стороны — осуждающе-сочувственное, негативное, например, когда речь идёт о внешнем виде человека: для экспликации а) цвета лица, губ человека в определённых обстоятельствах: бур. хухэ бала, монг. хвх няц называется «синяк» на лице; о человеке, у которого на лице синяки буряты говорят: хухэ бала болонон «весь в синяках»; у замёрзшего человека губы выглядят синими: даарашанан хухэ урал «посиневшие (или синие) от холода губы». Нездоровый человек выглядит бледным - хухэ сагаан «бледный; помертвелый»: х]аэ сагаан болоод унашоо «упала, став бледно-синей», о девушке упавшей в обморок. Хухэ нюдэн «голубые глаза», данное сочетание имеет неодобрительную коннотацию, так о наёмном работнике, который, в общем-то, работает «абы сделать», буряты говорят: хулнэншын нюдэн хухэ глаза у батрака синие»; б) бледности, болезненности лица, обычно в сочетании с такими словами сагаан «белый», буурал «седой» или же без них: бур. хухэ сагаан шарай «мертвенно-бледное лицо», букв, «сине-белое лицо», в монгольском языке хвх царай в прямом значении «смуглое, тёмное лицо», в переносном - это «суровое лицо», букв, «синее лицо»; бур. хухэ зухэ шарай «(нездорово) бледное лицо», букв, «синее бледное лицо»; хухэ буурал «а) седой; б) сизый», букв, «синий, седой».

Следует подчеркнуть, что в бурятском языке как и в других монгольских языках синий цвет хухэ унгэ используется тогда, когда речь идёт о зелёном оттенке, например, для номинации: а) молодой, зелёной травы, листьев: хухэ ногоон, монг. хвх ногоо, калм. квк нонан «зелёная трава, зелень», букв, «синяя трава»; степень насыщенности цвета представляется путём редупликации бур. хуб: хуб хухэ набшанан «зелёная-презелёная листва», букв, «синяя-пресиняя листва»; монг. хев хех енге «кубовый цвет»; б) сена, скошенного и убранного вовремя: хухэ убнэн монг. хвх ввс калм. квк ввсн «зелёное сено», букв, «синее сено»; хухэ нолоомо сабшаха «скашивать (хлеб) на солому», букв, «синюю солому косить». Такое явление обусловлено синкретичностью, семантической нерасчленённостью данного цветообозначения хухэ / хвх / квк, способностью его номинировать другие, колоративно близкие оттенки. Выяснилось, что это происходит вследствие того, что данная лексема традиционно обозначала «различные оттенки синего, голубого, зелёного и серого тонов, впоследствии получивших самостоятельное наименование как отдельных цветов»; в) при экспликации масти животных, данный цвет обозначает «сивый»; тумана — «сизый»: бур. хухэ морин «сивая лошадь», монг. хех бор «серый, тёмновато-пепельный», калм. квк бор «сивый, серый (с тёмным оттенком)», букв, «синяя лошадь»; монг. хвх саарал «буланый с сизым отливом», калм. квк саарл «мышастый», квк буурл «серо-сивый», букв, «синий, седой». Для монгольского языка характерно также образование при помощи известного суффикса =гчин, лексем, для обозначения самок животных: хвхвгчин «серая, сивая».

В переносном значении цветообозначение хухэ обычно выражает отрицательное качество чего-либо. Так, о долгой затянувшейся непогоде, весне говорят: хухэ бороо «сплошной- (или затяжной, нудный) дождь»; хухэ зада «затянувшееся ненастье (о дождливой погоде или о продолжительном буране)», букв, «синее ненастье, непогода»; хухэ хабар «а) серая весна; б) тяжёлая весна», букв, «синяя весна». В монгольском же языке существует словосочетание хох ввел «суровая зима», букв, «синяя зима». .

О - продуктах питания говорят: хухэ мяхан «одно только (без жира) мясо, совсем постное мясо», из такого мясо не сваришь хороший суп. В монгольском языке аналогичное сочетание хвх мах является синонимом к хех булчин и переводится «а) мускулы; б) массивный; мускулистый». О плохом чае буряты говорят: хухэ сай «а) плохо забеленном-чае; б) совсем жидком чае»: хухэ борохон сай «жидкий чаёк».

Также данный цвет употребляется в значении сплошь, очень сильно: хухэ нойтон — это «сплошь (или совсем) мокрый», букв, «синий мокрый». О затянувшемся смехе говорят с осуждением: хухэ модон энеэдэн ненормально продолжительный смех, нездоровый хохот букв, «синий деревянный смех»; о сильном кашле: хухэ ханяадан «сильный кашель», букв, «синий кашель». Об очень упрямом человеке отзываются: хухэ нэтэруу хун «очень упрямый человек», букв, «синий, упрямый, назойливый, человек». Огромное вымя коровы в разговорном речи эксплицируется как хухэ дэлэн «громадное (букв, одно только) вымя (о ненормально большом вымени)», букв, «синее вымя». Корова с большим выменем обычно даёт мало молока, поэтому вызывает осуждение. О нудном, затянувшемся весельи, пьянке: хухэ зугаа / хухэ наадан «нудное веселье», букв, «синее веселье»; хухэ архидаан «пьянка» ~ рус. «разливанное море», букв, «синяя пьянка», горький пьяница соответственно - хухэ архиншан «заядлый пьяница, застарелый любитель выпить», букв, «синий пьяница».

Рассмотренные цветообозначения в бурятском языке участвуют в создании специальной терминологии, топонимии и антропонимии при этом наиболее активно первые три: сагаан «белый», хара «чёрный», улаан «красный». Обозначим, что цветообозначение хухэ не столь продуктивно в создании системы бурятской терминологии, связанной с окружающей природой, растительным и животным миром, топонимами и антропонимами. Это, очевидно, связано с неоднозначностью семантики данного цветообозначения, с одной стороны — это высокое, священное возвышенное (тэнгэри), с другой стороны — негативное, нежелательное, например, личное имя, образованное при данного апеллятива.

Анализ исследования показал, что цвет обладает универсальной классификационной функцией и в бурятском языке обозначает разнообразные объекты и явления действительности, социальные и общественные, религиозные и нравственные, эмоциональные и межличностные отношения, обнаруживая четкую логику и относительно строгую систему. Цвет соотносится с древнейшими архетипическими представлениями человека, несет информацию о культурных нормах, отражает мировоззренческие установки бурятского этноса, характеризуется высокой аксиологичностью, то есть кодирует, описывает, структурирует и оценивает бытие человека. Исходя из этого, мы вывели классификационные модели, которые отражают содержательную структуру данного концепта. Как было отмечено в I главе, структура концепта состоит из нескольких слоев. В данном случае нами был рассмотрен слой, включающий коммуникативно - значимую информацию, смысловые характеристики, связанные с реалиями лингвокультуры монгольских народов, - это бытовые реалии (продукты питания, одежда, жилище), природные реалии (топонимика, флора, фауна), антропологические реалии (внешние, физические данные, черты характера человека), социальные реалии (обычаи, бытовые приметы, обряды), социально-политические реалии (социальные термины, политические термины, медицинские термины). г

Исследование показывает, как отражается в бурятском языке, его семантике цветовая модель мира и каким образом язык влияет на формирование представлений о цвете, а также в выявлении закономерностей порождения, восприятия и моделирования семантики цвета в познании картины мира.

 

Список научной литературыХинзеева, Дарима Петровна, диссертация по теме "Языки народов зарубежных стран Азии, Африки, аборигенов Америки и Австралии"

1. Алексеев, С.С. Научные сведения о цвете / С.С. Алексеев // Школа изобразительного искусства, 1962. — Вып. 5. — С. 61-82.

2. Алимпиева, Р.В. Становление лексико-семантических групп цветовых прилагательных в русском языке I половины XIX в. / Р.В. Алимпиева // Вопросы семантики. 1982. № 2. - С. 25-31.

3. Амайон, Р., Веффа, М. Цвета в монгольском языке / Р. Амайон, М. Веффа // Олон улсын монголч эрдэмтний III их хурал. Т. 2. Улаанбаатар, 1977.-С. 15-20.

4. Апресян, Ю.Д. Избранные труды / Ю.Д. Апресян. Т. 1 :

5. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. — 2-е изд., испр. и доп.-М., 1995.-472 с.

6. Андреева-Васина, Н.И. Прилагательное красный в русских народных говорах (материалы и характеристика функционирования слова) /

7. Н.И., Андреева-Васина // Диалектная лексика. — Л., 1975. — С. 115-120.

8. Антонов, В.И. Язык и культура: особенности этносемантической интерпретации / В.И. Антонов // Вестник Московского университета. сер. 7. Философия, 2001. -№ 2.

9. Аракин, В.Д. Сложные существительные с первым компонентом -прилагательным цвета / Аракин, В.Д. — Т1ЖСОЬОС1СА. К 70-летию А.Н. Кононова. Л., 1976, С. 18-26.

10. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д. Арутюнова. — М.,1993.

11. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д. Арутюнова. 2-е изд., испр. — М.: «Языки русской культуры», 1999. 896 с.

12. Арутюнова, Н.Д., Степанов, Г.В. Русский язык /Н.Д. Арутюнова, Г.В., Степанов. М. : Наука, 1979.

13. Арутюнов, С.А., Багдасаров, А.Р. и др. Язык — Культура Этнос / С.А. Арутюнов, А.Р. Багдасаров и др. — М., 1994. — 233 с.

14. Аскольдов, С.А. Концепт и слово / С.А. Аскольдов // Русская словесность. От теории к структуре текста. Антология. — М., 1980. — 530 с.

15. Аскольдов, С.А. Концепт и слово / С.А. Аскольдов // Русскаяiсловесность. От теории словесности к структуре текста. Антология // Под ред. проф. В.П. Нерознака. М. : Academia, 1997. — С. 267—279.

16. Бабуева, В.Д. Материальная и духовная культура бурят / В.Д.

17. Бабуева. Улан-Удэ, 2004. — 246 с. ,

18. Бабуев, С.Д., Бальжинимаева, Ц.Ц. Буряад зоной урданай Ьуудалбайдалай тайлбари толи / С.Д. Бабуев, Ц.Ц. Бальжинимаева. Улаан-Удэ : «Бэлиг» хэблэл, 2004. - 352 х.

19. Бабуев, С.Д. Уреэл тогтохо болтогой! / С.Д. Бабуев. Улаан-Удэ :

20. Буряад. ном. хэблэл, 1990. 158 н. '

21. Бабушкин, А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка / А.П. Бабушкин. Воронеж, 1996.

22. Бабушкин, А.П. «Возможные миры» в семантическом пространстве языка / А.П. Бабушкин. Воронеж, 1998.

23. Багдасарьян, Н.Г. Язык культуры / Н.Г. Багдасарьян // Культурология. М. : Высшая школа, 1998. - С. 114-132.

24. Бадмацыренова, Н.Б. Анализ моделей образования фразеологических единиц в монгольских языках (сравнительнотипологическое иссследование) : автореф. дис. . канд. филол. наук / Н.Б. Бадмацыренова Элиста, 2006. - 23 с.

25. Баженова, И.С. Концепт цвет лица в разных языковых культурах / И.С. Баженова // Язык и культура. Москва, 2001. — С. 88-89.

26. Баинова, А.А. Семантика цвета в традиционной культуре народов Забайкалья (Лингвокультурологический аспект) : дис. . канд. филол. наук / А.А. Баинова. Улан-Удэ, 2005.

27. Банзаров, Д. Черная вера, или шаманство у монголов / Д. Банзаров // Доржи Банзаров. Собр. соч. — М. : Изд-во АН СССР, 1955.

28. Баранникова, Е.В. Символика белого цвета в бурятскихволшебных сказках / Е.В. Баранникова // Филологические записки. Вып. 19. -Улан-Удэ, 1973.-С. 103-118.

29. Бардаев, Э.Ч. Номмадная лексика монгольских народов (Названия домашних животных по полу, возрасту и масти) / Э.Ч. Бардаев. Автореф. дис. . канд. филол. наук. - М., 1976.

30. Бардаев, Э.Ч. Обозначения масти домашних животных вмонгольских языках и диалектах / Э.Ч. Бардаев // Исследование бурятских и русских говоров. Улан-Удэ: БФ СО АН СССР, 1977. — С. 114-124.

31. Басаева, К.Д. Семья и брак у бурят (вторая половина XIX — начало

32. XX века) / К.Д. Басаева. Новосибирск : Наука, 1980. — 224 с.

33. Баторова, Е.А. Вариации мотива «Солнце и Луна» ворнаментальном искусстве бурят / Е.А. Баторова / Отражение символики традиционной культуры в искусстве народов Байкальского региона и Центральной Азии. Улан-Удэ : БНЦ СО РАН, 2001. С. 29—34.

34. Бахилина, Н.Б. История цветообозначений в русском языке / Н.Б. Бахилина. М. : Наука, 1975. - 140 с.

35. Баярсайхан, Ё. Этнокультурная лексика современного монгольского языка /Ё. Баярсайхан. М. : ИЯ РАН, 2002. - 108 с.

36. Буряадай туухэ бэшэгууд Бурятские летописи и предания / Сост. Ш.Б. Чимитдоржиев ; Ред. В.Б. Намсараев. — Улаан-Удэ: Буряад. ном. хэблэл, 1998.-240 н.

37. Берестнев, Г.И. О «новой реальности» языкознания / Г.И. Берестнев // Филологические науки. Калининград, 1997. - № 4.

38. Берстенев, Г.И. Самоосознание личности в аспекте языка / Г.И.

39. Берстенев // ВЯ 2001, № 1. — С. 58—67.

40. Берлин, Б., Кей, П. Основные цвета : Их универсальность и видоизменения / Б. Берлин, П. Кей. М., 1969. — 125 с.

41. Бертагаев, Т.А. Сочетания слов и современная терминология / Т.А. Бертагаев. — М., 1971. 152 с.

42. Белов, А.И. Цветовые этноэйдемы как объектэтнопсихолингвистики / А.И. Белов // Этнопсихолингвистика. — М., 1988. — С. 49-58. ,

43. Будаев, Ц.Б. Лексика бурятских говоров в сравнительноисторическом освещении. Новосибирск : Наука, 1978.

44. Булыгина, Т.В., Шмелев, А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики) / Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев. М. : «Языки русской культуры», 1997. — 576 с.

45. Бураев, И.Д. Результаты языковых контактов в околобайкальском регионе / И.Д. Бураев // Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века. Новосибирск : Наука, 1989.

46. Бурлак, А.И. Фразеологические единицы с компонентамиприлагательными, выражающими 'основные понятия цвета в современном английском языке : автореф. дис. . канд. филол. наук / А.И. Бурлак; М., 1965.- 15 с. '

47. Бухаева, Р.В. Цветосимволы как стереотипы речевого поведения (мышления) бурят (по материалам направленного ассоциативного эксперимента) / Р.В. Бухаева // Вестник БГУ. Филология. Улан-Удэ, 2010. -№10-С. 3-7.

48. Вайсгербер, Л. Родной язык и формирование духа / Л. Вайсгербер.-М., 1993.

49. Валгина, Н.С. Активные процессы в современном языке / Н.С. Валгина. — М. : Логос, 2003.

50. Вамбоцыренов, И. Аба-хайдак, облава у хоринских бурят / И. Вамбоцыренов // Изв. Вост. Сиб. отд-ния Русского географ, об-ва. 1890. -Т. 21.-№2.

51. Василевич, А.П. Собственные имена в составе цветообозначений /

52. А.П. Василевич // Ономастика : Типология. Стратиграфия. — М., 1988. С. 93-99.

53. Василевич, А.П. Этимология цветонаименований как зеркало национально-культурного сознания / А.П. Василевич // Наименования цвета в индоевропейских языках : Системный и исторический анализ. — М., 2007.

54. Василевич, А.П., Психолингвистический подход к установлению лексических соответствий (на материале болгарских, русских и английских цветонаименований) / А.П. Василевич // Сопоставительное языкознание. -1983.-№5.-С. 21-25.

55. Василевич, А.П. Исследование лексики в психолингвистическом эксперименте // А.П. Василевич. М. : Наука, 1987. — 141 с.

56. Василевич, Г.М. Некоторые термины ориентации в пространстве в тунгусо-маньчжурских и других алтайских языках / Г.М. Василевич // Проблемы общности алтайских языков. — Л., 1971. С. 45-53.

57. Василюк, Ф.Е. Структура образа / Ф.Е. Василюк // Вопросыпсихологии. 1993, № 5. С. 5-19. '

58. Васильева, М.С. Этническая педагогика бурят / М.С. Васильева. -Улан-Удэ, 1998.

59. Васильева, Г.М. Национально-культурная специфика семантических неологизмов: лингвокультурологические основы описания / Г.М. Васильева. СПб., 2001.

60. Ващенко, М.А. Символика цветов в народной культуре / М.А. Ващенко // Вестник Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкульт.коммуникация. 2000. - № l.-C. 115-123.

61. Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание / А. Вежбицкая. — М. — 1996.-С. 232-285.

62. Вежбицкая, А. Обозначения цвета и универсалии зрительного восприятия / А. Вежбицкая // Язык. Культура. Познание. М. : Русские словари, 1997.-411 с.

63. Вежбицкая, А. Понимание культур через посредство ключевых слов / А. Вежбицкая — М., 2001.

64. Вендина, Т.П. Русская языковая картина мира сквозь призму словообразования (макрокосм) / Т.И. Вендина М. : Индрик, 1998. - 238 с.

65. Верещагин, Е.М. В поисках новых путей развитиялингвострановедения: концепция речеповеденческих тактик / Е.М.

66. Верещагин, В.Г. Костомаров. М., 1999.

67. Виноградов, В.В. Русский язык (Грамматическое учение о слове) /

68. В.В. Виноградов. М.: Высшая школа, 1986. - 640 с.

69. Викторова, JI.JI. Монголы / JI.JI. Викторова. М.: Наука, 1980.223 с.

70. Владимирцов, Б.Я. Турецкие элементы в монгольском языке / Б.Я. Владимирцов // Зап. Вост. Отд. PIP АО. СПб., 1911. Т. XX. Вып. II—III.

71. Владимирцов, Б.Я. Сравнительная грамматика монгольского письменного языка и халхаского наречия. Введение и фонетика / Б.Я. Владимирцов. JL, 1929.

72. Воробьёв, Г.Г. Цвет и характер / Г.Г. Воробьев // Цвет в нашей жизни: Хрестоматия по психологии (из серии «Познать человека») / Сост. А.А. Криулина. Курск : Курскинформпечать, 1993. - С. 120-126.

73. Воробьёв, В.В. Лингвокультурология (теория и методы) / В.В. Воробьев. М., 1997.

74. Воркачев, С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании / С.Г. Воркачев // Филологические науки. — 2001. — №1. С. 64-72.

75. Воркачев, С.Г. Методологические основания лингвоконцептологии / С.Г. Воркачев //Теоретическая и прикладная лингвистика. Воронеж, 2002.

76. Вяткина, К.В. Очерки культуры и быта бурят / К.В. Вяткина М.,1969.

77. Габышева, Л.Л. Якутские цветовые прилагательные: семантика и ассоциации / Л.Л. Габышева // Языковое сознание. Содержание и функционирование. М., 2000.

78. Габышева, Л.Л. Традиционная цветосимволика тюркских народов: красный цвет / Л.Л. Габышева // материалы международной научнопрактической конференции (Казань, 29 июня 2009 г.) / ИЯЛИ им. Г. Ибрагимова АНРТ. Казань : Алма-Лит, 2009. - С. 56-58.

79. Гак, В.Г. Язык как средство самовыражения народа / В.Г. Гак // Язык как средство трансляции культуры. М.: Наука, 2000. - С.54-68.

80. Галданова, Г.Р. Сагалган — древний народный праздник монголов и бурят / Г.Р. Галданова // Искусство и культура Монголии и Центральной Азии. -М., 1983.

81. Гатауллина, Л.Р. Роль цветообозначений в концептуализации действительности (на примере цветообозначения «черный») / Л.Р. Гатауллина // Семантика разноуровневых единиц в языках различного строя. -УфаРИОБашГУ, 2005.-С. 351-363.

82. Гачев, Г.Д. Национальные образы мира / Г.Д. Гачев М.: Академия, 1998 - 429 с.

83. Гейзенберг, В. У истоков квантовой теории. Сборник / В. Гейзенберг М. : Тайдекс КО, 2004 - 400 с.

84. Гете, И.В. Трактат о цвете. Избранные сочинения по естествознанию / И.В. Гете. М., 1957.

85. Глаголев, Д. О цвете / Д. Глаголев // Наука и жизнь. — 1999, № 2. -С. 13-14

86. Голубева, Е.В. Национально-культурная-специфика картины мира в калмыцком языке (на примере культурных концептов): автореф. дис. .канд. филол. наук / Е.В. Голубева ; М., 2006. - 24 с.

87. Грановская, Л.М. Прилагательные, обозначающие цвет, в русском языке XVII XX в.: автореф.дис. . канд. филол. наук / Л.М. Грановская; -М., 1964- 15 с.

88. Гумбольдт, В. фон. Язык и философия культуры / В. фон Гумбольдт М.: Прогресс, 1985. — 452 с.

89. Гумбольдт, В. фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества. // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М.: Просвещение, 1984. - С. 37-298.

90. Гуриев, Л.С. Символика цвета / Л.С. Гуриев // Цвет в нашей жизни. Хрестоматия по психологии (из серии «Познать человека») / Сост. А.А. Криулина, Курск : Курскинформпечать, 1993. С. 71-91.

91. Давыдова, О.А. О семантической структуре прилагательного золотой в языке русских народных волшебных сказок / О.А. Давыдова // Специфика семантической структуры и внутритекстовых связей фольклорного слова. Курск, 1984. - С. 118 - 126.

92. Демидов, В. Как мы видим то, что мы видим / В. Демидов М.: Знание, 1987. - 138 с.

93. Демьянков, В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода / В.З. Демьянков // Вопросы языкознания-1994. №4 .- С. 17-33.

94. Демьянков, В.З. Лингвистическая интерпретация текста: универсальные и национальные (идеоэтические) стратегии / В.З. Демьянков // Язык и культура. Факты и ценности. М.: Языки славянской культуры,2001.-С. 309-322.

95. Дондуков, У-Ж.Ш. Калькирование в бурятском литературном языке / У. Ж.Ш. Дондуков / Стилистика и лексикология бурятского языка. -Улан-Удэ: СО БФ АН СССР, 1972. - С. 99-106.

96. Дугаров, Д.С. Исторические корни белого шаманства. На материале обрядового фольклора бурят / Д.С. Дугаров М.: Наука, 1991.

97. Дугаров, Н.Б. Заметки о животноводческой терминологии бурятского языка / Н.Б. Дугаров // Вопросы литературного бурятского языка. -Улан-Удэ, 1963.

98. Дугар-Нимаев, Ц-А. Монголдохи буряадуудай ульгэрнууд / Ц-А. Дугар-Нимаев Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 1992. - 96 х.

99. Дулам, С. Система символик в монгольском фольклоре и литературе: автореф. дис. . д-ра филол.наук / С. Дулам. Улан-Удэ, 1997. -49 с.

100. Дыбо, А.В. Название мастей в русском языке: Система и происхождение / А.В. Дыбо // Проблемы цвета в этнолингвистике, истории и психологии. — материалы круглого стола. — М., 2004. — С. 14—16.

101. Дырхеева, Г.А. Использование частотного словаря для оптимизации преподавания бурятского языка / Г.А. Дырхеева — Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 1992. 238 с.

102. Жамбалова, С.Г. Профанный и сакральный миры ольхонских бурят (Х1Х-ХХ вв.) / С.Г. Жамбалова / Отв.ред. Н.А. Алексеев; РАН. Сиб. Отд-ние. Ин-т монголоведения, буддологии и тибетологии. — Новосибирск: Наука, 2000. 400 с.

103. Жаркынбекова, Ш.К. Моделирование концепта как методвыявления этнокультурной специфики / Ш.К. Жаркынбекова // Материалы IX Конгресса МАПРЯЛ. Братислава, 1999.

104. Жаркынбекова, Ш.К. Ассоциативные признаки цветообозначений и языковое сознание / Ш.К.Жаркынбекова // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 2003, № 1.-С. 109-116.

105. Жаркынбекова, Ш.К. Языковая концептуализация цвета в культуре и языках : автореф.дис. . д-ра филол.наук / Ш.К. Жаркынбекова. — Алматы, 2004. 17 с.

106. Живов, В.М. Язык и культура в России XVIII века / В.М. Живов -М.: Языки русской культуры, 1996. 591 с.

107. ЮЗ.Жигмитов, Д.В. Молочные блюда агинских бурят / Д.В. Жигмитов // Этнографический сборник. Улан-Удэ, 1961. - № 2.

108. Жуковская, Н.Л. Пища кочевников Центральной Азии / Н.Л. Жуковская // Советская этнография. 1979. № 5.

109. Жуковская, Н.Л. Категория и символика традиционной культуры монголов / Н.Л. Жуковская М., 1998.

110. Жуковская, Н.Л. Кочевники Монголии: культура, традиции,символика / Н.Л. Жуковская — М., 2002.107.3алевская, А. А. Слово в лексиконе человека: психолингвистическое исследование / А.А. Залевская Воронеж, 1990.

111. Залевская, А.А. Концепт как достояние индивида / А.А. Залевская // Психолингвистические исследования слова и текста. Тверь, 2001.-С. 5-18.

112. Ивенс, Г.М. Введение в теорию цвета / Г.М. Ивенс М.: Искусство, 1969. - 442 с.

113. Ивина, Л.В. Лингвокогнитивные основы анализа отраслевых терминосистем / Л.В. Ивина — М.- 2000 С. 28-37.

114. Ильин, В.В. Язык Понимание — культура / В.В. Ильин // Язык и культура: Факты и ценности. - М.: Языки славянской культуры, 2001. - С. 267-273.

115. История Бурят-Монгольской АССР. — Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1954.-Т. I.1 ІЗ.Ишбердин, Э.Ф. Некоторые названия животных и птиц в башкирском и монгольском языках / Э.Ф. Ишбердин // Проблема общности алтайских языков.: Л., 1971. С. 204 - 207.

116. Карасик, В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс / В.И. Карасик Волгоград, 2002.

117. Карасик, В.И. Культурные доминанты в языке / В.И. Карасик // Языковая личность: культурные концепты. Волгоград-Архангельск, 1996.

118. Карасик, В.И. О категориях лингвокультурологии / В.И. Карасик // Языковая личность: проблемы коммуникативной деятельности: Сб.науч.тр.-Волгоград, 2000. С. 3-16.

119. Карасик, В.И. Антология концептов. Том 1 / В.И. Карасик, И.А. Стернин Волгоград.: Парадигма, 2005. - 352 с.

120. Карасик, В.И., Стернин, И.А. Антология концептов. Том 2 / В.И. Карасик, И.А. Стернин Волгоград.: Парадигма, 2005. - 356 с.

121. Караулов, Ю.Н. Показатели национального менталитета в ассоциативно-вербальной сети / Ю.Н. Караулов // Языковое сознание и образ мира. М., 2000.

122. Касевич, В.Б. Буддизм. Картина мира / В.Б. Касевич СПб., 1996.

123. Кормушин, И.В. Цветообозначения / И.В. Кормушин // Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика. — М., 2001.

124. Кубрякова, Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика-психология-когнитивная наука / Е.С. Кубрякова // Вопросы языкознания. 1994. - №4 .- С. 34-37.

125. Кузьменков, Е.А. К этимологии монгольских цветовых обозначений / Е.А. Кузьменков // Тюркология-88. Фрунзе, 1988. - С. 126—127.

126. Кульпина, В.Г. Лингвистика цвета / В.Г. Кульпина М., 2001.

127. Лихачев, Д.С. Концептосфера русского языка / Д.С. Лихачев // Известия РАН. Серия литературы и языка. Т.52. 1983. №1.

128. Лурия, А.Р. Язык и сознание / А.Р. Лурия Ростов, 1998.

129. Ляпин, С.Х. Концептология к становлению подхода / С.Х. Ляпин // Концепты. Научные труды Центрконцепта.- Архангельск, 1997. Вып. 1.

130. Майзина, А.Н. Семантическое поле цветообозначений в алтайском языке (в сопоставлении с монгольским языком) : автореф. дис. . канд. филол. наук — Горно-Алтайск, 2008. — 22 с.

131. Максвелл, Д.К. Статьи и речи / Д.К. Максвелл М.: Наука, 1968.

132. Маслова, В.А. Лингвокультурология / В.А. Маслова М., 2001.

133. Мельхеев, М.Н. Топонимика Бурятии / М.Н. Мельхеев — Улан-Удэ, 1969.- 188 с.

134. Митиров, А.Г. О цветовой семантике орнамента монгольских народов / А.Г. Митиров // Этнография и фольклор монгольских народов. -Элиста, 1981. С. 95-98.

135. Митупова, Н.М. Препозитивные усилители имён прилагательных в диалекте хоринских бурят / Н.М. Митупова // Исследование бурятских и русских говоров. Улан-Удэ, 1977. - С. 82-88.

136. Молчанова, Г.Г. Некоторые языковые механизмы вариативной интерпретации действительности / Г.Г. Молчанова // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурные коммуникации. 2000. - №2 — С. 7-12

137. Молчанова, Г.Г. Когнитивная стилистика и стилистическаятипология / Г.Г. Молчанова //Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика имежкультурные коммуникации. 2001. - №3 - С. 60-71.

138. Монраев, М.У. Цветообозначение в калмыцком языке (на материале ономастики), М.У. Монраев // Проблемы монголоведных и алтаистических исследований. междунар. науч. конф. — Элиста, 2009. - С. 123-124.

139. Мостепаненко, Е.М. Свет в природе как источник художественного творчества / Е.М. Мостепаненко // Художественное творчество. М., 1986.

140. Мэнэс, Г. Материалы по традиционной похоронной обрядности захчинов МНР К.Х1Х н.ХХв. / Г. Мэнэс // Традиционная обрядность монгольских народов. - Новосибирск: Наука, 1992,- С.112-126.

141. Намжилон, Ц.Б. Лексика северноселенгинского говора как фактор организации внутриэтнического и межэтнического общения: автореф. дис. . канд. филол. наук / Ц.Б. Намжилон Улан-Удэ, 1997. - 22 с.

142. Намжилова, М.Н. Хоринские улигеры / М.Н. Намжилова / Отв.ред.

143. А.И.Уланов. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1997. - 121 с.

144. Норманская, Ю.В. Генезис и развитие систем цветообозначений в древних индоевропейских языках /Ю.В. Норманская М., 2005. - 379 с.

145. Очир-Гаряев, В.Э. Монгольские названия колодцев / В.Э. Очир-Гаряев // Проблемы монгольской филологии. М., 1988.

146. Очир-Гаряев, В.Э. Термины гидрографии и их топонимизация в монгольских языках / В.Э. Очир-Гаряев. Элиста, 1993.

147. Панкратов, Ф.Г. Рекламная деятельность / Ф.Г. Панкратов, Ю.К. Баженов, Т.К. Серегина, В.Г. Шахурин М.- 2003. - С. 38-39, 106-107.

148. Позднеев, А.М. Очерки быта буддийских монастырей и буддийского духовенства в Монголии в связи с отношением сего последнему к народу / А.М. Позднеев. Элиста, 1993.

149. Попова, З.Д., Язык как национальная картина мира / З.Д. Попова, И.А. Стернин. Воронеж, 2000. - 59 с.

150. Постовалова, В.И. Мировоззренческое значение понятия «языковая картина мира» / В.И. Постовалова / Анализ знаковых систем. История логики и методологии. Киев, 1986. - С. 31-32.

151. Потебня, А.А. Мысль и язык / А.А. Потебня. — Киев : СИНТО, 1993.- 192 с.

152. Потебня, А.А. Символ и миф в народной культуре / А.А. Потебня.- М. : Лабиринт, 2000. 480 с.I

153. Прокофьева, Л.П. Цвето-звуковая картина мира: к постановке проблемы / Л.П. Прокофьева // Вопросы филологии. — 2006. № 1 (22). - С. 91-98.

154. Пюрбеев, Г.Ц. Эпос «Джангар»: культура и языкэтнолингвистические этюды) / Г.Ц. Пюрбеев. Элиста, 1993.

155. Рассадин, В.И. Названия молочных продуктов в монгольских языках / В.И. Рассадин, Б.Ж. Будаев // Этнокультурная лексика монгольских языков. Улан-Удэ, 1994. - С. 3-22.

156. Рассадин, В.И. Об этимологии некоторых бурятских диалектных слов / В.И. Рассадин // Исследования русских и бурятских говоров. — Улан-Удэ: БФ СО АН СССР, 1977. С. 127-142.

157. Рассадин, В.И. Очерки по истории сложения тюрко-монгольской языковой общности. Ч. 1. Тюркское влияние на лексику монгольских языков / В.И. Рассадин. Элиста: Изд-во Калм. ун-та, 2007. - 165 с.

158. Рассадин, В.И. Очерки по морфологии и словообразованию монгольских языков / В.И. Рассадин. Элиста: Изд-во Калм. ун-та, 2008. — 234 с.

159. Рахилина, Е.В. О тенденциях в развитии когнитивной семантики /

160. Е.В. Рахилина //Известия АН. Серия литературы и языка-2000 т. 59. - №3. -С. 3-15. .

161. Реформатский, А.А. Введение в языкознание / А.А. Реформатский.-М., 1967.’ .

162. Рузин, И.Г. Когнитивные стратегии именования: модусыперцепции (зрение, слух, осязание, вкус) и их выражение в языке / И.Г. Рузин // Вопросы языкознания. — 1994. №6. - С. 79.

163. Самарина, Л.В. Традиционная культура и цвет: основныенаправления и проблемы зарубежных исследований / Л.В. Самарина // Этнографическое обозрение. 1992. № 2. С. 147-156.

164. Самбуева, С.Б. Семантика цветовых предпочтений в традиционной культуре бурят / С.Б. Самбуева // К 100-летию Т.А.Бертагаева. Материалы международной научно-практической конференции (13 октября 2005 г.), Улан-Удэ, 2005. С. 78-83.

165. Санжина, Д. Д. Использование фразеологизмов в бурятских исторических романах / Д.Д. Санжина // Лексико-фразеологическоесвоеобразие бурятского языка. — Улан-Удэ, 1985-С. 102-114.

166. Сергеева, Е.В. Интерпретация термина «концепт» в современной лингвистике / Е.В. Сергеева. М., 1998.

167. Серов, Н.В. Цвет культуры: психология, культурология,физиология / Н.В. Серов. Спб.: Речь, 2004. — 672 с.

168. Серов, Н.В. Эстетика цвета. Методологические аспекты хроматизма / Н.В. Серов. СПБ, ФПБ — ТОО «БИОНТ», 1997. - 64 с.

169. Сидоров, С. Буддизм: история, каноны, культура / С. Сидоров. -М.: Дизайн. Информация. Картография: Астрель: ACT, 2005. — 487, 1. с.: ил.

170. Слышкин, Г.Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты в сознании и дискурсе / Г.Г. Слышкин. М., 2000.

171. Слышкин, Г.Г. Лингвокультурный концепт как системное образование / Г.Г. Слышкин // Вестник ВГУ. Сер. «Лингвистика и межкультурная коммуникация». 2004. — №1. — С. 29—34.

172. Стефанов, С. Цвет Ready-made или теория и практика цвета / С. Стефанов, В. Тихонов М., Издательство «РепроЦЕНТР М», 2006 - 313 с.

173. Стернин, И.А. О понятии коммуникативного поведения / И.А. Стернин // Kommunikativ-funktionale Sprachbetrachtung. Halle, 1989, S. 279282.

174. Степанов, Ю.С. Константы: Словарь русской культуры / Ю.С. Степанов. — М., 2001.

175. Судзуки, Д.Т. Лекции по дзэн-буддизму / Д.Т. Судзуки / Пер.с англ. М.: Ассоциация молодых ученых. 1990. - С.59.

176. Скрипкина, В.А. Принципы лирической циклизации в поэзии символистов, структурообразующая функция символики цвета (А.Блок,

177. A.Белый, С.Соловьев): автореф. дис. . канд. филол. наук / В.А. Скрипкина ; -М., 1990.-24 с.

178. Скрынникова, Т.Д. Типология традиционной культуры монголоязычных народов / Т.Д. Скрынникова / Мир Центральной Азии. Т.

179. I. Культурология. Философия. Источниковедение. Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 2002. - С. 65-72.

180. Тазетдинова, P.P. Языковой концепт как базовый термин лингвокультурологии / P.P. Тазетдинова. Уфа, 2001.

181. Телия, В.Н. Метафора и её роль в создании языковой картины мира / В.Н. Телия // Роль человеческого фактора в языке. М., 1988. '

182. Телия, В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический, лингвокультурологический аспекты / В.Н. Телия М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. - 288 с.

183. Тер-Минасова, С.Г. Социокультурный аспект цветообозначений /

184. С.Г. Тер-Минасова // Язык и межкультурная коммуникация. — М.: Слово, 2000. С. 75-79.

185. Тер-Минасова, С.Г. Язык и межкультурная коммуникация: учебное пособие / С.Г. Тер-Минасова. М.: Слово / Slovo, 2000. — 624 с.

186. Ткачев, В.Н. Цвет и пространство в монгольской архитектуре /

187. B.Н. Ткачев // Народы Азии и Африки. — 1984. №3. - С. 107—113.

188. Тонквист, Г. Аспекты цвета. Что они значат и как могут быть использованы ? / Г. Тонквист // Проблема цвета в психологии. М.: Наука, 1993. С. 5-53.

189. Тулохонов, М.И. Бурятский героический эпос Аламжи Мэргэн / М.И. Тулохонов Новосибирск: Наука. Сиб. Отд-ние, 1991. - 312 с.

190. Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока).

191. Упорова, С.О. О методологии анализа цвета в художественном тексте / С.О. Упорова // Гуманитарные науки в Сибири. 1995, № 4. - С. 52.

192. Уфимцева, Н.В. Языковое сознание и образ мира славян / Н.В. Уфимцева // Языковое сознание и образ мира. М., 2000.

193. Фрумкина, P.M. Цвет, смысл, сходство / P.M. Фрумкина М.: Наука, 1984.

194. Фрумкина, P.M. Концепт, категория, прототип / P.M. Фрумкина // Лингвистическая и экстралингвистическая семантика. М., 1992.

195. Харанутова, Д.Ш. Словообразовательные гнезда прилагательных-цветообозначений в русском и бурятском языках (на примере прилагательных коричневый и хурин) / Д.Ш. Харанутова // Вестник БГУ. Филология-№10-Улан-Удэ, 2010. С.7-10.

196. Хонинов, В.Н. Калмыцкие топонимы в Астраханской области (семантика и структура) : автореф. . канд. филол. наук —М., 2005.

197. Хундаева, Е.О. Бурятский эпос о Гэсэре: символы и традиции / Е.О. Хундаева Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 1999. - 95 с.

198. Цыдендамбаев, Ц.Б. Бурятские исторические хроники и родословные. Историко-лингвистическое исследование / Ц.Б. Цыдендамбаев -Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1972. 664 с.

199. Цынгуева, С-Д.Б. Символика белого цвета в бурятском фольклоре / С-Д.Б. Цынгуева // Мир фольклора в контексте истории и культуры монгольских народов. Иркутск, 2006. С. 241-248.

200. Чагдуров, С.Ш. Цветовая символика в эпосе «Гэсэр» / С.Ш. Чагдуров, О. А. Баинова / Вестник Бурятского государственного университета. Серия 6: Филология. Вып.1. — Улан-Удэ: Издательство Бурятского госуниверситета, 1997. С. 21-36.

201. Чареков, С.Л. Прилагательные в монгольских языках в сравнении с другими алтайскими / С.Л. Чареков Л.: Наука, 1990.

202. Чернейко, Л.О. Семантический анализ лексической системы русского языка/ Л.О. Чернейко. М., 1995.

203. Чернова, А. .все краски мира, кроме желтой / А. Чернова. -М.:Искусство, 1987. С. 98-121. •

204. Шмелев, Д.М. Проблемы семантического анализа лексики / Д.М. Шмелев М.: Наука, 1973. - 280 с.

205. Эдоков, А.В. Письменная и изобразительная культура (Постановка проблемы языковой семантики) / А.В. Эдоков // Алтай и Центральная Азия: Культурно-историческая преемственность. Горно-Алтайск, 1999. - С. 173180.

206. Эдоков, А.В. Декоративное искусство Горного Алтая. С древнейших времен до наших дней / А.В. Эдоков Горно-Алтайск, 2002. -202 с.

207. Энхдэлгэр Онол. Цветообозначения в русском языке (с позиций носителя монгольского языка): автореф. дис. . канд. филол. наук М., 1996.- 18 с.

208. Якобсон, Р. В поисках сущности языка / Р.В. Якобсон // Семиотика. М.: Наука. - 1983.

209. Яковлева, Е.С. О понятии «культурная память» в применении к семантике слова / Е.С. Яковлева // ВЯ. 1998, № 3.

210. Яковлева, Е.С. О языковой картине мире в аспекте ее динамики:переосмысление старых значений / Е.С. Яковлева // Слово в тексте и словаре. Сб.статей к семидесятилетию академика Ю.Д.Апресяна. М.: Языки русской культуры.- 2000. - С. 282-285.

211. Словари и справочная литература ,

212. Бабуев, С.Д., Бальжинимаева Ц.Ц. Буряад зоной урданай Ьуудал байдалай тайлбари толи. Улаан-Удэ: «Бэлиг» хэблэл, 2004. — 352 х.

213. Биологический энциклопедический словарь. М.:

214. Сов.энциклопедия, 1989. 866 с.

215. Большой академический монгольско-русский словарь в четырёх томах. М.: «ACADEMIA», 2001—2002.

216. Большой энциклопедический словарь. 2-е издание, переработ. Идоп-М-1998-1456 с. •

217. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. А.М. Прохоров. — 4-е изд. М.: Сов. энциклопедия, 1988. - 1600 с.

218. Бурятско-русский словарь в двух томах 60000 слов. / Под.ред. Л.Д.Шагдарова и К.М.Черемисова. - Улан-Удэ, 2006, 2007.

219. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М.,1995. Т.4.

220. Зомонов, М.Д., Манжигеев, И.А. Краткий словарь бурятского шаманизма. Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1997. — 126 с.

221. Калмыцко-русский словарь. 26 000 слов. / Под ред. Б.Д. Муниева. М.: Изд-во «Русск. язык», 1977.

222. Кубрякова, Е.С. Краткий словарь когнитивных терминов. М.,1996.

223. Маковский, М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М.: Гуманитар. Изд. Центр «ВЛАДОС», 1996. - 415 с.: ил.

224. Марузо, Ж. Словарь лингвистических терминов. М., 1960.

225. Митрошкина, А.Г. Словарь бурятских личных имён опыт лингвосоциально-локально-хронологического словаря. Ч. 1. — Иркутск, 2008. -384 с.

226. Ожегов, С.И. Словарь русского языка. М., 1972.

227. Прохоров, А.Н. Большой энциклопедический словарь СПб., 1993.

228. Руднев, В.В. Словарь культуры XX века. М.: Аграф, 1997.

229. Русско-бурят-монгольский словарь. Под ред. Ц.Б. Цыдендамбаева. -М., 1954.

230. Розенталь, Д-Э., Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М.: Астрель • ACT, 2001. - 623 с.

231. Тодаева, Б.Х. Словарь языка ойратов Синьцзяна. Эдиста: Калм. Кн. Изд-во, 2001 - 493 с.

232. Цыденжапов, Ш.-Н.Р. Бурятско-русский фразеологический словарь. — Улан-Удэ, 1992. 143 с.

233. Черемисов, К.М. Бурятско-русский словарь— М.: Советскаяэнциклопедия, 1973.1. Художественная литература

234. Абай Гэсэр хубуун: Буряад арадай ульгэр/Согсолон найруулагша

235. Н.Балдано.- Улаан-Удэ: Буряад номой хэблэл, 1959 526 н.

236. Батожабай, Д.О. ТееригдэЬэн хуби заяан. (Т.1). Улаан-Удэ: Буряад. ном. хэблэл, 1990 - 158 н.

237. Галанов, Ц.Р. «Мунхэ зула». Шэлэгдэмэл зохёолнууд. — Улаан-Удэ, «Буряад унэн», 2002 он 493 х.

238. Жимбиев, Ц.Ж. «Гал могой жэл» Улан-Удэ, Бур.кн.изд-во.

239. Намсараев, Х.Н. Рассказы, повести (на бур.языке) Улан-Удэ: Бур.кн.изд-во, 1986. - 336 с.

240. Цыдендамбаев, Ч. Избранные произведения Буряадай угалзанууд: Шулэгуудэй, поэмэнуудэй, рассказуудай номуудЬаа: Улан-Удэ: Буряад Унэн, 2003. - 227 с.

241. Цыдендамбаев, Ч. «Буряад басаган». Улан-Удэ, бур.кн.изд-во, 1968.-216 н.1. Электронные ресурсы

242. Андреева, К.А., Тимофеева, А.А. Лингвоцветовая картина мира и диалог культур Электронный ресурс. / К.А. Андреева, А.А. Тимофеева. — Режим доступа : http://www.utmn.ru/rrqf7Nol l/text07.htm (17 апр.2006).

243. Вернадский, Г.В. Монголы и Русь. Электронный ресурс. / Г.В.

244. Вернадский. Режим доступа: readall.ru/libpagereadall114033.html (10янв. 2006).

245. Григорьева, И.В. Исследование цветообозначений в современной лингвистике Электронный ресурс. / И.В. Григорьева. Режим доступа: http // www.rusnauka.com/ESPR2006/Philoloqia (15 марта 2007).

246. Задоенко, Ю.А. Символика цвета и цветообозначения (наматериале прозы М.Булгакова) Электронный ресурс. / Ю.А. Задоенко. -Режим доступа : http://pn.pglu.ru/index. php?module=subjects&func= ■ viewpage&pageid=773. (25 сент. 2007). '

247. Лама Анагарика Говинда. Основы тибетского мистицизма Электронный ресурс. / Лама А. Говинда СПб.: Изд. «Андреев и сыновья», 1993. Перевод Н.Н. Дудко, С. А. Сидорова. - Режим доступа : http://psylib.org.ua/books/govin02/index.htm (Т8 окт. 2007).

248. Торчинов, Е.А. Введение в буддологию. Курс лекций Электронный ресурс. / Е.А. Торчинов СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000 - 304 с. - Режим доступа : http://lib.rus.ec/b/78492 (05 нбр. 2009).

249. Яныдин, П.В. Образовательный ресурс «Психология и психосемантика Цвета» Электронный ресурс. / П. В. Яньшин. Режим доступа : http://colormind.narod.ru/index.htm П9 дкб. 2007).

250. Хабтагаева Б. Colour names and their suffixes (Имена цвета и их суффиксы) Электронный ресурс. / Б. Хабтагаева Режим доступа : http://altaica.ru/LIBRARY/Khabtagaeva/Khabtagaeva2001 .pdf1. Информанты

251. Тугмитов Хубисхал Жамсаранович, 1930 года рождения, род Баабай Хурамша, Самбуутан, с. Хурамша Иволгинского района.

252. Нимаев Ким Дымбрылович, 1930 года рождения, род Соогол Шоно, с. Хурамша Иволгинского района.

253. Дандарова Намжил Чимитовна, 1928 года рождения, род Хасан хара Баяндай, с. Хурамша Иволгинского района.

254. Ламуева Елизавета Дашиевна, 1928 года рождения, род Баяндай Хубиша, с. Хурамша Иволгинского района.

255. Дандарова Елизавета Цырендулмаевна, 1935 года рождения, род Цоогол Шоно, с. Гильбира Иволгинского района.

256. Бимбаева Цэбэк-Дара Байнгановна, 1927 года рождения, с. Оронгой1. Иволгинского района. *

257. Батуев Бавасан Батуевич, 1927 года рождения, с. Оронгой Иволгинского района.